Лабораторные условия (СИ) [Chiba Mamoru] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Часть 1 ==========


В теории нет никакой разницы между теорией и практикой.

На практике эта разница есть.


Только истинная, в полном смысле этого слова, женщина способна придумать и соорудить настоящий романтический ужин. Даже если она узнала об этом ужине вот только что, и затеян оный был именно в ее честь - все равно. Вдохнуть в обыденную процедуру душу способна исключительно женщина (но чего нет, того нет – ни одной особы женского пола в радиусе нескольких километров. Если только Марлин все же не поехала в свой круиз). Женщина способна сделать из трапезы чудо. Мужчина обычно просто хочет поесть.


Как раз их случай. Никакой подоплеки сверх очевидной. Они просто намеревались насытиться. Ничего больше.

Итого - ужин. И не абы какой, а совместный – и об этом нельзя забывать. В том представлении, которое этому понятию давали оба участника, конечно. Оба знали, разумеется, как это должно было бы быть, но… Та самая невыразимая степень безуминки, когда все сделано по правилам и, тем не менее, поражает искаженностью самих основ, непониманием принципа, слепым следованием образам – или, возможно, приданием новых образов старым, изжившим себя формам.

Вообразите себе это, если можете. Вообразите чудесный, за душу берущий своей проникновенной чувственностью вечер. В лаборатории, где операционный стол накрыт полиэтиленом, а в качестве посуды используется в основном химическая стеклотара. Роль романтического освещения выполняют красная лампа фотолаборатории, новогодняя гирлянда или туристический походный фонарь, включенный в четверть мощности. На фоне звучит радио на волне “ретро “, чье вещание периодически прерывают врывающиеся с треском комментарии: “Первый, первый, я второй, иду на перехват, как слышно?”, потому что кто-то тут взломал служебный канал полиции. В роли камина выступает калорифер, вместо шкуры возле него - двойной спальник с прошивкой, специально рассчитанный на использование при экстремально низких температурах…

К столу нынче подается тонкий медицинский 54-го года разлива, разбавленный для лучшего букета, спирт, армейская тушенка а-ля натюрель, маринованные овощи, неопознанные даже при помощи ботанической энциклопедии, и тунец сырой, еще живой, одна штука…

Меланхоличный, невозмутимый, как рефрижератор, Ковальски расправлялся со своим ужином при помощи ножа и вилки, как цивилизованный прямоходящий, и периодически умильно поглядывает на сотрапезника, который вполне обходится старым, видавшим виды армейским пружинным ножом. Постулат “Не есть с него” в голову Рико не смогла донести ни хваленая логика Ковальски, ни слезные просьбы Прапора, ни пофигистичное Шкиперово: “Да что ему сделается-то”.

В культурной программе вечера, возможно, будет чтение научного доклада о термоядерном синтезе по ролям или даже романс о докторской диссертации - лирическое отступление, которое один из участников не уставал исполнять, а второй не уставал слушать. Начиналось оно с классического “Господи, ну что я здесь делаю, пошел бы тогда в аспирантуру - и жил бы как нормальный человек…”

Где-то неподалеку - но слава богам, за преградой из нескольких стен, бронированной двери и укрепленного дота (когда шеф параноик - это хорошо) - вполне вероятно шла внеочередная соседская пати-хард (когда сосед Джулиан - это плохо), но сюда, в лабораторию, в лучшем случае доносило самые низкие басы или визг Морта, когда он наступал на коротящие провода.

А весь проистекающий на данный момент процесс, каковой старший лейтенант обычно именовал “беспределом, нарушающим субординацию”, начался задолго до как басов, так и Морта. Тут надо бы добавить, что вышеупомянутую характеристику Рико пропускал мимо ушей по той простой причине, что слова длиннее трех слогов, не являвшиеся командами, марками оружия или названиями еды, он игнорировал в принципе. Если предмет обсуждения был подрывнику неинтересен, слушать из вежливости он со всей очевидностью не станет. Так что, если Ковальски желал быть услышанным, ему следовало бы выражаться более доступным для его столь своеобразной аудитории образом. Чего он не делал и наступал, с заслуживающей лучшего применения периодичностью, все на те же грабли.

Нет, глупым Рико не был. Он думал как-то иначе, не так, как все прочие, и это следовало учитывать. Как некую константу в уравнении, например.

Но возвращаясь к истокам происходящего - началось все с невинного и вполне обыденного (для этих стен - что только не обыденное) начальственного указания.

Начальственные эти самые - указания, то бишь - Ковальски делил на три подвида. “Какая-то ересь”, “отборная дурь” и “классика жанра”. Этот, обсуждаемый, относился ко второму подвиду, так как любая инициатива, призванная помешать научной деятельности, определенно не заслуживала никакого