В. Э. Орел*
Праславянские и восточнославянские этимологии
Памяти моего учителя Леонида Гиндина
Слав. *mirъ
Общеславянское слово *
mirъ, пережившее достаточно типичную для этого круга понятий семантическую эволюцию от значений типа ‘дружба, согласие, спокойствие’ к социально и концептуально насыщенным понятиям ‘мир, свет’ и ‘община, общество’, ‘народ, люди’ (последние — исключительно в восточнославянском, см. СРНГ 18, 170; Гринченко II, 426)
[1], едва ли может вызвать какие-либо сомнения в том, что касается его принадлежности к и.‑е. *
mēi‑ ‘связывать’ (Pokorny I, 711—712)
[2]. Однако наличие — пусть даже верной — корневой этимологии еще не влечет за собой ясности в деталях и не характеризует слово *
mirъ с точки зрения его деривационной истории и, в особенности, его положения в кругу близких индоевропейских форм. В этом смысле существенно то обстоятельство, что у слав. *
mirъ отсутствуют или, по крайней мере, не фигурируют в явном виде точные цельнолексемные соответствия в других индоевропейских языках, прежде всего, в балтийском, поскольку ст.-лит.
mieras ‘мир, покой’ (в Катехизисе 1547 г.) и лтш.
miêrs то же все-таки должны рассматриваться как старьте славянские заимствования
[3].
Выводя за рамки этимологии как таковой указанные балтийские формы, мы сразу же резко сокращаем весь объем сопоставления. При этом основным и ближайшим соответствием слав. *
mirъ оказывается славянская же форма *
milъ ‘милый, любимый’ (ЭССЯ 19, 56), которая как раз в отличие от *
mirъ имеет совершенно очевидные балтийские связи — лит.
mi̇́elas ‘милый’, лтш.
mĩlš то же, др.-прус.
mijls то же. Однако, обнаруживая несомненное родство с *
mirъ и близость к нему в семантическом плане (притом, в самом архаичном значении *
mirъ), форма *
milъ, будучи вполне несомненным отглагольным прилагательным на *
‑lo‑, по-прежнему оставляет интересующее нас слово в полной словообразовательной изоляции
[4].
Корневой характер имеет и родство *
mirъ с др.-швд.
mitrá‑ ‘друг; договор’
[5], авест.
miϑra ‘дружба; договор; божество договора’. Однако высказывалось и предположение о другом характере связи между славянским и иранским словами: некоторые исследователи допускали здесь заимствование из иранского в славянский через стадии постепенного упрощения на иранской почве консонантной группы
‑ϑr‑ >
‑hr‑ >
‑r‑[6]. Развитие этого типа характерно для северо-западной группы иранских языков, в отличие от юго-западного иранского, где
‑ϑr‑ дало бы
‑s‑, и от восточноиранского, где
‑ϑr‑ либо сохранялось, либо подвергалось метатезе (а на значительно более поздней стадии упрощалось в
‑r‑)
[7]. Однако, как уже справедливо отмечалось (ЭССЯ 19, 57), славянский усваивал иранизмы как раз из той восточноиранской (а именно, скифо-сарматской) ветви, где сочетание
‑ϑr‑ или
‑tr‑ должно было бы сохраниться
[8]. Таким образом, для принятия версии о заимствованном характере слав. *
mirъ нет достаточных оснований. Следовательно, слав. *
mirъ имеет лишь корневые, но не словообразовательные связи.
В этимологической литературе изредка, в ряду иных корневых соответствий (таких, например, как ирл.
móith ‘нежный’), упоминается и алб.
mirë ‘хороший’
[9]. Нередко, ввиду значения и морфологической характеристики, оно рассматривается как корневая параллель к слав. *
milъ (ЭССЯ 19, 47). Между тем, для слав. *
mirъ, не имеющего никаких сколько-нибудь серьезных словообразовательных соответствий, албанское прилагательное исключительно важно, поскольку оно, будучи точным аналогом *
mirъ в деривационном смысле, отражает редкую по конфигурации славяно-албанскую изоглоссу
без участия балтийского и, в то же время, проливает свет на словообразовательную модель, лежащую в основе слав. *
mirъ.
В отличие от подавляющего большинства албанских прилагательных, в которых было проведено обобщение одной из праалбанских акцентных моделей, алб.
mirë представляет собой архаизм, восходящий в праалбанском к незасвидетельствованному у существительных подвижному типу (типу
C): ед. ч. *
mirá ~ мн. ч. *
mírō[10]). Как было показано в другом месте
[11], этот тип подвижности у прилагательных взаимно дополнителен с неподвижным акцентным типом
А у праалбанских существительных, который, в свою очередь, регулярно соответствует индоевропейским основам с окситонезой. Таким образом, соответствие алб.
mirë < *
mirá ~ слав. *
mirъ (а. п.
c)
[12] безукоризненно и в акцентологическом плане.
Сопоставление славянского слова с албанским существенно и еще в одном отношении: оно так или иначе требует от нас отказаться от понимания формы *
mirъ, как исходного существительного с архаичным суффиксальным *
‑r‑ того же характера, что и в слав. *
darъ ~ греч. δῶρον
[13]. Скорее, ввиду грамматического статуса алб.
mirë, естественно было бы видеть в славянском субстантивированное прилагательное на *
‑ro‑ типа *
rъdrъ ‘красный’ или *
ostrъ ‘острый’ — в соответствии с проницательным замечанием Мейе
[14]. В таком случае, скорее всего не имеет прямого характера и семантическая деривация от значения корня *
mēi‑ ‘связывать’ к *
mirъ ‘дружба, согласие, спокойствие’ — развитие здесь должно было быть опосредовано адъективным значением ‘милый, любимый’. В целом же, у нас есть достаточные основания, чтобы говорить о славяно-албанской изоглоссе, четко выделяющейся на фоне других корневых соответствий *
mēi‑.
Слав. *paxъ
Наряду с вынесенной в заголовок формой, обозначающей ‘пах’ (болг.
пах, чеш.
pach, рус.
пах), могут с уверенностью реконструироваться и формы *
paxa, а также *
paxy, род. пад. *
paxъve со значением ‘подмышка’: польск.
pacha, рус.
паха, укр.
паха,
пахва, блр.
пахва (Фасмер III, 220). Оставляя в стороне давно оставленные за некорректностью или необоснованностью сближения
[15], убеждаемся в том, что и формально приемлемые этимологии слав. *
paxъ едва ли могут рассматриваться сегодня как правдоподобные. Вопреки Брюкнеру (Brückner, 389), случайный характер носит сходство нашего слова с чеш.
paže ‘плечо’, словац.
podpažie ‘подмышка’ (к *
pazъ?). С другой стороны, не слишком привлекательна идея о родстве *
paxъ с др.-инд.
pakṣá ‘часть тела, сторона, бок’ (Педерсен
apud Фасмер III, 220), но также (и в первую очередь!) ‘крыло, перо’.
Известные проблемы порождаются, собственно говоря, не только семантикой слова (о чем ниже), но и особенностями его звукового строения, прежде всего, наличием немотивированного в историко-фонетическом плане интервокального *
‑х‑. Как и в других подобных случаях, этимолог вынужден либо искать вне славянского материала соответствия, содержащие срединное сочетание *
‑ks‑, что в данном случае не сулит серьезных результатов, либо исходить, оставаясь в рамках славянского, из презумпции аналогического или суффиксального происхождения *
‑х‑.
Само сочетание значений ‘пах’ и ‘подмышка’ в одном слове достаточно ясно указывает на то, какой могла быть его исходная семантическая структура. Несомненно, перед нами не старое название части тела, а инновация, направленная на то, чтобы создать анатомический термин, который восполнял бы лакуны старой, унаследованной от индоевропейского системы наименований; в этой системе, как известно, имелась лишь сравнительно скудная номенклатура конечностей и, в особенности,
сгибов и соединений конечностей. Видимо, и в нашем случае речь идет о создании термина типа
iūnctūra или
iūnctus (на основе
iungō ‘соединять’), а значит, можно было бы предполагать и похожую мотивацию, лежащую в основе слав. *
paxъ.
Исходя из этого, кажется перспективным сопоставление слав. *
paxъ, *
paxa ‘пах, подмышка’ ← ‘соединение’ с *
pojiti ~ *
pajati ‘связывать, соединять’ (и далее — ‘паять’, если только *
pajati в этом значении не является омонимом, продолжающим *
pojiti ‘поить’, см. Фасмер III, 224; Machek² 468). Хотя большее распространение получило префиксальное образование *
sъpojiti ~ *
sъpajati, бесприставочная форма *
pojiti также сохранилась в западнославянском; чеш.
pojiti, польск.
poić. В таком случае *
paxъ так же относится к *
pajati ~ *
pojiti, как *
maxъ и *
maxati — к *
majati, *
směxъ — к *
smьjati (
sę), *
grěxъ — к *
grě(ja)ti и *
spěxъ — к *
spěti (ср. ЭССЯ 7, 115), то есть представляет собой образование с суф. *
‑х‑ из старого *
‑s‑. Существенной особенностью (применительно как к *
paxъ, так и к *
maxъ) является, правда, то, что эволюция *
‑s‑ > *
‑х‑ не обусловлена фонетическими факторами (в отличие от *
směxъ, *
grěxъ и *
spěxъ) и, видимо, осуществилась по аналогии, примерно так же, как подобный процесс протекал во флексии
[16].
Рус. парень
Слово
парень фиксируется, судя по последним данным, только в конце XVI в.
[17] и исходно ограничивалось только великорусскими говорами, поскольку редкое укр.
парень (Гринченко III, 96) следует, видимо, считать русским заимствованием
[18]. Этимологически эта лексема остается совершенно неясной. Старое объяснение, видевшее в
парень уменьшительное от
паробок (Фасмер III, 206), неприемлемо в словообразовательном плане. Пришедшая ей на смену изобретательная версия В. Н. Топорова
[19], толкующая слово
парень как глубоко архаичный термин восточнославянской социальной организации, усвоенный из иранского
parna < *
xvarna‑, основывается на неверной интерпретации ряда иранских фактов и настолько преувеличивает место соответствующих значений в семантической иерархии иранского слова, что, в конечном счете, только отдаляет нас от этимологической интерпретации данного позднего славянского локализма.
Варианты слова
парень, как оно фиксируется в словарях (Даль III, 18, 21; СРНГ 25, 223 и 250), особенно же
паря, как будто бы, однозначно свидетельствуют о корректности реконструкции формы *
parę, род. пад. *
paręte (при всей принципиальной ее условности в данном случае), а значит, и об именном характере слова
парень. Вместе с тем, вся совокупность употреблений этого слова позволяет рассматривать его не только как термин социально-возрастной классификации (
парни как молодые неженатые мужчины), но и как более интимный термин добрачного деревенского флирта, входящий в синонимический ряд
миленок,
дроля[20] и т. п.
Указанные выше «граничные условия» практически не оставляют нам выбора: слово
парень должно быть производным от существительного
пар или
пара, так чтобы это соотношение удовлетворяло одной из моделей образования любовных прозвищ. Как можно думать, этим требованиям удовлетворяет рус.
пар,
пара в специфическом значении ‘душа, дух, жизнь, животная теплота’ (Даль III, 20). Сходная в семантическом плане деривация известна достаточно широко, ср.
душка,
душенька,
жизненок ‘милый, любезный, желанный, жадобный, жизнь моя’ (Даль I, 504, 541). Использование слова
парень как социального термина приходится в таком случае рассматривать не как начальный, а как конечный результат семантической эволюции.
Примечания
1
Аксамітаў А. С. Дыялектызмы і архаізмы у беларускім сірочым вяселлі // Народнае слова. Мінск. 1976, 190;
Крывіцкі А. А. и др. Тураўскі слоўнік. III. Мінск, 1985, 82.
(обратно)
2
Едва ли приемлемо сопоставление этого слова, точнее, одного из предполагаемых омонимов (*
mirъ ‘дружба, согласие, спокойствие’), с лит.
ri̇̀mti ‘быть спокойным, успокоиться’, что существенно осложняло бы формальную сторону этимологии допущением метатезы. См.:
Otrębski J. Studia indoeuropeistyczne. Wilno, 1949, 80; Machek², 364.
(обратно)
3
Так см. уже:
Буга К. Lituanica // ИОРЯС XVII. 1. 1912, 16, несмотря на неоднократно высказывавшуюся противоположную точку зрения (ср., например:
Эндзелин И. Славяно-балтийские этюды. Харьков, 1911. 197;
Фасмер II, 626). Мнение о заимствованном характере названных балтийских форм разделяется в самое последнее время и в ЭССЯ 19, 57, где, по-видимому, предполагается, что они восходят к форме с вторичной огласовкой — *
měrъ. Однако едва ли есть необходимость в этом допущении (мотивированном, вероятно, желанием дать корректное фонетическое толкование для лит.
‑ie‑ ~ лтш.
‑ie‑), поскольку известны и другие случаи такой передачи слав. *
‑і‑, ср. например, лтш.
krìevs ‘русский’. Отмечая этот случай, Буга (Там же) трактует его как отражение диалектной дифтонгизации в древнерусском, что подтверждается, возможно, и рядом финских заимствований из восточнославянского.
(обратно)
4
Это в известной степени признают и те, кто стремится по возможности свести этимологию *
mirъ к его сравнению с *
milъ: «Разница между *
milъ и *
mirъ, в сущности, носит суффиксальный […] хотя и древний характер» (ЭССЯ 19, 47).
(обратно)
5
О значениях этого слова см.:
Thieme Р. Mitra and Aryaman. Connecticut, 1957,
passim.
(обратно)
6
См.:
Топоров В. Н. Из наблюдений над этимологией слов мифологического характера. // Этимология 1967. М., 1969, 19, и, независимо от него,
Абаев В. И. Несколько замечаний к славянским этимологиям // Проблемы истории и диалектологии славянских языков. М., 1971, 11. Подробные, хотя и несколько туманные рассуждения относительно социальных категорий, стоящих за слав. *
mirъ, предлагаются — на основе этой этимологии В. Н. Топорова — в статье:
Иванов В. В. Происхождение семантического поля славянских слов, обозначающих дар и обмен // Славянское и балканское языкознание. Проблемы интерференции и языковых контактов. М., 1975, 60—66.
(обратно)
7
См.: Основы иранского языкознания. Древнеиранские языки. М., 1979, 101—102.
(обратно)
8
Впрочем, это бесспорно только
до некоторого хронологического среза, после которого следует еще решить проблему разнобоя в рефлексах, ср. осет.
furt ‘сын’ < *
putr при более фонетически продвинутом
xsar ‘власть’ < *
xsart.
(обратно)
9
См.:
Vasmer М. Studien zur albanesischen Wortforschung. Dorpat, 1921, 43 f, откуда оно впоследствии перекочевывает и в некоторые другие словари. Интересно, что в «Этимологическом словаре славянских языков» оно, s. v. *
mirъ / *
mira отсутствует. Слово
mirë лексикографически описывается в Kristoforidhi 213—214;
Buchholz O. et al. Wörterbuch Albanisch—Deutsch. Leipzig, 1977, 325.
(обратно)
10
О реконструкции праалбанского ударения и его связи с индоевропейским см.:
Орел В. Э. К реконструкции древнеалбанских акцентных отношений (в сопоставлении со славянскими и другими индоевропейскими языками) // Советское славяноведение, 1982, 5, 83—90:
Orel V. E. Albanian nominal inflexion: Problems of origin. // Zeitschrift für Balkanologie, 1983, XIX, 2, 121—130;
Idem. Der indogermanische Akzent im Albanischen // Zeitschrift für Balkanologie, 1987, XXIII, 2, 140—150.
(обратно)
11
См.:
Orel V. E. Fragen der vergleichenden und historischen Grammatik des Albanischen // Zeitschrift für Balkanologie, 1986, XXII, 1, 86—87.
(обратно)
12
О принадлежности *
mirъ, к акцентной парадигме
c см., например:
Дыбо В. А. Славянская акцентология. М., 1981, 93 (относительно производного *
mirьnъ);
Зализняк А. А. От праславянской акцентуации к русской. М., 1985, 137.
(обратно)
13
Ср.:
Бенвенист Э. Индоевропейское именное словообразование. М., 1955, 36.
(обратно)
14
См.:
Мейе А. Общеславянский язык. М., 1951, 282.
(обратно)
15
Как, например, предполагавшаяся связь *
paxъ с *
paxnǫti (
Преображенский II, 30). Впрочем, заслуживает внимания любопытная семантическая интерпретация, лежащая в основе этой этимологии и ориентированная на внутреннюю реконструкцию значения ‘(тяжело) дышать’ для *
paxnǫti, что позволяет автору далее использовать речения типа
водить пахами (о лошади), то есть ‘тяжело дышать, двигая подреберной частью боков’.
(обратно)
16
Предложенная выше внутренняя реконструкция *
paxъ как ‘соединения’, ‘сочленения’ заставляет задуматься и об этимологическом статусе *
paxati ‘пахать, копать’, строго говоря, представленного только в польск.
pachać и рус.
пахать (отношение к ним чеш.
páchati и словац.
páchať ‘делать, совершать, учинять’, вообще говоря, не столь очевидно). Не исключено, что перед нами отыменное образование, образованное от того же *
paxъ как обозначения сохи, зрительно напоминающей раздвоенные сочленения паха и подмышки.
(обратно)
17
По данным Картотеки «Словаря русского языка XI—XVII вв.», согласно указанию в кн.: Из истории русских слов. М., 1993, 129.
(обратно)
18
Едва ли сюда относится чеш.
párák ‘халтурщик’ (ср.
Преображенский II, 18:
Фасмер III, 206 — в обоих словарях форма приводится неточно), которое более или менее бесспорно может быть увязано с
párati se.
(обратно)
19
См.:
Топоров В. Н. О происхождении нескольких русских слов: (К связям с индоиранскими источниками) // Этимология 1970. М., 1972, 23—37. Впервые эта этимология вскользь была упомянута в работе:
Тревер К. В. Древнеиранский термин
parna (К вопросу о социально-возрастных группах) // Изв. АН СССР. Сер. истории и философии, 1947, 1, 84.
(обратно)
20
О последнем см.:
Варбот Ж. Ж. Заметки по славянской этимологии. // Этимология 1970. М., 1972, 78—81.
(обратно)
*
© В. Э. Орел
(обратно)
Оглавление
Слав. *mirъ
Слав. *paxъ
Рус. парень
*** Примечания ***
Последние комментарии
30 минут 45 секунд назад
34 минут 22 секунд назад
46 минут 29 секунд назад
47 минут 55 секунд назад
1 час 2 минут назад
1 час 18 минут назад