Гайджин [Марк Олден] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Марк Олден Гайджин

«Gaijin» 1986, перевод А. Петровичева

Памяти Раймонда Малдонадо посвящается

Часть первая Хейхо но метсуку Глаза в бою

В понимании вещей есть КЭН и КЕН. КЭН — проникновение в суть вещей, а КЕН — восприятие лишь внешней стороны действительности.

Миямото Мусаши, «Горин но Шо»

Глава 1

Гонолулу

Июль 1983

Алекс Бендор всем своим существом почувствовала опасность.

Когда она очнулась от ночного кошмара, уже почти рассвело. Сквозь раздвижные стеклянные двери своей спальни она увидела мокрый от дождя лес папоротников и гигантских филодендронов. Что-то знакомое. Это окончательно развеяло ужасы ее сна.

Она услышала воркование голубей, собравшихся под навесом от солнца, сделанного из красного дерева. Укрывшиеся от недавнего ливня птицы начинали разлетаться. Эти голуби — они назывались полосатыми — были ее любимой породой — крохотные птички, брачные пары которых оставались удивительно преданными друг другу вплоть до самой смерти. Воркованье голубей и шум затяжного дождя. Приятные звуки.

Алекс села в кровати. Шестьдесят три года, и легкое помешательство. Естественно, она была одинока.

Кошмар, самый страшный за последние годы, был воспоминанием о Руперте де Джонге. Хотя она уже совсем проснулась, сердце не переставало колотиться. Трясущейся рукой она нащупала пульс на правой стороне шеи. Он был явно учащенный.

Тыльной стороной ладони она провела по гладкой коже на том месте, где раньше было ее правое ухо. Она вздрогнула, как от боли, как будто рана еще не зажила.

Психоаналитик сказал бы ей:

— Мой совет вам, миссис Бендор, перестать ковыряться в черных глубинах своей памяти, а лучше пройти несколько сеансов по сто пятьдесят долларов. И тогда можно будет гарантировать полное выздоровление.

Дождь прекратился. Через стеклянные двери Алекс видела стайки птиц, поднимающихся из мокрого от дождя леса к рыжеватому небу. Совсем рядом захлопали крылья — это голуби вылетели из-под навеса. Четыре голубя. Четверо было и агентов в ее агентурной группе в феврале 1945 года, когда и начался ее кошмар.

Ей была уготована безопасная тыловая работа. Она служила в Вашингтоне, расшифровывая вражеские коды и не зная ничего ужаснее, чем спустившаяся петля на ее модных в то время чулках со швом. Но в 1945 году двадцатипятилетняя Алекс попала в поле зрения ОСС[1], которую заинтересовали не только ее способности к декодированию, но и знание японского языка. И еще ее сведения о довольно странном англичанине Руперте де Джонге.

Высокая, белокурая, красивая Алекс Уэйкросс (это была ее девичья фамилия) знала о мистере де Джонге довольно много, благодаря своему любопытству и любви ко всему, что трудно дается. Во время войны военная разведка и разведка союзников наводнила Вашингтон информацией о Японии. Кое-что, а точнее очень многое, прошло незамеченным. Слишком много материала — и мало подготовленного персонала, способного правильно его проанализировать.

Алекс, большая любительница разгадывать и выискивать, взяла на себя труд изучить кое-какие данные, особенно касавшиеся Руперта де Джонга. Де Джонг был предателем, а предатели восхищали ее.

Но мистер де Джонг не был обычным, рядовым предателем. Он был английским аристократом, сделавшимся самураем. Что-то абсолютно противоестественное.

Его называли Гайджин, и в его лице Япония имела что-то вроде шпиона голубой крови. Донесения, проходившие через руки Алекс, сравнивали его с Вильгельмом Штибером, гением разведки, служившим при Бисмарке, одним из самых выдающихся немецких агентов; с Сиднеем Рейли, знаменитым двойным агентом, который в разные времена работал на английские, французские, русские и японские секретные службы.

Гайджин, однако, превзошел их в своей жестокости, свирепости и хладнокровии. Он замучил и убил агентов союзников гораздо больше, чем пережил покушений на свою жизнь. Де Джонгу, этому необыкновенному разведчику, всегда еще и очень везло, черт бы его побрал.

Он был членом Кемпеай-Тай — японской секретной полиции — и сумел заполучить английские, американские, французские и немецкие шифровальные машины. Он научил японцев использовать их для своих целей. Это был гигантский шаг в развитии японской криптографии, что помогло второй родине де Джонга сократить дистанцию между ней и западными державами, которые в этой области значительно обгоняли Японию. Но полностью выправить положение не смог даже де Джонг. В японском алфавите около двух тысяч иероглифов и почти шестьдесят букв — слишком много, чтобы адаптировать шифровальную систему. Поэтому они отправляли свои шифровки, используя латинский алфавит и тем самым давая шанс западным экспертам по шифрам, типа Алекс Уэйкросс.

Она сумела воспользоваться и другим промахом де Джонга. Подобно другим японским агентам, он был приверженцем той идеи, что японский язык слишком сложен для