Родной ребенок. Такие разные братья [Владимир Андреев] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Индийская коллекция


РОДНОЙ РЕБЕНОК[1]

Между ними такое же родство, как между месяцем и лотосом. Свет одной и той же любви заставил одного сиять в кромешной тьме, а другого — расцветать…


Часть I

Глава первая

Он полюбил Кению, эту маленькую страну, изумрудный лоскуток плато на обширном континенте Африки. Полюбил любовью, отпущенной ему временем, обстоятельствами, людьми, природой; но это была не любовь к Родине…

Сын Бхарата-Индии, страны тысячелетней культуры, он затуманенным взором посмотрел на полки с деловыми папками, на полированный стол с бумагами и ненавистным ему перекидным календарем — и его потянуло домой, в библиотеку, где он мог погладить корешки восемнадцати томов «Махабхараты», «Рамаяны» и самых любимых книг писателей мира…

Крупная муха жужжала над его головой. Джавар был в плохом настроении, что не соответствовало ни его воспитанию, ни его национальным устоям. Где там! Бизнес, производство, рынок! Сей трехглавый дракон, несмотря на то, что человечество якобы отошло от язычества, заставляет поклоняться себе так, что не жаль лба, а жаль жизни и суеты в ней…

Почему так? И почему этот человек, по имени Джавар, пребывает в плохом настроении? Отвечать на эти вопросы — дело социологов, психологов и философов. Но люди означенных профессий, которых он содержит на свои налоги, никогда в его краткой жизни толком не смогут сделать этого.

Он знал, что как капиталист он — ничтожный человек, и ничтожный человек как капиталист… Ибо здесь, в Найроби, и там, в Бомбее, тысячи людей ночуют на тротуарах.

Муха перестала жужжать. Наконец в нем победил рационализм. Джавар просмотрел принесенный ему отчет о прибылях и, выудив из сигарного ящика сигару, начал мерить шагами квадратный, немного неудачный по своему расположению кабинет… Он с трудом сдерживал гнев, который накатывался на него всесокрушающий волной.

Кондиционер мерно шумел. В приемной было тихо. И это его беспокоило. Он четко знал: кашмирская козья шерсть «пашми» гораздо качественнее и дешевле местной, но, памятуя о том, что «за морем телушка — полушка, да рубль перевоз», был в растерянности.

«Бомбейская коррупция меня по миру пустит!» — мысленно подосадовал он и вызвал по селектору секретаря.

«Хотя зачем раздражаться? Еще несколько лет, а мне уже за пятьдесят, — и прости-прощай тысячелетний национальный индийский характер — форпост спокойствия и терпения! Я стану плоским, как поднос: бей, ломай, дроби!..» — думал он, теряя самообладание.

Открылась дверь, и в кабинет вошла секретарша, приглашенная им из Кашмира. Немолодая женщина была одета в сари, а сей факт для шефа означал даже больше, чем простите, девственность… Кто из людей коренных наций был на чужбине, тот простит и поймет Джавара…

— Вы меня вызывали? — задала секретарша глупый вопрос.

— Кажется, да, — ответил он.

В общем-то Джавахарлал был человеком необычайно доброжелательным. За это его любили в деловом мире. Жесткость, глубокомысленный лиризм и нежность сочетались в нем столь же гармонично, как вспыльчивость и благоразумие…

В Бомбее он владел двумя текстильными фабриками. Это не так уж много. Он знал, что «лапа» Таты лежит на них. Но пусть лучше она, чем чья-либо другая. Он, как говорят, — парс. Они понимают друг друга, а это очень много значит. Тата никогда не отказывал ему в кредите, не откажет и в будущем. В этом Джавар был уверен.

— Я слушаю вас! — произнесла секретарша привычную фразу.

— Попросите шофера… хотя нет… Джавар, раскурив сигару, посмотрел на секретаршу большими серыми глазами кашмирца и вдруг спросил на кашмири:

— Я очень постарел, Сита?

— Что вы, господин Джавахарлал! Вы молоды и бесконечны, как боги Индии! — ответила Сита на хинди, улыбнувшись ему, как легкая волна озера Дал.

Джавар оценил ее ответ по достоинству, тем более что он был произнесен на хинди, так как она знала, что родился он в Кашмире, а годы его учебы, работы и семейной жизни прошли в Бомбее.

«Да, умеют индийские женщины заплести венок настроения», — подумал он, и гнев его поутих.

Резко дернув за шнур, он поднял латунные жалюзи, и предзакатные лучи солнца хлынули в помещение. Ровные квадратные застройки Найроби — столицы Республики Кения — белизной и зеленью наполнили глаза. Стало веселее. Но Джавар не поверил внешней реальности. Что-то внутри ломало, бушевало и тревожно натягивало невидимую струну сознания, выводя его из равновесия.

Вдали, справа, в легком мареве заката виднелся район «Матора вэлли» — поселок лачуг с глиняными полами, без электричества и воды, тысячи обитателей которых не имели постоянной работы.

Слева виднелось здание аэропорта Эмбакаси. Это