Творческие руины [Фред Адра] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Фред Адра Творческие руины

Писатель: Я писатель!

Читатель: А по-моему, ты говно!

Д. Хармс
Я писатель. Я пишу книги. Потом эти книги издают и их читают миллионы читателей. Так я зарабатываю на хлеб.

Злые люди, которые притворяются добрыми, неоднократно говорили мне: «Берегись творческого кризиса!» Таким образом они якобы выражали обо мне беспокойство. Но на самом деле, будь они честными людьми, они бы говорили иначе: «Мы завидуем твоему успеху и желаем тебе творческого кризиса, чтоб тебе пусто было!»

Не будем о них больше. Мелочные завистники, они не заслуживают упоминания в нашем дальнейшем повествовании. (Зато они заслуживают упоминания в моей новой книге, где я уготовил им ужасные наказания за их злодеяния в реальной жизни. И поделом им, гнусным завистникам, чтоб их ногти росли не наружу, а внутрь!)

Но довольно о них! Далее рассказ пойдет о творческом кризисе.

Знаете ли вы, что такое творческий кризис? Для нас, писателей, это страшное время, когда мы совсем не можем писать. Тогда мы чувствуем себя творчески неизлечимо больными, а некоторые от этого даже сходят с ума и кончают жизнь самоубийством. Или убивают кого-нибудь, попадают в тюрьму, где не выдерживают клаустрофобии и издевательств, и все равно сходят с ума и кончают жизнь самоубийством. У нас, писателей, нелегкие судьбы… Об этом сказано во многих, нами же написанных, книгах.

А решил я рассказать о творческом кризисе потому, что сегодня он впервые со мной приключился. Дело было так. Я сел за компьютер и принялся за новую главу. Я напечатал «Пенсионер выхватил револьвер и, извергая проклятия, бросился за бандитами» и вдруг почувствовал, что не могу больше написать ни слова. Образ храброго пенсионера, до сих пор четкий и ясный, стал расплывчатым, словно отчаянный старичок выпал из фокуса кинокамеры.

Тогда я решил схитрить и пойти с другого конца. «Бандиты кинулись наутек от вооруженного до зубов пенсионера, извергающего проклятия» — настучал я и остановился. Ну и? А дальше-то что? «Пенсионер…» Нет. «Мерзавцы трусливо…» Тоже нет. «А в это время…» Что в это время?! «Над…» «Под…» «И несмотря…»

Промучившись таким образом около часа, я так ничего и не написал. Между тем главу следовало сдать к завтрашнему утру. Нереально. Надо предупредить литагента, пускай заморочит голову издателю.

Я открыл электронную почту и начал: «Дорогой друг…» Нет, как-то неуместно нежно получается — дорогой… «Дружище!» А это — фамильярно. «Значит, так…» Ну нет, это уже просто хамство!

Да что ж со мной такое?! Будто никогда писем не писал!

После нескольких безуспешных попыток я с ужасом осознал, что творческий кризис коснулся и написания писем.

Как говорим мы, писатели, надо мной нависла тень грядущей катастрофы. Спокойно, сказал я себе, все нормально. Это случается со всеми. Не паниковать! Проведем эксперимент. Надо написать что-то такое, где творчество не нужно вовсе. Например, цитату из Пушкина. Да, самое то, ведь над пушкинскими стихами за меня уже потрудился Пушкин.

Воодушевленный этой идеей, я быстро набросал: «Я помню чудное мгновенье: передо мной явилась…» Пальцы зависли над клавиатурой. Кто явился? Кажется, какое-то местоимение явилось… «Передо мной явилась мы», — написал я и тут же испуганно стер. Смутно припомнилось, что местоимение должно быть второго лица единственного числа. Но какое?!

Ладно. Пушкин — это слишком круто. Все-таки гений. Понизим планку. «Жили-были дед да баба. И была у них… И испекли они…» Мне показалось, что вспотели даже ногти. Кто у них был, у этих чертовых стариканов?! Колобок? Три сына? Кого они испекли? Курочку Рябу? Единственное, в чем я не сомневался, так это в том, что младший был дурак. «Ну а младший был дурак», — яростно напечатал я и уже готов был облегченно вздохнуть, но перечитал, что получилось, и впал в отчаяние. «Жили были дед да баба. Ну а младший был дурак». Получалось, что младшим был дед! Он-то и был дурак! Но это же полная фигня!

Ладно, сказки — тоже сложно. Тогда… анекдот! Что может быть проще анекдота? Только другой анекдот. Итак. «Встретились как-то русский, грузин и еврей…» Нет. «Украинец, латыш и сьерра-леонец». Да нет же! «Англичанин, француз, башкир, араб, финикиец, американец и сьерра-леонец. И…» И — что? Зачем встретилась вся эта толпа? А! Ну конечно! Я стер «встретились» и написал «расстались». Перечитал. Какой бред, господи!

Я схватился за голову. Кризис чужого творчества — это уже слишком. Это, наверно, самая крайняя стадия болезни, после которой убийство, тюрьма, клаустрофобия, издевательства, помешательство и самоубийство.

Не хочу!

Думай, писатель, думай!

И я придумал. Выход оказался элементарен до гениальности. Боже мой, как же это просто! Я сардонически захохотал. Творческий кризис, говорите вы? А вот о нем я и напишу!

Я снова захохотал, но на этот раз уже гомерически, и принялся набивать: «Я