Крылья [Юрий Леонидович Нестеренко Джордж Райт] (fb2) читать постранично, страница - 3

вот разве что лежать на спине подолгу не стоит — крылья затекают, ну так ведь можно лежать на боку или на животе.

И я прекрасно понимаю, почему маме стало жалко резать такие замечательные крылья. Она рассудила, что в крайнем случае я смогу сделать это сама, когда вырасту. И я благодарна ей за это решение.

Хотя эти крылья стали моим проклятием, я бы, наверное, не простила ей, поступи она по-другому.

Да, это замечательные крылья. Ими можно обмахиваться в жару, ими можно прикрыться от дождя или солнца, наконец, когда их расправишь, они просто красивы, что бы там ни утверждали те, кто считает крылатость уродством. Но… самого главного они не могут. Они не могут поднять меня в воздух.

В детстве я верила, что мне просто не хватает тренировки. Ведь когда-то я болталась, как сосиска, держась руками за крепкую ветку и не в силах подтянуться, а потом научилась подтягиваться по многу раз подряд. Вот, наверное, так же и с крыльями… Я размахивала ими часами, до полного изнеможения, я привязывала к ним тяжести… Все тщетно. Крылья поднимают ветер, клубится пыль, я даже чувствую, как при махе вниз часть моего веса исчезает… но только часть, и части этой слишком далеко до целого.

Когда мне было семь лет, я спрыгнула с крыши дома — подо мной были два высоких этажа и чердак (впрочем, о своем городском доме я расскажу чуть позже). Я решила тогда, что не могу взлететь с земли, потому что моим крыльям не хватает маха, оказавшись же в воздухе, я смогу взмахнуть ими на полную амплитуду (я, конечно, еще не знала тогда такого мудреного слова, как «амплитуда»), не боясь зацепить землю. Кстати, это была очень даже неглупая мысль. Менее умной была идея, что раз уж существует такой способ научиться плавать — когда неумеющего просто сталкивают в воду, и он волей-неволей вынужден барахтаться, чтобы не утонуть, то так же можно научиться летать.

По правде говоря, эту идею мне подкинул Ллуйор. Не думаю, что он сделал это со зла — тогда мы действительно были друзьями, и он жутко перепугался, когда я рухнула с крыши на землю, перепугался, пожалуй, даже больше, чем я сама, чувствовавшая в тот момент лишь злость и досаду, которые заглушали даже боль. (Ох, как же трудно рассказывать о себе самой! Вместо того чтобы выстроить все по порядку, тянет говорить о многих вещах одновременно; вот и про Ллуйора я опять забежала вперед. Впрочем, о нем уже скоро; но доскажу сначала про тот свой полет.) По счастью, мне хватило ума прыгать не на камни двора, а в сад; в итоге я подвернула ногу, ушибла в последнем отчаянном взмахе оба крыла, поломала тнуаловые кусты и сама исцарапалась о колючки. Доктор Ваайне сказал, что я легко отделалась, и это в самом деле было так. Ллуйор на моем месте, наверное, сломал бы обе ноги. Моим крыльям не удалось поднять меня в небо, и все же они затормозили падение. Это тогда стало для меня единственным утешением, не позволив угаснуть надежде…

Да, это было непросто — хранить надежду все эти годы, когда, казалось, весь мир объединился против меня. Как я ненавидела школьных учителей, когда они, строго и чуть ли не обвиняюще глядя в мою сторону, цитировали Святое Троекнижие: «Всяка тварь да довольствуется долей своей; птицам дан простор небесный; аньйо же не птица, летать не может, — подчеркивали они голосом, воззрившись на меня одну из всего класса, — но доступно ему вознесение духовное…» Ясное дело, аньйо не птица! У птиц перья. А у меня крылья кожистые, как у вйофнов. Вйофны даже внешне чем-то похожи на аньйо, только гораздо мельче, сплошь покрыты шерстью, и вообще они всего-навсего зверьки. Вйофны, что водятся в наших краях, совсем мелкие, длиною где-то в пол-локтя, да и ума у них не особо много, хотя, конечно, побольше, чем у птиц. Но в диких тропических лесах Северного полушария обитают куда более крупные и смышленые вйофны; длина их доходит почти до двух локтей. Я видела таких в городском зверинце, они сидели и смотрели на посетителей большими грустными глазами…

Но они, по крайней мере, могли летать — хотя бы внутри клетки. Я смотрела на них с завистью — не в том, конечно, смысле, что хотела бы стать животным, но ведь можно, к примеру, завидовать долголетию дерева, вовсе не желая стать растением… Почему, ну почему они могут летать, а я — нет? Ведь мои крылья ничуть не хуже!

Однако пора наконец рассказать, что случилось в тот день, когда толпа селян ворвалась в наш дом. Они бы убили и меня, и маму, но ей удалось вырваться и убежать, держа меня на руках. Далеко бы она все равно не убежала: почти трехлетний ребенок весит уже довольно много, а среди преследователей хватало здоровых, сильных мужчин. Ее почти настигли на дороге, идущей мимо деревни, но как раз в это время по дороге проезжал всадник. Эпидемия Багровой Смерти только начиналась, и дороги еще не были перекрыты.

На нем был черный бархатный костюм с алыми отворотами и высокие сапоги, на левом боку висел меч (что выглядело несколько странно, ведь дворяне в наше время почти сплошь перешли на шпаги, а на солдата он никак не походил), а справа