Имя для птицы, или Чаепитие на желтой веранде [Вадим Сергеевич Шефнер] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Шефнер Вадим Имя для птицы, или Чаепитие на желтой веранде

Шефнер Вадим Сергеевич

Имя для птицы,

или Чаепитие на желтой веранде

(Летопись впечатлений)

Центральное место в новой книге Вадима Шефнера, известного ленинградского поэта и прозаика, занимает автобиографическая повесть "Имя для птицы, или Чаепитие на желтой веранде" (полный вариант), рассказывающая о детстве автора, о Ленинграде двадцатых годов. Кроме того, в книге помещены "разные истории", в которых реалистические описания органически сочетаются с фантастикой и юмором. ______________________________________________________________________

ОГЛАВЛЕНИЕ

1. РАННИЕ СТРАХИ

2. ПЕРВЫЙ ВЗГЛЯД ИЗ ОКНА

3. ЗОЛОТОЕ ЛИ ДЕТСТВО?

4. ИМПЕРАТОРСКИЙ МЕД

5. КОММЕНТАРИИ К МЕТРИКЕ

6. БАЛБЕС В ЮБКЕ

7. ОКОЛО НЯНИ

8. ПРЫГУНЫ И ФЕИ

9. У НЯНИ В ДЕРЕВНЕ

10. ОТЪЕЗДЫ, ПЕРЕЕЗДЫ И ДЕЛА ДОМАШНИЕ

11. ЛУНАТИКИ, СЕЛЬДИ И СОБАКИ

12. ДНИ В КУЖЕНКИНЕ

13. В СТАРОЙ РУССЕ

14. У АНТОНИНЫ ЕГОРОВНЫ

15. ПОТЕМНЕНИЕ И БОРЬБА С НИМ

16. БЫСТРОЕ ОСВОБОЖДЕНИЕ

17. ПЕРВОЕ ЧТЕНИЕ

18. МОЙ ПЕРВЫЙ ДЕТСКИЙ ДОМ

19. МОЙ ВТОРОЙ ДЕТСКИЙ ДОМ

20. МОЙ ТРЕТИЙ ДЕТДОМ

21. КРАСНАЯ КОМНАТА

22. ТАНЬКА ЦЫГА

23. ТРУДНАЯ ЗИМА В ХМЕЛЕВЕ

24. СНОВА КОММЕНТАРИИ К МЕТРИКЕ

25. РАМУШЕВО

26. СНОВА СТАРАЯ РУССА

27. СКРОМНЫЕ УСПЕХИ. ОТКАЗ ОТ ПАРИЖА

28. ПУТЕШЕСТВИЕ БЕЗ УДОБСТВ

29. ДЕЛА ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ

30. ПОСТСКРИПТУМ К ПРЕДЫДУЩЕМУ

31. СНОВА В ПИТЕРЕ

32. ЧАЕПИТИЕ НА ЖЕЛТОЙ ВЕРАНДЕ

33. В ГОСТЯХ У КОШКИ ДОМАШНЕЙ

34. ДВОР И ПЕСНИ

35. СТИХИ И УЛИЦЫ

36. ПРЕДМЕТЫ ВТОРОСТЕПЕННЫЕ

37. СОСЕДИ ПО ПАРТЕ И ЦАРИЦА НОЧИ

38. НА ТРАМВАЕ В МИНУВШЕЕ

39. 23 СЕНТЯБРЯ 1924 ГОДА

40. ИМЯ ДЛЯ ПТИЦЫ

41. У ТОРЦОВОЙ СТЕНЫ ______________________________________________________________________

1. РАННИЕ СТРАХИ

Я понимаю, не очень-то оригинально начинать свои записки с детских страхов. И из жизнеописаний других авторов, и просто из разговоров с друзьями и знакомыми знаю, что у многих людей первые воспоминания связаны со страхом. Но что поделать -- и у меня тоже. Поэтому приходится жертвовать оригинальностью ради истины. Так же постараюсь поступать и в дальнейшем, не боясь повторить кого-то. Зачем скрывать свою схожесть с другими? Но и своих несхожестей тоже скрывать не следует, хоть порой они могут показаться смешными.

Итак, самое первое воспоминание. Кроватку мою вместе со мной выдвинули из комнаты в прихожую. Мне стало очень страшно. Стою в этой кроватке, держусь за железный пруток и реву. Потом я снова в светлой комнате. Меня кто-то утешает, кто-то гладит по голове. Я успокаиваюсь.

Я не знаю, зачем это выдвинули кроватку в прихожую: может быть, проветривали комнату; может быть, хотели переместить меня в соседнюю спальню. И не помню, кто был при этом: мать, бабушка или няня. Помню только свет, падающий из раскрытой двери комнаты в темноватую прихожую, там, где она переходит в совсем темный коридор. Помню большой серый сундук, стоящий на другом сундуке, красноватом, и большую железную скобу на торцовой части серого сундука. Она тускло поблескивала. И помню ощущение тоски, беззащитности и ужаса. Такого я, пожалуй, не испытывал больше никогда, даже под обстрелом и бомбежкой. Но, может быть, еще придется испытать. Может быть, такое бывает два раза в жизни: в самом начале, когда пробуждается сознание, и в самом конце, когда оно гаснет.

Придет время, когда для всех людей на земле первым запомнившимся впечатлением будет ощущение радости, прелести мира. Но пока что страх прочно закодирован в наших генах.

Потом, когда я немного подрос, прихожая эта не казалась мне мрачной. Очень отчетливо помню темно-лиловые обои; висячую лампу с белым колпаком и круглым медным бачком, как бы керосиновую, но на самом деле электрическую; вешалку для шляп и фуражек -- два ветвистых оленьих рога, торчащих из желтого деревянного овала; железную подставку для тростей и зонтов; сундуки; большие квадратные корзины; комод красного дерева и зеркало над ним. От прихожей отходил большой коридор, пронизывающий всю квартиру и ведущий к ванной, уборным и кухне, к черному ходу. Другой коридорчик, короткий и узкий, вел в небольшую крайнюю комнату, где жила бабушкина родственница, тетя Жанна. Она редко показывалась на людях.

Однажды в прихожей возле двери, ведущей на парадную лестницу, я увидел высокий ящик, стоймя приставленный к стене; от него приятно пахло опилками. Из разговоров старших я уяснил, что этот ящик называется так: гроб. Он стоял недолго. Тети Жанны я больше не видел, но так как в моей жизни никакой роли она не играла, то ее исчезновение прошло как-то мимо меня и никакого отношения к этому ящику, на мой тогдашний взгляд, не имело.

Если бы мать и бабушка сильно плакали и горевали из-за кончины тети Жанны, их волнение, наверно, передалось бы и мне. Позже я узнал, что тетя Жанна долго болела, но в больницу поместить ее было нельзя. Почти все петроградские больницы давно уже стали госпиталями и были заполнены ранеными, а в те, которые остались для штатских, безнадежно больных не брали. Да и кормили там плохо, потому что в городе