Реквием (СИ) [ComradFelix] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Глава I ==========

Резкий запах лекарств ударяет в нос, я всё ещё не решаюсь открыть глаза, но обстоятельства вынуждают меня. Белый холодный свет электрической лампы больно режет не отвыкшие от темноты глаза. Где я?

Несколько минут я не могу ничего понять. Меня окружают чистые белые стены, сверху покачиваясь из стороны в сторону, весит лампа, я лежу на кушетке, укрытая серовато-голубым лёгким одеялом.

Попытка подняться и осмотреться не увенчалась успехом, я оказалась связана по рукам и ногам. Меня охватила паника, я изо всех сил начала дёргать металлические крепления в бессмысленных усильях вырваться из них. От страха я начинаю звать на помощь и размыкаю ссохшиеся губы, выходит что-то неразборчивое, какой-то сухой жалостный крик.

На шум, через металлическую дверь в другом конце комнаты вбежали два человека в белых халатах, лица их я разглядеть не успела как ни старалась. Люди в мгновение настигли меня и схватив за руки, вкололи что-то.

По телу разошлась жгучая боль, но ни двинуться, ни закричать я не смогла, в глазах всё помутнело и сознание пропало. Удивительно, но я чувствовала ход времени, могла даже предположить, что лежу уже больше часа, но как бы не силилась не смогла даже открыть глаз.

Лежать в таком состоянии было невыносимо, тело просило движения, но мозг отказывался с ним сотрудничать, отчего по мышцам проходили болезненные спазмы. Наконец, после долгих нестерпимых мучений я открыла глаза.

На удивление руки мои были развязаны. Слева на низком стуле сидел отец — лицо его было бледным, под глубоко сидевшими глазами можно заметить ужасные синяки, он оброс обильной бородой, руки его тряслись.

— Ну, привет, — он пыталась начать весело, но тихий дрожащий голос всё выдавал.

— Я так и не доехала домой, — я поднялась на локтях и непонимающе уставилась на него. — Что произошло? Где Семён?

После моих слов отец переменился в лице, его будто заставили вспомнить что-то плохое и страшное.

— Леночка, — он провёл сухой холодной рукой, по моей ладони. — О чём ты говоришь?

— Я ехала домой из института, — я силилась вспомнить, что со мной произошло до всего этого. — На остановку приехал автобус, четыреста десятый, а там был Семён. Семён сказал, что знает, как вернуться в лето, вернуться в «Совёнок» и всё исправить.

Отец пытался держаться, хотя по лицу было видно, что он готов разрыдаться сию же минуту. Это было странно, так как он даже в самых экстремальных ситуациях был абсолютно спокоен.

— Ты что, ничего не помнишь? — Он старался улыбаться, но улыбка была тяжёлой и печальной.

— Что не помню?

— Или тебе надо отдохнуть? — Он внимательно посмотрел в мои глаза. — Ты, наверное, слишком ослабла.

— Что я не помню?!

— Ладно, — мужчина вздохнул и начал. — Когда мы вернулись из института, то тут же уехали из лагеря назад в город. Я замёл все следы, которые указывали на твою причастность ко всему произошедшему и к счастью всё обошлось.

— Верно, — я кивнула головой. — Потом ты отправил меня в Ленинград, учиться.

— Нет, Лен, — коротко изрёк он. — Ты начала искать Семёна, бредила по ночам, спрашивала про него у прохожих, писала письма в милицию.

— Да, но это продлилось недолго, всего пару недель.

— Месяц, — подытожил он. — Затем, когда твои поиски не увенчались успехом, ты стала сама не своя. Ты разговаривала сама с собой, пела что-то, а потом…

— Ну! — Я что есть мои выдавила из себя крик.

— Сначала ты попыталась утопиться, я чудом тебя вытащил, — отца передёрнуло. — Во второй раз ты решилась вскрыть себе вены, скорая приехала вовремя, хоть ты и потеряла много крови.

— Всё было не так, — я не верила своим ушам. — Я училась в институте, вступила в комсомол, проходила собеседование пионервожатой!

— Тебя перевели в психиатрическую больницу, — он обвёл комнату руками. — Тут ты пролежала последний месяц в полной несознанке, сегодня ты наконец очнулась. Кстати, ты потеряла это, когда тебя везли в больницу.

Отец протягивал мне тот странный телефон, который подарил мне Семён ещё летом в том самом институте.

Я не верила своим ушам, я прожила такую странную, порой несчастную жизнь, но всё-таки это была жизнь. Теперь же оказывается, что всё это были лишь мои галлюцинации, сон, бредни! И та последняя поездка в автобусе, найденный Семён…

Железная дверь снова отворилась и в палату зашёл невысокий пожилой человек в белом халате и в очках с чёрной оправой. Он внимательно посмотрел на нас и добро улыбнувшись, заговорил с нескрываемым еврейским акцентом.

— Дорогой товарищ, давайте-ка не будем мешать молодой девушке отдыхать, — он взял непонимающего ничего отца под руку. — Ей таки нужен отдых. Знаете, моя мама говаривала, что после болезни больше всего раздражают родственники.

— Но, — отец смотрел на меня испуганным взглядом.

— Она жутко не любила мандарины, — человек всё дальше уводил его. — И когда мы с моим братом Яковом таки приходили к ней, она прикладывала руку ко лбу и говорила: «Почему больная женщина не может побыть в покое».

Голоса их удалились за дверью, а я вновь осталась наедине с скрипящей лампой под потолком и холодными белыми стенами. Больше всего мне хотелось наглотаться таблеток, которые стояли на небольшой тумбочке слева, но даже этого была сделать не в состоянии.

Теперь я была просто ненужной, не знала, что мне делать дальше. Как снова начать жить, если всё уже потеряно? Я закрыла глаза и попыталась уснуть, но вместо этого лишь погружалась в воспоминания о прежней жизни.

Через пару минут мой покой снова нарушил скрип открывающейся двери. В палату вошла высокая молодая девушка, лицо её было невыразительное и серенькое, потому она старалась как можно сильнее подчеркнуть его косметикой, отчего макияж её выглядел пугающе.

Она несла с собой железный поднос с тарелкой макарон по-флотски и стакан с чаем. Не уверена, что хотела есть, но была убеждена, что углеводы сейчас не повредят. Девушка поставила поднос на стол и села напротив, нацепив на лицо раздражающую улыбку.

Гремя алюминиевой вилкой, я поглощала принесённую девушкой пищу, она же продолжала молчать и улыбаться. Такое поведение начинало пугать, но я старалась не обращать на это внимание.

Когда я закончила с едой, она наконец соизволила представиться. Хоть мне это было и не нужно, но раз уж тут так принято.

— Здравствуй, солнце, — раздался певучий голос. — Меня Мария Георгиевна зовут, но ты зови меня Машей.

— Лена, — сухо ответила я и снова улеглась на подушку.

— Идём, тебе нужно погулять, подышать свежим воздухом.

— Это обязательно? — Спросила я безучастно.

— Конечно, обязательно, — девушка подошла к зеркалу и поправила причёску.

Я с трудом поднялась с кушетки и неуверенными шагами, зашлёпала босыми ногами прямиком к зеркалу. Когда же мне удалось до него добраться, я отшатнулась, не узнав себя в отражении: бледная кожа, которая разве что не просвечивала, впалые глаза, потрескавшиеся губы и растрёпанные волосы.

— Да, красивая ты, красивая, — было неясно, то ли девушка злорадствует, то ли пытается подбодрить.

Отойдя от зеркала, я медленно поплелась за медсестрой, которая всё с такой же глупой улыбкой приглашала меня в открытую железную дверь, выводившую в коридор.

***

Темнота здешних коридоров обхватила меня в свои объятия, ужасная палитра запахов мешала дышать, а гулкое эхо шагов моей проводницы и вечные непрекращающееся ни на минуту: мычания, стоны, смех вперемешку с неразборчивыми песнями и невнятными разговорами.

Девушка шла впереди и не переставала улыбаться, будто для неё всё вокруг было не просто привычным, но даже забавным. Навстречу нам везли каталку на которой сидел молодой мужчина, на вид ему было лет двадцать, его стеклянный взгляд поднялся на меня, он схватился за бритую голову и скорчил жуткую гримасу, вытащив язык и медленно проговорил:

— Я вас не боюсь, не боюсь!

Совсем скоро он и два врача в масках скрылись в темноте, я же продолжала следовать за Марией. Серые стены вокруг словно постоянно сжимались и казалось, что они вот-вот раздавят тебя, а ты не сможешь убежать.

От резкого крика из ближайшей ко мне палаты, я вздрогнула и отшатнулась от стены. Девушка, шедшая впереди лишь едва слышно усмехнулась и продолжила вести меня по тёмным коридорам.

Скоро палаты кончились, и мы вышли в просторный, но всё такой же тёмный вестибюль. Лечебница по всей видимости не пользовалась популярностью, так как главный зал был пуст и стояла мертвецкая тишина.

Меня наконец выпустили на улицу, свежий воздух настолько одурманил меня, что я едва ли не свалилась с ног при первом же вдохе. Стояла поздняя осень, на деревьях уже не было листьев, трава жёлтая, а небо выглядело ровно как и потолок в больнице — такое же серое и низкое.

— Наше лето должно было быть бесконечным, — тихо прошептала я.

— Ничего не бывает вечным, — усмехнулась Мария. — Всё когда-нибудь кончается.

— Почему мне не дали умереть? — Я взглянула на руки, на которых всё ещё виднелись следы порезов. — Что мне теперь делать? Как жить?

— Как все девочки, — девушка усмехнулась. — Плести косички, читать книжки, мерить платья, влюбиться в мальчика в конце концов.

— Я уже полюбила однажды, — я улыбнулась, но моя улыбка вызвала лёгкий испуг у Марии. — Теперь я тут.

Мы стояли напротив металлических ворот во внутренний двор, они были слегка приоткрыты, а за ними раскинулось огромное голое дерево, ветки его склонились к земле, кора потрескалась и в общем выглядело оно словно спалённое пожаром.

Даже вороны, которые парили над зданием не осмеливались кричать, кроме ветра шумевшего в проёмах больницы, между ветками деревьев и в моих ушах, тишину этого места не нарушало ничего.

У ворот я увидела силуэт — слегка сутулый, непричёсанный, одетый в шорты и рубашку, он медленно кивал мне, но стоило моргнуть и призрак исчез, как будто его и не было никогда. Кажется, я и вправду схожу с ума.

— Ладно, идём, — Мария потянула меня за руку. — Немного поброди по больнице, пока твою палату проветрят.

Я не хотела возвращаться в здание, но сопротивляться девушке не хватало сил, приходилось послушно идти за ней, в надежде, что я рано или поздно уберусь из этого места. Темнота залы снова поглотила меня, обвивая своими чёрными лапами.

Когда Мария пропала из виду, я углядела странного мужчину, сидевшего на лавочке около окна, удивительное было то, что на нём надета белая ряса пациента, а потому он мог быть потенциально опасен, хотя прямых признаков агрессии пока не подавал.

Человек оторвался от созерцания мира за окном и обратив на меня внимание подозвал взмахом руки. Я долго не решалась подойти, но всё же двинулась, медленно и осторожно. Когда же я достигла его он долго молчал, после чего прохрипел:

— Красиво, правда? — Он кивнул в сторону мёртвого дерева за окном.

— Наверное, — неуверенно ответила я.

— Я бы тоже хотел быть деревом, — усмехнулся мужчина. — Птички бы свили гнёзда у меня в голове, а всякие жуки жили бы внутри и размножались. Я бы принёс столько добра.

— Возможно, — человек меня пугал.

— Ты вот знаешь, почему нас тут держат?

— Понятия не имею, — я пожала плечами.

— Потому что мы все ангелы, — изрёк он. — Ты вот точно.

— Мне кажется — это не так, — я уселась на скамейку рядом с ним.

— Они не хотят нас отпускать потому что, они бесы, — он продолжал смотреть в окно. — Да-да, они прячут свои хвосты под халатами. Знаешь, что они нам крылья обрезали?

— Ничего я не знаю, — я опустила безучастный взгляд в пол.

— Я помню, как они резали их ножом, — мужчина сжал кулаки. — Я бы сейчас улетел! И ты бы тоже улетела! Мы бы все вспорхнули как маленькие птички и никогда бы сюда не вернулись.

Я молчала, мне было всё равно что говорит этот человек. Какой толк от бредней умалишённого? Пускай он считает себя кем угодно, хоть птичкой, хоть ангелом. Тем временем больной не прекращал:

— Ты просто не помнишь, как ты жила на небесах, — он отвернулся от окна и сел на ровне со мной. — Как твой смех разносился по облакам.

Я подняла на него глаза, отчего он резко замолчал и начал таращится на меня, долго и пристально. Возможно он изучил каждую неровность у меня на лице, глаза его были широко раскрыты, а губы шептали что-то.

Неожиданно он соскочил с лавочки, упал на колени и принялся хватать меня за ноги, отчего я вскрикнула, и начала от него отпираться. Мужчина судорожно что-то говорил, дёргал меня и чуть ли не плакал.

— Прости! — Закричал он. — Пожалуйста прости! Я молился тебе, я молился!

К счастью к нам вовремя подбежали два санитара, скрутили человека, потащили в сторону лестницы и вскоре скрылись наверху. Я осталась стоять в ступоре, меня парализовало.

Через несколько минут с верхнего этажа спустилась Мария, она всё так же холодно улыбнулась мне и снова взяла за руку, потащив обратно в палату. Мне нужно было отсюда выбираться, убежать в конце концов!

Мы вновь вернулись в мою комнату с болезненно белыми стенами и звуком вечно качающейся лампы. Лекарствами тут уже не пахло, да и духоты поубавилось, но уютнее это место не стало, даже наоборот — похолодело.

Мария усадила меня на кушетку, потрепала по волосам и сообщила:

— Скоро подойдут твои друзья, — она направилась к выходу. — Ох и повезло тебе с ними.

Я вновь осталась одна в этой пустой комнате, наедине со своими мыслями, страхами и желанием уйти отсюда поскорее. В голову лезли воспоминания, которые я старалась задавить, чтобы не было так больно, но с каждым разом, они становились всё ярче, всё больнее.

Особенно ярко стояла сцена первой встречи с Семёном, тот самый момент, когда я выходила из кружка кибернетики и пересеклась с ним взглядом: сумасшедшим, ошарашенным и испуганным. Его зимняя одежда смотрелась так нелепо и странно, а бледное тощее лицо почему-то привлекало меня.

Он появился именно в тот момент, когда мне так нужна была поддержка, так нужен был кто-то с кем можно поговорить. Но появившись в такое время, он и пропал именно тогда, когда я уже поверила, что моя жизнь не бессмысленный круговорот неудач.

***

Дверь в палату слегка приоткрылась и на пороге я увидела Славю, она, как и все сейчас, слегка улыбалась, но было заметно, что она боится, видно по её робким шажкам и аккуратным, боязливым движениям рук.

— Привет, Лен, — она села рядом. — А я вот, принесла тебе поесть.

Девочка поставила на тумбочку небольшой пакет с какой-то стряпнёй, но я даже не взглянула на содержимое, а лишь уныло пялилась на раскачивающуюся лампу под потолком.

— Привет, — вяло ответвила я. — Спасибо, что заглянула.

— Да, не за что, — она снова улыбнулась. — Мы все, когда узнали, что случилось, приехали тебя навестить.

— Не стоило так беспокоиться, — я невесело усмехнулась. — Как будто кому-то есть до меня дело.

— Ты что такое говоришь?! — Славя схватила меня за руку. — Мы все тебя очень любим!

— Ну да, — мне была противна такая дружелюбность. — Я верю.

— Если бы вы тогда не убежали, — Славя помрачнела. — Всё сложилось бы иначе.

— Всё сложилось иначе, только если я бы не встретила Семёна.

— Семён, — Славя пригладила косу. — Как же всё это ужасно.

— Действительно, — я снова уставилась в потолок.

Время шло, а мы молчали, говорить нам было не о чем. Славя не поднимала взгляда на меня, а я всё также смотрела в одну точку на потолке. В итоге, девочка горестно вздохнула и попрощавшись, вышла из палаты.

Ждать, когда во второй раз дверь со скрипом откроется, долго не пришлось. Передо мной предстала Алиса. Вот уж кого увидеть я не ожидала, так это Двачевскую. Она так же медленно и аккуратно села напротив и молча уставилась на меня.

— Ну, привет, — начала я первой.

— Привет, — тихо проговорила она. — Как тебе тут?

— Что, не заметно? — Я перевела на неё взгляд. — Замечательно. Ведь в психушке всем весело.

— Извини, — она тяжело сглотнула. — Я… я не думала, что всё так будет.

— Да что ты, — я тихо засмеялась. — Если бы ты поддержала нас тогда, Семён мог бы быть сейчас с нами.

— Что я могла изменить?! — Двачевская сорвалась. — Он бегал с этим дневниками и меня хотел втянуть!

— Вдвоём мы бы его остановили! — Я так же закричала, но крик больше сходил на хрип. — Он бы послушался, если бы ты от него не убегала постоянно!

— То есть теперь виновата я?! — Алиса вскочила со стула. — В смерти Семёна виновата я?!

— Он не умер! — Я вскочила с кушетки и схватила пораженную Двачевскую. — Слышишь?! Он жив!

Двачевская стояла в ступоре, она схватилась за мои руки и пыталась оторвать их от своей рубашки, но делала это очень аккуратно. Наконец я начала успокаиваться и медленно осела обратно на кровать.

— Лен, — она положила руку мне на плечо. — Нужно жить дальше, постараться забыть.

— Он не умер, — повторяла я. — Я знаю, он жив. Он в будущем, он сам мне рассказывал.

— Иди сюда, — Двачевская обняла меня.

Удивительно, мне всегда казалось, что она не способна на такое. Я ни разу не видела, что Алиса кого-либо обнимала и уж точно не ожидала, что такую нежность она проявит ко мне. Может не одна я схожу с ума?

Мы просидели в обнимку минут двадцать, а Алиса не проронила не слова: ни ругалась, ни злилась, даже не пыталась неуместно шутить, она просто обнимала меня, старалась успокоить. Но выходило у неё скверно, с каждой минутой мир становился для меня всё более серым.

В конце концов ушла и она, окинув меня взглядом напоследок. И вновь протяжный звук скрипящей лампы, заполнил эту комнату. Я подошла к зеркалу и долго всматривалась в него.

Сейчас мне казалось, что там, по другую сторону стоит совершенно другой человек, которого я ненавидела, которого я так хотела убить с особой жестокостью, потому что понимала, что именно эта бледная девочка с изумрудными глазами, виновата во всех моих проблемах.

В дверь раздался робкий стук, затем какое-то копошение и только после этого она тихо приоткрылась, и из-за неё показались длинные хвостики цвета базилика. Мику.

Лицо её в отличии от остальных было страшно печальным, она не улыбалась притворно, а чуть ли не плакала, но всё ещё старалась держать себя в руках.

— А я… я вот… я вот пришла, — она запиналась на каждом слове. — Шурик не смог приехать… приехать не получилось у него, но он просил передать привет… в смысле, он тоже очень переживает за тебя.

— Спасибо, Мику, — я вернулась на кушетку. — Я рада, что ты пришла.

— Ты, наверное, домой очень хочешь? — Голос её дрожал всё сильнее. — Тут так жутко.

— Жутковато, — я слегка улыбнулась. — Но я и домой не хочу. Я никуда не хочу.

— Я принесла тут, — Мику вытащила конверт из кармана. — Тут фотографии с лагеря…

Я раскрыла бумажный конверт и извлекла оттуда глянцевые фото, на многих меня не было. Но ближе к середине, в временном отрезке, когда я уже познакомилась с Семёном, меня стало больше.

— Смотри, — я подсела ближе к японке. — Тут ты Семёна петь учишь. Помнишь, как он обегал от тебя по всему лагерю?

— Угу… — Вдавила из себя Мику.

— А тут, Ольга Дмитриевна заставила нас всех фотографироваться у памятника, — раздался мой грустный смешок. — Сёма дёргал меня за хвостики, отчего я никак не могла хорошо получиться.

— Лена, — Мику не выдержала и разревелась, уткнулась мне в плечо.

Она пыталась что-то сказать, но из-за её всхлипов разобрать было ничего невозможно, она навзрыд плакала, хватая меня за халат, прижимая к себе. Сдержать эмоции ей было и вправду трудно, Мику не тот человек, который будет что-то укрывать за маской доброжелательности.

— Тише-тише, — я пыталась её успокоить. — Всё хорошо. В конце концов у нас остались эти фото, наши воспоминания.

— Ты главное не грусти, — Мику начинала приходить в себя и утирала слёзы. — Мы тебя все любим, мы тебя не оставим.

— Я знаю, — я вновь болезненно улыбнулась. — Мне уже говорили.

— Я пока пойду, — девочка всё же попыталась улыбнуться. — Ещё загляну на днях.

— Спасибо, — коротко ответила я.

Следующие несколько часов прошли в абсолютной тишине, я уже привыкла к скрипу под потолком и никак на него не реагировала, я лишь улеглась на кушетку и постаралась заснуть. После многих попыток у меня это вышло.

Мне снился лагерь. Шёл проливной дождь, а я стояла на центральной площади, все пионеры видимо, попрятались в своих домиках и боялись выйти в такой ливень. Но я не двигалась, мне казалась я вот-вот увижу Семёна, вот-вот он выбежит из домика вожатой и накроет меня плащом, уведёт куда-нибудь в сухое место.

Кроме звука дождя и жуткого холода тут ничего не было, моё ожидание растянулось на долгие часы, дни, месяцы, годы. Я уже вросла в землю, но ждала, что он всё же выбежит, что он вернётся… напрасно.

Я открыла глаза, за решетчатым окном была уже ночь или, поздний вечер, не велика разница если ты сидишь в психбольнице. Дверь в палату вновь открылась и на пороге я созерцала Ольгу Дмитриевну.

Она странно смотрела на меня. Выглядела наша бывшая вожатая разбито, хотя причесаться и навести марафет на лице не забыла. Она подошла, села на стул, сложила руки на коленях и наконец заговорила:

— Холодно тут у тебя, — она поёжилась. — Попросить их, чтобы принесли обогреватель?

— Нет, не нужно.

— Мы с твоим отцом заберём тебя через неделю, — она погладила меня по голове. — Поедем домой.

— Вы с папой? — Насторожено спросила я.

— Мы, — коротко ответила Ольга Дмитриевна и осеклась. — Мы теперь живём вместе.

— Я очень рада, — мне стало даже смешно. — Правда, Семён бы не обрадовался, будь он здесь.

— Я же сказала вам не уходить! — Вожатая смахнула слезу. — Я же сказала — сидеть в деревне!

— Вы же знаете, он вас не слушал, — я усмехнулась.

— Знаю, — она выдохнула. — Тебе может нужно что-то? Радио, книги?

— Нет, ничего, спасибо.

— Я пойду, — Ольга Дмитриевна встала. — Больница закрывается уже.

— Конечно, — я мотнула головой. — Идите.

Девушка даже не посмотрела на меня, выйдя из палаты. Теперь я точно одна, надолго.

***

Я спала, когда в мою палату снова вошли. Посреди комнаты стоял тот самый доктор, который увёл сегодня моего отца, сейчас он пугающе улыбался и держал в руке какой-то свёрток. Я тёрла глаза и не могла понять, чего он от меня хочет.

— Ну, как мы сегодня? — Он сел на кушетку.

— Не знаю, — я с опаской отодвинулась от него.

— Не бойся, — он положил свёрток на тумбу. — Мне нужно задать тебе пару вопросов.

— Я слушаю.

— Скажи мне, как тебя зовут, — это был не вопрос, а скорее требование.

— Лена, — тихо ответила я.

— Хорошо, — он что-то записал в блокноте. — Почему ты решила покончить с жизнью?

— Я не помню.

— Замечательно, — он хмыкнул. — Когда вас привезли сюда, вы без умолку звали какого-то Семёна. Кто это?

— Очень долгая история, — я почти спряталась за одеяло. — Он был мне очень дорог.

— Он погиб?

— Нет, — меня передёрнуло, и я осеклась. — Я не знаю.

Доктор долго что-то писал, затем перевёл взгляд на меня и снова улыбнулся. Он полез в нагрудный карман и вытащил оттуда круглую таблетку, после чего протянул её мне.

— Что это? — Недоверчиво спросила я.

— Таблеточка, — мило сказал он. — Сейчас выпьешь и тебе полегчает.

— Мне и так хорошо, — я продолжала укрываться одеялом. — Не стоит.

— Вы не хотите вылечиться? — Доктор осуждающе посмотрел на меня. — Пейте.

Человек угрожающе навис надо мной и мне пришлось взять у него препарат. На вкус таблетка оказалась жутко горькой, к тому же запить её было не чем. Врач снова улыбнулся и помахав мне рукой, попрощался:

— Спокойной ночи, драгоценная моя.

Ещё долго смотрела на закрытую дверь, мне было страшно и невыносимо хотелось убежать отсюда. Уснуть я так и не смогла. Неделю я здесь не протяну, я точно сойду с ума.

При следующей попытке уснуть, меня почему-то затрясло, беспричинно тряслись руки и ноги, а перед глазами поплыли немногочисленные радостные моменты из прошлого лета. Странно, но несмотря на тряску, мне стало удивительно хорошо, словно все проблемы разом исчезли.

Вот я снова на пристани, а рядом со мной Семён. Вот он неуверенно берёт мою руку и застенчиво кладёт вторую на талию. Мы кружимся, слушаем прибой и сколь прекрасно это разливающееся тепло по всему телу, вся та нежность.

Пристань растворилась, и я уже у раскидистого дерева с корзинкой полной земляники, а рядом уснувший Семён, обхвативший меня за плечи. Мне стало невообразимо больно понимать, что это сон, что этого уже не вернуть.

Я должна уйти отсюда, я должна всё исправить. Последними словами Семёна была просьба: «найди меня». И я найду, буду искать хоть несколько лет, но найду! Всё кончилось неправильно! Всё должно было быть иначе!

Найду…

========== Глава II ==========

Утром я чувствовала жуткую слабость, я едва ли смогла встать с кровати и съесть остывший завтрак. На меня навалилась страшная тоска, я готова была разрыдаться от любой мелочи или испугаться любого звука.

Чудаковатый врач снова заставил меня выпить эту странную таблетку. Сейчас он сидел напротив и неестественно улыбался, словно ждал от меня каких-то откровений. Его хитро прищуренные глаза жадно сверкали в свете электрической лампы.

— Я могу прогуляться? — Я подняла на него взгляд.

— Пациентам запрещено выходить из здания без присмотра, — он задумался.

— Пожалуйста, доктор, — я попыталась состроить глаза как можно жалостнее. — Мне всего-то на пару минут, воздухом подышать.

— Ладно, — он поднялся со стула и кивнул. — Я не буду закрывать дверь, можешь выйти. Но не больше чем на десять минут.

— Конечно, — я натянула тяжёлую улыбку, которая явно напугала врача, и он поспешно удалился.

Теперь нужно было выбираться отсюда, бежать как можно быстрее и дальше. Но куда? Домой? Нет, туда я не вернусь, пока не найду Семёна. Не вернусь. К Алисе? Она сдаст меня назад, ну или её родители.

Остаётся один вариант — «Совёнок», там я смогу найти что-нибудь, что натолкнёт меня на местонахождения Семёна. Сейчас он пустует, а потому я смогу находиться там, не привлекая лишнего внимания.

Я схватила со стола свёрток с одеждой, который принёс вчера врач. В свёртке оказалась моя спортивная форма. Почему именно она? Правда в ней было легче передвигаться, нежели в юбке и рубашке, так что никаких претензий.

Я окинула взглядом палату, дабы ничего не забыть. Вовремя вспомнила о выпечке Слави и вытащила из тумбы пакет. Теперь всё готово, осталось лишь выйти за территорию клиники и добраться до остановки.

Я аккуратно вышла из палаты и опасаясь каждого шороха, направилась к лестнице. Пакет с едой сильно выделял меня, но если я собиралась ехать надолго в закрытый лагерь, то пища мне пригодиться.

Стояло раннее утро и многие больные ещё спали, но даже сейчас я слышала некоторых из них, слышала их неразборчивое бормотание, стоны и страшный, сумасшедший смех. Серые стены вновь начали давить на меня, а таблетка давала о себе знать, вызывая у меня множество различных эмоций.

Неожиданно мне на плечо упала чья-то рука, отчего я взвизгнула и резко повернулась, ударив подошедшего рукой по лицу. За щёку, на которую пришёлся удар, держалась Мария, моя вчерашняя знакомая.

— Лена, ты что творишь?! — Закричала она. — А ну быстро в палату!

— Нет, отстаньте от меня! — Я попятилась назад. — Я здесь больше не останусь!

— Лена! — Закричала девушка. — Я не буду повторять дважды!

Я бросилась наутёк, а сзади послышался крик Марии, она звала на помощь. Быстро спустилась по лестнице и выбежала в вестибюль, где уже поджидали два санитара, готовые схватить меня.

По лестнице так же застучали чьи-то ботинки. Не раздумывая, я вынырнула в проходную дверь и бросилась к воротам, но те к моему ужасу оказались закрыты. Назад пути не было, санитары уже были близко потому я перебросила пакет и влезла на ворота.

Находясь почти на самом верху, один из санитаров всё же настиг меня и успел схватить за левую ногу, уцепившись за штаны. Я истерично начала вырываться, пытаясь пнуть его по лицу. В конце концов, тело всё же перевесило меня и я, едва не потеряв штаны, свалилась за ворота.

Подоспевшие на помощь санитару коллеги, начали судорожно открывать вход, но было уже поздно. Я схватила пакет седой и что было мочи бросилась по асфальтированной тропинке в сторону райцентра.

Ушибленное при падении плечо жутко болело, но останавливаться я не могла, иначе меня бы догнали. Через пару минут я выбежала на проезжую часть и также бегом, понеслась по обочине. Погоня подходила к концу, санитары начали от меня отставать.

Я свернула в кювет и скрылась за деревьями. Так я простояла несколько минут, дождалась, когда меня потеряют. Теперь я свободна, теперь я смогу найти Семёна.

На землю опустился туман, осенью тут было не слишком холодно, но в лёгкой спортивной форме стало зябко и по телу забегали мурашки. Как на зло, по трассе не ехало ни одной машины, ни автобусов, ни грузовиков.

На середине пути у меня заболела голова, из-за такой жуткой боли в ушах засвистело, и я осела на обочину впившись пальцами в волосы. Перед глазами поплыли чёрные круги, я силилась чтобы не заплакать, но слёзы и крик рвались из меня.

На своё счастье я нашла в кармане своих штанов пачку тех самых таблеток, которыми меня поили в психушке. Удивительно как они не выпали, когда я перелазила через забор.

«Кто и когда мне их положил? — проскочило в голове. — А главное зачем?»

Но головные боли не прекращались, а другого выбора у меня не было. Я трясущимися руками выдавила таблетку и закинула её в рот. Сиюминутного эффекта не последовало, голова продолжала разламываться.

«А откуда я вообще взяла, что эти таблетки мне помогут? — я улеглась на землю».

Очень быстро я потеряла счёт времени, чёрные круги перед глазами растворились, боль не исчезла, но притупилась. Я начала слышать голоса, огромное множество голосов, словно вокруг меня оживлённая площадь.

От этого мне захотелось смеяться, меня это почему-то забавляло. Вот я была одинока и в лесу, а теперь я лежу на площади и проходящие мимо люди смотрят на меня. Они куда-то торопятся, а мне бежать некуда.

Я каталась по земле заливаясь звонким смехом. Мне стало так легко: головная боль исчезла вовсе, изнутри поднималось странное тепло, а мозг отказывался думать о чём-то серьёзном. Какое чудесное облегчение.

Неожиданно я почувствовала чьё-то прикосновение и заторможено перевернулась на спину. Надо мной склонился странный мужчина лет тридцати с пышными усами. Он испуганно посмотрел на меня и поднял с земли.

— Ты откуда такая красивая? — Он оттряхнул меня от грязи.

— Вы представляете, — я не переставала смеяться. — Я только что была тут, а потом на площади, а потом снова тут!

— Идём.

Человек завёл меня в пустой автобус и уложил на заднее сидение. Тем временем я не переставала истерично смеяться, меня колотило из стороны в сторону, горло и лёгкие уже болели, но остановиться было трудно.

Автобус дёрнулся и куда-то поехал, постоянно подпрыгивая на кочках и ухабинах. Скоро смех прошёл и на его смену на меня навалилась слабость, глаза закрылись, и я забылась глубоким, хорошим сном.

Даже этот автобус показался мне королевской периной, по сравнению с кушеткой в палате, я чувствовала тепло от радиатора под сиденьем и спала-спала, и спала.

***

Белоснежный кафель нашей ванны, тёплая вода, но она совершенно не греет. Руки постоянно трясутся, уже третий день подряд. Отец говорит мне забыть, велит молчать, но я не могу поверить в реальность произошедшего.

Всего пару дней назад я видела Семёна перед собой, могла прикоснуться к нему, могла взять за руку, заглянуть в его глаза. Он же просто испарился! Растворился словно сахар в кружке с чаем! А я осталась, осталась одна.

Отцовская бритва скользит по венам. Я не дура, веду лезвие вдоль, боли не чувствую, да и эффект лучше. Я улыбалась, помутневшим взглядом наблюдала как вода в ванне краснеет, а из раны струиться пульсирующая тёплая кровь.

Руки слабеют и выпускают бритву, глаза закрывались сами собой, я лишь ждала момента, когда смогу увидеть Семёна, ещё раз.

— Я иду, — слипающимися губами прошептала я. — Уже рядом.

Отдалённый стук в дверь, крики отца, но я уже не слушала. Улыбка сползла с лица, как бы я не силилась её натянуть.

«Жаль, — напоследок подумала я. — Снова предстану перед Семёном грустной».

***

Я проснулась от ноющей боли в руке, всю поездку в этом автобусе я проспала на ней и кажется, отлежала. Водителя в салоне не оказалось, автобус стоял на станции среди множества другого транспорта.

В окно я увидела того самого водителя, он стоял у телефонного аппарата и с кем-то разговаривал. В голове пробежала мысль, что он может сдать меня назад в психушку. Я не могу этого допустить. Нужно выбираться.

Двери автобуса оказались открыты, видимо он вышел недавно, значит время у меня ещё есть. Я выскочила на улицу и попыталась узнать место. Долго вспоминать не пришлось, то была та самая станция в нашем райцентре с которой мы отбывали в «Совёнок».

Я начала бегать среди множества автобусов, вглядывалась в таблички в попытках найти тот самый заветный номер. Люди вокруг смотрели на меня озадачено и сторонились, но мне было всё равно.

Я добежала почти до самого конца станции, а автобуса так и не нашла. Я уже была готова опустить руки, как волею судьбы мой взгляд упал на выезд и закрытые ворота, рядом с которыми пыхтел четыреста десятый.

Я со всех ног бросилась к нему, ворота уже начали разъезжаться и автобус был готов уехать. Подбежав к двери, я со всей силы забарабанила по стеклу и закричала:

— Стой! Откройте!

Двери в автобус открылись и передо мной предстал кондуктор — молодой парень, на вид лет двадцати с короткими каштановыми волосами и в очках.

— Без билета не положено, — нахмурился он.

— Пожалуйста, — я умоляюще сложила руки. — Мне нужно, очень-очень.

— Нельзя без билета, — повторил кондуктор.

— Умоляю, — упала я на колени. — Помогите!

— Ты дурочка что ли! — Он постучал по голове. — Встань. Ну не могу я тебя пустить.

— Да пусти ты её уже, — послышался бас из кабины водителя. — Иначе весь день тут простоим.

Я выжидающе уставилась на парня, он долго думал, поправлял очки, кусал губы и наконец изрёк:

— Давай быстро, — махнул кондуктор рукой. — Чтобы тихо сидела. Ясно?

Я кивнула и запрыгнула в салон, он оказался почти пустым: две бабки на заднем сидении о чём-то оживлённо спорили, мужчина средних дет дремал у окна, молодой парень рядом с ним читал какую-то книгу без обложки и две молодые девушки с огромными клетчатыми сумками.

И вот автобус двинулся. Я села на свободное место и уставилась на пролетающие мимо деревья, кусты и прочую флору, уже изрядно пожелтевшею и осыпавшеюся. Четыреста десятый вновь вёз меня в лагерь — домой.

Я испытывала странное спокойствие, не так должен вести себя человек в такой ситуации, но я была даже в какой-то степени рада. Закрыв глаза, воображение начало рисовать знакомые картины: памятник Генды, домик вожатой, пристань — всё было ярким, летним и таким далёким.

Я вновь увидела наш танец на пристани, снова чувствовала прикосновения Семёна. Затем, память выдала овраг, нашу ссору, лес. Всё было настоящим, я могла почти что дотронуться до каждого предмета.

А потом я увидела своё отражение, вернее свой образ — яркие изумрудные глаза, в которые так часто заглядывал Семён, лёгкая пионерская рубашка со значками, извечно бледноватое лицо, застенчивая улыбка, которую я постоянно прятала.

Я протянула к себе руку, но не смогла дотянуться. Та я, не переставала улыбаться и смотреть на меня, словно дразнилась.

— Что ты улыбаешься?! — Крикнула я. — Не видишь, как всё плохо?!

Моё альтер-эго смутилось и покраснело. Пионерка непонимающе посмотрела на меня и снова заулыбалась как ни в чём ни бывало.

— Какая же ты дура, — я рассерженно топнула ногой.

Атмосфера вмиг изменилась и предо мной оказался совсем другой образ. Теперь «моё» лицо исказила жуткая гримаса — злобный оскал, зрачки сузились, волосы растрепались.

Таким взглядом обычно смотрят сумасшедшие, маньяки или убийцы. Я попятилась назад, а мой образ начал наступать на меня.

Вокруг была лишь темнота ни капли света, я даже не видела куда идти. Меня охватила паника, ноги судорожно задрожали, и я с криком повалилась на землю. Моё альтер-эго тем временем приблизилось в плотную и присело рядом.

— Ты всё сломала, Лена, — тихим шёпотом проговорило оно. — Уже ничего не спасти.

Я лишь почувствовала, как холодный палец скользит по моим губам, затем как в темноте блеснуло лезвие ножа. Моё отражение приложило остриё к уголку моего рта и медленно, и тягуче произнесло:

— Мы будем всегда улыбаться, — раздалось нервное хихиканье. — Семён должен видеть, как мы рады.

Истошно завопив я проснулась, на меня тут же устремили взгляды пассажиры автобуса. Я же слегка смутилась и отвернулась в окно, меня прошиб пот, мне стало жутко. За окном всё также проносились деревья.

Я достала из пакета Слави помятый пирог и начала его жадно поглощать, за последнее время я вовсе забыла о еде, но мой желудок вовремя напомнил об этом. Меня мучала и жажда, но в пакете не обнаружилось даже бутылки с водой.

Оставшуюся часть пути доехала относительно спокойно, хотя всё ещё ловила на себе странные взгляды людей.

***

Спустя целую жизнь, я всё же вернулась к этим одиноким воротам с такой родной надписью — «Совёнок». Я завалилась на землю рядом с закрытым входом и впилась в неё ногтями, я была готова начать целовать всю эту грязь, но вовремя остановилась.

Лагерь оказался закрыт, хотя перелезть через ворота не составит труда, к тому же я прекрасно помню, как пробраться в лагерь по подземельям. Неожиданно тишину разорвало уханье, и я резко повернула голову в сторону звука.

На ближайшем ко мне дереве восседала сова, глаза у неё блестели и смотрели прямиком на меня. Я расплылась в улыбке, теперь я уже не боюсь сов, по крайней мере не сейчас. Рядом раздался приглушённый звук:

— Смотри, он же совсем не страшный, — зазвучал справа знакомый, слегка дёрганый голос.

— Наверное, — я повернулась, но никого не увидела.

Время шло к вечеру, а мне всё ещё нужно было попасть на территорию лагеря, потому я начала оглядывать ограждение на наличие удобного входа. Единственным вариантом попасть за забор было, залезть на фундамент статуи пионера и с неё перелезть через ограждение.

Во второй раз я поблагодарила свою спортивную форму и забралась к несчастному пионеру. Прыгнула на забор, но ослабевшие тело не осилило такого прыжка, я на лету ударилась об стену и повалилась назад на землю.

Минуту я просто лежала, держась за ушибленное место, корчилась от боли, затем снова поднялась и забралась на постамент. Со второго раза мне удалось зацепиться за железный обод и с трудом подтянуться.

С последним надрывом я перевалилась и с грохотом упала на асфальт. В глазах потемнело от боли, при падении я прикусила язык и рот наполнился привкусом крови, локти горели, ноги ныли от удара о землю.

Боль разошлась по всему телу, и я начала отключаться…

***

Стоял жаркий денёк, а новоприбывшие пионеры только начинали вливаться в лагерную жизнь. Я же по привычке заняла своё любимое место в библиотеке и попросила у Жени «Унесённых ветром».

В отряде мне были все знакомы ещё с прошлого года, кроме разве что этого странного парня. Семён что ли? Мне он показался очень милым, хотя и выглядел странно, постоянно бегал по лагерю, говорил что-то про себя.

Дверь в библиотеку открылась и на пороге оказался он, в руках держал бумажку, видимо обходной. Семён косился на спящую Женю и не решался к ней подойти, затем его взгляд упал на меня.

Почему-то у меня перехватило дыхание, щёки загорелись, и я поспешно уставилась в книгу. Сама не знаю, что на меня нашло,наверное, боялась выглядеть глупо в его глазах. Но почему? Ведь на остальных мне было всё равно.

Парень подсел ко мне и молча уставился в окно, видимо не знал, как начать разговор. Может он тоже стесняется?

— Ты же Лена, да? — Наконец тихо спросил он.

— Да, — робко вырвалось из меня.

— А, ты тут, часто бываешь? — Семён развернулся ко мне полностью.

— Наверное, — я нервно поглаживала корешок книги. — В смысле, да, часто.

— Нас что-то плохо друг другу представили, — Парень робко протянул мне руку. — Я Семён, но ты уже знаешь.

— Лена… — я опасливо пожала её, словно боялась, что он меня утащит.

— Я уже понял, — он слегка усмехнулся.

— Извини, я забылась.

— Ничего, — Семён отпустил руку. — Что-то интересное?

Он приподнял мою книгу и взглянул на обложку. Мне было как-то страшно рядом с ним, хотя убегать совсем не хотелось.

— Хорошая книга, — одобрил парень.

— Спасибо, — я была готова провалиться под землю от смущения.

— А долго она будет спать? — Семён кивнул в сторону Жени.

— Не знаю, — пожала я плечами. — Но лучше её не будить.

— Съест?

— Нет, — я расплылась в улыбке. — Ударит.

Он заулыбался и тихо усмехнулся, уставившись в окно. Казалось бы, ничего в нём примечательного — невыразительные глаза под которыми наблюдались синяки от недосыпа, растрёпанные и немытые волосы, неуклюжие движения. Но что-то меня привлекло, он был таким отстранённым, никак не вписывался в реалии всего происходящего.

Наши посиделки продолжались до тех пор, пока проснувшиеся Женя, не гаркнула:

— Ты кто? Чего ты сюда припёрся?

***

Я продолжала лежать на холодной земле, солнце уже почти скрылось и на пустой лагерь опустилась темнота. Скоро стало невозможно холодно лежать и я с трудом превозмогая боль, двинулась на площадь.

Здесь всё было точно так же: такой же Генда, такие же лавочки, всё тот же причудливый узор на асфальте, правда было темно. Я брела по ночному «Совёнку» и испытывала не то ужас, не то ликование, я не могла подобрать слов.

Двигалась я прямиком к своему бывшему домику в надежде переночевать там, а наутро заняться поисками Семёна. Мысли начали приходить в порядок и мне действительно стало страшно находиться в этом месте.

Ко всему прочему у меня снова начинала болеть голова, виски пульсировали, а в глазах в очередной раз заплавали чёрные круги. Единственным спасением были эти странные таблетки у меня в кармане, но выпью их позже, когда буду в домике.

К моему удивлению все здания в лагере оказались открыты, но внутри не было ничего, даже постельного белья. Наш с Мику домик выглядел удручающе одиноко: две голые кровати, зеркало в углу, окно без занавесок, пустые тумбы и ковёр.

Я села на скрипящую деревянную кровать и вновь достала таблетки, после чего выдавила одну из них и положил в рот. От жуткой головной боли глаза не закрывались, таблетка же ещё не подействовала.

— Я найду тебя, — повторяла я себе. — Я не брошу тебя. Слышишь?

Мой голос отдавался эхом в голове и вынуждал меня постоянно повторять одно и то же. Чтобы отвлечься, я начала диалог сама с собой:

— Когда я его увижу, — я расплылась в улыбке. — То обниму так сильно, чтобы он больше никогда не убежал.

— Надейся, — отвечала себе же. — Ничего не выйдет, он погиб, ты его не найдёшь.

— Заткнись! — Я подошла к зеркалу, чтобы видеть с кем говорю. — Он жив! Жив! Я найду его!

— Даже если и так, — отражение засмеялось. — В будущем, он наверняка нашёл себе другую.

— Он любит меня! — Со всей силы я топнула ногой. — Он меня ждёт!

— Да? — Иронично спросило отражение. — Вспомни как он целовал Алису.

— Это была ошибка, — я схватила зеркало руками. — Он всё объяснил!

— Как он облизывал её губы, — отражение оскалилось. — Как нежно поглаживал по бёдрам. Да, он её точно любил.

— Замолчи! — Я со всей силы ударила зеркало об пол. — Заткнись! Убирайся!

Блестящие осколки зеркала разлетелись по комнате и теперь весь пол был усыпан битым стеклом. Я снова уселась на кровать и закрыла лицо руками.

— Он любит меня! Ждёт! — Повторяла я.

— Нет. Ты псих, Лена, — тут же отвечала сама себе. — Ты ему теперь не нужна.

— Ненавижу, — я легла на кровать и закрыла глаза. — Ненавижу тебя.

***

Кулаки разбиты в кровь, а её испуганный взгляд так греет душу, она беспомощно ползает по грязному полу и истошно кричит. Волосы её оказываются у меня в руке, и я рывком дёргаю испуганную рожу на себя.

— Визжи, да погроме, — я похлопала её по щеке. — Чтобы Семён услышал.

Двачевская продолжала истошно стонать, кряхтеть и рыдать, гематомы на её лице выглядели ужасно и это тоже радовало меня. Её разорванная губа, из которой струйкой стекала кровь так и манила.

— Ну что, поцелуемся ещё? — Я облизала кончике её носа, на что она начал упираться и осипшим голосом звать на помощь. — Тебе же нравиться, не нужно отказываться.

Я прильнула к губам и чувствуя металлический привкус её крови, ещё раз впилась зубами в губу, отчего Алиса запищала и попыталась вырваться, но я не давала ей разрешения останавливаться. Я продолжала вгрызаться в её губы.

— А теперь, — я отпустила Двачевскую. — Мы сделаем так, чтобы ты улыбалась.

— Лена… — Алиса вжалась в стену и закрывала руками лицо.

— Что ты такая грустная? — Я с ухмылкой подошла к ней. — Хочешь, чтобы Семён расстроился?

— Пожалуйста, — она зажимала рот рукой.

— Я всё сделаю, Алис, — я подняла с земли принесённый из столовой нож. — Мы будем счастливы.

— Не надо! — Завопила она.

— Моя милая Алиса, — я оторвала руку от её рта и приставила остриё к нему. — Ты всегда была такой красивой и улыбчивой, ты так любила смеяться.

Двачевская вертела головой, всячески пыталась мне помешать, но я была настроена решительно. Нож мягко начал разрывать плоть и двинулся вдоль щеки. Пионерка завопила от боли и крик её перешёл в хрип.

— Тише-тише, — я наклонилась над её ухом. — Это только сначала больно.

Закончив с первым уголком рта, я перешла к следующему. Алиса уже молчала и просто рыдала, смотря на меня полным ужаса взглядом.

— Смотри! — Я закончила свою работу. — Смотри какая ты счастливая.

Я кинула Алисе осколок зеркала, а сама начала радостно прыгать по пустой комнате, весело смеяться и хлопать в ладоши.

Мычание Алисы зазвучали на нечеловеческий лад, она прислонилась спиной к стене и судорожно трогала себя за лицо. Я была такой умиротворённой, такой довольной, даже сама не знаю почему. Звуки издаваемыми покалеченной Алисой, наполняли меня счастьем.

— Идём! — Я потянула её за руку, но девочка лишь безвольно повалилась на пол. — Пойдём танцевать! Танцевать с Семёном!

Я тянула Двачевскую к выходу, из разорванного рта Алисы литрами струилась кровь, оставляя на полу тянущееся красные следы. Я начала чувствовать, как её хрип слабеет, а рука становиться всё холоднее и бледнее.

— Ну уж нет! — Это меня разозлило. — Он тебя ещё не видел!

Я снова прислонила её к стене и теперь её страдальческий вид, вызывал у меня лишь злобу, ярость и желание ударить её. Я схватила Алису за горло и начала со всей силы вжимать в стенку домика.

— Нравится?! — Я заглядывала в её остывающие глаза. — Какая ты у нас улыбчивая сегодня! Вся светишься прямо!

Наконец её веки опустились, кряхтение прекратилось, руки безвольно опустились. Я поцеловала её в лоб и крепко обняла, теперь меня обуяла нежность.

— Я тебя так люблю, — пальцы, перемазанные в крови, прошлись по её волосам. — Ты единственная моя подруга и теперь ты счастлива… счастлива

***

Я проснулась на полу у стены, в глазах помутнело, жажда мучала неимоверно. Отдалённым эхом отдавалась в руках то ли боль, то ли щекотка. Взгляд упал на ладони и сначала я не смогла ничего понять.

Мои руки были в чём-то измазаны, одну из них я сжимала в кулак и попросту не могла разжать. Спустя минуту до меня дошло, я сижу посреди битого стекла, по рукам у меня стекает кровь, а в кулаке я сжимаю множество мелких осколков.

Кричать я не стала, но начала судорожно оттряхивать руки от крови и стекла, попутно скуля от усилившийся боли. Я ничего не помнила, даже того, как оказалась на полу, если засыпала на кровати.

Собравшись с силами, я выбралась на улицу. Стоял непроглядный белый туман, по телу прошёлся озноб. Я медленно поплелась в сторону умывальников, чтобы утолить жажду и хоть как-нибудь промыть раны.

Что делать дальше я не знала. Нужно было искать Семёна, но не имея ни малейшего понятия с чего начинать, навряд ли что-то получится. Если бы я только смогла найти что-нибудь, что осталось от него, что-нибудь ценное.

Удивительно, что меня вообще ещё не нашли, если конечно меня всё ещё ищут. Я добралась до умывальников и аккуратно включила воду, та оказалась ледяной до боли, но жажда взяла верх, и я пристала к крану.

Зубы свело, но я не переставала жадно глотать воду. Наконец вдоволь напившись, я вытерла рот рукавом и принялась отмывать руки от уже засохшей крови. Раны к счастью не оказались глубокими, но даже при таких порезах, можно подхватить заражение.

Покончив с водными процедурами, я начала думать, что мне делать и направилась в сторону спортивной площадки. Сама не знаю зачем мне туда, просто это место меня будто звало, и я не могу ему сопротивляться.

На пустующем футбольном поле, одиноко лежал мячик, он был весь в грязи и мокрый. Я слегка пнула его в сторону ворот. Прокатившись пару метров, он остановился, так не долетев до цели.

— Сём, давай пас! — Я подбежала и пнула мяч ещё. — Мы их победим… всех.

Я довела его до сетки и со всего размаху довершила матч, радостно вскрикнув:

— Ха! Один-ноль!

Я прошлась до скамеек и уселась на одну из них. Мне начало казаться, что вот-вот случиться что-то хорошее, но только ожидание становилось всё невыносимее, всё тяжелее, всё больнее. Я закрыла глаза и откинулась на спинку — попыталась собраться с мыслями.

***

Не люблю все эти спортивные мероприятия — все галдят, шумят и бегают вокруг, отчего кружиться голова. Я сидела на скамейке на самом верхнем ряду и уныло наблюдала за тем, как Славя и Алиса пытаются отобрать друг у друга футбольный мяч, а Ульяна носиться вокруг них и без умолку верещит.

Какая всё же глупая игра этот футбол, пинай мяч, да кати к воротам — делов-то. Надеюсь никто из них ничего не повредит, иначе меня вытащат на поле как запасного игрока, а мне ой как не охота бегать там.

Со стороны входа на спортплощадку послышался радостный глас вожатой, которая вела перед собой крайне обиженного Семёна.

— Это важное мероприятие для каждого пионера, — она трясла своим указательным пальцем. — В здоровом теле, здоровый дух.

— Да-да, — парень отмахнулся. — Я пока посижу, осмотрюсь.

Семён поднялся на трибуны и заметил меня. Может, он меня преследует? Может, он маньяк? Если и так, то сопротивляться я бы не стала.

«Что за мысли?! — Я тряхнула головой. — Фу!»

— Физкульт-привет, — он устало упал на лавку рядом со мной. — Ну что, готова забить хет-трик?

— Что? — Я украдкой посмотрела на него и тут же отвела взгляд.

— Ладно, не бери в голову, — он так же уставился на поле.

Мы сидели. Я продолжала изредка коситься на парня и старалась не показывать смущения, но выходило это паршиво. Неожиданно с поля послышался звонкий голос Слави:

— Сём! Иди к нам, заменишь Шурика! — Она указала на удаляющегося кибернетика.

Мне почему-то захотелось запротестовать и не пускать его на поле. Но кто я такая? Я смогла лишь уставиться на него выжидающим взглядом, что он не мог не заметить.

— Я не знаю, — он так же пялился на меня. — А без меня никак?

— Никак! — Славя продолжала глупо махать руками. — Ты нам нужен.

— Я пойду тогда, — он не переставал смотреть на меня. — Они же ждут.

— А может, — я попыталась его остановить, но не вышло.

— Что?

— Нет, ничего, — глаза мои вперились в пол. — Беги.

И вот вокруг него уже трутся и Алиса, и Славя, и Мику. А я сижу тут, делаю вид, что меня это совершенно не беспокоит. Хотя, почему меня должно это волновать?

— Да мне вообще всё равно, — я сорвала номер с футболки и быстрым шагом побежала к выходу, чтобы меня не успели окликнуть.

Я вышла на главную площадь и уселась на лавку, обижено скрестив руки на груди. И что на меня нашло? Я ведь общалась с ним всего пару раз, да и общением это назвать трудно. Но что-то внутри не давало мне покоя.

Всё равно Алиса снова его заграбастает, а если и не она, то Славя уж точно, вон она какая подтянутая и спортивная. На меня он даже смотреть не станет. О чём мне с ним говорить? О книжках? О комедиях романтических?

Они-то явно говорит не настроены, сразу к действиям переходят — вырядились совсем не по-пионерски и радуются, что он с них глаза не сводит.

Я собиралась уходить, как меня вновь окрикнул знакомый голос. Я неуверенно развернулась, передо мной стоял Семён, он оказался перемазан в траве, но его это кажется не смущало.

— Лен, ты сейчас куда?

— В библиотеку, — тихо ответила я.

— Может, покажешь мне лагерь, — парень заозирался. — Желательно побыстрее, пока они не заметили, что я сбежал… уполз вернее.

— Да, конечно, идём, — я едва заметно улыбнулась и позвала его за собой.

***

Иногда мне хотелось остаться в этих воспоминаниях навсегда, повторять их из раза в раз, попасть в цикл и никогда из него не выходить. В тот день, я пробыла с Семёном до самого вечера: мы читали книги, он рассказывал какие-то небылицы, после мы прятались от вожатой.

Теперь это лишь сны, которые ворошат старые раны. К тому же в конце дня, его забрала Славя, и я не смогла его увидеть до следующего утра. А ведь останься он тогда, всё могло пойти иначе и может я решилась бы открыть ему свои чувства куда раньше.

— Он бы не отказал, — я прошлась вдоль спортивного поля. — Он бы всё понял.

— Ну да, — меня словно разорвало надвое. — А потом пошёл обжиматься со Славей.

— Зачем ему это?! — Я злилась сама на себя. — Он с ней почти не общался!

— Она постоянно вилась вокруг него, — руки нервно задрожали. — С кем он провёл первую ночь в лагере? Кто его накормил? Думаешь, они там просто булочки ели?

— Хватит! — не выдержала я. — Ты параноик! Я тебя ненавижу!

— Взаимно, — тихо прохрипела в ответ.

Наступила тишина, но трясти меня не переставало. Неужели я действительно схожу с ума? Нет, мне просто не с кем поговорить, некому пожаловаться. Нужно продолжать искать, нужно действовать пока не поздно!

Я носилась по лагерю, глупо и хаотично, мне стало страшно. Выбежав на площадь, я ощутила, что очень хочу тех самых таблеток, словно без них я тотчас же умру. Я судорожно вытащила их из кармана и в порыве выдавила целых две, тут же отправив их в рот.

Я села на землю, облокотилась на памятник Генде и закрыв глаза, попыталась отключиться. Темнота наступала, а сопротивляться ей у меня не было сил. Из глубин донёсся голос:

— Я последняя кто у тебя остался, — раздался ехидный смешок. — Без меня ты никто. Без меня — тебя нет.

***

Славя стояла лицом к окну и приглаживала свою косу, на улице шёл проливной дождь и лес словно бы плакал в такие моменты. Моя рука легла ей на плечо, отчего девочка вздрогнула.

— Лен! — Она развернулась. — Не пугай так.

— Хорошо, — я убрала руку. — Не буду.

— Тоже тут застряла? — Славя как всегда мило улыбнулась. — Зато в столовой, хоть с голоду не помрём.

— Ага, — тем временем я приблизилась на довольно опасное расстояние, чем смутила пионерку.

— Лен, что ты делаешь?

— У тебя такие голубые глаза, — я заглянула в них. — Жаль у меня не такие.

— Брось, — она засмеялась. — У тебя тоже красивые глаза.

— Славя, тебе ведь нравиться Семён? — Я подошла к кастрюле с столовыми предметами.

— Он милый, — она как-то странно хмыкнула.

— Милый, — подтвердила я. — Очень милый.

Среди множества столовых приборов я откапала вилку и начала вертеть её в руках, изредка поглядывая на Славю.

— А почему ты спрашиваешь?

— Да так, интересно стало, — я снова подошла к пионерке поближе. — Хочешь, поиграем в игру?

— В какую?

— Весёлую очень, — я широко улыбнулась. — Гляделки.

— Эх, какая же она весёлая, — Славя отмахнулась. — Ну, разве что время убить.

— Да, время.

Мы сели друг напротив друга и уставились глаза в глаза. Славя улыбалась, но через минуту улыбка её сползла, а глаза заслезились и задёргались. Я же смотрела на неё не шелохнувшись.

— Ой, Лен, — она махнула рукой и начала моргать. — Не мог…

— Можешь! — Рявкнула я и со всей силы всадила вилкой в её глаз.

Девочка взвизгнула и повалилась со стула, держась за рану, из которой в то же время засочилась вязкая тёмная кровь. От шока Славя не смогла вымолвить и слова, а лишь испуганно закричала.

— Давай, продолжим играть, — я села на неё сверху. — А ты говорила не весело.

— Лена! — Завопила она.

— А давай, пригласим Семёна поиграть, — я расхохоталась. — С ним-то, точно весело будет.

— Что ты сделала! — Славя бросилась в рёв.

— Ещё ничего, — провела вилкой по её лицу. — У тебя и второй глазик есть.

— Не надо! — Она упиралась руками.

— Не бойся, рано ещё, — вилка вонзилась ей в руку и пробив ткань, зашла довольно глубоко. — Мы ещё не закончили играть.

Славя каталась по полу в попытках вытащить из руки предмет, но всё бесполезно. Я окинула столовую в поисках ножа и очень скоро обнаружила его. Когда я снова уселась на Славю, она уже с трудом сопротивлялась.

— Мне так нравятся твои пальчики, — я пробежалась лезвием по фалангам. — Одолжишь пару?

Точный и сильный удар пришёлся по среднему с указательным пальцам и в мгновение ока отсёк их. Славя закричала что есть мочи и крик её вскоре перешёл на всхлипы.

— Ты хочешь кушать? — Я улыбнулась ей. — Давай я булочек принесу.

— Больно! — Вопила Славя. — Хватит!

— Ты что-то грустная, — я покачала головой. — Нужно улыбаться, Славя.

— Отпусти, пожалуйста!

— Улыбайся! — раздался хруст её носа. — Если тебя будут видеть грустной, ты никому не понравишься!

Девочка продолжала рыдать, биться в истерике и держаться за выткнутый глаз. Я схватила её за косы и подтащила к стене. Мне жутко не нравилось, что, Славя не радуется и я решила заставить её.

— Сейчас мы будем счастливы, — я подставила нож к уголку её рта. — Ты же хочешь быть весёлой?

Славя испуганно подняла на меня оставшийся глаз и стоило мне начать двигать нож, как раздался нечеловеческий вопль. Он, как и в прошлый раз перешёл на хрип вперемешку с каким-то рычанием.

На милом и румяном лице Слави заблистала ужасная улыбка, из которой ручьём заструилась кровь. Пионерка подобно Алисе начала мычать и ползать по полу. Она уже и забыла про выбитый глаз, вместо которого осталось красное месиво.

— Какая ты красивая теперь, — я снова прижала её к стене. — Только я всё равно хочу твой глазик.

Славя не успела даже возразить, я уже начала вдавливать её глаз, отчего та забилась в судорожном припадке.

— Не дёргайся! — Закричала я. — Сиди спокойно!

Когда и во втором глазу осталось лишь месиво, я довольно облокотилась на стену рядом с рыдающей Славей и удовлетворённо вздохнула. Через минуту хлюпающие звуки и мычание мне надоели, и я яростно вонзила нож прямиком в живот девочки.

— Жаль ты не успела булочек покушать, — оттряхивая руки от крови, кинула я. — Они тут вкусные

========== Глава III ==========

Я в ужасе очнулась. К своему удивлению, проснулась у столовой, как я сюда попала я не знаю. В глазах всё казалось мутным и нечётким, цветов я вовсе не различала. Вот теперь меня охватила настоящая паника. Я бросилась к выходу.

Мимо проносились домики пионеров, деревья, скамейки. Я выжимала из себя все силы, лишь бы побыстрее убраться отсюда, спастись. Я была почти у ворот, но под ногами что-то сдвинулось, и я со всей силы прокатилась по асфальту.

При падении я отчётливо услышала хруст. Я содрала всю кожу с колен, локтей и ладошек. При попытке подняться, лодыжка отозвалась жуткой, непереносимой болью. Я закричала что есть сил и схватилась за неё.

Из глаз вырвались слёзы, я не могла даже двинуть ногой, кожа горела, а солёный пот ещё больше обжигал полученные ссадины.

— Ты не куда не уйдёшь! — Закричал голос в голове. — Ты здесь сдохнешь!

— Я не хочу… не хочу…

— Ты сама виновата во всех своих проблемах! — Голос не переставал. — Теперь ты будешь платить!

Я с трудом доползла до ближайшей лавочки и взобралась на неё. Боль пульсировала уже по всему телу, меня колошматило из одной стороны в другую. Рука сама потянулась к пачке с таблетками и выдавила уже три.

— Кто ты без меня?! — Голос усилился в разы. — Тупая и никчёмная дура! Овца без пастуха! Тряпичная кукла!

Я физически ощутила, что кто-то хватает меня за шею и пытается задушить. Мне стало тяжело понимать, реально всё это или, нет.

— Ты никто! У тебя нет права жить!

***

Вокруг снова белые стены и раздающийся эхом, скрип висящей лампы. Я сижу на полу, но словно не могу управлять своим телом — руки, ноги двигаются без моей воли.

Вокруг какие-то странные предметы: плюшевый медведь по одну сторону, открытая плитка шоколада по другую, в руках я сжимаю тот самый «неправильный» телефон Семёна. Как-то всё ненормально.

Дверь в палату открывается и на пороге я вижу доктора, он что-то держит в руке и пугающе улыбается. За его спиной я вижу лицо Марии, она тоже холодно скалится.

Доктор подходит ближе ко мне и присаживается на корточки, сравнявшись со мной лицом, он начинает глупо разговаривать:

— Ну, что моя дорогая, как мы сегодня?

Я хотела что-то ответить, но язык меня тоже не слушался и вместо разборчивых слов, вырвалось пустое, неразборчивое мычание.

— Кажется, она рада Якоб Андреевич, — подала голос Мария.

— Выпьем таблеточку? — Он протянул мне препарат. — Давай, ам.

Доктор силком затолкал мне таблетку в рот и также насильно залил холодной воды. Большая часть содержимого стеклянного стакана вылилось обратно, я совершенно не контролировала собственное тело.

Мужчина погладил меня по голове и вернулся к медсестре, всучил ей стакан обратно, что-то прошептал на ухо, но расслышать я этого не смогла.

Я начала раскачиваться из стороны в сторону, кусать ногти, мычать в неуспешных попытках донести информацию до окружающих.

— Мария, можете идти, — доктор начал выводить её из палаты. — Нам с Леночкой нужно провести небольшую беседу.

Дверь в палату захлопнулась, и врач повернул ключ, заперев её окончательно. Он подошёл ко мне и снова сел, напротив.

— Дорогая моя, — он провёл пальцами по моим волосам. — Ты же хочешь конфет? Я знаю, ты их очень любишь.

Непроизвольно я закивала. Человек начинал меня пугать, но та я, которая была снаружи, кажется была абсолютно спокойна.

— Ты же знаешь, что нужно сделать? — По его лицу скользнула отвратительная улыбка. — Только не кусайся сегодня.

Его руки потянулись к подвязкам на моём халате и через секунду, он сполз с меня. Я изо всех сил старалась заставить себя сопротивляться, но всё без толку.

— Ну же, не стесняйся, — он поглаживал меня по плечам. — Нужно слушаться доктора.

Скоро он полностью освободил меня от одежды и принялся лапать моё тело. Мне стало ужасно противно, стыдно и неуютно, я не могла даже пошевелиться. Но то было лишь начало, что будет дальше, я даже не могла предположить.

Он уложил меня на кушетку и сам стал скидывать с себя одежду. Единственной частью тела над которой я имела контроль, оказались глаза, вот я и зажмурилась. То, что со мной происходило, совершенно отличаюсь от того, что было у нас с Семёном.

Мне захотелось умереть прямо на месте, чтобы не испытывать всей той грязи, что со мной вытворял этот человек. Я не могла даже оттолкнуть его, только безвольно мычать и изредка дёргаться.

Он закончил и радостно похлопал меня по голове, вытер моё лицо салфеткой и накинул на меня халат. Напоследок он лишь широко улыбнулся и вскоре скрылся за дверью, оставив меня безвольно сидеть на полу сжимая в руке единственную вещь, оставшуюся от Семёна и глупо мычать.

***

Я снова сижу на скамейке у памятника, передо мной стоит моё точное отражение и по-доброму улыбается. Улыбается, словно ничего не происходило, словно всё так и должно быть.

— Что ты от меня хочешь? — я обессиленно посмотрела на неё.

Отражение указало на мой карман и снова заулыбалось, так глупо и не к месту. Она становилась мне противна, но лучше находиться с ней, чем с тем исчадьем ада.

— Ну что ты улыбаешься?! — Я поднялась и заковыляла к ней. — Что ты хорошего видишь?

Отражение достало из нагрудного кармана фотографию, одну из немногих, где мы с Семёном были вдвоём, без остальных.

— Он ушёл, — у меня накатились слёзы. — Он не вернётся! Мы его больше не найдём! Слышишь?!

Моё альтер-эго удивилось и снова тыкнуло мне в карман, а затем приложило руку к уху, делая вид, что разговаривает по телефону.

— Что там?! — Я нервно заёрзала рукой в кармане и нащупала безделушку Семёна. — И что? Что мне с ним делать.

Мой образ пожал плечами и испарился, словно растворился в воздухе, оставив меня одну. В руках я держала пластмассовый прямоугольник с кажется, стеклянным экраном. Я вновь опустилась на лавку и начала водить по нему рукой.

— Да какой же это телефон, — хмыкнула я. — Как по нему вообще разговаривать?

На боковой стороне предмета обнаружились три кнопки, две маленькие и одна побольше. Я потыкала на маленькие, а затем нажала и на большую. Странный предмет засветился, а на экране появилась надпись: «Внимание! Низкий уровень заряда батареи — осталось 5%».

Я тыкнула пальцем на экран, и табличка исчезла, моему взору предстала картинка с изображением жёлтой рожицы на чёрном фоне и надпись внизу на английском: «Nirvana». Вокруг рожицы было много всяких значков, так много, что у меня разбежались глаза.

— Га-ле-ре-я, — прочитала я по слогам непривычно-маленький текст. — Интересно.

Я снова тыкнула пальцем на значок и экран преобразился — на нём появилось множество разных квадратиков с маленькими фотокарточками. Я нажала на первую и она увеличилась. На ней, Семён сидел в какой-то грязной комнате и пытался закрыть лицо руками, отворачиваясь от камеры.

Следующая фотокарточка была с странным треугольником в белом кружочке, я нажала и на него.

— Хватит меня снимать! — Из вещицы раздался голос Семёна. — Не смешно!

— Сём! — Я тряханула этот телефон. — Сём ты слышишь?!

— Артём, я тебя сейчас убью! — изображение на экране затряслось. — Хватит!

Звук прекратился, и я расстроенная, листала галерею дальше. Правда, дальше шли какие-то странные рисунки, не менее странных девушек, иногда одетых очень вызывающе. В конце концов мне надоело, и я начала искать выход из этой галереи, чтобы вернуться к значкам.

Нажав на какую-то стрелочку, я вернулась к началу и пробежалась глазами по экрану, меня заинтересовала иконка в виде блокнота.

— Заметки, — прочла я. — Ну-ка.

Заметок у Семёна оказалось немного, всего три и одна, явно не представляла из себя ничего интересного, а вот следующая меня зацепила, называлась она: «Бежать!»

«Чертовщина! Какие пионеры, какой лагерь?! Это что розыгрыш какой-то?! Почему никто не говорит мне, что это за место? Славя, Алиса, Ульяна, Мику, Ольга Дмитриевна — кто все эти люди?! А эта молчаливая Лена, вообще меня напрягает, смотрит постоянно, словно хочет убить…»

— Нет! — Возмутилась я. — Как ты мог такое подумать?!

«Нужно выбираться, искать выход! Это же имеет какое-то объяснение. Или нет? Я жутко запутался, как же не хватает гугла, может узнал бы чего…»

— Кто такой гугл? — Я расслабилась, читая его записки. — Имя какое странное, иностранец, наверное.

«Ладно, завтра разберусь, сегодня я уже ничего не воспринимаю нормально, нужно отдохнуть. Надеюсь меня никто ночью не придушит».

— И что тебе это дало? — Я засмеялась. — Что ты нашла?

— Нет, я не хочу…

— Не от тебя зависит, — ответила я сама себе. — Эта молчаливая идиотка никак тебе не поможет.

— Уходи! — Закричала я. — Отстань от меня.

— Я — это ты, — снова раздался смех. — Я не могу уйти.

— Ты уйдёшь, — я снова достала из кармана таблетки. — Я заставлю тебя.

— Ты и вправду такая безмозглая? — Я спросила саму себя.

— Ты уйдёшь…

***

Задёрнутые шторы не пропускают последние лучи вечернего солнца, никогда не любила много света, он меня всегда раздражал, с самого детства. Я сижу на мягком ковре, а рядом сидят две куклы, я их очень любила.

Мне шесть лет и это был мой типичный день — бабушка спала в зале, как всегда громко храпела. Скоро, вот-вот должен прийти папа, которого я жду на протяжении двух месяцев. В руках у меня книга, какая-то глупая сказка с счастливым концом.

Мне так нравилось читать вслух, нравилось, что меня кто-то слушает, даже если это были всего лишь куклы. Я представляла, что они любят меня, что, если я не прочитаю им сказку, они сильно расстроятся и не смогут заснуть.

Раздался звонок в дверь, и я на всех порах вылетела из комнаты, затаила дыхание в преддверии встречи с отцом. У двери уже стояла бабушка и недовольно ворчала, она несла книжку, за которую папа её сильно ругал.

На пороге стоял усталый отец, он облокотился на косяк и стянул с себя фуражку. Я тянула к нему свои короткие руки, но он лишь потрепал меня по волосам, надел свою фуражку на меня и всучил пакет с конфетами.

— Жрать будешь? — Грубо спросила бабушка.

— Спасибо, нет, — он снял шинель, сапоги и прошёл в зал.

— Ну что, сколько народу пострелял сегодня, душегуб? — Иронично усмехнулась женщина.

— Мама, — он всегда делал ударение на последний слог. — Прекращай уже.

— Не нравится? — Она села напротив него. — Правда глаза колит?

— Я сказал — прекрати! — Отец начинал злиться. — Я устал, оставь меня в покое!

— Устал он, — фыркнула она. — Видел бы тебя твой отец.

— Не говори мне про него, — мужчина помрачнел. — Ты сама знаешь кем он был.

— Уж я-то не забыла.

Я подбежала к отцу и схватила его за руку, но внимания он не обращал. Как всегда, я старалась натянуть улыбку, чтобы он не грустил.

— Пап, а мы сходим в цирк? — Выжидающе смотрела я на него.

— Не в этот раз, — отрешённо ответил он. — Можешь сходить одна.

— Но ты обещал! — Начала я канючить.

— Закрой пасть, — рявкнула бабушка. — Хватит ныть! Иди в свою комнату… совковое отродье.

Последнюю фразу она всегда цедила сквозь зубы с особой яростью. Хоть смысла я и не понимала, но было очень обидно. Я, хлюпая носом, двинулась обратно в комнату.

— За что ты её тиранишь? — Мужчина закрыл лицо рукой. — Она же ребёнок, прояви хотя бы к ней нежности немного.

— Она такой же выродок, как и её мать, — женщина отвернулась. — Хорошо, что та сдохла.

Раздался оглушающий удар по столу, и я испуганно обернулась — скулы у отца заходили, глаза наливались кровью, дышал он громко и часто.

— Ещё одно слово! — Он угрожающе поднялся.

— И что? Что?! — Бабушка ничуть его не боялась. — Отправишь меня в ГУЛАГ? Расстреляешь?

— Она даже тебя терпела, — отец приблизился к женщине. — Все твои выходки.

— Она меня терпела?! А не наоборот?! — Женщина выпрямилась. — Эта неотёсанная простолюдинка даже ела как свинья.

Раздался звонкий шлепок, отец отвесил ей смачную пощёчину. Я резко забежала обратно в комнату и закрыла дверь. Из зала донеслась ругань, у отца срывался голос, он с грохотом бросил что-то на стол.

Я подползла к своим куклам, взяла их в охапку и со слезами залезла на кровать под одеяло. Мне было обидно до боли в груди. Каждое появление отца сопровождалось скандалами, а на меня никто не обращал внимания, словно меня и не существовало.

— Пожалуйста, прекратите, — я рыдала в подушку. — Хватит ругаться.

Но крики за дверью не прекращались, иногда становились даже громче. Я старалась заглушить их своим плачем, утыкалась в подушку и крепче прижимала к себе кукол. Только бы всё закончилось, только бы всё прекратилось.

— Тебя не любят, Лена, — раздался голос в голове. — Даже твой собственный отец про тебя забыл.

— Остановись, прекрати, — я не переставала рыдать.

— Это только начало, — голос продолжил. — У тебя нет ни друзей, ни родственников, никого, кто бы любил тебя.

— Неправда! — Закричала я. — У меня есть друзья, есть те, кто меня любит!

— Правда? — Альтер-эго засмеялось. — Тебе напомнить?

— Что напомнит? — Я вытирала слёзы.

Голос не ответил, ругань в зале затихла, и я выбралась из-под одеяла. Из-за сильного стресса я заснула скоро, хотелось побыстрее забыться…

***

«Скарлетт, я никогда не принадлежал к числу тех, кто терпеливо собирает обломки, склеивает их, а потом говорит себе, что починенная вещь ничуть не хуже новой. Что разбито, то разбито. И уж лучше я буду вспоминать о том, как это выглядело, когда было целым, чем склею, а потом до конца жизни буду лицезреть трещины»

Тогда я не придавала значения этим строкам, они были далеки от моего понимания, я не осознавала, что значит лицезреть трещины на теле собственной жизни. Сейчас всё иначе, мою жизнь теперь даже не склеишь…

— Ленка! — Зазвучал со двора знакомый голос. — Выходи!

— А? — Я выглянула на улицу. — Алиса?

— Пойдём погуляем, — замахала она рукой. — Хватит дома сидеть, скоро плесенью покроешься.

Алиса была одна из немногих, кто хоть как-то поддерживал со мной контакт. Понять её можно — семья Алисы относилась к ней также жестоко, как и моя ко мне. Алису часто били за самые малейшие проступки, она постоянно была за что-то наказана.

Я робко кивнула, ей и спешно стянула с себя домашние шорты, заменив их выходной юбкой. Белую, залитую чаем и измазанную крошками от печенья футболку, я так же переодела на белоснежную и чистую рубашку с пионерскими значками.

К выходу я была готова и уже направилась в коридор. Моя бабка не обратила на это никакого внимания, словно она только и желала, чтобы я пропала и никогда не возвращалась. Я хлопнула входной дверью и с гулким эхом спустилась по лестнице.

Алиса стояла у подъезда и дымила дешёвой сигаретой, приторный запах которой меня постоянно отталкивал. Однажды она дала мне попробовать прикурить, но ничего хорошего из этого не вышло.

— Пошли, нас уже ждут, — она положила мне руку на плечо.

— Кто нас ждёт?

— Да так, парни знакомые, — отмахнулась она.

— Парни… — неуверенно повторила я.

— Да не дрейфь, — подмигнула она. — Нормальные они.

Знакомые Алисы никогда не вызывали доверия, в основном это были люди не особо высокого интеллекта и не отличались нормами морали. Но кроме Алисы знакомых у меня не было, именно поэтому мне приходиться верить ей. Больше не кому.

Мы прошли пару дворов, миновали единственный в городе универмаг, обогнули развернувшуюся стройку напротив общежития и вышли к пустырю, который часто служил местом сбора местных неформалов.

Посреди пустующего клочка земли расположился небольшой костёр, который судя по запаху, разожгли из покрышек. Вокруг огня сидело четверо человек, один из них был в капюшоне и с какой-то бутылкой в руках.

Мы подошли ближе. Четвёрка незнакомцев тут же обратила на нас внимание — лица их мягко сказать были отталкивающими и от каждого жутко несло перегаром и куревом.

— Это ещё что за пионер-комсомолец? — Тот что в капюшоне кивнул на меня. — Представишь, ДваЧе?

— Ещё раз, — Алиса напряглась. — Как меня звать?

— Ладно-ладно, — парень недовольно поморщился. — Представишь подругу, Алиска?

— Знакомьтесь, — она приобняла меня. — Это — Ленка, ходячая энциклопедия, примерная пионерка и борец за права угнетённых.

Четвёрка злорадно загоготала, подзывая нас присесть у костра. Мне хотелось побыстрее отсюда уйти, но хватка Алисы была крепкой и вырываться из неё не хотелось. Беседы в этой компании оказались далеко не интеллектуальными.

По кругу ходила бутылка какого-то дешёвого пойла, то ли самогонки, то ли водки — этого мне выяснить так и не удалось. Напиток дошёл до Алисы, и она без особой опаски прильнула к горлышку. Девочка поморщилась и всунула бутылку мне, но пить я отказывалась.

— Эн нет, — такой поворот явно не нравился парню в капюшоне. — Пей давай.

— Извините, — я отрицательно замотала головой. — Я не хочу.

— Пей! — он начинал злиться. — Ты нас ща обижаешь, а мы такое не любим. Ферштейн?

Вид у этих людей был угрожающий, да и ко всему прочему все они были изрядно подвыпившие, отчего уровень угрозы возрастал в разы. Я принюхалась к содержимому бутылки и со вздохом сделала глоток.

Вкус у этого напитка непонятного происхождения оказался отвратительным, словно помесь протухших яиц с кислым молоком. Горло обожгло спиртом и с непривычки я зашлась кашлем, чем вызвала неподдельное веселье у толпы, в том числе и у Алисы.

Скоро бутылка оказалась пустой и этот факт стал отправной точкой для начинающегося конфликта. Когда сосуд перешёл в руки патлатого паренька с разбитой губой и тот обнаружил, что желанного напитка больше нет, его охватило негодование.

— Ты чё, псина, выжрал всё?! — Он привстал, но низкорослый товарищ с бритой начисто головой его осадил.

— Ты кого псиной назвал, шакал недобитый?!

Алиса тем временем лежала почти что в отключке и навряд ли что-нибудь понимала. Под шум я попыталась побыстрее уйти. В разгар мордобоя я поднялась и спешно начала удаляться в сторону города, попыталась скрыться за близлежащими гаражами.

Звуки драки начали стихать и на душе стало спокойнее, но сердце ушло в пятки после того, как чья-то рука упала мне на плечо. Послышался хрипловатый голос:

— Нехорошо так убегать, — вторая рука прижала меня к стенке гаража. — Тебя что не учили?

— Отпусти! — Я старалась говорить, как можно громче. — Я буду кричать!

— Кричи, — парень в капюшоне отвратительно хрюкнул и прикусил губу. — Мне так больше нравится.

Он уже приблизился на опасное расстояние, как сзади появилась Алиса, которая еле держалась на ногах. Девочка долго молчала, видимо соображая, что видит перед собой.

— Что это тут происходит? — Она начала приходить в себя. — Ты что делаешь?!

— Да мы так, беседуем, — парень улыбнулся и отошёл от меня. — Она не против была.

— Яйца свои обратно закатил. Понял? — Алиса закипала.

— ДваЧе, ты чего? Нормально же общались!

— Я тебя на этом пустыре закапаю сейчас! — Алиса было кинулась на парня, но он поспешно удалился обратно к сотоварищам.

Двачевская подошла ко мне и виноватым, слегка помутнённым взглядом посмотрела в мои испуганные глаза.

— Ты это, — она почесала затылок. — Извини меня.

— Куда ты меня затащила?! — Я оттолкнула ей и попятилась назад. — Ты сказала они нормальные!

— Мне так показалось, — Алиса уставилась в землю.

— Ты высмеивала меня! — Мне хотелось провалиться сквозь землю. — Он меня чуть… чуть…

— Если бы не я, он бы тебя не только чуть-чуть!

— Если бы не ты, я бы тут вообще не оказалась! — Я развернулась и направилась обратно домой.

— Ну и иди! — Прокричала Алиса вслед. — Сиди себе дома, читай свои тупые книги! Никому ты не нужна!

На моё исчезновение дома даже не обратили внимания, потому незамеченной я вернулась в свою комнату и уткнулась лицом в подушку. Голос в голове надрывался от смеха.

— Даже она подтвердила, — моё альтер-эго было в восторге. — Ты никому не нужна.

— У меня есть Семён, — отвечала я. — Я нужна ему!

— Нет его! — Взревел голос. — Онтебя бросил! Исчез! Ты ему никогда не была нужна!

— Ложь!

— Он скорее выбрал бы Ульянку, — голос усмехнулся. — Ведь она на него так смотрела, так восхищалась им.

— Она всего лишь ребёнок.

— Какая же ты наивная…

***

Ульяна мило покачивала ногами и уплетала мороженое — «Ленинградское». Её милая детская улыбка пробуждала во мне множество разных чувств, от любви и нежности, до жуткой ненависти. Она была счастливой, но недостаточно.

Я не спеша подошла к ней и села рядом, пытаясь сделать дружелюбный вид. Девочка перевела на меня взгляд и ехидно улыбнулась.

— Тоже хочешь? — Ульяна облизнула губы.

— Очень, — кивнула я.

— Вот и хоти, — Ульянка усмехнулась и продолжила трапезу. — Это только мне дали.

— И ты не поделишься? — Выжидающе спросила я.

— Ну, может быть, — она деловито прикрыла глаза. — А что ты взамен дашь?

— Есть кое-что очень интересное, тебе понравиться.

— Ну и что это? Книжка какая-нибудь? — Девочка поморщилась.

— Пойдём, я покажу.

— Далеко идти-то? — Она явно не хотела вставать с лавки.

— Нет, — я улыбнулась и побрела в сторону леса.

Как я и ожидала, любопытство Ульяны взяло верх, и она хвостиком увязалась за мной. Всю дорогу она канючила и пыталась узнать, что я ей подготовила. Ах, она даже и не догадывается как будет счастлива.

Мы выбрели к поляне, на которой так часто проходили всяческие вечерние посиделки у костра. Ульяна выбежала вперёд меня и уткнула руки в бока, скептически осматривая округу.

— Ну и что ты хотела мне показать? — Она недоумевала. — Чего тут интересного?

— Как? А ну-ка, глянь вон туда, — я указала на средних размеров яму.

— И что? — Ульяна уставилась на дно.

— Ты что не видишь?! — Я толкнула её туда и грозно уставилась сверху.

— Ты что?! — Она испугано смотрела на меня и попыталась вылезти. — Совсем не смешно! И больно!

— Сидеть! — Я толкнула её обратно.

Удар пришёлся Ульяне по макушке, и она с грохотом упала обратно на дно, залившись плачем. Я вытащила из земли лопату, которой ранее и создала этот уютный домик для неё, и начала медленно засыпать яму землёй. Ульяна снова попыталась вылезти, но на этот раз получила по голове лопатой.

— Лена! — Сквозь слёзы закричала Ульяна. — Не надо! Я больше не буду!

— Всё хорошо, Уля, — я улыбнулась ей. — Теперь всё будет хорошо.

— Я больше не буду тебя разыгрывать! Лена отпусти!

— Я же говорила, что тебе понравится сюрприз, — засмеялась я.

Ульяна сидела на дне, держалась за расшибленную голову и кричала. Земля всё падала и падала, засыпая девочку всё больше. Вот из виду пропали её ноги, туловище также почти скрылось под сырой червивой землёй. Свободной осталась лишь голова.

Заткнутый за пояс нож оказался в моей руке, я присела рядом с заплаканным и наполненным ужасом лицом Ульяны и провела остриём по её губам, отчего она испуганно заскулила.

— Ты что такая грустная? — Спросила я слегка раздражённо. — Тебе что, не нравится?

— Л…Лен, — земля толстым слоем лежала на грудной клетке Ульяны, отчего ей становилось трудно дышать.

— Я делала этот домик так долго, а ты не рада! — Я что есть силы сжала нож в руке. — Ты должна быть счастлива! Все вы должны радоваться! Разве не так?!

С особой яростью и усердием я принялась вырезать ей улыбку. Струящаяся по моим пальцам кровь, непереносимый визг Ульяны и её глаза готовые вот-вот вылезти из орбит, всё это заставляло с особым рвением отнестись к своей работе.

На лице Ульянки улыбка смотрелась гораздо прекраснее чем на остальных, теперь её детская радость всегда будет с ней, даже в этом уютном домике. Девочка хрипела, а земля вокруг неё обагрилась кровью, которая «ручьями» бежала из её рта.

— А теперь осталась крыша, — я снова схватилась за лопату и начала засыпать и голову Ульяны.

Когда работа была окончена я удовлетворённо села на бугорок земли и блаженно закатила глаза, готовая раствориться в лёгком летнем воздухе. Я сделаю счастливым всех. Они должны быть счастливы! Иначе зачем им вообще быть?!

***

Она убивает меня изнутри, мне трудно отделять её от себя настоящей. Её холодная серая кожа, налившиеся кровью глаза и этот вечный оскал не оставят меня в покое. С каждым новым убийством, с каждым новым кошмаром она становиться всё сильнее, словно питаясь моими страданиями.

Я всё ещё сидела на лавке, безвольно свесив голову. Ноги не чувствовала, потому и боли не было, на её место пришла пустота и забвение. Холодная серая рука легла мне на плечо, послышался нервный смешок.

— Теперь ты понимаешь, что только я могу тебя вытащить? — Она провела рукой по моей голове — Только я тебя люблю.

— Хватит… остановись, — шёпотом ответила ей. — Это всё неправильно.

— Ты меня придумала, сама меня звала, — она схватила меня за волосы. — Все те ночи, которые ты проводила в слезах!

— Я не хотела.

— Врёшь! — Взревела она. — Хотела! Ты только и мечтала, чтобы они все сдохли! Ты!

Я молчала и болталась в её руках как поплавок во время шторма. Вот-вот и она сорвётся, и прикончит меня.

— Неблагодарная скотина! Думала, все будут бегать вокруг тебя?! — Она поднялась, и я увидела этот нечеловеческий хищный взгляд. — Бедная и несчастная Леночка, все её обижают, никто её не любит! Не будут тебя жалеть. Ты всего лишь вечно ноющая, инфантильная дура!

— Да, — я приложила много сил чтобы кивнуть.

— Ты беспомощная, эгоистичная тварь!

— Верно, — я кивнула ещё. — Но я — не ты.

— Мы одно целое, — она села на корточки передо мной. — И рано или поздно, ты это поймёшь.

Пионерка оскалилась и растворилась в стоящем вокруг меня тумане. Меня начала мучать жажда и пустота в желудке, но при попытке встать с места нога подвернулась, и я повалилась на землю. Мой взгляд устремился в затянутое тучами серое небо.

— Не могу, — прошептала я. — Не хочу.

Минуты шли, и жажда взяла своё, я с трудом поднялась и волоча ногу за собой, поплелась в сторону умывальников. Я начинала забывать цель моего здесь пребывания, причины по которым я до сих пор не ушла.

Я уже не верила в то, что Семёна удастся найти, не верила и в то, что он всё ещё жив. Я потеряла ту тонкую нить, которая хоть как-то связывала меня с реальностью. Меня точно бы и не было. Все уже и забыли, что Лена существует. Оно и к лучшему.

Я прилипла к крану и не отставала, пока боль в зубах стала нестерпимой. Идти куда-то уже не было сил, и я осела, оперевшись на умывальник. Ни о каких мыслях в моей голове не было и речи, я глупо уставилась на голый осенний лес.

Передо мной вновь появилась эта улыбчивая пришибленная дура, она раздражала меня своей счастливой улыбкой, бесила! В этот раз она села на против и уставилась прямиком мне в глаза.

— Давай, — я ухмыльнулась. — Что ты ещё хочешь мне показать?

Она слегка смутилась, покраснела, но тут же пришла в себя. Пионерка достала из-за пазухи книгу и прикрыла ей голову, притворяясь, что спасается от дождя.

— Молодец, — скривив лицо, я отвернулась. — Ты спряталась.

Она подползла ближе и взяла меня за руку. Её ладони оказались сухими и тёплыми, а сама она излучала волшебное, необыкновенное спокойствие. Я не могла ей сопротивляться, да и не хотела.

— Помоги мне, — жалобно выдавила я. — Умоляю.

Пионерка спешно закивала головой и закрыла мне глаза ладонью. Я слышала её спокойное размеренное дыхание от которого становилось невообразимо спокойно, она вгоняла меня в сон… в очередной сон.

========== Глава IV ==========

Весь день небо хмурилось и грозилось устроить в лагере потоп. Я любила дождь, но гром и молнии меня пугали. Несмотря на пасмурную погоду и прохладный ветер, Ольга Дмитриевна решила вывести отряд на уборку площади.

С самого начала было ясно, что никто не придёт. На площади стояла Славя, я и Семён, которого силком затащила сюда вожатая. Славяна энергично заметала листья в совок, а затем отправляла их в большой чёрный мешок. Семён стоял в сторонке и ждал момента, когда удастся сбежать. Я же вяло и неохотно собирала всяческий мусор, украдкой поглядывая на парня.

Вскоре выяснилось, что мешок, в который мы сбрасывали весь этот хлам, оказался рваным и все наши труды снова лежали на земле.

— Сём! — Окликнула его Славя. — Сходи до склада, принеси мешок нормальный!

Парень растеряно закивал головой и поспешил удалиться. Он видимо и не планировал возвращаться назад. Я устремила взгляд в спину уходящему Семёну, в голове было пусто и я на несколько мгновений выпала из реальности. Назад меня вернула Славя.

— Лен? — Она помахала рукой перед моим лицом. — Ты чего?

— А? — Я смущённо перевела на неё взгляд. — Ничего.

— Ты странная какая-то в последнее время, — Славя как обычно, широко улыбалась. — И с новенького взгляд не сводишь.

— Глупости какие-то, — я села на ближайшую лавку.

— А вот и не глупости, — Славя села рядом и чуть-ли не дышала мне в ухо. — Думаешь я не вижу?

Я молчала и отказывалась говорить. Чего она ко мне пристала? Нравится он мне, или не нравиться — не её дело.

— Всё с тобой ясно, — пионерка удовлетворённо облокотилась на спинку лавки. — А он ведь вправду милый.

Я не обращала внимания на неё и просто ждала, когда вернётся Семён. Парня всё не было, хотя до складов было рукой подать. Видимо сбежал всё-таки. Скоро Славе надоело ждать, и она вскочила.

— Ну и где он? — Она упёрла руки в бока. — Слинял? Пусть только попадётся мне на глаза.

Девочка удалилась в ту же сторону, куда пару минут назад направился Семён. Я осталась одна посреди пустующей площади. Если бы Семён был сейчас рядом, то обязательно бы задал какой-нибудь глупый вопрос, может рассмешил бы меня.

Я стала замечать за собой, что всё чаще представляю его рядом, представляю, как мы общаемся, как улыбаемся друг другу. Неужели я и вправду испытываю к нему нечто большее чем просто симпатию? Да, так и есть, глупо себя в этом разубеждать.

Мысли об этом увели меня куда-то жутко глубоко, и я в очередной раз потеряла связь с реальным миром. Наверное, это что-то на подобии защитной реакции, когда мне становиться плохо я просто отключаюсь и это мне помогает.

Из этого состояния меня вывел пролившийся на меня ливень. Начался он так резко и с такой силой, что я ошарашенная не смогла сдвинуться с места. Я уже промокла до нитки и постепенно замерзала, но всё ещё никак не могла прийти в себя.

Краем уха я услышала, как кто-то в спешке хлюпает ботинками по образовавшимся лужам в мою сторону. Когда этот кто-то подбежал, на меня упала тёплая зимняя куртка с капюшоном.

— С ума сошла?! — Раздался голос Семёна. — Ты что тут делаешь?!

— А ты принёс мешок? — Спросила я первое, что пришло в голову.

— Какой мешок?! — Он поднял меня и повёл куда-то. — У тебя точно не все дома.

Парень завёл меня в домик вожатой и снял промокшую под дождём куртку. Ольги Дмитриевны в домике не оказалось. Мы стояли друг на против друга под звуки барабанящих по крыше капель, с обоих градом лилась вода.

Семён смотрел на меня непонимающими глазами и силился что-то спросить, но видимо никак не мог на это решиться. Инициативу попробовала взять я:

— И что мы будем делать? — Тихо, словно шёпотом, спросила я.

— Не знаю, — парень пожал плечами. — Ты почему там сидела?

— За… за… — Я неприлично-громко чихнула. — Задумалась.

— Ладно, хотя бы убираться не надо, — он разлёгся на кровати.

— А ты сбежал да? — Я села на противоположную кровать.

— Я?! — Он обижено отвернулся к стенке. — Даже в мыслях не было.

— Просто тебя так долго не было, — мне стало неуютно. — Вот мы и подумали.

— Там Мику была, — в голосе Семёна слышалась явная фальшь. — Она попросила, ну там…

— Я поняла, — я решила не смущать его. — Всё хорошо.

Неловкое молчание затянулось, и я обратила внимания на куртку, которой он накрыл меня. Выглядела она странновато, я нигде такой ещё не встречала.

— Импортная? — Я ощупала одежду.

— Угу, — Семён закрыл глаза рукой и чуть ли не спал.

— Дорогая, наверное, — не стесняясь, я залезла рукой в карман и нащупала там мелочь. — Деньги какие-то странные.

— Что говоришь? — Парень поднял глаза и растерялся, увидев меня с монетками. — А это… они не настоящие.

— В школьном музее похожие были, — я крутила монетку с двуглавым орлом в руке. — Это царские да?

— Да-да, царские, — Семён откинулся на подушку.

— А почему на них год такой странный написан? — Я заулыбалась. — Думаешь, в две тысячи восьмом к нам царь вернётся?

— Не бери в голову, — он явно напрягся. — Это шутка просто.

Пауза снова затянулась. Дождь не переставал стучать по металлической крыше, потому и просто убежать у меня сейчас не выйдет. Но хочется ли мне убегать? Тут было так спокойно и хорошо, так тихо и безмятежно.

— А тебе какие фильмы нравятся? — Я просто не знала, как продолжить разговор.

— Даже не знаю, — пионер призадумался. — Я классику старую люблю: «Назад в будущее» там, «Кинг-конг» нравился раньше.

— Я таких не знаю.

— Они зарубежные, — парень снова напрягся, это становиться заметно по дрожащим пальцам. — Их мало кто видел.

Раздался шум открывающейся двери и на пороге оказалась Ольга Дмитриевна. Вожатая вся промокла и дрожала от холода, но на её лице всегда была натянута уверенная и бодрая улыбка. Она стянула вымокшую панаму с головы и обратила на нас внимание.

— Лена? А ты что тут делаешь? — Улыбка у девушки сползла.

— Мы от дождя спрятались, Ольга Дмитриевна, — ответил за нас обоих Семён.

Я опомнилась и вскочила с кровати, уставившись в пол. Меня словно припёрли к стенке и сейчас расстреляют на месте.

— И что же вы тут делали? — От слов вожатой я почувствовала, как краснею.

— Волнуетесь о моральном облике пионеров? — Ехидно заметил парень.

— Ты мне пошути ещё! — Вожатая нахмурилась. — Ладно, можете сидеть. Лена, давай на другую кровать.

***

Порой хорошие воспоминания мучают сильнее, чем кошмары. Кошмар молниеносен, он словно ссадина, которая рано или поздно заживёт. Воспоминания как рак, их нельзя вылечить, нельзя о них забыть, и они всё равно тебя убьют.

Я просила помочь её, а она ещё сильнее расковыряла старые раны, сделала мне ещё больнее чем было прежде. И нет никого, кто помог бы мне с этим справиться, я осталась наедине с двумя личностями, которые ведут меня в неизвестность.

Боль в ноге усилилась, видимо действие таблеток подошло к концу. День клонился к закату, я была без сознания достаточно долго и желудок нещадно просил еды. Я с трудом поднялась с земли и поволокла за собой ногу, прямиком в медпункт.

Как и ожидалось, здание медпункта тоже было открыто, но найти что-то полезного внутри не удалось. В отчаянии я рухнула на кушетку и достала пачку с таблетками. Осталась всего одна. Не долго раздумывая я закинула её в рот и отправила пустую пачку в полёт до двери.

Будь что будет. Мне совершенно ничего не жаль. Да, я прожила ужасную жизнь, плакала ночами, пряталась от людей. Никто в этом не виноват, ни отец, ни другие родственники. Жизнь просто жестока и нет в этом виновных. Она подразнила меня Семёном, показала человека, который понял меня, полюбил, но дав мне надежду, она сквозь сумасшедший смех забрала его у меня.

В ушах раздались медленные хлопки в ладоши. Напротив, сидела «она», её образ стал столь чётким, что отличить её от живого человека стало невозможным. Совсем недавно она была всего лишь голосом в моей голове, теперь это воплощение моих кошмаров наяву.

— Знаешь, кто будет следующим? — Девочка нависла надо мной.

Я молчала, просто смотрела в её покрасневшие глаза, чувствовала её ледяное дыхание. Она может добиться всего, что захочет. Может стоит отдаться ей? Пусть делает всё что потребуется, чтобы вернуть Семёна.

— Я расправлюсь с каждым, кто мог помешать нам с Семёном, — прошипела она. — Ты будешь смотреть, как все они умирают! И вскоре ты осознаешь, что так и нужно.

Я закрыла глаза и приготовилась вернуться в ад…

***

Резкий запах бензина одурманивает. Когда так много поставлено на карту, я не могу проявлять снисхождений к кому-либо. Я заставлю заплатить всех и каждого! Они хотели украсть у меня счастье? Я же хочу лишь одного, хочу, чтобы каждый из них был счастлив.

Вожатая открывает свои глубокие зелёные глаза. Признаюсь, я восхищалась Ольгой Дмитриевной, восхищалась её способностью заставлять людей делать то, чего они делать не хотят. Я хотела быть как она, не давать себя в обиду и добиваться своего. Что ж, пришло время стать таковой.

— Лена, что стряслось? — Девушка приходила в себя. — Ты в порядке?

— В полном, — я сидела перед ней скрестив ноги.

— Развяжи меня! — Вот теперь её начала охватывать паника. — Кто это сделал?

— Я, — после этого слова мир будто остановился.

— Что?

— Вы такая красивая девушка, Ольга Дмитриевна, — я поднялась и обошла её кругом. — Мужчины от вас без ума, наверное.

— Лена! Быстро развяжи меня! — Закричала вожатая. — Ты что творишь?!

— Моему отцу вы сразу приглянулись, — я провела рукой по её шелковистым волосам. — Но вам не он был нужен. Верно?

— Лена, не пугай меня, — девушка вжала голову в плечи.

— Кому сдался этот потрёпанный жизнью пёс, — я ухмыльнулась. — Вы любили Семёна. Ведь так?

— Не делай глупостей, Лен.

— Вы всячески пытались нас разлучить, — я поглаживала лезвие ножа. — Домиков в лагере было полно, но вы поселили его с собой.

— Ты ревнуешь его ко мне?! — Ольга Дмитриевна не просто боялась, она была в ужасе.

— Ревную? Нет, — я подошла ближе. — В Семёна трудно не влюбиться. Потому, я хочу сделать вас счастливой, как и остальных.

— Я не понимаю, — вожатая в последний раз взглянула на меня недоумевающими глазами.

— Улыбайтесь, Ольга Дмитриевна, — Нож в очередной раз заскользил, разрывая мягкие ткани на лице девушки.

Над лагерем раздался вопль. Для меня это стало столь привычным, словно это домашняя по математике. Делать людей счастливыми — такая радость, видеть, как улыбка расползается по их лицу кровоточащим шрамом.

Работа была завершена быстро, я даже не приложила особых усилий к этому. Ольга Дмитриевна продолжала вопить даже со своей новой улыбкой, хотя голос её и потерял прежнюю звонкость.

— Знаете, — я достала из кармана коробок спичек. — Говорят, сердце юных пионеров должно гореть огнём революции. Я не согласна. Я считаю, пионера должен сжигать огонь революции не только изнутри, но и снаружи.

В ответ послышался жалобный скулёж, и попытка выбраться из крепко-накрепко завязанных верёвок.

— Вы же хотите быть настоящим пионером? — Я зажгла спичку. — Ой, извиняюсь. Настоящим комсомольцем.

Я кинула яркий огонёк прямиком на хорошо смоченный бензином хворост, который я разложила вокруг вожатой. Древесина в то же мгновение вспыхнула и зашлась игривым пламенем. Ольга Дмитриевна так и не смогла закричать громче, я над этим постаралась.

Скоро её одежда воспламенилась, кожа начала вздуваться и лопаться, я почувствовала запах жжёного человеческого мяса. Глаза вожатой смотрели на меня до тех пор, пока не начали вытекать, вопли её затихли, а голова безвольно опустилась на грудь.

Передо мной уже не было Ольги Дмитриевны, это был лишь обгорелый труп неизвестной никому девушки. Я ещё долго наслаждалась палитрой запахов от горящих веток, травы и плоти. Я почти закончила, остался всего один несчастный человек.

***

Каждый ребёнок мечтает остаться дома один, чтобы насладиться вседозволенностью, делать то, что ему хочется. Я же боялась оставаться одна, даже в уже более старшем возрасте. Тишина пустой квартиры сковывала меня и даже голос диктора из телевизора не спасал ситуации.

Одиночество преследует меня всю жизнь, идёт со мной рука об руку. Нет ничего хуже, чем ощущать свою собственную беспомощность в, казалось бы, самых простых ситуациях, будь то выбор обувки в магазине, или утренняя укладка волос.

Со временем ты начинаешь понимать, что одиночество — это не просто ощущение, а реальное существо, которое скалиться тебе в отражении и откусывает по кусочку души. И сколько бы я не плакала, это существо не отступится.

Когда молчать становилось невыносимо, меня спасали куклы. Им я могла рассказать всё что чувствую, выдать самые глубокие тайны. В двенадцать лет все мои куклы таинственным образом исчезли, все мои подруги, все мои собеседники испарились. Я долго рыдала и скоро пришло осознание, что даже куклы не могут вынести моего нытья.

Естественно я понимала, что выбросила их бабка, которая терпеть не могла мои игрушки, называла их бесполезным мусором и пылесборниками. Но сколь отвратительно понимание того, что даже собственным куклам ты не нужна.

И вот я одна. Сижу на кровати, шторы задёрнуты, на руках книга, но я даже не знаю какая, я уставилась в точку и нервно мяла край пледа. Мучительная тишина, нужно бы включить радио. Раздаётся красивая, знакомая мелодия и голос женщины диктора вещает:

«Нашу сегодняшнюю передачу, мы хотим начать с одного из самых популярных видов спорта, настолько популярном, что я могу его даже не называть, а лишь включить вот эти позывные».

Заиграл футбольный марш, но тишину он не разбавил, она всё также давила на меня, как и прежде. Я легла на кровать и попыталась уснуть, закрыла глаза.

— Всё не так плохо, — шептала я. — Мне лишь бы день продержатся.

Сознание рисовало абстрактные картины странных городов, то были высокие дома с разноцветными вывесками, необычных форм машины, люди с капюшонами на голове. Я стояла у как мне казалось, исполинского размера дома, устремив взгляд в одно из окон на верхнем этаже. Мне охватило странное чувство, словно я знаю живущего там, а он знает меня.

Сон этот повторяется целую неделю и каждый раз мне приходится стоять у этого окна и гадать, что за странный человек живёт в этом доме и почему я так хочу его увидеть. И как только я начинала понимать, он прекращался, и я просыпалась.

Может я и схожу с ума, но мне кажется, что очень скоро я узнаю, кто этот таинственный обитатель этого не менее таинственного дома. Точно узнаю…

***

Глаза у меня были открыты, да и вокруг всё было так же, как когда я засыпала, но я не ощущала себя в реальности. Руки судорожно тряслись, ушибленная лодыжка заболела невыносимо, а в висках что-то болезненно пульсировало.

Я потянулась было за таблетками, но с ужасом осознала, что их нет, а пустая пачка лежит возле распахнутой двери медпункта. Меня охватил настоящий ужас: я одна, всё тело раздирает жуткая боль и в любой момент может случиться что угодно!

Где персонал лагеря? Неужели тут нет даже охраны? Мне только сейчас пришли в голову эти, казалось бы, очевидные вопросы. Отец не может не искать меня, он должен был в первую очередь ехать в «Совёнок»!

Я начала с ужасом осознавать, что все эти постоянно пасмурные дни, вся эта атмосфера полного одиночества и невозможность уйти из этого места, мне знакомы. Меня парализовало, на минуту я даже забыла о боли.

Рядом со мной, на одном из столов лежал скальпель, которого точно не было перед тем, как мне заснуть. Я схватила лезвие и превозмогая боль в ноге, заковыляла к выходу из здания.

Я выбрела на пустующую площадь и теперь всё встало на свои места. Зловещий туман окутавший лагерь своими белыми свисающими до земли рукавами, хищное уханье совы, серые свинцовые тучи, угрюмо нависшие над головой и пробирающий до мурашек холод.

— Семён! — Я больше не могла держаться. — Семён помоги! Сёма…

Нога неудачно подвернулась, и я завалилась на землю. Уткнулась лицом в холодный асфальт, но ни встать, ни даже повернуться сил уже не было. Да и смысл?

— Семёна нет, — послышался голос сверху. — И тебя тоже.

— Я хочу назад…

— Куда? В психушку? — Засмеялся голос. — Признай, ты без меня никто, тебе без меня не спастись.

— Что ты хочешь? — Теперь я чётко отличала её от себя настоящей.

— Я хочу, чтобы ты наконец поняла, — она присела рядом с моим лицом. — Что только я могу сделать нас и всех вокруг счастливыми.

— Ты убийца!

— А ты ничтожество, — девочка пожала плечами. — Что лучше? Я сделаю всё, чтобы принести хоть каплю счастья во всех, кто желал нам зла.

Я чувствовала, как остатки всего доброго и светлого просто испаряются из меня, как я становлюсь пустой и совершенно бесполезной, как она занимает всё больше места в моей голове…

***

Из кружка музыкального клуба доносились прекрасные мелодии виолончели. Мику и вправду была талантливым музыкантом. Бывало я могла долгими часами сидеть в музыкальном кружке и слушать как японка поёт или играет.

Я со скрипом открыла дверь и застала Мику, сидящей посреди зала в обнимку с инструментом. Она даже не заметила, что я зашла, а продолжала играть. Я заняла стул напротив и принялась слушать.

Её музыка словно окутывала меня, обвивала как лоза, проникала в самые болезненные уголки сознания, вытаскивая все эмоции наружу. Так она и работает — музыка эта. Несмотря на это, я всё равно считаю, что Мику также несчастна, как и другие.

— Красиво? — Не отрываясь от игры, спросила японка.

— Очень, — я кивнула. — Замечательно.

— Спасибо, — девочка доиграла последний такт. — Мне тоже очень нравится эта мелодия.

— Как называется, если не секрет?

— Ноктюрн, — Мику улыбнулась. — Это Чайковский.

Я поднялась со стула и обойдя пионерку кругом, провела пальцами по чёрно-белым клавишам рояля, что стоял у окна. Я помню, как Семён играл мне, играл неровно и неуверенно, местами фальшивил, но играл.

— Мику, а как тебе Семён?

— В смысле? — Она не понимала меня.

— Ну, он тебе нравится?

— Не то, чтобы нравится, — Мику прикрыла глаза. — Он очень милый.

— Милый, — в очередной раз подтвердила я. — Очень.

— А почему ты спрашиваешь?

— Мне кажется, ты мало улыбаешься в последнее время, — я подошла ближе к девочке. — Тебе стоит улыбнуться.

Я попыталась ударить её, но что-то меня остановило. Её глаза невинно смотрели на меня — такие искренние и чистые, какие бывают у новорождённых детей. Она отличалась от всех тех, кто был до неё, не знаю, чем.

— Это, наверное, потому, что я устаю сильно, — она отмахнулась. — Туда-сюда, бегаешь. Вчера помогала Жене убираться в библиотеке, а она молчаливая такая. Женя, а не библиотека!

Раздался звонкий смех, от которого меня покоробило. Я пришла сюда, чтобы сделать её счастливой! Почему она ведёт себя так естественно?!

— Давай… давай поиграем в игру, — я неуверенно села, напротив.

— Давай, — Мику радостно подпрыгнула на месте. — В какую?

— В гляделки, — я была нацелена на её глаза.

— Я тебя победю, победу побежду, — японка задумалась. — Как правильно? А, выиграю!

Мы сидели друг на против друга, а она так и не моргнула, мои же глаза начали слезиться. Происходило что-то странное, необъяснимое я не могла сделать то что хотела.

— Ура! — Мику толкнула меня в плечо. — Я же говорила!

Я и не заметила, как моргнула. Мир вокруг меня начал рушится, стало невыносимо страшно. Мою волю словно сковывал кто-то невидимый, чья-то рука держала меня, вжимала в стул. Мику всё также продолжала улыбаться и глупо хлопать ресницами.

— Что ты делаешь?! — Заорала я. — Прекрати!

— Лена? — Мику прекратила смеяться и выпучила на меня глаза. — Ты что?

— Ты должна быть счастлива!! — Я поднялась со стула, но снова не смогла ничего причинить ей. — Я должна была сделать тебя счастливой!

— Лен не пугай меня, — Мику также встала и попятилась к роялю.

— Я убила их всех! — В глазах темнело, а руки судорожно дрожали. — Я задушила Алису, Славю прирезала как свинью, отправила Ульяну кормить червей, а Ольгу Дмитриевну, я. Слышишь? Я! Превратила в угли!

— Лена, хватит! — Мику схватила табуретку и наставила её на меня. — Что ты такое говоришь?!

— Ты должна была быть следующей! — Я бросилась на неё.

Тяжёлая табуретка опустилась мне на голову. Перед глазами всё поплыло, из носа пошла кровь, ноги подкосились, и я с шумом повалилась на пол. Перед тем как полностью отключиться, я увидела лишь убегающие в сторону выхода ноги.

========== Глава V ==========

Строчка за строчкой, я погружалась в этот знакомый мир, который любила больше чем настоящий. Летняя жара расслабляла, пальцы переворачивали приятные на ощупь бумажные страницы. Сегодня на площади не было никого, такое редко случается.

Правда, я ждала кое-кого, ждала искренне и с глубокой надеждой. Не уверена конечно, что он торопится ко мне, но всё же до холода в руках надеялась, иногда даже скулы сводило. Я замечаю это за собой всё чаще.

Тот танец на пристани был столь странным и необычным, словно меня вырвали из моей жизни и поставили кого-то другого. Он тоже боялся, но не меня. Надеюсь, что не меня.

— Сидишь? — Послышался голос из-за спины.

— Наверное, — дрожащим голосом, я попыталась изобразить увлечённость книгой.

— Скоро обед, — Семён сел рядом.

— Угу.

— Не хочешь на пляж сходить? — Он говорил очень аккуратно, будто боялся сказать лишнего.

— На пляж? — Я наконец оторвала глаза от текста. — Купаться?

— Ну, наверное, — он устало улыбнулся.

— В купальнике? — Мне вдруг стало страшно.

— Если ты хочешь без него…

— Что? — Я чувствовала, как сгораю изнутри от стыда.

— Извини, — Семён провёл руками по лицу. — Не нужно было ничего говорить.

— Ничего страшного, — я опустила взгляд, пытаясь не выдать страха.

— Идём обедать.

Семён казался мне другим, не таким как Электроник, Шурик, или кто-то ещё из моих знакомых. Его манера двигаться, говорить и даже шутить были словно не из этого мира, не из этого времени. И всё же, несмотря на всё это, иногда он пугал меня, пугал своим рвением, своей энергией.

Я боялась и любила, любила, и боялась — это было невыносимо. Иногда мне хотелось рассказать ему всё, излить свои чувства, расплакаться перед ним, но я слишком часто ошибалась, чтобы повторить это в очередной раз.

Он шёл по правую руку от меня и совершенно безучастно смотрел по сторонам, словно он никогда ни о чём не думает и его совершенно ничего не беспокоит. И если я не решусь сегодня, то не смогу решится уже никогда.

— Я согласна, — выдавила я из себя.

— Что?

— Я пойду на пляж, — неуверенно, запинаясь на каждом слове, повторила я.

— Замечательно, — он обезоруживающе улыбнулся. — Тогда после обеда у Генды.

— У Генды, — я кивнула головой и попыталась улыбнуться в ответ.

Мы вошли в столовую набитую пионерами и сели за один из свободных столиков. Я даже не обращала внимания на то, что я ем и что пью, мои мысли были уже у моря, на пляже. Я прокручивала в голове своё признание, подбирала слова.

Я закончила есть быстрее Семёна, ковыряющего пюре вилкой и недоверчиво косившегося на холодную котлету. Он заметил мою пустую тарелку и ускорил темп поглощения пищи. Нелепо набив рот, он поспешно встал с места, и мы наконец-таки выбрались из столовой.

Вновь обменявшись улыбками, мы разошлись по домам, готовится к встрече на пляже. Сердце у меня заходилось, дыхание перебивалось, будто я пробежала кросс на три километра. Я бегом ворвалась в дом и начала разгребать завалы своей одежды в поисках купальника.

Когда мне удалось отыскать это чудо советской моды, оставалось самое трудное — влезть в него. Я дрожащими руками стянула с себя пионерскую форму и начала судорожно натягивать купальник. Вскорости обнаружилось, что я одела его наоборот и процесс облачения занял ещё больше времени.

Всё было готово, я с трудом поправила свою причёску и встала у зеркала. Я всё ещё пыталась подобрать слова, а они путались, голос срывался.

— Сём, мы давно общаемся и… — Я зажмурилась. — Сём, мы не так давно общаемся, но я… но ты мне… но мне…

Я была готова разревется уже у зеркала, неужели я и вправду считаю, что смогу ему в чём-то признаться? Только опозорюсь, да ещё и в этом чёртовом купальнике!

Нацепив форму обратно, я сломя голову бросилась назад на площадь. На улице было жарко, но мне казалось, что сейчас стоят январские морозы, так меня переполняли чувства. Я буквально влетела на площадь едва ли успела затормозить перед ожидающим меня Семёном.

— Не прошло и года, — он заулыбался.

— Извини, — я опустила глаза в землю. — Я немного задержалась.

— Да ничего, — парень глубоко вздохнул. — Идём?

— Ага, — я кивнула и добавила. — Но, давай пойдём на другой пляж.

— А что, тут есть ещё один?

— Есть одно место, мне оно очень нравится, — я неуютно топталась на месте.

— Хорошо, если ты так хочешь, — он развёл руками. — Веди.

Я вывела его на лесную тропинку, её пронизывали корни деревьев и трава, по обочине рос кустарник неизвестной мне породы, говорят весной он красиво цветёт. Я шла впереди и чувствовала его пристальный взгляд, отчего мои ноги то и дело норовили подкоситься.

Наконец я вывела нас на небольшой песчаный берег, над ним нависла раскидистая ива, её ветки свисали почти до земли и отбрасывали плотную тень, под которой можно было спрятаться от палящего летнего солнца.

— Я тут иногда бываю, — тихо обратилась я к Семёну. — Тут можно побыть наедине с собой, никто не помешает.

— Хорошее место, — он внимательно осматривал берег.

— Я никому ещё его не показывала, — на лице у меня появилась улыбка. — Глупо, наверное, считать, что только я о нём знаю, но всё же…

— Тогда представим, что только мы вдвоём о нём знаем, — парень улёгся под ветками и закрыл глаза. — И это уже будет не так глупо.

Я села рядом и уставилась на мелкие волны, которые прибивали к берегу палки, листья и прочий мусор. Я ждала момент, когда смогу сказать ему, когда решусь.

— Идём, поплаваем? — послышался сонный голос Семёна.

— Ты иди, а я чуть позже.

— Как знаешь, — он пожал плечами и принялся стягивать с себя одежду.

Я отвернулась и чуть ли не закрыла глаза руками. Я конечно понимала, что выгляжу глупо, но ничего не могла с собой поделать.

— Ты чего? — Семён непонимающе уставился на меня сверху вниз.

— Нет, ничего, — я всё ещё отворачивалась. — Иди.

— Хорошо, — он задумчиво щёлкнул языком и направился прямиком к воде.

Я задумалась о чём-то, но очень скоро потеряла цепь мыслей и просто уставилась на ныряющего туда-сюда Семёна. Если бы кто-нибудь сейчас подошёл ко мне со спины или позвал, я бы, наверное, упала в обморок от страха.

И всё же, я так и не придумала что ему сказать, как выразить свои чувства. Когда я начинала думать об этом, становилось невообразимо страшно. Я представляла, как буду стоять перед ним и мямлить что-то, а он начнёт смеяться, не поймёт меня.

Наконец он вышел и поёжившись от налетевшего ветра, натянул шорты и накинул рубашку. Я поднялась и глупо смотрела в глаза Семёна, воплощая свой кошмар в жизнь.

— Что-то случилось? — Он вытирал мокрые волосы и непонимающе глазел на меня в ответ.

— Сём, — чуть ли не шёпотом начала я. — Мы… общаемся, давно уже общаемся, то есть не так давно, но…

— Лен, я тебя не понимаю.

— Я хочу сказать, что… что ты, что мы бы могли… — С каждым новым словом к горлу подступал тяжёлый ком.

— Что произошло? — Он подошёл ближе, но я отступила.

— Я… Я… — Потеряв контроль, я бросилась в слёзы и закрыла лицо руками.

Вместо насмешек, или холодного молчания я почувствовала прикосновение рук и объятия. Они были крайне неуклюжими и не в меру крепкими, но всё же они были. Между тем я продолжала реветь, как бы не старалась остановиться.

— Успокойся, — Тихо шептал Семён. — Я всё понял.

— Не говори так, — все те эмоции, которые я держала в себе, враз выплеснулись как волны на берег. — Ты ничего не понимаешь! Я просто хочу… хочу…

— Я тоже хочу, — он слегка ослабил хватку и вновь заулыбался.

— Я боюсь… — Это было последнее, что я хотела ему сказать.

— Ничего не бойся, — он провёл рукой по моим волосам, что делал потом так часто. — Теперь уже нечего боятся.

***

— Когда тебе больно, ты зовёшь меня, — холодный, пробирающий до мурашек голос, вновь зазвучал рядом. — Но стоит тебе на миг стать счастливее, ты забываешь об этом.

Я с трудом поднялась с земли и наконец посмотрела ей в глаза. Бездонные, красные огоньки, наполненные ненавистью и страданием. Её злоба сделала из неё настоящего монстра и внутри, и снаружи.

— Ты решила, что ты сильная? — Раздался ироничный смешок. — Решила, что вмиг можешь от меня избавиться?

— Нет, — я с трудом покачала головой, каждое движение вызывало боль по всему телу. — Мы уйдём вместе. Я такое же чудовище, раз смогла породить кого-то вроде тебя.

Я направила лезвие скальпеля себе в живот и грозилась вот-вот вонзить его. Впервые я углядела в её глазах страх, малозаметный, мимолётный, но ужас.

— Не сможешь, — девочка вальяжно прошлась вокруг меня. — Уже пыталась, и не разу у тебя не вышло.

— Сейчас мне нечего терять, — руки мои тряслись.

— Подумай, — холодная рука пионерки легла на моё плечо. — Я могу нас вытащить, вернуть домой.

— У меня нет дома, — дрожащими губами я натянула на лицо улыбку.

Вдали замаячил слегка прозрачный силуэт, знакомые робкие движения и лёгкое сияние. Моё молчаливое отражение стояло напротив и как всегда, беззаботно улыбалась.

— Думаешь, она может тебе помочь?

— Да, — я смотрела прямиком в яркие зелёные глаза.

— Дура! — Раздался яростный крик. — Брось скальпель! Даже не думай!

— Если Семён умер, — я закрыла глаза. — То я должна быть рядом с ним, чего бы мне это не стоило.

Лезвие плавно вошло в живот, разрывая мягкую плоть, кровь казалась мне бледно-красной. В этот момент я испытывала жуткую агонию, было больно осознавать, что я так много не сделала, так много не сказала

— Ты глупая, ничтожная, бесполезная скотина, — голос её звучал всё тише. — Я тебя ненавижу. Тебя никто не будет вспоминать.

Перед глазами поплыли образы всех тех, кто был мне дорог, кого я знала: вечно угрюмый отец, его усталый взгляд и тяжёлая улыбка, он любил меня, а я и не понимала этого. Алиса — единственная моя подруга, которую я ненавидела и любила в равной мере, её огненные волосы, ехидный взгляд и такой заносчивый и задорный голосок. Ольга Дмитриевна и её извечная фраза: «Ты же хочешь быть настоящей пионеркой?», она была мне как мать, которой у меня никогда не было. Семён — человек который полюбил меня такой, какая я есть на самом деле, человек сделавший меня счастливой хоть на мгновение.

Я вспоминала их и из последних сил держала на лице улыбку, не хотела, чтобы они увидели меня грустной в такой момент. В небе сверкнула молния и начался дождь, капли холодной воды медленно стекали вниз по моему лицу, разбавляли густую кровь, рисуя ей причудливые узоры на асфальте.

— Я найду тебя, — на последнем издыхании мне удалось сказать важное. — Найду.

========== Эпилог ==========

Ото сна меня будит Ульянка, она дёргает меня за хвостики и кричит на весь салон: «Ленка не спи! Всё лето проспишь!». Никогда не любила этот душный автобус, все в нём галдели и мешали спокойно думать.

Алиса сидела слева от меня, у окна, она мечтательно смотрела на проносившиеся мимо леса, поля и редкие сёла. Кажется, она была в полусне и не обращала внимания на свою гиперактивную подругу.

Славя беседовала с Мику в самом конце автобуса, правда уловить суть их разговора было невозможно из-за шума стоявшего вокруг. Но зная Мику, могу предположить, что ничего особо важного я не услышала бы.

Шурик и Электроник рассматривали журнал робототехники и словно не замечали всего того галдежа, что творился вокруг них. Изредка Шурик выглядывал из-за спинки кресла и смотрел на дорогу через лобовое стекло.

Женя сидела одна, она дулась, скрестив руки на груди и что-то ворчала про себя. Она всегда была чем-тонедовольна, но сегодня это было даже чересчур, над ней словно тучи весели.

Взгляд мой упал на странного паренька, он один сидел в зимней одежде. Конечно, возможно он едет откуда-то, где очень холодно и просто забыл переодеться, но его лицо привлекало моё внимание.

— Алис, — я толкнула девочку в плечо. — А это кто?

— Где? — Двачевская оторвалась от созерцания видов за окном.

— Вон, в зимней одежде, — я указала на парня.

— Да кто ж его знает, — она пожала плечами. — На идиота похож.

— Ты что, — я округлила глаза. — Совсем не похож.

— А чего это ты так оживилась? — Алиска подмигнула. — Понравился?

— Нет! — Фальшиво отмахнулась я. — Просто не хорошо так о людях говорить.

— Ну-ну, — она усмехнулась и снова пристала к окну.

***

Когда мы наконец прибыли к воротам лагеря, я потеряла новенького из виду, то ли он остался сидеть в автобусе, то ли слился с толпой, но разглядеть мне его не удалось. Удивительно, но мне бы хотелось взглянуть на него хоть одним глазком.

Правда суета лагеря завалила меня с головой, и я начла носиться по нему, собирая все необходимые бумаги, раскладывала вещи в домике. На какое-то время я забыла об этом парне, но он всё не выходил у меня из головы.

Ольга Дмитриевна отправила меня в кружок кибернетики, забрать оттуда расписание линеек. Идти мне особо не хотелось, но перечить вожатой…

Я медленно и неуклюже перебирала ногами, двигаясь в сторону кружка. Всё вокруг светилось, стоял просто идеальный летний день. В такую погоду и жить хочется, а вот в остальное время — приходится.

Я добралась до кружка и схватила со стола бумажку с неаккуратно заполненным расписанием утренних сборов. Бросив на неё безынтересный взгляд, я направилась к выходу.

Тогда-то я и пересеклась с ним вновь. Несмотря на сутулость, рост у парня был высоким, нестриженные лохматые волосы и ошалелый, можно сказать испуганный взгляд. Он едва ли не дрожал, лицо было бледным, словно он приведение увидел.

— П… Привет, — голос его дрожал.

— Доброе утро, — я застенчиво уставилась в землю.

— А где, — она запнулся и продолжил. — Где домик вожатой?

— Там, — я указала в сторону площади.

— А, где мы вообще? — Он вёл себя очень странно.

— В лагере, — тихо ответила я. — В «Совёнке».

Его взгляд упал на моё лицо, он неожиданно замер и долго, пристально всматривался в мои глаза, отчего мне стало не по себе. Парень даже дрожать перестал, будто он что-то вспомнил, что-то очень важное.

— Мы нигде раньше не встречались? — Он тяжело сглотнул.

— Не знаю, — я тоже подняла на него взгляд. — Может быть, когда-нибудь. В прошлой жизни, например.

— Ты поможешь мне? — Он опасливо оглядывался по сторонам. — Меня Семён зовут. А ты?

— Лена, — я улыбнулась ему. — Конечно помогу, идём.

— Идём.

И мы зашагали, не знаю куда и зачем, не знаю даже почему, мы просто шли, шли навстречу неизведанному, навстречу будущему.

Навстречу лету…