Полет черного орла [Кейт Якоби] (fb2) читать онлайн

Кейт ЯКОБИ ПОЛЕТ ЧЕРНОГО ОРЛА

…Так и случилось, что весной 1361 года все переменилось навсегда. Ни волчий вой, ни мистические видения провидцев не предсказали Люсаре, какая судьба ее ждет: все было предопределено событиями, случившимися за много лет до того. Для большинства перемены оказались быстрыми и неожиданными, для немногих — долгожданными и наступившими слишком поздно.

Однако, чтобы понять случившееся, нужно знать, что происходило ранее, знать, как распорядились боги судьбами некоторых людей.

В 1341 году Селар, сын короля Майенны, завоевал Люсару; его победе в последней решающей битве при Селуте помог загадочный старик по имени Карлан, исчезнувший сразу после сражения. Селар взял в супруги дочь герцога Маккенна, прекрасную Розалинду, основав собственную династию: Розалинда родила ему сначала дочь, а потом сына — наследника престола. Селар железной рукой подавил всякое сопротивление своей власти, жестоко наказал целую страну за то, что она посмела противиться ему, отстаивая свою свободу.

Из старых владетельных домов лишь немногие сохранили хоть какое-то влияние. Главой одного из них стал Роберт Дуглас, граф Данлорн, отец которого героически сражался при Селуте и погиб в битве. Знатнейший вельможа Люсары, представитель рода, многие столетия безупречно служившего своей стране, Роберт оказался вынужден скрывать страшную тайну. Он был колдуном — а колдовство, почти ставшее легендой, считалось смертным грехом и жестоко преследовалось в Люсаре. Роберт оставался единственной надеждой своего порабощенного народа, но, не видя другого выхода, согласился служить Селару: в обмен на клятву верности король позволил ему облегчить страдания люсарцев. Король и его вассал даже стали друзьями, и несколько лет страна наслаждалась покоем.

Однако мир и благоденствие продолжались недолго. Влияние, которым пользовался Роберт, вызвало зависть могущественной Гильдии. Селар не поддержал своего друга и, лишившись места в королевском совете, Роберт был вынужден уступить власть Гильдии и вернуться в свой замок. Не успел он прибыть туда, как Береника, его молодая жена, носившая под сердцем их первенца, слегла в жестокой лихорадке. Надеясь облегчить ее страдания, Роберт воспользовался своей колдовской силой, но она вырвалась из-под его контроля и нанесла удар, вместо того чтобы излечить. И Береника, и младенец погибли. В ужасе и отчаянии Роберт покинул родину, решив никогда не возвращаться.

Первая глава той скрытой от постороннего глаза истории, что привела к перелому в судьбе Люсары, началась тремя годами позже, когда Роберт все же вернулся в свою страну. Его сопровождал слуга и самый доверенный друг, Мика Маклин. Роберт желал лишь одного: мирно жить в Данлорне, но его брат Финлей потребовал от него действий: Роберт должен был встать во главе Анклава — тайного объединения колдунов — или возглавить мятеж против Селара и освободить Люсару от тирана. У Роберта были веские причины отказаться и от того и от другого; к тому же сразу по прибытии он оказался вовлечен в схватку с Гильдией: он спас от преследования гильдийцев молодую девушку. Странные события, сопутствовавшие этому, открыли Роберту, что она — единственная девочка среди детей, наследников знатнейших родов, похищенных во время предшествовавшей падению Люсары Смуты. Девушку звали Дженнифер Росс, она была дочерью графа Росса, владетеля Элайты. Она тоже оказалась колдуньей, обладавшей силой, совсем не похожей на ту, что была известна колдунам Анклава. Против их воли Роберт отвез Дженнифер к ее отцу, а сам вернулся в Данлорн.

За годы добровольного изгнания Роберта Гильдия обрела еще большую власть, чем прежде. Узнав о возвращении Роберта, Селар, боясь восстания против своей власти и стремясь подчинить себе церковь, заточил в крепость только что избранного епископа Эйдена Маккоули и сделал главой церкви своего ставленника, Брома. У короля к тому же появился новый друг — гильдиец по имени Сэмдон Нэш.

Потом разыгралась трагедия. Дядя Роберта, брат его матери герцог Хаддон, восстал против Селара и был убит. Мучаясь сознанием своей вины — поддержи он заговорщиков, мятеж мог бы оказаться успешным, — Роберт все же не мог нарушить присягу королю. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Роберт согласился помочь Финлею в поисках легендарного Каликса — предмета, обладающего огромной колдовской силой, — но оба брата стали жертвами несчастного случая в горах Нанмура. Роберт тяжело пострадал при падении и на время лишился памяти, а Финлей, прибегнувший к своему дару искателя, чтобы найти брата, был схвачен и обвинен в колдовстве. По всей стране разлетелась ужасная весть: пойман настоящий колдун!

С помощью Дженн Роберт освободил Финлея и помог ему скрыться в безопасности Анклава. В это время стало известно, что Дженн, вызванная Селаром в Марсэй, столицу Люсары, почувствовала там присутствие неизвестного, но могущественного колдуна. Совет Анклава решил, что нужно послать кого-то, чтобы разведать ситуацию. Роберт решительно воспротивился этому, и глава Анклава, джабир Уилф, потребовал, чтобы Роберт предстал перед Ключом — могущественным талисманом, охраняющим Анклав. Именно этого Роберт старался избегать всю жизнь: ему с детства было известно мрачное пророчество… Ключ завладел Робертом и открыл собравшимся членам Анклава часть того же пророчества: Роберт и Дженн связаны Узами и владеют давно утраченным другими колдунами даром мысленного общения на расстоянии. Ключ назвал их Врагом и Союзницей и предрек, что против них выступит порождение зла — Ангел Тьмы.

За то, что он отказался открыть другую часть пророчества, Роберт был изгнан из Анклава. Принесенная им присяга не позволяла ему выступить против короля, хотя честь требовала, чтобы он пришел на помощь своей стране. К тому же руки его были скованы и еще чем-то, что он всегда хранил в тайне: Ключ открыл ему, что избежать судьбы, грозящей неисчислимыми бедствиями, ему не удастся. Роберт назвал свой рок демоном.

Но кто такой Ангел Тьмы? Многие годы он — тот самый старик, который помог Селару завоевать Люсару, — носил имя Карлана Байязитского. Однако ему удалось узнать мерзкий секрет злых магов прошлого — как продлевать жизнь с помощью крови захваченных в плен колдунов. В Люсару после своего исчезновения у Селута он вернулся молодым человеком, взял себе имя Сэмдона Нэша, стал членом Гильдии и втерся в доверие к Селару.

Придворные видели в нем лишь честолюбивого выскочку. Никто из них и представить себе не мог, какую цель преследует Нэш, а он между тем для достижения ее не останавливался ни перед чем. Именно он во время Смуты похитил детей, надеясь, что среди них окажется и Враг; именно он увез из родительского дома Дженн, будущую Союзницу. Нэш трудился не покладая рук и привлек себе на помощь малахи — колдунов, еще в древности отколовшихся от Анклава и ставших его непримиримыми врагами.

В 1356 году Гильдия начала расследование: после поимки и бегства Финлея Дугласа по стране ходили слухи о том, что древнее зло — колдовство — воскресло. Легат Осберт, посланный в южные провинции, встретился с Робертом, но тому удалось убедить гильдийца, что Финлей мертв. Осберт не догадался, что тело, которое он видел в гробу, — иллюзия, созданная Робертом. Легат вернулся в столицу, укрепившись в своем мнении: колдовство — выдумка, оно никогда не существовало.

На самом же деле Финлей благополучно добрался до Анклава. Не имея возможности покинуть убежище, он занялся совершенствованием своих способностей искателя; ему удалось восстановить давно утраченное умение вести поиск вдвоем. Во время одной из таких попыток Финлей смог увидеть Дженн, приближающуюся к Анклаву вместе со своей наставницей Фионой. Дженн стремилась узнать, что стало причиной изгнания Роберта из Анклава, но ей пришлось столкнуться с противодействием: Уилф согласился терпеть ее присутствие в Анклаве, только если девушка даст клятву после его смерти Встать в Круг и позволить Ключу выбрать ее в качестве джабира. Новая попытка дальнего поиска открыла Финлею, что мать Фионы, Айн, отправившаяся в столицу на поиски неизвестного колдуна, находится в опасности: колдун захватил ее. Если это и был Ангел Тьмы, то помочь Айн мог только один человек — Роберт.

Узнав о пленении Айн, Роберт немедленно отправился в Марсэй. Тайно проникнув в столицу, он освободил Айн, но старая женщина уже не могла оправиться от ран. Она не видела лица злого колдуна, который мучил ее; не знала она и его имени. Айн умоляла Роберта положить конец ее страданиям с помощью древнего ритуала Избавления: если бы он отказался, злой колдун получил бы возможность найти их обоих. Ненавидя себя, Роберт выполнил ее просьбу и вернулся в Данлорн.

Король Селар начал страдать от возвращающихся каждую ночь кошмаров: во сне его преследовал Карлан. Оказавшись на грани безумия, Селар стал вымещать свою ярость и страх на королеве, прекрасной Розалинде. Ради того, чтобы не дать Селару лишиться рассудка, Нэш открыл ему, что он — колдун и может избавить его от кошмаров. Однако полный ненависти к колдовству Селар изгнал его из столицы.

Фиона очень тревожилась за свою мать, Айн, и настояла, чтобы они с Финлеем попробовали новое умение поиска вдвоем. Они непредусмотрительно покинули безопасное убежище — Анклав; Фиона отправилась ближе к столице, а Финлей по дороге был обнаружен и захвачен Карланом. За бесконечные дни страданий, проведенные в логове колдуна, Финлей ни разу не увидел лица своего мучителя, но узнал о нем многое: Карлан полагал, что Финлей и есть Враг, и не скрывал своего стремления завладеть Ключом. Чтобы еще больше продлить свою жизнь, Карлан решил воспользоваться кровью Финлея, но прежде чем ужасный ритуал был завершен, Карлана-Нэша снова призвал к себе Селар. Финлею удалось бежать; обессиленного, в беспамятстве, его нашла, выходила и отвезла обратно в Анклав Фиона.

Не вынеся издевательств Селара и мечтая помочь своей стране, королева Розалинда вместе с детьми бежала из столицы. Узнав об этом, Селар начал охоту за беглецами: его единственным желанием было вернуть обратно сына и наследника. Среди тех, кто помогал королеве, оказалась и Дженн. Непогода, болезни и усталость заставили ее вместе с Розалиндой искать пристанища в Данлорне.

Роберт пришел в ужас, узнав, какой опасности подверглась королева, но спрятал беглецов в потайном покое замка, а потом отправил их в безопасное убежище — к своему другу, правителю соседнего Фланхара. Дженн в сопровождении верного Мики он отослал обратно в Элайту: пророчество Ключа сулило беды и опасности всем, кто стал бы близок Роберту. Однако и расставшись с девушкой, он не мог скрыть от себя своей любви к Дженн.

Когда Дженн вернулась домой, оказалось, что ее отец, Якоб, узнал о ее обмане: чтобы не выдать Розалинду, Дженн сказала ему, будто отправляется в гости к сестре. В гневе Якоб был готов отречься от дочери, и ей пришлось открыть ему, что Селар замышляет нападение на Майенну, а королева бежала из столицы. Будучи последним представителем древнего королевского рода, Якоб всегда ненавидел Селара; узнав о том, что Дженн помогала Розалинде, он простил дочь, хотя и был уязвлен ее скрытностью. Якоб сообщил Дженн о королевском приказе: через две недели должно состояться ее бракосочетание с жестоким кузеном Селара, Тьежем Ичерном, герцогом Эйром. Как ни страшил ее этот брак, Дженн была бессильна воспротивиться ему. К тому же Якоб задумал отвратить надвигающуюся войну с Майенной, пригласив на свадьбу Роберта Дугласа: когда-то они с Селаром были друзьями, и старый граф рассчитывал, что влияние Роберта может исправить короля.

Селар разослал по всей стране отряды солдат на поиски бежавшей королевы; в этот момент в его ставку и вернулся Карлан-Нэш. Применив гнусно извращенный древний обряд Наложения Уз, колдун привязал к себе короля. Ценой избавления от ночных кошмаров тот попал под власть Нэша и лишился способности противиться любому его приказу. Радуясь удаче, Нэш вернулся в свой замок и обнаружил, что Финлей бежал. Однако скрыться от Нэша навсегда он теперь не мог: Нэш узнал его ауру, и как только Финлей лишится защиты могущественного Ключа, нигде в стране ему не будет убежища.

Роберт не смог заставить себя отказаться от приглашения на свадьбу Дженн, но стремление Селара публично унизить его оказалось для него неожиданностью. Чувствуя, что может не совладать с живущим в его душе демоном, Роберт покинул торжество. Его самым горячим желанием было защитить Дженн, не дать свершиться Наложению Уз. Роберт был уверен, что лишь воспрепятствовав всему, о чем говорилось в пророчестве, он сможет не дать случиться и тому несчастью, предчувствие которого отравило всю его жизнь.

Той же ночью Дженн, сама страдавшая от одиночества и печальных мыслей, почувствовала отчаяние Роберта и нашла его на старой мельнице у замка. Роберт признался ей в любви, но, считая это чувство порождением пророчества, заявил о своей решимости бороться с ним. Дженн ответила, что очень нуждается в нем, и Роберт не выдержал. Он поцеловал девушку, и тут же их тела охватило голубое сияние. Сомнений не было: это возникли Узы, как то и было предсказано.

Мика, догадавшийся о том, что случилось, согласился остаться с Дженн, а Роберт поспешно покинул Элайту. На следующий день Дженн, с горем в сердце, но бессильная изменить что-либо, обвенчалась с Ичерном и последовала за супругом в его замок в Клоннете.

Прошло восемь месяцев; Нэш стал всесилен при дворе, поскольку Селар оказался в его полной власти. Все так же интересуясь Дженн и скрывая от нее свое истинное лицо, Нэш посетил ее в Эйре; только тогда он узнал, что Дженн на последнем месяце беременности. Тем временем его помощник-малахи, де Массе, наконец нашел Розалинду и захватил принца Кенрика. В схватке королева была убита, но принцессе Галиене удалось скрыться. Нэш с ликованием возвратил Селару наследника.

Финлей обнаружил, что, как и Роберт, способен мысленно разговаривать с Дженн. Ему стала известна правда: что отец ее ребенка — Роберт. Финлей снова совершил глупость — покинул Анклав и вскоре был выслежен Нэшем. Финлею удалось вырваться из ловушки, но он был тяжело ранен и стал искать спасения в Элайте у Дженн, преследуемый по пятам под видом гильдийцев пятью сотнями малахи. Финлей сумел добраться до замка, но потерял сознание прежде, чем предупредил об опасности.

Верные своей стране вельможи вызволили из темницы епископа Маккоули и спрятали его в уединенном монастыре в горах Голета. Там его внимание привлек молодой человек, который молча и истово трудился в саду и в стужу, и под палящим солнцем. Когда в монастыре случился пожар, этот человек рискнул жизнью ради спасения монастырских архивов. Только назвав его по имени — Робертом, сумел Маккоули его остановить.

За несколько последующих недель Маккоули сумел завоевать доверие Роберта, и тот наконец открыл ему смысл пророчества. Еще когда Роберту было девять лет, Ключ сообщил ему Слово Уничтожения и предрек, что, спасая девушку, с которой его свяжут Узы, он уничтожит то, что ему более всего дорого. Роберт верил, что ему хватит сил воспротивиться судьбе, но не устоял перед Узами, тем самым предав Дженн. Теперь ему не оставалось ничего, кроме затворничества, иначе он совершит то, чему всю жизнь противился.

Аббат монастыря получил известие, что архидьякон Хильдерик схвачен и будет казнен, если епископ Маккоули не отдаст себя в руки короля. Роберт согласился отправиться вместе с Маккоули, чтобы спасти Хильдерика, но, когда они добрались до королевской ставки, стало известно, что Финлей помог старику бежать, но его самого преследуют солдаты — и направляются они к Элайте. В отчаянной попытке спасти брата Роберт кинулся туда и вместе с Маккоули прибыл в замок как раз вовремя, чтобы возглавить оборону.

В Элайте Роберт увидел Дженн, и у него возникло подозрение, что он — отец ее ребенка. Однако прежде чем он смог задать ей этот вопрос, начался штурм. Ангел Тьмы бросил против защитников замка своих малахи. Граф Якоб, отказавшийся сдаться, был убит. Потрясение вызвало у Дженн преждевременные роды.

Однако главная опасность грозила ей со стороны Карлана: тот боялся, что отец ребенка — Враг, и сделал все, чтобы погубить младенца. Финлей умолял Роберта помочь Дженн, но тут возникла проблема… Если ребенок — действительно его, то своим вмешательством Роберт убьет его и Дженн так же, как убил Беренику и своего первенца. Финлей настаивал, считая, что сила Роберта оказалась смертельна для Береники потому, что их с Робертом не связывали Узы. В конце концов Роберт сдался. Его вмешательство избавило Дженн от страданий, лишило Карлана власти над ней, ребенок выжил, но Роберт уверился в том, что он не может быть его отцом.

Карлан воспользовался всей своей колдовской силой, чтобы захватить замок, и Роберту пришлось со всеми своими людьми запереться в главной башне. Демон в душе Роберта победил, заставив его решиться на отчаянный шаг… В этот момент родился сын Дженн, и проклятие свершилось. Не видя и не слыша ничего вокруг, Роберт поднялся на вершину башни и произнес Слово Уничтожения.

Только на следующий день смог Роберт увидеть, какие разрушения это вызвало. Стены замка рухнули, осталась стоять только главная башня. На пол-лиги во все стороны земля почернела, деревья упали и обуглились. Малахи и гильдийцы исчезли; защитники замка, укрывшиеся в башне, не пострадали, но утром в страхе перед колдовством большинство из них разбежались. Роберт и его друзья не могли оставаться в разрушенной Элайте и покинули ее в сопровождении немногих преданных слуг. Печально глядя на руины, Роберт думал о том, что ничто больше не будет таким же, как прежде. Он также узнал, что убить Ангела Тьмы ему не удалось.

Карлан, единственный уцелевший из осаждавшего замок воинства, был тяжело ранен, но сумел скрыться. Он теперь знал, кто на самом деле является Врагом. И все же Карлан твердо намеревался осуществить свои планы, хотя на восстановление утраченного ему и понадобится много времени. Он имел преимущество над своими противниками: те не знали всего, что было известно ему, — а потому не сомневался, что в конце концов ему удастся завладеть Ключом… и Дженн, Союзницей.

В тот же день Роберт вместе с Маккоули и Микой покинул Люсару; Дженн с сыном Эндрю вернулась к своему супругу.

Пять лет Роберт скитался по чужим странам. Хотя ему отчасти удалось отвратить несчастья, предсказанные пророчеством, он знал, что борьба не закончена. Демон в его душе не переставал напоминать об ожидающей его судьбе, и Роберт понимал, что его бегство от рока рано или поздно кончится. Холодной зимой 1361 года он вернулся в Люсару, и по стране, как отдаленный раскат грома, прокатилось предчувствие грядущих событий. Народ уже успел забыть, что Роберт — живой человек; он стал легендой, о его колдовстве говорили, как о сказке, а подвиги стали мифом.

Но объявленный вне закона Роберт Дуглас, граф Данлорн и герцог Хаддон, вернулся не для того, чтобы повторить ошибки прошлого. На этот раз он собирался осуществить замысел, который должен был все изменить.

Выдержки из «Тайной истории Люсары» Руэля

ПРОЛОГ

Ночь была темна, но отблеск лунного света на снегу немного рассеивал мрак. Деревья леса бросали черные тени на дорогу, пересекавшую заснеженное поле и уходившую к деревне Лагганфорс и дальше — к воротам замка Гильдии. Только в свете масляных фонарей на стенах черно-белые окрестности обретали хоть какие-то цвета, однако час был поздний, и фонари горели тускло.

Из глубины леса донесся унылый крик совы; словно ему в ответ откуда-то с севера раздался волчий вой. В деревне всякое движение замерло: люди спали в своих теплых постелях. Зима принесла крестьянам отдых от полевых работ и спокойные домашние занятия, но человек, стоявший у окна замка Гильдии и смотревший в ночь, не знал, что такое мир и покой.

Длинное лицо Вогна, высокого и худого проктора Гильдии, было мрачным. Он сбросил теплый плащ, в котором проделал долгое путешествие, и остался в желтом одеянии — одеянии цвета солнца, цвета Гильдии. Холеные пальцы Вогна сжимали серебряный кубок тонкой работы с приправленным специями горячим вином, но проктора не радовало тепло напитка. Он не отрывал взгляда от заснеженных полей.

В глубине комнаты у камина стоял Ульберт, глава гильдийцев этой провинции. В жарко натопленном помещении его круглое лицо раскраснелось, руки нервно теребили одежду. Он ждал прибытия проктора в Лагганфорс, но находиться с ним рядом, вслушиваясь в его слова и, что еще хуже, в его молчание, было нелегким испытанием. Только Вогну могло прийти в голову совершить инспекционную поездку в середине зимы.

— Завтра, — сказал Вогн, не поворачивая головы, — я хочу видеть ваши счета.

— Да, господин.

— Таким образом, у вас есть целая ночь для того, чтобы сделать их точными, а не тем изображением благоденствия, которое вы, без сомнения, приготовили.

Ульберт стиснул зубы.

— Да, господин.

Вогн еще несколько мгновений помолчал, потом отпил вина из кубка и продолжил:

— Какие донесения получаете вы о нападениях разбойников? И об Изгнаннике?

— О Роберте Дугласе? Да никаких, господин. Что же касается разбойников, то в нашей глуши, и к тому же рядом с большим поселением…

— Это не защитит вас от опасности, Ульберт. Она грозит нам всем — за исключением, может быть, тех, кто находится в столице. Ни один злоумышленник не посмеет сунуться в мою резиденцию в Марсэе! Но кто знает, где может объявиться мерзкий Изгнанник!

— Да, господин. — Ульберт стиснул кулаки и постарался придать себе спокойный и уверенный вид. Одержимость Вогна Робертом Дугласом и его колдовством была широко известна, хотя тот и исчез пять лет назад. — У нас здесь достаточно солдат, да и крестьяне полностью нас поддерживают.

— До меня доходили другие известия.

Вогн обратил на Ульберта каменный взгляд, и тот виновато сглотнул.

— Ах, господин, произошла всего лишь небольшая заминка…

— Отказ платить налоги — небольшая заминка? Нежелание местных жителей содержать отряды Гильдии — тоже? А кто прячет незаконных целителей, которые не купили у Гильдии разрешения лечить? — Вогн наконец отвел взгляд и снова уставился в окно. — Я ожидаю, что вы сумеете навести порядок, Ульберт. Долг местных жителей — платить Гильдии, а ваш долг — заставить их это делать. Я не потерплю разгильдяйства. Я ясно выразился?

— Да, господин.

— Отбирайте то, что вам не отдают добровольно. Боги требуют от людей покорности. Почаще напоминайте об этом крестьянам.

— Да, господин, — со вздохом прошептал Ульберт. Вогн еще раз окинул взглядом равнину, на которую из леса начал выползать туман. Мало кто решался пуститься в дорогу зимой; люди сидели по домам и занимались своим делом под бдительным присмотром Гильдии.

— Насчет разбойников, господин…

— Да, — устало кивнул Вогн, уже догадавшись, какой вопрос задаст ему Ульберт.

— Никого из них так и не удалось поймать? Так и неизвестно, кто стоит за всеми нападениями? И почему страдают только замки Гильдии?

— Только Серинлету это ведомо, Ульберт, — ответил Вогн, еле заметно пожав плечами. — Те же, кто стоит за нападениями, — просто рабы злого бога Бролеха. Кто же еще решится на такое?

— Но чего они надеются достичь? Ведь не просто со зла они нападают на Гильдию? И они никого не убивают, а пожар в том замке, что сгорел, был просто несчастным случаем…

— Вы ищете им оправданий?

— Конечно, нет, господин. Дело просто в том, что я не понимаю…

Туман над полями сгущался, наплывал волнами, как морской прибой. Вогн смотрел в окно, завороженный тем, как снег исчезает под темным приливом. С туманом пришел и мертвящий холод, протянул свои щупальца к Вогну в безопасности его теплой комнаты… Но никакой безопасности не было! Ледяные пальцы проникли сквозь стекло окна, стиснули сердце проктора, и тот только охнул от их прикосновения.

Теперь он слышал лишь грохот волн океана боли и уныния, затопившего все вокруг. Туман поглотил лес, поля, деревню, даже комнату в замке Гильдии.

Сам воздух стал ужасом, Вогн вдыхал его, чувствовал, как страх стискивает его сердце, струится по жилам. Проктор был бессилен пошевелиться, заговорить, даже думать. Из тьмы что-то кинулось на него. Это был не человек, а птица — огромный черный орел. Его крик, полный злобы и мстительности, разорвал тишину. Вогн хотел бежать, но ужас пригвоздил его к месту. Птица камнем падала на него, но в последний момент свернула в сторону. В ту же секунду Вогн ощутил уверенность в своей победе — полную и абсолютную. Орел не мог победить его, не мог заставить свернуть с избранного пути…

— Господин!

Голос заставил туман рассеяться.

— Господин мой проктор!

Пророчество! Видение, посланное богами! Черный орел и победа над ним!

— Прошу вас, господин!

Вогн заморгал, и поля за окном снова обрели залитую лунным светом белизну. Ульберт снова окликнул его, нужно было что-то ответить… Но рассказать о видении? Нет! Оно предназначалось только для него одного. Но чего именно хотят от него боги?

Грохот, раздавшийся где-то внизу, отшвырнул Вогна от окна. Ульберт бросился к нему, но в это время здание сотряс новый удар, и гильдиец споткнулся. Из-за двери донеслись крики, полные ярости и ужаса. На замок Гильдии напали!

Дверь в комнату распахнулась. В проеме стояли двое могучих воинов с обнаженными мечами.

Вогн рванулся вперед:

— Я требую объяснений! Что все это значит? Один из воинов ухмыльнулся и покачал головой:

— Пошли, гильдиец!

Прежде чем Вогн сумел заявить протест, он ухватил проктора за руку и потащил из комнаты. Они пересекли все здание; схватка, судя по всему, уже закончилась, лишь изредка из дальних помещений доносился чей-то крик.

— Кто вы такие? — не унимался Вогн. — Как смеете вы нападать на Гильдию! Да знаешь ли ты, кто я такой!

— Какая мне разница, — проворчал воин. — Иди спокойно, и я тебе ничего не сделаю.

Выбора у проктора не было. Солдат крепко держал его за руку, а в горло Вогна упиралось острие кинжала.

Новое нападение! И на этот раз он сам оказался его жертвой! Если бы только Селар более серьезно отнесся к его просьбам о помощи… но, наверное, ему не позволил Нэш. Да, конечно! Наверняка за всеми безобразиями стоит Нэш. К тому же Нэш — союзник Изгнанника!

Вогна втолкнули в трапезную, где уже сбились испуганной кучкой остальные гильдийцы, окруженные дюжиной солдат. Ульберта привели следом за проктором. Воины держали в руках обнаженные клинки, но никто из них пока не прибег к насилию. Гильдийцев захватили, но убивать не собирались.

Вогн плотнее запахнул желтую мантию и повернулся к ближайшему воину.

— Я требую, чтобы нас немедленно освободили! Напасть на замок Гильдии — это же измена! Чего вы хотите?

— Чтобы ты помолчал, — ответил солдат, — и чтобы повиновался. Веди себя смирно, гильдиец, и никто не перережет тебе горло.

Вогн со свистом выдохнул воздух, но сделать что-либо было не в его власти. Он повернулся к оказавшемуся рядом гильдийцу и прошептал:

— Как им удалось проникнуть в замок?

— К воротам подошли двое и стали просить убежища, говоря, что на них напали в лесу. Как только ворота открылись, внутрь ворвалось два десятка воинов. Часовые ничего не успели сделать.

— Но кто они?

— Разбойники, кто же еще? Грабители и убийцы.

Какое-то движение в коридоре заставило Вогна обернуться. Из темноты появилось несколько солдат с факелами, за ними шли двое мужчин. Капюшон плаща одного из них был откинут, так что можно было разглядеть вьющиеся рыжие волосы и короткую бородку такого же цвета. Человек нес большую стопку книг. Второй же… Высокий и стройный, с глазами зелеными, как воды южных морей…

— Кровь Серинлета! — пробормотал Вогн, чувствуя, что ноги его подгибаются, а по спине бежит озноб. Этого лица он не видел больше десяти лет, но узнал бы его где угодно. Что из того, что никто не видел его в Люсаре последние пять лет…

Герцог Хаддон. Роберт Дуглас. Великий Изгнанник.

Колдун!

Не успел проктор подумать об этом, как человек остановился, медленно обвел взглядом группу гильдийцев и взглянул прямо в глаза Вогну. Тот замер на месте, не в силах отвернуться, не в силах даже пошевелиться: взгляд Роберта словно сковал его.

Не сводя с Вогна глаз, Изгнанник что-то тихо сказал своему спутнику, забрал у него книги, повернулся и растворился в темноте.

Рыжий молодой человек вошел в трапезную и остановился перед гильдийцами. Колеблющийся свет факелов заставлял его длинную черную тень угрожающе танцевать на стене.

— Благодарю вас за гостеприимство, господа, — сказал молодой человек, явно ничуть не стыдясь своих действий. — Мы отбываем, но прошу вас: не сделайте ошибки и не попытайтесь остановить нас. Ваших лошадей мы разогнали, а ворота за собой запрем. Прощайте.

Воины как один выскользнули из трапезной и устремились к воротам. Вогн смотрел им вслед, по-прежнему не в силах пошевелиться. До него донеслось ржание коней, потом удаляющийся стук копыт… В трапезной раздались крики: гильдийцы, казалось, внезапно очнулись от глубокого сна.

Вогн не участвовал в общей суматохе, хотя некоторые гильдийцы требовали от него немедленных действий. Он стоял, глядя в коридор, словно снова видя перед собой знакомое лицо и блеск зеленых ненавистных глаз Изгнанника.

Так, значит, за всеми этими нападениями с самого начала стоял Дуглас. Но почему?

Книги! О боги — библиотека! Собрание манускриптов, сохранившихся еще с тех времен, когда колдуны свободно жили среди людей и трудились рука об руку с Гильдией. Это было еще до того, как колдуны выступили против Империи. В библиотеке хранилось много секретов — и они понадобились Изгнаннику! Откуда ему знать, что теперь древние книги спрятаны там, где никто их не найдет, что Вогн — единственный из людей, кому известно местонахождение тайника! Вогн немало потрудился, чтобы защитить библиотеку именно от такого покушения.

Вдруг Вогн вздрогнул. Видение! Должно быть, оно…

Резко повернувшись, проктор начал отдавать приказы. Ворота нужно было сжечь, коней поймать. Он должен как можно скорее вернуться в Марсэй, и выехать следует немедленно, этой же ночью.

Роберт спокойно сидел в седле, остановив коня на вершине холма. Его люди собрались вокруг него. Роберт ждал, не сводя глаз с ворот замка Гильдии, окруженного домами селения и заснеженными полями. Только его конь, словно в нетерпении продолжать скачку, мотал головой и рыл снег копытом.

Лунный свет упал на задумчивое лицо Роберта. Прямые брови были сведены к переносице, но скорее от удивления, чем от недовольства. Холодный ветер взъерошил черные волосы, но Роберт не обратил на это внимания. Все его мысли были поглощены Вогном, страхом и ненавистью, которые он прочел в глазах проктора. Не в первый раз Вогн смотрел на него именно с таким выражением.

Все дело в том, что Роберт — колдун.

Он поднял голову и глубоко втянул холодный полуночный воздух. В нем больше не чувствовалось запаха соли; не раздавался рядом крик морских птиц, не шумели волны. Роберт сосредоточился, но видение таяло, воспоминание о нем ускользало.

— Милорд!

Роберт повернул голову и взглянул на Мику, который с привычным терпением ждал, неподвижно сидя в седле. В лунном свете его рыжие волосы казались пылающими, но голубые глаза словно лишились цвета. Однако в этот момент Роберт видел в Мике лишь терпение. Терпение и преданность — превыше всего преданность. Ни сам Мика, ни сопровождающие их воины ничуть не были смущены тем, что их предводитель — колдун.

— Нужно ехать, милорд, — тихо сказал Мика. — Я уверен: Вогн не станет ждать рассвета и кинется в погоню.

Невольная улыбка осветила лицо Роберта.

— Конечно, не станет, и я не могу устоять перед искушением еще раз его разочаровать.

— Неудачно, что он оказался здесь.

— Ох, не уверен, друг мой, — пробормотал Роберт, еще раз окидывая взглядом деревню и замок на окраине. Огни уже начали зажигаться в окнах; Роберт представил себе суету гильдийцев, подгоняемых разъяренным проктором. — Может быть, пора им узнать, что я вернулся. Пусть это станет известно всем. — И особенно — Дженн.

— Даже Ангелу Тьмы? — в ужасе прошептал Мика. Улыбка снова скользнула по лицу Роберта, и он медленно кивнул:

— Да, даже ему. Ладно, Мика, нужно пересечь границу. Ангел Тьмы может подождать, а вот книги не могут.

С этими словами он повернул коня и повел своих людей в ночь, предоставив зимней вьюге нашептывать утешения селению.

ГЛАВА 1

Язык пламени с ревом взвился в воздух и тут же исчез; раздались изумленные вздохи толпы. Зеваки захлопали было в ладоши, но сразу же затихли в ожидании новых чудес. Балансировавший на шесте глотатель огня сделал сальто и в полете поймал два брошенных ему помощником факела. Зрители инстинктивно отшатнулись, одновременно зачарованные и испуганные искусством циркача. Глотатель огня взмахнул факелами, потом торжественно поднес один из них ко рту — и пламя исчезло. Толпа восторженно взревела.

Архидьякон Годфри, капеллан Гильдии, стоял в стороне, наблюдая за толпой с не меньшим интересом, чем за самим представлением. Зрители были захвачены зрелищем, и Годфри им завидовал. Простодушные горожане действительно верили, что циркач глотает пламя, — им была нужна иллюзия.

Годфри взглянул в другой конец замкового двора, откуда донеслись восторженные крики. Он попытался пробиться поближе к помосту, но толпа, собравшаяся на празднование середины зимы, была слишком густой, и он увидел лишь взлетавшие над головами зрителей фигуры акробатов.

Казалось, весь Марсэй набился во двор замка, чтобы увидеть празднество, — народу здесь было много больше, чем на Церковной службе, предшествовавшей представлению. Король явился на мессу в базилику, но ушел сразу же по окончании, более заинтересованный в мирских делах. Празднество середины зимы посвящалось богине Минее, но поклонение богам в этот самый священный день года носило чисто формальный характер. Даже еловые ветки, которыми были украшены стены замка, казались чем-то языческим. Собравшиеся — и король в первую очередь — больше интересовались бочками вина и эля, выставленными у ворот, и жареным мясом и сластями, которые разносили торговцы.

Помост, на котором выступали акробаты, осветился вспышками разноцветного фейерверка, и Годфри снова попытался подойти к нему поближе. Только иногда кто-нибудь из зрителей, бросив взгляд на священническое облачение архидьякона, уступал ему дорогу. Годфри остановился рядом с группой детей, радостно вскрикивавших при каждом новом чуде. Теперь на помосте выступала дюжина жонглеров. В воздухе летали зеленые стеклянные бутылки, сверкающие ножи и горящие факелы; точный расчет и безупречное взаимодействие противостояли опасностям.

— Добрый вечер, святой отец.

Годфри даже не повернулся к окликнувшему его человеку. Голос Мердока он узнал бы всегда, какой бы шум вокруг ни раздавался.

— Так вы все-таки пришли.

— Не было смысла сидеть дома. Кроме того, я обожаю хорошие представления, даже если оплачиваются они из наших налогов. Не смогу ли я соблазнить вас кружкой эля?

Годфри ничего не ответил и стал оглядываться: не обратил ли кто внимания на их разговор… К тому времени, когда он отошел от помоста, Мер док исчез, но Годфри увидел его снова, дойдя до ворот замка: тот ждал его в укромном местечке с двумя кружками пенистого эля в руках. Отсюда открывался прекрасный вид на базилику, раскинувшийся на холме город и вдалеке — воды Виталы. Мердок выбрал удачное место: их здесь не увидели бы ни гости, собравшиеся в королевском павильоне, ни многочисленные стражники, охранявшие двор, — и никто не мог бы подойти незаметно, чтобы подслушать разговор.

— Вы предусмотрительны, как всегда, — пробормотал Годфри, отхлебывая эль.

— Мы с вами в последние годы достаточно часто встречались, чтобы, увидев нас вместе, никто не удивился бы. И мы оба знаем, как важно, чтобы так все оставалось и впредь.

— Согласен, — спокойно кивнул Годфри. Он продолжал смотреть на толпу, заполнявшую двор, но могучая фигура Мердока отчасти заслонила ему обзор. — Никаких новостей для меня у вас нет?

— От Роберта? Нет, я не видел его уже полгода.

— Но вы хоть имеете представление, где он находится? И что делает?

— Что? Уж не проявляете ли вы нетерпение, святой отец? Годфри искоса взглянул на Мердока. Тот внимательно смотрел на него из-под кустистых бровей.

— Прошло пять лет, Мердок, скоро будет шесть. Сколько раз за это время вы с ним виделись? Раз десять? И разве узнал я — или ваши единомышленники — что-нибудь о его планах?

— Нет.

— Изменилась ли жизнь нашего народа к лучшему?

— Нет.

— А есть ли надежда на то, что положение переменится?

— На мой взгляд, нет.

— Ну так у меня есть основания проявить некоторое нетерпение.

— Как и у всех нас. — Мердок пожал плечами и одним глотком осушил кружку. — У его брата и матери — в особенности. Они ни разу не видели Роберта.

Годфри прикусил язык. Он заслужил отповедь.

— Я знаю, что вы чувствуете, — немного смягчился Мердок. — Вы живете двойной жизнью, балансируете между своей верой и злом, с которым хотите бороться. Но вы не хуже меня знаете, что каждый раз, когда Роберт тайно появляется в Марсэе, он рискует жизнью. Разве останется нам хоть какая-то надежда, если его схватят и казнят? После той ужасной ночи в Элайте весь мир знает, что он колдун.

Годфри поморщился и снова огляделся, чтобы убедиться: никто не слышал этих слов.

— И каждый, кто с ним связан, умрет такой же мучительной смертью… Вы много делаете для нас, сообщая все свежие придворные новости. Вы этим помогаете нашей борьбе, уверяю вас, особенно потому, что вы — священник. Даже если Роберт никогда не вернется, вы уже принесли пользу народу.

— Но он должен вернуться, — пробормотал Годфри, стискивая в руке кружку с элем. — Должен! Никто другой не получит такой поддержки, да и не сумеет ничего сделать. Что с того, что он один из вас, хоть это и послужило причиной его бездействия до сих пор.

Мердок хмыкнул:

— Вы очень много надежд возлагаете на Роберта.

— А вы разве нет? — ответил Годфри, глядя в глаза Мердоку.

Несколько мгновений тот молчал, потом улыбнулся и спросил:

— Как поживает король?

— А как вы думаете? Если он и интересуется чем-то, кроме развлечений для себя и для принца, то мне о таком ничего не известно. Селар бесстыдно проводит все ночи со своей шлюхой, Валеной де Кериан. Все заботы по управлению страной легли на королевский совет — с чем, впрочем, тот справляется плохо.

Мердок подождал, пока улягутся крики и смех: акробаты снова вызвали восхищение толпы. В других концах двора тоже продолжались представления, и горожане постоянно входили и выходили из ворот замка.

— Не можете ли вы, — наконец сказал Мердок, — сообщить мне какие-нибудь новости о герцоге Ичерне?

Годфри повернулся к Мердоку, но тот не смотрел на него.

— Никак не могу понять, почему вы им интересуетесь больше, чем остальными придворными. Да, конечно, он кузен короля и обладает определенной властью, но ведь Ичерн — безмозглый идиот и не годится ни на что, кроме как размахивать мечом.

— Я интересуюсь не самим герцогом, — ровным голосом сказал Мердок, — а его женой.

— Дженнифер Росс? Но почему… — Годфри оборвал себя. — Она — одна из вас? Она тоже…

Мердок нахмурился:

— Извините, святой отец. Я знаю, на вас наложена Печать, и это не даст вам раскрыть наши секреты даже под пыткой, но все же есть вещи, которые вам безопаснее не знать.

— Так вот почему отец Джон приложил столько стараний, чтобы получить назначение в Клоннет! Чтобы быть рядом с герцогиней!

Мердок поднял брови и еле заметно улыбнулся:

— Так можете вы рассказать мне что-нибудь насчет Ичерна?

— Не больше того, что вам уже известно. Большую часть времени он проводит или в столице, или в поездках на север. Мне не удалось узнать, с какой целью. Этот секрет тщательно охраняется, думаю, что даже королевский совет едва ли что-нибудь знает. Похоже, тут замешан советник Нэш, потому что он тоже исчезает на целые недели. Кажется, он должен вернуться сегодня вечером. Если я буду особенно стараться обо всем разузнать, кто-нибудь обратит внимание на мое любопытство, — а такое качество теперь вредно для здоровья.

Мердок посмотрел на свою пустую кружку.

— Тогда нам стоит разойтись, святой отец. Мы и так слишком долго стоим здесь. Я, как обычно, приду на исповедь на будущей неделе. Держите ушки на макушке и берегите себя. Если с вами что-нибудь случится, мне придется держать ответ перед Робертом, — и сказать не могу, как это меня страшит. Доброй ночи.

Годфри кивнул и улыбнулся:

— Доброй ночи.

Когда Мердок исчез в толпе, священник медленно допил эль. Даже теперь, когда прошло столько времени, он сам иногда не мог поверить в то, что предложил свою помощь Мердоку и остальным колдунам.

Колдовство… Порождение зла, вызывающее ненависть и ужас. Смерть ждала любого, о ком станет известно, что он — колдун, смерть мучительная — сожжение на костре после отсечения рук и пыток. Участь того, кто стал бы помогать колдуну, была бы еще ужаснее — особенно если это оказался бы священник.

Церковь учила, что колдовство — зло, и еще юным послушником Годфри должен был заучивать наизусть, какие наказания ждут отступника. Каждый гильдиец, вступая в орден, давал клятву преследовать и уничтожать колдунов. Народ же, с жадным интересом прислушивающийся к страшным историям, в ужасе шарахался от всего, чего не понимал.

Так почему Годфри оказалось так легко взяться за опасное дело? Почему его никогда не тревожила совесть? Почему переступить через черту казалось таким естественным?

Наверное, дело в том, что он помогает вовсе не колдунам. Он борется за что-то гораздо более важное, чем выживание нескольких десятков людей, обреченных только потому, что они родились со странной силой. Его цель — освободить от оков и тирании Люсару. Он не видел конца этой борьбе, не мог даже представить себе, что ждет его в будущем. Единственное, в чем он был уверен, — это что такие люди, как Мердок и Роберт Дуглас, сражаются на той же стороне, настороне света, сдерживающего наступление тьмы.

Именно ради этого, чему бы ни учила церковь, и стал он священником.

Вогн не стал ждать, пока его багаж отнесут в его покои в резиденции Гильдии. Следом за Годетом он поднялся в свой кабинет, где слуги торопливо растапливали камин и суетились, наводя порядок: неожиданное возвращение проктора застало их врасплох. Вогн едва их замечал. Сбросив плащ, он отстранил кубок с вином, протянутый услужливой рукой, и велел принести себе миску похлебки. Устало опустившись в кресло за столом, он стал ждать, пока комната опустеет, глядя на холодные серые камни стены и еле заметные щели между ними. Только когда Годет закрыл дверь за последним человеком, Вогн обернулся. Годет поставил перед ним тарелку с горячей похлебкой, и проктор принялся за еду. Наконец после долгого молчания молодой человек спросил:

— Случилось что-то плохое, господин?

— Да, — кивнул, не поднимая глаз, Вогн. — Очень плохое. — Он продолжал есть, но Годет не проявлял нетерпения — именно умению ждать, как и некоторым другим качествам, он и был обязан своим теперешним положением. — Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал.

— Приказывайте, господин.

— Долго ли еще до рассвета?

— Часов шесть или семь.

Вогн наконец поднял глаза на Годета.

— Дождись, пока встанет солнце, отбери несколько человек из братии — тех, кому ты можешь доверять, и отправь их в город. Они не должны носить формы Гильдии, и их задачей будет распространить новость.

— Какую новость, господин?

— Изгнанник вернулся в Люсару. — Вогн с удовлетворением заметил, что молодой человек побледнел. — Да, Роберт Дуглас вернулся. Мало того: похоже, это он виновник всех нападений на замки Гильдии.

— Но… но откуда вы знаете?

— Я видел его собственными глазами. А теперь иди. Принеси мне еще какой-нибудь еды, но после этого не беспокой. Подожди за дверью, на случай если мне понадобится что-нибудь еще. — Когда Годет с поклоном двинулся к двери, Вогн добавил: — Я не сомневаюсь, что ты проявишь сдержанность и благоразумие.

Годет помедлил у порога и улыбнулся:

— Конечно, дядюшка.

Оставшись один, Вогн снова повернулся к стене, задумчиво глядя на нее; потом встал и нажал двумя пальцами на угол одного из камней. Раздался щелчок. Вогн сильно нажал на камень, петли потайной двери заскрипели, в лицо проктору пахнуло затхлой сыростью. За порогом лежала тьма такая же непроглядная и холодная, как и в душе Вогна.

Медленно протянув руку, он взял со стола свечу и шагнул в темноту. Его глаза не сразу привыкли к полумраку, а одна мысль о том, что он собирался сделать, вызвала озноб.

Потайная комната была пуста, как и в последний раз, когда он здесь был. Шесть лет назад Вогн забрал отсюда ту библиотеку, за которой теперь охотился Изгнанник, и спрятал в таком месте, где никто не станет ее искать. Теперь в этом пыльном и душном помещении гулял лишь призрак тайны, которую хранили книги.

Вогн сам лишь однажды ознакомился с содержимым библиотеки — много лет назад, когда его предшественник открыл ему секрет тайного хранилища. Он перелистывал страницы, исписанные столетия назад; он тогда понял достаточно, чтобы ужаснуться их содержанию. Это были поучения для колдунов, правила, по которым следовало постигать их мерзкое искусство, указания для тех, кто хотел поработить других людей, лишенных сверхъестественной силы.

Да, это были те самые книги, заполучить которые теперь стремится Изгнанник.

Те самые книги, которые теперь придется читать Вогну, чтобы понять, чего хочет, в чем нуждается его враг.

Решение проблемы. Вогн знал, что оно существует и хранится в древних книгах — его нужно только откопать под шелухой риторики. На это ему намекали его наставники, когда он совсем мальчишкой вступил в Гильдию. Библиотеку многие годы собирали и гильдийцы, и колдуны, когда они еще трудились рука об руку, когда между ними еще не существовало секретов — задолго до того, как Империя ополчилась на нечестивцев.

Да, Вогн найдет решение, и найдет его этой ночью — ведь не приходится сомневаться, что если фолианты ищет Роберт Дуглас, то их ищет и его подручный, Нэш. Наверняка и он тоже колдун. Если Вогн рассчитывает в безопасности найти сведения, необходимые ему для предстоящего сражения, то сделать это нужно до того, как Нэш вернется в столицу, до того, как найдет способ вмешаться.

С мрачной решимостью Вогн покинул пустую комнату, захлопнув за собой древнюю дверь. Долгий путь утомил его, но воспоминание об обещанной ему видением победе над злом было свежо. Нужно действовать, и действовать быстро. Если его разыскания навлекут проклятие на его бессмертную душу, что ж, он охотно принесет такую жертву.

Надежда и решимость помогли Вогну сокрушить страх перед тем, что он собирался совершить: видение предостерегло его об опасности, грозящей из-за возвращения Изгнанника, и Вогн знал, что должен найти средство, которое навсегда избавит мир от колдовства.

Плеск воды о камень набережной был единственным звуком, который Нэш мог слышать сквозь крики и смех, доносившиеся с улиц города. Сидя в лодке, он отчетливо видел сияние над замком, золотое зарево в черноте ночи. Все время, путешествуя по реке, Нэш слышал доносящийся с берега шум празднества, но, несмотря на это, испытывал искушение повернуть лодку и снова двинуться на север.

Лодочник еще раз погрузил весла в воду, и маленькое суденышко причалило к каменному молу. На берегу Нэша ждали человек шесть, все, кроме одного, в одежде гильдийцев. Гилберт Дусан повыше поднял факел, потом протянул руку, чтобы помочь Нэшу выбраться из лодки.

— Добро пожаловать в столицу.

— Где де Массе?

— Присматривает за принцем, как вы и приказали. А в чем дело?

— Валена с ним виделась?

— Нет, конечно.

— Это хорошо. — Нэш в сопровождении своих людей вошел в калитку в замковой стене и начал подниматься по лестнице, однако скоро ему пришлось остановиться: старая боль в бедре давала о себе знать. Злобный Бролех, почему никак не удается избавиться от последнего напоминания о том поражении! Неужели оно будет преследовать его до конца жизни? — Больше вам не о чем доложить? — рявкнул Нэш на Гилберта, остановившегося рядом с ним.

— Только об одном: Вогн вернулся из своей ежегодной поездки на месяц раньше срока. Он прибыл всего час назад, так что причину выяснить еще не удалось. Думаю, мирная и спокойная жизнь теперь закончится.

— До чего же не везет! Только я обрадовался тому, что за время его отсутствия смогу обыскать резиденцию Гильдии! Я уверен: библиотека где-то там. А теперь, раз Вогн вернулся, нет никакой надежды заняться поисками раньше следующей зимы.

— Но вы же говорили, что Осберт показал вам пустую комнату и золу в ней, доказывающую, что древние книги были сожжены. Не обвиняете же вы его во лжи?

Нэш с усмешкой взглянул на помощника, но ответил без всякой иронии:

— О, зола была подлинная, и древние книги там были сожжены — но я очень сомневаюсь, что даже такому идиоту, как Вогн, хватило бы глупости уничтожить единственное оружие, которое он мог бы обратить против нас. Знание — сила, Гилберт, и Вогн знает это не хуже меня. Нет, может быть, Осберт и убежден в том, что библиотека была сожжена, но я в это не верю. Поэтому-то я и рассчитывал сам покопаться в архивах Гильдии; теперь же придется пошевелить Осберта, чтобы он разнюхал, где спрятаны книги.

— А если он не захочет?

Нэш искоса взглянул на своего высокого спутника.

— Если нажим на него окажется слишком сильным, он может просто сбежать и причинить нам множество неприятностей.

И прежде чем вы спросите об этом, сообщаю: нет, убить его мы еще не можем себе позволить — он все еще очень полезен.

Дойдя до своих покоев, Нэш сбросил запыленный дорожный плащ. Темноту в комнате разгоняли два факела, но треск огня заглушался шумом праздника за стеной. Гилберт подал Нэшу другой плащ, серый, отороченный мехом, более подходящий для появления при дворе. Нэш со вздохом провел рукой по волосам, встряхнулся и мысленно снова приготовился превратиться в королевского советника. Да, приходилось быть актером…

Оставив Гилберта в своих покоях, Нэш в сопровождении всего двух воинов прошел через галерею в запруженный толпой двор. Половина всех дураков Марсэя набилась сюда, подумал Нэш; он даже с помощью двух воинов, расчищавших дорогу, с трудом пробрался к возвышению, на котором сидел Селар в окружении членов королевского совета. Как всегда, король коротко поздоровался с Нэшем и указал ему на обычное место справа от себя. Не увидев на возвышении принца Кенрика, Нэш не стал спрашивать, где он. Чем меньше Селар будет знать о занятиях своего четырнадцатилетнего сына, тем лучше.

Нэш взял у слуги кубок сладкого подогретого вина и откинулся в кресле, старательно скрывая усталость. Его положение при дворе было не настолько неуязвимым, чтобы можно было позволить кому-нибудь заметить в нем слабость. Кроме того, кто знает, когда Враг решит нанести удар?

Эта мысль вызвала у Нэша улыбку. Ведь братья Дуглас даже не знают, кто их противник! Ах, какое же удовольствие вспоминать о пророчестве!

Придворные вокруг переговаривались, толпа смеялась и кричала. Перед помостом освободили площадку и выпустили на нее огромного черного медведя на длинной цепи. На него натравили двух собак, и они с рычанием и визгом стали хватать зверя за бока. Медведь одним взмахом могучей передней лапы подкинул в воздух одну из собак, и та отлетела к ногам своего хозяина и осталась там лежать, истекая кровью. Другой пес, более осторожный и сообразительный, продолжал прыгать вокруг медведя. Толпа разразилась криками, изумляясь величине хищника.

Подачки, которые так любят эти глупцы… Каждый год один и тот же бессмысленный ритуал: сначала месса, молитвы, возносимые глухим к просьбам людей богам… Никому и в голову не приходит, что это хрупкое благополучие не вечно, что их жизни в единый миг могут быть разрушены. Как будто боги откроют этим ничтожествам будущее…

Нэш сидел, обхватив руками кубок, чтобы наконец согреться. Он потратил так много сил и так много времени, чтобы достичь своего теперешнего положения. Он добился могущества только ради того, чтобы удовлетворить свои амбиции, — а эти людишки видят в нем всего лишь верного Гильдии королевского советника. Никто из них не знает о пророчестве, никто не знает, кто он такой на самом деле.

Нэш молча пил вино. Придется провести здесь час, а то и больше, потратить время попусту, когда нужно так много сделать! Он обвел взглядом собравшихся. Епископ Бром, конечно, здесь, — со своим потным жирным лицом, кажется, изнемогающий даже от того, что просто сидит. Мозгов у него и всегда-то было немного, а теперь, когда нужно заботиться о такой туше, ни на что другое у епископа ума и вовсе не остается. Сидели на помосте и другие члены королевского совета — со своими супругами. Исключением был Ичерн: он в одиночестве стоял на краю возвышения. Его жене никогда не дозволялось участвовать в подобных развлечениях. Ей не дозволялось даже появляться при дворе. И никогда ей не будет позволено узнать почему.

Толпа расступилась, пропуская Кенрика; принц одним прыжком оказался на возвышении. Селар сразу же выпрямился, глаза его при виде сына загорелись. Кенрик был, несмотря на то что еще не вышел из отроческого возраста, высок — скоро он должен был сравняться ростом с отцом. Однако их сходство этим не ограничивалось: Кенрик был так же хорош собой и так же светловолос; только глаза у принца были карими — как у матери. Если жизнью Селара правили две страсти — честолюбие и алчность, то Кенриком владели совсем другие устремления, нечто, что он скрывал так хорошо, что даже шпионы Нэша ничего не могли узнать.

— Как я вижу, вы вернулись, советник. — На лице Кенрика при виде поклонившегося ему Нэша не отразилось удовольствия. — Развлечения на севере вам стали приедаться, не так ли?

Нэш угодливо улыбнулся, как и положено преданному слуге.

— Я выполнил задание, ваше высочество, и вернулся, согласно желанию вашего августейшего отца.

— Тогда, возможно, — не скрывая издевки, протянул Кенрик, — желания моего августейшего отца должны были бы удержать вас за пределами сточных труб.

С этими словами Кенрик отвернулся, и Нэш снова опустился в кресло. Он одним глотком допил вино, так что даже обжегся. Еще несколько минут, и он сможет покинуть это сборище и наконец отдохнуть после долгой дороги. Но как ни устал Нэш, он продолжал внимательно наблюдать за принцем. В конце концов этот мальчик в один прекрасный день унаследует власть над Люсарой.

Нет, никак не годится обнаруживать слабость, — особенно когда опасность в лице наследника трона так близка.

Годфри запрокинул голову, чтобы как следует разглядеть в бледном свете зимнего солнца роспись на потолке огромного зала. Только один раз у него уже была возможность побывать здесь — да и то очень недолго. Резиденция Гильдии в Марсэе была запретной территорией для всех, кроме принесших присягу ордену. Впрочем, проктор мог себе позволить пригласить в свои покои человека, от которого ему требовались особые услуги, и именно поэтому Годфри теперь имел возможность любоваться знаменитыми фресками.

Центром всего зала была единственная каменная колонна, к вершине которой сходились остроконечные арки, образовывавшие потолок. Их переплетение казалось странной паутиной, однако все же была какая-то гармония в том, что опорой ей служил этот могучий столб. На всей поверхности, даже в самых темных углах, можно было видеть росписи: фигуры каменщиков, моряков, кузнецов, ткачей — всех бесчисленных ремесленников, входящих в Гильдию. Фоном им служило темно-синее небо со звездами, выкованными из чистого золота, а сами фрески сияли чистыми цветами — красным, зеленым, голубым и белым. Общее впечатление говорило о тайне, о скрытых пространствах, которые предстояло исследовать. Даже целой жизни было бы мало, чтобы постигнуть все секреты этого потолка. Во всем мире не было ничего подобного.

Годфри опустил глаза и потер затекшую шею. Только теперь он увидел, что рядом стоит Вогн и смотрит на него.

— Разве позволили бы вы всем горожанам Марсэя толпиться здесь и глазеть на такую красоту? — спросил проктор.

Что бы ни думал о нем Годфри, но каждый раз, когда дела заставляли его видеться с Вогном, по спине его пробегал озноб. Впрочем, архидьякон давно научился держать свою неприязнь при себе и ни в чем ее не проявлять, хоть иногда это и было нелегко.

Годфри сложил руки под стихарем и покорно склонил голову.

— Простите меня, милорд проктор. Я не отдавал себе отчета в том, что… глазею.

Если проктор и уловил ироническую нотку в его голосе, он ничем этого не обнаружил. Отвернувшись, Вогн сделал несколько шагов в сторону.

— Как видите, у нас здесь более чем достаточно места для новых посвященных. Как я понимаю, вы предпочли бы принять их клятвы в часовне.

— На освященной земле, — не удержался от уточнения Годфри.

— Однако наши ряды более чем вдвое пополнились за последний год, как и за предыдущий. В часовне новые братья не смогут поместиться. — Последние фразы Вогн произнес с нескрываемой гордостью: церковь никак не могла бы похвастаться таким же интересом к ней. Годфри даже не мог бы объяснить это тем, что во главе церкви стоит пустоголовый фигляр — разве Гильдия не страдала от того же?

Годфри пришлось сделать усилие, чтобы скрыть улыбку, вызванную столь непочтительной мыслью. Чувство юмора у Вогна отсутствовало.

— Мне нужно будет иметь доступ в этот зал накануне посвящения — чтобы установить здесь временный алтарь, освятить его и все приготовить.

Вогн кивнул, рассеянно глядя на Годфри, как будто мысли его были заняты чем-то другим. После нескольких долгих мгновений молчания он тихо спросил:

— Давно ли вы являетесь капелланом Гильдии?

— Восемь лет, милорд.

Вогн снова кивнул и принялся разглядывать потолок. Годфри оставалось только ждать — проктор его еще не отпустил. Но что ему нужно? Летнее посвящение гильдийцев состоится еще только через пять месяцев, и кто знает, какие перемены произойдут за это время? Да что угодно может случиться: землетрясение может разрушить это великолепное здание, Селар может умереть, а Кенрик — потребовать резиденцию Гильдии себе, повстанческая армия может захватить столицу и смести с лица земли саму Гильдию.

Ох, на это оставалось только надеяться…

— Что, — спросил Вогн не оборачиваясь, — известно вам о колдовстве?

Сердце Годфри оборвалось, но он сумел ответить почти без паузы:

— Не больше, чем большинству людей, милорд.

— Смею сказать, у вас было достаточно времени для размышлений на эту тему. Прошло ведь больше пяти лет… Вы одно время были с ним друзьями. Что вы теперь думаете о Роберте Дугласе, колдуне?

Годфри сглотнул и сдержанно — разве не произносил он эту ложь не одну сотню раз? — ответил:

— Я не видел его с тех пор, как он покинул Люсару десять лет назад. Да, мы были дружны в те годы, когда он был при дворе, — но что касается поддержки его теперь, когда он… — Годфри не произнес слова «колдун». Чем меньше он скажет об этом, тем легче будет наказание, которое на него на следующей исповеди будет наложено за ложь. — Я удивлен, что вы задаете мне такой вопрос, милорд. Разве у вас есть основания сомневаться в моей преданности?

— Случалось ли вам смотреть в глаза колдовству? — медленно повернувшись, спросил Вогн. — На мою долю такое выпало.

Годфри сложил руки перед собой, стараясь унять заколотившееся сердце.

— Милорд, я…

Но Вогн продолжал, не дожидаясь ответа:

— Что вы можете сказать человеку, который наяву видел сон о том, как черный орел напал на проктора?

Уж не свихнулся ли Вогн?

— Я… я не уверен, милорд…

— Разве вы не сочтете, что это видение, посланное богами? Разве появление птицы не наводит вас на мысли о Роберте Дугласе? Черный орел — герб его рода, не так ли?

— Да, милорд, но…

— Я его видел. — Голос Вогна обрел обычные резкие интонации. — Роберта Дугласа. Он напал на замок Гильдии в Лагганфорсе, когда я был там. Я видел его своими собственными глазами.

Роберт? Нападения на замки Гильдии? Да что происходит?

— Я хочу вам кое-что показать. — Вогн махнул рукой в сторону стола, стоящего у двери.

Годфри не замечал его раньше, но теперь не мог отвести глаз от маленького предмета посередине стола, накрытого белой тканью. Он осторожно приблизился. Вогн тоже подошел к столу, но к ткани не прикоснулся.

— Пять столетий назад, когда колдуны предали древнюю Империю, Гильдия разорвала давнюю связь с этим злом и дала священную клятву полностью искоренить его. Этому я посвятил всю свою жизнь и теперь, благодаря предусмотрительности моих предшественников, получил необходимое средство. Самая важная задача всегда была найти тайных колдунов, чтобы казнить их за их преступления. Этот талисман дает нам то, чего мы всегда хотели.

Вогн небрежно сдернул ткань, под которой оказалась круглая стеклянная чаша, наполненная какой-то зеленоватой жидкостью; на дне чаши лежало что-то, похожее на маленький камешек.

— Название этому — Брезайл, — тщательно подбирая слова, начал Вогн. — Чаша ничего собой не представляет, масло в ней — дорогое и редкое, его привозят из южных стран. А вот камень — нечто особенное. Он называется аярн. Он когда-то принадлежал колдуну и может найти ему подобных. Когда это случится, камень начнет светиться, выдав нам присутствие колдуна. Как видите, вы успешно прошли испытание. Камень остался к вам безразличен.

Годфри медленно втянул воздух и шумно выдохнул. Ему трудно было поверить в сказанное Вогном… но нужно немедленно предупредить Мердока! Сердце Годфри налилось свинцом. Когда он поднял глаза от Брезайла, оказалось, что Вогн пристально смотрит на него.

— Я знаю, о чем вы думаете, — сказал проктор. — Разве этот талисман сам не является порождением колдовства? И разве я не подвергаю опасности свою бессмертную душу, используя его? Может быть. Но скажу вам вот что: я готов на что угодно, чтобы избавить эту страну от зла, проникшего в самое ее сердце. Это и есть настоящая причина того, что я вызвал вас сюда. Мне нужна ваша помощь.

— Моя помощь? — Годфри неожиданно почувствовал, что ему трудно дышать.

— Да. — Вогн кивнул с довольной улыбкой. — Наша война против колдунов начинается сегодня же — и нашей первой жертвой станет королевский советник Сэмдон Нэш.

ГЛАВА 2

Годфри быстро шел по улицам города, не обращая внимания на укусы ночного мороза. Он с трудом удерживался от того, чтобы не побежать, но тогда было бы легко поскользнуться на обледенелых камнях и упасть. Улицы были полны народу, и Годфри приходилось проталкиваться сквозь веселящуюся толпу. У него было меньше часа на то, чтобы добраться до маленькой швейной мастерской Мердока, предупредить его и вернуться в резиденцию проктора до того, как его хватятся.

Годфри свернул с главной торговой улицы в переулок, который тянулся вдоль городской стены. Желтый свет ламп падал из окон лавок и таверн на кучи грязного снега. Наконец архидьякон добрался до нужной двери и постучался. Он услышал приближающиеся шаги, и дверь распахнулась.

— Годфри! — Мердок быстро оглядел улицу. — Что, ради всех богов… Скорее входите внутрь, пока вас не увидели!

Годфри вошел в тепло тесной лавки, где единственная свеча бросала странные тени на стены. От тяжелого запаха дешевой шерсти у него на мгновение закружилась голова.

— Что вас привело ко мне? — резко спросил Мердок, нахмурив кустистые брови. — Вы же знаете, как опасно вам здесь появляться.

— Вам нужно немедленно покинуть Марсэй, — выдохнул Годфри.

— Что?

Заставив себя немного успокоиться, Годфри оперся о прилавок и сказал:

— У меня всего несколько минут. Слушайте внимательно. Этим утром Вогн вызвал меня в резиденцию Гильдии и показал мне что-то вроде талисмана. Он называет его Брезайлом и утверждает, что тот может указать на колдуна. Сначала я подумал, что проктор лишился рассудка, но тут выяснилось, что он приказал всем гильдийцам Марсэя явиться к нему и вновь принести присягу ордену. Он хотел, чтобы я, как капеллан Гильдии, был этому свидетелем.

Мердок потянул священника в глубину лавки.

— Продолжайте.

— В зале собралось больше двух сотен гильдийцев. Вогн не сказал им, что на самом деле задумал, но… Мердок, я видел это своими собственными глазами! Камень в чаше засветился! В зале были колдуны!

— Милосердйая Минея! — покачал головой Мердок. — И что случилось потом?

— Это-то и странно! Ничего не случилось. Камень светился несколько мгновений, но потом, как только первый гильдиец подошел к нему, погас и больше не засветился ни разу. Помните, вы говорили мне о злых колдунах? Тех, которых поймал Роберт и которые носили форму Гильдии?

— Малахи?

— Да, малахи. Могли они каким-то образом испортить этот Брезайл, чтобы он их не выдал?

— Не прикасаясь к нему — едва ли. Не думаю… но я не эксперт. Что было потом?

— Все гильдийцы принесли присягу — и камень оставался темным. Вогн пришел в ярость, но поделать ничего не мог.

Мердок кивнул и отвернулся, потирая подбородок.

— Что ж, он наверняка не остановится на этом. Вы правы. Я должен выехать на рассвете — нужно хотя бы предупредить остальных, чтобы они не приближались к столице.

— Но как быть с Робертом? Что, если он вернется в Марсэй?

— Будем надеяться, что этого не случится. Думаю, новость быстро разлетится по стране. Если повезет, он узнает об опасности до того, как станет слишком поздно.

— Еще одно. — Годфри двинулся к двери и положил руку на ручку. — По какой-то причине Вогн был уверен, что одного определенного гильдийца камень выдаст.

— Кого же?

— Нэша.

— И что же?

— Да ничего. Он был первым, кто подвергся испытанию. Не могу сказать, что хорошо знаю Нэша, но он явно пришел в ярость от того, что его вообще вызвали, — и уж он-то заметил Брезайл на столе рядом с проктором. Лично я думаю, что Вогн просто завидует тому влиянию, которое Нэш имеет на Селара. В будущем это может привести к беде.

Мердок отодвинул занавеску и оглядел переулок.

— Знаете, мы ведь не можем быть уверены, что Брезайл действует. Как бы то ни было, когда я завтра уеду, вы останетесь совсем без поддержки. Когда я услышу о том, что Брезайл повезли по стране, — а это, я уверен, обязательно случится, — я постараюсь вернуться и повидаться с вами. — Мердок помолчал, положив руку на плечо Годфри. — Обещайте мне: если вам будет угрожать хоть какая-то опасность, вы немедленно покинете столицу. Отправляйтесь прямиком в аббатство Святого Германуса. Там вам ничто не будет грозить.

Годфри медленно склонил голову и начертил над Мердоком знак триума.

— И вы будьте осторожны, друг мой. — С этими словами он открыл дверь и поспешил по холодным улицам обратно.

— Меня не интересует ваше мнение, де Массе, — рявкнул Нэш, быстро поднимаясь по лестнице. — Я хочу, чтобы все малахи в городе в течение часа сняли одежды гильдийцев — даже те, кого не вызывали к проктору. Вогн не успокоится, пока любой человек, носящий форму Гильдии, не явится на эту трогательную церемонию новой присяги.

Дойдя до двери, Нэш пинком распахнул ее, стянул перчатки, бросил их на пол и сразу направился к своему столу у окна. Де Массе, элегантный, как всегда, вошел следом. Нэш никогда еще не видел человека, который бы пользовался своей красивой внешностью, как доспехами, подобно де Массе. Бывали дни, когда от одного взгляда на малахи Нэша начинало тошнить.

— И где Гилберт? — не сдерживая гнева, бросил Нэш. — Почему его никогда нет на месте, когда он мне нужен?

— Он не носит одежду гильдийца и никогда не носил, — ответил де Массе. — Ему не грозит опасность подвергнуться испытанию.

— При чем тут это? Ему было поручено следить за Вогном. Вот пусть и объяснит мне, как Вогн заполучил эту… эту вещь без его ведома. Скажите мне, неужели все мои помощники никуда не годятся?

Де Массе сделал шаг вперед и развел руками; на каждом пальце сверкнули перстни.

— Послушайте, да такое ли уж случилось несчастье? После того как Вогн устроил эту игру и проиграл, он просто выбросит свою игрушку, решив, что она не работает. На том все и кончится. Есть ли необходимость действовать так скоропалительно?

Нэш медленно вышел из-за стола, не сводя глаз с де Массе.

— Вы что, полный идиот? Вы и в самом деле думаете, что теперь, напав на горячий след, Вогн не станет спешить поймать кого-нибудь и отправить на костер? Мы оба знаем, зачем ему понадобилась эта вещь. Он надеется с ее помощью изловить Роберта Дугласа. У него ничего не выйдет, конечно, — но сколько других попадется в его сети? Я все время удерживаю Селара от всеобщей облавы на колдунов, потому что это сделает трудным для нас перемещение по стране. Не имеет значения, что ваши малахи никогда на самом деле не были гильдийцами, — раз они носят форму, им придется принять участие в затеянном Вогном фарсе. И хорошенько подумайте еще вот о чем: сегодня мне удалось защитить вас и остальных наших людей, но что будет, когда я усну? Или должен буду уехать из города? Вы в самом деле готовы поставить на кон собственную жизнь? Де Массе поднял бровь, но промолчал.

— Не пройдет и нескольких дней, как новость разлетится по всей стране, и тогда тот единственный человек, которого мы рассчитывали выманить, первым скроется.

— Так, значит, вы верите слухам? Что за нападениями на замки Гильдии стоит Дуглас?

— Конечно, он! — бросил Нэш. Раздраженно помотав головой, он налил себе вина и сделал два больших глотка, прежде чем снова повернуться к де Массе. — Вмешательство Вогна принесет нам много бед, и поблагодарите меня за то, что я сумел создать щит, — иначе первой бедой была бы ваша казнь. Теперь нет никакой надежды на внезапный удар по Врагу. Придется быстро переключиться на запасной план. А пока позаботьтесь о том, чтобы наши люди сняли одежды гильдийцев.

Нэш допил вино, но не отшвырнул кубок, как ожидал де Массе.

— Закончив это дело, пришлите ко мне Гилберта — не позднее полудня. Мне нужно отправляться в Клоннет, чтобы повидаться с нашей подопечной. Я должен быть уверен, что с ней все в порядке.

Де Массе послушно удалился, тихо прикрыв за собой дверь. Нэш со вздохом обошел стол и опустился в кресло. Иногда действительно приходится несладко…

Ну почему он вечно должен думать за этих людей? Разве, в конце концов, у них не общая цель?

Впрочем, на самом деле, конечно, нет, но большинству из них об этом знать не обязательно… Даже де Массе не догадывается, хотя и считает, будто ему все известно. Малахи были способны думать только об одном: как бы вырвать Ключ из рук салти пазар. Им и в голову не приходит, что могут быть другие, более великие цели.

Нэш с кряхтением откинулся в кресле и вытянул ногу, чтобы облегчить боль. Это сразу же напомнило ему о том человеке, который причинил ему увечье, — о Враге, Роберте Дугласе.

Рана в основном зажила, но хромота сохранилась, напоминая о поражении Нэша всем вокруг.

О, кровь Бролеха! Разве можно забыть боль — но, главное, унижение — той ночи в Элайте! Ему повезло, конечно, что он остался тогда в живых, но… С каких это пор везение стало играть хоть какую-то роль в его планах? Прошло целых два года, прежде чем Нэш поправился настолько, чтобы покидать свою комнату. Даже теперь боль не оставляла его, препятствуя в стольких делах… Единственный способ по-настоящему восполнить ущерб оставался Нэшу недоступен. Пока ему удалось лишь исправить внешние изъяны, скрыть признаки подступающей старости. Остальное… Что ж, с остальным придется подождать. Своего он в конце концов добьется. О да, он получит желаемое, и никогда уже немощное древнее тело не будет препятствием его действиям!

— Где же ты, друг мой? — прошептал Нэш в пустоту комнаты. — Почему ты прячешься? Или твоя судьба страшит тебя?

В этом-то и загвоздка! Если Дуглас не знает о пророчестве, то почему он не действует открыто? Значит, знает — зачем иначе ему книги, хранящиеся в замках Гильдии? Он знает о пророчестве и ищет другой ответ.

Нет. Шанс, что он повидался с ней, невелик. Нэш узнал бы о таком: его шпионы заметили бы что-нибудь, да и в поведении самой Союзницы что-то изменилось бы. Нет, пока Враг в Клоннете не появлялся. Но это может скоро случиться, особенно теперь, когда Вогн создал этот свой проклятый талисман.

Стук в дверь заставил Нэша поднять глаза. На пороге стоял Гилберт; черный плащ спадал с его плеч, словно крылья ворона. Как малахи он не был особенно силен, но добился высокого положения среди своих единомышленников. Гилберт отличался необыкновенным уродством — в противоположность своему другу детства, красавцу де Массе.

— Где вы были? — выпрямившись в кресле, рявкнул Нэш. — Я давно вас жду.

— Я был занят. Мне сказали, что у вас случилась неприятность?

Нэш поморщился от прозвучавшего в вопросе безразличия. Поднявшись на ноги, он спросил:

— Что вам об этом известно?

— Достаточно, чтобы сообщить: игрушка Вогна называется Брезайл. О подобных вещах есть сообщения в книгах нашей библиотеки в Карахаме. Вы знали бы о нем, если бы взяли на себя труд прочитать их. Впрочем, думаю, что вы были слишком увлечены поисками сведений о Ключе. Поэтому вы интересуетесь и предполагаемой тайной библиотекой Вогна, верно? Вы рассчитываете найти там указания на то, где спрятан Ключ?

Нэш не обратил внимания на вопрос.

— Так как действует Брезайл? Гилберт пожал плечами:

— Очень просто. Похоже, что камешек, который в нем используется, когда-то принадлежал молодому Финлею Дугласу: его отобрали у него, когда схватили в Килфедире лет шесть назад. Аярн указывает на обладающих колдовской силой — особенно если его хозяин обладает талантом искателя. Когда камушек помещают в масло саили, никакого колдовства больше не требуется. Когда-то наши единомышленники использовали подобные устройства для поиска, но потом отказались от них — слишком неудобно было с ними путешествовать, — и развили собственные способности искателей. Я сам никогда не видел ни одного Брезайла.

— Значит, Вогн все-таки владеет древними книгами, спрятанными где-то.

— Несомненно.

— И та потайная комната, которую показывал мне Осберт, — просто уловка Вогна, чтобы сбить меня со следа, — даже если он и не догадывается о моем интересе. Проклятие! У меня нет сейчас времени заниматься поисками, — да если я и попытался бы, Вогн сразу насторожится. Нет, придется пока оставить все как есть.

Гилберт кивнул и сказал:

— Вы должны отправиться со мной. Нахмурившись, Нэш процедил:

— Куда? И зачем?

— Я приказал приготовить лошадей. Уже светает, и к тому времени, когда мы доберемся до городских ворот, их откроют. Нас ждет человек, который желает с вами поговорить. Боюсь, что выбора у вас нет.

— Нет выбора? Такое невозможно!

Однако Гилберт просто повернулся и стал спускаться по лестнице.

— Вы пожалеете, если задержали меня из-за какой-то мелочи! — прошипел Нэш, накидывая плащ.

Зимой холмы, раскинувшиеся вокруг Марсэя на берегах Виталы, не блистали красотой. Вместо снега путники видели только грязь на дороге, которую месили копыта лошадей и колеса повозок.

Гилберт не повез Нэша далеко от города — они удалились только на расстояние, достаточное, чтобы крики о помощи, если таковые начнутся, не привлекли стражников.

Они поднялись на вершину небольшого холма, где три дерева цеплялись корнями за камни. Только добравшись до места, Нэш понял, почему нужно было держать эту встречу в таком секрете.

Ожидавший его человек явно сидел здесь уже давно. Терпение было написано в каждой его черте. Жесткие седые волосы старика были перехвачены медным обручем, глаза, почти бесцветные, смотрели на Нэша так, словно не видели его. Лицо с тяжелым подбородком, сурово сжатыми губами и приплюснутым носом было покрыто загаром, говорившим о том, что человек уже много лет не живет под крышей. Одет старик был — вплоть до сапог — во все белое; даже его конь оказался серым в яблоках, так что всадник легко мог бы раствориться в заснеженном лесу.

Нэш глубоко вздохнул и кинул на Гилберта острый взгляд, потом, повернувшись к старику, сказал:

— Ну-ну! Никогда не думал, что встречу главу дарриет на вражеской территории! И к тому же зимой! Я впечатлен.

— Вор и к тому же лжец, — тихо ответил старик, на которого сарказм Нэша не произвел никакого впечатления.

— А чего ты ожидал, Аамин? Уж не думал ли ты, что я устрою пир в твою честь? — бросил Нэш и повернулся к Гилберту. — Ну так в чем дело? Я не могу зря тратить время!

— Ты вернешь мне то, что мне принадлежит, — перебил его Аамин тем же тихим голосом. — И вернешь сегодня.

— О чем ты говоришь?

— Малахи должны находиться в Карахаме, — ответил Аамин. — Они вернутся туда со мной сегодня.

— Это невозможно! У них дела! — рявкнул Нэш.

— Они вернутся в Карахам и не будут впредь вести с тобой никаких дел. Барон де Массе пренебрегает своими обязанностями правителя Даззира, а мой внук…

Лошадь Гилберта фыркнула и заплясала на месте, так что всаднику пришлось ее успокаивать.

— Мой внук знает свое место, — продолжал Аамин. — Что касается Валены де Кериан, она выбрала твой путь. Она может вернуться с остальными, если пожелает, но может и остаться с тобой.

— Ты не можешь так поступить, — запротестовал Нэш. Он оглянулся на Гилберта, ища поддержки, но не получил ее.

— Могу, Карлан, и тебе меня не остановить. Ты явился ко мне десять лет назад и попросил о помощи. Я отказал тебе, и теперь ты пытаешься добиться своего увертками. Мы и так потеряли слишком много людей от рук Врага. Нужно ли мне напоминать тебе о бойне в Элайте? Мы, дарриет, никогда не одобряли твоего плана и не одобрим. Я терпел участие моих людей в твоей затее в надежде, что это ускорит обнаружение Ключа. Однако… — Аамин помолчал. Хотя он ни разу не повысил голос, от него веяло необыкновенной силой: недаром он уже тридцать лет был властителем своего народа. — Однако теперь, когда в руках ненавистной Гильдии оказался Брезайл, а Дуглас вернулся в Люсару, я не могу позволить нашим людям и дальше подвергаться опасности.

— Я не дам тебе…

— Ты не можешь остановить меня, Карлан. Все уже совершилось. Будь благодарен мне за любезность: я говорю тебе об этом лично. Это ведь больше, чем в свое время сделал для меня ты, Гилберт!

Старик повернул коня и спустился с холма. Гилберт последовал за ним; оглянувшись через плечо на Нэша, он пробормотал:

— Мне очень жаль. У меня не было выбора: я должен слушаться своего деда.

Через мгновение Нэш остался на холме в одиночестве.

Годфри медленно и тщательно укладывал вещи, находя успокоение в размеренных движениях, вбирая в себя покой голых стен своей монастырской кельи. Вогн наконец оставил его в покое, но это ничуть не внесло мира в смятенную душу архидьякона. Поездка, в которую отправлялся Годфри, намечалась уже давно, но сейчас обстоятельства складывались так, что риск, может быть, был слишком велик. Однако что оставалось делать Годфри? Сидеть в четырех стенах, мучаясь невозможностью предпринять хоть что-то?

И его друзья встревожатся, если он без всяких объяснений просто не появится. Герцог Макглашен и граф Пейн и так балансировали над пропастью, и Годфри мог лишь попытаться проявить такую же храбрость.

Может быть, следовало сказать об этой встрече Мердоку… Но нет, заговорщики не захотели бы иметь дело с незнакомым им колдуном, они только усомнились бы в надежности самого Годфри. Он должен отправиться на встречу один.

Годфри очень тщательно все подготовил: должен был появиться посланец — будто бы из родной деревни архидьякона в западной провинции — с известием о болезни его брата. Ни у кого не возникло бы вопросов, если бы после этого Годфри отсутствовал две-три недели.

Еще одна ложь. Еще одно покаяние. В последнее время они накапливались с ужасающей скоростью. Правильно ли он поступает? Будет ли результат стоить всех принесенных жертв?

На такие вопросы лишь боги знали ответ — а они хранили загадочное молчание. Бросив последний взгляд на маленький деревянный триум на стене над постелью, Годфри поднял вьюк и вышел из кельи.

Он мог своим колдовским зрением обнаружить ее приближение, как разгорающуюся зарю погожего утра. Ее шаги по свежевыпавшему снегу были бесшумны, фигура не отбрасывала тени в темноте безлунной ночи. Ему казалось, что она существует в мире только для него.

Люк де Массе вышел из-под скрывавшей его арки на освещенное факелами пространство, чтобы она увидела его.

Валена была одета в плащ из тонкого синего бархата. Откинутый капюшон позволял видеть сияющие золотом и янтарем глаза и улыбку на прелестном лице. Как всегда, ее красота заставила его сердце забиться быстрее. Де Массе взял Валену за руку и увлек ее в тень стены. Одновременно он окинул колдовским зрением лестницу справа от них и переулок за ней. По крайней мере сейчас они были здесь одни.

Губы Валены коснулись его щеки, и она прошептала:

— Я слышала новости. Сколько у вас еще времени?

— Всего несколько минут, любимая. Если я задержусь, ворота запрут, и кто знает, что может случиться, если мне придется провести еще одну ночь в этом городе.

Валена немного отстранилась, и де Массе смог заглянуть ей в лицо. Сейчас перед ним была не полная чувственности соблазнительница, она не пользовалась своей силой малахи, чтобы привлечь его, как делала это с королем. Да в отношении его в том и не было нужды…

— Люк, я боюсь.

— Брезайла?

— Нет. Вы же знаете, я способна создать щит, который не позволит меня разоблачить. Дело в… приготовлениях. Что, если он ошибается?

Де Массе протянул руку и откинул прядь волос с ее лица.

— Мне кажется, вы больше опасаетесь того, что Нэш окажется прав.

— Тут нет разницы. Если ему удастся… Если его с ней соединят Узы, то я…

— Тихо, тихо, любовь моя. Я ведь обещал вам, что никогда не позволю ему причинить вам вред.

Валена кивнула, но в глазах ее все еще отражалась тревога.

— Он больше не разговаривает со мной, как раньше. Когда-то он делился со мной всеми своими планами. Теперь же, после трагедии в Элайте, между нами что-то стоит.

— Но вы же знаете, что он ревнует вас к Селару.

— Я с королем по его приказанию! Если Нэш хочет, чтобы я принадлежала только ему, почему он не найдет мне замену в постели Селара?

Де Массе теснее прижал к себе красавицу, обвив руками ее талию.

— Потому что нет больше никого, кому он мог бы так же доверять. Вы не осквернены теми Узами, которые он налагает на остальных своих подручных. Вы способны мыслить самостоятельно. Даже несмотря на то что Селар полностью под влиянием Нэша, он ведь обладает огромной властью. Нэшу нужно, чтобы рядом с Селаром были вы.

— Но сколько это продлится?

Де Массе мог только пожать плечами. Раздался крик стражника, предупреждающего о закрытии городских ворот. Нужно было уходить.

— Умоляю вас, вернитесь со мной. Расстаньтесь с Нэшем. Он не посмеет тронуть вас, если вы будете защищены всем могуществом малахи.

— Я не могу уехать, Люк. Если я покину его, Нэш останется без помощников — и какую надежду на успех тогда мы будем иметь? Нет, уезжайте без меня.

— Я вернусь, как только смогу. У вас будет по крайней мере несколько спокойных дней: Нэш только что уехал в Клоннет.

Лицо Валены затуманилось. Де Массе привлек ее к себе, стараясь утешить. Она на мгновение прижалась к нему и поцеловала.

— Я не позволю ему причинить вам зло, Валена, — твердо пообещал де Массе. — Верьте мне. Я вернусь быстро.

Он еще раз поцеловал Валену, повернулся и ушел не оглядываясь.

— Годет! — взревел Вогн. — Где наконец горячая вода?

— Несу, господин. — Годет вернулся с ведром горячей воды и вылил его в ванну, где лежал Вогн. — Я подам вам ужин в спальню, дядюшка.

— Почему это?

— Разве вы не собираетесь немного поспать? Вы работаете без отдыха с тех самых пор, как вернулись.

— Не важно. — Вогн закрыл глаза, наслаждаясь обжигающим теплом. — Нэш нашел какой-то способ обмануть Брезайл, но я знаю, что я на верном пути. Я не собираюсь останавливаться ни на минуту, так что отнеси ужин ко мне в кабинет.

Нэш, ехавший во главе отряда солдат, запрокинул голову, подставляя лицо лучам бледного зимнего солнца. Тепло почти не ощущалось, но это было лучше, чем ничего. Нэш потянулся всем телом, разминая затекшие после ночлега на жесткой постели в таверне мышцы.

Ичерн ехал рядом, но, как всегда, почти не раскрывал рта. Ему не хватало ума, чтобы поддерживать разговор на любую тему, кроме лошадей или драки на мечах, — а Нэша ни один из этих предметов не интересовал. Кроме того, ветер доносил уже соленый запах моря, и сердце Нэша билось быстрее, как всегда при приближении к ней, Союзнице.

Только к полудню увидел он первый рыжий каменный пик над песчаными дюнами, а дальше, за ним — блеск моря. ЗамокКлоннет был далеко не самым красивым в стране, но в нем хранилось сокровище, ценность которого никто не мог себе даже представить. Где-то на этой скале, в одной из неуклюжих башен, окруженных приземистыми стенами, находилась та, ради кого Нэш отправился в это путешествие.

Ее, должно быть, предупредили о приближении отряда, потому что она вышла в узкий двор. На мгновение Нэш забыл, что ему следует спешиться. Он не мог отвести от нее глаз.

Дженнифер Росс, герцогиня Эйр. Союзница. Невысокая и все еще юная, с густыми черными волосами, заплетенными в косу. Ее платье было глубокого красного цвета, а глаза сияли синевой. Дженн небрежно приветствовала мужа, но не смогла скрыть сердечной улыбки при виде Нэша.

— Я никак не рассчитывала так скоро увидеть вас вновь, милорд советник. Как ваше здоровье?

Нэш спрыгнул с коня и склонился над ее рукой.

— Достаточно мне увидеть вас, ваша светлость, и я чувствую себя замечательно.

Ее смех был прекрасен — полный чистого морского воздуха и простора песчаных дюн.

— В зале вас ждет угощение, — добавила Дженн, бросив взгляд на Ичерна. Тот только что-то буркнул и двинулся к двери. С видимым облегчением Дженн снова повернулась к Нэшу: — Может быть, вы предпочтете размяться после долгой езды верхом в саду? Сегодня прекрасный день, хотя и немного ветреный.

— Да, конечно.

Дженн провела его через калитку в единственную часть замка, где ей позволяли хозяйничать. Низкая каменная стена окружала сад, разбитый столетие назад; никаких изысков здесь не было, но даже в это время года все вокруг радовало яркими красками.

— Как дела при дворе? — весело начала Дженн.

— Сплошная скука, как всегда. Впрочем, празднества середины зимы были весьма шумными.

— Мы здесь отмечали праздник очень просто, как обычно. Тем не менее Эндрю сумел очень расшалиться.

Нэш рассмеялся:

— Удивляюсь, как вам удается справляться с этим мальчишкой. Он ужасно своеволен.

— Хотите верьте, хотите — нет, — ответила Дженн, — но мне удается убедить его разумными доводами.

— Разумными доводами? Но ведь ему всего пять лет или около того!

— Без малого шесть. Да, мне это удается — почти всегда. — Дженн остановилась у куста терновника, лишенного листьев и бутонов. — Сколько времени пробудете вы здесь на этот раз?

Нэш глубоко вздохнул:

— Только до завтрашнего утра. — К несчастью… Так всегда: провести здесь одну ночь и уехать, переживая мучительную пустоту и одиночество, вернуться снова и снова уехать… Но скоро, да, очень скоро он явится сюда, чтобы сделать ее своей. Она будет рада, в этом Нэш не сомневался. Три года непрерывных усилий дадут свои плоды.

— Может быть, — тихо сказала Дженн, не глядя на него, — мы сможем уговорить вас задержаться еще на день? Мой супруг, вернувшись в Клоннет, обычно отправляется на соколиную охоту. У нас есть превосходные птицы. Уверена, что вы получите удовольствие.

Нэш оглянулся через плечо, чтобы убедиться: они одни. Только тогда осмелился он осторожно коснуться пальцев Дженн.

— А я уверен, вы знаете: я приезжаю сюда не ради соколиной охоты с вашим супругом.

Дженн испуганно отдернула руку и внимательно посмотрела ему в лицо.

— Простите меня, — тихо добавил Нэш. — Я не хотел… Просто ваша дружба очень много для меня значит. Вы и представить себе не можете, общество каких ничтожеств мне приходится терпеть при дворе. Интересные беседы — это то, чего нам обоим недостает.

— Да, — прошептала Дженн, все еще смущенная.

— Вы ведь знаете, я пытался убедить вашего супруга предоставить вам больше свободы, — солгал Нэш, — но он совершенно непоколебим: представлять вас ко двору он не желает. Приходится радоваться хотя бы тому, что он терпит мои визиты в Клоннет.

— Только вам он и разрешает навещать меня, — с горечью сказала Дженн и отвернулась.

Нэш сделал шаг назад. Ошибка, которую он совершил, была незначительна, да она уже и простила его… И все-таки…

— Пожалуй, я смогу оправдаться перед королем, если задержусь еще на день. Приглашение на охоту остается в силе?

Дженн с улыбкой взглянула на него.

— Конечно. Простите меня. Я просто…

— Не извиняйтесь. Увижу я вас за ужином?

— Я сегодня отправляюсь в город на рынок, но вернусь до наступления сумерек.

— Тогда до встречи. — Нэш поклонился и пошел прочь. Может быть, ему и правда лучше задержаться немного. В следующий раз, когда ему удастся коснуться ее, он должен наложить Узы, а единственный способ совершить это — заставить ее желать его так же сильно, как он желает ее. Да, предстоит еще потрудиться…

Дженн откинула в сторону плащ, чтобы он не мешал, и села на коня. Адди и полдюжины солдат уже ждали ее у ворот. Дженн со вздохом двинулась за ними следом, но не удержалась и оглянулась через плечо на окно, в котором мелькнуло лицо Нэша.

Что в нем было особенного? Почему она могла так свободно разговаривать с ним? Он никогда ничего от нее не требовал, никогда не заставлял ее делать или говорить вещи, которые бы ее смутили, — и все же стоило ему ее коснуться, и она невольно отпрянула.

Проклятие, да ведь он же гильдиец! А она — колдунья. Если только он узнает, ее схватят и сожгут на костре, а он будет стоять рядом и радоваться. Как могла она питать искренние дружеские чувства к такому человеку? Особенно учитывая, что он, кажется…

В неожиданном нетерпении Дженн дернула за повод и поскакала во главе своего эскорта. До города вполне можно было добраться шагом, но Дженн заставила свой маленький отряд пуститься галопом.

Она — замужняя женщина. Почему же он думает, что она отдаст ему свою привязанность только потому, что ни с кем больше дружить ей не позволяют? Конечно, ему известно, что она одинока, но это не делает ее жизнь такой уж невыносимой.

Или все-таки делает?

У нее была преданная Адди, единственная служанка из Элайты, которую ей разрешили сохранить. И еще — отец Джон: надежный друг, лучше не бывает. Даже более того: он тоже колдун, и они оба понимают, какой опасности подвергаются ежедневно.

Так почему же визиты Нэша так ее радуют? Может быть, он в нее влюблен?

И хочет ли она этого?

Ведь сама она ничего подобного к нему не испытывает.

Дорога бежала вниз с холма и вела к серым городским стенам. Все в этой части Люсары было серым — за исключением моря. Оно широко раскинулось за пределами городской гавани. У причалов покачивалось на волнах с дюжину разноцветных кораблей. Дженн не удержалась и подъехала к самому берегу, наслаждаясь редким мгновением свободы.

Может быть, все дело в этом. Когда она бывала в обществе Нэша, она тоже пользовалась некоторой свободой. С ним она могла говорить почти обо всем, и к тому же он умел ее развеселить.

Милосердные боги, ее дни были такими унылыми и пустыми, что почти любое событие казалось ей интересным. Если бы не Эндрю, за эти пять лет она лишилась бы рассудка. Ради него, ради его безопасности можно было терпеть жизнь в тюрьме, которой стал для нее замок Клоннет.

Вернувшись на дорогу, Дженн со вздохом пустила коня шагом. Нет. В этой жизни свободы нет нигде. Обстоятельства сложились так, что она оказалась в паутине лжи и обмана. Нэш не знал, что она колдунья. Отец Джон не подозревал, что Эндрю не сын Ичерна. К кому бы она ни повернулась, всегда оказывалось, что по крайней мере один секрет хранить ей приходится.

Бывали дни, когда отец Джон, казалось, надеялся, что его мечты осуществятся. В отличие от Дженн он поддерживал связь с общиной колдунов. Хотя Финлей больше не пытался мысленно разговаривать с Дженн, каждый раз, когда отец Джон получал письмо или встречался с кем-то из своих, он передавал Дженн одно и то же послание Финлея: когда же она сбежит от мужа и поселится в Анклаве?

Поменять одну тюрьму на другую? Лишить будущего сына?

Сына Роберта!

Въезжая в ворота города, Дженн хмурилась. Отряд остановился у постоялого двора и оставил там лошадей. В сопровождении всего двух солдат Дженн и Адди прошли по улице на рыночную площадь рядом с пристанью. Здесь толпились продавцы и покупатели, все было полно цвета, шума, запахов. Чайки кричали над головой и ныряли вниз, чтобы схватить рыбешку у зазевавшейся торговки. Дженн почти бессознательно сбросила с себя привычное напряжение.

Пять лет, и за все это время ни слова, ни весточки от Роберта. О том, что он жив, Дженн узнавала только от отца Джона, который получал известия от Мердока. И как ни старалась Дженн сдерживать себя, она с нетерпением ждала каждого нового сообщения.

Он сказал, что любит ее и всегда будет любить. Но если это правда, почему он исчез так надолго?

Наверное, потому, что был должен… Потому что этому были причины. Потому что его присутствие рядом с ней было бы опасно, а он поклялся оберегать ее. Потому что она замужем и будущего для них нет. Потому… потому…

Потому что он действительно любит ее.

Дженн цеплялась за эту мысль. Только она и поддерживала ее в долгие темные одинокие ночи, только она и позволяла выносить все испытания, выпавшие на ее долю с того дня в Элайте, когда они попрощались. Да, Дженн за нее держалась, находя в ней опору, хотя и не надежду. Поэтому-то Роберт и сказал, чтобы она помнила о его любви, поэтому он позаботился, чтобы она знала.

Дженн нуждалась в этом воспоминании почти так же, как нуждалась в самом Роберте. Память об их последнем свидании все время поддерживала ее силы, несмотря на боль, несмотря на одиночество. Она сама выбрала свой путь — ради того, чтобы дать сыну все, в чем он нуждался. Никто ее не принуждал. Она сказала тогда Роберту, что не пошла бы за ним, даже если бы он попросил. Теперь было поздно жалеть об этом, как бы ни хотелось Дженн оказаться рядом с любимым.

Дженн с увлечением занялась покупками — купила ткань на одежду для Эндрю, кусок сукна в подарок ко дню рождения Адди, красивую синюю стеклянную вазу для Беллы, хотя только боги знали, когда ей удастся побывать в Мейтланде и повидаться с сестрой.

Дженн не спешила, не обращая внимания на сопровождающих ее солдат. Почти забыв о всех своих горестях, она бродила по рынку, разглядывала выставленные на лотках товары, чувствуя на лице свежий ветер. Но удовольствие не могло длиться вечно. Когда солнце начало клониться к западу, Дженн передала свои покупки Адди и поднялась по ступеням, ведущим к дверям церкви. Традиция была неизменной многие годы: герцогиня, живущая в Клоннете, приходила поклониться Минее в маленькую чистенькую часовню Джарди.

Внутри было холодно, но по крайней мере стражники остались снаружи. В часовне находилось несколько преклонивших колени молящихся. Должно быть, они просили у богов освобождения от тирании Селара; Дженн молилась о том же.

Священник, как всегда, приветствовал Дженн, потом отвел ее к скамье недалеко от алтаря. Дженн опустилась на колени, сложила руки и подняла глаза к триуму, укрепленному на восточной стене. Ее окружило тусклое сияние свечей и запах курений, сквозь витраж струились солнечные лучи. Шум рынка сюда не доносился, и Дженн позволила покою часовни проникнуть в самые глубины ее существа.

Да, она сама выбрала такую жизнь, и даже если она совершила ошибку, исправлять ее было уже слишком поздно. Когда-то она вела бродячую жизнь — бездомная девчонка, свободная от всяких уз. Теперь она стала женой и матерью. Когда-то она мечтала помочь освободить свою страну от Селара, а теперь была такой же узницей, как Люсара. Может быть, она и сделала неверный выбор, но одно искупало все: Эндрю рос, с каждым днем наполняя ее унылую жизнь радостью, какую Дженн раньше не могла и вообразить. Пока у нее есть сын, разве нужны ей мужчины вроде Нэша — или даже Роберта? Эндрю теперь стал всей ее жизнью, и благодаря ему даже подневольное существование было прекрасно.

Дженн начертила триум в воздухе перед собой и села на скамью. У нее было еще несколько минут — чтобы насладиться покоем, прежде чем придется вернуться и заняться…

«Дженн!»

Кровь отхлынула от ее лица. Помимо ее воли сердце начало бешено колотиться.

«Дженн! Ты ведь слышишь меня?»

Дженн громко сглотнула и замерла на скамье. Кто мог обращаться к ней с мысленной речью? Сумеет ли она вспомнить, как нужно отвечать?

«Пожалуйста, скажи что-нибудь, Дженн».

Дженн стиснула руки и послала мысль — единственное слово.

«Финлей?»

«Мне очень жаль, но нет. Его никчемный старший братец».

Сердце Дженн на мгновение перестало биться.

«Роберт!»

ГЛАВА 3

«Роберт!»

«Да, это я, но не оборачивайся», — быстро добавил он.

Конечно, это он: Дженн узнала неслышный голос, узнала сразу же, как только он произнес ее имя. Но… Но это же невозможно! Он не мог…

«Каким образом… Где ты?»

«Сижу в четвертом ряду от тебя».

«Позади меня? — Дженн подпрыгнула, но сумела заставить себя не оглянуться. — Что, если тебя увидят?»

«Я переодет. Никто меня не узнает».

Дженн сделала глубокий вдох, судорожно пытаясь разобраться в происходящем. Нужно, чтобы мысли стали ясными чтобы колотящееся в груди сердце успокоилось…

Он вернулся! Наконец! Облегчение и что-то похожее на страх нахлынули так быстро, что Дженн не могла разобраться в своих чувствах. Ей отчаянно хотелось обернуться, увидеть его, снова прочесть любовь в его глазах.

Он в безопасности. Жив и здоров. Сидит позади нее… Дженн чуть не рассмеялась.

«Что ты здесь делаешь?»

«Мне подумалось, что ты захочешь узнать: у Мики все в порядке. И у епископа Маккоули тоже. Он здесь со мной».

«В этой церкви?»

«Нет».

«Зачем ты привез его в Люсару?»

Столько вопросов, так хочется удержать его рядом хоть на несколько минут — после того, как все эти бесконечные годы он был лишь воспоминанием… Дженн понимала, насколько это безрассудно, но ничего не могла с собой поделать.

«У него есть здесь дела».

«Но почему ты оказался здесь?»

Ответ последовал не сразу.

«Мне нужна твоя помощь».

Мысленный голос Роберта не дрогнул — словно эта их встреча была чем-то обычным, случающимся каждую неделю. Привычное холодное спокойствие Роберта прозвучало в его тоне; спокойствие — и ничего более. Было так легко представить, как он сидит на скамье, небрежно сложив руки на груди, как будто происходящее — нечто совершенно нормальное. Ему нужна ее помощь?

«Я не хотел бы вовлекать тебя, но никто больше не сумеет сделать того, что нужно».

Дженн заморгала, не сводя глаз с триума на стене. Нельзя позволить себе выйти за те строгие границы, в которых ее жизнь протекала последние шесть лет… Роберт нуждается в ее помощи. Вот и все.

«Что я должна сделать?»

«Помочь мне вновь попасть в Анклав».

«Зачем?»

В течение нескольких секунд она почти могла слышать, как Роберт обдумывает свой ответ; когда же ответ прозвучал, какая-то печальная часть души Дженн совсем не удивилась услышанному…

Неужели она всегда останется такой… наивной?

«Я ничего не могу объяснить. Мне просто нужно как можно скорее оказаться в Анклаве».

Дженн сделала глубокий вдох. Говорить ей он не хочет…

Ожидает, что она пойдет на ужасный риск, но ничего не объясняет. До чего же типично!

Пустота в душе родила гнев.

«Ты с ума сошел!»

Отвезти его в Анклав! Имеет ли он представление о том, как пристально за ней следят? Если станет известно, что Роберт появился в окрестностях Клоннета, ее немедленно заподозрят. Второй раз то, что она — супруга Ичерна, ее не спасет. И Эндрю… О боги, пострадает ведь Эндрю! Она не может позволить такому случиться! Просто не может.

«Ты должен отсюда уехать. Немедленно!»

Уехать и оставить ее с воспоминанием об этой встрече… До чего же…

«Пожалуйста, выслушай меня. Я понимаю, что ты рассержена, но дело слишком важное».

«От всей души надеюсь, что важное: если ты рискуешь моей жизнью и жизнью моего сына ради какой-то мелочи, я сама выдам тебя Гильдии!»

Мгновение царила тяжелая тишина, потом его голос донесся вновь, решительный и уверенный.

«Без тебя я не могу попасть в Анклав. Если бы ты смогла уехать из Клоннета всего на пару недель, я доставил бы тебя в Анклав и обратно так, чтобы никто ничего не заметил. Риск совсем невелик».

«Это мне безразлично. Я не могу сделать такого! — бросила Дженн. Или он считает ее дурой, которую можно обвести вокруг пальца дважды? Ох, но именно такая дура она и есть… — Я должна думать о сыне. — Дженн решительно подавила всякие колебания. — И я не собираюсь рисковать всем, чего с таким трудом добилась, только потому, что понадобилась тебе, — а ты даже не желаешь мне ничего объяснить. Тебе придется найти другое решение, Роберт, потому что я не могу и не хочу тебе помогать».

«Я понимаю». В голосе Роберта прозвучало разочарование, но удивления в нем не было. От этого Дженн почувствовала себя еще хуже.

«Нет, не понимаешь. — Да и как мог он понять? Ведь это он кинул ей спасательный круг, а теперь с безразличием отнимает. Он ее не любит — ему просто нужна ее помощь, и даже ничего объяснить он не хочет. — Оставь меня в покое, Роберт. Не появляйся здесь больше».

Дженн встала, рассеянно начертила в воздухе знак триума и двинулась к дверям. Она старалась не смотреть по сторонам, но над собственными глазами она оказалась не властна. Они по своей воле нашли Роберта — тот сидел там, где и сказал, одетый в рубище нищего. Он ответил Дженн твердым взглядом, и на мгновение она увидела знакомый блеск зеленых глаз; но тут ноги вынесли ее из церкви.

Ничего… В его глазах не было ничего, кроме сожаления.

Дверь церкви захлопнулась с безнадежной окончательностью, отдавшейся в камне стен, зазвеневшей стеклом окон. Шепот и бормотание молящихся дали Роберту несколько мгновений, необходимых ему, чтобы взять себя в руки. Он сгорбился в своих нищенских одеждах, спрятав под ними ноющую рану. Он не вышел из церкви, даже не стал следить за Дженн на ее пути в Клоннет колдовским зрением.

Ах, насколько было бы лучше, если бы он сумел не влюбиться в Дженн! И ее участь была бы легче, и он сейчас не испытывал бы такой мучительной боли. Хотя все его существо тянулось к Дженн, желая хотя бы коснуться ее, Роберт сейчас, как и на протяжении всех этих лет, прошедших со времени их расставания, держал свою душу на замке. Новое признание в любви ни одному из них не принесло бы ничего, кроме страданий.

Мог ли он довериться Дженн, открыть ей причины, делающие необходимой его поездку в Анклав?

Нет. Еще нет. Сначала он должен сам во всем увериться; слишком много жизней подверглось бы опасности в случае ошибки.

В церкви воцарилась тишина; Роберт взглянул на ряды свечей перед алтарем. Крошечные колеблющиеся язычки пламени на фоне серой стены… искренняя вера, закованная в неподатливый камень. Так много благочестия и так мало надежды! Как одно может благополучно соседствовать с другим?

И что, если вы еще питаете надежду, но утратили веру? Разбудит ли зажженная вами свеча спящих богов?

Тень легла на церковное окно, заставив сумрак внутри церкви еще более сгуститься. Скоро стемнеет и, наверное, пойдет дождь. Нужно поторопиться, иначе Маккоули станет беспокоиться, начнет метаться по лесной поляне и вздрагивать при малейшем шуме. Епископ — смелый человек, но на свою храбрость он не полагается, словно боясь, что она изменит ему при первых признаках настоящей опасности.

Роберт глубоко вздохнул, стряхивая с себя напряжение, и поднялся на ноги, не сводя глаз с триума над алтарем. Медленно и торжественно он коснулся одного плеча, лба и другого плеча. Шаркающей походкой — соответствующей не только внешности нищего старика, но и его настроению, — Роберт двинулся к выходу из церкви.

Раскаты грома пришедшей с востока грозы обрушились на рощу с безжалостной мощью. От дождя земля под деревьями покрылась лужами и быстрыми ручейками, стекавшими в спрятавшийся среди папоротника поток. Даже если бы Эйден Маккоули и мог видеть в сгустившемся сумраке, всюду в окрестностях он увидел бы то же самое. Однако священник и не пытался вглядываться в даль. Он съежился в дальнем углу маленького шалаша, стараясь найти укрытие от ветра, и поплотнее завернулся в плащ. Однако совсем спрятаться от дождя не удавалось: капли падали на ноги Маккоули, его сапоги увязли в жидкой грязи. Позади шалаша привязанные к дубу кони опустили головы под струями ливня, словно стыдясь чего-то.

Эйден не замечал никакого движения в роще, пока рядом с ним из сумерек не вынырнула темная фигура. Роберт больше не притворялся стариком нищим; мокрый плащ хлопал его по ногам, спутанные волосы прилипли ко лбу. Роберт остановился у входа в шалаш. Несмотря на сгущающуюся темноту, Эйден заметил улыбку на его лице.

— Я вернулся.

— Это я вижу, — ответил Маккоули, по-прежнему горбясь в своем углу. — Как все прошло?

— Прекрасно. Если, конечно, не считать дождя.

— Она согласилась?

— Нет. — Роберт, нахмурившись, протянул руку к куче веток, которую Маккоули навалил на крышу шалаша, увидев приближающуюся грозовую тучу. — Что это такое?

Эйден гордо выпрямился.

— Я сделал укрытие.

— Под деревом? В грозу?

— А в чем дело?

Усмехнувшись, Роберт вошел в шалаш и хлопнул Маккоули по плечу.

— У молний есть скверная привычка выбирать какие-нибудь высокие деревья. Поверьте, если молния ударит в этот замечательный дуб, вам под ним не поздоровится. Пошли, есть и лучшие местечки, где мы можем устроиться на ночь.

Эйден огляделся, но ночная тьма была непроглядной, и в лесу не было заметно никаких признаков приближения того, кого высматривал Маккоули.

— Но мы не можем еще уйти отсюда.

— Почему?

— Дело в том…

— Все в порядке, святой отец, — раздался голос из-за толстого ствола дуба. — Я уже здесь.

Роберт обернулся:

— Грант! Что, во имя Серинлета, ты здесь делаешь?

Кони встрепенулись и застучали копытами, когда к шалашу подъехал и спрыгнул в грязь Грант Каванах, владетель герцогства Фланхар. Это был великан: высокий и широкоплечий, с привычкой громогласно смеяться и довольно своеобразным чувством юмора. Голос Гранта, глубокий и звучный, исходил, казалось, из глубины густой рыжей бороды, падающей на грудь. Вновь прибывший откинул капюшон плаща, с опаской осмотрел шалаш и, пригнувшись, шагнул внутрь.

— Я думал, вы уже возвращаетесь в Бликстон, — начал он, стаскивая перчатки. — Разумно ли было оставлять здесь бедного епископа, пока ты развлекался в городе?

— А ты говорил, что всю зиму проведешь во Фланхаре. Если ты подобным образом будешь сбегать из дому, твои подданные начнут удивляться.

— Да знаю я! — ухмыльнулся Грант; его зубы блеснули в мутном свете еле пробившейся сквозь тучи луны. — Но все мы должны терпеливо нести свою ношу.

— Так все-таки что ты здесь делаешь — если не считать промокания под дождем?

Герцог усмехнулся, распахнул плащ, вытащил небольшой кожаный кошель и протянул Роберту.

— Я как раз возвращался из западных земель и завернул в Дромму, чтобы проведать Мику. Он там хорошо устроился. Мика просил передать тебе вот это и сказать, что встретится с тобой, как вы и договаривались.

Роберт не сделал попытки взять кошель, и Эйден с опасением взглянул на предмет в руках Гранта.

— Послание? От Мики?

— Именно, — кивнул Грант. — Так нужно оно тебе, Роберт?

— Нет! Мне… — Эйден бросил на Роберта быстрый взгляд. Спокойная насмешливость исчезла с лица Данлорна, глаза его сверкали, словно светились каким-то внутренним светом. Он медленно протянул руку, взял кошель и резким движением открыл его.

Крепко сжав губы, Роберт вынул единственный листок бумаги, зашуршавший в его руке, когда он развернул письмо и начал читать. Эйден затаил дыхание; забота о ночлеге и мысли о промокших ногах внезапно улетучились.

Через мгновение Роберт с шипением скомкал листок в руке и кинул его в воздух; письмо вспыхнуло, и в грязь под ногами опустился лишь легкий пепел. Роберт, ничего не говоря, отвернулся от своих друзей.

Эйден ждал, прислушиваясь к раскатам грома. Он понимал, что задавать вопросы нельзя — да в этом и не было нужды.

— Похоже, что, несмотря на все ваши молитвы, епископ, — медленно и тихо, так что шум дождя чуть не заглушил его слова, сказал Роберт, — я оказался в конце концов прав.

— Милосердная Минея! Грант нахмурил брови:

— Ты хочешь сказать, что самое худшее случилось? Я вез такое известие, а Мика ни слова мне не сказал!

— Конечно, не сказал, — пробормотал Эйден, не сводя глаз с Роберта. — Что вы собираетесь делать?

— Да о чем вы — «что собираетесь делать»? — рявкнул Грант. — Это же очевидно! Потроха Серинлета, разве не провели мы последний год в приготовлениях — на всякий случай? У Роберта больше нет выбора!

— Выбор есть всегда.

— Простите меня, святой отец, но это бред свинячий! Роберт знает, что я прав. Вы посмотрите на него: стал бы он хмуриться, как черная грозовая туча, если бы ничего особенного не случилось?

При этих словах Роберт обернулся. Взгляд его был суров, но лицо смягчила еле заметная улыбка.

— Ты разделишь ночлег с нами? Епископ готовит великолепную баранью похлебку.

— Здесь, в лесу? Ты что, шутишь? — Настроение Гранта мгновенно изменилось. — Я зажиточный герцог с собственным прекрасным государством, а не преступник, за голову которого назначена награда, как некоторые, на кого не будем показывать пальцем. Не в моих привычках мокнуть в лесу — у меня другие вкусы.

— Так ты отправляешься обратно в город, — улыбнулся Роберт.

— Ты чертовски прав! — Грант громогласно расхохотался и дернул за повод своего коня. — Я собираюсь хорошенько поужинать и завалиться в теплую постель, а может быть, и найти кого-нибудь, кто мне ее согреет.

— Ваша светлость! — ахнул Эйден. — Вы ведь женатый человек!

Грант виновато развел руками, пятясь из шалаша.

— Простите меня, святой отец, я просто пошутил. Роберт все вам объяснит после моего отъезда. Увидимся во Фланхаре, когда вы туда доберетесь. Постарайтесь не ввязываться в неприятности, хорошо?

Прежде чем Эйден смог сказать хоть слово, Грант вскочил на коня и исчез в темноте.

— Ему трудно бывает отказать, — пробормотал Роберт.

— Может быть, но, надеюсь, дамы в Джарди не станут придерживаться такого же мнения.

Роберт усмехнулся и вскинул на плечо седельные сумки. Отвязав коней, он повел Эйдена под дождем через лес.

— Так что вы собираетесь делать?

Роберт шел впереди, направляясь к густым кустам, нависавшим над небольшой лощиной. В этом естественном укрытии он еле мог выпрямиться во весь рост, но зато оно было достаточно просторным, чтобы можно было завести в него и лошадей. Не глядя на Эйдена, он начал стаскивать в одно место валяющийся вокруг сушняк, чтобы разжечь костер.

— Мы с вами много раз обсуждали это за последние пять лет. Приготовления, переписка — все это было направлено к единственной цели. А теперь вы спрашиваете меня, что я собираюсь делать! Как вы думаете, что я предприму?

— Я не хочу давать этому название.

Роберт, держа в руке седельную сумку, остановился и тихо рассмеялся:

— Я всегда говорил, что мыдруг друга стоим. Я все гадаю: что случилось бы с нами, если бы Селар не бросил вас в темницу, как только вас избрали епископом.

— Ну, — пробормотал Эйден, не в силах отвести взгляд от лица Роберта, — если бы Макглашен и Пейн не спасли меня, я сейчас, наверное, был бы мертв. Не знаю, что в этом случае делали бы вы.

Роберт улыбнулся и опустился на колени перед кучей хвороста; одним взмахом руки он его зажег.

— Сделался буйнопомешанным или давно лежал бы в могиле. Ладно, пора ужинать. Я голоден.

Эйден уселся у костра и взялся за котелок, который Роберт достал из вьюка. Почему-то теперь думать о предстоящем было не так мучительно.

— Значит, мы все-таки отправляемся завтра в Элайту?

— По-моему, у нас нет выбора. Тирон не обратил внимания на мои письма, ваши попытки наладить хоть какой-то контакт с Бромом кончились неудачей. Мы потратили три года на то, чтобы предотвратить это, но теперь нам ничего не остается, как нанести удар, — и Элайта первый и необходимый шаг на нашем пути. Что потом? Ну, мне придется найти какой-то способ попасть в Анклав без того, чтобы штурмовать его. Такая попытка ведь не прибавит мне друзей, верно?

Эйден поднял глаза, понимая, что Роберт делится с ним не всеми своими мыслями. Чувствуя, что задавать такой вопрос не следует, он все же не смог удержаться:

— Она рассердилась?

Лицо Роберта осталось неподвижным.

— Я уже говорил вам раньше, епископ: я ни с кем не стану говорить о Дженн — даже с вами. — С этими словами он отвернулся и стал расседлывать лошадей.

Эйден взялся за приготовление ужина. Укрепив котелок над углями, он со вздохом пробормотал:

— Одно могу вам сказать…

— Что же?

— На меня гораздо большее впечатление производило бы ваше колдовство, если бы вы могли что-нибудь сделать с этой проклятой погодой!

Роберт со смехом хлопнул его по плечу.

— На меня тоже, епископ. На меня тоже.

Поленья в камине трещали и плевались искрами, но Дженн не обращала на это внимания. Она продолжала метаться по мягкому ковру в своей комнате, не в силах остановиться ни на мгновение. Ей следовало бы переодеться к ужину, но все ее мысли были заняты другим. Перед ее глазами все еще стояло лицо Роберта: накладная борода и внимательные глаза, в которых было сожаление — и ничего больше.

Он ведь ожидал, что она ему откажет, — так зачем было просить? И почему ему так необходимо снова попасть в Анклав? Почему он не пожелал ничего ей объяснить? А она, значит, должна была ему помочь только потому, что он попросил? Да, потому, что проклятый Ключ сказал ему, что не пустит в Анклав, если только его не будет сопровождать Дженн…

Стиснув зубы и зажмурившись, Дженн попыталась отогнать вопросы, все возникавшие и возникавшие в ее мозгу. Слишком это напоминало ей дни, последовавшие за ее арестом…

Нет. Она ведет себя по-детски, несправедливо. Даже если Роберт не пожелал сообщить ей свои резоны, они у него, несомненно, были, — и к тому же очень весомые. Но… но ведь она теперь не может свободно располагать собой, не может ему помочь, и ему следовало бы это знать. Ее долг — защитить их сына… нет, ее сына. У Роберта есть и другие помощники. А у Эндрю, кроме нее, нет никого.

Несмотря на свой гнев и разочарование, она все-таки приняла правильное решение. Дженн была в этом уверена.

Разве не так?

Дверь в ее комнату отворилась, но колдовское зрение уже предупредило Дженн, что ее посетитель — отец Джон.

— Разве вы не спуститесь к ужину?

— Нет. — Дженн открыла глаза и снова заметалась по комнате. — То есть да. Через минуту.

Отец Джон подошел к ней и успокоительно коснулся ее руки.

— Что-нибудь случилось?

Дженн на мгновение остановилась, взглянула на священника, потом отвернулась. Весь ее внутренний мир рушился, и она не знала, как этому помешать.

— Дженн!

— Я… — Слова застревали у нее на языке, но Дженн знала, что должна продолжать: отец Джон заслуживает того, чтобы знать правду. — Я видела в городе Роберта. — Она снова повернулась к отцу Джону, но тот не обнаружил удивления, только слегка побледнел. — Он говорил со мной в церкви — мысленно, конечно. Он хотел, чтобы я помогла ему вернуться в Анклав.

— Ох… — Отец Джон, со своей обычной деликатностью, никак больше не откликнулся на ее слова.

— Конечно, я отказалась, — быстро продолжала Дженн. — Что еще могла я ему ответить?

— Безусловно, ничего. Он был один?

Дженн отвернулась и принялась теребить вышивание, оставленное ею на столе.

— Он сказал, что с ним Маккоули.

— Вы не собираетесь мысленно поговорить с Финлеем?

— Не думаю, что такое мне удастся. Слишком велико расстояние. Но вы ведь можете послать сообщение с гонцом?

— Конечно, могу. Как жаль, что только вы трое обладаете даром мысленной речи и что Роберт не может связаться с Финлеем напрямую.

Раздался стук в дверь, но прежде чем Дженн успела ответить, в комнату ворвался маленький черноволосый мальчик и с криком уткнулся в юбку Дженн:

— Мама! Мама, спаси меня! За мной гонится чудовище!

Дженн опустилась на колени и обхватила малыша руками. Эндрю поднял голову и взглянул на нее озорными синими глазами. Никакого чудовища, конечно, не было: просто такова была любимая уловка ребенка, когда ему надоедало ждать мать. Дженн старалась постепенно отучить Эндрю от этой привычки, но в данный момент шалость сына оказалась удобным выходом и для нее самой.

Она поцеловала Эндрю и взяла его на руки. Мальчик стал уже слишком тяжелым для нее, но Дженн продолжала так делать ради удовольствия ощутить близость малыша.

— Ты уже выучил свой урок?

Выразительные глаза Эндрю стали серьезными, и он с опаской оглянулся на отца Джона.

— Нет еще.

— Но ты же знаешь: через несколько дней приедет твой дядя Лоренс, а он очень любит говорить об истории. Что же ты будешь делать, если не сможешь ответить на его вопросы?

Эндрю поднял брови — так похоже на Роберта, что сердце Дженн заныло.

— Я что-нибудь выдумаю.

— Нет, так не годится!

Эндрю захихикал, и Дженн не могла не улыбнуться тоже. Она опустила мальчика на пол, но продолжала держать его за руку. Снова повернувшись к отцу Джону, она спросила:

— Вы считаете, что с моей стороны было неправильно отказать?

Джон покачал головой, но лицо его осталось непроницаемым.

— Решать вам — ведь и риск был бы ваш. Я понимаю ваши сомнения.

— Но все же вы считаете, что я поступила неправильно. Отец Джон двинулся к двери.

— Пришлите ко мне Эндрю, когда пойдете вниз, и мы с ним доделаем уроки.

* * *

Нэш налил себе еще вина; серебряный кубок оказался полон до краев, и ему пришлось наклониться, чтобы отпить, не пролив. Стол был давно накрыт для ужина, и Ичерн уже уселся на свое место, недовольно ворча. За годы знакомства Нэш научился притворяться, будто слушает, на самом деле отдаваясь своим мыслям.

Как удается ему, находясь в одном доме с ней, сохранять безразличный вид, когда предвкушение встречи заставляет так трепетать сердце? Даже ожидание ее появления — наслаждение, каждый его момент — драгоценность.

Дверь отворилась, и явился предмет его обожания; Дженнифер была в платье нежного розового цвета, подчеркивавшего белизну ее кожи, блеск волос и сияние глаз. Она улыбнулась Нэшу, и сердце того забилось от радости.

Кровь и пламя! Сколько еще предстоит ему вздыхать по своей красавице, словно деревенскому мальчишке?

— Добрый вечер, господа. — Дженнифер заняла свое место за маленьким столом между двумя мужчинами. Столовая была хорошо натоплена, прекрасные гобелены на стенах не позволяли сквознякам гулять по комнате, а в камине между двумя окнами с мелкими стеклами уютно потрескивал огонь. Когда подали первое блюдо, Дженнифер продолжала: — Так вы останетесь у нас до завтра и отправитесь на соколиную охоту, советник?

— Не получится, — проворчал Ичерн. — Птицы болеют. Этот паршивый птичник не держал их в тепле, так что Нэшу придется подождать до следующего раза.

Дженнифер подняла брови, но не выразила вслух своего разочарования; вместо этого она переменила тему:

— Когда я сегодня была на рынке, я видела в гавани корабль незнакомого мне вида.

— Вы знаете, откуда он?

— Мне пришлось спросить. Это оказалась галера из Эстерии.

Нэш кивнул и поднял кубок.

— Они нечасто появляются здесь. Насколько мне известно, эстерийцы смертельно боятся пиратов.

— Их нельзя за это упрекать, — пробормотал Ичерн, все внимание которого было поглощено едой. — Только за прошлый год мы потеряли шесть кораблей.

— Галера из Эстерии, — заметил Нэш, — должна была, наверное, доставить ковры. Клянусь, в этой стране не умеют делать ничего другого, только выращивать овец и ткать ковры. Им больше нечего вывозить, да и вообще — за многие годы эта нация так и не стала цивилизованной.

— Вы там бывали? — спросила Дженнифер, умело направляя беседу так, чтобы исключить из нее своего супруга.

— Несколько раз, главным образом по делам Гильдии. У нее не особенно много опорных пунктов в Эстерии, хотя мы уже не одно столетие изо всех сил пытаемся там закрепиться.

— Вы хотите сказать, что изо всех сил пытаетесь взять под свой контроль производство ковров, — без колебаний решила Дженнифер.

Нэш улыбнулся, признавая свое поражение:

— Я старался выражаться дипломатически, однако вы, как всегда, видите меня насквозь. Да, мы хотели бы установить контроль над производством ковров, но пусть такая перспектива вас не пугает: едва ли это случится в ближайшие десятилетия.

— Почему же?

— Потому что едва ли не каждый житель страны умеет ткать ковры. Это искусство так укоренилось в их культуре, что нам вряд ли удастся создать школы ковроткачества или хотя бы точно описать весь процесс. Вам известно, что их религия запрещает это?

— В самом деле? Я думала, что у эстерийцев те же верования, что и у жителей Люсары. Разве там не чтут трех богов?

Нэш покачал головой; в это время подали второе блюдо.

— Можно сказать, у них почти нет почитания богов вообще. Там распространена религия насфорантельцев: это скорее поклонение земле. Такова одна из самых древних форм религии в мире. Ее последователи есть в Люсаре, да и в большинстве стран к северу и к югу от Пролива. Наша церковь Триады время от времени предпринимает попытки искоренить подобные верования, утверждая, будто это почитание идолов и магии, но по правде сказать, насфорантельцы вполне безвредны. У них нет почти никакой организации, как у церкви, но зато множество празднеств, отмечающих смену времен года. Никто не принимает насфорантельцев всерьез, потому что их основное стремление — достичь мира и гармонии. Они не представляют угрозы, понимаете?

— Очень прагматичный подход.

— Жизнь научила меня быть прагматичным — особенно в последние несколько лет. Чем старше я становлюсь, тем легче мне проявлять терпимость. — Закончив фразу, Нэш улыбнулся. Иногда, говоря подобную ерунду, он еле удерживался от смеха. Это он-то прагматичный? И терпимый? Ха!

Однако Дженнифер эти рассуждения заинтриговали; Ичерну же они были так скучны, что он сонно смотрел в пространство, пережевывая мясо, как корова жвачку.

— Вы еще что-нибудь знаете о насфорантельцах? Я хочу сказать: раз религия не имеет церковной организации, то как она может запретить описание процесса ковроткачества?

— Не стану притворяться, будто понимаю это, — пожал плечами Нэш. — Я на самом деле только читал о проблеме с коврами, а собственными глазами видел немногое. Впрочем, не следует так уж удивляться насфорантельцам. В мире существуют и более странные религии. Взять, например, культ са-файланлани: его приверженцы чтят ни много ни мало сто двадцать семь богов, и каждому из них положено три дня поклонения в году. А есть и другая крайность: я однажды читал о народе, который верит в единственного бога.

— Единственного? А этот бог — добрый или злой?

Нэш расхохотался:

— Понятия не имею. Та цивилизация была одной из самых древних в мире, но теперь, наверное, уже не существует. Последователи этой странной религии жили на Алузийском полуострове, но уже более пяти столетий о них ничего не слышно. Не сомневаюсь, что они были уничтожены во время битв между Империей и колдунами.

— Вот и хорошо, что удалось от них избавиться, — проворчал Ичерн — вероятно, чтобы показать, что прислушивается к разговору. — Я слышал, — добавил он, неожиданно резко наклонившись вперед и обдав сидящих за столом запахом вина, — что у Империи был шпион в каждом доме. Как бы вам такое понравилось теперь, советник? Чтобы кто-то докладывал королю о каждом вашем шаге?

Нэш ответил Ичерну улыбкой, хотя тот и не мог бы предположить, что так развеселило его гостя. Нэша совершенно не волновало, знает ли Селар о его действиях, — но вот что сказал бы Ичерн, если бы знал, что последние пять лет его замок полон шпионов Нэша? Впрочем, подразнить немного этого быка было бы забавно.

— Откуда вы знаете, что Селар уже давно не организовал подобной слежки?

Ичерн презрительно сморщился:

— Мои люди верны мне, и только мне:

Дженнифер подняла брови, бросила на Нэша извиняющийся взгляд и со своим обычным искусством переменила тему. Да, она стала более взрослой с рождением сына. Ей было всего двадцать пять, но в ее глазах часто мелькала какая-то тень. Что это могло быть? Может быть, она все еще оплакивает своего отца и потерю собственной свободы?

В этих синих глазах все еще отражалась прежняя независимость. Та самая независимость, которой он не мог позволить сохраниться…

Еще три недели.

Именно тогда он совершит задуманное. Ему пришлось ждать так долго из-за увечий, которые причинил ему проклятый Враг. Нельзя было пытаться наложить на нее Узы, пока силы полностью не вернутся к нему, пока он не будет совсем здоров. Только тогда можно быть уверенным в полном и длительном успехе.

Ну ничего: в ближайшие три недели он поймает какого-нибудь подходящего недотепу-колдуна и излечит последствия ранений. Потом нужно будет найти предлог отослать подальше Ичерна, и она станет принадлежать Нэшу безраздельно.

Он наконец соединится с ней Узами — и тогда уже никакая сила на свете не сможет его остановить.

Когда ужин закончился, Нэш поднялся из-за стола и вышел из столовой, сославшись на усталость. Проходя мимо Ичерна, он коснулся его плеча и послал безмолвный приказ: «Ты будешь издеваться над ней до тех пор, пока она не обратится за помощью ко мне — и только ко мне».

Уж эти-то Узы свою роль сыграют — о том Нэш позаботился.

После ухода Нэша Дженн пришлось ждать, пока она сможет отправиться к себе. Ичерн никогда не стремился бывать с ней наедине, но иногда настаивал, чтобы она оставалась у него на глазах. К несчастью, она никогда не знала заранее, каковы его желания; это выяснялось, только когда она поднималась, чтобы уйти. Этим вечером, однако, намек она получила.

— Вы были очень милы с нашим советником Нэшем, миледи.

Дженн сглотнула. Что-то в тоне Ичерна показалось ей очень зловещим. Уж не заподозрил ли он Нэша в неподобающих чувствах?

— Конечно, милорд. Он ведь наш почетный гость, не так ли?

Ичерн осушил кубок и немедленно снова его наполнил. Во взгляде, который он устремил на Дженн, была смесь неприязни и страха… и что-то еще.

Дженн начала отодвигать стул, собираясь уйти, но рука Ичерна прижала ее ладонь к столу.

— Вы слишком поспешно удираете, женушка. Мне нужно кое-что обсудить с вами. Кое-что, касающееся моего сына.

Дженн замерла на месте. По какой-то причине перед ее глазами всплыл образ Роберта — не такого, каким она недавно видела его в церкви, а того человека, который попрощался с ней в Элайте.

— Мальчишке пять лет, летом исполнится шесть, — продолжал Ичерн, отпустив руку Дженн, но продолжая пристально на нее смотреть. — Думаю, ему пора покинуть нас и начать настоящее образование.

Сердце Дженн оборвалось, в панике она смогла только переспросить:

— Покинуть нас?

— Почему бы и нет? Таков обычай. Все мальчики проходят обучение воинскому делу не дома. Ваш священник научилего читать и писать и кое-чему из истории — хватит с него этих дамских штучек. Я отправляю его в Мейр. Он уедет в конце следующего месяца. Потрудитесь собрать его в дорогу.

— Но это слишком скоро! Разве нельзя подождать хотя бы до дня его рождения? — Дженн знала, что голос ее звучит умоляюще, но решительность могла бы показаться Ичерну вызовом, а этого ее супруг терпеть не мог.

— Он уедет, когда я велю, жена! — Ичерн поднялся и наклонился над Дженн. — Уж не собираетесь ли вы со мной спорить?

Дженн тоже поднялась на ноги. Она понимала, что должна сохранять спокойствие, но сейчас решалось будущее Эндрю… А Мейр — это так далеко! Она никогда больше не увидит сына. И когда… когда его сила пробудится, он окажется беспомощным, в полном одиночестве.

— Умоляю вас, милорд, не отсылайте нашего сына так далеко!

Не задумываясь о том, что делает, Дженн коснулась руки Ичерна. Тот немедленно схватил ее и стиснул с такой силой, что Дженн испугалась: не сломает ли он ей запястье.

— Как вы смеете!

Ичерн притянул ее к себе, заставив выгнуться назад. Его дыхание опалило ей лицо, и Дженн слишком поздно пожалела о своей неосторожности. Она подумала о словах, которые успокоили бы Ичерна, но все было бесполезно. Рука Ичерна сжимала ее запястье, как тиски, высвободиться она не могла. Он отшвырнул ее от себя и одновременно другой рукой с размаху ударил по лицу. Удар был так силен, что Дженн не устояла на ногах. Она съежилась на полу не двигаясь.

Однако это не обмануло Ичерна. Он рывком поднял Дженн на ноги и снова ударил по лицу. На этот раз она отлетела к стене и тяжело упала на стул.

— Поднимайтесь! — рявкнул Ичерн.

Когда она не выполнила приказания немедленно, он выбил из-под нее стул, схватил за обе руки и выволок из столовой в холл. Дженн не хватало воздуха, ноги ее подкашивались. Она пыталась идти за Ичерном, но все время путалась в длинной юбке платья. То, что могло ее ожидать, наполняло ее ужасом.

Немного придя в себя, Дженн попыталась вырвать руки и высвободиться. Если бы только кто-нибудь пришел на помощь… Может быть, если она закричит, услышит Нэш…

Ичерн обернулся, и его кулак впечатался Дженн в живот, заставив ее задохнуться. Несколько долгих мгновений Ичерн волочил за собой ее почти бесчувственное тело. Когда Дженн снова смогла глотнуть воздуха, Ичерн тащил ее вверх по лестнице, выкрикивая бессвязные слова:

— Преподам урок… Жена должна повиноваться… Не потерплю противодействия…

Противодействия! О боги, если бы она могла отважиться оказать ему противодействие, использовать свою силу — но он же убьет ее за это! Ичерн ненавидит и боится колдунов, и если только он узнает…

Но все же воля еще не вполне покинула Дженн. Оказавшись на верхней площадке лестницы, она вцепилась в перила и не дала тащить себя дальше. Ичерн остановился и с изумлением уставился на нее безумными глазами. Дженн подавила тошноту и еще крепче ухватилась за поручень.

В ответ Ичерн с хохотом толкнул ее. Неожиданное движение застало Дженн врасплох. Ее рука соскользнула с перил, и Дженн упала на ступени лестницы навзничь и покатилась вниз — все быстрее и быстрее, пока не ударилась о пол холла.

Как ни странно, всякая боль исчезла.

С ней вместе исчез и свет…

Отец Джон открыл дверь перед Адди, которая вынесла последнее ведро с водой. Как и все остальные, это ведро было накрыто полотенцем. В коридоре никого не было, и Адди добралась до его конца незамеченной. Отец Джон закрыл дверь и пересек комнату, по дороге пошевелив поленья в камине. Подойдя к окну, он отдернул занавеску, позволив ярким солнечным лучам растечься сияющей лужицей на полу, и открыл окно навстречу свежему утреннему воздуху.

Повернувшись, отец Джон взглянул на бесчувственное тело на постели. Дженн так и не приходила в себя, и молодой священник начал беспокоиться. Кроме двух кровоподтеков на лице, обнаружилась весьма неприятная рана на голове и множество синяков на теле. Ах, если бы только он обладал зрением целителя! Отец Джон не мог определить, насколько тяжелы повреждения. И что будет, когда герцог спросит о жене? Что сможет сказать ему отец Джон? Пойдите и посмотрите сами, ваша светлость, на жену, которую вы чуть не убили?

Боги свидетели, пострадала Дженн ужасно — хотя, наверное, могло быть и хуже. Отец Джон, конечно, отводил глаза, когда Адди обмывала свою госпожу, но все-таки увидел достаточно: на коже Дженн проступали зажившие шрамы — значит, это избиение было не первым.

Как могло случиться, что он ничего не знал? Отец Джон услышал стон и подошел к постели.

— Дженн!

— Что… — Голос был хриплым и еле слышным. Потом Дженн внезапно подскочила, широко раскрыв глаза. — Эндрю!

Отец Джон обхватил ее за плечи и повернул к себе.

— Эндрю со своей няней. С ним все в порядке. Я только что проверял.

Еще мгновение в глазах Дженн отражалась паника, потом ее дыхание стало ровным и она откинулась на подушки. Подняв руку, Дженн коснулась лица и охнула от резкой боли.

— Вы помните, что случилось? — тихо спросил отец Джон.

— Нет.

Молодой священник покачал головой:

— Я могу передать советнику Нэшу ваши извинения, когда он спросит, почему вы не вышли пожелать ему счастливого пути. Он уезжает меньше чем через час.

— Спасибо.

— И это все, что вы можете сказать? — бросил отец Джон, но тут же резко втянул в себя воздух. Не подобает ему давать волю раздражению. — Сколько раз он вас бил? — начал он ровным голосом.

Дженн ничего не ответила.

— Скажите мне! Сколько раз такое случалось? И почему вы все скрывали от меня?

Дженн наконец открыла глаза и приподнялась на локтях.

— Я помню, как зацепилась за что-то платьем. Должно быть, я упала с лестницы. Мне еще повезло…

— Скажите мне правду, — прошептал отец Джон. Мгновение она молчала, потом с тяжелым вздохом голосом, в котором звучала решимость, ответила:

— Чего вы от меня хотите, святой отец? Да, он бил меня и раньше — дважды. Как я могу ему помешать? Я его жена. Нет такого закона, который запрещал бы ему…

— Есть божественный закон!

— Ну да, он ведь такой благочестивый! — Дженн резко оборвала себя, потом снова вздохнула и виновато покачала головой. — Он… я… я не могу наложить на него Печать без его согласия, а он никогда на такое не пойдет. Если я воспользуюсь своей силой, чтобы остановить его, он убьет меня при первой же возможности. Если только ему придет в голову, что мать его сына — колдунья…

Отец Джон закрыл глаза и кивнул. Она была права, выбора не было. Он мог только поддерживать Дженн и надеяться, что после следующего избиения ее тело сохранит достаточно сил для выздоровления.

— Почему вы стали звать Эндрю?

— А я его звала? — Дженн нахмурилась, потом, вспомнив о случившемся, схватила отца Джона за руки. — Ичерн! Он отсылает Эндрю! Всего через месяц. В Мейр. Это же на другом конце страны! Я никогда больше его не увижу!

— Дженн, вы же знали, что рано или поздно такое случится, — мягко сказал отец Джон. — Конечно, вы будете с ним видеться…

— Нет! — вскрикнула Дженн, еще крепче стиснув его руки. — Вы не понимаете! Ничего подобного с Эндрю не должно случиться! Он же не… Он не сможет…

— Чего?

Губы Дженн шевельнулись, но не последовало ни звука. Постепенно она немного успокоилась.

— Эндрю будет колдуном.

— Но мое колдовское зрение не обнаружило в нем силы. Ему уже пять — если бы он обладал колдовскими способностями, это было бы заметно. Он слишком мал, чтобы уметь выставлять защиту.

Дженн покачала головой:

— Он это умеет. Я вижу в нем силу.

— Потому что вы — его мать?

— Да, потому что я — его мать.

— Но это противоречит всему, что нам известно о колдовстве!

— А со мной разве не то же самое? Когда я впервые попала в Анклав, Генри сказал, что я особенная, не такая, как все. Они никогда не сталкивались раньше с такой силой, как у меня. Разве нельзя предположить, что мой ребенок также отличается от всех?

Отец Джон высвободил руки, отошел к окну и молча закрыл створки, потом вернулся к камину и подбросил дров. В комнате постепенно начало делаться теплее. Адди вернулась с подносом, на котором стоял завтрак для Дженн, и снова ушла, чтобы принести еды отцу Джону. Когда дверь за ней закрылась, молодой священник наконец снова взглянул на Дженн.

— Но тогда вы должны знать, как вам следует поступить. В глазах Дженн блеснуло что-то, похожее на слезы, но на лице ее была написана несгибаемая решимость.

— Вы последите, чтобы никто не вошел в комнату, пока я буду говорить с ним? Мне никогда не удавалось одновременно и устанавливать защиту, и вести мысленный разговор.

Роберт седлал коня, когда до него в безмолвном лесу донесся ее голос. Не мягкий и нежный, каким он его помнил, а жесткий и решительный.

«Ты все еще поблизости?»

«Дженн? А разве ты думаешь, что смогла бы окликнуть меня издалека?»

«У меня нет времени на болтовню, Роберт».

«Где тебе нужно, чтобы я оказался?»

«Достаточно близко, чтобы встретиться со мной в Мейтленде через неделю. Ты сумеешь туда добраться?»

«Думаю, сумею. Только почему у меня должно возникнуть такое желание?»

«Потому что я передумала. Я встречусь с тобой в лесу к югу от поместья через час после заката».

Дженн исчезла так же мгновенно, как и появилась.

ГЛАВА 4

Болотистые низины восточной части Люсары в конце зимы лежали под снегом, как под пуховым одеялом, мягким и толстым. Холоднее всего бывало как раз перед рассветом, и Эйден не переставая жаловался: он слишком стар для таких игр; разве не мог Роберт найти кого-то еще, кто подошел бы ему в спутники? Эйден пытался заставить себя молчать, но не мог: причитания, казалось, были единственным способом окончательно не замерзнуть. Роберт в ответ, конечно, только смеялся.

Ехали они быстро: Роберт настоял на том, чтобы подниматься еще до того, как первые робкие солнечные лучи осветят небо, и скакать до темноты, когда лошади были уже готовы упасть от усталости. Как обычно, Роберт выбирал тропы, петляющие между многочисленными мелкими озерами; путники ни разу не приблизились ни к одному городу или деревне. Эйден знал: Роберт больше заботится о том, чтобы никто не узнал беглого епископа, чем о собственной безопасности. Если бы кого-то из них схватили, ни на какое милосердие надеяться не приходилось бы; да милосердие в Люсаре теперь и вообще — то нечасто встречалось…

По дороге им попадалось много — слишком много — нищих; они брели из одной части страны в другую в поисках работы, или пропитания, или хотя бы укрытия от снега. Мимо этих несчастных проезжали богатые купцы и землевладельцы, намеренно не видя той боли сирых и убогих, которая была ценой их собственного процветания. Первые годы различие между люсарцами и прибывшими вслед за завоевателем Селаром майенцами не было особенно заметным. Теперь же разорение одних и богатство других бросалось в глаза: если о каком-нибудь народе можно было сказать, что он придавлен пятой победителей, то это были жители Люсары.

Когда путники свернули на дорогу, ведущую к Элайте, Эйден начал внимательно присматриваться к окрестностям. Он видел эти места всего однажды — и к тому же летом; обстоятельства тогда тоже не благоприятствовали наблюдениям.

Пять лет. Они не казались такими уж долгими. Столько всего случилось, Эйден был так занят, что совсем не замечал течения времени. Пять лет назад он томился в темнице, гадая, не останутся ли его кости гнить в этой сырой яме. За два года заточения ему и в голову ни разу не пришло, что, оказавшись на свободе, он свяжет себя с тем человеком, который ехал сейчас с ним рядом. С колдуном.

Роберт молча скакал вперед, не догадываясь о мыслях Эйдена. Как обычно, его одежда была черной; откинутый капюшон позволял видеть взлохмаченные ветром волосы до плеч, настолько темные, что почти сливались с тканью плаща. Роберт смотрел вокруг глазами зелеными, как летняя листва, его ровные брови были слегка приподняты, в углах твердого рта играла чуть насмешливая улыбка. Высокий и широкоплечий, простой в обращении и уверенный в себе, Роберт оказывался в центре внимания, где бы ни появился, благодаря исходящему от него ощущению силы — и, возможно, опасности.

Если бы Эйден никогда не был избран в епископы, если бы оставался простым священником в Марсэе, питал бы он надежду, что этот изгнанник явится и освободит Люсару от короля-узурпатора? А может быть, страх перед колдовством заставил бы его, как и многих других, ненавидеть Роберта Дугласа?

— Вы кажетесь встревоженным, епископ, — спокойно сказал Роберт.

— Нет, — ответил Эйден. — Я просто размышляю.

— О боги!

Эйден фыркнул, уловив в голосе Роберта смех.

— А вы никогда не задумываетесь о том, куда ушли последние пять лет?

— Почти шесть. Нет, не задумываюсь. Что вас тревожит? Скучаете по Бликстону?

— Немного.

Роберт поднял брови в шутливом возмущении.

— Ах, вы, священники, никогда ничем не бываете удовлетворены. Вот в таких случаях я и жалею, что путешествую не в сопровождении Мики.

— Вот только, — поднял палец Эйден, — решился бы он спорить с вами, как это делаю я?

— Только когда это действительно нужно. У него достаточно здравого смысла, чтобы не ощетиниваться каждый раз, как только я раскрою рот. — Роберт усмехнулся. — Он со мной с шестилетнего возраста, епископ, и хорошо знает, какая я противоречивая натура. Вам, боюсь, придется еще попрактиковаться, чтобы сравняться с Микой.

— Да простят меня боги за общение с вами, — ответил Эйден, сохраняя невозмутимое выражение лица.

— И к тому же, — добавил Роберт, — откуда вы взяли, будто я так уж наслаждаюсь нашими спорами?

Задетый за живое, Эйден уже открыл было рот для резкого ответа и только тут заметил, что Роберт улыбается.

— До чего же я вас ненавижу!

— Всем нам свойственны маленькие слабости. Мне, например, доставляет удовольствие видеть вот такое выражение У вас на лице. — Более серьезно он добавил: — Подхлестните коня, солнце уже почти село, а нам нужно еще немало проехать.

В покрытых лесом холмах ночь наступала быстро, неся с собой холод, который пробирал Эйдена до костей. Роберт не сделал остановки, выехав на вершину, откуда открывался вид на Элайту, и они продолжали скакать по хрустящему под копытами снегу мимо широкого озера, скованного льдом. Когда-то на противоположном берегу, словно поднимаясь из воды, стоял прекрасный замок. Теперь же от него осталась единственная пустая башня: стены и все вокруг было уничтожено вспышкой колдовской силы Роберта.

— Сегодня та самая ночь, верно? — тихо спросил Эйден, позволив своему коню самому находить дорогу между припорошенными снегом каменными обломками.

— Да.

Эйден искоса посмотрел на своего спутника. Лунный свет был достаточно ярок, чтобы можно было ясно видеть лицо Роберта, пробиравшегося сквозь руины, которые он же и создал. Роберт сосредоточенно хмурил брови, взгляд его был отсутствующим, словно он видел перед собой какую-то другую реальность, а не эту зимнюю ночь. Думал ли он о том дне, когда был здесь в последний раз? И о Дженн?

— В чем дело? — спросил Эйден, когда Роберт остановил коня перед входом в башню.

— Они здесь — хотя и очень постарались скрыть следы своего присутствия. — Роберт спешился и мгновение постоял на пороге, глядя мимо разрушенных стен на озеро.

Может быть, он использовал свое умение искателя, чтобы обнаружить скрытую опасность? Догадаться было невозможно. Лицо Роберта очень редко отражало владеющие им чувства. И все же даже в его неподвижности сейчас было что-то почти хищное, что-то неукротимое, чего пять лет жизни в изгнании ничуть не сгладили.

— Все в порядке. Никого вокруг на дюжину лиг, — кивнул Эйдену Роберт. — Давайте въедем внутрь.

Эйден поморщился, когда копыта коней зацокали по полу пустого холла. Никаких признаков жизни… Эйден хорошо помнил это помещение. Здесь умер граф Якоб, здесь родился ребенок Дженн.

Они привязали коней, и Роберт повел Эйдена по коридору в непроглядную тьму. Они свернули за угол, спустились по нескольким ступеням, прошли через дверь… Снова ступени — еще глубже под землю — и новая дверь. Роберт остановился, и Эйден затаил дыхание, стараясь расслышать голоса за камнем стены.

Роберт распахнул створки; их с Эйденом залил яркий свет. Раздались изумленные крики, звон клинка, выхваченного из ножен; потом наступила тишина. Эйден, щурясь, оглядел комнату. На голых стенах блестели капли сырости, на полу была разбросана сгнившая солома. Кроме стола, нескольких стульев и полной углей жаровни, никакой мебели не было. Собравшиеся в помещении люди — Донал Макглашен, герцог Баллохфорд, Эверард Пейн, граф Каннонбурк, архидьякон Годфри и еще дюжина других — повернулись к двери и замерли на месте в изумлении.

В полной тишине Роберт сделал шаг вперед.

— Ну и как? Никто с нами не поздоровается? Первым сорвался с места Годфри. Он быстро сжал в объятиях Роберта и тут же повернулся к Эйдену. На его длинном худом лице было написано такое искреннее удивление, что Эйден не мог не улыбнуться. Годфри сделал попытку опуститься на колено, чтобы поцеловать епископский перстень, который должен был бы носить Эйден, но Роберт остановил его.

— На вашем месте я не стал бы этого делать. — Обняв Годфри за плечи, он тихо добавил: — И не называйте его епископом: у Эйдена это больное место.

— Ах, оставьте беднягу в покое, Роберт, — сказал, беря Годфри под руку, Маккоули и повернулся к остальным. Никто так и не двинулся с места, но лицо Пейна выдавало радость от того, что он видит Эйдена на свободе.

— Что бы я ни ожидал здесь увидеть, — не сдерживая смеха, сказал Пейн, — вы двое мне даже не мерещились.

Роберт слегка поклонился:

— Я рад, что даже в своем почтенном возрасте могу еще кого-то поразвлечь.

В комнате снова воцарилась тишина. Эйден обвел взглядом собравшихся, отчаянно стараясь по выражению лиц понять их отношение к происходящему. Двое, помимо Годфри, присутствовавших здесь священников явно были в растерянности: перед ними появился их законный епископ в компании с колдуном. Эйдену хотелось что-нибудь сказать, чтобы разрядить напряжение, но нужно было действовать осторожно и мягко. Эта мысль нисколько не успокоила нервы епископа.

— Прошу вас, господа, садитесь. Мы пришли поговорить, только и всего.

Этого оказалось достаточно. Один за другим собравшиеся усаживались, пока только Макглашен и Роберт остались на ногах. Отношения между этими двумя были давними и непростыми. Много лет назад, когда Роберт еще пытался сотрудничать с Селаром, и Макглашен, и Пейн входили в королевский совет; теперь же они оба лишились мест в нем: Селар больше не нуждался в старых люсарских владетельных домах. После пятнадцати лет неустанных трудов Макглашен и Пейн оказались лишены всякой власти, лишены возможности помогать своему народу; это и привело их на тайное сборище заговорщиков. Теперь им приходилось опасаться за свои жизни.

Макглашен смотрел на Роберта с другого конца подземной кладовой со смесью опасения и предвкушения. Запустив пальцы в густую черную бороду, он наконец спросил:

— Что вы здесь делаете?

Роберт подошел к столу и оглядел всех собравшихся в помещении.

— На самом деле вы должны были бы спрашивать себя, что здесь делаете вы сами.

Роберт подошел к отцу Честеру. Священник смотрел на него с неприкрытым опасением, вполне естественным. Шесть лет назад Роберт нашел убежище в его монастыре, назвавшись Мартином, не раскрыв никому ни своего настоящего имени, ни причины появления среди монахов. За восемь месяцев, проведенных там, он почти ни с кем не разговаривал. Только появление Эйдена Маккоули все изменило; но даже и тогда аббат Честер не узнал, кому давал приют в монастыре.

— Как живете, святой отец? — тепло обратился к нему Роберт. — По-прежнему ли процветает обитель Святого Германуса? Как дела у брата Дамиена и архидьякона Хильдерика?

Аббат Честер сглотнул, чувствуя себя очень неловко, и внезапно рассердился:

— С какой стати вы об этом спрашиваете?

— Я хорошо помню вашу доброту, — ответил Роберт. — Вы ведь не поинтересовались ни тем, кто я такой, ни зачем я явился в монастырь, ни почему держусь от всех в стороне. Вы просто дали мне кров, а потом приняли в свою обитель объявленного вне закона епископа, прекрасно понимая, чем это вам грозит.

— Я не догадывался, что скрываю у себя колдуна.

— Но вы ничего подобного и не делали.

Честер вызывающе выпятил подбородок и нахмурился.

— Вы приняли в монастырь человека, нуждающегося в одиночестве и покое, только и всего, — продолжал Роберт. Он смотрел в глаза Честеру до тех пор, пока тот не отвел взгляд.

— В обители Святого Германуса все в порядке. Дамиен и Хильдерик здоровы.

— Я рад, — искренне ответил Роберт.

— Как вы нас нашли? — проворчал Макглашен. — Вам сообщил обо всем Годфри?

— Нет. Да и не имеет значения, как я вас нашел. — Роберт помолчал и скрестил руки на груди. Его непритворное спокойствие оказало на заговорщиков большее влияние, чем любые слова. — Вы все — бунтовщики, тайно собравшиеся в надежде придумать какой-нибудь способ сокрушить Селара и освободить нашу любимую родину. Меня очень обнадеживает тот факт, что все-таки нашлись люди, готовые пойти на такой риск. — Когда никто ему не ответил, Роберт продолжал: — Я знаю, о чем вы все думаете. Вы все задаетесь вопросом: действительно ли он колдун? Лгал ли он все те годы, что мы доверяли ему?

После мгновенной паузы Роберту ответил Пейн:

— Ну, вы едва ли можете винить нас за такие мысли.

— Я и не виню. На вашем месте я и сам чувствовал бы себя обманутым.

— Но вы так и не ответили на вопрос, — вмешался Макглашен.

— А вы уверены, что хотите услышать ответ?

В этот момент Честер ударил кулаком по подлокотнику своего кресла.

— Вы же не говорите нам, зачем сюда явились! Роберт медленно повернулся к нему:

— Я приехал, чтобы попросить вас о помощи, — вас и всех, кого вы сумеете привлечь на свою сторону. Я хочу просить вас присоединиться ко мне в деле, которое, возможно, подвергнет опасности не только ваши жизни. Вы все знаете о том зле, которое творится в нашей стране, — о невежестве, апатии, покорности голодающего народа. Однако сердце Люсары поразило и другое зло, гораздо более страшное, чем вы можете себе представить. Я могу и буду бороться с ним в одиночку, если иначе не удастся. Но в одиночку я проиграю. Мне нужна ваша помощь.

— В чем? — пробормотал остававшийся неподвижным Макглашен.

Голос Роберта упал до шепота.

— В войне.

* * *

Вопросы были бесконечными, но у Роберта были готовы ответы. Направления ударов и способы переправки солдат через границу без ведома Селара, снабжение провизией и оружием, фураж и дрова, корабли и повозки… Обсуждение все продолжалось и продолжалось, пока Роберт не почувствовал, что у него голова идет кругом. Бросая иногда взгляд на Эйдена, он видел, что тот погружен в обсуждение чего-то с другими священниками — и ему не особенно удается их убедить. Что ж, церковь — это его работа.

Эйден за годы изгнания стал крепче и здоровее. В пятьдесят два года в его русых волосах почти не было седины, а морщинки вокруг серых глаз только и были заметны из-за загара, покрывавшего лицо, часто расплывавшееся в мягкой улыбке. Положенной священнику тонзуры видно не было, и только маленький триум, висевший на груди, говорил о его принадлежности к церкви. Впрочем, его религиозность никогда не была показной. Благочестие Эйдена имело глубокие внутренние корни: врожденное терпение и мудрость, сочувствие и понимание человеческой души, ее борьбы и страданий. Необыкновенный человек, живущий в необыкновенное время, — как раз то, что нужно для борьбы с Селаром.

Наконец после многих часов обсуждений и споров Роберт откинулся в кресле и подвинул к Макглашену последний лист бумаги. Пейн протянул ему кружку с элем; несколько человек собрались уезжать.

— Знаете, — начал Макглашен своим низким голосом, — ждать пришлось так долго, что я уже думал: вы не решитесь.

— Я и сам так думал, — согласился Роберт, прихлебывая эль.

— Но я не так уж удивлен тем, что вы нам сказали, — Добавил Пейн, садясь рядом с Робертом. — И готов биться об заклад, что еще очень многое вы предпочитаете не открывать.

Роберт обвел взглядом обоих собеседников.

— Не стану лгать и утверждать, будто это не так, однако сейчас безопаснее вам всего не знать. До тех пор пока вы и ваши люди благополучно не пересечете границу и не соберетесь в Бликстоне, и вы сами, и вся наша затея будет каждый день подвергаться опасности.

— Да ладно, — поднял руку Макглашен. — Я, пожалуй, и не хотел бы слишком много знать. Но вот что я скажу вам, Роберт, — он наклонился вперед и понизил голос, — мне безразлично, колдун вы или нет. Меня тошнит от того, что народ моей страны попирают ногами, как грязь, меня тошнит от собственной беспомощности. Если вы собираетесь сбросить иго захватчиков, я стану биться рядом с вами, даже если вы призовете на наши головы пламя Бролеха!

Роберт долго смотрел ему в глаза. Где-то в другом конце комнаты раздавались тихие голоса священников: мягкие увещевания, отчаянные возражения…

— Хотелось бы мне, чтобы тех, кто думает так, как вы, было много, Донал, но правда заключается в другом: мы не можем не учитывать того, чем я являюсь. Поверьте, если бы было возможно отделить мои… способности от моих поступков, я давно бы это сделал. Однако дело не во мне. Вся страна дрожит перед чем-то, чего совершенно не знает. И не сомневайтесь: обвинение в колдовстве непременно будет использовано против нас. Многие века на него смотрели как на абсолютное зло. Я не могу избавиться от мысли, что эта война только укрепит подобное мнение.

Макглашен фыркнул и откинулся в кресле, переплетя пальцы.

— Тогда скажу вам одно: вы совсем не знаете, как думают о вас в народе. Вы всегда были для людей героем — еще с тех времен, когда заняли место в совете Селара, чтобы помогать своей стране, когда победили Салдани на севере. Вы делали для людей все, что могли.

— Но я уехал.

— На то были веские причины.

— Кому какое дело до причин, когда людей выгоняют из их домов, заставляют голодать холодными зимами, а те, кто должен бы заботиться о благосостоянии народа, молчат и заняты только наживой. Как могу я оставаться героем, я, который больше любого другого человека понимает всю тяжесть совершенного — и не совершенного — мной?

Макглашен взглянул на Пейна. Молодой человек с улыбкой пожал плечами:

— О вас песни поют, знаете ли. Конечно, ваше имя не упоминается. Не думаю, чтобы кому-то другому удалось сохранить народную любовь после того, что было, но вы уже доказали людям, чего стоите. Если бы вы и в самом деле хотели вершить зло, то полную возможность для этого вы имели, находясь рядом с Селаром.

— Если все так, то почему священники все еще погружены в спор? Уверяю вас, они обсуждают не погоду. Нет, друг мой, ваше мнение обо мне не имеет никакого значения: в Люсаре колдовство все еще проклято. Как я не могу отделить себя от своей природы, так и наше будущее зависит от использования колдовской силы. Хотел бы я, чтобы все было иначе, но у меня было пять лет на то, чтобы подсчитать цену моего участия в войне против Селара, и я твердо знаю: ничто не решится легко и просто, если я возглавлю войско мятежников.

— Может быть, и так. — Макглашен поднялся на ноги и жестом предложил Пейну отправляться в дорогу. — С Другой стороны, никогда не следует недооценивать влияния легенды. Прощайте, Роберт. Я чертовски рад был снова с вами повидаться. Если повезет, к тому времени, когда я Доберусь до Блнкстона, у меня за спиной будет десять тысяч солдат.

Роберт усмехнулся и тоже поднялся на ноги.

— Я предпочел бы, чтобы они стояли с вами плечом к плечу.

Пейн рассмеялся, а Макглашен мгновение выглядел растерянным; потом он поднял брови, показывая, что оценил колкость.

— Встретимся через три месяца.

— Через три месяца. И будьте осторожны, — кивнул Роберт.

Полночь давно миновала, когда Макглашен и Пейн добрались до вершины холма над Элайтой. Они остановились и стали смотреть назад, на раскинувшийся перед ними простор. Небо прояснилось, рогатый месяц светил над покрытой снегом равниной. Только издали можно было оценить истинный размер разрушений.

— Я был в этих краях прошлым летом, — пробормотал Пейн. — Знаете, местные жители с суеверием относятся к развалинам замка.

— А в чем дело?

— Говорят, тень графа Якоба накануне годовщины его гибели каждый раз бродит вокруг башни. После смерти он может делать то, в чем ему было отказано при жизни. До чего же это грустно…

Макглашен ничего не ответил. Через несколько минут, похлопав по шее своего коня, он пробурчал:

— Как вы думаете, Роберт всерьез намерен свалить Селара?

Пейн не посмел посмотреть в глаза своему спутнику.

— Думаю, что да.

— Удастся вам сделать все, о чем он просил, и успеть на встречу во Фланхаре?

— Я сделаю все возможное.

Макглашен нахмурился:

— А как насчет колдовства? Он и в самом деле виновник того, что мы видим сейчас в Элайте?

— Насколько мне известно, так и есть.

— Тогда зачем все эти танцы вокруг истины? Он что, нам не доверяет?

— Конечно, доверяет. Умолчания требовались ради священников. Пока им не удастся примирить религию с колдовством, он не может открыть всю правду. Я хочу сказать: как могут они обещать ему поддержку, если их вера гласит, что путь, на который толкает их Роберт, ведет прямо в объятия Бролеха? Поэтому-то он и отважился привезти с собой епископа Маккоули.

— Будь прокляты все эти религиозные распри! Маккоули верно смотрит на вещи: сначала нужно спасти тело в этой жизни, а потом уже беспокоиться о спасении души для жизни следующей. — Макглашен натянул поводья и взглянул на месяц, чтобы определить время. — Да и не имеет это никакого значения.

— Почему же?

— Я еще увижу Роберта на троне, колдун он или нет.

Роберт держал под уздцы коня Годфри, пока тот садился в седло. Все остальные уже разъехались; перед дверью в башню остались только они трое. Снег был истоптан, но Роберт собирался уничтожить все следы, прежде чем покинуть Элайту. Не стоит давать повод жителям деревни Фенлок начать судачить о странных происшествиях в руинах.

— И куда же вы теперь направитесь? — спросил Годфри, устраиваясь в седле и разбирая поводья. — Обратно во Фланхар?

— Туда уедет только епископ, — ответил Роберт. — Мне нужно еще кое-что сделать, прежде чем можно будет вернуться в Бликстон. Послушайте, вы уверены насчет этого Брезайла? Он в самом деле работает?

— Абсолютно уверен.

— Но вам неизвестно, откуда Вогн узнал, как его сделать?

— Не могу представить себе, чтобы кто-то ему об этом рассказал, — значит, он, должно быть, нашел какую-то запись.

— Да, наверное.

Годфри склонил голову к плечу.

— Пообещайте мне, что будете соблюдать осторожность.

— О, я всегда осторожен, — рассмеялся Роберт. — А вас не смущает необходимость посылать гонцов? Для вас это гораздо опаснее, чем для меня. Хотел бы я, чтобы мы не так нуждались в вашей помощи. Маккоули был бы счастлив, если бы вы составили ему компанию в Бликстоне. Он терпеть не может Фланхар.

— Ничего подобного! — возразил Маккоули, выходя из двери. — Уверяю вас, Годфри, этот человек только тем и занят, что распространяет обо мне злобные сплетни при малейшей возможности!

Роберт посмотрел на Годфри, и тот подмигнул ему. Протянув руку, Роберт похлопал по шее коня.

— Будьте осторожны при дворе, друг мой. Вы в столице теперь совсем один. Держитесь подальше от всяких опасных затей.

Годфри отвесил шутливый поклон:

— Как пожелаете — но только потому, что мне хочется как-нибудь еще послушать сплетни про епископа.

С этими словами он повернул коня и исчез за углом башни.

Роберт взглянул на Маккоули:

— Вы не станете возражать, если я попрошу вас подождать здесь?

— Зачем?

— Есть кое-что, что мне нужно сделать.

Маккоули уселся на каменную скамью и помахал в знак согласия рукой. Роберт вошел в башню и направился к лестнице, уверенно находя дорогу в темноте. Он, не останавливаясь, поднялся на самый верх и помедлил, только дойдя до двери, ведущей на вершину башни. Голубой свет месяца заливал каменную площадку.

Дело сделано. Созывается войско, долго вынашиваемые планы наконец начинают осуществляться. Теперь… теперь Роберт мог позволить себе вспомнить.

То, что было пять лет назад. Середина лета. Замок окружен малахи, переодетыми гильдийцами, грохот тарана, сокрушающего ворота, смерть Якоба, Дженн… Дженн, родившая сына, который не его… Проснувшийся в душе Роберта демон, бушующая колдовская сила и пламенное желание применить ее, постепенная утрата власти над этой стихией…

Нет, ничего не получалось. Роберт мог вспомнить свои поступки, мог вспомнить, как произнес Слово Разрушения, но заново все пережить, воскресить те чувства, что владели им пять лет назад, не удавалось.

Что ж, может быть, это и к лучшему. Нужно прогнать мысли о демоне, питающемся его отчаянием, неудачами и подавленным гневом. Слово Разрушения однажды сделало демона всесильным, но теперь он кормился лишь немногими перепадавшими ему крохами; каждый день, когда Роберт твердо держал его в узде, был еще одной победой…

Да. Мысли о прошлом лучше прогнать.

Но зачем он пришел сюда, если не ради того, чтобы обдумать все случившееся? Один, в безмолвии зимней ночи?

Ах, собственное притворное неведение было так приятно, так соблазнительно. Сколько часов провел он, сознательно отказываясь понять?

Конечно, всегда существовало оправдание. Превосходное оправдание, на которое можно было свалить все сложности. Ключ и пророчество, известное одному Роберту.

«Своей собственной рукой, Враг, благодаря силе, данной одному тебе, ты станешь разрушать. Спасая, ты будешь опустошать, уничтожишь то, что больше всего любишь».

На что похожа жизнь тех, над кем не тяготеет подобное проклятие? Могут ли они прожить свой век без разъедающей гнили, покрывающей все, чего бы они ни коснулись? Могут ли они работать, спать, сражаться и любить так, как им заблагорассудится?

Пять долгих лет — нет, гораздо дольше… Два десятилетия. И все равно в конце концов у него не осталось другого выбора, кроме объявления войны. Все попытки избежать противостояния одних люсарцев другим оказались безуспешны. Так, значит, пророчество в конце концов осуществится — просто потому, что он не сумел найти другого пути?

Нужно было предпринять что-то раньше…

— Думаю, вам было бы легче, если бы вы выговорились.

Роберт резко обернулся и обнаружил стоящего у него за спиной Эйдена. Лицо священника скрывала тень, руки были скрещены. Даже колдовское зрение не предупредило Роберта о его приближении.

— Я хочу сказать, — тихо и мягко продолжал Эйден, — что вы должны быть уверены в своем решении. Еще не поздно остановить события — но через день или два уже нельзя будет повернуть назад. Те, кто согласился примкнуть к вам, окажутся вне закона. Я не хочу, чтобы вы дали заверения мне; я хочу, чтобы вы чувствовали решимость сами. Вы должны верить в наше дело — иначе веры не будет ни у кого из нас.

Роберт со вздохом опустился на низкий каменный парапет, окружающий площадку.

— Даже меня иногда терзают сомнения, Эйден. Я не совершенен.

— Ну так почему вы все время говорите себе, что должны стать непогрешимым?

— Потому что я действительно должен избавиться от слабостей, иначе вся наша затея провалится.

— Этого не случится до тех пор, пока вы верите в победу.

— Ваш оптимизм совершенно беспочвен, — сухо усмехнулся Роберт. — Вы ничем не можете доказать столь нелепого утверждения.

— И все же я верю, что прав.

— Вот поэтому вы стали священником, а я — нет. Эйден молча подошел поближе.

— Я понимаю, вы не властны над своими чувствами, Роберт, но на самом деле все не так плохо, как вы думаете. Дженн, возможно, и не испытывает к вам ненависти.

Роберт быстро вскочил на ноги.

— Я же говорил вам…

— Вы никогда раньше не обращались со мной, как с идиотом, так не начинайте этого теперь. Я же не слепой.

Несколько долгих мгновений Роберт смотрел в глаза священнику, потом медленно повернулся и принялся разглядывать серую в лунном свете гладь замерзшего озера. Деревья на западном берегу стояли, как белые призрачные часовые. Роберт снова сел на парапет, и когда он заговорил, его резкий голос, казалось, разбудил те воспоминания, от которых он так хотел избавиться.

— Пять лет назад, когда я покинул Элайту, Дженн держала на руках новорожденного сына и должна была вернуться к супругу. Ей не следовало уезжать со мной.

— Вы ей этого и не предлагали. Роберт остался неподвижным.

— Я не мог. Вы знаете почему.

— Но тем не менее вам этого хотелось.

— Хотелось ли? — прошептал Роберт, глядя в ночь и пытаясь вновь увидеть перед собой лицо Дженн — таким, каким оно было той ночью на мельнице. Той ночью, когда он позволил свершиться Наложению Уз и сделал первый шаг к осуществлению пророчества. Все, что он делал потом, зародилось именно тогда. Причина всех его страданий в том, что он все еще сомневается: не являются ли его чувства только действием Уз. Дженн доверяла ему — а он ее предал. Неужели все люди так выражают свою любовь?

— Прошло пять лет, мой мальчик, — мягко продолжал Эйден. — Вы должны знать, что сделали тогда правильный выбор, что бы ни случилось потом. Дженн никогда не винила вас в Наложении Уз. Вы должны наконец простить сами себя.

Слишком много ошибок. Слишком много допущений. Куда бы он ни повернулся, в любом случае он столкнется с Ангелом Тьмы, не будучи готовым к этому, а демон будет рваться на свободу…

И она ни разу не сказала, что любит его.

— Она очень рассердилась.

— Еще бы. — Эйден сел на парапет рядом с Робертом.

— Она предупредила меня, что выдаст Гильдии, если я еще раз появлюсь вблизи Клоннета.

— Она никогда такого не сделает.

— Вы уверены? — Роберт повернулся к Маккоули. — Я имею в виду: если у вас есть сомнения, скажите об этом сейчас. Как только я уеду отсюда, обратного пути уже не будет.

Эйден шумно выдохнул воздух, потом снова взял себя в руки и коснулся плеча Роберта.

— Вы с ней еще не разговаривали. Вы не знаете, что происходит на самом деле. Хотя я не сомневаюсь в логике ваших рассуждений, вы все же можете ошибаться. Вы должны доверять Дженн — по крайней мере до тех пор, пока не получите ответы на свои вопросы.

— К этому моменту, — вздохнул Роберт, — может быть слишком поздно. Я давно уже предупредил ее, что мы сражаемся на разных сторонах.

Эйден фыркнул и поднялся на ноги.

— Может быть, возможно, наверное… Роберт, дело в том, что вы ничего не знаете наверняка. Откуда известно, что все пророчество — не чья-то отличная шутка, передающаяся через века?

Роберт не смог скрыть улыбку.

— Простите меня, но уж не предлагаете ли вы мне перестать тревожиться?

Эйден в ответ только возвел глаза к небу. Роберт поднялся на ноги и потянулся, разминая затекшие мускулы.

— Что ж, мне понятно, почему вы стали священником. У вас такая неколебимая вера в чудеса. Ладно, пойдемте, не можем же мы простоять здесь всю ночь. Вы должны успеть благополучно переправиться через границу; в Бликстоне вас ждет огромная работа.

Когда Эйден не двинулся с места, Роберт взял его за локоть и повел к лестнице.

— Мне хотелось бы, чтобы вы перестали тревожиться обо мне, епископ. Вы же знаете: я выживу. От меня не так легко избавиться — так что можете не стараться.

— Ну, придет день, и мне это удастся, — сухо ответил Эйден. — Похоже, таков единственный способ заставить вас не называть меня епископом.

Кроваво-красные лучи заходящего солнца озарили Мейтланд-Мэнор. Небо на востоке совсем потемнело, и самые трудолюбивые звезды уже начали светить. Дженн долго смотрела в окно, ощущая, к собственному удивлению, какое-то странное глубочайшее спокойствие.

Ее сестра Белла, впрочем, ничего подобного не испытывала. Она беспокойно ходила по комнате, придумывая все новые аргументы в попытке заставить Дженн отказаться от задуманного.

— Я просто не могу поверить, что ты и в самом деле это сделаешь. Добровольно отправиться с этим человеком через всю страну! Твой супруг в любой момент может вернуться Домой и спросить, где ты.

— Ему скажут, что я отправилась проведать тебя. Ты заболела, и я приехала, чтобы выхаживать тебя. — Дженн продолжала смотреть на темнеющее небо. Он уже должен быть в лесу, должен ее ждать. Она могла бы найти его колдовским зрением, но в этом не было необходимости. Дженн и так знала, что он там.

— Но ты не спросила позволения Ичерна! — настаивала Белла. — Он явится прямо сюда, чтобы тебя забрать.

Дженн слегка покачала головой:

— Нет. — Откуда она знала? Да ведь Ичерн трус, какими обычно бывают грубияны, и почему-то до смерти боится Беллы. Нет, сюда он не явится. Он оставит все как есть и займется своими делами.

Ичерну ведь неизвестно, что Белла ничего не знает об избиениях…

Белла топнула ногой и схватила Дженн за руку, заставив ту отвернуться от окна и посмотреть на нее.

— Я просто не позволю тебе уехать, Дженн. И уж подавно не с Робертом. Не забывай: я знаю, что он собой представляет. Я каждый день вспоминаю, чего нам стоили его действия. Мне достаточно взглянуть на моего бедного Лоренса, чтобы удостовериться: Роберт Дуглас — это несчастье. Ты не должна снова с ним связываться. Я этого не допущу.

Дженн взяла сестру за руки.

— Если со мной что-нибудь случится, ты должна будешь действовать быстро. Я хочу, чтобы ты забрала Эндрю. Ты не должна ни при каких обстоятельствах оставлять его на попечении Ичерна. Забери к себе и отца Джона. Обещай мне, что ты все сделаешь!

Белла подняла глаза к небу.

— Ты просто не желаешь ничего слушать! Дженн выпустила ее руки и двинулась к дверям.

— Я вернусь не позже чем через три недели. Я написала письма Ичерну, и ты должна отправлять их каждую неделю.

Есть и еще одно письмо — на случай, если что-то случится и я не вернусь. Там говорится, что ты ничего не знала о моей затее.

— Но я и в самом деле ничего не знаю!

— Мне нужно переодеться. Я еще увижу тебя до отъезда.

Роберт ждал на опушке леса к югу от дома, под огромной старой елью. Оттуда, где он находился, здание было видно как на ладони. В дюжине окон виднелся свет, у ворот горело четыре ярких факела. Выйдет ли она через парадную дверь или же в доме есть еще какой-то выход?

Роберт неподвижно сидел на бревне, прислонившись спиной к стволу ели. Прошли те дни, когда он нетерпеливо расхаживал туда-сюда, снова и снова задавая себе вопрос: почему она передумала? Холодный ветер шевелил голые ветви деревьев, конь толкал носом хозяина, надеясь, что тот не заставит его долго ждать в такую морозную ночь.

Она скоро придет, и ему снова предстоит прятать от нее свои чувства. Такое поведение казалось ужаснымпредательством после того, что он сказал ей при расставании, но разве был у Роберта другой выход? Что хорошего принесет ей постоянное напоминание о том, чем они никогда не смогут стать?

Он все еще ее любит и всегда будет любить, однако все переменилось, и рассчитывать на ее преданность он больше не может. Да и раньше едва ли такое право у него было…

Прибегнет ли она к колдовскому зрению, чтобы точно определить место, где он ждет? Скорее всего нет: ее способности к поиску всегда были невелики. Роберт не мог заставить себя прибегнуть к магической силе, чтобы найти Дженн. Даже будь ночь в тысячу раз темнее, он все равно ее увидит.

Так и случилось. Дженн появилась не со стороны ворот, а с противоположной стороны здания. Она двигалась бесшумно, ведя под уздцы коня, а другой рукой приподнимая юбку. Только оказавшись скрытой большим дубом, она остановилась и взглянула на Роберта.

— Ты пришла, — выдохнул он.

— Да.

Больше, казалось, говорить не о чем; Роберт вскочил в седло и натянул поводья.

— Нам недолго ехать — тут совсем близко.

Так много времени прошло с тех пор, когда Дженн ездила по лесу в темноте… И еще этот ужасный холод! Дженн надела теплый жилет поверх платья и выбрала самый плотный, подбитый мехом плащ, и все равно она ежилась. Приходилось все время сгибать пальцы, чтобы не дать им окоченеть, и по возможности шевелить ногами, но особого эффекта это не давало. Еще час или около того, и она совсем лишится сил от холода.

Хорошее же начало путешествия в обществе Роберта!

Он молчал и просто ехал вперед, даже не глядя в ее сторону. Теперь, без накладной бороды и нищенской одежды, он, конечно, выглядел по-иному, чем в церкви. В первые мгновения их встречи Дженн охватило странное чувство: будто не было этих бесконечных лет разлуки, будто они продолжают свое долгое путешествие, которое никогда и не кончалось. Однако сейчас была зима, на земле лежал снег, клубы пара окутывали морды лошадей, и холод пронизывал все ее тело, добираясь даже до души…

Нет, время все-таки многое изменило. С этим ничего не поделаешь.

Они ехали не так уж долго, хотя временами Дженн казалось, будто прошла целая вечность. Наконец впереди послышались какие-то звуки: голоса, веселые и дружелюбные. Роберт продолжал хранить молчание, так что Дженн пришлось ждать, пока между деревьями не стал виден свет костров. Двух… нет, даже трех костров и еще нескольких фонарей.

Они остановились на опушке; на небольшой поляне перед ними стояли два ярко раскрашенных фургона. Рядом жевали сено привязанные к деревьям кони, а справа виднелось что-то вроде большой палатки. На расположенных треугольником кострах в котлах что-то варилось, вокруг них собралось десятков пять людей; все они говорили одновременно, смеялись, пели. Когда Роберт спешился, какой-то человек приветливо помахал ему рукой, приглашая поближе к огню.

Дженн не торопилась слезать с коня.

— Что это такое?

— Удобное прикрытие, — шепотом ответил Роберт. — Цыгане едут в ту же сторону, что и мы. Мы будем двигаться немного медленнее, но зато с большими удобствами и в гораздо большей безопасности.

— Насколько медленнее?

— На дорогу уйдет дня на два больше, только и всего. — Роберт взялся за повод лошади Дженн, чтобы помочь ей спешиться. — Так на самом деле безопаснее. — Дженн все еще не могла решиться подойти к кострам, распространяющим благословенное тепло. — Что-нибудь не так?

— Я могла бы задать тебе тот же вопрос. — Дженн поправила платье и запахнулась в плащ. Внезапно остатки умиротворенности исчезли, и она обнаружила, что не в силах взглянуть на Роберта.

— Тебе еще не поздно изменить свое решение, — ровным голосом сказал тот. — Я отвезу тебя обратно, если хочешь.

Дженн смотрела на гостеприимный огонь костров, пытаясь взять себя в руки, найти какую-то опору, что-то, чему можно было бы доверять. Что-то, чего не изменит время…

— Зачем тебе нужно попасть в Анклав?

— Я… я не могу тебе этого сказать.

— Почему?

— Так безопаснее.

— Безопаснее для кого? — Когда Роберт не ответил, Дженн повернулась и посмотрела на него. Она успела забыть, как он высок, каким сильным кажется. В его глазах она по-прежнему ничего не могла прочесть, ничего такого, что было ей необходимо…

Было время, когда он все рассказал бы ей, поделился бы своими мыслями, опасениями, планами. Да, многое изменилось. Дженн попыталась проглотить комок в горле.

— Ты не доверяешь мне, да? Роберт со вздохом сделал шаг к ней.

— Тут дело не в доверии, уверяю тебя…

— Не нужно меня ни в чем уверять.

Роберт удивленно моргнул, потом склонил голову.

— Я расскажу тебе все, когда мы доберемся до Анклава. Не раньше.

Так он и в самом деле ей не доверяет. Почему? Просто потому, что больше не любит? Разве это достаточная причина? Или… Может быть, он узнал о ее дружбе с тем гильдийцем? Может быть, отец Джон сообщил Мердоку, а Мердок — Роберту?

О, милосердные боги!

Отец Джон предал ее просто потому, что Нэш…

Дженн подавила гнев и отвернулась от Роберта, чувствуя, что не в силах думать ясно, и не решаясь продолжать разговор.

— Хорошо. Ничего мне не говори. На самом деле мне все равно. Я участвую в этой затее не ради тебя, а по своим собственным соображениям. Не знаю, сколько времени займет дорога, но я хочу как можно меньше общаться с тобой. Ты понял?

Роберт несколько мгновений стоял, тяжело дыша. Наконец он ответил — коротко и резко:

— Вполне.

— Вот и прекрасно. — Дженн повернулась и двинулась к костру.

ГЛАВА 5

Финлей поежился и потер руки, потом натянул повыше ворот своей толстой шерстяной куртки. Все равно сквозняк пробирал до костей, и приходилось стискивать зубы, чтобы не дать им стучать. С тихим вздохом Финлей наклонился вперед в своем кресле и еще раз окинул взглядом расчерченную на клетки доску, на которой он так искусно расположил свои фигуры, что у Патрика не оставалось никакой надежды избежать поражения.

— Ну? — поторопил Финлей противника. — Ты собираешься ходить или наконец решил сдаться?

Патрик сначала никак не откликнулся, потом покачал головой, не сводя глаз с доски. Рассеянно подняв руку, он отбросил со лба прядь волос, постучал пальцем по подбородку и медленно наклонился вперед. Его пальцы нерешительно коснулись одной из фигур.

Раздавшийся рядом резкий вздох заставил его помедлить. Сидевший слева человек беспокойно заерзал, и это побудило Патрика выбрать другую фигуру. Он сделал ход и откинулся в кресле, послав Финлею насмешливую улыбку.

— Ах, не будь таким самодовольным, — буркнул тот, снова сосредоточив внимание на доске. Финлей изо всех сил делал вид, будто не замечает сидевших рядом Деверина и Оуэна. Да, впрочем, ход Патрика ничем не нарушил его замечательный план. Все в порядке. Патрик не заметил приготовленной для него западни — он обнаружит ее, только когда уже будет поздно, — и никакое вмешательство зрителей тут ничего не изменит.

Тем не менее Финлей выдержал паузу, прежде чем сделать следующий ход. Ему давно было ясно, как следует действовать, но если бы он не подождал, остальные обвинили бы его в нетерпеливости. Поэтому он несколько минут просто сидел, барабаня пальцами по столу.

— Милорд, может быть, вы пожелаете…

— Что? — вскинулся Финлей, бросив испепеляющий взгляд в сторону Оуэна. Тот явно попытался скрыть усмешку, пожал плечами и снова прислонился к стене. На всякий случай Финлей грозно посмотрел и на Деверина, который сидел с противоположной стороны, и снова попытался сосредоточиться на игре. Бывали моменты, когда он искренне жалел о том, что позвал Деверина и Оуэна в Анклав.

С подчеркнутой старательностью он выбрал фигуру и передвинул ее; оба зрителя немедленно тяжело вздохнули и покачали головами.

— Да прекратите же!

— Простите, милорд. — Деверин явно с трудом сдерживал смех. — Я ведь ни слова не сказал.

Финлей обеими руками вцепился в край стола, моля богов послать ему терпение.

— Если не можете вести себя тихо, вы оба, то найдите себе какое-нибудь другое место. В вашем распоряжении вся пещера. Вам что, обязательно сидеть рядом с этим столом и действовать нам на нервы?

— Вот как? — протянул Оуэн. — А мы и не знали, что действуем на нервы почтенному Патрику.

Финлей наклонился вперед:

— Это потому, что вы ему помогаете — хоть и прекрасно понимаете, как это несправедливо.

— Да ведь Патрика не обучал игре ваш батюшка. Он лишен… — Оуэн помедлил, подбирая слова, — лишен преимуществ полученного вами образования.

— Да ладно, Финлей, — с дружелюбной улыбкой откликнулся Патрик. — Они совсем меня не раздражают. Ну вот, я делаю следующий ход — и они ни словом мне его не подсказали. Теперь ты доволен?

Выругавшись про себя, Финлей снова сосредоточился на игре и передвинул еще одну фигуру, готовясь к тому, чтобы захлопнуть ловушку. Сделав ход, он с подозрением взглянул на обоих зрителей, но те сидели молча, с невинными лицами. Нахмурившись, Финлей проворчал:

— Вам что, нечем заняться? Как насчет учений с новобранцами?

— Финлей, — урезонил его Патрик, — солнце село четыре часа назад.

— Правда? — Да.

— А почему они сами не могут об этом сказать?

— Потому что ты только что велел им помалкивать. Насмешливый огонек в глазах Патрика ужасно разозлил Финлея, но он чувствовал себя слишком усталым, чтобы продолжать перепалку. Вместо этого он поднялся на ноги и отошел от стола.

Его сапоги гулко стучали по камню пола, рождая отзвуки, разносившиеся по всей огромной пещере. Финлей медленно дошел до двери, ведущей в один из туннелей, потом повернул и двинулся обратно. По пути он остановился перед углублением в стене; две низкие ступени вели к деревянной платформе, на которой находился Ключ, безмолвный и безразличный к человеческим заботам. Кованый треножник, на котором он висел, показался Финлею чересчур разукрашенным, а сам колокол — тусклым и бесцветным. Сейчас трудно было представить себе, что в этом предмете сосредоточены такие огромные сила и влияние. Он выглядел скорее старой корабельной принадлежностью, ненужной и забытой.

— До чего же долго…

— Значит, столько времени и нужно, — осторожно ответил со своего места Оуэн.

— Ох, хотел бы я, чтобы здесь был Роберт, — пробормотал Финлей в пустоту пещеры.

— Зачем? — рассмеялся Патрик. — Чтобы научить тебя, как меня побить?

Финлей бросил на него ледяной взгляд.

— Я не нуждаюсь для этого в советах брата. Уверяю тебя, я вполне справлюсь и без чьей-то помощи.

— Тогда иди сюда и докажи это.

— «Побить» можно по-разному, — буркнул Финлей, но не смог удержаться от смеха. — Ладно, ходи. Не могу же я дожидаться тебя всю ночь.

— Финлей!

Он резко обернулся и увидел в двери в туннель свою мать. Она казалась усталой, но довольно улыбалась — и этого для Финлея было довольно. Не медля ни секунды, он бросился к ней; остальные тут же последовали за ним.

— Ну?

— Можешь теперь войти, — с улыбкой сказала Маргарет. — Фиона тебя зовет.

— С ней все в порядке?

— Конечно. — Маргарет рассмеялась и быстро обняла сына. — И с твоей новорожденной дочерью тоже.

— Дочь! — Финлей понимал, что улыбается совершенно по-идиотски, но ему было все равно. Он через плечо оглянулся на друзей. — Слышали? У меня еще одна дочь!

Финлей по пустым и холодным переходам спешил в свои покои. Откуда-то доносились голоса и звуки музыки; он чувствовал ту всеобъемлющую теплоту, что всегда была частью этого высокогорного убежища. Мало кто решался приблизиться к горам Голета, и в разгар зимы было даже трудно вспомнить, что в долинах лежал целый мир, мир, где ничего не было известно о горных отшельниках.

Дойдя до двери, Финлей увидел ожидающую его Марту. Она ничего не сказала, только жестом указала ему на спальню. Комната была хорошо освещена; Финлей сразу заметил, какой измученной выглядит его жена. Тем не менее она улыбнулась и сразу стала, несмотря на усталость, прекрасной. Финлей подошел к постели, осторожно присел и поцеловал Фиону.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Прекрасно, — прошептала Фиона, погладив его по щеке. — Познакомься со своей дочерью.

Фиона немного развернула лежащий рядом сверток, и Финлей увидел крохотное личико, утопающее в кружевах. Глазки малютки были закрыты, казалось, она погружена в глубокие размышления. Задержав дыхание, Финлей коснулся пальцем нежной щечки; в награду девочка еле слышно икнула. Финлей с широкой улыбкой снова повернулся к Фионе.

— Я уже начал беспокоиться. На этот раз все тянулось гораздо дольше. Ты уверена, что у вас обеих все в порядке?

— Все хорошо, уверяю тебя. Мне помогали твоя матушка и Марта, и даже Арли ждал за дверью на случай, если потребуется целитель. На самом деле иногда такие дела требуют времени. У меня сложилось впечатление, что твоя дочь — в отличие от своего отца — не так уж торопится вступить в этот мир.

Финлей усмехнулся и поудобнее уселся на постели, обняв Фиону за плечи. Поцеловав ее в лоб, он снова посмотрел на новорожденную девочку. Она выглядела такой… такой совершенной! Слишком прекрасной, чтобы быть настоящей…

— А где Хелен?

— С тетушкой Марты. Когда я в последний раз спрашивала о ней, она крепко спала. Думаю, стоит оставить ее там до утра. Успеет она еще нарадоваться на сестренку. — Помолчав, Фиона тихо добавила: — Прости меня, Финлей.

— Простить? — рассеянно переспросил Финлей, впервые за этот день почувствовавший покой и умиротворение. — За что, ради всех богов?

— Я знаю, ты надеялся, что родится сын. Финлей нахмурился и покачал головой:

— Не говори глупостей.

— Но…

— Брось. Я больше ничего об этом и слышать не желаю. А теперь отдохни. Мы ведь оба знаем, что худшее еще впереди. — Финлей скорее почувствовал, чем услышал тихий смех Фионы, положившей голову ему на грудь. С удовлетворенной улыбкой он продолжал: — Нас ждут бессонные ночи, когда эта малышка в отличие от родителей совсем не будет хотеть спать. Потом она начнет ползать и превратит нашу скромную обитель в поле непрерывной битвы. Потом она начнет говорить и нам придется отвечать на бесконечные вопросы. А уж когда она научится ходить!..

Фиона подняла голову и коснулась губами щеки Финлея.

— Ты всегда все видишь в радужном свете, верно? Только ты почему-то ничего не сказал о том, что начнется, когда наша дочурка начнет интересоваться мальчиками.

— Ну, — ухмыльнулся Финлей, — я рассчитываю, что к тому времени буду иметь достаточно опыта, отпугивая воздыхателей ее сестрицы.

Фиона рассмеялась.

Финлей протянул руку и погладил малышку по щечке.

— Ты уже выбрала ей имя? И сможешь участвовать завтра утром в Представлении?

— В Представлении смогу, хотя и не уверена, сколько последующих празднеств выдержу. Вы, мужчины, совсем не понимаете, чего стоят женщине роды.

— Ох, дорогая, — Финлей обнял разом и жену, и дочь, — ты начинаешь разговаривать совсем как Марта.

Если хочешь, в следующий раз я все время буду рядом с тобой, так что сам все увижу.

Фиона искоса взглянула на мужа и шутливо нахмурилась.

— Что, дорогой мой супруг, заставляет тебя думать, что следующий раз непременно будет?

Финлей открыл рот, чтобы ответить, но вместо этого просто поцеловал Фиону. Всегда можно найти способ заставить логику замолчать и тем самым победить в споре…

Маргарет зевнула и поудобнее устроилась в кресле.

Жаль, конечно, что музыканты больше не играют, но время действительно позднее и почти все, участвовавшие в празднестве, уже отправились спать, так что пещера, от которой отходило с полдюжины туннелей, совсем опустела. В большинстве семейств были маленькие дети, а старики — джабир Уилф и его приятель Генри — ушли уже давно. Фиона тоже удалилась к себе, чтобы отдохнуть.

Прежде чем Маргарет успела отказаться, Патрик перегнулся через стол и снова наполнил ее кубок подслащенным горячим вином. Патрик — хороший паренек, хоть иногда бывает слишком энергичным и нетерпеливым. Он работал — и думал — со скоростью, вызывавшей у других изнеможение. Его длинные прямые светлые волосы никогда не бывали достаточно коротко подстрижены и при каждом движении падали ему на глаза. Может быть, больше, чем кому-то еще, Маргарет была обязана Патрику тем, что стала чувствовать себя как дома в этом странном месте, в окружении колдунов и их семейств. У него всегда находилось время, чтобы все ей объяснить, помочь понять, что же собой представляет Анклав. Однако, несмотря ни на что, не проходило дня, чтобы Маргарет не мечтала о возвращении в Данлорн.

— Знаешь, — тихо, чтобы не потревожить малышку, которая спала у него на руках, сказал Финлей, — я не уверен, что когда-нибудь привыкну к тому, чтобы быть отцом.

— То же самое говорил твой батюшка, — улыбнулась Маргарет.

— Правда? — Финлей поднял на нее глаза. — Когда?

— Обычно когда вы с братом затевали очередную потасовку.

— Ох… — Финлей усмехнулся и опустил голову.

— Хотела бы я, чтобы Роберт обзавелся такой же счастливой семьей, как и ты, — продолжала Маргарет. — Это могло бы изменить всю его жизнь.

Финлей кивнул, но не осмелился взглянуть на мать.

— Для этого еще есть время, матушка. Ему всего тридцать пять.

— А мне почти пятьдесят два, Финлей, — рассмеялась Маргарет. — И мне хотелось бы увидеть его детей своими глазами. Наверное, никаких новостей больше не было с тех пор, как пришло последнее известие от Мердока?

Когда Финлей ничего не ответил, заговорил, поднимаясь на ноги, Патрик:

— Нет, ничего больше.

— Но ведь прошло почти семь месяцев. Чем может Роберт быть так занят, чтобы даже не прислать весточки о том, что он жив? Достаточно уже и того, что пять лет его не было в Люсаре…

— Будь благодарна за то, матушка, — прервал ее Финлей, — что нам известно: он вернулся. Если бы не Мердок, мы бы вообще ничего не знали.

— Но нам по-прежнему ничего не известно о том, что Роберт затевает, — сказал Патрик.

— А он затевает? — пробормотал Финлей; его внимание было целиком поглощено дочерью.

— За эти пять лет Роберт переодетым пробирался в Марсэй не один раз и передавал нам известия через Мердока. Как я понимаю, он не может теперь явиться в Анклав, когда пожелает, но зачем так рисковать, проделывая весь путь до столицы? Для него нет места опаснее. И если он ничего не затевает, зачем нужно, чтобы архидьякон Годфри шпионил для него при дворе?

— Что толку гадать? — проворчал Финлей.

— А как насчет пророчества?

Эти слова заставили Финлея поднять глаза. Его темные волосы были короче, чем у Патрика, но тоже падали на глаза. Старый шрам на щеке в свете свечи не был заметен.

— Видишь ли, с тех пор как Роберт ранил его в Элайте, ничего не слышно об Ангеле Тьмы. Пока он снова не объявится, Роберт может не обращать внимания на пророчество. Да и зачем ему это нужно? Пророчество и так уже многое разрушило в его жизни.

— Но…

— Если Роберт тайно путешествует по Люсаре, он лучше, чем мы здесь, может судить о том, какова опасность. Ты знаешь не хуже меня, что, если бы нам что-то грозило, Роберт явился бы в Анклав, не посмотрев на то, что его отсюда изгнали. Так что, Патрик, наслаждайся покоем. Откуда нам знать, долго ли он продлится?

Патрик откинулся на спинку скамьи и отхлебнул вина.

— Конечно, недолго.

— Недолго… — Финлей покачал головой и снова взглянул на малышку. Маргарет, наблюдавшая за ним, подумала, что в этот момент он выглядел ужасно уязвимым и одиноким. Она сделала движение в его сторону, но тут Финлей поднял глаза и улыбнулся. — Только знаешь, матушка, я ведь и раньше говорил тебе, что не следует тревожиться о Роберте. Он уже большой мальчик и вполне может о себе позаботиться.

Маргарет повернулась к Патрику:

— Удивительное дело: Финлей, пока был мальчишкой, никогда меня не слушался, а теперь, став взрослым, похоже, ожидает от меня полного повиновения. Как вы думаете: я в этом виновата или тут есть что-то странное?

Патрик со смехом встал со скамьи.

— Вы не виноваты, леди Маргарет. У Финлея много странностей. Я отправляюсь спать. Доброй ночи всем.

Направившись к двери, Финлей споткнулся и ударился о стену. Подавив стон, он заставил свои сонные глаза открыться немного шире, чтобы не наткнуться еще и на Хелен, бегавшую по гостиной.

— Я есть хочу, папа! Есть, есть, есть!

— Да, я понял. Только не кричи и пусти меня к очагу.

— Давай я помогу, папа!

Хелен распирала энергия, которой Финлей мог только позавидовать. Его мозг, казалось, превратился в студень, а руки и ноги отказывались шевелиться. Сколько ему удалось поспать? Часа два или три? Вот уже две недели каждую ночь повторялось одно и то же. Малышка Бронвин не желала засыпать, и им с Фионой с трудом удавалось ее укачать.

Финлей вынул из буфета тарелки и вручил Хелен. Девочка с полным сознанием важности порученного дела отнесла их на стол и принялась расставлять так, как это делала ее мать. Финлей нарезал хлеб и сыр, налил дочери молока, усадил ее за стол и велел сидеть смирно. Потом, поставив тарелки на поднос, он вернулся в спальню.

Фиона сидела рядом с колыбелью, укачивая малышку. Когда Финлей поставил поднос ей на колени, она улыбнулась мужу.

— Не соскучишься, верно? — прошептал он. Громкий стук в наружную дверь заставил его подпрыгнуть. Он с опаской взглянул на дочь, но все обошлось: девочка не проснулась.

Махнув рукой Фионе, Финлей быстро прошел в другую комнату и отворил дверь. На пороге стоял Патрик, взъерошенный и еще не совсем проснувшийся.

— В чем дело? Ты чуть не разбудил ребенка.

— Прости. — Патрик решительно отмахнулся от упрека. — Разве ты не слышал? Совет заседает с самой полуночи.

— Почему? Что случилось? Патрик схватил Финлея за руку.

— Вечером из Марсэя приехал Мердок…

Финлей тут же подумал, что это как-то связано с Робертом, но Патрик не стал дожидаться его вопросов.

— Он привез известие от Годфри — предостережение. Вогн получил в свои руки Брезайл!

— О боги! — выдохнул Финлей, чувствуя, как по его телу пробежал ледяной озноб. — Но что…

— Совет приказал разослать вестников, чтобы как можно скорее собрать всех наших. Чтобы разместить их, придется использовать нижние пещеры. Теперь уже, наверное, Брезайл повезли по стране. В опасности каждый из нас.

— В том числе Роберт… и Дженн! Клянусь кровью Серинлета! Что же нам делать?

Патрик запустил руку в растрепанные волосы.

— Не знаю. Может быть, Деверин мог бы пробраться в Клоннет и предупредить Дженн, да только люди Ичерна наверняка его узнают. Что же касается Роберта…

Финлей вернулся в комнату, знаком пригласив и Патрика. Он стал растирать замерзшие руки, пытаясь заставить свой ум работать как положено.

— Брезайл ничего не может определить, если установлена по-настоящему сильная защита, верно?

— Насколько мне известно, нет; но испытывать это на опыте мне бы не хотелось.

— Да и мне тоже… Но у Роберта защита непроницаемая — уж я-то знаю. Я годами пытался обнаружить его, используя умение искателя. Дженн тоже сильна, так что, наверное, им ничего не грозит.

— Наверное?

Финлей повернулся к Патрику, но тут у него возникла новая пугающая мысль. Эндрю!

Сумеет ли он установить защиту? Окажется ли мальчик в опасности?

— Ты прав: Деверину слишком опасно появляться в Клоннете, но ведь можно же найти еще кого-то! Наверняка можно!

Уилф поднялся с кресла и попытался распрямить спину. Слишком долго пришлось ему сидеть, но и стоять тоже было нелегко. Пока Генри, Марта и другие члены совета продолжали обсуждать разные срочные меры, взгляд Уилфа остановился на стене помещения. Длинная комната вся была расписана фресками, изображающими сцены из истории предыдущих поколений. Однако нигде не было ничего столь же угрожающего, как Брезайл Вогна.

Только в такие моменты, как теперь, люди и понимали, сколь хрупко и ненадежно их убежище — Анклав. Постоянная угроза со стороны малахи была всем известна, но только немногим приходилось сталкиваться с ними, так что опасность воспринималась скорее как легенда, чем как реальность. Единственная, кроме малахи, угроза для жителей Анклава исходила от древней Империи, война с которой почти уничтожила колдунов; немногим выжившим пришлось бежать на север. Часть из них основала Анклав, другие рассеялись и с течением времени превратились в малахи.

Те, кто оказался в Анклаве, вели зачарованную жизнь. За более чем пять столетий ни разу существование Анклава не стало известно гонителям колдунов. Благодаря защите Ключа, наложению Печати на всех салти пазар, распространению многочисленных легенд об обитающих в горах чудовищах до сих пор удавалось обеспечить неприкосновенность горной обители.

Когда голоса вокруг него смолкли, Уилф задал вопрос, мучивший его с того момента, как в Анклав явился Мердок.

— Может кто-нибудь сказать мне, что случится, если Брезайл попадет в руки малахи?

Кашель и скрип кресел были единственным ответом. Уилф обвел взглядом членов совета.

— Я хочу сказать: если предположить, что такое случится, окажется ли достаточной защита, которую дает Печать? Вогн — страшная угроза, признаю, но малахи — совсем другое дело. Им известно, что мы, салти пазар, где-то рядом, но они никогда не могли нас обнаружить. Что случится, если они с помощью Брезайла поймают одного из нас и сумеют сломать Печать? И еще: что, если Брезайлом завладеет Ангел Тьмы? Ведь Ключ сказал, что он — самая большая для нас опасность. Кто из нас сумеет выстоять и под пыткой не выдать секрет Анклава?

— Тут ничего нельзя предполагать, — ответил Генри. — Печать никогда не подвергалась подобному испытанию — и я не думаю, что найдется доброволец, который захотел бы проверить надежность Печати на себе.

Марта наклонилась вперед, отодвинув лежащие перед ней бумаги.

— Не хотела бы говорить не в очередь, Уилф, но мне кажется, что ты заглядываешь слишком далеко и слишком поспешно. Во-первых, малахи должен подобраться к Брезайлу, чтобы его украсть, так, чтобы самому не оказаться разоблаченным. Во-вторых…

— Чтобы защититься от Брезайла, требуется только по-настоящему надежный щит, — перебил ее Уилф.

— Во-вторых, даже если салти пазар и окажется схвачен, нет никаких оснований предполагать, что Печать теперь окажется менее надежной, чем раньше. Печать не дает говорить об Анклаве, кроме как по доброй воле, или с людьми, на которых она тоже наложена. Печать не подводила нас полтысячелетия, Уилф, и сейчас не время начинать подвергать ее сомнению. Нам и без того есть о чем тревожиться.

— И все-таки, — настаивал Уилф, — такое возможно. Вот и Генри говорит: Печать никогда не подвергалась испытанию. — Уилф вернулся к своему креслу, но не стал садиться. — Если бы Финлей не был так неосторожен, у Вогна не оказалось бы аярна, чтобы создать Брезайл. И если бы его проклятый братец в своем высокомерии не прибег к Слову Разрушения у всех на глазах, Вогн не счел бы необходимым выступить против… против мерзкого колдовства. Клянусь богами, эти двое…

Марта с мягкой улыбкой поднялась со своего места.

— Едва ли нужно напоминать тебе, что только благодаря Финлею мы имеем обученных воинов, способных защитить наше убежище, если на самом деле возникнет угроза Анклаву, а также что его… проклятый братец, по словам Ключа, единственный, кто способен противостоять Ангелу Тьмы.

Уилф закряхтел:

— Не знаю, не знаю. Но не забудьте о том, что вы все обещали. Я позволил Финлею отправить посланца к Дженн только потому, что ей и в самом деле может угрожать опасность, хотя при таком супруге мне это представляется сомнительным. К тому же я хотел напомнить ей о нас и ее данном мне слове.

— Едва ли она могла забыть, Уилф, — откликнулась Марта.

— Все равно: она поклялась Встать в Круг, когда я умру, а мне кажется, что даже все вы не сможете уговорить ее явиться сюда, да и Финлей не станет мысленно говорить с ней по доброй воле.

— Никто с тобой и не спорит, Уилф, — улыбнулась Марта. Она была такой мягкой, что в ее присутствии Уилф никогда не мог долго гневаться. Да, как хорошо, что он предложил ей войти в совет и, благодарение богам, она согласилась. В последние двадцать четыре часа ее помощь была бесценной.

Марта двинулась к дверям.

— Я должна разобраться с людьми из Данлорна. Они предложили, что отправятся в долину за продовольствием. Я собираюсь посылать их небольшими отрядами и не всех сразу, чтобы это не вызвало подозрений. Тебе следует отдохнуть, Уилф. Арли знает прекрасный рецепт бодрящего питья, он тебе его приготовит. Спокойной ночи.

Она открыла дверь — и обнаружила на пороге воина, который как раз собирался постучать.

— В чем дело? — спросил Уилф, выходя вперед.

— Прости, джабир, но тебя просят выйти к воротам.

— К воротам? Это еще зачем? Разве тебе неизвестно, что снаружи темно?

— Да, джабир, но часовые увидели кого-то на тропе. Уилф вздохнул. Похоже, этот день никогда не кончится.

— А кто это, они видели?

Молодой человек сглотнул и кивнул:

— Это Роберт — и к тому же не один.

Путешествовать по горам Голета зимой было нелегко даже при благоприятных обстоятельствах, но подниматься по тропе к Анклаву, обледенелой и предательской, в темноте граничило с безумием. Тем не менее Роберт не останавливался, уверенно направляя коней: его колдовское зрение позволяло ему быть уверенным, что они с Дженн благополучно минуют все опасные места и не рухнут вниз, в долину, вместе со снежной лавиной.

Дженн ехала позади Роберта. Лишь изредка нарушала она молчание, которое длилось все время пути, чтобы предупредить об опасности, которую Роберт мог не заметить. Он тоже не обращался к Дженн, хотя ее молчание делало для него путешествие особенно трудным. Да, у нее есть полное право сердиться, полное право ненавидеть его…

И она ведь так и не сказала, почему переменила свое решение.

К счастью, колдовская сила обострила зрение Роберта — иначе он едва ли нашел бы огромную, покрытую снегом скалу, скрывающую врата от любопытных взглядов. За ней вздымался отвесный бело-серый склон горы — само олицетворение зимы. Подъехав к скале, Роберт остановил своего измученного коня и спешился. Дождавшись, чтобы к нему присоединилась Дженн, он снял перчатки.

— Ты помнишь, что нужно делать?

— Чтобы пройти сквозь врата? Помню. Но ведь, наверное, осветить дорогу я не могу? — Ее голос был еле слышным шепотом.

— Нет, пока мы не минуем врата.

— Роберт…

— Да? — Бросив взгляд на Дженн, Роберт обнаружил, что она со страхом смотрит в темноту провала за скалой.

— Ты уверен, что нам удастся?.. Если Ключ сделал так, что ты не сможешь пройти через врата, то буду ли я в силах это изменить?

— Едва ли сейчас подходящее время, чтобы задаваться этим вопросом — тем более что ответа на него я не знаю. Мне известно только то, что сказал Ключ: «Не возвращайся, пока ее не будет с тобой». Он имел в виду тебя. Ну вот, мы оба здесь, так что все должно получиться.

— А если бы меня не было с тобой? Что случилось бы, если бы ты попытался проникнуть в Анклав один?

Этот вопрос Роберт задавал себе последние шесть лет — и ответ, к которому он приходил, был не особенно обнадеживающим.

— Но ты же здесь. Дженн кивнула.

— Что ж, давай попробуем. — Она повернулась, ничего не видя в темноте, и коснулась Роберта. — Веди лошадей и дай мне руку.

Крепко сжимая руку Роберта, Дженн двинулась вперед; Роберт осторожно направлял ее в нужную сторону. Они углубились в черную пустоту; ни обычные чувства, ни колдовское зрение не говорили им ни о чем необычном. Один шаг, другой и вдруг…

Роберт перестал ощущать поводья коней… руку Дженн… он ничего больше не мог коснуться. Он словно плавал, лишенный колдовского зрения, лишенный человеческих способностей видеть и слышать.

«Дженн!»

«Так ты вернулся».

«Да».

«Зачем?»

«Ты же Ключ!»

«Зачем ты вернулся?»

«Если ты Ключ, ты должен знать».

Что-то словно щелкнуло в голове Роберта, и все ощущения вернулись к нему. Дженн все еще держала его за руку, но теперь она зажгла колдовской свет и настороженно смотрела на своего спутника.

— Что произошло?

Роберт огляделся вокруг. Лошади шли за ним, другая его рука все так же сжимала поводья, перед ним раскинулась знакомая пещера. Все было, как всегда.

— Ключ… впустил меня. Что ты видела?

— Я продвигалась вперед и вдруг ощутила то покалывание, которое всегда бывает, когда я прохожу сквозь врата. Я сделала шаг вперед, но ты исчез. Я остановилась, и тут же снова появился ты. Я знаю, что звучит это странно, но именно так все и было.

Роберт покачал головой и слегка улыбнулся:

— Нет, это звучит совсем не странно. Пошли.

Они прошли по туннелю к другому его концу — выходу на плато на вершине горы; там их уже ждали встречающие: дюжина вооруженных мужчин с факелами в руках и старик.

— Привет, Уилф, — сдержанно приветствовал его Роберт.

Джабир стоял, скрестив руки на груди, и качал головой, словно не веря собственным глазам.

— Я так и думал, что нас ждут неприятности. Я даже боялся, что Ключ перестал действовать. Я даже усомнился в правдивости часовых, когда мне сказали, что ты приближаешься к горе. А теперь я вижу, что ты и Дженн захватил с собой. Как практично с твоей стороны!

Дженн обошла Роберта и встала между двумя мужчинами.

— Ключ пропустил его во врата, Уилф. Теперь ты не сможешь вышвырнуть его отсюда.

— Ключ пропустил его? — повторил Уилф с насмешливой улыбкой. — Мало же ты смыслишь в том, как он действует. Тебе удалось пройти через врата, Роберт, но дальше ты не пройдешь, если немедленно не сообщишь мне, чего хочешь. Зачем ты явился?

— Я хочу обсудить это с советом в полном составе. Улыбка Уилфа стала почти торжествующей.

— Так ты прибыл не только для того, чтобы повидаться со своей семьей?

— Уилф, — вмешалась Дженн, — пожалуйста! Мы карабкались на эту проклятую гору двенадцать часов без перерыва. Неужели нельзя поговорить в тепле?

— Ты можешь идти, если хочешь, моя дорогая, но Роберт не сделает дальше ни шагу, пока не ответит на мой вопрос. Я не потерплю, чтобы он снова отравлял Анклав своей ложью.

Дженн бросила взгляд на Роберта, но не двинулась с места.

— Ну так что? — продолжал Уилф. — Собираешься ты сказать мне, для чего явился, или сразу отправишься в обратный путь?

Роберт посмотрел на сопровождавших Уилфа воинов. Некоторых из них он знал; никто из них не одобрял требования Уилфа, но это не делало положение легче. Роберт устало покачал головой: выбора у него не было. Ситуация выглядела полной иронии, учитывая причину, приведшую его в Анклав.

— Хорошо, я скажу тебе. — Прежде чем продолжать, Роберт бросил быстрый взгляд на Дженн. — Я действительно хочу повидаться со своей семьей. Но есть и другая причина: я должен просить Анклав о помощи, а также…

— Что также? — с издевкой протянул Уилф.

— Я знаю, кто такой Ангел Тьмы.

ГЛАВА 6

Ошибиться было невозможно: все в пещерах затаились. Финлей много раз выскакивал в коридор, но его тут же отсылали обратно в его комнаты. Фиона проявляла больше терпения. Она сидела у очага вместе с Маргарет, разговаривая о всяких пустяках. Иногда она вставала и готовила для всех чай, но в остальном словно не замечала всевозрастающего возбуждения мужа.

— Почему так долго? — в десятый раз спросил Финлей. Он поднялся, но тут из коридора донесся какой-то шум. Финлей широко распахнул дверь; Фиона и Маргарет немедленно оказались с ним рядом. Из-за угла донеслись знакомые голоса, потом появились Патрик, Арли и Марта, и Финлей чуть ли не бегом кинулся к ним. Он достиг основной пещеры как раз вовремя, чтобы увидеть входящего Уилфа, а позади него…

— Роберт! Дженн!

Роберт поднял глаза и широко улыбнулся, увидев брата. Начались объятия, приветствия, радостные восклицания. Маргарет даже прослезилась, но Уилф скоро положил конец беспорядку.

— Я созываю утром совет, Роберт. Тем временем держи язык за зубами, понятно? Окажи мне такую милость!

Все двинулись к покоям Финлея, но сам он отстал, подошел к Дженн и тихо спросил:

— У тебя все в порядке?

— Да, все прекрасно.

— А как Эндрю?

Дженн бросила на него острый взгляд и кивнула:

— С ним тоже все хорошо, Финлей, поверь.

Финлей не мог разобраться, в чем дело, но Дженн показалась ему чем-то угнетенной. Впрочем, после тяжелой дороги она, конечно, очень устала. Как, во имя всех богов, удалось Роберту уговорить ее явиться сюда? Ладно, это он позже, несомненно, узнает. Тем временем они с Дженн дошли до полных народа комнат Финлея.

Фиона выжидающе взглянула на мужа, и тот сразу вспомнил еще об одном важном деле. С улыбкой он распахнул дверь спальни, подхватил на руки Хелен и повернулся к Роберту.

— Братец, хочу познакомить тебя с твоей племянницей Хелен.

Роберт замер на месте, потом, широко раскрыв глаза, посмотрел на девочку и улыбнулся:

— Племянница!

— И есть еще одна, — вмешалась Фиона, протягивая Роберту сверток. — Это Бронвин, ей всего две недели от роду.

Роберт открыл рот, но ничего не смог сказать. Маргарет обняла сына, глаза ее блестели.

— Если бы ты знал, как мы ждали этого момента!

— Ну, похоже, некоторые из вас собирались ждать дольше остальных!

— Вот тебе, — рассмеялся Финлей, пододвигая Хелен к Роберту. — Ты лучше возьми ее на руки, а то потом уж не поднимешь. Ну-ка, Хелен, что ты скажешь своему дядюшке?

Малышка обратила на Роберта свои огромные глаза и проговорила:

— Здравствуй, дядя Роберт. Папа рассказывал мне о тебе — только это все были нехорошие вещи.

Все в комнате расхохотались.

— Ты подучил ее, Финлей! — возмутился несправедливостью Роберт. — Так нечестно!

Финлей лукаво улыбнулся:

— Это тебе за долгое отсутствие, братец. Так что виноват ты сам.

Дженн отошла в дальний конец комнаты, подальше от суеты и шума, и огляделась в поисках места, где можно было бы присесть. Еще несколько минут, и начнутся неизбежные вопросы; люди будут спрашивать ее, почему она все эти годы не давала о себе знать, почему и теперь держится особняком. Дженн так не хотелось признаваться в том, что она не чувствует себя одной из них…

Слишком тяжела была ее жизнь, слишком отличалась суровая действительность от веселья, теплоты и товарищества, которые она сейчас наблюдала. Все это было опасной иллюзией, и Дженн не могла себе позволить ей поддаться.

— Ты выглядишь совсем измученной, — сказала Марта, подходя к ней. — Не лучше ли будет оставить эту компанию и отправиться в постель?

— Должна признаться… — начала Дженн, и Марте оказалось вполне достаточно этого подтверждения ее правоты.

— Мы перебрались в более просторное помещение, — сказала Марта, взяв Дженн под руку и выходя с ней вместе в коридор. — У нас ведь появился еще один ребенок.

— Правда?

— Да. Мальчик. Ему уже два года. Вот нам и понадобилось больше места. У нас есть свободная комната для тебя, если захочешь в ней расположиться. — Они свернули за угол и оказались перед дверью. — Сейчас дети спят, но утром ты их увидишь. А вот это твоя спальня.

Марта распахнула дверь, расписанную зелеными листьями, о комнате оказалась кровать, два стула и умывальник с уже приготовленными тазом и полотенцами. Дженн остановилась, не находя слов. Марта только улыбнулась:

— Я принесу теплой воды, пока ты будешь раздеваться. Войдя в уютную спальню, Дженн обнаружила, что Марта даже приготовила ей ночную рубашку с голубой лентой вдоль ворота.

Дженн рассеянно расстегнула платье и стала складывать одежду на стул. Усталость пронизывала все ее тело, с каждым моментом все больше затуманивая сознание. Марта принесла кувшин с водой и начала помогать Дженн окончательно раздеться.

— О боги, тяжелое же путешествие выпало вам на этот раз, — с сочувствием пробормотала она. — Неудивительно, что ты падаешь от усталости.

Дженн нахмурилась, но промолчала. Марта протянула ей ночную рубашку.

— Ох, какие синяки! Должно быть, твои ушибы все еще болят. Ты что, упала с лошади?

Неожиданно туман перед глазами Дженн рассеялся, и она поспешно натянула на себя ночную рубашку.

— Да, но это было еще до того, как мы отправились в путь. Ничего серьезного.

— Ну, — сказала Марта, — постарайся уснуть. Я попробую держать детей подальше от этой комнаты, пока ты не проснешься, хоть и не могу обещать этого наверняка.

Марта ушла, и Дженн с облегчением забралась в постель; однако прошло много времени, прежде чем ей удалось наконец уснуть.

Роберт удобно расположился в кресле, протянув ноги к огню и держа в руке кубок с подогретым вином. Патрик взял себе новый кусок сыра и снова уселся, скрестив ноги, на полу рядом с Робертом. Финлей допил вино, налил себе еще и поставил флягу на пол между собой и Патриком.

Все остальные уже отправились спать, хотя и неохотно; только Роберт, Финлей и Патрик готовы были проговорить всю ночь. Роберт, конечно, чувствовал усталость, но ему так давно не удавалось беседовать с друзьями, что уйти сейчас казалось совершенно невозможным. Нужно было задать много вопросов и на много вопросов ответить.

— Ты и представить себе не можешь, какие о тебе ходят слухи, — сказал Патрик, согревая руки о кубок. — Хотел бы я, чтобы хоть половина их была правдой.

Роберт усмехнулся, не открывая глаз.

— Да, кое-что и я слышал; даже не знаю, как к ним относиться.

Несколько мгновений все молчали, потом Финлей прочистил горло и сказал;

— Понятно, конечно, что Дженн не очень радовалась необходимости доставлять тебя сюда в разгар зимы, но есть еще что-то, что ее огорчает?

— А что?

Снова последовало молчание, такое долгое, что Роберт наконец открыл глаза; выражение, с которым Финлей и Патрик смотрели друг на друга, его озадачило.

— Что произошло? Ответил ему Патрик:

— Ты знаешь, что после твоего отъезда из Элайты ее на два месяца заточили в тюрьму?

Роберт мрачно кивнул:

— Да. Я ничего не мог сделать, чтобы этому воспрепятствовать.

— И с тех пор, как ее выпустили, Дженн ни с кем из нас отношений не поддерживала.

Роберт нахмурился и выпрямился в своем кресле.

— Но она все еще может мысленно разговаривать с Финлеем, разве не так?

Финлей пожал плечами:

— Наверное, но она не делала этого очень давно. Я иногда пытался сам связаться с ней, но она не отвечала, а я не так силен, чтобы пробиться без ее помощи. В результате единственные новости, которые доходили до нас, были сообщения отца Джона. Ему удалось добиться назначения капелланом в Клоннет.

— Да, я знаю. — Роберт продолжал хмуриться. — Вы хотите сказать, что она совсем не поддерживала отношений с Анклавом, со всеми вами последние пять лет?

— Не пойми меня неправильно, — начал Патрик, подняв руку, — мы пытались связаться с ней. Я сам ездил туда раз десять. Сначала, конечно, увидеться с ней было невозможно, но даже и потом отец Джон передавал, что она не хочет иметь дел ни с кем из нас. В последний раз я побывал в Клоннете в конце лета. Дженн отказалась увидеться со мной и пригрозила, что мне придетсяплохо, если я явлюсь еще раз.

— Милосердный Серинлет! — выдохнул Роберт. — Я думал, что так она встретила только меня.

— Ты пытался с ней говорить? — спросил Патрик. Роберт искоса посмотрел на него.

— Я? Ты что, шутишь?

— Но вы же только что вместе проехали через полстраны! Уж не хочешь ли ты сказать, что все это время вы не разговаривали?

— Именно так и было.

— Тогда… — Финлей помолчал и закончил: — Если не возражаешь, я попрошу матушку поговорить с ней.

— А она согласится?

— Конечно. Дженн ей всегда очень нравилась. Думаю, матушка сделает это с удовольствием. Кто знает, когда еще у нас будет такая возможность.

Роберт протянул свой кубок, и Финлей вылил в него остатки вина из фляги.

— Ну так что, — тихо начал Патрик, — собираешься ты рассказать нам, в чем дело?

— Это зависит от того, согласишься ли ты выполнить одно мое небольшое поручение.

— Я?

— Да, — усмехнулся Роберт. — Это как раз по твоей части.

В комнате Роберта было холодно, и оставаться там, когда утренний шум разбудил его, Роберту не захотелось. Можно было, конечно, разжечь огонь в очаге, но внутреннее беспокойство заставило Роберта одеться и выбраться из пещеры наружу. Он вышел на середину поля, покрытого свежевыпавшим снегом, и остановился.

Запрокинув голову, Роберт вдохнул чистый утренний воздух и стал смотреть в серо-синее зимнее небо. В высоте над ним утесы Голета вздымались отвесными остриями, лишь кое-где белыми от снега, образующими как бы огромную корону, и лишь ровная поверхность плато под мягким снежным одеялом не казалась угрюмой и негостеприимной.

До чего же это место — Анклав — странное! Что заставило колдунов больше пяти столетий назад выбрать именно его — плоское плодородное плато у подножия конической вершины в самом сердце гор? Многие пещеры и туннели в скале были естественными, а остальные жители Анклава вырубили в толще камня сами; но даже и теперь иногда обнаруживались новые пещеры. Голет, самая высокая вершина в Люсаре, казался издали неприступным и устрашающим, а на самом деле представлял собой каменные соты, давшие пристанище изгнанным, преследуемым людям. Да, странное место.

А теперь, когда он вернулся сюда после долгого отсутствия, Анклав казался Роберту еще более странным.

Ему давно следовало начать действовать, как-то остановить Селара, остановить поток бесчувственной жестокости, прокатившийся по стране за последние двадцать лет. Да, легко было произносить благородные слова о том, что он дал Селару клятву верности, — но ведь прошло больше шести лет с тех пор, как Селар освободил его от этой клятвы. Так почему же Роберт ждал до сих пор? И что он собирается делать теперь? Начать войну — именно то, от чего он всегда отрекался…

Войну против собственного народа!

Пойдут ли за ним люди, станут ли сражаться вместе с колдуном против короля? Нет сомнения в том, что его поступок — тогда в Элайте — не забыт и не прощен, но Роберт молил богов о том, чтобы жестокий гнет заставил народ подняться на борьбу.

Многие годы от него добивались именно того, что он решил совершить теперь: помочь своей стране восстать из мертвых. И все же, хотя часть его души радовалась тому, что пришел конец бездействию, другая часть задавалась вопросом: разумен ли его выбор? Война — вещь серьезная, в нее нельзя играть. Лучше ли та участь, которую предлагает людям Роберт, страданий под игом Селара?

Горечь беспомощности слишком часто лишала Роберта сна, слишком много пищи давала живущему в нем демону. Почему, могли бы спросить его люди, не ограничиться тем, чтобы просто убить Селара? Наверняка ведь его колдовская сила позволила бы ему проскользнуть в Марсэй и перерезать горло узурпатору? Да, но именно так и начинаются гражданские войны, и тогда сражения длились бы гораздо дольше, чем затеянный им мятеж. Страна превратилась бы в пустыню…

И какую роль во всем этом играет Ангел Тьмы?

Роберт бродил по полю, подкидывая носком сапога снег. Сапоги были хорошо смазаны жиром и не промокали, но холод все равно чувствовался.

Ангел Тьмы, пророчество, Дженн… Все связано вместе в тугой узел, и сколько бы Роберт ни пытался его распутать, все впустую: он был не ближе к разгадке, чем пять лет назад. Пророчество все еще бросало на него свою зловещую тень. И Ангел Тьмы тоже подкарауливал его, ведя какую-то свою игру. Что же касается Дженн…

Дженн была для Роберта потеряна.

Может быть, так и лучше: он никогда не смог бы дать ей ничего, кроме боли, — их прошлое не оставляло в том сомнений. К тому же она замужем, у нее сын от ее супруга. Дженн теперь ненавидит Роберта. Что ж, она в этом не одинока. Однако Дженн угрожает опасность, даже если она сама о ней не догадывается, — а Роберт поклялся защитить любимую любой ценой.

Любой ценой. Что бы ни случилось.

Роберт остановился, набрал снега и скатал его в шар. Снежок полетел по дуге, попал в скалу и рассыпался. С каким-то детским смехом Роберт кинул еще один. Может быть, если собраться с силами, удастся даже докинуть снежок до самого пика Голета.

Финлей несколько минут простоял у выхода из туннеля, следя за тем, как Роберт бродит по полю, подкидывает ногами снег и лепит снежки, как они с ним часто делали в детстве.

Боги свидетели, до чего же здорово, что он вернулся — и к тому же живым и здоровым! Роберт хорошо выглядел, ничуть не постарел и был в расцвете сил. Сейчас в своем черном плаще на фоне сверкающего снега он казался величественным, как и подобает главе дома Дугласов. Да, он бунтовщик и изгнанник — хотя сейчас, лепя снежки, Роберт больше походил на ребенка-переростка.

Неожиданно озорно усмехнувшись, Финлей вышел наружу и тоже слепил снежок. Подкравшись к Роберту на нужное расстояние, он запустил в брата комом снега.

Роберт вскрикнул, когда снежок попал ему в спину, а Финлей тут же, смеясь, спрятался в туннеле. Роберт кинулся следом, набирая по пути в руку снег. Финлей попытался увернуться, но Роберт решительно обхватил брата, вытащил его наружу и сунул за шиворот ему пригоршню снега.

Охнув, Финлей вырвался и попытался вытряхнуть снег, но талая ледяная вода уже протекла вниз.

— Это нечестно! — воскликнул он, смеясь, несмотря на озноб. — Ты больше и сильнее!

— Преимущество не бывает нечестным, братец, — ухмыльнулся Роберт, держась на безопасном расстоянии на случай, если Финлей замыслил месть. — Впрочем, я рад видеть, что ты не стал важным, как подобает солидному женатому человеку с двумя дочками на руках.

Финлей наконец вытряхнул остатки снега из-под рубашки и запахнул поплотнее ворот.

— Нечего тебе смеяться: племянницы оказываются не такой уж легкой ношей и для дядюшки тоже.

— Ну, я уже совсем состарюсь к тому времени, когда эти двое начнут причинять настоящее беспокойство. — Роберт помолчал и откинул с лица волосы. — Ты счастливчик, Финлей. Надеюсь, ты это понимаешь.

Финлей при этих словах ощутил смущение, которого Роберт, впрочем, не заметил. Финлей обещал Дженн, что никогда не откроет Роберту правду об Эндрю, и нарушить слова не мог. Ах, нужно попробовать ее уговорить… Финлей кивнул в сторону туннеля.

— Совет тебя ждет. Ты ведь не расскажешь мне, в чем дело?

Роберт обхватил брата за плечи, и они вместе вошли в пещеру.

— Это испортит тебе все удовольствие от неожиданности. Ты хорошо выглядишь, должен я сказать. Да и матушка тоже. Я был поражен тем, как много здесь оказалось народу из Данлорна. Я-то думал, что всех распугал тем, что совершил в Элайте.

— Уилф тоже так думал, — ответил Финлей. — Но твои люди преданы тебе, хотя и удивлялись, почему ты не можешь явиться в Анклав сам по себе. Немногие из них понимают, что такое Ключ, и уж подавно не могут себе представить, как это Ключ мог тебя отсюда изгнать.

— Ну да, — со смехом сказал Роберт, — я в этом с ними совершенно согласен. Так что, совет уже собрался?

Финлей хотел ему ответить, но тут они вошли в большую пещеру и обнаружили, что она полна народу. Было похоже, что сюда пришли все жители Анклава: зал совета оказался так переполнен, что стол перенесли в основную пещеру. Даже на галереях толпились люди.

— Я-то хотел просто спокойно побеседовать с членами совета, — шепнул Роберт на ухо Финлею, проталкиваясь сквозь толпу.

Люди расступились, и братья вышли на свободное пространство перед столом. Члены совета уже сидели вокруг него; Уилф поднялся, чтобы успокоить собравшихся. Финлей обнаружил, что его ждет свободное кресло, и опустился в него, как раз когда в пещере воцарилась тишина. Он оглядел пещеру, но нигде не увидел Дженн.

— Мне известно, — начал Уилф громким голосом, разнесшимся над морем голов, — что все вы слышали о причине, заставившей нас собраться. Однако хочу напомнить: сейчас начнется заседание совета, и потому никто не должен говорить, не получив на то разрешения. А теперь, Роберт, — повернувшись к нему, проговорил старик, — не соблаговолишь ли ты объяснить, в чем дело?

— Все вы, — начал Роберт, стоя у края стола, — наверняка гадаете, где я был все это время. Честно говоря, ничего интересного про это я не могу вам рассказать. И прибыл я ради другого: я хочу просить вашей помощи, когда начнутся события, от которых никто из нас не сможет остаться в стороне.

Прежде чем Роберт смог продолжить, по пещере пробежал тревожный шепот.

— Прошло уже двадцать лет с тех пор, как Селар завоевал Люсару. Находясь с ним рядом, я узнал секрет, который Селар успешно скрывал все это время: в глубине души Селар полагает, что его брат слишком слаб, чтобы править Майенной. Когда Тирон взошел на престол, Селар замышлял убить его. Он всегда рассчитывал занять трон вместо брата. Селар захватил Люсару с единственной целью: в один прекрасный день оказаться достаточно сильным, чтобы завоевать Майенну. Пять лет назад Селар был уже готов осуществить свой план, но ему помешала королева, бежавшая вместе с детьми. Селар не мог начать войны, не разрешив проблемы наследования трона, и ему пришлось отложить все предприятие. Не сомневаюсь, что через год, когда Кенрик был ему возвращен, Селар осуществил бы свое намерение, но тут возникла другая проблема.

Финлей заметил какое-то движение слева от себя; сквозь толпу протиснулась Дженн и села с ним рядом. Бросив взгляд на Финлея, она отхлебнула какого-то напитка из кружки и стала внимательно слушать Роберта.

Как раз в этот момент Роберт улыбнулся и широко развел руками.

— Вы, конечно, гадаете, какое дело до этого всего вам, но потерпите немного! Вы все знаете, как случилось, что я был изгнан из Анклава; вы все знаете о пророчестве, которое Ключ в тот день открыл. Вам известно, что я был назван Врагом, Дженн — Союзницей, а еще кто-то — Ангелом Тьмы. Этот неизвестный дважды пытался убить моего брата, и нам удалось узнать его имя — Карлан. Ангел Тьмы находился в Элайте, когда я произнес Слово Уничтожения, но не погиб. Скажите мне: слышали ли вы с того дня о Карлане? Иногда доходили слухи о каких-то тревожных событиях, но никто своими глазами ничего не видел. Почему?

Прежде чем продолжить, Роберт сделал глубокий вдох.

— Дело в том, что Слово причинило ему большой вред, так что он надолго выбыл из строя. Ему потребовалось почти пять лет для того, чтобы залечить раны. Есть даже свидетельства того, что полностью ему поправиться не удалось, несмотря на все старания.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что видел его? — спросил Уилф.

— Нет, я его не видел.

Финлей вскочил на ноги, сердце его заколотилось. Воспоминания о пытках и боли, крови и тьме обрушились на него.

— Но ты знаешь, кто это?

Роберт твердо посмотрел ему в глаза; на лице его было написано сочувствие.

— Да.

В пещере раздались крики, чуть не оглушившие членов совета. Уилфу пришлось несколько раз призывать собравшихся к порядку, прежде чем они успокоились.

— Продолжай, Роберт.

— В последние пять лет Селар был еще более безжалостен к Люсаре — и все же не собирал армию для удовлетворения своего честолюбивого желания. Почему? Потому что человека, который мог бы обеспечить ему успех, рядом с ним не было. Селар давно уже находится — возможно, и не сознавая этого — под влиянием Карлана. И когда Карлана рядом не оказалось, Селар отложил осуществление своих планов. Однако больше ждать он не намерен. Как раз сейчас он собирает и вооружает свою армию, готовясь весной вторгнуться в Майенну.

Снова по пещере прокатился шум, и Роберту пришлось повысить голос, чтобы его слышали.

— В армию согнаны тысячи простых люсарцев, которые отдадут жизни в ненужных им сражениях. Через границу переправляются сотни садланийских наемников. Селар расплачивается с ними деньгами, которые выколачивает из тех самых люсарцев, которыми собирается пожертвовать.

Крикам, раздавшимся в пещере, Уилфу не удавалось положить конец в течение нескольких минут. Наконец Роберт смог продолжить:

— Селар готов рискнуть всем, чтобы добиться короны Майенны и низложить своего брата, но он может рассчитывать на удачу только потому, что вернулся его друг и наставник — Карлан. Карлан, известный как гильдиец Сэмдон Нэш.

Кто-то рядом с Финлеем охнул, кружка, выпавшая из чьих-то рук, разбилась о каменный пол. Никто, кроме Финлея, не услышал этого, — пещера снова взорвалась криками. Повернувшись, Финлей увидел Дженн, бледную как смерть, которая с раскрытым ртом вытаращила глаза на Роберта. Дженн вскочила, потом села, потом снова вскочила.

— С тобой все в порядке? — шепотом спросил Финлей.

— Не может быть… Он ошибается!

Финлей ничего больше не расслышал: на Роберта посыпались вопросы, и тому пришлось отвечать.

— Но какой прок Ангелу Тьмы в завоевании Майенны?

Зачем ему помогать Селару?

Роберт пожал плечами:

— Наверняка я не знаю. Мне известно только, что пять лет назад Нэш не жалел усилий, чтобы желания Селара осуществились. Мы всегда считали, что убили королеву и вернули Кенрика отцу малахи, — но их нанял Карлан. Я также считаю, что именно Нэш схватил в столице Айн. Перед смертью она сказала мне, к чему стремится Ангел Тьмы. Он ищет меня — Врага — и хочет завладеть Ключом. Поход на Майенну, возможно, — его первая попытка найти Ключ.

На этот раз ответом Роберту была тишина, которую никто не посмел нарушить. Роберт помолчал несколько мгновений, потом тихо сказал:

— Поэтому-то я и явился сюда. Люсаре грозит зло, победить которое она не сумеет. Война, которую она проиграет, окончательно разорит страну. Но дело не только в этом: нам, колдунам, грозит опасность. Если Анклав ничего не противопоставит Ангелу Тьмы, то через какое-то время он найдет наше убежище, а тогда мы окажемся бессильны против него. Ничто не сможет спасти Ключ от рук человека, которому хватило сил выжить, когда было произнесено Слово Уничтожения.

— Мне любопытно, — вмешался Уилф, — ты в самом деле уверен, что Нэш и Карлан — один и тот же человек?

Роберт искоса взглянул на старика и криво улыбнулся; казалось, он давно ждал, что кто-нибудь задаст такой вопрос, и все же надеялся, что этого не случится.

— Не совсем, — ответил он, пожав плечами.

Уилфу удалось сдержать нетерпеливых, решительно подняв руку.

— Объясни!

Роберт расправил плечи и оглядел всех собравшихся.

— Сэмдон Нэш — участник всех важнейших событий последних лет. Когда была захвачена Айн, ее держали в доме, принадлежавшем малахи, Валене. Нэша очень часто видели в ее обществе. Один из наследников знатных родов, которые были похищены во время Смуты — из них нашлась одна Дженн, — оказался в том же доме. Когда моего брата захватил и мучил Карлан, Нэша не было при дворе. Отряд, пытавшийся захватить Элайту, состоял из гильдийцев, среди которых было очень много малахи. И чем больше зверств совершал Селар, тем больше он начинал зависеть от гильдии, так что если Карлан желал возвыситься и приблизиться к королю, легче всего ему удалось бы добиться этого, будучи гильдийцем.

Роберт умолк и перевел дыхание.

— Однако, пожалуй, самое важное свидетельство — это события последних пяти лет. По причине, которую никто не может объяснить, после моих… действий в Элайте советник Нэш исчез. Его никто не видел почти два года. Когда он снова объявился, в обществе он бывал редко. Он выглядел изувеченным, хотя опять же никаких объяснений этому дано не было. Нет, я не могу с точностью утверждать, что Нэш и Карлан — одно лицо, но, если у меня будет время, я это докажу.

По пещере прокатился разочарованный ропот, и Уилф поднялся на ноги.

— Думаю, что на сегодня довольно. Спасибо, Роберт. Совет рассмотрит твою просьбу о помощи и завтра даст тебе ответ.

Люди в пещере задвигались, заскрипели стулья, раздались голоса, — сообщение Роберта живо обсуждалось. Финлей не мог оторвать глаз от брата. Он выяснил, что Нэш и есть… он здесь, живой и невредимый… Разве нельзя просто отправиться и убить Нэша? Разве нельзя…

Дженн отошла от него и поспешила к Уилфу. Финлей, не задумываясь, двинулся следом.

— Уилф, я… — Дженн умолкла и нерешительно оглянулась на остальных членов совета.

— Ты хочешь поговорить о своей клятве Встать в Круг, верно?

— Нет. — Дженн недовольно нахмурилась и покачала головой. Резко втянув воздух, она заговорила снова: — Дело совсем в другом. Я хочу просить совет помочь мне кое в чем. Сама я этого организовать не могу, но уверяю тебя, что принять меры совершенно необходимо.

Уилф немного смягчился.

— Чего ты хочешь?

— Мой сын Эндрю… — Дженн сглотнула. Финлей бросил быстрый взгляд на Роберта, но Дженн, не обращая больше внимания ни на одного из братьев, продолжила: — Я хочу, чтобы кто-нибудь выкрал его и привез сюда.

ГЛАВА 7

— Ты с ума сошла!

Финлей вздрогнул, когда Роберт, мрачный, как грозовая туча, готовая разразиться раскатами грома, приблизился к Дженн.

Дженн обернулась и посмотрела ему в лицо.

— Тебя это не касается, Роберт. У меня нет выбора…

— После всего, что ты тут услышала, ты хочешь поместить его сюда? — рявкнул Роберт, не дав ей договорить. — А сама ты тоже поселишься с ним?

— Нет, — решительно ответила Дженн. — Я останусь в Клоннете.

Уилф выбрал именно этот момент, чтобы вмешаться.

— Твоему сыну грозит опасность?

— Я… — Дженн замялась, чувствуя на себе пристальный взгляд Роберта — да и Финлея тоже. — Сейчас ему опасность не грозит. Но его отец собирается отослать его в Мейр, а это уже опасно. Эндрю еще ничего не понимает, а я думаю… думаю, что он обладает силой.

— Он слишком мал, чтобы ты могла судить с уверенностью. — Уилф поднял руку, пресекая попытку Дженн возразить. — И к тому же похищение ребенка — не лучшее решение проблемы. Впрочем, совет обсудит твою просьбу.

Дженн кивнула и чуть не бегом покинула пещеру. Финлей повернулся к Роберту, который задумчиво смотрел ей вслед, и взял брата за руку.

— Пойдем.

Роберт хранил молчание все время, пока Финлей вел его по коридору, а потом по длинному наклонному туннелю к выходу. Скоро начал чувствоваться ледяной ветер, задувавший внутрь, несмотря на то что тяжелая дверь была закрыта, Финлей толкнул створку и вышел; Роберт последовал за ним. Если предстоит спор, то лучшее место для этого — посреди поля: такова цена безопасности, которую дает жизнь в пещере. Солнце все еще сияло на небе, но тепло его лучей было иллюзией: мороз не ослабевал.

— Как бы я ни старался, сколько бы лет ни прошло, понять ее я не в состоянии! — заговорил Роберт. Финлей взглянул на брата. Тот озадаченно хмурил брови. — Почему она хочет, чтобы ее сын находился здесь, а не в каком-то другом месте? Она не так уж нежно любит Анклав. Разве в последние пять лет не старалась она разорвать все связи с ним?

— А ты сам разве не так же вел себя?

Роберт повернулся к Финлею и развел руками. Сейчас перед Финлеем стоял так хорошо знакомый ему старший брат, одновременно и удивленный, и уязвленный, как всегда, слегка подсмеивающийся над собой, но совершенно всего этого не осознающий.

— Наверное, если я позволю себе сказать, что у меня были на то причины, ты укажешь мне на то, что и у Дженн скорее всего тоже есть веские резоны.

Финлей кивнул, продолжая идти вперед. Роберт, заложив руки за спину, шагал рядом.

— Никак не могу понять, как случилось, что ты понимаешь ее лучше меня, — продолжал он ровным голосом. — Ты ведь, как и я, не виделся с ней эти пять лет.

— Но я в нее не влюблен, — осторожно заметил Финлей. Да и не он — отец мальчика, о котором идет речь… и, пожалуй, именно знание того, чей Эндрю сын, позволяет ему понимать Дженн гораздо лучше, чем о том догадывается Роберт. Разве не здесь скрыта причина желания Дженн, чтобы ее сын поселился в Анклаве? Наверное, она думает, что тогда Эндрю хоть изредка будет видеть своего настоящего отца…

С какой бы стороны ни смотреть на дело, в поступках Дженн была логика; только как объяснить это Роберту, не открыв правды? Ну да, конечно, Дженн следует именно так и поступить: сказать Роберту об истинном положении дел.

— Помнишь, — начал Финлей жизнерадостно, — как я всегда спорил с тобой по поводу каждого принятого тобой решения? Ты ни за что не хотел присоединиться к Анклаву, но отказывался объяснить причину, и чем упорнее ты сопротивлялся, тем в большее бешенство я приходил. Ведь именно гнев помешал мне подумать и догадаться о том, почему ты так поступаешь.

Роберт покачал головой:

— Но я же не сержусь на Дженн — я просто растерян. Это она на меня гневается.

— Да я не о том! Каковы бы ни были твои чувства — гнев или что-то другое, — пока ты не вооружишься терпением и добротой и не расспросишь Дженн о том, что происходит, ты так же не получишь от нее вразумительного ответа, как раньше я от тебя.

— Ну, всем видно с первого взгляда, что Дженн скорее бросится в пропасть, чем станет любезно разговаривать со мной. Твоя идея хороша, Финлей, только, к сожалению, неосуществима.

— Но разве тебя не беспокоит, что она, похоже, тебя ненавидит?

Лицо Роберта сделалось холодным, но Финлей решил не отступать. Он остановился и переплел пальцы тем же спокойным жестом, к которому так часто раньше прибегал Роберт. Может быть, это окажет на него магическое действие и позволит с большей легкостью задать следующий вопрос…

— Ну? — проворчал Роберт, заметив колебания брата.

— Неужели война неизбежна? — Финлей сглотнул. — Я хочу сказать, если дело только в Карлане-Нэше… не было бы проще, если бы ты…

— Схватился с ним один на один? Не втягивая в борьбу всю страну? — Роберт выпятил подбородок, на лице его была написана непреклонность. — Я думал, что ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы не предполагать такого.

Финлей тоже решил проявить твердость.

— А я думал, что ты никогда не выступишь против Селара. Проклятие, я пять лет тебя не видел, Роберт! Что я должен теперь предполагать?

— Да что угодно. Разберись во всем сам. В конце концов, ты был единственным, кто догадался, что мне известно Слово Разрушения — до того, как я к нему прибег. Теперь, конечно, об этом моем подвиге знает весь мир, не так ли?

— Включая Наша. — Финлей почувствовал себя одновременно и пристыженным, и перепутанным. — Но ведь если ты снова используешь Слово против него…

— Однажды он уже выжил, братец, — со вздохом ответил Роберт. — Я не могу рисковать — приблизиться к нему настолько, чтобы снова воспользоваться Словом, даже если оно и убьет Наша. Если моя попытка не удастся, а он все услышит? И научится пользоваться Словом? — Роберт помолчал и провел рукой по волосам. — Знаешь ли, я даже не могу вспомнить Слово, я могу только его произнести — а последствия ты видел. Да, ты, конечно, слишком тактичен, чтобы задать очевидный вопрос: что случится, если он меня победит?

— Так что же?

Роберт поднял брови и улыбнулся, словно насмехаясь над собой:

— Я не неуязвим, братец. Нэш может меня убить — а если меня не будет, кто сможет остановить Селара, особенно если Нэш узнает Слово? Нет, моя первейшая обязанность — воспрепятствовать этому безумному нападению на Майенну, потому что в противном случае Тирон в ответ опустошит Люсару. Нэш ищет Ключ. Не обнаружив его в Майенне, он обратит свой взор и на другие места — возможно, и на Голет. Скажу тебе одно: Нэш не остановится, пока не завладеет Ключом. Если я выступлю сейчас против него в одиночку, не имея никакого другого оружия в запасе, едва ли мне удастся выжить.

Несколько мгновений Финлей молча смотрел на брата, потом тихо пробормотал:

— И тогда ты не сможешь защитить от него Дженн.

— Именно.

— Ты боишься? — прошептал Финлей.

Роберт долго смотрел на скалистые вершины, прежде чем повернулся к Финлею, взглянул ему в глаза и спокойно произнес:

— Да. — Потом он с ласковой улыбкой коснулся пальцем щеки брата и шепотом сказал: — Только никому об этом не говори.

Финлей невольно рассмеялся:

— Да разве мне кто-нибудь поверит! Роберт опустил руку и печально усмехнулся:

— Хочешь верь, хочешь — нет, но я все время беспокоился о том, приживешься ли ты в Анклаве. Я боялся, что у вас с Фионой не все окажется ладно, что матушка найдет жизнь здесь невыносимой, что Деверин и остальные предпочтут поселиться где-нибудь еще. Мне и не снилось, что ты так удачно устроишься, да еще и обзаведешься двумя дочками. Должен признаться: отчасти я завидую тебе. Да, я догадываюсь: ты смотришь на необходимость оставаться в Анклаве из-за того, что иначе Нэш колдовским зрением обнаружит тебя, как на проклятие, — но подумай, какие дары он, не подозревая об этом, тебе преподнес! Скажу тебе по правде: я так беспокоился, что не мог заставить себя узнать об истинном положении вещей. Иногда легче продолжать сомневаться, чем рискнуть узнать ужасную истину.

О ком это, интересно, говорит Роберт? Финлей против воли нахмурился.

— Ну, если хочешь знать…

— Что?

— Дело не во мне, Роберт, это касается всех… Никто тебя не спрашивал, потому что все мы боимся услышать ответ, но я больше не выдержу!

Роберт собрался что-то сказать, но его взгляд устремился в сторону; Финлею такое выражение лица брата было знакомо, и он умолк. Только когда Роберт снова взглянул на него, Финлей пробормотал:

— Прости меня, но я должен знать…

— Ох, милосердная Минея! Да о чем ты, Финлей?

— О Мике! — бросил Финлей. — Ты ни словом о нем не обмолвился. С ним что-нибудь случилось?

Роберт несколько раз моргнул, потом неожиданно ухмыльнулся и хлопнул брата по плечу.

— Клянусь богами, я виноват перед тобой! Впрочем, до настоящего момента я и сам не мог быть уверен… У Мики все хорошо, даже прекрасно.

— Откуда ты знаешь?

Роберт, не сдержав смеха, показал в сторону:

— Он как раз выезжает из врат. Смотри!

Если бы кто-то и мог принести солнечный свет в пещеру, то это был как раз Мика Маклин. Маргарет сразу заметила перемены, происшедшие в ее семействе с прибытием молодого человека, — несмотря на то что внешность его разительно изменилась: Мику теперь украшала густая каштановая борода. Финлей то и дело смеялся, Деверин и Оуэн хлопали Мику по плечу и наперебой удивлялись тому, как тот вырос и возмужал за эти годы, да и Роберт явно испытывал облегчение. Второй раз за два дня в покоях Финлея и Фионы неожиданно случилось празднество. Бедные дети совсем растерялись…

Было так приятно снова видеть Роберта — да и Мику тоже. Так хорошо видеть всех вместе и такими счастливыми — по крайней мере внешне. Что бы ни творилось в мире, за пределами пещеры, здесь слышался смех и царило оживление, как будто будущее сулило что-то хорошее.

Все участвовали в веселье — кроме Дженн. Да, она, конечно, тоже была рада увидеть Мику целым и невредимым, но от остальных Дженн по-прежнему держалась в стороне, холодная и замкнутая. Казалось, она не хочет ни в чем принимать участия и сопротивляется любой попытке вовлечь ее в разговор. Через некоторое время Маргарет почувствовала, что не может этого больше вынести. Наполнив две кружки замечательным элем, который варили в Анклаве, она подошла к сидевшей в углу Дженн — так, что той не удалось улизнуть. Усевшись рядом, Маргарет протянула одну кружку Дженн.

— Должно быть, вы скучаете по своему сынишке, надолго расставшись с ним.

Дженн быстро кивнула:

— Да, конечно.

— Вы впервые оставили его?

— Мне случалось уезжать, чтобы проведать сестру. Ичерн не позволял мне брать с собой Эндрю.

— А Белла и Лоренс бывают в Клоннете?

— Да. — Дженн сжимала в руках кружку так, словно она была ее единственной опорой.

— И на кого же похож малыш — на вас или на отца? Дженн помолчала, отхлебывая эль.

— Я рада сказать, что Эндрю имеет больше моих черт, чем отцовских. У него синие глаза и чудесные черные волосы.

Маргарет внимательно смотрела на Дженн.

— Мальчик очень озорной?

Вопрос заставил Дженн невольно улыбнуться — это теперь случалось с ней так редко!

— Да, иногда бывает.

— Мне трудно приходилось и с Робертом, и с Финлеем, — заметила Маргарет. — А уж когда они подросли и стали шалить вместе, стало совсем невмоготу. К счастью, хотя Роберт на шесть лет старше, он никогда не пользовался этим преимуществом. Финлей, должно быть, уже и не помнит… Когда Тревор погиб, все драки прекратились и стычки между братьями стали чисто словесными. Думаю, поэтому-то они теперь так хорошо умеют спорить.

Дженн продолжала молчать, но замкнутость исчезла с ее лица. Потом, подняв глаза, она с мягкой улыбкой сказала:

— А теперь вы стали бабушкой!

Маргарет улыбнулась в ответ, но прежде чем она успела продолжить разговор, выражение глаз Дженн снова стало настороженным: к ним подошла Марта.

— Здесь стало ужасно душно, — пожаловалась она.

— Да, мне хочется подышать свежим воздухом, — поднимаясь на ноги, ответила Дженн. — У меня страшно разболелась голова. Надеюсь, вы извините меня, если я не вернусь, а пойду к себе и лягу.

Маргарет ничего не смогла придумать, чтобы задержать Дженн. Она обернулась к Марте, которая задумчиво смотрела на Роберта, с кем-то разговаривавшего в другом конце комнаты.

— Неужели мы совсем потеряем ее?

Марта покачала головой.

— Постараюсь этому воспрепятствовать. — С этими словами она направилась к Роберту, наклонилась и что-то прошептала ему на ухо. Сначала он, казалось, смутился, но потом его глаза загорелись таким огнем, какого Маргарет никогда не видела. Резко поднявшись, он вышел из комнаты.

Роберт дошел по коридору до покоев Арли и Марты и постучался. Ответа не последовало, поэтому он бесшумно распахнул дверь и проскользнул внутрь. Комната Дженн располагалась слева, вход в нее был живописно украшен трудолюбивой Мартой. Роберт помедлил, чувствуя неуверенность. Никак не годилось, чтобы сейчас повторилось то же, что было при их последнем свидании с Дженн.

Роберт постучал в дверь. Никто ему не ответил. Может быть, Дженн спит? Она ушла, жалуясь на головную боль… Он постучал снова. В комнате раздался какой-то шум, и дверь резко распахнулась.

— Что?.. — Дженн замерла на месте, забыв закрыть рот, и попыталась захлопнуть дверь.

Роберт протянул руку и придержал створку.

— Я просто хочу поговорить с тобой. Разреши мне войти, Дженн. Пожалуйста!

Дженн заколебалась, потом все же сделала шаг назад. Комната была погружена в темноту, горела всего одна свеча. Постель оказалась не смята.

— Как твоя голова? — тихо начал Роберт.

— Прошла. Что тебе нужно, Роберт? Ты пришел снова упрекать меня насчет Эндрю? По-моему, ты слишком торопишься: пока Уилф не даст мне ответа, спорить тут не о чем.

Роберт сделал глубокий вдох. Нужно оставаться спокойным и рассудительным.

— Ты уверена, что твой сын обладает силой? Ты поэтому хочешь, чтобы он оказался здесь?

— Не твое дело, Роберт. — На лице Дженн было написано ледяное спокойствие, голос ее звучал ровно, хотя и с горечью. Стена, которой она окружила себя, была столь же неприступна, как и та, которую Роберт пытался выстроить вокруг демона в своей душе.

Роберт небрежно прислонился к стене и сложил на груди руки.

— Мне просто любопытно. Насколько я слышал, ты приложила немало усилий, чтобы порвать отношения с Анклавом и со всеми, имеющими к нему отношение. А теперь ты хочешь, чтобы твой сын поселился здесь, и к тому же один. Разве ты не хотела бы быть с ним рядом?

— Я уже сказала: это не твое дело, Роберт! — бросила Дженн. — А теперь, если не возражаешь, я хотела бы остаться одна.

— А что с твоими синяками?

Дженн замерла и взглянула на Роберта широко раскрытыми глазами. На мгновение на ее лице отразился страх, потом его сменило красноречивое смущение.

— Какими синяками?

— Марта все рассказала мне, Дженн, — решительно заявил Роберт, делая шаг к Дженн. — Скажи правду: это дело рук Ичерна?

— С какой стати я стану тебе говорить…

— Так это он? — рявкнул Роберт. Схватив Дженн за плечи, он встряхнул ее. — И давно он тебя избивает?

Дженн отпрянула. В глазах ее отразилась паника, как у пойманного зверька, отчаянно старающегося освободиться. Роберт не мог больше удерживать ее — слишком явным было ее страдание, да и ответ на свой вопрос он получил. Роберт мягко отстранился и сделал шаг назад, испытывая отвращение к себе.

— Почему ты терпишь такое? — тихо спросил он, чувствуя свинцовую тяжесть на сердце. — Ты достаточно сильна, чтобы его остановить.

Дженн дрожащими руками стала поправлять платье, голос ее был еле слышен:

— И как же я могла бы это сделать, не раскрыв себя? Я не сумела бы вложить ему в голову нужную мне мысль, да, честно говоря, едва ли такая мысль задержалась бы больше, чем на мгновение. Ичерн ненавидит колдунов, он ненавидит тебя. Если ему станет известно, что и я…

— Ты не пыталась наложить на него Печать?

— Много раз, но чтобы получить необходимое согласие, мне пришлось бы рассказать ему о себе, а тогда он ни за что не согласился бы. Так скажи ты мне, Роберт, как могу я… защититься от него?

Дженн не смотрела на Роберта, и руки его рванулись к ней — обнять, успокоить, — но тут же упали. Какое утешение мог он ей предложить? Ему не следовало оставлять ее в Элайте. Шесть лет назад нужно было увезти ее, и черт бы побрал последствия. Нужно было…

А теперь слишком поздно. Зло свершилось. Но, может быть, ему удастся предотвратить дальнейшие несчастья…

Дженн стояла спиной к Роберту, обхватив себя руками, словно пытаясь защититься. Было время, когда Роберт думал, будто впечатление уязвимости вызывает лишь хрупкость Дженн; однако прошедшие пять лет научили его видеть, как уязвима она на самом деле. Посмеет ли он навязывать ей свою волю?

— Ты не вернешься к нему.

Не слишком ли много он себе позволил? Дженн резко вскинула голову и вспылила:

— Как ты смеешь!

— Я не дам тебе вернуться к нему, — твердо повторил Роберт, с большей уверенностью, чем на самом деле ощущал. Ну, если когда-нибудь Ичерн попадет ему в руки!..

— Все это тебя не касается, Роберт! — Дженн сделала шаг вперед; ее тело угрожающе напряглось. — Мне не нужна твоя защита, я не хочу, чтобы ты вмешивался. Я вернусь к Ичерну, нравится это тебе или нет, — и ты ничего не сможешь сделать, чтобы меня остановить. А теперь убирайся!

Что ж, остановить ее он, может быть, и не сумеет, но в его силах заняться Ичерном, позаботиться о том, чтобы он больше никогда не прикоснулся к Дженн. Может быть, он и мальчика избивает? Не в этом ли причина решения Дженн? Нет, едва ли. Зная Дженн, Роберт не сомневался: она убила бы Ичерна, если бы тот хоть пальцем тронул малыша. Впрочем, все равно: не вмешаться невозможно.

Роберт взглянул в глаза Дженн, отвечая спокойствием на ее гнев.

— Не перестаю удивляться тебе! Если бы я знал, что тебя так легко подчинить себе, я женился бы на тебе сам! Ты позволяешь этой твари Ичерну избивать себя, но яростно сопротивляешься мне только потому, что я хочу тебе помочь. Очень странная логика! Хорошо, я отвезу тебя обратно к Ичерну, но не думай, что все тем и кончится.

Когда Роберт повернулся и двинулся к двери, Дженн кинулась за ним.

— Оставь его в покое, Роберт! Только попробуй, и я…

— И что ты сделаешь? — Роберт повернулся к ней; сердце его отчаянно колотилось. — Расскажешь обо мне своему доброму другу Нэшу?

Дженн отшатнулась, словно он ударил ее.

— Убирайся! — прошипела она, вложив в это слово весь яд, какой только могла. — Убирайся и никогда больше не приближайся ко мне! — Дженн вытолкнула его из комнаты и захлопнула дверь. Роберт почувствовал заклинание, которое Дженн наложила на створки, но возвращаться он и не собирался. После всего случившегося он не мог себе этого позволить: демон и так завывал в его душе и рвался на свободу, делая мрачное настроение еще более мрачным. Нужно уйти, взять себя в руки, укротить демона.

Что он за идиот! Какой полный и безнадежный идиот!

Сразу после завтрака Мика вышел из пещеры, чтобы насладиться чистым холодным воздухом утра в горах. Если повезет, прогулка поможет избавиться от головной боли — накануне было выпито слишком много эля. Труднее всего излечить те раны, которые сам же себе и наносишь.

Низко нависшее небо было свинцово-серым, теплый влажный воздух обещал скорый снегопад. Кругом оказалось много народу: детишки играли в снегу, взрослые работали. Зима в горах длится долго, и жители пещеры хватались за любую возможность выйти наружу… впрочем, Мика так никогда и не мог понять, как люди по доброй воле могут всю жизнь прожить в этой каменной дыре. Запахнувшись в плащ, Мика двинулся к краю плато; через некоторое время он заметил Дженн, сидящую на выступающем из снега камне.

— Доброе утро.

Дженн удивленно подняла глаза и, узнав Мику, улыбнулась:

— И тебе доброе утро. Я не думала, что ты поднимешься так рано. Леди Маргарет сказала, что вы засиделись до рассвета. Удалось вам выпить весь запас эля в Анклаве?

— Ну, надеюсь, что кое-что еще осталось, — ухмыльнулся Мика. — Как вы думаете, на этом камне хватит места для двоих?

— Садись. — Дженн подвинулась, и Мика уселся с ней рядом. — Не сомневаюсь, что тебе уже многие это говорили, но должна сказать, что твоя борода мне нравится. Она тебе к лицу. Впрочем, относительно цвета я не уверена: твои прежние рыжие кудри мне больше нравились.

Мика посмотрел на Дженн и попытался сделать вид, будто не замечает черных кругов у нее под глазами.

— Спасибо. Финлей говорит, что благодаря бороде я выгляжу солиднее.

— Что ж, ты стал старше. Я хочу сказать, что ты кажешься лет на пять старше по сравнению с тем временем, когда я видела тебя в последний раз. — Дженн улыбнулась такой ясной улыбкой, что на мгновение темные круги исчезли. — Как тебе жилось? И где, если не секрет, ты был?

Мика зачерпнул снега и скатал из него шар.

— На севере. В Дромме. Именно там Селар собирает армию. Я весь последний год туда наведываюсь — с тех пор, как мы узнали, что там что-то происходит. Я нашел себе работу в таверне — поэтому и пришлось отпустить бороду и выкрасить волосы. Теперь жду не дождусь, когда можно будет смыть краску.

— Я и не знала, что для работы в таверне требуется борода.

Мика ухмыльнулся и запустил снежком в скалу.

— А как вы? Как дела в Клоннете?

Неожиданно голос Дженн изменился, в нем зазвучала горечь.

— Ты сам этим интересуешься или тебя послал Роберт?

— Эй! — Мика повернулся и посмотрел Дженн в глаза. — Я Мика — узнаете? Было время, когда я был единственным вашим надежным другом в целом мире. Я спрашиваю, потому что вы мне небезразличны; поэтому я и хочу обо всем знать. Никто, поверьте, меня сюда не посылал.

Дженн пристально посмотрела на Мику, словно пытаясь что-то прочесть на его лице, но только слегка смягчилась.

— Дела… идут хорошо.

— А как Эндрю?

Дженн ответила не сразу; глаз она больше не поднимала.

— Как бы мне хотелось, чтобы вы с ним повидались! Ты ведь очень ему нравился, я знаю. Только такое еще долго будет невозможно. Мика!

— Да?

— Скоро начнется война, верно? Роберт ведь говорил всерьез?

— Боюсь, что да. — Мика вздохнул и сложил руки на груди. — По-моему, только вы тут и понимаете, как отчаянно он сопротивлялся необходимости выступить против Селара. С одной стороны, ему на пользу то, что он наконец-то чем-то занят, но с другой стороны, он ведь постоянно напоминает себе о том, как много люсарцев погибнет просто потому, что он не может найти другого способа остановить короля. Ох, мой господин сделает все от него зависящее, чтобы уменьшить потери, — да только война есть война, и как бы ни вести дело, люди будут гибнуть.

Некоторое время Дженн молчала, прислонившись к плечу Мики. Потом, вздохнув, она произнесла:

— Обещай мне, что будешь осторожен. И в Дромме, и… потом. Мне очень не хотелось бы, чтобы с тобой что-то случилось.

Мика взял руку Дженн и крепко стиснул ее.

— Когда все кончится, я найду способ пробраться в Клоннет и повидаться и с вами, и с Эндрю. — Он сглотнул, набираясь смелости для следующего вопроса: — Мальчик похож на Роберта?

Мика ожидал, что Дженн замкнется в себе, но она только покачала головой.

— Нет… к счастью.

Мика искоса взглянул на Дженн, но на этот раз горечь в ее голосе не имела отношения к Роберту. Дженн заметила, что молодой человек наблюдает за ней, вздернула подбородок и слегка оттолкнула его от себя.

— Почему ты до сих пор не нашел какой-нибудь хорошей девушки и не женился?

Мика шумно вздохнул: ну почему все обязательно задают ему один и тот же вопрос?

— Каждый год, когда я навещаю родителей, они спрашивают меня об этом. Я приезжаю из Фланхара с целой кучей новостей, а их интересуют только девушки, с которыми я там познакомился. Только потому, что все мои братья и сестры переженились и обзавелись детьми, все полагают, что и я должен последовать их примеру.

— Ты хочешь сказать, что не собираешься жениться? Мика втянул воздух, но ответил не сразу. Что ж, Дженн можно сказать правду — она по крайней мере поймет, не то что его родители.

— Нет. Я хочу сказать, что пока не могу себе этого позволить.

Дженн повернулась к нему лицом.

— Из-за Роберта?

Мика твердо посмотрел ей в глаза.

— Я не оставлю его, Дженн, — по крайней мере пока все не закончится. Не просите меня объяснить причину. Я знавал нескольких девушек… да, если бы не Селар и Наш, если бы не пророчество, если бы нам было позволено вести нормальную жизнь, я, наверное, был бы уже женат, — но дело в том, что я хочу того же, что и Роберт, того же, что и вы. Я не собираюсь оставить его в одиночку делать всю грязную работу, пока я буду вести нормальную счастливую жизнь… да и не была бы она ни нормальной, ни счастливой.

Закончив свою горячую речь, Мика обнаружил, что Дженн улыбается, глядя на него.

— А ты совсем не изменился!

— Ну, — рассмеялся Мика, — я же отрастил бороду. Разве это совсем ничего не стоит?

— Очень даже многого стоит. Пошли, пора отправляться в зал совета. Великое решение может быть оглашено теперь уже в любой момент.

Финлей стоял у стены зала и смотрел, как члены совета занимают свои места. Последними явились Дженн и Мика; Дженн казалась менее напряженной, чем накануне. Разница была невелика, но все же…

Уилф никогда не был любителемцеремоний. Как только дверь закрылась, он поднялся на ноги и обратился к собравшимся — в первую очередь к Роберту:

— В первый раз в жизни я согласен с тобой, Роберт, — как и весь совет. Для Анклава возникнет очень реальная угроза, если Селар осуществит свои военные планы и если мы позволим Карлану — или Нэшу, или как бы его ни звали, — натравить на нас армию. Мы поможем тебе всем, чем сможем; нужно только оставить достаточно людей в Анклаве, чтобы в случае чего защитить его.

— Конечно.

— Однако я хочу, чтобы ты ясно понял: мы поддержим тебя только в этой борьбе и ни в чем другом, только чтобы помешать Карлану найти и уничтожить нас. А теперь скажи, какую помощь от нас ты хочешь получить?

Роберт обвел взглядом сидящих за столом и прочистил горло.

— Мне нужно сорок умелых искателей, обученных военному делу.

— Всего сорок?

— Если я попрошу больше, это ослабит Анклав. Я также заберу своих людей из Данлорна — тех, кто захочет сражаться.

— Когда они тебе понадобятся?

— Я пока не могу сказать. Завтра Мика вернется в Дромму. Он останется там, пока не узнает, что войско Селара выступило в поход. Когда я получу от него известие, я приеду сюда и переправлю людей к своей армии.

— И ты сумеешь сделать необходимые приготовления до своего отъезда завтра?

— Сумею, если Финлей мне поможет. Моя матушка, Деверин, Оуэн и еще несколько человек отправятся прямиком во Фланхар. Я, конечно, сначала отвезу домой Дженн.

Финлей посмотрел на стоящую у двери Дженн. Она не сводила глаз с Уилфа. Старик пожевал губами, но глаз не поднял.

— Мне очень жаль, Дженн. Я понимаю, в каком ты трудном положении, но, боюсь, мы не сможем тебе помочь. Если мы увезем твоего сына, Ичерн попытается найти его и вернуть. Учитывая, что Вогн владеет Брезайлом, а война вот-вот начнется, риск слишком велик. Я не мог бы поручиться за безопасность Эндрю.

Выражение лица Дженн мгновенно изменилось. Ее глаза стали жесткими; резко повернувшись, она, не сказав ни слова, вышла из зала и хлопнула дверью. После недолгого замешательства и члены совета стали покидать зал; только Финлей оставался на месте до тех пор, пока с ним не поравнялся Роберт.

— Прошу тебя, Финлей… — пробормотал тот. Финлей не нуждался в дальнейших просьбах. Расталкивая членов совета, он выбежал в коридор — но Дженн уже исчезла. Финлей, не раздумывая, вытащил аярн и окинул все помещения Анклава колдовским взглядом.

Да, Дженн направлялась к выходу.

К тому времени когда Финлей выбрался из пещеры, Дженн уже была на середине поля. Она быстро шла, не обращая внимания на снег, липнущий к ее юбке. Финлей, безнадежно вздохнув, кинулся бежать вдогонку.

— Клянусь богами, — топнула ногой Дженн, — почему никто здесь не желает просто оставить меня в покое?

Финлей схватил ее за руку.

— Подожди минутку! Я только хотел удостовериться, что с тобой все в порядке.

— У меня все прекрасно. А теперь уходи.

Уйти было бы проще всего, но Финлей никогда в жизни не выбирал легких путей, и теперь было уже поздно менять привычки.

— Дженн, разве ты не видишь, что наши поступки объясняются заботой о тебе?

— О да, — бросила она, стряхивая его руку. — Вы все так заботитесь обо мне, что совсем не поддержали в совете. А я еще думала, что уж ты-то захочешь видеть своего племянника здесь, в безопасности.

Финлей заметил какое-то движение у выхода из пещеры. Роберт последовал за ним и сейчас стоял в дверях. Финлей молча пожелал, чтобы брат вернулся обратно: его сейчас Дженн хотела бы видеть меньше, чем кого-либо.

Словно прочтя его мысли, Роберт после мгновенного колебания повернулся и исчез в темном проеме. Финлей снова посмотрел на Дженн.

— Ты права, — сказал он. — Я очень хотел бы, чтобы Эндрю поселился здесь — и ты тоже. Но я также очень хотел бы, чтобы мой брат наконец узнал о том, что у него есть сын. Ты собираешься держать его в неведении до конца жизни? Неужели ты настолько ненавидишь Роберта?

— Клянусь кровью Серинлета! — Дженн в отчаянии вскинула руки. — Разве ты слеп, Финлей? Неужели ты не видишь, в каком я положении? Что, по-твоему, я должна делать? Я замужняя женщина. Я не обладаю твоей свободой, твоим правом решать все самой. Я живу в стесняющей каждое движение темнице, и единственный луч света в моем окне — это Эндрю. Конечно, я не хочу с ним расставаться, но я предпочту разлуку необходимости оставить его в руках чудовища, которое считается его отцом. Ты ведь говорил с Мердоком и знаешь, каким вырос Кенрик. Я не хочу такой участи для своего сына! — Дженн умолкла, ловя ртом воздух.

— Но похитить его…

— Не обманывайся, Финлей. Если я просто убегу вместе с Эндрю, Ичерн перевернет небо и землю, чтобы найти нас. Проклятие, у него ведь перед глазами пример Селара. К тому же люди, которые останутся в Клоннете, пострадают из-за меня. Белла и Лоренс тоже… Если бы мы спрятали Эндрю здесь, можно было бы устроить так, что его сочли бы погибшим от несчастного случая. Ведь удалось же Карлану похитить меня, так что моя семья пятнадцать лет считала меня умершей? Все можно устроить — было бы желание. Но никто мне не верит. Все только тем и заняты, что слушают твоего проклятого братца и готовятся к войне, а ведь я пытаюсь лишь…

Голос Дженн прервался, рыдания сотрясали все ее тело. Финлей протянул руки, чтобы обнять ее, но Дженн отстранилась. Через минуту она с раздражением вытерла глаза.

— И что, как ты думаешь, произойдет, если я сейчас открою Роберту правду? Он что, просто кивнет и скажет, что все прекрасно? Разве он согласится оставить Эндрю в Клоннете? А что скажет он тебе, Финлей, когда узнает, что вы с Микой все знали и ничего ему не открыли? Нам с тобой хорошо известно, что от вас он всегда ждал одного — преданности, и не забывай, как важна ваша преданность для него. Так неужели ты хочешь, чтобы он вступил в войну и оказался лицом к лицу с Ангелом Тьмы, сомневаясь в верности своих двух самых близких людей? Ты этого хочешь, Финлей?

Этого?

На глазах Дженн блестели слезы; Финлей осторожно вытер их.

— Конечно, нет. Но ты скажешь ему? Когда-нибудь? В голосе Дженн прозвучала свинцовая безнадежность.

— Не уверена, что наступит момент, когда бы вся жизнь Роберта не подчинялась пророчеству. Даже зачатие Эндрю произошло потому, что нас с Робертом связали Узы. Я не хочу, чтобы из-за меня ему пришлось жалеть еще о чем-то, чтобы у него появилась новая причина казнить себя. Я и так уже причинила ему достаточно страданий. — Дженн запрокинула голову и тяжело вздохнула. — Да, я знаю, что наши жизни связаны пророчеством, Финлей, но мне никогда не удавалось понять, что за роль мне предстоит играть. Может быть, когда-нибудь я все пойму, но до тех пор моя главная и единственная забота — Эндрю. Ты же сам отец, ты должен это видеть.

Финлей неохотно кивнул:

— Но только не ожидай, что такое положение вещей будет мне нравиться. Пойдем. Я отведу тебя в пещеру. Здесь слишком холодно, да и Роберт, наверное, нашел для меня какую-нибудь работу.

Ах, если бы только он не дал тогда Дженн слово!

Утро было слишком ненастным, чтобы рано вставать, но выбора у Мики не оставалось. К тому времени, когда он явился в столовую, Роберт уже кончал завтракать. Больше никого поблизости не оказалось.

— Дженн проснулась? — спросил Мика, поспешно глотая кашу.

— Да. Я ее видел. Она придет к вратам, где нас ждут кони.

Молча поглощая завтрак, Мика невольно наблюдал за Робертом. Через некоторое время он осмелился сказать:

— Вы сумеете отвезти ее обратно вовремя?

— Не вижу к этому препятствий. — Роберт не отрывал глаз от своей тарелки.

Мика продолжал пристально смотреть на него.

— Она винит вас во всем случившемся.

Роберт поднялся на ноги, и Мика следом за ним двинулся к двери. — Да.

— Но вашей вины тут нет! Это понимаете и вы, и она. Так почему же она винит во всем вас?

Роберт обернулся к Мике со слабой улыбкой.

— А почему бы и нет? Нужно же ей кого-то винить. То, что случилось в Элайте, отразилось на Дженн больше, чем на ком-нибудь другом. Мы ведь понимали тогда, что, хотя брак с Ичерном защитит ее от самого худшего, легкой ее жизнь не станет.

— Но она думает, что вы просто бросили ее, а ведь это не так. Почему вы не расскажете ей о…

— Брось, Мика. Что бы я ни говорил, положение никогда не изменится к лучшему. Она меня ненавидит, вот и все. Дженн, наверное, будет легче, если ты как можно дольше будешь ехать вместе с нами. И я буду благодарен, если ты постараешься узнать, что сможешь, о ее жизни в Клоннете.

Последние слова Роберт произнес так резко, что Мика бросил на него пристальный взгляд. Они подошли к выходу из пещеры; над горами висели тяжелые тучи, предрекая нелегкое путешествие.

— Что-нибудь случилось?

— Да. Но не тревожься: я намерен принять необходимые меры, прежде чем оставлю ее в Клоннете. Хорошо хотя бы то, что Дженн сможет отвлечься: у нее появится новая причина ненавидеть меня.

Мика нахмурился, но продолжать разговор было уже нельзя: У двери их ждал Финлей.

— Вы, наверное, не сможете задержаться еще на день?

Роберт только покачал головой и вскинул на плечо вьюк.

— Ничего, Финлей, ты справишься и без меня. Я верю в тебя.

Финлей кивнул. Мику поразило, как братья похожи на своего покойного отца. Оба высокие, широкоплечие, стройные и сильные. Воины, в лучших традициях рода Дугласов. Тревор гордился бы сыновьями.

— Финлей, — начал Роберт, бросив взгляд на Дженн, которая ждала с конями у врат, — я хочу, чтобы ты ясно объяснил всем: у нас одна цель — воспрепятствовать вторжению Селара в Майенну. Недостаточно просто предупредить Тирона о том, что замышляет его брат. Тирон не может держать армию в полной готовности на границе до самой смерти Селара. Более того, нам ни к чему, чтобы Тирон решил: единственный путь избавиться от опасности — самому захватить Люсару. Мы хотим остановить Селара прежде, чем его войско доберется до границы, заставить его распустить армию и никогда больше не помышлять о вторжении в Майенну.

— Ну… — Финлей закусил губу. — А что, если это будет означать, что тебе придется убить короля?

Мгновение Роберт никак не реагировал на эти слова; потом он встряхнул головой и послал брату свою обычную насмешливую улыбку.

— Сомневаюсь, что до такого дойдет. Береги себя, братец. Я не знаю, когда вернусь. Позаботься в мое отсутствие о моих племянницах.

Финлей с несчастным видом склонил голову.

— Ты тоже береги себя — вы оба будьте осторожны.

— Ох, — рассмеялся Роберт, — Мике в Дромме ничто не грозит. Разве кто-нибудь узнает его с этой его роскошной бородой!

Мика вздернул подбородок:

— Чем вам не угодила моя борода?

— Ты в самом деле хочешь услышать ответ?

ГЛАВА 8

В Тезиуме царил дух спокойствия и сосредоточенных трудов; тридцать гильдийцев-переписчиков почти не нарушали тишину. Скрип перьев по пергаменту, запах чернил, легкое движение писца, удобнее устраивающегося на скамье, — все это дарило Вогну ни с чем не сравнимое наслаждение, символизируя для него величие священного долга Гильдии.

Просторное помещение с высоким потолком было одной из достопримечательностей резиденции проктора Гильдии; оно было выстроено почти три столетия назад из привезенного издалека розового песчаника и соединяло здание, где размещались кельи, с залом для торжественных церемоний. Вогну никогда не надоедало прогуливаться по Тезиуму. Начинавшиеся выше человеческого роста арки окон уходили к потолку, заливая зал светом и летом, и зимой; своды потолка украшали гербы Гильдии, вырезанные на белом камне, ставшем золотым от времени. Из всех помещений резиденции Тезиум был самым строгим и изящным, но не любовь к чудесам архитектуры привлекала сюда Вогна: ему доставляло удовольствие наблюдать за трудами братьев-переписчиков.

Вот и сейчас он бесшумно двинулся по проходу между столами, оглядывая склонившихся над работой гильдийцев, отмечая, кто из них отрывался от дела и поднимал на него глаза. Перед каждым писцом лежала копия одного и того же документа, и его надлежало воспроизвести с абсолютной точностью. Вогн с удовольствием вдохнул воздух Тезиума и двинулся к двери в противоположном конце зала, где его дожидался Годет.

— Ну? — тихо, чтобы не мешать занятым важным делом братьям, спросил проктор.

— Я составил обзор последних донесений, господин.

— Надеюсь, ты позаботился о том, чтобы донесения не попались на глаза нашему дорогому легату Осберту?

— Конечно, господин. Он все утро провел с королем.

— Прекрасно. Ну и что же?

— Результаты без преувеличения поразительны.

— В каком смысле? — Вонг продолжал смотреть на писцов, намеренно подчеркивая, что за ними следят, и тем провоцируя их на какой-нибудь необдуманный поступок. Многие гильдийцы под его взглядом начинали ежиться.

— Брезайл, когда его стали возить по стране, к особому успеху не привел: было схвачено и казнено всего девять колдунов.

— И что в этом такого удивительного?

— Только трое из них имели при себе волшебные камешки. Остальные все были совсем юные, почти дети.

— Значит, мы добрались до них вовремя, пока они еще не успели причинить особого вреда. Я так и не понимаю, в чем ты видишь проблему.

— Господин, Брезайл возят по городам и селам уже много недель. Наверняка можно было ожидать, что мы разоблачим гораздо больше колдунов.

— Значит, до них дошли слухи о Брезайле и они в страхе бежали из страны. Мне этого довольно. Конечно, я был бы рад, если бы мы сумели их всех отправить на костер, но пока достаточно и того, что Люсара от колдунов избавлена.

— Но разве нет возможности того, что кто-то из них избег разоблачения? Если бы мы…

Зал вдруг погрузился в темноту, хотя ни одно облачко не набежало на солнце. Вогн нахмурился. Яркие пятна все так же лежали на полу там, куда падали из огромных окон солнечные лучи, но глаза проктора затуманились, слепота обрушилась на него прежде, чем он успел произнести хоть слово. Ледяной холод пронизал его до костей… в точности так, как той ночью в Лагганфорсе.

Вогна окружил серый сумрак, в воздухе разлился какой-то знакомый запах. Ладан, морская соль, что-то еще — теплое и умиротворяющее, как запах свежего хлеба. Где-то вдали возникло сияние; оно осветило арку, позолотив тонкую резьбу на ней и на камнях пола. Далекий свет заставил заблестеть лужи на полу… Кровь!

Вогн когда-то знал это место…

Из пустоты донесся голос, мешая ему вспомнить. Смысл слов ускользал от Вогна, словно они принадлежали неизвестному ему языку. Потом раздался зловещий скрежет стали по камню, крик боли, проклятия…

Из-за одной из колонн появился меч, потом держащая его рука. Рука принадлежала молодому человеку, совсем мальчику. Он стоял теперь под аркой, освещенный сзади, так что лучи света образовали корону над его головой. Молодой человек что-то говорил, но слова по-прежнему не имели смысла для Вогна. Воин был ранен и проклинал своего врага — но кого? Вогн напрягся, чтобы сделать хоть шаг вперед; его охватило волнение и нетерпение. Он должен узнать! Должен увидеть, кто стоит…

— Господин!

Словно порыв холодного ветра принес Вогна обратно. Тезиум был таким же, как всегда, Годет по-прежнему стоял рядом. Вогн пошевелил губами и с трудом выдавил:

— Что?

— Вы уверены, что Брезайл так могуществен, как мы рассчитывали, милорд?

Вогн пристально посмотрел на племянника. В поведении молодого человека не было ничего, что говорило бы о том, что он заметил нечто необычное. Вогн с облегчением перевел дух.

— Да, уверен, уверен теперь еще больше, чем раньше. Особенно из-за этих… этих видений.

Но что он видел? Прошлое или будущее? Был ли тот юноша принцем Кенриком? Может быть, ему грозит опасность и видение послано как предостережение?

Вогн еще раз оглядел зал, потом прошел в дверь, ведущую в жилые покои, знаком велев Годету следовать за собой. В глубокой задумчивости проктор направился в свой кабинет, ничем не показывая беспокойства.

— Когда дознаватели вернутся в Марсэй, забери у них те три камня, что они отобрали у колдунов. Нам понадобится еще несколько Брезайлов, чтобы как следует выполнить нашу задачу.

— Как пожелаете, милорд.

Легат Осберт следил, как Кенрик, надув губы, раздумывает над следующим ходом; потом принц протянул руку и передвинул одну из фигур. На шахматной доске почти не осталось черных, которыми играл Кенрик; ему грозил полный разгром. Селар сидел, откинувшись в кресле, и рассеянно теребил коротко подстриженную бороду, не сводя глаз с сына.

Осберт напрягся: ход Кенрика был неудачным. Ах, этот мальчишка никогда не слушает советов! Разве они не обсуждали прошлым вечером именно эту защиту? Безнадежно!

— По-моему, — пробормотал король, медленно протягивая руку к доске, — вы только что подарили мне еще одну победу, сын мой.

Кенрик мрачно смотрел, как Селар передвинул одну из белых фигур так, что западня захлопнулась. Принц проиграл.

Рука Кенрика сделала резкое движение; доска взлетела в воздух, а фигуры рассыпались по полу; некоторые из них подкатились к порогу двери, в которой как раз в этот момент появился Нэш.

Осберт приказал себе оставаться спокойным и добродушным, хотя встречи с советником день ото дня становились ему все неприятнее. Особенно теперь.

— Доброе утро, сир, — сказал Нэш, небрежно перешагивая через шахматные фигурки и подходя к столу.

— Разве я посылал за вами, Нэш? — лениво поинтересовался Селар.

— Конечно, посылали, сир.

Селар поднял брови в притворном удивлении, но тут же улыбнулся:

— Ах да, теперь я вспомнил.

Кенрик отшвырнул кресло и встал перед Нэшем, не давая тому пройти дальше в комнату.

— До меня дошли слухи, советник.

— Действительно, мой принц? И какие же?

Если Кенрика и смутил тон, которым был задан вопрос, он ничем этого не показал. Принц был или отважен, или очень глуп.

— Я слышал, что вы — колдун. Селар расхохотался:

— Ах, сынок, мы все слышали это много раз. Разве найдется придворный, который бы не заявлял, будто видел колдуна или когда-то знал хоть одного? Ну, теперь, благодаря игрушке Вогна, слухи скоро утихнут.

Принц, стиснув зубы, бросил на отца яростный взгляд.

— Я задал важный вопрос, сир, и он не заслуживает насмешек.

— Бросьте, Кенрик, не думаю, что вам стоит волноваться из-за подобной чепухи.

Кенрик уперся руками в стол и наклонился к отцу.

— Если я принесу вам доказательства того, что ваш любимчик — колдун, вы его казните?

— Не говорите глупостей! — снова засмеялся король.

— Так казните или нет? — рявкнул Кенрик.

— Ну, Кенрик, — снисходительно протянул Селар, — вы начинаете грубить.

Кенрик выпрямился, его глаза сверкнули. Не говоря ни слова, он повернулся и вышел из комнаты.

Осберт вздохнул с облегчением, когда Селар перевел взгляд с удаляющегося сына на фаворита.

— Нэш, что за новая глупость пришла в голову Вогну?

Он решил, что вы замешаны в колдовстве? Чем вы его обидели? Ну-ка признавайтесь!

— Ничем, сир, — ответил Нэш, не сводя глаз с Осберта. — Хотя было бы неплохо, если бы вы перемолвились с ним словечком на эту тему. Боюсь, что его рвение скоро нарушит мир в стране.

— Что ж, если вы считаете, что так нужно…

— Да, считаю. А теперь извините нас с Осбертом: у нас сегодня утром назначена встреча с проктором.

Цепкая рука Нэша вытащила Осберта за дверь, прежде чем тот успел запротестовать. Спустившись по лестнице, Нэш толкнул легата в угол и встал перед ним; в полумраке глаза советника горели яростным пламенем.

— Вам очень хорошо удавалось избегать меня последние недели, друг мой. Так скажите мне: где Вогн прячет книги из своей секретной библиотеки?

Осберт отчаянно затряс головой.

— Да нет же! Я ведь показывал вам комнату, показывал, что проктор сделал с книгами! Вы знаете не хуже меня, что он предпочел сжечь библиотеку, лишь бы она не попала в руки таких, как вы. Говорю вам: секретной библиотеки больше не существует.

— Тогда откуда Вогн неожиданно узнал, как сделать Брезайл?

Твердо держась своего, Осберт ответил лишь слегка дрогнувшим голосом:

— Может быть, кто-нибудь ему рассказал или в руки ему попалась новая книга. — Осберт помолчал, потом продолжил, притворяясь несправедливо обиженным: — Почему вы думаете, будто в этом моя вина? Если у Вогна все время были те книги, почему он сделал Брезайл только сейчас? Это же бессмыслица: Вогн всю жизнь ненавидит колдунов.

Несколько мгновений Нэш пристально смотрел на Осберта, нахмурив брови, потом медленно произнес:

— Или вы — лучший лжец, чем я считал, или говорите правду. Как бы то ни было? если вы увидите или услышите что-нибудь, что может указать на место, где теперь хранятся книги Вогна, я желаю немедленно об этом узнать. Вы меня поняли?

Осберт нашел в себе силы лишь послушно кивнуть; Нэш повернулся и ушел.

Это было огромным испытанием для терпения — почти таким же, на взгляд Нэша, как то ожидание, которое пришлось на его долю, — не только за последние пять лет, но за все восемьдесят с лишним, прошедших с тех пор, как его судьба стала ему ясна. Нэш сохранял неподвижность, позволяя портному суетиться вокруг, старательно (и, пожалуй, немного боязливо) закалывая богатую ткань. На этот единственный предмет туалета у него уходило столько времени, что даже коронационное одеяние величайшего в истории монарха не могло бы идти ни в какое сравнение.

Так что же делать с Осбертом? Не приходится сомневаться, что те книги давным-давно перенесены в другое место. Найти их было бы возможно, но есть ли время на то, чтобы выслеживать Вогна? Вырвать секрет у проклятого проктора можно разве что долгими пытками, да и доверить поиск книг никому нельзя. Позволительно ли тратить драгоценное время на занятие, которое может еще и не дать результатов, когда всего через девять дней он отправится в Клоннет?

В конце концов, дадут ли еще книги то, что ему нужно? Найдется ли в них указание на место, где спрятан Ключ?

— И когда же, — сухо процедил Нэш, — ты рассчитываешь закончить этот камзол?

Портной сглотнул.

— Э-э… Через две недели, милорд советник. Видите ли, возникли трудности с тканью для подкладки, мне пришлось ждать, когда будет доставлена новая партия…

Не шевельнув ни единым мускулом, Нэш сказал еще более холодно:

— Я не могу ждать так долго. Камзол нужен мне через неделю.

— Слушаюсь, милорд. — Портной кончил втыкать булавки и помог Нашу снять камзол. Тот жестом отослал его: в дверях стоял его слуга Теймар.

Дождавшись, когда портной уйдет, Теймар довольно улыбнулся Нашу:

— У меня хорошие новости, хозяин.

Со вздохом Нэш потянулся и опустился в кресло у стола.

— Уж не изловил ли Брезайл Вогна самого Врага?

— Нет, хозяин.

Нзш протянул руку за кубком с вином и посмотрел на слугу. Теймар терпеливо ждал вопросов. Терпение было качеством, которым он обладал в избытке. Несмотря на то что он полностью был привязан Узами к Нэшу, Теймар обнаруживал удивительную независимость мнений, которую Нэш нечасто встречал и у свободных людей. Он подчинялся любому приказанию Нэша, каким бы чудовищным оно ни было, никогда не задавал вопросов и никогда не подводил своего хозяина, если только обстоятельства не оказывались непреодолимыми. До той ужасной ночи в Элайте точно так же Нэшу служил его брат Лиссон. Нэшу ни разу не пришлось в чем-либо упрекнуть братьев; но Лиссон был убит вместе с другими гильдийцами и малахи, и теперь у Нэша остался единственный слуга, которому он мог полностью доверять и которому ничего не нужно было объяснять.

— Что ж, прекрасно, — кивнул Нэш. — Расскажи мне, какие у тебя хорошие новости.

— Вы приказали, чтобы я нашел средство завершить ваше исцеление и вы смогли бы наконец связать себя Узами с Союзницей.

Нэш снова кивнул.

— Я сделал, как вы велели, хозяин. Есть кое-кто, кто даст вам все, что нужно для полного восстановления сил.

Ленивое любопытство внезапно покинуло Нэша, и он вскочил на ноги, едва позволяя себе надеяться.

— Да, хозяин: я захватил одного из салти пазар.

Годфри сидел в конце длинного стола, с трудом заставляя себя глотать жирную пищу. Она совсем ему не нравилась, но епископ Бром брал на заметку всякого, кто не опустошал свою тарелку. По какой-то причине толстый прелат полагал, что душа человека может быть вскормлена только наперченным сметанным соусом и жареным лебедем.

В углу столовой сидел музыкант, извлекавший из лютни веселую мелодию. В обычных обстоятельствах Годфри наслаждался бы музыкой во время обеда, но после возвращения из Элайты и суровых слов Роберта он совершенно не мог сохранять душевное равновесие в обществе Брома.

Правда, свободно чувствовать себя в присутствии Брома Годфри никогда не удавалось. Глава люсарской церкви стал настоящим посмешищем среди молодых вольнодумцев-священников. А уж что касается их единоверцев в других странах… об этом Годфри даже думать не хотелось.

Когда-нибудь — если повезет, то совсем скоро — Бром лишится поста, который никогда и не должен был занимать, и Маккоули наконец возьмет в свои руки бразды правления.

И тогда восторжествует справедливость, все пойдет как надо, и дети церкви смогут жить в мире, избавленные от вмешательства короля, ставящего себя выше богов.

Углы губ Годфри дрогнули. Он скрыл неуместную улыбку, поднеся ко рту кусок хлеба, и впервые за весь вечер начал есть с удовольствием. Ах, жизнь была бы так скучна без этих редких полетов мечты, даже если никому, кроме себя, Годфри не мог в них признаться.

Собравшиеся за столом продолжали обсуждать недавнюю охоту. Опять, как и в предыдущие разы… Ни слова о том, как отразится облава на колдунов на церкви, и так уже стонущей под пятой Брома. Ни слова о тайно собираемом на севере войске Селара и об ужасных последствиях, которые повлечет за собой нападение на Майенну.

Может быть, сановники церкви находятся в полном неведении? Или им просто все равно?

Если Селар и в самом деле нападет на Майенну и попытается захватить трон, Люсара будет раздавлена. Майенна вдвое больше Люсары, у нее прекрасно вооруженная армия и множество наемников, которым щедро платит Тирон, хорошо знающий об угрозе со стороны собственного братца. В детстве Тирон был болезненным ребенком, но теперь он взрослый человек, у него трое сыновей-наследников, и он прекрасно осознает, какая ставка на кону. Только глупец на месте Селара мог бы считать себя достаточно сильным, чтобы рассчитывать на победу.

Годфри даже стукнул вилкой по тарелке: Селар получит по заслугам, когда против него выступит Роберт со своими союзниками!

— Вы что-то скрываете от нас, архидьякон?

Побледнев, Годфри поднял глаза: все собравшиеся повернулись в его сторону.

— Ваше преосвященство…

— Тарелка в чем-то перед вами провинилась?

— Э-э… нет, ваше преосвященство. Прошу меня извинить. Бром рассмеялся и снова вернулся к разговору об охоте; гости с готовностью присоединились к нему.

Идиот! Если он будет так неосторожен, то попадется, ничего еще не совершив.

И тогда Роберту придется просто его убить.

Теймар здорово постарался, и на этот раз Нэш не стал скупиться на похвалы. Избушка была тесной и заброшенной, но для их целей она подходила как нельзя лучше. Соломенная крыша нависала над глинобитными стенами, доходя почти до земли. Совсем рядом струилась река, и на лигу вокруг не было никакого жилья. До Марсэя нужно было бы добираться больше двух часов. Низкий берег реки часто заливался водой во время паводка, и на болотистых землях, поросших жесткой высокой травой, никто не селился. Место было просто превосходным для того, чтобы разобраться еще с одним салти пазар.

Теймар толкнул дверь и ввел Нэша внутрь. Две лампы, подвешенные к низкому потолку, освещали единственную комнату. Низкий стол стоял у левой стены, а рядом с ним виднелась постель, на которой лежал молодой человек.

— Его имя Бен, — спокойно сообщил Теймар.

— Ты дал ему усыпляющее снадобье?

— Он должен сейчас уже проснуться. Он не получал ни пищи, ни воды с тех пор, как я прошлой ночью привел его сюда.

Нэш подошел к столу, присел на краешек и начал стаскивать перчатки, рассматривая пленника. Тому было лет двадцать; сильный и здоровый юноша был светловолос и красив. Просто совершенство! Руки молодого человека были скручены, ноги привязаны к кровати, в рот засунут кляп. Нэш сделал знак Теймару, чтобы тот его вытащил. В этот момент пленник пошевелился и открыл полные ужаса глаза. Увидев Нэша, он попытался отодвинуться как можно дальше к стене.

— Не стоит так волноваться, — сказал Нэш. — Бежать тебе не удастся, так что не трать зря силы.

— Принести седельные сумы, хозяин? — спросил Теймар.

— Расскажи сначала, как ты его нашел.

— Я сделал, как вы велели, и двинулся следом за гильдийцами-охотниками. Они привезли Брезайл в небольшую деревушку в нескольких лигах от садланийской границы. Я замешался в собравшуюся поглядеть на Брезайл толпу и тут заметил, как этот человек поспешно пытается скрыться из деревни. Я выследил и схватил его.

— Удивительно просто, а, Бен? Я-то думал, что вы, салти пазар, в теперешние времена стали осторожны и опасаетесь незнакомцев. Да, Теймар, пойди и принеси сумы. Ты можешь все приготовить, пока я болтаю с нашим юным другом.

Когда Теймар вышел из хижины, Нэш бросил перчатки на стол и снял плащ. Бен не спускал с него испуганных глаз. Иногда его руки напрягались в попытке порвать веревки, но все усилия были тщетны. Юноша пытался скрыть свой страх и не позволить себе сдаться.

— Ты малахи? — прошептал Бен.

— Нет, — ответил Нэш. — Впрочем, многие из вас делали такое же заключение — себе на погибель.

— Значит, ты гильдиец! — дрожащим голосом пробормотал пленник.

— Только по имени. — Нэш положил руки на колени. — А теперь, прежде чем мы займемся делом, хочу задать тебе вопрос. У меня мало времени, так что будет лучше, если ты ответишь без проволочек. Где вы прячете Ключ?

На лице Бена была написана растерянность.

— Какой ключ? Нэш вздохнул:

— О, милосердные боги! Скажи, пожалуйста, все салти пазар отличаются таким же упрямством? Ну ладно, поговорим о другом. Где Роберт Дуглас?

Бен нахмурил брови.

— Откуда мне знать?

— Брось, — рявкнул Нэш. — Ты колдун — и он тоже. Ты должен знать, где он скрывается.

— Ну а я не знаю.

Теймар вернулся с сумками, и Нэш подождал, пока тот достанет мешочек из плотного шелка. Вынув оттуда шар, он показал его Бену, потом положил на пол рядом с кроватью.

— Спасибо, Теймар. Подожди за дверью.

— Хорошо, хозяин.

Когда дверь за ним закрылась, Нэш снова уселся и посмотрел на пленника.

— Ты боишься малахи, верно?

— Кто же их не боится!

— Что ж, твои приятели не желают отдать им Ключ, так что это ваша собственная вина. — Нэш усмехнулся. — Что ты думаешь о Теймаре? Он лишен колдовского таланта, уверяю тебя: не то что ты и я. И все-таки ему удалось такое, чего не сумели ни ты, ни я.

Когда Бен снова забился, пытаясь освободиться, Нэш поднял руку.

— Не стоит рассчитывать вызвать его сочувствие — он предан мне одному. По правде сказать, ты был обречен с того момента, как сказал ему хоть слово.

Взгляд Бена метнулся к двери.

— Он может передумать — когда узнает, кто ты такой.

— Он принадлежит мне душой и телом. Только я могу изменить его решение, — рассмеялся Нэш. — Ты когда-нибудь слышал о Наложении Уз? — Когда Бен ничего не ответил, Нэш продолжал, наслаждаясь своей властью над пленником: — Столетия назад оно было изобретено для соединения пар в супружестве. Совершенные Узы связывают людей всю жизнь. Так и Теймар привязан ко мне — только во много раз более крепко. Я нашел способ так изменить обряд, используя кровь человека, что он становится моим рабом. И процесс, и его результат совершенно не похожи на исходные и дарят гораздо меньше наслаждений. Впрочем, за долгие годы такие Узы принесли мне много пользы. Можешь спросить подтверждения у Селара.

При этих словах глаза Бена широко раскрылись, потом он перевел взгляд на шар на полу.

— Ты собираешься проделать то же самое и со мной?

— Нет, — медленно покачал головой Нэш. — К несчастью, единственная часть прежнего обряда, от которой я не смог избавиться, — это необходимость получить согласие на наложение Уз. Ты должен захотеть сделаться моим рабом — а я не смогу убедить тебя немедленно. — Нэш отошел от стола, опустился на колени рядом с шаром и вытащил из-за голенища сапога кинжал. — Ты знаешь, что это такое?

Бен не пожелал опустить глаза и с подчеркнутым безразличием стал смотреть в стену над головой Нэша. Сквозь стиснутые зубы он процедил:

— Нет.

— А знать тебе следовало бы. Если бы вы, салти пазар, не были так высокомерны и не отвернулись от своих братьев малахи, вы узнали бы о многих важных вещах. Вы носите при себе камушек, с помощью которого направляете свою колдовскую силу. В дни Каббалы такие вот шары были весьма распространены и использовались так же, как теперь ваши аярны, но имели еще и другое назначение. Ты сегодня получишь возможность хорошо рассмотреть один из шаров. Может быть, ты слышал о том, что дарриет из Даззира когда-то прибегали к такому средству. Оно называется «фолинет аро шаар» — «вскармливание кровью».

Бен резко втянул воздух, когда значение этих слов полностью дошло до него. После мгновенного колебания он решительно сжал губы, явно не намереваясь ничего больше говорить.

— Понятно, — протянул ничуть не удивленный Нэш. Почему, интересно, когда в его руки попадался салти пазар, происходило всегда одно и то же? Ни один из них на протяжении столетия ни разу не ответил ни на один вопрос. Какие бы пытки, какие бы мучения Нэш ни придумывал, результат оставался неизменным. Было похоже на то, что всеми салти движет одна и та же могучая воля, не позволяя предать братьев-колдунов. Этот молодой человек перед лицом мучительной смерти даже не пожелал признаться, что он из салти пазар, хотя и не мог оспаривать очевидного.

Да, конечно, из древних книг известно, что внутренняя сила колдуна может укрепить его волю, — но не до такой же степени? Нельзя поверить, что все они настолько сильны!

Если только…

Может быть, их каким-то образом защищает Ключ?

Подстегиваемый неожиданной мыслью, Нэш закрыл глаза и сосредоточился. Он находился совсем рядом с Беном, и все же аура того оставалась бледной и расплывчатой, как если бы принадлежала обычному человеку.

Кровь и смерть! Факт все время был перед его глазами, но Нэш слишком спешил, слишком жаждал успеха, чтобы его заметить! Конечно, Ключ защищает салти! Иначе и быть не может! Ключ сумел каким-то образом так изменить ауру колдунов, что ее никогда не смогут обнаружить малахи, — это оказалось под силу только Брезайлу.

Каким же он был глупцом!

Нэш открыл глаза, с трудом удерживаясь от смеха.

— Милый мальчик, ты и не догадываешься, насколько мне помог. — С этими словами Нэш наклонился и перерезал веревку, стягивавшую запястья пленника. Однако прежде, чем Бен успел воспользоваться свободой, Нэш поднял руку, и молодой человек замер, скованный непреодолимой силой. Нэш схватил правую руку Бена и одним быстрым ударом клинка рассек мягкую плоть почти до локтя. Хлынула кровь, и Бен охнул, но Нэш был слишком ловок, чтобы потерять хоть каплю. Он повернул руку Бена так, чтобы яркая красная струя упала на шар, и стал завороженно смотреть, как шар медленно вбирает в себя кровь. — Обычно, — будничным тоном сообщил Нэш, — я проделываю это более медленно — так достигается лучшее качество, — но, видишь ли, на то, чтобы проделать все необходимое и тем завершить свое возрождение, мне потребуется три дня, а я тороплюсь. У меня назначено свидание с дамой — прекрасной дамой с густыми черными волосами и сверкающими синими глазами. Одного взгляда на нее достаточно, чтобы сердце мужчины возликовало. Впрочем, ты ведь и сам знаешь, наверняка ты ее встречал. Ее зовут Дженнифер Росс, хотя теперь она известна всем как герцогиня Эйр. Ну да я не позволю этому обстоятельству встать между нами. Ты, возможно, знаешь ее и под другим, более древним именем. Она Союзница.

Лицо Бена уже покрывала смертельная бледность, он с трудом мог приоткрыть глаза. Губы юноши шевельнулись, и Нэш наклонился к нему, чтобы расслышать невнятный шепот:

— Чудовище… Тьмы…

— Ты правильно догадался, хотя и с некоторым опозданием, — ухмыльнулся Нэш. — Не беспокойся, я не восприму это как личное оскорбление. Так, видишь ли, меня называет пророчество. Союзнице и мне суждено соединиться. Я так долго ждал, прежде чем наложить на нее Узы, потому что должен сначала в полной мере восстановить силы. И это будет не гнусный обряд, как с Теймаром, а древнее Наложение Уз в своей истинной, чистой форме. Она не станет моей рабыней — кроме как в любви. Видишь ли… — Нэш наклонился к своей жертве и прошептал: — Наложение Уз должно быть совершенным, иначе оно не продлится дольше нескольких недель. Союзница даст мне такую силу, какой ты и вообразить не можешь, — и сделает это по доброй воле. Не знаю, как на твой взгляд, но мне это всегда особенно нравилось. Такая прелестная, такая хорошая, праведная до мозга костей — и все равно в конце концов она не сможет воспротивиться. Ей суждено любить меня, как и мне — ее. Вся ее праведность обратится в свою противоположность и поможет мне. Неужели вы, салти пазар, никогда не задумывались над тем, почему ей было дано имя Союзницы?

Нэш взглянул на распростертого на постели юношу, но тот никак не откликнулся на эти слова. Глаза его были закрыты, лицо посинело. Только еле заметное дыхание говорило о том, что угасающая жизнь еще теплится в нем. Еще мгновение, и пленник лишится сознания.

— Нет, — прошептал Нэш, бросая взгляд на шар, впитывающий кровь умирающего, — вряд ли вы об этом задумывались. А теперь поздно. Совсем, совсем поздно.

ГЛАВА 9

Холод был снаружи, и холод был внутри, и Роберт точно знал, какой из них ужаснее. Он остановил коня рядом с лошадью Дженн на вершине последнего холма; перед ними простиралась равнина восточной части Люсары, одетая в сплошной снежный саван, сверкающий под почти полной луной. Ледяным воздухом было трудно дышать.

И все же эта страна была прекрасна. Занесенная снегом, скованная морозом, она все еще могла вдохновлять поэтов; однако даже самый гениальный из них не смог бы передать все напряжение наступившего мгновения.

Роберт оглянулся через плечо, но Мика давно исчез в ночной темноте. Дня через четыре он доберется до Дроммы.

Да, Мика хорошо справился со своим делом, проводив Дженн от Анклава до Мейтланда. Дженн, правда, оставалась молчаливой — по крайней мере когда Роберт был рядом. Поэтому Роберт намеренно держался от спутников на расстоянии — ехал или впереди, или позади них. Не стоило делать путешествие более тяжелым для Дженн, чем необходимо. Вздохнув про себя, Роберт после отъезда Мики вместе с ней спустился в долину и скрылся в лесу.

Пришлось ждать, пока не станет совсем темно: нужно было, чтобы никто не заметил их продвижения. К счастью, скоро облака затянули небо, и луна скрылась; впрочем, колдовское зрение позволяло Роберту отчетливо видеть между деревьями Мейтланд-Мэнор, ровное поле перед ним — и лицо Дженн.

Похоже, вера Эйдена в чудеса на сей раз не оправдалась. Дженн и в самом деле ненавидит его. Следить за ней даже издали было Роберту тяжело: он ведь знал, какие чувства Дженн испытывает. Его охватывала дрожь, когда она иногда бросала на него взгляд, — холод в ее синих глазах был много страшнее мороза суровой зимы.

Да, умом Роберт понимал, что Дженн права, ненавидя его, обвиняя в своих несчастьях, проклиная его и все, что он совершил. И все же, если бы только она изменила свое отношение…

Дженн не могла устоять на месте. Хоть она и говорила, будто не замерзла, она все время переминалась с ноги на ногу или начинала ходить по опушке. Роберт давно уже перестал предостерегать ее, что кто-нибудь может заметить их, если она не будет стоять неподвижно. Казалось, Дженн не может дождаться момента, когда наконец расстанется с ним.

Огни в доме гасли один за другим; наконец остались лишь три освещенных окна.

— Когда ты вернешься в Клоннет? — тихо спросил Роберт, В заснеженном лесу его голос не разбудил эха.

— Завтра на рассвете.

Роберту следовало бы спросить ее о Нэше. Ему необходимо было понять, под сильным ли влиянием этого человека она находится, узнать обо всем, чтобы заглушить голос неразумной ревности, тревоживший его последние годы. Однако объяснить это Дженн было невозможно. Глупо было хоть на мгновение подумать, будто все сложится иначе, но, покидая Элайту, он был так уверен, что она его любит… Что ж, может быть, какое-то время она и в самом деле его любила.

Грустные мысли заставили Роберта почувствовать пустоту в душе.

— Я осмотрел все вокруг: никакой опасности нет. Дженн почему-то теперь не торопилась уезжать.

— Ты уверен?

— Конечно.

— Да нет, я имею в виду Карлана… Нэша. Ты уверен? Роберт взглянул на Дженн, стараясь не показать своего удивления, и обнаружил, что она мрачно смотрит на него.

— Как только его раны зажили достаточно, чтобы он снова смог передвигаться, он начал посещать тебя в Клоннете, чтобы присмотреть за Союзницей, добиться твоего доверия, сделаться твоим другом. Единственным другом. Разве не так должен был поступить Ангел Тьмы?

— Откуда ты знаешь, что он бывал в Клоннете?

— Не важно. Но если тебе известно что-то, что может нам помочь…

— Известно что-нибудь? О Нэше? — Глаза Дженн широко раскрылись, она пристально взглянула на Роберта. — Ах, понимаю. Ты думаешь, что я храню его секреты, как храню твои? И ты думаешь, что я открою… — Она снова отвернулась и слегка покачала головой. — Человек, которого я знаю, ничего общего с Ангелом Тьмы не имеет. Мне нечего тебе сообщить.

На мгновение Роберта охватило желание обнять Дженн, привлечь ее к себе, шептать ей на ухо извинения, шептать любые слова, которые смогут уничтожить пропасть между ними… но Дженн никогда такого не позволит. Особенно теперь, когда он чуть ли не обвинил ее в том, что она переметнулась на сторону Нэша. Вместо попытки примирения Роберт, стиснув кулаки и, сделав глубокий вдох, сказал:

— Стало достаточно темно. Лучше отправляйся, пока кругом никого нет.

Дженн двинулась прочь, потом помедлила и оглянулась на Роберта. Выражение ее лица было растерянным. Так ничего и не сказав, она пошла дальше, ведя в поводу свою лошадь. Роберт следил за Дженн, пока она не скрылась в доме; но и потом он видел ее колдовским зрением. Наконец, встряхнувшись, он отошел поглубже в лес, но не уехал. Найдя подходящую ветку, низко нависающую над землей, он привязал коня, закутался в плащ и устроился под деревом на ночлег.

Будь обстоятельства иными, путешествие на север даже могло бы доставить Роберту удовольствие. Погода неожиданно улучшилась, яркое солнце заливало зимний пейзаж. Чем дальше продвигался Роберт, тем быстрее таял снег; наконец онисчез совсем. Иногда Роберту даже приходилось надвигать капюшон плаща, чтобы не обгореть на солнце.

Он держался на изрядном расстоянии от дороги, по которой ехала Дженн со своей свитой. Она никогда не была особенно умелой искательницей, но все же Роберт установил самый непроницаемый щит, какой только мог. К тому же кто мог предсказать, куда Вогн отправит своих гильдийцев с Брезайлом?

Наконец на второй день пути к вечеру вдали показались угрюмые башни Клоннета, и Роберт остановил коня. Теперь уже только колдовским зрением он следил за Дженн: она приблизилась к воротам замка, ворота открылись, потом закрылись.

Только тогда Роберт двинулся дальше. Коня, не расседлывая, он оставил в рощице на песчаном берегу — настолько близко к замку, насколько можно было подобраться, не выдав себя. Потом, под покровом темноты, он подкрался к стене и остановился, прижавшись к ней спиной. Пальцы Роберта ощупали шершавый камень, он двинулся вправо и скоро добрался до маленькой калитки. Чтобы открыть ее и проскользнуть внутрь, почти не потребовалось прибегать к колдовской силе; оказавшись в замке, Роберт остановился, готовый создать скрывающую его иллюзию.

Он был один в темном углу рядом со строением из красного камня; где-то вдали ходили люди, но Роберт оставался неподвижным и невидимым.

Шесть лет назад, после замужества Дженн, Мика отправился в Клоннет, чтобы служить ей. Через несколько недель он уже знал замок как свои пять пальцев. Теперь Роберт вспоминал начерченный Микой план, прикидывая, как добраться до заброшенной лестницы, ведущей на галерею, куда выходили комнаты Дженн.

Роберт ждал, наблюдая за беготней слуг. Время для его затеи было выбрано удачно. Роберт сделал глубокий вдох и призвал таящуюся в самых глубинах его души силу. Роберт был в отличной форме, поэтому усилие далось ему легко. Еле заметного мысленного шага в другое измерение оказалось достаточно, чтобы он стал невидим для любого, кто посмотрел бы в его сторону. Создать иллюзию было бы проще, но иллюзия принесла бы пользу, только оставайся Роберт неподвижным, а это сейчас не входило в его планы.

Роберт никогда не жалел о том, что скрыл от других колдунов свое умение пользоваться запретным искусством. В конце концов, совсем ни к чему, чтобы другие, наделенные меньшей силой, начали подражать ему и подвергли опасности свои жизни.

Теперь Роберт был готов; он сделал шаг вперед, обогнул сзади старую конюшню, прошел вдоль стены и оказался у входа на лестницу. Пригнувшись, он уперся руками в деревянную дверь, затянутую паутиной от долгого забвения. Дверь не поддалась; Роберт не сразу сообразил, что нужно нажать на ручку и потянуть дверь на себя.

Со вздохом облегчения Роберт проскользнул в темноту и бесшумно закрыл дверь за собой. Нащупав ногой первую ступеньку, он начал подниматься. Мика предупреждал, что зажигать здесь свет нельзя: он был бы заметен сквозь щели в стене; поэтому Роберту пришлось полагаться только на свое умение видеть в темноте.

Он заставил себя двигаться медленно и осторожно, но, еще не достигнув галереи, услышал громкие голоса. К тому времени, когда Роберт нащупал следующую дверь, они стали совсем отчетливыми. Разобрать слов он не мог, но не сомневался, кому принадлежат голоса.

Дженн и Ичерн.

Неожиданный грохот заставил Роберта вздрогнуть. Он поспешно приложил руку к деревянной обшивке стены и напряг колдовское зрение. Голос Дженн больше не был слышен, но рев Ичерна продолжался, полный ярости и угрозы. Затаив дыхание, Роберт приоткрыл дверь. Галерея была безлюдна, шум доносился из комнаты, расположенной справа. Снова раздался грохот, потом крик, и дверь в комнату с шумом распахнулась.

Роберт замер на месте, но в галерее появился не Ичерн. Выбежавший из комнаты мальчик был, должно быть, Эндрю. Он успел пробежать до середины галереи, прежде чем заметил Роберта и остановился, широко раскрыв глаза и резко втянув воздух.

— Поди сюда, Эндрю, — прошептал Роберт, протягивая руку и делая шаг вперед, чтобы оказаться на свету.

Мальчик оглянулся через плечо на дверь комнаты, откуда по-прежнему доносился шум, потом подошел к Роберту, тяжело дыша.

— Что случилось?

— Матушка… Она ранена. Я иду за отцом Джоном. Роберт заставил себя говорить тихо и спокойно.

— Кто ее ранил?

— Папа, — прошептал, всхлипывая, ребенок. — Он сказал, что она плохая. Он ее убивает.

Демон в душе Роберта взревел и стал рваться на свободу. Роберт положил руку на плечо Эндрю.

— Не бойся. Я ей помогу. А ты иди за отцом Джоном. Скажи, чтобы он поторопился. И если увидишь Адди, тоже пошли ее сюда.

Эндрю кивнул, повернулся и побежал к лестнице в левом конце галереи.

Роберт не стал медлить, да демон и не позволил бы ему этого. Рев Ичерна, срывавшего зло на Дженн, заполнял всю галерею. Было похоже на то, что он не поверил ее рассказу о поездке к сестре. Проклятие!

Оказавшись у двери, Роберт бесшумно вытащил из ножен меч, потом осторожно заглянул в комнату. Посередине помещения тянулся длинный стол с дюжиной свечей на нем. У ближнего конца стоял Ичерн, глядя на кого-то, распростертого на полу. На глазах у Роберта чудовище пнуло ногой неподвижную фигуру.

— Назад! — рявкнул Роберт, рванувшись в комнату. Острие его меча уперлось в горло Ичерна, заставив того отступить к стене.

— Кто вы? Ох, погодите… — Ичерн был пьян, слова его звучали неотчетливо. — Я же вас знаю — Данлорн!

Не сводя с Ичерна взгляда, Роберт присел рядом с Дженн и коснулся рукой ее лица.

— Дженн! Ты меня слышишь?

В этот момент Ичерн кинулся вперед, и Роберт не успел помешать ему опрокинуть на них с Дженн стол.

Дженн послышался голос Роберта… должно быть, он ей снится… Она ведь рассталась с ним недалеко от Мейтланда два дня назад…

Нет. Он последовал за ней.

Дженн приподняла голову как раз в тот момент, когда стол опрокинулся, отбросив Роберта прочь от нее. Снова боль, шум, жар… Свечи! Огонь охватил ковер, потом занавеси. Удушливый дым и голос Ичерна, зовущего стражу… еще чьи-то голоса…

Роберт снова оказался рядом, отодвинул стол и высвободил Дженн.

— Эндрю! Где Эндрю?

— С ним все в порядке. Он побежал за помощью. А теперь поторопимся. Можешь ты держаться на ногах? — Роберт обхватил ее и поднял.

Дженн открыла глаза, но все вокруг казалось ей тонущим в красном тумане; левый глаз ее заплыл. Воздух, полный дыма, жег горло, и Дженн начала кашлять.

— Нам нужно отсюда выбираться, — прошипел Роберт, поднимая с пола меч.

— Нет! Ты беги, Роберт. Он тебя убьет! Схватив Дженн за руку, Роберт потянул ее к двери.

— Это я его убью за то, что он сделал!

Дженн попыталась возражать, но Роберт не обратил на ее слова внимания. Когда они оказались у двери, галерея была полна голосами, по лестнице бежали солдаты с обнаженными мечами. Где-то вдали раздавались крики Ичерна, сзывавшего стражу, чтобы схватить Роберта.

Благодарение богам, что по крайней мере здесь нет Нэша…

— Сюда! — Роберт почти волоком потащил Дженн к другой лестнице, но в этот момент и оттуда показались солдаты. Быстрыми ударами меча Роберт разделался с первыми двумя; они рухнули на тех, кто бежал сзади. — Нам придется уходить наверх!

Дженн почти ничего не видела. Спотыкаясь и падая, она следовала за Робертом, вцепившись в него, как утопающая. В поисках опоры Дженн попыталась ухватиться за камень стены, но рука ее была в крови и соскользнула. Роберт подхватил ее и понес, прыгая через две ступени. На площадке он отпустил ее, и, повернувшись, Дженн увидела бегущего к ней Эндрю. За ним спешили отец Джон и Адди.

Дженн подхватила плачущего малыша на руки; звон меча Роберта сказал ей, что он отражает нападение солдат. Те поднимались по лестнице, медленно, но неумолимо.

— Отсюда есть другой выход? — не оборачиваясь, спросил Роберт.

Дженн была не в силах сообразить, но на помощь пришел отец Джон.

— Да, идите за мной!

Священник забрал Эндрю у Дженн и повел их узким коридором, о существовании которого Дженн и не подозревала. Через мгновение их догнал Роберт. Тяжело дыша, он стал торопить их скрыться в темноте. Спотыкаясь на ступенях, Дженн последовала за отцом Джоном в одну комнату, потом в другую…

Дженн совершенно не представляла, где оказалась. Отовсюду доносились крики, паника захлестнула весь замок, словно на него напало вражеское войско. Она продолжала, спотыкаясь, идти за отцом Джоном, Адди держалась за ее руку. Раз за разом Дженн ощущала, как колдовская сила Роберта отбрасывает нападающих; живущий в нем демон выплескивал свою ярость смертоносным потоком. Роберт отставал, потом догонял своих спутников и торопил их.

Неожиданно, после блужданий по лабиринту лестниц, коридоров, залов, они оказались в холоде зимней ночи. От дуновения ледяного ветра мысли Дженн прояснились, хотя в темноте она почти ничего не видела.

— Где мы? — буркнул Роберт. Закрыв за собой дверь, он приложил к ней руку, и Дженн увидела, как замок засветился красным и расплавился, намертво заперев дверь.

— В западной башне, — ответил отец Джон. — Если нам удастся… О боги!

Дженн прислонилась к парапету и взглянула на галерею, откуда началось их бегство. Она была охвачена пламенем; пожар превратил ночь в зловещее подобие дня.

— Только не это… — прошептала Дженн.

Солдаты начали колотить в запертую дверь, и Роберт, схватив Дженн за руку, потащил ее к противоположному краю площадки. Адди уже добежала до ведущей на другую лестницу двери и собиралась ее открыть, когда та распахнулась от яростного удара. Адди взвизгнула и отлетела в сторону. Роберт бросился к ней, схватил за руку и оттащил в безопасное место.

— Вот они!

В дверь хлынули солдаты. Роберт был вынужден отступить, хотя его меч наносил удары с молниеносной быстротой, сверкая в отблесках огня. Роберт сражался доблестно, но противников оказалось слишком много. В одиночку ему не удавалось их отбросить; не мог он и остановиться, чтобы сосредоточиться и призвать на помощь колдовскую силу.

Неожиданно отец Джон опустил Эндрю на пол, толкнул его к Дженн, а сам кинулся вперед. Оказавшись рядом с Робертом, он поднял руки, и из его пальцев вылетело пламя, растекшееся под ногами нападающих. На мгновение солдаты замерли, потом с воплями «Колдовство!» в панике обратились в бегство, сталкивая с лестницы тех, кто бежал им на подмогу. В полной неразберихе воины думали только об одном: как бы оказаться подальше от страшных колдунов.

— Молодец! — воскликнул Роберт. Оказавшись у двери, он выглянул на лестницу. Она была окутана дымом, ступени горели. — Как нам теперь отсюда выбраться?

Отец Джон только пожал плечами:

— В том-то и беда. С башни прыгать слишком высоко, мы разобьемся о камни: ведь, как вы наверняка заметили, Клоннет не имеет полного воды рва.

— Проклятие! Будь у нас веревка…

Порыв ветра окутал башню дымом. Вторая дверь, через которую они попали на площадку, сотрясалась от мощных ударов. Роберт кинулся к ней, чтобы отразить новое нападение. В этот момент удары прекратились и раздался взрыв, разнесший дверь в щепки. Две фигуры выскочили на верхнюю площадку башни, но лишь один из пришельцев размахивал мечом.

— Малахн! — прошипел Роберт, кидаясь навстречу вооруженному воину. Однако Дженн поняла, что не он взорвал дверь. Женщина, лицо которой было Дженн знакомо…

Так малахи жили в Клоннете? Нэш! Должно быть, это он…

— Теперь вы от меня не уйдете! — рявкнул Ичерн, взбегая по лестнице.

Дженн протянула руки, чтобы защитить Эндрю, но отец Джон ее опередил. Закрывая мальчика собой, Дженн и священник в ужасе пятились к парапету, понимая, что ничего, кроме падения с огромной высоты, их не ждет. Позади Ичерна Роберт сражался с двумя малахи; его меч горел ярким пламенем, затмевая огонь пожара, и колдовская сила Роберта делала особенно мощным каждый удар.

В первый раз в жизни Дженн взмолилась, чтобы демон Роберта вырвался на свободу.

Ичерн двинулся на Роберта как раз в тот момент, когда Роберт поразил мужчину-малахи. Воин упал навзничь, его меч со звоном отлетел в сторону. Женщина рванулась к клинку, но не успела: меч Роберта взлетел снова, и голубое пламя поразило ее. Тело женщины отлетело назад, словно было легким, как соломинка.

Ичерн, двумя руками подняв над головой меч, кинулся на Роберта. Тот едва успел повернуться и вскинуть клинок, чтобы отразить удар. Сталь зазвенела, ударившись о сталь, полетели искры. Однако Ичерн был могучим бойцом, высоким и сильным, и под его напором Роберт был вынужден сделать шаг назад, потом второй, все ближе и ближе к краю площадки… Запнувшись о неровность пола, Роберт пошатнулся, и Ичерн воспользовался моментом. Его меч взлетел снова…

Дженн завизжала. Не раздумывая, она сконцентрировала колдовскую силу, и из ее руки ударил испепеляющий поток пламени. Дженн напрягла все силы, чтобы поразить Ичерна в спину. Ичерн выгнулся назад и на мгновение замер, потом качнулся вперед. В своем медленном движении его тело навалилось на Роберта, почти столкнув того за парапет. Дженн увидела, как Ичерн исчез в пустоте, потом услышала глухой удар о камни у подножия башни.

Она бросилась к Роберту, но отец Джон снова ее опередил и успел вцепиться в его плащ. Вдвоем с Дженн они втащили Роберта обратно на площадку. Глотая воздух широко открытым ртом, он первым делом поднял свой меч.

— Пошли. Нужно отсюда выбираться.

Ночное небо горело золотыми отсветами, освещая дюны, как зловещий неестественный рассвет. Роберт молча смотрел на далекий пожар, не обращая внимания на беспокойство своего испуганного коня. Через несколько часов от Клоннета ничего не останется — лишь почерневший остов, пустой и пахнущий гарью.

Роберт перевел взгляд на отца Джона. Тот посадил Дженн на седло впереди себя, ее голова лежала на плече священника. 1 полубесчувственная, она молчала; ее распухшее лицо было покрыто кровью. На другой лошади сидела верная Адди, все еще перепуганная, но решительная. Позади нее сидел, обхватив ее руками, малыш Эндрю, глядя вокруг широко раскрытыми глазами.

Роберт пришпорил коня и повел свой маленький отряд по узкой лощине прочь от замка. Долгое время не было слышно ничего, кроме мягкого шелеста песка под копытами коней и криков чаек. Наконец, когда первые лучи рассвета озарили небо, впереди показалась маленькая придорожная гостиница.

Получить комнату в это время года, когда мало кто отваживался пуститься в путешествие, было легко. Значительно труднее оказалось избежать расспросов — тем более что путники были покрыты кровью, грязью и копотью. Однако Роберт без зазрения совести придумал разбойников, напавших на них на дороге, отчаянную схватку с ними, потерю коней… Полный сочувствия хозяин отвел им свою лучшую комнату и принес горячей воды для мытья, кувшин эля, а вскоре и целый горшок похлебки.

Роберт внес Дженн в комнату и уложил на постель. Адди налила в кружку эля, и Роберт приподнял голову Дженн, чтобы та смогла утолить жажду. Дженн сделала один глоток и отвернулась к стене.

— Матушка умерла? — Эндрю протиснулся между Робертом и Адди и осторожно коснулся руки Дженн.

— Конечно, нет, — ответил Роберт, приглаживая растрепанные волосы мальчика. — У нее всего несколько ссадин, которые нужно промыть и перевязать. Она придет в себя, когда немного отдохнет.

Адди принесла таз с водой и чистую тряпицу. Однако когда Роберт протянул руку, чтобы смыть кровь с лица Дженн, та отшатнулась, как от удара.

Роберт поднялся и вручил тряпицу Адди.

— Лучше ты займись этим. Пойдем, Эндрю, не будем мешать Адди ухаживать за твоей матушкой.

— И дайте-ка мне взглянуть на ваши раны, — вмешался отец Джон. Он подвел Роберта к креслу и заставил его сесть. Осматривая и перевязывая ушибы и порезы, священник пробормотал: — Мы ведь не сможем задержаться здесь надолго, верно?

— Не больше, чем на пару часов. Не знаю, сколько народу слышало, как Ичерн выкрикивал мое имя, но скоро будет объявлена тревога и погоня кинется по нашим следам. — Роберт закрыл глаза и поморщился, когда отец Джон коснулся особенно болезненной раны.

— Дженн нуждается в отдыхе, да и вы тоже. Некоторые из ваших ран довольно глубокие. Где-нибудь поблизости есть место, где мы были бы в безопасности?

Кто-то настойчиво дергал Роберта за рукав, так что ему пришлось открыть глаза. Оказалось, что Эндрю внимательно смотрит на него синими глазами, такими похожими на глаза Дженн, что Роберту стало даже не по себе.

— Как вас зовут?

Роберт улыбнулся, хотя из-за ссадин на лице улыбаться было больно, но отец Джон ответил за него:

— Это герцог Роберт, милорд Эндрю.

Эндрю насупил брови, как будто пытаясь что-то вспомнить, и, твердо глядя в лицо Роберту, сказал:

— Вы спасли матушку.

— Пожалуй.

— Благодарю вас.

Роберт склонил голову, но тут же снова поморщился: отец Джон обнаружил еще одну рану.

— Больно? — спросил Эндрю, с любопытством следя за происходящим.

— Сказать тебе честно? — рассмеялся Роберт. — Больно. И очень.

— Мне очень жаль, Роберт, но в этом она непоколебима. Роберт поверх плеча отца Джона бросил взгляд на сидевшую на камне, прижав к себе Эндрю, Дженн. Погода весь день им благоприятствовала, делая их поспешное бегство на юг немного менее трудным. Однако теперь, когда солнце склонилось к горизонту, начал чувствоваться холод: зима брала свое. Далекие горы, казалось, дышали морозом; выпавший на их вершинах снег ветер вздымал ледяными облаками, заметными даже на таком расстоянии.

— Но она не хочет говорить почему?

— Вы же знаете, что она не проронила ни слова с тех пор, как два дня назад мы покинули Клоннет, — ответил отец Джон. — Нам еще повезло, что она сказала хоть это.

Роберт со стоном отвернулся и стал смотреть на виднеющийся за полями Мейтланд-Мэнор.

— Она сошла с ума. Ей же прекрасно известно, что в первую очередь ее будут искать именно здесь. Или ей хочется, чтобы ее нашел Нэш? Без той, пусть и незначительной защиты, которую обеспечивал ей Ичерн, она станет первой его добычей. Этого она хочет?

— Понятия не имею. Все, что мне известно, это что мы должны отправиться к леди Белле в Мейтланд.

— Что ж, тогда, — вздохнул Роберт, берясь за повод своего коня, — похоже, туда мы и двинемся. Но должен сказать вам одно: я ее там не оставлю. Я отвезу ее в Анклав, даже если она будет визжать и брыкаться.

Еще раз подкрадываться под покровом темноты, еще одну ночь провести, прячась от любого встречного… Да, такова жизнь объявленного вне закона изгнанника. Ах, если бы он только мог предвидеть…

Впрочем, Роберт должен был признать, что пробраться в Мейтланд было нетрудно. Небольшая охрана, множество дверей. Хотя Роберт никогда не бывал здесь раньше, ему сразу стало понятно, где они найдут после ужина хозяйку дома. Им еще и повезло — она была одна.

Роберт попытался бесшумно открыть дверь, но Белла услышала и резко вскочила. Она разжигала огонь в камине, и теперь в его мягком свете было видно, насколько она поражена. Роберт ничего не сказал, просто ввел в комнату Дженн и остальных, потом закрыл дверь и наложил на нее заклятие, которое предупредило бы его о чьем-то приближении.

— Лоренс дома?

Дженн стояла перед сестрой, оглядывая комнату, как испуганная птичка, сжимая и разжимая пальцы.

— Нет. Он уехал на несколько дней. В чем дело? Что с тобой случилось? — Когда Дженн ничего не ответила, Белла посмотрела на Роберта.

— Возникли некоторые неприятности, — начал тот, но его остановила Дженн. Взяв Эндрю за руку, она подвела его к Адди.

— Отойди с ним, пожалуйста, к окну. Мне нужно поговорить с сестрой.

Несколько мгновений Дженн молча смотрела в огонь, потом взяла себя в руки и сказала:

— Белла, мне очень нужна твоя помощь.

— Конечно. — Белла положила руку на плечо Дженн. — Я сделаю для тебя что угодно.

Только теперь Дженн подняла глаза на сестру.

— Ичерн погиб. Я…

— Погиб? Каким образом?

Дженн открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. В наступившей тишине отец Джон произнес:

— Он упал с башни, миледи. Клоннет сгорел до основания.

Белла непонимающе взглянула на Дженн.

— Он мертв, и я… привезла Эндрю к тебе. Я… я хочу, чтобы ты о нем позаботилась.

— Но почему? Что будешь делать ты?

— Я сейчас же уеду с Робертом.

Роберт моргнул и удивленно поднял брови. Что все-таки происходит?

Дженн продолжала более твердым голосом:

— Белла, отец Джон может потом рассказать тебе все подробности. Мне нужно, чтобы ты позаботилась об Эндрю и дала приют Адди и отцу Джону. Когда сюда явятся люди короля и будут вас допрашивать, вы все должны говорить одно и то же. О том, что Роберт был в Клоннете, известно, но там был пожар. Ты можешь говорить всем, что Роберт выжил и привез сюда моего сына и остальных, но ты должна… обязательно должна сказать, что я погибла в огне. Сможешь ты это сделать?

— Не понимаю, — пробормотала Белла. — Ты хочешь, чтобы все считали, будто ты мертва? А что я скажу Эндрю? И когда ты вернешься обратно?

При этих словах Дженн поникла.

— Не знаю. Может быть, нескоро. Я вернусь, как только смогу, но пока ничего не знаю.

— Роберт, — умоляюще обратилась к нему Белла, — что вы натворили? И что происходит?

— Не спрашивайте меня. Я сам впервые обо всем слышу.

— Тогда заставьте Дженн вести себя разумно. Ей вовсе не нужно уезжать.

— Как это не нужно! — вспылила Дженн, потом, глубоко вздохнув, продолжила: — Прошу тебя, Белла, сделай так, как я прошу. Ичерн мертв. Никто не явится за Эндрю и не захочет отобрать его у тебя. Ты имеешь на него все права. Я знаю: ты будешь любить его и заботиться о нем, как я сама. И не беспокойся: я могу сделать так, что он никогда никому не расскажет, что это я привезла его сюда. Он будет хранить тайну столько же, сколько и вы. У меня совсем мало времени. Мы должны немедленно отправляться. Прошу тебя, скажи: ты сделаешь все, что нужно?

Белла перевела взгляд с Дженн на Роберта, потом посмотрела на священника. Наконец она сказала:

— Мне вся затея ничуть не нравится, Дженн, и ты это понимаешь. Но я не отвечу тебе отказом.

Не позволив себе показать облегчение, Дженн только слегка улыбнулась. Она пересекла комнату и опустилась на колени перед своим маленьким сыном. Роберт не мог слышать, что она ему говорила, но мальчик дважды бросил взгляд в его сторону. Потом Эндрю кивнул, глядя на мать глазами, полными непролитых слез, и крепко обнял ее. Дженн крепко прижала к себе ребенка, что-то шепча ему на ухо, потом встала и подвела его к Белле. Тихо попрощавшись с остающимися, она повернулась к Роберту:

— Пора отправляться.

Роберт не стал терять времени — да времени у него и не было. Они с Дженн ехали на восток всю ночь и большую часть следующего дня, загнав свежих лошадей, полученных в Мейтланде. Только когда они пересекли границу и оказались в безопасности Фланхара, Роберт стал присматривать место для отдыха. Дженн все еще не говорила ни слова, но чем дальше они ехали, тем бледнее становилось ее лицо и безжизненнее глаза. Роберт не раз замечал, как она морщится от какой-то внутренней боли. К закату он почувствовал, что больше не выдержит.

Роберт остановился перед таверной на окраине деревни, раскинувшейся на берегу красивой речки, вытекавшей из леса. Снег кое-где покрывал землю, деревья и крыши; вся улица была одной огромной лужей чавкающей грязи.

— Почему мы остановились? — пробормотала Дженн, безразлично оглядываясь вокруг.

— Нам нужен отдых. — Роберт осторожно, чтобы не потревожить начавшие затягиваться раны, слез с коня. — Здесь мы в безопасности. Никто не явится за нами.

— Мне отдых не нужен.

— Ну а мне — и лошадям — он необходим. Пожалуйста, позволь мне помочь тебе спешиться.

Роберт протянул к Дженн руки, но она оттолкнула их. Дженн медленно перекинула ногу через луку, но, оказавшись на земле, упала. Роберт подхватил ее, на помощь ему из таверны выбежали люди. Роберт внес Дженн внутрь; для них сразу же нашлась комната — трактирщик оказался добрым и услужливым человеком. О лошадях позаботился конюх, а служанка подала еду и напитки.

Однако прежде чем утолить голод, Роберт несколько минут посвятил тому, чтобы написать зашифрованную записку Мике, В таверне нашелся курьер, готовый за несколько монет отвезти послание в Дромму. Это был единственный способ не дать Мике, бросив все, примчаться во Фланхар, как только до него дойдут вести о смерти Дженн.

Наконец, когда на небе показался тоненький месяц, Роберт смог сесть за стол и подкрепиться. Дженн неподвижно лежала на кровати; возможно, она уснула. Воспаление вокруг глаза несколько уменьшилось, но выглядела Дженн больной. Побои Ичерна оставили на ее теле многочисленные синяки и кровоподтеки. Через некоторое время дыхание Дженн стало более ровным и глубоким, и Роберт несколько успокоился.

Он медленно прихлебывал эль, запивая им куски черного хлеба и твердого соленого сыра. Роберт позволил себе расслабиться, глядя в окно, но каждые несколько минут его взгляд невольно возвращался к постели и неподвижной фигуре на ней.

Почему Дженн решила уехать с ним — с человеком, которого она так откровенно ненавидит? Что она собирается делать? Да, конечно, ей известно о предстоящей войне, но ведь она никогда не собиралась в ней участвовать. И подобным образом оставить сына…

Эндрю видел, как его мать убила отца — убила при помощи силы, сущности которой понять он не мог. Мальчик лишился обоих родителей, и не было никакой надежды, что он разберется в случившемся. Белла, конечно, сделает все от нее зависящее, но разве так следует воспитывать ребенка?

О боги, их бегство так легко могло кончиться несчастьем — особенно притом, что демон отчаянно рвался на свободу! Как только ему удалось сдержать демона? Конечно, не было ничего удивительного, что в Клоннете оказались малахи. Более того: это обстоятельство только подтвердило, что подозрения Роберта в отношении Нэша вполне обоснованы.

Со вздохом Роберт снова наполнил свою кружку. Эль был хорош — темный и крепкий.

Белла станет рассказывать о том, как погибла ее сестра, и свидетельства и отца Джона, и Адди подтвердят ее слова. В неразберихе невозможно было заметить, кто покидает горящий замок. Беглецам очень повезло, что удалось поймать пару вырвавшихся из конюшни лошадей. Скорее всего по герцогу Эйру и его супруге будут отслужены заупокойные молебны, и священники станут молиться о новом герцоге, несчастном осиротевшем ребенке. Никто не заберет Эндрю из дома его тетки — уж об этом Белла позаботится. За племянника она будет биться до последнего вздоха: в этом отношении Дженн сделала хороший выбор.

Но все же правильно ли она поступила? Она никогда теперь не сможет вернуться, не сможет воскреснуть из мертвых. Ведь это было бы во второй раз! Ее появление вызвало бы такие подозрения, что ее в лучшем случае ожидало бы пожизненное заточение в темнице. Порвав все связи с Анклавом, теперь Дженн разрушила и свою привычную семейную жизнь; она отдалась на волю волн… куда-то она приплывет?

Когда Роберт снова взглянул на Дженн, та не спала и неподвижным взглядом смотрела в потолок.

— Тебе следовало бы подкрепиться.

— Я не голодна. — Дженн натянула на себя одеяло. — Сколько времени я спала?

— Часа два.

— Мы долго здесь пробудем?

— До завтра. Потом мы снова двинемся на юг.

— В Бликстон?

— Да.

— Сколько туда добираться?

— Дня три-четыре.

С тихим стоном Дженн приподнялась на постели и села, привалившись к стене.

— Мы встретимся там с епископом?

— Да.

Дженн удовлетворенно кивнула:

— Как его здоровье?

— По-моему, он никогда еще не чувствовал себя лучше. Единственное, что его огорчает, это предстоящая война: он ее не хочет.

— Да и никто не хочет.

Роберт снова отхлебнул эля и откинулся на спинку стула, невольно поморщившись: раны давали о себе знать.

— Ты страдаешь от боли? — Теперь Дженн смотрела на Роберта.

— Со мной все в порядке. Стоит хорошо выспаться, и все пройдет.

Дженн не отвела взгляда, но глаза ее оставались затуманенными. Неожиданно в них блеснули слезы и Одна за другой покатились по бледным щекам.

Стараясь ничем не проявить своих чувств, Роберт снова стал смотреть в окно и поднес кружку к губам. Между глотками он произнес — тихо и бесстрастно, так что лишь слова создавали мост между ним и Дженн:

— Тебе раньше никогда не приходилось убивать.

В ответ Дженн всхлипнула и сжалась в комок, повернувшись к Роберту спиной. Несколько минут он молча смотрел на нее, потом поднялся, присел на край постели и осторожно положил руку на плечо Дженн. Она попыталась оттолкнуть его, но нерешительно и слабо, и Роберт руки не убрал.

— Все в порядке, Дженн, все кончилось. Он никогда больше не причинит тебе боли. — Роберт привлек ее к себе, но Дженн по-прежнему оставалась напряженной.

Медленно, очень медленно он обнял ее; наконец голова Дженн опустилась на грудь Роберту, и из ее глаз снова хлынули слезы.

ГЛАВА 10

Дюжина жирных серых чаек кричала, ссорилась и бросалась в атаку на пустую крепость, бывшую еще недавно замком Клоннет. Крылья птиц резко хлопали, преодолевая порывы ветра. Чайки норовили рассесться на камнях стены, почерневшей от огня и дыма. Белое на черном, свет против тьмы. Так мало света, так много тьмы…

Нэш стоял посреди просторного двора замка. Его глаза видели ужасную картину, но разум отказывался ее воспринять. Неужели простой пожар мог привести к таким разрушениям? Каменные стены были покрыты копотью, но выстояли. Все же остальное было уничтожено. Снова разнесшиеся слухи о колдовстве привели к тому, что замок обезлюдел. Слуги, даже местные жители, отказывались вернуться сюда. Только солдат Гильдии, сопровождавших Нэша, удалось заставить разбирать завалы — да и то из-под палки.

— Хозяин!

Теймар давно уже стоял позади Нэша, но тот не оборачивался и словно не замечал слуги. Теперь он неохотно буркнул:

— В чем дело?

— Мы нашли еще несколько тел.

— Она среди них?

— Наверное.

Нэш резко повернулся.

— Этого не может быть! Не могла же она погибнуть в каком-то пожаре! С ней был Враг. Он ни за что не позволил бы ей умереть! Покажи мне тела.

Нэш быстро двинулся по булыжникам, которыми был вымощен двор; Теймар заспешил следом. Желтые плащи гильдийцев отчетливо выделялись на фоне черного пожарища; солдаты осторожно разбирали завалы. Обнаруженные тела сносили под сохранившийся каменный скелет галереи; они лежали там, лишенные одежды и совершенно неузнаваемые. Теймар остановился у конца ряда и показал на останки миниатюрной женщины, полностью обезображенные огнем. Не сохранилось ничего, что могло бы указать на то, кто это был, — ни клочка платья, ни украшения.

Ничего.

Неужели такое возможно?

Нет! Даже и представить себе этого нельзя… и все же…

Свидетельства сестры и священника. С какой стати будет он лгать? И служанка тоже?

Мальчишка.

Союзница обожала ребенка. Он всегда оставался единственным, кого она любила, только он и заставлял ее мириться с тупой грубостью мужа. Цель ее жизни была вырастить мальчишку. Если бы она осталась жива после пожара, могло ли случиться, чтобы она бросила сына, поручив его сестре? Зная, что никогда больше его не увидит?

Нэш склонился над маленькой почерневшей фигуркой и коснулся ее руки, словно надеясь вдохнуть в мертвое тело жизнь. Но в этой пустой оболочке не было ничего — ни смеха, ни сияющих синих глаз…

Нэш выпрямился и приказал подать себе коня.

— Теймар, ты останешься здесь, чтобы собрать как можно больше информации. Потом привези тело герцога в столицу — со всеми почестями, которые обстоятельства позволят организовать. Не следует забывать, что это все-таки кузен нашего любимого короля.

— А герцогиню?

Нэшу подвели коня; он взял поводья, вскочил в седло и еще раз оглядел развалины замка Клоннет. Пусто. Теперь здесь совсем пусто.

— Привези и ее тоже. Выбора нет: их придется похоронить вместе. Я возвращаюсь в Марсэй. Если найдешь что-нибудь, сразу дай мне знать.

Теймар кивнул. Нэш повернул коня к воротам. Может быть, и неизвестно, где Враг теперь — но по крайней мере Нэш узнал, где тот был недавно. У Дугласа странное пристрастие разрушать замки.

Легат Осберт бесцельно бродил по дворцовому саду, не обращая внимания на то, что полы его мантии окунаются в лужи на дорожке. Иногда мимо него пробегали дворцовые служители, торопящиеся выполнить распоряжения короля; некоторые бормотали приветствия, но никто с Осбертом не заговаривал.

Узкая тропинка привела гильдийца к мостику, перекинутому через пруд. Вода была неподвижна, в ней отражалось серое небо; разглядеть, что таится в глубине, не удавалось. Осберт остановился на мостике и положил руки на холодное дерево перил. Пруд окружали кусты, их колючие голые ветки оплетали берег, словно какое-то огромное орудие пытки. Растения, казалось, еще не заметили прихода весны.

Этот сад и в летнюю жару, и в зимнюю стужу был любимым убежищем королевы. Почти каждый день она гуляла здесь со своими детьми — Кенриком и прелестной Галиеной. Теперь королева, как и этот сад, мертва. Ее сын, такой же колючий, как разросшиеся кусты, с каждым годом становится все больше похож на своего отца. И где же маленькая принцесса? Впрочем, теперь уже не такая и маленькая, конечно. Ей шестнадцать, для нее начинается ее собственная весна.

Осберт отогнал воспоминания и принялся ходить взад и вперед по мостику. В дальнюю калитку вошел архидьякон Годфри, помедлил, потом двинулся к пруду. Одет он был в своем обычном стиле: черная сутана священника, триум на длинной цепи и прицепленный к ней маленький медальон с гербом Гильдии в знак того, что Годфри является гильдийским капелланом. Годфри — хороший человек, прямой и честный. Даже события последних лет не отразились на нем, он не шел на бесчестные уступки ни для кого — каковы бы ни были обстоятельства.

— Доброе утро, легат, — улыбнулся Годфри, ставя ногу на доски мостика.

— Доброе утро, святой отец, — ответил Осберт. — Простите меня: если у вас нет ко мне срочного дела, сейчас мне не до разговоров.

— Прошу прощения. Я не хотел вас тревожить. Мне только показалось…

— Что?

Годфри помолчал, прежде чем ответить.

— Вы выглядите встревоженным. Я подумал, что, возможно, смогу вам помочь.

Помочь? Вот было бы здорово, если бы этот проклятый священник смог помочь!

Осберт снова принялся расхаживать по мостику, не в силах стоять неподвижно.

— Мне не нужна, святой отец, та помощь, которую вы могли бы оказать. Боюсь, что мои проблемы выходят за рамки ваших обязанностей капеллана.

— Тем не менее я священник, и я готов выслушать вас. Выслушать что? Перечень мелких и совершенно друг с другом не связанных событий, которые в совокупности и привели его в этот унылый сад? Боги свидетели, он был таким глупцом! Как можно было думать, что удастся использовать влияние Нзша на короля в собственных интересах! Все, о чем он мечтал, — это стать проктором, заменив на этом посту Вогна… а Нэш с самого начала знал, что партнерство их будет служить интересам лишь одного из них. Осберт связал себя с Нашем, и теперь обратного хода нет. Он увяз слишком глубоко.

— Вы только вредите себе, — нарушил молчание Годфри своим тихим ясным голосом, — избегая общества других людей.

— Избегая других людей? — Иронический смех Осберта был похож на лай. — Это меня избегают, святой отец. Несмотря на мой пост, я отрезан от Гильдии, у меня отобраны почти все дела. Вогн подает пример, а остальные ему следуют. Даже при дворе… — Осберт оборвал себя. Вся эта катастрофическая ситуация просто не укладывалась в голове.

— Трудности часто кажутся непреодолимыми, когда вы стоите посреди них в одиночестве. Иногда бывают нужны еще чьи-то глаза, чтобы разглядеть путь в тумане. У вас беда, легат?

Когда земля у вас под ногами разверзается и грозит поглотить вас — разве это не беда?

Библиотека исчезла, и у Осберта не осталось надежды найти ее. Давным-давно, когда он опоил Вогна снадобьем и узнал тайну древней опустевшей комнаты, проктор сказал лишь одно о новом тайнике: «… там, где никто не станет искать и никто не найдет». Загадка не имела разгадки, да Осберту и не хотелось ее искать, однако Нэш требовал от него поисков. Беда? Этот проклятый священник и понятия не имеет, какая беда!

— Свои неприятности я сам создал, святой отец, а потому только сам и могу найти из них выход.

— Но можете ли? — пробормотал Годфри.

Любимая игрушка Вогна… предполагается, что она способна вынюхивать колдунов. Но ведь Осберт присутствовал, когда перед Брезайлом предстал Нэш, и ничего! Как такое возможно? Нэш — самый настоящий колдун, исполненный скверны. Осберт собственными глазами видел, как тот пытал и мучил людей, наслаждаясь этим. Его сила невероятна — никто не может выстоять против него.

И уж во всяком случае не он, Осберт.

Что ж, ему теперь уже ничто не поможет, но по крайней мере одно утешение остается: спрятанные Вогном книги никогда не попадут в грязные руки Нэша!

Осберт сделал глубокий вдох и выпрямился. Когда он повернулся к Годфри, он был спокоен.

— Благодарю вас за участие, но, боюсь, свою ношу я должен нести сам. Впрочем, я не забуду вашей доброты, Годфри. Вы один ее проявили.

Годфри слегка нахмурился:

— Если вам понадобится помощь, легат, вам достаточно только сказать об этом. Всего доброго.

«Следите за Нэшем, — говорил Роберт Годфри. — Следите и опасайтесь его. Не подавайте виду, что многое о нем знаете. И старайтесь контролировать даже мысли, иначе он их прочтет. Будьте осторожны!»

Уходя из сада, Годфри обернулся и посмотрел на встревоженного легата, все еще расхаживающего по мостику.

Уже не первый год Осберт был союзником Нэша и помогал его продвижению в Гильдии; однако, несмотря на успехи Нэша, Осберта как будто положение вещей не слишком радовало.

Роберт не говорил прямо, что Нэш — колдун, но все-таки…

Осберт, кажется, и в самом деле попал в беду, и нетрудно догадаться, что дело тут в Нэше. Что ж, если Осберту грозит падение, а Годфри поможет легату, заговорщики от этого только выиграют.

Выиграет и сам Осберт.

Вогн с маленького балкона, выходившего на площадь, следил за приближающимся всадником: тот поднялся на холм, потом копыта коня процокали по булыжникам перед базиликой; всадник спешил к воротам замка.

Нэш вечно куда-то спешит, носится повсюду, словно усердный раб невидимого хозяина.

«Что ж, — с улыбкой подумал Вогн, — может быть, так оно и есть».

— Недолго же он пробыл в Клоннете, — заметил стоявший рядом с Вогном Годет. — Интересно, нашел ли он там то, что искал?

— Почему ты думаешь, что он искал нечто для себя? Ему было поручено найти тело герцога и привезти его сюда для погребения.

— Уж очень подозрительна история о том, будто пожар учинил Изгнанник и он же убил Ичерна.

Вогн пожал плечами:

— Может быть, хоть теперь Селар что-то предпримет. Раз уж Дуглас напал на члена его собственной семьи, король едва ли сможет сказать, что это только моя проблема.

— За последнее время нападений на резиденции Гильдии больше не случалось.

— Верно.

— И с помощью Брезайла удается обнаружить все меньше и меньше колдунов.

— Да. — Вогн прижал палец к губам: город казался очищенным от скверны, но кто знает… — Тем не менее мы будем продолжать охоту. В один прекрасный день — я уверен в этом так же, как в том, что по моим жилам струится кровь, — я поймаю Роберта Дугласа. А тем временем нужно найти способ испортить жизнь его приспешнику Нэшу. Нэш использует Гильдию для достижения собственных целей. Может быть, пришло время противопоставить ему и всем его затеям в помощь Роберту Дугласу влияние Гильдии. Принеси-ка мне тот список поставок железа.

В базилике собрались разные люди. Самым заметным был король — в глубоком трауре по своему почившему кузену, он сидел на возвышении рядом с сыном. Позади них толпились безмозглые придворные, которых Нэш от всей души презирал. Они делились на две группы: одни так боялись Селара, что не смели не явиться на похороны Ичерна; другие же настолько ненавидели покойного герцога, что хотели самолично удостовериться: тот действительно мертв.

Конечно, в базилике находился малолетний герцог Эндрю; его тетка, леди Белла, крепко держала мальчика за руку, с другой стороны, как крепостная стена, высился Лоренс, барон Мейтланд. Их сопровождали друзья и слуги. Впрочем, они явились, конечно, чтобы оплакать вовсе не герцога, а его жену. Мальчик хорошо держался: он сидел неподвижно, с сухими глазами, и в продолжение всей заупокойной службы не отводил взгляда от установленного перед алтарем гроба матери, накрытого штандартом Россов.

Что удивило Нэша, так это обилие простого народа, набившегося в базилику следом за торжественной процессией. Некоторые, конечно, явились, чтобы просто поглазеть на красочное зрелище. Но остальные? Люди, казалось, искренне скорбели по усопшим и бросали сочувственные взгляды на осиротевшего мальчика и его красивую, хотя и суровую тетку. Может быть, простолюдины оплакивали одну из последних представительниц владетельного дома Россов?

Эти люди были, конечно, люсарцами, а не теми богатыми торговцами, что явились из Майенны следом за войском Селара, бедняками, слышавшими о странной судьбе Дженнифер: похищенной в детстве, чудесным образом найденной и возвращенной в родную семью. Испытывали ли они теперь печаль, рожденную прежней их преданностью древнему королевскому роду? Да, конечно, на протяжении многих поколений между правителями и народом существовала неразрывная связь… но разве не должна была она с течением лет ослабнуть?

Странно, что эти чувства сохранились в народе после двадцати лет власти завоевателей…

Когда была произнесена последняя молитва, хор начал траурное песнопение; звуки, казалось, заполнили весь древний храм до самых тонущих в темноте сводов. Люди начали расходиться — как и подобало, медленно и тихо. Нэш подождал несколько минут, потом покинул отведенную Гильдии скамью и осторожно пробрался сквозь толпу к тому месту, где стояла Белла. Она заметила его приближение, но не отвернулась.

— Примите мои соболезнования, миледи, — тихо сказал Нэш, заставив свой голос звучать печально. — Вы понесли огромную утрату.

Белла подняла голову, но руки племянника не выпустила.

— Благодарю вас, милорд советник. Я знаю, что вы были одним из немногих друзей, которых моей сестре было позволено сохранить. Я рада, что это было так.

— Я тоже, — пробормотал Нэш. — Как грустно, однако, что тот же человек, который спас ее в лесу и вернул вам, оказался виновником ее гибели.

На лице Беллы отразились противоречивые чувства, но она сказала только:

— Да, это так.

— И как себя чувствуете вы, ваша светлость? — Нэш взглянул на мальчика, который настороженно смотрел на него. За последние годы у Нэша не раз бывала возможность рассмотреть ребенка колдовским зрением. Было бы непростительной глупостью не делатьэтого. Вот и сейчас Нэш обратил внимание на ауру мальчика. Она, конечно, наличествовала; иначе и не могло быть с сыном Дженнифер. Однако ничего необычного Нэш не заметил — никакого намека на ту силу, которой обладала она, да и вообще никакой силы… Если мальчик, когда вырастет, и станет колдуном, его таланты будут незначительны, а значит, для Нэша не представят опасности.

Несомненно, будь его отцом не Ичерн, а Враг, аура Эндрю уже в этом возрасте просто сияла бы на фоне других благодаря дарам, полученным от обоих родителей.

Однако времени для дальнейшего наблюдения у Нэша не оказалось. К ним приближался Селар, и люди, окружавшие Беллу, с поклонами отступили назад. Король, как всегда, возвышался над толпой. Положив руку на плечо Кенрику, Селар собрался что-то сказать, но неожиданно Эндрю отскочил назад и ухватился за юбку тетки.

Однако испугал малыша не Селар, а принц. Через мгновение Эндрю, однако, выпустил руку Беллы и выпрямился; на его покрасневшем лице было написано что-то, очень сильно напоминающее гнев. Белла склонилась к племяннику:

— Что случилось, любовь моя?

Эндрю затряс головой, не сводя глаз с Кенрика.

— Он просто струсил, миледи, — ухмыльнулся Кенрик, делая шаг вперед.

На этот раз Эндрю не отступил.

— Не струсил, — бросил он. — Этого я не боюсь!

— Что ты сказал? — прищурился Кенрик.

На лице Эндрю отразилось нескрываемое отвращение.

— Это не заслуживает того, чтобы его бояться!

— Как ты смеешь! Я…

— Довольно, — рявкнул Селар. — Миледи, надеюсь, что к следующей нашей встрече вы научите племянника оказывать моему сыну должное почтение. Иначе мне придется заняться этим самому. Кенрик, Нэш, пойдемте.

Нэш мгновение помедлил, пристально глядя на юного герцога, потом повернулся и поспешил за королем.

Пламя в камине трещало и плевалось искрами, но, несмотря на исходящий от него жар, холод пробирал Нэша до костей; ледяной холод поселился и глубже, там, откуда ничто не могло его изгнать. Нэш смотрел в огонь, стараясь не обращать внимания на принца, метавшегося по комнате вокруг кресла, в котором сидел его отец.

Неужели она действительно мертва?

— Я этого не потерплю! Мальчишка без вас — ничто, сир! Тело, погребенное рядом с Ичерном… В самом ли деле оно принадлежало Дженнифер?

— Не принимайте его слов близко к сердцу, сын мой. Малыш только что потерял обоих родителей.

Союзницы больше нет…

— Это не извиняет его поведения, отец, вы же знаете! Он слишком долго ждал. Если бы он уже наложил на нее Узы, она…

— Он расстроен, горюет по матери. Выкиньте его из головы, принц.

Она была бы жива.

— Как вы можете так говорить? Должен ли я проглотить такой урон своей чести?

Она принадлежала бы ему.

— Герцог Эндрю — ребенок, — рявкнул Селар. — Младенец, ничего более. Я не позволю вам мстить пятилетнему малышу, да еще в день похорон его родителей.

Кенрик остановился перед креслом Селара; лицо его все еще было возбужденным из-за воображаемого оскорбления.

— Но, отец…

— Довольно. Подождите немного, сын мой. Всего год. Мы заберем его ко двору и сделаем вашим пажом. Его ждет несколько суровых уроков, обещаю. А теперь успокойтесь. Когда вы повзрослеете, то убедитесь: гораздо мудрее превращать людей в своих друзей, чем во врагов. Чем издеваться над мальчишкой, лучше сделайте его своим союзником. Это и будет самая изощренная месть.

Нэш поднял глаза на короля, но тот не смотрел на него. Все его внимание поглощал сын. Кенрик, надувшись, поклонился и вышел из комнаты. Селар снисходительно рассмеялся и развел руками, словно извиняясь перед Нэшем.

— Он еще так молод, сир. Он научится обходиться с людьми.

— И все же чертовски странно, что сын Ичерна так себя повел, как вам кажется, Нэш? — Селар откинулся в кресле и переплел пальцы. — Не могу прогнать мысль, что старый козел наплел своему мальчишке что-то совсем нелестное для Кенрика.

— Бросьте, сир. Что мог он сказать? Принц слишком молод, чтобы наступить кому-то на мозоль. — Это вовсе не соответствовало действительности, но Нэш счел излишним посвящать короля в проделки сына.

Селар рассмеялся:

— Конечно, вы правы. Да, все же стоит забрать юного Эндрю ко двору на следующий год. В любом случае пора начинать его образование. А теперь, — король выпрямился в кресле и вопросительно посмотрел на Нэша, — скажите мне, когда мы отправимся на север? Мне не терпится посмотреть, что уже удалось сделать с войском. Мы ведь выступим через месяц, как и намечалось?

Нэш чуть вслух не застонал, но вовремя одернул себя. Этот король, такой могущественный, внушающий такой страх, мог думать только о двух вещах: своем сыне и этой проклятой войне с Майенной. Будь это возможно, Нэш с радостью отказался бы от всей затеи: он всегда считал замысел Селара никуда не годным, не говоря уже о том, что затраты были ужасно велики — затраты и золота, и, что более важно, драгоценного времени. Однако, чтобы достичь цели, можно было и постараться. Единственный способ выманить Врага из укрытия — бросить ему такую приманку, чтобы тот не устоял перед соблазном схватить ее.

Ах, Роберт Дуглас, такой могущественный даже и без Слова Разрушения! Такой сильный, такой преданный рыцарской чести, что это стало его главной слабостью — слабостью, которой так легко воспользоваться. Враг любит свою страну и сделает все, чтобы не дать вовлечь ее в бессмысленную и разрушительную войну. Ах, какая же это слабость — стремиться спасти свой жалкий народ, настолько забитый и покорный, что не может даже подняться на собственную защиту! Поэтому-то им и нужен герой, чтобы не дать Селару втянуть страну в войну с Майенной.

Люсара никогда не сможет победить, и это всем известно — всем, кроме Селара. Естественный ход вещей приведет к разгрому королевского войска, и Селару еще повезет, если ему удастся сохранить и жизнь, и страну. Он упорно закрывал глаза на то, что его брат, владыка Майенны, гораздо сильнее. Нет, дело кончится тем, что Тирон в ответ на нападение захватит Люсару, прикончит младшего братца и станет править обоими государствами.

Однако до такого не дойдет. Соперников остановит Дуглас. Нэш был так же уверен в этом, как в необходимости дышать, чтобы жить. Дуглас остановит войско Селара еще прежде, чем оно перейдет границу, — и когда это случится, Враг наконец попадет в руки Нэша.

Пусть она, его награда, уже и не ждет его… Только сможет ли он победить Врага без помощи Союзницы?

Конечно, сможет! Он сможет все!

— Говорю вам, Нэш, — продолжал Селар, не обращая внимания на молчание советника, — мне все-таки очень не нравится необходимость привлечь наемников с границы Садлани. Я знаю, что они прекрасные бойцы и будут доблестно сражаться за плату, но все же это не то же самое, что люсарская армия.

— Мы не можем набрать больше рекрутов, чем уже набрали, сир. Мы ведь с вами уже все обсуждали. Если вы объявите всеобщую мобилизацию, Тирон окажется заблаговременно предупрежден. Сейчас он может полагаться только на слухи — такие же, какие до него доходят последние пять лет. Он не станет обращать на них внимания, а потом уже будет слишком поздно. — Неожиданно ощутив непреодолимую усталость, Нэш поднялся с кресла. — Что касается вашей поездки на север, подождите еще неделю. Я сам отправлюсь туда дня через два, приготовлю все к вашему прибытию и уведомлю, когда вам лучше присоединиться к армии.

— Прекрасно.

Нэш вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. Хорошо, конечно, что Селар связан с ним Узами, но иногда необходимость думать и планировать за него отнимала так много сил! С другой стороны, король никогда ни в чем ему не перечил, а сейчас это было самым важным.

Спустившись по лестнице, Нэш увидел дожидающуюся его Валену; ее нежные благовония пролили бальзам на его смятенные чувства. В ее красоте было что-то, всегда, с первой встречи с ней в Карахаме много лет назад, привлекавшее Нэша. Сейчас глаза красавицы были серьезны.

— Как все прошло?

— Ты спрашиваешь меня, скорбит ли король по своему кузену?

— Неужели я выгляжу настолько глупой?

— Нет. — Нэш оглянулся, чтобы удостовериться: в коридоре никого нет, — но все же увлек Валену в укромный уголок. — Ты проводишь время в компании Кенрика?

Валена мило и загадочно улыбнулась; ее улыбку только Нэш и смог бы оценить по достоинству. Несмотря на всю одержимость поставленной перед собой целью, он ощутил порыв возбуждения.

— С какой стати мне это делать? Или ты хочешь, чтобы я разделяла ложе не только с отцом, но и с сыном?

Нэш заставил себя отстраниться от красавицы.

— Я же знаю тебя, моя дорогая.

В глазах Валены промелькнул опасный огонек.

— Почему все же ты задал такой вопрос?

— С мальчишкой не все в порядке, и моим агентам никак не удается раскопать, в чем дело.

— Ну, свои чувства в отношении тебя он выражает достаточно откровенно.

— И какие же это чувства?

Валена надула губы; теперь она не провоцировала намеренно Нэша, но от этого стала еще более соблазнительной.

— Я думаю, он ревнует.

— Он завидует тому, как много времени я провожу с королем?

— Не думаю. Он, в конце концов, наследный принц. Он видит в тебе молодого придворного, которому еще долго предстоит делать карьеру. Мне кажется, он недоумевает, почему ты, будучи советником его отца, не уделяешь ему, Кенрику, больше внимания.

— По-моему, он меня ненавидит.

— О, конечно, но, думаю, существует возможность превратить эту ненависть во что-то другое, — если только ты не будешь жалеть усилий.

Нэш окинул взглядом пустой темный зал. Было уже поздно, большинство придворных, устав после долгой траурной церемонии, давно спали.

— Отправляйся сейчас к Селару. Сделай так, чтобы он уснул. Я вернусь через час.

— Почему ты уходишь?

— Есть кое-что, что мне нужно сделать. — Нэш отвернулся, но все равно заметил, как свет мягко лег на щеку Валены, подчеркнул нежность ее губ. — Отправляйся.

С сомнением нахмурив брови, Валена двинулась вверх по лестнице. Нэш намеренно не стал смотреть ей вслед; вместо этого он быстро прошел по коридору, свернул за угол и остановился перед дверью в покои принца. Две массивные бронзовые ручки украшали покрытые тонкой резьбой дубовые створки, подчеркивая, какая важная персона здесь живет. Нэш небрежно положил руку на дверь, прижал пальцы к полированной поверхности. Сначала его колдовское зрение не различало ничего, кроме дерева, твердого и неподдающегося. Однако потом…

— Клянусь кровью Серинлета! — выдохнул Нэш. — Ну и ну! Интересно, очень интересно…

Он поспешно оторвал руку от створки и вернулся в зал, радуясь, как легко ему теперь идти: ни хромоты, ни намека на боль. Он даже не подумал о том, что в отменном здоровье теперь, когда Союзница мертва, почти нет нужды. Сейчас ему нужно было спешить. У него оставалось всего несколько минут на то, чтобы перекусить; потом нужно вернуться к королю.

Королевскую опочивальню заливало теплое сияние десятков свечей; сквозняки, гулявшие по замку, колебали их пламя. Валена молча ждала прихода Нэша. Тот кивком велел ей удалиться, что она неохотно и сделала. Несколько мгновений Нэш стоял на пороге, стараясь отдышаться и сосредоточиться. Потом, приблизившись к постели Селара, он опустился на колени и взглянул в лицо королю.

Осторожно сняв перчатку, Нэш протянул руку и коснулся лба спящего. Селар крепко спал, дыхание еле заметно колебало его грудь, ресницы иногда вздрагивали: королю что-то снилось.

Нэш вздохнул:

— Прошло много времени… Вы уже не можете вспомнить, когда мы повстречались впервые. Я был стариком, а вы яростным молодым принцем, которому было за что посчитаться и с отцом, и с братом. Вы так и не узнали, каким образом я сделал из вашей жизни то, чем она стала теперь. Я подстрекал людей, начавших Смуту в Люсаре, сеял семена, которые облегчили вторжение. Вы были невежественным глупцом, но полным несгибаемой воли к победе. Я помню, с каким ужасом вы относились к колдовству. Это теперь вы не хотите верить, что оно существует. И я помню, как любили вы когда-то Дугласа. Теперь вы думаете о нем, как о трусе. Ах, как же вы ошибались — во всем. Да, вы были превосходным орудием, но, мне думается, пришло время вам искать славу иначе.

Нэш приложил два пальца ко лбу Селара и решительно нажал, направив на него свою колдовскую силу.

— Вы будете сражаться до конца. Запомните, вы не станете просить о милости. Когда придет время, вы не поколеблетесь. Вы поняли меня?

Погруженный в транс, не просыпаясь, Селар еле слышно выдохнул:

— Да, хозяин.

Теймар приготовил для Нэша горячую воду и полотенца.

Тусклый свет лампы тонул в клубах пара. Нэш сбросил камзол и рубашку, окунул голову в лохань с водой, потом стал на ощупь искать полотенце. Прежде чем он его нащупал, знакомая рука обернула мягкую ткань вокруг его головы; второе полотенце обвилось вокруг его талии.

— Ты и представить себе не можешь, как я по тебе соскучилась! — Нежный голос ласкал слух Нэша, как прикосновение шелка.

Нэш не сумел побороть себя. Сбросив полотенце, он повернулся к Валене и взял в ладони ее лицо. Не дав ей перевести дух, он припал к ее губам, намеренно помешав ей продолжать разговор. Они не виделись давно, и его тело откликнулось на близость Валены страстью, которой Нэш не мог больше сдерживать. Не менее жаждущая, Валена увлекла его на постель.

Руки Нэша жадно касались тела женщины, хотя ум не мог постичь реальности происходящего: Нэш ведь обещал себе, что никогда больше такого не случится. Почему она снова пришла к нему?

Однако рассудок и тело действовали независимо друг от друга. Неутолимое желание привело Нэша на грань безумия, а потом и за эту грань. Когда, обессиленный он распростерся рядом с Валеной, Нэш мог только вдыхать аромат ее тела, наслаждаться шелковистостью кожи.

— Ты тоже скучал по мне, — промурлыкала Валена; в голосе ее звучала улыбка.

— Почему ты пришла сюда? — мягко поинтересовался Нэш, не желая еще разрушать очарования.

В ответ на этот вопрос Валена приподнялась на локте и твердо посмотрела ему в глаза. Больше не было и намека на соблазн, притворство или попытку обмануть.

— Не пытайся делать вид, будто не желал меня.

— Ответь на мой вопрос.

Слова Валены прозвучали почти печально:

— Хотя ты не хочешь этого, хотя и не знаешь, что такое любовь, — ты все еще меня любишь.

Нэш несколько мгновений смотрел на нее, потом поднялся с постели, схватил халат, закутался в него и подошел к камину, по пути сделав большой глоток из фляги с вином.

— Мы все уже не раз обсуждали. У тебя своя работа, у меня — своя.

— Но это ты выбрал для меня работу. Теперь тебе не следует жаловаться.

— Твоя работа — выбор твоей собственной природы! — бросил Нэш, потом оглянулся на постель; Валена сидела на ней, не стесняясь своей великолепной наготы. Казалось, как бы он ни старался, он не мог избавиться от непонятной власти Валены. Но почему? Не настолько же он слаб! Он ведь не прикасался ни к одной женщине до тех пор, пока не встретил ее; женщины никогда его не интересовали. Телесные желания всегда были бичом других мужчин, но не его.

— Сэмдон, прошу тебя! Нам не обязательно вести себя так, словно мы враги.

— Король скоро проснется, ожидая найти тебя рядом с собой.

Валена поднялась с постели и подошла к Нэшу. Он не стал противиться, когда ее руки скользнули под халат; скоро страсть снова охватила их обоих.

— Сэмдон, разве не можешь ты побороть ревность? Я делю ложе с Селаром только ради тебя.

— Ради нас обоих.

— Так почему же я не могу делить ложе и с тобой, раз это доставляет нам наслаждение?

— А разве де Массе существует не для того, чтобы доставлять наслаждение?

Валена взглянула на Нэша глазами, в которых пламя свечи зажгло золотые искры.

— Я уже многие годы не сплю с Люком.

Нэш ничего не ответил, но и не оттолкнул красавицу. Ее прикосновения будили в нем самые разные чувства, и впервые за многие годы он чувствовал себя счастливым. Сможет ли он выдержать необходимость делить ее с другим? Не лучше ли это, чем потерять ее вообще? Конечно, лучше. Особенно теперь…

— У нас с тобой была общая мечта… — Валена поднялась на цыпочки и коснулась губами его подбородка. — Мне так не хватает участия в твоих делах. У тебя теперь нет времени, чтобы рассказать мне, что происходит. Люк, конечно, обо всем мне говорил, — но это совсем не то.

Нет, де Массе никогда не смог бы удовлетворить подобную женщину. Нэш невольно улыбнулся. Де Массе — могучий колдун, благовоспитанный красавец, и все же Валена предпочла ему Нэша — и раньше, и теперь.

— Может быть, — пробормотал Нэш, зарывшись лицом в благоухающие волосы Валены, — я немного поспешил с решением.

В ответ руки Валены снова обвили его, и Нэш забыл и о Де Массе, и о Селаре — да и обо всем на свете.

ГЛАВА 11

По какой-то причине природа никак не могла решить, чего хочет. Эйден стоял на стене замка Бликстон, спрятавшегося в глуши южного Фланхара, и следил за тем, как в небе сражаются зима и весна. Громады облаков сталкивались, купая землю то в солнечном сиянии, то в дожде, то в снеге, — а иногда и во всех трех разом.

Местные жители почему-то называли замок «Мрачным утесом». Построенная чуть больше столетия назад крепость, окруженная стеной из красноватого камня, располагалась у слияния двух рек, низвергающихся с крутых холмов к северу. Вдалеке на востоке вставала суровая стена гор, а на юге в ясный день была видна сверкающая синева моря. Замок со всех сторон окружал лес — местами густой и мрачный, местами всего лишь молодая поросль. Нетрудно было понять, почему Грант Каванах так любит эти живописные места; догадаться же, почему Бликстон прозвали «Мрачным утесом», Эйден так и не смог.

Каванах собирался подарить замок Роберту, но тот отказался, понимая, что такой подарок был бы лишь попыткой загладить вину: правитель герцогства взялся обеспечить безопасность королевы Розалинды и ее детей, но малахи сумели убить Розалинду, а принца Кенрика вернуть в Люсару. Каванах винил себя в недосмотре.

Принцессе Галиене и Самах, сестре королевы, удалось благополучно переправиться на корабле в южные земли; до Эйдена, правда, давно уже не доходило никаких вестей от их добровольного защитника, графа Кандара. Впрочем, отсутствие новостей по крайней мере означало, что беглецы не были захвачены людьми Селара. Короля мало волновала судьба дочери, но отомстить Кандару он был бы рад.

— Эй, святой отец! — Патрик вскарабкался по крутой лестнице и, пыхтя, подошел к епископу. Длинные волосы Патрика, влажные от дождя, как всегда, падали ему на глаза. — Я уже целую вечность пытаюсь до вас докричаться!

— Зачем? Что случилось? Вы что-нибудь нашли?

— Да нет. Роберт вернулся — и привез с собой Дженн. Вы и не поверите, какие новости я узнал!

Роберт давно уже выбрал для себя комнату в южной башне замка. Она располагалась на втором этаже и представляла собой огромное круглое помещение со стенами такими толстыми, что дверной проем напоминал коридор. В комнате было шесть высоких узких окон, а амбразуры прорезали стены всего в футе от пола. Половина комнаты отгораживалась гобеленом, за которым находились постель и умывальник; в центре помещения располагался тяжелый стол, обычно заваленный книгами и бумагами. В ненастную погоду и по вечерам все освещали свечи в высоких подсвечниках.

Эйдену пришлось посторониться, чтобы пропустить выходящих из комнаты людей. В замке царили шум и суета, вокруг Роберта толпились его соратники. Усталый с дороги, но живой и невредимый Роберт отдавал приказы, выслушивал донесения и вообще пытался навести порядок в этом хаосе. Казалось, что у всех до единого обитателей замка было срочное дело к Роберту. Ему все же удалось переодеться и умыться и даже перекусить; постепенно суматоха улеглась, люди стали — хотя и медленно — расходиться, пока наконец не ушел, закрыв за собой дверь, последний.

В неожиданно наступившей тишине Роберт встретился взглядом с Эйденом и рассмеялся:

— Можно подумать, что меня полгода не было!

— Так оно и есть.

— Я вижу, что из Анклава все добрались благополучно. Да и вообще приготовления идут как надо. Деверин и Оуэн никому не дадут бездельничать. Похоже, мы будем готовы к тому моменту, когда начнут прибывать войска. Если, конечно, начнут.

— А у вас есть сомнения?

Внимание Роберта было уже поглощено лежащими на столе письмами; в ответ на вопрос он только неопределенно пожал плечами.

Эйден уселся в кресло у камина, радуясь теплу, согревшему его ноги. Камень стен замка хранил зимний холод, и епископ, стоя на стене, чертовски замерз. Роберт склонился над столом, одновременно утоляя голод и жажду и просматривая принесенные ему бумаги.

— Вы вернулись позже, чем должны были, — начал Эйден, откинувшись в кресле и переплетя пальцы на животе.

Роберт кивнул:

— У меня возникли некоторые проблемы.

— Я знаю. Патрик все рассказал мне, пока мы шли сюда, так что вам нет нужды повторять. У меня только один вопрос: что здесь делает Дженн?

— Понятия не имею. Разговаривать со мной она не желает.

— Ох…

— Именно «ох». — Роберт отошел от стола, захватив кубок с вином, уселся в кресло напротив Эйдена и наклонился вперед, упершись локтями в колени. — Она нездорова. Думаю, что последние дни ее мучила лихорадка, но самое плохое уже позади. Ее забрала к себе матушка: она всегда знает, что делать. Хотел бы я тоже это знать.

Эйден тщательно обдумал слова, прежде чем сказать следующую фразу:

— Ичерн мертв.

Роберт несколько мгновений не сводил с епископа взгляда; выражение его зеленых глаз стало жестким.

— Да. — После паузы он продолжал: — Дженн скоро оправится от телесных повреждений, но, думаю, ей очень пригодился бы ваш пастырский совет. Я не осмеливаюсь к ней приближаться. Ей и раньше было в чем меня винить. А уж теперь…

— Сделаю все, что смогу, — пообещал Эйден. Роберт какое-то время молча смотрел на огонь. По лицу его ничего нельзя было прочесть, но Эйден догадался, что его гнетут какие-то мрачные воспоминания. Прежде чем епископ успел задать вопрос, Роберт резко переменил позу и устремил на Эйдена спокойный взгляд.

— Вас ведь все еще очень смущает колдовство, верно? Вы так и не смогли с ним примириться.

— Ничего подобного.

— Не лгите мне, епископ, — погрозил ему пальцем Роберт. — Встреча со священниками в Элайте заставила вас снова задаться теми же вопросами. Вы поняли, что никогда не находили на них должного ответа. Ну-ка попробуйте это отрицать!

Эйден вздохнул. Бывали дни, когда от Роберта оказывалось ничего невозможно скрыть.

— Я не знал, что им сказать. У них перед глазами были вы, олицетворение всего, что их учили ненавидеть и бояться, и к тому же они хорошо знали вас. Будь это не так, возможно, они отнеслись бы к колдовству иначе.

— Продолжайте.

Эйден рассеянно начертил рукой знак триума.

— Меня всегда учили, что колдовство — зло само по себе, что греховна колдовская сила, а не человек, ею распоряжающийся. Вы заставили меня увидеть и понять вещи, с которыми до меня не имел дела ни один священник. Я изучал историю колдовства, читал написанные колдунами книги, узнал о многих обрядах. Я знаю теперь о колдовстве столько, сколько доступно смертному, и хотя я никогда не предал бы его проклятию, в глубине сердца я все же… — Эйден не нашел слов, чтобы закончить фразу, и беспомощно посмотрел на Роберта.

— В глубине сердца вы все еще не уверены, — улыбнулся тот. — Я прекрасно вас понимаю, меня самого мучили те же сомнения.

— Неужели?

— Конечно. Мне ведь были преподаны те же уроки, а потому я был поражен в самое сердце, когда узнал, что я сам колдун. А потом Ключ сообщил мне о пророчестве и открыл Слово Уничтожения. Так как же я мог не задаваться вопросом, не является ли колдовство злом?

— И к какому ответу вы пришли?

Роберт поднял брови; в глазах его зажегся насмешливый огонек.

— Ах, все та же ваша наивная вера в меня! Вы меня временами поражаете, епископ! Что заставляет вас думать, будто я нашел ответ?

Эйден огорченно развел руками.

— Что ж, немного же помощи я от вас получил! Какой шанс найти ответ есть у меня, когда вы, самый могущественный колдун из всех когда-либо существовавших, не можете направить меня на верный путь? Пройдет немного недель, и священники, не говоря уже о целой армии, будут ждать от меня объяснений того, почему им следует поддержать вас в этой войне. Что, по вашему мнению, должен я им ответить?

Роберт рассмеялся:

— Я уже говорил вам это раньше, епископ: вы слишком много тревожитесь заранее. Когда придет время, вы будете знать, что сказать.

— А я уже и сосчитать не могу, сколько раз говорил вам: не называйте меня епископом!

Дженн сидела в углу комнаты, поставив ноги на другое кресло и обхватив колени руками. В распахнутое окно с узким подоконником был виден двор замка, где Деверин и Оуэн деловито распоряжались дюжиной мастеровых. Прохладный ветер доносил голоса и веселый смех.

За двором виднелась стена из красного камня с открытой галереей сверху, по которой лениво прохаживались трое или четверо стражников. Если бы Дженн наклонилась вперед, то увидела бы ворота справа, а слева — величественную южную башню. На ее вершине развевался штандарт герцога Фланхара, словно тот находился в замке.

Стены комнаты Дженн ничем не были украшены, да и мебели в ней было немного: только две кровати, стол и несколько стульев. Ярким пятном выделялись рыжие покрывала на постелях да тлеющие в камине угли. Все остальное было серым.

Две недели прошло, и все же Дженн не забыла ни единой мелочи, ни единой секунды той ночи…

Откуда явилась ее сила? Она ведь никогда раньше ничего подобного не совершала, не подозревала даже, что способна на такое. И все же сила явилась. И убила. Убила его. Он мертв, и убила его она, Дженн.

Мгновенно, не задумываясь…

Эндрю все видел. Когда на следующий день она держала его в объятиях, воспоминание заставляло мальчика дрожать. Однако он не горевал по своему погибшему отцу. Вместо этого он поблагодарил человека, который спас его мать.

Ирония случившегося могла бы заставить Дженн заплакать…

Как живется ее малышу? Будут ли после той страшной ночи его преследовать кошмары? Или Белле удастся утешить и успокоить его? Будет ли Эндрю счастлив в Мейтланде? Будет ли свободен?

И еще все кругом гадают, почему она оставила его с сестрой. Почему настаивает на выдумке о своей смерти. Неужели это кому-то может быть непонятно?

Впрочем, возможно, никто не знает… не знает о ее отношениях с Нэшем. Роберт, должно быть, никому ни слова не сказал.

Если только Роберт прав…

Если Нэш — Карлан, Ангел Тьмы, то он тот самый человек, который похитил ее двадцать лет назад и скрыл в лесу Шан Мосс. Она тогда была совсем крошкой и ничего не помнила о своей прежней жизни в Элайте.

Так чего он от нее хотел?

О боги, чего все они от нее хотят? Неужели она и в самом деле должна быть участницей этих ужасных событий? И теперь вся ее жизнь непоправимо разрушена…

Все было бы иначе, если бы она, подобно Роберту, представляла себе, чего требует от нее пророчество. Кажется, она должна стать… стать маяком в борьбе с Ангелом Тьмы… тем самым человеком, который был ее единственным другом в Клоннете последние три года.

Но если она маяк, то что ей следует делать? Пока ее единственные достижения — если не считать рождения сына — дружба с Ангелом Тьмы и отчаяние, которое она поселила в сердце того, кто только и может ему противостоять.

Великолепные достижения!

В ее дверь кто-то тихо постучал. Дженн крикнула: «Войдите!» — и на пороге показался епископ.

— Доброе утро, — пробормотал он, закрывая за собой дверь и протягивая руки к огню. Он слегка хмурился, словно умиротворенность боролась в нем с сомнениями. — Как вы себя сегодня чувствуете?

— Гораздо лучше, спасибо.

— Леди Маргарет говорит, что вы наконец-то стали как следует есть. Это, несомненно, признак вашего скорого выздоровления.

— Леди Маргарет очень добра ко мне, — тихо проговорила Дженн.

— Да, она добрая женщина, — согласился Эйден. — Я часто удивляюсь, как ее угораздило родить такого сына, как Роберт. Финлея я совсем не знаю. Он лучше своего братца?

Дженн вовсе не доставляла удовольствия пустая болтовня, но быть грубой с этим человеком она не могла. В нем было что-то, что заставляло всегда относиться к нему с уважением.

— Не сказала бы. Иногда мне кажется, что он еще хуже. Епископ выразительно поднял глаза к небу, потом отошел от камина и встал у окна. Он выглянул наружу, скрестив руки на груди, как будто этим простым жестом мог смирить все бури уходящей зимы.

— Ваши раны заживают — но только не те, что внутри. Дженн нахмурилась. Эйден посмотрел ей в глаза.

— Может быть, дело в том, что я слишком долго общался с колдунами. Я теперь ясно вижу все признаки… Хорошо помню, что было с Робертом после того, как он прибег к Слову Разрушения… несмотря на все клятвы самому себе, что никогда этого не сделает. Хотя обстоятельства совсем разные, вы страдаете точно так же.

Нет, говорить об этом я не стану. Ни с кем. Никогда.

— Простите меня, святой отец, я знаю, вы хотите помочь, но…

— Но мне это не по силам. Да, я знаю, — спокойно ответил Эйден. — На самом деле единственный человек, которому известно, что вы чувствуете, — это Роберт. Так что я не стану к вам приставать. Отдыхайте. Если захотите поговорить, то мой кабинет в конце коридора. Кстати, там есть книги, которые, возможно, могли бы вас заинтересовать. — Эйден подошел к двери и распахнул ее, но остановился на пороге. — Я знаю, что в настоящий момент вы не очень… расположены к Роберту. Однако мне кажется, что вы должны знать: он не бросил вас в Клоннете. Может быть, мы с вами увидимся сегодня за ужином.

* * *

Под напором ветра ставни, которыми были закрыты окна, противно дребезжали, и Эйден, поднявшись из-за стола, засунул между камнем и деревом еще один сложенный лист бумаги. Его донимали не сквозняки, гуляющие по комнате, а мешающий сосредоточиться шум. Щели в рамах обоих окон в длинном помещении были усеяны бумажными затычками, но усилия Эйдена не приносили особых плодов: настырный ветер легко находил себе новую добычу.

Вернувшись к столу, Эйден снова попытался сосредоточиться на документе, который читал. Занятие было долгим и утомительным, но странно захватывающим. Эйден прекрасно понимал, что многие священники нашли бы его странным… Однако кто сказал, что не пришло время для церкви снова заняться проблемой колдовства? Разве колдуны лишены душ? И разве меньше нуждаются они в милосердии богов, чем те, кто не наделен колдовской силой?

Более того, если учение церкви о греховности колдовства верно, то именно колдуны нуждаются в божественном милосердии больше других.

Патрика, как всегда в это время суток, нигде не было видно. Он предпочитал работать до поздней ночи и был готов на все, лишь бы не вставать на рассвете. Впрочем, это не мешало ему оставаться блестящим исследователем и ценным помощником, несмотря на то что временами было трудно сдержать полет его фантазии.

Скрип двери заставил Эйдена удивленно поднять глаза. На пороге стояла Дженн; рука ее лежала на дверной ручке, словно Дженн была готова с радостью тут же покинуть комнату. Эйден поспешно встал.

— Пожалуйста, проходите.

Дженн не сразу воспользовалась приглашением. В колеблющемся отблеске свечей было заметно, насколько она бледна. Платье ей явно кто-то одолжил, и в одежде с чужого плеча Дженн казалась еще более хрупкой, почти тающей в сумраке, нематериальной.

Эйден постарался, чтобы его улыбка была мягкой и приветливой. Так легко снова спугнуть Дженн…

— Прошу вас, садитесь.

Дженн отошла от двери и приблизилась к столу; ее пальцы легко коснулись грубых переплетов дюжины лежавших на нем книг.

— Чем вы занимаетесь?

— Ну, по правде сказать, мы немного углубились в историю колдовства. Некоторые книги Патрик привез из Анклава, но большинство манускриптов… собрано нами недавно. Поэтому их пришлось заново переплести.

Слегка нахмурив брови, Дженн придвинула стул к столу, села и стала перелистывать книги.

— Что вы имели в виду, когда сказали, что Роберт не бросил меня?

О боги… Ничего не поделаешь, придется сказать ей правду.

— Он возвращался в Клоннет.

— Когда? — с недоверием поинтересовалась Дженн.

— Примерно каждые три месяца.

— Что!

Эйден поспешно продолжал:

— К стыду своему, должен признаться, что отговаривал его от этого, но он, как всегда, не обращал на мои уговоры никакого внимания. Вернувшись, он только сообщал, что видел вас издали и что выглядите вы хорошо.

— Так вот откуда он знал… — Дженн умолкла, смущенно поправила выбившуюся прядь волос и постаралась переменить тему. — Вы сказали, что книги собраны вами недавно. Каким образом?

— Э-э… Дело в том, что Роберт… — Впрочем, нет никаких причин скрывать от нее истинное положение дел. — За последние пять лет Роберт много времени посвятил тому, чтобы узнать вашу историю и все, что только можно, о пророчестве. Большинство этих томов… вызволены из резиденций Гильдии. Они с Патриком оба уверены, что можно найти ответы на все вопросы, если удастся прочесть нужные книги.

— Но какие ответы вы рассчитываете найти? Чем книги могут помочь?

— В них рассказывается о событиях шестивековой давности, когда колдуны еще не были прокляты, описана война с Империей и последняя битва при Алузии. Нам удалось найти некоторые очень интересные вещи. Хотите взглянуть?

Дженн подняла на него глаза.

— Да. Хочу.

Эйден уселся с ней рядом и выбрал нужные манускрипты.

— Например, в этом приводится список принадлежавших колдунам дворцов Каббалы, сделанный за семнадцать лет до последней битвы. Вот видите: рядом с названием одного из них, расположенного в Алузии, — Фелкри — есть пометки о том, что за тамошними колдунами приходилось строго присматривать из-за постоянных нарушений дисциплины. А вот здесь описывается встреча наследного принца Империи с предводителем Каббалы во дворце Бу. Никаких подробностей не сообщается, но говорится, что принц получил заверения в том, что безопасности Алузии ничто не грозит, поскольку возникшие проблемы — всего лишь следствие расхождения во мнениях. В более поздней записи, сделанной примерно за год до битвы, признается бессилие Бу подчинить себе Фелкри — все такие попытки окончились неудачей.

— Значит, мог остаться один принадлежащий колдунам центр, не вовлеченный в начавшуюся вскоре войну?

Эйден улыбнулся:

— Заманчивая идея, не так ли? К несчастью, нет никаких свидетельств того, что покинуть Алузию удалось кому-то, кроме немногих израненных колдунов. Нет никаких указаний ни на последующие нападения на Фелкри, ни на новые выступления колдунов против Империи.

— Совсем ничего? Но разве не наводит это на мысль, что Фелкри удалось настолько отмежеваться от остальных колдунов, что Империя перестала обращать на него внимание, — а может быть, даже не знала о его существовании? Также возможно, что те, кто знал о Фелкри, погибли в битве…

— Не обязательно.

Дженн поднялась и стала расхаживать вокруг стола.

— Вам известна причина разрыва между Бу и Фелкри?

— Что тут происходит?

Эйден подпрыгнул в кресле и обернулся. В дверях стоял Роберт. Эйден встал. Как неудачно…

— Я просто…

Роберт взглянул на Дженн, потом поманил Эйдена.

— Могу я поговорить с вами наедине?

Эйден вышел в коридор и закрыл за собой дверь.

— Так чем вы занимались? — спросил Роберт.

— Я рассказывал Дженн о нашей работе, — ровным голосом ответил Эйден.

— Вы сами все решили, верно?

Эйден выпятил губы и прислонился к стене, словно пытаясь найти в ней моральную поддержку. Когда он заговорил, сделал он это, старательно выбирая слова.

— Нельзя же держать ее в неведении вечно, Роберт. Наступит день, когда вам придется все ей объяснить.

— Я ничего не должен объяснять.

— В самом деле? Несмотря на то что пророчество близко ее касается? — покачал головой Эйден. — Дженн не представляет себе, кто она такая, не знает даже, почему вообще она во все вовлечена… а теперь к тому же она разлучена с сыном. Как бы мы ни старались, она никогда не будет чувствовать себя одной из нас, пока мы не откроем ей правды.

— Она и не является одной из нас, — резко ответил Роберт; он и не думал сдаваться. — Я не хочу, чтобы она оказалась вовлечена… Чем меньше она знает, тем меньше шанс…

Эйден решительным жестом прервал его:

— Неужели вы в самом деле думаете, будто ее неведение повлияет на то, сбудется пророчество или нет? Я знаю, вы пытаетесь защитить ее от той судьбы, которая ожидает вас, но не так это следует делать. О боги, Роберт! Иногда вы просто поражаете меня. То вы отказываетесь верить пророчеству, то делаете все от вас зависящее, чтобы не дать ему осуществиться. Неужели вас не смущает такое противоречие?

— Послушайте…

— Нет, Роберт! — Эйден шагнул вперед, как будто этим мог сделать свои доводы более весомыми. — Это именно то, за что вы ненавидите Гильдию: решимость оставлять людей в неведении ради их собственного блага. Если вы не скажете Дженн о том, что происходит, чем, по-вашему, обернется пророчество? И откуда она будет знать, чего следует избегать?

Последовало долгое молчание. Роберт пристально смотрел на Эйдена, а тот словно примерз к месту, не в силах произнести больше ни слова.

Наконец Роберт тихо сказал, словно борясь с болью от все еще свежей раны:

— Все не так просто. Я не могу еще ничего ей открыть. Она не поймет.

Только когда Роберт отвернулся, Эйден перестал ощущать гипнотическое воздействие его взгляда. Мягко, но решительно он сказал:

— Тогда рассказать ей могу я. В конце концов, я единственный, кроме вас, кто обо всем знает.

— Нет, — покачал головой Роберт.

— Все дело в демоне?

При этих словах Роберт выпрямился и напрягся.

— Вы не сообщите ей, чем кончается пророчество.

— Тогда, — вздохнул Эйден, — хотя бы дайте ей шанс принять участие в борьбе с ним — как делаете это сами. Позвольте ей стать одной из нас.

— Даже если этим я приближу угрожающую ей опасность?

Невозможно было не заметить прозвучавшего в голосе Роберта отчаяния. Эйден положил руку ему на плечо.

— Много лет назад вы позволили ей принять решение, определившее ее будущее. Она тогда выбрала возвращение в свою семью, к отцу, — что и положило начало всей цепи последующих событий. Лишать ее права на выбор сейчас не только аморально, но и опасно. Вы знаете ее лучше всех. Она способна к борьбе. Так дайте ей такую возможность и укажите, с чем бороться.

С иронической улыбкой Роберт протянул:

— Предполагается, что вы на моей стороне.

— Так и есть. Пойдемте. Вы узнаете, что нам удалось обнаружить, пока я буду рассказывать об этом Дженн.

Роберт сидел спиной к камину, положив ноги на низкий подоконник, и пересчитывал кусочки бумаги, с помощью которых Эйден пытался не дать ставням дребезжать. За окном кружились подхваченные злым ветром хлопья снега — прощальный подарок зимы. В глубине комнаты ровно звучал голос Эйдена, отвечавшего на многочисленные вопросы Дженн. Роберт намеренно не обращал внимания на их разговор. Ей и так было тяжело находиться с ним в одном помещении; не следовало хотя бы заставлять ее выдерживать его взгляд.

Не смотреть на Дженн ему было трудно, трудно не замечать происшедших в ней перемен. Теперь, когда ему была известна причина, он ясно видел, до какой степени она ушла в себя, насколько лишилась своей прежней общительности. Веселый смех, живой блеск глаз — все это исчезло. Была ли причина в избиениях Ичерном или же она лежала глубже? В том, что она убила Ичерна — и узнала правду о своем друге Нэше?

Как бы то ни было, Эйден, похоже, разобрался во всем правильно. Дженн была захвачена тем, что он рассказывал ей о своей работе, незаметно вовлекая в нее и саму Дженн. Неужели нет иного способа помочь ей, не подвергая опасности и в то же время остановив Нэша? Ведь все происходящее ведет только к осуществлению пророчества!

Дженн считала, что Роберт ей не доверяет, и самое худшее было в том, что он не мог ее разуверить — потому что и сам сомневался. Роберт не мог позволить себе быть откровенным с Дженн: он ведь знал, как много времени она проводила в обществе Нэша, хоть Дженн и утверждала, будто это ничего не значит.

Не было никакого способа выяснить, не оказал ли на нее Нэш воздействия; даже само пребывание Дженн в Бликстоне являлось опасностью. Что из того, что Роберт был рад ее присутствию… Что из того, что, если бы дело касалось его одного, он ей полностью доверился бы…

А может быть, все именно так, как говорит Эйден? Нужно ввести Дженн в курс дела, рассказать о том, что они ищут? Может быть, если дать ей то, в чем она нуждается, — информацию, — то это и позволит Дженн доказать, что на самом деле доверять ей можно?

К тому времени, когда Роберт получит ответ на свой вопрос, будет, наверное, слишком поздно… Что ж, значит, единственная возможность — попытаться.

Попытаться забыть, что он любит ее, а она его больше не любит.

Роберт сделал глубокий вдох, отгоняя печальные мысли, и сосредоточился на том, что обсуждали Эйден и Дженн.

— Значит, мы вернулись к тому, о чем я говорила раньше. То, что о Фелкри нигде ничего не сообщается, не означает, что он был разрушен. Фелкри может существовать до сих пор.

Раз между Фелкри и Бу были разногласия, в Бу могли сохраниться какие-то записи об этом.

Продолжая смотреть в окно, Роберт тихо поведал Дженн:

— Я был в Бу. Дворец абсолютно пуст.

— Ты ничего не рассчитывал найти в пещере Нанмура, а обнаружил там тот серебряный стержень, — резко возразила Дженн. — Правда, с тех пор ты так и не нашел ему применения.

Роберт ничего не ответил. Резкость Дженн было тем труднее вынести, что она была права. Роберт не расставался со стержнем, почему-то уверенный, что будет знать, что с ним делать, когда наступит нужный момент. Глупо, на самом-то деле…

— Кроме того, — безжалостно продолжала Дженн, — ты был в Алузии, но ничего не узнал о том, что там когда-то тоже был дворец Каббалы.

— Так что ты хочешь доказать? — спросил Роберт.

— Между главной твердыней Каббалы — Бу — и Фелкри произошел разрыв. Это могло привести к тому, что Фелкри уцелел, даже когда Бу пал. Разве не в наших интересах выяснить, не существует ли Фелкри до сих пор? Узнать, в чем была причина разрыва? Если на это не обратить внимания, от старинных книг мало проку.

— А будет ли от них прок вообще? — задумчиво протянул Роберт, все еще не оборачиваясь. — В нашем распоряжении ведь очень неполные отчеты. Не сомневаюсь, что существуют и более подробные сообщения, но не вижу, как мы сможем получить их в свои руки в ближайшем будущем — пока еще не оказалось слишком поздно. Кроме того, даже если мы узнаем, что случилось с Фелкри, разве это поможет бороться с пророчеством?

Дженн ничего неответила, так что Роберту пришлось оглянуться на нее через плечо. Она сидела, пристально глядя на лежащую перед ней книгу. Наконец Дженн медленно произнесла:

— Поможет в том случае, если само пророчество и послужило причиной соперничества. — Изумленный, Роберт выпрямился в кресле. Не обращая на него внимания, Дженн продолжала: — Ключ был создан во дворце Бу, и мы знаем, что именно там он получил пророчество. Давайте на минутку предположим, что существовало два варианта пророчества — один, известный Бу, и другой, известный Фелкри. Если оба противника в споре были неколебимо уверены в своей правоте, это и могло оказаться причиной того, что Фелкри был отлучен от Каббалы. Можете ли вы представить себе другой повод для разрыва в столь напряженный момент? А если все отношения с Фелкри были прерваны до того, как появился Ключ, вполне возможно, что известная ему версия пророчества неверна. Настолько неверна, что Фелкри предпочел устраниться и не принимать никакого участия… О боги! — Дженн внезапно умолкла.

— Что такое?

Несколько мгновений Дженн молчала, потом заговорила — медленно и твердо:

— Каббала проиграла битву, согласно легенде, потому что, откуда ни возьмись, явилась инкарнация богини Минеи и стала сражаться на стороне Империи. Но что, если на самом деле это была колдунья из Фелкри?

— Подождите! — воскликнул Эйден, побагровев. Роберт вскочил и встал между ними.

— С какой стати ей было помогать в уничтожении собственных братьев?

Дженн подняла руку; ее глаза сверкали возбуждением.

— Чтобы сохранить собственную версию пророчества, конечно! Что еще могло бы быть столь же важным?

Возможно ли, что она права? Могло ли случиться, что за прошедшие столетия пророчество претерпело изменения? А если оно существовало задолго до создания Ключа…

Не окажется ли его окончание иным?

— Послушай, Роберт, — начала Дженн, смущенная его молчанием, — это, конечно, только догадки…

На лице Роберта появилась улыбка.

— Все в порядке. Ты меня убедила.

— Убедила? — Дженн удивленно заморгала.

— Ну а меня — нет, — проворчал Эйден. — Минея не раз в своем милосердии принимала человеческую форму, когда люди больше всего в ней нуждались. Мне неизвестно ничего, что давало бы основания иначе смотреть на битву при Алузии.

Роберт едва не расхохотался:

— Что заставляет вас считать, будто Минея не могла принять облик колдуньи? Наши с вами предположения не противоречат друг другу. Кроме того, у меня есть еще одна причина думать, что Дженн, возможно, права.

— Какая же? — явно недовольный, спросил Эйден.

— Я собственными глазами видел поле той битвы. Там сохранились разрушения, говорящие о сверхъестественном вмешательстве, намного превосходящем возможности Каббалы. Недаром многие столетия сохраняются рассказы о том, что сотворила Минея.

— Но это же означает…

— Мы должны туда отправиться, — перебила Эйдена Дженн. — Нужно узнать, что там сохранилось. И узнать, не жив ли кто-то из потомков колдунов Фелкри.

— Может быть, ты и права, — ответил Роберт, — но у нас нет времени на поиски дворца, когда мы и представления не имеем, где его искать. Я должен возглавить выступление против Селара, ты не забыла?

Дженн твердо посмотрела на него; к ней вернулась ее прежняя несгибаемая решительность.

— Ты не собираешься сказать мне, чем заканчивается пророчество?

— Дженн…

— Значит, ты готов рискнуть? Готов сразиться с Карланом, зная, что ему известно больше, чем тебе…

Дженн собралась продолжать, но в этот момент дверь распахнулась и в комнату ворвался Патрик, еще более растрепанный, чем обычно. Волосы его стояли дыбом, на лице виднелись пятна грязи, одежда была измята.

— Роберт! Благодарение богам — ты здесь!

— В чем дело?

— Тот второй дворец… — еле переводя дух, выпалил Патрик. — Разрыв произошел из-за пророчества! Тут все описано! — Он помахал перед носом Роберта древним свитком. — Самого слова «пророчество» автор не употребляет, он говорит северном пути и о ереси, о разных судьбах и о прочем в таком же роде. Манускрипт был создан за шесть месяцев до битвы при Алузии, но обнаружили его через два года солдаты Гильдии, посланные, чтобы забрать из опустевшего дворца все опасные документы. Только боги ведают, что еще они там нашли! У меня вся ночь ушла на то, чтобы перевести свиток.

Как зачарованный Роберт медленно протянул руку, взял свиток, развернул его и взглянул на выцветшие строки.

— Ты уверен, что здесь говорится о пророчестве? — внезапно почувствовав, что ему не хватает воздуха, спросил он. Если это так, если Ключ ошибся, то его судьба… Может быть, ему не придется…

— Абсолютно уверен, Роберт. — Патрик не мог устоять на месте. — Это невероятно! Здесь описаны первые стычки между Каббалой и Империей, выражается сожаление по поводу разрыва с Фелкри, который выбрал иной путь. Самое же важное — это указание на «истину, высеченную в камне».

— Что? — так и подскочила Дженн. — Ты хочешь сказать, что пророчество где-то записано? Высечено на камне?

— Мне кажется, что именно об этом и идет речь. Единственный способ удостовериться — отправиться в Бу и поискать. Или, может быть, в Алузию: вдруг удастся найти остатки Фелкри? Так или иначе, похоже, существует еще один источник, откуда можно узнать пророчество. Мы должны найти его, Роберт!

Роберт оторвал глаза от свитка. Патрик кипел энтузиазмом, на лице Эйдена был написан мягкий скептицизм. Наконец он взглянул на Дженн. Та внимательно смотрела на него, ожидая, что он изменит решение, поддастся на уговоры.

Роберт резко отвернулся к окну. У него нет времени для поездки в Алузию… и все же, может ли он позволить себе не отправиться туда? Проклятие, Дженн права! Но у него действительно нет времени! Еще немного недель, и здесь соберется войско мятежников. Что они станут делать, если Мика сообщит, что армия Селара выступает в поход, а Роберта не окажется на месте?

Однако есть шанс, что пророчество ложно…

— Сколько времени нужно, чтобы добраться до Алузии? — спросила Патрика Дженн, и Роберт немедленно ощутил озноб предчувствия.

— Нет, — решительно сказал он, поворачиваясь к собравшимся. — Патрик может отправиться туда, но ты останешься здесь.

— Роберт… — начал Эйден, но Роберт не позволил ему продолжить.

— Я знаю Алузию, и это последнее место, куда я отпущу Дженн без сильного эскорта. Патрик за последние шесть лет стал опытным путешественником. Ему удастся пробраться туда много легче, если он будет один.

Дженн бросила на него гневный взгляд:

— Тогда я отправлюсь в Будланди!

— Да помогут нам боги! — в отчаянии вскинул руки Роберт. — Говорю вам, я видел дворец Бу. Здание уцелело, но в нем ничего нет. Там пусто.

— Но стены стоят, а пророчество, должно быть, высечено на них! Ты ничего подобного там не заметил?

— Конечно, заметил.

— Ты мог прочесть надпись?

Роберт прикусил язык, но не ответить теперь он не мог.

— Нет, большей части я не разобрал. Но ты просто не имеешь представления о том, насколько там опасно. Ты всего неделю назад впервые покинула пределы Люсары. Чего ты пытаешься добиться?

— Найти выход из ловушки для нас обоих! — бросила Дженн со сверкающими глазами. — Если там записано пророчество, я найду его!

— Ты погибнешь, ничего не совершив.

— Ты не можешь меня остановить.

— Вот как? — Роберт сделал шаг вперед, и Дженн невольно отступила, наткнувшись на стол.

О боги, что он делает! Обращается с ней так же, как Ичерн!

Но ведь Дженн не проживет и пяти минут в разбойничьих городах и безводных пустынях Будланди!

Роберт попытался задушить всепоглощающее желание заслонить Дженн от всего, что могло ей угрожать. Ее доводы были очень вескими, и отмахнуться от них он не мог. Если существует другой вариант пророчества, то всем пойдет на пользу, если он его узнает — и быстро, до того, как столкнется с Нэшем.

Значит, выбора у него нет. К тому же Бу гораздо ближе, чем Алузия.

— Хорошо, — со вздохом сказал Роберт. — Я не стану пытаться тебя остановить. Я придумал кое-что получше. Я сам отправлюсь с тобой.

Маргарет чуть не бежала, отчаянно пытаясь не отстать от Роберта, обходившего замок с Деверином и Оуэном. Роберт отдавал приказания и пересматривал планы. Выслушивая возражения, он продолжал настаивать на своем.

— Последние припасы прибудут примерно через неделю. Займитесь их размещением, а также соберите мастеров, изготовляющих стрелы, и проверьте их работу. Я совсем не хочу, чтобы наши лучники стреляли на юг, а стрелы летели на север. Когда прибудут остальные военачальники, сообщите им, что я скоро вернусь. Выступление Пейна и Макглашена даст нам передышку — по крайней мере месяц. В последнем сообщении Мики говорится, что там все спокойно, но если он даст знать, что войско Селара готово выступить, не дожидаясь лета, разошлите приготовленные мной письма и оставьте сообщение для меня в порту. Посадите тех воинов, что будете к этому времени иметь, на корабли: Каванах обещал мне, что они будут ждать. Даже если мы выступим с опозданием, мы все равно сможем добраться до места раньше Селара. И что бы ни случилось, не дожидайтесь меня. Вам гораздо дольше добираться до границ Майенны, чем мне, путешествующему в одиночку. Впрочем, очень может быть, что я вернусь до того, как вам придется что-то предпринимать.

— И сколько же времени уйдет на ваше путешествие? — спросил Оуэн, которому явно очень не нравилось решение Роберта.

— Не больше двух недель, а может быть, и меньше. — Роберт остановился на ступенях, ведущих в башню, и повернулся к остальным: — Не тревожьтесь. Чтобы дождаться такой возможности, мне потребовалось двадцать лет, и я не собираюсь ее упустить; уверяю вас, я и не подумал бы отправиться в Будланди, если бы это не было так важно.

С этими словами Роберт скрылся в башне, а его расстроенные помощники разошлись, качая головами.

Маргарет прошла за сыном в его комнату и стала смотреть, как он упаковывает одежду в седельную суму.

— В чем дело, матушка? У меня очень мало времени. Через несколько минут мы должны выехать.

— Я понимаю, что ты торопишься, но не могу понять твоего решения. Как можешь ты сейчас уехать?

— Епископ Эйден все тебе объяснит.

— Но неужели и Дженн тоже обязательно в этом участвовать? Едва ли такое путешествие пойдет ей на пользу.

— Матушка, — ответил Роберт, продолжая кидать в суму вещи, — ты и представления не имеешь, как бы я хотел, чтобы она осталась.

— Разве ты не можешь ее остановить?

Роберт подошел к столу, у которого сидела его мать, и положил на него суму. Застегивая ее, он несколько секунд молчал.

— Не могу, не причинив ей боли, а такого больше я не выдержу. Иногда мне кажется, что чем больше я стараюсь ее защитить, тем дороже она за это платит. Кроме того, нужно смотреть фактам в лицо: в последнее время я не слишком удачлив.

Маргарет взяла руку сына и крепко стиснула ее. Пять лет она почти ничего не знала о нем, и вот теперь, всего через несколько дней после возвращения, он снова исчезает. Маргарет прикоснулась к щеке Роберта, на которой еще не зажил новый шрам, и улыбнулась:

— Ты все еще ее любишь.

Эти слова заставили его поднять глаза, и на мгновение он показался Маргарет удивительно юным.

— Что это? Неужели все знают? Неужели мои чувства так очевидны?

Маргарет начала смеяться, но тут пришел Патрик, и Роберт повернулся к нему:

— Ты, друг мой, будь осторожен в Алузии. Не высовывайся и слушайся Соклара. Ему можно доверять. Если сразу не сможешь найти его в порту, подожди несколько дней, и он обязательно появится. У тебя есть все, что нужно?

Патрик с широкой улыбкой кивнул:

— Только подумать, что всего несколько лет назад я и носа не высовывал из Анклава! Ты тоже будь осторожен, Роберт, и благополучно доставь Дженн обратно. Если я что-нибудь найду, я сразу пошлю весть.

— Будем надеяться, что так оно и будет.

ГЛАВА 12

Мика бодро шагал по улице деревни, которая еще недавно была тихой и сонной. Теперь же Дромма кипела энергией, типичной для селения, растущего слишком быстро. Наскоро сооруженные лотки и рыночные лавки выплескивались за деревянную стену, окружающую Дромму, люди расселялись по равнине. Шум и суета царили ужасные, они, казалось, никогда не прекращались, даже глубокой ночью. Не проходило часа, чтобы деревенским стражникам не приходилось разнимать драчунов, а то и обнаживших оружие противников.

Мику ждали дела, поэтому он спешил. Раннее утро было полно птичьего пения, влажный воздух нес весеннюю радость, но и тревогу. Лес к югу от деревни почти исчез, уцелели только некоторые высокие деревья, служившие укрытием войскам, скапливающимся в соседней долине. Армия короля стремилась держать свои передвижения в секрете.

Мика свернул с главной улицы и вошел в широко распахнутую дверь таверны. Двое мужчин уткнулись в крышку стола в дальнем углу; лица их были бессмысленны, один в пьяном сне даже храпел.

— Привет, Мика, — окликнул его голос из заднего помещения, и тут же в дверь выглянуло ухмыляющееся лицо, за ним последовали остальные части тела и метла. — Видать, хороша прогулочка таким славным утречком.

— Это уж точно, Киран. Чего ж ты не избавился от этой парочки?

— Мне подумалось, что стоит оставить их тебе. Да я в одиночку их и не выволоку.

Мика подошел к здоровенному пьянице.

— Да брось, выволок бы, если б захотел. Ну-ка, дай мне ведро. — Он взял у парнишки ведро с водой и вылил половину на голову одного из спящих. Тот, еле продрав глаза, поднялся, и Мика, подхватив его под локоть, выпроводил пьянчугу за дверь. Через минуту там же оказался и второй.

Киран с усмешкой пробормотал:

— Жаль, что я до такого не додумался. Мика рассмеялся и хлопнул его по плечу:

— Ладно, беремся за дело. Если за час мы не наведем тут чистоты, Даффи оторвет нам головы, потому что не сможет открыть таверну вовремя. Ты мети пол, а я принесу еще воды.

Несмотря на ранний час, Киран, что бы ни делал — мел пол, протирал тряпкой прилавок или двигал тяжелые столы, — болтал не умолкая. За месяцы работы здесь Мика привык к этому непрекращающемуся шуму. Как ни молод был Киран, прислуживая в таверне, он успел узнать немало странных вещей.

— Даффи высосет немало золота из войска, хоть нам с тобой и не перепадет ни монетки. Никогда еще не видел, чтобы люди так накачивались выпивкой, как эти гильдийцы — разве что наемники из Садлана. Ох, лучше бы их тут не было, отправлялись бы они к себе. В деревне все как один их ненавидят: разве забудешь, как они переходили границу и грабили нас! И чтобы они теперь стали нашими союзниками?! Помяни мое слово: в один прекрасный день они подерутся с гильдийцами, а мы окажемся как раз в середке. Ну да лучше погибнуть в драке, чем в каком-то глупом пожаре, как герцог Ичерн.

Мика бросил на него взгляд, но промолчал. Послание от Роберта прибыло почти одновременно с новостями из Клоннета. Дженн и Эндрю спаслись — это было все, что узнал Мика, но ему ничего больше и не требовалось.

— Они все только о том и говорили вчера, — не переводя дыхания, продолжал Киран. — Как этот колдун Данлорн в одиночку напал на замок, прикончил герцога с герцогиней, а потом поджег здание.

Мика с улыбкой спросил:

— И ты в это веришь?

— Так ведь мы все знаем, что такое колдуны, верно? — Киран почесал в затылке. — А этот Данлорн еще и похуже чего натворил в Элайте. Ну и злой, должно быть!

— Уж это точно, — с усмешкой кивнул Мика. Как-нибудь он расскажет Роберту обо всех слухах, которые ходят об объявленном вне закона изгнаннике. Вот можно будет посмеяться!

Мика поднял ведро и вышел в заднюю дверь, чтобы вылить грязную воду в сточную канаву, потом с удовольствием накачал чистой воды.

Такая работа, повторяющаяся день за днем, когда точно известно, что когда нужно делать, и как это делать, и каковы будут результаты, приносила Мике чувство умиротворенности. Не то чтобы он был бы счастлив, оставшись в таверне до конца своих дней, но такая жизнь — отдых от бесконечных странствий — имела определенное очарование. Жители Дроммы были хорошими людьми, напоминающими Мике тех, среди кого он рос в Данлорне. Присутствие солдат Селара изрядно испытывало их терпение, но все же не смогло развратить. Было бы здорово вернуться сюда после войны, повидаться с друзьями, которых у Мики здесь завелось немало.

После войны…

Мика прополоскал и выжал тряпку, выплеснул воду из ведра и убрал их в чулан. Оставив Кирана заканчивать наведение порядка в зале таверны, Мика направился к конюшне, прихватив по дороге вилы. Нужно было сменить солому в стойлах, и Мика принялся за дело, весело насвистывая.

Этим утром в долине было тихо. Королевское войско, казалось, не спешило выступить в поход. Мике все еще было трудно определить, много ли солдат согнал сюда Селар, — деревья скрывали лагерь. Пять или шесть тысяч… Однако ко времени наступления число их наверняка увеличится. Не такой же Селар дурак, чтобы напасть на сильного соседа всего с пятью тысячами. Главное для Мики — не прозевать, когда армия двинется к границе Майенны. Нужно бдительно следить за лагерем, а потом скакать во весь опор к Роберту.

Сколько человек удастся тому набрать? Пойдет ли за ним хоть кто-нибудь, или, поразмыслив, люди решат, что не желают сражаться вместе с колдуном? Киран правильно говорит: слишком много слухов ходит о пожаре в Клоннете и о других приписываемых Роберту преступлениях. Иногда Мике трудно было удержаться и не рассказать правду о своем господине: ведь многие чувствовали себя преданными Данлорном, которого они когда-то прославляли как героя, который разбил тех самых наемников из Садлани, что стали теперь союзниками Селара, — и который замарал себя скверной колдовства. Такое отношение народа к Роберту было несправедливо и тяжелым грузом ложилось на душу Мике, однако он понимал, что причина тут в незнании, а он не может себе позволить открыть истину.

Да и утешит ли кого-нибудь такая истина — ведь над Робертом по-прежнему тяготеет пророчество, которого никто, за исключением, может быть, Нэша, толком не понимает.

Мика вымел конюшню, окатил водой вымощенный булыжником пол и принес в стойла свежей соломы.

— Эй!

Мика обернулся и прищурился: в конюшне было темно, а двор купался в ярком солнечном свете.

— Да?

— Можно в вашей конюшне оставить лошадь?

Мика сделал несколько шагов к воротам и замер на месте. Перед ним стояла молодая женщина, держа за повод великолепного вороного мерина. Однако хозяйка совершенно затмевала своего скакуна.

Почти одного роста с Микой, она все сияла яркими красками, так что двор и конюшня по сравнению с ней выглядели серыми и унылыми. Голубой жакет поверх богатого алого платья, правильные черты лица, глаза прозрачные, как чистый лед, волосы цвета червонного золота… По крайней мере, Мика всегда считал, что червонное золото выглядит именно так.

Сердце Мики быстро забилось, что оказалось в общем-то приятно. Стараясь не позволить себе невежливо таращить глаза на красавицу, он сглотнул и пробормотал:

— Э-э… Конечно, госпожа, я могу поставить вашего коня в стойло. Вы… вы поселились в гостинице?

Девушка ответила не сразу. Улыбаясь, она обвела взглядом обшарпанные, но крепкие строения таверны.

— Нет. Я просто хочу побродить по селению, а оставлять коня на улице не стоит: он иногда бывает пуглив. Так можно будет поставить его в конюшню? — Голос ее был мягким и теплым и удивительным образом сливался с пением птиц.

Мика подошел к коню и положил руку на шею животному.

— Какой красавец!

— Это точно. — На лице девушки проступил легкий румянец. — Мой отец разводит лошадей. Я выбрала себе вороного, еще когда он был жеребенком.

— Мика кивнул, не сводя глаз с коня. Почему-то стало очень трудно непринужденно разговаривать, когда она стоит так близко. Горло у него пересохло, а все слова, которые приходили ему на ум, испарялись, как капли дождя в жаркий летний день.

— Сам он больше не ездит верхом.

— Кто? — пробормотал Мика, рискнув еще раз взглянуть на девушку. Она, похоже, не спешила уходить.

— Мой отец. — Красавица улыбнулась, и Мика неожиданно почувствовал, что у него задрожали колени. — Он несколько лет назад сломал ногу и теперь не может сесть в седло. Так что я объезжаю вместо него лучших коней.

Вообразил он себе такое, или она и правда не торопится закончить разговор?

— Должно быть, это… — Мика судорожно искал слова, чувствуя, что буквально тонет в ее глазах. — Э-э… требует немалых усилий.

— Я справляюсь. — Девушка пожала плечами, погладила по носу вороного и снова взглянула на Мику. — Хорошенько о нем позаботьтесь, ладно? Я вернусь засветло.

Она собралась уходить, и Мика почувствовал, как все его существо протестует против расставания. Он чуть не протянул руку, чтобы задержать девушку, но вовремя одернул себя.

— Как ваше имя?

Еще одна улыбка, и Мика порадовался, что устоял на ногах, держась за повод коня.

— Меня зовут Сайред. Вы ведь будете здесь, когда я вернусь?

Мика смог только тупо кивнуть. Помахав ему рукой, девушка покинула двор, и высокий забор скрыл ее от Мики. Не задумываясь, он кинулся следом, но Сайред уже смешалась с толпой на улице. Мика, как идиот, несколько мгновений стоял, растерянно озираясь, но тут шум, донесшийся с дороги, заставил его обернуться.

— О, кровь Серинлета! — шепотом выругался Мика: в деревню въезжала колонна всадников, одетых в цвета Гильдии, и во главе ее скакал Нэш.

Уличная толпа расступилась перед отрядом. Мика спрятался за забор, но продолжал наблюдать. Нэш казался чем-то недовольным. В его одежде был лишь намек на принадлежность к Гильдии — желтая полоса на темном плаще. Коротко остриженные волосы и глаза Нэша были черны, как безлунная полночь. Когда бы Мика ни смотрел на это лицо, его всегда поражало, насколько оно неприметно. Черты Нэша не отличались ни красотой, ни уродством; они не выражали ничего, словно Нэш был лишен индивидуальности и характера. Если бы не высокое положение при дворе — и известная немногим истинная сущность, — никто бы не обратил внимания на советника Нэша.

Ни в чем не проявлялась и ужасная сила, скрытая за этой невыразительной внешностью.

Мике не удалось высмотреть ничего для себя полезного: за отрядом не следовали повозки, всадники ехали не спеша. Казалось, они просто перемещаются из одного лагеря в другой и совсем не собираются вскоре его покидать. Значит, армия Селара еще не готова к выступлению.

Прекрасно: чем больше времени будет у Роберта, тем лучше.

Мика вернулся к конюшне, взял под уздцы вороного Сайред и отвел в стойло. Пожалуй, после обеда стоит прогуляться по лесу. Всегда полезно размяться, подышать свежим воздухом. Да, мысль удачная.

Въезжая в лагерь, Нэш внимательно осматривал все, что попадалось ему на глаза. При виде его сержанты поспешно сбежались и начали рапортовать, подробно описывая то, что Нэша совсем не интересовало, но не упоминая ничего из того, что он хотел знать. Впрочем, одно было заметно с первого взгляда: войско не было готово даже пострелять из рогаток, не говоря уже об участии в серьезных сражениях. Вот что получается, когда полагаешься лишь на наемников да на насильно угнанных в армию крестьян.

Нэш спешился у своего шатра, резко отдал несколько приказаний насчет безжалостного усиления муштры и вошел внутрь.

Бросив плащ на кресло, он налил в кубок вина и растянулся на постели.

Он устал, смертельно устал от того, что слишком много дней провел в седле, что слишком много лет строил планы, слишком много десятилетий ждал чего-то… кого-то…

Да, он устал, но еще не побежден. В ближайшие дни он даст себе передышку, прибегнет к старому и верному средству: отдыху. Обычные люди и не знают другого средства восстановить силы — так почему бы и ему им не воспользоваться?

— Теймар! — рявкнул Нэш, не вставая. Даже голову он приподнял только так, чтобы можно было отхлебнуть вина. Тут же он услышал, как откинулось полотнище, закрывавшее вход в шатер. — Теймар, ты получил отчеты о поставках продовольствия ?

— Нет, он их не получил.

Нэш подскочил и сел на постели. В шатер вошел де Массе; его небесно-голубой плащ волочился за ним, как королевская мантия.

— Что вы здесь делаете? — удивленно спросил Нэш.

— Просто шел мимо и заглянул.

— Разве Аамин не вызвал вас к себе?

— Вызвал.

— Значит, вы явились, чтобы шпионить за мной? — Нэш снова откинулся на подушку, но так, чтобы видеть гостя.

— Ничего подобного. — Де Массе убедительно притворился оскорбленным. — Я приехал только для того, чтобы выразить вам соболезнование в связи с недавним несчастьем. Малютка герцогиня… Что за трагичный конец столь многообещающей жизни! Как вы думаете восполнить такую потерю?

— Ее никем нельзя заменить, как вам прекрасно известно! — бросил Нэш и стиснул зубы. Нужно взять себя в руки, как бы ни злило его это вечное поддразнивание де Массе. Если Нэш покажет, как задет, издевательства де Массе станут только еще язвительнее.

— Вы были уже так близки к тому, чтобы наложить на нее Узы! Я помню, вы собирались выехать для этого в Клоннет, когда стало известно о ее безвременной кончине. Неужели она просто погибла в пламени… или ей помогли отправиться на небеса?

— Будьте вы прокляты, де Массе! Убирайтесь отсюда!

— Но я приехал, чтобы помочь вам! — Де Массе с невинным видом развел руками.

До чего же тошнотворное лицемерие…

— А как насчет ваших любимых дарриет?

Де Массе пожал плечами и принялся рассеянно бродить по шатру.

— Должен признаться, я не смогу делать для вас так же много, как раньше, но не вижу причины, почему бы мне не помогать вам время от времени. Честно говоря, я ожидал от вас лучшего приема. Ведь все идет не так, как вы задумали. Да, вам удалось выманить Врага, но сомневаюсь, чтобы вы ожидали, что это приведет к гибели Союзницы. Насколько я понимаю, смерть Дженнифер Росс ставит вас перед трудной проблемой. Я не хотел бы сыпать соль на раны, но имеет ли теперь смысл продолжать начатое? Вы ведь всегда говорили, что участие Союзницы — главное условие успеха.

Нэш поднялся с постели. Нет, сегодня у него нет сил для подобных разговоров… Наливая вина в свой кубок, он спросил:

— Так чего вы хотите?

Де Массе сочувственно посмотрел на Нэша.

— Я решил, что стоит вас предостеречь. Мои шпионы сообщают, что в Майенне началась какая-то активность.

— Тирон? — Нэш поднял глаза на де Массе. — Он собрал армию?

— Нет еще, но он явно что-то заподозрил. Если вы отложите вторжение слишком надолго, он может решить сам напасть на Люсару. А как только он пересечет границу, вы сможете распрощаться со своим планом. Тирон слишком силен для того, чтобы Селар успел за несколько недель собрать войско, которое могло бы ему противостоять.

Нэш невольно сделал шаг назад, потом, взяв себя в руки, рявкнул:

— Теймар! Сюда!

Раздался топот бегущих ног, и в шатер влетел запыхавшийся слуга.

— Теймар, я желаю, чтобы через неделю войско было готово выступить в поход, — распорядился Нэш.

— Да, хозяин, только…

— Только что?

— Ничего не получится. Возникли трудности… — Теймар помолчал в нерешительности и продолжил: — У нас нет продовольствия.

— Как это — нет продовольствия? Теймар безнадежно вздохнул:

— Дело в том, хозяин… Пока солдаты тут прохлаждались, они сожрали все, что было запасено, и опустошили окрестности на тридцать лиг вокруг. В деревне осталось припасов всего на несколько дней. Да еще вчера случился пожар и все сено сгорело. Нам нечем кормить лошадей. Обоз, которого мы ожидали, так и не прибыл. Мне только что сообщили, что и повозок, на которых везли стрелы, мы лишились: на них напали по дороге и все разграбили.

— Разграбили? — Голос Нэша превратился в визг.

— Половина войска как следует не вооружена. Солдатам придется сражаться вилами и дубинками. Самый необходимый груз — железо — куда-то исчез по дороге, и кузнецам не из чего ковать оружие. Войско, конечно, может выступить через неделю, но к концу второго дня люди оголодают и начнут грызться между собой. Тут уж будет не до битвы с врагом.

Нэш упал в кресло и поник головой. Союзница потеряна, а теперь еще и нет надежды перейти границу до того, как Тирон нанесет удар… Селар будет биться в истерике!

— Так сколько времени нужно на то, чтобы подготовить армию к выступлению?

— Я смогу точно оценить все к завтрашнему дню, хозяин, — ответил Теймар. — Мне представляется, что потребуется еще недели четыре, а то и больше.

— О, зубы Бролеха! — выругался Нэш.

— Неделя уйдет только на то, чтобы навести порядок…

— Хорошо. Берись за дело.

Четыре недели! Не будет ли тогда уже поздно?

— Де Массе, у вас по-прежнему есть свой человек при дворе Тирона?

— Конечно.

— Свяжитесь с ним. Пусть сделает что-нибудь, чтобы отвлечь Тирона, успокоить его подозрения… Нам нужно время! И пошлите своих шпионов в морские порты и на торговые тракты к северу от Голета. Мне нужно знать, какой дорогой двинется Дуглас. — Нэш одним глотком осушил кубок и взглянул на слугу. — Теймар, отправь наемников по домам. Мы снова соберем их через две недели. А тем временем организуй отряды, которые занялись бы пополнением припасов, и отправь их, если понадобится, по всей стране. Что ж, мы дадим Врагу время приготовиться… — Нэш умолк, мрачно глядя в пустой кубок. — А теперь оставьте меня — вы оба. Я не желаю, чтобы меня сегодня беспокоили, — разве что Враг собственной персоной явится в лагерь. Отправляйтесь!

Уже третий раз за вечер Мика поправил свою самую лучшую куртку и выглянул во двор: не вернулась ли она… Уже час как наступила темнота, а Сайред все еще не приходила за своим конем. В зале таверны было тихо: почти все посетители разошлись, осталось лишь несколько местных жителей, которые шепотом обсуждали новости за кружкой пива. Даффи подсел к ним, изредка покрикивая на Кирана, чтобы тот принес еще пива. Мика мог спокойно следить за воротами конюшни.

О боги, что было в этой девушке такого, что он подскакивает каждый раз, как кто-то проходит мимо таверны? Весь день сегодня, даже пробираясь по лесу к лагерю армии Селара, Мика только о ней и думал, вспоминал ее улыбку, голос, выражение глаз. Все в Сайред было неотразимым…

Нэш отослал наемников обратно в Садлан. Это здорово, но ведь они же вернутся. А Пейн и Макглашен, похоже, успешно справились со своей задачей: лишили войско продовольствия и оружия. Да, все идет хорошо. Даже превосходно.

Так где же она?

Мика закрыл за собой дверь таверны и двинулся по булыжнику двора к воротам. Улица была пустынна. Мика со вздохом вошел в конюшню; его окутал теплый конский запах, какая-то лошадь ткнулась ему в плечо носом.

— Так вот вы где, — нарушил тишину нежный голос. — Я уж думала, мне придется уехать, не поблагодарив вас.

Мика всмотрелся в темноту, но никого не увидел. Сайред тихо рассмеялась и вышла из теней — туда, где лунный свет упал на ее лицо. Мика замер на месте, не осознав этого, не понимая собственных чувств…

— Я начал беспокоиться, — выдохнул он. — Вы сказали, что вернетесь до темноты; вот я и подумал, не случилось ли чего.

Улыбка Сайред была и неуверенной, и довольной, как будто девушка отчаянно пыталась преодолеть неожиданно охватившее ее смущение.

— Вы не сказали мне, как вас зовут.

— Мика. — Больше он ничего не смог из себя выдавить и только стоял, не сводя с Сайред глаз. Выражение ее лица чем-то его тревожило: ласковое, серьезное, очень спокойное. Мика шумно дышал, словно после быстрого бега, и никак не мог взять себя в руки. — Вы хотите, чтобы я оседлал вам коня?

— Нет.

— Нет?

Все так же серьезно глядя на Мику, Сайред сделала шаг вперед и взяла его за руку.

— Я предпочитаю задержаться и поговорить с вами. Прикосновение Сайред показалось Мике обжигающим.

Словно по собственной воле, его пальцы стиснули руку девушки. Он не должен был этого делать… проклятие, он не должен был испытывать таких чувств! Куда делся его здравый смысл? Испарился от одной улыбки хорошенькой девушки? Что за чепуха!

И тем не менее так оно и было. Впрочем, Сайред не походила на случайно встреченную красотку. В ней было что-то необычное: она смотрела на него так, будто давно и хорошо его знала. Следовало бы поостеречься…

Но Мика отбросил осторожность, как досадную помеху, и поднес к губам руку Сайред. Ее пальцы скользнули по его подбородку, щеке, глазам… и неожиданно оказалось, что она стоит совсем близко. Ни о чем больше не думая, Мика поцеловал девушку. Ее губы, нежные и прохладные, ответили на его поцелуй. Руки Мики сами собой обвили Сайред; он чувствовал, как его тело откликается на близость девушки, на исходящий от нее легкий аромат. Сайред была непередаваемо соблазнительна, и голова Мики кружилась…

Девушка прижалась к Мике, и он снова ее поцеловал, но тут же отстранился и пробормотал:

— Нет, так не годится.

В ее глазах промелькнуло смущение, почти страх.

— Почему?

— Мы… совсем друг друга не знаем, — промямлил Мика.

— А тебе это так нужно? Или ты из тех добродетельных мужчин, которые не прикасаются к девушке до свадьбы?

Опять Мика заметил тот же глубокий взгляд, значения которого никак не мог понять. Ему казалось, что, несмотря на всю свою открытость, Сайред что-то от него прячет. Мика чувствовал, что догадка где-то рядом, что он вот-вот все поймет…

— Да, именно так, — ответил он, сразу же начав раскаиваться в собственных словах.

Сайред, опустив глаза, потеребила губу.

— Но ты же чувствуешь то же, что и я, верно? Когда я в первый раз тебя увидела, я подумала… но потом я все прочла в твоих глазах. Надеюсь, мне не померещилось… Я не понимаю, что плохого мы делаем.

Мика застонал, привлек девушку к себе и коснулся губами ее лба. Конечно, он чувствует так же! Что за глупости приходят ему на ум!

— Но я ничего о тебе не знаю — а знать хочу. Сколько тебе лет?

— Двадцать два. А тебе?

— Двадцать восемь.

— Ну вот видишь, — улыбнулась Сайред, — теперь нам кое-что друг о друге известно. Мы больше не чужие.

Мика не выдержал и рассмеялся. Все происходящее было таким странным и невероятным!

— А что будет, когда ты отсюда уедешь? Когда вернешься домой? Я ведь больше тебя никогда не увижу?

— Но я же могу вернуться. Или ты приедешь ко мне.

— Что скажет на это твой отец? Как ему понравится, что за его дочерью ухаживает работник из таверны?

Теперь уже рассмеялась Сайред:

— Думаю, он скажет, что у меня улучшился вкус.

Когда девушка перестала смеяться, Мика со вздохом поцеловал ее снова, чувствуя, что утопает в мягкой прохладе ее губ; все мысли куда-то делись, возражать больше не хотелось. Да, в эту девушку он мог бы влюбиться — и очень быстро и очень сильно. Жаль только, что никак не удается понять, что же она от него скрывает; Мика догадывался, что это нечто важное. Все было так, словно…

О боги! Мика напрягся, но тут же усилием воли заставил себя действовать, как будто ни о чем не догадался. Он не сразу выпустил Сайред, хотя каждая клеточка его тела вопила, предупреждая об опасности.

Какой же он идиот, что ничего не понял раньше! Кровь Серинлета, если она заметит, что он разгадал ее, она его убьет, каковы бы ни были ее чувства к нему.

Неужели она?.. Такая красавица! Ну почему, почему ему вечно не везет?

Мика мягко отстранил Сайред.

— Мне очень жаль, Сайред, — на самом деле жаль. Ты лучше уезжай, пока я не забыл, что так не годится.

Она медленно покачала головой и нежно улыбнулась — эту улыбку Мике нелегко было бы забыть. Он оседлал вороного и вывел его во двор. Девушка вышла за ним следом, но прежде чем вскочить в седло, снова быстро поцеловала Мику, словно напоминая ему, чего он лишился… как будто он нуждался в таком напоминании!

— Я вернусь, Мика, и, может быть, в следующий раз ты передумаешь. — Сайред повернула коня к воротам. Мика стоял неподвижно, пока уличный шум не поглотил стук копыт. Только тогда он позволил себе перевести дух.

Да, влюбиться в Сайред ему было бы очень легко, но даже если бы он был свободен, если бы мог жить нормальной жизнью и завести семью, на Сайред он никогда бы не женился. Ни через неделю знакомства, ни через год — никогда.

Потому что Сайред — малахи.

ГЛАВА 13

Резкий западный ветер гнал по морю увенчанные пеной валы, и лишь иногда в моменты затишья с севера долетали потоки более теплого воздуха. Дженн стояла на палубе, глядя назад, туда, откуда они отчалили.

Берег Фланхара уже не был виден. Корабль так медленно отходил от пристани, что Дженн уже начала опасаться, что они никогда не выйдут в море. Однако когда судно покинуло гавань, ветер наполнил его паруса, и корабль понесся вперед, как ребенок, сбегающий с крутого холма.

Дженн подняла лицо к небу, подставив его ледяным порывам. Она снова, как во время жизни в Клоннете, вдыхала свежий, пахнущий солью воздух. Ветер пах и еще чем-то, чему Дженн не могла найти названия. Острый и сладкий запах, иногда отдающий пряностями… аромат настоящего пира.

Дженн позволила запаху наполнить ее легкие, окутать ее всю, впитаться в ее плоть до самых костей. Это было резкое и обжигающее дыхание океана, невероятно огромного, простирающегося во все стороны. Корабль по сравнению с ним был ужасно маленьким, хоть мачта вздымалась высоко вверх, а наполненный ветром парус казался таким широким. Корпус судна скрипел и стонал, то содрогаясь под ударами волн, то плавно скользя по воде в редкие минуты затишья.

Дженн всем телом ощущала качку. Это было немного похоже на скачку верхом, только всадником оказывался весь мир… Канаты и веревки, деревянные реи и железные кольца — все они дребезжали и пели под напором ветра. Гул ветра перекрывали голоса моряков: приказы, вопросы, шутки, смех. Пассажиры были менее привычны к качке и брызгам, но тоже смеялись и шутили с матросами. Все они побывали на палубе, но скоро там осталась одна Дженн, наслаждавшаяся новыми ощущениями.

Как бы это понравилось Эндрю!

Будь обстоятельства другими, она сама тоже получала бы удовольствие. Так многое изменилось в ее жизни с тех пор, когда — много лет назад — она повстречала в лесу Роберта, но все же какая-то часть ее души жаждала той свободы, что была ее радостью в юности. Той свободы, которая позволяла бродить по свету, искать приключений, жить, не задавая себе вопросов, совершать открытия и ошибки… И все же то, что сейчас испытывала Дженн, тоже было прекрасно, несмотря ни на что.

— Спустилась бы ты вниз, девонька, — окликнул ее капитан. — Скоро станет холодно. Солнце садится, да и дождь, похоже, собирается.

Дженн улыбнулась ему:

— Я не замерзла. Я хочу увидеть закат.

Капитан ухмыльнулся беззубым ртом и вернулся на свое место рядом с рулевым.

Дженн снова повернулась к морю, и в этот момент чьи-то руки накинули ей на плечи плащ.

— Если ты собираешься оставаться на палубе, — услышала Дженн голос Роберта, — то совершенно окоченеешь.

Дженн не оглянулась на него, но в плащ закуталась. На самом деле она действительно замерзла, лицо совершенно онемело, но уйти она просто не могла.

Роберт не покинул палубы. Опершись локтями на поручень, он стал, как и Дженн, смотреть на север. Дженн попыталась не обращать на него внимания, убедить себя, что его нет рядом. Она не видела его весь день, с тех пор как корабль покинул гавань. Дженн с подчеркнутым вниманием стала смотреть на запад — туда, где небо превратилось в расплавленное золото. Постепенно начинали появляться и другие цвета, словно боги выплеснули огромные ведра розовой, оранжевой, пурпурной краски. Никогда прежде не видела Дженн такого великолепного заката.

Наконец солнце скрылось, оставив на небе лишь воспоминание о своем сиянии.

— Иди-ка ты, девонька, — снова окликнул Дженн капитан. — Пусть твой муженек отведет тебя вниз и согреет.

— Мой муженек!..

Роберт схватил ее за локоть и оттащил от поручней.

— Прости. У меня не было выбора: только так я мог обеспечить тебе каюту. Я решил, что ты предпочтешь расположиться в отдельном помещении, а не делить его с остальными пассажирами. На таких маленьких судах очень тесно, и трехдневное путешествие может показаться вечностью. Я поместился вместе с командой.

Как только они спустились по трапу и оказались одни, Дженн высвободила руку.

— Почему ты раньше ничего не сказал?

— Потому что не хотел спора. Пойдем, я приготовил ужин. Нужно его съесть, пока еда не подгорела.

Не глядя на Дженн, Роберт повел ее по еще одной узкой лесенке. Пространство под палубой казалось слишком тесным для такого высокого и широкоплечего человека, как Роберт; тем не менее передвигался он с легкостью, словно родился на корабле.

Свернув налево, они попали в узкий проход; в конце его была дверь. Роберт распахнул ее, пропустил Дженн вперед, потом вошел сам.

— Это и есть каюта? Пассажир тут должен помещаться целиком? — пробормотала Дженн. Одна стена — обшивка корпуса, — закругляясь, переходила в низкий потолок. У стены располагалась койка, на которой с трудом поместился бы взрослый человек. Койка служила также сиденьем; посередине каюты находился узкий стол, а на противоположной — стене висела полка. На скамье под ней Дженн увидела маленькую жаровню, на которой булькал котелок с варевом. Третья стена от пола до потолка была занята шкафом. Если бы Дженн сделала два больших шага, она уперлась бы носом в стену.

— На самом деле, — сказал Роберт, помешивая похлебку в котелке, — обычно тут спят четверо. Стол складывается, а дверцы шкафа открываются. На стене есть крюки, к которым можно подвесить гамак.

— Что такое гамак?

— Это такая подвесная постель. Очень удобная вещь — только, правда, не в шторм. И если не страдаешь морской болезнью. Садись.

Дженн протиснулась между столом и койкой и села. Роберт достал тарелки, наполнил их похлебкой из котелка, потом поставил его обратно в жаровню, вынул из шкафа большой ломоть хлеба и положил перед Дженн. Выдвинув из-под стола табурет, он уселся и, не говоря ни слова, принялся за еду.

После свежего морского воздуха запах похлебки дразнил аппетит, но Дженн не прикоснулась к ней.

— Почему ты все время заботишься обо мне? Роберт не взглянул на нее.

— Хороший вопрос. Только ты лучше ешь: теперь два дня, пока мы не причалим к берегу, свежего мяса не будет.

— Почему?

— Потому что оно протухнет.

— Нет, я имею в виду: почему ты заботишься обо мне? Роберт прожевал кусок, проглотил и снова взялся за ложку.

— Ты знаешь почему.

— Потому что… — Дженн помолчала, нахмурив брови, — ты дал клятву оберегать меня?

Роберт кивнул, не отрываясь от еды:

— Верно.

— Но ты принес клятву верности и Селару, а теперь идешь на него войной только потому, что он по глупости освободил тебя от присяги.

— Да. — В первый раз Роберт взглянул на Дженн. Лицо его ничего не выражало. — Уж не думаешь ли ты поступить так же? — Через секунду он снова опустил глаза; тарелка передним была уже почти пуста. — Если думаешь, советую подождать, пока мы не вернемся во Фланхар. Будланди не самое безопасное место на свете.

Роберт молча доел похлебку, поднялся, убрал свою тарелку и взял плащ.

— Поешь и постарайся отдохнуть. Доброй ночи. — С этими словами Роберт вышел из каюты и решительно закрыл за собой дверь, прежде чем Дженн успела сказать хоть слово.

На палубе было холодно, но Роберт ничего не имел против. Здесь гораздо лучше, чем в тесноте и духоте каюты. Ветер утих, и парус безжизненно повис. Роберт перекинул плащ через плечо и прошел на нос. Там он нашел бухту каната и удобно уселся, прислонившись спиной к стене рубки.

— Эх, при такой луне только и плыть, — лучше не бывает, — проворчал сидевший рядом со штурвалом капитан.

— Верно, — согласился Роберт. Небо стало совершенно безоблачным, и полная луна висела в нем, как огромный голубой полупрозрачный диск.

— Слышал я, что ты собираешься спать с командой, — дружелюбно продолжал капитан. — Семейные неприятности, а?

Роберт в ответ только усмехнулся.

— Да ладно, не печалься. Разве не случается, что путешествие в Будланди совершает чудеса? А впрочем, глоточек рома совершает их тоже. — Капитан протянул Роберту небольшую фляжку.

— Спасибо, не стоит, — улыбнулся Роберт. Капитан пожал плечами и отхлебнул из фляжки сам.

— Вы из Фланхара? — Да.

— Тебе часто случается бывать в Люсаре?

— Раз или два я туда ездил.

— А я там родился.

— Правда? — Роберт внимательно взглянул на капитана. — Где именно?

— На западе, в приграничье. Ты вряд ли слышал о тех местах. Да нашей деревни больше и не существует. Этот подонок Селар просто стер ее с лица земли, когда двадцать лет назад начал вторжение. Я с тех пор ни разу там не бывал.

— Почему?

Капитан отпил еще рома.

— Разве нужны зеленые холмы тому, у кого есть зеленые морские волны?

— Пожалуй, ты прав.

— Я стараюсь держаться подальше от Люсары и захожу в тамошние порты, только когда деваться некуда. Не нравятся мне купцы, которые там теперь всем заправляют, — эти хапуги из Майенны. Разве дождешься, чтобы они дали правильную цену за доставку товаров морем? Шкиперы по большей части теперь не желают иметь с ними дела. А твой герцог не тревожится?

— О чем?

Капитан пожал плечами:

— У Селара руки загребущие, как и у всех его земляков. Как бы в один прекрасный день он не глянул на ваше маленькое славненькое герцогство и не решил его прикарманить. Фланхар не сможет отбиться: ты только посмотри, как быстро и легко Селар заграбастал Люсару. Я вот что тебе скажу, — капитан наклонился вперед и понизил голос: — Сдается мне, потому-то сейчас и развелось так много пилигримов — каждый год я сотнями вожу их в Алузию, — что в Люсаре жизнь никому не в радость. Вот я и зарабатываю на людском несчастье.

— А пилигримов стало больше?

— Их уже давно с каждым годом становится все больше и больше. С самой той беды, что приключилась несколько лет назад.

— Какой беды?

Капитан хмыкнул и снова приложился к фляжке.

— Ну, помнишь, когда тот колдун натворил дел. Говорю тебе, ни в какой другой стране нет такой напасти: должно быть, все колдуны на свете поселились в Люсаре. Ни за какие сокровища я туда теперь не вернусь.

Роберт задумчиво окинул взглядом морской простор и обхватил себя руками, чтобы не замерзнуть.

— Ты так много странствуешь, что, должно быть, слышишь много всякого.

— В последнее время только и узнаешь о том, что собираются люсарцы просить у богини, когда доберутся до ее храма.

— Наверное, все они боятся колдовства?

— Ну да, — кивнул капитан, — а кто не боится? Они, знаешь ли, больше всего опасаются, что этот парень… как его… Дуглас, что ли… Так вот, что он с помощью колдовства захватит трон.

— По-моему, если бы он хотел заполучить корону, он давно бы это сделал.

— Вроде и так, дружок… А все равно я вот думаю…

— О чем? — пробормотал Роберт.

— А есть ли разница? Между мерзостью Селара и скверной колдовства? Я хочу сказать: как тут выбрать? Вот ты — будь ты люсарцем и случись тебе выбирать между ними — что бы ты выбрал?

Роберт отвел глаза, но не смог сдержать улыбки.

— Думаю, — мягко сказал он, — что ни то, ни другое.

* * *

Корабль мерно раскачивался, как это было всю ночь и весь день, и Дженн застонала. Она свернулась клубочком и прижала руки к животу, но ничто не помогало. Койка под ней вздыбилась, когда судно начало карабкаться на очередную огромную волну, потом устремилась с высоты в бездну. Даже в каюте Дженн слышала стоны ветра, его визг в снастях. Как может этот крошечный корабль бороться с могучей стихией? И как могла она когда-нибудь думать, будто путешествие по морю — замечательное приключение? Наверняка им суждено пойти ко дну…

Дверь каюты распахнулась, но Дженн не решилась приоткрыть глаза. Она слышала, как в каюту вошел Роберт и присел на край ее постели. Его спокойный голос только подчеркнул, какая буря бушует снаружи — да и внутри у Дженн тоже.

— Ну-ка выпей. Это тебе поможет.

— Не могу. Питье не останется во мне. Уйди и дай мне умереть. — Корабль снова рухнул в пропасть между волнами, и желудок Дженн поднялся к горлу. Какая пытка! Как Роберту удается не поддаваться?

— Ты только попробуй, — мягко сказал Роберт. — Хоть глоточек. Это старое моряцкое средство, капитан дал его мне для тебя.

— Ты сказал ему, что меня тошнит? — простонала Дженн, прижав руки к животу в ожидании следующего рывка корабля. Конечно, Роберт чувствует себя прекрасно! Его-то никогда не будет тошнить! Это было бы ниже его достоинства. Нет, он останется в совершенном здравии и будет ухаживать за ней, защищать ее, как и обещал, — и именно потому, что обещал.

— Ты целый день не выходила на палубу, Дженн, вот он и догадался. А теперь сядь и попытайся это выпить. И еще: если ты выйдешь на воздух, то не будешь так ужасно себя чувствовать.

Его мягкая настойчивость окончательно вывела Дженн из себя.

— Оставь меня в покое! — Дженн взмахнула рукой, кружка покатилась по столу, ее содержимое расплескалось.

Роберт резко поднялся.

— Прекрасно. Страдай, раз тебе так хочется.

Повернувшись, он вышел из каюты, громко хлопнув дверью.

О боги, зачем она это сделала? Почему стала такой несдержанной? Нужно постараться и взять себя в руки. В конце концов, он только старался помочь…

Дверь неожиданно снова распахнулась. В проеме стоял Роберт. Он сделал шаг вперед и закрыл за собой дверь.

— Я знаю, ты не хочешь, чтобы я тебя защищал и заботился о тебе. Мне очень жаль, но такова уж моя природа. Неужели ты хотела бы, чтобы я наслаждался мучениями людей, — как твой друг Нэш?

Лицо Дженн вспыхнуло — как она надеялась, от гнева. Дженн села, опираясь на стену.

— Да, — продолжал Роберт тихо и угрожающе, — твой друг. Тот самый человек, который легко и даже с радостью убил бы меня, чтобы получить желаемое. Тот самый человек, ради бегства от которого ты пожертвовала сыном!

Дженн открыла рот, но не смогла произнести ни звука. Однако Роберт еще не договорил. Сделав шаг вперед, он продолжал:

— Если ты не хочешь, чтобы я заботился о тебе, то тебе следует научиться делать это самой. Для начала научись быть вежливой, когда рядом другие люди. Уже весь корабль только о том и говорит, что я сплю с командой и никто ни разу не видел, чтобы мы с тобой разговаривали. Мы с тобой знаем правду, и на корабле, где мы в безопасности, это не имеет значения, но завтра мы высадимся на берег и окажемся в чужой стране, стране со странными обычаями. А ты ни разу об этой стране меня даже не спросила.

Роберт помолчал, положив руку на дверную ручку.

— Мне наплевать, ненавидишь ты меня или нет. Мне нужно одно: чтобы мы добрались до Будланди и нашли там столь необходимые нам ответы. Тебе следовало бы озаботиться тем же.

С этими словами Роберт вышел из каюты, хлопнув дверью так, что стены задрожали.

Проклятие, до чего же эта невыносимая, упрямая женщина выводит из себя! Как мог он оказаться таким идиотом, таким безнадежным дураком, чтобы влюбиться в нее! Ну да, тут, конечно, сыграли роль Узы. Да, именно Узы, а не настоящая любовь. Ему хватило бы здравого смысла не полюбить эту невозможную девчонку! Ах, если бы еще и хватило ума избежать Уз…

Роберт в ярости выскочил на палубу и пробежал ее из конца в конец, прежде чем заметил, что на него глазеют и пассажиры, и матросы. О боги, неужели они слышали, как он проклинает Дженн?

Роберт остановился у поручней и стал глядеть в даль, глубоко вдыхая воздух, чтобы успокоиться. В его душе бунтовал и рвался на свободу демон, но Роберт, как всегда, приструнил его и заставил умолкнуть. Еще одна маленькая битва, еще одна маленькая победа… Еще один шажок в сторону от пророчества. Если ему удастся так же держаться всю жизнь, он еще может выиграть и опровергнуть предсказание.

Какое-то движение, легкое прикосновение к его руке… Дженн ухватилась за поручень и теперь смотрела прямо вперед, не поворачивая головы к Роберту.

— Мы пойдем ко дну?

— Это зависит от того, — ответил, бросив на нее внимательный взгляд, Роберт, — что ты имеешь в виду: корабль или цель нашего путешествия.

Дженн на мгновений опустила голову, потом все-таки посмотрела на Роберта.

— Почему ты раньше ничего не рассказал мне про Нэша? Почему я все должна узнавать случайно?

— Ты не поверила бы мне. — Роберт переплел пальцы. — Нужно смотреть правде в лицо: ты и сейчас еще не вполне мне веришь.

— Пожалуй… пожалуй, я действительно не была уверена, что ты прав… до тех пор, пока не увидела в Клоннете тех малахи. — Дженн умолкла и снова потупила глаза. — Почему ты тогда последовал за мной?

— А почему ты задаешь только те вопросы, ответ на которые тебе уже известен? — Голос Роберта звучал сурово, и он не мог заставить себя смягчиться. Однако краем глаза он видел, что все на палубе по-прежнему смотрят на них и явно чересчур интересуются их разговором. Да, придется, ничего не поделаешь… — Дай мне руку.

— Что?

— Просто подай мне руку и притворись, будто мы миримся после ссоры. Постарайся не показывать, что мое прикосновение вызывает у тебя отвращение.

Дженн протянула руку, но ничего не сказала. Роберт сжал ее пальцы в ладонях, заодно стараясь хоть немного согреть их. Потом, чтобы создать более убедительную картину, он обнял Дженн за талию и привлек к себе. Никто со стороны не заметит, как она напряглась…

Ветер яростно гнал по небу облака, швырял их на солнце, которое отчаянно старалось выглянуть и осветить море. Роберт вздохнул и посмотрел на Дженн. Выражение ее бледного лица оставалось настороженным. Пряди черных волос, выбившиеся из-под капюшона плаща, заставляли Дженн выглядеть трогательно беззащитной, но на самом деле никакой мягкости в ней не было. Перед Робертом разверзлась пропасть потерянных ими лет…

— Прошло слишком много времени, правда? Мы разучились разговаривать друг с другом.

— А разве когда-нибудь мы это умели? — прошептала Дженн.

— Мне казалось, что умели. Когда-то. До того… — Закончить Роберт был не в силах; он не смел слишком далеко зайти по опасному пути. Воспоминания, как неутихающая боль, упорно преследовали его, несмотря на все усилия. Единственное, что помогало ему вынести все испытания последних пяти лет, была вера в то, что Дженн тоже его любит. Отказавшись бежать из Элайты, она обрекла себя на страдания, оказалась заперта в клетку, в то время как он был свободен, — а ведь вина лежала на нем, а не на Дженн. И все-таки, несмотря на это, она ни разу его не упрекнула.

Может быть, упреки было бы вынести легче, чем молчание? Роберт снова стал смотреть в даль. Теперь, благодарение богам, они не были уже в центре всеобщего внимания.

— Как ты думаешь, возможно ли, что Нэш каким-то образом заставил Ичерна избивать тебя?

— Не… не знаю. А такое возможно?

— Да. Человеку можно внушить мысль, вложить в него единственное стремление. Ты сама сделала что-то подобное, хотя и случайно. Уверен, что такое вполне по силам и Нэшу.

— Но зачем ему это?

Роберт посмотрел ей в глаза, старательно следя за тем, чтобы на его лице не отразились никакие опасные чувства.

— Тебе виднее.

Дженн удивленно моргнула и поспешно отвела взгляд.

— И ты все терпела ради Эндрю?

Резкий ветер почти заглушил холодный и напряженный голос Дженн:

— Что еще мне оставалось?

— Ты могла попросить о помощи.

— И подвергнуть других опасности? Отца Джона или Патрика?

— У Эндрю никогда не будет другой матери. — Роберт умолк. Нет, не следовало ему оставлять ее в Элайте, не следовало допускать, чтобы на Дженн обрушились такие страдания: в конце концов, разве нет у него меча, чтобы защитить Дженн? Как может она после всего случившегося доверять ему?

И все же она доверяет!

Внезапно охваченный сильным чувством, Роберт отчаянно боролся с ужасом и раскаянием. Не в его власти изменить для Дженн прошедшие пять лет, но может же он хотя бы объяснить, заставить ее понять… что он осознает свою ошибку, что готов ее признать.

— Мне очень жаль…

Дженн подняла на него взгляд. Ее синие глаза стали такими же бездонными, как небо.

— Ты не заслужила того, что тебе пришлось вынести. Прости меня.

— Я все понимаю, Роберт, — прошептала Дженн. Выражение ее лица немного смягчилось. — Мне тоже жаль. — Она быстро взглянула на прогуливающихся по палубе пассажиров. — Думаю, нам следует сохранять видимость… Дай мне час, и я попытаюсь приготовить что-нибудь съедобное из остатков солонины, — только не рассчитывай на многое. А тем временем ты сможешь перенести из трюма в каюту свои одеяла. Я нашла в шкафу гамак. Если хочешь доказать мне свое мужество, попробуй провести в нем ночь, несмотря на ужасную качку.

— Такую уж ужасную? — Роберт заставил себя улыбнуться. — На море почти что штиль.

Дженн пожала плечами; выражение ее лица немного напомнило Роберту прежнюю жизнерадостную Дженн.

— Ну, тогда перспектива переночевать в гамаке тебя не испугает. — Она повернулась, собравшись спуститься в каюту, но помедлила, потом, поднявшись на цыпочки, поцеловала Роберта в щеку. Он ошеломленно посмотрел ей вслед.

Да, невыносимая, упрямая, выводящая из себя женщина. И как только он свалял такого дурака, влюбившись в нее?

* * *

Порт Нору Имбел на северном побережье Будланди бурлил: казалось, тысяча человек разом кричит и спорит, толкается и бежит, катит тележки, тащит тюки, разгружает трюмы кораблей. Над причалом суетились чайки, добавляя шума своим криком, их пытались схватить бродячие собаки.

Дженн спешила за Робертом, боясь потерять его в толпе. Роберт целеустремленно проталкивался сквозь толчею; плащ колыхался у него за плечами, как огромная черная волна. Роберт легко нес на плече дорожные сумы. Держал он себя иначе, чем обычно: казалось, он преисполнен высокомерия.

— Помни о том, что я тебе говорил, — бросил он Дженн через плечо не останавливаясь. — Никому не смотри в лицо и отвечай, только если к тебе обратились. Держи руки скрещенными на груди и, когда я с тобой, не заговаривай с другой женщиной. А самое главное — ни при каких обстоятельствах не прикасайся ко мне, чтобы привлечь мое внимание.

Между ними вклинилась тележка, и Дженн пришлось остановиться. Тележку тащил белый ослик; находившиеся в ней трое ярко одетых мальчишек жонглировали в воздухе какими-то предметами, ловко сохраняя равновесие, хотя тележка подпрыгивала на камнях набережной.

— И не таращи глаза, — с улыбкой сказал Роберт, возвращаясь. — У тебя будет еще время насмотреться на все, когда мы устроимся. А сейчас идем.

Когда они свернули наконец с набережной, толчея немного уменьшилась. Улицы города оказались широкими, от них во все стороны отходило множество извилистых переулков. Некоторые дома были приземистыми и длинными, с высокими стрельчатыми окнами; каменные стены других не имели окон вовсе. Все строения, которые видела Дженн, были побелены и словно сияли в лучах полуденного солнца.

Дженн стало очень жарко, но Роберт предостерег ее о том, что снимать плащ в общественном месте не положено. Роберт шагал вперед, выбирая улицы, казалось, наугад, и теперь Дженн стало понятно, почему он держится столь высокомерно. Так вели себя все мужчины в этом странном городе. Не раз случалось, что кто-то из них бросал Роберту вызов — взглядом или словами. Иногда Дженн замечала, что местные жители разглядывают ее, но Роберт словно не замечал этого. Достаточно было нескольких слов на языке, которого Дженн не понимала, и их оставляли в покое, позволяя беспрепятственно идти дальше.

Как могла она думать, что сумеет справиться со всем этим в одиночку? Милосердная Минея, Роберт, должно быть, счел ее самой большой идиоткой на свете!

— Знаешь, забавная вещь, — сказал Роберт, сворачивая на менее оживленную улицу, — Мика так и не смог усвоить здешних порядков. Он очень старался, но я никогда еще не встречал человека, который бы столько раз дрался, пока мы были здесь. Моим ежедневным занятием было вытаскивать его из какой-нибудь передряги.

Дженн хотела улыбнуться, но не могла вспомнить, допускается ли это местными обычаями. Лучше уж не рисковать.

Улица кончилась, и Роберт с Дженн остановились. Перед ними раскинулась огромная, покрытая рыжим гравием площадь, обсаженная высокими раскидистыми деревьями. В центре ее толпились люди, все как один в синих одеждах, и каждый держал в руках какой-нибудь цветок. Дженн не задумываясь подошла к ним поближе, и Роберт не остановил ее.

Собравшиеся на площади — да и вообще все люди в этом городе — выглядели одинаково: темные волосы, темные глаза, загорелая на беспощадном солнце кожа. Женщины по большей части были красивы, невысокие мужчины отличались надменностью, которой и подражал Роберт.

В середине собравшейся на площади группы на синей циновке кружком сидели несколько человек — с одной стороны мужчины, с другой — женщины. У одной из женщин на голове был венок, сидевшие с ней рядом держали в руках большие букеты из таких же цветов.

— Это свадебная церемония, — на ухо Дженн прошептал Роберт. — Та женщина, что в середине, выбирает себе супруга из сидящих напротив мужчин.

— Женщины здесь выбирают супругов?

— Да. — В голосе Роберта слышался смех. — Они могут делать это, когда им исполнится двадцать лет. Невеста будет сидеть здесь, пока не примет решения. Обычно это занимает несколько часов, а бывает, что и дней. В былые времена она, конечно, на свадьбе впервые видела претендентов на ее руку, но теперь за богатыми невестами принято начинать ухаживать задолго до дня бракосочетания.

— И как же она делает выбор?

— Ну, думаю, богатство и положение принимаются во внимание, однако мужчина, выбранный только за эти достоинства, едва ли проживет долго. Нужен сильный человек, хотя не обязательно воин. Он должен уметь защитить ее на улице, не проливая ежедневно крови. Важно также, чтобы супруг обладал здравым умом и мог дать своей жене дельный совет. Ну и еще требуется, чтобы мужчина ценил семью и мог подарить женщине много детей. — Роберт, смеясь, заключил: — На самом деле все совсем просто.

— И она может определить все это, просто сидя здесь и глядя на претендентов? Но кто изначально определяет, какие мужчины сядут в круг?

— Занять место может любой мужчина, который хотел бы на ней жениться. На этой площади ежедневно можно увидеть дюжину подобных церемоний. Если наблюдать долго, можно заметить, что одни и те же мужчины-неудачники садятся в круг несколько раз на день.

В этот момент невеста поднялась на ноги, взяла у соседки букет и вручила его одному из мужчин. Потом букет получил еще один жених. Так продолжалось, пока все букеты не были розданы, и лишь один из мужчин остался с пустыми руками. Он встал и поклонился невесте, а толпа разразилась радостными криками.

Дженн не удержалась от смеха:

— Похоже, все довольны.

— Должно быть, девушка сделала хороший выбор. Говорят, ее руку направляет мудрость богини. Для мужчины испытание — оказаться избранным; для женщины — выбрать безошибочно. Так испытывается ее способность заметить, понять и оценить качества будущего супруга. Здесь это очень важно: женщины никогда не выходят замуж вторично. Пойдем, у нас еще много дел.

Пройдя сквозь путаницу переулков, они вышли к рынку, где торговали тканями. Цвета их были такими яркими, что Дженн невольно охнула; пока они шли между рядами, она не удержалась и пощупала мягкие шелка. На рынке было заметно все то же странное разграничение: с одной стороны все торговцы были мужчины, с другой — женщины. Роберт остановился в проходе, разделяющем эти две части.

— Дальше тебе придется действовать одной. Тебе нужна одежда, такая же, как носят местные жительницы. Если ты пройдешь в дальний конец, ты найдешь лавки, где можно купить платья и все, что тебе потребуется. Выбери то, в чем будет удобно путешествовать, но из самой легкой ткани: чем дальше на восток, тем будет жарче. И не вздумай торговаться: здесь женщины этого не делают. Торговки назовут тебе правильную цену, хоть и увидят, что ты чужеземка. К несчастью, о мужчинах того же сказать нельзя. Сделай покупки как можно быстрее. Я встречу тебя здесь же.

— Но… — Дженн едва не положила руку ему на плечо, но вовремя остановилась. — Я же не знаю, что нужно делать.

— Прекрасно знаешь, — улыбнулся Роберт. — По-моему, женщина, покупающая наряды, ведет себя одинаково в любом конце света. Не тревожься. Я буду неподалеку. Говори со мной мысленно, если что-то пойдет не так. А теперь иди и получи как можно больше удовольствия.

Роберт дождался, пока Дженн свернула в ряды лавок, и она сразу же колдовским зрением заметила, как он тоже нырнул в толпу на другой половине рынка. Крепко сжав руки перед собой, Дженн прошла в дальний угол площади. Рассмотреть все, что ее окружало, было совершенно невозможно. На нее обрушились яркие краски, громкие звуки, манящие запахи. Дженн была голодна, а где-то рядом торговали всякими вкусностями, но тут она увидела платья и забыла обо всем: они были великолепны. Покрой не особенно отличался от того, что Дженн всегда носила, но полупрозрачные ткани и яркие цвета совсем не походили на то, что до сих пор она осмеливалась надеть. Вместе с платьями продавалось и множество шарфов; Дженн заметила, что почти каждая местная жительница носила шарф.

Роберт оказался прав: никакой разницы с Люсарой, по крайней мере в том, что касалось приобретения нарядов, не обнаружилось. Дженн задержалась перед одним прилавком, разглядывая яркое, как солнце, желтое платье, и ее тут же окружила дюжина торговок, предлагающих свой товар. Поднятый ими веселый крик был столь заразителен, что Дженн не могла не рассмеяться в ответ, хотя не понимала ни слова. В конце концов труднее всего оказалось выбрать что-то одно из соблазнительного разнообразия. Дженн остановилась на небесно-голубом платье с выглядывающей из-под него юбкой более темного оттенка, добавив к наряду простой белый шарф. С этими покупками она вернулась туда, где должна была встретиться с Робертом, странным образом чувствуя себя легко и свободно в этой чужой стране.

Роберт уже ждал ее, перекинув через плечо узел с новой одеждой.

— Ну как? Сколько драк из-за тебя началось? Дженн вздернула подбородок, хотя ей трудно было сдержать улыбку.

— Если бы здесь это не было табу, я стукнула бы тебя, Роберт, за такие слова. Что нам еще нужно купить? Давай поторопимся: мне хочется есть.

Роберт откинулся в кресле, не обращая внимания на то, как жалобно оно заскрипело, и положил ноги на табурет. Налив себе из кувшина чудесного лимонного сока, он удовлетворенно оглядел дворик, куда выходила их комната. Дом, в котором они расположились, напоминал монастырскую аркаду: с каждой стороны квадрата, внутри которого росли местные, привычные к засухе деревья, было по три комнаты, куда долетал ветерок и где не особенно чувствовалась жара.

Роберт посмотрел на Дженн, сидевшую напротив него за небольшим столом. Она склонилась над блюдом со свежими овощами, сочными и аппетитными.

— Как тебе это нравится?

Дженн взяла еще один лист салата, прожевала его и ответила:

— Еда странная, но вкусная.

— Те маленькие шарики не мясо, а какая-то разновидность орехов. Лепешки — лучший хлеб, который можно здесь получить. Может, тебе они и понравятся, а на мой вкус, они словно испечены из песка.

Дженн тоже стала смотреть на деревья во дворе. Как только они разместились здесь, она умылась и надела новую одежду; правда, сейчас голову ее не прикрывал шарф. Голубой цвет удивительно шел ей, подчеркивая синеву глаз. То ли платье, то ли мягкое освещение в комнате делали Дженн особенно красивой. Сейчас она казалась вполне довольной жизнью, хотя по-прежнему оставалась слишком бледной, слишком молчаливой. Роберт иногда часами не слышал от нее ни слова; взгляд ее был словно обращен внутрь.

Роберт догадывался, в чем дело. Он мог бы даже попытаться заставить ее поделиться тягостными мыслями, но по собственному опыту знал, что это бесполезно. Дженн еще не была готова говорить о своем горе, а до того никакие его утешения не помогли бы.

— Помнишь ту свадьбу, что мы видели? — задумчиво сказала она, поднося к лицу цветущую ветку, сорванную с куста во дворике. — Тебе ничего не показалось странным?

— В каком смысле? — Роберт чувствовал себя зачарованным, он не мог отвести от Дженн глаз.

— Девушка вручила цветы всем тем, кого отвергла, а своему избраннику не дала ничего.

— Он получил ее саму.

— Да, верно, но… Я не могла не подумать о том, как это похоже на выбор Ключом нового джабира. Сначала он освещает всех Вставших в Круг, потом одного за другим погружает во тьму, пока не остается единственный озаренный светом. Тот, кто не отвергается, становится джабиром. Любопытно, не правда ли?

— Очень, — рассеянно пробормотал Роберт, совершенно поглощенный другим.

Дженн повернулась и заметила, что Роберт смотрит на нее; поэтому он поспешно начал наливать себе лимонный сок из кувшина.

Необходимо положить этому конец! Он не может допустить, чтобы она узнала правду, узнала, каковы его чувства. Последнее, в чем она нуждалась бы, — его нежеланные ухаживания. Им удалось построить соединяющий их мост, так что теперь они снова могли вместе заниматься делом, — вот и достаточно, он даже надеяться на такое не мог. Все, что сверх этого, — просто глупость и может только принести беду им обоим.

Да. Достаточно — значит достаточно. Его чувства значения не имеют — сейчас, как и раньше. Главное — это их общее дело. Роберт спустил ноги на пол и поднялся. Пройдя в свою комнату, он принес оттуда узел и положил его на стол.

— Я кое-что купил для тебя.

Дженн, нахмурившись, развернула сверток и вынула оттуда одежду для мальчика: штаны и рубашку.

— Наверное, выглядело бы странным, если я попыталась купить это для себя сама.

— Местные жители только сочли бы тебя чужестранной шлюхой, и ни один мужчина не обратился бы к тебе, кроме как с целью… купить твои услуги. Я не стал бы предлагать тебе такой маскарад, но в некоторых областях этой страны женщине небезопасно появляться, даже если она путешествует не одна.

Дженн положила одежду на стол и подняла глаза на Роберта.

— Так куда мы отправляемся отсюда?

— Сначала на юг, потом на восток. Такой путь дольше, но это самый безопасный маршрут.

— Но разве безопасность — главное, когда у нас так мало времени? Ты уверен, что это лучший вариант?

Роберт искоса взглянул на Дженн.

— Как ты думаешь, чем я занимался те три года, что был добровольным изгнанником? Просто загорал на солнышке, когда не вызволял Мику из неприятностей?

— Ну, — задумчиво протянула Дженн, — когда я впервые повстречала вас, ты действительно выглядел загорелым, а у Мики был смущенный вид.

Роберт рассмеялся:

— Мика всегда выглядит смущенным. Я так никогда и не смог понять почему.

Дженн потянулась за новым хрустящим листом салата.

— А знаешь, мне не хватает Мики. Жаль, что его сейчас нет с нами.

— Да, — склонил голову Роберт. — Надеюсь, ему ничего не грозит в Дромме.

— Ты тревожишься?

— Да нет — по крайней мере не об этом.

— А тогда о чем?

— Я знаю, что Мика больше не тот веселый паренек, что пришел в Данлорн. Он вырос, возмужал, как и положено. Однако иногда я не могу не думать, что, возможно, его отец прав. Мика был тогда слишком молод, чтобы по-настоящему понимать, чем окажется его служба мне. А я счел, когда он предложил мне свою преданность, что вправе ею воспользоваться.

— А теперь? — тихо спросила Дженн.

— Он заслуживает большего. Много большего. Дженн вздохнула и переплела пальцы.

— Роберт, Мика твой друг, хоть и служит тебе, и только дружеские чувства удерживают его с тобой рядом. Более того: именно ваша дружба заставляет тебя сейчас сомневаться. Не задавайся вопросами, просто прими этот дар с такой же свободой, с какой он тебе предложен. Разве есть что-то, чего ты не сделал бы ради Мики?

— Нет.

— Ну вот видишь. — Дженн встала и потянулась. — Мне здесь нравится — особенно теперь, когда жара спала.

— Завтра в пустыне будет еще жарче. Недаром здесь говорят: когда Бролех замышляет злое дело, за вдохновением он отправляется в Сахобу.

Дженн удивленно приоткрыла рот, потом улыбнулась — впервые улыбнулась по-настоящему.

— Вот так здорово! И ты говоришь мне об этом только сейчас!

— Ты никогда ни о чем не спрашивала. — Роберт откинулся в кресле и сделал еще один глоток сока. Да, вечер был прекрасен — только в этом уголке мира можно встретить нечто подобное. Приятно снова вернуться в эти края… — Мы выедем до рассвета.

ГЛАВА 14

Прошло совсем немного времени с тех пор, как они покинули побережье, и Дженн стало казаться, что вся Будланди — это пыльные серые каменистые холмы. На их вершинах солнце палило безжалостно, но в узких долинах было еще хуже: каждый раз, спускаясь, путники чувствовали, что въезжают внутрь раскаленной печи. По пути иногда встречались крошечные селения; каменные строения теснились вокруг источника жизни — колодца, окруженного несколькими костлявыми деревьями. Жители деревушек не обращали никакого внимания на Дженн и Роберта, и лишь козы проявляли к ним ленивый интерес.

К концу первого дня пути Дженн от всего сердца благодарила богиню, надоумившую ее купить шарф. Большую часть времени она ехала, закутав им лицо так, что оставалась лишь узкая щель для глаз: иначе можно было бы задохнуться от пыли. Дженн все время мучила жажда, несмотря на то что Роберт каждый час заставлял ее делать несколько глотков из фляги с водой.

И еще Дженн скучала по Эндрю. Она все время вспоминала и жалела сына: утром, просыпаясь, он не видел матери, вечером, ложась спать, не получал обычного поцелуя.

Конечно, Роберт не позволял, чтобы печальные мысли мучили Дженн слишком долго. Он легко и непринужденно болтал, рассказывая об этой стране и о других, где побывал с Микой задолго до того, как повстречал Дженн. Она понимала, что он старается отвлечь ее от размышлений на гораздо менее приятные темы, но не могла удержаться от смеха, когда Роберт описывал передряги, в которые попадали они с Микой.

О чем Роберт никогда не упоминал, так это о том, что, как темная туча, все время нависало над ними: ни слова о пророчестве, о колдовстве, о Нэше и Селаре. И особенно о войне, которая вот-вот должна была начаться. Казалось, он хочет хотя бы на некоторое время забыть, как все это важно.

Однако как ни старался Роберт не вспоминать о тревогах, омрачающих будущее, в моменты, когда наступало молчание, Дженн отчетливо видела, что в его душе по-прежнему живет и рвется на свободу демон. Роберт не упоминал о нем, как будто того вовсе не существовало. Дженн была единственной, кто сумел разглядеть демона, — этим благословили ее боги в добавление к дару целительницы. Впрочем, было ли такое благословение благом или тяжким бременем? Казалось, прошедшие годы ничего не сделали для того, чтобы ослабить демона; напротив, его присутствие теперь ощущалось отчетливее, чем раньше: он словно оглядывал мир глазами Роберта.

Дженн радовалась относительному покою, который несло с собой их путешествие, ей было приятно беседовать на безопасные темы, и все же какая-то часть ее души тосковала по прежней откровенности Роберта, когда между ними не стояло никаких преград, когда она чувствовала, что лишь ей одной он доверяет, только с ней делится сокровенными мыслями. Именно такого Роберта ей больше всего недоставало в годы их разлуки: человека, который соединил свою душу с ее душой.

Дженн и сейчас тосковала по нему — и по той женщине, которую он любил и с которой расстался более пяти лет назад. Все это время Дженн цеплялась, как за единственную опору, за воспоминание о его любви, а теперь, когда он вернулся, опора исчезла, оставив Дженн одинокой и растерянной.

Теперь она была для него всего лишь обузой, птичкой, запутавшейся в сети пророчества, кем-то, за кем нужно присматривать, о ком нужно заботиться; она только отвлекала его от другой, гораздо более важной цели.

Дженн хотела помочь ему, сыграть собственную роль в освобождении их родины, но, в конце концов, какая от нее могла быть польза? Пытаясь найти свой путь, не станет ли она препятствием на пути Роберта?

Нет, не может быть, чтобы такова была ее судьба!

К концу дня пустыня начала меняться: на далеких холмах появилась зелень — не яркая и свежая зелень Люсары, а унылая поросль, припорошенная вековой пылью. По мере того как путники приближались к ним, зеленые пятна становились деревьями, и впервые Дженн ощутила запах воды.

Роберт углубился в лощину с обрывистыми склонами, поросшими кустарником. Вскоре под копытами коней зашуршала редкая трава. Когда солнце скрылось за горизонтом, Роберт остановился на берегу крошечного ручейка, к которому теснились спасающиеся от жажды деревья. Они с Дженн разбили лагерь и сидели у костра, пока в котелке варился ужин.

Роберт растянулся на земле, сложив руки на животе, спокойный и довольный. Он всегда в большей мере казался самим собой вдали от замков и солдат, от необходимости что-то решать и отдавать приказы. Будь у него выбор, возможно, он предпочел бы жизнь странника?

Задать такой вопрос Дженн не могла. Он казался ей слишком личным: ведь теперь им с такой осторожностью приходилось выбирать слова… Дженн сидела с другой стороны костра, обхватив руками колени. Ночью стало холодно, и ей пришлось закутаться в одеяло, чтобы не замерзнуть.

— Можно спросить тебя кое о чем? — наконец не выдержала она.

— Конечно.

— Ты ведь совершенно не доверяешь Ключу, верно? И не только потому, что шесть лет назад он изгнал тебя из Анклава.

— Не доверяю, — ответил Роберт, по-прежнему глядя на звезды. — Сказать по правде, я никогда не мог понять, почему ему вообще следует доверять… хотя, надо признать, я смотрю на вещи с иной точки зрения, чем все остальные.

Осторожно, чувствуя, что ступает на опасную почву, Дженн спросила:

— Из-за пророчества? Роберт в ответ усмехнулся:

— Ты, должно быть, думаешь, что пророчество определяет все в моей жизни.

— Ты хочешь сказать, что это не так?

Роберт взглянул на Дженн, потом снова стал смотреть в небо.

— У тебя есть дар объективного анализа — вот ты и скажи мне, так ли это. Ключ был создан дюжиной колдунов, которые были против войны с Империей. Совместными усилиями они дали Ключу могущество и, как я подозреваю, в некоторой степени наделили его жизнью. Потом они собрали свои семьи и друзей, покинули Бу и бежали на север, чтобы спастись от резни. Среди них был человек, открывший Слово Уничтожения, и он сообщил его Ключу. Сделал ли он это намеренно или случайно, значения не имеет. Но представь себе, каким должен был быть разум, создавший такое могучее оружие! По какой причине оно понадобилось, для чего было предназначено? Только ли для защиты?

— Именно для этого ты его использовал в Элайте.

— Нет, я вовсе никого не защищал. Ошибочно было бы видеть в моих действиях альтруизм. Я жаждал уничтожать.

— Тебя толкал на это демон, — прошептала Дженн, боясь даже пошевелиться.

Однако Роберт остался спокоен, голос его звучал, как будто речь шла о вещах, мало его касающихся.

— Слово было создано для разрушения — и только для разрушения. Когда Ключ сообщил мне пророчество, он сообщил мне и Слово. Вот и ответь мне: что должен представлять собой Ключ, чтобы вручить такое оружие девятилетнему ребенку? Разве Ключ — талисман, сеющий только добро? А Финлей говорит, что Нэш — прямой потомок человека, открывшего Слово Уничтожения.

— Только одно это не может служить доказательством злого умысла.

— Наверное, нет. Однако разве на моем месте ты испытывала бы к Ключу особую любовь? Если бы я ему поверил, если бы делал все так, как он велел, я потерял бы способность самостоятельно думать, я отказался бы от свободы, на которую все мы имеем право от рождения. Свобода дорога моей душе больше всего на свете, но именно ее и хочет Ключ меня лишить. Вот и скажи мне: ты в самом деле думаешь, что я должен доверять Ключу?

Чтобы выиграть время, Дженн стала доставать из седельной сумы еще одно одеяло. Хотя Роберт и многое рассказал ей, одно, самое важное, оставалось от нее скрыто: окончание пророчества. То, что повлияло на Роберта сильнее всего… Может быть, именно поэтому он и скрывает его от Дженн? Может быть, Роберт не хочет признаться, какой ужас испытывает?

Дженн снова села, накинув на плечи второе одеяло.

— Ты ничего не знаешь наверняка. Почему не предположить, что Слово было создано именно для уничтожения такой мерзости, как Нэш? — Роберт рассмеялся, но Дженн продолжала: — В таком случае это оружие, способное защитить добро, и именно поэтому Ключ его тебе вручил.

— Если ты хочешь верить в такое — пожалуйста, на здоровье. Ты задала вопрос, и я всего лишь на него тебе ответил.

Так-то оно так, но сказал ли Роберт на самом деле что-то, что Дженн было нужно узнать?

— Я понимаю, что тебе, возможно, будут неприятны мои слова, — тихо сказал Роберт, — но я все еще никак не могу поверить, что ты так легко рассталась с Эндрю, — особенно после всего, что вытерпела ради него. Мне кажется, ты считаешь, что со стороны Нэша ему ничего не грозит.

Роберт так резко переменил тему и коснулся такого больного места, что Дженн не сразу нашла слова. Наконец, сделав глубокий вдох, она пробормотала:

— Нет, не грозит.

— Значит, твой сын не обладает колдовской силой?

— Да… то есть нет… Я хочу сказать… — Дженн умолкла. Положение становилось неловким.

— Прости меня, — ровным голосом произнес Роберт. — Я знаю, что ты скучаешь по Эндрю, и подумал, что тебе может быть приятно поговорить о нем.

Дженн испытующе взглянула на него, но Роберт продолжал смотреть на сияющие звезды. Он и не догадывался, насколько это облегчило ситуацию для Дженн.

— Я и в самом деле скучаю по Эндрю, но я уверена: там, где он сейчас, ему ничего не грозит. Малыш обладает колдовской силой, но Нэш не сможет этого заметить. Он никогда не будет видеть в Эндрю угрозы, пока…

— Пока не окажется слишком поздно? — с улыбкой пробормотал Роберт. — Как я понимаю, ты не особенно веришь в мою способность разделаться с нашим Ангелом Тьмы. Очень разумный подход — строить планы на случай моей неудачи.

Дженн смотрела на Роберта, чувствуя, как у нее пересохло в горле. Неудача?

Роберт — и неудача? В схватке с Нэшем?

Он не мог говорить об этом всерьез… и все же его тон был язвителен, как всегда, когда он в чем-то себя винил: вечно острое, вечно ранящее его самого оружие.

Однако если Роберт знает, что проиграет, зачем ввязываться в бой? Как он сказал тогда на корабле — Нэш с радостью убьет его, чтобы заполучить Ключ…

И он все еще отказывается сообщить ей остальную часть пророчества…

— Есть что-то, что ты от меня скрываешь? Насчет Эндрю?

Сердце Дженн замерло. Когда оно снова забилось, оно колотилось с такой силой, что Дженн сама не слышала своего голоса.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, например, почему Нэш не сможет разглядеть его талантов? Или ты нашла какой-то способ установить защиту вокруг сына? Он слишком мал, чтобы можно было наложить на него Печать, но другой способ защитить ребенка мне неизвестен.

— Он… — Дженн с усилием сглотнула, — он сам умеет устанавливать щит. Он всегда это умел. Даже отец Джон ничего не мог обнаружить. Колдовское зрение сказало мне, что Эндрю обладает силой, еще до того, как он родился, но только потом я поняла, что Эндрю с самого начала окружил себя защитой.

— Ну, — с облегчением протянул Роберт, — по крайней мере у малыша хватило сообразительности унаследовать от матери кое-что полезное. Значит, ему не страшен и Брезайл. Насколько я помню, тебя тоже не нужно было учить, как устанавливать щит. Способный мальчишка, надо признать. Мы с ним много болтали по пути в Мейтланд, — добавил Роберт. — Будем молить богов, чтобы по капризу судьбы влияние Беллы не сделало твоего сына похожим на его отца.

Внутри Дженн что-то порвалось, как слишком туго натянутая струна, и она начала смеяться, сначала тихо, потом все громче. Роберт от удивления сел.

— Что с тобой? Разве я сказал что-нибудь смешное? Дженн только помотала головой; впрочем, опасение, что Роберт может начать задавать вопросы, быстро привело ее в себя.

— Нет. Мне только подумалось… Это не имеет значения.

Роберт, нахмурившись, несколько мгновений смотрел на нее в явной растерянности.

— Советую тебе завтра переодеться и спрятать женскую одежду. Нам предстоит пересечь местность, где кишат самые опасные на южном континенте бандиты.

Роберт наклонился над булькающим над углями котелком и помешал похлебку. Доставая из сумы миски, он еще что-то говорил, но Дженн его не слышала.

Пророчество…

Так почему все-таки он не хочет сказать ей, чем оно кончается? Не потому ли, что его судьба — быть побежденным Нэшем?

Роберт не знал, что Эндрю — его сын, да это и не имело сейчас значения. Победа Нэша могла означать только одно.

Его собственную смерть.

«Роберт!»

«Да, я не сплю».

«Ты слышишь?»

«Слышу. Лежи неподвижно и не издавай ни звука. По-моему, их всего трое».

«Они совсем рядом. По-моему, я даже слышу их дыхание».

«Главное — не шевелись. Если что-нибудь случится, вскакивай на коня и скачи вниз по течению ручья. Примерно в лиге отсюда есть деревня. Я вернусь через минуту».

Дженн затаилась; одеяло почти закрывало ее лицо. Глаза Дженн были открыты, но ночь была так темна, что она ничего не видела. Дженн даже не слышала, как поднялся Роберт, пока из кустов не донесся хрип и звук падения тела. Потом ветки начали шевелиться, раздался звон стали, чей-то крик, и наступила тишина.

Тихие шаги…

— Теперь все в порядке.

Дженн резко приподнялась. Над ней стоял Роберт. Мрачно улыбнувшись, он вернулся к собственной постели и положил рядом меч.

— В порядке? Как ты можешь…

— Постарайся снова уснуть, Дженн. Скоро встанет солнце, а нам предстоит проехатьчерез ту деревню.

Уснуть? После случившегося?

Деревушка очаровала Дженн. Она была столь же живописной, как и порт, но менее шумной, хотя и оживленной: на базаре купцы торговали привезенными из южных стран украшениями и восточными коврами.

Роберт и Дженн купили овощей и плоских лепешек и снова пустились в путь, пока еще не началась дневная жара. Никто не обратил внимания на одетую мальчиком Дженн; ее длинные волосы скрывал тюрбан.

Еще час путники ехали по долине. Холмы с обеих сторон становились все более высокими и каменистыми. Они были покрыты деревьями, а ручей превратился в широкий, хотя и мелкий поток.

— Роберт!

— Да?

Дженн хлестнула коня и поехала с ним рядом.

— Я хочу попросить тебя кое о чем, только, пожалуйста, не раздражайся.

— Хорошо, постараюсь, — серьезно ответил Роберт. — Чего ты хочешь?

— Не мог бы ты научить меня владеть мечом? Роберт резко натянул поводья и повернулся к Дженн.

— Это что, шутка?

— Эй, — предостерегающе подняла палец Дженн, — ты обещал не раздражаться.

— Нет, я только сказал, что постараюсь, а это не одно и то же.

— Я серьезно говорю. — Когда Роберт ничего не ответил, Дженн продолжала: — Я все думаю о тех разбойниках прошлой ночью. Что, если бы с тобой что-то случилось? Ты же сам говорил, что мне следует научиться самой себя защищать.

Роберт перебросил ногу через седло и спрыгнул на землю.

— Что за наказание эти женщины, — бормотал он себе под нос, отстегивая ножны от седла. — Нетерпеливые, неразумные, настырные… Проклятие всей моей жизни! И чем я только заслужил…

— Не причитай, Роберт! — Дженн улыбнулась и тоже спешилась.

— Нет, не стой так далеко. Если ты хочешь научиться пользоваться мечом, подойди поближе. Ты хоть удержать его сможешь?

Без всякого предупреждения он бросил Дженн меч в ножнах. Она попыталась поймать его, но действительно оказалась слишком далеко. Меч с зловещим стуком упал на землю, а Роберт возвел глаза к небу.

— Подними его. Пойдем вон туда, на берег. Тогда, если ты изрежешь меня на куски, будет легче обмыть мои раны.

Роберт повернулся и двинулся к песчаному берегу, предоставив Дженн поднимать меч и вприпрыжку бежать следом.

Песок был плотным и ровным; поток в этом месте поворачивал, и Роберт встал у самой воды на выступающей части берега.

— Вынь меч из ножен и держи его обеими руками. Нет, не так! — Роберт вырвал у Дженн клинок и снова вложил его ей в руки, показав, как пальцы должны лежать на рукояти. — А теперь поднимай, пока кончик не окажется примерно на уровне глаз. Нет! Подожди, пока я отойду на безопасное расстояние. О боги, ты пытаешься меня убить!

Дженн с трудом подавила смех. Роберт был таким сердитым! Она сделала, как он сказал, расставила ноги и подняла перед собой меч.

— Держи его крепко. А теперь… да смотри же на меня, а не на меч! Фехтование, как и большинство умений в жизни, требует всего двух вещей: силы и сообразительности. Через несколько минут выяснится, не хватает тебе только одной из них или обеих.

Дженн начала хихикать, но нахмуренные брови Роберта быстро отрезвили ее.

— Думай о мече как о продолжении своих рук. Никогда не пытайся держать такой клинок одной рукой. Даже если ты его не выронишь, управлять им ты не сможешь. Самое главное для тебя — научиться защищаться. — С этими словами Роберт поднял палку, валявшуюся на берегу, и замахнулся ею, кик мечом. — Меч служит не только оружием нападения, но и щитом, никогда об этом не забывай. А сейчас, когда я нанесу тебе удар, подними меч, чтобы парировать его.

Роберт поднял палку над головой и опустил ее на Дженн. Она отчаянно взмахнула мечом, попала по палке, и та разлетелась на куски. Дженн больше не смогла сдерживать смех, но Роберт остался суровым.

— Прости. Я ничего не смогла сделать…

— Так, значит, ты полагаешь, что все это забавно? Ну хорошо. — Роберт схватил другую палку и стал надвигаться на Дженн, оттесняя ее к воде. — Раз ты усвоила первый урок, мы сразу перейдем ко второму: как сохранять равновесие.

Песчаный берег быстро куда-то исчез, сапоги Дженн начали скользить по покрытым водорослями камням. Скоро вода дошла Дженн до колен, и она остановилась, неуверенно балансируя на скользких камнях, но все же подняла острие меча на уровень глаз.

Роберт наступал. Он снова взмахнул палкой, вынуждая Дженн защищаться. На этот раз клинок лишь скользнул по дереву, вырвался у Дженн из рук и отлетел в сторону.

— Не урони меч в воду! Как мне отражать им нападение толп кочевников, если он весь покроется ржавчиной? Ради всех богов, женщина, сосредоточься. Подними меч. Начнем еще раз.

Новый взмах палки… На этот раз Дженн удержала меч, но так шлепнула им по воде, что фонтан брызг полетел Роберту в лицо. Он замер на месте и оглядел свою мокрую одежду. И тут Дженн не выдержала. Наклонившись, она зачерпнула воду и облила Роберта еще раз.

— Ну вот! Теперь я защищаюсь успешно!

Роберт сделал шаг к ней, и Дженн со смехом кинулась прочь, скользя и разбрызгивая воду. Роберт даже не остановился, чтобы поднять меч. Дженн бежала со всех ног, но он бежал быстрее. Все еще смеясь, она попыталась оправдаться:

— Прости меня, Роберт, я не могла удержаться. Обещаю, что буду хорошей! Честно, буду!

— Только сначала я преподам тебе урок, который ты не скоро забудешь! — рявкнул Роберт.

Дженн продолжала бежать, но все еще смеялась, а потому скоро стала задыхаться. Неожиданно руки Роберта стиснули ее талию, она вскрикнула, и они оба упали на землю. Дженн попыталась вывернуться, но Роберт держал ее крепко. Перевернув ее лицом вверх, он прижал ее руки к земле. Взглянув на него, Дженн увидела, что его глаза полны смеха.

Роберт продолжал стискивать ее руки, хотя Дженн больше не сопротивлялась, и на мгновение на его лице появилось совсем другое выражение, в глазах промелькнуло что-то…

Вдруг он резко приподнялся, руки его разжались, и Дженн сумела выскользнуть из-под него. Вскочив на ноги, она снова кинулась бежать, попыталась спрятаться за деревом и вдруг замерла на месте, увидев перед собой четырех всадников.

Роберт остановился рядом с Дженн.

Их окружили четверо вооруженных до зубов воинов; на Роберта они смотрели со странным выражением, весьма напоминавшим отвращение. Вперед выехал человек лет сорока, с седой бородой и суровым лицом.

— Да не покинет вас милость богини, — произнес он традиционное приветствие.

— И тебя пусть благословит Минея, — ответил Роберт.

— Вы не здешние? Чужестранцы?

— Да. Мы из Фланхара. Воин коротко кивнул:

— Я командир здешней стражи. Должен сообщить вам, что ваше поведение непозволительно.

Дженн затаила дыхание и не смела сказать ни слова. Искоса бросив взгляд на Роберта, она заметила, что тот нахмурился.

Начальник стражи продолжал:

— Не знаю, что принято в вашей стране, господин, но здесь мы такого не потерпим. — Воин повернулся к Дженн: — А теперь, паренек, скажи мне правду. Не оскорбил ли тебя твой хозяин действием? Можешь не бояться: любое твое обвинение будет рассмотрено по справедливости.

Обвинение? Оскорбление действием?

Дженн уже открыла рот, чтобы попросить объяснить ей… но тут ужасная правда обрушилась на нее, как весенний ливень.

Взглянув на Роберта, она увидела, что на его лице отражается смесь изумления и растерянности.

— Так вы решили, что меня…

До чего же трудно не рассмеяться! Еле сдерживаясь, Дженн отвернулась.

— Спасибо, господин, но я не собираюсь выдвигать никаких обвинений.

— Тебе нет нужды выгораживать хозяина, парень. Мы видели, как он гнался за тобой и как потом ты еле вырвался из его объятий. Если ты боишься, знай: мы тебя защитим.

Ох, только бы не рассмеяться!

— Да нет же, господин! Все было не так, как вы подумали. Хозяин учил меня защищаться мечом. Пожалуйста, поверьте: мне не нужна ваша помощь.

— Значит, расставаться с ним ты не желаешь?

— Нет, господин.

— Что ж, хорошо. — Воин кивнул, бросил на Роберта еще один суровый взгляд и вместе со своими солдатами поскакал прочь.

Дженн сдерживалась, сколько могла, но, взглянув на Роберта и увидев озадаченное выражение его лица, охнула, согнулась пополам и расхохоталась так, что в конце концов ноги перестали ее держать. Взгляд оскорбленной невинности, который бросил на нее Роберт, только подлил масла в огонь. Теперь уже Дженн каталась по земле, держась за живот, страдая от настоящей боли, но была не в силах перестать смеяться.

Ох, до чего же неожиданная и сладостная месть!

— Ну и как? Нравится тебе?

Дженн стояла на краю того, что когда-то было крепостной стеной, и с высоты сорока футов смотрела на широко раскинувшуюся внизу равнину. Нарушали ее однообразие на многие лиги вокруг редкие заросли кустарника — и дворец Бу.

— Невероятно! — выдохнула Дженн.

Он поражал своими размерами, даже на таком расстоянии. Название «дворец» не очень подходило этому сооружению: оно скорее представляло собой целое селение, лабиринт низких длинных зданий с высокими тонкими башнями по углам и расположенным в центре возвышающимся надо всем куполом. Закат заставлял красный камень стен светиться, подобно углям угасающего костра. Путники находились еще так далеко от дворца Бу, что Дженн не могла разглядеть никаких подробностей, никаких украшений. Единственное строение в бескрайней пустыне, дворец был совершенно безлюден.

Дженн охватил озноб. Много лет назад Ключ послал ей видение о собственном создании. Сейчас перед Дженн было то самое место, где это случилось… да, именно гигантский купол и был местом рождения Ключа. Теперь Дженн сможет увидеть его собственными глазами.

Казалось, она снова слышит пение, которое сопровождало ее видение. Слова на неизвестном языке, низкие, чистые, мягкие голоса… Воспоминание? Или…

— Дженн! — Прикосновение руки Роберта заставило ее вздрогнуть. — Ты хорошо себя чувствуешь?

Дженн взглянула на него. В последних лучах заходящего солнца лицо Роберта виделось ей совершенно отчетливо: такое знакомое, полное силы, но все же отстраненное. Темные волосы лежали на плечах, как капюшон монашеской рясы, зеленые глаза, которые Дженн так хорошо знала, смотрели открыто, но настороженно.

Пророчество гласило, что он — Враг.

Пророчество также гласило, что их связывают Узы.

Что за всем этим кроется?

Когда Дженн заговорила, голос ее тоже прозвучал отстранение:

— Роберт, почему ты не хочешь сказать мне, чем кончается пророчество?

Его лошадь затанцевала на месте, словно чего-то испугавшись. Роберт успокоил животное, потом взглянул в лицо Дженн.

— Почему тебе так хочется об этом узнать?

Дженн подавила вспышку гнева: опять он уклоняется от ответа! Сделав глубокий вдох, она спокойно ответила:

— Потому, что ты от меня что-то скрываешь.

— Нет, — ровным голосом проговорил Роберт, — ты хочешь узнать пророчество полностью не поэтому.

Сначала Дженн показалось, что Роберт дразнит ее, но потом она поняла, что выражение лица Роберта говорит совсем о другом. Хмурясь, она нерешительно спросила:

— Там… там говорится обо мне? И… что-то плохое?

Роберт молчал, глядя на небо, где начали появляться первые звезды; потом он повернул голову и посмотрел на далекий дворец Бу.

— Роберт!

— Знание, чем кончается пророчество, ни к чему хорошему не приведет.

— Кроме тебя, кто-нибудь знает?

— Только Эйден, но и он тебе ничего не скажет.

— Я… я и не стала бы его спрашивать.

Услышав эти слова, Роберт перевел взгляд на Дженн. В его глазах промелькнуло что-то похожее на облегчение.

— Я просто хотела убедиться, что ты… — Дженн помолчала, подыскивая слова, но потом решительно продолжила: — Что ты поделился с кем-то, что ты не взвалил всю ответственность на себя одного.

Роберт, склонив голову набок, внимательно посмотрел на Дженн, потом глубоко вздохнул и улыбнулся:

— Ответственность остается на мне независимо от того, поделился я с кем-то знанием о пророчестве или нет, но все равно я тебе благодарен.

Он дал шпоры коню и начал спускаться на равнину. Дженн двинулась следом, тоже улыбаясь.

Долгое время тишину нарушал лишь стук копыт по каменистой равнине. После заката все кругом быстро окутала темнота. Дженн не в первый раз пожалела, что не обладает способностью Роберта видеть в темноте: ей хотелось бы по мере приближения к дворцу Бу получше рассмотреть его.

Наконец Роберт остановил коня и спрыгнул на землю. Дженн последовала его примеру, и Роберт взял у нее повод ее лошади. Перед ними чернела пасть огромных распахнутых ворот.

— Роберт…

— Что?

— Ты уверен в том, что здесь безопасно? — пробормотала Дженн; ей вдруг захотелось покинуть эти места, какие бы ответы их тут ни ждали.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты уверен, что здесь никого нет?

— Абсолютно уверен. Я уже час оглядываю окрестности колдовским зрением. Или ты что-то почувствовала?

Вот в зтом-то Дженн и не была уверена. Нахмурившись, она ответила:

— Пожалуй, дело тут не в колдовском зрении. Просто… Роберт положил руку ей на плечо, и сразу же смутное чувство опасности исчезло.

— Не спеши, дай себе привыкнуть к Бу.

Дженн закрыла глаза и позволила своему колдовскому зрению проникнуть во все темные закоулки огромного здания, пытаясь найти то, что вызвало у нее беспокойство. Ей ничего не удалось обнаружить, однако ведь ее способности искательницы всегда были невелики… Тревожное чувство не вернулось к ней, и Дженн открыла глаза.

— Я, должно быть, просто вообразила что-то. Давай войдем. Роберт провел Дженн в находящийся за воротами двор.

Под их ногами песок скрипел на древних камнях. Дженн отчаянно хотелось вызвать колдовской свет, чтобы озарить темные помещения, которые, она чувствовала, окружали их, но такая мысль почему-то воспринималась почти как святотатство.

Они остановились перед высоким строением, темный силуэт которого заслонил усеянное звездами небо. Роберт привязал коней и снял с них вьюки.

— Давай попробуем найти что-нибудь, из чего можно было бы развести костер. Не знаю, как ты, а я голоден.

Дженн молча двинулась за ним; дрожь пробирала ее до костей. Ее нога нащупала ступени портика, потом Роберт распахнул огромные двери, ведущие внутрь здания.

Дженн не видела абсолютно ничего. Она погрузилась в непроглядную тьму и не могла сделать дальше ни шагу.

Ключ. Пророчество. Слово Разрушения…

Это то самое место. Дженн не было нужды видеть огромный купол, ей не требовался солнечный свет, чтобы знать: стены прорезаны узкими высокими окнами. Да, то самое место, место, где был создан Ключ и которое он показал ей в видении, место, где возник демон Роберта за пять столетий до его рождения.

Роберта больше не было рядом, он исчез в густой, как патока, темноте. Дженн слышала, как он ходит по огромному помещению, как носит что-то; его шаги по изъеденному временем камню будили резкое эхо, дыхание звучало гулко, как шум ветра.

Что-то вспыхнуло в темноте, и Дженн зажмурилась; сердце ее заколотилось. Потом золотое сияние осветило улыбающееся лицо Роберта: в руке его горел колдовской свет.

— Иди сюда. Здесь, внутри, еще сохраняется дневное тепло. Пожалуй, нам и костер не понадобится.

Ключ. Пророчество. Слово Разрушения…

Враг.

Собрав все свое мужество, Дженн сделала шаг вперед. Как только ее нога коснулась пола здания, она снова услышала пение. Оно звучало теперь громко, как будто те колдуны были все еще здесь, рядом, все еще пели, все еще создавали Ключ…

Как громко! Как ужасно громко!

Дженн вскрикнула и прижала руки к ушам, пытаясь защититься от этих звуков. Уже падая на колени, она заметила, как Роберт кинулся к ней, но тут тьма сомкнулась и пение поглотило Дженн без остатка.

ГЛАВА 15

На опушке, где ждала Сайред, деревья были совсем редкими. Тоненький ручеек прыгал по камням и скрывался в поросшей зеленым мхом лощине. Девушка выпустила узду: ее конь, устав после долгой скачки, потянулся к воде и шумно зафыркал. Сайред снова оглянулась через плечо; дядюшка Гилберт и барон де Массе все еще были погружены в разговор, и ей ничего не оставалось, кроме как сдерживать свое нетерпение. Никак нельзя было показать, что она торопится — начались бы догадки о том, что так притягивает ее в Дромму.

Только там ли он еще? И захочет ли видеть Сайред после того, что произошло между ними в прошлый раз? Он чуть ли не прямо сказал, что находит ее поведение неподобающим… Щеки Сайред вспыхнули от этой мысли. Как объяснить ему, что для девушки, выросшей в другой стране, где обычаи не такие, как в Люсаре, нет ничего зазорного в том, чтобы самой сделать первый шаг?

Какое здесь все зеленое, хоть весна еще делает только первые робкие шаги! И холмы пологие, а долины просторные, совсем не такие, как дома… И люди совсем другие — открытые, добродушные.

Вроде Мики. Честное лицо, искренний взгляд, проникающий прямо в душу.

Невольная улыбка тронула губы Сайред, и она поспешила отвернуться от мужчин, чтобы те ничего не заметили. Мике так подходила эта земля, эта свежая зелень. Он был здесь дома, хотя и чувствовалось, что его влекут какие-то другие края. Приходилось ли ему когда-нибудь покидать Дромму? Ведь его семья, должно быть, живет где-то по близости. Неужели все его надежды, все мечты ограничиваются работой в той отвратительной таверне? Проклятие, как много Сайред хотелось бы узнать!

— И как ты собираешься провести остаток дня? Сайред прогнала непрошеные мысли и с независимым видом обернулась:

— Я думала побывать на рынке. Я обещала матушке, что на этот раз привезу ей какойнибудь подарок.

Дядюшка Гилберт кивнул и взглянул на де Массе.

— Моей племяннице, кажется, нравится Люсара. В детстве ей приходилось 'слышать так много рассказов матери — Сайред ведь наполовину малахи, наполовину люсарка, так что стоит одной ногой там, другой — тут.

— Ну, главное, чтобы не забыла, какая страна ее родина, — ответил де Массе.

Гилберт рассмеялся:

— Вы сами должны об этом не забывать. Удачи вам, Люк. Если все пройдет удачно, рассчитываю летом видеть вас в Карахаме.

Де Массе поднял руку в прощальном жесте, вскочил в седло и углубился в лес, направляясь в лагерь войска Селара, расположенный в соседней долине.

— Что ты имеешь в виду, говоря «если все пройдет удачно»? — тихо спросила Сайред. В словах, которыми обменялись дядюшка Гилберт и де Массе, явно чувствовалась какая-то недоговоренность.

— Ты же прекрасно знаешь, о чем мы говорили. — Гилберт с улыбкой поцеловал племянницу в лоб. — А теперь отправляйся за покупками. Увидимся в лагере. Только не очень увлекайся, девочка моя. Завтра вечером мы возвращаемся в Карахам, и будь я проклят, если стану искать тебя по всем окрестностям.

Сайред кивнула, но не нашлась, что ответить. Чем может она увлечься, раз Мика скорее всего не пожелает иметь с ней ничего общего?

Гилберт сел на коня и тоже исчез в чаще леса. Конечно, Сайред могла просто не заглянуть в таверну и сохранить воспоминание о Мике в сердце ничем не замутненным и щемяще сладким… но вдруг он передумал? А еще лучше — вдруг ей удастся уговорить его бросить скучную жизнь в Дромме и отправиться с ней вместе в Карахам!

Рука Сайред невольно ухватилась за луку седла. Дав шпоры коню, девушка заставила его двинуться вперед бодрой рысью. По мере приближения к деревне, когда лесные звуки стали уступать место шуму и голосам, Сайред ощутила необычную для себя робость, но все же не натянула поводья до тех пор, пока не оказалась на рыночной площади. При мысли о том, что она скажет Мике, ее сердце заколотилось от страха.

Если он все-таки передумал — хватит ли у нее смелости признаться в том, кем она является?

Сайред остановилась перед таверной, в этот ранний час еще закрытой. Она свернула к воротам и спешилась, одернула платье, пригладила волосы, заправила непослушные пряди, выбившиеся из косы, растерла руками щеки, чтобы вызвать румянец, и только тогда вошла во двор.

Двор был пуст. Целую минуту Сайред стояла там в растерянности. Не могла же она заглядывать во все строения, окликая Мику…

Но тут задняя дверь тязерны распахнулась, и из нее вышел Мика с ведром и щеткой в руках. Он не сразу заметил Сайред, но когда заметил, лицо его расцвело радостной улыбкой, которую он, впрочем, сразу попытался спрятать.

Мика медленно опустил ведро на землю.

— Так ты вернулась.

Он не сделал попытки подойти к Сайред. Он просто стоял, освещенный утренним солнцем; ветерок шевелил его кудрявые волосы. До чего же он высокий и широкоплечий! Сайред внезапно почувствовала себя маленькой и слабой. Только россыпь веснушек на носу придавала решительному лицу Мики некоторую мягкость. Он не сводил с Сайред глаз — голубых, как утреннее небо.

Сглотнув, Сайред кивнула; подойти к Мике поближе ей было страшно.

— Я ведь сказала, что вернусь.

Он так долго молча смотрел на девушку, что она уже подумала: сейчас он велит ей уйти… Но Мика, оглянувшись на дверь таверны, взял у Сайред из рук повод коня и спросил:

— Ты собираешься куда-нибудь?

— Нет.

— Тогда, если немного подождешь, мы могли бы прогуляться по лесу. Мне только нужно закончить уборку в зале.

Сайред ничего не могла с собой поделать: ее лицо расплылось в улыбке.

— Замечательно!

Мика нарочно свернул в сторону от той части леса, где стояло лагерем войско; редкие заросшие тропинки убегали в чащу и выводили на поляны, полные первых весенних цветов, нежный аромат которых разносил легкий ветерок. Влажный воздух был полон живительных сил, и Мика всем своим существом ощущал пробуждение природы. Он привел Сайред на возвышенность; справа и слева угадывались скрытые густой листвой деревьев другие холмы. Между камнями пробивался родник, терявшийся в ярко-зеленой молодой траве.

Мика не смотрел на Сайред: просто не мог. Он знал, что случится, стоит ему позволить себе это, — решимость его поколеблется, он забудет, зачем привел ее сюда, подальше от деревни.

— Тебе пришлось ехать издалека?

— Не особенно. — Сайред подошла к роднику и опустилась на колени у кромки воды.

Вот сейчас он сделает то, что нужно, и девушка ни о чем не догадается, пока не окажется слишком поздно… Да, нужно действовать немедленно!

Но разве не будет лучше, если сначала он попытается выведать, откуда она приехала? Это была бы великолепная добыча: сообщить Роберту, где находится логово малахи.

Рука Мики замерла на рукояти кинжала: Сайред с улыбкой оглянулась на него.

— Что случилось?

— Ничего. — Мика заставил себя сесть на камень и обхватить руками колено, — Пожалуй, меня удивило, что ты вернулась так скоро.

При этих словах Сайред вспыхнула и отвела глаза.

— Мика, я понимаю: ты должен смотреть на меня, как на… ну, сам понимаешь. Мне очень жаль… Наверное, нам с тобой были преподаны разные уроки. Там, где я родилась, женщинам позволяется выбирать себе мужчину.

Мгновение Мика был не в силах заговорить. Потом, судорожно вздохнув, он все-таки выдавил из себя:

— И где же ты родилась?

— В далеком краю. В городе, стоящем на краю плато, сурового и негостеприимного, иссушающе жаркого летом и утопающего в снегах зимой. — Сайред улыбалась, в глазах ее сияла любовь к родной стране. Она снова взглянула на Мику, но тот отвел взгляд.

— Там живет твой отец? И твоя мать?

— Да. У меня был еще брат, на два года меня старше, но он погиб в сражении. Расскажи мне о себе. Твоя семья живет в Дромме?

Мика резко поднялся и отвернулся от девушки, ловя воздух ртом. Он не мог этого сделать — и все же был должен! Иначе она будет снова и снова приезжать к нему, и настанет день, когда он проявит слабость и тем самым поставит под удар свою миссию. Если бы она не вернулась, все было бы в порядке… но в тот момент, когда он увидел ее сегодня, он испытал… Глупое, бессмысленное, непонятно откуда взявшееся чувство! У него просто нет на такое времени! Он же ее не знает, так как же он может ее любить? В Дромме у него одна-единственная цель: следить за этим проклятым войском и мчаться в Бликстон, как только узнает о дне его выступления. Ничего больше. Ничего больше!

Рука Сайред коснулась его руки.

— Мика, я сказала что-нибудь не то?

Нет, нет, нет! Он должен быть тверд! Он не может поддаться…

— Мика… — Нежный голос девушки будил в нем все то, от чего он всю последнюю неделю пытался избавиться. Какой же он глупец! Должен же он был догадаться, что ничто не поможет…

— Нет, — вздохнул он, опустив голову. — Ничего такого ты не сказала. Прости меня.

Только теперь, когда он окончательно проиграл, позволил себе Мика взглянуть на девушку. В ее глазах отражалась зелень свежей листвы, они были бездонными, как океан.

Да, он был глупцом, думая, будто сможет убить ее. Пусть она малахи — но ведь она само совершенство! Как же можно уничтожить такое великолепное существо!

— Ты чем-то встревожен, — начала Сайред, беря его за руку. Она решительно усадила Мику на камень и опустилась перед ним на колени. — Это из-за твоей семьи?

С кривой улыбкой Мика ответил:

— Нет. Мои родичи живут далеко отсюда, на юге. Я не особенно часто вижусь с ними.

— У вас большая семья? — Сайред склонила голову набок, явно рассчитывая, что такой разговор отвлечет Мику от его тревог.

— У меня пять братьев и две сестры. Они все женаты и замужем, у них есть дети, так что да, семья большая. — Мика потряс головой. Роберт всегда учил его, что лучшая ложь — это та, которая перемешана с правдой. — Одно могу сказать: когда они все собираются вместе, шуму бывает много.

— Так почему ты не остался с ними? Почему живешь здесь?

— Я… я поссорился с отцом. Ему не нравилось, каких друзей я выбираю, чем собираюсь заниматься в жизни. Уже много лет он со мной и не разговаривает. Братья и сестры тоже замешаны в нашей ссоре, так что я счел за благо уехать из дому.

— Но когда-нибудь ты вернешься? Наверняка ведь отец простит тебя.

Мика выдавил из себя короткий смешок.

— Ты его не знаешь. У него хорошая память — а у меня все те же друзья.

Сайред кивнула и опустила глаза на свою руку, все еще сжимающую руку Мики. Не глядя на Мику, она прошептала:

— Ты ненавидишь меня за то, что было тем вечером?

— Что? — Мика даже подскочил. — Как могу я тебя ненавидеть? Я думал, это ты возненавидишь меня за то, что я тебя прогнал.

Сайред рассмеялась, но глаз не подняла.

— Понимаешь, в этом-то и дело. Поэтому я и вернулась. Любой другой мужчина просто воспользовался бы, отбросив все свои принципы, тем, что я предложила себя. А ты не такой. Ты отнесся ко мне настолько заботливо, что заслонился принципами, как щитом. Ты не захотел делать ничего, что обесчестило бы меня в твоих глазах.

— Разве? — Мика не знал, что сказать. С тех пор как он повстречал эту девушку, весь мир перевернулся вверх ногами.

— Так и есть. — Сайред застенчиво посмотрела на Мику. — Ты чувствуешь то же, что и я, правда?

Мика молча протянул руку и коснулся волос девушки, потом со вздохом прошептал:

— Ты и сама это знаешь.

Еще несколько мгновений назад Мика почти убедил себя, что сможет ее убить; теперь же он был готов почти на все, чтобы уберечь ее. О боги, что за безнадежная путаница! Что ему делать?

Мика поднялся на ноги, не выпуская руки Сайред.

— Пойдем. Я должен вернуться в таверну, иначе у меня будут неприятности. Найди, чем заняться в деревне днем, а попозже мы вместе поужинаем.

Стоя у своего шатра, Нэш смотрел на раскинувшийся перед ним лагерь. Там кипела работа, упорная и напряженная; не слышалось ни разговоров, ни тем более смеха. Никаких отвлечений. А почему? Потому что все знали о предстоящем приезде короля. Хотя никто не сомневался, что приказы отдает Нэш, трепет вызывал именно Селар.

Почти все готово. Через несколько дней приедет Селар, и вскоре войско выступит в поход.

Желанное событие было так близко! Нэш почти ощущал его вкус, почти видел его. Но наступит ли долгожданный момент? Не следует ли Нэшу встать на пути Селара, чтобы помешать неизбежному поражению короля?

Что ж, главное несчастье человека, обладающего чувством чести, — это предсказуемость его действий, вплоть до мельчайших деталей. Несомненно, у Роберта Дугласа здесь, в Дромме, есть шпионы, и человек, чье сердце пылает любовью к Люсаре, зная о происходящем, примет все меры для того, чтобы предотвратить разгром своей страны.

Да. Рано или поздно он явится, и тогда Нэш его убьет, и Враг больше не будет мешать ему искать Ключ.

Нэш уже повернулся, чтобы войти в шатер, но тут его взгляд привлекло какое-то яркое пятно. Сквозь сутолоку лагеря к нему приближался де Массе, как всегда, высокомерный, уверенный в собственных силах.

— Я уж перестал надеяться вас увидеть, — вместо приветствия сказал Нэш. — Нелегкая, должно быть, у вас жизнь: бегать за каждым из ваших подданных.

— Это не труднее, чем заставлять других суетиться, выполняя ваши приказания, — ответил де Массе, снимая плащ. — По крайней мере я могу быть уверен, что мои люди делают то, чего я от них требую.

— В таком случае, имея столь трудолюбивых помощников, вы, должно быть, можете сообщить мне кучу новостей.

— О да. — Де Массе снял перчатки и унизанными перстнями пальцами пригладил волосы. — Если Дуглас и собирает армию, сомневаюсь, что его лагерь где-нибудь в пределах Люсары.

— Вы способны за две недели обследовать всю страну? — с насмешкой протянул Нэш.

Де Массе не обратил на шпильку внимания.

— С другой стороны, я более или менее уверен, что перебои в поставках оружия и продовольствия — дело рук графа Пейна и герцога Макглашена. Наверняка этим дело не ограничивается, но я не стал тратить время на расследование. Пока что нигде вдоль всей границы нет никаких намеков на то, что Дуглас собирается вторгнуться в Люсару, но…

— Что «но»?

Де Массе, хмурясь, окинул взглядом лагерь.

— Но у меня предчувствие, что он явится.

— Конечно, явится! — рассмеялся Нэш. — Разве вы на его месте поступили бы иначе?

— Гилберт с большинством малахи отправился домой. Несколько человек осталось, но недостаточно, чтобы нанести врагу серьезный урон, если дело дойдет до схватки. Мне и так удалось помочь вам только потому, что Гилберт предпочел сам собирать малахи, да и делал это медленно. Теперь же, если они хоть на день задержатся, Аамин спустит с нас шкуру.

— Наверное, Гилберт заберет с собой и свою прелестную племянницу? Жаль. — Нэш сложил руки на груди. — А каковы ваши собственные планы? Валена прибудет сюда через несколько дней — вместе с Селаром. Не сомневаюсь, она будет очень рада снова со мной свидеться. Мне не хотелось бы расставаться с ней ночью, так что хорошо бы, чтобы вы присмотрели за королем. Что скажете?

Взгляд де Массе сделался жестким; он медленно покачал головой.

— Иногда я сам не могу понять, почему терплю ваши выходки. — Барон повернулся и пошел прочь, сопровождаемый смехом Нэша.

В подвале стоял густой запах всевозможных припасов; некоторые, похоже, хранились здесь с первых дней существования таверны, — лет восемьдесят. Мике никак не удавалось задержать дыхание — он пришел сюда, чтобы выкатить бочонок эля, и работа была не из легких. Кряхтя, Мика потянул на себя бочонок из верхнего ряда, опустил на пол и, растирая замерзшие руки, ногой покатил к лестнице. В этот момент в дверь просунул голову Киран.

— Даффи сказал, что можно не торопиться. Зал пуст. Не явился ни один гильдиец, ни один солдат. Даже садланийцев не видно. Так что можешь оставить тут бочонок до завтра. — Киран, ухмыляясь, прислонился к притолоке. — А еще тебя желает видеть красотка.

Мика остановился. Сайред уже пришла?

— Через минуту поднимусь.

Киран, хихикая, зашлепал вверх по каменным ступеням. Мика несколько секунд постоял в темноте подвала, не обращая внимания на удушливые запахи. Так что ему все-таки делать? Правду Сайред он сказать не может, даже если бы хотел, даже если бы существовал какой-то способ убедиться, что ей — малахи — можно доверять. Но хватит ли у него сил просто порвать с девушкой? Может ли он так ее обидеть, тем более что самому ему расставаться с Сайред вовсе не хочется?

О боги, что за безумие! Как умудрился он так влюбиться? Ему же случалось встречать хорошеньких девушек и раньше, случалось испытывать искушение, но никогда ничего подобного он не чувствовал! Никогда еще ни одна красавица не занимала его мысли днем и ночью, никогда ничей образ так не преследовал его. Может быть, дело в том, что она малахи и обладает властью привораживать мужчин, а он просто ничего об этом раньше не знал?

А если она уедет, разве его чувства к ней изменятся? Нет. Теперь уже ничто не поможет. Он попался в сети, и с этим ему придется жить. Он сам виноват, а еще думал, будто может решать, кому отдать сердце… Что ж, не он первый, не он последний: многих мужчин также обводили вокруг пальца.

Качая головой, Мика криво улыбнулся, поднялся по лестнице, свернул налево и вошел в зал. У камина в своем любимом кресле развалился Даффи, вместе с двумя своими друзьями угощаясь элем. У стола напротив сидела Сайред; запыленный серый плащ скрывал ее платье, золотая коса лежала на плече. Ласкового сияния ее глаз, когда Сайред увидела Мику, оказалось достаточно, чтобы он перестал замечать все остальное.

Каким-то образом Мика оказался рядом со столом, придвинул табурет и сел.

— Ты хорошо провела день?

Сайред улыбнулась и склонила голову — этот жест уже стал для Мики знакомым.

— А ты?

— Нет, — выдохнул Мика, чувствуя непреодолимое желание быть с ней честным. — Мне не хватало тебя.

Сайред испытующе посмотрела ему в глаза.

— Ты голодна?

— Немного, но, если не возражаешь, я предпочла бы не оставаться ужинать здесь. Мужчины глазеют на меня, и это меня смущает.

Мике тоже не хотелось оставаться в зале таверны: сюда в любой момент мог явиться какой-нибудь гильдиец или малахи.

— Ну, сидеть снаружи уже слишком холодно, но, если хочешь, я возьму хлеба и сыра, окорок и флягу вина, и мы поедим в моей комнате.

Сайред хихикнула.

— Вот будет им о чем поговорить!

— Ну и пусть, — ответил Мика, поднимаясь. — По крайней мере такое занятие лучше, чем устроить драку. Пошли.

Он провел Сайред через кухню, захватив по пути еду, потом через двор к лестнице, ведущей в его комнату над кладовой. Пинком открыв дверь, Мика пропустил Сайред вперед.

Комната была не особенно уютна, но Мика постарался придать ей жилой вид, притащив сюда кое-какую мебель из других помещений гостиницы. В углу стояла жаровня; Мика быстро раздул в ней угли. Посреди комнаты находился трехногий стол, который Мика сделал сам. Он был немного неустойчив, но своей цели служил исправно. Еще имелись стул и кресло, под окном — комод, а у противоположной стены — кровать. Мика даже раздобыл ковер и расстелил его на полу. Обычно Мике нравилась его комната, но сейчас она показалась ему уж очень бедной, и он пожалел, что привел сюда Сайред.

Мика начал поспешно накрывать на стол, но руки его неожиданно стали неловкими, и он, разливая вино по кружкам, плеснул мимо. Кровь Серинлета! Он ведет себя как мальчишка на первом свидании! Сделав глубокий вдох, Мика взял себя в руки и протянул Сайред полную кружку.

Она пригубила, не сводя с Мики глаз.

— Ты в самом деле думаешь, что отец тебя не простит? Неожиданный вопрос заставил Мику поднять брови.

— Может быть, когда-нибудь и простит, но вряд ли скоро. А в чем дело?

— Я подумала, что не могу себе представить, чтобы мой отец лишил меня наследства из-за моих друзей. Твои приятели такие плохие?

— Нет. — Мика отвернулся, нарезая хлеб. — Они не плохие, просто не такие, как он хотел бы. И я не согласен с его мнением.

— Твои друзья здесь, в Дромме?

— Нет.

— Значит, — протянула Сайред, подходя к столу, — ты лишился и семьи, и друзей. Уж очень твоя преданность приятелям… необычная.

Мика не мог не улыбнуться. Да, Сайред должно казаться именно так.

— А что сделала бы ты, если бы твой отец не одобрил, кого ты выбираешь себе в друзья?

— Я… — Сайред задумчиво помолчала, потом усмехнулась: — Я бы его переубедила.

— Должно быть, у тебя очень покладистый отец.

— А эти твои друзья, — продолжала Сайред почти шутливо, — они, случайно, не колдуны?

Мика бросил на нее острый взгляд.

— Такими вещами нельзя шутить, — ответил он, изо всех сил стараясь скрыть свои мысли.

— Я не хотела… — Сайред поставила кружку на стол и подошла к жаровне. Мика забыл о том, что у него в руке ломоть хлеба; он не спускал глаз с девушки. — Если ты не можешь вернуться к семье, но и с друзьями не вместе, то что удерживает тебя здесь? — тихо спросила Сайред.

В горле у Мики пересохло.

— Почему ты спрашиваешь?

— Я подумала, не захочешь ли ты… уехать вместе со мной. Мика от изумления не мог вымолвить ни слова, но сердце его забилось так громко, что он еле расслышал следующие слова Сайред.

— Я знаю, моему отцу ты понравишься. Хоть обычаи у нас и разные, у тебя там будет работа и жилище, и мы… смогли бы быть вместе. Можно было бы завтра и отправиться. — Сайред посмотрела в лицо Мике; в глазах ее он прочел неуверенность и страх.

Не в силах сдержаться, Мика обнял девушку и зарылся лицом в ее сладко пахнущие волосы. Она обхватила его шею, как утопающая, спасающая свою жизнь.

— Клянусь богами, Сайред… — прошептал Мика и поцеловал ее. На несколько мгновений они оба забыли обо всем на свете. Когда Мика немного пришел в себя, Сайред держала в ладонях его лицо; глаза ее стали глубокими и серьезными.

— Мика, ты веришь в колдовство?

Неожиданно Мике показалось, что в комнате нечем дышать.

— Забудь про колдунов, Сайред.

— Не могу, Мика. — Девушка нахмурилась и с болью призналась: — Я ведь одна из них. Я малахи. Конечно, это для тебя ничего не значит, потому что ты ничего не знаешь о моем народе. Мой отец разводит лошадей для дарриет из Даззира. А моя мать — обычная женщина из Люсары. Я знаю, отец примет тебя, если ты поедешь со мной, потому что он сам женился на люсарке. Я хотела, чтобы ты обо всем узнал, прежде чем примешь решение.

Решение? Какое решение? Его сердце уже принадлежит Сайред, как и тело, но душа — душа принадлежит Роберту, и так оно останется навсегда. Ни о каком решении и речи быть не может.

Мика взял руки Сайред в свои, сжал их, потом отвернулся, чувствуя на сердце свинцовую тяжесть.

— Я никогда не смогу уехать с тобой. И никогда не смогу на тебе жениться.

— Мика…

— Если это может послужить утешением, я люблю тебя, но то, чего ты хочешь… чего хотим мы оба — невозможно.

Девушка со свистом втянула воздух и выпрямилась, вцепившись в плечо Мики.

— Ты знал! Но как?.. Как мог ты узнать? Да говори же! Мика промолчал, но посмотрел в глаза Сайред не дрогнув.

Она не могла прочесть его мысли, не могла выведать у него никаких секретов, не могла заставить его рассказать о его миссии. Печать, которую много лет назад наложил на него Роберт, защищала его; именно благодаря Печати он и узнал, что Сайред — малахи. Мика так же не мог сообщить ей чего-то опасного для себя, как перерезать собственное горло.

— Скажи! — настаивала Сайред. — Как ты узнал? Да, теперь я все читаю в твоих глазах! Ты не удивился, когда я произнесла слово «малахи», потому что прекрасно знаешь, что это значит! Но это может быть известно тебе только в одном случае: если ты сам салти пазар! — Мика продолжал молчать, и Сайред, ухватив его за рубашку, со сверкающими глазами воскликнула: — Я доверила тебе правду о себе — так почему ты не желаешь сделать того же? Как можешь ты говорить, что любишь меня, и тут же лгать мне своим молчанием! — Глаза Сайред наполнились слезами.

Мика не был сделан из камня. Да, Печать защищала его от Сайред, но защитить от него самого не могла. Только одно мог он сказать девушке, чтобы хоть немного успокоить ее. Голос Мики прозвучал мрачно и глухо:

— Я не салти пазар. Я вообще не колдун.

Сайред резко оттолкнула его. По ее щекам все еще текли слезы, грудь бурно вздымалась.

— Но ты должен быть… Клянусь кровью Серинлета! Твои друзья! Так вот чего не терпит твой отец! Ты помогаешь салти, поэтому ты и про меня узнал… — Сайред застонала от ужаса и закрыла лицо руками; правда обрушилась на нее, как удар молнии. — И здесь ты тоже поэтому! — На мгновение девушка умолкла. — И еще ты думаешь, что теперь, когда я обо всем узнала, я тебя убью!

Дрожащими руками Мика налил себе вина и осушил кружку одним глотком.

— Мне самому следовало бы так поступить.

Сайред кинулась к нему, размахнулась и ударила по щеке.

— Ты… ты! О боги, Мика! Почему? Почему ты ничего раньше не сказал? Неужели… — Голос изменил ей, и она разрыдалась, закрыв лицо руками.

Мика, не думая о последствиях, протянул к ней руки, и Сайред немедленно оказалась в его объятиях. Мика прошептал:

— Хотел бы я, чтобы ты не возвращалась. И еще я хотел бы, чтобы все сложилось не так. Ах, если бы был способ заставить тебя понять, не открывая правды! Я пытался убедить себя, что лучший выход — это тебя убить, но так и не смог. Как могу я убить женщину, которую так нежно люблю?

Сайред подняла голову, ее глаза блеснули.

— А ты думаешь, я могла бы? Вот какими ты считаешь малахи!

— Сайред, малахи и салти пазар воюют больше пяти столетий. Разве мог я думать иначе? Ведь не все же малахи такие, как ты. Ах, если бы между нами ничто не стояло, если бы мы могли пожениться… но ведь мы оба знаем правду! Наши желания ничего не изменят.

— Не верю! Когда-нибудь…

— Перестань! Надежда — опасная игрушка. Ничего не переменится — по крайней мере при нашей жизни.

Сайред снова разрыдалась.

— Но ты знаешь не хуже меня, что мы предназначены друг другу! Я поняла это сразу, как только тебя увидела. Ты меня любишь, но все равно хочешь, чтобы я ушла и всю жизнь ненавидела тебя и в то же время о тебе мечтала. Ты можешь такое выдержать, ты можешь продолжать жить дальше. Ты сильный, тебе все равно. А я не выдержу, Мика! Не выдержу!

— Неужели ты в самом деле думаешь, будто мне все равно? — Мика сжал в ладонях ее лицо и поцеловал соленые от слез губы. Сайред прижалась к нему, как будто только для того и была рождена. Внезапно все сопротивление, все сомнения и страхи исчезли, могучий поток подхватил Мику. Продолжая целовать Сайред, он привлек ее к себе. Все еще рыдая, она обвила руками его шею, словно твердо решила никогда не выпускать Мику из объятий. Одним движением он поднял ее на руки и понес к постели.

Среди ночи лампа, догорев, погасла, но Мика этого даже не заметил.

* * *

Утром Мику разбудил птичий хор. Окно было открыто, дверь тоже, и ветер свободно гулял по комнате, заставив Мику поежиться. Он, не открывая глаз, с кряхтением натянул на себя одеяло и собрался спать дальше. Но тут какой-то идиот принялся стучать молотком, на него залаяла собака, и кто-то во весь голос принялся ругаться. В довершение всего по улице проскакала дюжина коней…

Мика подскочил и наконец окончательно проснулся. Кони?

Несколько мгновений он смотрел в потолок, внимательно прислушиваясь. Да, в деревне что-то происходит. Пора вставать.

Мика осторожно перекатился набок, боясь потревожить Сайред, — но постель была пуста. Мика оглядел комнату. Никого; одежда Сайред тоже исчезла.

Мика вскочил, поспешно оделся и выбежал во двор. В открытые ворота были видны стойла в конюшне — коня Сайред там не было. Мика со вздохом закрыл глаза и прислонился к стене. Она даже не попрощалась…

В небе над Микой запел жаворонок, приветствуя утро. Мика встряхнулся, кинулся к себе в комнату, схватил плащ и скатился по лестнице во двор. Он сегодня долго спал; нужно поторопиться, чтобы успеть вернуться к началу утренней уборки.

Деревня просыпалась. Мике желали доброго утра, но он только махал рукой в ответ. Лошадей, конечно, видно уже не было, но на дороге остались следы, и вели они в долину к югу от Дроммы.

Мика большими шагами пересек дорогу и стал подниматься на холм, продираясь сквозь кусты. Ближе к вершине он остановился и выглянул между деревьями. Вокруг лагеря обычно не выставляли часовых, но рисковать Мика не хотел.

Да, вон, слева, один стоит, прислонившись к дереву. Не такой уж бдительный часовой. Ого, справа еще один — нет, два! Что произошло?

Соблюдая полную осторожность, Мика прополз вперед, чтобы разглядеть лагерь в долине. На этом холме был его лучший наблюдательный пункт. Отсюда можно было разглядеть шатер Нэша, да и вообще все; деревья почти не мешали.

Листья еще только начинали распускаться, все было хорошо видно. В лагере царила суета. И еще…

Телеги. Множество телег. Раньше их здесь не было. Садланийские наемники тащили мешки с мукой. Другие воины выгружали связки длинных копий. И напротив шатра Нэша появился еще один, большой и роскошный. Все это могло означать только одно: в лагере ждут Селара и войско готово выступить в поход.

О боги, пора!

Месяцы, годы ожидания, и вот наконец началось!

Сердце Мики заколотилось, и он так поспешно вскочил на ноги, что чуть не выдал себя. Однако осмотрительность заставила его сдержать нетерпение, и, бросив последний взгляд на лагерь, он начал красться прочь с холма, прочь от опасного соседства часовых.

Так. Теперь нужно вернуться в таверну, собрать немногие пожитки, оседлать коня и скакать к Роберту. До чего же здорово будет снова его увидеть — и епископа тоже. Узнать, что произошло в Клоннете. Может быть, в Бликстоне он увидится с Дженн и с Эндрю.

Какой-то шум справа заставил Мику остановиться. Он настороженно переводил взгляд с куста на куст, пытаясь заметить, не движется ли кто в чаще. Да, вот снова… Где-то рядом фыркнула лошадь.

Мика бесшумно двинулся вперед и выглянул из-за дерева. Перед ним стояла Сайред. Она не сделала попытки вскочить на коня, не заговорила. Она просто пристально смотрела на Мику, опустив руки.

Мика вышел из-за дерева.

— Что ты здесь делаешь?

— Как, мы уже враги? — донесся ее тихий голос.

— Это тебе решать.

Сайред ответила не сразу. Она оглянулась на вершину холма, потом снова посмотрела на Мику.

— Что ты рассчитываешь от меня услышать? Или ты хочешь, чтобы я предала собственный народ? Я ведь ни о чем тебя не прошу.

— Я тоже ни о чем тебя не прошу, — ровным голосом ответил Мика. — Ты участвуешь в походе?

— А в чем дело?

— Так участвуешь?

— И что ты сделаешь, если я скажу «да»?

— Не надо играть со мной, Сайред. — Мика сделал несколько шагов вперед и остановился перед девушкой. — Мы были настолько честны друг с другом, насколько можем это себе позволить. Я снова спрашиваю тебя: ты участвуешь?

Сайред медленно покачала головой.

— Тогда… — Мика помолчал. Все его существо рвалось к ней, но он взял себя в руки. — Обещай, что сразу отправишься домой. Умоляю тебя: не имей никаких дел с теми воинами.

Сайред вскинула голову; на лице ее был написан вызов — противоречили этому только глаза.

— Если бы я попросила тебя ни в чем не участвовать, ты бы послушался?

Мика поднял руку:

— Пожалуйста, не начинай спорить. Отправляйся домой. Это единственное, что я могу сделать, — предостеречь тебя.

— Тогда я попрошу тебя о том же, — бесстрашно ответила Сайред. — Вернись к отцу. Скажи ему, что ты порвал со своими друзьями. Не участвуй в сражениях. Не позволь себя убить. Пожалуйста!

Что мог он ответить? Сайред была права. Время для слов истекло.

Чувствуя внутри ледяной холод, Мика бросил последний взгляд на сияющие золотые волосы, на прозрачные глаза Сайред. Она молчала и была неподвижна, как само время. Несколько ужасных, нескончаемых мгновений они стояли друг перед другом; потом, так же молча, Мика повернулся и сбежал с холма.

ГЛАВА 16

— Дженни! Ты меня слышишь? Постарайся проснуться. Дыши глубже. Тебе ничто не грозит — я рядом.

Дженн почувствовала, как что-то гладит ее щеку, и сосредоточилась на этом ощущении, цепляясь за него, как за нечто реальное. Она послушалась и стала глубже дышать; воздух оказался сухим и горячим.

Дженн приоткрыла глаза и моргнула. Рядом с ней на коленях стоял Роберт; это его рука гладила ее щеку. Беспокойство на его лице тут же сменилось облегчением.

— Благодарение богам! — Он слегка отодвинулся от Дженн и поднес к ее губам кружку. — Вот, тебе нужно напиться.

Прохладная вода смочила горло Дженн. Сделав еще несколько глотков, она попыталась сесть.

— Полежи еще минуту. Как ты себя чувствуешь? Дженн огляделась, с запозданием осознав, что вокруг светло.

— Я чувствую себя прекрасно. Что случилось?

— Ты потеряла сознание. Я не мог привести тебя в чувство. Всю ночь. Ты уверена, что чувствуешь себя хорошо?

— Да. Помоги мне подняться.

Дженн села, привалившись спиной к шершавой стене из песчаника. Роберт сидел перед ней, внимательно на нее глядя. Однако внимание Дженн было поглощено помещением, в котором они находились. При дневном свете все казалось совсем иным, чем ночью, полным воздуха и простора. Высоко вверх уходил купол, стены прорезали высокие узкие окна — такие узкие, что при желании в них можно было бы протиснуться только боком. Сложенные из песчаника стены сияли теплым медовым светом, темно-серый пол состоял из точно пригнанных плит. Нигде не было видно никаких украшений, как если бы строители сочли, что строгой простоты вполне достаточно. Это был суровый зал, не предлагающий компромиссов; острые грани камней пережили своих создателей на такое бесконечное время…

Зал из ее видения.

— Это он, да? — спросил Роберт тихо, как будто не желая тревожить Дженн. — Тот зал, где был создан Ключ?

— Да.

— Так что случилось прошлой ночью?

Дженн опустила глаза и посмотрела на свои руки. Нелегко будет передать словами те смутные ощущения, но она постарается.

— Я почувствовала, что не хочу сюда входить… а потом, в тот момент, когда я перешагнула порог, я услышала пение. Такое же пение, как во время видения, посланного мне Ключом. Только оно было таким громким… После этого я почти ничего не помню.

— Пение? Из видения? Это было воспоминание или что-то еще?

— Не знаю. На воспоминание не похоже.

Роберт, хмурясь, поднялся на ноги и отошел в сторону, запрокинув голову, чтобы видеть потолок. Напряжение, которое было заметно в его позе, не отразилось в его голосе.

— Ты могла разобрать какие-нибудь слова?

— Нет. — Если бы только она поняла, если бы смогла уловить смысл… Может быть, все-таки это было воспоминание, неожиданно ожившее потому, что она наконец оказалась здесь, в месте, где был создан Ключ.

Дженн встала и потянулась, чувствуя, как кровь начинает быстрее струиться по жилам. Она была бодра, как если бы хорошо выспалась ночью.

— Похоже, ты в родстве с Ключом. Дженн растерянно взглянула на Роберта:

— В родстве?

— Или в тесной связи. Что-то в этом роде. Были у тебя еще и другие видения?

— Видения? Нет, не думаю. По крайней мере я ничего такого не помню.

Роберт снова повернулся к Дженн, скрыв за бесстрастной маской свои мысли и чувства.

— Как ты думаешь, тебе хватит сил заняться розысками? В конце концов, для этого мы сюда и явились.

— Я совсем хорошо себя чувствую, Роберт, правда.

— Ну, если снова начнешь что-то слышать, сразу скажи.

— Хорошо.

— Пошли. Я тебе покажу, где, по-моему, была библиотека.

Странно было снова оказаться здесь после всех прошедших лет. На полу накопилось больше песка, камни, как и он сам, немного состарились, но в остальном ничто ничуть не изменилось с тех пор, как он был здесь вместе с Микой.

Тогда он был добровольным изгнанником, кочующим с места на место без всякой цели, полным решимости никогда не возвращаться домой, в свои земли, к своей семье.

И вот однажды ночью, разбив лагерь рядом с дворцом Бу, он вдруг решил вернуться в Люсару, каковы бы ни были последствия. Он так никогда и не понял, откуда пришло это решение, однако было бы смешно думать, что на него на таком огромном расстоянии мог оказать влияние Ключ.

Но так ли это?

Да, возвращение сюда вызвало странное чувство: так многое изменилось в его жизни, а здесь все такое же, как и прежде.

Роберт вел Дженн по длинным пыльным коридорам, по обе стороны которых виднелись пустые комнаты. Внутри было тепло, но камень стен не пропускал сюда испепеляющего жара пустыни. Дженн шла рядом, глядя вокруг широко раскрытыми глазами, испытывая благоговение перед всем, что видит. Помня о ее странном припадке прошлой ночью, Роберт внимательно следил за ней.

Сам он не спал ни минуты. Он сидел рядом с Дженн, полный страха, прислушиваясь к ее редкому бормотанию, надеясь, что она придет в себя. Сейчас она действительно казалась в добром здравии, но Роберта не переставал тревожить вопрос: почему все-таки с ней случился загадочный припадок?

Почему сохраняется эта ее невидимая связь с Ключом?

— Что здесь написано?

Дженн остановилась перед узким простенком и показала на ряд иероглифов, тянущийся от пола до потолка. Роберт провел рукой по поверхности стены.

— Они не нанесены краской, а вырезаны в камне.

— Ты можешь их прочесть?

— Нет. Некоторые символы похожи на те, что я видел раньше, но ни один из известных мне языков здесь не годится.

Дженн искоса взглянула на Роберта.

— А сколько всего языков ты знаешь?

— Я могу разобрать надписи на семи древних языках.

— Можешь разобрать? — Дженн слабо улыбнулась. — Отец Эйден говорил мне другое.

— А?

— Он говорил, что ты сообщил ему такие сведения по сэльской грамматике, которых нет ни в одной известной ему книге.

— Ну… — Роберт пренебрежительно махнул рукой. — Я просто все придумал, чтобы произвести на него впечатление.

Дженн рассмеялась и снова повернулась к стене.

— Во всем коридоре больше никаких надписей нет, так что, думаю, иероглифы говорят о том, что в этой комнате находилось что-то важное.

— Возможно.

Дженн подошла к двери и уперлась в нее плечом. Дверь со скрипом распахнулась. Комната оказалась просторной, но, как и все помещения дворца, совершенно пустой. Никаких надписей на стенах видно не было.

— Патрик говорил, что через два года после того, как дворец Бу был покинут, сюда явился отряд гильдийцев, чтобы забрать все опасные документы. Интересно, чем им удалось завладеть, много ли принадлежавших Каббале книг здесь оставалось?.. Мне почему-то кажется, что ничего ценного гильдийцы найти не могли.

Роберт пожал плечами:

— Те, кто бежал отсюда перед последней битвой и кто потом стал малахи или жителями Анклава, захватили с собой многие книги из библиотеки. Уверен, что все по-настоящему ценное они увезли. А те, кто выжил во время битвы, могли вернуться сюда, чтобы забрать остальное. К тому же в этих местах живет еще дюжина кочевых племен, и они наверняка все вымели подчистую еще до прибытия гильдийцев.

— Так зачем было посылать сюда отряд? — пробормотала Дженн. — И уж тем более гильдийцев, а не имперских солдат?

— Гильдия присвоила себе право охотиться на последних представителей Каббалы и уничтожать их. Гильдийцы, наверное, считали своим долгом побывать во дворце Бу.

— Но ведь должны же были они знать, что через два года ничего ценного здесь не найдут?

Роберт взглянул на Дженн и нахмурился, поняв, к чему она клонит.

— Если только они не искали что-то, что нельзя отсюда забрать…

— Вроде пророчества, высеченного на стене.

Роберт с шумом втянул воздух; безмолвные стены пустой комнаты неодолимо притягивали его взгляд.

— Откуда они могли знать о пророчестве? Разве что… Дженн ухватила Роберта за локоть и вытащила в коридор.

— Больше тысячи лет колдуны — которых тогда называли Каббалой — трудились рука об руку с Гильдией. Когда возникла Империя, они стали составной частью ее администрации, а потом, пять с половиной столетий назад, Империя и Каббала поссорились, и их спор кончился битвой при Алузии. Каббала победила бы, если бы, как говорит легенда, на помощь Империи не пришла женщина, которая, как считают, была инкарнацией богини Минеи. Благодаря ей Империя выиграла битву, а Каббала была рассеяна.

— Очень рад тому, что время, потраченное тобой на уроки истории, не пропало зря, — усмехнулся Роберт, сворачивая к ведущей вниз лестнице. Прорезанные высоко в стене окна давали достаточно света, чтобы Роберту и Дженн было видно, куда они идут.

Дженн не обратила внимания на слова Роберта.

— Вот что мне хотелось бы знать: почему битва произошла в Алузии, хотя большинство колдунов жило здесь, в Будланди?

— Хороший вопрос…

— И еще: почему Гильдия сочла необходимым искать запись пророчества, которое к ней не имело отношения? А не было ли само пророчество причиной разрыва между Империей и Каббалой, как раньше между Бу и Фелкри?

Роберт улыбнулся. Ему так всегда не хватало именно этого: чтобы Дженн была рядом, чтобы она вслух размышляла о стоящих перед ними проблемах, чтобы задавала вопросы, которые более знающие люди не догадались бы задать. Живой ум Дженн и был тем, что сразу привлекло к ней Роберта еще до того, как он узнал, кто такая Дженн на самом деле. Может быть, их совместное путешествие сюда было не такой уж плохой идеей.

Очень интересная мысль: что, если и правда разрыв между Гильдией и Каббалой произошел из-за пророчества, полустертого временем?

Дойдя до конца лестницы, они оказались перед распахнутой дверью. Зал, в который она вела, находился на первом этаже, но окна все равно располагались только под потолком, благодаря чему сюда проникал не только свет, но и свежий воздух. Это была библиотека — на взгляд Роберта, самое потрясающее место во всем дворце.

— Ох, Роберт! — выдохнула Дженн.

Она с восхищенной улыбкой переступила порог и принялась бродить по залу, касаясь пальцем все еще яркой росписи на стенах: образующие сложный узор символы и изображения исторических событий до сих пор сияли непотускневшими красками, золотые вкрапления блестели в утреннем свете. Зал был произведением искусства и вызывал сожаление о том, что он скрыт от глаз тех, кто мог бы оценить его красоту.

— До чего же тут все прекрасно! Должно быть, на роспись ушли годы. Роберт, ты заметил, как похожи на это фрески в зале совета в Анклаве? Традиция запечатления истории на стенах не умерла. Даже стиль такой же, хотя по сравнению с Бу Анклав, конечно, проигрывает. Почему гильдийцы ничего здесь не уничтожили?

Роберт наслаждался простым и безыскусным восторгом Дженн. Сам он провел многие часы, разглядывая стены библиотеки. Не осталось ничего, на что он не обратил бы внимания, но все равно было так приятно видеть все заново глазами Дженн, слышать изумление в ее голосе.

— Не знаю. Я склонен думать, что именно ради уничтожения подобных вещей их сюда и послали.

— Но ведь это же не пророчество?

— Нет. Как ты сама заметила, роспись стен отражает историю Каббалы вообще и дворца Бу в частности. Большая часть рисунков посвящена посещениям Бу предводителями Каббалы и их союзниками-принцами.

— А что значат символы? Ты можешь их прочесть?

— Да. Надписи тут сделаны на другом языке, чем в коридоре.

— Значит, и это не пророчество…

— Нет.

— Так где же его искать?

— Дженн, я еще в Бликстоне говорил тебе, что едва ли мы что-то здесь найдем. Мы с Микой очень тщательно осмотрели дворец Бу.

— Так что же, — поворачиваясь к Роберту и стиснув руки, спросила Дженн, — мы здесь только потому, что я хотела побывать во дворце Бу?

— Дженн…

— Нет, давай не будем опять спорить. Скажи мне вот что: если бы ты жил здесь и захотел спрятать где-то пророчество — так, чтобы оно сохранилось при всех обстоятельствах, — куда бы ты его поместил? Ты же хорошо знаешь дворец: где, по-твоему, мы должны его искать?

Роберт развел руками:

— Не имею ни малейшего представления.

— Ну хорошо… — Дженн, хмурясь, подошла к нему и встала рядом. — Каким образом ты нашел тот серебряный стержень?

— Я сосредоточился на свойствах Ключа, как если бы пытался обнаружить его колдовским зрением.

— Так почему бы не попробовать то же самое и здесь? — Дженн снизу вверх смотрела на Роберта, в ее глазах отражалось нетерпение.

— Вряд ли что-то получится.

— Мы не узнаем этого, если не попробуем.

— Но мы же ищем надпись на стене, а не…

— Может быть, ты просто боишься, что, если мы найдем пророчество, окажется, что сказанное тебе Ключом — правда?

Роберт стиснул зубы, заставив себя проглотить возражения.

Да, ему именно этого не хватало: ее умения загнать его в угол, даже особенно не стараясь. Впрочем, иногда уж лучше не получить того, чего тебе не хватает…

— Роберт, — снова горячо начала Дженн, — я никак не могу понять вот чего: зачем нужно хранить пророчество в секрете? Нет, я сейчас не говорю о его окончании и о том, что ты никому не хочешь его сообщить. Ведь никто ничего не знал о пророчестве, пока несколько лет назад не выяснилось, что Ключ сообщил его тебе, когда ты был еще ребенком. Кроме тебя, ни единая душа ничего не знала. Зачем это было нужно?

Роберт с шумом выдохнул воздух.

— Кое-кому еще пророчество было известно. Нэшу. Взгляд Дженн затуманился, и она рассеянно принялась обводить пальцем один из символов на стене. Одетая как подросток, с заплетенными в косу длинными волосами, она сейчас была так похожа на ту девушку, за которой много лет назад гнались в Шан Моссе гильдийцы. В те времена ее душа была полна любопытства ко всему на свете; и сейчас Дженн тоже дала волю своей любознательности, стремлению задавать вопросы обо всем, что ее окружало.

Да, из нее получилась надежная союзница в его разысканиях.

Роберт поморщился, когда это слово невольно пришло ему на ум, но тут же улыбнулся:

— Мы так мало знаем обо всем, что связано с пророчеством. Вполне может быть, что имеется очень веская причина хранить его в секрете.

— Какую причину ты считаешь наиболее вероятной?

— От народа обычно скрывают то, что может привести к нападению врага или к восстанию, не считая, конечно, позорных тайн некоторых королей.

— Значит, все сделано ради защиты кого-то от чего-то.

— Верно.

— Тебе пророчество было известно многие годы, но ты никому его не открыл. Почему?

— Ключ каким-то образом не давал мне этого сделать.

— А если бы не Ключ?

Роберт ничего не ответил, да в этом и не было нужды.

Глаза Дженн загорелись; она увлеченно обдумывала возможности раскрыть тайну. Вдруг она рассмеялась и раскинула руки.

— Роберт, разве ты не понял? Все совпадает! Пророчество было сделано гораздо раньше, чем мы думали, — может быть, тысячу лет назад. Оно передавалось среди колдунов из поколения в поколение. С течением времени в нем неизбежно возникли разночтения — достаточно серьезные, чтобы вызвать раскол между Бу и Фелкри. Кроме того, слухи о пророчестве просочились наружу, так что вполне возможно, что именно из-за пророчества Империя ополчилась на Каббалу.

— Не могу с тобой спорить, но ведь все это — только предположения.

— Возможно, но подумай вот о чем: почему мы постоянно ищем ответы? Почему мы оказались здесь?

— Потому что нам нужно узнать то, что известно Нэшу.

— Нет, Роберт. — Дженн подошла еще ближе и положила руку ему на грудь. — Почему оказались здесь именно мы — ты и я?

Мысли Роберта неожиданно смешались. Ответа он не знал, а потому стал просто ждать, что скажет Дженн; у него возникло странное предчувствие, что она окажется права.

— Мы все время ищем, пытаемся понять, читаем книги, путешествуем, получив малейший намек, — и все почему? Потому что мы те, кто мы есть. Похоже, что стремление разгадать тайну от рождения заложено в наши души. А пророчество… его никто, кроме нас, и не должен был увидеть: оно только для нас и предназначено. Для тебя, для меня… даже для Нэша, потому что нам необходимо узнать, что мы такое. Роберт, пророчество — не вопрос; оно — ответ!

Роберт в изумлении не мог отвести от Дженн взгляда. Голос его прозвучал хрипло:

— Ответ на что?

— На то, что должно случиться, что уже происходит. — В синих глазах Дженн промелькнуло что-то, чего Роберт не смог уловить. — Однажды кто-то должен был родиться, чтобы совершить предначертанное. И появились мы.

— Значит, наша судьба предопределена?

— Если бы ты ничего на знал о пророчестве, ты делал бы то же, что делаешь сейчас, — боролся с Нэшем, боролся с Селаром. Разве не так?

Роберт мог только неохотно кивнуть.

Дженн опустила руку, лежавшую у Роберта на груди.

— Почему тебя так угнетает мысль о том, что судьбой тебе предписана определенная роль?

Он несколько мгновений смотрел на нее, потом отвернулся; ноги словно против воли понесли его к двери.

— Потому, что некоторым из нас суждено то, чего они не желают.

Дженн двинулась следом.

— Но ведь может быть, что твоя судьба, подобно всему остальному, совсем не такова, как ты думаешь. Пойдем, покажи мне остальные помещения, а потом мы все-таки испробуем тот прием, с помощью которого ты нашел серебряный стержень.

Дженн ужасно хотелось пить, ее ноги болели, глаза слезились, но впервые за очень долгое время она чувствовала себя по-настоящему хорошо. Она знала, что делает что-то стоящее, необходимое, полезное. Она следовала за Робертом, переходя из зала в зал, из одного коридора в другой, воображая себе людей, которые когда-то здесь жили, добавляя детали к образу, который, она знала, ей никогда не забыть.

Что-то во дворце Бу напоминало ей Анклав: те же извилистые проходы, то же умение древних строителей обеспечить освещение лежащих в глубине помещений. И как главной в Анклаве была пещера, где находился Ключ, так здесь все коридоры в конце концов сходились к тому огромному увенчанному куполом залу, в котором Дженн пришла в себя сегодня утром.

Какие бы странные ощущения ни выпали на долю Дженн прошлой ночью, они исчезли и больше не возвращались. К счастью.

Время шло, и Роберт становился все более молчаливым, но на этот раз Дженн не старалась втянуть его в разговор. Она надеялась, что он обдумывает сказанное ею. С другой стороны, может быть, ему просто не нравился предстоящий поиск стены, на которой, как предполагалось, начертано пророчество.

Среди дня они поели в комнате, выходящей в главный зал. Роберт настоял на том, чтобы они перенесли сюда свои скромные пожитки, а также завели в укрытие лошадей: по-видимому, в окрестностях дворца Бу рыскали кочевники, и Роберт не хотел, чтобы его застали врасплох.

Тесная комнатушка выходила на одну из галерей, опоясывающих зал, и в открытую дверь было видно все его огромное пустое пространство. Сидя за едой, Дженн мысленно воспроизвела видение, посланное ей Ключом: стоящих кружком людей, пение которых наделило Ключ силой, жизнью, целеустремленностью.

Знали ли они, что создают?

— Ты наелась?

Подняв глаза, Дженн увидела, что Роберт собирает посуду. Проглотив последний кусок, она стала помогать ему все убрать.

— Когда мы должны отсюда уехать?

— Завтра утром. Если мы задержимся, то можем не успеть вернуться во Фланхар вовремя.

Роберт не сказал больше ничего; он просто повел Дженн по лестнице, спускающейся в зал. Здесь он остановился спиной к Дженн, положив руки на бедра.

— Роберт…

— Я даже не уверен, что смогу что-то сделать. В прошлый раз я пользовался аярном.

— Но теперь же он тебе не нужен.

— Может быть.

— Пожалуйста, Роберт, — прошептала Дженн, — все-таки попробуй.

Роберт неохотно кивнул. Через мгновение он резко выпрямился, и Дженн услышала, как он втянул в себя воздух; выдохнуть его он забыл.

Где-то на самом краю восприятия Дженн услышала неясный шепот — что-то, похожее на тень мысли или воспоминания. Время текло, а Дженн смотрела на Роберта, не смея отвести взгляд, не смея дышать. Еле уловимый шепот становился громче, обретал форму, хотя понять смысл Дженн все еще не удавалось.

— Оно здесь, — разорвал тишину голос Роберта. Он повернулся к Дженн; на лице его отразилась смесь чувств — испуга, удовольствия, растерянности. — Оно здесь, и я, кажется, знаю, где именно.

Дженн не удержалась от победной улыбки.

— Где же?

— Ах… — Роберт нахмурил брови, потом показал на одну из дверей. — Пошли вон туда.

Он быстро зашагал к двери, и Дженн побежала следом, стараясь не отстать. Страх и возбуждение росли в ней, перемешиваясь, так что она уже больше не могла отделить одно от другого.

За дверью оказался короткий проход, а потом ведущая вниз лестница. Сюда свет почти не проникал, но Роберт шел не останавливаясь: сумрак не мешал ему. На нижней площадке Роберт помедлил, потом свернул в коридор. Дженн молчала, боясь нарушить его сосредоточенность. Они снова и снова куда-то сворачивали, пока Дженн не поняла, что безнадежно запуталась. Вдруг Роберт резко остановился, и Дженн чуть не налетела на него.

На этот раз Роберт молчал так долго, что Дженн в конце концов обошла его, чтобы увидеть причину их остановки.

Дорогу преграждала стена. Грубый камень, совсем непохожий на тот, из которого был построен дворец. Дженн подняла глаза на Роберта и обнаружила, что тот с непонятным выражением смотрит на нее.

— Что это?

— Ты спрашивала, как сохранить пророчество от уничтожения? Вот тебе ответ. Оно за стеной.

— Что ж, — Дженн стала рассматривать каменную кладку, — если цель древних колдунов была сохранить его до тех пор, пока мы его не найдем, должен быть какой-то способ преодолеть препятствие.

— Твоя логика безупречна — если только считать, что изначальное предположение верно.

— Так что мы теперь будем делать? Роберт усмехнулся:

— Понятно. Ты берешь на себя все размышления, а мне достается грубая мужская работа.

Дженн вздернула подбородок и отступила, освободив место для Роберта.

— Вперед! Покажи мне, на что ты способен. Роберт закатил глаза:

— Эти женщины!

Прежде чем Дженн успела ему ответить, он положил руку на камень и нажал. Мгновение казалось, что ничего не произойдет. Потом Дженн услышала нечто совершенно невероятное: откуда-то из глубины камня донесся странный скрежещущий звук.

— Отойди назад!

Дженн отступила, и Роберт отнял руку от стены. Стена рассыпалась; перед Дженн была гора камешков, каждый не больше кулака. Воздух наполнился пылью, и Дженн закашлялась.

— Должна признаться, — присвистнула она, — тебе удалось произвести на меня впечатление! Как ты сумел такое сделать?

— Всего лишь трюк, о котором я вычитал в древних книгах о строительстве Анклава. — Роберт пожал плечами, но явно испытывал некоторое смущение. — Большинство пещер Анклава естественные, но они раньше не соединялись друг с другом. Кто-то придумал способ заставить камень сделаться рыхлым, как будто под действием времени… ну а остальное ты видела.

— Значит, ты не шутил, когда говорил о возможности снести вершину горы?

Роберт рассмеялся и повернулся к груде обломков.

— Будь осторожна. Камни острые.

Он перелез через препятствие первым. Дженн осторожно двинулась за ним; подошвы ее сапог оказались плохой защитой от режущих кромок. Чтобы сохранить равновесие, Дженн попыталась ухватиться за стену и застыла на месте: ее рука коснулась широко распахнутой двери.

Ну конечно: стоит ли закрывать дверь, если вы собираетесь замуровать проход камнем? Дверь, однако, отличалась от всех, которые они видели во дворце. Дерево казалось более сухим и светлым, вокруг створок вилась резьба, повторяющийся мотив которой показался Дженн знакомым.

— Роберт! Ты это видел?

Не получив ответа, Дженн посмотрела туда, где он должен был находиться. В открывшемся ее взгляду зале был единственный источник освещения: окно в середине потолка; столб света с танцующими в нем пылинками упирался в пол.

Роберт стоял рядом, так что его правое плечо купалось в солнечном сиянии.

— Роберт!

Он не шевельнулся, не издал ни звука. Охваченная внезапным страхом, Дженн пересекла зал и коснулась его руки, пытаясь вывести его из оцепенения.

— Все напрасно! — Голос Роберта был безжизненным; в нем звучала такая безнадежность, словно он только что увидел перед собой грозное знамение. — Все напрасно…

Дженн повернулась и проследила за его взглядом. Стена… пол…

— О боги!

Стена высилась посреди зала, не примыкая к его стенам и не касаясь потолка. Она уходила вверх на два человеческих роста, в ширину достигала двадцати шагов. Когда-то ее поверхность была ровной, теперь же представляла собой мешанину выбоин; пол у ее подножия усеивали осколки камня. Кое-где оставались нетронутые участки, крошечные, не больше ладони; на них сохранились яркая роспись и резьба. Однако ни одного нетронутого иероглифа не оказалось.

Роберт рухнул на колени и стал перебирать кусочки камня.

— Гильдийцы… Они нашли то, что искали. Вот почему они не тронули библиотеку: она ничем им не грозила, а эта… эта надпись была опасна. Они ее уничтожили, Дженн! Ты видишь? Они ее уничтожили…

Дженн поразила нотка ужаса и горя в его голосе. Она положила руку на плечо Роберту, пытаясь дать хоть слабое утешение. Она не могла отвести глаз от оскверненной стены.

— Кто-то, должно быть, рассказал им, что это такое и где нужно искать, — прошептала она. — Но я не могу понять, зачем им было уничтожать надпись, — пророчество ведь их не касалось!

Роберт сел на пол и снова замер в неподвижности. Его полный горечи тихий голос отразился от камня стен:

— Дело не в этом. Они уничтожили надпись, думая, что тем самым помешают пророчеству сбыться. Ох, кровь Серии-лета, даже я не был настолько глуп, чтобы поверить в такое! Будь они все прокляты!

Дженн убрала руку и попятилась. Ярость, прозвучавшая в голосе Роберта, казалось, заполнила весь зал. Дженн сделала глубокий вдох.

— Роберт, не думаю…

— Пошли. — Он вскочил на ноги и рванулся к двери, прежде чем Дженн сумела его остановить. — Нет нужды оставаться здесь еще на одну ночь. Мы уезжаем.

Еле сдерживая нетерпение, Роберт кидал пожитки в седельные сумы. Когда его руки ничем не были заняты, они начинали трястись от усилия не показать владеющие им чувства.

Гнев…

Он сам во всем виноват. Он же ведь с самого начала знал, что ничего полезного они здесь не найдут, но все равно позволил Дженн поколебать себя заманчивыми идеями и доводами. Ну вот, он явился сюда и обнаружил именно то, чего ожидал… только он никак не ожидал ни найти надпись, ни узнать, что она уничтожена — намеренно уничтожена кем-то, кто и представить себе не мог всей ее важности.

Проклятие!

Закончив сборы, Роберт вскинул вьюк на плечо. Скорее колдовским зрением, чем глазами, он видел Дженн, которая, собрав свои вещи, вышла следом за ним из здания. Он отвел коней в древнюю конюшню, где они не страдали бы от дневной жары… Теперь день клонился к вечеру, скоро станет прохладнее, а потом наступит благословенная темнота, в которой можно похоронить написанные у него на лице чувства.

Похоронить… Похоронить все: гнев, отчаяние, безнадежность. Он должен это сделать — ведь ими питается живущий в его душе демон. Достаточно единственной искры…

Самообладание еще никогда не было так жизненно необходимо.

Роберт молча оседлал лошадей и вручил Дженн поводья ее коня и вьючной лошади. Он не смел произнести вслух ни слова: тех горьких упреков, которые рвались у него с языка, Дженн не заслуживала. Не ее вина, что надпись оказалась уничтожена, что какой-то несчастный не выдержал пыток и выдал Гильдии тайну. Дженн пыталась помочь, пыталась дать ему новое оружие для борьбы с Нэшем, но сумела лишь породить нового врага, которого будет нелегко победить, — отчаяние.

Они почти миновали ворота, когда Дженн заговорила; ее слова оказались полной неожиданностью для Роберта.

— Роберт… Помнишь, ты просил сказать, если я снова что-то услышу?

Он замер на месте и повернулся к Дженн, но она на него не смотрела. Стоя лицом к дворцу, она переводила взгляд с одного окна на другое.

— Что там? Снова пение?

— Нет… что-то другое. А ты ничего не слышишь?

— Нет. — Роберт хотел сказать что-то еще, но в этот момент и в самом деле услышал какой-то звук, совсем не похожий на пение. Схватив Дженн за руку, он поспешно потянул и ее, и коней в густую тень, отбрасываемую казармой стражи у ворот. Только оказавшись в укрытии, он позволил себе окинуть окрестности колдовским зрением.

Вокруг дворца, в главном зале, у южных ворот… Их было не меньше двадцати. Но… но… что-то в них было неправильное… Казалось, они стараются не позволить Роберту заметить их ауры. Это были не малахи, но и не обычные люди. Они казались чем-то промежуточным, и желание узнать больше обрушилось на Роберта с такой силой, что он судорожно втянул в себя воздух.

Проклятие, если бы можно было их увидеть! Но посмеет ли он подойти поближе, рискнет ли подвергнуть Дженн новой опасности?

— Роберт!

Отчаянный шепот Дженн вернул его к реальности. Лицо Дженн было бледным, в широко раскрытых глазах застыл страх.

— Не беспокойся, я тоже их слышу.

— Их? — Дженн, нахмурившись, покачала головой. — Здесь есть люди?

— Разве ты их не видишь колдовским зрением?

— Нет, но я… я слышу, как они разговаривают… вот здесь. — Она коснулась лба. — Разве ты слышишь не так? — В голосе Дженн прозвучало возбуждение.

— Я слышу, как они двигаются, слышу топот их коней, — но они не разговаривают.

— Ничего подобного! — Дженн вцепилась в его рукав, на лице ее выступили капельки пота. — Роберт… я же их слышу! Это… это умственная речь!

ГЛАВА 17

Со всей возможной быстротой Роберт завел коней в пустую казарму, привязал их и успокоил, потом повернулся к Дженн.

— Ты уверена, что не ошиблась? — тихо и спокойно спросил он. — Именно мысленная речь? Не пение и не что-то еще?

Дженн, хмурясь, помолчала, словно прислушиваясь, потом кивнула, глядя Роберту в глаза.

— Да, определенно. Я слышу фразы, вопросы и ответы, и голоса отличаются один от другого. Похоже, они что-то обсуждают. И они так близко! А ты уверен, что не можешь этого расслышать?

Роберт закрыл глаза и сосредоточился. Он различал шаги, стук копыт; люди спешивались и разгружали лошадей, но не разговаривали.

О, дыхание Серинлета! Кто эти люди?

Открыв глаза, Роберт шепотом спросил Дженн:

— Ты понимаешь, о чем они говорят? Дженн помотала головой:

— Похоже на какой-то чужой язык, хотя многие слова мне и знакомы. Дай мне их послушать, может быть, удастся узнать, что они здесь делают.

— Главное, известно ли им о нас…

Теперь была очередь Дженн закрыть глаза, и Роберт не стал ей мешать. Он внимательно прощупывал все вокруг колдовским взглядом, чтобы заранее узнать, если их убежище окажется обнаружено. Хоть солнце и клонилось к горизонту, в казарме было жарко и душно. Лошади стояли смирно, но если придется оставаться здесь долго, они начнут беспокоиться. Если придется спасаться бегством, то чем скорее, тем лучше.

Только если они покинут дворец Бу при дневном свете, на открытой равнине их немедленно заметят.

Дженн неожиданно охнула и повернулась к Роберту. В глазах ее была паника.

— Они знают, что мы здесь! Они видят нас… нет, только тебя… колдовским зрением! Они видят тебя, Роберт!

— Каким образом?

— Не знаю. Они все время говорят о тьме, осквернившей священный зал… и о Враге! Роберт… — Дженн мгновение помолчала, прислушиваясь, потом схватила его за руку. — Нам нужно отсюда бежать! Немедленно! Они не знают точно, где мы прячемся, но ищут… Они такие… такие гнусные! Они хотят тебя убить. Пожалуйста, бежим!

— Мы не можем, пока не стемнеет. Нужно подождать еще несколько минут. Я слежу за ними, и если кто-то двинется в нашу сторону, тогда уж ничего не поделаешь — придется спасаться. Дворец велик. Если они не видят нас колдовским зрением, есть шанс, что нам удастся в темноте скрыться.

Роберт придал голосу уверенность, хотя совсем ее не чувствовал. Дженн немного успокоилась. Роберт снова напряг колдовское зрение, следя за тем, какие помещения обыскивают их враги. Они еще какое-то время не приблизятся, и, если повезет, беглецам удастся скрыться до того, как их обнаружат.

От этих мыслей ожидание не становилось приятнее… и от проносившихся у Роберта в голове вопросов тоже.

Откуда взялись эти люди и как могла оказаться им знакома мысленная речь? Почему Дженн может их слышать и услышат ли они ее, если она к ним обратится?

До тех пор, пока в Анклаве не появилась Дженн, все считали, что мысленная речь — утраченное искусство. Но Дженн заговорила с Робертом, а потом и он научился разговаривать с ней. Дженн смогла связаться с Финлеем, и тот оказался в состоянии отвечать ей, если расстояние было не очень велико. Однако никто больше этим искусством так и не овладел. Никто.

Роберт внимательно следил за заходящим солнцем, видным в открытую дверь казармы. Еще немного, и можно будет скрыться отсюда, хотя какая-то часть разума Роберта и требовала, чтобы он остался и поговорил с этими людьми. Просто убежать — какая глупость…

Но они говорили о Враге, о тьме, о желании убить его. Станут ли они ждать, пока он будет задавать им вопросы? И окажутся ли их ответы полезны для него или всей затее суждено, как и остальным, кончиться провалом?

Нет. Демон и так уже получил сегодня достаточно пищи. Роберт не станет рисковать.

— Они называют себя дженерет… — прошептала Дженн. — Им пришлось ехать издалека. Сейчас они в библиотеке… нет, в зале пророчества. Я… я не думаю, что они знали о его существовании. Они сейчас все там собрались и все осматривают. Они думают, что это ты… Роберт, сейчас самый подходящий момент…

— По коням! — буркнул Роберт. Ну конечно, почему бы людям, которые его никогда не видели, и не обвинить его в уничтожении надписи? — Я согласен — момент подходящий, никого из них не видно поблизости. Едем!

К тому времени когда они добрались до разрушенной крепостной стены, луна давно зашла, а ночной холод пробрал Дженн до костей. Роберт с легкостью нашел тропу, ведущую наверх.

На равнине завыл какой-то зверь, откуда-то поблизости ему ответил другой. Дженн замечала в темноте красные огоньки глаз, слышала топот мягких лап. Она старалась держаться поближе к Роберту, который то ли ничего не замечал, то ли не боялся хищников. Впрочем, как бы опасны ни были эти звери, Дженн предпочитала их вой зловещему шепоту дженерет, который словно проникал ей под кожу, иссушал ее душу пыльным безжизненным дыханием пустыни.

Путники скакали не останавливаясь несколько часов, обогнули кряж и снова спустились в долину. Только тогда Роберт натянул поводья; все еще не говоря ни слова, он спешился, собрал несколько сухих веток и одним движением руки разжег костер.

Если бы Дженн не знала Роберта так хорошо, она решила бы, что это жест бессильной ярости.

Дженн с осторожностью слезла с седла и привязала коня к ближайшему дереву.

— Ты голоден?

— Нет. Доставай одеяла и устраивайся на отдых. У нас всего несколько часов на сон — скоро рассветет. Я посторожу.

— Роберт…

— Что?

Дженн повернулась к нему, прижимая к себе одеяло, — не только для тепла, но и как щит.

— Из того, что мы не смогли прочесть надпись, еще не следует, что то, чем кончается сообщенное тебе Ключом пророчество, правильно.

— Вот как? Тогда почему Гильдия сочла пророчество настолько опасным, чтобы уничтожить?

— Но ведь могло случиться, что колдуны Фелкри сохранили истинное пророчество. Если Патрику удастся…

Роберт просто отмахнулся.

— Выбрось все это из головы и спи. У нас всего два дня на то, чтобы добраться до побережья, — иначе мы не успеем к отплытию следующего корабля. — Роберт привязал своего коня, вытащил меч и сел, прислонившись спиной к стволу дерева. Заметив, что Дженн не торопится укладываться, он сложил руки на груди и запрокинул голову. — Пожалуйста, Дженн, сделай так, как я прошу. Ни о чем не тревожься. К утру я стану таким, как всегда, — высокомерным, упрямым, бойким на язык. Ты и не заметишь разницы. — С этими словами он закрыл глаза, прекратив разговор.

Дженн подавила вздох и разложила одеяло у костра; однако, пока не уснула, она продолжала смотреть на Роберта. Он не преувеличивал: к утру действительно никто не сможет догадаться, что Роберт пережил величайшее разочарование, еще более горькое оттого, что он — хоть на краткий миг — позволил себе надеяться, что действительно найдет ответ, найдет решение проблемы, терзающей его душу.

Говорить об этом он, как всегда, не будет. Вместо этого он загонит разочарование, гнев, боль глубоко внутрь, дав тем самым пищу твари, которой так боится. Он станет называть себя глупцом за то, что поверил, будто может изменить свою судьбу, станет упрекать себя в провале — еще одном. Да, именно так все и будет. Именно так всегда Роберт вел себя и раньше — потому что не желал никому позволить облегчить его ношу, не желал переложить на других тяжесть своего знания, не желал позволить кому-то понять, что за проклятие на нем лежит.

А ведь ему это было так необходимо…

Дженн повернулась на бок и съежилась под одеялом.

Если все так и будет продолжаться, даже если Ангел Тьмы не убьет Роберта, это сделает демон.

Каждый шаг, приближавший Роберта к побережью, рождал перед ним образы и будущего, и прошлого. Долгие жаркие пыльные дни, холодные звездные ночи, не заполненные ничем, кроме присутствия Дженн. Немногие драгоценные часы, когда Дженн почему-то решила забыть о своей ненависти к нему… Она охотно составляла ему компанию, иног-да в молчании, иногда разговаривая на какую-нибудь безопасную тему — об Эндрю, о леди Маргарет. Роберт прекрасно понимал, что она пытается отвлечь его от печальных мыслей — точно так же, как это делал он сам в отношении ее по дороге к дворцу Бу.

Однако даже в откровенном разговоре она что-то скрывала, пряталась за непроницаемой завесой — как, впрочем, и он сам. Отчетливое понимание этого причиняло Роберту боль. Дженн отказывалась делиться с ним своими опасениями, своими страданиями, и никакие его слова никогда тут ничего не изменят. Чем ближе становилось возвращение во Фланхар, тем тяжелее давили на Дженн воспоминания о том, что она совершила.

Рано или поздно ему придется заговорить с ней о смерти Ичерна — иначе может случиться, что она откажется снова прибегнуть к своей силе, каковы бы ни были обстоятельства. Подобный отказ скорее всего будетозначать для нее гибель.

Имелись, впрочем, вещи, обсуждение которых нельзя было отложить. Всего через несколько дней они вернутся во Фланхар, к войску, готовому последовать за Робертом на битву. Чего бы только он ни отдал, чтобы этой битвы избежать!

Дженн до сих пор так ничего и не рассказала ему про Нэша — по крайней мере ничего такого, что Роберт мог бы использовать в борьбе с Ангелом Тьмы. Можно было подумать, что он никогда не играл в ее жизни никакой роли. Роберт не мог заставить себя снова задавать ей вопросы, но не мог и думать о Нэше, забыв о его интересе к Дженн. И еще он не мог подавить горький гнев из-за того, что Нэш сделал с Ичерном… да и ревность тоже.

Скоро он встретит Нэша — на поле боя, во главе армии Селара. Какая трусость — разорить целую страну только потому, что собственными силами найти Ключ не удается! Однако что теперь чувствует Нэш, считая, что Дженн мертва?

Что ж, по крайней мере демон, икнув, присмирел — под влиянием удовлетворения, которое испытывал Роберт. Да, тут было чему порадоваться: Нэш, конечно, в отчаянии, хоть это, возможно, и сделает его более беспощадным противником в сражении.

Ох, да будь оно все проклято — кто может оказаться опаснее Ангела Тьмы, каково бы ни было его настроение!

Роберт уловил запах моря за целый день до того, как они добрались до берега. Ветер донес его, как приветствие друга. Нору Имбел ничуть не изменился за несколько дней их отсутствия — знакомые ароматы, шум, толчея, влажная жара окутали Роберта, как одеяло. Как замечательно было бы затеряться здесь, каким-то чудом — уговорить Дженн простить его, чтобы они оба могли просто убежать от всего… Сбросить с себя ответственность, забыть о неотвратимой судьбе, оставить их позади, как ненужный хлам. Жить нормальной жизнью, вместе, в мире и покое, не позволяя проклятому пророчеству определять их путь — вечно уводящий их прочь друг от друга.

Дважды, пока они проезжали по городским улицам, слова едва не сорвались с губ Роберта, но в конце концов так и остались несказанными. Если и был урок, который он усвоил за свою жизнь, — это то, что он никогда не бросит Люсару на произвол судьбы. Никогда — а теперь особенно. Неизвестно, сможет ли он хоть чем-то помочь своей родине, но и речи не может идти о том, чтобы оставить страну в когтях Нэша. Дженн никогда и не взглянет на Роберта, если он совершит такое предательство, — и будет совершенно права. Все эти мысли просто смешны…

Роберт продал коней и на вырученные деньги оплатил каюту на том же корабле, собиравшемся теперь в обратное плавание. Капитан узнал их с Дженн и хитро подмигнул Роберту, когда Дженн улыбнулась, увидев знакомые лица.

Каюту они получили ту же самую. Как и следовало ожидать, Дженн осталась на палубе, чтобы следить за отплытием;

Роберт отнес вниз ихсумы, а потом присоединился к ней у поручней, глядя, как матросы убирают сходни и сматывают канаты, удерживавшие корабль у пристани. Ветер наполнил паруса, и судно, переваливаясь на волнах, вышло из гавани, оставив позади Будланди.

— Хотела бы я когда-нибудь сюда вернуться, — тихо сказала Дженн, перегнувшись через поручни и глядя назад. — Я ведь всегда мечтала путешествовать и посмотреть мир. Жаль, что мы не могли пробыть здесь дольше. И мне определенно будет не хватать здешнего тепла.

— Ну, в Люсаре наступает весна, — спокойно ответил Роберт. — Тебе не придется долго ждать, чтобы загореть снова.

— А я загорела?

— Тебе это к лицу, — усмехнулся Роберт. — Загар подчеркивает синеву твоих глаз. — Заметив, что Дженн нахмурилась, он поспешно отвел взгляд и стал смотреть на удаляющийся берег. В такие моменты было так легко забыть о сдержанности… Прошлое, будущее — все казалось смыто морскими волнами. Присутствие Дженн всегда заставляло Роберта обнаруживать свои чувства, и вряд ли это когда-нибудь изменится. Просто придется строже следить за собой…

— Роберт!

— М-м?

— Что ты чувствуешь?

На мгновение он замер, вцепившись в поручни, словно корабль мог сбросить его за борт. Медленно повернувшись к Дженн, Роберт заметил в ее глазах странное выражение, понять которого не мог. Неужели она догадалась, о чем он думает? Неужели он настолько разучился скрывать свои чувства?

— Что ты имеешь в виду? — с трудом выдавил он из себя.

— Прости меня. Ты… ты такой молчаливый с тех пор, как мы покинули дворец Бу.

— Мне было о чем подумать.

— О дженерет?

С деланным спокойствием Роберт пожал плечами:

— Будем надеяться, что Патрик откроет что-нибудь полезное и при этом останется в живых. Я начинаю жалеть, что отпустил его в Алузию.

— Сомневаюсь, что тебе удалось бы его удержать. Он всем сердцем предан своим изысканиям, а тайна Фелкри — самая большая находка в его жизни. А ты думаешь, что дженерет явились из Алузии?

Роберт снова стал смотреть на море.

— Ты, похоже, очень веришь в мою способность разобраться во всем. Впрочем, если бы я и мог, какая разница?

— Что ты хочешь сказать?

Голос Роберта прозвучал еле слышно:

— Не имеет никакого значения, правильно мы понимаем пророчество или нет. Чем является Нэш, мы знаем точно. Мы отправились в Бу, чтобы найти оружие, которое могли бы против него использовать, чтобы быть так же готовыми к схватке, как и он. Хоть наша попытка и не удалась, я все равно должен ему противостоять. Он — именно та угроза, появления которой мы опасались, и, нравится нам это или нет, он точно знает, что делает.

— Не хочешь ли ты сказать, что изменил свое мнение о Ключе? Что решил принять то пророчество, которое он тебе сообщил?

— Нет, и этого не случится никогда. Я всю жизнь противился Ключу, потому что знаю: он ошибается. Теперь я и не могу сдаться, даже если бы хотел.

— Почему?

— Потому что… — Роберт запнулся, не желая говорить всей правды, — потому что тогда я нарушил бы данную мной клятву.

Дженн свела брови, явно желая задать еще вопрос, но что-то ее удержало. В конце концов она просто коснулась руки Роберта.

— Так что все-таки ты чувствуешь?

— А как ты думаешь?

— Меня… меня тревожит…

Роберт вскинул голову и отступил на шаг, не в силах сдержаться.

— Ну конечно. Тебя тревожит демон. Можешь быть спокойна — да ты, несомненно, и сама видишь, что я крепко держу его в руках. — Что за идиот! Снова! Снова позволить себе обмануться проблеском надежды! Ей ведь нет дела до него — она тревожится только о том, что он может потерять самообладание и снова использовать Слово Разрушения. Стараясь не показать, какую горечь испытывает, Роберт добавил: — Поверь, Дженн, я чувствую себя превосходно.

— Клянусь богами, как бы я хотела, чтобы ты так не делал! — прошипела Дженн; ее глаза вспыхнули внезапным гневом. — Как мне быть, если ты все время… Ох!

Прежде чем Роберт успел сказать хоть слово, она повернулась и в ярости убежала с палубы.

Дженн с размаху захлопнула за собой дверь каюты, но помещение было слишком маленьким, чтобы можно было по нему ходить и хоть так выплеснуть одолевающие ее чувства. Всхлипнув, Дженн что есть силы ударила кулаком в стену.

Ну почему, почему? Опять те же глупые, бесполезные вопросы! Вся ее жизнь была заполнена ими, как гулкими пещерами, в которых горе и незнание рождают только мрачное эхо. Дженн чувствовала, что тонет в вязкой тьме, лишающей ее воли. Какой смысл задавать вопросы? Она так ничего и не поймет, не заметит, что совершает ошибку, пока не окажется слишком поздно.

Спокойствие. Спокойствие — вот что ей больше всего нужно.

Но… проклятие! Ну почему он не может быть с ней откровенным? Хоть в чем-то не отгораживаться непроницаемой стеной? Не настолько же он самонадеян, чтобы думать, будто никто и ни при каких обстоятельствах не сможет ему помочь?

Дженн стиснула кулаки так, что ногти вонзились в ладони. Она должна сохранять спокойствие. До сих пор ей это удавалось, удавалось сдерживать эту кипящую лаву внутри… и она справится и впредь, только нужно сохранять спокойствие!

Роберт предпочитает, чтобы она оставалась в неведении. Он не желает говорить о том, что думает, что чувствует; он никогда не скажет ей, чем кончается пророчество. И ведь он же признался, что ей тоже отводится важная роль! Так разве нет у нее права знать? Как может она что-то предпринять, как может помочь, если ей неизвестно, что, в конце концов, происходит?

Милосердные боги, почему одно его слово оказалось способно так вывести ее из себя? Как может она злиться на человека, которого так… так…

Дженн сидела неподвижно, ловя ртом воздух, чувствуя, как слезы жгут глаза. Ярость в ней скалила зубы, дразнила, подталкивала…

Однажды она потеряет самообладание. Однажды это случится, и тогда…

Сила однажды уже воспользовалась ею, вырвалась из ее тела, словно ее воля ничего не значила. Дженн помнила, как тело выгнулось назад, как время остановилось… Она лишила Ичерна жизни, навсегда уничтожила…

Эндрю все видел, видел, как она позволила осквернить себя силе, о существовании которой и не подозревала…

— Дженн!

Она подняла голову, понимая, что встретиться с Робертом сейчас не может. Дженн заставила себя ответить: необходимо, чтобы он ушел, ушел немедленно, прежде чем сила снова воспользуется ею. Прежде, чем она снова убьет.

— Оставь меня в покое, Роберт.

— Нет, на этот раз так не годится.

Дверь открылась и закрылась, но Дженн зажмурила глаза, стараясь отгородиться от Роберта, от его близости — и всего, чего в нем больше не было. Когда-то он ее любил, а теперь… теперь не хочет даже доверять.

О, кровь Серинлета, почему она здесь оказалась? Почему на нее, именно на нее все это обрушилось?

— Дженн, позволь мне помочь тебе.

Голос Роберта был тихим, но настойчивым. В нем не было ничего, кроме уверенности в своей правоте. Проклятой нестерпимой уверенности! Ничего больше…

— Мне не нужна твоя помощь. Уйди! — Рыдания душили Дженн, но она не поддастся — пока он не уйдет. Он должен уйти, иначе…

— Дженн, пожалуйста! Я могу тебе помочь. Только ответь мне!

Рука Роберта коснулась ее плеча — и больше сдерживаться Дженн не смогла. Она рванулась, кипя яростью, и ударила Роберта. Тот не сделал попытки защититься. Дженн оттолкнула его к двери, ничего не видя из-за слез. Этого мало… мало… Слишком много и все же мало! Дженн жаждала нанести ему удар, дать волю силе…

— Дай ей волю, Дженн. Я могу выдержать.

— Нет! Ты… ты… До чего же ненавижу! — взвизгнула Дженн, чувствуя, что вот-вот упадет в пропасть, по краю которой шла слишком долго. — Зачем ты явился в Клоннет? Ты вмешался и заставил меня…

— Дай силе волю!

Снова эта ослепительная вспышка, ужасная, неподконтрольная воле… наконец Дженн вспомнила, против кого направила силу. Только тогда ей удалось остановиться, отчаянным усилием воли погасить пламя. Опустошенная, она рухнула на колени, рыдая без слез.

Какое-то движение… Руки обхватили ее, подняли, отнесли на постель.

Так она не убила его!

На этот раз нанесенная ею рана не кровоточила.

Она не убила его! Она поверила Роберту, и он ее не подвел. Даже корабль по-прежнему мягко и успокаивающе покачивался на волнах.

Роберт вложил в руки Дженн кружку, приподнял ее голову, чтобы она могла пить. Дженн с трудом сделала глоток; Роберт терпеливо поддерживал ее, позволяя ей медленно тянуть питье. Так нежно, так заботливо… Что бы она ни сказала ему, что бы ни сделала, он по-прежнему о ней заботится.

И только по милости благословенной Минеи ей удалось не убить его!

Роберт подложил под голову Дженн подушку, а сам сел на край постели и тихо заговорил:

— Ты и представить себе не можешь, как жалею я о том, что это не я убил Ичерна. Но ведь дело не только в том, что ты его убила, верно? Много значит и то, как все случилось. Шок, неожиданность, всплеск силы — смертельное сочетание. Я знаю: сила рвалась из тебя, как из безвольной куклы, игнорируя твои мысли, твои желания — даже независимо от того, хотела ли ты ее использовать. В таких случаях колдовская сущность захватывает власть, лишает человека воли, делает его марионеткой, рабом чего-то, над чем он не властен. Убийственная сила — нечто очень личное, ведь она — часть души. Поэтому-то мы обучаем колдунов военному искусству, малахи прибегают к помощи дарриет из Даззира, а я ношу меч.

Роберт умолк; Дженн открыла глаза и увидела, что он рассматривает свои руки. Словно почувствовав ее взгляд, Роберт продолжал:

— Мне действительно жаль, Дженни. Я с самого начала вел себя, как глупец, и все, что мне удалось, — это причинить тебе горе. Я этого не хотел, я стремился лишь защитить тебя, — но, похоже, такое мне не по силам. Мне следовало больше тебе рассказать. Эйден был прав, но я его не послушал. Он гораздо лучше меня понимал, в чем ты нуждаешься. Но я был так захвачен…

— Отец Эйден… — Дженн сглотнула, чтобы прочистить горло. — Он советовал мне поговорить с тобой, потому что ты точно знаешь, каково это — быть орудием силы. Я думала, он имеет в виду Слово Разрушения, но теперь понимаю, что он говорил и о другом.

— Верно. — Роберт склонил голову. — Этот проклятый священник слишком многое разглядел. Но все равно вина моя: я попросил его поговорить с тобой, но мне и в голову не пришло поинтересоваться, что именно он тебе сказал.

— Он тебе друг.

— Я не заслуживаю его дружбы.

Роберт протянул руку и забрал у Дженн кружку, потом поднялся, подошел к бочонку в углу и наполнил кружку снова. Вернувшись к постели Дженн, он не стал садиться, просто поставил кружку на стол.

— Я сейчас уйду, а ты отдохни.

— Нет, Роберт, — Дженн не взяла кружку, — останься и поговори со мной.

На мгновение в нем стала заметна ужасная уязвимость.

— По-моему, я причинил достаточно вреда для одного дня. Я зайду попозже.

— Нет, останься. — Дженн схватила Роберта за руку, и он невольно поморщился. Дженн опустила глаза. Обе руки Роберта были воспаленными и опухшими. Он попытался спрятать их, но Дженн села и резко спросила: — Это я сделала?

Роберт заложил руки за спину.

— Брось, Дженн, ничего серьезного.

Мгновение Дженн просто смотрела на него. Ей казалось, что лицо у нее отекшее и неподвижное, как будто не пробудившееся после глубокого сна, но отступать она все равно не собиралась, — ведь в ожогах виновата она.

Дженн соскользнула с постели и выпрямилась перед Робертом во весь рост.

— Роберт Дуглас, если ты сейчас же не сядешь и не дашь мне осмотреть твои руки, я прибегну к чему-нибудь посерьезнее, чем тот слабенький удар.

— Слабенький! — Роберт невольно рассмеялся, но тут же взял себя в руки.

— Сядь!

— Ну, если ты так настаиваешь… — Он снова опустился на край постели, а Дженн повернулась к бочонку с водой. Сначала она плеснула на лицо и вытерла его полотенцем, потом налила воды в миску и подошла к Роберту. Усевшись на табурет, Дженн взяла его правую руку и обмыла ее. Роберт зашипел от боли.

— Что ты чувствуешь?

— Ты все еще задаешь вопросы, ответ на которые тебе известен.

— Ох… — Дженн низко опустила голову. Ожоги были не такие уж страшные — по крайней мере когда она разбила аярн Роберта, он пострадал сильнее. Дня через два воспаление спадет, и все заживет. Дженн взяла Роберта за левую руку.

— Ой!

— Не веди себя, как ребенок! — Дженн было трудно сдержать смех. Конечно, рассмешил ее не Роберт, а вся невозможная ситуация. Сначала он причинил ей боль, потом она — ему: какой-то безумный поединок. Может быть, пора им остановиться? Перемирие было совсем не тем, о чем она мечтала, но, может быть, так им станет легче жить. — Клянусь богами, Роберт, на свете есть человек, который ненавидит тебя сильнее, чем Нэш.

— Сильнее даже, чем ты?

— Да, даже сильнее, чем я.

— И кто же это?

— Ты сам!

Дженн заметила, как он озадаченно поднял брови. Снова склонив голову, она продолжала:

— Ты просто глупец, Роберт. Ты посвятил всю жизнь тому, чтобы так или иначе помогать людям, но этого тебе мало, верно? Ты берешь на себя их страдания. Неужели твой демон ничему тебя не научил? Неужели ты не понимаешь, что так ты только вскармливаешь его, делаешь сильнее?

— Я чуть не погиб, пытаясь тебе помочь, а в благодарность получаю проповедь! Что ж, признаю, я заслужил упреки. Прекрасно, в следующий раз я позволю тебе утопить корабль. Мне-то что — я умею плавать.

— Ты выворачиваешься наизнанку, чтобы защитить всех, обнадежить, облегчить страдания и боль, развеселить. Только о собственных чувствах ты такой заботы не проявляешь!

— Ну, — легкомысленно ответил Роберт, — нельзя же иметь все разом. Или я действую так, как это нужно другим людям, или я делаю то, что хочу, — а это обычно не приводит к одним и тем же результатам. Мне никак не удается найти середину — такое благословенное место просто не существует.

— Да знаешь ли ты, чего сам хочешь? Разве ты дал себе время задаться этим вопросом? — Дженн подняла глаза и заметила, что Роберт со слабой загадочной улыбкой смотрит на нее.

— Да, иногда я такой вопрос себе задаю. Я хочу жить в свободном мире. Я хочу, чтобы мою родину не угнетал тиран, а народ наслаждался процветанием и справедливостью. — Роберт помолчал. — Ну а в качестве десерта — чтобы Ангел Тьмы пал мертвым.

Дженн улыбнулась:

— Вот видишь — ты опять говоришь о других людях. А чего ты хочешь для себя?

— В настоящий момент? — Роберт склонил голову набок и насмешливо поднял бровь.

— Хотя бы, — рассмеялась Дженн. Последовала долгая пауза, прежде чем он ответил:

— Тебе это не понравится.

— Ну, Роберт, ты сейчас не в таком состоянии, чтобы выбросить меня за борт.

— Верно, — разочарованно протянул он и опять надолго замолчал. Когда Дженн уже собиралась поторопить его, Роберт глубоко вздохнул и пробормотал: — В таком случае придется удовлетвориться другим.

Наклонившись вперед, он поцеловал Дженн.

Она вскочила выронив миску с водой, и прижала обе руки к губам. Неожиданно ей стало трудно дышать, а сердце заколотилось так, словно было готово выскочить из груди.

Роберт встал и виновато пробормотал:

— Ох, Дженн, прости меня! Я не хотел… я… Проклятие, снова я все испортил! Ну уж теперь точно пора мне уйти.

Он распахнул дверь, прежде чем Дженн сумела сказать хоть слово. Когда он уже выходил, Дженн выдохнула:

— Роберт, подожди…

— Нет, Дженн, тебе не нужно ничего говорить. Мне очень, очень жаль. Я постараюсь не попадаться тебе на глаза, пока мы не причалим.

С этими словами он исчез.

ГЛАВА 18

Резкий ветер гулял по палубе, надувая паруса. Роберт прошел на корму, стараясь держаться подальше от капитана, матросов, других пассажиров. Наконец он нашел безлюдный уголок рядом с огромной бухтой каната, толстого, как его рука. Равномерные витки, никаких узлов, ясные линии, за которыми легко следить…

Что с ним творится? Как мог он после всего, что перенесла Дженн, воспользоваться ее слабостью, разрушить доверие, которое только-только между ними возникло?

Не обращая внимания на боль в обожженных руках, Роберт стиснул поручень. Проклятый идиот! Не мог просто помочь ей, а потом оставить в покое! Нет, нужно было испортить их хрупкое согласие, нужно было вести себя так по-мальчишески! Он ведь не только лишился теперь доверия Дженн, он больше не может рассчитывать, что сумеет держать в узде свои чувства, — как много лет назад, когда он не смог противиться Узам.

Роберт подставил лицо ветру. Перед ним раскинулось безбрежное море, пустынное, равнодушное. Солнце клонилось к горизонту, и Роберт следил за ним, не в силах сдвинуться с места, словно лишившись воли. Небо стало темнеть, и пассажиры один за другим разошлись по своим каютам.

Да, он все поставил на кон и проиграл. Он проделал дальний путь и ничего не нашел, позволил надежде манить себя, позволил разочарованию туманить рассудок. Как много раз в прошлом, единственным результатом была боль, которую он причинил другому человеческому существу. Пытаясь что-то исправить, он только заставил Дженн страдать еще больше. Попытка избавить Люсару от Нэша тоже будет означать горе и отчаяние: погибнут люди, которых он знает и любит, погибнут многие, которых он никогда не встречал…

Спасая, принесешь ты гибель, предашь то, что больше всего любишь.

Какой смысл бороться? Каждый его поступок лишь с неизбежностью приближает его к окончательному поражению.

Нет!

Он скорее умрет, чем сдастся! Никогда! Он не остановится, даже если это будет означать победу Нэша! Даже если некому станет помешать ему получить Дженн…

Но сможет ли он так поступить? Предоставить Дженн ее судьбе — только ради того, чтобы не самому стать ее убийцей, только ради того, чтобы она смогла остаться в живых?

Мягкий голос Дженн коснулся его ума, заставив Роберта позабыть обо всех своих сомнениях.

«В девять лет ты предстал перед Ключом. Он открыл тебе пророчество и Слово. В тот самый день ты научился прятать свою истинную сущность, и тогда же родился демон. Ты скрыл это от всех — от своих родителей, от брата, даже от Мики. Ты стал себе ненавистен — из-за того, что, как ты считаешь, ты недостаточно силен, чтобы победить демона. Я однажды предупреждала тебя о том, что демон тебя убьет. А теперь ты словно подстегиваешь его, почти хочешь, чтобы так и случилось. Неужели боль от неудачи так ужасна, что ты предпочтешь умереть, чем искать способ перетерпеть ее?»

Такой же хмурый, как окружившая его ночь, Роберт только покачал головой.

«Ты не можешь больше прятаться, Роберт. Не можешь, потому что цена была бы слишком высока. Не по этой ли причине ты не позволил мне остаться в безызвестности? Неужели ты сам не видишь, какое зло причиняешь себе?»

Где-то слева краем глаза Роберт заметил движение. Дженн стояла на палубе, но Роберт не посмел поднять на нее глаза.

— Ты не понимаешь, — хрипло прошептал он. — Нет другого способа продолжать жить, зная то, что знаю я. Неужели ты думаешь, будто я не перепробовал все, что только возможно?

— Нет. Я думаю, что ты всегда боялся узнать…

— Конечно, я боюсь того, что предвещает пророчество.

— Не только.

Неуверенность сделала голос Роберта тихим, как шепот:

— Чего же еще я боюсь?

— Меня.

Роберт не смел пошевелиться; он подставил лицо прохладному ветерку, надеясь, что природа подарит ему спокойствие, которого не было в его душе. Закрыв глаза и не оборачиваясь, он все же точно знал, в какой момент Дженн ушла.

Дженн не стала зажигать лампу. Сбросив плащ, она на ощупь добралась до постели и присела на край. Не нужно было ей ходить… Она лишь сделала все хуже — и не только для него.

Со стоном Дженн закрыла лицо руками, не в силах унять сотрясающий ее озноб. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой.

За дверью раздался какой-то шум, потом она распахнулась. Дженн резко выпрямилась и стала поспешно вытирать глаза. Еле различимая в темноте фигура мгновение была неподвижна, и все равно присутствие Роберта настолько заполнило собой каюту, что Дженн показалось, будто она задыхается. Внезапно лампа, свисающая с потолка, зажглась; Дженн чуть не подпрыгнула от неожиданности. Роберт закрыл за собой дверь, подошел к столу, налил себе вина и выпил; потом, расправив плечи, повернулся к Дженн.

Никогда еще она не видела на его лице такой решимости. Когда Роберт заговорил, голос его прозвучал одновременно резко и тихо, как будто он прилагал такие усилия, чтобы держать себя в руках, что еле мог шевелить языком.

— Ты хочешь, чтобы я открыл тебе окончание пророчества? Только так я смогу заставить тебя понять?..

Стиснув руки, чтобы не позволить им дрожать, Дженн подняла голову и твердо посмотрела Роберту в глаза. Мужество… Это единственное, что у нее осталось.

— Что именно должна я понять? — безжалостно спросила она. — Должна ли я была убежать, лишь бы не становиться женой Ичерна? Следовало ли мне убить его прежде, чем ты узнал, как он со мной обращается? Ах, иногда я думаю: было бы лучше, если бы ты тогда, много лет назад, оставил меня в Шан Моссе. Ты никогда бы не узнал, что со мной случилось, никогда бы не догадался, что пророчество относится и ко мне, а я… я не стала бы причиной твоих терзаний. Может быть… — Дженн сглотнула, — я могла бы солгать тебе и сказать, что Эндрю — твой сын. Я однажды чуть не сделала этого — чтобы избавить тебя от угрызений совести из-за того, что ты не смог противиться Наложению Уз. — Дженн умолкла, не в силах продолжать. Нужно соблюдать величайшую осторожность — иначе она откроет ему правду, и тогда он никогда ее не простит.

Глаза Роберта широко раскрылись; в них были ужас и недоверие.

— Нет, ты не смогла бы…

Дженн потупилась, борясь с бесполезными слезами.

— Что мне оставалось делать, Роберт? Ведь я причинила тебе столько боли…

— Глупая! — выдохнул Роберт. Одним движением он пересек маленькую каюту и опустился перед Дженн на колени; взяв в ладони ее лицо, он заглянул Дженн в глаза, словно пытаясь что-то прочесть в них. — Ты никогда не причиняла мне боли! Причина всему — моя слабость, только и всего. Прости, что я не смог ее скрыть…

— Не надо ничего скрывать, Роберт, — почти неслышно прошептала Дженн. Сердце ее готово было выскочить из груди, но пока еще ей удавалось держать себя в руках. Она в свою очередь коснулась лица Роберта, позволила пальцам погладить его по щеке…

Роберт поймал ее руку и крепко сжал.

— Не надо! Я не хочу, чтобы ты еще чем-то жертвовала ради меня. Ты и представить себе не можешь, как легко мне было бы… Ты ведь знаешь, что не можешь мне доверять.

Дженн снова сглотнула.

— Жертвой с моей стороны как раз и было бы тебе не доверять. — Она обеими руками взяла руку Роберта и поднесла к губам. Пальцы Роберта дрогнули, губы приоткрылись, но он не смог произнести ни слова. Лишь через несколько мгновений, хмурясь, он выдавил из себя:

— Ты с ума сошла!

— Да. И в этом твоя вина.

Роберт выдернул руку; дыхание его стало неровным. Он зажмурился, отчаянно стараясь вернуть себе самообладание. Дженн хотелось и плакать, и смеяться, хотелось коснуться его, разгладить суровые морщины, дать Роберту что-то… хоть что-то, что не было бы болью…

— Роберт, прошу тебя, поверь… Он отпрянул и сквозь зубы бросил:

— Проклятие!

Но в тот же момент его губы приникли к ее соленым от слез губам… потом, закрыв глаза, Роберт прислонился лбом ко лбу Дженн.

— Как можешь ты при всей ненависти ко мне все же…

— Ох, Роберт, я же никогда не испытывала к тебе ненависти! Я была просто… сердита на тебя: ты меня больше не любил, хотя и обещал, а еще… — Нет, говорить о доверии сейчас нельзя. — Я… я упрекала тебя за то, что ты последовал за мной в Клоннет. Тебя не было так долго… хоть я и знала, что твое проклятое чувство чести никогда не позволит тебе видеться со мной, раз я замужем. А потом оказалось, что ты возвращался…

Роберт медленно поднял голову.

— Ты знала об этом?

— Мне сказал отец Эйден.

Все еще с опущенными глазами Роберт сжал руки Дженн.

— Так ты не испытываешь ко мне ненависти?

— Нет.

— Совсем никакой?

— А разве ты хотел бы, чтобы я тебя ненавидела? Только теперь Роберт поднял взгляд и смущенно улыбнулся.

— Значит, я и вправду был глупцом. — Он снова поцеловал Дженн — долгим и страстным поцелуем, вложив в него всю свою боль и нежность. Руки Роберта обвились вокруг талии Дженн, она обняла его за шею.

Не размыкая объятий, Роберт немного приподнялся и сел на край постели рядом с Дженн. Его губы коснулись лба Дженн, пальцы нежно отвели ее волосы от лица. Зеленые глаза Роберта были полны изумления и благоговения.

— Ты и представить себе не можешь, как сильно мне хотелось этого… Я так много раз почти не мог удержаться…

Дженн смотрела на него, и облегчение, страдание и желание обрушились на нее такой волной, что она почувствовала, что задыхается.

— В тот день на берегу потока… Я думала, что ты поцелуешь меня, — а ты не стал…

Роберт мягко улыбнулся:

— Разве ты позволила бы мне?

— Наверное.

Улыбка Роберта стала озорной.

— Проклятие! Впрочем, учитывая, что за нами следили те стражники, может быть, все и к лучшему.

Они дружно посмеялись воспоминанию, но глаза Роберта скоро стали серьезными. В них было столько вопросов, сомнений, неуверенности… Взяв руку Дженн, он прижал ее к губам и прошептал:

— Как ты прекрасна!

Пальцы Дженн дрогнули, но руки она не отняла. Роберт крепче обнял ее и стал осыпать поцелуями, в которых утонуло все — ее слова, мысли, чувства. Дженн полностью отдалась умиротворенности, позволяя ей возродить себя, сделать той, кем она была раньше.

Одно за другим наслоения недоверия и гнева спадали с ее души, и теперь Дженн видела себя не беспомощной и одинокой, а сильной и любящей, независимой и целеустремленной. Она снова стала той женщиной, которую любил Роберт. Дженн вернулась к себе прежней — и обнаружила, что всегда оставалась ею под этой коростой непонимания. Потеря Роберта стала для нее темницей, и теперь, вернувшись к ней, он выпустил ее на свободу. Она наслаждалась его близостью, вкусом его губ, его запахом… Как могла она так долго обходиться без всего этого?

Роберт со стоном увлек Дженн на постель, обнимая ее все крепче. Жар его тела казался ей обжигающим. Дженн бессознательно подвинулась так, чтобы Роберт оказался как можно ближе. Она слышала удары его сердца — такие же бешеные, как и ее собственного. Поцелуи его были так же нетерпеливы, как и ее собственные. Так много безвозвратно ушедших лет, так много потерянного времени… И эта ужасная пустота… Но теперь он здесь, он любит ее — как и обещал.

Ни о чем больше не думая, Дженн коснулась груди Роберта под рубашкой — такой твердой и податливой, наконец-то реальной. Ее пальцы скользнули по шраму, и Дженн нежно поцеловала его. Роберт вздрогнул и с глухим стоном снова приник к ее губам. Нежно и уверенно его пальцы начали медленно расшнуровывать ее корсаж. Роберт целовал шею Дженн, спускаясь все ниже. Его прикосновения заставляли Дженн трепетать. Роберт был очень нежен и осторожен — как будто боялся, что Дженн передумает, что все происходящее окажется всего лишь сном. Дыхание их обоих стало быстрым и неровным, близость Роберта будила в Дженн чувства, которые, казалось ей, она давно забыла.

Однако через несколько мгновений Роберт отстранился. Поцеловав руку Дженн, он твердо взглянул ей в глаза; Дженн прочла в них так хорошо знакомую боль.

— Нет.

— Нет?

— Да, но все-таки нет. — Брови Роберта поднялись, придав его лицу удивительно беззащитное выражение. — Отказ от тебя, возможно, убьет меня, — но все же нам лучше подождать.

— Что? — Его слова едва не заставили Дженн рассмеяться. — Разве мы ждали недостаточно долго?

— Слишком долго, любовь моя, — но подождем еще чуть-чуть. Если ты не возражаешь, на этот раз я хотел бы сначала получить благословение священника.

— Священника? — широко раскрыв глаза, прошептала Дженн.

Роберт усмехнулся:

— Это можно организовать сразу же, как только мы доберемся до Бликстона. Эйден обвенчает нас — и обвенчает с радостью. Он ведь в душе такой романтик!

— Но… но пророчество…

— Моя дорогая, милая, прекрасная Дженни! Я буду любить тебя до конца жизни, обвенчаемся мы или нет. Для исполнения пророчества это совершенно несущественно. — Роберт поцеловал Дженн в лоб, но тут же его губы коснулись ее губ. Дженн чувствовала, как пылает его тело, что бы он ни говорил…

Может ли она ждать? Всего несколько дней после всех этих лет?

Дженн улыбнулась и снова прижалась к Роберту. Разве в силах она ему противоречить?

— Только как бы ты ни решила поступить, — прошептал он, зарывшись лицом в волосы Дженн, — не начинай снова спрашивать меня о том, что я собираюсь делать.

Огромные белые чайки летали вокруг корабля, который, подпрыгивая на волнах, приближался к берегу. Их пронзительные крики мешались с воем ветра, заставлявшего хлопать паруса. Острые скалы высились с обеих сторон узкого пролива, ведущего в гавань. Зеленые берега Фланхара были залиты солнечным сиянием, но тепло оставалось лишь воспоминанием о южном континенте. Впрочем, холодный ветер казался таким знакомым — ясно было, что корабль вернулся домой.

Роберт вместе с Дженн стоял на носу, глядя на приближающийся берег, пересчитывая рыбачьи лодки. Положив одну руку на поручень, другой он обнимал Дженн за талию. Дженн видела только его и море; голова ее прильнула к плечу Роберта. Даже не видя ее лица, он знал, что Дженн улыбается.

Так же, как и он сам.

Чудеса имели такой странный характер, они никогда не предупреждали о том, что собираются случиться. Впрочем, какая разница, раз они все-таки происходят, — как, например, сейчас.

И особенно — если чуду удается укротить демона. Никогда еще он не вел себя так смирно. Чтобы вообще заметить его, Роберту нужно было бы присмотреться; демон имел над ним не больше власти, чем летающие вокруг чайки. Ну разве не чудо!

— Мне ужасно нравится этот корабль, — со смехом сказала Дженн. — Подумать только, что до этого путешествия я никогда не бывала ни на одном! Почему-то мне кажется, будто я всю жизнь провела на море.

— Значит, тебе удалось забыть, как страдала ты от морской болезни?

— Ну конечно! Память — послушная вещь. Ты тоже должен попробовать забыть все плохое.

— Не беспокойся, я так и сделаю.

— Я понимаю, что мои слова прозвучат странно, — прошептала Дженн, зарывшись лицом в плащ Роберта, — но, если ты не против, я предпочла бы, чтобы пока никто ничего не знал. В конце концов, нельзя забывать, что я считаюсь умершей. Я совсем не хочу, чтобы люди стали судачить о том, что происходит в Бликстоне.

— Сказать по чести, — весело ответил Роберт, — я тоже не хочу пока ни с кем делиться новостью. Я и сам еще не очень верю в то, что все это правда.

Ветер унес тихий смех Дженн. Не поворачивая головы, она добавила:

— Ты ведь не забыл, что после того, как мы поженимся, Эндрю станет твоим сыном?

— Конечно. Почему ты спрашиваешь? Или ты решила, будто я лишу его наследства только потому, что по какому-то ужасному капризу судьбы у него оказался не тот отец? Это, конечно, было неосмотрительно со стороны Эндрю, но ведь он еще ребенок и ничего не может поделать. Впрочем, между нами говоря, я думаю, мы сумеем позаботиться о том, чтобы мальчик вырос лучшим человеком, чем чудовище, зачавшее его.

— Не уверена, что такое возможно.

Дженн прошептала это так тихо, что Роберт усомнился, правильно ли расслышал.

— Что ты сказала?

— Ничего. Что там виднеется на горизонте? — Она показала на восток. — Судно кажется слишком большим для рыбачьей лодки.

Роберт прищурился, разглядывая галеон. На высокой мачте не было флага, но это явно было намеренным упущением.

— Наверное, один из кораблей Гранта. Их всего шесть, но гавань они патрулируют по очереди.

— Почему?

Роберт показал на высокий утес.

— Видишь маяк? Когда мы получим от Мики известие о том, что войско Селара готово выступить, на маяке зажжется огонь. К тому времени, когда наша армия соберется в порту, корабли уже будут ее там ждать и все будет готово для посадки. Суда доставят воинов на запад Люсары, в Ааран, а оттуда отряды двинулся на север, в Шан Мосс.

Дженн повернулась так, чтобы видеть лицо Роберта; ее пальцы стиснули его руку, лежащую у нее на талии.

— Каванах многим рискует, помогая тебе. Неужели он все еще винит себя в смерти Розалинды?

Роберт усмехнулся:

— Отчасти дело в этом, но есть и еще кое-что.

— Что именно?

Роберт сжал губы, но одного взгляда на Дженн было достаточно, чтобы заставить его улыбнуться. Смотреть на нее, касаться, даже просто быть рядом — разве мог он надеяться на такое? Ах, если бы было возможно заставить мгновение длиться вечно!

— Несколько лет назад я помог ему решить небольшую проблему.

— Небольшую? Ну, Роберт Дуглас, всей правды ты мне не открываешь!

— Когда ты говоришь таким тоном, я начинаю дрожать с ног до головы.

Дженн хихикнула и, поднявшись на цыпочки, поцеловала Роберта в щеку. Он успел повернуться, и ее губы встретились с его губами. Даже этого легкого касания было достаточно, чтобы пламя у него внутри вспыхнуло с новой силой. Дженн положила руки Роберту на грудь и предостерегающе подняла брови.

— Не надейся, что тебе удастся меня отвлечь! Да и времени у нас уже нет… Через несколько минут мы причалим. Так что лучше расскажи мне про Гранта.

Роберт рассмеялся и прижал к себе Дженн, но на этот раз не позволил себе никаких вольностей.

— Еще когда был жив мой отец, Грант приехал в Данлорн, чтобы научиться управлять землями. Такова была давняя традиция герцогов Фланхара и графов Данлорнов. Грант не очень понравился моему отцу, а матушка до сих пор недоверчиво к нему относится, хотя на самом деле он совершенно безобидный. Незадолго до праздника зимнего солнцестояния Грант получил письмо от своего отца с известием о том, что тот устроил его помолвку и что Грант через месяц должен покинуть Данлорн и вернуться домой, чтобы познакомиться со своей невестой.

— Он разве ее совсем не знал?

— На самом деле знал. Более того, всегда надеялся, что именно ее отец для него и выберет. Беда была в том, что Грант, натура противоречивая, возмутился, когда его отец подобным образом распорядился его будущим. Поэтому все праздничные дни он провел, бегая за всеми девушками, которые только попадались ему на глаза. В те дни мы приглашали много гостей, так что можешь себе представить, насколько Грант был занят. Ну и конечно, как идиот, он связался с красоткой, которая оказалась слишком сообразительной. По счастью, случилось так, что я застал их, уединившихся в алькове, как раз в тот момент, когда девица говорила Гранту, что сначала он должен на ней жениться.

Дженн начала смеяться, и это наполнило сердце Роберта теплом.

— О боги!

— Вот именно. Так что, когда красотка убежала, Грант признался, что никаких особых чувств к ней не испытывает и на самом деле хочет вернуться домой. Никогда еще он не выглядел таким убитым. Он считал, что попался в западню: семья девушки заставит его выполнить случайно вырвавшееся обещание. Не забудь, он тогда еще не был официально помолвлен. Грант чуть ли не на коленях стал умолять меня ему помочь.

— И ты помог?

— А что мне оставалось? Я принялся ухаживать за красоткой сам.

— Что!

— Это может удивить тебя, моя дорогая, — сказал Роберт, убедительно изображая обиду, — но некоторые девушки иногда находят меня довольно привлекательным.

Дженн закусила губу, чтобы снова не рассмеяться.

— Бедняжки. Ну и что было дальше?

— Конечно, она предпочла меня Гранту. В тот же день она стала разговаривать с ним холодно, а на следующий приготовилась сказать мне ту же фразу, что накануне ему. Должен со стыдом признаться, что я повел ее к своему отцу. Тот, естественно, взвился под потолок.

— Ты собирался жениться на ней?

Роберт помолчал и отвел прядь волос, упавшую на лицо Дженн.

— Я и женился. Смех погас в ее глазах.

— Это была Береника? Но я думала, что вы с ней обручились еще детьми.

— Не совсем детьми. Это только Финлей так считает — он-то был тогда еще совсем крошкой. Мне было четырнадцать. Достаточно солидный возраст, чтобы соблазниться хорошеньким личиком, но недостаточный, чтобы понять, какой я на самом деле идиот.

— А что сказал твой отец?

— Ну, когда Береника вышла из комнаты, он со мной не церемонился. Матушка тоже внесла свою лепту. Родители просто сказали мне, что раз я настолько глуп, что подобным образом влип, придется мне вынести и все последствия. Через неделю мы обручились, а Грант к этому времени уже отправился домой. Мы с Береникой поженились еще нескоро: началось вторжение Селара. Финлей даже решил, будто я рад предлогу отказаться от свадьбы. Однако он ошибался: я хотел видеть Беренику своей женой. Я считал ее прелестной.

Опустив глаза, Роберт увидел, что Дженн с мягкой улыбкой наблюдает за ним.

— Я рада.

— Я тоже.

— Но ты так и не рассказал всего Гранту?

— Я много раз пытался, но он считает, будто я просто хочу проявить благородство.

— Похоже, он не знает тебя так хорошо, как я. — Дженн, смеясь, снова взглянула на пристань, которая была уже совсем близко. — Не беспокойся: я ни слова ему не скажу, когда увижу. Он будет ждать нас в Бликстоне?

— Скорее всего, хотя я все время твержу, что ему лучше держаться в стороне. И так плохо, что мне приходится собирать войско в его землях; ни к чему давать Селару повод считать, будто Фланхар ему угрожает.

Дженн подняла руку и показала на причал.

— Смотри! Это Оуэн!

— Где?

— Вон там, где сушатся сети, — человек в синем плаще. Он машет нам рукой. По-моему, у Оуэна невеселый вид. — Дженн помолчала. — Не мог уже Мика вернуться?

— Нет. Тогда зажгли бы огонь на маяке, чтобы дать сигнал кораблям. Должно быть, дело в чем-то еще. Пошли, заберем вещи.

Толкотня на палубе угрожала сбросить кого-нибудь в воду, но Роберт был достаточно высок и силен, чтобы свести Дженн по сходням; они направились туда, где ждал Оуэн.

— Добро пожаловать, милорд. Лошади для вас готовы. Не тревожьтесь: от Мики пока не было никаких известий.

Не требуя от Оуэна дальнейших объяснений, Роберт взял Дженн под руку и повел следом за Оуэном к гостинице, расположенной вдали от причала. Оуэн сразу же принялся привязывать сумы к своему седлу. Его морщинистое лицо, так хорошо знакомое Дженн, было мрачным. Оглядевшись и убедившись, что поблизости никого нет, он повернулся к Роберту.

— Что случилось? — спросил тот.

— Плохие вести, господин. Насчет герцога Баллахфорда.

— Макглашена? — Холодный страх сжал сердце Роберта.

— Что с ним?

— С ним-то все в порядке, а вот его семья… Две недели назад их всех убили.

Дженн прижала одну руку к губам, а другой вцепилась в Роберта. Тот обнял ее за плечи.

— О боги! Как это случилось?

— Подробностей я не знаю. По-видимому, герцог решил переправить семью в безопасное место, прежде чем присоединиться к нам. Он поскакал вперед, взяв с собой только маленького сына. А остальные так и не появились в условленном месте. Через несколько часов он нашел их на дороге — мертвых. Убиты были все — мужчины, женщины, дети. Макглашен прислал к нам гонца. Мы ждем его самого в Бликстоне сегодня к вечеру.

— Клянусь кровью Серинлета, несчастный Донал! — выдохнул Роберт. Он взглянул на Дженн. — Нэш знает, что мы затеяли. Он пытается отпугнуть всех, кто может меня поддержать. Мы слишком задержались. Надеюсь, хоть Мика в безопасности. Поехали!

ГЛАВА 19

Окружавший замок Бликстон лес был так хорош весной, что, когда солнце наконец немного согрело землю, госпожа Маргарет не смогла удержаться от соблазна выйти за каменные стены, миновать лагерные костры — постоянно прибывающим отрядам места в замке уже не хватало — и побродить среди деревьев. Почти каждый день она, выбрав направление наугад, выезжала на прогулку, останавливалась в каком-нибудь живописном уголке и ходила по лесу, пока не уставала. После пяти лет, проведенных в пещерах Анклава, свобода казалась особенно драгоценной.

Какая жалость, что Финлей, Фиона и девочки немогут сюда приехать! Финлей жил в Анклаве уже почти семь лет, и хотя он не жаловался, добровольное заточение наложило на него свой отпечаток. С детства он был непоседой и не мог, в отличие от Роберта, оставаться на месте больше нескольких минут: Финлей вечно куда-то бежал, ввязывался в неприятности, ломал вещи, ссорился со слугами, спорил со своими учителями и родителями. Всю жизнь он был подвижен и деятелен, и не приходилось удивляться, что все его занятия в Анклаве не могли полностью удовлетворить его кипучий темперамент.

Маргарет направила коня по тропинке, вьющейся по берегу ручья. Добравшись до окруженной скалами заводи, она спешилась и отпустила коня пастись на молодой травке, растущей между камнями. Она собралась присесть у воды, но тут заметила, что укромную ложбину выбрал и кто-то еще. По тропинке к ней приближалась высокая фигура. Человек шел, сложив руки на груди и опустив голову, погруженный в раздумья, не обращая внимания на красоту природы.

Увидев пасущегося коня, он остановился и огляделся; было ясно, что до сих пор госпожа Маргарет оставалась незамеченной.

— Доброе утро, леди Маргарет! — с улыбкой помахал ей рукой епископ Маккоули.

— И вам доброе утро, отец Эйден.

Священник подошел к берегу заводи, присел на корточки и опустил руку в прохладную воду. Одет он был просто: в коричневые штаны и куртку и сапоги. Единственным знаком его сана оказался деревянный триум, висящий на груди.

— Трудно поверить, что лишь несколько дней назад тут все было еще в снегу, — начал он, обводя взглядом деревья с начавшими распускаться почками. — Я приходил сюда в день своего приезда, и тогда заводь покрывал толстый лед. Я пересек ее, и даже ни одной трещинки не появилось.

Маргарет, сидя на камне, смотрела на епископа. Поколебавшись, она спросила:

— Интересно, насколько вам сладка свобода после двух лет, проведенных в тюрьме? — Эйден удивленно взглянул на нее, и Маргарет поспешила уточнить: — Я вот что имею в виду: вы ведь не смогли вернуться к своей прежней жизни. То, чем занимаетесь вы теперь, имеет мало отношения к обязанностям священника. Вы не можете вернуться на родину и вновь надеть мантию епископа. Хоть вы и вырвались из темницы, достаточно ли вам такой свободы?

— Свобода, — ответил Эйден, тоже опускаясь на камень, — понятие субъективное. — Очень часто она совсем не то, что мы думаем. Для ребенка свобода — это возможность целый день играть, не думая об уроках и поручениях родителей, об ответственности и работе. Всегда есть определенная степень свободы: человеку бывает позволено делать одно, но запрещено делать другое.

— Значит, такой вещи, как абсолютная свобода, попросту не существует?

— Ну, — Эйден слабо улыбнулся, — все зависит от того, что хотелось бы сделать. Мне кажется, если человек дисциплинирован и способен ограничить свои амбиции тем, что, как ему известно, он способен совершить, то он может чувствовать себя абсолютно свободным. Впрочем, я никогда не встречал такого человека. Похоже, в представлении о свободе есть что-то такое, что заставляет желать того, чего не можешь достигнуть, по крайней мере в ближайшем будущем.

— А чем бы вы занялись, если бы были абсолютно свободны? — мягко спросила Маргарет.

Эйден свел брови.

— Не знаю. Не очень честно задавать такой вопрос священнику. Еще в молодости я выбрал жизнь, при которой свобода ограничена; теперь я едва ли могу от этого отречься.

— Но вы стали старше и мудрее… Эйден начал тихо смеяться.

— И вы уже не тот молодой человек, которым были когда-то.

— Если вы хотите спросить, по-прежнему ли я выбрал бы жизнь в монастыре, то я отвечу «да».

— Почему? — спросила Маргарет.

— Потому что… — Эйден помолчал и перевел взгляд с леди Маргарет на заводь, — потому что я таков, каков есть, — глубоко внутри. Может быть, сейчас даже больше, чем раньше.

Маргарет сцепила пальцы на колене.

— Вы очень серьезно относитесь к своим обязанностям. Эйден улыбнулся в ответ:

— Вот в этом я как раз обладаю абсолютной свободой.

— Все ли ответы вам известны?

Улыбка погасла, и Эйден испытующе посмотрел на собеседницу.

— Теперь я вижу, от кого ваш сын унаследовал свою проницательность.

Маргарет слегка покраснела и в свою очередь улыбнулась:

— Простите меня. Я не хотела…

— Нет, просить прощения следует мне. Однако позвольте спросить… Я знаю о том, что вы несколько лет провели в обители Святой Хилари, и о вашей приверженности церкви. К каким ответам пришли вы сами? Должно быть, для вас оказалось тяжелым ударом узнать, что оба ваши сына — колдуны.

— Не думаю, — сказала госпожа Маргарет, поднимаясь с камня, — что это можно назвать ударом.

Эйден следом за ней прошел к тому месту, где пасся ее конь, и они вместе направились обратно к замку.

— По какой-то причине Роберт решил, что я давно обо всем догадывалась, и боялся мне сказать только из-за моей верности церкви. Он, как обычно, старался защитить меня.

— Да, таков один из его недостатков, признаю.

— Честно сказать, когда прошел первый испуг, мне оказалось довольно легко примириться с фактами. В конце концов, я получила ответы на очень многие вопросы — в особенности касающиеся Роберта и его отношений с Финлеем. Вы и представить себе не можете, как они всегда препирались. Иногда после ссоры холодное молчание могло длиться месяц, а то и больше. Пока был жив Тревор, он пытался примирить их — давал невероятно трудные задания, которые можно было выполнить только вдвоем. Мне кажется, что это только ухудшало их отношения.

— Каким образом?

— Финлей очень требователен, непоседлив и всегда стремится к немедленному результату. Роберт, как вы, несомненно, заметили, совсем другой. У него терпение, в котором мне никогда не удастся с ним сравняться, но именно это терпение всегда раздражало Финлея и заставляло его провоцировать брата. Находиться с ними вместе было очень утомительно.

— Не сомневаюсь. Впрочем, мы с вами опять говорим только о ваших сыновьях. Как насчет вас самой?

Выйдя на опушку, Маргарет посмотрела на своего спутника.

— Не очень честно задавать такой вопрос матери. Я довольно скоро обнаружила, что не имеет никакого значения, способна ли я совместить свою веру со знанием о том, что мои сыновья — колдуны. Я люблю своих мальчиков, кем бы они ни были.

— Однако, — Эйден остановил Маргарет, коснувшись ее руки, — все же кто они?

— Не знаю. Делает ли колдовство человека греховным? Это вы должны мне сказать — ведь вы знаете Роберта очень хорошо, лучше, чем я. Роберт — олицетворение зла?

— Еще несколько лет назад я не колеблясь сказал бы «да».

— А теперь?

— В Люсаре есть люди, которые поклялись бы в этом, несмотря на то что знают его не хуже меня.

— Но что думаете вы? — настаивала Маргарет. — Вы ведь были в Элайте, когда он произнес Слово Уничтожения. Было ли это греховным деянием? Тогда многие погибли — но и многим оказалась сохранена жизнь. Не хотела бы я, чтобы мне пришлось делать подобный выбор.

— В этом-то и дело. Роберт не делал выбора — выбор произошел сам собой. Если бы меня там не было, если бы я не видел все собственными глазами… после этого, понимаете ли, очень многое изменилось. — Эйден несколько мгновений помолчал, глядя вокруг невидящими глазами, потом снова пошел вперед, заложив руки за спину. — Вы и представить себе не можете, сколько часов я провел, обдумывая все это. А теперь мое время истекло. Не пройдет и недели, как мне придется возглавить священников-бунтовщиков, которые начнут задавать мне те же вопросы — вопросы, ответов на которые я так и не знаю. Однако что-то сказать им мне нужно — они будут считать, что после пяти лет, проведенных бок о бок с могущественным колдуном, я должен был во всем разобраться. Нравится мне это или нет, они будут рассчитывать на мое духовное руководство. Что же мне им сказать?

Перед ними высился замок, вокруг которого собралось уже больше четырех тысяч воинов. Зеленые поля были усеяны шатрами и загонами, где этим весенним днем беспокойно танцевали лошади. Для лагеря готовящегося к выступлению войска это скопище людей поражало спокойствием, хотя и не тишиной. Воздух дрожал от криков, музыки, смеха, собачьего лая. Все кипело жизнью: сюда собрались солдаты, объединенные единой целью. Скоро — ах, слишком скоро! — вернувшиеся Роберт и Дженн поведут их в сражение.

И все до единого они будут знать, что их возглавляет колдун.

— Но должны ли вы? — тихо спросила Маргарет, бросая взгляд на задумавшегося епископа. — Должны ли вы непременно отвечать на их вопросы? Принесет ли это на самом деле пользу? Даже если бы вы знали ответы, — продолжала она, — поймут ли их другие священники, в отличие от вас не имевшие дела с Робертом? Вы же не можете не видеть, какая пропасть лежит между вами и ими. Вы пять лет только и думали о колдовстве и колдунах… Правда, это же можно сказать и о них. Возможно…

— Что?

Маргарет улыбнулась и опустила глаза.

— Простите. Не мне давать вам советы.

— И все-таки?

— Ну, вам следовало бы предоставить им возможность все увидеть самим — как это сделал Роберт с вами. Я хочу сказать… если бы он просто явился к вам и сообщил, что в колдовстве нет скверны, а потом у вас на глазах воспользовался Словом Уничтожения, разве вы ему поверили бы? Разве захотели бы пойти за ним? Я знаю, для церкви все иначе, но на самом деле мы с вами оба понимаем: вере нельзя научить, ее можно только чувствовать сердцем. Так же, как вы чувствуете, что при любых обстоятельствах выбрали бы призвание священника, так же, как вы ощутили готовность идти за Робертом, несмотря на сомнения в том, что он собой представляет. Позвольте другим найти собственные ответы; это непременно случится, если вы дадите им время.

— Но к правильным ли ответам они придут?

— Что ж, — пожала плечами Маргарет, — вы же будете рядом, чтобы помочь советом.

Эйден медленно кивнул и улыбнулся:

— Вы мудрая женщина, миледи.

— Какая там мудрая — просто практичная. В конце концов, раз вы не знаете ответов, что еще вам остается?

Эйден подал госпоже Маргарет руку, и они вместе вошли в ворота.

— Вы совершенно правы.

Маккоули и леди Маргарет пришлось пробираться сквозь толпу, заполнившую двор замка. Как только почтенная дама скрылась в дверях, Эйден повернулся и спросил ближайшего воина:

— Что происходит?

— Герцог! Он вернулся! Эйден изумленно открыл рот.

— Где он сейчас?

Солдат махнул рукой в сторону башни, и уже на ходу Эйден поблагодарил его. Впрочем, у дверей ему пришлось помедлить: из башни торопливо выходили несколько человек.

Роберт, как обычно, стоял посреди деловитой суеты, но сейчас в его распоряжениях чувствовалось странное нетерпение. Стоило ему увидеть Эйдена, как он немедленно отослал всех остальных, приказав им собраться в большом зале не позднее чем через час.

Гулкое эхо шагов в круглой комнате стихло, как только Роберт закрыл дверь за последним из уходящих. Мгновение Роберт молча смотрел на Эйдена. В глазах его читалась озабоченность, но епископ заметил и другое: Роберт как никогда был полон энергии, с трудом сдерживаемой, рвущейся наружу.

— Удалось вам… — Эйден запнулся, не смея надеяться, — найти то, что вы искали?

Невольная улыбка осветила лицо Роберта, но он отвернулся слишком быстро, чтобы Эйдену удалось что-то заметить.

— Удалось больше, чем я рассчитывал.

— Где Дженн?

— В покоях матушки — подальше от любопытных глаз. — Роберт подбросил в камин дров и взмахнул рукой, чтобы разжечь их. — Клянусь богами, ну и холодно здесь после Будланди! Ну, епископ, я и представить себе не мог, что у нас окажется так много войск! Как, черт побери, нам их прокормить? Солдаты еще не заскучали? Вы, епископ, произвели прекрасное впечатление на предводителей повстанцев: они с радостью пошли бы за вами, если бы я вовремя не вернулся. А где матушка?

Эйден пересек комнату, сокрушенно усмехаясь:

— Не сомневаюсь, что она вот-вот явится.

— А как дела в остальном? — Роберт быстро подошел к столу и налил вина им обоим.

— Ну… — Эйден нахмурил брови, собираясь с мыслями. — Понятия не имею. Вам лучше спросить его светлость — и Люсару… В обратном порядке, конечно.

— Так будет лучше всего, — кивнул Роберт, одним глотком осушив кубок. — Я только что отправил гонцов на север — узнать, все ли в порядке у Мики. После того ужасного происшествия с Макглашеном я не хотел бы рисковать. У вас есть еще какие-нибудь новости? От Патрика ничего не было слышно?

— Нет. — Эйден отхлебнул вина, которого ему на самом деле совсем не хотелось. Он не мог отвести глаз от Роберта. — Скажите мне, вы хорошо себя чувствуете?

— Почему вы спрашиваете? — Роберт сновал вокруг стола, хватаясь за разные бумаги. Казалось, он не в состоянии заставить себя сидеть спокойно. За все пять лет, что они провели вместе, Эйден никогда не видел его таким. Может быть, дело в приближающейся схватке… или в чем-то ином?

— Вас, случайно, не ударили по голове во время путешествия?

— Нет. Милосердные боги, епископ, о чем вы говорите? Меньше чем через час все соберутся, и мне нужно знать, что сказать людям или по крайней мере как заставить их считать, будто я владею ситуацией. Если у вас что-то на уме, говорите прямо.

— Вы изменились.

Роберт взглянул на Эйдена из-под полуопущенных век.

— Да. Но не ждите от меня объяснений. Я все равно не смогу их дать — по причинам, которые скоро станут вам ясны. Просто порадуйтесь за меня, хорошо? Если вам от этого будет легче, то знайте: похоже, впервые за пять лет вы оказались кое в чем правы.

Эйден с сомнением кивнул:

— А Дженн? Как она? Опять та же невольная улыбка…

— Прекрасно, Эйден. А теперь перестаньте суетиться и помогите мне разобраться в накопившихся бумагах. Если я не буду готов к разговору, никто из военачальников не последует за мной в столовую на ужин, не то что в сражение. Ну же, не стойте столбом!

Эйден обошел вокруг стола и поставил свой кубок на свободное место. Если только он не ошибается очень сильно, в Алузии открылось нечто гораздо более важное, чем пророчество. Если это и в самом деле так, что ж, он вполне может подождать еще немного: происшедшие в Роберте перемены того стоят. Пряча довольную улыбку, Эйден проворчал:

— Никогда еще не встречал человека, который оказывал бы мне так мало уважения, и притом, что вы единственный, кто постоянно называет меня епископом.

— Ладно, не злитесь, Эйден, — рассмеялся Роберт и хлопнул его по плечу. — Не хотите же вы, чтобы собравшиеся в зале подумали, будто мы ссоримся. Это произвело бы совсем не то впечатление, какое нужно. Так что лучше скажите мне: где здесь списки вновь прибывших?

К вечеру похолодало, и долину скрыл туман; из окна замка были видны только верхушки самых высоких деревьев, как утесы, торчащие из разлившейся серой реки. Над ними кружил десяток ворон, ныряя в туман, взмывая вверх, то все вместе, то поодиночке. Их крики казались эхом голосов незримой армии, устраивающейся на ночлег. Иногда волны тумана расходились, позволяя видеть горящий костер, сидящие вокруг огня фигуры, обходящих лагерь часовых. Ни суеты, ни спешки, просто спокойная готовность.

Дженн высунулась из окна так далеко, как только отважилась, но солнце уже село, а свечи горели у нее за спиной: ее никто не смог бы узнать издали. Пальцы ее заледенели, но Дженн только подышала на них, не желая лишаться возможности любоваться прекрасным видом.

— Если вы не поостережетесь, — сказала подошедшая к ней Маргарет, — вас кто-нибудь увидит.

— Вряд ли, да если и увидят, кто догадается, что я — это я? — с улыбкой ответила Дженн. — Простите меня, но не подкинуть ли дров в камин?

— Конечно, дорогая. — Маргарет сама положила на угли несколько поленьев. Дженн все же отошла от окна и встала рядом со старой дамой, глядя на огонь. — До чего же я рада, что вы с Робертом благополучно вернулись, — продолжала Маргарет, беря со стола свое вышивание. — Что Роберт думает насчет зтих дженерет?

— Он полагает, что они могут быть как-то связаны с Фелкри, но, не поговорив с ними, ни в чем нельзя быть уверенными. Может быть, Патрик, когда вернется, сможет рассказать больше.

— Будем надеяться, что с ним ничего не случится и он вернется.

— Конечно.

— Удивительно, что вы смогли понять так много из того, о чем они говорили. Ведь это была мысленная речь?

— Да, — кивнула Дженн. — В этом-то и заключается самая большая странность. Мы всегда считали, что мысленная речь доступна только тем, кто соединен Узами, но все дженерет говорили между собой, а не только парами. Роберт говорит, что ничего больше колдовским зрением в них не заметил, что они — не колдуны. Мне кажется, он хотел задержаться и узнать больше, но они так жаждали его смерти!..

— Потому что он… Враг?

Дженн улыбнулась тому, с какой наивной простотой Маргарет употребила это название, которое лишь недавно узнала.

— Должно быть, они что-то знают о пророчестве. Что еще им известно, можно только гадать. Может быть, когда здесь все закончится, мы сможем снова отправиться туда и попытаться их найти.

Маргарет вздохнула:

— Должна признаться, мне иногда бывает трудно уследить за всеми событиями.

— Ничего подобного, — рассмеялась Дженн. — Вы видите всех нас насквозь, только у вас достаточно здравого смысла, чтобы помалкивать.

Маргарет ответила Дженн невинным взглядом.

— Понятия не имею, о чем вы говорите. Дженн только улыбнулась и покачала головой.

* * *

«Роберт!»

«Да».

«Как идут дела?»

«Медленно. А у тебя?»

«Твоя матушка посматривает на меня с тайным подозрением. Боюсь, мне не так хорошо, как тебе, удается скрывать свои чувства».

«Что ж, после того как закончится собрание, придется все ей сказать — и Эйдену тоже. Если, конечно, тебя все еще привлекает эта странная идея венчаться. Должно быть, ты лишилась рассудка, раз собираешься выйти за такого закоренелого неудачника».

«Если идея странная, то кроме тебя винить в этом некого. Однако если ты передумал…»

«Ты шутишь?»

«Ладно, развлекайся!»

«Ты тоже!»

Как только неслышный голос Дженн умолк, Роберт откинулся в кресле и снова обвел взглядом собравшихся за длинным столом. Конечно, выбора у него не было: он должен был сесть на почетное место. Его оставляли для него свободным все, кто входил в зал; каждый из лордов считал при этом своим долгом во всеуслышание заявить, кого он считает своим предводителем.

Зал был залит светом двадцати огромных свечей, горящих на столе и в канделябрах по углам. На стене, противоположной камину, пылали факелы. Такое освещение позволяло хорошо видеть написанные почти на каждом лице беспокойство, озабоченность — и страх.

Роберт знал большинство собравшихся. Тут был, конечно, Макглашен, молчаливый, но все замечающий. Его глаза окружали темные тени, и Роберт предпочел бы освободить его от присутствия на этой встрече, лишь бы не видеть, с каким усилием Макглашен прячет свою боль. Однако Донал не согласился бы уйти. Он заплатил высокую цену за то, чтобы быть здесь. Слишком высокую, чтобы Роберт мог ему такое предложить.

Рядом с Макглашеном сидел Пейн, как всегда, элегантный и внимательный. Грант Каванах, которому, вероятно, предстояло потерять очень многое, раз он позволил мятежникам собраться в своих землях, старался по возможности внести в обсуждение нотку юмора. О практических шагах и необходимых решениях громогласно докладывали Деверин и Оуэн, лишь изредка обращаясь к Роберту за подтверждением. Были здесь и другие — люди, которых Роберт не видел многие годы. Дэниел Куртнэ, Гарольд Холланд, Кем Раскелл, Уолтер Мауни — друзья детства, никогда раньше и не подозревавшие, что он — колдун. Иногда кто-нибудь из них бросал взгляд в его сторону, немного укоризненный, немного озадаченный.

Только Эйден хранил полное молчание. Он сидел на противоположном конце стола, как будто не желая, чтобы его сочли одним из главных участников предприятия. Вокруг него собрались остальные церковники, громко задававшие вопросы, выкрикивавшие возражения, жаловавшиеся на трудности.

Среди сидевших вокруг стола были и совсем незнакомые Роберту люди. Некоторые из них были слишком молоды, чтобы Роберт мог видеть их при дворе, другие — совсем старики.

Именно их и было труднее всего убедить: это были богатые в прошлом купцы, торговля которых за последние двадцать лет увяла. Других, как Бергана Данна, графа Кордора, Роберт знал по слухам — как и тот Роберта.

Странно: хотя все они откликнулись на один призыв, сейчас, казалось, собравшихся под стенами замка воинов вовсе не объединяла общая цель. В зале не утихали споры.

— Все это прекрасно, — говорил Данн, — но нельзя же ожидать, что все мы ввяжемся в эту затею, не получив никаних гарантий. Откуда нам знать, чем дело кончится? Я потратил все свое состояние, чтобы привести сюда почти тысячу солдат. Не окажусь ли я в конце концов нищим?

Ответом ему был смех; чей-то резкий голос прокричал:

— Когда все мы окажемся на улице и будем побираться, ты-то будешь ездить в золотом седле, Берган!

— Да я же не только о деньгах говорю, глупец! — прорычал Данн. — Мы все рискуем жизнью, положением и даже самим существованием наших домов!

— Так вы, значит, хотите гарантий? — Гарольд наклонился вперед и положил на стол могучие руки. — Мы тут говорим о войне. Если вы боитесь рисковать, не следовало вовсе сюда являться.

Данн уже открыл рот, чтобы ответить, но тут вмешался один из священников:

— Вы тут препираетесь насчет денег, а могли бы подумать о том, в каком положении окажется церковь! Что нам делать с Бромом? Он ведь незаконно занимает место епископа, по праву принадлежащее отцу Маккоули. Ни один верный сын церкви не поддержит вас, если вы не дадите гарантий того, что отец Маккоули вернется на свое место.

— Ну а я не стану поддерживать никакого епископа, если тот не поклянется вернуть мне мои земли, — вмешался еще кто-то, — те земли, что в первый же год своего правления захватил Бром.

В зале поднялся шум; люди перекрикивали друг друга, спеша рассказать о еще более неотложной нужде, еще более ужасной трагедии, еще более вопиющей несправедливости. Роберт слушал, переглядываясь с Эйденом. Епископ слегка поднял брови, взглядом ободряя Роберта и призывая к терпению.

Наконец, кивнув ему, Роберт заговорил; его голос раскатился по всему залу. Все немедленно умолкли.

— Похоже, я недостаточно ясно объяснил свои намерения, так что не всем они понятны.

Роберт встал, положив руки на резную спинку кресла.

— Хотя я ценю, что все вы не побоялись явиться сюда, несмотря на связанную с этим опасность, все же должен подчеркнуть: собравшиеся здесь — не отряд, готовящийся совершить набег. У нас есть единственная цель, гораздо более важная, чем возвращение епископской кафедры даже самому достойному служителю церкви или восстановление прав на земли. Если бы это было все, чего я хочу, я отобрал бы у Селара Данлорн и Хаддон в тот же день, когда он послал туда войска. Теперь же мы стоим перед выбором: мы можем сидеть и спорить по поводу возмсжной добычи, а можем выступить против Селара, чтобы не дать ему напасть на Майенну и погрузить всю нашу страну в пучину бедствий. Выбор за вами.

В камине затрещали дрова, и Дженн, подобрав подол платья, отошла от огня. Она села к столу и взяла кубок.

Маргарет сидела напротив, старательно делая стежки при свете придвинутой поближе свечи.

— Как вы думаете, Финлею ничто не грозит?

— Почему вы спрашиваете? Маргарет вздохнула:

— Я знаю, вы виделись с ним недолго. Вы не могли заметить, каким беспокойным он стал. А уж теперь, когда Роберт собирается выступить в поход, а он не может присоединиться… Боюсь, Финлей этого не перенесет. И так уж плохо, что он не может покинуть Анклав… Ведь Финлей преклоняется перед Робертом. Он жаждет помочь брату.

Дженн бросила на Маргарет внимательный взгляд.

— А что вы думаете о предстоящей войне? Маргарет подняла глаза от вышивания.

— О войне — или об участии в ней Роберта?

— Пожалуй, об участии Роберта. Маргарет опустила руки на колени.

— Иногда мне бывает трудно поверить, что война в самом деле случится. А бывают дни, когда я чувствую, что Роберт шел к этому с того самого дня, когда погиб его отец. Он оказался так же скован, как и Тревор: тот умер, борясь за то, что считал правильным.

— Скован чем?

Маргарет вернулась к своей работе.

— Это и самые лучшие, и самые худшие цепи: любовь к своей стране.

— Это все чепуха! — рявкнул Данн, перекрывая раздавшиеся отовсюду голоса. — Простите меня, ваша светлость, но очень непрактично думать только о ближайшей цели, не принимая во внимание последствия. Армии не возникают из воздуха…

— Это мне известно, — спокойно ответил Роберт. — Однако дело в том, что, если мы не придем к согласию, последствия определенно окажутся для нас весьма тяжелыми. — Он подождал, пока шум снова стихнет. — Но в одном вы правы, милорд: то, что здесь происходит, просто смешно! Мы сидим здесь уже три часа, состязаясь в рассказах о том, кому труднее живется. Мне это представляется просто отвратительным, учитывая недавнюю потерю Донала. Я знаю, не все явились сюда, просто чтобы поговорить, но для меня остается загадкой: почему никто до сих пор не задал вопрос, ответ на который всех до смерти интересует?

Тишина теперь стала полной. Все собравшиеся отводили глаза, за исключением священников: те как один уставились на Маккоули. Епископ мгновение смотрел на свои руки, потом решительно взглянул на Роберта.

— Скажите им правду.

Роберту пришлось сделать усилие, чтобы сдержать улыбку. Потом он покинул свое место и двинулся вдоль стола. Люди поворачивались ему вслед, словно завороженные.

— Правда — великолепная вещь, она иногда оказывается самым могучим оружием, какое только можно себе представить. Но случилось так, что мне долгие годы пришлось лгать многим из вас. Сможете ли вы теперь поверить мне?

Макглашен наконец нарушил молчание:

— Выкладывайте, Роберт. Вы не хуже меня знаете, в чем причина всего этого разброда. Скажите нам: колдун вы или нет?

— Вы же знаете, что колдун, — просто ответил Роберт, не обращая внимания на начавшееся перешептывание. Он дошел до другого конца стола и остановился там, заложив руки за спину. — Некоторым это известно давно, другие только подозревали истину. В глубине сердец все хотели, чтобы так оно и было, но надеялись, что все-таки ошибаются. Так или иначе, пришла пора посмотреть в лицо реальности. Я — колдун, и изменить этого не может ничто.

— А собираетесь ли вы прибегать к колдовству, чтобы обеспечить нам победу? — открыто, без страха спросил отец Честер.

Теперь уже Роберт не мог сдержать улыбку.

— Я не могу ответить на такой вопрос. — Когда в зале снова раздался шум, Роберт поднял руку и продолжил: — Я сам не знаю. Я с уверенностью могу сказать, что в мои планы это не входит. Да и есть ли разница? — Роберт оперся о стол и наклонился вперед. — Есть ли разница? Уверяю вас: я был бы здесь, преследуя ту же цель, даже если бы никогда в жизни не слышал о колдовстве. Можете ли вы все сказать то же самое о себе?

Маргарет взяла с подставки у камина кувшин с подогретым вином и наполнила кубок Дженн. Несколько мгновений она стояла, обхватив руками кувшин.

— В чем дело? — спросила Дженн.

— Я хочу вам кое-что показать. — Маргарет подошла к своей постели и вытащила из-под нее длинный, завернутый в ткань предмет, в трех местах перевязанный лентой. Когда она развязывала ленты и разворачивала ткань, руки ее дрожали. Внутри оказался меч.

— Откуда он? — тихо спросила Дженн, подходя ближе. Ножны были из черной кожи с серебряными украшениями, за ними явно с любовью ухаживали. Массивная тяжелая рукоять сверкала золотом; на клинке Дженн увидела черненый силуэт орла.

— Он принадлежал Тревору, отцу Роберта, а до него — отцу Тревора. Я не знаю, давно ли он передается по наследству в роду Дугласов. Раньше он висел на почетном месте в зале, где Роберт советовался со своими соратниками. Роберт поместил его туда после смерти Береники и поклялся, что не обнажит иначе, как для битвы. Он также поклялся, что возьмет его в руки только для того, чтобы почистить или чтобы передать своему сыну. — Маргарет посмотрела в лицо Дженн, поглаживая холодную сталь. — Я увезла его с собой, когда покидала Данлорн, и хранила все это время в надежде, что меч все же потребуется Роберту.

— Он знает, что меч у вас?

— Нет. Я не уверена: может быть, он надеется, что меча больше нет… Как вы думаете — мне следует отдать его Роберту? Сейчас?

Дженн протянула руку и коснулась рукояти, провела пальцами по гладким крыльям черного орла — герба дома Дугласов.

— Может быть, не сегодня, но перед битвой — обязательно. Мне кажется… Роберту будет приятно вспомнить о том, что его отец сражался за то же.

Маргарет с легкой печальной улыбкой кивнула и начала снова заворачивать клинок. «… Дженн…» «Что?»

«Дженн… ради всего святого, помоги мне…» «Роберт? Нет… Финлей! Что случилось?»

«Благодарение богам! Ты хоть представляешь, как трудно мне докричаться из такой дали? Где ты, во имя Серинлета?»

Дженн отошла к окну и встала так, чтобы Маргарет не видела ее лица.

«Во Фланхаре. Что случилось? Я не думала, что смогу услышать тебя на таком расстоянии».

«Я тоже, но пришлось постараться — мне приказали. Что делаешь во Фланхаре?»

«Это долгая история. Почему тебе было так нужно связаться со мной?»

«Прости меня, Дженн, но у меня не было выбора. Ты должна вернуться в Анклав. Немедленно».

«Но почему? Что случилось? Я не могу сейчас позвать Роберта. Он занят с…»

«Да нет, Роберта это не касается. Приехать должна только ты… и Патрик, если он там. Ты должна выехать сегодня же, чтобы добраться вовремя».

Сердце Дженн оборвалось. Она с трудом заставила себя выдавить:

«Скажи мне, что случилось!»

«Прости меня, Дженн. Дело в Уилфе… Он умер прошлой ночью. Через восемь дней состоится собрание. И ты… ты должна Встать в Круг — ты ведь обещала».

Эйден не смел поднять на Роберта глаза. Он продолжал смотреть на свои руки, чувствуя свинцовую тяжесть на сердце. В полной тишине Макглашен поднялся со своего места; ножки его кресла заскрежетали по камню пола. Он медленно обвел взглядом сидевших за столом, словно пытаясь всех запомнить, и наконец посмотрел на Роберта, сделал глубокий вдох и выпрямился во весь рост.

— Вы правы. Не думаю, что тут есть хоть какая-то разница. Для нашего дела не важно, колдун вы или нет. Должен признаться: я был одним из тех, кто гадал и сомневался — до того, как вы нанесли удар в Элайте. Однако в отличие от других я рад тому, что вы обладаете силой, которой нет у других и которую мы можем использовать для того, чтобы свергнуть узурпатора.

Эйден заметил, что Роберт нахмурился:

— Я совсем не собираюсь…

— Простите, Роберт, но нужно смотреть правде в глаза: выбора у вас нет. В тот момент, когда вы решили с оружием в руках выступить против Селара, вы, так сказать включились в игру. Этого некоторые из нас ждали больше двадцати лет. Да, то обстоятельство, что вы колдун, несколько осложняет ситуацию, но к этому я еще вернусь. Вы должны понять одно: люди, собравшиеся и в этом зале, и за стенами замка, ожидают, что вы поведете их в битву…

— Но…

— И что потом вы взойдете на трон.

Роберт стиснул зубы и на шаг отступил от стола. Эйден поймал себя на том, что медленно качает головой, и заставил себя остановиться. Как мог он не предвидеть этого?

Макглашен продолжал, еще раз оглядев молча сидящих за столом людей:

— Я знаю, каковы ваши возражения, Роберт, но если вы откажетесь стать королем, на битву за вами никто из нас не пойдет. Да и ради чего? Можно просто присоединиться к Селару, помочь ему завоевать Майенну и разбогатеть на добыче. Однако мы хотим не этого. Мы хотим, чтобы нам вернули нашу собственную страну и чтобы в ней правил человек, который нас не предаст, — даже если этот человек окажется колдуном.

Тишина в зале стала другой: Эйден заметил, как люди согласно кивают.

— Вы не можете не видеть, Роберт, что другого человека, который мог бы объединить страну, просто нет. Нет нужды сообщать народу о том, что вы…

— И построить все здание на лжи? — перебил его Роберт.

— Лучше такая ложь, чем тирания Селара, — сказал Пейн, вставая рядом с Макглашеном.

— Вы тоже?

— Уж простите, Роберт, но все мы так думаем. Роберт по очереди посмотрел на всех сидевших за столом.

На этот раз никто не отвел глаз.

— Но я не могу… стать королем. Я не хочу короны.

— Это не имеет значения.

— Не имеет значения… Но я не имею прав на престол. Последний брак, соединивший мой род с королевским, свершился семь поколений назад. Проклятие, ваши права больше моих!

— И все равно трон должны занять вы, — упорно держался за свое Макглашен. — Ваши права можно подкрепить, сделать так, чтобы никому не пришло в голову спорить.

Не медля ни секунды, он повернулся к двери и кивнул стражнику. Воин распахнул створки, и в зал спокойно вошел человек… Раздались изумленные и полные ужаса восклицания.

— Кандар! — прошептал Роберт.

— Приветствую вас, ваша светлость, — поклонился ему Кандар, не глядя ни на кого в зале.

Эйден не смог усидеть на месте. Джордж, граф Кандар, был кузеном Селара. Он предал родича, чтобы спасти королеву, на его руках она умерла… Но что он здесь делает?

Казалось, что Роберт первым догадался об этом; на остальных лицах не было написано ничего, кроме удивления.

Макглашен одной фразой внес полную ясность:

— Шесть лет назад наша благословенная королева бежала от своего деспота супруга; ее сына захватили и вернули отцу, но принцесса все еще находится на свободе.

— Но… — выдохнул Роберт. Макглашен безжалостно продолжал:

— Ваш брак с принцессой Галиеной даст законное основание сменить Селара на троне. Королева Розалинда происходила из дома Маккенна, породнившегося с королевским родом Россов всего пять поколений назад. Этот брак даст вам все права, какие могли бы понадобиться. Обвенчайтесь завтра с Галиеной, и армия выступит в поход, как один человек.

Эйден не мог отвести взгляда от внезапно побледневшего лица Роберта. В попытке остановить Макглашена он воскликнул:

— Но принцесса еще дитя!

— Ей шестнадцать, — возразил Кандар. — По закону она достигла совершеннолетия. Как и ее мать, принцесса всей душой предана Люсаре. Я говорил с ней об этом браке, и она готова принести любую жертву, если это поможет спасти ее родину.

Эйден почти физически ощущал напряжение, охватившее Роберта. Его глаза метали зеленый огонь. Однако ни сказать, ни сделать епископ ничего не мог. Решать предстояло Роберту.

Решать… Но выбора на самом деле нет…

Роберт резко отвернулся от Макглашена и посмотрел на сидящих за столом. Каждый, кто встречался с ним глазами, отшатывался, как от удара.

— Вы хотите сказать, что не выступите против Селара, если я не женюсь на этой девочке? Если не соглашусь убить ее отца и надеть на себя корону? Вы собрались здесь, чтобы этого от меня потребовать?

— Роберт, прошу вас! — начал Пейн, но взгляд Роберта пригвоздил его к месту.

— Молчите! — Лицо Роберта было неподвижным, он с огромным усилием держал себя в руках. Потом Роберт повернулся и покинул зал.

ГЛАВА 20

Роберт метался по замку, не обращая внимания на то, куда несут его ноги. Никто за ним, к счастью, не пошел. Он взлетал по лестницам, перепрыгивая через три ступеньки, проносился по галереям и, достигнув следующей лестницы, скатывался вниз. Ему необходимо было избавиться от пожирающего его пламени, дать ему погаснуть.

Однако все было бесполезно. Роберт слишком хорошо знал, где хочет оказаться, — и где побывать ему было необходимо. Он разнес бы в щепы дверь в покои своей матери, если бы хоть на мгновение дал волю своему гневу. Все же Роберт сумел заставить себя постучать, прежде чем войти.

— Прости, матушка, но мне нужно поговорить с Дженн.

Маргарет поднялась и бесшумно, как привидение, покинула комнату. На лице ее была написана тревога, но Роберт бросил на леди Маргарет лишь мимолетный взгляд. Он сразу же повернулся к Дженн, которая стояла у окна, положив руки на узкий каменный подоконник.

Когда за его матерью закрылась дверь, Роберт двинулся вперед, но остановился, не дойдя до стола. Дженн на него не взглянула. Ее лицо было обращено к холодной ночи, окружающей замок, она смотрела в бездонную темноту.

Несмотря на обуревающие его чувства, Роберт заговорил с Дженн спокойно и мягко:

— Что случилось?

— Ничего.

— Не обманывай меня.

— А ты скажешь мне правду? — Дженн наконец повернулась к нему, и теперь Роберт отчетливо видел ее лицо — бледное, с огромными синими глазами. — Теперь я знаю, как дженерет узнали, что ты явился в замок Бу. Тогда демон едва не покорил тебя полностью. Вот и сейчас ты стоишь здесь, окруженный его миазмами. В чем дело?

Дженн дышала с трудом, как будто ей приходилось бороться с чем-то столь же ужасным, как и Роберту. В ее глазах блестели непролитые слезы. Может ли быть, что она уже каким-то образом узнала?.. Неужели ей известно, почему он пришел к ней?

Со вздохом Роберт пересек комнату и заключил Дженн в объятия. Ее тело было напряжено, Дженн отчаянно старалась сохранить самообладание. Роберт посмотрел ей в лицо и нежно коснулся его пальцами. В глазах Дженн больше не было слез, но они продолжали ярко блестеть.

— Расскажи мне все, — прошептала она.

В ответ Роберт поцеловал ее, пытаясь хоть на мгновение отдалить признание.

— Макглашен и остальные желают, чтобы я женился на принцессе Галиене и вступил на трон.

Глаза Дженн широко раскрылись.

— О боги! И когда же?

— Завтра на рассвете — чтобы к моменту выступления армии все свершилось.

Дженн не пошевелилась, даже не моргнула. Роберт сжал ее руку.

— Дженни, я мог бы жениться на тебе и получить тем самым гораздо большие права на корону, но я не хочу подвергать тебя такой опасности — ведь тогда Нэш сразу явится за тобой.

— Значит, ты должен жениться на Галиене, — рассеянно ответила Дженн. — У тебя нет выбора.

Нет! Отделаться таким ответом он ей не позволит! Роберт стиснул плечи Дженн.

— Я не хочу — не хочу ни убивать Селара, ни занимать его проклятый трон! Я даже этой ужасной войны не хочу! Все получается не так! Если я на ней женюсь…

— Но ты должен, Роберт. — Дженн ответила холодно, она оставалась напряженной и далекой в объятиях Роберта, как будто уже отказалась от него. Ее голос звучал ровно и отстраненно. — Ты же знаешь, счастье Люсары важнее наших желаний. Мы не можем пожертвовать своей страной и народом ради нашей любви: мы такого никогда себе не простили бы. Разве смогли бы мы быть счастливы после этого?

— Уж не хочешь ли ты сказать, что желаешь моего брака с Галиеной?

— Если ты женишься на мне и объявишь об этом, когда все верят, что я погибла, как будут люди смотреть на свою будущую королеву? Сразу поползут слухи о том, что я колдунья, что я убила собственного супруга ради того, чтобы стать твоей женой. И еще… У Эндрю темные волосы, как у тебя. Все решат, что он — твой сын, что мы давно уже составили заговор… Неужели мне нужно все это тебе объяснять? У тебя нет выбора, Роберт, и мы оба это знаем. — Дженн не сразу смогла посмотреть Роберту в глаза; в них он прочел отражение собственного отчаяния. Роберт прижал к себе Дженн, почувствовал, как ее руки обвили его шею. Ему было так необходимо запомнить все это… ему была так необходима Дженн! Он снова поцеловал ее и не разжимал объятий так долго, как только посмел.

Но нестерпимый момент все-таки наступил. Теперь Дженн смотрела на Роберта с выражением решимости, глубоко спрятав горе. Ее пальцы нежно коснулись его губ.

— Пойди и сообщи им о своем решении.

— Ты же знаешь, как я тебя люблю, но не желаешь бороться за наше счастье. Почему? Ты раньше говорила о том, что я должен найти другой путь, а теперь…

Дженн высвободилась из его объятий и отсупила назад.

— Прошу тебя, Роберт, — уходи!

Она снова отвернулась к окну. Роберт чувствовал, что не в силах пошевелиться, что не может найти слов, которые изменили бы ее решение. Дженн сдалась. Что он может сделать?

Роберт молча повернулся и, не оглядываясь, вышел из комнаты.

Зал был почти пуст; немногие, кто еще не разошелся, тихо беседовали между собой. После нескольких часов криков и споров этот приглушенный гул голосов действовал на Эйдена, как успокоительный бальзам. Он в одиночестве сидел у стола. Епископ казался себе сейчас никому не нужным, его пальцы рассеянно скользили по выжженным в дереве стола буквам — когда-то Роберт преподал ему здесь хорошо запомнившийся урок сэльской грамматики.

Скрип кресел и шаги предупредили Эйдена о том, что остальные расходятся. Дверь за ними закрылась, но Пейн не ушел вместе со всеми. Побарабанив пальцами по подлокотнику кресла, он поднялся, подошел к Эйдену и нерешительно кашлянул.

— Вы считаете, что мы не правы, епископ? Тот поднял голову.

— Вы меня спрашиваете — теперь? Разве мое мнение может что-то изменить?

— Значит, вы полагаете, что мы не правы.

Пейн был красив и элегантен, хоть и одет без излишней роскоши. Все знали, что он пользуется успехом у дам и никто при дворе не может с ним в этом соперничать. Если такое поведение и могло бы вызвать упрек в его адрес, во всем остальном Пейн руководствовался честью и любовью к своей стране. Он был одним из тех, кто помог освободить Эйдена из застенков Селара. Он сумел в течение десяти лет оставаться членом королевского совета, маневрируя и находя компромиссы, чтобы иметь возможность творить добро. И вот теперь он здесь и знает, что, если когда-нибудь окажется в руках Селара, его ждет особенно тяжкое наказание. Может быть, именно поэтому Пейн, как и Макглашен, готов всеми силами добиваться желаемого.

— Да, я думаю, что вы не правы, хотя и не по той причине, которая кажется очевидной. Только какое это теперь имеет значение? Роберт согласился жениться на бедняжке-принцессе. Войско, выступив в поход, будет теперь единым.

— В противном случае удалось бы нам этого добиться? Эйден встал и аккуратно придвинул кресло к столу.

— Вы хотите, чтобы я дал вам отпущение грехов?

— Я хочу, чтобы вы объяснили мне, епископ… — Пейн обвел рукой пустой зал. — Эти люди многие часы препирались здесь, потому что они боятся. Боятся не выступить против Селара, боятся даже не поражения — они боятся того, что будет после. Это похоже на страх перед тем, что ждет человека после смерти. Как священник, вы наверняка хорошо это понимаете.

Эйден повернулся, собираясь уйти, но Пейн остановил его, положив на плечо руку.

— Рассказывал ли вам Роберт, как он спас Селару жизнь?

— Нет.

— Это случилось во время битвы при Селуте. Отец послал Роберта за подкреплением. Когда он возвращался на поле битвы, он заметил человека, тонущего в реке. Конечно, Роберт бросился в воду и вытащилего, не подозревая, кого спасает. Через несколько часов этот человек возложил на себя королевскую корону Люсары, а погибший отец Роберта лежал у его ног.

— Почему вы мне об этом рассказываете?

— Потому что я хочу, чтобы вы поняли, — горячо проговорил Пейн. Морщинки, которыми усталость окружила его глаза, заставляли графа казаться старше его тридцати пяти лет. — Эта история известна очень немногим, но мне Роберт рассказал, как все было, потому что мой брат сражался сначала на стороне Селара — из желания отомстить за поражения во время Смуты. Я очень стыдился того, что брат предал нашу страну.

— Я все-таки не понимаю…

— Я спрашивал Роберта, не жалеет ли он о том, что спас Селару жизнь. Он ответил — «нет», и знаете почему? Потому что, сказал он, войско Селара все равно выиграло бы ту битву, но вместо безжалостного короля, стремящегося создать новое государство, мы получили бы бесконечную гражданскую войну, гораздо более беспощадную, чем кары, которые обрушил на страну Селар. Люсара захлебнулась бы кровью.

Пейн больше не удерживал Эйдена, но теперь епископ не спешил уйти. Он смотрел на Пейна новыми глазами. Да, на лице молодого человека были написаны угрызения совести, но причина их лежала не в том, что было когда-то.

— Роберт по доброй воле не станет убивать Селара.

— Может быть, ему и не придется этого делать, — ответил Пейн. — Может быть, войско пошло бы за ним, что бы он ни решил насчет Галиены. Я ведь говорю не о тех людях, что собрались здесь: они уже выступили против короля. Я говорю о народе Люсары, чей единственный герой стал человеком, проклинаемым и церковью, и Гильдией. Пойдет ли все же народ за ним? Поможет ли его войску? Станет ли укрывать раненых, если это понадобится? — Пейн провел руками по лицу и покачал головой: — Ведь если мы проиграем на этот раз, какая-то надежда у народа все же останется.

— Галиена не заставит колдовство исчезнуть.

— Нет, конечно, но она поможет его скрыть, а сейчас нам ничего другого и не нужно. — Пейн повернулся и двинулся к двери. Уже открыв ее, он помедлил. — Объясните это Роберту, хорошо? И передайте, что я очень сожалею.

* * *

Незадолго до рассвета прошел дождь, и теперь, когда солнце выглянуло из-за холмов, леди Маргарет с наслаждением вдохнула свежее дыхание сада, пробуждающегося после долгой зимы. Хотя спина ее болела, а глаза слипались после бессонной ночи — заснуть ей не давали мысли о том, что принесет сегодняшний день, — старая дама с удовольствием прошлась по дорожкам.

Никто не знал, куда отправился Роберт. Замок бурлил, новости передавались из уст в уста. По мере приближения дня выступления в поход в войске чувствовалось все большее напряжение, и новость о предстоящем венчании оказалась подобна искре, упавшей на сухой хворост. Леди Маргарет знала, что готовится салют в честь события, а на берегу реки накрываются столы. Людям был нужен праздник.

От леди Маргарет ожидалось, что она — как и все прочие — исполнит свой долг. Поскольку в замке было всего несколько женщин, ей предстояло заняться поспешными приготовлениями к бракосочетанию, присмотреть за тем, чтобы все прошло как надо. Слишком много глаз высматривало возможные предзнаменования, чтобы позволить произойти чему-то нежелательному.

Маргарет подняла голову и распрямила плечи. Нужно было браться за дело. Она направилась к выходу из сада и, обойдя купу деревьев, оказалась перед скамьей. На ней сидели две женщины; рядом с ними стоял высокий мужчина. Одна из женщин была одета в скромное серое платье, волосы ее скрывало покрывало. Самах была все еще очень красива, с возрастом она становилась все больше похожа на старшую сестру, Розалинду. Рядом с ней сидела молоденькая девушка, принцесса Галиена. Увидев леди Маргарет, обе женщины встали. Их спутник, граф Кандар, коротко поклонился. Госпоже Маргарет раньше не случалось с ним встречаться, но все в нем говорило о том, что перед ней — человек чести.

— Простите меня, — с улыбкой произнесла старая дама, — боюсь, что у нас тут царит неразбериха.

Хотя ей исполнилось всего шестнадцать, Галиена ростом не уступала своей тетке; у нее были русые волосы и светло-карие, как осенняя листва, глаза. Даже оказавшись в непростой ситуации, она сумела сохранить спокойствие и держалась с тем же удивительным достоинством, которым отличалась ее мать.

— Епископ Маккоули все приготовил к венчанию, — продолжала Маргарет. — Часовня должным образом украшена, свидетелями будут все собравшиеся в замке. Скажите мне, милорд, — обратилась Розалинда к Кандару, — вы собираетесь сопровождать принцессу в Люсару?

Однако ответила на вопрос Галиена.

— Нет. — Она говорила твердо, как будто отвечала на много раз звучавшие возражения. — Граф и моя тетушка останутся здесь как гости герцога Фланхара.

— Галиена… — попытался протестовать Кандар, но девушка решительно покачала головой, глядя ему в глаза.

— Это слишком опасно. Вы ведь кузен моего отца. Вы же знаете, что ждет вас и Самах, если вы окажетесь у него в руках. Прошу вас! Я буду в безопасности и к тому же смогу не беспокоиться за вас, если буду знать, что вы здесь, где вам ничто не угрожает.

Кандар с несчастным видом опустил голову.

— Милорд, — сказала Маргарет, стараясь успокоить его, — вы не должны бояться за принцессу. Я сама буду ее сопровождать, и к тому же ее будет охранять целая армия, не говоря уже о моем сыне.

— Я предпочел бы сражаться, — упрямо возразил Кандар. — Мне есть за что посчитаться с кузеном.

— И все равно, — Галиена положила руку ему на плечо в попытке смягчить прозвучавшую в его голосе горечь, — нужно же, чтобы кто-то охранял тетушку, — как вы и обещали.

— Конечно. Ваша светлость, позвольте мне удалиться. — Кандар поклонился и ушел.

Дамы вновь уселись на скамью.

— Он гордый человек, — прошептала леди Маргарет.

— Да, очень, — кивнула Самах. — И он очень переменился после смерти моей сестры. Только клятва, которую он дал ей, — заботиться о нас — помешала ему вернуться и отомстить.

Маргарет заметила, что разговор на эту тему смутил Гали-ену, и поспешила заговорить о другом:

— Я уверена, что Грант хорошо позаботится о вас. Он очень гостеприимно принял Роберта. Не сомневаюсь, что мой сын сам обо всем сказал бы вам, если бы не…

— Что? — тихо спросила Галиена. Решительный взгляд ее глаз странным образом успокоил Маргарет.

— Мне очень жаль, но Роберт куда-то исчез. Он, конечно, будет ждать вас в часовне, но он упомянул, что хотел бы поговорить с вами до церемонии. Не знаю, что случилось, но уверена…

— Все в порядке, матушка.

Леди Маргарет повернулась на голос и увидела, как в садовую калитку проскользнул Роберт. Как всегда, он был одет в черное, но цвет одежды не мог сравниться с мраком в его глазах. Остановившись перед скамьей, он кивнул Самах:

— Вы хорошо выглядите, миледи. Климат южных стран был к вам милосерден.

— Благодарю, ваша светлость.

Роберт повернулся к Галиене, и принцесса встала. Долгое мгновение никто из них не нарушал молчания. Затем Роберт, нахмурив лоб, заговорил:

— Я хочу задать вам вопрос: вы готовы согласиться на этот брак по собственному выбору? Не принудили ли вас Кандар, Макглашен или кто-то еще?

— Никто меня не принуждал, ваша светлость, — прошептала Галиена, опуская глаза.

— Тогда почему вы согласились?

— Потому что… — Девушка запнулась и бросила быстрый взгляд на Самах и Маргарет. — Я знаю своих отца и брата. Моя матушка заплатила жизнью, пытаясь найти способ спасти Люсару. Если я не соглашусь, смогу ли я сказать, будто сделала все, что могла? Я немногое могу вам дать, но хочу сделать все, что от меня зависит. И еще… я хочу вернуться домой.

— Вы хотите смерти своего отца? — В утренней тишине голос Роберта прозвучал холодно и резко.

Галиена подняла на него глаза и ответила не колеблясь:

— Нет!

Роберт стоял перед ней, выпрямившись во весь рост, на лице его ничего невозможно было прочесть. Наконец он кивнул:

— Хорошо. Матушка, пойдемте.

Он скрылся за деревьями прежде, чем леди Маргарет успела попрощаться с Самах и Галиеной. Она поспешила следом, но Роберт не ушел далеко: он ждал ее у двери, ведущей в замок. Оглянувшись, чтобы удостовериться — их никто не слышит, он заговорил, не глядя на мать:

— Матушка, я знаю, тебе пришлось нелегко. С тех самых пор, как мы с Микой вернулись в Люсару, дела идут все хуже и хуже. Мне хотелось бы сказать, что моей вины тут нет, но мы оба понимаем, что это была бы ложь. Мне также хотелось бы сказать, что теперь все пойдет на лад, но… — Роберт помолчал, шумно дыша, словно ему не хватало воздуха, и глядя в землю. — Я хочу просить тебя об одолжении. Я сделал бы это и сам, но будет лучше, если ей скажешь ты… Нужно заставить ее понять…

Маргарет протянула к сыну руку, но тот, качая головой, попятился от нее.

— Пожалуйста, матушка, выслушай меня. Я хочу, чтобы ты поговорила с Галиеной. Я хочу, чтобы ты объяснила ей… что наш брак никогда не станет… настоящим браком. Ты поняла?

— Ох, Роберт! Не причиняй такого зла себе… и ей. Умоляю тебя!

— Нет. — Роберт поднял руки и решительно взглянул в глаза матери. — Я уже давно привык к тому, что мне приходится действовать исключительно из чувства долга; и теперь я готов перенести это венчание только потому, что должен. Однако существуют два обстоятельства, которые никогда не переменятся. Я никогда не полюблю это дитя — не полюблю так, как полагалось бы супругу. Ни теперь, ни в будущем. И еще: я не могу рисковать тем, что появятся дети. Причину этого я не могу тебе открыть. Я прошу тебя поверить мне и помочь. Ты женщина, ты сможешь помочь ей понять… и сделаешь это мягко. Я не хочу причинять боль девочке. Так поговоришь ты с Галиеной?

Маргарет закусила губу, но не смогла удержать слез. Она молча кивнула.

Роберт наклонился и поцеловал ее в щеку, потом повернулся и вошел в замок.

Церемония могла бы быть и покороче, но предводители повстанцев приказали епископу Маккоули не пропустить ни единой мелочи, чтобы сделать венчание совершенно безупречным в глазах закона. Нельзя было допустить, чтобы впоследствии возникли какие-либо сомнения. Маргарет с нетерпением ждала, когда же все кончится.

Часовня выглядела довольно сурово; ее украшали лишь первые весенние цветы, которые за остававшееся короткое время удалось собрать леди Маргарет. Гости тоже были одеты не столь уж нарядно, но епископ Маккоули придал церемонии так много торжественности и теплоты, что воздух в каменной часовне, казалось, потерял часть своего леденящего холода. Эйден был, конечно, редким человеком.

За венчанием, как полагается, последовал пир, и празднование затянулось. Особенно веселились за пределами замка.

Воины встретили Роберта и Галиену, когда те перед закатом вышли на крепостную стену, громкими приветствиями.

Потом наконец леди Маргарет смогла пожелать новобрачным доброй ночи. Она очень устала, и хотя была здоровой женщиной и ни разу в жизни не болела, сейчас чувствовала все свои пятьдесят два года. Оказавшись в своей комнате, леди Маргарет села на кровать, не имея сил даже раздеться.

Ее взгляд невольно остановился на аккуратно застеленной постели Дженн у противоположной стены. Дженн в комнате не было, что, впрочем, не удивило Маргарет. Однако где все же она?

Наверное, нашла местечко в замке, где может побыть в одиночестве. Кто мог бы ее за это винить? Леди Маргарет не сомневалась: в Будланди между Робертом и Дженн произошло что-то замечательное… а теперь всему пришел конец.

Маргарет с трудом поднялась и только теперь заметила на столе письмо. На чистой стороне сложенного листа было написано единственное слово: «Роберту».

Леди Маргарет взяла письмо и повертела в руках. Следует ли ей побеспокоить Роберта? Наверняка письмо можно отдать и утром.

Леди Маргарет положила письмо на стол и стала раздеваться. Да, она передаст письмо утром. Не стоит спешить с еще одной плохой новостью.

Эйдену очень не нравилась тишина в замке. Он казался лишенным жизни, как занесенная зимним снегом могила. Неужели Эйден единственный, кто это замечает?

Несколько ближайших друзей Роберта сидели вокруг стола; все они успели хорошо подвыпить. Все остальные, включая принцессу, давно легли спать — ни у кого, правда, не хватало духа обсуждать это обстоятельство. Немногие оставшиеся в зале смеялись и шутили. Роберт, сидевший ближе к двери, не проявлял ни интереса к беседе, ни рассеянности: когда к нему обращались, он вежливо отвечал и даже иногда улыбался.

Однако от его спокойствия по спине Эйдена бегали мурашки. Надеясь, что в шуме никто ничего не расслышит, он наклонился к Роберту и прошептал:

— С вами все в порядке? Тот кивнул:

— Да, все прекрасно. Боюсь, я выгляжу хуже, чем на самом деле себя чувствую.

— Не особенно утешительно, — буркнул Эйден и был вознагражден улыбкой. — Вы поговорили с Дженн? — отважился он спросить.

Взгляд Роберта стал острым.

— Я не видел ее с прошлого вечера. Пожалуйста, Эйден, не нужно касаться этой темы. — Роберт положил локти на стол и опустил голову на руки; теперь никто, кроме Эйдена, не видел его лица. — Я должен перед вами извиниться.

— За что? — удивленно спросил Эйден.

— Иногда я не могу скрыть своих чувств и лелею свою боль, как любимого зверька. Можно подумать, что я здесь единственный, кому приходится приносить жертвы. Я ненавижу свою слабость, но бывает, что не могу с ней справиться.

— Вы прощены, — улыбнулся Эйден.

— На самом деле нет, — сведя брови, возразил Роберт. — И никогда не буду прощен. — Взгляд его словно обратился внутрь.

— Что это значит?

— Ваша светлость! — в зал вошел Деверин, в отличие от остальных бодрый и трезвый.

— В чем дело? — Роберт повернулся к нему и сразу заметил, что следом за Деверином в зал поспешно вошел кто-то еще. — Мика!

Молодой человек с широкой улыбкой подошел к нему, и Роберт радостно хлопнул его по плечу.

— До чего же я рад тебя видеть!

— Я тоже, милорд. — Мика поднял кубок, который кто-то ему подал. — Хотелось бы мне только, чтобы обстоятельства нашей встречи были иными.

Встретившись с Робертом глазами, Мика медленно кивнул:

— Значит, пора?

— Да. Войско Селара выступило.

Роберт еле заметно улыбнулся, потом заговорил, и голос его раскатился по залу:

— Деверин, вытаскивай из постелей командиров! Буди всех. Не важно, что они пьяны: нам предстоит заняться делом. Мы выступаем на рассвете!

Одолжив у кого-то из священников парадное одеяние, Эйден, взбодренный прохладным утренним воздухом, дал благословение выступающей армии, направляющейся к южному побережью. Пять тысяч воинов, их кони, запряженные быками повозки, больше стягов, чем Эйден сумел пересчитать… Впервые за семь лет он давал епископское благословение, и церемония заставила его испытать глубокое благоговение. К счастью, никто, кроме Роберта, не заметил его волнения. Они вместе вернулись в замок под барабанный бой.

— Ну, епископ, теперь вы не сможете помешать мне так вас называть, — тихо сказал своему спутнику Роберт. — Вы совершили официальный обряд — настолько официальный, насколько это пока возможно. Так что следует видеть в случившемся хорошую сторону.

— А таковая существует?

— Все могло быть хуже, — ответил Роберт. В отличие от почти всех в замке он не выказывал признаков усталости — скорее наоборот. Теперь ему было куда направить свою энергию, у него появилось настоящее дело.

— Вы правы, — признал Эйден, когда они вошли в ворота и стали пересекать двор. — Однако могло быть и много лучше.

— Ах, что вы, священники, за люди, — еле заметно улыбнулся Роберт, — вечно на что-нибудь жалуетесь! Послушайте, Эйден, вы ведь наконец делаете то, для чего были рождены. Я никогда не встречал человека, настолько преданного своему призванию. И нравится вам это или нет, вы — помазанный епископ Люсары. Изменить это может только ваша смерть.

— Дело не в этом. Меня всегда смущало другое… Роберт подождал, пока их сопровождающие разошлись, потом остановил Эйдена у двери.

— Ну да, я знаю, вы всегда считали, что не заслуживаете епископской тиары.

— Откуда вы…

— Я же не слеп, друг мой. Почему, как вы думаете, я только тем последние пять лет и занимался, что напоминал вам о том, кто вы такой? Вы долго ждали сегодняшнего дня, так наслаждайтесь им! Никто лучше вас не может служить церкви и народу, и вы скоро убедитесь, что прекрасно со всем справляетесь, — нужно только перестать упрекать себя.

Эйден вытаращил глаза на Роберта.

— Ну, знаете ли, услышать такое — и от вас!

— Именно, — ничуть не смутившись, рассмеялся Роберт. В зале их ждал Каванах; несколько человек укладывали бумаги, которыми был завален стол. Оставались также Деверин, Оуэн и Мика.

— Что ж, пора в путь, — сказал Роберт, останавливаясь перед Каванахом. — Можешь теперь получить свой замок обратно.

— Проклятие, Роберт! Сколько раз нужно тебе говорить, что замок — твой! — Каванах широко раскинул руки. — У меня есть еще не меньше дюжины. В конце концов, человек же не может жить разом в нескольких домах.

— Особенно в том доме, где гости устроили такой беспорядок, — улыбнулся Роберт. — Будь осторожен, Грант. Внимательно следи за тем, что творится на границах.

— Напрасно ты отказываешься от подкрепления. Может, все-таки возьмешь отряд — на всякий случай?

— Если подкрепление понадобится, значит, мы уже проиграли. Кстати, войска особенно пригодятся тебе, если мы потерпим поражение.

Каванах кивнул и подергал себя за бороду. Несколько мгновений они стояли, глядя друг на друга, потом Грант обнял Роберта и похлопал его по спине. Резко повернувшись, он махнул своим людям и вышел. Роберт повернулся к Деверину и Оуэну:

— Первые корабли выйдут в море, как только начнется отлив. Если ветер будет попутным, вы через восемь, самое большее девять дней будете в Ааране. Как только причалите, вышлите разведчиков. Потом двигайтесь на север и остановитесь в двух днях пути от Шан Мосса. Если я до этого времени не присоединюсь к вам…

— Уж лучше присоединитесь, милорд, — проворчал Де-верин. — Иначе там окажется пять тысяч очень злых воинов, обшаривающих все окрестности в поисках вас.

Когда смех стих, Роберт окинул взглядом зал.

— Матушка уже спустилась? Надеюсь, она готова в дорогу.

— Она помогает собираться леди Самах, — ровным голосом сообщил Эйден, — и вашей супруге.

— Ах вот оно что. А где…

Роберт не договорил: в зал вошли леди Маргарет, Галиена и Самах, одетые в дорожные плащи. Несмотря на все, что выпало ей на долю в последние дни, принцесса держалась удивительно спокойно и решительно.

— Все готовы? — Роберт задал вопрос, ни к кому в отдельности не обращаясь; ответила ему Галиена:

— Да, милорд.

Еще раз окинув всех взглядом, Роберт отвел Галиену в сторону и стал что-то тихо ей говорить. Эйден не мог расслышать слов, но заметил, что принцесса кивнула, не сводя глаз с Роберта.

— Святой отец, — на ухо Эйдену шепнул Мика, — с ним все в порядке?

— По чести говоря, не знаю. Почему ты спрашиваешь? Мика нахмурился:

— Не уверен, но мне кажется…

— Ну и почему вы все стоите? — повернулся к ним Роберт. — Разве тут никто не собирается на войну?

— Иногда я сомневаюсь, что ты — действительно мой сын, — с улыбкой сказала леди Маргарет.

Роберт ухмыльнулся:

— Я давно советовал тебе, матушка, отречься от меня, но ты, как обычно, не обратила на мои слова внимания.

— Зато теперь я к твоим словам стану прислушиваться. Да, — она протянула Роберту сложенный и запечатанный лист бумаги, — это для тебя.

Роберт, хмурясь, взял его и развернул, и сразу же в нем появилось что-то, что заставила Эйдена замереть на месте. Пока Роберт читал, его словно окутывало темное облако; лицо его побелело, глаза расширились и стали бездонными.

— О, милосердная Минея! — выдохнул он с ужасом. Он поднял от бумаги невидящий взгляд. Только Мике хватило смелости подойти к нему.

— Что случилось?

Роберт мгновенно стряхнул с себя оцепенение; каждое его слово, каждый жест снова наполнились энергией.

— Оуэн, пусть мне оседлают коня. Я уезжаю немедленно. Деверин, ты позаботишься о том, чтобы последние отряды выступили не задерживаясь. Все остальные отправятся с Де-верином.

— Но в чем дело? — не отставал Мика. — Что случилось?

— Умер Уилф.

— Да помогут нам боги!

— Дженн отправилась на собрание Анклава. Она собирается Встать в Круг, Мика. Она это сделает и будет избрана. — Роберт рванулся к двери. — Я должен ее остановить!

ГЛАВА 21

День за днем Мика, словно в трансе, скакал следом за Робертом. Он мог думать только об одном: как бы не отстать. Нужно держаться. Роберт не станет его ждать. Мимо проносились прекрасные холмы южной Люсары, безразличные к горестям людей.

Дженн опережала их на полтора дня, и Роберт страстно хотел перехватить ее, прежде чем она достигнет Голета, но пока удача ему не сопутствовала. Каждые несколько часов Роберт останавливался, и по особому выражению его глаз Мика догадывался, что он пытается найти Дженн колдовским зрением, но безуспешно.

Отец Эйден рассказал Мике о путешествии Роберта и Дженн в Будланди и о том, что ожидало их по возвращении. Однако Мика чувствовал, что за спешкой Роберта скрывается что-то еще, что-то, никак не связанное с его обычным беспокойством по поводу пророчества.

Иногда в пути выпадали спокойные моменты — когда нужно было дать лошадям отдых или остановиться на ночлег, — и тогда Роберт расспрашивал Мику о событиях в Дромме. Его интересовало не войско Селара, а жизнь Мики в таверне. Мике очень трудно было скрыть правду: лгать Роберту он не привык. Ему очень хотелось поделиться, рассказать о своих чувствах, но Мика знал, как Роберт отнесется к любому упоминанию о малахи. В конце концов он ограничился простым рассказом о том, как повстречал девушку по имени Сайред, как влюбился в нее и как должен был ее оставить.

И Роберт, чувствуя себя таким же несчастным, все же попытался утешить Мику и подать ему надежду. На какое-то время эти разговоры даже отвлекли его от неотступных мыслей о Дженн.

Путники скакали, меняя лошадей, когда удавалось, и стараясь не приближаться к городам и селениям. Им не повстречался ни один дозор, ни один отряд гильдийцев. Вскоре после рассвета на седьмой день пути они наконец достигли предгорий Голета.

И Мика начал молить богов о помощи.

Скорее! Необходимо спешить! Роберт так беспощадно гнал бедного коня, что тот чудом еще держался на ногах. Но на тропе виднелись свежие следы: кто-то совсем недавно, всего несколько часов назад, здесь проехал. Конечно, это была Дженн: все остальные, должно быть, уже давно собрались в Анклаве. Может быть, еще не поздно, но все равно необходимо спешить!

Он должен остановить Дженн! Она ослеплена, она не видит правды. Истина перед ней, ясная, как божий день, и все же Дженн не желает ее замечать. Она не захотела поверить, что Ключ изменил пророчество в собственных интересах. Она дала обещание Встать в Круг и намерена сдержать слово. Да и почему бы ей этого не сделать? Ведь он ничего теперь не может ей предложить.

Вот уже в конце тропы показались врата. Конь Роберта споткнулся и едва не упал. Роберт в нетерпении соскочил с коня и пробежал остававшиеся несколько футов. Входя в непроглядную тьму, он слышал, как Мика торопится следом. Роберт ощутил знакомое покалывание, но тут он снова оказался на свету и кинулся бежать через лужайку ко входу в основной туннель. На лужайке никого не было, никто не преграждал ему дорогу, никто не спрашивал, что ему здесь нужно.

Не может быть, чтобы, оказавшись так близко от цели, он опоздал!

Роберт из последних сил бежал по проходам, огибал углы, скользя по камню пола. Чем ближе становилась главная пещера, тем большая тяжесть наваливалась на него, грозя сокрушить. С ужасом догадываясь, что увидит, он остановился у входа.

Огромное помещение было заполнено людьми. Обитатели Анклава стеной окружали середину пещеры, где вставшие в Круг ждали решения Ключа. Тот уже утратил свой обычный вид колокола и превратился в блестящую черную сферу. Из нее бил луч света, заливая одну из стоящих вокруг Ключа фигур, — Дженн.

— Нет! — Роберт рванулся вперед и не задумываясь отшвырнул в сторону человека, пытавшегося его остановить. Он мчался через пустое пространство к Ключу, невольно подняв руки, чтобы защититься от нападения.

Дженн замерла на месте, глядя прямо перед собой. Она была бледна, даже ее глаза, казалось, утратили свою синеву. Не останавливаясь, Роберт протянул к ней руку, чтобы оттащить, и…

Его окружила пустота. Он не мог двинуться, его тело исчезло. Вокруг была только пустота.

Ни темноты, ни света, лишь пустота, окружившая, заполнившая его, проникшая в самую глубину его существа.

Очень медленно это ничто обретало цвет и материальность. Клубящийся серый, почти черный, туман… Роберт не мог ни ощущать, ни видеть его — он не имел глаз, но все же знал, что туман окутывает его, обдает своим мертвенным дыханием, колеблется и переливается. Роберт был в одиночестве.

«Дженн!»

Один, совсем один…

«Дженн!»

«Зачем явился ты сюда, Враг?»

«Дженн! Ответь мне!»

«Это ты отвечай нам. Враг! Ты явился незваным».

«Мне нет до этого дела! Оставь ее! Ты ее не получишь… Дженни! Прошу тебя, ответь мне!»

«Роберт… — Неожиданно она оказалась рядом, хотя и совершенно нематериальная и незримая; однако Роберт мог ее видеть — колдовским зрением. — Прошу тебя, Роберт, уйди. Ты ничего не можешь остановить».

«Но это можешь сделать ты! Ты должна уйти, пока не оказалось слишком поздно. Неужели ты не понимаешь, что творишь?»

«Слишком поздно. И всегда было слишком поздно. Я знаю, что ты меня любишь, но сейчас ты должен уйти. Ты должен забыть меня, оставить меня в прошлом».

«Так ты думаешь, что я здесь только поэтому? Неужели ты не видишь, что идешь по неверному пути?»

«Ты не понимаешь».

«Так заставь его понять, малышка».

Грохочущий голос Ключа затопил сознание Роберта, заставил образ Дженн потускнеть. Постепенно исчезло и все вокруг, крутящийся туман истончился, опять вокруг была пустота… только…

Только на этот раз Роберт не оказался в одиночестве. Она была рядом, как будто никогда его не покидала, вечно была его частью, — так же, как и он был частью Дженн. Вместе, единым существом они двинулись сквозь туман, но на этот раз муть не была такой непроглядной, словно разум Дженн освещал дорогу…

И вдруг она опять исчезла; разрыв был таким неожиданным и болезненным, что Роберт споткнулся и покатился по невидимой земле.

«Теперь уходи, Враг. Ты сделал достаточно. Твоя судьба свершится не здесь!»

«Дженн, положи этому конец! Умоляю тебя!»

«Не могу, Роберт. Я дала слово, и Ключ меня избрал».

«Дженн, но ведь Ключ безумен! Ты не понимаешь, что он с тобой делает! Хотя бы спроси…»

«Мы вовсе не безумны. Враг. Мы точно знаем, что делаем. А вот знаешь ли ты? Ты знаешь, что случится, если ты немедленно не покинешь нас?»

«Я не боюсь тебя!»

«Нет, не боишься — ведь ты же Враг. Твоя природа не позволяет тебе бояться нас».

Неожиданно Роберт вновь обрел тело, хоть и продолжал тонуть в удушающем сером тумане, течение которого уносило его все дальше от Дженн.

«Прекрати! Оставь его в покое. Я не позволю тебе причинить ему вред!»

«Мы никогда не причиним вреда Врагу, малышка, Союзница. Мы делаем только то, что должны, — в отношении вас обоих. Тебе предстоит долгий путь, и не следует позволить тебе страдать вместе с твоим стареющим телом. Гхарзине-е-Мирани должен явиться в мир!»

В окружающем безмолвии Роберт застонал — все его тело налилось болью, такой ужасной, что серый туман перед его глазами сделался алым. Мучение продолжалось, и Роберт был бессилен его прекратить.

«Ну и оставь его в покое. Я же сказала — не причиняй ему вреда! Хоть ты и Ключ, я сумею тебя остановить!»

Вокруг Роберта началась круговерть разноцветных вспышек света, под ногами он наконец ощутил камень пола. Роберт отчаянно пытался приблизиться к Дженн, но сил ему не хватало. Так вот какова власть Ключа!

«Мы не причинили ему вреда, малышка, совсем наоборот. И ты ошибаешься».

«Ошибаюсь?»

«Да, ошибаешься. Мы — не Ключ».

Роберт в полной мере мог теперь распоряжаться собственным телом; он из последних сил цеплялся за ускользающее нечто, еще связывающее его с Дженн.

«Мы — не Ключ. Ключ — это ты».

Роберт открыл глаза. Дженн по-прежнему стояла перед ним, завороженная бьющим из Ключа лучом света. Роберт рванулся к ней, но опять оказался не в силах приблизиться. Потом неожиданно ноги его подкосились, и снова все поглотила тьма.

Мика кончил чистить коней и медленнее, чем было необходимо, принялся распаковывать поклажу. За стенами конюшни потрескивал мороз, как будто и не было весны, расцветающей по всей стране. Здесь, в горах, времена года сменялись медленно. Может быть, в этом и крылась причина того, что Анклав процветал под сенью Голета. Перемены никогда не обрушивались на салти неожиданно, хотя и наступали с неотвратимостью, заставляя подчиняться даже самых упрямых.

По крайней мере так было до сих пор.

Мика опустил на пол последний вьюк и прислонился к стене, выстроенной для защиты пещер воинами из Данлорна за те пять лет, что они провели здесь. Уилф мертв. Дженн стала джабиром, и с этим ничего не поделаешь. Никогда больше не сможет она покинуть Анклав, никогда больше не будет наслаждаться свободой, которой всегда так дорожила. Что ж, таков ее выбор… но только ли этим ограничиваются перемены?

Мика повернул голову и сквозь открытую дверь посмотрел на залитые лунным светом пятна снега, упрямо не желающего таять на горных склонах. Со вздохом он вышел из конюшни и добежал до туннеля, ведущего в пещеры.

Как все изменилось… Эта война, Роберт и Галиена, Сайред — и вот теперь Дженн. Мика всегда мог видеть свою дорогу, всегда знал, к какой далекой цели стремится. Все было ясным и понятным — а теперь…

Мика рвался к Роберту — и боялся того, что увидит. Почему он вдруг стал испытывать такой страх перед человеком, которого знал и которому служил всю жизнь?

Роберт тоже переменился. Медленно и неотвратимо, как времена года в горах, он менялся, и теперь в нем было что-то, чего Мика не понимал, — это его и пугало.

Коридоры Анклава были безлюдны и полны тишины, словно сам воздух содержал предвестие беды — как в оке урагана. Может быть, Мика ничем не поможет Роберту, однако это ведь не означало, что не следует и пытаться, — особенно потому, что страх не оставлял его.

Арли и Марта не ужинали, дожидаясь Мики, и как только он вошел, Марта торопливо стала накрывать на стол. Как всегда, угощение, приготовленное ею, пахло очень заманчиво, и в животе Мики забурчало от голода.

— Как себя чувствует Дженн? — спросил Мика, протягивая руку к ломтю хлеба.

Длинное лицо Арли омрачилось.

— Все еще без сознания. Сейчас с ней Фиона. Я тоже туда пойду после ужина.

— Ты встревожен?

— Да, — кивнул Арли. — Слишком долго это тянется. И что-то странное случилось с глазами Дженн. Хотелось бы надеяться, что, когда она придет в себя, она сможет видеть.

— Ты хочешь сказать, что она ослепла? — с ужасом спросил Мика.

— Не знаю. Я никогда ничего похожего не видел. Остается только ждать. Если она и ослепла, может быть, через несколько дней это пройдет. Ей выпали очень тяжелые испытания.

В комнате повисло молчание, нарушаемое только стуком ложек. Мика следил, как ловко Арли управляется с едой одной рукой. Кисть другой руки много лет назад отсек гильдиец за то, что Арли пытался помочь больным детям. Тогда, спасая Арли, Роберт чуть не погиб; все друзья Арли беспокоились, не убьет ли целителя шок увечья. Однако теперь Арли больше не обращал внимания на культю — он научился жить со своей бедой.

Утолив голод, Марта отодвинула тарелку.

— Вам не кажется, что все это странно?

— Что именно? — спросил Мика.

— Ну, вот уже пять столетий мы ищем колдуна, достаточно могущественного, чтобы должным образом управлять Ключом. И сколько времени прошло с тех пор, как в последний раз джабиром была женщина?

— Сто двадцать лет, по-моему, — ответил Арли, не донеся до рта ложку.

— Значит, время пришло.

Мика не поднимал глаз от своей тарелки. Весь его голод исчез. Он отодвинул стул, собираясь встать.

— Роберт еще не проснулся?

Марта вздрогнула и кинула быстрый взгляд на Арли, потом покачала головой:

— Когда я в последний раз заглядывала, ничего не изменилось. Последние восемь часов он спит очень крепко.

— Может быть, мне стоит к нему зайти?

— Не советую. С ним сидит Финлей. Лицо Мики вытянулось.

— Э-э… Но Роберт здоров?

Марта вопросительно посмотрела на мужа.

— Абсолютно, — ответил тот.

— А кровотечение?

— Давно прекратилось. Не проси у меня объяснений. Я понятия не имею, что сделал Ключ с Робертом и Дженн, однако теперь на них нет и царапины.

— Но… — Мика помялся, барабаня пальцами по столу. — Ведь когда Ключ отпустил Роберта, все его старые раны вскрылись и кровоточили. Ты что, хочешь сказать, что они снова зажили?

— Я же тебе говорю: я ничего не понимаю. Но можешь поверить: на нем не осталось ни единой отметины, словно он в жизни ни разу ничем не поранился. То же самое и с Дженн. Шрамы, которые были на ней после избиений Ичерном, исчезли. Что бы ни сделал с ними Ключ, вреда им он не причинил.

— По крайней мере пока, — пробормотала Марта, потом виновато посмотрела на мужчин. — Не хочу казаться бесчувственной, но ведь с самого первого дня, когда Дженн появилась здесь, многие — и Генри, и Уилф — гадали, какую пользу она может принести Анклаву, если только получит возможность. Едва Ключ был создан, колдуны стали пытаться понять его, научиться использовать в полной мере — в надежде, что, как обещает легенда, найдется Калике и мы освободимся из темницы, в которой живем. Разве вам не любопытно, что скажет Дженн, когда наконец придет в себя?

Арли поднялся и аккуратно придвинул свой стул к столу:

— На самом деле я очень хорошо представляю себе, что она скажет, — и никакого отношения к Каликсу ее слова иметь не будут. Я возвращаюсь к Дженн. Увидимся позднее.

Роберт перемещался в теплых слоях чего-то; каждое движение вызывало боль, но по мере того, как он приближался к поверхности, боль отступала. Роберт открыл глаза, но темнота была такой абсолютной, что разглядеть он ничего не смог.

Неужели он все еще порабощен Ключом? Нет, его тело ощущалось как его собственное, теплое, живое. Он лежал на удобной постели. Никакой опасности не было. Теперь не было.

Он опоздал. Ключ завладел Дженн, теперь она принадлежит ему телом и душой. Возврата к прошлому не будет. Бесполезно питать надежды… Она совершила то, что велела ей судьба.

Дженн и была Ключом. Так это было с самого начала, только никто ничего не понимал. Дженн, Союзница, стояла в центре всего, ее дорога не зависела от любых ее поступков, — достаточно было самого ее существования. Ей принадлежало право выбора — и теперь она свой выбор сделала, хотя совершенно не предвидела последствия.

Отступление — ни для одного из них — невозможно.

Темнота была слишком непроглядной, тишина — слишком абсолютной. Что с ним сделал Ключ? Лишил его колдовского зрения? Нет, не может быть…

— Кто здесь?

— Я, — тихо проговорил Финлей откуда-то с другого конца комнаты. — Как ты себя чувствуешь?

Роберт осторожно потянулся и почувствовал, как ко всем членам прихлынула несущая энергию кровь.

— Прекрасно — лучше, чем ожидал.

— Это хорошо.

— Как Дженн?

— За ней присматривает Арли. Он говорит, что с ней все будет в порядке, как только она отдохнет. — Голос Финлея по-прежнему доносился из темноты. — Я заметил колдовским зрением, что ты просыпаешься. Твоя аура проступала постепенно; однако стоило тебе открыть глаза, как ты сразу окружил себя щитом, как делаешь всегда, — и ты исчез. Я самый сильный искатель Анклава — даже более сильный, чем ты, — но хотя я нахожусь от тебя всего в нескольких шагах, ты остаешься для меня невидимым. Впрочем, как всегда. Неужели ты никогда не позволишь мне находить тебя колдовским зрением, Роберт?

Роберт осторожно приподнялся на постели. Почему Финлей сидит здесь, не зажигая света?

— Зачем ты сюда явился? Войско уже выступило в поход?

— Да. Я пришел, чтобы сказать вам…

В конце концов, это просто смешно! Роберт нащупал свечу на столике и одним взмахом руки зажег ее. — Кровь Сериилета! Финлей, что с тобой случилось?

Его брат скорчился в кресле в углу. Огромный синяк расплылся по его лицу, левый глаз заплыл, левая рука была на перевязи.

— А что тебе сказал Ключ?

Роберт нахмурился. Спустив ноги на пол, он принялся натягивать штаны и рубашку, все еще не сводя глаз с Финлея.

— Ну так что? — Голос Финлея превратился в шепот. — Ты мне не скажешь? Надеюсь по крайней мере, что мои усилия не пропали даром.

— Уж не хочешь ли ты сказать…

— Я пытался тебя остановить, — Финлей поднял голову, его глаза сверкнули. — Когда ты ворвался в пещеру, я схватил тебя за руку, поскольку знал, что ты собираешься сделать. Я боялся, что ты пострадаешь, что Ключ может убить тебя за подобную дерзость. Вот я и попытался тебя остановить, — Финлей помолчал, — а ты меня оттолкнул.

— Но я же… — Роберт помнил, что совсем не применял силу для того, чтобы высвободиться. Как мог он так изувечить Финлея? Должно быть, братец шутит!

— Ты мне не веришь, да? — Голос Финлея переменился, теперь он звучал резко. — Разве мог ты так обойтись со своим младшим братом? Причинить ему физическую боль? Нет, такого не могло быть! Ведь именно так ты думаешь?

— Финлей, ты не понимаешь…

— Я очень хорошо все понимаю! — Финлей наклонился вперед в своем кресле. — Я лучше всех знаю, как безжалостно ты день за днем, год за годом гонишь себя вперед. И ты гонишь вперед и всех нас, тянешь за собой, хотим мы того или нет. Так что не понимаешь ты, а не я! — С этими словами Финлей поднялся, тяжело дыша; чтобы сохранить равновесие, ему пришлось схватиться за спинку кресла. — Я знаю, как сильно ты любишь Дженн, Роберт, но ты настолько одержим пророчеством, что для тебя ничто больше не имеет значения!

— Неправда, — Роберт встал и твердо посмотрел в глаза Финлею. — Разве я начал бы войну против Селара, будь это так?

— Да разве стал бы ты в противном случае втягивать нас в войну? — Финлей, сверкая глазами, сделал шаг навстречу брату. — Какой прок проливать кровь, когда на самом деле было бы достаточно тебе одному сразиться с Нэшем?

— Ты же знаешь, что я не могу этого сделать.

— Нет, не знаю, — и ты тоже не знаешь. Ты просто позволил пророчеству определить твой путь — к наименее устрашающей цели. — Финлей помолчал, потом ядовито продолжил: — Вчера ты мог убить Дженн, ты изувечил меня: доказательством тому мои синяки, но ты не желаешь верить, что это твоих рук дело. Ты даже не считаешь нужным извиниться. Я — просто еще одна жертва, которую ты принес ради достижения своей цели.

— Но мне действительно жаль, Финлей. — Роберт протянул брату руку, но тот сердито отмахнулся.

Финлей стоял перед Робертом с полными слез глазами.

— Ты причинил мне боль, Роберт, и на этот раз я не уверен, что смогу тебя простить. — С этими словами он повернулся и вышел, громко хлопнув дверью.

Когда Финлей появился из комнаты Роберта, Марта подняла на него глаза и хотела что-то сказать, но каменное лицо Финлея остановило ее. Он двинулся к выходу, но помедлил и оглянулся на нее.

— Прости меня. Ты, конечно, не хотела слышать того, что услышала. Я собираюсь убедиться, что к отъезду все готово. Насколько я знаю Роберта, он захочет отправиться в дорогу, как только позавтракает. В конце концов, сражения ожидаются не только здесь.

Уйти Финлею не дал Мика: он вскочил и загородил собой дверь. Двое мужчин смотрели друг другу в глаза несколько Долгих секунд, потом Мика сказал:

— Вам не следовало так поступать.

— Ты о чем? — проворчал Финлей. — Не следовало откровенно говорить с ним? Он же мой брат.

— Это не основание.

— Ох, перестань защищать его, Мика! — рявкнул Финлей. — Уж поверь: Роберт вполне способен сам позаботиться о себе!

Он протиснулся в дверь мимо Мики и ушел; его быстрые шаги затихли в коридоре.

Марта обошла стол и взяла Мику за руку.

— Разумно ли было с ним спорить? Мика растерянно покачал головой:

— Не знаю. Проклятие, я теперь вообще ничего не знаю!

Дженн лежала в постели, прислушиваясь. Давным-давно, когда она впервые оказалась в Анклаве, она прислушивалась точно так же, ловя обычные здесь звуки, запахи, настроение людей. Тогда жители Анклава относились к ней с опаской — как к незнакомке, обладающей непонятными способностями, но и только.

Теперь же она стала джабиром, стала на всю жизнь привязана к Ключу.

«Радуйся, малышка. Союзница. Все хорошо».

«Ты что, никогда теперь не оставишь меня в покое? Никогда не дашь побыть в одиночестве?»

«Такова участь джабира».

«Разве так же было с Уилфом? И с Маркусом, и со всеми остальными до него?»

«Они были слишком слабы, чтобы чувствовать, как ты. Малышка, Союзница…»

«Ну да, все это я уже слышала. Что еще ты мне скажешь?»

«Не сейчас, со временем. Мы всегда будем с тобой».

Дженн почти ничего не видела — лишь светлое пятно там, где на столе у стены стояла свеча. Напрягая зрение, она могла еще заметить движение — ничего более.

Почему у нее такое ощущение, словно каждая ее мышца растянута так, что едва не порвалась? Почему голова болит, как будто ее огрели молотком? Шишки Дженн не нащупала. Сейчас она чувствовала себя отдохнувшей, но встать не смогла бы. Казалось, тело ее состоит из засохшей глины, которая потрескается от любого движения.

Поэтому Дженн продолжала лежать и прислушиваться. Звуки, тихие и робкие, постепенно менялись. Скрипнула дверь ее спальни, раздался теплый и дружеский голос Арли:

— Чувствуешь себя лучше? Может, поешь?

— Да, но не сразу. Роберт здесь?

— Нет. Я принес бульон, который Марта приготовила специально для тебя.

— Роберт здесь. Я могу видеть его колдовским зрением. Попроси его зайти ко мне, пожалуйста. Мне нужно поговорить с ним до его отъезда.

Ответом ей было молчание; Дженн затаила дыхание. Тишина была полна неуверенности, опасений, хоть это и не выражалось словами. Потом в коридоре прозвучали более тяжелые шаги, дверь распахнулась и закрылась.

Он был в ее комнате, хоть Дженн и не могла его видеть. Ей стало легче различать окружающие предметы, когда она закрыла глаза: Роберт казался теперь более темной фигурой на фоне серой пустоты.

— Арли говорит, что ты скоро поправишься, — ровным голосом сказал Роберт, остановившись у изножия постели.

— Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно.

— Когда ты уезжаешь?

— Через час. Все уже готово.

— Значит, у нас мало времени.

— Да-Дженн протянула руку, безмолвнопопросив Роберта подойти ближе. Роберт заколебался, потом все же сел на край постели, но руки Дженн не коснулся. Когда он наконец заговорил, Дженн с горечью подумала, что голос — единственное, что для нее осталось реальным. В словах Роберта прозвучала теплота, но и глубокое горе.

— Ты хотела знать, боюсь ли я, но никогда не спрашивала, чего я боюсь.

— Нет, не спрашивала.

— Почему?

— Разве ты сказал бы мне правду?

Роберт вздохнул, все еще опасаясь открыть душу.

— Представляешь ли ты, насколько ты мне дорога? Пытаясь сбросить тяжесть, давящую ей грудь, Дженн снова протянула руку и на этот раз коснулась Роберта. Теперь он не отстранился. Последовавшее молчание нарушали лишь долетающие из-за двери еле слышные звуки. Наконец Роберт заговорил снова:

— Знаешь, если бы Ключ не сказал, что нас связывают Узы, я нашел бы способ уломать твоего отца. Много лет назад я уговорил бы его дать согласие на наш брак.

— Это было бы нелегкой задачей — он ведь презирал тебя.

— А теперь ты принадлежишь Ключу. Более того, он говорит, что Ключ — ты. Думаю, ему это всегда было известно.

— Каким образом?

В тихом смехе Роберта прозвучала горечь.

— Скорее всего так говорится в пророчестве. До вчерашнего дня я не понимал… Наверное, подсознательно я надеялся, что ничего подобного там нет, так что старался не задумываться… Да, что Ключ сделал с нами?

— Я не уверена… Что-то, что не даст нам стареть, что сохранит нас. Он не желает сообщить мне больше. Надо сказать, процесс болезненный.

— Да. — Роберт умолк, и Дженн снова открыла глаза, надеясь, что, может быть, ей удастся его разглядеть. — Знала бы ты, как я ненавижу Ключ за то, что он распоряжается моей жизнью! — наконец снова заговорил Роберт. — Мне следовало догадаться, что случится, если я стану ему противиться.

— Роберт, ты не должен себя винить! Тебе ведь было всего девять. Ты не мог заглянуть в будущее.

— Я и в самом деле Враг, Дженн. Ты должна примириться с этим, как примирился я: я вижу, чем стал, и не слишком себе нравлюсь. Финлей… — Роберт снова оборвал себя. Воцарилось молчание, полное сожалений, тяжелое и непреодолимое. Где-то в глубине души Дженн чувствовала присутствие Ключа, ожидающего, когда она обратит на него внимание. Дженн не пожелала его замечать. Роберт шумно выдохнул воздух. — Ах, Дженни, что за путь я прошел! Иногда я думаю, что самая моя большая ошибка была в том, что я поверил: нас соединяют только Узы. Ты всегда знала правду, а я отказывался ее видеть.

— Ну, нельзя же рассчитывать, что ты окажешься силен во всем, — ответила Дженн, пытаясь придать разговору шутливую нотку. Хоть она и оставалась слепа, колдовским зрением она видела демона — клубок тьмы в душе Роберта, похожий на сжатую пружину, готовую в любой момент распрямиться. Знает ли Роберт, какова его природа? Понимает ли, что его борьба с судьбой лишь питает демона, дает ему могущество, лишает самого Роберта силы сопротивляться? Уже не раз Роберт терял власть над собой: в Элайте демон настолько управлял им, что заставил прибегнуть к Слову Разрушения.

Нет, ничего этого Роберт не понимает, — здесь и скрывается причина того, что демон процветает. Ах, в конце концов, несмотря на всю силу и несгибаемую решимость Роберта, демон убьет его!

Что может она сказать? В мире не существует силы, которая бы обратила взгляд Роберта внутрь, которая позволила бы ему увидеть то, что там скрывается. Дженн всегда знала, что уничтожить демона Роберт должен сам.

Роберт прижал ладонь Дженн к своей щеке, потом поцеловал ее пальцы.

— Ты ведь понимаешь, что для нас это — конец? Дженн сглотнула. Неужели нужно продолжать? — Да.

— Мои чувства к тебе никогда не переменятся, но… — Роберт снова умолк, и Дженн могла теперь слышать только его дыхание, неровное, тяжелое. Рука Роберта стиснула ее пальцы, Дженн чувствовала охватившее его напряжение. — Но я больше не могу тебе доверять.

Дженн сделала быстрый вдох и задержала воздух — она не могла позволить себе расплакаться. Впрочем, Роберт и не дал ей ничего сказать — он обнял ее и поцеловал в лоб, как если бы прощался с навсегда утраченной возлюбленной. В следующее мгновение он выпустил ее руку и поднялся. Дженн услышала, как он направился к двери.

Нужно задержать его! Не позволить уйти…

— Роберт! — Да?

Сказать что-нибудь… все равно что. Не позволить ему уйти — уйти так.

— Я буду рядом, обещаю.

— Нет. Ты никогда больше не сможешь покинуть Анклав, а я никогда сюда не вернусь.

Он открыл дверь, но Дженн снова остановила его, стараясь, чтобы в ее голосе не прозвучал страх:

— Роберт, ты выполнишь мою просьбу?

— Какую?

— Передай Финлею, что я не знаю, где находится Калике. Ключ не желает мне этого говорить.

— Почему?

— Не знаю.

— Боюсь, тебе придется сказать об этом Финлею самой. Похоже, я окончательно сжег все мосты между нами.

Снова повисла тишина, и Дженн ничего больше не смогла придумать. Скрипнула дверь.

— Прощай, Дженни.

С этими словами он ушел. Окружившая Дженн пустота стала полной.

«Не переживай так, малышка. Ты не одинока. Мы с тобой».

Дженн скорчилась на постели и закрыла лицо руками.

«Ох, пожалуйста, — только замолчи!»

По небу скользили низкие облака, часто скрывая его глубокую синеву и бросая тени на горные склоны. Там, куда падали солнечные лучи, трава зеленела и казалась почти теплой. Все остальное было серым, холодным, враждебным.

Когда Финлей вывел Дженн из туннеля, в седло садился последний всадник. Сорок жителей Анклава, самых искусных искателей и искательниц, отправлялись в путь; на их лицах были написаны волнение и предвкушение. Их сопровождали пять десятков воинов, именно для этого прибывших из Данлорна. С их отъездом пещеры Анклава покажутся опустевшими…

Друзья и родственники собрались, чтобы пожелать путникам удачи. Марта с детьми стояла в сторонке, глядя на Арли, который, сидя в седле, бросал на них тревожные взгляды. Так же было и во многих других группках. Мика ходил между ними, успокаивающе улыбаясь и отдавая последние распоряжения.

Роберт стоял, окруженный воинами, и разговаривал, к удивлению Дженн, с Фионой.

— Что происходит? — спросила Дженн Финлея, когда тот остановился.

— Все готовы в путь, — ответил он. — Как ты себя чувствуешь? Может быть, тебе лучше присесть?

— Нет, со мной все в порядке. Силы возвращаются с каждой минутой. По-моему, вывести меня сюда было прекрасной мыслью.

— Мне так не кажется — ты все еще очень бледна. — Финлей подумал, что дело не только в этом: глаза Дженн покраснели, и поразившая ее слепота была тут ни при чем. — Что ты можешь видеть?

— Ничего. Только различаю свет и тьму. Никаких контуров.

— Тогда стоило ли выходить?

— Я джабир, Финлей. Я обязана быть здесь. Разве Уилф в такой день остался бы внизу?

— От всей души надеюсь, что ты не собираешься брать с него пример.

Дженн улыбнулась, повернув лицо к Финлею.

— Напрасно надеешься.

Несмотря ни на что, Финлей не смог сдержать улыбку. Не могло существовать двух людей, меньше друг на друга похожих, чем Уилф и Дженн.

— А теперь что происходит?

— Все готовы и ждут только моего братца.

— Но он же здесь — я вижу его колдовским зрением.

— Да, но он увлечен разговором с моей женой. Только боги знают, о чем они говорят.

Однако тут разговор закончился. Фиона обняла Роберта и отошла туда, где стояла Марта. Роберт взялся за повод своего коня и с суровым видом осмотрелся. Взгляд его, решительный и немигающий, остановился на Финлее и Дженн.

— Тебе жаль, что ты не с ними? — прошептала Дженн. Финлей не смог сразу ответить. Роберт повернул коня и во главе отряда двинулся к вратам. Никто из провожающих не пошевелился, пока последний всадник не исчез из виду.

— Да, мне жаль, — наконец выдохнул Финлей.

— Но ты все равно не передумал?

— Нет. — Финлей повернулся к Дженн. На ее щеках появился робкий румянец, и теперь уже не казалось, что она вот-вот упадет в обморок. — Мне только хотелось бы, чтобы я сумел сдержать гнев.

— Ах, Финлей, ты неподражаем! Финлей искоса взглянул на Дженн.

— Ты в самом деле чувствуешь себя хорошо?

— Роберт не променял бы тебя ни на какого другого брата на свете. — Дженн улыбнулась и взяла Финлея за руку. — Ты беспокоишься, что никогда больше его не увидишь, верно?

— А я-то думал, что ты слепая.

— Мне кажется, что я очень долго была слепа. Похоже, что теперь, когда глаза мне уже не служат, я вижу гораздо больше, чем раньше. Мне нужно тебя кое о чем спросить, но только ты хорошенько подумай, прежде чем ответишь.

— О чем ты хочешь меня спросить?

— Ты мне доверяешь?

Доверяет ли он ей? Неужели после всех этих лет она еще может спрашивать?

Впрочем, теперь все переменилось — переменилась сама Дженн. Невероятно, но хотя синие глаза Дженн были затянуты белой пленкой, не вызывало сомнений, что его она видит отчетливо. Да и сам он впервые видел ее так же.

Финлей медленно кивнул:

— Да, Дженн. Я тебе доверяю. Думаю, что я всегда доверял тебе больше, чем кому-нибудь.

Улыбка Дженн была теплой и искренней.

— Тогда поверь мне: ты увидишь Роберта снова. Обещаю тебе это.

— Но… он же никогда больше сюда не вернется, — ты же знаешь.

— Да. Но ты его увидишь. — Дженн, все еще держа Финлея за руку, повернулась ко входу в туннель. — Я отвезу тебя к нему.

ГЛАВА 22

— О боги, что за неразбериха! — воскликнул Годет.

Вогн остановил коня на вершине холма и оглядел ползущее перед ним войско, почти скрытое струями дождя. Солдаты и лошади по колено увязали в грязи, телеги застревали, сержанты орали на своих людей… За два часа борьбы со стихией исчезли всякий порядок и дисциплина. За три дня марша то, что считалось грозной военной силой, превратилось в толпу унылых крестьян, гадающих, какого черта они здесь делают.

Годет остановил своего коня рядом и поглубже надвинул капюшон.

— Сколько удалось проехать с тех пор, как начался дождь?

— Очень удивлюсь, если мы покрыли больше десяти лиг. Ты прав: неразбериха полная. Любопытно, сумеет ли наш талантливый советник Нэш улучшить ситуацию.

Годет с улыбкой покачал головой:

— Не думаю, что, сколько бы он ни колдовал, ему удастся повлиять на погоду. Если бы я не был уверен в обратном, я сказал бы, что вы сами все это подстроили, дядюшка.

— Я? Ты несправедлив ко мне, племянник. Ты же знаешь, никто больше меня не желает королю успеха в этом походе.

— Несомненно, — со смехом согласился Годет. — Очень жаль, конечно, что обоз с припасами потерялся, правда? В такую погоду потребуется несколько дней, чтобы восполнить потери.

— Просто позор! Ужасно обидно, что эти олухи не поняли моих указаний. — Под непрекращающимся дождем серые люди по серой грязи пытались вскарабкаться на серый холм. По низине, почти не видная в тумане, извивалась вышедшая из берегов река. — Впрочем, как бы мы ни вставляли палки в колеса, мы не в силах положить конец этой затее.

— Однако каждый день, потерянный армией в дороге, дает Тирону больше возможности подготовиться. Не думаю, что Селар начнет вторжение, если обнаружит, что на границе его ждет хорошо вооруженный противник, — особенно когда его собственные солдаты в таком плачевном состоянии.

— До границы все еще больше недели пути. Да и дождь не будет длиться вечно. В конце концов, совместно перенесенные трудности только объединят людей; они станут чувствовать себя братьями по оружию и ударят по врагу сплоченными рядами. Воины будут больше доверять своим командирам и сделаются более опасными.

На глазах у Вогна и Годета одна из телег наехала на скрытый в грязи камень и со скрипом остановилась. Солдаты попытались протолкнуть ее вперед, но от этого только сломалась ось. Телега накренилась, и половина ее поклажи вывалилась на дорогу.

— Мы должны быть в готовности, — продолжал Вогн. — Мы можем замедлять продвижение армии, но если все же она доберется до границы и война в самом деле начнется, Гильдия должна сделать все от нее зависящее, чтобы Селар победил. Сколько бы колдунов ни работало на Нэша, мы не можем стоять в стороне и смотреть, как Тирон Майеннский побеждает. Он не питает особого уважения к Гильдии, если он взойдет на трон нашей любимой Люсары, наше влияние уменьшится вдвое. Гильдия и так уже пострадала от рук Селара, а если победит Тирон, мы вовсе окажемся ни с чем.

— А что говорят слухи?

— Какие слухи ты имеешь в виду?

Годет оглянулся, чтобы удостовериться: они одни, рядом никого нет.

— Что есть еще одно войско, которое движется нам навстречу с побережья. Говорят, его набрали в Будланди и заплатили наемникам золотом Изгнанника. Люди гадают, не встанет ли Дуглас между Селаром и его братом Тироном.

— Больше похоже на то, — хмыкнул Вогн, — что Дуглас придет на помощь своему подручному, Нэшу. Как иначе может Нэш рассчитывать завоевать такую большую страну, как Майенна, имея всего десять тысяч воинов?

Из-за завесы дождя появился всадник; он ловко объехал грязные лужи на дороге и быстро стал подниматься на холм к Вогну. Человек был без шлема; его белые волосы словно сияли на фоне сумрачного неба, а голубая ливрея казалась единственным проблеском цвета в сумраке дождливого дня.

Фыркая и тяжело дыша, конь наконец вынес его на вершину холма; человек отдал честь Вогну.

— Простите меня, милорд проктор, но король требует вас к себе. Он желает обсудить с вами, что делать с мостом.

— Но мост рухнул, — пожал плечами Вогн, — его смыло наводнением. Уж не ожидает ли король, что я лично отправлюсь его чинить?

Посланец ничего не ответил; он терпеливо ждал.

— Хорошо, — вздохнул проктор. — Мы явимся к королю. Где он?

— Для него поставили шатер на берегу реки — вон там, справа.

Вогн кивнул и вместе с Годетом стал спускаться с холма, намеренно выбрав самую длинную дорогу к реке.

* * *

Нэш стоял у входа в шатер, там, куда долетал ветерок, но не доставал дождь. Положив руку на поддерживающий полотнище шест, он рассеянно смотрел на ползущую к реке армию. Те солдаты, кто уже добрался до берега, столпились на возвышенности, куда разлившаяся вода не могла добраться.

Позади Нэша в шатре взад и вперед расхаживал Селар, не обращая внимания ни на поднос с обедом, ни на жаровню, у которой можно было бы согреться. Доклад одного из сержантов вызывал у него явное раздражение.

— Мы потеряли пятьдесят лошадей с тех пор, как начался дождь, повелитель, больше половины телег обоза так или иначе поломались. Запасы сена намокли, и через несколько дней лошади откажутся есть гнилье. Быки, которые тянут повозки, выбились из сил. Скоро они начнут дохнуть.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что нам следует вернуться обратно? — рявкнул Селар, и Нзш изобразил подобающую озабоченность. На самом деле его совершенно не интересовал разговор.

— Нет, сир, — пробормотал несчастный сержант, — но нам необходимо остановиться и хоть денек отдохнуть, починить снаряжение, а также пополнить запасы продовольствия. Может быть, и дождь прекратится. Сейчас мы почти не продвигаемся вперед.

— Убирайся! — бросил Селар. — Прочь с глаз моих! Нэш повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как солдат нырнул в дождь. Он подошел к столу и налил себе эля.

— Не стоит убивать посланца, Селар. Он делает все, что может.

— Ну, не многое же он может. Я не собираюсь сидеть здесь лишний час, не говоря уже о целом дне! С такими темпами я успею состариться, прежде чем увижу границу! Если мы разобьем лагерь здесь, к утру вся армия утонет. Река будет разливаться все сильнее. — Селар пнул ногой стул и схватил со стола кубок с вином. — А где мой сын?

— Кенрик, когда я в последний раз его видел, подгонял отставших, — чтобы никто из них не вздумал отказаться от участия в нашем замечательном предприятии.

Селар холодно посмотрел на Нэша.

— Знаете, советник, иногда мне кажется, что вы не так серьезно, как следовало бы, относитесь к нашему делу.

— Поверьте, Селар, я отношусь к нему очень серьезно, — ответил Нэш. — Просто вам следует проявлять немного больше терпения. В конце концов, вы получите то, чего хотите.

— В самом деле? Даже при том хаосе, который меня окружает? — Селар показал на еле передвигающуюся армию. — А ведь меня ждет моя судьба!

— Да, — улыбнулся Нэш, — я знаю. И тем не менее возьмите себя в руки.

— Где же, наконец, этот проклятый проктор?

Селар уже приготовился отдавать приказания, как к шатру в сопровождении своего помощника, Годета, подъехал Вот. Он спешился и с поклоном приблизился к королю.

— Ваше величество желает меня видеть?

— Проклятие, конечно, желает! — немедленно накинулся на него Селар. — Где мост?

— Его снесло половодьем, сир.

— И как же, вы полагаете, я смогу переправиться через реку без моста?

— Существует еще один, сир, в двенадцати лигах вниз по течению.

Селар разразился руганью, но королевский гнев, казалось, ничуть не тронул проктора.

— Что вы мне плетете, идиот! Чтобы добраться туда, придется продираться чуть не через весь Шан Мосс!

Вогн выпрямился во весь рост.

— Сир, я никак не могу понять, чего вы от меня хотите. Я не могу одним мановением руки создать мост — я же не колдун!

Нэш почувствовал, что у него начало покалывать шею; теперь он во все глаза смотрел на проктора. Вогн не обращал на него никакого внимания, но в этом ничего необычного не было. Уже давно Вогн не снисходил до того, чтобы замечать советника.

Что-то такое в этом чувствовалось… Как будто он хотел дать Нэшу понять…

Брезайл. Должно быть, Вогн привез его с собой из Марсэя. Значит, ему известно… Он знает и о де Массе, и о других малахи, смешавшихся с солдатами, — тех, кто тайно покинул Карахам, чтобы помогать Нэшу, кто верил в него и стремился к той же цели.

Что еще мог предпринять Вогн?

— Ради милосердных богов, — бросил Селар, — оставьте вы в покое колдовство! Мне наплевать на ваши трудности! Гильдия обязана строить мосты. Мне нужен мост, и немедленно.

— Сир, — вмешался Нэш, не трогаясь с места, но опустив глаза на свой кубок, — даже Гильдия не может создать мост из ничего. Боюсь, что проктор прав. Единственное, что мы можем сделать, — это двинуться на юг вдоль реки и перейти ее по тому мосту, что в Шан Моссе. Через час войско выберется на более высокие места и станет идти гораздо быстрее. К ночи можно успеть переправиться на тот берег. К тому же лес даст нам укрытие, и люди смогут отдохнуть.

Селар продолжал кипятиться, однако, хоть он этого и не помнил, он давно был связан Узами и не мог противиться тому, что говорил ему Нэш.

— Ну хорошо… Вот вы, Вогн, и отдайте приказания: пора вам испачкать вашу незапятнанную мантию в грязи, как это уже случилось с нами.

Вогн ничем не проявил неудовольствия; степенно поклонившись, он ответил:

— Как пожелаете, сир.

Когда проктор исчез за завесой дождя, Селар бросил:

— Наступит день, когда я заставлю этого мерзавца заплатить за все двадцать лет издевок! Никогда еще я не встречал человека, который был бы в союзе со мной, но вел себя настолько враждебно!

Нэш рассеянно кивнул, глядя, как Вогн на берегу распоряжается солдатами. Решительно, умело, спокойно. Да, спокойно — а ведь если чем проктор и был знаменит, то только не этим качеством.

— Где Осберт? — пробормотал Нэш, знаком приказав стражнику привести коня.

— Откуда, черт возьми, мне знать? — проворчал Селар. — Где-то там, — показал он в сторону движущихся по дороге отрядов.

Нэш завернулся в плащ и вышел под дождь.

— Вам тоже лучше отправляться в путь, если вы хотите добраться до моста еще засветло, сир.

Ночь плотным саваном окутывала лес, заглушая любой звук, любое движение. Дождь, сделавший свое дело, превратился в мелкую морось. Нэш выехал из лагеря, где солдаты с облегчением устраивались на ночлег, и скоро за густыми деревьями не стало слышно шума и криков.

Шан Мосс был самым большим и вызывающим наибольший страх лесом в стране. Он занимал похожую на ромб равнину, одним острым концом почти касающуюся Майенны и тянущуюся до самых подножий Голета. В лесной чаще мало кто жил, да и ездить по ней люди избегали. Шан Мосс пересекала дорога, но она была узкой и заросшей. Путники предпочитали добираться с юга в северную часть страны, минуя Марсэй и далеко объезжая горы. В любое время года почти никто не решался приближаться к суровым вершинам.

В лесу иногда встречались развалины строений, сохранившиеся со времен древней Империи, или жилища храбрецов, которые не видели в Шан Моссе опасности, невзирая на пугающие россказни. Там, где царствует страх, неизменно находится место для суеверий; поэтому-то и процветал спрятавшийся в чаще монастырь: люди смотрели на обитель как на твердыню, где боги обещали им свою защиту. Это всегда забавляло Нэша.

Он относился к Шан Моссу с особенным чувством — видел в нем темное тайное убежище, идеальное место для уединения. На северо-западном краю леса находилась гостиница, хозяином которой был когда-то человек по имени Сев Халлек. Нэш наложил на него Узы, но и без этого Халлек охотно выполнил его желание — взял на воспитание трехлетнюю девочку, которую тайно привез к нему Нэш. Хозяину гостиницы надлежало заботиться о ней, как о собственной дочери, до тех пор, пока Нэш не явился бы за ней. Халлек так никогда и не узнал, что девочка — дочь графа, которой суждено стать самой могущественной колдуньей. Нэш полагал, что в лесной глуши она будет в безопасности; так и было до тех пор, пока ее «отец» не умер.

Нэшу долго не удавалось наведаться в гостиницу. Ему пришлось подвергнуться омоложению, на что ушло почти три года. Превратившись из старика в молодого человека, он вступил в Гильдию и начал делать карьеру, целью которой было оказаться в Марсэе — рядом с Селаром. Это были трудные годы, на Нэша свалилось слишком много дел, чтобы находить время для девочки и следить, не проснется ли ее сила прежде времени, чтобы позаботиться о возможности превратить ее в то, чем он хотел ее видеть.

Да, годы были трудные, и теперь приходилось за это расплачиваться. Она мертва, и он бессилен что-либо изменить.

Никогда уже не соединят их Узы, никогда не будет сына, от которого так многое зависело…

Нэш остановил коня рядом с нависающим над рекой утесом. Вздувшийся быстрый поток в темноте напоминал змею, высасывающую жизненные силы леса. На краю скалы стоял, глядя вниз, де Массе.

— Где он?

Де Массе махнул рукой в сторону густых кустов.

— Там.

— Все еще?

— Не спрашивайте меня, я всего лишь выполняю — как вы мне и велели — его приказания. — Де Массе, хмурясь, бросил взгляд на Нэша. — Не слишком ли он молод для подобных развлечений?

Нэш пожал плечами:

— Ему почти пятнадцать. Принцы удовлетворяют свои прихоти там, где пожелают, — не нам им указывать.

Де Массе насмешливо усмехнулся:

— Верно.

— Есть еще какие-нибудь новости?

— Что? За полдня? Сколько, по-вашему, у меня шпионов в этой проклятой стране?

Нэш поднял брови.

— Мне казалось, их столько, сколько вам угодно, — вы же повелитель дарриет из Даззира. Разве вы сами не говорили мне, что малахи стекаются к вам со всех концов? Решения Аамина не у всего вашего народа находят одобрение.

— Может быть, это и так, но все равно я не могу использовать их всех для службы вам.

— Мой успех необходим и малахи тоже.

— Я знаю, поэтому-то я здесь, — ответил де Массе. — Послушайте, неужели нужно начинать этот разговор снова? Будьте довольны уже тем, что у меня оказался человек в Ааране, — иначе мы ничего не узнали бы о высадке войска Врага.

Нэш почувствовал, что у него нет сил препираться с де Массе.

— Еще неделя, не больше. Это все, что нам нужно. Одна короткая неделя — и он будет в моих руках.

— Вы ничего не знаете наверняка. Мой человек ничего не сообщил о том — что во главе войска — сам Дуглас. Наоборот, всех удивило его отсутствие.

— О, он явится, не беспокойтесь. Эту схватку он никому не уступит. А когда он поймет, что сделал, будет слишком поздно.

Де Массе пристально посмотрел на Нэша.

— Вы уверены? Мне очень трудно представить себе, будто за все это время он так и не узнал, кто вы такой.

— Как он мог узнать? Его братец видел мое лицо один-единственный раз — и он тогда был ранен и отчаянно сражался, чтобы вырваться из окружения. Сомневаюсь, что он разглядел достаточно и мог сообщить обо мне Данлорну. Впрочем, на самом деле это и не важно. Главное другое: через неделю я окажусь лицом к лицу с Врагом.

— И что же это за враг, советник?

Нэш обернулся и увидел выходящего из кустов Кенрика. Чем бы принц ни занимался, его волосы и одежда были в полном порядке.

— Наши противники из Майенны, конечно, мой принц.

Кенрик с сомнением посмотрел на Нэша, но не стал задавать новых вопросов. Он двинулся в сторону лагеря, и де Массе последовал за ним.

Нэш тихо сказал ему вслед:

— Позаботьтесь о том, чтобы никто не видел, как вы привезете сюда Вогна.

— Он вам нужен живым?

— Конечно, но любым способом избавьтесь от этого его племянника. А потом найдите проклятый Брезайл и привезите его мне тоже.

Де Массе кивнул и отправился догонять принца. Нэш снова взглянул на реку, текущую в сторону монастыря. Лунные блики танцевали на воде.

Пора что-то делать с мальчишкой. Он вырос слишком своевольным — едва ли это пойдет ему на пользу. Несмотря на молодость, Кенрик становился точной копией своего отца. Впрочем, раз Нэш сумел справиться с Селаром, почему бы ему не справиться и с его сыном?

Больше всего Нэша беспокоили тайные занятия Кенрика, его эксперименты, о которых ему с трудом удавалось узнавать. Совершенно некстати и очень несвоевременно… Похоже на то, что в мальчишке проснулась сила, — иначе объяснить происходящее было невозможно. Какая жалость, что Нэшу не удалось так усовершенствовать процесс наложения Уз, чтобы не было нужды в согласии… Если в самом скором времени он не сумеет прибрать к рукам Кенрика, перед ним встанет трудная проблема.

— Я желаю знать, что значит это безобразие!

Нэш медленно повернулся; на лице его появилась улыбка. Де Массе связал Вогну руки за спиной и, приставив к его спине меч, заставил пленника остановиться на самом краю утеса.

— Я мог бы задать тот же вопрос, проктор. — Прежде чем продолжать, Нэш удостоверился, что Вогн хорошо понимает, какая опасность ему грозит. — Например, мне было бы интересно услышать, что скажет наш возлюбленный монарх, если ему рассказать о ваших проделках, так мешающих продвижению армии.

— Ничего подобного я не делал! — Вогн попятился от края обрыва и попытался освободить руки. — Я требую, чтобы вы немедленно меня освободили! Я глава Гильдии и ваш начальник! Как смеете вы так со мной обращаться!

Нэш пожал плечами:

— Это ваша собственная вина. Я никогда на вас не давил, никогда ни к чему вас не принуждал. Я проявил великодушие и предоставил вам возможность делать все, что вам угодно, — а вы так навредили армии! Разве это хорошо?

Лицо Вогна скривилось, он плюнул под ноги Нэшу.

— Я знаю, что вы такое! Вы — вампир, высасывающий кровь из невинных! Вы готовы довести до гибели всю страну, чтобы получить желаемое!

— Конечно, — небрежно бросил Нэш. — Это же не моя страна.

— Вы даже не отрицаете этого! — Голос Вогна был полон ненависти. — Вы мерзкий, проклятый колдун!

— Нет необходимости выражаться так грубо.

— И с самого начала вы были в сговоре с Изгнанником!

— Что? — Нэш озадаченно нахмурился.

— Вы знаете, о ком я говорю! Вы уже многие годы делаете при дворе то, чего не может он сам. Вы соблазнили Селара, вы наводнили Гильдию своими приспешниками. Шлюха, которую вы ему подсунули, делит ложе с королем. А теперь Изгнанник ведет войско с юга, и вы собираетесь на блюдечке преподнести ему Селара! Попробуйте отрицать, что вы служите Дугласу!

Нэш открыл рот, но не сразу сообразил, что сказать. Он посмотрел на де Массе, но малахи только недоуменно пожал плечами. Нэш снова повернулся к Вогну:

— Давайте выясним все точно. Вы полагаете, будто я втерся в доверие к Селару и побудил его начать эту войну, потому что работаю на Роберта Дугласа, герцога Хаддона?

— Я же не дурак, — бросил Вогн. — У меня есть глаза. Я же вижу, что вы — одного поля ягоды.

— В большей мере, чем вы предполагаете, — пробормотал Нэш скорее для себя, но тут же не выдержал и расхохотался, согнувшись от смеха пополам. Ну и фарс! — Поверить не могу! — выдохнул он. — Столько ярости, столько желчи — и все почему? Ох, проктор, мне случалось делать в жизни ошибки, но вы меня превзошли! Не могу поверить, что вы все эти годы были так близки к истине и не смогли о ней догадаться!

— О чем вы говорите? — Вогн не желал ни в чем усомниться, несмотря на смех Нэша.

Следует ли ему все рассказать? Проктору пора расплатиться за свое вмешательство, и какой же сладкой была бы такая месть!

— Вы ошибаетесь, Вогн, — и вы самый настоящий дурак! Да, мы с Дугласом очень похожи, но похожи, как противоположные стороны монеты! Я знаю, вы ненавидите и презираете его и делали все, что в ваших силах, чтобы его уничтожить. Вы ради этого даже поставили под удар свое положение при дворе, но позвольте вам сказать: вы все время ошибались! — Нэш сделал шаг вперед и железной рукой стиснул плечо Вог-на, не давая тому отвернуться. — В одном вы, впрочем, правы: я — зло, зло гораздо большее, чем вы можете себе представить. Ох, будь у меня время, я о многом мог бы вам рассказать! Однако Роберт Дуглас — и это следует понимать буквально — моя полная противоположность. В нем нет ни капли зла.

— Но он же колдун!

— Да, но печальная правда заключается в том, что не все колдуны подобны мне. В особенности это относится к Дугласу. Ну на самом деле, Вогн, почему, как вы думаете, ему пришла в голову нелепая мысль, будто он может творить добро, став членом королевского совета? И почему, по-вашему, он оставил Люсару десять лет назад? Потому что не желал продолжать свару с вами. Единственной причиной, заставлявшей его не покидать Данлорн, была его честь — он не мог нарушить данную Селару клятву. Мне очень прискорбно сообщать вам, что этот человек — образец добродетелей с головы до ног: именно поэтому я решительно намерен его уничтожить. Мне известно, что он ведет войска от южного побережья, — но вовсе не для того, чтобы присоединиться ко мне. Он этого еще не знает, но сражаться ему предстоит со мной. Догадываетесь, почему мы здесь, проктор? Меня вовсе не привлекает завоевание Майенны. Единственное, чего я жажду, — это чтобы на землю у моих ног пролилась кровь Дугласа. Вся эта военная авантюра предпринята ради одного — чтобы выманить его из укрытия. — Нэш снова начал смеяться. — Вы так его ненавидите, но удалось вам только одно: замедлить продвижение королевской армии и тем самым отсрочить неизбежный конец Дугласа. Вы, мой милый Вогн, пожалуй, самый большой глупец во всей стране!

Вогн побелел. Челюсть его безвольно отвисла. Дыхание его стало прерывистым, сказать он ничего не мог.

— Вы помните, — Нэш понизил голос до доверительного шепота, — что случилось много лет назад, после смерти епископа Даунхолла? Синод избрал Маккоули главным образом из-за распространившихся тогда слухов. Отшельник, выйдя из этого самого леса, рассказал о видении: Ангел Тьмы явился и разорвал церковь надвое. Вы, как и многие другие, сочли тогда, будто это Дуглас: он как раз вернулся из изгнания. К тому времени я уже давно, больше столетия, жил в Люсаре. Мое рождение было предсказано пророчеством еще в Начале Времен. Да, то пророчество дало мне имя.

Глаза Вогна расширились.

— С тех пор я известен как Ангел Тьмы. — Нэш мгновение помолчал и опустил руку. — И вот уже больше пятнадцати лет вы делаете все, что можете, чтобы уничтожить моего Врага, единственного человека, который в силах остановить меня.

Вогн сделал попытку заговорить, но тут лицо его исказилось от внутренней боли. На глазах у Нэша губы проктора посинели, шея налилась кровью. Нэш покачал головой и снова положил руки на плечи Вогну.

— Пусть мои слова станут подарком вам — замечательным подарком, который вы заберете с собой в могилу.

С этими словами Нэш толкнул Вогна. Беспомощный проктор не мог сопротивляться: он пошатнулся, рухнул с обрыва и покатился вниз. На склоне не было ни дерева, ни камня, которые могли бы задержать его падение. Израненное тело Вогна упало в реку, и быстрое течение сразу же утянуло его в глубину.

— Как вы думаете, что будут говорить в лагере, — протянул стоявший рядом с Нэшем де Массе, — по поводу внезапного исчезновения проктора?

— Какая разница? — Нэш отвернулся от реки. — Присмотрите за его племянником, ладно? Подойдет какой-нибудь несчастный случай. Можно даже подстроить все так, чтобы казалось, будто это Вогн его убил, а потом сбежал. Солдатам будет о чем поговорить. Только сделайте все сегодня же ночью, прежде чем он заметит исчезновение своего любимого дядюшки, А я отправляюсь ужинать с нашим милым принцем.

— Помогите!

Река швыряла его, как тряпичную куклу, била о скалы, о стволы деревьев, которые несло стремительное течение. Ни на секунду не утихающая боль рвала его тело на части; телесная боль не могла вытеснить боль душевную. В этой темной ледяной бездне его то тянуло вниз, то кидало вверх, так что иногда удавалось вдохнуть воздуха пополам с водой. Он умирал, медленно и мучительно, умирал без всякой надежды на спасение.

Рука его коснулась нависшего над рекой куста, и он отчаянно вцепился в мокрые ветки, но куст обломился и рухнул в реку. Еще раз — в последний раз — его выбросило на поверхность, но времени взглянуть на темное небо, помолиться о спасении души не оказалось. Он снова пошел ко дну. Теперь, когда его тело билось о камни, он не чувствовал боли. Когда течение вынесло его на отмель, единственный звук, который он еще услышал, была его собственная мольба о помощи.

Потом не стало ничего.

Де Массе с равнодушным видом бродил по лагерю, пристально всматриваясь колдовским зрением во все, что его окружало. Уже начались перешептывания, среди солдат прошел слух о том, что к исчезновению обозов приложил руку Вогн. К утру уже ни у кого не останется сомнений. Нэш находился у короля, и де Массе легким, как перышко, касанием колдовской силы удостоверился в этом. Значит, у него есть немного времени. Де Массе остановился перед небольшим, но роскошным шатром, оглянулся и скользнул внутрь.

Свечи не были зажжены, шатер освещали лишь пробивающиеся сквозь стены отблески факелов. В темноте де Массе коснулась чья-то рука, нежная, но твердая.

— Я уж думала, ты никогда не придешь, — шепнула ему на ухо Валена. Ее руки обвились вокруг его шеи, де Массе почувствовал головокружение от благовоний, пропитавших одежду красавицы.

Де Массе прижал к себе Валену и стал осыпать поцелуями, с трудом сдерживая бушующую в нем страсть. Потом, сжав лицо Валены в ладонях, он прошептал:

— Я должен ему сказать.

— Когда?

— Не позже чем завтра вечером. Я не могу больше это от него скрывать. Если я промедлю, кто-нибудь донесет, и тогда мне не сносить головы. Думаю, что он сразу же заподозрит и тебя. Откладывая разговор, я рискую обеими нашими жизнями.

Валена кивнула; на ее лице отразился страх.

— Я предпочла бы, чтобы тебе вообще ничего не пришлось говорить. Ведь со времени ее смерти все так переменилось…

— Ты напрасно в этом уверена. Ведь заметил же он племянницу Гилберта, Сайред.

— Что она здесь делает? Я думала, Гилберт отправил ее обратно в Карахам.

— Она просто умоляла меня позволить ей приехать сюда. Хотя она еще и недостаточно обучена, я решил не отказывать.

— Понятно.

Де Массе нахмурился:

— Уж не передумала ли ты?

— Насчет нас? Никогда! Ты же знаешь, как я ненавижу Нэша!

— И он не подозревает о твоей беременности? Валена покачала головой:

— С тех пор как мы покинули Дромму, я всего один раз делила с ним ложе. Думаю, сейчас его голова занята другим. Король тоже ничего не замечает: еще слишком рано, моя внешность не изменилась.

— И тем не менее я хочу, чтобы в ближайшие дни ты соблюдала особую осторожность. Мы слишком близко к концу этого предприятия.

— Ах, я не могу дождаться, когда же он сразится с проклятым Врагом! Я всегда ношу бутылочку на груди. Он ее никогда не видел, ему ничего не донесли. Я все время пользуюсь защитой. Он никогда не узнает, что убила его я, — до тех пор, пока не станет слишком поздно.

Де Массе с улыбкой снова прижал ее к себе.

— А тогда ты позаботишься о том, чтобы он все узнал, да, любовь моя? Что это сделали мы оба?

Валена коснулась губами подбородка де Массе; по его телу снова пробежал огонь.

— Это будет самое большое наслаждение в моей жизни — если не считать кое-чего еще.

* * *

Его разбудило чье-то пение; голос был старческий, надтреснутый, мелодия и слова незнакомые. Хотя он не понимал языка, он решил, что слышит гимн. Он открыл глаза: в тусклом свете свечи можно было разглядеть изломанные очертания камней, образующих свод пещеры.

Пошевелиться он не мог — ни один палец не желал ему подчиняться, да и видел он перед собой немногое. Он попытался повернуть голову, и в конце концов это ему удалось, но тут же на него обрушилась боль. Когда он снова открыл глаза, ему удалось разглядеть две толстые желтые свечи на полке из выцветшего от времени дерева и самодельный триум из обглоданных рекой сучьев над ней.

— Нет! Нет! — Пение прекратилось, голос теперь звучал ближе. — Ты не двигайся, друг. Нехорошо, нехорошо. Лежи смирно или умрешь. — Человек склонился над ним. Древнее лицо почти скрывала длинная белая всклокоченная борода. Иссохшую плоть пересекали глубокие морщины, но прозрачные желтые глаза смотрели остро и умно. — Теперь хорошо. Лежи смирно. Хорошо. — Губы старика двигались странным образом, как будто тот отвык говорить. — Чувствуешь себя хорошо?

— Я… — Говорить было трудно, горло пересохло. — Кто ты?

— Кто ты, кто ты… Я отшельник. Здесь давно, давно. Все один, всегда один. Я говорю странно, да? Отвык. Только пою песни богам. А разговариваю редко. — Старик улыбнулся счастливой беззубой улыбкой. Неожиданно отшельник повернулся и исчез, потом снова появился с кружкой в руках. — Пей, станет легче.

Глотая снадобье, он не сводил глаз с отшельника.

— Где я?

— В Шан Моссе, друг. В Шан Моссе. Кто ты?

— Я… — Он напрягся, но неожиданно с растерянностью понял, что не помнит. Его имя было… было…

Так как же его звали?

— Не важно, друг. — Отшельник осторожно помог ему выпить еще воды. — Тебе плохо пришлось в реке. Руки, ноги переломало. Головой ударился. Раны, кровь… Очень плохо.

— Я умираю?

— Теперь нет. Я помог. Скоро станет лучше. — Отшельник сел на пятки и начертил знак триума, коснувшись своих плеч и лба. — Я знал: ты появишься.

— Каким образом?

— Видение. Серинлет говорит со мной. Он сказал — ты появишься, израненный. Я помогу, и ты поправишься, да? Ты поправишься, и когда я отойду, станешь отшельником, да?

— Нет, я… — Почему он ничего не может вспомнить? А вспомнить необходимо! У него было имя. Настоящее имя… и жизнь. Наверняка он все вспомнит! Нужно только отдохнуть, дать костям срастись. Это необходимо!

— Теперь ты придешь к Серинлету, — пробормотал отшельник. — Ты придешь к любви богов, а прежняя жизнь исчезнет. Это хорошо, очень хорошо. Будешь делать добро, уверяю. Останешься здесь, сделаешься отшельником. Будешь делать добро. Ради богов, да?

Он закрыл глаза, не желая слышать настойчивого голоса. Прошлое было пустотой, сквозь которую не проникал его слепой взгляд. Однако у каждого человека есть прошлое. Как он оказался в реке? Может быть, его ищут? И когда не найдут, сочтут погибшим. Или никто даже не заметит его исчезновения?

Кто же он?

Голова его разболелась, и он позволил отшельнику снова напоить его снадобьем. По крайней мере, сейчас ему ничто не грозит, а отшельник, похоже, уверен, что он выживет. Спешить ему некуда, и, может быть, в один прекрасный день память к нему вернется. А до тех пор, пока он не вспомнит, до тех пор, пока не сможет хотя бы двигаться, разве есть у него выбор?

ГЛАВА 23

Финлей откинулся в кресле и оглядел членов совета, сидящих за столом. Сегодня здесь присутствовали Марта и старый Генри, а также Аселин, библиотекарь. Остальные члены совета, ставшие старше и, возможно, мудрее, все же не были готовы к тем переменам, что происходили в Анклаве. На почетном месте сидела Джеки; в свои двадцать пять лет она была самым молодым джабиром и всего пятой женщиной, избранной Ключом за все время существования Анклава.

Одна женщина в столетие, как заметила Марта.

Однако на этом всякие закономерности кончались. Никогда еще в Анклаве не было слепого джабира. Сейчас, когда после Собрания прошло уже два дня, Дженн передвигалась по пещерам с помощью поводыря: на глаза ее была наложена повязка со снадобьями, которые, как полагали целители, должны помочь восстановлению зрения. По какой-то непонятной причине все это, казалось, Дженн совершенно не тревожило.

Гораздо больше ее беспокоили приготовления к участию в войне и сообщения разведчиков, посланных на запад.

— Большую ли армию удалось собрать Селару?

— Насколько нам известно, около десяти тысяч солдат, — ответил Генри, переплетя пальцы и откинувшись в кресле. — По крайней мере половина из них — садланийские наемники. Должно быть, требуются огромные суммы, чтобы им платить. Одни боги знают, откуда король рассчитывает получить эти деньги.

— Его армия вдвое больше, чем войско Роберта, — добавил Аселин. — Разве есть у него надежда на победу? Как может он выиграть сражение?

— А есть какие-нибудь сведения о том, где сейчас его отряды? — спросила Дженн, ни к кому в отдельности не обращаясь.

— Они высадились с кораблей — это все, что нам известно точно. Сейчас, как мне кажется, они в неделе пути от Шан Мосса. Если войско сумеет двигаться быстро, они отрежут Селара от границы с Майенной у западной оконечности леса, — ответил Генри.

Дженн кивнула и повернулась к Финлею, как если бы зрение ее было в полном порядке.

— Совсем на другую тему: Финлей, мне любопытно, не передумал ли ты.

— Ты о чем? — наклонился вперед Финлей.

— О том, чтобы ты стал членом совета, — улыбнулась Дженн. — Однажды ты от этого отказался из опасения, что тебе придется выбирать между Анклавом и своим братом. Теперь же у нас общая цель. Может быть, ты все-таки примешь наше предложение и поможешь нам своей мудростью?

Ей удалось сказать это с совершенно серьезным лицом; когда Финлей оглядел остальных, на их лицах он тоже не заметил усмешек. Очень редко случалось, чтобы кто-то отклонил честь участия в совете, и уж вовсе неслыханно было, чтобы этому человеку ее предлагали во второй раз.

— Я… я не знаю, что сказать.

— Согласие вполне подойдет к случаю, — пробормотала Марта.

Финлей коротко рассмеялся:

— Почему бы и нет? Дженн снова улыбнулась:

— Вот и прекрасно. Добро пожаловать, Финлей. А теперь, есть ли у кого-нибудьвопросы?

— Да. — Финлей не стал терять времени. — Насчет Ключа. Что тебе удалось узнать?

Генри начал посмеиваться:

— Терпение никогда не было твоей самой большой добродетелью, мой мальчик. Разве ты не знаешь, что требуется время, чтобы привыкнуть к постоянному общению с Ключом?

— На самом деле я узнала довольно много, — подняла руку Дженн, — но только, боюсь, ничего такого, что было бы на пользу кому-то, кроме меня.

— Что ты имеешь в виду?

Все собравшиеся зашевелились, внезапно насторожившись. Было ясно: они думали о том же, что и Финлей.

— Я выросла, ничего не зная ни о своей силе, ни об Анклаве, поэтому не получила обычной для вас всех подготовки и не пришла к тем же заключениям, что и вы. Однако теперь могу сказать вам одно: Ключ совсем не то, чем его всегда считали. Мне кажется, отчасти в этом и заключается причина того, что им так трудно было управлять. Я также подозреваю, что моя способность к мысленной речи делает для меня более легким, чем для моих предшественников, общение с ним. С другой стороны, она же делает мое положение и более трудным.

— В чем именно? — спросил Финлей.

— Он никогда не оставляет меня в покое. Он со мной постоянно, если бы я позволила, он разговаривал бы со мной непрерывно. Иногда бывает нелегко отогнать его. Он сообщил мне, что в начале трудности неизбежны, а потом, когда мы привыкнем друг к другу, станет легче. Я видела очень странные сны, которые, я уверена, навеял мне Ключ, — он этого и не отрицает, — вот только вспомнить их мне не удается. Так что рассказать вам я могу только о Голосе.

— Голосе? Дженн кивнула:

— Разве Уилф не рассказывал вам о нем?

— Ни один джабир никогда этого не делал, — прошептал Генри, слушавший Дженн с захватывающим интересом. — Все они проявляли сдержанность, так что считалось, что скрытность — одно из следствий общения с Ключом.

Поскольку лицо Дженн было наполовину скрыто повязкой, трудно было понять чувство, которое на нем отразилось. Несколько мгновений она молчала.

— Что ж, Уилф был единственным джабиром, с которым мне приходилось встречаться, так что доказать я ничего не могу, но иногда, когда Ключ говорит со мной, я словно слышу голос Уилфа. Ключ говорит и другими голосами — одновременно многими и одним. И еще: он всегда говорит о себе во множественном числе.

За столом началось перешептывание, однако вопрос Финлея положил ему конец:

— Тебе ничего не удалось узнать о Каликсе?

— Он отказывается отвечать, когда я спрашиваю.

— По крайней мере он знает, где находится Каликс?

— Не могу сказать. Пойми, Финлей, — Дженн наклонилась вперед и положила руки на стол, — часто получается так, будто Ключ говорит на другом языке, с которого мне приходится переводить. Иногда он говорит загадками, заведомо зная, что я ничего не пойму. Он бывает капризен, как избалованный ребенок, и рассказывает только то, что, по его мнению, мне следует знать. Я пока не хочу на него давить, не хочу его сломать. — Эти слова вызвали невольный смех членов совета. Дженн встала. — Что ж, если это все, то отправляйтесь ужинать. Финлей, не проводишь ли ты меня в мою комнату?

Вокруг стола Дженн прошла самостоятельно, потом ласковым жестом взяла Финлея под руку.

Всю дорогу Дженн молчала и заговорила, только когда они подошли к двери ее покоев.

— Ты сейчас занят? Фиона тебя не дожидается?

— Сейчас нет, а в чем дело?

— Мне нужна твоя помощь кое в чем.

Финлей распахнул дверь, и Дженн вошла в комнату.

— Зажги, пожалуйста, свечи.

Финлей одним взмахом руки зажег две свечи, стоящие на столе. Оглянувшись, он увидел, что Дженн прошла к камину и наливает воду из кувшина в чашу. Руки ее двигались уверенно: она быстро привыкла к своей слепоте. Поставив чашу на стол, Дженн улыбнулась Финлею.

— Помнишь, я спросила тебя: доверяешь ли ты мне? Теперь я собираюсь показать тебе, почему задала такой вопрос.

Она подняла руки и развязала повязку. Финлей взял у нее конец бинта и медленно свернул его; теперь стали видны глаза Дженн. Они были закрыты и смазаны чем-то, что блестело, как влага. Финлей взял тряпицу и обмыл глаза Дженн. Она с улыбкой открыла глаза и взглянула на Финлея.

— О боги!

— В чем дело? — нахмурившись, спросила Дженн.

— Ты можешь видеть! Белая пленка исчезла. Твои глаза снова выглядят совершенно нормально.

— Конечно! — рассмеялась Дженн. — А чего ты ожидал?

— Я… — Финлей не мог найти слов.

— Бедный Финлей! — Дженн придвинула кресло и села. — Мне казалось, ты бы уже должен был привыкнуть к моим выходкам. Слепота и не должна была остаться навсегда. Ключ даже попросил у меня прощения за нее и объяснил, что это неприятное следствие полного объединения с ним.

Финлей пристально посмотрел на Дженн. Ее глаза были синими и сверкающими, как и раньше; он прочел в них сочувствие и понимание. Действительно, что за замечательная женщина!

— Ну что ж, жду обещанного объяснения.

Дженн усмехнулась, сложила руки на груди и откинулась в кресле.

— Я хотела рассказать как раз о самом объединении. Не могу сказать, что пока много знаю о Ключе, но одну вещь я выяснила. Я теперь знаю, как он работает.

— И как?

— Ты никогда не задавался вопросом, в чем сила Ключа? Почему новый джабир должен быть избран как можно скорее после смерти предыдущего и почему джабир до конца жизни не может и шагу ступить за врата?

— Вообще-то не задумывался.

— А я-то считала, что ты такой любопытный! Знаешь, что означает слово «джабир»? «Жизнь». Когда я объединилась с Ключом, я дала ему жизнь. Именно так он и работает. Джабир питает его собственной силой, и если эта сила не очень велика, то при увеличении расстояния между Ключом и джабиром связь ослабла бы и оба — и Ключ, и джабир — умерли бы.

Сердце Финлея громко заколотилось.

— Но твоя-то сила велика!

Улыбка Дженн увяла.

— Нет. Поэтому я и прошу тебя о помощи.

Снаружи уже стемнело, и в этот поздний час почти все жители Анклава были внизу и ужинали. Пока они шли через поле, Финлей старался придумать, как ему отговорить Дженн от ее замысла. Это же чистое безумие! Даже если она права — в чем Финлей очень сомневался, — еще слишком рано затевать подобное! Наверняка она еще не оправилась после соединения с Ключом. С виду Дженн в полном здравии, но все же…

— Мне это совсем не нравится, — сказал Финлей, когда они приблизились к темному провалу врат. — Если Ключ не скажет, что у тебя все получится, не следует и пробовать. По крайней мере пока. Случиться может все, что угодно. У меня все еще болит плечо, и я не смогу в случае чего отнести тебя обратно.

— Ох, Финлей, не переживай. Жизнь полна случайностей.

Финлей схватил Дженн за руку и повернул к себе лицом.

— А ты перестань разыгрывать передо мной этот спектакль! Я слишком хорошо тебя знаю, Дженн. Ты ведь понятия не имеешь, удастся ли тебе твоя затея.

— Нет. Но попробовать я должна. Уж ты-то должен меня понять: я не хотела появляться в Анклаве, но с того момента, когда я дала клятву Встать в Круг, я знала, что… моя судьба — стать джабиром. Твой брат всегда противился своей судьбе и верил, что только полный отказ от подчинения — верный путь. Может быть, для него это и так, но для меня — нет. Я не думаю, будто возможно избежать того, что предначертано, но я и не верю в смертный приговор, вынесенный роком. Я пыталась объяснить все Роберту, но он не стал меня слушать. Мне кажется, что с его отношением к собственной судьбе увещевания — пустое дело.

Финлей в ужасе со свистом втянул воздух.

— Ты знаешь остальную часть пророчества?

— Нет, такой милости Ключ мне не оказал. Но одно мне известно: многое из того, что Роберт совершил — и что еще совершит, — он делает из-за любви ко мне. Это накладывает на меня ответственность, которой я, если сказать честно, не хочу. Как бы Роберт ни старался разорвать оковы судьбы, он стал ее рабом. Я отказываюсь следовать его примеру. Что я была бы за человек, если бы не училась на его ошибках?

— Не понимаю.

— У меня тоже есть судьба, Финлей, но я не собираюсь просто сидеть и ждать того будущего, которое она мне уготовит. Я буду направлять ее, подчинять своей воле, заставлять делать то, чего я хочу. Может быть, у меня и не окажется выбора в том, что мне готовит будущее, но я определенно желаю сама решать, какой стану. Рок может меня использо-вать, но и я собираюсь использовать его в свою очередь. А теперь скажи — мы так и будем здесь стоять или ты все же поможешь мне?

Финлей успел принять решение.

— Хорошо, только я на всякий случай попробую первым. Он повернулся и сделал шаг в темноту. Через несколько секунд легкое покалывание охватило его тело, потом он оказался недалеко от конца туннеля; стал уже виден кусочек звездного неба. Финлей остановился и подождал.

Дженн промчалась мимо него со всей доступной ей скоростью. Финлей поймал ее, и они оба рассмеялись.

— Как я понимаю, ты все-таки не была вполне уверена в успехе. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь когда-нибудь бегом пробегал сквозь врата! Пожалуй, мне пора перестать удивляться твоим поступкам. Можно просто ожидать самого худшего и спокойно смотреть, оправдаешь ли ты ожидания.

Дженн усмехнулась:

— Идем дальше. Пройти сквозь врата оказалось легко. Я хочу выяснить, далеко ли мне удастся отойти, прежде чем Ключ запаникует.

Дженн взяла Финлея за руку и двинулась к выходу из туннеля. Дойдя до отверстия, она сделала ему знак остановиться и одна прошла вперед, потом, оглянувшись через плечо, прошептала:

— Воспользуйся своими способностями искателя, Финлей. Не отходи далеко от туннеля. Я хочу знать, есть ли кто-нибудь, кроме наших часовых, на расстоянии лиги отсюда.

Финлей вышел под открытое небо и встал рядом с Дженн. Его колдовской взгляд скользил по тропе, по окружающим Анклав горным хребтам. Ночь облегчала поиск: воздух был чист, ничто не отвлекало Финлея. Через несколько минут он повернулся к Дженн:

— Никого. Тебе никто не помешает.

Всякая шутливость покинула Дженн. Кивнув Финлею, она двинулась по тропе, медленно, но уверенно. В лунном свете тропа и фигура в белом были отчетливо видны. Потом Дженн скрылась за поворотом. Финлей не осмелился высматривать ее колдовским зрением. Каждая такая попытка только увеличивала риск того, что Нэш обнаружит его — и Анклав.

Бездействие никоим образом не облегчало ожидания. Финлей сел было на камень, но беспокойство сразу же заставило его вскочить на ноги. Он начал ходить перед входом в туннель, махать руками, чтобы согреться — ночной воздух был холоден, — и высматривать знакомые созвездия на небе.

«Я же тебе сказала — не тревожься. Все в порядке».

Финлей сглотнул, но перестал метаться.

«Я передумал; никогда я не привыкну к таким вещам! Прошу тебя, возвращайся. У меня от напряжения даже голова разболелась».

«Бедняжка!»

Еще несколько бесконечных минут ожидания, и наконец на тропе снова показалась Дженн. В лунном свете было видно, что она улыбается. Последние несколько ярдов Дженн пробежала и крепко обняла Финлея.

— Я знала! Знала, что все удастся! Ох, Финлей, ты и представить себе не можешь!..

— Прекрасно представляю, — рассмеялся он. — Только позволь тебе сказать: я тебя просто ненавижу!

— Ну что ж, это ненадолго. Пошли, у нас еще много дел. Времени у меня мало.

Одно дело было убедить Финлея, и совсем другое — Марту и Фиону.

— Ты, должно быть, сошла с ума! — воскликнула Марта и тут же поспешила к двери детской, чтобы убедиться: ее громкий голос не разбудил детей. Обе дочери Фионы, обнявшись, крепко спали.

— Похоже, объединение с Ключом окончательно лишило тебя рассудка, — поддержала ее Фиона. Говорила она тихо, но под ее взглядом Финлей поежился. — Я не вижу в этой затее смысла. Если уж тебе нужно куда-то отправиться, то почему именно на восток? Наверняка больше пользы двинуться на запад, к Шан Моссу.

— Я так и сделаю, но сначала мне нужно заняться кое-чем еще, и если я не отправлюсь сегодня же ночью, будет слишком поздно, — ответила Дженн.

— Не только Ключ имеет привычку говорить загадками. — Марта знаком предложила всем отойти подальше от двери детской, потом решительно повернулась к Дженн. — Я знаю, как много значит для тебя свобода, но если ты ждешь от нас помощи, то объясни все как следует.

— Тут дело не в моей свободе, — прошептала Дженн. — Речь идет о моем сыне.

Марта замерла на месте.

— Что ты имеешь в виду?

Дженн сделала глубокий вдох, чтобы сдержать волнение.

— Уезжая из Бликстона, я отправила письмо отцу Джону с просьбой уговорить сестру привезти Эндрю к подножию Голета. Сейчас все только и думают, что о войне, и никто не обратит особого внимания, если они недели на две уедут из Мейтланда. Сейчас они должны уже дожидаться меня. Если мы выедем сегодня ночью, то будем на месте завтра к вечеру. Если я не появлюсь в условленное время, они поедут обратно. Я не смогу отправиться следом, мне ведь еще нужно…

— Так ты все-таки намерена побывать и в Шан Моссе, — ровным голосом сказала Фиона.

— Сразу же как только вернусь. Теперь вы понимаете, почему нужно спешить?

Фиона кивнула:

— Ты собираешься привезти Эндрю сюда?

— Нет, еще нет. Он слишком мал. — Дженн внимательно смотрела на женщин, но с Финлеем старалась глазами не встречаться.

— Хорошо, — сказала Фиона, поворачиваясь к своему мужу. — Тебе предстоит присмотреть за детьми два-три дня. Это будет для тебя хорошей практикой.

По выражению лица Финлея было ясно, что он хочет возразить, однако он все же промолчал.

— Финлей, — сказала Марта, — если ты оседлаешь трех коней, пока мы будем собираться, мы через час сможем выехать.

— Уж не собираешься ли и ты ехать со мной? — вскинула голову Дженн.

— Почему бы и нет? Я могу попросить свою тетку позаботиться о детях, да и отсутствовать мы будем недолго. Если путешествие в предгорья пройдет удачно, значит, ты вполне сможешь отправиться в Шан Мосс. Прости, но для меня очень много значит твое присутствие на поле битвы. Я хочу, чтобы мой муж вернулся целым и невредимым.

— И ты еще говорила, что это я сошла с ума! Ладно, я согласна. Давайте поторопимся.

Дженн должна была признать, что предложение взять с собой их обеих было удачным. Фиона ехала впереди, высматривая дорогу своим колдовским зрением и продвигаясь вперед с уверенностью, которая не могла не восхищать Дженн. Марта ехала последней, используя умение искательницы для другого: она следила, не появится ли кто-нибудь поблизости. Приближался рассвет, небо посветлело, звезды начали гаснуть, а далекие горные вершины засияли в лучах встающего солнца. Обе спутницы Дженн молчали, сосредоточившись на своем деле, так что у Дженн было время для размышлений.

Не было никакой гарантии, что Белла и Эндрю окажутся в условленном месте; письмо Дженн могло не дойти до адресата, да и Белла вполне способна воспротивиться намерениям отца Джона.

Кроме того, неизвестно, далеко ли Дженн отпустит Ключ.

Перемены, происшедшие в поведении Ключа, казались Дженн знаменательными. Здесь, за пределами пещеры, голос его звучал совсем иначе, словно их разделял занавес. Еще более странным было то, что Ключ не сделал даже попытки остановить Дженн, хотя, несомненно, знал, что она задумала. Ни споров, ни протестов — ничего…

С каждым часом голос Ключа становился все более слабым. Дженн все еще чувствовала его присутствие, однако к середине утра Ключ умолк полностью. Дженн охватило чувство утраты и желание повернуть назад, но ведь Эндрю, наверное, ждет ее… Дженн сосредоточилась на своей внутренней связи с Ключом. Если и она начнет ослабевать, нужно будет принять меры немедленно. При всей своей готовности идти на риск Дженн боялась даже представить, что случится, если связь прервется совсем.

Незадолго до сумерек путницы выехали на опушку леса, окружающего обитель Святого Германуса. По склону холма тянулся виноградник, и Дженн остановилась, осматриваясь. Роберт рассказывал ей о своей жизни в монастыре после того, как их соединили Узы, когда он пытался спрятаться от того, что уже свершилось, и не дать себе причинить Люсаре еще большее зло. Как странно, что попытка уйти от мира привела Роберта к встрече с единственным человеком, способным помочь ему вновь вернуться к жизни. Хотя Дженн мало знала Эйдена Маккоули, она ясно видела, каким близким человеком для Роберта он стал, как сильно они зависят друг от друга, какие похожие — и в то же время совершенно различные — роли играют.

Роберт нуждался в том, чтобы рядом с ним был кто-то, чья вера была бы нерассуждающей. Маккоули требовался человек, которому он мог бы помогать, в которого мог бы верить. Что случилось бы с обоими, если бы им не суждено было встретиться?

— Я вижу колдовским взглядом отца Джона, — прервала ее размышления Фиона. — Он недалеко отсюда.

Дженн двинулась сквозь чащу, стараясь не обнаруживать своих чувств. Сейчас, когда они были так близко от цели, она почти видела Эндрю — так сильна была его аура.

Женщины вели коней в поводу между деревьями, но еще не выйдя на опушку, Дженн выпустила поводья и кинулась вперед. Эндрю увидел ее и с радостным визгом бросился к матери. Дженн подхватила сына на руки и долго стояла, не замечая струящихся по щекам слез и тяжести мальчика. Потом она медленно опустилась на колени, все еще не размыкая объятий.

— Я знал, что ты приедешь, мама, — прошептал малыш, уткнувшись в плечо Дженн. — Тетя Белла говорила, чтобы я особенно не надеялся, но я все равно знал!

Дженн немного отодвинула от себя мальчика и стала гладить его темные волосы. Взгляд Эндрю был очень серьезен, выглядел ребенок прекрасно. Дженн посмотрела на Беллу и отца Джона.

— Спасибо, что привезли его. В дороге были какие-нибудь неприятности?

— Только с Лоренсом, — буркнула Белла. — Он ничего не понимает.

— Я разожгу костер, — с улыбкой сказал отец Джон. Белла с воинственным видом повернулась к Фионе:

— Я вас знаю. Вы приезжали в Элайту учить Дженн, верно? Может быть, вы тоже колдунья?

Фиона подошла к отцу Джону и стала ему помогать.

— Не думаю, что такие вещи следует обсуждать здесь, где нас могут услышать.

— Ах, значит, моя сестрица и вас использует для достижения своих целей? — бросила Белла.

— Пожалуйста, Белла. — Дженн поднялась не отпуская от себя Эндрю. — Я знаю, что ты сердишься, но все-таки…

— Сержусь? Гневом мои чувства вовсе не исчерпываются, — прошипела Белла. — Удивляюсь, как это ты еще не привела с собой Роберта, чтобы оскорбление было более полным.

— Роберт находится с войском, — вмешалась Марта. Как всегда, ее спокойствие и доброжелательность несколько смягчили напряженность. — Он намерен не дать Селару вторгнуться в Майенну. — Марта подошла к Дженн и опустилась на колени перед Эндрю. — Привет!

— Привет, — неожиданно смутившись, ответил мальчик.

— Ваше путешествие было интересным? Эндрю кивнул:

— Я никогда еще так далеко не ездил — мы скакали много-много дней. Я хороший наездник.

— Я в этом не сомневаюсь, — улыбнулась Марта.

— Дженн, — перебила ее Белла, — ты собираешься рассказать мне, что происходит, или по-прежнему оставишь в неведении?

Дженн опустилась на землю рядом с разожженным отцом Джоном костром и посадила Эндрю к себе на колени.

— Все так, как сказала Марта. Две армии приближаются сейчас к западной оконечности Шан Мосса. Роберт хочет остановить Селара, прежде чем его войско перейдет границу.

— Что ж, пора ему сделать хоть что-нибудь! А что будет потом? Ты вернешься домой?

— Я никогда не смогу вернуться домой, — прошептала Дженн; все ее внимание было поглощено Эндрю. Мальчик настороженно смотрел на нее, словно опасаясь, что она в любой момент может убежать и исчезнуть.

— А что насчет твоего сына?

— Пожалуйста, Белла! Неужели мы должны обсуждать все это немедленно?

— Я хочу получить ответ.

— Я… я пока не могу забрать его с собой.

Глаза Эндрю наполнились слезами, однако мальчик не заплакал. Малыш обладал мужеством, которым мог бы гордиться и взрослый мужчина. Дженн прижала его к себе и прошептала:

— Ты же знаешь, как я тебя люблю, но есть вещи, которые я обязательно должна сделать. Это нужно нашей стране, и люди погибнут, если я не приду им на помощь.

— Например, герцог Роберт? — прошептал в ответ Эндрю. — Он спас тебя от папы.

— Да, любовь моя, так и было.

Эндрю внимательно посмотрел на мать; его пальцы перебирали завязки ее плаща.

— Почему я не могу поехать с тобой и помогать? Я не буду тебе мешать. Я хочу помочь герцогу Роберту — он ведь помог тебе. Я обещаю хорошо себя вести.

Дженн отвернулась, неожиданно почувствовав, что ей трудно дышать. Марта и Фиона молча наблюдали за ней, но на их лицах были написаны совсем разные чувства.

— Конечно, ты будешь хорошо себя вести, — прошептала Дженн. — И ты можешь помочь — тем, что отправишься домой с тетей Беллой и будешь прилежно учить уроки. Я обещаю: как только смогу, я приеду повидаться с тобой. Я часто буду приезжать. А потом, когда ты подрастешь, я возьму тебя с собой.

— Когда?

— Ох, еще нескоро, так что не начинай считать дни и изводить свою тетушку. Я приеду к тебе гораздо раньше. Тебе ведь нравится жить в Мейтланде?

Эндрю кивнул:

— Там лучше, чем в Клоннете. Дядя Лоренс подарил мне лошадку, и мы каждый день ездим с ним кататься. Он такой забавный! Он все время шутит, и я смеюсь так, что даже живот болит.

Дженн взглянула на Беллу. Та только пожала плечами:

— Лоренс очень боялся, что ты заберешь Эндрю с собой. Он хочет, чтобы мальчик рос в Мейтланде, — думаю, тебе понятно почему.

Хотя Лоренс никогда и словом не обмолвился, всегда было ясно, что единственное, о чем он жалеет, — это что у них с Беллой нет детей.

— А ты?

Белла нахмурилась:

— Разве тебе нужно спрашивать? Конечно, я хочу, чтобы Эндрю жил у нас. Просто я была бы рада, если бы… Ах, да что толку! Я никогда не смогу получить у тебя вразумительного ответа.

— Мне очень жаль.

— Да, ты все время так говоришь.

— То, что случилось, случилось не по моей воле, и выбора у меня нет.

Гнев Беллы испарился; теперь она выглядела просто усталой.

— Когда все кончится и ты приедешь повидаться с сыном, я добьюсь у тебя ответов на свои вопросы, нравится это тебе или нет.

Дженн с легкой улыбкой снова повернулась к Эндрю.

— Что ж, может быть, тогда они будут мне известны.

Прозрачный ломтик месяца повис над горами, когда Дженн снова скрылась в лесу. Марта и Фиона молча ехали рядом с ней. Было так трудно оставить мальчика, отдать его Белле и уйти! Эндрю не плакал, зато Дженн не смогла сдержать слез. Правильно ли ее решение позволить сыну расти в Мейтланде? Обеспечат ли Лоренс и Белла ему такое обучение, какое нужно? С другой стороны, мальчик никогда не узнает свой народ, если будет жить в Анклаве, а скрываться там ему теперь не нужно.

— Я одно хотела бы знать, — пробормотала Фиона не поднимая глаз.

— Что именно?

— Знает ли Роберт, что Эндрю — его сын?

Дженн резко натянула поводья, так что ее конь едва не столкнулся с конем Фионы.

— Что ты хочешь сказать?

— Мне очень жаль, Дженн, — успокаивающе протянула к ней руку Марта, — мы вовсе не хотим ничего предположить…

— Ах, к чему увертки, Марта, — спокойно прервала ее Фиона. — Дженн прекрасно знает, о чем мы говорим.

На мгновение Дженн лишилась дара речи.

— Как вы узнали?

Фиона подарила ей одну из своих редких улыбок.

— Я уже пять лет замужем за его дядей, Дженн. Неужели ты думаешь, что я не заметила семейного сходства? Я знаю, что Эндрю — не сын Финлея, а вы с Робертом уже многие годы любите друг друга. К какому другому выводу я могла прийти?

Дженн повернулась к Марте:

— А ты?

— Сходство есть, но, говоря по правде, если бы я его не искала, я могла бы и не заметить ничего. Я догадалась раньше: поэтому я и захотела поехать с тобой.

— О боги, — выдохнула Дженн, — и многие еще догадались?

— Не особенно, — пожала плечами Фиона. — Марта верно говорит: нужно знать, что искать. У Эндрю твои глаза и волосы, даже форма лица та же, но что-то в том, как он наклоняет голову, как улыбается… Я однажды видела Ичерна. В мальчике нет ничего от него, но очень много от Роберта. Вот я и хочу знать: Роберту все известно? Совершенно очевидно, что мальчик ни о чем не подозревает.

— Нет, Роберт не знает, — бросила Дженн, но тут же пожалела о своем резком тоне. — Простите меня. Еще несколько недель назад я собиралась все ему рассказать, но теперь это невозможно. Ведь Роберт снова женился, и едва ли я когда-нибудь открою ему правду. Я в первую очередь должна думать об интересах Эндрю, а такое открытие не пойдет ему на пользу.

— Понятно, — протянула Фиона. — Кто еще знает?

— Только Мика и Финлей. Они оба догадались.

— Что ж, неожиданно проясняются многие непонятные вещи.

— Ты так и хочешь хранить все в тайне? — спросила Марта.

— Да.

— Великолепно! — Фиона развернула коня и снова выехала на тропу. — Еще одна тайна — только ее нам и не хватало. И, как я полагаю, ты собираешься забрать Финлея из Анклава и вместе с ним отправиться на войну?

— Откуда ты знаешь?

— Я же его жена, Дженн. — В голосе Фионы прозвучало легкое раздражение. — Неужели ты думаешь, что после всех этих лет я не научилась угадывать, о чем он думает? Он в ужасе, но он тебе доверяет. Он поедет с тобой, если ты его об этом попросишь.

— Опасности не будет, ты же знаешь.

— До чего же мне нравится, как ты об этом говоришь, — сухо ответила Фиона. — Можно подумать, что ты уже тысячу раз проделывала подобное.

— Прекрати! — рявкнула Дженн. Она ухватила лошадь Фионы за повод и заставила ее остановиться. — Такие разговоры ни к чему — особенно от тебя. Если ты его любишь, то должна видеть, как необходимо ему вырваться из Анклава хотя бы на несколько дней. Более того, ему необходимо сражаться бок о бок с Робертом. Ох, я знаю, что они поссорились и что Финлей ужасно зол на брата, но это не меняет того факта, что Финлей изводит себя мыслью о том, какой опасности подвергается Роберт, выступая против Ангела Тьмы. Роберт, да благословят боги его неведение, сам еще ничего не представляет.

Фиона ничего не ответила, только вызывающе вскинула голову. Дженн продолжала:

— Я хочу, чтобы ты поняла: я люблю Финлея как брата, я не допущу, чтобы с ним что-нибудь случилось. Однако если Роберт проиграет в схватке с Нэшем, а Финлей будет думать, что мог изменить исход поединка, такая мысль его убьет, — ты знаешь это не хуже меня. Ты должна верить в то, что в моих силах уберечь Финлея от Нэша. Я теперь единое целое с Ключом. Ту защиту, которую Ключ обеспечивает Анклаву, я могу дать и Финлею. Я — единственная, с кем Финлей в безопасности может выехать за врата. Прошу тебя: не противься этому!

— Я начинаю понимать, о чем говорила твоя сестра. Ты действительно умеешь использовать людей в своих целях.

— Моя сестра — невежественная дура, — бросила Дженн. — Ты не имеешь такого оправдания. Ты знала, чем рискуешь, когда выходила замуж за Финлея. Он никогда не скрывал своих чувств к Роберту; он целых двадцать лет добивался того, чтобы Роберт сделал именно то, что он делает сейчас. Если ты станешь тянуть его в противоположном направлении, ты только сделаешь его выбор более трудным. Финлей всем сердцем рвется на помощь Роберту. Можешь не говорить мне, что ты этого не видишь.

Фиона быстро моргнула, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы, и тихо ответила:

— Конечно, я все вижу. Но я также вижу и то, что мои дети осиротеют.

— Поверь, — прошептала Дженн, протягивая Фионе руку, — я не позволю беде с ним случиться. Обещаю.

ГЛАВА 24

Нэш шел по лагерю, рассеянно пересчитывая костры, светящиеся на фоне лесной чащи. Ледяной ветер шумел в вершинах деревьев и уносился на равнину. Куда бы ни бросил Нэш взгляд, всюду устраивались на ночлег усталые солдаты; теперь, когда от противника их отделяли немногие лиги, люди присмирели.

А ведь они и понятия не имеют, как на самом деле близок враг…

Нэш решительно двинулся к королевскому шатру. Часовые откинули полотнище входа, как только его завидели, и Нэш не задерживаясь прошел внутрь. Он оказался перед длинным столом, во главе которого сидел Селар, а по сторонам — советники. На лицах многих собравшихся было написано нетерпение: как же им досаждала необходимость дожидаться Нэша! Что ж, придется разыграть роль провинившегося слуги, — впрочем, теперь уже совсем недолго предстоит им играть в эту игру…

— Простите меня, сир. Я хотел до начала совета обойти все выставленные вокруг лагеря посты.

Селар, как всегда любезный с ним, указал Нэшу на кресло.

— Ну что ж, начнем. Ингрем, как обстоят дела?

— Лучше, чем неделю назад, сир, — ответил канцлер. — Нам удалось пополнить припасы в двух городках, которые армия миновала после того, как вошла в лес. Лошадей теперь столько, сколько нужно, а волы отдохнули.

— Прекрасно. Что нового на границе?

— С тех пор как мы получили последнее донесение, ничего. Если Тирон собирается выступить нам навстречу, он делает это не спеша или движется по дороге, которую нашим разведчикам не удалось обнаружить.

— И какой из этих вариантов представляется вам более вероятным?

— Честно говоря, сир, второй, — ответил Ингрем. — Не представляю, как возможно, после всех наших задержек из-за дождей, чтобы ваш брат не знал о нашем приближении.

— Сир, — встрял в разговор, как кинжал между колец кольчуги, епископ Бром, — боюсь, что нам грозит еще одна, более близкая опасность.

— Что? — Селар умел так задать, не повышая голоса, простой вопрос, что его собеседник невольно начинал ежиться.

Когда Бром, смутившись, промолчал, договорить за него пришлось Осберту.

— Речь идет об Изгнаннике, сир.

Услышав это, Селар наклонился вперед и отодвинул от себя кубок с вином.

— Что там с ним?

— Уже дюжина моих шпионов подтверждает прежние донесения: он ведет пять тысяч воинов и явно намеревается отрезать нам дорогу к границе. Должно быть, он имеет при себе и колдунов.

Селар взглянул на Нэша, потом на сидящего рядом с ним принца Кенрика.

— Опять колдуны? Ох, Осберт, неужели и вы, едва успев сделаться проктором, начнете докучать нам подобными разговорами!

Осберт сглотнул.

— И тем не менее, сир, мы должны учитывать такую возможность. — Осберт помолчал, опять сглотнул и продолжал, ни на кого не глядя: — Боюсь, что мне придется сообщить вам еще одну неприятную новость, о которой донесли разведчики.

— Ну так говорите! Мы не можем сидеть здесь всю ночь.

— С Изгнанником ваша дочь.

— Что? — прошипел Кенрик, резко вскочив. — Он держит ее в заложницах?

— Сомневаюсь, что его намерения таковы, мой принц. Я… Шпионы сообщают, что она сочеталась браком с Изгнанником. Слухи уже достигли нашего лагеря. К утру все об этом узнают.

Как любопытно! Значит, Враг женился на маленькой принцессе? Нашел замену погибшей Союзнице? Очень умно, дружок, очень умно…

— Я его убью! — взорвался Кенрик, с грохотом отшвыривая кресло.

— Успокойтесь, сын мой, — поднял руку Селар. — Мы разберемся с этим позже. — Он подождал, пока принц не опустился в кресло, и с усмешкой продолжил: — Значит, нам предстоит с ним сразиться? Что ж, пожалуй, пора. Далеко ли до его ничтожного войска?

— Три дня пути, сир, — ответил Осберт. — По моим сведениям, он собирается остановить нас у самой границы, на западной оконечности Шан Мосса.

Селар долго молчал, барабаня пальцами по столу и не обращая внимания на кипятящегося рядом Кенрика.

— Итак, Роберт наконец набрался храбрости выступить против меня, — но чтобы собрать войско, ему потребовалась моя девчонка. Кучка преступников и бунтовщиков, я уверен. Когда они увидят, с какой силой им предстоит иметь дело, половина в страхе разбежится. Прекрасно, я теперь смогу увидеть, кто встал на его сторону. Впрочем, вряд ли меня ожидают сюрпризы. Конечно, Пейн и Макглашен: эти изменники слишком долго искали оправдания тому, что до сих пор не присоединились ко мне. — Селар помолчал и кивнул: — Что ж, небольшая стычка только закалит моих людей. Их мечи станут острее после расправы над тысячей-другой предателей. Так тому и быть. Мы выступаем против Изгнанника.

Нэш откинулся в кресле и улыбнулся.

Годфри поспешно закончил ужин и стал следить за входом в королевский шатер. Через несколько мгновений совет закончился, и Осберт, опустив голову, вышел наружу. Стараясь не выказать поспешности, Годфри подошел к нему. Новый проктор удивленно поднял на него глаза.

— Добрый вечер, архидьякон.

— Неловко тревожить вас, проктор, но мне хотелось знать, не выяснилось ли чего нового. Меня все время спрашивают о Вогне.

Осберт остановился у своего шатра, качая головой.

— Расследование закончено, архидьякон. Результат его самый печальный, хотя я никак не могу понять, почему все так случилось.

— Значит, вы и в самом деле считаете, что Вогн убил своего помощника и бежал с Брезайлом?

— А что еще я могу думать? Простите меня, Годфри. Я знаю, никто особенно не любил Вогна, но разве найдется человек, который возвел бы на него такую напраслину? — Осберт нахмурился, глядя в сторону королевского шатра. Помолчав, он прошептал: — Думаю, нам грозит беда.

— Что именно? — тоже шепотом спросил Годфри, удивленный такой откровенностью гильдийца.

— Дуглас ведет армию, чтобы остановить нас. Селар относится к этому легкомысленно, он не осознает в полной мере опасности. Я помню Роберта еще по прошлым временам. Он гораздо лучший воин, чем Селар, и точно оценивает ситуацию. В довершение всего он женился на Галиене. Пока я об этом не узнал, я думал, что цель Роберта, возможно, — просто задержать наше продвижение.

— А что вы думаете теперь?

Осберт сухо ответил:

— Он намерен свергнуть Селара. Если король не воспримет угрозу серьезно, Роберт может преуспеть в этом.

Нэш взял кубок, закинул ноги на стол и взглянул на де Массе.

— Пожалуй, этой ночью я пошлю за Валеной, — сказал он с легкой улыбкой.

— Почему?

— Потому что мне хочется отпраздновать свой успех. Реакцию де Массе он предвидел. Тот что-то буркнул, встал, обошел стол и стал глядеть в темноту ночи.

— Скажите спасибо, что я так терпеливо сношу ваши издевки, Нэш. Нет необходимости постоянно напоминать мне о том, какой выбор она сделала.

— Но это все так забавно!

— Ну, мне кажется, вы немного торопитесь праздновать победу. Враг ведь совсем рядом, и мы его еще не победили. Армия Дугласа — вовсе не скопище черни, как желает думать Селар. Это хорошо обученное войско под командой лучшего полководца Люсары. Все мои разведчики сообщают о железной дисциплине и постоянных учениях в отрядах мятежников.

— Какая мне разница! Мне вовсе и не нужно, чтобы королевская армия выиграла сражение. Поход против Майенны всегда должен был послужить всего лишь приманкой.

— Но сражаться нам предстоит.

— Конечно. В чем дело, Люк? Уж не трусите ли вы? Де Массе резко обернулся, на лице его было написано отвращение.

— Иногда меня просто тошнит от вас! Нэш рассмеялся:

— Только иногда?

— А как вы думаете? — Малахи встал посреди шатра, уперев руки в бедра, совсем забыв о своей привычке принимать элегантные позы. — Вы полагаете, что знаете все, а на самом деле, если бы не я, вы были бы слепы, как летучая мышь! Я рискнул своим положением в Карахаме, чтобы быть здесь и помогать вам, а все, на что вы способны, — это шпынять меня в надежде, что я поддамся на провокацию! Я отказался от Валены в тот день, когда она предпочла вас мне. Никакие ваши шпильки не могут сделать для меня ситуацию хуже, чем она есть. С другой стороны, пожалуй, если вы не начнете разговаривать вежливо, я не стану рассказывать вам последние новости, которые сообщили мне мои разведчики.

Нэш расхохотался:

— О боги, что за великолепный спектакль! И долго вы репетировали эту речь? Клянусь кровью Бролеха, вы начали ее придумывать еще в тот день, когда я увез Валену из Кара-хама! Очень типично для вас отложить ее произнесение до последнего момента. Ладно, будьте паинькой и выложите мне последние новости.

Де Массе стиснул зубы и ничего не сказал.

Нэш не сделал попытки скрыть издевательскую ухмылку. Достаточно ему было лишь слегка шевельнуть рукой, и лежавший на столе кинжал взмыл в воздух и нацелился в горло де Массе. Нэш целую минуту продержал его так, наслаждаясь страхом, отразившимся в глазах малахи, его неспособностью отодвинуться. Потом он резко отпустил клинок и снова потянулся к кубку с вином. Де Массе, шатаясь, отпрянул.

— Мне очень жаль, — протянул Нэш, подбирая упавший на пол кинжал. — Мне показалось, что нужно вам напомнить, почему я, а не вы отдаете здесь приказания. А теперь доложите мне о результатах разведки, прежде чем мое терпение иссякнет.

Тяжело дыша, де Массе расправил плечи.

— Дело касается вашей крошки-герцогини, Союзницы. Нэш бросил на него свирепый взгляд.

— Она мертва. Валене придется занять ее место, хоть это и никчемная замена. Так что насчет Союзницы?

— А если я скажу вам, что Дженнифер Росс вовсе не погибла во время пожара в Клоннете?

Нэш словно окаменел. Потом он медленно повернулся к де Массе и прошептал:

— Что вы хотите сказать?

Малахи издевательски усмехнулся, прежде чем ответил:

— Помните, вы говорили, что у вас был шпион в Клоннете?

— Ну и что?

— У меня тоже там был свой человек. Женщина.

— Она знает, что случилось?

— Понятия не имею. Дело в другом: я ни слова от нее не слышал после пожара. Если Ичерн узнал Дугласа и позвал на помощь, она должна была вступить в схватку.

— И Враг, конечно, ее убил, — выдохнул Нэш, выпрямляясь в кресле. Он рассеянно поднес к губам кубок, но вина так и не отпил. — Так это ее тело мы погребли в базилике. О кровь и пламя! Я недооценил Союзницу! Значит, она могла бросить своего мальчишку… конечно, могла! Он ведь не дитя Уз. Но… Но если она жива, то где она? Почему Дуглас женился на принцессе?

— Незачем спрашивать меня, — прорычал де Массе. — Ведь это вы отдаете здесь приказания.

Нэш взглянул на него и улыбнулся:

— Вы правы. Приношу свои извинения. Ну как, вы простили меня?

— Меня все еще тошнит от вас!

Нэш и не подумал сдерживать смех. Она жива. Она жива! И хотя между ней и Врагом могло произойти что-то, о чем он не догадывается, она, несомненно, где-то здесь, рядом с его армией. Сражения она ни за что не пропустит! Все еще смеясь, Нэш поднялся на ноги. Неожиданно все вокруг, даже этот унылый шатер, стало казаться прекрасным!

— Когда будете идти мимо, предупредите Валену, что эту ночь я проведу у нее. Похоже, мне все-таки есть что праздновать! А пока мне нужно переговорить с нашим милым принцем.

Кенрик был не один. Он сидел в кресле, положив ноги на другое, в распахнутой на груди рубашке, и казался человеком вдвое старше своего возраста. В шатре находилось с полдюжины его друзей, изрядно подвыпивших; никто не обратил внимания на приход Нэша. На первый взгляд не было заметно обычных для принца и его компании развлечений; возможно, время для них еще не наступило.

— Привет, милорд советник, — вяло махнул рукой Кенрик. — Я почтен тем, что вы заглянули. Вина?

— Нет, благодарю вас, мой принц.

— Ну что ж. — Кенрик поднес к губам бутылку и пил до тех пор, пока не закашлялся. Часть вина пролилась, окрасив красным грудь юноши. Некоторые его приятели засмеялись.

— Я хотел бы поговорить с вами наедине, мой принц, — ровным голосом, но достаточно громко, чтобы все расслышали, сказал Нэш.

— Я не в настроении, Нэш. Оставим это до утра. Сейчас у меня есть другое занятие.

— Я не отниму у вас много времени, — ответил Нэш, незаметно оказав на пьяную компанию легкое, но неприятное давление. Один за другим собутыльники принца стали тереть глаза, словно только что проснувшись, подниматься, кланяться и уходить.

Кенрик следил за Нэшем — он был совсем не так пьян, как казался.

— Чего вы хотите?

— Я собирался задать вам этот же вопрос, мой принц. Глаза Кенрика сузились.

— Перестаньте играть со мной, Нэш. Я знаю, что вы такое.

— А я знаю, что такое вы, — Нэш сделал паузу, — так что счет равный. Может быть, теперь мы сможем поговорить о деле.

Кенрик с каменным лицом показал Нэшу на кресло. Тот уселся.

Несколько секунд Кенрик молчал, но бутылка с вином опустилась на ковер рядом с его креслом.

— Каким образом вы избавились от моих друзей? С помощью той же силы, благодаря которой вы управляете моим отцом?

— Эти два метода совершенно различны.

— Объясните.

— Не сегодня. Нам нужно поговорить о другом.

— Я желаю знать сейчас. Как вы управляете моим отцом? Он уже давно подчиняется любому вашему слову. Я хочу знать, как можно это сделать. Расскажите!

— Нет.

Кенрик резко наклонился вперед, глаза его сверкнули.

— Вы хоть представляете, что я могу с вами сделать? Нэш позволил себе спокойно улыбнуться:

— На самом деле вы очень мало что можете со мной сделать, и не советую пробовать — по крайней мере пока вы не выслушаете того, что я хочу вам сказать.

— На меня не производит впечатления ваше высокомерие, Нэш! И мне наплевать, каким могущественным вы себя считаете. Мне достаточно просто позвать на помощь, и сотня воинов кинется сюда с мечами наголо. Не притворяйтесь, что такое вас ничуть не тревожит. А теперь вы расскажете мне, каким образом вы управляете моим отцом, иначе я и слушать вас не стану. Ведь с перерезанным горлом вы говорить не сможете!

На этот раз Нэш скрыл улыбку. Мальчишку удалось раздразнить. Теперь по крайней мере он будет слушать. Нэш с великодушным видом кивнул:

— Ну хорошо. Ваш отец был подвергнут процессу, известному уже более тысячи лет. Его изначальной целью было единение двух людей, которым предстояло вступить в брак, — чтобы сделать их союз неизбежным. Я… усовершенствовал метод с целью добиться такой же преданности. Это называется Наложением Уз. Ваш отец привязан Узами ко мне на всю жизнь. Ничто не может ни изменить этого, ни нарушить, поэтому, если вы подумывали о том, чтобы попытаться добиться того же самому, не теряйте времени даром.

Кенрик широко раскрыл глаза, откинулся в кресле и снова потянулся за бутылкой.

— Разве вам так трудно поделиться? Нэш, нам ведь не обязательно быть врагами, верно?

До чего же хочется смеяться! Нэш просто покачал головой:

— Напротив, я думаю, что мы можем стать союзниками.

— Вы именно так заманили в ловушку моего отца? Вы собираетесь то же проделать и со мной?

— Такого я сделать не могу.

— Почему?

— Потому что Наложение Уз, о котором я говорил, невозможно без вашего согласия, — а я сомневаюсь, что вы его когда-нибудь дадите. Так что я возвращаюсь к своему прежнему вопросу: чего вы хотите?

Кенрик покачал головой и по-мальчишески хихикнул:

— Вы и представить себе этого не можете!

— Ну, те развлечения, которыми вы так увлечены… Я мог бы предложить вам много, много больше.

Кенрик бросил на Нэша пристальный взгляд.

— Например?

— В вас растет сила, и управлять ею вы не можете, как бы нистарались. Я слышал о ваших экспериментах и даже наблюдал за некоторыми неудачами. Должен честно вам сказать: если вы не прекратите то, что делаете сейчас, вы проживете не дольше месяца.

— Вот как? И откуда вы это знаете?

— Вы играете с тем, что именуется запретной стороной искусства. Достаточно трудно подчинить себе даже разрешенные таланты, а уж о том, чтобы вступить на темный путь без наставника, и говорить нечего. Я готов предложить вам себя в качестве такового.

Нэш откинулся и стал ждать ответа. Кенрик смотрел на него, беспокойно вертясь в своем кресле. Наконец он поднялся, подошел к двери, потом вернулся обратно.

— Чего вы хотите взамен? Я не дам согласия на то, чтобы, подобно отцу, сделаться вашим рабом.

— Наложение Уз, — развел руками Нэш, — имеет определенные ограничения. Ваш отец почти исчерпал себя. Я не хочу связывать вас Узами. Мне просто нужно ваше обещание.

— С какой стати вам доверять мне? Или мне — вам?

— Мы нужны друг другу. Поверьте, — Нэш тоже поднялся, — нигде в мире вы не найдете лучшего учителя. Я могу дать вам все, что вы захотите узнать. И кое-что еще.

— Что же?

— Как вы думаете, сколько мне лет? — Когда Кенрик, хмурясь, неуверенно посмотрел на него, Нэш продолжил: — Хотите верьте, хотите — нет, пока мое тело служит мне больше столетия. Никакая рана, как бы тяжела она ни была, не может меня убить. Когда я старею, в моей власти омолодить себя, возвратить юность и силу — снова и снова. Разве это слишком высокая цена за обещание?

На лице Кенрика отразилось недоверие в смеси со страстным желанием, которое ему с трудом удавалось сдерживать.

— Я все еще не уверен, что могу вам доверять. Откуда мне знать, правду ли вы говорите?

— Я дам вам два доказательства. Во-первых, я научу вас приему, который очень вам пригодится. Думаю, что вы уже обладаете достаточной силой, чтобы легко освоить все, что нужно. Во-вторых, я отдам в ваши руки собственную жизнь. — Нэш придвинулся к принцу, остановившись всего в шаге от него. — В приближающейся схватке с Дугласом вы увидите вещи, которых никто до сих пор не видел. О, он силен, уверяю вас, очень силен. С подобным противником вы не захотели бы схватиться один на один. Однако мне это под силу, я мог бы победить его и в одиночку. В бою я могу быть ранен, но при этом останусь в живых. Если такое случится, вы должны обещать, что привезете меня сюда и добудете все, что мне потребуется. Тогда, поправившись, я начну вас обучать. Выбор за вами, мой принц.

Кенрик боролся с собой, но он был еще слишком юн, чтобы скрыть обуревающую его алчность. Желание получить могущество истекало из каждой его поры. Коротко кивнув, он согласился:

— Хорошо. Мы заключаем сделку.

— Вы даете обещание?

— Даю. Если вы останетесь в живых, я позабочусь о том, чтобы вы не умерли. Если вы меня обманете, я позабочусь о том, чтобы вы погибли. Думаю, это такое соглашение, которое понятно нам обоим.

Стоило ли объяснять мальчишке, как глубоко он заблуждается? Лучше оставить ему возможность считать, будто он будет обладать определенной степенью контроля над ситуацией, решил Нэш.

— А теперь, — Кенрик поставил бутылку с вином на стол и в предвкушении потер руки, — что это за прием, который вы хотели мне показать?

— Что ж, вы обнаружите, что он очень полезен при некоторых ваших… ночных приключениях. Никогда не знаешь, кто может за тобой следить.

ГЛАВА 25

Резкий ветер приносил на вершину холма запах свежей зелени с равнины и легкий аромат смолы из далекого леса. В небе почти неподвижно висели какие-то белые птицы, лишь изредка взмахивая крыльями, чтобы поймать невидимый поток воздуха.

Роберт замер, глядя на птиц, боясь, что они его заметят и улетят. Однако его опасения были напрасны: когда Мика галопом подскакал к нему, птиц это ничуть не потревожило.

— Да будет с нами милость Серинлета! Не может же быть, чтобы армия Селара уже показалась?

Роберт посмотрел туда, куда показывал Мика, — на отделенную от них холмистой равниной далекую лесную опушку. Между деревьями извивалась широкая темная полоса: река нашла себе здесь единственный на многие лиги вокруг выход из стесняющих ее каменистых круч. На берегу виднелись движущиеся точки: солдаты, кони, повозки. Сотен пять воинов разбивали лагерь, разжигали костры.

— Нет. Селар просто выслал передовой отряд, чтобы закрепить за собой позицию. Он решил, что сражение состоится именно здесь.

— Не такое уж плохое место.

— И к тому же единственно возможное. Я отправлял вчера Мердока на разведку. От границы нас отделяет всего восемь лиг. Мердок говорит, река сначала течет на запад, потом поворачивает, огибая холмы, и впадает в море. Она широкая, но мелкая: любой человек может перейти ее вброд.

— Значит, преградой она не является.

— Нет.

Да, место действительно подходящее. Справа прикрытием армии служит лес, слева — крутые холмы, так что единственное пространство, где можно сражаться, где хватит места для маневра войск, — равнина в центре. Зачарованное место, где решится судьба целой страны…

Роберт улыбнулся своей прихотливой мысли. Выбранное Селаром место для битвы не хуже и не лучше любого другого.

— Там достаточно сухая земля? — спросил Мика, все еще глядя на вражеских солдат; на таком расстоянии рассмотреть какие-нибудь подробности было невозможно.

— По большей части, хотя встречаются и заболоченные участки. Есть и отдельные скалы. Все это нам на руку. — Роберт повернулся и посмотрел на Мику. Тот смыл темную краску с волос, и теперь ветер трепал рыжие кудри и бородку. Мика стал прежним Микой — по крайней мере внешне. — Тебя что-то тревожит?

Мика моргнул и кинул на Роберта настороженный взгляд.

— Что за глупый вопрос! Я осматриваю поле битвы, где через два дня мы будем сражаться не на жизнь, а на смерть. Мне кажется, что плясать и петь сейчас неуместно.

Роберт усмехнулся.

— Ну, в этом я не так уж уверен.

Мика не улыбнулся в ответ и продолжал смотреть в сторону реки.

— Поехали, Мика. В конце концов, предполагается, что я должен командовать нашим войском. — Теперь Мика рассмеялся, хотя смех его был резким и горьким. Это было настолько не похоже на него, что Роберт нахмурился. — Расскажи-ка мне, что тебя тревожит.

Несколько долгих мгновений Мика молчал, потом мрачно проговорил:

— Нэш начал планировать сражение с вами еще до того, как вы родились, и он наверняка знает о пророчестве больше вас. У него вдвое больше солдат, и только боги знают, сколько малахи. Я не сомневаюсь в вашем военном таланте: в конце концов, я видел гораздо больше ваших подвигов, чем Нэш, — но все равно, не думаю, что он позволит вам остаться в живых.

— И что случится, если я погибну? — Ветер унес беззаботно сказанные Робертом слова.

Теперь наконец Мика посмотрел в глаза своему господину. Взгляд его был полон тревоги.

— Я серьезно говорю.

— Я тоже. Что произойдет, если я не выживу? — Когда Мика ничего не ответил, Роберт продолжил: — Человека убивает не меч, а страх перед ним. Осознай это, пока не поздно. Так что случится, если я погибну? Пророчество ничего не говорит о том, останусь ли я в живых.

— Но вы же не верите пророчеству!

Роберт положил руку на плечо Мике и дождался, пока тот снова посмотрит ему в лицо.

— Мика, ты должен выжить, если я погибну.

— Но…

— Это не просьба.

Мика несколько секунд смотрел Роберту в глаза, потом невольно улыбнулся. Роберт улыбнулся тоже:

— Не тревожься так, Мика, не то я подумаю, что ты брал уроки у нашего дорогого епископа.

— А что, неплохая мысль!

— И думать не смей! Роберт повернул коня и двинулся на юг. С вершины холма ему было видно собственное войско, расположившееся на ночлег в широкой долине. Лес теперь был от Роберта слева, уходя вдаль широкой дугой. Что ж, лагерь хорошо защищен — и деревьями, и склоном холма. На следующий день воины задолго до темноты сумеют занять выгодную позицию, отдохнуть и приготовиться к битве. Да, несмотря на все препятствия, события развивались так, как нужно.

— Мика!

— Да?

— Позаботься о том, чтобы остаться в живых. Печальный вздох Мики вторил, казалось, вою ветра.

— Ну, если вы настаиваете…

Эйден пробрался между тесно расставленными скамьями и уселся за противоположным от Роберта концом стола. Шатер был набит людьми, так что, несмотря на вечернюю прохладу, в нем было жарко и душно.

Вокруг шатра шумел лагерь; солдаты готовили на кострах ужин, устраивались на ночлег. С тех пор как Роберт вернулся с разведки, настроение войска изменилось: все чувствовали большую уверенность в себе, рассчитывали на победу. До сих пор все складывалось для восставших хорошо, хотя никто не сомневался, что шпионы Селара не сидели сложа руки.

Когда последний из военачальников занял свое место, Роберт заговорил и в шатре сразу же воцарилась тишина.

— Как вы знаете, я осмотрел поле будущей битвы. Местность не особенно удачна для наших целей, но мы можем кое-что улучшить.

Эйден потянулся к кувшину с вином и налил себе кружку. Взгляд его скользил по лицам собравшихся, отмечая перемены выражений, невысказанные опасения. Все они — вельможи, бароны, рыцари, отдавшие свои судьбы в руки Изгнанника, — были здесь: Макглашен, Пейн, Берган Данн, друзья Роберта из Данлорна. Мика, как всегда, сидел слева и чуть сзади от Роберта: не только помощник, но и телохранитель. Эту роль он никогда никому не уступал.

Взгляд епископа невольно остановился на девушке, сидящей от Роберта справа. Галиена присутствовала на всех военных советах, всегда очень внимательная и молчаливая. Эйден подумал, что принцесса слишком молода для той ответственности, которая легла ей на плечи.

— Как только стемнеет, — продолжал Роберт, — команда из пятидесяти человек с лопатами и кирками отправится на поле боя. Они выкопают рвы вдоль берега реки и прикроют их сверху ветками. Когда кавалеристы Селара кинутся в атаку, они не обнаружат ловушки.

— Но ведь передовой отряд Селара заметит возню в темноте, — возразил Данн.

— Наши люди будут невидимы.

После этих слов в шатре повисло молчание; наконец аббат Честер осведомился:

— Благодаря колдовству?

— Да, — коротко ответил Роберт и продолжил: — У нас всего пять сотен всадников, но зато лучников больше, чем у противника. Другая команда выкопает рвы на склоне ближайшего к реке холма. Следующей ночью мы спрячем там две сотни лучников. Когда армия Селара перейдет реку, ее будут обстреливать не только спереди, но и сзади.

— А что насчет леса? — проворчал Макглашен, кладя на стол могучие руки. — Селар наверняка им воспользуется.

— Я сейчас до этого дойду. В остальном будем действовать так, как решили раньше. Мы разобьем войско на три части, командиром одной станет Данн, другой — Макглашен. Каждый из предводителей возглавит своих собственных людей. Я знаю, так обычно не делают, но это обеспечит лучшую дисциплину и связь между отрядами. Наше самое слабое место — тыл, поэтому пять сотен лучников останутся в резерве и одновременно будут охранять лагерь.

— Это означает, что мы очень рассредоточим свои силы, — возразил Пейн.

— Людей как раз хватит, чтобы сделать, что нужно. Равнина недостаточно просторна, чтобы все пятнадцать тысяч воинов сражались одновременно. Кроме того, я хочу, чтобы первыми в сражение вступили садланийские наемники. Чем меньше люсарцев погибнет, тем счастливее мы все будем.

— Но вы не можете быть уверены, что Селар поставит наемников в первые ряды, — указал Макглашен. — Что, если он поступит иначе?

— Он бросит садланийцев первыми.

— Но…

— Обязательно бросит. Селар захочет разделаться в первую очередь со мной. Может быть, в это трудно поверить, но я, когда захочу, могу своего добиться.

Эти слова вызвали смех; люди немного успокоились и приободрились.

Однако у аббата Честера нашлись возражения:

— Прошу прощения, ваша светлость, но вы ведь говорили, что не станете прибегать к колдовству в этой битве. Вы снова солгали?

Несколько мгновений Роберт хранил молчание, потом положил руки на стол и наклонился вперед. Его поза, выражение лица, голос — все говорило об огромном внутреннем спокойствии, и никто из присутствующих не смог остаться к этому равнодушным.

— Я не солгал, святой отец. Не солгал — тогда. Теперь же я видел поле битвы и понял, каковы наши слабые места. Не хочу быть резким, однако я предпочту прибегнуть к колдовству, чтобы увеличить наш шанс победить, чем сдержать обещание и заплатить за это поражением. Сегодня я получил письмо от Тирона Майеннского. Он наконец согласился дождаться исхода сражения, прежде чем примет решение о вступлении в войну. Он сообщает — и эти сведения подтверждают наши разведчики, — что у него сорок тысяч солдат: вполне достаточно, чтобы отразить любое вторжение. Хотя он не пишет этого прямо, ясно, что Тирон готов захватить Люсару, если нам не удастся остановить Селара.

Присутствующие начали переговариваться, но сразу же умолкли, когда Роберт заговорил снова:

— Когда начнется битва, времени заниматься колдовством не будет. Мои… мои коллеги так же готовы биться мечами, как и другим оружием. Они умеют бороться с колдовством, если таковое будет применено против нас, — а это, уверяю вас, непременно случится. Таким образом, мы и тут не беспомощны.

— Так как насчет леса? — снова спросил Макглашен. Хотя великан редко улыбался, Эйден чувствовал, что тому очень понравилось, как Роберт осадил церковника.

— Да, насчет леса. — Роберт поднялся, взял у Мики карту и расстелил ее на столе. — Вот видите: здесь река, а здесь — место, где Селар разобьет лагерь. Мы остановимся за лесом, так что он отделит нас и от поля битвы, и от Селара. О Шан Моссе всегда ходили странные слухи, и они дают нам уникальную возможность. Этой ночью и следующей мы отправим туда пять десятков человек с особыми инструментами, чтобы они разместились на опушке, как можно ближе к реке.

— Снова колдовство? — застонал аббат Честер.

— На самом деле нет, — улыбнулся Роберт. — Эти люди развесят там белые простыни и трубы, в которых будет завывать ветер, чем и убедят солдат противника, что лес полон призраков и чудовищ. Поскольку всем известно, что я — колдун, враг будет ожидать самого худшего. В добавление к этому трое добровольцев отправились в расположение армии Селара; они начнут распускать слухи об огромном войске Тирона и об ужасах, которые они видели в лесу, а также о том, что я собираюсь натравить на врага всех демонов ада.

Роберт не успел еще договорить, как в шатре раздался хохот; даже аббат Честер против воли улыбнулся.

— Мы сыграем на уже существующих суевериях и страхах, святой отец, — мягко сказал Роберт. — Возможно, благодаря этому нам удастся спасти не одну жизнь.

— Ловко задумано! — ухмыльнулся Пейн.

— Благодарю вас. Есть еще вопросы? — Когда все промолчали, Роберт оглядел сидящих за столом. — Наш благочестивый епископ отслужит мессу перед битвой и вместе с моей матушкой будет руководить работой целителей.

Эйден промолчал, и это привлекло к нему общее внимание.

— Я знаю, — прозвучал в тишине голос Роберта, полный такой страсти, какой Эйден никогда за ним не замечал, — что вы мечтаете о том, чтобы возвести меня на трон. Знаете и вы мое отношение к подобной перспективе. Я готов принять эту честь, если не окажется другого выхода, но хочу, чтобы все вы помнили: наша цель — не дать Селару пересечь границу. Не имеет никакого значения, каким способом мы своего добьемся; важно лишь, чтобы победа была за нами.

— Мы же согласились с этим, Роберт… — начал Макглашен, но Роберт поднял руку, заставив герцога умолкнуть.

— Есть вещь, о которой никто из вас, похоже, не задумывался: что случится, если я паду в сражении?

По какой-то причине взгляд Эйдена привлекла не Галиена и не военачальники за столом, а Мика. Молодой человек с напряженным вниманием наклонился вперед в ожидании следующих слов Роберта.

— Я не остановлюсь до тех пор, пока не достигну своей цели, но если я погибну, вы не должны отступать. Наши люди знают, за что сражаются, знают, чего ждет от них Люсара. Ведите их вперед — они вас не предадут, как вы, я уверен, не предадите меня. А теперь, — Роберт помолчал и мягко продолжил: — Отправляйтесь к своим людям, поужинайте с ними. Наслаждайтесь последними мирными мгновениями. Если милость богов не покинет нас, через три дня мир воцарится во всей стране и на многие годы.

— Аминь, — заключил Эйден, и его поддержали все собравшиеся.

Медленно один за другим люди поднимались из-за стола; в тишине их голоса звучали особенно громко. Эйден подошел к Мике и шепнул тому на ухо:

— Ему, знаешь ли, не суждено проиграть.

Мика нахмурился и повернулся так, чтобы Роберт, собиравший бумаги со стола, не мог видеть его лица.

— Простите, святой отец, но у меня такое нехорошее предчувствие…

— Что за предчувствие?

Мика еще больше понизил голос.

— Не знаю, как объяснить. Дело в Роберте — с ним что-то не так. — Он оглянулся через плечо и снова нахмурил брови. — А может быть, что-то не так со мной. — Мика посмотрел на Эйдена с таким видом, словно хотел сказать что-то еще, но неожиданно передумал и улыбнулся: — Простите меня. Это просто дрожь перед битвой. Не беспокойтесь, со мной все будет в порядке, да и Роберту я не позволю заметить, что со мной творится.

Не вполне успокоенный этими словами, Эйден только кивнул, похлопал Мику по плечу и вышел из шатра. В животе у него бурчало: нужно позаботиться об ужине.

Роберт бросил последний взгляд на карту, потом скатал ее. В шатре с ним остались только Мика и Арли — не считая, конечно, Галиены. Девушка сидела на прежнем месте, сосредоточенная, как всегда. Во время совета она молчала, но внимательно слушала каждое слово. Так было на всех собраниях военачальников, которые состоялись с момента выступления армии в поход.

— Наверное, милорд, — сказала она, серьезно глядя на Роберта карими глазами, — сейчас неподходящий момент, чтобы посоветовать вам передумать и повернуть обратно?

— Ваша светлость!.. — начал протестовать Арли, но Роберт перебил его:

— Спокойствие! Моя супруга шутит. Арли виновато взглянул на Роберта.

— Я и выразить не могу, как смущен я своей ошибкой. Я не хотел вас обидеть, ваша светлость.

— Я ничуть не обиделась, — кивнула Галиена. Роберт взял кувшин с вином и наполнил кубок девушки.

— Для Арли ожидание мучительно. Он никогда раньше не участвовал в сражениях.

— Я думаю, милорд, — вмешался Мика, — что почти половина ваших воинов в таком же положении.

— Многовато. — Роберт улыбнулся Галиене. Та только опустила глаза, показывая, что слышала его замечание: улыбалась она редко. Роберт снова повернулся к Мике: — Что за странное происшествие с Вогном, тебе не кажется? Не то чтобы я жалел о его исчезновении, но я рассчитывал разделаться с ним сам. А теперь проктор Осберт; должно быть, на седьмом небе от счастья. Надеюсь, Годфри не забудет об осторожности: он ведь в самой середине паутины.

— По-моему, — ответил Мика, — Осберт может взять его под свое покровительство. Хоть он и повышен в должности, Осберт нуждается в сторонниках: новый проктор не более популярен, чем прежний.

— Какое там. — Роберт протянул руки к жаровне. — Как ты распределил своих людей, Арли?

— Шестеро искателей обходят северную границу лагеря — в лиге от самых дальних постов. Еще двое следят за южной дорогой. Все они — обученные воины. Каждое дежурство длится восемь часов, днем и ночью, так что все подходы все время под наблюдением. Если Нэш надумает скрытно подобраться со своими малахи, мы об этом узнаем.

— Я хочу, чтобы завтра наблюдение было особенно тщательным. Удвой количество искателей, особенно на юге. Отправь с ними Мердока — он опытный воин.

— Для этого есть какая-то особая причина? — поинтересовался Мика.

— Да. — Роберт поднял на него глаза. — Я уверен, что завтра, когда Нэш решит, что мы зазевались, он пошлет отряд, который, скорее всего в темноте, обойдет наш фланг, прячась в лесу, и попытается устроить переполох у нас в лагере, чтобы не дать солдатам выспаться перед битвой. Арли, с завтрашнего утра следить за тайно продвигающимися солдатами противника будет твоей особой задачей. Тебе нужно будет объехать все посты и предупредить часовых, чего можно ожидать. Попутно говори всем о том, что только от подлого противника можно ожидать подобной гадости.

— Или хотя бы такого замысла, — с невинным видом вставил Мика.

Арли рассмеялся, но тут же снова стал серьезным.

— Отправляйтесь, вы оба, — распорядился Роберт. — По пути загляните к епископу и предупредите его, что после ужина я к нему загляну.

Оживленно переговариваясь, Арли и Мика вышли из шатра. Роберт взглянул на Галиену и обнаружил, что она с трудом сдерживает смех.

— Простите меня, милорд, — пробормотала девушка. — Ваши люди ужасно непочтительны. Но они не видели, что я смеюсь, уверяю вас.

Роберт взял Галиену за руку.

— Было бы хорошо, если бы они это увидели. Такую улыбку не следует прятать.

Галиена поспешно опустила глаза.

— Не сердитесь на меня, милорд. Роберт со вздохом помог ей встать.

— Глупая вы девочка! Конечно, я на вас не сержусь. Напротив, я вами горжусь.

— Правда?

— Конечно. — Он взял Галиену под руку и повел в ту часть шатра, где находились их личные покои: столовая и две небольшие спальни. Для походных условий все было устроено весьма удобно. — Я решил, что нам сегодня следует поужинать вместе.

Стол был уже накрыт, и они сели напротив друг друга.

— Прошу прощения, милорд, но…

— Вы должны, — Роберт налил Галиене вина, — называть меня Роберт, и никак иначе.

Девушка ничего не ответила, только посмотрела на него со своей обычной серьезностью. К вину она не прикоснулась. Роберт положил на ее тарелку мяса с блюда, потом наполнил свою. Галиена все еще молчала.

— Разве вы не голодны? Галиена покачала головой:

— Должна ли я понимать?

— Что?

— Вас.

Роберт поднял брови:

— Почему вы спрашиваете? Или вы считаете, что понимать меня вам не следует?

— А вообще кому-нибудь такое удавалось?

— Мике, хоть он и утверждает, будто это не так. Зато епископ Маккоули всегда распространяется о том, что читает меня, как раскрытую книгу.

— Это все не то, как вам известно. — Галиена нервно сглотнула. — Прошу вас… Роберт. Я хочу получить ответ.

Роберт посмотрел девушке в глаза, положил нож и вилку и скрестил руки на груди.

— Моя дорогая, я сам себя не понимаю, поэтому никогда не удивляюсь, если меня не понимают и другие.

— Вы снова уклоняетесь от ответа. — Да — Почему?

— О боги, как вы настойчивы!

— Не менее, чем вы. Роберт прищурился:

— Как забавно! Я никогда не считал себя настойчивым.

— Как иначе вам удалось бы семь раз подряд уклониться от ответа на простой вопрос?

— А вы считали?

— Восемь.

Роберт расхохотался и, только поспешно отхлебнув вина, сумел возвратить себе самообладание. Галиена все еще смотрела на него, явно ожидая новой увертки. Роберт сделал еще один глоток, потом ответил:

— Нет, вам не обязательно меня понимать.

— Благодарю вас. — Галиена откинулась в кресле, взяла кусочек хлеба и принялась жевать, не сводя глаз с Роберта. — Я не думала, что вы сдадитесь.

— Как мог я устоять? — Роберт принялся за еду. — Между нами ведь нет войны. Или есть?

— Это хороший вопрос.

Роберт нахмурился и пристально взглянул на девушку, но она принялась есть, притворяясь голодной. Роберт смотрел на нее несколько секунд, потом молча продолжил ужин. Галиена тоже не произнесла больше ни слова. Кончив есть, Роберт наполнил свой кубок и откинулся в кресле.

Галиена была так похожа на свою мать, что отцовские глаза не привлекали к себе внимания. Каштановые волосы вились вокруг ее лба, несмотря на все попытки их пригладить. Девушка двигалась с врожденной грацией, не замечая этого… но что кроется за прелестной внешностью?

И Селар, и Розалинда отличались острым умом, однако их дочь, похоже, обладала чем-то, что не могло передаться ей по наследству от родителей. В ней чувствовались несгибаемое мужество, решимость и еще нечто, чего Роберт никак не мог определить. Если уж обстоятельства навязали ему жену, то можно считать, что с Галиеной ему повезло. Очень повезло.

Галиена знала, что Роберт наблюдает за ней, и алая волна залила ее лицо. Глаз она не подняла.

— Пожалуйста, не надо.

— О чем вы?

— Вы знаете, о чем я говорю.

— Прошу прощения. Все кажется мне таким странным. Я ведь помню ваше рождение. Если бы моя первая жена не умерла, мой сын был бы почти вашим ровесником.

— А для меня, вы думаете, не странно? — Она вскинула глаза, но тут же снова потупилась. — Особенно из-за того…

— Из-за того, о чем говорила с вами моя мать? — прошептал Роберт.

Галиена кивнула:

— Я хочу понять. Вот вы помните мое рождение. Вы считаете, будто настолько старше меня, что всегда будете думать обо мне как о ребенке. Но через несколько месяцев мне исполнится семнадцать. Большинство моих ровесниц уже замужем, и иногда их мужья гораздо старше вас. Они не смотрят на своих жен как на детей.

— Да, может быть, я и правда смотрю на вас как на дитя, — пробормотал Роберт, — но причина не в этом.

— Я знаю. — Галиена снова подняла глаза. — Но если я не должна дать вам ничего, кроме своего имени, то вы хотя бы позволите мне понять почему?

Роберт закрыл глаза и откинул голову на спинку кресла. Существовал лишь один способ ответить на вопрос Галиены — рассказать ей правду. Правда была мучительна для него, но, в конце концов, Галиена имела право знать.

Роберт поднялся на ноги и протянул девушке руку.

— Пойдемте прогуляемся. Я все вам расскажу.

В лагере было темно, но всюду царила дружеская атмосфера, теплая и спокойная у одних костров, шумная и шутливая — у других. Когда кто-нибудь узнавал Роберта с Галиеной, наступала тишина, нарушаемая лишь почтительными приветствиями, на которые Роберт любезно отвечал. Из нескольких мест доносилась музыка, кое-где пели; долетавшие до них взрывы смеха немного смягчили напряжение, в котором находился Роберт.

— Я еще в девятилетнем возрасте узнал, что я — колдун, — тихо, так, чтобы никто, кроме Галиены, его не услышал, начал Роберт свой рассказ. — Я был так мал, что как следует не понял, что это будет означать для меня в будущем. Однако несмотря на мое малолетство, мне было сообщено пророчество и вручено оружие такой невероятной мощи, что я оказался не в силах избежать своей судьбы. Если вы запомните это обстоятельство, вам станет легче понять, почему я совершил большую часть своих никчемных деяний.

Галиена взглянула на Роберта, но ничего не сказала.

— Как это было принято в знатных семьях, меня еще в детстве обручили с моей ровесницей. Когда ваш отец завоевал Люсару, свадьба была отложена. Через некоторое время, когда я доказал свою лояльность, мне была возвращена свобода и я женился на Беренике.

— Какая она была?

— Прелестная, — просто ответил Роберт. — Спокойная и задумчивая, иногда смешная. Мои родные в Данлорне очень ее ценили, даже мой братец Финлей относился к ней с уважением. Если бы вы его знали, то поняли бы, как редко такое случается.

— И вы ее любили?

Любил ли? Так же, как любил?..

— Думаю, что любил. Когда мы были вместе, мы были счастливы. Впрочем, такое случалось нечасто. Я слишком много времени проводил при дворе, пытаясь сдерживать вашего отца. А потом Береника забеременела.

Роберт остановился, дойдя до конца лагеря. Дальше лежала тьма, озаренная лишь бледной луной, проглядывающей сквозь синее облако. Вокруг лагеря ходили часовые, но Роберт их сейчас не замечал.

— Однажды ночью я прискакал из столицы — я тогда лишился места в королевском совете. Беренику лихорадило, и ее врач был обеспокоен. У больной начался бред, она страдала от боли, и мне хотелось ей помочь. Я не мог выносить ее страданий. Некоторые колдуны могут облегчать боль, так что я отослал врача и взял Беренику за руку. Я делал все от меня зависящее, и несколько минут казалось, что дело идет на лад. Жар уменьшился, и Береника меня узнала. Потом неожиданно, прежде чем я смог что-нибудь сделать, она вскрикнула и схватилась за живот. Я почувствовал, как из меня, помимо моей воли, как будто кто-то другой распоряжался этим, вырвалась сила, злая и темная, и пронизала Беренику. Через минуту она была мертва.

Нет, рассказ ничуть не облегчил душу Роберта, хоть и говорил он вполне спокойно.

— Ох, Роберт, — выдохнула Галиена, — какая трагедия!

Роберт бросил на нее острый взгляд, но ужас, который она испытывала, был вызван не им, а давним несчастьем. Галиена не отстранилась от него и не отняла руки.

— Мне очень жаль, — прошептал Роберт. — Я не хочу, чтобы вы страдали, но это неизбежно, как бы мы ни поступили. Я никогда не отважусь иметь детей. Даже если наши сподвижники посадят меня на трон, чего я не хочу, наследника у меня не будет. Я не смог понять, отчего умерла Береника, но я не желаю экспериментировать.

Галиена кивнула и улыбнулась:

— Я понимаю.

Они продолжали гулять и обошли другую часть лагеря, прежде чем вернуться к своему шатру. Роберт ввел Галиену внутрь и помедлил на пороге.

— Наверное, мне следовало все это рассказать вам до нашего венчания.

Галиена пожала плечами:

— Это ничего не изменило бы. Главное — это наша борьба. Кто знает, что готовит нам будущее?

Она повернулась, чтобы уйти на свою половину, потом снова взглянула в лицо Роберту.

— Что?

— Ничего. — Галиена встала на цыпочки и поцеловала его долгим поцелуем.

Роберт положил руки ей на плечи и заглянул в глаза.

— Вы уверены, что на самом деле все поняли?

— Абсолютно. Вам не следует беспокоиться. Я действительно все поняла, уверяю вас. — Галиена робко улыбнулась. — Но может быть, пройдет время и вы немножко полюбите меня — как любили Беренику. Лучше так, чем вовсе ничего.

Вот что получается, когда не говоришь всей правды! Но как может он теперь признаться? Одно слово о Дженн разрушит ту слабую надежду на счастье, что еще остается у Галиены. Неужели он должен уничтожить и ее?

Нет. Он не станет больше причинять боль, какова бы ни оказалась цена. Роберт погладил Галиену по щеке.

— Вам не нужно ждать так долго, моя девочка.

Ответом ему была счастливая улыбка. Роберт не смог удержаться — он привлек Галиену к себе и поцеловал, поцеловал долгим нежным поцелуем, чтобы у девушки не возникло сомнений в его чувствах. Наконец он отпустил ее и отстранился.

— У меня есть еще дела. Вам нужно выспаться.

— Доброй ночи, Роберт.

— Доброй ночи.

Галиена скрылась в своей спальне, а Роберт снова вышел из шатра. Женщины! Эти проклятые непредсказуемые женщины! Как человек рядом с ними может сохранить ясную голову!

Эйден дописал последнюю фразу, отложил перо и взъерошил волосы, тщетно пытаясь заставить мозг работать. Все без толку!

— Вы заняты?

Эйден поднял голову и увидел Роберта, просунувшего голову в шатер.

— Да. Уходите.

— Извините, — ответил Роберт, входя в шатер. — Я ведь невоспитанный Дуглас. Если хотите посмотреть на хорошие манеры, отыщите мою матушку. Чем вы заняты?

— Пытаюсь написать письмо Брому.

— А-а… Ну и как, успешно?

— Все, что я могу ответить вам, — это что одиннадцатый черновик лишь слегка лучше первого.

— Ага, вы добиваетесь постепенных улучшений… У вас еще осталось то превосходное сладкое вино?

— Вы же терпеть не можете сладкого вина.

— Ничего подобного. — Роберт заглянул в шкафчик, стоящий рядом со столом, и достал оттуда флягу. — Это оно и есть?

— Налейте две кружки. — Эйден закинул руки за голову и потянулся. Роберт подал ему вино, потом опустился в кресло и закинул ноги на другое. Сделав большой глоток, он вытер губы рукавом, и Эйден фыркнул: — Теперь я понимаю, что вы имели в виду, говоря о хороших манерах.

— Скажите мне, — спросил Роберт, озадаченно сведя брови, — понимаете ли вы женщин?

— Я же священник, Роберт.

— Да, но понимаете ли вы их?

— Вы хотите узнать, нарушал ли я когда-нибудь свою клятву?

Роберт с ужасом замахал руками.

— Мне и в голову не пришло бы задать вам такой вопрос! Не настолько же я дурно воспитан! — Он помолчал, потом искоса взглянул на епископа. — Так понимаете или нет?

— Нет.

— Совсем? Вы даже никогда не испытывали искушения?

— Нет. Что вас теперь мучает?

Роберт допил вино и немедленно вновь наполнил кружку.

— Эта малышка убедила себя, будто влюблена в меня. Эйден расхохотался:

— О боги, какая самонадеянность!

— Послушайте, это несправедливо!

— Ха! «Малышка»! «Убедила себя»! Знаете, Роберт, вам должно быть стыдно!

— Почему?

Эйден отхлебнул вина и посмаковал его, прежде чем ответить.

— Вас любят очень многие. Почему ваша жена должна быть исключением?

— Но она меня почти не знает!

— Ну и что? Она умная, образованная, много путешествовавшая девушка. Она не является — как вы старательно себя убеждаете — невинным ребенком. Я думаю, что, если она полагает, будто любит вас, вам следует поймать ее на слове, каким бы прискорбным ни казалось нам ее заблуждение. Роберт невесело рассмеялся и опустил глаза.

— Ведь не собираетесь же вы утверждать, будто абсолютно ничего к ней не испытываете?

— Конечно, она мне нравится. Я просто нахожу это очень типичным: девушка, с которой мы друг друга почти не знаем и у которой нет причин меня любить, готова вместе со мной вступить в сражение против собственного отца, в то время как любви Дженн не хватило на борьбу с обстоятельствами ради того, чтобы мы оставались вместе.

— Вы не знаете наверняка, что все было именно так. Роберт поднял глаза на епископа.

— Разве?

— Она поклялась Встать в Круг.

— И она обещала выйти за меня замуж. Как ни смотреть на вещи, я для нее на втором месте. — Роберт казался растерянным и смущенным. — Нет, никогда в жизни мне не понять женщин.

Эйден недоверчиво посмотрел на Роберта:

— Вы никогда не бываете довольны.

— Никогда. — Роберт снова осушил кружку. — Вы очень точно охарактеризовали меня.

— Знаете, — вздохнул Эйден, — хотя я люблю вас, как собственного сына, иногда…

— Что?

— Мне так хотелось бы дать вам хороший пинок! Роберт расхохотался.

— И сейчас как раз один из таких случаев. — Роберт продолжал смеяться, и Эйден, не выдержав, присоединился к нему. — Теперь я понимаю, что временами чувствует ваша матушка.

Роберт протянул руку к фляге и налил вина им обоим.

— Вы еще не знаете самого ужасного: бывает, что я тоже ее понимаю.

ГЛАВА 26

В последний день перед битвой в войске царили сосредоточенность и спокойствие. Солдаты двигались вперед к назначенным позициям, тихо переговариваясь; все думали только о том, что их ждет впереди.

Задолго до темноты армия остановилась на ночлег рядом с густым лесом, но тишина в лагере наступила не сразу. Роберт вместе с Галиеной обошел отряды, стараясь поговорить с как можно большим числом воинов.

За ужином Галиена была молчалива. Роберт попытался втянуть ее в разговор, но ему это не удалось. Поэтому, оставив принцессу в шатре, он снова отправился бродить по лагерю, не в силах усмирить волнение. Каждый час появлялся кто-нибудь из его адъютантов с донесением о последних передвижениях армии Селара на другом берегу реки; ничего неожиданного пока что не происходило.

Роберт поднялся на холм; его тут же окликнул один из часовых. Роберт назвал себя и двинулся дальше, на самую вершину. Оттуда ему был виден весь огромный лагерь вражеской армии; казалось, только река сдерживает эту махину. Это был тот редкий случай, когда острое зрение Роберта не могло сослужить ему службу.

Где-то там находится Сэмдон Нэш. Должно быть, ужинает, пьет вино, как только что делал сам Роберт, отдает последние распоряжения, выслушивает донесения, гадает, что предпримет противник.

О боги, почему ему, Роберту Дугласу, приходится сражаться с собственным народом?

Проклятие, но ведь даже схватись он с Нэшем один на один, это не остановит армии Селара! Сколько раз должен он себе об этом напоминать?

Столько лет он боролся с пророчеством, доказывая, что оно ложно, пытаясь побороть демона, — и все же оказался здесь, на холме, глядя на противостоящие друг другу армии. Неужели такова его судьба: губить собственный народ, стараясь его спасти?

— Я так и думал, что найду вас здесь, — донесся до него тихий голос Мики. — Не очень приятное зрелище, верно?

Роберт пожал плечами:

— С высоты птичьего полета никакой разницы между тем и этим войском было бы не заметить.

— Что вы там увидели? — Мика встал рядом с Робертом.

— Ничего хорошего. — Роберт отвернулся от лагеря Селара и постарался собраться с мыслями. — Знаешь, когда все кончится, тебе следует вернуться в Дромму и постараться уговорить прекрасную Сайред выйти за тебя замуж.

— Что? — Мика даже вздрогнул.

— Ты разве забыл? Сайред, та девушка, которой ты отдал сердце. Неужели ты неожиданно стал таким ветреным, что не помнишь о ней? — Роберт усмехнулся и хлопнул Мику по плечу.

— Нет, я ее не забыл. Сомневаюсь, что мне это когда-нибудь удастся… но возвращаться в Дромму бесполезно.

— Почему?

— Я… Ну, возникли некоторые…

— Сложности?

Мика коротко рассмеялся и кивнул:

— Можно сказать и так. Что вы посоветовали бы?

— Я? — Роберт чуть не поперхнулся.

— Вы женаты второй раз. Должны же вы были приобрести какой-то опыт.

Роберт усмехнулся:

— Мне очень жаль, мой друг, но ответов на вопросы я так и не узнал. Я последний человек, к которому можно обратиться за советом, когда дело касается женщин. Ты пришел сюда, потому что в лагере тебе стало скучно?

На лице Мики появилась не то гримаса, не то улыбка.

— Да не совсем… там к вам кое-кто пришел.

Нэш не находил себе места.

Он метался по своему шатру, иногда отдавая новый приказ Теймару, терпеливо дожидавшемуся снаружи. Военный совет, тактика, Селар — все это было сейчас не важно, да они и надоели Нэшу. После стольких лет, потраченных на подготовку к надвигающемуся событию, теперь он хотел только одного: чтобы все поскорее было кончено, чтобы победа была уже у него в руках. Нэшу принесли поднос с ужином, но он не прикоснулся к еде. Даже ее запах был ему противен, как запах тухлятины. Предвкушение завтрашнего дня в смеси с опасениями лишило Нэша всякого аппетита.

Наконец он не выдержал и вышел из шатра. Ночной воздух был прохладен и свеж; в темноте было легко скрыть волнение, даже не прибегая к колдовской силе. Нэш прошел мимо шатров, воздвигнутых для знати, мимо костров, у которых грелись простые солдаты. Только оказавшись в одиночестве, хотя и не выйдя еще за кольцо часовых, Нэш остановился. Перед ним текла река, тянувшаяся вдоль опушки леса, потом через равнину и исчезавшая в лощине между далекими холмами.

Вражеского лагеря отсюда не было видно. Его скрывал лес, хотя каждый человек в армии Селара помнил о том, что противник рядом.

Роберт Дуглас занял хорошую позицию. Попадется ли он в западню? Заметит ли невидимые стрелы, которые посылает в него Нэш, поймет ли, что с каждым шагом теряет силы? А может быть, Враг видит ловушку, но все равно не станет ее избегать? Несмотря на самые тщательные приготовления, Нэш ни в чем не мог быть уверен. Что ж, так или иначе, а Роберта Дугласа ждет смерть.

Нэш поднял голову и оглядел вырисовывающиеся на фоне неба вершины холмов. Облака закрывали звезды, но в разрывы иногда сочился лунный свет, и по равнине скользили серые пятна. На вершине самого высокого и крутого холма на противоположном берегу виднелась какая-то тень. Может быть, это он? Нэш напряг глаза, но чем пристальнее он вглядывался, тем более расплывчатой казалась фигура.

Может быть, Дуглас так же не находит себе места, как и он сам? Может быть, он вскарабкался на этот холм в надежде увидеть того, в чьих руках его судьба?

Боится ли Роберт Дуглас?

Ночная тьма сгустилась, и таинственная фигура исчезла. Нэш со вздохом повернулся и двинулся к своему шатру.

Мика упрямо отказывался сказать хоть слово о таинственном госте. Обратно в лагерь он вел Роберта в полном молчании. Тот испытывал уже не любопытство, а все возрастающее раздражение, и сдержать его было нелегко. Мика провел Роберта не к его собственному шатру, а к шатру Эйдена, откинул полотнище, закрывающее вход, и отступил в сторону.

Сначала, после темноты, пламя свечи ослепило Роберта, но через секунду он разглядел удовлетворенно улыбающегося Эйдена, а потом…

— Финлей! — Роберт со свистом втянул воздух, пораженный до глубины души. — Кровь Серинлета, что ты здесь делаешь?

Финлей пожал плечами:

— Я ни за что на свете не хотел бы пропустить битву.

— Но… Но это же слишком опасно!

— Нэш никак не мог бы увидеть колдовским зрением, что я покинул Анклав: я сделал это под защитой Ключа. — С этими словами Финлей шагнул в сторону, и Роберт увидел миниатюрную фигурку, которую до сих пор загораживал его брат.

Дженн.

Все раздражение Роберта испарилось без следа.

«Я пыталась предупредить тебя о своем приезде, но ты не пожелал мне поверить».

«Я же сказал тебе: не смей появляться в моем лагере!»

«Я не могу на это согласиться, и ты знаешь почему!»

«Ну конечно, ты же теперь — единое целое с Ключом! Но ты и не можешь больше притворяться, будто чего-то не знаешь!»

«Я должна быть здесь, Роберт».

«Ничего подобного!»

Однако Дженн не двинулась с места. Роберт сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и коротко кивнул:

— Хорошо. Оставайся. Но не попадайся мне на глаза!

С этими словами он повернулся и, не обращая внимания на Эйдена, который пытался его задержать, выбежал из шатра. Роберт шел, не разбирая дороги, — лишь бы оказаться подальше от Дженн.

Слепой, безмозглый, упрямый идиот! Да и она не лучше! Почему не могла она просто оставаться в Анклаве, где ей ничто не грозит? Она сделала свой выбор, стала джабиром, а теперь является сюда, как будто все это было шуткой!

— Роберт! Подожди! — Роберт не замедлил шага, но Финлей все равно его догнал. — Не вини Дженн. Она приехала сюда только из-за меня.

— Не обманывайся. Она здесь совсем по другой причине.

— Какой же это?

— Из-за него! — Братья дошли до границы лагеря; дальше тянулся непроглядно-темный лес. Роберт, тяжело дыша, повернулся к Финлею: — Она Союзница, братец! Его Союзница! Почему никто не желает этого видеть!

— Роберт, она никогда не сделает ничего, что тебе повредило бы! Она тебя любит!

— Вот как? Она сама тебе об этом сказала? А? Она сказала тебе, что любит меня?

— Она…

— Если сказала, то это много больше того, что она когда-либо говорила мне!

Роберт зажмурился и опустил голову. Демон бушевал и бился в нем, нанося новые раны и открывая старые.

— Ты думаешь, — прошептал Финлей, — что она любит его? Нэша?

— Я знаю, что это так, — буркнул Роберт. — Даже если она сама еще этого не понимает. Так гласит пророчество. Почему бы иначе ейтак стремиться сюда?

— Она хочет помочь, только и всего. — Финлей сделал глубокий вдох. — Как вам обоим было сказано, теперь она — Ключ.

Роберт словно окаменел.

Финлей продолжал, осторожно подбирая слова:

— Она мне все рассказала — о том, что произошло в Будланди, о том, что случилось, когда она Встала в Круг. Короче, обо всем. Но Дженн даже теперь не знает, чем кончается пророчество. Поверь, она просто хочет тебе помочь.

— Для этого ей нужно было оставаться в Анклаве, — пробормотал Роберт, внезапно чувствуя упадок сил. — Сейчас у меня нет времени на нее.

Финлей положил руку на плечо брату.

— Пойдем. По-моему, тебе нужно выпить.

Сначала Галиена не обратила внимания на тихий звук, но когда он раздался снова, совсем близко, она села в постели и огляделась. Может быть, это уже вернулся Роберт? Но он обычно не прокрадывается в шатер — а звук был именно таким, словно кто-то тайком проник снаружи.

На столе звякнула бутылка…

— Кто там? — спросила Галиена. — Роберт! Это вы? На мгновение шум стих, потом рядом с Галиеной прозвучали шаги и медленное тяжелое дыхание.

— Разве ты не можешь узнать звуков, которые производит твой собственный супруг, и путаешь его с другими мужчинами?

Кто-то опустился на край постели, и Галиена отпрянула к стене, натянув на себя одеяло, хоть и понимала всю бесполезность такой попытки защититься.

— Кто вы? Что вам здесь надо? Раздался вздох.

— Ах, какую боль ты мне причиняешь! Неужели после всего шести лет разлуки ты не узнаешь родного брата? Сестрица, я потрясен!

— Кенрик? — ахнула Галиена. — Как я могу тебя узнать? Здесь же темно.

— Тогда я зажгу свечу.

Мгновенно короткая толстая свеча в руке Кенрика загорелась, осветив снизу его насмешливое, почти уже незнакомое лицо.

— Теперь ты узнаешь меня?

Галиена широко раскрытыми глазами посмотрела сначала на свечу, потом на Кенрика. Она много раз видела, как подобный фокус проделывает Роберт.

— Да, здорово, верно? — легкомысленно рассмеялся Кенрик. — Я ничего не подозревал, пока не обнаружил за собой такое умение. С каждым днем я учусь чему-нибудь еще. Конечно, отец ничего об этом не знает — я хотел сначала поделиться новостью с тобой. Разве не мило с моей стороны — хотеть сохранить секрет только между нами?

Галиена продолжала сидеть неподвижно.

— Как ты сюда проник? Кенрик беззаботно пожал плечами:

— Еще один фокус, ничего трудного. Я даже прошел незамеченным мимо охраняющих лагерь колдунов, которых выставил твой муж. Думаю, он их примерно накажет, когда узнает.

О боги, как же он изменился! В детстве это был капризный мальчишка, часто эгоистичный и всегда своевольный. Теперь же перед ней был взрослый человек, и какой! Матушка пришла бы в ужас, если бы узнала, что все ее самые печальные опасения оправдались. Галиена по крайней мере испытывала как раз такое чувство. Розалинда погибла, пытаясь предотвратить появление именно подобного чудовища.

— Ну и как, ты счастлива? — Рука Кенрика скользнула под одеяло и стиснула колено Галиены. — Ты выбрала себе в супруги знаменитого героя. Его все еще боготворит народ — даже после всех лет, что он пробыл в изгнании, о нем поют баллады в тавернах по всей стране. Впрочем, я сомневаюсь, что люди будут продолжать петь, когда поймут все безрассудство его замыслов. — Кенрик резко дернул Галиену за ногу и придвинулся к ней; отстраниться она не могла. — Ты ждешь его, сестричка? Как тебе нравится делить с ним ложе? Он нежно тебя целует? Ласкает и заставляет стонать от наслаждения? — Быстрым движением рука Кенрика скользнула между ног Галиены.

Девушка отчаянным усилием вырвалась и съежилась на краю постели.

— Чего ты хочешь?

— Мира между нами, сестрица, ничего более. Боюсь, что наш отец и твой супруг решительно желают воевать друг с другом. Я могу сейчас увести тебя отсюда, если пожелаешь. Не сомневайся: я хорошо о тебе позабочусь.

— Никуда я не пойду! Убирайся или я позову стражу! Роберт недалеко — и какой бы, по твоему мнению, силой ты ни обладал, ты ничто в сравнении с ним!

— Как же ты гордишься своим колдуном-супругом! Что ж, думаю, что так добропорядочной жене и следует. Ну, раз ты не хочешь следовать за мной, не тащить же мне тебя, визжащую и брыкающуюся, через весь лагерь. Мы перебудили бы обе армии, а никак не годится, чтобы утром воины вступили в битву, зевая и протирая глаза, верно?

— Убирайся!

Кенрик поднялся и с усмешкой посмотрел на Галиену.

— Как пожелаешь, сестричка. Не говори потом, что я не предлагал. Прощай!

Свеча мигнула и погасла, шаги Кенрика затихли в ночи.

Галиена долго сидела на постели, пытаясь расслышать что-нибудь, но все заглушал отчаянный стук ее сердца. Постепенно тишина немного успокоила ее, и девушка соскользнула с постели, завернулась в одеяло и неуверенно пробралась к столу. Дрожащими руками она наполнила кружку вином, в темноте пролив часть на стол, и медленно выпила. Скоро она перестала дрожать и вернулась в постель. Стражу звать было бесполезно: Кенрик наверняка давно уже скрылся.

— Эй, не хватит ли? — поднял руку Финлей, но Роберт, не обращая на него внимания, снова приложился к фляге, потом прижался головой к стволу дерева и закрыл глаза.

Лес оставался единственным местом, где Роберт мог найти уединение, но Финлей вовсе не собирался оставлять брата одного. Он уселся, прислонившись к другому дереву, и поднес к губам собственную флягу с элем. На всякий случай он позаботился и о том, чтобы создать иллюзию, которая скрывала бы их от любопытных глаз.

Совершенно невероятно: Роберт казался теперь спокойным и беззаботным. Ни нахмуренных бровей, ни сурово сжатых губ. Однако таким Финлей его уже однажды видел, и этого было достаточно, чтобы испытывать сейчас страх. На поверхности был полный штиль, но теперь он научился видеть то, что происходит в глубинах.

— Насколько я знаю, — легкомысленно сказал Роберт, — существует традиция: генерал перед битвой должен выпить эля.

— Но не напиться допьяна.

— А почему бы и нет? Может быть, это для меня последняя такая возможность. — Роберт шумно глотнул. — Он знает, что я Враг, но я готов поставить на кон любые деньги: за твою кровь он дал бы многое. Ты три раза от него ускользал. В конце концов, человек очень страдает от уязвленной гордости.

Финлей фыркнул и убрал свою флягу.

— Да ты не беспокойся: напиваться и смущать тем тебя я не собираюсь, — невесело рассмеялся Роберт. — Ты еще не знаком с моей молодой женой?

— Нет.

— Она тебе понравится. Она очень… мужественная — настоящая дочь своей матери. Остается только надеяться, что я проживу достаточно долго, чтобы сделать ее совершенно несчастной.

— Знаешь, Роберт, когда ты в таком настроении, твое общество не слишком приятно.

Роберт снова хмыкнул:

— Странно, как это ты не замечал, что в таком настроении я пребываю большую часть времени. Мои проблемы, понимаешь ли, никогда не являются по одной, чтобы я мог не спеша с ними разделываться. На меня всегда все сваливается разом. Как я ни карабкаюсь, все никак не удается выбраться из-под этой кучи, — а такое не может не отражаться на настроении. Конечно, есть возможность, что я все принимаю чересчур всерьез. Но с другой стороны, в душе я…

Роберт смотрел в темноту — совершенно трезвый. Большего Финлей в неверном свете луны разглядеть не мог.

— Ты боишься Нэша?

— Не знаю, — прошептал Роберт. — Следовало бы бояться. Не сомневаюсь, он там — ждет меня. Однако я боюсь уже так давно, что не могу сказать, испытываю ли что-то новое или нет.

Финлей повернулся и взглянул на брата, но тот по-прежнему смотрел в сторону с озадаченным выражением лица.

Нет, погибнуть завтра Роберт не боялся. Он боялся проиграть.

Неожиданно взгляд Роберта прояснился, и он посмотрел брату в глаза.

— Должен кое-что тебе сказать — на всякий случай… — Он сглотнул, но решительно продолжил: — Ты был прав.

Финлей фыркнул: слова Роберта не произвели на него впечатления.

— Насчет чего?

Роберт снова отпил из фляги, потом твердой рукой заткнул ее пробкой.

— Мне не следовало приносить присягу Селару.

— Что?

— Ты же слышал, что я сказал.

Финлей вытаращил на брата глаза: должно быть, тот шутит… Совершенно невозможно, чтобы Роберт сказал такое — после целых восемнадцати лет.

— Слышал, но не верю.

— И тем не менее это правда. Думаю, я понимал все с самого начала, но не мог заставить себя признаться тебе. Я не хотел, чтобы ты понял, что был прав. Проклятая гордыня!

Финлей не нашелся, что сказать, и Роберт с безжалостной честностью продолжил:

— Ты и представить себе не можешь, сколько раз мне представлялась возможность его убить — и не быть уличенным! Однако я был убежден, что, оставляя его в живых, поступаю правильно. Единственное, что я могу сказать в свое оправдание, — это что я был очень молод: я все время пытался себе представить, как на моем месте поступил бы отец.

— Но он не был колдуном.

— Разве не странно, как это наше различие сказывается на всем? — Роберт помолчал, еле заметно улыбаясь. — И ты, и очень многие другие хотели, чтобы я убил Селара и занял трон. Я был упрям, я не желал слушать, а посмотри на меня теперь! Мне кажется, что, окажись на моем месте ты, ты бы гораздо лучше со всем справился.

— Что? — Финлей поднял голову. — Ты уверен, что говоришь не спьяну? Разве можно представить меня королем? Я же нетерпелив, упрям, совершенно не способен прислушиваться к чужому мнению! Хорош бы я был на троне!

Роберт не обратил внимания на шутливый тон.

— Ты и в другом прав: я стал одержим пророчеством и из-за него перестал замечать, что причиняю боль окружающим. Я многие годы пытался убедить людей, что колдовство само по себе — не зло, но во мне живет демон, и теперь я знаю, что и в этом был не прав.

Чувствуя себя ужасно неловко, Финлей попытался возразить:

— Роберт, в тебе нет зла…

— Было так легко просто винить Ключ, — не слушая его, продолжал Роберт, — но дело всегда было во мне, а не в нем. Финлей, дело было во мне. Хоть я и противился, я позволил демону сделать меня тем, чем я стал, поглотить все мое внимание, проникнуть в каждую мою мысль. И в результате меня ждет все та же судьба; все мои усилия ничуть на ней не отразились. Все эти годы я не понимал, что сражаюсь не с тем, с чем следует. — Роберт снова посмот-рел на Финлея; голос его оставался спокойным. — Ты и представить себе не можешь, как я сожалею о прошлом, Финлей. Я совершал ошибки в чем только мог, и хуже всего от этого приходилось тебе.

Финлей не мог встретиться с Робертом взглядом. Постепенно застарелый гнев покидал его, и он почувствовал себя опустошенным и бессильным.

— Меня всегда поражало, — почти неслышно прошептал Роберт, — что ты, несмотря ни на что, оставался мне верен.

С трудом сглотнув, Финлей хрипло пробормотал:

— Ну, причину ты знаешь.

— Мы с тобой два сапога пара, хочешь ты сказать? Теперь Финлей рискнул взглянуть на брата; оказалось, что Роберт поднялся на ноги. Протянув руку, он помог встать и Финлею. Тот не очень твердо держался на ногах: хоть он и предостерегал Роберта, но опьянел сам.

— Пошли, нам пора возвращаться.

Прежде чем они успели двинуться с места, ночь расколола вспышка света. Где-то слева послышались крики, сталь зазвенела о сталь.

Роберт рванулся вперед.

— Собери людей Арли! — бросил он Финлею. — Это нападение малахи!

Финлей мчался через лагерь, отчаянно торопясь присоединиться к брату. Войско поднялось по тревоге, всюду метались люди в попытке понять, откуда исходит угроза. Финлей заметил еще две вспышки, снова раздались крики боли и звон стали. Финлей выбежал за пределы лагеря и увидел сражающегося Роберта; его меч сиял белым светом, освещая нависающие ветви деревьев. Его противник яростно размахивал алебардой, но через секунду Роберт молниеносным ударом прикончил его. Остальные воины еще сражались, по опушке были разбросаны тела мертвых и умирающих, и Финлей ки-нулся в гущу схватки. Кто-то напал на него из темноты, и Финлей приготовился швырнуть в него пламенем, но это оказался не малахи.

Они обменялись ударами, однако противник Финлея был уже тяжело ранен и умер прежде, чем Финлей даже успел разглядеть его лицо. Финлей развернулся, готовый встретить нового врага, — но теперь вокруг царила тишина.

— Принесите факелы! — раздался голос Роберта. Финлей подошел к брату, который стоял на коленях рядом с раненым — одним из воинов Пейна. — Скорее! — бросил Роберт. — Перетяни ему руку, иначе он истечет кровью. Я посмотрю, что с остальными.

Из лагеря бежали люди, среди них — несколько целителей. Они несли факелы и сразу же занялись ранеными. Финлей оставил своего подопечного в более умелых руках и присоединился к Роберту. Тот стоял посреди поля недавней битвы и хмуро озирался.

— Ты не пострадал?

— Со мной все в порядке, — отмахнулся Финлей, — а вот у тебя рука сильно кровоточит.

— Эта царапина может подождать. — Роберт повернулся к вышедшему из леса Арли. Тот огорченно покачал головой:

— Оба моих человека убиты — стрелами. Не знаю, как напавшим на них удалось миновать часовых. Так или иначе, на оставшуюся часть ночи я хочу выслать удвоенные дозоры.

К ним подошел Пейн, бледный от ярости: погибли как раз его люди.

— На нас напали колдуны?

— Да, малахи — самые скверные из всех колдунов.

— Сколько их было?

— Всего десятка два, но только трое малахи. Что ж, завтра по крайней мере у нас будет на три человека меньше самых опасных врагов.

Пейн развел руками.

— Чего они пытались добиться? Роберт убрал меч в ножны.

— Они проверяли нашу решимость — а заодно и бдительность часовых. Передайте мой приказ: удвоить все дозоры, особенно на опушке леса. Мы не можем допустить, чтобы такой переполох повторился. Вы потеряли полдюжины хороших бойцов, Пейн. Присмотрите, чтобы для раненых было сделано все, что можно.

Финлей позаимствовал у одного из целителей бинт и занялся рукой Роберта. Когда он завязывал последний узел, из леса донесся победный крик. Из чащи появился Мердок, неся на руках чье-то тело.

— Одну я поймал, Роберт! — В голосе его звучало ликование. — Она держалась позади, следила за нападавшими. Я ее оглушил — но ведь это же, несомненно, малахи! Только подумайте: захватить в плен малахи!

Мердок остановился перед Робертом и опустил свою ношу на землю. Женщина все еще была без сознания, и Роберт опустился рядом с ней на колени, знаком попросив солдата с факелом посветить ему. Пленница оказалась молода, светловолоса и очень хороша собой, несмотря на рану на лбу и начавший расплываться вокруг нее огромный синяк.

— Молодец, Мердок! — с улыбкой кивнул Роберт. — Это большая удача, и к тому же из-за удара по голове она нескоро снова сможет воспользоваться своей колдовской силой.

— Вы уверены? — с опаской спросил Пейн.

— Абсолютно. У меня на сей счет имеется личный опыт. Арли!

— Да?

— Свяжи ее покрепче и помести в шатер где-нибудь подальше от лагеря. Часовыми к ней приставь только салти па-зар, конечно. Ты все понял?

— Разумеется.

— Когда все устроишь, приведи ее в чувство. Я хочу с ней поговорить.

ГЛАВА 27

Финлей задержался, проверяя караул у шатра, куда поместили пленницу, и, прежде чем успел войти внутрь, увидел бегущего к нему Мику.

— Что-то случилось с Робертом?

— С ним все в порядке. Он там, внутри, с пленницей. Мика замер на месте.

— Она малахи? — настороженно спросил он.

— Точно, — ухмыльнулся Финлей. — Она уже пришла в себя, я чувствую ее ауру. Да ты загляни. — Он поднял полотнище, пропуская Мику внутрь шатра.

Молодая женщина сидела в кресле посередине помещения; руки ее были связаны за спиной. Когда мужчины вошли, она подняла глаза, но, не обращая внимания на Финлея, обратила умоляющий взгляд на Мику, словно ожидая от него помощи. Когда тот ничего не сказал, она снова взглянула на Роберта.

Пленница была очень молода и перепутана, хоть и пыталась это скрыть. Отвечать на вопросы она не желала.

Роберт стоял перед ней, сложив руки на груди.

— Не понимаю, что плохого в том, что вы скажете нам свое имя.

Молчание.

— Вы — дарриет из Даззира? Никакого ответа.

Роберт придвинул стул и сел на него верхом. Прежде чем продолжать, он внимательно посмотрел на девушку.

— Вам не грозит опасность. Да, у шатра стоит стража, но часовые не ворвутся сюда и не перережут вам горло.

Пленница продолжала молчать, только снова бросила взгляд на Финлея и Мику.

— Послушайте, я только хочу поговорить с вами, ничего больше. — Роберт говорил убедительно, почти сочувственно, и девушка понемногу начала поддаваться его обаянию.

— Я не предам свой народ, — дрожащим голосом сказала она.

— От вас никто этого и не требует. Я же сказал: я хочу только поговорить с вами. Так вы дарриет?

— А в чем дело?

— Ну, я встречал некоторых из ваших соплеменников, и никого из них так легко поймать не удалось бы. Думаю, что вы еще не закончили обучения. Я прав?

Девушка коротко кивнула, но ничего не сказала. Роберт ободряюще улыбнулся и наклонился вперед, опираясь руками на спинку стула.

— Вы знаете, как оказались здесь?

— Меня схватили.

— Нет, я не это имею в виду. Я спрашиваю: почему ваш народ сражается на стороне Селара?

— Ну конечно, вы собираетесь сказать мне, как я заблуждалась! Собираетесь преподнести мне свою лживую версию! Я встречала подобных вам чудовищ-салти!

Мика дернулся, но Финлей положил руку ему на плечо и прошептал:

— Не позволяй ей себя раздразнить. Роберт знает, что делает.

— Да, я и в самом деле думаю, что вы заблуждаетесь, но сомневаюсь, чтобы мои слова смогли вас переубедить. Кстати, на самом деле я вовсе не салти пазар.

— Не рассчитываете же вы, что я в такое поверю!

— Я не стану вас обманывать. — Роберт несколько секунд помолчал. — Вы знаете, кто я такой?

— Мне это безразлично.

— И вы еще упрекали меня во лжи, — снисходительно протянул Роберт. — Я — Враг, и я вовсе не хочу, чтобы вы предали свой народ. Мне даже безразлично, если вы останетесь верны проклятому идиоту королю, помогать которому взялись. Меня гораздо больше интересует Сэмдон Нэш.

Глаза пленницы расширились, она снова посмотрела на Мику, задержав на нем взгляд дольше, чем в первый раз. Впрочем, своих чувств она ничем не выдала: девушка догадывалась, что никакой помощи от Мики не получит.

— Нэш? — переспросила она, притворившись растерянной.

— Или Карлан, или Ангел Тьмы, — как угодно. Похоже, все те, кто упомянут в пророчестве, имеют несчастье носить множество странных имен. Говорят, такое свойственно всем пророчествам: они оказываются намеренно запутанными. Так расскажете вы мне о нем?

— Я… я… — Девушка запнулась, на ее бледном лице был написан страх. — Я ничего не знаю о Карлане.

— Вы его боитесь? Ответа не последовало.

— Вы собираетесь его защищать?

— Я не защищаю никого, кроме своих соплеменников!

— Значит, Нэш не малахи.

Пленница сжала губы, словно нечаянно выдала важный секрет.

Роберт переменил позу.

— Так же, как я не салти. Любопытно. Он говорил вам о пророчестве?

— Он говорил нам, что вы будете утверждать, будто вами движет веление судьбы. Но я не дура: я вижу то, что вижу.

— В самом деле? — мягко сказал Роберт. — Не знаю, как вам это удается. Мне трудно себе представить, чтобы кто-нибудь, ясно видящий, что собой представляет Нэш, захотел следовать за ним. Приходило ли вам в голову когда-нибудь задаваться вопросами или вы просто доверились своим вождям, считая, будто они знают, что делают? Вы здесь, потому что вы — малахи и хотите отнять Ключ у салти пазар. Все очень просто, верно? Нет нужды смотреть собственными глазами, нет нужды думать собственной головой. Знаете, что на самом деле печальнее всего? Если бы вы заполучили Ключ, вы от этого ничего бы не выиграли.

— Так вы знаете, где он находится?

— Знаю, и своими руками уничтожил бы Ключ, прежде чем позволил завладеть им малахи — или Нэшу.

Роберт со вздохом встал и отодвинул свой стул в сторону.

— Вы тут посидите и хорошенько подумайте обо всем, что я сказал. Подумайте о том, в чем вы уверены, о том, что видите в Нэше. Я вернусь позже.

Роберт повернулся и поманил Мику и Финлея из шатра. Отойдя немного, они остановились, и Финлей задал вопрос, давно вертевшийся у него на языке:

— Что ты собираешься с ней делать? Роберт устало потер глаза.

— Не знаю. Я не могу держать ее под стражей — все люди понадобятся завтра в бою. Все салти будут нужны на поле боя, чтобы противостоять малахи. Конечно, она молода, но все же…

Мика хриплым голосом перебил Роберта:

— Вы собираетесь ее убить?

— Я не убийца, Мика, но не могу я забыть и того, что случилось с Айн только потому, что я отпустил Валену из Данлорна целой и невредимой. Откуда мне знать, что эта девушка в будущем не причинит зла кому-то, кого я люблю? Не уверен, что снова смогу такое вынести. Чего вы от меня ждете?

— Ну, — нахмурившись, пробормотал Мика, — нет и уверенности, что она не передумает и не окажет нам помощь. Пройдет еще несколько часов, прежде чем она снова станет опасной. Почему бы не попросить Арли дать ей снотворное снадобье? Так она никому не причинит зла. А когда завтрашний день минует, вы сможете или отпустить ее… или убить. Как сами решите.

Роберт, подняв брови, взглянул на Финлея.

— Эта идея лучше всего, что приходило мне на ум. Как ты думаешь?

Финлей пожал плечами:

— Пока она никому не причинила вреда. А помочь она, если нам удастся ее переубедить, сможет. Мне нравится предложение Мики.

— Согласен…

«Финлей!»

«Дженн? Что случилось?»

«Роберт поблизости от тебя?»

«Да. А в чем дело?»

«Его разыскивает ваша матушка. Она в отчаянии. Что-то случилось с Галиеной».

Потребовалось некоторое время, чтобы добраться до шатра Роберта. Финлей бежал за братом, с ужасом представляя себе картину разгрома, но увидел только Эйдена, с озабоченным видом ожидавшего их у входа.

— Благодарение богам! — выдохнул он, увидев их. — Ваша матушка в спальне с Галиеной.

Роберт не стал задавать никаких вопросов. Он быстро прошел внутрь; Маргарет как раз поднималась с колен у постели Галиены. Рядом виднелась миска с водой и мокрая тряпка.

— Мне очень жаль, Роберт. Галиене совсем плохо. Я послала за целителем, но…

Галиена неподвижно лежала на постели, глядя в потолок. Хриплое дыхание с трудом вырывалось из ее груди. Каждый вдох, казалось, давался ей со все большим усилием. Глаза Галиены покраснели, бледное лицо было залито потом, тело напряжено.

Роберт опустился на колени и взял руки девушки в свои.

— Галиена! Вы меня слышите?

Она медленно повернула голову; в широко открытых глазах ничего не отразилось. Губы ее дрогнули, но ничего, кроме сдавленного стона, Роберт не услышал. Он вопросительно взглянул на мать, потом повернулся к Финлею.

— Позови Дженн, скорее! «Дженн, быстрее сюда!» «Иду».

— Галиена! — снова обратился к больной Роберт. — Держитесь. Все будет в порядке, я с вами. Вы только держитесь.

Девушка опять попыталась что-то сказать, но не смогла; попытка только еще больше ослабила ее.

— Давно она в таком состоянии? — спросил Финлей леди Маргарет.

— Не знаю. Я проснулась, когда поднялся переполох, но когда все стихло, я услышала ее голос — наши шатры ведь рядом. Когда я пришла, ей было уже очень плохо.

Галиена неожиданно выгнулась дугой, ее лицо исказила гримаса. Роберт коснулся ее волос, пытаясь облегчить боль.

— Где Дженн? — прошептал он.

— Я здесь.

Финлей отступил в сторону, пропуская Дженн. Она подошла к постели и остановилась у изголовья.

— Скажи мне, что с ней случилось, — сквозь стиснутые зубы бросил Роберт.

Дженн кивнула и откинула капюшон плаща. Мгновение она пристально смотрела на Галиену, потом растерянно взглянула на Финлея.

— Ну? — требовательно спросил Роберт. — В чем дело? Твой взгляд целительницы тебе изменил?

Дженн сглотнула.

— Ее отравили, Роберт.

— Отравили? — резко повернулся к ней Роберт.

— Она… она умирает.

Галиена застонала, и Роберт склонился над ней и обнял ее за плечи.

— Прошу тебя, Роберт, — прошептала Дженн, — помоги ей!

— Уходите. — Роберт прижал к себе Галиену и крепко зажмурил глаза, сосредоточиваясь.

Финлей молча вывел из шатра Дженн и Маргарет. Внутри остался только Эйден, тихо бормочущий молитвы. Финлей остался рядом с шатром, не в силах уйти. Он чувствовал, как сила Роберта устремилась в тело Галиены, снимая боль, успокаивая. Дыхание девушки стало ровным, хотя и таким слабым, что Финлей его почти не слышал.

И еще Финлей увидел слезы, которые полились из глаз Роберта.

Маккоули умолк, и Финлей отступил в густую тень.

Дыхания Галиены больше не было слышно.

Маргарет сидела в той части шатра, где накануне проходил военный совет, стиснув руки и пытаясь вернуть себе хоть какое-то спокойствие.

Ах, да разве это возможно? Она не могла совладать с собой: слезы непрерывно текли по ее щекам, словно стараясь смыть боль, раздирающую ее сердце.

— Вот, выпейте. — Дженн подошла к ней с кружкой и села рядом. Ласково она вложила кружку в руки Маргарет и помогла ей напиться.

— Простите меня. Я просто не в силах…

— Не нужно извиняться, — мягко сказала Дженн. Она оглянулась через плечо на мужчин. Мика и Финлей, епископ и присоединившийся к ним Арли… Все они переговаривались тихо, словно боясь разбудить Галиену.

Если бы только им это удалось!

— Она была так молода, — всхлипнула Маргарет. Дженн протянула ей платок, и старая женщина вытерла глаза. — Слишком молода, чтобы умереть. Она так рвалась помочь, исправить хотя бы часть того зла, что творит ее отец. А теперь, как многие женщины, она принесена в жертву — и ради чего? Всего лишь дитя… — Голос Маргарет оборвался, когда она увидела вышедшего из спальни Галиены Роберта. Он двигался неловко, глаза его покраснели, лицо стало серым. Все повернулись к нему.

— Кто еще знает о том, что случилось? — спросил он в полной тишине.

— Никто, — ответил Маккоули; по-видимому, он был единственным, кому не изменил голос.

— Тогда, — медленно произнес Роберт, — пусть все считают, что моя супруга не умерла. Она больна и нуждается в покое. Сейчас войско не должно узнать о том, что здесь произошло. Эйден, вы позаботитесь о ней?

— Конечно.

— Завтра вечером, что бы ни случилось, мы приготовим Галиене торжественное погребение, как она того и заслуживает. Мика, найди Деверина и обо всем ему расскажи. Никто больше ничего не должен знать.

Больше он не сказал ничего, и мужчины стали расходиться, но Маргарет была не в силах подняться на ноги. Роберт внимательно посмотрел на мать, подошел к ней, наклонился и, еле коснувшись ее лба губами, поцеловал.

Когда Дженн направилась к выходу, Роберт остановил ее и позвал Финлея.

— Не могу себе представить, что кто-нибудь так ненавидел мою жену, чтобы желать ей смерти, — начал он, тщательно подбирая слова. — Поэтому остается предположить, что яд предназначался мне. Из той бутылки, что стоит на столе, вечером я пил, так что яд в нее должен был быть добавлен уже после того, как Галиена легла.

— Нэш? — широко раскрыл глаза Финлей. Роберт нахмурился:

— Может быть, но мне трудно себе представить, чтобы он рискнул явиться сюда сам.

— Значит, какой-нибудь предатель?

— Или кто-то, кто проскользнул сюда, пока мы отражали нападение на наши посты. Кто-то, достаточно могущественный, чтобы создать иллюзию и передвигаться с ней вместе, — осуществить сдвиг измерений.

— Но я не знаю никого, кому бы такое удавалось…

— Я могу это делать. — Роберт провел рукой по волосам. — Наша задача — до завтра скрыть правду от войска. Мы с Галиеной должны были приветствовать отряды. Дженн, поскольку никто не знает, что ты здесь, — никто даже не знает, что ты жива, — тебе придется занять место Галие-ны. Матушка найдет для тебя подходящую одежду. Закрой лицо вуалью, чтобы никто даже и вблизи не распознал подмены. Ты ниже ростом, чем Галиена, поэтому оставайся на коне. И ты должна позаботиться о том, чтобы не оказаться в гуще сражения.

Дженн кивнула.

— Финлей, мне нужно, чтобы ты внимательно прислушивался. Если услышишь какие-нибудь разговоры о Галиене, дай мне знать. Всем, кто сейчас здесь, можно доверять. Если слухи просочатся, то исходить они могут только от предателя. Да, откуда взялось это вино?

— От Маккоули, — ответил Финлей. — Я вылил все, что еще оставалось в бутылке.

Роберт кивнул, потом заметил лежащий на столе какой-то длинный предмет, завернутый в шелк. Еще секунду Маргарет оставалась неподвижна, потом резким движением поднялась.

— Что это?

— Это меч твоего отца, Роберт. Я хотела, чтобы в завтрашней битве ты сражался им.

Роберт нерешительно потянул за ленты, удерживающие ткань, и вынул меч в ножнах.

— Я считал, что он пропал.

— Я не могла оставить его в Данлорне. Я… Роберт отступил назад, не сводя глаз с меча.

— Убери его, матушка.

— Но, Роберт… — начал Финлей.

— Нет. Я не стану этим мечом убивать собственных сограждан. — С этими словами Роберт повернулся к выходу.

— Куда ты идешь? — Дженн тут же вскочила. — Ты же не собираешься разыскивать Нэша?

Роберт бросил на нее суровый взгляд, но голос его остался ровным:

— Я собираюсь сделать то, что должен был сделать, как только мы сюда прибыли. — Он растворился в темноте.

Ночь была холодная, почти морозная, но Роберт не чувствовал этого. До него, пока он шел через лагерь, доносились жалобы солдат: те кутались в плащи и придвигались поближе к тлеющим углям прогоревших костров, которые светили в темноте, как крупные звезды на предвещающем бурю небе.

На границе лагеря Роберт задержался, проверяя, не видит ли кто его. Справа от него тянулся лес, полный шорохов и скрытного движения; природа жила своей жизнью, не интере-суясь тем, что задумали собравшиеся здесь люди. Легким усилием мысли Роберт собрал внутри себя силу и свил ее в тутой кокон. Шагнув вперед, он одновременно сделал и мысленное движение, перенесшее его в измерение, которого он никогда полностью не понимал. С этого момента Роберт стал совершенно невидим.

Пересекая лес, он ощутил дуновение теплого воздуха. Крики ночных птиц отдавались эхом вдалеке. Роберт достиг реки. По приказу Селара здесь был сооружен мост; его охраняли часовые, но Роберта они не заметили. Даже его шаги по доскам были беззвучны. На берегу была выставлена садланийская стража, но Роберт даже не взглянул на наемников. Он прошел по густой черной нефти, которой заранее полили вражеский берег люди Арли, готовясь к будущей битве, и миновал группы спящих солдат — люсарцев и гильдийцев, — которым, похоже, снились кошмары.

Роберт все больше углублялся во вражеский лагерь; скромные палатки и роскошные шатры пятнали когда-то нетронутую зелень травы. Где-то вдали лаяли собаки и фыркали лошади; люди храпели и стонали во сне, кто-то кашлял.

Мимо прошел дозор в мундирах королевской гвардии; солдаты тревожно озирались, но не могли заметить никакой опасности.

Вот они, малахи, — их оказалось сорок шесть. Словно мерзкая невидимая опухоль, проникшая глубоко, охватившая весь лагерь, готовая поразить здоровое тело его собственного войска…

И что-то еще. Не малахи, но и не салти, — что-то совершенно иное. Что-то настолько гнусное, что Роберт мысленно отшатнулся. Кто же это — он или, может быть, убийца?

Не Нэш. Эту ауру Роберт отчетливо улавливал, хотя она и была ему незнакома. Нэш всегда оставался для него невидим, как и он сам — для Нэша. Так и гласило пророчество…

Да, перед ним кто-то другой.

Роберту следовало вернуться, пока у него хватало сил поддерживать иллюзию. Все его ресурсы понадобятся для завтрашней битвы, и все же…

Он повернулся и двинулся между шатрами, присматриваясь, прислушиваясь, вынюхивая эту крысу, оставившую такой отчетливый след. След привел его к шатру рядом с королевским.

Кенрик.

У входа стояли двое часовых, и Роберт замер рядом с ними. Он поднял руку, и часовые повернулись: им послышался какой-то шум слева. В тот же момент Роберт проскользнул внутрь шатра и подошел к постели.

Всего лишь мальчишка. Четырнадцатилетний мальчишка, лицо бессмысленное, детское…

На столе обнаружилась крошечная бутылочка — такая маленькая, что легко уместилась бы в ладони. Роберт взял ее и понюхал, потом наклонился к постели.

Медленно протянув руку, он пальцем коснулся лба Кенрика.

— Помни, — прошептал он, — каждый день своей жизни помни, с болью и ужасом. Бойся меня! — Он на мгновение сильно прижал палец, запечатлевая команду, потом отступил в сторону.

Кенрик пошевелился и застонал во сне, но не проснулся.

Нет, смерть не для этого ребенка. Не для мальчика, который, только что убив свою сестру, может спать сном невинности. Нет, не смерть — нечто гораздо худшее.

Роберт повернулся, проделал тот же отвлекающий маневр с часовыми, прошел через королевский лагерь.

Оказавшись на середине моста, он уничтожил иллюзию. Пусть враги знают, что он беспрепятственно ходил между ними.

Пусть знают и боятся.

ГЛАВА 28

Эйден ехал во главе торжественной процессии. Рядом с ним, решительно выпрямившись и с закрытым вуалью лицом, скакала Дженн. Их сопровождали шестеро солдат — двое впереди и четверо позади — с черными орлами дома Дугласов на доспехах.

Тусклое солнце кидало первые лучи на поле битвы, ледяной ветер разгонял ночные облака. Над рядами воинов на поднятых в знак приветствия копьях и пиках развевались флажки. На склоне холма слева застыли в ожидании лучники. Лошади фыркали и били копытами, но не нарушали строя, как будто тоже знали, что сегодня предстоит.

Эйден объезжал отряд за отрядом, пока не добрался до небольшой возвышенности, где полукругом замерли, глядя на войско, военачальники и священники. Здесь собрались все предводители восставших; на серебряных доспехах вспыхивали отблески солнца, лица были суровы. Как же не похожи они на тех полных благоговения преданных сынов церкви, которыми были еще недавно, на той утренней мессе, которую он отслужил!

Эйден остановил коня рядом с Финлеем и оглядел раскинувшуюся перед ними долину: пять тысяч люсарских воинов, выстроившихся в строгом порядке, затем тянущееся до самой реки пустое зеленое пространство. Мост, с этой стороны охраняемый колдунами Роберта. И вторая, вдвое большая, тесно сгрудившаяся королевская армия с черно-красными флажками над ней. Виднелись и желтые вымпелы Гильдии, а в середине, выше всех остальных, реяло знамя Селара, хвастливо заявляя права на победу.

— Милосердная Минея! — раздался откуда-то слева шепот. Дженн рядом с епископом нервно теребила поводья; потом взяла себя в руки и снова обрела спокойствие. Эйден хотел бы утешить и ободрить ее, но у всех на глазах это было невозможно.

— Да, впечатляющее зрелище, верно? — ответил Дженн Финлей; в его голосе прозвучало благоговение.

— А где Роберт? — спросил Эйден, озираясь.

— Вон там, — показал влево Финлей. Роберт, спешившись, обходил ряды лучников. Следом за ним верхом ехал Мика, сжимая в руках древко знамени Дугласов. Через несколько секунд Роберт вскочил в седло и поскакал к Эйдену и остальным.

Остановившись впереди военачальников, он оглядел войско.

— Что ж, пора начинать. Вы готовы, ваше преосвященство?

Эйден сглотнул, но решительно кивнул.

— Тогда вперед.

Эйден пришпорил коня и направился на безлюдную равнину между двумя армиями. Макглашен, Данн и полдюжины других последовали за ним. Как только они тронулись с места, с другой стороны показалась группа представителей Селара. Обе делегации остановились каждая со своей стороны моста.

Впервые почти за восемь лет Эйден увидел перед собой предателя, занявшего его место: Энтони Бром, тучный, краснолицый, с крошечными бегающими глазками на круглом лице, пыхтел и отдувался, с трудом удерживаясь в седле.

— Именем короля требую выдачи объявленного вне закона Роберта Дугласа и капитуляции мятежного войска! — крикнул Бром.

Эйден глубо вздохнув и ответил:

— Во имя богов и Люсары, пусть королевская армия будет распущена!

Бром покачал головой; с официальными формулами было покончено.

— Вы предатель, Маккоули, вы за измену были брошены в темницу и не сделали ничего, чтобы опровергнуть обвинения. И как вы, священник, могли встать во главе мятежников, которых ведет всем известный колдун?

— А как можете вы делать то, что делаете? — тут же ответил Эйден.

— Я? Пустые отговорки, Маккоули!

— Хорошо. Я возвращаюсь, и пусть все решит оружие.

— Подождите. — Бром поднял пухлую руку. — Король желает переговоров.

— Так пусть явится сюда.

— Не с вами. Он будет говорить только с мятежным герцогом.

Эйден едва не улыбнулся.

— Я передам вашу просьбу. — С этими словами он повернул коня и поскакал туда, где находился Роберт.

Военачальники хмуро ждали, что он скажет, — все, кроме Роберта. Тот явно был доволен.

— Ну?

— Селар желает с вами говорить.

— Конечно. Нэша вы видели?

— По-моему, нет.

Роберт задумчиво оглядел своих сподвижников. Его взгляд на мгновение остановился на Мике. Потом он повернул коня к мосту.

— Я поеду один.

— Милорд! — запротестовал Мика, но Роберт не остановился.

— Не тревожься. Я скоро вернусь.

Когда его темная фигура стала удаляться, Макглашен рассмеялся.

— Не вижу, что тут смешного, — проворчал Эйден.

— Это вызов, епископ, — ответил Макглашен.

— Ну и что?

Пейн наклонился вперед и объяснил:

— Не только вызов, но и пример. Посмотрите на наших солдат. Роберт бесстрашно один выехал навстречу врагу. Солдаты сразу тоже перестали бояться.

Эйден фыркнул и стал всматриваться в даль.

— Ну, тогда хотелось бы мне, чтобы этот пример подействовал и на врагов.

Арли и его помощники терпеливо ждали у места. Подъехав, Роберт натянул поводья и распорядился:

— Арли, отведи своих людей в безопасное место.

— Но тогда мост останется без защиты.

— Если вы не уберетесь, вас через несколько минут перебьют. Поторопитесь.

Арли неохотно отдал приказ и направился к лесу, оставив Роберта на берегу одного.

От королевского войска отделилась небольшая группа и направилась к мосту. По мере их приближения Роберт начал различать лица. Он знал всех — значит, Нэша среди них не было.

Трус!

Однако малахи среди приближенных Селара был — высокий, светловолосый, элегантно одетый. Он смотрел на Роберта настороженно, с подозрением. Сейчас, когда их разделяло небольшое расстояние, Роберт отчетливо видел ауру малахи.

Селар в сопровождении Брома и дюжины солдат остановился на берегу. Он казался совершенно спокойным и уверенным в себе. Роберт спешился, прошел вперед и остановился на середине моста.

Селар тоже спрыгнул с коня, знаком велев своей свите оставаться на месте, и двинулся вперед. Остановившись перед Робертом, он долго молча разглядывал его, ни разу даже не взглянув в сторону войска мятежников. Наконец он развел руками и заговорил:

— Что сделал я такого, что вы подняли меч против меня? Мы всегда были друзьями.

— Жизнь изгнанника скучна. Чем вы можете оправдать свое присутствие здесь?

— Вы прекрасно знаете, какова моя цель. Я отниму корону у брата и буду править Майенной, как и было мне назначено судьбой.

— Нет, не будете. Селар расправил плечи.

— У вас маленькая и слабая армия, Изгнанник. Неужели вы и в самом деле думаете, будто сможете остановить меня?

— Уверен, что смогу.

Селар издевательски захохотал.

— Вогн был прав: мне давно уже следовало заняться вами. Глупо было, с моей стороны, не верить ему.

— И глупо, с вашей стороны, не верить мне теперь. Уведите свою армию обратно в Марсэй. Не приближайтесь к границе.

— Уж не думаете ли вы, — прошипел Селар, — будто вы меня испугали? Или вы полагаете, что меня хоть немного смущает то, что вы колдун?

Роберт помолчал и глянул через плечо Селара туда, где на берегу дожидался малахи.

— Где же советник Нэш?

— Нэш? А в чем дело? Чего вы от него хотите?

— Где он?

— Вы что же, думаете, будто я скажу вам то, что вы хотите знать?

Роберт снова взглянул в глаза Селару.

— Остается предположить, что вам известно, что он собой представляет.

— И что же?

— Он колдун, такой же как я, как тот человек, что сопровождал вас вместе с гвардейцами.

— О, ерунда! — со смехом отмахнулся Селар. Роберт покачал головой:

— А может быть, он нашел способ держать вас в неведении. Как иначе он мог так долго оставаться в живых? К тому же его зовут не Нэш. Его имя Карлан.

Селар замер, разинув рот, и нахмурился, словно пытаясь что-то вспомнить. Потом на его лицо вернулась мрачная улыбка.

— Если это какая-то уловка для того, чтобы заставить меня отступить, то она весьма наивна и трогательна.

— Я даю вам последний шанс, Селар. — Роберт подошел на шаг ближе. — Я могу и буду сражаться с вами. Никакой другой противник не стал бы предостерегать вас. Поверьте, от вашей армии не останется ничего, что вы смогли бы противопоставить Тирону.

— Не останется ничего! — Селар расхохотался, сделал шаг назад и широким жестом указал на своих солдат. — У нас двойной численный перевес. Как можем мы проиграть сражение?

— Так отступите вы или нет? — снова спросил Роберт.

— Никогда!

Гвардейцы у моста зашевелились, чем-то встревоженные. Позади них, насколько хватал глаз, нетерпеливо переминались воины Селара, которым надоело ждать начала битвы. В вышине уже летали вороны; только их хриплые крики нарушали тяжелую тишину.

Казалось, никто не заметил, как миновал этот странный момент. Теперь Роберт мог без замирания сердца смотреть на далекие лица, зная, что многие из этих людей уже не увидят заката солнца. Как странно: он все время думал, что как раз теперь может отступить…

— Хорошо, — помолчав, сказал Роберт, снова переводя взгляд на Селара. Придав лицу самое высокомерное выражение, он продолжал: — Может быть, вы еще и вышлите вперед наемников? Садланийцы всегда были такими шустрыми мишенями! Мои лучники славно поразвлекутся, расстреливая их перед тем, как разделаться с остальной вашей армией.

— Ха! — бросил Селар. — Как же вы недооцениваете противника! И как дорого вы за это заплатите!

— Так тому и быть, — равнодушно протянул Роберт, повернулся и пошел обратно, оставив на мосту пустую оболочку человека, которого он когда-то знал и любил. Селар умер давным-давно: его убило нечестивое пособничество Ангелу Тьмы.

Роберт вскочил в седло и, не оглядываясь, поскакал к своему войску, жестом подозвав к себе Финлея. Братья задержались на равнине, где никто не мог их слышать.

— Как все прошло? — дрогнувшим от волнения голосом спросил Финлей.

— Прекрасно. Он пошлет вперед садланийских наемников, как мы и надеялись. Только вот что: мне от тебя кое-что нужно. Поклянись честью, что все выполнишь, иначе я не буду в тебе уверен.

— О чем ты?

Роберт помолчал, оглядывая собравшихся на холмевоеначальников; наконец его взгляд остановился на женщине в роскошном наряде рядом с Маккоули. Лицо ее было скрыто вуалью, но на своем белом иноходце она сидела, гордо выпрямившись.

— Если мне суждено пасть, — прошептал Роберт, поворачиваясь к Финлею, — обещай мне: ты сделаешь все необходимое, чтобы вытащить отсюда Дженн. Если понадобится, отвези ее в Анклав связанной по рукам и ногам, не обращая внимания ни на какие мольбы, ни на какие угрозы. Можешь ее оглушить, можешь напоить каким-нибудь зельем, — но попасть в руки Ангела Тьмы она не должна ни при каких обстоятельствах. Ты меня понял?

Финлей посмотрел на брата широко раскрытыми глазами.

— Да. Обещаю тебе, — кивнул он.

— Хорошо. А теперь за дело.

* * *

— О боги, до чего же мне худо! — пробормотала Дженн, судорожно сглотнув.

— Не тревожьтесь, — спокойно ответил Маккоули, — теперь ждать уже недолго.

— Вы думаете, что от этого известия я почувствую себя лучше? — Дженн снова сглотнула и сосредоточила внимание на возвращающихся Роберте и Финлее. Она не могла слышать распоряжений Роберта, но военачальники сразу же поспешили к своим отрядам; на возвышенности остались только они с Маккоули и их эскорт.

— Вы слышали о последнем донесении Годфри?

— Нет.

Маккоули понизил голос:

— Похоже, тактика Роберта уже принесла плоды. Годфри считает, что за последнюю ночь из армии Селара сбежало не меньше тысячи солдат.

— На тысячу меньше убитых… — прошептала Дженн, глядя на поле будущей битвы.

Роберт в сопровождении Финлея и Мики снова выехал на середину безлюдной равнины. Мика молча поднял над головой штандарт Дугласов: на золотом поле черный орел распахнул крылья и выпустил когти, готовясь растерзать добычу. Порыв ветра расправил полотнище, и войско мятежников разразилось громовыми приветственными криками. Роберт поднял руку, и рев стих. В тот же момент с востока долетел удар грома; солнце окончательно скрылось за тучами.

Словно это послужило сигналом, вражеская армия пришла в движение. Рыцари по двое в ряд проскакали по мосту и рассыпались цепью по берегу реки. За ними тяжелой поступью маршировала садланийская пехота; лица воинов были мрачными, руки сжимали длинные кривые клинки. Расстояние между ними и Робертом все сокращалось, но он оставался неподвижным. Его воины начали выкрикивать боевой клич, ударяя рукоятями мечей в щиты: грозный ритм должен был смутить врагов. Садланийские наемники, не нарушая строя, заполнили собой весь северный конец долины. За ними выехал Селар, окруженный конными и пешими гильдийцами.

Роберт поднял руку еще выше, и крики превратились в оглушительный рев; потом он руку резко опустил…

Мост с грохотом взорвался. Тела ближайших к нему воинов разлетелись по берегу, а воздух вдруг наполнился стрелами: это вступили в бой лучники. Конь Дженн в испуге взвился на дыбы, но она твердой рукой осадила его. Стрелки продолжали осыпать врагов стрелами, и на мгновение показалось, что они одни и выиграют сражение. Садла-нийцы сбились в кучу, многие были убиты на месте; путь к отступлению был отрезан, и среди наемников уже начиналась паника. Однако тут на них с криком обрушился Селар и погнал их в бой. Садланийцы кинулись в атаку, и — небеса разверзлись.

Сначала дождь был несильным. Он не мешал воинам Роберта наступать. С воинственным кличем они двигались навстречу врагу. Когда расстояние между ними совсем сократилось, стройные ряды распались и началась кровавая сеча. Кавалерия Селара вброд переправилась через реку, но на берегу всадников ждали замаскированные ямы; лошади одна за другой проваливались в них, раздавались крики, проклятия, флажки на копьях падали и взлетали вновь. И все-таки кавалерия не была полностью уничтожена…

Клич превратился в рев; он мешался со звоном стали — армии столкнулись друг с другом, и вся равнина стала кипящим котлом битвы. Люди рубились, поскальзываясь в грязи, не видя ничего, кроме очередного противника.

Дождь превратился в ливень. Река и ее дальний берег скрылись в серой дымке. Единственным, кого Дженн продолжала ясно видеть, был Роберт: его меч взлетал, кося врагов направо и налево. За ним следовал Мика. Он высоко вздымал знамя, но и оберегал Роберта сзади, поражая садланийцев, которые пытались нанести удар Роберту в спину. Роберт и Мика находились в самой гуще схватки, окруженные и своими, и чужими воинами. Они были покрыты грязью и кровью, вокруг них раздавались крики ярости и боли.

— Я не могу на это смотреть, — прошептала Дженн.

— Вы должны, — твердо ответил ей Маккоули.

— Но где… где Финлей? И Арли? Зубки Минеи, я же ничего не вижу сквозь эту проклятую вуаль!

— В бой вступили лучники, которые прятались на холме. Через реку пытаются перебраться новые отряды королевской армии.

— Хоть теперь могу я снять вуаль?

— Нет.

— Проклятие! — Дженн закусила губу, потом почувствовала, что Эйден положил ей руку на плечо. Его прикосновение успокаивало, придавало уверенности. Как кому-то удается сохранять ясную голову в такой момент? — Но мне необходимо видеть Роберта! Я должна знать, не появится ли рядом с ним Нэш!

— Я вижу и Мику, и Финлея, однако других врагов, кроме садланийцев, рядом с ними нет.

— Нэш, возможно, и не собирается принимать участия в битве.

На это Эйден ничего не ответил. Он продолжал смотреть на равнину, иногда сообщая Дженн о новых происшествиях, которых она не могла видеть. Дождь насквозь промочил ее плащ, холодные капли текли по коже. Дженн поежилась. И погода, и шум битвы становились все ужаснее.

Прошло, казалось, несколько недель, прежде чем Эйден заговорил снова:

— Все идет не так уж хорошо.

Дженн резким движением сорвала вуаль. Теперь ей было видно: Роберт потерял своего коня, его почти не было видно среди сражающихся. Мика все еще оставался в седле и держал знамя, но на него нападали со всех сторон. Толчея и неразбериха была жуткая, хотя от Дженн ее и скрывала густая пелена дождя.

Если Нэш собирается нанести удар, он сделает это сейчас.

— Вы знаете, каков Нэш с виду? — быстро спросила она епископа.

— Да.

— Вы его где-нибудь видите?

— Не уверен, что увидел бы, даже будь он здесь. — Голос Маккоули прозвучал напряженно. Значит, и он не так уж спокоен… — Вы могли бы поискать его колдовским взглядом? Вы ведь почувствовали его присутствие в Элайте.

— Но сейчас он наверняка установил защиту…

— Все-таки попытайтесь.

Дженн прикусила язык и не стала возражать. Закрыв глаза, она, хоть и не была особенно сильной искательницей, огляделась при помощи колдовского зрения. Аура Роберта, как всегда, была яркой и отчетливой, но Нэша она не заметила.

Если только…

Там, на другом берегу, в лесу… Кипящий сгусток тьмы, который она видела раньше. Он приближался. Прячась за деревьями, он приближался!

— Проклятие!

— Что такое?

У Дженн не было времени на ответ. Она развернула коня и поскакала вниз с холма. Епископ послал эскорт следом, но Дженн не стала дожидаться солдат. Она проехала через лагерь, сейчас опустевший, и углубилась в лес.

Нужно добраться до Нэша раньше, чем он успеет нанести удар.

* * *

Шум стоял оглушительный, но Финлею не было нужды прислушиваться к чему-либо, кроме ударов собственного сердца. Он сосредоточился на одном: чтобы наносить и отражать удары, не поскользнувшись в грязи. Он не мог разглядеть ничего, кроме собственного противника, да и времени озираться не было. Напор вражеских солдат не ослабевал, и биться в такой тесноте было трудно. К тому же вспышки молний слепили, а раскаты грома оглушали его.

Запах смешавшейся с грязью крови пьянил, ярость и жажда победы словно струились сквозь тело Финлея.

Его конь был убит в первой же стычке. Финлей попытался держаться рядом с Робертом, но это оказалось невозможным. Садланийцы нападали с искусством, превзойти которое Финлей не мог; ему оставалось лишь стараться сравняться с ними. Это ему удавалось: враги падали на землю и скоро оказывались втоптанными в жижу под ногами.

Финлея ранили в плечо, но боли он не чувствовал. В какой-то момент нога его подвернулась, однако он устоял. Постепенно все мысли исчезли; рассудок его стал пустыней — единственной пустыней в окружающей его кровавой слякоти. Садланиец перед ним взмахнул мечом, Финлей отбил удар и рванулся вперед. Прежде чем его противник успел опомниться, Финлей всадил в него клинок, быстро выдернул и отступил. Тело садланийца согнулось пополам и рухнуло на землю.

Ни секунды не медля, Финлей повернулся к следующему наемнику.

— Осторожно! — крикнул Пейн. Прыгнув вперед, он пролетел мимо Макглашена и головой врезался в живот садланийцу-наемнику. Оба покатились по земле, но противнику Пейна повезло: он оказался сверху. В один момент Пейн лишился меча, и кинжал оцарапал его горло — но неожиданно садлани-ец выгнулся дугой и обмяк.

— Что это, будь оно все проклято, вы затеяли? — рявкнул Макглашен, стаскивая с Пейна мертвое тело; потом он протянул руку и помог Пейну подняться на ноги. — Вы что, хотите, чтобы вас убили?

— Дождешься от вас благодарности, — буркнул Пейн, поднимая свой меч. — В последний раз я пришел вам на выручку!

В этот момент Макглашен пошатнулся: в спину ему вонзился меч вражеского солдата. Пейн кинулся на того, двумя быстрыми ударами разделался с нападающим и опустился на колени рядом с Макглашеном.

— Сильно досталось?

Лицо великана уже стало серым.

— Ерунда. Оставьте меня.

Пейн подхватил Макглашена под руку и попытался поднять на ноги, но сражающиеся вокруг люди толкали их, и Пейн поскользнулся. Макглашен застонал сквозь зубы.

— Говорю — оставьте меня! Вам есть чем заняться. Я сам выберусь с поля.

— Нет. — Пейн снова поднял Макглашена и подставил ему плечо. — Вечно вы мной командуете! Нам предстоит нелегкое дело, так что заткнитесь и экономьте силы.

Все было так ужасно — ужасно и прекрасно! Мика коленями управлял конем, сжимая левой рукой знамя, а правой нанося удары. Взмах, удар, меч врага отброшен в сторону — снова и снова.

Роберт сражался пешим — его конь давно пал, но все время оставался рядом с Микой.

Да, ужасно и прекрасно!

Снова взмах меча, снова удар. Мика направлял коня так, чтобы прикрыть Роберта сзади. Еще удар. Еще один враг повержен. Новая жертва…

Так прекрасно… и ужасно…

Маккоули нырнул под навес и подал одному из целителей ведро с водой. Раненых было так много, что помочь всем целители не успевали. Леди Маргарет, другие женщины, мальчики-пажи вместе с врачами и целителями переходили от одного страдальца к другому, перевязывая раны, говоря каждому несколько ласковых слов. Для госпиталя было сооружено три больших навеса, но дождь проникал всюду, и весь лагерь превратился в болото, полное истекающих кровью, умирающих солдат. Все священники были постоянно заняты: те, кто не помогал целителям, совершали последние обряды для обреченных на смерть. Все, даже те, кому выпала печальная обязанность уносить мертвые тела, деловито трудились.

Небо расколол новый удар грома. Леди Маргарет подошла к столу и стала смывать кровь с рук в бадье с водой. Выбившиеся из прически мокрые волосы липли к ее щекам; брызги грязи были особенно заметны на бледном лице.

— Как вы справляетесь? — спросил Маккоули, оглядывая окружающий их упорядоченный хаос.

— И не спрашивайте. Как у вас дела? — Маргарет подняла на епископа усталые глаза, вытирая руки тряпицей.

Эйден мог только пожать плечами.

— Вы следили за битвой? Знаете что-нибудь?

— Уже больше часа не слышал никаких новостей. Я сейчас иду обратно. Селар послал отряд, чтобы напасть на нас с тыла, но атаку удалось отбить. Больше я ничего не знаю.

Маргарет кивнула и вернулась к своей работе.

— Будьте осторожны!

Когда Эйден наконец добрался до поля битвы, он увидел перед собой море черных от грязи тел. За рекой толпились воины, пытающиеся найти брод, чтобы прийти на помощь своим. Знамена упали в грязь, за пеленой дождя трудно было различить мундиры, но все же прежний хаос уступил место какому-то подобию порядка: на заваленной мертвыми телами равнине сражались отдельные большие отряды. Разглядеть, какая сторона побеждает, было абсолютно невозможно.

Маккоули спешился и отдал коня раненому солдату, который помогал другим раненым добраться до целителей. Когда Эйден обернулся, по жидкой грязи к нему приближался Роберт, меч которого по самую рукоять был покрыт кровью. Лицо Роберта было окровавлено, на бедре сквозь рваную одежду виднелась глубокая рана.

— Вы видели его? — резко спросил Роберт.

— Кого?

— Нэша!

Дженн не вернулась. Следовало ли Эйдену говорить об этом Роберту в разгар битвы?

— Нет, я его не видел.

Роберт, ловя ртом воздух, зорко оглядел поле битвы. После многих часов боя он был не менее бодр и целеустремлен, чем раньше.

— Не видно ни Селара, ни Кенрика.

— Не могли они погибнуть?

— Их армия не стала бы продолжать бой, случись такое. Проклятие, где Нэш? Что за игру он ведет?

— Вот что, — сказал Эйден, подходя к Роберту, — позвольте-ка мне заняться вашей раной. Вам следовало перевязать ее еще до…

— Это может подождать, а вот Селар — нет. — С этими словами Роберт снова повернулся к полю битвы. Он вытянул левую руку в сторону реки, и немедленно весь берег охватило пламя, отрезав подкрепление, которое переправлялось на помощь королевской армии. Те, кто видел столь откровенное колдовство, в ужасе разбежались. Роберт опустил руку и снова исчез среди сражающихся.

Новый удар грома заглушил голос Дженн, и она решила, что звать сопровождающих ее солдат бесполезно. Она уже совсем охрипла, а тех нигде не было видно. Дженн промокла до нитки, а теперь к тому же еще и заблудилась.

Как случилось, что они потеряли друг друга? Эскорт был совсем рядом, когда Дженн въехала в лес. Правда, потом она ни на что не обращала внимания, сосредоточившись на том, чтобы не потерять слабую нить, связывающую ее с Нэшем.

Новый оглушительный раскат — молния ударила в дерево совсем рядом. Огромный ствол с треском раскололся и рухнул на землю. Конь Дженн в ужасе заржал и взвился на дыбы, так что Дженн не удержалась в седле. Удар о землю был болезненным, но ей, к счастью, удалось не выпустить повод.

— А ты еще удивляешься, что он считает тебя такой идиоткой, — пробормотала Дженн себе под нос, с трудом поднимаясь на ноги. — Отправилась сражаться с Нэшем в одиночку! А теперь еще и потерялась в том самом лесу, который знаешь с детства, и даже на этой проклятой лошади не смогла удержаться! Клянусь, никогда не буду больше оспаривать то, что я глупа!

Дженн протянула руку к узде, но испуганный конь отпрянул в сторону, не позволяя к себе приблизиться.

— Все хорошо, все хорошо, — попыталась успокоить его Дженн. — Стой смирно!

Однако конь снова метнулся прочь, едва не вырвав поводья и чуть не вывихнув Дженн плечо.

— Послушай, глупое животное!..

«Мы всегда слушаем тебя, малышка, Союзница».

Дженн замерла на месте. На мгновение в лесу воцарилась полная тишина, словно гроза бушевала всюду, но только не там, где находилась Дженн.

«Это ты не слушаешь нас».

«Я… я не думала, что ты можешь говорить со мной на таком расстоянии».

«Мы можем связаться с тобой, куда бы ты ни отправилась. Как иначе могли бы мы выжить? Но ты не хотела слушать, поэтому мы молчали, уважая твои желания».

Дженн тяжело вздохнула и посмотрела на своего коня. Тот подозрительно косился на нее, но по крайней мере больше не шарахался в сторону.

«Почему ты там медлишь?»

Было так странно ощущать этот бестелесный голос, так похожий на мысленную речь и в то же время такой от нее отличный. Голос Ключа был множеством голосов, звучавших в унисон, с одной и той же интонацией, и все же сохранявших какие-то различия.

«Послушай, сейчас нет времени на бессмысленные вопросы. Ты прекрасно знаешь, почему я здесь. Ты сам во всем виноват. Если бы ты не открыл Роберту этого проклятого пророчества, ничего бы не случилось».

«Напротив, мы для того и сообщили ему о пророчестве, чтобы происходящее сейчас случилось, — потому что этому всегда было суждено случиться. Его участь записана в его душе, и ты, малышка, ничего тут не можешь поделать. Гхар-зан-е-Мирани явится, но еще не сейчас». «Что все это значит?»

«Пытаться сейчас изменить судьбу — значит подвергнуть опасности будущее. Вернись. Пришло время тебе разорвать связь с Врагом. Тьма приближается к тебе, и мы не желаем, чтобы ты подверглась опасности. Вернись к нам».

«Нет. Я уже говорила тебе раньше: я не стану делать того, что ты от меня хочешь, если не объяснишь причин. Если ты требуешь, чтобы я бросила Роберта — бросила сейчас, когда он больше всего во мне нуждается, — ты должен сказать мне, почему так следует поступить. — Дженн помолчала, стараясь не замечать ни холода, ни сырости. — Сообщи мне все пророчество целиком. Скажи мне, что я должна совершить». «Сейчас ты ничего не можешь сделать». «Я тебе не верю!»

«Мы соединены с тобой навсегда. Ты не можешь изменить того, что суждено. Но будущее еще не наступило… Вернись!»

«Расскажи мне все».

«Как пожелаешь. — На мгновение наступила тишина, а потом голоса зазвучали вновь — медленно, почти неслышно, — как если бы это говорил вовсе не Ключ. — Твоими собственными усилиями, Враг, деяниями собственных рук станешь ты орудием разрушения. Спасая, принесешь ты гибель, разрушишь то, что больше всего любишь».

Поводья выскользнули из пальцев Дженн, колени ее задрожали.

О боги! Это же проклятие! Не может такое свершиться!

Ох, Роберт! Неудивительно…

«А теперь ты должна вернуться к нам, Союзница. Тьма наступает».

Дженн не могла сдвинуться с места, но когда голоса стихли, она ощутила в себе пламя, пылающее с той самой яростью, которая когда-то так ее пугала. Теперь она воспользовалась им со мстительной радостью.

«Покинуть его? Теперь? Никогда! Ты вовлек нас в это, не спрашивая, чего мы хотим. Если бы ты не открыл пророчества, стольких несчастий не случилось бы!»

«Все обязательно произошло бы. Дело в Гхарзан-е-Мира-ни, том, кто должен прийти. А теперь беги, малышка, Союзница. Мы боимся».

«Боитесь? Как вы можете бояться? И чего вы боитесь?»

«Мы боимся за тебя, Союзница. Покинь это место».

Голоса внезапно растаяли, как снег под лучами летнего солнца. В охватившей ее пустоте Дженн, спотыкаясь, стала искать своего коня. Тот спокойно стоял всего в нескольких футах от нее, но когда Дженн потянулась к узде, краем глаза она заметила какое-то движение.

— Вы никогда раньше не проявляли желания убежать от меня, ваша светлость.

Дженн резко повернулась и замерла на месте. Единственным признаком жизни в ней оставалось бешеное биение сердца. Она вздохнула раз, другой, но воздух не желал наполнять ее легкие, не желал возвращать ее к жизни.

Нэш улыбнулся и широко раскинул руки:

— Как прекрасно видеть вас снова — живой, несмотря на все сообщения о вашей гибели.

ГЛАВА 29

— Селар! — рявкнул Роберт, вытаскивая меч из тела сраженного им королевского гвардейца. Отшвырнув убитого в сторону, он кинулся вдогонку за удаляющейся фигурой. — Селар! Не убегайте, сразитесь со мной!

Поскользнувшись в грязи, Роберт упал, но откатился в сторону и вскочил на ноги вовремя, чтобы отразить удар еще одного воина, преградившего ему дорогу к королю. Клинок гвардейца едва не снес Роберту голову, но тот увернулся и, пригнувшись, рубанул противника по ногам. Не задерживаясь, чтобы добить упавшего врага, Роберт побежал дальше, разбрызгивая глинистую жижу.

— Селар, будьте вы прокляты! Вы не уйдете от меня, даже если мне придется гнаться за вами до края земли!

Селар пытался скрыться в лесу; Роберт ускользнул от нового гвардейца и продолжал гнаться за королем. Селар тоже поскользнулся и упал, и Роберт с победным кличем преодолел разделяющее их расстояние.

Они оказались на маленькой прогалине, окруженной высокими деревьями. Селар встал, вытащил меч из ножен и поднял его перед собой, тяжело дыша после неудачного бегства.

— Ха! Наконец-то вы готовы сразиться со мной, — выдохнул Роберт. — Теперь у вас нет другого выбора!

— Назад, Данлорн! Сейчас здесь будут мои люди!

— Вам меня не запугать — с какой стати мне бояться? Следовало убить вас еще раньше!

Селар попятился. В его глазах Роберт прочел внезапный ужас.

— Значит, вы уже тогда были глупцом!

— Да. Я верил, будто в глубине души вы хороший человек. Действительно, какой глупец! — Роберт остановился перед Селаром, размеренно, возвращая себе спокойствие, позволяя ярости заполнить все его существо. Ощущение было прекрасным! — Вы не собираетесь поинтересоваться своей дочерью?

Селар вздрогнул и отступил еще на шаг. Его взгляд метался по сторонам; король надеялся на появление спешащих на помощь гвардейцев. Однако никто не появлялся: солдаты за деревьями не видели противников.

— Чем тут интересоваться? Вы женились на ней, чтобы захватить мою корону. Девчонка — шлюха, такая же, какой была ее мать.

— Девчонка, — с жестокой улыбкой протянул Роберт, — мертва. Убита вашим собственным сыном. Она, как и ее мать, не была шлюхой. Галиена была настоящей патриоткой — вы слишком слабый человек, чтобы это понять.

Селар с яростным воплем взмахнул мечом, чтобы обрушить его на Роберта. Роберт со смехом вскинул свой клинок. Сталь с оглушительным звоном ударилась о сталь.

— В чем дело, колдун? — прошипел Селар. Лицо его побагровело. — Где ваше хваленое могущество? Или вы слишком устали, чтобы поразить меня молнией? А может быть, вы просто слишком трусливы, чтобы убить меня?

— О, чтобы убить вас, мне не требуется колдовство, — злорадно бросил Роберт. — Это уже проделал кое-кто другой.

Селар, оскалив зубы, рванулся в сторону, пытаясь нанести удар сбоку. Снова Роберт поймал его меч своим клинком и удерживал его так долго, что стало заметно: Селар теряет силы. Наконец Селару удалось высвободиться. Он попятился, потом опять стал наступать. Роберт охотно отступал, легко отражая каждый выпад. Он не мог сдержать смеха. Неужели демон способен так его радовать?

— Сражайтесь, будьте вы прокляты! — рявкнул Селар, снова поднимая меч. Мощный удар переломил клинок Роберта пополам; отлетевшее острие вонзилось Роберту в бок, пробив кольчугу.

Не задумываясь, Роберт изо всех сил всадил обломок меча между пластинами королевского панциря. Удар был так силен, что рассек плоть и кости; лезвие ушло в грудь Селара по самую рукоять.

Селар застыл на месте, смертельно побледнев. Меч выпал из его обессилевшей руки, король, шатаясь, сделал шаг назад, хватаясь за торчащий из его груди обломок. На лице Селара отразилось изумление, он попытался что-то сказать, но не смог.

Роберт тоже схватился рукой за рану. Только сейчас он почувствовал ужасную боль в левом боку. Демон ликовал, но боль заглушила его радостный клич. Кровь сочилась между пальцами Роберта, он согнулся пополам, но не мог отвести глаз от Селара. Тот все еще оставался на ногах, хотя колени его и подгибались. Он тоже смотрел на Роберта. Вдруг ноги Селара подломились, и он осел на землю.

— Вам… — прошептал он, безуспешно пытаясь втянуть в себя воздух, — следовало… вернуться.

Селар упал навзничь. Теперь его глаза смотрели вверх, на вершины деревьев. Превозмогая боль, Роберт опустился на колени рядом с королем. Слабые пальцы ухватили его за рукав.

— Вы слишком горды. Карлан… остался… со мной. Голос Селара пресекся; король больше не дышал. Селара сковала неподвижность смерти.

— В чем дело, ваша светлость? — спросил Нэш. Дождь словно не касался его, и даже гром вдалеке гремел робко, словно боясь этого человека. — Разве вам нечего мне сказать?

Дженн хватала ртом воздух, изо всех сил стараясь вернуть себе спокойствие. Почему он выглядит так же, как и раньше? О боги, в нем нет и намека на что-то угрожающее!

Так почему же она испытывает такой ужас?

— Не могу винить вас за то, что вы бежали, Ичерн с самого начала был неподходящим супругом для вас. Я воспрепятствовал бы свадьбе, но Селар действовал, не посоветовавшись со мной. Впрочем, теперь это не имеет значения, верно?

— Чего вы хотите? — выдавила из себя Дженн, пятясь и пытаясь ухватиться за узду коня. Нэш стоял перед ней, не двигаясь с места. — Кто вы?

Нэш добродушно улыбнулся:

— Вы очень хорошо знаете, кто я такой. Ваш друг, только и всего. Друг, которому теперь хватит смелости признаться в более глубоких чувствах, — раньше это было невозможно. Я открылся бы вам уже давно, но все мы были захвачены неожиданными событиями. Вы ужасно напугали меня тем спектаклем, что разыграли в Клоннете. Скажите, очень вы переживали, когда Враг женился на маленькой принцессе?

Дженн вздрогнула.

— Откуда вы знаете?

— О, прошу вас!.. Я не прожил бы так долго, если бы не обладал некоторыми особыми умениями. Все-таки чей это был выбор: его или ваш?

— Вас это не касается. — Дженн передвинулась еще ближе к коню. Зачем она явилась сюда? Как могла она думать, будто способна справиться с этим человеком?

— Если Враг причинил вам боль, я хочу об этом знать. Может быть, в моих силах помочь.

— Каким образом? — бросила Дженн. — Убив его?

— Именно так он поступил с Ичерном.

— Нет. Ичерна убила я. Уж не хотите ли вы сказать, что сделали бы подобную вещь для меня? — Дженн наконец совсем приблизилась к коню, и на этот раз тот стоял смирно.

Однако теперь бежать Дженн было невозможно: Нэш подошел совсем близко, все еще загадочно-спокойный и добродушный. Он остановился всего в шаге и странным жестом поднял руку. Неожиданно Дженн почувствовала, что не может пошевелиться. Она была в ловушке, полностью во власти Нэша.

— Я никогда не причинил бы вам зла, Дженнифер. Я просто не смог бы: сердце мне не позволило бы. Сначала я думал, будто смогу быть с вами рядом и не потерять голову. В этом я ошибался, и очень рад теперь своей ошибке. Ваша красота заставляла сильнее биться мое сердце каждый раз, когда я вас видел. Все, что я делал, я делал для того, чтобы защитить вас. В Клоннете вам никогда не грозила опасность, даже со стороны Брезайла. Все изменилось, только когда явился Враг и похитил вас. Заботился ли он о вашей безопасности? Стало бы его войско защищать вас?

— Не он привез меня сюда… — начала возражать Дженн, прежде чем сумела одернуть себя.

— Он мог удержать вас от приезда — если бы действительно, подобно мне, любил вас. Он женился на другой, оставив вас, не обращая внимания на пророчество. И более того: он ведь ничего вам не сообщил. Разве обеспечивает это вам безопасность? Вы должны знать свою судьбу, чтобы быть к ней готовой. Я же готов разделить с вами все, чем обладаю. Если вы будете со мной, я подарю вам бессмертие. Может ли Враг обещать вам то же?

Теперь он был совсем рядом… Дженн не могла отвести глаз, как ни старалась.

— Неужели он никогда не говорил вам, что вам суждено быть со мной?

— Нет! — вскрикнула Дженн.

— В глубине сердца вы ведь знаете, что это правда. Поэтому-то вы никогда ничего не говорили ему обо мне. Вы и не смогли бы меня предать. — Нэш протянул руку и взял ее за подборок. Дженн, скованная его силой, ничего не могла поделать. Его лицо все приближалось, и наконец его губы прильнули к ее губам — теплые, а не холодные, как ожидала Дженн.

— Пожалуйста, — простонала она, — отпустите меня.

— Конечно. — Нэш улыбнулся и сделал какой-то еле заметный жест. — Вы имеете столько свободы, сколько хотите. Но вы сами пожелаете прийти ко мне. И скоро.

Он сделал шаг назад. Дженн почувствовала, что больше ее ничто не держит, и хотя ноги под ней подгибались, поспешно вскарабкалась в седло, не решаясь отвести глаз от Нэша. Ни слова не говоря, она рванула поводья и вонзила шпоры в бока коню.

Только углубившись в лес, Дженн оглянулась, но Нэш исчез.

Мика ходил перед шатром, стараясь не хромать. Все его тело болело так, как он считал просто невозможным, самым заветным его желанием было лечь и хоть немного отдохнуть, позволить этого себе он не мог.

— Мика, будь добр, сядь и позволь мне перебинтовать тебе руку, — дернула его за рукав леди Маргарет.

— Другим раненым ваша помощь нужнее, миледи. Старая дама мягко улыбнулась:

— Ими занимаются другие, Мика. Ну же!

Еще раз оглянувшись через плечо, Мика сел там, где она указала, положил руку на стол и осмотрелся. До захода солнца оставалось еще не менее часа, но небо уже потемнело, затянутое тяжелыми тучами.

Всюду, куда хватал взгляд, на земле лежали раненые и измученные люди. Некоторые из них никогда уже не поднимутся… Хотя костры были разложены давно, только теперь, когда дождь прекратился, они разгорелись как следует. Уцелевшие солдаты, усталые после битвы, помогали своим товарищам или молча сидели у огня. Между группами людей ходили священники, молясь и за живых, и за мертвых. Однако какими бы мучительными ни были раны, все воины до единого не могли оторвать глаз от того, что высилось в самом центре лагеря.

Там располагался единственный шатер, высоко поднятые полотнища которого позволяли видеть два катафалка с зажженными рядом с ними свечами и два неподвижных тела на них. Мика тоже не мог отвести глаз от траурного шатра.

— Что же нам делать?

Леди Маргарет сняла окровавленную повязку и промыла рану чистой водой. Епископ одной рукой подал ей бинт, а другой — кружку эля Мике.

— Да ничего мы не можем сделать, — ответил Маккоули.

— Как вы можете так говорить? — прошептал Мика, оглядываясь на окружающих их мужчин, тоже обсуждавших положение. — Неужели вы ничего не можете предпринять?

Леди Маргарет туго затянула повязку на его руке.

— Я пыталась. Он не желает сдвинуться с места.

— Но он же ранен! Нельзя позволить ему просто сидеть там!

— А где Финлей?

— Меня просить бесполезно. — Из-за шатра к ним подошел Финлей. Рука его была на перевязи, правый глаз заплыл из-за пореза на щеке; двигался Финлей, как старик. — Я уже пытался. Роберт просто велел мне уйти — в своей обычной любезной манере.

— Но должны же мы что-то сделать, — настаивал Мика. Он пытался говорить тихо, но усталость не позволила ему справиться с собой. — Вы не видели его раны. Он умрет от потери крови, если им немедленно не займется целитель.

Мика собрался продолжать, но в это время все повернулись к подъехавшей к шатру всаднице. Дженн. Среди военачальников немедленно начались тихие перешептывания.

— Что случилось? С Робертом все в порядке? — спросила Дженн, поспешно прячась от любопытных глаз за Маккоули. Ее взгляд метался по сторонам, словно она искала что-то, что боялась найти.

— Роберт жив. Битва, — ровным голосом ответил епископ, — так или иначе закончилась.

— И что?

— Победы не добился никто. Заключено перемирие, чтобы можно было позаботиться о раненых и похоронить погибших. Сегодня сражение не возобновится.

Дженн встревоженно огляделась широко раскрытыми глазами.

— А где Роберт?

— Вон там, — показал Мика. — Он убил Селара.

— О боги! — выдохнула Дженн.

— Роберт приказал устроить Селару торжественное погребение — вместе с Галиеной. Один Серинлет знает, что теперь будет. — Мика подошел к Дженн, здоровой рукой обнял ее за плечи и отвел в сторону. — Роберт ранен, Дженн. Не знаю, насколько тяжела рана, но он сидит там уже час и отказывается двинуться с места.

Дженн смотрела на Мику, и в ее синих глазах, печальных и серьезных, отражалось хмурое небо. Выглядела она так, словно ей только что явился призрак.

— С вами все в порядке? Дженн кивнула.

— Я пойду и поговорю с ним. — С этими словами она по подсыхающей грязи двинулась к шатру, на мгновение задержалась перед ним, потом вошла внутрь. Мика смотрел ей вслед, боясь пошевелиться.

Роберт сидел в кресле около катафалка Селара, не глядя ни на своего старого друга, ни на свою молодую жену. Дженн остановилась рядом с ним и стала смотреть на холодные безжизненные тела, потом повернулась к Роберту.

Тот медленно поднял на нее глаза. Никто из них не произнес ни слова. Дженн протянула руку и коснулась плеча Роберта. Несколько долгих мгновений он оставался неподвижным; наконец его рука шевельнулась и накрыла собой руку Дженн. Медленно, с мучительным усилием Роберт поднялся на ноги и вышел из шатра. Дженн двинулась за ним следом, но помедлила, бросив последний взгляд на неподвижные безмолвные тела. Потом и она тоже покинула шатер.

— Мне очень жаль, милорд, — хриплым голосом доложил Деверин, — новости могли бы быть и получше.

Роберт махнул рукой, предлагая воину сесть, и поморщился, когда мать наложила тугую повязку на его рану. Шатер был полон народу; все были в той или иной степени изранены. Финлей хотел опустить поднятые полотнища шатра, но Роберт воспротивился: вокруг расположились его солдаты, которым пришлось еще хуже, чем военачальникам, и он счел невозможным отгораживаться от них.

Роберт приказал разжечь еще костры — темнота быстро сгущалась — и раздать людям по кружке эля, однако поднять настроение своих воинов ему было нечем. Целый день беспощадной битвы — и единственное достижение: убитый король. Если Кенрик находится под таким же влиянием Нэша, как был его отец, армия Селара все еще может сделать попытку пересечь границу Майенны: Нэш по-прежнему горит желанием найти Ключ.

Роберт кивнул Деверину и взял поданный Микой кубок с подогретым вином.

— Продолжайте. Я хочу знать самое плохое.

— Если завтра снова будет бой, хорошо если нам удастся выставить три тысячи бойцов.

Среди военачальников началось перешептывание, но Роберт не обратил на это внимания.

— А как дела у противника?

— Четыре тысячи свежих солдат — тех, что оставались в резерве, помимо примерно трех тысяч, оставшихся в живых после сегодняшнего сражения. Их перевес будет больше чем двойным.

Роберт оглядел столпившихся вокруг него людей.

— Что еще? Деверин сглотнул.

— Мы потеряли Аларда Бейна, милорд. Пейн ранен, а Макглашен… Макглашен убит.

Роберт зажмурился. Сколько их будет еще? Новые сражения… Новые смерти…

И живущий в нем демон! Сколько жертв себе он еще потребует?

Роберт выпрямился в кресле, когда леди Маргарет закончила перевязку, и надел рубашку. Пошатываясь, он поднялся на ноги и высоко поднял свой кубок.

— За Макглашена!

Все, кто был в шатре, встали, подняли кубки и повторили за Робертом:

— За Макглашена!

Потом все расселись снова, а Роберт, держась за спинку кресла, чтобы не показать слабости, распорядился:

— Данн и Гарольд, разместите на западной стороне лагеря ваших самых боеспособных воинов. И еще нужно проверить, что с поля боя унесли всех — нельзя забыть ни об одном человеке. Выставьте часовых на вершине холма. Отец Честер, Дэниел — на вас восточная сторона. Арли и Медлок, вы тоже должны организовать охрану лагеря. Я знаю, ваши люди измучены, но выбора у нас нет. Девушке-малахи, нашей пленнице, дайте еще снотворного снадобья. Сколько малахи погибло в сражении?

— Дюжина, не больше, — ответил Мердок. — Точно сказать трудно: мертвецов мы отличить колдовским зрением не можем.

— Я попозже выйду и произведу подсчет.

— Роберт, — предостерегла его леди Маргарет, — ты не в таком состоянии, чтобы двигаться, еще по крайней мере несколько часов.

Роберт ничего не ответил ей и снова повернулся к остальным.

— Расходитесь и постарайтесь хоть немного поспать. Идите каждый к своим людям и сделайте все, чтобы к утру быть готовыми к бою.

— Что вы собираетесь делать? Если мы не смогли победить сегодня, завтра надежды на победу еще меньше, — сказал Маккоули, выражая общие сомнения.

— Завтра нам будет противостоять совсем другая армия, — тихо ответил Роберт, глядя на темно-красное вино в своем кубке. — Король теперь Кенрик, четырнадцатилетний подросток. Его садланийские наемники перебиты. Он попытается устрашить нас, но сражаться не станет.

По шатру снова пробежал шепот, однако Маккоули восстановил тишину, подняв руку.

— Откуда вы знаете?

— Он… — Роберт взглянул на епископа, — неопытный правитель. Не знаю, что еще может случиться, но одно мне известно точно: Кенрик не задержится здесь достаточно долго, чтобы нанести нам заметный урон. В остальном же… Отряд моих сподвижников-колдунов нападет на тылы армии Кенрика — да, и будет пользоваться колдовством в максимальной степени. Прошу прощения, отец аббат, но больше мы не можем позволить себе ограничиваться тем, чтобы пользоваться суеверными страхами противника. Теперь их опасения должны оправдаться. Мы займем те же позиции, что и накануне, оставив тысячу человек в резерве. При первой же атаке мы отойдем назад: пусть Кенрик решит, будто мы отступаем. Когда же королевская армия окажется между двумя холмами, мы замкнем кольцо. А дальше — как решат боги!

— Неужели, — донесся голос откуда-то из задних рядов, — вы все еще считаете, что мы можем победить?

Роберт отошел от кресла, чтобы все видели: он твердо держится на ногах. Ему это далось нелегко, однако он справился.

— Я не считаю, друг мой, я знаю. Местность здесь такова, что нам не понадобится так уж много воинов. Мы долго шли к своей победе, долго ждали. Все мы потеряли многих из тех, кого любили, но родине, которую мы любим больше всего, все еще грозит опасность. Если противник завтра выйдет на поле битвы, мы будем ему противостоять. Я не двинусь с места, пока мы не победим. А теперь, — Роберт помолчал и осушил свой кубок, — прежде чем вы разойдетесь, я должен сделать еще кое-что. Мне предстоит еще много дел, но это нельзя больше откладывать.

Глядя на суровое лицо Роберта, люди стали переминаться с ноги на ногу. Роберт вышел на свободное пространство между столами.

— Мика!

— Да, милорд?

— Иди сюда!

— Да, милорд. — Мика протиснулся между воинами: по какой-то странной причине до сих пор он предпочитал прятаться за их спинами.

— Где знамя?

— Перед шатром, — заикаясь, выдавил из себя Мика. Устремленные на него взгляды смутили его. — Я сам его там установил.

— Так я и думал. Дэниел, пожалуйста, одолжите мне меч — мой куда-то делся.

Дэниел замер на месте, потом поспешно вытащил из ножен меч, теперь уже вычищенный после битвы, и протянул Роберту рукоятью вперед.

— Мне уже давно кажется, что нам чего-то не хватает, — чего-то важного. Удивительно, почему мне потребовалось так много времени, чтобы это осознать; остается только предположить, что мне пришлось заниматься множеством дел, и в результате очевидные вещи оказались вне поля моего зрения. Мика, на колени!

Мика судорожно сглотнул, но все же опустился на колени. Даже теперь его доверие Роберту было абсолютным.

Роберт поднял меч.

— Вот уже больше двадцати лет ты верно мне служишь, не раз спасал мне жизнь. За один сегодняшний день я насчитал шесть случаев, когда погиб бы, если бы не твоя помощь. Тебе это было нелегко: ведь на протяжении всей битвы ты высоко держал мое знамя, а потом доставил его сюда. Любой человек с десятой частью твоего мужества и верности заслуживал бы того отличия, которое сегодня я дарую тебе.

У Мики перехватило дыхание. Роберт с улыбкой медленно опустил меч и коснулся им правого плеча Мики.

— Нарекаю тебя рыцарем. — Голос Роберта дрогнул. Почему ему понадобилось так много времени, чтобы догадаться о столь необходимой вещи? — Пусть всю жизнь ты проживешь с честью, которой так полна твоя душа. Твой пример — маяк, свет которого будет освещать путь нам всем. Поднимись, сэр Мика Маклин.

Мгновение Мика оставался неподвижным, потом медленно поднялся на ноги. На лице его отражались противоречивые чувства. Собравшиеся разразились приветственными криками, стали хлопать Мику по плечам и поздравлять. Когда военачальники постепенно разошлись, Мика озадаченно посмотрел на Роберта.

— Вы никогда не говорили… Я…

— Ты не понимаешь? — улыбнулся Роберт и обнял Мику, наслаждаясь растерянностью и радостью своего верного друга. — Не сомневаюсь: это-то и делает тебя таким мне дорогим. А теперь иди и поешь. Отчитать меня ты еще успеешь. Иди.

Мика повернулся к выходу, помедлил и снова взглянул на Роберта.

— Ох, никогда мне не понять вас, доживи я хоть до ста лет!

— Иди, иди, — рассмеялся Роберт.

Качая головой и по-детски хихикая, Мика наконец ушел, и Роберт с облегчением опустился в кресло. В шатре оставались теперь только Маккоули, леди Маргарет и Финлей. Все они улыбались.

— Это, — сказал Финлей, поднимая кубок, — была твоя самая лучшая мысль за много лет.

— Благодарю, братец.

— Я думал, у бедняги глаза вылезут на лоб, когда вы подняли меч, — добавил Маккоули. — Вы изобретательная шельма!

— Ну, знаете ли! — оскорбленно посмотрела на него леди Маргарет, и Маккоули замахал руками, торопливо извиняясь.

Отсмеявшись, Роберт повернулся к Финлею:

— Где Дженн?

— Где-то прячется. По лагерю, знаешь ли, уже ходят слухи. Между нами говоря, кое-кто уже всерьез начал верить в призраков.

Роберт улыбнулся:

— Когда допьешь вино, не смог бы ты привести сюда Арли?

— Зачем?

— Мне нужно, чтобы он избавил меня от боли.

— Тебе так плохо? Он еще спрашивает!

— Достаточно плохо: я с трудом двигаюсь. Финлей с озабоченным видом наклонился вперед:

— Ты уверен, что схватки с Нэшем не миновать?

— Ни в чем в жизни я еще не был так уверен. Он скоро явится. Я ранен, измучен и соглашусь на что угодно, лишь бы не было новой битвы. Он подстроил мне прекрасную ловушку, он знал, что я в нее попадусь. Пока Нэш жив, на поле битвы нас завтра будет ждать противник, — а может быть, и раньше. Ну а теперь, Финлей, можешь сказать мне, что я все понимаю неправильно.

Финлей мгновение смотрел брату в глаза, потом одним глотком осушил кубок и поднялся на ноги.

— Хотел бы я, чтобы мне это удалось. Сейчас приведу Арли. И пожалуйста, пока меня нет, не пытайся больше никого посвящать в рыцари.

Когда темнота окончательно сгустилась, Дженн накинула плащ и выскользнула из шатра Маккоули. Воздух был сухим и холодным, небо почти очистилось от туч, и в свете вечных звезд стали видны даже дальние холмы. Опустив капюшон на лицо, Дженн бродила по лагерю, больше прислушиваясь, чем присматриваясь. Тишина, опустившаяся на всю окрестность, заставляла ее дрожать сильнее, чем ночная прохлада.

Редкие стоны, тихие голоса, обсуждающие битву… До Дженн долетали обрывки рассказов о геройстве, о погибших друзьях, об оставшихся дома возлюбленных. Однако ни слова о том, что может ожидать воинов завтра, Дженн не услышала.

Дженн продолжала идти вперед, стараясь обходить грязные лужи. Свет костров придавал лагерю уют, которого на самом деле не было, но никто на это не жаловался. Те, кто сейчас здесь находился, давно уже знали, что будут сражаться за любимую родину и свой народ, но не могли они не понимать и того, что сражаются с соотечественниками.

Иногда Дженн слышала упоминания о людях, которых знала. Оуэн лишился глаза, спасая двух солдат от дюжины гильдий-цев. Гарольд Холланд сумел усидеть на своем коне, несмотря набесчисленные попытки выбить его из седла. Даже мягкий и скромный Дэниел Куртнэ отличился: ему удалось сохранить большую часть своего отряда, нанеся при этом ощутимый урон врагу. О гибели Макглашена говорили немного и с искренним сожалением.

А вот похвала Мике звучала со всех сторон. Быть знаменосцем в битве значило проявить высочайшую честь и мужество. Мика играл очень важную роль — не только для командующего, но и для всего войска: развевающееся знамя было символом, напоминанием о том, что предводитель жив и сражается в первых рядах. Поэтому враг особенно яростно нападал на знаменосца, и посвящение Мики в рыцари встречало среди солдат общее одобрение.

О мертвых короле и принцессе перешептывались тихо и осторожно.

Именем же, которое упоминалось чаще всего, было имя Роберта. Его произносили с благоговением и уважением; воины преклонялись перед своим вождем. Они говорили о его подвигах на поле брани и о его простоте: Роберт обошел лагерь, для всякого находя нужные слова. Никто и не вспоминал о других его талантах, помимо полководческих. Солдаты верили Роберту, потому что своими глазами видели его отвагу и самоотверженность. Однако это не мешало им бояться колдовства и тех странных помощников, которых привел с собой Роберт.

Больше часа ходила Дженн по лагерю; никто не обращал на нее внимания. Наконец она добралась до линии часовых, выставленных у холмов, за которыми скрывалась река. Собрав в кулак все свое мужество, Дженн прибегла к колдовскому зрению, пытаясь обнаружить знакомую ауру. Мысль о том, что она может в любой момент заметить ее, заставляла Дженн ежиться от страха. Однако ее поиск ничего не дал. Казалось, Нэш бесследно исчез.

Почему он ее отпустил? На самом ли деле он верит, что она к нему вернется? Как может он так обманываться?

Впрочем, обманываются же все, с кем она потом говорила… Только отец Эйден задал ей вопрос, да и он, по-видимо-у, поверил, когда она ответила, что не нашла Нэша. Однако себя Дженн обмануть не могла, не могла избавиться от болезненного чувства при воспоминании о прикосновении Нэша. Не могла избавиться от страха…

— Тебе не следует здесь находиться.

Дженн резко обернулась — за ее спиной стоял Роберт. Он был в плаще, но откинутый капюшон позволял видеть бледное лицо. Запекшаяся кровь над левым глазом и на щеке была единственным признаком того, что из битвы он не вышел невредимым. Остальных ран Дженн видеть не могла — как не видела сейчас и демона.

— Как ты себя чувствуешь? — тревожно спросила Дженн. Почему не может она разглядеть демона?

— Прекрасно. — Роберт подошел и встал рядом. Он внимательно оглядывал холмы, отмечая мельчайшие детали. — Но тебе и в самом деле не следует здесь бродить. По лагерю и так уже ходят всякие слухи. Достаточно и того, что неизвестно откуда появился Финлей, — в его смерти многие сомневались. С тобой дело обстоит иначе. Очень многие тебя узнали, и теперь новость быстро распространится.

— Это имеет значение?

— Не знаю. Все зависит от того, нравится ли тебе считаться призраком — если не хуже.

Дженн повернулась к нему лицом.

— Я слышала о Макглашене. Мне так жаль…

— Он был хороший человек и надежный друг. Лучший из всех. Пейн винит себя в его гибели. Макглашен был именно тем из военачальников, кто убедил меня жениться на Галиене. А теперь они оба мертвы, и король тоже.

— Роберт, ты…

— Не нужно меня утешать. — Роберт пристально взглянул на Дженн, его лоб прорезала морщина. — Эйден рассказал мне, что ты сегодня сделала.

Ледяной холод внезапно охватил Дженн; она растерянно искала слова, чтобы все объяснить.

— Ох, я знаю, что ты собираешься сказать. Да, признаю, это было глупо с моей стороны…

— Я собирался сказать «необдуманно», но «глупо» тоже вполне подходит. Я надеялся, что Ключ отучит тебя от подобных выходок, но, возможно, ему нужно для этого больше времени. Едва ли ты расскажешь мне, почему туда отправилась.

— Ты знаешь почему.

— Да, — глухо пробормотал Роберт, — знаю.

Дженн посмотрела ему в лицо, но ничего не смогла прочесть на нем. Голос Роберта был ровным и спокойным, однако в нем прозвучала обреченность. Роберт не позволял Дженн коснуться себя, как бы она того ни хотела, как бы в том ни нуждалась. Стена была непроницаемой.

— Твои люди много о тебе говорят. — Роберт поднял брови. — До сегодняшнего дня ты был для них единственным героем. Теперь же…

— А что говорят о Мике и остальных?

— Только хорошее.

Роберт кивнул и снова оглядел темные холмы.

— Ты могла явиться сюда и одна. Спасибо за то, что захватила Финлея. Это много значит для нас обоих.

Роберт повернулся и исчез в темноте, оставив Дженн в одиночестве на краю лагеря усталой, измученной армии.

Нет, больше он ей не доверяет, как и говорил. Только из-за одного ли Ключа лишилась она его доверия?

Прохладный воздух ночи принес в шатер покой и тишину. Последний приказ был отдан, последнее донесение получено. Теперь можно было отдыхать, восстанавливать силы и делать все возможное, чтобы не думать о завтрашнем дне.

В жаровне потрескивали дрова, язычки пламени выбивались вверх. Роберт наклонился, чтобы добавить еще одно полешко, прижав руку к боку. Потом он откинулся на спинку кресла, устроившись так, чтобы твердое дерево не касалось ран. Можно было бы взять несколько подушек, но Роберт слишком устал, такое усилие было сейчас не для него.

Сидевший у стола Мика возился со своим мечом. Он протирал клинок тряпкой, шлифовал его до блеска, точил. Повязка на руке не мешала ему работать, а в неярком свете лампы синяк на лбу был почти незаметен. В битве Мике повезло: не очень много повреждений, почти не останется шрамов.

И это не было результатом усилий Роберта: Мика остался почти невредим потому, что был умелым бойцом. Напротив, Роберт втянул его в эту войну — как и тех, кто лежал сейчас у костров вокруг шатра. Выжил Мика сегодня не благодаря Роберту, а несмотря на его действия. И завтра он так легко может погибнуть…

Твоими собственными усилиями, деяниями собственных рук станешь ты орудием разрушения.

Еще и Дженн здесь, в лагере, бродит вокруг, не обращая внимания на опасность, которая ей грозит. Что за пытка! Как может он схватиться с Нэшем, зная, что она рядом, что в любой момент пророчество может исполниться — просто потому, что ему не хватит сил сдержать демона?

Как не хватило их ему сегодня…

Селар, Галиена, Макглашен, все остальные — они сражались за свою страну, каждый по-своему, но почему на самом деле оказались они здесь?

Почему здесь оказалась Дженн?

Из-за пророчества, которое дало власть двоим, битва между которыми предначертана судьбой!

Селар выступил в поход только потому, что им распоряжался Нэш. Роберт явился сюда только потому, что кто-то должен остановить это безумие…

Остановить уничтожение…

Спасая, принесешь ты гибель, разрушишь то, что больше всего любишь.

Роберт со свистом втянул в себя воздух; в свете тлеющих углей он увидел перед собой истину.

Пророчество уже сбывается. Оно и не может не сбыться, потому что он уже стал разрушителем!

Роберт зажмурился и откинул голову на спинку кресла. Слишком поздно. Слишком поздно было всегда. Благой Се-ринлет, почему он раньше этого не понял?

Роберт услышал какой-то высокий звук. Кто-то насвистывал за работой. Так знакомо, мучительно знакомо — он слышал это еще в детстве.

Роберт открыл глаза и огляделся. Мика склонился над столом, полностью погруженный в свое занятие, ничего вокруг не замечающий.

Схорони свои мысли, Роберт, схорони их глубоко. Да, позволь демону проглотить их все…

Роберт скрестил руки на груди, вздохнул так глубоко, как только позволяли его раны, и выдавил из себя улыбку.

— Если ты не остановишься, то совсем сточишь свой меч. Только что посвященный рыцарь не может выйти на свою первую битву с тоненькой полоской металла в руке вместо меча. Тебе теперь, друг мой, придется придерживаться древней традиции.

На лице Мики появилась смущенная улыбка.

— Нужно было раньше предупредить. Откуда я знал, что у вас на уме?

— Ну, не уверен. Совсем наоборот: у меня есть доказательства, что ты прекрасно умеешь читать мои мысли. А вот в чем я уверен, — Роберт не сводил глаз с пламенно-рыжих кудрей, — так это в том, что ты слишком долго остаешься со мной.

Мика перестал точить меч и убрал его в ножны. Только после этого он, хмурясь, взглянул на Роберта.

— Что это значит?

— Это значит, что пришло время тебе меня покинуть.

— Нет.

— Я говорю серьезно, Мика. Мы с тобой вместе уже больше двух десятков лет. Пора тебе меня оставить.

— Нет.

— Когда мы закончим наше дело здесь, я хочу, чтобы ты уехал. Ты должен жить собственной жизнью. Жизнью, которая не зависела бы от моей участи, как бы она ни сложилась. Возвращайся в Дромму и преодолей сложности с Сайред. Заведи семью, создай себе дом. Я в самом деле не хочу, чтобы ты оставался при мне.

Мика несколько мгновений смотрел на Роберта; его голубые глаза потемнели.

— Ну и лжец! Роберт поднял брови.

— Если вы хотите, чтобы у меня была собственная жизнь, для этого не нужно отсылать меня.

— Ты твердо решил мне противиться?

— Кем бы я был, если бы этого не сделал? — Мика встал, его глаза блеснули сталью. — Уж не думаете ли вы, что я у вас ничему не научился?

— Мика…

— Нет уж! Вы что, думали, что я так просто уйду? Нет, Роберт, читать ваши мысли я не умею, но знаю вас хорошо. Вы не рассчитываете, что завтра останетесь в живых, верно?

Роберт отвернулся и стал смотреть в огонь.

— Конечно, я останусь в живых.

— Клянусь богами, ну и лжец же вы!

— Чему ты так удивляешься! Я и раньше тебя обманывал, тебе это прекрасно известно.

— Не смейте!.. — Мика выпятил подбородок; блеск в глазах выдавал его мысли. — Я не смогу вас остановить? Ничего не смогу сказать, чтобы переубедить?..

Роберт медленно поднялся и положил руку на плечо Мике.

— Ты и представить себе не можешь, что значила для меня твоя дружба все эти годы. Однако что бы ни случилось завтра, обещай мне, что сделаешь, как я прошу. Я хочу, чтобы у тебя была лучшая жизнь, чем до сих пор. Ты это заслужил. Если ты меня любишь, ты уедешь.

На лице Мики отразилась внутренняя борьба; он опустил голову.

— Вы не понимаете. Я не могу.

— Но ты должен, — мягко возразил Роберт. — Если не ради чего другого, так хоть ради той радости, которую доставишь своему отцу.

У Мики невольно вырвался лукавый смешок.

— Боюсь, что скорее он умрет от изумления.

— Тогда тебе следует сообщить ему новость осторожно. Убить собственного отца — не лучший способ начать новую жизнь.

Мика сглотнул, улыбка сбежала с его лица.

— Так вот ради чего вы все затеяли? Я имею в виду посвящение меня в рыцари.

— В определенной мере. Однако я никогда еще не встречал человека, который бы больше заслуживал этого. Смотри на посвящение как на мой прощальный подарок. Не так уж много для начала новой жизни, но, к несчастью, мне больше нечего тебе дать. — Роберт снова отвернулся и стал смотреть в огонь. Разговор давался ему труднее, чем он ожидал.

Несколько долгих минут Мика молча стоял у него за спиной, и Роберт не мог догадаться, о чем тот думает. Наконец Мика тихо заговорил:

— Двадцать лет — долгое время, долгое для нас обоих. После Элайты вы предоставили мне выбор, а теперь лишаете меня его. Вы правы: я заслуживаю лучшей доли.

Роберт не слышал больше ни звука до тех пор, пока полотнище шатра не хлопнуло, опустившись за Микой. Он снова остался один.

Дженн сидела на постели, глядя на тонкую полотняную стену шатра, освещенную снаружи тусклым светом лагерных костров; на ней виднелось только одно темное пятно — тень чего-то футах в двадцати от шатра.

Дженн нельзя было уснуть. Этой ночью кто-то должен был нести стражу и следить за демоном.

Все, что у Дженн оставалось, была эта холодная тишина. И воспоминания.

Если сейчас явится Нэш, она не увидит его колдовским зрением. Он наверняка установит защиту, спрячется в ночной тьме — так же, как Роберт.

Впрочем, Роберт больше не мог скрыться — скрыться от демона. Демон почти поглотил его ауру. Скоро, может быть, всего через несколько часов, ничего не останется от воли Роберта, которая могла бы сдержать демона.

«Ты здесь?»

«Мы всегда здесь, малышка, Союзница».

«Ты можешь его спасти? Можешь остановить демона?»

«Мы не должны этого делать».

«Но ты можешь?»

«Ничто не может остановить демона».

«Ведь Роберт же умрет!»

«Утешься, малышка: у тебя есть мы».

«Ты мне не нужен!»

«Тогда ты должна заставить его выжить».

«Как?»

«Мы не знаем. Мы не понимаем того демона, которого ты имеешь в виду».

Не понимает демона? А она сама понимает ли его?

«Что Роберт больше всего любит?»

«Мы не знаем, малышка. Он не желает с нами говорить».

Нет. Ни с кем не желает говорить. Он окружен близкими друзьями, людьми, которым он готов доверить собственную жизнь, — но только не свое проклятие.

Подавив вздох, Дженн плотнее закуталась в одеяло и постаралась избавиться от страха — так же, как от холода.

Ночная тьма скрывала его продвижение. Теперь не светили ни звезды, ни луна. Костры погасли, люди вокруг них спали. Через несколько часов взойдет солнце, и больше такой возможности ему не представится.

Мика затаился в тени, присматриваясь к шатру, который охраняли двое салти пазар. Несмотря на усталость, они не теряли бдительность и наверняка уже заметили его приближение. Мика выпрямился и решительно двинулся вперед, притворяясь уверенным в себе и в своем праве явиться сюда.

— Она спит?

— Как дитя. Три часа назад ей снова дали снадобье. До рассвета она не проснется.

— Хорошо, — кивнул Мика. Он поднял полотнище и вошел внутрь, ничего не объясняя, не ссылаясь ни на какой приказ. Впрочем, значения это не имело: стражи не пытались его остановить.

Внутри было темно. Мика с трудом различил узкую подстилку, а спящую на ней Сайред мог только представить себе.

Двигаясь осторожно, он подошел, опустился на колени и потянулся к углам подстилки, к которым были привязаны руки девушки. Арли проявил доброту: под веревками руки Сайред были обмотаны тряпками. Конечно, удобства это не прибавляло, но по крайней мере предупредило отеки. И еще Сайред была укрыта одеялами.

Пальцы Мики скользнули по лицу девушки, коснулись нежной кожи сомкнутых век, губ. Мика наклонился и поцеловал Сайред, а потом прижался щекой к ее щеке.

Завтра. Завтра решится ее судьба, и он никак не сможет повлиять на приговор, даже если расскажет правду.

Если же завтра Роберт погибнет, Сайред убьют из чистой мести.

Мика потеряет их обоих.

О боги, зачем только она сюда явилась? Увидеться с ним? Она была слишком необученной, чтобы принимать участие в битве. Да, она явилась из-за него — и к тому же пыталась его выгородить: ничего не сказала, когда ее допрашивал Роберт.

Нужно действовать, иначе стражи могут войти в шатер. Нужно уходить…

Мика замер, услышав странный звук за стеной. Поднявшись на ноги, он повернулся ко входу в шатер.

На небе появились первые краски рассвета. Финлей бежал через лагерь, не обращая внимания на боль в колене. Резкие порывы ветра, обещающего ненастный день, раздували его плащ. Войско уже пришло в движение: тихое, но целенаправленное. Финлей миновал дозор, направлявшийся к границе лагеря, и ворвался в шатер Роберта.

В помещении, где проходили военные советы, никого не было, и Финлей в отчаянии рванулся к двери в спальню Роберта. Тот лежал на постели, вытянувшись во весь рост; одеяло прикрывало его ноги. На груди Роберта — той ее части, что не была скрыта под повязками, — темнели кровоподтеки и многочисленные запекшиеся мелкие раны.

— Роберт! — Финлей положил руку на плечо брату и осторожно его встряхнул. — Роберт, проснись!

Роберт потряс головой и с усилием открыл глаза.

— В чем дело?

— Вставай. Уже почти рассвело.

— Рассвело? — сонно переспросил Роберт. Он сел и свесил ноги с постели. Этого движения оказалось достаточно: Роберт застонал и схватился за бок. — Почему меня раньше не разбудили?

— Не знаю. — Финлей едва мог сдержать нетерпение. — Ты должен поторопиться.

— Почему? Враг уже строится перед битвой?

— Нет, дело в другом.

Роберт нахмурился и потянулся за рубашкой.

— В чем же?

— Случилась неприятность. Несколько человек пострадали. — Финлей медленно втянул воздух. — И еще: исчез Мика.

ГЛАВА 30

Изменения произошли так незаметно, что Дженн едва не пропустила их: только через несколько минут она поняла, как изменились звуки, долетающие из лагеря. Не тратя времени на то, чтобы закутаться в плащ, Дженн откинула полотнище входа — как раз вовремя, чтобы увидеть группу солдат перед шатром Роберта. Тот ясным резким голосом отдавал приказы. Ему подвели коня, и больше Дженн ничего не увидела: все загородил подошедший к ней епископ. Лицо его было мрачным и решительным.

— Что случилось?

— Вернитесь в шатер. — Маккоули мягко, но неумолимо оттеснил ее внутрь и опустил полотнище. — Я все расскажу вам при условии, что вы не станете пытаться выйти наружу.

— Почему? В чем дело?

— Похитили Мику. Случилось это за несколько часов до рассвета. Он находился с пленницей-малахи, и она исчезла тоже. Трое часовых на границе лагеря, как и двое салти пазар у шатра, мертвы, хотя ран на них нет.

— Дело рук малахи?

— Роберт уверен, что это так.

Дженн открыла рот, чтобы задать вопрос, но прочла ответ на лице Маккоули.

— Роберт отправляется на выручку, да? В одиночку… Мика в руках Нэша, и Роберт едет туда один.

Прежде чем Маккоули успел что-нибудь сказать, мимо шатра галопом проскакал конь. Дженн не нужно было пользо-ваться колдовским зрением, чтобы узнать, кто на нем сидит. Она не задумываясь шагнула к выходу. Маккоули поймал ее за руку.

— Нет. Вы должны остаться здесь.

— Но я не могу!

Полотнище откинулось, и в проеме появился Финлей. Глаза его были мрачны.

— Приказ Роберта совершенно ясен, Дженн. Мне очень жаль, но я не могу позволить тебе выйти.

Дженн яростно затрясла головой. Чем дольше она не сможет туда добраться, тем все окажется хуже…

— Ты не понимаешь! Роберт ошибается.

— Ты ничего не сможешь поделать, Дженн.

— Но это необходимо! Ты не понимаешь! — Дженн хватала ртом воздух, но ничто не помогало. Сердце ее бешено колотилось, облегчение она почувствует, только вырвавшись отсюда. — Если я туда не попаду, они убьют друг друга!

Финлей отшатнулся, как будто она его ударила. Лицо его внезапно утратило всякое выражение, он смотрел на Дженн сузившимися глазами.

— Так… Так, значит, Роберт все-таки прав. Мне не важно, что ты скажешь, Дженн. Заслуживаешь ты этого или нет, мой брат любит тебя больше жизни, и ты останешься здесь, даже если мне придется голыми руками оглушить тебя!

Дженн в отчаянии вцепилась в куртку Финлея.

— Я знаю, чем кончается пророчество, — но все не должно кончиться так!

— Именно поэтому ты и останешься здесь, — мрачно ответил Финлей. — Можешь ничего больше не говорить. Я дал Роберту слово.

— Но они еще не должны сейчас встретиться. Если это случится… Разве ты не понимаешь? Нэшу даже не придется убивать Роберта — это сделает демон! Ты должен отпустить меня!

Финлей. оторвал ее пальцы от своей куртки и загородил собой выход.

— Ты никуда не пойдешь.

Роберт скакал быстро, как только мог, но скоро лес стал таким густым, что ему пришлось придержать коня. Словно прочная нить тянула Роберта вперед: след малахи был отчетливым, ясным, зловещим. Рассвет постепенно проникал под ветви деревьев, окрашивал верхушки золотом; на прогалинах лежал туман. Враги могли ждать за любым стволом, за любым кустом, заманивая его все дальше, кровожадные и нетерпеливые. Он чувствовал их присутствие.

Перед Робертом лежал пологий склон холма. Он натянул поводья, и сразу же чувство необходимости спешить покинуло его, растворившись в набухших почках ветвей и молодой траве. Роберт осторожно огляделся колдовским взглядом. Он улавливал все: деревья вокруг, движение воздуха, шум ветра.

Словно подчиняясь какому-то безмолвному приказу, лес вокруг него замер, все звуки исчезли; в полной тишине слышалось лишь дыхание его коня.

Так, значит, это и есть то самое место.

Роберт спешился, стараясь не разбередить раны, и отпустил повод. Конь стал бродить по лужайке, пощипывая первые травинки, пробившиеся сквозь слой опавших листьев.

Роберт осторожно двинулся вперед по склону, касаясь деревьев, мимо которых проходил, прислушиваясь, едва ли не принюхиваясь. Спокойствие леса было неестественным, однако оно одновременно и привлекало, и отвращало Роберта. Что-то неотвратимо влекло его вперед. Лучи света, пробившиеся между ветвями, накинули на заросли сияющую вуаль, сквозь которую даже острый взгляд Роберта не мог проникнуть. Он остановился в тени деревьев.

— Мика!

Голос Роберта родил эхо, но тут же был поглощен лесом.

Так вот где все произойдет! Ответ на все вопросы. Конец. Тишина колыхалась вокруг демона, будила его к действию. Демон выглядывал из глаз Роберта и ждал.

— Мика!

— Он вас слышит, но не может ответить.

Роберт резко повернулся. Колдовское зрение предупреждало его о близости малахи. Сначала приближающаяся фигура казалась рожденной солнечными лучами, прозрачной и бесплотной. Потом человек подошел ближе и остановился всего в нескольких шагах от Роберта.

— Кто вы? — спросил тот, все еще оглядывая окрестности колдовским зрением.

— Я барон Люк де Массе, малахи и повелитель дарриет из Даззира. А вы кто?

— Мы не нуждаемся во взаимных представлениях. Я пришел сюда не для того, чтобы сразиться с вами.

— Вы в этом уверены?

— Где Нэш?

Де Массе улыбнулся:

— О, он где-то поблизости. Мне казалось, что вас больше будет интересовать местонахождение вашего друга.

— Сомневаюсь, что вы мне об этом скажете.

— Напротив, с удовольствием. Он тут, прямо перед вами. Конечно, вам придется пройти немного вперед, чтобы увидеть его. — Роберт сделал резкое движение, но де Массе поднял руку. — Вопрос только в том, позволю ли я вам это.

Тут же Роберт ощутил, как растет сила, исходящая от' малахи. Он инстинктивно поднял руку и отразил удар — тот ушел в землю, не причинив Роберту вреда, — однако усилие, потребовавшееся для этого, заставило Роберта побледнеть.

В последовавшем молчании до Роберта долетел отзвук смеха, однако он стих прежде, чем тот успел определить его источник.

Де Массе больше не улыбался. Только теперь Роберт в полной мере обратил на него внимание. Казалось, нанесенный малахи удар был всего лишь пробой сил.

— Дарриет из Даззира? — пробормотал Роберт, намеренно проявляя любопытство. — По слухам, искусные воины. Ваша единственная цель — находить салти и убивать их.

— Правильно.

— Как трогательно, — улыбнулся Роберт, подражая высокомерию малахи, чтобы разозлить того. — Мне всегда было интересно, не расскажут ли дарриет чего-нибудь интересного, но те, кого я встречал, умирали слишком быстро, чтобы вступать в разговоры.

Де Массе прыгнул вперед, в его руке словно ниоткуда появился меч, от которого разлетались искры колдовской силы. У Роберта не оказалось времени на то, чтобы обнажить свой клинок. Он нырнул за ближайшее дерево, потом отпрыгнул назад, когда меч де Массе перерубил ствол. Роберт успел обежать де Массе кругом, когда дерево рухнуло, и земля содрогнулась от удара. Де Массе с ревом погнался за Робертом и быстро его нагнал. Роберт успел вытащить меч и отразил следующий удар. Колдовской огонь опалил его руки и лицо. Роберт понял, что долго не сможет этого выдержать. Резким движением он зацепил острием своего клинка рукоять меча де Массе и отшвырнул его в сторону. Де Массе кинулся было за своим оружием, но меч Роберта уперся ему в горло.

— Назад.

— Почему бы вам просто не убить еще одного дарриет?

— Я уже говорил, — ответил Роберт, — я явился сюда не для того, чтобы сразиться с вами. — Нет, перед ним не тот, кто ему нужен. Нужно экономить силы.

Де Массе бросил на своего противника разъяренный взгляд, но отступил назад, оказавшись далеко от своего остывшего клинка. Роберт опустил меч и двинулся к середине полянки. Малахи не солгал. Там кто-то был. На покрытой опавшими листьями земле лежал человек.

Роберт рванулся вперед и упал на колени рядом с Ми-кой. На плече того запеклась кровь, но рана была неглубокой. Ноги и руки Мики оказались связаны, во рту торчал кляп.

— Мика! — Сердце Роберта так колотилось, что он с трудом переводил дыхание. Роберт потянулся к веревке, одновременно колдовской силой снимая боль и помогая Мике прийти в себя. Мика открыл глаза и виновато посмотрел на Роберта. Тот мягко улыбнулся ему. — Не тревожься, друг. Все будет в порядке. — Он вытащил кляп.

— Клянусь кровью Серинлета, я виноват!

Роберт собрался перерезать веревки, но замер, когда в спину ему уперся клинок. Де Массе не терял времени даром. Роберт продолжал сжимать в руке меч и уже приготовился повернуться и снова схватиться с малахи, но…

Колдовское зрение предупредило его о том, что, как змея, скользящая по песку пустыни, к нему приближается нечто, природу чего определить он не мог. Каждая жилка, каждый мускул в нем окаменел. Даже боль от ран, полученных в битве накануне, отступила перед этой новой угрозой. Все его тело… нет, все его существо сжалось, готовое к схватке, полное предвкушения… судьба… опасность…

— Оставьте его, де Массе.

Роберт затаил дыхание. Клинок, упиравшийся ему в спину, исчез. Подчеркнуто неторопливо Роберт поднялся на ноги и обернулся.

Нэш.

Ничем не примечательное, гладкое лицо, коротко подстриженная черная бородка. На поясе меч в позолоченных ножнах, украшенных сверкающими красными камнями, такой же перстень на левой руке. Ни эмблемы Гильдии, ни цепи королевского советника. Однако Роберту ничего этого не нужно было видеть, чтобы понять: перед ним Ангел Тьмы. Каждый нерв в его теле вопил об опасности.

Нэш вышел на середину полянки и остановился, откровенно разглядывая Роберта. Еле заметным жестом он отослал де Массе, ни на секунду не отрывая взгляда от противника.

— Итак, Враг, вот и вы.

Роберт промолчал. Что можно было на это ответить?

— Не хотите со мной поздороваться? — весело продолжал Нэш. — И проклясть меня тоже не хотите? Разве вас не радует, что наконец наступил момент, к которому вы всю жизнь стремились?

— Я не в настроении играть в игры.

— Игры? — поднял брови Нэш. — Как же мало вы поняли!

Нэш сделал несколько шагов в сторону, обходя то место, где лежал Мика. Роберт немедленно двинулся тоже, перемещаясь так, чтобы все время оставаться между ними.

— Чего вы хотите? — наконец спросил Роберт.

— Мне кажется, более подходящим является другой вопрос: чего хотите вы? Вам нужен ваш друг живым? Оказалось, что просто захватить юного Мику достаточно для того, чтобы выманить вас туда, куда мне угодно. Как трогательно: вы готовы рискнуть собственной жизнью, чтобы спасти его. Должны же вы знать, что верность, чувство долга, честь, а главное, любовь, — Нэш сделал паузу, словно смакуя последнее слово, — делают человека слабым и уязвимым.

— А вы, кому эти чувства незнакомы, так уж сильны?

— Простое понимание их роли дает мне преимущество, которого вы, похоже, не оценили.

— Так чего все же вы хотите?

— Вашей крови, Враг. — Нэш остановился и раскинул руки жестом, рассчитанным на то, чтобы подчеркнуть свою искренность. — Думаю, ваш брат понял бы, о чем я говорю.

Краем глаза Роберт заметил, как де Массе отошел к опушке, а из-за кустов появилась еще одна фигура.

Девушка. Конечно! Ее-то они и выручали. Следовало убить ее, пока была такая возможность.

— Должно быть, вашу гордость очень уязвляло то, что всю жизнь вам приходилось бороться с чем-то, о чем вы не имели представления, — фыркнул Нэш. — Вот вы стоите передо мной, могучий воин, поднявший меч, готовый нанести удар. Однако убить меня стальным клинком вы не можете. Вы даже не можете разорвать меня на части ударом колдовской силы, как могли бы расправиться с де Массе. Существует только один способ убить меня.

Роберт против воли рассмеялся:

— По-моему, вы достаточно самонадеянны, чтобы сообщить мне, какой именно.

— Это было бы только справедливо, — тоже улыбнулся Нэш. — Ведь я знаю так много, а вы — так мало. На самом деле все просто: вы должны пожертвовать Союзницей.

Хотя он и догадывался, что услышит, Роберт не мог не ощутить леденящего холода в сердце. Конечно, Дженн. Роберт зашипел, почувствовав резкую боль в боку. Он прижал руку к больному месту, не сводя глаз с Нэша.

— Ближе к делу, Карлан.

— Так вы все же беседовали с братом! Как здорово! Ну, тогда он должен был вам все обо мне рассказать. А вот рассказывала ли Союзница?

— Она знает, кто вы такой, если вы это имеете в виду. — Боль снова стала нестерпимой, но на этот раз Роберт сумел скрыть свое страдание. Нэш намеренно затягивал разговор, рассчитывая на то, что Роберт обессилеет.

— Я сам все рассказал бы ей, — протянул Нэш, — но тут начался весь этот переполох в Клоннете. Однако не думайте обо мне слишком плохо. Я прекрасно понимаю, что значит любить кого-то и не иметь возможности показать свою любовь. А ведь вы любите ее, верно?

Роберт медленно кивнул:

— А вы заставили Ичерна избивать ее. Это, конечно, единственный известный вам способ проявить свои чувства.

— Не вам упрекать меня, Враг, — бросил Нэш. — Вы оттолкнули ее, изменили ей, — и все во имя любви? Вы были с рождения связаны Узами, и все же, как глупец, вы бежали прочь, не оценив, какого сокровища лишаетесь. Она моя, Враг, и вы ничего с этим поделать не можете. Она даст мне то, чего я хочу, даст добровольно, не думая о вас. Она моя Союзница, и она отдаст мне Ключ.

Нет. Никогда он не принесет в жертву Дженн. Никогда.

— Вы так многого не поняли, — продолжал Нэш. Его голос опять стал маслянистым, он просачивался в разум Роберта, обволакивал демона. — Вас так легко удалось провести. В мои намерения никогда не входило позволить Селару вторгнуться в Майенну. Я лишь хотел выманить вас. Все ваши павшие соратники погибли только потому, что я хотел видеть вас здесь, на этом самом месте. И это еще не все. Помните вашего покойного дядюшку, герцога Хаддона? Я специально послал человека, чтобы он убил старика.

Демон содрогался от каждого слова, рвался на свободу, каждым своим усилием бередя раны Роберта.

— Конечно, вам известно, как я похитил детей во время Смуты, в том числе нашу дорогую Дженнифер. Но держу пари: вы и не подозревали, что именно я и начал Смуту. Мне было нужно, чтобы Люсара была завоевана, — чтобы найти Ключ. Селар оказался самой подходящей для этого фигурой. Мне удалось убедить его в том, что идея была его собственной. Его всегда так легко было провести, вы не находите?

— Зачем вы все это мне говорите? — Роберт отчаянно старался дышать ровно, хотя каждый вдох словно раскаленным железом разрывал его грудь. Он должен, должен сохранить власть над…

— Затем, что я хочу показать вам, насколько безнадежно, насколько полностью вы не оправдали своего предназначения. Я хочу, чтобы вы узнали это до того, как умрете.

Роберт опустил глаза и стал смотреть в землю. Где же та сила, которая с такой легкостью унимала боль у других людей? Он попробовал призвать ее себе на помощь, но ничего не получилось.

— Почему бы вам не позаботиться о своем друге? Роберт огляделся, но де Массе поблизости не оказалось; не было видно и других малахи, кроме девушки — бывшей пленницы. Он решил рискнуть: опустился на колени рядом с Микой, чтобы перерезать веревку у того на ногах. Мика сел и что-то хотел сказать, но в этот момент взглянул в сторону…

— Сайред! Не смей!

Роберт обернулся, но слишком поздно. Клинок вонзился в его правое плечо, и он поник, ослепленный болью. Мика подхватил Роберта, но тому удалось самому выпрямиться, хватая воздух ртом.

— Финлей, отец Эйден! — умоляла Дженн, быстро поворачиваясь от одного к другому. — Вы должны мне поверить! Мне необходимо туда попасть и остановить их! Нельзя оставлять Роберта одного.

Епископ казался очень смущенным, но не сдавался:

— Он не хочет, чтобы вы там присутствовали, моя дорогая. Вы должны понять его опасения, связанные с пророчеством.

— Я прекрасно их понимаю! — бросила Дженн. — Но Роберту грозит не пророчество, а демон. Если меня там не будет…

Неожиданно она охнула: ее пронизала обжигающая боль. Дженн согнулась пополам и упала бы, не в силах сохранять равновесие, если бы ее не поддержал Маккоули. Он бросил на Финлея встревоженный взгляд.

Дженн боролась со слезами: правое плечо ужасно болело. Роберт. Его ранили. Каким-то образом она это почувствовала. О бога, неужели ей придется убить этих двоих, чтобы спасти жизнь Роберту?

Дженн все еще цеплялась за епископа. Подняв голову, она посмотрела в его мягкие серые глаза.

— Я должна идти.

— Нет.

— Держитесь! — прошипел Мика. Роберт слышал, что тот рвет ткань, но почти ничего не видел. Перед глазами у него все плыло. Нэш то исчезал, то появлялся вновь. Исчезал и появлялся. И смеялся.

— Вынь нож, — прошептал Роберт. — Скорее…

— Хорошо. — Мика прижал тряпку к ране, ухватился за рукоятку кинжала и дернул.

Роберт со стоном упал на четвереньки. По его спине словно пробежал огонь, ноги превратились в кисель.

— Дай мне нож.

Мика вложил клинок в руку Роберту, и тот принялся собирать внутреннюю силу. Ему ее нужно было немного, но немедленно. Наконец сила стала сочиться из его пальцев в кинжал. Лезвие начало светиться, и Мика сразу же схватил его и прижал к ране: раскаленная сталь остановила кровотечение.

Роберт прикусил язык, чтобы не выругаться: боль все росла. Несмотря на это, он сосредоточился. Слишком сильно… Нет. Еще нет… Вот так — теперь лучше…

Медленно, преодолевая слабость, Роберт выпрямился.

Нэш наблюдал за ним.

— Молодец, Сайред! Очень вовремя!

— Замолчите! — бросила девушка. — Я старалась не ради вас.

Нэш снова рассмеялся.

Сайред? Так это и есть Сайред?

Мика подхватил Роберта под руку и помог ему встать.

Роберт с трудом удерживал равновесие, с трудом переводил дух. Перед ним было то, чего он никогда не видел, чему никогда не поверил бы — хотя и должен был…

Он горящими глазами взглянул на Мику, потом, не задумываясь, сгреб его за воротник; ярость демона кипела у него внутри.

— Ты… предатель!

— Нет, — умоляюще прошептал Мика. — Все не так, как вы подумали.

— Как ты мог! — Роберт притянул его к себе. Сейчас они дышали одним и тем же воздухом, как это было много, много лет. Мика, из всех близких ему людей…

Все еще не выпуская Мику, Роберт обратился к демону.

В одно мгновение он дал ему волю, позволил заполнить все свое тело. Демону подобает уничтожить предателя. Да, подобает. Пусть предатель умрет. Пусть…

Нет!

Роберт замер на месте.

Что он делает?

Именно то, что должен…

Нет! Никогда! Он не должен сдаваться!

Медленно и осторожно он выпустил воротник Мики, лишь слегка опираясь теперь на того. Закрыв глаза, он окинул окрестности колдовским взглядом. Да, тут были и другие, в чаще, окружающей поляну. Их было много — Нэшу самому не придется с ним сражаться.

Хорошо подстроенная западня. Только дурак, бессильный отвратить то, что предрекает пророчество, мог так попасться!

— Простите меня, Роберт, — прошептал Мика. — Я не предавал вас. Я…

— Влюбился в малахи, — закончил за него Роберт. Он продолжал оглядывать лес. Нет, Дженн нигде поблизости не было. Она по-прежнему в лагере. Молодец, Финлей! — Мика, — еле слышно прошептал Роберт, — когда я скажу, беги со всех ног, бери моего коня и скачи в лагерь. Скажи Финлею, чтобы он собрал всех салти и отвез Дженн обратно в Анклав. Он не должен медлить ни минуты. Ты понял?

Голос Мики дрожал.

— Да, но…

— И ни в коем случае не возвращайся. — Роберт открыл глаза и твердо посмотрел на Мику, подчеркивая важность сказанного. — Ты понял?

Мика только молча кивнул.

— Ты поймешь, когда тебе действовать, — добавил Роберт, выпуская Мику.

Он снова закрыл глаза, не обращая внимания на смех Нэша. Боль терзала все его тело — от плеча до бедра, — так что он едва не терял сознание. Необходимо от нее избавиться, необходимо что-то сделать… Роберт взялся за демона и с его помощью скрутил боль, отделил ее от других, меньших, — он много раз делал так раньше, только тогда боль была не физической. Многие годы борьбы с самим собой все же дали ему в руки оружие… Роберту стало легче дышать; когда он открыл глаза, их больше не туманила боль. Роберт повернулся к Нэшу. Демон снова был под контролем.

— Для того, кто прожил больше столетия, — заплетающимся языком начал Роберт, — для того, кто обладает столькими преимуществами и такими знаниями, вы совершили много серьезных ошибок.

— Но ни одну из тех, которые нельзя было бы исправить, — равнодушно ответил Нэш. Он явно наслаждался происходящим.

Ошибки, ха! А сколько ошибок совершил он сам? Отказавшись от Дженн, продолжая ее любить несмотря на ту опасность, которая в этом для нее таится…

Роберт говорил все так же хрипло, но незаметно переместился, оценивая расстояние до своего меча.

— Вы так много сил потратили, чтобы похитить детей, потому что думали захватить среди них и меня.

— Я не рассчитал время, только и всего.

Не рассчитал время? Да, такое случалось и с Робертом. Столько лет борьбы с демоном, так мало надежды на победу…

Однажды он уже использовал Слово. А в следующий раз не убьет ли он ее, Дженн? Неужели у Роберта не останется выбора и придется убить ту, кого он любит больше всех на свете? Неужели только так сможет он уничтожить чудовище в самом себе?

Роберт с трудом сглотнул.

— И еще — вы из кожи вон лезли, чтобы убить моего брата, и не один раз, а трижды. Каждый раз безуспешно. Вы так никогда и не узнали, пока я сам себя не выдал, что не он — Враг.

— Однако вы же выдали себя.

Да. Он выдал себя. Ключ лишил его воли, как и пророчество. А демон… демон воспользовался…

Роберт снова охнул и чуть не упал. Черные пятна мелькали перед его глазами, сливались воедино…

Демон?

О боги! Демон!

Роберт чуть не расхохотался, но вовремя сдержался.

Так все-таки есть другой путь, есть выход!

Есть способ опровергнуть пророчество навсегда — и демон ему в этом поможет!

Ох, Роберт мог бы от души посмеяться, но он взял себя в руки и продолжал разыгрывать спектакль, намеренно притворяясь теряющим силы, говоря хриплым голосом. Ему, впрочем, и не приходилось особенно притворяться… да и убить теперь этого человека было бы легко.

— Я уже больше трех лет знаю, кто вы такой. Впрочем, думаю, что больше всего вам было неприятно обнаружить, что ваша Союзница украдена у вас из-под носа.

Нэш только пожал плечами.

Роберт притворился, будто закашлялся, и закрыл глаза, словно на пороге обморока. Многолетняя привычка скрывать свои чувства от всех облегчила ему задачу.

— Пророчество мне известно еще с тех пор, как я был ребенком, и с тех же пор я владею Словом. Разве вас не тревожит — даже не сами совершенные вами ошибки — ошибочность занятой вами позиции?

— Победа все еще за мной.

— Может быть. Но вы не завладели Союзницей. И я никогда не принесу ее в жертву.

— Тогда вы проиграете. — Нэш улыбнулся, и Роберт впервые ответил ему улыбкой на улыбку.

— Я ведь знаю, что она — ваша Союзница. Улыбка Нэша потускнела.

— Тогда вам известно, как близка она к тому, чтобы присоединиться ко мне. Хотите, расскажу, как вчера, пока вы сражались, прелестная Дженнифер приходила повидаться со мной?

Роберт позволил своим коленям подогнуться при этих словах — тут тоже притворство не требовало усилий. Так она солгала… Мика протянул руки, чтобы поддержать его, но Роберт не обратил на него внимания, удостоверяясь в том, что рука его оказалась рядом с кинжалом, о котором все забыли. Ох, Дженни! Почему, ну почему?

— Да, — снова рассмеялся Нэш, — такова цена пророчества. В конце концов, победить вас оказалось почти слишком легко.

— По-моему, — Роберт снова притворно кашлянул, — то же самое вы говорили моему брату.

Одним плавным движением Роберт схватил кинжал и метнул его в де Массе. Клинок по рукоять вонзился тому в живот. В тот же момент Роберт освободил демона, позволил тому наполнить себя новой силой. Не успел еще де Массе упасть на землю, как Роберт завладел своим мечом и вскочил на ноги. Он резко крутнулся, опаляя всю лужайку бушующим пламенем, вырвавшимся из острия клинка. Мика пригнулся к земле и кинулся бежать. Малахи не обратили на него внимания.

Они были заняты другим: уворачиваясь от языков пламени, все они бежали к Роберту, размахивая горящими клинками. Нэш попятился, выкрикивая приказания, но Роберт не собирался тратить остающуюся у него силу на подручных. Сразив нескольких, оказавшихся ближе остальных, он кинулся следом за Нэшем. Малахи преследовали его, издали валя деревья так, что те преградили Роберту дорогу. Роберт споткнулся, но удержался на ногах, обернулся и обрушил на врагов шквал огня. Смотреть, что с ними сталось, ему было недосуг: Нэш удалялся.

Оставив все воспоминания о боли позади, Роберт бежал за Нэшем, ныряя под низкие ветки, продираясь сквозь кусты. Земля тут была неровной, но ведь и убегающему Нэшу приходилось нелегко. Когда Роберт стал приближаться, Нэш наконец решил действовать. Он резко остановился и кинул в Роберта сгусток энергии. Тот инстинктивно пригнулся и выставил магический щит, но все равно не устоял на ногах и упал на спину. К тому времени когда он снова вскочил, Нэш удалялся, и Роберт кинулся в погоню.

Последовало еще несколько ударов, но все они были где-то в стороне. Только оказавшись среди высоких деревьев, Роберт понял замысел Нэша. С устрашающим треском огромный ствол покачнулся и стал падать прямо на Роберта. Под издевательский смех Нэша ему пришлось распластаться по земле.

Сначала Финлей подумал, что слышит раскаты грома возвращающейся грозы. Он высунул голову из шатра, но увидел лишь безоблачное небо. Еще один удар… Люди в лагере начали забрасывать его вопросами, считая, что уж он-то знает, что происходит. Финлей взглянул в сторону леса и увидел, как чащу озарила вспышка. За новым ударом последовал треск падающих деревьев; звуки раздавались все ближе к полю битвы. Неожиданно из сумрака показалась мчащаяся галопом лошадь. Всадник пересек лагерь и остановил коня перед Финлеем.

— Вы должны увезти Дженн. Немедленно! — Мика почти упал с коня, и Дженн подбежала, чтобы поддержать его. — Прошу вас! Он сказал, что вы должны бежать.

Единственное безопасное место — Анклав. Нэш сказал… что собирается сделать. Вы должны уехать! Скорее!

— Нет! — Дженн повернулась к Финлею, но не двинулась с места. Взгляд ее был полон непреклонной решимости. — Финлей, отпусти меня. Не заставляй меня выбирать между тобой и твоим братом. Ты ведь говорил, что доверяешь мне!

Финлей попытался схватитьее за руку, но Дженн вскинула ладонь, и Финлей отлетел в сторону, пораженный силой удара, силы, с которой ему никогда раньше не приходилось сталкиваться. Дженн повернулась и кинулась бежать в сторону поля битвы, подхватив обеими руками юбки. Финлею ничего не оставалось, как попытаться ее догнать. Он пробовал докричаться до Дженн, но она ни на что не обращала внимания.

Оба войска уже выстроились для битвы по краям поля, но сражение еще не началось. Противники, казалось, в равной мере были поражены треском и вспышками в лесу. Ноги Фин-лея начали подгибаться, но все же он догнал Дженн, когда та поравнялась с первыми рядами солдат. Там она остановилась, ловя ртом воздух. Финлей остановился с ней рядом, согнувшись от боли в ранах.

По всему войску прокатился изумленный ропот. Финлей поднял глаза. Из леса, медленно пятясь, показался Нэш. Он спотыкался, его израненная грудь почернела от ожогов. Подняв перед собой тяжелый меч, рассыпающий искры, он никого кругом не замечал, напряженно следя только за тем, кто должен был появиться из леса.

Нэш уже достиг середины поля к тому времени, когда из-за огромного дуба показался Роберт. Половина его лица была залита кровью, камзол исчез, а когда-то белая рваная рубашка казалась алой от плеча до бедра. Он хромал, как будто едва мог ступить на правую ногу. Левую руку Роберт прижимал к животу, но, несмотря на раны, был полон решимости. Меч он держал твердо, наполняя его силой, которую Финлей мог ощутить даже издали.

Не успел Роберт выйти из-за деревьев, как Нэш взмахнул мечом и ударил в Роберта сгустком пламени. Тот с усилием поднял свой клинок и отразил удар — огонь растекся по траве. Немедля Роберт тоже нанес удар, но не в Нэша, а в землю у его ног. Нэш пошатнулся и навзничь упал в разверзшуюся яму, кашляя от поднявшейся пыли. Оба войска испустили вопль ужаса, солдаты невольно попятились подальше от сражающихся.

Роберт медленно приближался к середине поля, отражая один удар за другим. С каждой минутой силы покидали его, но защищался он по-прежнему умело, а пламя, вылетающее из его меча, не тускнело. Всю остающуюся у него энергию он вкладывал в бой с Нэшем. Однако Финлей видел, что на самом деле брат скорее обороняется, чем нападает. Какова же его цель?

— Он заставляет Нэша растратить силу, — пробормотала Дженн. — Роберт слаб и знает, что долго не продержится. Сейчас шансы равны, Финлей.

Невольно они оба двинулись вперед — в отличие от солдат, которые отступали все дальше. Финлей никак не мог понять, почему даже на таком близком расстоянии удары на них с Дженн никак не отражались. Теперь он уже слышал крики Нэша: тот всячески оскорблял Роберта, чтобы заставить его продолжать бой.

— Даже теперь, когда вам грозит поражение, — ухмылялся обожженными губами Нэш, — вы все равно не желаете им воспользоваться? Не желаете применить его против меня? Вы владеете такой силой, но боитесь ею воспользоваться! Я же говорил: ваше благородство делает вас уязвимым. Ну же, Враг, произнесите Слово Уничтожения и убейте меня! Вы же этого хотите. Иначе вы умрете, и Союзница достанется мне. Аюсара тоже достанется мне!

— Никогда!

При звуке голоса Роберта сердце Финлея оборвалось. Это единственное слово прозвучало хрипло и пусто. Роберт балансировал на самом краю…

— Что же вы, Враг, — продолжал дразнить Роберта Нэш. — Сделайте это! Вы же видите, Союзница стоит здесь, готовая присоединиться ко мне, когда вы падете. Она ведь не рассказала вам о нашей вчерашней встрече! Ах, как она трепетала, когда я ее поцеловал!

— Получай! — Роберт взмахнул мечом. Земля содрогнулась, воздух раскалился, когда из острия клинка вылетел мощный язык пламени, в котором, казалось, соединились сотни молний. Вспышка была ослепительной; Нэша подбросило в воздух, он скрылся в клубах пыли. Когда темное облако рассеялось, стало видно, что в поле стоит один Роберт. Он шатался, с каждым вздохом по телу его пробегала дрожь.

У его ног на земле лежал Нэш — черная фигура на зеленой траве. Солдаты обеих армий, как один человек, затаили дыхание.

Через несколько секунд Нэш медленно поднял голову, потом встал на колени, чуть не завалившись при этом назад.

Финлей ахнул. С лица Нэша клочьями висела кожа, одного глаза не было. Правая рука его превратилась в кровавую мешанину, тело почти обуглилось — и все же он был жив.

— У него не осталось силы, — прошептала Дженн. Роберт подошел еще ближе к поверженному противнику, поднимая меч для нового удара. Теперь их разделяло не больше двенадцати футов. Из того, что оставалось от рта Нэша, с шипением донеслось:

— Я же говорил — так убить меня нельзя. Роберт остановился, меч выпал из его руки… Дженн вцепилась в рукав Финлея.

— Назад!

— Что?

— Назад! Скорее!

— Да почему?

— Разве ты ничего не чувствуешь? Милосердная Минея!

Вот для чего он заставлял Нэша расходовать силу — чтобы тот не смог защититься! О боги, Роберт собирается использовать Слово Уничтожения!

ГЛАВА 31

Финлей остался далеко позади. Дженн бежала так быстро, как только могла. С каждым шагом темная сила оказывалась все ближе, все страшнее, как это было раньше, в Элайте. Все было точно так же. Точно так же. Дженн уже не видела, куда ступают ее ноги. Все вокруг захватил демон, он вился вокруг нее, как вихрь среди деревьев, пригибая к земле, вырываясь из души Роберта неодолимым потоком.

Однако в демоне был порок. Ужасный порок…

… Принесешь ты гибель, разрушишь то, что больше всего любишь.

Пусть демон изменил его, захватил его в плен… Роберт произнесет Слово — но обрушит его на демона, скормит ему. Тогда демон не убьет Дженн, но убьет себя — и Нэша.

Однако при этом он убьет и Роберта!

Дженн остановилась, тяжело дыша. Справа от нее на земле лежал, истекая кровью, поверженный Нэш, слева стоял темный, как грозовая туча, Роберт. На глазах у Дженн он поднял руки, и земля под ними застонала.

Она должна остановить его!

Не задумываясь, Дженн свела вместе стиснутые в кулаки руки, выплеснув из себя силу, вложив ее в один мощный удар. Над равниной прокатился оглушительный удар грома. Земля перед Дженн раскололась, пропасть становилась глубже с каждой секундой. Дженн черпала теперь силу из почвы, из воздуха, чистую, ничем не оскверненную силу. Напрягаясь каждой жилкой, каждым мускулом, она направляла энергию, темную и ослепительно белую, полную новой ярости…

Она не позволит ему умереть!

С грохотом земля взметнулась вверх, отшвырнув и Роберта, и Нэша, засыпав их комьями грязи и песком.

Дженн пошатнулась, но сумела устоять на ногах. Голова ее кружилась, колени дрожали, но она осталась стоять на месте, полная непреклонной решимости. Постепенно грохот стих. Медленно, мучительным усилием Роберт встал на ноги и поднял меч, однако это был всего лишь вызывающий жест; держался на ногах он одним усилием воли.

Нэш остался лежать, только слабым движением окровавленной руки поманил к себе солдат королевской армии. Немедленно дюжина воинов галопом подскакала к нему, загородив от Роберта. В их угрожающих намерениях не приходилось сомневаться. Пока его люди поднимали Нэша и перекидывали через седло одного из всадников, к глубокой расщелине, отделявшей его от Роберта, подскакал Кенрик.

— Ты убил моего отца!

Словно очнувшись от глубокого сна, Роберт поднял голову. С яростным ревом он перемахнул через провал и занес меч. Конь Кенрика взвился на дыбы, но Роберт уже ухватил Кенрика и стащил его на землю. Юный принц тяжело ударился о землю; меч Роберта уперся ему в горло.

— Ты убил мою жену. Теперь ты заплатишь за это! Меч взлетел над головой Кенрика; тот отчаянно завопил, призывая на помощь своих солдат, и вскинул руки в беспомощной попытке защититься. Гвардейцы кинулись вперед.

— Роберт, берегись! — Финлей уже бежал к брату.

На мгновение Роберт замер на месте, глядя на растерянных, боязливо приближающихся солдат.

— Назад! Назад или он умрет! — рявкнул Роберт. Солдаты замерли на месте. Не сводя с них глаз, Роберт рывком поднял Кенрика на ноги, размахнулся и ударил принца кулаком в лицо — так сильно, что тот снова растянулся на земле. Кенрик на четвереньках побежал к своему коню; гвардейцы заслонили его. Как только принц вскарабкался в седло, отряд поскакал обратно.

— Давай! — бросил ему вслед Роберт. — Веди свою армию против меня, трус!

Но Кенрик был озабочен только спасением собственной жизни. Он погнал коня вброд через реку, даже не тратя времени на то, чтобы перебраться по наведенному гильдийцами временному мосту. Грохот оглушил Дженн, и сейчас она почти ничего не слышала, но и так было ясно: Кенрик выкрикивает приказ своей армии отступать. Его войско обратилось в беспорядочное бегство. Те, кому посчастливилось найти коня, удирали в лес с бесстыдной поспешностью.

— Трус, — повторил Роберт внезапно охрипшим голосом.

Дженн смотрела на него, почти не слыша донесшегося сзади шума: солдаты Роберта застучали мечами о щиты и разразились победными криками. Стройные ряды распались: люди бежали по полю битвы к своему герою. Роберт медленно, шатаясь, повернулся к ним: на ногах он держался только усилием воли. Он сделал один шаг, другой, поднял глаза и взглянул на Дженн.

В его глазах не было ничего, кроме обвинения в предательстве.

Финлей кинулся к ним, но Дженн не могла отвести взгляда от лица Роберта и того, что было на нем написано. Финлей был уже совсем рядом, когда Роберт пошатнулся и выронил меч. Финлей едва успел подхватить потерявшего сознание брата.

— Люк!

Де Массе соскользнул с коня и сразу попал в объятия Валены. Он не отнимал руки от повязки, остановившей кровотечение из раны в живот, и стоял, напряженно выпрямившись и обнимая Валену за плечи, чтобы не упасть. Вокруг них в панике отступала армия, носились сорвавшиеся с привязи лошади, натыкаясь на шатры и валя их. Немногие из сохранивших самообладание, в основном церковники, пытались воспрепятствовать бегству, но без надежды на успех. Сайред остановила своего коня рядом с де Массе и Валеной, растерянно озираясь.

— Валена, что происходит?

Де Массе не обратил на нее внимания, продолжая глядеть на Валену.

— Где Нэш?

Валена оттащила его в сторону, чтобы не оказаться на пути у бегущих.

— Его привез обратно Кенрик. Он близок к смерти. Позволь мне перевязать твою рану, и я отправлюсь к нему. Нужно торопиться.

Де Массе стиснул ее руку, на мгновение забыв о боли.

— Тебе это не удастся — по крайней мере, сейчас.

— Но как раз сейчас самый подходящий момент! — Валена бросила взгляд вокруг. — Он ранен и беспомощен. Он не догадается, что выпил яд, пока не будет слишком поздно. Люк, у нас никогда больше не будет такой возможности!

— Однако, — де Массе закусил губу, — он нам все еще нужен, — чтобы добраться до Ключа. Без него мы Ключ никогда не получим.

— Я больше не интересуюсь Ключом! — Валена попыталась увести де Массе в свой шатер, но тот воспротивился. — Я хочу одного — чтобы Нэш был мертв. Если его не отравить, наш малыш родится еще до того, как он поправится. Если он хоть на мгновение подумает, будто это его ребенок… ты же знаешь, что тогда случится. Если у тебя не хватает мужества, Люк, я все сделаю сама. Потом ты меня поблагодаришь за это.

Де Массе остановился у входа в шатер, глядя вслед Сайред, которая поскакала за отступающей армией, потом снова повернулся к Валене.

— Ты только напрасно пожертвуешь жизнью. Теперь Нэша охраняет Кенрик, и у него, хоть он всего лишь подросток, достаточно силы, чтобы узнать о твоем намерении и убить тебя, прежде чем ты успеешь его осуществить. Нет, любовь моя, слишком поздно. Нэш поправится. На это уйдут годы, но он поправится. А тогда, как только он завладеет Ключом, мы его у Нэша отберем. Не тревожься. Я сделаю так, что он никогда не узнает о ребенке.

Глаза Валены наполнились слезами.

— Я боюсь.

— Я знаю. Но нам пора в путь. Я не хочу, чтобы мы оказались единственными, кого найдет в лагере Враг, когда явится сюда.

Сайред изо всех сил гнала коня, пробираясь между группками отступающих солдат.

Враг должен был погибнуть. Конечно, должен был. Он не может остаться в живых, иначе… иначе Мика никогда не обретет свободы.

Нужно вернуться. Вернуться и узнать.

Нет… Слишком поздно. Сейчас уже слишком поздно.

Годфри выругался, отгоняя страх; руки его сами собой накладывали последние повязки. Как только он закончил, повозка, полная раненых, двинулась вперед. Годфри прошел по опустевшему лагерю, по дороге оказав помощь пешему солдату, которого сбил с ног удирающий всадник. Из своего шатра вышел Осберт, перекинув через плечо единственную суму. Слуга поспешно подвел ему коня. Годфри протолкался сквозь эскорт гильдийцев и подошел к Осберту, прежде чем тот успел сесть в седло.

— Проктор, вы должны объяснить мне, что случилось.

— Нэш все еще жив, если вас это беспокоит, — ответил Осберт, не скрывая желания как можно скорее уехать.

— Ради милости богов, Осберт! — Годфри схватил его за руку. — Что с Робертом?

В глазах Осберта промелькнуло тайное облегчение, но его тут же сменил страх.

— Он все еще был на ногах, когда я покидал поле битвы. Простите, Годфри, мне пора. Я оставлю вам охрану, но поторопитесь!

Все еще на ногах? После всего, что было?

Годфри отступил в сторону, глядя вслед Осберту, который присоединился к потоку бегущих солдат. Священник в нерешительности застыл на месте, не в силах сделать шаг ни в ту, ни в другую сторону. Потом кто-то налетел на него, и Годфри побежал следом за отступающими. Нэш все еще жив. Если Годфри покинет королевскую армию, не останется никого, кто мог бы следить за Кенриком и Нэшем. Он не поможет Роберту, если сейчас перейдет на другой берег реки.

Как бы он того ни хотел…

Эйден сидел за столом, сцепив пальцы и не обращая внимания на поднос с ужином. Свечи разгоняли сгущающийся сумрак, но их свет не мог облегчить тяжесть, лежащую у епископа на сердце. Вокруг него сидели или стояли уцелевшие предводители мятежного войска Роберта. Некоторые из них были ранены, и на всех лицах отражалось уныние. В дальнем углу сбились в тесную кучку священники; никто из них не смотрел на епископа.

Подавив вздох, Эйден стал перебирать последние донесения и махнул рукой Деверину:

— Продолжайте.

— Трудно разобраться, что к чему, в ночной темноте, но их лагерь практически пуст. В нем осталось всего несколько раненых и умирающих. Мы послали туда священнослужителей и целителей. Остальная армия форсированным маршем удаляется на северо-восток.

— Нэш остался в живых?

— Так сообщает Годфри. Его последнее донесение получено несколько минут назад. Мы ничего больше от него не узнаем, пока он не доберется до Марсэя.

— Его помощь нам бесценна, — пробормотал Гарольд. — Бывают же храбрые священники!

— Чего я не понимаю, — в наступившей тишине проговорил Дэниел, — это почему Кенрик вообще отступил. Наверняка ведь ему известно, какой у его войска перевес над нашим. Сейчас, когда Роберт тяжело ранен, а у него втрое больше людей, он мог бы задать нам хорошую трепку. Почему он оставил смерть своего отца неотомщенной? — Когда Эйден только пожал плечами, Дэниел продолжил: — Откуда Роберт знал, что Кенрик не вступит в сражение?

— Спросите об этом Роберта. Боюсь, что не могу ответить на ваш вопрос.

— Возможно, снова колдовство. — Эйден взглянул в дальний угол и обнаружил, что на ноги поднялся аббат Честер. Руки священника были сложены под нагрудником, лицо его казалось таким же серым, как его сутана.

— Мне очень жаль, милорд епископ, но то, что я сегодня видел, лишь подтверждает все, чему меня учили насчет колдовства. Не за это следует сражаться Люсаре, и я больше не стану поддерживать колдунов. — С коротким поклоном Честер вышел из шатра; двое священников последовали за ним. Остальные, опустив глаза и не обменявшись ни словом, остались на своих местах.

— Что ж, — твердым голосом сказал Эйден, — мы можем остаться здесь еще дня на два, чтобы дать раненым время немного набраться сил. Это также позволит нам похоронить павших с подобающими церемониями. Деверин, отправьте отряды разведчиков следить за войском Кенрика, хотя я и сомневаюсь, что в ближайшее время он нас потревожит.

Деверин кивнул и дернул себя за бороду.

— Не хочу быть надоедливым, — тихо сказал он, — но Оуэн беспокоится, а подниматься с постели целители ему запретили. Скажите, как дела у Роберта?

Эйден сглотнул, но придал своему голосу твердость.

— Сейчас, пока мы совещаемся, им занимаются целители. Он жив. Чего еще можем мы хотеть?

— Ну да, чего же еще? — Дэниел пересел поближе к Эйдену. — Вы все же должны нам объяснить, а то я, например, ничего не понимаю. Я хочу сказать: мне случалось видеть советника Нэша — как вдруг он оказался колдуном? И почему он сражался с Робертом? И почему та дама — кто бы она ни была, — почему она вмешалась?

— Это, — вздохнул Эйден, — очень длинная история, и я не уверен, что мне известны все ответы. Я предложил бы…

— Епископ! — К столу подошел Финлей. Все взгляды обратились на него: собравшиеся знали, что он только что был у брата. Сначала Финлей склонился к уху Эйдена и что-то прошептал, потом оглядел военачальников. — Я думаю, что сейчас вам лучше пойти к нему.

Финлей, опустив голову, вышел из шатра. Военачальники все еще сидели там, но на его уход никто не обратил внимания. Воздух снаружи был свеж, легкий ветерок шевелил флажки и знамена, колыхал полотнища шатров, заставлял ярче разгораться огонь костров.

Наступления ночи Финлей не заметил. На небе снова собрались тучи, и только на востоке сквозь них бледным пятном проглядывала луна. Впрочем, сегодня она зайдет рано…

Финлей молча шел по лагерю, пока не оказался перед шатром Маккоули. Он приподнял полотнище входа, но внутри было темно и пусто, погасшая жаровня не разгоняла ночной холод.

— Как он?

Повернувшись, Финлей заметил в тени шатра Мику; рядом с ним виднелся оседланный конь.

—  — Куда ты собрался?

— Прочь отсюда, — пожал плечами Мика. — Пожалуйста, Финлей, не спрашивайте почему. Я просто хотел дождаться, чтобы узнать…

— Тогда уезжай. — Слова вырвались у Финлея прежде, чем он успел их обдумать. Когда Мика повернулся к своему коню, Финлей поднял руку. — Подожди. Куда ты отправляешься?

Не глядя на него, Мика взялся за повод.

— На восток. Есть кое-что, чем мне следует заняться. Давно надо было…

— На восток? К своей семье?

— Нет, — медленно покачал головой Мика.

— К Эндрю? — Голос Финлея прозвучал не громче шепота.

— Кто-то же должен за ним присматривать.

В окутавшей их тьме Финлей уловил дрожь в голосе Мики, неуверенность, гнев. Что-то случилось, но спрашивать теперь бесполезно. Слишком поздно.

— Будь осторожен, Мика.

Тот кивнул; в темноте лица его не было видно.

— А вы позаботьтесь о нем. Прощайте, Финлей. Лишившись способности произнести хоть слово, Финлей смотрел, как Мика вскочил в седло и направил коня на восток. Не оборачиваясь, он оглядел лагерь колдовским зрением и быстро двинулся к окраине лагеря; его шаги направляла ясно ощущаемая сила… Наконец он дошел до опушки леса и остановился там, где высокие деревья уже не позволяли видеть неба, но все же тусклый лунный свет давал возможность различить бледное лицо.

Дженн сидела, прислонившись к толстому стволу и обхватив колени; его приближения она не заметила.

— Дженн! — Она не пошевелилась, и Финлей сделал еще один шаг. — Дженн!

Теперь она с удивлением повернула голову.

— Прости, я тебя не видела.

— Что ты здесь делаешь?

— Ничего.

Финлей глубоко вздохнул и медленно выдохнул, стараясь обрети спокойствие и способность рассуждать — именно то, чего ему сейчас не хватало.

— Тебе следовало бы вернуться.

— Зачем?

— Чтобы увидеться с Робертом. Дженн резко вскочила на ноги.

— Не думаю, что это нужно. Я последний человек, которого он хотел бы сейчас видеть. И не надо лгать и говорить, будто он спрашивал обо мне. Мы оба знаем, что он никогда не простит мне того, что я сегодня сделала.

Финлей сглотнул.

— Он… он ни о ком не спрашивал. Дженн даже не взглянула на него.

— Тогда лучше всего мне быть подальше. На рассвете я уеду. Наверное, тебе вполне безопасно оставаться здесь и без меня, а я должна вернуться в Анклав.

— А что говорит Ключ? — Финлей пытался удержаться от вопроса, но воля куда-то делась. Промолчать он был абсолютно неспособен — только не сейчас. — Скажи мне лишь одно. Почему ты не можешь просто пойти к Роберту и сказать, что ты его любишь? Пусть это ложь. Неужели ты не можешь сделать это для него?

Дженн резко обернулась; в ее широко раскрытых глазах отражался огонь далеких костров.

— Ложь? Финлей нахмурился:

— Так любишь ты Роберта или нет?

— Как… — Голос Дженн дрожал, слова с трудом срывались с ее губ: — Как… можешь… ты меня об этом спрашивать? Как можешь ты даже подумать, будто я…

— Ну так скажи ему.

— А захочет ли он такое услышать? После того что я с ним сделала?

— Ты сделала то, что должна была. Даже мне это понятно.

— Не обманывайся, Финлей. Роберт иначе смотрит на вещи. Так было всегда. Всю жизнь целью его было одно: борьба с пророчеством. Из этой борьбы и родился демон. Роберт пытался убить его, но я помешала. Он никогда меня не простит.

— Но ты его спасла.

— Ничего подобного. Ему все еще предстоит выполнить предначертание. Я только отсрочила это.

Финлей помолчал, потом положил руки Дженн на плечи, заставляя ее посмотреть на него.

— Пожалуйста, повидайся с ним, Дженн. Ради меня. Ради него. — Когда она не двинулась с места, Финлей почувствовал, как сердце его оборвалось. Срывающимся голосом он пробормотал: — Умоляю тебя. Роберт умирает.

Дженн, казалось, окаменела. Она перестала дышать, даже ни разу не моргнула. Глаза ее были широко раскрыты.

Финлей продолжал, боясь остановиться хоть на секунду:

— Ты должна пойти к Роберту. Скажи ему про Эндрю. Скажи ему, что у него есть сын. Заставь его понять, как много это значит. Может быть, тогда он станет цепляться за жизнь, может быть, найдет силы, чтобы выжить. Но даже если и нет, позволь ему умереть, зная, что ты родила ему сына. Скажи ему, что ты его любишь. Даруй ему хоть немного покоя.

Теперь Дженн быстро и судорожно дышала, глаза ее были полны слез. Она покачала головой:

— Нет, я не могу. Если я все ему расскажу, будет только хуже.

Финлей стиснул плечи Дженн и встряхнул ее.

— Хуже уже не будет! Проклятие, Дженн! Ты должна! — На его глазах выступили непрошеные слезы, однако решимо-сти он не утратил. — Пойми, он умирает! Ты — единственная, кто может что-то сказать или сделать для него. О боги, с ним сейчас Маккоули, он молится за его душу. Сколько ты собираешься ждать? Пока Роберт не умрет? Неужели ты сможешь вернуться в Анклав, зная, что могла что-то сделать и не сделала? Это ты и называешь любовью?

Дженн вывернулась из его рук; по лицу ее текли слезы. Она долгим взглядом посмотрела в лицо Финлею, потом ее глаза обратились на шатры лагеря. Громко сглотнув, она решительно подняла голову.

— Хорошо. Я пойду.

Мягкий гул голосов встретил Дженн в лагере; кое-где солдаты робко и неуверенно, словно в ожидании чего-то, пели. Сквозь тонкое полотно стен шатра смутно виднелись колеблющиеся огоньки свечей, отбрасывающие странные тени, длинные и пугающие.

Финлей провел Дженн в переднее помещение, пустое и холодное, и остановился на пороге спальни Роберта. В ногах постели стоял Маккоули, сжимая в одной руке священную книгу, в другой — триум. Его голос был так тих, что Дженн едва могла разобрать слова молитвы. Услышат ли боги этот шепот — такой теплый, такой искренний?

С одной стороны постели сидела леди Маргарет, с другой — Арли и еще один целитель. Увидев Дженн, оба они поднялись и подошли к ней; на лицах мужчин была написана тревога.

— Как он?

— Плохо, — тихо ответил Арли. — Он потерял очень много крови, и я никак не могу остановить кровотечение. Думаю, что у него сломана нога и несколько ребер. Кроме самой тяжелой раны — в боку, — есть и еще несколько, например, глубокий порез на плече. Мне кажется, что к тому же на него упало что-то очень тяжелое.

— Почему ты так думаешь?

— У него внутреннее кровотечение — это видно по кровоподтекам, что покрывают его живот. Он так ни разу и не приходил в сознание.

Дженн слушала, стараясь запомнить все подробности, понять, поверить. Роберт всегда был так силен… Как могли эти раны привести к столь тяжелым последствиям?

— Что можно сделать?

— Ничего, кроме того, что уже сделано, — опустил голову Арли. — Он потратил слишком много сил, сражаясь с Нэшем, — а он уже и тогда был ослаблен ранами. Он ведь нарушил все правила боя, которым был обучен с детства, — лишь бы продержаться дольше, чем Нэш. Так или иначе, он хотел одного — остаться на ногах до самого конца, чтобы произнести Слово. Мне очень жаль, Дженн. До утра он не доживет.

Дженн кивнула, и мужчины расступились, давая ей пройти. Она подошла к постели и остановилась у изголовья. Роберт лежал неподвижно, глаза его были закрыты. Дышал он так слабо, что грудь почти не подымалась. Раны на лице леди Маргарет промыла; остались лишь темные шрамы на лбу, на щеке, на губе. Почти все его тело скрывали повязки, но кровь сочилась и сквозь них. Там, где не было синяков и кровоподтеков, кожа Роберта казалась серой и дряблой, как у старика. Человек на пороге смерти…

Дженн присела на постель и коснулась лица Роберта. Ее пальцы легко скользили по опущенным векам, шее, щеке, как будто нигде на них не было ран. Даже сейчас это прекрасное лицо поражало внутренней силой. Так легко представить себе Роберта улыбающимся, хмурящимся, задумчивым, встревоженным…

И невозможно забыть, как выглядело это лицо той ночью на корабле, в то столь мимолетное время, когда у Дженн было все, чего она только хотела в жизни. Один короткий момент…

Он никогда не переставал ее любить. Никогда. Что бы она ни совершила, какую бы боль ему ни причинила, как бы ни предала — он продолжал ее любить, даже против воли.

Дженн взяла его руку и прижала к своей щеке. Пальцы были холодными, но Дженн не выпустила их, осторожно касаясь губами ладони. Потом она нежно положила руку Роберта ему на грудь и подняла голову. Маккокли запнулся, читая молитву, леди Маргарет вытерла мокрые глаза.

— Пожалуйста, оставьте на минуту нас одних.

Никто не пошевелился. Финлей вошел в спальню и вывел мать и священника.

Милый Финлей, он думает, будто знает, что она собирается сделать. Ему следовало бы ее возненавидеть, но он все равно ей благодарен…

Наконец комната опустела, дверь закрылась. Все они ждут снаружи и, наверное, прислушиваются, но значения это не имело. Дженн повернулась к Роберту, глядя теперь не на то, что было видно на поверхности, а глубже.

Арли оказался прав: внутреннее кровотечение продолжалось. Повреждения были ужасны: обычного человека они уже убили бы. Однако Дженн увидела и кое-что еще. Нечто, причиняющее гораздо больший вред, чем все раны, вместе взятые.

Демон. Бьющийся внутри Роберта, огромный и черный, источающий ненависть, разочарование, гнев. Он кипел и булькал, как котел с ядом на горячем пламени. Там, где тело Роберта пыталось исцелить себя, демон наносил новые раны, слепо сметая все на своем пути. Он бессмысленно вырывал клочья из души Роберта, убивая его каждым своим движением. Арли был прав: до утра Роберт не доживет. Может быть, он не проживет и часа…

И все-таки Финлей ошибается. Если Роберт и узнает правду, демона это не остановит. Слишком много накопилось лжи, слишком много секретов. И Финлей, и Мика знали насчет Эндрю, и Роберт возненавидит еще и их. И разве может Дженн сказать ему о своих чувствах — теперь, когда она соединена с Ключом? Они с Робертом никогда не смогут быть вместе, Ключ никогда этого не допустит, а она умрет, если попытается разорвать свою связь с ним.

Дженн открыла глаза и всмотрелась в лицо умирающего.

«Роберт!»

Ничего. Даже веки не дрогнули. Совсем ничего… Неужели она опоздала?

«Роберт!»

«Теперь… А тогда… В самом начале. Коронованный король — пустышка. Живой, высоко взлетевший, хотя и утонувший, оставшийся на дне. Листья падают на землю… Кровь. Да, кровь. Всюду. Можно насытиться, жить и летать. Все только начинается. Всегда все только начинается».

«Роберт! Послушай меня!»

«Отец? Тебя предали. И я потерпел поражение. Снова потерпел поражение. Никогда ничего не мог… Мы тонем в поражениях. Твой орел, золотой и черный, он тонет в крови…»

«Роберт, слушай меня!» — Дженн взяла Роберта за руку, стараясь укрепить связь между ними.

«Слушать? — Роберт снова едва не ускользнул. — Кто ты? Ах да, демон».

«Нет, это я, Дженн».

«Дженн?»

«Да».

Несколько мгновений никакой реакции, потом:

«Моя дорогая, моя милая Дженни. Любовь моя… Луч света против Ангела Тьмы. Тебе подобало прийти, помогать нам до самого конца. Твое место всегда было здесь. Как глупо с нашей стороны пытаться уйти, не дождавшись тебя».

«О ком ты говоришь?»

«Ну как же — о демоне и о себе, конечно. Теперь уже скоро. Он такой теплый, он все мне даст… Никогда этого не понимал. Давно следовало перестать ему противиться. Тогда бы я увидел то, что вижу сейчас».

«Что ты видишь?»

«Как тепло в его объятиях. Никогда не думал, что ненависть так приятна. Да, тепло и удобно… — Голос Роберта стих, но Дженн несколько мгновений была не в силах ничего сказать. Потом Роберт заговорил снова; ему не стало лучше, но слова его прозвучали более осознанно: — Что ты здесь делаешь?»

«Ты умираешь, Роберт».

«Нет, не умираю. Заканчиваю. Останавливаю безумие. Проклятие… пророчество… Заканчиваемся мы. Теперь мы не сможем тебя убить. Пророчество умрет вместе с нами. Можешь ты даровать мне Избавление? Прикончить нас быстро и безболезненно? Использовать твою могучую силу, чтобы помочь нам…»

«Нет».

«Ты не сделаешь этого, даже если мы попросим?»

«Не проси меня об этом».

«Но ты должна!»

«Нет».

«Почему нет?»

«Я не хочу, чтобы ты умирал».

Раздался смех.

«Ты ведь думаешь, что меня здесь уже нет? Думаешь, что это бормотание — признак того, что мой разум понес невосполнимый ущерб? Но ты ошибаешься. Это — настоящая свобода. Мы попросили бы тебя об Избавлении, заставили бы тебя предстать перед другими — пусть они знают, что ты совершила это. Но теперь мы не доверяем тебе. Зачем ты нас остановила?»

«Я должна была так поступить».

«Конечно. — Снова смех. — Нэш был прав. Мы ведем игру. И мы проиграли в тот момент, когда влюбились в тебя. Нас неправильно назвали. Мы — твои союзники, ты — наш враг. Все, что мы делали, — мы делали, чтобы спасти тебя».

«У меня не было выбора. Я знала, что ты собираешься сделать. Я это видела. Я должна была остановить тебя».

Снова закрыв глаза, Дженн вгляделась в демона, который продолжал терзать Роберта, вгрызаясь все глубже, вымещая на нем свою ненависть, как будто именно его и нужно было уничтожить.

Ох, Роберт, дорогой ты мой глупец…

Нужно остановить демона! Немедленно… Для этого оставался всего один способ. Нужно показать ему что-то, на чем он мог бы сосредоточить внимание, во что мог бы вонзить клыки.

«Ты здесь, моя прекрасная Дженни?»

«Да, я здесь».

«Ты ведь не оставишь нас? До самого конца? Ты останешься рядом…»

«Ты этого хочешь?»

Дженн почувствовала колебание Роберта, потом голос раздался снова, на этот раз избавленный от вмешательства демона.

«Я хочу, чтобы ты была со мной всегда».

Ну вот. Она завладела его вниманием, изолировала его от демона. Только теперь могла она сделать то, что задумала.

«Потому что ты меня любишь?»

«Ты же знаешь, что люблю. Больше, чем ты можешь себе представить».

Дженн стиснула зубы.

«Почему? За что? Узы ничего не значат. Мы оба всегда это знали. Просто все так случилось. Мы оба того хотели — тогда. Я никогда не понимала, почему ты придавал случившемуся большее значение, чем оно на самом деле имело. Ты всегда говорил мне, как ты меня любишь, но ведь мы оба знали, что никогда не сможем быть вместе. Не кажется ли тебе, что нам пора идти дальше?»

«Идти дальше?»

Дженн теперь отчетливо видела, как демон насторожился, неожиданно перестав обращать внимание на все остальное.

«С той ночи на разрушенной мельнице, накануне моей свадьбы… Ведь все было ясно. Я должна была выйти за эту отвратительную тварь, Ичерна, позволить ему быть первым, кто меня коснется. Да, конечно, я была молода, но могла ли я выбрать его, когда там, на мельнице, ты был рядом и хотел меня, ты, настолько более привлекательный, чем он…» — Дженн громоздила одну ложь на другую, все глубже погружаясь в трясину отвращения к себе.

Голос Роберта надолго замолк. Даже его присутствия Дженн больше не чувствовала. Она сидела рядом, держа его за руку, напряженно следя за демоном, внушая ему доверие к своей лжи. Ее снова и снова одолевала дурнота. Демон лежал внутри Роберта, свернувшись, как змея, готовая ужалить. Наконец голос Роберта зазвучал снова, мягкий, но непреклонный.

«Так он был прав… Все это лишь игра…»

«Если тебе угодно».

«Но на корабле… ты сказала… и я поверил…»

«Я не хотела, чтобы твои чувства ко мне тебя отвлекали. Во время битвы у тебя должна была быть ясная голова. Я сделала то, что должна была сделать, только и всего». — Дженн чувствовала, что не в состоянии дышать, ожидая следующего неизбежного вопроса.

«Только и всего? Ты хоть когда-нибудь любила меня? Тогда? Или теперь?»

И она наконец сказала это…

«Нет. Никогда».

Демон нанес удар, дав волю слепой ярости. Взрыв на мгновение ослепил Дженн, но теперь демон был слишком слаб, чтобы причинить ей большой вред. Когда все кончилось, Дженн взглянула на свою руку. На ладони из раны текла кровь, пятная простыню на постели. Дженн стиснула кулак и посмотрела на Роберта. Его глаза были открыты.

Дженн было больно говорить, но она встретила взгляд Роберта со всей твердостью, на какую была способна.

— Финлей хотел, чтобы я принесла тебе покой. Я решила, что пора сказать тебе правду.

Правду? Какую правду? Разве во всем этом есть хоть капля правды? Значит, это слово тоже можно превратить в ложь? Почему бы и нет? Выбросить все, что было для нее свято, даже его любовь к ней. Принести все это в жертву даже ценой вечного проклятия. Он пришел в себя, он дышал. Он был жив! Роберт смотрел на Дженн с неприкрытой ненавистью. Он никогда больше не взглянет на нее иначе, но по крайней мере он останется в живых!

Больше он не будет слеп.

— Они думают, — пересохшими губами прошептал Роберт, — что я умираю.

— Да.

— Войско знает?

— Все встревожены, но наверняка не знают ничего.

— Да, я вижу.

— Ты видишь это колдовским зрением?

— Да. Ты уезжаешь?

— Я не останусь там, где я не нужна.

— Разумно. Уходя, позови остальных. Мне, пожалуй, нужна их помощь.

Роберт отвел глаза, и Дженн поднялась. До чего же удивительно! Роберт знал о существовании демона, но всегда оставался в неведении о его действиях, он не в силах был увидеть его, как видела Дженн. Сейчас он так отчетливо проступал — там, глубоко внутри. Свернувшийся в тугой комок, пылающий, пульсирующий, дающий Роберту силу, толкающий его к борьбе. Теперь он исцелял Роберта, останавливал кровотечение, затягивал раны, — медленно, но уверенно. Роберт будет жить.

Этой мысли оказалось достаточно, чтобы Дженн вышла с высоко поднятой головой. Все повернулись к ней. Все еще с усилием держа себя в руках, Дженн сказала:

— Он зовет вас.

— Как он? — спросила Маргарет, уже направляясь к двери.

— Пришел в себя. Он выживет.

Дженн чувствовала взгляд Финлея, но не могла поднять на него глаза. Повернувшись, она поспешно вышла из шатра. Прохладный ночной воздух охладил ее пылающие щеки, притушил пылающее внутри пламя. Дженн, не глядя, куда идет, дошла до шатра Маккоули. Оказавшись внутри, она собрала свои немногие пожитки и сложила их в суму. Где ее конь? Она сама может его оседлать — нет нужды кого-нибудь тревожить.

— Дженн! — Рядом с ней оказался Финлей и стиснул ее руки, оторвав их от сумы. — Что там было? Ты рассказала ему про Эндрю?

— Нет, — покачала головой Дженн. Изнеможение обрушилось на нее, но позволить себе задержаться и отдохнуть она не могла. Она должна уехать. Этой же ночью.

— Но что ты ему сказала? Что ты сделала?

Дженн остановилась, внезапно почувствовав себя совершенно опустошенной. Против воли она подняла глаза на Финлея, чувствуя, как слезы катятся по ее щекам.

— Он жив, Финлей. Не имеет никакого значения, что я ему сказала. Главное — он выживет и… наконец освободится от меня.

Финлей несколько секунд с ужасом смотрел на нее. Ему хотелось убежать, сорвать на ком-нибудь ярость, но вместо этого он обнял Дженн и прижал к себе.

— Клянусь богами, Дженн, мне так жаль…

Только теперь Дженн дала волю чувствам.

Оглавление

ПРОЛОГ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26

ГЛАВА 27

ГЛАВА 28

ГЛАВА 29

ГЛАВА 30

ГЛАВА 31