Смена командования [Элизабет Мун] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Элизабет МУН СМЕНА КОМАНДОВАНИЯ

ПОСВЯЩАЕТСЯ Сюзи и Джону Ниэри в благодарность за долгую дружбу


БЛАГОДАРНОСТИ

Как всегда, многие помогали мне с техническими подробностями. Большую помощь оказала группа фехтовальщиков… они сами прекрасно знают, кто что подсказал. Дэвид Уотсон помог инсценировать на бумаге некоторые бои и разобраться в вопросах металлургии. Кэтлин Джонс давала советы по содержанию. Сюзанн и Эндрю консультировали меня в финансовых вопросах, без их помощи некоторые детали даже не пришли бы мне в голову. Аллен помог разобраться с административным устройством флота. Также большую помощь оказали сотрудники Бэлти-мор УолдКон, но из-за неполадок в компьютере я не могу привести имена людей, которым должна быть благодарна. Исключительно на мне лежит вина за все ошибки и недочеты в книге, а также за то, что я не могу достойно отблагодарить людей из-за своей же оплошности, так как компьютер, которому доверила их имена и адреса, оказался неисправным.

Глава 1

Касл-Рок


Информационное сообщение: «Сегодня по дороге из шаттлпорта во дворец был убит Спикер Кабинета министров и Большого Совета Правящих Династий. Его близкий друг юрисконсульт Кевил Мэхоней серьезно ранен. В настоящий момент он находится в отделении реанимации, больница надежно охраняется. Во время нападения погибло трое охранников. Младшая дочь Спикера Торнбакла, ехавшая в своей машине, не пострадала. В связи с происшедшим ее личная охрана усилена…»


Медицинский центр Брейтис


Кевилу снились тревожные сны, он несколько раз безуспешно пытался проснуться. Тело затекло так, словно он долгое время находился в одном положении. И еще была неотступная, но какая-то далекая боль. Перед закрытыми глазами мелькали красно-розовые смерчи. Он моргал, но это не помогало: смерчи не исчезали, только становились зеленоватыми. Звуки, которые он слышал, были такими же расплывчатыми, бесформенными и ничего не значащими, как мелькавшие перед глазами разноцветные пятна.

Кевил напрягся изо всех сил и наконец уловил чей-то голос. Но голос говорил на каком-то загадочном языке. Что такое вторичный стимулятор? А волнистая плющевидная линия? Затуманенный мозг пытался представить вытянутую в линию ветку плюща.

— …и если он жив до сих пор, нужна полная процедура омоложения…— Слова прозвучали четко и ясно.


Его обдало холодом, потом жаром. Было это результатом каких-то действий врачей или реакцией на услышанное, понять не удалось. Открыв глаза, он увидел только расплывчатые бледные пятна вокруг. Попытался раскрыть рот, но понял, что тот уже открыт и в него вставлена трубка.

— Лежите спокойно, — сказал кто-то невидимый. — Закройте глаза.

Кевил не собирался выполнять чьи бы то ни было указания. Он закусил трубку, и ее тотчас же вынули.

— Что произошло? — прохрипел он каким-то чужим голосом. Каждое слово болью отдавалось в горле.

Но едва заговорив, Кевил сам все вспомнил. Он чувствовал, как растерялись окружавшие его невидимые люди, но их ответ был уже не нужен.

Вот он вместе с Банни в машине. Лицо Банни, напряженное и суровое в течение стольких месяцев, наконец-то кажется спокойным. Они обсуждают извечные проблемы фармацевтических заводов семейства Моррелайн на Пэтчкоке, повышение цен на омоложение и стоящие за всем этим политические мотивы.

И вдруг лицо Банни исчезает в белой вспышке взрыва, а вместо него появляется какое-то пурпурно-серое месиво…

Наверное, Банни погиб. А как же еще? А он, Кевил Мэхоней, жив, по крайней мере, пока жив, потому что друг принял удар на себя.

Богопослушная Милиция Нового Техаса поклялась отомстить им. Судя по происшедшему, это были не пустые слова.

Ему нужно было знать точно, что произошло. Кто теперь у власти? Что предприняло руководство Флота? Но мысли, а вслед за ними и тело погружались в темный, леденящий туман.


Хобарт Конселлайн старался, чтобы на лице не отражались бушевавшие внутри чувства. Торжественный вид секретаря служил доказательством того, что старается он не зря. Секретарь был слишком глуп, чтобы догадаться, как начальник отреагирует на новости. Отлично.

— Сообщение подтвердилось тремя независимыми агентствами, милорд, — вымолвил секретарь.

— Ужас! — ответил Хобарт и покачал головой. — Наверняка это дело рук террористов, они мстят за смерть товарищей…

— Такое мнение высказывали и журналисты, милорд.

— Сколько человек пострадало?

— Убиты лорд Торнбакл и трое охранников; сер Мэхоней жив, но состояние его критическое. Врачи считают, что он обречен.

— Ужасная ситуация. — Хобарт снова покачал головой. Для кого-то, конечно, ужасная. Друзья и родственники Банни Торнбакла наверняка шокированы и растеряны. И Совет тоже. Просто необходимо, чтобы кто-нибудь наконец взял все в свои руки и направил работу Совета в нужное русло. Уже столько лет всем не хватает твердой руки. Если бы Кевил Мэхоней остался цел и невредим, они, разумеется, обратились бы к нему, но когда с арены сошли и Кевил, и Банни, Правящие Династии будут подобны стаду овец, которые в панике блеют при виде волков. И Хобарт прекрасно знает, кто станет дальновидным, сильным, решительным лидером в данной ситуации.

— Отправьте Миранде письмо с соболезнованиями и свяжитесь с секретарем моей жены, наверняка Дельфина захочет поговорить с Мирандой, — сказал он.

Бедная Миранда, красавица и умница, так и не научившаяся выбирать мужчин… Да и с детьми ей не повезло. Бедняга Брюн…

Как и все, кто хоть раз сталкивался с Брюн, Хобарт восхищался ее легкомысленной необузданной красотой. Ей просто необходим был хороший муж, но Банни, вместо того чтобы устроить судьбу дочери, позволял ей делать все, что заблагорассудится. И вот результат. Еще один пример того, насколько Спикеру не хватало решительности и твердости. Никогда ничего подобного не происходило с дочерьми семейства Конселлайн. И не произойдет. Старшие дети Банни неплохо устроились в жизни, но юный Баттонз, безусловно, никогда не сможет заменить отца. Он унаследовал его занудство, но не ум. Да это и к лучшему. Конселлайнам совсем не нужен второй Банни Торн-бакл в кресле Спикера.

— Вам пришли сообщения от нескольких династий, — сказал секретарь.

— Естественно, — ответил Хобарт, не сомневаясь в том, что депеши поступили от тех, с кем он обсуждал предстоящее ежегодное заседание Большого Совета и кто теперь, конечно же, хочет знать, как изменились его планы. На мгновение он настолько погрузился в эти планы, что перестал замечать окружающих. Банни и Кевил Мэхоней больше не преграда, сторонники Банни в растерянности. В такой подходящий момент энергичный и волевой человек может многого добиться.

Секретарь вышел из комнаты, а Конселлайн просмотрел сообщения, в которых звучали потрясение, тревога, страх, шок… с каждой секундой Хобарт все больше и больше верил, что в такой критической ситуации он, и только он, может спасти положение. Как хорошо, что он не уехал с Касл-Рока с остальными!

Он снова позвал секретаря.

— Составьте список членов Совета, находящихся в данный момент на планете. — Секретарь кивнул в ответ. — И созовите септ Конселлайнов в полном составе.

— Сэр, список у меня есть… я постоянно слежу за передвижениями всех членов Совета…

— Прекрасно. — Хобарт внимательно просмотрел список, в то время как секретарь налаживал связь между анзиблем и простым передатчиком для созыва септа. Действительно, момент уникальный.

Септ Барраклоу, в который входили меньшие септы Аранлейк и Падьюаленаре, не поддержал Банни после возвращения Брюн. Аранлейки, за исключением леди Сесилии де Марктос, выдвинули своего кандидата на пост главы Династий, Хюберта Роскоу Милландера, но проиграли. Клан Падьюаленаре отдавал предпочтение брату Банни Харлису, который принял их сторону в споре с кланом Аранлейков относительно колониальных владений. В связи с этим на планете оставалось не так много истинных Барраклоу, искренне преданных Банни. К тому же они, скорее всего, были слишком удручены его гибелью.

Хобарт оглядел комнату, в которой было много вещей, свидетельствующих о его могуществе. Интересно, были бы столь же удручены его родственники, если бы убили его? Дельфина бы, конечно, расстроилась и плакала до тех пор, пока ее красивое лицо не опухло. Девочки тоже поплакали бы, но недолго, в этом можно не сомневаться. Потом они быстро переключились бы на поиски нового покровителя, нового источника денег и роскоши. Все женщины непостоянны, если только их не выдрессировать, как он выдрессировал Дельфину. Мальчики же, если ему удалось правильно их воспитать, уже затевали бы месть и планировали захват власти.

Но его не убьют. Он будет осторожнее Банни, будет готов к скрытым опасностям, не будет таким… нет, не смелым, а опрометчивым. Брюн, конечно же, унаследовала свое безрассудство именно от Банни, а не от благоразумной Миранды.

Он снова вернулся к списку и еще больше воспрял духом. Если бы он сам решился убить Спикера (а эта мысль не раз приходила ему в голову), то не смог бы выбрать лучшего момента. Наконец-то фортуна на его стороне! Он доказал, что может справиться со всеми невзгодами, и плутовка Судьба повернулась к нему лицом. Упорство, воля к победе и неистощимая энергия одержали верх.

Конселлайн на секунду закрыл глаза и предался мечтам, представляя свое вступление на пост Спикера. Все, кто проявлял по отношению к нему открытую враждебность или попросту игнорировал, будут вынуждены повернуться в его сторону, а он сможет показать все, на что способен. «Я возвеличу Династии, и все будут знать, кто именно спас их от гибели», — думал он.


Корабль РКС «Джерфолкон»


— Я не подозревал, что деньги будут вычитать из моего жалованья, — сказал энсин Барин Серрано. Голос предательски дрожал, и он ничего не мог с этим поделать. От жалованья не осталось ни гроша… кредитный куб пуст, а ведь он уже заказал подарки к свадьбе.

— А кто же, вы думали, должен все оплачивать? Они и так уже растратили весь дискреционный фонд сектора и рекреационный запас. Учтите, с вас взыма-ют плату только за тех, кого вы в состоянии оплатить.

— Десять иждивенцев… — пробормотал Барин. На это будет уходить все жалованье, даже после повышения. — А я даже не женат. За что мне такое?

— Смотрите, сэр… не наделайте беды.

— Нет… конечно, нет. Но я как раз заказал подарки к свадьбе.

— Ну что ж…

— Внимание всем… внимание всем… — Даже общая тревога не могла отвлечь Барина от грустных мыслей.

По радио раздался голос капитана:

— Вынужден сообщить, что убит Спикер Кабинета министров. Оставайтесь на связи…

Барин уставился на мастера, тот не отрываясь смотрел на Барина. Спикер убит? Где? Когда? Что же будет с Брюн и со всеми остальными?


Корабль РКС «Шрайк»


Лейтенант Суиза, срочное сообщение. Кобальтовый шифр.

— Хм-м-м…

Эсмей Суиза все эти дни почти постоянно думала о Барине.

— Хорошо… Держите связь с анзиблем, а я позову капитана.

Последнее срочное сообщение было адресовано медикам и предписывало освободить от несения вахт старший сержантский состав, но на корабле таковых не имелось. Может, хоть это будет более содержательным. Ей больше всего на свете хотелось сейчас получить послание, где говорилось бы о том, что родственники Барина Серрано одобряют их предстоящую свадьбу. Сложно общаться с любимым, находясь на разных кораблях. Она надеялась, что им удастся провести несколько дней вместе. Капитан Солис не возражал против намерения Эсмей взять краткосрочный отпуск. Но от Барина пока не было никаких известий…

Капитан Солис никогда не был разговорчив в ранние часы первой вахты. А прочитав шифрованное послание, он еще и нахмурился. Эсмей внимательно посмотрела на него:

— Сэр?

— Я… ничего не говорил, лейтенант. — Встретившись с ней взглядом, он произнес: — Лорд Торнбакл мертв. Убит. Есть основания считать, что… — Он посмотрел на дешифратор. — …Что это дело рук Милиции Нового Техаса. В отместку за казнь рейнджеров.

Он замолчал. Эсмей изо всех сил старалась удержаться и не задать вопрос, который так и вертелся у нее на языке. Но капитан ответил сам:

— Можете считать, что все увольнительные отменяются. К сожалению, со свадьбой придется подождать. Теперь есть дела поважнее.

— Но бумаги все равно можно подготовить, — не подумав, ляпнула Эсмей.

Солис пристально посмотрел на нее и после некоторого раздумья кивнул:

— Хорошо. Если получится… А пока что я хочу, чтобы вы подготовили доклад о потенциальной угрозе… приступайте немедленно, а я объявлю о случившемся экипажу.


Алътиплано


Информационное сообщение: «Генерал Казимир Суиза сегодня объявил о том, что Невеста Земель Суиза собирается выйти замуж за представителя другой планеты. Речь идет об офицере Регулярной Космической службы Барине Серрано. Со стороны Гильдии ландсменов ожидаются возражения по поводу подобного брака. Уже поднимался вопрос о передаче титула Невесты Земель, тем более что его теперешняя обладательница Суиза не собирается возвращаться на родную планету или покидать службу в РКС. Из достоверных источников стало известно, что на Касл-Роке убит Спикер Кабинета министров…»


Республика Гернеси.

Центральное Агентство Новостей.


Информационное сообщение: «…отряды Милиции Нового Техаса, уцелевшие в ходе операции по освобождению дочери Спикера, по-прежнему представляют большую угрозу. В Парламенте обсуждалось участие разведки Гернеси в вышеупомянутой операции и поднимался вопрос о том, как сотрудничество с Правящими Династиями может отразиться на интересах республики…»


Меморандум Председателю правительства Доброты:


«Независимо от того, какие цели преследовали Правящие Династии, совершая нападение на Техасскую Милицию, можно с уверенностью утверждать, что они поступили весьма опрометчиво, не рассчитав всех возможных последствий. И хотя для нас ситуация складывается крайне успешно, любые контакты с Милицией могут поставить под удар долгосрочные политические планы и восстановить против нас Единого.

Разведка докладывает об увеличении раскола внутри правящей верхушки. Можно использовать это обстоятельство, чтобы избежать общения с жителями Нового Техаса. Агент Танцор прислал подробное описание того, что в данный момент происходит в септах основных Династий. Агент Вассал докладывает о том, что от пятнадцати до двадцати трех процентов старшего сержантского состава РКС в течение ближайших ста восьмидесяти дней будут недееспособными, но большая часть окажется недееспособной через двести пятьдесят—триста дней. Три независимых источника подтверждают, что первые проявления были замечены около трехсот дней тому назад. Остается неясным, почему Династии до сих пор не приостановили выпуск препаратов…»


Адмиралу Флота:


«По просьбе Кабинета министров и Большого Совета все корабли, находящиеся в состоянии боевой готовности, должны почтить минутой молчания память лорда Торнбакла в двенадцать ноль-ноль в день похорон. Ни салюта, никаких других почестей не будет».


Минута молчания в память о Спикере Большого Совета.

Эта минута тянется, как вечность. Эсмей думала о том, что чувствует сейчас Брюн. Она ведь толком не оправилась после ужасов плена… а теперь потеряла отца. Эсмей шепотом повторяла молитвы. Она даже не подозревала, что помнит их после стольких лет.


Начальнику отдела личного состава от начальника медицинского управления:

«Срочно направьте весь сержантский состав, прошедший процедуру омоложения в последние десять лет, в медицинскую часть. Никаких исключений. Если людей много, разбейте их на группы и отправляйте на обследование в том же порядке, в каком они проходили омоложение».


Адмирал Вида Серрано занимала пост командующего седьмым сектором. Теперь положение ее было прочным, и никто не мог его оспорить. Она молча читала послание на свое имя, чувствуя на себе пристальный взгляд старшего мастера Вальдоса. Первой ознакомившись с отчетами Барина и капитана Эско-вара о снижении умственных способностей старшего сержантского состава Флота, она внимательно следила за начавшимися медицинскими проверками. Некоторые подробности были непонятны: она плохо разбиралась в нейробиологии омоложения. Требовалась консультация специалиста, но, несмотря на неоднократные запросы, Главный штаб Флота пока не удовлетворил ее просьбу.

Не может же она успокоить Вальдоса и других подобных ему, не имея на руках всей необходимой информации. А если этой информации вообще не будет?

— Вызовите ко мне начальников отдела личного состава и медицинской службы, — сказала она. — Я сама не до конца понимаю ситуацию, но хотела бы, чтобы наши действия были разумными и справедливыми.

— С вашего разрешения…

— Продолжайте, Вальдос.

— Правда ли, что старший неофицерский состав пытаются выжить из Флота, чтобы больше не предоставлять нам возможности проходить омоложение?

Именно эти разговоры она и пыталась предотвратить. Неужели это может быть правдой?

— Мастер… исходя из тех сведений, которыми я располагаю, все это может быть связано с применением партии недоброкачественных препаратов и возникшими из-за этого проблемами чисто медицинского характера.

— Проблемами…

— Да. Я не хочу никого обвинять, пока не выяснятся все подробности. Я знаю, что случайно был обнаружен источник недоброкачественных медицинских препаратов для процедуры омоложения, и медики, естественно, были обеспокоены тем, что эти препараты могли оказаться у нас. Тем временем у нескольких старших мастеров Флота, служивших на разных кораблях, были отмечены некоторые схожие неврологические симптомы. Все это наблюдалось на протяжении последнего года-двух.

— Может быть, нам поставляли некачественные препараты, чтобы потом, апеллируя к неудачным последствиям, отказаться проводить омоложение?

— То есть специально?

Вальдос кивнул в ответ.

— Такого не может быть. Если дело действительно в некачественных препаратах, то, видимо, все произошло по ошибке. Возможно, это происки врагов, которые решили таким образом лишить нас опытных и способных специалистов.

— Надеюсь, что так, сэр, — сказал он и вышел.

Ей тоже очень хотелось, чтобы все именно так и было… и еще хотелось, чтобы мастер Вальдос верил ей. Если специалисты, подобные ему, начнут думать, что им намеренно давали некачественные препараты, на добрых отношениях во флотской среде можно поставить крест.


Внутренняя докладная записка, фармацевтическая компания «МорКон»:

«…несмотря на все усилия рекламного отдела по восстановлению доверия к нашей продукции, доход от продаж все еще слишком мал, особенно по сравнению с семидесятипроцентной прибылью, которую мы получали до скандала на Пэтчкоке. Конкуренты воспользовались информацией о недоброкачественности наших препаратов с максимальной для себя выгодой. Наши юристы сообщают о новых тяжбах против компании. Это, естественно, сказывается на доходах. Когда-то они составляли двадцать процентов от общей прибыли септа Конселлайнов. Нужно отыскать пути восстановления прежнего уровня прибыли. Неполитические средства не помогли восстановить положение. Необходимо добиться легальной отмены законов, которые мешают честно и справедливо разобраться с последствиями чужих ошибок. Леди Венеция Моррелайн по-прежнему выступает против такого решения. Нам никак не удается убедить ее в том, что мы не можем отвечать за саботаж иностранных агентов…»


РКС, военная тюрьма на Стэк Айлэндс, Коппер-Маунтин


Ветреным осенним днем заключенных военной тюрьмы на островах Стэк выстроили во внутреннем дворике. Отделенные от охранников стальным и незримым силовым барьерами, они должны были наблюдать церемонию смены начальника тюрьмы. С другой стороны барьеров на небольшом крытом плацу стоял строй охранников. Их было немного, и все они чувствовали себя крайне неловко из-за того, что заключенные смотрят им в спины. От неприязни и злобы силовые барьеры не помогали.

Перед строем охранников Йозеп Толин торжественно передал свой пост начальника тюрьмы Пилар Бэкэрион. Сделал он это с большим облегчением. Ни дня в этой ссылке он не провел спокойно и потому сразу согласился досрочно уйти в отставку. Хотя эта Пилар… одна из немногих женщин из бывшего окружения адмирала Лепеску… он очень рад, что вскоре между ними встанут воды Большого океана, а потом еще и космическое пространство.

Со своей стороны капитан третьего ранга Пилар Бэкэрион чувствовала чуть ли не физическое удовольствие от созерцания напряженного лица Толина. Она не просто не нравилась ему, он ее боялся. Так и должно быть. Все должны ее бояться, настанет время, и они будут бояться. Она улыбнулась Толину, дав понять, что видит его страх. Только когда на лбу у него, несмотря на холодный ветер, выступили капельки пота, Пилар отвела взгляд и строго посмотрела на своих новых подчиненных.

Но никто из них даже глазом не моргнул. Охранники смотрели на нее чуть ли не с вызовом. В этой тюрьме еще никогда не было начальницы-женщины. Они словно спрашивали ее взглядом, справится ли она. Хватит ли у нее сил? Те, кто знал ее и кого знала она, не сомневались в этом ни минуты. Ведь ее наставником и учителем был Лепеску, а она всегда и во всем поддерживала адмирала. Под подкладкой кителя были надежно спрятаны уши убитых ею врагов. Когда после гибели Лепеску эти свидетельства ее статуса стали слишком опасными, она собственными руками разрезала их на тонкие полосы и зашила в подкладку.

Да, она участвовала в охоте, в самой древней из всех видов охот за всю историю человечества. Да, она убивала. Тогда, на Сириалисе, ей пришлось уехать раньше времени: ее вызвали принять командование кораблем. Это ее и спасло. Лепеску погиб, когда ее уже не было на планете, а Херис Серрано снова завоевала благосклонность флотского начальства. Никто не знал, что она, Пилар, была на Сириалисе. Все свидетели мертвы, а те, на кого она охотилась, никогда не видели ее лица. Ей всегда везло. Она была уверена, что однажды сразится с Серрано и победит.

Она посмотрела на тех, кто стоял за охранниками, за силовыми щитами-барьерами, — на заключенных. Она обретет союзников и среди них. Всему свое время.

Наконец все кончилось, и Толин уехал. Про себя Пилар пожелала, чтобы на его аэрокар обрушился шторм. Хотя теперь это не имело значения. Пусть себе живет… и пусть поймет наконец, что произошло за эти несколько часов.

Официальное вступление в должность завершилось. Они еще ничего не подозревают. Пилар Бэкэрион натянуто улыбнулась, шагая в свой кабинет, куда были приглашены все. Скоро они ее узнают…

На материке, где находилась основная база, осень еще не установилась и погода была теплая. Год выдался сухой, ветер поднимал в воздух мелкую красноватую пыль, и небо от этого приобретало кирпичный оттенок.

В такую погоду все, кто мог получить увольнительную, предпочитали проводить время в городке. Там в барах всегда можно было заказать холодное пиво. Даже в кабачке боевых ветеранов Флота радовались наплыву посетителей. В такую жару на улице делать было нечего.

Маргью Пардальт только что закончила академию. Единственная уроженка Ксавье на весь выпуск. Маргью привыкла быть лучшей на курсе, ей ничего другого не оставалось… Несколько лет назад захватчики убили ее сестру. Масью была умной, талантливой и отважной, семья в ней души не чаяла. А Маргью всегда оставалась на втором месте и прекрасно об этом знала. Конечно, она никогда не сможет стать такой, как Масью, но стараться быть лучше в память о сестре она должна. Даже в академию Маргью попала благодаря Масью. Династии приняли ее во Флот, воздав должное погибшей сестре. И своей службой она должна была доказать, что достойна оказанной чести.

Увольнительную на вечер девушка получила, потому что опять лучше всех в классе тренировочного центра Коппер-Маунтин справилась с заданием. Однокашники не расстроились: сегодня не очень-то развлечешься. Маргью тоже предпочла бы провести вечер дома, но командир приказал ей пойти в городок развеяться. А приказ есть приказ.

Новый порыв ветра пронесся по главной улочке городка, и в нос забилась мелкая пыль. Она чихнула, глаза наполнились слезами. Уж больно похоже на тот страшный день, когда отряды Доброты сожгли Ксавье. Тогда они много недель обматывали головы влажными простынями и только так спасались от пепла и пыли.

Впереди справа открылась дверь одного из баров, кто-то вышел, а изнутри повеяло прохладой. Не раздумывая Маргью вошла.

Народу было гораздо меньше, чем в тех двух барах, где ей приходилось бывать раньше. Пахло не только выпивкой, но и едой. Маргью прошла в одну из полуоткрытых кабинок и осмотрелась. Столы и стулья были какими-то странными. Девушка не сразу поняла, что они похожи на обломки кораблей. Да нет, не просто похожи, это и есть обломки кораблей. Она посмотрела за перегородку — длинная, темного цвета, стойка наверняка сделана из обшивки корабля. Вокруг подвешены модели военных судов. На стенах — боевые награды, фотографии.

Так, значит, это своего рода святилище. Маргью даже как-то успокоилась. Она склонила голову, чтобы помолиться и за погибших, и за оставшихся в живых. Все ее родственники были синоринами, поэтому она с детства помнила слова прощания и поминовения.

— Вам помочь? — раздался чей-то голос. Маргью подняла голову и столкнулась взглядом с мужчиной в инвалидной коляске.

— Нет, сэр. Я просто отдала дань погибшим, — ответила она.

Мужчина поднял брови, кожа собралась вокруг шрамов на лбу.

— Вы знали о нашем баре?

— Нет, сэр, но это же сразу бросается в глаза.

— Хм-м. Можно узнать ваше имя?

— Энсин Пардальт, — сказала она и добавила: — С Ксавье.

— Ах, с Ксавье. — Он внимательно оглядел ее. — Вы учились в Академии, когда…

— Нет, сэр. Я была дома… на Ксавье. — Она уже знала, что для флотских «дом» — это Флот, а родная планета — это просто родная планета, не больше.

— Вы и ваши родственники пережили нападение Доброты?

— Большей частью да.

— Мы будем всегда рады вам здесь, энсин. Вы заслуживаете уважения.

Ничего она не заслуживает. По крайней мере, пока. Все, чего ей удалось добиться, все благодаря Масью. Но такому человеку, боевому ветерану, возражать нельзя.

— Спасибо, — сказала она. Потом осторожно спросила:

— Выпьете со мной?

Он помолчал, потом ответил:

— Так как вы в нашем заведении впервые, я надеюсь, вы разрешите мне угостить вас.

Она снова опустила голову.

— Сочту за честь.

Мужчина ждал, и Маргью поняла: она должна сама выбрать напиток. Она редко пила и потому не знала, что заказать, но, просмотрев меню, выбрала темный эль с имбирем.

Ей принесли кружку холодного эля и глубокую, тарелку нарезанных соломкой и посыпанных ледяной стружкой овощей.

— Раз вы любите эль со специями, я решил, что вам понравится и наша закуска, — сказал мужчина.

Маргью попробовала овощи — очень вкусно. Мужчина медленно пил пиво, наблюдая за ней поверх кружки. Ей стало не по себе.

— К нам заходила лейтенант Суиза, она была здесь в тренировочном центре, — наконец произнес он.

Конечно, она знает это имя. Все ее родственники упоминают Суизу в благодарственных молитвах, а в академии и после она слышала много разговоров о лейтенанте Суизе.

— Я никогда с ней не встречалась, — ответила Маргью. — Но все мы обязаны ей.

— Вы чем-то похожи на нее, — сказал мужчина. — Она такая же выдержанная и спокойная.

— Она настоящая героиня, — ответила Маргью. — А я всего-навсего молодой и неопытный энсин.

— Вы еще себя покажете, — сказал мужчина.

Иногда она и сама об этом думала, но потом смеялась над собой. Можно быть серьезной, осторожной, усердной, благоразумной, но разве этого достаточно, чтобы стать героиней?


Зенебра. Вечерние спортивные новости с Энг Диор, канал Чонси:

«Леди Сесилия де Марктос вернулась в лигу несколько лет назад на скакуне Д'Америози. В этом сезоне она будет выступать в конных соревнованиях высшей лиги в Уеррине на Синьиорити, скакуне из ее собственных конюшен. Ожидается, что она может составить серьезную конкуренцию нынешнему чемпиону Лайэму Ардахи, выступающему на Плантаге-нете за общество Оррегиемос…»

На экране мелькнуло приятное худощавое лицо леди Сесилии в ореоле рыжевато-золотистых вьющихся волос… потом зрителям показали, как она верхом на Синьиорити берет препятствия. Конь был темно-рыжей масти, на тон темнее волос самой леди Сесилии. Вот они прыгают через последний барьер в Стэвендже. Потом на экране появился Лайэм Ардахи верхом на Плантагенете. Съемки прошлого года со скачек на ипподроме Уеррина. Комментатор рассказал обо всех предыдущих достижениях Лайэма.

Сесилия нахмурилась. Как профессиональная всадница, она находила ошибки во всех своих выступлениях. Последний барьер они преодолели плохо, причем по ее вине. Сбой внимания всего на несколько секунд — и вот результат.

Почему она в тот момент думала о Педаре Оррегиемосе и процессе омоложения, а не о барьере?


Конно-спортивный центр Уеррин


Двумя днями позже Сесилия расседлала Синьиорити после длительной скачки и наконец осталась довольна результатом — пульс в норме, потоотделение прекратилось, он бы спокойно прошел еще милю. Но не надо перенапрягать коня, иначе пик результатов пройдет до соревнований. Нет, на сегодня хватит, а вот завтра…

— Сис! Слышала новости? — Колум ждал ее у двери, как обычно, но не выдержал и заговорил первым.

— Какие?

Она расстегнула жокейку и убрала со лба непокорный локон.

— Убили лорда Торнбакла. Все каналы только об этом и говорят…

Она почувствовала тяжесть в груди, словно ее ударили.

— Банни?

В голове, как в кино, промелькнули одна за другой картинки: Банни во главе стола, Банни верхом на лошади в День открытия сезона Охоты, Банни становится главой Большого Совета после отречения Кемтре, Банни и Кевил, склонив головы над картой, что-то увлеченно обсуждают… Он был младше ее на двадцать с лишним лет. И никогда ничем не болел.

— Говорят, что это дело рук террористов. Синьиорити ткнулась носом ей в плечо. Сесилия вздрогнула, огляделась и теперь только заметила, что вокруг все осталось как прежде. После первого шока ее охватила грусть. Если это правда, то очень печальная.

Колум, видимо, понимал, что она не может ничего сказать. Он набросил на лошадь попону, подобрал поводья и повел ее по проходу между стойлами. По выражению лиц конюхов Сесилия поняла, что все уже слышали новость.

— Вы знаете? — спросила ее Роз, старший конюший.

— Да.

Сесилия стала растирать Синьиорити, автоматически соизмеряя свои движения с движениями Роз.

— Вы ведь знали его, правда?

Уже в прошедшем времени. Сесилия содрогнулась.

— Да. И довольно давно.

— Ужас. В новостях передали, что от него ничего не осталось, даже невозможно провести нейросканирование останков. Ничего…

Нет, она не желает этого слышать, она не желает об этом думать. Сесилия внезапно почувствовала, что ее омоложенное тело стало каким-то чужим. Она испытывала нечто подобное и раньше, когда ее молодой, полный сил и энергии ум вынужден был ютиться в состарившемся теле… Теперь она, как в капкане, оказалась в слишком молодом теле, которое просто не способно было справиться с захлестнувшими ее эмоциями.

— Как вы думаете, скачки не отменят? Сесилия посмотрела на Роз, и та сразу же покраснела.

— Сомневаюсь, — ответила Сесилия. — Их не отменили, когда Кемтре отрекся от престола.

Но в душу уже закрались сомнения. Даже если скачки не отменят, нужно ли ей самой принимать в них участие? Что вообще теперь нужно делать? Она продолжала чистить Синьиорити, одновременно пытаясь сориентироваться во времени.

Нет, до Касл-Рока добраться она не сможет, даже если совсем откажется от участия в соревнованиях. А раз так, какой смысл отказываться? Банни она этим уже не поможет.

И вообще никому не поможет.

Она смотрела, как Роз и Джерри обтирают ноги коня губками, а сама думала, почему вообще ей в голову пришли такие мысли, почему она никак не может поверить, что эта жуткая Милиция убила. Банни. А если не она, то кто? И как ей это выяснить?

— Сие… — произнес Дейл, ее тренер, держа под уздцы коня, — я знаю, все это ужасно, но тебе нужно потренироваться на Максе.

Она хотела отказаться, сославшись на плохое самочувствие, но не смогла. Что бы ни происходило с людьми, лошади должны тренироваться по установленному графику. Женщина вскочила в седло и выехала на поле.

Скачка помогла ей успокоиться. Конечно, Макс не Синьиорити, но и он становится неплохим скакуном, особенно на коротких дистанциях. Придет время…

Если оно вообще придет теперь, когда Банни мертв. Кто может сказать, что произойдет в политике? Банни прекрасно справлялся со своими обязанностями, если не считать того помрачения, когда Брюн попала в плен, но за это его никто и не винил. Все шло хорошо, все вложения Сесилии приносили немалые доходы, а значит, процветала и экономика государства. Нестабильность отмечалась только в той области фармацевтики, которая занималась омоложением, но и тут за последний год наметились тенденции к улучшению. Семейство Конселлайнов потеряло свое доброе имя и большую часть акций, но это совсем не значило, что их можно сбрасывать со счетов.

А как же Миранда, как Брюн? Неужели они вернутся на Сириалис? И неужели — Сесилия даже представить себе такого не могла — неужели снова займутся охотой на лис?

Конечно, теперь это не имеет никакого значения. Важно выяснить, кто убил Банни, и разобраться с убийцей, будь то мужчина или женщина.

Макс уловил, что всадница не обращает на него большого внимания, и попытался свернуть с поля. Сесилия вовремя спохватилась и твердо направила его в нужную сторону. Лучше думать о лошади, тут она, по крайней мере, может что-либо сделать. В последовавшие два часа тренировки ей удалось справиться и с горем, и с волнением.

Но, едва передав Макса конюхам, она поняла, что не справляется с эмоциями. Роз тоже выглядела угрюмой, Сесилия вспомнила, что та два сезона отработала на Сириалисе и, значит, близко общалась с семейством Торнбаклов.

— Теперь все будет по-другому, — пробормотала Роз. — Молодой Баттонз неплохой человек, но он не сможет заменить отца.

— Нет… но Кевил поможет ему.

— Он ведь тоже пострадал. Серьезно ранен, и говорят, что может умереть.

— Кевил Мэхоней?

— Так объявили в новостях. Если им можно верить. К черту этих террористов, зачем вообще они все это делают, как будто в мире мало бед.

— Леди Сесилия… — снова Дейл, на этот раз голос его прозвучал очень официально. — К вам посетитель.

Только этого не хватало. Оставив с Максом Роз и новенькую помощницу, она сняла перчатки, сунула их за пояс и вышла из конюшни.

Посетитель ждал ее в конторе. Он просматривал журнал выдачи кормов лошадям.

— Положи на место, — сказала Сесилия, но в голосе ее не было и капли строгости. Она сама бывало просматривала квитанции других владельцев, чтобы удостовериться, что они получают сено от тех же поставщиков. Многие просматривали бумаги конторы.

— Выглядишь прекрасно, — заметил Педар Оррегиемос. — Но новости ужасные, ужасные.

— Да, ужасные. — Сесилия тяжело опустилась в старое кожаное кресло. — Я все еще не могу поверить.

— Я приехал, потому что знал, что ты была близка с обоими, — продолжал Педар.

Сесилия быстро взглянула на него:

— С обоими?

— Я имел в виду Банни и Кевила. По крайней мере, все так говорят. Многие даже подтрунивали над молодым Джорджем.

— Ты имеешь в виду мои отношения с Кевилом?

— А почему бы и нет? — пожал плечами Педар.

— Мы с Кевилом просто друзья, — ответила, еле сдерживаясь, Сесилия. — Друзья, не любовники.

Да, они были близки, но всего два раза, а после решили, что все идет вовсе не так уж замечательно, как можно было предположить.

— Да, я проводила много времени с ним после того, как прошла процесс омоложения, потому что мне был нужен юридический советник. Но не больше.

Она чувствовала, как раскраснелась от гнева и стыда.

— Что ж, друг так друг. Но… я приехал потому, что точно знал, как ты будешь расстроена.

Отвратительный карьерист. Да, конечно, он богат и его семья имеет своего представителя в Совете, но по сравнению с ней он просто пешка, малюсенькая веточка на древнем и могучем древе семейства Кон-селлайнов… ее ветвь септа Аранлейк была частью еще более древнего и могучего дуба Барраклоу.

Сесилия отогнала от себя эти мысли. Она не из тех, кто преклоняется перед генеалогией. Людям не представляется возможность выбирать родителей. Но манерность Педара раздражала ее. Он всегда был таким, несмотря на преклонный возраст и несколько процессов омоложения. Всегда хотел выступать в роли защитника… но ей его защита не нужна.

— Со мной все в порядке, Педар. И будет в порядке. Конечно, все очень печально, но я справлюсь.

— Почему бы нам не пообедать вместе? Как все это не к месту.

— Нет, не сегодня. Пожалуйста. Мне хочется побыть одной, поплакать. А пообедаем мы как-нибудь в другой раз.

— Ловлю тебя на слове, — ответил Педар и вежливо поклонился.

«Ну иди же», — подумала Сесилия, продолжая при этом вежливо улыбаться.

Он снова поклонился и вышел.

Они с Банни часто, зная, что все это останется между ними, посмеивались над Педаром, его изысканными поклонами, преувеличенной вежливостью, страстью к старинной одежде и древним видам спорта, еще более бесполезным, чем охота на лис…

Больше ей никогда не доведется посмеяться с Банни. И никогда уже она не увидит, как озаряется его лицо, никогда не сможет насладиться напряженной работой его острого ума или светом любви, присутствовавшим между ним и Мирандой… сколько лет она знает их, а эта любовь только укрепилась.

Слезы потекли по лицу. Она свернулась калачиком в огромном кожаном кресле и даже не заметила, что в контору заглянул Дейл, но сразу же, тихо прикрыв дверь, вышел.


Глава 2


Касл-Рок, Старый дворец


Утро похорон Банни выдалось ясным и холодным. Миранда проснулась еще до рассвета. Лежа в постели, она наблюдала, как на востоке розовеет небо. Ей совсем не хотелось вылезать из-под одеяла, потому что впереди был долгий и трудный день. В супружеской (а теперь в ее личной) спальне было тепло, но внутренний холод, который мучил ее с того момента, когда стало известно о смерти Банни, не отпускал.

Раздался еле слышный щелчок, а за ним тихая музыка, которую она когда-то сама выбрала в меню настроек. Она протянула руку и увеличила громкость. Какой смысл слушать музыку тихо, если Миранда уже окончательно проснулась. Она быстрым и нетерпеливым жестом откинула одеяло в сторону.

Банни мертв. Этого уже не изменишь ни музыкой, ни рассветом, ни теплым и мягким ковром под ногами. Она накинула на плечи толстую кофту.

Банни мертв. А она жива, жива и красива (если верить зеркалу и всегдашнему восторженному шепоту за спиной). А еще она очень-очень богата.

Сквозь закрытые двери послышался детский плач.

Как должна себя чувствовать богатая бабушка незаконнорожденных младенцев, отцы которых — преступники, наверняка имеющие отношение к смерти Банни?

Миранда никогда не говорила Банни о своем отношении к этим младенцам. Почему-то считается, что бабушки должны обязательно любить своих внуков. Но она в них видела только воплощение насилия, обрушившегося на дочь.

Банни думал по-другому. Банни считал, что она будет любить их, раз уж Брюн не может. Банни думал, что Миранда возьмет на себя их воспитание.

А теперь Банни мертв.

Она долго стояла, чувствуя, что не может пошевелиться. Но ведь так не должно было быть. Зрелые, уверенные люди должны уметь владеть собой… должны быть готовы к потерям. Во всяком случае, так было написано в книгах…

Она совсем не владела собой. Ей хотелось кричать, потрясая кулаками, хотелось броситься со скалы в море и утонуть. Весь секрет в том, что у богатых тоже есть сердце… она любила Банни, как девушки любят своих героев в романтических историях. За сорок лет совместной жизни ничего не изменилось.

Теперь он мертв.

А она жива, у нее есть дети, внуки и внучки, и незаконнорожденные внуки, которые, в общем-то, не виноваты в грехах своих отцов. Ее дочь еще до конца не оправилась после всего, что с ней произошло. А надежды Банни на мир во всем мире безжалостно рушились.

В дверь постучала служанка. Миранда улыбнулась и нарочито спокойно приняла из ее рук чашку. Пока служанка готовила ванну, она, как обычно, пила чай.

Брюн Мигер проснулась еще раньше, когда ночью заплакали двойняшки. Они часто плакали. Няни говорили, что дети в этом возрасте должны спокойно спать всю ночь напролет, но с тех пор, как малышей увезли с Нового Техаса, они часто просыпались и плакали по ночам. К своему раздражению, Брюн обнаружила, что просыпается вместе с ними, даже если кормит и переодевает их кто-то другой.

Все это время она занималась гимнастикой, стараясь не пропускать ни одного дня. Когда в комнату вошла служанка, она уже успела хорошенько размяться и принять душ. Из зеркал в ванной на нее смотрела повзрослевшая Брюн: лицо приобрело более жесткое выражение, но красота осталась прежней.

Сегодня она пойдет в похоронной процессии вмес-те с матерью, братьями и старшей сестрой; сегодня она будет гордо держать голову перед лицом всей Вселенной. Те, кто принудил Брюн родить детей, не смогут заставить ее склонить голову.


Служба дворцовой охраны, Касл-Рок


Полковник Бай-Дарлин не спал всю ночь. Организация государственных похорон всегда была кошмаром: сплошное соблюдение протокола, бесконечная череда всяких мелочей, а на сей раз еще и повышенная боеготовность охраны. Хотя в течение последних пятисот лет за смертью главы государства редко следовали другие политические убийства.

Но на этот раз все было по-другому. Разные группировки Богопослушной Милиции Нового Техаса угрожали лорду Торнбаклу и членам его семьи, Хэй-зел Такерис, женам рейнджеров и некоторым офицерам Регулярной Космической службы, включая адмирала Виду Серрано. Флотские, по мнению полковника Бай-Дарлина, смогут защитить себя сами. Он же отвечает за безопасность гражданских лиц, особенно тех, кто будет присутствовать на похоронах.

Его предшественник, полковник Харрис, все еще пытался объяснить, почему не были приняты достаточные меры предосторожности, почему лорд Торн-бакл погиб, а охране не удалось схватить ни одного из членов Милиции или их приспешников.

Бай-Дарлин должен быть готов к новым покушениям. Он предполагал, что Харрис сделал что-то не так, упустил нечто важное.

А Богопослушная Милиция Нового Техаса здесь ни при чем? Бай-Дарлин поднял голову, словно учуяв дичь. Что, если кто-то другой пытается воспользоваться удобным прикрытием?

В таком случае, скорее всего, похороны пройдут спокойно. А в данныймомент его только это и волнует.


Все вышли на улицу. Светило солнце, но было холодно. Брюн следила за матерью. Их окружали охранники в траурной форме. У подъезда стояло пять одинаковых машин темно-вишневого цвета, украшенных черными и золотыми лентами.

— Почему пять? — спросила Брюн.

— Меры предосторожности, — ответила мать. — Для отвлечения внимания.

— А-а-а. — Четыре машины поедут по ложным маршрутам, хотя непонятно, как они смогут сбить кого-либо с толку, если место похорон всем известно.

Что ж, пока можно посмотреть, кто пришел, а кто не смог или не захотел. Нет леди Сесилии… ну да, ведь как раз время Уерринских скачек, возможно, она даже еще и не знает. Но вот ее сестра Беренис и брат Абелард. Нет Раффы и Ронни, глупо, конечно, но ей их очень не хватает. Тетушка Раффы Марта Саенц, которая помогала отцу в то время, когда Брюн была в плену (хотя матери, похоже, это не очень нравилось). Не было Джорджа Мэхонея, который, вероятнее всего, сидел у постели раненого отца. Из их септа присутствуют младший брат отца Харлис с сыном Кел-лом, который ничуть не стал лучше, целая толпа малознакомых Конселлайнов и Венеция Моррелайн.

Не будь Кевил Мэхоней тяжело ранен, он обязательно произнес бы прощальную речь. Теперь его место занял дядюшка Харлис, и вся речь превратилась в тонкую критику политических взглядов отца. Прекрасный человек, преданный семье… детям, человек потрясающих способностей, как жаль, что ему не удалось их полностью раскрыть…

— Ерунда! — пробурчал прадедушка со стороны Барраклоу. Именно он произнес следующую речь и хвалил Банни так, как того и ожидала Брюн. Именно таким она помнила отца: благородным, щедрым, умным, способным.

Потом говорили и другие. Соратники отмечали, как тактично, хотя и твердо, управлял страной лорд Торнбакл, особенно после отречения Кемтре. Противники тоже хвалили отца, но обязательно отмечали и его ошибки, тактично умалчивая о главной… Но Брюн ловила на себе все больше и больше взглядов.

Если бы не она, если бы не ее глупое безрассудство, отец был бы жив, он был бы у власти, и все эти хитрецы молчали бы, как всегда молчали при нем.

Брюн посмотрела на руки матери. Они были сжаты в кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Брюн терзалась чувством вины, горечью, стыдом… и гневом. Она виновата, да… но не она одна. Все их козни, то, как они пытались воспользоваться ее несчастьем и смертью отца — за это должны отвечать они.

Еще несколько дней назад она хотела уехать, попытаться изменить себя, порвать со всем, что напоминало бы о прежней, безрассудной Брюн, глупо попавшейся в плен. Но теперь, наблюдая за противниками отца, о которых она раньше и не подозревала, она почувствовала, что решимость исчезла без следа.


Прима Боуи вышивала на воротничке крохотные зеленые листочки и одновременно внимательно следила за всем, что происходило вокруг. Ей трудно было представить, что совсем недавно она действительно была Примой Боуи, первой женой Митча и матерью девятерых детей, хозяйкой огромного дома, сада, ткацкой пристройки, детских комнат, помещения для слуг и домашних учителей. Теперь по новому идентификационному удостоверению Правящих Династий она тоже значилась Примой Боуи, потому что Хэйзел так представила ее, но Хэйзел не знала, что это не имя, а титул. В детстве, когда она еще и не думала о замужестве, ее звали Рут Энн, но после смерти отца никто уже не называл ее по имени. Фамилия Митча тоже не Боуи, это просто титул. На самом деле он Пардью. Значит, ее зовут Рут Энн Пардью.

Должна ли она рассказать им? Она не сможет оставаться Примой Серрано, когда первой женой станет эта молодая женщина. Ей совсем не хочется быть второй или третьей женой после этой девчонки, которая, ко всему прочему, служит во Флоте.

— Прима? — Она подняла глаза, в дверях стояла Симплисити. — Пришла Хэйзел, мама… Прима…

Симплисити так и не отучилась называть ее мамой, несмотря на категорический запрет Митча. Именно поэтому ей пришлось отправить девочку жить на половину слуг. Теперь, наверное, все будет по-другому.

— Здесь ты можешь спокойно называть меня мамой, Симплисити, — мягко сказала она.

Девушка сразу повеселела.

— Мама! Но ведь рейнджер…

— Его здесь нет. И ты можешь говорить «мама». Симплисити, искренняя, как ребенок, подбежала к ней и неуклюже обняла.

— Я люблю тебя, мама.

— И я тебя люблю, Симплисити, — ответила Прима и похлопала девушку по плечу. — Ну вот, а теперь иди на кухню и принеси нам лимонада.

— Хорошо, мама. — Симплисити была послушной и славной… Приме всегда хотелось, чтобы и Митч заметил в ней эти качества.

В дверь постучала Хэйзел.

— Прима?

— Да. — Она воткнула иголку в материю и отложила вышивку в сторону. — Входи, садись. Какие новости?

Хэйзел посмотрела ей в глаза.

— Чтобы узнать новости, вы можете включить телевизор.

— Там сплошная ерунда, — промямлила Прима. — Все только спорят и ругаются.

Она промолчала о том, что однажды, переключая каналы, наткнулась совсем на другое. На экране никто не спорил и не ругался, зато обнаженные мужчины и женщины выделывали такое, что ей до сих пор было стыдно вспоминать.

— Сегодня похороны лорда Торнбакла, — сказала Хэйзел.

Прима была в курсе. Все только и говорили о том, что убит Спикер Кабинета министров, из-за дочери которого и началась вся история. И сегодня его должны были… нет, не предать земле, здесь это не принято… Но, в общем, похороны были сегодня.

Если бы этот самонадеянный блондин воспитал свою дочь правильно, она не попала бы в плен и тогда Прима так и оставалась бы Примой Боуи, первой женой рейнджера, жила бы себе спокойно и счастливо в старом доме, как было с самого дня свадьбы.

Приме очень хотелось верить в то, что именно Торнбакл в ответе за случившееся, что Митч, она и дети — невинные жертвы… Женщина вздохнула. Как она ни старалась убедить себя в этом, ничего не получалось…

— Прима… — наклонилась к ней Хэйзел. — Извините, но мне надо поговорить с вами о планах на будущее.

— Планах на будущее? — Прима вся напряглась. — Что ты имеешь в виду?

— Все хотят знать, что ты собираешься делать, когда отдашь в школу детей, как будешь зарабатывать себе на жизнь…

Прима чуть не задохнулась. Она не собиралась даже обсуждать вопрос о том, чтобы отправить детей в одну из языческих школ.

— Зарабатывать себе на жизнь! Но ведь Серрано обещали быть нашими защитниками…

— Защитниками, да. Но вас несколько сотен, не могут же они содержать вас всех…

Содержать в этом высоченном здании, окна которого выходят на такие же высокие здания. Прима многое бы отдала за то, чтобы хоть одним глазком взглянуть на небо, пройтись по земле.

— У нас существуют законы о детях, законы об образовании.

На это у нее был готов ответ:

— Я не собираюсь отправлять своих детей в языческие школы, чтобы их там учили пороку…

— У нас есть и религиозные школы, — ответила Хэйзел. — Я принесла вам информационный куб. Который можно прочитать только с помощью считывающего устройства. Машины. А пасторы всегда говорили, что машины поощряют лень.

— Мне необходимо сменить имя, — вдруг сказала она. Хэйзел очень удивилась. — Я больше не Прима Митча, — продолжала Прима. — При рождении меня нарекли Рут Энн, значит, я снова могу стать Рут Энн.

— Рут Энн, — повторила Хэйзел, словно пробуя имя на вкус. — Какое красивое имя!

— Мне самой странно его слышать, так меня называли только мои родители, а это было давно…

— Разве вас так не называли?

— Нет, это было бы неприлично. С того дня, как я вышла замуж, меня называли Примой Пардью, а потом, когда он стал рейнджером, Примой Боуи.

Собравшись с духом, женщина спросила:

— Хэйзел, я никогда не видела здесь таких больных людей, как Симплисити, даже на видеоэкране. Не может быть, чтобы у вас не рождались… не совсем… нормальные дети.

— Очень редко, — ответила Хэйзел и покраснела. Прима поняла, что та хочет сказать что-то запретное. — Я знаю, вы не желаете слышать о подобном, но наши врачи проводят всевозможные обследования, чтобы быть уверенными, что ребенок родится здоровым. А если во время беременности или родов что-нибудь все-таки случается, они все могут исправить.

— «Исправить?» — Словно починить дверь. Но люди ведь не двери, не окна и не башмаки. — Как можно исправить, если у ребенка что-то не в порядке с головой? — с трудом осмелилась спросить Прима.

— Не знаю. — Хэйзел уже пришла в себя. — Я еще слишком молода, чтобы все знать. Я еще не закончила учиться, а медициной не занималась вообще.

— А Симплисити… можно сейчас… исправить?

— Не думаю, — ответила Хэйзел. — Но я могу спросить. По-моему, это делают в более раннем возрасте… Прима, то есть Рут, разве надо что-то исправлять? Симплисити такая славная, такая любящая…

— У вас здесь не ценятся эти качества, — сказала Прима. — У вас ценится только ум.

После минутной паузы Хэйзел сказала:

— Да, в Династиях много мест, где ценится только ум, но есть и такие, где будут цениться именно мягкость и доброта Симплисити. Думаю, вы нас недооцениваете. Если хотите найти такое место…

— Нет, я не хочу отсылать ее одну! Митч тоже пытался ее куда-нибудь отправить!

Муж так и сделал… Она до сих пор с ужасом вспоминала, что Симплисити пришлось много месяцев жить в каком-то приюте вдали от дома.

— Я не это имела в виду. Не отсылать ее, а вместе с ней перебраться жить в такое место, где ей будут рады.

— Я не могу никуда уехать без разрешения моего… без разрешения энсина Серрано.

— Вы могли бы рассказать ему об этом.

— Хэйзел, ты ведь знаешь, что я не смогу. Он мой, ну, не то чтобы муж в истинном понимании этого слова, но он наш защитник. Только он может решить, что с нами Делать.

— Здесь другие правила, — ответила Хэйзел. Прима и раньше это слышала, но верила с трудом.

Она считала энсина Серрано своим защитником, причем эту защиту гарантировала его бабушка, значит, только он имел право решать, где им жить и как.

— Возможно, он сам обрадуется, если вы и другие женщины найдете место, где сможете жить счастливо.

— Я не знаю, с чего начать, — ответила Прима. — Не знаю, как это делается.

— Вы могли бы посоветоваться с профессором Мейерсон.

— С Уолтруд? — Об этом она даже не подумала. Она знала, что Мейерсон считается специалистом по истории Техаса, хотя, с точки зрения Примы, ее версия этой истории была несколько странной. Но что может знать профессор о других мирах?

— Она ведь профессор, значит, должна уметь находить нужную информацию.

— Ты можешь мне в этом помочь? — спросила Прима. С Хэйзел она чувствовала себя легко, даже когда девушка была одета в мужские брюки. С Уолтруд, даже если та будет в платье, так легко поговорить не удастся. Уолтруд смотрела на них, словно они были овощами на кухонном столе, которые нужно повкуснее приготовить.

— Если она вернется вовремя… Прима, я пришла, чтобы сказать вам, что сегодня уезжаю. Мне и сейчас уже нужно быть на корабле, таможенные проверки теперь проходят дольше. Я уезжаю к своим родственникам.

— Мне будет не хватать тебя, Хэйзел, — сказала Прима, чувствуя, как к глазам подступают горячие слезы.

— Вы были добры ко мне, — ответила Хэйзел и подошла, чтобы обнять Приму.

Прима почувствовала, что у девушки выросли груди… Хэйзел уже может рожать, но она не будет рожать. Она сделает с собой одну из этих жутких вещей, чтобы не иметь детей. А может быть, уже сделала. И, значит, стала мерзостью божьей.

Но Хэйзел хорошая девушка: честная, добрая, мягкая. Она так беспокоилась о двух маленьких девочках, она вообще любила детей. Если бы она была дочерью Примы, та бы гордилась ею. Но теперь Хэйзел уезжает в какую-то школу. Как сложится ее судьба? Как может такая юная девушка знать, чего она хочет и что должна делать?

— Да благословит тебя Господь, — сказала Прима. Она осмелилась благословить язычницу. Она хотела попросить Хэйзел не прибегать к помощи мерзостных медицинских хитростей, но знала, что это бесполезно. Девушка — продукт этой цивилизации, продукт ее технологий, все ее родственники живут так, и сама она будет так жить. Поэтому Прима просто молча помолилась за Хэйзел.


Главный штаб седьмого сектора


Теперь мы знаем, что произошло, адмирал. — Старший офицер медицинской службы нажал на кнопки клавиатуры, и изображение на экране сфокусировалось. — Нам переслали эти данные с помощью анзибля из канцелярии генерала медицинской службы. Специалисты наконец-то во всем разобрались. Слева на экране изображен процесс нормального омоложения. Метаболиты омолаживающих препаратов сами включаются в реакцию уничтожения специфических продуктов распада.

— Проще говоря? — переспросила Вида Серрано. На самом деле она не нуждалась в объяснениях, ей уже все под большим секретом разъяснила Марта Катерина Саенц. Но нужно же было сделать так, чтобы поняли все остальные.

— Омолаживающие препараты в организме распадаются на другие химические соединения, а эти соединения — метаболиты — в свою очередь, связывают химические вещества, характерные для процесса старения, и выводят их из организма.

— Прекрасно.

— При нормальном процессе в качестве матрицы для копирования и воспроизводства остаются только здоровые, молодые ткани. Это воспроизводство и есть вторая стадия омоложения.

— Значит, на первом этапе выбрасывается весь старый материал, а на втором строится новый?

— Именно так, адмирал. Но справа на экране, как вы видите, не произошло удаление тканей, которые окрашены в зеленый цвет. Слева на экране нет никаких тканей, окрашенных в зеленый цвет, а справа…

— Да, справа есть. И, насколько я понимаю, это означает, что в матрице к началу процесса воспроизводства остаются некоторые старые ткани.

— Точно. И эти ткани начинают воспроизводить себе подобные, уже подвергшиеся процессу старения. Через несколько лет «это зависит от того, в каком состоянии находились первичные ткани, а также от конкретного препарата», так вот, через несколько лет процесс старения переходит на ткани мозга, симптомы при этом такие же, как при старческом слабоумии.

— И что с этим можно делать?

— К сожалению, мы не знаем. Казалось бы, если в организме не произошло заметных функциональных сдвигов, повторное омоложение с использованием высококачественных препаратов должно дать прекрасный результат. Но когда мы испробовали этот подход на одном из пациентов, результат оказался… малоутешительным. Тело стало молодым, но функции мозга процесс омоложения не затронул совсем. Мы наблюдаем за этим пациентом уже несколько месяцев. Старение приостановилось, но никаких изменений в лучшую сторону не наблюдается.

— Возможны ли другие способы лечения? Наверняка вы сталкивались с чем-либо подобным и раньше.

— Не совсем. Адмирал, я знаю, люди не любят, когда им это говорят, но, поверьте, в медицине чудес не бывает.

Марта говорила ей то же самое, но она все же надеялась услышать что-нибудь более оптимистичное.

— На какой стадии вы можете распознать, этот процесс?

— В течение года после проведения недоброкачественного омоложения, за это время можно многое успеть сделать. Но на анализы требуется несколько недель, возможно, в будущем нам удастся сократить сроки, а пока… К тому же у нас много потенциальных пациентов.

«Что же делать со всеми теми людьми, которым были введены недоброкачественные препараты? — Вида содрогнулась при одной мысли об этом. — Омолодить тела слабоумных стариков? Кто будет о них заботиться? И как долго? Или… дать им умереть? Ну и вопросы». Хорошо, что решение по ним принимать придется не ей, а фельдмаршалу и начальнику медицинского управления.


Зенебра, за два дня до начала Больших скачек


Педар решил отобедать в ресторане «Ричмонде», самом популярном в этом сезоне. Сесилии удалось увести разговор в сторону от скачек, хотя Педар и пытался вытянуть из нее информацию о конкурентах.

— Я так не могу, — настояла на своем Сесилия. — Они не только мои соперники, но и друзья. Неприлично перемывать им кости. — Она коснулась панели управления на столе, и на экране высветилась шахматная доска. — Давай сыграем.

— Не будь наивной, Сесилия, — сказал Педар. Кажется, он прошел еще одно омоложение. Трудно сказать. Одевался он все равно старомодно. — В реальной жизни не до приличий. В спорте, возможно; по-другому… — Он коснулся черного и белого ферзей и изобразил, что они кланяются друг другу. — Ты прекрасно знаешь, что самое главное — побеждать. — И он ударил одну фигурку о другую.

— Если нарушаешь правила, — Сесилия пыталась сдерживаться, — тебя дисквалифицируют.

Педар склонил голову набок:

— Значит, можно сказать, что Банни нарушил правила?

Она не верила своим ушам.

— Ты…

— Сесилия, правила реальной жизни иные, чем в спорте… ты ведь знаешь это, — он говорил таким тоном, каким умудренный опытом взрослый поучает невежественного подростка. — Люди типа Банни сами устанавливают правила… пока на их место не приходит кто-нибудь другой. — Он толкнул белого короля, тот проскочил по полю, свалил несколько фигур и остановился у самого края. — Все правила тоже существуют по правилам… и именно они удерживают человека на его месте… или не удерживают. — Он снова дотронулся до короля, тот покачнулся на краю доски и упал.

Сесилия напряглась, словно увидела неожиданное препятствие. Выражение лица Педара тоже изменилось. Она досадовала, что не смогла «сохранить лицо», но собеседник продолжал натянуто улыбаться в ожидании ответа. Нужно было срочно что-то сказать.

— Понятно.

Сесилия пыталась тянуть время. Она не понимала, какие правила нарушил Банни, чтобы сидящий напротив человек и его приспешники решились на столь активные действия. Не понимала, почему тот вообще столь открыто намекнул ей на степень своего участия в происшедшем. Одно было ясно: неслучайна смерть Банни, неслучаен этот обед, неслучайно все, что говорит или делает Педар. Ведь он давно пытался поговорить с ней о политических взглядах партии омоложенных, просто раньше она не обращала на его слова должного внимания.

— Интересно, — сказала она наконец после дол-гой паузы, — какое отношение имеет Богопослушная Милиция Нового Техаса к партии омоложенных?

Педар слегка улыбнулся, и она поняла, что выбрала правильную и безопасную линию поведения.

— Людям нужны козлы отпущения, — ответил он. — Некоторые возможности заведомо закрыты для многих, значит, нужно открыть им какие-то альтернативы. Иначе возникнут беспорядки.

Сесилия задумалась. Педар нагло улыбался, словно подчеркивая, что не рассчитывает на быстрый ответ. Она ненавидела его вместе с этой его улыбкой. Если все омоложенные становятся такими, то лучше спрыгнуть вместе с лошадью вниз со скалы. Многие лишаются возможностей из-за омоложенных, которые могут жить вечно, а кто в здравом уме и в расцвете сил самовольно откажется от власти и разнообразных привилегий? Она попробовала сравнить ситуацию с разведением породистых лошадей. Если бы старые лошади не умирали, а прирост молодняка не сокращался, что ж… конечно.

— Интересно, будут ли омолаживающие препараты действовать на лошадей? — Вопрос вырвался сам собой.

Педар разразился смехом, так что привлек внимание лысого мужчины, сидевшего за соседним столиком.

— Сесилия, дорогая! Только тебе могла прийти в голову мысль омолодить лошадь!

Она почувствовала, что смех этого абсолютно уверенного в себе человека начинает ее нервировать, и добавила:

— Теперь я понимаю, что ты имеешь в виду, Педар. Те, кто не может позволить себе омоложение, а также те, кто просто слишком нетерпелив, представляют будущую жизнь, как череду закрытых, блокированных возможностей, и винят во всем омоложенных. Но ведь Вселенная огромна. Для особо недовольных и честолюбивых есть множество колониальных миров…

— Кража всегда приносит большую выгоду, конечно, до тех пор, пока вор не пойман, — прошептал Педар.

— Это… — Она хотела сказать «смешно», но заметила, как напряглось лицо Педара, и остановилась.

Нужны ли ей богатства, знания, омоложенное тело, если, вместо того чтобы делать все, что заблагорассудится, придется заботиться о происходящем во Вселенной?

Она мечтала о долгой жизни и о возможности заниматься любимыми делами, в том числе и лошадьми. Теперь ей было доступно и то, и другое. Ее больше не беспокоили надвигающаяся старость, боли в суставах и невозможность участвовать в соревнованиях. Она даже могла позволить себе манкировать тренировками, не боясь при этом потерять форму. Можно было бы разобраться во всей этой запутанной ситуации, выяснить, на что намекает Педар. Но ей совсем не хотелось этим заниматься.

Сесилия опустила в тарелку несимметричную ложку, какие всегда подают к холодным супам Биа-ристи, глотнула эранского эля и принялась за хорошо прожаренные, хрустящие ломтики мяса куропатки, обильно приправленные специями. Но все-таки, чего добивается от нее Педар? Кажется, именно того, чего больше всего хочется ей самой, — отказа от участия в скачках. Он перевел разговор на скачки, на то, какие шансы у нее и у него. Сесилия отвечала автоматически, наблюдая за тем, как меняется лицо собеседника.

Какой же все-таки он противный. Настоящая жаба. Может вот ,так спокойно разыгрывать перед ней целое представление, прекрасно зная, что ни на чем, кроме лошадей, она не может толком сосредоточиться…

— Думаю, что ты права, что не отказалась от участия в скачках, — сказал Педар. — Все равно ты бы не успела на похороны.

— Лошадь готова, — ответила Сесилия. Ей стоило огромного труда не поддаться давлению с его стороны. — И я тоже. Да и ты ведь остаешься.

— По тем же причинам, — сказал Педар. — Я готов к скачкам, лошадь готова, и все мои ставки… здесь.

А еще потому, что это обеспечивало ему прекрасное алиби. В то время как кто-то замышлял покушение на Банни, Педар находился очень далеко, готовился к Большим скачкам, и его часто показывали в новостях. Сесилия прекрасно знала, что все могло быть именно так, но найти доказательства не так-то легко. И весьма опасно.


Сесилия чувствовала, что она в отличной форме, лучшей, чем даже предполагала. Синьиорити прекрасно чувствовала и понимала всадницу. Конь без помарок одолел кросс. Одного этого было бы достаточно для победы. Лайэм Ардахи выбыл из соревнований после того, как Плантагенет закинулся на водном препятствии. Сесилия не могла понять причины, конь никогда раньше не боялся воды. Возможно, Педар хочет этой победой отвлечь ее внимание от других проблем… ведь он — с его точки зрения — выиграл в гораздо более серьезных «скачках».

Она проскакала круг почета перед трибунами, не забыв улыбнуться фотокорреспондентам, поблагодарила всех конюхов и работников конюшен и вложила каждому в конверт с дополнительной платой небольшую записку с благодарностью. Вечером на прием Сесилия надела янтарное ожерелье в честь богини Эпоны1 . И сама улыбалась, и принимала поздравления, подобно таинственной богине, но ушла до полуночи, сославшись на боль в локте.

И уже через час скакала верхом на Максе по темной дороге к космопорту. Конь был рад этой неожиданной прогулке. Чтобы не возникало лишних вопросов, Сесилия оставила машину у конюшен: никто бы не удивился, узнав, что вечер столь тяжелого и великого дня всадница решила провести с лошадьми. Колум подготовил ей Макса, но, когда она выводила коня, конюха поблизости уже не было.

Через пять километров, там, где проселочная дорога выходила на развязку автострады, ее ждали Дейл и Роз. Дейл помог Сесилии завести Макса в фургон грузовика. В фургоне стояла Далей, Макс ни за что не согласился бы ехать один. Роз забралась в грузовик, оставив свою маленькую, старенькую машину Сесилии. Дальше в аэропорт Сис вновь поехала одна.


Она сама вела корабль. Основное преимущество такого путешествия заключалось в том, что план полета не обязательно должен соответствовать реальному маршруту. Она дала все необходимые указания конюхам и тренерам относительно тренировок для Синьиорити и Макса на весь оставшийся сезон, ((1 Эпона — в кельтской мифологии богиня, покровительница всадникои и лошадей; священный камень Эпоны — янтарь.) предупредила их, что перед возвращением на Роттердам собирается навестить экспериментальные лаборатории «Экви-Сайт», чтобы самой посмотреть на результаты нового метода генной инженерии, который только недавно опробовали на лошадях.

В официальных документах в качестве пункта назначения она отметила Роттердам. Сесилия прекрасно знала, что ее люди не подведут.

Корабль последней модели, приспособленный к микропрыжкам с планеты, дал ей возможность миновать вечно перегруженную станцию Зенебры. Она знала, что Педар обязательно проверит ее план полета и вектор прыжка. Ну и пусть. Пусть себе проверяет. Выходной вектор в сторону Роттердама соответствовал направлению первого скоростного кори; дора, а оттуда она спокойно может направить корабль на Касл-Рок. В который раз она мысленно поблагодарила Херис, которая настояла в свое время на том, чтобы Сесилия научилась управлять космическим кораблем и получила лицензию.

Конечно, на борту «Восторга» было больше роскоши. Сесилия мечтала о горячей ванне и массаже. Она успела только быстро принять душ и переодеться. Думать о массаже было некогда, а это значит, что утром будет болеть все тело. Большие скачки не даются так просто, даже омоложенному организму.

И все же Сесилия была довольна. «Прыжок» оказался быстроходнее старой яхты и мог приземляться прямо на планеты. Она пролетела мимо орбитальной станции и направилась по огням маяков к входу в скоростной коридор.

Глава 3

Покинув Зенебру, Сесилия сделала два транзитных перелета и добралась до Касл-Рока. Она убедилась, что Миранда все еще на планете, в Старом дворце. Сесилия связалась с дворцом, и слуга ответил, что Миранда будет рада ее принять. Женщина забронировала место на шаттле, а в это время станционный буксир подтащил ее яхту к доку. Бумагам, которые нужно было заполнить для начальника доков Рокха-ус Мейджер и для таможни, казалось, не будет конца. Интересно, Херис тоже заполняла всю эту уйму бумаг или они ужесточили правила сейчас, после покушения? К счастью, вся бумажная волокита была закончена к моменту отправления шаттла. Никого из знакомых на Рокхаус Мейджер или в шаттле она не заметила. Это было к лучшему: Сесилии совсем не хотелось вести пустопорожние светские беседы.

Выйдя из дверей шаттлпорта в поисках такси, она заметила длинную черную правительственную машину с гербом Правящих Династий на дверцах. Водитель сразу же узнал ее.

— Леди Сесилия?

— Да.

— Нас послала встретить вас леди Миранда. Где ваш багаж?

— В багажном отсеке. — Она передала ему багажный талон. Водитель кивнул помощнику, тот взял талон и направился в багажное отделение.

Сесилия вдруг вспомнила, что не проверила их документы, но было поздно. Будь здесь Херис, она отругала бы ее за такую беспечность. Водитель протягивал Сесилии конверт:

— Леди Миранда хотела, чтобы вы просмотрели это.

Сесилия вскрыла конверт. Записка от Миранды и фотографии шофера и его помощника.

«Не волнуйся, — было сказано в записке, — хотя всем нам стоит быть осторожнее. Жду тебя».

Через несколько минут вернулся с багажом помощник шофера. На всех сумках были полосатые наклейки — знак того, что они прошли таможенный контроль. Сесилия села в машину, и ей пришло в голову, что они, вероятно, поедут тем же маршрутом, каким ехал в день смерти Банни. Но она ни о чем не стала спрашивать.


Во дворце, на первый взгляд, ничего не изменилось. Та же роскошь, та же униформа на слугах. Ее, как обычно, быстро и бесшумно провели в комнату для гостей, окна которой выходили в маленький сад, а потом, после того как она приняла душ и переоделась, в покои Миранды. Как трудно поверить, находясь в этом спокойном, красивом дворце, что Банни мертв, а их мир в опасности. Сесилии все время казалось, что Банни вот-вот выйдет ей навстречу и его простодушное лицо озарится улыбкой.

Казалось до тех пор, пока она не увидела Миранду. Даже ставшая легендой красота жены Банни не устояла перед столь тяжкими испытаниями. Те же черты лица, та же безупречная кожа… Но сейчас перед Сесилией стояла не цветущая красавица, а высохшая, изнуренная женщина. Они приветствовали друг друга по всем правилам и дождались, когда слуги, поставив подносы с чаем на небольшой столик, удалятся. Потом Сесилия не выдержала и задала вопрос:

— Миранда, что тебе сказали, кто все это сделал?

— Ничего не сказали. — Миранда налила чаю и протянула чашку Сесилии. Руки у нее при этом совсем не дрожали. — Я знаю, в новостях сообщают, что это дело рук Милиции Нового Техаса, что таким образом они отомстили за расправу над своими рейнджерами. Я знаю, что бывший глава дворцовой охраны отправлен в административный отпуск. Но мне очень деликатно дали понять, что расследование до сих пор не закончено. Бери пирожное, тебе ведь всегда нравились эти, правда?

Сесилия даже не посмотрела на пирожные.

— Миранда… мне кажется, Милиция Нового Техаса тут ни при чем.

— Почему? — Лицо Миранды окаменело, как у статуи.

— Мне кажется, что это кто-то… из своих.

— Из родственников? — Голос холодный и спокойный.

Интересно, почему она так спокойна? Почему не боится? Слишком много переживаний? Сесилия помолчала, потом продолжила:

— Педар сказал, что Банни… нарушил правила. Миранда вздрогнула.

— Все верно. Он казался таким… спокойным… таким уступчивым. Но с самого детства, когда он угостил меня пирогом, который стащил у кухарки, и показал, где можно прятаться от гувернанток… он постоянно нарушал все правила.

— И куда более серьезные, — добавила Сесилия.

— Да. — Миранда уставилась в одну точку, куда-то поверх головы Сесилии, словно увидела там что-то, но была слишком измучена, чтобы реагировать.

— Миранда!

Женщина медленно перевела взгляд на Сесилию, но та уже прикусила язык. Хотя на лице ее отражалось все, что она хотела сказать: «Ты не можешь так легко сдаться. Ты должна держаться. У тебя семья…»

— У меня семья, — сказала Миранда тем же ледяным и спокойным голосом. — Я несу ответственность за своих детей. Внуков. Ты хочешь, чтобы я помнила об этом.

— Да… — Сесилия заговорила тише и постаралась успокоиться.

— Мне все равно. — Миранда смотрела Сесилии прямо в глаза. — Меня не волнуют дети, даже Брюн, о которой я всегда заботилась. Меня не волнуют внуки, эти ублюдки, которых мою дочь заставили родить… — Она судорожно вздохнула, и это придало особое звучание словам «не волнуют».

Сесилия молчала, ей нечего было сказать. Миранда продолжала:

— Меня вообще ничто не волнует, кроме Банни, которого я любила, несмотря ни на что — ни на возраст, ни на наше положение, ни на омоложение, ни на все то, что мы придумали, чтобы облегчить себе жизнь, сделать ее беззаботной. Всю свою жизнь, с того самого дня, когда он принес мне вишневый пирог, который мы съели на черной лестнице, откусывая по очереди… я любила его. Мне всегда казалось чудом, что он тоже меня любил. Что он прошел через испытания охотничьего сезона, которые все еще должны проходить наши молодые люди, что он не забыл меня за время моего уединения на Сайпресс Хилл и что он выбрал меня в жены. И стал отцом моих детей. И меня совершенно не волнует, что законно, прилично, а что… — Она разразилась рыданиями.

— Дорогая моя… — Сесилия неуверенно протянула руки. В течение многих лет Миранда в ее представлении оставалась деликатной фарфоровой статуэткой, такой же, как ее родная сестра и вообще все женщины этого типа. С такими женщинами Сесилия всегда соблюдала правила этикета: До них можно было дотрагиваться только кончиками пальцев, слегка прикасаться к щеке при приветствии. Но сейчас Миранда не отпрянула, наоборот, склонилась к Сесилии, словно та была ей матерью или теткой.

Миранда никак не могла успокоиться, у Сесилии даже спина затекла от неудобного положения. Наконец Миранда взяла себя в руки.

— Проклятие! — сказала она. — А я-то думала, что все позади.

— По-моему, ты никогда не сможешь об этом забыть, — ответила Сесилия.

— Нет. Конечно нет. Но нужно же продолжать жить. Ты права, я обязана это сделать. Но я даже не представляю как.

— А твои советчики…

— Стервятники. — Миранда искоса посмотрела на Сесилию и слегка отодвинулась от нее. Сесилия вcтала на ноги и потянулась. — Ты никогда не была замужем и потому, скорее всего, даже не представляешь, насколько все запутано. Твое имение целиком и полностью принадлежит тебе…

— Если не встревают мои грозные родственнички, — вставила Сесилия. Она слишком хорошо помнила, как сестра пыталась заставить ее изменить завещание. Юридические дрязги тянулись не один год.

— Верно. Банни оставил мне наследство в разных сферах. От чего-то я сразу отказалась. Политика…

— Но ведь никто не ожидает от тебя, что ты займешь место Спикера…

— Нет. — В голосе Миранды прозвучала обида. — Все считают, что в политике я ничего не смыслю. Хотя это не так, я многое знаю и понимаю, и вполне могла бы стать преемницей Банни, если бы никто не мешал.

Сесилия едва сдержалась, чтобы не раскрыть рот от удивления. Миранда — политический деятель? Потом она вспомнила Лоренцу. Что ж, это был прекрасный пример женщины-политика. Сесилия даже содрогнулась, потом снова села и налила себе еще чашку чаю.

— Лоренца, — Миранда снова, как эхо, повторила мысли Сесилии. — Мы с ней часто пробовали разыгрывать различные политические ситуации… Но тебе это будет неинтересно, Сесилия, если, конечно, ты не проведешь аналогию с миром лошадей… представь себе, что ты скачешь верхом на очень крепкой и тренированной лошади, которая презирает тебя, но согласилась, имея на то свои причины, слушать тебя и повиноваться.

— Однажды со мной произошло нечто подобное, — ответила Сесилия, надеясь, что Миранда сменит тему разговора.

Но та шикнула и продолжала:

— Сейчас речь не о лошадях. Ты когда-нибудь фехтовала?

Фехтовала. Она задумалась, что это может значить. Что-то похожее встречалось ей недавно, кажется, в «Словаре навигационных терминов космопилота», но вряд ли Миранда говорит о космическом пространстве.

— Это старинный вид спорта, — продолжала Миранда. — Он берет свое начало от древнего вида боевого искусства. Драка на шпагах, иначе фехтование.

— Нет, я никогда не фехтовала. — Сесилия чувствовала себя идиоткой. Она только что потратила битых полчаса на то, чтобы успокоить вконец расстроенную женщину, и вот теперь ее расспрашивают, как последнюю школьницу, о виде спорта, который ей всегда казался бессмысленным.

— Тебе стоит попробовать, — сказала Миранда, встала и стала нервно прохаживаться по комнате. Она дотрагивалась до окружавших ее предметов, как будто двигалась на ощупь. Портьеры, письменный стол, стул. — Прекрасно дисциплинирует, к тому же может пригодиться на борту космического корабля.

— Что может пригодиться? Шпаги? — В голосе Сесилии прозвучало удивление. Неужели Миранда сошла с ума? Сначала слезы, потом разговоры о политике, теперь вот шпаги?

— Меньше разрушений, — ответила Миранда. — Если нужно только убить людей, зачем портить корабль?

Так и есть, она лишилась рассудка. Может, недоброкачественные омолаживающие препараты? За такую красоту рано или поздно приходится платить.

— Сесилия, я не сумасшедшая. Не… совсем сумасшедшая. Конечно, я разбита, обезумела от горя, но я не лишилась рассудка. Если бы ты была знакома с фехтованием, то поняла бы: то, чем мы занимались с Лоренцей, похоже именно на фехтование. То же самое происходило между Банни и ее братом Пирси, но… нет. Ты не поймешь.

Сесилия почувствовала, что начинает сердиться. Она плотно закрыла глаза и сказала:

— Миранда. Я знаю, у тебя большое горе. Тебе нужно выплакаться. Только, пожалуйста, прекрати разговаривать со мной, как с глупой школьницей…

— Но ты такая и есть, — ответила Миранда тем же холодным бесстрастным голосом. — И всегда была такой. Ты так и не повзрослела, совсем как Брюн.

Непонятно, почему Банни послал Брюн именно к тебе. Это ведь смешно…

— Ты обвиняешь меня в том, что произошло с Брюн?

— Н-н-нет… то есть я понимаю, что мы сами выбрали ее генетический тип, мы сами захотели, чтобы она была смелым и отзывчивым человеком. Но когда Брюн столкнулась с тобой, для которой вся жизнь — непрекращающийся охотничий сезон… Ты постоянно подзадоривала ее брать барьер за барьером, все выше и выше. Ну и что получилось из всего этого? Она стала подражать тебе. А это настоящая… деградация!

На секунду гнев сменился удивлением. Сесилия осторожно сказала:

— Но она не похожа на меня.

— Разумеется, она не помешана на лошадях. Но ее безрассудство, ее ужасная безответственность…

Сесилия снова начинала сердиться.

— А я и не думала, что ты считаешь меня безответственной, — как можно спокойнее сказала она.

Миранда быстро помахала рукой.

— Ну, конечно, не во всем. Но ты совсем не знаешь, что такое чувство ответственности перед семьей, чувство долга и преданность Династиям… — Она откинула голову, и на секунду все вокруг затмила копна ее пышных золотых волос. — Брюн бросилась спасать тебя. Ее спокойно могли убить…

— Я ее ни о чем не просила, — ответила Сесилия. — Разве я могла? Она просто…

— Любила тебя, — закончила Миранда. Под блузой из зеленого шелка видно было, как поднимаются и опускаются ее плечи, хотя Сесилия не услышала самих вздохов.

— Она любила вас ничуть не меньше, — ответила Сесилия. — Вам просто не нужна была помощь.

— Да, — Миранда снова посмотрела ей прямо в глаза. — Мне никогда не нужна была помощь.

Она долго стояла, не произнося ни слова, потом опять вздохнула и пожала плечами.

— Марта Саенц сказала, что мы не сумели найти правильных образцов поведения для Брюн. Она сказала это Банни, когда приехала помочь в операции по спасению Брюн. Я тогда обрадовалась ее приезду, я знала, что мы в чем-то допустили ошибку, хотя остальные наши дети выросли хорошими людьми… Банни был шокирован, когда Марта сказала ему, что он виноват в том, что не смог справиться со своей неприязнью по отношению к лейтенанту Суизе, которая в конце концов и спасла Брюн. Я совсем не понимаю Брюн, хотя она моя дочь.

— А как насчет остальных детей? Баттонз и Сара?..

— Они очень помогают, насколько это вообще возможно. Все считают, что Баттонз должен стать преемником отца. Но вот младший брат Банни Хар-лис… Ты помнишь его?

Сесилия кивнула. В Харлисе сосредоточилось все высокомерие, вся заносчивость, все фатовство, какие можно представить, а здравого смысла ему явно не хватало. Банни всегда мог в одну секунду превратиться из глуповатого лорда-охотника на лис в разумного, практичного и талантливого политика. Хар-лис ни на что подобное не был способен, но всегда пытался что-то из себя изображать.

— Так вот, Харлис пытается изменить всю политическую систему Династий, и я не уверена, что Бат-тонзу удастся его остановить. Я говорила Банни еще года три тому назад, что ему нужно оставить четкие инструкции на случай, если, не дай бог, что-нибудь произойдет, и они с Кевилом уже занялись подготовкой бумаг, но потом как раз произошла вся эта история с Пузырем… то есть с Брюн…

— И Банни, конечно, уже ни о чем другом думать не мог.

— Ну да. А Харлису удалось убедить наших родственников, что у Банни было не все в порядке с головой и что эта болезнь наверняка передалась по наследству нашим детям. Кое-кто поверил этой басне и стал поддерживать Харлиса. Он приобрел огромное количество ценных бумаг в разных корпорациях, даже старушка Трема оставила ему все свои акции…

— С тобой все будет в порядке?

— Наверное, но я многого лишусь. А я хотела оставить все Брюн и малышам. Ей нужно уединиться в спокойном, безопасном месте. Лучше всего было бы на Сириалисе…

— Неужели Харлис собирается забрать и Сириа-лис?!. — Сесилия сразу же вспомнила, что Харлис терпеть не мог охоту на лис, и, значит, ежегодным охотничьим сезонам будет положен конец. Но она тут же устыдилась своих мыслей. Наверное, все-таки Миранда права: она действительно ограниченная эгоистка.

— Он пытается это сделать. — Миранда понизила голос и передразнила Харлиса: — «Ну, конечно же, мы всегда будем рады тебе, Миранда. Ты сможешь приезжать в любое время. Но Сириалис всегда принадлежал нашей семье, не одному только Банни». Словно я действительно приеду туда ютиться в маленькой комнатушке, которую он мне выделит, и наблюдать, как он изображает из себя лорда!

Сесилия чуть не ляпнула, что, добившись своего, Харлис действительно станет лордом.

— А что предпринимаешь ты? Ты ведь должна что-то делать? — вместо этого спросила она.

— Да. Но я еще не решила… это разрушит многое из того, что удалось сделать Банни… взаимоотношения с родственниками, друзьями, союзниками. Я могу призвать свой клан… — Семейство Миранды принадлежало к основным династиям, они всегда занимались информационными технологиями, разрабатывали машины, превосходящие компьютеры в той же степени, в которой превосходит маленького пони хорошая ездовая лошадь.

— Но… Сириалис принадлежал Банни, значит, теперь он по праву принадлежит тебе… — Право наследования было одним из непреложных законов, все стремились сохранять источники доходов внутри семьи, закладывая таким образом основу семейного благосостояния и могущества.

— Сис, ты даже не представляешь, насколько все стало непрочным с тех самых пор, как ты рассказала об отношениях Кемтре и Лоренцы. Конечно, все началось гораздо раньше, но только тогда мы заметили эту нестабильность. — Миранда остановилась и задумалась. — Мы с Банни и с Кевилом с таким трудом удерживали вместе все династии. Столько лет мы налаживали социальные и деловые связи, Кевил очень помогал. У него потрясающая интуиция, и он блестящий юрист. Могу поклясться, что ему больше, чем кому бы то ни было, известно о семейных тайнах династий. Банни умел найти подход к главам семейств, а я, улыбаясь и расточая любезности, очаровывала жен и любовниц. Нам удавалось удерживать равновесие, но оно было таким шатким. Отречение Кемтре, скандал Пэтчкока, история с недоброкачественными омолаживающими препаратами, крах семейств Моррелайн—Конселлайн, а потом еще похищение Брюн… — Она замолчала.

— А я уехала на Роттердам к своим лошадям, — вставила Сесилия.

— Да. В какой-то степени я тебя понимаю. Венеция Моррелайн занималась керамикой, ты лошадьми, Ката Саенц наукой. У большинства людей есть любимые занятия, и так и должно быть при хорошем политическом устройстве общества. Люди должны иметь возможность делать то, что они хотят и умеют делать. Людям нравится обзаводиться семьей, рожать детей, нравится жить в радости. Но если все начнут так жить, то никто не заметит, как к власти прорвутся честолюбивые, эгоистичные люди, и в результате общество начнетдеградировать.

Именно это и произошло, когда Банни воспользовался силами Флота для спасения Брюн. Сесилия промолчала, зная, что у Миранды нет заблуждений по поводу того, как отреагировали люди. Вместо этого она спросила:

— А как дела у Кевила?

— Он жив.

По тону Миранды нельзя было определить, рада она или нет. Вздохнув, Миранда добавила:

— Я не могу желать Кевилу смерти, но как бы мне хотелось, чтобы и Банни был жив. Кевил сильно пострадал, он много дней провел в регенерационной барокамере, к тому же у него ранение головы. Врачи говорят, что, возможно, он вообще не оправится и никогда уже не будет прежним Кевилом. А без помощи Банни и в случае, если мне не удастся ничего сделать, неизвестно, сможет ли он продолжать свое дело.

— Я должна его навестить, — сказала Сесилия.

— Да, конечно. И ты должна рассказать ему все, что рассказала мне. Назвать все известные тебе имена. Он может знать что-то, что поможет нам.

— А Брюн?

— У Брюн… сумасшедшее желание изменить себя. Она хочет отправиться в Гернеси, пройти там процесс омоложения и биомоделирования, чтобы в результате стать новым человеком.

— Она не хочет воспитывать мальчиков, — это был не вопрос, а скорее утверждение.

— А ты бы на ее месте хотела? — Миранда вздрогнула, потом вздохнула. — Нет, она не хочет их воспитывать. И я не хочу. Банни — другое дело. Он почему-то был уверен, что когда вырастут, они докажут всем, что неслучайно появились на свет, что это не такое уж несчастье. Но к сожалению, это действительно несчастье.

— Им трудно будет жить.

— Да, конечно. И это несправедливо. Но ничто не может изменить положения вещей: они незаконнорожденные дети, они чуть не уничтожили Брюн и разрушили многие надежды на будущее благополучие Династий. Они нежеланные бастарды, бедняжки.

— На кого они похожи?

— Обычные малыши. Внешне ни на кого из наших родственников не похожи. У одного волосы рыжие-рыжие, я таких никогда и не видела, у другого каштановые. Брюн говорит, что один из тех мужчин тоже был рыжеволосым…

Сесилия обратила внимание на то, что Миранда не называет малышей по имени, но ничего не успела спросить, потому что та продолжила:

— Генетическое сканирование выявило некоторые интересные аномалии. По мнению одного генетика, который обследовал остальных женщин и детей, у этих людей отмечается высокая степень родственного спаривания, инбридинга, и большая концентрация нежелательных рецессивных признаков. Они заметили, что чужестранки рожают более здоровых детей, но считали, что таким образом Бог благословляет их деяния. Конечно, мы сразу же провели курс терапии, хотя полностью стереть генетическую информацию в таком возрасте уже невозможно.

— Как их зовут? — наконец спросила Сесилия. Миранда покраснела.

— А никак… Брюн так и не дала им имен и разговаривать на эту тему не желает. Няньки называют их Рыжик и Черныш. Я знаю… — Она протестующе подняла руку. — Так обычно зовут собак или лошадей, но никак не мальчиков. Это не имена, а какие-то клички. Но я даже не знаю… Мы с Банни как раз говорили об этом незадолго до его смерти. Хочешь посмотреть на них?

— Конечно. — Сесилия встала.

Они прошли через зал, миновали несколько дверей, и Сесилия услышала, как верещит довольный малыш, как фырчит другой. Миранда остановилась перед открытой дверью. Заглянув внутрь, Сесилия увидела двух молодых женщин в ярких платьях, кучу разбросанных по полу игрушек и двух крепких малышей. Рыжеволосый радостно прыгал по полу, хлопая при этом в ладоши. Другой сидел среди кубиков, он быстро повернулся в сторону двери и улыбнулся.

Обычные дети, никакие не чудовища. Счастливые дети. Они могут вырасти нормальными людьми, если только на них не будет постоянно висеть бремя страшного прошлого, в котором они не виноваты.

— Их надо увезти отсюда, — к собственному удивлению сказала Сесилия. — Есть люди, у которых нет своих детей, но они мечтают их иметь. Наверняка можно найти место, где мальчиков будут любить, как они того заслуживают.

— Банни говорил…

— Банни мертв. А они живы. У них может быть хорошее будущее. Вселенная огромна, необязательно растить их пешками для чьей-то игры во власть.

— А ты знаешь таких людей… — В тоне Миранды прозвучало нечто среднее между сарказмом и надеждой.

— Нет, но могу найти. Позволь мне этим заняться? Подыскать семью, дать им шанс.

Миранда вздохнула:

— Не… не знаю.

— Миранда. У тебя есть другие внуки и будут еще те, кого ты сможешь любить по-настоящему, кто унаследует все политические связи вашей семьи. А этим мальчикам вы даже имен не удосужились дать. Ты ведь сама понимаешь, что так нельзя. Отпусти их.

— Брюн хочет… — начала Миранда. — Она говорила… что не ненавидит малышей, просто не в силах постоянно жить с ними. Но не можем же мы отдать их в приют.

— Брюн права, — ответила Сесилия. — Ты сказала, что мы с ней похожи. Возможно, в какой-то степени да. Если бы я родила малышей в такой же ситуации, что и она, я бы отдала их. Вселенная огромна, необязательно даже рассказывать им о том, как они появились на свет.

Оставив Миранду у дверей, она прошла ъ комнату, кивнула няням и села на пол. Рыжик, волосы которого действительно были ярко-оранжевого цвета, засунул в рот пухлый пальчик, а Черныш улыбнулся ей. Сесилия вытащила из кармана связку ключей и погремела ими. Малыш улыбнулся еще шире, подошел к ней и потянулся за ключами. Хотя внешне он мало чем напоминал Брюн, но эта смелость, блеск в глазах… может быть, он унаследовал характер матери.

Сесилия никогда не была набожной, но сейчас поймала себя на том, что молится за будущее этих малышей, за то, чтобы оно стало лучше их прошлого.

— Леди Сесилия! — раздался голос Брюн. Сесилия обернулась.

— Ты выглядишь прекрасно, — сказала она. Брюн действительно была в хорошей физической

форме: стройная, крепкая, с золотистыми кудрями. Но во взгляде, обращенном на малышей, чувствовалась какая-то тоска.

— Со мной все в порядке, — ответила Брюн. — Учитывая все происшедшее.

— Я согласна с тобой и с твоей матерью, — продолжала Сесилия. — Мальчикам нужны другой дом, другая семья и, конечно, имена.

Брюн напряглась, потом расслабилась и улыбнулась.

— Ты, как всегда, предельно тактична.

— Как всегда, — согласилась с ней Сесилия. — Дорогая моя, мне почти девяносто лет, и омоложение никак не отразилось на моем характере. Давайте все сделаем прямо сегодня.

— Сегодня? — Миранда и Брюн чуть не подпрыгнули на месте, няни тоже были шокированы.

— Они начинают говорить и уже многое понимают. С каждым днем им будет все сложнее.

— Я… хочу, чтобы они попали в хорошие руки… чтобы у них все было… — сказала Брюн.

— Самое главное, чтобы их любили, — ответила Сесилия. Так уверенно могут говорить только те, у кого нет своих детей. — В данный момент им не хватает самого главного: имени, родителей…

— И что ты собираешься с ними делать?

— Отдать их в надежные, любящие руки. Брюн, ты знаешь меня всю свою жизнь. Разве я когда-нибудь тебя обманывала? — Брюн отрицательно покачала головой, в глазах у нее блеснули слезы. Миранда хотела было что-то сказать, но Сесилия махнула рукой. — Я все время говорила вам правду, даже тогда когда вы не хотели ее слышать. Я и сейчас говорю вам правду: если вы позволите мне забрать мальчиков, я обещаю найти для них хорошую семью. Я сама прослежу за этим…

— Но ты ведь так занята…

— Это мое дело. Миранда, ты всегда упрекала меня в том, что я живу только для себя. Сейчас это может пригодиться. У меня нет никаких обязательств, и я вполне могу заняться вашими делами. — Голос Сесилии немного смягчился: — Пожалуйста, не говорите «нет».

Брюн опустила голову и кивнула. Сесилия заметила, что она не может сдержать слез.

Миранда долго смотрела на Сесилию, потом сказала:

— Хорошо. А я могу выделить немного денег, чтобы они заново начали свою жизнь.

— Отлично. — Сесилия толком не знала, что делать дальше. Когда она говорила «Давайте все сделаем прямо сегодня», в ее голове не было никакого четкого плана. А сейчас обе няни пристально смотрели на нее и ждали указаний. Сесилия понятия не имела, сколько времени может понадобиться им, чтобы собрать малышей, не знала, куда повезет их, но была уверена, что медлить нельзя. Она повернулась к няням:

— Вы можете поехать со мной на месяц или два?

— Да, мэм, — ответила одна. — Мы родом с Си-риалиса, но думали, что еще много лет будем…

— Тогда собирайте вещи мальчиков… или пусть вам кто-нибудь поможет. Я должна поговорить с Мирандой, кое-что устроить…

Ей понадобится другой корабль, побольше (как жаль, что здесь нет «Восторга» и Херис Серрано, с ней все было бы гораздо легче). Стоит ли заказать места на коммерческом лайнере? Нет, их сразу заметят. Нужно нанять корабль вместе с экипажем. Нет, сначала надо снять еще одну комнату, точнее, несколько комнат в отеле, где она остановилась. Сесилия заказала только одну — для себя. А может, лучше перебраться в другой отель. В голове все перемешалось.

— Миранда, пойдем в твои покои, нам надо поговорить.

— Конечно, Сесилия, — Миранда кивнула няням, которые уже принялись складывать игрушки. — Я пришлю служанку, чтобы она помогла вам упаковать вещи. Оденьте мальчиков в дорогу. А я приготовлю жалованье и рекомендательные письма.

И она направилась в свои комнаты. Брюн тоже пошла с ними, на лице у нее снова застыла маска страдания.

— Ты хоть представляешь, куда собираешься их отвезти? — спросила Миранда, когда они снова сидели в ее гостиной.

— Да. — Ее как раз осенило по дороге из детской. — Я знаю подходящую планету и, наверное, подходящую семью. Рассказать тебе?

— Нет… не теперь. Может, потом.

Брюн сидела сгорбившись, с опущенной головой.

— Прекрасно, Миранда. Мне нужно воспользоваться твоей внутренней связью…

— Ладно, я вызову Пуассона…

— Нет, я сама отдам все распоряжения. — Только бы добраться до ближайшего отеля. Оттуда она сразу зарезервирует корабль, и они уедут. Она совсем не хотела пользоваться компьютерной системой дворца, чтобы кто-то потом копался в записях. Вполне вероятно, у журналистов есть доступ к внутренней связи.

— У меня достаточно средств…

— Ты говорила, что брат Банни оспаривает твои права на наследство…

— У меня есть собственные средства. Позволь мне помочь.

— Конечно. — И Сесилия вежливо повернулась к Брюн, в то время как Миранда связывалась с банком.

— Брюн, ты что-нибудь слышала в последнее время о той девушке… Хэйзел, не так ли?

Брюн подняла голову:

— Я очень волнуюсь за нее. Кажется, она неплохо справляется с ситуацией, а ведь ей столько пришлось вынести, но она никогда даже не рассказывала, как ей было плохо. Она все время настаивает, чтобы я встретилась с женой этого рейнджера, Примой Боуи.

— Зачем?

— Не знаю. — И Брюн нервно заерзала в кресле. — Кажется, Хэйзел она нравится. Она говорит, что женщина ни в чем не виновата и что она всегда была добра с ней. А теперь Хэйзел жалеет ее, считает, что ей трудно здесь, у нас. Но ее ведь никто не увозил силой, она сама решила уехать.

— И все эти женщины до сих пор держатся вместе? — спросила Сесилия.

— По-моему, да. Но мне… все равно. Их прервала Миранда:

— Я перевела значительную сумму денег на твой счет, Сесилия. Потом я смогу послать еще, если…

— Не волнуйся, пожалуйста, — ответила Сесилия. — Скажи мне, няни ходят с мальчиками на прогулки? В парк или куда-нибудь еще?

— Они не выходят за пределы дворца. Репортеры и так не дают нам жить спокойно.

— А как же дети дворцовой прислуги? Ведь должны же быть во дворце еще дети.

— Наверняка есть, но я не знаю точно…

— Может, няни знают. Нам совсем не нужны репортеры, когда мы поедем в отель.


Группа детей из начальной школы Брайери Ми-доуз была на очередной экскурсии во дворце. Когда они проходили по последним открытым для публики залам, к ним присоединились еще несколько человек. Дети, уставшие от бесконечных витрин с наградами, письмами, подарками тем или иным важным персонам, от ценной мебели, до которой нельзя было дотрагиваться руками, шелковых шнуров, на которых нельзя было повисеть, постоянных замечаний и напоминаний, почти не обратили на это внимания. Им (в случае хорошего поведения) было обещано посещение известного кафе «Зиффра», но удержаться от разговоров, драк и беготни было невозможно. Наконец они вышли из залов, шествие замыкали няни в зеленой одежде сотрудников школы с именными значками на груди. Каждая держала на руках по малышу.

На улице репортеры-стервятники ожидали появления Брюн или ее детей, но никто из них даже внимания не обратил на толпу шумных школьников. Репортеры видели, как к дворцу подъезжали зеленые автобусы с названием школы, как учителя и их помощники провожали детей внутрь, с трудом выстроив их парами. Такие экскурсии проходили во дворце почти каждый день, поэтому репортеры привыкли к толпам школьников и простых зевак. Никто не обращал на них особого внимания.

Вот и теперь дети, крича и болтая, залезали в автобусы, учителя вместе с помощниками пересчитывали их и проверяли по списку, а репортеры толпились у входа во дворец, ожидая, когда появится леди Сесилия. Ее лимузин стоял на другом конце дворцовой стоянки.

Полчаса спустя из дворца действительно вышла леди Сесилия. Она улыбалась прямо в камеры и принимала поздравления по поводу победы в Больших скачках. Женщина ответила на несколько вопросов относительно лошадей, выразила соболезнования родственникам Банни, села в поджидавший лимузин и отправилась в больницу, где лежал Кевил Мэхо-ней. Врачи все еще оценивали его состояние как критическое.

Еще через какое-то время из бокового служебного входа дворца вместе с прислугой, жившей в городе и отправлявшейся после работы домой, вышли две учительницы, временно одолжившие свою зеленую форму няням. На них тоже не обратили никакого внимания.


Миранда прислушалась к тишине внутренних покоев и почувствовала тревогу. Непривычно и странно было сознавать, что малышей больше нет в доме. Она посмотрела на часы. Неужели еще так мало времени? Вряд ли они успели улететь с планеты. Можно проверить…

Нет. Она сконцентрировала все внимание на руке, которая тянулась к устройству внутренней связи, и с усилием положила ее на колени.

Они уехали. Уехали навсегда.

Ее наполнило чувство легкости, казалось, что она сама стала какой-то прозрачной и легкой… Боже, какая ерунда. Просто она устала, очень устала и…

— Мама?

Внезапно вернулось ощущение тяжести, а сердце сдавила такая боль, что у Миранды даже дыхание перехватило.

— Что, Брюн?

— Ты думаешь, с ними все будет в порядке?

— Конечно, — Миранда сделала глубокий вдох. — На Сесилию можно положиться, она несомненно сделает все, что в ее силах.

— Хорошо. — Брюн осторожно подошла, словно не была уверена, рада ей мать или нет. — У меня какое-то странное чувство.

Еще бы. Любой, кто пережил все, что довелось пережить Брюн, испытывал бы странные чувства.

— Присядь, — предложила Миранда. — Выпей чая.

Сесилия даже не допила свой чай. Брюн села, но все еще была напряжена. Какое-то время они молча жевали печенье, потом Брюн поставила тарелку на стол.

— Что будет с семейными акциями? Миранда совсем не ожидала такого вопроса, но

уж лучше сразу расставить все точки над «i».

— Все не так-то просто, — ответила Миранда. — Когда твой отец мобилизовал весь Флот для того, чтобы спасти тебя, на него многие ополчились, в том числе и многие наши родственники.

— Бедный папа, — прошептала Брюн.

— Им легко судить, ты ведь не их дочь, — ответила Миранда. — Но он действительно принял такое решение. Вот тогда Харлис и втерся в доверие ко многим членам нашего семейства, он давно уже пытался это сделать, а тут ему удалось убедить их, что Банни совсем забыл про родственные связи, что он думает только о делах Совета. Еще он говорил, что Баттонз очень молод и неопытен. Харлис требовал каких-то глупых отчетов и совал свой нос во все дела. Баттонз всего несколько лет обучается политическим наукам, но делает потрясающие успехи, а Харлис просто обещает, что у него все получится намного лучше. А теперь вот он решил заполучить Сириалис.

— Но это же глупо, — ответила Брюн, и в ее голосе зазвучала прежняя надменность. — Сириалис не приносит прибыли, и никогда не приносил.

— Это один из основных аргументов Харлиса. Он доказывает, что при условии правильного использования прибыли можно добиться. Но ни о какой охоте на лис, конечно, и слышать не желает. Он неплохо разбирается в коммерческой деятельности. Не знаю, следила ли ты за тем, как он управляет своими компаниями…

— Нет, — ответила Брюн.

— Тогда можешь потом просмотреть все отчеты. Он считает, что Сириалис можно сделать прекрасной колонией…

— Что?! Привезти туда колонистов?

— Именно так. По его мнению, на планете пропадает много места, и его-то и нужно использовать с выгодой. Баттонз показал ему, какие области пригодны для сельского хозяйства, но он считает, что этого недостаточно. Еще он старается убедить всех, что титул Банни не может передаваться по наследству. До покушения Кевил пытался с этим разобраться, составлял какие-то бумаги… но сейчас от него нельзя ждать помощи.

Брюн недобро усмехнулась.

— Интересно, не приложил ли дорогой дядюшка Харлис руку к убийству отца?

— Нет, дорогая. Это не Харлис.

Ответ прозвучал слишком уверенно и быстро, Брюн удивленно взглянула на мать.

— Мама… тебе что-то известно? Ты знаешь, кто это сделал?

— Я знаю, что это сделал не Харлис. — Черт побери, надо что-нибудь придумать, иначе Брюн может опять безрассудно броситься прямо в омут с головой.

— Ты не веришь, что это сделали рейнджеры Нового Техаса?..

— Нет. Хотя это до сих пор остается официальной версией. Но я не верю.

— Кто же тогда?

— Брюн, я не собираюсь обсуждать этот вопрос с тобой. Не сейчас. Мы должны поговорить о родственниках отца, об их возможных действиях, должны обсудить денежные вопросы. Именно с этим следует разобраться в первую очередь. Убийцы отца… могут подождать.

— Но след…

— Не остынет. Пожалуйста, Брюн. Хотя бы раз в жизни послушай, что я тебе говорю. Мы должны соблюдать осторожность.

Брюн побледнела, мышцы на лице напряглись.

— Я хочу уехать в Республику Гернеси.

— Нет. Ты нужна мне здесь.

— Для чего? Чтобы выставлять меня напоказ?

— Нет, мне нужен союзник. Если мы собираемся отстаивать свои права, мы все должны помогать друг другу. Твои сестры заняты, у них обязательства перед своими семьями, хотя они, конечно, стараются поддерживать меня. Баттонз и Сара выкладываются на все сто. Но мне нужен надежный человек, которому я могла бы полностью доверять. Мне нужна ты.

— Ох… — Брюн посмотрела куда-то мимо матери.

— Ты когда-то с радостью помогла Сесилии, — продолжала Миранда и сама удивилась язвительности своего тона.

— Я тебе действительно нужна? — спросила Брюн.

Миранда пристально взглянула на дочь.

— Конечно. Нет, дай я попробую выразиться точнее. Да, ты мне нужна. Никто, кроме тебя, не сможет сделать того, что нужно сделать. Остальным не хватает твоих умений и опыта.

— Ты говоришь серьезно? Но ведь раньше я никогда не была нужна тебе. Я — настоящий нарушитель спокойствия… — В голосе Брюн появились неуверенные нотки.

— Нет. Именно ты можешь справиться со смутой. Пожалуйста, Брюн, помоги мне.

Брюн поморщилась:

— Я не уверена, что у меня получится.

— Если захочешь, то получится, — твердо сказала Миранда. — Мне нужно знать, кто и зачем убил твоего отца и пытается развалить Правящие Династии. Я не уверена, что все это дело рук одного человека или одной организации… Но как знать…


Брюн с удивлением смотрела на свою безупречную, невозмутимую мать. Она привыкла видеть перед собой то же, что видели другие, — идеал кротости. Активным в этой паре считали ее отца, он был очень деятельным, своими руками и умом создавал все вокруг. Мать же смягчала его действия своим присутствием, своей улыбкой.

Теперь за вывесками «мать», «жена лорда Торн-бакла» Брюн наконец увидела умную, твердую и знающую женщину, ни в чем не уступавшую отцу. По блеску в глазах матери Брюн поняла, что та заметила ее смущение и знает его причину.

— Я не ошиблась, выбрав в качестве боевого имени Брюн Мигер, — сказала Брюн, проверяя правильность своих догадок.

Мать улыбнулась.

— Замечательно. Я рада, что ты поняла. Теперь ты согласна поддерживать меня?

— Да… если смогу.

— Сможешь. Не все сразу, но начну я вот с чего. Я предупреждала твоего отца сразу после того скандала на Пэтчкоке, что его родственники могут повторить то, что сделала тогда эта Моррелайн. Правда, ее братья это заслужили, однако люди не всегда получают по заслугам. Отец был уверен, что учел все, отчасти потому, что старик Виктор Барраклоу всегда был его другом и защитником. Но ко времени нападения на Ксавье они с Кевилом обнаружили некоторые несоответствия, нарушения… тайные покупки акций, необъяснимые изменения в составе советов директоров и так далее. Но они были слишком заняты: сначала военные проблемы, потом предательство в рядах Флота, не говоря уже о текущих делах Большого Совета. И в результате в руках Харлиса оказалось большое количество акций, за него отдают голоса многие члены различных советов директоров. Теперь он вполне может попытаться доказать, что имение твоего отца на самом деле принадлежало не только ему одному. Мне кажется, Харлис подтасовал что-то в файлах, хотя до конца я не успела во всем разобраться. А здесь я вообще не могу этим заниматься.

— А в Эпплдейле?

— Нет… мне нужно поехать на Сириалис, именно там мы хранили все нужные документы. Отец считал меня чуть ли не шизофреничкой, но я настаивала, чтобы каждые полгода в архив поступали документы всех компаний. Думается, именно поэтому Харлис так хочет заполучить Сириалис. Он подозревает, что документы где-то там.

— Значит, тебе надо ехать на Сириалис, — ответила Брюн. — Не может же он тебя не пустить туда?

— Пока нет. Но я не могу оставить тебя одну здесь…

Брюн прервала ее:

— Ты просила меня помочь тебе, пусть так и будет. На следующем заседании Большого Совета вряд ли произойдет что-либо интересное, все еще пребывают в шоке, и это пройдет не сразу.

— Не уверена. Этот парень Конселлайн добился, чтобы его избрали временным Спикером…

— Что бы ни случилось здесь, сейчас самое главное — остановить Харлиса. Так что поезжай. Я останусь и буду присутствовать на заседании Большого Совета. Обещай мне, что поедешь. — Брюн протянула руку и похлопала мать по плечу. — Не дадим же мы Харлису спокойно забрать все себе, а Конселлай-нам развалить Правящие Династии.

Мать с уважением посмотрела на дочь.

— Иногда, Брюн, ты так похожа на своего отца.

— Извини меня…

— Что ты! Тебе не за что извиняться. Ну хорошо, сначала мы уедем из дворца, а потом я уеду на Сириалис.


По дороге в больницу Сесилия позвонила в отель и подтвердила, что две молодые женщины и двое малышей и есть те самые люди, для которых она забронировала номер. Еще два номера? Конечно. Сесилия улыбнулась сама себе. Какая же она молодец, что вложила деньги в строительство отеля здесь, на Касл-Роке, не полагаясь на гостеприимство друзей!

Приехав в больницу, она узнала, что буквально на минуту разминулась с Джорджем. Сесилия поднялась наверх и остановилась в коридоре у реанимационной палаты. На кровати неподвижно лежал человек.

Он выглядел ужасно. Ей сказали, что Кевил без сознания. Врачи все еще пытаются стабилизировать внутричерепное давление и поэтому дают ему сильное снотворное и раз в неделю проводят полное неврологическое обследование. Сесилия смахнула с глаз слезы. Ей ведь тоже пришлось пройти через состояние комы… может, не настолько уж Кевил без сознания, как они утверждают… она мысленно пообещала Кевилу вернуться сюда за ним и увезти, несмотря ни на что. Сесилии было очень трудно уйти, но ее ждали неотложные дела.


В отеле «Лорелз» она остановилась у стойки консьержа, чтобы узнать, как лучше взять напрокат яхту.

Здесь это не вызвало никакого удивления, через минуту консьерж соединил ее с Всесистемной лизинговой компанией.

Там, во дворце, она подумала о своем племяннике Ронни. Ронни и Рафаэлла сразу после женитьбы уехали на самую границу Галактики, на планету Эксет-24, только что открытую тогда для колонистов. Сесилия надеялась, что при вступлении в состав Правящих Династий планета обретет более благозвучное имя. По последним сведениям, у Раффы и Ронни все еще не было детей, хотя они «не теряли надежды». Сесилия, правда, не могла точно сказать, кто же это «не теряет надежды»: молодые люди или их родители, но она прекрасно помнила, как Раффа умеет решать любые проблемы, и потому была уверена, что если Раффа не захочет сама воспитывать мальчиков, то непременно подыщет для них хорошую семью.

Лететь придется долго, как минимум недель шесть. Она обсудила маршрут с агентом лизинговой компании и заказала специальный набор продуктов Примиум Платинум.

По совету Миранды, Сесилия наняла еще трех нянек. Одна из них мечтала эмигрировать и с удовольствием согласилась в качестве жалованья на долю колониальных акций. Она брала с собой и своих собственных детей, двух и четырех лет. Пятеро взрослых и четверо детей — многовато, но зато ей не придется стирать пеленки и вытирать детям носы.

К полуночи она уже все подготовила. Конечно, яхта будет готова не сразу. Даже когда клиент платит большие деньги, не так-то просто подготовить большой космический корабль к путешествию со всеми удобствами. Сесилия договорилась, чтобы одна из нянек водила малышей в парк, к ним присоединялась новая няня со своими детьми, поэтому, хотя бы несколько часов в день, она могла побыть одна. В течение нескольких месяцев никто, кроме самых близких людей, не видел малышей и не фотографировал их. В парке полным-полно женщин с детьми, и никто не обратит внимание на вновь прибывших. Сесилия обсудила с нянями, какие вещи понадобятся им и детям во время путешествия и в течение ближайшего полугода, так как не знала, легко ли приобрести их в далекой колонии. Она открыла несколько новых кредитных счетов, чтобы покупки, сделанные нянями, никто не мог связать с ней или с Мирандой.

Когда в два часа ночи двойняшки проснулись и заорали благим матом, Сесилия просто накрылась с головой одеялом и снова заснула. Пусть этим занимаются другие.

Они спокойно вылетели с Рокхаус Мейджер. Сесилия была уверена, что никто ничего не заподозрил. Всего несколько человек знали, что малышей нет во дворце. Репортеры ничем не выказали интереса к ее персоне и, казалось, поверили объяснению, которое она дала по поводу аренды большой яхты. Она сказала всем, что просто-напросто устала делать все одна на своей маленькой яхте и хочет немного отдохнуть от уборки и стряпни.

Мальчикам очень нравилось, что у них появились друзья. Сесилия внимательно изучила их медицинские карты и пришла к тем же заключениям, что врачи и психологи. Обычные, нормальные дети, вполне готовые к нормальной жизни. Но вот вопрос… надо ли говорить Раффаэле и Ронни, кто такие эти мальчики? Сама она считала, что мальчики могут знать, что живут с приемными родителями, но не должны знать, что их родные отцы изнасиловали находившуюся в плену мать. Конечно, когда-нибудь они получат доступ к своим медицинским данным, но терапия каждый день делает такие успехи, что к тому времени, возможно, удастся полностью очистить их геном.

Ей так и не удалось решить, кому что говорить.

Глава 4

Из космоса колония Эксет-24 была похожа на рай: сапфировые моря и изумрудные леса, рыжевато-коричневые пустыни и оливкового цвета саванны и повсюду белые пятна облаков. Семена завезли на планету за двести лет до заселения ее животными организмами, и с тех самых пор за планетой постоянно вели пристальное наблюдение. Предполагалось, что колонизация планеты начнется только через сто лет, чтобы дать новой экосистеме время стабилизироваться, но уровень кислорода ни разу не падал ниже критической отметки. До начала освоения планеты здесь тоже была пригодная для дыхания атмосфера.

Но вот космопорт колонии, с точки зрения Сесилии, был совсем не симпатичным. У взятой напрокат яхты имелся свой собственный шаттл, и сквозь его широкое лобовое стекло можно было рассмотреть всю грязь и беспорядок. По обе стороны единственной взлетной полосы валялись брошеные грузовые контейнеры. Здания космопорта казались какими-то уродливыми нагромождениями. Все это напоминало космопорт на Пэтчкоке. На фоне зеленого леса вырисовывались белые конусы цементного завода, известковые печи, в которых известь и сланец перерабатывались в бетон для строительства.

На таможне сидела всклокоченная молодая особа с неподражаемым акцентом. Единственное, что ее интересовало, это наличие у вновь прибывших колониальных акций.

— Мне не нужны колониальные акции, — запротестовала Сесилия. — Я не собираюсь тут оставаться, я просто приехала в гости.

Молодая женщина пронзила ее неприязненным взглядом, взяла у Сесилии документы и проверила их с помощью специального устройства. Через минуту она уже вернула их обратно и снова пристально посмотрела на Сесилию.

— Зна-ачит, ни а-астаетесь.

— Нет, конечно же нет. Я приехала навестить племянника, Рональда Вандормера, и его жену.

— А-а-а! Ро-унн-ни! Пачиму сразу ни сказали?

— Я пыталась, — ответила Сесилия.

— Он си-ичас в офисе, — сказала женщина. — Можете туда пра-айти. — И она ткнула пальцем в сторону двухэтажной бетонной коробки.

Здесь, как и в большинстве колоний, самое необходимое инвесторы построили в самом начале заселения. В городке, окружавшем космопорт, было несколько мощеных улиц, остальные засыпаны щебенкой. Первая сотня зданий построена из бетонных плит. Остальные возводили из всего, что было под рукой. С точки зрения Сесилии, их уже и зданиями-то назвать было нельзя, какие-то наскоро выстроенные хижины из необработанного леса. Она также обратила внимание, что большинство людей несет вручную тяжелые вещи, не было никаких тележек, никаких автокаров.

С одной стороны двухэтажного «офиса» стоял невысокий забор, и за ним группа мужчин разбиралась с каким-то механизмом, назначение которого Сесилия никак не могла понять. Она окликнула мужчин и хотела было расспросить их о том, как найти племянника. Один из них поднял голову. Его лицо показалось Сесилии знакомым. Ронни? В глаза ярко светило солнце, она прищурилась, чтобы получше разглядеть… ну да, Ронни. Блестящий молодой аристократ, которого мог затмить разве что его лучший друг Джордж… И вот этот человек стоит сейчас перед ней в светло-коричневой, заляпанной грязью и машинным маслом блузе и таких же штанах. На ногах ботинки, которые уже навсегда потеряли свой изначальный цвет. И все-таки этот Ронни такой же красавчик, как и раньше, может, даже еще красивее.

Она не успела окликнуть его: он повернулся к ней спиной и вошел в здание, а остальные мужчины продолжали разбираться с механизмом. Сесилия прошла вслед за Ронни в комнату с грубо отделанными стенами и бетонным полом. Ронни просматривал что-то на экране компьютера.

— Ронни…

Он поднял голову, и глаза у него заблестели.

— Тетушка Сесилия!

— Я послала сообщение, — сказала Сесилия.

— Мы ничего не получали. — Он пожал плечами. — Наверное, оно где-то в почтовой корзине, но все так заняты… — Он выглянул в окно, там все было по-прежнему.

— У вас, похоже, много работы. — Сесилия внимательно рассматривала племянника. Она не ожидала, что с Ронни могут произойти такие перемены. И почему он ничего не говорит о смерти Банни? Ничего не спрашивает о Брюн?

— Много. Честно говоря, никогда не думал, что мне придется заниматься подобными вещами.

— Кто губернатор вашей колонии?

— Хм-м… я. После того как Мисктов сбежал.

— «Сбежал»?

— Да… все очень просто. Улетел с планеты, прихватив с собой почти все наши сбережения.

— Но… это же преступление.

— Конечно, — ответил Ронни. — Но никакой полиции поблизости нет и в помине, а анзибля у нас тут нет. Ни денег, ни связи.

— Ого. — Может, он ничего и не знает о покушении на Банни.

Сесилия снова оглядела комнату. Мало похоже на офис. Кое-что из мебели Сесилия узнала: она видела ее в летнем коттедже у матери Раффы. Обеденный стол завален информационными кубами и книгами. На диване — стопки книг, листы пластика и бумаги с чертежами какого-то строительного объекта. А поверх всего слой мелкой серой пыли и пепла.

— Но если принять во внимание все происшедшее, нам вполне удается сводить концы с концами. — Сесилия еще даже не успела хорошенько все осмыслить, а Ронни тем временем продолжал: — Просто… я очень многого не знал. И сейчас еще не знаю. Знаете, тетушка, можно изучить множество кубов и так всего и не узнать…

— Чего, например?

— Ну… цементные заводы работают нормально, у нас достаточно песка и гравия, то есть мы вполне сможем получать необходимое количество неармированного бетона. Но, судя по моим кубам, строить здания из такого материала опасно…

— А что говорят по этому поводу инженеры?

— Инженеры? У нас их нет. Знаю, знаю, в проспектах говорится, что они тут есть, но это не так. Тетушка Сис, девяносто процентов наших людей — это работники низшей квалификации… что вполне естественно… но здесь от них требуется высококвалифицированный труд. Они к этому не привыкли. Они привыкли выполнять какую-то одну функцию в мире, где все остальное продумано и сделано за них, но они понятия не имеют, как начинать с нуля. Фермеры знают, как получать большие урожаи на больших полях, но совершенно не представляют, каким образом подготовить участки земли под такие поля. Сантехники знают, как подсоединять друг к другу трубы в стандартных модульных зданиях, но не могут проложить новую канализационную и водопроводную сеть там, где до этого ничего не было. Именно этим и призвана заниматься группа инженеров — совместить стандартные проекты и стандартные навыки с местными условиями. Но у нас нет инженеров.

— Но раз дела так плохи, почему вы все еще здесь? Ронни упрямо посмотрел на нее:

— Мы не хотим уезжать, тетушка Сесилия. Мы хотим попытаться все сделать самостоятельно. Мы вложили в это дело все деньги, даже те, что были подарены на свадьбу.

— Все сбережения? Ронни покраснел:

— Не сразу, но, когда сбежал Мисктов, надо было что-то делать. Можно было откупиться и сбежать домой, как малые дети, но колония нуждалась в помощи. И поэтому мы вложили свои сбережения, чтобы поддержать остальных и попробовать привести все в порядок.

Этот Ронни совсем не был похож на избалованного юношу, которого она когда-то знала. Ни в голосе, ни в поведении не было ни капли раздражительности, нетерпеливости или избалованности. Он попал в беду и решил встретить ее лицом к лицу.

— А как Раффа? — спросила Сесилия.

— Замечательно… хотя, конечно, устает. — Ронни усмехнулся, но взгляд у него был встревоженный. — Она пробует организовать школу, но это непросто. Родители говорят, что дома много работы, и не хотят пускать детей в школу.

— Разве в число первых колонистов не должны входить профессиональные учителя?

— Теоретически должны. — Ронни снова усмехнулся. — Я многого не знал, когда мы собирались сюда. Я считал, что во все колонии вначале доставляются готовые сборные дома, что первые пять лет там обязательно должны работать инженеры, врачи и учителя.

— Но все оказалось не так?

— Нет… по крайней мере, еще до исчезновения Мисктова я навел некоторые справки, и оказалось, что в большинстве колоний не хватает специалистов. Горстка малообразованных людей оказывается привязанной к какой-нибудь далекой планете и даже не представляет, к кому в Управлении колоний им нужно обратиться… этого не знает никто. Даже я… я посылал туда кучу запросов, и мне ни разу не ответили. Мы больше года не получали вестей от родственников, хотя трижды посылали им сообщения.

— Что ж, Ронни, я, видимо, добавлю тебе проблем, но…

— Сесилия! — В комнату, словно порыв весеннего ветра, ворвалась Раффа. — Как я рада тебя видеть! Мне так не хватает здесь друзей!

Девушка, нет, молодая женщина выглядела прекрасно, и по всему было видно, что она искренне рада встрече. Сесилия заставила себя собраться с мыслями, она должна была сообщить им неприятные известия.

— Рафаэлла, Ронни… вы что-нибудь слышали о Банни?

— О Банни? Нет, а что такое?

— Его убили несколько месяцев назад, предположительно это сделали союзники тех людей, которых казнили после освобождения Брюн…

— Подожди… Брюн была в плену? Кто ее захватил? Что с ней?

Сколько же времени Ронни и Раффа были отрезаны от мира? Сесилии трудно было поверить, что они действительно ничего не знают. Она постаралась вкратце все им рассказать и в конце добавила:

— И вот когда я задумалась, куда же лучше пристроить малышей, то вспомнила о вас и решила, что вы сможете найти им подходящих родителей.

— Это дети Брюн?

Ну вот, самое главное она уже сказала. — Да.

— Конечно, я возьму их к себе, — чуть ли не с гневом сказала Раффа, потом взглянула на Ронни. — Правда ведь, Рон?

— Естественно, — ответил тот. — Точно не знаю как, но мы справимся.

— Я привезла с собой нянек, у одной из них двое собственных детей. Она хочет остаться здесь навсегда. И еще деньги, Миранда хочет, чтобы дети получили образование.

— Если этих денег хватит на то, чтобы выписать сюда учителя, мы можем организовать школу, — сказала Раффа.

Сесилия понятия не имела, сколько именно требуется для этого денег, но если понадобится, она сумеет заставить раскошелиться родителей Раффы и Ронни. Ей еще предстоит разобраться, почему сюда к ним не поступают никакие сообщения из большого мира, ведь и ее послание не дошло.

— А где же малыши? — Раффа осмотрелась.

— Они все еще в шаттле, — ответила Сесилия. — Мне не удалось бы провести их через эту… эту даму в космопорте.

— А, Гэннер… бывшая подружка Мисктова, он бросил ее. Она-то рассчитывала, что будет губернаторшей, будет командовать всем и вся, но получилось по-другому. Теперь она всех ненавидит.

— Кроме красивых мужчин, — немного резко вставила Раффа. — Видели бы вы, леди Сесилия, как она обхаживает Ронни. Я знаю, что он не обращает внимания, но бывает так противно.

— Зато очень удобно, когда мне действительно что-нибудь нужно, — ответил Ронни. — Пойдем заберем малышей из шаттла. С малышами на руках я потеряю для Гэннер всю свою привлекательность.

К отъезду Сесилия поняла, что проблемы Эксет-24 не исчерпываются сбежавшим губернатором и отсутствием в колонии инженеров. Она никогда особенно не задумывалась о жизни колониальных миров (зачем добровольно обрекать себя на неудобства?), но точно могла сказать: того, что она увидела на планете, быть не должно. Няни с удивлением смотрели на то, как живут колонисты, они не ожидали, что придется мириться с такими тяжелыми условиями жизни, и Сесилии стоило немалого труда уговорить их остаться до ее следующего приезда.

— Я выясню, почему до вас не доходят сообщения, — пообещала она Ронни. — И найду всех необходимых специалистов. Вы молодцы…

Молодые люди очень старались найти выход из тяжелого положения и они ни на что не жаловались, а Сесилия считала, что это самое главное.

— Я вернусь через несколько месяцев, — пообещала она.

— Так говорят все, — ответил Ронни, но без упрека.


По пути на Сириалис Миранда обдумывала дальнейшие действия. Если она обратится к семейным экспертам, Харлис наверняка попытается ее остановить. У Миранды совсем мало времени, но она должна успеть собрать все необходимые данные.

Банни вначале посмеивался над ее желанием завести собственные архивы отдельно от семейных, но Миранда настояла на своем. Компьютеры, в которых хранились данные, не имели никаких внешних соединений и работали за счет солнечной энергии. Тогда Банни сказал, что паранойя — наследственная болезнь семейства Мигер. Сейчас она крепко сжала губы, вспомнив его тогдашний смех и свой резкий ответ… она была молода и слишком уверена в себе.

Ну что ж. Не зря ее родственники столько веков занимаются информационными технологиями. Она тогда настояла, Банни позволил себя уговорить. В результате ее личный, и очень полный, архив хранился отдельно, не в большом доме (там была ложная копия), а в дальнем охотничьем домике. Каждый раз, когда они приезжали на Сириалис, в архив добавлялись новые папки.

Конечно, с помощью Кевила ей было бы намного легче, но Миранда надеялась справиться и без него. Ей было нужно только время. Но как раз времени-то и не было.

Прислуга встретила Миранду с симпатией и уважением. У Харлиса, наверное, были здесь свои шпионы и союзники, но обнаружить их не удавалось. Первые несколько дней она ничего особенного не делала, только принимала соболезнования и отвечала на вопросы о планах на будущее.

Несмотря на присутствие слуг, ей было очень одиноко в огромном доме… она все время думала о том, что никогда уже Банни не будет спускаться по лестнице, никогда не выйдет ей навстречу из библиотеки, никогда не будет сидеть во главе большого стола. В конюшне и на псарне она тоже постоянно думала о том, что его больше нет рядом. Каждый охотничий сезон она ездила вместе с ним, но делала это только, чтобы угодить Банни, который обожал охоту на лис и любил, когда она была рядом.

В первый же вечер, который ей пришлось провести в их большой общей комнате, она невольно вернулась мыслями к Сесилии. Интересно, куда та увезла малышей? Похоже, Сесилия точно знала, куда полетит… Впрочем, она всегда отличалась решительностью.

Но что такое она сказала Миранде еще до разговора о малышах? Что-то об убийцах Банни, о каком-то заговоре, Миранда напрягала память, но мысли все время путались. Столько всего произошло за последние недели, столько волнений по поводу имения… и вообще, она так устала от всех переездов. Так ничего толком и не вспомнив, она пожала плечами и легла спать.

Миранда вспомнила этот разговор, только когда была уже в охотничьем домике далеко на севере от имения. Здесь на склонах гор еще лежал снег. Миранда сделала копии всех необходимых документов и сама удивилась, как много понадобилось для этого кубов. Потом аккуратно сложила все в специальную сумку, чтобы взять с собой, когда полетит назад. Было уже слишком поздно, она решила не рисковать и не лететь ночью, тем более что усталость давала о себе знать. Разогрев суп, Миранда устроилась у камина с двумя кружками: горячий суп в одной, какао в другой. Она осталась довольна собой. Копии документов можно изучить повнимательнее и в большом доме, а система внешнего наблюдения не отметила появления у планеты каких-либо кораблей. Значит, вряд ли Харлису удастся помешать ей.

Она снова задумалась о судьбе малышей, потом о Сесилии, а потом память выдала ей забытую часть их разговора. Конечно, Банни убила не Милиция Нового Техаса, она и сама в этомало верила, хотя они, конечно, могут и убить, и изувечить. Но… Педар Ор-региемос?

Сесилия ничего не сказала о том, что когда-то Педар делал предложение Миранде. Возможно, она этого и не знала. Миранда никогда его не любила, ее раздражала суетливая помпезность Педара. Но тот был уверен, что за Банни она вышла только из-за денег. Он даже сказал ей об этом однажды. Как же ей хотелось тогда ударить его по лицу!

Неужели Педар? Возможно ли это? Каким образом он мог это сделать, разве что рапирой, ведь в свое время он неплохо фехтовал. Наверное, и сейчас еще фехтует. Но Сесилия могла и ошибаться. Для убийства должна иметься причина. Какая выгода Педару от того, что Банни мертв?

Миранда поняла, что волнуется, только тогда, когда кружка с какао выскользнула у нее из рук. К счастью, какао успело остыть. Она вытерла пятно, собрала осколки и постаралась привести себя в порядок.

Педар принадлежал к числу партии омоложенных, которые всех, у кого нет возможности пройти омоложение, считали потенциальными врагами. Она вспомнила, как шесть, нет, скорее восемь лет назад на одном из приемов у Кемтре завязался спор об омоложенных и эйджеистах. Педар тогда во весь голос заявил, что противостояние закончится кровавой резней. «Или они убьют нас из зависти, или нам придется убить их, что— бы спасти себя», — сказал он тогда, но кто-то его остановил, успокоил, и разговор закончился.

Неужели он смог бы убить Банни из-за этого? Может, он имел отношение к группе людей, которая совершила это? Тогда кто его сообщники?

Миранда отогнала от себя эти мысли. Нужно было отдохнуть, следующим утром ей предстояло дальнее путешествие, а после этого много работы. Но Миранда еще долго не могла уснуть, от гнева и злости сводило живот.

На следующий день она была уже в главном доме поместья. В который раз прошла мимо застекленных витрин с выставленным в них оружием, но вдруг остановилась. Банни фехтовал только потому, что этого требовало аристократическое воспитание, он поддерживал ей компанию так же, как она поддерживала компанию ему во время охоты. Но у него была необъяснимая страсть к старинному оружию, и холодному, и огнестрельному.

Его коллекция была смешанной, хотя чувствовалось, что она составлена тщательно и с любовью. Длинные клинки представлены в одной витрине, короткие в другой, короткоствольное огнестрельное оружие отдельно от длинных стволов, в напольных витринах со стеклянным верхом выставлены шлемы, нагрудники, перчатки.

Миранда остановилась перед витриной со шпагами. Самые широкие расположены внизу: широкая шпага, две сабли — одна прямая, вторая слегка изогнутая. Два палаша, рапира, пять эспадронов, четыре фехтовальные рапиры. Эти рапиры висели парами, друг напротив друга и крест-накрест.

Повинуясь порыву, Миранда открыла витрину и, сняв широкую шпагу, повернула клинок, пристально всматриваясь в неровную, покрытую разводами поверхность хорошо отбитой стали. Потом постучала по клинку костяшками пальцев. Сталь слегка зазвенела, и Миранда почувствовала, что клинок еще достаточно острый.

Интересно было бы узнать историю этой шпаги. Банни считал, что это старинная копия еще более древнего оружия. Но когда они провели сканирующий анализ клинка, то обнаружили под гравировкой из рун на клинке следы человеческой крови. Крови было совсем немного, и невозможно было ничего сказать точно, удалось только определить, что следам около двухсот лет, но… Миранда не раз задумывалась о том, какую тайну хранила эта шпага.

С саблями все было гораздо проще. Одна из них была специально изготовлена в подарок одному из предков Банни на пятидесятую годовщину свадьбы. На ней даже осталась дарственная надпись. Эта сабля никогда не использовалась в бою, только на церемониях: во время праздничных шествий ее несли поднятой высоко вверх, во время похорон клали сверху на гроб. Вторая сабля принадлежала офицеру и тоже, как считала Миранда, использовалась только во время церемоний. В коллекцию она попала около двухсот лет тому назад из семейства, о котором Миранда ничего не знала.

Палаши были действительно старинными. История одного тянулась с двадцатого века. Миранда даже пробовала фехтовать им, но так по-настоящему и не заинтересовалась этим видом оружия. Рапиры были ей гораздо ближе. У этой, например, такая элегантная и удобная рукоятка. Миранда вынула рапиру из ножен и несколько раз прочертила ею в воздухе.

И тут же ощутила какое-то чувство вины. О чем только она думает? Миранда быстро убрала рапиру назад в ножны. Да ни о чем. Она закрыла витрину на ключ. Все это бесценные старинные предметы. Если ей захочется пофехтовать, в зале достаточно современного оружия.

Да и времени было в обрез. Миранда направилась в большую квадратную комнату, бывший кабинет Банни. Надо было разобраться, что же такое сделал Харлис.


Алътиплано

Люси Суиза рассчитывала на то, что ажиотаж, вызванный известием об обручении ее двоюродной сестры Эсмей с представителем другой планеты, хоть немного отвлечет внимание родственников от ее собственных планов. Но беседа за обеденным столом все равно коснулась того, о чем ей так не хотелось говорить. Она еще не успела проглотить ложку горячего маисового супа, как папаша Стефан неожиданно начал обсуждать последний квартальный отчет:

— …Расходы на оборудование, которое никому не нужно. Мы много веков прекрасно обходились без иностранных рынков сбыта, зачем теперь нам это понадобилось? Я заявляю, что нам это не нужно. Люси! Не говори мне, что все это предложила Эсмей!

Люси быстро проглотила суп и, конечно, обожгла рот, но удержалась и не закашлялась.

— Нет, папаша Стефан, конечно нет. Но мы с ней обсуждали, что дальше делать с табуном, я сама занималась этим вопросом…

— «Занималась»! — Папаша Стефан мог спокойно не дослушать даже генерала, что значила какая-то незамужняя девушка. — Ты понятия не имеешь, что значит по-настоящему чем-то заниматься. Ты купилась на всю эту чепуху в инопланетных журналах. Зачем только ты их читала! Если бы была жива матушка… Неожиданно для себя Люси прервала его. Видимо, эта особенность передавалась в их семье по наследству.

— Но прабабушки нет в живых. Теперь Эсмей Невеста Земель, а она вполне одобряет мои действия. Представителям других планет нужен генный материал от наших табунов, нам же нужен такой же материал от их животных.

— Ты не дала мне договорить! — Папаша Стефан сказал это достаточно спокойно, но, казалось, он может взорваться в любую минуту.

— До этого ты не дал договорить мне, — ответила Люси. Она слышала, как зашептались ошарашенные родители, но не обратила на это внимания. Она вся была поглощена разговором. — Оборудование для лаборатории генной инженерии — это моя идея, я несу за нее полную ответственность. Я согласовала все с Невестой Земель, она одобрила мои планы и разрешила мне закупить все необходимое.

— Такое поведение недостойно Невесты Земель, — простонал папаша Стефан. — Ей следовало бы экономнее расходовать сбережения и уж тем более не пускать их по ветру…

— Как было с проектом по ирригации на реке Барли? — Санни не могла упустить момент, чтобы не уколоть папашу Стефана относительно единственной большой ошибки, которую допустил он сам. Будучи еще молодым, он решил, что ирригация засохших береговых земель принесет большую пользу. Воду брали из реки Барли. Прабабушка, которая тогда только-только стала Невестой Земель, позволила ему взять большую сумму денег на реализацию этого проекта. Бюджет эстансии был перерасходован на целое десятилетие вперед.

— Это совсем другое дело, — ответил папаша Стефан.

— Вовсе нет, — вставила Люси. — Мой проект не вышел за рамки бюджета, на самом деле я уложилась даже в меньшую сумму, чем та, которую одобрила Невеста Земель. Мне помогли другие хозяйства, занимающиеся разведением породистых лошадей.

— Это только усугубляет дело, — папаша Стефан даже не обратил внимания на вопрос о бюджете. — Ты ввела в это дело чужих людей…

— Которые в течение многих поколений считались нашими союзниками, — ответила Люси. — Кроме того, я собираюсь замуж за Фила… — Вообще-то, она не хотела говорить об этом сейчас.

— За Филипа? Какого Филипа?

— За Филипа Викариоса, — спокойно ответила Санни. Она с упреком взглянула на Люси.

Папаша Стефан какое-то время сидел молча, затем повернулся и посмотрел на Казимира и Бертольда.

— Она выходит замуж за Викариоса?

Люси нисколько не сомневалась в том, что рассказала ей Эсмей, но сейчас, когда увидела подтверждение этому на лицах родственников, по спине пробежал холодок.

Бертольд пожал плечами.

— Эсмей не возражает, насколько я понимаю.

— А ты, Кази? Казимир кивнул.

— Семья Викариосов действительно наши союзники, Пол мой друг…

— А она знает…

— Дети, можете идти, — вмешалась Санни.

Двоюродные братья и сестры уже широко раскрыли глаза и приготовились слушать, и вот их выпроваживают из комнаты. Младший брат Люси бросил на нее последний взгляд, и девушка поняла, что он потом припрет ее к стенке и постарается все выведать. Когда дети вышли из комнаты, Люси сказала:

— Я знаю. Эсмей все рассказала мне. Она сказала, что теперь это не имеет никакого значения, что она не обижается на их семейство и что если Филип добр ко мне…

— «Добр»! При чем здесь доброта! — Папаша Стефан побагровел.

— Очень даже при чем, — ответила Санни. — Но ты этого не поймешь…

— Спокойствие! — вмешался Казимир. Он редко вступал в семейные споры, но сейчас был как раз один из тех редких моментов, когда требовалось его умение командовать. — Слишком многое поставлено на карту, зачем поминать старое, зря тратить силы и энергию на то, чтобы просто кричать друг на друга. Как доверенное лицо Невесты Земель, я знаю, что она действительно одобрила желание Люси выйти замуж за Филипа Викариоса. Она также одобрила предполагаемые затраты на покупку оборудования, чтобы в дальнейшем экспортировать генный материал. Она смогла убедить и меня, и других попечителей, что дело стоящее. Но основной вопрос заключается в том, что сама Невеста Земель собирается выйти замуж за представителя другой планеты. Жить она будет не на Альтиплано. Многие землевладельцы попытаются воспользоваться этим, чтобы ослабить наше влияние в Гильдии. Я не вижу способа убедить Эсмей поступить по-другому, вы все прекрасно знаете почему. Так что я предлагаю прекратить все споры и дрязги и подумать о том, как свести к минимуму неприятные последствия этих действий для всего семейства Суиза.

Люси не ожидала подобного проявления здравомыслия от дяди Казимира. К ее удивлению, папаша Стефан принялся доедать обед. Он, правда, набрасывался на куски каттелопа как на врага, но делал это молча. Санни так же молча доела свой суп. Бертольд положил себе целую гору картофеля под красным соусом и принялся неспеша его поглощать. Казимир посмотрел на Люси:

— Ты все сказала нам, Люси?

— Да, дядя.

— Эсмей говорила тебе что-либо о передаче титула и обязанностей Невесты Земель?

Люси почувствовала, как начинает краснеть.

— Да… но…

— Она имела в виду тебя. — Казимир спокойно сложил руки и посмотрел поверх них на Люси. — Ты дала согласие?

— Я сказала ей, что должно пройти время, — ответила Люси. — Мне всего…

— Две Невесты Земель были такими же молодыми, как ты. Ты даже на целый год старше Сильвии. — Люси никогда не слышала о Сильвии, хотя, как и остальные дети, она с раннего детства запоминала имена всех Невест Земель семейства Суиза. — Наверное, было бы хорошо, если бы она сама объявила тебя своей преемницей. И твое замужество тоже поможет нам. Все это подтвердит, что семейство Суиза не имеет никакого отношения к межпланетной политике.

Глава 5

Хобарт с гневом взирал на Оскара Моррелайна, бывшего главу клана Моррелайнов, входившего в состав его септа.

— Венеция перехитрила тебя, — наконец сказал он. — Из-за твоей сумасбродной сестрицы мы лишились большого рыночного пая и двадцати восьми процентов доходов…

— Но я же не виноват, — проговорил Оскар. — Если бы…

— Нет, виноват, — быстро ответил Хобарт. — Твоя дочь, Оттала, — что вообще происходит с женщинами в твоей семье?. — отправилась на Пэтчкок, попала в скандальную историю и погибла. С этого-то все и началось. Ты так же не мог справиться со своей дочерью, как Банки не мог справиться с Брюн…

Оскар покраснел. Хобарту это нравилось. Он вообще любил, когда его боялись.

— Поэтому, Оскар, ничего серьезного доверить тебе я не могу. Я не могу допустить, чтобы ты возглавил министерство. По моим прогнозам, через несколько лет общественное мнение изменится, и тогда мы что-нибудь для тебя подыщем.

— То есть ты рассчитываешь получить мой голос, не дав взамен ничего?

— Я рассчитываю на твою поддержку потому, что ты не такой уж дурак. Ты прекрасно знаешь, что для тебя выгодно, что нет. Но после смерти Банни ты бы все равно ничего не получил.

Оскар еще больше покраснел, но сдержался. Хобарт знал, что так и будет. Оскар был человеком вспыльчивым, но если это не срабатывало, он терялся и не знал, что делать дальше. У Хобарта всегда были в наличии козыри, не один, а два, три или даже четыре. Он понимал, что Оскар может быть полезен, если только удастся объяснить ему, что от него требуется. Хобарт сменил тон и продолжал:

— Тот, кто контролирует процесс омоложения, фактически контролирует все. Необходимо, чтобы широкие массы поддерживали саму идею омоложения. Нам надо оградить себя от провокаций эйдже-истов, их стало много, и они могут представлять серьезную опасность.

— Но Венеция говорит…

— Венеция дурочка. Да, кое-что пошло не по плану, произошли серьезные события. Насколько я понимаю, был обнаружен шпион Доброты. Но все не так уж плохо. Женщины легко возбуждаются из-за ерунды, к тому же они сентиментальны, а Венеция в особенности…

Оскар отчаянно закивал головой. Хобарт улыбнулся. Все братья Моррелайны ненавидели Венецию за то, что она оказалась во главе концерна.

— Единственное, что у нее получалось, — так это керамика, — заметил Оскар..

— Именно. Откуда ей было знать о реальном мире? Она и представить не могла, сколько жизней оборвет такая резкая нехватка омолаживающих препаратов, а все из-за того, что она настаивала на строгом соблюдении технологии производства.

— Но, Хобарт, как же нам все вернуть на круги своя? Как сделать все по-прежнему?

Именно этого вопроса Хобарт и ждал.

— Нужно сделать то, что я тебе сейчас скажу, — ответил он. — На всех заседаниях Большого Совета мне будет нужна твоя поддержка. Я буду сообщать, что именно ты должен говорить и когда и за кого голосовать. Если министры начнут сотрудничать с нами, то мы потихоньку склоним к тому же и Венецию.

— Ей не понравится. — Оскар надул пухлые щеки.

— Меня это совершенно не волнует, — сказал Хобарт. — Я не позволю женщине становиться на пути прогресса, не позволю женщине мешать септу Кон-селлайнов. — Как он ждал этого момента, наверное, даже больше, чем Оскар. Венеция всегда мешала, вечно совала нос не в свое дело, на каждом собрании директоров от нее просто отбоя не было. Сколько раз ему приходилось выпроваживать ее из своего офиса за то, что она морочила голову клеркам, говорила им всякую ерунду. Кажется, она вбила себе в голову, что на нее возложена миссия по моральному очищению септа.

— Мы несем ответственность перед Правящими Династиями… — любила повторять она, а Хобарт в ответ лишь скрежетал зубами. Ни перед кем они не несут никакой ответственности, кроме как перед держателями семейных акций. Он не собирался уговаривать ее продолжать выпуск недоброкачественных препаратов. Делу это не поможет, а разговоров вокруг и так достаточно. За ними теперь пристально наблюдают. Но не святыми же становиться, хотя Венеция, похоже, именно так все себе и представляет.

— Если бы Кемтре не оказался слабым человеком, не произошло бы никаких несчастий. Сначала он всеми этими лекарствами довел до безумия сына, а потом создал эти жуткие клоны.

— По-моему, клонирование не такая уж плохая штука.

— Нет, конечно, но численность населения увеличивается с невероятной скоростью. Нам не нужны клоны, нам нужны здравомыслящие, сильные люди, мужчины, способные на разумные поступки, без истерик. Только не принимай это на свой счет. — Он внимательно наблюдал за Оскаром, но Оскар ни капли не обиделся на то, что Хобарт назвал его сестру истеричкой. — А теперь слушай, Оскар. Я хочу, чтобы ты поговорил в институте Бродерика, пусть они усерднее возьмутся за работу…

— В институте Бродерика? Что они такого сделали?

Иногда Хобарту казалось, что Оскар вообще ни о чем не думает. О Венеции такого не скажешь, хотя практичности ей не хватает.

— Оскар, в институте Бродерика работает доктор Маргулис. — Оскар все еще ничего не понимал. — Тот самый доктор Маргулис, который написал скандальный отчет о недоброкачественных препаратах, поступающих с Пэтчкока.

— Ах, тот самый… доктор Маргулис. Но я думал…

— Он написал еще кое-что. Я уверен, что в душе он настоящий эйджеист, и просто стремится любой ценой отпугнуть людей от омоложения. В последние пятнадцать лет Бродерик разрешал ему действовать на свое усмотрение, и вот к чему привели эти так называемые независимые исследования. Слишком дорого это обходится и мне, и тебе, и всем Правящим Династиям. Его нужно держать под контролем, в крайнем случае, необходимо, чтобы другой специалист проводил беспристрастные исследования, которые показали бы все преимущества омоложения. А так как две трети денег на поддержку института Бродерика выделяет септ Конселлайнов, им следует напомнить о том, что наука должна быть справедливой.

— А они не будут жаловаться, требовать академических свобод и прочее?

— Они же не университет. Они исследовательский институт, существующий на частные пожертвования. Если ты сможешь разумно повести разговор, они все поймут правильно и никакого скандала не будет. Ты должен это сделать.

Оскар ушел, а Хобарт шумно и с облегчением вздохнул. Идиоты. Его окружают идиоты и дураки, сами ничего не умеют, но ждут чего-то от него. Он посмотрел на свой стол и попросил секретаря прислать к нему Педара Оррегиемоса. Еще один идиот. Не очень влиятельное семейство, но хлопот всем доставляет немало. От рождения Педар обыкновенный прихвостень, а таких можно использовать в своих целях.

Вошел Педар с очень самодовольным видом. Хобарту некогда было выяснять, в чем дело. Да и поводов к самодовольству скоро прибавится.

— У нас назревает серьезная проблема, — заявил он. Выражение лица Педара быстро изменилось, теперь оно выражало озабоченность. — Ты знаешь, что на экстренном заседании Совета после убийства лорда Торнбакла меня выбрали временным Спикером. — Педар кивнул. — На следующем заседании решится очень многое. Чтобы снова не сползти вниз в аморфное состояние, в котором Совет пребывал во времена прежнего правления, если мы хотим достойно встретить все трудности, нам надо действовать, и действовать быстро. Ты поможешь мне?

— Конечно, — ответил Педар. — Что мне нужно делать?

— В конечном счете ты можешь стать моим министром иностранных дел. — Хобарт остановился, на-слаждаясь видом присмиревшего Педара. Конечно, он не ожидал такой чести… прекрасно, значит, будет стараться изо всех сил. — Но не сразу. Сначала нуж-но внести некоторые изменения в законы. Я дам тебе текст изменений и буду ждать оценки возможной ре-акции.

— Конечно, я постараюсь сделать все как можно быстрее.

— Я скоро созову следующее заседание.

Педар кивнул в ответ, как болванчик. Понимает ли он вообще всю важность происходящего? Осознает ли, насколько принципиально делать все как можно быстрее, как время сейчас играет на руку Консел-лайнам? На секунду Хобарт даже подумал рассказать Педару, как он планирует перераспределить влияние в семействе, заручившись поддержкой одних и избавившись от других, чтобы обеспечить себе нужное количество голосов. Но передумал. Пусть лучше Педар ничего не знает.

И Хобарт продолжал:

— После заседания я проведу некоторые замены в Кабинете министров. Министр иностранных дел один из первых кандидатов на замену. Ты должен хорошо понимать, кто нам по-настоящему опасен. — Хобарт наклонился ближе к Педару. — Несмотря на все эти разговоры, войны бояться нечего. Нас много, мы сильны, у нас прекрасные армия и Флот. Антон Лепеску был, конечно, немного не в себе, но не следует втаптывать в грязь все его идеи, например, насчет военных и войны. Если бы он возглавил операцию по спасению Брюн, неужели ты думаешь, нам бы впоследствии докучали оставшиеся в живых террористы? — Педар покачал головой, а Хобарт в ответ улыбнулся и продолжал: — Конечно нет. Он бы сделал так, что просто никого и в живых не осталось. И не допустил бы такого идиотизма с этими бесконечными женщинами и детьми, с каждым из них еще беды не оберешься. И кому мы обязаны этой дипломатической и политической ошибкой? Друзьям Банни Торнбакла, семейству Сер-рано. У которых, как известно, нет прямого представителя в Большом Совете.

— Но, Хобарт, теперь ни у кого из флотских династий нет…

— Напрямую да, но раньше были. Об этом я и говорю. Я прекрасно знаю, что там произошло по официальной версии. Но разве можно быть уверенным, что Серрано сами не расправились с семейством своих патронов? Разве у нас есть какие-либо доказательства?

Педар удивился, потом задумался.

— Я никогда об этом не думал. Но они очень сильны и влиятельны…

— Да. И наверняка среди них есть прекрасные, преданные люди. Но их влияние крайне сомнительно. Нам нужен такой Флот, на который можно было бы положиться в любой ситуации, который мог бы разгромить любого врага, защитить нас и наши корабли, а также новые миры, наши будущие колонии.


Когда Педар ушел, Хобарт какое-то время в раздумье смотрел в окно. Любимцем семьи всегда был его брат Гиллиам. Все его обожали. Хобарт даже подозревал, что родители специально выбрали для Гил-лиама такой генный набор. Его же, Хобарта, наделили твердостью характера, которой так не хватало Гиллиаму. Он с самого начала должен был стать нелюбимой рабочей лошадкой, он должен был уступать дорогу, плестись сзади и выполнять всю тяжелую работу, с которой не мог справиться Гиллиам.

Все до сих пор вспоминают Гиллиама. И жалеют его. Хобарт прекрасно знал, что они на самом деле имеют в виду. Жалеют, что вместо мягкотелого Гиллиама им приходится иметь дело с Хобартом. Гиллиам никогда не участвовал в деловой стороне жизни семьи. А после смерти родителей оказалось, что он настолько пристрастился к употреблению смолы старплекса, что уже ничто не могло его спасти, мозг был необратимо разрушен. Даже омоложение не помогло.

На следующем заседании Совета Гиллиама не будет, как не было и на предыдущих. А на стороне Хобарта… он еще раз мысленно пробежал весь список. Все мелкие династии, такие как Деррингеры, Хохли-ты, Тасси-Лиоти, просто мечтают о новом лидере, они пойдут за тем, кто окажется сильнее. Харлис Торн-бакл, брат Банни, слишком сильно занят мыслями о том, как завладеть поместьем на Сириалисе… по большому счету доверять ему нельзя. Если бы Кевил Мэ-хоней был здоров, он мог бы склонить многих сомневающихся на свою сторону. Но Кевил в больнице, поэтому оппозиция состоит лишь из представителей семейства Барраклоу, да и те больше заняты внутрисемейными разборками, они так и не смогли договориться, кто возглавит семейный септ. А раз Мэхоней не принадлежит к числу сторонников, то и пусть себе лежит в больнице. В будущем он постарается склонить его на свою сторону. Другом Банни Мэхоней стал по чистой случайности, так же спокойно он мог бы быть и другом Хобарта.

Если повезет, на этом заседании Большого Совета вообще не будет представителей семейства Банни. Они, скорее всего, решат, что заседание не такое уж серьезное, временный Спикер, по их мнению, не представляет никакой опасности, он избран просто, чтобы заменить Банни до конца текущего срока. Это и есть его шанс. Он может захватить слабый, неуправляемый корабль, воспользоваться подходящим попутным ветром и направить его в прекрасное будущее, которое известно ему одному.

И на этот раз к нему отнесутся серьезно. Он больше не будет тенью Гиллиама, он станет настоящим лидером. Он молод и энергичен. Когда же настанет время прибегнуть к омоложению, он-то уж точно будет знать, какими препаратами воспользоваться.

Прозвенел таймер, Хобарт нажал на кнопку. Подумал было пропустить тренировку, но по привычке вскочил на ноги. Ягин, маэстро фехтования, который тренировал его собственного тренера по фехтованию, два раза в год проверял успехи Хобарта.

В раздевалке витали ароматы кедра и сандалового дерева, и настроение Хобарта понемногу изменилось. Так и было задумано. Он сосредоточил внимание на предстоящей тренировке, снял деловой костюм и бросил его в корзину. Спортивная одежда висела на вешалке… для тренировки он выбрал обтягивающее трико и кожаные доспехи. Тренер был против доспехов из кожи, но сейчас Хобарту хотелось сделать по-своему.

Мельком взглянув в зеркало, он остался доволен собой. Грудь колесом, подтянутый живот, хорошо развитые ноги, прекрасная осанка, твердая линия рта. Никакой мягкости ни в теле, ни в мыслях. Такой человек призван быть лидером.

В тренировочном зале он начал с обычных упражнений для разогрева, потом занялся растяжкой. Он ненавидел эти растяжки и потому старался не смотреть на себя в зеркало, когда делал их, ему казалось, что все это выглядит крайне непристойно. И как раз в этот момент открылась дверь и в зал вошел маэстро фехтования. Его собственный тренер не осмелился бы войти в зал в такой момент, Хобарт ясно дал ему понять, что никакого присмотра во время разогрева ему не нужно. Но маэстро фехтования относились к особой породе людей, которые словно вышли из древности, гордые; независимые, и Хобарт мирился с этим в обмен на знания, которые получал. Банни так и не увлекся фехтованием, он наотрез отказался заниматься с настоящим маэстро, хотя у большинства династий были свои учителя. Ну и что получилось? Кто оказался в проигрыше?

— Лорд Конселлайн, — произнес маэстро фехтования. — Вы не в самой лучшей форме.

— Весь внимание, — ответил Хобарт, гордясь, что сумел подавить вспышку гнева.

Маэстро согнулся в ту же позу, в которой только что застал Хобарта, и какое-то время оставался в одном положении.

— У вас колено не втянуто, — сказал он откуда-то из-под мышки. — И вы слишком выгибаете позвоночник в грудном отделе, но недостаточно в поясничном. — Мастер выпрямился, он совсем не покраснел и дышал ровно, как и прежде. — Попробуйте еще раз.

Хобарт сделал, что от него требовалось. Он понимал, для чего нужны все эти узлы и скручивания, но все равно не любил их и всячески старался обойтись без этого. Маэстро подправил его, где-то потянул, где-то надавил… Хобарт почувствовал, как в позвоночнике что-то вытянулось, и сразу же стало очень легко, он и не подозревал, что так напряжен.

— Вот так, — проговорил маэстро. — Вам следовало бы несколько месяцев поработать над этим вместе с Оррисом.

— Я подумаю, — ответил Хобарт и медленно выпрямился.

— Хорошо. Если вы готовы… — И маэстро кивнул в сторону фехтовального зала.

— Скажите, — спросил по дороге в зал Хобарт, — правда ли, что все маэстро фехтования когда-то пользовались клинком, чтобы убивать?

— Такова традиция, — ответил маэстро. Хобарт хотел спросить, что же он испытывал при

этом, но воздержался. Интересно, каким оружием он это делал? Обычно мастера прекрасно владели всеми видами холодного оружия и тому же обучали своих учеников.

Оррис протянул им защитные маски, сделанные из прозрачного, армированного материала. В маску был встроен механизм, который при малейшем прикосновении издавал звуковой сигнал. Помимо масок, тренер подал им и оружие. Хобарт взглянул на Ор-риса. Что тот рассказал маэстро Ягину? Наверное, не только об успехах Хобарта в фехтовании. Хобарту приходилось иногда отвечать на звонки во время занятий, и Оррис, возможно, кое-что услышал. Но, наверное, ничего серьезного. Ничего, что могло бы заинтересовать маэстро.

Он надел маску, перчатки, взял в руки оружие и повернулся лицом к маэстро Ягину. Они стояли на фехтовальной полосе. Приветствие — старинное и, с точки зрения Хобарта, ничего не значащее, пустая трата времени, хотя оно задавало тон всему бою. Первые прикосновения… скучища. Хобарту хотелось как можно быстрее закончить этот бой и вернуться к своим политическим играм.

Маэстро Ягин коснулся кончиком рапиры лицевого щитка, и тот засветился красным светом. На секунду Хобарт задохнулся от гнева, потом произнес: «Касание».

— Мысли ваши были далеко отсюда, лорд Кон-селлайн, — заметил маэстро Ягин. Сквозь защитную маску его лицо казалось спокойным и немного строгим: ни гнева, ни упрека.

— Извините, — выдавил Хобарт.

Одной из причин, побудивших его серьезно заняться фехтованием, было желание научиться концентрироваться. Но Оррис всегда давал ему время на то, чтобы настроиться. Он никогда не нападал в самом начале занятия. Но… Маэстро фехтования имеет право делать, как он считает нужным. Он наверняка думает, что ничего, кроме фехтования, на свете не существует. Для него так оно и есть. Хобарт отбросил все мысли и сосредоточился на клинке маэстро Ягина.

И вовремя, потому что клинок снова метнулся в его сторону, и Хобарт едва успел защититься от удара. Через секунду он собрался и сделал свой выпад в ответ на выпад маэстро… и тут же маэстро ответил таким мощным выпадом, что пробил защиту Хобарта и коснулся его груди.

— Касание, — произнес Хобарт, на этот раз немного веселее. Ему все равно не одолеть маэстро, но он должен продемонстрировать свои мастерство и выдержку.

Он даже сумел сам коснуться маэстро. Это его взбодрило. Никогда раньше ему это не удавалось. Наверное, помогает то, что он стал тренироваться с подъемом тяжестей. Двадцать касаний: шестнадцать у маэстро, четыре у него. Перерыв, снова растяжки, потом более тяжелое оружие.

— Правая рука у вас стала заметно сильнее, лорд Конселлайн, — заметил маэстро.

— Оррис следит, чтобы я поднимал тяжести.

— Хорошо. Но обратите внимание на то, что левая рука у вас существенно слабее. Разница не должна превышать пяти процентов, если только дело не в травме. У вас все в порядке с рукой?

Хобарт оскалился:

— Она крепче, чем в прошлом году.

— Верно. Но разница в силе рук сказывается не только на вашем фехтовании, милорд. Она сказывается и на позвоночнике, и на походке. Надо обязательно стремиться к равновесию между левой и правой руками так же, как вы уравновешиваете работу и развлечения.

Хобарт еще больше оскалился и почувствовал, как напряглась шея.

— У меня совсем нет времени на развлечения, маэстро. Вы, конечно же, слышали о кризисе, который нам грозит? Лорда Торнбакла убили террористы…

— Конечно слышал, — ответил маэстро Ягин. — Но это только подтверждает мою мысль. Во всем нужно соблюдать равновесие, особенно когда вам грозят подобные удары. Ваше общество так ослаблено именно из-за отсутствия равновесия в нем, и когда наносят сильный удар, несбалансированные, недисциплинированные люди не выдерживают и падают навзничь.

— Я не намерен падать, — ответил Хобарт. Мельком он заметил свое отражение в зеркале на стене. Вид у него был свирепый, страшный.

— Вы и не упадете, милорд, я в этом уверен. Продолжайте заниматься. Вас поддерживает дисциплина, которую вы сами выработали, чтобы достичь вашего теперешнего уровня. Кроме того, у вас немало врожденных талантов и способностей. Но как при любом движении сокращение одной группы мышц уравновешивается растяжением другой, так же должны уравновешиваться напряжение и расслабление.

— Я расслабляюсь, когда занимаюсь этим. — Хобарт обвел рукой зал.

— Замечательно, — ответил маэстро Ягин. — У вас сердце воина, вы отдыхаете, набираясь сил.

Похвала, своеобразная, но похвала. Он не возражает против такой похвалы. Он знает, что у него сердце воина. И то, что он становится сильнее, он тоже знает.

После окончания занятия Хобарт пригласил маэстро Ягина отобедать в семейном кругу, но тот отказался.

— С вашего разрешения, милорд, я погуляю в вашем саду. Завтра мне предстоит длительное путешествие на космическом корабле, а возможность побродить по такому прекрасному саду представляется редко.

— Конечно. — Хобарт слабо понимал, что такого особенного находит маэстро Ягин в его саду, но особого внимания этому не уделял.

Он и раньше просил осторожно понаблюдать за мастером, и ему докладывали, что тот не приставал к служанкам, не пользовался никакими секретными средствами связи. Он всегда делал именно то, на что просил разрешение, — прогуливался по выложенным гравием дорожкам сада, иногда останавливаясь, чтобы понюхать тот или иной цветок, иногда делая вид, что фехтует с кустом, подстриженным в форме рыцаря. При появлении одной из кошек садовника он обязательно брал ее на руки и гладил, в дальнем конце сада останавливался у пруда с лилиями и наблюдал за рыбами с темными плавниками. Хобарт предполагал, что от маэстро фехтования можно было бы ожидать чего-то другого, но у большинства из них были свои причуды. И почти все, непонятно почему, любили сады.

За обедом Дельфина спросила, ушел ли маэстро. Хобарт посмотрел на нее таким взглядом, что она тут же замолчала, но потом ответил:

— Он еще здесь, уезжает завтра. Почему ты спрашиваешь?

— Я хотела повидать его…

— Тебе незачем с ним встречаться. Ты никогда не относилась серьезно к фехтованию.

Дельфина могла принять элегантную позу в белом фехтовальном трико и с рапирой в руке где-нибудь в саду на фоне розовых кустов. Но двигалась она из рук вон плохо и никогда не проявляла особого желания учиться. Хобарт, конечно, и не обрадовался бы, будь у нее такое желание, он считал, что из-за слабости характера жена не способна тягаться с ним даже в этом. Хорошо, что при рождении сыновей он мог выбирать подходящие наборы генов.

Дельфина положила себе устриц и сменила тему разговора:

— Я звонила сегодня Миранде, но ее личный секретарь так и не соединил меня с ней. Мне удалось договориться, что она встретится со мной завтра: она принимает соболезнования в определенные часы.

— Хорошо, — ответил Хобарт. Мимолетная вспышка гнева — как посмел этот секретарь не соединить его жену, леди Конселлайн, с Мирандой Торнбакл, но он быстро успокоился. Не так уж это и важно. Очень скоро Миранда поймет, что потеряла всю свою прежнюю власть, которую имела только благодаря Банни.

— Хобарт… тебе грозит опасность?

— Мне?! — Он усмехнулся, ее тревога польстила ему. — Нет, дорогая. У Банни были враги, но меня это не касается. — У Хобарта были свои враги, но никто из них не посмеет его убить. — И кроме того, я соблюдаю осторожность. У нас прекрасная охрана. Не волнуйся за меня. За себя и детей тоже не волнуйся.

— Все это просто ужасно, — сказала Дельфина, положив на стол вилку. — Сначала пираты захватили в плен Брюн, потом террористы…

— Больше такого не случится, — твердо сказал Хобарт. — Я прослежу за этим.

Она широко раскрыла свои голубые глаза, которые он так любил.

— Но, Хобарт, каким образом? Ты ведь не…

Если она скажет, что он никто, он убьет ее прямо на месте. Он почувствовал, как напрягается, и увидел по ее лицу, что она все поняла. Дельфина сжала губы, на глаза навернулись слезы, и она опустила ресницы.

— Я знаю, тебе тяжело в это поверить, — спокойно процедил Хобарт сквозь зубы, — но я не ничтожество…

— Ох, Хобарт, я не говорила… я не хотела этого сказать…

— И я смогу защитить тебя. И других. Это моя обязанность, я никогда не уклонялся от исполнения своего долга.

— Конечно нет, — ответила она и вытерла слезы салфеткой.

— Слишком много было расхлябанности там, где ее быть не должно, — уверенно сказал Хобарт, он четко произносил каждое слово. — При всем уважении к лорду Торнбаклу, а я знал Банни на протяжении всей жизни, ему просто-напросто не хватало… моральных качеств. Я не повторю его ошибок. Когда я стану Первым Спикером, а я стану им, Дельфина, уже через несколько дней, все пойдет по-другому. Никаких поблажек бюрократам, которые вечно боят ся каких бы то ни было перемен, боятся, что перемены приведут к ослаблению влияния. Я буду принимать решения сам, и именно я спасу королевство. — Он взглянул на жену, неотрывно смотревшую на него, и направил в ее сторону нож, который держал в руке. — А ты, моя дорогая, ничего никому не скажешь. Я не сомневаюсь, что Большой Совет с радостью изберет человека с ясным умом, но я бы не хотел, чтобы ты болтала об этом. Это понятно?

— Да, Хобарт.

— И Миранде завтра ты ничего не скажешь.

— Да, Хобарт.

— И перестанешь размазывать еду по тарелке.

— Хорошо, Хобарт.

Так-то оно лучше. Если она будет делать только то, что говорит ей он, перестанет спорить, то станет образцовой женой. Он легко может представить, как она приветствует приглашенных во дворец на званый обед. Дельфина всегда прекрасно справлялась с обязанностями хозяйки. Она красива, обходительна, умеет себя вести, всегда говорит спокойным, ровным голосом. Чем-то похожа на Миранду, вдову Банни. Но Дельфина его жена. Его помощница.


Корабль РКС «Джерфолкон"

Барин Серрано еще раз посмотрел на себя в зеркало. Как и все его одноклассники, не совершившие никаких дискредитирующих поступков, он получил повышение. Через час в каюте капитана должна пройти церемония посвящения энсинов в джиги. По традиции родители прислали ему свои знаки отличия) по одной паре от каждого. Еще они прислали кредитный чип, чтобы он, как и остальные, внес свой вклад в устройство праздничного ужина в офицерской столовой. Очень кстати, учитывая, что его жалованье теперь уходило на другие нужды. Родители ничего об этом не написали в сопроводительном письме. Может, когда они писали письмо, они еще не знали, как обстоят дела. А может, просто не знали, как отреагировать.

К счастью, на церемонию посвящения в джиги не требуется надевать парадную форму, а уж выглядеть, как должно, он умеет. Как всегда, мысли Барина перескочили на любимый предмет, он вспомнил, как Эс-мей Суиза бывает недовольна своими пышными каштановыми волосами, хотя ему они очень даже нравятся. Ей, наверное, никогда не понять, что он чувствует, глядя на эти разлетающиеся во все стороны волосы.

Он много недель ничего не слышал об Эсмей, которая так же, как он, несла службу на корабле. Они были готовы к разлуке, но Барин не ожидал, что разлука принесет такие страдания.

— Пойдем, Барин! — Кто-то позвал его из-за люка, ведущего в отсек энсинов.

Он бросил последний взгляд в зеркало (все в порядке, уши не покрылись шерстью) и последовал за остальными в каюту капитана.

Церемония была очень короткой, но последующий банкет затянулся. Каждый новоиспеченный джиг по традиции оплачивал двенадцать бокалов вина. Эти бокалы доставались тем, кому первому удавалось увидеть джига в его новом обличье. Барин столкнулся с тем, что члены экипажа устраивали специальные засады на новеньких джигов. Наконец все вино было выпито.

Четыре часа спустя на борт поднялись новые энсины. Их перевели с корабля «Кейп Хэй», который сопровождал их из сектора Главного штаба. Двое из них были уже на полпути от новоиспеченных энсинов к джигам, но трое других только в этом году закончили академию и были совсем зелеными. Барин оказался самым младшим из джигов на корабле, поэтому именно ему поручили препроводить новых энсинов в их каюту. С старшими двумя он встречался в академии. Кордас Стеттин даже приходился ему дальним родственником со стороны матери, а с Инди Хаёом они были вместе в кадетском корпусе. Оба выглядели совсем юными, Барину с трудом верилось, что недавно и он был таким. Когда один из новичков обратился к нему «сэр», Барин огляделся, пытаясь понять, кого можно было так назвать.


«Джерфолкон» занимался обычным патрулированием, хотя задача усложнялась тем, что все постоянно ожидали нового нападения со стороны колоний Нового Техаса. В обычное время седьмой сектор был самым спокойным из всех. Входы и выходы из транзитных коридоров были расположены таким образом, что враг попасть сюда не мог. Но в данный момент все были готовы к нападению, и работа на корабле велась по второму уровню режима тревоги. «Стоит поработать в таком режиме несколько дней, и люди начнут сдавать», — подумал про себя Барин. Очень трудно все время натягивать за собой взрывоопасные барьеры, затыкать сточные отверстия в душах после пользования, и сколько еще таких мелочей, которые при внезапном нападении могут спасти жизни экипажа.

Единственные, кто мог более-менее следить за выполнением всех этих правил, были младшие офицеры, сержанты и старшины. Но в ходе медицинской проверки сержантского состава с корабля было снято восемь человек. Они все прошли омоложение с использованием недоброкачественных медицинских препаратов. Барин так же, как и другие, участвовал в проверке соблюдения режима тревоги. Он понимал всю важность своей работы. Его дядя погиб из-за того, что кто-то не до конца натянул взрывной барьер. Барин еще в детстве слышал эту историю.

Но «Кейп Хэй» передал им новый приказ, и капитан Эсковар вызвал к себе Барина, чтобы обсудить его.

— Помните того профессора, которая оставалась с вашими женами… извините, подопечными?

— Да, сэр.

— Ну, так вот, мы сделаем остановку, чтобы взять ее на борт, и отвезем ее в Главный штаб первого сектора. А там мы должны встретиться с неким дипломатом из Конфедерации Одинокой Звезды. После этого нужно отвезти профессора на Касл-Рок. А вы подумайте и попробуйте убедить этих женщин не просто проедать флотские ресурсы. Может, они вас и не Послушают, но профессору Мейерсон они все время говорят, что ничего без вашего разрешения предпринимать не могут. И еще тут для вас есть почта.


Спустя несколько часов у Барина выдался свободный момент, и он прочитал куб с посланием. Послание было от родителей, но за ним чувствовалось все семейство Серрано.

Они считали, что ему еще рано жениться, а учитывая, что у него появилось столько официальных подопечных, разве можно думать о свадьбе? Они уверены, что лейтенант Суиза все поймет и, если она действительно его любит, постарается помочь ему. Совсем не нужно торопиться…

Барин про себя спорил с родителями. Как может он в такое время думать о женитьбе? А как ему о ней не думать? Не нужно торопиться? Они знают друг друга уже не первый год, они вместе были в сражении, вместе участвовали в операции по спасению Брюн, и пусть родители не убеждают его, что он слишком молод, слишком неопытен или слишком чего-нибудь еще, чтобы жениться. Он уже джиг, а не зеленый энсин, только что закончивший академию.

Он любит ее. Она любит его. Все так просто, только зачем в это вмешиваются чужие люди. Может, ей удастся взять увольнение, и тогда онивстретятся где-нибудь… без посторонних. Он даже подумал, что они могли бы убежать и пожениться тайно, несмотря на мнение всех его родственников. Хотя по отношению к Эсмей это не очень честно. Невеста Земель Суиза захочет, естественно, чтобы ее свадьба была настоящей. Но может, все-таки им удастся повидаться.

Глава 6

Корабль РКС «Шрайк»


— Пришла почта, лейтенант. — Мастер Конуэй протянул Эсмей печатные листы.

Эсмей еле сдержала глубокий вздох. Чтение всех этих новых правил безопасности отнимало уйму времени, а в ее обязанности входила проверка всей входящей почты. К счастью, почту получать они могли, только находясь неподалеку от ретрансляционных станций Флота. Эсмей считала, что для такого маленького корабля слишком уж много мер безопасности. Она пробежала глазами список адресатов, заметила, что мастер уже пометил старшину и двух сержантов, которые получали слишком много посланий, причем из разных источников.

— Никаких пакетов? — пробормотала Эсмей.

— Нет, лейтенант, никаких. Но есть один пакет лично для вас. И еще, после этого рейса старшина Гюндерсон собирается жениться. Адреса отправителей посланий на его имя принадлежат его родственникам, родственникам его будущей жены, и еще одно письмо из медицинского центра на Рокха-ус Мейджер.

— Медицинского центра? — переспросила она, но потом поняла: — Ну да… конечно. — Гюндерсон был из отряда морских пехотинцев, проходивших нейроте-рапию, НПМ. — А его невеста тоже НПМ?

— Нет… она вообще не имеет отношения к Флоту. Гюндерсон пытается уладить все с медицинской точки зрения.

Естественно, иначе он может погубить свою буду— щую жену.

И все же… жена из гражданских?

— Группа безопасности все проверила и перепроверила, — мастер понял обеспокоенность Эсмей. — Ее семья не из флотских, но уже на протяжении двух поколений они работают субподрядчиками.

Эсмей вернулась к списку.

— Родители Фарли напустили на девушку всех родственников, чтобы уговорить ее уйти из Флота и работать в семейном космическом консорциуме. Она говорит, что это тянется уже много лет, и она даже не читает все эти письма.

Куб с посланием от Барина. Эсмей отложила его в сторону, она просмотрит его позже. На кубе красовались специальные наклейки, означавшие, что он прошел сенсорную проверку в Главном штабе сектора. Наверное, он уже рассказал обо всем своим родственникам. В письме, видимо, говорится о том, как они восприняли новость. Эсмей еще ничего не получила от своих, хотя это и не удивительно, потому что почта и в обычное время идет не быстро, а со всеми новыми правилами и проверками и того медленнее. Но пусть уж лучше ответят побыстрее. У них с Барином будет совсем немного времени на подготовку к свадьбе. Они не хотели устраивать ничего пышного, но все равно Эсмей мечтала о настоящем торжестве, на котором ближайшие родственники должны присутствовать обязательно.

На ее имя приходила в основном деловая почта. Внимание Эсмей привлекла посылка, сильно потрепанная после неоднократных проверок. В графе «имя отправителя» значилось «Брюн Мигер».

Посылка от Брюн? Эсмей ничего не слышала о ней с тех пор, как та вместе с малышами уехала на Касл-Рок. Она обратила внимание на поврежденную клейкую ленту, видимо, сотрудники группы безопасности пробовали открыть посылку, как того требовали новые правила. Эсмей приложила руку к идентификационной пластине (интересно, откуда Брюн сумела достать отпечаток ее руки?), и лента моментально отклеилась. Эсмей раскрыла пакет, зная, что за ней наблюдают.

Она сняла оберточную бумагу и вынула из короб-ки лоскут материи с такой восхитительной вышивкой, что не смогла сдержать удивленный возглас. Это была длинная лента шириной с ладонь и длиной почти два метра. И каждый сантиметр ее покрывала прекрасная вышивка белыми нитками по белому фону и тонкие кружева. Эсмей даже страшно было дотрагиваться до этой ленты, хотелось надеть на руки белые перчатки. Она аккуратно положила ленту на колени и снова повернулась к коробке. Там лежал отрез чисто белой ткани, чем-то напоминавшей мелкоячеистую сетку и украшенной маленькими жемчужинами. А под тканью было несколько листов с эскизами… эскизами платья… свадебного платья, Эсмей наконец-то поняла. Строгое платье с длинным рукавом и высоким воротником, чем-то напоминавшее военную форму.

В коробке был еще куб с посланием: «Хэйзел говорит, что подопечным Барина надо помочь, а тебе необходимо свадебное платье. Такой ручной работы теперь не сыщешь, если бы они устроились на работу к хорошему дизайнеру, то получали бы бешеные деньги. Я взяла на себя смелость поговорить кое с кем. Ты ведь не хочешь платить за платье все свое годовое жалованье. Горан Хил согласился сделать платье героине Флота, спасшей мне жизнь, а заодно и попробовать поработать с такими умелицами, как подопечные Барина. Конечно, он не так хорош, как Марис Лимитед, но мне понравился слегка военизированный фасон платья».

Не в первый раз Брюн пытается спланировать за них их жизни. В четвертый… Эсмей постаралась успокоиться. Брюн выросла в обстановке, где все обычно делалось по ее желанию, лишь однажды ее подвели богатство, красота и удача. Не удивительно, что она снова вернулась к прежним привычкам, снова готова управлять миром или, как минимум, жизнями своих друзей. Просто она постепенно приходит в свое нормальное состояние и, кажется, не собирается меняться.

Эсмей снова взглянула на эскизы и на вышивку. На секунду представила себя в этом потрясающем платье. Она бы выглядела… нет, об этом лучше даже не думать, не сейчас. Слишком много великолепия для нее, простого лейтенанта Флота, мечтающего о тихой свадьбе.

Но ведь она Невеста Земель Суиза.

Для Невесты Земель Суиза платье, конечно, подходящее… Она задумалась, потом свернула ленту с вышивкой и положила ее назад в коробку.

Сколько сложностей им с Барином предстоит одолеть! Начиная с того, что она действительно Невеста Земель Суиза. А что, если кто-то начнет копаться в истории? Какое положение на Альтипла-но было у семейства Суиза с давних времен и как оно связано с Регулярной Космической службой? Начнут выяснять, почему Альтиплано занимает особое место среди Правящих Династий?

Что думают ее собственные родственники? Что, если (она не хотела вспоминать о той связи, которая в результате церемонии посвящения установилась между ней и землями), что если сами земли, Земли Суиза, решат, что ее брак с Барином Серрано совершается не по любви?

Она даже не представила официальной докладной записки о предстоящем изменении семейного положения. Эсмей тут же заказала необходимые бланки и документы.

«Докладная записка офицера Флота о выборе брачного партнера. Правила и процедуры».

Теоретически она знала о существовании подобных документов, но, когда видишь нечто подобное на своем настольном компьютере, возникает очень странное чувство. Вначале она прочитала о всяческих предупреждениях, ограничениях, запретах и удручающей статистике. Она должна была помечать каждый параграф после прочтения. Формальное брачное партнерство (называемое в обычной жизни «брак») часто распадается независимо от происхождения партнеров. В отчете приводились возможные причины расторжения брака, в том числе и такие, которые Эсмей трудно было даже представить. Неужели действительно существуют люди, которые, будучи взрослыми, имеют сложности с определением собственного пола? И сколько людей переходит после брака в религию, требующую от своих последователей обета безбрачия?

Лейтенант Суиза читала параграф за параграфом, помечая все прочитанное, пока наконец не добралась до раздела, в котором офицеров предупреждали, что связи с особами планетарного значения крайне нежелательны. Дальше приводился список с перечислением всяких генерал-губернаторов, помощников генеральных секретарей, командиров и прочее. Она нашла Альтиплано в списке и прочитала: «Начальники секторов, их ближайшие родственники, Невеста Земель, Жених Земель».

Жених Земель? Она никогда не слышала на Альтиплано о существовании подобного титула. Весь смысл ритуала заключался именно в выборе Невесты Земель, потому что… Внезапно она напряглась и снова прочитала выделенное красным предупреждение: «Офицерам следует быть особо осторожными и избегать политических осложнений в результате кратковременных или долгосрочных связей с этими лицами».

Ее это не касается, она не может избежать связи с самой собой, а как же Барин? Но ведь она офицер Регулярной Космической службы. Не могут же они настаивать, что титул Невесты Земель важнее…

А что, если могут… когда они с Барином познакомились и полюбили друг друга, она еще не была Невестой Земель. Она была простым энсином… простым энсином, оставшимся в живых после мятежа на корабле и спасшим целую планету… но, самое главное, она была просто офицером Флота. Они не сделали ничего дурного, просто полюбили друг друга. Какое значение имеет тот факт, что она стала Невестой Земель?

Теперь ее осенило, что официально она так и не уведомила флотское начальство, что стала Невестой Земель Суиза. Она так была занята освобождением Брюн, что никаких документов никому не подавала. Эсмей вызвала на компьютере свой личный файл. Планета происхождения, семья, религия, награды… орден Звездной горы… об этом она успела сообщить. Но никаких сведений о титуле Невесты Земель. Сама виновата. Она принялась рыться в базе данных личного состава в поисках нужной формы, но не нашла ничего подходящего. Конечно, она ведь одна-единственная Невеста Земель на весь Флот. Значит, нужно обсудить ситуацию с капитаном Солисом, и лучше все это не затягивать, она и так допустила оплошность.


— Капитан, можно с вами поговорить?

— Конечно. — Он поднял глаза от работы. Надо же, почему раньше он казался ей таким недоброжелательным!

— Насчет форм об изменении семейного положения, — начала Эсмей. — Я нашла там предупреждения офицерам…

Капитан поднял брови.

— Не понимаю, в чем может быть проблема… Вы оба, и вы и ваш молодой человек, офицеры Флота. Если, конечно, вы снова не мучаете себя упреками, что он младше вас.

— Нет, сэр. Но я наткнулась на раздел о связях офицеров с людьми планетарного значения…

— Я знаю, что ваш отец занимает высокое положение, но ведь вы офицер Флота…

— И еще Невеста Земель.

— Невеста Земель? Что это такое?

— Один из титулов, с носителем которого офицерам не рекомендуется вступать ни в кратковременные, ни в длительные связи. — Эсмей протянула ему распечатку. — Я не знаю, насколько это серьезно. Ведь я офицер Флота, а когда мы познакомились, я еще не была Невестой Земель…

— Хм-м. Наверняка Невеста Земель — это что-то необычное. Что же делает эта ваша Невеста Земель, лейтенант?

Ей трудно было что-либо ему объяснить. Она и сама не до конца все понимала.

— Она… Невеста Земель олицетворяет связь семьи с землей, на которой эта семья живет. Она представляет собой некий символ обязательств данного семейства перед землей. Это все… своеобразная религия.

— А я и не знал, что вы Невеста Земель, — сказал капитан.

— Это произошло во время моего отпуска, после смерти прабабушки, — объяснила Эсмей. — А потом мы все были так заняты операцией по спасению Брюн, что я просто забыла подать необходимые документы начальству… я даже и не думала, что это может иметь значение.

— Да… все тогда были заняты. Но нужно подать эти документы сейчас. Отдел учета личного состава должен об этом знать, возможно, возникнут некоторые проблемы. Ведь вам придется на определенное время уезжать домой.

— Нет, не придется, — ответила Эсмей. — Так сказал мне отец…

— Но как же эта ваша религия? — Капитан задумался. — Титул и положение, связанные с религией, обычно требуют времени и выполнения определенных обязательств, лейтенант. Если вы не будете этого делать…

Эсмей вспомнила вдруг о Праздниках весны и осени, когда прабабушка выезжала на поля верхом на лошади и что-то там делала, Эсмей даже не знала, что именно. Никто ничего ей об этом не говорил, но…

— Все произошло так быстро, — ответила она. — А потом я вернулась и… — В ее голосе появились жалобные нотки, а она терпеть этого не могла и замолчала.

— Надо во всем хорошенько разобраться до свадьбы, — сказал капитан. — Не только из-за правил, существующих на Флоте, но и ради вас обоих. К тому же ваш отец является комендантом сектора.

— Да, сэр, — ответила Эсмей. — Но это было известно при моем поступлении в подготовительную школу.

— Но тогда вы не собирались выходить замуж за отпрыска одной из самых старых флотских династий, — парировал капитан. В тоне его не было ни капли язвительности, но сама ситуация сильно подействовала на Эсмей. Между ней и всем, о чем она мечтала, поднялся непроходимый стальной барьер.

Она кивнула капитану и вышла. Главный мастер Каттаро долго рылась в административной базе данных в поисках необходимого бланка, но так ничего и не нашла. Она закусила губу и проговорила:

— Должна же быть соответствующая бумага, лейтенант… обязательно должна. Дайте-ка, я еще раз проверю… — И она снова начала просматривать все документы. — Ага. По-моему, нам нужен бланк номер семь тысяч шестьсот пятьдесят три «Форма заявления в непредвиденных случаях» и еще семьдесят восемь «В»-четыре «Докладная записка о происшествиях и нарушениях». И девять тысяч двести сорок пять… даже две такие формы, в качестве приложения к каждой из вышеназванных. — Мастер Каттаро улыбнулась, словно каждая новая форма приносила ей истинное удовольствие. — Заодно можете заполнить и бланк восемь тысяч восемьсот тринадцать, прошение о замужестве, к этому необходимо подшить ваши данные до поступления в академию, в том числе и все из подготовительной щколы. И еще…

— Мастер, у меня не хватит времени заполнить все это за один раз.

— Все равно начните прямо сейчас, — сказала Каттаро. У нее был удовлетворенный вид, как у любого старшины или сержанта, получившего возможность покомандовать младшим офицером. — Я отправлю документы на ваш компьютер, хорошо? Или вы предпочитаете заполнять их здесь?

Заполнять документы можно параллельно с другими делами.

— Пожалуй, лучше на мой компьютер, мастер.

— Хорошо, лейтенант.

Весь остаток этой вахты и даже часть следующей Эсмей, к неописуемой радости мастера Каттаро, заполняла необходимые бумаги. Во всех документах по причинам, ведомым только составителям бланков, вопросы задавались в разном порядке. Фамилию в одном документе нужно было указывать в начале, в другом в конце. В одном документе следовало писать вторые имена в виде инициалов, в другом полностью. Здесь требовалось указать планету происхождения кодом, из соответствующей таблицы, там — полным названием или кодом из другой таблицы, которая совершенно не соответствовала первой.

Исходя из этого, Эсмей решила, что Невестам Земель настоятельно не рекомендуется выходить замуж за офицеров Флота.


Наконец Эсмей выкроила время, чтобы прочитать послание от Барина. Она надеялась, что там будет что-нибудь конкретное. Да, он ее любит, но нельзя так часто об этом говорить. Его родители все еще не ответили. Он думает, что они могли принять слишком близко к сердцу решение Флота сделать Барина официальным попечителем всех женщин, которых вывезли с планеты Новый Техас. Возможно, возникнут сложности с отделом личного состава Флота относительно изменения семейного положения, ведь теперь у него на руках и так слишком много иждивенцев.

Эсмей подумала, что командование Флота сошло с ума. С какой стати они решили повесить всех этих женщин на Барина? Сам же Барин, видимо, еще не прочитал параграфы документа об изменении семейного положения, которые фактически исключали возможность существования Эсмей в его жизни вообще и их брачного союза в частности. Он обещал в скором времени написать еще, но из-за того, что все жалованье Барина теперь уходило на содержание женщин с планеты Новый Техас, он сможет пользоваться только флотской почтой.

Эсмей закончила заполнять формы и бланки. Как все это глупо. Когда ее принимали во Флот, все прекрасно знали, что она дочь командующего сектором. В любом случае, Альтиплано никогда не принимала участия в политических играх Большого Совета. Они никогда даже не пытались добиться того, чтобы у планеты был там свой представитель. Почему же они попали в черный список? И если уж Невесты Земель вызывают столько опасений, почему они по крайней мере не удосужились выяснить, что никакого Жениха Земель не существует. Кляня про себя всех бюрократов и функционеров Флота, она заполнила формы, поставила на каждой отпечаток большого пальца, а затем отнесла бумаги в офис капитана. Секретарь должен был сделать необходимые копии и отправить их по назначению.

Окончание письма Барина Эсмей прочитала позже. Бывшие жены рейнджеров жили теперь в большом доме на Рокхаус Мейджер, им там не очень нравилось, и они постоянно требовали от Барина обещаний, которые он им был не в состоянии дать.

«Бабушка знает, почему я сделал то, что сделал, и считает, что в данных обстоятельствах я совершил правильный поступок, но она предупреждала меня, что флотское начальство будет недовольно независимо от обстоятельств. Главный штаб думает, что я превысил полномочия и создал большую финансовую проблему, не говоря уже о шумихе в прессе. Они настояли на том, что я должен вносить свою лепту в содержание этих женщин, хотя всего моего жалованья не хватит даже на то, чтобы оплатить их счет в бакалейной лавке. И все они, начиная с самих женщин и кончая адмиралами Флота, считают, что выход должен найти я. А я ничего не понимаю. Бывшие жены рейнджеров ничего не умеют делать, они сидят целыми днями и ноют, а теперь еще на меня обозлились гражданские власти, потому что женщины отказываются посылать детей в школу».

Эсмей вспомнила этих женщин, она видела их в шаттле во время эвакуации. Платья с длинными юбками и длинными рукавами, платки на головах, мозолистые руки. Если они такие же религиозные, как староверы на Альтиплано, им должно быть очень неуютно на космической станции или даже на одной из наиболее… как это лучше сказать?.. развитых планет.

Она мало думала об этих женщинах и детях, которых они вывезли (или спасли?) во время операции на Новом Техасе. Наверное, женщины, бывшие в плену у рейнджеров, получили необходимую медицинскую помощь, а за остальными должны были тоже «присмотреть».

Выходит, что нет. Конечно, несправедливо взваливать всю ответственность на Барина, но если от него ждут каких-то действий, то и ей нужно включиться. Как неудобно, что они служат на разных кораблях! Невозможно спокойно поговорить, обсудить все, прийти к какому-нибудь решению.

Она подготовила вопросы для Барина и запрос в библиотеку Флота и отправила их с первой же почтой.


Несколько дней спустя Эсмей проснулась среди ночи. Проснувшись, Эсмей еще долго лежала, уставившись в потолок. Женщинам нужно найти место на какой-нибудь планете, подходящее для жизни и воспитания детей. Они должны сами зарабатывать себе на жизнь. Брюн писала, что бывшие жены рейнджеров прекрасно шьют и могут этим зарабатывать приличные деньги. И Эсмей вдруг поняла, куда их можно поселить. На Альтиплано. Она, Невеста Земель Суиза, может поселить их на землях Суиза. Они смогут жить отдельно, соблюдая свои обычаи. Смогут шить и продавать изделия, это даст им средства к существованию. Кроме того, они могут вести фермерское хозяйство. Эсмей с удовольствием поможет им в организации этого. Дети рейнджеров вырастут гражданами Альтиплано, через несколько поколений они полностью ассимилируются.

Чем больше Эсмей думала об этом, тем больше ей нравился план. Возможно, женщины даже найдут себе новых мужей. Их религия так же, как и все остальные, произошла от христианства, религии Старой Земли, значит, они должны найти общий язык со староверами Альтиплано. Она старалась не вспоминать страницы детских книг, в которых говорилось о религиозных конфликтах. Прабабущка всегда утверждала, что эти конфликты — результат невежества и недостаточного смирения. Теперь на Альтиплано официально признана свобода вероисповедания, хотя ее родную планету, конечно, не сравнить с Флотом, в котором оказались люди различных культур и религий. Не сравнить Альтиплано и с более космополитически настроенными планетами. Но все же.

Спать Эсмей уже не могла. Она записала на куб целое послание Барину, изложив свои основные соображения, потом написала еще Люси. Она рассказа-ла сестре все о предстоящей свадьбе, о проблемах Барина и просила узнать, где на землях Суиза можно будет поселить женщин. Эсмей представила аккуратную маленькую деревушку с каменными домами и садиками вокруг них. Очень похожими на те, которые описывал ей Барин после того, как побывал на планете Наш Техас.

Она представила и пастбища с пасущимися на них козами катерской породы и каттелопами, радостно работающих женщин, смеющихся и играющих детей. С мыслями об этой идиллии она снова заснула, уверенная, что наконец-то нашла решение проблемы.

Наутро, правда, она уже немного сомневалась в своем намерении, вспомнив, что женщины или, по крайней мере, их мужья настаивали на естественных родах. Но кубы с посланиями все же отправила и занялась своей обычной работой.


Альтиплано, эстансия Суиза

Люси Суиза вернулась домой после игры в поло. Она оставила свою лошадку на попечение сводного брата Эсмей. Нужно было успеть принять душ до приезда семейства Викариос. Кроме того, она видела, что к дому подъезжал красный почтовый фургон. Филип ежедневно посылал ей письма, и она старалась просматривать почту первой. Вот и сейчас ее ждало письмо Филипа, и еще куб с посланием от Эсмей.

Она сразу распечатала письмо Фила и читала его, стягивая с себя мокрую от пота одежду. От его слов и холодного ветерка из открытого окна у нее мурашки бегали по коже. Сегодня вечером их родители собираются все окончательно обсудить, и тогда они будут помолвлены.

После душа она завернулась в махровый халат, вставила куб с письмом Эсмей в считывающее устройство и, пока аппарат включался, расчесывала волосы.

У Эсмей все в порядке. От родственников Барина пока никаких известий, Брюн прислала ей потрясающие образцы вышивки и эскизы свадебного платья, во флотских документах она наткнулась на какие-то глупые правила и ограничения, касающиеся браков, и ей приходится заполнять бесконечные формы и бланки… Люси остановилась, заколола волосы и посмотрела на часы. Время еще есть. Она вытянула руку, схватила косметичку и решила накладывать макияж и одновременно читать письмо.

Флот считает, что офицеры не должны жениться на Невестах Земель. «Так откажись от титула», — подумала Люси. И Эсмей действительно дальше писала о том, что готова отказаться, и спрашивала, что думает по этому поводу Люси.

У Люси на этот счет было много соображений. Она глубоко вздохнула и подкрасила губы. Кто бы что ни говорил, невозможно играть в поло и не вспотеть. Люси продолжала читать письмо, поглядывая на часы. Она обожала двоюродную сестру, восхищалась ею, но через двадцать пять минут здесь будет Фил.

Потрясающая идея Эсмей о размещении женщин и детей с Нашего Техаса на землях Суиза поразила Люси. Рука с подводкой дрогнула, и на лбу появилась жирная черная линия. Что?! Девятнадцать женщин с детьми, с несколькими дюжинами детей, будут жить на землях Суиза. Приверженцы естественных родов, последователи какого-то варварского религиозного культа… Можно представить, что скажут на этот счет священники! Эсмей расхваливала их умение шить и вышивать, их опыт ведения хозяйства на планете со слабо развитыми технологиями. «Но у нас не слабо развитые технологии, — подумала про себя Люси. — Идиотка. Дурочка».

Вдруг она увидела свое отражение в зеркале, взглянула на часы и страшно рассердилась. Эсмей не имеет никакого права! Она не настоящая Невеста Земель, она ничего толком не понимает, у нее не болит душа за эту землю, она и не думает о ней…

Люси бросилась в ванну и чуть не налетела на двоих малышей.

— Люси, что такое…

— Тише! — огрызнулась она и смыла с лица весь макияж.

Глупая Эсмей. Смешная Эсмей. Хорошо, что она уехала. Прекрасно, что хочет сложить с себя полномочия Невесты Земель. Люси сама с удовольствием обрежет ей волосы, если подвернется такая возможность.

Она вернулась в свою комнату и подошла к окну, чтобы посмотреть, не подъехала ли машина Викари-осов, красота открывшегося пейзажа неожиданно поразила ее. В тени все было синим, на солнце золо-тым. У Люси даже сердце защемило от такой потрясающей красоты. Как может Эсмей отказываться от всего этого? Как может она быть такой равнодушной? Как может думать о том, чтобы заселить эту красивую землю какими-то чужаками?

Люси положила локти на подоконник и вдохнула полной грудью прохладный воздух с запахом роз и яблоневого цвета. Где-то вдали заржали лошади, в этот час конюхи должны раскладывать корм по кормушкам. Сама Люси всегда только о таком будущем и мечтала. И еще чтобы рядом был Филип. Она хотела думать о земле, заботиться о ней, защищать ее, лелеять эту красоту, хотела следовать древним сезонным циклам.

Прямо в глаза Люси ударил луч света, отразившийся от стекол машины, которая свернула с шоссе к дому. Это, конечно, Викариосы, если только не отец, который часто поздно возвращается из города. Теперь уже не до макияжа, успеть бы подкрасить губы. Люси быстро надела голубую с белым тунику и белую юбку, как и подобает девушке, за которой ухаживает молодой человек. С завтрашнего дня она будет носить голубую юбку невесты.

«Эсмей, дурочка!» — еще раз промелькнуло у нее в голове, потом она выскочила из комнаты и побежала вниз по лестнице.


В полночь Викариосы отправились домой. Это был уже третий официальный визит (по очереди, сначала в дом невесты, потом в дом жениха), и родители чувствовали себя вполне спокойно. Обычный обмен подарками, обычные речи, «неожиданный» (хотя и запланированный) приход священника. Святой отец соединил руки Люси и Филипа и обвязал молодых шелковым шарфом. Все прошло замечательно. Люси с Филипом даже смогли немного побыть наедине в саду. Филип торжественно поцеловал ее в лоб и прошептал ее имя.

Он, естественно, уехал вместе с родителями. Теперь они официально обручены, им не надо больше таиться, встречаться урывками. Но обрученные тоже должны соблюдать определенные правила. Эти правила кого угодно сведут с ума. А может, так специально задумано? Люси схватила с подноса, который уставшая служанка несла на кухню, фаршированный финик и последовала за отцом в библиотеку. Там уже сидели в креслах дядя и дедушка, оба повернулись к ней, как только она вошла.

— Люси, тебе следует идти спать.

— Папа, я не хочу спать. — Отец удивленно поднял брови, но Люси даже не пошевелилась. — Папа, я получила сегодня послание от Эсмей.

Дядя Казимир вздохнул.

— Эсмей… вот еще одна проблема. Бертольд, ты что-нибудь узнал в Гильдии ландсменов?

— Нет еще. Викариос, конечно, не будет возражать, но только из-за Люси, потому что на самом деле он думает иначе. Если бы Эсмей не уехала отсюда такой молодой, все было бы по-другому. А так никто ее толком и не помнит, хотя они вручили ей орден Звездной горы и считают героиней. Они не хотят, чтобы Невеста Земель, любая Невеста Земель, но в особенности наша, связала свою жизнь с представителем другой планеты. Коска честно признался мне, что выступит против, даже если она и ее будущий муж переедут жить на Альтиплано. Он твердо уверен, что ничего хорошего дальние миры нам не сулят.

— И как распределяются голоса?

— Кази, я уверен: ситуацию мог бы исправить только приезд Эсмей и ее личная встреча с ними.

— Или отказ от титула.

— Или отказ… Но захочет ли она это сделать? Люси заговорила:

— Она пишет об этом в своем письме.

— О чем? Об отказе? Почему?

— Ее ненаглядный Флот думает о нас не лучше, чем Гильдия ландсменов думает о Флоте. Эсмей пишет, что у них существуют какие-то правила и ограничения, запрещающие офицерам брать в жены Невест Земель.

Отец Люси фыркнул.

— А они случайно не запрещают офицерам становиться Невестами Земель? Совсем спятили!

— Она правда такое написала? — спросил Казимир. — Флотские правила о Невестах Земель? Откуда они знают?

— Понятия не имею, — ответила Люси. — Эсмей так написала. И еще она хочет, чтобы мы приняли здесь всех женщин, которых вывезли с Нашего Техаса. Она считает, что Альтиплано самое подходящее для них место.

Все замолчали. Никто не мог прийти в себя от изумления.

— Что ты сказала? — первым оправился Казимир. — А разве эти женщины не…

— Они сторонницы естественных родов и последователи какого-то религиозного культа, — с удовлетворением сказала Люси.

— Но… но священники будут против, — ответил Бертольд.

— А еще больше будет возражать Гильдия ландсменов. Стоит им только узнать об этом. Боже мой, я думал у девочки больше здравого смысла!

— Она влюблена, — великодушно напомнила им Люси. — Похоже, что Флот решил оплачивать содержание девятнадцати женщин и кучи детей из жалованья Барина, а Эсмей пытается ему помочь.

— И все они свалятся на нашу голову, — Казимир развел руками. Ну что ж, решено. Ей придется отказаться от титула. Я свяжусь с ней сам. Попечительский совет, естественно, не одобрит такого решения, но я, возможно, и не буду им ничего говорить. — Он строго посмотрел на Люси. — Надеюсь, ты ничего не сказала Филипу.

— Конечно нет, — Люси бросила гневный взгляд на дядю. Может, Эсмей и не хватает здравого смысла, но уж Люси-то знает, что такое честь семьи.

— Надеюсь, она выберет своей преемницей тебя, Люси, — сказал Казимир. — Из тебя выйдет хорошая Невеста Земель.

Люси тут же усомнилась в этом. Может, она тоже несправедлива по отношению к Эсмей? Той столько всего пришлось пережить в своей жизни. Но где-то внутри закипал восторг, такой же, как тогда, когда Эсмей подарила ей каурую кобылу… «Мое, все мое, я буду заботиться о земле, не дам ее никому в обиду…»

— Интересно, — начал Казимир, — сможем ли мы связаться с ней по анзиблю?

— Разве дело такое срочное? — спросил Бер-тольд.

— А если она соберет всех этих женщин и сама отправит их сюда. Тогда уже будет поздно.

— Не отправит, — ответила Люси. — Уверена, что не отправит. — Она не могла сказать, откуда в ней эта уверенность, но точно знала, что Эсмей так не сделает. Может, она вообще уже передумала, и следующая почта доставит от нее письмо с извинениями.

— Надеюсь, что так, — сказал отец Люси и зевнул. — Ну а теперь спать, Люси. Я очень устал!

Люси поцеловала его на ночь и отправилась спать, сомневаясь, что сможет заснуть. Она быстро разделась, повесила все вещи на вешалку и голышом нырнула под одеяло, глубоко вдохнув ароматный ночной воздух. Она надеялась, что у Эсмей такое же чувство к Барину. Если уж ее бедная сестра не может быть Невестой Земель, то по крайней мере она достойна большой любви.


Корабль РКС «Шрайк»

Эсмей поднялась на мостик и столкнулась там с капитаном Солисом. Вид у него был суровый. Что такого она натворила или, наоборот, забыла сделать?

— Я всегда боялся потерять вас, — выпалил капитан.

— Потерять меня?

— Пришли новые распоряжения. Мне посылают другого помощника, а вас снова переводят на линейный корабль. Я знал, что это когда-нибудь случится.

Хотя человек с вашими способностями полезен и на спасательном корабле, но все же вы предназначены для другого. Он протянул ей куб с сообщением.

— Сами все прочтете. Мы высадим вас на Топазе.

— Топаз… — Гражданская станция.

— У вас будет пара свободных дней, лейтенант. Считайте, что получили увольнительную. Можете неплохо провести время, если, конечно, знаете, чем заняться.

Барин. Сердце радостно забилось в груди. Как же дать ему знать…

—«Наварино» находится в Шестом секторе. «Джерфолкон», насколько мне известно, снимают с патрулирования и направляют в Касл-Рок, потом в первый сектор… — Солис даже не улыбнулся, но Эсмей одарила его улыбкой. Она знала все правила. Ей нужно только успеть добраться вовремя до Главного штаба шестого сектора, неважно, каким образом. Она вполне может встретиться с Барином на какой-нибудь промежуточной станции, если только сможет с ним связаться.

Глава 7

Доброта, Нуова Веница, Сайта Люсия


Хостайт Фиедди, маэстро фехтования и руководитель труппы, поклонился сначала Председателю, сидящему в ложе, потом обеим сторонам Большого зала, в котором собрались почетные гости государства и известные промышленники, и наконец повернулся спиной к самому опасному человеку своей Вселенной (по спине, как всегда, пробежал холодок), чтобы приветствовать смертного представителя Единого, которому подчинялись все вселенные и который был еще более опасен.

Сам дьявол придумал эти правила, чтобы устрашать невинные сердца. Правда, Хостайт был не таким уж и невинным. Его уже допрашивал Главный Мастер Ордена, впереди еще исповедь. Но пока…

Раздался звук труб, старинных труб, сделанных из изогнутых бараньих рогов, и краем глаза Хостайт увидел, как, словно темные пасти, распахнулись двери во всех четырех углах зала. В дверных проемах появились светящиеся фигуры, каждая в своей позиции. Зазвучала тихая барабанная дробь… и фигуры сделали шаг вперед, из-за их спин показались следующие.

Теперь фигур было восемь, вместе они составляли правильный квадрат. Барабаны стали отбивать более сложный ритм, там-там-там, танцоры — четверо мужчин и четыре женщины — двинулись вперед и вышли на открытое пространство, где стоял Хостайт. Одни фигуры символизировали металлы солнечных оттенков, их тела покрывали золотая, медно-красная, бронзовая и латунного цвета краски. Другие олицетворяли Луну. Здесь были серебро, сталь, свинец и платина. Он же, Тень танца, светился обсидиановым светом.

Танец со шпагами восходил своими корнями к древности, он возник задолго до того, как первые люди покинули Землю. Танцы со шпагами или ножами существовали у многих народов как часть искусства владения оружием. Проводились специальные представления, на которых богатые и власть имущие развлекались, глядя на то, как танцуют и умирают их слуги. Для многих людей с давних времен существовала связь между опасностью и страстью.

Но только Доброте удалось вплести эти старинные нити в неповторимый узор танца жизни и смерти. Хостайт улыбнулся под маской. Вот настоящий имперский цирк, вот священные воины, вот танцоры… а управляет всем этим действом он.

Светящиеся фигуры образовали круг, в центре которого стоял он… Хостайт где-то читал, что такой круг называется испанским. Хостайт медленно повернулся, зная, что получает такое же наслаждение от движений натренированных тел, покрытых светящейся в темноте краской, как и сам Председатель. Маски танцоров были прозрачными, кроме знатоков никто бы и не сказал, что они вообще существуют. Все видели только лица, прошедшие такой же процесс биомоделирования, как и тела, такие же красивые, но при этом абсолютно бесстрастные.

Сегодня играла музыка, выбранная Председателем. «Кадриль для вечера у моря» Иметзины. Председатель подал знак. Хостайт махнул четвертой и седьмой фигурам, Латуни и Свинцу. Начало танца было традиционным и могло показаться немного скучным.

Грациозно, с уверенностью вооруженных людей, фигуры четыре и семь вступили в круг. На тренировках они танцевали обнаженными, за исключением защитных щитков на запястьях, локтях и коленях, но во время официального представления, когда все знали, что из-за занавеса за ними наблюдает Он, на фигуре четыре были надеты небольшие металлические нагрудные медальоны и такая же маленькая юбочка из металлических пластин. Юбка не стесняла движений, при поворотах она разлеталась в стороны. На фигуре семь была набедренная повязка, маленький кусок ткани, закрепленный с помощью завязок.

Стальные клинки были покрыты краской того же цвета, что и сами танцоры. Только клинок Хостайта был сделан не из стали, а из настоящего обсидиана, он был не таким крепким, как остальные, но куда более острым.

По правилам традиционной кадрили танцевали сначала попарно, потом четыре на четыре. Хостайт немного переживал за четвертую фигуру, которая впервые выступала в Большом зале. На репетициях она делала все уверенно и безупречно, но, выходя первый раз в этот зал, каждый волновался и мог допустить ошибку. «Пелинн должна была еще полгода оставаться во втором составе, — подумал Хостайт, — но она так талантлива и так преданна делу, что превосходит всех остальных учеников. Остается только надеяться, что сегодня она получит высокие баллы».

Танцоры сошлись под музыку, скрестили клинки и снова разошлись в разные стороны. Фигура четыре двигалась четко в такт музыке, танцующие сделали несколько одинаковых движений, перекинули клинки из одной руки в другую в сложном пируэте, и Хостайт даже вздохнул с облегчением. Конечно, это всего лишь танец, но если бы Латунь и Свинец допустили хотя бы малейшую ошибку, они могли бы серьезно поранить друг друга, как в настоящем поединке.

Вслед за фигурами четыре и семь в круг вступили фигуры восемь и два, Платина и Медь, максимальный контраст цветов при минимальном различии формы: танцующие женщины были генетическими близнецами. Хостайт улыбнулся с явным удовлетворением. Обе женщины были в прекрасной форме, после стольких лет еовместных тренировок они выступали просто потрясающе. Платина и Медь кружились, прыгали, делали выпады, наносили удары, рассекали клинками воздух. Казалось, они должны были изрубить друг друга на мелкие кусочки, но все прошло без сучка без задоринки.

Дальше шла очередь Бронзы и Стали, фигур три и шесть. На этот раз это были мужчины и не близнецы, они отличались и по росту и телосложению. Сталь, фигура номер шесть, был на четыре сантиметpa выше Бронзы, фигуры номер три, выпады у него тоже были мощнее, но номер три, родом из семьи потомственных акробатов, старался ни в чем не уступать номеру шесть. Под кожей у обоих перекатывались натренированные мышцы, клинки ударялись друг о друга в такт музыке.

Хостайт подал знак следующим парам. Фигуры один и пять будут танцевать вдвоем в самом конце, а сейчас они вошли в круг вместе с фигурами четыре и семь. Золото и Латунь, Свинец и Серебро… имитация боя в танце. Для настоящих ценителей это было самым интересным, они всегда внимательно следили за символикой танца. Для маэстро эта часть являлась самой сложной. В финале фигуры один и пять представят самые сложные движения, а это значит, что сейчас им надо беречь силы и ни в коем случае не получить никаких травм, но в то же время они должны продемонстрировать истинное боевое искусство и его превосходство над ложным. Хостайт снова волновался за фигуру четыре. Ей нужно показать, что она слабее фигуры пять, но при этом не поранить противника и не получить травмы самой.

Девушка танцевала ровно и уверенно, и он успокоился. У нее талант настоящего драматического актера. Когда противник, олицетворяющий истинное боевое искусство, наступал на нее, у фигуры четыре искажалось лицо, она делала шаг назад и, казалось, теряла равновесие, но не падала.

Танец продолжался, на смену первой четверке пришла вторая: фигуры два и восемь против фигур шесть и три. За этих танцоров Хостайт был спокоен, но фигура шесть оступилась, делая поворот. Возможно, пол стал скользким из-за пота или сам танцор потерял равновесие. Левая нога у него скользнула в сторону, и центр тяжести переместился, а фигура номер два — они выполняли второе движение — вспорола ему ногу от бедра до голени, обнажив кость. Хлынула кровь, зрители застонали. Хостайт не обратил на них никакого внимания, но дал знак танцорам. Фигуры три и восемь, не сбиваясь с ритма, отошли в сторону, фигура два отступила назад и, встав на одно колено, вытянул перед собой оружие.

Хостайт посмотрел на ложу Председателя. Что решит тот?

Председатель сделал знак. Музыка оборвалась. Танцоры замерли в своих позах. В полной тишине было слышно лишь прерывистое дыхание фигуры шесть. Мужчина лежал не двигаясь, и вокруг него разливалась лужа крови. Он изо всех сил старался сдерживать стон. Но Хостайт уже понял, что рана серьезная, шестой танцор останется инвалидом. Возможно, он выживет и даже будет ходить, но танцевать больше не сможет никогда.

— Сталь, — произнес Председатель. — Благодарим вас. Все кончено.

Никто не успел даже пошевелиться, а Хостайт уже стоял рядом с распростертым шестым. Он занес свой обсидиановый клинок над горлом лежащего на полу танцора, а через секунду поклонился Председателю.

— Продолжайте, — скомандовал тот.

Хостайт вернулся на свое место. Музыка заиграла с того такта, на котором оборвалась. Фигура два осталась без партнера и продолжала стоять на одном колене. Фигуры три и восемь танцевали в такт музыке, стараясь не смотреть на фигуру два и на страшное кровавое пятно. Так они отдавали последнюю дань и честь тому, кто достойно ушел из этой жизни.

В конце этой части Председатель снова поднял руку, и танец опять был прерван. Хостайт закрыл глаза мертвому шестому и произнес необходимые слова, чтобы душа его освободилась от тела и отправилась в свой путь. В зал вошли слуги, они завернули тело в полотно и под тихий барабанный бой унесли его, другие слуги вымыли пол.

Последние движения танца были необычайно красивы. Финальный танец Серебра и Золота, олицетворяющих Солнце и Луну, выходит за пределы материальной жизни, открывая дверь в мир духовного. Выше жизни и смерти был вечный огонь, который представляли танцоры.

По окончании танца они преклонили колени перед распростертым телом, кончиком клинка каждый сделал надрез на руке, и капли их крови смешались с кровью шестого. Дебютантка Пелинн побледнела.

Хостайт обнял ее за плечи и не отпускал, пока девушка не перестала дрожать.

— Ты молодец, — прошептал он. — Просто молодчина.


Каскадар, родовое имение семейства Теракян

Гунар Теракян и Бейзил Теракян-младший были выдающимися журналистами, они умели с должной осмотрительностью разнюхать практически любые подробности. Доходы им, однако, приносил не столько талант находить необходимую информацию, сколько умение скрывать ее от других. Они достаточно быстро установили, что пьяный парень, с которым они столкнулись в баре на станции Зенебра, был членом Богопослушной Милиции Нового Техаса и что ново-техасцы начали террористические действия против Правящих Династий. Жители Нового Техаса коренным образом отличались от техасцев Конфедерации Одинокой Звезды — вполне респектабельных, хотя .и не очень честных, когда дело доходило до «бизнеса».

Гунар и Бейзил рассказали обо всем своим отцам, как только добрались до кораблей, и семейство Теракян узнало новости одновременно с руководством Флота. Стараясь не привлекать особого внимания, они следилиза операцией по спасению Брюн Ми-гер… и, конечно, заметили, насколько эмоционально нестабилен был в этот период ее отец.

Теперь Гунар снова встретился с Бейзилом, на этот раз в родовом поместье на Каскадаре. Их дальний родственник Каим, единственный из Теракянов, кто служил во Флоте, взял краткосрочный отпуск и лежал сейчас на кушетке на широкой веранде, созерцая льющий как из ведра дождь.

— Первый отпуск за четыре года, и вот пожалуйста, дождь! — Каим никогда не отличался терпением.

— Сейчас осень, — ответил Гунар. — Обычная осенняя погода…

— Терпеть не могу эти планеты, — сказал Каим. Гунар посмотрел на Бейзила, тот пожал плечами.

Вид у него был ничуть не радостнее, чем у Кайма.

— Ты сам выбрал время для отпуска, — достаточно резко заметил Гунар. — Ты же знал, какой здесь климат…

— Я много чего знаю. — вздохнул Каим и поманил их к, себе, — Вы слышали о том, что замечены неблагоприятные последствия омоложения?

— Ну… давно уже говорят, что препараты, которые производились на Пэтчкоке, были не совсем доброкачественными. Говорили, что это все заговор Доброты, что прямо на заводе был задержан их шпион. Так ведь?

— Ну, это просто недоброкачественные препараты, — Каим махнул рукой, словно двадцать семь процентов акций, а также позор и финансовый крах династии, имевшей дюжину представителей в Большом Совете, ровным счетом ничего не значили. — У меня есть доказательства, что ошибка, возможно, кроется в самом первичном процессе. Пока, правда, нельзя сказать наверняка. Официально сообщают, что все дело в недоброкачественных препаратах. Но, по моим данным, отмечены случаи нарушений умственной деятельности у первых омоложенных, прошедших повторный процесс. Например, у лорда Торнбакла.

— Не понимаю, — ответил Бейзил. — Ведь Брюн его дочь, он вел себя как нормальный отец.

Гунар заметил, что на груди у Бейзила след от джема. Его оставила трехлетняя дочка Бейзила. Бедный тот парень, который будет за ней ухаживать.

— Я знаю, у меня нет своих детей, — сказал Каим. — И все же… подвергать риску Династии из-за дочери…

Гунар что-то проворчал и похлопал Бейзила по плечу. Каим чуть ли не хвастает тем, что у негр нет детей, словно специально хочет, чтобы его об этом расспрашивали. У Бейзила свои взгляды на этот счет, а мирить их приходится ему, Гунару. Как всегда.

— Значит, — начал Гунар, — если дело только в недоброкачественных препаратах, то все более-менее просто. Гораздо хуже, если ошибка в самом процессе. Каим, а разве никто, из старших офицеров Флота не прошел процесс омоложения?

— Прошли, но без повтора. Повторных процессов не проходил никто, разве что частным образом, а не через медицинское управление Флота. Первичное омоложение проходили добровольно, примерно лет сорок назад, когда уже был накоплен достаточный опыт в этой области. Только двадцать лет спустя омоложение стало обязательным для определенных чинов в определенном возрасте. А потом, лет десять назад, начали омоложение старшинско-сержантского состава.

— И что… ты не замечал никаких придурковатых адмиралов?

— Ну разве что Лепеску, — ответил Каим. Он уже рассказывал им об адмирале Лепеску.

— Он такой от рождения, — сказал Гунар. — Такие всегда были и будут.

— Знаю. — Каим неловко заерзал на кушетке. — И все же жутковато.

— Конечно, — ответил Бейзил, перекрестился и сплюнул через левое плечо.

— Придурковатых адмиралов я не видел, хотя я их и вообще вижу не много, но вот что касается сержантско-старшинского состава… вышла директива, чтобы все, кто омолаживался в течение последних десяти лет, срочно прошли медицинскую проверку. А я точно знаю, что только в нашем секторе как минимум восемь главных мастеров оказались непригодными к службе, и все за последние полгода.

— Похоже на недоброкачественные препараты, — констатировал Гунар.

— Да… адмиралы ведь прошли омоложение намного раньше, и с ними ничего такого не происходит. В чем же еще может быть дело? — спросил Бейзил.

— Дело в лорде Торнбакле, — ответил Каим. — Я не могу себе представить, чтобы человек его ума и положения втянул нас в настоящую войну из-за капризной, взбалмошной дочери.

Гунар снова тронул Бейзила за руку. Как он и ожидал, Бейзил уже весь напрягся.

— Отцы всегда так себя ведут, — сказал он. — Поверь мне, и твой тоже.

— Но все это может быть сделано преднамеренно, — запротестовал Каим. — Если кто-нибудь поставил перед собой задачу покончить с Флотом, то самый надежный способ начать как раз со старших мастеров.

— И кто же такой умный, по-твоему? Кто мог бы это сделать?

— Чтобы совершить саботаж такого масштаба, нужно было пробраться в самые верхи. Опять предательство…

Гунар пожал плечами. Отец Кайма тоже, всегда боялся предателей и заговорщиков. Даже во Флот Кайму пришлось пойти, потому что отец из политических соображений так долго не занимался бизнесом, что не смог обеспечить и будущее сына.

— Предатели есть в любой организации, — заметил Гунар.

— Да, но… мастера волнуются. Они считают, что все это заговор, цель которого отказать им в проведении омоложения за счет Флота. Сам-то я так не думаю, всем известно, что старшие мастера намного ценнее адмиралов. Но есть такие мнения. А это на руку нашим врагам. Например, Доброте. Очень легко представить, что они могли все это подстроить. Начальство Флота беспокоится, что появятся новые предатели типа Гэрривея и Хирн, но Доброта могла придумать что-нибудь похитрее.

— Возможно, — Гунара больше интересовал вопрос, какую выгоду можно получить из всего этого. — Значит… или обнаружится, что препараты были недоброкачественными, и тогда акции концерна Мор-релайн-Конселлайн окончательно упадут в цене, и они обанкротятся. Или выяснится, что были допущены ошибки в самом процессе омоложения, и тогда упадут в цене все омолаживающие препараты.

— Ну и ну! — Каим с гневом смотрел на Гунара. — Неужели тебя интересует только финансовая выгода? Неужели тебя не волнует, что, если все старшие мастера Флота станут невменяемыми, мы не сможем противостоять нашествию Доброты или Нового Техаса?

— Новотехасцы не опасны, — задумчиво произнес Гунар. — Этот пьяный…

— Но он не один. Как ты сам сказал, предатели есть в любой организации, то же самое можно сказать о дураках и пьяницах.

— И все же, — вставил Бейзил. Гунар сразу насторожился. — Не понимаю, почему мы должны искать этих предателей, если они вообще существуют. Мы несем определенную ответственность перед своим семейством, мы обязаны платить налоги, из которых, между прочим, тебе потом выплачивают жалованье, Каим. Так что не надо кичиться своими нравственными качествами.

Гунар раскинул руки в стороны.

— Хватит. Никто не хочет падения Династии, никто не хочет, чтобы семейство Теракян обанкротилось. Мы родственники. Но, кажется, об этом помнят далеко не все.

— Папочка! — Из столовой прибежала дочка Бейзила, за ней вошла ее мать. — Вот ты где! — Бейзил схватил ее на руки, и девочка улыбнулась остальным, потом объявила: — Пора обедать!

— Я не против, — ответил Гунар, вставая на ноги. — Иди сюда, малышка, а то твой папа не может встать. — Девочка соскочила с колен отца и бросилась на руки к Гунару, тот посадил ее на плечи, и она радостно заворковала. — Не забудь…

— …наклониться, — закончила она сама. Мать девочки покачала головой.

— Извини, Гунар. Ион, сын Лидии, сунул что-то в унитаз в детской ванной комнате, вода не проходила, и мы были заняты там. Вот Джесси и сбежала.

— Очень вовремя, — шепотом сказал ей Гунар. Бериш была такой же красивой, как и маленькая

Джесси. Он иногда даже завидовал Бейзилу, вспоминая первые годы женитьбы, когда дети были еще хорошенькими маленькими пампушками, а жена сплошным очарованием. Гунар даже подумывал, не жениться ли ему во второй раз, но до сих пор не мог справиться с болью утраты Стеллы и детей. Он опустил Джесси на пол и вместе с остальными прошел к большому обеденному столу.

После обеда дождь ненадолго прекратился, и Гунар уговорил мужчин отправиться на прогулку вдоль берега, мимо оранжевых квадратных садков для разведения рыбы. Здесь Бейзил и Каим были слишком заняты тем, чтобы внимательно смотреть под ноги и кутаться от сильных порывов ветра, им уже было не до споров. Каим и так выдал им столько информации, что теперь на досуге будет что обсудить. К ужину тучи рассеялись, и Каим забыл о том, как еще недавно ругал климат планеты.

Сам Гунар больше всего хотел снова оказаться на одном из кораблей семейства Теракян, желательно с новыми декодирующими алгоритмами, способными перехватывать коммерческие анзибльные сообщения. Он постарался сосредоточиться на игре в слова, которой все занялись после ужина, но никак не мог сконцентрироваться. Каим уже в третий раз поймал его на повторении одного и того же слова, и он решил, что хватит.

— У меня голова гудит. Пойду лучше спать.

— Спать? — переспросил Бейзил. — Еще рано.

— Но я очень устал. — Гунар зевнул и поднялся по лестнице в свою башенку.

Бейзил, конечно, знал, чем он будет заниматься, но на него можно было положиться, Кайма он наверх ни за что не пустит. Проблема заключалась в том, что было невозможно незаметно для постороннего пересылать документы. Он связался с семейным офисом на Каскадаре и запросил отчеты о состоянии рынка за последние два дня. Потом сказал дежурному оператору, что приедет на следующий день и передаст кое-что для анзибльного сообщения.

— Будьте готовы к полудню по местному времени, — ответил оператор. — Сообщения по анзиблю отправляются в тринадцать ноль-ноль, а мы еще должны успеть все зашифровать.

— Я буду у вас в десять ноль-ноль, — пообещал Гунар.

Когда несколько часов спустя Бейзил поднялся к нему, Гунар все еще просматривал документы.

— По-моему, ты говорил, что у тебя гудит голова, — заметил Бейзил.

— Так оно и есть. — И Гунар снова зевнул, на этот раз вполне искренне. — Но меня кое-что беспокоит. Что-то творится с Конселлайнами. Вот, взгляни-ка…

— Не теперь. Утром. Мне пришлось поить Кайма бренди, иначе его было не удержать внизу. Сейчас я должен отправиться в постель, а то будет хуже.

— Ты обязательно должен взглянуть на это. Я точно тебе говорю, Бейз. Что-то происходит. Посмотрю на флуктуации индекса омоложения.

— Индекс прыгает с тех пор, как разразился скандал на Пэтчкоке, — ответил Бейзил. — Тогда он целых полгода вообще не мог выправиться, а теперь постоянно скачет.

— Так посмотри же, — в третий раз сказал Гунар и потряс перед ним таблицей.

— Ого. — Бейзил выпятил губы, потом снова втянул их. — А как насчет сырья…

— Уровень сырья подскочил вверх, — ответил Гунар и принялся рыться в кипе бумаг. — Вот… не могу точно сказать, пока не увижу документы собственными глазами, а их надо еще перекачать, но, бьюсь об заклад, это с заводов Конселлайнов, только они могут так быстро подтянуть все ресурсы.

— А они как раз теряют свои паи на рынке и… черт побери, дружище, хорошо бы посмотреть их бумаги.

— Надо сказать…

— Отцам, — закончил Гунар, — но не Кайму. Я готовлю анзибльное сообщение на завтра.

— Уже на сегодня. Помощь нужна?

— Постарайся не подпускать ко мне Кайма, остальное я сделаю сам.


Гунар во всем подчинялся отцу Бейзила, а не своему. Так было принято в семействе Теракян. Поэтому он очень удивился, получив сообщение от своего собственного отца.

«Гунар, попроси Бейзила задержать Кайма на планете еще на двое суток. Обязательно. Потом сам садись на шаттл и приезжай».

— Как распорядится Господь, — промычал Гунар. Он был достаточно набожен, но о выгоде не забывал никогда.

Значит, он был прав. Что-то назревает. Значит, надо убедить Бейзила заняться Каимом.

Казалось, что шаттл никогда не доберется до орбитальной станции. Сразу же по прибытии Гунар отправился в офис Корабельной компании Теракян. Там была страшная неразбериха, словно ждали прибытия корабля.

— Мы только что получили сообщение по анзиб-лю. «Любимчик» будет пролетом на станции, у них что-то срочное. Если нужно, они, конечно же, смогут взять и тебя.

«Любимчик Господа», сокращенно просто «Любимчик», был самым быстроходным кораблем компании Теракян, оснащенным лучшим перехватывающим оборудованием, какое только можно было достать при помощи денег, знакомств и мошенничества.

— Вот и корабль… — Один из работников ткнул пальцем в экран, на котором вспыхнула яркая точка.

Корабль только что на максимальной скорости вышел из скоростного коридора, а изменение цвета точки означало, что он приближается к станции, почти не снижая скорости. Крайне опасный маневр.

Значит, родители не скрывают, что случилось что-то срочное. Обычно корабли компании Теракян приближались к станции по стандартным траекториям. На такой по-настоящему опасный маневр они могли пуститься только в крайнем случае.

— Когда он будет здесь? — спросил Гунар.

— На такой скорости? Часов через двадцать. Двадцать часов. Зачем тогда отец просил его приехать немедленно?

Он улетел до того, как на планете станет известно о прибытии «Любимчика». Значит, Каим не свяжет эти два события между собой и ничем не сможет помешать.

Гунар вздохнул. Конечно, на станции был неплохой отель для транзитных пассажиров, и он вполне мог воспользоваться его услугами, но он прекрасно знал, даже не спрашивая об этом, что отец хочет, чтобы он ждал тут, в офисе, в комнате отдыха для мелких клерков. Кровати здесь были узкими, удобств почти никаких.

— Если меня будут искать, я обедаю в «Пятнистом ягненке», — сказал Гунар.

Он уже почти доел десерт — финики с медом и орехами, когда ему позвонили. В офисе его дожидалось специальное послание с борта «Любимчика».

Адхем, менеджер офиса, посмотрел на него с понятным удивлением. Гунар не принадлежал к воротилам семейного бизнеса. Он был одним из многочисленных Теракянов, пытающихся продвинуться по служебной лестнице. Так почему же именно он оказался в офисе как раз в тот момент, когда «Любимчик» летит сюда со срочным сообщением, и почему именно ему адресовано это послание?

«Потому что я не трачу время на разговоры с такими, как ты», — сердито подумал Гунар.


Капитан «Любимчика» встретила его у самого люка и крепко обняла. Лайса, сестра Бейзила, такая же горячая натура, как и ее брат. В семейном бизнесе Гунар подчинялся своему дяде, а Лайса, соответственно, отцу Гунара.

— Ты полетишь с нами, — шепнула она ему на ухо.

— Да. — Гунар еле высвободился из ее объятий. — Бейзил просил передать тебе пламенный привет.

— Мы только заправимся и летим дальше, — бросила на ходу Лайса.

Гунар кивнул и прошел внутрь корабля.

На протяжении ближайших нескольких часов он вкратце рассказал ей все то, что узнал от Кайма и из других каналов.

— А вот то, чего ты не знаешь, — сказала Лайса, когда он закончил. — На «Элайасе Мадеро» оказалась наша дальняя родственница, девушка по имени Хэйзел Такерис. Ее тоже взяли в плен. Лет семьдесят тому назад юноша из рода Теракян влюбился в девушку из рода Чапапасов…

— Гречанку!

— Да. С Делфи Дуэтти. Конечно, родители с обеих сторон были против, поэтому они изменили фамилию, стали Такерис. Нарожали кучу детей, в том числе шестерых сыновей, которые унаследовали особенность своих родителей не подчиняться воле старших и стали простыми торговцами, поздно женились и имели немного детей. Так вот, эта девушка — потомок того самого Теракяна. Мать ее умерла рано, ни братьев, ни сестер у девушки нет. А отца убили члены Милиции Нового Техаса, которые взяли корабль на абордаж.

Гунар слушал и пытался понять, где же связь с тем, что до этого рассказывал он. Лайса продолжала:

— Когда мы услышали о нападении, мы ничего не знали о девушке. В наших записях о ней не было сказано ни слова. Потом тетушка Хердион увидела выпуск новостей и решила, что они неправильно произнесли нашу фамилию. Ну, ты ее знаешь, она связалась с ними по внутренней связи, готова была всех растерзать. Ей выдали всю известную им информацию, чтобы только отделаться. Вскоре после того, как Хэйзел спасли из плена и в выпуске новостей об этом рассказали во всех подробностях, она связалась с родственниками семейства Такерис, чтобы обсудить будущее девушки. Тетушка Хердион решила удочерить ее. Родственники девушки не очень-то приветствуют эту затею, но сами они небогаты, поэтому приняли предложение тетушки Хердион оплатить образование Хэйзел.

— Да, но какое отношение все это имеет к омолаживающим препаратам и скандалу вокруг омоложения?

— Не очень-то большое, но для того чтобы понять некоторые последние решения, принятые на семейном совете, тебе нужно все знать. Эти решения влияют на всю нашу политику, начиная от контрактов, которые предстоит подписывать, и кончая подбором экипажа кораблей. Семейный совет не обратил большого внимания на твое сообщение со станции Зенебра об агентах Нового Техаса, но теперь они считают, что Новый Техас представляет собой реальную угрозу для Корабельной компании Теракян, в частности потому, что мы не очень внимательно подбирали экипажи кораблей. И еще потому что вы с Бейзилом поймали их агента на Зенебре. Они также обеспокоены наличием шпионов в корабельных компаниях. Они уверены, что пиратам было известно о том, что «Элайас Мадеро» должен был идти не официально заявленным курсом, а напрямик.

Гунар фыркнул:

— Бьюсь об заклад, об этом прямом пути известно половине торговых судов, курсирующих в этом районе.

— Теперь это запрещено. По крайней мере, нашим капитанам разрешается пользоваться только маршрутами, обозначенными на картах зелеными линиями…

— Что неминуемо скажется на работе курьерской службы…

— Но зато мы не попадем в лапы пиратам.

— Так что там насчет омоложения? Мне кажется, что нам нужно попробовать перекачать кое-какую информацию, идущую по коммерческим анзиблям…

— Мы уже это сделали. Хотя я не совсем поняла, что все это означает. — Лайса протянула ему несколько кубов. — Этот с Бенедиктуса, а этот с Каскадара трехнедельной давности. Мы перекачаем еще кое-что, когда будем выходить из системы.

— Куда летим?

— Куда пошлет нас Бог и отцы семейства. Мне еще никто ничего не сказал.

Гунар устроился поудобнее и принялся изучать кубы. Цены на омолаживающие препараты постоянно прыгали: падали, когда просачивалась информация об их недоброкачественности, и поднимались, когда ходили слухи, что препараты становятся дефицитом. Но цены на сырье с момента скандала на Пэтчкоке постоянно росли… Для производства омолаживающих препаратов использовалось сырье, которое шло и на производство других фармацевтических средств, но кое-какие ингредиенты не участвовали ни в одном другом производстве. Гунар выделил именно эти продукты. Цены на них постоянно повышались. Значит… кто-то их скупает и, судя по всему, использует для производства омолаживающих препаратов, то есть существует какой-то большой рынок сбыта этих препаратов.

Он продолжал рыться в документах, отрываясь только, чтобы поесть и немного поспать. Его разбудила Лайса.

— Кое-что новенькое.

Гунар протер глаза и застонал:

— И куда же мы летим, о красотка?

— На Марфалк.

Марфалк. К черту на рога. Он слышал название, но ничего не знал о самой планете.

— Сколько времени лететь?

— Около восьми дней.

— Я пошел спать.

Но заснуть он не смог. Он все время думал о том, что не посмотрел вновь полученные документы. Наконец вылез из постели, выругался на всех языках, которые знал, и принялся просматривать данные.

— Ты не сказала мне, что перехватила такое ценное послание, — упрекнул он Лайсу по внутренней корабельной связи.

— Ты очень хотел спать, — ответила она.

— Теперь уже не хочу.

Послание было зашифровано, но на «Любимчике» имелись специальные машины для дешифровки стандартных коммерческих шифров. Шифр оказался двойным, второй, как обычно, проще первого. Дешифратор быстро справился со своей задачей. Наконец они добрались до кода. Чей же это код? Что-то очень знакомое… наконец он вспомнил. Семейный код Кон-селлайнов. У него даже дыхание перехватило.

— Лайса, у нас есть дешифратор кода и позывных основной линии семейства Конселлайн?

— Так вот что там такое! На борту нет.

— Скорее всего, я прав. Конечно, можем попробовать и другие, но я почти уверен.

Гунар покачал головой. Послание Конселлайнов казалось вполне понятным и так, но он-то знал, что это впечатление обманчиво. С ними нужно держать ухо востро. И вдруг Гунар все понял, словно кто-то написал ему разгадку красными чернилами.

Глава 8

Касл-Рок


Брюн набрала номер резиденции Мэхоней. К ее удивлению, трубку снял Джордж.

— Джордж… это Брюн.

— Ох, если ты хотела поговорить с отцом, он все еще…

— Да, я знаю. Мне нужен ты.

— Брюн, прости, что я не приехал повидаться с тобой после того, как… я был очень занят, потому что папа в больнице…

— Я все знаю, Джордж. И совсем не обижаюсь. Просто мне нужно с тобой поговорить.

— М-м-м… я должен сказать тебе, что встречаюсь с твоей кузиной.

Надо же, Джордж, оказывается, может смущаться… А какое отношение данное заявление имеет к ранению его отца, убийству ее отца или к общей политической ситуации?

Женское чутье подсказало ей, что Джордж с нетерпением ждет ответа на свою реплику.

— У вас серьезно?

— Похоже, что да. Мы оба учимся в юридическом колледже.

— С какой именно кузиной ты встречаешься? — Брюн вдруг подумала, что таким образом Харлис получает необходимые ему сведения.

— Не с дочерью Харлиса… с дочерью Джессамины.

Дочь сестры ее матери. С которой Брюн так жестоко обошлась, когда та впервые приехала на открытие охотничьего сезона на Сириалисе.

— Сидни?

Джордж рассмеялся:

— Нет, я встречаюсь с младшей, с Вероникой. Что ты хотела, Брюн?

— Конечно же получить информацию. Куда подевались все наши и что вообще тут происходит? С тех пор как я вернулась… Все так быстро меняется, и только ты не будешь читать мне нотаций.

— Ронни и Раффа стали пионерами новых миров. Это ты должна знать, правда?

— Да, но думаю, они просто чокнулись. Ты не знаешь, куда именно они отправились?

— В какую-то далекую колонию. Могу узнать точно, если тебе это нужно. Я посылаю им почту через Департамент Развития, то есть посылал раньше, но они не отвечают. А еще занятия в колледже…

— Ладно, Джордж. Надеюсь, твой отец скоро поправится.

— Знаешь… он уже не такой, каким мы привыкли его видеть. Помнишь, Брюн, когда ты помогала леди Сесилии подняться на ноги… Я и не представлял, какие чувства испытываешь, когда тебя не узнает самый близкий человек. И говорить он еще не может, только издает какие-то звуки…

— Джордж, прими мои соболезнования. Я тебе еще позвоню, если ты не против… Не пропадай.

— Ладно. — Голос у Джорджа был усталый, взволнованный и очень расстроенный.

Брюн почувствовала себя виноватой, но потом вспомнила, что у нее есть серьезное дело — нужно разобраться в том, что же на самом деле происходит в политической жизни страны. Она не думала, что на заседании Большого Совета может случиться что-либо значительное, но понимала: человек всегда должен быть готовым к самому худшему. Брюн проверила список, который оставила мать, и нахмурилась. Многих людей не будет на этом заседании. Похоже, они тоже считают, что ничего серьезного произойти не может.


Девушка вставила карточку в отверстие, чтобы включить дисплей, потом села. Сразу после достижения совершеннолетия Брюн была официально представлена Большому Совету и получила это кресло. С тех самых пор она никогда не присутствовала на заседаниях Совета.

На дальнем конце стола восседал дядя Харлис. Он посмотрел на Брюн, потом наклонился и что-то сказал ее двоюродному брату Келлу. Что ж, без сомнения, с этой стороны помощи ждать не стоит. Она улыбнулась, стараясь успокоиться. Надо быть спокойной, как мать.

В зал вошли министры. Брюн помнила, что раньше они надевали длинные балахоны, но сейчас ничего такого на них не было. Интересно, когда они прекратили этот маскарад? Может, это заслуга отца?

На возвышении Спикера стоял Хобарт Консел-лайн. Брюн удивленно заморгала глазами. Семейство Конселлайн сильно пострадало от скандала на Пэтч-коке, потому что Моррелайны входили в их септ. Никто не мог доказать, что Конселлайнам было известно о нарушениях, но другие династии просто воспользовались возможностью перехватить рыночные паи у самого большого и могущественного септа. Когда же они снова обрели прежнее влияние? И что это значит? Брюн попробовала вспомнить экстренное заседание сразу после смерти отца.


Она настроила камеру, чтобы получше разглядеть все лица, и тут только заметила некоторые странности. Справа от Спикера лица министров выражали ликование, нетерпение и гнев. Слева от Спикера лица министров казались безжизненными, на них читалось только отчаяние.

Что происходит? Она огляделась, пытаясь найти знакомые лица, но не смогла. Брюн включила поименный список с указанием мест. Никого… минутку… старшая сестра Сары, Линнет, должна сидеть через ряд. Брюн ввела позывные девушки и свое имя. Экран зажегся, и на нем появилась строчка: «Хорошо, что ты снова с нами, Брюн».

«Спасибо», — написала в ответ Брюн и посмотрела на Линнет.

Та улыбнулась и кивнула в ответ.

«Ты знаешь, что здесь творится?»

«Знаю. Поговорим во время перерыва».

Ничего не понятно. Брюн снова посмотрела на девушку, та опять кивнула, но уже без улыбки. Что ж, придется самой во всем разбираться. Она снова вызвала на экран базу данных. Сначала министры с несчастными лицами… по датам их вступления в должность она поняла, что все они были назначены ее отцом. Дольше всего пребывает на своем месте министр иностранных дел Кэбби Деланкр. Семья не очень влиятельна, но сам он порядочный, надежный человек. Она знала, что отец уважал его. Министр обороны, Ирион Солинари. Тоже невысокого происхождения, его отец долгое время отстаивал взгляд, что плебеи имеют равные с патрициями права на высокие государственные посты. Министр-секретарь, Эмили Сант-Фойн, ответственная за работу клерков…

Министры с ликующими лицами — сплошь новички. Отец назначил лишь одного из них, да и то на самом последнем заседании перед гибелью.

Министр законодательных дел. Элори Са-Кон-селл. Она из семейства Конселлайнов, но ее рекомендовал Кевил, это Брюн знала из записок отца. Остальные были назначены на экстренном заседании Совета сразу после его гибели.

Новый министр внутренней безопасности сменил Паули де Марктоса, который не смог обеспечить безопасность отца и подал в отставку. Прошение моментально удовлетворили, и теперь в его кресле сидел Бристар Анстон Конселлайн. Новый юрисконсульт вместо Кевила Мэхонея — сера Веселл. Брюн быстро сверилась с ее родословной в базе данных. Ага, тоже урожденная Конселлайн.

Пост министра юстиции после отречения Кемтре занимала Клари Уитлоу. Теперь в ее кресле сидел Норум Радсин. Даже Брюн знала о его дурной репутации в области судопроизводства.

Министр колоний. Давор Врэмон.

Итак… похоже на заговор семейства Конселлайн. Но почему тогда такой довольный вид у ее дяди? Он ничего не понимает или, напротив, в курсе происходящего?

Заседание еще не началось, а все уже были крайне возбуждены. Вперед к столу вышел Кемтре Альт-манн, бывший король. Судя по всему, он снова прошел омоложение: вид — подтянутый и аккуратный, в волосах демонстративно оставлена небольшая седая прядь. При его появлении по залу прокатился шепот, но в конце концов все успокоились.

— Предоставляю слово нашему любимому бывшему королю, — возвестил Харлис Конселлайн медоточивым голосом.

— Благодарю, — ответил ему Кемтре. — Я лишь хотел попросить вас всех думать в первую очередь об интересах государства, об интересах Правящих Династий. В последнее время между нами было много распрей, много разногласий и даже гнева…

Для Брюн это явилось новостью. В те короткие мгновения, что они проводили вместе с отцом, тот ничего не рассказывал, возможно, просто не хотел ее расстраивать.

— Нам в первую очередь надо думать о будущем, — продолжал Кемтре. — Перед лицом опасности нужно сплотиться как никогда. Благосостояние и благополучие Династий гораздо важнее мелких дрязг и взаимных упреков.

Позади Брюн раздался сердитый возглас. В другом конце зала поднялся какой-то человек и выкрикнул:

— Только не начинай снова, Виктор!

Брюн быстро взглянула на дисплей, чтобы понять, кому принадлежит реплика. Кемтре тем временем поклонился залу и под аплодисменты прошел к своему месту. В одной части зала аплодировали громче, в другой — тише.

Виктор — это, должно быть, Виктор Барраклоу, дальний родственник и глава старшего клана септа, хотя официально его никто не избирал главой семейства. А реплику подал, судя по всему, Альфред Себастьян Моррелайн-Контин.

Чутье подсказывало Брюн, что перед ее глазами разыгрывается хорошо поставленный спектакль.

Хобарт Конселлайн подготовил заговор. Кемтре воззвал к единству, потому что знал, что единства нет. А ее дядя Харлис не удивлен и не обескуражен происходящим, как того можно было бы ожидать, ведь власть переходит к соперничающей с ними династии. И это значит, что он заранее обо всем знал. Его подкупили, и она даже знает, какой монетой. Спорные права на наследство разбираются специальным Судом Завещаний. Правом назначения судей при этом обладает министр юстиции. Новый министр Хобарта наверняка пообещал Харлису содействие.

На секунду ее охватил приступ гнева. В этот момент поднялся со своего места и заговорил Хобарт… он говорил что-то о плачевном состоянии дел и о том, что государству не хватает твердого руководства. Голос у Хобарта был очень неприятный, монотонный и в то же время настойчивый. В смысл того, что он говорил, вникнуть было трудно. Брюн снова вспомнила разительный контраст между выражениями лиц министров. Сегодня ей особенно не хватало Кевила. Тот бы точно знал, почему сердится Эмили Сант-Фойн и почему самодовольно и глупо ухмыляется Давор Врэмон. Он бы в нескольких словах объяснил ей, какие выгоды получила компания «Промышленное искусство Врэмона», когда тот возглавил министерство колоний.

По длинному проходу к столу приблизился Бат-тонз. Харлис пристально посмотрел на него. Баттонз с улыбкой кивнул в ответ. По всему было видно, что брат устал сражаться.

— Меня задержали дела… — пробормотал он.

— Ты ни в чем не виноват, — ответила Брюн. — Кто-то ведь должен был ими заниматься. И слава богу, что это сделал ты.

Брат удивленно посмотрел на нее. А что еще он от нее ждал? Что она будет упрекать его?

— Ты видел повестку дня?

— Нет. Ее не напечатали. Мама сказала, что должны были напечатать, но я нигде ничего не нашел.

— О чем вы там шепчетесь? — резким голосом спросил Харлис. — Пора начинать заседание.

Вид у него был уверенный и самодовольный. Брюн вспомнила, как он раньше баловал ее. Теперь все было по-другому. Вряд ли ей удастся сейчас переманить дядю на свою сторону. Его сын Келл смотрел на нее таким плотоядным взглядом, что никаких сомнений насчет его желаний быть не могло.

— Мы с братом давно не виделись, — ответила Брюн. — Вам что-то не нравится?

Баттонз накрыл ее ладонь своей, но девушка даже не обратила внимания.

— Ему надо было прийти раньше, — ответил Харлис.

— Вы вообще к нам не пришли, — парировала Брюн, сознательно искажая смысл фразы дяди.

— Но я же был на похоронах! — громко заявил Харлис, все повернулись в его сторону, а Хобарт Конселлайн даже приостановил свою речь.

— Я не имела в виду похороны, — намеренно понизив голос ответила Брюн. — Вы не пришли к нам, когда я только вернулась.

— В этом не было нужды, — краснея, пробормотал Харлис.

Брюн смерила его взглядом. В это время прозвенел колокольчик. Это означало конец вступительной речи.

— В первую очередь, — сказал Хобарт, — мы должны проголосовать за предложенные изменения в корпоративных законах.

— Возражаю! — Снова Виктор Барраклоу. — Изменения не были представлены в срок всем членам Совета для предварительного ознакомления…

— Вы нарушаете порядок ведения заседания, — ответил ему Хобарт. — К тому же изменения всем давно известны, я оговаривал их на предыдущем заседании…

— И их отклонили, — громко произнес Виктор.

— Вы нарушаете порядок ведения заседания, — повторил Хобарт. — Если вы еще раз прервете меня, я вынужден буду удалить вас из зала заседания. А теперь садитесь, если у вас есть какие-то замечания, можете высказать их во время дискуссии.

Брюн почувствовала, что напрягается, и сделала глубокий вдох. Ничего подобного она никогда не видела и не слышала в Большом Совете.

— Полный текст поправок вы найдете на сайте тридцать четыре восемьсот восемьдесят восемь шестнадцать, — продолжал Хобарт. — Аннотации приведены на сайте тридцать пять восемьсот восемьдесят восемь двадцать девять. Пожалуйста, следите за текстом.

Можно подумать, что все кругом маленькие дети, а он, Хобарт Конселлайн, учитель. Брюн открыла оба сайта и принялась читать. Предложение сократить привилегии и льготы действительным членам Совета, дети представителей будут получать места в Совете только при их наличии и в порядке строгой очередности и старшинства. Предложение принять строгие меры против угрозы эйджеистов… Какой угрозы? Предложение создать специальную комиссию, чтобы определить степень влияния эйджеистов на Регулярную Космическую службу. Еще одну комиссию, чтобы расследовать случаи использования РКС в личных целях. С ужасом Брюн поняла, что речь идет об операции по ее спасению. Предложение ограничить доступ к сводкам новостей… ограничить доступ к документам Большого Совета… сократить кворум для голосования по корпоративным законам.

Все эти предложения выдвигались на заседаниях Совета и раньше, это было видно из сносок, там подробно говорилось, кем и когда именно. И все они были однозначно отклонены. Но тогда давалось время на их обсуждение, и в Совете присутствовали отец и Кевил Мэхоней, которые могли объяснить, почему именно эти предложения не соответствуют интересам Правящих Династий. Она даже вспомнила, что на том заседании, когда ее официально представили Большому Совету, Хобарт Конселлайн уже предлагал сократить привилегии и льготы членам Совета. Он пробовал доказать, что доверие и уважение к членам Большого Совета среди населения Правящих Династий падает потому, что право иметь место в Совете передается по наследству.

Она послала частное сообщение Баттонзу: «Он всегда был таким?»

«С тех пор, как вижу его в Совете», — ответил брат.

Брюн снова прислушалась к тому, что говорил сейчас Хобарт.

— Конечно, никому не пожелаешь того, что случилось с лордом Торнбаклом. Но, возможно, ему было бы еще сложнее стоять сейчас перед советом и объяснять свои поступки.

Брюн выпрямилась и посмотрела на Баттонза. Внешне он никак не отреагировал, но так сильно надавил палочкой на экран дисплея, что на полях загорелся красный огонек.

— Мне очень жаль, — продолжал Хобарт, — если я своими словами задеваю самолюбие его дочери, которая сегодня присутствует здесь… — Из его тона явствовало, что Брюн не должна сегодня находиться на заседании. — Но в данном случае интересы государства важнее личных. — Он посмотрел в ее сторону, и от этого взгляда ей захотелось вытереть лицо чистым полотенцем.

Брюн ждала, что сейчас поднимутся люди и скажут что-нибудь в ее защиту, но все оставались на своих местах. Хобарт слегка улыбнулся ей, кивнул и продолжал:

— А так как лорд Торнбакл мертв и отвечать за свои поступки не может, многие сочли бы неуместным говорить сейчас о том, что вменяется ему в вину. Но лично я за полную откровенность и за то, чтобы доводить дела до конца. Поправки к законам, которые я предлагаю внести, не тривиальные, и я должен объяснить, почему принимаю такие серьезные меры. Дело в том, что внутренняя политическая обстановка в Правящих Династиях крайне напряжена, и если мы не предпримем быстрых кардинальных мер, то все может кончиться очень плачевно. Государство на краю гибели.

Брат что-то пробормотал. Брюн посмотрела на него. На какое-то мгновение Баттонз напомнил ей разгневанного отца.

На экране зажегся огонек — кто-то просил слова. Хобарт покачал головой и продолжал:

— Времени на обсуждение нет, надо покончить с этими поправками и переходить к следующему вопросу.

— Мы всегда все обсуждали…— выкрикнул кто-то.

Брюн посмотрела на дисплей. Бирюзовым цветом

там была обозначена небольшая ветвь Септа Даккер-сов.

— В том-то и беда, мы только и делаем, что все обсуждаем! — раздался другой голос. Кто-то из Кон-селлайнов, кажется, один из младших братьев Хобарта.

Поднялся шум, на экране то и дело зажигались огоньки. Хобарт не переставая стучал молотком по столу. Наконец шум стих. Брюн осмотрелась: кругом злые, раскрасневшиеся лица, люди готовы были наброситься друг на друга.

Каким образом этот Хобарт Конселлайн стал Спикером? Брюн снова обратилась к компьютеру, пытаясь восстановить ход событий. Все произошло на экстренном заседании Большого Совета, которое состоялось через несколько часов после убийства отца. На экстренных заседаниях не требовалось присутствия всех членов… поэтому, голосовали только те, кто был, или те, с кем можно было связаться по анзиблю. Конечно, из членов семьи лорда Торн-бакла на Совете никого не было, а связаться с ними оказалось невозможным. В результате присутствовало всего 23,2% членов Большого Совета. Но ведет себя Хобарт так, словно был избран единогласно.

«Старайтесь всегда докопаться до самой сути», — говорил один из учителей Брюн.

В чем тут выгода и для кого? Ясно, что для Кон-селлайнов, но какая именно? Они и так неприлично богаты… соперничать с ними могут разве что Баррак-лоу… Зачем им рваться к власти?

— А сейчас проголосуем, — предложил Хобарт. — Покончим с этим делом и перейдем к важным вопросам внешней политики.

В зале послышался звон колокольчика, сообщающий о начале голосования. На экране Брюн высветились все предлагаемые поправки. Неужели Хобарт их читал? Она попыталась вникнуть в текст. Кевил Мэхоней всегда говорил, что юридический язык похож на айсберг, всегда подразумевается гораздо больше, чем написано. Но Брюн никогда не училась юриспруденции. На первый взгляд, многие предложения выглядели вполне прозрачными. Она знала, что это только на первый взгляд. На самом деле тут кроется какая-то хитрость.

Безопаснее проголосовать против всех поправок сразу. Так, на всякий случай. Она ввела свои ответы и, откинувшись на стуле, принялась наблюдать за членами Совета. Келл, высунув кончик языка, медленно читал текст. Харлис только что закончил. А Хобарт Конселлайн… Хобарт наблюдал за ней.

Время тянулось очень медленно. Казалось, члены Совета никогда не справятся с этой задачей. Большинство, наверное, уже заранее решили, как будут голосовать, но несколько дотошных членов склонились над компьютерами и сверяли тексты поправок слово за словом.

Результат голосования можно было предсказать… поправки прошли. Следующим вопросом было избрание Хобарта Конселлайна Спикером на полный срок. Совет разделился на несколько лагерей, и дискуссия свелась к оскорблению оппонентов. Брюн спокойно сидела и наблюдала за всем происходящим, время от времени делая пометки в своем блокноте. Баттонз вел себя так же.

После заседания они вместе отправились в Эппл-дейл. Словно сговорившись заранее, брат и сестра говорили только о том, что видели из окна машины. После ужина они занялись делами, и наконец-то брат заговорил с Брюн как с равной.

— Должен признаться, я потрясен твоим поведением сегодня на Совете.

— Но я же ничего не сделала.

— Вот именно! Ты не дулась, ни на кого не набрасывалась, не ругалась и вела себя вполне подобающим образом. Ты сидела с очень внимательным, умным и строгим видом.

— Строгим?

— Разве ты не заметила, как наблюдал за тобой наш новый Спикер во время голосования?

— Заметила. И чувствовала себя в высшей степени неуютно.

— Естественно. Он не такой простой, Брюн. Ну что ж, я слышал, мама уехала на Сириалис. А ты останешься здесь?

— Сейчас да. Я хотела заняться делами Большого Совета, если, конечно, ты не возражаешь.

— Ты уверена? Если ты будешь следить за тем, что происходит в Большом Совете, я смогу полностью сосредоточиться на распутывании того, что натворил в семейных делах наш дорогой дядюшка. Без Кевила так трудно…

— Понимаю, — ответила Брюн.

Баттонз внимательно посмотрел на сестру. Девушка чувствовала, что брат понял, как она переживает из-за возникших по ее вине неприятностей и последовавшей за ними смерти отца.

— Не расстраивайся, — наконец сказал он. — Было бы гораздо хуже, если бы тебя с нами не было.

— Не знаю, — ответила Брюн.

— А я знаю, — настаивал Баттонз. — Да и ты скоро поймешь. Но сейчас надо заняться делами поважнее. Нас со всех сторон поджидают опасности. Кстати, что с малышами? Я бы не хотел, чтобы их взяли в заложники и использовали против нас.

— Их забрала Сесилия де Марктос. Ей можно верить…

— Будем надеяться, что она не поселит их в конюшне и не попытается вырастить из них хороших жеребцов. — И Баттонз от всей души рассмеялся. — С ней никогда ни в чем нельзя быть уверенным.

Брюн тоже рассмеялась.

— Ты прав, но, думаю, они будут жить не с ней.

— Хорошо. Главное, чтобы они были в безопасности, чтобы никто не мог использовать их в своих целях.

— Думаю, лет десять-двенадцать мы о них ничего не услышим… Даже не могу представить их подростками…

— Если через десять лет Правящие Династии будут существовать, мы займемся их будущим.

Брюн внимательно посмотрела на брата. Он перестал улыбаться и выглядел теперь старше своих лет.

— Баттонз, ты тоже думаешь, как Хобарт?

— Я согласен, что Правящим Династиям грозит опасность. Но не из-за того, что в недавнем прошлом им не хватало твердого руководства. Самую большую опасность представляет он сам. Все это сокращение привилегий и льгот членам Совета. Мы долго добивались урегулирования споров и конфликтов между различными династиями и семействами, и добились этого именно благодаря тому, что небольшие септы знали, что могут увеличить свое влияние за счет большего количества представителей в Совете. Они начинали сотрудничать друг с другом, и это делало политическую ситуацию стабильной. Когда Династиями правил король, он налаживал отношения между кланами и септами.

— Почему же Хобарт этого не видит? — спросила Брюн.

— Не знаю. Когда мне было лет десять, а ты была совсем малышкой, я как-то случайно услышал разговор взрослых. Они обсуждали, как процесс омоложения может сказаться на политической обстановке. Конечно, я далеко не все понял. Но помню, как спорили папа с дядей Харлисом. Когда в школе я задавал вопросы учителям, они меня совсем не понимали, а потом, когда я служил в Королевской Космическойслужбе, все уже только и говорили, что о повторном омоложении, что, мол, это единственный способ нормально прожить жизнь, оставаясь молодым и энергичным. Это было в тот год, когда Лепес-ку приехал на Сириалис, да, по-моему, именно тог-

да… однажды Чарли Уиндетссон напился и за обедом в офицерской столовой сказал, что раз наши родители никогда не состарятся, нам не надо становиться взрослыми. Что для нас нет никакого будущего. Все смеялись и пили дальше, а меня охватила паника. Я ушел к себе, позвонил Саре, и тогда мы решили пожениться.

— Я этого не знала.

— Ну… ты тогда занималась своими сумасбродными делами. И почти все наши сверстники вели себя именно так. Наши родители в этом возрасте были гораздо взрослее, многие из них к концу обучения в университете уже вносили свою лепту в семейный бизнес. Некоторые даже раньше. Но их родители редко доживали до ста лет и чаще всего уходили на покой, когда им было около восьмидесяти. Первая волна омоложения немного все изменила, но потом… я вернулся тогда домой и долго беседовал с отцом. Он пообещал, что они с матерью подадут в отставку, когда я буду еще молодым, и перевел большую часть акций на мое имя сразу после того Охотничьего бала. И всячески способствовал тому, чтобы я занимался делами Большого Совета и бизнесом.

— А я думала, ты просто зазнался…

— Немного зазнался, конечно… Но прежде всего я не хотел оставаться вечным ребенком, легкомысленным богатеем, который может оплатить сколько угодно процессов омоложения, чтобы оставаться всю жизнь двадцатилетним бездельником. Я бы не смог так жить…

— А дядя Харлис… — начала Брюн. Ей нужна была определенная информация. — Что он?

— Он считал, что повторное омоложение поможет укрепить влияние и могущество семьи. Харлис выступал вначале за то, чтобы омоложение проходили только представители Большого Совета и члены их семей. Его кое-кто поддерживал, но предложение не прошло. Потом он попробовал ограничить процессы омоложения, введя возрастной ценз. Восемьдесят лет. Но это тоже не прошло. Эйджеисты уже тогда выступали против, так как были отмечены некоторые биологические проблемы. Они требовали полного запрещения повторного омоложения и думали, что Харлис их поддержит, но не тут-то было.

— А… население росло и росло?

— Не только это. В наших кругах рождаемость как раз снизилась, потому что уже не нужно было торопиться, стало возможным рожать детей лет в пятьдесят-шестьдесят или даже позже. Изменился состав населения, и перераспределились силовые структуры. С возрастом люди всегда обретали жизненный опыт, теперь же появилась возможность накапливать опыт, не теряя при этом ни сил, ни здоровья, ни молодости. Старики не умирали и не уходили в отставку, и молодежи пришлось искать для себя новые сферы деятельности. А люди, конечно, приветствовали омоложение, особенно когда узнали, что оно помогает еще при ряде заболеваний и травм. Омоложение проходили все, кто мог себе это позволить. Конселлайны же были заинтересованы в этом из-за больших прибылей.

— Хм-м-м… значит, нужно было найти какой-нибудь выход… например, отец предложил заселять новые колонии?

— Это было временной мерой. Кое-кто требовал аннексии соседних территорий, но папа всегда был против экспансии в космосе. Зачем настраивать против себя соседей, когда существуют незаселенные планеты в Галактике Правящих Династий? Он предлагал изменить колониальную политику, много работал с министерством колоний относительно оказания различных видов помощи колонистам. Разрабатывал проект о предоставлении концессий компаниям или семействам, закупающим лицензии на поселение в колониальных мирах.

Брюн покачала головой.

— Я плохо разбираюсь в этих вопросах и вряд ли пойму.

— Я помогу. Главное тут вот что. Сначала планету делают пригодной для жизни. Это называется процессом террафикации. Чем больше времени дается после этого планете на так называемую стабилизацию, тем легче пройдет процесс колонизации в дальнейшем. До недавнего времени это означало такие долгосрочные инвестиции, что вкладывать в это деньги было нерационально. Когда произошло объединение Правящих Династий, Большой Совет постановил ввести годичные совместные инвестиции, раз в год Династии сообща вкладывали деньги в развитие одной планеты. Благодаря Потерянным мирам мы узнали, что чем больше период стабилизации планеты, тем лучше.

— Парадайз, Вавилон, Оазис, — проговорила Брюн, чтобы дать понять, что слушает брата.

— Да, именно. Эти планеты попали во вторую волну открытий, потом после Многолетних войн о них на долгое время забыли. Процесс стабилизации в связи с этим продлился там лет семьсот-восемьсот. Конечно, экосистема этих планет не настолько зрелая, как та, что развивалась естественным образом, но все же Парадайз, Вавилон и Оазис во многом превосходят другие колониальные миры. Только сейчас некоторые другие планеты приближаются к ним по уровню пригодности. Скауты обнаружили на Пара-дайзе дремучие леса, которым было лет триста, не меньше, равнины с толстым слоем плодородной почвы, стабильный климат… множество рыбы в реках. Не то что в других колониях… А лет через пятьсот будет еще лучше… Если бы колонисты начинали заселять планету, когда экосистема уже стабилизировалась, им было бы намного легче.

— Но ты сказал, что отец считал заселение колоний временной мерой. А что же он хотел сделать? Остановить процесс рождаемости? Или ограничить омоложение?

— Не уверен. Он поговаривал и о том, и о другом. Но все так запутанно… особенно в Правящих Династиях. Ты ведь знаешь, существуют планеты, где люди противятся какому бы то ни было планированию семьи, и есть другие, где, наоборот, приветствуется нулевой прирост населения, и еще другие с массой разнообразных религий. И политика одной группы воспринимается в штыки другой. Но с каждым годом увеличивался процент населения, прошедшего омоложение. И, по данным опросов, легко было понять, что эти люди рассчитывают на повторное омоложение.

— Интересно, что сделали в Гернеси? — спросила Брюн. — Они начали омоложение одновременно с нами, но у них нет никаких кризисов населения.

— Не знаю… хороший вопрос. А у них такое же разнообразие вероисповеданий?

— Понятия не имею. Как все это сложно, Бат-тонз.

— Вселенная наша отнюдь не простая, и если мы не найдем выхода из создавшегося положения, то погибнем. — Он пристально посмотрел на сестру. — Теперь ты взрослая и сама решила следить за работой Большого Совета. Теперь ты все знаешь.

— Лучше бы я оставалась сумасбродной блондинкой, — ответила Брюн, хотя сама так не считала.


Корабль «Джессамин Эссене»,

компания «Эссеншиал транспорт лимитед»


Вольные наемники в кают-компании уже в третий раз просмотрели видеозапись убийства и последующих событий. Мужчины почти ничего не говорили, даже не ругались. Наконец самый старший из присутствующих выключил видеоплеер.

— Ну вот, опоздали, кто-то нас опередил. Что будем делать? — И он с вызовом посмотрел на других.

— Уберем всех остальных. Раз этого нет в живых, они решат, что опасность миновала, и потеряют осторожность.

— А я все время думаю о детях, Дэн… они по праву принадлежат нам.

— Бен прав, — вставил другой мужчина. — Кто-то должен раздавить голову гремучей змее. Как бы гадина ни шипела, ей пришел конец. Совсем необязательно становиться преступниками и убийцами. Но надо вернуть всех наших детей.

— Но как мы их найдем? Если их уже разослали по новым семьям?

Дэн поднял руку.

— Нам ничего еще не известно. Сначала попробуем все разузнать. Может, удастся что-нибудь где-нибудь услышать. Надо держать ухо востро, где бы мы ни останавливались. И имейте в виду: никаких попоек, не забывайте о том, что случилось по вине того идиота на Зенебре…

Все прекрасно знали, о чем идет речь. Тогда враги захватили целый корабль их соотечественников.

— Никаких драк, никаких споров. Мы все при исполнении задания, нового задания, вот наши правила. Понятно?

— Да, сэр.

На следующий день «Джесси» прибыл на станцию Гоулдвин, и все вольные наемники сошли с борта корабля, отметившись сначала у капитана. Настолько редко случается, чтобы вольные наемники действительно честно отрабатывали рейс, что капитан даже надбавил им всем жалованье и пожал на прощание руку. Что бы ни говорили о фанатиках, он всегда предпочитал иметь дело с набожными людьми. Они хорошо работали и не пробовали стащить груз.

На станции Гоулдвин пассажирам предлагались дешевые комнаты, еда и питье. Все это находилось в так называемом секторе С-3. Станция была гражданской, сюда редко залетали корабли РКС. И в декоре, и в приготовляемых в кафе блюдах чувствовалось все культурное многообразие народов, населявших Правящие Династии. Группа мужчин направилась на запах копченого мяса. В кафе они уселись за длинный стол. Справа на стене был вмонтирован экран телевизора. Шла трансляция какого-то делового заседания, но мужчины никого не могли узнать. Вдруг на экране появилось знакомое им всем лицо — блондинка с короткими, вьющимися волосами.

— …Вы хотели бы что-нибудь сказать о результатах заседания, сера Мигер-Торнбакл? — Мужчины с трудом разбирали акцент ведущего.

— Нет… понимаете, наша семья все еще в трауре… — У блондинки акцент был еще сильнее.

— Да, сера, а как вы относитесь к тому, что Спикером избран представитель семейства Конселлайн?

— Извините. — Она отвернулась от камеры, но камера последовала за ней. Блондинка села в длинную машину темно-бордового цвета.

— Черт побери! — выругался один из мужчин. — Это же она!

— Все вы, мужчины, одинаковые, — заметила одна из официанток. Она положила перед ними меню. — Если женщина молодая, богатая и красивая, значит…

— Мы будем есть чили, — сказал ей Дэн. — Каждому по миске чили и еще принеси крекеров. — Он обвел взглядом остальных, и все замолчали, хотя было видно, что им очень хотелось поговорить.

— Пиво? — спросила официантка.

— Нет… не сейчас.

Сначала нужно все выяснить, нужно разыскать женщин и детей. Если они смогут их найти и вернуть домой, пусть даже не всех, их будут уважать, даже больше, чем если бы они сами убили Спикера. И тогда рейнджеры Истинного Техаса перестанут обзывать их горсткой ничего не стоящих мужчин, которых даже жены бросили.

— Смотри… — Бен тронул Дэна за руку и показал на экран.

Снова показали ту же сцену, из-за которой они уже все чуть не перессорились. Женщины и дети в традиционных одеждах идут по коридору из корабля на станцию и их сопровождают военные Правящих Династий в полном боевом обличье.

Дэну было трудно разбирать то, что говорит комментатор, но он уловил название. Станция Баскар. Интересно, что это значит? Жили они там раньше или собираются туда отправиться? Этого он не знал, но обязательно узнает. Они найдут какой-нибудь бар, разговорятся там с кем-нибудь и наверняка выяснят все, что нужно. Надо только знать, кого и о чем спрашивать.


Глава 9

Касл-Рок, Старый дворец


Хобарт Конселлайн провел рукой по блестящей поверхности широкого стола, который теперь стал его письменным столом, как когда-то был столом Бан-ни Торнбакла, а до этого и Кемтре Альтманна. Он был очень доволен. Дельфина теперь жила в покоях, которые раньше занимала Миранда, ему же досталось все, о чем он много лет мечтал, начиная с почтительности молчаливых слуг и кончая уважением тех, кто в одночасье из равных превратился в подчиненных.

Увидев Брюн и Баттонза за столом Торнбаклов, он сильно заволновался, но те не смогли ничего сказать. И даже не важно, как именно они проголосовали, все равно все прошло так, как он запланировал. Даже их дядя поддержал его… конечно, не просто так, но это тоже уже не имеет значения. Хобарт все равно назначил бы новых министров внутренних дел и внешней политики, назначил бы новых судей. И даже в его собственном септе нужно кое-что пересмотреть. И если что-то из этого оказывается выгодным Харлису, пусть он думает, что это делается только ради него, какая разница.

Откинувшись на спинку стула, Хобарт предался мечтам. Он еще относительно молод, а при помощи повторных омоложений останется молодым надолго… молодым, сильным и могущественным. Всем известно, как процветало государство несколько поколений тому назад, когда ввели монархию и власть стала передаваться по наследству в семействе Альт-маннов. Но он продемонстрирует такое, чего никто еще не видел. Он обеспечит государству стабильность и благополучие. На это способен только лидер, который никогда не впадет в старческий маразм. Он будет оставаться у власти год за годом, десятилетие за десятилетием, он будет защищать государство и вести его к процветанию…

Раздался звонок, сработало устройство внутренней связи на рабочем столе, и Хобарт выпрямился на стуле. Все мечты осуществятся в будущем, а сейчас ему предстоит разобраться с проблемами, оставшимися от предшественников.

— Милорд, полковник Бай-Дарлин, начальник спецгруппы безопасности, хочет поговорить с вами.

— Впустите.

Он покажет им, как работает настоящий лидер. Он будет работать, не покладая рук, на благо государства — так же беззаветно, как до того трудился на благо семьи и септа. И, если принять во внимание, какую роль играет его септ в экономике государства, легко понять: то, что выгодно и хорошо для семейства Конселлайн, будет выгодно и для всех остальных. По крайней мере, для большинства.

Вошел Бай-Дарлин, по-молодецки отдал честь и щелкнул каблуками. Да, настоящий военный. Но умен ли он? Умеет ли работать?

— Милорд, я подумал, вы захотите узнать новые факты относительно расследования обстоятельств гибели лорда Торнбакла…

— Это же дело рук террористов Нового Техаса, — ответил Хобарт. — Не понимаю только, почему вы их все еще не поймали.

— Милорд, предварительные расследования показали, что с тех пор, как в системе появилась группа рейнджеров, ни один их представитель не бывал на Касл-Роке.

— Значит, вы проявили полную некомпетентность. Неужели вы думаете, что они начнут разгуливать по планете, раскрасив лицо красной краской? Они грозились убить Спикера. Спикер убит. Какие еще доказательства вам нужны?

Бай-Дарлин посмотрел на него таким взглядом, что Хобарту стало не по себе.

— Мне действительно нужны доказательства.

— Они у вас есть: это, в первую очередь, труп лорда Торнбакла. И раненый сер Мэхоней, и покореженная машина.

— Конечно, милорд, но это вовсе не доказательство того, что покушение было совершено Богопо-слушной Милицией Нового Техаса. У нас нет никаких сведений, что они вообще были на планете. Ни в корабельных списках, ни в журналах регистрации прибывших нет никаких подозрительных записей.

— Значит, они наняли кого-то.

— По нашим сведениям, они никогда не пользуются услугами наемных убийц и не применяют такие виды оружия, которые были использованы при покушении. Они предпочитают действовать открыто. Их стиль — подойти на улице к намеченной жертве и расстрелять в упор.

— Это все слова, — твердо констатировал Хобарт. — Хотя если покушение не дело рук Милиции, то я, кажется, знаю, кто еще мог это сделать.

— Кто же, милорд? Я весь внимание…

— Эйджеисты, — сказал Хобарт. — Лорд Торн-бакл прошел омоложение, его жена тоже, причем не один раз. — Бай-Дарлин перевел взгляд на ухо Хобарта. Тот покачал головой. — Это просто украшение, полковник. Я значительно моложе лорда Торнбакла. Человек в моем положении должен следить за собой. Я тоже, естественно, поддерживаю омоложение и, как любой благоразумный человек, обязательно пройду его лет через десять. А пока я ношу эти небольшие кольца в ушах… — И он дотронулся до своего уха. — Чтобы те, кто уже прошел омоложение, знали, что я их вполне поддерживаю.

— Понятно, сэр. И вы считаете, что эйджеисты убили лорда Торнбакла потому, что он был приверженцем омоложения? Значит, они могут быть опасными и для вас?

— Я считаю, что покушение совершено Милицией Нового Техаса. Я вам уже это говорил. Но если это не так, кому, кроме эйджеистов, могло быть выгодно убийство лорда Торнбакла?

Бай-Дарлин явно сомневался.

— Я надеялся, милорд, что вам могут быть известны некоторые обстоятельства… недовольство среди династий — членов Совета… возможно, лорд Торн-бакл восстановил кого-то против себя? Он был очень популярен среди большинства, но всегда найдется кто-нибудь…

Хобарт махнул рукой.

— Недовольство есть всегда, но ничего серьезного я не замечал. Конечно, кому-то могло показаться, что он превысил полномочия, поставив на карту благополучие всего государства ради спасения дочери. Мы тогда прямо высказали свое мнение. Но я не знаю никого, кто желал бы его смерти, хотя, конечно, я не очень в курсе дел септа Барраклоу.

— Прекрасно, сэр. И спасибо, за аудиенцию, милорд.

— Поймайте убийц, полковник, а я позабочусь о наградах.

Бай-Дарлин мрачно посмотрел на Хобарта, потом развернулся и вышел. Странный человек. Наверное, с ним будет сложно сработаться.


Спустя несколько дней Хобарт сидел за тем же письменным столом, но уже в очень невеселом настроении. Вечно так, когда приходится иметь дело с глупыми и упрямыми людьми. Человек в его положении имеет право выбирать себе министров, с которыми можно работать. Почему люди, которых назначил Банни Торнбакл, считают, что они должны остаться на своих местах и вставлять ему палки в колеса? Могли бы уж понять, что он шутить не любит… Но, похоже, они ничего не желают понимать. Больше он не собирается с этим мириться, не хотят — не надо. Когда выкорчевывают корень, вместе с ним погибает все дерево.

Хобарт мысленно представил, на кого он может рассчитывать. Кого из министров сместить первым? Министр обороны в последнее время слишком много говорит об омоложении личного состава Флота, что-то там не в порядке со старшим офицерским составом. А их идиоты-медики решили всерьез обследовать всех, кто прошел омоложение, и докопаться до причин нарушений. Он не раз говорил Ириону Солинари, что длительное обследование подобного рода будет очень дорогостоящим и, скорее всего, не принесет желаемых результатов, что гораздо разумнее сократить расходы и просто-напросто отправить всех пострадавших в отставку под предлогом профессиональной непригодности. Но Солинари не соглашался с ним, он вообще вечно с ним спорил. Он вспомнил, что министр обороны всегда спорил и с Банни, хотя именно Банни назначил его на этот пост. Видимо, у него просто сложный характер, а люди с подобным характером не должны занимать пост министра обороны.

Если убрать Солинари, а на его место поставить своего человека… тогда будет легче справиться и с наиболее упрямыми из адмиралов. Возможно, и их можно будет убрать из Флота под предлогом профнепригодности. В то время омолаживающие препараты получали из Республики Гернеси. Если удастся доказать, что что-то было не в порядке именно там, можно будет переключить внимание общественности с Пэтчкока на что-нибудь другое. На самом деле адмиралов не обязательно отправлять в отставку. Если, конечно, Флот найдет способ сделать так, чтобы они не совали нос не в свои дела… В настоящее время и медицинское управление Флота, и старший офицерский состав ведут себя крайне неблагоразумно, а Солинари всячески их поддерживает. Солинари одно-значно должен уйти.

Хобарт открыл блокнот и начал писать письмо Солинари. Он пробовал объяснить причины, по которым отправляет министра в отставку. Он хотел без резкости дать понять Солинари, что тот просто-таки некомпетентен. А даже если и компетентен, то недостаточно дипломатичен. Хобарт еще раз напомнил себе, что письмо должно быть грустным, но не злым. Конечно, может, и не стоит из-за этого Солинари так переживать. У него нет влиятельных друзей, его окружает свора злобных, мстительных ничтожеств из малозначимых семейств. И скоро они поймут, с кем имеют дело.


Адмирал Вида Серрано редко занималась гражданскими делами. Смена руководства государства обычно представляла собой всего лишь церемонию и много речей. Никакого значения для Регулярной Космической службы это не имело, как, впрочем, и смена фельдмаршала.

Конечно, убийство лорда Торнбакла потрясло всех, но адмирал считала, что в конечном счете ничего не изменится. На его место выберут кого-нибудь другого, возможно, произойдут некоторые замены в кабинете министров, но в целом все останется по-прежнему. Добиться перемен не так-то просто. А дело Виды Серрано следить за тем, чтобы Флот был готов противостоять любой угрозе извне, потому что враги могут воспользоваться даже небольшим замешательством.

Именно поэтому она сама решила разобраться в той сложной ситуации с омоложением, которая сложилась во Флоте, и в результате пришла к тем же выводам, что и медицинская комиссия. Виной всему была недоброкачественная партия препаратов, выпущенная тем самым заводом на Пэтчкоке, который она видела лично. Выход из создавшегося положения прост: повторить процесс омоложения с использованием доброкачественных препаратов тем, у кого нарушения пока еще обратимы, а тем, у кого они уже необратимы, обеспечить медицинский контроль и помощь. Она сама составила отчет и отправила его по инстанциям вверх вместе с письмом, в котором предлагала, чтобы все издержки по проведению повторных омоложений и медицинской помощи пострадавшим взял на себя завод-изготовитель недоброкачественной продукции.

Но с тех пор так ничего и не произошло. Расследование было прекращено, и когда она обратилась за разъяснениями в Главный штаб, ей ответили, что «прекратили его в целях обеспечения безопасности». До нее доходили слухи о том, что одна из ведущих независимых лабораторий, занимавшихся расследованием, сама оказалась в центре внимания каких-то комиссий в связи с возможной фальсификацией данных и растратой общественных денежных фондов. Главный штаб резко прекратил финансирование повторных омоложений, не объясняя при этом причин своих действий. Из своих собственных дискреционных средств Вида оплатила столько процессов омоложения, сколько смогла, но ее денег на всех никак хватить не могло. Она уже подумывала связаться с Мартой Катериной Саенц, фармацевтическим заводам которой вполне доверяла. Но пришел новый приказ Главного штаба: вообще не касаться вопроса омоложения, не обсуждать его ни под каким предлогом даже на внутренних совещаниях. Вынося вопрос за пределы Флота, адмирал Серрано рисковала попасть под трибунал.

Она никак не могла понять, кто отдает все эти глупые приказы. Неужели кто-то из флотских? Или директивы исходят от правительства? Спикером был избран Хобарт Мереталь Конселлайн. Он назначил своих людей в различные комитеты обороны. Но министром обороны по-прежнему оставался Ирион Со-линари, а тот всегда был человеком надежным. Вида собралась было поговорить с самим министром, но, вспомнив свой горький опыт, решила, что ни к чему хорошему это не приведет.

Имена вновь назначенных людей ничего ей не говорили. Семейства Конселлайн и Моррелайн имели отношение к скандалу на Пэтчкоке, это было известно абсолютно всем, но ни одна база данных не выдавала ей никакой подробной информации о Хобарте Меретале Конселлайне. Только краткая официальная биография, которую зачитывали, когда он был впервые представлен Большому Совету и по праву наследования занял там свое место. Непонятно было, почему Династии решили избрать именно его, разве что в отместку друзьям лорда Торнбакла.

Раздался звонок секретаря.

— Адмирал, прибыл курьер с депешей из Главного штаба.

Неужели старые клячи, одержимые страстью писать депеши и передавать их с курьерами, будут сидеть в Главном штабе вечно? Наверное, это послание от начальника отдела личного состава. Возможно, прислал ответ на ее запрос о том, сколько старших офицеров вернулись к службе в других секторах после повторного омоложения.

— Пришлите курьера ко мне, — ответила она.

К ее удивлению, в кабинет вошел приятель Херис Серрано, капитан Ливадхи… как его имя? Араш? Арам?.. Под мышкой он держал папку. Ага, на воротничке поблескивала новая звездочка. Значит, он уже не капитан третьего ранга, а младший адмирал.

— Поздравляю, — сказала она. — Я ничего не слышала о вашем повышении. — Она не слышала даже о заседании комиссии, принимавшей решения о повышении офицеров. А должна бы была. В мозгу прозвенел сигнал тревоги.

— Извините, адмирал, кажется, я принес вам неприятные известия, но все равно спасибо за поздравление. — Вид у него был как у побитой собаки.

— В чем дело? — Может, он и стал младшим адмиралом, но она старший адмирал и вправе позволить себе такой тон.

— Не знаю, известно ли вам, что теперь у нас новый министр обороны…

— Солинари ушел в отставку?

— Да. И уехал, ни с кем даже не поговорив. Вроде бы домой, но он не давал никаких интервью. И не отвечал ни на какие вопросы.

— Понятно. — Что такое могли сделать с Солинари, который никогда не избегал интервью и репортеров, с Солинари, который всегда говорил то, что думал? Что могло заставить его вернуться на… бог ты мой, откуда же он родом? Что могло заставить его замолчать? Вида почувствовала ледянящий холод.

— Вкратце дело обстоит следующим образом. Новый Спикер остался недоволен тем, что говорил ему Солинари о проблеме омоложения, и назначил на этот пост человека, который будет беспрекословно исполнять все, что ему прикажут. Новый Спикер считает, что в случае с омоложенным старшим офицерским составом фармацевтические препараты ни при чем…

— Но это не так, — запротестовала Вида. — По нашим данным, все совершенно ясно…

Данные могут, быть и сфальсифицированными, — ответил Ливадхи. — И Спикер считает, что именно так и произошло в нашем случае. Есть люди, которые заинтересованы в подтасовывании фактов, и они могут влиять даже на ученых, проводящих исследование.

— Просто ему хочется, чтобы так было, — начала с гневом Вида.

— Не мне судить, — ответил Ливадхи и замолчал, а Вида смотрела на него во все глаза. Она прекрасно поняла, что Ливадхи имел в виду.

— В чем же дело?

— Если принять гипотезу, что в некачественном омоложении виноваты не препараты, можно предположить, что это следствие некоторой идиосинкразической реакции… в данный момент поговаривают о том, что во флотских семействах высока степень инбридинга, но считайте, что от меня вы ничего не слышали.

— Можно подумать, что в их семьях нет того же инбридинга!

— Но среди нас нет зарегистрированных эмбрионов… так, по крайней мере, говорят. — Он снова замолчал, потом продолжал: — Учитывая все это, они говорят, что существует опасность того, что и со старшими офицерами произойдет нечто подобное. Было решено провести самое полное медицинское обследование командования Флота.

— Какая чушь! — Вида Серрано заметно напряглась.

— Но они говорят об этом вполне серьезно. Ужесточен медицинский контроль над всем личным составом Флота, но в особенности над офицерами, и жестче всего над офицерами высокого ранга, которые проходили омоложение более десяти лет тому назад. Всех старших офицеров, попадающих в эту категорию, освобождают от несения службы до полного медицинского обследования.

— Но…

— Адмирал, я знаю, что случай беспрецедентный. — Надо отдать ему должное, говорил он искренне. Если он что-то и скрывал, то делал это очень умело,. — Все это ужасно. Но, по крайней мере, отстраняют вас от службы с сохранением жалованья, полного для чинов ниже капитана третьего ранга, и половины жалованья для высших чинов.

— То есть они отстраняют от службы почти всех офицеров, — огрызнулась Вида. — Всем известно, что со мной все в порядке, медицинские показатели стабильные. Прошло уже двадцать пять лет после омоложения, и никаких жалоб у меня нет…

— Да, сэр, но…

— А кто же, по их мнению, нас всех заменит? Те неудачники, на омоложение которых даже решили не тратиться? И которых не продвигали по служебной лестнице? Нет, не отвечайте. Я ничего не говорила, вы ничего не слышали. Черт побери! — Теперь понятно, как получил повышение Ливадхи… наверняка не один капитан третьего ранга в данный момент прикрепляет к кителю звездочки, которые надеялся получить лишь через десять лет. Может, и Херис стала новым адмиралом Серрано?

Вида отвернулась от Ливадхи и уставилась в одну точку. Перед ее мысленным взором проплывали прожитые десятилетия. Она прекрасно помнила все имена и лица, словно события происходили вчера. Не может быть, чтобы с ней было что-то не в порядке. С головой у нее все нормально. Она медленно пододвинулась назад к столу.

— Что ж, прекрасно. Я слагаю с себя все полномочия. Отправлюсь в медицинское управление, пусть они все проверят, тогда можно будет вернуться к своим обязанностям.

— Нет, адмирал. Посмотрите, пожалуйста, приказ.

— Который, как полагаю, составляли не вы. Хорошо, давайте его сюда. — Она протянула руку и внимательно прочитала этот старомодный документ.

Хуже, чем можно было предположить. Немедленно сложить все полномочия. Немедленно передать дела заранее назначенному офицеру, в ее случае — младшему адмиралу Ливадхи. Немедленно сдать все средства связи, шифраторы и дешифраторы, средства доступа…

— Я не собираюсь… извините меня, адмирал, но я считаю, что недостойно офицера высшего ранга так позорно и поспешно покидать свой пост…

— Все становится на свои места, если предположить, что кому-то необходимо убрать нас со своего пути, — ответила Вида. Она уже справилась с первой волной гнева, ум работал с прежней ясностью боевого офицера. — Выбросить нас, как можно быстрее, обезвредить, сделать так, чтобы мы не могли по своим каналам связаться с друзьями, которые могут еще оставаться на постах, сделать так, чтобы у нас не было больше доступа к файлам…

— Я поселился в отсеке транзитных офицеров, — сказал Ливадхи. — Не хочу никоим образом давить на вас…

Вида посмотрела на него и заметила тень сочувствия на лице офицера. Херис говорила, что он неплохой человек.

— Правда? Значит, вы большой дурак, молодой человек. Когда меняется ветер, паруса должны поворачиваться вместе с ним. Если вы не будете настаивать на точном исполнении приказов, долго не продержитесь. Я освобожу кабинет к указанному в документе сроку.

— Да, но я даже не представляю, что мне нужно делать… — В его голосе звучала мольба.

Вида улыбнулась ему той самой известной широкой улыбкой Серрано, и Ливадхи побледнел, на его лице отчетливо проступили веснушки.

— Справитесь, сынок, так же, как справилась в свое время и я. И будете учиться. Страшно наконец получить то, о чем мечтали? А теперь извините, мне надо очистить для вас стол. — И она нажала на кнопку вызова секретаря. — Сэнди, зайдите ко мне, у нас много дел.


Через час она начала процесс передачи командования седьмым сектором младшему адмиралу Ливадхи. Никаких церемоний, на это им не дали времени. Вида вызвала всех своих подчиненных, сообщила им приказ и дала распоряжение ввести Ливадхи, который только что прибыл из пятого сектора, в курс дел. Она тем временем отделяла личные файлы от служебных. Она заберет с собой все файлы относительно омоложения. Можно, конечно, предложить Ливадхи снять копии. Нет. Если их у него обнаружат, он попадет в беду. А как насчет перераспределения сил в Большом Совете? Она и на этот счет собрала некоторую информацию. Наверное, тоже стоит взять. Списки членов семьи, находящихся на действующей службе, люди, у которых она может легально… почти что легально… узнавать все интересующие ее вопросы… все адмиралы Серрано прошли омоложение, значит, и новый приказ коснется всех. Начиная с Давора, который сейчас учится на третьем курсе академии, и кончая Госсином. Она сморщилась от одной мысли, что ей придется иметь дело с Госсином… В списке было девятнадцать, нет, семнадцать человек, потому что родители Херис только что подали в отставку. Мать Барина до сих пор на службе, но отец уже ушел в отставку. Он занялся семейными делами.


Раздался звонок, кто-то вызывал ее по внутренней флотской связи. Она нажала на кнопку.

— Вида? Это Гадар Ливадхи. Ты слышала новый странный приказ о том, что прошедшие омоложение адмиралы отстраняются от дел?

— Только что, Гадар, — ответила она. — Мне принес его один из твоих родственников. Араш. У него замечательные новые звездочки на погонах.

— И что будем делать?

— Насчет тебя не знаю, а я собираю личные бумаги. Ты тоже проходил омоложение в рамках первого эксперимента?

— Да, и со мной все в полном порядке, только голова дымится от всей этой ерунды.

— Гадар… сейчас не время…

— …болтать. Знаю. Но именно сейчас, когда Торнбакла нет в живых, нам нужны опытные командиры.

— Если мы хорошо поработали, значит, офицеры, занявшие сейчас наши посты, будут знать, что и как делать. — Она и сама в это не верила.

Гадар тоже только фыркнул в ответ. — Ты оптимистка. Ты что-нибудь слышала про Коппер-Маунтин?

— Ничего, — ответила Вида. — А что такое?

— Ну… ты ведь знаешь, что мой брат, Аркад, работает в судопроизводстве…

— Да…

— Он проверял дела подсудимых, которых направляют в тюрьму на Коппер-Маунтин, на этот, как его… Стэк Айлэндс, что ли, потому что именно туда Лепеску отправил экипаж твоей племянницы.

Вида внимательно слушала и заметила, как Ли-вадхи замолчал, ожидая, что она спросит его, что же обнаружил Аркад. Типичный Ливадхи.

— И?

— И он обнаружил кое-что интересное. Молодые Лепеску — офицеры низкого ранга, поэтому им удалось остаться на свободе, когда разразился скандал, теперь они оказались именно на Стэк Айлэндсе, но не в качестве заключенных, а в качестве охранников. Конечно, кроме них, есть и другие охранники.

— О Боже…

— Если кому-то нужны отчаянные и опасные исполнители, то лучших людей не найти.

— И ты, конечно, считаешь, что что-то там замышляется. А что именно?

— По-моему, очередной мятеж…

— На кого они работают? И кто поддерживает их финансово?

— Я не смог ничего разузнать. Но я всегда думал, что Лепеску каким-то образом был связан с семейством Моррелайн, если вспомнить степень его участия в деле на Пэтчкоке…

— Он только все испортил…

— Но по большому счету это укрепило власть семейства Моррелайн. А дурную славу вместе с ними разделили все остальные династии…

— Ты тогда ничего подобного не говорил, — заметила Вида.

— Нет. Я тогда и сам этого не понимал. Я же был в Первом секторе, уговаривал там дипломатов Конфедерации Одинокой Звезды. Терпеть не могу рутинные передвижения…

Вида промолчала, и Ливадхи вынужден был продолжать:

— Я только недавно заново все просмотрел и разобрался.

— Ну, теперь мы должны, как послушные дети, отправиться по домам, — ответила она. — Надеюсь, они разберутся с делами. Не хочу обижать ваше семейство, Гадар, но твой новоиспеченный младший адмирал тут чуть в штаны не наделал, когда понял, что ему предстоит отвечать за весь сектор в преддверии угрозы атаки Милиции Нового Техаса, а времени на стажировку — трое суток.

— Я очень расстроен, — простонал Гадар. — Надеюсь, что все это временно, и как только нас проверят медики, мы снова вернемся к своим обязанностям.

— Надеюсь, что так, — ответила Вида. — Но если кто-то хочет от нас избавиться, по крайней мере, от кого-то из нас, он просто будет тянуть с этими медицинскими проверками, и все.

— Какие вы все, Серрано, шутники! — бросил Гадар.

— А вы, Ливадхи, такие весельчаки! — ответила она и положила трубку.


Вида не могла припомнить в своей сознательной взрослой жизни ни одного случая, чтобы в течение нескольких дней ей бы было нечего делать. Конечно, она временами брала отпуск, но у нее всегда были определенные дела и планы. Путешествия, курсы, решение семейных проблем. Денег у нее было достаточно, она откладывала средства еще с тех пор, когда стала лейтенантом, многие ее вложения принесли плоды. Она прекрасно может прожить и на половину жалованья. Куда больше волновало то, что она оказалась отрезанной от семьи и не имела никаких планов.

Что ж… тогда она отправится домой, в имение Серрано на Меландере, один из источников доходов семейства.

Ее очень раздражало, что пришлось заказывать билеты на гражданский рейс. Она пыталась посмеяться над собой, говоря: «Неужели ты думаешь, Вида, что все вокруг начнут прыгать, едва услышав твое имя?» Но было все равно очень грустно. Она довольно презрительно относилась к штатским людям, считая их беспомощными и неорганизованными… Оказалось, что ей тоже непросто решить, что взять с собой в качестве ручной клади, что отправить в багаж, и так далее.

На борту корабля она сразу же узнала среди пассажиров еще нескольких старших офицеров Флота. Не сговариваясь, они избегали друг друга. Сначала все были в форме, как и полагалось офицерам Флота, находящимся в отпуске. Вида первая переоделась в гражданское платье. Так же поступили и некоторые другие офицеры.

Орбитальная станция Меландера разрослась с тех пор, как она в последний раз была здесь, но ее, конечно, было не сравнить с теми огромными станциями, к которым она привыкла. Вида заметила, что на станции было много людей в форме, но на нее никто не обращал внимания: кто же под красным гражданским костюмом может распознать адмирала? Она внимательно рассматривала офицеров. Вот эти двое — члены семьи Серрано.

Она села на шаттл, летящий в северном направлении, справилась о погоде на станции назначения и достала из сумки теплую куртку. Ранняя весна на Меландере обычно холоднее среднего регулируемого климата орбитальных станций и космических кораблей.

Семейный городок Серрано лежал на берегу озера со странным названием Спокойствие, хотя воды его, казалось, никогда не бывали тихими, потому что ветер, долетавший с моря, все время поднимал легкую рябь. Ряд внушительных, респектабельных домов из коричневого камня или кирпича, с аккуратными зелеными лужайками и цветочными клумбами, фруктовыми деревьями, посаженными по периметру садов, чистыми, выложенными галькой дорожками, которые вели от дороги к каждом отдельному домику… Раньше все это казалось ей куда более привлекательным. Но последний раз она была здесь… лет тридцать тому назад, и яблони-дички, которые как раз цветут теперь, были тогда тонюсенькими палочками, только что посаженными в землю по инициативе ее тетки. Все, в общем, очень неплохо, но это не ее место.

Все семейные городки-поселения подобного типа, построенные флотскими семьями, выглядели примерно одинаково. Особняком стояли дома, где жили опекуны с детьми младшего возраста, потом дома, где жили дети постарше, дома для молодых офицеров на время их коротких отпусков, дома для старших офицеров и, наконец, дома для вышедших в отставку. Офицеры самого высшего ранга имели отдельные квартиры. В их отсутствие в ней могли располагаться именитые гости. Вида еще не была в своей квартире, потому что адмиралом стала после последнего визита на Меландер, но знала, что найдет все в полном порядке, и даже те вещи, что она в течение всех этих лет посылала домой, обязательно будут ждать ее там.

Внутри стоял запах воска, дерева, кожи и еще особый запах, характерный для электронных приборов высокого класса. И конечно, как она и предполагала, сувениры со всех уголков Правящих Династий. Все было так красиво и аккуратно расставлено, но вызывало у нее… чувство отвращения.

Она включила музыку. «Анданте для струнных инструментов Манамаш» Прескотта и первые полчаса в своей квартире провела за тем, что разворачивала лицом к стене все картины. Зачем ей теперь «Этюд в голубом», карикатура «Танец-продвижение по службе молодого офицера» или «Вид Касл-Рока с Рокхаус Мейджера» со старинными челноками Мордант на заднем плане?

Что это? Просто усталость или действительно нарушения вследствие неправильно проведенного омоложения? Она не могла сказать точно, но ее это и не интересовало. Квартира была куда просторней ее каюты на станции, но Вида чувствовала нечто похожее на приступ клаустрофобии. Она никогда ничего подобного не испытывала ни на орбитальных станциях, ни на кораблях. Она выглянула в окно и посмотрела на озеро. Надо пройтись, чтобы хоть немного развеяться.

Спустившись вниз, она столкнулась с Сабатино, еще одним офицером высшего ранга из семейства Серрано. Он приходился ей дальним родственником.

— Терпеть не могу планеты, — сказал он вместо приветствия.

— И я тоже, — ответила Вида.

Они никогда не были близкими друзьями, но оба являлись адмиралами Серрано.

— Собираюсь на неделю в горы, — сказал Саба-тино. — Уезжаю завтра.

Она вспомнила, что ему всегда нравилось жить на природе.

— А я направляюсь на прогулку, — ответила Вида. — Пообедаем вместе?

— Может быть. — Он помахал рукой и отправился к себе.

На улице она почувствовала себя совершенно незащищенной. Ветер вместо привычной регулируемой вентиляции. На озере поднимались волны, и Вида поплотнее запахнула куртку. Над головой проносились тучи, а над тучами эта жуткая непрозрачная крышка, которую жители планет именуют небом, да еще уверяют, что она красива. А она, на самом деле, скрывает от них звезды.

Когда Вида была маленькой девочкой, ей нравилась жизнь на планете, нравились все оттенки неба, нравились облака. Вида быстрым шагом прошла по выложенной галькой дорожке, пересекла дорогу и спустилась к озеру. Вдали яркими пятнами выделялись красные и желтые паруса. Что хорошо на планете, так это то, что можно идти и идти, оказываться в новых местах. Вида направилась на восток, прошла до конца поселка Серрано. Когда-то здесь было несколько небольших магазинчиков и прокат лодок для тех, у кого не было своих.

Она встала в очередь вместе с шумной толпой детей, купила чашку чаю и пирожное с корицей, а дети накупили сладких газированных напитков и булочек с кремом. Стоя посреди этого детского гомона, Вида понемногу успокоилась и стала смотреть на вещи веселее. В конце концов, планеты не так уж плохи. Она уселась на скамейку, защищенную от ветра одним из домиков, и залюбовалась горами, простиравшимися вдали. Будучи ребенком, она часто гуляла там, плескалась в горных ручьях, обследовала небольшие долины. Потом прибегала сюда, голодная, уставшая, чтобы вот так же купить себе сладкого лимонада. Нет, конечно, все не так плохо, если тебе нравится жить на планете.

Ей нужно придумать себе какое-нибудь занятие. Вида отправилась домой. Вернувшись с прогулки, она поняла, что сильно проголодалась. Самое время пообедать с Сабатино. Во время обеда они разговаривали о музыке и живописи. У нее была коллекция современной живописи, Сабатино собирал музыкальные записи. Он пригласил ее к себе послушать новый концерт для фагота Малахия ву Субы, и неожиданно вечер оказался намного интереснее, чем она предполагала. Они спорили о музыке ву Субы, который написал новое произведение для такого старинного инструмента. Сабатино утверждал, что звучание инструмента столь уникально, что стоило писать музыку врасчете именно на такое исполнение, но Вида считала, что лишь немногие знатоки услышат разницу в звучании древнего инструмента и современного.


На следующее утро Сабатино уехал в горы, а Вида так и не решила, что будет делать. Развернув картины лицом к зрителю, она переставила кое-какие побрякушки, перепроверила в который раз, чтобы все было убрано. Снаружи раздались резкие крики, и она выглянула в окно второй спальни посмотреть, что там происходит.

В садике между домами играли самые маленькие дети семейства Серрано. Когда-то так играла она сама. Они кричали и смеялись, как все дети на свете. Вида осмотрела детскую площадку с горками, башенками, мостиками. Ей трудно было поверить, что она когда-то сама была таким же шумным ребенком. Крики детей, словно иголочки, проникали прямо в мозг.

Наверное, в семейном архиве будет тише. Она спустилась на первый этаж, потом еще ниже, в подвал, в библиотеку. Здесь хранились самые древние документы архива семейства Серрано.

Биографии выдающихся людей семейства… Вида снова перечитала биографию своего любимого Роджера Ксавье Серрано, настоящего героя, который когда-то влюбился, как и все герои, в такую же смелую, храбрую и красивую, как он сам, женщину и покорил ее сердце. Прочитала историю Миллисент Серрано, которая родилась слепой, но необыкновенно одаренной. Вида всегда хотела побольше узнать о своем дяде Алькандоре, которого выгнали из Флота за то, что он забавы ради затащил на корабль диковинного зверя с далекой планеты, а потом восстановили в звании, потому что никто, кроме него, не мог поднять тот корабль. В официальной биографии все это выглядело скучным и неинтересным, а она помнила еще, как сам дядя Алькандор, отставной капитан со странным зеленым пятном на руке, рассказывал забавные истории, сидя на крыльце большого дома. В официальной биографии, например, ничего не говорилось о том, что тот зверь обожал кофе, или о его странном брачном поведении.

Несколько дней Вида изучала семейные биографии, потом, устав от этого чтения, стала искать что-нибудь поинтереснее. Отчеты о битвах… нет, этого добра она начиталась вдоволь. Отчеты о прохождении службы, об отпусках, тоненькие книжечки стихов. Авторы — тоже Серрано… Она открыла одну такую книжку и не смогла сдержать взрыв хохота. Либо Эймори Дейвид Серрано был не очень хорошим поэтом, либо за последние двести лет произошли сильные изменения в языке. Мерседес Эсперанца, с другой стороны, писала прекрасные эротические стихи. Странно, что они не воспламенили весь этот архив… но Мерседес умерла в ранней юности от лихорадки, типичной для молодых поэтов. Интересно, какой бы из нее вышел капитан космического корабля?

Кое-кто из Серрано писал художественную прозу для детей. С точки зрения Виды, книги эти были не очень-то интересными. Книжка «Карло и космический корабль», например, знакомила детей с устройством пассажирского космического корабля. Любопытный ребенок задает простые вопросы, а веселый щенок отвечает ему. Здесь их целая серия. «Карло и электростанция», «Карло едет в горы»; Потом она быстро пролистала книгу с иллюстрациями «Хелен — хорошая девочка». Маленькая Хелен жмет кому-то руку, сидит за столом выпрямив спину, дает другому ребенку поиграть в игрушечный космический корабль… Вряд ли кто-нибудь из Серрано, пусть даже в детстве, так легко отдал бы космический корабль.

Она чуть не пропустила книгу под названием «Давным-давно на Альтиплано».

Альтиплано. Родная планета невесты ее внука.

Страницы книги пожелтели, стали ломкими от времени. Картинки были не рисованными, в книгу вклеены старинные, потускневшие фотографии.

«Давным-давно на Альтиплано правила одна великая династия».

Именно так. И Серрано служили этой династии.

«Это была очень красивая планета с высокими горами, покрытыми наверху снежными шапками, и необъятными золотистыми равнинами, поросшими травой. Именно в такой мир Гарсиа-Макдрналдс привели свой народ. Люди жили легко и счастливо на этой плодородной земле. А преданные им воины семейства Серрано, их верные защитники, охраняли небо над планетой и не допускали нападения пиратов на корабли планеты». И это она тоже знала. Серрано были космической милицией планеты. Другие семьи несли службу на самой планете, там тоже была своя милиция.

«Но предательство погубило их. Их предали те, кому они доверили свои жизни.» Вида почувствовала, как по спине пробежал холодок. Ведь не Серрано же их предали…

«Их предали солдаты на планете». Так-то оно лучше. Значит, не Серрано, а кто-то другой.

«И их всех убили, убили матерей, отцов и детей. Предатели были беспощадны. Вот почему, когда мы молимся Богу, мы не возносим молитв за людей, живущих на Альтиплано».

Какая странная детская книжка! Больше похожа на обличительную речь, причем очень резкую. Она посмотрела, какие еще книги стояли на этой полке. Ничего особенного. «Карло идет в обсерваторию», «Хелен идет в первый класс», «Трое маленьких Серрано едут на море». Больше ни одной книги с похожим выцветшим коричневым переплетом.

Вида еще раз внимательно ее пролистала. Очень, очень странно. Книга напечатана на ручном станке, а фотографии приклеены чем-то таким, что проступило на обратной стороне. Фотографии нечеткие, выцветшие от времени. На одной был изображен какой-то дом, на другой чье-то лицо. Остальные, наверное, были просто видами планеты. Из-за вклеенных фотографий книжка казалась толще.

Вида изучила ее страница за страницей, она искала что-нибудь необычное. Одна из фотографий отклеилась и упала. Страница тут же свернулась трубочкой. Какая тонкая бумага, почти прозрачная, коричнево-желтая на сгибах… старая-старая. Наверное, нужно было позвать библиотекаря, чтобы не испортить книгу окончательно.

Но она не могла устоять.

Глава 10

Касл-Рок


Вернувшись на Касл-Рок и обнаружив, что Миранды нет ни во дворце, ни на самой планете, Сесилия очень удивилась. Она сверилась с базой данных и обнаружила, что из всех членов семейства на планете осталась только Брюн, которая переехала жить в Эпплдейл, семейное поместье Торнбаклов на Касл-Роке. Сесилии всегда нравился Эпплдейл, его потрясающие виды, простирающиеся во все стороны поля и сады. Она позвонила Брюн, и та, конечно же, пригласила ее остановиться в поместье.

Брюн встретила Сесилию у входной двери, приказала слугам отнести багаж наверх, а сама уже по дороге в утреннюю гостиную не удержалась и выложила все, что думала о Хобарте Конселлайне, который теперь стал полноправным Спикером кабинета министров.

— Хобарт? — Сесилия не могла скрыть своего удивления. — Но он ведь не такой уж плохой, правда? Он всегда был со мной предельно вежлив. Хотя, конечно, я совсем мало его знаю…

— Хобарт похож на взбесившегося школьника, — мрачно заметила Брюн, кивнула Сесилии в сторону кресла с яркой ситцевой обивкой и села в такое же. — Ты только послушай…

Она быстро ввела Сесилию в курс дела, удивив ее пониманием сути происходящего.

Неужели эта избалованная девушка, делавшая вид, что ей ни до чего, кроме своих развлечений, нет дела, в действительности все время внимательно прислушивалась к разговорам взрослых? Все возможно.

— Никогда бы не подумала, — промолвила Сесилия в ответ на эмоциональный рассказ Брюн. — А ты уверена? Он всегда был слегка заносчивым, но,знаешь, это — беда многих…

Служанка принесла поднос с чаем, кофе и пирожными. Сесилия положила на блюдечко яблочные тарталетки, такие же хрустящие и ароматные, как всегда.

— На заседании он грубо осадил дядю Виктора! А Стефан ничего не сказал. Конселлайн нашел предлоги, чтобы избавиться от большинства министров, поставил на их место своих людей, а теперь ему даже не страшно, если остался кто-то из папиных помощников, ведь все проголосовали за него.

Брюн ничего не ела, в то время как Сесилия пробовала одно пирожное за другим.

— А что Харлис? — спросила она, взяв имбирный рогалик.

— Он купил Харлиса, подозреваю, что не без помощи Норма Радсина, нового министра юстиции. Ты же знаешь, что дела с наследованием родовых имений могут тянуться годами, все зависит от судей…

— Да, знаю. — При воспоминании о старых обидах она чуть не поперхнулась.

— Удивительно, сколько произошло изменений в пользу Харлиса с тех пор, как кресло министра занял Норм. Без Кевила Мэхонея, без доступа к его личным файлам… а их никто не знает, даже Джордж…

Сесилия вспомнила последний разговор с Кеви-лом. Они обсуждали ее запутанные дела. Родственники Сесилии тогда объявили ее недееспособной. Кевил сказал ей все свои пароли и коды на случай, если такое произойдет с ним.

— Никто не пытался оспаривать дееспособность Кевила? — спросила она.

— Я ничего такого не слышала. Джордж точно не пытался. Почему ты спрашиваешь?

Кевил до сих пор не оправился, он не в состоянии даже открыть собственные файлы. Неужели никто из его подчиненных не пытался этого сделать?

— То есть, — продолжала Брюн, — нам нужна его информация, но мы не собираемся получать ее любой ценой. Особенно если вспомнить, как пытались тогда поступить с тобой:

— Кевил пришел в себя?

— Да, но мало что помнит или не может сосредоточиться. Доктора против омоложения, они говорят, что при такой степени неврологических повреждений это нецелесообразно. Особенно учитывая то, что случилось.во Флоте. — Наконец Брюн налила себе чашку чая и взяла одно пирожное.

— Я ничего не слышала.

— Конечно, все выяснилось после твоего отъезда. Медики стали замечать признаки маразма у старших мастеров, я сама видела это в Коппер-Маунтин, еще до… до того, как уехала оттуда, а потом произошли и другие события. Потеря памяти, иррациональное мышление. Таких случаев становилось все больше и больше, началось расследование, были обнаружены некоторые ошибки при проведении омоложения. Правительство отстранило от действительной службы чуть ли не половину высшего офицерского состава на неопределенный срок, так, на всякий случай, пока не проверят, все ли в порядке. Правда, у адмиралов пока никаких симптомов не отмечалось, если не считать Лепеску.

Сесилия нахмурилась.

— Допустили ошибки в самом процессе или использовали недоброкачественные препараты? Ты помнишь Пэтчкок…

— И я сначала думала, что все дело в партии недоброкачественных препаратов. На втором заседании Совета я даже подняла этот вопрос официально, но Хобарт сказал, что я просто пытаюсь скомпромети-ровать его, начинаю конфронтацию, а потом поднялся, один из его прихвостней и выдал целую речь о генетической предрасположенности и инбредном геноме флотских семейств.

— А что сказала на это Венеция Моррелайн?

— Ее не было. И еще я никак не могу связаться ни с Херис, ни с Видой Серрано. Обоих адмиралов Серрано отстранили от занимаемых постов, офицеры отдела личного состава уверяют меня, что не знают, где они в данный момент находятся. Херис командует кораблем, но они в патрульном рейсе и там случилось что-то такое, из-за чего гражданским лицам связь с кораблем запрещена. Похоже, здесь что-то неладно, потому что смогла же я связаться с Эсмей, которая служит на спасательном корабле, а они сейчас где-то на самой границе Галактики Правящих Династий.

— Как дела у Эсмей? — спросила Сесилия, обдумывая все, что услышала.

— Думает о Барине, волнуется из-за новотехасских жен. Бухгалтерский отдел Флота перечисляет все жалованье Барина на содержание этих женщин. А еще она обнаружила, что по правилам Флота Невестам Земель не рекомендуется выходить замуж за флотских офицеров.

— И что же делать? Ведь она настоящая Невеста Земель?

— Ну да. Эсмей говорит, что никогда не хотела становиться Невестой Земель. А в результате теперь она не может выйти замуж за Барина, даже если бы на нем не висели все эти женщины Нового Техаса. Бедняга Эсмей. — Брюн откашлялась. — Влюбилась впервые в жизни. Помню, как я страдала по Томми Рейкселлеру, тогда со мной тоже это было в первый раз. Я считала, что все вокруг так несправедливо, ведь его родители отправили его тогда в лагерь. У нее, конечно, все серьезнее, и она жутко переживает.

— А Барин?

— Барин сейчас далеко-далеко, он сопровождает рейнджера из Конфедерации Одинокой Звезды. Скоро они должны появиться здесь.

— Что?

— Вот так. Меня предупредила Уолтруд, сумасбродная профессорша, которая так интересуется женщинами Нового Техаса. Никому из официальных лиц даже в голову не пришло, что я могу не захотеть общаться еще с одним рейнджером. Судя по всему, новый министр иностранных дел, ставленник Хобарта… ты знаешь, он отстранил Кэбби Деланкра от дел за то, что тот посмел противоречить ему… так вот, новый министр перекрыл границу и заморозил все счета граждан Конфедерации Одинокой Звезды. Только непонятно, зачем.

— Но при чем здесь Одинокая Звезда?

— Ты знаешь, что ни при чем, мой отец тоже знал это, даже я это знаю. Но Хобарту достаточно одного слова «Техас», кроме того, они эйджеисты. Конфедерация Одинокой Звезды на протяжении столетий была прекрасным деловым и торговым партнером. Естественно, они страшно рассердились и отправили к нам посланника.

Сесилия откинулась на спинку кресла.

— Знаешь, Брюн, мне трудно поверить, что ты стала таким политиком. Никогда бы не подумала, что ты на такое способна.

На мгновение на лице Брюн мелькнула веселая улыбка.

— Мне и самой не верится. Я постоянно думаю: «Это не я, это кто-то другой, мой недобрый близнец». Но я вынесла один хороший урок из всего того ада, в котором пробыла почти два года. Нельзя игнорировать то, что происходит вокруг. Мама уехала на Сириалис, чтобы раскопать все секретные файлы отца, которые никогда не переводились сюда. Она постарается оградить Сириалис от посягательств дядюшки Харлиса. А я осталась здесь.

— Понятно.

— А тебе… удалось пристроить малышей? — спросила Брюн чуть ли не с мольбой в голосе.

— Да, — твердо ответила Сесилия. — Очень хорошая семья. Мальчиков будут любить и всячески о них заботиться.

— Прекрасно. После твоего отъезда я подумала, что можно было бы отвезти их к Рафаэлле, но, с другой стороны, она уже столько лет приводит в порядок мои дела… Хорошо, что ты нашла кОго-то другого.

Сесилия решила сменить тему разговора:

— Ты говорила, что поменялся министр иностранных дел. Кто же теперь занимает этот пост?

— Человек из маловлиятельной семьи, но человек не простой. Педар Оррегиемос. Ты, возможно, о нем никогда и не слышала.

— Слышала, и даже очень. Он… тоже выставляет лошадей на скачки. В этом году в Уеррине я обошла его лошадь.

— Замечательно. Жаль, что ты не растоптала его самого. Видела бы ты, как он обхаживает Хобарта и как тот приветствует это. У этого выскочки никакого опыта в дипломатии или в общении с представителями иностранных государств. Он считает, что любая политическая система, которая целиком и полностью не приветствует омоложение, коррумпирована и однозначно может считаться вражеской. Он уже успел оскорбить представителей миров Лунного Серпа, которые входят в состав Правящих Династий. К тому же он уверен, что прекрасно может утешать вдов, он постоянно намекает мне, что из него выйдет неплохой отчим. — И Брюн передразнила Педара.

Сесилия решила не обсуждать и этот вопрос. Сплошные подводные камни.

— А кто теперь занимается делами колоний?

— Еще один лакей Конселлайнов, Давор Врэ-мон, — ответила Брюн. — До них наконец-то дошло, что повторное омоложение приведет к демографическому взрыву, а богатство и власть при этом будут сосредоточены в руках стариков. Значит, появится много разочарованных, честолюбивых и сердитых молодых людей. Поэтому в последнее время они уделяют большое внимание освоению колоний. Септ Конселлайнов вложил немало денег в развитие новых миров. И тут есть одна хитрость. Они рассчитывают на слишком большой отток населения в колонии. Такого не может быть, колонии просто не вместят всех желающих. Эту информацию предоставил мне один клерк из министерства колониальных дел, которого уволили за нарушение субординации. Пахнет жареным.

— Хм-м-м. Ты ведь знаешь, что Ронни приходится мне племянником, — Сесилия осторожно подбирала каждое слово.

— Конечно.

— Его родители крайне обеспокоены положением дел на планете, где он сейчас находится. Мне стало известно, что отмечено много недопоставок по контрактам, что почта до планеты не доходит, что нарушены все остальные виды связи. А что, если Консел-лайны специально делают так, чтобы люди, отправившиеся на покорение новых миров, не справились с ситуацией и погибли, ведь доходы от колониальных паев получают именно они.

— Вполне возможно. Но как это доказать?

— Не знаю. Нам нужен Кевил, — ответила Сесилия. — Мне необходимо навестить его.

— Все не так просто. Ты слышала, что он лишился руки?

— Нет. Я видела его в больнице перед тем, как уехать с малышами, но он просто неподвижно лежал в постели. Да и времени у меня было немного.

— Врачи пытаются вживить искусственную руку, но пока ничего не получается. Уже третий раз протез не приживается. Джордж говорит, что память и способность к концентрации внимания тоже не восстанавливаются.

— Он все еще в больнице?

— Нет, сначала его перевели в реабилитационный центр, а потом Джордж забрал его домой. Наш замечательный новый Спикер решил, что Кевилу опасно находиться в реабилитационном центре.

— Хорошо. Завтра я навещу его. Возможно, что-то удастся сделать.

— Знаешь, — медленно проговорила Брюн, — дядя Харлис занимается делами корпораций по развитию планет от септа Барраклоу. — Она глотнула чая. — В какой колонии обосновались Ронни и Раффа?

— На Эксет-24.

— Черт побери! Я надеялась, что на одной из наших. Тогда я могла бы им помочь. Группа по защите окружающей среды Эксет принадлежит корпорации Конселлайнов., Почему, интересно, они выбрали эту планету? Правда, сейчас это уже не имеет значения.

— Не знаю, — ответила Сесилия. — Может, акции там были дешевле?

— Возможно. В любом случае, во всех новых колониях творится что-то неладное… Хотела бы я увидеть файлы Кевила, потому что сильно подозреваю, что в базах данных основных компьютеров кое-что изменено. — Брюн потянулась. — Ну вот, утомила тебя дальше некуда. Теперь можно отправиться в конюшни. Конечно, как ты помнишь, здесь не много лошадей, но есть парочка замечательных кобыл, и мы с тобой можем проехаться верхом по саду.

Сесилия покачала головой.

— Нет, спасибо, дорогая. Все почему-то считают, что я старуха, которая думает только о лошадях, но у старух свои причуды, и они любят преподносить сюрпризы. Сегодня я предпочитаю прогуляться по саду пешком и одна.

— Ну что ж, тогда я отправляюсь в бассейн. Увидимся за ужином.


На пороге дома Мэхонеев стоял медбрат в униформе.

— Сер Мэхоней в кабинете, мадам, но… он все еще не в порядке.

Сесилия терпеть не могла этих дежурных фраз, ко-торыми пользовались медики, и еле сдержалась, чтобы не спросить, в порядке ли все остальные. Медбрат провел ее по широкому коридору, к большим двустворчатым дверям в кабинет Кевила. Охранников нигде не было видно. Если Кевилу угрожает опасность, почему ему не предоставят хотя бы минимальную охрану?

— Сер Джордж Мэхоней в университете, — сказал медбрат. — Он вернется только вечером.

Сесилия нахмурилась. Сын в университете, охранников нет, весь день в доме один только медбрат… что-то здесь не так.

Кевил лежал в одном из больших кожаных кресел. Казалось, что ему очень неудобно так лежать. Лицо странное, какое-то перекошенное. Наверное, даже регенерация не помогла восстановить до конца то, что было повреждено. Челюсть, например. Кожа поверх недостающей части странно топорщилась. Кевил ее не узнал, в глазах его была только тревога. Потом взгляд начал медленно меняться… Создавалось впечатление, что он бредет по темному коридору со свечой в руке и вот подходит все ближе и ближе…

— Сесилия… — Да.

— Ты выглядишь… моложе. Ты что, покрасила волосы?

Сердце Сесилии упало. Конечно, она выглядит моложе, несколько лет тому назад она прошла омоложение, но Кевил знал об этом. Они были близки с ним после этого.

— Омоложение, Кевил, — быстро сказала она. Ей было трудно снова посмотреть на него, но иначе нельзя. — Мне так жаль, что меня не было здесь, когда все это случилось.

— И мне… тоже жаль. Я ничего… не могу… вспомнить.

Интересно, этот замедленная речь — следствие травмы или действие препаратов?

Сесилия осмотрелась, но никаких коробочек или пузырьков не заметила.

— Я ездила к Ронни и Рафаэлле, — сказала она и обрадовалась, заметив, как загорелись его глаза.

— Как… они?

— Прекрасно, только их очень подвели поставщики. — Она все подробно рассказала, но постоянно следила за выражением его лица. Иногда он вдруг становился прежним Кевилом: глаза светились, лицо было сосредоточенным, потом внезапно вздрагивал и словно обмякал. Тогда она останавливалась и ждала, когда собеседник вновь сможет сосредоточиться.

— Ты… и вправду… здесь и разговариваешь со мной. — Он улыбнулся искренне, от всего сердца.

— Конечно.

— Ты… все… понимаешь…

— Не совсем, Кевил. Но я знаю, что с тобой нужно разговаривать.

— Да. А они все… задают мне вопросы… какие-то тесты… Я ничего не помню…

— Терпеть не могу эти тесты, меня тоже мучили ими.

Сесилия вспомнила, как сама прошла через нечто подобное. Ох уж эти идиотские вопросы и тесты!

— Назовите три овоща и пять фруктов…

— Назови главного администратора группы защиты окружающей среды Эксет, — вставила Сесилия, словно продолжая тест.

— Сильвестер Конселлайн, — тут же ответил Кевил, но потом взгляд его опять померк. — Правильно?

— Уместный вопрос, — продолжала Сесилия, — и мне бы очень хотелось получить на него ответ. Как я тебе говорила, Ронни и Раффа оказались фактически отрезанными от всего мира на этой планете Эксет-24, а Брюн сказала мне, что планета входит в состав группы колоний Эксет. И мне очень интересно, кто же несет ответственность за недопоставки грузов на планету, за прерванную связь и так далее.

— Возможно, и не Сильвестер, — Кевил словно проснулся. — Большую часть своей жизни он пытался убедить всех вокруг в том, что он великий композитор, и ненавидел подписывать бумаги.

В дверь постучали, и показался медбрат с тем самым выражением лица, которое Сесилии так не нравилось.

— Серу Мэхонею нужно отдохнуть, мадам. Может, вы заедете в другое время?

— Вы можете быть свободны, — ответила ему Сесилия. — Я справлюсь, я сама прошла через все это.

— Но обед… диета…

— Я умею готовить. Вы свободны.

Медбрат ушел, нехотя и бормоча что-то себе под нос. Сесилия проследила с помощью камеры внешнего наблюдения, что он вышел на улицу, дошел до угла и сел в трамвай.

— Ужас, какой назойливый, — сказала она, обращаясь к Кевилу.

— Ты думаешь… он что-то замышляет… — заметил Кевил.

— Врачи и медперсонал вечно что-то замышляют, — ответила Сесилия. — Но, в общем, да. Смотри. — Она достала из сумочки шифратор и включила его.

Кевил в недоумении уставился на нее.

— Воспоминание о временах, проведенных с Хе-рис Серрано и флотскими беженцами, которых она предоставила мне в качестве экипажа. Обло, забыла, как его фамилия? Но совет он мне дал неплохой, я поняла это со временем. Оберегай свои разговоры от чужих ушей и всегда держи при себе приспособления для прослушивания чужих разговоров.

Кевил улыбнулся:

— Ты всегда была умнее… чем о тебе думали.

— Да, и ты тоже. Кевил, объясни мне, что произошло? Почему с тобой только один медбрат? Почему тебе не делают нормальный протез?

— Нет денег.

Сесилия удивленно уставилась на него.

— Но, Кевил, у тебя всегда было много денег.

— Больше нет. Просто нет… и все.

— Что случилось?

— Понятия не имею. Б один прекрасный день они исчезли. Джордж пытался выяснить, в чем дело, но ничего не узнал.

— Может, кто-то взламывал базы данных… Но это было бы видно…

— Если только деньги не перевели на другой счет.

— А это очень легко сделать… — заметила Сесилия. — К тому же во всех нужных министерствах появились новые министры, кругом столько неразберихи…

— Да. Я думаю, все… это произошло… когда погиб Банни.

А раз так, значит, все взаимосвязано. Значит, те, кто покушался на Банни, заодно планировали и завладеть деньгами Кевила.

— Я знаю… кое-что… все это… потому, что я кое-что знаю… но, Сис, я не могу ничего вспомнить. Не могу вспомнить, что я должен знать. — Мышцы на лице напряглись, рука дернулась.

— Кевил, расслабься. Пожалуйста. Давай, я приготовлю обед. Пойдем на кухню, там и поговорим. Я тебе помогу.

Поднять Кевила оказалось задачей не из легких. Когда Сесилия увидела, как нетвердо он держится на ногах, она чуть не заплакала. Но на кухне на стуле он устроился гораздо удобнее, чем в кресле в кабинете. Здоровой рукой Кевил опирался о стол.

— Насколько я понимаю, из-за нехватки денег повара тоже нет?

— Верно.

Она выложила на тарелки фрукты, нарезала хлеб и сыр. Достала было из холодильника баночки со сладким кремом, но передумала — в такой крем легко подсыпать лекарства. Кевил ел левой рукой, получалось неловко.

— Кевил, помнишь, как ты дал мне все свои пароли доступа и коды?

— Пароли доступа? — Он явно ничего не помнил.

— На вторую ночь. После того, как мы решили, что ничего у нас не получится. Ты сказал: «Если когда-нибудь я окажусь в таком же положении, в каком была ты, я хочу быть уверен, что ты меня поддержишь». И ты назвал мне все пароли. Ты забыл, но я помню.

— Сесилия…

— Когда вернется домой Джордж, мы приступим к работе. Прямо сегодня. Время терять нельзя.

— Вряд ли… я смогу… вам помочь.

— Сможешь. Файлы ведь составлял ты сам. Мы поможем. — Сесилия с раздражением заметила, что, как всегда, превращается в добрую старую тетушку, которая вечно спешит всем на помощь. Ну если уж так получается, то надо постараться и сделать все самым лучшим, образом.

Ей пришла в голову прекрасная мысль.


Уолтруд Мейерсон, профессор античной истории и культуры, временно работающая консультантом Регулярной Космической службы по вопросам истории и культуры Техаса, старалась сидеть как можно тише. В комнате, кроме нее, были только женщины Нового Техаса. Они спорили о религии и образовании, а Уолтруд незаметно включила магнитофон и слушала, стараясь не пропустить ни одного слова. Впервые с тех пор, как женщин вывезли с их родной планеты, они затеяли такой спор, и Уолтруд не верила своим ушам. Она была потрясена.

Прошло уже много месяцев, и только теперь впервые пошатнулась строгая система подчинения среди женщин. Первые жены рейнджеров, Примы, привыкли вести все дела по хозяйству самостоятельно, им обычно никто не мешал. Прима Боуи, которую Уолтруд знала лучше всех, считалась второй по важности в иерархической лестнице жен. Первой стояла жена капитана рейнджеров Прима Трэвис. Но Прима Трэвис была намного старше Примы Боуи, ей уже не хватало энергии. Обычно она позволяла Приме Боуи принимать важные решения… но не сегодня.

Они снова обсуждали вопрос об образовании детей. По закону Правящих Династий, все дети должны были ходить в школу. Родители могли выбирать различные учебные заведения или даже учить ребенка дома, причем требования, с точки зрения Уолтруд, были минимальные. Все дети должны знать два языка, уметь считать, знать основные принципы научных дисциплин и Гражданский кодекс. Но женщины Нового Техаса с самого начала упрямо отказывались посылать детей в школу. Никто толком не мог объяснить почему, а женщины и не думали объяснять то, что считали само собой разумеющимся. Теперь же, наконец, Уолтруд стала понимать причину такого резкого отказа.

— Мальчики и девочки в одной школе! Ни в коем случае! — Прима Трэвис стояла на своем. — Они превратятся в мерзости божьи!

— Существуют раздельные школы, — убеждала ее Прима Боуи. — Большинство из них религиозные…

— Но религия-то не наша! — Прима Трэвис чуть не кричала. — Они язычники или хуже того.

— Но…

— Нам не следовало сюда приезжать. И теперь нужно возвращаться домой, — сказала Прима Трэвис. — Я… допустила ошибку, что согласилась. Нам надо ехать домой. — За ее спиной кивали младшие жены Трэвис, но даже среди них не было единства: одна из женщин поджала губы и не кивала вместе со всеми. Уолтруд посчитала: третья спереди, значит, Терция.

— Мужчины обманули нас, — настаивала Прима Боуи. — Они убивали матерей…

— Это ты так нам сказала, — ответила Прима Трэвис. — Я никогда не видела этого своими глазами.

— Ты же слышала, что рассказывала Пэйшенс… Хэйзел, — говорила Прима Боуи. — Она славная девочка…

— Никакая она не славная, она одна из них. Прима Боуи, у тебя что, мозги сварились, что ли? Она одна из них, мерзость божья. Бегает везде в мужских брюках, делает что-то со всеми этими машинами…

— И ей наверняка уже вживили этот имплан-тат, — выпалила Секунда Трэвис.

Прима Трэвис обернулась и ударила ее по лицу.

— А ты, девчонка, не думай даже произносить этих жутких слов!

— Я только…

— И не спорь со мной! Видишь, к чему все это привело, Прима Боуи? Мы уехали оттуда, где нам надлежало быть по Божьему промыслу, и вот теперь получаем: споры и все эти дурные слова…

— Мы можем вернуться, — ответила Прима Боуи. — И нас убьют…

— Так и должно быть, — выпалила Прима Трэвис. — Но наши дети будут расти, как положено…

— Значит, ты считаешь, нужно вернуться, умереть и оставить детей сиротами?

— Нет, нам нужно найти способ остаться в живых и прожить остаток жизни праведно и правильно. Не так, как здесь, словно пчелы в улье, только мед собирать негде. — И Прима Трэвис развернулась и вышла из общей комнаты, за ней вышли все осталь ные члены семейства Трэвис.

«Эти пчелы не думают о меде, — решила про себя Уолтруд. — Они только жалят всех подряд».

Она выключила магнитофон и подождала, пока уселись все оставшиеся женщины. Те по привычке взялись за шитье.

— Прима…

— Называйте меня Рут Энн, — ответила Прима. — Никакая я больше не первая жена. Митч мертв, а этот парень никогда на мне не женится… это я уже поняла.

— Рут Энн, прекрасно. Послушайте… как вы думаете, где бы вы могли быть счастливы?

— Я уже не буду счастливой. — Широкое лицо женщины омрачилось. — В таком мире — нет.

— В галактике Правящих Династий много разных миров, — продолжала Уолтруд. — Можете объяснить мне, что бы вам подошло? Город? Большой? Маленький?

— Хэйзел говорила мне, что есть такие места, но как нам туда добраться? Не можем же мы просто приехать в космопорт и сесть на какой-нибудь корабль. Да и куда лететь, не понятно. Но если мне не суждено вернуться домой… думаю, я бы хотела жить в тихом месте. Здесь слишком много шума и машин. Я хочу, чтобы было тихо и просторно. Чтобы были видны поля. Мне всегда этого не хватало. Митч перевез нас в город, и мне все время не хватало полей вокруг. Сад — совсем не то, даже если он большой. Хочу, чтобы надо мной никто не смеялся из-за того, что я не училась в школе и чего-то не знаю, чтобы люди вокруг уважали мои умения и знания. Но сомневаюсь, что в вашем мире найдется такое место.

Уолтруд улыбнулась.

— Найдется, конечно, найдется, Рут Энн. В первую очередь, вам нужна планета, а не орбитальная станция. И такая планета, где нужны были бы именно ваши умения. Умение выращивать фрукты, овощи, ткать, шить, готовить… Скажите, а ваши мальчики умеют пользоваться рабочими инструментами?.

— Старшие — да. Обычно мальчики делают мебель для дома, ведь они больше всех ее и портят. Поэтому их учат чинить мебель и делать новую.

— В вашем мире росли деревья, так? Значит, мебель делали из древесины?

— Да, конечно. — Рут Энн сморщила лоб. — А что, в этих мирах нет деревьев?

— Почти нет, Рут Энн… в Галактике Правящих Династий сотни разных миров и постоянно открываются новые, пригодные для колонизации. А колониям нужны пионеры-поселенцы. И как вы верно сегодня заметили, большинство из нас не может даже воду вскипятить без помощи компьютера. А вы знаете, как разводить костер. Знаете, как из пшеницы испечь хлеб, а старшие мальчики наверняка знают, как построить мельницу.

— Конечно знают, — ответила Рут Энн. Уолтруд прямо-таки физически чувствовала, что сердце женщины потихоньку оттаивает — как она и надеялась. — И вы правда думаете, что мы сможем жить в таком мире? А как нам туда добраться? У нас же нет денег…

— Я знаю, у кого они есть, — сказала Уолтруд. — И эти люди многим вам обязаны. Надо только объяснить им все как следует. Это уже моя задача.

— Объяснить?

— Ну да, мы, ученые, как раз и должны разъяснять людям то, что они не понимают.

— И вы поможете нам? Почему? Вы же считаете, что мы невежественные…

— Ну, историю, положим, вы действительно не знаете. Но жизненного опыта у вас хоть отбавляй. Конечно, я помогу вам. Любой нормальный человек поможет другому в сложной ситуации. На то мы и люди.

— Какой… вы веры?

— Вы не знаете моей веры, вы только начнете нервничать, если я попытаюсь вам объяснить, — ответила Уолтруд. — Прима… Рут Энн, меня не будет несколько недель. Меня попросили сопровождать дипломата из Конфедерации Одинокой Звезды в Касл-Рок. Но смотрите, я вам покажу кое-что… — Она достала из своей сумки печатные проспекты колониальных миров. — Видите? Может, вам что-то понравится.

— А что скажет наш защитник? Он должен одобрить наше решение…

Уолтруд вспомнила все разговоры о бедном Барине Серрано и сложном положении, в котором оказался из-за всех этих женщин.

— Думаю, он обрадуется, если вы найдете место, где сможете быть счастливы.

— И сможем жить праведной жизнью, — закончила Рут Энн. — Дело ведь не только в счастье. Ведь то, что наши мужчины кое-что делали неправильно, не означает, что и все остальное в нашей прежней жизни было неправильным. Я хочу, чтобы мои дети выросли достойными людьми, богопослушными мужчинами и женщинами.

— Я уверена, что вы найдете себе подходящую планету, Рут Энн, — сказала на прощание Уолтруд. — Я возьмусь за дело, как только вернусь.

На Рокхаусе Мейджер они с Барином смогут найти все, что нужно… Эсмей это прекрасно знала, надо было только туда попасть. С борта корабля РКС «Шрайк», находившегося в седьмом секторе, не составило никакого труда добраться до Главного штаба сектора, а оттуда в систему Касл-Рока. Наконец она получила весточку от Барина. Скорее всего, им удастся встретиться именно на Касл-Роке, потому что «Джерфолкон» остановится на планете на несколько дней. Касл-Рок лежал на пути к станции ее нового назначения, отсюда всегда отходило много различных кораблей. Но постоянно возникали какие-то задержки. Она уже представляла, как Барин прилетит на Касл-Рок на «Джерфолконе»… и несколько дней, пока корабль будет пришвартован у планеты, прождет ее без толку. А если не повезет, то и улетит, так и не повидавшись с ней.


Барин увидел Эсмей чуть раньше, чем она заметила его. Наконец их взгляды встретились, и оба улыбнулись.

— Сколько у тебя времени? — спросила Эсмей, когда они спокойно сели в зале ожидания.

— Четыре часа, — ответил Барин и снова рассердился. — Говорили, что мы простоим у станции двое суток, но потом вдруг…

— У меня то же самое, — ответила Эсмей. — Я должна была прилететь сюда трое суток тому назад, но на этом дурацком корабле оказались проблемы с воздушными шлюзами. Мы много часов провели у Главного штаба седьмого сектора, потом нас перевели на старенький «Боуфин», и я даже не успела послать никаких сообщений, а потом мы тащились еле-еле, корабль выжимал не больше семидесяти процентов своей обычной скорости… Я очень боялась, что прилечу сюда, а тебя тут уже нет.

— И я тоже. Я даже написал тебе письмо, на всякий случай. — Барин наклонил голову набок и улыбнулся. — Не может быть, что все это устроено специально, чтобы не дать нам встретиться. Нельзя же из-за нас двоих тратить столько флотских средств.

— Не важно, в чем дело, важно, что мы вместе. Как твои родственники? Все еще против?

— Да. Они считают, что мы должны подождать, пока не удастся пристроить новотехасских женщин. А каким образом? Что мне делать? А что у тебя?

Эсмей протянула ему письмо, которое получила совсем недавно.

— Владельцы земель обеспокоены. Ты читаешь курликский шрифт? В двух словах, тут написано, что Невеста Земель не может выйти замуж за представителя другой планеты, в особенности если он — военный офицер чужого государства.

— Но я не из чужого государства! — возразил Барин.

— Я знаю. И ты знаешь. Но ведь это Альти-плано…

— Мне бы не хотелось доставлять тебе какие бы то ни было неприятности, — сказал Барин. — Ты мне объясняла насчет Невесты Земель, это так замечательно…

— Но мне это только мешает, — ответила Эсмей и выпрямилась на стуле. — Я никогда не собиралась становиться Невестой Земель и я не хочу… потерять тебя. Я согласилась принять титул в тяжелый для всех момент, но теперь все позади. Мой отец всегда понимал, что я могу отказаться и назначить преемницу. Нельзя сказать, чтобы это приветствовалось… Обычно так делали, если Невеста Земель страдала безумием или в случае тяжелой болезни. Женитьбу, конечно, нельзя сравнить ни с безумием, ни с тяжелой болезнью, но, думаю, отказ от титула возможен. Есть даже особый ритуал передачи. Сложнее всего будет получить отпуск. Отец говорит, что если я, не передав титула официально, назначу преемницу и выйду за тебя замуж, Гильдия ландсменов останется недовольна. Они могут опротестовать такие действия и вмешаться в дела нашего семейства. А это очень плохо.

— Понятно, — Барин покачал головой. — Мы ведь еще не придумали, как обойти флотские правила, даже если ты передашь титул Невесты Земель, ты все равно останешься дочерью коменданта сектора. По-моему, все получается гораздо сложнее, чем нам казалось вначале.

— Да. Если бы все должны были проходить через такие сложности, наверное, никто не стал бы выходить замуж.

Несколько минут они хмуро смотрели друг на друга. Потом Эсмей сказала:

— Давай не будем попусту тратить время. У нас целых четыре часа, нет, уже три часа сорок две минуты.

— А мы никак не можем пожениться за три часа сорок две минуты? — с хитрой ухмылкой заметил Барин. — Давай поженимся за час, а остальное время будем наслаждаться этим.

Эсмей рассмеялась:

— Чтобы пожениться, нужно гораздо больше времени. Боюсь, сегодня ничего не выйдет. Но все-таки можно заняться чем-нибудь интересным.

— Верно. Но платить придется тебе. Я банкрот. — Оба рассмеялись.

Глава 11

Джей Си Чэндлер, президент Конфедерации Одинокой Звезды, задумчиво смотрел видеокуб с выпуском новостей. Ситуация складывалась действительно серьезная, и он плохо представлял, что можно сделать. У них и так было достаточно сложностей в отношениях с Правящими Династиями, не хватало только этих глупостей.

— Ужас, Джей Си, — заметила Миллисент.

— В этом мире достаточно сумасшедших, — заявил Рами и откинулся на спинку стула, сложив руки на животе. — Мы же не виноваты, что они называют себя техасцами.

И то и другое верно, но толку ни от того ни от другого нет. Сам Джей Си молча просмотрел краткое содержание куба, потом выключил считывающее устройство и положил обе ладони на стол. Настало время для серьезного разговора.

— Новая администрация закрыла границу для граждан Одинокой Звезды, — он начал с места в карьер. — Они говорят, что не могут гарантировать нашу безопасность, а в качестве разъяснений прислали вот это. Дипломатический корпус они не отозвали.

— Но мы ведь не имеем к этому никакого отношения, — сказала Миллисент. — Идиоты, которые все это натворили, живут на расстоянии многих световых лет отсюда.

— Самое главное, что они закрыли границу, — ответил Джей Си. — И наши счета в их банках заморожены…

— Нет, это невозможно…— попробовал было возразить Рами. — В Полдекском договоре четко сказано…

— Возможно. Ведь они это сделали. — Джей Си заметил, что не без удовольствия второй раз обрывает Рами.

— Они утверждают, что даже если мы сами ни при чем, то якобы можем финансировать действия наших «соотечественников» — так они их называют. Они хотят быть уверенными, что мы не употребим свои деньги против них.

— Они что, принимают нас за каких-то невежественных выродков? — Рами весь покраснел.

«Возможно, что так, но не это главное», — подумал Джей Си, а вслух сказал:

— Я хочу сообщить кабинету министров и Конгрессу, что мы пошлем к ним специального инспектора, чтобы помочь в расследовании.

— Помочь? В расследовании чего? Помочь обокрасть нас до последнего цента?

— Нет… помочь им разобраться в специфических вопросах, касающихся техасской истории и культуры. Раз они путают этих идиотов с нами, значит, чего-то не понимают. А мы могли бы им помочь в этом разобраться.

— У них есть ученые. Так они сказали. Эта самая Мейерсон.

— Милли, почему ты называешь ее «эта самая Мейерсон»? Так делу не поможешь.

— Мне нравился профессор Лемон, — честно призналась Миллисент. — Он посылал мне такие замечательные открытки… Хорошо, я действительно несправедлива. Ты прав. Мы должны им помочь, даже этой Мейерсон… если они захотят пойти нам навстречу.


Конфедерация Одинокой Звезды продолжала называть офицеров службы внутренней безопасности рейнджерами по привычке и отдавая дань исторической традиции. Они никогда никому не доставляли хлопот, даже Правящим Династиям, но теперь отношение к рейнджерам явно переменилось. Глупцы и бандиты, называвшие себя рейнджерами Богопос-лушной Милиции Нового Техаса, осквернили достойное уважения звание, и истинные рейнджеры теперь жалели, что давным-давно не запатентовали право носить это звание.

Но Конфедерация Одинокой Звезды была ни в чем не виновата. Ее рейнджеры могут провести настоящее расследование. К тому же никто не собирается менять звание, принятое много веков назад, только чтобы удовлетворить каприз Правящих Династий. Они пошлют туда одного из своих рейнджеров.

И тут встал вопрос, кого же именно послать… Но вскоре и этот вопрос легко разрешился, потому что кого же еще можно послать, как не Катерину Энн Брайерли. Только такая женщина, как Кэйти Энн, сможет все уладить. Да и Династии поймут, что рейнджеры Одинокой Звезды — совсем не то же самое, что какие-то пираты.

К тому же не помешает убрать Кэйти Энн на несколько месяцев. С тех пор как ее дядя Бо был назначен в Верховный суд, она вспомнила о своем техасском характере и уже успела всем изрядно надоесть.


Рейнджер Катерина Энн Брайерли прибыла в посольство Правящих Династий. На ней был красный костюм-двойка, подчеркивавший все достоинства ее фигуры. Продемонстрировать ум она еще успеет. Лицо Кэйти обрамляли пепельные волосы, светлые голубые глаза сияли. Но стоявшие на страже у входа морские пехотинцы не обратили на нее никакого внимания.

— Привет, — сказала она и протянула свое идентификационное удостоверение. — Меня зовут Кейт Брайерли, вас должны былипредупредить.

Ворота за спиной неподвижных пехотинцев раскрылись, и она увидела целый взвод таких же верзил. Командир вышел ей навстречу и, взяв в руки, идентификационное удостоверение Кейт, внимательно изучил его.

— Вы рейнджер Катерина Энн Брайерли?

— Да. Но там фотография в официальной форме, а ради дружеского визита форму я надевать не стала. В идентификационных документах есть и все остальные мои данные.

— Так точно. Пройдите, пожалуйста, сюда.

Она последовала за молодым командиром в специальную переносную кабину для проверки сетчатки глаз, отпечатков пальцев, голоса и всего остального. Она сделала вид, что взвод морских пехотинцев, следовавший за ними, ее нисколько не интересует. Все это было слегка забавно.

Проверка показала, что она именно та, за кого себя выдавала, и через десять минут Кейт была уже наверху в приемной посла.

— Сера… рейнджер… Брайерли…

— Называйте меня просто Кейт, — ответила Кейт, широко улыбаясь.

Посол удивился.

— Это нарушение этикета, — пробормотал он.

— Я знаю, — ответила Кейт, — но кто будет на вас доносить? Уж точно не я.

— Я получил указания, что могу пропустить в Галактику Правящих Династий двух рейнджеров для помощи в расследовании…

— Зачем двух? — прервала его Кейт. — Я поеду одна.

— Но…

— Так будет проще, — ответила она. — И для вас тоже, вы ведь все равно будете за мной следить. К тому же у нас так принято.

Она уже видела посла раньше, три года назад, когда возглавляла группу безопасности на балу ассоциации скотоводов. Но там она была в парадной форме, с зачесанными назад и заплетенными в аккуратную косу волосами. Кейт поняла, что посол ее не узнает. Ничего страшного.

— Насколько я понимаю, вы обеспокоены тем, что мы можем иметь отношение к этим безумцам с Нового Техаса…

— Я слышал подобные опасения, — ответил посол. — Лично я так не считаю и даже пытался уверить Большой Совет, что вы… вы все… здесь, в Конфедерации Одинокой Звезды… не имеете никакого отношения к той группе бандитов.

— Боже мой, конечно нет, — ответила Кейт. — Хотела бы я посмотреть на того мужчину, который заставил бы меня надеть эти жуткие балахоны! Да еще ходить босиком… Я всегда была сорвиголова, но зачем же ходить босиком. — Она вытянула вперед ногу и продемонстрировала послу аккуратный женский вариант традиционной техасской обуви. Все выглядело вполне элегантно.

— У нас произошла смена правительства, — сказал посол. — Теперь во главе государства новый Спикер, поменялись и министр иностранных дел, и министр обороны. Я бы не хотел называть это недостатком опыта, но они мало прислушиваются к моим словам. Вы уже бывали в Галактике Династий… сера… э-э-э… рейнджер…

— Кейт, — снова поправила она. — Нет, пока нет. Я бывала в Блюбоннете, на Западе и в Пэнхэндле, но не в Династиях. Жду не дождусь.

На границе Кейт обнаружила, что ей навстречу выслали сопровождающего. Он ждал ее на другом конце трубы, соединившей космический корабль с доком.

Стройный молодой человек с лицом, словно вырезанным из бронзы.

— Младший лейтенант Серрано, — представился он. — Рейнджер Брайерли, ваш багаж будет направлен…

— Называйте меня просто Кейт, — ответила она с улыбкой.

Он не улыбнулся в ответ.

— Вам следует подняться на борт корабля «Джер-фолкон», — сказал молодой человек. — Мы сразу же отправимся на Рокхаус Мейджер. Там вас уже ждут…

— Я что, под арестом? — спросила Кейт и огляделась. Зал прибытия выглядел крайне непривлекательно, все вокруг было в каких-то мрачных сине-зеленых тонах, у входа и выхода стояли двое мужчин и две женщины в форме РКС.

— Нет, мэм, — ответил молодой человек, — я просто сопровождаю вас.

Кейт склонила голову набок и внимательно посмотрела на молодого человека. Она привыкла, что молодые люди его возраста таяли от одной ее улыбки, а он вот стоит, и ничего. Конечно, у него могут быть свои предпочтения, но…

— Ладно, — сказала она. — Пойдем.

Он тут же развернулся и прошел с ней рядом к входу в следующий док. Остальные люди прошли вслед за ними. Потом они проследовали по широкому коридору к скоростному лифту. Кейт встала на месте, как вкопанная.

— Не поеду, — сказала она. — Слышала я об этих лифтах.

— У вас разве таких нет?

— Нет, в наших лифтах нормальные полы. И никто 'не заглядывает женщинам под юбки…

— Хорошо, тогда поедем на трамвайчике.

Он тут же подошел к остановке, вставил в порт свою информационную палочку, и вскоре перед ними остановился внутристанционный трамвайчик. На Кейт это произвело впечатление, и она сказала об этом. Молодой человек не отреагировал на ее слова. Она снова внимательно посмотрела на него. Не может быть, чтобы он был гомосексуалистом, она знала многих таких парней, но он на них не похож. Значит, либо он ненавидит всех техасцев, либо… у него есть девушка.


Она немного успокоилась после первого ужина в офицерской столовой. Большинство офицеров были с ней более чем любезны.

— А вы бывали раньше в Галактике Династий, рейнджер Брайерли? — спросил один из офицеров, сидевший рядом с ней, судя по нашивкам начальник штаба. Она понятия не имела, что это означает, но помнила нашивки и их значение. Этот офицер был

капитан-лейтенантом.

— Нет, и надеюсь, мне удастся увидеть что-нибудь кроме пересадочной станции и этого корабля.

— А что бы вы хотели посмотреть?

— Ну, все, о чем говорится в рекламных проспектах. Ледники Лэнгсдона. Леса Чузиллера. Зал Большого Совета на Касл-Роке. Жаль, что теперь уже не увидеть настоящего короля.

— Почему жаль?

— Это так романтично, — ответила Кейт. — Я видела столько кубов с драмами, действие которых происходит, скажем, где-нибудь в туманной Ваалонии или… как называется это место, где охотятся на лис? В нашем мире живут обычные люди, которые люди совершают обыкновенные поступки… — На самом деле она так не думала, просто хотела проверить их реакцию.

— Я бы так не сказал, кубофильмы, которые вы экспортируете, рассказывают о всяких необычных вещах. Ваши лондхорны…

— Лонгхорны, — поправила Кейт. — Это история. В этих фильмах говорится о том, что происходило на Диком Западе в прошлые века…

— А Анни… та женщина в юбках с оборками, у которой по пистолету в каждой руке…

— Это все выдумки, — твердо сказала Кейт. — Такого на самом деле не было. Именно поэтому я сюда и приехала. Рассказать вам о нашей настоящей истории.

— Но ведь вы… рейнджер… — Сразу видно, что это слово они уже воспринимают определенным образом. Конечно, не случайно. Хотя те, другие рейнджеры, — самозванцы.

— Да, я рейнджер, — твердо ответила Кейт. — А вот те, другие, нет. Они обыкновенная банда маньяков, и никакого отношения к настоящим рейнджерам не имеют.

— Это только слова, — сказал кто-то из сидевших за столом.

Кейт обвела всех взглядом.

— Вы хотите сказать, что я вас обманываю?

Казалось, воздух вокруг нее раскалился. Она улыбнулась. Молчание затягивалось. Наконец офицер, сидевший на дальнем конце стола, откашлялся и сказал:

— Мистер Чезаб, вы допустили грубость. Извинитесь, пожалуйста.

— Извините, рейнджер Брайерли, — сказал молодой человек. — Я не собирался обвинять вас во лжи. — Но по его тону было понятно, что он не очень-то верит ее словам.

Кейт весело улыбнулась.

В нашей истории было немало маньяков, как и в истории любого другого народа. Но люди, захватившие в плен дочь вашего Спикера, не имеют к нам никакого отношения. Конфедерация Одинокой Звезды никогда не допустила бы подобного поведения. И мы, женщины Одинокой Звезды, ни за что бы такого не позволили. — За столом раздались нервные смешки. — Хотя мы вовсе не… как это лучше сказать… настроены воинственно по отношению к мужчинам…

— Вы, конечно, совсем не похожи на их женщин… но вы ведь тоже из Техаса, не так ли?

— Не совсем. — Кейт приготовилась к длинной лекции. — Конфедерация Одинокой Звезды была создана еще на старой Земле специально для исследования космического пространства. Большинство ее членов были гражданами тогдашней Северной Америки, в основном именно из той ее части, которая тогда называлась Техасом. Но дело в том, что техасцы тех времен сами в большинстве своем были выходцами из других областей Северной Америки. Конечно, среди них встречались и коренные техасцы, их семьи на протяжении многих поколений жили в Техасе, но таких было совсем немного. И Одинокая Звезда всегда приветствовала иммигрантов, разделявших наши взгляды…

— А именно?

— Слушаться только Бога, никого другого, никого и ничего не бояться, быть честным и смелым, никогда не предавать ни друзей, ни близких, помнить о своих обещаниях.

Офицеры молча слушали Кейт. Наконец кто-то спросил:

— Помнить о своих обещаниях?

— Да, то есть не нарушать обязательств, не руководствоваться лишь соображениями сиюминутной выгоды.

— Интересно.

— А каковы ваши взгляды? — спросила Кейт:

Ей долго никто не отвечал. В конце концов слово взял молодой лейтенант Серрано:

— Если я правильно понял все, что вы сказали, наши взгляды схожи с вашими. Всегда говорить правду, держать данное слово, помогать друзьям, но не отворачиваться и от врагов.

— Вы ничего не сказали о Боге, — заметила Кейт. — Потому что вас так напугали эти сумасбродные самозванцы из Нового Техаса? Или дело в другом? Вы верите в Бога?

На этот раз ответил капитан:

— Кодекс законов Правящих Династий, и Регулярной Космической службы в том числе, допускает свободу вероисповедания с тем условием, что связанные с этим действия никоим образом не должны наносить вред остальным. А так как население Династий придерживается различных вероисповеданий, мы обычно не обсуждаем вопросы религии всуе.

Кейт склонила голову набок и лукаво посмотрела на капитана:

— То есть вы хотите сказать, что в вашей среде говорить о Боге считается признаком дурного тона?

— Что-то в этом роде.

— Судя по всему, вашими предками были приверженцы англиканской церкви, — сказала Кейт. — Я здесь не для того, чтобы нарушать ваши обычаи, хотя не понимаю, как разговор о Боге может считаться дурным тоном. Мы часто обсуждаем эту тему и находим, что такие разговоры полезны даже для хорошего пищеварения.

— И вы… сами… верите в Бога? Кейт посмотрела ему прямо в глаза:

— Конечно. Насколько мне известно, все мои родственники, начиная с тех, что жили на Старой Земле, были верующими, и я не собираюсь нарушать эту традицию.

— А какова же ваша религия, позвольте спросить, раз уж вы любите говорить на эту тему?

— Мы баптисты, — ответила Кейт. — Но в семье моей матери половина родственников были англиканцами, а прабабушка по отцу и вообще методисткой. Встречались даже пресвитерианцы.

Офицеры за столом переглянулись.

— Вы что, не знаете этих названий?

— Не… совсем, — ответила одна женщина-офицер.

— У вас ведь есть христиане, так?

— Да, конечно. И я знаю, что у христианской церкви множество ответвлений, но не могу их перечислить.

— Тогда называйте меня христианкой, а остальные названия даже не берите в голову. Это уже дело Божье.

— Вы соблюдаете какие-нибудь ограничения в еде… или в чем-то другом… О чем нам следует знать?

— Нет. Я ем все, что мне нравится, независимо от дня недели. Баптисты в нашей семье не употребляют алкоголь, разве что в молодости, пока не перебесятся. Сама я еще не перебесилась.

Она почувствовала, что атмосфера слегка разрядилась.

— А чем занимаются ваши рейнджеры?

— Много чем. Мы похожи на полицейских, но работаем не большими группами, а в основном в одиночку. Поддерживаем порядок, выслеживаем хулиганов и бандитов, помогаем людям, попавшим в беду.

— А как вы узнаете, кто бандит, а кто нет? — спросил один из офицеров.

— Наверное, так же, как и вы, — ответила Кейт — Бандиты это те, кто обманывает других людей, убивает, есть еще такие, которые могут, например, облить собаку бензином… — Тут она заметила, что ее не понимают. — У вас ведь есть собаки?

— Собаки?

— Ну да. Собаки, овчарки, пудели и разные там другие породы. А люди, которые издеваются над животными, у вас есть?

— Да-а… — Неуверенно, словно говоривший точно не знал, как ответить.

— Ну а мы терпеть не можем людей, которые плохо обращаются с животными, детьми и старушками. Или со стариками. Таких я сразу вношу в свой черный список.

К концу обеда она знала, что большинство офицеров уже на ее стороне.


На следующий день Кейт познакомилась с профессором Мейерсон, специалистом по вопросам античной истории. Она заранее представила, как должна выглядеть женщина подобного типа. Женщина-ученый, в твидовом костюме, вся в бородавках… конечно, у Мейерсон бородавок как таковых не было, но вид у нее был вполне соответствующий. Даже на Блю-боннете, славившимся своими красивыми женщинами, были похожие женщины-ученые, разве что твидовые костюмы на них сидели немного лучше.

По крайней мере, Мейерсон больше знала о Конфедерации Одинокой Звезды, чем остальные офицеры. И она наконец ответила Кейт на вопрос, который ей уже столько дней не давал покоя.

— Этот молодой офицер, Барин Серрано?

— Да… — Мейерсон, как всегда, смотрела только на свои приборы и, казалось, мало замечала, что происходит вокруг.

— Что вам о нем известно?

— Он причиняет вам неудобства? — Мейерсон оторвалась от сканера с лукаво-недоуменным видом.

— Нет, наоборот. Он вообще не обращает на меня никакого внимания, словно я дерево какое-то, но ведь он не гомосексуалист.

Мейерсон рассмеялась, причем таким искренним и громким смехом, который трудно было ожидать от синего чулка.

— Конечно же нет. Во-первых, он обручен, его невеста офицер Флота, а во-вторых, он несет на себе бремя ответственности за всех женщин и детей из Нового Техаса.

— Почему именно он?

— Они считают его своим защитником, а для них это означает, что любые решения относительно их жизни может принимать только он. Регулярная Космическая служба перечисляет все его жалованье на содержание женщин и детей, поэтому он не может жениться, пока не решит, что делать со своими подопечными.

— И он, конечно, не может отправить их всех обратно?

— Нет, им грозит смерть. В лучшем случае их лишат языка. Так что он в сложном положении.

— Плохо. — Кейт задумалась. — Он хороший парень, и если он решил жениться, глупо мешать ему. Как вы думаете, эти женщины выслушают меня?

Мейерсон смерила ее пристальным взглядом.

— Они сочтут вас посланницей дьявола. Для них религия — это все.

— Для меня тоже, Уолли. — Они уже несколько дней как перешли на «ты» и звали друг друга по именам, тем более что произнести полное имя Уол-труд для Кейт оказалось не так-то просто. — Для того чтобы верить в Бога, совсем не обязательно ходить босиком и носить какие-то тряпки. Надо послать этих женщин к нам, мы сделаем из них настоящих техасок. Ведь хватило у них смелости собраться и уехать со своей планеты.


День за днем офицеры все больше и больше привыкали к Кейт, они забрасывали ее вопросами, спасало только то, что кормили на корабле прекрасно, иначе она бы выдохлась, отвечая им всем.

Она говорила, задавала вопросы, ей отвечали, а часто просто рассказывали о своей жизни. К тому моменту, когда они добрались до Рокхаус Мейджер, все ее очень полюбили. Она даже пригласила многих в гости, возможно, кто-то и откликнется.

Равнодушным оставался только молодой младший лейтенант. На него ничто не действовало. Ну что ж, пусть хмурится, если ему так нравится. Вокруг и без него было много поклонников, к тому же Кейт уже наслушалась рассказов о Барине Серрано и Эс-мёй Суизе. Влюбился в героиню (судя по рассказам, из этой Суизы вышел бы неплохой рейнджер) и теперь, наверное, места себе не находит.

Из соображений безопасности она не могла спокойно ходить по Рокхаус Мейджер, хотя сразу поняла, что эта станция намного превосходит орбитальные станции Конфедерации Одинокой Звезды. Флотский шаттл доставил ее на планету, и она наконец ступила на Касл-Рок.

«Ничего особенного», — подумала Кейт, но вслух этого не сказала. Государственные здания, в основном из серого камня, солидные и скучные. Внутри — то же самое. В Министерстве иностранных дел темная обивка стен, темные плитки на полу, толстые темно-зеленые или синие ковры. На всех вокруг темные костюмы, независимо от того, мужчины это или женщины. Говорят все тоже как-то сдержанно, быстро, без эмоций.

— Сера Брайерли… очень приятно… — приветствовал ее министр иностранных дел, первый нормальный человек в этом гнетущем здании. На нем и рубашка была не такая, как на всех, с небольшими складками у воротничка. В ухе у министра красовалось несколько серебряных с голубым колец-серег. Она знала, что это означало в Сан Антоне, но здесь, возможно, все по-другому. — Вы такая… красавица, моя дорогая.

Понятно… ей знаком этот блеск в глазах.

— Господин министр, — она протянула ему руку, — меня зовут рейнджер Брайерли, но вы можете называть меня просто Кейт.

— Но я считал, что вы… рейнджеры… сродни… полисменам.

— Верно, — весело ответила Кейт. Она заметила, что на нее испуганно смотрят помощники министра, но только улыбнулась им в ответ. Можно подумать, все это здание развалится, если она будет говорить весело и громко.

— Но вы, конечно, но… вы… наверное… имеете какой-то титул…

Ну, это уже слишком.

— Господин министр, я такой же рейнджер, как все остальные. Я закончила те же курсы, что и все, и в любой момент могу продемонстрировать свои знания и умения, если кто-либо в них усомнится. — У нее не было с собой оружия, но если понадобится, она может и так перебить позвоночник этому типу… или кому-то другому.

— Ну да… конечно, конечно. А теперь… сегодня у нас состоится прием в честь вашего прибытия. Во дворце. Надеюсь, вы не слишком устали.

— Я совсем не устала. — Она всегда была готова повеселиться.

Дворец представлял собой одно огромное здание все из того же серого камня, лишь декор фасада был отделан желто-коричневым. Парадные залы выглядели столь же мрачно, что и комнаты в министерстве.

Кейт старалась вовсю, улыбка не сходила с ее лица. Она много раз в жизни присутствовала на важных приемах и знала, что ее роль почетного гостя в большой степени заключается в том, чтобы всем улыбаться и говорить, как все прекрасно. Она сказала новому Спикеру, что для нее большая честь быть представленной ему, а про себя подумала, что глаза у него как у настоящего поросенка. Она сказала жене Спикера, что у той необыкновенно красивое платье, хотя ей просто дурно делалось от жуткого зеленого цвета ее наряда. Она сказала министру иностранных дел, которого звали Педар Оррегиемос, что без ума от его рубашки со сборками, хотя, конечно, в Конфедерации Одинокой Звезды рубашка такого покроя в сочетании с разноцветными серьгами в ушах означали бы, что министр имеет определенные сексуальные предпочтения. Таких у нее на родине называли «манго». Случайно она услышала обрывок разговора и узнала, что здесь, в Династиях, людей подобного рода называют «лапочками».

Все было крайне скучно. Она плохо ориентировалась в местной политике и потому не понимала многого из происходившего вокруг. Ноги болели, в голове начинало шуметь. Вдруг к ней подошел Педар вместе с высокой блондинкой, и Кейт узнала ее. Она видела это лицо на экране, когда готовилась к поездке.

— Позвольте представить, рейнджер Брайерли, — произнес Педар. — А это Брюн Мигер Торнбакл…

Кейт посмотрела на блондинку. Она столько времени провела в плену, перенесла смерть отца. В глазах молодой женщины Кейт заметила знакомое выражение, и сердце ее тут же смягчилось.

— Привет… Надеюсь, вас не беспокоит, что я ношу такой титул.

— Я… — Голос у женщины был немного хриплым. — Вы не похожи на тех рейнджеров.

— Они вообще не рейнджеры, а самозванцы. Если кирпич назвать бриллиантом, это еще не значит, что он им станет.

Блондинка неожиданно улыбнулась.

— Значит, вы настоящий бриллиант?

— Чистой воды, драгоценный кристалл, — ответила Кейт. — С кубической решеткой, но не цирконий.

— Прошу прощения?

— Извините, это наш жаргон, его трудно перевести. Послушайте, у меня очень устали ноги. Нельзя ли где-нибудь присесть? — Если она сумеет подружиться с этой женщиной, которая ей на самом деле понравилась, возможно, удастся и побыстрее добиться снятия эмбарго. По лицу женщины она прекрасно видела, что та не случайно пришла на прием и что она, Кейт, тоже имеет к этому отношение.

— Прием почти что окончен, сера… рейнджер… — сказал Педар. — Скоро прибудет ваша машина, чтобы отвезти вас назад в гостиницу.

— Поедемте со мной, — Кейт обернулась к Брюн. Ко всему прочему, ей хотелось досадить этому Педа-ру. — Можем поужинать вместе…

Брюн улыбнулась.

— С удовольствием, спасибо. — Педар нахмурился, а Кейт внутренне улыбнулась. Он что, на что-то рассчитывал? Ничего не выйдет, может и не надеяться.


Они ужинали в комнатах Кейт. Эти комнаты были такие же мрачные, как и все остальные помещения, в которых она до сих пор бывала. Зачем, спрашивается, обивать стены шелком, если этот шелк серого цвета? И обивка мебели какая-то холодная, неприветливая, скучная, в сине-зеленых тонах.

— Вы не очень любите яркие цвета, да? — спросила Кейт.

На тарелке у нее лежал какой-то странный кусок мяса и огромное количество неизвестных овощей. В меню не было даже обыкновенного бифштекса.

Брюн огляделась.

— Да, здесь, наверное, мрачновато. Но я привыкла. Касл-Рок по-своему консервативен.

— Консервативен? Министерство иностранных дел похоже на похоронное бюро. Единственное яркое пятно там — это сам министр, а он…

— Просто ужас, — Брюн сморщила нос. — Противный карьерист…

— Карьерист?

— Ну да, он родом из не очень знатного семейства, вот и прокладывает себе дорогу наверх. Теперь получил кресло министра. Одному Богу известно, как он выслужился перед Хобартом.

— Хобарт — это ваш Спикер?

— Именно. Но Педару и этого мало… Ты не поверишь, но он ухлестывает за моей матерью.

— За твоей матерью? — Кейт сообразила, что мать Брюн — это вдова лорда Торнбакла.

— Да. Когда мама уехала на Сириалис, он имел наглость сказать мне, что он много чего может предложить одинокой вдове… Я его чуть в окно не выбросила.

— А я уже думала, не… как вы это называете… не лапочка ли он? Все эти серьги и рубашка странного покроя.

— Нет, такие серьги носят здесь омоложенные. На самом деле это специальные медицинские кодовые пластины. Их можно вживлять, как импланта-ты, но многие люди предпочитают носить их в виде серег.

— И сколько же раз его консервировали?

— Не знаю, не считала. Несколько раз точно. Почему ты говоришь «консервировали»?

— Ну, консервы тоже могут храниться вечно, — и Кейт подцепила вилкой нечто зеленое и сморщенное, что, вероятно, когда-то было огурцом.

— М-м-м. — Брюн продолжала есть молча. Потом неожиданно спросила: — А что ты думаешь о нашем Спикере?

Кейт тут же насторожилась и пристально посмотрела на Брюн:

— Ты хочешь, чтобы посторонний человек раскритиковал ваше новое правительство?

Брюн слегка покраснела.

— Он Конселлайн, а мы из септа Барраклоу…

— Это имена семейств или названия религий? — спросила Кейт.

Брюн поморщилась:

— Наверное, и то и другое. Достаточно того, что Конселлайны и Барраклоу на протяжении многих веков были соперниками, хотя до открытой вражды никогда не доходило. Мне не нравится Хобарт, но я подумала, что посторонний человек может заметить то, чего не замечаю я.

— Ранчо я бы у него покупать не стала, — ответила Кейт. — А если бы пришлось, то проверила бы все дюйм за дюймом, в том числе и от кого оно ему досталось. У этого человека дурные мысли, а его жена боится своего мужа.

— Ты заметила?

— Ну конечно. А еще тебе было неприятно, что этот Педар со своими сборками и серьгами держал тебя под локоть, когда он знакомил со мной. Но ты хотела, чтобы он представил тебя мне.

— Ты здорово все подмечаешь.

— Я ведь рейнджер. Так давай поговорим о том, о чем ты так хотела со мной поговорить, а уж десертом займемся потом. — Кейт отодвинула тарелку и уставилась на Брюн своим коронным взглядом. Этот взгляд не вьщерживали даже самые закоренелые преступники, именно с его помощью она добилась признания от молодчиков Харкнессов.

— Очень неуютно себя чувствуешь, когда все вокруг такие умные. — Брюн тоже отодвинула в сторону тарелку.

— Не такая уж я и умная, — ответила Кейт. — Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что ты хотела поговорить со мной, как, впрочем, и я с тобой.

— Ты не знаешь Эсмей, — сказала Брюн. — Она по-настоящему умная…

— Уволь меня. — И Кейт провела рукой по волосам. — Я только и слушала, что о мисс Гениальности, пока мы сюда добирались. Все говорят, что она просто чудо. Наверняка так оно и есть. Но она — это не ты.

— Нет, она…

Кейт вовсе не хотела, чтобы разговор уходил в сторону.

— Боже мой, дорогая моя, можно подумать, у тебя нет подруг. Тебе что, не с кем поговорить?

— У меня была подруга, но она вышла замуж…

— Ух, совсем как у меня. Мы с Салли были как сестры, а потом она потеряла из-за Карла голову, и конец дружбе. Родила двойняшек. Говорит, что все еще моя подруга, но думать может только об этих маленьких злодеях… Какая прелесть: один из них вылил все варенье в кухонный комбайн, а другой, видите ли, такой умный, что переплюнет десятерых профессоров. Моя мать считает, что через несколько лет это пройдет, но пока видите ли, приходится делать вид, что вся эта болтовня мне интересна.

— А на самом деле это не так?

— Конечно нет. Если верить, что во всех женщинах заложен инстинкт материнства, значит, со мной что-то не в порядке. А с тобой?

— Со мной тоже. Я конечно, не способна причинить детям вред…

— Но и воспитывать их не хочешь. Понимаю. Где твои малыши сейчас?

— Их забрала приятельница моей матери. Нашла им другую семью. Но я очень беспокоюсь…

— Не стоит. То есть не нужно слишком волноваться. Но мы отклонились от темы. Ты приняла мое приглашение на ужин не ради того, чтобы просто составить мне компанию. Ты хотела найти способ остаться со мной наедине и поговорить.

— Еще я хотела сбежать от Педара. Он пытался выудить из меня номер маминого анзибля. Ну ладно. Я все расскажу. — Она соскоблила пятно со скатерти. — Я хочу выяснить, кто убил моего отца и на каком таком крючке Хобарт Конселлайн удерживает моего дядюшку Харлиса, который всячески пытается завладеть имением отца.

— Ага, это уже что-то. Над этим можно поработать.

— «Поработать»?

— Ну, естественно. Черт побери, дорогая, не собираюсь же я бросить тебя в таком положении. Этого борова не так просто поймать. И мне тоже нужна твоя помощь, чтобы справиться со. всеми вашими правилами. Кроме того, если мне удастся убедить тебя, что я не монстр в женском обличье, ты сможешь помочь мне уговорить ваше правительство разморозить счета Конфедерации Одинокой Звезды. Ты знаешь, что нашим гражданам перекрыт доступ к счетам в ваших банках?

— Нет! — Вид у Брюн был крайне удивленный. — Когда это случилось?

— Сразу после убийства твоего отца. Все мои соотечественники были выдворены из Династий, границы перекрыты. Даже твой отец понимал, что между нами и теми идиотами, которые захватили тебя в плен, не было ничего общего. А это эмбарго тут же сказалось на нашей экономике, ведь Династии — наш самый крупный международный партнер.

— Я ничего не знала, — ответила Брюн. — Этот вопрос не обсуждался на заседаниях Большого Совета. Похоже, теперь многое происходит без одобрения Совета… Кейт огляделась. Она не один раз проверила комнаты, но разве можно доверять таким местам?

— Может, поговорим об этом в другой раз? — предложила она. — По правде говоря, я чувствую, что начинает сказываться усталость… — Кейт заметила, что Брюн тоже обвела взглядом комнату, значит, она тоже считает, что их могут подслушивать.

— Конечно, — ответила Брюн. — Слушай… я знаю, что кое-кто из граждан Одинокой Звезды любит кататься верхом…

— Верхом! — Кейт радостно улыбнулась. — Дорогая моя, я ездила верхом до того, как научилась ходить. Даже еще не родившись. Не говори мне только, что в этом городе есть лошади!

— Есть, но я имела в виду наше имение за городом. Конюшня, там, конечно, небольшая, но виды потрясающие.

— Какая же ты умница. Не знаю, насколько буду занята. Я ведь должна убедить ваше правительство, что мы не представляем никакой опасности.

— Я познакомлю тебя с кем нужно, — ответила Брюн. — В более непринужденной обстановке, чем сегодня на приеме.

— Прием был не так уж плох, — сказала в заключение Кейт. — Учитывая все обстоятельства. — И она подмигнула Брюн.

Глава 12

Не прошло и недели, как Кейт перебралась в Эппл-дейл. Брюн свозила ее на обед к Виктору Барраклоу, а потом устроила вечеринку в саду, на которой познакомила Кейт с молодыми членами септа Барраклоу. Представительница Одинокой Звезды, казалось, никогда не теряла веселого расположения духа, всегда была готова шутить и заводить новые знакомства. Она постоянно одевалась в необыкновенно яркие одежды, каждое утро подолгу приводила в порядок волосы, но если не считать этих капризов, была человеком замечательным, и они с Брюн быстро подружились. За завтраком или в перерывах между гостями Брюн объясняла ей все, что знала о делах семейства и о махинациях своего дяди.

Во время следующего визита Харлиса Брюн впервые увидела, как работает рейнджер. Брюн спускалась по лестнице, когда услышала звонок в дверь. Кейт знаком приказала служанке удалиться и пошла открывать сама. Брюн решила посмотреть, что будет дальше, и спряталась за выступом стены.

— Привет, меня зовут Кейт Брайерли, — услышала она голос Кейт. При этом Кейт продолжала стоять, где стояла, не отступая в сторону и не пропуская Харлиса внутрь.

— Я хочу увидеть Брюн, — выпалил он.

— Возможно, и так, но я вас не знаю, — ответила Кейт. Это была неправда, Брюн показывала ей фотографии всех родственников.

— Меня зовут Харлис Торнбакл… теперь позовите Брюн.

Кейт хмыкнула, а потом очень спокойно произнесла:

— Господин Торнбакл…

— Лорд Торнбакл…

— На моей родине считается неприличным для джентльмена врываться, отталкивая в сторону леди…

— Но вы не леди! И вы обидели меня!

— Как хотите, но вы толкнули меня, а так дело не пойдет. Так что лучше ведите себя спокойно. Подождите там, а я пойду узнаю, сможет ли Брюн вас принять…

— Что значит, «сможет ли»… Я…

— Ай-я-яй! Никаких угроз. Вы знаете, что Брюн находится под защитой государства. Вам ведь не хочется попасть в тюрьму. — И Кейт спокойно, но решительно закрыла дверь прямо перед его носом.

Брюн вышла из своего укрытия и увидела, что Кейт стоит спиной к двери и сотрясается от беззвучного смеха.

— Ты не впустила в дом дядю Харлиса, — улыбаясь заметила Брюн.

— Честное слово, мне хочется верить, что твой отец был гораздо более достойным человеком, Брюн, потому что у этого парня вместо мозгов какая-то яичница.

— Отец был совсем другим, — ответила Брюн. — Но я, пожалуй, выйду к нему.

Она уже собиралась открыть дверь, но Кейт остановила ее.

— Нет, иди в гостиную и спокойно устраивайся в кресле, да поудобнее. — Брюн подчинилась, а по дороге в гостиную поняла, что задумала Кейт. Она слышала, как та открыла дверь и сладким голосом пригласила Харлиса войти. Харлйс ураганом ворвался в гостиную.

— Где твоя мать? — строго спросил он.

— Не могу точно сказать, — осторожно ответила Брюн. Она предпочла бы не говорить дяде, что мать улетела на Сириалис, а отделаться общими фразами.

— Черт побери, она не имеет права претендовать на семейную собственность, когда вопрос с завещанием еще не решен.

— О какой собственности вы говорите, дядя Харлис?

— О Сириалисе! Бьюсь об заклад, она отправилась туда!

— Вселенная огромна, господин Торнбакл, — вмешалась Кейт. — Почему вы уверены, что она именно там? И какая разница вообще, где она? Не может же она сбежать и захватить с собой всю планету.

Харлйс гневно посмотрел на Кейт. Лицо у него побагровело. Выглядел он очень смешно, и Брюн еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться.

— Лучше бы ей там вообще ничего не трогать, — наконец сказал Харлйс. — У меня особые предписания.

Брюн внутренне содрогнулась, но Кейт держалась по-прежнему спокойно.

— «Предписания»? — переспросила она. — Запрещение на продажу собственности? Другими словами, вы отменяете прежнее завещание?

— Вас это вообще не касается. Ей запрещается продавать или производить какие-либо действия с собственностью, хозяин которой пока еще не определен. Дело должно быть решено в суде.

— Позвольте-ка мне взглянуть, господин Торнбакл… — И Кейт властно протянула руку.

К удивлению Брюн, ее дядя спокойно отдал Кейт печатный документ. Та внимательно все просмотрела.

— Может, здесь у вас это и имеет юридическую силу, но у нас это было бы простой бумажкой, — наконец изрекла она. — Вообще, у вас какая-то странная правовая система, нет нормальной конституции. Но мне кажется, вам нужно отправить леди Торнбакл письменное уведомление относительно этого документа.

— Не пытайтесь меня запугать, — выпалил Харлйс. Он встал, выхватил из рук Кейт документ, повернулся к двери и вышел, хлопнув ею.

— Охрана дома работает из рук вон плохо, — спустя какое-то время заметила Кейт. — Почему они пропустили этого человека, не предупредив нас?

— Он же мой дядя, — ответила Брюн.

— Разве у вас родственники не убивают друг друга? Ну ладно, мне пора за работу.

Брюн уже знала, что, когда рейнджер занята работой, ее лучше не отвлекать. Кейт раздобыла копии всех пленок и кубов, необходимых, с ее точки зрения, для того, чтобы доказать непричастность Конфедерации Одинокой Звезды к делу о похищении Брюн и всем последующим событиям. Ее комната была просто-таки завалена какими-то таблицами, кубами, увеличенными фотоснимками.

— Вот список всех лиц, останавливавшихся в отеле «Монос», по-моему, ваши следователи допустили большую ошибку, они проследили только за людьми, проживавшими на пятом этаже и выше. Конечно, стреляли с одного из этих этажей, но ведь человек мог просто подняться по лестнице. Известно, что один из стрелявших находился в пятьсот семнадцатой комнате…

— Нам этого никто не говорил.

— Естественно. Я бы тоже никому не сказала, будь я на месте следователей… все следователи должны соблюдать определенные правила. Так вот, пары, занимавшей комнату пятьсот семнадцать, в тот момент в гостинице не было. Они присутствовали на ежегодном совещании сантехнических подрядчиков, у нас есть видеодоказательства того, что они четыре часа провели на этом совещании, если не считать небольших отлучек в туалет. Есть и свидетельские показания, подтверждающие это, и книга автоматической регистрации времени прихода и ухода.

— Они могли дать ключ от своей комнаты кому-то третьему…

— Да. Я именно так и думала вначале. Но оказалось, что дверь в комнату открыли не ключом, ее взломали. С помощью взрывного устройства с глушителем, причем кто-то заранее отключил магнитное реле, чтобы не сработала сигнализация. Будь у них ключ, зачем столько лишних действий? Возможно, это дело рук стрингхолтов, хотя вряд ли. В данный момент я прорабатываю восемь возможных вариантов. — И Кейт показала свой список. — Два сотрудника отеля: помощник дневного менеджера и начальник службы горничных…

— Почему именно они?

— Они имели допуск к файлам заселения комнат. Мне бы не хотелось перегружать тебя подробностями, но смотри… — Кейт высветила на экране план гостиницы и близлежащих улиц. — Ваша группа безопасности проверила, чтобы комнаты, окна которых выходили на улицу, по которой проезжал эскорт, не были заняты какими-либо чужаками. На всех крышах были размещены наблюдательные посты, внизу расставлены часовые. Специальные патрули регулярно прочесывали все улицы и саму гостиницу. Если бы тут работала моя команда, мы, возможно, сделали бы что-то по-другому, но и это не спасло бы твоего отца. Ведь всем было известно, по какому маршруту он поедет. Я почти что уверена, что… это сделали не чужаки. По-моему, это кто-то из своих, но выдать пытались это за дело рук Милиции Нового Техаса.

— Самое главное — узнать, кто именно.

— Кого ты подозреваешь? Ваше государство намного больше нашего. Мы, расследуя подобного рода убийства, обычно пытаемся в самом начале выделить круг подозреваемых лиц.

Брюн начала загибать пальцы:

— Ну, во-первых, дядюшка Харлис, хотя, по-моему, он не решился бы на убийство. Его волнует собственность отца, и, как ты видела, он из кожи вон лезет, чтобы оттяпать ее у матери. Дальше, его сын Келл, он подлый, как… что вы говорите в таких случаях?

— Подлый, как гремучая змея. Кто еще?

— Кто-нибудь из Конселлайнов, хотя не могу себе представить, чтобы Хобарт Конселлайн сам сделал такую глупость.

— Хм-м. Может, и глупость, но в результате он стал Спикером. Ладно, оставим на секунду убийство. Что еще нам удалось обнаружить? — Кейт отодвинула одну кипу бумаг и вынула распечатку с рядами каких-то цифр.

— Что означают эти цифры? — спросила Брюн.

— Кое-что серьезное, — ответила Кейт. — Стоит проследить за перемещением денежных средств, и почти всегда можно найти преступника. Между прочим, все эти цифры я выудила из официальных сводок новостей, так что могут быть некоторые неточности… Но что интересно… видишь? Вот акции твоего дяди в компаниях, которые, по твоим словам, принадлежат всему вашему семейству.

Брюн прекрасно знала названия компаний. Мать рассказывала ей о них, хотя подробностей никогда не упоминала.


— Брюн, мне надо с тобой поговорить. — Голос у леди Сесилии был очень расстроенный. Брюн давно от нее ничего не слышала, а сама так погрузилась в расследование убийства отца, что обо всем забыла.

— Леди Сесилия, как…

— Срочно, — быстро ответила собеседница.

— У меня в гостях представительница Одинокой Звезды…

— Я знаю, все только об этом и говорят. Но ведь я могу приехать к тебе погостить на несколько дней?

— Конечно.

Леди Сесилия была в Эпплдейле через несколько часов, и Брюн сразу заметила, что она вся кипела от гнева. Сесилия вошла в дом, даже не взглянув на Кейт.

— Тебе известно, что пока Кевил Мэхоней лежал в больнице, кто-то нагло присвоил все его деньги?

— Не может быть! Джордж ничего не сказал мне…

— Джордж пытался сам во всем разобраться и не поднимать при этом шума. Кто-то перевел деньги с их счетов прямо в день убийства, но Джордж был настолько занят, что обнаружил это только спустя две недели, а к тому времени найти деньги уже оказалось невозможным.

— Но как же это случилось? Мне казалось, что счета защищены…

— Были защищены. И я думала так же. Сейчас Джордж учится в юридическом колледже и одновременно ухаживает за Кевилом, они ведь даже не могут нанять кухарку. А еще вынуждены будут продать дом! Дело в том, Брюн, что у Джорджа не было паролей доступа, а Кевил ничего не мог вспомнить. Я знаю эти пароли, но не могу расшифровать содержимое файлов.

— Ты знаешь пароли доступа Кевила?

Сесилия покраснела.

— Да, так же, как он знал мои.

— Значит, все, что я слышала про вас с Кевилом…

— Обыкновенные сплетни, Брюн. Как тебе не стыдно! Кевил ранен, у него нарушения памяти, его ограбили, а ты говоришь о какой-то ерунде!

— Извини меня, — выдавила из себя Брюн. — Просто выскочило само собой.

Сесилия посмотрела на разбросанные повсюду бумаги, пленки и фотографии, потом взглянула на Кейт.

— Что вы ищете?

— Мы просматриваем официально заявленную финансовую документацию, чтобы проследить, каким образом Харлис зашел так далеко, что стал претендовать на собственность лорда Торнбакла. И одновременно выслеживаем убийцу. Мать Брюн сейчас на Сириалисе и занята тем же самым.

Брюн посмотрела на Сесилию.

— Кейт, нам стоит объединиться. Сесилия знает пароли, ты умеешь работать с документами и файлами. Вместе у нас все пойдет намного быстрее.

— Если ты еще обеспечишь нам подходящую обстановку и не будешь впускать в дом посторонних, — заметила Кейт. — Я уже говорила, что охрана дома никуда не годится.

— Я очень беспокоюсь за Кевила, — ответила Брюн. — Давайте перевезем его сюда.

— Прекрасная мысль, — одобрила Кейт.

— Но ведь…

— Тот, кто все это затеял, не остановится перед еще одним убийством.


Когда Брюн привезла Кевила Мэхонея в Эппл-дейл, Сесилия с Кейт уже сидели за разборкой файлов. Брюн помогла Кевилу дойти до библиотеки и взяла с кресла пачку распечаток, чтобы ему удобнее сидеть.

— Замечательно… — Проговорил Кевил. — А вы, наверное… та самая… техаска.

— Рейнджер Брайерли, — ответила Кейт. — Лучше зовите меня просто Кейт. Кто-то хорошенько поживился за ваш счет, но не волнуйтесь, им от меня не уйти.

— Кейт абсолютно не переносит воров, — заметила Сесилия.

— Мне не нравится, когда кто-то причиняет вред другим людям, тем более когда кто-то пытается воспользоваться чужой бедой. — Кейт улыбнулась Кеви-лу. — Могу поспорить на свое лучшее седло, что в этом деле участвовал не один человек, но никому из них от меня не скрыться.

— Значит, тебя должно заинтересовать то, что мне удалось найти дома у Кевила, — сказала Брюн и протянула им какой-то пакет. — Странные лекарства для человека с нарушением работы гловного мозга…

— Так я и думала, — кивнула Сесилия. — А этот медбрат был там? Он с каждым разом становился все противнее и противнее.

— Да. Он очень настаивал, чтобы сер Мэхоней принял какое-то лекарство, якобы это поможет перенести поездку. Потом рвался сам убрать все лекарства с полок.

— Вряд ли вы сможете достать пароли доступа этого человека, — с сожалением заметила Кейт.

Брюн усмехнулась:

— Когда меня привезли домой с Нового Техаса, я мало выходила, в основном занималась чем-нибудь дома. Так вот, я увлеклась приспособлениями Кутсу-даса… поэтому мне удалось нелегально перекачать кое-какие данные об этом человеке. Вот. — И она протянула им куб. — Его можно вставлять в считывающее устройство или выводить данные прямо на компьютер.


Прошло три дня. Как-то ночью Брюн дремала на кожаном диване в библиотеке, прикрыв глаза рукой, и вдруг услышала громкий возглас Кейт:

— Нашла! — От сексуальной блондинки в красном костюме не осталось и следа, работа ночи напролет оставила свой след — круги под глазами, волосы, не приведенные в порядок, вместо облегающего костюма свободные трикотажные штаны и кофта. Но сейчас лицо Кейт озарилось, просто сияло. — Ну вот, друзья, теперь мы их поймали.

— Хм-м-м… — Брюн с трудом открыла глаза. — Поймали кого?

— Ну, для начала твоего дядю Харлиса. Он скупал акции такими путями, которые будут признаны незаконными даже у вас. Но, надо сказать, Брюн, вашему правительству следует серьезно пересмотреть всю правовую систему государства. В ней такие дыры, через которые можно прогнать целые стада лонг-хорнов, особенно после принятия новых поправок и актов. Всего однопоколение дураков, идиотов, трусов и подлецов, и уже ничего не исправишь.

Сесилия, отдыхавшая на другом диване, тоже подняла голову:

— Все это замечательно, но что же конкретно он сделал?

— Он перекупал акции, запугивая некоторых ваших родственников… помнишь, ты рассказывала мне, что очень удивилась, когда узнала, что Трема, тетка твоего отца, оставила свои акции Харлису? Это произошло не случайно. Я все выяснила, и у меня есть доказательства, что он подкупил местных верзил, и те наведались в гости к старушке, разбили ее любимый фарфор, да еще угрожали, что точно так же расправятся с ней самой. Полицию он тоже обработал, убедив их, что старушка не в себе, ее мучают галлюцинации, она все роняет…

— И ему поверили?

— Деньги неопровержимый аргумент. Но у меня есть еще кое-что. И такие доказательства не смогут проигнорировать даже самые купленные-перекупленные судьи. Они определенно куплены. Харлис оплачивал обучение детей некоторых судей. Представляете, какая информация для репортеров?

— Я могу… помочь… написать… апелляцию, — раздался голос Кевила Мэхонея. Он поднялся на ноги и стоял в проеме.

— Зачем ты встал? — спросила Сесилия. — Тебе нужно лежать.

— Я только и делал… что лежал… уже столько недель подряд. Довольно. Конечно, память все еще подводит меня, но вы мне подскажете факты, а я напишу все как следует. Наверное, — он говорил намного лучше, чем раньше.

— Прекрасно, — Кейт одарила его одной из своих ослепительных улыбок. — Тогда ваша техасская девочка может, наконец, отправиться в душ и отдохнуть часок-другой. Выгляжу я, наверное, хуже некуда.


Возможно, имя Кевила Мэхонея под прошением о суммарном производстве относительно завещания покойного лорда Торнбакла не возымело бы действия, но к прошению прилагался целый перечень документов и доказательств. В тот же день после обеда Брюн позвонил один из клерков суда.

— Судья никогда раньше не слышал об упомянутых вами фактах… — В голосе клерка звучало явное неодобрение.

— Естественно, — ответила Брюн. — Сер Мэхоней был, как вам известно, тяжело ранен, а некоторые семейные файлы можно было открыть только с помощью его секретных паролей. — Больше она ничего не стала говорить клерку, ему необязательно знать о других проблемах, связанных с Кевилом.

— Это все, чем вы располагаете, или могут быть представлены и другие факты и данные? — клерк говорил с сарказмом, но и с настороженностью.

— Да, у нас есть еще кое-что. То, что мы вам прислали, только начало. Моя мать, леди Торнбакл, находится на Сириалисе и привезет оттуда основные данные из семейного архива.

— Понятно. Что ж… мы будем держать вас в курсе.

Через два часа к дому подъехал взбешенный Харлис, но его остановила охрана, имевшая новые, указания относительно того, кого пропускать, кого нет. У него забрали все оружие, сообщили с Брюн и только после этого препроводили к двери в дом, где ему навстречу вышли Брюн, Кейт, Сесилия и Кевил, опиравшийся на руку Джорджа. Кейт была при полном параде, даже значок рейнджера надеть не забыла.

— Прежде чем ты что-нибудь скажешь, — начала Брюн, — позволь мне кое-что разъяснить. У нас есть все доказательства твоих преступных действий с целью завладеть семейными компаниями, и мы не намерены останавливаться на достигнутом. Дядя Харлис метал молнии:

— Я тебе не верю! Ты не можешь меня осуждать! Я ничего плохого не сделал… все было по закону. Хобарт займется тобой… — Но больше он ничего сказать не мог.

— Как интересно, — заметила Сесилия. — Хобарт… Наверное, вы имеете в виду Хобарта Конселлайна… почему же человек из нашего септа сотрудничает с Конселлайном…

— Я не называл этого имени, — ответил Харлис, но изменился в лице, голос у него дрожал. — Я имею полное право…

— У тебя не было никакого права угрожать бедной старенькой тетушке Треме, — возразила Брюн. Она с удивлением заметила, что говорит как отец. Интересно, другие тоже это заметили или нет? — И конечно же, мы выдвинем против тебя обвинение.

— Я… я прокляну тебя! — Харлис развернулся и чуть ли не бегом бросился прочь от дома. За ним по пятам следовали охранники.

— Это еще не победа, — заметила Брюн. Она видела, что Харлис не собирается сдаваться, но не знала точно, что он может предпринять.

— Нет, но начало положено, — ответила ей Кейт. — И у Сесилии есть замечательная идея.

— Какая?

— Она придумала, куда отправить всех этих женщин и детей, которые доставляют столько хлопот лейтенанту Серрано. Она собирается отвезти их на одну из осваиваемых планет, где они будут по-настоящему счастливы, а их умения и знания востребованы.

— Барин и Эсмей тоже будут рады, — сказала Брюн. — Но я хотела, чтобы Сесилия слетала к моей матери и рассказала ей обо всем, что нам удалось сделать. Мы должны сообщить ей, что собрали доказательства против Харлиса. Такую информацию нельзя доверять обычным каналам связи…

— Ты права, но с этим не обязательно спешить. Мы дали понять Харлису, что знаем о его делишках. А твоя мать и так будет действовать осторожно.


Эксет-24

Рут Энн, не отрываясь, смотрела в окно. Все вокруг выглядело зеленым и свежим, но трудно было сказать, какое на планете время года: весна, лето или зима. В лужах отражалось небо, голубое, с пятнами серых облаков, напоминавших комочки шерсти.

Нет ни высоких городских домов, ни шумных людских толп. Когда открылся входной люк, внутрь ворвался свежий влажный воздух с запахом живых растений. Первой из корабля вышла рыжеволосая женщина, Рут Энн следовала за ней по пятам. Как приятно снова пройтись по земле, пусть даже в туфлях. Земля твердая, она не вибрирует под ногами, как палуба корабля или орбитальной станции.

Рыжеволосая женщина со странным именем, Сесилия какая-то там, женщина, прошедшая омоложение, провела их к небольшому квадратному зданию. Там их попросили предъявить идентификационные удостоверения. Рут Энн все это было непривычно. На ее удостоверении стояло имя — Рут Энн Пардью.

Как только они прошли «таможенный контроль» и на их карточках появились новые, фиолетового цвета, печати, женщина с рыжими волосами повела их куда-то. Сначала Рут испугалась. Маленький городок чем-то был похож на деревушку, в которой прошло ее детство и где ее били кнутом до крови за то, что она ходила в обуви и смотрела всем прямо в глаза… но здесь люди казались вполне обычными, разве что носили ботинки и женщины не опускали глаз. Все смотрели на нее не с отвращением, а с надеждой, а на детей даже с восторгом.

Они вошли в распахнутую дверь двухэтажного дома, и рыжеволосая женщина прокричала: «Ронни! Рафаэлла!» Ей тут же ответил другой женский голос: «Леди Сесилия! Подождите секундочку! Иду!» Потом они услышали стук каблуков по лестнице, и наконец показалась молодая стройная женщина с темными волосами. Она радостно подскочила к рыжеволосой и обняла ее, потом посмотрела на Рут Энн:

— У меня почти готов обед. Мы так рады вам. Надеемся, что и вам здесь понравится. Ронни ушел с мужчинами, они разбираются там с каким-то механизмом… но скоро он вернется.

В женщине, называвшей себя именем Рафаэлла, Рут Энн заметила те же отличительные черты мерзости божьей, которые видела в Брюн. Эта женщина не умеет почтительно опускать глаза, не умеет молчать. Ей никогда не запрещали делать то, что вздумается.

Судя по запахам, доносившимся из кухни, готовить она тоже не умела, умела только нажимать разные кнопки.

— И еще мы надеемся… — Рафаэлла говорила и говорила, но Рут Энн не выдержала и перебила ее:

— Что вы там пытались приготовить?

— Я… м-м-м… мясо…

— Позвольте, я посмотрю. — Рут Энн вплыла на кухню и почувствовала себя как дома. Конечно, беспорядок тут жуткий, везде лежат грязные ложки и ножи, да и рабочий стол маловат — все это надо будет переделать — из топки валит дым, потому что дверца неправильно закреплена.

— Секунда… Шелли Мари, убери все на рабочем столе. Терция… Терри, вымой пол. Бенджи… — Старший сын смотрел на мать широко раскрытыми глазами. — Бенджи… надо поправить дверцу топки.

— При… мама?

— Ну же, Бенджи. — Она чувствовала, что снова становится сама собой. — Симплисити, дорогая, отведи малышей в сад. У вас ведь есть сад, не так ли? — обратилась она к Рафаэлле.

— Да, но… он не… там еще не все приведено в порядок.

— Мы этим займемся. — Она знала, как приводить все в порядок. — Симплисити, посади малышей за, прополку; и присматривай за ними.

Темноволосая молодая женщина разволновалась:

— Но… но сера… Рут Энн… я не хотела, чтобы вы сразу принимались за работу… я готовила обед, чтобы накормить вас.

— Ну и прекрасно, идите накройте на стол.

— Пойдем, Раффа, я расскажу тебе все про Рут Энн. — Высокая худощавая женщина с рыжими волосами увела темноволосую за собой.

Наконец-то она снова на кухне, на настоящей кухне. Конечно, для такого количества людей кухня маловата, но все же намного больше, чем все эти закутки на кораблях и орбитальных станциях, которые они называли кухнями. Шелли где-то нашла чайник и поставила кипятить воду. Бенджи уже снял дверцу топки. В духовке стоял противень с огромным куском мяса, который благополучно подгорал с одного бока.

Шелли протянула Рут Энн два сложенных в несколько раз полотенца, она вынула противень и наморщила нос — запах стоял ужасный. Внутри мясо было сырым, снаружи подгорело. Молодая хозяйка развела слишком большой огонь, да еще эта дверца. Наверное, этой женщине никогда не приходилось готовить в настоящей печи, а электрическая не работает.

Рут Энн осмотрелась. Никакой рабочей поверхности, кроме стола. Шелли, правда, уже убралась на нем, освободила место и роется в ящиках в поисках подходящего ножа. Она прекрасно знает, что именно нужно Рут Энн.

— Нам понадобится еще один рабочий стол, — обратилась Рут Энн к Бенджи. — Мне говорили, что здесь много древесины, так что можешь начать с этого.


— Сесилия, я ужасно устала, я всю ночь не спала из-за малышей…

— Ты не смогла подыскать подходящую семью?

— Нет. — Раффа слегка покраснела, но ей это было к лицу. — Мы с Ронни решили… оставить их у себя. Одна из нянек сбежала с фермером, а та, у которой есть собственные дети, занялась созданием школы, да и о своих детях ей надо заботиться…

— Ты решила их воспитывать? — Такой поворот мог осложнить все дело. — А… ты уверена, что это правильно?

— Хочешь сказать, что Брюн может быть против? — Раффа всегда ставила вопрос ребром. — Не думаю, но даже если так, тем хуже для нее. Я вполне понимаю, почему ей самой трудно воспитывать малышей. Все было так ужасно, бедная Брюн. Но мне мальчики нравятся, я их люблю, люблю еще больше потому, что они ее дети. Если все пойдет так и дальше, мы с Ронни можем остаться на этой планете навсегда, и я, в общем, не возражаю, но кое-чего мне не хватает…

— Милая моя, вам совсем не обязательно оставаться здесь на всю жизнь…

— Нет, обязательно, и не спорь со мной. Мы хотели жить самостоятельно и мы этого добились. Конечно, я не совсем так себе это представляла, но хочешь верь, хочешь нет, мы здесь счастливы. Но вот дети… пройдет еще немало лет, потому что… я не представляю, как можно родить ребенка без современной медицинской помощи. А так мы к тому же поможем Брюн. И себе тоже.

Спорить с ней было бесполезно.

— Как вы их назвали? — спросила Сесилия.

— Рыжего Питером, в честь дяди Ронни, а темненького — Саломаром, в честь брата моей матери.

Неожиданно для самой себя Сесилия почувство-вала комок в горле. Такие знакомые имена. Эти имена наверняка носили и предки Брюн.

— И… когда я смогу повидать маленьких дьяволят?

— Сейчас они спят. Они немного приболели, все дети здесь болеют этой болезнью… ничего страшного.

— Тогда давай накроем на стол. Что касается Рут Энн, если она берется за что-то, то все сразу получается.

— Она одна из тех, кто… кто обижал Брюн?

— Нет. Ее муж — да, но она об этом ничего не знала, узнала только от нас. Где у тебя скатерти?

— Я пустила их на постельное белье для малышей, — ответила Раффа. — Нам остается только стереть пыль со стола.

Когда-то этот стол был частью модного и дорогого гарнитура, но с тех пор, как Раффа и Ронни привезли его сюда, прошло несколько лет. Сесилия постаралась не комментировать общее состояние жилища: в окнах не было стекол, в доме никакой техники, и пол, естественно, покрыт слоем пыли. Но пыль со стола они вытерли.

— У меня до сих пор сохранились почти все фарфоровые сервизы, — заметила Раффа. Она открыла большой буфет, стоявший в углу, и достала стопку тарелок. — Конечно, наверное, здесь лучше бы смотрелись простые тарелки.

Да, сочетание было странное, но Сесилия продолжала молча расставлять на непокрытом скатертью столе тарелки известного фарфорового завода Пирса и Сэмюэлсона. Вдруг она заметила, что запах горелого мяса исчез, и теперь из кухни доносились самые умопомрачительные ароматы жареного мяса и чего-то такого, что напоминало свежеиспеченный хлеб.

Неожиданно в дверях появилась Рут Энн.

— А разве вы не стелете скатерти?

— У нас их не осталось, — ответила Раффа. — Мы использовали их вместо постельного белья…

— Ох, Бог ты мой! А у нас их так много в багаже. Сесилия, а где наши коробки?

— Не знаю, но попытаюсь найти. Какая именно коробка вам нужна?

— Та, на которой сбоку нарисованы стол и стул.

Сесилия отправилась к шаттлу. Коробок было огромное количество, но она нашла нужную. Один из членов экипажа помог ей донести коробку до дома. Там Сесилия поставила коробку на стол и осторожно открыла. Внутри плотной стопкой лежали аккуратно сложенные скатерти и салфетки с потрясающей вышивкой ручной работы.

Сесилия взяла в руки верхнюю скатерть.

— Как вы сумели найти время, чтобы соткать столько полотна?

— Мы его не ткали, — ответила Терри. — Мы не могли взять с собой ткацкие станки. Но Прима… Рут… говорит, что нельзя лентяйничать. Она уговорила мисс Уолтруд достать нам этой материи, а мы ее только вышили. Вам нравится?

Сесилия расправила скатерть. На белом фоне была вышита широкая полоса цветов, деревьев, птиц, звезд и еще каких-то символов. Наверное, религиозных.

— Очень… очень красиво. Вышивка действительно великолепная. На такой скатерти фарфор Пирса и Сэмюэлсона будет вполне уместен.

К этому времени ароматы кухни привлекли и остальных обитателей дома. Сверху спустились мальчики. Они казались намного взрослее и подвижнее, и хотя накануне немного приболели, теперь это было незаметно. Малыши сразу же ринулись к столу, а Рафаэлла попыталась их остановить. Терри схватила Саломара, а Раффа Питера.

— Какие большие мальчики! — запричитала Терри. — Ваши, мэм?

— Да, — ответила Раффа. — Но какая же я «мэм», зовите меня Раффой. Может, вы поможете мне и удержите мальчиков, чтобы они пока не садились за стол…

— Я отведу их в сад и помогу Симплисити следить за детьми.

Когда она ушла, Сесилия посмотрела на Раффу.

— Они никогда не поверят, что ты выносила и родила этих мальчиков. Они поймут, что дети не твои.

— Да, но никто не будет знать, чьи они, — твердо — сказала Раффа.

Сесилия заглянула на кухню. Такой пол, как в этом доме, невозможно отмыть до блеска, но еще бы чуть-чуть, и он заблестел. Рут Энн месила тесто на рабочем столе, который тоже блестел. Одна из женщин мыла посуду, другая резала что-то. Запах стоял потрясающий. Туда-сюда сновали старшие дети, одни приносили какую-то зелень из огорода, другие выносили мусор, третьи — с разрешения Раффы — взялись за мытье пола в гостиной.

Электричество снова включилось незадолго до появления Ронни.

— О Боже, — произнес Ронни, заходя в дом. Женщины склонили головы в молчаливом почтении. —

Ну и сюрприз.

Рут Энн подняла на него взгляд.

— Мы обычно не поминаем имя Божье всуе, — сказала она. — Я думала, вы собираетесь произнести молитву.

— Да, конечно… послушайте, что вы тут такое сделали? Откуда все это?

— Обыкновенная еда, — ответила Рут Энн.

— Никакая это не обыкновенная еда, — возразил Ронни. — Это настоящий пир.

— Тогда можете поблагодарить Бога, — продолжала Рут Энн и сурово посмотрела на Ронни.

Тот покраснел и с трудом вспомнил детскую благодарственную молитву. Сесилия могла бы поклясться, что он ни разу за последние десять лет не произносил эту молитву. В конце все женщины хором сказали: «Аминь».

Хорошо прожаренное мясо было нарезано ровными, красивыми кусками. Булочки напоминали воздушные облака. Картофель покрывала хрустящяя корочка. Свежая зелень, не горькая и не кислая.

— Настоящий пир, — сказала Раффа. — Не представляю, как вам удалось починить эту старую жуткую печь. С тех пор как начались перебои с электричеством, мы столкнулись с ужасными трудностями. Аппарат выпечки хлеба не работает…

— Но для этого не нужно никаких аппаратов, — сказала Рут Энн.

— Мне нужен, — и Раффа искренне улыбнулась, она не хотела никого обидеть. — По-другому я не умею. Я пробовала смешать все ингредиенты, которые мы обычно загружаем в аппарат, в большой миске, но получился какой-то жуткий кислый ком.

— А вы месили тесто?

— «Месила»? А что это такое? Я просто все перемешала. Разве не так?

Терри фыркнула, Рут Энн строго на нее посмотрела.

— Я не собираюсь ни над кем смеяться, — начала она.

— Можете смеяться, сколько хотите. Только научите меня готовить, как готовите вы, — ответила Раффа. — Если бы у меня хоть раз получилась съедобная буханка хлеба…

— Нельзя научиться делать хлеб, если не печь его постоянно, — сказала Рут Энн. С каждой минутой она чувствовала себя здесь все лучше и лучше. Сесилия была права. Действительно тут она нужна, этим людям не хватает ее знаний и умений.

— Я в вашем распоряжении, — промолвила Раффа. — Я хочу научиться.

Рут Энн вспомнила Хэйзел и немного засомневалась. Эта женщина намного старше Хэйзел, если у нее нет природного чутья, ничего не получится. Но… все же и ее можно научить не забивать слишком много дров в плохо закрывающуюся печку, научить равномерно прожаривать кусок мяса в духовке.

После ужина младшие жены убирали со стола, Рут Энн обсуждала с Рафаэллой цель своего приезда.

— Нам очень нужны ваши советы и наставления, — говорила ей Раффа. — В последний раз, когда леди Сесилия была здесь, я сказала ей… у нас здесь много хороших, трудолюбивых людей, но никто из нас никогда не жил без электричества, водопровода и остальных удобств цивилизованного мира. Не только я, мы все. Из книг или по учебным кубам научиться этому невозможно.

— Тогда начнем с вас. В этом доме достаточно места, можем попробовать… А поняв, что нужно вам, мы поймем, что нужно всей вашей планете.

На следующий день работа закипела вовсю. Рут Энн прекрасно представляла, какой именно должна быть настоящая кухня, чтобы в ней можно было спокойно работать и не натыкаться друг на друга. Она не могла поверить… но она, женщина, указывала мужчинам, что нужно делать.

— Сделайте мне вот такой длинный рабочий стол.

И они делали стол необходимой длины. Их это не раздражало, и Рут Энн сама радовалась. Остальные тоже. Все эти месяцы женщины только и слышали, что они отсталые, и страдая от постоянного гула работающих машин, все время чувствовали себя неуверенно и скованно. А теперь…

— Если вы сделаете грядки таким образом, чтобы тень более высоких растений не падала на более низкие, то и урожай будет лучше, — объясняла Бекки Рафаэлле. — Видишь, вы посадили их вдоль… если бы вы посадили их поперек…

— Ой, Бекки… объясни мне просто, как все это должно быть, а я нарисую план посадок на следующий сезон.

— Ладно…

Терри пошла наверх приводить в порядок спальни. Они уже провели здесь одну ночь, и Рут Энн осталась недовольна беспорядком, царившим в спальнях. Мальчики работали в садике перед домом, они мастерили простую мебель — подвесные постели, чтобы не спать на полу. Рут Энн выглянула на улицу из гостиной и увидела, что целая толпа мужчин наблюдает за работой мальчиков. Странно, конечно, что мальчики учат мужчин, но как хорошо, что мужчины и мальчики трудятся вместе. Она сделал вид, что не заметила двух женщин в брюках.

К обеду шаттл привез остальной их багаж, включая раскладушки, купленные леди Сесилией. В доме появилась новая атмосфера, а на лице Ронни новое выражение — именно такое, какое, с точки зрения Рут Энн, и должно быть на лице хозяина дома. Конечно, он не ее муж, и она постоянно себе об этом напоминала, но ей нравилось смотреть, как мужчина ест с удовольствием.

Через несколько дней Сесилия покинула их. Рут Энн была так занята делами, что едва нашла время попрощаться. На кухне у нее появились новые рабочие столы, а в саду летняя кухня — для того, Чтобы делать запасы на зиму.

— Нам надо открыть кулинарную школу, — сказала как-то Раффа, наблюдавшая за женщинами, собравшимися у летней кухни, — Шелли учила всех готовить желе. — С большой кухней, чтобы туда мог кто угодно прийти учиться готовить, и еще, наверное, с рабочей комнатой для обучения шитью.

— И с ткацкой, — добавила Рут Энн. — Ткань из этого фабрикатора получается слишком грубая. А еще нужна большая печь для выпечки хлеба.

Раффа осмотрелась вокруг.

— Наверное, все это возможно, если мы с Ронни переберемся в дом поменьше.

— Нет, — твердо сказала Рут Энн. — Ваш муж губернатор, вы должны жить в этом доме. Мы построим другой большой дом.

Школа была выстроена гораздо быстрее, чем предполагала Раффа. Сесилия привезла строительные плиты и специальную арматуру, поэтому они смогли быстро построить здание с крепкими стенами. Одна из колонисток, в прошлом занимавшаяся керамикой, обнаружила на реке место с хорошей глиной и попробовала делать кирпичи.

— Конечно, еще не очень, — призналась она, — но для начала хорошо. Лучше бетона и пыли.

И в школе впервые на планете полы были выложены кирпичами, сделанными из местного материала.

Это была настоящая школа для женщин. На кухне стояла большая плита, и все могли учиться так же, как научилась когда-то сама Рут Энн. Будут смотреть и повторять, а если нужно, то и получать по костяшкам пальцев деревянной ложкой, как когда-то получала и она. На улице была установлена огромная печь, в ней можно было одновременно выпекать несколько дюжин буханок хлеба. Ткацкая пристройка. Как жаль, что они лишились женщин-пленниц, они были такими прекрасными ткачихами. Но Терция Крокетт, которую теперь все звали Анной, была, в общем, ничуть не хуже. В солнечных комнатах учились вышивать.

Как и предполагала Рут Энн, из Рафаэллы вышла средняя повариха. Она слишком сильно мяла песочное тесто и недостаточно сильно месила дрожжевое, но, по крайней мере, ее выпечка стала съедобной. Однажды Рафаэлла привела с собой двойняшек, когда пришла на урок по домоводству. Глядя на нее, другие женщины тоже захотели, чтоб часть дня их дети проводили в саду под присмотром Симплисити. И теперь сад был наполнен детскими голосами.

При виде двойняшек Рафаэллы у Рут Энн каждый раз возникало странное чувство. Особенно когда она смотрела на Саломара. Ей казалось, что она узнает его… где-то она уже видела такой же вот изгиб рта, такие же брови и, глаза. Рут Энн внимательно всматривалась в Рафаэллу и Ронни, стараясь найти в них те же черты, и не находила их. Ее неотступно преследовала мысль… Хотя разве это возможно? Наверное, это ей только кажется.

Кое-кто из мужчин, жены которых умерли, стал ухаживать за некоторыми женщинами Нового Техаса, правда, большинство бывших жен рейнджеров и слышать не хотели о новом замужестве. У дочерей Рут Энн тоже появились женихи.

А сыновья, о судьбе которых она так беспокоилась, оказались настоящими мастерами по сравнению с бывшими городскими жителями. Наверное, и эти мужчины многое умеют, но им нужны бесконечные хитрые машины. А как пользоваться простым инструментом, они не знают.

В своей мастерской мальчики делали все: от кроватей и столов до простых деревянных мисок. Всем нравилась такая нехитрая мебель и утварь. Один из колонистов попробовал получить краски из местных растений, чтобы окрашивать дерево в различные оттенки коричневого и желтого цветов. И никто не возражал против присутствия в мастерской девочек. Рут Энн не переставала благодарить Бога за то, что они оказались здесь. Так прошла весна, и наступило лето, которое тут длилось очень долго.

— Никогда бы не подумал, что девятнадцать женщин и куча детей могут столько всего сделать, — признался однажды Ронни. Он по привычке зашел за двойняшками и задержался. — Вы своим присутствием оживили всю колонию. Конечно, помогли и дополнительные материалы, которые привезла леди Сесилия, но, честное слово, Рут Энн, в основном это ваша заслуга, ваша и остальных женщин и детей.

Рут Энн искоса посмотрела на него и подумала, что ему еще многому предстоит научиться. Она протянула руку к корзинке с инструментами.

— А пока что… — Она дала ему тяпку и кивнула в сторону теплицы, к которой он прислонился.

Ронни улыбнулся:

— Вы никогда не отдыхаете, правда?

— Если не забываешь про работу, то всегда все успеваешь сделать, — ответила Рут Энн. — Вон те колючие сорняки.

— Хорошо, мэм, — Ронни улыбнулся ей в ответ. — Понемногу я все освою.

— Между прочим, — ей было легче говорить с ним, когда он склонился над грядкой, — эти ваши двойняшки… мне никак не верится, что Рафаэлла могла родить таких крепышей… она у вас такая миниатюрная.

Уши у Ронни покраснели.

— Так оно и есть, — быстро ответил он. — Мы усыновили их.

— Для Бога все равны, — сказала Рут Энн. — Но меня мучает один вопрос. Относительно Саломара. Я знаю, что веду себя бесцеремонно, но он мне кое-кого напоминает.

Ронни покраснел еще больше и очень сдержанно спросил:

— Кого же?

— Мне кажется… — Рут Энн опустила руку с иголкой, потому что рука начала дрожать. — Мне кажется, он напоминает мне мужа. И вот я думаю, раз он так напоминает мне Митча, то, наверное, и вы не случайно так волнуетесь. Вы к нам необыкновенно добры, и мне совсем не хочется причинять неудобства и беспокойство. Но если… если все так, как мне кажется, то я бы хотела, чтобы вы знали, что я совершенно не возражаю. Я даже рада, что мальчик здесь. Оба мальчика.

Ронни ничего не ответил, но так резко ударил тяпкой по грядке, что земля полетела во 'все стороны.

— Больше я не буду говорить на эту тему, — сказала Рут Энн.

— Все… в порядке. — Ронни повернулся к ней, глаза у него блестели от слез. — Я… мы… не знали, что вы приедете сюда, иначе… Ох, я все так запутываю, Раф-фа убьет меня за это. Но раз уж вы сами догадались, то так тому и быть…

— Я родила этому мужчине девятерых детей. Я узнаю их из тысячи, — ответила Рут Энн. Она ничего не сказала об отце Питера, хотя прекрасно знала, кто это.

— Брюн хотела, чтобы они жили в хорошей семье. Она боялась, что, их могут выкрасть, а потом использовать в каких-то политических целях.

— Не надо оправдывать ее передо мной. — Рут Энн все еще не могла понять, как женщина может отдать своих детей кому-то другому, но спорить она не собиралась. Если бы Брюн не отдала мальчиков, Тут Энн никогда бы не увидела их. — Вы даже не представляете, как хорошо, что эти дети здесь. Я так много думала об этом. Митча я уже никогда не увижу, но я очень волновалась за будущее этих детей. Как вы думаете, Раффа не будет на меня сердиться? Я обещаю вам ни во что не вмешиваться.

— Все шишки достанутся мне, — ответил Рон-ни. — Рут Энн, вы совершенно необыкновенная женщина.

— Я стараюсь, как могу, — спокойно сказала Рут Энн, но ей было приятно услышать похвалу. Она встала и откинула голову. — Благодарю Бога, что вы не рассердились на меня и что в будущем не будете изолировать мальчика. Я думала, что уже не буду счастлива, но, кажется, такой счастливой, как здесь, я не была никогда.

Глава 13

Доброта, Нуова Веница, Санта Люсия


Член Ордена Клинков после выполнения специального задания должен обязательно исповедаться у священника Ордена. Но даже на такой исповеди говорить можно было далеко не все, если, конечно, хочешь остаться в живых. Священники обладали правом, божественным и юридическим, выносить приговор, в том числе и смертный.

Хостайт Фиедди молча преклонил колено в ожидании прихода священника. Он думал о предстоящей исповеди, о том, что стоит говорить, а что не стоит. Когда Хостойт был молодым, он плохо понимал разницу между отчетом и исповедью, но теперь уже привык ко всем хитростям Ордена.

Тихо прозвенел колокольчик, и Хостайт произнес начальные слова старинного обряда: «Прости меня…». Он говорил и говорил, продолжая думать о том, чего говорить не следует. Как отделяют коз от овец, он отделял ту правду, в которой можно покаяться, от той, о которой следует умолчать, если хочешь остаться маэстро фехтования.

— Тебя давно не было, — заметил священник.

— Я выполнял задание, — ответил Хостайт. — Был в далеких мирах.

— За пределами Церкви? — спросил священник.

— Ничто не может быть за пределами Церкви, — ответил Хостайт. — Но я был вне досягаемости священников Ордена Клинков.

— Хорошо. Продолжай.

Он выкладывал все, что обременяло душу: рассказывал о соблазнах, перед которыми не устоял, и о соблазнах, которые остались лишь в помыслах, о приказах, которые исполнял, и о приказах, которые нарушал. Он каялся искренне, от всего сердца, каялся в том, что совершил по необходимости, выполняя свой долг. Если бы он мог, то предпочел бы жить так, чтобы больше не в чем было раскаиваться, разве что в минутном вожделении по отношению к дочери какого-нибудь соседа.

— А другие грехи за тобой водятся… похоть, к примеру?

Священники всегда спрашивают о блудных помыслах, прекрасно зная, что положение Хостайта и определенные условия, в которые он был поставлен, полностью исключили эту сторону жизни. Но Хос-тайт ответил, как отвечал всегда, и, как всегда, получил епитимью в полной кротости духа. Когда он состарится, когда потеряет возможность выполнять свой долг, он исповедуется в последних грехах и отойдет в мир иной с чистым сердцем. Тогда и только тогда он перестанет быть Тенью танцоров и наполнится светом. Так ему было обещано, в это он верил.

Для него не существовало никакой другой жизни, никакого другого будущего.

— Хостайт! — его мечты прервал окрик Мастера.

— Милорд. — Хостайт легко поднялся с колен и обернулся.

— Председатель желает услышать подробный отчет о положении дел в Правящих Династиях.

— Милорд.

— Сегодня днем мы получим аудиенцию. Я пойду с тобой вместе с Ягином Персеем. — Персей, еще один маэстро, недавно завершивший свою миссию в Правящих Династиях. Хостайт старше его на три года, но Персей первоклассный агент. — А сейчас отправляйтесь к портному Ордена, он примерит вам костюм.

— Да, милорд. — Хостайт поклонился. Мастер вышел из часовни, а Хостайт отправился в кладовые Ордена, где хранились наряды, которые могли пригодиться его членам. Он мало задумывался о предстоящей аудиенции. Ходило много слухов об аудиенциях у Председателя, но Хостайт уже бывал на подобных приемах и ничего не боялся. Он не боялся даже смерти.

Костюм, в котором маэстро фехтования должен был предстать перед Председателем, выглядел довольно просто. Черное трико, как вторая кожа, облегало тело. Задумай он взять с собой какое-нибудь оружие, спрятать его было бы абсолютно негде. Алый бархатный берет и туфли того же цвета мог носить только маэстро фехтования. Через эполеты на плечах были продеты золотой, зеленый и красный шелковые шнуры. По этим шнурам можно было узнать о нем абсолютно все: и степень его мастерства, и количество убитых врагов как у себя на родине, так и в далеких мирах, — если, конечно, владеть символикой. Председатель, естественно, владеет. Хостайт примерял туфли, когда в комнату вошел Ягин Персей. Он молча кивнул Хостайту. Хостайт кивнул в ответ. Они не имели право обсуждать что бы то ни было, пока не доложат обо всем Председателю. В противном случае их могли заподозрить в сговоре.

После примерки вплоть до самого обеда Хостайт изучал свой отчет на кубе, с помощью закодированной информационной палочки исправлял незначительные грамматические ошибки. Впереди сидел Персей, он был занят тем же самым. Обедали они в общей столовой Ордена, но за разными столиками. Хостайт ограничился, как того требовала епитимья, прозрачным бульоном, стаканом воды и «хлебом грешников» — твердым, пресным, вполне съедобным, но не очень вкусным.

В приемной Председателя Мастер Ордена Клинков протянул свой красный бархатный плащ охранникам в серой форме, потом отстегнул пояс со шпагой. Хостайт подумал, зачем требовать от Мастера, чтобы он явился сюда при полном параде, а потом снимал плащ и пояс. Но какой смысл об этом думать. Такова традиция. Они с Персеем протянули охранникам свои бархатные береты и снова надели их после проверки.

Председатель сидел за большим столом из черного мрамора, блестящая поверхность которого отражала его лицо. По обе стороны от стола стояла личная охрана Председателя.

— Фиедди, вас посылали к Барраклоу… что вам удалось узнать?

Хостайт поклонился и начал рассказывать, стараясь не смотреть на Председателя. Вместо этого он сосредоточил свой взгляд на бронзовой табличке на стене прямо за его спиной.

— В третий раз я побывал в одном из старших семейств септа Барраклоу под видом заезжего инструктора труппы танцоров с саблями. На четвертый день объявили об убийстве лорда Торнбакла. Танцевальная труппа состоит из местных жителей, хотя все они занимались под руководством различных маэстро фехтования. По их реакции мне удалось понять, что им было известно об определенном напряжении в отношениях между лордом Торнбаклом и его младшим братом, а также между Торнбаклом и представителями септа Конселлайнов-Моррелай-нов.

— Вы разговаривали с членами самого семейства?

— Я давал частные уроки шести членам семейства, в том числе и Стефану, теперешнему главе семьи. Еще его жене Миеран, его сыновьям Рудольфу и Джеймсу, его дочери Катарине и племяннице Виоле. Стефан обсуждал со мной только вопросы, касающиеся искусства фехтования, он прекрасно владеет тремя видами оружия, но мечтает стать профессионалом. Он спрашивал, не посоветую ли я ему постоянного учителя, Мастер Ордена предвидел подобный вопрос, и я порекомендовал, как мне было указано, Алена Детура. Миеран сказала, что смерть лорда Торнбакла большое несчастье, но что во многом виноват сам лорд. Она также высказала надежду, что террористы из Нового Техаса ограничатся одним убийством.

— Как она фехтует? — спросил Председатель.

— Она прекрасно отражает атаки, — ответил Хостайт, — но делает это слишком примитивно. Не просчитывает дальнейшего хода боя. Большинство женщин в ведущих Династиях более хитры и коварны.

— А остальные члены семьи?

— Рудольф предпочитает парпон. Фехтует он только потому, что так принято в семьях его круга, его вполне удовлетворяет средний результат.

— Сын своей матери… — заметил Председатель. — Продолжайте.

— Джеймс участвует в турнирах, проводимых в школе. Он все время пытается добиться похвалы. Из него может получиться неплохой фехтовальщик.

— Каким оружием он владеет?

— Эспадроном, но, думаю, потом сможет перейти и на саблю.

— Продолжайте.

— Катарина и Виола обе неплохо фехтуют, учитывая то, что они женщины.

— Больше вам о них нечего сказать?

— Они фехтуют потому, что так принято, так же как играют в игры с мячом или занимаются плаванием.

— Они хорошенькие, Фиедди?

Хостайт задумался. Он прекрасно помнил лица девушек, но не знал, каков эталон красоты у Председателя.

— Они молоды и богаты, — ответил он. — Им не стать танцовщицами.

Председатель рассмеялся.

— У вас, насколько я вижу, высокие стандарты. Ну что ж… Ягин Персей. Вас посылали к Конселлай-нам. Что вам удалось обнаружить?

— Хобарт Конселлайн до сих пор уверен в том, что его недооценивают. Хотя теперь он признанный глава семьи и септа, Хобарт и этим недоволен. Ему не хватает уважения, которым пользовался его брат. Он честолюбив и эгоистичен. Мечтает править бесконечно.

— Он омоложенный?

— Да, проходил процесс несколько раз. Презирает тех, кто не может позволить себе омоложение и живет всего одну жизнь.

— А ему известно отношение Доброты к омоложению?

— Да, сэр. Он говорит, что это единственная слабость Доброты.

— Какова его религия?

— Он не верит ни во что, кроме богатства и власти, сэр.

— Ага. Такие люди подвержены суевериям и предрассудкам. Хостайт, а как насчет Барраклоу?

— Кое-кто в семье придерживается религиозных взглядов, но их вера отличается от нашей. Их предшественники когда-то давно, еще на Старой Земле, откололись от Священной Церкви и восстали против нее. Сейчас они деградируют.

— Хостайт! А я и не знал, что вы обладаете красноречием. — Такая реакция может таить в себе опасность. Хостайт постарался очистить ум от посторонних мыслей, нужно помнить только о долге. — Значит, вы ревностный поклонник Церкви?

— Сэр, я являюсь членом Ордена Клинков. С самого раннего детства моя жизнь принадлежит Ордену.

— Мне это известно, Хостайт. Но я уловил в вашем голосе какие-то глубокие переживания. Вас когда-нибудь посещали видения или откровения Господа Нашего?

Нет, сэр, ничего особенного, обычные детские фантазии. Но, общаясь с этими неверующими в Правящих Династиях, я осознал, как бесценна истинная вера. Они играют со своей верой, как малые дети, когда им вера не нужна, они просто задвигают ее в дальние уголки памяти. Но такое невозможно с истинной верой.

— Нет, конечно нет. Давайте вернемся к тому, для чего вы сюда пришли. Как семейство Барраклоу относится к омоложению?

— Большинство из тех, кому за сорок, прошли омоложение, сэр, но кое-кто из стариков категорически отказывается омолаживаться. В семействе Барраклоу старший выбирается на собрании септа. Стефан, теперешний глава семьи, не старший сын старшего сына. У него есть старший брат, Виктор, который занимается теорией юриспруденции. Так вот, он отказался пройти омоложение, причем высказал свой отказ публично, ссылаясь на сложности повторных омоложений. Сейчас Виктору за семьдесят. Дочь Виктора Вивиана прошла процесс омоложения по новой методике в сорок лет, сейчас ей сорок пять, но мне стало известно, что она не собирается проходить процесс, омоложения вторично. 'Стефану пятьдесят семь, он прошел омоложение дважды, на вид ему около тридцати. Но он против так называемых «необузданных» омоложений.

— Хм-м-м… вопрос к обоим: как относятся к омоложению простые граждане Династий, с точки зрения закона, социальных и религиозных взглядов?

Хостайт задумался, но Ягин тут же начал говорить:

— Хобарт Конселлайн всегда готов поболтать, пожалуй, разговаривать он любит больше всего на свете, так что у меня собраны кое-какие данные на этот счет. Его очень беспокоят противники серийного омоложения. Беспокойство это подогревается зависимостью доходов семейства от количества проведенных процессов омоложения. Конселлайны вложили немало средств в фармацевтические заводы по производству омолаживающих препаратов. До скандала на Пэтч-коке эти заводы приносили им двадцать процентов общей прибыли. Конселлайны активно выступали за пересмотр закона против повторных омоложений. Сам Хобарт Конселлайн считает, что повторное омоложение может сделать жизнь человека вечной, и те, кто смог накопить достаточно средств, чтобы позволить себе омоложение, вполне достойны жить вечно.

— Ага, а как насчет внешней политики… у него такие же взгляды?

— Более или менее. Он необыкновенно энергичен. Я часто наблюдал, как он ведет себя за обеденным столом и в кругу семьи, и могу сказать, что он относится к тем людям, которым всегда чего-то не хватает. Если бы он не мог позволить себе омоложение и дорогостоящих врачей, то давно бы умер от излишеств в еде и питье.

— Истинно, воздержание помогает спасти не только душу, — и Председатель улыбнулся Хостайту. Сам Председатель в свои шестьдесят был таким же стройным, как в тридцать, и в такой же прекрасной физической форме. Он никогда не проходил омоложения и не собирался этого делать. Церковь запрещала омоложение, но он бы и сам ни за что не согласился на нечто подобное ради эгоистичных целей. — Значит… Хобарт Конселлайн, новый глава правительства, человек завистливый и самолюбивый, безжалостный интриган, который не остановится ни перед чем, пока не обретет полный контроль. А что, по-твоему, Хостайт, станут делать Барраклоу, когда он попробует подмять их под себя?

— Виктор будет сражаться, у него достаточно юридических знаний, но в Правящих Династиях нет официальной конституции. Стефан сначала воздержится от активных действий, но если Хобарт не оставит его в покое, возглавит оппозицию. Вряд ли Стефана можно назвать мудрецом. Он может сражаться с явным врагом, но тайного не заметит.

— Почему же именно его выбрали главой семейства?

Хостайт откашлялся.

— Из всех возможных кандидатов он меньше всех остальных совал нос в чужие дела. Лорд Торнбакл к тому времени уже занимал пост Спикера, да он и не хотел становиться главой семейства. Его младший брат Харлис не очень популярен среди родственников. Виктор отклонил предложение. И хотя в Правящих Династиях женщинам позволяется становиться главой семьи, это редко практикуется в ведущих династиях. Никто из женщин септа Барраклоу даже не претендовал на этот титул.

— Значит, их женщины заняты своим делом?

— Не все, но они находят другие способы удовлетворять свои амбиции. Например, леди Сесилия де Марктос разводит лошадей.

— Это она была на Ксавье, — Председатель сказал это с таким презрением, что у Хостайта сердце замерло. Он должен был предвидеть такую реакцию, ведь он слышал все, что говорили о ней родственники. — Может, она и занимается только лошадьми, но именно она несколько раз чуть не сорвала все наши планы. Когда Лепеску провалился на Сириалисе, она тоже была там…

— А Лепеску был наш? — спросил Ягин. Председатель бросил на него такой взгляд, что

Хостайт пожалел Ягина.

— Нет. Я бы никогда не имел дела с таким ничтожеством. Одно дело убивать или даже наносить увечье, чтобы проучить кого-то, но совсем другое, когда человек не уважает своего врага, обращается с ним не по-человечески. Но я вспомнил, что именно Сесилия де Марктос отвезла принца крови назад к отцу, и вообще она всегда вмешивается в наши планы. Я не отдавал приказа убрать ее, но эта дама снова возникла на Пэтчкоке и опять вмешалась не в свое дело. Слишком много совпадений для одной женщины.

— Еще Херис Серрано, — пробормотал Хостайт. — Эта женщина-капитан тоже была там.

— Да. Серрано всегда были преданы Династиям. Они связаны особыми узами с Барраклоу…

— Херис Серрано подала в отставку. Она сотрудничает с леди Сесилией, — это сказал Ягин.

— Спасибо вам обоим, — произнес Председатель. — Мастер, останьтесь ненадолго…

Хостайт попятился назад от стола Председателя. Наконец он нащупал ногойнебольшой выступ на поверхности ковра. Теперь можно повернуться.

Хостайт был весьма удивлен, что ему удалось спокойно покинуть комнату Председателя. Вместе с Яги-ном они прошли в гардеробную. Хостайт чувствовал облегчение, как всегда, когда понимал, что смертельная опасность миновала.


Председатель внимательно смотрел на Мастера Клинков.

— Хостайт наш самый старший маэстро, не так ли?

— Да, сэр.

— Странно, что маэстро фехтования живет так долго. Он какой-то необычный. Вам не кажется?

— В своем роде да.

— У него чистый удар, — продолжал Председатель. — Он бьет наверняка, к тому же из личных источников мне известно, что он кроток и трезв.

— Это правда, Председатель.

— Но?

— Но я не чувствую к нему сердечного расположения, Председатель.

— Именно, и именно поэтому я настаиваю на том, что он не прошел свой путь. У нас должен быть хотя бы один маэстро фехтования, который не нравится Мастеру Клинков.

Мастер поклонился. Они уже говорили на эту тему.

— Новости, которые мы услышали относительно Хобарта Конселлайна, крайне неутешительны. Если такой человек почувствует опасность, он способен на все. Мы думали, что когда обнаружится, что омолаживающие препараты могут быть недоброкачественными, у них поубавится энтузиазма относительно омоложения… зачем рисковать собственным здоровьем ради того, чтобы продлить жизнь?

— Они боятся смерти?

— Не только это. Они проходят омоложение задолго до возраста, в котором обычно умирают. Просто им нравится оставаться молодыми. Я пробовал объяснить это себе декадентской классовой структурой их общества. Думал, что омоложение затронет только его верхушку, а профессионалов и рабочих не коснется. Но все оказалось иначе. Они стремятся не к вечной жизни, а к вечной молодости. А это не одно и то же.

— Да, Председатель.

— Сначала мы этого не знали и не понимали их мотивов. А без этого невозможно и правильно действовать. Их поступки непонятны даже Единому, их можно считать только еще одним подтверждением грешной природы. Но для нас это представляет определенную проблему. Стратегия, которую мы подготовили, не подходит при изменившейся ситуации… — Он замолчал и уставился в окно. Дети. Они настоящие дети, которые стали взрослыми и скоро состарятся, но ничему в жизни не научились и не хотят сами ничего добиваться. Они не признают дисциплину истинной веры. Как можно подействовать на взрослых детей? Он вспомнил лицо Хобарта Конселлайна, которое много раз видел в программах новостей, и представил, что через сто лет, когда его самого уже давно не будет в живых, то же самое лицо будет так же мерзко и противно улыбаться. И с ним будет уже иметь дело преемник его преемника. К тому же появится еще множество таких же, как этот Конселлайн.

Этого допустить нельзя. Он должен найти выход, и чем быстрее, тем лучше. На него надеется вся его семья, его большая семья, все население Доброты, и он обязан обеспечить их безопасность, спокойствие и порядок. Это его обязанность, он потому и Председатель, что ни разу еще не подвел их и не нарушил своего долга.

— Возможно, мне нужно будет еще раз переговорить с Хостайтом Фиедди, — сказал он. — Пожалуйста, предупредите его, чтобы он никуда не уезжал. Еще мне нужен от вас подробный отчет: кто из членов Большого Совета и их родственников отказывался от повторных омоложений и… почему. И вообще, кого у них в Совете можно считать человеком разумным?

— Да, Председатель.

Когда Мастер Клинков вышел, Председатель снова уставился в окно. Взрослые дети… безумные дети, даже если количество омоложений уменьшится из-за того, что теперь они согласны только на самые высококачественные препараты. Ужасная картина. Огромная империя, заселенная стареющими детьми с признаками маразма. Сколько энергии и знаний… огромный Флот, блестящие адмиралы, капитаны, которые не хуже адмиралов. Такого уже, правда, не скажешь о старших мастерах. Они об этом позаботились. Но ситуация все равно складывается непростая… очень непростая.

Он будет молиться за Хобарта Конселлайна. Особой молитвой испросит он мира для души Хобарта Конселлайна… и, возможно, еще для души Хостайта Фиедди.


Председатель предстал перед членами Правления в большом зале Правления. Он объяснил им все, что недавно узнал сам.

— Значит, обстановка в Династиях стала еще более сложной?

— Да. Я попросил Мастера Клинков проанализировать все возможности государственного переворота, но для этого нам нужна подходящая кандидатура…

— При всем моем уважении к вам, Председатель, я считал, что наша политика направлена на то, чтобы, наоборот, способствовать их пристрастию…

— Вы неправильно поняли. — Последовало гробовое молчание, все ждали, что Председатель скажет дальше. — Мы не потворствуем порокам, мы извлекаем определенную выгоду, когда эти пороки процветают из-за грешной человеческой природы. Но в данном случае я очень надеялся, что они полностью прекратят выпуск омолаживающих препаратов, либо устыдившись того, что их махинации были раскрыты, либо испугавшись надвигающейся угрозы. Да, мы способствовали тому, чтобы личному составу их Флота был нанесен определенный ущерб, но это было сделано сознательно, чтобы они наконец отказались от порочной практики омоложения и вернулись к простым безвредным средствам, которые продлевают жизнь лет на десять.

— Каковы наши силы?

— Мы не сможем противостоять Династиям в открытом бою. При Ксавье мы потеряли достаточно много кораблей и людей, второго такого поражения нам не перенести. Поэтому нам необходимо придумать способ защиты без риска для себя.

— То есть устранить Хобарта Конселлайна.

— Это одна из возможностей. Особенно если удастся найти подходящего человека на его место. Человека, который бы понимал, что бесконечная экспансия в конце концов приводит к взрыву.

Члены Правления внимательно смотрели на него. Он знал, о чем они думали. А им было известно, что он это знает. Жнецы срезают сотни, тысячи колосков пшеницы, все они так похожи друг на друга, что различить их может только Всевышний… но когда падает большое дерево, сотрясается вся земля и вместе с ним падают другие деревья, поменьше. Возможно, Бог одинаково заботится и о маленькой травинке и о большом кипарисе, но простые смертные замечают только большое дерево. Последствия его решений падут на них.


Сириалис

Миранда спустилась с холма и направилась к конюшням; Стояла вечерняя прохлада; Миранда была сильно рассержена. Как нагло себя ведет этот франт!

Она старалась быть справедливой. Старалась быть благоразумной. Она много раз повторяла себе, что Сесилия могла и ошибиться, она так часто рубила сплеча.

Но Педар Оррегиемос сам подлил масла в огонь. Он написал ей письмо, в котором не скрывал своей радости относительно нового назначения. Потом еще одно, в котором жаловался на то, что Брюн «вмешивается» в вопросы внешней политики, пригласив в Эпплдейл техасскую гостью. Затем он даже связался с Мирандой по анзиблю и призвал «быть честной» по отношению к Харлису. Потому что ей это имение не нужно. Он сможет заботиться о ней, будет содержать ее, ведь теперь он министр иностранных дел.

А сегодня Педар сам прибыл на Сириалис, в полной уверенности, что его тут ждут. В полной уверенности, что он и только он сможет утешить расстроенную вдову. В полной уверенности, что ей ничего еще не известно о новом решении суда по поводу завещания Банни.

Ну почему нельзя оставить ее в покое! Женщина огляделась. В конюшнях были только конюхи, убиравшие все на ночь. Миранда кивнула им и проскочила в проход между конторой и помещением, в котором хранились лекарства и инструменты ветеринаров. Никто не удивился ее приходу, она часто по вечерам заглядывала в конюшни, обходила лошадей, угощала любимцев Банни кусочками сахара.

Оставь он ее в покое, Миранда не стала бы ничего предпринимать. Но Цедар стал угрожать ей своей властью, влиянием и связями и намекать на свое участие во всем случившемся. Теперь невозможно изображать неведение. О чем вообще думает этот человек? Что она всю жизнь втайне любила его одного, что мечтала отделаться от постылого мужа и завести себе любовника?

Неужели он действительно такой дурак? Миранда открыла дверь в старую кузницу. Все вокруг было завалено стременами и уздечками, требовавшими ремонта. Над длинным рабочим столом, уставленным горелками и паяльными лампами, тянулись полки с аккуратными рядами склянок с химическими реактивами. Всю стену с одной стороны занимал горн, здесь все переделали, когда во дворе построили новую большую кузницу.

Информация, которую прислала Брюн, была намного более подробной, чем та, что сообщила ей Се-силия. Педар связан с омоложенными и с Хобартом Конселлайном… но Хобарт отказался поддерживать Харлиса. И Брюн, и эта техасская рейнджер считали, что все собранные ими материалы могут не решить дела, потому что Спикер имеет право по собственному желанию назначать и снимать министров и судей.

«Я уверена, что все спланировал Педар, — писала Брюн. — Я уверена, что это он нанял убийц, хотя Сесилия и убеждает меня, что сам он не мог этого сделать, потому что был на Зенебре. Кейт считает, что напала на след денег и может найти вора. Другой вопрос, примет ли суд ее доказательства, если судьи будут подкуплены. По-моему, неважно, как Педар совершил преступление: самостоятельно, чтобы набрать очки перед Конселлайнами, или по приказу Хобарта. Награда, которую он получил, говорит о ценности услуг, которые были оказаны. С какой еще стати назначать министром иностранных дел Педара? Но пока мы зашли в тупик. Может, тебе удалось найти что-нибудь в архивах?!»

В архивах было достаточно доказательств того, что Харлис Торнбакл и его сын Келл занимались сутяжничеством, вымогательством и прочими политическими интригами, но никаких доказательств их причастности к убийству брата и дяди, а также их связи с омоложенными не было. По крайней мере, пока она ничего не нашла.

Она прошлась по кузнице, взяла сломанный трензель и присела на скамью. А сама она может быть уверена в том, что Банни убил именно Педар?

Да.

Уверена ли она в том, что его не удастся осудить публично?

Да, пока Хобарт Конселлайн занимает пост Спикера, а Педар пост министра иностранных дел. Кто поверит словам безутешной вдовы?

Хочет ли она пойти на такой риск, если все равно Банни уже не вернуть?

Миранда задумалась, крутя в руках сломанный трензель. Если бы только Педар уехал и оставил ее в покое… Нет. Он не уедет, а будет настаивать на своем. Будет крутиться вокруг, уговаривать, ныть… год за годом будет придумывать всякие козни, только чтобы заставить ее лечь с ним в постель. Педар уже делал так, когда они оба были молодыми, и она влюблена в другого. Но тогда у нее был Банни. Теперь Миранда одна, и сама должна защитить себя.

Она не сможет ничего сделать с Хобартом Конселлайном, который, несомненно, и подтолкнул Педара на убийство, неважно, отдавал он приказ или нет. Но здесь, у себя дома, можно попытаться справиться с его пешкой.

Миранда включила маленькую паяльную лампу и направила ее на изделие в скобах. Когда-то она занималась этим просто в качестве хобби, ей нужно было сделать гарду на рапиру. С годами Миранда освоила некоторые приемы и теперь умела делать металл прочным или слабым, знала, как состарить его, как придать ему особый, ни с чем не сравнимый вид.

«Может, ты не одобришь моих действий, любовь моя, но ты поймешь меня».

Пусть и дети тоже поймут.

Наконец женщина выключила лампу и отложила изделие в сторону. Металл должен остыть. Вещь не была доделана до конца, работа только началась. Но иногда и этого бывает достаточно.

Нил ждал ее у выхода.

— Спокойной ночи, Нил, — сказала она. — Я намусорила в старой кузне, пробовала поправить сломанный трензель. Ты был прав, маленькая лампа плохо разогревается.

— Все будет нормально, — ответил он.

Она постарается, чтобы все было нормально.

Глава 14

Орбитальная станция Баскар, система Баскар


Бeaттa Сорин, учительница класса «Маленькие ягнята» начальной школы «Долина пастуха» с орбитальной станции Баскар, вела своих подопечных на станцию пересадки. Она часто оборачивалась, чтобы проверить, все ли на месте. За ней тянулась вереница малышей в форме помощников из числа учителей и родителей. У взрослых на груди красовался значок с эмблемой школы. Все должны были иметь при себе идентификационное удостоверение, специальное устройство со звуковым сигналом, по которому можно найти потерявшегося человека. У взрослых были наушники, микрофоны и свистки. Учителя тоже были в форме: белых рубашках и широких, со складками у пояса, брюках. У Беатты была специальная лента, за которую должны были держаться дети. Пока что все так и было, но они только-только отошли от школы, и дети побаивались, что поездку могут отменить и придется провести целый день в классе.


При входе во внутренние помещения станции учительница протянула кредитный куб школы, и группу из семнадцати детей и десяти взрослых пропустили внутрь. Времени прошло немного, и дети вели себя вполне спокойно, хотя Беатта заметила, что Поро Ориниосу уже хочет в туалет, а у Мерси Лэвенхэм что-то клейкое в кармане и выпачканы пальцы левой руки. Беатта позвала своего первого помощника Ури и отправила его в туалет с Поро, а сама вытащила липучку из кармана Мерси и вытерла ей руку. Мама Мерси обожала, подсовывать своей малышке какие-нибудь вкусности, хотя по правилам школы это было запрещено.

Ури вернулся как раз вовремя: пора было двигаться дальше. Все уселись в трансгравитационный трамвайчик, который должен был провезти их по всей станции. Беатта всегда отличалась собранностью и организованностью. Она заранее договорилась с начальством станции, и они немного изменили расписание этого трамвайчика, чтобы дети могли не торопиться. Был присоединен даже дополнительный вагон. Каждого ребенка аккуратно пристегнули к сиденью, предварительно проверив наличие специальных пластинок от головокружения, только после этого трамвайчик отошел от станции. «Маленькие ягнята» и их учителя заняли весь вагон.

Беатта уже одиннадцать раз водила детей на подобные экскурсии и прекрасно знала, как лучше спланировать маршрут, чтобы совместить приятное с полезным. Сначала они проехали на маленькой скорости через те зоны станции, где было больше всего людей — жилую и рыночную. Дети радостно узнавали свои дома или магазин, где мама только вчера покупала хлеб. Трамвайчик часто останавливался. Наконец он качнулся, приготовившись к первому трансгравитационному отрезку пути, и Беатта зазвонила в колокольчик, привлекая внимание всего класса.

— А сейчас будет у-у-у-ух, — сказала она. — Помните, что нужно набрать воздух и задержать дыхание. Перед каждым сиденьем опустились перила безопасности. Беатта заткнула уши специальными наушниками. Дети есть дети, каждый раз, когда трамвайчик переходил с одного гравитационного поля на другое, они начинали кричать и визжать, и если бы она не принимала экстренных мер, как в данном случае, то давно бы уже оглохла.

Трамвайчик набирал скорость, огоньки мигнули три раза, обычное предупреждение перед трансгравитационным переходом. Потом все погрузилось в темноту, Беатта в который раз пыталась уверить себя, что она просто падает со скалы в море. Даже сквозь наушники до нее доносились крики детей — смесь испуга с восторгом.

Потихоньку она опять начала ощущать силу тяжести. Первая остановка: «Тяжелые грузы». Гравитационное поле составляет ноль целых двадцать пять сотых обычной силы тяжести. Беатта пристально осмотрела всех детей, пока что все чувствуют себя нормально. Слава богу, в этом году родители прислушались к ее советам и не стали плотно кормить детей перед экскурсией. Трамвайчик вынырнул из темного тоннеля прямо в большое светлое помещение. Беатта натренированным движением стянула наушники и включила микрофон:

— Внимание, дети! Это зона обслуживания больших грузов. Бри, твой папа работает в зоне «Тяжелых грузов», так ведь?

Бри кивнул.

— Именно здесь он и работает.

— Я был здесь с ним… он брал меня с собой!

— Да, Бри, но другие тут не были. Пожалуйста, будьте внимательны. Когда мы подъедем к станции, вы увидите справа выходные люки транспортно-кон-тейнерной системы и транспортеры, по которым эти контейнеры потом движутся. Если нам повезет, вы даже увидите, как станция принимает грузовые контейнеры, и они один за другим проходят в эти люки. — Она знала, что им повезет. Она специально спланировала экскурсию так, чтобы успеть к разгрузке большого транспортного корабля, даже созванивалась с начальником разгрузки. Еще она знала специальную цветовую систему кодов и кодов по форме, так отличали друг от друга грузы различного типа и назначения. Она готовилась объяснить детям, в каких контейнерах везут пищевые продукты, в каких — сырье для производства, в каких — готовую продукцию.

Бикс и Ксия прыгали на своих сиденьях, проверяя силу тяжести и сопротивления… Беатта посмотрела на них «специальным учительским взглядом», и дети успокоились, хотя вид у них был очень недовольный. С двойняшками всегда было трудно работать, это она хорошо знала. А теперь еще — после того как репортеры на каждом шагу рассказывали о двойне дочери лорда Торнбакла — пошла мода на двойняшек. Многие родители заказывали на будущее двойняшек, и Беатта злилась, предвидя, какие трудности ждут учителей через несколько лет.

Трамвайчик замедлил ход, подъезжая к остановке. Беатта еще раз напомнила детям, что увидеть контейнеры с грузом можно справа. И вот плотные широкие ленты, закрывавшие входы в люки, стали приподни: маться, и оттуда появились огромные, выкрашенные в разные цвета бочки с грузом. Они с грохотом двигались по транспортерам, сортировка проходила автоматически, часть бочек направляли в одну сторону, часть — в другую. Беатта, не задумываясь, отвечала на обычные детские вопросы.

— Оптические сенсоры считывают маркировку на ярлыках груза, другие сенсоры уточняют сортировку по раскраске. Так опознавательная система автоматически может направить бочки с грузом по нужному транспортеру.

— А где мой папа? — спросил Бри, готовый расплакаться.

— Он работает, — ответила Беатта. — Вряд ли мы сможем его найти.

Учительница пожалела, что упустила это из виду. Надо было договориться с папой Бри, чтобы он работал в этот момент где-нибудь поблизости.

— Вон он! — восторженно закричал Бри и радостно захлопал по стеклу. Беатта не могла бы с точностью сказать, что человек в оранжевом костюме, следивший за сканером, считывавшим маркировку грузовых бочек, был отцом Бри. Но если мальчик так радуется…

Вдруг у нее перехватило дыхание — откуда-то появился человек в светло-коричневом костюме и ударил человека в оранжевом костюме по голове. Крышка бочки приподнялась, и оттуда вылезли еще четверо… восемь… двенадцать мужчин в таких же коричневых костюмах. Человек в оранжевом костюме лежал неподвижно на полу.

— Кто-то ударил его, — прошептал Бри. Потом он закричал: — Его ударили! Моего папу ударили!

— Я уверена, что все в порядке, малыш, — ответила ему Беатта. Долгие годы общения с детьми научили ее сохранять спокойствие в любой ситуации. Она тут же сообразила переключить внимание детей на что-то другое и указала на то, что делается с другой стороны трамвайчика. — Смотрите! Смотрите, сколько здесь маленьких смешных машинок!

Слишком поздно она поняла, что это за машинки, но все дети, кроме Бри, уже повернули голову в другую сторону и увидели, как люди, сидевшие за рулем маленьких машинок, атаковали работников отсека тяжелых грузов. После этого машинки развернулись и поехали прямиком к трамвайчику.

Трамвайчик вздрогнул, это водитель попытался уехать, но тут же остановился. Трое детей начали плакать. Учителя и помощники смотрели на Беатту.

— Успокойтесь, дети, — она старалась говорить спокойно и размеренно. — Плакать совсем не из-за чего. Небольшой толчок, вот и все. Не вставайте со своих мест. Мэг, успокой, пожалуйста, Бри, а ты, Си-ви, займись Краудером…

Взрослые тут же начали действовать, и когда мужчина с оружием в руках открыл дверь их вагончика, дети спокойно сидели на своих местах и слушали, как Беатта рассказывала им сказку о коричневом кролике и пятнистой змее.

— Ах, черт возьми! — выругался мужчина. — Здесь дети! — Он говорил с сильным акцентом. Благодаря сводкам новостей, Беатта сразу узнала этот акцент.

— Нельзя так разговаривать при детях, — твердо сказала ему Беатта. Дуло его оружия было таким огромным, что, казалось, туда может поместиться весь трамвайчик, но Беатта старалась не смотреть на дуло. Вместо, этого она смотрела в лицо мужчине. — Пожалуйста, не пугайте детей.

— Оставайтесь на своих местах, — ответил мужчина и вышел.

Беатта и не думала ничего делать.


На панели управления станции лампочка мигнула два раза, потом зажглась красная.

— Что-то случилось с трамвайчиком, в котором поехали дети, — сказал Кайл. Диспетчеры уже привыкли к этим ежегодным школьным экскурсиям.

— Что такое? — спросила главный диспетчер, Делла Парт, одновременно слушая по внутренней связи разговор между офицером безопасности РКС и своим собственным начальником.

— Еще не знаю. — Кайл нажал на кнопку связи. — Четвертый, что там у вас такое?

Никто не отвечал. Если водителя нет на месте, ситуация, должно быть, действительно серьезная. Ему нужна помощь. Может, что-то случилось с кем-то из детей.

— Где сейчас четвертый? — спросил Сэш с другого конца диспетчерской.

— В отсеке тяжелых грузов номер два.

— Приборы отмечают незначительное повышение концентрации углекислого газа и температуры воздуха.

— Неужели дети выскочили в отсек? Бегают они там, что ли?

— Где видеосвязь?

— Не работает, в последние два дня она вообще работала плохо.

— Запросите группу безопасности станции. Кайл вызвал начальника станции:

— В отсеке тяжелых грузов номер два что-то не в порядке. Что показывают ваши сканеры?

— Подождите, сейчас посмотрю. — Пауза. — Повышение концентрации углекислого газа, увеличение температуры воздуха… потребления кислорода и видео… трансгравитационный трамвайчик остановился на остановке. Разве сегодня не было детей?

— Были. От них поступил сигнал тревоги, зажглась красная лампочка, но на связь они не выходят.

— Все выглядит нормально. Идет разгрузка контейнеров с грузом с борта «Фридон 24». Рабочие отсека заняты грузом… подождите… Какого цвета в этом году форма у рабочих в отсеке тяжелых грузов?

— Оранжевого. В прошлом году была светло-коричневой…

— Возможно ли, чтобы кто-то из рабочих был одет в старую форму… черт побери!

— Что такое?

— Никто из рабочих отсека тяжелых грузов не стал бы разгуливать с оружием в руках! Это похоже на вражеское нападение.

— Там? Где дети?

Последовало долгое молчание. Кайл слышал, как у него колотится сердце. Он быстро сглотнул и взял в руки микрофон:

— Тревога пятого уровня. В отсеке тяжелых грузов номер два вооруженный вражеский десант. Там же находится трамвайчик с детьми, прибывшими к нам на экскурсию.

Офицер РКС открыл от неожиданности рот, но тут же снова закрыл его и посмотрел на главного диспетчера.

— Отключите коммуникации сектора. Свяжитесь с начальником станции и аварийной командой. Вызовите всех сотрудников.

Потом диспетчер повернулся к офицеру РКС и спросил его:

— Что еще?

— Сколько у вас человек в аварийной команде?

— Около пятисот, если считать группу безопасности, медиков, рабочих.

— Узнайте точные цифры. Еще свяжитесь с пикетом РКС.

— Это должен одобрить начальник станции…

— Одобряю, — ответил по внутренней связи начальник станции, и Кайл вздохнул с облегчением.

— Что они могут сделать?

— Они соберут весь персонал Флота, который в данный момент присутствует на станции…


Сержант Кавальо работал в столовой. Он выбрал столовую частично потому, что работникам снабжения и столовой разрешалось дольше других задерживаться на станции во время остановок. В неделю получалось около суток на станции. Сержанту нравилось бродить по шумным рыночным кварталам, благодаря бабушке, которая обожала возиться в огороде, он неплохо разбирался в овощах и фруктах. Он знал, что фирма «Семья Перселл» иногда завозила свежие фрукты прямо с планеты, и надеялся отыскать вишню или черешню в подарок на день рождения начальнику отделения. Пехотинцам НПМ редко случается есть настоящие фрукты и овощи.

Они подлетали к станции, когда на панели управления загорелись красные лампочки. Пилот быстро включил канал связи. Кавальо заметил, как напряглись мышцы на лице пилота, как он тут же стал переключать ручки на панели.

— Что случилось? — спросил Кавальо.

— Нападение, — ответил пилот. — Ничего точно не известно, но в отсеке тяжелых грузов замечены вооруженные люди… и они взяли заложников, целый трамвайчик с детьми. Дети были на экскурсии.

— Кто из наших уже имел дело с террористами?

— Не знаю. На станции сейчас майор Рейхарт. Он приказал всему личному составу Флота, находящемуся в пределах досягаемости, собраться в… поэтому я поменял программу швартовки. Извините, сержант, но сейчас мы все должны быть там.

Кавальо ничего не ответил. Ну и влип же он, ничего не скажешь. Выбрал себе вахты на кухне специально, чтобы хоть немного развлечься, а то скучища на корабле пикетирования — сил нет… и вот попал в гущу событий без оружия и без своих людей. Он ведь командир группы спецреагирования.

— Дайте майору знать, что я с вами, — сказал он пилоту.Тот удивленно посмотрел на Кавальо.

— Вы, сержант? Но вы же кок… — Пилот не знал, что Кавальо на кухне временно.

— Не совсем, — сказал Кавальо. — Вообще-то, я начальник группы спецреагирования НПМ.

Пилот занервничал. Такая реакция бывает почти у всех, стоит им только узнать, что сидят рядом с человеком, которого специально обучали рукопашному бою и другим боевым наукам.

— Вы НПМ?

— Да. Так что доложите обо мне.

— Да, сэр.


Грузовой шаттл был предназначен для доставки запасов на корабль, а не для боя, но все шаттлы Флота имели некоторый аварийный оружейный запас. Специального бронированного костюма для Кавальо не нашлось, но он надел на себя самый большой скафандр и захватил пакет со взрывчаткой, предназначенной для того, чтобы в случае необходимости пробить брешь в корпусе любого корабля. Три брикета специальной взрывчатки, пять стандартных взрывателей, запасные части, сигнальные устройства детонаторов… он все тщательно проверил. К моменту швартовки шаттла у него все было готово.


Саркнон Филиос праздновал успешное завершение сделки. Он продал свою старушку «Минди Крикет II» гораздо дороже, чем когда-то купил ее, хотя, надо отдать должное, вкладывал он в нее немало. Сегодня ему удалось удачно продать привезенную партию минералов. Экипаж тоже был доволен сделкой: было обещано, что в следующий рейс они отправятся уже на новом корабле. Они просидели в баре «Радость космопилота» почти всю ночь и выпили почти все, что было в баре, хозяин бара искренне радовался. Под утро Саркнона потянуло в сон. До комнат, где они остановились, надо было проехать две остановки на станционном трамвайчике. Саркнон собрал экипаж, и они направились к остановке.

Там человек в зеленой форме, какую носили члены группы безопасности станции, попросил их предъявить идентификационные удостоверения, несмотря на то что все были в корабельной форме и с табличками на груди, где были написаны имена, название судна и прочие данные.

— Что случилось, парень? — спросил Саркнон. — Мы только что вышли из «Радости», ты же нас видел. Мы все с одного корабля, никому ничего плохого не делаем.

— Предъявите ваши удостоверения, сер. — Обычно члены группы безопасности станции ходили без оружия, но у этого человека через плечо было переброшено акустическое ружье. Два других члена группы безопасности внимательно следили за тем, что происходило. Саркнон чувствовал, что начинает сердиться, но побоялся поднимать шум.

— Ну, не стыдно ли набрасываться на честных, порядочных людей, должны бы радоваться, что мы на вашей станции столько денег потратили. — Он порылся в кармане костюма и достал идентификационное удостоверение. — И так бармен содрал с нас втридорога, а теперь еще вы. Никакого гостеприимства.

Обычно группа безопасности не проверяла идентификационные удостоверения или проглядывала их мельком. Но на этот раз все было по-другому. Саркнон долго стоял, покачиваясь на месте, пока охранник переводил взгляд с документов на него, потом снова на документы, и так несколько раз подряд. Наконец, он протянул документы обратно.

— Вы что думаете, что я не Саркнон Филиос? Вы никогда не слышали о «Минди Крикет»? Или я слишком некрасив, по-вашему?

— Не обижайтесь, — ответил ему охранник. — У нас тут некоторые сложности, и мы ищем людей с опытом подрывных работ. Похоже, вы нам подходите.

— Хотите заключить контракт? — Саркнон улыбнулся. Он знал, что не умеет вести переговоры, когда много выпьет. Именно так он попался при покупке «Минди Крикет» и в результате сильно переплатил за нее. — Но сейчас у меня голова кружится, так что о деле потом. Наверное, во время следующей вахты, когда просплюсь.

— Нет, сейчас, — ответил охранник.

Двое других тоже подошли ближе, Саркнон даже не заметил, когда это они успели, но сейчас увидел, что на него направлены несколько оружейных стволов.

— Что-то не в порядке, Харв?

— Нет, нашел взрывников, но они пьяны. Помогите довести их до медчасти.

Саркнон заплатил столько денег за эту выпивку, что совсем не хотел, чтобы из него ее так вот просто выкачали.

— Не пойду я ни в какую медчасть, все деньги коту под хвост… Я заслужил эту выпивку, так дайте мне ею насладиться до конца…

Он видел, как к лицу приблизилась чья-то рука, но настолько не координировал свои движения, что увернуться никак не смог. Очнулся он уже на кушетке в медчасти. От опьянения не осталось и следа, значит, детоксикацию уже провели.

— Черт побери! — выругался Саркнон. — А я еще купил целый бочонок этого сернинского эля!

— Ничего страшного, — успокоила его сидевшая на краю кушетки молодая женщина. Она вынула шприц из вены. — Спасите детишек, и я лично куплю вам два бочонка.

— Ну ладно. — Саркнон сел на кровати. Зато голова не болит. Он огляделся в поисках своих товарищей. — Раз уж такое дело…

— Такое дело. — Он не знал, что за форма была на говорившем, но, судя по голосу, возражения не принимались. Саркнон проследовал за ним по коридору в комнату, забитую людьми в форме врачей «неотложной помощи». Через пять минут он уже рассказывал им все, что ему было известно о работе взрывника.


Кавальо привык работать с организованными, дисциплинированными людьми, но сейчас он очутился среди людей гражданских, которые спорили, шумели и даже кричали. Кавальо сразу же нашел майора и пробрался к нему.

— Сержант Кавальо, сэр, НПМ, группа быстрого реагирования.

— Прекрасно… Сколько вас?

— Я один, сэр. Я был на станции, чтобы закупить продукты для кухни… Наш корабль в пикете у станции.

— Сержант НПМ закупает продукты для кухни? Нет, сейчас не время задавать вопросы, потом, когда сделаем дело. Ситуация очень серьезная. — И майор быстро обрисовал положение дел. — У них нет никого с такой подготовкой, как у вас, — наконец закончил он. — Аварийные группы не подготовлены к борьбе с террористами. Их, конечно, предупреждали, но никто не знал, что именно нужно делать. Поэтому меня сюда и направили. А тут еще дети. Медики сказали мне, что дети по сравнению со взрослыми сложнее переносят резкие перепады давления, велика вероятность повреждения дыхательной системы, лечить их тоже сложнее. Какое бы мы оружие ни применили, мы навредим детям, поэтому нужно действовать быстро и точно.

— Может, попробовать поговорить с террориста-ми, сэр?

Майор пожал плечами, но Кавальо не понял, что хотел сказать.

— У них тут неплохие медики, кое-кто подготовлен к ведению боя в масштабах станции, но, по-мое-му, они до конца не понимают, насколько ситуация отличается от того, к чему их тут готовили. Они думают, что там просто взяли детей в заложники. Я подозреваю, что эти террористы не пойдут на перего-воры с офицером Флота…

— Это террористы Нового Техаса? — спросил Кавальо.

— Пока не знаю. Мы с ними еще не разговаривали. Начальник станции сразу отключил все каналы связи. По-моему, он боится, что они смогут взломать защиту на основных компьютерах станции.

— С этим мы разберемся, — ответил Кавальо. — Я захватил взрывчатку и аварийную систему связи из шаттла.

— Молодчина. Сейчас я познакомлю вас с начальником станции.


— Если они решили убить детей, чтобы что-то там доказать, то мы ничего сделать не сможем. Может, они их уже убили. Мы можем только поговорить с ними. По нашим данным, у этих людей очень сильны родственные связи, особенно с детьми. Будем надеяться, что они не станут убивать малышей. Может, именно благодаря детям нам и удастся начать с ними переговоры.

— Но они считают наших детей язычниками…

— Да, но, вспомните, на «Элайасе Мадеро» они ничего плохого детям не сделали. Они взяли их к себе, чтобы «спасти» из языческого ада. Вряд ли им вообще было известно о школьной экскурсии, которая планировалась именно на этот день. И надо же было им выбрать именно этот единственный день в году!

Иринейский акцент Кавальо всегда вызывал удивление у сослуживцев. Он уже двадцать лет как покинул родную планету и теперь мог по желанию говорить с акцентом или без него, ему когда-то установили специальные имплантаты. Теперь этот акцент может пригодиться.

— Кто-нибудь живой есть? — спросил он во весь голос на родном диалекте.

В ответ молчание. Потом раздался голос с сильным акцентом, который благодаря видеорепортажам стал известен всем:

— Кто вы?

— Я разыскиваю учительницу… серу Сорин. Мы беспокоимся за судьбу детей.

Снова молчание, но уже не такое длительное.

— Каких детей?

— Детей в трамвайчике. Им пора возвращаться домой.

— А о чем вы думали, когда сажали детишек в трансгравитационный трамвай. Вам что, на них наплевать?

— Именно потому что не наплевать, я и разговариваю с вами. Можно мне поговорить с учительницей?

— Доверили детей такой женщине. И мальчиков в том числе. Отвратительно. Нет, с ней поговорить нельзя. Она занята. Ей приказано следить за детьми, чтобы они не кричали.

— Но с ними все в порядке? То есть я хотел сказать… вы же знаете, что такое дети, то им надо в туалет, то поесть, то попить… У вас там еда для них есть?

На этот раз ответил другой голос, старше и злее:

— Нет, еды для детей у нас нет. А тут что, один из ваших, мистер?

Кавальо уже подумывал о том, не прикинуться ли чьим-нибудь папой, но дети в этом возрасте такие непредсказуемые, что их не проведешь. Если бы он сказал, что он отец кого-то из мальчиков, а мальчик потом закричал бы: «Это не мой папа!», было бы только хуже.

— Нет, моих там нет, но какая разница. Там, откуда я родом, мы ко всем детям относимся одинаково.

Откуда это вы родом?

— С Иринеи. — Возможно, они никогда ничего не слышали об Иринее, но если слышали, то будут знать, что он говорит правду. Иринейцы известны своим отношением к детям.

— Ага. — Пауза. Кавальо пожалел, что отсутствует видеосвязь, он бы многое понял по выражению лица говорившего. Но они еще не наладили видеосвязь. — Плохо, конечно, получилось с детишками, но…

— Я могу прислать вам продукты для них, — прервал его Кавальо. — Еду, воду. И вам тоже, — добавил он, словно эта мысль только что пришла ему в голову.

— Послушайте, кто бы вы ни были…

— Меня зовут Фред, — Кавальо представился именем своего дяди. — Фред Вальо.

— Послушай, Фред, дело в том, что мы можем и убить детишек.

— Да, я понимаю, — ответил Кавальо.

— Поэтому лучше сразу соглашайтесь на все наши условия…

— Если дети погибнут, — голос Кавальо стал жестким, — ни один из вас живым с этой станции не выберется.

— Если вы хотите, чтобы они остались в живых, делайте то, что я вам скажу, — ответил голос, а вдалеке раздался другой голос, моложе:

— Но ведь мы не можем убивать детей!

Кавальо мысленно улыбнулся. Разброд в стане врага, к тому же они пошли на переговоры, значит, уже проиграли. Если бы только там не было детей.

— Я должен поговорить с кем-нибудь, кто бы уверил меня, что дети в порядке, — сказал он. — Если не с учительницей, то с кем-то из взрослых сопровождающих.

— Подождите, — ответил голос постарше. Кавальо отключил микрофон и обернулся к майору:

— Слышали, сэр? Пхз крайней мере, один из врагов против того, чтобы убивать детей. И разговаривать с нами они не отказываются.

— Да… Но сколько все это продлится? Интересно, позовет он кого-нибудь из взрослых или нет?

— Я… — На приборах замигали лампочки, и Ка-вальо снова включил микрофон.

— Продолжайте… — произнес уже знакомый им голос. — Скажите им, что с детьми все в порядке.

— Но они хотят в туалет… — раздался незнакомый мужской голос.

— Скажите им.

— Угу… меня зовут Парком Киндиссон… сопровождающий «маленьких ягнят»… Вы меня поняли?

— Да, сер Киндиссон, — ответил Кавалло. — С детьми все в порядке?

— Их никто не трогал, но они напуганы, особенно Бри, потому что он видел, как его папу ударили по голове. Все хотят в туалет, но нас никто не выпускает, и еще: скоро дети проголодаются, мы могли бы взять что-нибудь в закусочной на остановке, но опять же нас не выпускают, и…

— Достаточно! — прикрикнул злой голос. Кавальо слышал, как мужчина запротестовал, но его уже оттеснили. — Вы знаете этого Киндиссона?

— Я не знаком с ним лично, — ответил Кавальо. Он просматривал списки всех, кто поехал с детьми на экскурсию, и знал, что Киндиссон один растит сына, что он специально взял отгул, чтобы помочь учительнице с детьми. Работал он маляром.

— Какой-то он странный. Не похож на настоящего мужчину…

— Он волнуется за детей. И я тоже. Давайте мы все-таки отправим для них еду. И переносные туалеты, чтобы они могли сходить в туалет, не выходя из трамвайчика.

— В трамвае нет туалета?

— Нет, поэтому я и предложил переносные. Обычно в семье, где есть дети, обязательно есть и переносной туалет. Его всегда берут с собой, если отправляются в поездку с ребенком.

— Но на остановке трамвая должны быть туалеты?

— Да, конечно, вопрос только в том, выпустите ли вы их. Ведь это маленькие дети, вы же знаете, они начнут бегать, мешаться под ногами. Вы хорошо придумали, что держите их в вагончике и не выпускаете. Немного лести не помешает.

— Мы хотим переговорить с нашими женщинами, — сказал голос.

Кавальо почувствовал, как брови у него поползли вверх от удивления.

— С вашими женщинами? — осторожно переспросил он.

— Не притворяйтесь, будто вы ничего не понимаете. С женами рейнджеров, которых вы выкрали, и с их детьми, мы хотим, чтобы они вернулись домой.

— Подождите одну секунду… — Кавальо опять отключил микрофон и подозвал начальника станции. — На станции есть женщины из Нового Техаса?

— Нет, они уже уехали. Почему вы спрашиваете?

— Потому что эти ребята прилетели сюда, чтобы забрать их домой. Вы знаете, куда они полетели?

— Нет, я могу проверить по спискам пассажиров, но узнаю только, на каком корабле они вылетели со станции.

— Не надо говорить этим парням название корабля, — ответил Кавальо, потом снова включил микрофон. — Я только что разговаривал с начальником станции, он говорит, что женщин на станции уже нет. Они действительно были здесь, но улетели.

— Врете! Верните нам наших детей, иначе мы заберем ваших.

— Я могу показать вам список улетевших со станции… — И Кавальо помахал рукой начальнику станции. — Надо показать им список, чтобы они поверили…

— Информационные порты общего пользования в отсеке тяжелых грузов могут выдать всю информацию, но мы отключили коммуникации…

— Подключите линию с усиленной защитой.

— Если вы не отдадите нам наших женщин и детей, мы взорвем всю вашу станцию! — еще один незнакомый и очень возбужденный голос. Потом какой-то шум и крик в отдалении. Остается только надеяться, что с детьми все в порядке.

— Подождите немного, — ответил Кавальо. — Никто не хочет, чтобы пострадали дети. Давайте посмотрим, что можно сделать… — Кто-то поднес к его лицу небольшой компьютер, на экране которого он прочитал сообщение: «Мы можем пользоваться информационным портом на остановке». — Действительно ваших детей на станции уже нет, и я не знаю, где они. Вы, как вы сказали, вас зовут?

— Дэн, — ответил голос постарше. — Зовите меня Дэном.

— Дэн, насколько я понимаю, вы считаете, что дети должны оставаться с родителями…

— Именно так. Поэтому, раз наших детей здесь нет, мы хотим знать, где они.

Включился канал видеосвязи. Сначала изображение было сильно искажено, потом специалисты по сканирующим приборам что-то подправили, и все пришло в норму.

Теперь, когда Дэн снова заговорил, Кавальо видел его лицо, хотя, наверное, изображение на компьютере было не совсем точным. Мужчина средних лет, по лицу видно, что он умеет брать ответственность на себя.

— Как вы собирались вернуть их?

— Увели бы корабль. Мы уже так делали.

— Хороший план, — ответил Кавальо и мысленно перекрестился, потом написал на листе бумаги: «Найдите небольшой, недорогой и простой корабль» — и передал лист майору.

— Если наших детей нам не найти, мы заберем ваших.

— Но так нельзя, — ответил Кавальо. — Дети должны оставаться со своими родителями.

— Вы предлагаете нам убраться подобру-поздорову?

— А вы уберетесь?

— Возможно.

Кавальо видел, как мужчина положил микрофон, обернулся к остальным и принялся им что-то говорить, потом снова включил связь. Кавальо услышал, как один из мужчин выкрикнул: «Ты же говорил, что они здесь!»

— Так мне сказали.

— Слушай, мне это уже порядком надоело. Сначала мы вкалывали, как проклятые на том корабле, потому что ты не хотел тратить деньги на билеты, но это еще ничего, если бы нам удалось убить старикашку. Так ведь и там нас опередили.

— Все вышло не так, как мы планировали…

— Но ведь ты сам выбрал тот корабль. А потом сказал: «Давайте заберем назад детей», — хотя они, в общем-то, и не наши. Мы снова отрабатываем перелет сюда, а когда прилетаем, оказывается, что детей тут и след простыл. Я даже не уверен, были ли они здесь вообще.

— Все в баре говорили, что они здесь!

— Все в баре были в доску пьяными, Дэн. Детей тут нет и, возможно, никогда и не было, и что ты предлагаешь делать теперь?

— Я что-нибудь придумаю… дайте мне только сосредоточиться.

— Мы можем забрать этих детей…

— Черт побери, Арнетт, я не хочу забирать этих детей. Они не наши дети и не дети рейнджеров. И как нам их забрать?

— А что еще ты предлагаешь, сдаться, и пусть они нас убивают, как убили рейнджеров?

— Мы несделали ничего, за что нас можно было бы убить.

— Все равно я не сдамся, — по голосу Кавальо узнал Арнетта.

— Ну а я не собираюсь убивать детей, — тот же голос, который протестовал в самом начале. — Почему бы нам не обменять их, например на корабль?

— На целый корабль? Ты думаешь, эти безбожники обменяют детей на корабль? Им плевать на детей.

— Ну, как дела? — спросил майор. Кавальо, не отрываясь, следил за экраном.

— Они выясняют, кто виноват. Эти ребята собирались убить лорда Торнбакла, а когда оказалось, что его уже убили, решили забрать хотя бы женщин и детей. По-моему, они сами не рейнджеры, просто дурачки-идеалисты, пустившиеся в поход по собственной инициативе.

Кавальо постучал по микрофону, и мужчины на экране тут же развернулись. Дэн подошел к своему микрофону и с явной неохотой приготовился слушать.

— Дэн! Дэн… послушай, с детьми все в порядке?

— Да, все в порядке.

— Дэн, начальник станции сказал мне, что ваши женщины и дети улетели отсюда одиннадцать дней назад на корабле «Долфин Райдер».

На экране было видно, как двое мужчин потрясли кулаками в воздухе, а один сплюнул на пол.

— Тут я ничего поделать не могу, Дэн, но вот еще что…

— Что?

— Я не знаю… но если… если бы мы дали вам корабль, Дэн… и дети остались бы живыми и невредимыми…

— То есть вы согласны обменять детей на корабль? Вы на это согласны?

— Ну конечно. Это же дети.

— На целый корабль? В рабочем состоянии?

— Конечно. — Кавальо посмотрел на листок, который ему протянули. На нем было написано «Минди Крикет II».

— Не знаю. Нам нужны будут припасы. Кавалло улыбнулся майору и отключил микрофон.

— Они согласятся, — Сказал он. — Где пришвартован этот корабль?


Переговоры продлились еще двенадцать часов, но в результате дети вернулись к родителям, а террористы из Нового Техаса оказались на борту «Минди Крикет II». Маленький корабль с присущей ему грациозностью отчалил от станции.

— Быстро они лететь не смогут, — заметил Саркнон.

— Особенно теперь, — ответил Кавальо.

Он все-таки нашел применение брикетам взрывчатки. «Минди Крикет II» не сможет добраться даже до первой точки входа в скоростной коридор. Через два часа после вылета, когда корабль удалится на безопасное расстояние от орбитальной станции…

— Незачем отпускать этих ребят на свободу. Они еще могут натворить дел. — Кавальо потянулся и посмотрел на майора. — Ну а я теперь могу спокойно закончить закупку продуктов для кухни, если, вы, конечно, не возражаете.

Глава 15

Корабль РКС «Джерфолкон»


— Джиг Серрано вызывается в каюту капитана… — Барин ввел в ответное устройство на стене пароль-подтверждение и повернулся к сержанту.

— Я закончу проверку потом, — сказал сержант. — И, надеюсь, вы придумаете, что делать с этими шкафчиками. — Шкафчики оказались открытыми, и Барин уже нашел три неполадки.

— Да, сэр!

По Дороге к капитану он размышлял над тем, из-за чего его вызывают. Ничего на ум не приходило, вчера его даже похвалил майор Конуэй.

Секретарь капитана Эсковара тоже ничего не сказал, только улыбнулся и показал ему, что капитан свободен. В каюте капитана Барин вытянулся по стойке смирно и застыл в ожидании.

— Ага… Я думал, вам будет приятно услышать, что теперь вы будете получать полное жалованье. — И капитан протянул ему куб с посланием.

— Извините, сэр?

— Судя по всему, ваши… подопечные нашли способ зарабатывать себе на жизнь. Больше они не числятся на довольствии Флота.

— Где же они?

— В одной из колоний. Похоже, подходящее место им подыскали профессор Мейерсон и эта дипломатка из Конфедерации Одинокой Звезды, а потом кто-то оплатил их колониальные паи. Оплатил даже половину того, что на них потратил Флот, остальное выделил Главный штаб. Поэтому вы снова будете получать полное жалованье. И, значит, можете жениться.

Барин покраснел.

— Наверное, так… сэр.

— Из огня да в полымя. Лучше дайте родственникам время свыкнуться с мыслью о вашей женитьбе. Ваши родители знакомы с лейтенантом Суизой?

— Нет, сэр. Но теперь, когда я снова буду получать жалованье, может, я смогу рассчитывать на небольшой отпуск…

— И вы сразу поженитесь.

— Нет, сэр, не сразу. Я познакомлю ее с моими родителями.

Эсковар задумался.

— У вас много неиспользованных дней отпуска. Вот что я вам скажу, выберите удобное для вас время, согласуйте все и с родителями, и с ней, а я постараюсь вам помочь.

— Спасибо, сэр.


Корабль РКС «Наварино»


— Вам почта, лейтенант. — Эсмей не знала, кто бы это мог быть. В последний раз она получила сухой ответ из отдела личного состава Флота, в котором говорилось, что ей надлежало раньше сообщить о своем новом титуле Невесты Земель и что любые запросы об изменении статуса должны теперь проходить все инстанции в ее секторе, потом в Главном штабе.

Оказалось, что ее ждет куб с посланием от Барина. Это намного лучше, чем письмо из отдела личного состава.

По мере того как она читала послание, на сердце становилось легче. Наконец-то Барин избавился от ответственности за всех этих женщин и детей. Теперь он снова будет получать жалованье. Он поговорил с родителями, они хотят с ней познакомиться. Ему дадут отпуск, и он спрашивал, получится ли у нее взять отпуск. Он уверен, что сможет задействовать высокопоставленных родственников, чтобы как-то обойти запрет, касающийся женитьбы на Невесте Земель…

У нее тоже накопилось много неиспользованных дней отпуска. Конечно, можно встретиться на несколько дней, даже на неделю. Где-нибудь в тихом и спокойном месте. Эсмей совсем не против того, чтобы познакомиться с родителями жениха, но она хочет побыть и с ним наедине.


Коппер —Маунтин


Тренировочный центр Флота был назван Коппер-Маунтин1 благодаря соседней с ним возвышенности из красного камня, а вскоре так стали называть и саму планету. Тренировочных центров на ней появилось много, некоторые находились достаточно далеко от медного цвета горы. До большинства центров можно было добраться на шаттле из Коппер-Маунтин, но фактически находились они на территории других баз: Драйлэндз на северных равнинах, Кэмп Энгл-тон в береговых болотах, Биг Триз на дальнем западе. Для отдыха инструкторов центров были предназначены специальные места: бесконечные песчаные пляжи далеко на восток от Коппер-Маунтин, горный район Восемь Пиков, где на самом деле пиков было намного больше, хотя остальные не превышали восьми тысячи метров.

К числу мало известных баз относилась и база Стэк Айлэндс. Острова вулканического происхождения. Древние скалы почти вертикально поднимались из холодных вод океана, который был прозаично назван Большим. Люди придали этим скалам еще более немыслимые очертания. На островах Стэк Айлэндс было на самом деле три базы Флота: две научно-исследовательского назначения (на одной проводили биомедицинские исследования, на другой испытывали оружие), третья представляла собой тюрьму для особо опасных преступников.

Такое соседство было не случайным. Нейробио-логические эксперименты проводились на заключенных тюрьмы, иногда по окончании эксперимента человек полностью забывал, кем был прежде, и становился (1 Коппер-Маунтин в переводе с английского означает «медная гора».) совершенно другой личностью. Большому Совету, правда, такие подробности не были известны. Но в масштабах планеты соседство было достаточно относительным. На аэрокаре можно было за час добраться от тюрьмы до каждой базы Стэк Айлэндс, но по суше и воде такой переход представлял определенную трудность. Исследовательские базы располагались на расстоянии нескольких километров друг от друга, в районе прибрежных скал, в то время как тюрьма находилась на восточной оконечности архипелага, ее не было видно ни с одной из других баз. Плавать в прибрежных водах было опасно из-за низкой температуры воды и коварных морских хищников.

Охрана Третьего Стэка, как здесь называли тюрьму, даже не старалась останавливать заключенных, если они решали свести счеты с жизнью. Считалось, что это лучший выход из положения. Поэтому и возможность побега из тюрьмы мало кого заботила. Такая попытка была равносильна самоубийству. Заключенные могли прыгать со скал в ледяную воду океана, сколько хотели. Если они оставались в живых, невзирая на камни и холод, их настигали прожорливые морские чудовища. Конечно, охрана все-таки следила за порядком, специальные патрули ходили по коридорам и внутренним дворикам тюрьмы, особенно серьезно охранялись тюремные аэрокары, но на скалах никакого поста наблюдения не было.

Командование такой базой вряд ли могло продвинуть офицера по службе, мало кто хотел здесь служить. Но кое-кому обстановка Третьей базы Стэк Айлэндс представлялась пределом мечтаний.


Капрал Гелан Мехарри, часовой второй , вахты в Третьем Стэке, думал о новом начальнике. Что-то было в ней такое, что сильно тревожило его. Все предыдущие начальники тюрьмы, как один, имели какие-то слабости. Толин, например, был человеком мягким, небрежным, очень ценил собственный комфорт, подчиненные прекрасно знали, как им можно манипулировать, и пользовались этим. Но Бэкэрион иная. Про нее не скажешь, что у нее есть слабости.

Интересно, что такое она натворила, что ее послали сюда? Для охранника служба в тюрьме строгого режима не считалась зазорной, наоборот, если все шло хорошо… но что-то в этой женщине настораживало.

После официальной церемонии вступления в должность начальник второй вахты сержант Копанс отправил всех перекусить и подготовиться к дежурству. Гелан снял парадную форму и переоделся в повседневную. Как всегда, он проверил, чтобы все в шкафчике висело ровно, потом отправился в столовую. Затем проверил свой отсек в бараках. Наверняка эта новая начальница будет все осматривать. Нужно не ударить в грязь лицом.

По пути в столовую он остановился у информационного центра базы и вывел на экран список офицеров. По крайней мере, прочтет официальную биографию новой начальницы. На фотографии она была в форме капитан-лейтенанта, видимо, фотография старая. Он просмотрел ее послужной список. Одна из лучших в своем выпуске в академии, значит, не глупая. Командирская специализация, вначале служила на нескольких боевых судах. В чине майора попала по обычному распределению на «Доминьон». Участвовала в бою.

Что такое он слышал про «Доминьон»? Название очень знакомое… Он набрал слово и нажал на кнопку поиска. Лепеску. Значит, Бэкэрион служила под началом Лепеску? И была в том самом бою, когда Херис Серрано отказалась выполнять приказы Лепеску, выиграла битву, но потеряла свой чин и пост. Гелан стиснул зубы, стараясь не подавать виду, что взволнован. Именно благодаря Лепеску весь экипаж Серрано, в том числе и его старшая сестра Метлин, попали под суд, а потом в тюрьму. Да, Бэкэрион заслужила свое новое назначение. Только ей бы больше подошло, если бы она попала сюда в качестве заключенной. Гелан не видел Метлин после того, как она вышла на свободу, но слышал рассказы о процессе. Лепеску мертв, а вот эта Бэкэрион…

Он выключил порт, осторожно улыбнулся местному клерку и отправился обедать, хотя внутри у него все дрожало. Сидя за столом, он вдруг замер, рука с вилкой так и повисла в воздухе. А что, если это назначение вовсе не наказание для Бэкэрион? Что, если она ему рада и добивалась его сама? Что, если она, подобно Лепеску, хочет играть с заключенными в определенные игры?

Надо быть все время настороже. Когда она заметит фамилию Мехарри среди своих подчиненных, то поймет, что он все знает… и знает, что ей это известно.


Гелан Мехарри еще не родился, когда погиб вместе с «Форджем» его старший брат Гэрет. Когда его сестра Метлин попала в тюрьму из-за Лепеску, он учился в школе. Будучи новобранцем, он на себе прочувствовал опалу, распространявшуюся на всех родственников Метлин. Правда, когда Гелан прошел основные испытания, инструктор сказал ему, что, по его мнению, Метлин осудили несправедливо. В отличие от большинства молодых капралов, Гелан тоньше чувствовал социальные различия и нюансы именно благодаря тому, что многие из его родственников служили во Флоте. Он вправе был подозревать людей в тайных умыслах против своего семейства.

И даже когда первые несколько недель пребывания Бэкэрион в тюрьме прошли без эксцессов, Гелан не позволил себе расслабиться. Он никого ни о чем не спрашивал, ничего особенного не говорил другим, для всех окружающих он оставался тем же самым спокойным, компетентным молодым капралом, к какому они привыкли.

В душе же у него бушевали бури. Бэкэрион занималась тем, что общалась с каждым из офицеров в отдельности, в порядке старшинства. После разговора с ней люди возвращались в задумчивости, кое-кто в недоумении, многие встревоженные. Ничего особенного не рассказывали, просто говорили: «Ну и штучка».

Уже одно это могло бы навести на разные мысли. Место было уединенное, народу не так-то много, и одним из главных развлечений являлись сплетни. Каждый собирал информацию о других из мимолетных встреч, пересудов. Гелан знал, что у их бывшего начальника, Йозепа Толина, была тетка, которая разводила длинношерстных кошек с плоскими мордами, двоюродный брат, занимавшийся виноделием, и дочь, которая давно с ним не поддерживала никаких отношений, Толин винил во всем бывшую жену, сбежавшую от него с каким-то историком.

Но никто ничего не знал о Бэкэрион. «Штучка». Его сестра Метлин тоже крепкий орешек… Пока она сидела в тюрьме, Гелан даже представить себе не мог, как ей трудно… Теперь-то он может себе представить. Правда, он по другую сторону дверей. У него каждый раз что-то сжималось внутри, когда приходилось дежурить на женской половине. Он представлял, что вот так же здесь могла оказаться и Мет, и всегда думал, нет ли в камерах таких же невинно осужденных женщин, как и его сестра.

Скоро и ему предстоит разговор с Бэкэрион. У нее есть доступ к его личному делу, в котором перечислены и все родственники, которые служили или служат во Флоте. Что она скажет? О чем спросит? Что он должен отвечать? Ведь не может же он крикнуть то, что постоянно рвется наружу: «Умри же, как твой Лепеску!»


Толин не был неряхой, но кабинет начальника тюрьмы выглядел теперь намного более опрятным и убранным. Все вокруг блестело, бумаги на столе секретаря лежали ровными пачками.

Такая же любительница порядка и дисциплины, как Лепеску, Бэкэрион сидела неподвижно за столом и ждала его, подобно статуе.

— Капрал Мехарри прибыл по вашему приказу. — Он еле сдержался, чтобы не дернуться, когда она перевела на него взгляд своих холодных глаз.

— Вы мало похожи на сестру, — сказала она. Потом вздохнула и добавила с иронией: — Почему, интересно мне знать, вся красота зачастую достается братьям, не сестрам?

Он почувствовал, что начинает краснеть. Она улыбнулась.

— Извините, капрал. Я не хотела смущать вас. Не хотела! Так он и поверил! Но, наверное, лучше прикинуться дурачком.

— Конечно, я виделась с ней всего несколько раз, — тем временем бесстрастно продолжала Бэкэри-он. — Я была шокирована и удивлена, услышав о том, что она попала в тюрьму, и очень обрадовалась, когда все выяснилось и ее оправдали.

На лбу начальницы появилась морщинка. Гелан был уверен, что она сделала это специально, в знак того, что говорит искренне.

— Вам, наверное, трудно будет поверить, капрал, но, когда я служила в штабе адмирала Лепеску, я и не подозревала, что он способен на бесчестные поступки. Он казался таким… преданным, полностью отдавался борьбе с врагом.

Можно сказать и так. Если, конечно, не считать, что платить за все приходилось союзникам Лепеску и его врагам, что он просто любил кровь, кровь в больших количествах и неважно чью.

— Надеюсь, мы сработаемся. — Бэкэрион слегка нахмурилась, будто Гелан позабыл о какой-то мелочи.

— Так точно. — Он постарался произнести эту шаблонную фразу с энтузиазмом.

Бэкэрион расслабилась, но он не мог сказать, хорошо это или плохо.

— Вы попросили назначить вас сюда потому, что тут сидела ваша сестра? — спросила она.

— Нет. — Он предвидел такой вопрос. — В отделе личного состава заметили, что я не служил по своей второй специальности, и сняли меня с «Флэшпойн-та». Я просил оставить меня в Третьем секторе, чтобы быть недалеко от… от корабля… но меня направили сюда.

— Вам здесь тяжело?

— Нет, сэр.

— Что вы можете сказать об офицерах и личном составе базы? Они преданы своему делу?

Разве капралу задают подобные вопросы?

— Преданы? Я не уверен, что понял ваш вопрос, сэр.

— Не прикидывайтесь, Мехарри! Там, где есть заключенные и охранники, существует и возможность столкновения, бунта. Вот я и спрашиваю, не известно ли вам о подобной ситуации?

— Нет, сэр, — ответил Гелан. — Ничего такого я не знаю.

Она очень внимательно посмотрела на него и сказала:

— Прекрасно. Можете быть свободны.


Осенний вечер приближался к концу. Во внутреннем дворике тюрьмы сгущался туман. Было холодно. Гелан вздрогнул. На зимнюю форму они перейдут только через неделю, но дрожал он не от холода. До Первого Стэка десять километров, до Второго двенадцать, но что толку, это все равно что тысячи километров, отделяющие острова от континента. Катеров или лодок тут нет, потому что нет и бухт или причалов. Скалы везде резко обрываются в воду с высоты двадцати метров, когда на море шторм, брызги разбивающихся о скалы волн поднимаются метров на тридцать—сорок. Он умеет плавать, но невозможно проплыть десять километров в ледяной воде… да еще эти морские чудовища.

Выбраться отсюда невозможно. Он тут в ловушке так же, как и все заключенные. Гелан ни на секунду не сомневался в том, что Бэкэрион постарается его убить, и сделает это таким образом, что все будет выглядеть вполне естественно, даже расследование не начнут. Никаких выстрелов, ножевых ран или ударов. Возможно, у нее есть соратники на медицинской базе Первого Стэка. Конечно, она может устроить все так, словно его убил один из заключенных, но для ее целей больше подойдет исчезновение. Тогда Гелана можно будет обвинить в побеге. Бэкэрион придумает какую-нибудь подходящую версию.

Вероятнее всего его постараются сбросить со скал вниз. Пусть он даже разобьется не на смерть, скорее всего, не на смерть, тогда агенты Бэкэрион останутся чисты. И атаковать она будет только тогда, когда будет окончательно уверена в успехе, когда у нее появятся сторонники. Значит, у него в запасе есть время, чтобы подготовиться.


В Третьем Стэке хранилось пятьдесят ПЗК, персональных защитных костюмов планетарного профиля. Теоретически такой костюм должен был защищать человека от агрессивных воздействий среды, беречь его от травм. Конечно, если со склада пропадет такой костюм, сразу поднимется переполох, но проверяют их всего один раз в месяц. Хватит ли ему этого срока? Наверное.

Но одного ПЗК недостаточно, чтобы выжить в океане. Нужно что-то еще.

В аэрокарах хранились аварийные спасательные наборы. Иногда аэрокары совершали вынужденные посадки на воду, и тогда экипаж мог воспользоваться специальными плотами и прочими приспособлениями. Он даже однажды видел брошюру с инструкциями, что делать в подобной ситуации. Эту брошюру написали люди, привыкшие ходить под парусами, а военные немного усовершенствовали ее для своих целей. Но он тогда прочитал ее просто от скуки, в ожидании шаттла. Он помнит, как несерьезно он тогда воспринял все, что прочитал, думая, что никогда не окажется в подобной ситуации.

Метлин говорила, что учиться никогда не вредно. А она прошла через огонь и воду.

Почему старшие сестры так часто оказываются правы?

Запасные спасательные наборы для аэрокаров Третьего Стэка хранились в специально охраняемом отсеке ангара. Всего на базе было три аэрокара — командирский шаттл, способный вместить четверых людей и пилота, и две машины для доставки почты, в которые могло поместиться до двадцати человек. Еще во время первого месяца службы на базе он побывал во всех помещениях как член команды проверки. Он хорошо помнил тюки, похожие на гигантские колбасы, сложенные у стены, выходящей на улицу. Они были тяжелые и громоздкие, так просто их не вынесешь.

Значит… Где же можно спрятать такой тюк? Сначала надо найти место, где можно будет все хранить. Закрытое пространство базы было крайне ограниченно, никаких укромных мест. Даже старые кратеры вулканов и те были приспособлены для нужд человека, в них находились лифтовые шахты. Охранники и сотрудники базы по много раз в день спускались и поднимались в лифтах, хотя большинство не отходило дальше основных кладовых, которые были расположены у самых шахт. В теплую погоду кое-кто спал на улице, за углом складов было удобное место для тех, кто хотел уединиться.

Значит… это единственное удобное место. Меньшая из шахт выходила наружу в скале чуть выше уровня моря. Только во время шторма ее заливало водой. Многие охранники развлекались тем, что часами простаивали у выхода шахты, наблюдая за бурной стихией, а иногда даже пытались поймать на удочку морских рыб. Главное, чтобы никто не заметил, как он будет нести сдутый плот в пещеру. А то, что он прогуливается по шахте, не вызовет ни у кого недоумения. Так он надеялся.

Он обрадовался, когда придумал способ, как вынести сдутый, свернутый плот из здания базы и донести его до лифта. Он не будет делать этого сам. Он просто напишет на тюке код, которым маркировали, припасы, привозившиеся на базу, и когда придет следующий груз, просто скажет, чтобы все отнесли вниз. Доставка припасов происходила не по установленному графику, достаточно хаотично. Но, может, так ему только кажется.

Шансы спастись были ничтожны, но Гелан чувствовал, что у него появилась надежда.


Когда с этим было покончено, он начал думать не о своих планах, а о планах Бэкэрион. Он был абсолютно уверен в том, что она специально добивалась этого назначения. Но зачем? Конечно, не для того, чтобы, убив его, отомстить Метлин. Но каковы же тогда ее цели? Что она может сделать с заключенными и охранниками на изолированной от всего мира базе?

А что бы она делала с такой же базой на материке или в космосе… От того, что он вдруг понял, у него по спине пробежал ледяной холодок. Со смертью Ле-песку его протеже не могла преобразиться в добрую и мягкую женщину. Метлин еще тогда предупреждала всех родственников, чтобы они как можно дальше держались от людей Лепеску. Ничуть не лучше предателей, так она тогда сказала. Их волнуют только собственные интересы.

Ему необходимо было узнать точно, что замышляет Бэкэрион, и доложить об этом начальству. Но каким образом? Бэкэрион ни за что ему не доверится, а доступа к административным файлам ему не получить. Так он только себя погубит.

Дни проходили за днями, и Гелан чувствовал, что больше не может делать вид, будто все в порядке. Служба, каждодневные дела… и все время мысли о том, кто из охранников и из заключенных принял сторону Бэкэрион и каковы ее планы. Если бы только узнать… Он чувствовал, как назревает что-то, видел, что его часто не приглашают на совещания, на которых обычно присутствовал, но что именно затевается, понять было невозможно.

Гелан с тоской обнаружил, что, как и всякому нормальному человеку, ему не хватает общения с себе подобными, что он не может быть постоянно один.


Маргью Пардальт была назначена младшим инструктором в учебный центр Флота, и даже сама удивилась, что ей очень нравится учить других. Подул северный ветер, и жара потихоньку стала спадать, вместе с этим поднималось и настроение Маргью. На Ксавье никогда летом не бывало такой жары, как здесь, на Коппер-Маунтин, и она с удовольствием думала о предстоящей зиме. В отличие от других коллег, которые не воспринимали жизнь на планете, она с удовольствием открывала для себя новые миры. Регулярная Космическая служба построила базы и центры по всей планете, от ледяных полярных пиков на севере до знойных тропических островов на юге. В большинстве из этих центров проводились занятия или испытания. Маргью даже не приходило в голову спросить, почему космическая служба проводит столько занятий и испытаний на планете. Она с нетерпением ждала возможности побывать в степях Драйлэндз, которые, как говорили, очень похожи на ее родную Ксавье, или в горах.

У нее появился перерыв в занятиях, а вместе с ним и первая возможность попутешествовать. Ей поручили отвезти на другие базы срочные секретные директивы. Подобные сообщения должны были передаваться из рук в руки, и выбор пал именно на энсина Пардальт.

Погода утром стояла уже не такая жаркая. Маргью получила портфель с секретными бумагами, прикрепила его специальным замком к поясу и взошла на борт регулярного аэрокара, курсировавшего между учебным центром и Кэмпом Ингелтон. В течение двух часов ей пришлось сидеть на каком-то неудобном тюке, потому что в аэрокарах, развозивших припасы, не было специальных мест для пассажиров. Она внимательно смотрела в иллюминатор. Постепенно красные камни сменились прибрежными болотистыми равнинами грязно-зеленого цвета, потом показались темно-зеленые деревья, которые росли прямо в коричневой болотной воде.

На то, чтобы передать документы командиру базы, ей было предоставлено всего пятнадцать минут, но за эти пятнадцать минут она вполне удовлетворила свое любопытство. Тут стояла такая жара, а воздух был настолько насыщен сернистыми болотными испарениями, что она с удовольствием снова поднялась на борт аэрокара. Теперь они полетят в Драйлэндз. Тюки сгрузили на базе, освободилось достаточно много места, и ей поставили более или менее подходящее кресло.

Полет продолжался несколько часов, она даже заснула в шумном грузовом отсеке и проснулась только тогда, когда аэрокар пошел на посадку. Солнце клонилось к западу. Здесь, на севере, ветер был очень холодным, он срывал последние поблекшие листочки с деревьев, обрамлявших центральный плац базы. Невысокая степная трава уже пожухла. Маргью передала документы начальнику базы и отправилась в барак. Здесь они заночуют. Действительно, очень похоже на Ксавье, только ночное небо выглядит совсем по-другому. Неужели они действительно так близко от Скарфа?

На следующий день Маргью должна была лететь на запад, в прибрежные базы Биг Триз и Дарк Хар-бор. Потом предстоял еще более опасный полет на базы Стэк Айлэндс.

Для длительного перелета был подготовлен специальный герметизированный аэрокар, он летал выше обычных машин. В иллюминатор ничего не было видно, кроме каких-то коричневых пятен вперемежку с белыми пиками гор. Она надеялась, что когда-нибудь сама поднимется на эти вершины. Вместе с ней летели несколько офицеров, рядом сидел морской пехотинец, и каждый раз, когда он по какой-то неведомой ей причине отклонялся назад, она не видела даже иллюминатора.

И все же она путешествует. Маргью приехала сюда, чтобы узнавать новое, а все, что сейчас ее окружало, было для нее новым. Она старалась запомнить внутреннее устройство аэрокара.

Они приземлились на базе Биг Триз. Взлетно-посадочные полосы находились прямо в лесу. Девушка выросла среди деревьев, рощ, лесов и дубрав, но деревья ее детства были другими. Во время учебы в академии она видела очень большие деревья, но таких, как здесь, и представить себе не могла, хотя не раз рассматривала, открытки и фотографии этих мест. Деревья взмывали в небо огромными шпилями, они в несколько раз превосходили по высоте любое здание на базе. Маргью передала документы коменданту и выяснила, что аэрокар на Дарк Харбор будет только на следующий день.

— Вы должны посмотреть наши деревья, — сказали ей. — Больше вы нигде такого не увидите.

Она направилась к опушке леса. За спиной жужжали газонокосилки, раздавался шум шагов по дорожкам, впереди встала массивная темная стена. Папоротники были выше ее, между ними виднелись какие-то другие растения, мхи, цветы, еще что-то.

Она обошла первое дерево, заметила заросшую тропинку и пошла по ней. Земля под ногами пружинила, как губка, и когда Маргью зашла за ствол дерева, она с удивлением заметила, что никаких посторонних звуков с базы уже не слышит… огромное дерево словно впитывало в себя все звуки. Она почувствовала себя крайне неуютно и направилась назад.

Следующим утром они летели вдоль берега океана, и Маргью увидела, как мало земли освоено человеком. От самой базы до подножия гор простирался зеленый нетронутый лес. Он тянулся почти до бухты Дарк Харбор, переходил в перелесок, а у самой бухты превращался в заросли кустарника.

Ждать перелета через океан, чтобы добраться до баз Стэк Айлэндс, пришлось несколько дней. Стояла штормовая погода, а в такую погоду аэрокары не летали. Маргью провела эти дни, изучая способы выживания в аварийных ситуациях в океане. Здесь, на северном побережье северного Большого океана, уже наступила зима. Маргью научилась надевать ПЗК, застегивать одной рукой капюшон, спускать на воду спасательную шлюпку и надувать плот.


Капрал Азель Мартин-Джехор нес спутниковую вахту на далекой базе Блю Айлэндс. В отличие от Стэк Айлэндс, этот архипелаг лежал в теплых экваториальных водах. Насколько все старались избежать назначения на острова Стэк, настолько же все стремились сюда, на Блю. Прекрасные песчаные пляжи и бирюзового цвета лагуны архипелага Блю были надежно защищены от страшных морских хищников. Все, кто работал на планете, пытались хоть на недельку в году вырваться на Блю.

Мартин-Джехор много лет добивался этого назначения, в результате ему помог друг, работавший в отделе личного состава Флота. Капрал прекрасно справлялся со своими обязанностями. После большого шторма он собственноручно перепрограммировал сигнальный пост номер четыре, потому что командир тогда подхватил желудочную лихорадку. А так как капрал умел обращаться с норовистыми электронными приборами, его приставили к спутниковой метеорологической системе МетСат IV, следившей за погодными условиями и общей обстановкой в северной части Большого океана.

МетСат IV с самого начала доставляла много хлопот. Подрядчики уже дважды меняли всю систему, но так и не смогли понять, в чем проблема. В последний раз проектный инженер фирмы-подрядчика намекнул, что, видимо, кто-то из флотских вмешивается в программное обеспечение системы. Предшественником Мартин-Джехора был Юровский. На самом деле он ничего такого не делал, но чтобы подрядчики не волновались, его заменили.

Но система все равно работала со странностями. Мартин-Джехор считал, что это помехи, связанные с авиационными и космическими радарами. Так же думал и Юровский, но Мартин-Джехор знал то, чего не знал Юровский. Он знал, что МетСат IV можно использовать в своих целях.


Теоретически все сообщения с Блю Айлэндс должны были регистрироваться. На практике же хороший связист мог с помощью плотного луча перекачать данные со спутника, и это никто бы не заметил. Сначала Мартин-Джехор был очень осторожен, но постепенно он освоил эту систему не хуже специалиста-связиста.

Теперь для того чтобы вывести систему из строя, ему нужно было лишь прикрытие — официально зарегистрированное сообщение.

Система опознавания МетСат IV сверила вновь полученные инструкции с предыдущими, все сходилось до мельчайших подробностей. Система включила сканеры промежуточной дальности и повернулась на тридцать градусов по оси Z.

Внизу в обсерватории один из экранов в комнате спутникового наблюдения, на котором только что было четкое изображение шторма в открытом море, зарябил и пошел полосами.

— Черт побери. Снова барахлит. — Мартин-Джехор уставился на экран. — Неполадки происходят в определенное время.

— Нет, слишком непоследовательно, — у Юровского всегда было собственное мнение. Прошло полтора года, а он все еще не смирился с тем, что его заменили на Мартина-Джехора.

— Что ж, давай проверим, может, С-28 исправит все. — Иногда нажатием кнопки С-28 удавалось все быстро восстановить, но на этот раз ничего не помогало. Помехи остались на месте. Когда кнопка С-28 не действовала, приходилось долго все настраивать, но пока что это ему удавалось.

— Попробуй 43-120, — предложил Юровский. Хоть он еще и не забыл прошлого, но в душе был добрым и открытым человеком, всегда стремившимся помочь товарищам. Мартин-Джехор кивнул и нажал на соответствующие кнопки.

Все равно не поможет, но время протянет. Полосы на экране стали чаще, но больше никаких изменений.

— Кто-то омолодил систему слежения, что ли, теперь у нее тоже проблемы с памятью, — заметил Юровский. Все рассмеялись. Главный штаб, возможно, еще и не догадывается о взаимосвязи между омоложением и умственными нарушениями, но личный состав Флота уже все давно понял.

Как того требовали правила, Мартин-Джехор доложил о неполадках на МетСате IV начальству, когда в течение часа и после трех попыток ничего сделать так и не удалось. Командир Гернах вздохнула и приказала попробовать еще раз. Она была из гражданских вольнонаемных, и Мартин-Джехор знал, что ей все равно. В океане никого нет, а о надвигающемся шторме, который зарегистрировала система МетСат IV, уже известно. И на Стэк Айлэндс тоже известно, шторм как раз сейчас там, а до материка он дойдет только через несколько дней.

Что касается возможности проникновения в атмосферу планеты небольших судов, за которыми тоже следила система МетСат IV, — вряд ли это могло быть интересно командиру Гернах. Во время последней проверки в системе планеты были зарегистрированы обычные патрульные суда РКС. Никаких вражеских боевых кораблей поблизости нет, значит, не может быть и нападения. Кроме того, на спутнике «Полар 1», который в данный момент находится в южной части своей орбиты, установлены специальные сенсорные системы обнаружения вражеских судов. МетСат IV в какой-то степени дублировала спутник.

Мартин-Джехор знал, что нужно любым способом вывести МетСат IV из строя на пять часов или даже больше. Он не знал точно зачем, да и его это мало беспокоило. Он убедил себя, что кому-го просто необходимо провести контрабандный товар, видимо, дорогой, если учитывать, сколько заплатили ему. А от контрабанды никому вреда не будет. Подумаешь, провезут беспошлинно партию порнографических кубов.

Глава 16

Третья база Стэк Айлэндс


Нападение произошло серым дождливым днем. Видимость была почти нулевая. От парапета внутреннего дворика едва можно было разглядеть административные здания. Гелан Мехарри нес вахту на улице, он уже проверил первые три поста. На четвертом никого не оказалось. Он тут же нажал на кнопку внутренней связи, но по телу уже побежали мурашки. Ну хотя бы не ночью, и то хорошо.

— Спайерз слушает, — ответил голос. Спайерз, он его даже не подозревал.

— На четвертом посту на улице никого нет, — сказал Гелан. — На посту должен стоять Махдал… он не выходил на связь?

— Нет, капрал. Хотите, проверю в медчасти?

— Запросите замену на этот пост. Свяжитесь с остальными постами по внутренней связи, проверьте, все ли на месте, — сказал Гелан. — Потом уже проверьте медчасть.

— Так точно. — Волнение в голосе Спайерза звучало естественно: его тоже беспокоило исчезновение часового.

Гелан осмотрелся. Часовому с четвертого поста открывался вид на внутренний дворик, на задний вход, верхнюю часть административных зданий, выходившую на плац, и на верхушку скалы, поднимавшейся позади зданий. Если посмотреть налево, можно увидеть шлем часового на третьем посту, справа, недалеко от входа, должен быть часовой пятого поста.

Но там тоже никого не было видно. Гелан лег на парапет и посмотрел вниз на тропинку. Он увидел желтое пятно и рядом с ним яркую белую точку.

Он снова вызвал Спайерза:

— Капрал Мехарри снова на связи. По тропинке с западной стороны идет человек. Пятый пост отвечает на вызов?

— Нет, капрал. — Теперь в голосе Спайерза звучала тревога. — Сержант просил передать, что скоро будет у вас. Хотите, чтобы я связался с медчастью?

— Да. А я спущусь, посмотрю, что там…


Нападение не было неожиданным, и он успел нырнуть вперед, так что удар пришелся не по голове, как было задумано. От неожиданности нападавший немного оторопел, и Гелану удалось хорошо оттолкнуться перед прыжком.

Какое-то мгновение он, словно загипнотизированный, смотрел на волны внизу. Его охватила радость: врагам не удалось сбросить его, Гелан оказался хитрее. Он сможет довести свой план до конца.

В следующую секунду он уже был у самой воды, волны, казавшиеся с высоты небольшими складками на ткани, на самом деле были огромными, выше человеческого роста. А у него не было даже шлема. Гелан нырнул, от холода перехватило дыхание.

Он чисто инстинктивно вынырнул на поверхность. Волны тащили его за собой. Гелан с трудом открыл глаза и увидел, что несется навстречу огромной черной скале. Поверхность скалы была покрыта острыми ракушками. Он вытянул вперед руки. Его со всей силы ударило о скалу, но ПЗК хорошо предохранял от травм и порезов. Кошки на запястьях костюма накрепко сцепились с поверхностью скалы, и когда волна стала откатывать, Гелан сумел удержаться. Краткого мига перед второй волной оказалось достаточно, чтобы найти удобный уступ для ног и закрепиться на нем ножными кошками.

Обрушившийся вал ледяной воды сначала вдавил Гелана в скалу, потом потянул назад, в океан… но кошки крепко держались за поверхность скалы. Казалось, что руки и ноги сейчас оторвутся. В следующую передышку между волнами он успел открепить ручные кошки и, продвинув руки вверх, закрепил их снова, как раз когда налетела волна.

Так, шаг за шагом, Гелан медленно продвигался вверх по скале. Он уже чувствовал усталость. Даже сквозь шум воды до него донеслись крики. Гелан поднял было голову вверх, но его тут же захлестнула волна.

Он висел на скале над водой. Несмотря на защитный костюм, было холодно, руки и ноги одеревенели от холода и ударов. А там наверху его искали, чтобы убить.

Гелан стянул с себя остатки ярко-желтой формы, он цеплял ее кошками и рвал на куски, надеясь, что убийцы примут их за остатки пира морских чудовищ. ПЗК тут же потемнел под цвет скал, так как был запрограммирован менять окраску, подобно хамелеону… теперь сверху никто его не заметит. Он вытащил капюшон, натянул его на голову и надел специальную маску. Нельзя сказать, чтобы костюм был очень удобным, но переохлаждение Гелану больше не грозило. По крайней мере, на какое-то время.

Он нажал кнопки на груди, чтобы подключиться к внутренней связи. В наушниках послышались голоса.

— …Он упал прямо тут, сэр. Схватить его не удалось, но он свалился вниз. Наверное, ударился головой о скалу.


Стемнело рано. Гелан видел, как наверху зажглись огни. Он дождался, пока все огни исчезнут, потом помедлил еще, зная точно, что его будут искать с помощью инфракрасных лучей. Хотя костюм практически полностью экранировал тепло его тела, чувствительные сканеры могли засечь движение. Когда по местному времени было далеко за полночь, он пополз по скале — сначала медленно и неуверенно, потом все легче — в сторону вулканического канала, где было спрятано все необходимое. Он надеялся, что никто не догадался о его кладовой.

Оказавшись в тоннеле, Гелан на мгновение включил фонарик. Да, вот он, тюк.

Но тут же с оружием наготове его поджидала Бэкэрион.

— Я так и думала, что вас недооценивали, — сказала она.

Он ничего не ответил.

— Буду очень рада отрезать ваши уши, — продолжала она. — Может, даже пошлю одно вашим родственникам.

Он представил себе, что сделает Метлин, если получит по почте ухо своего младшего брата, и, несмотря на страх, сказал с улыбкой:

— Попробуйте.

Потом отбросил фонарик и прыгнул в сторону Бэкэрион, выставив вперед кошки защитного костюма. Она выстрелила, но рука дрогнула, и игла прошла мимо. Гелан наносил удары наугад и слышал, как под кошками затрещали кости и как Бэкэрион застонала, но было темно, он мог с точностью сказать только, что она еще жива. И у нее наверняка есть другое оружие.

Он водил вокруг кошками, как граблями. Неожиданно появился красный луч, это дальномерщик ее нового оружия. Потом раздался треск, она выстрелила из охотничьего ружья, и там, куда попала пуля, с шумом обвалился кусок скалы. Гелан снова наугад ударил кошкой. Бэкэрион закричала, потом что-то обрушилось на его плечо. Он крутился, сжимался, бил сам и получал удары, удары стали слабее, а он все бил и бил.

Кругом тишина, слышно только его дыхание и далеко, снаружи, шум волн. Она мертва? Или это еще одна хитрость? Может, с ней был кто-то еще? Он пошарил вокруг себя, надеясь нащупать фонарик, но ничего не нашел и включил «циклоп» на капюшоне костюма.

Его чуть не стошнило. Кошки были все в крови, он изодрал ей лицо. С одного крюка свисало ухо. Он быстро стряхнул его на землю.

Это она отрезает уши у своих жертв.

А он Мехарри.

Он Мехарри, и он убил офицера, своего командира. К сержанту с этим не пойдешь. По крайней мере, не сейчас.

Метлин часто повторяла, что в жизни его поджидает много трудностей. Но она никогда не говорила о том, что ему придется убить командира, а потом думать, как выпутаться из этой ситуации.

Ему надо обыскать Бэкэрион. Наверняка она задумала что-то серьезное, а не просто так решила его убить. Нужно найти доказательства. Но здесь ее обыскивать нельзя. Сюда в любой момент могут прийти ее помощники. Возможно, Бэкэрион успела подать им какой-нибудь сигнал, или они договорились встретиться в определенное время, а она не пришла. Значит, придется тащить ее за собой, иначе потом не найдешь никаких доказательств. Ее помощники все уничтожат.

В пещеру ворвался порыв холодного ветра, все кругом загудело. Неужели надвигается буря? Но ждать было некогда. Гелан оттащил спасательный плот к выходу из канала. Потом вернулся за телом Бэкэрион, которое оказалось намного тяжелее, чем он предполагал, и прикрепил его и себя к плоту.

Плот подхватило бешеным порывом ветра, и он звонко плюхнулся в воду. Гелан чуть было не потерял равновесие. Ледянящий холод чувствовался даже через защитный костюм. Гелан дернул за шнур, и сверху над плотом поднялся защитный купол. Волны вздымались вокруг, как сумасшедшие, и плот крутило и бросало во все стороны. Тело Бэкэрион то и дело ударялось прямо о Гелана.

Рассвет был поздним и серым. Дул сильный ветер, плот несло по волнам. Гелана уже не раз тошнило от такой качки. «Циклоп» включать не хотелось, его могли заметить с базы. Но теперь, в неясном свете утра, он сумел найти аптечку, с трудом дотянулся до нее, снял перчатку защитного костюма и достал специальный пластырь от головокружения и рвоты. Через несколько минут он почувствовал себя значительно лучше. Но теперь его мучил голод. Гелан откачал воду из плота, потом выглянул наружу.

Вокруг были только вздымающиеся вверх волны, мелкий, моросящий дождь и серая мгла. Хорошо хоть отплыли от Третьего Стэка. Он плотно закрыл купол и принялся обследовать плот изнутри.

Такой плот предназначался на случай аварий и мог выдержать довосьми человек. В одном кармашке он нашел брошюру, ту самую, которую когда-то так невнимательно читал. На первой странице был чертеж плота. Там было отмечено, где хранится фильтр для очистки воды, где определитель направления, где запасы пищи, а где все необходимые инструменты…


Капитан-лейтенант Винет ждал сигнала. Бэкэрион сказала, сегодня или завтра, в зависимости от погоды. Должно быть облачно, чтобы спутниковые сканирующие приборы не могли ничего заметить, если вдруг план по выводу их из строя сорвется. Все должно произойти днем, чтобы ее люди удостоверились в том, что Мехарри утонул. Погода стояла облачная, приближался шторм, еще до рассвета небо затянуло тучами, а к вечеру пошел дождь с мокрым снегом.

Винет быстро поужинал. Если бы только можно было с ней переговорить! Но Бэкэрион запретила выходить на связь, а он прекрасно знал, что ослушаться ее нельзя. Видимо, произошло что-то непредвиденное, значит, завтра. С этими мыслями он и заснул.

К утру ветер достиг небывалой силы, огромные волны внизу разбивались о скалы, залепленные мокрым снегом. Винет чувствовал силу ветра даже через тройные стекла. К полудню он уже места себе не находил, нервно ходил взад-вперед по кабинету, иногда выглядывая в окно. Мокрый снег прекратился, но ветер продолжал дуть с той же силой. Внизу во внутреннем дворике росли два дерева, они бились ветками о высокую стену, которая защищала их от ветра.

К вечеру шторм переместился на юг, на небе появились просветы. И снова ничего. Что-то случилось. Что же делать? Он не может ни с кем связаться, опознавательные сигналы известны только Бэкэрион. Он не может ничего предпринять — у него всего лишь несколько надежных людей. Бэкэрион обо всем этом знала, и все же… он сел и попытался успокоиться, но не смог.


Гелан закрепил тело Бэкэрион на дальнем конце, заделал небольшие дырки на внутренней стороне плота, поел и снова заснул. Он понятия не имел, где находится. Плот могло снова прибить ветром к Третьему Стэку или носить по бескрайнему океану, пока Ге-лан не умрет.

Конечно, не все на планете сторонники Бэкэри-он. Он может рассчитывать на спасательные команды.

Гелан посмотрел на мертвое тело. Не было сил обыскивать его, хотя у Бэкэрион могли быть при себе секретные документы. Что ж по крайней мере стоило записать все, что случилось. К брошюре прилагался толстый блокнот с непромокаемой бумагой и специальным водозащитным маркером. Гелан уже много лет ничего не писал от руки, но решил изложить подробно все происшедшее. Тогда даже если он погибнет, останется его версия событий.

Если, конечно, никто не уничтожит блокнот.

Но такими мыслями делу не поможешь. Он устроился поудобнее, положил блокнот на колени и попробовал писать. Это оказалось труднее, чем он представлял: плот все время бросало из стороны в сторону. Он исписал три листа и сдался.


— Командира Бэкэрион нет в ее кабинете. — Вид у сержанта Копанса был сильно встревоженный. — Командир не отвечает по внутренней связи, локатор отключен.

— Не одно, так другое. — Только этого Слайку не-хватало. Тщательно спланированное «самоубийство» капрала Мехарри осуществилось по плану. Им даже удалось убить майора Дамлина, старшего из офицеров, отказавшегося принять их сторону. Но Бэкэрион должна быть у себя, если она, конечно, не играет в какие-то свои игры. А даже если это и так, она уже должна была вернуться. Ее игры никогда не затягивались надолго.

Вольнонаемный Слайк был членом Ордена Охотников на дичь вот уже шестнадцать лет, он был одним из первых членов. Он служил с Лепеску, когда тот был еще майором, и всегда восхищался им, ему нравилось, как правильно майор относится к войне, как он стремится выжить в любой ситуации. Слайк родился и вырос на Калидоне, в среде приористов, и потому считал, что все лучшее в этой жизни является вознаграждением за труд. И он знал, что заслужил высокое положение.

Теперь, когда Бэкэрион исчезла Слайк почувствовал, что наступил его час. Хотя никто не рассказывал ему всех планов в подробностях, он знал больше других. Он сможет возглавить операцию.

Им повезло. Из-за шторма связь прервалась сразу после исчезновения Бэкэрион. Это дало ему время уничтожить все сомнительные документы и предметы и обыскать здания тюрьмы. В первую очередь нужно было осмотреть вулканические каналы. Слайк сам вызвался идти впереди поисковой группы, которая состояла из таких же членов Ордена, как и он. Он полностью доверял им всем.

Командир оставляла метки. Очень разумно с ее стороны. Что же такого было известно ей, чего не знал он, и почему она ничего ему не сказала? Нет, не время сейчас думать об этом, надо искать.

Вот. Свет фонарей выхватил из темноты дуло охотничьего ружья, потом Слайк заметил на дальней стене красную точку. Лазерный луч включен, батарейки все еще работают. У него перехватило дыхание. Ловушка? Она сама могла расставить ловушку, чтобы проверить преданность своих соратников. Снаружи бушевало море, внутрь канала проникали брызги, и воздух был очень влажным, стены блестели от сырости.

Ближе, ближе… наконец Слайк понял, что на стенах блестит кровь, кое-где виднеются даже обрывки кожи… а вот здесь что-то тащили по земле, что-то тяжелое… След вел к морю, там лежал скомканный влажный кусок брезента, край которого трепетал на ветру.

Этот чертов хитрый капрал Мехарри… наверное, он не разбился насмерть, заполз каким-то образом сюда в поисках укрытия… нет, он заполз сюда, чтобы забрать спасательный плот, который заранее припрятал. А командир все это предвидела и ждала его тут, но в схватке кто-то убил кого-то (судя по количествц крови, здесь была бойня, уж он-то в этом разбирался), и победитель сбежал потом на плоту.

Но кто же? Логично предположить, что Мехарри. Бэкэрион бы вернулась.

Если только это не часть ее плана. Возможно, она решила всех их выдать, а сама сбежать. Ведь пришла же она сюда тайком ото всех. Может, она рассчитывала, что Мехарри погиб, и она сможет воспользоваться плотом.

Он прикусил губу и долго думал, но в конце концов решил, что не так уж важно, кто из них остался жив. Любой свидетель был смертельно опасен.

Значит, необходимо взять командование операцией в свои руки. Слишком много улик, Слайк, конечно, приказал обработать канал огневой струей, но понимал, что улик все равно останется слишком много. Если им удастся убраться с планеты до того, как человек на плоту встретится с людьми, план не сорвется. До этих пор все могло идти по плану.

Слайк опустил руку на ремень, где хранились уши его жертв. Он знал, что это только начало.


Последние несколько дней все обитатели тюрьмы чувствовали какое-то напряжение. Заключенные внимательно следили за тюремщиками, подобно жертвам, наблюдающим за поведением хищника. Но сами они в душе тоже были хищниками. Слайк прекрасно знал, кого из заключенных предполагалось освободить, но решил добавить в список еще несколько человек. В первую очередь ему нужно было придумать, как убедить их друзей-головорезов, находящихся на орбите, что он тот, за кого себя выдает.

Связаться с кораблем оказалось проще, чем он думал.

— Понятно, — ответили ему.

В устройства связи были вмонтированы специальные приборы, искажавшие голоса до неузнаваемости.

— Готов приступить к операции «Пенная ванна», — сказал Слайк.

Долгое молчание, потом:

— Вы?

— Надо приступать немедленно. — Слайк сознательно не говорил «сэр», хотя это и давалось ему с трудом. — Расследование исчезновения командира…

— Согласны. Расчетное время первого этапа?

Слайк все точно рассчитал.

— На пять-семь минут больше запланированного.

— Хорошо.

Теперь нужно дать сигнал товарищам. Сержанты Копанс и Вайнус были взволнованы, но слушали внимательно.

— Но, сэр… если командир пропала, на нас обрушится группа безопасности Флота.

— А если мы останемся здесь, они, возможно, найдут что-то такое, что мы не успели уничтожить, и это выдаст нас с головой. Тогда мы все можем оказаться за решеткой. — И он ткнул пальцем в сторону камер. — Вы что, этого хотите?

— Нет, но…

— Вы отслужили свои уши, сержант?

— Да, сэр.

— Тогда решайтесь.


Корабль РКС «Бонар Тай» запросил разрешение провести учебную посадку на воду в Большом океане. Многие боевые корабли, прилетавшие на Коппер-Маунтин, пользовались возможностью провести учения. Отдел внутрипланетных перевозок обозначил квадраты посадок к югу от Стэк Айлэндс и предупредил, что только на северо-западе будет патрулировать поисково-спасательный самолет.

Экипаж «Бонар Тай» объединился вокруг легендарного Соломона Дрижа, героя Кальвинатто, который, как и Бэкэрион, был во время мятежа Лепеску фигурой слишком незначительной, чтобы попасть в опалу после падения адмирала. Они приняли во внимание то, что случилось на борту «Деспайта», теперь на корабле сторонников Дрижа было гораздо больше, чем противников. И на этот раз они действовали не от лица Доброты, а сами… от лица Ордена Охотников на дичь.

Флот совсем раскис, так заявил Дриж. Раскисло все государство, Правящие Династии превратились в гниющее яблоко. Если бы во главе государства стоял человек с ясным умом, он бы не допустил никакого пиратства, никакого нападения Богопослушной Милиции Нового Техаса и уж, конечно же, расправился бы с этими выродками без промедления. В ответ на захват дочери Спикера разумный глава государства захватил бы все миры Техаса, подавил бы эту их Милицию… хотя Дриж не мог сдержать своего восхищения перед людьми, которые безудержно смело нападали на большие космические корабли.

Орден Охотников на дичь не прекратил своего существования после смерти Лепеску, наоборот, он даже разросся с тех пор. Его руководители использовали политическую обстановку в стране в своих интересах как доказательство того, что нужно быть все время настороже, готовиться к войне, больше доверять друг другу. Слабость в высших эшелонах власти — от отречения короля до неспособности лорда Торнбакла нормально воспитать свою собственную дочь — доказывала необходимость более твердого, военизированного командования.

Как и сам Лепеску, руководители Ордена считали себя гораздо более преданными государственным интересам, чем другие офицеры Флота. Они набирали новых членов, чаще среди сержантского состава, считая, что основная ошибка Лепеску заключалась в чрезмерной вере в голубую кровь.

То, что в связи с проблемами с омоложением из Флота исчезли мастера и многие старшие офицеры, оказалось на руку членам Ордена. За удалением офицеров последовала волна новых назначений, и один из членов Ордена опять оказался в адмиральской среде. Пусть он пока только младший адмирал, пусть только на время, но уж они-то постараются, чтобы использовать это время с максимальной пользой.


Три планетных посадочных модуля «Бонар Тай» опустились до атмосферы Коппер-Маунтин под контролем орбитального отдела планетных перевозок. Отдел мало следил за передвижением авиатранспорта в атмосферных слоях планеты, разве что в районах крупных тренировочных центров. Район Большого океана оставался практически без наблюдения. Пройдя отметку восемь тысяч метров, они автоматически вышли из-под контроля орбитальных сканирующих приборов.

Приборы еще могли отслеживать их курс до высоты две тысячи метров, после этого модули развернулись к северу и полетели в сторону Стэк Айлэндс.


Вольнонаемный Слайк точно не знал, что Бзкэрион планировала делать с заключенными и охранниками, которые не были на их стороне. Лично он не собирался оставлять свидетелей, пусть даже на такой изолированной от всего мира базе. Когда шторм закончился и центр по радиосвязи запросил дневной отчет, ему нужно было сказать что-то такое, что сняло бы с него все подозрения. Он доложил об исчезновении Мехарри и Бэкэрион и высказал свои предположения, что «их, наверное, смыло волной со скалы». Ему не очень-то поверили, он прекрасно знал, что скоро прибудет следственная комиссия, а вместе с ней и новый комендант базы. Нельзя было оставлять здесь людей, которым что-либо известно. Даже захватив орбитальную станцию, мятежники не смогут заручиться поддержкой всей планеты, а следственная комиссия быстро отправит отчет о происшедшем по инстанциям.

Товарищи Слайка быстро расправились с сотрудниками тюрьмы, которые не приняли их сторону. Он оставил их тела как есть… Надо сделать так, чтобы комиссия поверила в заговор заключенных. Но предстояло еще убить некоторых заключенных. Он приказал построить их всех во внутреннем дворе тюрьмы, и, когда приказание было выполнено, открыл огонь из орудий, предназначенных для подавления мятежа. Раздались крики. Зато все остальные вели себя с должным почтением. Так он и думал.

К тому времени, когда посадочные модули «Бонар Тай» вошли в атмосферу, Слайк выстроил всех оставшихся в живых заключенных и приготовился ждать. Самых надежных он отправил за защитными костюмами и оружием. Первый модуль с шумом приземлился на каменном плацу Третьего Стэка. Слайк даже не стал дожидаться, когда тот откроет люки, а сразу погнал своих людей к машине. Первый модуль поднялся в воздух, и тут же на его место приземлился второй. Он принял на борт, как и первый, шестьдесят человек и тут же взмыл ввысь. В это время приземлился третий. Еще шестьдесят человек. Сам Слайк сел в последнюю машину.

За его спиной на плацу лежали тела убитых, дождь лил не переставая, и вода смешивалась с кровью. Когда модули улетели, вокруг плаца закружили стервятники.


Посадочные модули «Бонар Тай» полетели сначала над поверхностью Большого океана к тому месту, где были запланированы их тренировочные посадки на воду, и только после этого вышли на орбиту. К этому времени Мартин-Джехор наконец починил МетСат IV.

Система МетСат IV зарегистрировала модули на подходе к орбите, прочла опознавательные сигналы Флота, модули двигались в сторону от планеты, и система отнесла их к категории «своих».


Первый посадочный модуль залетел в пусковой отсек «Бонар Тай» и встал на свое место. Старшина Ансели Маркхэм, которая во всем следовала правилам, направила ручной биосканер на фюзеляж машины.

— Оставьте, — проворчал ее непосредственный начальник, младший сержант Принкин.

— Но, сэр, в правилах сказано… — Ансели раскрыла рот в изумлении. Модули вылетели пустыми, только с экипажем на борту, а сейчас ее прибор показывал множество маленьких зеленых фигур.

— Оставьте, старшина. Прибор не в порядке.

— Ах. — Ансели отвела прибор в сторону. Вот почему вместо пустого модуля он показывает, что на борту много вооруженных людей. — Может, отнести его в ремонтные мастерские, сержант Принкин?

— Да, пожалуй, старшина. Здесь ваша помощь мне не нужна.

Ансели направилась в сторону мастерских, в руках она несла прибор. Она хотела проверить его еще раз, но чувствовала, как ее провожает взглядом сержант Принкин. Ансели ему никогда не нравилась, он вечно был недоволен, несмотря на все ее старания…

Девушка размечталась о том, как будет внимательна к старшинам, когда сама станет младшим сержантом.

Мастерские для ремонта малогабаритных сканирующих приборов находились достаточно далеко от пускового отсека. Зайдя за угол, Ансели тут же включила прибор. Девушка направила его на свою ногу, и на экране тут же показался зеленоватый расплывчатый силуэт ноги. Потом она направила его на отряд, проходивший мимо: Прибор показал восемь зеленых фигур, как и было в действительности. Направив прибор на обшивку стены, она увидела две сидящие фигуры, потом услышала звук спускаемой воды и покраснела. Она не хотела подглядывать.

Мастер Стокард из ремонтных мастерских взял прибор и дал ей формы, которые нужно было заполнить.

— Но мне кажется, что теперь прибор в порядке, — заметила Ансели, одновременно пытаясь вписать номер из тринадцати цифр в двухсантиметровую рамку. В указаниях сказано «Пишите отчетливо», но как можно писать отчетливо, когда места так мало? И зачем вообще заполнять все эти бумаги, когда компьютер сам считает номер прибора? Но она не стала ни о чем спрашивать мастера. — Я проверила его еще раз по дороге сюда, и он показывал все верно.

— Раз сержант сказал, что прибор не работает, значит, так оно и есть, — ответил Стокард, поджимая губы. — Может, теперь он и работает, а тогда не работал. Что вы делали, когда он заметил неполадки в работе прибора?

— Не мы, мастер. Только я. Я проверяла прибывший модуль, как сказано в правилах, а сержант сказал мне, что делать этого не надо, потому что прибор неисправен. И, наверное, так оно и было, потому что он показывал, что модуль битком набит вооруженными людьми.

— Модули всегда перевозят военных, — ответил мастер. — Не понимаю, что здесь такого.

— Но они вылетели пустыми, — продолжала Ансели. — Я сама была там при вылете и проверяла машины. Они вылетали только с экипажем на борту. Учебный полет.

Стокард замер на месте.

— Вы хотите сказать, что вылетели они пустыми, а вернулись с вооруженными людьми?

— Ну… не совсем так, сэр. Этого ведь не может быть. Просто биосканер так показал, но он неисправен…

— Подождите минуточку. — Стокард повернулся к ней спиной и взял трубку внутренней связи. Она видела, что он что-то говорит, но что именно, не слышала. Потом он снова повернулся к ней и, покачивая головой и уныло глядя на нее, сказал: — Видимо, действительно неисправен… Я спросил у мастера Берлина, прибыл ли кто-нибудь на модулях. Он сказал, что нет. Ах да, еще он сказал, чтобы вы сходили в административный отсек и взяли пропуска для вашего отделения. Скоро швартуемся на станции.

— Да, сэр. — Скорее всего, ее в списках не будет, сержант Принкин и тут проявлял свою враждебность. Но если сам он сойдет на станцию, она несколько часов спокойно поживет без него.


Мастер Берлин зашел в пусковой отсек модулей и, как будто совершая обычный обход, подошел к сержанту Принкину:

— Мне только что позвонил Стокард, эта твоя идиотка старшина все ему рассказала о неисправном биосканере. По-моему, он мне поверил, я сказал, что все это чушь, но старшина может проболтаться и кому-то другому.

— Может, — ответил сержант Принкин. — Девчонка глупа как пробка.

— У нее много друзей?

— Порядочно. Она старательный работник, инициативный, всегда готова помочь.

— Подлиза. — Это было сказано с презрением.

— Ага.

— Хорошо бы, чтобы таких вообще на борту не было, — сказал мастер Бердин. — Жила бы себе спокойно где-нибудь на ферме, доила коров. Зачем она пошла во Флот?

— Чтобы развлекать нас, — ответил сержант Принкин.

— И то верно, — Бердин улыбнулся. — Хотя с ней не так уж интересно.


Чтобы добраться до административного отсека из ремонтных мастерских, ей пришлось подниматься по нескольким лестницам. Навстречу ей попадалось много офицеров и пехотинцев НПМ, спешивших по своим делам. Сама она не очень торопилась. Чем дольше Ансели не увидит сержанта Принкина, тем лучше… Но сколько же можно отходить в сторону и пропускать всех этих людей? Она снова задумалась о модулях и том, что показал прибор. Посадочные модули приспособлены для того, чтобы высаживать десанты и потом снова поднимать их на борт… если они могут высадить десант… то почему бы и не поднять десант на корабль? Вылетели пустыми, вернулись полными. А если не проверишь модуль биосканером, ничего не сможешь определить.

— Посторонись!

Она снова вжалась в стену, даже не обращая внимания на пробегавших мимо людей. А может, на корабле уже не только экипаж? Люди, прилетевшие с планеты?

Конечно, на этой планете, кроме флотских, никого нет, значит, все в порядке. В порядке ли?

Ансели знала, что старшинам думать не полагается, они обязаны запоминать правила и выполнять приказы. Но она никогда не могла успокоиться, если чего-то не понимала. Прибор или работает, или не работает. Биосканер, который прекрасно считывает информацию о находящихся по другую сторону стены людях, не может быть неисправным и выдавать ложную информацию в других случаях. Она проверяла модули перед вылетом тем же самым прибором, и тогда он показал все правильно… и все прекрасно знали, что модули пусты. Откуда же сержанту известно, что и вернулись они пустыми, если биосканер показал обратное? Сержанты все знают, но… успокоиться она не могла.

Одновременно Ансели стала фиксировать лица и форму людей, спускавшихся ей навстречу. Никакой общей тревоги не было, так почему группы безопасности корабля бегут в сторону пусковых отсеков модулей?

К тому времени, когда Ансели добралась до административного отсека, голова у нее гудела, как пчелиный улей. Она решила спросить у мастера, но тот только заворчал на нее и дал какое-то задание. Как же она будет учиться что-то делать, если никто не отвечает на ее вопросы?


«Бонар Тай» доложил о возвращении модулей, запросил разрешение пришвартоваться к орбитальной станции и получил утвердительный ответ. Это так же, как и запрос об учениях, являлось обычной процедурой, и отдел планетных перевозок разрешил швартовку, сообщив номер дока. Начальник станции позволил высадку экипажа по усмотрению капитана корабля. Такие большие суда не имели права совершать микропрыжки вблизи планет, поэтому кораблю пришлось медленно, несколько часов, двигаться по спирали, пока он наконец не подошел к станции.

Глава 17

Еще не рассвело, когда Маргью Пардальт поднялась на борт странного аэрокара. Если бы не лекции, которые она специально слушала, Маргью и не подозревала бы о существовании подобных машин. На Ксавье она видела только шаттлы, перевозившие грузы и пассажиров с планеты на орбитальные станции, аэрокары, летавшие низко над поверхностью планеты, и совсем небольшие флиттеры. За годы учебы в академии она узнала о существовании пассажирских аэрокаров, летающих на сравнительно большой высоте. На одном из таких аэрокаров она летела из Драйлэндс к побережью. Но машина, в которой ей предстояло лететь, представляла собой нечто среднее между аэропланом и кораблем. Казалось, такая конструкция может прийти в голову только сумасшедшему. На высоко поднятых крыльях были установлены четыре огромных мотора, в специальных нишах находились большие пропеллеры, а на концах крыльев на тонких прутьях висели странного вида шары. Нижняя часть фюзеляжа напоминала треснувшее стекло или зеркало. Трудно было поверить, что такой аппарат может взлететь.

Кроме Маргью на борт поднялись еще два пассажира. Первым шел седовласый майор с крепко сжатыми губами. На груди у него красовался целый ряд наград — не боевых, а за выслугу лет. Похоже, что он работает в административной структуре. Майор занял место в середине салона с левой стороны, сразу же включил настольную лампу и карманный компьютер.

Второй пассажир махнул Маргью рукой, пропуская ее вперед. Жест вполне соответствовал его яркой внешности. При свете фонарей кожаная куртка желтого цвета приобрела немыслимый оттенок, металлические ордена и награды блестели.

Маргью направилась в салон и чуть не упала, когда гидроплан слегка накренился.

Она выбрала место у иллюминатора правого борта. Устроилась поудобнее, огляделась и заметила, что за ней наблюдает мужчина в желтой куртке. Неужели один из этих? Мужчина снял кепку. Вокруг лысины на голове у него красовался венчик седых волос. Желтая военная куртка больше походила на театральный костюм. На плечах были зеленые аксельбанты, на стоячем воротничке ряд звезд. Брюки и рубашка тоже были зеленого цвета.

— Разрешите? — спросил мужчина, и голос у него оказался неожиданно приятным. — На самом деле я вполне безобидный.

Маргью надеялась на то, что никто не будет ей мешать. Но сказать «нет» было неудобно.

Командир проверил наличие защитных костюмов и спасательных жилетов у пассажиров. Естественно, мужчина в желтой куртке оказался без ПЗК. Он не стал перечить командиру и в одну секунду облачился в костюм.

Маргью много летала в космосе, среди звезд, но впервые в жизни ей предстояло подняться в воздух над безграничным водным простором. Кажется, это дело серьезное.

После того как проверка была закончена, пилот развернул гидроплан, завел моторы. Маргью почувствовала, как ее вжало в кресло. Самолет разогнался по водной глади бухты и через несколько мгновений поднялся в воздух.

Остались позади мысы Дарк Харбора со светящимися точками огней, впереди только темнота. Где-то внизу под ними была вода, ледяная, но сейчас невидимая. Маргью содрогнулась. К ее огромному облегчению, второй пассажир повернулся набок и захрапел. Когда рассвело, она увидела внизу бескрайнюю поверхность океана, похожую на огромную сморщенную шелковую простыню, местами синюю, мечтами зеленую и даже серебристую.

Пассажир, сидевший рядом, проснулся и улыбнулся ей.

— Надеюсь, мой храп не помешал вам выспаться.

— Нет, сэр.

— Никакой я не сэр, миледи. Я профессор Густаф Айдерссон, если вас интересует ничем не примечательное имя. Но вы можете называть меня Дон Альфонсо Данди, это имя самого благородного рыцаря Ордена Старой Земли, и тогда мы с вами приятно побеседуем.

— Извините? — Она не могла понять, о чем говорит этот человек.

— Нет, это вы меня извините. — И он театральным жестом ударил себя по лбу. — Никогда нельзя приставать к молодым леди со странными разговорами о мифологии, да еще перед завтраком. Вы что-нибудь слышали об ОСДФ?

— Нет, сэр.

— Ага. Так вот, это самое большое сборище странных, очень странных людей во всей вселенной. Расшифровывается как Общество сохранения древнего фольклора. «Древних сумасбродств» подошло бы больше, я мало верю в правдивость всего этого, но зато интересно и весело. Мы придумали это общество тогда, когда вас, миледи, наверное, еще и на свете-то не было. Тогда состоятельные люди Династий впервые заинтересовались изучением древности и искусствами. И вот мы решили придумать всему свою собственную интерпретацию. Пусть они учатся фехтованию у маэстро Ордена Клинков, пусть придумывают себе всякие титулы, думая, что таким образом возрождают мифологию Старой Земли. Но они так серьезно ко всему этому относятся, что становится скучно.

Маргью слушала этот нескончаемый поток слов и думала про себя, в своем ли уме ее собеседник. Тот, казалось, прочел ее мысли.

— Вы думаете, не сумасшедший ли я. Вполне естественно. Я и сам точно не знаю, а моя жена мне постоянно на это намекает. Но дело в том, что сумасшествие не мешает человеку быть гениальным, а все мое сумасшествие заключается в том, что я умею развлекать незнакомых мне людей в самолетах. Или в космических кораблях. Или в других местах, если мне только удается уговорить их выслушать меня. — И он так весело улыбнулся Маргью, что девушка совершенно успокоилась.

— А почему у вас куртка желтого цвета? — неожиданно спросила она.

— Хороший вопрос, — быстро ответил мужчина таким тоном, что сразу стало понятно, что он действительно профессор. — Когда-то существовала колония, вторичная колония со Старой Земли, куда постоянно прибывали все новые и новые поселенцы. Им трудно было найти общий язык, началась междоусобица. В те времена фабрикаторы одежды были еще не такими совершенными машинами, как сейчас. Не умели делать хорошей защитной одежды. И тогда колонисты стали шить кожаную одежду из шкур домашнего скота. По цвету одежды определяли, на чьей стороне тот или иной колонист. Моя куртка почти полностью воспроизводит офицерскую форму Мис-сен-Асайя времен Третьей войны между Миссен-Асайя и Танграт. Кроме знаков отличия. Тут должна быть маленькая деревянная птичка, но я не смог ее найти перед отъездом. Жена уверяет меня, что я оставил ее на последнем банкете по случаю получения наград… Поэтому я снял звездочки с модели космического корабля и прикрепил их сюда. Модель не жалко, она была так себе, ведь у кораблей класса Роуз никогда не было двойных батарей лучевых орудий. Я говорил это Закери, когда он показывал мне эту модель, но он только рассердился и забросил модель корабля в угол, в тот самый, куда Ката бросает грязные ботинки. Поэтому-то я и знал, где найти нужные мне звездочки. К тому же, подумал я, звездочки могут произвести впечатление, ведь я буду путешествовать с офицерами Флота, но они видят только куртку канареечно-желтого цвета.

Маргью казалось, что она погружается в кисельную реку.

— Но я слишком много говорю о себе. Не обращайте внимания, хлопните меня по голове, когда вам надоест. Так обычно делает моя жена. Или не обращайте на меня никакого внимания, смотрите себе в окно, если хочется. Я вижу, что вы энсин, и волосы у вас такие же рыжие, как у моей племянницы… Но я не знаю вашего имени. Кто вы?

— Меня зовут Маргью Пардальт, — ответила. Маргью. — Я с Ксавье.

— С Ксавье! — Лицо его оживилось, а у нее упало сердце. — Знаете, тактический анализ последнего сражения просто потрясающий. Меня поразила огневая мощь кораблей Доброты…

— «Кораблей Доброты?..» — Маргью невольно повторила его слова и не смогла скрыть своего удивления.

— Именно. При всем моем уважении к командиру… э-э-э… неважно как ее звали…

— Серрано, — пробормотала Маргью.

— Но корабли Доброты намного превзошли все ожидания. Получены новые данные… не на той базе, куда мы сейчас направляемся, а на той, где вы, наверное, были, на базе Коппер-Маунтин, так вот, они переоснастили один из захваченных у нас кораблей. Улучшили некоторые его характеристики. Например, сократили время перезарядки орудий… нет. Я не должен этого говорить. — Маргью видела, каких усилий ему стоило замолчать. — Знаете что, давайте поговорим о морском флоте. Вот мы сейчас летим над огромным океаном, а вы, я уверен, никогда ничего даже не читали об истории морского флота.

— Совсем немного, — призналась Маргью. Она судорожно старалась вспомнить хоть что-нибудь, но на ум пришло только одно слово «Трафальгар». Она понятия не имела, что это такое: имя адмирала, название корабля или сражения. Поэтому просто сказала: — Трафальгар.

— Ну да, конечно! — Профессор просиял. — Великое сражение, великое, только как давно это было. А вам известно, как в колониальных морских сражениях применялась тактика боя, разработанная Нельсоном?

— Н-н-нет, сэр.

— Представьте, например, архипелаги Скиннер III. — Он раскинул руки, словно показывал ей что-то на карте, а Маргью даже не знала, что такое архипелаг. Но она не успела ничего сказать. — Минимум сорок тысяч островов. Мир колонизирован с целью развития аквакультуры, но, как всегда, не хватило выделенных средств, а потом еще и пираты. Много леса, так что…

У Маргью сработало устройство внутренней связи, она нажала на кнопку. Сосед беззаботно смотрел на нее. В трубке раздался голос пилота:

— Энсин, майор… — Она оглянулась и заметила, как встрепенулся майор. — На Стэк Айлэндс что-то произошло. Пропал кто-то из офицеров. Кажется, они упали в море…

— Какие офицеры? — спросил майор.

— Комендант Третьей базы и капрал охраны. Из ангара аэрокаров на базе исчез спасательный плот. Обнаружены следы борьбы… Они говорят, что, наверное, капрал взбесился и похитил коменданта. Но нам приказано принять участие в поисковой операции, у них на базе нет дальнобойных судов. Они считают, что штормовой ветер отнес плот к западу, в сторону Северного течения.

Маргью начала было возражать (у нее был приказ без промедления доставить секретные бумаги командирам баз), но остановилась. Пилот и так все знал, а людей на плоту надо было спасать. Если они еще живы.

Они находились в часе полета от Стэков, но Маргью все время смотрела в иллюминатор, пытаясь увидеть плот. Она не представляла, на что он будет похож с такой высоты.


На поверхности моря появились черные точки.

— Вот и Стэки, — сказал пилот.

Маргью внимательно всматривалась в нагромождение черных скал. С такой высоты трудно было судить об их размерах. Гидроплан пошел на снижение, и пилот заметил:

— Через час подлетаем к Третьему Стэку.

Со стороны Стэки выглядели неприветливо. Слишком высокие скалы, слишком острые, слишком опасные. Почему именно это место выбрали для размещения на нем баз Флота? Она читала всю доступную информацию об этих базах на учебном кубе, но все равно было не очень понятно. Гидроплан все летел и летел, а внизу одни скалы сменялись другими. Во время прилива их девяносто восемь, во время отлива сто семнадцать — так говорилось на кубе. Некоторые скалы были такими маленькими, что на них не смог бы приземлиться даже аэрокар.

Они пролетели Стэки, и Маргью стала еще внимательнее вглядываться в однообразную поверхность океана.

— Сигнал! — неожиданно воскликнул пилот. — Сигнал маяка!

Самолет лег на одно крыло. У Маргью от неожиданности замерло все внутри, она прижала лоб к стеклу иллюминатора, пытаясь что-нибудь разглядеть.

Первым плот заметил майор. Маргью услышала его возглас. Пилот снова развернул самолет, и тогда она увидела на серо-зеленой поверхности океана желтую точку. Интересно, кто-нибудь жив? Как вообще они здесь оказались?

— Спускаемся, — сообщил им пилот.

Маргью нахмурилась. Спускаемся? Что-нибудь с самолетом?

— Все в порядке, энсин, — сказал майор, поймав ее взгляд. — Не забывайте, что это гидроплан. Он может садиться на воду.

Маргью судорожно вздохнула. Она не против купания в защищенной лагуне, спокойной и неглубокой. Но слышать о самолетах, способных садиться на поверхность океана и не тонуть, ей не приходилось. В это невозможно было поверить.

— Наденьте капюшоны, — приказал пилот.

Маргью вытащила капюшон из кармашка на воротнике защитного костюма. К чему все эти предосторожности, если самолет может садиться на воду? Тем не менее она натянула защитные перчатки и проверила, чтобы кошки на запястьях и икрах были в закрытом положении. Потом выглянула в окно. Самолет висел совсем низко над морем, было видно, как вздымается поверхность океана, как отражается яркий желтый купол спасательного плота. А еще Маргью видела, как в воде плавают какие-то длинные, темные существа.

— Здорово, правда? — сказал ее сосед. — Какое приключение, я никогда еще не садился в гидроплане на воду. — Вид у него был совсем не испуганный. Маргью, напротив, одолевал страх, хотя она ни за что бы в этом не призналась. — Конечно, если пилот посадит машину слишком быстро или под слишком большим углом, нам конец, а жаль. Погодите… гравитационное притяжение на этой планете составляет одну целую двенадцать тысячных земного, а это означает, что…

Маргью постаралась отключиться и не слушать его. Она бы и глаза закрыла, но была не в состоянии отвести взгляд от надвигающейся водной глади… хотя по мере приближения, поверхность океана уже не казалась ей такой гладкой. Потом девушка увидела брызги. Амортизационная подушка погрузилась в воду, гидроплан сильно качнуло, он замедлил ход, а потом и вовсе остановился. Маргью почувствовала, как они качаются на волнах вверх и вниз, словно в лодке. Бортовой двигатель на ее стороне замолк, брызги больше не застилали иллюминатор. Она вспомнила лекцию: во время аварийной посадки на воду остаются включенными только два двигателя, пропеллеры работают не в полную силу, чтобы не задеть спускаемые на воду спасательные плоты. Видимо, и сейчас двигатели отключили, чтобы не повредить плот.

Гидроплан поднялся на волне, и Маргью снова заметила на некотором расстоянии желтый купол плота. Раздался голос пилота:

— У нас нет метеосводки, МетСат IV снова вышла из строя, и хотя сейчас полный штиль, я не уверен, что это надолго. Я тут задерживаться не собираюсь. Вы должны в точности выполнять приказы командира экипажа.

Командир подозвал их к себе. Профессор поднялся на ноги и пропустил Маргью вперед, но майор все равно прошел первым.

— Майор, вам и энсину нужно будет тянуть этот линь… аккуратно…

Маргью обернула веревку несколько раз вокруг руки в перчатке. Линь так линь, пусть называют его как угодно, но для нее это веревка. Такая же веревка, что на ферме, где прошли ее детство и юность. Майор стоял впереди и загораживал собой весь вид, но она все же успела заметить, что вода совсем близко, почти под ногами, и дальше до горизонта — вода, вода, вода. Девушка почувствовала, что дрожит.

— А почему не привязать веревку к гидроплану? — спросил майор.

— Сэр, мы никогда не привязываем самолет к таким предметам, как плот. Если он перевернется…

— Но это же спасательный плот, — настаивал майор. — Он не должен перевернуться. И тогда мне не надо будет стоять тут и держать эту дурацкую веревку.

— Да, сэр… дайте-ка мне на секундочку. — Командир взял веревку из рук майора, протянул ее Маргью, а потом неожиданно подошедшему профессору.

В этот момент открылся клапан купола и наружу выглянул человек — голова в капюшоне защитного костюма ПЗК.

— Кто вы? — прохрипел он.

— Я мастер Стивере, — ответил командир. — А вы… пропавший капрал Мехарри?

— Они доложили, что я пропал? — Странные интонации в голосе. Маргью видела, как напряжено лицо у капрала. — Меня хотели убить.

— Где комендант Бэкэрион?

— Она… ее… она здесь. — Мехарри откинул клапан купола. Маргью ничего разглядеть не смогла, но заметила, как напрягся майор.

— Это… она ранена, она…

— Она мертва, сэр, — сказал Мехарри.

— Мы должны будем расследовать все обстоятельства ее гибели, — сказал майор.

— Да, сэр, но сначала…

— Никаких «но», капрал. Мастер… э-э-э… Стивере… возьмите этого человека под арест…

— Сэр, он несколько дней провел на спасательном плоту… ему нужна помощь…

— Он свидетель, если не убийца. Под арест, мастер, и немедля…

— Мы должны поднять его на борт.

— И тело тоже. И плот.

— Сэр, я обязан спросить разрешения у пилота Гальвана. Плот трудно поднять на борт.

— Мы не можем бросить вещественные доказательства…

Пилот был другого мнения.

— Сначала мы поднимем на борт этого человека. Он уже несколько дней на плаву. Да еще в такую погоду. Чудо, что он вообще жив. Майор, держите линь. А вы, профессор, вернитесь на свое место.

Маргью и майор сделали все так, как приказал пилот: оба ухватились за линь и намотали его на выступ внутри гидроплана. Пилот называл этот выступ каким-то специальным термином, но Маргью пропустила слово мимо ушей, вместо этого она сосредоточилась на том, что линь должен быть натянут до предела. Им нужно было подтащить плот к гидроплану. Второй пилот и командир экипажа помогли капралу Мехарри перелезть через надутый борт плота и забраться в гидроплан.

Капрал казался бледным и изможденным. Он даже стоять не мог, все время спотыкался и прислонялся к стене. Второй пилот и командир экипажа помогли ему добраться до кресел и уложили его на двойное сиденье. Профессор Айдерссон тут же занялся пострадавшим. Майор обратился к Маргью:

— Энсин… полезайте на плот и подготовьте тело коменданта. Мы должны поднять его на борт.

Маргью в недоумении уставилась на майора, но успела вовремя остановиться, хотя вопрос «Я, сэр?» так и вертелся на языке. Она с надеждой посмотрела на второго пилота, тот был занят защитным костюмом капрала.

Маргью и представить не могла, что ей когда-нибудь доведется попасть на окровавленный спасательный плот, болтающийся на волнах посреди океана, для того чтобы подготовить к переправке на гидроплан тело убитого коменданта. Она осторожно перебралась через надутый край плота. Плот ходил под ней ходуном, ощущение было не из приятных. Она и раньше видела мертвецов, которые пролежали уже несколько дней. Но на суше, в сухом, теплом климате ее родной планеты. Большего ужаса, чем здесь, на прыгающем посреди враждебного океана плоту в компании окоченевшего трупа, испытывать ей не приходилось. Маргью оглянулась на гидроплан, отсюда он показался ей маленьким и совсем не надежным.

Потом она почувствовала запах. Из-за низкой температуры воздуха разложение шло крайне медленно, но все равно внутри купола стоял жуткий смрад гниющей человеческой плоти, запах смерти. Плот качнуло, и Маргью еле удержалась на ногах. Она быстро отстегнула купол от крепежей и завернула края. Лучше уж вдыхать выхлопные газы.

— Поторопитесь, энсин, — приказал майор.

— Извините, сэр. — Бэкэрион была крупнее Маргью. Девушке никак не удавалось сдвинуть с места ее изуродованное тело. Даже на твердой земле ей было бы трудно справиться с этой задачей, а на плоту и вовсе ничего не получалось.

— Обвяжите ее линем, и мы вытащим сами, — предложил профессор, он снова стоял рядом с майором.

— Не говорите глупости! — оборвал его майор. — Ей всего-то и надо приподнять тело и перебросить его через борт…

— Нет, ей нужна корзина. Потерпите, энсин. Сейчас я вернусь. — Это появился и снова исчез командир экипажа.

— Не очень-то здорово вы справляетесь с порученным вам заданием, — сказал майор Маргью.

Профессор за его спиной подмигнул ей. В этот момент из люка гидроплана снова появился командир экипажа, в руках он держал какой-то ярко-оранжевый предмет, напоминавший узкую корзину.

— Ну вот, держите, энсин… — И он передал ей предмет. — Никогда такими не пользовались? Нет? Ну, просто заверните в него тело, а потом зафиксируйте крепежи. — Он повернул голову в сторону люка и прокричал: — Одну секунду, сэр…

Маргью положила то, что они называли «корзиной», рядом с телом.

— А теперь обойдите тело с другой стороны и подтолкните его, — сказал майор.

— Оставайтесь на месте, — перебил его профессор. — Тело скатится в вашу сторону, когда вы будете его обходить.

— Не лезьте не в свое дело, — майор гневно взглянул на профессора.

— Законы физики, — как ни в чем не бывало, заметил профессор. — Даже ребенку было бы ясно… Она своим весом давит на плот, тот наклоняется, и тело упирается в эту сторону.

В это время очередная волна приподняла плот, опустила, и тело само скатилось в «корзину». Маргью быстро зафиксировала крепежи и посмотрела на гидроплан. Расстояние до него увеличилось. Профессор и майор стояли у самого люка и размахивали руками, очевидно, спорили, не обращая никакого внимания на веревку. Маргью так испугалась, что даже не смогла крикнуть.

— Идиоты! — Командир экипажа бросился мимо них и ухватил сматывающийся линь. — Не тяните! — крикнул он Маргью. — Мы вас не отпустим. — Но в этот момент конец веревки упал в воду.

Маргью охватила паника, и тут она вспомнила о втором лине.

Из самолета раздался другой голос:

— Что там творится, Кер? Когда мы наконец сможем подняться в воздух? Или ты не видишь, что волны усиливаются.

— Упустили линь, сэр. — Маргью заметила, что в этот раз командир экипажа даже не повернул голову. — А теперь, майор, хватайтесь за линь и вы, профессор, тоже. Давайте подтягивать ее…

Маргью старалась не смотреть в сторону самолета. Она еще раз проверила крепежи на «корзине», потом начала выпускать веревку корзины, пока не натянулась, тогда Маргью прикрепила ее к краю надутого плота.

— Поспешите, энсин, — сказал майор. — Пилот хочет побыстрее подняться в воздух.

— Да, сэр…

Что-то снова не пускало веревку, Маргьюпотянула сильнее, веревка поддалась, и она упала на воню-чий плот. Она все тянула веревку и, когда плот снова ударился о гидроплан, умудрилась даже бросить свой конец веревки в сторону люка.

— Так, майор… отпустите этот линь, сэр, и возьмите вон тот…

Маргью из последних сил приподняла край «корзины» над краем плота, майор тянул сверток на себя, прошло несколько минут, и, наконец, тело оказалось на борту гидроплана. Маргью поднялась на борт сле-дом. У нее дрожали колени. Конечно, по сравнению с океаном гидроплан выглядит крошечным, но насколь ко он надежнее плота. Маргью выпрямилась. Может, никто и не заметил, как она испугалась? Второй пилот прошел в кабину и занял свое место.

Пилот оглянулся и посмотрел на пассажиров:

— Поторопитесь. Мне совсем не нравятся тучи на горизонте, а МетСат все еще не выдает метеосводок.

Мы только поднимем плот на борт, и все, — ответил майор.

— Мы должны взлететь до того, как нас застигнет буря, — сказал пилот. — А мастер говорит, что для того, чтобы сдуть и свернуть плот, нужен как мини-мум час, да еще вес гидроплана резко увеличится, плот ведь мокрый. Так что плот мы брать не будем.

— Черт побери, это же вещественное доказательство. — Майор прямо-таки кипел, но взял себя в руки и сказал: — Ладно. Мы оставим энсина Пардальт на плоту, чтобы она следила за сохранностью вещественных доказательств. Потом за ней прилетит другой гидроплан. Энсин, перебирайтесь снова на плот.

Сердце у Маргью ушло в пятки. Оставить ее одну посреди океана во время шторма?

— Мне кажется…— начал было профессор, но майор оборвал его:

— Вас вообще никто не спрашивает, вы гражданское лицо. Вы и так все время лезете не в свое дело. Идите сядьте и помолчите!

Профессор поднял брови.

— Да вы просто изувер какой-то, сэр.

— Энсин, перебирайтесь на плот и готовьтесь отшвартоваться. — Майор даже не посмотрел на профессора. — Мы сообщим о вас поисково-спасательной службе, они прилетят за вами.

На этот раз не выдержал пилот:

— Энсин, займите свое место в салоне. И вы тоже, профессор. — Маргью быстро последовала за профессором. — Майор, если вы не замолчите, я высажу на плот вас. Командую машиной я…

— В каком вы звании? — тут же спросил майор. Голос его источал злобу и ненависть.

— Вы обыкновенная бумажная крыса, — ответил ему пилот. — Даже не боевой офицер и уж тем более не мой командир. У вас есть выбор: или сядите и замолчите, или я тут же прикажу выбросить вас в люк и, честное слово, даже не посмотрю, упали вы на плот или прямо в воду.

Маргью следила за людьми, стоявшими у люка. Знает ли майор, что командир экипажа держит руку у него за спиной наготове и при первом сигнале пилота готов выполнить свое обещание и столкнуть майора вниз? Скорее всего, нет, уж больно он разозлился, ничего вокруг не видит.

— Я буду жаловаться вашему начальству, — сказал наконец майор и повернулся.

Маргью видела, как он покраснел, и отвела взгляд. Ей совсем не хотелось больше видеть это лицо.

— И я тоже, — ответил пилот.

Командир экипажа уже сворачивал мокрый линь, который удерживал плот у гидроплана. Потом он задраил люк и повесил линь, с которого все еще стекала вода, на крючок у люка. Маргью не видела плот со своей стороны, но почувствовала, как заработал пропеллер бортового двигателя. Машина развернулась, и Маргью увидела, как поднимается на волнах ярко-желтый спасательный плот. Моторы взревели, и гидроплан пришел в движение. Сначала он скользил по воде, потом, после нескольких резких толчков, оторвался от ее поверхности и взлетел. Когда в иллюминаторе рассеялись брызги, Маргью снова посмотрела вниз. Желтая точка плота казалась уже совсем маленькой, а позади нее сгущались темные тучи.

И она могла бы остаться там, внизу. Могла бы сейчас сидеть на этом жалком, пропахшем разлагающейся плотью плоту и трястись в ожидании шторма.

— Мне совсем не нравится этот майор, — заметил профессор. Маргью посмотрела на него. На его обычно веселом лице, появилось выражение неприязни. — Какие-то у него странные приоритеты.

Маргью предпочла промолчать, тем более что чувствовала она себя неважно.

— С вами все в порядке? — спросил профессор и сам же ответил на вопрос: — Нет, конечно, я и сам вижу. Вот… — И он приложил к ее щеке что-то прохладное и мокрое. — Это противорвотный пластырь. Я тоже с таким, прикрепил его, когда майор препирался с командиром экипажа. Закройте глаза и откиньтесь на спинку, сейчас вам станет лучше.

Секунд через тридцать ей действительно стало луч-ше. Маргью открыла глаза. Даже сквозь шум моторов было слышно, как тошнит майора, но это ее уже не трогало. Профессор повернулся назад:

— Вот, майор, держите противорвотный пластырь…

Тот ничего не ответил, но пластырь взял. Профессор подмигнул Маргью. Девушка неуверенно улыбнулась.

— Всегда надо быть готовым к любым неожиданностям, — заметил профессор. — Тошнота и головокружение далеко не самые приятные вещи. Вам легче?

— Да, — ответила Маргью.

Когда гидроплан набрал высоту, пилот обратился к пассажирам по внутренней связи:

— Насколько я понимаю, у всех вас срочные поручения на различных базах Стэк Айлэндс. Но у нас возникла проблема. МетСат IV вышла из строя, вот уже несколько часов она не работает. Мы не знаем, какая нас ждет метеообстановка, к тому же неизвестно, что творится на Третьем Стэке. Они могут говорить все, что угодно, но комендант мертва. Так что мы возвращаемся в Дарк Харбор.

— Посмотрю, чем можно помочь бедному парню. — Профессор встал.

— Но майор…

— Кто он такой, чтобы мне приказывать? Он сам достаточно резко заявил, что я лицо гражданское. А он не принадлежит к числу офицеров Флота, перед которыми я отчитываюсь в своих действиях. Кроме того… — Он повернулся в сторону майора, Маргью последовала его примеру и увидела, что тот заснул, некрасиво развалившись в кресле и свесив до полу руку. Профессор снова подмигнул ей. — Существуют разные виды противорвотного пластыря. Он проспит несколько часов.

Капрал лежал закутавшись в одеяла в дальнем конце салона. Вид у него был очень несчастный. Его не тошнило, но кожа на лице приобрела зеленоватый оттенок. Недалеко от него лежало тело Бэкэрион.

— Может, тоже дать ему пластырь? — спросил профессор у командира экипажа.

— По-моему, можно… Я вижу, наш майор спокойно спит…

— Рвота так выматывает, — ответил профессор. — Ну вот… — И он прилепил пластырь на щеку капрала. — Это должно помочь.

— Капралу нужно хорошенько подкрепиться, — заметил командир экипажа. — Но его может вырвать.

— Один момент, — ответил профессор. — А что вы вообще обо всем этом думаете?

— Какая-то ерунда, сэр. Этот парень — капрал Мехарри. Может, вам это ни о чем и не говорит, но его родственники служили во Флоте на протяжении многих поколений, и они известны своей честностью и мужеством, преданностью Династиям и благородством, хотя, может, еще и упрямством.

— Так что же, по-вашему, случилось?

— Не знаю, сэр. Майор сказал, чтобы никто с ним не разговаривал…

— А разве майор может тут приказывать? Командир экипажа сделал глубокий вдох.

— Знаете, сэр, он в любом случае выше меня по званию. Здесь командует пилот, но он занят полетом, и мне не хотелось бы его сейчас отрывать. Когда нет метеосводок, вести машину очень непросто.

— И часто такое случается?

— В течение последних двух лет Мет Сат IV ведет себя более чем странно. Сейчас там, на Блю Айлэндс ею командует новый парень, ему лучше других удается справляться с ней, но бывают и срывы.

— Ммм… а как долго здесь этот парень?

— Ну, наверное, года полтора.

— Скажите, а связь идет тоже через МетСат IV?

— Нет, МетСат — обычный спутник наблюдения. Это часть общей системы пассивного сенсорного наблюдения и визуальный и электромагнитный сканер широкого диапазона. Если бы система была в порядке, мы бы легко обнаружили спасательный плот.

— Но у плота был радиомаяк…

— Да, он посылает прямые сигналы на спутники глобальной навигационной системы, но они не согласованы с визуальными сканерами. Радиомаяк устанавливается вручную, а потом подает сигнал каждые два часа, но за два часа можно отдрейфовать на большое расстояние.

— Скажите, мастер, если бы не было этого спасательного плота, не было бы нашего гидроплана, а МетСат IV вот так бы вышла из строя, могли бы тогда другие приборы зарегистрировать приводнение или приземление летательных аппаратов в этой области океана?

— Приводнение или приземление, сэр?

— Ну да… посадочные шаттлы боевого корабля, к примеру?

— Здесь, на Коппер-Маунтин? Вообще-то, Большой океан используется в качестве учебного полигона для посадок на воду, но ни один космический корабль не смог бы незамеченным подойти к планете, чтобы спустить шаттлы. Его сразу запеленговали бы.

— А как насчет посадочных шаттлов?

— Если бы им удалось опуститься до линии горизонта, то… наверное… тут ведь нет наземных сканеров. Но… почему вы об этом подумали? И какое это имеет значение?

— При всем моем уважении к Флоту, мастер, могу вам точно сказать, что истории не известно ни одно идеальное общество, как гражданское, так и военное. Если у людей появляется возможность заняться контрабандой и выгадать большой куш, они обязательно это сделают. И самый лучший способ незаметно провозить контрабандный товар — выключать по необходимости свет.

Мастер покраснел, потом улыбнулся.

— Что ж, сэр, вы правы. На всех кораблях, где я служил, всегда был какой-нибудь зверек, человек или вещь, о присутствии которых на борту начальству известно не было.

— Вот я и спрашиваю, что это за контрабанда такая, что задействован даже комендант тюрьмы?

— Не знаю, сэр.

— И я тоже. Но я ведь и сам направлялся на Стэк Айлэндс. Так вот контрабанда может ввозиться, а может вывозиться. В первую очередь приходит на ум база разработки и проверки оружия…

— Сэр… — Это подал голос капрал, лицо его все еще оставалось бледным, но зеленый оттенок исчез. Голос был слабый, но не дрожал.

— Вам нужно поесть и попить воды, — сразу откликнулся командир экипажа. — И еще я должен доложить пилоту, что вы в состоянии разговаривать.

— Я могу его покормить, — предложила Маргью. Командир экипажа протянул ей тюбик с супом, он уже нажал на крышку, и суп начал разогреваться. Когда показатель шкалы нагрева достиг конечной точки, Маргью приподняла голову капрала и вложила тюбик с супом ему в рот.

Профессор подождал, пока капрал поест, потом спросил:

— Вы хотели нам что-то сказать?

— Да, сэр. Комендант Бэкэрион — бывшая подчиненная Лепеску.

У Маргью все похолодело внутри.

— Мне это ни о чем не говорит, — заметил профессор. — А вам?

Командир экипажа Отрицательно покачал головой, но Маргью кивнула.

— Адмирал Лепеску был членом тайного общества. Они охотились на людей. Уши своих жертв они отрезали в качестве трофеев. Лепеску использовал заключенных, чтобы охотиться на них… как на живую дичь.

— Откуда вам это известно?

— Я читала о капитане Херис Серрано, которая выиграла сражение у Ксавье. Это моя родная планета. Капитан Серрано спасла нас, и вот, оказывается, когда она подала в отставку, весь ее экипаж был осужден… и превращен в живую дичь. Потом я пыталась найти, что могла, о Лепеску. Но… вы уверены, что Бэкэрион его последовательница? Ведь, насколько мне известно, все его люди были арестованы.

— Уверен. Она сама это сказала, когда пыталась убить меня… во второй раз.

— Во второй раз?

— Да. Первый раз она поручила кому-то из своих соратников столкнуть меня со скалы в море. — Капрал Мехарри откашлялся, потом продолжал: — Вы говорили о капитане Серрано, сэр, так вот, моя сестра, Метлин Мехарри, служила под ее командованием. Она действительно попала в тюрьму, сюда, на Стэк Айлэндс, а потом на нее охотились. Она выжила и теперь снова служит во Флоте. И когда я выяснил, что Бэкэрион бывшая подчиненная Лепеску, я понял, что она что-нибудь предпримет против меня. Поэтому я готовился, но она все равно едва не застала меня врасплох. Но я не думаю, что это было просто личной местью. Я был уверен, что затевается нечто большее, но не смог разобраться, что именно.

— А сейчас вам ничего не приходит на ум?

— Заключенные! Лепеску использовал их в качестве охотничьей дичи. А что, если она хотела использовать их в другом качестве — как военную силу?

— Для чего? — спросил мастер.

— Вряд ли с хорошими целями, — ответил профессор. — Может, хотела продать их таким же «охотникам», как она, или думала их самих превратить в охотников… но что бы там ни было, затевалось что-то плохое.

— Надо кому-нибудь все это рассказать… — Видимо, всем одновременно пришла в голову одна и та же мысль.

— Да, но кому? — Мастер покачал головой. — Я доверяю нашему пилоту, но вы же его совсем не знаете. Впрочем, вы не знаете и меня.

— Теперь уже поздно об этом говорить, — заметил профессор. — Пилоту надо обязательно сказать, вы правы. А он должен передать своему начальству, чем больше людей узнает об этом, тем лучше. Возможно, у Бэкэрион есть сообщники среди старших офицеров Флота. Но преданных людей во Флоте гораздо больше.

— Да, если они смогли отключить МетСат IV, значит, среди их сообщников должны быть и офицеры, — заметил мастер. — И еще космический корабль. Если на планету опускались посадочные модули, значит, среди экипажа корабля у них тоже много сообщников. Например, летные экипажи модулей и офицеры, несущие вахту на мостике.

— А что, если они подняли на борт корабля заключенных? Они ведь могут напасть на орбитальную станцию. И тогда все подступы к планете в их руках…

— И внутрисистемная сеть защиты, — продолжил профессор. — И лаборатории разработки оружия. Неплохое начало, если они собираются поднять мятеж.

Глава 18

К тому времени, когда они добрались до Дарк Харбор, подтвердились самые мрачные прогнозы.

— Они захватили орбитальную станцию, — сообщил им сердитый майор; холодный ветер трепал его форменные брюки. — Мы переслали ваше сообщение, но они уже были там. «Бонар Тай» принял на борт заключенных Третьего Стэка, они опускали на планету посадочные модули. Заключенным было выдано оружие, и именно они сыграли решающую роль при захвате станции. Мы думаем… мы надеемся, что кто-нибудь на станции успел подать сигнал тревоги с помощью анзибля, но точно ничего не известно. Преступники перекрыли все каналы связи, сеть внутренней защиты тоже в их руках. Нам известно, что в системе в данный момент находится шесть других кораблей, но кто знает, на чьей они стороне?

Этого не знал никто.

— И что мы можем сделать? — спросил пилот.

— Чертовски мало. Полацек с Основной базы объявил боевую тревогу по всей планете, но на Коппер-Маунтин нет кораблей; способных совершать скоростные прыжки, даже маленьких, не то что боевых. У нас нет и ракет, с помощью которых можно было бы вывести корабли на орбиту. Мы застряли в гравитационном колодце. Терпеть не могу все эти планеты!

Маргью много раз слышала подобные высказывания от офицеров Флота, но не могла с ними согласиться.

— Думаете, они попытаются захватить планету? — спросил профессор.

— Понятия не имею. — Пилот пожал плечами. — Откуда нам знать, что они будут делать? Они нам ничего не сообщали. Давайте пройдем в здание, а там посмотрим. Кстати, как там этот капрал, которого вы спасли, ему нужна медицинская помощь?

— Нет, сэр, я могу идти сам, — отозвался Мехарри. Маргью казалось, что капрал все еще бледен, но он самостоятельно держался на ногах.

— Хорошо. Мастер, закрепите гидроплан. Транспорт нам нужен в первую очередь. А вы должны мне рассказать все, что знаете… Где майор?

— Наверное, все еще не пришел в себя, — ответил профессор. — Должен признаться, что дал ему слишком большую дозу противорвотного пластыря. Я бы хотел переговорить с комендантом базы, если это возможно.

Маргью посмотрела на него. Он был таким спокойным и веселым, пока не понял, что готовится крупномасштабный мятеж. Теперь лицо профессора стало суровым. Он встретился с ней взглядом и улыбнулся, но без прежней веселости.

Небольшой штаб базы гудел, как пчелиный улей. Встретивший их майор проводил всех к коменданту базы. Капитан-лейтенант Ардсан внимательно оглядел каждого.

— Конечно, вашей вины тут нет, но если бы мы узнали обо всем на час раньше, всем было бы намного легче, — наконец сказал он.

Маргью почувствовала свою вину, профессор, наоборот, рассердился.

— Ерунда, сэр, — сказал он. — У нас на руках оказались труп, чуть живой человек, да еще шторм шел прямо на нас… и вообще, сомневаюсь, чтобы этот час кому-то действительно помог. У мятежников на станции, как и на Третьем Стэке, наверняка были свои люди.

— Наверное, вы правы, — ответил Ардсан. — Но все это так ужасно. А теперь еще и связи нет, трансляционными спутниками пользоваться мы не можем, они под контролем мятежников, а наземная связь проложена только в некоторых областях. У нас есть коротковолновый радиопередатчик, но они спокойно могут перехватывать все наши сообщения. Они остановили все метеосводки, так что перелетать с базы на базу теперь тоже будет сложно. Полацек предлагает всем собраться на Основной базе, но мне кажется, что так мы только облегчим им задачу.

— Вы уверены в этом человеке, в Полацеке? — спросил профессор.

— Теперь я ни в ком не могу быть уверен. Никогда не мог себе даже представить такого. Потом вся эта история с Ксавье. Я ничего не понимаю…

— Думаю, сейчас самое главное — решить, что нам предпринять, — ответил профессор. — У меня есть некоторые соображения. Я специалист по оружию, направлялся на Второй Стэк, чтобы проконсультировать их относительно последних испытаний. — Он протянул Арсдану небольшую папку. — Вы, конечно, хотите посмотреть мои документы.

— Естественно, — пробормотал Арсдан, повернулся и вставил карточку в считывающее устройство. Маргью мельком заметила изображение на экране, потом Арсдан выключил его. Он даже побледнел. — Ну, что ж, понятно. Наверное, я никогда не… видел человека… такого важного… с такими документами.

— Скорее всего, нет, — ответил профессор. — Но я тоже иногда совершаю ошибки, так же как и вы. Ладно, к делу. Мне известно, что сейчас на базе разрабатывается новое оружие. И я буду очень удивлен, если у мятежников не окажется сообщников на Втором Стэке.

— Почему?

— Потому что зачем еще им поднимать мятеж именно тут, в этой системе? Почему бы не встретиться в каком-нибудь укромном месте, где их трудно было бы заметить? Бьюсь об заклад, что если бы комендант Бэкэрион не погибла, если бы все шло по первоначальному плану, то один из этих посадочных модулей взял бы на борт людей и оружие со Второго Стэка. Советую вам хорошенько проверить всех, кто там служит. Только осторожно.

Арсдан нахмурился.

— Профессор, вряд ли мы сможем это сделать. Я могу посмотреть, кто командир Стэка, но на этом все. Боюсь, мне даже не удастся получить полный список личного состава. Теперь, когда мятежники контролируют все каналы связи, мы не можем получить данные о личном составе, которые хранятся на Основной базе, а копий здесь, в Дарк Харборе, нет.

— Ясно. — Профессор забарабанил пальцами по колену. — Что ж, комендант, на вашем месте я бы придумал, как лучше отправить туда, на Второй Стэк, надежные войска, чтобы обезопасить базу.

— И как вы себе это представляете?

— Мы же летали туда. Почему бы не слетать еще раз?

— Но у нас нет метеосводок, они перекрыли каналы связи со спутниками.

Профессор наклонился к коменданту:

— Комендант, послушайте, если вы не обеспечите надежную охрану базы и не перекроете мятежникам доступ к этому оружию, вы об этом очень пожалеете. Есть несколько вариантов. Мы можем попробовать еще раз добраться до базы. Если нам это не удастся, мы упадем в океан. Или мы доберемся до базы, но окажется, что большая часть личного состава на стороне мятежников, они расстреляют нас прямо в воздухе, если, конечно, заметят. Или все-таки доберемся туда, но окажемся слабее нападающих мятежников, и они захватят базу… но если послать достаточное количество надежных людей и если у нас будет достаточно времени, мы сможем уничтожить самое страшное оружие. Еще один вариант: можем остаться здесь, ничего не делать, и тогда мы все однозначно погибнем. По-моему, это самый неподходящий вариант.

— Мне… мне нужно связаться с командиром Полацеком.

— Нет, комендант, ни в коем случае. Вы уже сказали, что никому доверять не можете. Вы знаете, что все сообщения могут быть перехвачены мятежниками. Вы знаете, кто я такой.

— Он прав, — сказала Маргью и сама себе удивилась. — И если мы собираемся лететь на базу, это надо сделать до того, как они пошлют новые шаттлы.

Арсдан нахмурился и смотрел то на профессора, то на Маргью. Наконец он вздохнул и сказал:

— Хорошо. Хорошо… дайте подумать. Нам нужна машина, которая сможет сесть на Втором Стэке и перевезти людей… — Он нажал на кнопку внутренней связи у себя на столе. — Мастер… посмотрите, какие у нас есть данные по личному составу Второго Стэка. И еще представьте мне отчет о состоянии наших сил.

Профессор прервал его:

— У вас тут есть самолеты для перевозки тяжелых грузов?

— Есть аэрокары-тяжеловозы. Мы пользуемся ими для перевозки грузов вдоль побережья. Обычно никто не летает на них над океаном. Если что-то откажет, такой тяжеловоз камнем пойдет ко дну. Поэтому предпочтение отдается гидропланам.

— Сколько времени потребуется мятежникам, чтобы выслать шаттлы на планету?

— В зависимости от того, были ли на станции подготовленные к полету шаттлы. Обычным шаттлам нужно достаточно большое посадочное поле. На всей планете таких полей четыре, два предназначены только для аварийных посадок. Мятежники могут снова послать посадочные модули с «Бонар Тай», но на их перезаправку и осмотр уйдет часа два. Что касается других космических кораблей в системе… я не знаю, на каких есть посадочные модули, на каких нет и готовы ли эти модули к действию. И еще. Если корабль не может по какой-то причине пролететь вблизи от планеты, посадочным модулям потребуется несколько часов, точно сказать не могу, чтобы долететь сюда. Если они отправили запасные посадочные модули, как только захватили орбитальную станцию, то уже сейчас могут быть на острове. Если же возникли какие-то сложности, то они прилетят завтра или послезавтра.

— А сколько времени потребуется вашим самолетам, чтобы добраться до базы?

— Зависит от силы и направления ветра. Прогноза погоды у нас нет. Пять или шесть часов, точнее сказать не могу.

В кабинет заглянул один из солдат:

— Сэр, на Втором Стэке тринадцать ученых из числа гражданских, пять офицеров и двадцать девять солдат. Комендант — капитан-лейтенант Винет. У нас пятнадцать пехотинцев НПМ, тридцать простых и еще полицейские.

— Спасибо. — Арсдан нервно улыбнулся. — Достаточно, чтобы обнадежить, но недостаточно, чтобы гарантированно выиграть сражение. А если забрать всех из Дарк Харбора, то кто же будет защищать базу и остающихся здесь людей? — Он покачал головой. — Ладно. По крайней мере, что-то мы знаем точно. Профессор, насколько я понимаю, вы тоже полетите…

— Естественно. Я должен там присутствовать, без меня вы не сможете уничтожить оружие, к тому же меня знают ученые и инженеры.

— Энсин, приказываю вам сопровождать профессора, похоже, он вам доверяет. Вы умеете обращаться с оружием?

— Да, сэр. — Девочкой она ходила на охоту, прекрасно стреляла, во время проверочных стрельб неизменно была лучше всех.

— Хорошо. Я передам начальнику оружейного склада, чтобы он выдал вам оружие. Повсюду следуйте за профессором, не оставляйте его одного. Будьте внимательны на случай, если кто-то вдруг окажется предателем.

— Да, сэр.

— Профессор, понадобится время, чтобы заправить самолет, дать указания экипажу и собрать пехотинцев. Поешьте пока и попробуйте немного отдохнуть. И вы тоже, энсин, но оставайтесь все время с профессором. Понятно?

— Да, сэр. — Маргью неожиданно почувствовала страшный голод и усталость, потом поняла, что ей предстоит снова лететь над этим огромным, холодным океаном… да еще в темноте.

В столовой, куда они отправились вместе с профессором, Маргью услышала обрывки разных разговоров.

— Это все омоложение, — говорил командир экипажа. — Не нужно быть великим стратегом или адмиралом, чтобы понять, что ждет молодых людей, не достигших возраста омоложения. На их карьере можно поставить крест. Продвижения по службе замедлились уже десять-пятнадцать лет назад, когда началось массовое омоложение старшего сержантского состава Флота… понятно, что никто не будет тратить такие деньги на омоложение, чтобы потом уволить человека в запас. А молодые люди, которые могли бы надеяться именно на этот пост, останутся ни с чем. Освоение колониальных миров, конечно, немного решает проблему, но какую же нужно иметь космическую службу?

— Но… мятежи, мастер. Откуда эти мятежи?

— Не знаю. Я бы сам никогда не стал мятежником. Ходили слухи, что в среде старшего сержантского состава замечены некоторые проблемы со здоровьем, и кое-кто говорил мне, что при омоложении им преднамеренно ввели недоброкачественные препараты. Одно дело омолаживать адмиралов, другое дело личный состав.

— Ну, это уж совсем не понятно, — вмешался профессор. — Старший сержантский состав — это как хребет любой военной организации, и так было всегда. Адмиралы — да, конечно, и какого-нибудь особо талантливого стратега, естественно, хочется оставить во Флоте навсегда, но для ежедневной рутинной работы нужны сержанты и мастера.

— Военные и раньше допускали подобные ошибки. Звания и погоны всегда влияют на общественное мнение…

— Когда-то я работал в отделе личного состава Флота, — продолжал командир экипажа. — Тогда я еще был молоденьким сержантом. Я увидел там Флот с изнанки, и надо сказать, плановики отдела персонала прекрасно понимали тогда, что на каждого адмирала необходимо иметь много главных мастеров. Не думаю, что программа омоложения старшего сержантского состава саботировалась намеренно.

— Но кто-то ведь это сделал. Вспомните мастера Ванга. Приходилось присматривать за ним каждую секунду, он готов был надеть шестиконечную скобу на четырехугольное отверстие, да еще требовал ото всех того же самого. Никогда ничего подобного не встречал, ужас какой-то.

— Я слышал разговоры о каком-то мозговом вирусе, вроде бы он заразился, когда ездил на рыбалку в горы.

— Да, они именно так и говорили, но когда пришла директива отстранить всех прошедших омоложение мастеров от службы, чтобы они прошли медицинскую проверку, я сразу вспомнил о Ванге. Конечно, он к тому времени уже и так ушел в отставку по состоянию здоровья, но Пайли из медчасти сказал мне, что, скорее всего, его болезнь была следствием некачественно проведенного омоложения.

— А если омоложения проводить некачественно, у молодых появится шанс продвижения по служебной лестнице… — тихо сказал один сержант. — Конечно, вряд ли кому-нибудь могло такое прийти в голову… я ведь видел Ванга в самом конце.

— Возможно, они и сами не представляли, какие будут последствия. Помню, однажды я угостил маминого любимца сарри печеньем, просто поделился с ним, знаете, как это бывает, так вот, он вдруг весь забился в судорогах, а потом умер. Я и понятия не имел, что им нельзя давать нашу пищу, они ее не могут переваривать. Но он умер, словно я специально его отравил.

— Верно. Иногда больше вреда получается от глупости. Возможно, поставщики или даже производители препаратов просто пытались сэкономить свои денежки.

Маргью и не знала, что личный состав Флота проходил омоложение, она никогда ничего такого в академии не слышала. Интересно, есть ли среди присутствующих омоложенные? И как можно это определить?

Профессор закончил есть и дотронулся до ее руки:

— Энсин, пойдемте немного отдохнем, пока есть время. Не помните, комендант разрешил нам прилечь?

В их распоряжение на несколько часов выделили одну из офицерских комнат. Они по очереди приняли душ, переоделись в чистую одежду. Но поспать не успели, пришло сообщение от коменданта, что самолет готов к вылету.


На этот раз профессор натянул защитный костюм поверх одежды, а сверху надел желтую куртку.

— Так меня сразу узнают друзья, — объяснил он.

— И мишень из вас неплохая. — Командовал операцией майор, который встретил их по возвращении. Теперь Маргью знала его имя — Энтони Гарсон. Пехотинцами командовал лейтенант Лайтфут.

— Верно, но если мы приземлимся во враждующем стане, наши друзья сразу поймут, кто прилетел.

Маргью натянула чистый защитный костюм и запрограммировала его на темно-синюю окраску. Обычный камуфляжный цвет для ночных вылазок. Она поймала на себе взгляд майора, тот пожал плечами и отправился проверять остальных. Часы показывали полдень, но небо было затянуто тяжелыми тучами, поэтому казалось, что уже вечер.


Когда они добрались до Стэк Айлэндс, была уже ночь. Небо ни разу не прояснилось. Маргью сказали, что это даже хорошо с точки зрения маскировки, но ощущение было жутковатое. Казалось, самолет ползет между слоями темно-серой ваты. Огней в салоне не зажигали. Профессор заснул и мирно похрапывал, Маргью осторожно положила голову ему на плечо и тоже задремала. В другую сторону наклониться она боялась, там сидел кто-то большой и незнакомый. Девушка проснулась, когда самолет пошел на снижение. Сколько она ни всматривалась в окно, ничего, кроме темноты, там не было видно.

— Хм-м! — Профессор громко всхрапнул напоследок и проснулся: — Что видно?

— Ничего, темнота.

Как же они будут приземляться? Можно ведь врезаться в здание! Маргью чувствовала, что самолет идет на снижение, уши постоянно закладывало.

Вдруг из темноты показалась точечка света… она превратилась в яркую линию, потом появилась вторая.

— Огни, — сказала она профессору.

Они подлетели ближе, и Маргью поняла, что это огни посадочной полосы. В находящихся рядом с полосой зданиях тоже зажегся свет. Все выглядело вполне нормально…

Самолет коснулся земли, подпрыгнул, потом окончательно приземлился. Но вместо того чтобы подрулить к одному из зданий, в которых горел свет, самолет свернул в другую сторону и остановился у края посадочного поля. Пехотинцы НПМ уже стояли наготове. Маргью осталась сидеть на месте, а профессор надел наушники и внимательно слушал переговоры по внутренней связи. Рядом с ними остановились еще два самолета. Из одного выскочили на поле темные фигуры.

Потом кто-то из стоявших впереди открыл входной люк, и внутрь проник порыв прохладного морского воздуха. Раздалась какая-то команда, и пехотинцы двинулись на выход. В наушниках зазвучал голос майора Гарсона:

— Профессор, теперь вы с энсином. Профессор поднялся, Маргью за ним.

На улице было прохладно, зато казалось светлее. Маргью даже могла отличить профессора от всех остальных благодаря его ярко-желтой куртке. Она натянула капюшон защитного костюма, чтобы согреться, и встала рядом с ним. Кто-то включил лазерный фонарик, и тонкая красная линия указала направление движения. Девушка чувствовала под ботинками шероховатую поверхность посадочной полосы. Никто не стрелял, пехотинцы уверенно двигались вперед. Маргью понятия не имела, куда делась первая группа, их нигде не было видно.

— Пока все в порядке, профессор, — снова в наушниках раздался голос майора. — Пойдем внутрь.

Маргью почувствовала, как пехотинцы окружили их с профессором плотным кольцом и повели к одному из зданий неподалеку от посадочного поля. Открылась дверь, на улицу вырвался сноп яркого света. Маргью зажмурилась. Никого, кроме пехотинцев, не видно.

В большой комнате майор Гарсон беседовал с. каким-то капитан-лейтенантом. Оба были напряжены. У обоих выходов стояли вооруженные пехотинцы. Маргью оглядела всех присутствующих: гражданские, видимо ученые.

— Боже мой, это ведь Гасси, — проворковал один из них. — В своей любимой желтой куртке, да еще с какой-то рыжеволосой красоткой…

— Никакая это не рыжеволосая красотка, а энсин Пардальт, — профессор кивнул в сторону Маргью. — Ведите себя прилично, она необыкновенно образованная молодая женщина…

— А это значит, что он прожужжал вам все уши, а вы его не останавливали, — прокомментировал другой ученый, улыбнувшись Маргью. — Меня, между прочим, зовут Хельмут Сверинген. — И он повернулся к профессору. — Ты не появился утром, а потом мятежники захватили орбитальную станцию, поэтому мы решили, что ты в плену…

— Как далеко вы продвинулись? — спросил профессор.

Мужчина сделал знак в сторону стоявших у двери офицеров.

— Совсем не продвинулись. Узнав обо всем, Тай начал разыскивать тебя по всем радиоканалам, поэтому мы и узнали все почти сразу, и тогда я пошел к коменданту базы и сказал ему, что мы немедленно должны приступить к уничтожению всего, что было сделано. Он ничего не хотел слушать, говорил, что должен быть соответствующий приказ, что мы находимся в ведении флотского начальства. Потом вообще сказал, что мы, возможно, и сами мятежники, и посадил нас сюда. Под охрану…

— Что он из себя представляет? — тихо спросил профессор.

— Паникер. Правда, он разбирается в технике, поэтому, по крайней мере, понимает, чем мы тут занимаемся. У него даже есть степень, он учился вместе с Бруно в институте Градуса. Но крючкотвор невозможный, во всем должен следовать приказам. И не позволяет нам ничего делать, не получив на то соответствующий приказ.

— Ладно, у нас нет времени. Как его зовут?

— Алкандор Винет.

Офицеры в это время мрачно взирали друг на друга.

— Извините меня, — обратился к ним профессор. — Комендант Винет? Меня зовут профессор Айдерссон, я должен был прилететь сегодня утром…

— Вы опоздали, профессор, — ответил Винет, — но думаю, что в данных обстоятельствах это вполне объяснимо.

— Да, — сказал профессор. — А теперь, когда я здесь, я беру всю исследовательскую группу под свое командование. Мы прямо сейчас приступим к уничтожению файлов, пока мятежникам не удалось захватить…

— Я не могу вам этого позволить, — ответил Винет. — Об этом не может быть и речи. Я не получал никаких соответствующих приказов из Главного штаба…

— Учитывая обстоятельства… — начал было профессор.

— У этого человека мандат и пропуски самого высокого ранга, — вставил Гарсон. — А я привез с собой приказ из Дарк Харбора, чтобы вы оказали нам максимальную поддержку.

— Мне не могут приказывать из Дарк Харбора, — ответил Винет. — А вы, майор, по званию ниже меня. И вообще. Откуда мне знать, что вы не мятежники?

— Вы имеете в виду нас всех? — Профессор поднял брови. — Интересная гипотеза, но чем вы можете ее подтвердить? Почему это мятежникам вздумалось уничтожить секретное оружие, чтобы оно не попало в руки других мятежников? Я бы скорее заподозрил в сотрудничестве с мятежниками того, кто пытается не допустить его уничтожение.

Винет покраснел.

— Вы хотите сказать, что мятежник я?

— Вовсе нет, — ответил профессор. — Я просто говорю, что ваш отказ сотрудничать с нами и выполнять мои приказы может быть неверно истолкован.

— Но это же смешно! Эти установки очень дорогостоящие, одно только оборудование стоит…

— Оно не принесет никакой пользы Династиям, если попадет в руки врагов. Только вред. Разве это непонятно?

— Ну… да, но почему вы думаете, что мятежники захотят захватить его? Возможно, они вообще ничего о нем не знают.

— Вы думаете, они настолько глупы? Не самый лучший подход. Комендант, боюсь, я вынужден настаивать на вашем сотрудничестве с нами.

Маргью заметила, как Гарсон подал знак пехотинцам. Винет сделал то же самое.

— Замечательно. Но вы действуете насильно, против моей воли. Я все это запишу в журнал. Если бы вы неожиданно не захватили базу преобладающими силами морской пехоты, я бы показал вам, чем чреваты подобные заявления.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил его профессор. — Я ценю вашу помощь.

Он подвел Маргью к группе ученых.

— Гасси, у нас тут появилась мысль… — сказал один из них. — Может, стоит смонтировать… — Человек понизил голос, Маргью ничего не расслышала. — Мы могли бы атаковать мятежников.

— Смонтировать ее на планете? — Профессор сжал губы. — Интересно. Может, и получится, если хватит времени. А материалы для экранирования у нас есть?

— Есть, если разобрать кое-что другое. И еще. Тай пытался прослушать их каналы связи, но потом Винет выгнал его из радиорубки и посадил сюда вместе с нами.

Профессор посмотрел на Маргью:

— Энсин, вы будете слышать много такого, что вам слышать не следует. Советую вам все побыстрее забывать. У вас есть какая-нибудь техническая подготовка?

— В принципе нет, но я выросла на планете, где приходилось все мастерить из подручных материалов. Так что основы электроники и столярного мастерства мне известны.

— Что ж, может пригодиться. Пойдемте в лабораторию…


Они собрались вместе в помещении, которое напоминало небольшую столовую, с одной стороны стояли процессоры для приготовления пищи с программным управлением, вдоль других стен — видавшие виды стулья и диваны. На низеньком столе — незаконченная детская модель орбитальной станции. Маргью и не подозревала, что ученые могут играть в детские игры. Кто-то задвинул модель в дальний угол.

— Что у нас со связью? — сразу же спросил профессор. — Тай?

Вперед вышел сухопарый человек с копной темных волос:

— Мятежники контролируют спутники, но мы все равно можем выйти на связь с Основной базой, я тут кое-что собрал. Я пошлю схемы на основную базу, они смогут собрать такие же устройства. Сложнее будет проникнуть в каналы связи мятежников, у них там повышенная защита. Но они выходили на связь с планетой, со своими сообщниками, как я подозреваю, это перехватить я могу, если буду иметь доступ к нужному мне оборудованию. Я смогу перехватывать и их внутренние сообщения, несмотря на степень защиты, для этого нужно изменить конфигурацию некоторых модулей, понадобится примерно час…

— А как насчет сканеров? Система наблюдения работает? Или мы можем наблюдать только то, что происходит на планете?

— Ну, здесь есть проблемы. Наблюдать мы сможем только в зоне видимости, до горизонта. У Кнурри был телескоп с автоматической экваториальной установкой, но Кнурри уехал в отпуск и телескоп увез с собой. Можем настроить какие-нибудь приборы на атмосферу, но неизвестно, куда именно их направлять. Откуда должен появиться корабль или корабли?

— Тебе нужен кто-нибудь в помощники?

— Нет. Здесь есть неплохой техник, правда, мне кажется, что и на базе у мятежников было несколько сообщников… может, и этот техник тоже.

— Прекрасно. Энсин, позаботьтесь о том, чтобы Тая проводили в радиорубку. Хорошо?

Она должна была все время находиться рядом с профессором, но отойти требовалось всего лишь к двери. Снаружи стоял лейтенант Лайтфут. Он подозвал двух пехотинцев, и те отправились сопровождать Тая.

— Теперь, Коул… Ты сказал, у тебя появилась мысль.

— Да, мы с Йеном тут подумали, что можно было бы нашу большую установку наладить на диапазон планета—космос. Мы попробовали рассчитать, как обнаружить и выследить цель…

— Какую цель?

— Ну… мы спокойно можем навести ее на орбитальную станцию. На любые корабли, пришвартованные там. Дальше сложнее, если не будет помощи, спутниковых сканеров.

— Но и это осуществимо, — слово взяла женщина. — Обезвредив станцию, мы сможем переключить спутники на себя…

— Сколько времени вам понадобится? — спросил профессор.

— Шесть-семь часов на установку орудия, причем нам нужна помощь, и основательная.

— Столько времени у нас нет, — ответил профессор. — Мы должны знать, летят они сюда или нет, и если да, то как скоро они будут здесь. Йен, что у нас с атмосферными сканерами? Может, как-нибудь можно подключиться к спутникам?

— Прямо сейчас — нет. Здесь в наличии только старый радар, предназначенный для нахождения и направления сухопутного и морского транспорта. Еще есть маленький метеосканер. С его помощью мы узнаем разве что о приближении посадочных модулей, когда поздно будет что-либо предпринимать. Нам никогда не нужны были более мощные сканеры, потому что всю информацию поставляли спутники. Значит, единственный путь для нас — найти доступ к спутникам. Это непросто, и понадобится немало времени.

— Которого у нас нет. Боб, а как насчет Проекта Зед?

— В рабочем состоянии. Мне бы совсем не хотелось, чтобы они добрались до него.

— То есть он работает?

— Да. Если бы мы были на корабле, а не на острове, я бы просто повернул выключатель, и они бы нас не нашли. У этой модели много преимуществ по сравнению с предыдущими. К сожалению, остров легко обнаружить, независимо от маскировки.

Маргью вдруг с удивлением поняла, что речь идет о новом хитроумном маскировочном приборе.

— А для прикрытия самолета можно его использовать? Если мы, к примеру, возьмем все секретные файлы с собой и полетим на Основную базу?

— Полагаю, что да. — Боб задумался. — Мы не испытывали его на самолетах… сколько груза можно поднять на борт самолета?

— Я узнаю, — ответил профессор и посмотрел на Маргью.

Она встала, подошла к двери и, передав вопрос Лайтфуту, вернулась на свое место. Ученые громко обсуждали какие-то технические тонкости, но когда раздался стук в дверь, все замолчали.

— Войдите, — сказал профессор. Вошел Тай.

— Я кое-что обнаружил. Во-первых, пять дней назад сюда пришло сообщение с Третьего Стэка. От Бэкэрион. Похоже, кто-то здесь вплотную с ней сотрудничал.

— Скорее всего, — ответил профессор.

— И еще одно сообщение пришло только что, с орбитальной станции. Лично для капитан-лейтенанта Винета.

— Винет! Вот никогда бы не подумал, что и он с ними, — воскликнул Сверинген. — Такой бюрократ. Ты им ответил?

— Нет, только заверил, что сообщение принято. Пользовался тем же кодом, которым пользовались для ответов на предыдущие сообщения. Но я просмотрел…

— Разве сообщение не закодировано? — спросил кто-то.

— Закодировано, но шифр очень простой. Я его быстро разгадал. Так вот, Винет по уши с ними. Они сообщали ему, что прилетят через день или два, чтобы он не волновался, что они держат под контролем все передатчики на станции. Поэтому, кроме нас, никто ни о чем не подозревает.

Маргью не сдержалась:

— Мы должны любой ценой выйти в эфир! Профессор посмотрел на нее.

— Вы абсолютно правы, энсин. И надо, чтобы мятежники на станции не заподозрили, что нам известно об их планах и что мы готовимся их встретить. Кроме этого, все, что нам не удастся защитить, мы обязаны уничтожить.

— Нам нужны будут твои пехотинцы, Гасси.

— Конечно, Тай. А где твоя охрана?

— Я оставил их там следить за оборудованием.

— Энсин, нам нужен майор Гарсон. — Маргью передала просьбу профессора Лайтфуту, и через минуту в комнату вошел майор.

Он хмуро выслушал сообщение Тая исказал:

— Я арестую Винета. Интересно, были ли у него здесь сообщники?

— А меня очень интересует, есть ли у них сообщники среди ваших пехотинцев, майор, — вставил профессор.

— Надеюсь, что нет, — ответил Гарсон. — А вы сможете позаботиться обо всем остальном?

— Навести плотный луч на корабль внутри системы — да, сможем. Собрать сканер, чтобы найти такой корабль, — сможем. Уничтожить самые ценные наработки и записи — сможем. Но на все это нужно время, майор. Нас всего четырнадцать человек, некоторые виды работ настолько специфичны, что ими владеет только кто-то один из нас. Так что давайте приниматься за дело. — Он кивнул Гарсону, и майор вышел. Тогда профессор обернулся ко всем остальным. — Меня беспокоит только одна вещь.

— «Только одна»? — переспросил улыбаясь Сверинген.

— Если им не известно, что мы здесь, они не будут торопиться, но когда тучи рассеются, они увидят наши самолеты и сразу все поймут.

— Можно отправить самолеты назад, — заметил Сверинген, — но тогда мы останемся без транспорта. К тому же на хороших инфракрасных сканерах можно считать и латентное тепло.

— Если вам нужно спрятать самолеты от сканеров, — вступил в разговор Боб, — мы можем привести в действие Зед. Настроим его на такие параметры. Заодно и проверим в работе.

— А если проверка окажется неудовлетворительной, они узнают и то, что мы здесь, и то, что у нас есть Зед.

— Его гораздо легче разобрать и уничтожить, чем основную установку, — сказал Боб.

— Сколько еще времени до рассвета? И что насчет прогноза погоды, кто-нибудь может сказать, что нас ожидает? — Профессор оглядел всю группу.

— Солнце встает в восемь часов тринадцать минут по местному времени. Если прояснится, светлеть начнет раньше.

— Прогноза погоды нет… но всегда можно выйти на улицу и посмотреть на небо.

За дверью их поджидал расчет пехотинцев. Профессор отправил Тая назад в радиорубку, часть пехотинцев ушла с ним. Сам профессор пошел с остальными на улицу. На поле дул холодный влажный ветер. Маргью держалась рядом с профессором, она лишь раз взглянула наверх и заметила, что звезд не видно.

— Ничего не могу сказать, — наконец промолвил профессор. — Боб, иди приготовь Зед, будем камуфлировать самолеты. А мы начнем разбирать остальные установки…

— Профессор… — Подошел майор Гарсон. — Мы нигде не можем найти Винета и еще нескольких человек. Пожалуйста, пока мы их не найдем, возвращайтесь в здание.

— Вам может понадобиться несколько дней, — сказал Сверинген. — Здесь есть и подземные лаборатории, они соединяются друг с другом тоннелями.

— Тай в радиорубке, — вспомнил профессор. — С ним пехотинцы, но…

Вдруг ярко вспыхнул столб пламени, потом раздался звук взрыва. Вдалеке на посадочной полосе догорал один из самолетов, обломки, казалось, летели до самых облаков.

— Прекрасно, — сказал Гарсон. — Такую вспышку они заметят даже сквозь тучи. Идите же, идите внутрь.

— А где лейтенант Лайтфут? — спросила Маргью.

— Не знаю, он не отвечает на вызов. — Новая вспышка и снова звук взрыва. Второй самолет. — Энсин, переключите ПЗК на усиленную защиту и отведите этих людей в здание. Желтая куртка служит прекрасной мишенью.

Маргью на ощупь пыталась найти нужные кнопки и по ошибке нажала не на ту. В одну секунду ее костюм стал ярко-серебристым. Она снова нажала на кнопку, и костюм стал темно-синим. Наконец Маргью нащупала нужную кнопку, включилась усиленная защита, и вместо маленьких темных фигур и огненных вспышек перед ней предстали оранжевые фигурки не фоне полыхающего черного пламени. У некоторых вместо головы были зеленые треугольники. Маргью отвела глаза от посадочной полосы и заметила, что у профессора и пехотинцев НПМ тоже зеленые треугольники вместо головы.

Вдруг поле зрения Маргью перерезала бирюзового цвета линия, она поднялась по плечу профессора к голове. Маргью, не раздумывая, бросилась к нему, зацепила ногу профессора своей, и они вместе упали на землю, а пуля пролетела над ними и ударилась о броню стоявшего позади пехотинца. Он слегка покачнулся, и все пехотинцы, как по команде, упали на землю.

— Цель найдена, — сказал пехотинец, лежавший рядом с Маргью. — С вражеской отметкой… — Маргью повернула голову и заметила, что у одной из оранжевых фигурок на голове появился красный квадрат. Один из пехотинцев выстрелил, и оранжевая фигурка упала. Маргью подняла голову, но пехотинец жестом показал ей, что двигаться нельзя. — Еще рано, энсин. Может, он жив. Могут быть и другие.

— Потери есть? — раздался по внутренней связи голос Гарсона.

— Нет, сэр. Они стреляют из обычного оружия, пули не пробивают броню. Гражданские лица в порядке.

— Кто наверху?

— Турак и Бенитс… Что там у вас?

— На крыше все в порядке, сэр.

— Заведите гражданских в помещение.

Пехотинцы встали в два ряда, а ученые осторожно прошли по этому бронированному коридору. Больше никто не стрелял. Маргью еще раз осмотрела поле через специальный щиток. Оранжевая фигурка лежала там же, где упала. Потом она заметила целый скоп линий бирюзового цвета, которые появились с разных сторон, но сошлись все на крыше радиорубки, где были установлены антенны. Маргью выглянула, чтобы получше рассмотреть, но один из пехотинцев толкнул ее назад в здание.

— Хотите, чтобы вас убили? — спросил пехотинец женским голосом.

— Нет, я просто…

— Идите внутрь и оставайтесь там. Да смотрите за профессором!

Маргью прошла за остальными в комнату без окон, профессор посмотрел на нее так, что девушка почувствовала себя не в своей тарелке.

— Что они там такое делают? — спросил Сверинген.

— Думаю, пытаются повредить антенны, — высказала свое предположение Маргью. — Они находятся под куполом на крыше радиорубки, так ведь?

— Да. И если у них это получится, плотным лучом нам воспользоваться не удастся, даже если мы сумеем его сконструировать.

— Почему именно плотным? — спросила Маргью.

— Он действует на большее расстояние, вмещает больше данных. Возможно, с его помощью мы могли бы даже подобраться к системному анзиблю и выйти на связь с Флотом.

— Но… разве простое радиосообщение не пойдет по более широкому диапазону? А это даст возможность предупредить любой корабль, входящий в систему.

Профессор задумался.

— То есть как в старину? Радиовещание?

— Ну да. Если у вас хватит мощности.

— И антенну такую сделать намного легче. Вы не только спасли мою жизнь, энсин, вы еще, кажется, здорово помогли нам всем.


Корабль РКС «Вигор» вышел из скоростного коридора по всем правилам. Даже когда ты уверен, что ничто не угрожает, что система внутренняя, врагов здесь нет, все равно следует соблюдать правила безопасности. Капитан Сатер не обратил бы внимание на чьи бы то ни было жалобы, но никто и не жаловался. Сатер был хорошим капитаном, и даже то, что он любил дотошно выполнять все правила, не раз спасало жизнь всему экипажу.

«Вигор» сбавил скорость, чтобы просмотреть на экранах сканеров информацию о защитных системах и возможном движении других кораблей внутри системы. Но радиомаяк корабля уже послал свой сигнал в систему. Офицер-связист принимал сообщения, даже не глядя на них. Капитан Сатер требовал распечаток всех сообщений, и хотя бумаги расходовалось много, никто не возражал. Связист передал распечатки курьеру капитана, тот побежал на мостик. Сатер внимательно вглядывался в экраны мониторов.

— Я был на Коппер-Маунтин восемь раз и никогда не видел здесь такого красного ободка вокруг планеты, — сказал специалист по сканирующим приборам.

— Я был здесь десять раз и никогда не встречал в системе столько крупных кораблей. Интересно, что здесь происходит?

— Мне совсем не хочется разговаривать со станцией. Тони, зарегистрируй нас на боевой станции, но не зажигай орудия.

По всему кораблю раздался сигнал тревоги, на панелях управления замигали разноцветные лампочки. Сатер взглянул на сообщения, которые принес ему курьер. Беда. Большая беда.

— Сэр, странный сигнал… взгляните.

— В каком смысле странный?

— Необычные частоты, во-первых. Сигнал идет с поверхности планеты, но он не направленный. Похоже, его посылают просто в пространство.

— А что сообщают?

— Говорят, что на Коппер-Маунтин поднят мятеж, что мятежники захватили орбитальную станцию и системы защиты. Просят сообщить обо всем Флоту.

Капитан Сатир взглянул на офицеров на мостике. Если это розыгрыш, а он будет действовать так, как того требовала бы реальная ситуация, на карьере можно поставить крест. Если это не розыгрыш, есть только один шанс выпутаться из создавшегося положения.

В этот момент на мониторе зажглись огоньки.

— Они наводят на нас орудия, — сказал специалист по сканирующим приборам. — Прицеливаются…

— Полный назад, найдите проход к скоростному коридору, — приказал Сатер. — Уходим отсюда, пока есть возможность.

«Вигор» не успел еще далеко отойти от скоростного коридора, к тому же ему не требовалось разгона. Другие корабли не могли догнать его. Капитан был готов совершить скоростной прыжок вслепую, лишь бы уйти от преследования. Внутрисистемная защита предполагала определенные линии атаки, а корабль мог их легко обойти.

— Сделайте как можно больше копий данных с мониторов и постарайтесь отправить их по анзиблю, когда будем пролетать мимо. Может, правда, они перепрограммировали его, но попробовать стоит.

Спустя четыре дня «Вигор» вышел из скоростного коридора в другой системе, как раз недалеко от анзибля. Он передал по каналу связи сигнал общей тревоги и все данные с мониторов сканирующих приборов, которые удалось собрать.

Глава 19

Сириалис


В большом зале с высоким потолком спокойно смогли бы фехтовать двадцать пар. Такое здесь случалось, и не раз. Стены над зеркалами были бледно-зеленого цвета, позолоченная лепка по верху стен, такая же лепка обрамляла зеркала. С восточной стороны французские окна, от пола до потолка, выходили в розовый сад. В зале всегда было светло. В это утро деревянный полированный пол прочертили полосы желтого солнечного света. Еще мало роз распустилось, но тонкий аромат уже доносился в зал при малейшем дуновении ветерка. Фехтовальная дорожка зеленого цвета лежала прямо посередине паркетного пола.

Миранда закончила растяжку, взяла в руки рапиру. Она заметила в зеркало, что Педар, продолжая растягиваться, наблюдает за ней. Миранда медленно и плавно сделала несколько выпадов, настраиваясь на определенный ритм. Педар закончил растяжку, но к рапире подходить не спешил. Вместо этого он стоял и смотрел на нее. Миранда встретилась взглядом с его отражением в зеркале и повернулась.

— В чем дело? Я что-то делаю не так?

— Нет, дорогая моя. Я просто любовался тобой… и думал, насколько несовместима красивая женщина со смертельным оружием.

— С этим? — Миранда рассмеялась, дотронулась кончиком рапиры до стены и с легким усилием согнула клинок. — Даже если бы она не была такой легкой, вряд ли ею можно было кого-либо убить.

— Важен принцип, — заметил Педар. — К тому же я видел, как ты фехтовала более прочными клинками.

Миранда нахмурилась.

— Тогда я была моложе.

— Ты была чемпионкой по фехтованию на эспадроне среди женщин… Никогда не забуду, как ты была прекрасна в тот день.

— Мне повезло. Беренис выдохлась, возможно из-за простуды. Обычно она всегда побеждала меня.

— И все же… если бы у тебя в руках была настоящая сталь, да еще в прежние времена, не сомневаюсь, из тебя получился бы грозный противник.

— Буду считать это комплиментом, — ответила Миранда. — Пофехтуем?

Он продолжал стоять, не двигаясь.

— Я хотел попросить тебя об одном одолжении.

— Одолжении? Каком?

— У тебя, здесь в холле, оружие Банни. Я знаю, что он никогда никому не давал фехтовать этим оружием, но… как ты думаешь, сегодня это возможно?

Педар попался на ее приманку даже быстрее, чем она предполагала. Она снова нахмурилась.

— Коллекционное оружие? Но, Педар… оно же старое, я даже не знаю, сколько этим клинкам лет.

— Если бы можно было только подержать их в руке, прочувствовать.

— Я не уверена, могу ли я распоряжаться ими, — ответила Миранда. — То есть они здесь, потому что их привез сюда Банни, но все это семейные реликвии. Ты сам говорил мне, чтобы я была справедлива по отношению к Харлису…

— Харлису об этом знать не обязательно, — заметил Педар. — Я никогда не держал в руках такую древнюю сталь. Когда-то пробовал фехтовать шпагой Джорджи… ты знаешь эту шпагу.

— Да, конечно, — Миранда даже фыркнула. — Ей не больше двухсот лет, что бы ни говорил сам Джорджи. Эти намного древнее…

— Знаю, поэтому и прошу. Пожалуйста. — Он склонил голову набок и сложил руки, как вежливый ребенок.

— Наверное, это возможно, — ответила Миранда. — Надо только соблюдать осторожность… — Она почувствовала, что сердце бешено колотится в груди, но с невозмутимым видом направилась в холл.

Миранда отперла витрину и отступила назад. Педар протянул руку и взял, как она и ждала, большую саблю с тяжелой рукояткой. Он провел пальцем по клинку и кивнул.

— Банни говорил, что ими можно фехтовать и сейчас, — заметила Миранда. — Но он не хотел рисковать, вдруг сломаются. Ни одну из этих вещей уже не заменишь.

—Нет… — Педар дохнул на клинок и протер его рукавом. — Ну и работа, ты только посмотри на этот узор! А как звенит… — Он постучал по клинку ногтем, и раздался мягкий мелодичный звук. Миранда непроизвольно вздрогнула. Педар повесил саблю на место и взял другой клинок. — Ты имеешь представление о том, сколько им лет?

— Банни всегда говорил, что вот этот эспадрон самый старый, а следующая по старшинству — вон та боевая рапира. Говорил, что, возможно, они привезены со Старой Земли и были сделаны во времена, когда таким оружием пользовались всерьез…

То есть намеренно убивали друг друга. То есть именно то, что она и собирается сделать сегодня.

— Потрясающе. — Педар повесил рапиру на место, на это раз он взял широкий, изогнутый клинок, Миранда даже не знала, как он называется. — А этот?

— Не знаю. По мне, так он больше похож на кухонный нож. Таким можно нарезать огромные картофелины.

Педар усмехнулся.

— Да, в нем никакой эстетики. Орудие палача страшной кровавой эпохи. — Он снова потянулся к клинкам и снял рапиру. — Значит, ты теперь фехтуешь в этом весе? — И он нежно погладил клинок. — Эта не такая гнущаяся, как та, с которой ты тренировалась, но вполне легкая.

— Наверное. Иногда я все еще тренируюсь с более тяжелыми клинками. — Не надо хитрить, надо быть честной до конца, и пусть он пропадет из-за своей же алчности и самолюбия.

— Давай пофехтуем этими клинками.

— Не думаю, что это разумно… Что о нас подумают…

— Кто? Кто подумает? Кто может оспаривать твое решение, особенно теперь, когда суд на твоей стороне? Что такого может случиться?

— Не знаю, — замялась Миранда. — А что если клинок сломается? Что, если Харлис оспорит решение суда, выиграет процесс, а потом обнаружит, что я сломала ценное оружие?

— Ему не обязательно знать об этом. Сам он не фехтует, и наверное, даже не замечал этого оружия. Да и я всегда подтвержу, что сам предложил тебе. — Педар кивком головы указал на шлемы. — Слушай, давай все делать, как в старину. Облачимся в старинные доспехи, опустим забрала. Словно мы на маскараде.

Ему всегда нравились маскарады, даже на простых балах он любил появляться в маскарадных нарядах.

— Но…

— Только один раз. Нас никто не увидит. Пожалуйста. — Снова эти просительные интонации. Вдруг он улыбнулся, как озорной мальчишка, и добавил: — Бьюсь об заклад, тебе и самой всегда хотелось, разве не так?

Миранда улыбнулась.

— Если хочешь знать, я даже однажды вытащила потихоньку этот клинок… — И она кивнула в сторону рапиры, которую Педар держал в руке. — Что-то есть в этом такое… когда знаешь, что оружие старинное, что им пользовались люди, которых давным-давно нет в живых…

— Именно. Я так и думал. Ими можно наслаждаться 'так же, как наслаждаешься старинным фарфором или драгоценностями. И те, кто умеет ценить подобные вещи, имеют право ими пользоваться. Значит, ты не откажешь мне, Миранда?

Она огляделась, словно опасалась, что их кто-нибудь может заметить.

— Думаю… нет… Даже если мы сломаем что-то и Харлис обнаружит, ты правильно заметил, он не фехтует, значит, и не вызовет меня на дуэль.

— Что ж, леди… выбирайте оружие. — Педар вернул клинок на место и раскланялся.

Миранда протянула руку, отдернула ее, словно не была уверена, наконец взяла тот самый клинок, который Педар только что держал, — самую длинную рапиру. Рукоятка у рапиры была достаточно тяжелой, специально для равновесия. Педар взял вторую такую же рапиру.

— Давай делать все по правилам, — сказал он. — Как я уже сказал, когда фехтуешь такими клинками, нужно надевать соответствующие доспехи. Мне всегда нравились эти шлемы… я даже заказал копию своему оружейнику, но все равно это не то. — Он перебрал несколько шлемов и наконец нашел то, что нужно… Миранда знала, что в других шлемах неровная внутренняя поверхность.

Она вздернула брови.

— Педар, это опасно. Старинные клинки еще могут выдержать, но доспехи…

— Фью! Он прекрасно выдержит удар плашмя, а лицо я должен защищать сам, иначе какой же я фехтовальщик? Пойдем, дорогая… если ты боишься, надень свою обычную маску, но позволь мне остаться в этом шлеме. Сразить меня ты можешь только своей красотой.

Последней фразы было достаточно, чтобы уничтожить в душе Миранды последнюю каплю сочувствия к этому человеку. Она могла бы застрелить его на месте.


Вернувшись в зал, они нацепили наконечники на клинки. Педар вышел на солнечный свет. Весь в белом, на голове золотисто-бронзовый шлем. Лица она разглядеть не могла. Весь мир сузился для нее до одной фехтовальной дорожки. Интересно, а он ее лицо видит? Она позволила себе улыбнуться.

Педар поднял клинок в знак приветствия, она ответила тем же. Он начал приближаться.

Все как обычно. Маэстро фехтования Эдуардо Каллин, живший двести лет тому назад, называл такое начало боя «Кончики пальцев». Оно позволяло фехтовальщику вкладывать больше смысла в каждый укол, противники как бы прощупывали почву перед серьезным боем. Клинок Миранды с резким звуком рассек воздух, но Педар выставил рядом свой клинок, давая понять, что для него ясна такая метафора и он расценивает ее, как вежливость.

Миранда закусила губу, но сумела отогнать приступ гнева. Еще не время, нужно сдерживаться, пока она только играет. На четвертом касании Миранда слегка качнула кончиком рапиры: она знает о его предложении и пока не отказывается, возможно, обдумывает его. На пятом касании, последнем касании правой рукой, он попробовал провести своим клинком спиральную линию вокруг ее клинка, она не дала ему сделать этого, но и не отбила удар. На языке фехтовальных движений это означало смущение, но не отказ.

Они поменяли руки, следующие пять касаний должны делаться левой рукой. Он продолжал предлагать свои ухаживания. Миранда опустила кончик рапиры на девятом касании. Неуверенность… на самом деле она была полностью уверена в себе. Десятое касание — удар кончиками рапир друг о друга — конец вступительной части. Они оба отступили на шаг назад. Миранда перехватила рапиру правой рукой, поклонилась и опять в знак приветствия подняла клинок вверх. Начался следующий этап.

Миранда фехтовала, как всегда. Торопиться было некуда, обычные атаки и контратаки, так продолжалось раз пятнадцать.

— Ты такая изящная, — голос Педара из-под забрала звучал глухо.

— А у тебя такие быстрые движения. — Миранда сделала вид, что слегка запыхалась.

— С удовольствием замедлю их для тебя, — ответил он и действительно сделал следующий выпад немного медленнее, но она все равно на секунду опоздала отразить его. Только бы убедить его замедлить движения, усыпить его бдительность, задать неверный ритм…

— Раньше я была намного быстрее, — заметила она. — Я знаю…

— Дело только в клинке, дорогая. Он слишком тяжел для тебя.

— Мне нужно… — Она отбила его удар, специально медленнее, чем могла, нанесла ответный, и он легко парировал его. — С тобой мне следовало бы быть быстрее и гибче…

— Ба. Я не собираюсь выматывать тебя. Ты должна это знать, Миранда. Разве я когда-нибудь докучал тебе?

— Нет, конечно. Просто…

Он отступил на шаг назад и уперся кончиком рапиры в пол.

— Давай поменяемся рапирами. Твоя не для женщины, у нее слишком тяжелая рукоятка.

— Да и тебе хотелось бы попробовать пофехто-вать ею, — усмехнулась Миранда.

— Верно. Позволь мне, дорогая?

— Хорошо. Но больше условий ставить не буду. Я и не подозревала, что в такой плохой форме. Видимо, сказались похороны и все остальные дела…

— Естественно.

Он склонил голову и протянул ей рапиру через локоть, рукояткой вперед. Если бы только на его вежливость можно было рассчитывать! Она также грациозно передала ему свою рапиру, и они поменялись местами на дорожке, как и положено после обмена оружием.

Миранде казалось, что она чувствует, которыми из этих старинных оружий действительно убивали людей. Она знала, что никакими экспертизами этого не проверить, знала, что никак не может доказать то, что чувствует, но… ее рапира так же жаждала крови, как и она сама. Миранда точно знала это с того момента, когда впервые взяла ее в руки.

Они, уже стояли в позах для начала боя, когда сработало устройство связи:

Миледи… звонила леди Сесилия де Марктос. Она уже приземлилась на планете и летит сюда на одном из личных шаттлов.

Сесилия летит сюда? Миранду охватил гнев. Она уже была почти у цели, возможно, второго такого шанса не будет. Почему Сесилия все время вмешивается? И откуда это она летит? На сколько минут Миранда может рассчитывать?

Она заставила себя снова сосредоточиться на бое. Она что-нибудь придумает… надо только покончить с Педаром до приезда Сесилии…

Теперь Миранда с трудом скрывала, как легко и быстро может фехтовать, пусть думает, что это благодаря новой рапире. Атака, защита, защита, укол, укол. Сердце бьется, больше от возбуждения, чем от усилий. Пульс все чаще. Надо торопиться.

Она отступила на шаг, еще на шаг, потом быстро набрала темп и ринулась в атаку. Касание, укол. Она повернула руку и нажала на рапиру. Педар коснулся кончиком рапиры ее левого плеча. Она всей рукой ощутила это касание.

— Мы оба мертвы, — с улыбкой сказала она. Лица Педара по-прежнему не видно. Он отступил назад, она тоже. Новое приветствие перед новым началом.

Снялся ли наконечник? Она ничего не чувствовала. Отбила один удар, другой, а потом услышала — вот соскочил наконечник. Она с трудом отвела взгляд. Педар застыл на мгновение, потом отступил.

— Кажется, сломался клинок… — вымолвил он и повернулся, чтобы проверить свой.

Она подождала, дала ему возможность осмотреть свой наконечник, потом ее острый, блестящий клинок с небольшой трещиной на конце.

— Миранда…

Впервые она слышит, чтобы он говорил таким неуверенным голосом.

Она метила в лицо, в прорези металлического забрала. А он сбился с ритма, уронил руку и потому опоздал, опоздал на долю секунды. Кончик ее рапиры, теперь такой острый и твердый, попал в цель — в небольшое глазное отверстие в забрале. Старый металл поддался, и она со всей силы воткнула рапиру. Миранда не видела его лица, но хорошо представляла, как острый клинок проникает в глазницу, потом в мозг. Она повернула руку с клинком, чтобы убить наверняка. Клинок уперся о заднюю стенку черепа. Она быстро выдернула его назад. Педар упал.

— О-о-о-о…

Она опустилась на пол вместе с ним, внимательно следя за каждым его движением. Вот он разжал руку и выронил клинок. Тогда она опустила и свою рапиру, схватила его за плечи и закричала:

— Не-е-е-ет!.. Педар! НЕТ!!


Сесилия услышала крик, как раз когда входила в зал. Она сразу же увидела Миранду, та сидела на полу спиной к входу, но из-под шлема выбивались ее золотистые волосы. Миранда обхватила за плечи своего противника, который безвольно лежал на полу. Сесилия быстро прошла к ним. Кто это, неужели Педар?

Миранда пыталась снять с человека шлем.

— Миранда, дай я помогу тебе. Вызови врача…

— Шлем не снимается… не снимается! — Миранда, казалось, совсем обезумела от горя. Она неловко пробовала расстегнуть застежку, даже не сняв фехтовальную перчатку. Сесилия видела, как из-под маски сочится кровь, на сломанном наконечнике рапиры тоже была кровь. — Я говорила ему! Говорила, что это опасно! Банни всегда предупреждал, чтобы никто не пользовался старинным оружием. Банни говорил, что старинному оружию и доспехам доверять нельзя. Но он так просил… так настаивал…

Мысли Сесилии, вначале спутавшиеся, теперь снова прояснились. Она попробовала расстегнуть шлем с другой стороны. Что это за застежка, почему в старину все специально усложняли? Когда делался этот шлем, пневматических затворов еще не было и в помине.

— Что произошло?

— Сломался наконечник… я сделала выпад, а он слетел, разломился…

Сесилия посмотрела на Миранду, но за фехтовальной маской не могла увидеть выражения ее лица.

— По-моему, ты говорила, что фехтование безопасный вид спорта. — И Педар говорил то же самое, недавно, на скачках. Он сказал еще, что «все безопасно, если клинки из стали».

— Так оно и есть… Он очень хотел пофехтовать старинными клинками, которыми Банни фехтовать запрещал. Он знал, что и Харлис будет против, но… А потом захотел надеть и этот старинный шлем. На него такое находило, ты ведь знаешь Педара. Преподнес мне кружевной платок. И в первых десяти пальцах начал с ухаживания.

Сесилия расстегнула, наконец, шлем с одной стороны и взялась за вторую застежку.

— Ты не вызвала врача.

— Сис… если клинок попадает в глаз, помощь уже не нужна.

— В глаз?

— Это старинный шлем… забрало не выдержало. Клинок прошел насквозь и попал в глаз. Ты ведь знаешь, как бывает, то есть ты как раз не знаешь… но когда делаешь выпад и клинок попадает в цель, ты уже не можешь остановиться, двигаешься по инерции. Я пыталась, но, по-моему, сделала только хуже.

— Каким образом?

— Клинок уже попал в глаз, я тут же попробовала вытащить его назад, но он прошел глубоко, до самого мозга. Я даже сразу не поняла… все это так ужасно…

Сесилия расстегнула вторую застежку и сняла шлем. Она увидела лицо Педара. Один глаз открыт, хотя уже подернут пленкой, вместо второго — сплошное кровавое месиво.

— Миранда. — Сесилия внимательно посмотрела на нее, пытаясь угадать, что скрывается там, под маской. Потом опустила взгляд на руки Миранды, все еще в фехтовальных перчатках. На одной перчатке кровь. Шею Миранды прикрывал высокий воротник фехтовального костюма.

Дверь с шумом распахнулась, и в зал вбежала толпа слуг. Где они были все это время? Что это, заговор?

— Миледи! Что случилось…

— Мы фехтовали, клинок сломался…

Миранда медленно стянула маску с лица, руки у нее дрожали. По бледным щекам текли слезы, глаза покраснели.

— Ты плакала… — удивилась Сесилия.

— Конечно плакала! — Миранда с гневом посмотрела на нее.

— Я никогда не видела тебя плачущей, только когда Банни…

— Ты не видела, что со мной было, когда мне сообщили, что Брюн в плену. Не видела меня, когда я узнала о рождении мальчиков. — Миранда повернулась к человеку в сером костюме, Сесилия его не знала. — Самминз, надо вызвать доктора, хотя уже, конечно, поздно, и милицию. Этот человек… был министром иностранных дел. Они начнут расследование.

Когда Миранда отвечала на бесконечные вопросы, Сесилия просто сидела в стороне и наблюдала за ней, слушала ее голос. Педар приезжал к ней фехтовать два раза в неделю. Он сам предложил это, как только появился на Сириалисе. Еще он приезжал обсуждать некоторые деловые вопросы и… Миранда помедлила, щеки ее слегка покраснели… предлагал некоторый союз Династий. Сегодня все шло как обычно, но потом Педар спросил о старинном оружии. Он и раньше не раз спрашивал о нем, его интересовало, кто унаследует это оружие, что с ним будет в дальнейшем. Он хотел подержать клинки в руках, хотел попробовать фехтовать ими. И сегодня, хотя она и сказала ему, что Банни строго-настрого запрещал это, Педар так настаивал… так просил…

И она уступила, согласилась фехтовать старинными клинками, хотя их никто не проверял.

Наверняка у нее есть доказательства, наверняка были включены сканеры, камеры. Она бы не стала так рисковать, рассказывать все так подробно, если бы у нее не было доказательств. Значит, все действительно могло быть так, как рассказывает Миранда, — несчастный случай. Или Миранда все тщательно продумала и подготовила.

Внутри у Сесилии поднимался гнев. Это ее друзья… по крайней мере, если не друзья, то старые знакомые, люди ее класса. Состоятельные, цивилизованные, образованные… она знала их всю свою жизнь. Они собирали предметы искусства, поддерживали композиторов, художников и музыкантов, жили в красивых домах, окруженных прекрасными садами. Увлекались кто чем — кто китайской живописью, кто разведением лошадей, кто разработкой экзотических орбитальных станций. В перерывах между этими занятиями не забывали вносить свой вклад в политическую жизнь правящих Династий, накапливать деньги, власть, материальные блага. Одевались изысканно и со вкусом, умели вести светские беседы.

И вот теперь они начали убивать друг друга. Сначала Лоренца пыталась отравить ее саму. Кемтре дал согласие на то, чтобы отравили его собственного сына. Кто-то, возможно даже сам Педар, спланировал убийство Банни. Миранда убила Педара.

Они что, с ума посходили все, что ли?

А если так… то почему? Кому от этого может быть выгода?

Ну и лабиринт. В такой сложной ситуации Сесилия вспомнила о своих любимых лошадях. Если бы у нее в конюшне стояли породистые, заботливо выращенные, обученные лошади… и они вдруг начали вести себя странно, нападали бы на конюхов, друг на друга… что бы она сделала? Что бы думала?

Она бы решила проверить конюхов.

Но у богатых людей конюхов нет.

Вдруг она встрепенулась, как лошадь, которая внезапно наткнулась на большой барьер.

В том-то и дело, что есть. И конюхи свои есть, и ветеринары. Только называют их служанками, врачами, сестрами. Все богатые люди зависят от продукции фармацевтических фирм, всем им нужны омолаживающие препараты. Все они много раз прошли процесс омоложения. Лоренца, Кемтре, Педар, Миранда, даже ее собственная сестра Беренис. Некоторые имеют доступ и к другим незаконным препаратам, например нейротоксинам, которыми отравила ее Лоренца.

Узнав, что Лоренца умерла, она уже не думала, откуда та доставала эти препараты. Лоренца всегда была злой, порочной женщиной, садисткой… дело в ее сути, а не в препарате. Оружие ни при чем, виноват человек, который использует это оружие не по назначению.

Но… она знала. Знала о Пэтчкоке, хотя и постаралась обо всем забыть, когда Ронни с Раффой счастливо поженились. Недоброкачественные препараты. Недоброкачественные омолаживающие препараты, а, может, и что-то еще, и результаты не заставят себя долго ждать. Они могут оказаться куда более серьезными, чем можно предположить.

Миранда в своем уме? Вообще, все они в своем уме? Большой Совет Правящих Династий… без Банни во главе, без Кевила Мэхонея в качестве советника… теперь и Педар, пусть и плохой, мертв, вот он лежит на полу фехтовального зала, уже окоченел… Что будет дальше? Кому-нибудь вообще можно верить?

Тем, кто не проходил омоложение. Тем, кто проходил его в… где-то ведь должны были быть надежные, доброкачественные препараты. Марта Саенц? Но разве то, что Марта сама биохимик и возглавляет собственные лаборатории, может гарантировать доброкачественность ее препаратов?

Нет. Но нельзя же не доверять всем подряд. Она вообще не может не верить людям. Она так устроена, без друзей, без соратников жить она не умеет.

Наконец вопросы закончились. Сесилия поднялась вместе с Мирандой в ее покои. Бледная служанка принесла им поднос с едой и горячим чаем. Миранда сняла белое фехтовальное трико и приняла душ, а Сесилия не отрываясь смотрела в высокое окно на местность Блю Хант. Миранда вышла из душа в толстом стеганом халате. Сесилия уже была готова задать ей свои вопросы.

— Миранда… помнишь, я рассказала тебе, о чем мне говорил Педар вскоре после смерти Банни?

— Конечно, — ответила Миранда. — Ты сказала, что Педар говорил, будто знает, кто именно убил Банни, что это на самом деле не Милиция Нового Техаса.

— Это…

— Сесилия, Педар всегда был человеком невоспитанным, ты ведь знаешь.

— Да, но…

—Он считал, что обладает властью. Хотел поднять свой статус в секте Конселлайнов. Поэтому, естественно, намекал, что знает то, о чем не знаешь ты.

— Ты не приняла этого всерьез?

— Вначале нет. Но потом он приехал сюда и стал за мной ухаживать.

— Ухаживать!

— Да. Намекал, что под его защитой я могу не бояться Харлиса, со всеми его претензиями. Что Сириалис останется в моих, точнее в его собственных, руках.

— И он действительно верил, что ты выйдешь за него?

— Похоже, что так. Спрашивал разрешения приезжать сюда. Я несколько раз отказывала ему, потом согласилась.

— Почему?

Миранда пожала плечами.

— Хотела выяснить, что ему известно, почему он так уверен в себе. А такое по внутренней связи не спросишь, для этого нужно видеть человека. Я хотела реально оценить его способности и намерения.

— Но ты ведь не собиралась за него замуж…

— Бог ты мой, Сесилия, ты бываешь несносной! Конечно, я не собиралась за него замуж. Я вообще не собираюсь замуж, я собираюсь сражаться с Харлисом, отстаивать положение Баттонза, собираюсь спасти наследство, но замуж — нет. Всю свою жизнь я знала самое лучшее, к чему мне объедки?

— Не знаю… просто, подумала…

— Не стоит. — Миранда потянулась, потом прошла к бассейну. На поверхность поднялась крупная золотая рыбка, она подплыла к ним ближе. — Я в здравом уме. Препараты для моего омоложения поступали не с заводов Моррелайнов, а больше омолаживаться я не собираюсь. Устрою детей и…

— Я тоже думала, что никогда не буду омолаживаться, — ответила Сесилия. — И не стала бы, если бы меня не отравили. А теперь мне это даже нравится.

— Это мне понятно, — сказала Миранда. — У тебя есть много дел. Мне на вид сейчас сорок лет. В действительности… ну, действительность тебе известна. Я могу рассчитывать еще лет на шестьдесят без дополнительного омоложения. Шестьдесят лет без Банни — для меня этого достаточно.

— Ты можешь встретить кого-то другого.

— А с неба пойдет золотой дождь. Если уж я действительно кого-то встречу, тогда и подумаю об омоложении. Но планировать ничего не собираюсь. И вообще, Сис, давай, больше не будем разговаривать на эту тему. Скажи, ты уже была в конюшнях?

— Нет…

— А следовало бы. Если что-нибудь произойдет и Харлис получит-таки Сириалис, ты должна знать, стоит ли тебе что-то здесь отстаивать.

— Не думаю, что он настолько глуп, чтобы уничтожить конюшни, — ответила Сесилия.

— Когда он был мальчиком, лошадь наступила ему на ногу и сломала ее, потом он выпал из седла, пытаясь держаться вровень с Банни, и переломал себе все ребра. Теперь он считает лошадей большими вонючими тварями, пустой тратой денег, что, в общем, не так далеко от истины. Прибыли мы от них никогда не имели.

— Миранда, я не настолько глупа, чтобы не понять, что ты пытаешься сейчас разговором о лошадях отвлечь меня от главного. Скажи, ты намеренно убила Педара?

Миранда долга молча смотрела на нее, потом спросила:

— Ты думаешь, я на такое способна?

— Я больше вообще ничего не думаю. Я никогда бы не подумала, что Лоренца может меня отравить и радоваться, что я лежу полумертвая на полу. Никогда не думала, что Кемтре отравит своих сыновей, не думала, что он будет поощрять клонирование. Никогда не думала, что брат Банни будет терроризировать и запугивать старушку с целью вытянуть из нее акции. Или что Педар подстроит убийство Банни, чтобы самому стать министром.

— Мы обе не отвечаем на вопросы, — заметила Миранда. — Наверное, так и надо. Но хочу напомнить тебе одно старинное правило.

— Какое?

— Леди никогда не может быть грубой… даже случайно. — Миранда положила себе в чай ложку меда и спокойно принялась его пить. — Ох, как хорошо.

— Проткнуть человеку глаз клинком — это уже не грубость.

Сесилия чувствовала раздражение. Ей казалось, она знает, что тут произошло, по крайней мере, большую часть, но Миранда не хотела откровенничать.

— Верно, — ответила она. — Но правило это применимо в любой ситуации. Сесилия, если ты хочешь начать скандал, то начинай.

— Ты даже не просишь меня не…

— Нет. Ты вольна принимать любые решения, так же как и я.

— А что ты скажешь детям?

— Что Педар погиб в результате несчастного случая при фехтовании. У них хватит ума и воображения, Сесилия. Они сами додумают то, что нужно додумать.

Сесилия съела еще одно пирожное с джемом и снова выглянула в окно. После долгого молчания она сказала:

— По-моему, это хороший намек Хобарту.

— По-моему, тоже, — ответила ей Миранда.

Глава 20

Эсмей нахмурилась, получив сообщение от клерка. Они все это специально придумали. Наверняка. Почему встреча состоится в отдельном зале, почему не встретиться в ресторане? Она проверила, какой лифт ей подходит. С тридцать седьмого по сороковой… странно. Большинство лифтов обслуживает как минимум десять этажей. Она нажала на кнопку.

— Назовите, пожалуйста, номер комнаты и имя.

Что это значит? Если бы тут был Барин, ох и досталось бы ему. Но Барина рядом нет.

— Номер три тысячи восемьсот четырнадцать, — ответила она. — Лейтенант Суиза.

Дверь в лифт открылась, зажегся зеленый огонек, означавший, что лифт пойдет наверх. Эсмей зашла в кабину цилиндрической формы с зеркалами. Поднимался лифт очень плавно. Но уши все равно заложило, один раз, другой. Странно, всего тридцать восьмой этаж. Что здесь такое происходит?

Она вышла из лифта в фойе с зеленым ковром на полу, стены были выкрашены в кремовый цвет. Картины… яркие и вызывающие. Это наверняка репродукции. Эсмей подошла ближе. Нет… на репродукциях оттенки немного другого цвета. Это подлинник. Оскар Крамин. Значит, и там висит подлинник Дес-салайна, и даже жесткие, энергичные линии Крамина теряются перед деликатностью и нежностью картины Дессалайна. Небольшое полотно Дессалайна в серо-золотых и черных тонах было спокойно-величавым, как и все гениальное.

Эсмей встряхнула головой и огляделась. Перед ней небольшой коридор, и всего четыре двери, на одной написано «Служебное помещение». Барин, наверное, потратил уйму денег… номер 3814 — дверь посередине. Эсмей подошла к двери, встала в зону просмотра и стала ждать.

Дверь распахнулась, и перед ней оказалась… женщина средних лет, которую она никогда раньше не видела. Эсмей уже готова была извиниться, но женщина заговорила первая:

— Лейтенант Суиза! Как я рада познакомиться с вами. Меня зовут Подьяр Серрано. Я мать Барина.

Мать Барина. Эсмей охватила паника. Она думала, что встретится с Барином, что они проведут немного времени вдвоем… поговорят, он подготовит ее к встрече со своей матерью.

— Заходите, — предложила ей Подьяр. — Мы все вас заждались.

«Мы? Кто это мы? Мы все?» Теперь она уже слышала тихий гул голосов, и больше всего на свете хотела убежать прочь отсюда. Где же Барин? Как он мог подстроить такое?

Подьяр взяла ее под руку. Это мать Барина, Эсмей не может просто вырвать руку и убежать. Ее провели в зал, который показался ей огромным, как целая планета.

— А вот и она, — сказала Подьяр какому-то мужчине невысокого роста и крепкого телосложения, улыбка у него такая же, как у Барина, но больше ничего общего между ними нет. Брат? Отец? Дядя? — Это Керин, мой муж, — представила его Подьяр. Значит, отец Барина, а иначе кто же еще?

Эсмей прошла дальше. Она успела все хорошенько рассмотреть. Зал действительно большой, а еще в нем много людей. Все, казалось, хорошо знают друг друга. Кто они? Родственники Барина?

— Эсмей! — Сердце екнуло. Барин, он вытащит ее отсюда. Он подошел к ней, такой радостный, такой веселый. Она готова была прикончить его на месте и улыбнулась ему совершенно неестественной улыбкой.

— Извини, что не встретил тебя у самого лифта, — сказал он. — Мне срочно позвонили…

Эсмей не смогла даже быть вежливой до конца, сказать, что все нормально. Вместо этого она спросила:

— Что все это значит? Барин улыбнулся.

— Все получилось само собой. Я хотел, чтобы ты познакомилась с моими родителями, а они как раз должны были пролетать здесь по пути домой. Потом появилась бабушка… — Он махнул рукой, Эсмей проследила за рукой взглядом и заметила в дальнем конце зала адмирала Виду Серрано, окруженную целой толпой пожилых людей. — Она хочет поговорить с тобой о чем-то. А потом… они все по очереди словно с неба свалились…

— Хм-м-м. — Эсмей не могла произнести того, что вертелось на языке, потому что тут стояли его родители и немного нервно улыбались ей. — А мы с тобой сможем… хоть поговорить?

— Не знаю, — ответил Барин. — Надеюсь, что да. Но… — Он перевел взгляд на мать, та вопросительно смотрела на сына.

— Барин, ты же знаешь, что это очень важно. Для всей семьи. Мы должны все обсудить.

Замечательно. Она с таким трудом вырвалась на несколько дней сюда и все ради того, чтобы что-то обсуждать с его родственниками.

— Как вы долетели, Эсмей? — спросил отец Барина. На кителе у него были знаки отличия капитан-лейтенанта технических войск.

— Хорошо, хотя мы задержались на один день в Карпате, какой-то непредвиденный техосмотр, — ответила она, с трудом сдерживая разочарование.

— М-м-м, ну такое часто случается. — Отец Барина кивнул в противоположную сторону зала. — Позвольте мне проводить вас в ваши покои.

— Мои…

— Естественно, у вас здесь есть свое помещение. Возможно, мы все немного неожиданно оказались здесь, но мы же цивилизованные люди. Вам нужно отдохнуть, привести себя в порядок.

Они прошли через зал, вышли в другую дверь и попали в какой-то коридор…

Эсмей уже ничему не удивлялась. Отец Барина провел ее в небольшие, но уютные комнаты. В гостиной на стене картина — вид орбитальной станции из космоса.

— Это ваши покои, а вещи, наверное, сейчас принесут.

— У меня только маленькая дорожная сумка, — ответила Эсмей.

— Что ж. Когда будете готовы, выходите к нам. — Он улыбнулся и вышел, прикрыв за собой дверь.

Эсмей опустилась на стул с обшивкой в розово-кремовую полоску. Ей хотелось обхватить голову руками и кричать во весь голос. Но, конечно, не поможет. Кто бы ей объяснил, что здесь происходит?

В дверь постучали. Неужели принесли сумку?

— Войдите, — сказала она.

Дверь отворилась, на пороге с виноватым видом стоял Барин.

— Можно? — спросил он.

Эсмей кивнула. Он вошел, плотно закрыл дверь и притянул ее к себе. Она на секунду напряглась, потом с радостью упала в его объятия.

— Твоиродственники… — начала было она.

— Извини. Я не хотел, но они все же мои родственники. И они… упрямые.

— А ты разве нет? — Она еще не совсем отошла, еще хотела сорвать на нем свое раздражение, но чувство юмора одержало вверх. Эслей представила, как был ошарашен сам Барин. Он надеялся, что они проведут здесь время вдвоем, и вдруг на него обрушились бесчисленные родственники. Она с трудом подавила смех.

— Недостаточно упрямый, — с мрачноватой улыбкой ответил Барин. — Я пытался убедить их оставить нас наедине, но сама видишь, что из этого получилось.

Эсмей уже не сдерживала смех. Она хохотала и хохотала.

— Так ты не сердишься? — с надеждой спросил он.

— На тебя — нет, — ответила она. — Могла бы сама догадаться, что нечего и рассчитывать на несколько спокойных дней вдвоем.

А я рассчитывал, — признался Барин. — Но тут словно вся Вселенная сговорилась против нас…

— Хм-м-м… Где-то я читала, что влюбленные всегда считают себя центром Вселенной.

— Мне бы хотелось, чтобы мы оказались в центре большой постели, вдали от всей вселенной, — Барин притворился, что готов зарычать.

— Это нам еще предстоит, — ответила Эсмей. Она крепче обняла его, он такой же, как всегда, и ей хотелось раствориться в нем полностью, без остатка.

В этот момент кто-то постучал в дверь.

— Барин, если ты будешь мешать ей переодеваться, мы никогда не сядем за стол… — Голос женский, но незнакомый.

— О Боже, — прошептал Барин на ухо Эсмей. — И почему я не сирота?

— Это было бы слишком просто, — ответила Эсмей. — Пусти… я хочу переодеться. А есть мы будем здесь, наверху, или в общественном месте? — Хотя они сами как целый ресторан.

— Наверху. Все принесут сюда. — Он отпустил Эсмей и открыл дверь.

На пороге стояла женщина лет тридцати, ростом примерно с Эсмей, но с ярко выраженными чертами семейства Серрано.

— Эсмей, меня зовут Долсент. Барин… иди же, мне нужно с ней немного поговорить.

— Терпеть тебя не могу, — ответил ей Барин, но ушел.

Долсент улыбнулась.

— Послушай, насколько я понимаю, ты не рассчитывала на подобный прием и у тебя с собой нет подходящих вещей. На твоем я бы тоже месте взяла с собой только небольшую сумку, а уж о вечерних туалетах и не думала бы… Хочешь, я тебе одолжу?

Эсмей снова почувствовала было, как ее захлестывает волна раздражения, но тут же вспомнила, что в ее маленькой дорожной сумке действительно нет ничего подходящего. Она взяла только повседневную одежду и всего лишь одно приличное платье для встречи с родителями… черт бы побрал эту женщину, но она права.

— Спасибо, — Эсмей постаралась сказать это как можно вежливее, но внутри нарастала неприязнь.

— Я сама не люблю брать чужие вещи, но иногда без этого не обойтись. Вот, посмотри…

Эсмей призналась себе, что предложенные Долсент вещи были, бесспорно, намного более подходящими для данного случая, чем ее собственные. В результате она выбрала голубую тунику, надела ее поверх своих повседневных брюк — получилось замечательно. Эсмей еще раз поблагодарила женщину.

— Ничего. Как-нибудь пройдусь по твоему гардеробу, если, конечно, ты принесешь счастье моему маленькому брату.

— А если нет, взорвешь меня вместе с ним?

— Что-нибудь в этом духе, — ответила Долсент. — И вообще, называй меня Долли… а это так, предупреждение. — И она улыбнулась.


Ужин прошел вполне сносно, она ожидала чего-то более официального. Сотрудники отеля принесли еду, поставили все на стол и ушли, все сами накладывали себе, кто сколько хотел, и ели, кто где хотел. Эсмей забилась в уголок мягкого дивана, сбоку от нее был небольшой столик, рядом села Долсент, она рассказывала обо всех родственниках. Вдруг раздался громкий мужской голос, он перекрыл общий шум:

— Я говорил ему, что технология еще не совершенна, но он твердо намерен…

— Это Айонес, наш дальний родственник. Занимается научными изысканиями в области особых материалов. Много шумел тут, когда ты была на «Коски-уско», — прокомментировала Долсент. — Страшный зануда, но уж что знает, то действительно знает.

— …если она еще раз себе такое позволит, я спущу с нее шкуру…

— А это Бияди, не обращай на нее внимания. Она вовсе не такая плохая, как может показаться.

В воздухе пролетела устрица и с необыкновенной точностью попала прямо в голову Долсент.

— Не такая плохая, не правда ли? И не стыдно подслушивать?

Долсент спокойно сняла устрицу с головы и съела ее.

— Правда. И я тоже никогда не подслушиваю, просто ты говоришь так громко, что тебя слышно за стеной.

Бинди пожала плечами и отвернулась.

— И вы всегда так? — спросила Эсмей.

— Обычно еще хуже. Но если я попытаюсь объяснить внутренние взаимоотношения в семействе Сер-рано, боюсь, на мою голову обрушатся проклятия. Ты ведь и сама из большой семьи, значит, должна все понимать.

— Хм-м-м… — Некоторое сходство действительно есть. У нее тоже имеются громкоголосые родственники, которые вечно делят зоны влияния, и тихони, которые сидят себе по углам и только с иронией поднимают брови. Бинди напоминает ей тетушку Санни, мать Барина — ее собственную мачеху, которая так же старается примирить всех между собой.

Херис Серрано подвинула стул к другому концу столика, села и поставила свою тарелку рядом с тарелкой Эсмей. Эсмей даже представить себе не могла, что капитан Серрано может надеть на себя что-нибудь кроме формы, но… вот она сидит рядом в шелковой свободной тунике серебристо-зеленого цвета поверх таких же свободных брюк.

— Эсмей, не уверена, помните ли вы меня…

— Да, капитан…

— Херис, просто Херис. Тут в зале слишком много высокопоставленных офицеров, если обращаться ко всем по званию, то и поговорить не удастся. По-моему, я лично еще не благодарила вас за то, что вы спасли нас при Ксавье… и не только нас…

— Херис, только не за ужином. Я знаю, ты обязательно будешь обсуждать с ней тактические вопросы, но давай не сейчас. — Долсент ткнула в сторону Херис клешней краба. На Альтиплано это почли бы за страшное оскорбление. — Она собирается замуж, поговорите о чем-нибудь более подходящем.

— А ты, Сента, считаешь, что надо говорить о шмотках? Или о цветах, или о том, на какую сторону откладывать салфетку на приеме?

— Это лучше, чем разговор о прошлых сражениях за ужином. — Долсент, казалось, совсем не обиделась на Херис. Эсмей с интересом наблюдала за ними.

— Вы уже выбрали себе свадебный наряд, Эсмей? — спросила Херис нарочито слащавым тоном.

— Нет, ка… Херис. Брюн сказала, что этим займется она.

— Бог ты мой. Как же так получилось?

— Она просто… — Эсмей беспомощно развела руки. — Она спрашивала меня обо всем, очень удивилась, что я совсем не занимаюсь своим туалетом, а потом стала посылать мне образцы тканей и рассказывать про всяких модельеров.

— Да, она это умеет, — усмехнулась Херис. — Видели бы вы ее несколько лет назад, она тогда была просто сумасшедшей. Но и сейчас, если ты не вмешаешься, она возьмет на себя всю твою свадьбу.


Эсмей уже не чувствовала напряжения, как в первые минуты, она расслабилась, поела. И заметила, что к ней направляется адмирал Вида Серрано, причем вид у адмирала был менее дружелюбный, чем у большинства окружающих. Вида была в гражданской одежде, но даже без формы в ней угадывался человек военный. Эсмей попыталась подняться, но адмирал махнула рукой, тем самым приказав ей оставаться на месте.

— Я должна вам кое-что сообщить, — сказала она. — Я еще никому ничего не рассказывала, потому что решила, что рассказывать такое за вашей спиной будет нечестно с моей стороны. Мало кто вообще об этом знает. Это скрывалось на протяжении многих веков. Но когда эти идиоты-врачи отправили высшие чины Флота в отпуск на неопределенный срок, кое-кто из нас решил заняться архивами семейства Серрано, модернизировать их.

— Да, адмирал. — Можно называть по имени Херис, раз та настаивает на этом, но адмирала она будет называть «адмирал», даже если Вида Серрано не в форме.

— Вам известна официальная история Регулярной Космической службы, как объединились отряды частной космической милиции Династий-основателей?

— Да…

— Но вот чего вы, должно быть, не знаете. Хотя было приложено много усилий, чтобы все забыли о связях между флотскими семействами и Династиями, о том, кто кому служил раньше, окончательно стереть это из памяти так и не удалось, и эти связи до сих пор оказывают сильное влияние на жизнь Флота. Возможно, даже слишком сильное. Наследие семейства Серрано, если, конечно, считать это наследием, очень тесно связано с теми далекими временами.

Адмирал помедлила, а Эсмей задумалась. Интересно, кому в те далекие времена служили упрямые, своевольные телохранители Серрано.

— Династия, которой служили мы, была уничтожена, — наконец произнесла адмирал. — Наши предки были космической милицией, и в то злосчастное время, когда история стерла с лица земли наших правителей, Серрано были далеко в космосе, охраняли корабли своих хозяев. После разрушительных катаклизмов вернуться назад они уже не могли, что вполне очевидно, и поэтому, когда спустя каких-то тридцать световых лет была организована Регулярная Космическая служба, большинство из них тут же вступили в нее. Их считали даже более надежными, чем остальные отряды милиции, потому что… у них не осталось хозяев.

Эсмей не знала, что на это сказать.

— Все это хорошо известно, по крайней мере, большинству старших офицеров Флота. Именно по этой причине семейство Серрано часто критиковали. То и дело обязательно находился какой-нибудь умник, который убеждал всех остальных, что наши предки сами участвовали в мятеже против династии своих хозяев, и нам постоянно приходилось защищать свою честь. Иногда удавалось уладить все это на уровне высокопоставленных лиц Флота, но пару сотен лет назад один из джигов Серрано и джиг семейства Бэррингтон убили друг друга на дуэли.

Адмирал Серрано откашлялась. Эсмей заметила, что люди в зале замолчали, подошли ближе и внимательно слушали ее рассказ.

— Династия, которой служили наш предки, жила на одной-единственной планете. В те дни такое случалось довольно часто. И эта планета…— Адмирал снова замолчала, а у Эсмей по спине пробежал холодок. Не может быть. — Эта планета, Эсмей, была Альтиплано. Твоя планета.

Эсмей хотела крикнуть «Вы уверены?», но она прекрасно знала, что адмирал не стала бы всего этого рассказывать, не будь она полностью уверена в достоверности всех фактов.

— Это известно всем Серрано, всем нам, поэтому кое-кто и был недоволен тем, что вы войдете в нашу семью. Я в их число не входила. Я всегда считала, что вы станете прекрасной женой моему внуку, и во всеуслышание заявляла об этом.

Некоторые из присутствующих зашептались. Эсмей взглянула на Барина, но по его лицу ничего нельзя было понять.

Вида Серрано продолжала:

— Но есть кое-что еще, и, наверное, я первый человек за много веков, кто увидел это. Я копалась в семейных архивах и уже изрядно утомилась, там было много детских книжек, написанных одним не очень талантливым предком, как вдруг обнаружила вот это. — Она показала всем маленькую потрепанную книжечку с пожелтевшими страницами. — Не думаю, что это детская книжка, по-моему, это чей-то дневник или часть дневника. Библиотекари считают, что книжка уцелела с тех самых времен, которые в ней описываются, может, она была написана немного позднее. Вместо картинок в нее были вклеены фотографии. Библиографы ничего похожего в видеоархивах не нашли, мы попробовали восстановить фотографии и увеличить, и вот что получилось…

Она достала конверт с фотографиями и выложила их на стол. Изображение было не очень четким, но Эсмей сразу все узнала. Альтиплано… эту двойную горную вершину не спутаешь ни с чем. А это здание — старая часть Гильдии ландсменов, она видела старинные изображения в учебниках по истории.

— Вы узнаете? — спросила ее Вида.

Да… Эти горы называются Зубы Дракона…— Под ними сохранился старый бункер… теперь она даже не хочет об этом вспоминать. — А здание похоже на Гильдию ландсменов, потом, во времена моего прадедушки, его достраивали, но когда-то оно выглядело именно так.

— Я так и думала. А под одной из фотографий я обнаружила вот что. — И адмирал показала всем небольшой лист бумаги, совсем не пожелтевший от времени, в отличие от книжки. — Это копия, оригинал я оставила библиографам и реставраторам. Но из этого документа, Эсмей Суиза, становится ясно, что ваши предки восстали против своих патронов и убили их и тем самым настроили против себя моих предков.

— Что?

— Возглавляли мятеж… восстание ваши предки, Эсмей. И они уничтожили династию, защищать которую были призваны наши предки.

Эсмей не верила своим ушам.

— Откуда вам это известно? Ведь в живых никого не осталось…

— Послушайте:

«Мы присягаем вечно сражаться против сыновей Саймона Эскандона, сыновей Бариоса Суизы и сыновей Марио Викариоса, ибо именно они возглавили восстание против нашего-патрона. Мы клянемся мстить их сыновьям и сыновьям их сыновей вплоть до последнего поколения. И пусть будут прокляты их Невесты Земель, пусть сгорят в огне ада их священники, ибо они убили своего законного хозяина, всю его семью, всех мужчин, женщин, отцов, матерей, братьев и сестер, даже грудных, детей. Между их потомками и нашими навечно останется кровавый след, пока не умрут звезды, пока не обрушатся небеса.

Мигель Серрано, Эренция Серрано, Домингес Серрано».

Все молчали, у Эсмей перехватило дыхание, она вся похолодела. Час назад эти лица были такими дружелюбными, теперь же они словно окаменели и смотрят на нее мрачно, отчужденно. Все, кроме Барина. Он тоже потрясен, но он не отвергает ее.

— Я никогда этого не слышала, — наконец произнесла она.

— Не думаю, что этим стали бы хвастаться, — ответила Вида. — А что вы слышали?

Поверят ли они ей? Скорее всего, нет.

— Мне рассказывали, что… была война, эпидемия чумы, тогда погибло около трети населения планеты, в том числе и Основатели.

— Так вы называете династию?

— Да… наверное, хотя я никогда не слышала о какой-то одной большой династии. Мне всегда представлялось, что это была не одна семья.

— Вы никогда не слышали имя Гарсия-Макдональд?

— Нет.

— Ага. Не сомневаюсь, что мятежники уничтожили все документы. И когда спустя триста лет они вступили в состав Правящих Династий, не было ничего такого, что могло бы их уличить. Нам оставалось только наблюдать, мы ведь не знали, кто из семейств Альтиплано принимал участие в мятеже. К тому времени вокруг нас уже сплотилась Регулярная Космическая служба.

— Значит, это и была династия? Гарсия-Макдональд?

— Да. Этой династии семейство Серрано служило со времен Старой Земли, когда наши предки были еще моряками обычного флота. Расскажите мне, что вам известно о той войне.

— Любящие Сердца и Староверы, — Эсмей пробовала восстановить в памяти то, что слышала в детстве на уроках истории. — …Основатели хотели, чтобы на планете было больше колонистов, приверженцев естественных родов, тамидианцев. Они должны были стать шахтерами и землепашцами. Существовал закон, они называли его договором, по которому нельзя было заселять Альтиплано людьми, враждующими с теми, кто уже жил на планете. Староверы выступили против тамидианцев, которых хотели завезти на планету Основатели, считая, что поскольку те придерживались так называемой естественной политики рождаемости, то через два-три поколения численность тамидианцев намного превысит численность самих староверов. А Любящие Сердца были обеспокоены состоянием экосистемы планеты и выступали против любых планов развития, которые могли бы ее нарушить. Основателей же интересовала быстрая прибыль, они завезли на Альтиплано много тамидианцев, а вместе с ними и много болезней, противостоять которым альтипланцы не могли генетически.

Теперь она все вспомнила, все обвинения, все «за» и «против». Среди коренных жителей Альтиплано резко увеличилась детская смертность, болезни распространялись с небывалой скоростью. Стало ясно, что не через несколько поколений, а уже через несколько десятков лет альтипланцев почти не останется. Тамидианцы высмеивали веру коренных жителей, уничтожали их святыни, топтали иконы. Основатели переселили коренных жителей в города, отчего смертность только повысилась. Прабабушка рассказывала ей о страшном Годе смерти, когда ни один младенец из числа коренных жителей не прожил и недели после рождения, и тогдашняя Невеста Земель ценой собственной души призвала проклятие на головы иноверцев.

— Потому что Невеста Земель не может проклинать никого и ничто, она лишь благословляет. Но ее тогда насильно выселили с ее земель, все ее дети умерли, она сбежала из города в горы. Там она молилась, смешала кровь, слюну и волосы, приготовила гийейм, и принесла свою душу в жертву земле в обмен на то, что та погубит пришельцев.

Не знаю, что было на самом деле, — продолжа-ла Эсмей. — Прабабушка никогда мне этого не рассказывала, возможно, ей что-то и было известно. Но она считала, что гордость и высокомерие Основателей прогневили Бога, и он послал им справедливое наказание. С гор и равнин, с моря пришла чума, в первый же год тамидианцы начали вымирать, как до этого вымирали наши дети, они плевались кровью и гнили заживо. Говорят, что они просили Основателей позволить им улететь обратно, но те привозили на смену умершим новые партии тамидианцев. И вот смерть захлестнула планету, города провоняли ею, стали умирать и сами Основатели.

— Биологическое оружие? — спросил кто-то из присутствующих.

Эсмей покачала головой:

— Нет, я ничего такого не слышала. Альтипланцы никогда не пользовались биологическим оружием. Но когда они хотели покинуть города и вернуться на землю, Основатели не пустили их, и тогда началась война… но не для того чтобы убить Основателей, а для того чтобы вернуться на землю, с которой их согнали.

— Нам известна другая версия, — заметила адмирал Серрано. — В этом документе все описано по-другому. — И она помахала в воздухе бумагой, которую держала в руке.

— Это все, что я знаю, — ответила Эсмей. — А вы уверены, что ваша версия достоверна?

— Почему бы ей быть ложной? Слуга… или кто-то еще, кому удалось спастись…

— Каким образом? Куда он сбежал?

— На атмосферном шаттле добрался до орбитальной станции. Но он тоже был заражен неизлечимой болезнью и заразил весь экипаж станции. Выжило только трое, но они передали его рассказ…

— А я не верю! — Барин протянул руку Эсмей. — Как можно верить клочку бумаги, который случайно выпал из детской книжки…

— Это не детская книжка…

— Не важно. Как вы можете поверить, что на протяжении веков эти сведения оставались неизвестными и вдруг обнаружились как раз в тот момент, когда я собрался жениться на Эсмей?

Раздались злобные голоса, но голос Барина перекрыл их все:

— Мне все равно! Мне все равно, откуда она родом. Меня не интересует, что говорится в этой бумажке — будто сотни лет тому назад ее предки убили кого-то. Неужели все Серрано были таким уж святыми? Я ее люблю, я восхищаюсь ею, и я женюсь на ней, даже если вы все от меня отречетесь!

Барин, не надо! Эсмей схватила его за руку. — Подожди… надо узнать…

— Я и так знаю все, что мне нужно знать, — ответил он, глядя ей в глаза. — Я люблю тебя, ты преданная, честная, смелая… и ты любишь меня. Вот, что важно для меня, а то, что происходило сотни лет тому назад, меня не интересует.

— Но как же клятва… — начала Вида.

Барин повернулся к бабушке, и Эсмей поразилась, насколько они похожи друг на друга.

— А что, все клятвы достойны того, чтобы им следовать? Ты же сама учила меня другому, бабушка, когда я клялся сохранить секрет Мизи. Ты говорила, что клятва клятве рознь, что нельзя разбрасываться клятвами.

Эсмей на секунду показалось, что сейчас Вида закричит на Барина, но адмирал отвечала тихо и спокойно:

— Значит, надо докопаться до истины, внук, узнать, какая версия, наша или версия семейства Суиза, истинна. Потому что если мы наконец узнаем имена тех, кто убил наших патронов, я не представляю, как мы сможем жить с ними в мире.

— Мы клялись в верности Правящим Династиям, — вступила в разговор Херис Серрано. — Ты сама всегда говоришь это тем флотским семьям, которые слишком уж преданны своим патронам. Неужели ты согласишься на предательство по отношению к Фло-ту, а может, даже к государству в целом ради отмщения за дела давно минувших дней?

Снова молчание, но молчание слишком напряженное. Эсмей казалось, что она слышит, что говорит каждый в зависимости от звания, опыта, знаний. Нарушил молчание Барин:

— Все это не важно. Я останусь с Эсмей, что бы ни выяснилось.

— А останется ли с тобой она? Или окажется такой же предательницей, как и ее предки? — это спросил какой-то мужчина из дальнего угла зала.

— Ерунда, — ответила Херис. — Вопрос в другом. Любит ли она его?

Тут все снова зашумели. Послышались выкрики «Любовь — это всего лишь гормоны!» и «Никакие не гормоны!». Эсмей все это уже много раз слышала.

Прервал спор резкий звонок внутренней связи. Все умолкли.

Кто-то поднял трубку, и в зале наступила полная тишина. Все повернули голову в сторону человека с трубкой.

Теперь и Эсмей увидела его. Мужчина, которого она прежде не замечала, стоял, подняв одну руку вверх, лицо его, по мере того, как он слушал, делалось серым. Наконец он осторожно положил трубку на место и произнес:

— Мятеж. Мятеж на Коппер-Маунтин. Мятежники захватили десять кораблей.

— Что?

— Отпуска отменяются, все обязаны немедленно вернуться на свои корабли… — Он нашел взглядом Виду Серрано. — Приказ всем снятым с действующей службы адмиралам прибыть как можно быстрее в Главный штаб.

— Но кто? — спросила Херис. — Вы знаете, кто поднял мятеж?

— Начал все «Бонар Тай», Херис. Потом с помощью заключенных Третьего Стэка они захватили орбитальную станцию Коппер-Маунтин. Командира тюрьмы звали Бэкэрион.

— Бэкэрион, — Херис нахмурилась. — Она была офицером в штабе Лепеску. Снова эти бандиты, наша собственная Кровавая Орда. Все приспешники Ле песку ненавидят Серрано.

Барин притянул Эсмей и крепко обнял ее.

— Вечно нам что-нибудь мешает, — прошептал он. — Но я все равно тебя люблю, мы все равно поженимся, и ничто: ни бабушка, ни какие-то там исторические события или мятежи, ничто не остановит меня.

Она тоже обняла его, на секунду забыв обо всем, что их окружало. А люди в зале тем временем суетились, двери то открывались, то закрывались. Наконец кто-то громко откашлялся.

— Вы оба доказали, что намерены следовать своему слову до конца, — сказала Вида Серрано. — Но сейчас лучше быстро переодевайтесь в форму и отправляйтесь на свои корабли.

Эсмей подняла голову с плеча Барина и увидела, что вокруг все уже переоделись. Один за другим люди в форме с дорожными сумками в руках выходили из своих комнат и направлялись к лифтам.

— Я люблю его, — сказала Эсмей в лицо Виде. — Я не предательница и не собираюсь причинять ему вред.

Вида вздохнула.

— На карту поставлено нечто большее, чем ваше личное счастье, — ответила она. — Но я надеюсь, что все будет в порядке.

Барин отправился к себе, Эсмей к себе. Она быстро разделась, натянула помятую форму, в которой приехала и которую не успела даже погладить. Эсмей хотела было оставить вещи Долсент прямо тут, в комнате, но потом, вспомнив, что видела, как та, уже переодевшись, входила в лифт, быстро сложила их в дорожную сумку (может, она столкнется с Долсент на отлетающем корабле?), пригладила растрепавшиеся волосы и вышла в коридор. Барин уже ждал ее. В холле последние восемь человек стояли в ожидании лифта.

— Никогда больше не буду жаловаться на скучные семейные сборища, — заметила одна из них, женщина лет сорока. Она оценивающе смотрела на Эсмей. — Сначала вместо знакомства с будущей невестой одного из молодых родственников нам преподносят чуть ли не линчевание старых врагов, потом вот мятеж. — Остальные рассмеялись, но смех получился какой-то неестественный. — Это все из-за вас, дорогуша, или Херис с Видой постарались? Они, конечно, умеют притягивать молнии.

— Сегодня, по-моему, получились и молнии и гром, — сказал молодой человек педантичного вида. — Искры летели во все стороны.

— Ей все и так известно. — Все смотрели только на нее, и Эсмей начала краснеть.

Наконец подошел один из лифтов, они зашли внутрь. Кабина быстро пошла вниз.

Фойе гостиницы было похоже на муравейник. Мужчины и женщины в форме РКС сновали туда-сюда. Каккие-то люди оформляли бумаги у стоек, другие толпились у выхода.

— Не волнуйтесь насчет регистрации, — сказал педантичный молодой человек. — Я обо всем позабочусь. Мы оказались последними, но я все сделаю.

— Кузен Энди, — тихо сказал Барин на ухо Эс мей, — На административной службе. Пршли.


Во всех переходах станции и в трамвайчиках, следовавших к выходу на территорию Флота, было много народу. На экранах комментаторы с серьезными лицами рассказывали то, что уже всем было известно, потом показывали виды Коппер-Маунтин. Эсмей ни разу не остановилась, но у каждого экрана толпились люди.

На остановках в трамвайчик заходили все новые и новые люди в форме Флота. Очевидно, на станции, кроме Серрано, было много других офицеров. Интересно, как они все поместятся на корабле? Ответ ждал ее на территории Флота.

Люди по очереди проходили через пропускной пункт, и их сразу же делили на тех, чьи корабли стояли на швартовке у станции, и тех, кому нужно куда-то лететь. Одни отправлялись сразу же на свои корабли, остальных делили дальше в зависимости от звания и специализации. Через два часа Эсмей с Барином получили новый приказ. Им следовало сесть на пассажирский лайнер и на нем добраться до места, где формировалась боевая группа. Они снова прошли через большой зал, дошли в зал ожидания, где еще восемнадцать офицеров ждали посадки на борт «Сесилии Мари». Позже подошли еще тринадцать человек. Гражданские пассажиру лайнера уже жаловались на доставленные неудобства.

— Добро пожаловать на борт, пожалуйста, сади-тесь, чуть позже вам покажут ваши каюты… — Стюард явно нервничал, да и не мудрено. В последнюю минуту на борт поднимается тридцать три незапланированных пассажира, все офицеры Флота, что-то там говорят о мятеже. Что еще ждет их впереди? Эсмей и Барин сели вместе в салоне-обсерватории. Эсмей чувствовала себя очень странно. Может, Барин испытывает то же самое? Она ведь только шесть часов назад прилетала на станцию на этом же, самом корабле, а теперь вот снова здесь.

Старшим офицером на борту был капитан Депар. Он быстро навел порядок среди остальных офицеров, и корабль стал больше напоминать обычный корабль РКС. А Эсмей еще надеялась хотя бы время полета провести вместе с Барином. Она ведь так ждала этого отпуска, так надеялась несколько дней побыть с ним. Но капитан Депар хотел, чтобы все поняли серьезность положения, к тому же ему представилась возможность показать себя перед гражданскими лицами.

Хотя, с точки зрения Эсмей, своими действиями он только окончательно запугал гражданских пассажиров лайнера. Офицеров можно было самих принять за мятежников, планирующих захват корабля. Они держались особняком от остальных пассажиров, все время вместе, все время настороже. Но капитан Депар наслаждался. Обычно в его обязанности входило составление сметы жалованья в Главном штабе четвертого сектора. Он назначил Эсмей командовать всеми женщинами, так как она была среди них старшей по званию. Еще он настаивал, что на ночь нужно выставлять часового у прохода в их каюты. Эсмей пыталась протестовать.

— Мы не можем допустить, чтобы нас упрекнули в расхлябанности, лейтенант, — твердо ответил капитан Депар.

Барин многозначительно закатил глаза за спиной капитана, но Эсмей было не до смеха. Все женщины, праведность которых ей предлагалось охранять, были старше ее самой, за исключением молоденькой светлоглазой старшины. Всего их было семь, две — из старшего сержантского состава, они вообще путешествовали вместе с мужьями. Но это не интересовало капитана Депара, он настаивал, что женщинам «не пристало» в данной ситуации жить в каютах со своими мужьями. Он не мог объяснить, почему именно «не пристало», да и не старался.

По крайней мере, сами женщины понимали, что нельзя вину за капризы таких офицеров, как Депар, сваливать на тех, кому поручено их исполнять, а спорить с ним бесполезно. Сложнее оказалось уговорить сержанта и капрала, которым понравился кое-кто из пассажиров лайнера. Они никак не могли понять, почему им запрещается общаться с теми, с кем они хотят.

Эсмей и Барину не удалось поговорить даже во время еды, потому что капитан решил, что женщины должны есть за отдельным столом. Они могли немного поболтать — и то соблюдая все меры предрсторож-ности — дважды в сутки. Капитан распорядился, что полчаса два раза в день офицеры должны проводить отдельно от сержантов и старшин. Эсмей про себя завидовала последним, потому что они хоть на это время могли отдохнуть от общества капитана. Кроме этого, капитан Депар считал своим долгом раз в день, как минимум, побеседовать с глазу на глаз с одним из «своих» офицеров.

— Ничто не вечно, — заметил как-то Барин. — Это путешествие тоже когда-нибудь закончится… — Но Эсмей казалось, что этого никогда не произойдет.

— Если учесть, как нам везло до сих пор, мы вполне можем угодить на один корабль с этим Депаром до конца дней своих.

— Нет… я уверен, что он вернется к своим обязанностям.

— Будем надеяться.

Глава 21

Старый дворец, Касл-Рок


— Мятеж! — Хобарт Конселлайн с гневом уставился на человека на экране. — Что вы хотите сказать? Какой мятеж?

— Коппер-Маунтин, милорд. Мятежники захватили планету и всю систему…

Коппер-Маунтин далеко, Хобарт даже точно не знал, как именно далеко. Очень далеко. Тренировочная база Флота, так? Наверное, кучка недовольных курсантов, беспокоиться не о чем.

— Кто отвечает?

— Прошу прощения, милорд? Ну и идиоты.

— Кто отвечает за Коппер-Маунтин? Там что, база Флота? Кто главный? — В ответ пустой взгляд и что-то насчет Основной базы, какого-то Кэмпа, какого-то Айленда. — Какая разница? Оцепите все, поставьте кордоны.

— Кордоны, милорд?

Неужели ему придется все объяснять на пальцах? И это называется военный советник.

— Изолируйте их, — твердо сказал он. — Блокада, кордоны, какая разница, как назвать. Просто изолируйте их от остального мира, вскоре у них закончатся все запасы.

На экране появилось другое лицо, старше первого.

— Спикер, вы не понимаете. Мятеж начался на Коппер-Маунтин, но теперь в руках мятежников вся система, они захватили орбитальную станцию, защитную сеть системы… у них по меньшей мере десять боевых кораблей. Этого достаточно, чтобы напасть на любую другую орбитальную станцию или даже на плохо защищенную планету.

— Но зачем им это?

— Не знаем, лорд Конселлайн, а так как нам неизвестны их планы, мы обязаны принять все меры предосторожности для защиты наиболее уязвимых населенных центров…

— Черт бы их побрал! Я хочу знать, от чьего имени они действуют! И немедленно!

— Милорд, в первую очередь мы должны обеспечить безопасность…

— Держу пари, это Барраклоу… или Серрано…

— Такой информации не поступало… — Лицо человека на экране помрачнело.

— Тогда узнайте сами. Я жду немедленного отчета. — Он отключил внутреннюю связь и так быстро повернулся на кресле, что стукнулся коленями о стол. Черт их всех побери. Самодовольные, снисходительные… все хотят только собственные карманы набить, ничего больше. Он чувствовал, что кто-то плетет вокруг него сети. Он всегда чувствовал, когда кто-то что-то против него замышлял. Но как это несправедливо… неужели они не видят, что он старается для всего государства, для Правящих Династий. Он так и видит перед собой эдаких трудолюбивых доброжелательных лордов и леди, таких же трудолюбивых и верных представителей менее известных семейств и простых рабочих. Это для них он старается, для них работает из последних сил. Почему же они постоянно спорят, огрызаются, жалуются? Делали бы, что им говорят, и не спорили бы, тогда и правительству было бы легче работать.

Но нет. Мешают личные амбиции, эгоизм, глупая гордыня… Они саботируют все его усилия спасти Правящие Династии. Глаза наполнились слезами, он смахнул их. Так и подмывает подать в отставку, пусть сами увидят, что без него они ничего не стоят. Он многое сделал, можно и на покой. Нет. Он исполнит свой долг, как делал это всегда. Он уничтожит ленивых заговорщиков, которые строят козни и смеются за его спиной, он спасет государство, несмотря ни на что…

Хобарт поднял трубку… не будет он больше звонить через этого Пуассона с его лимонным лицом… На другом конце линии ему ответил секретарь министра обороны, Хобарт потребовал самого министра.

— Ужасная беда, — министр заговорил еще до того, как на экране появилось четкое изображение.

— Только вы не начинайте, — прервал его Хобарт. — Канцелярия фельдмаршала не может ничего сделать…

— Они все в растерянности, лорд Конселлайн, ведь фельдмаршал до своего недавнего назначения носил всего одну звездочку в петлице, а всех высших офицеров отправили на медицинскую проверку…

— Не оправдывайтесь, Эд! Мятежи на пустом месте не возникают. Я хочу знать, кто все это затеял. Имена, даты, все. Еще полетят головы, слышите меня, Эд?

— Слышу, лорд Конселлайн. Доложу вам, как только что-нибудь узнаю…

— У меня есть враги, вам это известно, — продолжал Хобарт. — Есть люди, которым хотелось бы навредить мне. Могу назвать поименно…

— Во Флоте тоже, милорд?

— Не совсем, хотя семейство Серрано, насколько мне известно, поддерживало близкие отношения с лордом Торнбаклом и его дочерью. Они ведь сыграли немаловажную роль в ее спасении, когда было без толку потрачено столько государственных средств.

— Да, милорд, но на кораблях мятежников нет ни одного представителя семейства Серрано. Они все или почти все были на большом семейном сборе…

— Обыкновенное алиби, — ответил Хобарт. — Очень уж это подозрительно.

— Хм-м. Это была помолвка, насколько я понимаю. Милорд, Флот запросил у меня разрешения отозвать из неограниченной отставки высшие чины, их помощь просто необходима, и я дал согласие…

— Зачем?

Министр непонимающе посмотрел на него.

— Потому что они нам сейчас нужны, милорд. Нам нужны верные офицеры, особенно их уровня и ранга…

— Откуда вы знаете, что они верны и преданы нам? Откуда вы знаете, что не они организовали этот мятеж, чтобы снова вернуть себе теплые местечки, которые занимали раньше?

— Лорд Конселлайн, у нас нет никаких доказательств…

— Если вы собираетесь спорить со мной, Эд… — начал Хобарт, еще немного, и он выйдет из себя.

— Милорд, я не спорю. Я просто излагаю вам известные мне факты.

— Вам вообще ничего не известно! — Хобарт бросил трубку и чуть было снова не ударился ногой о стол. Его окружают некомпетентные дураки. Ведь он сам сотворил этого министра, он учил его, он ввел его в состав правительства, и вот награда… Неподчинение, некомпетентность…

Конечно, он может его снять. Но кого назначить на это место? Никто из них до сих пор не оправдал его надежд. Вместо того чтобы работать с ним вместе, поддерживать его, помогать ему, все они ведут себя подобно капризным примадоннам. Но разве он сможет найти кого-то лучше?


— Гунар… проснись! — Гунар перевернулся и уставился на брата.

— Сейчас не моя вахта. Оставь меня в покое.

— Гунар, слушай, мы только что перекачали особо важный отчет…

— Лайса с ума, что ли, сошла? Если мы будем постоянно перекачивать внутренние докладные записки Флота, они…

— Мятеж, Гунар.

— Мятеж?

— Они говорят о десяти кораблях в системе Коппер-Маунтин. Возможно, еще где-то.

— Открытый мятеж? — Гунар окончательно проснулся, внутри все похолодело.

— Так говорится в отчете. Мятежники спустили посадочные модули с одного из кораблей в тюрьму на планете, подняли на корабль закоренелых преступников и с их помощью захватили орбитальную станцию, захватили связь, защитные сооружения и объявили, что система Коппер-Маунтин теперь является частью Общества естественных людей.

— И что. это такое, позвольте спросить? — Он, похоже, никогда о таком обществе не слышал. Естественные люди? Что же они делают, ходят голышом и едят сырую рыбу?

— Мне кажется, это те же головорезы, что вились вокруг адмирала Лепеску. Помнишь того лысого, который напился до чертиков и хотел продемонстрировать нам свои трофеи после драки в баре? И что тогда сказал Каим?

— Лепеску мертв, — ответил Гунар.

— Но зло не умерло вместе с ним. — Бейзил пожал плечами. — Интересно, Каим имеет к ним какое-нибудь отношение или нет?

— Он бы рассказал нам… мы ведь родственники…

— Можешь себе представить, чтобы заговорщики доверились Кайму? Он так уверен в том, что его никто не надует, как человек, который сам показывает воришкам, где хранит бумажник. Мне бы совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь из семейства Теракян оказался замешанным в этом мятеже, пусть даже косвенно.

— Меня больше интересуют остальные родственники. Мятеж во Флоте означает, что будет нарушено расписание полетов, в том числе и нашего корабля.

— Именно поэтому я тебя и разбудил. Мы пытаемся состыковаться с «Урожаем Теракяна», Лайса говорит, мы почти в пределах досягаемости плотного луча.

— Надеюсь, нам не придется переходить с корабля на корабль, — сказал Гунар. Он ненавидел переходные трубы, еще больше, чем когда его не вовремя будили.

— Нет. То есть тебе не придется, а мне придется. Но разговаривать они хотят с тобой.

Гунар застонал, но из постели вылез. Почесал голову. Он никогда не мог резко проснуться и поэтому готов был побить Бейзила за то, что тот свеж как огурчик.

На мостике «любимчика» его встретила Лайса.

— Ну и времена, Гунар.

— Меня это не вдохновляет, — проворчал он в ответ. Что может быть лучше покоя и тишины? Он вспомнил спокойный семейный ужин за круглым столом на Каскадаре… теплый свет ламп, запахи еды, веселые голоса детей. Вздохнул и вышел на связь со связистом «Урожая».

— Какова твоя оценка происходящего, Гунар?

Какая у него может быть оценка, когда он только что проснулся? Он и языком-то с трудом ворочает, правда, в мозгу уже начинают шевелиться разные мысли, вот появились цифры, цифры, ряды цифр.

— Какой у вас груз?

— В четвертом грузовом отсеке кожухи бомб Тунгстен класса Д, в третьем соответствующая взрывчатка, остальное — ничего примечательного.

— Выкладывай все подробно. — Вечно они не хотят говорить все до конца, но именно мелочь может повлиять на прибыль.

— Новомодное программное обеспечение, восемь пунктов назначения, сантехническое оборудование — в основном пластиковые соединения, немного створчатых клапанов, насосы на солнечных батареях, партия фаршированных фиников, два рулона некрашеного синтешелка.

Гунар по опыту знал, что финик и синтешелк не заявлены в накладных. Проходят как личные вещи экипажа, продажа исключена… только с большой выгодой.

— Прекрасно, — ответил он. — Куда вы направляетесь и по какому маршруту?

Ему передали полную информацию о маршруте прямо на компьютер.

Гунар внимательно все просмотрел и принялся думать. В тот самый момент, когда на мостик поднялся Бейзил, Гунар вдруг сообразил.

— Ксавье.

— Что? У нас и в маршруте-то Ксавье нет!

— Знаю… но могу поклясться, им позарез нужны ваши бомбы класса Д, еще на прошлой неделе к ним должны были прийти поставки Флота и не пришли. Никто не хочет туда лететь.

— Я тоже не хочу!

— Так захоти. Далеко в стороне от Коппер-Ма-унтин. Никаких мятежников. На планете нет кораблей, нет военных заводов, нет оживленной торговли. Там есть какие-то представители Флота, но после всего, что там недавно происходило, наверняка самые надежные. Планета аграрная, разводят скот, немного тяжелой промышленности. К тому же они еще не отстроились после разрушений, возьмут и сантехническое оборудование. И синтешелк у них в почете, а красильная промышленность есть своя. После Ксавье полетишь на Роттердам, тоже аграрная планета, которая немного торгует с Ксавье.

— А как насчет программного обеспечения? Его мало где можно продать.

— Переправите нам на борт по трубе, я передам на какой-нибудь другой корабль.

— Ладно. С Богом.


Двойные линии солнца, «Сесилия Мари»


На орбитальной станции Чинглин слишком придирчивого капитана ждало новое направление, его подопечные вздохнули с облегчением. Их тоже отправляли на разные боевые корабли. Барин и Эсмей воспользовались возможностью побыть хоть немного вдвоем. Через полтора часа они должны явиться на корабль РКС «Роза Глория». На пути с гражданской половины станции на флотскую они остановились у закусочной стойки в большом зале. Конечно, здесь они были не одни, но это куда лучше, чем вечер в обществе всего семейства Серрано или постоянное наблюдение со стороны бдительного капитана.

— Мы как Рондин и Джиллиан, — заметила Эсмей, раскачивая ногами. Сидя на высоком стуле и поедая мороженое, она чувствовала себя маленькой девочкой. — Мы любим друг друга, а наши родственники оказываются давними врагами.

— Ты хочешь сказать, Ромео и Джульетта, — поправил ее Барин. — Шескпир, древний поэт.

— Нет, — настаивала Эсмей. — Именно Рондин и Джиллиан. Кто такие Ромео и Джульетта?

— Неужели ты ничего о них не слышала? Может, у вас там имена изменили? Монтекки и Капулетти, извечные враги. Дуэли, изгнания, а в конце они оба умерли.

— Нет, не умерли.

— Умерли-умерли. Она выпила специальный напиток, чтобы притвориться мертвой, а он решил, что она действительно умерла, и убил себя, она очнулась, увидела, что он мертв, и тоже убила себя. — Барин положил в рот еще ложку мороженого. — Трагичная история, но глупая. Почему он не позвал врача? Правда, мой учитель говорил, что тогда еще не было врачей.

— Ну, это не про Рондина, — ответила Эсмей. — Я его знаю лично.

Барин удивленно смотрел на нее.

— То есть ты говоришь о реальных людях?

— Естественно. Рондин Эскандера и Джиллиан Портобелло. Их отцы враждовали много лет, и они запретили им пожениться.

— Почему?

— Почему враждовали? Не знаю. Никогда не слышала подробностей. Я ведь была маленькой девочкой. Наверное, мой отец знал. Но все было очень романтично… Навещая Джиллиан Рондин всегда проезжал по нашим полям, потому что отец отправил ее к моей прабабушке, чтобы она позабыла о Рондине. Так я с ней и познакомилась. Я была девочкой, а она молодой женщиной. А потом однажды ночью приехал Рондин, и она вылезла к нему в окно.

— Откуда он знал, где она?

— Все знали об этом, ее отец и не скрывал.

— Она была красивой?

— Ох, Барин, мне было всего девять лет… может, десять. Я ничего не смыслила в красоте. Она была взрослой женщиной, но она разговаривала со мной. Вот все,что я помню.

— И что дальше?

— Ну, приехал ее отец, он кричал на моего отца, даже хотел было накричать на прабабушку. Мой дедушка и дядя кричали на него, вообще, все много кричали. Я в основном отсиживалась у себя в комнате, чтобы никто меня ни о чем не спрашивал.

— Почему тебя? Разве тебе что-нибудь было известно?

Эсмей улыбнулась.

— Я ведь носила записки. Никто не обращал внимания на худенькую маленькую девочку, тем более что все прекрасно знали, что я часто брожу одна по полям. Джиллиан была добра ко мне, я бы сделала для нее гораздо больше. Невелик труд отнести записку, пройдя несколько миль пешком. И еще я знала, куда они убежали. Прабабушка пыталась отговорить Джиллиан, убеждала, что это позор для них обоих, но когда поняла, что уговаривать бесполезно, разрешила им поселиться на юге, в наших владениях… в вашем языке нет подходящего слова, но они таким образом оказывались под покровительством семейства Суиза и обязаны были подчиняться законам нашего семейства. Они не владеют землей, просто живут на ней.

— А они счастливы?

— Не знаю. Когда все успокоились, я ничего больше о них не слышала. Но я хотела сказать, что мы похожи на них. И твои, и мои родственники против нашей женитьбы, и нам надо выбрать: или родственники, или мы.

— Я не хочу терять тебя.

— Я тоже.

— Несправедливо винить тебя в том, что сделал кто-то из твоих предков…

— Если это вообще правда, — закончили они вместе.

— Они ничего не знают, — продолжала Эсмей. — Может, я вообще последняя представительница того рода, и им следовало бы приветствовать меня, а не ненавидеть.

— Они не ненавидят тебя. Они сами растеряны. И вообще это отдел личного состава во многом виноват. — Барин протянул руку и погладил ее по волосам, очень легко и нежно. Но даже от этого мимолетного прикосновения у всех на виду Эсмей покраснела.

— Отдел личного состава? Почему?

— Если бы они не отстранили от службы адмиралов и прочие высшие чины, бабушка никогда бы не добралась до семейного архива. Представляешь, до чего ее надо было довести, чтобы она начала изучать детские книжки.

Эсмей не могла сдержать смех.

— Сначала, наверное, сидела на крыльце… там есть крыльцо?

— Да. Сидела на крыльце, смотрела на озеро. Я в этом совершенно уверен. Потом гуляла. Потом читала новости, а потом решила, что должна сделать что-нибудь полезное для всех…

— Например, почитать детские книжки. — Трудно, конечно, представить грозную и несгибаемую адмирала Серрано за чтением детских книг. Должно быть, ей действительно нечего было делать.

— Я не хочу читать детские книжки… — Барин долго и пристально смотрел на нее.

— Нет… — Она уставилась на мороженое и изо всех сил старалась не покраснеть. Она прекрасно знала, чего он хочет и чего хочет она сама.

— Эсмей… все против нас… и родственники, и этот мятеж, может, даже война. Вся Вселенная как будто сговорилась помешать нашей свадьбе. Кажется, они все решили за нас, знают, что мы должны делать, чтобы быть счастливыми через десять, двадцать, пятьдесят лет. Но я хочу, чтобы ты стала моей женой. Ты все еще хочешь за меня замуж?

— Да.

— Тогда давай поженимся. Несмотря ни на что, несмотря на всех родственников, несмотря на мятеж, несмотря на всякие соображения здравого смысла… давай поженимся.

Ее охватила волна всепоглощающей радости, она даже забыла о смущении.

— Да. Давай! Но как?

— Если ничего другого не остается, просто возьмемся за руки над свечой. Но у нас в распоряжении целый час, может, немного больше. Раньше наш корабль не придет. Давай не тратить время зря…

— Пошли…

На табло значилось, что до швартовки «Розы Глории» осталось семьдесят две минуты. Семьдесят две минуты. Тридцать три минуты им хватило на то, чтобы найти мирового судью с соответствующими полномочиями. Еще двадцать шесть — на то, чтобы уговорить его. При этом оба говорили одновременно, доставали какие-то бумаги, идентификационные удостоверения и прочее. Оставалось тринадцать минут… Они взялись за руки, а мировой судья быстро оттараторил полагающиеся в подобных случаях фразы, потом благословил их, как и принято в его вере, хотя Эсмей эта вера была не известна. Еще восемь минут заняло оформление необходимых бумаг. Когда все было подписано и печати проставлены, они бегом бросились из конторы судьи в сторону территории Флота.

— Мы сошли с ума, — сказал Барин, когда они отметились у пропускного пункта.

Руки у них словно срослись.

— Я люблю тебя, — ответила ему Эсмей. — Боже… желтый свет…

— Побежали.

И они снова бежали рука об руку. Люди поворачивались, смотрели им вслед, кто-то даже что-то крикнул. Эсмей уже не смущалась. Они добежали до конца соединительной трубы в ту секунду, когда лампочка загорелась красным светом. Старшина, пропускавшая всех на борт, очень возмутилась, но пропустила и их.

— Добро пожаловать на борт, сэр… сэры. — Таким голосом можно рыбу замораживать.

За старшиной стоял майор. Эсмей высвободила свою руку, и они отдали майору честь.

— Джиг Серрано и лейтенант Суиза, насколько я понимаю.

— Да, сэр. — Она даже не успела подумать, стоит ли ей менять фамилию.

— Вы всегда так прибываете на корабль — в последнюю минуту? Мы уже готовы были записать вас в список мятежников.

— Нас? — возмутился Барин.

— Именно вас, — ответил майор. — Мы записываем в этот список всех, кто не является на борт. А вы что думали?

— Сэр, мы должны доложить об изменении нашего статуса.

— Вы сказали «мы»? — Майор удивленно поднял брови.

— Да, мы, — твердо ответил Барин.

— Насколько я понимаю, вы имеете в виду изменение статуса, которое влечет за собой изменение в размещении по каютам, — продолжал майор. — Хорошо. Пока мы ставим офицеров, временно попавших на наш корабль, нести по полвахты. Ваша — вторая половина второй вахты. Итак, лейтенант Суиза, мы встретим «Наварино», когда боевая группа будет полностью сформирована, вам надлежит подняться на борт своего корабля. В данный момент они как раз в скоростном коридоре. Джиг Серрано, вы должны были сменить корабль, но тот корабль, на который вы назначались, перешел в руки мятежников, поэтому насчет вас вопрос пока не решен.

— Что, «Госхок» перешел в руки врага?

— Так я слышал.

— Но он же не был у Коппер-Маунтин…

— Серрано, я знаю только то, что сказал. А пока можете подождать в столовой младшего офицерского состава, пока вас не вызовет к себе капитан. Еще нужно отметиться в административном отделе.

— Да, сэр.

Столовая младших офицеров напоминала пчелиный улей. Энсины, джиги, лейтенанты. Всех сейчас интересовали не личные дела, а то, что происходило у Коппер-Маунтин. Узнав, что Барин и Эсмей не слышали новостей уже в течение двух часов, они принялись пересказывать им все последние флотские сплетни. А Барин и Эсмей сидели плечом к плечу в уголке и ждали, когда же их позовет к себе капитан.


— Так что вы там такое сделали? — спросил их капитан Атертон.

— Мы поженились, сэр, — ответила Эсмей. Она была старшей по званию, поэтому и ответила капитану.

— Но… но вы никого не предупредили.

— Нет, сэр. — Не важно, что их капитаны и не подозревали о помолвке.

— Вы даже не закончили заполнять нужные бумаги.

— Нет, сэр. — Этого она тоже объяснить не сможет, как и того, что вряд ли заполнит их в ближайшем будущем.

— Вы знаете, что отдел личного состава может признать вашу женитьбу недействительной…

— Да, сэр. — В ее голосе появились упрямые нотки. Отдел личного состава может делать все, что ему вздумается, она вышла замуж в своем сердце, теперь уже ничего изменить нельзя.

— И… ну, ладно, не важно. Вы просто ужасные несмышленыши, придумали же в такое время.

— Именно поэтому, сэр. — Выступила вперед Эсмей. — Неизвестно, что может произойти, и мы хотели…

— Лейтенант, не забывайте, что это жизнь, а не романтическое приключение. Мы находимся на боевом корабле в период военных действий. Меня не интересует, любите ли вы друг друга или кто-то вам что-то подсыпал в коктейли… у нас нет времени разбираться в таких делах. Вы вообще должны были сейчас находиться на разных кораблях.

Эсмей украдкой взглянула на Барина, тот на нее. Со времен «Коскиуско» они еще ни разу не были на одном корабле, но теперь они еще и женаты.

— Почему нельзя было спустить пар в постели и забыть обо всем? Зачем обязательно жениться? — Атертон повернулся к Барину. — Представляете, что сделает со мной ваша бабушка, когда узнает?

— Вы ни в чем не виноваты, сэр. — Вид у Барина был мрачноватый. Эсмей знала, о чем он думает. Гнев адмирала Серрано падет совсем не на капитана этого корабля.

— Конечно, не виноват, но она будет винить меня в том, что я вас не остановил. Вы… — Капитан удивленно смотрел на них. — Вы что, смеетесь?

— Нет, сэр, — ответили они хором.

— Хорошо. Хотя во все этой безумной ситуации смех, возможно, самая правильная реакция, но я не люблю, когда смеются надо мной, а сам я сейчас не смеюсь. — Он погрозил им пальцем. — Вечно так, как только критическая ситуация, с вами, молодыми, что-то происходит. Но вы-то, лейтенант Суиза, вы солидный офицер. Почему обязательно жениться, как только случается война или нечто подобное? Наверное, какой-то атавизм из древних времен.

— Нет, дело не в этом. Мы давно собирались. Ждали, ждали, заполняли нужные бумаги, спорили с родственниками… — Эсмей знала, что говорит лишнее, но остановиться не могла.

— А потом бабушка выдала такое…— вставил Барин. Эсмей предупреждающе посмотрела на него.

— А потом мы узнали о мятеже, все кругом забегали, засуетились…

— М-м-м-м. И вы решили пожениться, потому что личное счастье превыше всего.

— Не превыше, а так же важно, как и все остальное, — ответил Барин. — Сэр, едва ли, несчастливые, мы бы служили лучше, а если бы мы не поженились, да еще попали на разные корабли, мы бы точны были несчастливы.

— Значит, если вы будете вместе, от вас можно ожидать лучшего исполнения своего долга?

— Думаю, что да, — сказал Барин.

— Прекрасно. Докажите мне это. Вы несете вахту во вторую половину второй смены. Конечно, у нас сейчас на борту много народу, поэтому пока вы будете нести вахту, кто-то будет спать в вашей каюте, но если хоть один из вас допустит малейшую оплошность, я сразу же вас расселю. Понятно?

— Да, сэр.

— И проинформируйте обо всем случившемся родственников, пока мы еще не вышли из зоны действия станционного анзибля. Когда придет ответ, мы будем уже в скоростном коридоре, но главное, чтобы вы сами сообщили им. В вашем распоряжении час.

— Да, сэр.

— Вы разрешили им жить в одной каюте? — спросил помощник капитана. Он слышал конец разговора.

— По-моему, так разумнее. Даже если бы мы поставили их в разные вахты, они все равно нашли бы способ, как общаться друг с другом… так, по крайней мере, не будут тратить зря силы на поиски места и времени. Сдается мне, что они не будут забывать о служебном долге.

— Родственники Серрано вряд ли будут рады.

— Что ж… они верно сказали, я здесь ни при чем. Я не знакомил их, не давал добро на свадьбу. Когда они предстали передо мной, дело было уже сделано. И я не Серрано. — По лицу капитана скользнула улыбка воспоминаний. — Когда-то давно, когда я еще был энсином на «Клермонте», которым командовала Вида Серрано, она как-то здорово пропесочила меня за то, что я слишком много времени проводил со своей девушкой. Сказала мне тогда, что я зелен. И что? Я женат двадцать восемь лет, моя жена та самая девушка, и я никогда с ней не расстанусь. Так что вполне справедливо, что ее собственный внук влюбился в девушку, которую она считает неподходящей партией, хотя я не понимаю, что можно иметь против лейтенанта Суизы. Возможно, кто-то из этой парочки будет когда-нибудь командовать кораблем, на который попадут мои дети, и тоже проявит немного участия.

Каюта, естественно, оказалась очень тесной. Вторую узкую койку установили на время над первой. Они могут находиться здесь только во время, отведенное для сна. Но они будут одни, и между ними и всей остальной вселенной дверь, которую можно запереть на ключ. Это самое главное.

— Извини, что все так быстро получилось, — прошептал Барин на ухо Эсмей.

— Хм-м-м?

— То красивое платье, которое заказала тебе Брюн. И кольцо, которое выбрал я. И церемония, которую ты так хотела…

— Мы еще со всем этим успеем, если захотим. А сейчас — пусть лучше так.

Дальше им было не до разговоров.

— И все же… — наконец выдавил Барин. Эсмей толкнула его в ребро.

— Не… отвлекай меня, пожалуйста.

Глава 22

Кабинет Председателя, Доброта


Хостайт Фиедди всегда знал, что придет этот день. Председатель сидел за своим столом, на столе слева от него лежал нож, старинный нож с клинком черного цвета.

— Хостайт, ты был хорошим и верным слугой.

— Сэр.

— Ты долго служил нам.

— Сэр.

— Ты тот клинок, которому я доверяю. — По интонации было ясно, что Председатель скажет что-то еще, Хостайт смиренно ждал. — У нас есть враг, которому не страшно время.

— Сэр.

— И ты станешь моим Клинком, Хостайт…

— Всем сердцем, Председатель.

— Всем сердцем, Хостайт, без остатка. — Убить, убить, но только один раз. И за это он был благодарен. Это убийство освободит его душу, она перейдет в вечность.

— Подойди сюда, я нацелю свой Клинок.

Его уже можно считать мертвым, хотя он еще может ходить. Подойти ближе совсем не страшно. Хостайт ждал. Председатель долго ничего не говорил. Потом продолжил: — Тяжело приказывать убить человека, который никогда не был твоим подданным. Я неохотно отдаю этот приказ, Хостайт, ибо знаю, что это означает для тебя и для меня, а также для всех народов… клиентов. Но другого выхода нет. Это напыщенный и самовлюбленный человек, он и дальше будет насаждать свои нечестивые взгляды.

— Они безбожники, сэр.

— Не все, Хостайт. Я приказываю тебе убить Хобарта Конселлайна. Больше никого, никого из его родственников, только его одного.

Хостайт поклонился.

— Каким оружием, сэр?

— Выбор за тобой.

Последнее задание. В конце его ждет смерть. Умрет и Председатель, ибо у него больше не будет личного маэстро фехтования, Тени Мастера Клинков, который защитит его от опасности.

Хобарт знал, что ему оказана большая честь, это немного радовало его. В течение многих лет передвигаясь по лезвию ножа, он уже давно свыкся с мыслью о смерти. Теперь же он принесет пользу своему народу, своей вере, он думал об этом, и на лице его даже заиграла улыбка.

— Теперь иди, — сказал Председатель. Хостайт вышел. Он уже обдумывал, как лучше выполнить задание.


Старый дворец, Касл-Рок


Хобарт со злостью бросил вещи в корзину. С каждым днем все хуже и хуже, черт бы побрал этих идиотов.

Он натянул фехтовальное трико и начал разминку. Дверь открылась. Он поднял глаза, ожидая увидеть Ягина Персея. Но в. дверях стоял другой человек. Этого маэстро фехтования Хобарт никогда раньше не видел. Маэстро старше Ягина, более грузный, одет в блестящее черное трико и немного смешную красную шапочку и такие же красные тапочки. В руках маэстро держал неизвестный Хобарту клинок.

— Пора, — сказал он мягким, тихим голосом.

— Хорошо. — Хобарт выпрямился и прошел мимо маэстро в фехтовальный зал. — А где другой маэстро? Я привык к нему.

— Он нездоров, лорд Конселлайн, и просил меня заменить его, чтобы не доставлять вам неудобств.

Хобарт с удивлением смотрел на маэстро.

— Вы держитесь намного более официально, чем он. А что это у вас за клинок? Мне тоже придется работать с таким? Наверное, хотите, чтобы я научился владеть еще одним дурацким старинным оружием…

— Если вы не желаете, никто вас заставлять не будет. Какое оружие предпочитаете вы?

— Рапиру. — Хобарт огляделся и заметил, что в зале нет и его обычного тренера. Значит, ему самому придется доставать оружие и доспехи, вряд ли можно рассчитывать на старика маэстро. Но, к его удивлению, маэстро легко и быстро подошел к стойке с оружием и вернулся назад, держа в руке рапиру — любимую рапиру Хобарта — и фехтовальную маску.

— Кажется, вы злитесь, — заметил он.

— Злюсь, — ответил Хобарт. Он не хотел ничего обсуждать, он пришел сюда, чтобы заниматься фехтованием, чтобы забыть о проблемах, которые так разозлили его. Или сделать вид, что забыл.

— Что-то случилось? — спросил маэстро.

— Да, но я здесь, чтобы фехтовать.

— Конечно. Извините меня, лорд Конселлайн. Маэстро Ягин рассказывал мне о вашем серьезном отношении к фехтованию.

— Правда? — Хобарту всегда казалось, что маэстро относится к нему критически, хотя внешне он всегда бывал вежлив.

— Да… он говорил, что вы необычный человек, человек, который ко всему относится серьезно.

— Это верно. — Хобарт надел маску, немного попрыгал, чтобы расслабить коленные суставы. Он не растягивался сегодня, но раз Ягин считает его человеком серьезным, нужно поддерживать репутацию серьезного человека. — А вокруг так мало… даже не поверите… Но ладно…

— Если вам хочется разогреться, растянуться, милорд, выговориться, это обязательно нужно сделать.

— Ах… хорошо. — Хобарт осторожно положил рапиру на мат и, наклонившись, ухватил руками лодыжки. — Надеюсь, я не наскучу вам, к тому же вы должны понимать, что все это строго между нами…

— Естественно. Надо немного больше поворачивать запястья, милорд.

— Эти идиоты… эти слабаки, у них вместо мозгов навоз, да и только. А я еще поставил их на министерские посты. Это я их сделал, помогал им, подсказывал, пестовал, а теперь, когда они стали министрами… они отказываются выполнять мои приказы.

— Ага. А теперь, милорд, растянитесь еще на сантиметр… так. А теперь другую ногу… не забывайте, что запястья должны быть повернуты… так.

— Не знаю, в чем дело, маэстро, но как бы они ни были умны и инициативны вначале, как только получают власть, восстают против меня. Неподчинение, эгоизм, надменность, высокомерие…

— Попробуйте наклонить голову… так… и еще чуть-чуть…

— А именно они должны меня поддерживать. Но они и не думают. Они начинают делать всякие глупости, как этот идиот Оррегиемос…

— Теперь в другую сторону, милорд…

— Даже святого выведут из себя, — продолжал Хобарт. С этим маэстро так легко разговаривать.

В зале тихо, тепло, знакомые запахи кожи, стали, смазочного масла, сандалового дерева, кедра и эти спокойные, терпеливые, сильные руки умудренного опытом маэстро. Он так уверенно поправляет все его движения, Хобарт чувствует приятное напряжение и удовлетворение от достигнутого.

— Очень сложно, когда подчиненные не подчиняются, — заметил маэстро.

— Вот именно. Я пытался убеждать, ругать, даже угрожать…

— А они все равно стоят на своем.

— Да. Почему они не могут понять, что я все делаю на их же благо?


Хостайт изучал файлы, ему было известно все о Хобарте Конселлайне, если учесть, что он знал его заочно. Но, познакомившись с Хобартом лично, был потрясен. Каким же жалким оказался этот человек в действительности, его переполняли злоба, страх и зависть. Эти чувства исказили его тело, деформировали. Даже мышцы лица напряглись от страха.

Он весь как мешок с ядом.

Хобарт бессмертен, ведь он омоложенный, и кричит об этом с гордостью на весь мир — в левом ухе красуются две серьги, серебряная и кобальтовая.

Он долго жил на этом свете, но не набрался мудрости. Ничему не научился. Зачем тогда омолаживать это глупое тело?

Гордыня… Хостайт напомнил себе, что и сам грешен, сам горд. Но этот человек не просто горд, он зол, ожесточен. Почему? Хостайт никогда не убивал просто так. Он всегда старался понять, почему люди, которых он убивал, стали такими.

Он обязан дать человеку возможность понять, раскаяться, хотя ни о каком изменении приговора не могло быть и речи. Судьба этого человека уже решена. Но у души должен остаться шанс на спасение.

А что делать с таким безбожником, ведь он даже не представляет себе, что такое душа, не верит, что есть еще что-то, кроме тела. Хостайт много наблюдал за людьми подобного типа, на протяжении всей своей жизни, и пришел к выводу, что у всех есть какие-то убеждения, просто чаще всего эти убеждения ошибочны. Одни верят в богатство, другие в силу, третьи в доброе отношение или еще во что-то, но нет ничего, кроме истинной веры. Поэтому их убеждения в конце концов подводят их, с такими убеждениями никогда не подняться ввысь…

Все, что сказал ему лорд Конселлайн, можно расценивать как исповедь, но когда человек действительно исповедуется, он знает, что согрешил. Хобарт же этого не знал. Он во всем винил других. Хостайт сочувствовал этим глупым, не желающим выполнять приказы людям, которые так прогневали лорда Кон-селлайна. Они тоже неверные, враги, возможно, Председатель решит уничтожить и их, но как они, должно быть, страдают от общения с лордом Конселлайном.

Он внимательно слушал все, что говорил Хобарт. А тот говорил и говорил, словно своим присутствием маэстро развязал ему язык. Нейтральный человек. Хобарт всю жизнь завидовал своему брату и другим людям, к которым тянулись так же, как к брату. На самом деле он завидовал всем и каждому, ибо в каждом мог найти что-то, что считал незаслуженным благом. Гордыня, непомерная гордыня, уверенность в своей правоте и в моральной слабости всех остальных. Злость на всех, жадность — ему вечно всего не хватало, похоть и жестокость, ведь ему нравилось унижать других. А поверх всего этого — самовлюбленность.

Хостайт вдруг понял, что этот человек даже в минуту смерти не поймет своих ошибок. Бедная душа, в какой же тьме она пребывает, никакой надежды на спасение, полное невежество. Но Бог дает время и возможность каждой душе, надо только воспользоваться ими, душе лорда Конселлайна тоже дается такой шанс.

— Пойдемте, лорд Конселлайн, — наконец вымолвил он и отступил в сторону. — Теперь вы в лучшей форме, пора приступить к занятиям.

— Да, я чувствую себя намного лучше. — Хобарт выпрямился, сжимая рапиру в руках. Мысли его немного прояснились.

— Дело не в ваших помощниках, — сказал Хостайт. — Дело в вас. — Он знал, что Конселлайн не поймет, но попробовать стоит.

— Что? — Глаза лорда Конселлайна расширились. Он увидел, как маэстро взмахнул большим темным клинком, видел, сколько силы в этом ударе.

— Вы сами во всем виноваты.

Клинок опустился, лорд Конселлайн пытался отбить удар рапирой, но она сломалась под твердым ударом. Конселлайн отскочил назад, открыл рот, чтобы закричать, Хостайт ринулся вперед, движения его напоминали какой-то таинственный танец. В голове у него звучала музыка, его любимая мелодия. «Весенним утром поют трубы» Ламберта. От такого неожиданного нападения, от страха Хобарт лишился голоса, чуть не задохнулся, и вместо крика раздался жалкий хрип.

— Нет… что… что вы делаете? Помогите… остановитесь… охрана! — Лорд Конселлайн озирался по сторонам, он был очень напуган. Из последних сил он потянулся к стойке и выхватил новый клинок.

— Я ваша Смерть, жизнь ваша закончена. — Новым ударом маэстро разрубил рапиру пополам, словно это была былинка. — Просите прощения у вашего Бога. — Конечно, он знал, что никакого Бога у этого человека нет, но нельзя никого лишать последнего шанса.

— Я ничего не сделал, — выдохнул лорд Конселлайн. — Это не я. Не…

Хостайт никогда не любил играть со своими жертвами, он только давал шанс на раскаяние. Одним ударом он отрубил голову лорду Конселлайну, сладкий аромат кедра и сандалового дерева заглушил резкий запах смерти.


Председатель Правления Доброты отодвинулся от стола и выглянул в окно. За окном был красивый, ухоженный сад. Веселый весенний ветерок трепал верхушки кипарисов и даже срывал лепестки ранних роз, которые росли вдоль выложенных галькой дорожек. Фонтанов из окна кабинета видно не было, но он легко представил, как разносит ветер водяные брызги, словно длинный шлейф, который ударяется о мраморный край каскада. За каскадом стоят скамейки и кресла, в которых обычно отдыхают старушки. В хорошую погоду они сидят там в своих темных платьях и смотрят на море, следят за игрой детей. Он поднял глаза и посмотрел вдоль, туда, где синее море встречается с горизонтом. Солнце отражалось от гладкой поверхности воды.

В целом он прожил счастливую жизнь. Он только что исповедался, исповедался последний раз и потому представлял себе всю свою жизнь, как одну нить, готовую вот-вот оборваться. Основные моменты этой жизни ярко вырисовывались перед его мысленным взором, словно какой-то художник создавал картины. Это он сделал хорошо, это не очень. Иногда Всемогущий защищал его от последствий его же собственных ошибок, иногда он брал на себя ответственность и вину за чужие поступки. Не перед Богом, конечно, перед лицом своего государства Доброты. Это вполне естественно, он ни о чем не жалеет, сожаление вообще бесполезно. Он прожил человеческую жизнь, жизнь, полную радостей и горестей, и он доволен своей жизнью.

Если бы он допускал сожаление, то, наверное, пожалел бы, что пришлось совершить последний акт возмездия. Не его вина, что Спикером Совета Правящих Династий стал Хобарт Конселлайн. Но ему пришлось — он просто не видел альтернативы — приказать убрать этого человека. Простой человек не мог предсказать, что у власти окажется Конселлайн, что он станет так опасен. А Председатель всего-навсего простой человек. Никто не ждет от него ничего сверхчеловеческого.

Но за свои ошибки приходится платить.

Его подчиненные полностью в его власти. Если Председатель считает, что для общего блага нужна смерть фермера, выращивающего картофель, то этот фермер умрет, когда и как решит Председатель. Так, и никак иначе. Сам он может жалеть и фермера, и его жену, и маленьких детей, но прикажет убить его без тени сомнений, и его приказ будет выполнен так же, без тени сомнений. И вовсе это не жестокость. Жизнь всегда кончается смертью, смерть приносит облегчение больным и тяжелораненым, смерть открывает врата к жизни вечной.

Но за пределами государства Доброты действуют другие правила. Там допускается конкуренция, вражда, даже война. Тайные агенты для того, чтобы выискивать секретную информацию и использовать ее на благо Доброты, — неизбежность. Но заказное убийства иностранного короля, не важно, как называют его собственные подданные, — это уже подтверждение его, Председателя, ошибки. Он не заметил беду в зачатке, а должен был, должен был устранить всякую возможность такой несправедливости. Неважно, каким путем.

Цель оправдывает средства. Даже мудрый Бог признает, что существуют исключительные случаи. Если для защиты интересов Доброты должен умереть иностранный король, значит, Председатель отдаст соответствующий приказ, и приказ будет приведен в исполнение.

Также свершится смерть самого Црёдседателя, ведь именно этим поступком он показал, что недостоин своего звания. Глуп ли он, стар ли или устал, может, его подвели собственные советники — это не имеет никакого значения. Он не выполнил своего долга и должен понести кару. Без жестокости, без внезапности, как положено, с соблюдением всех обычаев.

Некоторым Председателям ни разу не приходилось принимать таких решений, и тогда последняя исповедь превращалась просто в перечисление всех ошибок. Он думал, что и с ним будет так же. Но слишком поздно понял, к чему может привести правление Хобарта Конселлайна. Когда же понял, то увидел и собственные просчеты. Он мог бы понять все намного раньше. Он совершил ошибку. Он сам же и исправил ее, но этого уже недостаточно.

Сегодня в комнатах нет охраны. После исповеди на сердце легко и спокойно. Он сам похож на этот весенний ветерок.

Раздался шум открываемой двери. Председатель повернул голову. Некоторые предпочитали не смотреть, но он никогда не боялся человека, который должен был его убить. Он боялся того, кто не даст ему исполнить свой долг.

У его стола стоял Мастер Клинков, одетый по всем правилам, с темным оружием в руке. Такой клинок не для фехтования.

— Тебе все известно, — сказал Председатель, не глядя ему в глаза. Смотреть в глаза считалось невежливым и могло быть расценено как мольба.

— Да.

— Я исповедался, — сказал председатель.

— Да. — Мастер фехтования сделал шаг в сторону и занес клинок.

— Fiat1

— Nox2 . — Мастер нанес удар, и клинок, который уже унес жизни шестнадцати Председателей, легко разрубил кожу, жилы и кости, словно горячий нож прошел по маслу. Голова Председателя упала на стол и покатилась, брызнула кровь, но кровь здесь проливалась часто, и слуги знали, как отмыть ее.

— In nomine Patrem3 , — произнес Мастер Клинков и отдал честь своему Мастеру.

(1 Да будет… (лат.).2 Ночь (лат.).3 Во имя Отца (лат.) .)

Он вытер клинок алым шелковым платком и накрыл им лицо Председателя. — Requiesat in pacem1 . (1 Покойся с миром (лат.). )

Он вышел из комнаты с обнаженным клинком в руке, с кровью Пьетро Альберто Росса-Вотари на плаще, прошел через переднюю, секретарь уже звал слуг, вскоре он сообщит родственникам Председателя. Потом Мастер Клинков прошел через холл и вошел в Зал Правления. Все члены Правления были в сборе, они ждали Председателя, который должен был открыть собрание.

— Председатель исповедался в последний раз, — сказал Мастер Клинков без преамбул. Члены Правления побледнели, но никто не сказал ни слова. — Правление изберет нового Председателя.

Беспокойные взгляды, многие обращены на Мастера Клинков. Некоторые члены никогда раньше не участвовали в выборах нового Председателя. Росса-Вотари восемнадцать лет занимал свое место. Мастер Клинков стоял у двери, ему больше нечего было сказать. Члены Правления шептались, смотрели по сторонам, на него, потом опять в сторону, снова на него…

Его не интересовало, что они говорят. Он никогда никому ничего не расскажет, но ни один из них живым не выйдет из этого Зала, пока они не изберут нового Председателя из членов Правления.


Корабль РКС «Роза Глория»


Корабль два часа как вышел из скоростного коридора. Капитан вызвал в свою каюту Барина и Эсмей.

— У меня есть сообщение от ваших родственников, — сказал он. — Они пишут, что у них и так хватает забот. Они не одобряют вашего поступка, но в настоящий момент ничего делать не собираются. Только обсуждают все между собой.

— «Между собой?»

— Да. Это подписано адмиралом Серрано и генералом Суизой… — Он протянул им бумагу. — Всеми адмиралами Серрано и всеми генералами Суиза. Вы умудрились объединить против себя огромное количество высокопоставленных военных.

— Но мы просто поженились, — ответил Барин.

— И вполне довольны, — добавила Эсмей.

— Так-то оно лучше, — сказал капитан. — Потому что, когда закончится этот мятеж и никому не будет угрожать ни нападение пиратов, ни атаки террористов, ни какие другие опасности, ваши родственники обрушатся на вас.

«Как точно он выразился», — подумала Эсмей.

— А теперь идите и продолжайте так же безукоризненно выполнять свои обязанности, как делали это до сих пор.

Они вышли, как подобает офицерам, не могут же офицеры прыгать от радости в присутствии своего капитана.

— Когда все кончится, так? — повторил Барин. — Вот будет денек.

— Если у них хватит терпения. — Эсмей вспомнила отца и дядю, представила, как они обсуждают все с бабушкой и дядей Барина. Если они не убили друг друга на месте, а судя по совместному письму, не убили, интересно, что ждет их в будущем?

— Они свыкнутся с этой мыслью, — продолжал Барин. — Мы не такие уж плохие. Могло быть и хуже. Представляешь, если бы я женился на Касии?

Эсмей смерила его взглядом и чуть не умерла от смеха. И они побежали в свою маленькую, но такую уютную и родную каюту, а по переходам корабля долго еще раздавался их смех.


Оглавление

  • БЛАГОДАРНОСТИ
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22