Идеальный топ (СИ) [Ie-rey] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== - 1 - ==========

Идеальный Топ

Бэкхён заподозрил неладное, когда мимо пронесли футляр с трубой, но понадеялся, что новые жильцы заезжают повыше и потревожить священный покой Бэкхёна не смогут ничем и никак.

Как же! В семь вечера над головой у Бэкхёна проревело так, словно кто-то дунул в задницу слону. Бэкхён мгновенно понял: вот оно — его личное чистилище.

Уронив голову на клавиатуру, Бэкхён с тоской смотрел на два слова, выведенных жирным шрифтом. “Идеальный топ”.

Над головой снова раздался долгий трубный звук, стойко напоминавший о слоновьих задницах. Низкий, тоскливый и абсолютно негармоничный. Как издёвка.

Идеальный топ.

Пфру-у-у…

Идеальный…

Фру-у-о…

— Чтоб тебя! — Бэкхён покосился на потолок со жгучей ненавистью. Статья не шла и даже не шкандыбала, а новосёл издевался. Над барабанными перепонками — в том числе.

Ква-ак!

Новый звук вышел пронзительным и неприятным, как наждачкой по стеклу.

Бэкхён раздражённо встал из-за стола, в сердцах закрыл ноутбук и со злостью отпнул ни в чём не повинную домашнюю обувку. Тапочки “пушистые котики” разлетелись в две стороны. Один котик мягким дротиком вонзился аккурат между книгами на полке, второй же красиво срикошетил о распахнутую балконную дверь и пропал за перилами. Короче, ушёл за линию местного горизонта. Хорошо бы, по голове кому-нибудь прилетел. Потому что Бэкхён прямо сейчас не был ни пушистым, ни котиком, а грозно рычал в пустоту.

Бэкхён в бессилии запрокинул голову и подбил баланс:

— Твою мать.

“Пфру-у-у…” — согласно загудели наверху противным басом.

— В жопу себе погуди! — звонко рявкнул Бэкхён в надежде, что подсказка достигнет ушей адресата.

Он постоял две минуты на месте, но сверху не доносилось больше ни звука. Бэкхён почесал затылок, забрался на диван, перерыл все подушки, но нашёл рабочий блокнот и душевно покусанный любимый карандаш. С блокнотом и карандашом Бэкхён перебрался в ванную.

Строить планы и козни Бэкхён предпочитал именно так — по-царски полулёжа в ванне, в тёплой воде, окутанный изысканными ароматами эфирных масел.

Бэкхён разделся, пустил воду нужной температуры и удобно улёгся, выставив перед собой руку с блокнотом. Попытка составить план статьи номер девять. Восемь страниц он уже выдрал и выбросил.

Бэкхён сосредоточенно лизнул грифель на кончике и принялся покусывать тупой конец карандаша. Чистая страница блокнота ни черта не вдохновляла. И вообще — Бэкхён не особенно рвался писать клятую статью, только кроме него писать её было некому.

Статья требовалась для специального журнала, который мог претендовать на известность в определённых кругах. Выпуски журнала читателям обходились недёшево, зато статьи в нём затрагивали интимные и запретные темы. Изначально журнал не выпускался в печатном виде, только в электронном, на эксклюзивных дисках. Именно тогда Бэкхён и начал писать статьи сначала на заказ, а после даже получил собственную колонку.

В своей колонке Бэкхён уделял основное внимание вопросам однополых отношений, но прямо сейчас он даже не знал, стоит затрагивать в статье исключительно тему однополых отношений или расшириться.

Когда ему дали задание на статью в связи с письмами читателей, посоветовали “остаться в своей нише”. Честно говоря, Бэкхён нигде не светился и писал статьи под псевдонимом, не скрывая собственную ориентацию. Разумеется, за этим последовали кривотолки. Часть читателей спокойно восприняла ориентацию ведущего колонки, а часть считала его девушкой и любила обсасывать детали в попытках прозреть сущее и получить стопроцентный ответ — девушка или парень. Ответ, который Бэкхён давать не намеревался.

Когда-то он начал писать статьи именно в надежде набраться смелости и не стесняться своих предпочтений, но реакция общественности эту надежду окончательно угробила. Хотя Бэкхён был к этому готов давным-давно — ещё с тех времён, когда разыгрывал многих парней, переодеваясь девушкой, дабы проучить особо неприятных типчиков. Женские тряпки Бэкхён не любил и тяги к ним не питал, но во времена бурного юношества не гнушался подкладывать таким образом жирных свиней неугодным. С возрастом стал умнее и мудрее — переключился на статьи.

В последний год Бэкхён был собой недоволен в творческом плане. Энтузиазм иссяк. Мало того, что отношение людей разочаровало, так ещё и на личном фронте стоял мёртвый штиль. Бэкхён уже всерьёз подумывал, что пора куда-нибудь деть розу, которая непонятно для кого цвела. Или уже просто подождать, когда лепестки сами опадут?

Тоскливо вздохнув, Бэкхён отложил блокнот и карандаш. Занялся помывкой и ополоснулся под душем. Хорошие мысли в голову не лезли всё равно, так чего понапрасну страдать?

Бэкхён вытерся и накинул на плечи атласный синий халатик. Короткий и дамский. Халатик Бэкхёну просто нравился — удобный и красивый. Он затянул тонкий пояс и прошлёпал босыми ступнями по полу — к гардеробу. Долго и придирчиво выбирал джинсы и рубашку, потом искал исправный диктофон и проверял бумажник.

Если уж мысли не думались, то стоило проветрить мозги, поэтому Бэкхён вышел на крыльцо и наставил нос в направлении клуба “Ча-ча-ча”. Не то чтобы Бэкхён обожал этот клуб сверх меры — клуб просто располагался в пяти минутах ходьбы от дома, а Бэкхён никогда не скрывал, что он “ленивая задница”.

— Деточка, что-то ты унылый сегодня, — помахал ему из-за барной стойки Полосатик. Полосатиком бармена называл исключительно Бэкхён и строго в мыслях. Имени бармена он не помнил, зато его волосы оставили незабываемое впечатление. Бармен причёску не менял и ходил полосатым столько, сколько Бэкхён его помнил, так что — Полосатик.

— Будешь тут унылым, если над головой постоянно слону в жопу дудят… — пробурчал Бэкхён, тыча пальцем в сторону любимого напитка.

Полосатик вернул взмывшие вверх брови на место усилием воли, уточняющих вопросов задавать не стал — видимо, решил, что себе дороже. Зато вручил Бэкхёну стакан с навесом из лимонного кружка. Лимон Бэкхён спровадил в ближайшую мусорную корзину — никогда не понимал этой ерунды — и сделал глоток из стакана. Сочетание лимона и мяты его немного расслабило. Он огляделся, выбирая себе жертву.

Выбор пал на субтильного парнишку в коротких штанишках. Бэкхён понятия не имел, какая у парнишки ориентация, но налепил бы ему на грудь табличку “гей”, ибо парнишка демонстрировал неприкрыто сучью натуру. Что и требовалось Бэкхёну.

Ладонью по волосам, улыбку на рожу и подплываем красивым брассом…

— Привет, как дела? — Бэкхён честно старался сиять располагающей улыбкой.

— Да ничего так. — Парень пожал плечами и улыбнулся в стиле “отвяжись, противный”. И как только сообразил, какие у Бэкхёна предпочтения? Бэкхён сделал вид, что у парня мимика барахлит, и встал рядом. Решил не тянуть кота за яйца и спросил в лоб:

— Как думаешь, каким должен быть идеальный топ?

— Слышь? Если отсосать, то возьму не очень дорого, но за вставить надо платить от души. Чего ты подкатами моё время тратишь?

Бэкхён закрыл рот с третьей попытки и пожал плечами так же, как парень недавно.

— Я просто спросил твоё мнение. Опыт у тебя есть же?

— Вот же… — Парень поморщился и чуть отодвинулся. — Идеальный тот, кто платит вперёд и сверх таксы и засыпает только тогда, когда вытащит из тебя свой член. Отвали.

Бэкхён проводил парня разочарованным взглядом. Ответ вполне мог на что-то там претендовать, но интересная статья из него бы не вышла. Зато Бэкхён в очередной раз подумал, что отношения не так уж и ценны, наверное. Может, ему вообще повезло, что он ни с кем ни разу никак и никогда…

Утром Бэкхён сгонял в спортзал и пострадал три часа в надежде, что хотя бы физические нагрузки его встряхнут. Не встряхнули. А потом он пытался подслушать беседу двух дамочек нетяжёлого поведения на автобусной остановке. В итоге был награждён званием “извращенец”.

Домой Бэкхён вернулся в отвратительном настроении, принял душ, облачился в синий халат и сел перед зеркалом, чтобы подвести глаза. Левый глаз вышел бесподобно. С половиной правого Бэкхён тоже справился, но вот когда вёл линию по краю нижнего века…

“Бу-у-у!” — прозвучало буквально над самым ухом. Бэкхён закономерно провёл линию по нисходящей и в гневе уставился на собственное отражение. Чёрная полоса, сползавшая на скулу, его ничуть не украшала.

— Коз-з-зёл!

Бэкхён вскочил, преисполнившись нехороших намерений, но они все тут же вылетели из головы, поскольку краем глаза Бэкхён заметил нечто странное. Дверь балкона так и осталась распахнутой, но за ней происходило… нечто.

Обеспокоенный и не понимающий ничего Бэкхён подкрался к двери, нашарил сначала голубой фаллоимитатор, фыркнул, потом нащупал возле кресла рукоять биты, перехватил оружие поудобнее и осторожно выглянул. На первый взгляд всё казалось обычным, а потом нечто мягкое прилетело Бэкхёну прямиком в лицо. Он рефлекторно дёрнул руками и едва не рассобачил стекло битой, а после сообразил, что в лицо ему влетели трусы.

Чужие. Мужские. С претенциозной надписью салатовыми буквами “Я Супермен!” на оранжевом фоне и благоухающие свежестью ополаскивателя.

Трусы свисали с балкона этажом выше. Болтались на верёвке, на которой красовались ещё три экземпляра нижнего белья того же фасона, но без надписей, поскромнее.

Манерно отставив мизинец, Бэкхён собрал внезапный урожай чужого нижнего белья, умышленно возложил сверху труселя с надписью и злокозненно покосился на потолок. Вот и повод разбить голову мерзкому трубачу. Бэкхён ехидно похихикал, представив пожилого лысоватого типчика в суперменских трусах.

Сверху трубно продудели в задницу очередному слону.

Это стало последней каплей.

Бэкхён прихватил телефон, сунул ногу в кота, поозирался в поисках второго, вспомнил, что кот-тапок упорхнул с балкона, выволок из обувного ящика запасную пушистую пару уже с мышками, влез и выскочил из квартиры. Все двери оставил приоткрытыми, бесшумно взбежал по лестнице на следующий этаж и распахнул коридорную дверь.

Бэкхён, раскрыв рот, застыл на месте. В квартиру, что располагалась над его квартирой, ломились двое: босой парень в трусах с прижатым к груди ворохом одежды и девушка в лёгком сарафане. Оба стучали в дверь и орали с упоением:

— Ах ты кобель!..

— Ну пожалуйста…

— …видеть тебя…

— …вечно ты всем…

— …как ты мог?

— …открой!

Бэкхён помотал головой, приходя в себя, и вежливо кашлянул, чтобы привлечь внимание.

Напрасно.

Девица обернулась и завизжала так, что у Бэкхёна уши заложило. Парень то краснел, то бледнел, и, кажется, собирался зарыдать в голос или грохнуться в обморок.

— Так вот в чём дело! — заорала девица. — Теперь на трансов потянуло? Мало одного, которого долбил в задницу, так ещё и…

Парень в трусах всё-таки зарыдал, всплеснул руками, выронил одежду, подобрал и выбежал прочь, сверкая клубничкой на буфере. Девица тоже рванула к двери, но вернулась, вмазала ошарашенному Бэкхёну ладонью по щеке, презрительно фыркнула и гордо удалилась.

Бэкхён со стопкой трусов подошёл к двери чужой квартиры и настроился безжалостно убивать — лицо после пощёчины горело зверски. Ещё сильнее полыхало чувство собственного достоинства, ибо какого чёрта его трансом обозвали?

Он выдохнул и аккуратно надавил пальцем на кнопку звонка. Через три минуты по ту сторону щёлкнуло.

Бэкхён снова остолбенел, уставившись не на плюгавенького лысоватого мужичка, а на вполне себе рослого смуглого парня с полотенцем на узких бёдрах, украшенного прозрачными каплями. Костистые плечи, твёрдая грудь и чётко прорисованные рёбра — хоть прямо сейчас в постель. Ну, если стереть с лица выражение крайнего изумления и недоверия, конечно.

Парень пришёл в себя, небрежно откинул влажную чёлку со лба и слабо улыбнулся чувственными губами, которые странно смотрелись на лице с резкими чертами.

— Это вы тут ломились? — Голос у него оказался низким и очень приятным. — Извините, я был в ванной. О…

Парень уставился на труселя в руках Бэкхёна — видимо, опознал родное имущество.

— Ломился не я, но это свешивалось с вашего балкона на мой. — И Бэкхён сунул трусы парню в руки, а после чуть не подскочил на месте от трубного рёва, что внезапно раздался за спиной у смуглого соседа. — И могли бы вы не играть на трубе дома?

— Но я не играю дома, — удивлённо протянул парень и неловко ткнул большим пальцем через плечо. — Это не труба. То есть, труба, конечно, но не та, которая музыкальный инструмент. Обещали ещё вчера отремонтировать, но пока никак.

Парень умолк и уставился на Бэкхёна уже более осмысленно. Разглядывал так пристально, с неподдельным интересом и непонятным ожиданием, что Бэкхёну стало неловко. Через минуту он сообразил, почему. Потому что он торчал у порога чужой квартиры в легкомысленном женском халатике на голое тело, в пушистых тапочках-мышках и с подведёнными глазами. И сразу дошло, почему транс.

Обычно Бэкхён в таком виде на люди не выходил, только дома бегал.

Ладно, небольшая промашка с макияжем и прикидом, но с кем не бывает?

— Гм… спасибо за помощь. — Парень со слегка ошарашенным видом потряс труселями и захлопнул дверь у Бэкхёна перед носом.

Бэкхён нога за ногу спустился на свой этаж и поцеловался с запертой коридорной дверью. Он глупо пялился на дверь — точно помнил, что не запирал её.

Но. Она. Была. Заперта.

Намертво.

Бэкхён минут пять насиловал дверной звонок соседской квартиры, потом даже к себе позвонил, как будто у него жил кто-нибудь ещё, кроме самого Бэкхёна. Потом он минут пять слегка бился головой о дверь, пока на него не посмотрела с осуждением старушка, решившая подняться по лестнице вместо обычной поездки на лифте.

Бэкхён второй раз удостоился звания “извращенец” и посожалел, что получает его не посмертно.

И тут Бэкхёна осенило. Балкон! Верёвка! Труселя! То есть, труселя вычеркнуть. Балкон и верёвка — самое оно!

Бэкхён обогнал старушку, влетел в знакомую дверь и снова позвонил. Ему открыл всё тот же парень, но уже в джинсах и футболке и не с таким ошарашенным видом.

— Э… Извини, можно воспользоваться твоим балконом?

Парень весело хмыкнул.

— Смотря как воспользоваться. Надеюсь, не в качестве туалета или ванной?

— Понимаешь, пока я относил тебе труселя, какой-то козёл захлопнул общую дверь. Я не могу попасть домой. Но у меня остался открытым балкон. Он как раз под твоим.

Парень с задумчивым видом осмотрел Бэкхёна с головы до ног и обратно, пожал плечами и запустил его в квартиру.

— Чонин, — представился он, хотя на его месте Бэкхён не стал бы так опрометчиво называть своё имя типу в женском халатике, с подведёнными глазами, чёрной линией на скуле и с сумасбродными идеями по поводу балконов.

— Бэкхён, — неохотно ответил тем же Бэкхён. — Можно?

Чонин кивнул и жестом предложил Бэкхёну двигать в направлении балкона. Правда, путь к цели усеяли разнокалиберные коробки и пакеты. Неудивительно. Чонин только-только переехал, так что вряд ли разгрёб хоть половину вещей.

Когда Бэкхён добрался до балконной двери, в квартире внезапно трубно загудело. Бэкхён едва заикой не стал.

— Чёрт, да что такое?

— Трубы, — пожал плечами Чонин. — Вода есть, но туда что-то попало, кажется. При перепадах температуры возникает такой вот… звуковой эффект. Так-то ещё ничего, но спать с этим рёвом, конечно… Хорошо, что орёт хоть нечасто, только по вечерам затяжные концерты. Чай будешь?

— Да нет, я только к себе спущусь. — Бэкхён распахнул балконную дверь и полюбовался на высокие перила. Осторожно подошёл, сглотнул и посмотрел вниз. Два метра до родных перил казались бесконечностью. В паре десятков бесконечностей угрожающе темнел асфальт.

— Как жаль, что ты не скалолаз, — попытался подбодрить себя Бэкхён, правда, получилось наоборот. Он оглянулся и встретил выжидающий взгляд Чонина.

— Пока ты подумаешь о способе, я всё же сделаю себе чашечку чая. — Под новый трубный звук Чонин ушёл с балкона. К счастью, а то он удивительным образом умудрялся смущать Бэкхёна.

Бэкхён беспомощно осмотрелся, но на балконе вещей никаких не было. Совсем. Неудивительно, конечно, но и не радостно. Не мешало бы нарыть надёжную верёвку — бельевая не годилась. Или простыню. Шёлковую. Шёлк прочный.

От мыслей о шелках Бэкхёна отвлёк оживший в кармане телефон. Звонил куратор, Чанмин, наверняка по поводу статьи. Бэкхён не очень-то и хотел беседовать на эту тему, но знал, что уж лучше ответить, иначе его задолбают звонками.

— М-му-у? — буркнул он нечленораздельно в трубку.

— Как статья? Уже готова? На почте ничего что-то не вижу. Чем ты занимаешься вообще?

— Пишу. Статью, — кратко ответил Бэкхён и протёр носком “мышки” на ноге плитку.

— Твой голос полон энтузиазма, сын мой, — ядовито отметил Чанмин. — Или дочь? Тут, кстати, о тебе статью хотят. С разоблачениями.

— Пускай выкусят. И таки сын.

— Откуда мне знать? Ты ж пишешь под псевдонимом.

— Ты со мной говоришь. Не в первый раз.

— Голос нетрудно изменить.

— Может, мне ещё фото тебе прислать? — возмутился Бэкхён, которого тема выяснения его пола изрядно достала.

— Кроссдресс, — отмёл вариант Чанмин.

— Снимок члена на фоне свежей газеты?

— Монтаж.

— Господи, лично встретиться, чтобы ты мог меня пощупать?

— Кроссдресс и носок в брюках вместо члена.

— Твою мать, что тогда? Ну что? Переспать с тобой только ради того, чтобы ты убедился, что я парень? — Бэкхён повернулся и застыл сусликом. Чонин молча пил чай с умным видом, у него только брови выразительно приподнялись, выдавая изумление.

Здорово просто! Теперь новый сосед запишет его в геи без вариантов! Запишет правильно, но Бэкхён как-то вот совсем не собирался демонстрировать сексуальные пристрастия соседям.

— Ты мог сменить пол и нарастить член, — добил его медовым голосом Чанмин. — Такие операции сейчас почти везде делают — были бы деньги. Да мне-то без разницы, но время уходит, а статьи нет. Когда будет статья?

— Когда-нибудь, — поник Бэкхён. — Я сам тебе позвоню.

Он спрятал телефон в карман, смерил мрачным взглядом тактично молчавшего всё это время Чонина и вздохнул.

— Я не гей, просто пишу статью о геях. У тебя верёвка есть?

— Я уж как-то опасаюсь спрашивать, какая и для чего. — Чонин отвёл взгляд от чая и криво улыбнулся Бэкхёну, вскинув уголок рта. Лёгкая синева над верхней губой и на подбородке привлекала внимание Бэкхёна с раздражающей настойчивостью. Щетину и даже щетинку он не любил в принципе, но Чонину синева оказалась к лицу, и сам этот факт выбивал из колеи.

— Если помнишь, мне надо перебраться на свой балкон. Нужна верёвка, которая меня выдержит. Или простыня какая-нибудь. Прочная. Что-нибудь эдакое. — Бэкхён выразительно пошевелил пальцами в воздухе.

— Ты в самом деле гей? — отставив чашку на подоконник, уточнил Чонин.

— А вот это тебя уже не касается. И я же сказал, что нет!

— Ясно. У тебя подводка размазалась.

— Спасибо, я в курсе. А к тебе тут ломилась красотка с голым парнем на буксире. Даже страшно спросить, кто ты после этого.

Чонин как раз хотел зайти в комнату, но замер с занесённой над порогом ногой.

— Кто ломился?

— Девушка какая-то. И голый парень. Явно гей.

— Но… я никого тут не знаю, только переехал. Может, квартирой ошиблись?

— Ну конечно. Сразу все. Ладно, верёвка есть или нет?

— Сейчас поищу.

Из недр квартиры снова долетел трубный звук, и Бэкхён обречённо вздохнул. Оправив халат, он сунулся следом за Чонином, потом они уже вместе зашарили по коробкам в поисках верёвки или чего-то такого, что верёвку могло заменить.

Бэкхён постоянно чувствовал неловкость, потому что дамский халат носил на голое тело, так что наклоны в его случае выпадали в зону экстрима. И он привычно забывал об этом, а вспоминал чуть ли не в последний миг.

— А что за статью ты пишешь? — спросил между делом Чонин, откопавший сложенную простыню. Попробовал руками на крепость, признал непригодной и бросил на стул в углу комнаты.

— Да так, вряд ли это интересно…

— Но всё-таки. Сейчас в журналах о чём только не пишут. Вряд ли ты меня шокируешь.

Бэкхён задумчиво осмотрел моток тонкой бечёвки и со вздохом отложил его в сторону.

— Статья об идеальном топе. Идеальный мужчина, если угодно.

— А такие вообще бывают? — Чонин придвинул к себе последнюю коробку и открыл её.

— Мне уже начинает казаться, что нет, — признался после долгого молчания Бэкхён.

— А по собственному опыту написать никак?

Бэкхён гордо отмолчался, чтобы не признаваться в отсутствии этого самого опыта и в ориентации. Секс у него случался исключительно с игрушками и в принудительном для последних порядке. И не то чтобы к нему никто не подкатывал. Подкатывали, конечно, только душа не лежала. То страшно было, то парни не по вкусу, то ещё какая напасть. Он даже с “Мистером Блю” сходился полтора месяца, и только спустя эти полтора месяца голубенький фаллоимитатор оказался допущен к невинному телу. На глубину в два сантиметра.

От этих воспоминаний хотелось возопить подстреленной белкой. Стыд и срам. Такой привлекательный и остроумный парень, осознавший свою ориентацию чуть ли не с младенчества, щеголял полным отсутствием опыта.

Бэкхён мысленно оплакивал свою цветущую розу, которой недолго осталось. Двадцать семь, конечно, ещё не возраст, но всё равно звучало внушительно и вызывало опасения.

— Ты сам чем занимаешься? — спросил Бэкхён, вспомнив, что он вообще-то в чужой квартире, и осознав, что уже несколько минут пялится на Чонина в упор.

— Я музыкант. Ничего криминального или необычного. Не волнуйся, я тебе уже сказал — я не играю дома. По крайней мере, пока не озаботился надёжной звукоизоляцией. Осторожно!

Бэкхён замер в нелепой позе с отставленным в сторону локтём, а Чонин пулей подскочил к нему и подхватил длинную плоскую коробку.

— Синтезатор, — слабо улыбнулся он в ответ на немой вопрос Бэкхёна. — Слушай, давай мы тебя спустим на пожарном рукаве? Щиток недалеко, длины рукава должно хватить. И он надёжный, да и держаться удобно.

— Ну если верёвки у тебя нет…

— Знал бы заранее, что у меня соседи по балконам лазают, запасся бы, а так…

Выбирать было не из чего, пришлось размотать пожарный рукав и спустить его на балкон Бэкхёна.

Бэкхён довольно потёр руки, ухватился за перила… и замер.

— Подсадить?

— Н-нет… — Бэкхён внезапно вспомнил, что халат на голое тело вообще-то, а светить сверху всем желающим пока ещё цветущей розой в его планы точно не входило. Он не пал так низко и не падёт, чтобы приманивать потенциальных партнёров голой задницей вперёд всех прочих достоинств, коих у него неисчислимое множество. Да, множество, а отдельно взятые ехидные Чанмины пусть заткнутся и молчат в тряпочку. — Гм…

Ещё проблема. Бэкхён лихорадочно соображал, как бы поделикатнее попросить у соседа нижнее бельё или брюки какие, хоть шорты.

“Извини, можно у тебя попросить на время суперменские труселя? Я только на минутку надену и сразу верну”.

Да уж. Картина маслом. По сыру.

Но лезть с голой задницей Бэкхёну тоже не хотелось, тем более что внизу уже подтягивались зеваки, заинтригованные видом свешивающегося безжизненной змеюкой пожарного рукава.

Бэкхён до этого мига в подобные идиотские истории ещё не влипал.

— Высоты боишься? — предположил Чонин и чуть наклонился, чтобы поглядеть вниз, а после продолжил участливо-успокаивающим тоном: — Не волнуйся, это быстро. Просто сползёшь по рукаву прямо на свой балкон. Держись только крепко.

Наличие под боком участливого мужика окончательно добило Бэкхёна.

— Сам знаю, — зашипел он на Чонина, удивив того резкостью ответа. — Но на мне нет белья, а там люди. Смотрят.

Чонин отклонился назад и откровенно оценивающе оглядел задницу Бэкхёна, символично прикрытую синим атласом.

— Думаю, им можно. Там есть на что посмотреть.

— Придурок! Я стесняюсь! — Бэкхён уже почти попросил у Чонина те самые суперменские труселя, но его бесцеремонно сдвинули в сторонку как раз в тот миг, когда он раскрыл рот.

— Ладно, я сам спущусь и открою тебе дверь. Ключи в дверном замке, ты иди, закрой дверь и спускайся к себе. Я тебе открою, а ты мне ключи вернёшь. Идёт?

Дожидаться ответа Чонин не стал: ухватился за перила, ловко вскинулся и перебросил ноги на ту сторону, после крепко сжал рукав и съехал вниз. Снизу и помахал уже, а затем исчез из виду.

Бэкхён торопливо юркнул в комнату, чтобы перескакивать сайгаком через коробки. В двери и впрямь нашёл связку ключей, хотя запирать её не имело смысла — пожарный рукав мешал. Он запер только коридорную дверь и пробежался по лестнице, чтобы столкнуться у собственной коридорной двери с улыбающимся Чонином. Всучил связку с ключами и рванул в родной дом. Спохватился, когда влетел в прихожую. Выскочил обратно, окликнул Чонина, перевёл дух и слабо улыбнулся.

— Спасибо за помощь.

— Не за что. Обращайся.

В собственной прихожей Бэкхён взял себя в руки, стоически пережил нудный трубный рёв сверху и после подскочил на месте, чтобы пронестись по комнатам маленьким торнадо. Ревниво проверял, что и как лежит, и пытался прикинуть, как это всё выглядело в глазах Чонина. Голубой фаллоимитатор, смазка и презервативы на двусмысленную картину тянули слабо, зато лежали на самом видном месте. Бэкхён немо взвыл.

Поскольку о Чонине он ровным счётом ничего не знал, проверил бумажник, ключи и ящик с трусами. Ящик проверил на всякий случай для пущего спокойствия. Не то чтобы все посетители квартиры порывались украсть нижнее бельё Бэкхёна, но мало ли. Тем более, к белью Бэкхён питал слабость, потому покупал дорогое — из натуральных тканей.

На бельё Чонин не покусился. Вообще все вещи лежали на своих местах, будто никто к ним и не прикасался. Но Бэкхёну отчаянно хотелось уличить Чонина в чём-нибудь порочащем. Для душевного спокойствия. Потому что если у человека нет ни одного недостатка или же раздражающей черты, а он при этом в курсе твоей тайны, то с человеком что-то не так. Как минимум, он покойник, потому что только покойники всем хороши со всех сторон настолько, что по ним даже плачут.

Бэкхён пошарил по полкам над кухонным столом, нашёл пакетик с надписью “горячий шоколад”, высыпал содержимое в пузатую кружку и залил кипятком. Потом с кружкой обосновался за ноутбуком.

Голое название практически выжимало из глаз Бэкхёна кровавые слёзы. Фигурально, но от этого легче не становилось. В отчаянии Бэкхён сунул руку в пакет с мини-печеньем, бросил в рот уцелевшую печенюшку и принялся лазить по тематическим форумам, донимая всех одним и тем же вопросом. Ответы на оригинальность не претендовали, но Бэкхён собирал их в отдельный документ и даже пересчитывал.

Статье это помогало как мёртвому припарки.

========== - 2 - ==========

Комментарий к - 2 -

А мы продолжаем отмечать Восьмое Марта )))

К трём часам ночи Бэкхён выстрадал целый абзац. Дальше дело пошло веселее, потому что он принялся оперировать чужими фантазиями об идеальном топе.

Показания опрошенных расходились уже на длине предполагаемого члена. Бэкхён положился на свой скромный опыт и отсёк всё, что было длиннее нормы. Зато все показания сходились в том, что идеальному топу полагалось быть обрезанным и с толстым членом. Бэкхён откопал в сети несколько симпатичных снимков и приложил в качестве иллюстрационного материала с львиной долей злорадства. Знал, что Чанмин снимочки членов не пропустит — цензура, но положил из природной вредности и даже помечтал, рисуя в воображении вытянувшуюся рожу Чанмина, когда тот узрит сие непотребство в развёрнутом на весь настенный монитор виде. Ещё и при свидетелях.

Красота…

Бэкхён догрыз последнюю печенюху и ударился в пересказы реальных случаев из жизни опрошенных. Понятия не имел, насколько они на самом деле реальны, но ему платили не за это. Бэкхён всего лишь следил за тем, чтобы истории были логичными и худо-бедно правдоподобными.

Ближе к утру в правом нижнем уголке замигал сигнал о входящем сообщении. Это появился один из пользователей, который был оффлайн во время бурной деятельности Бэкхёна.

— Идеального топа должно хватить хотя бы на час задорного траха, — сурово написал он Бэкхёну капсом по-английски. Бэкхён даже подвис при попытке представить целый час роскошного траха. Не смог. У него и получаса опыта не было, только собственные пальцы и игрушки.

— А мозолей потом не будет? — поинтересовался он у многообещающего собеседника.

— Так на смазку не скупись. А ты себе идеального топа ищешь?

— Допустим. Можешь что-то конкретное посоветовать?

— Ты вообще хоть раз пробовал? — пришло в ответ, и Бэкхён всерьёз задумался о бренности бытия, если даже человек в сети опознал в нём саму невинность — игрушки не считались.

— Это так заметно?

— Есть немного. Обычно те, кто определился и всерьёз озаботился поиском партнёра, обладают неплохим опытом и уже знают, какие шишки можно набить. Ладно, представь, что ты в клубе и можешь выбирать любого. На кого обратишь внимание прежде всего?

Бэкхён удобно откинулся спиной на подушку, хлебнул холодного шоколада из кружки и прикрыл глаза. Воображение живо нарисовало ему красавца в суперменских труселях и с отличной мускулатурой по всему телу. Так он и написал в сообщении.

— Тебя ждёт большой облом, детка. По всем фронтам, — тут же порадовал Бэкхёна собеседник. — И на полчаса не хватит. Будет храпеть — девять из десяти. И твоё удовольствие его вряд ли взволнует. Да, ещё ты больше будешь мучиться из-за его тяжести и боли в пояснице, чем от отходняка от оргазма. И восемь из десяти, что у него будет тонкий член. Сексу предпочтёт спортзал или пожрать. На таких можешь сразу время не тратить, да и большинство из них — идеальные боттомы.

Бэкхён так задумался, что отхлебнул из кружки гущу, тихо выругался и отставил кружку подальше.

— Что ж, искать теперь плюгавеньких?

— Не стоит. Там примерно то же самое. Ищи лучше худощавых с легко прорисованной мускулатурой, трудоголиков, чтобы всё время искали, чем себя занять. Узловатые пальцы, крупные суставы, мясистые губы, аккуратные ушки, закрытые ноздри, угловатый жёсткий почерк… Знойных таких. С темпераментом. Чувственных. Внезапно порывистых. С узкими бёдрами. Даже если они сами по себе не слишком склонны к заботливости, им их трудоголизм не позволит отнестись к сексу легкомысленно.

— А это важно?

— Ещё как важно, детка. Идеальный топ — это тот, кого заботит чужое удовольствие не меньше собственного. Чтобы не просто хотел потрахаться, а сделать так, чтобы ты это никогда не забыл и хотел ещё. Ну, мне пора, спокойной ночи. — И многообещающий собеседник отвалился в оффлайн под тихий вой Бэкхёна.

Пришлось сгонять за новой порцией шоколада и пометаться по гостиной. Через полчаса у Бэкхёна горел план в блокноте, а ещё через десять минут он вовсю стучал по клавишам. Азарт стух к девяти утра, когда над головой взревела дрель. Следом кто-то принялся лупить металлическим предметом по трубам. В таком аду Бэкхён работать не мог. Торопливо переоделся и вымелся на улицу.

Он полтора часа побегал по аллеям в парке, выпил шоколад в кофейне, метнулся на “мост самоубийц” и в теории прикинул последствия прыжка с парапета. После ещё с час читал надписи на мосту.

“Позвони мне”.

Бэкхён внял совету, адресованному потенциальному самоубийце, и позвонил Чанмину.

— Ты собрался из-за какой-то статьи сигануть с моста? — уяснив, где в данную минуту находится Бэкхён, суровым тоном поинтересовался Чанмин.

— Ага, жди до морковкина заговенья, — сладким голосом протянул Бэкхён. — А по поводу статьи мне вот что любопытно: как ты вообще себе её представляешь?

— Смутно. Ты мне её до сих пор не прислал. — Токсичность Чанмина пробирала даже через трубку — на расстоянии.

— Да я не об этом! Формат! Как ты это видишь?

— У тебя температура? Давление? Буйная олигофрения? Ты же знаешь, форматов у нас нет. Все свободные художники. Тебе читатели письма прислали. Ты сам их видел. Дай им крови, хлеба и зрелищ. Просто ответь на их вопросы.

— Короче, я могу пихать туда всё, что сочту нужным?

— Только пихай убедительно. Ты себе парня нашёл, кстати?

— А что такое?

— Да ничего. Просто вот думаю, что если ты от всех прячешься — и даже от соседей, то как ты его вообще найдёшь?

— Кто тебе такую чушь сказал? — заволновался Бэкхён. Нехорошо, когда левые люди знают о тебе правду. Особенно когда “левые люди” — это ехидный Чанмин с жалом вместо языка.

— Слышал умные слова? “Иди против ветра! И пусть они плюют тебе в спину”. Ладно, проехали. — И Чанмин, зараза такая, просто обрубил связь.

Бэкхён приплёлся домой после полудня, прислушался, посторонних шумов не уловил и сразу завалился спать.

Проснулся он в девять вечера с гудящей головой и подспудным желанием свернуть кому-нибудь шею. Хотя бы тому заспанному типу, что отражался в зеркале. Писать статью в таком состоянии не имело смысла.

Бэкхён кое-как собрался, выполз на лестницу и мило улыбнулся той самой бабульке, что обозвала его извращенцем. Бабулька снова наградила его тем же званием и поковыляла дальше. Грымза.

В клубе Бэкхён приветливо кивнул Полосатику, мысленно вписал его в разряд плюгавеньких, сделал глоток любимого коктейля и принялся осматриваться.

Публика в эту ночь выдалась на жертвы небогатой. Бэкхён зацепился взглядом за даму лет тридцати в смелом платье с мировым декольте. Дама выглядела ухоженной и эффектной, из разряда роковых. Осветлённые до тёплого каштанового оттенка волосы красиво спадали ей на правое плечо. Многие открыто на неё пялились или же предпринимали попытки подкатить, но она не обращала на это внимания. Смотрела исключительно на сцену, на которой играли музыканты.

Бэкхён заказал ещё коктейль и бочком придвинулся к даме.

— Прошу прощения, можно задать вам вопрос?

Дама глянула на него искоса, быстро оценила и протянула руку. Бэкхён тут же вручил ей коктейль и мило улыбнулся.

— Если рассчитываешь познакомиться, то напрасно. Ты мне не подходишь, — негромко произнесла она и пригубила коктейль.

— На это точно не рассчитываю. Я всего лишь пишу статью, поэтому хочу спросить: как вы думаете, каким должен быть идеальный топ? Ну или идеальный мужчина?

Дама смерила его уже прямым взглядом и слабо улыбнулась.

— Это просто, малыш. Вон таким. Идеальный топ — это мужчина, которого волнует не только собственное удовольствие.

Бэкхён повернулся в указанном направлении и уставился на сцену. На сцене играла на пианино девушка, а рядом с ней стоял высокий худощавый парень с саксофоном в руках. Мягкие бархатные звуки летели в зал. И когда музыкант вскинул голову, Бэкхён чуть не шлёпнулся с табурета.

— Жаль, что за всё это время он ни разу на меня не посмотрел, — вздохнула дама, оставила стакан на стойке и направилась к выходу. Бэкхён же сидел и пялился на своего чёртова соседа с суперменскими труселями, а тот играл на саксофоне и смотрел на него с возвышения сцены.

— Эй, знаешь этого типа с трубой? — подманил к себе Полосатика Бэкхён немного позднее, когда оклемался и сполз с табурета, а Чонин убрался со сцены.

— Того, что стоит у тебя за спиной? — уточнил Полосатик с улыбкой хорька, что похозяйничал в курятнике.

Бэкхён удержался от того, чтобы взвизгнуть, и стремительно обернулся. Напоролся на ослепительную улыбку Чонина, живо напомнившую о мощных прожекторах.

— Какими судьбами?

— Я всегда сюда хожу, — буркнул Бэкхён, — это ты что тут забыл?

— Я тут работаю. Ты против?

— Вот ещё… — Бэкхён потупил взор, прикидывая в мыслях пути отступления. Чонин вообще-то видел его в дамском халате на голое тело, с подведёнными глазами и в смешных тапочках. А ещё побывал у Бэкхёна дома и знал наверняка, что кое-кто гей. Поскольку в этот миг вокруг толклась толпа народа, Бэкхён чувствовал себя неловко и уязвимо, пусть и мог громко заявить, что Чонин носит трусы с помпезной надписью. Но трусы с надписью — это слабовато против шокирующей ориентации Бэкхёна. Как автор статей со стажем Бэкхён поставил бы на то, что ориентация по скандальности куда выигрышнее.

— Угостить тебя чем-нибудь?

— Да у меня всё есть.

— А статья твоя как?

— Издеваешься? — глухо прорычал Бэкхён и рискнул глянуть Чонину в лицо. Тот смотрел в ответ с лёгким недоумением.

— Нет. Просто помню, что ты беспокоился из-за неё. А что, что-то не так?

Бэкхён помотал головой и с горя заказал ещё порцию коктейля. Потом с ужасом смотрел на стакан и думал, какой же он дурак, потому что пора было делать ноги, а не мусолить новую порцию, позволяя Чонину ошиваться рядом.

— Точно всё в порядке? Просто кажется, что ты нервничаешь.

Ещё бы он не нервничал! Чонину ведь ничего не стоило просто громко сказать: “Эй, а у нас тут гей”. Бэкхёна вообще трясло от мысли, что кто-то мог догадаться и…

Не то чтобы он не мог это признать, просто предпочитал, чтобы об этом знали лишь те близкие, кому он доверял.

На ум пришли слова Чанмина, и Бэкхёну стало совсем тоскливо до такой степени, что он прикончил коктейль одним глотком и потребовал ещё.

***

В реальность Бэкхён вернулся в ту самую минуту, когда Чонин уговаривал его поставить ножку на следующую ступеньку.

— Я сам! — гордо заявил Бэкхён. Ступенька почему-то под ступнёй закачалась, и навстречу лицу полетела стена. Почти долетела, и Бэкхён бессильно обвис у Чонина в руках.

— Я налакался, — подытожил Бэкхён трагическим шёпотом. — В зюзю.

— Не то слово, — согласился Чонин и поволок его дальше.

— И куда мы ползём?

— Домой.

— Домой — это хорошо. Плохо, что ты не гей.

— Не волнуйся, парни мне тоже нравятся. С размазанной подводкой — и вовсе высший класс.

— Точно! К тебе в дверь ломился гей.

— Ещё один?

— Их было два? — Бэкхён понял, что не владеет ситуацией. Требовалось срочно исправить это досадное…

— Тебе виднее, ты же их видел.

— Почему к тебе ломился гей, если ты не гей? Хотя в каком это смысле тебе парни нравятся? В натуральном или… вирту… нет, не то…

— Ключи где, горе?

— К-какие к-ключи? — искренне удивился Бэкхён.

— Ладно, — Чонин вздохнул, — тогда ко мне.

— Это свидание? — Бэкхён окончательно потерялся в происходящем. — Когда ж мы успели? Ты клёво играешь, кстати, на этой штуке… забыл название…

— Спасибо, рад, что тебе понравилось. Теперь ногу сюда…

— Это не моя ступенька, — запротестовал Бэкхён и ухватился за шею Чонина. — Я не узнаю её в лицо.

— Это моя ступенька, — утешил его Чонин. — Теперь сюда…

— Почему твои ступеньки такие бесконечные?

— Всего двенадцать осталось. Напрягись.

— Мне не хочется, — уткнувшись носом в грудь, обтянутую белой рубашкой, пробурчал Бэкхён. — И вообще, это просто свидание, поэтому моя роза… Ещё раз так дёрнешь, я себе язык откушу.

— А ты не трещи без умолку. Всё, постой пока. Стоишь?

— Стою, — с лёгкой неуверенностью подтвердил Бэкхён, когда его прислонили к стенке. — Ты пахнешь шоколадом. А секс у нас будет?

— Всё будет, если захочешь.

— Всё не хочу. Хочу секс. На час марафон. И баиньки.

— Чай будешь? — Бэкхёна втащили в пустую прихожую и снова прислонили к стене.

— Нет, — гордо отказался он, немного поразмыслив.

— Будешь, — решил за него Чонин и опустился на корточки, чтобы избавить Бэкхёна от обуви. Бэкхён молча любовался широкими плечами под серебристой тканью пиджака и волнами тёмных волос. Чёлка свешивалась Чонину на лицо, и хотелось потрогать пряди пальцами. Бэкхён велел себе не распускать руки и поплёлся зигзагами за Чонином, чтобы попить обещанного чая.

Не так уж и сильно налакался, в общем-то. До приятной лёгкости в теле и выдающегося бесстрашия. Бэкхёнудаже нравилось. Прямо сейчас он, наверное, мог бы выскочить на крыльцо и во весь голос проорать, что он гей. И плевать на всех. Подумаешь…

Гей, у которого нет парня. Чего уж там, гей, у которого никогда в жизни и секса-то не было. Только нелепый сосед с трубой и квартирой, где дудят в задницу слону. То есть, уже, кажется, не дудят… И сосед упоминал, что ему и парни нравятся. С подводкой. Размазанной. Извращенец, короче.

Бэкхён благосклонно принял чашку с чаем и пересчитал чаинки. Так просто. Секс будет — секса не будет — будет — не будет — будет… Значит, будет. Бэкхён требовательно посмотрел на Чонина. Тот как раз сбросил пиджак и повесил на спинку стула, а теперь возился с галстуком.

Белая рубашка и серые брюки подчёркивали узкие бёдра, гибкий стан и широкие плечи. И над верхней губой — загустевшая к ночи синева, которая так ему шла. Черты лица резкие и грубоватые, но подкупающе приятные в своей простоте и безыскусности. На крыльях носа Бэкхён застопорился. Точно, закрытые ноздри…

— А ты уже встречался с парнями?

— Было дело. — Чонин отпил из чашки и без спешки опустился на стул. — Чай крепкий. Выпей. Тебе не помешает. Заодно протрезвеешь немного.

— Я и так…

— Да уж вижу. Но лучше выпей, чтобы потом ни о чём не сожалеть.

— О чём это мне сожалеть?

— Об утраченной невинности, например. Ты забыл?

Бэкхён испуганно пялился на чай и медленно переваривал услышанное.

— Я что, это вслух ляпнул?

— Про невинность? Или про планы по моему соблазнению?

Так широко Бэкхён никогда раньше глаза не распахивал.

— Какому ещё соблазнению?

— Моему. Если тебе верить, конечно. Ну вот, я соблазнился, как видишь. Дело за тобой. И лучше бы тебе соображать, что ты делаешь. Я привык ладить с соседями.

Бэкхён осторожно покосился на Чонина, осмотрел оценивающе и пришёл к выводу, что выбор очень даже неплохой сделал. Чонин идеально подходил под нарисованную утренним собеседником картинку, и смотреть на него оказалось приятно. Бэкхён задумчиво уставился на полные губы и попробовал представить поцелуй. Напрягаться не пришлось — губы Чонина без всякого усилия наводили на мысли о поцелуях, поцелуях и ещё раз поцелуях.

Бэкхён глотнул горячей терпкой жидкости и подумал ещё немного.

— Тебе нравятся трансы?

— Гм… — Чонин отодвинул чашку и взглянул на Бэкхёна с непередаваемым выражением. Как будто воедино смешали сдерживаемый гнев, обиду, возмущение и стылый укор. — Лишний вопрос.

— Тогда чего это ты соблазнился?

— С тобой не соскучишься. И ты забавный и стеснительный. — Легко и без раздумий. И ни следа недавнего странно-непередаваемого выражения.

— Ни разу не слышал, чтобы забавность сочеталась с… сексуальностью. И чтобы ею соблазняли.

— Но у тебя получилось. — Чонин безмятежно пожал плечами.

— И ты ничего обо мне не знаешь. Как и я — о тебе.

— Это легко исправить. Мне двадцать пять, зовут Ким Чонин. Я играю на фортепиано и духовых. Музыкант из меня неплохой, вроде бы, хотя звёзд с неба не хватаю. Иногда сочиняю что-нибудь для рекламы или игр, под заказ. Дурных привычек у меня нет, разве что теряюсь в мелочах порой. Ну так, ничего особенного. И я, конечно, вроде бы не гей, просто вопрос пола для меня не имеет такого значения, как для большинства. Питаю слабость к красивому и забавному. Пожалуй, всё. Твоя очередь.

Чонин потянулся к посуде на столе и долил им обоим в чашки тёмного настоя. Чай получился волшебный, потому что Бэкхён медленно кивнул и заговорил:

— Бён Бэкхён, двадцать семь. Звучит так, словно я на шоу дурацком. Ладно. Свободный журналист, пишу пикантные статейки для частного журнала, много ругаюсь. Нецензурно. Последние три года меняю нецензурщину на что-нибудь смешное и глупое. Терапия. Наверное. Гей. Давно. С пелёнок, считай. Но полный ноль в отношениях. Моя роза скоро завянет, а я так ни разу… А у тебя трусы дурацкие. С тупой надписью. Кто носит такие?

— Я ношу. Это подарок. От мамы, — тихо фыркнул Чонин. — Остальные нормальные.

— Угу… И теперь мне надо писать статью, а я ноль, понимаешь? Я даже не на дне — я стучу в дно с той стороны.

— И поэтому ты пытался меня соблазнить?

Бэкхён обречённо вздохнул, потом признался:

— Ты мне не нравишься. Обстреливаешь труселями мой балкон, подслушиваешь чужие разговоры, дудишь в задницу слону… От тебя много шума. А ещё ты был у меня дома и мог украсть мои трусы.

— Уже жалею, что не украл. — Чонину явно стало весело. — Я взял только одну печенюшку из пакета.

— Чёрт с ней, с печенюшкой.

— Если я тебе не нравлюсь, зачем соблазнял?

— Ну не то чтобы ты мне совсем не нравился… — Бэкхён заткнулся, потому что у него в голове показания перестали сходиться. Недавно он вроде бы сказал, что Чонин ему не нравится, а теперь он почему-то вдруг начал сам себе противоречить. Весь мыслительный процесс покатился по наклонной.

— Значит, я тебе местами не нравлюсь? — не упустил возможность поймать Бэкхёна на горячем Чонин.

— Слушай, отстань, а? Я плохо соображаю.

— На ноги встать сможешь? Отведу тебя домой. — Чонин погрустнел и понурился. Выглядел так, что рука у Бэкхёна сама тянулась, чтобы погладить по склонённой голове. Но тут Бэкхён в очередной раз вспомнил о статье, о зря цветущей розе и неудовлетворённых потребностях.

— А ты в самом деле соблазнился? Совсем-совсем?

Чонин вскинул голову и посмотрел на него с изумлением.

— Ну в том смысле… тебе в самом деле ничто не мешает? То есть, ты мог бы… гм… ну вот со мной… Противно не будет? — Бэкхён зло уставился на чашку. Всё его красноречие куда-то стремительно подевалось, и он не знал, как ему деликатно спросить, встанет ли у Чонина на него, будет ли Чонин аккуратен, и вообще понравится ли им обоим.

— Ты себя недооцениваешь. — Чонин спрятал улыбку за чашкой. — И я тебе честно сказал, что ты мне понравился. Что не так? Конечно, секс на первом свидании — это не совсем то, о чём бы мне мечталось, но если тебе хочется, то будет лучше, если со мной. — Чонин задумался на минуту, потом добавил: — Я ревнивый. И очень собственник. Ещё плохо просыпаюсь. И когда сонный, я неуклюжий, раздражительный и рассеянный.

— Та же фигня, — вздохнул Бэкхён. Потом встрепенулся и торопливо договорил: — По поводу сна. Насчёт ревнивости без понятия. Не пробовал. Только это… я никогда раньше… только с игрушками. Чуть-чуть. Это считается?

— Относительно.

— Глупо себя чувствую, — признался Бэкхён, вылакав чай. — Как будто на съёмках комедии. Завалился к почти незнакомому парню, наговорил уйму ерунды и готовлюсь к сексу. Мрак!

Бэкхён прижался щекой к столешнице. Потом блаженно зажмурился, когда его осторожно погладили по голове.

— В жизни у всех полно глупостей. Зато так интереснее жить. Ты пойдёшь домой или останешься?

— Останусь. В твоей кровати только.

— У меня нет кровати. Пока только матрас.

— Тогда мы пойдём ко мне.

Сначала пришлось всё же поискать ключи, после чего они кое-как спустились по лестнице, и Бэкхён порадовался встрече с родными ступеньками и дверью. Уже в квартире он торопливо объяснил Чонину, где и что, а сам заперся в ванной.

Четверть часа Бэкхён гипнотизировал взглядом собственное отражение в зеркале и пытался убедить себя, что это сон. Но статья висела дамокловым мечом над головой. Хотя статью он притянул за уши. Куда больше его беспокоило желание перейти Рубикон.

Бэкхён ещё минут пять загибал пальцы, подсчитывая всё, что ему в Чонине не нравилось. Потом пялился на один загнутый палец и пытался понять, что же тут не так и в чём подвох. Ну кроме трусов с претенциозной надписью, купленных мамой Чонина.

Мозги соображать отказывались, поэтому Бэкхён полез в воду, ну а когда вывалился из ванной и угодил прямиком в надёжные горячие объятия, обиженно буркнул:

— Я ненавижу твои трусы.

Чонин от неожиданности опешил, после осторожно кивнул.

— Ну ладно, что поделать… Я могу их спрятать и никогда при тебе не носить, пойдёт?

— А ещё у меня нет презервативов. — Бэкхён едва не плакал от отчаяния. — Только смазка.

— У меня есть, не волнуйся. С собой.

— Мне не по себе.

— Если ты…

— Очень хочется, — трагическим шёпотом признался Бэкхён Чонину в грудь, — но боязно. Теперь скажи, что я тряпка, жалкий и трусливый, и у тебя не стоит.

— Ты тряпка после перебора с коктейлями, но у меня стоит, — тихо засмеялся Чонин, взъерошив влажные волосы Бэкхёна на затылке. — До кровати дойдёшь? Я пока в душ метнусь, если ты не против.

Бэкхён кивнул и на ватных ногах поплыл в сторону спальни. Сначала просто плюхнулся на кровать, а затем подскочил, обдумывая план грядущего действа. Синий халат для соблазнения не годился, на его взгляд, поэтому он выдвинул ящик с нижним бельём и порылся там. Выудил льняные трусы с вышивкой и шёлковые на широкой резинке. Задумался, оказавшись перед сложным выбором. Ну а когда представил, как Чонин в порыве страсти полосует на лоскуты…

— К чёрту! — Бэкхён торопливо припрятал сокровище обратно и задвинул ящик, едва не прищемив себе палец.

Дальше воображение живо нарисовало Бэкхёну картину, как Чонин бросает его на кровать, падает сверху и принимается сдирать любимый халат…

Халат Бэкхён тут же сбросил и сунул под подушку на кресле. Потом сообразил, что на нём не осталось ни единой нитки, и заметался по спальне. Метался, пока не стянул с кровати простыню и не завернулся в неё. Вот так стало лучше — хоть какая-то уверенность.

Идти против ветра было страшно, но Бэкхён не хотел сдаваться. В конце концов, он пусть и с особыми пристрастиями, но мужчина. А раз мужчина повертел хвостом и сказал — надо делать.

— Твою мать… — проскулил Бэкхён в подушку. — Кто меня за язык тянул?

Но выглядеть в глазах людей в лице Чонина тряпкой очень не хотелось.

Бэкхён сполз с кровати, гордо выпрямился, подбоченился и постарался принять величественную позу.

— Я взял полотенце это вот, ты не против? — Чонин замер на пороге спальни, вопросительно глядя на завёрнутого в простыню Бэкхёна, застывшего со вскинутой рукой. Вопрос медленно растаял в тёмных глазах, и Чонин сложился пополам от приступа смеха. Он ржал себе, гад такой, а Бэкхён немо пялился на его плечи, спину и обёрнутые полотенцем узкие бёдра. Уже видел. До этого. Но сейчас смотрел как будто заново.

Ступни, лодыжки тонкие и мохнатые, ноги не такие уж и длинные, просто казались длиннее из-за узких бёдер и гибкости, крупные ладони с сильными и узловатыми пальцами, крошечные соски на широкой груди, ключицы эти, шея…

Вообще странно было осознавать, как круто одни и те же вещи могли меняться в зависимости от обстоятельств. Когда Чонин воспринимался чужим, и Бэкхён пребывал в дурном расположении духа, детали не имели значения. Но сейчас, когда Бэкхён решительно вознамерился переспать с Чонином, детали полезли на первый план.

Перед мысленным взором Бэкхёна настойчиво замигала зелёная лампочка напротив графы “немедленный допуск в святую постель Бён Бэкхёна”. И Бэкхён не знал, куда ему деть руки, потому что возникло дикое желание пощупать Чонина. Наверное, чтобы убедиться в его реальности.

Бэкхён зажмурился и даже прижал ладонь к сомкнутым векам для верности. Чёрт возьми, в его спальне торчал полуголый парень и ржал! Красивый полуголый парень, между прочим.

— Ты планируешь пройти пробы на роль Цезаря? — Бэкхён враз окоченел от лёгкого прикосновения к плечу. Открыть глаза не смог и сдавленно пробормотал:

— Хочешь сказать, я могу рассчитывать только на роль Мессалины?

— Боюсь, как раз на эту роль тебе рассчитывать не стоит.

Тихий смех Чонина обладал успокаивающим эффектом. По крайней мере, Бэкхён разлепил веки, шагнул к кровати и даже потянул Чонина за собой. На покрывале красовались смазка и блестящие квадратики, и Бэкхён старался не смотреть на них.

Просить Чонина быть осторожным тоже казалось глупым — об этом они уже говорили. Да и ломаться Бэкхён не собирался, раз уж приволок Чонина к себе и сказал, что хочет. Поломаться, безусловно, тянуло, но Бэкхён держал себя в руках. В тех самых руках, которыми прямо сейчас дёргал за полотенце.

Чонин его не останавливал. Наверняка понимал, что Бэкхёну любопытно посмотреть.

Палец сам скользнул по коже, и Бэкхён вновь замер. Пытался привыкнуть к влаге, гладкости и жару. Несмело стёр каплю, проверив косую мышцу на жёсткость, и снова дёрнул за ткань, позволив полотенцу упасть на пол.

Наверное, вид у него был немного дурацкий, поэтому Чонин слегка закусил нижнюю губу, чтобы не улыбнуться.

Не то чтобы Бэкхён рассчитывал увидеть нечто невообразимое, просто всё равно оказалось немного странно глазеть на парня, который выглядел так, как и должен был выглядеть парень. То есть, Бэкхён смотрел на себя в зеркало не раз и бывал в общественных банях, и видел голых парней, но прямо сейчас он торчал отнюдь не в бане, а парень перед ним собирался…

— Чёрт, — беспомощно подытожил Бэкхён, остановившись взглядом на частях тела ниже пояса.

— Всё так плохо?

— Гм… нет. Хорошо, просто… — Бэкхён кое-как отлепил взгляд оттуда и перевёл его на лицо Чонина. Чонин тоже разглядывал прикрытого простынёй Бэкхёна ниже пояса. С живым интересом.

— Чёрт, — повторил Бэкхён, полюбовавшись уже на себя. Обоим осталось только кончить и мирно разойтись по домам.

— Может, ты снимешь эту штуку? А то мне как-то неловко…

Бэкхён потеребил узел на плече, вздохнул и неохотно выпутался из простыни. Теперь уж ничто не скрывало абсолютно одинаковую реакцию их обоих.

Желание прикрыться Бэкхён переборол и переступил с ноги на ногу.

— С чего начинать? — рискнул он спросить и попытался посмотреть на Чонина сквозь ресницы — чтобы было не так стыдно и неловко.

— Можно с приятного. Например… — Чонин осторожно шагнул к нему и наклонил голову. Ниже, ещё немного — до отчётливого тёплого выдоха, что осел на сухих губах Бэкхёна. — …с поцелуя?

========== - 3 - ==========

ладно, небольшая промашка с макияжем размером, но с кем не бывает?)))

Бэкхён замер, непроизвольно прижав руки к груди. Затаил дыхание и зажмурился. Он целовался раньше, но как-то… никак. Не по-настоящему. Наверное. Теперь же он с трепетом ждал, но вместо языка во рту ощутил лёгкое касание. Горячие и твёрдые губы Чонина едва-едва притрагивались к уголку его рта — прямо там, где Бэкхён постоянно замазывал кокетливую родинку. Отогревали.

Дыхание Чонина Бэкхён чувствовал куда лучше, чем шершавую кожицу на губах. Вздрогнул от неожиданности, потому что на нижнюю губу лёг подушечкой палец.

Чонин медленно огладил губу Бэкхёна пальцем и невесомо коснулся наконец губами собственными. Слегка обхватил, мягко сжал и будто на вкус попробовал кончиком языка. Губы Чонина соскользнули и сомкнулись уже на верхней губе Бэкхёна. Снова кончиком языка вместе с осторожным нажимом. Мимолётное прикосновение к уголку рта — как намёк на поцелуй. Чонин вновь обхватил губу Бэкхёна собственными, отпустил и ещё раз обхватил. Повторял опять и опять, всё чаще и жарче, пока ошеломлённый Бэкхён не приоткрыл послушно рот. Влажным языком Чонин прошёлся по его губам и неспешно пробрался чуточку глубже, тронул кончик языка Бэкхёна, ускользнул и вернулся, чтобы огладить нёбо.

С глухим стоном Бэкхён ухватился за жёсткие плечи Чонина. Он отчаянно нуждался в опоре, потому что голова шла кругом от такого вот. Бэкхён ждал всякого, но и предположить не мог, что какой-то странный поцелуй добавит градуса в кровь и живо напомнит, что Бэкхён не особенно и трезвый, с проблемами с координацией. Вот прямо сейчас у Бэкхёна точно всё кружилось даже перед закрытыми глазами. Он не пытался поймать язык Чонина или хоть уследить за ним, а просто падал в бесконечность, наполненную легчайшими и стремительными касаниями. Губы горели просто от того, что к ним прижимались губы Чонина — твёрдые, непослушные, горячие и волшебно ласковые.

Бэкхён окончательно потерял устойчивость и завалился на кровать. Чонин плюхнулся рядом, кончиками пальцев пробежался по скуле, смахнул Бэкхёну волосы со лба, огладил губы и опять поцеловал. С большим пылом, чем мгновение назад. Теперь не позволял ускользать, удерживал губы Бэкхёна и целовал так, что у Бэкхёна перед закрытыми глазами всё кружилось и сейчас, когда он лежал. Ему казалось, что и кровать ненадёжна, она топкая и иллюзорная, потому что он как будто тонул в ней.

Чонин не наваливался на него, не проталкивал колени между ног — просто лежал рядом, целовал и вёл ладонью ненавязчиво по груди, животу, бёдрам, поглаживал и едва касался, словно знакомился. Бэкхён невольно выгибался, подставлялся под касания, старался повернуться так, чтобы ладонь плотнее прилегала.

Чонин продолжал его целовать, и Бэкхён чувствовал губами, как Чонин улыбается.

Повозившись немного, Бэкхён тронул рукой плечо Чонина, легонько оттолкнул и приподнялся на локте. Ему стало интересно, и захотелось тоже познакомиться с Чонином прикосновениями. Объяснять ничего не потребовалось: Чонин облизнул твёрдые губы и замер. Не шевелился, пока Бэкхён вёл пальцами от плеча к груди, оглаживал гибкие пластины мышц, спускался на солнечное сплетение и едва касался тонко очерченных мышц на плоском животе. Контуры были не вызывающими, но чёткими, плавными. И у Чонина под гладкой бронзовой кожей пылал жар. Так горячо, словно внутри компактный ядерный реактор.

Бэкхён с лёгким смущением ощупал пальцами жёсткий бок и мысленно пересчитал рёбра. Поколебавшись, осмелился погладить бедро. Косился на вполне отлично стоящий член и боролся с собой, но проиграл любопытству. Кончиками пальцев задел толстый ствол у основания. Литые вены под подушечками искушали выразительным рельефом.

Бэкхён вёл пальцами и смотрел, как отчётливее темнеет головка, как проступает на закруглённом кончике крупная капелька. Он задел каплю пальцем. Вязкая смазка тут же прилипла к коже. Бэкхён нервно облизнул губы, уставившись на тонкую ниточку смазки, что протянулась от головки до его пальца. Снова облизнул губы и нерешительно огладил головку, заставив её влажно заблестеть тонкой плёночкой смазки.

Бэкхён терялся в собственных впечатлениях. Прежде он не придавал вот этому всему значения, но прямо сейчас понял, как можно впасть в экстаз от одного вида возбуждённого члена и увлечённо брать в рот, тщательно вылизывать и хотеть ещё и ещё.

При мысли, что он может заполучить этот вот член в себя, Бэкхёну стало адски жарко. Невыносимо жарко настолько, что он сам припал к губам Чонина, чтобы целовать. Целовал и в отчаянии думал только об одном: “Не влезет!”

При этом необъяснимое, но стойкое желание дойти до конца оставалось несокрушимым. Бэкхён хотел заняться сексом по-настоящему хотя бы один раз в жизни, чтобы…

Чтобы…

Бэкхён закусил губу и впился ногтями в широкие плечи Чонина. Чонин выжигал поцелуями на шее желание Бэкхёна, заставлял дрожать от нетерпения и выгибаться, лишь бы прильнуть к жёсткому телу, потереться, лучше ощутить влагу от крошечных капель пота и принюхаться.

Чонин пах чем-то терпким и знойным сразу. От этого запаха мысли у Бэкхёна в голове сбоили и зацикливались на осязании. Он непрестанно гладил Чонина по плечам, подставлял шею и тонкие ключицы под поцелуи и потихоньку раздвигал ноги в немой попытке намекнуть, что хочет большего. Он в самом деле хотел, чтобы Чонин потрогал его везде. Вообще везде — и там тоже. Наверное, у Бэкхёна с рождения были неправильные инстинкты, потому что мышцы не дёргало предвкушением боли или неудобства, раз уж ноги сами раздвигались перед парнем.

Бэкхён тихо застонал, едва задел членом член Чонина, зато Чонин наконец приподнялся и плавно сдвинулся, чтобы оказаться у него между ног и нависнуть сверху. Бэкхён блуждал в чувственности поцелуев и прикосновений. Бессильно закрывал глаза и таял от неги. Задерживал дыхание, едва Чонин губами прижимался к его губам или скользил по щеке, скуле, задевал кончик носа и щекотал резкими частыми выдохами. Осталось вновь вцепиться руками в широкие и чуть влажные от пота плечи, когда крупная горячая ладонь легла на бедро и сдвинулась к паху. Загрубевшая кожа на внутренней стороне ладони делала каждое касание непривычно ярким. Бэкхён несдержанно замычал Чонину в губы, как только та самая ладонь легла на ноющий член, с мягкостью соскользнула к промежности.

Бэкхён непроизвольно приподнял бёдра и попытался потереться членом о ладонь, а после хрипло застонал от приятно-неспешного нажима кончиками пальцев. Чонин трогал его всё смелее и настойчивее, вёл по гладкой коже от яичек до напряжённых мышц заднего прохода. Гладил с возбуждающей медлительностью подушечками, и даже сам Бэкхён чувствовал, как собственное тело то напряжённо сжимается, то разом бессильно обмякает. И едва Бэкхён снова обмяк, пережив волну напряжения, Чонин с пугающей ловкостью втолкнул в него палец.

Бэкхён замер, невольно сжался весь, стискивая внутренними мышцами палец, и ещё сильнее вцепился в широкие плечи. Ногтями вонзился в кожу, расцарапывая. Пытался привыкнуть к вторжению и понять, что же его так сильно ошеломляет.

Чонин неотрывно смотрел ему в глаза и плавно двигал пальцем, позволял прочувствовать осторожность касаний и твёрдый узел на стыке фаланг. На вдохах Бэкхён невольно зажимался, вздрагивал всем телом, потому что стенки плотнее смыкались вокруг узловатого пальца, а на выдохах Бэкхён расслаблялся, и тогда Чонин трогал его, поглаживал и мягко массировал.

Это повторялось снова и снова, как бесконечный цикл, пока не стало казаться естественным и желанным настолько, что Бэкхён даже не заметил, когда внутри него задвигались уже два пальца.

Чонин всё так же внимательно смотрел на него, иногда прикасался легонько губами к уголку рта, жадно ловил сбитое дыхание, но пальцы не убирал. Бэкхён поначалу пытался отслеживать всё, что Чонин делал, только вскоре сдался. Его тело не слушалось, поддавалось, подчинялось касаниям. И пусть касания были вполне себе простыми, но Бэкхён реагировал на них всё ярче и острее. Осознание, что это не он сам себя трогает, не с помощью игрушек, заставляло его подставляться и постепенно раскрываться, жадно ловить каждое ощущение, проживать и наслаждаться.

Бэкхён коротко и хрипло дышал, разметавшись на одеяле. Едва находил силы, чтобы смотреть из-под опущенных век. Он горел внутри и невыносимо хотел чего-то такого, чего прежде никогда не хотел. Уцепившись крепче за плечи Чонина, чуть приподнялся, чтобы крепкий член задел тонкую кожу на внутренней стороне бедра.

Бэкхён кое-как одной рукой дотянулся до приготовленных запасов, потом рванул зубами упаковку и сжал в ладони презерватив. В висках шумело, пульс отдавался буквально везде, а пальцы дрожали так, что Бэкхён тихо заскулил от отчаяния, сообразив, что в жизни не справится с шелковисто-скользким латексом.

Чонин отобрал у него презерватив, сел между его ног и управился сам, усилив отчаяние Бэкхёна. Он сам хотел сделать это и потрогать, пусть пальцы и дрожали, а теперь было поздно. Правда, Бэкхён тут же забыл об этом — Чонин вновь склонился над ним и позволил ухватиться за широкие плечи. Отвлёк поцелуями и ненавязчивыми касаниями и поглаживаниями. Заставил ярко пережить немую благодарность, потому что Бэкхён купался в его ласке и нежности.

С самого начала Чонин ни разу не сделал больно, не был груб или нетерпелив. Ни разу не попытался поторопить, хотя Бэкхён отлично видел и чувствовал, насколько Чонин возбуждён.

Бэкхён послушно приоткрыл рот, едва по нижней губе провели пальцем, торопливо втянул в себя воздух на вдохе и замер под пылким натиском, растворяясь в поцелуе.

Тихий стон задрожал на кончике языка, пока мышцы поддавались и расступались. Чонин сжал ладонью ногу над коленом и мягко толкнулся, входя чуть глубже. Продолжал целовать Бэкхёна, не позволял отворачиваться и медленно-медленно заполнял Бэкхёна членом.

Казалось, что до отказа. Казалось, что некуда дальше, но хотелось больше вопреки здравому смыслу.

Бэкхён задыхался, хватал ртом воздух, когда его губы отпустили наконец, всячески пытался обхватить Чонина руками и ногами надёжнее, прилипнуть кожей и вот так побыть. Чтобы слышать чужой пульс у себя внутри, чтобы дышать одним дыханием вдвоём, чтобы быть таким откровенно раскрытым и вместе с тем наполненным.

Чонин гладил его лицо кончиками пальцев, хмурился от напряжения, покусывал собственные губы и дрожал, сдерживаясь. Он шептал что-то, но Бэкхён разучился складывать звуки в слова — выходило что-то непонятное, будто Чонин говорил на иностранном языке, которого Бэкхён не знал.

Бэкхён честно старался расслабиться, но тело словно пульсировало внутри и жило собственной жизнью. Он то зажимался, стискивая гладкими стенками член внутри, то расслаблялся, чтобы снова напряжённо сжаться. Дышал в такт этим волнам, пока не выровнял немного дыхание. Вот тогда Чонин вновь припал к его губам и неожиданно качнул бёдрами, ускользнул, чтобы резко толкнуться и войти.

Размеренные движения становились быстрее, а потом — медленнее, а затем опять…

Бэкхён помотал головой, снова позволил себя поцеловать и уцепился за Чонина изо всех сил. За толчками следовало тепло, перерастало в жар. Бэкхён сам себе напоминал кусочек металла, который плавили в огне.

Ему не хватало твёрдых губ Чонина, широких плеч, влажной от пота спины, узких бёдер, что прижимались к нему, отстранялись и снова возвращались, одаривая пронизывающим жаром и почти невыносимым удовольствием.

Бэкхён скороговоркой выдыхал что-то, но далеко не сразу понял, что зовёт Чонина по имени.

Жаркие ладони на ягодицах и непрерывные толчки. Затишье, шумное дыхание, поцелуи и сводящая с ума неподвижность. Море касаний. И опять — встряска и толчки, как сердцебиение внутри и снаружи. Откровенные — долгие и короткие, обрывистые — стоны. Бэкхён будто брал ноту за нотой, всё выше и увереннее. Вскидывался, потому что толчки медленно, но неумолимо становились всё острее и чувственнее. Бэкхён после каждого почти терял разум, шёл воображаемыми трещинами, разваливался на куски и исчезал в ярком снопе света, порождённого эмоциями и впечатлениями.

Кончил он, выкрикнув имя. Звуки имени таяли на губах, пока он не дышал, льнул к Чонину и бесцельно шарил ладонями по гибкой спине. Чонин лениво сцеловывал капельки пота с его лица, отводил растрёпанные волосы со лба, гладил по виску и обжигал выдохами ухо. Бэкхён не шевелился и искал путь обратно — в реальность. Искал даже тогда, когда Чонин улёгся рядом, привёл обоих в порядок, накрыл простынёй и тихонько засопел.

Бэкхён после осторожно выскользнул из горячих объятий, уселся на краю кровати и прислушался к себе. Хотелось летать, носиться кругами и запрыгивать на стулья. В кои веки Бэкхён сунулся на кухню и даже приготовил себе нормальную еду. Намешал горячего шоколада и медленно потягивал, глядя в окно — на ночную улицу.

Очнулся Бэкхён уже за ноутбуком. Перечитывал статью, правил текст и писал дальше. Временами отвлекался на всякие предположения, касавшиеся Чонина. Попытается ли Чонин незаметно улизнуть, как проснётся, чтобы никогда больше на пути Бэкхёна не попадаться? Или же…

Бэкхён подвисал и не знал наверняка не то что реакции Чонина, а даже собственные. В конце концов, случайные связи вроде бы никогда долговечностью не отличались, да и чёрт его знает, нужна ли эта долговечность? Два едва знакомых человека…

Он вздохнул и скомочился в кресле, прикрыв глаза, прислушался к себе и слабо улыбнулся. Нет, не сожалел ни капли, но понятия не имел, что и как будет дальше.

Покончив со статьёй, Бэкхён задремал прямо в кресле, а проснулся внезапно. Пока протирал глаза, различил слабые звуки, что долетали из кухни.

Выбравшись из вороха мягких игрушек, Бэкхён подкрался к двери комнаты и полюбовался на пустую кровать. Потом бесшумно крался к кухне. Замер на пороге и уставился на Чонина. Тот в расстёгнутой рубашке торчал у окна, смотрел на залитую утренним светом улицу, потягивался и жмурился, умудряясь вместе с тем отхлёбывать чай из любимой кружки Бэкхёна. Взгляд он почуял как будто затылком, обернулся и посмотрел с тем самым странным ожиданием в глазах. Словно бы напряжённо вглядывался в каждую чёрточку лица Бэкхёна и немо поторапливал: “Ну же!”

Бэкхён не понимал ожиданий Чонина ни раньше, ни сейчас. Точно так же не понимал, как и реакцию Чонина на вопрос о трансах.

Чонин лениво смахнул со стола вторую кружку, бесшумно подошёл и протянул Бэкхёну. В кружке оказался любимый горячий шоколад, но Бэкхён не рискнул сделать и один глоток, потому что окончательно растерялся под пристальным и выжидающим взглядом Чонина. Тот смотрел сверху вниз и уже откровенно требовательно. Бэкхён невольно даже голову в плечи втянул, сбитый с толку немым и непонятным вопросом во взгляде.

Чонин шумно вздохнул, на миг закусил нижнюю губу, потом тихо спросил по-сонному хрипловатым голосом:

— Ты так и не вспомнил, да?

— Э-э? — Бэкхён от столь неожиданных слов едва не выпустил кружку из рук, непроизвольно прижал её к груди и с откровенным недоумением вылупился на Чонина. — Что не вспомнил?

— Меня, Бэкхён-и. — Чонин снова вздохнул, криво улыбнулся, неловко повёл кружкой с чаем и ещё раз вздохнул. — Совсем ничего? Вообще?

Он внезапно вскинул свободную руку, провёл по волосам пятернёй, убирая чёлку со лба, и посмотрел с тем же требовательным ожиданием во взгляде.

— А так?

Бэкхён глупо разглядывал крутой лоб, красиво прорисованные брови и не мог думать совсем.

— Ладно… — Чонин убрал руку, отвернулся, у стола помедлил, но всё же поставил кружку с тихим стуком и пробормотал: — Наверное, мне лучше уйти.

Бэкхён застыл изваянием, опознав именно эту фразу. Он уже слышал её, произнесённую тем же голосом. Давно. Сущая мелочь, но она подхлестнула память Бэкхёна, со скоростью света нарисовав картину из прошлого: караоке, обнажённый смуглый парень, любопытные взгляды со всех сторон, прохлада микрофона в руках и стянутый с головы парик.

“Не знал, что тебе так нравятся мальчики, Ким Чонин”.

Бэкхён тогда дружил с несколькими девушками из колледжа, а Чонин был поклонником одной из них. Его репутация оставляла желать лучшего, и Бэкхён уже не помнил все детали, не помнил, что именно стало причиной розыгрыша. Помнил лишь, что оказался тогда в тесной компании в виде девушки, “новенькой”, повертел хвостом, назначил свидание, на которое ничего не подозревающий Чонин согласился. Потом был весь этот глупый фарс с походом в караоке, “ты настолько же хорош без одежды, как и в одежде?”, распахнутая дверь, снятый парик и обвинение в микрофон, отлично слышное всем.

“Наверное, мне лучше уйти…”

С того самого дня их пути никогда не пересекались. Бэкхён делал подобное не раз и не два, и Чонин был всего лишь одним из многих, кто попался на крючок. Но теперь Бэкхён понимал, почему Чонин так странно смотрел на него с мгновения их новой встречи, когда он притащил стопку трусов новому соседу.

Чонин всё время ждал, что Бэкхён узнает его, вспомнит, но не вышло.

— Вот чёрт… — Бэкхён тоже подошёл к столу и поставил кружку, чтобы после потереть лицо ладонями. — Значит, это вроде как месть?

Он повернулся к Чонину и обмер от ледяного холода, поселившегося в тёмных глазах.

— Мне лучше уйти, — стальным тоном повторил Чонин, резко развернулся и вымелся из кухни, оставив Бэкхёна в гордом одиночестве и с миллионом догадок в голове.

Спохватившись, Бэкхён метнулся следом за Чонином. Тот сосредоточенно надевал ботинки и возился со шнурками, а Бэкхён не мог отвести глаз от сильных пальцев, ловко затягивающих узелок.

— Ты злишься, потому что я тебя не вспомнил? — предположил Бэкхён. — Но это ведь было когда?.. Мы даже не были знакомы. Просто мелкая и досадная…

— Спасибо, — перебил его Чонин и выпрямился с коротким смешком. — Чудесно. Буду знать, что я настолько мелок и досаден, что и помнить не обязательно. Утешительно звучит. Хотя бы нет нужды волноваться ни о чём. Всё, что со мной связано, у тебя быстро выветрится из памяти. Это — тоже.

Бэкхён и слова сказать не успел, а его уже прижали к стенке, чтобы опалить губы горячим дыханием и напористо поцеловать. Напоследок Чонин легонько потёрся кончиком носа возле правого уголка рта и отпрянул, чтобы огладить саднящие после поцелуя губы пальцем.

— Не волнуйся. Через минуту забудешь как страшный сон.

Тихо хлопнула дверь. А Бэкхён растерянно прикасался к собственным губам кончиками пальцев и пытался соображать. Губы горели и через минуту, и через две, а в голове творился натуральный бардак.

Бэкхён вообще ничего не понимал. На автопилоте вернулся в кресло, так же на автопилоте принялся перечитывать текст и машинально править где надо, после отправил черновик Чанмину, не осознавая, что именно делает, захлопнул ноутбук наконец и запустил пальцы в волосы.

Он понимал, что любому парню это пришлось бы не по вкусу: пойти на свидание с очаровательной девушкой, а потом внезапно обнаружить у неё член под юбкой. Почти все реагировали бурно и негативно, сгорали со стыда, да ещё и могли узнать Бэкхёна, потому что видели его в обоих обликах.

Бэкхён презирал таких парней, которые на лицо толком не смотрели, хотя имели отличную возможность узнать в “девушке” Бэкхёна и не опозориться. В конце концов, макияж не настолько менял Бэкхёна, чтобы его не узнавали. Обычно такие розыгрыши заканчивались для Бэкхёна короткой дракой, когда он укладывал незадачливых ловеласов носом в пол и заламывал им руки, после чего его молили о пощаде и оставляли в покое. И эти розыгрыши укрепляли Бэкхёна в циничном взгляде на мир, потому что парни велись только так, не замечая фальшивку перед собственным носом.

С Чонином вышло иначе. Чонин никогда Бэкхёна не видел, его знакомили уже с “девушкой” намеренно. И Чонин после не скандалил — просто собрал тихо шмотки и обронил всего одну фразу, ту самую. Бэкхён расценил его поведение как самое умное. Конечно, над Чонином ржали первое время, но это быстро сошло на нет, потому что он Бэкхёна не знал и повёлся именно на “красотку”. Обвинение в его случае было беспочвенным, и люди это понимали. Смешно, но терпимо.

Сам Бэкхён тогда не придал значения этому случаю, потому что всё было запущено и приняло размах игры. Это теперь он не понимал, почему тогда не остановился и не посмотрел на всё с иной стороны. После выходки с Чонином он ещё раз десять бегал на свидания, притворяясь девушкой. Последующие свидания заканчивались закономерно дракой, пока отвращение к происходящему не перевесило. И пока у Бэкхёна не появилась работа, которая позволяла делиться горьким опытом через статьи. В череде всех этих экспериментов Чонин выглядел особенным, но заметил Бэкхён это только сейчас.

Плюхнувшись на диван, Бэкхён улёгся на спину и поднял ноги, чтобы полюбоваться на пушистые тапочки. Наклонял то одну ступню, то другую, и хмурился, потому что мышиные мордочки глядели на него как будто с укором. А потом вспомнились недавний вопрос про трансов и реакция Чонина.

Но тут ожил телефон. На дисплее мигал надутый и злобный хомяк. Пришлось приложить телефон к уху и сладким голосом протянуть:

— Да, зайка моя?

— Ты совсем охренел? — тут же напустился на него Чанмин. — Что за порнография вообще?

— Так понравились снимочки? Оставь себе, у меня копии остались, — злорадно ответил Бэкхён, жмурясь от удовольствия. Снимки членов всё-таки произвели на Чанмина достойное впечатление. — Лучше скажи про статью.

— Статья идёт в номер. Позднее пришлю вариант с пометками. Но я подозреваю, что она вызовет множество новых вопросов у читателей. К последствиям готов?

— Угу, — протянул Бэкхён и ойкнул, потому что левая “мышь” свалилась со ступни и шлёпнулась ему на голову. Поймал пушистый снаряд рукой и вознамерился отшвырнуть подальше, но мышь в руке внезапно натолкнула его на стоящую мысль.

Попрощаться с Чанмином он банально забыл, отбросил телефон, шлёпнулся с дивана на пол, на четвереньках добрался до кресла и стянул на пол ноутбук.

Полчаса Бэкхён страдал и даже успел погрызть любимые ногти, чего прежде себе не позволял, зато дождался-таки многообещающего собеседника, с которым так продуктивно пообщался накануне. Как на духу выложил всю историю с розыгрышами и Чонином и принялся ждать вердикта.

— А почему ты с ним просто не поговорил?

Бэкхён даже опешил от столь простого вопроса. В самом деле, почему?

— Наверное, потому что я начал с обвинений, и он смылся от греха подальше, чтобы потом не заморачиваться проблемой сокрытия моего трупа.

— Тогда логично будет предположить: твои обвинения оказались столь далеки от истины, что он обиделся до глубины души.

— Но тогда зачем ему всё это было надо? — Бэкхён всерьёз задумался. — Разве не логично было трахнуть меня и бросить из мести?

— А ты чувствуешь себя трахнутым и проснувшимся в пустой постели? — через пару минут поинтересовался собеседник. — Слушай, я не специалист по отношениям, но если он провёл с тобой ночь и не сбежал украдкой, пока ты спал, то лучше поговорить с ним и разобраться. Если тебе это нужно. Ну а если ты хотел всего лишь секса, то забудь. Выбрось из головы и живи себе дальше — желаемое ты по-любому получил уже. Чао.

Бэкхён озадаченно почесал затылок и, отлипнув от ноутбука, плюхнулся на задницу. Сидел и смотрел в окно, размышляя над вопросами.

Трахнутым и брошенным он себя не чувствовал, пусть даже он и не спал. До утра увлечённо работал над статьёй, но у Чонина была возможность тихонько улизнуть. Только Чонин не улизнул, а ещё горячий шоколад сделал.

Бэкхён снова озадаченно почесал затылок, оправил любимый халат и решил составить план. Завалившись на диван, принялся рыться в подушках и игрушках в поисках блокнота. Плавно перебрался в кресло и обшарил его, потом поползал по полу. Спустя час Бэкхён перетряхивал уже спальню и гардероб.

Блокнот пропал с концами.

К вечеру Бэкхён облазил всю квартиру, перевернул вверх дном, но его любимый рабочий блокнот исчез. Только и удалось откопать погрызенный карандаш — рожки да ножки, оставшиеся от блокнота.

Бэкхён ещё раз обшарил всё неподалёку от того места, где нашёл карандаш, потому что карандаш и блокнот обычно были неразлучны, но фиг там был. Блокнот испарился бесследно.

Ещё Чанмин позвонил, сказал, чтобы Бэкхён поглядел пометки к статье, по мелочи подправил и вернул чистовик завтра, заодно уточнил дату выпуска. Бэкхён непривычно тихо поугукал в трубку, наскоро ополоснулся в душе и дополз до кровати. Снова пробил дно и стучал в дно с той стороны: посеял блокнот, непонятно погрызся с Чонином, сохранил в памяти ночь, которую уж точно не забыл бы…

Бэкхён грустно потрогал собственные губы, вздохнул и уткнулся в подушку. Неловко подтянул одеяло и укрылся с головой. Нужно было с чего-то начинать, но прямо сейчас он просто не знал — как и с чего.

Задремать ему всё же удалось, но показалось, что буквально на минутку. До звонка.

Бэкхён кое-как выпутался из одеяла, нашарил ступнями “мышек”, накинул халат и ошалело моргнул, осознав, что на часах всего три ночи.

Звонок повторился.

Настойчиво и с претензией.

Бэкхён едва слышно заскулил, но поплёлся отпирать. Окаменел на пороге, потому что под дверью торчал Ким Чонин собственной персоной в чёрном костюме и с влажными волосами. От него ощутимо тянуло характерным дымным запахом клуба. Бэкхён принюхался, но ноток спиртного не уловил. Впрочем, он не помнил, чтобы Чонин вообще пил что-то кроме воды или чая.

— Извини, что разбудил, — буркнул Чонин, едва двигая непослушными полными губами — из-за этого его голос звучал ещё ниже и глубже, чем обычно. — Я после работы. Вот…

Чонин сунул руку во внутренний карман пиджака, пошарил там и протянул Бэкхёну родной блокнот.

— Ты забыл его у меня. Или выронил.

Бэкхён глупо смотрел на смуглые пальцы поверх корочек блокнота и не шевелился. Тогда Чонин с настойчивостью впихнул блокнот ему в руки, развернулся и двинулся к приоткрытой коридорной двери.

— Ты… читал? — бросил ему в спину Бэкхён. Чонин помедлил, но не обернулся.

— Может быть.

— Это не то, о чём ты думаешь… то есть…

— Это неважно. Спокойной ночи.

Бэкхён раздражённо сунул блокнот в накладной карман на халате и рванул следом за Чонином. Перехватил как раз у лестницы и мёртвой хваткой вцепился в запястье.

— Послушай, я не хочу объяснять всё, что тебе будет просто неинтересно, и…

— Отпусти! — Чонин посмотрел волком.

— И оправдываться я не хочу тоже, — упрямо продолжал тараторить Бэкхён. — И говорить, ктобыл прав или не прав, и почему. Это ведь было чёрт знает когда! Но, знаешь…

— Мне надо уйти! — Чонин целеустремлённо разгибал по одному пальцы Бэкхёна.

— Знаешь, вот прямо здесь и сейчас ты мне нравишься. Слышишь? Да, вместе с твоими дурацкими трусами. Чёрт с ними. И неважно, что ты сбежал утром…

— Я не сбегал! — зарычал на него Чонин, возмущённо глядя сверху вниз. — Ты сам сказал, что…

Бэкхён решил, что лучшая защита — нападение, поэтому запрыгнул на ступеньку, ухватился за лацканы и прижался губами к губам Чонина. Поцелуй напоминал затяжной прыжок, и Бэкхён даже не помнил, как разжал пальцы и коснулся ладонями лица Чонина. Подушечки щекотно покалывало щетиной, пока пальцами Бэкхён вёл от подбородка к скулам.

— Нам надо поговорить, — задыхаясь, прошептал он Чонину в подбородок и чмокнул прямо в упрямую ямочку.

— Да уж, надо.

— Да уж, надо, — попугаем повторил Бэкхён и закрыл глаза, потому что кое-кто — и пальцем показывать не стоило — нахально запустил ладони под халат и наложил лапы на ягодицы Бэкхёна. Бэкхён подобного обращения терпеть не мог с младенчества, но разозлиться на Чонина не получалось — в его исполнении это воспринималось настолько естественным, что Бэкхён мгновенно деградировал до уровня закоренелого романтика, и ему вот совершенно не было стыдно. Ни в одном глазу.

Второй поцелуй поставил жирный крест на запланированной беседе и объяснил, почему Чонин так рвался уйти. Но теперь было поздно, а Бэкхён не видел ни одной причины, почему нельзя отложить беседу до утра, например. Он мог и дольше потерпеть.

Наверное.

— Убери оттуда… ты что творишь?!

— М-м-м?

— Нет, продолжай, но не на лестнице же! Что ты… Гр-р-р! Мой блокнот!!!

========== - 4 - ==========

миди трещит и сопротивляется, но вроде пока лезет)

Бэкхён в одной руке держал блокнот — тот едва не вывалился из кармана ещё на лестнице, а второй пытался запереть коридорную дверь, пока Чонин мягко тянул его за собой. Поскольку они при этом ещё и целовались, задача казалась невыполнимой. Уловив тихий щелчок, Бэкхён наконец отцепился от двери. Дальше их ждала не менее сложная задача — попадание в дверь квартиры с первой попытки и без прерывания поцелуя.

Или со второй.

Ну ладно, хоть с какой-нибудь.

Чонин тихо зарычал, врезавшись спиной в косяк. Бэкхён освободившейся рукой провёл по плечу и погладил между лопатками, чтобы уменьшить боль от удара. Притих, подставив губы для нового поцелуя. Украдкой пошарил рукой с блокнотом — нашарил полку и разжал пальцы. Кажется, блокнот на полку попал и не свалился никуда.

Нащупав дверную ручку, Бэкхён попробовал захлопнуть дверь. Получилось с четвёртого раза. После Чонин влетел спиной в стенку, но это не заставило его отвлечься от халата Бэкхёна. Халат наполовину с Бэкхёна сняли общими усилиями. Точнее, Чонин снимал, а Бэкхён мешал, и халат не выдержал. В рамках личной мести Бэкхён стянул с Чонина галстук и вцепился в пуговицы на рубашке. Сдирал рубашку вместе с пиджаком, напрочь позабыв о пуговицах на манжетах. Всё закономерно застряло.

Бэкхён и Чонин дружно путались минуты три в складках ткани, намертво застрявшей на запястьях. По-прежнему отвлекались на поцелуи и объятия. Пока об пол со звоном не стукнула отлетевшая пуговица. Осталось разобраться с левой рукой Чонина.

Пока разбирались, всё ещё продолжая обниматься и целоваться, и одновременно вваливаясь в гостиную, впилились в узкий шкаф. Сверху им на головы посыпались листы, кисти и всякая мелочь. А потом Бэкхён сдвинул ладонь по спине Чонина и влип пальцами в нечто густое, напоминавшее йогурт или сметану. Но в этот миг как раз удалось высвободить левую руку Чонина и уронить на пол ком из рубашки и пиджака.

Чонин тут же стянул халат совсем и обнял Бэкхёна за пояс, притянув к себе вплотную. Отклонившись назад, Бэкхён потерялся в поцелуе. Ладонями коснулся скул Чонина и отклонился ещё немного, после чего тихо засмеялся, полюбовавшись на фиолетовый отпечаток пятерни на левой скуле. Машинально провёл пальцами, перепачканными в гуаши, по щеке, дорисовал усы. Чонин поймал перепачканную ладонь, сжал в своей, фыркнул, подхватил Бэкхёна и поволок в спальню.

Через пять минут в гуаши извазюкались как черти оба, а на белой прежде простыне остались весёлые фиолетовые отпечатки ладоней и других частей тела. Бэкхён даже думать не хотел, что творилось на спине Чонина. Наверное, со шкафа свалился плохо закрытый пузырёк с краской — кажется, именно на шкаф коробку с красками Бэкхён и сунул после эпопеи с плакатом по специальному заданию Чанмина. И тут Чанмин подгадил, мерзавец!

Бэкхён зажмурился от жгучих поцелуев, крепче обхватил Чонина ногами и зарылся пальцами во влажные волосы.

— Мокрый…

— На улице… моросило… — Чонин оставил сочный фиолетовый отпечаток пятерни на бедре Бэкхёна, огладил бок, украсив его полосками, и прижался губами к ямочке меж ключиц. Бэкхён провёл ладонями по спине, окончательно размазывая по смуглой коже гуашь.

— Щекотно, — проворчал ему в шею Чонин. — Надо… поговорить…

Бэкхён потянул за волосы, прижался губами к кончику носа Чонина и торопливо выдохнул:

— Говори, если можешь, а я не могу…

Он с силой зажмурился, едва Чонин припечатал ладонь к ягодице. Живо нарисовал в воображении фиолетовый след на аппетитном фрагменте собственного тела. Тихо смеялся потом, пока Чонин шарил по нему руками и зацеловывал ключицы. Ещё немного ближе — и они оба тёрлись друг о друга, доводя желание до исступления.

Бэкхён всячески пытался достать рукой до края матраса — там он схоронил оставшиеся после первой их ночи презервативы и смазку. Чонин упрямо тянул извивавшегося всем телом Бэкхёна к себе и помечал гладкую кожу убийственно жгучими засосами. Стоило лишь подумать, что эти полные и твёрдые губы извлекали сложные мелодии из саксофона, а прямо сейчас помечали кожу красноречивыми отпечатками… Бэкхён гортанно застонал от усилившегося возбуждения.

Несмотря на все сложности, Бэкхён добрался-таки до запасов, но почти сразу они оба свалились с кровати и плюхнулись на ковёр, умудрившись в процессе замотаться в перепачканную гуашью простыню.

— Мой любимый ковёр!..

Возмущение благополучно утонуло в очередном поцелуе. Бэкхён выронил из рук презервативы и бутылочку с гелем, обхватил Чонина за шею и выгнулся, прижался животом к напряжённому телу. Скользил кончиками пальцев по сильной шее, по груди, рисуя фиолетовые линии и оглаживая в трепетной ласке.

Пока мог думать, пытался разобраться в собственных целях, потому что… Чёрт, он просто хотел. У него сердце замирало от каждого прикосновения Чонина. А от поцелуев это замирающее сердце как будто взрывалось. Разлеталось, как разбитое стекло, тысячей сверкающих осколков. Одновременно больно, но так сладко и желанно, что Бэкхён продолжал желать новых касаний и поцелуев как проклятый мазохист. Всего один кратчайший миг боли в обмен на долгие минуты тягучего наслаждения. Бэкхёна хотели, и он хотел себя сам, окрылённый собственной желанностью и чужим восхищением. Его отражение в слегка затенённых ресницами глазах Чонина было настоящим. Чонин умудрялся лучше всякого зеркала показывать, насколько Бэкхён замечательный и неповторимый.

И после, спустя четверть часа и один использованный для разогрева презерватив, Бэкхён замер в руках Чонина. Тяжело дышал, цеплялся за широкие, полосатые от краски плечи, сжимал коленями узкие бёдра и едва-едва касался ягодицами обтянутой латексом головки. Простыня обвилась вокруг них причудливо скрученным бело-фиолетовым жгутом, а Чонин мягко, но крепко удерживал Бэкхёна за пояс и прижимал к собственному худому телу, где под бронзовой кожей — в фиолетовых разводах и полосах — набухали от напряжения длинные мышцы.

Чонин ни о чём не спрашивал — просто легонько касался приоткрытым ртом подбородка Бэкхёна, обжигал выдохами, чуть тёрся шершавой от щетины щекой и так бережно иногда прижимался твёрдыми губами в намёках на поцелуи. Крупными ладонями накрывал ягодицы Бэкхёна, с плавностью впивался короткими ногтями, затем дразняще проскальзывал кончиками пальцев между, оглаживал податливые края, но не торопил. Бэкхён сам опускался на член с мучительной медлительностью: упивался тянущим ощущением в мышцах, остротой проникновения и тем, как тело поддавалось и прогибалось, чтобы член вошёл глубже. Опустившись до конца — на собственную глубину, Бэкхён замер. Коротко и рвано дышал, отчаянно сжимая ладонями жёсткие плечи. Чувствовал каждую мышцу на собственных дрожащих ногах.

Чонин медленно клонился назад. Подставил правую руку и опёрся на неё. Вот так стало значительно удобнее. Бэкхён мог держаться за плечи Чонина и двигаться сам. Непрерывно скользить по крепкому стволу вверх и вниз, самостоятельно выбирая темп и глубину. Приподнимался и опускался, сражаясь с собственным дыханием и глядя Чонину в лицо, мечтая о его губах. Откровенно задыхался, когда Чонин левой рукой касался члена и обводил кончиком пальца головку. До тесных объятий и частых соприкосновений губ.

Бэкхён тихо застонал от ощущения жара — шершавые ладони вновь на ягодицах. Чонин толкался чаще и быстрее, удерживал за бёдра, порой оглаживал подушечками растянутые членом края и сильнее притягивал к себе. Ловил губы Бэкхёна своими, умудрялся целовать глубоко и крепко. Вновь сминал ладонями ягодицы и насаживал с пылом, вынуждая Бэкхёна прогибаться сильнее в поясе, тереться грудью и животом, зажимать между ними член Бэкхёна.

Подсохшая местами на плечах Чонина краска ломалась и осыпалась под натиском пальцев Бэкхёна. Он всё чаще и чаще резкими движениями приподнимался и не находил в себе сил глушить отрывистые громкие стоны. Чувствовал раз за разом, как узкие бёдра Чонина подталкивают его, вскидывают. Как член в рваном, но непрерывном ритме бьётся в его тело: мощно раздвигает мышцы, заполняет, опаляет почти невыносимым жаром, ускользает и тут же возвращается. Чувствовал, как жар превращается в пламя, что клокочет в крови, струится по венам с немыслимой скоростью, добирается до сердца и выжигает разум.

Бэкхён завалился на ковёр, утянув за собой Чонина. Они с исступлением искали губы друг друга, пока шарили руками по бёдрам, чтобы вновь соединиться и продолжить гореть вместе.

Чонин чуть сжал зубами нижнюю губу Бэкхёна, неохотно отпустил, торопливо лизнул в правый уголок рта и приподнялся, чтобы удобнее подхватить под раскрытые перед ним бёдра и плавным движением втолкнуть член. Бэкхён с долгим стоном запрокинул голову, поймал собственные лодыжки и потянул к себе, сложившись почти пополам. Едва различал Чонина над собой — больше чувствовал горячие запястья, что касались его кожи, когда Чонин упирался выпрямленными руками в пол.

Быстрые и мощные толчки выбивали из Бэкхёна стон за стоном, пока перед глазами всё вертелось с безумной скоростью. Это напоминало бесконечный танец, когда хотелось крутиться и крутиться, и было вовсе не страшно потерять равновесие и упасть. Пускай. В этом танце голова кружилась так упоительно сладко, что хотелось больше и ещё. Рок-н-ролл в постели.

Они после лежали на полу, крепко обнявшись. Пытались отдышаться. Бэкхён боялся шевелиться. Только слабо улыбался, пока Чонин прижимал его голову к груди и размеренно перебирал пальцами спутанные волосы.

В ванную пришлось идти по-любому. Гадская гуашь ещё и не смывалась до конца. Они драили друг друга губками из последних сил, но на коже всё равно остались подозрительные фиолетовые пятна. На Бэкхёне пятна смахивали на синяки, а вот на Чонине получилось нечто и вовсе дикое. Понадеялись, что в течение дня Чонин сможет отмыться и выйти на работу в пристойном виде.

Чуть живые, они добрались до кровати, плюхнулись на свежие простыни и благополучно вырубились, отложив беседу до утра. И неважно, что будильник жизнерадостно показывал шестой час.

Бэкхён проснулся в полдень и сладко потянулся, не менее сладко зевнул и разлепил веки. Озадаченно оглядевшись, приподнялся на локте, поморгал с недоумением и пришёл к выводу, что безобразно лежит поперёк кровати, замотавшись в простыню от шеи до пояса и сверкая голыми задницей и ногами. Между прочим, лежал он в гордом одиночестве. Справа красовалась вмятина — улика против Чонина. Сам Чонин бесследно испарился.

— Здравствуй, мама, вот тебе и Рождество, — уткнувшись лицом в матрас, пробубнил Бэкхён. — Исчез с рассветом, как и положено принцу на белом коне. Отлично поговорили…

— Репетируешь речь?

Бэкхён вскинул голову и уставился на чашку с горячим шоколадом перед носом. Рядом маячило блюдце с аппетитными даже на вид круассанами.

— Скажи ещё, что сам приготовил, — недоверчиво пробормотал Бэкхён. На миг примерещилось, что он спит и видит сон, как попал в романтическое кино.

— Я могу попытаться, если тебе не жаль кухню и есть бригада пожарных под рукой, — ядовито отозвался Чонин, присев на край кровати и стянув с блюдца один круассан. — Но увы, это всё из магазина неподалёку. Заодно сделал заказ в ресторанчике дальше по улице. Доставили четверть часа назад, так что на кухне тебя ждёт и завтрак.

— Угу… — пробурчал Бэкхён с полным ртом и торопливо сцапал последний круассан, пока Чонин его не схомячил. Чонин как раз уселся на кровати, скрестив ноги. Смотрел, как Бэкхён жадно ест. Улыбался едва-едва, а после наклонился порывисто и тронул губами уголок рта Бэкхёна, слизнул крошку с кожи и столь же порывисто выпрямился, будто ничего и не было.

Покончив с круассаном и горячим шоколадом, Бэкхён небрежно вытер губы и тоже сел, плотнее закутавшись в простыню. Тяжко вздохнул, но всё же неохотно начал:

— Тот случай… Погоди, дай объяснить. — Бэкхён провёл ладонью по лицу и снова вздохнул. — Просто хочу, чтобы ты знал и представлял. Полную картину. Тот случай не был единичным. В то время я частенько делал подобное, потому что никто и никогда не смотрел. На меня не смотрел. Меня даже не узнавали. Обычно я так обходился со знакомыми, которые знали меня настоящего. Но они не узнавали меня в платье. Пялились только на фальшивые сиськи и задницу. Тебя же я не знал. Просто девчата сказали, что не мешало бы проучить одного заносчивого бабника. Я не помню деталей и что именно они о тебе говорили. Но что-то в подобном ключе. Без повода я бы не стал, ну и… Дальше ты знаешь. И я не имел в виду, что ты — незначительная мелочь. Просто… это ведь было давно. Ну кто сейчас помнит об этом? Просто глупая выходка. Все же знали, что ты просто оказался жертвой розыгрыша. Ничего такого ведь не было… Чёрт. Скажи что-нибудь.

Чонин сидел, немного склонив голову. Вроде бы слушал, хотя Бэкхён не поручился бы головой. Потом Чонин подтянул колени к груди и обхватил их руками, глянул искоса и пожал плечами.

— Я хотел повидаться с тобой. Тогда. Но возможности не было. Не знаю, что тебе сказали, но я всего лишь любил флиртовать. Дальше флирта заходило нечасто, но по обоюдному согласию и без обязательств. После того случая… мне пришлось перевестись, потому что отец поверил всем слухам. В общем, либо я доказывал, что всё это ложь и восстанавливал репутацию, либо бросал музыку и шёл по его стопам под строгим надзором. Я выбрал первый вариант и уехал в Европу. Ну а потом найти тебя у меня не было ни шанса. Мне даже толком никто не мог сказать, как тебя зовут. А может, никто и не хотел говорить. Наверное, думали, что я собираюсь тебе голову открутить. Вот так пришлось поставить крест. Пока однажды ты сам не явился с ворохом трусов и размазанной на пол-лица подводкой.

— И ты меня узнал? — не поверил Бэкхён. — Спустя столько-то лет?

— Ты почти не изменился, — пожал плечами Чонин. И Бэкхён придержал вертевшееся на языке: “Зато ты — очень даже”. Потому что Чонин в самом деле изменился — от причёски до фигуры в целом. Он и тогда был тощим и гибким, но совсем зелёным мальчишкой с гладкой смуглой кожей и открытым лбом, пытался выглядеть старше, чем есть. Эффектный и знойный. Это в нём сохранилось, но сгладилось спокойствием и надёжностью. Эдакая сонная ленца, прячущая под собой уверенность и жёсткость. Рядом с ним Бэкхён чувствовал себя как за каменной стеной. Начиная с заботливых мелочей и заканчивая особенным взглядом.

Бэкхён молча сидел и пялился на Чонина практически в упор. Находил те самые детали, которые обсуждал в сети и в статье, но отчётливо понимал, что дело вовсе не в них. Хотя чёрт его знает. Они всего лишь пару раз переспали. Круто переспали. Но никто не говорил, что это всё решит. К тому же, Бэкхён всего лишь писал об идеальном топе, а не о партнёре на всю жизнь. Аспект секса он осветил и испытал на практике, но не более того. И то, что Чонин помнил его спустя годы, тоже ничего не значило.

Ну, наверное, не значило. Мало ли, может, у Чонина просто память на лица хорошая.

Хотя это всё ерунда. Куда хуже, если кто-то вообще узнает о них и о том, что было между ними… Бэкхёна продрало ознобом.

— Тебе не нужно перед работой отдохнуть? — неуверенно спросил он.

— Намекаешь, что мне лучше уйти? — уточнил напрямик Чонин.

— Ну не то чтобы… — Бэкхён смешался под открытым взглядом Чонина и вцепился пальцами в простыню. Вёл колонку об отношениях, а сам прямо сейчас не представлял, что же ему делать. Мысли в голове спутались в нечитаемый ком, окутанный подспудным страхом, и Бэкхён попросту не мог соображать.

— Но ты сказал, что я тебе нравлюсь — я помню.

— Это было несколько часов назад, — мрачно буркнул Бэкхён, мечтая потеряться в складках простыни с концами, как иголка в стоге сена.

— Ладно. — Чонин вздохнул, сполз с кровати и бесшумно ушёл. Через пару минут тихо щёлкнул замок на входной двери.

Бэкхён зажмурился и повалился лицом вниз на кровать. Рисовал в воображении возможные сценарии и каждый из них признавал в итоге негодным. Но просто… это всё было так по-дурацки. Поговорили они спокойно и нормально, без истерик и всяких нелепостей, но только легче почему-то не становилось. В конце концов, это же попросту невозможно, ведь так? Если они будут вместе, на них все станут показывать пальцем и осуждать, и вообще… Вся жизнь псу под хвост, ведь правда?

Но один вопрос всё-таки у Бэкхёна остался: на кой чёрт Чонин хотел найти его после той выходки? Если не открутить голову, то зачем? Зачем?!

Этим вопросом Бэкхён изрядно себя измучил, пока нежился в ванне и окончательно отмывал побледневшие следы ночного безобразия. Ничего умного так и не надумал, зато весь кайф после водной процедуры сошёл на нет после звонка возмущённого Чанмина, ожидавшего полностью готовую статью. Пришлось с разбега запрыгнуть за ноутбук, открыть статью, учесть правки и довести до чистового вида. Пребывавший в раздрае Бэкхён предсказуемо кликнул на отказ от сохранения изменений. Полчаса безудержного мата и забег по второму кругу довели Бэкхёна до свирепого состояния, но таки чистовик Чанмину он отправил.

На счет прилетели денежки, и Бэкхён метнулся по магазинам. Вернулся спустя два часа вьючным осликом с месячным запасом продовольствия на случай ядерной войны, забаррикадировался и залёг в спячку. Отоспавшись впрок, целую неделю занимался мелочёвкой, бродил по квартире в наушниках и рисовал на картоне унылые пейзажики гуашью, предаваясь ностальгии по почти заброшенному увлечению. Потом любовался на опубликованную статью в электронной версии журнала и читал вопросы читателей. На некоторые отвечал сразу, ответы на прочие обдумывал долго и тщательно.

Спустя пару дней Чанмин скинул ему ссылку на статью, посвящённую скромной персоне Бэкхёна. На сей раз обошлось без скандальных и надуманных разоблачений. Автор статейки гадал на хрустальном шаре и выдвигал предположения о личности Бэкхёна.

“Старая дева” за сорок, страшная, как бегемот. Или же юная экзальтированная особа, жутко умная, но тоже страшная, как бегемот. Однозначно дама, потому что слишком уж утончённая и эстетичная. Автор статейки сподобился даже провести “анализ” стиля Бэкхёна. Хоть что-то приятное — над “анализом” Бэкхён угорал три часа кряду с хохотом до слёз. Когда перечитывал, уже икал от смеха, параллельно обсуждая по телефону с Чанмином навыки горе-аналитика и откровенно потешаясь над бедолагой. Статья в целом была из разряда тех, что Бэкхёну нравились. Его утешало, когда в нём подозревали женщину, а не строили теории о геях.

Пара дней затишья деятельного Бэкхёна подстегнула на поиски приключений. Раз уж роза цвела не зря, стоило попытать счастья. Он был предупреждён и вооружён, знал, что примерно искать, просто теперь цель отличалась.

Устроившись в ванне с неизменным блокнотом, Бэкхён принялся составлять план по экспресс-поиску второй половинки, которой предстояло быть невидимой и незаметной. Итак, половинка ему требовалась как можно быстрее, ибо двадцать семь — это не срок, но всё-таки. При этом половинке не мешало бы оказаться идеальным топом — полевые испытания показали, что Бэкхёну это точно понравится. Половинка обязана была уметь великолепно готовить, слушаться Бэкхёна, не спорить, мило улыбаться, сливаться с интерьером…

— Что ж ещё? Ага, аллергия на живность приветствуется… — Закусив кончик языка, Бэкхён убористым почерком дописал аллергию в список. — Хороший вкус. Та-а-ак… Великолепные манеры. Чтоб молчал, когда я говорю… Рано вставал и готовил завтрак. Можно в постель. Внешность… ну, не совсем уж бегемот — я либерален. Если что, есть диеты и салоны. Под моим чутким руководством любой расцветёт… Чтобы в сеть не влезал и не почитывал мои опусы. Хм… что ж упустил? Милый, добрый, терпеливый… Хм-хм… Ангел во плоти, твою-в-душу-мать!

Бэкхён разъярённо выдрал лист, смял и швырнул на пол.

— Так, сосредоточимся на Потомаке! Идеальный топ. Милый. Послушный. Неконфликтный. Завтрак в постель. Хороший вкус. Не свинтус. Шеф-повар. Джентльмен. — Поразмыслив, Бэкхён дописал в скобочках “за пределами постели”. — Любит растения и никаких животных. Неприметный. Работа на дому, чтобы никуда не ходил и на глаза соседям не попадался.

Оценив получившийся список, Бэкхён довольно кивнул, переключился на водные процедуры, а после рванул к гардеробу на всех парах. Выбрав костюм, задумался прочно над ареалом обитания предположительной половинки. “Ча-ча-ча” отпадал — там крутился Чонин. Ну да ничего — в городе полно весёлых мест, работающих до рассвета.

Бэкхён запер дверь квартиры почти в полночь и заглянул по привычке в почтовый ящик. Спугнул паучка и загубил дело всей его жизни, зато нашёл фигурку крошечной собачки из гипса, раскрашенную вручную. К шее собачки ниткой примотали короткую записку.

“Ты всегда можешь зайти на чай — буду рад тебя видеть даже без трусов (я не о том, о чём ты сейчас подумал, если ты об этом подумал — ну, ты же меня понял, да?)”

Подписи не было, но Бэкхён и без подписи сразу вычислил Чонина. Повертел в руках собачку, вздохнул и сунул обратно в ящик. Чонин проходил исключительно по четырём пунктам списка из двенадцати. Даже не шестьдесят процентов, а полный аут.

Выкинув Чонина из головы, Бэкхён направился в другой клуб, что находился не так далеко от дома. Заказал себе мохито и устроился за барной стойкой, неспешно оглядывая публику. На сцене троица музыкантов играла джаз, а посетители в основном прибывали уже парочками. Спустя полчаса ожидания Бэкхён приметил типчика, что косился на него с явным интересом. Среднего роста, худощавый, неприметный. В принципе, подходил. Оставалось только проверить на полное соответствие списку, но тут вот Бэкхён столкнулся с серьёзной проблемой: ему совершенно не хотелось этим заниматься, да и не шевелилось ничего. Ну а когда тип подобрался ближе и окинул Бэкхёна откровенным маслянистым взглядом, стало попросту противно.

Спустя пять минут тип подкатил с новой порцией мохито и присел на табурет рядом.

— За знакомство?

— А что последует за ним?

— Горячее продолжение, я надеюсь. Ты сможешь покататься долго и с ветерком. У тебя такая порочная родинка вот тут… — Тип тронул собственный правый уголок рта. — Представляю, какой незабываемый минет ты умеешь делать, детка.

Бэкхён чуть наклонился к типчику и эротично поманил его пальцем. Тот послушно придвинулся, предвкушая всем видом какую-нибудь жгучую непристойность. Бэкхён мило улыбнулся и выдохнул со всей сексуальностью, на какую был способен:

— Отхвачу под самый корень — этот минет ты в жизни не забудешь, детка моя. Усёк?

Типчик живо скрылся с глаз, а Бэкхён тоскливо вздохнул и решил половить удачу ещё с часик. Напрасно, потому что к нему никто так и не подошёл, только не совсем трезвая девушка. На часах было уже два с хвостом, поэтому Бэкхён направился домой. На улице моросило, но едва-едва, поэтому Бэкхён обошёлся без такси. За пятнадцать минут он вряд ли бы вымок до нитки под таким несерьёзным дождиком.

Но лучше бы он взял такси, потому что буквально в двадцати метрах от дома его затащили в проулок. Знакомый типчик зло улыбался, а рядом разминал руки здоровый увалень.

— Ну так что? Не передумал, детка?

Удар ногой в грудь мигом стёр мерзкую улыбочку с рожи. Типчик улетел обниматься с мусорными баками. Увальню Бэкхён попытался врезать ногой по яйцам, но тот, видимо, это уже проходил, поэтому ловко увернулся и неожиданно сунул кулаком в лицо. Бэкхён едва успел отклонить голову — только скулу и зацепило, пусть и больно. А дальше со всем разобрались без Бэкхёна. В увальня прилетел пустой мусорный бак. Оба с грохотом повалились на асфальт. Почти выкарабкавшийся из поваленных мусорных баков типчик огрёб отличный прямой в челюсть и ровнёхонько улёгся обратно в кучу, уже никуда не рыпаясь. Бэкхёна ухватили за шиворот и поволокли прочь из проулка на хорошо освещённый тротуар. Он упирался и пытался вывернуться, но держали его крепко и волокли на буксире до самой двери.

Всю дорогу Чонин мрачно молчал и смотрел так, что Бэкхёну дар речи подло изменил. В квартире Чонин первым же делом умудрился найти аптечку, а после развернул Бэкхёна лицом к зеркалу.

— О-о-ой… — с досадой протянул Бэкхён, оценив сначала размазавшуюся подводку, а потом — ссадину на скуле и наливающуюся багрянцем опухоль под ней. Крови было чуть, но несколько капель угодили на воротник голубой рубашки. Пришлось снять.

Голова у Бэкхёна не болела и не ныла, но вот под скулой при прикосновениях пощипывало и саднило.

Чонин отправил его на кровать и занялся ссадиной.

— Лёд есть?

— Сам разберусь, — немедленно зарычал оклемавшийся Бэкхён.

— В холодильнике?

— Эй, проваливай к себе, а? Я тебя о помощи вообще не просил. И это не твоё дело ни разу! Чего ты вообще пристал ко мне? Я…

Бэкхён заткнулся от неожиданности. Чонин ловко расстегнул брюки, не менее ловко перевернул его на живот, спустил брюки вместе с бельём, встряхнул, как котёнка, уложил себе на колени и безжалостно припечатал ладонь к заднице. Бэкхён охнул от изумления и недоверия. Никак не мог поверить в то, что Чонин отмочил. Ошеломление погасило волну боли и жара, хотя Чонин отнюдь не пожалел его и приложил с твёрдостью и силой.

Ладонь — жёсткая и будто раскалённая — снова неумолимо опустилась на ягодицы. Звонкий шлепок сплёлся с усилившейся и яркой болью, сорвал с губ Бэкхёна приглушённый вскрик. Кожа на месте удара полыхала, выгорала и как будто плавилась. Жар впитывался в мышцы, перетекал по венам и гнездился в самом низу живота.

На третьем шлепке Бэкхён с ужасом осознал, что вызывающе приподнимает бёдра, а ноги у него своевольно раздвигаются, словно он сам по собственной воле намеренно подставляется под ладонь Чонина и выпрашивает добавку.

Ещё удар — и Бэкхён снова вскрикнул, заёрзал у Чонина на коленях и попытался дотянуться ослабевшими руками и ногами до пола. Даже смог, но лишь беспомощно касался пальцами. Руки и ноги попросту не держали, а жар в животе клубился и нарастал вместе с пламенем, охватившим ягодицы.

Звонкий шлепок — и жжение под кожей. Ещё острее и безжалостнее. До головокружения и нелогичного желания распуститься всем телом под горячей жёсткой ладонью. Бэкхён часто и резко выдыхал, вскрикивал на очередном шлепке, а потом жадно ловил ртом неприятно колючий воздух, который на каждом судорожном вдохе высекал слёзы из глаз. Но что было намного хуже — у него пульсировал и зверски ныл член. Дошло не сразу, а лишь тогда, когда он упёрся стояком в ногу Чонина.

Бэкхён всхлипнул, осознав глубину своего падения. Чонин его шлёпал, а он возбудился от этого так быстро и мощно, как ни разу не возбуждался с помощью “Мистера Блю” или порно.

Чонин ещё и заметил всё — сразу чуть раздвинул ноги, чтобы Бэкхён не мог потереться и кончить, да и ладонью приложил опять, снова и ещё раз. Бэкхён дёрнулся, закусив губу, но тотчас вскинул бёдра повыше и попытался поёрзать. Его придержали ладонью за поясницу и провели подушечками по горящей коже. Потом слегка поцарапали короткими ногтями, вынуждая извиваться и стонать. Снова погладили.

Чонин с издевательской медлительностью водил пальцами по полыхающей заднице и слушал сбитое дыхание.

— Надеюсь, это научит тебя осторожности. А если бы бутылкой по голове приложили, что бы ты делал? Будешь смотреть по сторонам?

— Пошёл ты к…

Бэкхён чуть не взвизгнул от мощного удара по самому болючему месту, зашипел сердито и отчаянно попытался потереться напряжённым членом хоть обо что-нибудь. Но Чонин тут же жёстко зафиксировал его на месте и приложил ладонью вновь — почти без замаха, но больно. И Бэкхён ума не мог приложить, почему эта боль казалась ему такой… такой… освобождающей?

— Ты заставил меня волноваться о тебе, Бэкхён-и. Куда это годится?

— А я тебя просил обо мне волноваться? — возмутился Бэкхён и тут же часто и хрипло задышал, сдерживаясь из последних сил, чтобы жар из центра живота не перелился в член. Иначе он позорно кончил бы с багровой от шлепков задницей.

— Ты прятался от меня. — Шлепок. — Выставил за дверь. — Ещё шлепок. — И пропал с концами. — Ладонь опять прилипла к ягодице с характерным звуком, будто припаялась навеки. — А потом ты влип. — У Бэкхёна слёзы брызнули из глаз, и он чуть не задохнулся от смешанной волны боли, удовольствия и иррационального чувства парения в невесомости.

— Если ты… меня трахал… это вовсе не значит… — Бэкхён осёкся и едва не взвыл от нового удара, обрушившегося на его многострадальную в эту ночь задницу. Жаром плеснуло по ягодицам, пламя в нижней части живота окончательно обезумело, и Бэкхён с громким вскриком дёрнулся и кончил-таки. Обмяк у Чонина на коленях, слабо подёргивая конечностями, задыхаясь и пытаясь совладать с взбесившимися эмоциями. Его всё ещё потряхивало от пережитого только что оргазма, а Чонин неторопливо поглаживал его по ягодицам и пояснице шершавой ладонью с удивительной нежностью. Как будто издевался, играя на контрасте.

— Это ты пытался меня соблазнить когда-то. У тебя даже получилось. Поэтому не пытайся отвертеться от ответственности. Я слишком сильно хотел найти тебя, поэтому даже не надейся, Бён Бэкхён, что так просто от меня отделаешься. — Негромкие слова сочетались всё с теми же ласковыми поглаживаниями, а у Бэкхёна просто не осталось сил на споры.

Чонин ни черта не был милым, а уж тем более — послушным. Неконфликтный — из области фантастики. Сплошной ходячий конфликт. Завтрак в постель… Ну ладно, это Чонин мог устроить, пусть и не собственного приготовления. Хороший вкус в наличии, хотя как посмотреть, если вспомнить те ужасные суперменские трусы. Не свинтус. Не шеф-повар. И уж точно не джентльмен в постели. Насчёт растений и животных Бэкхён мог только догадываться. Неприметностью Чонин и не пах, а работал в клубе. Вывод: гори, списочек, синим пламенем. Впрочем, выбирать Бэкхёну было не из чего. Как говорится, на безрыбье и жопа — соловей. Зато “роза” Бэкхёна под ладонью Чонина расцвела в буквальном смысле слова — он отлично себе представлял насыщенный алый цвет собственной бедной задницы.

Чонин отвёл его в ванную, помог ополоснуться и приложил к полыхающим ягодицам смоченное холодной водой полотенце. Проводил обратно в спальню, уложил, заботливо поправил полотенце и укрыл. Даже в лобик поцеловал. Только что колыбельную не спел.

Когда Бэкхён проснулся, помянул недобрым словом всех предков Чонина в двадцатом колене, начиная с обезьян — в данном случае он верил Дарвину на слово. Получил завтрак в постель, но это его ничуть не смягчило, поэтому Чонин оказался безжалостно выставлен за дверь с наказом никогда не возвращаться, а ещё лучше не просто съехать нафиг, а вовсе эмигрировать в Канаду — пожизненно и без права помилования.

В почтовом ящике Бэкхён вечером обнаружил гипсового котёнка с запиской.

“Нужно поговорить, или хуже будет”.

— Ой, что ж вы такие страшные, что я вас ни капельки не боюсь? — обфырчал котёнка с запиской Бэкхён. На самом деле, боялся. Потому что Чонин мог рассказать всем, что Бэкхён — гей. И тогда точно кранты. Немного успокаивало лишь то, что за пределами постели Чонин всё же был джентльменом. Бэкхён хотя бы на это надеялся.

За неделю в почтовом ящике скопился натуральный гипсовый зоопарк в миниатюре, что навело Бэкхёна на подозрение: Чонин любит живность, а это прочерк в ещё одном пункте.

На фоне творимых Чонином безобразий никто по-прежнему не покушался на всё ещё цветущую розу Бэкхёна. Ну, кроме Чонина. Чонин покушался исправно каждый день. Пристал к хвосту, как репей.

Бэкхён уныло пытался работать над новой статьёй, но дело не шло. В итоге он неведомым образом забрёл на подозрительные сайты в сети и блуждал по ним, пока ему не пришло сообщение от того самого многообещающего собеседника, который консультировал его раньше.

— Ну как твои дела? Успехом увенчались?

— Ты об идеальном топе?

— О ком же ещё? Зверь редкий. Мне любопытно.

Бэкхён вздохнул, потёр лицо ладонями и лениво набрал:

— Посоветуй, как от него избавиться.

— Зачем?

— Да достал уже — сил никаких нет.

— Погоди-ка. Ты нашёл идеального топа и хочешь избавиться? В самом деле? Совсем сдурел?

— Нет, но он достал уже. Хочет больше, чем… просто секс. Наверное.

— Так ведь так и должно быть. Идеальный топ — это тот, кого заботит твоё удовольствие, потому что он хочет сделать тебя счастливым. А раз он этого хочет, то логично, что он должен хотеть большего, чем просто секс. Иначе он не был бы идеальным. И если такой у тебя есть, то хватай, пока он рядом, и никогда не отпускай. Дважды молния в одно место не бьёт. Упустишь раз, потом будешь локти кусать.

Бэкхён скромно промолчал, что он уже раз упустил, и молния ударила в одно место дважды. Да и какая вообще разница, если Бэкхён элементарно не желал, чтобы хоть кто-то знал о нём правду, а как эту чёртову правду спрятать, будучи в отношениях? Но от важных мыслей его отвлёк шум на балконе. Он оторопело пялился на спускающийся сверху безжизненной змеюкой пожарный рукав. Потом по этому рукаву вниз съехал Чонин собственной персоной под улюлюканье зевак на улице.

— Цветы забыл!

— И шоколад! Шоколад возьми!

— Красотка настолько хороша?

— Поцелуй! Требуем поцелуй!

Чонин ещё и помахал зевакам. Поз-з-зёр! Бэкхён выметнулся из кресла, ухватил биту и угрожающе занёс для удара.

— Эй, тихо, я только сказать кое-что хочу. — Чонин слабо улыбнулся и одёрнул чуть задравшуюся футболку. Короткие чёрные шорты не скрывали шёрстку на ногах, и Бэкхёну резко стало жарко. Он шумно сглотнул и удобнее перехватил биту.

— Это незаконное проникновение в частное жилище, вообще-то, умник. А ну лезь обратно, пока я тебя без лифта в подвал не спустил!

— Да погоди ты! — Чонин устало вздохнул и неловко взъерошил чёлку. — Знаешь, ты прав. Всё это странно и как-то не так, как быть должно. Я тут подумал… ты ничего не знаешь обо мне, а я ничего не знаю о тебе. Но это же не повод ставить на нас крест, так? Давай просто встретимся, сходим куда-нибудь, поговорим? Ничего такого, правда. Просто пообщаемся как нормальные взрослые люди, лучше друг друга узнаем и посмотрим, что из этого выйдет. Хорошо? Хотя бы один раз. Просто попытаемся. Идёт? Это же не такая большая жертва, да? И я оставлю тебя в покое, если никак совсем. Обещаю.

— Это шантаж называется, ты в курсе? — свирепо уточнил Бэкхён. Попытался угрожающе покачать битой, но едва не выронил. Тут же перехватил “оружие” удобнее и сделал суровое лицо.

— Да как хочешь называй, но я не для того хотел найти тебя, чтобы так просто остановиться. И раз уж ты сам попался у меня на пути, я не уймусь, пока есть хоть один шанс. Ну?

Бэкхён даже растерялся под тяжёлым и требовательным взглядом Чонина.

— Эй, я тебя не в постель тащу, а предлагаю просто свидание. Что в этом такого страшного? Можно встретиться там, где всегда полно народа, чтобы тебе было спокойнее.

Ну да, конечно, можно подумать, Бэкхёна пугала перспектива оказаться с Чонином в одной постели. А вот ни черта. Куда больше его пугала перспектива…

Бэкхён застыл, едва чётко сформулировал для себя собственные опасения. Он привык жить один, плохо представлял себе, как люди выстраивали отношения, и опасался, что попросту не уживётся ни с кем. И это не говоря уж о том, как люди в принципе относились к нестандартным ближним. Ещё и характер у Бэкхёна был отнюдь не сахарный. У Чонина, как видно, не лучше. И Бэкхёна вообще никто и никогда по заднице не шлёпал и о нём не волновался, а Чонин вот волновался и так отшлёпал, что Бэкхён обкончал ему брюки. Ну и Бэкхён сомневался в искренности тех чувств, что Чонин к нему питал. А Чонин наверняка что-то да питал, иначе что это вообще за фигня и домогательства средь бела дня?

— Ты вечером же на работу, да? — пробормотал Бэкхён.

— Угу. Мы можем утром встретиться, если…

— Нет, — решительно перебил Бэкхён. — Ты когда заканчиваешь?

— В три ночи, но это же… — Чонин выглядел сбитым с толка, и Бэкхёну это определённо нравилось — давало преимущество. Он решил по-быстрому отвертеться, раз выпала возможность.

— Я приду в клуб в три. Там и посидим. Как раз тихо и спокойно будет. Народа в это время мало. Всё, теперь лезь обратно. Хотя нет…

Бэкхён довёл довольного Чонина до двери и выставил из квартиры.

— Ага, жди до морковкина заговенья, супермен чёртов.

С чистой совестью Бэкхён заперся, высунулся на балкон и убедился, что Чонин смотал пожарный рукав. После запихал биту под кровать — на всякий случай — и залёг в спячку.

После чёртовой статьи жизнь как будто под откос пошла, и Бэкхён не испытывал ни малейшего желания решать возникшие проблемы. Он нашёл идеального топа, но интуиция здраво подсказывала ему, что гармония в постели и гармония в жизни — это разные вещи. Что бы там ни плёл тот кадр в сети, Бэкхён попросту не верил, что Чонину это надо. В конце концов, в прошлом Бэкхён круто Чонина подставил, и куда логичнее на этом фоне выглядели недобрые намерения, чем любовь до гроба. Любовь до гроба жила в книжках и романтическом кино, а в жизни… в жизни всё куда прозаичнее, не считая осуждения общества.

Бэкхён осторожно погладил себя ладонью по заднице и вздохнул. Радости секса, конечно, весили немало, но разбитое сердце того не стоило. Особенно потому, что никто и никогда не смотрел на лицо и на человека — это Бэкхён хорошо выучил за прожитые годы. Исключение в виде Чонина Бэкхён предпочёл проигнорировать.

За эти годы Бэкхён привык к собственной устричной раковине, не желал её ломать и оставаться без защиты. Под прикрытием созданной им брони ему было уютно, тепло и надёжно. И как бы сильно ему ни* хотелось сделать новый шаг вперёд, как бы сильно его ни тянуло к Чонину, страх потерять всё, что было сейчас, перевешивал и не позволял окончательно поддаться искушению. А Чанмин мог идти в задницу со своими “против ветра” и прочими советиками. И наплевать, насколько он прав.

* Пожалуйста, не надо поправлять в ПБ. Правило таково: конструкции с местоименными словами и частицей ни (часто — с предшествующей частицей бы) всегда являются частью уступительных придаточных предложений. Поэтому НИ - правильно. НЕ - ошибка (с) Грамота.Ру

========== - 5 - ==========

Комментарий к - 5 -

OST - https://vk.com/audios-79961496?album_id=84250289

https://vk.com/kofapeszy?w=wall-79961496_17371

https://pp.userapi.com/c638328/v638328763/2e81a/7ft5AZgk2rc.jpg - обложка

держим крестики - я должен кончить до 70 страницы, иначе меня ждёт ад для вомбатов и макси. Из музыки Passion и Fall In Love - уникальные микс-композиции специально для этого фика.

Бэкхён не собирался просыпаться и идти в “Ча-ча-ча”, но спохватился уже на полпути. Возвращаться было глупо, но говорить с Чонином не хотелось по-прежнему. Сейчас он напоминал Бэкхёну сказку с хорошим финалом, а если занавес вновь поднять, то не обернётся ли это… Быть может, как раз лучше всего сохранить именно сказку? Просто событие, после которого у Бэкхёна остались бы хорошие воспоминания. И не больше.

Поколебавшись, он свернул к служебному ходу клуба. Из охраны как раз Пондэ работал, которому Бэкхён как-то помогал унимать буйного посетителя. Пондэ благосклонно кивнул Бэкхёну и разрешил подняться на закрытуюгалерею. Свет там не горел, и Бэкхён пару раз ругнулся сквозь зубы, когда едва не сверзился, споткнувшись о коробки. В этой части клуба всё переделывали уже с месяц, поэтому на галерею никого не пускали, зато отсюда можно было смотреть на столики внизу, круглую сцену, барную стойку, танцевальную площадку и игорный угол.

Полосатик протирал стаканы, лениво переговариваясь с парой официантов, потягивавших кофе, у дальней стены сидела троица служащих и тихо сплетничала о начальстве компании, небось, а на сцене из музыкантов только Чонин и остался. Сидел на краю высокого табурета, держал саксофон и поглядывал на большие часы над барной стойкой.

Бэкхён как раз на десять минут опоздал.

Чонин плавно повернул голову влево и расстегнул верхнюю пуговицу на белой рубашке, снова глянул на часы и понурился. Водил узловатыми пальцами по перламутровым клавишам, иногда поглаживал эску. Потом вновь вскинул голову — пятнадцать минут четвёртого, и он медленно поднялся с табурета.

Бэкхён решил, что Чонин сейчас уйдёт, и можно будет спуститься вниз, чтобы взять стакан мохито.

Ошибся.

У края сцены Чонин остановился, выпрямился, расправив плечи, сделал глубокий вдох и уверенно подхватил саксофон. Бэкхён подался вперёд, оперевшись локтями на перила, чтобы лучше разглядеть, как Чонин на миг с силой сжал губы, расслабил, а потом слегка подвигал нижней челюстью из стороны в сторону. Бэкхён даже попытался повторить это, но у него не получилось — мощности лицевых мышц явно не хватало.

Чонин поднёс к губам мундштук, помедлил. Бэкхён затаил дыхание: он лишь раз слышал, как играл Чонин, да и то тогда даже не вслушивался. Ещё Бэкхён знал, что звучание саксофона не совпадает с нотной записью. В зависимости от вида инструмента случается расхождение, поэтому для игры на саксофоне нужны не только твёрдые музыкальные знания, но и безупречный слух. И это уж не говоря о безупречном взаимодействии осанки, пальцев, языка, губ, лицевых мышц и дыхания.

Чонин коснулся верхней губой края мундштука и прикрыл глаза. Нежно-бархатный звук поплыл по залу. Негромкий. Низкие ноты после короткой паузы сменились более высокими, посмелее. Полосатик и официанты у стойки притихли, устремив взгляды на сцену.

Чонин играл с закрытыми глазами. Плавно изогнутые узловатые пальцы скользили по перламутру. Высокие ноты прятались в бархате низких. Саксофон то звучал чисто и звонко, то успокаивал ласковой хрипотцой.

Бэкхён стоял, закусив губу. Смотрел на безупречную осанку Чонина и думал, что мелодия, которую дарил саксофон, похожа на утренний туман, медленно окутывающий весь зал. Звуки стелились над полом, а потом взмывали под потолок. То густые, как облака, то прозрачные, как хрусталь.

Почти повиснув на перилах, Бэкхён слушал и пытался поймать разбегающиеся в звуках мысли. Потому что Чонин не походил на тех людей, что встречались на его пути. Чонин необъяснимо отличался, и Бэкхёну просто не хватало сил, чтобы сопротивляться притяжению. Даже в переменчивых звуках мелодии Бэкхёну чудилось: “Иди ко мне, не бойся”. Но укреплённая опытом циничность осаживала Бэкхёна: “Это лишь сиюминутное желание, красивый момент, который скоро закончится. Любовь — это только мираж для романтиков, а на деле это не больше чем болезнь и привычка. Поддайся, но потом ты будешь скулить побитой собакой, подыхая от боли и новых разочарований. Это того стоит?”

Бэкхён не знал, стоит или нет, но так и подмывало поддаться. Лишь вцепившиеся в перила намертво пальцы останавливали порыв сорваться с места и кинуться к сцене поближе. Оцепенение и страх — останавливали. Бэкхён не хотел, чтобы снова было так, как прежде.

Волшебство закончилось так непростительно быстро. После долгих финальных нот Чонин отнял мундштук от губ, немного постоял и знакомо глянул на часы. Ушёл со сцены, чтобы вскоре вернуться уже без саксофона и в небрежно наброшенном на широкие плечи пиджаке.

Бэкхён оставался наверху и наблюдал за сидевшим у стойки Чонином до четырёх утра. Не думал ни о чём — не мог. Слушал в голове непрерывно ту самую мелодию, что Чонин недавно играл: мягко-печальную, туманно-светлую. И Бэкхён старательно вспоминал минувшие события, но Чонин изменился. Раньше был тощим тёмным пострелом и зелёным юнцом, а прямо сейчас у стойки сидел молодой мужчина в классическом костюме — породистый и строгий, смахивающий на маститого юриста, политика или владельца крупной компании. Пожалуй, неизменными остались серьёзность, вдумчивость и прекрасные манеры — тогда, много лет назад, Чонин ими тоже щеголял и не позволял себе скабрезных выходок, как прочие.

Чонин устало провёл ладонью по лицу, тепло попрощался с Полосатиком и направился к двери. Бэкхён выждал немного и принялся выбираться к выходу. На улице вновь моросило, а Чонин ровным шагом двигался к повороту. Как только он исчез за углом, Бэкхён смахнул с волос капельки и побрёл следом. Время от времени он то ускорялся, то замедлялся, стараясь идти так, чтобы Чонин его не замечал. Сам же предпочитал держать Чонина в поле зрения. Предположил, что Чонин забежит куда-нибудь перекусить или купить перекус домой, но прогадал. Так спустя четверть часа они добрались до дома.

Подниматься по лестнице было волнительно — Чонин ступал совершенно беззвучно, и Бэкхён его совсем не слышал. На своём этаже Бэкхён задержался, но сверху вроде бы шумели, потому он, крадучись, принялся подниматься по ступеням. Различил женский голос, а после приник к неплотно прикрытой коридорной двери на этаже Чонина.

— …знаете! Просто не хотите говорить и покрываете!

— Вовсе нет. — Бэкхён чуть по двери не распластался всем телом, опознав спокойный низкий голос Чонина. — Я не так давно въехал и с предыдущим жильцом никогда не встречался. Если хотите, можете зайти и сами убедиться. Думаю, вам стоит повидаться с соседями. Они могут что-то знать. Или он мог попросить их передать вам что-нибудь. Зайдёте?

— Я не… нет… — Женский голос сорвался на всхлипы.

— Вот, возьмите.

— Спасибо.

— Хотите чашку чая? Вы тут, что же, всю ночь просидели? Не замёрзли?

— Нет… со мной всё в порядке. Спасибо.

Бэкхён ойкнул от неожиданности, когда дверь долбанула его по лбу.

— Извините… — пробормотала та самая девица, что в прошлый раз отвесила ему пощёчину. Она прижимала к глазам белоснежный платок и на Бэкхёна даже толком не взглянула. Зато на Бэкхёна взглянул Чонин и нахмурился.

— Гм… — Бэкхён потёр ушибленный лоб и неловко улыбнулся — возможность подловить Чонина на грязной игре канула в Лету. — Поговорим?

— Доброй ночи, — отрезал Чонин, отпер дверь и перешагнул через порог. Бэкхён стартовал с места и успел просунуть ступню между косяком и дверью, помешав Чонину запереться в квартире.

— Эй! Чонин…

— Я прождал тебя целый час после работы и хочу спать, — холодно отметил Чонин и слегка пнул по носку ботинка.

— Я пришёл, но застеснялся, — выпалил Бэкхён. — Подумал, что лучше посидеть у тебя.

— Сразу не мог сказать?

— Ну не мог же я при всех подойти к тебе. Я же застеснялся.

— Это ты-то?

— Это я-то. Чонин, ну?..

— Я не хочу сейчас с тобой разговаривать. Я сплю.

— Ты не спишь. Ты стоишь вообще-то.

— Иди домой. Я устал.

Бэкхён всё-таки подналёг на дверь и ввалился в прихожую. Чонин вздохнул, захлопнул дверь, стянул ботинки и убрёл в дальнюю комнату.

— Чашечку чая можно? — поинтересовался Бэкхён, распутывая шнурки.

— Сам делай. Я сплю, — донеслось из комнаты.

Бэкхён поплёлся делать себе чай. Нашёл чайник без проблем, включил. А вот чай пришлось поискать, как и чашки. Впрочем, заниматься чаем он таки не стал, а двинулся на экскурсию по квартире, стараясь всюду сунуть любопытный нос. Чонин торчал в ванной — там шумела вода.

В ближайшей комнате горел слабый свет. Там красовался большой стол, заставленный тремя мониторами, а рядом со столом торчал синтезатор. На полу змеились и клубились цветные провода, по углам комнаты ютились динамики. На подоконнике ровными стопками высились книги и нотные тетради, и даже валялась сложенная подставка для нот. На углу стола со стороны синтезатора Бэкхён увидел деревянный конус метронома.

В целом комната казалась пустоватой, но Бэкхён подозревал, что так и задумано. Он рискнул сунуться в соседнюю комнату и оценил её как гостиную, хотя там ещё грудились неразобранные коробки. В спальне тоже было пустовато: свёрнутый матрас на полу с подушкой внутри да шкаф, очертания которого терялись в сумраке.

Чонин проскользнул мимо Бэкхёна, обдав ароматной смесью чего-то горячего и ярко-апельсинового, ловко раскатал матрас, а через миг затих под тонким одеялом. Бэкхён даже растерялся, потому что хозяин нагло вознамерился спать при живом госте. Возмущение в этом случае выглядело глупым, ведь Чонин задержался по вине Бэкхёна, и это именно Бэкхёну не хватило духа подойти в клубе и просто поговорить. В некоторой степени Чонин был прав — это же просто встреча и беседа, и лишь сам Бэкхён знал, насколько это бессмысленно. А обвинить Чонина в непонимании Бэкхён не мог, ведь они в самом деле почти ничего друг о друге не знали.

Он тяжело вздохнул, неловко потоптался на месте, после подошёл и уселся прямо на пол у матраса. Пальцы не слушались и даже не гнулись, пока он расстёгивал пиджак и косился на влажные тёмные волосы и спрятанную под одеялом спину. Покончив с пуговицами, Бэкхён стянул пиджак и небрежно бросил на пол, подтянул брючины, согнул ноги в коленях и обхватил их руками, крепко сцепив ладони в замок. Нервно сглотнул, после облизнул пересохшие от волнения губы.

— Я всегда знал, чем отличаюсь от большинства. — Голос тоже не слушался и звучал чересчур тихо в сумраке комнаты, но Бэкхёна это не остановило. Раз уж начал, то стоило продолжать. — Когда я говорю, что знал это с младенчества, это не такое уж и преувеличение. Я не любитель спорта и всяких игр, но мне всегда нравилось проводить время с другими мальчишками. Я записывался во все команды, какие мог, даже если не умел толком играть. Ты не подумай, я не делал ничего такого. Ничего грязного или недостойного. Я просто хотел быть там, где много мальчишек. Мне нравилось слышать их голоса, шутливые перебранки, разговоры о том и другом, иногда просто прикасаться и смотреть. Это всё выглядело вполне естественным, и меня лишь считали хорошим другом. Никто и ничего не подозревал.

Бэкхён помолчал немного, собираясь с силами.

— Но всё хорошее не может длиться вечно. В моём случае всё закончилось довольно глупо и нелепо, зато при всех и на занятии. Я даже не помню деталей — слишком был ошеломлён сам. Помню, что мы смотрели на статуи. Древняя Греция или Рим. И когда госпожа Ким показала одну из статуй с обнажённым юношей, я просто не справился. Идиотизм, да? Но я в самом деле не смог, это было сильнее меня. Дело даже не в том, что статуя была красивой, а, наверное, в качестве изображения, когда видно было, с какой любовью её сделали. Не знаю. Просто это было на весь тёмный экран и как настоящее, живое. Меня в один миг накрыло с головой, а потом я стоял, все на меня смотрели… это было как в кошмаре. Ещё и форма светлая, и… В общем, ситуация сложилась настолько однозначная, что поправить её было невозможно ничем и никак. Банально, верно? Я был не единственным подростком, который так облажался, но только у меня причина выходила за границы нормы. Потому что я при этом пялился на изображение нагого парня. Это стало началом моего персонального ада.

Бэкхён ещё плотнее сплёл пальцы, с силой сжал и закусил губу. Миллион раз он рассказывал себе всё это в мыслях, но ещё ни разу не говорил никому. И сейчас, когда он говорил об этом вслух, всё выглядело ещё глупее и нелепее, а Чонин молча лежал на матрасе, завернувшись в одеяло. Бэкхён понятия не имел, слушал он или уже уснул, но слова сами просились на язык. И прямо сейчас Бэкхён хорошо представлял себе, в чём сила таинства исповеди у христиан.

— После того случая… от меня отвернулись все, считай. После игр или занятий в спортзале я приходил в раздевалку и уже заранее знал, что кто-нибудь непременно открыл мой шкафчик. Туда подбрасывали презервативы, писали похабные надписи или наклеивали не менее похабные картинки, а одежду портили, оставляя мне женское бельё, топик и короткую юбку, или девчачью школьную форму. Выбор был невелик — или оставаться голым, или надевать женскую одежду. Даже когда я носил всё с собой, это слабо помогало. В душевой всё равно нормальную одежду кто-нибудь утаскивал и оставлял женские тряпки. А когда я выскакивал в женской одежде, мечтая поскорее убраться домой и переодеться, меня все снимали, чтобы после развесить снимки на всех стендах и в туалетах для мальчиков. Всего одно событие — и я стал изгоем. Когда это ударило по успеваемости, и мне влетело по первое число дома, я разозлился. Наверное, я просто не тот человек, который мог терпеть и молчать. В меня будто бес вселился. Я много занимался сам и ходил на занятия по хапкидо, несмотря на насмешки и издевательства. Я упорно старался защищать себя и превзойти других. Даже смог. Не сразу, но постепенно у меня получалось. Смешно, что девчонки относились ко мне лучше. Среди них хватало тех, кто тоже насмехался и пытался оскорбить, но их было намного меньше. И как раз в старшей школе я рискнул пойти на розыгрыш. Обиднее всего было, что парни в самом деле меня не узнавали. Они не притворялись. Они видели моё лицо, но смотрели не на него. Некоторых из них даже член под юбкой не смущал — им было всё равно. Они все поголовно считали, что это я виноват. Что я их обманул. Порывались либо избить, либо… Хотя я ведь не прятался. Я всего лишь выглядел девушкой, но моё лицо-то они знали. Если бы они смотрели на него, они бы не оказывались в дурацкой ситуации. Но они не смотрели. Они заранее считали, что я хуже всех только потому, что мне нравились парни. В глазах всех я был отбросом только поэтому. И уже неважно было, что я умею, что знаю и что могу. Они клеймили меня только потому, что я гей, а значит, отличаюсь от них. Словно я перестал быть человеком.

Бэкхён с усилием расцепил руки и потёр лицо ладонями.

— С тобой получилось всё иначе, но я ничего не знал о тебе и больше не встречал, поэтому выбросил из головы. Хотя меня тогда это всё же натолкнуло на мысль, что всё могло бы быть иначе, если бы никто не узнал правду. Если бы это так и осталось скрытым, ко мне относились бы по-прежнему. Даже сейчас ко мне относятся нормально, когда не знают. Но когда знают… — Бэкхён вздохнул. — Я не хочу, чтобы меня пожалели или мне посочувствовали. Просто… я теперь это понимаю. Понимаю, почему мир именно такой, почему люди именно такие, и почему таким, как я, светит только одиночество. Это не значит, что я этого хочу, но на что мне рассчитывать, если все вокруг всё скрывают, чтобы защититься? Я ведь и сам такой. Я тоже всё скрываю, чтобы защититься. Не потому, что я боюсь боли, но жить только с болью — это тоже не вариант. Мне третий десяток, Чонин. Я уже не тот, кто мог бы рискнуть всем ради мимолётности. Я хочу намного больше, но это невозможно для меня, ты ведь понимаешь? Я не хочу себе такой жизни до конца дней — в постоянной борьбе со стенами презрения и непонимания. И сейчас мне всё чаще кажется, что лучше возвращаться только в свой дом, пусть и пустой, чем обманываться миражами, всем ради них рисковать и прятаться от мира, который не понимает и презирает. Стабильная реальность лучше обманки, какой бы блестящей и красивой она ни была.

Бэкхён поёжился и снова скомочился, обняв колени.

— Я и тебя понимаю. Я даже ничего не имею против твоей жажды мести, если она есть. А она должна быть, потому что ты во всём этом не участвовал, наша встреча была случайной от начала до конца. Но в мести просто нет нужды. Ты всё равно не можешь сделать мне хуже, чем уже есть. Вот… — Бэкхён облизнул губы и прикрыл глаза. — Вот то, что я хотел тебе сказать…

Бэкхён сдавленно пискнул от неожиданности, потому что его бесцеремонно сгребли и утащили под одеяло, прижали спиной к груди, обхватили за пояс и согрели ухо шёпотом:

— Просто заткнись и спи, дурак. Тоже мне, всезнайка хренов.

Короткое копошение завершилось тем, что Бэкхён замер лицом к лицу с Чонином и осторожно выдохнул.

— Я в святых не верю, знаешь ли, так что… — Чонин зажал ему рот ладонью.

— Не претендую, потому что я тогда очень даже обиделся. Просто не имею привычки перекладывать собственную вину на чужие плечи. Ты мне пистолетом не угрожал, я сам повёлся и на свидание позвал, сам заинтересовался и пошёл у тебя на поводу, сам закрыл глаза на несоответствия. Соблазнитель из тебя никакой, поэтому соблазнился я сам. И мне как-то надо было пережить собственный интерес к парню, потому что ничем таким раньше я не занимался и полагал, что мне это несвойственно. Да так и было. И не пыхти возмущённо, я правду говорю. Потом было, конечно, но после тебя это пережить оказалось легче, да и всё не то. Но вот кое в чём ты прав… — Чонин помедлил и аккуратно убрал ладонь с лица Бэкхёна. — Я до сих пор помню, как ты без колебаний стянул с головы парик и так спокойно признался, что ты не девушка. В жизни бы не подумал, что ты боишься. Это было как вызов. Тебе словно было наплевать, кто и что там подумает — ты просто гордился, что нравишься мне. Стоял себе в платье и без парика и ничего не боялся. Я после ни разу такого не видел. Ты ведь ни капельки не стыдился тогда, а все смотрели и молчали, и боялись, а ты — нет.

— Но это только…

— Это всё неважно, — отрезал Чонин и плотнее прижал Бэкхёна к себе. — Никому нет дела до твоей личной жизни аж настолько. Поэтому и смысла нет скрывать. Просто говори без подробностей и деталей, а люди сами додумают то, что додумать захотят. Я — прямое тому подтверждение. Всегда говорю общее, а люди сами додумывают частное и считают, что в моей постели были только девушки, а намёков на иное не видят даже в упор. Это просто. Людей заботят они сами больше, чем что-то иное, а исключения попадаются чертовски редко. Теперь успокойся и спи, потом поговорим, если захочешь.

Бэкхён уткнулся Чонину в грудь и послушно унялся. Подумать было о чём, правда, мысли прихотливо скользили по краю сознания так, что поймать их и притормозить для вникания не удавалось. Поэтому Бэкхён с чистой совестью уснул, влипнув с головой в знойно-апельсиновый запах Чонина.

Проснулся он в одиночестве, умудрившись во сне наполовину сползти с матраса. Всё-таки матрас у Чонина оказался жестковат, да ещё и слишком узкий. А вот пиджак с пола куда-то подевался с концами. Бэкхён прошлёпал босыми ступнями по коридору, покрутил головой, но в квартире царила тишина, так что он сунулся в ванную, чтобы освежиться и прийти в себя. Нашёл там синий банный халат, поразмыслил и полез под душ. После душа завернулся в халат, утонув в приятной телу ткани и запахе Чонина. С робостью выглянул в коридор, проверил спальню, гостиную и напоследок осторожно приоткрыл дверь той комнаты, где кроме стола ничего толком не было.

Чонин как раз за столом и торчал. Развалился в кресле, придерживая кончиками пальцев наушники. Время от времени прикасался к клавишам и пристально смотрел на центральный монитор. На углу стола ближе к двери валялись разрисованные и исчерченные листы.

Чонин забрался в кресло с ногами, прикрыл глаза и принялся постукивать пальцами правой руки по колену, отбивая неслышный Бэкхёну ритм.

Долго Бэкхён не выдержал и двинулся к столу. Крался осторожно, но пару раз едва не запутался в проводах и не вспахал носом пол, но добрался до цели живым и поглазел на мониторы. Там быстро изгибались цветные линии, менялись постоянно какие-то числа, выстраивались графики и мигали окошки с нотными линейками. Бэкхён так засмотрелся, что задохнулся от испуга, когда его сгребли. Через миг он сидел у Чонина на коленях, а тот стягивал с головы наушники и хищно улыбался.

— Выспался?

— Угу. Что ты делаешь? — Он неловко ткнул пальцем в сторону мониторов.

— Трек для фильма. Заказ. В пятницу надо отдавать готовый вариант. — Чонин провёл невесомо губами по шее Бэкхёна, вызвав волну лёгкой паники. Не придумав ничего лучше, Бэкхён сдавленно брякнул:

— А послушать можно?

— Я ещё не отшлифовал. Это просто черновик.

— Но всё-таки? — Бэкхён упёрся из вредности. — Я даже не представляю себе это. Ты же просто сидишь перед компом, а не играешь на чём-нибудь. Как ты его вообще делаешь?

— Это просто, — с тихим смешком отозвался Чонин, крепче ухватил его за пояс и слегка боднул лбом в плечо. — Я записал фрагменты на разных инструментах, а теперь свожу. Мне нужен всего лишь кусок на полторы минуты.

— Всё равно не представляю. Музыка ведь должна быть музыкой, так? Как можно слепить музыку из кусочков не пойми чего? Как называется хоть?

— Страсть. Ладно, сейчас включу. — Чонин дотянулся до клавиатуры, переключился с наушников на динамики и запустил трек. Начинался он с фортепианных переборов, негромко и робко, с неровными паузами, и Бэкхён подумывал ляпнуть что-нибудь ехидное, но тут же обломался на стремительной волне ударных и нарастающем рычании бас-гитары. А дальше всё походило на взвивающуюся до небес стену пламени из музыки.

При повторном прослушивании до Бэкхёна дошло, что это было: замирающее в предвкушении сердце, сомнения и надежды, взрыв, бешеный пульс и перебои временами с безуспешными попытками унять пламя, а под конец — удары сердца замедлялись вместе с замедляющимися ударными. Страсть как она есть, хотя бы в представлении Бэкхёна.

— Здорово, — выдохнул он со смущением, когда Чонин выключил трек. — И ты всё это сам? И на гитаре?

— Обижаешь. У меня широкопрофильное образование, — проворчал Чонин. — Всё равно как музыкант я не звезда и всегда это знал, поэтому писать музыку для меня разумнее. Чтобы записывать прикладные треки, особое мастерство в исполнении не требуется. Тут главное — держать и компоновать всё в голове, представлять, как это будет звучать в сведённом виде, а там музыканты получше меня сыграют.

— Но всё равно, — отмахнулся Бэкхён. — Это же тебе всё надо представить, продумать и придумать… А можно мне взять себе эту музыку? Вот эту конкретную? Просто слушать?

Чонин пожал плечами.

— Ну если тебе нравится…

— Очень, — выдохнул Бэкхён и отвернулся, чтобы спрятаться от взгляда Чонина.

— Обожаю, когда ты смущаешься, — пробормотал Чонин, вновь скользнув губами по его шее. — Затишье перед бурей.

— Где это я смущаюсь?! — тут же зафырчал Бэкхён и завертелся у Чонина на коленях, но мгновенно затих, сообразив…

— Ещё так повертишься, узнаешь и не такое.

— Извращенец, — неубедительно протянул Бэкхён, всячески стараясь скрыть собственное удовлетворение — ему нравилось, как он действовал на Чонина. Да и кому вообще могло не нравиться восхищение и желание, особенно если объект желания и восхищения — ты сам?

— Надо бы завтрак заказать.

— Скорее, ужин, — поправил Чонин и выразительно ткнул на мониторе курсором на часы. — Можем пойти куда-нибудь. Мне всё равно на работу через два часа.

Бэкхён белкой метнулся на этаж ниже — к себе, чтобы переодеться и навести лоск. Вот на улице он поначалу дёргался и озирался, как и в ресторанчике. Всё боялся косых взглядов и предположений людей вокруг. Но на них смотрели вполне себе нормально. Даже когда у Чонина мозг замкнуло, и он быстро поцеловал Бэкхёна под прикрытием журнала, никто и ничего не заметил.

— Я же говорил. Не трясись ты так. У каждого своя скорлупа, и можешь мне поверить, далеко не все думают исключениями из привычных правил.

Продолжению беседы помешал звонок. Звонил Чанмин по поводу следующей статьи. Бэкхён кое-как жестами и мимикой объяснил Чонину, что это надолго, в итоге остался в ресторане один.

— Нужна животрепещущая тема, — вещал Чанмин. — Нужно что-то такое, что будет не хуже прошлой статьи. Всколыхни болото, дитя моё. У тебя четыре часа, чтобы придумать тему, от которой я лягу и уже не встану.

— Через четыре часа будет полночь! — возмущённо зарычал в трубку Бэкхён. — И почему это я должен страдать над, прошу заметить, твоей проблемой?

— Колонка твоя — проблема твоя. А мне нужен рейтинг. Отзвонись через четыре часа с забойной темой или ищи себе новую работу.

— Что?! — взревел умирающим слоном Бэкхён.

— Только совет был. Там прищемили хвост мне, значит, теперь я прищемлю хвост тебе. Или в полночь ты сделаешь мне карету из тыквы, или попрёшься на бал в чём мать родила.

— А ты мне потом выдашь хрустальный башмачок?

— Туфельку, комик. Прямо в зубы. — Чанмин помолчал и продолжил уже серьёзным тоном: — Кроме шуток, Бэкхён-и. Ты не хуже меня знаешь, какой ажиотаж был вокруг твоей колонки. Ещё год назад хотя бы. Но потом ты сдал и сильно. Затяжная депрессия, дитя моё, никому не идёт на пользу. Рейтинг упал ниже плинтуса. Вспомни те три месяца подряд, когда ты почти не получал писем от читателей. Чтоб ты знал — на совете собирались прикрыть твою лавочку вообще. Если бы не успех твоей последней статьи об идеальном топе, так оно и было бы. А теперь, Бэкхён-и, ты обязан доказать, что это не было случайностью. В противном случае колонку прикроют. Речь идёт о твоей работе и твоём куске. Я в курсе, что ты пишешь и для других журналов, а ещё работаешь на заказ, но если тебе нужна эта работа и вот эта твоя колонка, то будь добр — напрягись и поддержи свой рейтинг. Я помогу тебе всем, что в моих силах, но журнал не мой, ты сам понимаешь. И решать, останется твоя колонка или не останется, тоже буду не я. У тебя четыре часа, Бэкхён-и. Порази меня.

— А я полагал, что поразить мне надо читателей, — мрачно протянул Бэкхён, пытаясь в мыслях прикинуть свои шансы.

— Именно. Поразишь меня — поразишь читателей. Думай. И думай поскорее. Анонс нового номера должен быть завтра к вечеру, поэтому в полночь я должен знать тему.

Бэкхён уставился на тарелку с креветками со вселенской скорбью. Не успел разобраться с одним, как тут же другое привалило. Вот и думай теперь: решать проблемы с хрустальной туфелькой в личной жизни или же на всё забить и сосредоточиться на Потомаке, то есть на карьере.

И вот что ты будешь делать?

Бэкхёну срочно требовались горячая ванна, любимый блокнот и погрызенный карандаш. А ещё слон бы не помешал. Чтоб с горя подудеть ему в задницу и свести с ума соседей.

========== - 6 - ==========

Бэкхён успел околеть в ванне, но так ничего толкового и не придумал. Никакая забойная тема в голову ему не лезла. Все мысли рано или поздно сворачивали на Чонина. Бэкхён непроизвольно начинал думать, как им с Чонином быть дальше, и забывал предсказуемо о статье. Пару раз едва не утопил любимый блокнот по рассеянности.

Чанмин в полночь рвал и метал, а Бэкхён валялся на диване, свесив руку, и замученно кивал, как будто Чанмин мог видеть его невербальное непротивление.

— Ну неужели ты ничего не можешь предложить?

— Я не соображаю. Совсем.

— А следовало бы.

— Да не могу я. В голову одна дешёвка лезет. И не писать же про секс.

— Мы крупный и серьёзный жур…

— Да знаю я! — взвыл Бэкхён. — И что ты от меня хочешь? Писать про мальчиков, которые переодеваются девочками, чтобы… Проехали.

В трубке повисло тревожное молчание.

— Нет, не думай об этом, — зарычал Бэкхён. — Я так ляпнул.

— По-моему, очень удачно ляпнул. Почему бы тебе в самом деле не озаботиться этой проблемой? Я сейчас не про переодевания, а про скрытность.

— Яйца выеденного не стоит — об этом только ленивый не писал, — решительно отмёл тему Бэкхён. — Может, написать о романтике в представлении…

— Скука смертная. — Чанмин был неумолим. — Дай мне бомбу. Дай мне то, что взорвёт их. Чтобы они ждали эту статью как апокалипсис.

— Я не могу, — простонал Бэкхён, уткнувшись лицом в диванную подушку.

— Ладно. Я даю тебе неделю. Слышишь? Неделю ровно, но ко второму анонсу ты должен дать мне тему. Или ты взорвёшь бомбу, или попрощаешься с колонкой.

Бэкхён обессиленно выпустил из руки телефон и обмяк на диване. Чувствовал себя обескровленным трупом без единой мысли в голове. Провалявшись полчаса, Бэкхён сделал заказ на дом, дождался курьера, а после метнулся в душ ещё раз, чтобы освежиться и прояснить голову. Набросив любимый халат, Бэкхён уселся перед зеркалом и сосредоточенно подвёл глаза. Разглядывал отражение и думал о недавней беседе с Чонином.

Подведённые глаза и синий халат ничуть внешность Бэкхёна не меняли — они ему просто нравились. Бэкхён чувствовал себя удобно вот так — с открытыми ногами, предплечьями, интригующим воротом, подводкой. На люди в таком виде он бы не вышел, но прямо сейчас ему доставляло удовольствие видеть себя, любоваться, вертеться перед зеркалом. Ничуть на девушку не похож, но в этом был свой шарм.

После трёх в дверь позвонили, и Бэкхён запустил в квартиру Чонина. Тот окинул его быстрым взглядом, пока снимал пиджак и небрежно вешал у двери.

— Поужинаешь?

Ответа на вопрос Бэкхён не дождался: его обняли и закрыли рот поцелуем. Сквозь тонкую ткань белой рубашки Бэкхён улавливал жар гибкого тела. Чонин отпустил его неохотно и отправился в ванную, правда, закрывать дверь не стал.

— И как прошло?

— Ты о чём? — Бэкхён неловко запихивал ступни в пушистые тапочки-мышки. Размышлял, стоит подглядывать за Чонином или поберечь себя и остаться в прихожей.

— Тот звонок. — Чонин умолк, зато в ванной зашумела вода.

— А-а… Да так. Надо придумать тему для статьи. Не хочу сейчас этим заниматься.

— А чем хочешь?

— Ничем, — пробурчал Бэкхён, опять мрачнея при упоминании рабочих проблем. Машинально снял пиджак Чонина и встряхнул. Тихонько ойкнул, когда по бедру ударило тяжёлым. Нашарил в кармане пиджака металлическую штуку. Повесив пиджак на место, Бэкхён принялся вертеть в руке мундштук. Ума не мог приложить, на кой чёрт Чонин скрутил его с саксофона и приволок с собой в кармане. Озадаченно почесал себя за ухом. Медленно-медленно поднёс мундштук к губам. Спустя семь попыток пристроить губы худо-бедно похоже ухватив мундштук, Бэкхён набрал воздуха в лёгкие через нос и с силой дунул.

В задницу слону.

Чонин даже что-то уронил в ванной от неожиданности.

Бэкхён решил, что раз уж влип, то стоит усугубить, поэтому с чистой совестью дунул ещё раз. Буквально всю душу вложил в звук. Получилось душераздирающе — в жопу мамонта, не меньше. В ванной откровенно умирали от хохота, а в стену долбили разбуженные и недовольные соседи.

Бэкхён таки заглянул в ванную. Чонин сидел под душем, обхватив колени руками и прижавшись к ним лбом. Плечи у него тряслись.

— А что должно получиться в идеале? — задумчиво поинтересовался Бэкхён и повертел мундштук в пальцах. Чонин запрокинул голову и снова расхохотался, уже не таясь. Пару раз плеснул водой в лицо, чтобы успокоиться, но когда опять посмотрел на Бэкхёна, практически слёг от очередного приступа смеха.

— Соль, Бэкхён-и… ха-ха! Соль второй октавы.

— Ну если это была соль… — Бэкхён грустно вздохнул. — Зачем тебе эта штука без трубы?

Чонин поднялся, выпрямился и потянулся под душем, и как будто не заметил, что у Бэкхёна дыхание перехватило от вида обнажённого смуглого парня в собственной ванной под потоками тёплой воды.

— Для упражнений. Амбушюр. Правильная работа лицевых и губных мышц, и дыхания. Мундштука достаточно. Если упражняться с мундштуком, то больше ничто не отвлекает, можно сосредоточиться только на амбушюре.

Чонин подставил лицо под воду, помотал головой и закрутил вентили. Бэкхён заторможенно подал ему полотенце и опять уставился на мундштук.

— А ты можешь…

— Могу, но не сейчас. Это не саксофон, конечно, но всё-таки лучше днём. — Чонин отобрал у него мундштук, проскользнул мимо и небрежно сунул железяку в карман пиджака. — Мне на диван или ещё куда?

Бэкхён театральным жестом прикрыл глаза и тяжко вздохнул.

— Не ломай комедию. Мы тут большие мальчики. Топай уже… — Он деловито подтолкнул Чонина в нужном направлении, чтоб тот добрался до кровати. Чонин озадаченно потрогал полотенце на бёдрах, покосился на Бэкхёна.

— Тебя ещё что-то беспокоит?

— Я сплю без пижамы, — выдал в лоб Чонин, подумал и добавил: — Вообще без ничего. Просто… мне нужно чувствовать всё тело, чтобы ничто не отвлекало. Иначе будут проблемы с засыпанием и просыпанием. Генетическая предрасположенность к сонному параличу. Поэтому алкоголь под запретом. И не давай мне спать на спине. И если вдруг… — Чонин умолк и отвёл глаза.

— Не паниковать и помочь тебе проснуться, — кивнул Бэкхён, разглядывая Чонина с интересом. Это было… любопытно-непривычным. Оказывается, когда с кем-то пытаешься построить отношения, узнаёшь много нового. Например, такие вот несущественные, на первый взгляд, мелочи. И эти мелочи будут чертовски важными, если человек задержится рядом.

Бэкхён напряг память, но о себе ничего такого странного не вспомнил. Зато преисполнился необъяснимой нежности, шагнул к Чонину вплотную и осторожно обхватил руками за шею. Поднявшись на цыпочки, тронул коротким поцелуем твёрдые губы.

— Часто это с тобой бывает?

— Уже нет, только если долго не спать. От переутомления. Говорят, после тридцати совсем пройдёт. Наверное. — Чонин задумчиво смотрел на него сверху вниз. — Ты… Тебе это…

— Пустяк, но хорошо, что ты сказал. — Бэкхён чуть прищурился, едва ощутил руки Чонина у себя на поясе. Горячими ладонями Чонин медленно оглаживал поясницу и спину через тонкий слой атласа. — По-моему, за всё это время только я и говорил, а ты молчал. И я по-прежнему почти ничего о тебе не знаю. Ты всегда такой скрытный?

— Я просто больше люблю слушать, чем говорить. Моя семья сейчас живёт в другой стране. И вряд ли ты захочешь с ними познакомиться, я прав?

Бэкхён живо нарисовал в воображении сцену знакомства с родителями Чонина и поморщился с досадой. Знакомство прошло бы неплохо, обрядись он в женские шмотки, но вот без них это знакомство грозило Чонину отлучением и изгнанием на веки вечные. Судя по консервативным манерам Чонина, семья от него недалеко ушла, так что закрыть глаза на пол “невесты” они точно не смогут.

— Ладно, идея ни к чёрту, ты прав, — признал Бэкхён и зарылся пальцами во влажные волосы на затылке Чонина. — Почему ты пришёл?

— Разве не очевидно? — Чонин перехватил его руку, сжал пальцы в ладони. — Я же говорил тебе, что ты понравился мне ещё девушкой. Как ты вёл себя, что говорил, что делал… Мне всё равно, кем ты хочешь быть. Ты мне любым нравишься. Много лет назад я тебя упустил. Больше не хочу. И я знаю, что ты боишься. Но ты не обязан всем и каждому рассказывать всю правду. Ты просто живёшь с другом. Они поверят. Не бойся.

— Я не только этого боюсь. — Бэкхён попытался отобрать пальцы, но не смог — Чонин держал крепко: не сдавливал и не стискивал, но отнять не позволял. — Что, если ты захочешь иного? Я не хочу пробовать, Чонин, я жить хочу и знать, что меня кто-то ждёт.

— Я тебя отпустить не могу, как я могу иного захотеть? У меня уже всё было.

— Тебе всего двадцать пять, дурак. Что там ещё у тебя было?

— А ты всего на два года старше, дурак.

— Как ты с хёном вообще разговариваешь? — возмутился Бэкхён и умолк, нежась под натиском полных губ.

— Лучше? — шепнул Чонин после поцелуя. — Или опять выставишь меня за дверь?

— Только если ты остановишься и обломаешь меня, — как можно убедительнее предупредил Бэкхён, встал на цыпочки и попытался поцеловать сам. Жмурился, когда вновь чувствовал горячие ладони Чонина у себя на спине через тонкий слой гладкой ткани. Не отпускал Чонина, и тот на ощупь сражался с узлом на поясе, но только сильнее затягивал. Затянул в итоге так крепко, что чёрта с два развяжешь. Бэкхён согласился бы разрезать пояс халата ножницами, но не потребовалось. Чонин смял пальцами синий атлас на плече. После короткой возни ему удалось высвободить правую руку Бэкхёна. Пустой рукав повис вдоль тела.

Бэкхён старался дышать осторожно, пока Чонин помечал губами обнажённое плечо и слегка прикусывал кожу у шеи. Не соображая толком, Бэкхён тянул за полотенце, а потом, повернувшись спиной к Чонину, тёрся об узкие бёдра. Тёрся мучительно медленно, остро осознавая тончайшую преграду между ними в один слой синего атласа. Нашарил сцепленные в замок ладони Чонина у себя на животе, погладил и мягко сжал пальцами. Чонин держал его надёжно, отогревал собственным жаром и трогал губами шею, выдохами щекотал кожу под ухом.

У Бэкхёна из головы улетучились все мысли тут же, как только Чонин расцепил ладони, провёл ими по бёдрам поверх ткани, а после поддел ткань пальцами. Ласково-прохладный атлас скользил вверх, собирался складками на поясе, а подушечки прижимались к коже, чертили невидимые, но пылающие линии. Бэкхён невольно прогнулся, чтобы прижаться к Чонину ягодицами плотнее, уже обнажёнными. Долго не выдержал и подался вперёд, упёрся руками в матрас и зашарил в складках простыни в поисках смазки.

Чонин прикасался к его шее и спине горячими губами с таким пылом, что у Бэкхёна колени подогнулись. Он плюхнулся на кровать животом, слегка ударившись коленями об укрытый ковром пол, дотянулся до смазки и зажмурился под приятной тяжестью навалившегося на него Чонина. Крупные ладони скользили по его вытянутым рукам, сжимали запястья, оглаживали. Чонин губами вёл по спине — между лопатками, помечал жгучими поцелуями. Теснее притирался узкими бёдрами к ягодицам, заставляя чувствовать в мельчайших деталях, насколько сильно он возбуждён.

Бэкхён жадно ловил ртом воздух и пытался впихнуть Чонину в руку смазку, а потом мотал головой, когда разобрал в шумном дыхании короткий вопрос. Хотел попробовать Чонина так, без тонкой преграды из латекса.

Он распластался на кровати, упираясь дрожащими коленями в пол. Едва дышал, пока Чонин сражался со смазкой, одновременно проводя языком по коже на спине. Чонин носом тёрся о левое плечо, прикрытое атласом, немного сдвигал ткань и оставлял новые жгучие метки губами. Прихватывал кожу в жадных поцелуях, слегка сжимал зубами и с мягкостью тянул, чтобы резко отпустить и сделать то же самое ещё раз, ещё и ещё.

Бэкхён задышал учащённо и неровно — восьмыми нотами, когда Чонин влажными от смазки ладонями огладил ягодицы и сдвинул сбившийся складками халат чуть выше пояса. Кончиками пальцев погладил в ложбинке, смазывая кожу и подрагивающие края отверстия, вновь огладил ягодицы и забрался руками под Бэкхёна, чтобы проверить, насколько Бэкхёну удобно лежать.

Лежать на стояке было мучительно, и Бэкхён уткнулся лицом в матрас с глухим стоном, потому что лёгкие касания Чонина лишали остатков самообладания. Новый стон поднялся к потолку — Чонин смял руками ягодицы Бэкхёна и неторопливо раздвинул их, но столь же внезапно разжал пальцы и отдёрнул их от задницы Бэкхёна.

Под Бэкхёном шелестели простыни, когда он ёрзал и стискивал ткань в кулаках. Чувствовать прижавшуюся к ягодице округлую головку было невыносимо. Осталось вцепиться зубами в простыню, потому что Чонин снова накрыл ладонями ягодицы, с плавностью сжал, раздвигая, и почти невесомо потёрся членом, горячим и крепким. Бэкхён с силой зажмурился и тихо зарычал, кусая простыню. Чонин, будто издеваясь, снова убрал руки и отпрянул. Поцеловал между лопатками, провёл губами вдоль позвоночника до кромки смятого халата, жёстко припечатал ладони к ягодицам, пощупал, сжал и опять раздвинул. Бэкхён замычал в матрас — Чонин не только тёрся на этот раз, а ещё и легонько надавливал влажной головкой, разминая и плавно растягивая края.

Казалось бы, сущая мелочь. Но всего лишь одной этой мелочью Чонин сводил Бэкхёна с ума и вынуждал практически вертеть задницей в попытках перевести игру в нечто более существенное. Получалось неважно. Чонин если и углублялся в его тело, то лишь немного, самую чуточку — невыносимую. Дразнящее обещание на грани.

— Чонин!.. — из последних сил простонал Бэкхён, пытаясь приподнять бёдра повыше. Получил поцелуй в основание шеи.

— Скажи… ещё раз, — хриплым шёпотом попросил Чонин и снова смял ладонями ягодицы, раздвинул и плавно надавил членом на разогретые края. Мышцы плотно охватили головку. Бэкхён почувствовал, как они сократились. Но на этом Чонин и остановился. Изверг.

— Чонин… — Бэкхён судорожно втянул в себя воздуха побольше — как раз на длинную тираду о том, какая Чонин скотина, и… выдохнул с блаженством, мгновенно позабыв об этом. Упивался неспешным движением внутри, напряжением стенок и желанным единением. Чувствовал затылком частое дыхание Чонина.

Бэкхён с большей силой вцепился в смятую простыню, едва Чонин прижался бёдрами к его ягодицам, заполнив собой до предела. Плавные толчки распаляли всё сильнее. Если бы Бэкхён мог, он непременно растаял бы от жара ладоней, скользивших по его телу. Протестующе застонал, потому что Чонин жестоко отстранился. Совсем. Бэкхён перевернулся на спину и с возмущением посмотрел на мучителя.

Чонин повёл руками по его ногам, приласкал бёдра и подтянул к себе ближе, заставляя раскрыться полностью. Потёрся влажной головкой, сдвинул сбившийсяскладками на поясе халат повыше и неторопливо заполнил членом. Бэкхён кое-как приподнялся на локтях, перевёл дух и вскинулся, чтобы обхватить Чонина руками за шею. Жадно рассматривал каждую резкую чёрточку, неловко отводил со лба тёмные волосы, прижимался губами то к виску, то к брови, гладил по щеке и скуле, проводил пальцем по загустевшей синеве над верхней губой и подставлял собственные губы под новые поцелуи.

Поцелуи всё чаще разбивались стонами от нарастающего темпа толчков. Бэкхён из последних сил цеплялся то за широкие плечи, то за шею Чонина и сам рывками подавался навстречу. Матрас под ним слегка пружинил, и это вынуждало Бэкхёна всё отчаяннее хвататься за Чонина. Пальцы и ладони соскальзывали с влажной от пота кожи. Бэкхён постарался обхватить Чонина сразу ногами и руками, заключить в себя, чтобы чувствовать его всеми доступными способами. Ловить дыхание, касаться приоткрытым ртом твёрдого подбородка, иногда прижиматься щекой к скуле, тереться грудью о сильную грудь, сжимать ногами жёсткие бока и впитывать всем телом рывки и толчки, встряхивающие и швыряющие в удовольствие. Бэкхён горел всего лишь от осознания, что Чонин в нём. Мог бы кончить только от одной этой мысли, настолько сильно она его возбуждала.

Чонин подхватил его под ягодицы. Притягивал к себе и насаживал быстро и отрывисто. Обжигал короткими рваными выдохами кожу под подбородком, прихватывал несдержанно губами, чтобы отпустить и вновь обжигать сумасшедшим дыханием. Бэкхён скрестил ноги за его спиной и вытянул носки, растворяясь в непрерывном движении, что билось в нём подчиняющим пульсом. Путался пальцами в густых волосах на затылке Чонина, подушечками больших оглаживал острую линию нижней челюсти и ямочку на подбородке, проводил под полной губой, а потом жмурился и запрокидывал голову, отдаваясь без конца жгучим поцелуям — они огнём опаляли шею.

Внутренней стороной бедра Бэкхён отчётливо улавливал напряжение мышц на теле Чонина. Часто дышал, вслушиваясь в тихое рычание, пока Чонин умудрялся сдерживаться и двигался с медлительной плавностью. Входил глубоко, растягивая стенки внутри, а после выходил почти полностью. И Бэкхён покусывал губы — ощущал, как сжимается вокруг члена Чонина в попытках удержать в себе, не отпустить. Горячими ладонями Чонин оглаживал его ягодицы, мял, раздвигал и проводил пальцами по ложбинке. От всего этого Бэкхёна срывало на стоны и вскрики, потому что каждое касание тут же отзывалось усиливающимся возбуждением. Он сам себе казался тугой звенящей струной, готовой в любой миг лопнуть.

Чонин прошёлся языком по шее, добрался до мочки, лизнул, подхватил увереннее и задвигался вновь быстро и коротко. Бэкхён подрагивал в его руках и уже не контролировал себя вовсе. Даже пальцев на руках не чувствовал. И не помнил, как откинулся спиной на матрас, чтобы утонуть в волнах спазмов. Просто сжимал руками навалившегося на него Чонина и бился под ним. Было хорошо до одури, до тёмных кругов перед глазами и перехваченного дыхания. И до томного блаженства, что не спешило отпускать. Только когда сперма стянула слегка кожу на животе и ягодицах, Бэкхён нашёл в себе силы пошевелиться и приподнять голову.

Чонин прижимался щекой к его груди и едва-едва водил пальцами по рёбрам, сминая синие складки перепачканного халата.

Путешествие в ванную Бэкхён почти не запомнил, как и избавление его от халата. Зато проснулся в полдень довольным и бодрым рядом с дрыхнувшим без задних ног Чонином. Деловито заставил Чонина перевернуться на левый бок и подоткнул под спину подушку, после пошарил в гардеробе и нашёл розовый халат на смену синему. Сделал заказ в ресторанчике и залёг на диване с ноутбуком. От просмотра новостной ленты Бэкхёна отвлёк приглушённый звук.

Короткие поиски привели Бэкхёна к пиджаку Чонина в прихожей. Из внутреннего кармана он выудил телефон и полюбовался на фото красивой молодой женщины. Даже успел прочесть имя “Хвану” до того, как дисплей погас. Хвану звонила ещё дважды, а Бэкхён глазел на её фото и строил предположения. Красотка на фото не походила на Чонина, поэтому Бэкхён отсеял версию с родственницей. Зато версия с любовницей выглядела заманчиво и весомо.

Сжав губы, Бэкхён сунул телефон обратно в карман и поплёлся обратно на диван уже без настроения.

Чонин проснулся спустя час и засобирался к себе.

— Перекусишь? — без особой надежды спросил Бэкхён.

— Через час примерно, — сонным голосом отозвался Чонин, накидывая пиджак. — У меня пробежка сначала.

Так Бэкхён выяснил, что Чонин трижды в неделю бегает по пять километров.

— У тебя, кажется, телефон звонил.

Чонин небрежно кивнул, сгрёб Бэкхёна в объятия, выбил из головы все мысли до единой долгим поцелуем и пропал за дверью, пока Бэкхён цеплялся за косяк и пытался прийти в себя.

Полчаса Бэкхён убеждал себя, что просто всё понял неверно. Курьер доставил заказ, и Бэкхён ещё полчаса подводил глаза и поднимал себе боевой дух. Выждав ещё четверть часа, Бэкхён прихватил доставленный заказ, поднялся на этаж выше, распахнул коридорную дверь и замер на месте.

Хвану он уже видел на фото, а вот ребёнок у неё на руках стал ударом. Трёхлетний ребёнок, безумно похожий на Чонина. Сравнить было нетрудно — Чонин стоял рядом в мокрой от пота футболке.

Бэкхён деревянно развернулся и на негнущихся ногах принялся спускаться по лестнице. Чудом не навернулся, попал в родную дверь со второй попытки. В голове звенела всего одна мысль: “Он женат, чёрт возьми, вот сволочь!”

Бэкхён остановился у раковины на кухне. Пустил воду, сцапал чистую чашку и принялся её нещадно драить. Хотелось выть в голос, но Бэкхён осаживал себя. Обвинять Чонина во лжи было бы глупо — Чонин почти ничего о себе не рассказывал. Скрытная скотина. Прикидывался ангелом и молчал, и ждал, когда Бэкхён сам упадёт ему в руки. А сам… женат, ещё и с ребёнком.

Как можно было быть таким идиотом? Как можно было поверить, что такой весь невероятный Ким Чонин — и свободен? И влюблён в Бэкхёна? Бэкхён — это просто гей в халатике и с подводкой. На Бэкхёне не женишься и ребёнка Бэкхён не родит — проигрыш по всем фронтам.

Чашка разлетелась осколками в раковине. Бэкхён выпустил её из рук, когда неожиданно шум воды расколол пронзительный звук звонка. Бэкхён вцепился побелевшими от волнения пальцами в полотенце и застыл. Ноги не слушались. Он просто знал наверняка, что это Чонин там за дверью.

Можно притвориться, что никого нет дома, но Чонин видел его и не поверил бы, что Бэкхён так быстро успел собраться, переодеться и умотать куда-то. Можно не притворяться, но дверь не открывать — Чонин поймёт, наверное. А ещё можно покончить со всем прямо сейчас, вскрыть гнойную рану и поскорее отстрадать.

Бэкхён считал себя вполне решительным и мужественным человеком, поэтому осторожно выдохнул и поплёлся к двери, выбрав последний вариант. После укуса змеи следует высосать яд. В конце концов, Бэкхён сам и виноват: Чонина не узнал и не вспомнил сразу, сам затащил к себе в постель, сам согласился на свидание, сам припёрся потом к Чонину домой и стал откровенничать… Надо платить за собственные ошибки. Ведь Бэкхён — профессионал, мог приложить усилия и вытянуть из Чонина всю подноготную, но сам же не сделал этого и позволил обвести себя вокруг пальца.

Женат, скотина такая, а хвостом как вертел…

Бэкхён накрутил себя так, что уже готов был убивать, когда распахивал дверь. Уголовные намерения сдулись тут же, как проколотый воздушный шарик, ибо на пороге торчал Чонин с ребёнком на руках и немного неловко улыбался.

— Тебя можно попросить о помощи?

Бэкхён раскрыл рот, подавился вдохом и закрыл, потеряв дар речи. Всё, что он мог, — это немо хлопать глазами и пялиться на Чонина с малышом, на крупную ладонь, что размеренно и успокаивающе гладила ребёнка по голове.

— Бэкхён-и?..

Чонин смотрел на него вопросительно и не переступал через порог. Бэкхён же пытался сообразить, была ли это запредельная наглость или ещё нечто столь же мерзкое.

— Если тебе хватит сил, чтобы послушать меня минуту… Можно зайти?

Ребёнок у Чонина на руках вдруг потянулся к Бэкхёну и кончиками пальцев тронул подбородок. Пальцы у него были такими же горячими, как у Чонина. Бэкхён сдвинулся в сторону и жестом показал, чтобы Чонин зашёл. А через минуту они сидели в гостиной. Ребёнок беспокойно ёрзал у Чонина на коленях и хватался за футболку на груди.

Бэкхён на автопилоте плеснул в стакан чего покрепче и прикончил порцию одним глотком. Тыльной стороной ладони вытер губы, поморщился, когда обжигающая жидкость будто прожгла желудок, сглотнул, затем неуверенно начал:

— Это…

— Мой сын, — перебил его Чонин. — Его зовут Чонхён.

— Чудно. — К Бэкхёну вернулась язвительность. — А Хвану — это твоя жена?

— Она была ею, — невозмутимо отозвался Чонин. — Или ты думаешь, что я так просто сюда переехал?

У Бэкхёна мозги забуксовали на месте при попытках сложить полученную информацию в цельную картину. Чонин вздохнул и сжалился над ним.

— Мы расторгли бы брак ещё год назад, но я постоянно был в разъездах, поэтому пришлось отложить.

— На сейчас?

— Нет. Уже всё. Вот уже два месяца как. Я сразу занялся поисками нового жилья, потом сюда переехал. Время от времени забираю Чонхёна к себе, у нас договорённость. Но сегодня у Хвану ключевой проект, а мне нужно сдать заказ. Последний день. Это буквально на полчаса, час — максимум. Ты можешь посидеть с Чонхёном? Я только отвезу материалы по заказу и сразу вернусь. В принципе, я могу взять его с собой, но он не очень любит скопление незнакомых людей вокруг и будет, скорее всего, плакать и шуметь, а ты ему понравился.

Бэкхён с глубокомысленным видом пытался переварить всё услышанное и глазел на Чонхёна.

— Я не… я с детьми…

— Просто поиграйся с ним. У тебя гуашь есть, порисовать можно. Он не будет шуметь — ты ему нравишься. Пока ему любопытно, он с тебя глаз не спустит. Я быстро вернусь и вполне тебе доверяю. Поговорим после, если хочешь. Ну?

Пребывая в полнейшей прострации, Бэкхён принял из рук Чонина ребёнка. Сидел в глухом ступоре даже тогда, когда за Чонином закрылась дверь. Почти не дышал, ощущая лёгкие касания крошечных пальчиков: Чонхён сосредоточенно трогал его лицо и пытался растянуть губы в улыбку.

Бэкхён совершенно не представлял, что делать с ребёнком и как с ним обращаться, но вовремя вспомнил совет Чонина. Вскоре они с Чонхёном ползали по раскиданным по полу листам от банки с водой к пузырькам с гуашью. Бэкхён рисовал котиков и щенков, Чонхён бурно выражал восторг смехом и громкими возгласами и требовал нарисовать ему “бибику”. Подобие саксофона и рояль оставили ребёнка равнодушным, а вот тачка на колёсах вызвала море удовольствия.

— Папа расстроится, что ты не музыкописун, а гонщик. Наверное, — пробормотал Бэкхён и принялся малевать дальше схематичные гонки, полосатые шлагбаумы, дороги и дорожные знаки. За этим занятием Чонин их и застал, когда вернулся. Незаметно влился в процесс, и к вечеру все трое извазюкались в гуаши с головы до ног. Потом в панике отмывали ребёнка, чтобы их Хвану не прибила всех сразу. Разумеется, отмыть всё без следа не вышло. Отчаявшись, они вытерли Чонхёна и переодели в запасную одежду, затем поднялись к Чонину.

Бэкхён сидел в спальне и слышал, как Хвану возмущалась, когда пришла забрать Чонхёна, зато Чонхён устроил скандал, не желая уходить с матерью. Бэкхён даже выглянул украдкой и увидел, как настойчиво Чонхён цеплялся за Чонина, плакал и вырывался из рук Хвану. Чонин осторожно устроил его у Хвану на руках, погладил по голове и негромко убедил пойти с мамой, пообещав, что они скоро снова увидятся. Голос Чонина явно действовал на ребёнка благотворно, но Бэкхён всё равно выдохнул с облегчением, когда Хвану наконец ушла.

— Кажется, он тебя любит больше.

— Не думаю, ему просто со мной интереснее, — пожал плечами Чонин и неловким движением руки взлохматил волосы на затылке. — Она хорошо заботится о нём и всегда мечтала о сыне. Даже больше, чем о муже. Материнство — её призвание.

— Откуда такая уверенность?

— Оттуда. Она и со мной пыталась обращаться так, словно я ребёнок.

— Вы поэтому расстались?

— Поэтому — тоже, — кивнул Чонин и тяжко вздохнул. — Это в любом случае было слишком быстро. И мы оба были слишком молоды. Нас все отговаривали от брака, но… Ещё и беременность. В общем, всё сразу. Я уже потом понял, что Хвану намеренно это сделала. И что хотела именно этого.

— Она тебе изменяла?

Чонин покосился на Бэкхёна с лёгким недоумением.

— Нет. Я изменял. Я же и жил не в Корее. Но это не то, что её беспокоило. Просто Чонхён — это единственное, что нас связывает. Друзья из нас получились лучше, чем семейная пара. Мы с Хвану нормально ладили и на свободу друг друга не покушались. Можно было бы и сохранить брак. Но потом решили, что не стоит. Хвану слишком часто обременяли сплетнями обо мне, а объяснять каждому встречному, что мы вместе не по любви — дорогое удовольствие. Сейчас ей хоть легче, потому что официально брак расторгнут, и мы оба свободны.

— Стало быть, — Бэкхён прислонился плечом к косяку и скрестил на груди руки, — ты любитель бегать налево?

— Я бы так не сказал. — Чонин фыркнул и отвернулся с обиженным видом. — Я не скрываю и не пытаюсь себя оправдать — я изменял ей, но все эти случаи нетрудно подсчитать. Не так часто и много этого было. И технически это даже изменами не назвать, потому что Хвану знала. После рождения ребёнка она вообще сказала, что я могу делать, что хочу. Чаще я просто флиртовал без далеко идущих последствий, но ты же знаешь сплетников — они любят преувеличивать.

Уж это Бэкхён действительно знал и испытал на собственной шкуре. И вспомнил заодно слова Чонина: “У меня уже всё было”.

— Значит, ты у нас любитель повертеть хвостом?

— Кто бы говорил… — пробурчал Чонин, сунувшись в домашнюю “студию”. — Мне просто нравится, когда меня любят и считают милым.

Бэкхён выразительно закатил глаза, мимикой выражая все свои мысли по поводу “милого” Чонина. Чонин этого, разумеется, уже не увидел, и Бэкхён сунулся за ним следом в комнату, поглазел, как Чонин придвинул к себе наушники и запустил одну из своих программ.

— Заказ?

— Нет. Личное. Дай мне десять минут.

— И что это будет?

— Это будешь ты. Для тебя. — Чонин немного смутился и поспешно надел наушники, чтобы у него появился повод избежать ответов на прочие вопросы, которые мог задать Бэкхён.

Десять минут показались вечностью. Бэкхён весь извёлся в нетерпеливом ожидании. Хотя оно того стоило. Потом, уже сидя у Чонина на коленях, он слушал лёгкую мелодию под громкий стук собственного сердца. До паузы, после которой звуки полились непрерывным потоком, а губы и дыхание Чонина заблудились на его шее под капель чистых нот фортепиано.

— Это значит, что мы… — Продолжить фразу ему помешал Чонин поцелуем.

— Это значит, что тебе надо чувствовать и не надо бояться. — Чонин не отводил серьёзного взгляда и подушечкой большого пальца поглаживал кожу над правым уголком рта. Бэкхён грелся жаром ладони и искал в глазах Чонина призрачное подтверждение недавним словам.

— У тебя жена…

— Была. Уже нет.

— И ребёнок ещё.

— Ребёнок-то чем тебе не угодил? Меня вполне хватит на тебя, работу и ребёнка. И ребёнок — это весомый плюс к ответственности. Не лишай себя этой возможности. Ты говорил, что я тебе нравлюсь. Соврал?

Бэкхён помотал головой. Не соврал. Чонин ему в самом деле нравился. С Чонином было уютно, надёжно и как за каменной стеной. Просыпаться с ним вместе Бэкхёну тоже нравилось. Даже нравилось подпихивать подушку под спину, чтобы Чонин спал в безопасной для него позе. Нравилось, что одиночество таяло в тенях, нравилось, когда дёргали за пояс халата, притягивали ближе к горячему, обнимали и воровали поцелуи. Нравилось, что Чонин не позволял ему унывать, а он сам не позволял Чонину забыть о реальности.

Неделя вместе казалась Бэкхёну не сном и не сказкой, но чем-то волшебным и ярким. Порой они с Чонином собачились из-за ерунды, и Бэкхён выл от несочетаемости собственной расхлябанности и педантичности Чонина.

— Я — натура творческая! Мне можно!

— А я тогда кто? — возмущался Чонин.

— Мутант какой-то…

Но всякая склока непременно заканчивалась взрывом смеха, а после Чонин читал статьи Бэкхёна и издевался над ним в шутку. Бэкхён кипятился, рвал и метал, пока не оказывался в крепких объятиях и не начинал чувствовать себя в гармонии со вселенной. Потому что Чонин мало-помалу вытягивал из него застаревший страх и питал новыми силами.

На звонок Чанмина Бэкхён ответил без тени трепета, хотя подходящую тему для статьи так и не придумал: рассудил, что заказов у него вполне хватает, а жопу рвать и высасывать из пальца сенсацию, дабы доказать состоятельность колонки — глупо. Они же не “жёлтая” пресса. В конце концов, статьи Бэкхён испытал и проверил на Чонине, а целевая аудитория журнала ограничена. Если уж руководство не может оценить работу Бэкхёна по достоинству, то это не вина Бэкхёна.

— У нас есть сдвиги, — бодро начал Чанмин, не утруждая себя приветствием. — Решили одобрить одну из статеек о тебе и твоей личности. Приподнять завесу тайны, так сказать. Придёшь на интервью?

Бэкхён покосился на часы и осторожно прикрыл дверь спальни, где ещё смотрел сны Чонин.

— К чёрту. Я не буду давать никакого интервью. Пусть пишут домыслы.

— Но читателям будет интересно. Они тебя любят. Они интересуются. Постоянно же заваливают вопросами и гадают, кто же ты такой на самом деле. Разве тебе самому не выгодно убедить их в истине?

— Неа. — Бэкхён шлёпнулся на диван и вытянул ноги в пушистых тапочках. — Сам посуди — ты же опытный редактор и знаешь всю кухню. Читателям насрать на правду обо мне. Их правда ни разу не интересует. И наплевать, любят они меня или ненавидят. Им не правда нужна. Им нужны их собственные фантазии и домыслы. Сам знаешь, люди верят в то, во что верить хотят. Им доставляют удовольствие их собственные заблуждения и фантазии. Зачем их рушить? Помнишь тот наш разговор о доказательствах? Ты же опроверг все варианты, какие я мог тебе предложить. То же самое будет и тут. Какой бы чистой ни была правда обо мне, читатели всё равно будут верить не в эту правду, а в их собственную, в удобную им правду. Не следует прикасаться к идолам…

— …позолота остаётся на пальцах, — фыркнул Чанмин. — Наконец-то. Рад, что ты перестал бояться и посмотрел на всё под правильным углом. Иди против ветра, Бэкхён-и. В общем, в номере будет статья о тебе. В твоей колонке. Когда статья будет готова, ты возьмёшь на себя заголовок и напишешь реакцию. Ещё добавишь ответы на вопросы читателей по поводу твоей последней статьи. Договорились?

— Как скажешь.

— Тогда отдыхай, но будь на связи. Сходи куда-нибудь, развейся, найди себе кого-нибудь. Или уже нашёл?

— Так заметно?

— Есть немного. Он у тебя идеальный? — ядовито хихикнул Чанмин.

— Совсем нет. — Бэкхён устроился с максимальным удобством и улыбнулся прикрытой двери в спальню. — Но это неважно, потому что он идеальный именно для меня. И ты прав, наверное. Оно стоит того, чтобы идти против ветра и учиться быть вместе. Потому что мир теряет свой смысл, если тебе не с кем его разделить…

Бэкхён осёкся, потому что со стороны ванной внезапно проревело так, словно кто-то дунул в задницу слону.

— Господи! Ну это же невыносимо! Чёртовы трубы! Чонин, просыпайся! Я теперь буду у тебя жить! Не обсуждается. Забери меня из этого чистилища! И мне плевать на твоих соседей. Пусть хоть как на нас косятся!