Дети Зоны: альтернативная история [Татьяна Живова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Татьяна Живова, Алексей Матвеичев Дети Зоны: альтернативная история

Часть 1. Детёныш: начало

«Этот чёртов Маугли!..»

(Избранные страницы из дневника неизвестного сталкера Чернобыльской ЗО. Авторские стиль и лексика сохранены.)

19 сентября 2009 г.

Я видел его! Видел — понимаете? Это существо, его здесь называют по-разному: Детёныш, Дитя Зоны, Маугли… да хер с ними, с названиями! Главное — я его видел, вот так же отчётливо, как сейчас вижу свой дневник!

Да, я тоже раньше крутил пальцем у виска, когда кто-нибудь в баре начинал задвигать эту киплинговскую сказочку на новый лад. Ага, ту самую. Человечий детёныш — в волчьей стае, позор джунглям и всё такое прочее.

Ну вы сами подумайте: чем могут быть байки о маленьком человеческом ребёнке, якобы, бесстрашно бегающем в… стае снорков?

Вот именно — сказка! Я бы даже сказал — бред свихнувшегося после Выброса. А то мы не знаем снорков!

Но сегодня… Блин, если бы не видел своими глазами…

Я уже подходил к Свалке, как вдруг услышал суматошную стрельбу, а потом — истошные крики о помощи. Звуки в Зоне, в общем-то, привычные с момента её образования. Обычно я на них не особо реагирую, но что-то заставило меня в этот раз свернуть с надёжной провешенной тропы и поспешить туда, откуда они раздавались.

Молодой парень, по виду — явный новичок, отбивался от наседавшей на него стаи снорков морд эдак с десяток.

Патроны у него к моменту моего прихода уже, видимо, закончились, и теперь он действовал своим АК как дубиной. Но я видел обречённость в его глазах — тварей было слишком много для него одного.

Я стоял, скрытый зарослями орешника, и смотрел, как несколько монстров с визгом кинулись разом на злополучного новичка и общими усилиями завалили его. Тут же к ним присоединились и остальные. Душераздирающий вопль жертвы оборвался надсадным хрипом и бульканьем — парню перегрызли горло.

Почему я не помог ему? Потому что он сам дурак! Новички обычно кучкуются в толпу или садятся на хвост — отмычками — к более опытным сталкерам. А этот мало того, что был новичком, так ещё и глупым новичком. Потому что шёл один. Крутой весь такой, снарягой навороченный — будто штатовский танк последней модели… И всё равно не смог спастись. А значит — туда ему и дорога, идиоту. Зона не любит слабаков и идиотов. Таких тут, как правило, ждёт вполне предсказуемый финал: ням-ням.

С поляны доносилось смачное чавканье, треск раздираемой одежды и хруст костей. Временами снорки с визгом, рычанием и мордобоем принимались делить какой-нибудь лакомый кусок двуногой добычи.

Я поднял «калаш», раздумывая: стоит ли мне прекратить этот праздник чревоугодия — или лучше бы, пока твари жрут, потихоньку убраться подобру-поздорову.

Но тут произошло нечто такое, из-за чего я чуть не забыл, что я вообще тут делаю!

Из кустов прямо напротив меня выбрался… ребёнок! Натурально — человеческий ребёнок лет так девяти-десяти примерно… Грязный, заросший нечёсаными волосами, в каких-то невероятных лохмотьях, босой… непонятно было даже — пацан это или девчонка, настолько у него был запущенный вид!

«Дурень! Куда вылез?! Беги!!!» — едва не крикнул я.

Ф-фух, хорошо, что не крикнул…

Дитё безбоязненно приблизилось к пирующей своре нелюдей, и те, вместо того, чтобы разорвать на клочки и его, почти не обратили на него внимания! Лишь один из снорков — здоровенный детина, по всем статям — явный вожак! — на миг оторвался от кровавой трапезы, принюхался и… продолжил жрать! Проворчал что-то с набитой пастью, даже подвинулся, давая место у добычи.

Я так и застыл с пальцем на спусковом крючке! Потому что вдруг понял, КОГО я сейчас сподобился увидеть!

Около года назад по разрастающейся Зоне начали ползать невероятные слухи про некоего Детёныша или — как удачно сострил кто-то из наших — Маугли. Ребёнка, живущего в стае снорков. Многие, в том числе и я не верили этим слухам, считали досужим вымыслом или бредом. И вот теперь я вижу этого Маугли собственными глазами!

Но как, КАК мог беззащитный человечек найти контакт с тварями Зоны и прижиться в их стае? А это был именно человечек — у снорков, насколько уже стало известно, нет самок, и естественным путём они не размножаются (ещё чего не хватало!)… Да, конечно, все мы в детстве и Киплинга читали, и мультик смотрели… Но там Маугли приняла семья — с самкой и детёнышами. А тут… Снорки, свихнувшиеся нелюди, все как на подбор — жестокие, кровожадные, хитрые… И — если уж говорить о физиологии — все самцы, между прочим!

В голове не укладывается…

Детёныш этот меж тем преспокойно слонялся среди пирующих «сородичей» (и хоть бы кто из них на него огрызнулся!), но к трупу не прикасался. Даже когда один из снорков бросил ему окровавленный кусок мяса, он лишь скривился и отошёл. Уселся неподалёку и стал смотреть, как насыщается стая. Понимаете? Он смотрел, как на его глазах хищники пожирали человека, смотрел и… улыбался! Он улыбался, этот чёртов Маугли!!! Как будто не был человеком и при нём не жрали такого же человека, как и он!!!

А впрочем… был ли он человеком? Я где-то читал, что все известные науке дети, воспитанные зверями, так и не смогли стать полноценными людьми. Детёныш этот, возможно, — один из хрестоматийных примеров.

Но как же ему удалось завоевать доверие снорков? Поистине — одна из загадок Зоны!

…А интересно, правду ли болтают, что этот Детёныш ещё и будто бы умеет чуять аномалии и время Выбросов?..

Несколько снорков были ранены. Я увидел, как Маугли подошёл к одному из них после того, как тот набил брюхо человечиной, и принялся какой-то щепочкой выковыривать из его бока застрявшую пулю. Снорчина ворчал, скалился, но своего «эскулапа» не трогал. Наоборот — плюхнулся на землю и подставил повреждённый бок! А Маугли, выковыряв пулю, вытащил откуда-то из своих лохмотьев пучок какой-то травки, разжевал и залепил этой зелёной жвачкой рану монстра. А потом принялся его гладить по голове и чесать за ушами! При этом он что-то тихо и ласково говорил ему и… смеялся!

Я едва не сел! Умилительно-пасторальная сцена из «Доктора Айболита» в одном из опаснейших мест Зоны, да ещё и исполняемая таким необычным актёрским составом — это, я вам скажу, то ещё зрелище!

Я уже и забыл, что хотел стрелять! Стоял в кустах и как дурак пялился на эту компанию! В этот момент меня можно было брать, что называется, тёпленьким, но, к моему счастью, «на огонёк» к сноркам никто не приблудился.

Пожрав, твари снялись с места и исчезли в подлеске. И Детёныш побежал с ними, держась вблизи огромного вожака. Правда, в отличие от них он бежал не на четвереньках, а как все нормальные люди. Из того, что передвигался он прямо и умел говорить и смеяться, я сделал вывод, что в стаю этот Маугли попал уже будучи во вполне вменяемом возрасте.

Ещё одна загадка… Почему они его приняли? И… собственно говоря, откуда в Зоне взялся десятилетний ребёнок? Тут из гражданских самосёлов — тех, кто отказался эвакуироваться ещё в восемьдесят шестом или вернулся на отчие земли уже позже — если кто и есть, так это, в основном, старики, которым уже терять нечего. Да и тех осталось всего ничего. А ребёнок…

Скинуть, что ли, инфу научникам — пусть ловят этого Детёныша, разбираются, изучают…?

3 июля 2013 г.

Мне везёт на феноменальные встречи! Сегодня я снова увидел… Дитя Зоны! Я уже и думать забыл про ту памятную встречу несколько лет назад — тем более, что слухи про Маугли как-то постепенно сошли на нет уже в следующем, две тыщи десятом году. В Зоне это странное создание больше никто не встречал — из-за чего можно было заключить, что Детёныш вероятнее всего погиб.

И вот вам здрасте!

Сперва я их услышал. Характерное снорочье ворчание и повизгивание впереди меня, на заросшей тропинке. Я проверил, нет ли поблизости аномалий, и поспешил укрыться. Хрен их знает, сколько там этих тварей!

И тут ворчание приобрело отчётливо-радостные интонации, а потом я услышал:

— Острозубушка, Зубастик, Грызик, Куся, как же я по вам всем соскучилась! Здравствуйте, мои дорогие, здравствуйте, мои хорошие!

Голос. Обыкновенный человеческий голос. ЖЕНСКИЙ — между прочим — голос! Ласковый, нежный… юный, почти девчоночий…

Я обалдел. А потом осторожно, выставив детектор и молясь про себя, чтобы не влететь в какую-нибудь аномалию, пополз к источнику звуков. Потому что голос этот показался мне знакомым. Я мог бы поклясться, что уже слышал его — хоть редко, но слышал! И… в последний раз слышал не так уж и давно!

— А я вам вкусненького принесла! — меж тем сообщила невидимая мне пока обладательница полузнакомого голоса. — Вот, конфеты, ваши любимые! Угощение в честь моего дня рождения!

И я увидел их! Рослого вожака (надо же, ещё жив, скотина!) узнал сразу, вокруг него сидело, стояло и бродило несколько прихлебателей. А рядом с ним, бесстрашно обняв монстра за шею и нежно поглаживая его морду в районе противогаза, сидела…

Вот тут я точно уронил челюсть! Потому что это и впрямь было крайне неожиданным для меня открытием! Господи, Боже мой, никогда бы не подумал, что Маугли, он же — Дитя Зоны, он же — Детёныш — это…

(записи обрываются, далее несколько листов отсутствуют, а после уже идут записи других событий. Последние листы дневника густо залиты кровью…)

Детёныш

ЧЗО, ноябрь 2009 года

И понесла же нелёгкая Панаса Жабенко через Свалку! Как будто других безопасных, провешенных дорог к Кордону в этот день не было!

Сталкер, отстреливаясь, бежал мимо огромных куч мусора, а по пятам, постепенно окружая, неслась стая снорков. Собственно, от стаи оставалось уже немного — морд так шесть-семь, но и этого хватало, чтобы не расслабляться.

Самое обидное, что в этот раз ему так и не удалось от них «отболтаться». Ему — опытному сталкеру и, как считали другие коллеги, чуть ли не «шаману»! Все его хитрости прошли мимо ушей и глаз тварей, и вот теперь стая, вожделенно визжа и завывая, гнала свою жертву вглубь мусорно-техногенных лабиринтов.

Правда, как уже было сказано, жертва огрызалась — короткими экономными очередями из автомата. Но снорки упорно не бросали преследование. Они будто знали, что патроны имеют свойство заканчиваться, а дороги — приводить в тупик.

Знал это и Панас.

Как назло, Свалка в этот день была совершенно безлюдна. То есть, не только коллег-сталкеров любых мастей и назревающих кланов не было видно, но и вездесущие местные бомжи куда-то попрятались.

Так что, выкарабкивайся, как можешь, Панас! Сам!

Боковое зрение уловило выступ одноэтажного кирпичного домишки у подножья мусорной горы. Часть кучи обрушилась, погребя под собой строение, но один угол был виден.

Угол двух стен с пустым зияющим оконным проёмом в одной из них!

Чутьё шамана безо всяких гаек подсказало: там безопасно, аномалий нет, иди туда! Правда, оставалась опасность нарваться на засаду каких-нибудь других монстров, но тут уж выбирать не приходилось.

Панас врубил налобный фонарь, перемахнул через разбитый подоконник и замер, присев и держа в поле зрения и под прицелом помещение, в которое он угодил. Слава Богу и хвала Зоне, пусто!

Особо осматриваться времени не было, но сталкер краем глаза отметил, что в противоположной от окна стене есть ещё один проём — дверной. Панас занял боевую позицию так, чтобы контролировать и окно и дверь, и снова вскинул автомат.

Однако, к его немалому удивлению, снорки не кинулись следом за ним. Но то, что они сделали, Панасу совсем не понравилось. Твари рассредоточились за всевозможными укрытиями и явно решили подождать, когда же у загнанного человека кончится терпение, и он отважится на прорыв.

— Вот заразы… — с досадой прошипел шаман. — Обложили прямо как по науке!

Он прицелился и, дождавшись, когда какой-то неосторожный снорк на миг высунулся из укрытия, нажал на спусковой крючок.

АК ответил сухим щелчком.

— Не понял?..

Панас рванул рожок и похолодел: патронов больше не было!

— Вот же блин!!! — с чувством высказался он в пространство.

Влип. Сам себя загнал в ловушку. И патронов нет. Если бы были — можно было бы попытаться прорваться. А так — только и остаётся, что ждать. Либо голодной смерти, либо гибели от зубов тварей… причём второе — более вероятно.

Позвать на помощь? Панас, сталкер-одиночка, предпочитал свои проблемы решать сам, не желая никому быть обязанным. До тех пор, по крайней мере, пока они действительно не становились неразрешимыми в одиночку. И это знали все, кто хоть как-то его знал. А знали его многие — всё-таки Панас ходил по Зоне чуть ли не с самых первых в неё экспедиций в две тысячи седьмом…

Да и батарейки в рации сдохли — как назло!

В принципе, предыдущей причины вполне было достаточно, чтобы не надеяться ни на чью помощь, но… была и ещё одна, по которой, к слову, его и прозвали шаманом другие сталкеры.

Панас… доверял Зоне. Считал, что тому, кто приходит к Ней вежливым и некорыстным гостем, Она не сделает зла. Какими бы испытаниями ни стращала.

— Вр-р-рёте, черти носатые! — прорычал сталкер. — Так я вам и дался!

Взгляд его обратился на зияющую чернотой дыру на месте бывшей двери, и совершенно сумасшедшая в своей нелогичности мысль блеснула в голове.

Основная часть дома была погребена под обвалившимся мусором, но ведь должны быть и другие двери и окна, их не может не быть! Найти подходящий проём, может быть прокопаться через мусор…

О том, что копать прийдётся руками, копать в никуда, и о вполне возможных, подстерегающих на пути аномалиях и монстрах Панас тоже подумал. Ситуация была просто как в приключенческом романе: человек оказался между двух смертей, и неизвестно, какая хуже — поджидающая снаружи кровожадная стая хищников, или неведомые опасности в глубине этой «катакомбы».

Но неужели и впрямь сидеть и покорно ждать своей участи?

Да сейчас! Хрен вам в обе лапки! Размечтались!

Панас решительно хлопнул себя по коленям и встал. Порывшись в карманах, извлёк моток изоленты. Через несколько минут бесполезный АК обзавёлся импровизированным штыком из примотанного ножа (родной штык «калаша» Панас где-то прохлопал уже давно). Теперь был шанс продержать возможного противника на пионерском расстоянии.

Снорки снаружи всё завывали о чём-то своём, но Панас уже не слушал их голодные вопли. Проверив фонарь и в последний раз оглянувшись на впустившее его окно, с автоматом наготове ступил в чёрный проём.

Вопреки ожиданиям, никто на него оттуда не кинулся, гайки летели и ложились как по науке — то есть, капризная богиня Везуха пока что улыбалась Панасу именно лицом, а не противоположным местом! Что ж, уже неплохо!

Сталкер повёл взглядом вслед за фонарём… и тут же перехватил поудобнее автомат, готовый к бою.

Из валяющейся на полу кучи, кажется, полусгнившего тряпья на миг блеснули чьи-то глаза. Куча шевельнулась.

— Кто там? — грозно вопросил шаман. — А ну вылезай!

«…а если это контролёр… или кровосос?..»

Куча оставила его приказ без ответа, но сталкеру показалось, что из тряпок донёсся… всхлип?..

Нет, это явно не кровосос!

— Вылезай, а то стрелять буду! — Панас метко швырнул в кучу гайку покрупнее. — Ну?!

Куча — или, вернее, то, что в ней пряталось, ответила на попадание железяки тихим взвизгом. Тонким и возмущённым — не то женским, не то детским…

От неожиданности Панас опустил АК… и тут же поплатился.

Тряпьё полетело во все стороны, и из кучи вдруг выметнулось что-то маленькое, стремительное, вёрткое, злобно визжащее (снорки снаружи откликнулись радостным хором) и кинулось сталкеру на грудь, метясь вцепиться зубами ему в горло!

Сталкер привычным, почти инстинктивным движением выбросил вперёд автомат с примотанным ножом. «Штык» вонзился во что-то упруго-поддатливое, и тонкий злобный визг немедленно сменился жалобным криком, полным боли, страха и страдания.

ДЕТСКИМ криком…

Неведомый маленький агрессор обмяк и тряпичной куклой рухнул к ногам сталкера.

Панас обтёр нож и посветил фонарём…

— Т-твою мать!!!.. — выругался он, невольно отступая.

У его ног, судорожно вздрагивая, лежало маленькое, почти голое детское тельце. Девочка лет десяти, совершенно обыкновенная на вид — корчилась от боли, зажимая тонкими ручонками кровавую рану в боку. Смотрела на Панаса огромными, полными запредельной муки и ужаса глазищами и скулила тонко и жалобно, как зверёныш.

— …ть твою налево через жопу бюрера в Кровососовку! — завершил длинную и красочную тираду сталкер. — Ты ещё кто такая и откуда?!

В Зоне и, в частности, на Свалке обитало некоторое количество бомжей. Кое-где в опустевших деревушках продолжали хозяйничать упрямые самосёлы. Может, эта малявка — из них?

Однако, Панас знал, что в Зоне не всегда видимое соответствует действительности. Может, это и не девочка вовсе, а какой-нибудь новый кровожадный монстр, прикидывающийся беззащитной человеческой малышкой!

Он осторожно, памятуя об её нападении, склонился над девочкой. Та, щурясь от света, тем не менее оскалила мелкие зубки и издала что-то вроде рычания… тут же захлебнувшегося надсадным стоном боли. Малышка дёрнулась и обмякла.

Панас в замешательстве поскрёб небритый подбородок. И что ему теперь делать с этой неожиданной находкой? Как будто ему своих проблем было мало!

Поколебавшись, он убрал вялую ручонку и осмотрел рану. И удивлённо покачал головой: девчушке, кажется, тоже шаманила Везуха — нож только рассёк мышцы, не задев ничего жизненно важного. Только крови много вытекло — вот мелкая и сомлела.

Сталкер извлёк из заплечного сидора аптечку и принялся «шаманить» при свете фонаря. Снорки, заваленный дом-ловушка, в котором он оказался, — всё пока отошло на второй план.

В свои сильно за сорок Панас до сих пор был один, как перст, и никто не ждал его из рейдов по Зоне. И он всё реже и реже выходил за её пределы, предпочитая жить тут, в Периметре, где всё — в отличии от реалий Большого Мира — день за днём казалось ему всё более простым, привычным и понятным. И оттого — более дорогим. Душа, отравленная адреналином, огрубела в бесконечных опасностях Зоны… Да, видимо, не до конца огрубела…

Вот какое ему дело до этого одичавшего детёныша, что кидается на добрых людей, как голодный снорчище? Никакого! Однако же возился с ней — промывал, обрабатывал и перевязывал рану, вкалывал лекарство…

Примерно через четверть часа девочка пришла в себя. Увидела сидящего над ней Панаса и снова попыталась оскалиться.

— Да не трону я тебя! — спокойно и почти мягко сказал сталкер. — Лежи, не дёргайся, а то повязку собьёшь! Не бойся.

Девчушка недоверчиво блеснула на него глазёнками, скосила взгляд на перевязанный бок и вяло коснулась бинта окровавленными пальчиками.

— Как тебя зовут? — спросил Панас. — Кто ты? Ты здесь живёшь? Где твои родители?

Но на все его вопросы она молчала и лишь моргала.

— Меня зовут Панас. — он, как Миклухо-Маклай перед папуасами, стукнул себя кулаком в грудь. — Панас! Я — сталкер-шаман. А ты? Ты кто?

Девочка повернула голову и чуть шевельнула сухими губами. Но не издала ни звука.

Панас, спохватившись, достал флягу.

— Пить! — он показал фляжку девочке. — Вода. Хочешь пить?

Она дёрнулась, когда он коснулся её, намереваясь приподнять ей голову, даже попыталась его укусить, но бессильно рухнула обратно. Хорошо ещё снова не отрубилась!

— Дикая какая-то… — подивился шаман и повторил. — Не бойся, не съем!

Девчушка вздрогнула и уставилась ему в глаза непонятным — не то недоверчивым, не то испытывающим взглядом.

— Я не ем маленьких девочек. — пояснил Панас. — Если ты, конечно, — маленькая девочка, а не какая-нибудь злобная крокозябра, которая сама всех ест!

Он приподнял её голову и приложил к губам раненой горлышко фляги.

— Пей.

Девочка сделала один неуверенный глоток, другой… И вдруг жадно начала пить, захлёбываясь, морщась и проливая воду на лицо и грудь.

— Ну-ну, спокойнее! — проворчал Панас. — Нам ещё обратно идти!

«Нам?..»

Тут только он сообразил, что, похоже, вознамерился забрать этого странного детёныша с собой!

«Панас, ты или дурак, или… или дурак! В Зоне, без патронов и связи, с такой обузой… И, кстати, ты ещё не выбрался из ловушки!»

— Ну хватит. — сказал он и отнял флягу. — Хорошенького понемножку!

Девочка посмотрела на него так, словно он отобрал у неё любимую куклу, но, вопреки его ожиданиям, не заплакала. Только грустно вздохнула и потупилась.

— Надо отсюда выбираться. — озвучил беспокоившую его мысль шаман. — Может, ты знаешь, отсюда ещё как-то можно выйти, кроме как через… — он кивнул на окно, за которым всё ещё слышалась нетерпеливая возня снорков в их засаде. Странно, чего они всё ждут?..

Девочка молчала, всё так же непонятно глядя на него.

— А может, ты немая? — спохватился Панас. — Что молчишь-то?

Он осторожно подкрался к окну и оценил обстановку. Стая никуда не делась. Кажется, их даже стало больше!

— Надо поискать выход. Мы тут не можем ждать, когда снорки придут нас есть. А патроны у меня закончились, отбиваться нечем. Так что, малышка, если тебе известен другой выход отсюда — лучше покажи его. Думаю, тебе тоже вряд ли охота быть съеденной снорками!

— Снорки… не съедят… Ксану. — неожиданно проговорила девочка. — Снорки… братья.

От удивления и неожиданности Панас едва не выронил АК.

— Так ты всё-таки умеешь говорить! — и тут до него дошли её слова. — Погоди! Кто — братья?

— Снорки… братья… Ксаны.

Голос девочки был хрипловатым, говорила она с трудом, отрывисто и с паузами — словно человечья речь была ей не родная… или нечасто использовалась.

— Снорки… не съедят. Снорки… ждут. Добыча… ушла… в нору. Стая… ждёт. Острозуб… ждёт.

— Кто это — Острозуб? И чего ждёт?

В мозг Панаса начала закрадываться мысль, что ему «повезло» наткнуться на сумасшедшего ребёнка.

— Острозуб… вожак. Стая… ждёт. Ксана… приведёт… добычу. Стая… сытая.

— Чего-чего?.. — протянул Панас. — То есть, ты хочешь сказать, что ты у них — приманка?.. — медленно уточнил он.

— Ксана… нет. Ксана… снорк. В стае. Детёныш.

Панас аж крякнул! Ну в самом деле! Сидит… то есть, лежит тут перед ним какая-то мелкая — в чём только душа держится! — пигалица и уверяет его, что она — снорк и член снорочьей стаи! Детён…

И вдруг в его голове что-то щёлкнуло: шаман вспомнил странное поведение снорков снаружи и их слаженный ликующий вой в ответ на девчонкин боевой визг, когда она бросилась на него.

А ещё — вспомнил байки, имевшие хождение среди сталкеров последние год — полтора. Про некое Дитя Зоны, или, как ещё называли его сталкеры, Маугли — человеческого ребёнка, непонятно откуда взявшегося в Зоне и каким-то непостижимым образом принятого к себе одной из снорочьих стай! Она сказала — «детёныш» — что ж, это существо и так тоже называли…

Сталкер стиснул цевьё АК. Движение вышло каким-то судорожным. Получается, перед ним сейчас — это легендарное, полумифическое существо — Дитя Зоны?..

И, похоже, это Дитя, или как там её, на полном серьёзе собирается его, Панаса Жабенко, сдать своим кровожадным подельникам на обед!

— А ху-ху не хо-хо? — довольно грубо, забыв, что перед ним всё же, какой-никакой, а ребёнок, поинтересовался шаман.

— Что?..

— Я сказал — хренушки вам! Нашли добычу!

Панас вскочил. Всё, хватит! Он и так тут просидел более чем достаточно!

— Мне как-то по барабану, кто ты — снорк, Маугли, Дитя Зоны или ещё кто. — поделился он с девчонкой. — Если знаешь другой выход отсюда — лучше скажи.

Детёныш не ответила, лишь слабо мотнула головой.

Шаман плюнул. Ну не убивать же эту обормотку! Хоть и дикое — но всё-таки дитё…

Какая-то мысль билась на дне сознания, но не могла найти выхода…

— Хорошо. — терпеливо сказал Панас. — Тогда я сам его найду!

Он повёл фонарём. Высветилось несколько оконных проёмов — естественно, тоже заваленных мусором. И ещё один дверной проём — обрушившийся.

— Тут… нет… выхода. — прошелестел голосок Детёныша.

Сталкер бросил на неё недобрый взгляд и снова поскрёб подбородок, решая, в какую сторону прокапываться, чтобы, с одной стороны, не рыть траншею через всю кучу, а с другой — не вылезти аккурат на обеденный стол у гостеприимной снорочьей засады. Главным блюдом на званом обеде!

Вдруг боковое зрение уловило шевеление в том месте, где лежала девочка. Панас молниеносно развернулся.

Детёныш, шатаясь и неуверенно переставляя дрожащие ручонки, ползла к единственному выходу из ловушки. То есть, к сноркам.

— Ку-уда?! — рявкнул шаман и одним прыжком преградил ей дорогу. — Стоять!

И схватил мелкую под мышки.

Вроде и несильно схватил, однако, девчонка издала задушенный писк и… в очередной раз потеряла сознание!

— Тьфу ты! — сплюнул раздосадованный сталкер. — А ещё снорком себя считает! Неженка! И как только такое чудо природы в Зоне выжило?

И вдруг с улицы раздался треск автоматных очередей, крики людей и яростный вой снорков!

— Ура!!! — воодушевлённо высказался Панас. Теперь оставалось ждать развития событий.

Перестрелка была недолгой, очень скоро вой и визг тварей затихли где-то в отдалении: стая ретировалась.

— Звонок, проверь дорогу! — послышался голос. — Твари могли засесть в другом укрытии!

— Эй! — изо всех сил заорал Панас, вернувшись в комнату с окном, но благоразумно не подходя к нему. — Эй, люди!

Судя по доносившимся во время боя крикам и специфическим речевым оборотам, можно было надеяться, что это — не военные и не бандиты. Возможно, какой-то из нарождающихся кланов…

Снаружи послышался стремительный шорох и клацанье нескольких затворов.

— Кто там? — проорали в ответ.

— Одиночка! Патроны кончились, рация сдохла, снорки загнали сюда. Потом вы пришли… Я могу выйти?

Снаружи зашушукались. Потом тот же командный голос рявкнул:

— Выброси ствол в окно и вылезай! Но без самодеятельности!

Панас пожал плечами: какая, к болотным ведьмам, самодеятельность — с пустыми-то рожками?..

Он отмотал от АК нож и направился к окну. Швырять верное оружие не стал — просто положил его на подоконник и аккуратно столкнул вниз. Буквально тут же под окном раздался шорох и быстрые удаляющиеся шаги.

Так… стало быть, сразу за стеной его уже поджидают…

— Кондор, всё путём, ствол и впрямь пустой! — доложил кому-то молодой голос.

— Вылезай! — потребовал невидимый Панасу Кондор.

Шаман медленно приблизился и уже было перекинул ногу через подоконник, но вдруг остановился.

— Эй… — заволновались снаружи. — Ты чего?

— Сейчас… — пробормотал Панас. — Минуточку!..

И вернулся туда, где лежала Дитя Зоны. Осторожно взял её на руки (та всё ещё была в отключке) и, уже не таясь, полез в окно.

Разношёрстная компания, встретившая его снаружи («Свои… одиночки… Повезло!»), растерянно и один за другим опустила нацеленные на него стволы.

— Это ещё кто у тебя? — удивился их командир.

Панас хотел было ответить честно: «Да так, нашёл…», но вместо этого вдруг брякнул:

— Дочь!

Кондор — худощавый жилистый брюнет лет сорока — аристократично изогнул бровь и оглядел Панасову находку; чуть более пристально — её свежезабинтованный бок. Да и сам шаман только сейчас смог разглядеть её при нормальном освещении.

Девочка была тощая, чумазая, босая и страшно запущенная! Одежонкой ей служили рваные остатки женского платья не по размеру и росту; грязные, неопределённого цвета, волосёнки сбились в невообразимый колтун, из которого торчали какие-то соломинки, листочки…

— Н-да-а-а… — протянул Кондор, но от расспросов и комментариев воздержался. В Зоне всякое случается.

— Её украли. Долго искал. Снорки едва её не сожрали. — зачем-то счёл нужным внести ясность Панас и представился:

— Зовите меня Жабой.

Сталкеры переглянулись. Ну да, имя в Зоне за недолгое время её существования уже примелькавшееся!

— Тот самый Жаба, что ли? — усомнился Кондор. — Шаман?

— Тот самый. — кивнул Панас, поудобнее устраивая новоявленную «дочку» на руках. — Патронами не поделитесь? Я заплачу.

…Компания направлялась не в ту сторону, что была нужна Жабе, да он бы с ними по-любому не пошёл. Поэтому, купив у них патроны и кое-какой еды (пришлось расстаться с парочкой артефактов), он попрощался и пошёл своей дорогой.

Ксана — и он это почувствовал — пришла в себя ещё во время разговора с коллегами, но не стала проявлять никаких признаков активности. Даже глаз не открыла. Но Панас ощутил, как сильнее, суматошнее забилось под его рукой сердечко маленького Детёныша, и как участилось её дыхание. Кажется, девочка не на шутку испугалась людей, но ничем не выдала себя, вот это выдержка!

Зачем он вернулся за ней, зачем забрал с собой? Жаба, честно говоря, и сам не смог бы дать вразумительного ответа на этот вопрос. Кто она ему? Да никто! Какое-то полусумасшедшее — пусть и легендарное — создание, приёмыш снорочьей стаи… Дикий кусачий Детёныш, с трудом умеющий разговаривать и, кажется, совершенно не имеющий понятия о человеческой морали… Порождение неведомых родителей с радиоактивной Свалки… Для чего ему эта обуза, ведь отобрав её у стаи монстров и назвав прилюдно дочерью, он взял на себя ответственность её вырастить, воспитать, сделать нормальным человеком…

По силам ли тебе это, Жаба, — сталкер-шаман, одиночка, постоянно пропадающий в Зоне и давным-давно забывший о своём прежнем доме там, за Периметром?..

… Много позже Панас поймёт, что, скорее всего, ему показалось неправильным, если эту малышку — хоть и, возможно, выросшую в Зоне и явно больше других людей к ней приспособленную! — бросить здесь. Одну, без защиты взрослых, раненую… Обречь на жалкое полузвериное прозябание — если выживет, или на безвременную гибель — не от монстров, аномалий или радиации, так от людей. Панас отнюдь не был сентиментален — даже наоборот. Но почему-то он не смог остаться равнодушным к судьбе этого чужого ему ребёнка. Не смог уйти. Вернулся за ней. Почему?

Может быть, потому, что он был — взрослый, сильный, опытный?.. Мужчина, защитник?..

Часть 2. Ксанка и её Проблемы

Проблема первая: люди

Чернобыльская Зона Отчуждения, 2012 год

Людей Ксанка боялась. С тех пор, как покинула Стаю и стала жить среди них. Каждый день. Каждый час. Не монстров боялась. Не аномалий и гибели в них.

Людей.

Хотя, нет — были среди них те, кого она вообще не боялась и даже по-своему любила. Ну, отец — это понятно и так. Он её нашёл в Зоне, забрал к себе, вырастил, воспитал — как мог, хотя времени на воспитание приёмной дочки у сталкера-одиночки, а позже и сталкера-шамана Жабы было крайне мало. Это потом он отошёл от дел и стал вольным торговцем на Кордоне, в Деревне Новичков? а раньше ведь носился по Зоне из конца в конец — пока здоровье и возраст позволяли. За Ксаной в то время присматривала (и всячески поучала её уму-разуму… иногда даже и веником) некая баба Ната. Это была представительница тех упрямых стариков-самосёлов, которые остались в своих домах и ни за что не желали их покидать ещё во время эвакуации в восемьдесят шестом. Баба Ната осталась на своём хуторе одна и не очень долго думала, когда забредший в её владения Жаба позвал её жить на Кордон. С тех пор бабка работала поварихой в местной столовке, помогала сталкерам во всяких мелких бытовых делах типа стирки и починки одежды и — по просьбе Жабы — присматривала за Ксаной.

Когда Ксанка чуть подросла, а баба Ната тихо упокоилась на местном сталкерском кладбище — Жаба стал брать дочку с собой в рейды. А попробуй не возьми — всё равно убежит следом и заявится к костру в самый неподходящий момент, сияя от счастья: «Тату, а я тебя нашла-а-а!». И хорошо если не где-нибудь в самых непролазных и жутких трущобах Зоны — хотя и такое случалось! И поди её переделай, эту своевольную непосредственность! И как при этом из найденного на Свалке полудикого Детёныша выросло крайне доброе, деликатное и простодушное существо — было решительно непонятно. То ли, доброй памяти, баба Ната постаралась — со своим добродушным ворчанием и педагогическим веником, то ли ещё что-то повлияло… А может быть Жабе и его приёмышу сама Зона шаманила. Сталкеры частенько шептались про Ксанку — мол, Зона её любит и бережёт. Ну в самом деле, как она умудряется в одиночку, без оружия ходить чуть ли не по всей Зоне (некоторые рассказчики даже божились, что она, якобы даже до ЧАЭС добиралась и до секретной базы монолитовцев, а это вам не хухры-мухры!) и при этом оставаться невредимой? Везение дураков? Потому что Ксанка и впрямь была, мягко говоря, не от мира сего. Девушка-подросток лет четырнадцати, уже почти взрослая, а повадки — совершенно детские.

Одним словом — Дитя Зоны. Хоть дурное — но дитя, как сказал кто-то из поэтов.

Сталкеры и не подозревали, насколько близки были к истине!

Года так через два-три после Второго Взрыва и образования Зоны среди первых сталкеров Зоны появились упорные слухи про некое Дитя Зоны (или, как метко выразился кто-то, «Маугли»). Очень редко кому доводилось встречать это существо, но кто видел — запоминал надолго. Ибо зрелище едва прикрытого лохмотьями человеческого ребёнка, бесстрашно бегающего со… стаей снорков — это незабываемо! Правда, доподлинно никому не было известно, мальчик это, или девочка, но те же слухи утверждали, что Дитя Зоны не только запросто общается с монстрами, но и, якобы, чувствует аномалии и время Выбросов.

Правда это, или вымысел — так и осталось неизвестным. Ибо слухи о Маугли как-то постепенно сошли на нет, а самого его больше никто не встречал.

Естественно, что не встречал — ведь Маугли, Детёныш был уведён к людям и стал Ксаной Жабенко! Правда, связи её с Зоной этим отнюдь не прервались!

Со временем Жаба, или как его теперь уважительно называли окружающие, дядька Панас, махнул рукой на постоянные вылазки затарившейся конфетами и печеньем дочурки в Зону и только вздыхал, выслушивая её бесконечные новости типа: «Тату, представляешь, а у Острозуба появилась подружка, её зовут Куся! Она меня немного цапнула при знакомстве, но я не обиделась!.. Тату, когда у них будут детёныши, я буду помогать Кусе их воспитывать!».

Новости, естественно, в основном были о житье-бытье той самой снорочьей стаи, с которой она когда-то бегала. Их вожака, которого Ксанка называла Острозубом, она когда-то нашла в лесу и вылечила травками от многочисленных ран, полученных в драке за лидерство в стае. Снорк, ставший таки вожаком, запомнил её и позже, когда стая наткнулась на беззащитного человечьего детёныша, не дал сородичам сожрать Ксанку на обед. А потом она и сама, потеряв мать, которая однажды куда-то ушла из их убежища и не вернулась обратно, прибилась к Стае и стала бегать с ней. Было Ксане тогда лет десять, и своим детским, аномальным умом зачатого, выношенного и рождённого в Зоне существа она совершенно не понимала, как это можно бояться порождений Зоны!

А вот людей она боялась. Особенно в самые первые месяцы жизни среди них.

Правда, со временем Ксана привыкла к людям и научилась побеждать свой страх перед ними. А ещё позже, видя, что они не помышляют обидеть её, и вовсе осмелела. Среди сталкерской братии у неё появились знакомые и даже друзья. В Деревне Новичков очень пригодились её знания и умения травницы, и вскоре приёмную дочку Жабы знал в Зоне чуть ли не каждый пятый охотник за хабаром. Сталкеры и люди из группировок всё чаще обращались к ней за врачебной помощью, и многим новичкам странно было наблюдать, как солидные, грубоватые мужики в такие вот моменты беспрекословно слушаются маленькую худенькую девочку и изо всех сил стараются при ней не выражаться.

Жабу, правда, иногда беспокоила эта популярность его приёмыша среди сталкеров. Почти с самых первых недель её пребывания в Деревне Новичков он заметил, что рядом со вполне объясняемой диковатостью и стеснительностью в его девочке уживается потрясающая, просто нереальная доверчивость и наивность. Особенно это проявлялось в те моменты, когда кому-то нужна была её помощь. Робкий и неловкий Детёныш тогда на глазах преображался в маленькую добрую фею, с распахнутой едва ли не настежь душой спешащую на помощь.

Время шло, Ксана взрослела, но оставалась всё такой же — по-детски наивной и доверчивой. Со временем Жабе стало ясно, что за время неприкаянной дикой жизни среди мутантов она либо серьёзно отстала в умственном развитии от сверстников — либо такой и родилась. И это тоже доставляло ему немало переживаний. Мало ли в Зоне мерзавцев, которые не посмотрят, кто перед ними, которым обмануть или обидеть столь доверчивое и открытое существо — за удовольствие?

Беспокойства добавляли и некоторые повадки Детёныша. Ещё в те дни, когда они только-только познакомились, Панас обратил на это внимание. К примеру, в опасные или требующие максимальной сосредоточенности моменты, девочка припадала к земле, раскачиваясь и принюхиваясь, словно охотящийся снорк. И в разговорах упорно продолжала считать себя снорком. Огромного труда стоило Жабе убедить её не демонстрировать людям своих «талантов»!

— Если люди узнают, что ты была в стае снорков, они убьют тебя — предупредил он. — Или отвезут в очень нехорошее место, где станут изучать. Разберут по косточкам… тебе это надо?

Такой довод Детёныша убедил, и с тех пор она старалась всячески следить за своим поведением. И снорком называть себя перестала. И со временем превратилась во вполне обычную — с точки зрения окружающих — девочку.

Но тем не менее людей — точнее, довольно многого из того, что они совершали — она бояться не перестала.

Ксана так и не смогла понять и смириться с тем, что убивать можно не только ради еды или защиты своих детёнышей, охотничьих угодий или добычи — как это делали звери и порождения Зоны. Ради выгоды, наживы, удовольствия, развлечения, мести, просто так…

Как это делали люди.

Проблема вторая: Серые Стражи

Начало июня 2012 г.

Тёмная Долина в очередной раз оправдывала своё название. Серые тучи клубились над заброшенными постройками, с неба сеял мелкий нудный дождик из тех вредных дождей, которые словно не могут для себя решить — прекратиться им совсем или перерасти во что-то более существенное.

Трое сидели на полуразбитых бетонных плитах, оставшихся от какого-то здания и потерянно, бездумно смотрели в дождь. Они будто не замечали, как вкрадчивая влага всё сильнее пропитывает их пятнисто-серые комбинезоны, копится в волосах, стекает по лицам. Лица всех троих были измученными, осунувшимися и отрешёнными, в глазах застыли растерянность и непонимание. Время от времени странная гримаса искажала то одно, то другое лицо, словно человека терзала изнутри какая-то боль.

Рядом с каждым из этой странной троицы лежало их личное оружие — хорошее, мощное и видно, что привычное их рукам. Но теперь эти руки были бессильно опущены.

Дождь всё сеял и сеял.

Один из «пятнистых» пошевелился. Окинул взглядом товарищей, посмотрел вокруг.

— Идти надо… — медленно проговорил он.

— Куда? — после паузы обронил один из товарищей. Голос его был таким же тусклым и невыразительным.

— Не знаю. Куда-нибудь. К людям…

— Так они нас и ждали… — мрачно хмыкнул собеседник.

Третий их товарищ вообще молчал. Он сидел, сгорбившись и уронив голову на руки. Весь вид его говорил о том, как же ему худо.

— А деваться-то куда? — буркнул первый. Несмотря на то, что выглядел он таким же потерянным, как и его товарищи, что-то выдавало в нём вожака.

Остальные промолчали.

Неожиданно в соседнем — полуразбитом, как все местные постройки, ангарчике хрустнула бетонная крошка под чьей-то осторожной ногой. В пустом дверном проёме мелькнула щуплая человеческая фигурка в простой брезентовой одежде.

Люди мгновенно потянулись за оружием, но было в их движениях что-то от сломанных кукол-автоматов — вроде и похоже, да не то же. Вожак поднял ладонь, призывая товарищей к спокойствию. Глаза его несколько оживились.

— Эй, сталкер! — негромко позвал он. — Подойди к нам… Пожалуйста!

Тот, кто прятался в доме, затих. А потом оттуда послышался неожиданный для этих мест юный и звонкий голосок:

— А вы стрелять не будете?

На лице вожака отразилась слабая эмоция — он недоумённо приподнял бровь, озадаченный этим голосом.

— Мальчишка там, что ли?.. — пробормотал он, вглядываясь в темноту дома. — Не будем, не бойся. — добавил он громче. — Выйди, прошу тебя.

Зашуршали лёгкие и осторожные шаги, из темноты внутри дома выступил некто, одетый как сталкер-новичок — в потрёпанные джинсы, брезентовую куртку и — неожиданно — со школьным рюкзачком за спиной вместо нормального туристского, с какими ходили сталкеры. Пришелец был невысок, щуплого телосложения, лицо его пряталось в тени от надвинутого капюшона.

Оружия при нём не наблюдалось. Вообще никакого, и трое «пятнистых» один за другим недоумённо опустили автоматы.

— Надо же, в Зону уже и пацаны ходят?.. — в голосе вожака прорезалось некоторое удивление. — Мальчик, а ты не боишься ходить по Зоне без оружия?

— Я не мальчик. — «сталкер-новичок» откинул капюшон, и взглядам озадаченных мужчин предстало миловидное личико девочки-подростка лет тринадцати-четырнадцати и сколотая узлом пушистая коса цвета ореховой скорлупы. — Меня Ксаной зовут. Живу я тут. А вы… — девочка смахнула с ресниц капли дождя и пригляделась к одежде (изрядно грязной, промокшей и потерявшей изначальный цвет) и снаряжению людей. Глаза её удивлённо и испуганно расширились.

— Серые…Стражи… — запинаясь, проговорила она и качнулась обратно под защиту стен. — Монолит…

— Не бойся, девочка! — поспешно сказал вожак и отложил оружие. — И пожалуйста, не убегай! Мы… нам помощь нужна. Помоги нам!

Девочка замерла. Осторожно высунулась из-за края стены и внимательнее вгляделась во всех троих.

— Странно… — сказала она. — Вы одеты, как монолитовцы, но говорите и ведёте себя как обычные люди… Почему?

— Мы больше не монолитовцы. Что-то случилось, и Зов кончился. Это было как… вспышка… — вожак болезненно поморщился и коснулся виска; несколько капель скатилось с мокрых прядей волос по его пальцам. — Ещё недавно мы знали, кто мы и для чего здесь. Всё было ясно и чётко. А теперь… Теперь всё, чем мы жили до этого, оказалось пустышкой. Мороком, наведённым чьим-то недобрым разумом. Несколько лет жизни — как в тумане. Почти никаких воспоминаний, кроме… безумной ярости, фанатичной ненависти и смертей. Много смертей… — вожак поднял глаза на девочку. — Мне кажется, вокруг нас всё пропитано этой ненавистью… Все, кого мы встречали на своём пути, после того, как порвалась Связь, тут же начинали стрелять в нас. Несколько наших товарищей были убиты. И отовсюду шла ненависть…

Ксана внимательно вгляделась в исхудавшие небритые лица монолитовцев. Её поразило выражение их глаз. Растерянность, недоумение, безнадёжность и отчаяние людей, потерявших смысл жизни и цель, помогавшую существовать. От её взгляда не укрылось и то, как они себя вели.

Нет, определённо что-то случилось, и эти трое действительно вышли из под власти Зова! И, что важно — они не врали ей. Невозможно врать с такими глазами!

— Далеко же вы ушли от своих мест… — покачала она головой и уже не опасаясь, приблизилась к ним.

Когда она подошла, бывшие монолитовцы ощутили какой-то странный… фон, словно исходивший от самой девочки. Покоем и умиротворением веяло от неё. Захотелось уткнуться ей в плечо и, словно ребёнку в материнских объятиях, забыть обо всех бедах и опасностях. И в тоже время захотелось обогреть, защитить саму эту девчушку — такую маленькую, хрупкую и беззащитную в этом безумном и жестоком мире Зоны.

На фоне общего раздёрганного состояния ощущение было настолько острым, что вожак судорожно стиснул кулаки. Ногти впились в ладони, и неожиданно стало легче. Незримые волны тепла и света, идущие от необычной девочки, улеглись, но не ушли, оставшись лёгким уютным и незримым ореолом вокруг её фигурки.

Ксана заглянула в глаза сперва вожаку, потом — его второму товарищу. Третий снова сгорбился и уткнулся лицом в руки. Она бесстрашно присела перед ним и мягко положила ладошки на мокрую понурую голову. Погладила. Изогнулась, припала на колено, пытаясь снизу вверх заглянуть в глаза и ему. Удивлённый монолитовец вздрогнул, отнял от лица ладони и посмотрел на неё. Взгляды их встретились.

— Бедные… — с искренним состраданием тихо проговорила девочка, касаясь его заросшей колючей щеки. — Такое пережить… Не плачь. Всё будет хорошо. Вы живы — а это главное.

Она ласково погладила его по щеке и встала.

— Чем я могу вам помочь? — деловито спросила она вожака.

— Нам необходимо убежище от выбросов и мутантов. — сказал тот, несколько оживившись. В глазах его появилась надежда. — Но мы не можем просить об этом сталкеров. Ведь мы — враги для них. И, насколько могу понимать — смертельные.

— Так и есть. — кивнула Ксана. — Монолитовцев сильно не любят в Зоне.

— Может быть… ты как-то нам поможешь? Ты говоришь, что живёшь здесь, может, подскажешь нам место, где мы смогли бы жить? Или… как-то поговоришь со сталкерами, чтобы они перестали видеть в нас убийц… Ты общаешься со сталкерами?

— Мой отец — торговец в Деревне новичков. — сообщила девочка. — Его зовут Жаба. А раньше он был сталкером-шаманом. Я тоже живу в Деревне, и многих сталкеров знаю. Да и они меня знают. Я — травница, лечу тут всех.

— Постой… — проговорил второй монолитовец и наморщил лоб. — Кажется, я что-то слышал о тебе… от невер… сталкеров, попадавших к нам… Да, точно!

Он с интересом оглядел девчушку.

— Травница Ксана… Дитя Зоны — тебя ведь ещё и так называют?

— Ну… да.

— Репейник, нам невероятно повезло! — взволнованно обратился он к вожаку. — Эта девочка — самое лучшее, на что мы могли надеяться в этой глуши! Сталкеры уважают её, а она — можно сказать, что местная добрая фея!

— Хорошо, Кузнец. — вожак, названный Репейником, улыбнулся. Улыбка вышла усталая и неровная, но искренняя. — Добрая фея Зоны — это обнадёживает… Так ты поможешь нам, Ксана?

Девочка призадумалась. Ей было очень жаль этих измученных и растерянных людей, и очень хотелось им помочь. Но как убедить сталкеров принять их в свой круг, забыть их монолитовское прошлое? Может, отца попросить, он поможет? Точно!

— Я могу отвести вас на Кордон, в Деревню новичков. — начала она. — Там мой отец, может быть, он сумеет что-то придумать… Поможет переговорить со сталкерами, убедить их принять вас… Его уважают и слушают, может быть, он сумеет… Вы же больше не хотите быть врагами для сталкеров?

— Нет. Мы хотим мира с ними. Нам теперь жить среди них.

— Ну… тогда пошли! — Ксана взяла прохладной, влажной от дождя ладошкой руку Репейника и потянула его за собой. — Попробуем что-то сделать… Идите за мной след-в-след, и если я скажу остановиться или спрятаться — так и делайте. Тут аномалий дофига, и порождения бегают. Но порождения — это пол-беды, нам главное — встреч с людьми избежать. Пока до моего отца не доберёмся.

— У нас патронов мало. — хмуро сообщил Репейник. — Если мутанты навалятся — можем и не сдюжить.

— С мутантами я разберусь. — отмахнулась Ксана. — Вы только первые в них не стреляйте, если сами не полезут.

Репейник окинул её щуплую безоружную фигурку недоверчивым взглядом. Девочка тяжело вздохнула.

— Вот он — мотнула она головой в сторону Кузнеца, — только что назвал меня местной феей. Значит, просто верь ему. Ну правда, всё нормально будет, я ведь дочка шамана, умею договариваться с порождениями Зоны.

Монолитовец недоверчиво покачал головой, но вспомнил исходящее от неё ощущение доброты и покоя в начале знакомства и промолчал. Зона полна удивительных чудес. Может быть, эта девчушка — одно из них, и то, что они повстречали её, тоже являлось чудом и было знаком того, что для них не всё ещё потеряно?

— Ну что, идём на Кордон? — спросила девочка.

— Идём… Сухой, поднимайся.

— Сейчас, командир… — проговорил третий монолитовец и встал. Его вдруг качнуло и резко повело в сторону. Кузнец успел поддержать его, подпёр плечом.

— Он что, ранен? — забеспокоилась Ксана.

— Нет. — хмуро сказал Репейник и отвернулся. — Просто… не ели мы давно… Когда у тебя Монолит в голове звучит, про это не думаешь. А сейчас… Мы тут уже несколько дней сидим, и сюда с боем прорвались… Не волнуйся, он дойдёт. В крайнем случае — на себе дотащим.

Девочка посмотрела на него, как взрослая — на неразумного ребёнка (хотя в дочки ему годилась) и, кажется, едва удержалась от того, чтобы покрутить пальцем у виска.

— Так! — по-детски безапелляционно заявила она, уперев руки в бока. — Никто никуда не идёт! Во всяком случае — в ближайшее время! Но давайте-ка сперва куда-нибудь под крышу залезем. А то этот дождь меня уже достал! Да и от чужих глаз спрячемся.

— Что ты собираешься делать?

— Во-первых — вы голодные, и как я сразу не сообразила? Правда, еды у меня с собой немного, но вам троим хватит червячка заморить. А во-вторых — дам вам чего-нибудь, чтобы вас с ног не валило. А то и правда не дойдёте… и тащить вас на себе придётся мне!.. И не спорьте! — вскинула она ладонь, останавливая всякие попытки протеста со стороны мужчин. — Я вам обещала помочь? Обещала. Ну так теперь терпите! — она вдруг хихикнула и по-хулигански показала им кончик языка.

Репейник покачал головой в ответ на это дурачество, но спорить не стал. Он подобрал автоматы — свой и Сухого — и побрёл вслед за девчушкой и своими товарищами в тот самый ангарчик, где она до этого пряталась.

Выбрав подходящее место, Ксана извлекла из рюкзачка тряпицу, расстелила и выложила на неё две банки тушёнки и полбуханки чёрного хлеба. Ловко вскрыла консервы, нарезала хлеб.

Взгляды изголодавшихся беглецов потянулись к еде, ноздри дрогнули.

— Чего стоим, кого ждём? — приподняла брови Ксана. — Присаживайтесь к столу, чего вы как не свои?

— А сама-то? — сдержанно осведомился Репейник, вежливо пытаясь не смотреть на яства.

Ксана хмыкнула, отломила крошечный кусочек хлеба, макнула в тушёночный сок. Отправила в рот.

— Всё, я сыта! — радостно заявила она. А потом снова по-хозяйски упёрла руки в бока. — Не, народ, ну кончайте вы фигнёй-то страдать! Садитесь и ешьте, чего вы на меня-то смотрите? Я уже ела… недавно. А вы — которые сутки голодные! Пожалуйста, хоть сейчас не ведите себя, как дураки! Вам ведь силы нужны!

Её добродушно-ворчливый тон и ненавязчиво-властные манеры оказали своё действие. Мужчины подчинились. Усевшись вокруг импровизированного стола, они налегли на скромное угощение, изо всех сил стараясь быть сдержанными перед этой непостижимо доброй и заботливой девочкой-девушкой.

Та довольно улыбнулась и отошла к проёму — наблюдать за дорогой.

Потом, увидев, что беглецы поели, она достала из рюкзачка аптечку и флягу.

— Я хочу вам кое-что дать. Одна травка из Зоны. Она хоть и аномальная, но её сок очень хорошо взбадривает и придаёт сил. Вы не испугаетесь такого… лекарства? Ощущения поначалу будут не самые приятные. Но у людей они всегда такие.

Репейник посмотрел на товарищей. Те кивнули.

— Мы не боимся.

— Хорошо. — Ксана развернула кусочек влажной тряпочки и достала свёрнутый кольцом длинный стебель, похожий на осоку. Разве что нормальная осока была зелёная, а этот стебель — почти синий. Девочка оторвала от него три кусочка и протянула монолитовцам. — Это надо жевать до тех пор, пока весь сок не выйдет. Потом выплюнуть.

Мужчины осторожно положили травинки в рот.

— Горькая… — скривился Кузнец. — И мозги продирает, как наждак!

— Правильно. — кивнула травница. — Сейчас ещё голова кружиться будет, шум в ушах появится… Но не бойтесь, это с непривычки, это пройдёт. Немного посидите спокойно, с закрытыми глазами.

Через некоторое время мужчины заметили, что первоначальные негативные ощущения исчезли, уступив место ясности ума и бодрости. Куда-то ушли усталость и вялость мышц. Ноги будто сами просились в путь.

— Удивительное дело… — проговорил Сухой. Он выглядел гораздо лучше, чем в момент знакомства. — Если бы раньше знать, что есть такая полезная травка… Как она называется?

— Ведьмина осока. Она часто встречается в низинах. Но вы на неё лучше особо не зарьтесь: свойства растений Зоны постоянно меняются. Так что лучше не рисковать. Я её тоже далеко не всегда рву.

— Жаль. А ты что же, умеешь распознавать свойства растений?

— Ну я же травница! — Ксана, чтобы избежать дальнейших расспросов, подала им флягу. — Здесь чай. Самый обычный. Правда, он давно остыл, но зато сладкий! Запейте, а то потом во рту такое начнётся — словно там зомби ночевали!

Беглецы с видимым наслаждением выхлебали чуть ли не всю флягу, но потом спохватились, что не останется питья для дороги.

— На осоке можно долго идти без еды, питья и сна. — успокоила их Ксана. — Правда, если съесть её слишком много — то потом будет слабость, сонливость и страшная головная боль. Но нам это не грозит — до Кордона недалеко, хватит и того, что вы сжевали.

Всё же остатки чая решили приберечь. Ксана убрала обратно в рюкзачок флягу, скатёрку и аптечку, а опустошённые консервные банки сложила в пакет из-под хлеба и приторочила сбоку.

— Мусор. — пояснила она. — Негоже оставлять. Да и тем, кто может сюда забрести после нас, незачем знать, что здесь только что кто-то был. Попадётся какая-нибудь лужа студня — брошу туда, пусть булькает.

Она слегка попрыгала. Еле слышно звякнули язычки «молний» рюкзачка, как заметили монолитовцы, обмотанные изолентой.

— Вы готовы идти?

— Готовы.

— Отлично. Не забывайте, что я вам говорила про порождений и всё прочее.

— Есть, мэм! — Репейник шутливо приложил пальцы к капюшону комбинезона. И вслед за Ксаной бывшие монолитовцы покинули ангарчик и направились к выходу из Долины на юго-запад.

* * *
— Тату, нужна твоя помощь! — запыхавшись, выпалила Ксана прямо с порога отцовой лавки, куда ворвалась, едва не врезавшись в кого-то из сталкеров, затаривавшихся продуктами.

Жаба вытаращил глаза: на его памяти приёмная дочка почти никогда ни о чём его не просила. А если такое и случалось, то поводы были самые наисерьёзнейшие.

— Что у тебя стряслось, доню? — спросил он. — Врываешься, как будто выброс вот-вот грянет…

— Да не у меня стряслось! — нетерпеливо отмахнулась девочка и стрельнула глазами на народ у прилавка. — И никакой там не выброс, далеко ещё до него… Но мне тебе по-секрету надо что-то сказать.

Сталкеры понимающе захмыкали и один за другим потянулись на выход. Кто-то необидно шлёпнул Ксану пальцем по носу и сунул в руки пакетик солёных сухариков:

— Держи! Гидрометцентр ты наш!

— Ну вот, все ушли. — Жаба притворил дверь. — Давай, рассказывай.

Торопясь, волнуясь и глотая слова, девочка выложила ему своё сегодняшнее приключение. О том, что нашла потерявшихся бывших монолитовцев и пообещала им помощь.

— Они тут недалеко, я велела им спрятаться, а сама за тобой пошла. Тату, ведь ты поможешь им, да?

Торговец схватился за сердце, ощупью нашёл стул и сел. Вытащил платок и вытер внезапно взмокший лоб и шею.

— Ну, доню, ты и наваяла делов… — проговорил он. — А если бы они тебя убили? Это ж не люди, это фанатики! Они страшнее всех твоих приятелей-мутантов вместе взятых! О чём ты думала?

— Но… тату, они были такие… — Ксана беспомощно повертела рукой, подбирая слова, — Такие… потерянные… измученные… У них были такие глаза… Тату, я видела их глаза, я говорила с ними. Они не врали мне. И они действительно мира хотят, нормальными хотят быть… Они просили меня помочь, поговорить с людьми… Тату… — девочка стиснула руки на груди и умоляюще заглянула в лицо отцу. — Ну ты хотя бы сходи и сам посмотри на них, поговори. А?..

Жаба задумался. Он-то знал, насколько доверчива его приёмная дочурка и как нетрудно её обмануть. Так что где гарантия, что эти фанатики-расстриги не притворялись?

«С другой стороны,» — мозговал Жаба — «егоза наша вернулась живая и невредимая, а «безголовые» — обычно они безголовые и есть, они бы и ребёнка не пощадили.»

По дочкиным же словам выходило, что и вели они себя по-людски, и забрались туда, куда отродясь не хаживали. Ни разу монолитовцы дальше Припяти не совались, сколько он, Жаба, себя помнил в Зоне.

— Так. — решительно сказал он и хлопнул по коленям. — А найди-ка ты мне, доню, Хромого и приведи сюда. Сама понимаешь, старшой в Деревне он, а не я, и если что — ему решать, что делать с твоими… подопечными. Поговорим и решим, как быть.

— Я мигом! — просияла девочка и метнулась на выход.

Через некоторое время староста Деревни, Саня Хромой, уже сидел в лавке, и Ксана повторяла свой рассказ уже для него.

— Что скажешь, Сашко? — спросил Панас, когда она закончила. — Новички — это по твоей части.

— Хороши новички, мама их лошадь…

Хромой озабоченно почесал затылок.

— Тут, дядько Панас, интересная ситуёвина получается… — начал рассказывать он. — Я вот буквально утром узнал от хорошего человечка, что такая же петрушка приключилась пару дней назад у «Юпитера». Вроде, ещё какие-то очухавшиеся фанатики к людям вышли. И примерно то же самое балакали — и что связь у них с Монолитом оборвалась, и что много чего не помнят… Что-то там связанное с тем, что Выжигатель, слав-те-хосподи и матушка-Зона, звездой героя накрылся. Вот я и думаю: мож и права твоя дочурка, и эти её найдёныши — навроде тех, что с «Юпитера». Не вредные.

— А что с теми-то стало? — залюбопытствовал Жаба.

— Говорят, их долговцы с Янова к себе взяли. А те и радёхоньки были хоть куда-то приткнуться. Сам знаешь, как их в Зоне «любят». А теперь за ними — вся долговская кодла, и если кто рты на них раззявит — будет кому за них по шее навалять: группировки за своих горой стоят… По уму, твои находки, Ксанк, тоже бы к кому в группировку пристроить, а не к вольным. Вольные — на то и вольные, что анархия у них — похлеще, чем у свободяев. А тут — бывшие фанатики, небось крови сталкерской на них — больше, чем блох на бобике. Ой, сомневаюсь я, что смогут они стать своими среди вольных!

— Так что же? — со слезами в голосе всплеснула руками Ксана, — Бросить их? Пусть гибнут? Я не могу, я обещала…

— О-хо-хо… — вздохнул Панас и погладил дочку по голове. — Добрая ты у меня, доню… жалостливая…

— Ну вы хотя бы поговорите с ними сами! Дядя Саша… тату! Ну пожалуйста! И там уже решите, что делать. Может и правда потом их в группировку, у вас же есть знакомые? — Ксана переводила умоляющий взгляд с одного мужчины на другого. — И… они ведь живые люди, не зомби какие… Неужели люди бросят их? Так они если не погибнут — то ещё больше озлобятся!

Торговец и староста Деревни переглянулись.

— Шут с тобой, Ксанка! — махнул рукой Хромой. — Умеешь ведь убеждать… Ладно, пошли, покажешь, где ты их там заховала! Погодь, только за стволом схожу. А то мирные-то они, может, и мирные, но с пустыми руками я к этим сектантам — пусть и бывшим — не пойду… чего и тебе, дядька Панас, советую!

Минут через десять они, заперев лавку, вышли из Деревни. Сталкеры провожали любопытными взглядами необычное трио и полушутливо интересовались, куда это так спешно наладились торговец, староста и травница, уж не по хабар ли? По Деревне уже пошёл слух, что Ксанка какие-то важные вести на хвосте отцу принесла, а после того, как в лавку спешно проковылял Хромой, которого дочка Жабы едва не тащила за собой за рукав куртки, одиночки только ещё больше уверились: произошло что-то крайне занятное. И теперь строили догадки и задавали вопросы.

— По грибы пошли, блин! — не выдержав, рявкнул на особо любопытных Хромой. — Не видите разве — стволами запаслись? Ща ещё гранат возьмём — и потопаем!

— Кто ж по грибы со стволами да гранатами ходит? — деланно удивился кто-то из новичков. — И что это за грибы такие?

— А вот сядешь в Зоне под куст личину отложить — узнаешь! — кровожадно пообещал староста — Когда вот такой гриб подползёт и тебя зубами за жопу ухватит! Или ещё за кой-чего!

Одиночки грянули хохотом, а опростоволосившийся новичок покраснел и поспешил затеряться в толпе.

— Балаболы, мать их лошадь… — пробурчал староста. — Мало я их строил!..

Так, под это бурчание, они достигли того места, где в поросшем орешником овражке Ксана спрятала своих подопечных.

— Ну, где они там? — Хромой, морщась, согнул и разогнул ногу. Колено, некогда смятое кабаньими копытами, всегда ныло, если приходилось пройтись, особенно быстро. Потому Хромой из Деревни выходил нечасто.

— Сейчас… — Ксана, волнуясь, вышла вперёд.

— Репейник! — позвала она. — Кузнец, Сухой! Это я, Ксана! Я привела тех, кто поговорит с вами!

Несколько секунд ничего не происходило, а потом колыхнулись ветки, и из овражка вынырнул Репейник. За ним показались остальные.

— Ксана… — мельком улыбнулся старший монолитовец девочке, не забывая, тем не менее настороженно изучать цепким взглядом её спутников — Ты вернулась!..

— Обещала же… Знакомьтесь. Это — мой отец, его тут все дядькой Панасом кличут. Это — дядя Саша Хромой, он в деревне главный, вроде старосты. А это…

— Репейник. — монолитовец быстрым и чётким движением чуть наклонил голову. — Командир отряда… если так можно выразиться. Это мои люди — Кузнец и Сухой… — он чуть помедлил, — Спасибо, что пришли. Я так понимаю, вы тут — самые уважаемые люди среди местных сталкеров?

— Типа того. — Хромой окинул всех троих пронзительным взглядом. И явно сделал какой-то положительный для них вывод: лицо его чуть смягчилось. — Ну что ж… Похоже, девочка, ты не зря за них билась. Кажись, действительно, нормальные люди… Итак — чего же вы хотите?

— Мира. — ответил Репейник. — Я… Мы понимаем, кем были, и кого вы в нас видите. Убийц и фанатиков. Но мы больше не хотим враждовать с кем бы то ни было. Не хотим. Зов Монолита больше не властен над нами. Нам нужно место в обществе людей Зоны. И убежище от выбросов и мутантов.

— А почему вы пошли к вольным, а не к какой-нибудь группировке? Реально, мужики, вам бы в клан приткнуться, вам же проще было бы. Вот, кстати, недавно долговцы к себе приняли одну группку… тоже из бывших ваших.

Известие о братьях по несчастью (или наоборот — счастью?) несколько взволновало бывших сектантов. Они переглянулись. А потом Репейник тихо, но веско сказал:

— Нет уж, хватит с нас группировок! Навоевались мы за идею. Хватит! Мы, пока в Тёмную Долину продирались, поняли, что нам теперь только одна дорога — в вольные подаваться. А когда вот её встретили — он кивнул на зардевшуюся Ксану, — тут-то всё и решилось…

Он помолчал, а потом вздохнул и совсем другим тоном признался:

— Мы, мужики, из такой мерзости вырвались, что и рассказывать не хочется!.. Думали, что для всех теперь ровно прокажённые будем. И тут первый же встреченный человек из ваших к нам, как к людям отнёсся. Надежду дал, что не всё ещё для нас потеряно. После всей этой жути… — монолитовец покачал головой и вдруг улыбнулся, — А если среди вас такие вот светлые, как она, люди живут — значит, и сами вы, я так полагаю, народ стоящий.

Жаба с интересом посмотрел на говорившего. Хмурые лица бывших сектантов заметно светлели, а в глазах появлялось что-то живое, когда этот самый Репейник говорил про «подвиги» Ксаны. Уж наверняка его сердобольная девочка, верная своему обыкновению жалеть и пригревать всех несчастных и обиженных, все свои силы бросила на этих неприкаянных. А они, небось, и рады тому были — вон, как смотрят на неё, словно бездомные псы на внезапно обретённую ласковую хозяйку!

Дичают люди в Зоне без человеческого отношения. И без женской заботы — тоже. Но в данный момент Жаба наблюдал обратный процесс.

Хромой тоже, кажется, просёк это. Он хитро прищурился, разглядывая бывших монолитовцев и что-то про себя решая.

Ксана молчала, но взгляды её были красноречивее слов.

— Ладно. — наконец, подытожил Хромой. — Рискнём. Но чтобы у меня никакой самодеятельности, когда в Деревню придём! Вольных — если бодаться полезут — я уж как-нибудь усмирю, но и вы тоже ведите себя тихо. Зубами держитесь, а чтобы даже жеста резкого не было! Вопросы есть?

Напряжённые лица монолитовцев просветлели, разгладились, на губах появились улыбки. Кто-то тихо, с облегчением, выдохнул.

— Принято… старшой. — отозвался Репейник. — Не бойся, не подведём. И… спасибо.

Ксана радостно запищала и повисла на шее Хромого, крепко расцеловав его в обе щеки. Та же участь постигла и Жабу, а потом девочка подскочила к монолитовцам и разом обняла их всех широко распахнутыми руками — благо те стояли тесной кучкой.

— Вот видите? — воскликнула она, сияя, как полуденное солнышко, — Всё получилось, я же говорила, что всё будет хорошо!

Жаба чуть дёрнулся и напрягся в этот момент, но понял, что опасности для дочки никакой нет.

Стоявшие по бокам от командира Кузнец и Сухой сперва растерялись от такого бурного проявления чувств, а потом тоже положили руки на плечи девочке. На несколько секунд все четверо замерли в крепком объятии, сблизив головы.

— Спасибо… — шепнул Репейник Ксане.

— Весьма трогательно, — хмыкнул за их спинами Хромой. — Но вам, парни, ещё с одиночками знакомиться. Так что я бы на вашем месте не расслаблялся!.. Хотя, конечно, с этой нашей юной непосредственностью, бывает, трудно думать о суровой прозе жизни!.. Ксанк, да отпусти ты их, наконец, успеете ещё наобниматься — когда всё закончится!

Напоминание о суровой прозе жизни отрезвило участников акции всеобщего единения. Девочка отстранилась, монолитовцы разом посерьёзнели и подобрались.

— Оружие за спины уберите и пошли. — скомандовал Хромой. — И без глупостей. Заступницу свою хотя бы не огорчайте.

— Есть! — неожиданно коротко, по-военному козырнул Репейник и сделал знак своим. Потом посмотрел на старосту и тихо сказал, кивнув на Ксану:

— Её — никогда!

* * *
К вечеру в Деревне новичков зажигали костры. Сталкеры кучковались вокруг них — еду погреть-сготовить, самим погреться, да и просто так посидеть в хорошей компании, отдохнуть и поболтать за жизнь. Особенно людно обычно бывало вокруг костра на так называемой посиделочной — ровной площадке, куда со всей Деревни были стащены скамейки, лавки и просто доски, положенные на кирпичи. На посиделочной обычно собирались опытные, популярные среди вольных, сталкеры со своими командами и почитателями из новичков. Остальные компании кучковались у других костров.

У крайнего костра на северном конце деревни сидели несколько приятелей-одиночек из разных компаний. Только что подоспела сваренная вскладчину похлёбка, и теперь сталкеры с удовольствием наворачивали её в очередь из общего котла.

Сталкер Грач уже зачерпнул очередную порцию и понёс ложку ко рту, когда на дороге к Свалке обозначилось движение и послышались шаги. Лениво бросив взгляд — мол, кто там ещё с ходки вертается? — Грач так и застыл с открытым ртом, не донеся до него ложку.

— Ты чего? — заметив его вытаращенные глаза, спросил Сума, его товарищ. Грач судорожно сглотнул и ткнул пальцем:

— Т-там…

Компания проследила за его пальцем и безумным взглядом. Ложки плюхнулись — какие в котелок, какие — на землю, какие — и вовсе на колени хозяевам. Кто-то едва не подавился куском.

— Бля… — только и сумел вымолвить Сума, а потом, опомнившись, заорал на всю Деревню:

— Мужики, атас! МОНОЛИТОВЦЫ!!!

Спустя пару секунд Деревня Новичков превратилась в растревоженный медведем улей. Одиночки побросали всё, чем занимались и, похватав оружие, дружно ринулись на крик.

Их глазам предстало невиданное доселе зрелище. В Деревню неторопливо, не прячась, вошли трое парней в до боли знакомой серо-пятнистой униформе. Они шли посередине дороги — один, видимо, главный — впереди, двое — за ним, плечом к плечу — и внешне казались спокойными, но глаза их метали по сторонам цепкие настороженные взгляды, а руки время от времени нервно сжимались в кулаки.

Толпа одиночек глухо заволновалась, послышалось клацанье затворов.

— Спокойно, бродяги! — раздался громкий хриплый голос, и одиночки узнали говорившего — Хромой, староста Деревни. — Не стрелять! Стволы в землю!

Тут только сталкеры заметили то, что со всеобщего переполоха сперва ускользнуло от их внимания.

Оружие незваных и опасных гостей было убрано за спины, вымокшая экипировка запачкана и потрёпана, и вообще фанатики выглядели так, словно только что вывалились из длительного и опасного загула по Зоне: вымотанные, исхудавшие, с заросшими усталыми лицами.

По бокам троицы, словно конвоируя сектантов, шли Жаба и Хромой — самые авторитетные персоны в посёлке. Позади, зорко наблюдая за обстановкой и словно прикрывая тылы, своей скользящей походкой двигалась Ксана.

— Хренассе, вы грибочков насобирали… — оторопело проговорил кто-то, видевший, как торговец, староста и девочка уходили из Деревни.

— Да, такие как ухватят зубами — ни жопы, ни фаберже не останется!.. Откусят по самые гланды!

Поднялся ропот. Все непременно желали узнать, что тут делают сектанты, и какого хрена Хромой с Жабой их сюда притащили.

Репейник с товарищами уже стояли треугольником, спина к спине и всем своим видом показывали, что не хотят драки.

— Тихо! — Хромой властно поднял руку, утихомиривая расшумевшихся одиночек.

— Хромой, ты кого сюда приволок? — раздался голос. — Какого…

— ТИХО, я сказал! — рявкнул староста, и наступила относительная тишина. — Вот так. А то орёте, как вороны на скотобойне…

Он вышел вперёд и неторопливо оглядел столпившихся вокруг их группки одиночек.

— Значитца, так, бродяги. У нас — пополнение… Спокойно, я сказал!!! А ну, стволы в землю!!! И тихо мне тут!!! Говорю — пополнение у нас. Знакомьтесь — Репейник, Кузнец, Сухой. Кто из них кто — потом сами выясните за кружкой прозрачного. На форму их не пяльтесь — они уже не в «Монолите».

— Это как так? — осведомились из толпы.

— Про Выжигатель слыхали? Вот! Как Меченый (дай Бог ему всю жизнь водку на халяву пить!) эту шнягу отрубил — в Зоне сразу чудеса в решете начались. В том числе и у монолитовцев. Некоторые из них в себя пришли, понимать стали, что всё это время им по мозгам ездили. А теперь — очухались. Ожили. К людям стали выходить, убежища и помощи искать. Кстати, несколько часов назад мне сообщили, что долговцы на Янове ещё одну подобную группку к себе приняли. Так что, бродяги, у нас с вами — не первый случай! И, может даже, не последний. И, кстати, уж если долгари поверили, что те парни нормальными стали и мира хотят — то делаем вывод… — он многозначительно замолчал.

Одиночки зашумели, обсуждая новость. Кто-то уже тоже слышал про странные дела на «Юпитере», и теперь делился с товарищами подробностями.

— А кто может поручиться, что эти… — говоривший скользнул недобрым взглядом по серым комбинезонам, — нормальными стали? Что не придуриваются, чтобы в один прекрасный день не устроить тут бойню во имя своего грёбаного Монолита?

— Я могу! — раздался звонкий голос, и вперёд вышла Ксана. По толпе одиночек прошёл удивлённый ропот.

Девочка ободряюще улыбнулась монолитовцам и повернулась к вооружённой, исходящей ненавистью к ним толпе.

— Я могу поручиться, — повторила она. — Это я их нашла. В Тёмной долине… ну-ка, вспомните, встречали вы до этого монолитовцев так далеко от их владений?

Кто-то помотал головой, кто-то сказал «нет, не встречали». Действительно, так далеко фанатики никогда не уходили от ЧАЭС.

— Я видела, какими они были там, в Долине. Я смотрела в их глаза. Говорила с ними. Они вправду пришли с миром и ищут убежища и помощи. Не убивайте их. Пожалуйста!

— Девочка… — снисходительно начал протолкавшийся вперёд Сума, — А ты вообще в курсе, сколько сталкерской крови на руках у этих фанатиков?

Ксана хотела было что-то возразить, но тут на её плечо медленно и мягко опустилась тяжёлая рука. Оглянувшись, она встретилась глазами со спокойным взглядом Репейника. Бережно отодвинув девочку в сторону, монолитовец шагнул вперёд.

— Начнём с того, — негромко, но так, что услышали все, сказал он, — что если хорошенько поискать — то в Зоне не найдётся ни одного человека, за кем не числилось бы каких-то кровавых делишек. Нет здесь абсолютно белых и пушистых… ну, может быть, за редкими единичными исключениями! — он многозначительно посмотрел на Ксану. — Что касается конкретно нас троих и количества сталкерской крови на наших руках… — он усмехнулся. — Мы могли бы сказать, что были под пси-воздействием и убивали не по своей воле. Но мы не станем оправдываться. Мы — такие, какие есть. Ни разу не белые и далеко не пушистые. Как, впрочем, и многие из здесь присутствующих. Так кто же, фигурально выражаясь, поднимет первый камень, чтобы бросить его в нас?

Он помолчал, давая одиночкам возможность осмыслить его слова. И было заметно — до некоторых они дошли! Выражения ненависти и вражды на некоторых лицах сменились замешательством, пониманием, кто-то задумался, кто-то опустил оружие…

— Если на нас лежит вина — она будет искуплена. — неспешно продолжал Репейник всё тем же негромким, но проникающим в душу голосом. — Дайте только время. Потому что мы потеряли его слишком много, и нам его надо наверстать. Годы под колпаком чужой воли и обмана, о которых ничего не осталось в памяти. Как и о том, кем мы были раньше — до Монолита. Потерянная жизнь. Мы пришли к вам, чтобы снова научиться жить — как жили до того, как ушли, повинуясь Зову. Мы не хотим вражды со сталкерами и группировками Зоны. И разумеется, мы не ждём, что вы вот прямо так, сходу, проникнетесь к нам дружескими чувствами. Но мы готовы сделать всё от нас зависящее, чтобы между нами наступил мир. Готовы ли и вы сделать подобный шаг — со своей стороны?

Воцарилась тишина, в которой одиноко прозвучало чьё-то почти восхищённое:

— Во, блин, фанатик языком чешет… Прям как проповедник!

На лицах некоторых сталкеров появились усмешки. Уже спокойные, без злобы.

— Да, силён парень трепаться… — согласился один из ветеранов и… махнул рукой:

— Ладно, мужики, пошли-ка жрать — еда остывает! Утро вечера мудренее. Завтра разберёмся, ху из ху.

И потихоньку, один за другим, толпа рассосалась по прежним местам — ужинать и обсуждать случившееся.

— Финита ля комедия! — театрально разведя руки, поклонился Хромой и махнул рукой свежеиспечённым вольным. — Идите за мной… бродяги. Покажу, где вам пока на ночь устроиться. А утром помозгуем, как вам дальше быть.

Повеселевшие и успокоенные, новички двинулись следом. Их провожали взглядами, но к кострам пока что не звали.

Ксана о чём-то шепталась с отцом, тот, видимо, возражал, и она обиженно надувала губы, однако, спорить не решалась. Только просительно заглядывала ему в лицо. Но Жаба, похоже, был непреклонен.

— Вот тут пока и приземляйтесь, — указал Хромой на небольшой сарайчик. — Костровище вон там, вода, умыться — в бочке. Дождевая, правда, но, думаю, вам не привыкать. По Деревне рекомендую пока не шляться, но если вдруг позовут к кострам — советую пойти. Так… что я ещё не сказал?.. — староста задумался. — Вроде всё. Вопросы будут?

— Будут.

Репейник отстегнул от пояса контейнер и, припав на колено, выкатил на траву что-то похожее на зеркально-переливчатый мячик цвета жидкого серебра.

— Нам понадобятся еда, патроны и кое-что из вещей. Оружие и бронежилеты мы оставим прежние, но это — он подёргал себя за рукав монолитовского комбинезона, — лучше сменить на что-то более нейтральное.

Он поднял глаза на Жабу.

— Что скажешь, дядько Панас?

Жаба надел специальную перчатку и осторожно поднял артефакт. Лицо его расплылось в улыбке.

— А вы — ребята не промах! — одобрительно сказал он. — Надо же, не успели в вольные бродяги записаться, а уже Вспышку мне притащили! Вижу, толк с вас будет, не пропадёте!

…Ксана осторожно опустила глаза и спрятала улыбку. Артефакт они нашли по пути из Долины, и это она настояла, чтобы беглецы забрали его себе.

— Это точно! — хрипло засмеялся Хромой. — Блин, вот все бы здешние такими толковыми, как вы, были!

— Давай так. — предложил Репейнику торговец, — Одёжу мы вам завтра с утреца подберём, а пока давай мне одного человечка, сведу его на склад и выдам всё, что вам прямо сейчас потребно. Продуктов там, мелочушки всякой хозяйственной… Ну и заодно посчитаем, что почём выйдет.

— Хорошо. — кивнул Репейник и сделал знак Кузнецу, как самому деловому и хозяйственному в отряде.

— А обратно я его провожу. — прозвенел голосок Ксаны. — А то ещё начнут по дороге всякие умники выпендриваться…

Она имела в виду одиночек, кучковавшихся у костров.

— Правильно! — согласился Хромой. — При тебе они шёлковые будут… Ладно, мужики… и дамы… Раз всё так хорошо закончилось — пойду-ка я до хаты. Нога, зараза… ноет…

— Дядь Саш, а ты её мазать-то не забываешь? — строгим тоном участкового врача поинтересовалась девочка.

— Мажу, солнышко, мажу… Но с такими прогулками, что ты нам сегодня задала, ни одна твоя мазюка не справится. Так что, поковылял я… Репейник, утром, после того, как в лавке затаритесь — ко мне заскочите. Все трое!

— Принято!

— Ну, бывайте, бродяги!

— Бывай! Спасибо!

Хромой удалился в сторону посиделочной, Жаба и Кузнец, сопровождаемые весело припрыгивающей и что-то напевающей Ксаной, направились в лавку.

Репейник подтащил к сараю какую-то доску и сел. Опёрся спиной о стену, запрокинул голову к темнеющему небу. Сухой, помедлив, присел рядом. Вздохнул.

— Ну что ж… — обронил командир, — Начинается новая жизнь.

Минут через сорок вернулись нагруженный пакетами Кузнец и Ксана — почему-то с кастрюлей в руках.

— Это чтоб вы могли себе что-нибудь сварить. — пояснила она. — Пока котелком не разживётесь. Тату разрешил взять из дома.

— Спасибо, Ксан. — кивнул Репейник. — Что бы мы без тебя делали?.. — он повернулся к Кузнецу, — Ну как там оно?

— Порядок. — отозвался тот. — Естественно, пришлось немного попотеть, но проблем не случилось. Батька её, — он оглянулся на девочку, — честно торгует, не дерёт семь шкур. Хотя и своего не упустит.

— Хорошо. Предлагаю сейчас пожевать, да отправляться на боковую. Там, в сарае, доски, мы из них уже соорудили кое-какое лежбище…

— А я бы пол-царства отдал за возможность нормально помыться… — Кузнец мечтательно посмотрел на упомянутую Хромым бочку дождевой воды и отвернулся. Чистую воду стоило экономить. — И-эх… Зато теперь у нас и мыло есть, и бритвы… Брат…цы, — запнулся было он и тут же поправился, — а ведь мы действительно по-человечески жить начинаем!

И он — впервые за всё это время — засмеялся.

— Ну, я тогда, пожалуй, не буду мешать. — улыбаясь во весь рот, сказала Ксана. — А то вам, наверно, и поговорить надо, и… А завтра я ещё приду, можно? Вы же, наверно, тут ещё какое-то время пробудете? Пока освоитесь, пока то-сё… Да и всё равно вам ещё Техника ждать.

— Какого ещё техника? — не понял Репейник. — Зачем?

— Её отец, — пояснил Кузнец, — сказал, что наши КПК устарели, и их надо либо сдавать в музей, либо перепрошивать. А Техник — это местный инженерный гений, вся связь с электричеством тут на нём держатся. Только он сейчас в Зону ушел, ждать надо.

— Позавчера ушёл. — с энергичным кивком подтвердила Ксана. — Но сказал, что недалеко, так что скоро он вернётся. Я вас с ним познакомлю. Техник — он очень хороший человек!

— Ну, раз это ты говоришь — улыбнулся Репейник, — значит, действительно, хороший.

Ксана смутилась и зачем-то посмотрела на небо.

— Ладно, — сказала она, — я всё-таки пойду до дому, а то после всей этой беготни спать хочется… Вон там мы с тату живём, видите? — она указала на дом, выглядевший на фоне остальных более ухоженным и менее заброшенным. — Заходите в гости, если что. И если вдруг что понадобится — тоже заходите. Ну всё, спокойной ночи!

— Спокойной ночи, Ксана! — вразнобой отозвались сталкеры.

Она вдруг быстро, так, что они не успели опомниться, чмокнула каждого по очереди в щёку и стремительно — только коса плеснула — умчалась в темноту. Эхом прозвенел тихий серебристый смех.

У сарайчика воцарилось молчание.

— Я не знаю, сколько мы там будем в итоге должны её батьке… — вдруг проговорил обычно молчаливый Сухой, — Но с нею рассчитаться за всё вот это… жизни не хватит.

Проблема третья: Туту

Июль, 2013 г.

Этого человека Ксана боялась, пожалуй, больше, чем всех остальных людей вместе взятых!

За всю свою пока ещё недолгую жизнь на Кордоне она повидала множество всякого люда. Вольные сталкеры и другие визитёры приходили и уходили, задерживались надолго — и исчезали бесследно. Кто-то оставался в памяти — кто-то нет. Одним она симпатизировала, других не любила или относилась нейтрально…

Но боялась — именно боялась, до нервной дрожи, до сжимающей горло удушающей волны паники, до инстинктивного стремления броситься бежать как можно дальше — только его.

Она сама не понимала, откуда взялся в ней этот особенный страх перед человеком с совершенно непонятным ей прозвищем Туту. Вроде, человек — как человек, не буян, не драчун, не хваста — как некоторые. Молчаливый, спокойный, неторопливый, да и на лицо симпатичный, не крокозябра какая… Однако же что-то предупреждало её всякий раз: держись от него подальше, это — опасность!

Ксана так и делала. Если с другими сталкерами, приходившими и квартировавшими в Деревне, она общалась, а с некоторыми — даже дружила, то этого она старалась избегать всякий раз, как он появлялся на её горизонте. Хуже всего было то, что этот Туту постоянно вёл какие-то дела с её отцом, был вхож в их дом. И когда Панас просил её: «Доню, сообрази-ка нам с гостем чайку!», Ксана готова была отдать свою самую любимую игрушку — сшитого из отцовского носка, бечёвок и пластиковых вилок кровососа Васю — только бы не видеть этого острого хищного профиля, не ловить на себе цепкого, пристального и гипнотического, как у контролёра, взгляда сталкера, не находиться вблизи от него… Она быстро и молча, ни на кого не глядя, накрывала на стол, подавала чай и так же быстро исчезала, боясь, что отец и его неприятный гость заметят, как у неё дрожат руки. Панас иногда просил её остаться, но Ксана мотала головой и сбегала, невнятно ссылаясь на какие-то неотложные дела.

Несколько раз исподтишка наблюдая за Туту, она заметила, что он очень редко общался с другими сталкерами, всегда держался от них в стороне, отдельно.

Одиночкам в Зоне трудно, и всегда так было, что вольные сталкеры, пожив немного в Зоне и пообтесавшись, начинали сколачивать какие-то мелкие кланы, группировки…

А Туту, кажется, намеренно не собирался примыкать ни к одному из кланов. Правда, было у него два не то товарища, не то подельника, но вместе их видели только в деревне. Ксана заметила, что даже в Зону Туту ходит в одиночку. И так же один возвращается, оставляя за спиной какие-то свои тайные и, может быть, опасные и нечистые похождения. То, что он всегда возвращался, наводило её на мысль о том, что человек он непростой. И, скорее всего, довольно умный и хитрый — раз умудрялся выживать в Зоне один, без поддержки клана или группировки.

Опасный человек!

* * *
День начался с неприятностей и нервов: в Деревню нагрянули с Кордона военные и устроили тотальный шмон. Проверяли документы и наличие разрешения на нахождение в Зоне. Всё это Ксанки не касалось — такие проверки вояки устраивали периодически, но страху она натерпеласьпреизрядно: грубые окрики, щёлканье затворов, запах и вид оружия, неожиданность, с которой облава свалилась на Деревню Новичков — всё это порядком нервировало. Да ещё нескольких сталкеров арестовали, а среди них были и те, кто очень хорошо относился к Ксане, угощал всякими вкусностями из Большого Мира, рассказывал всякие занимательные истории, дарил красивые безделушки и цветы, приносил найденные в заброшенных домах игрушки и книжки…

Страшно…

Но зато в этот же день, чуть позже, ей удалось обменять несколько лиан волчьей лозы! На рюкзачке появился новый брелочек с крохотными загорающимися лампочками, а в карманах — горсти конфет, которыми бесхитростная Ксанка тут же стала щедро угощать всех встречных.

Правда, она сразу же отложила часть лакомств для Острозуба и Стаи. Ксана в ближайшее время собиралась сбегать до заветной полянки с зарослями лозы. Там она встречалась со своими четвероногими друзьями-снорками. И горе было тем, кто пытался проследить за ней и узнать, откуда она берёт эту артефактную лиану! Снорки-сторожа хорошо знали своё дело!

Пока что было время перебрать свои «богатства» и решить, что останется в доме, а что насовсем поселится в её рюкзачке или поясных подсумках. Ну, Вася-кровосос — это отдельная песня, с ним она ни за что не расстанется!

…Сбоку раздались мягкие шаги по траве, и тут же верный инстинкт предупредил её о приближении опасности. Ксана вскинула голову и вздрогнула: к ней подходил Туту.

— Угостила бы и меня конфеткой, Ксана. — сказал он. — Угостишь?

Ксанка издала судорожный вздох, сглотнула комок в горле и тихонько попятилась прочь, не спуская с мужчины испуганно-недоверчивого взгляда. А он так же тихонько пошёл за ней. Шаг за шагом всё приближаясь.

— Да что же ты меня боишься, дурочка? Я не сделаю тебе ничего плохого! Не бойся. Смотри — я тебе цветочек принёс… Хороший цветочек, из самого сердца Зоны…

И протянул руку в чёрной перчатке с обрезанными пальцами. Пальцы его и впрямь сжимали поникший стебелёк кипрея с ярко-розовыми цветками.

Несколько мгновений девушка размышляла, но потом всё же осторожно, стараясь не касаться руки сталкера, взяла подношение. Потом достала из кармашка карамельку и неуверенно протянула ему. Как только он взял конфету за хвостик, Ксана тут же отдёрнула руку — словно от ядовитых зубов какого-нибудь монстра. Туту ухмыльнулся и не глядя спрятал конфету в подсумок. Не глядя — потому что его цепкий взгляд продолжал удерживать в гипнотическом плену дочку Жабы.

— А я думал, ты только кровососов да снорков своих угощаешь! — вдруг выдал он. А потом развернулся к ней спиной и преспокойно пошёл прочь.

Ксана тихо вскрикнула, побледнела и схватилась за ближайший куст, чтобы не упасть — потому что ноги вдруг ослабели от внезапности этого заявления и осознания того, что кто-то ещё кроме неё и отца ЗНАЕТ…

Панас с самых первых дней втолковывал приёмной дочке: «Не говори никому, что ты бегала со снорками, не называй себя снорком, не веди себя, как снорк. А все эти способности свои сваливай на то, что ты — дочка шамана! Иначе убьют!»

И вот вам пожалуйста… Ох, не зря инстинкт предупреждал её бояться этого человека!

Нервно передёрнув плечами, она заставила себя крикнуть в удаляющуюся спину:

— Туту! — тот неторопливо оглянулся. — Откуда знаешь?

Несколько секунд он молчал, удерживая её взглядом. А потом коротко ответил — как припечатал:

— Видел.

И всё той же неторопливой походкой удалился.

Ксана закусила губу и бросилась к отцу. У того как всегда торчал кто-то из сталкеров — сдавали хабар, покупали что-то… Еле дождавшись, когда народ рассосётся, девушка единым духом выложила:

— Татусю, он знает! Он всё про меня знает, он видел… Туту… он… — и безутешно расплакалась, уткнувшись лицом в жёсткую отцовскую брезентуху.

— Успокойся, доню. — Панас погладил её по голове. — Даже если он и выдаст твою тайну — ему всё равно никто не поверит. Ну полно, полно, хватит плакать!

— Да-а? — жалобно взвыла Ксана. — А если поверят — что тогда? Ты же сам говорил, что… что если узнают люди — меня убьют…

— Пусть только попробуют! — хмыкнул торговец. — Не бойся, тут есть кому тебя защитить. Тебя здесь все любят, в обиду не дадут…

Он утешал её как маленькую — с теми же интонациями в голосе. В любое другое время Ксанка бы окрысилась — мол, не маленькая уже, пятнадцать недавно стукнуло, хватит сюсюкать! Но сейчас даже не обратила на это внимания. Тихо нежилась под уверенной рукой отца, радуясь чувству безопасности… Вот было бы так всегда!..

…Стебелёк кипрея, подаренный Туту совсем сник в её пальчиках, но Ксанка совершенно забыла про подарок…


Вечером отец уехал на несколько дней за Периметр, поручив присмотр за дочерью Хромому. Правда, поручение это было чисто номинальным: захоти Ксанка смотаться в Зону — её никто бы не смог удержать. И все — в том числе и отец, и Хромой, — это знали.

Впрочем, в данный момент Ксана никуда идти и не собиралась. Она сидела в кругу сталкеров и развлекала их песнями под гитару и без неё. Играть научил её в прошлом году некий одиночка по прозвищу Толкинист, гитара и часть песен тоже остались от него (и, как утверждали сталкеры — весьма узкоспецифического репертуара — что подтверждало и само имя Ксанкиного учителя). Тем не менее, такие вот посиделки с песнями многим нравились и были в Деревне популярны. Особенно в долгие часы Выбросов.

Сейчас, к счастью, до Выброса было ещё далеко (и Ксана это чувствовала), погода стояла хорошая — так что ничего не мешало обитателям Деревни собраться не в «Пабе Жабы» (как они называли бункер под лавкой Панаса, где можно было пересидеть Выброс или просто собраться, выпить, пообщаться), а прямо на улице, на посиделочной. Что поделать — и в Зоне порой на романтику тянет!

…Ксана передала гитару сталкеру по прозвищу Печень — и поднялась с места. Гибко, с удовольствием потянулась, расправляя затёкшие мышцы. Становилось прохладно, надо было сходить в дом за какой-нибудь курткой. Сообщив: «Сейчас приду», девушка покинула освещённый круг.

На обратном пути она чуть свернула в сторону и легко взбежала на один из холмов, окружавших Деревню. Отсюда открывался потрясающий вид на западные болота. В свете полной луны пейзаж выглядел таинственным и мирным — хотя это была Зона. Ксана остановилась, любуясь окрестностями.

Чья-то рука вдруг легла на её плечо. Девушка вздрогнула, обернулась и… шарахнулась в сторону с придушенным вскриком.

Туту! Неужели подстерегал её здесь?

— Не подходи… — нервно пробормотала Ксана и попятилась, не сводя с него глаз.

— Ну чего ты меня боишься? Дурочка… — негромко сказал он, шагая за ней. Всё повторялось, как днём, и от этого почему-то становилось ещё страшнее. Как будто она спала и раз за разом видела один и тот же повторяющийся кошмар.

— Я же не настолько страшный…

Ксана пискнула испуганной мышкой и метнулась, уклоняясь в сторону, прочь! Но реакция сталкера оказалась лучше — он поймал её за руку и рывком притянул к себе. Стиснул оба запястья как клещами — не вырваться, как ни старайся!

— Что же ты… Только своих вонючих снорков ласкаешь, а нормальными мужиками брезгуешь? — выдохнул он ей в лицо, и девушка почувствовала исходящий от его рта запах алкоголя. Да он пьян!!!

— А чем, например, я хуже твоего… как его там… Острозуба? А, Ксанка?

Ксана с короткими тихими стонами вырывалась, но все её попытки были тщетны. Туту держал её крепко, и ещё этот его взгляд…

— Снорочья самка… — глухо и как-то зло прошептал он ей на ухо, обдавая горячим прерывистым дыханием. — Небось, не только бегала и трахалась с ними, но и человечинку ела, да, Ксанка? Ведь ела, я же тогда, лет шесть назад, видел, как эти тварюги сожрали на Свалке одного новичка, а ты смотрела на это и лыбилась! — он встряхнул её, потом ещё раз. — Что, разве неправда? Отвечай, ты…

Девушка дико вскрикнула и рванулась из его рук. Забилась, словно пойманная в капкан зверушка. Никакого эффекта — только ещё больнее стало запястьям. И невыносимо-горячо — щекам. Как будто от кострового жара…

…Только отец знал об этом постыдном эпизоде её биографии. Как-то раз Стая подъедала припрятанные запасы. А она, Детёныш, тогда только-только прибилась к ним, ещё не различала, что можно есть, а что нельзя… Зубастик кинул ей кусок мяса от полуобглоданного тела, и она взяла. Но, должно быть, труп пролежал довольно долго и начал разлагаться. Потому что всего-то от пары маленьких кусочков мяса Ксанка почувствовала себя настолько отвратительно, что едва-едва сумела доползти до ручейка с водой. Там и свалилась в корчах. Потом долго болела, но навсегда усвоила урок: ЭТО есть нельзя — будет очень плохо и больно! С тех пор она не повторяла опытов поедания человечины — как бы голодна ни была и как бы ни угощали братья-снорки. А потом и Панас подтвердил ей, что люди не едят людей, что этого нельзя делать ни в коем случае!

Но постыдное воспоминание так и осталось в глубине её памяти горчащим мутным осадком. И вот теперь этот Туту взбаламутил всё так, что Ксана снова почувствовала знакомую тошноту.

— Не… не смей… — потрясённо, давясь слезами, прошептала она, с отчаянием глядя ему в глаза. — Ты же не знаешь… ты ничего… не…

Вместо ответа он тихо рассмеялся, и от этого смеха Ксана едва не лишилась чувств.

— Пожалуйста… — в смятении пролепетала она. — Пожалуйста… не надо… не тронь…

— Дурочка… — хрипло и почти ласково повторил сталкер, щекоча губами и дыханием её висок. — Не бойся…

Он ухмыльнулся и вдруг ловко повалил её в траву и тут же навалился сам, прижав к земле всем своим весом.

Он ещё даже не успел дать воли рукам, но даже совершенно неопытная в общении с мужчинами Детёныш каким-то мгновенным наитием поняла: сейчас с ней сделают что-то такое… очень нехорошее. Мерзкое. Отвратительное. Такое, что потом ей придётся бежать в Зону, обратно к Стае — ибо ЭТО заставит её окончательно возненавидеть людей. Всех!

В следующий миг Ксана пронзительно — все кабаны и псевдоплоти Зоны удавились бы от зависти! — завизжала прямо в ухо своему обидчику, резко выгнулась и рванулась так сильно, насколько могла. Туту немедленно отпустил одну её руку и попытался зажать ей рот, чтобы не кричала. Этого хватило.

Стремительный и беспощадный снорочий взмах — и на правой щеке насильника вспыхнули три ярко-алые дорожки от её ногтей! Туту взвыл и выпустил девушку, откатившись в сторону и зажимая окровавленную щёку. Ксана не стала дожидаться, когда он встанет и захочет расправиться с ней. Тем более — со стороны Деревни уже звучали приближающиеся тревожные крики бегущих сюда людей. Девушка метнулась к дому и краем глаза заметила, как и её обидчик проворной тенью ускользает в темноту. Вовремя — ибо кое-кто из подбежавших сталкеров, не разбираясь, пальнул в его сторону. Попал или нет — неизвестно. Да она и не стремилась это узнать. Прочь, скорее прочь!!!

Не отвечая на тревожные вопросы, которыми её засыпали прибежавшие люди, Ксана растолкала всех и со всех ног кинулась домой. Только там, заперев дверь и зарывшись лицом в подушку, она дала волю слезам.

…Мамо-Зона, а ведь ещё отцу рассказать придётся… А что сотворит Панас с обидчиком дочери, когда дознается? И… что сделают с «собратом» те вольные сталкеры, у которых она была любимицей?..

Нет… Нет. Нет! Нет!! Не-е-е-е-е-ет!!!..

Не думать… Не вспоминать… Забыть… О-о-о-о!!!..

…На краю Деревни поскрипывало отягощённое грузом кряжистое дерево, толстый нижний сук которого сталкеры приспособили под виселицу. Труп повешенного несколько дней назад какого-то злостного нарушителя неписанного кодекса вольных бродяг раскачивался маятником — хотя ветра совсем не было. Знающие предрекали, что труп скоро станет зомби и смоется с места казни.

Впрочем, как знать — может, с такими событиями, верёвка будет пустовать недолго?..


На следующий день Детёныш почти не покидала дома — что было для неё нехарактерно. Ей было страшно и стыдно. Страшно из-за того, что, вот она выйдет — и встретится со своим врагом, увидит его лицо, расцарапанную ею же щёку, столкнётся с ним взглядами… Стыдно — перед сталкерами, ставшими свидетелями произошедшего. А если начнут расспрашивать, потом расскажут отцу?.. Ой, Мамо…

Но более всего её тревожило то, что Туту, обозлённый её отпором, может запросто рассказать о ней всё, что ему было известно, ВСЕМ. И тогда…

Каждый раз, когда такая мысль приходила ей в голову, Ксана вспыхивала и со стоном прятала лицо в ладонях, непроизвольно мотая головой: нет, нет, не надо, пожалуйста, не надо… хватит, пощадите!!!..

Однако, после полудня ей всё-таки пришлось покинуть своё убежище. Несколько вольных умудрились с кем-то (Ксана как обычно не вдавалась в подробности, с кем и почему) сцепиться, и теперь некоторые из них, раненые, нуждались в помощи. Так уж получилось, что главным врачевателем в Деревне уже несколько лет со дня своего появления здесь была именно она, Ксана, со своими, как тут шутили, «экологически грязными» травками, собранными прямо в Зоне. Каким-то непостижимым образом она с самого детства умела распознавать полезные и вредные свойства растительности Зоны и пользоваться этим, составляя разные лечебные, укрепляющие и прочие зелья. К ней обращались, когда лекарства Большого Мира не помогали или заканчивались, а то и сразу же. И она помогала как могла. И, бывало, ставила на ноги даже безнадёжных.

В общем-то, ранения в этот раз оказались не смертельными. Пациенты даже избавили её от необходимости бегать за каждым из них — сами дружно притопали к дому. Ксана осмотрела раны, приготовила необходимые составы и смеси, бинты, инструменты и принялась за работу прямо на веранде дома. Сталкеры были в основном, народом терпеливым и тёртым, так что, почти полное отсутствие обезболивания переносили стоически. Тем более, что Ксанка, колдуя над ранами, всячески заговаривала мужчинам зубы, даже иногда пела, отвлекая их от неприятных ощущений.

Закончив с последним, она устало выпрямилась и вышла на крыльцо, вытирая влажный лоб рукавом. Случайно её взгляд упал на проход между домами, и девушка привычно вздрогнула.

Кто-то (отсюда было не разобрать, кто), подставив плечо, медленно вёл к посиделочной белого как мел Туту. Правая нога обидчика Ксаны была перемотана окровавленным бинтом чуть выше колена, и сталкер заметно хромал. Видно было, что каждый шаг даётся ему с немалым трудом.

Сопровождающий что-то сказал своему подопечному, тот отрицательно покачал головой и вдруг бросил взгляд на дом Жабенков. Ксана непроизвольно отшатнулась за подпиравший крышу столб, но Туту, кажется, её всё же заметил. Усмехнулся и отвернулся. Доковылял с помощью приятеля до скамейки и почти рухнул на неё.

Ксане не было слышно их разговора, но и так было понятно: провожатый предлагал Туту пойти к ней, чтобы обработать и перевязать рану, а тот категорически оказывался.

… Гордый весь такой, подумаешь…

Ну и ладно! Ксанке-то тоже невелика охота возиться с этим мерзавцем!

Она тоже отвернулась и принялась прибираться в своей импровизированной больничке (вот, кстати, надо будет попросить Хромого, чтобы выделил какую-нибудь сараюшку под госпиталь!). Вылила из таза окровавленную воду, ополоснула и обтёрла спиртом немудрящие инструменты, запечатала крышечками баночки и бутылочки со снадобьями, увязала мешочки, бросила в корзину для стирки использованные тряпки…

Однако, чем сильнее она пыталась загрузить себя привычной работой, тем чаще её мысли и взгляд возвращались к одинокой фигуре на посиделочной. Ксана злилась непонятно на что и пыталась убедить себя, что ей незачем проявлять заботу о том, кто едва не поломал ей жизнь… или ещё поломает.

Но, видимо, все врачи, все знахари и травники устроены одинаково. И мыслят далеко не привычными для других людей категориями. Вот у воинов — всё просто: есть враг — ты его должен убить. Попросил пощады — пощади. Или не пощади — твоё дело. И какое дело, если враг, допустим, ранен или связан, беспомощен? Это война, ты — воин, а он — враг. Твоя и его работа — убивать врагов. Но сейчас сильнее ты, а не он. Поэтому — убей! Или пощади — если захочешь. Всё просто.

…Ксана закусила губу. Да, Туту — её враг. Но сейчас он ранен. Ему больно, он страдает — хоть и пытается не показывать этого, упрямец. А она — Ксана Жабенко — не воин, а лекарь. Хоть какой-то и пока что единственный в Деревне! И её долг — помогать, снимать боль, облегчать страдания, отгонять смерть. А перед болью и смертью все равны. Нет ни друзей, ни врагов. Есть только бесконечно страдающие люди — и их глаза, наполненные болью и мукой… Должна ли она, лекарь, оставить без помощи человека только на том основании, что он — враг?.. Отдать его на растерзание боли?..

Ксана ненавидела боль. Ненавидела — потому что сама очень плохо её переносила. И прекрасно знала, каково это — страдать от боли.

Резко выдохнув, девушка спустилась с крыльца и подошла к сталкеру, сидевшему к ней спиной. Правда, на последних шагах храбрость покинула её, и травница в нерешительности остановилась, прикидывая: а вдруг он отвергнет помощь и прогонит её?.. Вот стыд-то какой будет!

Ну тогда она вообще перестанет предлагать ему какую-то помощь! Пусть его болотные ведьмы лечат!

— Давай я твою рану обработаю?.. — наконец, решилась она. Фраза прозвучала очень робко и тихо, однако, её услышали.

Туту медленно развернулся к ней чуть ли не всем корпусом, и на мгновение в его глазах мелькнуло изумление.

— Обработай… — помолчав, кивнул он.

Не желая подвергать его раненую ногу пытке перехода с посиделочной на веранду их дома, Ксана, пробормотав: «Я сейчас!» — со всех ног кинулась за своей аптечкой.

Дальнейшее проходило в гробовом молчании. Ксанкины пальчики невесомо порхали над раной, извлекая пулю (к счастью, кость была не задета, повезло!), промывая, накладывая заживляющую смесь трав, перевязывая… Но обычно разговорчивая в такие моменты девушка (болтовня вместо обезболивания) на этот раз не могла выдавить из себя ни слова и только старалась как можно легче касаться поражённого места, чтоб не причинить ещё большей боли. На пациента своего она тоже старалась не смотреть, всецело сосредоточившись на его ране. Всего только одну фразу Туту услышал от неё — когда она накладывала мазь:

— Потерпи, пожалуйста, будет немного щипать…

Сказано это было почему-то виновато — как будто это сама Ксанка являлась источником боли.

— Странная ты… — вдруг проронил сталкер. — Сперва царапаешь, потом лечишь…

Девушка смутилась, её руки на миг замерли.

— Ты сам виноват!.. — наконец, пробормотала она, неловко отводя взгляд. Тон её был странным — жалоба пополам с вызовом. Словно загнанный лисой в угол зайчонок вдруг развернулся к хищнику, готовый вступить с ним в последний, отчаянно-безнадёжный бой. — Не надо было нападать на меня! Я защищалась!..

Снова воцарилось тягостное молчание.

— Всё. — Ксана завязала последний узел на свежей повязке и поднялась. — Постарайся побольше отдыхать и поменьше ходить. А ещё лучше — заведи палку какую-нибудь… И никаких походов в Зону пока не заживёт! Если что… — Она запнулась и не договорила «…обращайся», но это и так было понятно. Собрав свои снадобья, девушка пошла прочь.

— Ксан… — запоздало и не слишком решительно позвал Туту. — Спасибо!

Она только сделала какое-то неопределённое движение головой — не то кивнула «пожалуйста», не то отмахнулась — мол, отвяжись…

Она всё ещё боялась его…


Дни шли, а никто так и не заикнулся во всеуслышанье о том, что знает, КЕМ была Ксана раньше. Никто не возмущался, не ругался, не тащил её к военным на Агропром или к научникам на Янтарь — разбираться или изучать, никто, даже её «персональная страшилка» — долговцы, не пытался подстеречь её и убить за «людоедское» снорочье прошлое.

Определённо, Туту не стал никому разглашать её тайну. Но почему?..

Этот вопрос терзал Ксанку не хуже чем голодный братец-снорк свою добычу. Она на полном серьёзе полагала, что он выдаст её, более того — была уверена в этом! И тут — молчание.

Но почему, почему?..

Мучимая этим вопросом, Детёныш даже аппетит потеряла и стала хуже спать. А днём вздрагивала, едва завидев поблизости кого-нибудь из военных или долговцев, думая, что явились они в Деревню по её душу.

И вот как раз в такое нервное время ей на глаза снова попался её враг.

Нога у Туту уже почти зажила (Ксанкины травки знали своё дело!), он уже почти не хромал и снова собирался в рейд за хабаром. После того безобразного ночного случая он больше не пытался приставать к ней, но и не замечал, кажется, вообще.

То ли радоваться этому, то ли ждать очередной гадости?..

И вот, промаявшись неопределённостью и страхами, взвинченная Ксана отбросила свою извечную робость перед сталкером и, фигурально выражаясь, припёрла его к стенке.

— Туту! — окликнула она его, когда сталкер, делая вид, что она — пустое место, проходил мимо. — Туту, надо поговорить!..

Мужчина остановился и посмотрел на неё. Лицо его при этом не выражало никаких эмоций. Как обычно.

Ксана быстро приблизилась.

— Почему ты не выдал меня? — бухнула она напрямик и тут же вскинула ладонь. — Нет, погоди, не говори… — она говорила очень быстро и от этого скомкано, боясь, что смелости ей хватит ненадолго. — Ты странный человек, и я даже чувствую — опасный… — девушка сглотнула мешавший говорить ком в горле. — Но… Туту, почему ты не выдал меня, почему? Ведь я же видела, чувствовала, что ты собирался это сделать! Почему не сделал?..

И впилась в него отчаянно-требовательным взглядом — как будто от его ответа зависела её жизнь. Да, собственно, так оно и было. Её жизнь — в его руках, в его власти.

Сталкер как-то странно посмотрел на неё, и Ксана привычно отвела взгляд. Потупилась, теребя лапу-вилку сидевшего в подсумке Васьки. Решимость, бросившая её вперёд, начала улетучиваться. Ком в горле снова занял привычное место, а в глазах словно песок появился… Ох, только бы не зареветь!..

Туту усмехнулся, и усмешка получилась какая-то… невесёлая.

— Живи. — просто сказал он. — Тебя уже всё равно не переделать, ты — такая, какая есть… А если с тобой что-то случится — много кому от этого будет плохо.

— Плохо? Кому же? — не поняла Ксана.

— Панасу, например. И… — сталкер на миг запнулся, но всё же закончил. — И мне.

Ксана вздрогнула и заморгала: она никак не ожидала такого заявления! Даже про подступающие слёзы забыла!

— Тебе? — ошарашенно пробормотала она. — Но… но почему?!

Туту улыбнулся. Неожиданно очень тепло и ещё более грустно.

— Когда-нибудь ты это сама поймёшь… — и отступил, намереваясь уйти.

«Что за дурацкая манера уходить, ничего не объясняя?! И относиться, как к несмышлённой малышке?! Когда-нибудь… потом… Надоели!!!» — возмущённо взвыла про себя девушка и одним прыжком преградила ему дорогу.

Их взгляды скрестились, но Ксана — вопреки обыкновению — на этот раз не потупилась испуганно, не отступила, не кинулась бежать.

— А я думала, что ты меня ненавидишь… — медленно сказала она, удивлённо и растерянно глядя на него.

Он помолчал. Потом отвёл глаза и нехотя признался:

— Я тоже так думал… что ненавижу…

Некоторое время Ксана всё так же удивлённо смотрела на него, пытаясь переварить услышанное. А потом… её губы начали разъезжаться в широкой, совершенно по-детски счастливой улыбке.

— Значит… ты — не враг мне? Друг?..

Туту тоже улыбнулся ей в ответ.

— Друг.

Девушка просияла и вдруг облегчённо и радостно засмеялась. Правда, тут же прекратила — потому что предательские слёзы всё-таки брызнули у неё из глаз.

Туту всё с той же непонятной улыбкой смотрел на неё.

— Ты это… если нужна будет помощь — говори мне. Хорошо?

Ксана закивала — мол, разумеется!

Сталкер тоже кивнул и повернулся, чтобы уйти.

— Туту… — мягко позвал его голос из-за спины. — Постой…

Он обернулся.

Ксана, робко улыбаясь, приблизилась к нему и вдруг… обняла его за шею загорелыми, в многочисленных царапинах и шрамиках, руками. Что-то тёплое, нежное, пахнущее земляникой, коснулось сперва одной щетинистой щеки сталкера, потом — другой. Он удивлённо и непроизвольно вскинул руку, касаясь места поцелуя. Там ещё ощущались следы, оставленные её ногтями в ту ночь… Почему-то мелькнула мысль, что от прикосновения её губ они тут же исчезнут…

Не исчезли. Странно…

— Спасибо тебе… — ветерком шепнули на ухо и смущённо добавили. — Ты уж меня прости, что поцарапала…

И пораненной щеки коснулись мягкие пальчики. Погладили.

Зона быстро заставляет сталкеров забывать, что такое нежность… доверчивость… поцелуи девушек…

Туту открыл рот, хотел ей что-то сказать в ответ — но опоздал: Ксаны уже и след простыл. Только мелькнул и пропал за углом дома её старый цветастый сарафанчик…

Проблема четвёртая: люди и нелюди

Пролог

Апрель 2014 г.

— Тату, мне нужна Живая Вода! — однажды заявила Ксана отцу. — Надо будет как-нибудь сходить, поискать.

Жаба привычно схватился за сердце, но Детёныша уже было трудно пронять этим манёвром. Не то, что несколько лет назад!

— Живая Вода! — воскликнул торговец, — Да ты хоть знаешь, сколько сталкеров сгинуло, пытаясь её добыть?

— Знаю. — спокойно кивнула девушка. — Потому и сгинули, что не знали, где её надо искать. И как искать. А я знаю.

— А раз знаешь — что ж тогда не расскажешь бродягам? Глядишь — кто-то из них бы и сейчас жил.

Ксана распахнула глаза и недоумённо посмотрела на отца.

— Тату… ты что, забыл?.. Нельзя мне им помогать! Мамо не велит. Они ищут и забирают её дары, чтобы продать, а это… это неправильно. Вот если бы кому-то артефакты были нужны не для денег, а просто так, чтобы помогать кому-то… Так и то, если для лечения — то у меня они есть, и я всегда делюсь.

Жаба махнул рукой. Подобные разговоры стали уже привычной деталью их жизни. Много раз сталкеры, как вольные — так и из группировок, пытались уговорить его дочь помогать им в добыче артефактов. Или работать проводником. Да не на ту напали. Детёныш, обычно готовая бескорыстно отдать последнее ради чьего-то благополучия, в этом вопросе как однажды упёрлась — так с тех пор и стояла на своём.

— Нельзя мне вам артефакты добывать! — твердила она. — И проводником быть нельзя. Мамо не велит! Она рассердится, если я стану это делать!

— Что ещё за Мамо такая? — по первости интересовались сталкеры.

— Вы зовёте её Зоной! — коротко отвечала девушка, и на какое-то время (до появления очередных неуёмных охотников без труда вытащить рыбку из пруда) разговоры и уговоры прекращались. Впрочем, со временем их становилось всё меньше — пока сталкеры, видя непреклонность дочки Жабы, совсем от неё не отвязались.

Это, правда, ничуть не уменьшило толков по поводу самой Ксаны. Люди в Зоне судачили, что при её способностях она бы уже давным-давно озолотила своего батьку-торговца и сама бы как сыр в масле каталась. Ну ещё бы! Время выбросов она чует, аномалии видит и умеет их избегать, монстры её не трогают… Идеальные данные для поиска артефактов или работы проводником! Так нет же, эта упрямая девица упёрлась рогом — и ни в какую! Зона ей, видите ли, запрещает!

Слово «мутантка» в отношении Ксаны по всеобщему негласному уговору никогда не произносилось, но во время подобных разговоров очень даже подразумевалось. Впрочем, ту, что бескорыстно лечила и даже спасала сталкеров без оглядки на их принадлежность к группировкам, во всеуслышанье считали и называли не человеком только долговцы (с которыми у Детёныша были отношения сильно натянутого нейтралитета). Да и то не все: несколько знакомцев различной степени шапошности у неё было даже среди «красно-чёрных».

Но артефакты Ксана всё-таки собирала. Для лекарственных целей. Ей, правда, непонятно было, почему люди так жадны до них. Настолько, что готовы за эти, без преувеличения, щедрые дары Зоны убивать себе подобных. Денежной стоимости артефактов она тоже так и не смогла постичь, как ни объяснял отец. Для неё они всегда были не более чем занятными штуками с интересными и порой весьма полезными свойствами. Или же красивыми игрушками. Был случай в первые годы её жизни среди людей: однажды под Новый год она решила устроить отцу и сталкерам сюрприз и ночью тайком нарядила в Деревне ёлку заранее собранными для этой цели артефактами. Ей казалось, что это очень красиво. А кончилась вся эта благотворительная затея тем, что отец при всех отругал её, велел снять «игрушки» и выбросить подальше от Деревни. Как он потом ей объяснил — «чтобы не разжигать в людях алчность»… Целый мешок артефактов тогда пришлось в болоте утопить, а так жалко было! Они так красиво переливались, блестели и грюкали!..

Потом её этим «мешком игрушек» года два, наверно, доставали… Всё пытались вызнать, куда она его сховала. Ксана и брякнула однажды, не подумавши, что отдала кровососьим детишкам играться — так ведь нашлись жадные идиоты, полезли в Кровососовку проверять… Там и остались.

Беда ей с этими сталкерами!


Она никогда не делала запасов лечебных артефактов. Потому что всегда знала, что при необходимости всегда может пойти и поискать всё нужное во владениях Мамо. И та всегда поможет ей в поисках. Потому что не для себя Ксана ищет её дары, не для продажи за странные бумажки, а для других. Для того, чтобы помогать им, лечить их раны и хвори. Ну и, кроме того, не делать запасы ей рекомендовал отец, знавший, каким мог быть соблазном подобный запас для не слишком обременённых совестью людей.

Поэтому, чуть только начиналась ощущаться недостача в каких-нибудь средствах, Ксана собиралась и уходила в Зону на их поиски. И всегда возвращалась с добычей — пучками трав или парой-тройкой лечебных артефактов в карманах. Она не пользовалась, как сталкеры, контейнерами. А зачем? Грозная и благая Сила, что таилась в них, была от неё, от Мамо. Так ей ли — Детёнышу — от неё хорониться?

За Живой Водой Ксана всё же решила отправиться в другой раз — как следует подготовившись. Она знала, где и при каких условиях появляется этот редкостный, почти легендарный артефакт, но места те находились далеко от Деревни и были довольно опасны. Настолько, что соваться туда без должной подготовки даже она, Дитя Зоны, не решалась.

Тем не менее, на следующий день она всё же предприняла вылазку за растительным сырьём для лекарств. Этого добра никогда мало не бывало.

В апреле месяце Зона, с её «вечной осенью» мало чем могла порадовать травницу. Но и в это время находилось кое-что.

Путь Ксаны лежал в Забытый, или как его ещё называли, Запретный лес. При должном везении там в это время года можно было найти особый мох, который травница использовала в качестве одного из ингредиентов для снадобья, прозванного сталкерами псевдовалерьянкой. Ну и пару-тройку бутылочек для сбора берёзового сока тоже не мешало повесить. Сейчас самое для него время.

Держась по привычке больше общего направления, чем натоптанных сталкерами тропок, девушка неторопливо миновала северные окраины Кордона, перебралась через железнодорожную насыпь и, оставив по левую руку дорогу к Свалке, углубилась в открытую, утыканную пригорками и редкими куртинами кустарников местность к северу от тоннеля «железки». Забытый лес тёмной массой маячил на горизонте.

«Интересно, где сейчас Острозуб и все остальные?» — подумалось между делом травнице.

Стая снорков, в которой она некогда жила и которую — после ухода к людям — нередко бегала навещать, обитала всё в том же Забытом лесу. Это была их охотничья территория. Однако вожак не ограничивался ею и довольно часто устраивал партизанско-разбойные набеги на угодья других стай. Зачастую это сопровождалось разборками с их хозяевами, которые, впрочем, частенько поступали так же. Войны за лидерство в стае, захват чужой территории и добычи — это было своего рода национальным снорочьим спортом. Снорки хаотично перемещались по Зоне, и никогда нельзя было доподлинно знать, где сегодня носится твоя родная Стая и с кем и по какому поводу (а может и вовсе без него) в данный момент грызётся.

Ну так и есть! Поляна, на которой обычно отдыхали и трапезничали её бывшие сородичи, была пуста. Ксана несколько раз прошлась по ней, оставляя отчётливые следы, затем потёрлась спиной и ладонями о приметное дерево. Теперь Острозуб будет знать: приходила Детёныш, но никого не застала.

А вот сам виноват! Оставил Стаю без печенек!

Оставив бывшим сородичам столь оригинальную «записку» о своём визите, Ксана побрела дальше по лесу в поисках мха. Аккуратно, чуть ли не ползком, сквозь низкий подлесок обогнула «грави». Чуть позже подобрала и сунула в карман удачно подвернувшуюся под ноги Кровь Камня величиной с кулак. Отличная находка, если залить спиртом и выдержать несколько дней — выйдет где-то около литра ранозаживляющей настойки!

А вот и мох!

Травница извлекла нож и принялась неторопливо счищать с поваленного ствола усеивавшие его бархатистые иссиня-зелёные пятна.

Операция требовала терпения и аккуратности, поэтому Ксана так увлеклась, что внезапно появившееся странное чувство тяжести в висках ощутила далеко не сразу.

«Выброс, что ли, назревает?» — немного погодя, когда давление усилилось, рассеянно подумала она. — «Голова, как чугунок…»

Позади хрустнула ветка. Ксана обернулась.

— Ой!

Нож, выпавший из внезапно ослабшей руки, едва не воткнулся ей в ботинок, но девушка этого даже не заметила.

— Здравствуй… Старший… — проговорила она, запинаясь и во все глаза глядя на высокую фигуру в брезентовом плаще, выступившую из подлеска.

Нет, она не испытывала страха перед порождениями Зоны. Даже перед такими грозными, как тот, что сейчас стоял перед ней и внимательно её рассматривал. Просто, сознавая свою, по сравнению с ними, слабость, старалась лишний раз не попадаться им на глаза. Ей не хотелось отвлекать Старших Братьев и Сестёр от каких-то их личных важных дел и мешать им своим присутствием.

Просто этот Брат появился так внезапно…

Контролёр смотрел на неё из-под низко надвинутого капюшона и не двигался. Только чувствовалось его присутствие в голове.

Ксана перевела дух и радушно, как старому другу, улыбнулась мутанту:

— Извини, что испугалась тебя, Старший, но ты так неожиданно появился…

Старший

…Он заметил её почти сразу. В незримых ловчих сетях, которые он раскидывал вокруг себя, внезапно чуть затрепетало что-то яркое, даже блестящее. Такого он давно не мог припомнить. Мысли были тоже неожиданные, лёгкие и незлые; вроде бы и людские, но с каким-то неуловимым, непонятным оттенком. Он прислушался. «Вот этот пойдёт. Ой, какой хороший, зелёный-презелёный!.. А этот — нет. Пятнами весь пошёл…». Человек что-то собирал. Тихо, как только мог, контролёр двинулся на источник мыслей. Вот за густым кустарником открылась небольшая поляна. Там, у толстого поваленного ствола сидел… человечий детёныш. Маленький, в серо-зелёной поношенной куртке, он осторожно соскабливал что-то с коры дерева.

До детёныша было не больше десяти метров. Контролёр изваянием замер на границе света и тени, плащ слился с зеленью бересклета. Сейчас его и не увидеть. Он глубоко вздохнул и осторожно, как только мог, перенёс внимание на ребёнка.

Детёныш… Некоторые люди, бывало, думали про своих детей, что остались там, за Границей, но никто из них, даже самый дурной, не взял бы своё дитя сюда. Откуда тогда взялся этот серый комок? Что ж, сейчас поймём… Мутант прищурился, в глазах, как в колодцах, холодно и зыбко колыхнулась бездна. Он стал мыслью, волей, словом. Невидимые руки легко коснулись головы ребёнка, и тут же отпрянули назад.

Это же не мужчина! Это женщина! Точнее — маленькая женщина. Девочка-подросток.

Здесь? Откуда? Он был удивлён. Поражён. Кто решился привести сюда с собою дочь? И кто мог в своём безумии отпустить её одну в Зону? Дети всегда беззащитны, неумелы, их надо защищать. Он это помнил. Люди не всегда могут защитить сами себя, так что уж говорить о малых?

Но у девочки не было ни страха, ни напряжения. Вот она отковырнула со ствола плёнку зелёного пахучего мха, принюхалась к нему, будто снорк, и положила в матерчатый мешочек. Она знала, что делала, и была абсолютно уверена в этом.

А снорка она действительно напоминала. Та же легкость мыслей пополам с сосредоточенностью, незаметная, невидимая напряжённость и готовность в момент сжаться в комок и стрелой броситься в сторону.

Кто же этот ребёнок?

Он на мгновение отвлёкся, и тут пришло воспоминание. Бродяги изломы, вечно шатавшиеся из конца в конец Зоны, когда-то ещё давно рассказывали, что видели где-то на юге, как раз тут, в этих вот местах, в одной из снорочьих ватаг какого-то странного снорчонка, не слишком-то похожего на других прыгунов. Волосы на голове, походка на двух ногах, подвижные, ловкие руки… Он им сильно не верил: изломы — те ещё брехуны, ехидное и язвительное племя. Оказалось же — зря не верил.

В Зоне бывает много чудес. Чаще всего они довольно небезобидны, от иных вообще только успевай уворачиваться. Но сейчас контролёр не чувствовал опасности. Детёныш, одиночкой проживший в Зоне несколько… годов, лет, как же оно зовется у них?.. — совсем не излучал угрозу. Кажется, ему это было просто незачем. Маленькая женщина была у себя дома. И это казалось немыслимым. Конечно, люди, пришедшие сюда, в Круг, за добычей, считают Зону опаснее, чем она есть сама по себе. Считают от незнания и нежелания думать, наблюдать. Ну где уж там посмотреть повнимательней, к примеру, на туман, и увидеть, что ветер не сносит его в сторону? Нет, они сразу полезут напролом, или иной раз пошлют вперёд одного из своих, кто совсем глуп и молод. И только когда этот посланный, задыхаясь и хрипя моментально отёкшими, заполнившимися жидкостью легкими, выползет обратно, остальные что-то поймут.

Однако ж, и для детей своих Зона не безопасна. Трамплин не спросит, свой ты, или чужой — швырнёт так, что костей не соберёшь. Махина-псевдогигант топчет и ест всё, что попадается ему на дороге, без разбору там, правый или виноватый. Так что и те, кого люди зовут мутантами или чудовищами, по Зоне ходят с оглядкой. Иной раз около самого обычного места проторчишь полдня, разбираясь, можно ли туда сунуться…

А вот девочка, похоже, таких сомнений не знала.

Он ещё раз посмотрел на человечка и отпустил поводья ментального взгляда. Сделал острожный шаг. На чудеса лучше смотреть настоящими глазами… Полы плаща, колыхнувшись, стряхнули росу с травы, мягко спружинил под ногами прошлогодний мох. Фигурка в серовато-зелёном капюшоне всё также тихо суетилась у дерева, не видя и не слыша его. Вот ещё один шаг. И ещё.

Сухая ветка подвернулась под ногу, когда до детёныша оставалось немногим более двух вытянутых рук.

— Ой!..

Детёныш обернулся и замер. Из рук скользнул в траву небольшой нож с наборной рукоятью. Мгновенный, просто кожей осязаемый страх сковал человечка… и вдруг куда-то ушёл.

— Здравствуй… Старший… — голос был тихий, чуть с запинкой, но стылого могильного холода, какой почти всегда лился из других людей, неожиданно обнаруживших за спиной живого контролёра, в нём не было. Было удивление, уважение, робость, но не страх.

— Извини, что испугалась тебя, Старший, но ты так неожиданно появился…

— Здравствуй, человечек…

Слова подбирались тяжело. Отчасти — от того, что давно не приходилось с кем-то говорить своим собственным голосом. Отчасти — от бесконечного удивления. И люди, и нелюди боятся контролёров. Боятся чужой подчиняющей воли, боятся потери самоё себя…

Но здесь снова не было страха. Человечка смотрела на него как на… гостя. Было, чему удивиться.

— Ты далеко ушла от своей… стаи.

— Не! — девочка мотнула головой. Получилось это у неё как-то легко и непосредственно. — Наоборот! Это стая сама куда-то слиняла. Острозубу вечно на месте не сидится!.. Вот так всегда! — сделав обиженные глаза, доверчиво пожаловалась она, — ты тут к ним в гости с печеньками приходишь, а они… а их вечно на месте нет! Небось, сейчас, по своему снорочьему обыкновению, каким-нибудь очередным соседям хоботы обрывают! А те — им!

В первое мгновение ему показалось, что он ослышался. Снорки? Хоботы? Или детёныш так шутит с ним? Но нет, её мысли были прямы и даже радостны. Она действительно думала о снорках. Мутант обнял пальцами худой подбородок. Не соврали болтуны изломы. Всё оказалось правдой.

— А та стая, в которой ты живешь сейчас? Человеческая?

— А, ты о людях!.. — девочка сконфуженно хихикнула, прикрыв рот ладошкой. — Я чего-то сразу и не догадалась… На самом деле не так уж и далеко. Я на Кордоне живу. В Деревне Новичков. Меня Ксаной зовут. А старшие дети Мамо… ну, такие, как ты… называют Детёнышем.

— Я рад знакомству, Ксана. Ты не боишься меня? И кого ты ещё знаешь… из таких, как я?

Девочка слегка недоумённо посмотрела на него:

— А почему я должна тебя бояться? Ты ведь тоже рождён Мамо… Зоной… как и я… Нет, то есть, свою маму, которая меня родила, я помню, но и Зона мне тоже… не чужая. А вот подобных тебе — тех, что подчиняют — до сегодняшнего дня я, можно сказать, никого не знала. В смысле, более-менее близко. Ну, то есть, пересекаться приходилось, куда уж без этого… Но я всегда стараюсь держаться в стороне и побыстрее уходить. А то вдруг помешаю… или под горячую руку попадусь… — она неловко хихикнула и покраснела. — Выгляжу-то всё равно как сталкер, изломы поначалу даже путают, закурить просят…

Контролёр чуть улыбнулся бескровными губами.

— Не волнуйся. Такие, как я, видят… не только глазами и с грабителем тебя не спутают. Что до остальных — они могут обознаться, но скорее всего, тебя это тоже не слишком пугает. — мутант повёл головой, и взгляд его остановился на стволе, где виднелись свежие следы от ножа. — Зачем ты собираешь этот мох?

— Лекарство сделаю. Которое нервы успокаивает. Сталкерыего псевдовалерьянкой называют, утверждают, что эффект схожий, но вот на вкус — гадость редкостная… Ну а что они хотели? — Ксана развела руками. — Лекарства всегда горькие, а уж из трав Зоны — и подавно! Особенно для людей, их с них вообще… колбасит. Поначалу.

Он чуть не рассмеялся. Вот оно что. Кажется, перед ним сейчас стоял ещё один Болотный Доктор!

Перед ним, сами по себе, без усилия, без давления, побежали картины — вот худой человек с тонким лисьим лицом, мечущийся в бреду, и вот — он же, слабый, но уже с понимающим взглядом и какой-то почти детской улыбкой, протягивает девушке в брезентовой куртке какой-то свёрток. Вот утлый, еле стоящий домик посреди ночи, тусклая комната, полная тревожных, настороженных лиц, а посредине — в беззвучном вопле заходящийся огромный грузный мужчина. Его выгибает дугой, и лицо его бледно, в испарине и кровоподтёках, глаза вылезают из орбит. Он страшен. Он умирает. Но вот люди расступаются, и опять входит маленький человек в серо-зелёной одежде. И сталкер затихает, опадает, дыхание его становится тише и ровней…

Дом и лица растворяются, теперь виден лес, опять поляна, расступившиеся деревья и трава в крови. Детёныш сидит на развороченной, изодранной земле, а на коленях у неё — голова снорка с оторванным ухом. Тонкие руки отирают рану, что-то кладут на неё, а снорк замер, только с шумом вырывается дыхание из оборванного резинового хобота. И ещё лица, картинки, звуки — костёр, вокруг которого что-то поют люди в пятнистой одежде, дым котелка, осенние поля и хмурый сырой лес на исходе дня. Он чувствует её радость, когда она возвращается в крохотный посёлок из полуразвалившихся домов, где её ждет… кажется, отец? Он видит невысокого грузного человека, который с улыбкой ставит перед детёнышем на дощатый стол тарелку дымящегося варева. Гладит по голове, что-то спрашивает…

Контролёр выдохнул, и картины пропали. Детёныш по-прежнему стояла перед ним, смущенно улыбаясь и глядя прямо на него. Руки перебирали верёвочный поясок куртки, а капюшон уже сполз на спину, и ветер ерошил пушистые, цвета ореховой скорлупы, волосы, выбившиеся надо лбом из увязанной простым шнурком косы..

— Как давно ты лечишь, Ксана? Зачем это тебе?

Её лицо стало растерянным.

— Ну… я не знаю, зачем… Просто… если могу — чего же не помочь? Я и с Острозубом так познакомилась — ещё давно, когда мама жива была. Его соперники порвали, когда он за место вожака бился. А я его вылечила. Как-то у меня так получается — знать, какие травы надо использовать, чтобы лечить. И когда использовать… А потом, когда мама пропала, Острозуб меня в Стаю принял. Он всё-таки стал её вожаком. Потом меня нашёл сталкер Жаба, забрал к людям и стал моим тато. — Ксана чуть пожала плечами. — А почему я и людей стала лечить? Ну… оно как-то само… Жалко же… их всех… Глупые они, лезут, куда не надо…

— Говоришь, Жаба?.. — контролёр призадумался. Это имя было знакомо ему. Точно знакомо. Ещё немного покопаться в бездонной памяти и…

Он вспомнил.


…Ему иногда казалось, что самым близким словом, описывавшим его жизнь, было слово «слух». Чужие мысли сначала именно слышатся. Как шёпот, как возглас, как крик. Это уже потом над словами чужих мыслей начинал сначала исподволь, а затем всё громче, довлеть его собственный голос — ровный, тяжёлый и монотонный. Сначала он слышал их, неразумных, они сами выдавали себя, и лишь затем попадались уже накрепко.

Он слышал многое. Слышал жалобы, вопли злобы, страха, отчаяния, голод, брань. Иногда — слова чужой матери, много лет назад гладившей по голове своего детёныша, выросшего после в глуповатое и опасное животное, ржущее над шуткой такого же зверя. Звери звали себя иногда «люди», иногда «мужики», иногда «сталкеры». К их мыслям он привык. И даже со скукой уже вторгался в их головы, оглушал одним словом, заставляя забыть всё и всех. Поначалу он никогда не отпускали их, если случалось встретиться на узкой дорожке. До того памятного случая…

Тот человек был не похож на других. Невысокий, плотно сбитый, с крупным лицом, и уже сильно видевший жизнь. Контролёр сразу увидел его — человек шёл, не прячась. Толстые ноги в резиновых сапогах проворно месили грязь раскисшей колеи. Топ да топ… Вот он перешел вброд громадную лужу, вот вспрыгнул на камень, смешно взмахнув короткими руками. Когда до человека оставалось уже всего-ничего — метров 50, контролёр глубоко вздохнул и на мгновение зажмурился. Зрачки тусклых пристальных глаз превратились в колодцы, и взгляд обрушился на человека, как рухнувшая стена. Остановись!.. И человек замер.

Борьба с другим рассудком — всегда игра. Чьи-то мысли похожи на сухой ковёр листьев — яркие, но легкие и пустые, они только шуршат в голове своего владельца, разлетаясь от малейшего дуновения, чьи-то — скользки и изворотливы, будто голые рыбы, что завелись в Припяти. Кто-то прячет свои мысли, как за стальной дверью, и приходится грубо, будто ломом, выворачивать её из петель, прислушиваясь за паникой того, кто сидит внутри. Многое перепробовав, он уже не чаял удивиться. И вдруг… Впереди не было ни преград, ни стылого страха.

«Пропусти, Большой…» — чужая мысль прозвучала в его голове. Негромко и чуть хрипловато, с придыхом, будто и правда сказали её голосом, усталым от долгой дороги. — «Пропусти. Я не хочу никому вреда, и долго быть тут тоже не хочу. Уйду и тревожить не буду.»

Слово, речь. Как же долго он их не слышал… Вернее, слышать-то слышал, но адресованы они были не ему. Сталкеры и военные, бандиты и «научники», разумные и полуразумные твари — все они говорили, лучше или хуже. Но их слова относились только к ним и подобным им. Он же мог говорить лишь с собой.

«Я. Слышу. Тебя…» — он попытался сосредоточиться, на мгновение выбитый из самого себя, чуть не оглушённый.

«И я тебя слышу, Большой. Отпусти старика, я не со злом пришёл. Мимо мне пройти надо…»

«Ты говоришь. И я тебя слышу. Зачем ты пришёл, человек?»

«Раненый у меня на Кордоне… В кислый туман попал, ноги не ходят. В Долину мне надо… за корнем корявым и Губкой. Для него» — массивное лицо с полными щеками приобрело виноватый вид.

…Ему показалось, что мир Зоны, ставший уже понятным и тёплым, как родное убежище, начал потихоньку вставать на дыбы. Видев и слышав много, очень много, он знал — уверен был — миром за линией Периметра движет злоба. Ревущая, алчная, в топоте тяжёлых башмаков и грохоте оружия. Как воры, днём и ночью, они лезли из-за оград, построенных ими же и от них же, чтобы что-то утащить, прихватить, унести ОТСЮДА — ТУДА. Не оставив взамен ничего, только россыпи латунных гильз да холмики над теми, кого Зона взяла себе в счёт неоплатного долга. За переливчатые шары, что родятся в сетях электрических скоплений, или тяжкие светящиеся капли, которые роняет поймавший добычу Трамплин, они готовы перерезать, перегрызть друг другу горло. Шары электричества они зовут «Лунный свет», а трамплиновы слезы — «Ночная звезда». Красивые имена. Они и правда хороши, особенно ночью, когда тёмный зев тоннеля или гладь болота расцвечены хитрой игрой их проблесков. Но люди ценят их не за это. Они меняют их на бумажки. Очень дорогие для них бумажки…

Он встрепенулся: ещё один такой же вор стоит сейчас перед ним. Ну, хорош! Сейчас ты с лихвой получишь свою Губку… Чуть ослабшая хватка опять охватила стоявшего в стальные обручи. Сердце человека забилось сильнее, а на добродушном морщинистом лице моментально проступил пот. Вот уже сейчас невидимые пальцы сожмут и навсегда остановят бег крови в его жилах. Сейчас!

Что-то не дало ему довести дело до конца. Перед ним стоял вор. Вор, каких он видел множество. Но… Что-то в нём было не так… Он полон, стар, широк и не проворен. А люди-сталкеры обычно были поджары и резки, как голодные слепые псы. Он был одет в простой костюм из плотного брезента, с рюкзаком-«арбузом» за спиной, а сталкеры щеголяли друг перед другом вычурными странными разводами своей формы с бесчисленными карманами и прочими приспособами. И оружия у него не было. Никакого… Один только короткий нож — да и тот в чехле на поясе. И ещё он говорил. Сам. Первым. До него не говорил никто. Так что же… значит…

Хватка снова разжалась. На этот раз совсем. Человек пошатнулся, но устоял. Руки и ноги, до того затёкшие под напряжением сведённых против воли мышц, разом расслабились.

— Исполать тебе, Большой… — прохрипел уже голосом человек. Он тяжело дышал, отдуваясь, утирая ручейки пота рукавом, — Не забудет тебя Жаба…

«Иди дальше ровно, как шёл. Только у входа в Долину сойди с дороги направо. На колее пятно лежит, не убережёшься, если войдёшь» — мысленная речь контролёра текла медленно, как расплавленное стекло, — «А за входом — тишина. От выброса все ушли, не скоро придут обратно»

— Спасибо тебе, Большой…

Усталость и возраст человека взяли свое — он опустился на лежащий ствол дерева, с трудом переводя дух. А контролёр… Фигура в плаще сделала шаг назад, и села напротив. Они сидели так долго, несколько минут.

— Зона — нам всем хата родная, Большой, — будто продолжая недавно прерванный разговор, вдруг сказал человек, — Я её дорожками давно хожу… Она ведь знает, сразу знает, кто с чем к ней идет. Чует она. Знает, кто её топтать сапогом пришёл, а кто — в гости. Я ей всегда гостем добрым был. Впустила она меня. Я ведь её слышу… — он замолчал, нашаривая на поясе фляжку. Отвинтил скрипучую крышку, приложился. Из фляжки стекла по красной щеке струйка обычной светлой воды.

Они молча разошлись, поняв, что при новой встрече ни один не будет другому врагом. Контролёр развернулся и медленно пошёл вдоль невысокой глинистой гряды, постепенно теряясь в высоченной траве. А Панас Жабенко, что известен был сталкерам как Жаба, и слыл среди них не только редким честным торговцем, но и шаманом, которому, попроси он только — такое даром от Зоны давалось, что хоть стой, хоть падай — приложив ладонь к земле под ногами, улыбнулся и, не торопясь, пошёл вперёд.


Контролёр вынырнул из глубин памяти и посмотрел на человечьего детёныша, стоящего перед ним так спокойно, словно и не перед опасным монстром.

— Я знаком с твоим… отцом. — задумчиво сказал он. — Таких, как он, здесь немного.

Девочка просияла так, словно ей дорогой подарок сделали.

— Значит, ты лечишь людей, потому что тебе их… жаль? — вернулся он к прежней теме разговора. — Почему?

Ксана в очередной раз пожала плечами:

— Они же не знают законов Зоны. А многие и не желают их знать. Вот и попадают во всякие неприятности. Глупые.

В её голосе, голосе девушки-подростка прозвучала почти материнская озабоченность.

Контролёр улыбнулся.

— Они называют тебя доброй феей Зоны.

Девушка махнула рукой.

— Да какая из меня фея? — её щёки смущённо зарделись. — Феи красивые… в нарядных воздушных платьях, с волшебными палочками в руках и с крылышками… Я знаю, видела картинки в книжках…

— Ты смотришь на внешность — покачал головой мутант. — А она далеко не всегда соответствует внутренней сути. Запомни это… Дитя Зоны. Запомни также и то, что люди могут быть… очень опасны. Как бы они тебя ни называли и как бы ты их ни жалела.

— Я знаю, Старший… — тихо и серьёзно прошептала травница, подняв взгляд на его скрытое капюшоном лицо. — Но я уже выбрала… свой путь.

Мутант долго молчал. А потом из складок его плаща поднялась и протянулась к лицу девушки жилистая бледная рука. Коснулась щеки, погладила по виску.

— Пусть Зона бережёт тебя, маленький Детёныш.

И, не сказав больше ни слова, развернулся и медленно скрылся в подлеске. Даже веточка не дрогнула.

Ксана поморгала. Вот только что был здесь — и вдруг исчез. Здорово, вот бы тоже так научиться ходить по лесу!

Спохватившись, она крикнула вослед:

— Спасибо тебе, Старший!

Ответом ей был лёгкий и мимолётный звон в голове. Словно колокольчик тренькнул.

«До встречи, Дитя Зоны!»

Ксана счастливо засмеялась, подхватила сумку и двинулась в обратный путь.

К Кордону.

«Братки» и «Крысы»

Сегодня явно был не их день. Сталкер с ценным хабаром, которого они подстерегали, чтобы ограбить, на указанной в наводке точке так и не появился. Скорее всего, пошёл другой дорогой. Артефактов тоже не попадалось — местность в районе Туннеля просто как гигантской метлой повымело. Ко всему прочему пришлось удирать от кровососа. К счастью, монстр гнался за ними недолго и вскоре отстал, вернулся в своё логово поджидать других неосторожных путников.

Следовало теперь искать другую тропинку, чтобы обойти его лёжку и благополучно вернуться на свою «базу».

Плотва шумно зевнул и снова уставился в карту, прикидывая безопасный маршрут. Его немногочисленная банда, пользуясь наступившей передышкой в сумасшедшем забеге от голодного монстра, расселась кто где. Потянуло сладковатым дымком — Клипса запалил косяк, и теперь они с Талоном по очереди затягивались им. Кислый завалился отдыхать и бездумно пялиться на небо, а не упускавший возможности лишний раз подкрепиться Хаба отсел в сторонку и уже чем-то там смачно хрустел и чавкал.

«Вот ведь прорва! И куда в него столько влезает?» — в очередной раз подумал Плотва.

Мелкий и тощий Хаба при всём его феноменальном аппетите был живой иллюстрацией поговорки «не в коня корм».

— Знач-так, мужики! — громко, чтобы привлечь внимание своей релаксирующей братвы, сказал Плотва. — Хаба, кончай жрать, тебя это тоже касается!.. В общем, делаем сейчас крюк немного севернее, в пределах видимости леса. В сам лес не суёмся, нехер там делать.

— А артефакты? — торопливо прожевав кусок тушёнки, спросил Хаба. — Там, по окраинам, говорят, кое-что попадается.

— Попадётся — возьмём. А специально куда-то лезть — так давай, сделаем тебя «отмычкой». Хоть какая-то польза с тебя будет!

— А чё сразу меня-то? — Хаба едва не подавился.

— Потому что жрёшь в три горла! Я вот всё думаю: если устроить соревнование между тобой и, скажем, стаей псевдопсов — кто победит?

— Ставлю на Хабу! — оживившись, гыгыкнул Кислый. — Хаба-хаба — чемпион!

— Точно! Надо будет подкинуть идею долгарям для Арены! — Талон подошёл и похлопал субтильного «чемпиона» по плечу. — Такого шоу ещё никто не устраивал! Непревзойдённый мастер пожирания всего, что не может съесть его самого, Хаба — против стаи голодных псевдопсов! Спешите видеть!

— А мне собачек жалко… — меланхолично протянул Клипса, пуская в небо аккуратные колечки. — Он ведь и их сожрёт, когда хавчик закончится!

— О, тогда это будет супер-шоу! — в голос заржал Кислый.

— Ну чё вы?.. — Хаба повёл плечом, но дальше возмущаться не стал. Шуточки и подначки по поводу его неумеренной любви к еде были в их шайке делом насквозь привычным. Вот только идея соревнования на данный момент была новаторской.

— А что? — принялся размышлять вслух славившийся своей предприимчивостью Талон. — Так ведь и бабла можно будет срубить — на тотализаторе! Заодно и Хаба на халяву от пуза наестся… в кои-то веки!

Упоминание о бабле вернуло мародёров к более злободневному вопросу.

— Всё-таки «несуна» мы просрали. — озвучил всеобщую печаль Плотва, бывший в шайке чем-то вроде вожака. — Долг Борову платить нечем, сроки почти вышли, а значит, мужики, что мы с вами — в жопе. Причём, в конкретной такой жопе!

— А мож его предупредили? — сунулся с предположением Хаба. — «Несуна», в смысле? Или это тот, кто тебе наводку кинул, нас надул?

— Жила — мужик серьёзный, врать — ему самому невыгодно. Но вот что касается «несуна»…

— Атас, мужики, кто-то прётся! — прервал вожака Клипса, в процессе разговора не забывавший зорко оглядывать окрестности.

— Ховайсь! — шёпотом отдал команду Плотва и первым прыгнул за какой-то валун.

Мародёры последовали его примеру, скрывшись, кто за камнями, кто — в кусте, кто — в ямке.

Они думали, что это так давно поджидаемый ими припозднившийся «несун» всё-таки дошёл до места своей будущей гибели. Но это оказался не он.

Плотва ухмыльнулся и сделал своим знак: «Отбой».

— Однако, какие люди в Голливуде! — сказал он, вставая из-за валуна навстречу вышедшей из-за поворота девушке лет 15-ти, одетой, как сталкер-новичок, в потрёпанные джинсы и брезентовую куртку. — Ксаночка!

Девушка замерла, на её лице отразился некоторый испуг, когда она увидела словно ниоткуда появившихся пятерых вооружённых мужчин. Впрочем, Плотва снова подал знак, и оружие было убрано.

— Вы меня знаете? — чуть настороженно спросила путница.

— А кто ж в Зоне не знает Ксану-травницу? — заулыбался Плотва и сделал приглашающий жест. — Не откажи, посиди с нами. Издалека идёшь-то?

— Не… — мотнула косой Ксана. — В Лес ходила, за мхом и травами. А вы тут что, артефакты ищете?

— Ага! — Плотва, почуяв за спиной незапланированное дёрганье, незаметно наступил на ногу кому-то из своих (кому — не разобрал). — Да вот что-то не везёт. Ни одного не попалось. Может, ты нам подскажешь «грибные» места? Ты ведь, говорят, здесь, в Зоне — как у себя дома ходишь и всё знаешь.

Про себя он подумал, что пусть день с самого начала не задался, но эта девчонка здесь появилась просто как по заказу! Теперь надо было её как-то растрясти на ценные сведения о местах нахождения ценных даров Зоны. Ибо сроки выплаты долга поджимали, а Боров со своими должниками никогда не церемонился.

Ксана прикусила губу и с лёгкой досадой возвела глаза вверх: ну вот опять-двадцать пять!

— Извини, но не подскажу. — ответила она. — Сами, всё сами!

— Ну чего ты такая несговорчивая? — протянул Плотва. — Хочешь, мы тебе заплатим за информацию? А ещё лучше — проводи нас куда-нибудь, где много хабара попадается. Мы тебя за это щедро отблагодарим, правда, мужики?

Просёкшая замысел вожака братва нестройно, но с энтузиазмом загудела, выражая согласие.

— Да как вы не понимаете… — воскликнула девушка с таким видом, словно всё это ей уже не по разу осточертело, — Нельзя мне ни артефакты вам добывать, ни говорить, где они водятся, ни провожать туда!.. Мне-то артефактов не жалко, но Зона рассердится, если я стану так поступать! Понимаете?

— А если тебе артефактов не жаль — так, может, подскажешь, где ты тогда свой мешок с «игрушками» сховала? — вдруг влез Кислый. — Уж так охота на них посмотреть…

«Убью придурка!..» — подумал Плотва, у которого псевдопсу под хвост канули все его дипломатические вензеля. Он-то рассчитывал уговорить девчонку хитростью — но по-хорошему. Говорили же, что её довольно легко разжалобить и обмануть. Так нет же, вмешался этот недоумок Кислый и всё похерил!

Ксана со стоном уткнулась лицом в ладонь.

— Как же вы достали… — услышали мародёры. — Сколько вам ещё говорить, что нету никакого мешка? Кровососам отдала, для их деток! У них и спрашивайте! А мне идти пора! Пока-пока!

Она повернулась, чтобы продолжить свой путь, но не успела сделать даже шага.

— Держи её! — рявкнул своим Плотва, раздражённый её отказом и странным упорством. Эта девчонка могла бы купаться в артефактах и, что называется, есть их на завтрак, обед и ужин. Вместо этого она им тут задвигает какие-то невразумительные отговорки! Зона на неё рассердится, подумаешь! Да быстрее, чем на неё рассердится Зона, на них самих рассердится Боров! А это было куда серьёзнее в нынешнем положении банды!

Ксана взвизгнула от неожиданности, страха и боли: схватили её, не рассчитав сил.

— Пустите!

Плотва приблизился к ней и проговорил, глядя в глаза:

— Детка, я пока тебя по-хорошему прошу помочь нам, — его тон был вкрадчиво-ласковым, но в этой ласковости арктическим холодом сквозила неприкрытая угроза. — Но могу и по-плохому. Если ты не будешь хорошей девочкой и не расскажешь дядям всё, что их интересует.

— Пустите меня! — отчаянно вырывалась Ксана. Но, как она ни пыталась, вырвать хотя бы одну руку из захвата ей не удавалось. Их было слишком много, и держали её крепко.

И тогда она, припомнив прошлогодний случай с Туту, пронзительно закричала. Возможно, кто-нибудь услышит, поспешит на помощь…

Р-раз!!! Хлёсткая пощёчина оборвала её крик. Голова девушки безвольно мотнулась, в глазах потемнело, и она обвисла в руках державших её Клипсы и Кислого.

…Ешё ни разу в жизни никто не поднимал на неё руку. Даже приснопамятная баба Ната, с её воспитательным веником, больше грозилась им, а если и шлёпала — то легко, полушутя… Даже самые кровожадные монстры, встречавшиеся ей в её странствиях по Зоне… Но люди!.. Старший словно предчувствовал, предупреждая её…

Плотва огляделся. Невдалеке маячила уютная ложбинка между двумя пригорками.

— Тащите её туда! — указал он. — И рот пока чем-нибудь заткните, чтоб не верещала! А то ещё приманит кого…

* * *
В родной банде Кирпича прозвали Кирпичом за присущую ему манеру сваливаться на голову людям внезапно, словно вышеупомянутый предмет — с крыши. И только во вторую очередь — за тяжёлые кулаки. Грицай — бывший пахан банды, очень ценил и ту и другую особенности в молодом и перспективном бойце и со временем, когда Кирпич проявил себя помимо всего прочего и толковым организатором, сделал его своей правой рукой.

Теперь же Кирпич сам возглавлял банду. Нет, Грицая никто из своих или чужих не устранял. Прежний главарь проявил неосторожность и стал жертвой контролёра, пополнив собой ряды безмозглых зомби, во множестве шляющихся по Зоне. Новый пахан, приняв бразды правления, тут же отдал приказ добить и похоронить бедолагу — если вдруг где встретится.

Не так давно этот приказ был исполнен, и зомби-Грицай мирно упокоился в луже «холодца», бесследно растворившего его брошенное туда полуразложившееся тело.

Преемник покойного пахана взялся править братвой с перенятой у предшественника жёсткостью и бескомпромиссностью. Последнее особо касалось принципа следования так называемым «понятиям», насчёт которых Кирпич загонялся, пожалуй, даже суровее, чем Грицай. Настолько, что со временем банду покинули несколько особо недисциплинированных её членов. Они, видимо, рассчитывали, что со сменой власти придут и новые, более вольные порядки… Не тут-то было! Кирпич, не размениваясь на «послекоронационные» милости и послабления, зажал банду в кулак и чуть ли не с первых дней начал завинчивать гайки.

Зато теперь его «бригада» состояла из таких же, как и он, людей серьёзных и не склонных к нарушениям дисциплины. И только её малочисленность и жёсткие принципы пахана позволяли спокойно спать вожакам других банд Зоны: будь у Кирпича побольше народу — с его организационным талантом он мог бы запросто и не особо напрягаясь подмять под себя другие, менее организованные группировки.

Но Кирпич придерживался стратегии «лучше меньше — да лучше» и в своей политике набора людей в банду предпочитал качество количеству.

В настоящее время в «бригаде» было — включая самого Кирпича — семеро. Оптимальное, как утверждали психологи, количество для коллектива, объединённого общей идеей. Ну и в целом — символично.


Очередной и, как некогда выражался Грицай, плановый сбор дани и на сей раз не преподнёс сюрпризов. Крышуемые сталкеры безропотно расставались с частью хабара, оплачивая им свою защищённость от других банд Зоны. Кирпич слыл среди своих и чужих товарищем жёстким, иногда жестоким — но справедливым. Настолько, насколько его личная справедливость находилась в соответствии с принятыми у братков «понятиями».

Зная эту его особенность, некоторые банды уже начали приглашать молодого пахана на свои «стрелки» и разборки в качестве знатока бандитских законов и третейского судьи. Очередная такая «стрелка» собиралась дня через два, и Кирпичу уже пришло приглашение присутствовать от глав участвующих в ней «контор».

А пока «бригада» возвращалась с очередного «полюдья» к себе на базу.

— Кирпич, глянь-ка! — вдруг остановился Хмурый и указал стволом автомата куда-то вперёд-вправо — туда, где горбились поросшие травой холмы — преддверие Кишки. — Никак там есть кто?

Вожак вгляделся. В укромной ложбинке между двумя холмиками копошились какие-то люди — человек пять, что ли, отсюда было трудно разглядеть, поскольку их ещё заслоняли кусты, росшие по холмам тут и там и торчащие, словно пучки щетины на плохо выбритых щеках.

— Сталкерня, что ль какая-то?.. А ну-ка, парни…

Кирпич сделал знак, и «бригада», умело рассыпавшись по всем доступным укрытиям, тихо двинулась к ложбинке.

Когда до неё оставалось не более шагов тридцати, Кирпич вдруг выпрямился во весь рост. И сплюнул.

— Крысы — с усмешкой сказал он своим. — Тьфу, пакость!

Крысами он называл мародёров, которых сильно не любил за то, что те жили «не по понятиям». И по его мнению, нормальному братку с такими общаться — просто западло.

Он уже хотел было дать своим знак идти дальше, но что-то в действиях мародёров привлекло его внимание.

— Я не понял, мужики, — начал он, — они там что — меж собой чпокаются?

— Да не! — вгляделся Игорёк, самый зоркий в «бригаде». — Кажись, наоборот — поймали какого-то сталкерюгу-новичка и его… чпокают… Вот же пидорасы!

Кирпич брезгливо поморщился. Однако у него тут же возникла мысль, и он не замедлил её высказать.

— Это может быть и кто-то, кто ходит под нашей крышей. Айда, мужики, разберёмся.

«Мужики» понимающе захмыкали и двинулись за вожаком: плох тот пахан, что гребёт с крышуемых бабло за защиту, а сам ради этой защиты и пальцем о палец не ударит.

Мародёры заметили братков, когда те уже подошли достаточно близко. Стоящий на стрёме мелкий и тощий тип тревожно свистнул своим. Те повскакивали, хватая оружие и придерживая некоторые, находящиеся в красноречивом беспорядке, детали одежды.

— Развлекаетесь, джентльмены? — светски поинтересовался Кирпич, делая знак, что пришёл с миром.

— А тебе-то что за дело? — буркнул один из мародёров, по виду — вожак. Мазнув недружелюбным взглядом по компании, стоящей за спиной Кирпича, сноровисто застегнул штаны. — Идёте мимо — так идите себе.

— Да мы не так, чтобы мимо… — продолжал изображать культурного человека «браток», — Но у вас тут, смотрю, весело…

— А! Чё, тоже хочешь присоединиться? — ухмыльнулся мародёр. — Так бы и сказал! А чё, мы не жадные, мы поделимся! — он повернулся к своим. — Правда, мужики?

С бандитами «крысы» предпочитали не ссориться. Себе дороже.

— Фе! — скривился Кирпич. — Ну уж нет, только петушатни мне тут не хватало!.. — он небрежно кивнул на неподвижно лежащего неизвестного бедолагу, которого «крысы» предусмотрительно накрыли плащ-палаткой. — Чего вы не поделили с этим парнем?

— С каким ещё парнем? — изумился вожак мародёров и хохотнул. Вслед за ним гыгыкнули его подельники. — Девка это! Самая натуральная, со всем, что им, девкам, полагается! Во, гляди!

И с этими словами он откинул брезент.

Кирпич услышал, как позади него кто-то из братвы издал какой-то странный звук — не то вздох, не то рык. Покосившись на своих, он увидел, как Игорёк и Хмурый разом стиснули кулаки.

Жертва мародёров, оказавшаяся женского пола, лежала ничком на пожухлой прошлогодней траве и не подавала признаков жизни. Лицо её скрывали растрепавшиеся, с застрявшими веточками и травинками волосы цвета ореховой скорлупы, поэтому навскидку невозможно было определить её внешность и возраст. Но, судя по телу — тонкому, гибкому, с едва начавшими развиваться женскими формами, — это действительно была девушка. Совсем ещё молоденькая, лет шестнадцати, не более. В обрывках растерзанной одежды, сквозь клочья которой тут и там на нежной коже виднелись синяки, ссадины и кровоподтёки.

— Так что, братаны, никакой петушатни! — осклабился вожак мародёров. — Девочка — самый сок… хоть и мутантка, но всё у неё на месте! Вот только слабовата: как на второй заход пошли — сразу дух вон. Ну ничего, вам тоже хватит!

Он ногой небрежно перевернул лежащую. Тело девушки перекатилось на спину вяло и тяжело, словно безжизненное. Взглядам братков открылось её лицо — отрешённое и безучастное, с синяками вокруг закрытых глаз, со вспухшими, искусанными в кровь губами… тонкий, уже начавший подсыхать потёк пролёг из уголка рта и размазался по щеке. Кирпич невольно прошёлся взглядом дальше и замер, чувствуя, как внутри него поднимается холодная беспощадная ярость.

Он знал эту девушку. Не лично, правда, но был наслышан о ней и пару-тройку раз даже видел её, когда она приходила лечить кого-то из подручных Грицая, вляпавшегося в поросль Жгучего Пуха. И, судя по реакции его ребят, им она тоже была известна.

По негласному закону, установившемуся среди сталкеров и братков Зоны, девушку эту было запрещено трогать даже пальцем. И вовсе не из-за того, что её батя был торговцем с Кордона, с которым портить отношения было крайне опрометчиво!

— Вы чё, придурки, совсем о…ели? — свистящим шёпотом начал Кирпич, переводя взгляд с красноречивой алой полоски на внутренней стороне бедра девушки на мародёров. — Вы на кого руку подняли, суки?

— Ну Ксанка-мутантка, подумаешь! — сплюнул мародёрский вожак. — Просили её по-хорошему: покажи, где артефакты водятся, отблагодарим честь по чести… Так нет же… Упёрлась рогом…

— Артефакты, значит…

Кирпич усилием воли сдержал клокочущее и рвущееся наружу желание придушить этих мерзавцев тут же, не отходя от кассы. Позади него остальные шестеро (ему даже оглядываться не надо было, он это и так чувствовал) подобрались, готовые к драке. Кто-то — судя по голосу, отличавшийся особым цинизмом в поступках и выражениях Койот, — негромко и зло засмеялся.

— Что, такие крутые, что решили перейти дорогу Жабе? — почти спокойно осведомился Кирпич. — Да он же вас за дочку… Впрочем, я даже не знаю, что он с вами сделает. И не только он. Давно проблем с вольными не было?

— Да никто ж не узнает, братан! — кажется, «крысы» начали понимать, что дело запахло жареным, и теперь запоздало попытались взять внезапно свалившихся на них «братков» в долю. Повязать их порукой, чтобы молчали о том, что здесь произошло. — Мало тут аномалий? Зашвырнуть тело — и поминай как зва…

— ВЗЯТЬ!!! — рявкнул Кирпич, едва сдерживаясь.

Мародёры не успели опомниться, как оказались в кольце недобро ухмыляющихся и поигрывающих пальцами на спусковых крючках «братков».

— Братаны, вы чё? — засуетился главарь, бегая глазами из стороны в сторону. — Ну стоит ли из-за девки…

— Лиманские зомби вам братаны. — процедил сквозь зубы Кирпич. По его знаку Летяга и Хмурый сноровисто разоружили растерявшихся «крыс». — А за «девку» ответишь. Знаешь, что делают за периметром, с такими, как вы — кто малолеток обижает?

Мародёра затрясло от его спокойного голоса, а ещё больше — от вида ухмыляющегося и многозначительно поигрывающего ножом Койота.

— Знаешь, — кивнул Кирпич. — Жаль, что здесь — другая Зона… Впрочем, законы и понятия и здесь никто не отменял.

— А-а-а-а-а-а-а-а!!! — внезапно заорал и рванулся к лежащему поодаль автомату один из «крыс». — Суки грёбаные, не…

Свистнул в воздухе нож — и мародёр, остановленный в прыжке, запрокинулся и захрипел, захлебнувшись собственной кровью. Судорожно пытаясь зажать рану, он рухнул на землю, содрогаясь, булькая и брызгая алым из рассечённого горла.

Койот брезгливо отстранился, терпеливо подождал, пока немного не иссякнет кровавый гейзер и со спокойной улыбкой маньяка подобрал нож и бережно вытер его о куртку убитого.

Отдав несколько коротких распоряжений касаемо пленных, Кирпич склонился над девушкой. Коснулся щеки.

— Ксанк, — тихо позвал он. — Ты там живая?

Никакой реакции. Ни вздоха, ни стона. Обеспокоенный, «браток» припал ухом к её груди. Сердце билось — редко и тихо, но всё же билось.

— Вот же падлюки… — прошипел он сквозь зубы. — Ну погодите вы у меня!..

Быстро скинув потёртый кожаный плащ — привычную и довольно распространённую среди местных «авторитетов» форму одежды — он бережно закутал в него травницу. Она только пару раз вздрогнула и чуть застонала, когда он поднимал её на руки, но так и не очнулась.

— В Деревню её надо… — сказал Хмурый, мрачно глядя на то, как их товарищи сноровисто вяжут сникших насильников. — И чем скорее — тем лучше. И врача. Вдруг они ей там чего повредили?

— Врача… — невесело хмыкнул Кирпич. — До Болотника поди доберись в его грёбаных топях, а те, что в группировках… Мужики, расстилайте плащ-палатку, понесём девушку в Деревню вольных. И этих туда же. Пусть Жаба и бродяги сами решают, что с ними делать.

— А пусть эти и несут! — предложил Койот. — Как раз их четверо осталось — по одному на угол… Только сперва надо кое-что сделать…

В его руках снова появился нож. Подойдя к вожаку мародёров (тот испуганно отшатнулся, но его удержали двое из «бригады»), он в несколько привычных взмахов… распорол и отбросил в сторону его штаны. То же самое сделал с остальными его подельниками. Теперь ниже пояса насильники были прикрыты лишь свисающими полами курток.

— Во! — ухмыльнулся Койот. — Зато не убегут!

— Добрый ты, Лёнчик… — покачал головой Кирпич, но действий своего бойца порицать не стал.

Завёрнутую в братковский плащ и по-прежнему бесчувственную Ксану бережно уложили на разостланную плащ-палатку, углы полотнища привязали к скрученным запястьям пленных. «Бригада» стаей овчарок рассредоточилась вокруг — по одному на каждого носильщика, остальные — в охранение.

— Нести аккуратно и нежно, как маму родную! — грозно предупредил Кирпич ёжащихся от стыдного неудобства и холода насильников. — И если кто хоть раз дёрнется или вякнет чего не в тему — сразу огребёт прикладом в зубы, усекли? — те мрачно, вразнобой, кивнули. — Раз-два, подняли! Вперёд — марш!

Четвёрка обезоруженных и полураздетых «крыс», конвоируемая семерыми «братками» ходко двинулась к юго-западу. На месте происшествия остались лежать обрывки одежды и — в луже крови — труп незадачливого Клипсы.

Спустя примерно полчаса из-за пригорка выбежала и рассыпалась по ложку небольшая стая слепых псов. Учуяв пролитую и уже начавшую застывать кровь, они, сперва сторожась, а потом осмелев, подобрались к трупу. Вскоре затрещала разрываемая одежда, захрустели разгрызаемые кости, сочно зачавкало на крепких зубах ещё не застывшее мясо. Стая пировала.

Вожак, отойдя немного в сторону, изучал разбросанные по полянке обрывки ткани. Что-то привлекло его внимание, и пёс, немного покружив, остановился на примятом пятачке травы. Принюхался…

— У-у-у-у-у-у-о-о-о-о-о-у-у-у-у-у!!!.. — внезапно взлетел в небо исполненный яростного горя и гнева вой. Стая оторвалась от еды и бросилась к вожаку, взволнованно обнюхивая то, что заставило его издать этот крик.

— А-а-а-а-а-и-и-и-и-и-и!.. — жалобно заскулила-заплакала молодая самка и ткнулась носом в бок своего приятеля. Тот ощерил клыки и «посмотрел» туда, куда был обращён «взгляд» вожака.

Через несколько секунд стая, без сожаления бросив недоеденный труп, как единое существо сорвалась с места и помчалась в юго-западном направлении.

Чётко по следам тех, кто уносил самое дорогое для всех порождений Зоны существо.

Их сестру.

Ради неё…

Вольные сталкеры, изумлённо и непонимающе вытаращив глаза, смотрели на странную процессию, входившую в Деревню новичков.

Семеро вооружённых мужчин, судя по виду — члены какой-то бандитской группировки — конвоировали четырёх полуодетых мрачно-испуганных типов. Не то таких же бандюков, не то вовсе каких-то маргиналов-отщепенцев. Руки пленных были связаны и подняты к плечам; к ним же были теми же верёвками привязаны углы растянутой между четвёркой странных носильщиков и прогибавшейся под тяжестью какого-то груза плащ-палатки.

— Мужики, что случилось? — со всех сторон летели вопросы. Одиночки сбегались к странной группе со всех сторон.

— Кирпич? — узнал кто-то главаря семерых «братков». — За каким фигом…

— Хромого позовите! — не останавливаясь, бросил молодой пахан сбежавшимся вольным. — И Жабу! Дочку его… обидели… Эти вот!.. — он резко и как-то дёргано кивнул на связанных.

Толпа одиночек заволновалась, услышав такое известие. Кто-то помчался за старостой и торговцем.

Кирпич сделал знак, и понукаемые его бойцами пленники спустили с плеч свои импровизированные носилки.

— Аккуратнее, мля! — рявкнул «браток», когда один из носильщиков — мелкий, тощий, с тоскливо-перепуганными глазами — едва не упустил из рук свой угол полотнища. Впрочем, сделать это ему всё равно бы не дала верёвка, надёжно привязывающая кусок ткани к его скрученным запястьям.

Полотно «носилок» опустилось, давая возможность вольным бродягам разглядеть ту, что лежала в них, бережно закутанная в кожаный бандитский плащ, с парой свёрнутых бандитских же курток под головой вместо подушки.

При виде безжизненного, покрытого следами побоев лица их всеобщей любимицы, вольные разразились гневными криками и руганью. Кое-кто, сжав кулаки, подступил к перепуганным обидчикам девушки, чтобы посчитаться с ними.

— Стоять!!! — заорал Кирпич, и по его знаку «бригада» мигом рассредоточилась вокруг носилок, прикрывая пленников. И тут же пояснил возмущённым его начальственным ором сталкерам:

— Они ж её не удержат — если вы их сейчас лупцевать начнёте! Девочка и без того никакая… И вообще! Жаба придёт — сам решит, что с ними сделать! Отвалите, мужики, добром прошу!

— Что с Ксаной? — выкрикнул кто-то.

— Что-что… — резко и неприязненно отозвался Кирпич. — Эти вот… Хотели её развести на инфу про артефакты. А она — ни в какую. Они её и… это самое… — почему-то слова с трудом давались «братку», привыкшему называть вещи своими именами и не особо стесняться в выражениях. — Развлеклись, сучары… В аномалию потом бросить хотели, чтоб следы замести. Да не вышло.

Поднялся общий, полный ярости, крик. Бойцы из «бригады» предупреждающе щёлкнули затворами, недвусмысленно показывая, что, пока пойманные с поличным мерзавцы держат на весу носилки с девушкой — самосуда над ними они не допустят.

Тут, к счастью, появился запыхавшийся Жаба. Вслед за ним торопливо приковылял староста.

— Что у вас тут… — начал торговец. И осёкся.

— Ксаночка…

На памяти многих присутствующих это был, кажется, первый случай за много лет, когда они увидели Жабу таким — белым, как мел, с остановившимися, полными ужаса глазами.

— Ксана, доченька… — торговец словно во сне двинулся к носилкам. На его пути, не сговариваясь, встали двое — Техник и Рассол. Молча переглянулись, чуть расступились и придвинулись к нему, готовые подпереть плечами враз постаревшего на несколько лет бывшего сталкера.

— Она жива, дядька Панас. — успокоил Кирпич. — Но ей срочно нужен врач.

— Врач… — как-то бессмысленно повторил Жаба. — Врач… да…

— У нас тут, в ближайших окрестностях, всего один медик — мрачно пояснил «браткам» один из вольных. — Сама Ксана… Ну, ещё Болотник, но до него идти…

— Хрен с ним, с Болотником! — вдруг решительно выпрямился Техник. — Кордон ближе, санчасть у них есть! Я схожу.

— Тебя ж там вояки пристрелят!

— Это ещё неизвестно, пристрелят или нет! И… что они — не люди, что ли? — сталкер, которого уже потихоньку начинали считать в Зоне легендарным, поправил сдвинутую козырьком назад армейскую кепи. — В общем, погнал я. Ждите.

И, больше не размениваясь на слова прощания, он развернулся и почти бегом направился к южной оконечности деревни, где единственная улица переходила в разбитую дорогу, ведущую к периметру Зоны и к Кордону.

К военным, с которыми вольные сталкеры находились в, мягко говоря, довольно непростых отношениях.

Проводив взглядом товарища, Рассол повернулся к старосте.

— Хромой, что делать будем?

— В дом её надо… — отозвался тот. — Донесёшь?

— А то!

«Бригада» безропотно посторонилась перед высоким плечистым одиночкой. Тот бережно поднял на руки бесчувственную девушку и, прижав к груди крепко, но осторожно, понёс её к дому Жабы. Сам торговец, опомнившись от первоначального потрясения, поспешил следом.

Об обидчиках своей дочери он, кажется, и думать забыл. Весь мир для него заслонила её растрёпанная головка, бессильно опущенная на плечо Рассола.

Проводив взглядами удаляющегося товарища с его драгоценной ношей, вольные сталкеры как один повернулись к насильникам. Те — и без того чувствующие себя прескверно, совсем съёжились от страха и тоскливого предчувствия.

Койот ласково ухмыльнулся им и подбросил на ладони нож.

— Итак, что будем с ними делать, бродяги? — вопросил Хромой.

Поднялся шум.

— Расстрелять!

— Вздёрнуть гадов!

— Кастрировать нахер!..

— И на голову тоже!

— Нет, сперва кастрировать, а потом расстрелять!

— Это будет слишком для них легко — внезапно перекрыл все выкрики вроде бы и не слишком громкий, но звучный и как будто проникающий в каждый уголок души голос.

Сталкеры умолкли. В одном месте толпа зашевелилась и начала расступаться.

Вперёд неторопливо вышли трое, один — впереди, двое — позади него, плечом к плечу. С виду — самые обычные вольные бродяги, каких было немало в Зоне, но что-то заставляло остальных одиночек несколько опасливо отодвигаться с их дороги. Путь расчистился как бы сам собой.

— Это будет для них слишком легко, — тем же негромким и спокойным голосом повторил вожак тройки. Судя по ещё не снятому снаряжению и слегка утомлённому и запылённому виду, эта группа вернулась в Деревню из какого-то очередного рейда буквально только что. И сразу попала,так сказать, с корабля на бал — чтобы вот только-только узнать и разобраться, что же стряслось. — Лучше отдайте их нам.

Воцарилось гробовое молчание. Кто-то присвистнул. Кто-то тихо, на выдохе, матюгнулся. А потом один из вольных повернулся к преступникам:

— Ну всё, пипец вам, крысы! — злорадно проговорил он. — Эти парни — бывшие монолитовцы! И это она их нашла и привела сюда. Так что молитесь… если есть, кому и знаете, как!

На лицах насильников появился страх, двое вытаращили глаза.

— Репей, что ты намерен делать? — осторожно спросил Хромой.

— Там будет видно. — Репейник, словно колючим веником из одноимённого растения, прошёлся хмурым взглядом по лицам негодяев. Те сжались. — Так что ты решишь, старшой?

Хромой вопросительно повернулся к остальным вольным и, поняв их безмолвный ответ, кивнул:

— Хорошо, Репей. Они — ваши!

— Не-е-е-е-ет!!! — завыл, забился в своих путах один из пойманных. — Су-у-у-у-уки!!! Лучше пристрели-и-и-и-ите!!!

Двое его подельников молчали, словно от страха проглотили языки, а третий…

Сталкеры зашумели, с хохотом и свистом показывая друг-другу на лужу, постыдно растекающуюся вокруг ног коленопреклонённого преступника. Тот, багровый от мучительного стыда, тонко, по-бабьи, завыл и попытался отползти, съёжиться, и вообще провалиться сквозь землю. Не тут-то было — ботинок Кирпича упёрся ему в спину.

— Куда это ты намылился, крысёныш? — ласково осведомился «браток». — Стыдно стало, да? А над малолеткой измываться не стыдно было?.. Мужики! — обратился он к бывшим монолитовцам, которые что-то тихо решали между собой. — Если чё надо помочь — говорите! В таком деле — побоку тёрки, вольные вы там, братва или фанатики бывшие… У меня дома в Орле — сеструха её лет. Сами понимаете…

Репейник кивнул.

— Место нужно. — сказал он. — Чтобы было куда привязать этих… И чтобы на виду было. И проволока. Любая.

— Колючка сойдёт? Её в районе моста — целый забор! — тут же предложил молодой сталкер по имени Гурман. С этим недавно пришедшим в Зону парнем Ксана была особо дружна и всегда как-то выделяла его среди остальных одиночек. Бродяги сперва подшучивали над двадцатитрёхлетним Гурманом, сокрушаясь, что долго же ему придётся ждать, пока шестнадцатилетняя невеста не подрастёт. Пока не поняли, что между этими двоими — совсем иные отношения, чем предполагали в Деревне. Ксана любила Гурмана, как старшего брата, которого у неё никогда не было, а тот баловал её, как младшую сестрёнку.

— Сойдёт.

— Супер. — Гурман решительно поддёрнул ремень автоматической винтовки и приглашающе махнул рукой, — Мужики, айда колючку резать?

Несколько человек откликнулись на его предложение, и молодой сталкер быстро повёл их к железнодорожной насыпи.

— Насчёт места… — почесал затылок Хмурый. — Развалины хутора сойдут? Там и на виду, и деревьев много…

— Годится. — кивнул Репейник.


Патрульные, наткнувшиеся на открыто идущего по дороге к Южному блок-посту сталкера, очень удивились тому, что он не стал от них убегать и прятаться. Наоборот — убрал оружие за спину и с поднятыми руками поспешил навстречу.

— Стоять! — всё же счёл нужным окликнуть командир. — Кто такой?

— Бойцы, не стреляйте! — Техник остановился и развёл руки в сторону, показывая, что пришёл с миром. — ЧП в Деревне Новичков, беда! Врач нужен — срочно! Командир, у вас же, вроде, есть санчасть, или, может, поможете кого-нибудь с Агропрома вызвонить?..

— Врач?.. — удивился и даже слегка растерялся сержант. — На кой чёрт…

— Ксану, дочку Жабы знаете? — без обиняков спросил Техник. — Которая лечит тут раненых, больных?

— Ну… слыхали.

— Её изнасиловали. Какие-то уроды подстерегли в Зоне… Врач нужен — посмотреть, что там с ней, девочка без сознания и очень плоха.

— Изнасиловали? — сержант переглянулся с остальными бойцами. Автоматы, нацеленные в грудь сталкера, медленно опустились.

— Мужики, помогите, а? Вы — самое ближайшее место к Деревне, где можно медика найти!

— А у вас там, в Деревне вашей, что, ни одного лекаря нет?

— Один есть. — сумрачно кивнул сталкер. — Ксана.

— Дела-а-а… — протянул сержант и чуть задумался. — Ладно, пошли на КПП, там всё расскажешь коменданту. Он и решит. Оружие только сдай. Не положено вашему брату тут ходить. А с оружием — тем более!

— Не вопрос, командир. — Техник с готовностью скинул автомат и за ремень подал его ближайшему патрульному. — Только помогите девочку спасти!

— Лет-то ей сколько, этой вашей девочке?

— Шестнадцать… или около того…

— Хренассе… Несовершеннолетняя… А этих, которые её… ну, это самое…

— Взяли. На месте преступления. — обеспокоенное лицо сталкера закаменело. — Они её в аномалию хотели бросить… после всего… Сейчас там народ в Деревне решает, что с ними делать.

— А что делать? Ментов с Большой земли вызывать, пусть их в тюрягу сажают… Подсудное же дело!

— Сержант… — сталкер удивлённо посмотрел на него. — Какие менты? Какая тюряга? Это Зона, тут свои законы! И… своё правосудие.

Их взгляды встретились, и военный (служивший на этом блок-посту всего-то ничего, и ещё многое в местных реалиях не понимавший), прочёл в тёмных от сдерживаемого гнева и тревоги глазах сталкера нечто такое, отчего понял: да, тут — своё правосудие. И им, военным, лучше не вмешиваться.

Так, за разговорами, они дошли до блок-поста. Оставив бойцов караулить задержанного, сержант поспешил с докладом к коменданту.


Группа, ходившая за проволокой, вернулась довольно быстро. Гурман издалека показал колечко из пальцев — мол, всё в ажуре!

За это время насильников лишили последних остатков одежды, даже ботинок, и связали по новой. Теперь им предстояло преодолеть путь к месту казни голыми и босыми.

Вдруг послышался шум мотора, и в Деревню со стороны Южного блок-поста с пронзительным гудением влетел армейский УАЗик. Взвизгнул тормозами, остановившись у дома торговца.

Из машины — к удивлению одиночек — выпрыгнул Техник, живой и невредимый, а за ним — худощавый высоколобый усач лет пятидесяти в полевой форме с майорскими нашивками. В руках он держал защитного цвета чемоданчик с красным крестом на боку.

— Сюда, пожалуйста, док! — Техник взлетел на крыльцо и предупредительно распахнул дверь перед офицером. — Дядька Панас, врач приехал! — крикнул он вглубь дома.

Вольные на улице облегчённо и радостно зашумели: рискованная затея их собрата удалась, вояки прислали своего врача, а это значит, что теперь всё будет в порядке, Ксана выживет и поправится!

Техник вскоре вышел из дома и подошёл к товарищам.

— Порядок. — коротко отчитался он. — Док её осматривает. А что у вас?

— К казни готовимся. — ответили ему. — Сейчас вот палач со своими всё приготовит — и потопаем… на лобное место.

— Палач?

— Репейник. И его бойцы. Они сами попросили, чтоб этих им отдали. М-да, не повезло сусликам!..

Техник вспомнил троих бывших монолитовцев, которых в прошлом году привела в Деревню Ксана, и которым он потом перепрошивал устаревшие ПДА. Парни эти тогда показались ему вполне адекватными людьми. Будь сам Техник поменьше занят вознёй с электрикой и экспериментами со сборками артефактов, а также поиском материалов для них, он был бы не прочь пообщаться с ними и побольше. Но пути их как-то постоянно расходились в разные стороны.

Подумав ещё немного и сопоставив кое-какие факты, сталкер кивнул:

— В общем-то, это правильно. Кому, как не им за это дело браться? Они, как я вижу, на Ксанку до сих пор не надышатся.

Тем временем вернулся бегавший куда-то Кузнец, и Репейник кивнул:

— Всё, пошли.

Приговорённых вздёрнули на ноги и погнали в сторону разрушенного хутора, где должна была состояться казнь. Идти пришлось по холодной земле, камням и обломкам, что было очень мучительно для босых ног преступников. К тому же без одежды было очень нежарко!

— Зачем это? — тихо поинтересовался Техник у Койота.

— Чтоб не удрали! — ухмыльнулся «браток». — Куда они такие побегут?

Придя на место, Репейник с товарищами молча и деловито прикрутили казнимых колючей проволокой к четырём стоящим вдоль дороги деревьям. Приговорённые, терзаемые бурей чувств и болью от впивающихся в нагие, замёрзшие тела шипов и камней под ногами, глухо стонали, вскрикивали и ругались.

Сухой срезал толстую ветку и разделил её на четыре части. Прикрепил к концам палок длинные куски обычной проволоки. А потом эти палки были вставлены казнимым между зубов, как кляпы, а концы проволок закрутили позади деревьев-опор, закрепив головы жертв так, что ими почти невозможно стало двигать.

Репейник посмотрел на извивающиеся тела привязанных и подошёл почти вплотную к одному из них, каким-то безошибочным чутьём угадав главаря и того, кто был первым. В руках его появился ещё один отрезок проволоки.

Сталкерам не было видно, что он сделал с прикрученным к дереву насильником, но тот вдруг издал душераздирающий вопль, который даже не смог задавить кляп, а потом захрипел и забился.

Репейник всё так же спокойно и неторопливо перешёл к одному из его подельников, и вот тут-то сталкеры увидели, что у первого преступника были накрепко перетянуты проволокой у самого основания гениталии.

По толпе зрителей прошёл вздох, некоторые содрогнулись, невольно представив, каково это, на себе. А над лобным местом уже рвался в равнодушное небо Зоны второй крик… третий… четвёртый…

Закончив, Репейник окинул взглядом дело рук своих, потом стащил с себя перчатки, в которых дотрагивался до тел преступников, и брезгливо отшвырнул прочь. Кивнул Кузнецу, и тот прицепил проволокой к самой низкой ветке огрызок фанерки с какой-то надписью.

Те из сталкеров, кто стоял поближе, смогли прочитать: «Они причинили зло Ксане».

И всё. Коротко и ёмко. И никаких пояснений, что же это за зло было.

— Всё. — сказал Репейник своим негромким, но хорошо всем слышным голосом. — Концерт окончен. Можно расходиться.

— Всё? — удивился кто-то из одиночек, — А как же… остальное?

Палач поднял на него взгляд, и сталкер испуганно умолк. Странный это был взгляд. Словно для Репейника вновь вернулись времена «Монолита».

— А ОСТАЛЬНОЕ — он недобро усмехнулся и кивнул в сторону холмов, — доделают они.

Издалека словно в ответ донёсся многоголосый вой. Эта местность была охотничьей вотчиной слепых собак. И как ни старались люди, как ни переводили на них боеприпасы — зверюги всё не кончались. Словно штамповал их кто.

Казнимые, осознав ожидающую их участь, замычали, задёргались, пытаясь что-то кричать, но всё было тщетно. Только ещё больше изранили себя шипами. Их перетянутые «хозяйства» набухли кровью до одутловатой синевы и уже, видимо, причиняли им нестерпимые муки.

Репейник кивнул Сухому и Кузнецу и они, не оглядываясь, пошли прочь к Деревне. Вслед за исполнителями приговора потянулись и остальные сталкеры, держась от них на почтительном расстоянии. Позади долго ещё слышались стоны и завывания казнимых.

Техник и Гурман догнали бывших монолитовцев. За ними подоспел Кирпич.

Некоторое время шли молча, а потом Техник спросил:

— Почему ТАК? Нет, я не осуждаю, но мне хотелось бы понять. Почему так… жестоко и изощрённо? Почему их просто не расстреляли или не повесили?

Репейник остановился и круто развернулся к нему. Совсем близко вольные и бандит увидели его глаза — глаза бывшего фанатика-монолитовца.

— Она поправится и снова будет ходить по Зоне, спасая людей. — голос Репейника был сухим и жёстким, как пустынный песок во время самума. — Надо чтобы больше никто… никогда… даже в мыслях… — он вдруг закашлялся.

Техник решительно взял его за плечи, чуть сжал. Посмотрел в глаза. Кивнул.

— Тогда ты всё правильно сделал… брат. Правильно!

Несколько секунд они смотрели друг-другу в глаза, а потом Репейник повторил его жест. Они обнялись.

Это крепкое, совсем дружеское объятие не укрылось от взглядов остальных одиночек. Техник был ветераном и замечательным инженером и электриком, и его уважали в среде вольных. Да и не только среди них.

— Братва… — с шумным выдохом сказал Кирпич. — Ну вы это… ваще! Слов нет! Правильные вы пацаны, с понятиями! Палач, а ты — так просто ваще красава…Ой… — его глаза округлились.

— «Палач»? — Репейник непонятно хмыкнул, и Кирпич, сам будучи человеком не робкого десятка, поёжился под его взглядом. — Ну что же… Пусть будет так. В конце-концов, Репейником меня прозвали в «Монолите» и, раз уж с ним покончено — пусть будет и новое имя. А «Палач» — вполне неплохо для… бывшего фанатика и убийцы. Тем более, что все мы знаем, ради кого всё это было сделано.

— Братан, так ты это… без предъяв, что ли? — опешил бандит.

— Какие, к болотным ведьмам, предъявы? Вы же спасли девочку, а мы ей ещё с того года задолжали. — Репейник протянул руку, и Кирпич поспешно и крепко пожал её. — Спасибо тебе! И бойцам твоим — тоже.


Жаба взад-вперёд бродил по кухне своего дома и всё поглядывал на закрытую дверь горницы. Там привезённый Техником с Периметра врач осматривал Ксану.

Торговцу уже не было дела до того, какой приговор вынесут сталкеры для мучителей его дочери и как скоро приведут его в исполнение. Все его мысли были там, за дверью.

Наконец, в горнице послышались шаги, дверь приоткрылась.

— Можете зайти. — услышал Жаба и не мешкая поспешил на зов.

Его любимая единственная девочка по-прежнему лежала с закрытыми глазами, но выглядела уже не настолько ужасно. Щёки её слегка порозовели, дыхание стало более ровным.

— Как она, доктор?

— Переломов, сотрясений и серьёзных повреждений нет. — врач уложил в чемоданчик тонометр. — Если не считать синяков. Но что-то более конкретное я сказать не могу. Я всё-таки не гинеколог. Сейчас у неё посттравматический шок, и поэтому я принял кое-какие меры… Девочка поправится, но как скоро — зависит от ухода. Но на вашем месте я бы показал её специалисту. В Чернобыле-6 — неплохая больница, советую как можно скорее отвезти её туда. А ещё лучше — вообще увезти отсюда. Не место ей здесь.

Жаба стиснул пухлые пальцы.

— Нельзя ей за Периметр, доктор… — тихо сказал он. — Она родилась и выросла здесь, в Зоне, и не выдержит, если её отсюда увезти… Я однажды повёз её, было, город показать… Так с полдороги пришлось возвращаться — плохо ей стало…

— Даже так? — врач с лёгким профессиональным интересом посмотрел на пациентку. Но больше никак своего удивления не выказал. Он был опытным и многое повидавшим человеком, и на Периметре служил не первый год. И был наслышан о некоторых особенностях рождённых в Зоне существ. — Гм… это усложняет дело… По уму — вашей дочери уход нужен, постельный режим, условия. И… лучше всего ухаживать за ней женщине. А у вас тут, — он кивнул за окно, — контингент совершенно для этого не подходящий. Да и условия весьма далеки от амбулаторных.

— Доктор… — Жаба умоляюще схватил медика за рукав. — Если надо — я создам все условия! И если нужен врач по женской части… или сиделка… Может быть, пригласить кого-нибудь из городской больницы? Я заплачу, любые деньги — только чтобы девочка моя в порядке была! Доктор, посодействуйте! Я в долгу не останусь!

— Мне ваших денег не надо, уважаемый — медик решительно и в то же время успокаивающе положил сухую ладонь на трясущуюся от волнения руку торговца, — А что касается приглашения специалистов… Гм… — он задумался. — Есть один вариант. Девочку можно отвезти в нашу санчасть. Под мою ответственность. Женщины-санитарки там есть, со специалистом из горбольницы я договориться постараюсь. Ему всё же ближе и безопаснее будет к нам приехать, чем сюда, к вам. Да и всяких разрешений меньше оформлять придётся. Ваша дочь выдержит пребывание на самом Периметре?

— Ну… если недолго… — неуверенно протянул Жаба, — тогда, наверное… да… Я дам для неё парочку артефактов — из тех, что сил придают и лечат. Вы когда-нибудь пользовались в своей работе артефактами, доктор?

— Слышал, что такое возможно, но самому как-то до сих пор не доводилось. Хотя, в наших экстремальных условиях работы был бы не прочь пообщаться с теми, кто знает, как это делается. И поучиться.

— Она знает. — Жаба кивнул на дочь. — Она же ваша коллега… в какой-то степени… Только лечит местными травками и артефактами, а не таблетками и уколами. Вон, у сталкеров поспрошайте, они чуть что — к ней бегают лечиться. Медиков-то у нас тут — полтора человека на двадцать гектаров местности…

— Даже так? — удивился врач. — Что ж, в таком случае, сделаю всё, чтобы поставить свою юную коллегу на ноги! Не беспокойтесь!

Он вытащил рацию и несколько минут говорил с кем-то, отдавая распоряжения подготовиться к приёму стационарного больного. Закончив, повернулся к торговцу:

— Всё будет как надо, я распорядился. Девочку надо собрать и перенести в машину. Вещи лучше отдельно уложить, а её пока просто завернуть в одеяло. Всё равно её ещё раз будут осматривать.

Жаба поспешно кивнул и кинулся собирать вещи дочери. Подумал и уложил в мешок поверх одежды сидевшую на спинке дивана куклу.

— Это её любимая. — пояснил он. — Пусть с нею рядом будет, когда девочка очнётся?

— Пусть будет. — врач невозмутимо кивнул. — Помогите-ка…

Они вдвоём приподняли Ксану и бережно закутали её в одеяло.

— Вот ведь скоты… — сквозь зубы пробормотал военврач, стараясь осторожнее касаться хрупкого, покрытого синяками тела. — Надеюсь, ваши сталкеры им устроят… сладкую жизнь.

— Может быть, уже устроили… Пойду позову кого-нибудь, пусть помогут девочку в машину перенести.

— Правильно!

Жаба вышел на веранду.

Видимо, казнь над преступниками уже состоялась — Деревня бурлила.

На крыльце и перилах веранды сидели Гурман, вся тройка Репейника, Хромой и выжидательно посматривали на дверь. Тут же возле УАЗика Техник о чём-то разговаривал с водителем. Завидев вышедшего на крыльцо Жабу, все умолкли. Кто сидел — поднялись.

— Ну как она? — вразнобой спросило несколько голосов.

— Оклемается… — кивнул торговец. — Сейчас док её на Кордон в их госпиталь повезёт. Ребят, помогите её в машину перенести?

— Дядь Панас, можно мне тоже? — заволновался Гурман.

— Ну а как же без тебя-то?.. — вздохнул Жаба и неожиданно взъерошил ему волосы. — Сынок…

Очень осторожно Гурман и Репейник (которого теперь называли то старым именем, то новым) вынесли Ксану из дома, остальные сталкеры бережно приняли её на руки и помогли спустить с крыльца.

— Гена, разворачивайся! — приказал вышедший следом военврач водителю. Тот расторопно кинулся исполнять.

Привлечённые новым зрелищем, подтянулись другие одиночки.

Жаба вдруг опустился на ступеньки.

— Док, у тебя есть валидол? — спросил он, прижимая ладонь к груди. — Прихватило чего-то…

Военврач накапал ему валокордина. Внимательно посмотрел на торговца.

— Думаю, вам лучше остаться. Пусть поедет кто-нибудь из них. — он кивнул на группу, осторожно загружающую Ксану в УАЗик. — Не беспокойтесь, всё будет хорошо с вашей девочкой. В любой момент сможете её навестить, я попрошу коменданта выписать вам пропуск. Так-то мы гражданских не пускаем… тем более, отсюда, но в виде исключения…

— Да, дядька Панас, посиди-ка ты дома! — похлопал Жабу по плечу Хромой. — Нам с тобой ещё ребятам пару-тройку слов надо будет сказать. Пусть вон, молодые и здоровые едут.

Подумав, отправили с машиной Техника, Сухого и Гурмана. Молодой сталкер тут же отвоевал себе место на заднем широком сидении, куда поместили Ксану. Он бережно уложил её головой к себе на колени и всю дорогу придерживал «сестрёнку», следя, чтобы ей было удобно, и беспрестанно поглаживая её по голове.

Палач и Кузнец остались в деревне на случай каких-то непредвиденных ситуаций. На этом настоял Хромой.

— Болталка у тебя хорошо подвешена. — сказал он Палачу, будучи уже в курсе его нового прозвища, — Поможешь разъяснить бродягам, почему всё было так… гм… экстремально. А то, гляжу, они опять от вас троих шарахаться начали…

— Так надо было. — ровным, как у Терминатора голосом произнёс Палач, провожая взглядом отъезжающий УАЗ.

Хромой кивнул:

— Ну вот и объяснишь. Заодно и нам с Жабой поможешь кое-что им втолковать.

* * *
Недели через две сталкерское сообщество облетела весть: Ксана возвращается в Деревню Новичков.

Правда, весть была, так сказать, неофициальная и никем не афишируемая. Жаба, Хромой и все, кто был причастен к опеке девушки, молчали, но, тем не менее — откуда-то всё просочилось.

В день, когда торговец в очередной раз укатил на своей раздолбанной «копейке» к Южному блок-посту, в Деревне как-то просекли: Жаба едет забирать дочку из больницы. По такому случаю бродяги и кое-кто из пришлых решили устроить торжественную встречу. Но всю малину им обломал Хромой.

— Никаких банкетов и красных дорожек! — почти рявкнул он. — Вы что, совсем охренели и ничего не соображаете?!

— Хромой, но ведь мы же её любим…

— Подождите вы пока со своими любовями!.. — староста сбавил громкость и нахмурился. — Мужики, правда — не надо! Жаба мне говорил, что она сейчас сама не своя, хоть и поправилась вроде. Но чуть кого из незнакомых мужиков увидит — плачет… Так что если ещё и вы тут влезете со своим каннским фестивалем — сами понимаете, чем всё может кончиться. Не надо ничего, устраивать, мужики. Сделайте вид, что ничего особенного не происходит. А букеты-конфеты потом Жабе передадите для неё.

В тот день, когда Ксану увезли в военный госпиталь на Периметр, Хромой и Жаба при поддержке Палача с Кузнецом имели крупный разговор с теми, кто в тот момент находился в Деревне. Строго-настрого было приказано не болтать о происшествии налево-направо, а когда девушка поправится и вернётся — ничем не напоминать о случившемся.

— Народ вы, конечно, прямой и бесцеремонный, — сказал сталкерам Хромой, — И ляпнуть можете всякое. Но пожалейте девочку, ей и так досталось! Ещё чтоб и тут каждый за спиной шептался и пальцем показывал, как какая-нибудь базарная клуша из-за Периметра! Мужики вы или где?

Вот так и получилось, что когда Жаба вернулся, Деревня казалась спокойной и невозмутимой. Но отовсюду за его домом скрытно наблюдали десятки пар глаз.

Жаба подрулил к самому крыльцу, остановился и, обойдя машину, открыл дверь пассажирского места. Протянул руки. Что-то ласково сказал.

Некоторое время ничего не происходило, а потом бродяги увидели, как из «копейки» неуверенно выбралась маленькая худенькая фигурка с куклой в руках и тут же боязливо прижалась к торговцу. Тот, даже не закрыв машину, обнял дочку за плечи и повёл в дом. Та шла, почти спрятавшись в отцову куртку и бросая по сторонам настороженно-испуганные взгляды.

У многих наблюдателей от этого зрелища защемило в груди. А некоторые впервые в жизни задумались над тем, каким жестоким может быть человек. Люди помнили Ксану смешливой и ласковой, немного застенчивой девочкой, готовой в любой момент мчаться к кому-нибудь на выручку хоть на другой край Зоны… А теперь перед ними было боязливое затравленное существо. Словно сделанная руками нездешнего мастера красивая и изящная музейная куколка — теперь жестоко изломанная, разбитая, с остановившимся тонким механизмом в хрупкой груди… Втоптанная в грязь…

К вечеру горница в доме торговца была просто забита букетами полевых цветов, а ящики кухонного стола — незатейливыми сталкерскими лакомствами в виде шоколадок и пакетиков чипсов и орехово-фруктовых смесей. Жаба с благодарностью принимал подношения для дочери, но к ней не пускал никого. Даже тех, кого она хорошо знала. Впрочем, все всё понимали и не обижались.

Прошло несколько дней, но девушка всё так же отсиживалась дома и даже в окно не смотрела. Впрочем, кто-то из особо зорких всё-таки замечал, что краешек занавески на окне её комнатки иногда чуть приоткрывался, но травница не показывалась и, чуть что — занавеска вновь испуганно задёргивалась.

Жаба беспомощно разводил руками. Он ничего не мог поделать с этим затворничеством дочери и не понимал, как преодолеть эту новую напасть.

А однажды утром он проснулся и обнаружил, что Ксана… исчезла из дома!

Встревоженный торговец помчался к Хромому, и они подняли на ноги всех ночевавших в Деревне.

Выяснилось, что никто ничего не видел! Обыскали Деревню и ближайшие окрестности — девушка словно сквозь землю провалилась! Причём совершенно незаметно не только для тех, кто в эту ночь бодрствовал у костров, но и для самого Жабы, спавшего в соседней комнате!

Правда, одна зацепка всё-таки появилась — когда обошли дом в поисках возможных мест, удобных для побега.

И нашли!

Одно из окон — в задней, не просматривавшейся с улицы стене, было не заперто, а лишь плотно притворено. От него через огород (остался от Ксанкиной воспитательницы — бабы Наты) тянулась прочь от дома узкая полоска чуть примятой травы.

След вёл в Зону и терялся среди окружающих Деревню холмов…

«Маугли»

…Холодно… Мамо, как же холодно…

Ксана ёжится, кутается в одеяло, но ни одно, даже самое толстое и тёплое в мире одеяло не способно согреть, защитить от холода, пронизывающего тебя изнутри…

В доме тепло, даже жарко, но как справиться с поселившемся в груди и не собирающимся никуда исчезать тягостным ощущением бесконечной и безжизненной пустыни, со всех сторон продуваемой ледяными ветрами? Они дуют ровно и неотступно, эти ветры, но чуть зазеваешься — и они обрушиваются на тебя разом, и воют, и хлещут, и бьют — наотмашь, до крови…

И некуда укрыться от этих ветров.

Холодно, как холодно…

Очень хочется спать. Но спать она не может — ведь стоит ей закрыть глаза и хоть немного забыться, как тут же появляются они — те пятеро. И снова она с головой окунается в ужас того дня… и просыпается с пронзительным криком и бешено колотящимся сердцем.

Нельзя спать, нельзя…

По углам комнаты таятся жути. Стоит только погасить свет — как они тут же выползают из своих укрытий и тянут, тянут к ней свои чёрные корявые лапы, чтобы схватить, скрутить, причинить боль…

Поэтому она не гасит свет по ночам. С того самого дня, как отец привёз её из больницы. Недавно он сделал ей сборку из диодов и волчьей лозы, поэтому теперь у неё в комнатке постоянно есть свет — ведь артефакты не выключишь, как лампочку, их свет не задуешь, как пламя свечи. Вроде бы можно не бояться…

Но она всё равно боится. Боится выглянуть в окно, боится выйти из дома. Ведь там — они!

Люди. Мужчины. Их много. Они чем-то похожи на тех пятерых — так же одеты и вооружены. Они ходят в Зону за добычей, а потом сидят вокруг костров, пьют, едят, смеются и балагурят. Их так много за пределами дома, что даже здесь она чувствует их запах. От них пахнет кожей, железом, потом, поношенной, редко стираемой одеждой, куревом и нехитрой походной едой. А от некоторых пахнет кровью.

Запах людей пугает и сводит с ума. Ей душно от него — ведь и отец её пахнет так же. Но открыть окно или выйти на улицу она не решается — боится, что запах тут же усилится. И перебить его никак не могут те букеты цветов, что приносят для неё некоторые из этих людей. Она не видит их, цветы передают через отца, но она чувствует этот запах.

Ксана то мечется по дому, не в силах одолеть этого непонятного удушья, то сидит на своей постели, сгорбившись и зябко кутаясь в одеяло.

Время от времени приходит из лавки отец, проверяя, как она. Он сокрушённо качает головой и гладит её по растрёпанной, потускневшей косе.

— Может, хочешь чего-нибудь, доню?

— Нет, тату…

— Смотри, тут тебе Гурман из рейда куколку принёс! Нравится?

— Да… Спасибо, тату…

Голос её тих и безучастен. И кукла лишь на время зажигает слабый интерес в её глазах.

— Не мне спасибо, доню! Другу твоему! — пытается бодриться Жаба. — Может, сама ему скажешь? Он так хочет увидеть тебя, что аж извёлся весь. И не только он…

— Нет, тату… Я не хочу… Пожалуйста… Не пускай никого…

На глаза Ксаны наворачиваются слёзы.

Она помнит и Гурмана, и Техника, и Хромого, и Репейника, и остальных, кто все эти дни пытался увидеть её, поговорить, утешить. Она знает, что эти люди, хоть и пахнут так же, как те, другие, любят её и беспокоятся о ней. Знает и то, что и она сама любит их. Но сейчас она не хочет их видеть. Вернее — не может. Не может смотреть им в глаза. Почему-то ей… стыдно перед ними. Почему — Ксана не может понять, но чувствует, что это как-то связано с тем, что с ней случилось.

Всякий раз, когда она думает об этом, ледяная волна прокатывается по её телу, выжигая и вымораживая всё, что ещё теплится внутри. Ксана стонет и прячет голову в руки: нет, нет, пожалуйста, хватит, не надо… А после этого долго не может согреться и то кутается в одеяло, то сбрасывает его и начинает метаться — задыхающаяся, мучимая душным запахом людей, которым, кажется, пропиталась вся Деревня.

И те пятеро… Никуда от них не спрячешься! Стоит только опустить веки — как вновь и вновь возникают перед глазами их искажённые похотливой радостью рожи, а на коже начинают мерзко и маслянисто, словно разлитый мазут, гореть следы их рук… И нет, кажется, такой силы, что смогла бы прогнать их из её памяти. Вытравить, как надоедную, измучившую тело и душу, хворь. Человеческая медицина, целебные травы и артефакты Зоны — всё было либо бессильно, либо давало краткое облегчение, после которого всё начиналось заново, с новой силой! Это была только терапия, а нужен был хирург, что вырезал бы из её памяти эту сочащуюся гноем и болью опухоль.

«Хирург?.. Постойте-ка!..»

Ксана замирает посреди комнаты; одеяло, в которое она кутается, сваливается на пол. Но девушка этого не замечает, захваченная внезапно пришедшей мыслью.

Вырезать часть её памяти! Ну конечно!

«Здравствуй, Старший!..»

Ксана смеётся — впервые за всё это время. Она знает, что ей делать и кого искать и просить о помощи!

Только бы он ещё был там и не ушёл за эти дни в какое-нибудь другое место!

* * *
Острозуб был в хорошем настроении, сыт и благодушен. Ну а как иначе — если условия для этого складывались самые подходящие? Несколько дней удачной охоты, хорошая драка с соседями (что, как известно всякому снорку, отлично взбадривает аппетит), ровная и сухая погода, никто не заболел, не погиб, не угодил в ловушку…

Одним словом, стая, которую он вот уже несколько лет водил по Зоне, благоденствовала. Острозуб был хорошим вожаком. Это доказывал хотя бы даже тот факт, что он сам был жив, здоров и до сих пор не смещён каким-нибудь очередным чересчур борзым конкурентом. Конкуренты случались, чего уж там, но Острозуб, памятуя уроки бурной молодости, очень хорошо умел ставить их на место!

Стая отдыхала после охотничье-боевых подвигов, разбредясь по поляне. Сам вожак возлежал на привычном месте между корнями пня-выворотня. Это было его законное «тронное» место, на которое не смел посягать никто из стаи.

Подошла Куся, ткнулась лбом в плечо, прилегла рядом. Острозуб покосился на неё, но возражать не стал: подруге вожака разрешалось многое. Сколько раз вражеские самцы из других стай пытались увести или отбить её у него — да только потом сами не знали, как спасти свои шкуры: Куся, как всякая женщина, в гневе была способна на многое и не признавала над собой никаких авторитетов — кроме своего вожака и повелителя. Незадачливым же ухажёрам доставалось от разъярённой снорчихи по полной программе.

Острозуб ценил верность. Поэтому часто смотрел сквозь пальцы на некоторое своевольство подруги.

Куся завозилась, тягуче, с поскуливанием, зевнула и вдруг по-кошачьи извернулась — игриво и томно. Приглашающе посмотрела на вожака. Тот не остался равнодушен к недвусмысленному призыву самки. Поднялся, навис над ней, уверенным жестом собственника положил ей на бедро лапу. Куся в ответ приветливо оскалила зубы и послушно перевернулась на спину. Острозуб жадно подался к ней, с вожделением втягивая дрожащими ноздрями её запах.

И тут вдруг завозился и издал короткий предостерегающий рык стоящий на стрёме Одноухий. Кто-то шёл по лесу, направляясь к поляне.

Как не вовремя!

Острозуб с сожалением и неохотой выпустил из объятий свою подругу, которую уже успел было прижать к земле, Та недовольно заворчала, попыталась удержать его и тут же получила от вожака ощутимый шлепок: мол, знай своё место, женщина!

Рыкнув для порядка на самку, Острозуб приблизился к дозорному и обменялся с ним серией фырканий и протяжных, похожих на стоны, звуков. Принюхался… А потом расслабленно опустился на траву.

Детёныш. К ним направлялась Детёныш.

* * *
На поиски дочери Жаба отрядил тех, кого Ксана хорошо знала и кому доверяла.

Вообще-то искать её едва не подорвалась вся Деревня, но тут вольных ждал облом.

— Мне не жалко награды за возвращение моей девочки — сказал Панас, прозорливо угадав мотивы некоторых желающих выйти в поиск. — Но сами подумайте: она сейчас, судя по всем признакам, в лютом неадеквате. И если вдруг увидит перед собой чью-нибудь незнакомую ей рожу… Она ж тогда вообще забьётся в самую глухомань, и мы её больше не увидим. Поэтому я хочу, чтобы искать её пошли только те, кого она хорошо знает. И кому верит. Без вариантов!

В итоге в поиск вышли: троица Палача, Техник, Рассол и Гурман. Договорившись о постоянной связи, они разделились там, где след беглянки исчезал в холмах преддверья Зоны, и каждый направился в свою сторону. С момента побега Ксаны прошло не так уж и много времени, так что сталкеры уповали на то, что уйти далеко она ещё не могла. Или — в самом лучшем случае — схоронилась и затаилась где-нибудь неподалёку.

…Техник аккуратно обогнул поджидавшую неосторожных гостей жарку и, пройдя ещё несколько шагов, остановился. Нужно было прикинуть дальнейший маршрут поисков.

В сторону Забытого леса он направился неслучайно. Ветеран-одиночка, исходивший вдоль и поперёк чуть ли не всю Зону, так уж получилось, что он — в силу своей наблюдательности и склонности к доскональному анализу информации — знал многое из того, о чём его товарищи-сталкеры не догадывались или не имели представления.

Так, он уже давно узнал, где Ксана берёт артефактную волчью лозу. И даже однажды смог довольно близко подобраться к тому месту. Но торчавшая там стая снорков помешала ему проверить достоверность своих предположений. Впоследствии он обнаружил, что снорки на том месте обитают более-менее постоянно, а Ксана время от времени… бегает их навещать.

Старую сталкерскую легенду о «Маугли» Техник, разумеется, слышал. Но он и предположить не мог, что этим Маугли окажется дочка Жабы. Впрочем, чуть позже, хорошенько поразмыслив, он пришёл к выводу, что всё в этой истории очень даже логично увязано. Маугли, таинственный приёмыш снорков, исчез с просторов Зоны — но появилась Ксана, диковатая приёмная дочка Панаса Жабенко. И некоторые повадки девочки могли сказать внимательному наблюдателю очень многое! А Техник был ОЧЕНЬ внимателен!

Разгадав тайну Маугли он, впрочем, не стал разглашать об этом всем встречным и поперечным. Потому что это была не его тайна. И ещё потому, что это была тайна Ксаны. Девушки, которую многие люди в Зоне — и сам Техник в их числе — уважали и любили, как младшую сестру.

Он не мог, не хотел погубить свою сестру — потому и молчал об её тесной, практически, родственной связи со снорками. С порождениями Зоны, с кровожадными нелюдями.

И когда встал вопрос, кому куда идти искать Ксану, Техник, не колеблясь, выбрал Забытый лес. Он не без оснований надеялся, что девушка не пойдёт далеко, а первым делом помчится к своим приятелям-сноркам, обитавшим там.

Сказать друзьям, почему он выбрал именно это довольно опасное направление, он не мог. Техник опасался, что тайна Ксаны всплывёт, едва его коллеги увидят её в окружении мутантов. Нет, за ребят он был уверен — они не выдадут травницу. Но… лучше будет, если об её дружбе со снорками будет знать как можно меньше народу.

К счастью, сталкеры не стали чинить расспросов, почему он отправляется по такому опасному маршруту. И следом никто не увязался. Так что оставалось только добраться до той уединённой полянки и проверить свои предположения.

Симбиоз

На рассвете Забытый лес производил впечатление места таинственного и совершенно сказочного. Толстые, обросшие мхом стволы матёрых старожилов, маячили в предрассветном сумраке, словно покрытые шерстью ноги спящих мастодонтов. Теснившиеся у их подножья переплетённые куртины бересклета и жимолости призраками неведомых чудовищ рисовались в прихотливых белёсых завитках тумана. Если минуту постоять тихо, то покажется, что вот-вот из обманчивой молочной зыби выйдет леший, покряхтывая по-стариковски, и начнет извечный, с детства еще знакомый разговор: куда, мол, добрый молодец, путь держишь? Дело пытаешь — али от дела лытаешь?..

Однако в тумане водились и другие звери.

…Услышал он их даже раньше, чем почуял — впереди и чуть слева затрещали ветки, раздвигаемые поджарыми стремительными телами, понесся по воздуху переливчатый, тоскливый не то стон, не то вой. Обрывки мыслей — коротких, отрывистых, почти хаотичных. Их даже можно было разобрать — если захотеть…

Ближе, ещё ближе. Вот уже слышно горячечное дыхание. Первый снорк вынырнул из тумана шагах в десяти от него. Увидел контролёра, непроизвольно шарахнулся в сторону, оскалился, но потом виновато скульнул. Мол, прости дурня, Старший, не признал. Следом за первым на поляну высыпала остальная стая. Заметалась, суматошно замельтешила по поляне. Кто-то надрывно взвыл.

Контролёр шевельнул бровью: что-то в поведении снорков показалось ему странным, нелогичным. Беспокоились они словно перед выбросом, но в том-то и дело, что выброса в ближайшее время не намечалось, он знал это, чувствовал. Тем не менее, Младшие бесились, словно цветущего дурмана нанюхались или там, обкуренного свободяя сожрали. Или же… стряслось что-то в стае.

Он немного подумал и потянулся мыслью-паутинкой к вожаку. Что тревожит вас, Дети Зоны, что беспокоит?

В сознании вдруг отчётливо возникла картинка: маленькая серая фигурка, спотыкаясь, медленно брела по лесу и, кажется, совершенно не замечала того, что идёт… прямо в поджидающую неосторожных путников пси-аномалию! Миг — и контролёр увидел лицо идущей — отрешённое, с потухшими глазами… Словно у зомби.

«Ксана?.. Но…»

«Нельзя! Нельзя! Опасность!!!» — заходилось истошными криками сознание снорчьего вожака, и скулящая стая вторила ему тем же. — «Детёныш… Куда идёт? Там плохо! Плохо, смерть!.. Остановить! Остановить!..»

И вдруг — словно вопль «SOS» с борта тонущего корабля: «ПОМОГИ!!!»

Вожак бросился к Старшему, заскулил, завыл и вдруг… вцепился ему в край плаща и настойчиво потащил за собой куда-то в лес.

«Помоги!!!»

Прежде чем контролёр успел осознать это, он уже сорвался с места и бросился прочь с поляны, сбивая взметающимися полами плаща росу с травы.

«Веди меня!». Вожак, повинуясь мысленному приказу, вырвался вперёд; стая рассыпалась вокруг Старшего, предупредительно окружая его охранным кольцом от возможных опасностей. Он не приказывал им этого, не просил. Они сделали это сами.

Бежать пришлось недалеко. Буквально через несколько шагов контролёр почувствовал неприятное гудение в голове и жжение в глазах — сперва слабое, а потом, с каждым новым шагом, усиливающееся. Так всегда бывало, если поблизости находилась пси-аномалия. Правда им, псионикам, действие таких вот мест не было фатальным — в отличие от других разумных существ. Но кому охота находиться там, где фонит, как от десяти твоих сородичей вместе взятых? И фонит так, что потом полдня головной болью мучаешься?

Ещё пара шагов — и он увидел её. Дитя Зоны всё также безвольно брела прямо к неприметному и ничем не выделяющемуся пятачку среди редкого подлеска. Почему-то тумана в этом месте не было.

Ксана шла, не замечая ни корявых корней под ногами, ни бьющих по лицу и плечам ветвей. Кажется, она уже была захвачена притяжением аномалии.

Мысли контролёра заметались, как вспугнутые летучие мыши. Как, как остановить её? Аномалия выжжет ей сознание, и в Зоне станет на одного зомби больше. Оно, конечно, ситуация более чем обыденная — мало ли живых существ попадает в аномальные ловушки? Мало ли людей становятся беспамятными ходячими оболочками?..

«Нет. Только не она. Не Детёныш!»

Самым простым и логичным было бы накрыть и зацепить её собственной пси-волной, более мощной, чем у аномалии, перехватить, перекрыть чуждое и враждебное воздействие и приказать девушке остановиться и идти обратно. В другое время контролёр так бы и поступил, но сейчас счёт шёл уже на секунды, и он вполне резонно боялся, что от волнения может не рассчитать силу импульса и… И сделать то, что готовилась сделать с Детёнышем аномалия.

Взгляд контролёра упал на четвероногих спутников. Снорки, чуя губительное воздействие аномалии, жались к кустам, повизгивая от страха. Вожак («Острозуб» — вспомнил, как называла его Ксана, псионик) припал к земле у ног и глухо рычал, не сводя напряжённого взгляда с «сестры». Да, их можно было бросить на перехват… Но тогда какой же он Разумный — если рискует жизнью младших неразумных? Когда сам он…

Коротко выдохнув, контролёр серо-зелёной молнией метнулся вперёд и успел перехватить маленькую фигурку, уже готовую ступить на опасный участок. И тут же, не останавливаясь, кинулся прочь от опасного места с драгоценной ношей на плече. Обманутая и так внезапно лишённая добычи аномалия попыталась ухватить его сознание жадным щупальцем, но, встретив мощный и яростный отпор (тут уже он не осторожничал), испуганно отпрянула.

Сноркам приказа не потребовалось. Радостно взвыв, стая кинулась следом.

* **
Поляна, куда привели контролёра снорки, сразу же показалась ему обжитой. Он чуть прикрыл глаза, сканируя мыслями-лучами пространство вокруг себя. Точно! Здесь был дом этой стаи, они обитали в этом месте уже довольно продолжительное время.

И ещё.

Девочка Ксана, Детёныш. Она бывала тут довольно часто. Вот она — ниточка её ауры, прочно и как-то органично и даже уютно вплетённая в информационную канву, раскинутую Зоной над этим местом.

Это был дом её друзей, её семьи. А значит, что и её дом тоже.

Мутант аккуратно спустил девушку с плеча и поставил на ноги. Ксана безучастно смотрела куда-то в себя, движения её были вялые, как у плохо набитой тряпичной куклы. Едва контролёр отпустил её, она всё той же куклой мягко осела на мох у его ног.

— Зачем ты туда пошла? — раздалось из-под капюшона. Он бы мог просканировать её разум и легко узнать ответ, но… Не хотелось.

Травница долго молчала, словно не слышала вопрос. А потом уронила:

— Я тебя искала, Старший… Не нашла.

Мутант шевельнул бровью: самое последнее дело — искать псионика возле пси-аномалии. Он тут же озвучил ей свою мысль.

— Знаю… — прошелестела Детёныш, всё так же безучастно глядя в пространство. — Я туда пошла, потому что не нашла тебя. А мне… очень надо было.

— Надо?

— Это всё они… — Ксана вяло подняла руку и коснулась виска. — Они сидят… вот тут… Я не могу их прогнать. Хотела попросить тебя… Но не нашла. Пошла искать аномалию. Чтобы она их… вырезала… То есть прогнала.

— Они? О ком ты говоришь?

В голову закралось нехорошее подозрение, что он опоздал со своими спасательными мерами, и либо аномалия всё же дотянулась своими щупальцами до её разума — либо девочке «повезло» попасться под горячую руку кому-то из его соплеменников.

— Они…

Ксана беззвучно заплакала. Тихо, бессильно, безнадёжно.

Контролёр какое-то время смотрел на неё из-под капюшона. Затем наклонился и мягко положил ей руку на голову.

— Ты позволишь мне узнать, что с тобой случилось, Ксана? — осторожно подбирая слова, спросил он. — Не бойся, я не причиню тебе вреда.

Она всхлипнула и вдруг крепко обхватила его колени, прижалась к ним раненым зверьком, судорожно вцепилась в полы его плаща.

— Да хоть как — мне всё равно! — голос девушки взвился над поляной отчаянным криком-стоном, — Прогони их из меня, Старший! Пожалуйста! Чтобы совсем… чтобы не думать, не вспоминать…

Её затрясло.

— Тише, девочка… — худая рука с длинными пальцами мягко и невесомо скользнула по растрепавшейся пушистой косе. Мутант, даже ещё не вторгаясь в её сознание, понял: стряслась какая-то беда. От хорошей жизни не ищут забвения столь радикальным методом, как полная зачистка памяти в пси-аномалии или посредством способностей таких, как он!

…Сбоку вдруг хрустнула ветка, и раздался негромкий, но напряжённый, готовый сорваться голос:

— Большой, пожалуйста, не тронь её.

И почти сразу же, спустя один-единственный удар сердца, спокойно и осознанно, как будто это было уже давно решено:

— Лучше меня возьми. Вместо неё.


Контролёр резко выпрямился, и тут же на его движение среагировали снорки — рванулись на голос. Туда, где на краю поляны стояла фигура в серо-зелёном камуфляже. С автоматом, красноречиво висящим на ремне у самой земли. Кажется, им не собирались пользоваться…

«НЕТ!»

Нескольких мгновений псионику хватило, чтобы оценить ситуацию и вмешаться. Одёрнутые мысленным приказом, снорки с недовольным ворчанием отпрянули от столь внезапно появившегося сталкера, но совсем от него не отошли. Окружили полукольцом и улеглись, не сводя с незваного гостя глаз.

— Пожалуйста, Большой, — спокойно и твёрдо повторил Техник. — Не причиняй ей вреда. Она — слабая девушка, ей не под силу будет стать одной из твоей… свиты. Если тебе нужен охранник и защитник — возьми лучше меня. А её отпусти. Пожалуйста.

Из-под капюшона послышался свистящий выдох мутанта. Он неторопливо развернулся к сталкеру всем корпусом и слегка — только слегка — расслабил скованные напряжением мышцы.

— А почему ты решил, что я собираюсь причинять ей вред? — так же неторопливо осведомился он.

Техник на мгновение замер, задумался, но потом тряхнул головой и тоже слегка расслабился. Медленно отпустил ремень, и автомат его безвредно и мирно улёгся на мох.

Более красноречивого жеста мира в данных реалиях было просто не сыскать. И контролёр, хоть и изумился поступку человека, про себя оценил его жест.

— А что я ещё мог решить, увидев… вот это? — сталкер сдержанно кивнул на сникшую фигурку, безучастно, как будто ей уже выжгли сознание, сидевшую у ног мутанта. — Прости, Большой, я совсем забыл, что она для вас… своя. Как-то вдруг разом всё из головы вылетело…

— Ты же мог и выстрелить, — полуспросил-полуутвердил псионик. — На чистом… как это у вас говорят… автопилоте? Да, автопилоте. Не выстрелил. Почему?

Техник пожал плечами и снова задумался.

— Не знаю — наконец, спустя некоторое время честно признался он. — Наверно, потому, что… испугался.

— Думал, что я её обижу, — усмехнулся мутант, буравя его взглядом, но пока не начиная контакт. — И боялся зацепить пулей.

— Да?.. Может быть… — помедлив, кивнул сталкер. — Хотя я вообще не помню, чтобы в этот момент думал о чём-то. Но тебе, Большой, наверно, виднее…

— Слышнее, — слегка дрогнув уголком губ, поправил псионик, и Техник согласно склонил голову: действительно — слышнее.

Контролёр хмыкнул и с любопытством оглядел человека. Страх его он почувствовал ещё в тот, самый первый, момент. Привычный страх человека, внезапно столкнувшегося с одним из самых грозных порождений Зоны.

Вот только у этого страх был почему-то не за себя. И… надо же, оружие сложил, не угрожает…

— Зачем ты здесь? — резко спросил мутант. — За артефактами пришёл?

Техник мотнул головой. Взгляд его был прикован к Ксане, и в нём читались тревога и сочувствие.

— Батя её, — он кивнул на девушку, — с ума там уже сходит от беспокойства. Она убежала из дома ночью, и мы поняли, что направилась она сюда, в глубину Зоны. Жаба попросил меня и ещё нескольких ребят отыскать её и по возможности вернуть домой.

Жаба… Контролёр припомнил низенького пожилого толстяка, с которым однажды пересеклись его пути, и кивнул. Знаю, мол, такого.

— Что с ней случилось? — задал он беспокоивший его вопрос. — Она сама не своя. Искала меня, чтобы я… стёр ей память. Не найдя, пыталась шагнуть в пси-аномалию… Что она хочет забыть? Кого?

Техник вздрогнул. Невольно сжал губы в узкую недобрую полоску.

— Тех, кто… обидел её.

…Рассказ сталкера был коротким и сухим, практически без эмоций. Хотя контролёр явственно ощущал, какая буря бушует в душе человека. И эта буря теперь невольно отзывалась и в нём самом растущей холодной яростью. Люди… Неразумные, алчные, подлые… Ради собственной выгоды и удовольствия не щадящие даже своих самок и детёнышей…

Забеспокоились, чуя растущую угрозу, снорки, а сталкер болезненно поморщился и потёр виски. Псионик спохватился, внимательно посмотрел на них всех и постарался взять себя в руки, чтобы не фонило.

— Что стало с теми, кто её мучил? — коротко спросил он, успокаивающе поглаживая по голове всё ещё хранившую самый отрешённый вид Ксану.

— Получили по заслугам, — Техник дёрнул уголком губ. — Братки застали их на горячем, повязали и пригнали в Деревню Новичков на суд. Вольные вынесли и привели в исполнение приговор. Ксану забрали в свой госпиталь военные, и она у них там какое-то время пробыла. Потом Жаба привёз её обратно… вот только отошла она от произошедшего не до конца. С самого возвращения пряталась и на улицу не выходила. Боялась нас. Даже тех, кто был её друзьями. Сломали её эти гады, Большой, не хуже аномалии сломали. Психологически. Чуть кого увидит — плачет. Жаба говорит, она спать не могла, кошмарами мучилась… наверно потому и убежала — что невыносимо ей было в Деревне. Страшно. Среди мужиков-то…

На несколько минут между ними повисло тягостное молчание.

— Удивительно… — вдруг обронил контролёр. Сталкер вопросительно посмотрел на него. — Удивительно, что на её защиту поднялись самые разные люди Зоны — вольные, вояки… даже бандиты. Как один поднялись, не чинясь принципами, личными счётами и прочим, что вас разделяет. Может быть не настолько вы, люди, и безнадёжны?

Техник подумал и чуть развёл руками:

— Я не знаю ответа на твой вопрос, Большой. Во всяком случае — однозначного ответа: мы — то есть, люди — всё-таки разные.

Ответом был задумчивый кивок мутанта.

— И всё-таки… — после очередной паузы в разговоре осведомился сталкер. — Что ты намерен делать… с ней?

— То, о чём она меня и просила, — как о чём-то совершенно будничном отозвался мутант. — Но я действительно не собирался и не собираюсь причинять ей вред. Поэтому на то, чтобы вырезать из её памяти эту… опухоль, мне понадобится время. И… безопасность.

Техник склонил голову.

— Если хочешь… если позволишь — я могу охранять вас. Вместе с… ними, — он указал на разбредшихся по поляне снорков.

Контролёр поднял голову, и сталкер почувствовал на себе его испытующий взгляд. Его словно просканировали, отчего кровь молоточками застучала в висках. Техник расслабился, показывая, что не замышляет коварства и, предлагая монстру защиту, имеет в виду именно это, а не что-то другое.

— Я не против твоей помощи, — вдруг услышал он. — Я вижу тебя и слышу: ты не прячешь тайных умыслов за своими словами и мыслями. Но для того, чтобы излечить Детёныша, здесь место не слишком подходящее.

— А может быть… может быть отведём её к Болотному Доктору? — вдруг озарило Техника. — По крайней мере, она и не среди людей будет — и в то же время, в надёжном и безопасном месте. Батя её, опять же, успокоится, зная, где она.

Псионик повертел предложенную человеком мысль так-сяк… Она ему определённо нравилась.

— Пусть будет Болотный Доктор. Это хорошая идея. Вот только дорога до него неблизкая и небезопасная…

Сталкер понял, что хотел сказать мутант. Какой бы грозной ни была сила его способностей, сам псионик был беззащитен перед большим количеством врагов. Стая снорков и один сумасшедший… пока ещё, правда, не в прямом смысле… сталкер в качестве сопровождения — это как-то несерьёзно.

Внезапно Технику пришла в голову новая идея. Сегодня вообще был урожай на внезапные и нестандартные решения, как он заметил.

— Большой… начал он, — Вместе со мной вышли на поиски Ксаны ещё пятеро. Те, кого она хорошо знает и не станет бояться. Те, кто любят её, как свою сестрёнку. Я могу попробовать уговорить их пойти в оцеплении, разведывая и расчищая дорогу. Чтобы ни один человек не посмел встать на пути — твоём и Ксаны. Заодно и объясняли бы, что к чему. Идея, конечно, авантюрная и совершенно безумная, сам понимаю, но… Они будут рады помочь Ксане. Даже если им для этого придётся заключить союз с, уж прости за прямоту, монстром.

Псионик кинул на него ещё один пронзительный взгляд из-под капюшона… и вдруг засмеялся низким, глухим и отрывистым смехом.

— Мне нравится твоя прямота, шаман, — сказал он, отсмеявшись. — Надо же, чуть ли не впервые вижу перед собой разумного из людей.

— Люди вообще-то разумны, — поправил его сталкер. — И я не шаман.

— Вас наделили разумом, — отрезал мутант. Куда только девалось его веселье? — Но не все из вас знают, как им пользоваться! Или скажешь, я не прав?

Техник вскинул ладони и мотнул головой: нет-нет, прав, конечно… А вслух сказал:

— Я просто не знал, что вы нас неразумными считаете.

— Теперь знаешь.

Сталкер развёл руками. Спорить с мутантом-псиоником — да что он, совсем страх потерял?

— А что касается того, шаман ты или не шаман… — внезапно смягчился мутант, — Хотел ты этого или нет, но ты уже ступил на этот путь. И она, я так подозреваю, ничуть не против — иначе бы ты сюда просто не дошёл. Так что начинай привыкать.

— К чему?

— К тому, что теперь тебе многое будет видеться… другим. С другой точки зрения, часто отличной от вашей, человеческой. К тому, что Зона теперь будет постоянно держать тебя в поле своего зрения и спрашивать строже, чем с обычного сталкера. Но, правда, и помогать тоже будет. Иногда.

Сталкер опустил веки, переваривая и осознавая внезапно свалившуюся на него ответственность. А потом выпрямился. Расправил плечи.

— Пусть, — просто сказал он.


…Ему понадобилось не так уж и много времени, чтобы убедить Палача и остальных поисковиков присоединиться к его необычному договору с одним из самых опасных монстров Зоны. Сталкеры, к счастью, поняли, что всё это делалось ради безопасности и благополучия Ксаны, и не стали изображать из себя хозяев мира и природы. Встретившись со своим коллегой и его сопровождением на краю Забытого леса, они постарались ничему не удивляться и не хвататься за оружие даже инстинктивно. Привычно и без особых обсуждений рассыпались вокруг необыкновенной процессии внешним дозором и боевым охранением. Им, правда, пришлось привыкать спокойно воспринимать снующих рядом снорков, но мутанты, сдерживаемые мысленным приказом контролёра, вели себя по отношению к внезапным товарищам вполне мирно. И постепенно две части столь удивительного эскорта уже не обращали друг на друга никакого внимания.

Дальше, по пути на Болота, все члены отряда придерживались заранее оговорённой тактики. Снорки и контролёр при виде встречных и попутных людей скрывались в зарослях, предоставляя своим спутникам самим разбираться с их сородичами. И наоборот — псионик утихомиривал возникавших на пути отряда мутантов и зверей, чтобы они не набросились на людей.

Симбиоз получился удачным.


…Примерно через неделю полностью поправившаяся Ксана покинула дом на Болоте и вернулась в Деревню Новичков. Подробностей постигшей её не так давно какой-то неприятности (именно неприятности!) с некой шайкой мародёров она не помнила.

Ещё через несколько дней тройка Палача ушла жить на окраины Зоны. И вскоре мародёрские шайки, промышлявшие там грабежом и убийствами возвращающихся в Большой Мир сталкеров, прокляли тот день, когда бывшие монолитовцы открыли свой бессрочный счёт оплаты долга перед однажды спасшей их девушкой. Потому что отныне для каждого из выслеженных или пойманных преступников у «стервятников Зоны» (как вскоре прозвали этих троих, а затем — и тех, кто пошёл за ними, следуя их принципам) была заготовлена в лучшем случае пуля, в худшем — верёвка и крепкий сук.

Проблема пятая: Гурман

Август 2014 года

Сегодня

…Облака летят по небу, мелькая меж вершинами сосен. Сегодня над Зоной на редкость безмятежное небо…

Но нет безмятежности в её душе.

Мелькают облака, мелькают, убегая назад, к оставленной Деревне, кусты и деревья… С каждым шагом они всё меньше похожи на своих нормальных собратьев.

С каждой минутой существо, неотступно бегущее рядом, всё больше теряет свою человеческую сущность.

…Ему ещё трудно и непривычно передвигаться на четвереньках — как это делают все снорки, и он время от времени отстаёт от неё, глухо и жалобно скулит, потом выпрямляется и догоняет. Чёрная ломкая тень стелется рядом с её тенью. Знакомые глаза заглядывают в душу: ты ведь будешь рядом, ты не бросишь меня?..

Она опускает руку и ласково касается загривка снорка. Тот немедленно урчит, пытается потереться об её ногу… Но некогда нежничать: позади — люди, и надо бежать дальше. Дальше. В самые дебри Зоны — туда, где охотится Стая. Они примут к себе вернувшегося Детёныша и нового собрата. Не могут не принять — ведь они — Стая. Семья. А люди…

Люди их предали. Хотели убить. Она больше не вернётся к ним.

«Стас… Стас… Бедный мой… Как же это? Почему так?.. За что?!..»

Шесть дней назад…

С тихим шелестом ловкие пальцы сдирают с веточек сухие сморщенные листочки, растёт горка ароматной травяной шелухи на подстеленной тряпице. Будет чем лечить разнообразные раны у тех, кто придёт к ней за помощью! Погода в этом году была на редкость ровная, и травы возросли на диво — высокие, сильные… Пожалуй, надо будет ещё сходить вглубь владений Мамо, поискать там чего-нибудь редкого…

— Ксана…

Она подняла голову. Надо же — так увлеклась работой, что прозевала его приход!

— Стас!.. — девушка было разулыбалась, но улыбка быстро слетела с её губ, как только травница увидела лицо друга.

— Стас… — под ложечкой засосало в дурном предчувствии. — Что-то… случилось?

Гурман неопределённо отмахнулся — мол, ничего страшного, однако, в глазах его Ксанка увидела боль и растерянность.

— Ты случайно, не знаешь, где сейчас можно найти Болотного Доктора? — с плохо скрываемой надеждой спросил он. — Дома его нет…

Ксана подумала, припоминая все места, где на её памяти обычно мог шляться Болотник, и медленно покачала головой:

— Нет… Я его не видела уже давно… А что случилось?

Сталкер тихо зашипел сквозь стиснутые зубы и закрыл лицо кулаком.

— Стас! — повысила голос Ксана. — Что случилось, ты можешь нормально сказать?

— Случилось?.. — Гурман криво усмехнулся. — Да, пожалуй… Ксан… мне жить осталось… всего ничего. Скоро я стану… снорком. Так что, мне сейчас Болотник позарез нужен. Ладно… я…

— Что?! — неободранные веточки выпали у неё из рук. — Снорком?..

Мысли спутались в некое подобие артефакта под названием «усатый клубок», обрывки торчали в разные стороны и не понять, где и от какой мысли кончик.

— Это всё сыворотка… — обронил Гурман и снова неловко усмехнулся. — Ладно… Извини, что побеспокоил… Попробую его сам найти. Или… пойду к монолитовцам… Может быть…

— Стас! — Ксанка, наконец, очнулась от столбняка. — Я-то могу тебе хоть чем-нибудь помочь? Найти лекарство…

— Не знаю. Честно, Ксан — не знаю! Да ладно, не забивай себе голову… Я уж как-нибудь…сам справлюсь… — он махнул рукой и пошёл прочь.

— Стас, но ведь это же неправильно!!! — с отчаянием и гневом вскричала Ксанка, вскакивая. С колен посыпались пучки трав. — Я должна… Стас!!! Стой!!!

Гурман помотал головой, сделал, не оборачиваясь, отрицательный жест и быстрым шагом пошёл прочь.

Несколько минут девушка неподвижно сидела над своими травами, совершенно о них забыв. А потом сорвалась с места, вбежала в дом и вскоре выскочила оттуда, на ходу надевая свой рюкзачок.

Если кто и видел, как дочь Жабы вихрем пронеслась через всю Деревню и, не задерживаясь, помчалась прямиком в Зону, то остановить её всё равно никто не успел.

Да и вряд ли смог бы.

Потому что нет такой силы, что остановила бы того, кто спешит на помощь попавшему в беду другу.

Пару суток до этого…

— Проверка документов! Оружие на землю! Не двигаться!

Очередная облава военных грянула как гром среди ясного неба!

Хорошо вооружённые люди в одинаковом камуфляже рассыпались по деревне, сноровисто выискивая пытающихся избежать проверки людей. Пойманных разоружали и как скот сгоняли к посиделочной для проверки документов.

Ксана, которая в это время вела на веранде их дома увлекательную беседу о Большом Мире с каким-то татуированным братком из банды Длинного, увидела, как к месту сбора тычками приклада в спину гонят Гурмана.

— Прости, пожалуйста… — сказала она подобравшемуся при виде патруля собеседнику и поспешила к посиделочной.

Конечно, она вряд ли смогла бы отстоять друга от посягательств людей в форме. Да Ксана об этом и не думала — просто почему-то чувствовала, что ей НАДО быть в этот момент рядом с ним. Надо!

Почему — даже она сама не смогла бы сказать. Просто надо — и всё тут! Потому что друг!

Подобравшись к настороженно-ощетинившейся, окружённой солдатами кучке пленённых сталкеров, она тихонько взяла Гурмана за руку.

«Я здесь. Рядом. Не бойся».

— Ксанка! — раздался окрик отца, вышедшего на крыльцо их дома. — Домой иди!

Стас оглянулся на неё. Улыбнулся одними глазами. Чуть сжал её ладошку.

— Иди домой, Ксан. Не для тебя это… Не бойся, со мной всё будет в порядке! Обещаю!

— Ксана! — снова отец. Его военные не трогали. Он имел право быть здесь. Жить и вести свои дела.

Жалобно посмотрев на друга, умоляюще — на кого-то из военных (тот отвёл глаза и нетерпеливо качнул автоматом в сторону — мол, уходи!), девушка понурилась и побрела к дому.

Отец долго выговаривал ей, но она не слушала. Смотрела, как вояки выстроили схваченных в шеренгу, обыскали их и погнали к себе на блок-пост. Как скот…

Стас… Друг…

Третьего дня…

— Ста-а-а-ас!!! Стас, пожалуйста… Вернись!..

Только шелест ветвей, да далёкие вопли каких-то обитателей Зоны. Он или не слышит её, или не хочет откликаться.

— Пожалуйста… — голос срывается на жалобный всхлип.

Четвёртые сутки она блуждает по Зоне, четвёртые сутки безрезультатного поиска, а ведь где она за это время только ни побывала! Но Гурман как сквозь землю провалился!

Значит, она разминулась с ним? Или он всё же нашёл Болотника? Или… погиб?..

Нет! Нет!! Нет!!!..

— Ста-а-ас!!!..

Звать кого-то в Зоне — можно накликать беду и на себя. Мало ли лихих людей бродит вокруг! Мало ей было беды с теми мерзавцами?

«Стой! Куда ты?! Там контролёр!!!» — крикнули было ей вслед двое, кажется (некогда было определять) военных сталкеров, когда она, привычным чутьём отмечая аномалии и огибая их, пронеслась мимо них по дороге к бару «Аномалия» — месту сбора людей, хабара и новостей. «К чёрту контролёра, у меня друг в беде!!!» — яростно, со слезами, проорала она тогда в ответ и даже не остановилась. Это было вчера.

… Конечно, услышь Подчиняющий столь непочтительное высказывание в свой адрес, ей бы точно не поздоровилось, но, к счастью, он находился в стороне от её пути и был слишком занят своими новыми, только что пойманными «игрушками». В любое другое время Детёныш бы точно не позволила себе такого хамства — ибо Старших Детей Мамо она чтила и относилась к ним с должным пиететом — как Младшая. Но, ей-богу, сейчас было не до реверансов — да простит её Мамо!

…А если бы Подчиняющий не был в этот момент занят?… Хватило бы у неё смелости… нет, пожалуй, наглости! — обратиться к нему с вопросом, не видел ли он такого-то?… Или… если бы Гурман оказался в числе «игрушек» — выпросить его жизнь у Старшего?..

Ксана не знала.

Может и хватило бы.

Потому что Стас был её другом. Её братом среди человечьей Стаи!

Но эта стая — ЕГО стая! — предала Стаса! Сделала монстром! Ксана не совсем разбиралась в людских делах, но, наобщавшись в своё время с Болотником, что такое «сыворотка» и как она вводится, представляла. В плену Гурману явно что-то вкололи, и вот…

Успеет ли, сумеет ли она, Дитя Зоны, ему помочь? Хотя бы попытаться?..

Позавчера

Бесцветное небо. Серые заросли по краям дороги. Они, скорее всего, другого цвета — и небо, и деревья… Но ей всё кажется серым. Подёрнутым какой-то мутной пеленой, похожей на болотный туман.

Не нашла… Не догнала… Не уберегла…

Шаг. Шаг. Шаг… Сколько их она сделала за это время? Тысячу? Миллион?.. Даже если бы она и умела считать до таких невероятных чисел — всё равно бы давно уже сбилась.

Шаг… ещё шаг…

Невыносимо ноют стёртые ноги в тяжёлых солдатских ботинках. Грубая обувь для нежных девичьих ножек, но другой они и не знают — разве что самодельные тряпичные тапочки для дома… Пятые сутки отчаянного бега и поисков — с маленькими урывками на тревожный сон вполглаза. Еда — на ходу: какие-то травки, корешки, жучки… Некогда останавливаться. Длинные синие листья ведьминой осоки, их пронзительно-горький, словно наждаком продирающий мозги, вкус… Если бы не они — она бы не выдержала этого сумасшествия!..

Серая пелена застилает глаза. Туман? Дым? Слёзы?..

Не уберегла…

Шаг… шаг… Скоро Деревня, ну ещё, Ксанка, давай, ты сможешь! Ты дойдёшь!..

Две полурасплывчатые фигуры появляются из-за поворота дороги. Это может быть кто угодно — друзья, недруги… Зомби, в конце концов…

Нет, не зомби — она отмечает это краешком угасающего сознания. Люди. Остановились, что-то обсуждают…

— Сталкеры… — голос срывается на шёпот, и уже нет сил кричать. — Помогите… Пожалуйста…

Ноги подкашиваются, она бессильно оседает в дорожную пыль. Отчаянные слёзы вскипают на ресницах. Никогда она не просила помощи. Ни у кого. И вовек бы не попросила…

— Прошу вас…

Люди, окончив своё совещание, сворачивают с дороги в сторону. То ли не видят упавшую девушку, то ли не хотят видеть… И не крикнуть, не позвать. Всё, что она сейчас может — смотреть, как они уходят, и бессильно шелестеть, как срубленное деревце:

— Пожалуйста… Не уходи…те…

Серая пелена накрывает её, сжимает виски мягкой, но неумолимой лапой, прижимает к земле…

…И тогда появляется Она. Худая, коротко стриженая женщина с тёмными кругами вокруг неожиданно-блестящих, пронзительных глаз на тонком, когда-то красивом, но теперь измождённом и покрытом сеточкой морщин и шрамов, лице. Мало кто отваживается посмотреть Ей в глаза. А кто отваживается — навеки обретает Её печать. Как клеймо Избранного. Или изгоя — что, в общем-то, одно и то же в глазах людей.

Если, конечно, выдерживает Её взгляд.

…На губах лежащей в придорожной траве девушки появляется счастливая и умиротворённая улыбка.

— М-мамо…

Серая пелена сменяется чёрным мраком…

* * *
Ксана очнулась от ощущения немилосердного жжения на руке ниже локтя. Она открыла глаза — ну так и есть! Умудрилась свалиться без чувств в самую крапиву! Счастье, что ещё никто не тронул, пока она в отключке валялась!

Повезло!

— Спасибо, Мамо!.. — искренне прошептала Ксанка и поспешила выбраться из кусачего куста. На руке, попавшей в самый эпицентр, уже алели волдырики ожогов. Следовало бы немедленно обработать их, но сил и желания задерживаться здесь ещё на какое-то время не было.

Ничего! До Деревни уже недалеко!


Никто ей ничего не сказал по поводу её долгого отсутствия — даже отец. Все давно уже привыкли к такого рода её «взбрыкам». Только Панас по привычке качал головой и пытался воспитывать. Поначалу. Потом махнул рукой: понял, что бесполезно.

Уставшая и разбитая морально и физически, Ксана еле доплелась до дома. Ещё нашла в себе силы освежиться в импровизированной баньке, устроенной отцом в сарайчике, а потом плюхнулась на свою узкую койку и провалилась в сон без сновидений…

Вчера

Многодневная, почти бессонная и полуголодная беготня по кишащей опасностями Зоне естественно дали о себе знать. Ксана проснулась далеко заполдень, вялая и апатичная, даже глаза еле смогла разлепить. Ведьмина осока — а именно ею в основном и питалась Ксанка во время своего феерического забега по Зоне, — вещь, конечно, сильно взбадривающая. Но, к сожалению, — с неизбежным обратным эффектом в виде слабости, сонливости и головной боли.

Осложняло ситуацию ещё и то, что Деревня находилась вдалеке от энергетического центра Зоны. В обычное время Детёныш ещё как-то худо-бедно, но могла это переносить. Но сейчас…

Бродя по дому с совершенно отсутствующим видом и ежеминутно хватаясь за голову, Ксана чувствовала, что ещё немного — и снова ринется в Зону. На этот раз восполнять утраченные силы.

Она бы так и сделала, если бы не стёртые до кровавых мозолей ноги. Далеко ли с такими пройдёшь?

Лечиться, лечиться и ещё раз лечиться!

… Спустя какое-то время, «договорившись» с больным организмом и спрятав под свежими носками перебинтованные ступни, Ксана выбралась на веранду. Повседневные дела нынче, как и следовало ожидать, валились из рук, но заготовку лекарственного сырья нужно было завершить как можно скорее — пока травы не пересохли.

И вот, как несколько дней назад, она снова сидит на крыльце с ворохом пахучих трав на коленях. Снова под пальцами шелестят сухие листочки, и наполняются невесомым, но драгоценным содержимым тряпичные мешочки.

А на душе — гадко и сумрачно, как на болоте в пасмурный день перед Выбросом. Все мысли — о друге. Как он? Где он? Что с ним?..

— Привет, Ксана! — перед домом остановился один из одиночек.

— И тебе привет, Рассол! — грустно отозвалась девушка, мельком глянув на него.

— А я тебе кое-что… — но тут сталкер заметил её состояние, и брови его грозно сошлись над переносицей.

— Тебя кто-то обидел? Кто?!

В Деревне Новичков разговор с тем, кто посмел бы обидеть Ксанку, был недолгим. Кое-кто год назад уже испытал на себе это.

— Никто меня не обижал… Честное слово!

— А чего ты такая несчастная? Что случилось? Я могу тебе помочь?

…Спазм привычно сдавил горло. Видит Мамо, сегодня она пыталась держаться, но… Зачем ему понадобилось её расспрашивать, зачем?!..

— Нет, Рассол… ТЫ ничем мне не поможешь…

И вот уже горячие капельки бегут из-под крепко зажмуренных век, оставляя предательские мокрые дорожки.

— Ксан… — сталкер приблизился почти вплотную и заглянул ей в глаза. Она тут же отвернулась, пряча лицо в ладонях. — А всё-таки? Что случилось?

Девушка всхлипнула. Не удержалась.

— Гурман… — сил хватило выдавить только одно слово.

— А! — в голосе Рассола неожиданно появились весёлые нотки. — Так ведь нашёл он Болотника! Честное слово, нашёл! Я его встретил в Зоне, всё в порядке с ним!

Дыхание у Ксаны пресеклось от такого неожиданного заявления, она, позабыв о слезах, вскинула голову и прямо-таки впилась полным безумной надежды взглядом в глаза мужчины.

— Это… правда? Он… с ним…

— Правда. — твёрдо сказал сталкер, который, как и все в Деревне, был в курсе крепкой дружбы Гурмана и Ксанки. — Не плачь. Он скоро вернётся и сам тебе всё расскажет.

И тогда Ксана засмеялась! Облегчённо, радостно… Правда, слёзы от этого никуда не делись — но теперь Детёныш плакала от радости. А потом кинулась на шею вестнику этой радости и от души расцеловала его.

— Спасибо… спасибо тебе!!!..

Рассол смотрел на неё и улыбался. А потом запустил руку за пазуху и бережно извлёк из-под куртки…

— Вот. Возьми. Я же говорил, что я его для тебя добуду — Цветочек Аленький!

…Зная Ксанкину любовь к разным цветам и травам, сталкеры постоянно таскали ей из Зоны букетики. Что-то действительно пригождалось на лекарства. Остальное, поставленное в банки и собранные по брошенным домам вазы и глиняные крынки, украшало дом, «Паб Жабы», отцову лавку и посиделочную.

Рассол постоянно твердил ей про какой-то Цветочек Аленький, пока Ксанка не спросила его, что он имеет в виду. И тогда он рассказал ей эту сказку.

Про Чудовище, девушку и их любовь она, Дитя Зоны, как-то не особо впечатлилась (это-то для неё не было чем-то необычным или ужасным — она сама в детстве мечтала вырасти и стать подругой Острозуба), но сделала неожиданный для сталкера вывод:

— Аленький Цветочек — это такой артефакт, до которого очень трудно добраться? И, чтобы его добыть — надо преодолеть множество опасностей? Да?

Сталкер удивлённо замер… почесал затылок и медленно сказал, как-то по-новому глядя на Ксану:

— Пожалуй… пожалуй, ты права!..

И вот теперь он стоял перед Ксаной, и протягивал ей ярко-алый цветок!

Из тех, что можно было встретить только в Припяти на заросших, много лет назад одичавших клумбах!

Несмотря на то, что мысли Ксаны в данный момент были заняты совсем другим, она всё-таки несказанно удивилась.

— Ты… ты ходил в Припять??? — выдохнула она. — И остался жив?!

Сталкер хмыкнул — мол, ерунда какая, подумаешь — Припять! Выжигатель-то уж два года, как отключили!

И тогда его щеки снова коснулись тёплые губы — на этот раз нежно и мягко.

— Храни тебя Мамо… — прошептала Детёныш.

Вечером того же дня

Он появился в Деревне как-то незаметно. Ещё несколько минут назад его здесь не было — и вот он уже стоит среди группы вышедших проветриться на посиделочную вольных, о чём-то с ними разговаривает…

Ксана встрепенулась, увидев его.

— Ста-а-ас!!!

Стёртые ноги протестующе взвыли, когда она, вскочив с места, кинулась к другу. Но Ксана лишь сжала зубы и подавила невольный стон.

— Стас!!!

Гурман подхватил бросившуюся ему на шею девушку, а та уже неверяще ощупывала его, засыпая вопросами:

— Как ты? Нашёл Болотного Доктора? Он помог тебе? О, Стас…

— Всё в порядке, Ксан… — сталкер ласково погладил подружку по голове. — Я успел.

Детёныш, не сдержавшись, всхлипнула и в блаженном облегчении крепко прижалась к его груди. Обхватила руками, закрыла глаза. Жив. Спасён. Спасибо, Мамо…

…Охваченная бурной радостью, она и не заметила, что в глазах друга этой самой радости как-то мало. Беспокойство и печаль тлели в них, как торфяник под пышной болотной растительностью.

Но Ксана не видела этого. Она нежилась под ласковой рукой того, кого считала почти что братом, и радовалась за него…

Сегодня

Разбудили Ксану громкие крики и невнятная перебранка на повышенных тонах, доносящиеся с улицы. Досадуя на тех, кто затеялся выяснять отношения чуть ли не у самого их дома, девушка — как была, босая и растрёпанная, в «спальной» майке (перешитая бывшая отцовская) — прошлёпала к окну и чуть ли не ощупью вскарабкалась на подоконник.

— Что случилось? Чего орёте? — жмурясь и сонно потягиваясь, осведомилась она в распахнутую форточку у кучки полузнакомых сталкеров, остановившихся недалеко от их дома.

— Гурман взбесился! — ответили ей.

— Что-о-о-о?!..

Сна как не бывало. Ледяным остриём кольнуло ощущение пришедшей беды.

— Как это — взбесился?..

— Да вот так…

И они рассказали ей, как с самого утра у Гурмана, собравшегося было идти в Зону вместе с группой, вдруг ни с того ни с сего началась какая-то странная «ломка». Он внезапно побледнел, как мертвец, согнулся в три погибели, словно от сильной боли, и с глухим стоном рухнул на землю. Когда обеспокоенные приятели склонились над ним, чтобы узнать, в чём дело, Гурман вдруг бросился на них, рыча, кусаясь и царапаясь. Общими усилиями его скрутили, но он вырвался и принялся носиться по деревне, время от времени припадая к земле и что-то вынюхивая. Такое из рук вон странное поведение привлекло внимание чуть ли не всей деревни. Устроили загонную охоту; у кого-то даже отыскалась сеть. В эту-то сеть и замотали пойманного безумца. Однако, после приступа непонятного бешенства, Гурман вдруг обмяк. Его тело покрылось даже на вид липким потом, он никого не узнавал, не отзывался на своё имя, трясся, как в жестоком ознобе, и глухо, мучительно стонал. А потом забился, как припадочный, завыл….

— И что вы сделали с ним?.. — нетерпеливо перебила Ксана. Нервы уже натянулись, как канаты.

— А что? Да скинули в овраг у ручья! Мало ли…

— Идиоты… — с отчаянием простонала Детёныш. — Нет, чтобы помочь ему, а они…

— Интересное дело! — обиделся один из компании. — А вдруг это заразно?

— А меня не судьба была разбудить и позвать?! — рявкнула, выплёскивая напряжение и злость, Ксана и метнулась обратно в комнату.

Так… Штаны, носки, ботинки… чёртовы шнурки!!!.. Волосы прибрать, умыться… а, к чёрту!!! Аптечка… идиоты, какие же идиоты!!!.. Только бы успеть…

С грохотом захлопнув за собой дверь дома, Ксана ссыпалась по крыльцу.

— Куда вы его выбросили, показывайте!

…На том месте, куда скатилось тело Гурмана, никого не оказалось. Только обрывки сети и примятая и кое-где вырванная с корнями трава. Кажется, приступ продолжился.

Детёныш прицельно повела взглядом. Отчётливый след — примятая трава и поломанные стебли крапивы — вёл прочь от Деревни.

В Зону.

— Пойду по следу. — сухо сообщила она спутникам. — Может быть…

— Ксанка… Ты…

— Это не обсуждается.

И, больше не произнеся ни слова, решительно двинулась вдоль следа.


Она нашла его в зарослях орешника, куда он зачем-то забился.

— Стас!

Он дёрнулся на человеческий голос, поднял голову… И Ксана невольно охнула.

Это уже был не Стас.

…она подозревала, ЧТО с ним могло случиться, но всячески гнала от себя эту мысль. Ведь он нашёл Болотника, и всё должно было быть в порядке, разве нет? Так почему же…

Девушка в изнеможении и отчаянии прислонилась к дереву.

— Мамо… За что?..

Перед ней был снорк. Снорк с таким знакомым, но искажённым болью и произошедшей трансформацией лицом.

— Стас… — прошептала Ксана, протягивая руки и делая несколько шагов к нему. — Ведь ты же нашёл Болотника… Почему же…

Ответом было глухое рычание. Снорк тревожно нюхал воздух, втягивая её запах, и недобро скалился.

Детёныш приблизилась. Снорк, ощерившись, рванулся было её грызть, но вдруг вскинулся, взвыл и рухнул обратно, жалобно скуля и подёргиваясь.

— Бедный ты мой… — девушка бесстрашно обняла новоявленного монстра и прижала его голову к груди, успокаивающе поглаживая. — Не бойся. Я тебя не обижу… — ладонь вдруг ощутила что-то мокрое и липкое. Ксана недоумённо посмотрела на пальцы.

Кровь. Всё левое плечо снорка было в крови. Так вот, почему он так внезапно ослаб!

Брови Ксаны грозно сошлись над переносицей.

— Так они ещё и стреляли в тебя?!..

Снорк завозился и что-то проскулил.

— Ур-роды… — прошипела Ксана. — Не бойся меня. Я тебе помогу. А потом…

Она не договорила. «Потом» могло быть только одно: она должна увести нового Сына Зоны подальше от людей. Найти ему новый дом. Новых друзей. Новую жизнь.

— Я отведу тебя к моей Стае. Надеюсь, вожак не будет против нового… охотника… — Ксана перехватила почти осмысленный взгляд бывшего сталкера. — Стас, я… Ты, наверно, слышал байки про Дитя Зоны, или, как говорили сталкеры, Маугли? Про приёмыша снорочьей стаи? Так вот… Этот Маугли — я. Снорки — моя семья, мои братья… Стас, видит Мамо, я не желала тебе такой участи — стать одним из… нас. Но… раз уж так случилось…

Она вдруг всхлипнула. Снорк заскулил и ткнулся носом ей в ладонь. Ксана погладила его по голове и потянулась за аптечкой.

Спустя какое-то время раненый был перевязан, напоен восстанавливающим силы настоем, и Ксана засобиралась обратно.

— Мне надо кое-что взять из дома. — пояснила она. — Ты меня, пожалуйста, подожди здесь, хорошо? Я обязательно вернусь, и мы пойдём к Стае. Ты только не высовывайся, если кто-то из людей пройдёт мимо. Дождись меня.

Она пошла обратно по проложенному Гурманом-снорком следу. Почти сразу же позади раздался тоскливый скулёж, шорох шагов, и под ладонь подлезло что-то большое, тёплое и живое.

— Стас! — жалобно и сердито воскликнула Ксана. — Я же просила тебя! Пойми, ты не можешь идти со мной к людям — ты ведь уже не человек, ты — снорк! Это опасно! Тебя убьют, если увидят!

Снорк ластился к ней, как большая собака. Детёныш присела рядом с ним на корточки, обняла и поцеловала в висок с бьющейся голубой жилкой. Пригладила взъерошенные, слипшиеся волосы.

— Я тебя очень прошу… брат… Спрячься и жди меня. Не ходи за мной, пожалуйста! Если люди тебя убьют… — она не договорила и всхлипнула, прижавшись к нему.

— Останься. Я скоро.

…За спиной долго слышалось тихое обиженное поскуливание, когда Ксана со всех ног рванула обратно к деревне.


Дом встретил её привычной тишиной и пустотой. Кажется, отец снова куда-то отправился по делам или сидит в лавке.

Ну да ладно. Сталкеры передадут, если что.

Ксана торопливо схватила старый отцовский сталкерский сидор (с ним было удобнее ходить по дебрям Зоны, чем с её рюкзачком с кучей позвякивающих застёжек) и бросила туда кое-какой припас — привычную пару банок тушёнки (а то пока ещё Гурман научится охотиться!), полбуханки хлеба, налила воды во флягу, пристегнула к бедру самодельные ножны со своим личным «хозяйственно-кухонным», как выражался отец, ножом. Переложила из рюкзачка аптечку. Сорвала с крючка свою куртку…

Яростные крики, выстрелы, чьё-то злобное рычание, вой — всё это грянуло, как гром среди ясного неба!

Что-то толкнуло Ксану, и она со всем своим хабаром вылетела на крыльцо… И тут же в отчаянии схватилась за голову:

— Ста-а-ас!!! Заче-е-ем???..

Это чудо природы всё-таки увязалось за ней в Деревню! И теперь расплачивалось за свою неосмотрительность!

Не помня себя, Ксана бросилась к огрызающемуся снорку, которого вооружённые сталкеры уже почти прижали к стене одного из домов.

— Не стреляйте!!! Это же Гурман!!!

… Всё дальнейшее Ксана помнит смутно — как неясный, мгновенно мелькнувший и почти не оставивший в памяти следов, сон.

…Она врывается в сталкерское оцепление (кого-то, кажется, даже умудрившись отшвырнуть с дороги) и почти падает на снорка, заслоняя его своим телом от выстрелов…

…Чей-то страшный, очень знакомым голосом (вот только чьим — некогда было вспоминать…), крик:

— Не стрелять, идиоты!!! Ксанку убьёте!!!

…Визг пули, тут же вонзившейся в стену рядом с ухом…

— Мутантка!!!

…Ксана невольно сама визжит в ответ и, схватив упирающегося снорка за шкирку, за остатки разодранной куртки, с визгом страха и злобы прорывается обратно, сквозь оцепление. Она готова сама, как снорк, яростно рвать, кусать и грызть всякого, кто посмеет встать на их пути. Пусть только посмеют!!!

…Они сделали её друга, её брата кровожадным монстром! Они ничем не помогли ему, когда он загибался от боли, превращаясь в нелюдя! Они выбросили его — выбросили как падаль, да ещё истреляли вслед… Они стреляли в него — за то, что он перестал быть человеком! Стреляли в неё — за то, что она никогда не была человеком! В них обоих — за то, что НЕ ТАКИЕ…

Люди… НЕ-Е-ЕНА-А-АВИ-И-ИЖУ-У-У-У!!!..

Всё так же держа ошеломлённого снорка за шиворот, она скатывается по склону оврага, повторяя его утренний путь, и тут же скрывается в зарослях.

— Ксана!!! Ксана, вернись!!!

… Отец?..

На миг Ксана задерживается, колеблясь. Что-то тянет её туда, назад. Ведь там — отец, дом… Ставшая уже привычной жизнь среди людей…

Недоумённо и обиженно взвывает снорк, пытаясь выдраться из её захвата.

Губы Ксаны сжимаются в тонкую недобрую полоску, глаза загораются злобным звериным блеском.

Люди стреляли в них…

Вернуться? Вернуться к людям?

Снорк внимательно и тревожно заглядывает ей в глаза: ну, что же ты?.. Решай же!..

Дитя Зоны медленно отпускает его воротник.

— Прости, тату… — шепчет она сквозь комок в горле. — Не могу я…


… Облака летят по небу, мелькая меж вершинами сосен. Сегодня над Зоной на редкость безмятежное небо…

Две фигуры — девушка с сидором за спиной и неотступно бегущий рядом с ней снорк — бесследно растаяли в сумраке радиоактивного леса…

«Стас… Стас… Бедный мой… Как же это? Почему так?.. За что?!..»

Часть 3. Двое из Монстрохаток

Чернобыльская Зона отчуждения, осень 2014 г.

Пролог

Никогда не верьте тем, кто утверждает, что порождениям Зоны чихать с присвистом на выбросы, что им де эти аномальные взбрыки решившей позабавиться или наоборот, рассерженной Мамо — манна небесная.

Хотя, это смотря каким монстрам! Положим, тем же псевдогигантам было действительно начхать, но на то они и «тяжёлая бронетехника» в рядах армии Мамо — чтобы позволить себе роскошь не обращать внимания на какие-то там выбросы, когда есть дела и поважнее — поспать, поесть… Поэтому, когда всё живое спешило укрыться от злого алого неба, каплевидные туши преспокойненько оставались на прежних местах, подрёмывая или меланхолично пережёвывая всё, что мимо бежало и в рот угодило.

В столь замечательно-пофигистичном отношении к выбросам с ними могли сравняться счётом разве что только зомби.

И неудивительно — что у тех, что у других мозги практически отсутствовали, так что инстинкту самосохранения гнездиться было просто негде.

Остальные порождения Зоны, едва почуяв, что Мамо вновь не в духе или наоборот, настроена порезвиться, старались свести катастрофические для своих шкур, голов и прочих частей организма последствия её эмоциональности к минимуму. Кто-то зарывался поглубже, кто-то удирал подальше… Про тех, кто удирали подальше, люди, отсиживавшиеся за бетонными стенами по границам владений Мамо говорили «прорыв» и боялись этих прорывов просто до истерики: год от года укрепления на Периметре становились всё мощнее, технические средства слежения — изощрённее, а средства пресечения и подавления в виде минных полей и запасов оружия и боеприпасов — всё масштабнее.

1. Снова одна

Покинув Деревню Новичков, Ксана постаралась уйти как можно дальше от людных мест. У неё был выбор — пойти на север, к Припяти и ЧАЭС, куда и до сих пор ни один здравомыслящий сталкер не совался без хорошего снаряжения, — или податься к востоку от Кордона, где в Мёртвых Холмах начиналась так называемая Кишка Зоны — дорога, по которой уже давно никто не ездил. Места на востоке были — для людей, конечно же — неуютные, неизведанные, каких-то интересных объектов, за исключением нескольких заброшенных деревушек, там не водилось — поэтому сталкеры лишний раз туда и не совались.

Что касается земель на севере, то при всей их привлекательности для любого порождения Зоны, имелся в последнее время у Ксаны личный пунктик, говоривший против того, чтобы обосноваться там.

И всё из-за некоторых неугомонных сталкеров с шилом в одном месте, которым, понимаете ли, спокойно в баре не сидится, и вечно им нужно влезть в какую-нибудь авантюру!

После того, как некто Меченый сотоварищи «порезвился» на Севере, людям стали доступны многие ранее закрытые территории. И вполне естественно, что люди этим тут же воспользовались! Лишившийся многих своих адептов, а также поддержки от Выжигателя и потому ослабевший, «Монолит» уже не мог, как прежде сдерживать полчища «любопытствующих», и дорвавшиеся до запретного плода сталкеры поодиночке, отрядами и целыми группировками повалили осваивать новые земли.

Ну и, естественно, воевать за них.

Так что сейчас на доселе тихом и уютном Севере было как в сталкерском баре после удачной ходки группы под управлением какого-нибудь уважаемого ветерана — людно, шумно, бестолково и зачастую с масштабным мордобоем.

В итоге Ксана, тщательно всё взвесив, направилась на восток. Выбрать это направление её заставило ещё и следующее обстоятельство.

Превращённый в снорка Гурман, похоже, ещё не до конца осознал, что для него пришёл конец существования в человеческом виде. Время от времени Детёныш замечала за ним вполне осмысленные человеческие поступки и действия. И хорошо если они при этом были одни, но однажды им на пути случайно попалась компания вольных, и Гурман, видимо узнав кого-то из знакомых, с радостным воплем бросился здороваться…

Хорошо ещё, что Ксана предусмотрительно привязала его на крепкий поводок! Встречные сталкеры всполошились и едва не пристрелили атакующего — как им показалось — снорка. Чего Детёнышу стоило их успокоить — знала только Мамо.

Полная недобрых предчувствий, что бедняга будет и далее проявлять себя совершенно неадекватно, Ксана только уверилась в своём первоначальном решении убраться подальше от людей и с их протоптанных дорожек.

Правда, у неё ничего не вышло и с намерением пристроить Гурмана в Стаю. Острозуб обнюхал перепуганного скалящегося новичка и ясно дал понять, что такой кандидат в члены стаи ему и даром не нужен. «Я тебя, конечно, люблю и уважаю, Детёныш» — говорил весь его вид, — «Но убери-ка ты это пахнущее людьми недоразумение с глаз моих подальше! Иначе я его точно пришибу под горячую лапу!» Остальная стая была целиком единодушна с вожаком, и Гурмана едва и впрямь не подрали, пришлось Ксане очень спешно его уводить.

Так и дошли они вдвоём до заброшенной деревушки в четыре дома, прятавшейся в Мёртвых Холмах.

Никакими мёртвыми, конечно, холмы не были, живность так и кишела вокруг, а на заброшенных огородах и в садах всё ещё росли и даже что-то плодоносили полуодичавшие посадки.

…И чем ближе подходила Ксана к этой деревушке, тем сильнее становилось неясное ощущение того, что она уже когда-то здесь была. Что здесь всё ей знакомо до последнего кустика, мостика и брёвнышка в колодезном срубе!

Ксана бродила по деревеньке, заглядывала в дома и сараи и всё больше и больше убеждалась: да, она тут была!

Но она не помнила, чтобы когда-нибудь забредала именно в эти места!

Все вопросы разрешились, когда в одной из хат она нашла на столе пожелтевшую тетрадку с какими-то кривыми и наивными рисунками. На одной из страниц было сделано очертание маленькой растопыренной ладошки, в центре которой чья-то неуверенная рука криво, но старательно накарябала:

К С А Н А

Детёныш судорожно вздохнула и на мгновение прикрыла глаза, слушая стук своего сердца. Это была ЕЁ тетрадь, ЕЁ рисунки, сделанные когда-то в детстве! И ладонь, обведённая толстой красной чертой, тоже была её!

Девушка не глядя села на шаткий стул. Вот оно как бывает… В поисках безопасного места для жилья она пришла на тот самый хутор, где они с мамой когда-то нашли убежище в тот самый день, когда небо внезапно раскололось, обрушивая на трясущуюся землю чудовищные волны энергии. Только потом Ксана узнала от Жабы и сталкеров, что это был тот самый день апреля две тысячи пятого года, когда в результате колоссального Выброса образовалась Зона.

Как она смутно помнила, когда всё это случилось, они с мамой находились в каких-то серых коридорах, кажется даже под землёй. Вокруг было много людей, и все они громко кричали и куда-то бежали. Мама схватила Ксану за руку, и они тоже побежали.

Правда жители хутора, в котором оказались Ксана и её мама, вскоре почему-то — один за другим — кто умер, а кто ушёл куда-то и больше не вернулся. А они почему-то выжили. И остались там, потому что мама не знала, куда им идти дальше. Она даже не помнила, где находилось то место, откуда они убежали.

Много позже, когда на их хутор забрела одна из первых экспедиций, исследовавших новорождённую Зону, мама приняла решение уйти с ними. Но ничего не вышло. Экспедиция погибла где-то в районе Свалки, а они — Ксана с мамой — снова выжили. И остались жить на Свалке, потому что вернуться обратно было уже невозможно — в Зоне уже появились аномалии, и дорога назад оказалась закрытой.

А потом мама пропала… Пошла искать еду — и больше Ксана её никогда не видела.

А потом она нашла раненого Острозуба…

Ксана задумчиво погладила тетрадь. Поднялась, осмотрела комнату. Коснулась стены, подоконника, давным-давно высохшего цветка в горшке…

— Я вернулась… — в волнении прошептала она, и вдруг из её глаз потекли тихие слёзы радости. — Я дома!..


Все последующие дни на хуторе были посвящены сталкерству, учёту найденного хабара и наведению порядка. Сопровождаемая снорком-Гурманом (который уже где-то раздобыл и нацепил на себя драный противогаз) и всячески привлекая его к посильной помощи, Детёныш обошла все хаты, огороды и сады, примечая всё, что могло пригодиться ей в хозяйстве. Все найденные артефакты в виде домашней и сельскохозяйственной утвари, инструментов, каких-то поддающихся переноске элементов мебели были по возможности стащены ею в родной дом. Были тщательно обследованы грядки на предмет, где что растёт, и по результатам Ксана даже составила список. Дом был вычищен от пыли и расплодившихся пауков и вскоре принял более обжитой и даже где-то уютный вид. Несколько особо ценных грядок, где Ксана заметила признаки будущего урожая, были тщательно выполоты, а ветки плодовых деревьев подпёрты найденными у домов шестами.

Всем этим навыкам Ксана некогда обучилась у бабы Наты — своей воспитательницы, которую Жаба сманил из опустевшего сельца отчаянных самосёлов. Переехав на новое место — в Деревню Новичков — бабуля не оставила своих прежних привычек, и в результате у дома Жабенков появился самый настоящий огород, где баба Ната предпочитала проводить время, копаясь в грядках. Она и воспитанницу свою к этому приучила, да ещё и радовалась, когда «внучка» вдруг увлеклась сбором и заготовкой трав. Даже сама кое-что рассказала — какую травку и от какой хвори обычно пользовали в её деревне.

Вообще же у Ксаны, пока она наводила первый лоск на своё обширное хозяйство, сложилось странное ощущение, что Зона не слишком сурово обошлась с этим местом. Дома были целёхоньки, даже крыши не протекали, вода в колодце поражала чистотой, а овощные грядки, хоть и заросли мокрицей и лебедой, но тем не менее одичали не сильно и довольно легко выпалывались. А ведь с того момента, как последние жители покинули хутор, прошли годы!

Самое удивительное, что здесь даже аномалий не было!

Как будто Мамо знала, что её Дитя однажды вернётся сюда, и хранила этот уголок практически в неприкосновенности, оберегая его от недобрых глаз и вороватых рук!

Когда Ксане впервые пришла в голову эта мысль, она преисполнилась такой горячей благодарности, что даже расплакалась!

Шли дни, девушка всё больше втягивалась в хозяйственные дела. Привыкшая в детстве к суровостям жизни в Зоне, она неприхотливо питалась всем, что могла найти на огородах хутора и в его окрестностях, охотилась на жуков, тушканов и лягущериц, даже пыталась ловить рыбу в озерце неподалёку. Но то ли снасть у неё была неправильная, то ли рыболов из Детёныша был так себе, то ли рыба в озерце вообще не водилась — рыбалка никак не ладилась.

Основная проблема была — дрова. Некоторое количество их — оставшихся от прежних владельцев — ещё лежало по сараям и под навесами, но Детёныш, не очень умело обращавшаяся с топором, их экономила. И предпочитала питаться, как в старые времена беготни в Стае, сырой пищей, в крайнем случае, собирая хворост, щепки, тонкие жерди и куски коры для того, чтобы вскипятить чай или сварить немного похлёбки. В силу той же экономии дров печь она топила тоже редко. Суровые годы детства закалили её до нечувствительности к холодам, но выстывшая за те же годы без жильцов хата очень нуждалась в тепле и просушке стен и вещей.

Всё было бы ничего и довольно сносно, но Ксану день за днём всё сильнее беспокоил Гурман. Она с болью наблюдала, как бывший сталкер всё больше и больше теряет последние крохи рассудка и всё быстрее становится самым настоящим порождением. Она пыталась что-то предпринять, пичкала его различными снадобьями собственного изобретения — всё было напрасно.

Вскоре снорк стал убегать из хутора, с каждым разом задерживаясь в своих отлучках всё дольше и дольше. И вот однажды вечером он не вернулся совсем. Детёныш подождала до утра и, обеспокоенная, отправилась на поиски.

Где-то на подходах к Кишке она услышала стрельбу. Обеспокоенная тем, что в её краях появились люди, девушка напрямик, под прикрытием холмов, камней и растительности бросилась на выстрелы, каким-то неведомым инстинктом чувствуя, что это может быть как-то связано с Гурманом.

И точно! Она прибежала как раз к тому моменту, чтобы увидеть, как двое людей в пятнистом камуфляже добивают израненного, корчащегося в пыли снорка с таким знакомым ей и родным лицом!.

Ксана дико вскрикнула и зажала рот руками. Из глаз её хлынули слёзы. Она ничем не могла помочь своему бедному другу. Ей оставалось только затаиться у подножия огромного камня и наблюдать, как люди, сделав своё чёрное дело, подбирают рюкзаки и, смеясь, уходят в сторону Кордона.

Дождавшись их ухода, Детёныш выбралась из засады и бросилась к снорку, втайне надеясь, что он ещё жив. Но — увы, люди знали своё ремесло убийц очень хорошо! Гурман, бывший вольный сталкер, превращённый бездушными людьми в белых халатах в чудовище, был мёртв. И убили его тоже люди.

— Стас… Ой, Стас… — схватившись за голову и запрокинув лицо к низкому равнодушному небу, горестно застонала Ксана, разом вспомнив всё, что их связывало.

Так, плача и что-то жалобно приговаривая, она с передышками стащила тело друга в какую-то яму и принялась заваливать его ветками и камнями, чтобы до него не добрались стервятники. Покончив с этим горестным и тяжким делом, побрела обратно на хутор.

…Только много позже она узнала, что милосердная Мамо образовала в этом месте жарку, бесследно испепелившую останки того, кого её Дитя считала братом и довольно долго ещё оплакивала…

2. Дамка

К началу осени самоотверженные труды Детёныша по наведению порядка на новом месте жительства дали свои плоды. Хуторок теперь производил впечатление довольно уютного и безопасного места — словно бы находился и не в Зоне. Ксана, как могла, обиходила огороды, и недавно с гордостью собрала со спасённых грядок скромный урожай. Теперь она могла не бояться голода и бескормицы практически до следующего лета. Вспоминая науку бабы Наты, она тщательно обсушила на воздухе собранную морковь и свёклу и разложила их в подполе по ящикам. Там же на полках разместились несколько чудом уцелевших тыкв и корзина с лущёной фасолью. Маленькие луковки и чесночины Ксана сплела жгутами, сухой укроп и прочие травы увязала в пучки и развесила под потолком дома, который сразу же приобрёл вид жилища какой-нибудь сказочной колдуньи.

Запах теперь стоял в обновлённой хате просто сногсшибательный: лук, чеснок, укроп, травы… Ксана вдыхала его и довольно жмурилась: хорошо сделала!

Правда, теперь стояла перед ней ещё одна самая, пожалуй, большая проблема: картошка. Прежние жильцы хутора не мелочились и отвели под «второй хлеб» целое поле. Конечно, часть его уже была основательно попорчена захожими кабанами, сделавшими его своей кормовой вотчиной, часть за годы одичала и перестала давать новые клубни, но тем не менее работы предстоял ещё непочатый край! Ксана время от времени хваталась за голову, не зная, как она в одиночку с этим управится. А ведь ещё и яблоки собирать!..

Не то, чтобы Детёныш тяготилась одиночеством — нет. Она привыкла к нему и никогда его не страшилась. Но годы жизни среди людей всё же наложили на неё свой отпечаток. Порой Ксана начинала скучать по весёлым сталкерским посиделкам у костра под байки и гитарные переборы, по звукам голосов, лицам, разговорам, знакомым местам и дому в Деревне Новичков… По отцу…

Детёныш чувствовала себя перед ним виноватой, но возвращаться на Кордон после всего, что произошло, ей не хотелось. Да и страшно было.

Вот и загружала себя работой, чтобы только не чувствовать эту тоску по людям.

Как ни странно, они сюда почему-то не ходили — эти вездесущие сталкеры. Сперва занятая делами Ксана даже не думала об этом, но потом всё же обратила внимание на эту странность. Мёртвые Холмы и Кишка считались среди сталкерской братии местами неперспективными в плане ценного хабара и довольно опасными из-за водящихся здесь порождений, но время от времени всё же и сюда забредали отдельные любопытствующие храбрецы.

А тут — никого за несколько месяцев!

Озадаченная и заинтересованная, Ксана однажды выбралась на разведку окрестностей… и вскоре обнаружила причину безлюдья этого места!

Аномальное поле!

— Ух ты!.. — пробормотала девушка, ошарашенно обозревая открывшуюся перед ней картину.

Должно быть, Мамо и впрямь решила оградить своё Дитя от опасностей, которые несли с собой люди! Пробраться со стороны Свалки и Кордона к месту, где стоял хутор, конечно, было можно (и Ксана действительно за пару-тройку следующих дней нащупала несколько тропок и даже немного походила по ним разведки ради), но сложно.

— Мамо… — растроганно проговорила Детёныш и нежно погладила бок ближайшего валуна. — Спасибо тебе…

Утром следующего дня, выйдя из хаты, она обнаружила перед крыльцом неподвижно сидящую слепую собаку. Зверь выжидательно «смотрел» на дверь, вздыхал и облизывался.

— Вот как?.. — слегка удивилась (и обрадовалась появлению живого существа) Ксана. — У нас, оказывается, гости!

Она пошла в дом и вынесла миску, куда вылила остатки похлёбки, сваренной из овощей, найденной в одном из домов крупы (тоже каким-то чудом не испортилась!) и мяса накануне пойманного тушкана. Сгребла туда же проваренные тушканские косточки. Поставила перед гостьей.

— Угощайся!

Зверь внимательно обнюхал принесённую незнакомую пищу, но миска — помимо прочих запахов — пахла мясом, поэтому опустела довольно скоро.

Вылизав миску, собака (кстати, это оказалась самка, причём — ожидающая появления потомства) завиляла хвостом и умильно зевнула, показав страшенные зубы. Потом подошла к Детёнышу и прислонилась к её ноге. Ксана почесала её за ушами, собака довольно заурчала.

— Оставайся тут жить? — предложила девушка. — А то мне одной тут грустно…

Собака и правда осталась. Днём она рыскала в окрестностях, охотясь и исследуя территорию, а ночью бдительно охраняла покой Детёныша. Иногда она задавала ночные концерты, и пару раз Ксана сама не отказала себе в шальном удовольствии выскочить во двор и вместе с ней самозабвенно повыть на луну.

Назвала она прижившуюся ко двору псину Дамкой. В одном из дворов стояла давным-давно опустевшая собачья будка, которую девушка однажды, собравшись с силами, отволокла в свой двор и кинула в неё чей-то старый ватник.

— Обживайся! — сказала она Дамке, и та после многократных обнюхиваний странного сооружения скоро сообразила, что это теперь её новое логово, и влезла в будку.

Чтобы развлечься, Ксана устроила по случаю собачьего новоселья праздник.

С появлением на хуторе Дамки жизнь пошла как-то веселее, и Детёнышу уже не было так тоскливо.

Вскоре она решилась сходить в дальний рейд. Требовалось получше обследовать окрестности и, может быть, узнать последние новости, подслушав разговоры каких-нибудь случайных сталкеров. Подумав, девушка выбрала для начала восточное направление, поручила Дамке присматривать за домом и направилась к Припяти, решив обследовать её берег хотя бы на небольшом участке. Мало ли — вдруг ещё что-то ценное попадётся? Например, заброшенное и одичавшее злаковое поле!

На всякий случай девушка взяла с собой несколько матерчатых мешочков. Вдруг и правда какие-нибудь зерновые отыщутся!

Руководствуясь как обычно в своих походах по Зоне общим направлением и аккуратно обходя аномалии, Детёныш вышла в путь на рассвете.

Припять, раскинувшаяся, казалось бы, до горизонта, поразила её своей широтой и величием. Девушка долго сидела на берегу, любуясь текущей водой и фантазируя, что может находиться там, за рекой, на другом берегу. Некогда, случайно оказавшись во владениях Серых Стражей, она заметила там огромный мост через реку, но что было за ним — этого не могли ей сказать даже те бывшие монолитовцы, которые после отключения Выжигателя обрели свободу и стали — кто сумел выжить — потихоньку прибиваться к другим группировкам. Только сообщили, что на том берегу тоже простирается Зона, но пока что никто из них туда не добирался.

Иногда Ксана мечтала сама собраться и побывать за Рекой, но… было боязно. Так и остались мечты мечтами.

Вопреки надеждам она не нашла в этих местах ничего ценного. Ни старых полей, ни заброшенных поселений. Разочарованная, Ксана двинулась было обратно, но вспомнила, что в недалёкой отсюда Тёмной Долине стояли постройки какого-то научного учреждения, занимавшегося, по рассказам знающих сталкеров, как раз всякими сельскохозяйственными культурами. Опять же, по словам тех же знающих, рядом с институтом должны были располагаться опытные делянки с разными пригодными в еду растениями.

В Тёмной Долине Ксана за всю свою жизнь была от силы раза три-четыре. Ей не нравилось, что там всегда было так темно, туманно и мрачно. Да и постоянно оставалась опасность не заметить в тумане аномалию или какого-нибудь недоброго человека, пришедшего по хабар… Так что Долина была, пожалуй, одним из самых последних мест в Зоне, где Детёныш хотела бы бывать вообще.

Но сейчас ей нужны были средства для выживания.

3. Марго

Кое-что неподалёку от заброшенного НИИ действительно росло, но крайне мало. Тем не менее, Ксане удалось собрать немного каких-то колосков и метёлок с зёрнами. И то хлеб. В прямом смысле.

Осторожно прочёсывая местность, она вскоре почувствовала верные признаки надвигающегося выброса и забеспокоилась. Следовало бы поискать укрытия.

Будучи порождением, Ксана переносила периоды крайней активности Зоны куда легче, чем люди. Для многих Детей Зоны выбросы были не смертельны, но и им тоже доставалось. Вот почему все здравомыслящие порождения, чуть почуяв неладное, стремились укрыться в каких-нибудь надёжных норах.

На Детёныша выбросы действовали всегда одинаково: жутко болела голова и шла кровь из носа. Тем всё и ограничивалось — правда, это если она имела глупость оказаться под алым небом на открытой местности. Но если сидела где-нибудь в подвальчике, даже неглубоком — так вообще не задевало!

Ксана бросилась искать укрытие. Постройки НИИ она знала крайне плохо и теперь металась между серыми стенами, не зная, куда бежать.

Вот так она и очутилась сперва в зале, полном каких-то труб с вентилями, затем — в пустом помещении с кафельными стенами и полом. И здесь ей повезло! Предусмотрительно прихваченный фонарик высветил ведущую вниз лесенку!

— Ура! — шёпотом сказала Ксана и неслышными шагами бросилась вниз.

Дверь оказалась не заперта, но открылась с таким визгом, что Ксана сама чуть не заверещала от страха. За дверью потянулся узкий коридорчик, уткнувшийся в…

М-да…

Когда-то, видимо, здесь тоже была дверь — но толстая, массивная и как-то хитро запиравшаяся. Теперь же от всего этого остался впечатляющий неровный пролом, щерившийся зазубренными краями.

Ксана сразу узнала характерную для псевдогигантов манеру обращения с препятствиями. Вероятно, разбив дверь изнутри, громадина сунулся было в коридорчик, но там было для него слишком тесно. Потому мутант и не смог выбраться на поверхность, потому и осталась целёхонька наружная дверь в подвал..

Девушка задумалась. Встречаться с бестолковой и от этого крайне непредсказуемой и опасной тушей не очень-то и хотелось, но ей нужно было укрытие.

Подумав и немного послушав тишину подземелья, она всё же осторожно влезла в пролом.

Удивительно, но в зале, где она оказалась, горело несколько длинных ламп с белым светом! Решив не заморачиваться над тем, откуда в них поступает энергия, Детёныш огляделась. Место для пережидания выброса вполне себе неплохое!

— Вот тут я и посижу! — решила она. — Очень надеюсь, что здесь сейчас нет никаких людей, которым тоже надо спрятаться!

Вскоре наверху знакомо грохнуло, дрогнула земля и послышался шелест осыпающейся бетонной крошки. Выброс начался.

Для Ксаны потянулось время ожидания. Вскоре ей надоело сидеть просто так и, заметив неподалёку ещё один лестничный проём, она решила потихоньку спуститься и посмотреть, что там внизу.

Лестница привела её в большой зал с несколькими дверными проёмами. По полу были живописно разбросаны какие-то ящики и стеллажи.

«Ага! Тут явно водятся полтергейсты!» — поняла девушка.

Светящиеся безобразники и любители покидаться всем, что не приколочено — это было куда лучше, чем псевдогигант! Эти-то хоть чаще всего не нападали, а защищались — если их вынудить.

Ксана огляделась. Ни одного полтергейста вокруг пока не наблюдалось, но кто-то очень характерно возился и пыхтел внизу, в шахте сломанного устройства для подъёма и спуска.

— Ага! — пробормотала девушка и тихонько направилась в один из проёмов, готовая ко всяким внезапностям.

То ли ей везло, то ли Зона по-прежнему оберегала своё непоседливое Дитя, но в первом помещении не оказалось ни людей, ни полтергейстов, ни даже аномалий. Лишь всё те же ящики, на этот раз заботливо поставленные штабелями вдоль стен — полтергейсты имели привычку, пошалив, как воспитанные дети убирать разбросанные игрушки обратно на место.

Аккуратисты, блин…

Какое-то цветное пятно на ободранном письменном столе привлекло внимание Ксаны. Она повела фонариком и присмотрелась.

Фотография. Большая, цветная, неведомо как попавшая в этот подвал.

Девушка пожала плечами и подошла ближе, чтобы рассмотреть.

На фотографии была весёлая компания каких-то людей в гражданских одеждах. Они весело смотрели на Ксану и улыбались.

Внезапно взгляд девушки зацепился за одно лицо на снимке. Большие глаза на тонком лице, короткие взлохмаченные волосы, хрупкая, почти мальчишечья фигурка… Улыбка…

— Нет, — медленно проговорила Ксана. — Неужели…

Она знала, она почти помнила эти черты. Это лицо, часто снившееся ей по ночам, но утром ускользавшее из памяти, как туманный морок.

— Мама Ира… — прошептала девушка. — Мама, это ведь… ты? Мамочка…

Внезапно где-то в лабиринте ответвлений от основного зала раздался оглушительный рёв.

— Псевдогигант! — охнула Детёныш — Блин, вот не вовремя!

Судя по интонациям, громила был чем-то встревожен или раздосадован. А раз так — то лучше бы ей поскорее смыться из этих непонятных подвалов! Фиг с ней, с головной болью, выброс уже кончается, можно и потерпеть на поверхности!

Схватив со стола фотографию и прижав её к груди как величайшую ценность, Детёныш бросилась на выход и…

В конце первой лестницы налетела на что-то живое и мягкое! Раздался громкий визг, и буквально тут же, чудом не задев девушку, рядом с ней пронеслось что-то тёмное и с силой врезалось в стену напротив. Послышался грохот, полетели куски штукатурки. Ксана тоже заверещала от испуга и неожиданности.

От грохота и визга двух перепуганных столкновением существ, кажется, заложило уши (или что там у них было?) даже у местного полтергейста! А псевдогигант внизу, видимо, приняв этот визг за сигнал тревоги, явно решил не соваться дальше. Во всяком случае, вслед за оглушительным визгом наступила столь же оглушительная тишина.

Ксана потёрла ушибленную при падении коленку и посмотрела на того, в кого врезалась.

В углу копошилось что-то закутанное в тёмные тряпки и, кажется, тихо шипело. Однако, интонаций угрозы Детёныш не уловила. Скорее, страх и раздражение.

— Не бойся!.. — шёпотом сказала она неведомому существу. — Я не кусаюсь! Ты кто?

— А… а ты кто? — немедленно пришёл ответ. Голос как будто даже был женским!

— Я? Я — Ксана… Прячусь тут.

— От людей?

— От выброса. Сейчас наверху выброс, людей там нет.

— Это хорошо. — пробормотало существо. — Ты — человек?

Ксана задумалась.

— Пожалуй, нет. Я — Дитя Зоны…

— Что это значит?

— Это значит, что я здесь родилась и живу. Наверху, в Зоне. А ты кто? Как тебя зовут? Не бойся, я не страшная!

— Я не боюсь… Если ты — не человек, то это хорошо…

Существо зашевелилось и встало. Ростом оно оказалось чуть выше Ксаны и более плотное по комплекции.

Из-под тряпок (Ксана сообразила, что это — старый армейский плащ-накидка) вдруг высунулась странная деформированная рука и, удлиняясь, медленно потянулась к девушке.

— Вот это да! — ахнула Детёныш и просияла — Ты излом?

Гипертрофированная конечность замерла в воздухе. А потом другой, нормальной, рукой существо, оказавшееся изломом, откинуло капюшон.

Перед Ксаной предстала плотная темноволосая женщина лет пятидесяти. Если бы не рука, то в ней нипочём бы нельзя было признать порождение Зоны.

— Ты что… меня не боишься? — изломша, кажется, удивилась.

— А что, разве должна?

— В общем-то, да. — изломша кивнула. — Все, кто сюда приходил, — боялись. Стреляли…

— А!.. — травница махнула рукой. — Это же люди, они всегда стреляют в Детей Зоны. Правда, не все. Среди них есть и нормальные… А ты здесь живёшь?

— Вроде того…

Ксана окинула взглядом обстановку. Мрачненько… Да ещё этот псевдогигант внизу… и полтергейст… да уж, хорошая компания на жительство собралась!

— А я живу недалеко отсюда. — поделилась она. — В покинутом хуторе. Там у меня хорошо, есть дома, колодец… даже огороды остались!

Монстриня окинула её заинтересованным взглядом.

— Ты странная. Выглядишь, как человек, но не боишься меня и не пытаешься убить… Как ты сказала, тебя зовут?

— Ксана. Но разумные Дети Зоны чаще называют меня Детёнышем.

— А! — изломша шлёпнула себя ладонью по лбу. — Моя дырявая память… Я слышала о тебе. Интересно… — новый, более внимательный взгляд. — Говоришь, что живёшь на хуторе? Я думала, что в Зоне уже ничего жилого не осталось — только базы группировок. А тут — целый хутор, да ещё с огородами! Может, и жители есть?

— Не, я там одна живу. Ну ещё есть слепая собака Дамка, у неё скоро щенята будут… А больше — никого. А тебя как зовут?

— Меня-то? Хм… Зовут… или, наверное, ЗВАЛИ — Маргаритой Васильевной. Но это было так давно… — изломша почесала кончик носа и поправила капюшон. — Знаешь, что? Зови меня просто — Марго.

4. Новоселье

Вскоре Ксана уже знала, что Марго когда-то была сотрудницей некоего научно-исследовательского центра, располагавшегося в этих подвалах. Выброс, породивший Зону, застал персонал Центра врасплох, и они — перепуганные, с помутившимся разумом, разбежались кто куда. Никого из своих бывших коллег Марго больше не видела. А сама, когда очнулась далеко от этого места, вдруг поняла, что изменилась. Очень сильно изменилась!

С тех пор она скиталась по Зоне, ведя полукочевой образ жизни и добывая пропитание где придётся. И однажды набрела на это место. Остатки прежней, человеческой памяти помогли ей вспомнить всё, что было, и с тех пор Марго стала жить здесь.

— Погоди-погоди!.. — наморщила лоб Ксана, — Что-то я уже слышала про подобные Центры или лаборатории… И про подземелья здесь, в Тёмной Долине, тоже говорили…

— Это была целая сеть. — Марго сделала небрежный жест нормальной рукой. — В разных местах Зоны!

— Меченый! — Детёныш всплеснула руками. — Вот, блин, наш поспел везде пострел…

— Наоборот.

— Что?

— Наоборот, говорю. Наш пострел везде поспел.

— Ай, да какая разница? — отмахнулась Ксана. — Но здесь в Зоне предпочитают первый вариант. Поскольку стреляют здесь все, кому ни лень!

Пока они разговаривали — кончился выброс, и Детёнышу нужно было уходить домой. Она недолго думая, вынула из рамки и стала скручивать в трубочку найденную фотографию.

— Что там у тебя? — заинтересовалась Марго.

Ксана показала.

— А, это сотрудники! — махнула рукой изломша. — Кое-с-кем я, кажется, даже была знакома. Но тебе-то зачем этот снимок?

Девушка поколебалась и показала пальцем:

— Вот. Здесь почему-то… моя мама среди них…

Марго вгляделась в снимок, потом перевела взгляд на собеседницу. В глазах её появился неподдельный интерес.

— А ведь я… я, кажется, помню её… — с волнением сообщила она. — Да, точно, помню!.. — она помолчала. — Надо же… Она не только сумела выжить, но и дочку свою спасла и вырастила… Удивительно!..

— Маргоша, миленькая, расскажи! — взмолилась Ксана. — Расскажи про мою маму! Кто она, откуда, что здесь делала? Пожалуйста!

Та уже хотела что-то сказать, но её прервал очередной псевдогигантский рёв, который вроде как даже и приближался…

— О, чёрт… — зашипела изломша, — Опять этот оживший самосвал! Как надоел, скотина! Надо сматываться!

В один момент к Ксане пришло решение, показавшееся ей настолько простым, что она едва не засмеялась от удовольствия.

— Вот что! — твёрдо сказала она. — Здесь слишком опасно жить и совсем нечего есть. Хочешь, пойдём жить ко мне на хутор? Это недалеко! А про маму ты мне потом расскажешь, как до дома доберёмся!


Долго уговаривать изломшу не пришлось. Правда, на поверхность она выбралась с большой опаской и всю дорогу держалась поближе к новой знакомой, но проблем во время перехода к Мёртвым Холмам с ней не возникло: оказалось, что Марго, как и Ксана, тоже умеет чувствовать присутствие аномалий!

После недавнего выброса образовалась привычная обитателям Зоны перетасовка аномалий, но поле, ограждающее хутор Ксаны с запада, никуда не делось. Тем не менее, пришлось заново провешивать безопасные тропки.

— Нам везёт! — поделилась Ксана, — После выброса люди ещё долго сидят по своим убежищам и не суют носа в Зону. Так что можно не опасаться, что мы кого-нибудь из них встретим.

Хозяйство новой подруги привело изломшу в восторг.

— Ну надо же! — не уставала повторять она, разглядывая ухоженные грядки и заботливо подпёртые шестами ветви яблонь, — Огород, сад… И всё так прибрано, ухожено… Я уже и забыла, как это всё может выглядеть! И что, ты одна всё это сделала?

Ксана смущённо покраснела и сделала неопределённый жест.

— Ну… кто-то же должен был… Иначе погибло бы всё…

— Молодец какая!

Ксана совсем смутилась.

— Тут ещё картофельное поле есть, — пробормотала она, краснея, — с ним вообще мороки больше всего. Огромное, как… как я не знаю, что! И это несмотря на то, что тут потрудились годы и кабаны!

— Зверьё-то не докучает? Не боишься тут одна жить — особенно во время Гонов?

— Зверьё у меня Дамка гоняет! — Ксана ткнула пальцем в будку. И позвала: — Дамка, фьить! Вылезай знакомиться!

В будке зашуршало, и показался влажный нос, а потом — брылястая морда с бугорками на месте глаз.

— Ты приручила слепыша?

— Не! — Ксана мотнула косой, — Она сама сюда пришла. Да мне не жалко, места много, еда найдётся — пусть живёт. И мне не так одиноко. Кстати, у неё скоро щенята будут. А что касается Гонов — ну так пока что Мамо добра ко мне, они мимо проходят.

— Мамо?

— Люди зовут её Зоной. Но Мамо — это… это больше, чем просто Зона. Ну, я не знаю, как лучше сказать… Но она… Она… ЖИВАЯ.

Марго кивнула: она и сама думала о чём-то похожем.

— Я слышала, люди поговаривали о каких-то Хозяевах Зоны, — тем не менее, сказала она. — Ты не знаешь, кто это?

— У Зоны нет хозяев, — покачала головой Детёныш. — Она — сама себе хозяйка. А те, кто мнит себя таковыми… Она просто позволяет им так думать, но на самом деле они — просто игрушки в её руках.

— Интересная версия… Твоя?

— Нет. Так говорят Старшие Дети. А они-то получше моего знают про Зону. Про Мамо.

— Старшие дети?

— Контролёры. Химеры. И такие, как ты — изломы.

— А я не знала…

— Ты просто много лет провела в одиночестве и уединённо от остальных сородичей, — Ксана погладила изломшу по плечу, — Ничего, мы тебе расскажем! Да ты и сама всё скоро узнаешь. Почувствуешь. Мамо примет тебя — ты ведь тоже её Дитя.

Марго, которая была старше Ксаны чуть ли не втрое, промолчала. Но взгляд её был красноречивее всех слов.


Дамка встретила новую обитательницу хутора спокойно. Обнюхала, повиляла хвостом, лизнула руку и ушла, переваливаясь и неловко колыша беременным пузом обратно в конуру. В последнее время она предпочитала не отходить далеко от дома.

А Ксана потащила новую соседку обедать и пить чай.

— Если хочешь — оставайся тут или выбирай любую хату из оставшихся трёх. Они на удивление целые, — сказала она. — Утварью поделюсь, а то я тут к себе перетащила кое-что. Не думала, что тут ещё кто-то поселится кроме меня.

Марго подумала и решила всё же поселиться отдельно.

— Я привыкла быть одна, — сказала она. — Да и вдруг сюда кто-нибудь из людей заявится? Поодиночке прятаться удобнее.

— Да что им тут делать, людям? — отмахнулась травница. — Артефактов тут нет — зато аномалий куча… Сюда забираться — себе дороже! Я тут с лета живу, ещё ни разу никто не сунулся.

— И тем не менее! — многозначительно подняла палец изломша.

— Ну как хочешь, — улыбнулась Ксана.

Обустройством жилья для Марго занялись сразу же после обеда. Ксана радовалась, как ребёнок — наконец-то она теперь не одна и может ещё о ком-то заботиться! С большим трудом изломше удалось отговорить её от чрезмерного количества подарков: дай ей волю — щедрая Детёныш на радостях перетащила бы к соседке весь свой дом.

— С дровами вот только не ахти, — озабоченно поделилась между делом Ксана. — Кое-какой запас остался ещё от прежних самосёлов, но пополнить его я не могу — с топором обращаться я так и не научилась…

— Зачем тебе топор? — хмыкнула Марго, — У нас ведь теперь есть это!

И она продемонстрировала свою изменённую руку. Ксана уважительно покачала головой и цокнула языком: да, с такой силищей, как у излома, можно деревья голыми руками ломать. Точнее — голой рукой.

— Буду как каратистка — ладонью поленья колоть! — хихикала развеселившаяся мутантка.

— Как кто?

— Каратистка. Есть такой вид боевых искусств — каратэ… далеко отсюда, в одной стране. Так вот, мастера каратэ могут ребром ладони разбить кирпич или расколоть деревяшку.

— Кру-уто!.. — округлила глаза Ксана, с уважением глядя на изломшу. — Ты так много знаешь!..

— Не так много. — Марго посерьёзнела и даже погрустнела. — Большую часть моих знаний я утратила вместе со своей человеческой памятью. Когда стала… такой.

Детёныш снова сочувственно погладила её по плечу, изломша благодарно опустила веки.

— Всё-таки ты странная, — сказала она чуть погодя. — Не боишься порождений Зоны, жалеешь их… Впервые такое у людей вижу.

— Так то — у людей! — возразила Ксана. — А я — не человек, я — Дитя Зоны! Хотя и выгляжу, как они и, наверно, родилась человеком… Маргоша, ты расскажешь мне о моей маме?

Изломша вздохнула:

— А тут и рассказывать-то почти нечего. Впрочем, я попробую…

5. Прошлое и настоящее

Взрыв 4-го блока ЧАЭС в апреле 1986 года поставил крест на работах по модернизации находившегося рядом со станцией комплекса ЗГРЛС «Дуга-1». Долгое время после работ по ликвидации последствий взрыва сам радиоцентр дальней локации, и военный городок, обслуживающий его, находились в запустении и безлюдии. На «прокорм» столь большого сооружения требовалось колоссальное количество энергии, а где её возьмёшь — эту энергию, если вырабатывавшая её АЭС была остановлена?

Всё изменилось в девяностых годах, когда правительство теперь уже независимой Украины при поддержке зарубежного капитала активировало несколько оборонных проектов, в т. ч. и проект «0-Сознание». На территории образовавшейся после аварии Чернобыльской Зоны Отчуждения возобновились работы на местах ранее законсервированных секретных объектов. Несколько новых объектов были построены практически с нуля. Но поскольку из-за сохраняющегося радиационного фона жить в Зоне постоянно не представлялось возможным, для сотрудников этих объектов недалеко от Периметра также построили посёлок закрытого типа со всем необходимым для жилья. На работу людей возили в автобусах.

…Маргарита Васильевна Куприянова работала лаборантом-уборщицей на одном из таких режимных объектов. Официально объект незатейливо маскировался под филиал некоего Института сельского хозяйства и делал вид, что пытается выводить новые сорта сельхозкультур с повышенной урожайностью и новые породы домашнего скота и птицы. А вот чем занимались в засекреченных подземных лабораториях комплекса НЕОФИЦИАЛЬНО — о том всем до единого сотрудникам, от уборщицы и кочегара — до директора — предписано было молчать в тряпочку.

Насколько помнила сейчас сама Марго, «институт» экспериментировал с новыми видами организмов и пытался вывести что-то жутко эффективное для военно-исследовательских целей. Впрочем, помнила Маргонемного.

— А твоя мама была специалистом по… кажется, это называлось «проблемной психологией», — сказала она Ксане. — Её обычно вызывали, когда кто-то из подопытных начинал капризничать или вообще буянить. Боюсь ошибиться, но в некоторых особо закрытых боксах опыты проводились не только над животными, но и над людьми. В основном, это были добровольцы из заключённых, которым дали выбор — гнить в тюрьме пожизненно или послужить целям науки. Твоя мама и с ними работала. Но в те боксы у меня доступа не было, там другие мои коллеги убирались.

Изломша сделала паузу, отпила из поданного Детёнышем стакана остывшего чаю и заметила:

— Похоже, свои способности налаживать контакты со всеми, кто попадается тебе на пути, ты унаследовала от матери. Она была ОЧЕНЬ хорошим специалистом, просто на уровне интуиции! Начальство её очень ценило!

— А мой папа? Он тоже работал в этом институте? Маргоша, ты знала его?

— Вот по нему ничего не могу сказать. Ирина была в разводе, жила одна, с дочкой. С тобой, то есть. Так что, кем был твой отец, я не знаю. А твоя мать подробностями своей жизни с коллегами не делилась.

— Жа-аль… — вздохнула Ксана. — Ну а дальше что было? Когда появилась Зона?

— Дальше… — Марго прикрыла глаза, вспоминая.

…Глухой удар, сотрясший землю, алое небо и столб ослепительного света, выросший над виднеющимися на горизонте постройками ЧАЭС. Что-то тёмное, чужое, вихрем пронёсшееся сквозь пространство, дома, стены, людей… крики, паника, всеобщая неразбериха и попытки укрыться от того, что надвигалось на них откуда-то со стороны законсервированной станции… Что-то такое, чего не могли удержать даже мощные стены секретных подвалов и массивные люки-двери с хитроумными запорами…

— Когда началось то, что породило Зону, люди в комплексе словно потеряли рассудок. Смутно помню, что твоя мама бежала к выходу и… тащила за руку тебя. Почему в тот день ты оказалась с матерью на её работе — я не знаю. Должно быть, что-то случилось в том детсаду, куда водили детей сотрудников. То ли карантин, то ли ещё что-то, из-за чего Ирине пришлось взять тебя с собой… Но ты была в тот день здесь, это я хорошо припоминаю. Вам с мамой удалось выбраться из охваченной паникой толпы и покинуть помещение лаборатории. А вот что с вами было дальше — я не знаю. Честно говоря, я не знаю, что произошло дальше и со мной самой. Очнулась-то я уже… изменённая. И мало что помнящая из прежней жизни.

Ксана сочувственно погладила изломшу по плечу и протянула ей конфетку, случайно найденную в кармане.

— Спасибо, — растроганно пробормотала женщина. И поинтересовалась: — Ксан, что с вами было потом?

Девушка задумалась.

— Ну… — наконец, сказала она. — Я тоже мало что помню. Мы оказались в какой-то деревне среди незнакомых мужчин и женщин, в основном, пожилых. Сейчас я понимаю, что это было как раз тут, на этом хуторе. А те люди были самосёлами, которые не пожелали уходить или вернулись после самой первой аварии, когда всех людей отсюда эвакуировали. Некоторое время мы жили тут. Самосёлы один за другим… умирали, наверно из-за действия на них выбросов. Потом остались только мы с мамой. Людей долго не было, но однажды они всё же пришли. Как мне потом объяснил тату… ну, мой нынешний тату, приёмный… скорее всего, это была одна из первых экспедиций, исследовавших Зону. Мама назвалась местной жительницей, не успевшей эвакуироваться, и попросила людей вывести нас к границам Зоны и помочь покинуть её. Помню, мы долго куда-то шли… А потом вся экспедиция погибла недалеко от Свалки. А мы с мамой снова остались живы. Но уже не могли никуда уйти — так как в Зоне появились первые аномалии. Так мы и остались жить на Свалке.

Ксана помолчала и грустно закончила:

— А потом мама пропала. Ушла искать еду — и не вернулась. Я долго искала её… Нашла Острозуба, и он взял меня к себе в стаю.

— Кто это — Острозуб?

— Снорк. Я как-то, ещё когда мама была жива, нашла его в леске. Он был весь израненный, в чём душа держалась. Я сперва-то думала, это человек, только потом поняла, что нет. Его сородичи порвали, когда он за место вожака бился. Ну, я его вылечила… травками. Я умею. А потом он, когда всё же стал вожаком, не дал другим сноркам меня съесть и принял в стаю. А чуть позже меня нашёл тату и удочерил. Вот. Но я всё равно не перестала дружить с детьми Зоны. Потому что я сама — одна из них.

— Ты действительно — одна из нас, — помолчав, кивнула изломша. — Вот сейчас я это очень хорошо чувствую. В тебе нет страха перед Зоной и её Детьми.

Детёныш безмолвно обняла её и положила ей голову на плечо.

— Маргоша… — тихо попросила она. — Ты ведь… не оставишь меня? Не уйдёшь?..

Спазм сжал горло мутантки, рождая какое-то смутное, полузабытое ощущение из той, прошлой и уже кажущейся ей миражом, жизни.

— Нет, — ответила она, в свою очередь осторожно обнимая за плечи годящуюся ей в дочери хозяйку хутора. — Не уйду.


…Спустя несколько дней после появления на хуторе Марго Дамка ощенилась шестёркой очаровательных щенят.

Ксана с восторгом тискала крошечных скулящих кутят и предвкушала, как будет с ними играть, когда они подрастут. Их зубастая мамаша отнеслась к тому, что её детей трогают руками, довольно снисходительно, хотя и рыкнула пару раз на не в меру заигравшегося Детёныша.

Время шло, жизнь на хуторе (в шутку прозванном его обитательницами Монстрохатками) размеренно текла своей чередой, щенки росли и набирались сил.

Марго смотрела с крыльца своего дома на то, как хохочущая Ксана носится по единственной улочке, волоча за собой на верёвке старый валенок, за которым, переваливаясь на неуклюжих лапках и задорно тявкая, семенили шестеро щенков, и на душе изломши был мир и покой.

В кои-то веки!

Часть 4. Злое место

1. Объект 87-2

14 января 2015 г., база группировки «Долг» на «Ростке»

Перебравшись в 2012-м с Агропрома на Росток, группировка «Долг» оборудовала новую базу с присущей ей основательностью и усердием. Ограда завода, которую в пору его деятельности охраняли от несунов и вредителей бдительные стрелки ВОХР, стала местами ещё выше, а мотки колючей проволоки поверх неё — ещё гуще. Долговцы также укрепили КПП — так, что теперь ворота можно было разве что танком таранить, — по всему периметру понаставили сторожевых вышек с пулемётами и прожекторами, а на подходах соорудили целую сеть заградительных укреплений с «ежами» и траншеями.

База выглядела солидно и устрашающе не только для людей, но и для местных порождений. Во всяком случае, за всё время с момента переселения Долга на завод не было отмечено ни одного серьёзного нападения монстров на Росток.

Даже во время того, что в Зоне называлось гон, а на Периметре — прорыв.

Понятно, что в таких условиях бар «100 рентген», находящийся под крылом «красно-чёрных» процветал и был, пожалуй, самым спокойным и безопасным местом во всей Зоне. Сталкеры разных мастей и группировок стремились получить туда доступ, чтобы при случае было, где переждать выброс, отсидеться после тяжёлых рейдов и просто отдохнуть в хорошей компании за бутылочкой прозрачного. Конфликты и ссоры гасились в зародыше суровыми хозяевами, а злостные нарушители порядка безжалостно выставлялись за ворота и навсегда лишались права посещения.

…Когда на дороге, ведущей к северным воротам базы, показались две фигуры, дежурный на КПП, извещённый с ближайшей вышки, сперва не слишком обеспокоился. Ну идут себе какие-то бродяги-сталкеры в бар, и пусть себе идут. Сейчас он как обычно проверит, кто такие, и если у них всё в порядке с допуском — впустит внутрь.

Но потом что-то в этих фигурах показалось долговцу странным. Он пригляделся.

Сразу бросилось в глаза полное отсутствие оружия у новых визитёров. Картина для Зоны, мягко говоря, непривычная. Потом — длинный плащ-накидка, в который кутался один из них. А когда часовой разглядел второго, то от удивления даже поморгал, думая, что ему чудится.

Это была девушка. Невысокая, лет шестнадцати-семнадцати, в гражданской одежде — старых джинсах и простой бежевой куртке с капюшоном. На голове её был повязан самый обычный платок — кажется, шерстяной, с выцветшим павло-посадским рисунком. О том, что здесь Зона, а не студенческая поездка в совхоз «на картошку», напоминали только берцы на ногах незнакомки, да брезентовый армейский сидор за спиной.

«Кто ещё такая?» — подумал дежурный, выходя из КПП и на всякий случай поудобнее перехватывая автомат. Краем глаза он заметил движение на одной из ближайших вышек. Дозорные тоже не дремали.

Женщин в Зоне было крайне мало, а те, кто был, либо являлись персоналом баров и по Зоне не расхаживали — либо входили в число немногочисленных научных экспедиций. И тоже если и ходили по Зоне — то исключительно в обществе прочих ученых и многочисленной, вооружённой до зубов охраны.

Беспокоил дежурного и непонятный спутник девушки, закутанный в плащ настолько, что даже глаз не было видно. И ещё это отсутствие оружия у обоих…

Впрочем, не дойдя до ограждающего базу барьера с окопом и заградительными «ежами», парочка остановилась, и девушка принялась что-то говорить спутнику. Точнее — убеждать, поскольку, судя по жестам, между ними разгорелся спор. Наконец Закутанный сдался, кивнул и с неохотой сошёл с дороги, скрываясь в каких-то руинах неподалёку. Девушка что-то крикнула вслед и, не таясь, пошла прямо к воротам базы.

Осторожно перейдя узкий заиндевевший дощатый мостик через траншею и оказавшись перед КПП шагах в десяти, она остановилась. Подняла руки и покрутилась, ещё раз демонстрируя отсутствие оружия.

— Здравствуйте! — сказала она. — Меня Ксана зовут. Мне очень нужно срочно переговорить с… вашим начальником. Генералом Ворониным, то есть. Это очень важно.

Тон её был довольно спокойным, но дежурный заметил, что она нервничает… Боится, что ли? Или… замышляет что-то?

Ксана! Вот чёрт!..

Часовой, естественно, был наслышан об этой особе, но «живьём» её видеть как-то ни разу не доводилось. Хотя были в их группировке люди, которые не только видели её, но даже пересекались. Девчонка была местной травницей с Кордона и, подобно легендарному Болотному Доктору, охотно врачевала всех приходящих к ней раненых, болящих и нахватавшихся радиации. Правда, в отличие от Болотника, она никогда ничего не просила за лечение, а в качестве лекарств использовала исключительно аномальные травки, росшие в Зоне и артефакты с лечебными свойствами. Эффект от такого лечения был, что и говорить, самый зубодробительный, но действенный. Заживало даже быстрее и лучше, чем от обычных лекарств.

Всё бы ничего, но лечила девчонка не только людей. Всякие недобитые монстры тоже бегали к ней, а она их не только не боялась, но и всячески привечала. И — тоже в отличие от Доктора — не с научно-исследовательскими целями, а… как любимых родственников. Монстры, отвечая взаимностью, тоже её не трогали.

Да и вообще — молва упорно считала мутанткой, порождением Зоны, и её. А у долговцев разговор с порождениями, как правило, был коротким.

Клацнул затвор, автоматное дуло уставилось в лицо пришелицы.

— Иди-ка ты отсюда, мутантка! — не слишком вежливо сказал дежурный. — Воронину больше делать нечего, как со всякими нелюдями беседовать!

Лицо девушки приобрело растерянное выражение, глаза округлились. Она беспомощно огляделась… С двух ближайших вышек на неё тоже смотрели готовые выстрелить дула.

— Но… это и правда важно… — пролепетала она. — Пожалуйста… скажи ему…

— Ты что, глухая? — дежурный шевельнул автоматом. — Я сказал, брысь отсюда!

— Э, да тут шоу? — вдруг раздался голос за его спиной. Дежурного попросту отодвинули в сторону, и из калитки КПП друг за другом просочились четверо вооружённых бойцов, снаряжённых, как для рейда в Зону. Квад, боевая единица «Долга».

— Что тут происходит? — осведомился командир четвёрки — невысокий и поджарый, как лесной волк. Оглядев присутствующих, он удивлённо присвистнул и даже отстегнул маску шлема, открыв лицо, украшенное роскошными усами.

— Ксанка?! — в голосе его было не меньшее изумление. — Что ты делаешь здесь, у нашей базы?

— Да вот, пришла, Воронина требует… — начал было дежурный, но усатый — видимо, более старший по званию, жестом приказал ему замолчать.

— Ты ведь всё время от нас бегаешь. — сказал он, изучая цепким взглядом расстроенную и нервно вздрагивающую пришелицу. — Но в Зоне явно сдох последний кровосос — раз ты здесь. Что-то случилось?

— Киллер! — Ксана с явным облегчением и радостью едва не бросилась ему на шею, но вовремя вспомнила о нацеленных в неё автоматах и застыла на месте. — Ох, Киллер, случилось, ужас что случилось! Мне Воронин нужен, сказать ему надо… очень важное, очень-очень! Помоги его увидеть! Пожалуйста!

Киллер — один из немногих долговцев, кто был лично знаком с травницей — ещё раз оглядел взволнованную девушку, отметил жалобный взгляд, судорожно сжатые на груди руки и общий вид, свидетельствовавший о крайнем напряжении нервов и о страхе, и довольно мягко спросил:

— Что же такого ты хочешь сказать, что это непременно нужно услышать исключительно Воронину? Секреты, чай?

— Я не знаю, — мотнула головой Ксана. — Наверно, не секреты, но я лучше сперва расскажу ему, а потом он — если сочтёт нужным — расскажет вам. Хорошо? Он же ваш командир, и, наверно, ему лучше знать, как поступить с теми вестями, что я принесла… Пожалуйста, скажите ему, что мне надо ему кое-что сообщить… Может быть он согласится прийти сюда и выслушать меня? Я не съем его, честно-пречестно! Ну пожалуйста, позовите его! — Ксана не удержалась и всхлипнула.

Долговцы — все пятеро — переглянулись. Событие было в высшей степени нетипичным и невероятным. Обычно эта девушка — как и все прочие мутанты, кому была дорога шкура — избегала долговцев, своих, можно сказать, «биологических, классовых и идейных» врагов. И по собственной инициативе никогда первая не шла на контакт — только если они сами обращались к ней, чаще всего — чтобы полечиться. При встречах она всегда сходила с дороги и стремилась укрыться в кустах или развалинах — что было поблизости. Ксана отчаянно боялась долговцев и ничуть этого не скрывала. И это знали все в Зоне — включая и самих «красно-чёрных» (которые — что греха таить — пользовались этим и развлечения ради иногда намеренно пугали девушку при встречах). А тут… Мало того, что сама пришла не куда-нибудь, а на их главную базу, да ещё и с настойчивой просьбой аудиенции у главы группировки! Ещё и вести какие-то принесла!..

Чтобы порождения Зоны когда-то сами шли на контакт с «Долгом», да ещё с такой настырностью?..

Явно стряслось что-то ОЧЕНЬ серьёзное!

Киллер, приняв решение, кивнул и взялся за рацию.

— Десятый пост — Центральному… Вячеслав Палыч, это Киллер. Тут к вам, как бы это сказать… проситель… Так точно. Объект 87-2. Лично пришла. К вам рвётся. Дрожит вся, боится, но рвётся. Говорит, что по конфиденциальному делу.


…Генерал Вячеслав Павлович Воронин сидел за столом в своей комнатушке и тяжёлым взглядом глядел на карту, разложенную перед ним на столе. Временами он коротко вздыхал, задумчиво скрёб коротко стриженый затылок, перебегая глазами от одного рисунка на карте к другому, и что-то записывал коротко в потёртый блокнот. Воронин думал, а подумать ему было о чём с самого утра.

Во-первых, вчера из дальнего выхода вернулась четвёрка Паганеля. Ходили они в сторону болот и дошли до самой границы топи, но дальше не продвинулись — ходу на болото не было. В стылом тумане вся четвёрка одновременно почуяла что-то такое, отчего, по словам Паганеля, у всего квада волосы на всех местах дыбом встали. Тоже одновременно. Паганель, три года ходивший по Зоне, сразу понял, что до неба остался всего один шаг, и, проявив благоразумие, повёл людей обратно.

Соответственно, встал закономерный вопрос: что это было такое, и как с ним быть?

Воронин нащупал карандашом красный треугольничек на линии, что обозначала границу топи. Вопрос… Однако, тут можно не спешить. До болот далеко, да и Паганель и его бойцы вернулись живыми. Что бы там ни было, следом за людьми оно не пошло. Это уже хорошо. Всегда лучше, если враг бездействует.

Так, что у нас дальше? А дальше у нас — Свобода и свободяи. Утром на самой границе зоны влияния Долга произошла перестрелка: попал в западню патруль, шедший от пятого поста в Синичники. Итог — четверо раненых, один убитый и ещё один пропавший. За неделю — третье нападение по одному и тому же сценарию: засели в кустарнике, выпустили по магазину — и ушли. Это что? Беспокоящие налёты — или разведка боем?

Воронин встал и прошёлся по комнате. Он ещё после первого налёта выслал разведку. Разведчики ходили два дня и вернулись, не найдя никого. Генерал решил было, что нападение — просто выход «дури молодецкой», почитавшейся врагом за доблесть. Решил, успокоился — и наутро получил ещё одно нападение. И ещё одно сейчас. И никакой системы — атаковали в разных местах, разными силами и ни разу не попытались зайти глубже. Просто выбежали, постреляли — и обратно.

Конопля там у них, что ли, особенно густая выросла?..

Пока что ясно одно — патрули надо усилить. Ещё по два человека минимум, и разведку выслать мобильной группой. Благо, теперь можно, силы есть.

Воронин улыбнулся сам себе, возвращаясь к карте. Жёлтый треугольник с буквой К, недобро красовавшийся рядом с заводом, можно было стирать. Это тоже утреннее донесение — отряды Панкратова и Филина ликвидировали логовище кровососов. Двоих подстрелили, ещё двоих разогнали. Теперь оставшиеся в живых твари уйдут в сторону Мёртвого города, по пути, скорее всего, наткнувшись на пулемёты блокпостов, которым уже ушло предупреждение. И операция проведена без сучка и задоринки — все целы, кроме кровососов.

Воронин мысленно ещё раз похвалил командиров. Отрядам штурмовиков — отдых, а оцепление, без малого сорок человек — перебросить в качестве усиления патрулям.

Росчерк в блокнот — решено. Вот и поглядим, как запоют налётчики-свободяи, когда вместо четырёх-пяти стволов их встретит десяток! Рука генерала протянулась к рации.

— Пётр Петрович, зайди на минутку, если не занятой.

Почти сразу грохнула дверь, и в комнату ввалился начштаба Нешатайло.

— Значит так, Петрович. Возьми бойцов, которые Саню Панкратова с Филином прикрывали на зачистке, выдай им по усиленному рациону и веди на передовые посты, в Синичники и Гавриловку. Там разведи их по патрулям в качестве группы усиления. Человек по пять. Пусть ходят страхующими. Иначе мы так с тобой от свободовских молодчиков никогда не отделаемся. Командиров им назначь по своему усмотрению. Добро?

— Добро, Палыч, добро. Выходить-то когда?

— Давай часа в четыре. Как раз успеешь до темноты, и люди отдохнут пока что.

Нешатайло козырнул и вышел. Воронин, по-прежнему задумчивый, опустился на стул. Петрович молодец, с хорошим резервом он ситуацию поправит. Зато встает другой вопрос — сколько держать усиление на границе патрулируемых зон, если атаки прекратятся. Если все же это отвлекающий манёвр? Как раз в расчёте на вывод сил из центра? Нет, вздор — остановил Воронин сам себя. Сил на это у них нет. Он вспомнил крайнюю крупную стычку, которая, в целом, окончилась ничьей. Обе стороны крепко пустили друг другу кровь и разошлись по углам зализывать раны — набирать новых бойцов, подтягивать из Большого Мира амуницию, медицинские и съестные припасы. Потери были чувствительные. А в целом же за двухнедельную войну не изменилось ни-че-го, только пар выпустился до поры до времени.

Таким образом, если судить по обстановке, враги просто пытаются сохранить хорошую мину при дурной игре. Ну-ну, посмотрим…

Воронин только было потянулся к стакану давно остывшего чая, как засвистела рация. Заскрежетал динамик:

— Десятый пост — Центральному…

«Кому там ещё неймётся?» — Генерал привычно щёлкнул клавишей. Скрежет прекратился.

— Я Центральный. Слушаю.

— Вячеслав Палыч, это Киллер. Тут к вам, как бы это сказать… проситель.

Брови Воронина поползли вверх.

— Проситель?

— Так точно. Объект 87-2. Лично пришла. К вам рвётся. Дрожит вся, боится — но рвётся. Говорит, что по конфиденциальному делу.

Сказать, что Воронин был удивлён — было бы ничего не сказать. Его лицо перекосила нервная усмешка. Наверное, что-то похожее ощущал бы доктор Ван Хельсинг, если бы к нему с почтительнейшей просьбой явился вампир.

Под цифрами 87-2 значилось, пожалуй, самое удивительное существо Зоны, которое Воронин видел за свою жизнь и к которому, чего греха таить, он так и не понял, как относиться.

А дело было вот в чём.

Давным-давно, будучи двенадцати лет от роду, маленький тогда ещё Слава Воронин прочитал Киплинговского «Маугли» и сразу сделал для себя вывод, что старый англичанин написал самую, что ни есть, сказку. И не потому, что в ней животные разговаривали, а потому, что выжить в лесу маленькому ребёнку было невозможно. В этом Воронин был уверен, что называется, на все сто процентов, так как имел свой опыт похожего выживания — потерялся девятилетним мальчишкой на клюквенном болоте и четыре дня выходил к дому. Чуть с голоду не умер.

С тех пор на вопросы выживания детей в природе у будущего генерала сложилось совершенно ясное мнение. И вот, когда он уже стал взрослым, многое повидавшим человеком, жизнь преподнесла ему небольшой сюрприз — показала самого настоящего Маугли. Не книжного. И даже не дикого.

И показала в Зоне.

Маугли был невысокой худенькой девчонкой, которая умудрялась выживать в Зоне, кажется, с самого Второго Взрыва. Одна. Без взрослых, без знаний и умений даже из курса юного туриста, среди голодных тварей и диких мародеров — и неизвестно ещё, что было хуже. Когда Воронин только пришёл в Зону, странная девочка жила где-то в «предбаннике» Зоны, недалеко от КПП «Вересня», чаще именуемом просто Кордоном. И слухи среди сталкеров про диковатую неродную дочку бывшего сталкера, а ныне — торговца Панаса Жабенко уже тогда ходили самые невероятные. Про то, что она и в Зону одна уходила на недели, и что твари её не трогали, и что могла чуть ли не оторванные руки-ноги обратно приращивать… Чудеса, в общем, и какие-то подозрительные.

Будучи уже начштаба при Крылове, Воронин неоднократно пытался поднять вопрос про неё — всё, мол, понимаю, выглядит существо как ребёнок, но нормальный ребёнок из него — как из собаки самолёт. Мутант это. И, вероятно, небезопасный. Со всеми вытекающими рисками и, скорее всего, последствиями. С Ворониным соглашались, но всё было как-то не до того — жаркие были времена, дрянь всяческая из Зоны на Периметр пёрла, как горох из худого мешка.

А потом Воронин и сам её увидел. Он ходил к Кордону забирать оружие у своего человечка из военных. Человечек задерживался, а переодетый обычным бродягой-сталкером Воронин, нервничая, слонялся по поселку, обжитому вольными. Шёл он, шёл, и вдруг — среди всего этого, среди разрухи и неустроенности, серых палаток, мрачных рож — увидел.

Девочка-девушка в перешитой кем-то мужицкой одёжке-спецовке — улыбчивая, с большими добрыми глазами и пушистой косой. Она сидела в палисаднике возле одного из домов (как заметил Воронин — отремонтированного, со сравнительно свежими латками на крыше) и, закатав рукава, старательно намывала в облупленном эмалированном тазу большую пластмассовую куклу. Ещё одна кукла, поменьше, уже вымытая, сохла тут же на заботливо расстеленном половичке.

Из чинёной хаты вышел плотный человек в простой одежде, прошёл мимо. Девочка тут же окликнула его:

— Тату! Ты только погляди, погляди, что мне Нарзан из рейда принёс!

И показала ему своих лупоглазых «подопечных».

— Видишь, тату? Это Катя и Света! Катя была грязная-грязная! А я её отмыла!

— Ты моя умница! — улыбнулся человек. — И правда хорошо вышло, Ксан.

Он осторожно взял из её рук куклу, повертел и так, и эдак. Короткопалая ладонь ласково погладила девочку по голове.

— Молодчина! А кем они у тебя будут? Принцессами?

— Не, — девочка светло улыбнулась каким-то своим мыслям. — Принцессы в Зоне не водятся. Катя будет долговкой. А Света — она кивнула на вторую куклу, — свободовкой. И они будут дружить! И вместе ходить в Зону! К Ваське в гости! — она кивнула на сидевшего тут же самодельного тряпичного кровососа с пуговичными глазами, когтями из пластиковых вилок и тентаклями из бечёвок. Игрушечный монстр имел до изумления добродушный вид и даже как будто улыбался.

…Воронина будто ударило. Он слегка ошалело посмотрел на это непосредственное дитя. Всегда — даже после вынужденного замирья на Янове — выглядевшая абсурдной мысль о дружбе между представителями «Долга» и «Свободы», здесь, высказанная совершенно походя играющим в куклы подростком, показалась ему чуть ли не… откровением! И… надо же, она назвала куклу-долговку Катей…

«…Катёна-несмышлёна…»

— Тату, а ты мне достанешь тряпочек им на комбинезоны? — меж тем ластилось дитя к отцу. — Чтобы они как взаправдашние группировошные были?

— Достану, доню, достану. Вот поеду в город на склад…

А она прижалась к толстяку. На её лице были написаны гордость и такая яркая радость, какая бывает только у детей.

— Ой спасибо, тату!

— Ты моя лапонька! Рукодельница… — толстяк поцеловал девочку в щёчку. — Как наиграешься, ступай до хаты, я там щи из подпола вынес. Погреешь?

— Ага!

Воронин даже не сразу узнал в этом заботливом и нежном отце известного делягу Жабу.

В Большом Мире детей у Воронина не было — с женой он разошёлся через год после свадьбы. Может, это тоже была одна из капелек, что подточили железный, казалось бы, его характер и, в конечном итоге, привели его в Зону. Он на этот счёт задумываться не любил. Пришёл и пришёл — значит, надо так. Но иногда, в минуты душевной слабости, которые бывают у всех, он вспоминал то, что бросил безвозвратно за Периметром. И жену Ирину, и дом родителей под Полтавой, и даже болото то поганое, с которого он девятилетним пацаном выходил. И сестру младшую, Катьку, беспутно выскочившую замуж за иностранца.

«Ох, Катька, сколько ж я тебя, обузу-карапузу эдакую, на руках таскал, сколько из школы встречал. И ведь как ругался в душе тогда — пацаны футбол гоняют, а я тебя со второй смены забирать еду, а до школы — восемь километров в один конец… Где ты сейчас, Катёна-несмышлёна?..»

Что повернулось у него внутри этим вечером — Воронин не знал. Видимо, не ко времени накатило прошлое. Только вдруг железный начштаба Воронин понял — именно понял, не умом, а озарением, что ли — что все его измышления про тварей в детском облике, про маленьких изломов — гроша ломаного не стоят. Уверился — и всё тут. Уже глубокой ночью, сдав оружие техникам, он поднялся в свою комнатушку в здании заводоуправления «Ростка», открыл стол и скомкал старый рапорт на имя Крылова.

Когда он писал новый, где угрозе появления нечеловеческих признаков среди самосёлов отводилось её истинное скромное место, за его спиной незримо стояла с улыбкой сестра, уже десять лет как уехавшая в далёкий Сидней.

Конечно, странную девочку «Долг» из своей разработки не вывел. Ей присвоили индекс, завели что-то вроде карточки, какие заводили на всех своих и на интересных чужих, и периодически старались приглядываться — нет ли в этом чудном человечьем детёныше чего-то опасного.

Однако, то было уже просто недоверчивое внимание, а не открытая вражда. Человека, пусть и странного, «Долг» в ней признал. Они глядели за ней вполглаза, не надоедая, но и не забывая — до той поры, пока она вдруг совсем не ушла в Зону, укрывшись от всех где-то на её окраинах. Приходившие с Кордона люди называли разные причины этого ухода, но практически во всех версиях бегства Ксаны фигурировали порождения Зоны и её странно-приятельские отношения с ними. А это уже требовало более пристального внимания. К сожалению, Воронин не успел оперативно разузнать подлинные факты и подробности той истории. А главная участница и свидетельница событий скрылась, затаилась где-то. Потому иногда и проскальзывала у него шальная мысль — ошибся, не разглядел врага, дурень старый, жди теперь сюрприза…

И вот теперь пропажа сама пришла к нему в гости. И весьма удачно нарвалась на патруль, вышедший проверять наружные посты!

Воронин тряхнул головой.

— Десятый! Давайте гостя сюда, раз пришёл…

— Хм… Вы думаете, она пойдёт? Она ж нас боится.

— Михал Евгеньич, ты чего мне мозги заливаешь, а? Сам сказал, что твой проситель просто рвётся меня увидеть. Если рвётся — значит, придёт.

— Я так понимаю, она хотела с вами увидеться здесь, на КПП… Ладно, сейчас приведу. Вы, главное, дежурному прикажите, чтоб он её пропустил — слышно было, как Киллер хохотнул, — А то они тут друг на дружку глядят, как две кобры в серпентарии, и гадают — кто кого сейчас есть будет!

— Дай ему рацию… Десятый! Говорит Центральный. Входящий объект 87-2 пропустить на территорию в сопровождении капитана Киличенкова. Подтвердите.

— Так точно!.. Есть пропустить в сопровождении! — отозвался в трубке голос дежурного.


Киллер выключил рацию и кивнул Ксане:

— Ну, пошли.

— Куда?! — всполошилась девушка и распахнула и без того большие глаза совсем уж на пол-лица.

— К Воронину, к кому ты и хотела. Он разрешил встречу. Но только придётся идти прямо к нему.

— А… разве… — Ксана вздрогнула и даже отступила назад. — Разве он сам сюда не придёт?..

— Некогда ему. Да чего ты трясёшься? Не съест тебя Воронин! — засмеялся долговец.

— По-моему, это вы тут трясётесь, как бы я его не съела… — пробурчала юная мутантка, скорее всего имея в виду его шутку про кобр, но услышавшие это Киллер и его бойцы только захохотали в ответ.

— Пошли-пошли! — он взял её за рукав и потянул за собой. — Не бойся!.. Бойцы — ожидать!

— Есть — козырнули люди и стали деловито располагаться под стеной КПП

2. Долговец и мутантка

Ксана содрогнулась, когда за её спиной лязгнул засов ворот КПП, и нервно обернулась. Ей было очень страшно находиться здесь, в главном логове безжалостных убийц её братьев и сестёр. Страшно — и в то же время интересно. Так вот, как они тут всё устроили…

Как ни странно, испытывая вполне обоснованный страх перед «красно-чёрными», Детёныш тем не менее не могла не признавать, что их принципы и идеи в какой-то степени были ей симпатичны. Долговцы — в отличие от членов многих других группировок — не охотились за артефактами, а мутантов убивали не за тем, чтобы поживиться частями их тел. Эти люди не были корыстными расхитителями и охотниками за трофеями. Они были воинами, но вели войну с Зоной открыто, движимые чистой, незамутнённой ненавистью ко всему, что несло опасность для людей, и столь же отчётливой целью защищать их. Эти-то открытость и целеустремлённость и подкупали прямодушного Детёныша, которая и сама ненавидела неискренность, несправедливость и отсутствие чёткости. И то, что долговцы столь же рьяно отстреливали в Зоне и всяких отморозков, Ксане даже нравилось. Это было справедливо. Если бы они ещё понимали, что Зона живёт по другим законам, нежели их человеческое сообщество, если бы хоть раз попытались пойти на контакт, понять, разобраться, принять…

Наверно, будь она мужчиной и сталкером, в один прекрасный день она бы точно вступила в ряды «Долга». Но Ксана была мутанткой, порождением Зоны — то есть, одной из тех, кого эти воины считали своим долгом убивать без жалости и скидки на дела, поступки, симпатии и антипатии. Только за то, что ты — мутант, аномальное порождение враждебной людям Зоны. Нелюдь, чудовище. А значит — враг.

К счастью, она сама смогла доказать людям Зоны, что не несёт никакой им угрозы, и даже нужна им. И с этим фактом приходилось считаться даже долговцам.

Да, они её пока что не трогали, но мало ли… Вдруг это только пока?.. Вон, вояк и научников она тоже раньше не особо боялась… Раньше. Неделю, буквально неделю назад всё перевернулось с ног на голову!..

«Нет, нет, не вспоминать… не сейчас!..»

…Зябко передёрнув плечами, Ксана повернулась к Киллеру и постаралась улыбнуться. Улыбка получилась довольно жалкая и натянутая, но долговец понял её состояние.

— Не бойся, — снова сказал он и даже слегка похлопал её по плечу. — Сама знаешь, наши за тобой не охотятся. Ты считаешься неопасной, — он криво усмехнулся.

— Хорошо, буду иметь это в виду, когда попаду в вашу засаду… — с непередаваемой смесью сарказма и смущения хмыкнула травница. — Или когда снова кому-нибудь из ваших меня пугать вздумается.

Кажется, она ему не поверила.

Киллер, не обращая внимания на удивлённые и любопытные взгляды и реплики попадавшихся тут и там соратников, провёл её по территории завода («Ох, а как же я потом обратно-то буду выбираться?..» — не на шутку встревожилась девушка) и завёл внутрь бывшего административного здания. Там он стукнул в обитую потёртым дерматином дверь одного из кабинетов.

— Войдите! — глухо послышалось оттуда.

Распахнув дверь, Киллер замер на пороге, коротко бросил ладонь к шлему и доложил:

— Товарищ генерал, по вашему приказанию объект 87-2 в расположение доставлен!

Посторонившись, он взял Ксану за плечи и почти втолкнул её (девушка была настолько скованна, что могло показаться, что она упирается) в кабинет.

— Здравствуйте… — робко проговорила она.

Навстречу ей из-за стола поднялся плотный, среднего роста шатен с умными усталыми глазами на морщинистом лице. Генерал и командир «Долга» Воронин не был стар — всего-то полтинник стукнул в том году — но его лицо было испещрено тонкой сетью морщин, какие бывают у очень старых людей.

— Здравствуйте — так же коротко сказал он в ответ. — Михал Евгеньич, можешь быть свободен.

Усатый долговец тут же развернулся на каблуках и вышел, закрыв дверь. Ксана невольно дёрнулась ему вслед, но усилием воли взяла себя в руки и повернулась к хозяину кабинета, командиру тех, кто истреблял её собратьев и — до недавнего времени — самой главной своей «страшилке».

Воронин тем временем вынес из угла потёртый, но ещё мягкий стул.

— Присаживайтесь.

Ксана настороженно окинула взглядом кабинет, его владельца, стул… Вздрогнула, заметив на стене трофеи — головы мутантов. Ещё раз оглянулась на дверь. Подумала. Помедлила. Стянула с плеч сидор. Потом очень осторожно, словно боясь, что он под ней развалится или взорвётся, присела на самый краешек стула. Смущённо подняла взгляд на Воронина и несмело улыбнулась. Весь её вид ясно говорил о крайнем нервном напряжении.

Морщинистое лицо человека напротив оставалось непроницаемым. Он только сощурился на секунду, внимательно рассматривая посетительницу. Наконец, когда молчание стало напряжённым, Воронин начал разговор сам.

— Насколько я могу судить, заочно мы с вами знакомы. Иначе бы вы не пришли ко мне. Но на всякий случай представлюсь. Меня зовут Вячеслав Павлович. Фамилию мою, равно как и должность, вы знаете. Так ведь? А как мне называть вас?

— Ксана… — девушка чуть повела плечом. — Просто Ксана, меня все так в Зоне зовут…

— Что же, хорошо… — лицо генерала чуть смягчилось. — Теперь главный вопрос: что именно такого важного вы мне хотели сообщить, что пришли прямиком сюда? Я наслышан о вас и поэтому, хм… очень удивлён.

Он снова окинул пришедшую взглядом — скованная фигура, нервный, затравленный взгляд. Во всём этом явственно читался неприкрытый страх.

— Да не бойся ты меня так, — отбросив официоз, почти добродушно проговорил Воронин, — Я не кровосос, людей не ем.

На лице девушки появилась странная полуулыбка.

— Ну… Будь вы кровососом… я бы вас не боялась. Во всяком случае — знала бы, как себя вести и чего ожидать.

Генерал с интересом взглянул на неё и тоже усмехнулся. Усмешка вышла слегка недобрая.

— Вот оно, значит, как… Смелая ты, девочка, как я погляжу, раз пришла туда, где тебе страшнее, чем в кровососьем логове…

Девушка содрогнулась, но — надо отдать ей должное — некоторое время храбро смотрела на него, хотя вид у неё был такой, словно ей хотелось немедленно вскочить и бежать отсюда как можно дальше.

А потом она вдруг как-то разом сникла под его взглядом и медленно, словно покоряясь в его лице предначертанной судьбе, опустила голову. Вымучила ещё одну странную болезненную полуулыбку.

— А мне больше… не к кому идти с… этим… — тихо ответила она. — Кроме как к вам… Так уж получается…

Воронин приподнял бровь. Надо же — «больше не к кому». Кроме как к… врагу? Да, получается, что так. Как ни крути — они принадлежат к враждующим сторонам.

— Да ты говори, говори, чего хотела, — подбодрил он, — Я слушаю. И… сядь по-человечески, что ли… Стул тоже не кусается. А то того и гляди слетишь на пол!

Ксана проигнорировала совет насчёт стула, но, кажется, и впрямь немного осмелела. Она чуть помолчала, собираясь с мыслями, и задала неожиданный для долговца вопрос:

— Вы помните историю с вольным сталкером Гурманом? О том, что с ним стало?

Воронин отрицательно мотнул головой.

— Напомни старику, сделай одолжение.

— Это было в прошлом году… — начала Ксана. — Летом. В Деревню новичков пришёл патруль с Кордона. Забрали нескольких сталкеров и увезли. И Гурмана забрали… моего друга… Ни один из увезённых потом не вернулся в Зону. А Гурман вернулся. И сказал мне, что был у научников, и они вкололи ему какую-то… м-м-м… сыворотку. И поэтому он скоро перестанет быть человеком. Он хотел найти Болотного Доктора, чтобы тот спас его, и потому ушёл из Деревни. Я хотела помочь ему, искала… Долго искала, чуть не пол-Зоны обошла… А потом он вернулся. Сказал мне, что нашёл Болотника, и теперь будет всё в порядке. Я поверила… А на следующий день он… заболел. Как будто взбесился. Чуть не перекусал всех в деревне, сталкеры его поймали в сеть и выбросили в овраг. Когда я побежала его искать — то не нашла сталкера Гурмана. Я нашла… снорка с его лицом. Он узнал меня… Но…

Ксана потупилась, кусая губы.

— Он увязался за мной в деревню, и там его… нас… чуть не убили. Потому что мы… не такие. Не люди. И я ушла из Деревни в Зону и увела Гурмана. Я думала, что смогу помочь ему снова стать человеком… но все мои старания были напрасны. Гурман так и остался снорком, и вскоре совсем потерял рассудок. А потом погиб. Люди убили. Они-то думали, что он — обычный снорк, но я-то знала правду… Он мне как брат был… А его сделали монстром… и убили… Вот такая история…

Генерал поморщился, как от зубной боли.

— Да, были такие рассказы. Помню. Со стороны НИИ ЧАЗ — если, конечно, это они — такие, гм, полевые испытания были… большой ошибкой. Но, так или иначе, Гурман этот мёртв, его не воротишь. Зачем ты вспомнила это дело, девочка? Ты хочешь мстить нашей героической — он горько усмехнулся — науке?

— Не мстить… Я хочу… чтобы их остановили! — глухо проговорила девушка и впервые посмотрела в глаза долговцу. — Потому что опыты над людьми… продолжаются.

Глаза Воронина нехорошо сузились, в позе почувствовалось напряжение, хотя ни один мускул не дрогнул. Тем не менее, рядом с девушкой внезапно будто бы напряглась огромная стальная пружина.

— Что именно ты об этом знаешь?

Ксана содрогнулась и облизнула мигом пересохшие губы.

— Меня… Я тоже там была… — выдавила она, — Неделю назад где-то… Увезли, сказали, что со мной хотят поговорить учёные люди про мои лекарства и травы… про то, как я ими лечу людей… А вместо этого…

Она вдруг вскочила и, не обращая внимания на долговца, нервно заметалась взад-вперёд по кабинету, судорожно стискивая руки.

— Я не знаю, то ли самое они мне ввели, что и Гурману… А вскоре, после того, как меня вернули обратно… Вы когда-нибудь оказывались под выбросом? Впрочем, что это я?.. Но это было очень похоже… я ведь знаю, как это бывает… Я умирала — там, в Деревне, и если бы не отец и не Марго, моя старшая подруга… Меня бы уже… не было… Хотя, кто знает, что должно было со мной случиться от этого средства — может, в итоге на свет появилось бы такое чудовище, перед которым Стронглав — новорожденный щенок слепыша… А они… они послали наблюдателя, чтобы проследить, что станется с… подопытной мутанткой… Но я слишком хотела жить и не хотела становиться чудовищем… не хотела убивать людей…

Ксана бессильно прислонилась пылающим лбом к углу обшарпанного стеллажа, стоявшего у входа. Медленно повернула голову к Воронину и уставилась ему в лицо потемневшими глазами, в которых светились боль и лютая тоска.

— То, что они проводят свои опыты на порождениях Зоны — уже ни для кого здесь не секрет. И я просто стала очередным… материалом… Но самое страшное — что там были и другие подопытные! И это были люди! Я даже узнала одного сталкера из тех, кого здесь считают пропавшими без вести. Что с ними там делали — я не знаю, меня держали отдельно от всех, хорошо сторожили и быстро увезли обратно в Зону. Но… если история с Гурманом будет повторяться раз за разом… — обветренные сухие пальцы в многочисленных шрамиках и царапинах судорожно стиснули край полки, а голос травницы превратился в низкий тревожный полушёпот, — Они, эти созданные монстры, не будут такими, как… как обычные снорки, кровососы и звери. И когда-нибудь они выйдут сюда, в Зону, как это уже не раз случалось, и будут убивать, убивать, убивать…

Ксана всхлипнула и резко отвернулась к стене, закрыв лицо.

— Вот почему я решилась прийти к вам, — расслышал долговец, а девушка вновь устремила на него взгляд, но теперь её глаза молили о помощи, — Остановите их! Прошу вас! Защитите людей!

На секунду повисло тягостное, почти кожей ощутимое молчание.

— Ох, девочка, девочка… Сядь для начала.

Тяжёлые руки опустились на плечи, настойчиво, хотя и не жёстко направляя её обратно к стулу.

— И успокойся. Давай по порядку. Кто эти «они»? Кто увез тебя и других, куда? Ты должна рассказать всё, если уж начала этот разговор. Сказанные тобой слова — это очень серьёзное… обвинение.

Ксана покорно дала усадить себя на стул. Её трясло, как в лихорадке, щёки пылали.Сгорбившись, она зябко спрятала в рукава куртки разом похолодевшие ладони.

— Знаете, до того самого дня из всех людей в Зоне я по-настоящему боялась только вас… В смысле — «Долг»… — проговорила она. — Теперь же… Тато говорит, что я слишком доверяю людям, через это и попадаю во всякие неприятности… Я ведь думала, что со мной и вправду хотят поговорить про травы… Обрадовалась, решила, что им нужны мои знания, что смогу помочь… — она махнула рукой с полной безнадёжностью, — «Они» — это научники. Я не могу назвать имён — я никого там не знаю… Я даже не знаю, куда меня отвозили — в машине мне завязали глаза… Забрали меня из Деревни, когда я ходила проведать отца, люди в камуфляже, но наверно им просто приказали?.. Я не знаю, кто они — здесь почти все одеты в камуфляж. Может военные, может — наёмники… или ещё кто-то… Я плохо в этом разбираюсь. И… я ничего не смыслю в том, как живут люди за Периметром. Я и здесь-то многого не понимаю в ваших обычаях… Тато однажды сказал мне, что люди не едят людей… а то, что я узнала — наверно, сродни людоедству. Люди делают из людей чудовищ… Из своих же… Разве это хорошо? Это нехорошо. Это неправильно!

Она перевела дух и продолжила уже более спокойно.

— Поймите, я не хочу, чтобы кого-то убивали для того, чтобы остановить эти опыты. Может быть, есть способ сделать это без крови и смертей?.. Вы, долговцы, называете себя защитниками людей в Зоне и вне её — от неё же. Потому я и пришла к вам, хотя ваша работа — убивать таких, как… кто не такой. Но… кроме долговцев мне больше некого позвать на помощь. Другие группировки заняты добычей хабара и грызнёй за сладкие куски… и пока эта беда не коснётся кого-то из них — так и будут слепы и глухи. А люди снова будут пропадать… а потом в Зоне будут появляться всё новые и новые рукотворные монстры… и как знать, может, они будут даже страшнее и свирепее тех, что сейчас рождает Зона… Если не остановить тех, кто… для кого жизнь — всего лишь материал.

— Ты страшные вещи говоришь, девочка… — медленно проговорил Воронин, — Вещи, которые грозят многое изменить, если окажутся такими, как ты их рисуешь… — он надолго задумался. — Вот что. Сейчас я буду тебя спрашивать, а ты отвечай мне. Очень хорошо вспоминай всё, что видела и слышала. От этого могут зависеть многие жизни. Значит, ты уверена, что тебя и других из Зоны увезли военные? Наши обычные военные?

Ксана задумалась. Она даже прикрыла глаза, силясь вспомнить детали.

— Из Деревни… Да, это был обычный патруль. Они время от времени приходят туда и устраивают облавы на сталкеров. Кому не повезло — выдворяют за Периметр или, как я слышала, лишают свободы. А вот от Кордона… Я помню, что патруль довёл меня до КПП, и там стояла машина. И там сидели другие люди в камуфляже…

Ксана наморщила лоб и вдруг широко раскрыла глаза. Осмысленно поглядела на долговца.

— Эмблемы! У них были другие эмблемы! Не как у наших военных! А камуфляж — такой же!

— Так, хорошо, — в руках генерала оказался давешний блокнот. Короткая запись. Потом он вырвал несколько листов, протягивая их посетительнице. — То есть, военные передали тебя этим другим людям в форме, так? Попробуй нарисовать то, что видела на их нашивках. Сможешь?

Девушка виновато отвела глаза.

— Я… слишком мало смогла увидеть. Меня посадили в машину и почти сразу же завязали глаза… Да и потом… мне не до того было, я думала о предстоящем разговоре с научниками…

— Но ты ведь заметила, что эмблемы были другие. Так на что они были похожи?

— Цвета у них были другие. И форма. Вот такая… вроде… — Ксана взяла карандаш и неуверенно начертила фигуру, напоминающую геральдический щит с закруглённым нижним краем. Поколебалась, потом кивнула. — Да, точно. А цвета на эмблемах — что-то чёрное… красное… — она осеклась, мельком глянула на клановую расцветку формы на генерале и поспешила уточнить:

— Но не так, как у вашей группировки.

— Хорошо. — Воронин деловито писал. — Листок можно мне? — он аккуратно протянул руку к рисунку.

— Да-да, конечно! — Ксана поспешно отдала рисунок.

— Спасибо. А теперь дальше… Куда тебя эти люди привезли? То, что ты дороги не видела, я понимаю. Может, они разговаривали с кем-то? Что именно говорили?

— Молчали они, — расстроено поведала девушка, явно огорчённая тем, что не может помочь ему. Она распустила завязки платка и скинула его на плечи. На свет явились пушистые, чуть вьющиеся надо лбом и у висков волосы цвета ореховой скорлупы, уложенные в узел на затылке. — Но… Я вот что помню. Машина стояла — если смотреть от Деревни на Кордон — то носом влево, — все свои пояснения Ксана сопровождала жестами — И, когда мы поехали, то не разворачивались, поехали в ту же сторону. И за всё время пути если и сворачивали, то тоже влево. Я… меня тату не раз катал на своей «копейке», и я знаю, что если машина поворачивает влево — то все, кто в ней сидят, наклоняются вправо. И наоборот. Так вот — мы наклонялись вправо. Но не очень сильно. А когда вышли — я почувствовала слабый запах… воды. Очень большой воды. А потом мы стали спускаться вниз, и появился запах сырой земли. Правда, ненадолго. Потом всё заглушил запах… — девушка покрутила ладонью, силясь подобрать сравнение. — Э-э-э-э… наверно, немного похоже на то, как пахнет в доме Болотного Доктора, когда он делает операцию. Я это знаю — было как-то дело, я жила у него и помогала ему… И другие запахи — людей, железа… и разных живых существ… Вот…

— Ага… Да ты прямо разведчица у нас. С нюхом, как у ищейки. — улыбнулся генерал, а Ксана зарделась в ответ на комплимент. — Значит, говоришь, на восток куда-то везли, к воде… Понятно.

Он на минуту задумался. Люди, которым передавали пленных военные — видимо, кто-то из «диких гусей». Камуфляж стандартный, армейский — что ж, очень правильное решение для тех, кто не хочет выделяться! Он невесело усмехнулся про себя. Господи, Крылов был гений в тактике, но при этом падок на театральные эффекты, как пацан! Только ему могло прийти в голову нарядить людей, воюющих в лесостепи, в такие расцветки. А всё для того, чтобы походить на какой-то рыцарский орден средневековья. Паладины Зоны, блин… паладятлы… Сколько людей только из-за этого полегло…

Всё. Надоело. Следующий же заказ будет на человеческий камуфляж, а не на эти… костюмы спайдерменов!

Воронин выдохнул. Кипятиться после будем, Слава — сказал себе генерал. Что у нас дальше… Скорее всего, это были наёмники — этого добра у нас много. Эмблема неизвестная, ну да и леший с ней. Не надо быть пророком, чтобы увидеть сходство между этим щитом и тем, что рисовали на своих шевронах всевозможные ЧОПы и им подобные на Большой земле. Теперь вопрос — куда они пленных везли? На востоке у нас Припять и, уже за границей Периметра — Днепр. Больше крупных водных объектов в Зоне нет. Стационарный объект на берегу Припяти?

— Оксана, — голос генерала был глуховат, — Оксана, а на что были похожи помещения, куда тебя привезли? Это были дома или палатки? В них были окна? Они были большие или нет?

— Как-как вы меня назвали? — девушка почему-то растерялась, а потом в волнении прикусила губу, — Оксана?.. — она вздохнула, — Меня так только мама звала… иногда… — тут она спохватилась и сбросила морок какого-то дорогого ей воспоминания, — Впрочем, что я… Помещения?.. Я думаю, что это была какая-то подземная лаборатория… не удивляйтесь, откуда я это знаю. Может быть, вы помните, как года два назад один вольный… Меченый его звали… побывал в нескольких секретных подземельях? Потом ещё туда стали лазить все, кому не лень… Я там тоже однажды побывала — пришлось укрываться от выброса… Так вот: то, где я была, очень напоминало те подземелья. Разве что там было светло, чисто и… людно. И аномалий не было… Я потом описала всё, что видела, Марго — после того, как они с татом меня откачали, — так она тоже пришла к выводу, что это была какая-то неизвестная лаборатория. Уж ей ли не знать…

Воронин снова задумался. — «Вот ведь денёк… Так и голова вскипит скоро. Подземелье на берегу Припяти. Действующее подземелье. Очередная засекреченная лаборатория, а то мало их тут. М-да, хороша находочка… Прямо чудеса в решете — дырок много, а выскочить некуда. Это надо крепко обмозговать. И, пожалуй, со штабом. И девчонка, видать, не врёт — не похоже. И то, что люди пропадали на берегу — сходится.»

Генерал тяжело встал. Прошёлся по комнате, рассеянно глядя сквозь стену. — «Вот тебе и утренние новости. Чайку бы…»

— А много людей ты видела внутри? Учёных, солдат, пленных?

Ксана поёжилась.

— Не очень — с великой неохотой сказала она. — Может, их там и было много, но…

Её снова начало трясти.

— Чоппера — того сталкера, про которого я уже говорила, я увидела мельком — его выводили из одного кабинета как раз когда меня привели туда. Он, кажется, тоже меня узнал, хотел что-то крикнуть… Но ему не дали, охранник его ударил, он упал… Его увели, а меня ввели в тот кабинет, где он только что был. Там мне зачем-то прокололи палец и взяли немного крови… Я пыталась узнать, что всё это значит, кто они, и зачем я здесь… Но все мои вопросы словно на стенку натыкались. Они разговаривали между собой так, словно меня… не было… Потом меня заперли в каком-то маленьком помещении с тусклым светом… Под потолком было крошечное окошечко с решёткой, сквозь которое я слышала голоса людей за стеной. Слов было не разобрать, но мне показалось, что они все были полны тревоги, гнева и страха… А потом я услышала там лязг железа и крики. Кто-то отчаянно кричал что-то неразборчивое, на кого-то ругался… Потом крики стихли, снова послышался лязг… замок на двери моей… камеры… лязгал точно так же, когда меня запирали…

Я не знала, что и думать, но уже поняла, что влипла в очередную неприятность. И что никто не будет говорить со мной про лечение людей травами и артефактами… Мне стало страшно… Я заплакала… долго плакала… Потом, наверно, уснула…

Проснулась от света в глаза. Меня подняли и повели в тот же кабинет, что и ранее. Там какой-то человек в белом халате и маске приказал другому сделать мне укол. И снова меня как будто не существовало для них, со мной не разговаривали и обращались, как с… предметом. Или как с неразумным порождением. Потом было больно… я закричала… и стала как будто проваливаться в темноту. Последнее, что помню — как человек в маске вызвал охранников и приказал вернуть меня обратно в Зону. А его помощник спросил, не боится ли он, что я расскажу кому-нибудь всё, что видела и слышала здесь? А тот ответил: «Не успеет. Трас… транс-фор-мация (Ксана выговорила трудное слово по слогам) начнётся раньше, чем она доберётся до обжитых мест. Но всё же отправьте сообщение наблюдателю — пусть отследит процесс».

Ксана скорчилась на стуле, пытаясь справиться с бьющей её дрожью. Дыхание её стало прерывистым, со всхлипами.

— Но они ошиблись… У меня хватило времени и сил добежать с Кордона, где меня буквально вытолкнули из машины, до Деревни новичков. К счастью, отец был дома, да ещё к нему из Монстрохаток недавно примчалась Марго, встревоженная моим долгим отсутствием… Они спасли меня… Я… не стала монстром… И не умерла… Хотя неизвестно — что было бы… хуже…

Последние слова Ксана выдавливала уже шёпотом, сквозь слёзы. В её глазах стыли ужас и немой вопрос: за что?

— Концлагерь просто… — Воронин присвистнул, его комментарий предназначался только ему самому. — Настоящий концлагерь.

Он перевёл взгляд на девушку. Та, похоже, дрожала уже всем телом, хотя и пыталась не показывать виду. Натерпелась, бедная. «А я ведь, грешным делом, думал, что перевелись на свете такие подлецы, что всех их деды в землю в 45-м положили. Видать, не всех…»

— Ты, девочка… — он осёкся на полуслове. Развернулся и полез в шкаф, вытащил белую коробку с корявой надписью, из которой, покопавшись, вытащил пузырёк с жёлтыми крупинами. Девушка на стуле всё пыталась незаметно унять дрожь.

— Так, — он вытряс крупины на ладонь, отсчитал три штуки. — Вот, бери и глотай. Бери, говорю. Куда? Съешь. Вот так прямо и съешь. Валерьянка это.

— Нет!!! — дико вскрикнула Ксана и отпрыгнула прочь едва ли не вместе со стулом. Предмет скудной меблировки генеральского кабинета грохнул, опрокидываясь, а сама девушка забилась в угол. — Нет, не надо, я не хочу, пожалуйста!!!..

Жёлтые пилюльки покатились по щелястому полу, две тут же провалились.

Воронин почесал в затылке. — «Вот вам и привет.»

— Оксан… Оксана! Ты посмотри на меня. Я тебе не эти твои фашисты. Вылазь, вылазь оттуда.

В дверь деликатно постучали.

— Товарищ генерал, разрешите?

Долговец узнал голос.

— Серёжа! Слышишь меня?

— Так точно, Вячеслав Палыч… — голос за дверью был несколько озадачен.

— Так, Серёжа… Сюда не входи. Дуй к Васюку, пусть травы заварит. Какой? Свободовской, твою мать! Какую я пью, когда ваша братия мне мозги жарит хуже выжигателя? Как заварит, тащи сюда во фляге. Выполнять!

За дверью сорвались с места и ветром унеслись куда-то тяжёлые башмаки.

Он снова обратился к спрятавшейся в углу.

— Оксан… Выходи. Не бойся. Это ж валерьянка была. Не хочешь — не буду давать. Выходи. Сейчас чай пить будем.

«Господи, шо ж я несу такое?..»

Перепуганная Детёныш всхлипывала в своём укрытии. Генерал шагнул ближе, чтобы посмотреть, что там с ней, и вдруг увидел в углу своего кабинета… снорка! Воронин поморгал и понял, почему у него возникло такое видение.

Девушка припала к полу в классической, хоть плакат для новобранцев с неё рисуй, позе снорка, изготовившегося к бою! Подогнутые, готовые в любой момент распрямиться и бросить тело в прыжок ноги, широко расставленные, с уверенным упором на пальцы, руки, пружинно раскачивающийся у самого пола вверх-вниз корпус.

Снорк — и только! Только противогаза на лбу не хватало!

3. Почва под ногами

Что бы вы сделали, если сидящая напротив вас перепуганная девчонка вдруг обернулась монстром? Схватили автомат? Бросились бы наутёк?

Но не таков был наш генерал. За свою долгую жизнь Воронин многое видел и даже был на войне. Он знал, что такое паника. И знал, как с этим бороться. На практике. Он не стал хвататься за оружие, не стал звать часового. Долговец внезапно прыгнул вперёд, рявкнул что-то нецензурное и громко хлопнул в ладоши — так, что уши заложило.

Сжавшаяся в углу тень с огромными, обезумевшими от ужаса глазами метнулась назад, ударилась о стену, взвыла в голос, упала и… расплакалась.

Всё. Человек снова стал человеком. Вот такая магия в быту.

— Ну вот, — голос Воронина стал усталым. — Всё. Побузили и будет.

Он спокойно подошел к ревущей в три ручья, поднял её за плечи и усадил на продавленный диван, на котором сам иногда ночевал, когда дела задерживали. Поднял с пола свалившийся с неё платок и положил рядом.

— Я говорю, всё. Поплакали и будет, — рука Воронина осторожно, но властно подняла за подбородок голову девушки, заставив поглядеть ему в глаза. — Всё-ё!

Плач перешёл во всхлипывания.

— Вот умница. Сейчас пройдёт.

В дверь опять постучали.

— Товарищ генерал, всё принёс…

— Заходи, только тихо.

Часовой, протиснувшийся в комнату, выпученными глазами оглядывал перевёрнутый стул, скомканный в гармошку ветхий ковёр, всхлипывающую девушку на диване и самого Воронина, который, опустив плечи, стоял посреди всего этого безобразия.

— Т-товарищ генерал, фляга…

— Спасибо, Серёж. Вольно, да оживи ты. Замер, как статуя… Ступай, молодец.

Часовой боком-боком просеменил до двери и выбрался обратно, неестественно аккуратно прикрывая дверь.

В руках у Воронина оказалась полулитровая армейская фляга с отвинченной крышкой. От неё шёл беловатый пар и тянуло чем-то сладковато-терпким. Он спокойно выплеснул в форточку из своего стакана старую заварку и налил в него тёмно-коричневой ароматной жидкости. Фыркнул, вдохнув пар.

— Хорошо! Вот это чай. Сейчас пить будем. Будем?

Из настенного ящика появилась белая чашка с трещиной. Он протёр её листочком из всё того же блокнота, нацедил пахучего варева и протянул Ксане, буквально вкладывая в руки.

— На. Во-от. Правильно, понюхай, понюхай. Ну что, не яд, нет? Правильно, что не яд — стал бы я сам такую гадость пить! Мята, чабрец, ещё кой-чего, и всё с Большой земли, чистое. Давай-ка пей, оно вкусное, — он отхлебнул из своего стакана. — Ох, хорошо…


…Обнаружив, что совершенно бессознательно встала в боевую снорочью стойку, Ксана перепугалась ещё больше.

«Что я делаю?.. Зачем?.. Нет!..»

Сколько раз отец твердил ей, чтобы избавлялась от этих опасных, выдающих её с головой повадок! И Ксана старалась. Следила за собой, чтобы вот ни разу, ни капельки… А тут вот… сорвалась. После стольких лет жёсткого контроля за собой и своим телом. И, главное — перед кем? Перед лидером группировки «Долг»!!! На их базе!!! В его личном кабинете!!!

Просто прелесть.

«Сейчас меня убьют…» — как-то спокойно и даже отстранённо подумала она.

Но к её удивлению и вопреки ожиданиям, Воронин повёл себя совершенно не по-долговски!..

…Потом, когда он стал её успокаивать, усадил на диван, она стала немного приходить в себя и даже понимать, что… не будут её убивать. По крайней мере, здесь и сейчас!

Лидер долговцев что-то успокаивающе говорил ей…

А потом Ксана обнаружила в своих руках… чашку травяного чая. Недоумённо моргнув, она подняла глаза на Воронина — это ещё что и откуда?

Чай — вопреки её опасениям — оказался чаем, а не каким-нибудь подозрительным зельем. Тем более, что в стакане долговца было то же самое, и он это уже сам начал пить, так что, наверно, можно было не опасаться какой-нибудь очередной гадости?..

Смущённо спрятав лицо за чашкой, уже более-менее пришедшая в себя Ксана покаянно проговорила:

— Вячеслав Пав… лович… Спасибо вам, что… не стали стрелять. Я честное слово не хотела вас… пугать. Просто… потеряла контроль… Простите меня, пожалуйста… Я не снорк, честное слово! Просто… — она вдруг осеклась и посерьёзнела, явно приняв какое-то важное решение. — Если хотите — я расскажу вам о себе всё… В конце концов, раз уж я доверилась вам и обратилась за помощью… А вы меня не прогнали… выслушали и… вот сейчас не стали убивать… Наверно, вы имеете право знать правду. Чтобы уже окончательно решить, как ко мне относиться. А мне… я устала постоянно бояться ваших бойцов, прятаться от них. Хочется ясности и справедливости. Хочется окончательно всё расставить по местам. Чтобы не вздрагивать от каждого шороха и не ожидать пули в голову или… лабораторного стола… Хотя за всю жизнь я не сделала зла ни одному человеку, и я не враг людям… Пусть и порождение Зоны…

Она отставила чашку, из которой так и не отпила ни глотка. Впрочем, тут же пояснила свои действия:

— Это было, конечно, очень глупо с моей стороны испугаться простой валерьянки… — Ксана сконфуженно улыбнулась — Но после всего, что со мной сделали я, кажется, буду до конца жизни бояться человеческой медицины и лекарств… Можно я добавлю в свой чай кое-что из своей аптечки? Это мне как-то привычнее… Да и пусть пристынет маленько… — она снова улыбнулась — Не могу горячее пить. Обжигаюсь…

— Добавь, конечно, если хочешь, — генерал пожал плечами. — Главное, успокойся. А пока я коротенько повторю, что ты рассказала. Итак, тебя поймал патруль и отвёл на блокпост, куда за тобой приехали люди в форме, но не военные. Они отвезли тебя на восток, в некое научное заведение, расположенное под землёй, где было много пленных, солдат и людей в халатах. Там тебе ввели какое-то средство, после чего бросили одну. Все верно?.. И да, порождение ты наше, — генерал кисло улыбнулся, — кто же тебя откачал? Видать, болота у нас родят докторов просто батальонами… — добавил он уже тихо.

Ксана извлекла из сидора потёртый дерматиновый бокс от авто-аптечки и почти не глядя вынула из него склянку с ядовито-зелёной жидкостью. Поболтала и плеснула немного в чашку.

— Сталкеры прозвали это псевдовалерьянкой, — пояснила она внимательно наблюдавшему за её действиями долговцу. — На вид, вкус и запах — редкостная мерзость, но действует примерно так же.

Пузырёк исчез в аптечке, аптечка — в сидоре. Ксана подула на чай и осторожно отпила. Прислушалась к чему-то.

— Раз… два… три… четыре… Пять видов трав, — с лёгкой улыбкой определила она. — Правда, два из них я не знаю. Здесь это, кажется, не растёт. Жалко. Очень вкусно.

Вскоре Воронин заметил, как мышцы её лица расслабились, глаза ожили, а дыхание выровнялось. Ксана успокаивалась просто на глазах.

— Вы всё правильно запомнили — наконец, вернулась она к теме. — Только патруль меня не ловил. Они пришли в Деревню, когда я там была в гостях у тата, и сказали, что на Кордоне меня ждут. Что некие учёные люди очень хотят пообщаться со мной про мои травы и способности. И что в моих же интересах с ними поговорить… И знаете… похоже, они и сами верили в то, что говорили. Может быть те, другие, им наврали? И ещё: они словно знали, что я пришла в Деревню. Кто-то им сообщил, что ли? Помните, те, кто меня возвращал, говорили о каком-то наблюдателе?

Чашка опустела, Ксана с удовольствием пошевелила плечами, расправляя сведённые мышцы спины. Провела ладонями по лицу, пригладила выбившиеся из косы волосы.

— Много ли было людей там, куда меня привезли — я правда не знаю. Я там побывала только в том кабинете, коридоре и камере, где меня держали. И видела от силы человек пять-шесть, включая беднягу Чоппера… А откачали меня — как я уже говорила, отец и Марго, моя подруга. Тато разбирается в свойствах артефактов и умеет делать их сборки, а Маргоша… разбирается в моей аптечке. Я ей на всякий случай однажды показала и объяснила, где, что и для чего… Ох, они, кажется, применили ко мне весь имевшийся набор средств — так перепугались… — Ксана страдальчески скривилась, словно во рту у неё оказалась какая-нибудь гадость из её же аптечки — К счастью, я успела сказать им, что со мной случилось — прежде чем всё это началось. Ну и кроме того я сама сражалась за себя и свою жизнь, просила Мамо не оставлять меня, не делать чудовищем… Вот, всё получилось… Хотя, пока совсем не поправилась — где-то неделю пришлось отлёживаться… Пока лежала — много думала о случившемся. А потом сразу к вам побежала…

Воронин слушал её, не перебивая. Всегда стоит выслушивать собеседника, даже если он говорит вещи, которые вам не нравятся. Ошибки, просчёты чаще всего возникают от недостатка информации. Как их избежать? Во-первых, слушать, узнавать, и много, часто думать. А во-вторых — думать не предвзято. С первым у «Долга» всегда было богато. И сгинувший в аномалии, уже почти легендарный Ткаченко, и три года назад снявший себя с командирского поста Крылов ничего не делали наобум. А вот вторая часть уравнения, и Воронин это знал как никто другой, была слабой стороной «Долга». «Долг» делил мир на чёрное и белое и этим разделением руководствовался с самого начала — заманчивая, простая точка зрения. Которая, однако, как учит история — наука вредная и дошлая — мало кого довела до добра. Мир вокруг всегда оказывался слишком сложным.

Воронина жизнь научила другому пути оценки — он судил по делам и фактам. Судил по фактам — и заставлял опытного Паганеля идти туда, куда не лежало идти его нутро. Итог — уже год среди дальней разведки нет потерь от аномальной активности. Судил по делам — и не стал наказывать Брома, который два года ходил в рейды, а потом вдруг в Тёмной долине сорвался и убежал, с поля боя убежал, бросив автомат. Итог — когда брали Синичники, Бром сквозь кинжальный огонь и аномальное поле прополз на брюхе, занял водонапорную башню и один обернул поганый, тяжёлый бой в победу Долга.

Именно по этому своему убеждению — судить по делам и фактам, он и слушал сейчас, успокаивая, эту девочку, в которой человеческого-то было — дай бог, если половина, но которая вытаскивала людей с того света просто так — потому, что могла и, главное — хотела. Кто больший человек — она или, допустим, молодчики Волкодава — «чистокровные» люди — которые продаются тому, кто больше платит, и режут глотку вчерашнему союзнику просто потому, что новые союзники дали более жирный кусок?

— Спасибо, Оксан, достаточно рассказала. Спасибо. — Воронин допил последний глоток настоя из своего стакана. — Я тебя услышал и сказанное тобой проверю. Если они никуда не делись, эти… деятели — мы ими займёмся. А вот к тебе у меня будет несколько просьб и советов. Первое — никому не говорить про нашу с тобой встречу. Ну да это ты, я думаю, сама понимаешь — ты ведь вон какая умная. Второе — не болтай на каждом углу про то, что считаешь себя… не совсем человеком. Официально ты — человек. Ясно? От этого и иди. Остальное — досужие домыслы, болтовня. И да, — генерал развернулся в кресле — про Марго эту свою, и про остальных, ты тоже пока никому не говори. И мне тоже.

Он устало улыбнулся.

— Я-то не скажу… что мы с вами виделись. — Детёныш озабоченно сморщила нос и ткнула большим пальцем куда-то себе за спину. — Вот только мой приход к вам уже видела, наверно, половина «Долга», и ещё половина узнает позже — от видевших. С этим как быть?

— Не то я имел в виду, Оксан. Не о встрече говорить не нужно, а об её содержании — о том, что мы обсуждали. Понятно?

— А-а-а-а… Понятно. А тогда… ЧТО мы с вами могли обсуждать? — недоумённо, но с готовностью всячески его слушаться расширила глаза Ксана. — Ну, если кто приставать с вопросами будет? Всё-таки то, что я сама сюда пришла — очень… странно. И вопросы так и так возникнут. Что отвечать?

— Говори, что тебя наши разведчики напугали. Ты и пришла просить, чтобы больше не трогали.

— Ой-ёй… А вы думаете, поверят? — усомнилась девушка, — Ведь все в Зоне знают, как я от ваших бегаю… И пугают меня, кстати, отдельные ваши… товарищи чуть ли не при каждой встрече. Забава, наверно, у них такая… А тут — вдруг сама пришла на базу (которую обычно десятой дорогой обхожу), попросила встречи с вами… Видать, на этот раз хорошо напугали — раз так осмелела! Как сказал давеча Киллер — последний кровосос в Зоне сдох!

Она чуть подумала, а потом несмело предложила:

— А может… может так? Будто бы нашла вашего разведчика, задетого аномалией. Двигаться он не может, рация разбита, сам без сознания — но жить будет… Ну и пришла сказать, что всё в порядке, жив человек, у нас, лечится… Очнётся, оклемается — можно будет прийти и забрать… А? У меня и в самом деле было несколько таких случаев, это уж точно никого не удивит!

Воронин ничего не сказал — рассмеялся.

— Ох ты, конспираторша!.. Ну, добро! Пусть так будет. Ты, кстати, Оксан, действительно отметь-ка на карте, где ты сейчас обитаешь. Чтобы мои бойцы к тебе ненароком не забрели. Вон, карандашик лежит. И мне, если понадобится, с тобой найтись будет проще.

— Ой, конечно! — чему-то обрадованная девушка с энтузиазмом схватила карандаш… и растерянно замерла над картой. — Э-э-э-э-э… а я не умею картами пользоваться… Вы сами отметите, если я объясню, где?

— Отмечу, отмечу.

— Так… Надо найти Мёртвые Холмы. Это между Тёмной Долиной и Кишкой. Там есть заброшенный хутор в четыре дома. Не знаю, как он раньше назывался, но теперь это Монстрохатки… это мы с Марго его так назвали. А что касается ваших бойцов… Если они не станут пугать местных обитателей, которые гнездятся неподалёку, и ссориться с ними — то пусть забредают, мне не жалко. Мы там как раз недавно погреб починили, чтобы от выбросов прятаться… Но пусть будут осторожны: там у нас аномальное поле под боком!

Воронин склонился над картой. Чего ещё за Холмы такие? А, вот, кажется, они — от Долины недалеко. Так, нежилая деревня… Конец карандаша забегал по бумаге. Вот она. Деревня Бердяевка. Он сделал аккуратную отметку около группы прямоугольников, обозначавших дома.

— Нашёл. Хорошо. Теперь, Оксан, я тебя отпускаю. Ступай себе в эти твои Хатки, и сиди там тихо. Надо будет — я тебя разыщу. Чего, может быть, ещё хочешь спросить?

Детёныш озабоченно потёрла переносицу.

— Да не то чтобы спросить… Скорее, уточнить. Вот вы говорите, чтобы я никому не говорила, что я не человек… А смысл? Куча народу видела, как я защищала снорка-Гурмана и уводила его из Деревни… Добавить то, что про меня говорят — и что аномалии с выбросами чувствую, и что с монстрами, как с родными… и всё такое прочее… Вам-то я открылась потому, что не хочу, чтобы вы и ваши люди меня воспринимали, как угрозу для людей. Хочу, чтобы всё было по-честному. Но даже если я напишу на лбу «Я — человек!» — всё равно никто не поверит. Потому что уже поздно. Так что пусть всё идёт, как идёт, ладно? Болтать налево-направо о своей природе я и раньше не болтала, но и переубеждать кого-то в отношении себя не стану. Бесполезно.

— Оксана, Оксана… Как же тебе объяснить… Кому, как не тебе, не знать, как «Долг» относится к мутантам? Я не скрою, что и к тебе какое-то время назад отношение было настороженное, если не сказать враждебное. Оно изменилось, и более того — для нас ты теперь официально считаешься человеком. Есть такое слово — официально. То есть, всякий, кто является членом «Долга», должен относиться к тебе, как к человеку, несмотря ни на что. Мы не слепые, поверь. Я скажу открыто — я вижу и видел, какие в тебе есть черты наравне с человеческими. И люди это видят. Но признать — во всеуслышанье признать, что мы, «Долг», стали почти друзьями с мутантом — равнозначно потере той основы, на которой «Долг» зиждется. А с потерей основы может произойти… много опасного. Сейчас не то время, когда можно терять почву под ногами. Так что пусть лучше то, что мы с тобой мирно сидим и беседуем здесь, будет просто одной из странностей в жизни «Долга», чем трещиной в нём. Ты поняла меня? Скажи, если не поняла, я попробую объяснить по-другому. Это важно, девочка. Пойми.

Ксана чуть задумалась. Потом медленно и очень серьёзно кивнула.

— Я вас поняла, Вячеслав Павлович. И… спасибо вам за эти слова, они для меня очень важны и… дороги! — она посмотрела на долговца с искренней горячей признательностью и смущённо покраснела, — Ведь и мне самой приходится… делать всё, чтобы не терять этой, как вы говорите, почвы. Ведь помогая людям в Зоне, я не имею права отдавать предпочтение какой-либо одной группировке или клану. Мне нельзя водить людей по Зоне, как проводнику, или помогать им добывать артефакты. Как бы ни просили, что бы ни предлагали и чем бы ни угрожали. Иначе нарушится равновесие… достаточно уже того, что Мамо позволила мне лечить людей. Я даже не знаю, чем мне аукнется мой сегодняшний приход к вам… Но разве в такой ситуации можно оставаться в стороне? Это же будет неправильно, правда?

Она подняла с пола сидор и вделась в лямки. Привычными чёткими движениями повязала платок.

— Но, несмотря на то, что мне нельзя отдавать предпочтение кому-либо… Если мне вдруг ещё что-то станет известно про эти подземелья и то, что там делается… или вдруг что-то случится, связанное с ними — как я смогу сообщить вам?

— Ты рацией умеешь пользоваться, Оксана? Брала когда-нибудь в руки?

— Ну… когда тато ещё ходил в Зону, я иногда убегала из Деревни, чтобы найти его… В общем, часто видела, как он ею пользуется… Если надо — могу попросить его дать мне одну рацию и научить, что с ней делать. От нас, конечно, до Деревни — рукой подать, но иногда бегать в гости просто… некогда. — Ксана лукаво улыбнулась.

— Не ходи в деревню. Я тебе дам рацию. Наши будут, пожалуй, помощнее Панасовых. С её помощью ты меня и сможешь найти. Или, если совсем туго будет, просто попросить наших, кто рядом окажется, подойти.

— Хорошо, как скажете, — кивнула девушка.

— От бойцов наших можешь отныне не прятаться, всяких там пугателей я приструню… Тоже мне, нашли развлечение!.. Ещё чего-то хочешь спросить?

— Ага… — Детёныш смутилась и покраснела. — А… как отсюда выйти? Ну, к воротам базы?.. А то ведь я не запомнила дорогу…

— Ну это как раз просто, — генерал поднял рацию. — Я — центральный. Капитана Киличенкова ко мне — если на месте.

Минуты через две в дверях возник Киллер.

— Вызывали?

— Вызывал. Михал Евгеньич, мы с Оксаной поговорили и остались друг другом довольны. Ты теперь проводи её до КПП, чтоб не заплутала… и чтоб не обидел никто. И возьми, пожалуйста, для неё у Дашкевича рацию и два комплекта батарей. Рацию на 150 и 152 настрой.

— Слушаюсь! — Киличенков с интересом глянул на совершенно успокоившуюся и даже как будто повеселевшую мутантку, но от вопросов удержался.

— Ну, пойдём, что ли… — хмыкнул он.

На пороге Ксана остановилась и обернулась.

— Вячеслав Павлович, ещё раз спасибо вам!.. До свидания!

И, прежде чем закрылась дверь, на Воронина в его полутёмном кабинете словно поток солнечного света пролился и теплом повеяло — Дитя Зоны улыбнулась ему. Так светло, радостно, благодарно и… доверчиво-распахнуто, словно ребёнок, давным-давно разуверившийся в чудесах, и вдруг увидевший на пороге своего дома самого настоящего Деда Мороза с полным мешком подарков.


— К Дашкевичу на склад я сам пойду, а ты подождёшь в коридорчике, — непререкаемо заявил Киллер по дороге. — А то если он увидит, кому выдаёт комплект связи — будет такое маппет-шоу…

Ксана ничего не поняла из окончания фразы, но с готовностью согласилась подождать и не «отсвечивать». Спустя минут десять Киллер принёс рацию и два аккумулятора к ней.

— Держи. Пользоваться-то хоть умеешь?.. Ясно. Не умеешь.

— А ты меня научи? — Ксана склонила голову набок.

— А зачем? И вообще — нафига тебе рация? Чего там ещё Воронин придумал?

— А это не мне, — пояснила девушка, помня уговор с генералом. — Как бы так объяснить… Ну, в общем, один ваш разведчик влетел в аномалию недалеко от нас. К счастью, выжил, но пока что в очень плохом состоянии. Без памяти, двигаться пока не может, и рация у него испорчена. Но жить будет. Вот я подумала, подумала — и решила прийти сюда и сказать, чтобы не волновались за него, что жив.

— Наш разведчик, говоришь? — долговец с сомнением поскрёб пальцем в усах. — Как его позывной?

— Откуда же я это знаю? — очень натурально возмутилась Детёныш и даже развела руками. — Он же без сознания! Очнётся — сам, наверно, с вами свяжется. Затем мне Воронин и рацию велел дать — для него.

— И ради такого дела тебе понадобилось идти к самому? Не проще ли было найти в Зоне один из отрядов…

— Ага, и чтобы они меня грохнули, не разобравшись? Спасибо! Я ещё жить хочу!

— А типа у базы бы тебя не грохнули? — долговец прищурился.

— Ну… — Ксана чуть покраснела и с видом скромницы намотала на палец шнурок от стяжки капюшона куртки. На её губах снова мелькнула лукавая улыбка — Я вдруг подумала… что вы очень удивитесь тому, что я к вам сама пришла, аж на саму базу, к самому Воронину — и не станете меня трогать… И как видишь — не ошиблась!

Киллер несколько секунд оторопело смотрел на неё… а потом расхохотался.

— Ну ты хитрюга! — отсмеявшись, сказал он. — Тебя бы к воякам, в отдел планирования операций!..

— Не надо меня… к воякам на операцию! — испугалась девушка, явно подумав что-то не то. — Ты лучше меня этой штукой научи пользоваться!

— Ох ты, блин, дитя природы… Ладно. Смотри сюда!..


Минут через пятнадцать Ксана покинула территорию долговской базы и спешно направилась туда, где пряталась в ожидании изломша.

— Марго! — негромко окликнула она. — Я пришла, выходи!

— Это называется, кого за смертью посылать!.. — раздражённая мутантка выбралась из развалин и бросилась к подруге. — Ксана, блин, я чуть окончательно не поседела, думая, чего ж ты там так долго! Уже подумала, что тебя там… уже препарируют и готовилась объявить джихад этим бронечучелам… Как ты?

— В порядке. Прости, что задержалась, надо было о многом переговорить. Не бойся, всё прошло очень хорошо, мы даже договорились… Воронин, оказывается — очень хороший человек, прямо как тато!.. И он…

— Так, давай-ка мы сперва уберёмся отсюда, а уж потом ты мне всё расскажешь! — предупреждающе подняла скрытую плащом руку изломша и опасливо покосилась в сторону КПП.

— Да, конечно, пойдём!

Они пошли прочь от Ростка, и Ксана, зная, что с долговского КПП за ними наблюдают несколько пар глаз, на ходу обернулась и весело помахала рукой.

4. Ответный ход Мамо

16-18 января 2015 г., хутор Монстрохатки

Дня через два в Монстрохатках стали замечать, что в окрестностях хутора как-то прибавилось пришлых обитателей Зоны. Уже невозможно было пройтись до ближнего леска или по холмам, чтобы не наткнуться там на стаю-другую псевдопсов или слепышей или не повстречать на дороге нескольких зомби. Временами по уже убранным огородам разгуливали кабаны или плоти в поисках корма, и Дамка вместе с подросшими щенками прилежно их гоняла.

Впрочем, на сам хутор порождения не забредали, а урон в виде нескольких сломанных жердей в заборе да пары-тройки потоптанных и перерытых грядок (с которых всё ценное было убрано ещё до первых заморозков) вполне можно было пережить и поправить.

— Гон будет, — сообщила Ксана, обеспокоенно вглядываясь из-под руки в сторону холмов на севере. — В районе заброшенной фермы от порождений вообще не протолкнуться. Скоро вся эта толпа придёт в движение. Остаётся только гадать, в какую сторону их понесёт… Ох, не нравится мне всё это…

На всякий случай она сбегала до Деревни и известила отца, чтобы тот предупредил сталкеров: не суйтесь пока в район Тёмной Долины — там сейчас опасно, гон собирается.

Обжитые людьми окрестности Долины притихли и затаились в предчувствии большой драки и спешно готовясь к ней.

Ещё через день Ксана и Марго стали ловить себя на том, что испытывают какое-то необъяснимое томление. То самое, когда хочется куда-то бежать — не оглядываясь и не замечая ям и камней под ногами и веток, бьющих по лицу. Особенно страдала изломша, на которую периоды активности Зоны действовали очень сильно.

— Ещё немного — и я пойду и кого-нибудь порву!.. — как-то пожаловалась она Детёнышу. В ответ Ксана только успокаивающе обняла её.

— Так всегда бывает перед выбросом, — объяснила она, — Я тоже когда-то испытывала такие ощущения. Тоже хотелось бежать куда-то, беситься, кричать, обрывать с кустов листья… Потом как-то привыкла… А другие порождения чувствуют это и перед гоном. Как ты, например. Странно только, что я совсем не чувствую, что будет выброс. Гон — да, будет. Но… в последний раз меня захватывало предчувствиями гона только в детстве, а потом перестало… Странно, что оно вернулось…

— А, может… Зона хочет, чтобы ты тоже пошла с гоном? — предположила изломша.

— Но зачем? — Ксана сделала большие глаза, — Меня же там затопчут в толпе! Или люди убьют при прорыве… И ещё: мне как-то никого не хочется убивать, а гон — это всегда кровь и смерть.

— Я не знаю, зачем. — Марго покачала головой. — Но, может, необходимо само твоё присутствие?

— Знать бы ещё, в какую сторону пойдёт гон… — тоскливо прошептала Ксана. Её, уже давно привычную, тоже потихоньку начало пробирать.

Ответ на вопрос пришёл на следующий день.

Неслышный удар сотряс пространство Зоны, и всё огромное скопище аномальных существ пришло в движение. Сперва медленно, а потом — набирая скорость как катящаяся с горы снежная лавина, толпа разнообразных мутантов двинулась… на юг!

— Ох, ёлки!.. — воскликнула Ксана, когда поняла, куда может направляться волна.

Кажется, Мамо решила сама заняться вопросом наглого вмешательства людей в её процесс сотворения порождений!

Всё новые и новые волны мутантов катились мимо Монстрохаток. Только что, прихватив щенков, убежала со стаей сородичей Дамка. Взбудораженные не хуже остальных, обитательницы хутора, наконец, не выдержали и бросились следом.

— Кажется, они идут в ту сторону… где должна находится та… лаборатория, где меня… мучили! — на бегу прокричала Ксана Марго. — Мне надо предупредить кое-кого!

Она притормозила у какого-то камня и выдернула из кармашка сидора выданную Ворониным рацию.

— Я… не могу ждать… — просипела изломша, нервно покачивая скрытой под плащом «боевой» рукой, — Она… зовёт меня…

— Иди, я догоню! — пообещала Ксана, лихорадочно припоминая, чему её учил Киллер. — Только прошу — будь осторожна, не лезь на рожон!

— Хорош-шо…

Изломша скрылась в толпе убегающих мутантов, а Ксана, наконец, сумела разобраться с рацией.

— «Долг», кто слышит меня?.. — звенящим от напряжения голосом проговорила она в чёрную коробочку. — Позовите Воронина…

— Воронин слушает, — после паузы, щелчка и шипения раздался знакомый спокойный голос. — Говорите.

Детёныш сперва растерялась, но спокойствие собеседника придало ей уверенности.

— Вячеслав Павлович…

— Оксана? — голос долговца чуть потеплел, но в то же время слегка напрягся. — Что-то случилось?

— Вячеслав Павлович, есть сейчас кто-то из ваших в… там, где я говорила?

— Да, — после некоторой паузы пришёл ответ.

— Ох!.. Скажите им, чтобы НЕМЕДЛЕННО уходили оттуда! Пожалуйста, это очень важно!

— Объясни?

— Гон! Идёт от Тёмной Долины!

— Направление? — голос Воронина стал жёстким.

— Холмы, Кишка и дальше к Периметру! Может быть накроет и то место, где… я была! Пусть ваши уходят оттуда!..

— Не части и успокойся! Я всё понял. Скажи лучше, в какую сторону им уходить? Ты лучше знаешь те места. К Кордону?

— От Кордона их отрежут! Пусть идут к реке, а потом, берегом — в Монстрохатки! Там сейчас пусто, никого нет!

— Ты там?

— Нет. — Ксана судорожно вздохнула. — Я… Мамо велела нам идти вместе с… остальными… Я… не могу ослушаться… Пусть ваши идут в Монстрохатки. Там есть погреб, пусть пока спрячутся в нём и сидят тихо, как мышки! Что бы ни происходило! А то пока они будут выбираться из наших аномалий, гон пойдёт обратно, и они не успеют добежать даже до фермы! Пусть уж лучше меня в Монстрохатках дождутся, а я их потом выведу! Хорошо?

— Добро, — после некоторого молчания пришёл ответ. — Сейчас отзову бойцов. Что там с аномалиями вдоль Припяти?

— Мало! У Монстрохаток аномалии только со стороны Кордона и Свалки, а с другой стороны нет. Но лучше пусть берегутся!

— Принято.Ты сама как? Вас гоном не задело?

— Краем… Не беспо… — какой-то пробегающий мимо снорк толкнул Ксану, она выронила рацию, и та тут же улетела под ноги, лапы и копыта бегущих мутантов.

— Ой-ёй… — всплеснула руками Детёныш. — Как плохо-то!..

Ей очень хотелось вернуться в Монстрохатки, чтобы дождаться воронинских разведчиков. А ещё лучше — пойти навстречу и перехватить их у Припяти. Ксана умела быть благодарной. Воронин выслушал её, послал своих бойцов искать ту проклятую лабораторию, но самое главное — утвердил среди своих её статус человека. Теперь Ксана могла не бояться вооружённых людей в красно-чёрных бронежилетах. А это дорогого стоило!

Вот потому она и решилась нарушить свой обычай не отдавать предпочтения ни одной группировке в Зоне. Сейчас «Долг» помогал ей защитить будущее людей — значит, она, Ксана, должна помочь «Долгу»!

Но видимо, Мамо на её счёт имела другие планы. Как ни стремилась Детёныш обратно — вернуться в Монстрохатки ей всё никак не удавалось. Мешали идущие на юг порождения, и она, пытаясь пробиться, нередко оказывалась втянута в их толпу и увлечена общим движением. И ещё этот зов, тянущий её туда, на юг, вслед за остальными… Он становился всё слышнее, а ощущения, с ним связанные — всё невыносимее.

Наконец, она сдалась.

— Мамо… Ты хочешь, чтобы я пошла туда и увидела всё своими глазами? Хорошо, как скажешь! Пожалуйста, прости меня, что не хотела тебя слушаться. Я иду!

И, развернувшись, Дитя Зоны побежала следом за последними, уже существенно поредевшими рядами мутантов.

* * *
— Группа семь! Грищенко, ответь центральному.

— Я седьмой. Слушаю вас, центральный.

— Седьмой, где находитесь?

— Восточный выход железки из тоннеля, после моста. Идём на юг-юго-восток, объекта пока не видели.

— Понятно. Седьмой, слушай мою команду — операцию отменяю. Уходите оттуда. На вас идёт гон. Повторяю — операцию отменяю.

— Ах ты ж ё… Принято, центральный, закругляемся. Откуда идут?

— С севера. Направление — Долина-Каньон-Периметр. Уходите к берегу, по нему — на север, потом — резко на запад. Ориентир — деревня Бердяевка. Там пережидайте до команды. Всё. Выполнять.

— Понял, центральный. Выходим. Сколько у нас времени?

— Не знаю, Петя, мало. Торопитесь. В Бердяевку заходите строго с востока, от реки. С других сторон не пройдёте — аномальные поля.

— Ещё краше… Есть заходить с востока.

— Доложишь, как дойдёте.

— Есть доложить… Палыч, а откуда весточка-то про гон?

— Из первых рук… Петя! Кончай трепаться и ноги в руки бери!. Не успеешь — в блин раскатают!.. Да! В Бердяевке живут самосёлы — их не трогать, это свои.

— Есть!

Пётр Грищенко, командир одной из разведочных четвёрок «Долга» спрятал рацию и повернулся к своим бойцам:

— Так, парни, у нас проблемы. С севера идёт гон. Воронин приказал сворачиваться и уходить. Маршрут такой: на восток к Припяти, потом — берегом на север, в хвост гона, затем — резко на запад. До особых распоряжений отсиживаемся в Бердяевке. Порядок движения: я веду, за мной — Фриз, за ним — Вук. Кошак — замыкающий!

— Есть! — отозвалась чётвёрка.

— Всё, выдвигаемся! Бегом-бегом!

* * *
Бегуном на длинные дистанции Детёныш была неважным. Так что, когда зов действительно привёл её к тому месту, где располагалась злополучная лаборатория, всё уже было кончено.

Да, она не ошиблась — гон прокатился и по этому району.

Обнесённая полуразрушенной бетонной оградой небольшая вырубка в лесу выглядела как поле боя. Тут и там валялись убитые мутанты, между ними бродили их живые собратья — в основном, снорки и разнообразные собаки — слепые и псевдо — и пировали.

Детёныш осторожно вышла на открытое место. Ей сразу бросились в глаза, что несколько секций ограды были разнесены в обломки и пыль как будто чудовищными ударами. Псевдогиганты поработали, поняла она. За оградой, среди каких-то кирпичных построек возвышалась солидная земляная, укреплённая бетонными же щитами насыпь с металлическими, но искорёженными в лохмотья, полусорванными воротами. На площадке между оградой и насыпью валялось несколько истерзанных трупов с оружием — видимо, охранники, которых гон застал врасплох. Земля и песок у входа (а точнее — въезда, поскольку от ворот тянулась на запад довольно широкая колея) в лабораторию были густо запятнаны уже остывшей и начавшей замерзать кровью.

Кроме трупов охранников, Ксана не увидела никаких других человеческих тел. Видимо, основные кровавые события происходили внутри.

Отметив довольно незначительное количество оставшихся здесь порождений — живых и мёртвых — Дитя Зоны поняла, что, уничтожив лабораторию и — возможно — её персонал, гон покатился дальше на юг.

К Периметру.

А это значит, что на юго-восточной границе Зоны сейчас происходит чудовищная кровавая бойня!

— О, Мамо… — потрясённо прошептала девушка.

Поколебавшись, она направилась было внутрь подземелья… но, не пройдя и половины пути, в ужасе бросилась обратно.

Живя среди снорочьей стаи и всю жизнь бродя по Зоне, она насмотрелась всякого и всегда думала, что привыкла к виду кровавых зрелищ. Но увиденное в подземельях лаборатории повергло её в такой шок, что, выскочив из разбитых ворот и упав на землю за каким-то бетонным обломком, Дитя Зоны долго не могла прийти в себя. Её трясло так, как, наверное, не трясло во время недавнего визита к Воронину.

— Мамо… — шептала она, — Зачем?..

Внезапно её как ударило: Марго!

…Когда Ксана пришла в себя после того страшного происшествия, она рассказала отцу и подруге всё, что с ней произошло. Изломша от её рассказа пришла в неописуемую ярость и заявила, что если когда-нибудь «эти отморозки» попадутся ей в руки — уж она припомнит им обиду, причинённую Детёнышу! Так, что мало не покажется никому!

— Марго, Марго, если и ты здесь была и… убивала… — простонала Ксана и закусила край ладони, чтобы не завыть в голос, как воет собака по потерянным щенкам. — Нет, только не ты!

Немного придя в себя, она решила на всякий случай поискать подругу здесь.

— Марго! — крикнула она. — Маргоша, где ты?

Только рычание дерущихся за куски трупов порождений, да бормотание зомби было ей ответом.

— Марго! Отзовись, пожалуйста!.. — Ксана всхлипнула. Ей очень не хотелось идти искать изломшу среди изрешеченных пулями трупов мутантов, но лучше лишний раз убедиться, что…

В голове вдруг зашумела кровь, виски словно сдавило обручем, и Детёныш ощутила странное присутствие в мозгу кого-то… чужого… Обернувшись, она непроизвольно вскрикнула.

В нескольких шагах от неё из-под сени нависшего над раскуроченными воротами щита выступила прямая и высокая человекоподобная фигура, закутанная в старый плащ с капюшоном. Вокруг увивалось несколько слепых псов и парочка снорков. Ксана увидела, как остальные мутанты все как один замерли и оторвались от своих кровавых трапез и перестали грызться за куски. Даже зомби прекратили своё вечное бормотание и затихли. Несколько десятков глаз выжидательно и преданно обратились к фигуре в воротах.

Контролёров Ксана не то чтобы боялась, но, осознавая их грозную и губительную силу, старалась поменьше попадаться им на пути. В конце концов, Зона большая, всегда есть где маленькому Детёнышу разойтись с кем-то из Старших Братьев, никак не мешая им, не тревожа их покой и… не попадаясь под горячую руку!

«Кажется, в Монстрохатках меня сегодня не дождутся…» — тоскливо звякнуло где-то в закоулках подсознания.

5. Злое место и старый знакомый

День был морозный, но в это время года в Зоне (в которой, как известно, почти всегда царила осень) такие заморозки — не редкость. Только что прекратила сеять мелкая льдистая крупа, по небу бежали серые кучи-облака, а ветер с реки был промозглый, порывистый. Холодно, свежо…

Контролёр поморщился: в морозном воздухе запах каменного крошева чувствовался особенно резко. Он медленно встал с поваленного обломка стены и снова огляделся. Что бы здесь ни было час назад — сейчас оно прекратило быть.

…Он был ещё далеко, когда первые волны бега обрушились на это странное место. А когда пришёл и он — всё уже кончилось. Бетонная ограда стоянки неразумных была повалена, на земле лежали растерзанные тела.

Контролёр отвлёкся на резкий звук — за его спиной уродливая свинья-плоть, пронзительно вереща, промчалась через побоище, загремела одиноко валявшимся шлемом и побежала догонять далеко уж ушедшее стадо. Всё. Бег валом прокатился через это место, смял его, как пустую скорлупу и ушёл дальше, вперёд, к Границе.

Для них Голос всё ещё звучит.

Контролёр ещё раз глубоко вдохнул пахнущий пылью воздух. Чем ты проще — тем неотступнее Голос для тебя. Видимо, именно так всё и устроено. Свиньи, собаки, волки, мелкая и крупная живность — их мысли очень маленькие и простые. Голос — гораздо сильнее и больше. Он — самая сильная мысль, самая яркая идея, которая когда-либо бывала в их головах. Поэтому они будут всецело захвачены им. Он станет их сутью, их волей.

Разумные же слышат Голос по-другому. Конечно, он зовёт, тревожит, но в нём больше просьбы, чем приказа, и неизменно присутствует ясное понимание, зачем нужно то, к чему он зовёт.

Сегодня бег пришёл в это место потому, что в нём поселилось зло.

Контролёр сделал несколько шагов по песку. Что-то было там, внизу, под землёй, под слоем бетона и железа — неразумные любят и то, и другое. Было — и закончилось, когда бег, смяв охрану, прорвался внутрь. Что-то холодное, осязаемо-гадкое растворилось и исчезло. Он почувствовал это и успокоился. Дело было сделано. Только звери и Младшие недоумевали. Как, куда? Гневная песня Голоса была такой упоительной, но они не захотели поверить, что она закончилась.

…Он как никто другой знал, что сейчас их разношёрстный поток мчится вперед, дальше к югу, сметая, проламывая и грозя залить кровавым потопом всё, что встретит на пути.

Они не скоро ещё успокоятся.

Еще несколько шагов. Какое-то движение впереди привлекло его внимание. Мимо целой россыпи тел — люди, собаки, кабанья туша с неестественно вывернутой головой — брела неверным шагом маленькая серая фигурка. Спотыкаясь, она перешагнула через одного из убитых, голова, или то, что выглядело головой, судорожно дернулось — фигура пыталась разглядеть лежащее тело. Снова несколько неверных шагов. Кто это?

Контролёр провёл рукой вдоль худого лица. Его глаза увидели фигуру раньше внутреннего чутья. Он был удивлён. Да кто же это? Зомби? Отбился от своих и потерял направление? Или выжил кто-то из тех, что прятались под землёй?

Он глубоко вдохнул. Сейчас мы всё узнаем… Невидимое и неосязаемое щупальце его мыслей вылетело вперёд и коснулось фигуры. Кто ты? Повернись…

А потом его глаза расширились, и щупальце рассеялось, будто его и не было. Он был дважды удивлён за один-единственный день.

— Здравствуй, Дитя Зоны. Здравствуй, Ксана.


«Кажется, в Монстрохатках меня сегодня не дождутся…» — тоскливо звякнуло где-то в закоулках подсознания.

А потом она услышала. Не разумом. Слухом:

— Здравствуй, Дитя Зоны. Здравствуй, Ксана.

Девушка вздрогнула и подняла на контролёра взгляд. Глаза её расширились, теперь она смотрела на Подчиняющего, не в силах оторваться.

— Здравствуй… Старший… — проговорила она. — Я… потревожила тебя? Прости, не хотела… Я сейчас уйду… если позволишь…

— Нет. Не потревожила… — голос контролёра был спокойным, даже мягким, только очень глубоким. — Ты меня не помнишь, и потому напугалась. Я уже говорил с тобой. Давно. Недалеко от твоего дома. Я тебя узнал. Не пугайся. Если хочешь идти — иди. Не удержу.

Ксана, не отрывая взгляда от его полускрытого капюшоном лица, медленно склонила голову набок.

— Так это был ты… — она коснулась лба и смущённо потупилась. — Моя дырявая память… Совершенно не запоминаю лица! А ту встречу я помню! Ты и в тот раз появился неожиданно для меня.?

На её лице появилась несмелая улыбка.

— Узнала, — бледные губы улыбнулись в ответ. — Я рад. Что ты здесь делаешь, Детёныш? Это дурное место.

— Я знаю… — прошептала Ксана, и улыбка погасла. — Я… уже была тут… там, внизу… — дрожь прошла по её телу. — А теперь Мамо позвала меня, чтобы показать, что здесь стало…

— Значит, тебя позвал Голос, — контролёр подошел ближе, оставляя на сыром песке широкие и глубокие вмятины следов. — Не бойся, всё уже прошло. Я не знаю, что было под нами. Но оно не должно было быть. И его больше нет. Ты можешь уходить отсюда. Или ты все ещё слышишь Голос?

— Тут делали… чудовищ… из людей… — Ксана зябко обхватила себя за плечи. — И… не только из них… Мамо велела мне прийти сюда… Мне и моей подруге. Но я потеряла её, наверно, она пошла дальше, со всеми… Я искала её здесь, боялась, что она лежит среди мёртвых… И что она и сама убивала, ведь она обещала отомстить людям, которые были тут… За меня… Старший, ты не видел здесь мою подругу? Её зовут Марго, она излом. И тоже, как и ты, в плаще ходит.

Видимо, день сегодня был такой. Контролёр усмехнулся сам себе. Новый сюрприз стоил прежних. Кажется, эта маленькая будущая женщина может найти общий язык даже с камнями. Где-то здесь, среди развалин, трупов и гари есть ещё один её знакомый. Надо же — излом, да ещё и женского рода! Редкая птица в этих краях! И эта девочка называет её своей подругой!

Кажется, ему на мгновение даже стало завидно. Всю свою жизнь в Зоне он страдал от одного — ему было не с кем разговаривать. Много ли радостного в мире, если ты в нём почти один? А он был один, с того самого момента как осознал себя.

Это только со стороны кажется, что все мутанты в Зоне одинаковые. Если это сходство и есть, то оно не больше, чем среди людей. Так-то, если поглядеть на людей Зоны не очень пристально — тоже может показаться, что они почти братья-близнецы — все с оружием, в почти одинаковой одежде, и уж конечно, с одной одинаковой страстью, целью жизни, называемой хабар или добыча. Все бегают, как оголтелые, по оврагам и буеракам, лезут туда, куда лезть не следует, и ищут, ищут, ищут. Похожи друг на друга? Похожи. Только если заглянуть поглубже в голову каждому из этих похожих, станет ясно, что это не совсем так. Один из них трус, другой пьяница, третий идеалист, четвертый — вообще не разберёшься, кто он и зачем пришёл. Один сам лезет в зелёный студень, а другой караулит такого первого с ножом у ближайшего угла — мол, давай, простофиля, давай, неси мне красивую ту штуку, а уж я найду, куда её пристроить, да и тебя следом! Есть безымянный доктор на болотищах, который и первому, и второму заштопает дырки за просто так — от любви к своему делу и людям. Так-то. В Зоне двух одинаковых камней не бывает, а вы тут про людей…

Нелюди в Зоне тоже разные. Просто глядеть надо пристальнее. Но из-за этой самой разности, чтоб ей, контролер и отчаялся было найти хоть одну родственную душу. Пусть подобных ему в Зоне было не один и не два — но у каждого из них своё в голове. И хранилось это своё под семью замками и десятью печатями. Так можно прийти к старому приятелю, которого не видел много лет, поговорить с ним один вечер, а потом — всё. Вроде, и увидеться были рады, а говорить больше не о чем. И еще долго не о чем будет. И уходишь, улыбнувшись и пожав руку, а на душе тоска зелёная.

Так и здесь. Есть, правда, и более прозаическая причина того, что контролеры подолгу рядом друг с другом быть не любят. Фонит от соседа сильно. Неприятно это, когда постоянно по голове будто дятел стучит…

Так он и бродил по Зоне один. С самого Второго Взрыва бродил, пока вот эту человечку не встретил, да ещё её отца приёмного, на других людей так же непохожего, как и дочь.

Видимо, так мир устроен. Он нашел себе собеседника только спустя шесть лет, а у других — что ни месяц — то новый друг. Впрочем, зависть — чувство мелкое.

Контролёр прервал поток воспоминаний. Кто же такая — эта её подруга-излом? Кажется, никого подобного он не видел в Зоне не то что сегодня, а с самого её, Зоны, начала. Всё время ему встречались изломы мужского рода, а вот чтоб женского…

— Нет, Ксана. Я пришел, когда всё уже кончилось. Я не видел никого похожего.

Как ни странно, но девушка облегчённо вздохнула:

— Если её нет здесь, и ты её не видел — значит, она могла пойти дальше… Ох, Маргоша, Маргоша…

Детёныш озабоченно прикусила губу и бросила взгляд туда, где за холмами лежали Монстрохатки.

— Что мне делать, Старший? — вдруг спросила она. — Я обещала подруге, что догоню её, но есть одно дело, что тянет меня назад, к дому… Очень важное дело… Люди… из группировки «Долг»… Они — враги Детей Зоны, но… Им тоже не нужно, чтобы такие вот места существовали, и в них творили зло. Я рассказала Воронину, их командиру про это место и про то, что здесь делали. Он всё понял, он сказал, что поможет мне… И послал своих людей найти это злое место. Чтобы уничтожить. Но Мамо опередила их, и теперь… теперь уже я должна помочь им… Потому что Воронин помог мне. Когда начался гон, они были где-то здесь, недалеко. Кажется, я не опоздала с сообщением и направила их к нам, в Монстрохатки. Но вот успели ли они туда дойти и укрыться? Мне нужно скорее вернуться и проверить. И если что — помочь им. Но… Марго, как же она?.. Что мне делать, Старший? Я же не могу раздвоиться!

Контролёр на мгновение задумался. Потом снова улыбнулся бесцветными губами.

— Если твоя знакомая пережила то, что происходило здесь — а я не видел её не только среди живых, но и среди убитых, то, думаю, что ты можешь не очень сильно за неё волноваться. Изломы могут за себя постоять. Если она умеет думать сама — то значит, Голос не увёл её далеко. Она вернется.

Мутант снова замолчал. Когда же он снова заговорил, голос его стал ощутимо тяжёлым.

— Ты сказала, Ксана, что тебя ждут дома люди из «Долга». Ты говорила с тем, кто командует ими. Ты теперь с «Долгом»?

Детёныш сокрушённо вцепилась в свои растрепавшиеся волосы, замотала головой.

— Ох, Старший… — почти простонала она. — Я и сама прекрасно знаю, что порождения не должны помогать людям. Тем более тем, кто смыслом жизни видит наше уничтожение. Но… Старший, что мне оставалось делать? К кому идти за помощью? Нет, я не с «Долгом». Но… эти хоть не наживаются на убийствах Детей Зоны и не торгуют артефактами — как остальные группировки. А их командир, к счастью, понял, что самым опасным чудовищем в Зоне может быть сам человек! Когда начинает творить зло… губить ни в чём не повинных… Старший, я…

Внезапно Ксана замолчала. Глаза её расширились, лицо приобрело странное выражение. Как будто она приняла нелёгкое для себя решение.

— Посмотри всё это сам, Старший… — медленно и тихо произнесла она, глядя в лицо контролёру. — Посмотри! Я не могу нормально рассказать тебе всё, но… ты можешь это увидеть. В моих воспоминаниях… Только пожалуйста… не считай, что я… стала врагом своих собратьев… — Детёныш судорожно вздохнула и быстро облизала разом пересохшие губы.

Она понимала, что рискует жизнью, открывая сознание контролёру. Но иначе сейчас она не могла поступить. Сложившаяся на данный момент ситуация была настолько непростая и необычная, что одним рассказом тут не обойдёшься.

Высокая фигура перед ней молчала. В ушах девушки застучало собственное сердце — удар, удар, удар. И вдруг, внезапно всё кончилось. Удары стихли, и перестало давить виски, а по позвоночнику приятным холодком пробежала весёлая стайка мурашек. Ей внезапно стало спокойно-спокойно.

— Я и не думал так, Дитя Зоны. Даже сородичи твоей подруги, плуты-изломы знают твою честность, — голос высокого существа снова был тихим и даже чуть-чуть, самую малость — весёлым. — Не бойся.

Она увидела, что губы контролёра не двигались. Голос звучал прямо в её ушах.

— Если сама хочешь, покажи мне то, что здесь было. Я хотел бы знать, что может так напугать такую храбрую девочку, как ты.

…Голова снова на мгновение закружилась, ей показалось, что она… летит? Вокруг был светлый белый туман, и он нёсся с ошеломляющей скоростью куда-то назад. Вот туман немного расступился. Что это? Она сверху смотрела на какую-то узкую комнату, а в ней… В ней на металлическом стуле сидела она сама. Она одновременно была в двух местах — там, и здесь, в этом молочном тумане. Ксана заинтересованно посмотрела на своё отражение. Точно, это она — вот её свитер, её волосы, лицо. Она даже смутно узнала эту комнату. Вот внизу к ней-второй подошел человек. Он что-то спрашивает, и записывает в блокнот. Человек неприятный, даже страшный, но она, Ксана, по эту сторону от комнаты, скорее понимает это, чем чувствует. Как будто ей сказали, что она должна того человека бояться, а ей не страшно, ни капельки.

Внизу события продолжаются — человек выходит, а вторую Ксану уводят двое других мужчин, в серо-синих костюмах. Туман открывает новую картину — вторую Ксану ведут по коридору. Видимо, этот коридор — очень нехорошее место. Из одной двери выводят человека со смутно знакомым лицом, он видит Ксану, пытается что-то крикнуть ей, рвётся из рук своих конвоиров. Но те сбивают его с ног и утаскивают куда-то. Вторая Ксана напугана, судорожно смотрит по сторонам. Первая Ксана хочет помочь второй, но картина куда-то плавно отступает, и ей опять становится спокойно. Это страшная сказка, понимает она. Совсем, как те, что баба Ната рассказывала. только почему-то Ксана знает, что будет дальше. Дальше будет страшно, но потом всё будет снова хорошо. Ту, вторую Ксану будут ещё пугать, и даже мучить — тыкать в руку стальной иголкой. С ней сделают что-то очень дурное, отчего она даже перестанет быть Ксаной, но потом её спасут друзья. Они хорошие, добрые, и такие беспокойные. Они будут гладить ту, вторую Ксану по голове, что-то шептать ей в уши и очень щекотно водить по спине и животу чем-то круглым, тёплым и жёлтым. Отступит липкий засасывающий ужас, и она, вторая Ксана, снова станет собой. А потом нечто невообразимо большое, гудящее, многоголосое нахлынет на эти комнаты, и их больше не будет. Она точно это знает.

Поняв, что всё будет хорошо, первая Ксана почувствовала, что очень хочет спать. Белый туман, мягкий и нестрашный, уютно обволок её с головы до ног, она расслабилась, потянулась и… проснулась.

Она снова стояла на песке среди бетонного крошева. Вокруг громоздились обломки и лежали те, кто недавно был жив, но Ксане больше не хотелось пугаться и плакать. Всё будет хорошо. Она знала это, как и то, что она — это она. Всё будет хорошо.

Девушка подняла глаза. Перед ней, нависая, стоял высоченный худой человек в серо-зелёном плаще. Странный человек, с бледной-бледной кожей и длинными спутанными волосами, заплетёнными в неряшливые косицы. Капюшон плаща был откинут, и волосы развевались вокруг осунувшегося вытянутого лица. Глаза человека были закрыты.

— Старший… — несмелым шёпотом позвала она. — Ты… всё увидел?..

Странный человек медленно открыл глаза. Они были такие же блёклые, как и кожа, исчерченные кроваво-красными прожилками, которые будто обрывались в зрачки, как в колодцы. В колодцах жила засасывающая пустота. Девушка вздрогнула. Человек — или не человек? — перевёл взгляд куда-то в сторону. Руки с длинными пальцами быстро накинули капюшон обратно.

— Да, Ксана, увидел.

Контролёр сделал шаг назад.

— Ты очень храбрая девочка. Смелая. Здесь действительно было дурное место. Было.

— Было… — согласилась с ним Детёныш. — Теперь нет. А что касается долговцев… После всего этого я набралась храбрости и сходила на их базу. Добилась встречи с Ворониным, поговорила с ним. Рассказала о том, что видела и пережила здесь. Попросила сделать так, чтобы больше ни с кем из людей — ведь долговцы называют себя их защитниками — больше не случилось того, что пришлось испытать мне и… тем другим, кого здесь мучили. Он всё понял и послал бойцов, чтобы они нашли это место. Чтобы потом уничтожить его. А мне дал рацию… устройство для разговоров на расстоянии… чтобы я могла — если что случится, позвать его или кого-то из его людей. И ещё он сказал, что отныне я не должна бояться людей в долговской форме. Для них я теперь — не порождение Зоны, а человек. Несмотря ни на что.

Ксана смущённо развела руками, мол — такие дела, Старший… И закончила:

— Вот почему я решила — несмотря на то, что мне нельзя отдавать предпочтение кому-то из людских группировок — помочь воронинским разведчикам. Они хорошее дело делали. Справедливое. Просто гон помешал им завершить его и сам всё сделал за них. Я решила дать им приют в своём доме. Чтобы они не погибли. Разве я поступила… плохо?

Контролёр продолжал смотреть в сторону, но девушка снова почувствовала умиротворение и тепло. Так обычно пригревает из-за окна неяркое весеннее солнце.

— Сегодня странный день… И, возможно, странные решения в такой день уместнее всех прочих.

Полуприкрытые капюшоном глаза по-котовски улыбчиво зажмурились.

— Значит… я не должна беспокоиться о Марго, не должна идти за ней, а должна вернуться домой, чтобы помочь тем людям? Так?

Ксана, как часто бывало в разговорах с отцом, просительно заглянула в лицо собеседнику и увидела, что тот… улыбается.

— Я не знаю это наверняка, но думаю, что это так.

Ксана облегчённо выдохнула и тоже заулыбалась.

— Ну тогда… я пойду, да?

Высокая фигура кивнула.

— Бег ушел далеко отсюда, и вокруг нет почти никого. Спокойно иди, Дитя Зоны. После такого дня ничто не поможет лучше, чем сон…

— Сон? — удивилась Ксана. — Я не хочу спать… У меня ещё дел куча… Да и до дома ещё топать и топать… Старший, я ведь теперь живу не на Кордоне, не в Деревне сталкеров-одиночек.

Мутант обернулся.

— Вот почему я не нашёл тебя в прошлый раз. Я хотел тебя найти и поговорить. Я буду рад, если ты по-прежнему будешь со мной беседовать. Если ты тоже будешь рада, скажи мне, где тебя искать.

Ксана изумилась. Тому факту, что он, контролёр, оказывается, искал её, чтобы поговорить…

Широкая радостная улыбка растянула её рот чуть ли не до ушей.

— Конечно, я рада буду видеть тебя, Старший! И разговаривать! Думаю, что и Марго тоже будет не против пообщаться. Она старше меня, и когда-то жила в Большом мире. Ей будет, что рассказать тебе. А живём мы… — Ксана покрутилась на месте, выясняя направление. — Во-о-он, видишь далеко холмы? — показала она на север. — Если идти к Тёмной долине, то перед старой фермой есть развилка дорог. Если по ней идти к реке, то увидишь деревню в четыре домика. Раньше она называлась Бердяевка. А теперь называется Монстрохатки. Потому что там живём мы с Марго и слепая собака Дамка с кучей щенков… ой, они такие хорошенькие! — девушка засмеялась. — А ещё эта деревня… В ней когда-то очень давно нашла для нас убежище моя мама. Мы с ней жили там. Правда, я это только недавно выяснила.

— Значит, ты вернулась в своё, можно сказать, родное гнездо? — улыбнулся псионик.

— Выходит, что так. — Детёныш тоже заулыбалась и чуть развела руками. — Приходи в гости, Старший.

— Я непременно воспользуюсь твоим приглашением, — мутант церемонно наклонил голову. — А сейчас — возвращайся домой, Дитя Зоны. Возможно, там тебя уже ждут те, кому ты обещала помочь.


…Путь обратно был лёгок и чист. Ничто не отвлекало Ксану, ничто не звало, не тянуло назад. Мамо показала своему Детёнышу всё, что хотела показать, и теперь отпускала её.

Добрая фея Зоны — как называли её сталкеры — снова летела творить своё маленькое и незатейливое, но такое нужное всем в этом неласковом к людям мирке волшебство.

6. Квад в гостях у мутантов

В Монстрохатках было темно и пусто, и только сломанная изгородь у крайней хаты, несколько потоптанных грядок и многочисленные подмёрзшие следы и кабаний помёт на дороге говорили о том, что здесь прошёл гон — да и то, самым краешком. Больше, на взгляд Ксаны, разрушений не наблюдалось.

Она сразу же направилась к погребу, который они с Марго не так давно худо-бедно привели в порядок на случай выбросов и прочих серьёзных событий. Девушка надеялась, что у воронинских разведчиков хватило времени без приключений добежать до хутора и спрятаться. Иначе за их жизни она не дала бы и хвоста вон того дохлого тушкана, чей жалкий растоптанный трупик валялся на дороге.

Дверь убежища оказалась заперта. Ксана с облегчением выдохнула и прислонилась к насыпи: уф-ф-ф, кажется, успели! Они с Марго никогда не запирали погреб, особенно когда уходили, — на случай если в их отсутствие на хутор вдруг пробьётся какой-нибудь сталкер-смельчак и захочет укрыться от нападения порождений или от Выброса.

Переждав, пока успокоится дыхание, Детёныш несколько раз стукнула кулаком по двери и громко позвала:

— Эгей, люди! Вы там живые? Можно выходить, гон кончился!

Спустя несколько секунд она расслышала за дверью еле уловимый шорох: кто-то осторожно поднимался по ступенькам.

На всякий случай посторонившись от двери (а то кто их знает, ещё начнут стрелять с перепугу!), девушка повторила:

— Гон прошёл. Всё в порядке. И… не стреляйте, пожалуйста, я — не псевдоплоть, не излом и даже не кот-имитатор. Я — Ксана!

— Ксана? — глухо и, кажется, удивлённо раздалось из-за двери. Потом внутри погреба кто-то забубнил, видимо — разговаривали. Наконец, лязгнул засов, и дверь приотворилась. Наружу вырвался луч фонарика.

— Привет! — сказала Детёныш, заслоняясь от света ладонью. — Ой, только в глаза не светите!

— Действительно — Ксана… — проговорил тот, кто держал фонарик, и опустил его. — Ты что здесь делаешь?

— Живу… — слегка удивилась девушка. Проморгавшись, она вгляделась в одежду собеседника. — А вы — люди Воронина? Да, вижу. Ой, как хорошо, что вы успели сюда добежать! А то тут такое творилось!..

— Воронин говорил о каких-то самосёлах. Где они? Тут ещё кто-то живёт кроме тебя?

— Только я и моя подруга… Её сейчас… нет на хуторе. А что?

— Ничего… — долговец посторонился, давая остальным троим товарищам выйти из погреба.

— Привет! — улыбнулась и им Ксана. Один ответил, двое кивнули, разглядывая её.

Грищенко, старший группы, бросил взгляд на тёмное небо, посмотрел на часы. Первый час ночи.

— Однако…

Выбираться из окружённой аномалиями Бердяевки в ночное время, да ещё и после гона…

Чистое самоубийство.

Старший озабоченно поскрёб затылок и взялся за рацию.

— Центральный, я Седьмой.

— Центральный слушает.

— Палыч, всё закончилось, мы вышли. Тут эти твои самосёлы… в единственном лице — как оказалось…

— Знаю. Оксана Жабенко. Дай мне её.

Грищенко удивлённо вскинул брови, но подчинился. Протянул Ксане рацию.

— Тебя… Генерал Воронин…

— Вячеслав Павлович! — обрадовалась Ксана. — Добр… ой ночи!

— Доброй ночи, Оксана. Что там у тебя тогда стряслось со связью?

— Ох… — девушка сконфузилась. — Я… её разбила… Нечаянно… Я больше не буду! — добавила она поспешно.

Слышно было, как на том конце связи Воронин весело хмыкнул в ответ на эту сакраментальную фразу провинившихся детишек всех времён и народов.

— Ладно, переживём… Как там мои бойцы?

— Все целы, у нас в погребе ховались.

Воронин помолчал. Голос его стал более мягким:

— А сама как?

— Нормально… Честное-пречестное, нормально.

— Добро. Что вокруг творится?

— Ну… у нас тихо, но в окрестностях ещё не все успокоились. Бегают так отдельные четвероногие, меж собой грызутся… Мне кажется, вашим людям лучше переждать ночь здесь, а утром, как проснёмся, выходить. Переночевать есть где, дома крепкие, порождения сюда не зайдут… А утром идти. Если что — я провожу, как и обещала.

— Добро. Дай старшого… Петя! Приказ такой: до утра сидите в Бердяевке, отдыхайте, а утром — выдвигайтесь к блок-посту на Свалке. Если что — Оксана вас проведёт. Девочку слушайте внимательно — она лучший проводник в этих местах. И да — вы у неё в гостях, так что соответствуйте — голос в динамике рассмеялся.

— Есть… — растерянно проговорил Грищенко.

— И вот ещё что: одну рацию ей оставьте.

— Есть…

Долговец окончил переговоры с начальством и всё с тем же замешательством уставился на Ксану.

Девушка, которая слышала всё из того, что сказал Грищенко командир, не осталась в долгу. Улыбнулась, склонила голову набок и тоже окинула весь квад лукаво-выжидательным взглядом.

— Может, чайку? — вдруг предложила она. — А потом я покажу, где вам устроиться на ночь.

— А можно и чайку! — решительно хлопнул по поясным подсумкам Грищенко, и обстановка разрядилась.

Ксана провела их в свою хату.

— Вот. Тут я и живу. — с затаённой гордостью сказала она, видя, как долговцы с любопытством рассматривают внутреннее убранство кухни с развешанными под потолком пучками трав и связками лука и чеснока. Немедленно взгляды всей четвёрки зацепились за свисающую с потолка обычную лампочку, к которой была примотана… сборка артефактов. Лампочка не горела, зато артефакты, внешне очень напоминающие смотанную ёлочную гирлянду, светились вовсю, заливая маленькое помещение уютным желтоватым светом.

Ксана проследила взгляд гостей.

— Ну да, — как ни в чём не бывало кивнула она. — Диоды и волчья лоза. Не бойтесь, они для людей неопасные! С ними только одно неудобство — не выключишь. Но я уже привыкла.

— Особенности национальной электрификации… — пробормотал один из долговцев не то иронично, не то осуждающе.

— Электричества-то и керосина тут нет, свечек и спичек не напасёшься, а хату освещать как-то надо… — пожала плечами Ксана и деловито сменила тему:

— Ну в общем, руки помыть можно в сенях — там умывальник висит, полотенце… мыло вот только кончилось — зато есть зола, тоже хорошо отмывает. Вода у нас в колодце чистая, почему — не знаю, сама удивляюсь… Прочие… надобности — во дворе, за хатой, там увидите, где… Аномалий на хуторе нет. Устраивайтесь, отдыхайте. А я — за водой!

Она схватила с лавки у кухонной раковины ведро и выскочила за дверь.

— Кошак, подсуетись! — Грищенко сделал знак заместителю. — А я тут пока молодым пару слов скажу.

Кошак — ладно скроенный, с гибкими движениями и на вид — столь же тёртый Зоной, что и Грищенко, понимающе кивнул и вышел следом за девушкой. В четвёрке он был самым контактным и умел находить общий язык, кажется, со всеми.

Командир повернулся к оставшимся. Один из них был стажёр, взятый на ответственный выход «пообтереться», другой ходил в четвёрке полноправным членом второй месяц. Но оба были ещё довольно зелены. Сам Грищенко и его зам были теми, кто к настоящему времени выжил из самого первого состава группы.

— Значит так, братцы. — предупредительно сказал Грищенко, — Давайте договоримся: всяких неудобных вопросов мы хозяйке хутора не задаём, а всё, что видим — воспринимаем спокойно и тихо. Уяснили?

— Так точно! — ответил за обоих тот, кто был поопытнее.

— Вопросы?

— Можно? — поднял, как в школе, руку стажёр. И, дождавшись кивка командира, спросил: — А всё-таки, это правда — то, что в Зоне про неё говорят? Что и с монстрой дружит, и аномалии чует… Да и сама, вроде как, не чел… мутантка?

— Правда или нет — никто этого доподлинно не видел и не знает. — сдержанно ответил командир. — А болтать, конечно, всякое могут. Но я так считаю: если у этой девушки имеются какие-то общие… интересы с «Долгом», и Воронин, судя по всему, ей доверяет — то можно считать, что тут всё в порядке. Она — наш человек… да, человек!.. и верить ей можно. А всё остальное, Вук, — досужие выдумки и сплетни. Ясно?

— Так точно! — хором ответили оба бойца.

— Вот и молодцы! — кивнул Грищенко.

— Командир, а я вот подумал… — неожиданно и задумчиво проговорил тот, что опытнее, — а не она ли и есть те самые «первые руки», от которых Воронин и про гон, и про… тот объект, что мы искали, узнал? Помните, она ещё к нам на базу приходила, ещё все офигели?.. И то, что Воронин нас сюда направил, как на резервный аэродром, а потом они разговаривали, будто обо всём заранее договорились… И рацию ей велел дать… Это что же получается…

— Фриз, я знаю, что ты у нас — мудрый Каа, но держи-ка ты свои соображения при себе! — взгляд командира многозначительно скользнул по лицу подчинённого. — Мы этого пока официально не знаем — а стало быть, не знаем вообще. А знаем только то, что нужно и то, что должны. Так что — язык за зубы и молчок! Даже своим! Оба! Вам ясно?

— Ясно, товарищ командир!

— То-то! А теперь — вольно, всем заниматься своими делами — умыться там, или до ветру… но оружие в доме не оставлять и вообще быть начеку! Выполнять!


— Ксан, погоди, помогу! — догнал Детёныша на крыльце один из долговцев.

— Да я сама… — смутилась она.

— Ещё чего! Позволять девушке таскать тяжести, да ещё и в темноте… — он отобрал у неё ведро и щёлкнул фонариком. — Где тут ваш колодец, показывай!

Возле журавля он зачем-то отодвинул девушку в сторону и быстро, словно боялся, что в колодце или за ним сидит в засаде какая-нибудь страховидла, осмотрел сруб, заглянул под крышку. Посветил фонариком вниз, на воду.

Ксана едва не рассмеялась, глядя на его действия, но, к счастью, смогла удержаться. Им-то, людям, в Зоне не так просто, как ей! Вот и привыкли сторожиться.

— Никого? — всё же, чтобы не обижать его, опасливым шёпотом спросила она.

— Порядок! Чисто!.. Ну-ка, посвети мне!

Долговец опустил ведро, привязанное к журавлю и вытянул его, полное прозрачной воды, в которой отражался свет фонарика.

— Эх… — поделился он, — Сто лет из колодца воду не пил…

— Ну так попей! — улыбнулась Ксана. — Я ведь уже говорила, что она чистая. Только смотри, чтобы горло не заболело. Холодно же!

— А радиация?

— Проверь.

Долговец извлёк КПК, активировал дозиметр и поднёс к ведру.

— Действительно… — озадаченно пробормотал он. — Мистика какая-то!.. И-эх, была не была!..

И он надолго припал к ведру. А когда оторвался — на его лице было написано блаженство.

— Ух!.. Вот ради такого момента стоило нестись сюда, как бешеные тушканы, в обход гона!.. Давно не пил такой вкусной воды!

Ксана в ответ на его радость заулыбалась столь же заразительно.

— А как тебя зовут? — вдруг спросила она.

— Меня? Кошак.

— Это твоё прозвище?

— Вообще-то, фамилия. Но и правда на прозвище смахивает. Вот и сделал прозвищем. А так я — Макс. Максим Кошак, то есть. Вот такое имя.

— А я — Ксана. Просто Ксана… А… можно я тебя буду называть не Кошак, а… Коть?

— Коть? Можно, — хмыкнул долговец. — В виде исключения!

Он наполнил ведро и понёс к дому. Ксана семенила рядом, стараясь попасть в темп его широких шагов, и прилежно светя ему на дорогу.

На крыльце уже стояли остальные долговцы.

— Кошак, ты охренел? — почти вкрадчиво осведомился Грищенко, — Пить воду неведомо из какого колодца в Зоне…

— Да чистая она, Полёт! — в подтверждение Кошак ещё раз сунул в ведро дозиметр и показал результаты. — Смотри! Сам не поверил сперва, но… техника не врёт!

— Стала бы я вас поить чаем из заражённой воды! — проворчала Ксана. — Но в этом колодце вода и правда хорошая. Не спрашивайте меня, почему так — я сама не знаю.

— Ладно, — смягчился Грищенко, он же Полёт, — Отнесём это к разряду непознанного… Ксан, ты в чём обычно чай кипятишь?

— А вон! — девушка ткнула пальцем куда-то за его спину. Там обнаружился старинный, с медалями на старательно начищенном пузе, углевой самовар литров на пять. — Только щепы надо настругать.

— Есть чем и из чего?

— Вон там…

— Вук, Фриз, займитесь!.. И печкой тоже! — кивнул Полёт, а сам взялся за ручки самовара и стащил его с веранды на землю. — Я так понимаю, ты его тут раскочегариваешь?

— Ага. Ещё не хватало дом спалить.

— Это правильно!

…Спустя некоторое время пышущий паром самовар стоял на столе, в печке гудел, наполняя хату живительным теплом и сухостью, огонь, а Ксана с широкой улыбкой хлебосольной хозяйки на лице священнодействовала над заварником.

— Заварка настоящая, с Большой Земли. Тато дал целую пачку! — скромно похвалилась она. — И пряников!

Полёт извлёк из рюкзака и положил на стол пару банок тушёнки, полбуханки чёрного хлеба и непочатую шоколадку.

— Вклад в общее дело.

— Да не надо… — засмущалась Ксана.

— Надо! А то что это — гости едят, а хозяева глядят? Не пойдёт!

Вернулись бодрые и раскрасневшиеся Кошак с Фризом и Вуком, ходившие умываться на колодец. Поглядев на стол, молча добавили от себя ещё две банки консервов, пачку рафинада и две шоколадки.

Чаепитие получилось уютным, вкусным и душевным. Правда, долговцы ежеминутно прислушивались к звукам на улице и предусмотрительно не стали садиться напротив занавешенного окна. Автоматы висели на спинках стульев, готовые в любой момент быть пущенными в действие. Ксана понимающе улыбнулась про себя и сделала вид, что так оно и надо.

— Пахнет у тебя в доме хорошо! — сказал Кошак и блаженно — действительно, как кот, — потянулся. — Чеснок, укроп, травы… Добрый запах! Это всё — он кивнул на луково-чесночные связки, — здесь, что ли, выросло?

— Ага, — кивнула Детёныш. — Я когда сюда пришла, увидела, что многое одичало, заросло, погибло… Но кое-что собрать удалось. Там, в подполе, ещё морковка, свёкла, фасоль, несколько гарбузов, яблоки… Картошку выкопали — не всю, правда, рук ужас как не хватает, да и кабаны много поели… Но с голоду не помрём! — и девушка радостно засмеялась.

Ей было хорошо. Так хорошо, как она давно себя не ощущала. Ксана любила принимать гостей, а ещё больше любила их кормить (вернее — как часто уточняли отец и некоторые особо близкие знакомцы из сталкеров — закармливать). Но с тех пор, как она ушла с Кордона, у неё не было ни одной возможности — если не считать появления на хуторе Марго — проявить своё гостеприимство. Так что сейчас Детёныш наслаждалась ролью хозяйки.

В сенях вдруг скрипнула наружная дверь, и послышались шаги. Долговцы все как один повскакали и схватились за оружие. Ксана зашипела и замахала на них руками.

— Марго, это ты? — крикнула она. — У нас гости!

В голосе её долговцам послышалось предупреждение. Шаги замерли, недойдя до двери в кухню, а потом торопливо и вроде как испуганно удалились. Скрипнула и глухо бухнула дверь, и наступила тишина.

— Кто это был? — негромко и подозрительно спросил Полёт.

— Маргоша, моя подруга, — пояснила Ксана — Мы тут вдвоём живём, я — тут, она — в соседней хате.

— А чего же она не стала сюда входить?

Детёныш вздохнула.

— Она… стесняется. У неё лицо обезображено… и руки. В аномалию попала, еле выбралась. Теперь боится показываться чужим. Поэтому постоянно в плащ кутается и чуть что — прячется. Я потом ей отнесу и шоколаду, и других вкусностей. Вы только не трогайте её, ладно? Ей и так досталось…

— Договорились, — кивнул Полёт и встал. — Ну что ж, гости дорогие, пора и честь знать. Где нам до утра переждать, хозяюшка?

— Две хаты свободны, можно в любой. Сейчас проведу.

Девушка извлекла из ящика кухонного стола ещё одну связку диодов и повела долговцев устраиваться на ночлег.

— Вот тут, — показала она на одну из хат. — Там, правда, давно не топлено, но поспать есть где. Утром, если я раньше за вами не приду — стукните мне в окошко? А то я такая соня, могу проспать и до полудня… — Ксана лукаво-сконфуженно улыбнулась, — Хотя, в общем-то, куда нам торопиться? Чем дольше мы тут сидим — тем спокойнее порождения после гона.

Понаблюдав, как долговцы распределяют караулы на остаток ночи, Детёныш пошла к себе.

— Да! — вдруг вспомнила она ещё об одной обитательнице хутора и вернулась с полдороги. — Если вдруг прибежит такая бурая слепая собака со щенятами — пожалуйста, не убивайте их! Это моя Дамка, она тут живёт, хутор от зверья охраняет!

— Если сами на рожон не полезут — не убьём, — проворчал Полёт. Ему явно не понравилось это известие, но к чести своей, долговец удержался от более резкой реакции.

— Ой, я очень надеюсь, что Дамка не полезет… — вздохнула Ксана. — Но если что — лучше меня зовите, я её приструню… Доброй ночи!

— Доброй ночи, Ксан! — вразнобой отозвались мужчины.

Со своего крыльца они наблюдали, как, покачиваясь, удаляется связка мелких «фонариков» в руках силуэта девушки. Но пошла Ксана не к себе, а свернула к соседней хате, окошки которой светились таким же тёплым светом. Видимо, пошла разговаривать с прячущейся подругой.

— Хорошо-то как… — вздохнув, проговорил Вук, заступавший на пару с Фризом на первую вахту. — Деревня, вода из колодца, чай в углевом самоваре, окошки светятся, морозец лёгкий… Как и не в Зоне даже! Только вот снега не хватает.

— Только не вздумайте мне там у девчонок под окнами подглядывать! — уходя в дом, предупредил Полёт и на всякий случай показал кулак. Фриз и Вук сделали возмущённые лица — мол, обижаешь, командир!

— А ведь сегодня — Крещение! — вдруг вспомнил стажёр, — Я дома, ещё до Зоны, обязательно в это время в прорубь макался, а тут… Ни тебе зимы нормальной, ни воды… Эх…

— Ну да, в здешние водоёмы только и макаться! — согласился с ним Фриз. — Но… зато тут есть колодец…

— Фриз! Ты гений! — Вук с уважением посмотрел на товарища. — Но сперва — вахта!

7. Чистой дороги!

— Рассказывай! — нетерпеливо встретила Ксану Марго. — Что ещё за гости такие, откуда? И… где ты была? Я думала, на обратном пути мы встретимся…

Ксана коротко поведала подруге суть дела и о своей роли в нём.

— Да уж… — протянула изломша, — Ситуация! Долговцы — в гостях у мутантов!

— Я им сказала, что ты прячешься от людей потому, что попала в аномалию и теперь стесняешься изуродованного лица и рук. Пусть думают, что ты тоже человек, из местных самосёлов — типа, как я. Просто не повезло однажды.

— Вот за это — спасибо! — оживилась мутантка. — Отлично придумала!

— Пойдём ко мне? — предложила Ксана. — Мы там чай пили, люди ещё всяких вкусностей дали. Ты ведь наверняка голодная!

— А… эти…? Увидят…

— Не бойся. Там сейчас снаружи только дозорные, да и что они увидят? Свет и два силуэта. К тому же — ты в плаще, а я им объяснила, почему.

— Ну ладно, пойдём, — согласилась Марго. — Я действительно страшно голодна!

Они выскользнули из её хаты и скрылись в дверях Ксанкиной прежде чем Вук с Фризом — если они и смотрели в ту сторону — смогли что-то разглядеть.

— Ксан, можно я у тебя и ночевать останусь? — смущённо попросила Марго во время ужина. — А то мне как-то неуютно одной в доме, когда поблизости люди. Да ещё и долговцы!

— Конечно оставайся! — кивнула Детёныш. — Вон, в горнице, на диванчике!


Разбудил их оглушительный, отчаянно-негодующий собачий вопль.

С перепугу подскочив над кроватью чуть ли не на полметра, Ксана бросилась на улицу («…ой, блин, она вернулась, а они её…») и успела увидеть, как Дамка — живая и невредимая, но почему-то вся мокрая и курящаяся паром от ушей до хвоста, с диким воем пулей влетела в конуру и там, жалобно и возмущённо скуля, затихарилась. По пятам за ней в будку нырнули перепуганные, поджавшие хвостики щенки — почему-то всего двое из шестерых.

Потом Детёныш увидела стоящего у колодца совершенно голого и босого Вука в горделивой позе и с пустым ведром в руках. На лице долговца были написаны холодное удовлетворение и злорадство. На то, что на дворе был хоть и аномально-мягкий, но всё же январь месяц, ему, похоже, было наплевать. Увидев девушку, он ойкнул и прикрыл ведром низ живота.

Остальные его товарищи в разных позах застыли на крыльце отведённой им хаты с таким видом, словно сами, как и Ксана, стремглав вылетели из дома, разбуженные воплем Дамки.

Сообразив, что произошло, Ксана села на ступеньку крыльца и с облегчением засмеялась. Она хохотала всё громче и веселее, в конце концов, ей даже пришлось ухватиться за балясину, чтобы не упасть от смеха.

— Ох… — выдавила она, пытаясь справиться с приступом веселья, — Вук, ты… Она же… она же ужас как… боится воды и… терпеть не может… купаться! — девушка убрала с лица растрепавшиеся и прилипшие к щекам волосы и утёрла слёзы. — Даже в тёплое время года! А ты, кажется, сумел найти самый… верный способ от неё… отделаться!

Тут и долговцы, поняв забавность ситуации, тоже разразились хохотом. Сам виновник веселья стоял красный и сконфуженно ухмылялся, прижимая ведро к животу. На его широкой груди весело сверкал-золотился крестик на цепочке.

— Ну а чего она… — буркнул парень, — Я ведь уже и настроился…

Новый взрыв хохота.

Позже, когда все отсмеялись, Вук рассказал подробности. Испросив разрешения командира, он отправился к колодцу, чтобы окатиться в честь Крещения. Поэтому из снаряжения на нём были только найденное в доме ветхое покрывало, повязанное на бёдрах наподобие банного полотенца, и автомат. Вытянув ведро, стажёр скинул свою «юбку», повесил оружие рядом на колышек, привычно перекрестился и уже был готов обрушить на себя поток студёной воды, как вдруг со стороны поля в деревню вбежала сопровождаемая двумя щенками слепая собака и с ходу попыталась устроить местечковые разборки с подвернувшимся на пути человеком. Слегка растерявшийся и, честно говоря, ещё не совсем адекватный после ночной вахты Вук сделал то, до чего бы, наверное, не додумался более опытный долговец. Стажёр не стал хвататься за автомат, а не рассуждая, на автопилоте, воспользовался тем, что было у него в руках. То есть, попросту… с размаху окатил зверюгу водой!

Очутившись под ледяным потоком, псина как-то утробно булькнула, а потом заорала нечеловеческим… точнее, не собачьим голосом и со скоростью пушечного ядра рванула наутёк. Щенки, которые, было, решили поддержать мамашу своим сиплым тявканьем, тоже поджали хвосты и кинулись следом.

— Видели бы вы её морду! — мечтательно протянул крайне довольный собой Вук. — Сказочное зрелище!

Новый взрыв хохота.

Отсмеявшись, Полёт подошёл к бойцу и похлопал его по литому плечу.

— Думаю, с такими… нестандартными реакциями тебе, парень, недолго осталось ходить в стажёрах! — одобрительно хмыкнул он. — Но всё-таки в следующий раз по сторонам гляди, а то и откусить кое-чего могут! И… оденься, наконец, а то тут дамы, а ты…

Тут он запнулся и уставился на вышеназванную «даму». За ним — остальные. Ксана увидела, как на лицах мужчин всё явственнее проявляются… некоторое смущение, удивление и беспокойство.

— Что? — спросила она, — Что во мне не так?

— Э-э-э-э… — осторожно начал Кошак и отвёл глаза, — Ксан, может, ты это… того… тоже оденешься? А то мало нам зрелища голого Вука на морозе…

Девушка непонимающе оглядела себя и обнаружила, что и сама была одета… почти не одета. На ней были только трусики и «спальная» майка — мужская, на пару размеров больше, висевшая на фигуре коротким мешковатым платьицем и — невзирая на ушитые лямки — поминутно сползавшая то с одного, то с другого плеча.

Спросонья сорвавшись спасать Дамку, она как-то совершенно не вспомнила про одежду и время года и выскочила из дома в том, в чём спала. И босиком.

— А! — сказала она. — Это потому, что я тоже ещё не проснулась. Сейчас.

И, словно не чувствовала никакого холода и не была в неглиже перед четырьмя мужчинами (на одном из которых вообще ничего не было), так же спокойно поднялась и, шлёпая босыми пятками по заиндевевшим с ночи доскам крыльца, ушла в дом.

— Фигассе… — обалдело протянул Фриз, — Другая бы сейчас краснела и верещала… Ну дела…

— Так, бойцы! — недовольно скомандовал Полёт. — Быстро все в дом! Вук, заканчивай свои водные процедуры, морж ты наш чернобыльский, — и тоже дуй в тепло, пока к ведру ничего не примёрзло! А то развели тут… нудистский пляж в Антарктиде!

Минут через двадцать, когда вся четвёрка уже была готова к выходу, под окошком хаты раздался деловитый голос Ксаны:

— Народ, вы завтракать собираетесь идти? А то я самовар уже поставила!

К некоторому удивлению долговцев она, казалось, не испытывала ни малейшего дискомфорта по поводу недавнего эпизода. И даже на до сих пор слегка смущённого Вука смотрела по-прежнему спокойно и приветливо. Сейчас на ней были уже привычные взгляду старые джинсы и свитер. Только отсутствовали куртка и платок, и длинная толстая коса свободно свешивалась вдоль спины, ничем не спрятанная.

За завтраком (Марго, воспользовавшись утренним переполохом, усквозила в свою хату и снова не показалась) обсудили дальнейший план продвижения к блокпосту на Свалке.

— Вы просто за мной идите — след-в-след. — сказала Ксана. — Если какая аномалия или порождения — я скажу. Только очень прошу — не стреляйте в них, если сами не полезут! Я понимаю, что вам это сделать будет очень трудно, но давайте попробуем протараканить к вашему блок-посту как можно незаметнее — и для обитателей Зоны, и для… остальных людей?

— Протараканить, говоришь (какое подходящее слово!)?.. Хм… разумно! — подумав, кивнул Полёт. — Действительно, незачем кому-то вообще знать, что мы были в этом районе… А также — где пережидали гон!

Ксана благодарно посмотрела на него.

Наконец, они все вышли на улицу. Вук, увидев будку, куда скрылась злополучная псина, всё же не удержался. Посвистел и сладким, не обещающим ничего хорошего голосом пропел:

— Да-амка-а!

— Фиг тебе! — хмыкнула Ксана, повязывая платок. — Сдаётся мне, она теперь будет шарахаться от каждого встречного долговца. А лично тебя вообще будет обходить по Периметру.

— Её собачье счастье! — заметил Кошак, наблюдая, как из полузакрытого старым ватником (Ксана положила ещё один, чтобы Дамка могла согреться и высохнуть) отверстия будки осторожно высунулась зубастая мордочка не в меру любопытного и храброго щенка. Зверёныш «посмотрел» на людей и сипло, визгливо вякнул.

— Шарик, фу! — тут же отреагировала Ксана. — Гости! Как не стыдно?

Щен скульнул, но голоса хозяйки послушался и убрался в конуру.

— У Дамки было шестеро детей… — вдруг тихо сказала девушка. — Она вчера ушла с гоном, и теперь осталось только двое… — она помолчала, а потом уже совсем другим тоном добавила:

— Ладно, идёмте, что ли… Дамка, Найда, Шарик, сидеть в будке и греться, вернусь — проверю!.. Марго, я ушла!


Выстроившись в цепочку, они покинули хутор. Скрипнула под ветром невесть как сохранившаяся калитка, где-то гулко скатилось по крыше промёрзшее перезрелое яблоко — пустая деревня на свой лад попрощалась с гостями. До встречи, люди, заходите ещё как-нибудь…

Долговцы вслед за провожатой миновали околицу и чуть под горку спустились по полузаросшей жухлыми будыльями тропе.

Вот и всё. Дальше — Зона.

Полёт-Грищенко нашарил подсумок с рацией, пальцы привычно дали вызов.

— Центральный! Я — Семёрка, ответь Семёрке.

— Я центральный… — выдохнул динамик. — Слушаю.

— Центральный, мы вышли из Бердяевки. Маршрут следования — Долина, далее — первый блок-пост. Группа полным составом, с нами проводник.

— Хорошо, Семёрка, принял. Блок-пост известим. У вас как обстановка?

— Спокойно, тьфу-тьфу. Со вчерашнего дня ничего не слышно. — Грищенко косо глянул вокруг. — Пока — тишина.

— Добро. Седьмой, вы рацию проводнику оставили?

— Так точно.

— Молодцы. На подходе к посту доложитесь. Всё. Конец связи.

Ну вот и славно. Отец-командир извещён и даже милостив с утра-то пораньше, вокруг — тихо, будто в лесу на даче. Благодать! Полёт потянулся, укладывая рацию обратно. Теперь только знай себе топай да топай, пока блок-пост не покажется. После такого гона в Зоне всегда тишина, это давно известно. Все, кто мог, ушли дальше, к краю, к Периметру — выкорчёвывать военных и пугать прочую зазаборную братию. Ещё дня два можно про мутантов даже не думать.

Полёт кивнул Ксане, давая понять, что можно продолжать движение. Девушка ответила улыбкой и, махнув рукой, пошла вперёд. Двигалась она той особой скользящей походкой, присущей опытным охотникам и рейнджерам.

— Гляньте-ка во-о-он туда. — позвала она, легко взобравшись на очередной холм.

Датчики аномалий на ПДА долговцев истерично взвыли в один голос.

— Аномальное поле? — вгляделся в простирающуюся у подножья холма местность Полёт.

— Ага! — кивнула девушка. — Поэтому сюда со стороны дороги с Кордона на Свалку пройти невозможно. Та же фигня и с юга чуть ли не до самого туннеля железки.

— Нехиленько! — покачал головой Кошак, делая отметку на карте. Его примеру последовали остальные.

— Но мы, разумеется, туда не пойдём! — весело прищурилась Ксана. — Это я вам так показала, на всякий случай, чтобы вы в другой раз не вляпались. Ну и вообще…

Грищенко кивнул. Сведения, полученные от этой странноватой девушки были крайне ценными не только для их квада, но и для всей группировки. Да что там — все сталкеры будут счастливы узнать про местные опасности!

— Идёмте. — сделала знак Ксана и резко свернула в сторону Тёмной Долины.

Впрочем, саму Долину они обошли по краю, двигаясь под прикрытием холмов и перелесков. Ксана вела их довольно грамотно — не выводя на открытые места и вершины холмов, но и не прячась по низинам. Долговцы заметили, что она почти начисто игнорировала дороги и протоптанные людьми маршруты. Девушка двигалась чётко — как показали компасы — на северо-запад, ориентируясь по каким-то одной ей ведомым приметам. Время от времени она останавливалась, вслушиваясь и вглядываясь в местность вокруг. Иногда даже принюхивалась. Квад тоже замирал, а потом, повинуясь очередному знаку проводницы, продолжал движение.

Таким образом они обошли несколько одиночных аномалий и кабанью лёжку. Ксана каждый раз замирала и шёпотом предупреждала мужчин, что подстерегает впереди, и вела их обходным путём. А так как вся пятёрка двигалась довольно быстро и бесшумно, проблем по прохождению маршрута у них пока не наблюдалось.

Вук с Фризом всё посматривали на проводницу. Видимо, всё больше убеждались в правдивости ходящих про неё слухов. Но от расспросов и комментариев — помня приказ командира — воздерживались. Только скрупулёзно отмечали в ПДА опасные места.

Наконец, они миновали последний, особо густо заросший участок (окраину Забытого Леса, где им пришлось попотеть, чуть ли не ползком пробираясь сквозь подлесок), и вот среди деревьев замаячили просветы. Вскоре Ксана вывела их к опушке, от которой простиралась довольно открытая местность. На горизонте, чётко к западу, виднелись окрестности Свалки, а чуть дальше — знакомые всем в Зоне очертания мусорных гор.

— Всё, — сообщила девушка. — Дальше, думаю, вы и без меня дойдёте. Места людные, аномалий и порождений я там пока что не ощущаю.

— А ты разве с нами до блок-поста не пойдёшь? — удивился Полёт.

Ксана замялась. Отвела взгляд.

— Нельзя мне — с видимой неохотой сказала она. — Быть проводником нельзя. И отдавать предпочтение и помогать какой-то конкретной группировке или клану — тоже. Вам-то я помогаю, потому что… потому что так надо. Ну… объяснять долго, но надеюсь, Воронин уже понял это и, может быть, объяснит и вам… А тут места и правда слишком… людные. И если другие группировки узнают, что я стала проводником, да ещё и у «Долга»… Вы представляете, что тогда в Зоне начнётся?

В кваде подобрались люди, достаточно умные для того, чтобы, сопоставив кое-какие факты, сделать необходимые выводы.

— Ты совершенно права… Дитя Зоны… — медленно, с расстановкой проговорил командир четвёрки, пристально глядя девушке в глаза. — Репутация — вещь хрупкая. Особенно, когда она строится на… принципах. А эти принципы являются основой жизни.

Ксана вздрогнула, но храбро выдержала его взгляд и даже улыбнулась. Улыбка, правда, получилась довольно нервная.

— Полёт, да не пугай ты её! — вмешался Кошак и ободряюще подмигнул Ксане. — Принципы принципами, но где бы мы сейчас были, если б не она?

— Я и не пугаю, — ответил Грищенко, и вдруг… тоже улыбнулся. Шагнув вперёд, он снял перчатку и протянул девушке руку. — Спасибо тебе. Правда, ты очень нам помогла!

Ксана осторожно, но крепко, двумя руками, пожала широкую пятерню. Взглянула в лицо командиру долговцев.

— Вячеславу Павловичу от меня поклон передайте. — попросила она. — Я свяжусь с ним, когда… — она глянула на небо, — до хаты вернусь. Кое-что важное рассказать ему надо.

— А, чёрт! — воскликнул Полёт. — Он же приказал доложиться на подходах!

Не мешкая, долговец включил рацию.

— Центральный, я — Седьмой!

— Центральный слушает.

— Мы почти на месте. Находимся к востоку от Свалки, на опушке Забытого Леса. Минут через пять выдвигаемся. Без проводника — проводник идёт обратно.

— Понял тебя, Седьмой. Сейчас извещу посты. Как проводник?

— В порядке проводник. Поклон передаёт. Свяжется с вами через… пару-тройку часов, как домой вернётся. Какие-то важные вести расскажет.

— Добро. Всё, Седьмой, жду на базе. Конец связи.

После переговоров наступило молчание.

— Пора, — сказал Грищенко. Ксана согласно кивнула и чуть отступила от квада под сень деревьев, готовая бесследно раствориться в своей родной, но чуждой им стихии. Ещё пока что своя для них — но уже не с ними, отдельно. По другую сторону незримого фронта, пролёгшего между людьми и порождениями Зоны.

— Погоди, — остановил её Кошак и вопросительно глянул на командира. Тот кивнул.

Трое долговцев, по примеру Полёта, тоже пожали девушке руку, благодаря её за помощь и прощаясь. Последним подошёл Вук.

— Ты это… извини… за собаку… — неловко пробормотал он. — И спасибо…

Ксана тихо засмеялась.

— Тебе спасибо, что не тронул её… и щенков! — сказала она и вдруг, приподнявшись на цыпочки, коснулась губами щеки парня (выйдя в знакомые места, долговцы временно сняли маски и шлемы). Тот изумлённо вскинул руку к лицу, а девушки уже и след простыл! Только вздохнул сомкнувшийся за её спиной подлесок, да эхом долетело:

— Чистой дороги! Заходите ещё!

Долговцы все как один уставились на ошарашенного стажёра. Фриз дотянулся до напарника и отвесил ему лёгкий подзатыльник, чтобы привести в чувство.

— Наш поспел… — проворчал Полёт и, разом посуровев, скомандовал:

— Маски и шлемы надеть! Порядок движения прежний! Не расслабляться! Вук, о девушках на базе мечтать будешь! Всё, вперёд!

И четвёрка бойцов в чёрном ходкой рысцой двинулась к северу Свалки, где располагался блок-пост «Долга».

Часть 5. Колли

Братьям Стругацким — с благодарностью

Пролог

г. Хармонт, 80-е гг. ХХ в.
Мамочка — большая оригиналка — умудрилась назвать меня, свою единственную дочь, Клеменси! В честь её давно почившей мамы. Точнее, бабушку звали Клементиной — она была из русских эмигрантов, но мне от этого примечательного факта в нашей семейной истории ни холодно, ни горячо. Клеменси Флэтчер — бр-р-р-р, аж зубы от оскомины сводит! Не люблю я своё имя.

Так что, лучше зовите меня просто Колли. Колли Флай.


Я ненавижу этот город!.. С каким наслаждением я выбралась бы из его «гостеприимных» объятий! И — подкатить самую большую пушку, нет — колонну танков! Окружить — и со всей дури, изо всех стволов… По этим домам, улицам, подворотням, окнам, глазам, взглядам, гнусным ухмылкам… По той пакости, что лежит ЗА Периметром… Зона… провались она в ад вместе с этим чёртовым городишкой!..

Да нельзя…

…Когда всё это началось, я ещё не могла осознавать, что на моей дальнейшей жизни и планах можно ставить большой и жирный крест. Точнее — большой и мраморный. С памятными датами и веночком. Я по-прежнему жила, ходила по знакомым улицам, училась в частной балетной школе мисс Браун, общалась со сверстниками… И упорно шла к заветной цели — стать знаменитой на весь мир балериной. Как Майя Плисецкая, Галина Уланова или Марго Фонтейн, про которых нам рассказывала мисс Браун и которых мы иногда видели по телевизору. Я делала успехи, и учителя пророчили мне блистательную карьеру. Кроме того, я любила танцевать, танцы были альфой и омегой моей жизни, я не мыслила себя ни в какой другой ипостаси кроме как на залитой светом сцене, в пуантах, пышной пачке или воздушной «шопеновке»… Помимо танцев я ещё дополнительно изучала этикет, ставила речь, читала книги — в общем всячески себя образовывала, ведь моя цель была — блестящая артистическая карьера и высшее общество!

А потом, когда я уже почти закончила школу, выяснилось, что ничего этого не будет — ни огней рампы, ни сцены, ни известности, ни признания публики… Хармонтцам запретили покидать пределы города. Навсегда.

Раньше-то всё было по-другому. Наоборот — жителям города, расположенного в опасной близости от аномальной Зоны, сулили всякие блага за переселение в другие места. Но потом там, куда они переселялись, стали происходить необъяснимые и даже трагичные истории с окружающими их людьми, и вот, наконец, власти, спохватившись, приняли меры: запретили эмиграцию.? И чуть ли не со следующего дня после опубликования этого запрета всем жителям города в обязательно-приказном порядке начали делать замеры КГЧ — коэффициента генетической чистоты — чтобы выяснить, кто из хармонтцев наиболее подвергся действию Зоны — а кто менее.??

Проще говоря, кому повезло остаться человеком, а кому — нет.

Отделили, так сказать, агнцев от козлищ.

Не буду вам рассказывать, в каком шоке я тогда была… Отклонение от нормы в генетическом коде… Двойка — не так уж и много, чтобы начать считаться мутантом, но… для того, чтобы перестать считаться человеком — уже достаточно.

Разом рухнуло всё, о чём я мечтала, что поддерживало меня в минуты неудач, слабости и смертельной усталости от каторжных экзерсисов. Всё. Мечты, надежды… Со злополучным клеймом в метрике нечего было и думать даже о том, чтобы покинуть город тайно.

Мать говорила, что можно прожить и без балета, что есть и другие занятия, что мне просто надо будет после школы найти нормальную работу — и всё утрясётся…

Кабы так…

Я закончила школу, и после этого начались мытарства. Молоденькую девушку без специального образования и малейшего опыта работы могли взять только в официантки, да на какие-нибудь несложные малооплачиваемые должности. Но о том ли я мечтала когда-то, честолюбиво грезя о блеске славы и тысячных гонорарах?

Кроме того, я любила танцевать…

Стоит ли говорить, что ни на одной работе я не задержалась больше чем на год. Мне, воспитанной на классической музыке и высоких идеалах служения искусству, неизбежно надоедали серость, однообразие и грубость вокруг меня. А так хотелось красоты, изящества, культурного обращения… творческой обстановки… Хотелось БОЛЬШЕГО.

Я пыталась как-то бороться со всем этим. Однажды даже сама решила давать уроки танцев, может быть, открыть свою школу. Но… это уже был не тот Хармонт. Кому были нужны мои танцы? Зона владела их умами. Зона, хабар, риск, деньги… И — безнадёжность. Оттого, что НЕЛЬЗЯ было отсюда уйти! Нельзя, понимаете?!

Мать нескончаемо пилила меня за постоянные метания с работы на работу, за витания, как она говорила, в облаках, за неприспособленность к жизни… Сама она, всю жизнь проработавшая секретаршей какого-то, средней руки, начальника, была довольна своей жизнью и о большем не помышляла… До тех пор, пока её начальник не погорел на какой-то афёре и не вылетел с работы. Вслед за ним уволили и мать. И тогда она запила. Но пилить меня, как вы наверно понимаете, не перестала. Стало даже хуже.

Так что, сами понимаете, когда дома такая… простите, 5-я точка — тут уже не до тонких материй! К тому же, я в очередной раз сама потеряла работу. Не смогла сдружиться с очередным «бабским коллективом», принять их правила. И они меня выжили.

Потом постепенно начали таять сбережения, а поступить работать было некуда — везде было одно и то же…

Однажды, проходя мимо какого-то рекламного стенда, я увидела объявление: «В ночной клуб требуются танцовщицы для шоу-программ». Раньше бы я, не задумываясь, прошла мимо, но…

В общем, я нанялась. И понеслось…

…Этот город растоптал мою Мечту. Что я получила? Грязный зашарканный пол трущобного кабака — вместо пахнущих стружками и мастикой сценических подмостков… Пошлые шлягеры — вместо чарующих шедевров мировой классики… Провокационные, почти не прикрывающие тело одеяния — вместо воздушных белоснежных «шопеновок» и пышных пачек… Похотливые раздевающие взгляды, грубые выкрики и пьяный гогот — вместо восхищённых, исполненных Мысли, глаз и восторженных рукоплесканий… Щипки, шлепки пониже спины и тисканья в тёмных закоулках клуба — вместо цветов и галантных поцелуев руки… А вскоре…

…Я знала, куда нанимаюсь работать, и не тешила себя иллюзиями. Но полагала (видимо, по молодости и наивности), что у меня хватит сил и воли не вляпаться в эту грязь, не стать очередной публичной девкой, остаться ВНЕ… ВЫШЕ всего этого… Только танцы — пусть даже и на шесте, пусть даже и стриптиз…

…Хозяин «Кручёных сисек» (название кабака, в который я… вляпалась, по-другому и не скажешь) умеет «убеждать» строптивых сотрудниц и напрочь отбивать у них всю охоту бунтовать! Нескольких попыток мне хватило. Больше не хочу.

…Я — шлюха. Проститутка. Публичная продажная девка. Яркий псевдоним «Колли Флай», придуманный мною для балетной сцены, стал именем трущобной «подстилки»… Как там, в старой русской эмигрантской песне пелось? «Ведь я — институтка, я — дочь камергера…»?.. Во, лучше не скажешь!

…Вы — те, кто всячески чернит меня, показывая пальцем на улицах города, почему же, как наступает ночь, вы спешите ко мне же, чтобы купить мои ласки и удовлетворить свою похоть? Зачем в глаза вы говорите мне комплименты, а за глаза — гадости? Разве это честно? Вы, безгрешные, добропорядочные люди, бросьте же в меня камень, если я настолько грешна и настолько оскорбляю вашу добродетель! Но знайте: зрелища кающейся Магдалины вы от меня никогда не дождётесь!

…Вот почему я не хожу в церковь — хоть и верую в Господа нашего. Я не верю попам — ведь они тоже люди, и тоже слабы — как все люди. Мне ли — шлюхе, через которую прошла большая часть мужчин Хармонта — этого не знать?!..

…Только танцы… Единственное утешение, в котором я могу забыться…

…Всё, что я могу — это танцевать так, чтобы хоть немного поднять эту безликую толпу над их обыденным состоянием, заставить задуматься, оглянуться вокруг и увидеть, что в мире есть и более возвышенные вещи, чем миска со жратвой, бутылка с пойлом и скотские совокупления…

Но им не нужны мои танцы. Им нужен стриптиз, им нужны голые задницы и груди. Только тогда они хоть как-то начинают обращать внимание на то, что на подиуме кто-то там чего-то прыгает…

…Я ненавижу этот город!

Я ненавижу мужчин!..


…Странные способности проявились во мне лет так в двадцать. Я почувствовала, что со мной что-то не так, начались какие-то странные приступы, после которых я долго не могла прийти в себя. Потом обнаружила, что в таком состоянии умею двигать предметы и… биться током! Это было незнакомо и страшно — потому что это было не от Бога. От Неё — от Зоны. А потом…

Однажды, не в силах выдерживать творящихся со мной метаморфоз, я бросилась туда, к Периметру. К счастью, удалось проскользнуть в Зону незамеченной. Стена тогда ещё только достраивалась, людей на затыкание дыр в Периметре у военных не хватало — так что, просочиться было довольно просто.

Удивительно, но там я сразу почувствовала какой-то прилив сил, эйфорию! Я уже не обращала внимания, что вокруг меня тучей носятся поднятые в воздух листья, ветки, какие-то мелкие предметы… Никогда я ещё не ощущала себя такой сильной!

А потом я встретила его… Одного из тех, кто лапал меня там, в клубе, и всё пытался затащить в уголок потемнее…

Его смерть была мгновенной и странно-тихой. Если не считать того, что я сама заорала с перепугу: как это — я убила человека! РУКАМИ! Просто дотронулась до него!!! Помнится, бежала оттуда со всех ног… Так испугалась…

Не помню, как я — умудрившись не вляпаться ни в одну аномалию — добежала до этого места — бара «Перекрёсток», эдакого перевалочного пункта и места отдыха для всех явно и тайно посещающих Зону. Помню, что с разбега врезалась в кого-то, опять заорала с перепугу (вдруг и этого тоже убью?!), отшатнулась, упала без сил, заплакала… Всё, думаю, конец мне пришёл, сейчас убьют…

…Уверенные и сильные руки подняли меня, обняли, успокоили… Человеком, в которого я врезалась, оказался Стилет, хозяин и бармен «Перекрёстка». Он увёл меня в уединённый закуток в баре, сунул в руки кружку с каким-то горячим, пахнущим ягодами и алкоголем питьём… Он ни о чём не расспрашивал меня, но именно ему я выложила всё — свои страхи, сомнения, вопросы…

Он выслушал меня — так внимательно, как никто ещё никогда меня не слушал. А потом…

А потом он объяснил мне, кто я, и что со мной происходит. Так я узнала, что стала… точнее — почти стала… но до «не почти» мне осталось совсем немного — монстром! Монстром, которого здесь, в Зоне, называют полтергейстом. Что теперь мне доступна энергия Зоны, что я могу с помощью неё защищаться, нападать… убивать…

Помнится, услышав это, я снова расплакалась: я — и вдруг монстр? Нет, нет, скажите, что это неправда, что это шутка!

Но это, к сожалению, было правдой. Отныне мне предстояло всячески таиться от окружающих — чтобы выжить. И ни в коем случае не допускать, чтобы мне заново измерили КГЧ. Потому что ТЕПЕРЬ он у меня уж наверняка далеко ускакал от той невинной двоечки, что была у меня когда-то, при первом замере! Насколько далеко — лучше не проверять.? Целее буду. Стилет предлагал мне остаться в Зоне, но я была слишком напугана случившимся со мной, слишком хотела поскорее вернуться домой, забраться под одеяло и забыть всё это, как кошмарный сон… Кроме того, я не хотела покидать свою мать…

Стилет не настаивал. Но сказал, что я всегда могу рассчитывать на его гостеприимство — если ещё раз появлюсь в Зоне. Он говорил со мной, утешал, рассказывал про жизнь в Зоне, и постепенно я успокоилась и даже стала подумывать, что в моей нынешней ситуации, возможно, есть масса преимуществ… А потом я вдруг отчётливо поняла: у меня теперь есть сила! Зона — как бы я её ни проклинала — дала мне её!

С тех пор, изредка бывая в Зоне, я непременно навещала моего нового друга и наставника.


К моему несчастью в этом году достроили стену вокруг Зоны, и мне не стало туда ходу. Пыталась, правда, прорыть в одном месте подкоп — но, оказывается, стена ещё и вглубь уходит на сколько-то метров. Проверять, на сколько, я не стала — завыла сигнализация, и мне пришлось спасаться бегством от патруля. Чудом улизнула! С тех пор я больше не хожу в Зону. Лишь изредка, когда совсем уже не остаётся сил и желания жить дальше, я тайком подбираюсь почти к самой стене и некоторое время провожу там. Жалкие крохи энергии, что перепадают мне от щедрот Зоны, конечно, не сравнить с тем, что я получала, когда ещё могла проникать туда, но это хоть что-то… К счастью, есть ещё и Выбросы, которые тоже питают меня. Правда, мне приходится при этом притворяться, что я лишаюсь чувств — как все люди, кто не успел скрыться в убежищах… Страшно подумать, что будет, если кто-то вдруг обнаружит, что я притворяюсь!

А потом — после одного, особо мощного и разрушительного Выброса, я вдруг научилась брать энергию от людей. Полтергейст в Зоне, я стала… энергетическим вампиром — в городе… Не надо крутить пальцем у виска и возводить очи к потолку. Я тоже думала, что вампиры любых видов — это сочинения фантастов и суеверных старушек.

Когда-то думала…

…Что я только ни перепробовала, чтобы выбраться отсюда!.. Один раз даже получилось (не спрашивайте, каким образом, я не люблю это вспоминать!). Но…

В общем, не могу я уйти! Зона, будь она проклята! Она даёт мне силы, но она же их из меня и пьёт, понимаете? Если я отойду от неё дальше, чем дальняя от неё окраина города — всё, можно смело рыть себе уютную могилку! Да крестик мраморный не забыть. Ага, тот самый!

Не даёт она мне уйти. Не пускает…

Вы спрашиваете, что такое по-моему Зона? Проклятье. Но я уже не могу без неё.

Хармонтская Зона отчуждения, 8 октября, 1989 г.
— Правее заходи! Осторожнее! Окружай! Инъектор, инъектор готовьте!..

Четверо крепких, хорошо экипированных и вооружённых мужчин всё теснее сжимали кольцо вокруг загнанной ими добычи. Добыча отчаянно петляла между деревьями, пригорками, впадинами и опасными местами, стараясь уйти, запутать преследователей, заставить их вляпаться в аномалию. Но преследователи — бывалые и опытные люди в Зоне, хорошо оснащённые чуткими детекторами — не отставали.

Существо, которое они гнали, сейчас походило на человека, но человеком в известной степени уже не было достаточно давно.

Колли Флай, бывшая танцовщица хармонтского ночного клуба «Кручёные сиськи» — заведения с репутацией под стать названию — была мутантом. Точнее — практически монстром. Более того — монстром, долгое время ухитрявшимся жить не где-нибудь, а в «белой», человеческой части Хармонта, водить за нос власти, полицию, учёных… Даже опытные военсталы и боевики группировки «Грех» — остроглазые и безжалостные охотники на мутантов — не смогли заподозрить обмана! Некоторое время назад Колли исчезла из города — ходили слухи, что её похитили и увели в Зону наёмники, предпочитавшие жить там, нежели в городе. Инспектор городской полиции выбил у властей разрешение на посещение Зоны и наведался на их базу, чтобы достоверно в этом убедиться. Действительно, беглянка была там, но… напрочь отказывалась возвращаться. Тогда ещё никто в городе не знал, кто она, и отказ этот прозвучал для сотрудника полиции более чем странно. Однако, разобраться в этом инспектор не успел: у базы наёмников началась перестрелка, и он видел, как одна пуля попала в Колли…

Однако, в Хармонте нашёлся человек, который не поверил в гибель танцовщицы. Гога Краузер, владелец «Сисек», был единственным в городе человеком, знавшим о ней всё. Разумеется, он вовсю пользовался этим знанием, нещадно эксплуатируя свою подчинённую. А той ничего не оставалось делать, как выполнять все его приказы. Потому что в случае неповиновения или ухода на другую работу её ждало бы разоблачение перед всем городом, а вслед за ним — гибель. Мутантов в Хармонте последние несколько лет ОЧЕНЬ не любили!

Само собой, когда птичка обхитрила его и упорхнула из клетки (лишив его тем самым тех солидных барышей, что он на ней наваривал), Гога крайне обозлился и, зная, что в Зоне такого мутанта, как Колли, убить достаточно проблематично, послал соглядатаев выяснить, что там на самом деле произошло с этой хитрой мерзавкой. Услышав сообщение, что пропажа более чем жива и здорова, Краузер удовлетворённо потёр руки и принялся осуществлять план мести.

И вот теперь нанятые им охотники (пришлось открыть им тайну Колли — чтоб знали, с кем им придётся иметь дело), вооружённые, помимо огнестрельного, оружием, стреляющим ампулами с парализатором (недавнее изобретение НИИ ЗАМ для ловли монстров живьём) и сетями, неумолимыми тенями неслись по Зоне, преследуя выслеженную ими беглянку.

Гога немало вложился в эту операцию. Никогда ещё за всю историю Хармонта (да и, пожалуй, мира!) водворение беглой сотрудницы обратно на рабочее место не было таким дорогим, но Краузеру было плевать на траты: Колли его одурачила, оставила без доходов, и поэтому он жаждал мести!

Задание охотникам было конкретное и не допускающее других вариантов: изловить паршивку живьём и притащить обратно в Хармонт. Ему, Гоге Краузеру, в «Кручёные сиськи».

Об этом сама Колли узнала на бегу, из отрывистых выкриков погони. И, поскольку возвращаться в Хармонт, в фактическое рабство к Гоге у неё не было никакого желания, она изо всех сил старалась избежать поимки и грозящей ей после этого ужасной участи.

Дело осложнялось тем, что люди застали её врасплох, когда она ещё не успела перетечь из одной сущности в другую — стать тем, кем она и была в Зоне — мутантом-энергокинетиком. На это требовалось хотя бы несколько минут покоя и сосредоточения, чтобы направить энергию Зоны в нужное русло. А их-то у неё как раз и не было!

…Что-то свистнуло над левым плечом. Звук был не такой, как у пули — должно быть стреляли парализующим дротиком. Колли привычно дёрнулась вбок, чтобы сбить стреляющему цель, но вдруг споткнулась, не удержалась на ногах и с пронзительным визгом кубарем полетела вниз по склону небольшой горушки, по которой пролегал её путь.

Преследователи издали радостный крик… который тут же превратился в тревожный, негодующий, предостерегающий.

Чуть в стороне от их пути, у подножья горушки — и это было видно на детекторах — сидела довольно упитанная аномалия. И вот, упавшая, потерявшая контроль над своим телом Колли влетела прямо в неё!

Вспышка, треск — и… пусто. Словно и не было никакой мутантки, отчаянно пытавшейся спастись от людей. Только сладковатый запах озона напоминал о только что случившемся.

Охотники в растерянности замерли на гребне горушки. Колли снова провела их всех и в очередной раз оставила ненавистный ей город с носом!

Из покинутого дачного посёлка неподалёку донёсся заунывный вой полтергейста, перешедший в жуткий «гиенский» хохот.

Казалось, это сама Зона смеялась над людьми.

1. Подарок аномалии

Чернобыльская Зона отчуждения, март 2015 г.
Человек попался сильный и телом, и духом. Он упрямо лез через поваленные стволы деревьев, таща на спине большущий рюкзак, аккуратно переступал заполненные водой ямки в земле, подныривал под низкие ветви, не сбавляя широкого шага. Каждые десять-двадцать шагов он замирал, прислушиваясь. Ничего? Ничего… И шёл дальше, так же осторожно, но целенаправленно. Даже когда в его висках прозвучал первый удар крови, а перед глазами помутилось, он сдался не сразу, далеко не сразу. Он выходил и не из таких передряг, он в себя верил. Он знал, что надо делать. Мозг тренированно метнул могучее тело в подлесок, заставил проползти под спутанными верёвками бересклета, потом подняться и бежать, иди, ползти туда, где зелень заслоняет прямой взгляд. Ноги моментально отяжелели, мышцы рвануло судорогой. «Врёшь, собака, не возьмёшь! Не поймаешь!» — зубы оскалились, через бороду пробежала красная струйка из прокушенной губы. «Не думать! Только не думать! Петь! Кричать! Не думать!!! Вперёд! Раз-два, раз-два!». Рывок, ещё один. Впереди — заболоченная длинная низинка, а в ней — кусты, кустики, кусточки… «Сейчас, родные, сейчас… Не поймает он нас, не поймает…». Кротовины под ногами. Шаг, другой, ещё один, бег… Сейчас… Носок ботинка зацепился за плоский, незаметный в траве песчаный муравейник, руки взметнулись, схватились за воздух…

Когда он встал, бежать уже было не нужно. Не нужно было ни спасаться, ни спешить, ни даже бояться. Дыхание выровнялось. Вдох-выдох… До ложбины — метров пять. Лицо, искажённое невероятными усилиями, разгладилось. Ещё один шаг — назад.

Худая широкоплечая фигура сидела на поваленном дереве, зябко кутаясь в старый брезентовый плащ-накидку. По траве косо перебегали солнечные лучики, изредка падали на сутуловатую спину. Сыро. Фигура подняла руку, провела по невидному под капюшоном лицу, пальцы скользнули вдоль впалых щек, узкого подбородка с блёклой кожей.

Когда грузный человек вышел из леса на опушку, фигура даже не двинулась. Человек ровным шагом подошел к дереву и замер. Тишина. Сидящий чуть пошевелился и опять застыл. В воздухе пахло мокрой сосновой корой и озоном. Встревоженные было шагами грузного птицы выждали паузу и, сначала негромко, а потом все звонче, снова затеяли перепалку и самодеятельный концерт.

А потом всё вдруг снова оборвалось. Над поляной ударил беззвучный взрыв. Вспыхнуло и погасло, стократ усилился сладковатый запах озона, вновь — и на этот раз надолго — замолкли птицы.

Фигура резко встала — выросла вдвое, будто освободили огромную сжатую пружину.

Воздух в центре поляны дрожал и вибрировал, будто из почвы шёл поток горячего пара. А в двух шагах от незримого источника жара лежало на земле что-то пёстрое, непонятное, похожее на человека. ВЫВАЛИВШЕЕСЯ прямо из этого потока!

Медленно пройдясь по земле, взгляд закутанного уперся в жаркий столбвоздуха и лежащее рядом нечто. В тот же момент грузный человек резко развернулся и широкими, уверенными шагами мягко, пружинисто пошёл вперёд.

Беззвучный вопрос: «Что ты видишь?» И столь же беззвучный ответ: «Женщина. Без оружия… без снаряжения… в гражданском… Я не понимаю… Мне страшно…»

Глаза грузного, опустившегося на колени рядом с выпавшим из аномалии существом, бегали из стороны в сторону, на лбу выступил пот.

«Подними её и неси сюда».

Грузный без видимого усилия поднял лежащую и споро зашагал обратно, только пот катился с его лба все сильней.

Тот, кто приказывал ему, с некоторым интересом оглядел нежданный подарок аномалии.

Молодая женщина около тридцати лет. Тонкие черты лица, тёмные волосы чуть ниже плеч взлохмачены и спутались. Через щёку наискосок стекает тоненькая, подсыхающая уже, дорожка крови, бегущей из носа. Странная пёстрая одежда, не похожая на то, что он до этого видел на других людях. Закутанный долго копался в своей бездонной памяти, но никак не мог вспомнить ничего подобного. Дышит…. Беззвучный приказ ещё раз развернул грузного вместе с ношей, и снова заставил резво зашагать куда-то вперёд. Контролёр шёл за ним, привычно скрываясь в придорожных зарослях от враждебных глаз.


В нескольких километрах от места происшествия стояла неплохо сохранившаяся трансформаторная подстанция, в которой уже несколько дней и обитал Контролёр. Туда он и направил грузного с находкой на руках. Сам шёл следом, недоумевая и пытаясь «послушать» странно одетую человечку, но почему-то не находил отклика. Бессильно увязал в незримой душной и плотной, как вата, субстанции забытья, которая окутывала её разум.

…Ему казалось иногда, что самым близким словом, описывавшим его жизнь, было слово «слух». Чужие мысли сначала именно слышатся. Как шепот, как возглас, как крик. Это уже потом над словами чужих мыслей начинал сначала исподволь, а затем все громче, довлеть его собственный голос, ровный, тяжёлый и монотонный. Сначала он слышал их, этих неразумных, они сами выдавали себя, и лишь затем попадались.

Он слышал многое. Слышал жалобы, вопли злобы, вопли ужаса, отчаяние, голод, брань. Иногда — слова чужой матери, много лет назад гладившей по голове своего детёныша, выросшего после в глуповатое и опасное животное, ржущее над шуткой такого же зверя. Звери звали себя иногда «люди», иногда «мужики», иногда «сталкеры». К их мыслям он привык. И даже со скукой уже вторгался в их маленькие головы, оглушал одним словом, заставляя забыть всё и всех.

…Когда в его внутренний слух проникли тонкие переливчатые звуки, он долго не мог понять, откуда они идут. Звуки сплетались, как трава, как ветви деревьев, расплетались и снова перевивались, громкие и тихие. Нездешние, непонятные, неизвестные звуки. Появились почти осязаемые картины — красные кирпичные стены, свет фонарей, гвалт. Звуки стали резче, потом снова вернулась мелодика.

Он внезапно понял, что слышал. И замер, поражённый так, как не помнил себя никогда. Слышимое называлось музыкой. И музыка эта исходила от лежащей в руках подчинённого фигурки!

…Когда ветви низкорослых кустов справа зашевелились, он даже не сразу это заметил, увлечённый неожиданным открытием. Подконтрольный со своей ношей ушёл далеко вперёд, ровно топая тяжёлыми башмаками.

Перед глазами метнулись неясные фигуры. «Опасность!» — вздрогнуло, зашлось воплем подсознание. Он растерянно шагнул в сторону от дороги, все ещё оглушённый, вдруг неспособный ударить, скрутить, подчинить. Тоненькая нить, связывавшая его разум и голову грузного, порвалась.

Попытки нащупать сознания нежданной помехи почему-то ни к чему не привели. Воины-тени, кинувшиеся к его бывшему подконтрольному, словно были закрыты от любого пси-воздействия непроницаемым куполом.

«Тёмные сталкеры… Ну, припомню я им это!.. Такие же людишки… Тела исковерканные, мозги набекрень, а всё то же в пустых головах… Знают Истину и несут её!.. Один Бек их чего стоит!.. Только истина у них — пустая мёртвая башка, ничем не лучше Монолита!

…Пожалуй, соберусь с силами, и через несколько дней пойду послушать их. Издали. Сначала незаметно…

…Только бы они ничего не сделали с… этой… которая ЗВУЧИТ!..»

Закутанная в плащ фигура неслышно растворилась в чаще…

* * *
— Братья, да это же баба! Ну, дела — одна, посреди Зоны…

— Интересно, куда это зомбак её тащил? И зачем?

— Известно, зачем… Зачем ещё баб куда-то тащат? — сказавший это, весело хохотнул. На него посмотрели с дружным сожалением и покрутили пальцами у виска — мол, думай, что ляпаешь, на кой ляд зомбакам бабы в том самом контексте!

— Одета она уж больно как-то странно. Не для Зоны…

— Может, зомбак её из какого-нибудь сталкерского кабака упёр?

— Почему именно упёр? Могла и сама убежать!

— Убежать? А нафига? И потом, смотрите — ни оружия, ни снаряжения! Одежонка тоже… Не, брат, в таком виде в Зону не убегают!

— Так зомбак-то был под контролем! Может, это его баба, и их вместе законтролили?

— Э, братья, а давайте-ка отсюда валить по-быстрому! А то как бы эта пси-ментальная сволочь и нам чего не уделала! Чего-то навроде стайки псевдопсов морд эдак в 20 — и это в лучшем случае!

— А с этой что делать? Живая ведь, дышит! Может, прибьём, чтоб не возиться?

— Я тебя сейчас самого прибью!.. Берём с собой на базу — пусть с ней Бек разбирается. Во-первых, лишняя баба — никогда не лишняя, особенно — в Зоне, особенно — на нашей базе, а во-вторых — пригодится на случай, когда Отец проголодается!

— О! Ты безусловно прав, брат! Уж кому-кому, а Отцу она точно может пригодиться!

— Взяли-подняли… Хэ, а ничего такая находочка!.. Даже жалко её отда…

— Так, хорош засорять эфир! Ноги в руки — марш! И по сторонам поглядывайте!

…База тёмных сталкеров была оборудована на пустом блокпосту — несколько разбитых кирпичных бараков, пара гаражей, где ржавели когда-то могучие, а сейчас замершие и беспомощные машины. Туда-то и принесли они свой странный трофей, отнятый у зомби, явно находящегося под ментальным контролем. Шли, опасаясь нападения, всматривались в кусты и ждали, что вот-вот вылетит из-за поворота стая направленных недобрым разумом голодных тварей. Но пронесло…

Добычу первым делом явили пред очи Бека, вожака. Тот кликнул врача. Долговязый Лазарь вытащил замызганную сумку, вскрыл ампулу нашатырного спирта — по комнате пополз ядовитый дух. Лазарь поднёс к носу пленницы остро пахнущую вату, неестественно белую в скрюченных, будто обгорелых, пальцах…

2. Тёмные сталкеры

Колли слегка пришла в себя ещё когда подконтрольный, нёсший её, грохнулся на дорогу, лишённый управления. Окончательно — когда услышала над собой голоса. Но, ощутив вокруг себя много людей, затаилась и сделала вид, что по-прежнему находится без чувств. Жизнь среди людей научила её предельной осторожности.

В нос ударил резкий запах нашатыря, и притворяться дальше бесчувственным телом стало невозможно. Колли дёрнулась, коротко застонала и открыла глаза.

И тут же взвизгнула, увидев над собой троих мутантов. Точнее — их внешность. Таких она даже в Хармонтском гетто не встречала!

Склонившаяся над ней сутулая фигура от неожиданности вздрогнула и подалась назад. Запах аммиака пропал вместе с ней.

— Пришла в себя — отметил бесстрастным голосом худощавый мутант с лицом, похожим на обтянутый кожей череп, — Кто ты? Ты меня понимаешь?

Губы второго мутанта, огромного и плечистого, медленно разъехались в нехорошей ухмылке, когда он увидел её реакцию на их внешность. Глаза злобно блеснули.

— Добро пожаловать к уродам, детка! — процедил он.

— Подожди, Маус, — снова прозвучал первый голос с едва уловимой усмешкой. — Она не слышит тебя.

Говорили они по-русски.

Колли чуть прикрыла глаза. Перевела дух. Мутанты. То есть — такие же, как она — только изменения коснулись внешнего вида, а не способностей.

Как общаться с себе подобными, она совершенно не представляла. Потому что до сих пор, таясь от всего мира, ни одного из них (по крайней мере, явного) в Хармонте не встречала. Правда, поговаривали, что где-то в горных районах Зоны остались какие-то местные жители, пережившие Посещение и ставшие мутантами, но до этих ей ещё в своих странствиях добираться не доводилось.

— Кто ты? — повторил первый голос уже громче, — Слышишь меня?

— Всё я прекрасно слышу! — спокойно, но с некоторой ноткой вызова ответила она и, открыв глаза, на этот раз уже храбро посмотрела на окружавших её мутантов. — И вообще предупреждать надо, что вы тут все такие… красивые! Я бы тогда хоть проявила вежливость и не орала!

Когда Колли боялась — она всегда становилась ершистой и вредной. А сейчас она именно боялась. И от этого страха североамериканский акцент в её русской речи стал резче и отчётливее. Русский она знала неплохо — мать её происходила из семьи эмигрантов… Но вот откуда в Хармонтской зоне столько русскоязычных мутантов? Что-то не слишком похоже на тех местных, про которых она слышала.

— И, кстати, где это — «тут»»? — решила уточнить она. — Вы-то сами кто?

— Лопни мои глаза! — хохотнул дюжий Маус — Мало того, что баба, мало того, что наглая, так ещё и не нашенская. Она ж буржуйка!

Поймав на себе чуть удивленный взгляд соседа, он повел плечом:

— Я когда ещё салагой был, а мой батя служил в группе войск в Германии, их столько перевидал!.. Кто-кто! — передразнил он пленницу. — МЫ! Чего, милая, это тебе не Нью-Йорк, не Мюнхен, не Лондон твой вшивый! Ты в Зоне-Матушке! — здоровяк явно был собой доволен.

Колли поднесла к лицу слабую руку. Провела. Поморщилась, почувствовав липкость крови. Посмотрела на Мауса с видом уставшей от выходок Вовочки, но терпеливой и доброй Марьванны.

— Без тебя знаю, что в Зоне. В какой именно её части? И, кстати, откуда взялась в Зоне такая толпа русских-мутантов? Я про вас тут раньше не слышала.

— Тут вопросы задаем мы! А ну гляди на меня! — заорал громадина.

— Маус!

Здоровяк замер с разинутым ртом, будто невидимая рука вставила ему кляп.

— Вопросы здесь действительно задаем мы, — голос обладателя лица мумии был негромкий, но звучал уверенно и как-то устало. — Меня зовут Бек. Вы находитесь в Зоне Отчуждения Чернобыля среди моих братьев — тёмных сталкеров. А теперь назовите свое имя, раз уж вы действительно понимаете нас.

— В зоне отчуждения Че… ЧЕГО??? — остатки ватного тумана в голове исчезли, словно кто-то резко отдёрнул занавеску. Чернобыль?.. Да, что-то такое она слышала в зарубежных новостях года так три назад — Советский Союз, авария и взрыв на атомной станции, сотни жертв… Колли даже села, но резкое движение вызвало головокружение, и она, охнув, рухнула обратно. Лазарь едва успел поддержать её — а то бы ударилась затылком.

В голове завертелись обрывки мыслей, самыми чёткими из которых были следующие:

«Не может быть!»

«А Барс-то и ребята ничего не знают…»

«Вот это свезло…»

Именно последняя мысль неожиданно доставила ей столько веселья, что она не выдержала и, откинувшись на… потом оказалось, что под головой у неё были колени и ладони Лазаря… звонко, взахлёб, расхохоталась!

Лица мутантов недоумённо вытянулись. Кажется, они не ожидали такой реакции и наверно подумали, что их добыча сбрендила на почве неожиданных известий.

«Обгорелый» Лазарь пожал плечами. Глаза назвавшего себя Беком нехорошо сузились.

— Повторяю — кто ты и как тебя зовут!

— Ох… — задыхаясь, проговорила Колли, изо всех сил давя рвущийся смех. — Извините… Просто… второй раз за последние две недели мне так везёт — исполняется моё желание оказаться… как можно дальше от этого… паршивого городишки… Но чтобы НАСТОЛЬКО далеко…

Она несколько раз фыркнула, а потом сообщила:

— Меня зовут Колли Флай. Я из города Хармонт. И… и аномалия, в которую я вляпалась в тамошней Зоне, похоже, оказалась пространственной!.. Если, конечно, про Чернобыль — вы это серьёзно!..

И снова зафыркала — но уже тихонько. Ей не хотелось злить этих странных неприветливых нелюдей, а их предводителя — в особенности.

— Извините, — снова сказала она. — Если чем-то вас оскорбила. Не хотела, честное слово! Но… это неожиданно… настолько, что… даже смешно!

— Тамошней? — сдвинул брови Бек, — Хармонт? Ты хочешь сказать, что ты попала сюда из какого-то другого похожего места?.. Лазарь, помоги ей сесть!.. Маус! Где братья, нашедшие её? Живо их обратно!

Громадный Маус сделал несколько широких шагов и исчез в дверном проёме; остатки двери на петлях обиженно скрипнули.

— Хармонт? — медленно повторил Бек. — Да, но это звучит очень… мало правдоподобно… — он неприятно улыбнулся. — Поверь мне, лучше сказать нам правду. Мы не любим ложь.

— Ну если хочешь — смотайся туда сам и спроси — знает ли там кто-нибудь Колли Флай! — Колли чуть поёрзала, устраиваясь поудобнее. Мимоходом слегка потёрлась щекой о ладонь Лазаря — мол, спасибо за заботу! — и почувствовала, как врач-мутант вздрогнул от неожиданности. — Аномалия, наверно, до сих пор ещё держится там, где вы меня нашли… Послушай, я сама мало что понимаю в происходящем. Какие-то придурки из Хармонта открыли на меня охоту в Зоне… Гога, сволочь, нанял их, чтобы меня вернуть… Ну я рванула от них — так быстро, как могла, думала, убегу, спрячусь, отсижусь где-нибудь… На бегу споткнулась, полетела кувырком и — прямиком в аномалию! Только и помню, что сперва завертело, как на карусели, потом — звон в ушах, темнота… А когда очнулась — тут уже вы были. Точнее, — она обвела взглядом помещение, где находилась — я тут у вас.

За стеной послышался топот. Вошли Маус и три других мутанта. Они вытаращились на свою недавнюю находку, перевели глаза на Бека. Тот на секунду отвернулся.

— Где и как вы её нашли? — голос был строгим.

— В четырех километрах восточнее нас, брат. Её зомби тащил. Свежий, наверное сегодняшний. Мы его сперва даже за человека приняли. Вышли из подлеска, а он встал — и стоит. Она — на руках. И ведь вежливо так её нёс, аккуратно. Мы — в стволы, а он вдруг заваливаться начал. Мы, значит, её и вынули у него из рук…

— Там, видать, контролёр где-то бродил. Зомбак был уж больно характерный! Мы и ушли от греха подальше. А она без сознания была всю дорогу. Ты сам видел, когда мы её принесли.

Бек наморщил лоб. С полминуты простоял почти неподвижно, глядя в одну точку. Пришедшие и Маус неловко переминались с ноги на ногу.

— Что же, Колли Флай… Допустим, я тебе верю. В какой части Зоны находится это место, Хармонт? Или… ты хочешь сказать, что есть и другая Зона?

— Выходит, что есть… — Колли посмотрела на Бека как-то виновато и вздохнула, чуть разведя руками. — Хармонт — это городишко на границе США и Канады?. А Зона — рядом с ним. Собственно, хармонтское гетто — это по сути, уже часть Зоны, образовалось оно после одного очень разрушительного выброса, накрывшего трущобы… Власти отделили гетто от остального города кордоном и колючкой, согнали туда всех мутантов, кого смогли выявить и… и кто к тому времени ухитрился выжить после замеров КГЧ… коэффициэнта генетической чистоты — пояснила она, — «чисток» и репрессий… В «белый» город, где живут нормальные люди, им нет доступа — прибьют. Да и в гетто тоже небезопасно — там частенько «грешники» на мутантов охотятся… «Грех» — это секта такая… большую власть в городе имеет… А уже весь Хармонт тоже отделён от Зоны кордонами и стеной. Бетонной. То есть, нет, это Зона отделена от остального мира. А Хармонт — он рядом. При ней. И — отдельно от всего мира.

В продолжение своего рассказа Колли мрачнела всё больше и, наконец, совсем сникла. Осторожно села, подтянув ноги и обхватив колени руками. Опустила на них голову.

— Гадский городишко… — едва расслышал Лазарь, к которому она была ближе всех.

— Бек, — внезапно прогудел Маус, — а ведь она, похоже, наша!

Застывшее лицо главы мутантов повернулось к громиле.

— Ты меня знаешь, я народец чую… Точно тебе говорю, наша она! Вон и Луни тоже говорит… Уж она-то точно братьев и сестёр слышит.

Поникшая, было, голова пленницы приподнялась.

— Ты сам видел, я бы её порвал на мелкие тряпочки, — продолжал здоровяк, — а сейчас перед тобой, как и перед Отцом говорю — она навроде нас с тобой. Я как вышел, так и проняло меня, как прострелило. Знаю. И всё.

От слов здоровяка Колли съёжилась и затаила дыхание. Она ждала, что скажет предводитель мутантов этой Другой Зоны. Где-то внутри зажглась слабая искорка надежды, что её не выдадут людям, не убьют…

— Хорошо, Маус. — Бек снова говорил ровно и спокойно, — Я принимаю твои слова. Отец принимает твои слова.

Сгустившееся напряжение вдруг как-то в одночасье разрядилось. Лазарь, всё время сидевший рядом с Колли, глубоко вздохнул. По рубленному, будто из камня, лицу великана Мауса пробежала шальная улыбка.

— Позволь мне, в таком случае, рассказать тебе, где ты очутилась, Колли Флай, — повернулся к ней Бек, — Я вижу, ты действительно не знаешь, куда тебя занесло.

Это место, где мы все сейчас находимся, называется Чернобыльской Зоной Отчуждения. Ты слышала про город Чернобыль и аварию на АЭС? (Колли кивнула) Так вот. Подобно той Зоне, про которую ты только что говорила, наша Зона тоже появилась в результате Выброса. Все, кого ты сейчас видишь вокруг — бывшие люди, получившие… отклонения в своей физиологии. Мутанты. Впрочем, это видно и невооруженным взглядом — он усмехнулся. — Называют нас тёмными сталкерами. Потому что, в отличие от прочих сталкеров, мы — уже не люди. Уроды — на их взгляд.

Колли быстро глянула на него, и в её глазах мелькнуло сочувствие. Но она тут же отвела взгляд и потупилась, испугавшись, что своим сочувствием только разозлит тёмного.

Напрасно беспокоилась. Бек глядел куда-то сквозь неё, буравил взглядом, спрятанным за тёмными стеклами какого-то подобия очков от солнца, но, похоже, не видел.

— В отличие от той жизни, о которой ты только что говорила, мы не позволили загнать себя в гетто и уничтожать, как овец на бойне. В этой Зоне нет власти. Власть здесь — мы сами. Здесь нет городов в привычном тебе смысле слова — есть поселения людей, которые называют себя сталкерами, и считают, как и на твоей родине, себя единственными достойными Жизни и её благ. Мы же показываем им, что они не правы. — Бек вдруг улыбнулся. — А единственный город, который тут когда-то был, ныне заброшен и недоступен даже нам.

— Почему?

— Зона не хочет пускать туда никого. Слишком много людей, — оскалился Бек, — ходило туда, что-то забирало, и ничего взамен не несло. И Она обиделась. Кажется, обиделась на всех…

Колли тут же подумала, что неплохо было бы ей смотаться в этот запретный город — когда она тут более-менее обживётся. Ей-то, не мутанту уже — но монстру — должно быть, удастся проникнуть за незримые границы. Эта Другая Зона ещё успеет хорошо узнать её, Колли. И решить — принимать к себе новое существо, или нет. А уж она, Колли, постарается, чтобы её приняли!

— Нас от Её гнева охраняет Отец, — продолжал свой рассказ Бек. — Его власть велика. Он спасает наших братьев и сестёр от неверного шага, от взгляда Подчиняющих, от огненного шторма выбросов. Сталкеры знают про это и очень хотят увидеть Отца, заполучить Его себе и отлучить от Него нас… Они и в самом деле иногда встречаются с Ним. Правда, не совсем так, как бы им этого хотелось.

На этот раз прыснул Маус. Видимо, на его взгляд встречи людей с неведомым Отцом проходили крайне забавно!

— Если захочешь, Он сохранит и тебя, — закончил Бек, и воцарилось молчание.

Колли погрузилась в размышления, переваривая услышанное, но поток мыслей вдруг прервал неожиданный вопрос вождя тёмных::

— Что ты делала в твоем мире, Колли? Что ты умеешь?

Колли, застигнутая врасплох, вздрогнула и вскинула на Бека взгляд, в котором читалась целая гамма чувств — от растерянности и стыда — до гнева и ненависти. Потом взгляд стал умоляющим. Мутантка опустила голову и покраснела так, что даже плечам стало жарко.

…она бы легко могла соврать, но душа её противилась лжи, да и пути, которыми правда может достигнуть нужных ей ушей, поистине неисповедимы. Что с того, что это другая Зона?

— Ты сказал, что вы не любите, когда вам лгут… — наконец, проговорила она, не глядя на Бека. — Я тоже этого не люблю. В Хармонте я работала в ночном клубе. Танцовщицей, стриптизёршей и… — мгновенная судорога скривила её губы, но Колли справилась с эмоциями. — И шлюхой.

Сказав это, она упрямо вздёрнула подбородок и уставилась на противоположную стену («Ой, какая интересная трещина!..») с наигранно-беспечной улыбкой. Сколько раз ей вот так приходилось прибегать к спасительной помощи ложного веселья и гордой надменности, за которыми она скрывала свои унижение, стыд и боль…

— Как видишь, совсем бесполезные специальности для Зоны, — она хмыкнула и развела руками. — Ну, разве что для какого-нибудь сталкерского кабака… В вашей Зоне есть кабаки для сталкеров?

Она говорила нарочито быстро, весело, пряча за этой бравадой привычное тоскливое ожидание насмешек, оскорблений, приставаний… или наоборот — брезгливой отстранённости и презрения…

Но… Промолчал грубоватый и скорый на слово Маус, только голову наклонил в другую сторону. Не двинулся с места всё ещё сидящий с ней бок-о-бок «обожженный» Лазарь. Бек сделал шаг и присел рядом. Под башмаками скрипнули мелкие камушки.

— Мир за Кольцом любит ломать тех, кто не подходит ему, как очередной кирпичик для стены. Твоя Зона слишком похожа на него. Ничего. Здесь всё иначе. Здесь всем отличным и непохожим найдется место. Мы ведь все тут — отличные и непохожие. Не бойся. Ты среди своих. — вожак тёмных улыбнулся одними губами, сухие пальцы скользнули по руке Колли, — И это хорошо, что ты смелая. Это много здесь значит.

Колли привычно дёрнулась, отстраняясь, и в замешательстве посмотрела на его пальцы, касавшиеся её кожи. Она помнила, чем такое прикосновение могло закончиться для неосторожного. Смертью.

И тут до неё дошёл смысл его слов. Над ней не смеются — даже этот языкастый Маус. Её не собираются унижать. Ей предлагают убежище среди таких, как она…

Колли почувствовала в горле комок. После перехода она была ещё слаба и не набрала достаточно сил. И почему-то энергетический канал связи с этой Другой Зоной не спешил открываться. Поэтому чувствовала она себя сейчас неважно. А меж тем, достаточно ей было лишь коснуться одного из этих сильных мужчин — и живительная энергия полилась бы в неё мощным потоком…

Она отстранилась от руки Бека. От всё ещё находившегося рядом Лазаря. Сползла с продавленной тахты, на которой лежала, и отступила от группы тёмных.

— Нет, — проговорила она, качая головой. — Ты просто не знаешь… Вы не знаете… Я не такая, как вы… — слова давались труднее, чем в аналогичной ситуации целую вечность назад, когда ей пришлось точно так же признаваться приютившим её наёмникам. — Я… нет, пожалуйста, не прикасайтесь ко мне…

Колли уже дрожала всем телом. Подумали ли тёмные, что она не признаёт их своими и избегает их прикосновений потому что брезгует, или нет — но лица их снова закаменели.

— Я… я УЖЕ не мутант! Я… У себя там я была… полтергейстом… В Зоне. Там было много энергии, и я могла с помощью неё даже убивать… простым касанием… А в городе не было энергии Зоны, и я пила её у людей… как вампир… Я — не мутант, вы понимаете? Я — монстр! Монстр! Таких, как я, у нас даже мутанты убивают!.. И…

Что «и» — она не договорила. Плотина прорвалась, Колли осела на пол, скорчилась и спрятала лицо в ладонях. Ей теперь было всё равно, что с ней сделают. Сил становилось всё меньше и меньше. В висках уже бухали молоточки, отзываясь целыми вспышками искр под закрытыми веками и нервной дрожью по всему телу. Слабость постепенно разливалась по телу.

Бек неторопливо снял очки и так же неторопливо стал их протирать извлечённым из кармана клочком бархатистой шкурки крысоволка. В глазах предводителя тёмных сталкеров зажегся странный огонек.

— Силы Зоны хватит на всех… — ни к кому не обращаясь, проговорил он, — Здесь жизнь льется рекой, даром…

Резко развернувшись, он встал. Надел очки.

— Луни! — впервые голос вожака прозвучал громко.

Маус внезапно завозился на месте. Из-за его плеча выглянуло бледное белоглазое женское лицо, обрамленное светлыми косицами.

— Ты звал?

— Да. Принеси Сосуд.

— Зачем, Бек? Время ещё не пришло, Отец не голоден… — всё лицо вошедшей стало единой маской недоумения.

— Я прошу тебя — принеси Сосуд. Сейчас же.

— Но…

— Принеси.

Лицо исчезло.

— Брат, что ты собрался делать? — непонимающе пробасил Маус.

— То, что должно.

Как ни была вымотана Колли, но, услышав эти слова, она содрогнулась. Похоже, её надежды на приют у этих «тёмных братьев» не оправдаются. Узнав о ней правду, они, видимо, решили всё же не рисковать, давая убежище опасному монстру, а сочли лучшим вариантом принести этого монстра в жертву своему неведомому Отцу!

В общем-то, о том же поговаривали и те, кто нёс её сюда…

Она выпрямилась и стиснула на груди руки. Впилась отчаянно-умоляющим взглядом в тёмные стёкла, скрывающие глаза Бека.

— Только, пожалуйста… сразу… — пробормотала она. — Не мучьте…

«И вовсе я не смелая…» — мелькнула горькая мысль.

Коленям было больно от неровностей бетонного пола, но Колли этого не замечала.

…возможно, Барс пошлёт людей искать её, но откуда знать её друзьям наёмникам, выкравшим её из ненавистного ей города, что она погибла вовсе не в Хармонтской Зоне?..

— Я не понимаю…

— Позже, Маус. Дай мне сосредоточиться. Выйдите все.

Страдальчески шаря глазами где-то по потолку, Маус тяжелым шагом вывалился из комнаты, подгоняя троих, принёсших Колли к тёмным. Луни, бледная как привидение, проскользнула мимо, неся в руках что-то завёрнутое в кусок толстой материи. Она опустилась рядом с вожаком на колено и воздела руки, передавая принесённый предмет в сухие Бековы пальцы.

— Как просил, брат.

— Да, сестра, просил.

Лазарь просеменил мимо и скрылся за углом. В комнате остались трое — похожий на статую Бек, державший в руках завёрнутое нечто, преклонившая колени Луни и вжавшаяся в угол Колли.

— Отец дарует жизнь своим Детям. Он хранит их от от неверного шага, от взгляда Подчиняющих, от огненного шторма выбросов, — молитвой шептал Бек, — И неисповедимы Его пути…

Он вынул из пальцев Луни принесённый предмет и бережно отвернул ткань. В руках его светилось пойманным лучом солнца, переливалось радугой и вспыхивало летним звездным небосводом… нечто. Нельзя было понять, имеет ли оно форму, или постоянно меняет её, перетекая, из одного в другое. Или нет у него формы вовсе, и оно даже не касается ладоней Бека.

— Брат, — прозвучал голос Луни, отдавшись в голове Бека ноткой безнадежности, — Здесь силы пятерых… Отец не голоден, но время скоро придет… Где ты вновь достанешь их?

— Знаю, Луни, знаю. Ничего, добудут вновь… О жизни речь.

Вожак переложил свет в одну ладонь. Сделал шаг, другой. Замер рядом с забившейся в угол, пожираюшей его взглядом энерговампиршей.

— Не бойся, возьми меня за руку.

Сбитая с толку Колли («Это что… разве не жертвоприношение?..») замотала было головой, помня о своей грозной природе, но натолкнулась на его взгляд… и подчинилась. Медленно и неуверенно она подняла руку и коснулась пальцев тёмного, которые тут же цепко оплели её ладонь; на ней ещё бурели полосы засохшей крови, оставшиеся, когда монстриня пыталась вытереть лицо. Колли непроизвольно охнула — от неожиданности и боли: пожатие Бека было крепким.

— Не бойся, — повторил он. — Это не то, что ты думаешь.

«Откуда тебе знать, ЧТО я думаю?» — с привычной скандальностью едва не брякнула Колли, но почему-то сдержалась, чувствуя исходящую от него спокойную уверенность, в которой совсем не было угрозы. Как странно… она могла… ощущать его эмоции?.. Это было ново и непривычно.

Бек зажмурил веки, но видно было, как заметались под ними глаза. Мгновение — и… С чем это можно было сравнить, Колли не знала. От стиснутой Беком ладони начала расходиться сначала слабая, а затем все усиливающаяся волна тепла, охватившая сначала руку, затем плечи и голову, затем — все тело. Волна накатывала и накатывала, и вот это уже и не волна вовсе, а вихрь, горячий, почти опаляющий, который, когда Колли становилось совсем нестерпимо-горячо, внезапно опадал и перерождался в прохладный ветер, и снова становился обжигающим.

Сколько продолжалась круговерть — Колли понять не могла. Минуту? День? Вечность? Перед глазами все плыло, и качалось, не видно было ни стоящего рядом Бека, ни коленопреклонённой Луни… Её трясло, как в жесточайшей лихорадке, из горла вырывались короткие всхлипы.

Отхлынуло. Медленно, как будто море в отлив, вихрь стал опускаться всё ниже и ниже. Вот он уже у колен, у щиколоток… Пропал.

Стальная ладонь Бека разжалась.

— Неисповедимы пути Его, — услышала Колли шепот Луни, — Отец тебя видит, брат. Пусть он и впредь бережет тебя от ошибок…

Бек сделал несколько глубоких выдохов.

— Мне видится, Он приобрел ещё одного служителя, сестра. Бесстрашного и верного…

Колли непонимающе смотрела перед собой. Она была жива!

Более того — НАСТОЛЬКО живой она себя не ощущала даже тогда, когда смогла — волею шутника-Стилета и стараниями воспринявших его шутку всерьёз наёмников — уйти в Зону!.. Шутка заключалась в том, что Стилет (с самого начала их знакомства искавший способы вытащить её из когтей города) однажды во всеуслышанье посетовал Барсу и его людям, что ему скучно стало в Зоне без женщины, и было бы здорово её сюда раздобыть и доставить! И не какую-либо абстрактную женщину, а непременно Колли Флай, стриптизёршу из «Кручёных сисек»! Какое лицо было у наёмника Тунгуса, похитившего её из Хармонта и доставившего в Зону, когда она сообщила ему, что в любой момент могла грохнуть его безо всяких усилий, но не сделала этого из-за любопытства и желания узнать, чем всё это закончится! А уж у всего их отряда какие были лица, когда они узнали, КОГО они притащили на свою базу… Полтергейста, энерговампира, монстра…

Колли посмотрела снизу вверх на Бека. Перевела взгляд на белокурую хрупкую Луни…

— Что это было?.. — довольно ошарашенно спросила она.

Бек тяжело сел на край разбитого стола у стены, в изнеможении прислонился к кирпичам кладки.

— Теперь ты видишь, что жизнь тут даётся даром… Мы умеем брать ту силу, энергию, которая делает Зону — Зоной, без которой место это — всего лишь выжженный старой катастрофой кусок земли. Без этой силы не может ни одно Дитя Зоны — не выживет, погибнет, пропадёт. Я научился брать её первым… Научил брать её остальных братьев и сестёр. Она поддерживает нас каждое мгновение, позволяет дышать воздухом, который для сброда, именующего себя «чистыми людьми» — яд, пить воду Припяти…

Вкушать благодать Зоны — несложное искусство, но ему надо учиться. Мы умеем это делать, ты — пока ещё нет. Научишься… И тогда тебе уже никогда не будет плохо, как было недавно. А пока… Пока я немного тебе помог. И Отец помог тебе…

Он на минуту замолчал, протянул руку к фляге на поясе, сделал глоток.

— То, что я тебе скажу — знают все в нашем маленьком клане… Даже тогда, когда мы поняли Зону и ощутили её милость, наше родство с людьми стоило нам многих жертв. Зона обижалась на алчность «чистых» и наказывала их, но и мы подворачивались под её тяжёлую руку. Отец защитил нас. Он явился сюда и открылся нам. С Ним выросла граница, которая окончательно отделила нас от остальных. Которая стала нашим щитом, когда Зона гневалась. Наш клан не боится смертельных ловушек, нас почти всегда обходят стороной другие Дети Зоны.

Но… Отец не может сам питаться мощью Зоны. И чтобы Он помогал нам, мы должны помогать Ему. Должны кормить Его силой, которая сжата до предела, сконцентрирована, сведена в один малый объем.

— Человеческими жизнями? — тихо уточнила Колли.

Она была довольно начитанной особой, и уже почти поняла, что к чему. Отец — это было какое-то божество, которому поклонялись эти мутанты. Божество достаточно серьёзное и могущественное — это сама Колли только что ощутила на себе. Но божествам нужны жертвы — чтобы оставаться сильными. А какая самая любимая жертва любого божества? Человек.

Бек улыбнулся.

— Силой. Просто любое живое существо — есть центр максимального сжатия силы, суть которой — Жизнь. Жизнь является высшим её произведением. Сила как бы собирается в живом. А мы собираем эту концентрированную силу. Благо, материала много! Чтобы помочь тебе, я отдал силы пятерых злодеев, пойманных братьями. Отец хранит нас, Свой народ. Иногда — даже отказывая Себе в единственно необходимом. Ты могла убедиться в этом.

— Я всё поняла! — внезапно прервала его Колли, подняв ладонь. Она подошла к Тёмному и слегка коснулась его плеча, чтобы тот не сердился на её бесцеремонность. А потом уселась у его ног, задумчиво обняв свои колени и глядя куда-то вдаль. — Кому, как не мне понимать это… Нельзя отдавать себя, свои силы до бесконечности — без подпитки они рано или поздно иссякают, и наступает… голод. Я пока ещё не знаю, кто он — ваш Отец, но вижу, что — пусть не покажется вам это кощунством — мы с ним похожи. Ему тоже надо что-то есть. — Колли слегка улыбнулась, как бы извиняясь за прожорливость всех энерговампиров Вселенной и слегка потёрлась виском о колено Бека. — И он питается силой живых существ, а вы их ему поставляете.

Она единым и гибким движением поднялась на ноги, встала перед вождём тёмных и посмотрела ему в глаза.

— Бек… там, у себя я умела впитывать энергию Зоны безо всяких обучений и усилий, это было так же просто и естественно, как дышать. Но здесь — даже после того бесценного дара, что я сейчас получила, и… которого не была достойна, я чувствую, что пока что не получается у меня открыть канал связи с вашей Зоной… Но я научусь, Бек, непременно научусь! И тогда… — Колли прикусила губу и в волнении стиснула пальцы в замок. — Смогу отблагодарить ваш клан и Отца за всё, что вы сделали для меня. Но… будет ли прок Отцу и клану от чужеродного монстра, который только и умеет, что танцевать и высасывать силы из людей? Который умеет убивать, когда захочет — одним лишь прикосновением — но старается не делать этого, потому что ему… жаль этих людей?.. И который и не воин вовсе — потому что не умеет и боится сражаться?…

Голос монстрини увял до шёпота, она потупилась, теребя пуговицу на своём жакете.

Она хотела остаться с ними. Очень хотела. Но какой-то внутренний ступор (или врождённая человеческая деликатность?) мешал ей сказать об этом прямо: «Возьмите меня к себе!». Колли уже поняла, что война в этой Зоне — дело привычное, и клану нужны именно бойцы. А кто она?.. Живя у хармонтских наёмников, она бралась за любую работу — возилась на камбузе с готовкой еды и мытьём посуды, вечерами развлекала их танцами и песнями под гитару… То есть, делала всё, чтобы отплатить им за то неожиданное чудо, на которое она уже и не смела надеяться. За её похищение — по сути, спасение! — из опостылевшего, враждебного ей города и привод в Зону. Старалась быть нужной.

Но здесь… Будет ли она нужна — такая, какая есть — этому небольшому воинственному клану мутантов? Ведь даже превратившись в опасного монстра, она не перестала по-человечески бояться одной-единственной вещи в мире.

Боли.

Она не хотела ни сама испытывать её, ни причинять кому-то ещё. Но… ведь от монстра обычно ждут совсем-совсем другого…

Бек посмотрел на Луни. Та — на него.

— Пусть решит Отец, — сказал вожак тёмных. — Завтра. А сейчас — отдыхай. Луни, проводи её на вашу половину.

3. Новые друзья и новые надежды

Про контролёров всегда болтали и болтают много разного. Кто правду скажет, а кто и приврёт — ну не явится же оболганный злыдень счеты сводить? Но все, и правдивые, и не очень, знают: сила контролёра — это способность подчинять себе чужой разум.

Он был способен, как и все контролёры, к воздействию на разум и волю любого живого существа — как человеческого, так и нет. Мог подслушать мысль, или, покопавшись в памяти, вытащить что-то прошлое, о чём человек и вспомнить не рад. Мог подчинить себе чужое тело — и пойдёт попавшее под удар существо, пошатываясь, прямо навстречу своему наихудшему страху, как бы ни кричало и ни билось в тисках чужой воли сознание. А дальше — уж как захочет хозяин. Мог он и отпустить жертву, а мог и стереть её личность, разрушить память — и станет тогда человек ещё одним зомби безголовым. А особенная способность у него была одна: если враг подходил к нему слишком близко, то, собрав силу в кулак, он мог одним отчаянным ударом убить сразу нескольких недругов. Но и ему это стоило дорого: на много часов охотник становился беспомощен — только бы уйти, какой уж там контроль…


Собака сделал стойку и повернула слепую голову назад. След был старый, двухдневный; прошел дождь, но читался след всё ещё хорошо. Сутулая фигура позади зверя прибавила шагу, загребая полами накидки заросли жёсткой травы. Собака — всегда друг и помощник разумного существа. Пусть даже и слепой. Запах псу явно не нравился — пахло резко и опасно, но он резво бежал вперёд, припадая долу и выискивая, где остался на земле или дереве след давно прошедших полу-людей. Вслед за лохматым вожаком через бурелом и кочки перемахивали ещё штук десять его поджарых гладкошёрстных сородичей.

«Наивные… Свято уверены, что ни одной живой душе не известно, где они живут и прячут свою драгоценную игрушку. Сейчас кое-кто изрядно удивится…»

Запах следа становился всё отчётливей. Вот тут они простояли минуту — либо отдыхали, либо ждали кого-то из отставших; впереди, у провала, разошлись и обежали его почему-то по разные стороны, а потом снова сошлись в одну кучу. Но то был только запах следа. Самих же тёмных пока было не видно. Их не чуяли ни псы, ни их молчаливый хозяин. Над землёй стояла звонкая утренняя тишина. Они прошли ещё полкилометра, прежде чем невидимые поводки разом рванули всю свору назад.

…А вот здесь уже требовалась аккуратность. След маленького отряда, унёсшего выпавшую из аномалии женщину, пересекал почти под прямым углом ещё один след, но много более свежий. Дозор. Если здесь появляются их дозоры — значит, их дом уже близко. Что же, лучшего места найти просто нельзя. Сутулый улыбнулся одними губами. Здесь мы и попробуем их подождать…

Он шагнул за ствол толстой сосны и замер. Собаки, тихонько поскуливая, разбежались широким кругом, прячась в рытвины, густой кустарник, еловый подрост. Всё. Можно встречать гостей

* * *
Монстр не должен жить с людьми… Пусть даже это и БЫВШИЕ люди.

Топ-топ-топ — крепкие ботинки размеренно уминали дорожную пыль, оставляя на ней чёткие рубчатые следы. Колли не торопилась — торопиться было, в общем-то некуда — особенно после того, как она приняла решение. Нет, они её не гнали — эти тёмные братья, но и не особо, кажется, горели желанием оставлять её у себя и не слишком-то отговаривали от принятого ею решения — после того, как…

Я ждал, ждал целую вечность
В тёмных тенях серых башен
В тёмных тенях серых башен…
Музыка, звучавшая в голове Колли, совершенно не подходила тому, чтобы под неё куда-то шагать. Но она вполне подходила, чтобы под неё шагать в никуда.

В темных тенях башен дождя
Ты увидишь меня, ждущего вечно
Ты увидишь меня, ждущего вечно
…Они даже снабдили её другой, более подходящей для Зоны, одеждой и обувью, дали кое-какой запас продуктов, снаряжение (от оружия она отказалась — не умела пользоваться, да и зачем монстру человеческое оружие?). Колли сперва упёрлась, не желая быть обязанной Клану больше, чем уже была, но Бек так зыркнул на неё своими командирскими глазищами, что она в очередной раз подчинилась.

И вот теперь — пыльная дорога в никуда. Отец (Колли так и не поняла, чем же он был — уникальным артефактом, или не менее уникальной аномалией, возникшей прямо на территории базы тёмных) не захотел приблизить её к себе — как тёмных. Для него Колли была — если отбросить масштабы могущества — конкурентом в пищевой цепочке. И — чужеродным организмом. Даже нет — представителем конкурирующей фирмы — ведь, как оказалось, с самого момента своего перехода она принадлежала Зоне, от которой Он и защищал своих подопечных. Во всяком случае, таков был «ответ» Отца Тёмным. Невозможно защищать того, — «сказал» Он, — кто уже защищён Силой, не менее могущественной, чем Он, но враждебной Ему. В том, что пришелица будет всецело преданна Клану и лично — его вождю, — Отец не сомневался, однако, она слишком долго поклонялась другим святыням — чтобы стать целиком и полностью преданной Ему, Отцу. А значит, что Он и впрямь никогда не сможет взять её под Своё покровительство.

Сообразив, чем это может обернуться и для неё, и для Клана, Колли сама приняла решение покинуть тёмных сталкеров и попытаться найти своё место в этой Другой Зоне.

Раз уж она — монстр…

И настанет день — всё вернется
Над землёю и морем
Вернутся синие ветры
И вернут мое раненое сердце
Я унесусь вдаль в их дыхании
Далеко-далеко, несомый потоком туда, куда они желают
Туда, куда хотят они, вдаль от этого мира
Туда, в мир между морем и звёздами…
На душе было довольно погребально — под стать звучащей в ней песне. Ещё где-то там, на дне души копошились грусть, недоумение, растерянность… Но всё это уже затягивало — как болото ряской — уже привычным ей опустошением. Так она обычно спасалась от нежелательных эмоций — выжигая, вытравляя их. До чёрной безжизненной пустоты, которую потом будет не так-то легко заполнить и оживить.

Зато, сидя на таком «пепелище», раз за разом становилось легче переносить ударысудьбы.

Мрачность настроения усугубляло и то, что ей открылось во время разговоров с тёмными. Оказывается, в их Зоне сейчас был… 2015 год! И та катастрофа на АЭС, про которую Колли в её мире слышала всего года три назад, в этом мире стала уже далёким прошлым. С момента коего произошло много чего — в том числе и образование самой этой Зоны!

То есть, аномалия, перенёсшая её сюда, оказалась не только пространственной, но ещё и временной!

А значит — её прежний мир уже давным-давно изменился, и она потеряла его и… всех тех немногих, кто ей был хоть как-то близок!

И потому дороги назад тоже нет.

… Я ждал, ждал целую вечность
В тёмных тенях серых башен
В тёмных тенях серых башен…
* * *
Первым чьё-то приближение заметил лохматый вожак. Он вскинулся, под косматой шкурой заходили, забугрились мышцы. Тонус чужого тела по невидимым связям- ниточкам моментально долетел до окаменевшего сутулого, заставил вздрогнуть, встрепенуться. Как? Где? Рассудок его, изготовившийся уже хватать на лету юркие, вырывающиеся, как будто осклизлые, мысли тёмных, на какое-то время перестал видеть всё остальное. Он ждал и слушал их. Появление кого-то другого могло разом перечеркнуть все планы, разорвать их и пустить клочьями по ветру. Ах ты!.. В голове будто ветер перелистывал страницы огромной книги. Не то, не то… Да где же…

«Ну сейчас я тебе покажу!..» Слабый отклик вспыхнул и погас, но и того хватило с лихвой. Вот! Вот ты где! Нежданный гость, неожиданный… Не вовремя тебя сюда занесло, ох не вовремя… Сутулый оскалился. Лежащие без движения собаки подняли головы из своих укрытий и уставились в одну точку. Сейчас строгий ошейник исчезнет, они рванутся вперёд, и…

Он услышал это снова. Как во сне. Музыка. На этот раз — медленный, с горловыми нотами, перепев…

Взметнувшийся было, но так и не пригодившийся гнев опал, затух. Собаки беспокойно завертелись в укрытиях, и опять стали изваяниями, живость которых выдавал только влажный блеск глаз да неровное сухое дыхание.

Ближе, ближе… Он сделал медленный шаг из-за ствола в сторону.

* * *
Занятая своими переживаниями, Колли прошла мимо затаившихся собак, даже не заметив их. И только тогда, когда боковое зрение уловило в нескольких шагах впереди какое-то движение между деревьями, она будто проснулась…

…Несколько секунд она, будто в столбняке, во все глаза таращилась на неожиданно преградившую ей путь фигуру в землистого цвета балахоне, а потом…

«Ой-й-й-й, мать моя женщина… КОНТРОЛЁР!!!..»

В следующую секунду воздух прорезал… визг. Даже нет — ВИЗГ! Характерный визг застуканного врасплох и насмерть перепуганного полтергейста Хармонтской Зоны! Отчаянный и пронзительный до почти ультразвуковых частот — не всякое ухо и выдержит.

Практически немедленно в траве и кустах дружным нервным воем зашлись псы, которым только незримые поводки контроля мешали испуганно поджать хвосты и удрать от этого жуткого, режущего слух, звука.

Этот неожиданный собачий концерт за её спиной только усилил её испуг. Колли вскинула руки, намереваясь по привычке обрушить на нежданную засаду вихрь из веток, травы и прочего лесного мусора, но…

Ничего не произошло. Колли, не веря своим глазам, попыталась снова — тот же результат. Вернее — его отсутствие.

«Но… КАК? Почему?.. Почему здесь это не работает?.. Этого не может быть, просто не может…»

Мысли заметались, как вспугнутые ласточки, пронеслись в сознании в мгновение ока неуправляемым потоком. Колли замолчала и растерянно уставилась на контролёра, чувствуя, как всё ближе и ближе подступает к горлу душащий комок, а к сознанию — понимание…

«Я потеряла силу… Эта Зона не хочет принимать меня… Я…»

Губы Колли задрожали.

«Я стала… человеком… обычным человеком…»

В глазах защипало, и горячие капельки побежали по щекам. Какая жестокая насмешка судьбы — сколько лет она проклинала свою нечеловеческую сущность, мечтая стать обыкновенной. И вот — стала! Но — посреди Зоны! Посреди неведомых опасностей чужой ей, Другой Зоны!

Уже не обращая внимания ни на контролёра, ни на заткнувшихся, но изредка поскуливающих собак, Колли прислонилась спиной к какому-то дереву и, закрыв лицо руками, съехала по его стволу вниз. Уткнулась в колени. Обида, недоумение, отчаяние, горечь — целый поток обрушился на неё, грозя утопить в своих волнах.

Контролёр? Какие-то кошмарные недособаки? Да плевать на них тысячу раз! Пусть что хотят делают! Без силы полтергейста ей в Зоне всё равно не выжить!


Как и в недавнем случае с тёмными, голос Колли имел почти магический эффект — худая фигура сделала шаг — очевидно непроизвольный — назад и снова замерла. Потом на какое то мгновение кровь прилила к её голове, перед глазами на секунду потемнело. Когда красноватая мгла развеялась — краем глаза она заметила, что буро-зелёная пола контролёровой накидки колышется уже в полуметре от нее.

— И что же ты хотела сделать со мной? — раздался ровный спокойный голос. Именно голос — она слышала его своими ушами.

Она ожидала всего — что её возьмут под контроль и лишат воли, превратив в безмозглое ходячее нечто… или отдадут на растерзание псам… Про контролёров и прочих порождений ЧЗО она слышала от тёмных. В её Зоне подобные создания не водились. Наслушавшись красочных и местами жутковатых рассказов словоохотливой Луни, Колли теперь не слишком-то жаждала проверять, действует ли на неё — монстра — контролёрский пси-удар. Бережёного бог бережёт. В дальнейшем она надеялась, что сумеет как-то избегать встреч с ними…

А тут контролёр мало того, что подстерёг её и застал врасплох — так ещё и заговорил с ней! Может, решил продлить удовольствие и поиздеваться над ней? Скорее всего! Тон и звук его голоса вогнал её в дрожь.

— Что, что… — Колли шмыгнула носом. В голосе прорезалась вредность — ненадёжный, но привычный щит её страха. — Забросать цветами и попросить автограф! — новый сердитый всхлип. — А ты думаешь, что? Рояль на тебя сбросить с крыши? Роялей тут нет… и крыш…

Тут она поняла, что несёт какую-то ересь, и усилием заставила себя заткнуться. А потом, помолчав, уронила устало и почти миролюбиво:

— Ничего бы с тобой и не случилось. Ну закидала бы шишками и ветками — так это не смертельно, и… я всё равно бы потом убежала…

Она вдруг вскинула голову и уставилась прямо в скрытое капюшоном лицо контролёра. В глазах её стыло горькое, безнадёжное отчаяние. Не от того, что, возможно, это её последние минуты жизни.

От обиды и недоумения: за что с ней так поступила эта Другая Зона?

— Ты меня боишься. — голос контролёра был по-прежнему спокойный, негромкий. — Зря. Будь мне это нужно — я бы заговорил с тобой… немного иначе. Не страшись, я не хочу тебе дурного.

Глаз говорившего Колли по-прежнему не видела — их скрывал спадающий почти до половины лица капюшон, но готова была поклясться, что в этот момент эти самые глаза чуть насмешливо прищурились.

— Ты сама ушла от них? Я не знал, что они могут так легко отпускать своих пленных. Не похоже на тёмных… — он чуть помолчал и вдруг сообщил:

— А ведь всё сложилось лучше, гораздо лучше, чем могло! Ты, наверное, будешь удивлена, Колли Флай, но я шёл сюда за тобой.

Колли отпрянула назад, вдавливаясь спиной в жёсткий стол дерева.

— Я знаю твоё имя. И знаю, что ты понимаешь, кто я. Я снова говорю тебе — не страшись. Я не хочу тебе зла. Я хочу разговаривать с тобой. И не хочу тебя принуждать.

Отчаяние и страх он видел не раз. В доброй половине случаев он сам становился их причиной — и не придавал тому большого значения. Охотник редко сочувствует добыче. А сейчас… Сейчас всегда холодный, насмешливый разум пребывал в замешательстве. Не подчинить, не приказать, не даже вызнать что-то — а уверить это сжавшееся от ужаса существо в безопасности…

Колли слушала его и пыталась понять: на самом ли деле этот странный контролёр… хотя, может, в рассказах тёмных была толика вымысла, и в ЭТОЙ Зоне все контролёры такие?.. на самом ли деле этот контролёр не желает причинять ей зла, или это — одна из граней присущего этому виду запредельного коварства и безжалостности к другим живым? Интуицией она никогда не могла похвастаться, так что, рассчитывать на разумную подсказку внутреннего голоса не приходилось. Да он и молчал — словно испугавшись, что его всё равно услышит не только хозяйка.

Поэтому, плюнув на свои мысли и ощущения (всё равно Подчиняющий — захоти он этого — услышит их безо всякого труда!) она не нашла ничего лучшего, как спросить напрямик:

— Ну хорошо… Допустим, ты и впрямь не желаешь делать меня одной из своих… — она чуть не сказала «забав», но в последний момент спохватилась и выразилась более мягко. — игрушек… Но тогда… зачем я тебе вообще понадобилась?

В голосе её были совершенно искреннее недоумение и полное непонимание происходящего.

— Ты не похожа ни на кого из тех, что я видел — а я видел многих. Ты говоришь другими словами, по-другому думаешь. Да и просто — говоришь. Остальные шепчут или, чаще, кричат. Мне почти не с кем разговаривать здесь. А сейчас я впервые увидел возможного собеседника.

— А… — произнесла Колли и остановилась. Ей просто нечего было сказать в ответ — настолько она была ошарашена. Какое-то время она молчала, хлопая ресницами с самым, как ей казалось, блондинковским видом, а потом кивнула каким-то своим мыслям (точнее — клубку мыслей) и призналась:

— Неожиданно!..

И выдала короткий смущённый смешок, прикрыв губы ладонью.

— Я действительно не хочу ни съедать тебя — а ты, я вижу, уверена, что контролёры питаются всем, что могут поймать, — ни использовать, как я часто использую людей, — сутулый коротко мотнул головой — из-под капюшона на его шею выпала неряшливая косица тёмно-серых волос. — Ты хочешь увидеть этот мир? — он сделал широкий жест — Узнать, понять, прижиться в нем? Я знаю, что это так, — голос контролёра на мгновение… потеплел?

Колли всё ещё озадаченно поскребла пальцем переносицу и бросила на контролёра быстрый испытующий взгляд. Ей было крайне интересно, понял ли он, что перед ним — такой же мутант?

— Прижиться, конечно, хотелось бы… — медленно начала она. — Вот только…

Тут она махнула рукой на одолевавшие её сомнения и спросила напрямик:

— Ты хоть понял, КЕМ является этот твой «возможный собеседник»?

— Тогда уж, скорее, ЯВЛЯЛСЯ. - голос опять стал бесстрастным, холодным. Осязаемый, тяжёлый взгляд опустился откуда-то сверху и уперся не то в лоб, не то в переносье сидящей, заставив её непроизвольно содрогнуться. — Ты сейчас слаба и беспомощна, как детёныш.

Колли, героическим усилием подавив нервную дрожь от взгляда Подчиняющего, недобро сверкнула глазами в его сторону… а потом опустила голову на руки, вцепившись в свесившиеся на лицо волосы.

— Скорее, как человек! — жёстко и безжалостно уточнила она, но потом в её голосе прорезались нервические нотки. — Я не знаю, куда всё ушло! Почему-то эта Зона не хочет меня принимать! И… Отец, которому поклоняются тёмные — он тоже не захотел считать меня своей подзащитной… Вернее — он не может защищать то, что уже, якобы, находится под защитой той Силы, от которой он защищает тёмных! Он сказал, что я принадлежу Зоне, а не ему! Ты спросил, сама ли я ушла от них — да, я ушла сама! Не хотела быть яблоком раздора в их клане. Их командир помог мне, дал энергию, но…

Она затрясла головой.

— Они думают, что эта Зона защищает меня, но как она может меня защищать — если я не ощущаю связи с ней? Здесь всё другое — земля, небо… Зона и всё, что в ней, законы… даже время другое… А я… Я чужая тут…

Голос её сорвался, Колли замолчала и стала смотреть куда-то на кроны деревьев. Ещё не хватало снова зареветь!

— Нет, как детёныш. Людям не дано слышать Зону — как не дано собаке летать, — медленно произнес контролёр. — Ты же только не знаешь этой Зоны. Не можешь пока её услышать — потому что не знаешь языка. А как говорить без языка?

Взгляд поднялся.

— Я могу научить тебя с ней говорить. Показать. Но неволить тебя я не хочу — Разумный не станет враждовать с Разумным. Выбирай: ты можешь пойти со мной, либо остаться здесь.

«А на каком языке мы вообще общаемся?» — вдруг подумала уроженка далёкого Хармонта, а вслух сообщила, следя за шевелящимися в траве ушами ближайшего к ней псевдопса:

— Ну… если собаку пнуть — она точно полетит! Главное — задать правильный вектор и рассчитать мощность посыла… Может, и с людьми так? Я слышала от тёмных, что здесь есть такие сталкеры, которые пытаются слышать и понимать Зону. Их тут шаманами называют… должно быть, интересные люди? У нас-то никаких шаманов не было… Так, обычные авантюристы и хапуги, всё хабар собирали…

— Это редкие исключения. Они научились чувствовать здешний мир так, как рыба чувствует течение воды — но не более. На моей памяти говорить с Зоной могли двое. Но можно ли их назвать ЛЮДЬМИ в полной мере — я не знаю. Скорее — нет. А что до охотников за чужим добром — их столь же много и здесь. Слишком много. И их не извести ни аномалиями, ни даже Большим выбросом.

Внезапно контролёр сделал резкое движение головой — будто пытался размять затекшую шею. В тот же момент взмыли на ноги собаки.

Колли непроизвольно ойкнула и столь же непроизвольно вцепилась в валяющуюся рядом корягу.

С той стороны, куда ранее направлялась Колли, послышался приближающийся звук лёгких шагов, и из-за поворота дороги вышла… девушка лет 17-ти, одетая совершенно по-граждански, в потёртые джинсы и свитер, и — Колли не поверила своим глазам — совершенно без оружия! За спиной её висел старый вещмешок, на поясе болталась какая-то непонятная штуковина, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся сборкой из незнакомых Колли артефактов.

Колли замерла, ожидая, что путница, завидев контролёра и целую стаю псевдопсов, истошно завизжит и в страхе кинется бежать, но…

Девушка чуть замедлила шаг, изучающе вглядываясь в пару на дороге. А потом… двинулась дальше как ни в чём не бывало. Более того, на её лице появилась… улыбка — широкая и радостная — будто повстречала не одно из самых опасных существ Зоны, а дорогого родственника.

— Здравствуй, Старший Брат! — сказала она контролёру, и Колли едва не задохнулась, почуяв исходившую от неё эманацию любви, доверия, тёплой радости. Энерговампирша остолбенела: такого букета ей уже давно не доводилось встречать! Прикрыв глаза, она отдалась своим ощущениям, словно лакомка-паж, пробравшийся в королевскую кухню с её умопомрачительными запахами. На какой-то миг даже пожалела, что в данный момент была сыта энергией под завязку, а то бы…

А девушка, стрельнув в неё глазами, так же светло и доверчиво улыбнулась и ей и добавила с лёгким полупоклоном:

— Доброе утро!

— Hello… — растерянно пробормотала Колли, даже не заметив, что отвечает на родном языке. — How are you? То есть…

Рослая фигура контролёра повернулась навстречу подошедшей.

— Здравствуй, Ксана! — уголки бесцветных губ поднялись в совершенно обыкновенной — почти человеческой — улыбке. Он сделал широкий шаг. — Рад тебя видеть! Ты прости меня, что не пришёл в тот раз, как обещал — не мог, было на то много причин. Зато к нам сегодня пожаловали гости. Позволь представить тебе — это Колли Флай.

— Ты хотела узнать, кто такие шаманы? — обернулся он к замершей в растерянности Колли. — Зона привела шамана, чтобы познакомить с тобой, — длинная рука протянулась к девушке — познакомься, это Ксана, Дитя Зоны. А ещё мы, Разумные, называем её Детёнышем. Я говорил, что есть в Зоне двое людей, которые могут говорить с Ней на Её языке. Теперь и ты знаешь одного из них.

Девушка снова приветливо улыбнулась Колли, разглядывая её с деликатным любопытством:

— Ты, наверно, из тех журналистов, которые у нас тут как-то ходили? — предположила она. — Они тоже говорили не по-здешнему… Потом перетерялись все — кто погиб, кого съели… — последовал короткий вопросительный взгляд на контролёра; тот отрицательно качнул капюшоном: нет, не «игрушка». От Колли не укрылось, как Ксана потихоньку облегчённо вздохнула. — Ты тоже потерялась? Может, тебя к людям надо вывести?

— К людям?.. — повторила Колли. — К людям… Пожалуй… нет. Не надо.

— Не надо?..

Ксана теперь уже с неприкрытым удивлением посмотрела на контролёра, ожидая его пояснений.

— Она — наша! — коротко ответил монстр.

Детёныш вскинула брови, о чём-то подумала, склонив голову набок, а потом кивнула, принимая информацию. С интересом и, пожалуй, с некоторым уважением посмотрела на Колли.

— А ты в этих местах зачем? — поинтересовался контролёр.

— А… — Ксана сделала небрежный жест рукой. — Я к Беку иду. У людей есть дело к тёмным, попросили меня помочь в переговорах… Очень надеюсь, что Его Темнейшество — тут она добродушно, но слегка нервно хихикнула — не выставит меня за дверь с матом при первых же моих словах, а проявит хотя бы чуточку интереса! А то с него станется — или я не знаю Бека и его людей!

Тут она посмотрела на всё ещё недоумевающую Колли и пояснила:

— Я — местный знахарь-травник. Лечу всех, кто ко мне приходит — и людей, и не людей… А ещё иногда бываю посредником между людьми и Детьми Зоны — когда это необходимо. Вот и сейчас…

— Так ты — Болотный Доктор? — спросила Колли. — Тёмные что-то говорили…

В ответ Ксана звонко рассмеялась и замотала головой:

— Не-а, я не Болотник! Болотник — мужчина, кроме того, с ним постоянно шляется Бенито — его приятель-зомби. А я — Ксана, Детёныш. Травница из Монстрохаток… это такой хутор недалеко отсюда. А ты что, знакома с тёмными? Ты из их клана?

Колли замялась. Несмотря на доверие, что сразу же внушила ей эта непостижимая девушка, она всё же колебалась — рассказывать ей свою историю или нет? К тому же, история вышла бы длинная, не для случайной встречи на тропинке.

— Нет, я не из тёмных. — всё же сказала она. — Могла бы стать, но… скажем так, не вписалась в формат. Их Отец не захотел меня принять под свою защиту. Вот я и ушла.

— Кру-у-уто! — выдохнула Ксана, уже по-новому глядя на неё. — И они тебя отпустили?

— Бек не настаивал. По-моему, он и сам был не прочь от меня избавиться.

— Обалдеть… и Отцу даже не скормили?… — травница удивлённо покачала головой. — Я не узнаю Бека!.. Ну и куда же ты теперь?

Колли пожала плечами и покосилась на контролёра. Тот бесстрастной статуей возвышался в стороне, ожидая, пока девушки наболтаются.

— Он предлагает мне идти с ним. Сказал, что поможет обрести связь с вашей Зоной, научиться ощущать её, слышать… А я… даже не знаю…

— Соглашайся! — убеждённо сказала Ксана, положив ей руку на плечо. — Брат не предлагает свою помощь попусту и кому попало. Так что можешь ему смело довериться. Он хороший!

В голосе девушки были теплота и нежность, обращённые к необычному «брату».

— А если будет совсем трудно — приходи жить к нам в Монстрохатки, брат покажет, где это. У нас там хорошо, нет аномалий и есть дома, в которых можно жить. Правда, туда теперь частенько люди заходят, которым нужно либо полечиться, либо выброс переждать, но пока что их не слишком много. И у нас мир с ними, нас они не трогают.

— Вас?

— Обитателей Монстрохаток. Там живут разумные порождения Зоны. Ну, нелюди. Типа меня… А ты что, подумала, что я — человек?

Колли именно это сперва и подумала — пока не заметила, что Ксана в своей речи отделяет себя от людей… и, кажется, ничуть не боится об этом говорить!

— Ты — мутант? — осторожно спросила она.

Ксана весело сощурилась и беспечно пожала плечами:

— Наверно… не знаю… да какая разница? — отмахнулась она. — Это разве что-то меняет?

— А люди?

— А что — люди? — Ксана непонимающе захлопала ресницами.

— Ну… не пытаются тебя поймать и исследовать — как мутантку… Или убить? Тем более, что ты безоружна, ходишь одна…

Ксана вытаращилась ещё сильнее, а потом зафыркала и расхохоталась.

— Не, ну была пара случаев… — отсмеявшись, всё же призналась она. — Потом же сами приходили просить прощения — потому что какой резон обижать лекаря, который лечит всех? Меня даже долговцы не трогают, а уж они-то мутантов вообще терпеть не могут, как увидят — сразу стрелять начинают! — скромно похвалилась она.

Колли тут же захотелось узнать у этой непосредственной девушки-ребёнка побольше об этих местных мутантоненавистниках, но тут Ксана бросила взгляд на тени от деревьев и заторопилась.

— Ну ладно, я побегу. А то там, в Монстрохатках, люди ждут результата моего разговора с Беком, а мне ещё наверняка этого самого Бека придётся умасливать… Приходите вечерком в гости, — это она уже сказала обоим, — я пирог испеку! С яблоками!

Она о чём-то пошепталась с контролёром, распрощалась с ним — действительно как с любимым родственником, только разве что без родственных объятий и поцелуев — и быстрым шагом двинулась к недалёкой отсюда базе тёмных. На ходу нагнулась, обняла за мощную шею и потрепала по ушам зачем-то выбравшуюся на дорогу собаку («Уууу, собакевна ты моя ненаглядная!»), и та — злая, с отвисшим пузом щенная сука — её не тронула. Только зубы показала — словно улыбнулась. И бережно взяла с бесстрашно протянутой ладони конфету.

Колли какое-то время смотрела ей вслед, пока травница не скрылась, а потом повернулась к Подчиняющему.

— Вот уж, наверно, кто в полной мере чувствует связь с Зоной! — медленно сказала она, ощущая острое сожаление, что у неё самой — совсем не так. — Такая распахнутость… доверчивость… — энерговампирша покачала головой, чувствуя неясную тревогу. — Странно, как она ещё до сих пор жива! Не знаю, как к ней относятся местные Порождения… хотя, если судить по тебе и во-он той довольной собачьей морде — прекрасно… Но люди… Почему-то мне страшно за неё.

Голова под капюшоном медленно повернулась в ту же сторону, куда смотрела Колли.

— Не только тебе… Зона бережет её, как может, но коварство неразумных превосходит силу их умишек в несколько раз. — голос контролёра снова изменился — проскользнула какая-то привычная вроде бы, но неизбывная тревога. Повисла секундная пауза.

— Так что ты решила, Колли Флай? Ты всё ещё считаешь, что я хочу, как неразумные, завести тебя в ловушку?

Колли молчала, всё ещё глядя вслед Детёнышу и словно не слыша его слов. Потом медленно перевела взгляд на Подчиняющего.

— Она сказала, что я могу довериться тебе… — задумчиво произнесла она, имея в виду Ксану. После чего поскребла переносицу, вздохнула:

— А мне разве есть куда здесь идти?

И со слегка комической обречённостью развела руками.

— Здесь везде есть пути, главное — уметь их увидеть. Любое живое существо тут свободнее, чем где бы то ни было. Ты вольна идти своей дорогой, и я не удивлюсь, если Зона тебя сохранит и ты снова встретишь тех, с кем сейчас говорила. Но… — говорящий запнулся, будто на ходу налетел грудью на преграду, долго молчал, почти осязаемо подбирая слова, — я прошу тебя — иди со мной…

Замолчал, вытянувшись изваянием — серо-зеленая фигура, тень в тени деревьев.

— Пойти-то я могу и впрямь куда угодно… — буркнула Колли. — Вот только далеко ли я уйду? До первой аномалии? Или до первого обитателя этой Зоны, который вряд ли окажется таким же чел… то есть, отзывчивым, как… ты или эта Ксана… Ведь я ничего здесь не знаю и совсем не чувствую этой Зоны. — она как-то безнадёжно махнула рукой, — Вот и получается, что идти мне — кроме как туда, куда зовёшь меня ты — больше некуда. Разве что только в эти… как их… Монстро…хатки, да? Но кто поручится за то, что мне там будет хорошо? И потом… Там бывают ЛЮДИ…

В воздухе послышался резкий шелест — с таким звуком из баллонов выходит сжатый газ. Колли вздрогнула, обшаривая глазами окружающее пространство, пока не поняла, что шипение — выдох замершего монстра. Плечи его чуть опали, как это бывает у людей, когда их после внезапного напряжения отпускает внутренняя струна.

— Кажется, вопрос решился?

— Не совсем… — Колли смущённо повела плечами и посмотрела куда-то вбок. — Тебе же со мной возиться придётся. Зону я не чую, ничего толком не умею, людей боюсь… Зачем тебе нужна такая бесполезная обуза, от которой только хлопоты и неприятности? Только затем, что тебе поговорить не с кем? Может и впрямь проще будет прибить… и съесть?

Монстр сделал один резкий широкий шаг — и навис над ней, рука с длинными сухими пальцами опустилась на плечо, увлекая за собой.

— Не веди себя, будто неразумная… Просто иди за мной след в след. И не бойся…

Колли всё же едва не шарахнулась прочь от его резкого движения и напряжённо замерла под его рукой. Но чуть погодя постепенно расслабила сведённые мышцы, успокоилась.

— Я слишком долго думала, что я — человек… потом слишком долго притворялась им, живя в их кругу… — виновато, словно признаваясь в нехорошем поступке, прошептала она, опуская голову. — Вот и привыкла вести себя… как человек… И всего бояться… — отчаянный взгляд вглубь тени, скрывающей лицо Подчиняющего. — Но я постараюсь измениться… стать другой… более…

Тут она совсем смешалась, покраснела и закусила губу, чтобы не расплакаться.

«Только не обмани меня…» — услышал контролёр её невысказанную мысль.

Пальцы на её плече расслабились, рука контролёра скользнула вниз, на какое-то мгновение его ладонь прочертила по её ладони — кожа его была сухая, холодная, гладкая и шершавая одновременно.

— Не бойся. Просто иди за мной. Здесь другой мир и другие обычаи…

Хармонтская гостья посмотрела на него, как ученик — на прославленного учителя, слабо улыбнулась и вдруг лукаво спросила:

— А собачки эти тоже с нами пойдут?

— Собака — извечный помощник разумного существа. Пусть и не всегда добровольный… Я отпущу их, когда мы минуем опасный участок. Пусть они ещё менее разумны, чем люди, но они — Дети этого мира.

Будто услышав, собаки, было улегшиеся, снова поднялись с мест, наполнив подлесок шорохом и чуть слышным поскуливанием.

— Чем быстрее мы выйдем отсюда — тем больше у нас шансов обойтись без неприятных встреч. Да и некоторые здешние места лучше видеть именно днем.

— Тогда показывай, куда идти. — просто улыбнулась Колли и подтянула лямки вещмешка, готовая двигаться дальше.

4. Сумасшедшая поляна

Дорога оказалась неблизкой — вскоре ноги Колли гудели так, будто в них засела добрая сотня иголок. Из лагеря тёмных она вышла, когда солнце ещё не дошло до зенита, а путь всё ещё продолжался. Они шли сначала по светлому сосновому лесу, поросшему местами густым кустарником, потом продирались через заросли бересклета, невысокие ели. Впереди в стене леса забрезжил прогал. Контролёр, до того шагавший ровно и как-то буднично, сбросил темп, шаги стали короткими, движения — плавными. Наконец замер, не дойдя до края леса метров двадцати.

— Сейчас мы немного отдохнем. После придется немного… потрудиться. А ты устала — я вижу. — голос из под капюшона был тихим. Монстр подошел к высокой сосне и опёрся на неё.

— Я и впрямь не привыкла так много ходить. — призналась Колли, переводя дух и тоже приваливаясь к сосне — соседней — и обхватывая её руками. — Хотя, конечно, случалось всю ночь вокруг шеста скакать без продыху, но чтобы топать полдня по лесу…

— Боюсь тебя огорчать, но впереди ещё лежит дорога. Впрочем, это не самое сложное. Нам предстоит перейти не совсем обычное место, — отрешенно-задумчиво произнес контролёр. — Подожди меня здесь — я скоро вернусь. И отпущу собак… — сверху упал луч света, и Колли второй раз за этот переполненный событиями день увидела улыбку на бледных сухих губах.

Контролёр сделал несколько мягких шагов от дерева, развернулся спиной — похожий в луче света на средневекового монаха, творящего мессу — и… воздух, или эфир, или то, что ощущалось как совокупность того и другого, потряс неслышный, ощущаемый каким-то отличным от физического чувства, удар. Собаки, окружавшие их лохматым кольцом, с тонким тявканьем, бормотанием, ворчанием рванули кто куда, будто рассыпалась крупа из мешка. Контролёр снова на мгновение обернулся — на полускрытом лице по-прежнему была улыбка, только чуть ехидно дрогнули концы губ. Он сделал жест ладонью — жди тут, и растворился в кустах.

Колли опустилась на мох у подножья сосны.

— Мне главное знать, — пробормотала она, прекрасно зная, что он услышит её даже на расстоянии. — сколько ещё идти. Чтобы я могла рассчитать свои силы. А дойти — я дойду.

Он вернулся примерно через полчаса, такими же мягкими шагами, с негромким шорохом возник из-за ствола сосны. Присел на ствол упавшей сосенки поменьше, не сказав ничего. Колли, рассеяно наблюдавшая за игрой света и тени на мхе, подняла на него вопрошающий взгляд.

— Сейчас идти не стоит… — медленно выговорил Подчиняющий. Ладонь его обхватила подбородок, — Однако скоро можно будет попробовать. То место, куда мы пойдём — очень странное. Я не очень люблю его, но сейчас лучше идти им, чем обходить. Когда мы пойдём через этот прогал, очень точно повторяй мои движения и ОЧЕНЬ внимательно смотри по сторонам. Просто чувствуй. Это может сильно помочь нам.

— Я попробую… — неуверенно кивнула Колли, снова ощущая холодок между лопатками: то давало о себе знать ощущение своего уже совершенно человеческого бессилия перед местными аномальными опасностями. — А что это за место? Чем оно так опасно?

— На первый вопрос ответа не знает никто. Ответ на второй — своей нелогичностью. Изменённые места, которые сталкеры называют аномалиями, во многом — довольно простые ловушки. Они предсказуемы. Не ходи быстро рядом со жгучим пухом — он тебя и не заметит. Здесь такие советы не подходят, и чего выкинет эта поляна — никогда не поймёшь заранее. Одно хорошо — она имеет одно из свойств разумности — не нападает без причины, без объявления войны. Её всегда можно услышать заранее и даже спастись — только слушать надо пристально. Мне иногда кажется, что место это является своего рода… фильтром. Который пропускает одних и не пропускает других. Да и тех кого пропускает — любит испытывать. Но именно испытывать — не зло, а будто бы играя…

— Очень интересно… — как бы про себя пробормотала Колли, но контролёр увидел, как в её глазах блеснуло что-то вроде азарта. Ей и впрямь было интересно. Жутковато, но интересно. И… и она уже думала о том, пропустит ли эта поляна её. И невольно прикидывала — как себя вести.

— Она сама тебе подскажет, что надо делать. А услышать её гораздо проще, если видишь первый раз. Она скоро успокоится — и мы пойдём. Сейчас…

Он закрыл глаза и прислушался к себе. Никогда не надо спешить, это он понял уже давно, с тех пор, как внезапно осознал себя и окружающий мир, смог разделить их на я и не-я. Спешат лишь неразумные. Он не такой.

Раз-два… Раз-два… Где-то неподалеку будто вдыхали и выдыхали воздух огромные лёгкие. В это месте всегда так — ты прислушиваешься к нему, и оно прислушивается к тебе, будто подстраивается. И встретит тебя так, как ты к нему пойдешь.

— Идём, — он поднялся с места. Колли встала на ноги, будто её подбросила пружина. — Помни, иди за мной след в след.

Они сделали несколько шагов вперёд, контролёр раздвинул какие-то мелколиственные кусты впереди, и из тени лесного полога они выбрались на яркий свет.

На первый взгляд поляна впереди напоминала обычную гарь, поросшую молодым березняком, шириной метров двести-триста, и весьма длинную. Однако из центра странной поляны вздымались вверх на высоту старых деревьев причудливые ажурные конструкции серо-стального цвета. Они были бы красивы, если бы не их нарочитая, хищная острота — будто из земли торчали пучками исполинские ветвящиеся, переплетённые меж собой пики, стержни, обвитые наподобие плюща чем-то зелёным. Молодая поросль, бурно начинавшаяся от кромки сосняка, метров за сто от торчащих конструкций сходила на нет, заменяясь местами неестественно зелёной, а местами совершенно побуревшей травой с треугольными стеблями и словно гранёнными набалдашникам соцветий.

— Вау!.. — не удержавшись, восхищённо выдохнула Колли. — Мечта сюрреалиста…

Спохватившись, она ойкнула, прихлопнула рот ладонью и большущими глазами посмотрела поверх неё на спутника — не сделала ли она чего-то непозволительного, не рассердился ли он?

Контролёр лишь махнул ладонью — иди за мной. Он осторожно продвигался сквозь стену низкорослых пока деревьев, делая шаги туда, где гуще всего росла трехгранная трава. Десять шагов, ещё десять. Поляна была спокойна. Ветер шелестел листьями, изредка сдувал какие-то мелкие частицы с оплетавшего пики «плюща» — и они улетали в сторону, опадая зеленоватым дождем. Когда они прошли метров пятьдесят, у Колли внезапно засосало под ложечкой и пробежал по спине озноб. Сейчас что-то должно произойти… Страха почему-то не было, но мурашки вдруг забегали с удвоенной силой. Контролёр замер как вкопанный.

И в этот же момент по всей необъятной поверхности прогала — из конца в конец стали подниматься из земли небольшие песчаные вихри.

«Глаза песком засыплет…» — почему-то подумалось Колли — «Эх, очки бы….»

Они были довольно равномерно разбросаны по площади, маленькие, серого и песчаного цвета, изгибавшиеся, как змеи перед заклинателем. А внутри — бешеная круговерть и синие проблески разрядов. Они поднимались ввысь рывками, становясь всё длиннее… И вдруг — осыпались. Как будто исчезла сила, что должна была разогнать их, превратив в сотни песчаных столбов. Пропали, ухнули обратно в траву, растворились в ней.

Колли вопросительно посмотрела на спутника, словно это он был режиссёром всего происходящего: мол, и что дальше?

Дальше ощущение было, как в замедленном кино: вот блёклые губы контролёра приоткрываются, чтобы что-то сказать, медленно, как будто через силу, начинают выговаривать первую букву слова — именно выговаривать:

— О…

Складываются в трубочку, обнажая зубы.

— Ж…

— Ы…

И наоборот растягиваются в подобии ухмылки.

— С…

Звук долетает будто бы с замедлением, и голос не узнать…

— О Ж И С…

Хлопок! Будто прокололи воздушный шар размером с цистерну! И всё снова вернулось.

— ЛОЖИСЬ!

И в тот же момент из центра переплетений пик вырвался, мигом достав до неба, вихрь-торнадо, каким, наверное, унесло домик Дороти в волшебную страну Оз. Небо потемнело, и озарилось синей вспышкой бешеного электрического света.

Реакция танцовщицы из трущобного притона, привыкшей возвращаться с работы домой ночью по кишащим опасностями улочкам хармонтского гетто, не подвела Колли Флай. Пронзительно взвизгнув, она плашмя рухнула на землю.

Вой внезапного ветра в ушах перешел в рев, зарницы били одна за другой, да так, что видно было сквозь зажмуренные веки. Пространство вокруг ходило ходуном.

Так продолжалось около минуты, и после — оглушающая тишина. Вдруг. Внезапно. будто и не было ничего…

— Особенности национального гостеприимства… — простонала, отплёвываясь от песка, Колли. — Шли себе, шли, никого не трогали… Ну как не стыдно?..

Определённо, последняя фраза относилась к буйной полянке, потому что произнесена она была с изрядной долей укоризны.

Они одновременно открыли глаза. Отгремело. Небо опять стало ясно, и не следа песка не было видно на листве деревьев.

Вот только, подняв глаза, Колли увидела, что чуть выше уровня пояса среднего человеческого роста деревца впереди были срезаны, будто секатором.

— Етить твою налево… — вырвалось у Колли. — Ничего себе стрижечка… Модненькая…

Как обычно, на полном автопилоте включился её привычный щит от страха — ершистость.

Контролёр выбрался из наметённой вокруг него песчаной дюны.

— Это нас поприветствовали, — он хрипло усмехнулся. Чувствовалось, что он хоть и ожидал чего-то подобного, но столь тёплый приём был в диковинку и ему. — Ты цела?

Колли ощупала себя, вытрясла песок из волос.

— Мыслю — значит, существую… как сказал кто-то из древних… — проговорила она. — Кажется, и впрямь цела.

Невольно её взгляд снова вернулся к аккуратно подстриженному кустарнику, и Колли содрогнулась, представив, что бы с ней было, если бы контролёр не приказал ей упасть.

— Мда… — она подняла на спутника глаза. — Но если бы не твой крик — вместо меня тут сейчас был бы аккуратно наструганный фаршик… Так что, я у тебя теперь в долгу! Как это ни по-человечески звучит!

— Разумный всегда поможет Разумному, — ровно прошелестело в ответ. Только спокойный тембр на миг стал не столь безликим и бесстрастным. Или показалось?

Холодная ладонь помогла Колли подняться.

— Видишь, вон там — медленный взмах руки в сторону, — сухое дерево? Сейчас мы пойдём к нему.

Колли обернулась — шагах в ста, чуть правее, из треугольной травы торчал сухой остов не то березы, не то ещё какого-то лиственного дерева. Странное дело, но несмотря на круговерть, снявшую с поросли верхушки не хуже опытного садовника, сухой ствол не пострадал. Он просто торчал, чуть наклонясь вбок, и до безумной пляски невидимых лезвий ему дела не было.

— Если дойдем — почти вышли…

Двадцать один, двадцать два, двадцать три… Колли считала про себя медленные — слишком медленные! — шаги, уносившие её прочь от места, где их настигли вихри.

Сорок… Сорок пять…

Внезапно она чуть не упала. Всецело повторяя шаги своего спутника, она так сосредоточилась на этом, что не заметила, как он встал. Так что она попросту уткнулась носом в его спину и, чтобы не упасть, была вынуждена ухватиться за его плечи. Правда, тут же отпустила.

— Sorry… — пробормотала она и, спохватившись, снова перешла на русский. — Что там?

— Смотри…

Новый сюрприз оказался прямо под носом, но чтобы разглядеть его, ей пришлось напрячь глаза. Прямо перед ними воздух завибрировал, как это бывает в жару, обозначая длинную колышущуюся стену.

— Ой… — выдохнула Колли, и в этот момент стена резко просела вниз, а затем снова вынырнула — на этот раз чуть ближе к ней. Ещё вздох — и стена отпрянула дальше, призрачная, тающая. И ещё, и ещё раз. Ближе, дальше, дальше, дальше, ближе… Было в этом движении что-то от того, как мерцает пламя.

И чем дольше смотрела Колли на это явление, тем всё больше ей казалось, что в колебаниях «стены» есть некая закономерность. Или… ритм?..

— Я могу ошибаться… — медленно проговорила она, не отрывая взгляда от явления, — но, кажется, оно… танцует!..

Стена то вздымалась из трехгранной травы, то опадала.

Колли прищурилась, вглядываясь в мерцания преграды. Ритм. Рваный, синкопированный, знакомый откуда-то ещё из того мира, где она была, кажется, тысячу лет назад — из Хармонтской зоны. Сейчас… Точно, оно! Только как же там было в конце?.. Она зажмурилась, вспоминая.

Неожиданно холодный поток сзади коснулся её волос, пролетел между коленей, схватил с земли пригоршню песчинок и бросил в лицо. Ветер!

Голос она услышала уже не ушами — он прозвучал прямо в голове.

— Здесь мы не спрячемся. Надо вперёд! Держись за меня!

Она вцепилась в плечо казавшегося статуей контролёра и… они сделали шаг.

Ф-ф-ф-ф-фу-ур-р-рх! — стена вырвалась из почвы прямо позади них, обдав температурой раскаленной лавы.

— Мама!

Колли непроизвольно качнулась вперёд и почти вжалась в спутника, опасливо оглядываясь на преодолённую преграду.

В этот момент холодная ладонь обняла её плечи, с силой прижала к чему-то жесткому. Шаг! Ещё! Быстрая перебежка! Они стремглав метнулись прямо на новую стену раскалённого газа, и тот момент, когда, казалось, их одежда должна была вспыхнуть факелом — газ рассеялся.

Новый рывок и новый танец раскаленного воздуха. Сзади! Спереди! Разом со всех сторон!

Они замерли. Господи, как горячо!

Колли уже не замечала, что крепко сжимает руку пси-монстра и даже прижимается к нему, пряча от жара лицо в пыльных складках его балахона. Только одна мысль билась в голове: «Не бояться… не бояться…»

В горле вдруг пересохло. Небо в глазах Колли покачнулось и стало медленно скользить под уклон. Дышать, казалось, было нечем. Ноги начали подгибаться… Падение.

5. «Будь моей гостьей!»

Сколько времени она приходила в себя — Колли не знала. Только сначала вернулся слух, а затем — осязание.

Как тихо! И прохладно…

Она с трудом открыла глаза. Над ней на фоне высокого неба нависало худое лицо, которое ей почему-то никак не удавалось рассмотреть в деталях. Что-то легко проскользнуло по лбу и голове, ещё и ещё раз.

В своей ладони Колли ощутила колкость тоненьких сухих веток. Она лежала рядом с тем самым высохшим деревом, к которому они бежали сквозь танцующие облака горячего газа.

— Прошли? — хрипло прошептала она.

— Прошли, — улыбнулся знакомый голос. — Пробились.

Колли кивнула и прикрыла глаза. На слова уже не было сил.

«Я немножко отдохну и буду в порядке…» — мысленно попросила она контролёра.

— Теперь можно, — ответил её спутник. На губах энерговампирша внезапно почувствовался привкус металла и капли воды, — Пей, — он поднес к её губам её же флягу.

Колли сделала несколько глотков, потом немного плеснула воды себе в лицо, вытерлась подолом вытащенной из-под ремня футболки.

— А теперь спи, — велел контролёр. Колли послушно свернулась в клубок и прикрыла глаза. Ноги гудели.

— Мы ещё куда-то потом пойдём? — всё же поинтересовалась она.

— Да. Здесь оставаться мы не можем. Но сейчас у нас есть время. Пока мы почти в полной безопасности, — контролёр опустился на жёсткую траву рядом с ней.

— А далеко нам ещё идти?

— Нет. Но чтобы дойти — нам надо отдохнуть. Спи… — ладонь скользнула по плечу, по спине, — Бояться уже нечего. Нас пропустили. Благодаря тебе.

Сна — как не бывало! Колли даже приподнялась.

— Мне? Да ладно!.. С чего бы?

— Ритм. Ты услышала ритм, с которым поляна выдыхала свой огненный воздух. Я слишком долго вслушивался. Ты же схватила его на лету. Я только помог нам пройти сюда, прочитав твои мысли.

— А… — Колли кивнула и снова опустила голову на руку. — Ну да… Ритм… Ничего особенного — просто я всю жизнь занималась танцами — вот и навострилась не просто слышать музыку и ритм, но и чувствовать их — телом. Без этого не стать профессионалом.

Она вдруг завозилась, а потом тихо, с каким-то деланным смешком, попросила:

— Это… можно попросить тебя не копаться в моих мыслях больше, чем это… нужно для дела?.. Я понимаю, что они, должно быть, и так довольно громкие, но… — тут она покраснела. — Мало ли какие у меня могут быть… хм-м… интимные женские тайны!.. А ты ведь всё-таки… мужчина…

— Ты знаешь, о чем попросить, — снова улыбнулся голос где-то сверху, — Разумный не обидит Разумного. Я не стал бы вторгаться в твои мысли, — продолжил он после короткой паузы, — если бы того не требовало наше спасение. Я обещаю тебе, что не буду читать твоих мыслей, разве только получится так, как только что было…

— Спасибо… — Колли тоже улыбнулась, неловко, но совершенно искренне. — Этого будет вполне достаточно.

Повисла пауза, во время которой энерговампирша думала о том, что, скажи ей ещё утром кто-нибудь, что она будет вот так сидеть бок-о-бок с одним из самых опасных обитателей Зоны, мирно разговаривать с ним и даже добьётся от него обещания не трогать её сознание — она бы не поверила, да ещё и посмеялась бы над такими фантазиями. А теперь…

— Между прочим! — вскинулась она от некой неожиданной мысли. — А как мне к тебе обращаться? У тебя есть имя?

— Просто говори, когда хочешь что-то сказать. Я пойму, поверь мне. А что до имени… — сгорбившийся контролёр надолго задумался, — Сейчас — нет. Оно почти точно было — давно, когда… Когда я не был тем, кем я есть сейчас. Но я не помню его. Да и не было необходимости вспоминать.

Колли удивлённо распахнула глаза и снизу вверх уставилась на монстра. Тот сидел, глядя куда-то вдаль, капюшон по-прежнему скрывал его черты.

— Ты… тоже когда-то был… человеком?.. — тихо спросила она и, чуть поколебавшись, коснулась его сухой длинной кисти. Она не могла себе объяснить, почему за всего несколько часов общения она стала испытывать к этому грозному созданию больше доверия, чем к некоторым людям — за всю прожитую жизнь.

— Наверное — жилистые пальцы перебрали воздух, словно струны незримой арфы, — В своё время это было для меня вопросом вопросов. Однако, что было со мной до того, как я осознал себя, я не знаю. Тем, кем я есть, я стал здесь. Впрочем, судя по тому, что я понимаю язык людей, представляю, как они мыслят и, как ты правильно подметила, похож на них внешне — я, скорее всего, был когда-то таким же, как они.

Всё это контролёр произнес ровно, как будто говоря о чем-то будничном, повседневном.

— А я помню свою человеческую жизнь, — вздохнув, вдруг призналась Колли. — В общем-то, она закончилась не так уж и давно — по времени моей Зоны всего-то лет пятнадцать назад, я тогда была совсем ещё девчонкой… вроде Ксаны. Городок наш находился под боком у местной Зоны… да-да, есть ещё одна Зона, очень далеко отсюда. Так вот. Когда случилось ЭТО — то есть, возникла Зона, город закрыли от всего мира, а через несколько лет всем жителям сделали проверки на КГЧ — коэффициент генетической чистоты. Проще говоря, выявили тех, кому посчастливилось остаться людьми, и тех, кому не настолько повезло. Тем, у кого КГЧ имел отклонения от нормы, запретили выезд из города навсегда… впрочем, потом эмиграцию запретили всем. Но тех, у кого это отклонение было больше, чем нужно… — Колли зябко повела плечами. — Со временем таких становилось всё больше, их заставили покинуть свои дома и переселиться в трущобы. Потом, после одного самого большого выброса там образовали гетто для нелюдей, отгороженное от города и остального мира колючей проволокой и постами вооружённой охраны. Выйти оттуда отверженные городом не имели права под страхом смерти. Да и в самом гетто было небезопасно — некая группировка, негласно поддерживаемая властями, устраивала там тайные охоты, убивая «нелюдей» и тех, кто им сочувствовал…

Мутантка помолчала, собираясь с мыслями.

— Я тогда ещё училась в школе и серьёзно занималась танцами. Балетом… потом как-нибудь покажу, что это такое… если захочешь, конечно… Упорно шла к заветной цели стать знаменитой на весь мир танцовщицей. Пахала, как проклятая, отказывая себе во всём — лакомствах, развлечениях… И вот, когда уже близился час окончания школы, мне, как и всем жителям, сделали анализ КГЧ…

Колли закусила губу. До сих пор ей было горько и больно вспоминать те страшные для неё дни крушения всех надежд и мечтаний.

— Двойка — это, конечно, не так много, чтобы перестать считаться человеком, но достаточно мало, чтобы считаться им за пределами Хармонта, нашего города. Я попала в число невыездных до конца жизни. Все планы, стремления, надежды в одночасье полетели коту под хвост…

Хрустнула ветка, которую Колли зачем-то сжимала в руках. Обломки полетели в стороны.

— Я пыталась как-то выкарабкиваться, учиться жить заново — без привычной мечты о сцене… Устраивалась на какие-то работы, чтобы не умереть с голода, потом уходила оттуда, нанималась ещё куда-нибудь… В конце концов очутилась в трущобном притоне «Кручёные сиськи» — баре и борделе одновременно… тёмные говорили мне, что и тут есть подобные заведения для сталкеров-людей… Опустилась до того, что стала зарабатывать, танцуя стриптиз… ну, это когда в танце надо раздеваться и… соблазнять мужчин… — Колли сглотнула комок и посмотрела куда-то в сторону. — Потом хозяин притона заставил… сделал меня… самкой общего пользования, по-другому в здешних реалиях и не выразиться. А через пару лет я вдруг обнаружила в себе странные способности — двигать предметы, не касаясь их, и биться током. Кроме того, время от времени меня стали одолевать приступы бессилия, проходившие только после того, как город попадал под какой-нибудь очередной выброс из Зоны.

Однажды, не в силах вынести этой слабости в мышцах, я зачем-то бросилась в Зону, просочилась туда тайными тропками… И вдруг ощутила себя такой сильной, ощутила связь с Зоной, словно она питала меня энергией…

Я долго не задумывалась над тем, что со мной происходит — просто полагала, что больна, и только нахождение в аномальной Зоне даёт мне облегчение от недуга. Естественно, что в городе я тщательно скрывала это и свои похождения даже от матери. Но однажды я встретила в Зоне одного из подельников хозяина «Сисек». Обнаружив, что я — нелюдь, он попытался схватить меня, чтобы доставить в город для получения награды за выявленного мутанта. А я… пытаясь вырваться, я коснулась его, и вдруг… он упал! Так я узнала, что могу убивать простым касанием. Можешь себе представить, в каком я шоке тогда была! Кинулась прочь, не разбирая дороги… хорошо, ни в одну аномалию не попала, повезло… На моё счастье ноги принесли меня к бару «Перекрёсток» — точнее, я влетела в его хозяина, который возвращался откуда-то из Зоны. Он пригрел меня и, выслушав мой рассказ, пояснил мне, кто я. Так я узнала, что больше — не человек…

Отныне я должна была скрывать от всех свою природу, лгать, изворачиваться, таиться… Уйти в зону я не могла — в городе жила моя мать, которую я не могла бросить. Несколько лет кошмарной жизни на грани разоблачения — ведь по классификации КГЧ я считалась бы уже даже не мутантом, а монстром, удел которого — смерть. Таких, как я, убивали без разговоров или отправляли на опыты к научникам… что в конечном итоге всё равно заканчивалось смертью… Как назло, в это время мне не стало доступа в Зону — вокруг неё достроили стену. И если местные добытчики хабара как-то умудрялись просачиваться за Периметр — то мне туда не было хода. Я стала чахнуть без живительной энергии Зоны.

Но, видимо, Она не хотела оставлять меня. После того самого большого Выброса, я вдруг поняла, что всё-таки могу питаться энергией — я могу брать её у живых существ. У людей. Даже совершенно незаметно для них. Так, полтергейст в Зоне — я стала энерговампиром — в городе. Я потихоньку тянула энергию из тех, кто посещал притон (с моими сферами деятельности это было очень удобно делать!), подпитывалась силой Зоны во время выбросов и… мечтала покинуть этот опостылевший мне город.

И вот однажды случилось то, на что я уже боялась надеяться. Меня… похитили! Самым натуральным образом похитили наёмники, к тому времени обосновавшиеся прямо в Зоне, и увели туда. Как оказалось, они слишком всерьёз восприняли некую шутку Стилета — хозяина «Перекрёстка» — насчёт доставки ему женщины. Конкретно — меня. Ну, они и расстарались. Когда уже в Зоне похититель сообщил мне, что я больше никогда не вернусь в Хармонт, я его едва в объятьях не задушила от счастья! Вовремя вспомнила о своей природе, и он остался жив. У него было такое лицо, я долго смеялась! Но ещё забавнее были лица у всего их отряда, когда я открыла им, КОГО они притащили на свою базу! Полтергейста, монстра! Дело в том, что Стилет то ли отказался платить за мою доставку, то ли не нашёл нужной суммы, и мне пришлось остаться у наёмников. Да я и не возражала — лишь бы в Зоне, лишь бы подальше от Хармонта! Это потом Стилет под большим секретом сказал мне, что таким оригинальным образом он решил помочь мне вырваться из Хармонта. Он же знал, как мне там было плохо и опасно.

Но в Хармонте меня не забыли. Хозяин «Сисек»… кстати, тот его подручный остался жив, выбрался из Зоны и рассказал ему, что я — монстр… потом меня этим шантажировали, чтобы не ушла из притона… Так вот, хозяин притона нанял охотников, чтобы они вернули меня ему. И вот, убегая от них, я упала и влетела в аномалию. Видимо, это был какой-то пространственно-временной портал — потому что я оказалась здесь, в твоей Зоне, причём — представь себе — лет через 20 вперёд! Очнулась на базе у тёмных сталкеров… Они, узнав мою историю, сперва хотели дать мне приют. Бек, их командир, даже дал мне напиться силы из некоего артефакта под названием Сосуд… Но божество, которому они поклоняются, отказалось принимать меня под своё покровительство. Мол, я принадлежу Зоне, и она уже меня взяла под защиту… Ну мне и пришлось уйти, чтобы не вызвать раздора в клане… Остальное ты знаешь.

Сидящий рядом контролёр слушал её, не перебивая и не торопя.

— На самом деле, ты знаешь не всё о своем пребывании здесь, — проговорил он, — Дело в том, Колли Флай, что мы с тобой встретились немного раньше, чем сегодняшним утром. Я видел твоё появление в этой Зоне. Это случилось не очень далеко отсюда. Зона буквально сотворила тебя из воздуха, ты действительно была без сознания и одета была в пёстрые одежды, каких здесь никто не носит. Из окрестностей аномалии тебя вынес пойманный мной человек… И именно тогда ты первый раз показала, кто ты. От тебя лилась музыка. Я не могу достойно описать тебе, что это было за ощущение — после воплей диких зверей, стонов, плача, хрипов услышать… такое. Ты буквально поразила меня. С такой охотой голодные снорки не поедают свою добычу, с какой я слушал тогда. И благодаря ей же — этой самой музыке — ты попала к Тёмным. Как? Я просто не успел отреагировать на их появление… Тогда я только предполагал, КЕМ ты можешь оказаться. Хотя действительность превзошла все мои ожидания.

— И… кем же я должна была оказаться?.. — Колли странно посмотрела на него. — И кем оказалась?..

— Я ожидал увидеть экзотический разум, явственно превосходящий всех тех, кого я видел до сих пор. Но нашел истинно Разумного. Родственную… душу. Кажется, так говорят люди. Ты удивлена, как я вижу… Позволь объяснить тебе.

За свою жизнь — а я говорю именно о жизни здесь, в Зоне, — я встретился с очень большим количеством разнообразных живых существ, и большую часть из них составляли люди. Я неплохо узнал их, людей. От самого момента, когда они появились в этом мире, им были даны огромные возможности. Способность не просто видеть, воспринимать мир вокруг себя, но и доискиваться самой его сути. Понимать. Мыслить. Моя собственная жизнь началась с мышления — с того момента, когда я смог осознать себя. С этой минуты началась жизнь… и одиночество. Потому что найти кого-то, кто понимал бы тебя, не боялся и хотел бы с тобой общаться такому, как я, здесь просто нереально. Думаю, ты сама понимаешь, в силу каких причин.

— А… а как же твои соро… э-э-э, ну, другие контролёры? — решилась спросить Колли, невольно проникаясь к собеседнику сочувствием. — Разве вы не общаетесь друг с другом?

— Очень редко, — контролёр покачал головой и снова посмотрел куда-то вдаль. — И специально встреч не ищем. Не очень-то приятно, когда от твоего соседа фонит, как… как от тебя самого. Голова потом — как котёл… Так что мы предпочитаем больше избегать один другого. Пересекаемся разве что чисто случайно. Но даже в этом случае общаемся только когда нуждаемся в информации. От людей-то не всегда можно получить нужное. Немного лучше их в этом плане — изломы, но и они нас избегают. Хотя ещё ни одному контролёру не удалось подчинить себе излома.

— Почему?

— Видимо, природа разума изломов такова, что обладает иммунитетом против пси-воздействия.

— Удивительно! — в свою очередь покачала головой хармонтка. И тут же поинтересовалась с лёгким опасением: — А полтергейстов вы можете подчинять?

— Не знаю, — уголок губ мутанта дёрнулся вверх, обозначая улыбку, и псионик даже хмыкнул. — Я однажды попробовал. Еле увернулся от запущенного в меня бревна! После ещё пары подобных случаев решил больше не повторять таких опытов.

Колли тут же вспомнила, как пыталась засыпать его ветками и мусором в самом начале знакомства. Кто ж знал, что всё обернётся настолько мирно?..

— Ну… я в тебя брёвнами точно кидаться не стану… — смущённо пробормотала она. — И… не только потому, что… силу потеряла.

Его пристальный взгляд она ощутила просто кожей. Энерговампирша поёжилась, но храбро подавила всплывший из глубин подсознания инстинктивный страх.

— Вернётся к тебе твоя сила, — проговорил контролёр, и хармонтка почувствовала, как он ослабил давление своего подчиняющего взгляда. — Просто знай: Зона любит испытывать новичков. Но ты смелая. И сильная духом. Ты выдержишь. И станешь своей для неё. Для всех нас.

— Льщу себе надеждой… — пробормотала вконец смутившаяся мутантка.

Контролёр одобрительно хмыкнул, уловив в её тоне лёгкую упрямую задиристость, и, прищурившись, посмотрел на солнце.

— Ты отдохнула? — поинтересовался он. — Нам пора идти дальше.


Осталась далеко позади Сумасшедшая поляна с её сюрпризами (Колли дала себе слово попозже подробнее расспросить спутника о прочих свойствах этого необычного и опасного места). Двое мутантов перешли огромный, поросший березняком прогал и снова углубились в лес, аккуратно обходя попадающиеся на пути аномалии. Когда тени стали длинными, а Колли припомнила добрых две трети своего запаса русских и североамериканских ругательств, шедший впереди контролёр замедлил шаг. Из подлеска они вышли на заросшую просеку, сквозь которую в темневший уже горизонт шагали бетонные столбы с кое-где сохранившимися проводами. ЛЭП.

— Уже почти пришли — негромко произнес контролёр и просто физически ощутил чувство облегчения и радости у своей спутницы.

Целью пути оказалась маленькая бетонная коробка усилительной подстанции. Окружённая причудливыми гирляндами изоляторов, с выбитыми стёклами, но сохранившейся тяжёлой металлической дверью, она пряталась почти на границе просеки и леса.

— Прошу! — контролёр сделал приглашающий жест, — Мы добрались.

Дверь подалась усилию неожиданно легко и тихо. Колли, немного робея, вошла в тёмный проём. Квадратная комната, в углу — деревянные ящики и поддоны и сваленные в кучу ветки. В противоположной стене — ещё одна дверь, в падающем через оконце свете видна груда какой-то мягкой рухляди на полу и кусок шерстяного клетчатого одеяла.

— Вот тут я и живу, — кивнул псионик на более чем непритязательную обстановку. — И ты тоже можешь здесь жить… если захочешь, конечно. Будь моей гостьей, Колли Флай!

— Я… я принимаю твоё предложение! — в тон ему ответила хармонтка, проходя в его жилище. — И постараюсь быть добрым гостем. Чтоб хозяева потом не пожалели о своём гостеприимстве!

В ответ послышался короткий и сухой, но вполне искренний смех мутанта. Не выдержав, захихикала и Колли.

…Засыпая на жёстком и непривычном для неё ложе из поддонов и старых телогреек и одеял (хозяин логова щедро поделился с ней частью своих запасов и помог соорудить лежбище возле другой стены), скиталица во времени и пространстве всё пыталась представить себе свою дальнейшую жизнь здесь, в пока что незнакомой ей Зоне, и без привычных уже способностей. Но усталость и пережитые приключения сказали своё веское слово, и вскоре незаметно для себя Колли задремала, а потом и вовсе провалилась в глубокий сон.

Снился ей почему-то опустевший, покинутый людьми Хармонт, по улицам которого, взметая лапами в воздух разбросанные тут и там листы исписанной бумаги, весело носились чернобыльские псевдособаки. Иногда они бегали за палкой, которую им швырял её новый знакомец-контролёр. Сама Колли сидела на лавочке возле мэрии, ловила, словно снежинки, порхающие в воздухе листки и смеялась, наблюдая за проделками зверей.

Завтра её ждала новая жизнь на новом месте.


Оглавление

  • Часть 1. Детёныш: начало
  •   «Этот чёртов Маугли!..»
  •   Детёныш
  • Часть 2. Ксанка и её Проблемы
  •   Проблема первая: люди
  •   Проблема вторая: Серые Стражи
  •   Проблема третья: Туту
  •   Проблема четвёртая: люди и нелюди
  •     Пролог
  •     Старший
  •     «Братки» и «Крысы»
  •     Ради неё…
  •     «Маугли»
  •     Симбиоз
  •   Проблема пятая: Гурман
  •     Сегодня
  •     Шесть дней назад…
  •     Пару суток до этого…
  •     Третьего дня…
  •     Позавчера
  •     Вчера
  •     Вечером того же дня
  •     Сегодня
  • Часть 3. Двое из Монстрохаток
  •   Пролог
  •   1. Снова одна
  •   2. Дамка
  •   3. Марго
  •   4. Новоселье
  •   5. Прошлое и настоящее
  • Часть 4. Злое место
  •   1. Объект 87-2
  •   2. Долговец и мутантка
  •   3. Почва под ногами
  •   4. Ответный ход Мамо
  •   5. Злое место и старый знакомый
  •   6. Квад в гостях у мутантов
  •   7. Чистой дороги!
  • Часть 5. Колли
  •   Пролог
  •   1. Подарок аномалии
  •   2. Тёмные сталкеры
  •   3. Новые друзья и новые надежды
  •   4. Сумасшедшая поляна
  •   5. «Будь моей гостьей!»