Миссис Оруэлл [Тони Кокс] (fb2) читать постранично, страница - 16

Куда там! А знаешь почему? Он считал меня финансово несостоятельным и политически незрелым. Он обратился в солидные издания. Сначала в «Кейп», потом решил предложить рукопись Советам. Представляешь? Потом обратился в «Фейбер и Фейбер». Они рукопись отклонили. Свиньи, конечно, самые умные животные на ферме, но не настолько, чтобы ею управлять, и что нужны свиньи более патриотически настроенные. Более патриотически настроенные свиньи! Представляешь?! И кто, ты думаешь, это настрочил? Чертов Томас Элиот, вот кто. Затем он попытал удачи в Штатах. А как там отреагировали? Я тебе расскажу. Сообщили, что истории про животных их не интересуют. Вот тебе на! Не интересуют истории про животных! Сижу я как-то в баре, заходит Джордж и суёт мне какую-то обтрёпанную рукопись. «Прочти», — говорит. — «Но, боюсь, что не понравится. Это о животных, которые восстают против своего хозяина, очень антироссийское настроение». «Как называется?» — спрашиваю я. «Скотный двор», — говорит и тут же уходит. Иду я в офис и духом не ведаю, что у меня в руках дар дороже любого золота. Я её прочитал и сразу понял, что передо мной шедевр. Если б я её не опубликовал, что было бы с Джорджем? Глубокая депрессия, отчаяние, вот что. Да, он был человеком железной воли, и в сорок третьем ему было всего сорок. Мастер в расцвете сил. Но если бы я не опубликовал роман, даже его подкосило бы. (Варбург достаёт экземпляр «1984».) А эта потрясающая книга так бы и не увидела свет. Обнаружилась среди его бумаг, брошенная, незаконченная, требующая доработки. И ты, Соня, хочешь, чтобы она канула в небытие из-за завещания? (Варбург в порыве отчаяния размахивает завещанием.) Английская литература в двадцатом веке не могла не стать другой. Тогда, в июле сорок третьего я ещё этого не понимал. Кто я был: скромный издатель без запаса бумаги в полуразрушенном бомбой офисе. Но чего меня нельзя было лишить, так это веры в талант твоего мужа и страстного желания рискнуть всем ради него. Я искренне верил в успех. И поэтому подписал с Джорджем договор ещё на три книги. Три, Соня, три книги. А в руках только одна. Тяжёлая болезнь доконала его. Всё, книг больше не будет. Даже ожидаемой всеми биографии. Даже, повторюсь снова, фильма, на который Джордж так рассчитывал. (Варбург надевает фетровую шляпу и собирается выйти.) Увидимся на похоронах.

Соня. Постой.

Варбург. Да?

Соня. Кто самый знаменитый в мире киноактёр?

Варбург. Не знаю.

Соня. По-моему, Кларк Гейбл.

Варбург. Похоже, ты права. Да, Кларк Гейбл.

Соня. Скажи им, что я хочу с ним встретиться.

Варбург. Что-что, не понял?

Соня. Сообщи, что я хочу встретиться с Кларком Гейблом. У него контракт с кинокомпанией.

Варбург. Да?

Соня. Да, точно.

Варбург. Что ты хочешь от меня?

Соня. Организуй с ним встречу.

Варбург. С Кларком Гейблом?

Соня. Именно.

Варбург. Заключишь сделку?

Соня. Я подумаю. И вот ещё что.

Варбург. Да?

Соня. Не забудь удочку.

Варбург. А тебе она не нужна?

Соня. Но не там, куда я собираюсь.

Варбург. И куда же?

Соня. На юг Франции, с Морисом.

Варбург забирает удочку и уходит. Соня оглядывает комнату и замечает большого размера ботинки Оруэлла. Берёт один из них и просовывает в него руку. Трёт ботинком о щёку. Потом ставит его рядом со вторым, снимает туфли и обувается в ботинки. Ходит в них по комнате. Потом как бы пританцовывает.

Звучит песня Эдмунда Роса «Радуйся жизни» (Enjoy Youself). Соня берёт с кровати малинового цвета пиджак Оруэлла, прижимает к груди и, танцуя, покидает палату.

Затемнение