Мой любимый враг [Лина Озерова] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (113) »
Лина Озерова Мой любимый враг
Пролог
Открытая спортивная машина резко затормозила на подъездной аллее замка Сент-Эгнен-сюр-Шер. Распахнулась передняя дверца, и через секунду высокая черноволосая девушка уже бежала по посыпанной гравием дорожке. У входа ее ждал дворецкий, седой и почтительный, каким и положено быть дворецкому в старинном аристократическом замке. — Здравствуйте, мадемуазель Николь. Очень рад вас видеть. Жаль, что под родной кров вас привели столь печальные обстоятельства. Девушка сбросила ему на руки светлый плащ и осталась в элегантном серебристо-сером костюме. — Как мама, Огюстен? Дворецкий печально склонил голову: — Врач сказал, к ночи следует ожидать самого худшего. Красивое лицо девушки на минуту исказилось, но она быстро взяла себя в руки: — Неужели так скоро? — Сожалею, мадемуазель Николь, но врач выразился вполне определенно. — Отцу дали знать? — Господин граф прибудет в Тур восьмичасовым поездом. Жан, шофер, встретит его на вокзале. — А мой брат? Люк здесь? — Мсье Люк приехал два часа назад и сейчас у постели вашей матушки. Николь провела рукой по лбу: — Почему вы не вызвали меня раньше? Дворецкий склонился еще ниже: — Все произошло так внезапно. Мадам чувствовала себя вполне здоровой, еще два дня назад она собиралась съездить на неделю в Париж по делам благотворительности. Вчерашний приступ был для всех неожиданностью. — Диагноз подтвердился? — Господин Шарден, лечащий врач вашей матушки, констатировал инсульт и паралич. Девушка с трудом сдерживала слезы. — Мама в сознании? Она может говорить? — С трудом. Но ее светлость уже несколько раз спрашивала о вас. — Хорошо. Тогда я пройду прямо к ней. Взбежав по неширокой каменной лестнице на второй этаж, — Сент-Эгнен был выстроен в одиннадцатом веке и поражал воображение скорее древностью, чем величием, — Николь быстро прошла через анфиладу низких мрачноватых комнат и остановилась у дверей материнской спальни. Спальней графине долгие годы служила так называемая «королевская комната». По старинному обычаю все французские аристократы обязаны были устраивать в лучшей комнате замка спальню для короля, на тот случай, если Его Величество вдруг соизволит посетить своего вассала. А поскольку Франция давно уже жила без монархии, королевская спальня в Сент-Эгнене служила спальней хозяйке замка. В большой комнате, обитой голубым шелком и оттого казавшейся какой-то нереальной, все окна были наполовину прикрыты тяжелыми синими портьерами. В огромном зеркале, стоявшем напротив дверей, отражалась широкая постель под шелковым балдахином, тоже синим. С одной стороны постели сидела медицинская сестра, пожилая румяная женщина. Ее пышущее здоровьем лицо и полная фигура как-то не вязались с полутьмой этой призрачной спальни. Зато брат мадемуазель Николь, Люк де Бовильер, вполне вписывался в обстановку. Невысокий и худой, с вялыми чертами бледного анемичного лица, Люк тоже казался призраком, таким же нереальным, как и вся спальня, как и лежащая на постели седая худая женщина. Узкое аристократическое лицо с орлиным породистым носом утопало в подушках, поверх одеяла лежали руки со скрюченными пальцами, похожими на когти хищной птицы. Девушка стремительно подошла к постели и взяла эти холодные пальцы в свои ладони, словно пытаясь отогреть их: — Мама… Сиделка встала и почтительно отошла в угол комнаты. Люк поднял голову и взглянул на сестру. В его голубых глазах не было ни скорби, ни волнения: — Здравствуй, Николь. Вот и ты. Отец приедет только вечером, тебе сказали? Но девушка словно не слышала слов брата. Она напряженно вглядывалась в лицо, покоившееся на подушках. — Мама, ты узнаешь меня, мама? Глаза старой графини медленно открылись. — Николь… Губы дрогнули, пытаясь изобразить улыбку. — Николь… моя девочка… — Да, мама, это я. Я приехала, как только узнала. Лицо старой графини сморщилось, будто она хотела что-то сказать. Рука беспомощно дернулась. С невероятным усилием она, наконец, выдавила: — Пусть они… — Что, мама? — Пусть все… выйдут. Я хочу говорить… только с тобой. При этих словах сиделка тут же покинула комнату. Люк сделал было протестующий жест, но Николь гневно сверкнула на него черными глазами: — Будь добр, подчинись маминому желанию. И он сник и повиновался, как привык повиноваться сестре всегда и во всем. Плотно закрыв за ним дверь, Николь уселась на краешек постели и снова взяла руки матери в свои: — Ну вот, мама, мы одни. Я слушаю тебя. Умирающая смотрела так, словно хотела вложить в свой взгляд остаток жизни, еще теплящейся в ее немощном теле. Голос, напоминающий шелест сухой листвы в осеннем парке, прошептал: — Твой брат… Он слишком робок и нерешителен. Только ты можешь… Николь… Голос слабел, становился все тише и тише.- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (113) »
Последние комментарии
1 день 8 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 14 часов назад
1 день 15 часов назад
1 день 16 часов назад
1 день 18 часов назад