Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная
подробнее ...
оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (просто озвучивающего «партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Плюс — конкретно в этой части тов.Софья возвращается «на исходный предпенсионный рубеж» (поскольку эта часть уже повествует о ее преклонных годах))
В остальном же — финал книги, это просто некий подведенный итог (всей деятельности И.О государыни) и очередной вариант новой страны «которая могла быть, если...»
p.s кстати название книги "Крылья Руси" сразу же напомнили (никак не связанный с книгой) телевизионный сериал "Крылья России"... Правда там получилось совсем не так радужно, как в книге))
По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно
ронированные вездеходы, приспособленные к движению по песчано-пустынной местности, отмеряют своими мощными рубчатыми колесами километр за километром, уходят все дальше и дальше в степь. Позади остались бело-розовые сады, глиняные дувалы кишлаков, ровные карты хлопковых плантаций, журчащие нитки арыков. Впереди, до самого горизонта, расстилается бесконечная степная равнина, покрытая хрупкими маками и тюльпанами, ярко-красными, как пионерские галстуки. Их неисчислимое множество, они алеют на сочной зелени травы и вместе с голубыми ирисами, желтыми одуванчиками и другими цветами делают степь нарядной, похожей на гигантский хорезмский ковер. Весна полностью вступила в свои права, было тепло и по-мартовски солнечно. Встречный ветер, настоянный на весенних цветах, обдувает дубленые лица солдат, треплет расстегнутые воротники гимнастерок, наполняет грудь светлым предчувствием радости, ощущением силы, и песня, вырвавшись на простор из глубин солдатских луженых глоток, устремляется в бездонную синеву каракумского неба:
Вьется, вьется знамя полковое,
Командиры — впереди!
В кузове первого вездехода во втором ряду сидит, положив руки на автомат, и поет рядовой Коржавин. Он такой же, как и его друзья по службе, запыленный, обветренный и обожженный азиатским солнцем. На нем такая же, как и у всех, выгоревшая, не раз стиранная и вновь просоленная солдатским потом гимнастерка с отложным воротником и рукавами без манжет. Такие гимнастерки носят только в войсках на юге, и солдаты называют их «разгильдяйками». Возможно, потому, что в такой гимнастерке можно ходить с расстегнутым воротом и ни один патруль не сделает замечания, ибо так «положено».
У Коржавина самое обыкновенное русское лицо, мужественное и доброе. Он из тех характерных славянских типов, которые обычно отбираются для исполнения главной роли в художественных фильмах по мотивам русских народных сказок: высокий лоб, крупный нос и сильный подбородок. Но суровые черты сглаживаются мягкой улыбкой, которая никогда не потухает, и задумчиво добрым взглядом больших голубовато-зеленых глаз. И имя у него тоже сказочное, старинное — Руслан. А в остальном он самый обыкновенный солдат, рядовой боевого расчета ракетной установки, едет на очередную тренировку, держит путь на полигон, или, как говорит старшина Танукович, «движется походным строем в район полевых занятий». Коржавин хорошо знает, что собой представляют эти очередные полевые занятия, особенно сейчас, когда ракетный дивизион готовится к предстоящим учениям. Знают это и его друзья, товарищи по службе, и поют:
А для тебя, родная,
Есть почта полевая…
Впереди — квадратная спина и коричневый затылок старшины Тануковича, рядом локти и плечи товарищей. Руслан оглядывается назад. Горы давно отступили, уменьшились, поблекли, опасные гранитные скалы и вершины слились в одну цепь дымно-фиолетового хребта, стали похожими на силуэт далекого леса. Где-то там, на линии горизонта, у подножия гор расположен военный городок. Его отсюда не видно, но он есть, существует, пристально следит за подразделением, ловит чутким ухом радиоантенны сообщения командира, капитана Юферова, который сидит впереди, в кабине вездехода, рядом с водителем. Песня кончилась, и слышно, как монотонно работают моторы.
— Ого! Отмахали сколько!
— Да, чешем здорово! — соглашается сержант Мощенко. — Только тюльпаны жалко, давим колесами… Красота-то какая!
Руслану тоже жаль тюльпаны. Позади вездехода остается широкий след. Коржавину кажется, что этот след двумя жирными линиями перечеркивает красоту каракумского праздника жизни и весны.
— Нашел, что жалеть! Тюльпанчики, букетики, мещанская сентиментальность, — вставляет Евгений Зарыка. — Лучше себя пожалей.
— А что мне себя жалеть? — удивляется Мощенко. — Я человек военный.
— То-то и оно, что военный.
— Злюка ты, Женька, — говорит Руслан.
Но Зарыка не обижается:
— Нет, просто рассудительный. По-моему, лучше вот таким манером чесать на вездеходе по разным тюльпанам и макам, чем на своих двоих пыхтеть с аппаратурой в зубах.
— Разговорчики! — вставляет старшина и прекращает дискуссию. — Коржавин, запевай!
2
Район полевых занятий — дикая пустынная степь. Ни кустика, ни деревца. Только небольшой холм да остатки разрушенной кибитки у засыпанного колодца мрачным, серым пятном выделяются, как грубая заплата, на ярком зелено-красном фоне ковра. Неподалеку от
Последние комментарии
11 минут 51 секунд назад
37 минут 11 секунд назад
41 минут назад
10 часов 11 минут назад
10 часов 15 минут назад
10 часов 27 минут назад