Еще один шанс. Части 1-3 [Иван Сергеевич Васильев] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Иван Васильев ЕЩЕ ОДИН ШАНС

Часть 1

Начало

Металлическая трель звонка резко нарушила тишину квартиры.

— Рязанцев? Алексей Петрович? — тягуче произнес человек, появившийся без приглашения в прихожей. Его хитрый взгляд с бегающими глазами, неестественная улыбка, поношенный костюм с мятым галстуком, манера говорить, двигаться сильно раздражали хозяина квартиры. Отталкивал и нервировал резкий запах одеколона.

Незванный гость ужом протиснулся внутрь помещения, ловко захлопнул ногой полуоткрытую дверь и аккуратно оттеснил еле живое препятствие внутрь освещенного коридора.

— Э-э… ех-ть… кх-то вь-ти? — пожилой человек пытался произнести что-то внятно. Он облизывал пересыхающие губы, жмурился от яркого света. Из глаз выступили слезы. Старик с трудом понимал происходящее.

— Я представитель коммерческого Фонда помощи ветеранам «Наследие», — аферист нараспев произнес хорошо заученный текст. Оперся большой, широкой спиной на стену, открыл пузатый, потёртый портфель и достал потрепанные бумаги.

— Наша организация сделает всё возможное, что бы вы, Алекмей Петрович, жили долго и счастливо.


Незнакомец ухмыльнулся колючими глазами. Покачал головой и прищурив глаза внимательно осмотрел хозяина квартиры: Впалые щеки, покрытые разреженной, давно не бритой щетиной. Усталые опущенные веки и рассеянный, затуманенный взгляд почти выцветших глаз. Всё пробуждало в его облике болезненное, жалостливое сострадание.

— Вообразите себе! — гость резво тряхнул немытой головой, продолжая улыбаться во все зубы. Внезапно выпрямился. Торжественно задрал указательный палец к верху. — Уже завтра! Вам, выделят отдельное место в четырехместном номере пансионата «Душевный приют»! Сейчас его, достраивают наши партнеры из Таджикистана. — Запевала на время замолчал, смакуя свое предложение.


Неожиданно деляга хитро прищурил глаза и внимательно осмотрел комнату. Прошелся взглядом по множеству книг давно заброшенных на запыленных полках и в шкафах. Остановил свой взор на большом количестве лекарств стоявших на столе. Внимательно оглядел помятую, не заправленную кровать, тощие подушки сбившиеся в углу. Отметил беспорядочно разбросанные по квартире вещи, специфический запах редко проветриваемой комнаты.

Он ухмыльнулся, покачал головой. Перевел взгляд на «еле живого хозяина», оскалился во весь рот, демонстрируя здоровые, молодые зубы.

— Всё подготовлено для вашего удобства! — гость защелкал пальцами. Самозабвенно задрал глаза в потолок, мужчина важно надул щеки… — Двухъярусные железные кровати с панцирной сеткой, удобные настенные радиоприемники, аккуратные горшочки с искусственными цветами на входе и в коридорах. И главное! — Раздельный туалет с ванной в блоке на четыре комнаты.


— Кто же тебя «молодца пахучего» подослал? — пронеслось в голове у Рязанцева. Седые брови в палец ширинй гневно нависли над глазами. — Как зовут этого доброго и отзывчивого человека? Кто пошутил в «Конторе»? — У хозяина квартиры давно ушли в отрицательную зону доверие и симпатии. Его желтое, истощенное болезнью лицо стало хмурым. Недобрый взгляд красноречиво показывал гостю, на выход.

— В доме-интернате будут проживать люди одного с вами возраста, — душевный помощник не хотел замечать изменений в облике хозяина квартиры. Произнес очередную фразу и замахал брошюрами. — Найдете друзей, знакомых. Заведете подружку… или две. А возможно женитесь. Какие ваши годы? Вы жеребец — хоть куда! — Манагер засмеялся над своей шуткой. Он ненавязчиво заглянул в соседние комнаты. Оценил мебель, состояние ремонта. Непринужденно погладил ладонью косяк межкомнатной двери.

— И главное!!! — оратор, подняв палец и выдал последнею, заученную фразу. — Будете получать неплохую пенсию. — Он картинно выдержал паузу, ожидая со стороны собственника жилья бурных аплодисментов, веселого подскакивания или других признаков восторга. Не дождавшись реакции, прокашлялся и продолжил свое повествование. — За эти услуги мы ожидаем оформление дарственной и передачу всего имущества в счет Фонда. — Спекулянт широко открыл глаза и с надеждой уставился на «благодарного слушателя».

Седой человек сдерживая сильную головную боль, молча посмотрел на представителя мутного Фонда. Желание было одно — поскорее его выпроводить — любым способом.

— Понимаю! — незнакомец продолжил беседу, не дождавшись ответа. — Вам необходимо время для принятия окончательного решения. Вы должны всё обдумать и оценить. Поступим так — я оставлю буклеты и нашу рекламу. Вот эта карточка, с улыбающимся, красивым мужским лицом и крупным телефоном под ним, моя визитка. Как только определитесь — звоните. Надеюсь, вы, примете правильное решение, о котором не придётся жалеть.

* * *
С трудом проводив гостя до двери, больной буквально ползком вернулся к кровати. Что можно было сказать в ответ на предложение незнакомца? Болезнь прогрессировала. Возраст тоже был не подарок. Многочисленные болячки постоянно давали о себе знать во всех местах организма. С каждым днем двигаться по квартире становилась всё труднее и труднее. Сильная отдышка, головокружение. Ужасные головные боли буквально сводили с ума. Лекарства почти не помогали.

Около года назад врачи поставили неутешительный диагноз — опухоль головного мозга. Время, отведенное ими, окончилось давно. Но, Алексей держался. Как — спросите вы? Он не знал! Какие силы заставляли Рязанцева жить? Неизвестно! Было что-то не отпускающее его из этого мира. То, что давало надежду. Что всё можно изменить, переиграть.

А может быть — ответ был проще? Наверное, Леха Рязанцев прошедший в жизни через столько событий и испытаний, не любил отступать и пасовать перед трудностями. В не было в его характере и принципах такого.


В последнее время вместе с головными болями всё чаще стали появляться галлюцинации. Сначала стали проступать размытые картинки. Потом появились изображения предметов и участки природы находившиеся недалеко от него. Иногда они были настолько красочны и реальны, что казалось, протяни руку и можно дотронуться до них, ощутить, потрогать.

Громкий звонок будильника напомнил о времени приема лекарства. С трудом подавив очередное головокружение, немощный встал с кровати и двинулся к столу. Ноги подкашивались, колени дрожали, а волны тумана, казалось, с гулом и грохотом кружились вокруг него в бешеном водовороте. Необходимо было сделать всего четыре шага. Обычные четыре шага! После чего боль на время уйдет. Наступит временное облегчение. Тяжелобольной не рассчитал свои силы. На половине пути его накрыла сильная тошнота. В глазах закружилась мозаика калейдоскопа. Ноги перестали слушаться. Он упал на пол. И застонал от боли. На мгновение показалось, что смерть стоит рядом, смотрит на него мрачным холодом вечности и тянет к нему свой клыкастый оскал.


— Нужно быстро принять лекарство, — Алексей отдал себе приказ, до боли сжав губы. Голова у него раскалывалась. К горлу подкатывал комок. Глаза наливались кровью.

— Нет, не так… — вся его сущность просто кричала. — Нужно очень срочно принять, это проклятое, чертово лекарство. Немедленно!


Больной попытался подняться и обвести безумным взглядом комнату. Все было в сплошном сером тумане кроме одной картинки… Между ним и столом, куда ему нужно было идти, отчетливо наблюдался кусок обычного летнего луга. Сочная, зеленая трава колыхалась на ветру. Ясноглазые васильки и ромашки удивленно моргали разноцветными ресницами.

В овале миража было видно, как в дали, у самых верхушек деревьев, водят свой хоровод ласточки. Доносится звонкое стрекотание кузнечиков и жужжание пчел. Нос ощущал сладкий запах клевера.

Алексей лежал и смотрел на этот отрывок прекрасного летнего дня. И вдруг ему почудилось, что если попасть туда, то сразу станет легче. Отпустят боли. Пройдет слабость. Закончатся головокружение и тошнота. Исчезнет всё, что окружало и беспокоило немощного в последние месяцы. Наступит то, ради чего он боролся с болезнью, надеялся на лучший исход. Почувствовав и поняв это, Рязанцев так сильно захотел попасть на это поле, в это время, в это место. Хотя бы на немного, хотя бы на миг ощутить себя там.

Больной собрав последние силы потихоньку, помаленьку, стал ползти к галлюцинации, стараясь всеми способами удержать картинку в поле зрения. От напряжения в глазах пошли желто-огненные круги, тошнота подступила к горлу…

И вдруг… мираж стал приближаться…

Все ближе и ближе…

— Ещё немного, — и он почувствовал мягкую траву руками.

— Ещё маленько, — и его глаза ощутили теплые лучи яркого, солнечного света.

— Ещё чуть — чуть… — глаза сфокусировались на кирпичной, в тёмных пятнах, трепещущей над каким-то полевым цветком бабочке.

— Ещё чуть — чуть, ещё… из последних сил…


Путник потянувшись, полностью оказался на этой приятной, зеленой траве. На этом ласковом, теплом ветерке… Он перевернулся на спину и взглянул блестящими глазами на окружающий безграничный простор, на бездонное мглистое от зноя небо, по которому высоко-высоко плыли белые и легкие, похожие на пушистые одуванчики облака…

— Господи! Как хорошо, легко, прекрасно здесь было.

Алексей лежал и нежился на летнем, золотистом солнце. Он вздыхал полной грудью приятный душистый запах полевой травы. Слушал, как довольно гудит, ползая по цветам, тяжёлый полосатый шмель. Вокруг сухо трещат кузнечики, пестрые бабочки хороводом вьются над цветками. Медовым настоем дрожит нагретый воздух. Он был настолько легкий и чистый, что казалось, будто душа пьет его из большой глубокой чаши. Боли не было. Всё тело окружала приятная, пьянящая истома. Из последних сил скиталец приподнялся, окинув взглядом, место куда попал и… потерял сознание.

* * *
Наши дни.

Где-то, в одном из неприметных зданий, в районе Смоленской площади города Москвы.


— Разрешите, Иван Аркадьевич? — красивый мужской баритон раздался сквозь слегка приоткрытую дверь.

— Заходи, Самохин, — седовласый руководитель произнес голосом, похожим на скрип старого сундука. Он оторвал взгляд от документов и посмотрел на вошедшего, плотного, с хорошо развитой грудной клеткой, привыкшему к военному мундиру мужчину.

— Что у тебя? — он откинулся в кресле.

— В архив дела надо сдать. Требуется ваша подпись, — произнес подчиненный. Он прошел к столу по узкой ковровой дорожке и, остановившись у одиноко стоявшего кресла, разложил несколько папок перед руководством.

— Требуется, поставим, — хозяин кабинета поерзал, поудобнее устраиваясь на своём месте. Положил ногу на ногу. Поправил очки.

— Давай, рассказывай, кого ты тут в небытие отправляешь на веки вечные, — начальство требовательно постучало ручкой по столу, бросило на подчиненного мрачный взгляд.

— Дай вам волю, всех поразгоните — архивариусы местного полива. Работать в полях кто будет? Я что ли?


— Ламберг Илья Сергеевич, — вошедший пропустил «мимо ушей» замечание руководства, начал докладывать. — Комиссован в связи с тяжелым ранением.

— Ламберг… Ламберг, — должностное лицо прожевало фамилию, словно смакуя её на вкус.

Хозяин кабинета выпрямился, посмотрел на картину, висевшую слева от него на стене. Прищурил глаза. Покрутил колпачок от ручки в руках. — Помню такого… Бабник был редкостный, но дело наше знал хорошо, — Руководство повернувшись в исходное положение начало вспоминать дела давно минувших дней. — Ох, и покуролесил этот повеса в свое время в Доминикане. Чуть до международного скандала не дошло. Пришлось его оттуда вытаскивать. А в Пуэрто-Рико! Ну ты наверное помнишь… Ну, тот, случай с послом? Да…. досталось ему тогда. Забавный был хлопец!


— Гузов Михаил Валентинович, — докладчик перешел к следующей кандидатуре. — Погиб при исполнении.

— Гузов, — пытаясь вспомнить, повторили напротив. Поводили пальцем по открытой странице. Затем продолжили читать. — Он же «Седой» 1965 года рождения… — В этот раз руководство подняло глаза к верху. Посмотрела в потолок. Часто заморгало ресницами. Строго свело брови. — Нет. Вот, этого, не знаю. — Произнесло недовольно.

— Поступил к нам недавно, — дал пояснение вошедший чиновник. — Автокатастрофа. Расследование показало, что к смерти причастны «конкуренты».

— Какие ущё «конкуренты»? — высокий чин возмущенно привстал из-за стола. Заскрипел зубами от негодования. Взгляд его прямо-таки буравило подчиненного. — Какие у НАС!!! Могут быть конкуренты!

На лбу начальства проступила синяя жилка. Шеки покраснели.

— Что за «пургу», ты, тут мне гонишь? Готовить бойцов надо лучше! Ты ещё скажи, что он пьяный за рулем заснул. Или на встречку выехал. Или ещё, какую хрень мне на уши повесь. Расслабились, крысы канцелярские! Ох, нужно браться за вас! Давно вы у меня на полигонах не скакали — сопли не морозили. Но ничего… — ничего! Поговорю я с кем надо, по этому поводу!


— Рязанцев Алексей Петрович, — службист как истукан продолжал зачитывать информацию.

— Рязанцев? — начальство задумалось на мгновение. В комнате стал слышен шелест резиновых крыльев вентилятора.

— Леха Рязанцев? — Седовласый недоверчиво посмотрел на собеседника. — «Актер»? — Вспомнил прозвище агента. — А с ним то, что?

— Заболевание головного мозга после ранения. Да и возраст уже у него…

— Ты про возраст-то не вспоминай, — резко перебил высокий чин. — Он на год моложе меня. А я, несмотря на нынешний юбилей, поверь, вас ещё погоняю!

— Что можешь сказать про «Актера»? — он пробубнил недовольно.

— Диагноз врачей — злокачественная опухоль головного мозга. Внутричерепная гематома. Шизофрения. Он на полном серьезе разговаривает сам с собой. Отправляли к нему нашего представителя под видом сотрудника вымышленного фонда. Так по его словам перед ним был овощ, а не человек.

— Да… Жалко Алексея. Таких специалистов сейчас не найти. Бывало один стоил целой группы, — он прикусив губу, покачал головой. — Так вживаться в роль, при исполнении задания, мог только Рязанцев. Талант он был Самохин… — талант. По его работе не то, что книги… — фильмы про резидентов снимать можно было…

Человек в кресле нерешительно несколько раз поднес и отдернул руку от листа с личным делом агента.

— Жаль, — начальство неподвижно застыло как статуя на какое-то время, повернув голову в сторону. Глубоко вздохнуло. Потом поставило подпись. — Ладно, давай следующего…

Глава 1

— Эй, божий человек? Ты живой али нет? — кто-то тряс Алексея за плечо. Его легонько ударили по щекам. — Молодец, ты откель взялся, в сей глухомани?

Рязанцев открыл глаза и увидел перед собой бородатого мужика в старинной одежде. Незнакомец был среднего роста, с большой головой на короткой толстой шее, широкой грудью и прилично выпирающим брюшком. Алексей, присмотревшись к человеку, так и не понял… — кто он и что ему нужно?

— Ты, пошто разлегся? — неизвестный тряс бородой. — Сказывай, с тобой всё хорошо? Можешь молвить слово?

И вдруг зарядил скороговоркой…


Негоже так просто лежать на землице молчком…

Во поле рядом с леском!


— Где? — Рязанцев прохрипел, ничего не понимая и пытаясь вспомнить каким образом, он оказался здесь: молчком, на землице, во поле, рядом с леском. Алексей приподнялся. Сел. Попытался собраться с мыслями.

— Скажи, мил человек. Имячко у тебя есть? — бородатый не отставал. По-прежнему теребил найденыша за плечо, нес какую-то околесицу. Призывно махал руками.

— Кличут, тебя, как? Небось, не забыл? Мудрено ли — один, одинешенек на дороженьке лежит.

— Кли-чут? Не-бось? Муд-рено? — потерянный кукушонок с трудом понимал смысл проинесенных выражений. Он удивленно заморгал ресницами, осматрелся по сторонам, попытался что-нибудь сообразить.


— Что ему надо? Почему пристает с вопросами? — путник запоздало собрался с мыслями, начал рассуждать. Голова у него была девственно пустой. Мысли шумели потоком, однако отскакивали от пустых стенок как горох.

— На доктора не похож вроде? На умалишенного из больничной палаты тоже. И вопросы задает такие неприятные: Кто я?… Где я?… Как зовут меня? И главное… Почему я ничего не помню?

— Может быть он следователь? — внезапная догадка озарила отуманенный мозг больного. — Я что-нибудь совершил. Долго и давно был в бегах! И вот меня наконец-то нашли? — Странник глубоко вздохнул. Затем резко выдохнул. Продолжил диолог в задуманенной вопросами голове. — Но это не я! Меня там не было… Я бы это точно запомнил! И вообще — я в этот день пьяный был, с девчонками и в другом месте… Поэтому ничего не помню! А если вдруг вспомню — то всё равно не докажите!


Бородатый спаситель осторожно отошел на один шаг от несчастного потерявшего память. Присел на корточки. Начал неторопливо тереть ладошки. Внимательно смотреть в синие, лукавые глаза. Позади него подошли и остановились ещё два человека. Молча, уставились на найденыша.

— Да! — попаданец запоздало заволновался, так и не зная, что говорить. Бредовые мысли не давали ему возможности сосредоточиться. — И у меня есть куча свидетелей. Вот вспомню их имена — сразу всё проясниться!

Рязанцев оглянулся вокруг. Кругом было обычное поле. То самое, куда он выполз из своего последнего кошмара. Вдали стоял небольшой, березовый подлесок. За ним в нескольких метрах находилась накатанная проселочная дорога. На ней выстроились в ряд груженые повозки похожие на старинные, крестьянские телеги. Подводы былы накрыта холстиной и туго перевязаны верёвками. Рядом стояли люди в экзотической, старинной одежде. Бородатый в очередной раз попытался узнать кто он такой и, что здесь делает.


— Кто… я? — путник повторил последний вопрос и стал внимательно осматривать себя. Руки, ноги, махровый халат. На ногах тапочки на резиновой подошве. Закончив осмотр себя любимого, перевел взгляд на незнакомца. — А ты кто?

— Я то? — добродушно переспросил мужик. — Я, Прохор Коробейников. Купец. В Москве дела веду. Сейчас из Холопьево караваном идём. Везу пряности, ладан. — Он обернулся к повозкам. Показал в сторону путников стоявших у телег. — Это, люди мои. — Начал перечислять присутствующих. — Помощники, охранники, возницы. А ты пошто лежишь у дороги? Слова молвить не можешь. Нешто — душевнобольной?

— Я… Я не помню — кто я. — Скиталец приветливо улыбнулся. Развел рукими по сторонам. — Как здесь оказался, тоже не знаю. И главное, ничего не могу объяснить.

— Да-а, ишь незадача, — съязвил купец. — Эко тебя жизнь умудрила. Небось, опоили тебя чем? Я, грю у меня на Пасху было похоже. Пригубил чарку вина. Озирнуться не успел — всё запамятовал. Загуляла душа нараспашку. Два дня не мог ничего вспомнить. Бегал по горнице как умалишенный, песни орал. Лез лобзаться со всеми. Подарил кучу денег знакомым. В светлице устроил раздор. И так чудил до самой опохмелки, покудова не опомнился.

— Может быть и опоили, — потерявшейся по-прежнему не знал о чём рассказать странному собеседнику.

— Вона, как! Послухай, раз ты ничего не помнишь, — Коробейников с интересом осмотрел пришельца. — Давай отгадать попробую — кто ты таков? — Он откинув полы кафтана и присел рядом с путешественником на траву. — Я слова пущать не буду на ветер. Бог-весть быстро догадаю — что, да как!


— Судя по одежде — ты купец. — Прохор начал расследование. Поглаживая бороду, рассказчик сочувственно покачал головой и начал рассуждать степенно. — Она у тебя богатая, заморская. Значится — иноземный торговый человек. — У незнакомого следователя появились первые выводы. — Далее… Бороды нет — бреешься. Живешь за границей. У нас, уважаемые люди: Купцы, бояре, государевы слуги — бороды носят. Опять же по возрасту — молод. Значит не купец, а скорее сын купца. Посмотрим на одежду. — Собеседник потрогал рукав незнакомого одеяния. — На тебе богатый халат. Халаты — купцы носят… Где? В южных странах. В Халопьево купцов в таких халатах было много… Всяки товары купляют — за моря — окияны развозят…

— Итак, — «Комиссар Мегре» значительно поднял палец. — Ты сын купца из южной заморской окраины! Ну, вспомнил что-нибудь ещё? — Местный догада вопросительно уставился на вояжера.


Ухмыльнувшись, Алексей посмотрел на себя. На нём был махровый, банный халат темно-синего цвета. Он был длинный, почти в пол, с широкими рукавами и большим капюшоном. Но что-то молодым сыном заморского купца он себя не ощущал.

Засунув руки в карманы. Выложил всё, что там было рядом с собой, на траву. Образовалась небольшая кучка из зажигалки, перьевой ручки из японского набора, подаренного ему на день рождения «Конторой» и сложенного вчетверо листка с заказом на изготовление лекарств.


Прохор осторожно взял и развернул выписанный рецепт. Внимательно осмотрел его. — Вот, глянь! У тебя даже документ есть с печатями — важный. — Он сообщил с деловым видом. — Написано, правда непонятно и не по-нашему. Но… сразу видно бумага серьезная, дорогая. И главное — печати стоят.

Купец легонько поводил пальцем по бланку. Перевернул его несколько раз. Понюхал. Аккуратно поцарапал ногтем. Ничего не получилось.

— Да, сударь! Вон оно, что! Видно ты человек уважаемый — хоть и не помнишь о себе ничего, — торговец произнес через некоторое время, так и не разобрав текста на документе. — Мобыть, даже сын посла или представителя, какой заморской кумпании. Не для того, чай такие бумаги выданы.

— Ещё бы не уважаемый, — Рязанцев согласился на предположения купца. — Сам до сих пор не могу понять, что там написано. Руки бы докторам за их почерк оторвать. Приходишь, лекарство заказывать в аптеку, а, что тебе надо и как это называется — сказать не можешь.

— Это, что за невидаль? — Прохор вновь активизировался. Показал на ручку и зажигалку лежавшие рядом друг с другом. Поцокал языком. — Знатной работы штучки. Ну-кось, поведай про них?

— Это ручка для письма. В ней чернила. Ей по бумаге пишут.

— Перо для письма, — Прохор перевел для себя незнакомое слово. — Сделано чудно и отменно.

— А это — зажигалка. Зажигает огонь. — Странник показал собеседнику принцип работы. Открыл металлическую крышку, щелкнув по кремню, зажег огонек. Потушил его, передал купцу.

— Ишь, ты! Дивно мне — огниво, — Прохор удовлетворенно кивнул головой. — Добро сделано и метал такой… необычный. Руке так ладно и добро. — Он взял зажигалку и начал крутить её как подросток, щелкать колпачком, зажигать огонь.


— Да… Гляди-кось какие занятные вещицы… — купец выдал одобрение, наигравшись. Он внимательно посмотрел на собеседника. Прищурил один глаз и деловито поднял палец к верху. — А скажи, мил человек? В какой сторонушке такое диво делают?

— В Японии, — не ожидая от себя подобного слова, брякнул найденыш.

— Ишь, ты! Вяя-поо-нии, — «взрослый ребёнок» произнес с удивлением и почитанием как Эллочка из «Двенадцати Стульев». — Слушай молодец, а чего ты развалился на дороге? Давай я тебя до ближайшей деревни довезу. До неё почитай семнадцать верст. Может, вспомнишь чего. Мне поведаешь. Ехать-то всяко лучше, чем пёхом идти. А ты мне за это подаришь своё огниво. Ну, как? Давай, соглашайся!

— Только не до деревни, а до Москвы, — согласился скиталец. — Хочется на город посмотреть — столица всё-таки!

— Во как! А тебе палец в рот не клади. До Москвы почитай — ещё два дня пути, — Прохор удивленно посмотрел на незнакомца. Он явно не ожидал такого ответа от найдёныша. — Есть-таки в тебе наша купеческая закваска, — Коробейников хитро прищурился, продолжил крутить зажигалку в руках. — Лады, буть по твоему. До Москвы, так до Москвы. — Торговец почесал пятерней лохматую бороду. — Садись! Поедем от греха подальше! И так стоим долго. Чую, не ровен час, люди лихие понаедут.

Купец поднялся с земли. Подошел к своим спутникам. Мельком осмотрел повозки, после чего произнес… — Дай бог нам добрый путь да прибыток.

— Дай бог, — караванщики повторили его фразу, перекрестились, расселись по телегам и продолжили прерванное движение.

* * *
В начале поездки Рязанцеву сразу стало понятно, что Прохор не оставит попыток узнать про него больше. Он будет пытаться различными способами разбудить его память.

— Молвишь ты чудно, — Коробейников продолжал пытать неизвестного попутчика. — Мудрено! Вроде как по-нашему и в тоже время, будто на другом языке. Слова звучат у тебя всё время незнакомые. Кажется, что говоришь на нескольких языках. И в то же время многих слов наших не понимаешь? Я не встречал такого! — Караванщик задумчиво почесал затылок. — Послушай! А может твои родители умерли, когда ты был маленьким? И тебя воспитали басурмане? Вот ты и говоришь, путая и коверкая слова? — Он с надеждой уставился на Алексея. — Ну, что скажешь? Давай ка я по их нему тебе расспрос учиню… Мерхаба адыныз нэдир?

— Аффедэрсиниз тюркче бильмиёрум… — вояжер ответил по-турецки на автомате. — Вот чего-то такое вспоминаю по-незнакомому, а чего вспоминаю, понять не могу.


Коробейников удивленно поднял голову и вопросительно открыл рот. — А ну, переведи, чаво молвил?

— Я, что-то произнес? — найденыш уставился на купца недоуменно и глупо.

Прохор почесал затылок, затем пристально посмотрев на незнакомца. Потом повернулся с одного бока на другой, поудобнее устраиваясь в повозке. Отмахнулся от мошки, кружившей возле лица. Покусал задумчиво губы. И вдруг внезапно спросил…

— А ты… случаем не Емельяна Баженова беглый сынок? Ну, тот, который до тридцати лет сиднем сидел на печи, а посля к дочке Прокофия Мироныча Артомошкина — Милославке, женихаться решил? А потом вместе с ней убёгли? — следователь из народа решил зайти с другой стороны. — До сих пор ищут, вас! — Попутчик взял небольшую паузу и что-то долго считал в уме. — Да, нет… Кажись, не похож? Тот, здоровее был и черноволос…


На какое-то время дознаватель замолчал. Наверно вспоминал подробности происшествия. Или подсчитывал вознаграждение за поимку беглецов. Покивав кому-то головой, он снова внимательно осмотрел попутчика. — Погодь… Послушай добром… А ты часом не сын воеводы Слободникова? — снова оценивающий взгляд. — Так того в детстве сказывают цыгане украли и бродячим скоморохам подкинули. А те его в Царь граде продали. А потом говорят — стал евнухом!

Воодушевленный внезапным озарением Прохор на какое-то время ушел в себя. В раздумьях поднес руку ко рту и начал грызть ногти.

— Да-а, тогда тебе будет… — точно не он, — выдал купец долго считая что-то на пальцах. — Того Евпатий звали и ему сейчас по моему разумению… почитай — лет пятьдесят. А тебе годков-то поменьше! — А может быть? Ты племянник Силантия Акимыча? — Снова с надеждой посмотрел на странника Коробейников. — Знавал такого? Ну, как же? Дык его вся Москва знает! У него же дом спалили у Мясницкой слободы — ещё в позапрошлом году.


Томимый желанием рассказать интересную историю Коробейников приподнялся. Подвинулся поближе к страннику и начал рассказ…

— С ним произошла занятная история. Знамо, мальчонка, ловкастый был — да несмышленый. Убёг четыре года назад в ночь на Ивана Купала цветок папоротника искать, да так и не вернулся. Сильно уж говорят, клад хотел найти. Кстати на тебя был похож. Такой же белобрысый, синеглазый и с ямочками на щеках. Ты случаем не его племянник?

— Да нет… Вроде не его, — новоявленный турист во времени ответил неуверенно.


Под звуки неторопливого бормотания Прохора о том, чьим мог быть сыном, внуком или ещё непонятно кем попаданец задремал. Очнулся он от пристально взгляда Прохора, который так и не перестал крутить в руках его зажигалку.

— Слушай, попутчик дорогой! Я вот, что хотел спросить у тебя? — Он взял паузу и хитро посмотрел найденышу в глаза. — А Япония-то… — это где?

— Где — где? — сонная тетеря передразнила Прохора. — Не помню!


В это время повозка проезжала мимо стоявшей у дороги кареты. Недалеко от неё на небольшом раздвижном стульчике сидел человек, державший в одной руке шляпу с пушистыми перьями. В другой руке неизвестный держал платок и вытирал им лицо. На лице его, покрытом бронзовым загаром, выделялся крупный нос с горбинкой, отчего в профиль он напоминал хищную птицу. Незнакомец имел длинные черные волосы, туго стянуты в косичку на затылке.

— Вон глянь, мил человек, — Прохор обратился к страннику. — Ишь-та, песьи морды да свинячьи уши! — Он недовольно выругался. — Ещё иноземцы! Причем явно немчины. Отдохнуть остановились. До ветру сходить приспичило. Вона как, их бедных умотало по нашим-то дорогам ездить.

— А почему немчины? — заинтересовался странник. — У них на лице написано или ты учуял их по запаху?

— Нечто по запаху? — Коробейников не понял шутки. Он приподнялся. Осмотрел иностранцев. И начал рассуждать с деловым видом знатока из передачи «Что, Где, Когда».

— Вот погляди — как я кумекаю… Карета не наша. Одеты по-другому. Расселись на стуле, отдыхают, прямо на дороге… Да, ещё лалакают не по-нашенски… аспиды! Креста на них нет!

Не торопясь купцы проезжали мимо иноземной кареты. Возницы всматривались в неё как на некое чудо. Путник вспомнил, что именно так посетители зоопарка смотрят на новое животное, впервые привезенное из какой-нибудь Папуа — Новой Гвинеи.

— Поведай ка мне, попутчик? — Прохор отвлекся от своих мыслей, — пошто они все к нам едут? Мёдом им намазано — что ли? Сидели бы у себя дома, ироды — покуда всё хорошо. Занимались бы своими делишками. Ан нет — всё к нам. Тьфу, поганые! — Торговец смачно сплюнул.


Коробейников ненавистно посмотрев на иностранную карету конкурентов. После чего перевел взгляд на незнакомца. — А тебе эта карета память не вернула? Ась? — Я уж грешным делом подумал — может знакомые, какие? Али встречались, небось где? — опять проснулся профессиональный интерес у Прохора.

— Нет, — ответил скиталец. Он приподнялся и посмотрел на иностранца сидящего недалеко от кареты. — Нет, не видел ранее, таких. Хотя… Сейчас… Попробую кое-что вспомнить… или узнать. — Путник озорно спрыгнул на траву с повозки и направился в сторону незнакомцев.

— Куда те, нечистая сила! Постой! — Прохор попытался, остановить потерявшего память глупого пассажира. — А ты владеешь языками-то их ними? А то вертай назад.

— Да разберемся! — пришелец ответил Кирьяну уже про себя. — Язык — не главное в общении. Хотя говорят — может довести до Киева. — Он огляделся по сторонам, и недолго думая, бегом устремился к карете.

* * *
Кавалер Франсуа де ля Риссо вёз французскому доверенному в Москву тайное письмо от маркиза де Круаси. Это был первый визит родовитого дворянина в Россию. Ему сразу не понравилась эта далёкая варварская страна с бесконечными лесами и однообразными полями. Он с ужасом смотрел на страшные, разбитые русские дороги с ямами и колдобинами, которые встречались на каждом шагу. Они выматывали и отнимали силы у благородного шевалье так, что поездка в карете была просто невыносимой.

— О… Мой Бог! — переживал Франсуа. — Бордель дёмэрд! Итасёр! — Он грязно, по-крестьянски, выругался. — Никогда! Никогда больше не соглашусь на такую ужасную поездку.

Карета в очередной раз сильно подпрыгнула, после чего колеса противно застучали.

— Кальвэр! — путешественник скрипя зубами, продолжил высказывать своё недовольство в ярких выражениях. — Ах, если бы не это поручение маркиза. И не долг отца. — Повозку дернуло в сторону, и француз сильно ударился коленом о походный сундучок с вещами. — Мо шье саль! А табарнак! — Потерпевший схватился за колено и начал тереть его.

— Нет… И ещё раз нет! — француз «в сердцах» проклинал судьбу — злодейку. — Ни за что, я больше не покину свое родовое поместье в Бургундии. И уж точно не отправлюсь в эту далекую и дикую Московию.

Экипаж снова сильно тряхнуло. Внутри его, что-то застучало и заскрипело.

— Жак! Да останови ты эту чертову карету, — де ля Риссо изнывая от жары и тряски, выкрикнул своему кучеру. — Этот дряхлый «рыдван» сведет меня в могилу. — Осторожно словно боясь запачкаться, иноземец вышел наружу и с облегчением уселся на приготовленный для него стульчик. Стал вытерать вспотевшее лицо платком.


По-летнему было жарко. Легкий ветерок приятно обдувал вспотевшее лицо кавалера. Пахло конским потом, пылью и горьким привкусом спелого полевого разнотравья. Кавалер снял камзол и положил его к себе на колени. В который раз шевалье ощупал его в тех местах, где были зашиты бумаги и документы. Всё было на месте. Там, снизу, за подкладом зашита тайная почта, ради которой он ехал в эту страну. Вот здесь, во внутреннем кармане доверительные письма и паспорт с разрешением на пересечение границы. А вот тут последнее письмо от его возлюбленной Софии. Несколько листков мелко исписанных на французском языке твердым и красивым почерком.

— Ах, Софи! Какие у тебя прекрасные, восхитительные пальчики! Чудесные зеленые глазки. Курносый носик. Золотистые волосы. Ты, прелестна! Ты, просто восхитительна… — Франсуа закрыл глаза, не переставая любоваться возлюбленной в своих воспоминаниях.


Неожиданно к нему подбежал какой-то неизвестный, дикий крестьянин и стал хлопать его руками по груди. От него пахло какимто неизвестным, специфическим запахом. Он произносил какие-то странные, непонятные фразы на нескольких языках сразу.

— Дорогой мой! Ду ю спик инглиш? Сколько лет, сколько зим! Шпрэхен зи дойч? Какими судьбами! Парле ву франсэ? — спрашивал он всё и сразу.

Узнав родную речь, де ля Риссо естественно ответил. — Да я из Франции. А Вы кто такой, месье? И что Вам нужно от меня?

Человек услышав ответ на французском сразу перестал хлопать иностранца. Вместо этого незнакомец полез обниматься. Он вел себя, так как будто являлся старым знакомый или близкий другом кавалера. При этом он кричал что-то по-русски, вставляя знакомые и не знакомые французские слова.

— Вуайон, ме камерад! Либертэ, эгалитэ, фратернитэ!!! (Примечание автора. В голове путника не ко времени возник лозунг времен Великой французской революции… Примерный перевод с француского: Внимание, дорогой товарищ! Да здравствует свобода, равенство и братство!!!).

— Ура-я!..Галантерейщик и Кардинал — эта сила!.. Да здравствует генерал де Голь!.. Поддержим выход Франции из Единой Европы!.. Скажем — нет Единой валюте!.. Скажем, больше… — долой Евро!.. А вместе с ним — долой их чертов Евросоюз!

Варвар искренне радовался, смеялся и прыгал от счастья.


— Месье… Месье, ме вуайон! Сет эноди ни жамэ экри! Я ни чего не понималь… Про, что вы говорить? — Франсуа с трудом на ломанном русском обратился к незнакомцу. У шевалье был ужасный акцент. Он произносил напевные, мелодичные русские слова гортанно, словно рубил лес топором.

— Пардон. Экскюзе муа дё мё мэле… — кавалер всячески пытался освободиться от наскоков и прижиманий новоявленного друга.

Дикий крестьянин в очередной раз обнявшись с французом, выхватил из его рук камзол и закружил им у себя над головой словно флагом. Затем он начал скакать и бегать вокруг кареты, исполняя какой-то дикий, неизвестный танец.

— Жак! Жэ ву дёманд… Тысяча чертей! Туа живой или нэт? Куда пропаль? Помоги мне… — господин позвал слугу на помощь. — Сделай же что-нибудь с этим проклятый северный варвар.

Кучер выполняя приказание господина бросился на неизвестного, пытаясь отнять вещи. Но, чокнутый русский так приложил его с разворота ногой, что несчастный отлетел к карете и потерял сознание. Кавалер был растерян. Он понял… — к незнакомцу сейчас лучше не подходить. Желание и радость видеть перед собой просвещенного человека из Европы было настолько велики, что любое противодействие могло пагубно закончиться для его персоны. Внезапно незнакомец перестал крутить камзол и бросился бежать в сторону леса.

— А, канайль! — Де ля Риссо замер от ужаса. — Сакрама дё сибуэр! Мне говорили, что эти русские настолько дикие и глупые когда видят просвещенного европейца. Но не настолько же?


Француз безвольно смотрел на сумасшедшего целую минуту, как тот вместе с его одеждой убегает в лес. И тут до него дошло, что это грабеж…

— Жак! Анфа депют! — дворянин закричал извозчику. — Нас ограбили! Ы та сёр! Чего ты лежишь, изображая из себя мумию? Где наши шпаги? Доставай пистолеты. Догони же его, в конце концов…

Очнувшись от крика, кучер бросился вдогонку за диким русским. Через некоторое время он вернулся из леса с похищенным камзолом.

— Сэ бон сэ бьен! — Франсуа с надеждой посмотрел на слугу. — Надеюсь, ты убил этого оборванца?

— Нет, месье, — извозчик ответил, запыхавшись. — Он бросил камзол и убежал. Этот плут очень быстр и ловок.

Проверив в очередной раз на месте ли документы, де ля Риссо с облегчением вздохнул. Тайное письмо было на месте, бумаги и паспорта тоже. В кармане не было только одного — письма Софи.

— Наверно выронил… — растеряно подумал Франсуа. — Когда этот сумасшедший, бегал по полю.


Кавалер отряхнул одежду от пыли. Одел её. — Ну, что? Хорошо, что так всё закончилось! — Он поднял с земли шпагу. Прицепил её к поясу. Сразу почувствовал себя сильнее и увереннее. Вспомнил про потерянное письмо. — Нет! — возмущению кавалера не было предела. — Табарнак де каалис д-ости де крис… — От всей души он зарядил крепким трехэтажным выражением. — Чтобы я ещё раз поехал в эту проклятую страну? Да — никогда! — Франсуа резко поднял опрокинутый стульчик. Сел на него. — Жак! Достань что-нибудь перекусить, и двинемся дальше. И заряди пистолеты… Черт тебя подери!

* * *
Совершив отвлекающий круг по лесу, невольный беглец вернулся к стоянке купца. Тяжело дыша, он подошел к повозке и уселся рядом с Коробейниковым. Лицо его пылало от быстрого бега.

— Какой интересный способ вернуть память! — Прохор произнес, удивленно посмотрев на Алексея. — Я про такое даже не слышал.

— А я слышал, но до сегодняшнего дня не пробовал, — талантливый актер снова запел соловьем, ощущая в кармане письмо незнакомой Софи. — Вот решил народные советы проверить. Только вспомнить удалось не много — про год, который сейчас идет, да месяц… А дальше всё опять как в тумане.

— Эка невидаль. Спросил бы меня — я тебе и так бы дату напомнил, — купец разочаровался. — Ладно, садись, Аника-воин поедем дальше. Может быть, где ещё почудишь? Там — сям побегаешь. Может память и вернется.

Вереница повозок не спеша двинулась в путь.

Глава 2

Караван с товаром купца неторопливо двигался по лесной дороге. Она шла лесом — глухим, дремучим, безмолвным. По обе стороны дороги раскинулись вековые ели и сосны. С повозки казалось, что они выпирали и цеплялись зелеными пахучими лапами друг за друга. От зелени иголок разносился густой хвойно-медовый дух. Негромко поскрипывали колеса. Над головой нудно звенели одинокие комары. Небольшая вибрация передавалась путникам, расположившимся полулежа на повозках.

Прохор задумчиво смотрел на незнакомца, мирно дремлющего на телеге, и тихо напевал себе под нос…

Уж как звали молодца,
Позывали молодца
На игрище поглядеть,
На Ярилу посмотреть…
Купеческая интуиция подсказывала ему, что далеко не простого человека он подобрал по пути и сейчас везет в Москву. Торговец снова начал любоваться удивительным огнивом — зажигалкой подаренной ему путником. Вещица была удобной. Неизвестный металл приковывал взгляд. Нежно ласкал руку. Видно, что сделано было аккуратно, и главное было понятно, что это не штучный товар.

— Да-а! Знатная диковинка, — купчина в очередной раз прицокнул языком. — Зело хитрая вещица. Вот кабы у него таких зажигалок было несколько? Ну, скажем — штук сто. И… ежели продать их?


Корабейников блаженно откинулся на телеге. Засунул в рот стебелек от травинки и начал крутить его языком. — Лепота! — По его лбу рябью стали пробегать морщинки. Глядя высоко в небо, где плыли перистые облака коммерсант начал считать в уме. — Это же? Небось? Покуда? Доход-то, какой — хороший! — В его глазах заплясали цифры от возможной прибыли. — Эх-ма! Коли так дело пойдет, и всё выгорит — то можно на вырученные деньги ещё одну лавку открыть на московском рынке.

Прохор заелозил по телеге. Сладко потянулся. Положил руку за голову. Выплюнул стебелек. Задумчиво закусил губу.

— Энто чать! Можно домишко как у купца Никодимова построить! А ещё вернее всего, на вырученные деньги, нанять новый караван с товаром в Холопьево… Да! Хороша думка. Так будет гораздо вернее! — Прохор довольно потянулся в повозке, причмокнул, предвкушая большие доходы от будущего совместного предприятия. — А коли их у него не сто? Допустим… — купец воодушевлённо приподнялся, а затем и вовсе сел, уперевшись в тюки товара. — Да! Нет… Не будет сурьезный купец, такой как Прохор Коробейников, из-за ста зажигалок дела вести. Не стоят они того!


От нахлынувших раздумий купчина спрыгнул с повозки и пошел пешком. Он чувствовал в своей груди какой-то необъяснимый трепет и неудержимую тягу к обогащению.

— Дай, бог — начало к добру! — Прохор увлеченно начал пинать ногами высокую траву, растущую вдоль дороги. — А если у будущего компаньона их будет — пятьсот? Тогда это уже серьезно! Тут можно бумаги подписывать. Долю в общем деле предлагать…

Лавочник представил большую горку товара разложенного по полкам. Восхищенно осмотрел его. Затем представил количество серебра, которое получит за продажу диковинок. Вообразил свой возросший вес и уважение среди знати. Восторженно крякнул.

— А то… — высокомерно хмыкнул Коробейников. — На сто зажигалок… Я дел не веду! Ноне я не такой! Я розничной торговлей не занимаюсь! — Барышник напыщенно надул щёки, сморщился. Надменно посмотрел куда-то вдаль. — Будет пятьсот — будет другой разговор! Прохор снова запрыгнул на повозку. Опять засунул травинку в рот. — Это же… какое состояние на них можно сделать? Какие возможности сразу открываются? Например, можно… в первую сотню московских гостей попасть. Это же! Это мне… Я на уровне с купцами Аристовыми буду! Или Строгановыми…


Купец в очередной раз стал внимательно осматривать найденыша. Где-то далеко, из-за леса донесся далёкий, но явственно чистый голос кукушки. В ответ ей застучал дятел. Громко над головой прошумел шмель. В воздухе сладко пахло травами. Из-под копыт лошадей неспшнотянувших возок легким дымком вздымалась пыль.

— Какой у него необычный халат? Материал, какой-то неизвестный? Я такого — раньше не видел. А вдруг я ошибся? Если он — не сын богатого, заморского купца, а сын знатного иноземного правителя? А что! Всякое бывало. Решил, например отец женить его на какой-нибудь заморской кикиморе. Вот и сбежал он со страха от зазнобы сердечной. Эка невидаль — сам молодым был. Теперь понятно, почему всё время бегает, когда память пытается вернуть.

Торговец почесал затылок. Погладил бороду рукой.

— Да! Всё может быть! Побегает недоросль, побегает — память к нему и вернется. И тут я! Добрый человек — готовый помочь ему в горе-беде. А если сильно жениться хочет? Так я ему дочку — Любушку завсегда сосватать могу. А что? Девка на выданье… Женихам нравится. Вон, все ворота ободрали… А тут ей и приданное и готовый заморский принц. А по поводу каких-то семисот — тысячи зажигалок… Мы уж как-нибудь с его отцом сговоримся. — Коробейников снова начал крутить приятную вещь в руках. Нежно погладил её. — Эх, ма — лесом по болоту, заживу теперь — одна рука в меду, другая в сахаре!


— А вообще была — не была! Далече поступим так… — и в его мечтах появились вереницы богатых караванов с груженными поклажей лошадьми и верблюдами. Затем добавились колонны стройных невольниц с подносами ценностей на голове. И в конце возник он лежащий под опахалом в большом восточном шатре.


Когда Алексей открыл глаза, то увидел лицо Коробейникова светившееся улыбкой мартовского кота, объевшегося сметы.

— Послушай, друг любезный! А ты не хочешь стать моим компаньоном в торговых делах? — Прохор ласково спросил у странника.

— А на каких условиях? — Ещё не проснувшись, потянулся Рязанцев.

— Ну, скажем… тебе десять процентов, — торжественно произнес Прохор, выразив щедрую благодать.

— Не-а, — незнакомец снова зевнул. И потянулся разминая затекшие суставы. — Готов начинать торг с шестидесяти процентов.

— Да ты, что! — гневно замахал руками купец. — Тю, на тебя! Окстись! Спросонья мелешь, аль как? Кто тебя такой ерунде обучил? — Лицо Прохора покраснело. Левый глаз стал подергиваться. — Не гневи бога! Нечто неладно! Разорить меня хочешь? — Собеседник подавшись вперед всем телом, грозно фыркнул. — Я его сегодня в первый раз увидел. Ужо взял к себе — в семью! Родную кровиночку Любушку почти согласился за него отдать! А он такое мне предлагает…

— Ну, знаете ли, Папа! — Рязанцев гордо поднял голову, приподнялся, пытаясь сказать, как сильно его недооценивают. Однако внезапный удар по голове чем-то тяжелым повалил найденыша на повозку. Мир поплыл волнами, вокруг закрутились яркие звезды, потом резко всё потемнело, как будто выключили свет.

— Тати! — он услышал испуганный крик возницы сквозь наступающую темноту.

* * *
Темно…. Слышны какие-то звуки. Прихожу в себя около минуты. Открываю глаза. Начинаю моргать глазами от ослепительного, яркого света. Ясная голова. Чёткие мысли. Осмысленный взгляд. Я вспомнил всё, что было там. Я помню, что было здесь. Я помню ВСЁ.

— Ничего себе приключения! Да ЭТОГО просто не может быть! Бред какой-то! А может быть — сон! — пришелец недоверчиво попытался потянуться и встать. Не получилось! Что-то мешало и сковывало его движения. — А почему я лежу? Я что связан? — Рязанцев начал елозить. Осмотрел веревки. Попытается развязаться. — Непорядок! Кто так вяжет? Нет — кто так вяжет? Особенно меня? Упс, уже не связан!

Странник обвел глазами место своего расположения. Кругом неизвестные люди. Рядом подавленный Прохор, который одеревеневшими, синими губами шепчет молитвы. Полные печали глаза купца и его отрешенность говорят о том, что дела наши плохи. Грабят нас.

— Нет! Ну, разве так грабят? Стоят возле повозок какие-то незнакомцы, копаются в наших вещах, чего-то ждут. А эти двое недалеко от меня — похоже, охрана. Стоят спокойно ко МНЕ спиной и мирно переговариваются, — странник растер затёкшие руки. Поудобнее повернулся. Приподнялся. Огляделся по сторонам. — Ребята, совсем не воспринимать Рязанцева! Да ещё повернуться к нему спиной! Это же… — невыполнение устава караульной службы! Да ещё и не уважение старшего по званию… и возрасту! О-о-о… за это надо наказывать… — Жестко!


Путник незаметно подкрался сторожам. Резко замахнулся и нанес два удара. — И раз… И два… — упали два столба, — Алексей оглушил охранников, после чего внимательно оглядел поляну. — Вот, теперь всё хорошо вижу. И… Кто у нас тут самый страшный, самый мрачный и ужасный? Правильно! — Я.

Вояжер внимательно осмотрел место происшествия. Прикинул возможные варианты развития событий. Принял взвешенное решение.

— Ну, что Рязанцев — работаем! Кстати… Сколько вас тут? — Прозвучал резонный вопрос. — Да какая разница! Я что считать ещё должен? — Алексей недовольно возмутился. — Хотя, нет. Пожалуй, посчитаем…


Первый, кто быстрее всех добежал до освободившегося путешественника был заросший, рыжий красавец с подбитым глазом. Бедолага споткнулся о выставленную ногу и, падая головой, попал в обод телеги.

— Вах! Намба фри! — лесной математик — счетовод начал расчет. Он повернулся, левой рукой отбил в сторону летящий удар, а правой, с прыжком, врезал прямо по мясистому бородатому подбородку.

— Какое несчастье! Нельзя быть таким неосторожным, особенно на прогулке в лесу. Да и под ноги надо смотреть! А вдруг там…. - камень!

Четвертый, сделав страшное лицо, выпучил глаза. Он хотел достать невинного заложника ножом. Герой закричал и промахнулся три раза, затем внезапно продолжил движение и, обняв березу, счастливо заснул.

Вот, теперь обидчика увидели все. Повернулись и сразу побежали в его сторону.

— Какая душевная, приятная сердцу картина! — потерпевший путник начал весело рассуждать. — Как в старые, добрые времена! Все на одного! И все мешают друг другу! Ребята рассредоточиваться надо! И с разных сторон заходить. Так нет! Один за одним.

— Вот, ты толстый — который номер пять с квадратным подбородком и колом в руках. Сдвинь брови и зубы сожми. Кто сказал, что прямой удар ногой в лицо это негуманно? Я такого не говорил. Одним словом за незнание получаешь… наказание. — Дыхание полного борова внезапно пресеклось. От полученного удара у него вырвался хриплый звук изо рта, словно он с силой взмахнул топором. Человек зашатался, широко раскинул руки в стороны и опрокинулся навзничь.


— Ну, а ты шестой и бородатый, знаешь, где у человека «солнышко»? — странник увернулся в сторону от крупного кулака. Перехватил руку и резко дернул её в сторону движения удара. Одновременно не забыв выставить вперед колено. — Молчишь, дышать трудно? Так ты потерпи! Не дыши минут пять, а там, если, что повторим процедуры.

— Так теперь вы — двое, — Рязанцев приблизился к паре пятившихся разбойников. — Я что до утра вас ждать должен? И чего вы друг другу постоянно мешаете. В очередь быстро построились. Встать по порядку. Так примите… и распишитесь. Ха! Стало быть… восемь!

— О-о-о… Классика жанра! Самый умный с ножом подкрался сзади. Иии… Акелла вновь промахнулся.

По скуле змёныша словно проехала кувалда. Он сделал шаг вперёд, выплёвывая зубы, и рухнул, глухо ударившись лбом об землю. Однако просто так умник сдаваться не собирался. Он полежал немного, собираясь с силами. Резко вскочил, выставил голову, как бодливый бык, ринулся напролом по прямой, целясь Рязанцеву в грудь. Тот изящно развернулся, пропустил голову смельчака под рукой, зажал шею в замок и, разгоняясь вместе с противником, устремился вперед. Голова разбойника, утяжеленная весом обеих тел, тараном, с гулким стуком врезалась в дерево. Перед глазами несчастного закрутилися звезды.

— Прости друг, второго раза у тебя не будет. Девять — почти круглое число.


— А вот и супер приз… Крупный шкаф! — навстречу Рязанцеву вышел парень (Косая сажень в плечах). Каждый кулак детинушки был размером с большой качан капусты.

— Сейчас будет звон! — Алекей выдал анонс предстоящего поединка. Пока падает мебель, разучим детский стишок…

Замахнулся шкаф на мишку…
— Уход от прямого удара пудовой гири. Шаг вперёд. Правой рукой в челюсть. Резко с оттягом левой ногой в голень.

Хрясь…У него погнулась ножка.
— Снова уход. Финт. Нырок под руку. Крюк правой в лицо и сразу же левой в корпус, — вояжер мощно впечатал кулак в подмышку противника, да так что у самого зубы лязгнули.

От удара мишки шкаф…
Скок на землю, стук да бряк…
— Всю силу тела, с разворота, внёсти в удар правой по печени, — соперник Рязанцева внезапно сильно выпучил глаза, нелепо взмахнул руками, а потом словно медведь отгоняя пчёл, рухнул на спину.

Дальше не успел придумать
Сильно быстро он упал…
— Да, фальшиво… Музыкальный слух так и не появился… И поэт из меня — ещё тот! И… тем не менее, расчет закончен. Леха — Ямайка — десять ноль.


Новоявленный пацифист ещё раз внимательно осмотрел место, где произошло избиение «безобидных», несчастных, брошенных на произвол судьбы разбойников.

— Активного движения в выделенном секторе не наблюдаю, — подражая терминатору путник «просканировал» пространство. — По поляне вокруг повозок лежат или ползком передвигаются какие-то стонущие личности без документов и знаков различия. Связанный купец с мужиками на прежнем месте, где я их и оставил… Можно оправиться и покурить.

Наконец-то расслабившись, Алексей спокойно, не торопясь пошел в сторону связанных караванщиков.

— Так… Стоп! — он остановил себя на половине пути. — Так поступать нельзя! Надо с людьми поговорить. Поддержать их в трудную минуту… Все-таки многим, кто в сознании, очень больно… Великодушный освободитель залез на телегу и оттуда обратился к потерпевшим…

— Граждане бандиты! — пришелец, парадируя Глеба Жиглова из знаметитого фильма «Место встречи изменить нельзя», громко обратился к потерпевшим. — Выходим по одному с поднятыми руками…


— Нет, пожалуй, не так… — поправил он себя. Перешел на другую сторону повозки. — Внимание! Ползем все ко мне. Кто ползти не может — лежит на месте… Кто за главного?

— Ванька Разбойник, — донеслось откуда-то сбоку. Кряжистый мужик очумело моргая глазами, затряс широкой, как лопата, бородой.

— Так пусть выходит, поговорим! — пришелец деловито выставил ногу вперед.

— Нетути его тут. Утёк за подмогой, как только заваруш-шка на-щалась, — тощий мужик в лаптях и рваной рубахе произнес шепеляво сквозь «свежа» выбитый зуб. Он прикладывал руку к подбитому глазу. Вытирал кровь.

— И что? Много приведет? — Рязанцев забеспокоился.

— Ще-ловек двад-шать, — тощий ответил за всех снова.

— Ну, тогда концерт по многочисленным заявкам радиослушателей окончен. Добавки не будет. Все свободны.

Разбойники торопливо разбежались в разные стороны от места нападения на караван.

— Прохор, — обратился Алексей к купцу. — Быстро развязывай людей. Мы срочно уезжаем. А то у этих бравых ребят скоро подкрепление подойдет. Я конечно герой, но один с таким количеством не справлюсь. Тем более фактора внезапности не будет.

Освобожденные мужики спешно стали собирать разбросанные по поляне товары. Прохор бойко раздавал команды. Ощутить повторное нападение разбойников никому не хотелось.


К Алексею хромая подошел крупный парень — «шкаф» номер десять.

— Я поеду с вами, — произнес он и жалостливо посмотрел на Алексея. — Сдобрись, мил человек. Возьми с собой.

— Чего это вдруг? — Рязанцев удивленно фыркнул. — Мы вроде по пятницам не подаем.

— Надоело по лесам шастать, — парень виновато опустил глаза вниз. — Хочу нормальной жизни. Возьми к себе — в услужение.

— А ты, что делать умеешь? — путешественник посмотрел на него, прикидывая, что с таким медведем делать.

— Чему научишь, то и буду уметь. Только обратно не вернусь. Всё равно хотел от Ваньки утечь. Не радостное житие у него. Хуже каторги. Не могу я более. Не по мне это, — склонив голову, причитал парень.

— А может у меня в услужении ещё хуже будет? А может я душегуб… ещё хлеще?

— Да чего уж там, — раскаявшийся лиходей мял в руках шапку и не собирался уходить. — Всё равно с тобой пойду. Сирота я на белом свете. Терять ничего. А ты мне по нраву. Вон, как ладно кулаками машешь. В общем — таперича с тобой я. Куды скажешь — туды и пойду.

— Ладно, — согласился Рязанцев. — Потом не обижайся, что о тяжелой жизни не говорили. Зовут то тебя как.

— Федор, — недовольно проголосил медведь.

— А меня, — путник сделал паузу. — Зови пока… Командир. А дальше… Там видно будет. Ну, что… принят ты Федор. Денег на оплату пока нет… Но ничего — добудем как-нибудь.


Новость о появлении нового человека в караване сильно возмутила Прохора.

— Ошалел, что ля? — купец кричал громко, никого не слушая. — Делать мне нечего как собирать всю голь перекатную! Свят, свят, свят… Чудотворная Матерь божья! Господи, упаси от таких попутчиков! Все они как на подбор — злыдни ягастые!

Но после получения от Алексея подарка в виде перьевой ручки он согласился на ещё одного пассажира. Чуть позже даже признал это событие хорошей приметой. Таким образом, численность каравана до столицы увеличилось ещё на одного человека. Минут через десять вереница подвод двинулась дальше по лесной дороге.


Следующие три часа повозки не останавливаясь, двигались в сторону Москвы. Прохор наконец-то оставил Рязанцева в покое. Он сидел сердитый и думал о чем-то своем. То ли подсчитывал ущерб от нападения разбойников, то ли планировал прибыль от будущих сделок. В итоге путешественнику удалось наконец-то нормально поспать.

* * *
Проснулся Алексей под вечер от жуткого чувства голода. Последние лучи солнца закатывающегося за горизонт уже золотили верхушки деревьев. Начинало темнеть. Над лесом звучала многоголосая птичья симфония. Откуда-то из далека ветер доносил терпкий запах костра.

Караван остановился на ночлег на большой утоптанной поляне. У ближних телег лошади негромко отфыркивались, отмахиваясь хвостами от мошек. Они, похрустывали, перетирали на зубах свежую траву. Недалеко от повозок погонщики сварили какую-то похлебку, запах которой донесся до голодного путешественника. Все сидели вокруг костра, тихо переговаривались, ели не торопясь, степенно дули на варево. Задумчиво смотрели на огонь.

— Бог в помощь, попутчики! — Алексей подошел к костру. — Чем угощают на этой чудо — поляне?

— Похлебку сготовили. Толокняная каша. Не каша — просто огонь! — Прохор обратился к Рязанцеву. — Кушать будешь?

— Конечно, буду! — голодный гость произнес деловито и подошел к сидячим в кругу мужикам. Сглотнул слюну. — Ещё спрашиваешь… Эх, хороша каша! Особенно, когда за чужой счет и не наша.

Путешественнику подали миску с какой-то похлебкой, странного вида. Ложку не дали. Рязанцев понюхал зеленоватую жижу…

— Как то неприятно пахнет… Запах тины какой-то или браги! — опоздавший, наклонив миску и как из блюдца, осторожно попробовал на вкус. Поворотил нос. Ощутил во рту непонятное варево.

— Это, что? Это каша? — Он удивленно посмотрел на присутствующих путников. — Она же постная и почти безвкусная. Соли нет и приправы… — тю-тю. Как вы это безвкусие едите?

— Простите, Ваше Величество, — сплоховали! — Прохор ответил, улыбаясь. — Не приготовили фазанов с утра.

— Да, уж! Бояр тут нет, — заголосили в поддержку купца мужики.

— А чего всё так скромно? — Странник внимательно осмотрел общую «поляну». Увидел сиротливый пучок лука, кусочки сушеного мяса, немного наломанных кусков ржаного хлеба… И всё.


Голодный скиталец непонимающе пожал плечами. Гордо поднял голову. — Нет, хотелось бы мяска, конечно. — Он начал оправдываться. — Колбаски… Там — тушёночки… На худой конец… Хотя бы Доширак или Ролтон.

— Прости, мил человек, — Прохор извинился. Аппетитно облизал ложку — Но мы таких деликатесов… «До-сираков» — не ведаем. Каша из крупы на огне, сальца немного, да хлебушка чуть, чуть. Чем богаты, тем и рады. Располагайся рядом, угощайся!

— Да не могу я такое…. В таком виде есть! — Алексей сморщился. — У меня же живот заболит или ещё чего будет.

— Ну, извини, дорогой попутчик — другого ничего нет, — начальник каравана уже откровенно смеялся.

— Как это нет? Лес же кругом? Сейчас на охоту сходим! Кого-нибудь добудем. Вот и будет царский пир, — голодный гость начал призывно агитировать как на митинге.

— Ты, что одурел? — тощий мужик в драных штанах влез в разговор. А у самого в глазах заиграли хитрые огоньки. — Куды же ты в такое время, пойдешь? Чай ночь на дворе? Невидно же ничего?

— Нагого же ты охотник собрался? — раздалось со стороны возниц. — Что за лютый зверь? Ответь ка? Ни, тоись!

— Небось, на волка али на медведя? — Спросил бородатый погонщик, похожий на гнома. Он прижал к груди зачерствевший каравай и начал отрезать горбушку острым, косым ножом.

— На кабана, — заявил авторитетно Рязанцев. Он хищно улыбнулся, во все зубы. — В этих местах, в это время, самая охота на секача. Они должны просто стадом по лесу носиться.

— Вон оно как, — мужики посмотрели на незнакомца как на умалишенного. — Ну, если только на кабана!


— Кстати, а какое у нас есть оружие, кроме этого, — Алексей гордо продемонстрировал нож, отнятый у разбойников.

— Оружие? Вон, у Никодима, — Прохор показал на длинного мужика. — Топор есть. У Василия на последней телеге ружьишко припрятано. Ты с пищали-то пальнуть сможешь?

— Нет, — странник признался честно.

— Погодь, — торговец «прыснул» в кулак. — Есть у меня гостинец, припрятанный в дальней подводе — подарочный меч. Купец Филимонов заказывал для своего шурина. Большой, двуручный, тяжелый — пуда на два. Не знаю, зачем он ему потребовался? Наверно хотел на стену повесить или перед девкой какой покрасоваться… Меч возьмешь? — Шутник переспросил, дурачась.

— Ну-у, не знаю, — протянул доброволец.

— А ты не пужайся, — Прохор смеялся уже откровенно. — Сам посуди — нешто не сдюжишь? Представь себя былинным героем! Идешь ночью на охоту по дремучему лесу с большим двуручным мечом. Так от тебя не только звери даже нечисть лесная разбежится.

На поляне царило веселье. Караванщики поддерживая купца, негромко смеялись. Степенно поглаживали бороды. Кивали головами.

— Нет, дайте топор! Мужик сказал — мужик сделал! — Рязанцев взял топор и пошел в сторону ночного леса охотиться на кабана.


— Федор, ты со мной? — бесстрашный охотник обратился к слуге.

— Да, — великан пробубнил недовольно. Он поднялся с земли, облизал ложку и неуклюже стал собираться.

Путник представил себе, как этот медведь будет идти по лесу, и громко шуметь. И сразу изменил свое решение. — Молодец! — Рязанцев похвалил слугу. — Орел! Службу знаешь! Отставить охоту. Остаешься на страже хозяйства.

— А «чаго» охранять-то? — Федор решил уточнить задание. Он обернулся по сторонам. Развел руки. Застыл в немом вопросе. — У нас же нет «ничаго»?

— Нет… — будет! Вон, огонь поддерживай, угли нажигай. Мясо мы с тобой, на чем жарить будем? Место займи возле костра… Одним словом — за старшего остаешься. Приклядывай тут за всеми. Как бы чего не случилось.

Странник, приняв воинствующий вид, двинулся в сторону леса.

— Слышь, свет добытчик… — Прохор произнес вдогонку. — Ты, это…. Сдобрись. На обратном пути дров наруби, что ли… А то на чём добычу будем жарить? — За спиной раздался дружный хохот мужиков. Шутка купца всем понравилась.

— Ладно — ладно… Посмотрим, когда вернусь! — Алексей хрустя ветками под ногами, уверенно пошел в лес. Небольшая тропинка завела его в чащу — глухую, дремучую, безмолвную. Со всех сторон его «окружили» вековые ели и сосны. Они расшеперили свои зеленые пахучие лапы, не давая спокойно «охотиться» страннику.

* * *
Уже почти смеркалось. Остатки солнечного света еле пробивалися из-за далекой, размытой тучи, затянувшей горизонт. Длинные, косые тени ложились по лесу от высоких деревьев. Казалось потемневшая чаща, постепенно наполняется таинственными призраками. Откуда-то издалёка ветер доносил приятный, смолистый запах пригретых солнцем сосен. После теплого дня быстро свежело. Кругом благоухали цветы, затаившие в дневной жар свои ароматы. Рязанцев шел по лесу, внимательно осматриваясь по сторонам. Ничего не было видно. Но он надеялся, что всё же какой-нибудь потревоженный зверь проскочит мимо него. Однако все лесные жители, ощутив, присутствие великого война и охотника — попрятались. Либо их попросту не было в этой мести.

— Ну, и где обещанная историками в конце семнадцатого века всякая живность? — Рязанцев недовольно ворчал. — Волки, лисы, медведи? Или хотя бы заяц — какой-нибудь? Сказочники они, а не историки — краеведы. — Он со злостью рубанул рукой по ветке. — Только языком трепать могут на всяких ученых форумах! За, что мы их кормим, поим, обучаем — платим деньги?


Охотник блудил по лесу уже более часа. Густые кроны деревьев тихо, задумчиво лепетали на ветру, и еле слышный шорох их сливался и угасал в глубоком безмолвии ночи. Всё живое попряталось, забилось в норы, легло спать, отдыхало… Никого не было. Никого… Где то высоко пролетел филин, ухая свою любимую песню. Громко стрекотали сверчки. На дереве уныло и протяжно закричала неизвестная птица.

— Высоко, — Алексей задрал голову. — Плохо видно. Да и топор сквозь ветки не добросить…

Вояжеру нужно было признаться, что в этом лесу, при такой темноте… он мог поймать только одного зверя, причем крупного… и большого — Черта Лысого. А есть хотелось всё больше и больше. В животе предательски начало урчать.

— Да, сейчас от той похлебки, которую предлагали мужики я бы не отказался. — Рязанцев сглотнул слюну. — Эх! Ну, зачем выделывался? Героем себя выставлял? Поел бы тогда и спал бы сейчас спокойно в повозке. Так, нет — приспичило на охоту. Мясо, видите ли, захотелось. Слово мужикам дал… Трепло! — Самобичевал себя странник.


Набегавшись по темному лесу, скиталец вышел на поляну окруженную кольцом густых елей. Огляделся по сторонам. Тягостно вздохнул и присел под кустом. Из-за туч выглянула луна. Она тускло осветила место, на котором мрачно стояли деревья с цепляющимися ветвями и корягами. Коряво выпирали старые, изъеденные трухлявые пни с посохшими и вздернутыми к небу змейками-корнями. Лесная картина, наблюдаемая ночным охотником, ему решительно не нравилась. Он уселся поудобнее, оперся на ствол дерева, закрыл глаза и представил свою квартиру. Свою уютную кухню. Небольшой обеденный стол. Тумбочку с кастрюльками стоявшую у окна.

— Да-а! Дома всегда хорошо. В холодильнике котлетки, пельмени, другие полуфабрикаты. Достал бы сейчас из него что-нибудь эдокое, положил на сковородочку, маслица добавил и минут через несколько можно снимать. А потом с кетчупом и картошечкой. У-у…м вкусно! Ещё там пиво есть холодненькое, в бутылочках. — Приставив всё это, Алексей от желания причмокнул. И тут с удивлением заметил, что его глаза открыты, и он смотрит в дверной проем, ведущий на кухню. Причем вход находился всего в двух шагах от него. Все предметы и мебель в квартире были настолько отчетливы, будто путешественник находиться не в лесу, а в коридоре своей квартиры. Особенно отчетливо виден холодильник, в котором лежали такие желанные продукты. Недолго думая путник поднялся с земли и, сделав два шага, зашел к себе на кухню…

* * *
Как же Алексей обрадовался своей кухоньке! Любимый стол, родная плита, кухонная мебель. И даже старый потрепанный диван, стоявший рядом с обеденной зоной внезапно, тоже обрадовал его.

— А ведь хотел тебя выбросить… Да, никогда! Будешь стоять ещё двести лет! — обрадовал он его. Скиталец прошелся восторженным взглядом по комнате. Остановился на холодильнике с продуктами. — Ура! Лучшее изобретение двадцатого века для мужчины — добытчика. Всё, что тебе нужно находиться там! — Голодный страдалец подбежал к агрегату и заглянул внутрь. Всё о чем он только, что грезил лежало на месте.

— Люди! Жизнь-то налаживается! — радостной крик пронесся по квартире. Рязанцев резко обернулся в сторону прохода, ведущей в коридор…


А вот это уже был сюрприз! Межкомнатной двери не было. Вместо неё был темный квадрат портала с выходом в лес. — Вот тебе бабка и Юрьев день! Что делать? Вот как теперь ходить в другие комнаты? — В голове хозяина возник ряд вопросов. — Теоретически можно выйти через окно и спустится по пожарной лестнице с третьего этажа.

Алексей подошел к порталу и аккуратно осмотрел его края. Вытянул шею, заглянул в лес.

— А если сильно приспичит в туалет? — Задал он себе провакационный вопрос. — Тогда можно и в лес сходить. А если кто в гости придет? Или вдруг из собеса проверка?

— Нет, я так не хочу! — Странник задумчиво почесал затылок. — Мне тут таких подарков не надо. Мне вход в коридор нужен, а оттуда проход в комнату. Причем так, как было раньше. Ладно, попробуем его убрать!


Путешественник во времени закрыл глаза и представил себе, как хорошо, удобно было без портала. Прищурившись, медленно открыл один глаз. Потом другой. — Проем исчез.

— Совсем другое дело! — путник отметил, с удовольствием потирая ладошки. — А теперь я снова хочу в лес. Желаю попасть к моему любимому кусту, к этим замечательным ночным деревьям, к той лесной поляне, на которой я сидел. — Капризно подумал проказник и обрисовал в голове обозначенные желания. И темное пятно вновь возникло на месте кухонной двери.

— И снова здрасте! Старым друзьям мы всегда рады! А вам — так особенно! — испытатель схватил первую попавшую в руки табуретку и ринулся сквозь образовавшийся межвременной проём.


За время отсутствия гостя из будущего в лесу ничего не изменилось. Всё также одиноко на небе светила луна, хранившая какую-то вечную тайну. На поляне стояли мрачные, черные кусты. Их очертания перечертили полоски теней с накиданными на них яркими лунными пятнами. Летняя ночь перекликалась отрывистыми, шепотливыми и неясными звуками. Где-то в старом дупле стала стонать сова, а филин ей откликался, своим жалобным уканьем… Летучие мыши елозили и шелестели среди ветвей. Сверчки пели свои «брачные» песни. И даже топор, с которым «доброволец» пошел охотиться по-прежнему сиротливо лежал на месте. Именно там где его оставили. Была полная идиллия ночного леса. И странник стоявший с табуреткой под луной, как статуя девушки с веслом, наслаждался ночным пейзажем…

Чтобы закрепить свои навыки Алексей ещё несколько раз, открыл и закрыл портал. Потом сходил туда — обратно с разными вещами. Затем поймал соседского кота сидевшего под лестницей в подъезде. Стаскал его в прошлое. Показал яркую луну, ночной пейзаж. Котяра был доволен! Царапался, страшно орал, не хотел возвращаться с лона природы.


Эксперименты с живой материей прервало ощущение голода, утихшее на время исследований. Необходимо было сесть и не спеша поужинать. Однако спокойно поесть не получалось. Скиталец распираемый от чувств радости и воодушевления хватал все подряд и быстро пережевывал.

— Что будем делать? А, что я могу сделать? А стоит ли это делать? — куча непонятных мыслей лезла в голову Алексея не позволяя, сосредоточится на еде. — А вдруг «эффект бабочки» и мы все погибнем? Или история изменится — и всё будет совсем по-другому? А если уже всё изменилось? Может выйти на улицу? Найти прохожих? И что-нибудь узнать? Важное? А что?


— Ничего себе — СИТУАЦИЯ!!! — странник задумался и уставился куда-то в сторону темного окна. Перестал жевать. Глаза его остекленели. — Наверно натворил я дел? Что теперь будет? И главное, кто мне поверит?

«Сотрясатель вселенной» дожевывая быстро изготовленный бутерброд, внезапно задумался и бросился в ванную комнату к зеркалу. С замиранием сердца взглянул в него. Оттуда на него смотрел молодой мужчина в возрасте двадцати двух — двадцати четырех лет.

— Ни чего себе! — сердце почти выпрыгивала из груди от переживаний. — Вот это номер! Вот это подарок — так подарок!

Бывший больной вдруг почувствовал в каждом мускуле своего большого молодого тела упругость и силу. Он по-мальчишески подпрыгнул и с удовольствием отметил, что до потолка не так уж высоко. Молодая, нерастраченная энергия мощными волнами переполняла его тело.

Любуясь своим юным, давно забытым лицом, странник заметил, что оно потихоньку изменяется. Постепенно меняется цвет. Прорезаются мимические морщинки, возникают припухлости вокруг глаз. Снова начал появляться небольшой шрам слева на щеке. Присмотревшись, молодец понял, что постепенно начинал возвращаться к прежнему облику старого, пожилого человека.

— Твою же мать… за ногу! Что же это? Как же так? — И в это время заболела голова. Она напомнила путнику о том, в каком состоянии он находился здесь в последнее время.


Скиталец быстро выскочил на кухню, сразу создал портал на знакомую лесную поляну и как ошпаренный выскочил из комнаты. Присел под знакомый куст.

Алексею нужно было успокоиться и подумать… Нужно было крепко подумать о том, что произошло и, что делать дальше. А выходило следующее… Благодаря своей болезни он получил замечательную особенность открывать портал в конец семнадцатого века… А именно, благодаря информации от неизвестной Софии в 1683 год. Он позволял ему ходить туда и обратно. Брать с собой какие-то вещи, предметы. Портал восстанавливал здоровье… Даже больше…. он делал его молодым. Но, при обратном перемещении молодильные свойства портала пропадали, и природа постепенно восстанавливала истинный возраст и состояние здоровья путешественника.


Рязанцев ошеломленный своими новыми возможностями стал нервно ходить по поляне. Внезапно ближайшие кусты зашевелились.

— Ага! Вот и мой кабан! — охотник схватил топор с земли. — Ну, здравствуй родной! Стоило так долго прятаться? — Приноровившись, он кинул в животного топор.

— Хрясь… — кусты от зверя, бившегося в агонии, зашевелились сильнее.

— Нет… это не кабан, — путник увидел увеличивающееся темное пятно. По размерам хищник, находящийся в кустах был крупнее кабана… Гораздо крупнее. Что-то большое начало подыматься и выползать из листвы. Затрещали ветки.

— Это… — медведь! Крупный медведь! — Алексей заволновался. По его спине прошел озноб. — А у меня только нож… С ним воевать бесполезно.


В кустах раздалось предсмертное ржание лошади… Коняга медленно выползла из листвы.

— Елки зеленые! — выругался странник. Он подбежал к кустам, быстро добил бедное животное. — Да, повезло же мне медведя заломать. И главное здоровенный такой! Килограмм пятьсот вместе с седлом и подковами.

В стременах коня болтался мертвый всадник. Алексей осмотрел его и увидел, что одна из поломанных веток проколола ему шею.

— Как же тебя так угораздило? — он произнес, освобождая незнакомца из-под лошади. — Как же так? Такая страшная, нелепая смерть. Вот как бывает… Понесет животина, в лесу испугавшись кого либо. Напорешься на острые сучки, и ты уже нежилец. А потом и возникают легенды о всадниках без головы.

Рязанцев обыскал незнакомца. Нашел небольшую сумму денег, немного серебреных украшений и какие-то бумаги на имя Воронцова Алексея Петровича. Мельком пробежался по документам, отметил грамоту царя Алексея Михайловича, в которой говорилось что, деревня Таганово и триста десятин земли были пожалованы Андрею, сыну Ивана Воронцова, за то, что тот на охоте принял на себя яростную злобу подраненного царем медведя. Прочитал завещание на права собственности. Увидел несколько писем от старосты из деревни.


Через несколько минут странник привычно открыл портал на кухню, сходил домой за лопатой. На лесной поляне выкопал яму и похоронил парня. Связав из веток крест, воткнул его в образовавшуюся возвышенность.

— Прощай Алексей Воронцов. Лежи спокойно. Пускай земля тебе будет пухом… — скиталец произнес прощальные слова. Он постоял немного над свежей могилой, слушая как шумит ветер и поскрипывают корявые стволы деревьев. Отошел к знакомому кусту, сел на траву и надолго задумался о прошлом, настоящем и будущем.

Глава 3

Разгорался жаркий день. По бледно-бирюзовому небу скользили и незаметно таяли, переливаясь мелкой перламутровой волной, далекие перистые облака. В березовой дубраве несколько раз пронзительно просвистел скворушка, прочистила горло зорянка. На густой и несмятой траве сверкали крупные капли росы. Стреноженные лошади бродили медленно поблизости у опушки леса, пощипывая луговую траву.

Аромат вкусного жареного мяса защекатал ноздри и разбудил Прохора. Вкусно пахло не просто мясом, приготовленным на огне, а чем-то специфическим, что сразу вызывало необыкновенный аппетит. Купец приподнялся на повозке, потянулся, глубоко зевнул, после чего посмотрел по сторонам.

Запах от еды шел со стороны костра, именно оттуда где собрались мужики каравана и что-то активно обсуждали. Четче всех был слышен голос вчерашнего незнакомца подобранного на дороге. Купец свесил ноги с телеги и мягко, по-кошачьи, спрыгнул на землю. Он протер заспанные глаза, затем зевнул, мелко перекрестив рот, чтобы плутоватый черт не забрался в невинную душу и не торопясь пошел в сторону шума.


— Ну, и кого же ты добыл, охотник? — Прохор потягиваясь, подошел к костру. Размахнул на две половинки большую, как веник, бороду. Расчесал её прядьи и с любопытством посмотрел на небольшие кусочки мяса, жарившиеся на тонких прутиках, наломанных из зеленых веток кустарника. — Давай говори, не скрытничай. Сусликов наловил небось каких, либо тушканчиков? Хотя, какие суслики в такое время? Лягушки, скорее всего…

— Медведь! — Алексей ответил, выпучив глаза. — Это был большой, волосатый, крупный медведь!

— Да, ну? — удивлению Коробейникоа не было предела. — И как же ты добыл его?

— Иду я, значит, по лесу, — ночной охотник начал свой «правдивый» рассказ. — Прекрасная ночная погода… Легкий ветерок качает осинки с березками. Бабочки летают на небе, птички поют, сверчки стрекочут… И тут он — такой большой! — Алексей выпрямился и широко развел руки.

— Вот такой? — кто-то из мужиков повторил его жест.

— Да нет — больше… Вот такой… Огромный… Топтыгин, — ночной добытчик развел руки ещё шире.

— Такой большой? — Прохор не поверил в очередной раз. — Аль не врёшь?

— Точно тебе говорю! Вышел мишка из леса. Кровожадно облизался. Показал здоровые зубы — размером с кулак. Потом посмотрел на меня хищно… Аж слюни из пасти красные побежали. Встал на задние лапы во весь свой двухметровый рост и… как заревет. А потом, как побежит ко мне! Скачками… Крупными!


— Вот, так и у нас в деревне было, — всё тот же кучерявый мужик влез в объяснение. — В другой рядь, когда мы с бабами за грибами пошли, окаянный как выскочит… как заревёт, так страшно… Бабы, как заорут!

— Да погодь ты, — дубина стоеросовая! — купец перебил его. — Завсегда, как оса, лезешь в глаза. Дай человеку слово молвить. Дальше то, чево было?

— Дальше? — артист картинно встряхнул «гривой». — Прицелился я… И-и-и, как рубану ему по передней лапе со всей силушки. Раз и отсек её. — Вояжер для увеличения эффекта от его героического поступка даже показал слушателям, как надо правильно рубить переднею лапу медведю. — Кровь ка-а-а-к брызнет… Косолапый как заорет ещё сильнее… Да, так, что верхние ветки от страха с деревьев попадали! Одним слово прёт дальше как груженая баржа! Не останавливаясь. Хоть бы, что, ему…

— Страхи небесные, — Никодим заволновался. Перекрестился. Недоверчиво огляделся по сторонам. — Ну, а ты? Нешто захолонулся — эка силища-то на тебя прёт?

— Кто, я? Да, не в жизнь! Думаю, врешь и не такое бывало! Снова прицелился. Хрясть… Рубанул ему по второй лапе. Снес напрочь… Кровищи еще больше, медведь кричит ещё сильнее. И все равно топает на меня.

— Да, — Прохор произнес задумчиво. — Бывает же! Пойдет человек в лес — один погуляти. Дров нарубить или ягоду, какую собрать! А тут такие страхи…

— Ну, потом-то, что? — нетерпеливые караванщики перебили купца. Они обступили Рязанцева со всех сторон.


— Я же говорю — здоровый такой, крупный… — ночной «герой» ещё больше развел руки, показывая величину медведя.

— Небось шатун — семилетка… Не меньше, — Федор многозначительно пробубнил откуда-то сверху и развел руки, пародирую хозяина. Все посмотрели на размеры его лапищ разведенных в стороны.

— Нелегкое дело совладать с сим зверьем, — какой-то бородач заявил авторитетно. — На такого надоть яму рыть, да всем селом на загон выходить.

— Видишь, что люди говорят с опытом. — Прохор по-прежнему недоверчиво смотрел на найденыша, не веря его рассказу. — А ты как поступил?

— Так ведь один пошел, — «честный фантазер» начал оправдываться. — Вы же вчера все здесь остались, не поверили, что Топтыгин рядом ходит… И что было делать? Пришлось проявить военную смекалку, хитрый ход… Забежал я со спины и к-а-а-к… по нижней лапе ударил. Кровища как хлынет!

— Ну, и? — мужики открыли рты и уставились на путешественника, ожидая продолжения рассказа.


Рассказчик выдержал концертную паузу имени Станиславского, перевел дух и окинул взглядом поляну с благодарными слушателями.

— Чего там дальше было? С медведем-то? — Федор заинтересовавшись, приподнялся с земли.

— Сказывай шибче… Не тяни ты собаку за ногу, — тощий Василий пытал говоруна. Он притопывал от нетерпения ногами в лаптях, и тыкал соседа в бок локтем.

— Отрубил мишке ещё одну лапу… — Рязанцев наконец-то продолжил свою правдивую историю. — А он — живой! Двигается на меня, прыгает на одной ноге, пасть огромную открыл и ещё страшнее ревет.

— Ось-ка, ты пошматри, — заметил кто-то из мужиков. — Дрессированный наверно!

— Тогда я ему по голове как рубанул! Так сильно, что чуть топорище не поломал… И завалил косматого, — ночной гуляка закончил повествование, ожидая криков «бис» и аплодисментов. Но вместо этого раздался дружный хохот.

— Ведь экое дело… Горазд же ты врать, — мужики засмеялись. Начали поглаживать бороды, охлопывать себя, будто выбивая пыль из боков.

— Хорошо, что ты одного медведя встретил, а не несколько? — тощий мужик смеялся громче всех.

— Нет, как он его вообще не изрубил по кускам? — Прохор подержал смех возниц. — Ну, Попутчик! Ну, и сказочник же ты! Твоими устами бы мед пить.

— Ладно, кто не верит в честный и правдивый рассказ, тот ничего не ест, — произнес обиженно Алексей. Он снял с огня готовый шашлык. Призывно посмотрел на караванщиков.


Оказалось, что поверили все. Вид подрумянившегося мяса и запах от блюда с приправами стоял такой, что слюни бежали у всех опытных медвежатников. Ещё бы! Замоченный шашлык в собственно изготовленном маринаде со специями у Алексея получился аппетитный.

— Доброе дело! — караванщики одобрительно шумели. — Такого лакомого мяса мы никогда не едали.

— В жизни не знал, что медведи такие вкусные, — чернобородый Никодим хвалил кулинара больше всех.

— Можно подумать они медведей каждый день употребляют, — путешественник размышлял, вспоминая про похлебку, которую предложили уму вечером.


— Ну, что? — Прохор насытившись мясом, подсел поближе к путнику. — По лесу бегал всю ночь — как волк? Али под кустом спал?

— На медведя ходил! — охотник опять начал оправдываться, готовый заново повторить свой «правдивый» рассказ. — Всю ноченьку ноги по кустам бил! Глаз не сомкнул.

— Может, вспомнил чего? — Коробейников хитро посмотрел на гуляку.

— Вспомнил, но немного… — странник процедил настороженно после паузы. — Вспомнил, как зовут меня.

— И как? — торговец сразу же оживился.

— Алексей. Фамилия — Воронцов.

— Слушай, Ляксей, который Воронцов, — Прохор немного подумав, запел свои песни. — А не того ли ты Воронцова сын, который с пьяну баржу на Москве реке утопил? Ну, он ещё колобродный был, все о гулящих женках бакулил. Вся-де услада в них…

— Нет… у меня вроде в Москве, знакомых и родственников, — Рязанцев произнес неуверенно.

— Не знаю… Не знаю, — Прохор задумчиво потер подбородок. Поднялся и обошел кругом попутчика. Осмотрел его в анфас, в профиль. Задумался. Почесал затылок.

— Не кручинься, паря… В Москве Воронцовы-то все на виду. Фамилия — ой, какая известная. Тут надо подумать, крепко подумать, что ты за птица.

* * *
Низкое вечернее солнце пробивало мелкие слюдяные оконницы, расцвечивало их переливами красного, бурого, зеленого, серого. Переливистые лучи мазали потолок и стены случайными пятнами. Блики и волны света искажали очертания, скрадывали размеры.

Уже больше часа Прохор и Алексей сидели в придорожной харчевне, в которую зашли поужинать, остановившись на ночлег. До Москвы осталось менее суток езды. Ночевать в поле путешественником не захотелось, поэтому они решили устроить трапезу и переночевать в нормальных условиях. Путники успели поесть, попить и сейчас вели разговоры на разные отвлеченные темы. Правильно будет сказать, разговор вел Прохор. Алексей молча сидел и угрюмо слушал повествования о «раздольной купеческой жизни». Молодецкое состояние вернувшееся к Рязанцеву «кипело» и будоражело кровь. Оно бурлило и требовало от вояжера размаха, событий. А тут… кроме скучных, медлительных, заунылых рассказов о знакомых Коробейникова, ничего глобального больше не происходило.


— Драку бы кто-нибудь устроил, что ли? — Алексей с тоской посмотрел по сторонам. — Всё хоть развлечение, в этом забытом богом месте. — Странник потянулся. — Я даже готов помочь местным приятно провести время. — Он сцепил пальцы на руках. Выгнул ладони. Потянулся. Подвигал плечами. Покрутил головой. Оценивающи посмотрел на широкие лавки и тяжелые деревянные столы, на пузатых дубовых ножках, одиноко стоявшие вдоль стен. Решительно вздохнул и с интересом начал рассматривать посетителей харчевни. С левой стороны, у стены харчевни двигались челюсти, чавкали рты, хрустели кости, сыпались крошки, проливалось питье — в безмолвной решимости едоков чудилось ожесточение. Гости молча ели, пили. Объяснялись между собой лишь в случае крайней необходимости — передать, что или подвинуть, да и то вели переговоры больше мычанием.

Справо от него люди напротив громко галдели,смеялись, переглядывались, снова срывались в хохот, глядя на веселые лица своих товарищей.


Внезапно у Рязанцева сильно зачесался левый кулак. А потом ещё сильнее правый.

— Ну, вот и народная примета… К мордобою и деньгам! — путник вскинул голову, внимательно осмотрел барную стойку. Перевел взгляд на соседние столики. — Даже кому-то крупными купюрами достанется. Вон, как раз — два здоровых мужика сидят. Лыбяться и пьяными глазами на всех смотрят. Видно тоскливо им как и мне… А душа требует праздника! Так, нужно срочно организовать какое-нибудь развлечение.

Алексей повернулся в сторону незнакомцев. Внимательно осмотрел их. Оценил возможности бойцов на силу, умение, алкогольное состояние. — То, что нужно… — странник принял решение и начал подыматься. — Нужно кому-то срочно от кого-то передать «пламенный привет». Вот, например от того «бугая» мирно спящего за столом. Да! Нельзя столько «принимать на грудь». Тем более перед дракой. Хотя… Нет! Двое на одного — это не интересно. Не по-спортивному, — затейник остановился на половине пути. Снова уселся на табурет. — Как-то мелковато. Жаловаться потом начнут… — поединок не засчитают… Скажут — подстроено. Ладно — пусть скучают дальше!


Скиталец перевёл взгляд на входную дверь. Оценил её надежность. Поглядел на присутствующих у противоположной стены харчевни.

— Лучше, тому… Задиристому помещику. Который с охраной сидит у окна, — забияка принял новое решение. — Как он на всех вызывающе смотрит! Как орет на крестьян. А что? Устроить революцию. Выступить за обездоленных. — Алексей задумчиво почесал нос. Глубоко вздохнул и медленно выдохнул воздух. — Не… Дворянство обидится. Крестьянство не поймет. А мне потом придется декреты писать, землю делить… А оно мне надо?


Неудачливый балагур повернул голову в другую сторону и начал оценивать галерку заведения.

— Интереснее всего будет привлечь к разборкам, вон ту, группу ребят — бандитской наружности. Они сидят в самом углу и подозрительно сильно шумят? Музыка громко — гусляр надрывается. Ироды! Совсем несчастного парня загоняли. А можно вести себя потише? Вояжер встрепенулся. Довольно потер ладонью колено. Радостно сжал кулаки. — Да!.. И время уже ближе к одиннадцати. Никакого соблюдения норм соц. общежития. А бабушки соседки с верхних этажей уже жаловались… И сосед снизу заходил. Стучат грит по полу — нехристи. Люстра от них вместе со шкафом шатается… Жизни от изуверов — никакой.


— Решено! С них и начнем! — «Борец за порядок» поудобнее уселся на табурете. Положил ногу на ногу. Начал барабанить пальцами по столу. — Подойду как всегда… Мило улыбнусь… Скажу вежливо… Молодые люди, а вы знаете… Вон, тот, «скромный юноша в роговых очках», мирно дремлющий от усталости за «партой» назвал вас «безобразниками и фулюганами». И более того всех вас, ваших друзей, знакомых и родственников сравнил с лошадиными какашками. — Рязанцев улыбнулся мило, по-доброму, про себя. Вот, так — всё просто…

Алексей мысленно получив все разрешения и согласования от контролирующих органов и организаторов боёв без правил, прислушался к разговору потенциальных жертв. Осталось только найти повод, чтобы подойти и начать склоку.


Прохор отвлек мирного посидельца от разработки гениального плана.

— Что-то ты не весел, Ляксей? Али вино тебе кисло? Или еда не по нраву? Может быть ещё, что? Хочешь, гусляра позову? Песнь споет душевную, — купец попытался разговорить Рязанцева.

Да, драка на время откладывалась…

— Ну-у, иди… Зови, — путник произнес с кислой физиономией убитого скукой и нарзаном страдальца.

Через долгие пять минут откуда-то из-за соседних столов выплыл гусляр. Музыкант не торопясь скосил глаза на икону божьей матери, освещенную желтоватым огоньком лампады, прошептал несколько слов молитвы, перекрестился, покашлял в кулак, выбрал свободное место напротив путников, сел. Он пристроил на коленях гусли и, склонив набок белоснежную голову, стал проворными пальцами перебирать струны, напевая скороговоркой:

Встань, пробудись, мое горюшко!
Сними со стены тяжелы сабельки.
То всё мечи то булатные.
Ты коли, руби сабельками
Ворогов клятых, лиходеев-татар!
…Это была не то песнь о вещем Олеге, не то о князе Игоре, не то еще о каком горе — злосчастье от которого все благополучно погибли. От такого пения у путешественника заныли зубы. И в носу зачесалось так, что захотелось чихать.

— Слушай, Прохор, а повеселей в его репертуаре — ничего нет? Ну, там… Тили-тили? Трали-вали?

— Нет… — Коробейников произнес философски подняв указательный палец. — Песнь — она должна за душу брать и чувства возбуждать!

— А может быть, тут игры есть, какие-нибудь, на деньги?

— Нечего глупостями заниматься. — Прохор отмахнулся от найденыша. — Денежная игра никогда не доводит до добра.

— Ну, тогда развлечения? — новая попытка почти уснувшего странника поднять себе настроение. — Например: боулинг, бильярд или шест с крутящимися девчонками гоу гоу? — Рязанцев с надеждой посмотрел на спутника.

— Не знаю про, что ты сказываешь. Но у нас такого нет, — Прохор начал оправдываться.


— Все-таки придется развлекаться самому… — Путник нервно задрыгал ногами под столом. Начал от нетерпения щелкать пальцами. — Интересно харчевня у них застрахована от стихийных бедствий? Или пожаров, каких? — Пронеслось в голове у Рязанцева. Он встал и направился в сторону активно шумевших мужиков, на которых постоянно жаловались соседи со всего района.

— Погодь, — Прохор схватил найденыша за руку. Он заговорщицки посмотрел сперва в одну сторону, затем в другую. Наклонился поближе и почти в самое ухо прошептал. — Есть у меня в повозке одна вещь — азартная. Сам правда в нее редко играю, да и церковь такое не поддерживает. Могут строго наказать за это… Но вроде ты не здешний. Да и не из трусливых!

— О-о-о… и, что же это? Наперстки, кости? Может быть — однорукий бандит? — напарник хитро посмотрел на Коробейникова.

— Что ты… Что ты, — купец замахал руками.

— Ну, не рулетку же ты в повозке спрятал? — вояжер спросил заинтригованно.

— Не знаю, что такое вулетка или одинокий бандит, — Прохор, недоумевая, посмотрел на Алексея. — Даже не догадываюсь, про, что ты говоришь. Короче… Сейчас принесу.


— Да заинтриговал…. Что же он там спрятал? — мысли никак не могли собраться вместе в голове путешественника. От нетерпения он снова забарабанил пальцами по столу.

Через несколько минут купец принес сверток, бережно развернул его и достал… шахматы.

— Вау!.. — Рязанцев взял шкатулку и покрутил её. — И что? Это сейчас под запретом?

— Вообще-то церковь не одобряет азартные игры. — Прохор опасаясь «дурных взглядов» посмотрел по сторонам. — Говорят там, у немцев, если их батюшка узнает, то может наложить епитимью.

— Давай потихоньку, — молодой интриган прошептал негромко — как малолетний курильщик за гаражами. — Главное не затягиваясь. А если вдруг поймают — скажем, не наше! Или злодеи подбросили… А мы как добропорядочные граждане — как раз несли их сдавать.

* * *
Первые две — три партии Рязанцев проиграл Прохору вдрызг. Потом купец выиграл у него ещё раз. В последней игре Алексей уже почти победил, (Примечание автора. Для победы найденыш решил использовать беспроигрышные козари из будущего — он незаметно возвратил на доску проигранную туру, коня и пару «проходных» пешек.) Но! Несмотря на значительную фору в фигурах, всё равно проиграл.

— Ты, хорошо играешь! — чемпион воскликнул громко на всю харчевню.

— Обычно, играю, — Коробейников начал смущаясь, оправдываться.

— У себя дома — я играл лучше всех! — странник поднялся с места и на всё помещение произнес. — И все это признавали. Даже учитель филологии и словесности нанятый моим тятенькой за границей. Он часто хвалил меня и говорил, что у меня талант к игре. Но видно — сегодня не мой день.


Рязанцев призывно посмотрел по сторонам заведения. Почесал левую ладошку. Затем наклонился к купцу.

— Я знаю почему проиграл, — Алексей зашептал еле слышно. — Дома я всегда играл на деньги. А тут — играли на интерес.

Проигравший икнул. Затем резко выпрямился и громко выдал результат своих размышлений. — Вот, если на деньги! И не на «сухую» — то я выиграю все партии! — Он гордо осмотрел «шахматный зал» с присутствующими «козявками». После чего размашисто махнул рукой, взял большой стакан вина и залпом выпил его содержимое. Громко икнул, после чего показательно занюхал изгиб локтя.

— Эх-ма! — чемпион выдал решительное отношение к качеству спиртного. — Хороша чарка для разагрева. Вторая сейчас пойдет вдогон, третья — под закуску, ну а четвертая в конце — для безпроигрышной игры и душевного разговара.

— Благодарствую, — Прохор нахмурил брови. — Не буду я играть с тобой на деньги. — Он отмахнулся от найденыша и стал собирать шахматы. — Ты, что без денег, что с деньгами — играешь плохо. К тому же — пьян!


— А я с удовольствием сыграю на деньги… или на желание! — к столу, за которым сидели путники, подошел черноборордый незнакомец. Его приветливое лицо светилось лучезарной улыбкой и просто располагало к игре в шахматы: Глаза у него были маленькие. Подбородок острый и вытянутый. Губы тонкие. Хитрый, бегающий взгляд говорил о том, что человек это творческий и заслуживает доверия сыграть с ним партейку — другую.

— Видишь! Есть люди, уважающие эту игру… В чё? В ча-й-во? Во чё? Мы сейчас играли? — азартный игрок, заикаясь, спросил у Прохора.

— В шахматы, — купец ответил и сморщился от винного перегара.

— Правильно! В… шмахматы, — собеседник повторил, с трудом связывая слова.

— На что играть будем? — прыгающей рукой неизвестный полез под рубаху, вытащил грязный тряпичный мешочек, висевший на шнурке. Он раздернул его, и высыпал горку серебреных монет на стол.


Лиловый глаз путника задергался от вида казны соперника.

— На ценности любимой, покойной маменьки, — он сглотнул слюну и выложил монеты, доставшиеся от Воронцова.


— Ну-с… Игра пошла… Белые начинают — черные мстят, — Рязанцев потер ладони, громко пощелкал пальцами и ловко выровнял строи фигур. Как пианист — виртуоз, перед началом концерта иногда пробегает быстрыми пальцами по клавишам рояля, так наш герой прошелся по рядам своих воинов.


Первую партию «фаворит» турнира играл по современным правилам, как настоящий ас: Он постоянно прикладывался к стакану с вином. Резво передвигал фигуры. Со стуком ударял ими по шахматной доске. Иногда забывая как они (Ладьи проклятые) ходят (А может быть плавают). Наверно с шашками перепутал. Удивительно то, что Алексей не начал играть в «Чапаева» или в «Пятнашки».

Но… ЧУДО! Новичок, используя безумное нападение всеми фигурами (Даше Королем!!!), неожиданно выиграл игру. (Примечание автора. В первой партии сложилась острая ситуация в миттельшпиле, точь-в-точь схожая с той, в которой Хосе Рауль Капабланка, играя однажды белыми против Дуз-Хотимирского, избрал единственно верное продолжение и неожиданно вышел победителем!). Наш герой — повторил его подвиг, но уже черными.

Новый чемпион выпил после удачного поединка и с радостью побежал к соседним столам. Всех истинных любителей своего таланта он стал поздравлять с победой. Бодро хлопал по плечу болельщиков — активистов, поцеловал молодую девчушку из группы поддержки. Троим, самым ярым поклонникам заказал по бокалу какой-то огненной сивухи.

— Верно, говорят — первый раз новичкам и дуракам везет, — удивленный Коробейников подвел итог игры.

— Прохор, я говорил, что лучше играю на деньги, чем на интерес? — игрок восхищенно тряс серебром перед носом купца.


Таинственный меценат предложил сыграть ещё одну партию. И горка серебра с его стороны стала больше. — Если вы, конечно, не отказываетесь, — промолвил он, добродушно улыбаясь.

— Да ни за, что! — ведь на кону… целых тридцать монет! — везунчик согласился и произнес, глядя на деньги. — Ух! Как мне сегодня везет!


Сели играть во второй раз. К столу поединщиков подошли новые зрители. Люди активно переживали за молодого белобрысого парня, давали советы как правильно ходить. Они, иногда, даже верно называли фигуры, которыми он играл. Болели за путника так искренне и подсказывали такие, интересные комбинации, что он просто не мог проиграть.

Выслушав советы «профессионалов» белая пешка гросместера, «сломя голову» понеслась к противоположной горизонтали и превратилась в ещё одного ферзя. Через несколько минут к ней присоединилась вторая, затем третья её подружки. Обескураженный неожиданной тактикой игры противник, от неожиданности крякнул, издал глубокомысленный звук — нечто среднее между «м-да» и «гм» после чего решил выбросить белый флаг и сдаться на милость победителя. Тем более на тот момент он остался с одним королем.

Это была вторая — общая победа. Однозначно, сегодня был день коллективного разума и общего единения среди всех непризнанных шахматистов.

Путешественник снова бегал по таверне, опять обнимался. Тем, кто поддержал его, вновь заказал вино. Хорошенькой девушке, с которой первый раз целовался, попросил подать блины со сметаной. Прохор не мог понять как можно, так безалаберно играть и ВЫИГРЫВАТЬ.

— В этой игре надо думать самому, а не ходить так, как говорят соседи, — Коробейников убеждал молодого повесу.

— Пойми, — Алексей перебил его нравоучение. — В шахматах… Одна голова — хорошо, а много — лучше! Это… коллективная игра. Поэтому её и зовут — игра миллионов.


Незнакомец тоже сильно хвалил Рязанцева и его выдающиеся способности в шахматах. Говорил, что он везунчик и замечательный парень. Он утверждал, что с таким сильным соперником играет в первый раз. Потом предложил увеличить ставку и достал большую золотую брошь. У рубахи-парня от удивления выкатились глаза, и задергалась левая щека. К нему подошли преданные болельщики и попросили обязательно сыграть ещё раз. Многие из группы поддержки поставили деньги на его победу. Правда, ещё больше против него.

Путнику пришлось, для вида немного поломаться, а затем он нехотя согласиться на уговоры. Рязанцев положил на стол серебреные украшения своего горячо любимого прадедушки.

— Ни за, что не стал бы играть, если бы не преданные фанаты, — гроссмейстер произнес с горящими от возбуждения глазами. — Ну, что… Играть — так играть! Как говорите тут у вас коняками ходють?

К столу подошли новые зрители. Среди них были весьма интересные личности. Простым обывателям наверно на них было страшно смотреть. Но! Несмотря, ни на, что всех сегодня объединили азарт и любовь к шахматам.


Игра началась.

Противник сосредоточенно стал думать. Время на обдумывание каждого хода увеличилось. Вояжер догадался, что тот выложил всё, что у него было в загашнике и эта партия пойдет иначе. Простофилю, по его мнению, надо было ставить на место.

За семь ходов до окончания игры Алексей понял, что при любом раскладе катала проиграл. За четыре хода до конца партии он покраснел как рак и начал взволнованно мотать головой. Мужики, которые его подстраховывали, напряглись и начали пересматриваться. В итоге пришелец легко определил, сколько их и, что они собираются делать.

— Мат! — произнес странник, проведя последний ход.

— Это шулер и вор! Он всё подстроил, — незнакомец вскочил и громко закричал. Он понял, что его провели и он проиграл всё до последней копейки.


Подельники бросились к победителю. А тот начал вторую часть Марлезонского балета. Первый из двинувшихся в сторону путника получил табуретом по голове. После чего табурет сломался и рухнул на пол вместе с мужиком. Второму разбойнику по ходу движения сильно попало локтем в лицо. Ну, а третья фигура просто наткнулся на выставленное вперед колено, получив подлый мужской удар, промеж ног. Нападавший тихо сложился пополам и, поскуливая, уполз куда-то в сторону. Разборка с группой прикрытия произошла так быстро, что игрок даже не успел встать из-за стола.

— Ну, что уважаемый… продолжим? Ещё партию? — Рязанцев промолвил, разминая костяшки рук и улыбаясь как заправский душегуб. Это была добрая улыбка голодного Бармалея.

— Нет… — хрипло произнес соперник, оглянувшись по сторонам. — Пожалуй, я пойду. — Он быстро развернулся и бросился бежать из харчевни.

Помощники проигравшего кривились от боли. Они также не испытывали желания продолжать беседу. Дружный крик и свист, почитателей великой игры, придал им ускорения, когда они покидали харчевню.


— Всем вина! За мой счет! — торжественно произнес чемпион. И с довольным лицом сгреб выигрыш.

— Видишь, с азартными играми, и жизнь веселей и доход есть, — найденыш радовался как ребенок, обращая внимание Прохора на появившееся богатство.

— Да уж! — купец задумчиво прикусил нижнюю губу. — Нам такого дохода и даром не надь. — Недовольный, он собрал шахматы и ушел к себе в комнату.


Победитель наконец-то остался один на один с преданными болельщиками. Любимиц публики стал вновь переживать томительные минуты своего счастья. Рассказывать о прошлых победах, вспоминать о тяжелом тернистом пути к своей вершине.

Так, новоявленный чемпион со слезами на глазах вспомнил, как его меленького постоянно мучил деспот отец. Он день и ночь заставлял немощного, больного ребенка играть в шахматы. Гроссмейстер поведал как в лютые, зимние ночи суровый родитель выгонял худенького мальчика на мороз — раздетого, босого с одной шахматной доской в руках. Не забыл рассказать и о том, как тяжело было учить сотни комбинаций, стоя на одной ноге, подняв при этом другую. И самое страшное, как много раз напившись пьяным, папенька заставлял несчастного мальчика играть с бездомной собакой без пешек и… ладьи!


Через полчаса горестных воспоминаний все единогласно признали, что мастера шахмат подобного путнику ещё не было в этой харчевне. Еще через пять — шесть кружек его объявили чемпионом ближайшей местности, включая деревеньки Дьяково и Зябликово. А ещё через час Алексей был лучшим шахматистам, плясуном и стрелком из лука. Провожать выдающегося игрока всех времен и народов из-за стола и доспальни на втором этаже вышло одинадцать человек. На торжественных проводах фанаты и поклонники решили спеть только, что разученную песню о молодом стрельце, которого несли куда-то с пробитой головой…

… На поле пушки грохотали,
Стрельцы пошли в последний бой,
А молодого ополченца
Несли с пробитой головой…
Музыкальное сопровождение колонны осуществлялось пьяным гусляром, бредущим позади колонны. По коридору почетный караул прошел четыре раза в одну сторону и три в другую. В припевах нового шлягера приходилось собирать упавших и отставших певцов. Затем процессия не заметив потери солиста, пошла к столикам, добавить за здоровье шахматной королевы.


Как только заводила оказался один, он быстро прошмыгнул в комнату. Прижался спиной к двери и долго прислушивался к хоровому пению в харчевне…

…В углу заплачет мать старушка
Смахнет слезу старик отец.
И молодая не узнает,
Какой у парня был конец…
Песня совместного производства полюбилась всем гостям. Народ не собирался расходиться, и уж тем более прекращать совместное песнопение.

— Вот, и новая традиция зародилась — петь всей харчевней, — пришелец подумал, подойдя к окну. Он внимательно посмотрел во двор. Все было тихо и спокойно.

Алексей перевел взгляд на входную дверь. Представил свою уютную кухню. Попытался открыть портал. Переход открылся сразу. Как в прошлый раз отчетливее всех был виден холодильник. Странник закрыл портал и подошел к стене. Он подумал о спальне с мягкой, удобной кроватью. Появился вход в спальную комнату.

— Вот это, да! — хорошая мысль возникла в голове у испытателя, — так я могу теперь в любое место квартиры открыть вход. Проведя эксперименты с разными комнатами, путешественник выбрал кухню.

* * *
Алексей сильно устал этим вечером. После возвращения домой он принял ванну. Затем немного посидел в кухне на диване. Почитал газету. Посмотрел последние новости. Через час пребывания в родном времени у него снова заболела голова.

— Пора возвращаться, — путешественник встал с дивана. Прошел в комнату к несгораемому шкафу. Открыл его и молча, уставился на предметы находившиеся внутри.

— Может взять оружие туда? — в его голове возникла интересная идея.

Путник представил себя вооруженным с головы до ног. Похожим на матроса Железняка. Он полностью обвешан пулеметными лентами. За спиной винтовка, дробовик и рюкзак с патронами. В руках крупнокалиберный «Утес». На поясе большой нож, саперная лопатка и несколько гранат. Ну и в довесок… всё остальное вооружение и оснащение — так необходимое бойцу спецподразделения для успешного проведения операции. Помотал головой и сбросил наваждение.

— Какое к чертям оружие? — Рязанцев недовольно возмутился. — Как прятать его под халатом? И вообще, одежду нужно менять. А то я в ней — как тополь на Плющихе! А после переодевания — уже подумать и по оружию можно.

Алексей подошел к столу, выдвинул ящик. Достал небольшой футляр. Из него вынул нунчаки. Нежно погладил их. — Давненько мы с вами не общались и некуда не выходили. Ну, что? Вспомним славные прошлые дни…


Путник открыл портал. Сквозь границу времен посмотрел в комнату харчевни.

— А если попробовать по-другому? — его голову посетила интересная мысль. — Попытаться вернуться на вчерашнее место? На ту лужайку с раскидистыми кустами ивы.

Рязанцев представил ночную поляну, кустарник под которым сидел. Вспомнил могилку Воронцова.

… Внезапно портал открылся. Недолго думая, путник вышел на старое, вчерашнее место. Постоял немного в ночном лесу, затем вернулся домой. Настроение у него поднялось.

— Так, — пронеслось в голове у искателя приключений. — Клиент по-прежнему жив и жаждет новых впечатлений… А теперь я хочу очутиться в поле, у дороги.


Он представил ясный солнечный день, яркую зеленую траву, плывущие по небу облака. Для убедительности даже помахал руками. — Портал не открылся.

— Не понял? Что за избирательность? Почему не работаем? — сердце тревожно забилась. Что-то пошло не так.

Алексей сделал круг по комнате. В раздумьях закусил нижнюю губу. Постарался успокоиться. Подумал на отвлеченную тему. Затем снова подробно представил поле, на которое попал в первый раз. — Портал не открывался.

Экспериментатор во времени задумался. Сравнил предыдущий момент и последний. Ещё раз полностью последовательно перебрал свои действия. Догадался, что рисовал картинку в голове ясным, солнечным днем, а лесную поляну ночью. Сейчас была ночь. Снова решил попасть на то место, где очутился впервые. Только представил ночью: Сумрак, темная трава, еле заметная дорога рядом с местом, где он впервые очутился. Закрыл глаза и… — портал открылся.

— Ну… Вот! Всему есть логическое объяснение, — облегченно промолвил путник. Он прогулялся к дороге и убедился в правильности своего перемещения. Заново вернулся в комнату.


— Итак, на сегодня испытания моих возможностей закончены, — путешественник открыл вход в комнату харчевни. И… снова закрыл его. — А почему бы не попробовать ещё одну идею? Что я теряю? — В голову скитальца во времени пришла новая интересная идея.

Алексей расслабился. Закрыл глаза и… Загадал ранний восход на берегу океана. Мягкий, мокрый песок, на который набегает небольшая волна. Теплую морскую воду, легкий свежий ветерок. Величественные пальмы, колышущиеся на ветру… Через минуту он открыл глаза от ветра обдувающего волосы. Откуда-то с берега он приносил приятный аромат фруктовых садов. Не поверив своим ощущениям, путешественниу сделал несколько шагов и вышел на берег бескрайней, синей глади. Солнце медленно выходило из-за горизонта. Бирюзово-зеленоватое море красками расстилалась до горизонта, сверкало под лучами солнца, слепило глаза серебристыми искрами. Волны лениво плескались о берег. Странник разулся и побрел вдоль кромки воды. Мягкий, белый песок приятно щекотал его босые ноги.

— Как хорошо просто идти, — думал Рязанцев. — Я давно не ходил босиком и совсем забыл ощущение нежного, мягкого песка.

— А была, не была! — весело вскрикнул как мальчишка, путник сбросил с себя одежду и полез купаться.


Вода была теплой, приятно освежала. Легкие волны переливались на солнце, барашками набегали одна на другую, плескались, ударялись в берег, и откатывались назад, чистые и спокойные. Морские птицы с резкими криками метались над темными, плотными гребнями волн. Рязанцев полчаса плавал и плескался, не желая вылазить на берег. Путнику было хорошо и приятно. Восходящие лучи солнца отражалась в воде, делая окружающий пейзаж фантастичным. Где-то далеко, почти у самого горизонта был виден краешек паруса старинного корабля.

— Здорово! Здорово! Здорово! — сквозь брызги и капли воды слышились громкие выкрики. Он окунался, нырял и всплывал охваченный внезапным ребячьим восторгом.


Алексея распирало от чувств. У него кружилась голова от своих новых возможностей. Теперь, чтобы не случилось, он мог в любую минуту вернуться сюда.

В детстве у Алексея была мечта — иметь свой небольшой необитаемый островок где-нибудь в океане. — А теперь! — Рязанцев закричал во всё горло. — У меня есть больше… — У меня — целый, огромный МИР.

Вдоволь накупавшись, путешественник во времени вернулся к себе в квартиру. Оттуда перешел в комнату харчевни. Широко потянувшись, Алексей упал на кровать и заснул самым счастливым человеком на Свете. Когда он спал — ему снились летающие корабли с разовыми парусами и воздушные замки с принцессами в мини-юбках…

Глава 4

Второй час путешественники медленно, не торопясь ехали по Москве. О том, что они уже в столице нашей Родины Рязанцев узнал из необычной фразы купца, когда остановились у небольшой развилки. — Матушка Москва белокаменная, златоглавая, православная, прими сирот своих с милостью и впусти с добром. — Путники молчаливо перекрестились и повернули караван в сторону какого-то поселка видневшегося вдали. — Ну, вот мы и дома!

— Что? Что, уже приехали? Это Москва? Да? Когда начнется? — путешественник, приподнявшись на телеге, начал задавать кучу вопросов. Он крутил головой как малолетний ребенок, которого первый раз вывезли в большой город на прогулку. Вояжер внимательно осмотрев окружающую местность и не найдя отличай от того, что было ранее по дороге, выдал сконфуженно… — Ну, и где Москва?


При въезде в город не было привычной, светящейся неоном стелы — Добро пожаловать! (размером 3 на 25 метров). Нигде не заметил стандартных указателей со словами Велком ту Москоу или «Добро пожаловать в город герой Москву». Различных растяжек, перетяжек и прочего рекламного мусора, забившего современный город сверху донизу, не было видно также. И что удивительно — абсолютно отсутствовала щитовая реклама на столбах. Да и самих столбов также не было. Не увидел скиталец и забитого под завязку машинами, транспортного кольца. Одним словом… Ничего привычного глазу, нынешнему, современному горожанину, обнаружено не было.

Москва началась обыкновенными деревенскими избами, разбросанными на расстоянии. Затем, интервал между домиками постепенно начал сокращаться. Появилась невысокая оградка, заросшая травкой — вьюном. Потом трухлявый, ветхий заборчик с выжеванными временем тесинами начал подниматься, уплотняться и заостряться. И наконец, слился в один большой и непрерывный забор.


Путнику хотелось посмотреть на старинный город. Увидеть рубленые избы и терема. Насладиться архитектурой русских зодчих — дворцами, старинными башнями, красотой позолоченных маковок церквей, резных посадов. А вместо этого… За высоким ограждением с зубьями были видны крыши одноэтажных, редко когда двухэтажных рубленых домов. Там же скрывались огород, сад, а порой и луг где паслись кони, коровы. А ещё были пастбища и даже поля с пшеницей. Вперемешку к домам втиснулось множество монастырей, церквушек, часовен. Возле них также находились огороды, сады, поля… И всё это было огорожено большим и высоким частоколом.

И вот… вокруг этой огромной ограды они ехали уже более двух часов. И не просто ехали, а тряслись по ямам, колдобинам и вымощенным в нескольких местах улицам из гнилых досок и бревен. Невыносимая тряска вкупе с большим количеством пыли полностью измотала Рязанцева. Красные глаза, пересохшее горло, забитый от грязи нос — создавали неповторимый колорит средневековой столицы Руси. Пыль, поднимавшаяся от повозок, скрипела на зубах, лезла в глаза, покрывала толстым, рыхлым слоем одежду.

Телеги с кладью, перехваченной многочисленными веревками громыхали, тряслись проезжая по поперечным бревнам деревянной мостовой. Разболтанные в ступицах колеса «вихляли». На кочках и рытвинах пассажира трясло и «швыряло». Рядом с проезжей частью виднелись изгнившие тротуары, конский навоз и пахучие нечистоты.

— Может быть, Прохор специально кружит по району как таксист, чтобы показать достопримечательности города? (Чуть было не вырвалось… Хочет похвастаться разновидностью ограждений и частоколов). Или время прибытия он запланировал на после обеда? — пассажир каравана недовольно оглядывал унылые пейзажи. — Ну, не заблудился же он в этих кривых улицах?

Редкие прохожие, всадники, различные повозки, встретившиеся по дороге, двигались потихоньку, не спеша. Люди останавливались, здоровались, внимательно рассматривали друг друга. Обычной московской толкотни и беготни не ощущалось. Казалась, что вояжер попал в сонное царство или замедленное старинное кино. Однако фильм был со звуком.

— Бом-бибом-бом! Динь-динь-дили-динь. Бом! — неостанавливаясь плыло над старинным градом.

— Динь! Бом! Бом! Дили-динь-динь! Бом! — как крик повторялось снова и снова. Пузатые колокола гудели, малые в голос к ним прекликались, отдавали многочисленным хором.

— Прохор, а куда мы едем? — гость заинтересованно спросил у купца, когда пыль потревоженная копытами и колесами каравана стала понемногу оседать. — Ты где живешь?

— В Китай-городе, — Коробейников ответил нараспев. — Дом, там, у меня стоит. Лавка в рядах, не далеко от дома.


Наконец-то приехали… Неспешно заехали на большой купеческий двор. Встречать купеческий караван выбежала крупная, полнощёкая девица вся усеянная веснушками с большой рыжей косой. Пестрядинный сарафанчик озорницы был подпоясан цветной тесемкой, на шее висели пестрые бусы. Она остановилась, обдергивая сарафанчик, степенно подошла к отцу и стыдливо поцеловала его, искоса поглядывая на Алексея.

— Дочка моя — Любушка. Шестнадцатый годок ноне пошел. От женихов отбоя нет, — сразу похвастался купец, представляя свою дочь. — Расцвела деванька, что маков цвет! Вылитая матушка — Прасковья Серафимовна. Белолица, румяна — кровь с молоком! Глаза, как цветы лазоревые, волос отенка меди, шея лебединая, а выступка-то — выступка — что и говорить: идет, как плывет — пава павою!

Пришелец подошел и поздоровался с дочкой купца. Барышня не ожидая похвалы в присутствии статного незнакомца, вдруг покраснела, после чего закрыла лицо руками, развернулась и убежала в дом.

— Ну… Гостюшка дорогой? У меня ночевать останешься или в гостиный двор пойдешь?

Рязанцев не хотел стеснять купца, но и идти в незнакомое место, тоже желанием не горел.

— Прохор, мы с тобой компаньоны?

— Есть у меня такое желание, — Коробейников ответил, погладив рукой подбородок.

— Тогда если пустишь погостить нас с Федором на несколько дней — будем благодарны, — Алексей произнес и, прищурившись, с хитрицой посмотрел на Коробейникова.


— Хорошо! — Прохор согласился, немного подумав. — На время… Мой дом — ваш дом. У меня к тебе другой вопрос. А чем ты, компаньон торговать будешь? У тебя же ничего нет? Надеюсь не в шахматы играть на товар, а потом его продавать? — купец запоздало забеспокоился.

— Нет. Не в шахматы, — «дорогой гость» сделав доброе лицо, честно признался хозяину дома.

— Вот и ладушки, — караванщик обрадовался и с удовольствием потер ладони.

— Дались ему эти шахматы, — весело пронеслось в голове у молодого игромана. — Как будто других интересных игр не существует. Особенно азартных…. Особенно на деньги!

— А вот как жить и, что продавать? — путешественник, подражая купцу, потер рукой подбородок. — Хороший вопрос? — Он задумчиво оглядел дом и дворовые постройки купца. — Хотя… Утро — вечера мудренее… — Будущий коммерсант успокоил себя и Прохора. — Пробегусь раненько по базару. Посмотрю, чем торгуют. Что есть в продаже — чего нет. Узнаю, что — почем. Сравню с нашими ценами. Проанализирую курсы валют… А там — видно будет.

— А то и верно дорогой гость, — Коробейников кивнул в знак согласия. — Пошли, отужинаем.

* * *
Первым делом, после ужина «Званому гостю», по славной русской традиции, решили показать достопримечательности купеческого дома. Вкусная еда и хорошее настроение создали позитивные мысли в голове путешественника. Его романтическая натура красочно, в режиме онлайн начала создавать «скромный» репортаж о себе любимом с места событий…

— Завтра в московской, утреней прессе читайте заметку о купце Коробейникове. Именно, ему, выпала честь, разместить у себя Высокую, иноземную делегацию в составе… — яркий образ папарацци ваяющего очередной репортаж «создался» в голове Рязанцева. Он представил перед собой настоящего профи-корреспондента в больших, во всё лицо очках, в зеленом берете, длинном вязанном оранжевом шарфе, пестром свитере и двумя (Нет лучше с тремя) фотоаппаратами за плечами. В руках «дока» держал большой блокнот с ручкой, под мышкой был, засунут микрофон от старого советского магнитофона «маяк» висевшего на плече.


— Нет, не то… — пришелец раскритиковал себя любимого за скромность подаваемого материала. — Нет, должного размаха! Как то, скромно, серо, буднично освещается великое событие… Опять, этот талантливый малый, скромно описал мою выдающеюся персону…

— Лучше так… — барабанная дробь пальцами по столешнице витиеватого столика попавшегося на дороге. — И снова, первые страницы модных, глянцевых журналов посвящены, торжественному приему известного заморского путешественника, купцом Коробейниковым. Во время праздничного ужина состоялась светская беседа о заграничной политике. Были затронуты вопросы об инвестициях заморского капитала в… — Странник задумался и взял паузу. Свежих идей, куда вложить солидные иностранные деньжища, в голову пока не приходило. Да и самих денег не наблюдалось тоже.


— В общем… — обозреватель возразил сам себе. — Инвесторы, пока не определились. Они ещё думают. Ходят — смотрят — куда бы вложить… Алексей задумался, взял небольшую паузу. — Давайте лучше укажем другое… Поговорили о возможном слиянии московского купечества с… около… после… наверно… и обязательно… — В голове у «бульварного профессионала» приносились строки статьи освещавшей события его «триумфального пребывания» на московской земле. — Да, именно так! И это гораздо лучше, чем во всех предыдущих вариантах…


— Ляксей, глянь-ка туда — видишь ружье висит, на стене? — Прохор перебил репортаж знатной особы с места событий. Указал на здоровенную фетильную аркебузу. — Мне его подарил Коровин Савва Лукич. Как раз на последние аменины. Сказывают, что оно принадлежало султану Ургену ибн Машмуду из ханства Хива. Он с ним охотился на диких зверей. На нем даже царапины от охотничьих забав имеются. Эта… — горного льва завалил. Вот… — дикого вепря. А это от бешеного кабана отметка осталась — Прохор похвалялся, указывая на огромный экспонат, что висел на стене.


Рязанцев подошел к ружью, висевшему на бревенчатой дубовой стене и внимательно осмотрел его. Не похоже чтобы с него стреляли. Раскрашенный, гигантский сувенир, на котором были царапины, весил килограмм тридцать.

— А Машмуд-то? Могучий мужик был! Не меньше Шварцнегера… — Он представил железного Арни — султана бегущего по лесу за белками с ружьем… (Чуть было не подумал с бревном). — Айл би бэк детка. Бах… Бах… Бах… Ш-ш-ш… — Такой серьёзный мужлан в очках и кожане.

— Чувствуется рука великих мастеров Востока… У нас такого не делают! — значительно произнес найденыш. Затем он перевел взгляд на довольного коллекционера. — Серьезная… вещь — заграница! — Рязанцев воодушевленно продолжил и, закатив глаза, показал свое восхищение зарубежными военными технологиями.


— Эта чаша из Византии! — Прохор, важно заложив руки за спину, продолжил мини экскурсию по своему дому. — Сказывают, мол, была она любимой посудой амператора Юстиниана. Больше всего на свете она была люба ему. Он берег её пуще всего на свете. Пылинки сдувал. Всем друзьям, да подругам показывал. Пуще того — не хотел расставаться с ней, даже во время ночных забав. Но, потом горе-беда учинилась… — была украдена злыми ворогами империи. Юстиниан так опечалился, что заболел и покончил жизнь самоубийством. — Купец внезапно замолчал. Затем, зашевелил губами, что-то считая в уме. — После, годков на триста — пятьсот, чаша пропала. Покуда мной не была найдена и куплена у неизвестного персидского купца, — Прохор рассказывал трогательную историю, с обожанием глядя на редкий музейный экземпляр.

— Наверное, — странник скептически размышлял, глядя на обычный ночной горшок. — У этого купца ещё несколько таких было припасено под прилавком — только с перламутровыми пуговицами. А вообще чаша — как чаша. Но реклама неизвестного перса — очень хороша.


— По-моему, у меня в гараже, где-то такая же валялась. — Рязанцев сделав печальный взгляд, с состраданием осматривал достопримечательность. — Даже чуть лучше и поновее… Точно! От старого хозяина по наследству досталась! Никак руки не доходят выбросить на помойку. А теперь оказывается она из Византии… Украдена противными ворогами… Да у меня таких «ночных сокровищ» если хорошо в старье покопаться… — вагон и маленькая тележка!

— Ох, грехи наши тяжкие! — купец вытер руковом со щеки набежавшую слезу. Шмыгнул носом. — Вот, и скажи Ляксей, как жить? Стоит ли верить близким, друзьям? Когда варварски разбивают самое любимое и дорогое, — Коробейников благосклонно продолжал рассказ о своем экспонате. Смахнув внезапно набежавшую слезу, он пошел дальше.

— Эту картину, по-моему…. подарил мне купец Котейкин Иван Ильич, — Прохор остановился возле большого полотна. — Ну, да! Вот, отметка.

На холсте в позолоченной раме был изображен мужчина с суровым взглядом, пышными усами и длинной черной бородой. В огромных, серебреных доспехах он важно восседал на коне.

— Говорят, собирается сватов засылать. Уж больно ему моя Любушка приглянулась, — купец промолвил и пристально уставился на картину.


Новоиспеченный ценитель прекрасного внимательно посмотрел на портрет. Мужчина, изображенный там, был серьёзен и могуч. А оружия на нем понавешено было так много…

— Вылитый Илья Муромец! — молодой эстет произнес, значимо покачивая головой. Он достойно оценил кандидата. — Былинного героя рисовали с него — «как пить дать»!

— И капитала у него видимо-невидимо! — продолжал разговаривать сам с собой Коробейников, качая головой из стороны в сторону. — И почти вся Москва в должниках.

— Надо брать, — Алексей подвел итог через минуту раздумий. — Такие женихи просто так на дороге не валяются. Одного железа на нем… — почитай пудов двадцать. А если ещё и с лошади поснимать… — то пункт приема металлолома обогатиться.


— Вот и не знаю, как быть? — купец задумавшись, негромко «затрындел». — Ох, худо — бяда! Не доведи, бог до греха! Спаси, сохрани от окаянных мыслей. — Он повернулся в пол-оборота. Нашел икону и перекрестился. — Недавно узнал, что младший сын дворянина Тимофея Маркова, собирается сватов засылать. А это — известный, старый род. Их ещё при Иване Грозном уважали. Прямо уму непостижимо, что теперь делать? А тут ещё ты? — Коробейников глубоко вздохнул и снова задумался о чем-то своём.

Ценитель прекрасного почувствовав, что пора срочно менять тему разговора. Желательно на что-нибудь нейтральное… Про цветы или погоду… Про то, что к женитьбе никакого отношения не имеет. — Послушай, э-э-э, Прохор, — он постарался перевести внимание купца в другое направление. — А в каком районе Москвы больше всего бандитов?

— Кого? — купец не сразу отвлекся от мрачных мыслей.

— Всё-таки шок — это по-нашему, — Алексей весело посмотрел на страдальца и решительно продолжил… — Ну, татей, городских разбойников, романтиков с большой дороги. — Он попытался подробно объяснить Коробейникову свой вопрос.


Прохор поняв о чём идет разговор, крякнул от неожиданности. — Ах, леший эту нечесть побери! — Он быстро сотворил крестное знамение в сторону иконы. — Наверно в Земляном городе. А тебе-то начто?

— Знаешь, решил по ночной Москве прогуляться. С достопримечательностями древней столицы познакомиться. Свежим воздухом подышать. Посидеть у реки. Полюбоваться вечерним закатом, — задумчиво произнес Рязанцев. Он смущенно покраснел и опустил глаза в пол.

— Ась? Где посидеть? Куды сходить? — Прохор застыл от удивления. — Повтори, не уразумел?

— Прогуляюсь… — Алексей стал доходчиво объяснять своё желание. — Пообщаюсь с «веселыми» людьми. Узнаю, чем живет и дышит ночной город.


— Ночью в городе везде лихих людей много, не успеешь и глазом моргнуть, как под разбойный кистень угодишь, — купец решительно отговаривал гостя от ночного рондеву. — Хуже нет, на ночь по улицам ходить, кругом смута, шиши да тати. Неспокойное время!

— А я потихоньку, осторожно, — блудный гость заканючил, так как будто в первый раз отпрашивался у родителей на танцы. — Буду возле дома. Далеко от ворот отходить не стану. Если, что — сразу домой…

— Дались тебе эти прогулки. — Коробейников недовольно пытался достучаться до сознания пришельца. — Темень уже! Скоро рогатками улицы перекроют. Людишки по домам разойдутся, затворяться, хорониться будут.

— Я, быстро! — гуляка не слушая «родного отца», ломанулся во двор. — Одна нога здесь — другая там. — Он быстропроизнес, захлопывая дверь перед носом купца.


Рязанцев выскочив во двор, где его ожидал Федор.

— Командир, я с тобой — пособлю? — «медведь» пробасил, разминая огромные кулаки. — Мы с тобой быстро со всеми управимся. Раз, раз да другой — по сопатке.

— Ещё, чего! — у пришельца пронеслось в голове. — Вот, только тебя мне и не хватало.

— Нет, Федя! — Алексей остановил слугу. — Ты опять на хозяйстве. Следи за имуществом. — Вояжер подошел к телеге, покопался в вещах и вытащил нунчаки.

— За каким? — Федор переспросил удивленно, оглядываясь по сторонам.

Путник достал из кармана золотое украшение, выигранное накануне. — Держи… Смотри, чтоб близко никто не подходил к нему! — На миг задумался, что-то решая. — Если, что — можешь применить оружие.

— Какое оружие? — слуга ещё больше удивился. Он растерянно осмотрелся по сторонам. — У меня же ничего нет?

— На, бери, — высокое начальство произнесло торжественно и отдало работнику нож, отобранный у разбойников. Потом ещё немного подумало и, подойдя к телеге, достало топор. — И вот — если, что! — Вояжер несколько раз махнул тяжёлым предметом, а затем решительно произнес. — А то вдруг… — врагов будет много! Эх, кольчужку бы тебе какую-нибудь, да шлем с латами! Да копье подлинней… Ну, чего нет — того нет.


Пока Федор не очнулся от своих запутавшихся мыслей, «отец — командир» быстро вышел за ворота купеческого дома.

— Ну, что? — путник осмотрелся по сторонам улицы. Весело подмигнул двум неизвестным девчушкам шедшим в неизвестном направлении с ведрами.


Здравствуй моя столица…

Молодая моя, Москва! — весело перепел он знаменитый шлягер.


— Эх-ма пройдемся по злачным местам? — и ночной кутила пошел вдоль улицы, весело насвистывая одну из известных мелодий своего времени.

* * *
Старая Москва.

Где-то в районе улицы Варварки.


День не спеша клонился к закату. Восходящие лучи солнца, отсвечивались и сияли в многочисленных золотых куполах древней столицы. Расписные вершины усадьб и теремов сначала пожелтели, потом покраснели. Теплый летний ветер трепал листву редких деревьев. Людской прибой ослабевал, над переулками города умиротворенно звонили к вечерне.

— Дон-да-дон-дун! Динь-да-да-динь! Динь-да-да-дон! — в небе плыл перезвон множества колоколов — медный, бронзовый, густой, «грудной», певучий.


— Нет! До чего дошли эти иноземцы? — случайный прохожий проявлял недовольство, вышедшему из подворотни незнакомому горожанину. — Вот, сучье вымя! Никого не страшатся! Шастають, тут — как дома! Порядки наводят свои. Правила выдумывают непонятные. Бог им не простит такого греха во веки веков!

— Чаго произошло? — неизвестный спросил удивленно и испуганно начал оглядываться по сторонам. Высматривать — не случилось ли какого лиха?

— Как, чаго? Вон, ишь немчину в халате? — бдительный горожанин «выкатил» глаза и показал в сторону странника. — «Мотри», туды. Тот, который с извозчиком лается и руками как мельница машет?

— Вижу… И что?

— Представляешь, идет и кричит на всю Ивановскую, что должен раздать большую милостыню в Земляном городе. Совесть заедает, видите ли, его! Ладно бы просто кричал — не в первой умалишённых видеть. Так он всем ещё показывает деньги!

— Ах, они сучье вымя! — второй мужчина сразу же недовольно завелся. — Согласен. Беспредел! Креста на них нет! Что хотят, то и воротят! Басурмане! Куда власти смотрят? Вот, просили же у воеводы на каждом перекрестке по стрельцу поставить! И где они — где? А гору мусора на Ильинке обещали убрать? Так она по-прежнему на месте. А это что? — Он тыкнул рукой в кучу нечистот рядом с мостовой. А дорогу перед Покровскими воротами — когда расширять будут? Телегам там — сроду не разъехаться!


Бдительный прохожий с удивлением посмотрел на нового товарища по несчастью. Убедился, что тот достойный слушатель. Резким движением стянул шапку с головы. Сжал её в руке и решительно продолжил свое повествование.

— Вот, раньше-то… Задери их комар за ногу! Раньше — всё было чинно, мирно. Никто порядка не нарушал. А ноне? Тяжкие времена. — Что не день — то новые проказы… Что не день то всякие ужасти. Не мытьем, так катаньем донимают. Уже зла не хватает на этих христопродавцев!

— Верно… Нехристи! Сие не доброе дело задумали! — снова решительно поддержал его друг по несчастью. Он тут же перекрестился — опасаясь призвать к ночи нечистую силу. — Стращать их некому! Иш, чаво удумали, аспиды? Своевольничают! По ночам бродють с мешками денег. Добрым людям спать не дают. И вообще — я, пожалуй, домой пойду — подальше от греха. А то мало ли, чаго обернется? — Собеседник произнес последнею фразу и решительно пошел дальше по своим делам.

* * *
Начинало смеркаться. Солнце сперва упало за кресты трехглавого храма, а потом начало медленно тонуть за длинным, московским забором. Улица была пустынной. За оградами громко брехали собаки, да изредка слышалось мычание коровы или гогот гусей. Малиново гудели колокола над городом и его окрестностями. Пахло навозом, сеном, соломенным дымом, хлебом и конечно ладаном.

Где то в дальнем переулке Китай-города, возле гостиного двора из царева кабака доносились пьяные выкрики, забористая ругань и разудалые песни бражников с дудками, сопелями, волынками. Были заметны «озорные горожане» собирающиеся на гуляние…

Кабы бабе калача, калача,
Стала б баба горяча, горяча.
Кабы бабе молока, молока,
Стала б баба молода, молода…
Пришелец шел по узенькой протоптанной дорожке, насвистывая неизвестную мелодию. По пути он часто останавливался, спрашивал у редких прохожих как пройти в Земляной город. Алексей явно не ожидал, что в этом времени все москвичи внимательные и отзывчивые люди. Все местные. Все знали, куда и как пройти. Каждый встречный сосредоточенно выслушивал его вопросы. Вежливо просил повторить, если что-то не понимал. А потом подробно объяснял, как добраться в указанное им место. После рассказа о дороге «Бесстрашному гостю» долго смотрели в спину, убеждаясь, что приезжий идет верно. А порой его даже крестили в след, оберегая от лихих людей и сглаза. А может быть, просто прощались. Кто их добрых людей из Москвы поймет…


— У них, что? Совсем с бандитами плохо? — путник расстраивался всё больше и больше, наматывая круги по вечерним улицам. — Или сегодня постный день? Может рекламный слоган не удачный? Или кричать нужно громче? — Рязанцев остановился. Огляделся. — Еще полчаса погуляю, а там совсем стемнеет. Вот-вот караульные перекроют улицы рогатками. Придется идти домой. Есть уже хочется, да и баиньки пора. — Пришелец сглотнул слюну, вспоминая какие вкусные пироги у Прохора. А какая мягкая перина!

Из подворотни внезапно появился одноглазый, крупный здоровенный детина в заплатанном армяке. Он дрожал от возбуждения. Вздрагивала длинная борода, свисавшая с худого лица. Щека нервно дергалась. — Ну, погана сволочь! — Незнакомец выругался и хищно оскалившись «заблестел» желтыми зубами. На его опухшем лице «заиграла» улыбка. — Ты, деньги несешь в Земляной город?

— Вы, про этот небольшой кошелёчек? С крупными серебреными монетами? — «напуганный ботаник в больших роговых очках» спросил, запинаясь и быстро показал кашель.

— Чё зенки пялишь с испугу? — бандит достал большой нож и стал водить им из стороны в сторону перед лицом загнанной жертвы. — Давай его сюды!

— Помогите… — путник прохрипел еле слышно и на дражайших ногах попятился в сторону. — Серебро… Деньги… Забирают…

Грабитель засмеялся и резко ткнул ножом в грудь «добычи».

— Да, ну нафик — такие приключения ночью! — Алексей вмиг протрезвел от ужаса. Он увернулся от удара, влепил пощечину нахалу и резво «стриганул» вдоль улицы. Разбойник тяжело дыша последовал за ним.

Мягкая летняя ночь потихоньку надвигалась на стольный град. Летний ветерок неспешно обдувал величественные стены и башни Кремля. Выложенный белым камнем ров, тянувшийся вдоль кремлевской стены от реки Москвы до реки Неглинки уже еле просматривался в полутьме. На небе стали проявляться первые звезды. И на фоне всего этого великолепия… громко звучало…

— Люди! Серебро! Золото! Грабят! — пришелец вопил на бегу во все горло и «пулей» летел по ночному городу.


Дорогу перегородили неизвестные личности. Они наверное желали помочь несчастному. Беглец не стал считать этих пятерых человек прятавших ножи и топоры: На заборе сидело ещё двое. И один с рогатиной стоял, спрятавшись за деревом.

Рязанцев подбежав к «темным личностям», взволновано пробубнил… — Помогите! Люди добрые! У меня золото и драгоценности забирают. Вон, тот нехороший человек! — Он показал на одноглазого разбойника, бежавшего за ним.

— У меня есть большой и тяжелый кошелек. Ещё два — спрятано дома. А он всё желает отнять. — С этими словами несчастный приблизился к спрятавшемуся за деревом главарю. Вытянул руки, показал ему деньги и нанес подлый удар промеж ног. Естественно, что после этого чистосердечного поступка «подлый прохожий» помчался со всех ног от «добрых людей».


— Васька, держи сукина сына! — крикнули за спиной беглеца. — Уйдет, собака!

— Братцы, чу, хватай супостата! Лови его — ужо окаянного! Робята, давай — догоняй! — поддержали другие, и вся группа резво бросилась в погоню. — Не давай пощады!

Несанкционированная эстафета по улицам ночной Москвы стартовала.

Алексей бежал не быстро. Надо же было не только жизнь спасать, но и заниматься рекламой, пиаром, промоушеном. Всем известно, что в те далекие времена прожить без этого было невозможно.

— Помогите! — звучало в ночи очень громко. — Бегущий большими глотками «хватал» душный пыльный воздух будущего мегаполиса. — Золото! Драгоценности! — Об этом он кричал уже гораздо тише. — Забирают… — Совсем тихо — несчастный наверно поперхнулся или запыхался от быстрого бега.


Концерт по заявкам ночных зрителей удавался. Ночной гуляка бежал, сломя голову не зная куда. Он извещал всех по дороге, что несет деньги, золото и дорогие украшения. С каждым выкриком количество драгоценностей увеличивалось. Бежать с таким небывалым, постоянно увеличивающимся «грузом» становилось всё тяжелее и тяжелее.

Незнакомые улицы, переулки мелькали во время забега… Изредка «страдалец» останавливался и громко стучал в ворота. Иногда запрыгивал на забор и призывно кричал вдаль…. Естественно, что это совершалось не просто так, а специально — в целях популяризации ночного бега, пропаганды и анонсирования здорового образа жизни среди населения.

Вопли несчастного беглеца во время забега помимо собак, которые поддерживали и направляли его своим лаем, привлекли ещё одну группу людей. Страник пробегая мимо них, случайно заехал кулаком важному, бородатому мужику. Затем оттолкнул второго. Пнул ниже спины третьего и бросился бежать дальше. Вежливый «спортсмен» обернулся и крикнул уважаемым прохожим, чтобы они не обижались, так как он сильно торопится по важному делу и несет большие деньги «голодающим» Земляного города.

Наверное, эти добропорядочные граждане не поняли Рязанцева. И конечно, они не стали принимать участие в погоне. Они совсем не обратили на него внимания. Обиженные людишки спокойно пошли по дамам, посочувствовав «бешеному спринтеру».


Темнело прямо на глазах. Когда беглец почти выдохся и оказался в пустынном месте, то обратил внимание, что крыши строений, стены, заборы — стремительно чернеют, размываються, превращают город в утратившее смысл нагромождение серых углов и неправильных косых глыб. Где-то поблизости хлопала оторванная ветром штакетина, чуть дальше лаяли привязанные на цепи собаки, и лай их, сначала заливистый и звонкий, переходил в протяжный, унылый вой.

Через несколько метров забега путник очутился в каком-то темном тупике. К тому времени знойная летняя ночь, словно плотным покрывалом накрыла Москву, она будто «придушила» её. Стало сумрачно, как на дне глухого ущелья.

За время, на которое отстали от Рязанцева разбойники, он успел осмотреть место, где находится, оценить его особенности и даже немного с тоскою посмотреть на одинокую луну.


Первым из преследователей как не странно добежал одноглазый. Он даже успел достать нож. Рванувшись вперед с тяжёлой отдышкой он внезапно споткнулся о ногу беглеца, одновременно получив удар по голове. Через минуту прибежали ещё трое. Им бы посидеть, отдохнуть после забега. Дыхание восстановить. Сверить время с предыдущими беглецами. А они сразу полезли драться. Вояжеру пришлось достать свое секретное оружие и начать разговор по серьезному. Нунчаки запели свою песню. Алексей бил не сильно, но аккуратно. В общем, вороги полегли аккуратненько рядом с одноглазым. Пока победитель забега выкладывал равнобедренный треугольник, (Примечание автора. Рязанцеву нужно было чем-то заняться в свободное время) подбежала основная масса разбойников. Их было много. Они были злые. Все сразу бросились на обидчика. Переулок был узкий. Нападавшим пришлось выстроиться в очередь. Через две минуты вокруг его ног лежала без памяти или стонала серая масса людей. Он добавил для контроля особо активным, после чего приступил к задуманному действию.

Алексей открыл портал. Поднял одноглазого. — Вот, он наш чемпион! Он заслужил награду стать первым подопытным кроликом. Лети мой голубь мира… — Странник прицелился и толкнул бандита в открытое временное окно.

— А это, второй доброволец.

Он свеж и юн,
И полн бравады…
Алексей начал цитировать стихи любимого поэта. Выбрал из кучи разбойника помоложе и волоком потащил его на кухню.

* * *
— Я снова у себя в квартире. Испытуемые живы и по-прежнему находятся без сознания. Начинаю секретный эксперимент с живой материей, — произнес заговорщицки Рязанцев и довольно потер руки. Взглянул на часы… Секундная стрелка, вздрагивая, медленно ползла по кругу.

Странник взял веревку, связал ночных гостей из прошлого. Рты заткнул кляпом, чтобы не кричали если очнуться.

— Итак, в начале проводимых испытаний имеем: две мужских особи вида Хомо Сапиенс семейства гоминид бандитуус, отряд приматы обыкновенусы. Особо нервных и буйно помешанных прошу на время отойти от голубых экранов. — Он вспомнил неизвестно откуда всплывшую в памяти фразу. — А то мало ли, что! Кстати, беременным и детям до восемнадцати лет просмотр данной картины решительно запрещен!

После огромной подготовительной работы по проведению эксперимента, «фельдшер — лаборант» достал из морозилки сосиски и засунул их в микроволновку.

— Не подумайте, что я извращенец, — Он обратился неизестно к кому, когда сосиски поджарились, стали хрустящими и темно-коричневыми. — Просто есть сильно хочется!


— Внимание! — Алексей произнес вступительное слово для зрителей. — Сеанс, в формате Аймакс, объявляю открытым. Вся публика в нетерпении. Артисты — готовы? — Он посмотрел на связанных разбойников. — Готовы… Реквизит, декорации? Тоже…

Путешественник дотянулся до пульта и включил телевизор.

— Уважаемые зрители, сеанс может занять продолжительное время. Поэтому, в перерывах, вам будут предложены горячие закуски. Попкорна, к сожалению, нет. Будет колбаса… и пиво. Приятного просмотра… — Рязанцев достал из холодильника охлажденный напток, удобно расположился на диване и стал неторопливо потягивать чуть горьковатую пенистую жидкость.


Шум вечернего города доносился в открытые окна комнаты. Где-то далеко, за большими домами, шипя колесами, проносились на большой скорости автомобили. Еще дальше, среди зарева электрических огней, раздался гулкий шум едущего трамвая. У кого-то рядом в окнене громко играла музыка.

Прошло полчаса эксперимента — никаких изменений. Скиталец сходил в ванну, посмотрел на себя в зеркало — изменений нет. Прошел час. Потихоньку, потом всё сильнее и сильнее люди, лежавшие на полу стали стареть. Через два часа разбойники превратились в двух старых людей его возраста. Рязанцев тоже возвращался к своему обычному состоянию. Начала болеть голова. Через три часа он снова был прежним. Вернулись сильные головные боли, появилась отдышка. С подопытными ничего более не происходило. Все стало ясно.

Алексей открыл вход на лесную поляну. Вытащил обоих пленников туда. Сел под куст и стал ждать. Через полчаса стало заметно, что «ночные разбойники» становятся моложе. Через час они выглядели такими, какими он их доставил из Москвы. На лицах появились кровоподтеки. Люди очнулись, стали стонать. Испытатель развязал пленников и ушел к себе на кухню. Сегодняшние испытания портала принесли, следующий результат:

— Первое, путешественник имел возможность переносить людей туда — обратно во времени;

— Второе, гости из прошлого через час — два начинали стареть до его возраста;

— Третье, при переносе обратно они снова возвращаются в свое прежнее состояние.

* * *
«Спокойная ночь» не прошла бесследно для стольного града. Над белокаменными стенами Кремля тревожно звучал утренний звон колоколов. Малиновый перезвон небольших звонниц отражался от стен многочисленных построек и волнами тянулся вдоль Москвы реки. Над крышами теремов кричали и метались галки. Ветер непрерывно разносил людской гул по окружающему пространству городских улиц. Во дворе двуглавой церкви расположенной у Вознесенского переулка, на паперти с самого раннего утра заняла свои привычные «рабочие места» стая обшарпанных, страшенных юродивых.

Чуть в стороне от них собралась небольшая группа людей. Гостинодворцы, купцы и несколько деревенских мужиков воодушевленно слушали «правдивый» рассказ дьякона Аверьяна Синькина о событиях произошедших ночью.


— Знающие люди сказывают, что сокровищ там было невидимо, — тощий дьякон пересказывал писклявым голосом слухи гулявшие по Москве. — Он поднял руки, и большими кругами стал показывать необъятную величину богатства. Синькин втянул грудь в подтверждении своих слов, поднял длинный нос, подбоченился и перекрестился. — Вот, вам, свят! Так всё и было. Другие же шепчут, чито поганые везли цельный караван из Кукуя в Земляной город. — Рассказчик в очередной раз помахал «крыльями», перекрестился и продолжил ещё убедительнее. — Охранников они взяли — больше пяти дюжин. Причем половина — всадники.

— Их-х, песьи дети! — стрелец в сером кафтане удивленно крякнул. — В народе горе — жития нету. Каждую копеечку считаем. А у них, иродов золото мешками сыплется? Забодай их корова — небось, у самого царя наворовали?

— Ясно дело — немчины беспредел учудили, — купец в бордовом кафтане поддержал стрельца. — Разве по чести — столько возьмешь?

— А пошто они злато волокли в Земляной город? — обратился к церковнику плешивый мужичок. Он был весь оборваный, в сермяжной рубахе, едва прикрывающей его наготу, в синих дерюжных портах, которые сползали и обнажили часть его ободранной спины. — Нешто хотели раздать простолюдинам?


Перебивая секретный разговор, на соседней часовне зазвонили колокола. Собеседники степенно повернулись в сторону крестов, скинули шапки и возложили крестное знамение. После чего продолжили слушать правдивый рассказ дьякона.

— Тайное хранилище хотели создать — аспиды. — Аверьян правдиво выдал главный секрет иноверцев. — Цельный подземный городище выкопали. Одних только секретных комнат аж но пять штук приготовили.

— Батюшки светы! — удивлению купца не было предела. — Чур, меня! Избави бог от напасти! Когда же они успели — ироды?

— Надысь всё было, — дьякон пропищал в ответ. Он шумно отсморкнулся и вытер рукавом нос. — Удумали хитрость заморскую. Работали быстро и по ночам. А злато-серебро в мешках по улицам тайно носили. Если, что — кто спросит — то нет ничего! Или кажут — навоз.


Все удивленно уставились на служителя церкви. Мужики зачесали затылки. Такой подлости от жителей Кукуя никто не ожидал.

— Про злодейство со стороны нехристей тати прознали, — Синькин повествовал, гордо подняв подбородок. — Две недели на разбой лучших собирали. Ножи с топорами точили. Гонцов засылали, засаду готовили. Только немчишки смекалистые оказались. В последний момент караван разделили и поехали по разным улицам.

— Оть же, страсти какие! — плешивый приподнялся с кучи. С испугом в глазах перекрестился. — Говорят, давеча курица петухом кукарекала, верная примета… — хорошего не жди. Вот наши и не успели!

— Ты, чаго мелешь? — один из стрельцов грозно взглянул на юродивого. — Типун, тебе на язык! Ты, кого нашими назвал? Разбойников, татей, душегубов?

— Ну, не охальников же, — плешивый съязвил в ответ.

— Эти наши! Тьфу, ты — тати-греховодники проклятые, — служитель церкви несколько раз наложил на себя крест. — Брань устроили поганым спозаранку. А потом как начали иродов гонять по всему городу. Три раза за подмогой бегали. Четыре раза не тех хватали. Потом не там отпускали. Только под утро загнали проклятых в закуток. Хотели всех перебить сразу. Но хитрецы выставили поединщика — богатыря Фон Штольца. Со стороны варнаков вызвался Миха Кривой.


— У него самый большой нож за Москвой-рекой! — плешивый мужик восхищаясь умением разбойника, снова влез в разговор. — Судачат, что он рубит деревья им — как топором! Такмо, ему человека прибить — все одно как комара прихлопнуть!

— Не помогло одноглазому его оружие, — дьякон тяжело вздохнул и снова несколько раз перекрестился. — Не выдюжил окаянный в бою с супостатом. Немчина выхватил золотой меч и убил всех. Сперва Миху, потом остальных татей. Говорят, кровушки пролилось много. Вся Солянка и ближайшие улицы красные. До сих пор мертвецы валяются по всей Москве под заборами.

— Это, что получается, братцы? — купец заволновался. Он радостно оглядел собеседников. — Теперяча в городе разбойников нетути? Он довольно хлопнул в ладоши и стал их тереть друг об друга. — И у поганых всё богатство пропало? Эка божья благодать!

— А с сокровищем как? — мужик в потрепанном кафтане перебил купца. — Куды оно подевалось?

— Сказывают, исчезло вместе с Фон Штольцем, — Аверьян красноречиво развел руки.


Во дворе церкви на несколько минут установилась тишина. Каждый из слушателей переживал полученные от дьякона известия по-своему.

— Да-а! Вон, оно как бывает! И нашим ничего и немчины остались без своего, — плешивый мужик подвел итог рассказа.

— А я за такое богоугодное дело… Николаю Чудотворцу свечку поставлю, — купец радовался хорошей новости. Его лицо светилось от счастья. — Эх, нет! Даже несколько свечей…

Глава 5

Солнце висело над Москвой яркое, теплое, ласковое. Оно освещало десятки тысяч домов и домиков, теремов и хором, сотни церквей и монастырей. Тут и там к небу тянулись кресты на луковицах церковных куполов. Дома теснились один подле другого только в Кремле и прилежащих улицах, а дальше, за городской стеной, они полнели, раздавались вширь и глубину. Утопали в зелени садов и огородов. Многие хоромы были в две и три кровли, с острыми крышами и затейливыми флюгерками. То там, то здесь встречались каменные богатые палаты бояр или терема зажиточных купцов. В каких-нибудь двух верстах на зеленом холме прятался среди деревьев белый собор или храм. Чуть вдали виднелся краешек кремлевской стены. Ну, а за ней уже шумел торговый люд.

Настя Матвеева не торопясь шла по московским купеческим рядам. Был ранний, субботний день. Они с подружкой Полиной Бояриновой сегодня решили прогуляться по рынку, посмотреть на новые товары, диковинки, ценности. Приценится к чему-нибудь интересному, увидеть что-нибудь необычное. Позади них приглядывая во все глаза, следовали опекунши девчонок.

Красная площадь Китай города бурлила, кричала, двигалась…

Эй, шевелись, подходи, не скупись!
Гей-гой, выбирай честной народ!
Кажи товар красный,
Наряжай люд сермяжный!
Озорные выкрики, шумные прибаутки, бойкие зазывалки, людской гомон доносился со всех сторон торгов.

А вот вам, орехи — девичьи потехи!
Эй, теща дорогая, для потехи — грызи орехи!
Из-за прилавков постоянно выбегают зазывалы. У гостиного двора толпы бородатых купцов в разноцветных кафтанах и в меховых шапках осаждают прохожих, предлагают товар, голосисто расхваливают его и чуть ли не силком зазывают покупателей.

Ай, мотри, мотри, бери — комарики, мухи, комары!
Ягода винная — еда дивная — дивчина полюбит миловидная!
Рев скота, колесный скрип. Куда ни глянь, в разные стороны тянулись ряды с амбарами, лавками, шалашами, печурами. И возле каждого из них толпяться зеваки. Кругом снуют стрельцы и ремесленники, деревенские мужики, приехавшие на торг, попы, монахи и приказной люд, подвыпившие гулящие женки, истцы и земские ярыжки, божедомы.

Промеж рядов юркие мальчишки-лоточники с блинами, пирогами, со студнем. Прямо на дороге сидят нищие, калеки. Мимо прохожих постоянное движение — возы с товаром, телеги с сеном, досками, камнем, кареты знати, всадники…


Молодой шестнадцатилетней девушке редко выходившей из дома, базар казался большим, неведомым миром. Здесь всё было ново, интересно, захватывающе. Но помимо необычных вещей, выставленных на продажу, Настя любила рассматривать публику, которая встречались ей по пути — прохожие, купцы и покупатели, простые горожане и приезжие гости. Ей нравился лихой, разухабистый шум, сплавленный из выкриков и прибауток торгового люда, из громкой, но беззлобной ругани покупателей. Девушке было интересно угадывать, кто эти люди, чем они занимаются.

— Вот, стоит, торгуется степенный мужчина средних лет с короткой стрижкой, — красавица присмотрелась к прохожему. — На нём расписанный золотой нитью синий кафтан с высоким богато расшитым воротником — козырем. Красные сафьяновые сапоги. Уверенный взгляд. Аккуратно подстриженная борода. Красивый баритон. Это купец. По говору понятно, что не москвич. Позади него колготятся два приказчика. Слушают внимательно, обсуждают товар. Понятно, успешный делец. Приехал, скорее всего, с Новгорода или из Костромы. Присматривается, что есть на рынке, а чего нет.


— Ой, какое чудо! Настенька, посмотри какая прелесть! — Полинка перебила размышления подружки. Она остановилась у палатки с восточными украшениями. Присмотрелась и уже на что-то «положила взгляд».

— … Сережки, бусы, запястья, зарукавья, — полный человек в цветастом восточном халате и большом белом тюрбане громко кричал, зазывая покупателей.

— Ух… ты! Ладные! — Полина стала продвигаться к лотку с блестящими изделиями. — И вообще, тут всё такое — миленькое, ладненькое! Можно взглянуть?

— Подходи красавица! — сразу же захватил наживку лавочник. Он прижал большую волосатую руку к сердцу. — Самые лучшие товары специально для тебя! Привез из далекой Персии. Дабы усладить прелесть твоих глаз — светом алмазов блестящих на ночном небосклоне. Купи и будешь сверкать как яркая звезда в безлунную ночь.

— Ой, Настя, как сказывает чудно… И главное, всё про меня — правда! Давай подойдем, глянем, — подруга запричитала, представляя себя самой красивой во всех разложенных на прилавке украшениях.

— Ну, не знаю… — Анастасия не соглашалась. — Ещё не успели толком пройти по рынку, а ты уже всему веришь. И… собралась что-то мерить?

— Так! Нам надо обязательно зайти в эту лавку! — требовательно произнесла Полина, видя, что подруга не поддается на мягкие уговоры. — Погляди, как много народу. И все хотят что-то купить. Разберут ведь всё! И нам как всегда ничего не достанется.

— Пойдем, немного пройдем. — Настя убеждала подругу отправиться далее. — Дальше интереснее будет. Кто в нижних рядах выбирает? Лучше и богатые ряды в центре.

Полина не сразу согласившись, двинулась за подругой.


Вдали, на свободной площадке торговый люд сгрудился плотным кольцом. Над толпой высился конный бирюч в красном колпаке. Девушки не спеша протиснулись вперед. Прислушались к объявлению. Глашатай зычным голосом читал царский указ. Он сулил награды, прощение старого воровства и попустительства тем, кто сыщет несметный клад и сдаст его в приказ.

Настя прислушалась к словам царского холопа. — «За объявление злата-серебра от Великой Государыни будет награда! — Бирюч повысил голос и закончил. — А за сокрытье — горькое битье батогами и яма».

Молодушки аккуратно обошли группу, и пошли далее.

— Вон, быстро идет долговязый иноземец в зеленом камзоле, помятой треуголке, — юное создание вновь выбрала интересного персонажа для осмотра. — В своих коротких штанах, серых чулках и длинном парике он похож на цаплю. Лицо серьезное. Такой смешной — недотёпа. Вышагивает как будто на ходулях. Торопиться. Наверное, спешит по важному делу. Ясно — представитель иноземной компании. Скорее всего — бука. Даже не смотрит ни на кого!


— Ах! Вот, это да! Настенька, какое чудо! Ты посмотри красотища, да и только, — подруга снова оторвала девушку от мыслей. В этот раз она указывала на необычную материю в лавке купца по продаже тканей. — Ух, ты! Она ещё и блестит! — Полинка чуть ли не прыгала от восторга.

— Золотно сукно из заграницы, — продавец тканей завелся с «полоборота», увидев интерес девушек.

— Тятенька «грит», что мне идет всё блестящее. И красное и зеленое и «голубо»! И вообще, если из него пошить платье… то я в нём… Я в нём… Буду краше всех! Так… надо прикинуть, — подруга решительно пошла к столу, на котором лежали отрезы материи. Строго осмотрела лубяные коробьи, где были разложены холсты и нитки. — Токмо вот к нему надо ожерелье надеть, да серьги самоцветные… А Опосля… Щеки набелю, нарумяню, брови сурьмой подведу — да потом, буду самая…


— В одежде из этой ткани Вы будете самой красивой в Москве… — купчина опередил модницу. Он озорно прищурил глаза, тряхнув русыми кудрями и, запел соловьем, почувствовав потенциальных покупательниц. — Специально для Вас — лучший материал из Голландии. Все женихи — ваши!

— Ах, из самой Даландии, — глаза юной покупательницы заблестели. Она кокетливо заморгала ресницами. Глубоко вздохнула. Чувственно приложила ладонь к груди.

— Сносу не будет, — купец начал разворачивать отрез и наматывать себе на руку. — Не рвется, не выцветает. Прочное. Попробуйте на ощупь… — какое мягкое сукно!

Суконщик подошел к манекену и начал на него красиво наматывать яркий материал.

— У меня на той неделе сама Анна Гавриловна Шуйская два больших отреза купила… Просила больше никому не продавать. Но разве могу я отказать таким красавицам! Берите. По цене договоримся. Платье, сшитое из него носить только на большой праздник или одевать на царский пир.

— Полина, мы просто смотрим, а не покупаем. Пошли, давай дальше. Все равно у тебя нет денег с собой, — Настя потянула подругу за рукав.

— Да! — от досады чуть ли не плакала девушка, отходя от понравившегося ей товара. — Вот приду домой, упаду в ноги папеньке. Попрошу, чтобы непременно купил мне такой ткани… И обязательно много украшений взял у того — первого купца. Он мне обещал, что я буду самой красивой.


А вот про этого молодого парня она толком ничего сказать не могла. Вроде обычный, белобрысый, синеглазый… Ну не чего так… — миленький. С ямочками на щеках. Смотрит так… Покраснела… Отвела от незнакомца взгляд. Смотрит так… На всех… Непонятно. Приятно улыбается. Чем-то привлекает. Чуть выше среднего роста. Бороды ещё нет. И… выглядит странно.

Первоначально Настена подумала, что это обычный заморский купец. Присмотревшись поближе, заметила интересные особенности. Его одежда и поведение отличались от местных торговцев. Ходит по рынку неуверенно, будто попал на него в первый раз. Не знает как себя вести, как задавать вопросы и торговаться. Незнакомец двигался между торговыми местами рывками. Сперва ускорялся потом притормаживал. Было ощущение, что до этого он жил в другом месте, в другой местности, где всё происходит в другом ритме… Он все делал быстрее… Говорил, смотрел, передвигался. Его поведение было не похоже на поведение присутствующих. Никто в Москве себя так не вёл. И ещё, главное… Он много улыбался. Он слишком много улыбался… И чем-то располагал к себе людей.


Присмотревшись к незнакомцу повнимательнее, Настя с удивлением заметила, что постепенно поведение парня стало меняться. Он стал медленнее двигаться, говорить, принимать решения. Появились движения, навыков которых раньше не было. Ощущалось, что от лавки к лавке он начинал подрожать поведению московских купцов. Более того казалась, что он даже говорить и рассуждать стал как коренные горожане. Привиделось, будто человек постепенно из одной актерской роли вживается в другую. Он не спеша срисовывает манеры, повадки, привычки людей с которыми общается. Переносит их на себя. Оценивает. Пробует. Ненужное отбрасывает. Постепенно незнакомец накладывает штрих за штрихом на свой образ. Причем делает это незаметно, не торопясь, переходя от одной лавки с товаром к другой. От одного поведения к другому. Вот он стал дергать плечом как купец, стоявший у посудного амбара. Ему это не понравилось или его образу не подошло. Вот он стал покачивать головой, и торговаться до последнего как приказчик из лавки с заморскими пряностями. А теперь точно так же машет руками и недовольно сплевывает как торговец из оружейной палатки, с которым они чуть не повздорили. А вот, как будто случайно, его синие, глубокие как омут глаза, так нежно и ласково остановились на ней, что она вздрогнула и не смогла долго выдержать этого взгляда. Чаровница покраснела и смущенно отвернулась.


Он улыбнулся, заговорив о товаре, с очередным приказчиком. Стал вести себя уже как обычный московский лавочник, неизвестно зачем одевший иноземный халат. Это было странно. Это было непонятно… Но, это было так интригующе любопытно…

— Интересно, что же будет дальше?

Не обращая внимание на то, что происходит на рынке, Настя как привязанная козочка шла на расстоянии за незнакомцем и наблюдала за ним. Буквально на миг его заслонила фигура напыщенного боярина важно шествующего в большой соболиной шубе. Он заносчиво и колюче посмотрел на подруг, после чего пошел дальше. А увлекший красавицу молодой мужчина просто исчез среди толпы. Миг назад он был, а теперь его уже не было. Она остановилась у лотка с какой-то посудой и начала вертеть головой в поисках удивительного незнакомца. Его нигде не было.

— Как же так? — Анастасия подумала недовольно. — Чудеса какие-то. — Она остановилась посередине торговой улицы и расстроено потерла нос. — Ну, вот! Такую интересную игрушку — забаву потеряла. — Девушка надула губки, расстроилась.


Минуты через три она постаралась перевести внимание на других людей.

— Вот, стоит полный иностранец в парике. В руках очень большая шляпа. Иностранец как иностранец. Лицо как слива. Болеет он наверно. Или вина много пьет. Нет! Тот был интереснее… Разговаривал так необычно, ямочки на щеках, — вздохнула Настя и снова непроизвольно посмотрела по сторонам в поисках запомнившегося человека.

— А вот, напыщенный молодой дворянин в кафтане с золотыми шнурами. Глаза такие колючие. Сапоги все в грязи! Нет, тот был привлекательнее и милее. Улыбался так… Голос у него такой… запоминающийся. Глаза такие… синие, — тяжело вздохнув, девушка продолжила идти вдоль рядов. Она, по-прежнему не обращая внимания на товары предлагаемые купцами. Образ незнакомца никак не выходил из головы.

— Настёна, смотри какая прелесть! — подруга увидев что-то, снова попыталась привлечь внимание.

— Полина! Отстань… Настроение пропало гулять сегодня, — девушка расстроено сообщила новость подруге. — Я пожалуй пойду, домой. Да и голова у меня заболела.

— Как домой? — спутница непонимающе уставилась на Настену. — Мы же зашли только!

— Матрена, — больная обернулась к опекунше. — Вертай назад. Идём домой!

* * *
В торговых рядах было тесно. Со всех сторон грохотали возки, телеги, запряженные либо одной, либо двумя лошадьми. На телегах везли всевозможные товары. Белый камень для постройки церквей, барских палат, кирпичи, доски и бревна. В многочисленных торговых местах выставляли глиняную посуду и новые осиновые бочки, заморские ткани и местную пшеницу.

Выставленный на продажу товар поражал разнообразием. Шапошники, сапожники, кнутовщики, скорняжники, кафтанщики, златокузнецы, суконщики, иконописцы заполонили многочисленные лавки, палатки, шалаши. Все с лукошками, коробами, корзинками, кадками, мешками.

Стаи вертлявых воробьев суматошно перелетали густыми стайками с одного места на другое. Открыв рот, множество зевак ходили по мясным рядам. На железных крюках висели огромное количество только, что освежеванных коров, быков и баранов. Мясо продавали не на вес, а приблизительно, большими кусками. За мясными тянулись обширные соляные и рыбные ряды.

В одном месте посетители с удивлением, как в зоопарке, рассматривали большого, в человеческий рост, живого осетра, привезенного с верховьев Волги. Он помещался в деревянном корыте, наполненном водой. Чуть дальше купцы-рыбники торговали паюсной икрой в огромных пятидесятипудовых бочках… Одним словом, чего тут, только не было!


— Ну, и что же мне продавать в этом времени? — Алексей в очередной раз задал себе животрепещущий вопрос. — Вот скажите, дорогие мои москвичи? Что вам опять не хватает? — Путешественник окинул взглядом множество торговых лотков с различными товарами. Посмотрел на огромное количество покупателей сновавших в поисках товаров туда-сюда без перерыва. Задумался. — Уже полчаса хожу по базару. Смотрю и думаю. Думаю и смотрю. Вот, всё же у вас есть! — Для этого времени естественно.

Взгляд путешественника прошелся по многочисленным навесам. Осмотрел стоящие возки и телеги с разношерстным товаром. Заглянул во двор ближайшей церквушки, где гнусавили нищие, наперебой показывающие свои увечья. Остановился на пьяном мужике, мирно бредущем куда-то вдоль рядов.

— Может, как Аль Капоне построить для вас уникальный самогонный цех? Организовать подпольный синдикат? И реализовывать виски, в бутылках запекая их в батоны хлеба. А что? Сразу выпивка и закуска, — странник представил себя таким напыщенным Доном Алексео сидящим в звездно-полосатых штанах с дымящей сигарой на кушетке под пышными пальмами (по-нашему под ветвистыми березами).

— Скучно! Ни какой романтики… Гангстеров нет. Криминальных разборок нет. Полиция про нас гангстеров вообще ни слухом, ни духом… Да её самой ещё нет… Из всех проблем вырисовывается только одна… и большая — монополия казны… — Рязанцев даже остановился от глубины своих идей. — Ой, повяжут меня сиротинушку или упекут куда подальше. А может… и сразу лишат всех органов по очереди… Игры с государством обычно так и заканчиваются!


Торговая площадь кипела. Монеты скользили из рук в руки, товары переносились из лавок на повозки и обратно, а довольные сделкой купцы с покупателями хлопали друг друга по рукам, обнимались, целовались, осушали кубки с вином или пенистым медом, завершали удачные сделки.

Путник шел вдоль торговых рядов. Он внимательно осматривал товары. На против него остановилась крупная полнощекая женщина в высокой меховой шапке с лотком. Её лицо было забелено румяной до такой степени, что она походила на мумию или Марфушу из сказки Морозка. Женщина наметила потенциальную жертву. Решительно приподняла грудь и начала очаровывать незнокомца. — Молодец желанный, красавчик синеглазый, купи жемчужку для почина! — Задорно произнесла на распев бойкая продавщица. Она легонько пдтолкнула Рязанцева локотком. — У нас жемчуг всякий: гурмицкий, скатный, кафимский, половинчатый! Купи, молодец, авось у тебя рука легка! Порадуй свою суженную — ряженную!

— А, что? — в голове пришельца родилась уни-квази-супер идея. — Может пойти по стопам Остапа Сулеймана Бендера? Завести невесту в городе, среди знати — побогаче. Какую-нибудь потомственную в седьмом «колене» москвичку (На худой конец в пятом «локте» жительницу Подмосковья), осчастливить её браком и жить себе припеваючи. — Путешественник с азартом продолжил беседовать сам с собой. — Нет! Опять уныло и неинтересно. Достанут ее родственники с приемами и балами. Потом жена заведет какого-нибудь садовника или массажиста. У них закрутится бурный роман. Затем она умрет от яда, подброшенного на кушетку. В итоге во всем обвинят собаку троюродного брата от старшей сестры… В конце концов, я проиграю её деньги в карты, разорюсь и с горя сопьюсь… Нет! Скучно, банально и тоскливо как в дешевом, бульварном романе, — Алексей печально вздохнул, после чего наигранно расстроился.


На мгновение взгляд Рязанцева выхватил из толпы полного, сутулого человека в длинном черном камзоле с большой кожаной сумкой.

— А может мне как Нострадамусу или Калиостро стать великим оракулом, прорицателем и вершителем судеб, — пришла внезапно шальная мысль в голову. — Буду на слезах девственниц или на лепестках разрыв-травы предсказывать землетрясения, цунами, падение метеоритов. Провозглашу себя великим кудесником Алексисум Воронсоусом — Вершителем судеб, мира и вселенной. (Здесь, по задумке в честь выдающейся особы должна была ударить молния или захлопать на небе гроздья салюта…) Словно в подтверждение его мыслей три деревянные церкви на возвышенном холме дружно затрезвонили в колокола.


Убаюканный этой сладостной мыслью, путник важно задрал нос и попытался напыщенно посмотреть на всех прохожих — букашек сверху вниз.

— Нет, не пойдет, — внутренний голос снова возмутился и вернул путника с небес на землю. — Загоняют тебя Леха по пустякам ничтожные королишки со своими хотелками. Так и будут постоянно дергать со всех сторон… О, Великий! Будет ли в этом году война? А в следующем? Если войны не будет, может тогда жениться? А на ком жениться? Воистину ты всегда прав! О, премудрейший! Да! Кстати… А что делать со старой женой? И… так далее, и тому подобное с ночи и до утра. Так всю свою космическую энергетику на всякую чепуху и потратишь!

Странник недовольно фыркнул. Он в очередной раз отмахнулся от приставшего нищего калеки. Важно стряхнул с себя пыль.

— А вообще, это опасное дело! Нашлют порчу, проклянут. Илипридадут анафеме и сожгут на костре как пособника Дьявола. Служителям Церкви всегда не нравились шарлатаны, особенно если они не из их коллектива.


От тяжелых размышлений как принести народу светлое и счастливое будущее Рязанцева отвлек чужой заинтересованный взгляд. Неприятный холодок пробежал по спине скитальца. Один из боевых рубцов полученных в прошлой жизни предательски зачесался. Путешественник почувствовал слежку. За ним не просто следили. Его профессионально вели.

— Ни чего себе! — вояжер воскликнул недовольно. — Здесь-то откуда?

Всё его наигранное, расхлябанное состояние сразу улетучилось. Это были уже не шутки и не отпуск, который он себе представлял, дурачась на каждом шагу… Это было серьезно. Чутье Рязанцева никогда не подводило.

— Так! Выпрямились, огляделись, рассчитались по порядку и… работаем! — Алексей собрался и начал действовать привычно по отношению к создавшейся ситуации.


Первым делом странник, внимательно осмотрев присутствующих людей. Быстро выяснил, что им интересуются три человека. Первым претендентом был липовый одноногий. Этот нищий калека тащился за ним уже метров тридцать, зазывая зайти в ближайшую церковь. Он что-то подозрительно сильно кричал, страшно скрипел гнилыми зубами и обещал закусить какой-то калач. Попрошайка настойчиво пытался схватить Рязанцева за ногу. Затем пожелал с мясом оторвать у путника рукав. В конце своей просьбы он просто вцепился в одежду, изображая прицепной вагон. Рязанцев незаметно заехал кулаком ему в ухо.

— Жаль! Не успел узнать, следил он за мной или нет? — хорошая «мысля» слишком поздно пришла в голову путника.

Убогий громко плюхнулся в лужу за каким-то прилавком и мирно принялся стонать, наслаждаясь нирваной водных процедур.

— Не он, — следопыт произнес с сожалением. — А так был похож… — Обрубив первый хвост, ощущение слежки у путника не пропало, а только усилилось. — Ой, не к добру это! — нехорошие мысли снова полезли в голову путешественнику. И он стал ещё пристальнеё осматривать присутствующих.


Вторая жертва обнаружилась довольно быстро. Ей была признана колоритная фигура напыщенного иностранца в пенсне. Очкарик задрав нос, подозрительно долго с пренебрежением рассматривал Рязанцева. Он даже какое-то время шел в его направлении.

— Итак, самые точные приметы слежки, — странник начал рассуждать… — Первое, проявляет интерес больше обычного; Второе, делает вид, что интересуется не мной, а другими; Третье, он просто вызывающе ведет себя и поэтому мне не нравится!

Интерес четырехглазого иноземца продлился до группы бродячих артистов. Они шумной толпой двигались навстречу. Лицедеи прыгали и веселились вокруг привязанного живого медведя, наряженного в красную рубаху. Косолапый метался из стороны, в сторону пугая зрителей громким рычанием. Публика аплодировала, визжала от страха и кидала мелкие монеты в благодарность.

В порывах радости кто-то из зрителей или артистов очень сильно пнул немчину по ноге… два раза. Скорее всего, это был медведь. Уходившему от погони беглецу, не удалось хорошо рассмотреть подробности этого события.

— Шмэрц! Хафт! Шайзе! — немец громко завопил, восхищаясь игрой актеров. — О, майн гот… Швайне! Затем в крайне язвительной форме на родном языке начал возмущенно рассказывать занимательные истории про своих знакомых и близких родственников.

Путник оставив потерпевшего наедине с ликующими зрителями, пошел дальше.


Чувство слежки по-прежнему возрастало. Оно уже издевалось над странником. Можно сказать более — смеялось ему в лицо.

Третьей — самой приятной из всех изучающих его поведение наблюдателей была милая, молодая девушка. Стройная красавица в жемчужной повязке, в камчатой узорной ферязи и в бархатном кафтанце с кручеными золотыми застежками. Обутая в сафьяновые сапожки с голубыми нашивками, она шла на небольшом расстоянии с подругой и постоянно бросала заинтересованные взгляды на молодого гуляку.

— Интересно? — Алексей начал рассуждать, внимательно разглядывая товары на лотке. — И в каких только оранжереях и парниках выращивают таких красавих незнакомок. Чем их кормят, поят, какой климат создают, чтобы такой нежной была кожа, такими шелковистыми волосы, такими стройными и породистыми ноги?


Рязанцев внимательно огляделся по сторонам. Убедился, что преследовательница одна. Она была не опасна. Причем вела себя столь не профессионально и расхлябано, что ему стало жалко девчонку. А через несколько шагов он даже стал сочувствовать и оправдывать её. Более того благополучно «закрыв» «ноющую проблему», он спокойно начал адаптировать ситуацию под веселую «шпионскую» историю в духе современного криминального романа.

— Ну, допустим… Пусть она будет… — двоечница и легкомысленная красавица!!! — Мысли нашего героя «пошли гулять в нужную для него сторону» и стали наполняться яркими, красочными переживаниями. — И не просто красавица, а настоящая «фотомодель». Мало ли их было, на моём пути!!! — Путник томно вздохнул, вспоминая дела минувших дней.


— Хорошо начал! Продолжай! — похвалил себя «фантаст — новатор». — И пусть она будет не просто двоечница, а несчастная абитуриентка, которая приехала из деревни и не поступила в какую-нибудь Гнесинку. Ну, не удалось, этой лопуле — красатуле стать актрисой или певицей!!! Пришлось временно устроиться в сыскное агенство на полставки. И теперь, в качестве выпускного тестирования, ей поручили незаметно проследить за кем-нибудь из посетителей рынка!

Рязанцев остановился у прилавка с одеждой. Он продолжил, незаметно, краешком глаза увлеченно рассматривать преследовательницу. Девушка была чертовски хороша: Огромные глаза, отороченные густыми мохнатыми ресницами, опущенными долу и оттого казавшимися ещё длиннее, просто магнитом притягивали взгляд.


— Только, вот «жаворонка» ты выбрала не по своему уровню! — строгий преподаватель подвел неутешительный приговор выпускного экзамена. — Рано тебе ещё со мной «в догонялки играть». Признаем, сегодня ты провалила экзамен! — Алексей аккуратно обернулся, чтобы не заметила, что смотрит на нее. — Хотя надо признать — старалась. — Он досчитал до трех…

— И все-таки она красивая! — путник оглядел чаровницу восхищенным взглядом. С удовольствием скользнул по хорошенькому личику и, словно раздевая девушку, медленно прошелся по всей ее худенькой фигуре. Задержался на высокой, красиво очерченной груди, на линиях которые не могло скрыть длинное и плотное по тем временам платье. Дорисовал на изгибах крутые, аппетитные линии бедер… Задержал дыхание от наслаждения, запоминая сладкий девичий образ, а затем резко метнулся в сторону. Он на мгновение прикрылся каким-то мужчиной в богатой шубе. — Чертовка! Слишком хороша! — Предательски промелькнула крамольная мысль.


«Джеймс Бонд» затаившись за каким-то полуразвалившимся сараем, стал внимательно смотреть на преследовательницу.

Девушка потеряв игрушку, сильно расстроилась. Начала вертеть головой, недовольно оглядываться.

— Эх, ты — ворона! — «довольная» мысля «удачно расположилась» в голове путника. Он улыбнулся. — Нет… ворунушка. Ну, кто так ведет клиента? Учиться тебе и учиться. — Рязанцев поменял место наблюдения и потихоньку начал двигаться за «Машенькой — растеряшенькой». — Вот, рано… Рано тебя — птенчика желторотого на слежку в город выпустили. Вам, красатуличка ещё месяца два устав позубрить… Потом месяца четыре физику подтянуть. Кроссы там — по полигону побегать, маскировочку поизучать, языки иностранные отшлифовать — рассуждал профи, откровенно любуясь неудачными попытками юной сыщицы отыскать его в толпе.


Тем временем девица не прекращала свои поиски. Металась из одной стороны в другую. Внимательно осматривала проходящих людей. Даже что-то спросила у продавца в посудной лавке, а затем у своей подруги. Не найдя его, сильно расстроилась. Окликнула свою надсмотрщицу и куда-то быстро пошла.

Пришелец двинулся следом. По ходу движения он отставал от женщин, затем вновь догонял. Парой подходил так близко, что если бы «двоечница» обернулась в тот момент, то увидела его на расстоянии вытянутой руки.

Незнакомка шла по улице и, ни на кого не обращала внимания. Дойдя до ворот большого дома, зашла внутрь и громко захлопнула дверь перед самым носом Рязанцева.


— Леха? Я вот сейчас не понял? Это, что было? — скиталец удивленно спросил сам у себя.

— Что? Что? — ответил он вопросам на вопрос. А потом зачем-то вздохнул…

— Зато теперь я знаю, где эта лапушка живет! — туманная поволока наползла на глаза путешественника. Сердце защемило неясным томительным предчувствием. В душе что-то больно заныло и заскребло. Как бывало ранее в далеком, уже казавшемся подернутым смутной пеленой времени, будущем.

Глава 6

— Нет! И еще раз нет! — Прохор громко кричал, активно жестикулируя руками. — Иш чаво удумал аспид проклятый! — У него добавилась моторика и слюновыделение. — Ты меня на всю Москву осрамить хочешь? — Поднялись брови, появились морщины на лбу, стал дергаться левый глаз, а может и оба сразу.

— Дык… оно… как бы… — Рязанцев что-то пытался вставить в разговор.

— Ах же, ты, змей лютый! — Торговец стал красный как рак. Не мог выдохнуть воздух от переполняющего его грудь возмущения. — И откель же ты на мою голову такой взялся!

— Вроде… как бы… недавно… на дороге познакомились, — снова безуспешная попытка со стороны путника напомнить о своей персоне.

— Никогда! Слышишь! Никогда! — возмущенный собеседник ничего не хотел слышать. — Я, Прохор Коробейников — уважаемый купец из первой гостиной сотни не буду продавать ни женские волосы, ни мужские парики… Тьфу… Срам-то какой! Прости господи! — Он отвернулся от собеседника и начал креститься в сторону ближайшей церкви. — Как ты мог до такого додуматься? И откель в тебя такие мыслишки лезут поганые. — Купчина сплюнул и нервно заходил по комнате из стороны в сторону. Доходя до углов он круто поворачивался на каблуках. — Растревожил ты меня друг ситцевый! Верно сказывают люди добрые… — С рябым водиться — что в крапиву садиться! — Он расстроено замотал головой. — Я то думал, что ты? Твои родители? Что, мы с тобой!


— Да… их вся Европа носит! — вояжер во времени весело воскликнул. Он картинно замахал руками, изображая европейских модников. — Это же… Гламур…. шарман…. манифик! — Алексей едва успевал вставлять красивые фразы. Необходимо было, пока не поздно, произвести впечатление на купца.

— Вот и пускай они там хоть на головах скачут эти, нехристи… Прости господи грешную душу, — торговец вновь наложил на себя крест.

— Жаль! — выдохнул возмущенно Рязанцев. — Вот, не желает взрослое поколение в очередной раз поддаваться тлетворному влиянию Запада. Или хотя бы прислушаться к советам молодых.

— Да мы этих супостатов! — Коробейников не дослушав объяснений пришельца начал показательно выкручивать руками воду из тряпки. — Тьфу — Сплюнул он. — И… растереть.


— Эх, досадно, что Царь Петр ещё юн, — Алексей мстительно посмотрев на собеседника. — Ещё не принял законов своих. Ох, и задаст он вам купчишки… — дайте только время! Немного осталось… За всех нас отомстит — вундеркиндов непризнанных. Видите ли, ему мои гениальные мысли не нравятся. Да они просто опередили время свое, — он оправдывался перед собой. — Ну, ничего — ничего бороды он вам поотрывает. Вы не то, что парики — вы чулки разноцветные носить будете!

Скиталиц взял небольшую паузу. Мысленно, как в телевизионной рекламе, на время вышел из спора. Представил красивую зеленую поляну. Прошел на неё. Разулся. Уселся на траву и начал размышлять. — Ну и, что теперь предлагать? — Думал путешественник, искоса уставившись на Прохора. — Не скажешь ему… — А я весь день как проклятый… вместо маркетинговых исследований и анализа емкости московского рынка за хорошенькой девчонкой бегал. А она такая! Миленькая… Шпионка… Нет! Не поймет он такого поведения от сына заморского купца и возможно будущего компаньона.


— Хорошо, Леха… — ехидно включился в размышления внутренний голос странника. — Если твои планы Аз), Буки) и Веди) не понравились предложи ему гениальный план — Ку)… По старорусской кириллице кстати, он будет звучать… Гениальный план Рязанцева — Како. Именно так, в это время буква Ка читается). А что — шикарная идея! Заработаем кучу бабла. А может и бриликов целый вагон… Одним словом — действуй по наитию, а там разберемся. Да…. и не забудь в конце добавить, что это шутка, — раздалась в след уходящему поезду…

Слишком ПОЗДНО…


— Я предлагаю… заняться работорговлей, — Рязанцев произнес с придыханием, четко отделяя слова, друг от друга. — Закупим на восточном базаре крепких, полноватых, сорокалетних женщин и будем по одной красотке эксклюзивно продавать в городе.

Он улыбнулся, ожидая от купца соответствующей реакции на свои слова.

— А если торговля не пойдет? — странник задал вопрос сам себе. — То в нагрузку предложим что-нибудь малоценное… Верблюдов, например. А что? Женщина с верблюдом в Москве! — это звучит… гордо. Или как по-нашему… по иноземному (Чуть было не сказал по-бразильски) самый Хит продаж… Товар марки Бренд-до, — пилигрим произнес важно, показав глазами вверх.


От Коробейникова по-прежнему не было никаких сигналов.

— Да, тонкий английский юмор тут «по слогам» не изучают, — пронеслась в голове путника. — Попробуем другой — откровенно показательный с перегибом в сторону вульгарного.

— В хозяйстве, одинокого мужчины они просто необходимы, — юный коммерсант продолжал убеждать Коробейникова. — С верблюда, что можно поиметь? Шерсть, мясо, молоко… — Он взял паузу, чтобы набрать воздуха в лёгкие и продолжил. — С толстушек? — Путник с деловым видом, погладил подбородок, а затем для большей убедительности почесал затылок. — Думаю — тоже толк какой-нибудь будет. Прохор, поверь, они на Востоке, сейчас самый ходовой товар! Их хватают как горячие пирожки! Денег получим — немеряно.

— А! Каково? — барышник закончив повествование, выжидающе уставился на Прохора. — Ну, чего молчишь?


Купец остановился на половине пути, вышагивая по комнате куда-то в сторону неоднократно горевшего в будущем «Москва-Сити». Недовольно осмотрел «новостройку» (Ну, кто так строит? Кто так строит?). Потом перевёл взгляд на Рязанцева, удивлённо открыл рот и «выронил челюсть».

— Ляксей, у тебя с головой всё в порядке? — Прохор непонимающе посмотрел на умалишенного юнца. — Здаётся мне, что напало на тебя худоумие! Ты бы ещё снег предложил продавать или воду, или листья в лесу.

— Хорошо раз тебе не нравятся мои предложения то, я… — пойду искать клад! — непревзойденный талант решил ошарашить компаньона новой идеей.

— А-а-а, делай, что хочешь… — расстроиный Коробейников, махнул на него рукой. — Хоть кол на голове теши.


— Скажи, Прохор… — Алексей решил добить купца окончательно. — А где у вас карты зарытых сокровищ продают? Какие-нибудь старинные или современные? Главное чтобы богатства было поболе? — Пришелец развел руки как настоящий рыбак, показывая величину правдивого улова. — И чтобы добираться недолго? — Он авторитетно добавил. — Узнаю где клад. Съезжу туда — обратно по-быстрому. Выкопаю, мешков пять — десять того, что не глубоко зарыли. И буду продавать на радость себе и добрым людям!

Коробейников после «завершающих» слов неразумного дитяти стал пялиться на него будто тот чумной или прокаженный. А затем наконец-то захохотал. — Ну, если ты серьезно решил разыскать клад по карте, то тебе надо идти к цыганам… У них этого добра — хоть черпаком черпай. — Купец произнес, вытирая слезы от смеха.

— Понятно!.. — Рязанцев продолжил разговор ещё серьезнее. — А где искать цыган?

— Тю-ю — так тебе надо на Медынку, — хозяин дома хитро посмотрев на странника. — Там они всё лето стоят табором. Их там столько — сколько душе твоей в пользу.

* * *
— И где эту Медынку искать? — кладоискатель произнес по-деловому, как только вышел за ворота купеческого дома. Причем вышел так стремительно, что куры шарахнулись врассыпную вдоль улицы. Шелковистый петух кудахтнул и напружинился, подняв шпористую лапу. Гребень торчком, перья хвоста, как вороненые серпы, крылья веерами распустил.

Странник огляделся по сторонам, и неспеша, пародируя походку и поведение иностранного туриста, пошел в сторону первого встречного.

— Знать бы, что за зверь такой? И с чем его едят? Что, это? Площадь, улица, переулок или тупик? А может название рынка или местного транспортного кольца. Как бы мне добраться побыстрее, в ту местность?

Рязанцев задумавшись, остановился возле свежеустановленного частокола. Решил переждать, когда осядет туча пыли от проехавшей мимо кареты.

— Нет, какие-то идеи всё равно должны быть? — пришелец посмотрел по сторонам. Видимость по-прежнему была низкой. С трудом различались объекты. От пыли слезились глаза и першило в горле.

— Хотя бы с чего начинать? — Алексей прокашлялся и осторожно двинулся вдоль по дороге. — Например, возьмем за отправную точку движения, вот эту навозную кучу возле поваленного забора. Рядом припаркована телега с копной сена и спящим мужиком. Пускай это будет вход на станцию метро Киевская. Неспешным шагом будем двигаться к станции Красная Пресня. Вон, туда — к тем церквушкам. Поворачиваем, сразу налево от метро Краснопресненская — допустим за тем теремом с кривой крышей. И идем далее в сторону будущего Зоопарка. Доходим до улицы Зоологической. Там, скорее всего и находится Медынка. Она будет между Большой Грузинской и улицей Красина. — Скиталец старался запустить современный навигатор, двигаясь зигзагами к намеченной цели.


От группы всадников и прогромыхавшей большой боярской колымаги, запряженной шестеркой на славу откормленных, чубарых коней проехавших по улице снова поднялись облака пыли. Вдогонку проезжим понеслись ругательства со всех сторон. Грязный туман из дисперсных частиц замедлил продвижение странника. Он аккуратно, почти на ощуп обошел большущую лужу. Остановился возле мусорной кучи, рядом с которой валялись худые щетинистые свиньи. Внимательно осмотрел возникший просвет. Протер глаза и продолжил свои рассуждения.

— Ладно, начнем заново. Допустим, рядом с этим тыном в будущем будет ветеринарная клиника «Аристей». А библиотека имени Горького — вон, за той часовней. Значит Зоопарк будет… будет… — Алексей завертел головой, определяя его будущее положение. — Так, надо карту путеводителя по Москве перевернуть с верху вниз, определить где восток и снова продолжить орентирование. — Он мысленно перевернул «ЗD изображение». — Ну, вот этот терем и есть булочная «Сладкая сдоба», стоящая на перекрестке. Тогда, напротив, через улицу должен быть Зоопарк. А это, что за озеро заросшее тиной и камышами посередине Москвы? Озер в моем времени нет, точно! Так, всё заблудился. Пора спрашивать дорогу и орентир.

* * *
— Татька, подай…

— Подай на хлебушек, — чумазые, голопузые ребятишки трех — четырех лет намертво приклеились к страннику и весело бежали за ним следом. — Ну… дай… по-за-а-луста. Дай…. а?

Скиталец зашел в небольшой переулок, сплошь состоящий из цыганских кибиток, телег, разбитых повозок. Со всех сторон торчали какие-то вещи, тряпки. Кругом на веревках весела поношенная одежда. В воздухе стоял сильный запах дыма от многочисленных костров смешанный с запахом пота и нечистот. Изредка откуда-то из всего этого грязного многообразия выглядывало человеческое лицо. Что-то предлагало купить. Получив отрицательный ответ, снова пряталось за ширму лохмотьев и рванья.

— Молодец, купи коня! — молодая черноглазая цыганка в пестром, разноцветном платье перегородила дорогу страннику. Она оттеснила ребятишек. Потянула за уздечку и вывела старую облезлую лошадь из-за скрытых рядов. — Купи — не пожалеешь! Богатырский конь!

— Так! Опушки — воробушки! — Рязанцев задорно подмигнул черноволосой девчушке. — Где-то я видел уже эту картину? А вашего коня случайно… не Юлиусом зовут? Кстати он мне золото должен! — Путешественник ответил так, как было положено в мультфильме. — А вдруг это пароль? — Весело пронеслось в голове у него. — Старинный, цыганский, секретный, не меняющийся веками — пароль.


Молодица тут же замолчала и захлопала черными ресницами, ничего не понимая. Клиент вел себя непривычно. Сценарий, подготовленный заранее, для одурманивания встречных шёл наперекосяк.

— Ясно! — Алексей начал рассуждать про себя. — Классику советского анимационного фонда не смотрим. К нестандартному поведению потребителя — не готовы. Что делать дальше — не знаем. Эх, молодо-зелено! Пора добивать или уложить на лопатки. — Озорница, ты с ответом не торопись, сосредоточься. Я пока по табору погуляю. Глядишь к утру что-нибудь и сообразишь.

Девчушка испуганно попятилась и начала оглядываться в поисках поддержки. Помощь не заставила себя ждать долго. Пожилая цыганка видя, что у юной напарницы не получается охмурить простака, подскочила ей на помощь. Она была постарше и поопытнее.

— Красавец, позолоти ручку, — Наставница быстро заговорила с характерным певучим акцентом. — Дай я тебе погадаю. Всю правду расскажу… Что было, что будет… Ничего не утаю.

— Что было? Я и так знаю… — путешественник начал аргументировано отбиваться от женщин. — Что будет? Могу в библиотеку сходить или прочитать в интернете, Вы лучше скажите — кто тут у вас про зарытые клады поведать может? За ценой не поскуплюсь!

— Так ты сокровище ищешь? — цыганка фыркнула расстроившись. — Это тебе надо к Вариару — он диковинки продает… Пройди к тому шатру — там он. — Она показала на шатер, расположенный в центре стоянки табора.


Пришлось идти к пожилому цыгану, стоявшему возле шатра. Тот с усердием ковырялся в зубах старой лошади прутиком.

— Лошадиный стоматолог, — Алексей охарактеризовал про себя незнакомца. — Наверно коронки вставляет золотые или брекеты корректирует. Чтобы улыбка была голливудской — как у Дженнифер Лопес. — Путник авторитетно осмотрел встречного. Перевел взгляд на кобылу.

— Надо быть осторожным… — Рязанцев опасливо подумал про цыгана. — И зубы не показывать… А то — мало ли, что?

— Тэ явЭс бахталО, Вариатор, — поздоровался Рязанцев.

— Со ту КамЭс? — старик резко ответил, не ожидая от гостя фразы на родном языке. — Что надо? Откуда язык наш знаешь?

….. — Вояжер непонимающе повел плечами. С детства помню — друзей было много среди ваших — вот и запомнил.

— От меня-то, что нужно? — чавела строго свел брови.

— Сказали, место указать можешь, где злато — серебро закопано?

— Меня зовут Вариар…. - цыган поправил незнакомца. — И я много чего знаю. — Минуту или две он тщательно осматривал пришедшего. Оценивал его. Чего-то решал. — Деньги-то у тебя есть?


— Наши деньги всегда при себе, — искатель сокровищ похлопал себя по карману.

— Покажи, — цыган промолвил недоверчиво.

— Да, этого на мякине не проведешь… — Алексей охарактеризовал старца. — Хитрый жук. Стреляный. — Пришлось предъявить кошелек с деньгами.

— Ну, что же пойдем, поглядим, — старик направился в шатер. — Есть у меня на продажу старинная карта. — Цыган начал рассказывать чуть ли не шепотом. — В десяти днях пути отсюда стоит заброшенный женский монастырь. Там возле него, на старом кладбище есть склеп. Каждое полнолуние над склепом появляется зеленое зарево. Когда луна полностью откроется на небе, двери усыпальницы раскрываются и внутри захоронения виден зачарованный сундук. — «Будулай» взял небольшую паузу для создания должного эффекта. — Вот, в это время и нужно идти — забирать клад. — Он закончил свой зловещий рассказ и оглянулся по сторонам. — Я прошу двадцать серебреных гривен за карту. — Дед закончил своё повествование и уставился на Рязанцева, ожидая ответа.

— Ну, ни чего себе! Расценки у них! — внутренний голос вояжера возмущенно «затрындел». — В переводе на современный курс… За такие деньги… Я половину Румынии из Евросоюза выкупить могу! Или две Молдавии, вместе с Приднестровской республикой не пустить туда ещё лет двадцать.


— Видишь ли, Вариатор, — странник зашел издалека — где-то со стороны Румынских Карпат.

— Меня зовут Вариар, — старик вновь поправил собеседника.

— Ну да… — путник начал сопротивляться цыганскому гипнозу. — Я так и сказал. Я вот, что думаю… — Махинатор. А ну его этот монастырь! Там наверно зомби из усопших монашек вылезают по ночам. Они без мужиков за столько лет, поди, совсем озверели. А ну как не отобьюсь при полной луне и они запытают меня всей толпой… Да и ехать далеко… Давай, что-нибудь поближе и поспокойнее.


Вариар обиженно вздохнул и полез в другой угол шатра. Из-под цветных тряпок он достал потрепанный колчан и вытащил оттуда кусок ткани.

— Ладно… — цыган почесал нос, после чего чихнул от пыли. — Могу предложить священную тряпицу написанную кровью шамана. На ней указано место большого захоронения. — Старик зашепелявил загадочным голосом похожим на предсказание экстрасенса. — Есть заброшенный остров посреди безымянной реки. Там насыпан высокий курган. В этом кургане, под безымянным крестом есть могила старого вождя.

— Послушай Леха, похоже, нас опять разводят, — тревожные мысли проникли в голову путника. — Какие могилы? Какие курганы? На носу семнадцатый век заканчивается. Ни сегодня завтра… пылесос изобретут! А он мне лапшу на уши вешает.


— Знаешь, что, Вариар! — Рязанцев перебил старца на половине рассказа. — Меня снова гложут сомнения… Вдруг там на острове живет племя людоедов или диких амазонов? А у меня на них аллергия. Или окажется, что река не в ту сторону течет. А я на спине плавать не умею… — могу утонуть. Одним словом… Давай что-нибудь другое и попроще.

Пожилой продавец задумался. Долго что-то бурчал про себя. Затем посмотрел на скупого гостя, вздохнул и окончательно расстроился. Походил по шатру туда — обратно и полез в какой-то узел. Вытащил из него три берестяных грамоты. Выбрал самую облезлую и передал страннику… — Вот, последний вариант. — Он произнес отрешенно. — Стоит одну серебреную гривну — без торга… Либо бери, либо иди к другому!

— Ну, раз больше ничего нет, — искатель сокровищ показательно расстроился, а затем полез за пазуху и вытащил «последние» деньги оставленные на «черный день».

— Это старинное кочевое завещание, — старый пройдоха начал рассказывать о неизвестном предмете. — Тут на древнем цыганском написано… Ма… Мэ-рэ-дэ… Рисунок неразборчивый.


Дедок поднял свиток над головой и стал внимательно его рассматривать. — Ага, вот! Слухай!

Сейчас пойдешь отцедова — вон туда. Оттедова — вот сюда. Тама — вот такой вот сверток, и прямком по нему — на кручёную дорогу. Пройдешь по ней не далече десяти — пятнадцати верст от Москвы… Во поле, вокурат у елового лесочку стоит сухая береза. Отсчитай от березушки двадцать шагов в сторону восхода солнца. Дождись когда спрячется последний луч и копай до утра. На утренней зарнице произнеси заколдованное слово… Барш-марш-браж-бардих-марадж… И ты увидишь свое злато!


Рязанцев взял в руки старинный документ. Посмотрел на него. Покрутил. Подражая деду, поднял пергамент и попытался посмотреть сквозь него на солнце.

— А почему я ничего не могу прочитать? — у странника появилось устойчивое чувство, что его водят за нос. — Ничего не понятно? Где, тут про всякие… маржи-шмаржи написано?

— Прочитать пергамент может только истину знающий. Ибо это письмена древних кэлдэраров. А они, как известно, сгинули давным-давно, — дедок прошепелявил и важно поднял указательный палец к верху.

— А вдруг — там уже нет клада? — Алексей в последний раз попытался узнать что-нибудь толковое. — Времени-то прошло… сколько?

— Главное при поиске сокровищ это вера и усердие. Если они есть у тебя — тогда клад откроется. И чем больше у тебя вера — тем больше будет клад. Больше мне добавить нечего, — цыган важно произнес последние слова, после чего вышел из шатра.

* * *
Через сорок семь минут после выхода из шатра цыгана путник снова стоял на проселочной дороге. В том самом поле, где впервые появился в этом мире. За обозначенное время он успел добраться до нелюдимого переулка, открыть портал и переместиться домой. Дома пообедал, переоделся и подготовился к экспедиции. Алексей твердо решил найти ту самую приметную березу, про которую было указанно в цыганской грамоте. По крайней мере, это должно было быть «величественное», «выдающиеся» дерево, посмотрев на которое становилось понятно сразу, что именно оно является кладоуказательницей.

— Деньги за карту плачены немалые, — странник был настроен решительно. — Так, что надо искать!

Алексей взял с собой полевой бинокль — это чтобы лучше видеть березоньку кучерявую. Одел наушники от сотового телефона — чтобы слушать приятную музыку в дальней дороге. Экипировался в любимую камуфлированную форму — для единения с природой. И конечно прихватил лопату — чтобы было чем заняться на досуге. Надо же было отдохнуть, от дел праведных, покопавшись в земле. Настроение у странника после приема пищи было бодрое. Он весело шел по дороге и самозабвенно рассуждал сам с собой.

— Место для поиска клада нужно занять заранее. А то знаем мы этих поисковиков — кладоискателей. Никакой мороз или жара им не помеха. Караулят тебя с самого утра. Оглянуться не успеешь со всех сторон, лунками окопают, палатки наголову поставят. Сесть негде будет, не то, что клад спокойно в прикормленной ямке покопать. (Примечание автора. В данный момент Рязанцев сравнил себя с удачливым рыбаловом-спортсменом идущим на зимнию рыбалку).


Солнце уже давно перевалило за полдень. В воздухе парило. Деревья трепало теплым, набирающим силу ветром. Неумолчно звенели жаворонки. Высоко в небе над землёй, высматривая добычу, кружил коршун. По бокам хорошо накатанной полевой дороге сухо стрекотали кузнечики-прыгуны, одна за другой водили хороводы стрекозы, в низкорослой траве шныряли сероспинные ящерицы, на самую близость подлетали к путнику белые и черно-красные бабочки.

Пройдя метров сто, путник внимательно осмотрелся. Красивой березы, вызывающей воодушевление — сразу же начать копать клад, не было.

— Жаль… — разочарованно выдохнул искатель сокровищ. Он поднялся на носочки, посмотрел в бинокль. — Объект «Б» (Он же Береза — старая, под которой зарыто много злата-серебра) не обнаружен. Боле того куда ни кинь взглядом стояли молодые, крепкие деревья как солдаты на плацу. И эта картина Шишкина поисковика не радовала. Она обозначала марш бросок на приличное расстояние, для поиска нужного объекта.


— Нет, скажите, как быть? — путник продолжил воодушевленно разговаривать сам с собой. В этот раз его собеседником стал воображаемый чиновник из крупного межвременного банка. — Посоветуйте, уважаемый! Приспичило мне внезапно мультивалютный клад зарыть. Лет эдак… на триста — пятьсот… Конечно — с капитализацией и автопролонгацией… И что делать? Где мне его закопать? Да не собираюсь я у вас ради этого ипотеку брать! И страховка от клещевого энцефалита со скидкой мне не нужна! А анкету свою с дурацкими вопросами заполняйте сами. Так и знал, что Вы мне ничем не поможете!

Вояжер остановился напротив наклонившегося старого тополя. Осмотрел его. Попинал ногой кору у основания ствола.

— Нет! Этот вариант тоже не подходит. Слишком трухлявый. Да и лужа большая рядом…

Странник задумался. Вспомнил про вымышленный разговор с банкиром. Продолжил свои рассуждения…

— Хорошо, уважаемый. Продолжим, ещё одна проблема возникает… Где его прятать — сокровище? Глазом моргнуть не успеешь, понастроят всяких Беломорканалов, ДнепроГЭСов, нанокалайдеров или ещё какой гадости… Перекопают всё, а сверху ещё и реки в обратную сторону повернут. Потом попробуй, найди свои ориентиры? Не найдешь! И что, вы мне посоветуете делать? Снова молчите? Вот, и дальше молчите!


Алексей прекратил бесполезные рассуждения. Внимательно огляделся. Всё кругом, за исключением редких деревьев, как снегом, было усыпано ромашками.

— Может добраться до того, дальнего пролеска? — путнику пришла в голову очередная мысль. — Залезть на какой-нибудь тополь или клен. С него будет видно лучше и дальше. — Он дошел до ближайшего дерева, залез на него. Осмотрелся.

Где-то там, вдали, где поворачивала дорога, стояло большое, подходящее для поисков дерево. Но до него было далеко. Бинокль показал семь километров.

— Далековато топать! Вот было бы у меня средство передвижения, было бы здорово… Машина, лошадь, или хотя бы велосипед…

Путник представил себя едущего на велосипеде. Мягкий ветерок — лесовей приятно обдувает волосы. Скрип…. скрип… — хорошо!

— Может правда из чулана притащить старый велосипед? — Алексей задумался. — Хотя, нет! Он, сломан… У него педаль отвалилась и неизвестно где валяется. Как я без педали поеду? — Рязанцев вспомнил о состоянии двухколесного механизма. — Да, проблема… — Он продолжал рассматривать окружающий пейзаж, соображая, что предпринять. Вот незадача… — Во времени я перемещаюсь, а в пространстве нет…


— Кстати! А почему я решил, что в пространстве не перемещаюсь? — странник снова начал разговаривать сам с собой. — Нужно что-то придумать. Должен быть выход!

И тут скитальца осенила идея, которую он решил сразу осуществить на практике. Он выбрал дерево метров за пятьсот от своего расположения. Хорошо рассмотрел местность в бинокль. Тщательно запомнил окружавший участок леса. Открыл портал и вернулся на кухню. Там представил пейзаж, на который смотрел через оптический прибор. Пожелал оказаться на том месте. И… Портал открылся прямо возле дерева, где он и хотел оказаться.

Путешественник подошел к дереву, бросил взгляд туда, где только, что был.

— Ничего себе! — воскликнул «человек — метеор». — Буквально за минуту скорость моего перемещения по пересеченной местности составила тридцать километров в час! На велосипеде так быстро не уедешь. — Он похвалил он свои новые способности.

— Интересно?… А если посмотреть в сильный телескоп на Луну? То можно и туда сигануть? Ну, всё Леха пора нам с тобой записываться в лётный отряд космонавтов… Далёкие звёзды ждут своих героев! С детства хотел куда-нибудь в космос улететь! Главное скафандр не забыть одеть… И эту фразу сказать… Поехали! Да… и ещё махнуть рукой. Ладно, подумаем об этом позже — когда никто мешать не будет… А сейчас вернемся к нашим проблемам.


Рязанцев продолжил опыты с порталом. Выбрал объект подальше и снова запомнил его. Переместился. Потом снова выбрал. И снова переместился. За час прыгания туда — обратно по проселочной дороге он намотал километров двести. Спокойно переходя из одного времени в другое, он даже не вспотел.

— Итог, — странник подвел итог и объявил результаты. — Я могу быстро и незаметно перемещаться в пространстве на небольшие расстояния. Главное для перемещения — необходимо хорошо видеть место прибытия в бинокль или другой оптический прибор.


— Теперь вернемся к главному… — Алексей подошел к небольшому пеньку и уселся на него. Задумался. — Приметную березу я так и не нашел. Кстати, а кто сказал, что сухой дуб не подойдет? Вон — как раз то, что надо. — Скиталец поднялся и подошел к старому дереву, стоявшему в стороне, от дороги, за небольшим пролеском. — По-моему цыган сказал под старым дубом, на пригорке… — Искатель сокровищ несколько раз обошел вокруг своей находки. — Ну, точно! Он так и говорил… Ищи, говорит Лешка на пригорке за старым дубом. И ещё при этом у него так страшно глаза бегали, и руки от волнения тряслись. И карту старый жмот никак не хотел продавать.

Вояжер отошел от дуба на несколько шагов. Зачем-то плюнул на траву. Носком сапога поковырял дёрн. Старый ворон на ветке склонил набок голову и с любопытством наблюдал за странным человекам.

— И слова береза — вообще нет в цыганском языке… — кладоискатель обратился к невидимым зрителям и посмотрел по сторонам. — Оно у них по другому произносится, типа ббэррёз-за-дубб… И вообще? Кто слышал слово береза? Тот или тугоухий, либо глухая тетеря. — Путешественник подвел итог своим рассуждениям. — Да и дуб звучит как-то солиднее и престижнее… ДУБ! Со Златом!


— Ну, что тогда пойдем, посмотрим мягкая ли земля под указанным на карте месте? И если всё нормально оставим метку в виде небольшой ямки.

— А почему небольшой? — сам себе задал вопрос. — Если земля копается легко можно сразу и нормальную яму вырыть.

Алексей подошел к дереву, засунул палец в рот. Обслюнявил. Вынув его, поднял над головой. Поймал ветер. И в сторону попутного движения отсчитал десять шагов. Затем подумал и на всякий «пожарный» сделал еще пять… Воткнул лопату в землю… Как заправский копатель сокровищ в загородном огороде хлопнул ладошами. Растер их и начал копать. На пятом копке лопата уперлась во что-то твердое…

— Ух, ты!.. — землекоп воскликнул от неожиданности. — Кажется, я что-то нашел! — Он постучал лопатой несколько раз по препятствию в земле.

Это был большой отросток от корня дерева.

— Так-с! Первый пристрелочный, мимо цели.


Рязанцев отступив пять шагов вправо, начал копать новую яму. Минут через пять лопата снова, обо что-то ударилась… — Да, ядреный пень! Кто же тебя так посадил? Простым людям ямку не выкопать, ни клад закопать, — Алексей расстроился от того, что опять попал в побег дерева. Он начал вытаскивать лопату увидел осколки какого-то горшка. — Вот! Ещё только заканчивается просвещенный семнадцатый век, а они уже тут свалку отходов устроили. — Кладоискатель недовольно возмутился. — Что за люди пошли? Куда смотрит партия «Зеленых»? За, что мы платим членские взносы в «Гринпис» и Общество «Мир без границ»? — Он усилил свое недовольство. — Да, что же твориться? Условий для поиска сокровищ не создано… Биотуалета нет… Мусор не убран… Площадка не огорожена… Кругом вопиющая антисанитария. — «Санитар леса» продолжал с упоением надрываться. — И, Вы, думаете, что после всего этого безобразия я снова возьму путевку и приеду к Вам — да никогда!


С расстройства землекоп снова воткнул лопату в почву. Послышался громкий чавк. Горшок разбился и в земле что-то блеснуло.

— Нет, почему всегда везет дуракам и они постоянно что-то находят? А нормальным людям, таким как, я никогда ничего не попадается. Или всегда попадается всякое барахло в виде мусора, какой-то разбитой посуды и так далее.

Скиталец подцепил лопатой остатки горшка и вытащил их наружу. Из него посыпались серебреные монеты…

— Нет! Где справедливость? Где? — Его высочество, «Путник во времени Первый», был снова недоволен судьбой. — Вот, почему хорошие люди всегда находят золото и драгоценности? А дуракам, таким как я, достается серебро, — Алексей стоял над находкой и с упоением философствовал. — Это, что получается? Почему нам несчастным, простым смертным… «Удача» навсегда уготовила второе место?

Рязанцев закончил гневную речь и, не дождавшись слов сочувствия, начал копать дальше, расширяя яму вглубь и вширь.


Несчастным дуракам повезло ещё три раза. В горшках снова было серебро. Только вместе с монетами присутствовали какие-то старинные пластинки и украшения. Искатель приключений провозился до самого вечера с подготовкой ямы. Когда начало темнеть он закончил работу, забрал найденную добычу и вернулся домой.

* * *
Наши дни.

Два часа спустя.

Где-то, в полутемной комнате, одной из неприметных квартир города Москвы.


— Ну-с, — неизвестный потер руки от удовольствия и кровожадно посмотрел на свою старую копилку с советской мелочью. — Теперь приступим к самому интересному… — К формированию невиданного клада. Замкнем так сказать кольцо времени. — Человек произнес торжественную фразу, после чего его глаза хищно блеснули в полумраке комнаты.

Бедная хрюшка с дыркой в голове насупилась и приготовилась к худшему.

— Вот жизнь пошла… Сам клад формирую, сам прячу… ну и конечно сам нахожу, — обиженно вздохнул «живодер», возвращаясь в своё привычное состояние.

Глава 7

— Что происходит? — этот вопрос волновал Прохора Коробейникова в течение всего дня. Он как назойливый комар неприятно зудел над ухом, не давая покоя торговцу.

Странные события начались прямо с утра. Сначала в его неприметную ранее лавку выстроилась большая очередь из покупателей. Такого ажиотажа никогда не было. За первые утренние часы было разобрано всё, что было выставлено на прилавках. Быстро был раскуплен товар, считавшийся лежалым и на который купец давно хотел, снизил цену.

— Вот это удача! — произнес он и окинул взглядом девственно пустую лавку, а потом посмотрел на деньги в руках. — Не иначе как сегодня мне оказал свое покровительство святой Николай Угодник.

Прохор заново пересчитал выручку. Внес всю бухгалтерию в амбарную книгу. В тонкой тетради добавил в список должников. Переделав всю работу, он еще раз окинул пустую лавку взглядом. — А может это великомученик Иоанн Сочавский обратил на меня свой взор? — Перекрестившись и восхвалив Господа за удачную торговлю, купец закрыл на замки все двери и отправился домой пешком.


В пути с ним стали происходить ещё более непонятные вещи. Незнакомые люди вежливо здоровались. Встретившиеся по дороге прохожие подходили, хлопали по плечу, желали удачи. Многие давали советы, как вести себя при поиске клада. Другие желали присоединиться к поисковой партии и даже готовы были дать денег на организацию. Иногда просились войти в долю или предлагали свою помощь…

— Хлеб да соль, — хитро прищурив один глаз, проявлял любопытство приказчик из лавки напротив. — Правда, что твой гость знает место бесценного клада?

— Многия лета тебе, Прохор! — купец Никишкин остановил его возле своего шалаша. — Послушай, друг любезный! Судачат, там есть невиданные монеты и украшения? А сережки там оригинальные есть? А то я не могу подобрать жене уже две недели что-нибудь стоящее…

— Ходят слухи, что в том месте давно зарыты диковинки которых ещё не видел белый свет? — ключник боярина Морозова кричал ему в след. — Зaнятно было бы поглядеть, прициниться.

— … Помни, первую партию покупаю именно я! — стольник Самсонов старалсявыдвинуть свои условия. — Готов внести задаток… Назови любую сумму… Почему отказываешься от денег? Ты с кем-то договорился?

— … Не забудь про щедрое подаяние Матери Церкви и твои духовные заслуги увеличатся многократно… — дьякон Рогов писклявил, ухватив за руку Коробейникова возле часовни святого Архангела Михаила.

— Друг, я прощаю тебе долг! — навязывался неизвестный прохожий. — Это такая мелочь! Какие долги среди лучших друзей? Приходи в любое время и занимай ещё…

— Прохор, чувствуется, что ты становишься солидным купцом… Про тебя сегодня сам, Аристов! При дворе Государыне рассказывал! А это серьезные рекомендации! Тебя ждет большое будущее… — радостно жал руку и хлопал по плечу купец Никодимов.

И так далее и тому подобное… всю дорогу.


У ворот дома его встретила большая группа зевак и нищих. Все они что-то активно обсуждали и пытались заглянуть за высокий забор. Когда торговец подошел к воротам, они замолчали и почтенно пропустили его.

Зайдя во двор, он не узнал родную обитель. Там вместо обычного сонного царства кипела бурлящая жизнь. Незнакомые носильщики деловито заносили и выносили большие тюки. Другая группа перекладывала их с места на место. Возле них суетился приказчик, кричал и поторапливал всех. Вдали, прямо перед домом, стояли несколько лошадей с которыми возились какие-то люди.

Посредине двора был разобран на части непонятный механизм. Вокруг него ходили четверо незнакомцев. Они громко ругались по поводу установки каких-то неизвестных приспособлений. Слева от агрегата сидел мужичок с чернильницей и что-то активно записывал.


Недалеко от хозяйственных построек стояла большая группа мужиков с лопатами. Федор новый работник Алексея, придирчиво осматривал их.

— Преимущество при найме имеют работники со специальным образованием или опытом поиска кладов не менее пяти лет, — бубнил он не понятные фразы, заученные под присмотром Рязанцева.

— Плюсом при трудоустройстве будет знание иностранного языка, а также наличие рекомендательных писем от прошлых работодателей.

— Особо будут отмечены специалисты проходившие спец. подготовку… и работавшие в зонах повышенной опасности и сейсмоустойчивости, — работник отдела кадров взял паузу. Что-то вспоминая, покрутил головой по сторонам.

— А, ну да! Вот, ещё… Оплата будет осуществлена по взаимному соглашению. Форма оплаты сдельная… Цена договорная…. Расчет наличным платежом, — выпалив скороговоркой, закончил Федор.


Пройдя мимо группы рабочих, Прохор увидел две покрашенные в зеленый цвет повозки. Рядом стоял молодой отрок с красками и кисточками. Он аккуратно наносил серой краской рисунки квадратиков и кружочков. При этом постоянно сверял нанесенное изображение с оригиналом на бумажке. — Господи, Иисусе! Он раскрашивает зеленую телегу серыми красками? — Коробейников удивился. — Зачем? Кому нужна телега зеленого цвета с намалеванными серыми пятнами?

— Эх, Ляксей!.. Вот садовая голова! Что ты опять задумал? — торговец в очередной раз начал бранить компаньона. — А может, стоило его оставить там на дороге? Не заметил бы я его и жизнь была бы спокойней?… Так нет угораздило же меня связаться с ним… Огнивом видите ли он меня заманил… Э-э-х…


Его мысли перебило громкое пение молитвы Богородице раздававшиеся откуда-то из-за угла…

Прохор зашел за стену дома и увидел под деревом, возле забора, стоявшего на коленях лохматого попа. Тот громко не останавливаясь, читал молитвы. По всем правилам церковного пения он часто наклонялся головой к земле и накладывал животворящие кресты в сторону ближайшей церкви.

— Что тут происходит? — в очередной раз задал сам себе вопрос Коробейников и снова осмотрел свой двор.

Даже Любушка его родная кровинушка и та была чем-то занята. Она с деловым видом рассматривала на переносном лотке неизвестные травы. Продавец в разодранной одежде с большим энтузиазмом что-то объяснял ей. Чуть в стороне от дочери стояли ещё какие-то шарлатаны готовые предложить свой товар. Они демонстративно отвернулись друг от друга, дожидались своей очереди.

— Любаша! Доча моя! — Прохор спросил, подойдя к дочери. — Яблочко мое наливное! Что всё это значит?

— Алексей попросил купить необходимое для снятия заклятия с зачарованного клада, — Любаша задумчиво промолвила, почесав носик.

— Я начала с одолень-травы! И вот не знаю, какую лучше выбрать, — любимица отца попыталась объяснить происходящее.

— Ты всегда говорил, что её не существует. Что всё это, сказки… А вот у этого доброго человека её аш двенадцать видов, — отрешенно, не отрывая глаз от лотка, продолжала рассказ Люба.

— А еще мне до вечера надо успеть купить глину с могилы утопленника, выбрать пепел с пожар и найти кусок от веревки висельника. И… не забыть достать живой и мертвой воды, — помахав пальцем, произнесла девушка, вспоминая перечень предметов.

— Кстати, — девушка повернулась к темным личностям, переминающимся с ноги на ногу. — Живая вода должна быть позапрошлогодней…. А еще…


— Лучше всего Вам подойдет вот эта травка с желтенькими листочками, — торговец снова обратил на себя внимание, перебив дочку купца.

— Это самая настоящая разрыв-трава. У неё приятный запах и красивая окраска. Настойка на листьях травы увеличивает силу на двадцать процентов, ловкость на тридцать, а вероятность нахождения сокровищ на все пятьдесят. Более того после удачного поиска клада её можно использовать для общения с молодыми людьми. Она повышает привлекательность в два раза, красоту в пять, а вероятность найти жениха в десять раз…. - красноречиво пел соловьем травяных дел мастер.


Где-то вдали, со звонницы каменной церкви Максима Блаженного ударили в большой колокол, и поплыл над улицей и соседними теремами редкий и мрачный звон.

Внезапно заскрипели ворота. Двери открылись, и во двор заехала повозка. На ней сидели четверо стрельцов и дьяк. По цвету одежды и форме шапок прибывших гостей Прохор узнал представителей разрядного приказа.

От дурного предчувствия у него нехорошо заныло сердце.

— Этих-то чего принесло? — недовольно подумал Коробейников.

Дьяк соскочил с подводы и подошел к Прохору. Глаза у чинуши хитрые и злые, как у коршуна.

— Ты будешь, купец Коробейников? — он произнес громко, осматривая двор и сразу безошибочно определяя хозяина.

— Я…

— Прослышали мы, что Алешка Воронцов у тебя обитает, — фискал зло оскалился и, как цепной пес, выдавил из себя очередной вопрос.

— Здеся, — купец предчувствуя беду, внезапно заволновался.

— Велено с ним за кладом ехать, — деловито произнес представитель власти, оглядываясь по сторонам. — Чтобы всё было по закону! По порядку… Секретность соблюдать опять же… надо, — «тайное дело». Да и от лихих людей охрана.

— Священника уже вижу, выбрали, — он кивнул и показал на попа по-прежнему читавшему молитвы. — Молодцы! Защита от нечистого это первое дело. — Наложив на себя крест, быстро осмотрелся по сторонам. — Хотя одного, может не хватить!

— Кстати! — усохший, иконописный лик законника скривился в колючем, немом вопросе. — Остальные людишки? Они кто? И что, тут делают? — Он начал задавать вопросы жестко — как в пыточной. — Про скрытые ценности уже знают?


— Мир сошел с ума, — подумал Коробейников.

В вопросе дьяка он почувствовал большие неприятности. Ситуация становилась непонятной. А человек, заваривший её где-то бегал и даже не ощущал приближения грозы.

— Ну, Ляксей!.. Ну, будущий родственничек! Будешь ты у меня компаньоном! Как же! — в голове понеслась лавина недовольных мыслей. Сердце напряженно застучало. — Клады он видите ли мешками будет искать…

— Где его черти носят? — вскипев самоваром, прокричал Прохор. — Найдите его…

— Так, он, в посольском приказе, — Федор ответил за всех, вынырнув откуда-то из-за спин собравшихся зевак.

— А туда-то его, зачем понесло? — купец воскликнул снова и удивленно посмотрел по сторонам.

— Ну…. и зачем он туда пошел? — дьяк переспросил, ехидно поглаживая козлиную бородку.

— Говорит международные отношения налаживать… С каким-то иноземцем решил встретиться! Бизнесом кличут — не моргнув глазом, пояснил слуга.

* * *
Мефодий Никитин — думный дьяк разрядного приказа, сосредоточившись, сидел за столом. Он составлял итоговый отчет по снабжению фуражом конюшен царского двора. В очередной раз, пересчитывая цифры, он никак не мог свести концы с концами. По всем документам выходило, что проклятые коняги съели овса в три раза больше в том месяце, нежели в этом.

Счетовод взял лист бумаги, обмакнул в брюхастую чернильницу обкусанное гусиное перо и принялся считать снова.


— Нет! Это не лошади! — через некоторое время вслух возмутился дьяк. — Это свиньи какие-то! Это же надо столько сожрать овса! — Он перевел взгляд на стену. Облизал от напряжения губы. Внимательно осмотрел затертую трещину на стене. Начал моргать и представлять, как лошади с волчьим аппетитом поглощают заготовленные корма.

— Такими темпами они всю казну по миру пустят, — недовольно подумал Мефодий и почесал затылок. — И вообще! Невозможно всё правильно посчитать без бумаг, которые до сих пор не принес, этот вор, подьячий Степка Михайловский. Ждешь его с утра, а его где-то носит. — Никитин вслух высказал своё недовольство и в гневе бросил гусиное перо на стол.


— Вот сена, например… скормлено столько — сколько всегда, — дьяк снова посмотрел на цифры Провел рукою по волосам, прикусил губу. Затем не торопясь сверил расход и приход. — Ну да! Всё правильно… Соломы израсходовано — тоже как обычно, — чинуша подытожив числа, пробежался глазами на бумаге. — А вот овес! Будь он не ладен! Никак не сходится.

По казенным бумагам прослеживалась либо ошибка в расчетах, либо чье-то воровство. Никитин достал новое перо. Мокнул его в чернильницу.

— Если это воровство? Кое… скорее всего только новый конюх мог учудить. У него улыбка — подозрительно хитрая. В пыточную бы его надо — сразу всё откроется… Что знает — расскажет и что не знает… И даже, что думает. На дыбе-то — оно быстро всё вспоминается… А если это ошибка? — то! — Дьяк надолго задумался, просчитывая возможные варианты. — Волки проклятые — эти царедворцы. Совсем меня позапутали.


Легкий стук в двери прервал нить его важных размышлений. Тяжелая дверь с певучим скрипом полуоткрылась. В рабочую комнату протиснулся Степка Михайловский.

— Тебя где всё утро носит, лиходей? — Мефодий вместо приветствия сразу решил взять быка за рога. — Аспид! Ты в курсе, что если я не закончу отчет по государеву делу до завтра то…

— Виноват, задержался на службе — по очень важному случаю, — подьячий зажал бороду в кулак, начал оправдываться.

— Мне из твоей вины — шубу не шить! — дьяк закричал на подчиненного, выпучив глаза. Перо буквально выпрыгнуло из рук. — И какое — такое важное дело может отвлечь тебя от составления отчета по расходу кормов в царской конюшне! — Ответь-кось, строка приказная… Что может быть важнее ЭТОГО? — Чиновник гневно схватился за тяжелую чернильницу. Начал двигать её по столу. — На дыбу захотел? Признавайся, ирод — по бабам всю ноченьку шлялся? Добегешся нехресть — в кипятке сварю!

— Возвратился заштатный дьякон Никон, — виновный опустив глаза в пол. Сделал вид, что поправляет крышку медной чернильницы, висевшей у него на крученом пояске. Собрался с духом и начал оправдываться. — Он ездил с мелкопоместным дворянином Алешкой Воронцовым за кладом.

— И что такого произошло за три дня, пока они отсутствовали? — Дьяк строго свел брови. — Они кого-то забыли? Передумали ехать? Или повернули обратно на половине пути? А может быть Никон опять, что учудил по велению Господа нашего? — Мефодий вспомнил Никона и поморщился. Этот «раб Божий» был просто помешан на борьбе со всякой ересью. Он во всём видел происки нечистого и действовал чересчур фанатично даже для служителя церкви.


— Они благополучно добрались куда надо. — Степка виновато стал водить носком сапога по полу. — С помощью карты отыскали клад. Выкопали его и привезли в Москву. Не останавливаясь, сразу поехали в приказ. А потом…

— Странно как-то? — дьяк перебил Михайловского. — Как-то быстро они возвернулись! Намедни Офонасий сказывал, что они не обернуться меньше чем за седьмицу. Дьявольщиной попахивает?

— Никон уверяет, — подьячий скрестил пальцы на ладони. — Что все действия по изгнанию нечистого были проведены правильно. Местность в округе пяти саженей от клада окропили святой водой. Всю дорогу от дома до сокровищ читали молитвы. Ехали строго по прямой. За все время поездки ни разу не остановились и не оглянулись. Практически не говорили между собой и даже не матерились, а также…

— Хорошо — хорошо. Ну, выкопали, там, чего-то! Ну, привезли… И что такого? Первый раз, что ли клады в приказ доставляют? — дьяк снова перебил, не дослушав до конца рассказ Степана. Потихоньку он начинал закипать, раздраженный тем, что вынужден тратить время на, что попало. — По-быстрому оценили находку, забрали нужную долю в казну. Из того, что немного осталась, отдали нашедшему. И, всё! Что непонятного в этом деле? — сломанное перо улетело в сторону рассказчика. — Ты мне лучше скажи — почему ты задержался? У меня часу тары-бары разводить с тобой нету. Каждое мгновение на вес золота. Дело государево ждать не может!

— Так я и говорю, что ценность клада не удается определить, — как не в чем не бывало оправдывался подьячий.

— Как это не удается? — дьяк с силой ударил по столу ладонью.

— Монеты там обнаружены старинные, неизвестные, невиданные ранее, — Степка выпучив глаза и коротко доложил суть дела. — Поспрашивали знающих людей. Показали иноземцам с Кукуйской слободы. Даже менялу с рынка приводили. Никто никогда не видел таких монет… И метал непонятный: серебристо-белый и легкий…

— Может быть это не деньги, а что-то другое? Талисманы или обереги какие? А может ещё, что? — Мефодий прищурившись, заинтересовался.

Оба замолчали на какое-то время. Каждый подумал о своем.


— Послушай-ка, друг ситцевый! — внезапно дьяк заволновался. — А вы мероприятия по защите от сглаза и порчи точно все правильно провели?

— Я же глаголю… — Михайловский перечислял с упоением. — Не доходя клада, очертили три круга. В каждом из них, не останавливаясь, прочитали два раза молитву на отогнание злых духов. Три раза пресвятой Богородице «Всецарице». Три раз от зла, от врагов и порчи и ещё…

— Ладно…. ладно! Не глухой, услышал, — Мефодий замахал руками, не дослушав до конца Стёпку.

— Поэтому и задержался, что непонятно, сколько взять в казну, а сколько отдать Воронцову, — подьячего было не остановить. Он как пулемет выплевывал информацию о необычном событии, произошедшем утром в приказе.

— А он сам-то, что сказывает? Что хочет? — высокое должностное лицо еле успело вставить свою фразу.

— Тоже забавная история… — дьякон подошел к длинному столу начальства и слегка оперся на него. — Готов отказаться от клада, если в бумагах укажем, что тот цены неопределенной… То есть — бесценный, — произнес подьячий и посмотрел на дьяка, ожидая от него реакции на произошедшее.

Никитин задумался, уставившись пустым взглядом в свои отчеты.

— Ну, что же — решение правильное, богоугодное. Раз он так хочет — пусть так оно и будет, — через некоторое время выдал итоговый вердикт думный дьяк. — Все бы так поступали как этот Воронцов. А то найдут непонятно, что, спрячут и выбивай из них потом всё это каленым железом, — он взял паузу, вспоминая похожие случаи.

Подьячий видя, что гроза миновала, тоже позволил себе немного расслабиться. Он выпрямил плечи и поднял голову.

— Только мне интересно? А зачем ему это надо? — Мефодий посмотрел на Степку и хитро прищурился.

— Хочет похвалиться друзьям о добром деле, которое совершил. — Мелкий клерк снова съежился. — Также расскажет своим детям — о кладе, каких белый свет не видывал! Говорит, уважать за это будут. Вспоминать добрым словом будут впоследствии.

— Да… странный он, — задумчиво произнес Никитин. — Про чад мололетних — так вообще сильно слова молвил… Кстати, а ты узнал кто он таков? Откуда его нелегкая принесла?

— Лешка Воронцов. Единственный сын мелкопоместного дворянина Василия Воронцова. Остался сиротой с двенадцати лет. До прошлого года проживал с родной теткой в Новгороде. Два месяца назад получил в завещание вотчину на триста десятин земли, от родного брата отца. Сейчас туда и направляется, — дал объяснения подьячий.

— Ну, вот и ехал бы… Чего он по Москве шляется? — Мефодий заинтересовался, не понимая поведения Воронцова.

— Говорят, что в гости к купцу Коробейникову приехал. Дела купеческие вести хочет…

— Говорят, что кур доят, а коровы яйца несут, — подьячего снова перебили. — А вообще странно всё? — задумавшись, произнес Никитин и забарабанил пальцами по столу. — Ты видал его документы?

— Да… всё в порядке, — Степан, замахав головой в ответ.

— Всё равно… Что-то здесь не так? — дьяк повернул голову в сторону и задумчиво уставился в окно. — Как будто по воде вилами писано! Не могут людишки отказываться от бесценного клада просто так! Хитрит он, знамо дело.


На несколько минут в помещении стало тихо.

— Слушай, а когда у нас очередной смотр владельцев вотчин и поместий? — через какое-то время, думая о чем-то своем, спросил дьяк.

— Так, весной, через две недели, опосля Пасхи, — не понимая его, заморгал глазами Михайловский.

— Ещё интереснее… — опять взяв паузу, задумался Мефодий.

— А он знает о том, что в нем участвует? — сформировавшееся идея окончательно сформировалась в голове чиновника.

— Нет, не говорили. Он же во владение ещё не вступил.

— Так ты сообщи ему радостную новость… А то землицу заполучил, а от службы бегает. Непорядок, — возбужденный от принятого решения дьяк радостно встал из-за стола.


— Значит, расскажешь ему о сборах. Пусть едет к себе в деревню и готовиться к будущей военной жизни. И в назначенный срок чтобы явился, как положено: Конно, людно и оружно… А если не явиться…. Или что-то не так, — глаза дьяка зло сверкнули. — Ну, ты знаешь, что в таких случаях с ним будет.

— Кормилец, так у него не вотчина, а одно название! Одни бабы да старики с детьми малолетними. Староста недавно письмо прислал. Голод у них великий от засухи. Уже овес всей деревней едят, — попытался хоть как-то защитить молодого помещика подьячий.

— Теперь это его головной боль. А то видите ли заняться ему нечем… Ходит — бродит по городу… Клады бесценные ищет, — произнес дьяк, довольно потирая руки.

— А теперь по поводу тебя и овса…


— Слухаю правым ухом! — Степка деловито прокашлился, развернул грамоту и приготовился записывать указания начальства.

— Неслух! — дьяк вновь превратился в берсерка. — Обоими слушай! — Он вскочил, громко сдвинув тяжелый дубовый стул руками. — И зри не в оба, в три глаза. — Тебя, душу чернильную, где всё утро носит? Сколько можно ждать?

Глава 8

Опять темно…

Снова связан…

Вновь сильно болит голова…

И самое обидное, что абсолютно не помню, как я сюда попал…


Лежу на холодном полу. Тело невыносимо болит, а голова гудит, как чугунный котел. Попробовал пошевелить руками, ногами. Безрезультатно. Спеленали добросовестно. Начал вертеть головой. Неудобно. На голову одет мешок. Тяжело дышать и ничего не видно.

Елозя плечами и завязанными спереди руками, попытался стянуть мешок с головы. Не получается. Перекатился из стороны в сторону, желая найти стену, чтобы упереться в нее. Не удалось…

— Нет, меня так просто не возьмешь! — стараюсь двигать всем чем возможно хотя бы для того чтобы хоть как-то ослабить веревки… — Не удается.


Где-то вдали раздались приближающиеся гулкие, неторопливые шаги. Рязанцев прислушался. Шли двое. Остановились напротив двери. Звякнула щеколда, скрипнула железная решетка. Зашли внутрь. Начали разговаривать. Сперенатому герою было плохо разобрать из мешка, о чем беседовали гости. Были слышны какие-то отрывистые звуки и шорохи. Путник наконец-то разобрал последнюю фразу…

— Сыми мешок. А то задохнется. Что тогда хозяину скажем? Нам пока ещё один мертвяк не нужен….

— Ни извольте беспокоиться… — противный скрипучий голос донёсся в ответ.

Вояжер почувствовал, как с его головы резким движением сняли грязную мешковину.

— Ура! Свежий воздух! — Он судорожно стал хвать воздух ртом, наполняя легкие.

Даже от малого количества света факела, моментом накатились слезы. Перед глазами стали кружить темные круги. Пыль забила ноздри. Ничего не чувствовалось.

Затврник постепенно начал разбирать предметы, контуры и очертания. Он первым делом посмотрел через открытую дверь в коридор, а уже потом… осматрел камеру и людей находящихся рядом с ним.


— Ну, что голубь сизокрылый, очухался? — пробасил первый ещё неразборчивый силуэт. Он наклонился. Приблизил факел к лицу, забурчал. — А-я-яй. Пошто не живется молодцам спокойно.

— Говорить можешь? — другой посетитель в длинном по щиколотку кафтане ехидно улыбнулся.

— Кх. кх… — невольник пытался хоть, что-то сказать сквозь перебивающий от пыли кашель. — Кто вы? Что? Кх…кх…кх. Что вам надо?

— Глянь, Василий Игнатович, — продолжил разговор бородатый мужик в деревенской одежде. — А птенчик-то шевелится, и говорить умеет.

— Ну, давай, пес смердящий! Говори дальше, раз уж начал… — незнакомец в кафтане вновь включился в разговор. — Покайся! Куда дел золотишко? Где припрятал сокровище? — Он брезгливо посмотрел на пленника, поморщился и спрятал руки за спину.

— Кх…. Золото у меня всё до последней монеты разрядный приказ забрал. Всё до копеечки… — Алексей всеми силами старался поудобнее повернуться, чтобы хорошо рассмотреть присутствующих.


Крестьянин, услышав ответ, подошел к страннику и силой пнул его.

— Брешешь, пес! казывай по правде! — Издевательская, пренебрежительная улыбка торжествующего победителя появилась на его перекошенном лице. — Враки всё! Токмо, нехорошо Гришку обманывать! Гришка он неправду издали чувствует! — Бородач зло покосившись, продолжал приставать к страннику. — Вся Москва слухами полнится про небывалый клад, каких белый свет не видывал. А ту малость, что в приказ свезли так это для отвода глаз. Или, ты, бестия думаешь, что самый хитрый? Али тебе не говорили, что с добрыми людьми делиться надо? — бородатый не успокаивался, всё ближе подходя к затворнику. — Ох, лучше бы тебе сознаться — пока есть такая возможность.

— Да точно вам говорю! Всё у нас забрали, — Рязанцев попытался убедить вошедших в последний раз.

— Скрытничаешь, нищеброд? — лиходей недобрым взглядом измерил путника. — Ничего, сейчас я тя подогрею. — Изувер со всей силы приложился сапогом в упакованную тушку путешественника во времени. — Примай гостинчик. — Он ещё раз повторил удар, но уже с другой ноги.

— Василий Игнатович, ты посмотри. А он-тя не из пужливых, — деревенский душегуб зло прохрипел, остановив носок сапога прямо перед глазом Рязанцева. — Ой, Лапа, поговорил бы я с тобой далее… Да нельзя, велено боярина дожидаться… Ой, любит хозяин сам правду допытывать у нас. А ведь он мастак на всякие выдумки!

Мужик легонько наступил на голову заключенному.

— Ну, ничего завтра утром придем все вместе и поговорим с тобой. Запоешь ты у нас соловьем! — бородач засмеялся над своей шуткой. — А покуда полежи…. повспоминай, блаженный. Глядишь помимо тайника, ещё про что-нибудь полезное расскажешь. Нам оно в хозяйстве дюже сгодиться.


Незваные гости вышли из камеры, закрыв дверь на задвижку.

Затворник быстро перекатился к двери и прислушался.

— Ну, что я вам сказывал! — бубнил бородатый. — Лапоть он — стоеросовый! К утру расколется. Обо всём поведает — как миленький. Вон, как зенки выкатил от ужаса.

— Ты точно уверен, что он не из людишек Шуйского, — боярский холоп проявлял большую тревогу. — Ты убежден, что он не связан с его холопами? Смотри, в этом дельце нельзя ошибаться. Иначе нас ждут большие неприятности.

— Да, точно! Я поспрошал среди наших. Он недавно в городе. Приехал с купчишкой Коробейниковым. Его никто не знает. И вряд ли будут искать.

— Хорошо, коли так… Пусть, тогда полежит до утра… А там боярин вернется — всё с него вытащим…


Дождавшись, когда тюремщики уйдут, путник решил привести свои мысли в порядок и начал логически рассуждать.

— Первое, — большой вздох и недобрая улыбка в темноту… — Я… всем обязательно отомщу! — В темнице раздался стон, а затем скрип зубами. Вдоль позвоночника пробежал электрический разряд и отдался покалыванием в шее. Рязанцев в очередной раз попытался освободить руку от веревок. — Конечно, не так быстро и масштабно, как показано в фильмах — катастрофах. (Примечание автора. Здесь Рязанцев имеет ввиду яркие примеры, когда добрые супергерои оставляют половину Москвы в пожарах, руинах и прочих развалинах).


В кромешной тьме подземелья всё казалось глазу бархатным, неподвижным, застывшим навечно. Заключенный извиваясь и перекатываясь по полу, попытался найти какие-нибудь неровности или выступы. Несколько раз перевернулся. — Безрезультатно.

— Но, тем не менее, вам мало не покажется… — пришелец постарался активнее двигать ногами. — Ох, доберусь я до вас!

— Второе и самое важное, нужно вспомнить, как я сюда попал? Как случилось, что я беспомощный лежу здесь на полу и меня готовы порезать на ленточки? — снова перевернулся несколько раз. Ему никак не удавалось ослабить узлы.

— Третье и самое быстрое… Нужно освободиться от веревок и начать выполнять первые два пункта, — активно совершая различные телодвижения, путешественник не прекращал попыток освободиться. — Так… А, если — вот так… Тьфу, — Какая-то трава или солома попала страдальцу в рот. От спины отскочила пустая миска, покатилась по полу.


Вволю накатавшись по полу, Рязанцев временно затих. Однако его мозг продолжал активно работать.

— Слушай!.. Гусеница — переросток! — арестант наконец-то принял волевое решение. — Срочно открываем портал и ползем домой. А там будем думать, кто виноват и, что делать? Да, если, что все колющие и режущие предметы от детей вместе со спичками спрятаны в шкафу, на верхней полке. — Узник прервав размышления, принял четкое решение. Он повернулся на спину и решил сразу попасть в спальню. — На ковре, что весит на стене, прикреплены клинки, подаренные друзьями. Ими можно быстро и удобно резать веревки.

Алексей подробно вспомнил всю обстановку в комнате и пожелал туда попасть…

Время шло… ничего не получалось… Портал не открывался.

Попытался еще раз…

И еще…

Безрезультатно…

В висках тюремного героя застучала кровь… На глаза снова вернулись слезы… Опять сильно заболела голова.

Перекатился в другое место….

— Попробуем появиться на кухне… — Алексей попытался убедить себя сменить место и направление перемещения. — Там на столе лежит нож. Им тоже хорошо можно разрезать всякие путы. Возится, придется дольше, но все равно, могу освободиться.


Провел несколько попыток… Результат не изменился — пространственный вход не открывался.

Странник сильно вспотел от напряжения. Голова у него уже не просто болела, она раскалывалась на части. Связанному стало настолько плохо, что его затошнило. Крутанулся ещё пару оборотов и опять постарался открыть портал. В этот раз он представил ванную.

— В стаканчике есть опасная бритва. В принципе для того чтобы резать веревку тоже подойдет, — убеждал сам себя Алексей. Подробно представил каждый предмет в комнате. И полочку возле зеркала с лежащим на ней кремом для бритья… И тумбочку возле раковины. И даже царапины на шкафчике…

Портал НЕ ОТКРЫВАЛСЯ…


— Ну, всё приплыли… — в голове узника заскрипели крамольные мысли. — Финита ля комедия… Сказочка закончилась… Песенка спета… Поезд ушел… Начинаются мирные черные будни и продлятся они до утра. А там, из меня, либо отбивные котлеты сделают, либо мясо на холодец… Связанный я беззащитен, как котенок. Да, глупо закончилась героическая эпопея, так и не успев толком начаться.

— Ничего, ничего!.. — путешественник не слушая своего сознания, снова начал активно двигаться. Опять попытался ослабить веревки. — Не из таких ситуаций выбирались.

— Что делать? Как поступить? — его мозг лихорадочно искал выход, предлагая на выбор только абсурдные варианты.


— Плётц-лихь, плётц-лихь., бр-ррру-у, — где-то сверху, внезапно загудела вода в водопроводе…

— Прокладка в кране у соседа сверху износилась, — автоматом пронеслось в голове Алексея. — Жмот, Корякин! Поменять — жалеет денег. Она ведь стоит — копейки. Зато, если случиться, что в доме — первый бежит жаловаться в ЖЭУ.

— Стоп… Не понял? — сердце узника радостно затрепыхалось. — Какая прокладка? Какой сосед, сверху? — слезы навернулись на глаза от пыли. — Это, что же получается? Портал в ванну открыт? А я лежу и ничего не делаю?

Алексей лихорадочно прислушивался к шуму бегущей воды вибрирующей сквозь резинку крана и начал искать глазами место, откуда шел звук.

— Почему я ничего не вижу? — узник начал вертеть головой в разные стороны, пытаясь определить расположение входа в свое время.

— Потому, что ночь на дворе. И ещё потому, что кто-то двери всегда закрывает… А во всех комнатах с ночи до утра шторы плотно зашторены, — как всегда подоспел с комментариями внутренний голос путника.


В камере вновь послышались стоны и кряхтение. Рязанцев попытался подняться и стать на ноги, чтобы быть ближе к порталу. Ничего не получалось. Где-то далеко в будущем призывно зазвучали гаммы. Кто-то усердно разыгрывал на фортепиано упражнения.

— Очень высоко, в районе потолка, — наконец определил он проём, откуда шли звуки. — Даже в обычном состоянии не достать, а лежащим на земле со связанными руками и ногами тем более… Но почему портал так высоко открылся? Раньше всегда появлялся на уровне глаз, — рассуждал вояжер, пытаясь разобраться со своими новыми способностями. — А сейчас почему?


Странник изогнулся как гимнаст. Он старался освободить одну из рук. Веревки врезались в кожу. Рука онемела. Результата не было. Пришлось прекратить бестолковые попытки и вернуться в исходное состояние. В голову сразу пришли рациональные мысли.

— А если допустить, что временной проход появляется там, в том месте, куда я смотрю, — заключенный заморгав глазами, лихорадочно попытался связать поступающую информацию в единое целое. — Поэтому он и открывается всё время то сверху, то с боку, то вообще непонятно где… — Алексей прервал рассуждения и быстро покатился к стене. Добравшись до нее, извиваясь, пополз в угол. — Вот он родной. — Ощутил его ногами.

С трудом изворачиваясь, поднялся, принял сидячее положение. Уперся спиной в одну стену и, повернув лицо, посмотрел на другую. На её месте представил вход в свою кухню. Не забыл внести поправку на позднее вечернее время.

Спустя мгновение с нужной стороны до «гениального мыслителя» донеслось мирное гудение холодильника и еле просматриваемые контуры мебели в комнате. Обрадовавшись, путник пополз в проем. Через несколько минут он был на кухне. Оперившись на старый диван, Алексею удалось подняться на ноги. Радостно допрыгать до стола, взять нож. Он удобно уселся, зажал режущий предмет между колен. Немного покопавшись с веревками, странник ощутил себя на свободе.

* * *
— Конишуа! — мститель подражая походкой и одеждой японским ниндзя, вошел в коридор подземелья, где не столь давно находился в заточении. На нем были черные трико, черная футболка, черные шнурованные солдатские ботинки. На голове затворника был повязан черный платок. В одной руке он держал нунчаки, в другой хороший фонарик. Следопыт шел по проходу не торопясь, мягко ступая по земле. Считая шаги, он азартно поглядывал на темные провалы ниш в стенах галереи. Иногда Алексей оборачивался и прислушивался. Его глаза отсвечивали красными бликами от света горящих факелов, что весели на стенах. Бывший узник был настроен на решительные действия. А что они хотели? Чужаки — сильно обидели «Наших», а он как старший во дворе желал разобраться.


— Ух-ши… тунь-вь-ють, — пропели нунчаки совершив вращательное движение в воздухе, после чего вернулись в исходное состояние под мышку.

— А навыки то не пропали! — «японский крестьянин» радостно отметил про себя свои способности полученные в прошлой жизни.

— Вь-ють-ши… тунь-ать… — он снова для разминки мышц прокачал ударное оружие семнадцатого века.

— Вот, — теперь можно заняться поисками недоброжелателей.


Алексей внимательно осмотрелся. Подземная галерея, в которую он попал, представляла собой узкий, темный туннель метра три в ширину и столько же в высоту. Длинна его была около пятидесяти метров. Завершалась видимая часть коридора с двух сторон поворотом. Повертев головой по сторонам, путник решил пойти по правому рукаву.

— Почему по правому? — спросите вы… Просто, так решил.


Неприятности для мстителя начались сразу, как только он зашел за угол:

Во-первых, за поворотом не было освещения. Уходивший вдаль коридор показался тёмным и мрачным. Чтобы не провалиться ногой в яму или не попасть в трещину пришлось взять в руки факел и включить фонарь.

Во-вторых, через десять шагов тунель начал раздваивался.


Постояв мгновение и подумав куда пойти, сыщик повернуть в левок ответвление…

— Почему в левое? — снова вопрос с вашей стороны.

— Так направо-то он уже ходил… Нельзя же все время идти в одну сторону!


По ходу движения пространство галереи сужалась, затем становится шире. По стенам от света метались и прыгали огромные уродливые тени. Пробираться по одному из коридоров пришлось согнувшись в три погибели. В другом месте пришлоь опустится на колени и прополсти ползком несколько десятков метров. Земля под ногами оказалась твёрдой и холодной. Преодолев припятствие и побродив по подземелью ещё десять минут, Рязанцев уперся в глухую стену. Шершавые камни старой кладки уже давно преграждали путь лубому кто хотел пройти дальше.

— Зачем было мучиться, обливаться потом и копать запутанный туннель? Который в конце закончился тупиком? — затворник был возмущен до глубины души из-за бесполезно потерянного времени и сил.

— Кто их землекопателей поймет? — странник начал беседовать сам с собой. От скуки и одиночества он решил выступить в защиту безвинно обиженных работяг. — Роют себе потихоньку как кроты… Работа у них такая. Копают, да копают от рассвета и до ужина.

— И вообще, по закону жанра… так положено, — деловито продолжал он, осматривая темные окрестности. — Есть подземелье — будут лабиринты и тупики… А если присутствуют препятствия, то обязательно появиться благородный герой, который их преодолеет.


Дорогу преградила большая, грязная паутина. Алексей сунул потрескивающий факел в пыльную середину, затем опалил края. Заглянул из любопытства в одну из глубоких ниш. Из отверстия донеся запах затхлого спертого воздуха. Пылинки заплясали в лучах фонаря. Вдали мститель заметил лежавший на кучке щебня скелет небольшого зверька — скорее всего кошки или собачонки. Кости давно истлели, покрылись пылью и готовы были рассыпаться в прах от малейшего прикосновения.

— Сколько же они здесь пролежали? А вдруг это какой-то знак или чья-то отметка?


Неожиданно кусок земли оторвался от потолка и гулко упал, рассыпаясь по каменному полу. Путник резко отшатнулся от места возможного обрушения тунеля.

— Не касайся стен, — зловеще предупредил он сам себя. — И не шуми, не то всё может обрушится. И под ноги смотри внимательно… А то могут ловушек понаставить. Или проклятье наслать!

— В фантастических и приключенческих романах это обязательное условие! Чтобы всякие темные личности не шастали по коридорам…


— Какой нормальный здесь бродить будет? — герой-одиночка продолжал внутренний диалог.

— Нормальные не будут… — Рязанцев деловито бубнил под нос. Он медленно и осторожно двигался в черноту галереи.

— А вот «повернутые» на поисках кладов или древних артефактов… Ещё как! Хлебом не корми, дай только куда-нибудь залезть. Что-нибудь этакое, спрятанное от чужих глаз, раскопать. И после выложить в ю туб, контакт, однокласники или ещё куда…


Вернувшись к развилке, странник перешел в правый рукав туннеля. Пройдя по нему метров двести, снова уперся в препятствие. На этот раз путь преграждала массивная кованая решетка, покрытая многолетней пылью и большим количеством паутины.

— Ну вот! Опять — двадцать пять! — воскликнул скиталец. — И как идти дальше? — Он просунул факел сквозь решетку, дополнительно посветил фонариком. Было видно, что коридор тянулся далеко, и конца его видно не было. — Ну, всё — отбой! Далее хода нет — поворачиваем и быстро топаем в обратную сторону.

— Леш, давай прогуляемся дальше… — у искателя в голове зашумел сладко вкрадчивый голос. — А вдруг там что-нибудь интересное? Может быть библиотека Ивана Грозного? Или сокровищница Юрия Долгорукова? Это же старая Москва! Тут сокровищ, небось, на каждом шагу понапрятали! Лежат себе, пылятся… Позабыты, позаброшены. Ждут своего Али Бабу… А он их забрать не хочет! Принципы видите ли не позволяют… Ловушек для тинейджеров боится.

— Нету, там, ничего — кроме нескольких поворотов и тупика, — путник начал лениво оправдываться сам перед собой. — Да чего я там не видел — грязь, пыль, темнота! Или еще что-нибудь. Не! Я, туда, не пойду.

— Давай пройдем — посмотрим, — внутреннее лихо хитро ныло и мысленно тянуло за руку как капризный ребенок. — Вернуться-то всегда сможем… И времени у нас до утра — ещё много…

Рязанцев внимательно осмотрел стену с обратной стороны решетки. С помощью портала перешел на другую сторону и пошел дальше по подземелью.


— Ну, что? — Довольный собеседник был «на седьмом небе» от радости. — Приключения продолжаются! Ё-хо-хо — и селедка в бочку! В игру вступают настоящие профи! Кто у вас тут за сокровищами последний?

Спустя несколько метров туннель повернул под тупым углом и принялся спускаться более круто. Стены здесь оказались ниже и грубее. С обеих сторон коридора показались крупные глыбы обтёсанного камня. И на всём — слой пыли и перегноя.

Алексей прошел ещё триста метров. Достиг очередного разветвления дороги. Выбирать в какую сторону идти далее, было не нужно — один из проходов был завален камнями. Он пошел по второму и через пять минут наткнулся на еще одну решетку.

— Эх! Гулять, так… гулять! — произнес искатель, и уже привычно с помощью портала одолел препятствие.

Легкость с которой преодолевались преграды придавала путешественнику уверенность, переходящую в какую-то бесшабашность. Расслабившись, он шел в темноте, насвистывая веселую мелодию. Никого серьезного отношения к поиску сокровищ уж не говоря об анализе ситуации или ощущения чувства опасности с его стороны не было.


…И чуть было не просмотрел освещенный коридор.

В конце него находился охранник. Уставившись глазами в пол, он не спеша ходил из одной стороны в другую. Сорок шагов туда — сорок обратно. Во время очередного пути где-то на двадцать седьмом шаге его сильно ударили сзади по голове. Потеряв сознание, он так и не понял, кто это был и почему это произошло.

Стражник нёс службу возле двух массивных дверей, расположенных друг напротив друга. Одна из них была закрыта на большой навесной замок. Вторая была опутана цепями и замками, как будто за ней прятали Кощея Бессмертного… Или его СОКРОВИЩА!

Связав караульщика ремнем, Рязанцев обыскал потерпевшего. Ключей у него не было.

— Эх, не доверяют тебе парень! — расстроившись за бедолагу, путник подошел к дверям и подёргал их за ручки. — И дубликатов у тебя, конечно нет!

— Интересно, что там за ними? — Алексей подумал интригующе. Он внимательно осматрел замки. Глаза его возбужденно блестели. Прикусив в размышлении губу, благородный разбойник начал размышлять о насущном. — Гораздо интереснее другое? Как я буду их открывать? Нельзя же теперь уйти отсюда просто так — не посмотрев, что там и ничего не взяв на память? Эх, рвануть бы чем — маломощным? Только, чем?

— Да…. это задачка на сообразительность? — протянул пришелец сам себе в ответ. — Тут надо подумать. Да-а, а подсказать-то некому…


Взломщик отошел от двери. Огляделся вокруг в поисках чего-нибудь тяжелого… Типа кувалды или большого лома. Однако поблизости, в данной окрестности, никакого рабочего инструмента не валялось. Пол был девственно чист!

— А если из дома принести? То первый хороший удар соберет всю округу. Народу сбежится как на пожар! — странник вновь начал беседовать сам с собой.

— Тогда, взять что-нибудь поменьше, типа напильника? У-у-у, это надолго! До утра придется шкрябать.

Рязанцев подергал, а потом и покрутил замок, надеясь, что он откроется. Не открылся.

— И ещё, — произнес он, посмотрев на лежащего без чувств часового. — Может быть внезапная смена караула. Появятся дружинники — потребуется разборки устраивать… А они мне — ни к чему.


Размышляя, о возникших неприятностях пришелец прошел до конца коридора. Уперся в дверь закрытую снаружи. Осмотрел ее.

— А вот и приятная неожиданность…

С внутренней стороны двери была приделана массивная задвижка.

— Наверно на случай побега или от внезапных гостей, — Рязанцев отметил для себя положительные новости.

Задвинув запор, путешественник на время обезопасил свой тыл. И снова вернулся к осмотру замков. Еще раз подергал за ручку оббитую железом двери. Она не шелохнулась.

— Ножовкой по металлу будет быстрее, но не намного, — случайный медвежатник прикусив губу и продолжил рассуждения.


Уходить, не посмотрев, что хранится в комнатах, не хотелось. А как преодолеть препятствие, мыслей не возникало.

— Думай…. думай…. думай, — подземный герой заставлял себя, искать выход из создавшегося положения. — Может быть, двери поджечь, — пришла в голову очередная бредовая идея.

— Ага, как раз через сутки, коридор проветриться и клад наш, — он возразил сам себе. — Согласен… Это, не наш метод! Внезапности нет… Напор и отвага отсутствуют. — Тогда последнее и разумноерешение.

— Зато эффективно, быстро и без всяких мучений, — его единогласно поддержали в голове.


— Итак, идем домой. Берем болгарку и быстро пилякаем все цепи с замками. Можно даже вместе с массивными петлями, на которых весят, эти гирлянды. Интересно, а куда я её засунул? — слесарь новатор задал себе животрипещущий вопрос.

— В чулане она у тебя… — педантичный хозяин стал вспоминать подробности. — Под велосипедом… Лежит, заваленная хламом. Или на полке, за тюками со старой одеждой. А может быть и за коробками, которые с остатками стройматериалов в углу наставлены. Когда ещё говорил, тебе, что пора всё выбросить на помойку.

(Примечание автора. Не столь давно, не зная зачем, чтобы была — как у всех крутых мужиков! А то вдруг когда-нибудь пригодится! У настоящего хозяина, должно быть всё! Одним словом — Рязанцев купил болгарку на аккумуляторе. Первое время она стояла на видном месте, потом со всеми ненужными вещами перекачивала в дальнюю «тещину комнату».)

Странник быстро открыл портал в коридор своей квартиры. Вошел внутрь. Подошел к чулану и стал искать пузатый пластиковый чемодан с необходимыми аксессуарами.

— Вот, он, родной! Всё-таки нашелся! — Алексей вытащил набор с инструментом из под обломков досок и строительного мусора. Собрал и проверил шлиф машину. Всё работало. Чтобы искры не попали в глаза надел мотоциклетный шлем со стеклом. (Тут же, — поблизости валялся).

При выходе из коридора посмотрел на себя в зеркало… В шлеме, с закрытым забралом, и болгаркой в руках, он походил на персонажа из голливудских фильмов.

— Орел! — «киногерой» похвалил себя и вернулся в подземелье.


Рязанцев чтобы получить навык резки инструментом, решил размяться на двери с большим амбарным замком. Приноровившись, он аккуратно срезал толстую дужку и зашел внутрь. Перед глазами предстала большая оружейная комната боярской дружины. Внутри было пыльно, пахло воском и мышами.

Путник осмотрел помещение. Одна стена была снизу до верху увешана огнестрельным и холодным оружием того времени: фузеями, мушкетами, пистолями, саблями, палашами и кинжалами. На другой стене были развешаны древнерусские копья, луки, колчаны, обухи, топорки, рогатины, бердыши, мечи, брони, ерихонские шапки.

— Да-а-а! Какое всё железное! И сильно бесполезное… Лежит себе — лежит, весит себе весит, — Рязанцев пропел в рифму итоги своих поисков. — Хотя…. надо что-то взять. Для коллекции… Раз уж зашёл. Нехорошо без подарков, уходить просто так — хозяева не поймут. — Вот, эти мечи, ножны, которых украшены неизвестными камнями, пожалуй, возьму, — коллекционер стал снимать со стены оружие. — И ещё, этот щит и тот шлем с серебреными вкраплениями. Потом подарю какому-нибудь школьному музею. А может быть, сдам на металлолом. Клинки эти возьму. Доспех тот с позолоченным рисунком тоже.


— Осиротела-то, как! — желанный гость поднял выше факел и еще раз осмотрел оружейку. Отблески от огня мерцали на темных стенах тусклыми красноватыми пятнами. — Вот, что значит оставить без присмотра хозяина! Да, и взял вроде не много! Так, самую малость… по мелочи… там-сям.

Перед уходом, на посошок, странник вновь осмотрелся. В дальнем углу комнаты заметил небольшой сундук. Подошел и открыл его. Внутри лежали блестящий железный шлем с золотыми насечками и серебряная кольчуга.

— Ладно, уговорили, её возьму тоже… В хозяйстве всё пригодиться.

Плюшкин собрав вещи, отнес их в спальню. Аккуратно разложил по комнате. Пригляделся к своей раскладке… Удовлетворенно поцокал языком.


Подталкиваемый желанием, узнать, что храниться в другой камере, взломщик сразу принялся спиливать замки со второй двери. Через полчаса мучений он открыл дверь и зашел внутрь.

— Мать честная! — расстроившись, выругался Рязанцев.

Вместо ожидаемой сокровищницы, он снова попал в другое место. Посередине комнаты стоял широкий стол, заваленный амбарными книгами. На полу, рядом со столом находился большой ящик, закрытый на массивный навесной замок. В стороне у стены стояло ещё шесть сундуков окованных медью. Они все были разных размеров.

— Нет! Опять не везет-то? — Алексей с досады сильно ударил кулаком по двери. С обратной стороны её тоже была задвижка.

— Да от кого вы тут, постоянно закрываетесь, изнутри? — непонимающе воскликнул кладоискатель. Он задвинул железку, подошел к столу.

— Приход, расход, расписки. Сплошные бумаги. Просто сокровищница древнего бухгалтера, — с огорчением высказал свое «фи» искатель приключений.

Спилил замок с ящика. Открыл его…

— Всё тоже самое… Опять амбарные книги, свитки, расписки… Не понял? Деньги, где?… Медь, серебро, золото? — взломщик был в бешенстве. Его опять обманули…

Рязанцев был сильно обижен на госпожу удачу. Вредная мамзель снова его подвела. И не просто подвела, а подставила длинную, стройную ножку, когда он почти добрался до супер приза.

— Слушай, Командир! А может, заберем расписки и будем долги со всех трясти? Тоже неплохой доход, — неудачливый кладоискатель начал убеждать сам себя. — Представь, — ты никого не знаешь, зато все тебе должны… И судя по количеству бумажек… — должны МНОГО!


Пока путешественник смаковал различные варианты обогащения и рассматривал книги в дверь комнаты, сильно постучали. А затем неизвестные стали кричать про каких-то собак, их матерей. Ну, и прочих многочисленных родственников. Тяжелые удары кулаков и ног так и сыпались на дверь.

— Пора уходить, — решил взломщик. Он быстро создал портал. И направился в своё время.

— А эти? Которые у стены? Пилить будем? — ехидно промолвил внутренний голос, обращая внимания на закрытые лари, стоявшие возле стены.

— Давай хотя бы один вскроем, для интереса… Ну, хотя бы самый маленький, — настойчиво упрашивал он.

Алексей выбрал средний по размеру сундук и быстро спилил замок. Открыл его. Сундук был под завязку набит серебром…

— Ну, вот! А ты хотел уходить! — зашумело в голове от радостных чувств.


В дверь уже не стучали, а просто сильно долбили…

Рязанцев быстро создал портал и… схватил самый маленький ларец. Тяжело надрываясь, с большим трудом, забросил его к себе в спальню. В комнате раздался ГРОХОТ…

Попробовал перетащить таким же образом сундук побольше… Не удалось… Очень тяжелый.

— Не успеваю, — подумал Алексей… и сдвинул дубовый стол к двери. Сверху поставив стул. У входа появилась хилая мини-баррикада.

— Все равно не успеваю…. - рассуждал он, оглядывая комнату. Добавить к затору было ничего.

В дверь уже не ломились… Её вышибали чем-то тяжелым и массивным…

— Что, делать? Не оставлять же? Неизвестно кому?… Прямо на дороге? Всё!.. Всё, что найдено и добыто честным трудом! За долгие годы! Вот, всё взять и… бросить! — быстро проносились мысли в голове. И, не одной путевой не было…

В голове странника бушевал ураган. Снося все на своем пути.

— Есть идея! — путешественник создал портал рядом с сундуком и прямо в открытый проем стал горстями кидать серебро в комнату.

Стучать стали чаще и ещё сильнее… Дверь содрогалась и трещала от наносимых ударов.

Рязанцев наклонившись к сундуку как землеройная машина, хватал и, не выпрямляясь кидал деньги за спину в сторону портала.

Резкий удар и дверь слетела с петель. Поднялась невообразимая кутерьма, крики ярости, азарта, брань сливались в отвратительный гул. Людей было много. Путь преследователям перегораживал только стол, поставленный поперек входа.

— Ну, что, хорошего — понемногу, — произнес Алексей. Напоследок зачерпнув в последний раз побольше монет, он бросился в проем.

Вслед за ним понеслись проклятья и угрозы…


В спальной комнате был форменный беспорядок. В ней что-то валялось, блестело, сияло…

— Мамай прошел, — добытчик важно произнес, оценивая на глаз величину доставшихся ценностей.

— Нет, пожалуй больше… Взрыв на серебренной или монетной (чуть было не сказал макаронной) фабрике, — при этой фразе количество найденного в его глазах увеличилось… — Да… и не меньше!

Странник поглядел на часы, висевшие на стене.

— Ого! А считать доход и убираться-то уже некогда… Нужно, срочно ещё одно дело закончить…

Взяв нунчаки и фонарик, Алексей снова появился в подземелье возле своей камеры.

— Теперь я знаю, в какую сторону идти, — привычно посмотрев по сторонам, произнес он. — И, кому-то сегодня сильно не повезет…

* * *
Спустя половину часа.

Москва златоглавая.

Где-то в подземелье, под хоромами неизвестного боярина.


Таинственный мститель, одетый во всё чёрное не спеша шёл по подземелью. Останавливался. Тщательно прислушивался.

— Если дверь снаружи глухая и будет закрыта, придется ждать до утра, — странник начал формировал план действий — Лучше всего вернуться в камеру. Там, запускаем всех. Аккуратно вяжем охрану. Берем боярского языка и тащим к себе в будущее. И уже, там, на месте — обстоятельно разговариваем по душам с этим редиской (Нехорошим человеком). — Рязанцев несколько раз в гневе крутанул нунчаки. Провел завершающий удар по воображаемой голове противника. Резко выдохнул. Прищурил глаза. Он находился возле факела. Алексей присмотрелся к нему. Подошел и вырвал светоч из креплений на стене.

— А то удумали! — пришельца терзала обида. — Отнять, у меня, бесценный клад, второй раз! Который и так забрали «добрые чинуши»… А мне за него, ещё и отрабатывать придется!


Путешественник остановился. Оглянулся. Прислушался. За дверью одной из комнат раздались звуки. Кто-то громко стонал. В другой комнате переговаривались. В камерах были люди.

— Главное, сейчас открыть дверь и выбраться наверх. А потом будем действовать по обстоятельствам.

Завернув за угол, узник вышел на освещенное место. И тут же выругался про себя. Метнулся обратно. Прижался к стене. В конце коридора дежурили охранники.

Осторожно передвигаясь, Рязанцев потихоньку выглянул из-за угла. Он внимательно осмотрел присутствующих. Их было двое. К доверенной им караульной службе они относились спустя рукава. Один сидел на полу, прислонившись к стене. Спал. Из полуоткрытого рта стражника выходило ровное свистящее дыхание. Второй открыв входную дверь, увлечённо смотрел наружу.

Разобраться с охраной, при таком отношении к делу, было легко. Обиженный кладоискатель неслышно подошел к стоящему спиной наблюдателю. Сложил пальцы левой руки, так, как это делали десантники в будущем, когда готовились нанести сильный удар. Сделал ещё два шага и со всего размаха ударил охранника по шее сзади. Человек уткнулся лицом в стену. Начал сползать на пол.

Усмехнувшись про себя, Алексей ловко подхватил падающего человека. Занялся вторым охранником. Аккуратно положив оглушенных людей возле стены. С нетерпением выглянул наружу…


Большой боярский двор был похож на встревоженный пчелиный улей. Посреди двора раскинулись большие деревянные хоромы, разукрашенные сверху донизу причудливой резьбой. Со всех сторон доносились шум, гам, суета. Вся территория была усыпана людьми, беспорядочно бегающими с факелами и фонарями. Кругом всё двигалось, сталкивалось, кричало и ругалось. На стоявшей недалеко от дома колокольне кто-то зазвонил в колокола.


Забили тревогу и в других церквах и часовнях стольного града. Народ на улице всё прибывал и прибывал.

— Пошто звонят? — горожане спрашивали друг у друга.

— Пожар?

— Бедствие?

— Татарва подходит?

— Обокрали?

— Убили?

— Где, где горит?

Голоса разлетались со всех сторон. Создавалась чувство большего события в виде нападения татар или землятресения… Может быть, ещё чуть-чуть было похоже на наводнение. Только наводнения пока не было.

— Это, что? Они так бегают, из-за меня? Из-за такой малости…. тревогу подняли? — затворник недоумевая, почесал затылок.

— Ну, взял… Там — сям, немного. Не всё же? Тем более они мне за неудобства больше должны. Подумаешь, обиделись! Кстати, по поводу аномальных явлений? Всяких катастроф, извержений, наводнений? А идея-то неплохая. Только, не наводнение, а пожар. Погода стоит замечательная. Дождя не было давно. Поджечь, что ли? Ветер как раз порывистый. И в нужную сторону дует.


Алексей представил результат своей мести — огромный костер, поглощающий большой двухэтажный дом с высоким крыльцом, с расписанными куполами — башенками. Затем огонь переходит на постройки, служилые избы для охранной челяди, скарб и остальное боярское добро. А там его гнев дойдет и до остального города.

— Красота нерукотворная… — в глазах мстителя засветились отблески невиданного пожара. Он встряхнул, головой отгоняя наваждение. — Да-а-а! Все слезами умоются! Все почувствуют его гнев!

Два ратника пробежали мимо открытой двери, абсолютно игнорировали высунувшегося наружу виновника торжества.

— Нет, нам такого не надо, — мститель начал себя успокаивать. — Сильно большие разрушения и жертвы.


— Хорошо, зайдем с другой стороны. Спросим совета у знающих людей, из охраны, — Рязанцев перевел взгляд на мирно лежавших в стороне от прохода стражников. — Кстати чего они тут безмолвно покоятся? Пора бы уже очнуться. Нужно поговорить. — Странник подошел к обездвиженным людям. Нагнулся и осмотрел их. — Ладно, оставим несчастных в покое! Люди устали. Тяжёлый день, служба! Пусть отдыхают… Когда ещё вот так, по-человечески, удастся полежать?


— Думаем дальше, ещё варианты? — Алексей прищурился, соображая как поступить. — Бросим монету! Если выпадет «решка» — придется будить спящих бойцов. Если нет или на «ребро» будем размышлять дальше.

Путник достал из кармана монетку. Покрутил её в руках. Подбросил и она, прыгая по земле, укатилась в закрытое подсобное помещение.

— Да-а-а, подсказка «пятьдесят на пятьдесят» не сработала из-за сбоя аппаратуры, — раздосадовано произнес игрок. — Остается помощь зала. Устроим блиц-опрос среди заключенных. Самое кровожадное желание — исполним! Вот они обрадуются!

Освободитель закрыл дверь на улицу. Посмотрел в сторону коридора.

— А вообще… Пора всех выпускать! Пока про них другие не вспомнили. А то набегут правозащитники, адвокаты, борцы за свободу… А оно нам надо?


Странник вернулся в подземелье и пошел к камерам, открывая их по пути. В одной из них томилась группа крестьян или горожан посаженных за какие-то провинности.

Когда грубая досчатая дверь с визгом распахнулась. В его лицо ударила нестерпимая вонь. Бритые, синие и бледные головы, клейменые, исхудалые лица, грязные, вонючие тела, прикрытые всяким лохмотьем. Горящие от света как у волков глаза…

— Все на выход! — закричал спасатель, по возможности стараясь изменить свой голос. — Боярин всех прощает и отпускает на волю!


У Алексея от резкой вони начали слизиться глаза. Он быстро выскочил наружу. Пошел дальше. По пути стали попадаться пустые комнаты и склады с садовым инвентарем. В одной из камер освободитель нашел уже погибшего человека. В последней и самой дальней от входа, под двумя запорами, томился сильно заросший мужчина.


— Дедуля… Конечная остановка! Дальнейшая отсидка отменяется. Выходим! Не забываем вещи и выключать свет.

Узник перевернулся с одного бока на другой, не обращая внимания на слова вошедшего.

— Ты, что, отец, плохо слышишь? Или призыв покинуть помещение к тебе не относится? — прикрыв скрипучую дверь, произнес Алексей. — Ты, что эту камеру в аренду взял?

— А? Чего? Почему выпускають? — подняв голову, прошепелявил в ответ комок шерсти.

— Ну…. не знаю? — отрешенно заворчал Рязанцев, не ожидая вопросов. — Пускай будет международный день ограбления казны с песнями, танцами и долгожданной свободой всех узников совести… Или… пусть боярская дума решила на этом месте разбить парк с фонтаном! Короче… Давай, быстро на выход. Без разговоров… Иначе… Здесь скоро будет пожар или потоп… Я ещё не определился.

— Шпасибо! Я тебя отблагодарю, — дедок зашепелявил снова. Он начал собирать какие-то вещи с пола.

— А чего меня-то? Благодари Шуйского. Это он всё оплатил — не зная, зачем вдруг ляпнул Рязанцев.

— А кого именно? Семена или Агафона? — оторвавшись от своих сборов, спросил освободителя незнакомец.

— А дед-то! Ох, как не прост! — оторопело подумал странник. — Чувствуется местных бандюганов знает. — Так… обоих и благодари! — Обманывать — так уже по полной, решил Алексей.

— Вот уж не чаял, что когда-нибудь на свободу выйду! — узник всё ещё не верил в свою удачу. — Обычно Якушевы своих пленников только на тот свет отпускают…


— Дед, а тебе идти-то есть куда? А то давай со мной, на Крайний Север… — пришелец призывно начал агитировать пленника. — На Калыму… Там мороз и солнце, день чудесный! Там оленей целая куча. И не один боярин не достанет. Эх, хорошо заживем! Там столько белого снега. А воздух какой… М-м-м…

— Нет уж! Отойди, бежбожник! Я как-нибудь шдеся… Шам разберуся… Прощевайте, — пройдя мимо Рязанцева, заросший незнакомец быстро пошел на выход.

— Скажи хоть, как тебя зовут? — уже в спину запоздало крикнул спаситель.

— Панкрат Шерный, — донеслось снаружи.

— Ну, так… Удачи тебе, Панкрат! — Рязанцев весло пожелал из камеры.

— И тебе не хворать… На Шевере!


— Вот и узнал фамилию своего врага, — подумал Алексей, осматривая оставшиеся комнаты подземелья. — Кстати, у меня новая идея! Сейчас я им устрою небольшую заварушку! С песнями, плясками ну и дракой само собой…

Идейный организатор творческой самодеятельности сходил домой. Взял всё необходимое для осуществления своего плана.

Граффити на стене написал средними буквами:… Свободу Панкрату Черному! Берегитесь! Нас много! Затем подумал и крупным текстом вывел… Шуйские отомстят!!! Прошелся до двери и выбросил на улицу зажженный китайский фейерверк на восемь зарядов. Дождался громких хлопков и свиста вылетающих салютов. После этого открыл вход к себе в квартиру и спокойно пошел отдыхать.

Праздничный концерт на сегодня был закончен…

* * *
— Ну, и где ты был? — Прохор спросил грозно у вернувшегося к утру Рязанцева. Купец свел брови, сжал кулаки. Он сидел хмурый в горнице на лавке, и молча уставившись, «злым взглядом» осмотривал «ночного гуляку».

Окна комты были ещё плотно закрыты темными занавесями. В дальнем углу в тяжелом серебреном поставце догорала оплывшая восковая свеча. Спертый воздух с привкусам ладана полностью заполнил душную комнату.

— А в чем собственно дело? — Алексей изобразил саму невозмутимость вместе с покаянием. — Я, между прочим, торговые связи налаживаю. — Нужно было срочно что-то говорить — принял решение пришелец. Причем правдиво и достоверно.


Путешественник на всякий случай немного отошел от грозного нравоучителя.

— Я уже почти тысячу пудов… этой как её… — гуляка подбоченись, и гордо выпятив грудь начал авторитетно оправдываться. Он широко открыв глаза. Начал щелкать пальцами. Вздернул головой. И громко с достоинством произнес. — А, зьм — пеньку закупил! Кстати, желаю собственное пеньковое производство открыть! — Мега торговец для пущей правдоподобности и значимости важно почесал подбородок и напущено надул щеки.

— Не паясничай! — строгий родитель перебил «дитятю». Он глубоко вздохнул. Его щеки покраснели. На шее проступила синяя жилка. — Тебя где всю ночь носило? — Ещё более грозный вопрос. (Даже искры в глазах мелькнули.)

— Понимаешь…. встретил старых знакомых, — соловьем запел пришелец, рассказывая о своих ночных похождениях. — Зашли в кабак. Поговорили о серьезных делах. Обсудили опять же покупку большой партии пеньки. Чуть — чуть выпили за удачную сделку. Потом посидели на дорожку, и пошли всей кумпанией меня провожать до дома. Так, что все хорошо! Все живы, все здоровы — чего и нам желают!


— Тебе сколько лет? — взбешенный, угрюмый купец сделал шаг вперед. Он схватил странника за воротник и притянул к себе.

— А вот это… Прямо скажем — ненужный вопрос… И не по существу, — Алексей попытался освободиться от захвата. Тревожные мысли полезли в голову. — Как же скажу я тебе, сколько мне лет…

— У тебя молоко на губах — давно обсохло? — купец начал трясти странника со всей силы. — Забыл, когда охаживали дрыном по спине?

— Прохор, зачем про возраст напоминаешь? — Рязанцев с трудом освободился от захвата. — Силен чертяка. Держит как клещами.

— Нет, ты отвечай? — купец схватил ночного повесу за одежду снова.

— Я же не учу тебя торговать, — путешественник безуспешно пытался выбраться из тисков. — Так… тему про возраст нужно срочно закрывать. — Он с трудом разжал одну руку торговца. — И вообще! Я уже взрослый. Сам могу ответить за свои поступки, — совершеннолетний повеса произнес гордо как на митинге.

— Вот и я говорю! — Прохор отпустил взъерошенного юнца, после чего расстроено махнул рукой. — Скоро у тебя борода начнет расти! А ты ведешь себя — как последний недоросль или малолетка.


ПАУЗА…

— Так! Всё закончилась? Кто победил? А чего он кричал-то? — тревожные мысли не покидали головы Рязанцева.

Не тут-то было… Купец, набрал в легкие воздуха. Продолжил… — Эх, выдрал бы я тебя… — на месте твоих родителей! Ох, крепко бы розгами отхлестал. Нет, маловато будет! Надо чтобы на всю жизнь запомнил! Вожжами бы исполосовал всю задницу!

— Ну, знаете ли Прохор Куприянович, — возмутительно дернул головой взрослый повеса. Вы, мне, кстати, не отец! Да и сечь на конюшне — это сейчас не педагогично. Молодежи надо все объяснять словами, убеждениями. Приводить яркие жизненные иллюстрации на примерах из жизни известных личностей. Ну, там… — царей, королей, великих полководцев!

Рассуждая про высокие материи в воспитании детей с «нетрадиционным поведением», Рязанцев случайно посмотрел в глаза Прохора. Они излучали ледяное непонимание.


— Так, стоп! — скомандовал себе пришелец. — Надо успокоиться. Что-то сильно я вошел в роль. Могу переборщить… — Он опустил глаза. Посмотрел на землю и снисходительным голосом произнес. — В чем собственно дело? Я, между прочим, сказал Федору, где буду… И во сколько приду тоже сказал. — Скиталец ненавязчиво улыбнулся. После чего моргая ресницами, добродушно посмотрел на купца.


— Послушай! Ляксей! В Москве-то, что твориться? — Прохор, приняв раскаяние глупого отрока, продолжал возмущаться. — Надысь тати половину города порезали… Сказывают, все улицы забрызганы были кровушкой. — Он испуганно посмотрел на скитальца. Затем внезапно по отечески погладил по плечу. — Потом ты со своим кладом всех взбунтовал. Заварил же ты, компаньон, кашу!

— А я-то здесь причем, — начал оправдываться Рязанцев.

— Знающие люди говорят, что сокровищ ты привез — невидимо! Так много, что за всю жизнь не истратишь. И большую часть — для потомков припрятал, — купец произнес фразу и заговорщицки, посмотрев по сторонам.

— Я же всё в приказ отнес, — Алексей ответил полушепотом, поддерживая Прохора. — До последнего грошика сдал. Грамоту получил об этом. Меня похвалил подьячий. Сам Степан Михайловский говорил чтобы нес ещё — рады будем… Он мне даже руку пожал. — Кладоискатель перечислял свои заслуги перед «законом».

— Ты постой, друг сердешный. Не торопись, — Прохор перебил вояжера, не слушая его оправданий. — Вчера вообще… Шуйские как с цепи сорвались. Боярина Якушева разорили. Его усадьбу взяли штурмом. Всю ночь шло смертоубийство. Говорят, даже пушки притащили. Народа полегло — неведомо сколько. Якушевы злые на всех. Обещали отомстить. Юрские с Милославскими собрались за них заступаться. Ой, что будет? Ужасно представить? — Купец затряс бородой. — Беда прямо с эти боярами. Чую кровушки людской прольется — немеряно. Теперяча, вообще выезжать с обозом за Москву — реку страшно.


— Да, дела… — Алексей поддержал Коробейникова и почесал затылок. — Кстати, Прохор… Ты говорил, что места тут у вас спокойные. Тишь да благодать. А тут… То одно, то другое! — Рязанцев взял концертную паузу. Досчитал до пяти. После чего выдал итог… — И как же вы здесь живете? Вот тебе и спокойный стольныйй град!

Странник посмотрел на купца с жалостью. Печально вздохнул и про себя добавил. — Ничего не меняется в этом городе… Ни в прошлом, ни в будущем!

Глава 9

Ванька Рваный так и не понял, с чего всё началось. Он никогда не попадал раньше в такие необычные истории. Не становился их свидетелем. И тем более участником. Утром — как обычно он заехал в торговые ряды Китай города на своей повозке. Не спеша двинулся к лавке с товаром. Внезапно переднее колесо подводы попало в глубокую яму.

— Ну, рас-ту-дыть твою за ногу налево, дрыщ ты эдакая! — возница выругался со всей православной прямотой, выразив недовольство колесу, телеге и лошади запряженной в эту телегу. — Да какого же болотного лешего на пяти колючках, ты кривая животина — скотина не смотришь, куда ехать надо? Совсем ослепла кляча старая — чтоб у тебя все ноги попереломало и зубы через один повыпали? — Иван стащил с головы суконный колпак и горячо продолжил смачно высказывать свое недовольство ярко-красочными выражениями.

С силой дернув поводья, он постарался выехать из ловушки. Подвода опасно наклонилась и Жулька его рябая коняга подергав для виду оглобли, встала, не желая двигаться далее. Ситуация для мужика как водителя кобылы сложилась обидная.

— Окстись, окаянная, не съезжай с ума! — Рваный расстроился. — Как можно было средь белого дня, так опростоволосится? Да ещё на людях? Теперь засмеют! — Мужичок попытался вразумить нерадивую кобылу обидными словами с матерками, заставить её двигаться дальше. Однако ничего не помогало. Возок намертво застрял в ловушке.


Посмотреть на бесплатный концерт чужого позора мгновенно сбежались зеваки с торговых рядов. Они стали насмехаться над Иваном под задорное улюлюканье и гиганье, складывая разные шутки про него, его лошадь и всех её знакомых.

— Ах вы сороки бесхвостые! — произнесла сердобольная горожанка, проходившая мимо. — Пошто ироды над мужиком издеваетесь? Хоть бы посоромились! Прямо беда с вами — нехристями! Чай не баловство, что кобыла-то мучается?

— Окстись, бабанька, — со стороны мужиков донесся дружный хохот. — Ведь мы, же так, по-шутейному. А коли тебе взаправду жалко жеватину — взяла бы да договорилась с ней! Вы же бабы — небось, им родня! А значит пособлять должны друг дружке. Толкнула бы её рас-туды или стягнула. Глядишь, из ямы обеи бы и вылезли.

Жулька несильно дернула телегу в поддержку «родной половины», после чего печально фыркнула и посмотрела на женщину.

— Тьфу, пропасти на вас окаянных похабников нет! — спорщица обиженно поправила платок и быстро пошла по своим делам, подальше от бросаемых в её сторону насмешек.

Иван закусив, от обиды губы с удвоенной энергией стал стегать лошадь, чтобы выбраться из ямы.

Внезапно толпа утихла. А потом с уважением расступилась. Подошел знатный купец с маленьким мальчиком. Борода торговца, как и положено очень багатому человеку была большая, окладистая, серовато-пегая — даже скорее бородища! Она важно возлежала на объемистом животе. Одет торговец был по последней московской моде в несколько слоев одежды: Снизу виднелся шелковый, желтого цвета зипун. Поверх него — синий аксамитовый полукафтанец. На нём — бархатный зеленый кафтан. Сверху ещё один расписной, сиреневого цвета, а уж поверх того — узорчато-переливчатая ферязь с разрезными, завязанными за спиной рукавами.


— Бедная коняшка, — ребенок произнес жалобно. — Ей, наверное, больно? — Малыш повернулся к отцу. Поднял голову и звонким голосом обратился к родителю. — А знаешь, тятя? Мне вчера снилось, что катаюсь на повозке. А она — без лошадей! Сама двигается и поворачивает. И лошадки не мучаются. И мне хорошо! Вот такой — чудесный сон…

— Интересно всё это, — мужчина продолжил задумчиво смотреть на застрявшую телегу и несчастную Жульку. — Хотя знаешь, Алёша! Если бы нашелся умелец, что собрал такую тележку. Я бы ему за твое желание и десяти рублей не пожалел. Только сказки всё это!

— Батюшки — светы! — восторженно повторил кто-то в толпе. — Десять рублей! Это, какие деньжищи Сава Игнатьевич готов платить не понятно за, что?

— Вот, чудак! — с восторгом ответил другой. — Так это Варламов! Он, небось, себе и не такое может позволить! Куды до него другим купцам!


— А я бы для своего любимого чада, да за такое чудо и двадцать рублей не пожалел! — молодой человек внезапно показался из толпы и с вызовом уставился на купца.

Ребенок перевел взгляд с незнакомца на отца и требовательно дернул его за руку.

Купец с интересом посмотрел на незнакомца. Хитро прищурил глаза, оценивая собеседника, улыбнулся и потряс густой бородой. — Тридцать рублей! И если она поедет сама, то я тут же расплачусь, — Он произнес и гордо поднял подбородок.

— Твою кочергу через печь налево! — удивился кто-то. — Тридцать рублей! Ну и ну-у! Вот это невидаль! Вот где справедливость, православные — кому полтина, кому ни алтына? А здесь непонятно за, что такие деньги платить собираются.

— Отцы родные! Благодетели! Тридцать рублей!.. Рублей… Рублей… — как эхо пронеслось в толпе с восхищением.

Глаза мальчишки с гордостью смотрели на своего родителя. Игрушка из его сна уже была так близко. Осталось только протянуть руку и забрать её.

— Пятьдесят! — вызывающе промолвил незнакомец и полез за пазуху, готовясь достать кошелек.


Народ, находящийся возле торговцев забыл, зачем он тут собрался. Все затихли, уставившись на спорщиков включая Ивана и его старую кобылу. Лошадь с нетерпением начала вилять хвостом, ожидая развязки удивительных событий.

— Да кто ты таков? — недовольно засопел купец. — Я, Савелий Варламов — из гостиной сотни! Меня вся Москва знает! А ты кто таков будешь? — Торговец напыщенно выставил вперед грудь. И тут же не дожидаясь ответа от странного человека, внезапно произнес. — Восемьдесят рублей!

— Во-сьмь-де-сят руб-лей! — по слогам дружно выдохнула толпа… — Святой Николай — чудотворец! — Люди «перестали дышать», ожидая ответа с противоположной стороны. Кого-то сегодня явно разденут до нижнего белья. А может быть и больше!

— Я Алексей Воронцов помещик из Новгорода. Я дам сто рублей тому, кто изобретёт и покажет самодвижущую чудо — повозку!

— Вона как, комариный зуд! — недовольно произнес купец. — Новгородец? — Глаза его мгновенно налились злостью. — Чтобы МЫ московские купцы Новгороду уступали! Да не бывать этому! Никогда! — Мужчина твердо уперся ногами в землю, с силой сжал кулаки, прищурил глаза. — Слушайте все! Двести рублей! — произнес Савелий, готовый броситься в драку за мечту обиженного ребенка.

У людей стоявших рядом уже не было сил повторять невиданные цифры. Со стороны «болельщиков» было слышно громкое сопение, хрипение и протяжный зубной скрип.


— Согласен, твоя взяла, — противник внезапно поддался. — Люди добрые! Слушайте и расскажите всем! Этот спор выиграл купец Варламов! Если кто построит повозку, движущуюся без лошадей, то он заплатит умельцу двести рублей… Все слышали? — Странник поднял руки, привлекая к себе внимание. — Да будет — так!

Послышался гул одобрения. Присутствующие стали подходить к счастливчику и хлопать его по плечу, выражая поддержку. Он довольно потирал руки, улыбаясь во весь рот. В споре «Века», нет даже «Тысячелетия» победил московский купец.

Спустя две минуты странный незнакомец громко продолжил. — От себя добавлю… Если телега не просто поедет, а ещё и сможет подняться в небо… — Новгородец «Задрал» свои голубые глаза к облакам. — Тогда, я — помещик Воронцов, заплачу искуснику пятьсот, нет больше — семьсот рублей премии!

— Се-мь… сот! — Все как один повернулись сторону безумного человека. — Ой, страсти! Осподи, великодушный, что же это делается на Белом свете. — Кто-то не выдержав веса объявленной суммы, в переводе на серебро, упал в обморок.


На театральных подмостках наступила тишина. Актеры и зрители, открыв рты, молча повернулись и уставились на режиссера.

Опустился занавес…

* * *
— Почему я как сопливый мальчишка хожу туда — сюда возле этой высокой изгороди? — Алексей думал и тоскливо вздыхал. — Кстати, тут, бревно выломано. А здесь углём неприличная картинка нарисована. А на этом месте — частокол вообще завалился.

Уже более часа странник как прилежный часовой караулил одну молодую особу, тайно надеясь повстречаться с ней взглядом. Девушка не выходила. Поэтому приходилось ждать её и параллельно любоваться уникальным зодчеством старомосковских заборостроителей.

— Мне, что заняться нечем? — корил себя путешественник. — Или мне опять исполнилось семнадцать? А может быть, я до этого с женщинами не общался? Что вообще происходит? — Он остановился. Посмотрел на кучу мусора. Перевел взгляд на толстенные входные ворота, сделанные из крепких дубовых досок, покрытых железом, весевших на массивных петлях. За забором, почуяв чужих, лениво взбрехивали цепные псы, показывая хозяевам свое усердие. Рязанцев повернулся в обратную сторону и продолжил беседу самого с собой. — Или я уже не в состоянии что-либо придумать, дабы увидеть красивую девчонку, которая сидит дома и не хочет выходить на улицу? Ведь наверняка знает, что я её жду!


Взгляд влюбленного остановился на двух, мирно бредущих по улице, прохожих бандитской наружности.

— Вот, например, нанять небольшую группу страшных разбойников. Скажем, человек сто — двести. Думаю, для первого раза будет достаточно… Организовать лихое нападение на их домишко. Немного пошуметь, поломать чего-нибудь: Телеге колесо оторвать али штакетину из забора выломать… А потом доблестно освободить их от лютой опасности. В итоге все живы, здоровы. И я молодец! А её папа разрешит мне с дочкой встречаться, — рассуждал Рязанцев, представляя себя в роли бескорыстного рыцаря.

Странник задумался и проработал несколько вариантов благородного избавления хозяев дома от ужасных грабителей.

— Нет, не пойдет! — как всегда вовремя возразил сам себе Алексей. — Масштаб операции маловат. Размаха для моей натуры нет. По-хорошему тут и троим то делать нечего… И что это за герой? Которой ради хорошенькой девчонки — «отметелил» всего троих бандитов? Нет, не серьезно! Не станет она со мной дружить! Да и отец её подвигов не оценит. — Опечаленный воздыхатель снова двинулся по протоптанной дороге вдоль ненавистного забора.


Заскрипели петли. Массивные резные ворота стали открываться. Рязанцев быстро спрятался за дерево и с замиранием сердца выглянул оттуда. Вышли две девушки с ведрами, и задорно покачивая пышными бедрами, пошли вдаль по улице.

— Бом-м-м, бом-м-м, бом-м-м… Басовито поплыл над проснувшейся Москвой звук колокола Ивана Великого. Напевным баритоном в ответ ему вывели свои мелодии кремлевские соборы, словно соблюдая приличествующую им державную строгость. И тут же, дождавшись своего часа, не сдерживая радостного нетерпения, малиново отозвались ему колокола с многочисленных часовен и церквей. Проснулся, загудел и пошел гулять колокольный перезвон по Китай-городу, окресностям, а потом и в слободских церквах.

— Хорошо, другой вариант, — странник, не обращая внимания на перезвон, продолжил свои ума-размышления. — Дождусь сильного пожара в Москве. В эти времена она горела часто. И когда все этажи в доме запылают… Вот, тогда я её на руках и вынесу! — он посмотрел на участок крыши, видневшийся из-за высокой изгороди.

— Этот план уже лучше, — начал анализировать странник новую идею. — Но в ней много случайных факторов… Прежде всего… Когда будет пожар? — Неизвестно! Дойдет ли он до её дома? — Не факт! И главное… А вдруг пока буду караулить девушку, кто-то другой её спасет? Воздыхатель остановился и задумчиво уставился на большую навозную кучу, лежавшую прямо на дороге. — Да… Опять — двадцать пять! — расстроился странник и отошел от неё подальше. Затем поднял с земли какой-то камень и с силой зашвырнул его за забор. Прислушался… Во дворе была тишина. Даже собаки не залаяли. Невезение продолжалась…


— Ладно, последний вариант, — начал убеждать себя юный влюбленный. Хотя только на сегодня это был уже пятый или седьмой последний вариант. — Нанимаем цыган. Как стемнеет, идем всем табором с песнями, танцами и медведями к забору. С собой берем гитару, букет цветов, прочную веревку… Лошадь в яблоках, а может и несколько лошадей…

Алексей, почувствовав вдохновение, присел на корточки и стал рисовать палочкой на земле план атаки на неприятельские позиции. — Послушай, Ромео, — он остановил себя на половине детализированного чертежа. — Операцию мы проведем успешно. Не сомневаюсь! А вот, что дарить будем юной особе? Подарка-то у меня нет!


Мимо странника проехала повозка с большой копной сена. Возница с удивлением осмотрел сидящего у забора влюбленного «чертёжника». Легонько щелкнул бичём по крупу лошади. Грозно выругался.

Рязанцев вскочил на ноги. Задрал голову. Задумался. Подошел к рисунку и стер его носком сапога.

— Правильно, нужен подарок, — хорошая идея промелькнула в голове пришельца. Глаза у него заблестели. — И не просто подарок, а ПОДАРОК! Чтобы запомнила и сохранила. А когда глядела на него, думала только обо мне! — Пробудившееся возбуждение, вместе с охотничьим азартом, всё ещё не оставляло «влюбленного художника». — Так, где я могу взять то, что мне нужно? Где… взять? Где? Надо подумать? — «великий комбинатор» закусил губу и начал чесать нос. — ПОДУМАТЬ! Вот если бы?


Не контролируя своих действий, путешественник во времени спонтанно открыл портал в неизвестное… Мужчина заглянув в него, обомлел… Вход открылся туда, где был предмет, который был ему необходим. Но главное, что поразило путешественника… Впервые переход открылся не в его квартире. И даже не в Москве. А гораздо дальше…

Сделав шаг, он вышел из проема в другой эпохе и очутился в далекой стране, почти на краю света, где когда-то, давным-давно был по долгу службы.

Глава 10

— Настенька, Солнышко… — нянька Матрена, женщина с сухим, строгим лицом, предложила уговоры, хотя давно не надеялась на положительный ответ.

— Покушала бы… Оладушки испекли сегодня, такие вкусные — превкусные. Румяные, золотистые, прямо с пыла, с жару. Пальчики оближешь!

— Не буду!

— А хочешь, коврижечку принесу мягкую, медовую или яблочко румяное, наливное, аль сливу вареную, а могет орехов?

— Не хочется, — воспитанница надула губы и отвернулась в сторону от ароматных угощений.

— Голубушка, утешься — ну, хоть отвару клюквенного испей, — ещё одна попытка уговорить… А вдруг получиться? — Кисленький… Прохладный… Розовенький… Аппетиту придает.

— Не надо, — юная затворница громко шмыгнула носом, сдерживая слезы.

— А чаю со «свежай» смородой? От душистого чая душенька распарится, по косточкам сладость пойдет…

— Нет, — вредина надула щеки.

— Ох, что за наказание следить за тобой? — женщина тяжело вздохнула. — Чует мое сердце, что невесела ты стала в последние дни. Скажи мне, голубка, какая печаль гнетёт тебя?


Матрена привстала со скамьи укрытой небольшим расписным ковром. Чувственно заломила руки. — Золотце, посмотри на себя? Одни кости да кожа… Кто тебя такую замуж возьмет? Мужики ноне — они же, кабыляки такие, молодушек любят справных, да ладных. Чтобы кровь играла с молоком… Чтобы всего было в достатке у барышни. А у тебя, что? Совсем ведь извелась — одни глазища! Дикие — как у кошки! Чувствую, нормальный жених намучается с тобой. Она для убедительности и доходчивости своих слов развязала и снова завязала узел на платке. Поправила волосы на голове. Передвинула с места на место чашку.

— Ахти, мои батюшки! — воспитательница не прекращает попыток наставить на путь истины заблудшую молодую душу. — Ведь в гроб, краше кладут! Упадешь где-нибудь посередине дороги… И собаки стороной обходить будут! Да, что я тебе говорю? Сама понимать должна! Не маленькая, чай, уже?

— А я замуж и не собираюсь, — тяжелый вздох со стороны страдалицы и снова шмыганье носом. — И, вообще! — Настя прикусила губу и решительно заморгала длинными ресницами. — Я… Я в монастырь уйду.

— Как же? В монастырь она уйдет! — Матрена удивленно повысила голос. Да кто же тебя такую туда возьмет?

— Ещё как возьмут! — мученица сомкнула кисти. Прижала руки к груди. Засопела носом. — Туда, всех берут!

— Мати, пресвятая богородица! — наставница всплеснув руками, вновь поправила волосы под платком. Недовольно покачалась на стуле. Строго свела брови. Бросила взгляд на серебряную лампаду горевшую в углу, перед старинным образом Спаса Нерукотворенного.

— Да вижу я, какой монастырь у тебя на уме! Третий день, сама не своя ходишь, из-за этого монастыря!


Напряженная чайная пауза с вздохами и хлюпаньем смородового чая с одной стороны и ответными вздохами и шмыганьем носом с другой. Где-то прожужжала муха, нарушая идиллию спокойной обстановки в горнице.

— Ладушка, пошла бы в саду погуляла… Итить, грусть, тоску бы развеяла… — новая попытка Матрены достучаться до сознания кручинницы. — С утра от Полины служанка прибегала. Про тебя спрашивала. В гости звала.

— Ничего не хочу, — девушка произнесла, еле сдерживаясь от того чтобы не разреветься.


Вторая чайная пауза…

И принятое решение использовать последние доводы, а также всё женское коварство.

— Яблочко, ты моё наливное, — голос наставницы стал мягким и напевным. Она с удовольствием причмокивая, отхлебнула из чашки и шумно, словно с громадным облегчением, выдохнула после глотка. — Вчера, когда шла по рынку… Ну, ты знаешь, батюшка велел мне сукно заморское посмотреть, Встретила там Лукерью, ключницу Изотовых. Ты её помнить должна — приходила к нам как-то… Уже не знаю зачем… Так вот, она сказывает, что их соседка молодая вдова воеводы Рожнова тайно встречается с сыном окольничего. Срам-то какой, прости господи! Блудница, греховодница. Ох, падёт на неё божья кара.


Красавица непроизвольно прислушалась и слегка повернулась в сторону рассказчицы.

— Ты представляешь! Настенька, что твориться в Москве? — Матрена выкатила глаза, показывая ужас и возмущение от распущенности современного поколения. — Ох, грешно, матушка, люди себя вести стали! Раньше в старые, добрые времена такого не было! Никогда!


Женщина аккуратно поставила пустую кружку на салфетку.Затем нежно погладила её рукой.

— А сейчас! Что люди только не делают! Никакой совести у них не осталось! Грех-то какой! — Матрена многократно перекрестилась на икону в красном углу и снова посмотрела на девушку. — Твой-то кавалер надеюсь не такой? Он ведь высокородный, знатный, красивый?

— Не знаю… — резкий ответ. Страдалица снова отвернулась от собеседницы. Надула щеки. Подперла рукой подбородок.

— А может быть богатый? — глаза надсмотрщицы хитро смотрели на девушку.

— Не знаю… — прищурив глаза, Настена зло произнесла сквозь зубы.

— Ну, хотя бы высокий, статный? — старая интриганка начала плавно водить рукой из стороны в сторону, гипнотизируя собеседницу.

— Не совсем, — томный, задумчивый взгляд сменился улыбкой на лице юной особы. Влюбленная натура поддалась на провокацию. Она снова начала вспоминать таинственного незнакомца встреченного на рынке.


— Настенька? Перепелиные твои косточки! — Матрена произнесла с ужасом, переживая за девушку. — Тьфу, тьфу! Чур, меня! Оборони бог от срамного дела. — Она быстро вернула фантазерку в реальный мир. — А он хотя бы христианской веры?

— Не знаю я! — несчастная страдалица в порыве чувств стукнула ладошкой по столешнице.

— Господи Иисусе! — наставница, притворно испугавшись, вновь несколько раз перекрестилась. — Боже наш! Всякую еси оставил ты на небеси? — Повернулась в сторону образов. — И, что ты в нём нашла? Что, в нём, такого… чего у других нет! — Она встала из-за стола и подошла к воспитаннице. — Ведь третий день себя изводишь? Экое дело ты удумала намедни. Послушай моего совета… — Скушай яблочко мочёное и всё сразу пройдет!

— Ты, ничего не понимаешь! — влюбленная натура зло произнесла со злостью и «сверкнула» глазами. — Совсем окостенела как старая квакуша! — Девушка фыркнула и резко отвернулась от воспитательницы. — Он такой… милый! Такой… хороший! Замечательный! С ямочками на щеках. И улыбается… — Красавица как завороженная описывала своего благоверного. Горемыка медленно поднялась со стула и неспешно пошла по комнате.

Матрена, открыв рот, с удивлением смотрела на воспитанницу. Сейчас та походила на зомби или загипнотизированную куклу.

— … И так на меня смотрит… — Настя громко шептала. — Так никто, никогда на меня не смотрел. — Девушка не сдержав чувств, выскочила из комнаты и побежала к себе. После чего упала на кровать и расплакалась.

— Да, дела! — Матрена произнесла и задумчиво посмотрела вслед несчастной. Затем сильно и глубоко вздохнула в очередной раз. — Ох, чувствую, попадет нам обоим от тятеньки. Крепко попадет…

* * *
Солнечный лучик игриво упал на длинные, кудрявые волосы спящей девушки. Он неспешно зарылся в её теплые шелковые локоны и потихоньку двинулся к лицу. Настя улыбалась во сне. Ей снилось, что-то доброе и приятное. Игривый озорник добрался до глаз и начал ласково и нежно будить красавицу. Через некоторое время она проснулась. Открыла глаза, сладко потянулась. Мягко присела в своём девичьем гнездышке, распрямилась и, широко раскинув руки, на мгновение словно повисла в небе.

Настена не спеша встала с белоснежной кровати. Голубая шелковая рубаха, что скрывала до пят статный стан, заструилась от движения. Сбросила с себя одеяло и, наступая на солнечные зайчики, разбросанные по полу, подошла к окну. Открыла плотные ставни и выглянула наружу. Её лицо светилась от счастья. Широкая полоса мягкого света радужно потянулась к складкам одежды, стараясь извлечь из них тонкий силуэт хрупкой девичей фигуры.

Затейница сотворила крестное знамение и долго смотрела на розовеющие в лучах солнца золотистые маковки храма. Теплый, летний ветерок мягко теребил кудри рано проснувшейся молодой пташки. Недалеко от нее деловито прожужжала пчела. Бабочка вспорхнула со ставенки и полетела куда-то вдаль. На ветках деревьев щебетали птицы. Поблизости, на садовой дорожке, дрались неугомонные воробьи. Сладкий утренний воздух, наполненный душистым ароматом цветушей липы, кружил голову.

— Сегодня, я обязательно его встречу! — барышня заломив в экстазе руки, заморгала длинными ресницами. — Вчера вечером, я загадала, если снова приснится, то значит, увижу. — Очаровательница глубоко вздохнула и сбросила последнее сонное наваждение. — Он такой! Он такой… — Она в экстазе заломила руки. — Он лучше всех! — Глаза проснувшейся красавицы блестели от возбуждения, щеки налились румянцем. — Тем более, я помню его взгляд! А он ясно говорил, что я ему нравлюсь.


В комнату вошла служанка. Внесла кувшин с водой и рушник. Поставила на небольшой комодец. Настена на несколько мгновений отвлеклась от своих фантазий. Но потом её мысли снова захватили приятные раздумья.

— С утра, мы с Матреной, пойдём в церковь, — в голове девушки начала формироваться картинка с образами. — Как только выйдем за ворота, он уже там… Небось на улице. Недалеко стоит… И ждет нас! Меня! — «Пташка» глубоко вздохнула и стала рассматривать причудливые формы сиреневых облаков, «тягуче» ползущие по небу.

— Наверняка, он знает, где я живу? Вот, я его и увижу, — глаза девушки прищурились, и она представила лицо человека, которого страстно желала встретить. — Но, виду не подам! Я не знаю его!

Она вернулась к кровати. Села на неё. Взяла расческу и стала расчесывать волосы. — Мало ли таких как он — стоят возле ворот? — Озорница весело хмыкнула. Игриво «кому-то» улыбнулась. — А то, ишь чего задумал, друг сердечный? Негоже так делать — я, не такая! — Стыдливый румянец покрыл щеки мечтательницы багряным цветом, и она постаралась всеми силами укоротить крылья своего слишком пылкого воображения.

— Без солнышка нельзя пробыть, без милого нельзя прожить. — Настёна весело промурлыкала потаенное желание. Сладко потянулась. Надула щеки. Погладила себя по носу.

— И почему я, про него, постоянно вспоминаю? — молодая особа гордо спросила у себя. — Не хорошо это… Грех это. — Тут же ответила сама себе.

— И вовсе это не так! Да сдался он мне! И кем он себя возомнил? — чаровница прикусила нижнюю губу. Подняла свой ясный, блестящий взор. Задумчиво поглядела вдаль. — Ишь, боярин нашелся! И все-таки… Он такой хороший… и милый… И глаза у него такие добрые, и взгляд такой ласковый. Ладно, хватит про него думать. Пора одеваться.


— Он лучше всех! Стоит сейчас, ждет! — счастливо улыбнулась Настенька, выходя за ворота своего дома. Ветер озорник легкими порывами развливал платье девушки. В воздухе витал запах свежей малины. Проказница прищурив один глаз осторожно стала осматривать окресности.

Однако, возле них, никого не было. Улица была пуста. И только далеко вдали шли какие-то прохожие.

— Вот, пойдем мимо Никольских ворот — а он, небось, уже там. Он знает, что мы с Матреной всегда мимо них в церковь идем, — снова начала убеждать себя Настя. — В другой рядь, там, много кто на меня смотрит! Я много кому нравлюсь. Значит — понравлюсь и ему.

— И он, там, должен быть! С раннего утра, — снова зарозовели щеки у юной мечтательницы. Глаза ее восторженно скользили по лицам прохожих, ожидали взгляда любимых, милых сердце фиалковых глаз. — А может быть и раньше придет? Он должен меня также искать.


Девушка внимательно огляделась по сторонам. «Во все очи» глядела на каждого встречного. Искала знакомый силуэт.

— А Матрена про него сказала… Что он, не понятно кто? Это, не правда… Он не такой! Он другой! И вообще, она старая и ничего не видит! Жаль, что она этого не понимает…

К великому сожалению влюбленной особы незнакомца возле Никольских ворот опять не было.

— Подойду к церкви… А он, там, у входа, ждет меня… Встретит, увидит и будет смотреть, только на меня, и не отрываясь… И во время молитвы будет недалеко, — затейница возмущенно моргнула глазами.

Возле церкви её тоже никто не встретил…


Свет от многочисленных свечей и лампад бросал узорчатые блики на бронзу и позолоту образов, на церковную утварь и роспись потолков. Колеблющееся пламя, колыхаясь в струе воздуха, вздрагивало язычками, как живое существо, и то взлетало выше, то изгибалось в сторону, попеременно освещая и погружая во мрак очертания людей и священные лики икон. В соборе началось торжественное служение. Прихожане усердно молились, устремив глаза на древнюю икону спасителя. Под каменными церковными сводами было душно. От жаркого людского дыхания и свечного нагара у Насти кружилась голова. Однако несмотря ни на что она продолжала настойчиво осматривать присутствующих. — Должен быть здесь… Должен! — Девушка проговаривала снова и снова. — Он придет… Он обязан прийти… Я столько дней ждала! Я верила… Я знаю… — Она шептала вместо молитвы.


И вдруг, откуда-то, она почувствовала его взгляд. Как будто кто-то нежно прикоснулся к ней, погладил её по спине. Красавица вздрогнула… Перекрестившись, положила первый земной поклон, начала шепотом читать молитву. Затем медленно, с тревожно бьющимся сердцем повернула в сторону лицо. Её кавалер стоял у стены и смотрел на нее своим добрым, ласковым взглядом. На молодом красавце блистал кафтан из парчи, с широкими на груди застежками, украшенными жемчугом и золотыми кисточками. В полумраке молебна казалась, что редкий свет от ломпад «радуется» и игриво отражается от его фигуры многочисленными блёсками. Девушка задержала дыхание. Ей показалось, что сердце её перестало биться. Трепетное благоговение стало наполнять её душу. Она закрыла глаза и быстро зашептала. — Всё-таки он пришел… Он нашел меня… Наконец-то, я дождалась. — Страдалица начала улыбалась сквозь выступившие слезы.

— Батюшки светы, — Матрена прошипела со стороны. — Настя, девочка моя, ясочка ненаглядная, что встряслось? Успокойся. Тебя же всю трясет. Аж взапрела.


Желанный сделал несколько шагов и кому-то улыбнулся. Девушка проследила за взглядом… и увидела конкурентку. ОНА тоже смотрела на НЕГО! Смелая… Статная… Окаянная бесстыдница. Соперница была яркой, в дорогой, богатой одежде.

— Как она смеет — блудна грешница! — юное создание возмутилась. Мгновение… и ревность острыми когтями впилась в ееё сердце. Она несколько раз из-за плеча мстительно посмотрела на незнакомку. Со злостью прищурила глаза. Нахмурила лоб. С силой сжала кулаки.

— Да кто она такая? Язва бесстыжая! Откуль змея постылая только появилась? Пусть поворачивает свои оглобли взад! Я его первая увидела! — подумала Настя, строго сдвинула брови и решительно посмотрела в сторону соперницы. — Чтоб ей было пусто, треклятой! Господь её разрази!

Ревнивица прикусила губу до боли. — Как она может косить своими глазищами в ЕГО сторону? Да я её! Да я?


Настена заволновалась. Сердце учащенно забилось. От волнения девушка сильно прикусила губу. — Я… Я даже не знаю, как его зовут? — Она опечалилась. — А он такой хорошенький! А эта стерва проклятая на него свои зенки вытаращила! Я его жду, жду… А он? И сразу к ней… Господи, ну почему я такая несчастная?

Несчастная не выдержала обрушившегося на неё горя, закрыла лицо руками и внезапно разревелась. — Вот, всегда так! Всем — всё! А мне — ничегошеньки! — По тонким её пальцам побежали капельки слез. Она зашвыркала носом. Расстроившись, стала тереть лицо рукавом.

— Ладушка! — Матрена прошептала, легонько дернув страдалицу за рукав. — Успокойся, сердешная! Что происходит? Я прям с тобой ладу не дам. Что за докука донимает твой разум? Нельзя же так! На нас все смотрят.

— Отстать, пусть смотрят… — строптиво ответила воспитанница.


Когда Настенька закончила плакать, она вытерла слезы и снова потихоньку посмотрела в его сторону. Незнакомца не было. Он ушел. А, ЭТА! Довольная, улыбалась, глядя куда-то в сторону.

Выйдя из церкви, девушка осмотрелась. Он не появился. Грудь плаксы от переизбытка чувств, сдавила тоска. В душе «скреблись кошки».

День стал плохим и грустным. Солнышко зашло за темную тучку. По небу поплыли серые, рваные облака. Они сталкивались над рекой, спешили куда-то на северо-запад. Собирался противный, нудный дождик. На ветвях ближайшего дерева громко ворчали черные вороны. Над куполами беспокойно носились галки. Посадские людишки шли навстречу в ободранной одежде, хмурые и злые… Громко кричали и стонали нищие на паперти. Недалеко от них валялись несколько пьяных, оборванных, грязных мужиков.

Колокола звонили тревожно, словно теребили душу. Они не переставая гудели и звали. Громкий перезвон был слышен в Замоскворечье, расходился в Китай-городе, в царском Кремле, за Казенным двором и над дворцами. И нехотя затихал где-то далеко — в Кулишках.

* * *
Через два-три-четыре дня.

В доме одной несчастной влюбленной особы.


Солнце медленно опускалось за резные крыши московских усадеб и теремов, попутно озаряя вечерним багрянцем кремлевские башни и купола церквей. Вечерняя заря потухала и багровыми полосами тянулась, отсвечивая через всю опочивальню, сквозь приоткрытые слюдяные оконца. В комнате постепенно темнело, но все багряней становились полосы от окон. Они помаленьку меняли цвет от ярко розового до темно фииолетового, попутно подымаясь к самому потолку.

Этим вечером как впрочем, и всеми предыдущими Настя много думала о своем желанном. Девичье сердечко истосковалось от одиночества, изболелось!

На серые стены светелки все ярче падал мягкий свет от лампады и свечей стоявших у иконы. Сладко пахло топленым воском. Красавица задумавшись сидела на кровати, не спеша накручивала волосы себе на ладонь. Она представляла своего любимого в ярких, разноцветных тонах: Брови соболиные, очи зоркие, сам орел. — Глаза девушки заволокло поволокой романтического тумана.

— Он самый лучший! Самый хороший! Так бы и полетела к нему! — живые очертания незнакомца не покидали головы кудрявой красавицы. — Вот он в образе могучего, былинного героя в блестящих доспехах подъехал к ней на вороном коне. Тепло улыбнулся. Нежно поднял её. Взял на руки. Девушка радостно прижалась к груди красавца.


Внезапно страдалица вспомнила встречу с незнакомцем в церкви. В её голове возник образ соперницы.

— И что он нашел в этой тощей, запечной выдерге? — она воскликнула и недовольно надула щеки. — Такая напасть пришла! У неё, ведь «ни кожи ни рожи»!

Настя мысленно сравнила себя с конкуренткой. Перечислила все её достоинства. Потом оценила свои. Расстроено вздохнула. По всем показателям она проиграла. Противница была ярче и привлекательнее. И будь Настёна на месте любимого — то, конечно же, выбрала эту наглую бесстыдницу.

Затем она подумала, что скорее всего много девичьих сердечек разбилось об умные и голубые очи обаятельного незнакомца. И наверняка у него есть кто-нибудь на примете… И скорее всего он даже повенчан… А может быть и женат… И наверное даже несколько раз… И детей у него больше семи…


От этих печальных мыслей девушке стало плохо. Настроение у неё изменилось. Она начала убеждать себя, что никто ей не нужен. — Лучше всего — быть одной на белом свете! Ведь это так замечательно когда ты одна и всё для тебя!

Обида и переживания несчастной усилились. Грудь под белой, длинной до пят рубашкой, «стали колоть иголки». Зрачки от переживаний то расширялись, то сужались. Постепенно страдалица дошла до крайностей в своих рассуждениях…

— А лучше всего… Отречься от всего земного… Уйти в монашки! Провести остаток жизни в покаянии и молитвах… И пусть они все страдают от своего жестокосердечия, видя её неземные мучения!


Завершая круг раздумий, девушка обвиняла себя в том, что она самая одинокая и несчастная в этом злом мире. Да ещё в придачу ко всему — страшная и некрасивая. И поэтому её никто и никогда не полюбит. Она обессиленно откинулась на пуховые подушки, закрыла глаза. — А этот синеглазый красавчик конечно же выберет другую!

Долгий — предолгий вздох разочарования. — Уж лучше утопиться в колодце, чем жить с сознанием того, что ты уродилась дурнушкой.

И такие размышления продолжались до самой ночи. Юное создание, переходя из одной крайности в другую, изводила и накручивала себя тяжелыми мыслями. Натертый нос и заплаканные глаза, вместе с глубокими душевными переживаниями долго не отпускали красавицу в царство Морфея. С трудом задремав под утро, даже во сне она продолжала звать и отталкивать его от себя.

* * *
— Любит… Не любит… Любит, — томно прозвучал еле слышный вздох девушки, сидящей на лавочке в саду. Прошептав что-то понятное только себе, она повертела цветком, глубоко вздохнула. — Не любит… Любит! — Настя оторвала последний лепесток ромашки и долго смотрела на него. Выпустила из рук. Налетевший ветерок подхватил его и резво унес в сторону тенистых зарослей кустарника.

В небольшом, ухоженном саду было тихо и прохладно. Как бы ни был жарок летний день, сквозь густую заросль парка лучи проникали внутрь с осторожностью, и будто с любопытством заглядывали в это закрытое от чужих глаз зеленое царство. От душистых трав и цветов, от кустов бузины, жасмина, смородины веяло свежим ароматным запахом.

— Настёна, ладушка, — вот ты где, — тетка Матрена подошла к влюбленной неизвестно в кого страдалице, печально сидевшей под навесом в деревянной беседке. — Идём в дом. Сваты скоро приедут… Надо подготовиться, собраться. Платье новое одеть…

— Опять? — девушка ехидно сморщила носик. Румянец засверкал на её щеках, губы сделались ярко-красными, а её чудные глаза стали темнее и глубже. — А впрочем, коли так — хоть какое-то развлечение от скуки. — Настёна показательно вздохнула. Замахала длинными ресницами, а затем задорно рассмеялась. — Ах, у меня, этих женихов было — целая куча! — Молодушка беспечно махнула рукой и, в её лукавых глазах возникло выражение задора и хитрости.

— Одним больше — одним меньше… — даже соседи не заметят. — Она вытянула указательный палец на руке и начала им махать, приговаривая. — Пусть завтра приходят… или через неделю. Сегодня у меня нет настроения!


Красавица вытянула из букета очередную ромашку. Задумчиво посмотрела на неё. Покрутила в руках. — Надо попросить папу, что бы он снова указал гостям на порог! Прошлый раз они так смешно дверь закрывали — спиной. — Озорница защебетала весело. — Он постоянно говорит, что плохой жених — хорошему дорогу указывает! Вот и пусть эти сегодняшние снова будут — плохими!

— Не думай так, солнышко! — воспитательница расстроено покачала головой. — Не откажет он им! Люди сказывают, сам Иван Шуйский к тебе сватов засылает.

— Чур, меня! — девушка резко встала со скамейки. Её настроение вмиг изменилось. — Чего, вдруг? Он толстый и не красивый! Настя бросила цветы на траву и, продолжая рассуждать, пошла в дом. — И глаза у него злые. Да и не нравиться он мне, телепень неуклюжий!

— Ходят слухи, старший сынок Шуйских давно на тебя засматривается! — рассуждала Матрена, двигаясь позади юной затворницы. — И большое приданное обещанное за тебя им лишним не будет. К тому же, сама посуди, — древний род… С давних пор с царями в родстве!

— А если я ему не понравлюсь? — Настя с надеждой печально посмотрела в оконце. — И… он возьмет и откажется от меня?

— Ахти-светы! — всплеснула руками Матрена. — Как же! Вразуми, тебя Господи! Откажется он — кобель проклятущий, от сахарной косточки? — Рассказчица остановилась и поправила платок на голове. — Сваты судачат, третий день к нам собираются. Да всё никак добраться не могут.

— А они, что? Из Суздаля аль из Чернигова к нам идут?

— Так говорят бешеным собакам семь верст не крюк. — Матрена недовольно скривила лицо. — Но здесь другое, солнышко. — Женщина осенила себя крестом. — Говорят, их нечистый водит по кругу. Так намедни у них кто-то ворота сломал. Выйти со двора не могли. Пришлось тараном двери вышибать. Когда проход открыли, — забор упал. В общем, не до нас им было в этот день.


— Вот! Не зря я с бабкой Лукерьей встречалась, — Настя воодушевилась. — А ты не верила ей. Сказала, что она шарлатанка. Возмущалась — деньги потратили зазря!

— Может быть, — Матрена произнесла, задумавшись о чём-то своём, не забыв при этом перекреститься. — Вчера у них кони понесли. Потом карета сломалась. А затем какой-то добрый человек указал не ту дорогу к нашему дому. Говорят, плутали всю ночь непонятно где.

— Слушай! А давай её снова позовем. Пусть она их собьет с панталыку. Пускай с ними опять что-нибудь случиться! Или… они захолонутся и к другим сватов зашлют! — юное создание «разгорячилась» от новых идей.

— Не успеем, Ладушка! Вечером после захода солнца, чтобы не сглазили, сам Иван со сватами придет.

— Пресвятая дева Мария!.. Ну, сделай что-нибудь! — несчастная повернулась в сторону иконы, упала на колени и начала молиться. — Пусть на него тати нападут по дороге… Или пусть их ограбит кто-нибудь! Только не надо в нашем доме свах и сватов! Надоели они мне хуже горькой редьки.

— Унять бы их, Ласточка! — сердобольная надсмотрщица недовольно встряла в молитву. — Да кто посмеет? Погляди, какие мордовороты его охраняют. Говорят злые как собаки. Всю Москву в страхе держат. Прохожие в другой рядь дорогу перейти бояться не то, что бы слово поперек молвить. А ты говоришь — ограбить!

— Господи! Ну, пускай… что-нибудь произойдет. Не люб он мне. Не смогу я с ним быть! — воскликнула девушка и со слезами на глазах бросилась, рыдать на «каменную» кровать.


В открытые окна донеслась громкая музыка и крики людей с улицы. Приближалось свадебное шествие. Ярко горели смоляные факелы, ярко освещая фигуры веселящихся людей.

— Пойду, выйду из дома! Посмотрю на наряды, на само сватовство. Потом тебе расскажу всё, — женщина забеспокоилась, от нетерпения поглазеть на праздничное действие. — А ты пока успокойся! Не распускай нюни! Окстись, дитятко… окстись. Прочитай молитву: да воскреснет Бог… Авось, не ты первая, не ты последняя выходишь замуж без любви. Помолись усерднее… Господь все страхи рассеет, всю нечистую силу отгонит. А там, глядишь… — стерпится — слюбится! — Матрена подвела итог разговора и быстро вышла из комнаты.

Музыка на улице стихла. Крики людей стали сильнее. Испуганно заржала лошадь. Громко заголосила женщина. Кто-то стал звать на помощь и громко ругаться.

— Всё равно вместе нам не быть. — Настя мстительно надула щеки и прищурила глаза. — Я что-нибудь обязательно сделаю! — Она с силой сжала подушку. — Я ему глаза выцарапаю! Нет, я на него порчу наведу! Вот ещё чего… Яду в кубок налью!

— Нет, я ему… Я ему, — девушка снова зарыдала, уткнувшись мокрым лицом в колючую наволочку.


— Настя, Ягодка наша ясная! — Матрена успокоила затворницу, войдя в комнату. — Перестань реветь! Ты, этак все глазки выплачешь. — Она говорила с отдышкой, запыхавшись от быстрой ходьбы по лестнице. — Не придет твой жених сегодня.

— А когда придет? — плакса переспросила, не переставая мочить слезами жесткую подушку.

— Не знаю, но думаю, что не скоро! — воспитательница присела на стул.

— А почему? — рыдание продолжилось, но не такое интенсивное.

— Их всех какой-то крестьянин избил.

— Какой крестьянин? — удивленное лицо девушки резко оторвалось от подушки. Слезы вмиг закончились и глаза заблестели.

— Откуда я знаю? — женщина развела руками, не поняв вопроса. — Молодой такой. Светловолосый, — Матрена вспоминая приметы, по привычке развязала и завязала узел на платке. Поправила рукой волосы. — Эвон гусь! Ох, и расторопный малый. Подождал пока сваты дойдут до ворот. Встал с травы, на которой сидел, у забора. Отряхнулся. Схватил какую-то палку и… давай их всех дубасить. Да так бойко… Словно мельница лопастями крутить. Такмо ублажил их, чертяка! Шуйскому кажется, ногу сломал. Его дяде — руку. Боярских кобелей как кукол раскидал. Не сдюжили они против него — пьяные были наверно. Дюже сильно кричали от боли… — с земли подняться не могли. На их крики уже половина города собралась. Шуйских, подальше от греха, быстро домой увезли. Стрельцов толпа набежала, ищут кого-то…


— А этот крестьянин — чертяка, случайно не синеглазый был? И… не с ямочками на щеках? — красна девица с мокрыми глазами и растрепанными волосами неожиданно сменила тему разговора. Внезапная мысль пришла ей в голову. Сердце девушки учащенно забилась.

— Ты знаешь, девонька моя! Я ему в глаза не смотрела. Но бил он их сильно. И постоянно что-то приговаривал или напевал, — рассказчица на миг задумалась, вспоминая подробности. — Улыбка у него такая… — приятная. Видно дрался молодец от души. И палкой своей… Здорово машет — было любо — дорого смотреть на молодца — удальца.

— Это он, — Настя захлопала длинными ресницами и шмыгнула натертым до красна носом. — Он! — девушка вскочила с постели и резво побежала на улицу.

— Да, кто? Кто, он-то? — Матрена ничего не понимая, бросилась вслед за ней.

Глава 11

— Сегодня утром я должен быть дома. Обязательно! — пронеслось в голове странника, возбужденно ходившего по комнате.

— Зачем сидеть в квартире в такой прекрасный, летний день? — задал вопрос несуществующим зрителям Алексей. — Когда тебя с нетерпением где-то ждут? Когда много дел и решать их нужно срочно? Когда и так, ни на что, не хватает времени?

— Затем, чтобы лежать в кровати… и мучиться от бессилия. Проклинать всё и всех — с горечью отвечу я вам.

— Но, почему? — снова воскликните вы.

— Потому, что по расписанию этой жизни я уже немощный и больной старик. Я должен находиться в постели, принимать кучу лекарств. Страдать и изнывать от сильной головной боли, тошноты и головокружения… И ещё потому, что сегодня должны принести пенсию. А это отметка в ведомости о том, что ты ещё жив, — недовольно возмущался Рязанцев. — Все-таки придется завести пластиковую карточку… Причем — срочно!


Для восстановления своего истинного возраста нужно было появиться дома пораньше. Часа за два — три до прихода почтальона. Она как часы заходит постоянно в одно и тоже время. И не должна видеть изменений моего организма совершаемого порталом.

— Представляете, что она подумает, когда увидит молодого, здорового парня вместо немощного старика, — продолжал красочно работать на невидимую публику странник. — Или ещё хуже! Во время выдачи пенсии он вдруг волшебным образом начнется меняться. Бедную гостью может хватить апоплексический удар.

Взяв запас по времени, Рязанцев вошел в спальню за три часа до появления гостьи. Удобно расположился на любимом диване, включил телевизор и блаженно прикрыл глаза, наслаждаясь тишиной и покоем… задремал.


Проснулся путник обеду. Прошло уже более четырех часов. Почтальона не было. Позевывая, направился в ванну, чтобы привести себя в порядок. Глянул в зеркало… И уронил стакан с зубными щетками на пол.

— Твою, за ногу! — Алексей выругался. — Как же так?


Изменений не было… — Никаких!

Из зеркала на него смотрел загорелый, пышущий здоровьем молодой парень. Фотографию, которого хоть сейчас можно было размещать на рекламный билборд, пропагандирующий здоровый образ жизни, при употреблении какого-нибудь йогурта или молока.

— Ну? И что теперь будем делать? — скиталец задал себе вопрос.

— А если это навсегда? — он снова внимательно осмотрел себя в зеркале.

— Хорошо…. если пройдет? — в душе неприятно заскребли кошки.

— А если нет? — вопросы посыпались как из рога изобилия.

— Вот, тогда будет весело, — Алексей в раздумьях прикусил нижнюю губу. — И приключения начнутся уже в этом времени! — путешественник нервно засмеялся над самим собой. — Хорошо хоть по возрасту совершеннолетний. Паспорт получать не нужно! И в школу не ходить!


«Молодой человек» подошел к входной двери, выглянул наружу. Кто-то, шаркая ногами, поднимался по лестнице.

— Я пропал! Что делать? — Алексей начал беспокоится. — Главное не паниковать. Выход всегда есть! По крайней мере — должен быть!

Загнанный в угол, как заяц, заложник во времени заметался по квартире.

— Так! Спокойно! Есть пара вариантов… — Рязанцев подошел к вешалке одел шляпу. Сдернул с верхней полки шарф и рефлексно начал завязывать узлы. — Да чего там пара! Есть один — но зато шикарный! Например, захватить мадам — почтальоншу в заложники. Закрыть в ванне. Подержать там пока не состарюсь. А потом отпустить с извинениями… Скажем — внук пошутил. Дедушки же дома не было. Ах, он фулиган! Ну, простите его… — В последний раз!

Напуганный страдалец приоткрыл дверь и быстро метнулся к кровати. Замотал голову полотенцем и натянул одеяло, оставив одни глаза. Прислушался… Шаги прошли мимо квартиры и отправились выше. Выругавшись, он соскочил с постели и подбежал к зеркалу. На лице наконец-то проявились первые морщинки.

— Ура! — воскликнул Алексей. Это был дурацкий план. Попробуем его поменять. — Стареющий путник некогда так не радовался наступлению возраста как сейчас.

Спустя несколько минут в комнату вошла женщина и представилась почтальоном. Она была незнакома хозяину квартиры. Она не знала его.

— Новенькая! — радовался Рязанцев получению своей пенсии. И от радости на его лицо набегали морщины, а кожу окутывала дряблость.


Решив все вопросы с получением денег, пенсионер проводил гостью и с облегчением закрыл за ней дверь.

— Ну, что? Нам снова везет! — странник обрадовался. — Только, не понял? Почему я так медленно изменяюсь? Прошло уже больше пяти часов? И голова до сих пор не болит.

Путешественник в раздумьях прошел в кухню. Сел на диван и уставился в окно. — Так, с этим порталом пора разобраться… — Он задумчиво забарабанил пальцами по боковушке мебели. — Происходит непонятно, что? А вдруг? Я когда-нибудь навсегда останусь молодым? И что тогда?


Размышления вояжера прервал длинный телефонный звонок.

— Слушаю Вас, — хозяин квартиры прохрипел недовольно, ожидая, что ошиблись номером. — Интересно кто это? Мне уже давно никто не звонил.

— Здравствуйте Алексей Петрович. Это доктор Колпашин из НИИ нейрохирургии имени Бурденко.

Алексей внутренне напрягся. Должны были сказать результаты медицинского обследования, пройденные им две недели назад.

— Не могу, до Вас дозвонится… Вы хорошо себя чувствуете? Можете со мной говорить?

— Да, — сухой ответ. По спине странника пошла дрожь от нетерпения.

— Мы обработали ваши анализы…

— Слушаю, — комок застрял в горле больного. Появилась какое-то нехорошее предчувствие.

— К сожалению, мне нечем вас порадовать…

Сердце у путника неприятно защемило. В висках застучала кровь.

— Мои предположения подтвердились. Болезнь прогрессирует. Более того, на снимках видны сильные воспалительные процессы. Это очень плохо. Боюсь, мы не сможем с ними справиться.


Пауза в трубке. Слышен шелест перекладываемых бумажных листов.

— Конечно, можно предложить вам пройти дополнительные обследования. Но, шансов что-либо получить положительное — очень мало… Они практически равны нулю.

Снова пауза в переговорах.

— Вы знаете, я восхищаюсь вами. Особенно как вам удается бороться с болезнью… Другие, в отличие от вас, быстро сдаются…

— И сколько мне осталось? — перебил его больной.

— Всё будет завысить от вашего организма, — кряхтение и сопение на противоположном конце провода. — ПАУЗА!!!

— Хотя, думаю, что счет идет уже на дни… — глубокий вздох сожаления. — Более того! В любой момент может произойти резкое обострение. Поэтому, желательно чтобы кто-нибудь был рядом, когда это случиться.

— Хорошо доктор… Я учту Ваше пожелание. А вообще спасибо, Виталий Семенович… — больной произнес обреченно, прощаясь со всем миром.

— За что, — непонимание на противоположной стороне провода.

— Хотя бы за правду… — Рязанцев выдохнул с горечью.

— Не стоит — это наша работа, — произнесли вместо прощания.

Длинные гудки… Положили трубку.


— Вот и ВСЕ! — страдальцу на плечи упала многотонная тяжесть. — А я ведь верил, что все ровно выкарабкаюсь! Я так надеялся, что справлюсь с болезнью! — отрешенно проносилось в голове. — Но ведь я практически здоров! — Недовольно возмущаться Рязанцев. — У меня не болит голова… Нет головокружения и тошноты. У меня хорошее самочувствие. — В рассуждения добавились решительность и убежденность.

— Врешь, меня не возьмешь! — Алексей убеждал себя сквозь горечь. — Все равно выкарабкаюсь! Не такой Рязанцев! Да я — вам всем докажу! Да я — вас всех переживу! Да, я!


— Слушай, Леха! — внутренний голос ворвался в больные рассуждения путника как штормовой ветер. — А давай девахам докажем, что «есть еще порох в пороховницах и ягоды в ягодицах». Рванем в ночной клуб! На всю ночь! Опустошим бар со спиртным. Охранникам наваляем… На худой конец — все медляки перетанцуем со красотулями!

— Нет! — Алексей мысленно начал успокаивать свое волнение. — Лучше в магазин! А то мало ли, что? Да, и в холодильнике мышь повесилась! И есть уже нечего. Непорядок!

— Ми-ы-шь повесилась… — его мысленно передразнили и даже сплюнули от расстройства.

— А по дороге… — путешественник продолжал спокойно отнекиваться от своего энергичного внутреннего забияки. — Можно и погеройствовать. Там, мы им всем докажем и покажем! Ну… про то, что я… самый — самый.


Когда Рязанцев вышел из подъезда у седовласых бабушек, что сидели на лавочке возле дома начался мандраж с икотой и подергиванием всех глаз одновременно. Еще бы! Им повезло внезапно увидеть смертельно больного, пожилого человека который уже три месяца практически не выходил из дома. Того самого — у которого дела были столь плохи, что ни сегодня — завтра должны были начать отпевать. (Кто-то уже заранее настроился на поминки и даже заготовил прощальные слова).

И не просто увидеть, а наблюдать, как он задорно по-мальчишески выбегает из подъезда. Старичок — веселечок (Примечание автора. Новое слово синоним к словосочетанию старушка — веселушка.) был в коротких шортах, драной майке с надписью Я ЛЮБЛЮ СЕКС и бейсболке козырьком повернутым назад. Он остановился напротив затлевших сплетниц. Взял паузу, чтобы «молодушки» могли получше его рассмотреть, а потом и обсудить. Удовлетворенно хмыкнул и покачал головой.

— А что девоньки? Водку, сейчас, до которого часа продают? — произнес игриво великовозрастный безобразник — хулиган.

Получив в ответ открытые от удивления беззубые рты, нервно хватающие воздух, он важно повернулся и, насвистывая веселую мелодию, двинулся в сторону супермаркета.


По дороге в магазин Рязанцев решил совершать только благородные поступки, которые доказывали наличие у него богатырского здоровья и долголетия. Первым делом он достал с клумбы и вернул в песочницу детский мячик. Потом задорно свистнув, прогнал голубей собравшихся на канализационном люке. И напоследок с разбегу перепрыгнул большую лужу в соседнем дворе. Однако всё это были мелочи. На него никто не обращал внимания. Алексей помпезно вышагивая, внимательно смотрел по сторонам. Он мечтал совершить что-то эпическое… Такое, чтобы его сразу увидели и восхитились. Например, спасти котенка залезшего на дерево или помочь женщине с неподъемными сумками перейти дорогу.

Но, ничего не происходило… Помощь «героев» не требовалась. Город мирно жил своей жизнью не желая, чтобы его кто-нибудь спасал, защищал или приходил на выручку. Серый безликий людской поток стремительно проносился мимо. Так никем и незамеченный новоявленный супермен дошел до магазина. За несколько шагов до входа в торговый зал путешественника охватил сильнейший приступ головной боли. В затылке тут же появилась чугунная тяжесть, а в висках возникла ломота. К горлу подкатил ком тошноты.

— Вот и добегался — юный барабанщик! — весь настрой на совершение подвигов сразу испарился.


— Дедушка, тебе плохо? — его качающиюся фигуру сразу заметили в толпе. — Помощь не нужна? — Донеслось откуда-то сбоку.

— А доктор был прав! — немощный больной забеспокоился, и запоздало стал волноваться. — Необходимо срочно что-то делать? — Он стал размышлять о том, как поступить. Принял решение пройти в комнату для курения. Нашел нужную дверь. Сгибаясь от боли «на ватных ногах» зашел внутрь. Оперся на стену. Попытался устоять. Все вокруг поплыло, вращаясь в медленной карусели.

— Нужно, что-то представить и открыть переход, — путешественник сразу принял решение — создавать портал. Однако ничего не выходило — сильные спазмы боли не давали сосредоточиться. Странник подошел к умывальнику. Нащупал кран. Открыл воду.

— Небо… Лес… Дорога… Поляна, — калейдоскоп желаний никак не складывался в целую картину. Ничего не получалось. Сильное головокружение не давало возможности сосредоточиться. Появилась ощущение, что в голову начали забивать гвоздь…

Алексей с трудом повернулся лицом к противоположной стене и увидел рисунок. — Мозаика на морскую тему… Представить… море, пальмы, корабль, — мысли размывались по разным направлениям.


Путешественник оперся руками на стену и начал гладить рисунок. — Бескрайний океан, парусник, скалы. — Больной уже не произносил, а резко кричал название предметов. — Синее море, корабль, пальмы… — не выходит! — Неприятно застучало в висках. — Нужно что-то придумать и открыть портал! Большие волны, крик чаек, шхуна! — Снова неудача. Несчастный хватается руками за голову и медленно давит на виски.

— Ничего не могу, — Алексей корчился от боли. К горлу подступил горький привкус желчи. Он из последних сил старался не потерять сознание. — Что-то представить… Открыть… Что-то… вообразить… — Он шепчет и медленно оседает на пол. — Иначе нельзя….. Подумать…. Открыть… Представить. — Уже ничего нельзя было разобрать в его словах и мыслях.

— Какой-то… вид… Любой… надо… обязательно… — яркие круги перед глазами… Боль… Сильная боль. Очередной приступ и он едва не лишился сознания. Внезапно все поплыло у него перед глазами, к горлу подступила тошнота.

— … Нужно ползти…. Ту… да…

— …. А может быть нет?

— … От… кры…ть, по…лз…ти, — боль, тошнота, темнота…

Глава 12

Два часа спустя.

Наверное, один дьявол знает, где это проклятое место.


Яркое, горячее солнце. Парит как в бане!

— Какая духотища! Как жарко! — путник очнулся. Он лежал на земле. Известковый привкус пыли во рту и на губах. Дышать было тяжело. Алексей начал двигаться. С трудом поднял тяжелые, словно налитые свинцом веки. Прокашлялся. Сплюнул попавший в рот песок.

Алексей поднял тяжелую чугунную голову. Перед глазами расплывались неясные цветные пятна, как будто мир застилали радужные слезы. Миг, и горизонт стремительно расширился, раздвинувшись вдаль и вширь. Поавились размытые очертания предметов. Заброшенный неизвестно куда птенец попытался осмотреться: На пронзительно голубом небе ни одного облака! Яркое, горящее солнце беспощадно заливает светом округу. Поблизости растет неизвестное дерево… — Что это? На березу и тополь не походит? И не дуб — точно.

Скитальцу не удалось определить вид растения. Он протер глаза. Сильный порывистый ветер дул в лицо. От запахов кружилась голова.

— И трава непонятная? Вдали какой-то кустарник? Или это холм зеленью оброс? — Алексей попытался встать на ноги. Не удалось. Сел на землю, чтобы прийти в себя. — Где я?


Наконец круги перед глазами пропали. Вояжер внимательно присмотрелся к ветвистому дереву, стоявшему недалеко от его лежбища. Приподнялся с земли. И не поверил своим глазам…

— Мать честная! — Вырвалось изумление. — Этого не может быть! Да это же эбеновое дерево! А вон, ещё одно. И там, такое же. Я что… в тропиках? Что же я такое представил?

Путешественник прищурив глаза, попытался разобрать объекты вдали.

— Что они там нарисовали, на стене? И как меня сюда занесло? — удивлению скитальца не было предела. — Нет! С другой стороны хорошо, что не в гробницу или подземелье забросило! Или ещё куда похуже?

За спиной гостя раздался пушечный выстрел. Пришелец вздрогнул от резкого звука, присел и обернулся. — Ничего себе! Вот это, да! — Он обнаружил, что находился на возвышенности, с которой открывается красочный вид на бескрайний океан. С левой стороны водной глади отчетливо виднелась бухта, наполненная старинными кораблями. Вдали виднелось большое поселение.

Фрегат, салютовавший из пушки, медленно двигался к парусникам. На мачтах возмутителя спокойствия развивалось два флага. Первый — Юнион Джек извещал всем, какую страну представляет корабль. А вот второй — черный, разрисованный, с непонятной эмблемой говорил о другом…

— Приплыли! — путешественник произнес удивлённо и ещё раз внимательно осмотрел акваторию с судами находившимися там.

— Судя по флагу — это пират, — было высказано мнение о нарушителе спокойствия. — А если рассуждать о том, как уверенно парусник идет по фарватеру, это бухта для него — домашняя стоянка.


— Да, вот и сходил в магазин… — турист во времени подошел ближе к высокому обрыву. Окинул взглядом бескрайнюю водную гладь океана. Затем осмотрел себя. Отряхнул от пыли одежду. — Ну, что, Алексей Петрович? Прогуляемся по пиратским простором! Подышим воздухом эпохи джентльменов удачи! Людей посмотрим — себя проявим. Заведём полезные связи.

* * *
Остров Ямайка.

Где-то в большом городе-порту, посреди бескрайнего океана.


Джузеппе Папони печально вздохнул и внимательно осмотрел свою пустую лавку. В ней снова не было посетителей… Ни одного!

Вот уже две недели как он, несчастный итальянец, не испугавшись лишений и мук, вместе со своей многочисленной семьей прибыл в этот далекий город Нового Света с кричавшим названием — Порт-Ройал. Джузеппе бросив всё что могло держатьего дома, переплыл половину мира, что бы здесь, на краю земли исполнить свою давнюю, заветную мечту. Открыть маленькое дело по продаже знаменитых итальянских тканей. Казалась, он сделал всё правильно, всё рассчитал, подготовил, учёл…. - однако горожане не спешили идти к нему в лавку за покупками.

Несомненно, этот город стоило назвать богатым. Некоторые соседи Джузеппе утверждали даже, что самым зажиточным в мире, но… это не делало его более приятным. Всего несколько центральных улиц были вымощены булыжниками, привезенными из далекой Англии в качестве корабельного балласта. Остальные же из них представляли собой грязные, узкие колеи, воняющие отбросами и лошадиным навозом, наполненные тучами мух и москитов. Тесно стоящие дома были деревянными или кирпичными, равно грубыми по конструкции и поназначению. Бесконечный ряд таверн, винных лавок, игорных домов и борделей возле которых каждую ночь раздавались пронзительные вопли и выстрелы. В этих заведениях обслуживали тысячи моряков и прочих проходимцев, которые в любой момент могли сойти на берег для разврата, нарушения закона или даже убийства.


Гнетущая тишина рабочего дня и отсутствие посетителей, тяжёлым грузом давили на несчастного итальянца, заставляя его снова и снова вспоминать, зачем он так далеко забрался.

Изредка тишину в лавке нарушал шум улицы: крики ребятишек, цоканье копыт, резкие голоса прохожих или лай бродячих собак. Но и эти звуки не могли до конца разорвать гнетущую тишину. Даже назойливое жужжание случайно залетевшей мухи казалось, чуть ли не громовыми раскатами.

— Мне очень жаль! — несчастный переселенец произнес с глубоким вздохом сожаления. Он хмуро оглядядел пустой магазинчик. — Сегодня опять придется закрыться пораньше… Никого нет! Паппони тяжело вздохнул и начал рассовывать по полкам отрезы материи, подготовленные для продажи.

— Папа! Папа! — младший сынишка прокричал с улицы в открытую дверь магазинчика. — Какой-то незнакомый дядя расспрашивает про твоего троюродного брата.

— Я тебя сколько раз просил не разговаривать с незнакомцами! — весь день молчавший торговец, недовольно отчитал мальчика.

— А про кого он спрашивает? — итальянец не утерпев, всё же включился в разговор. — Про Антонио или Джакопо? А может про Густаво? Хотя, мне всё равно! Скажи, ему — я их знать не знаю! И говорить не хочу про всяких голодранцев!

— Но, папа! — ребенок стал возражать. — Это же твой брат! Дядя говорит, что тот в детстве не слушался отца, а когда вырос то сбежал из дома с красивой девчонкой?

— Так, это про Луиджи, что ли? Или про Оттавио? — Джузеппе стал спрашивать уже более заинтересованно. — Так они давно поженились!

— Да, нет! — мальчишка снова громко выкрикнул, посовещавшись с кем-то за дверью. — Другой. Про того все позабыли?

— Это про негодяя — Роберто? Будь он трижды неладен! — Джузеппе аккуратно вытер тряпкой столешницу. Собрал ножницы. Положил их в ящик.

На улице было слышно, как кто-то активно ведет переговоры с сынишкой.

— Который в грабители пошел? И всю семью опозорил? — продавец громко продолжил разговор, закрывая последний лоток с товаром. — Так, он, лет пять как пропал.

— Да! Про него, — ребёнок подтвердил через минуту.

— Скажи незнакомцу, что я этого бродягу видеть не желаю! И друзей его не пущу на порог! И рассказывать о нём ничего! — Джузеппе аккуратно убрал стулья к стене. С деловым видом осмотрел торговую каморку. — И вообще! Простись с прохожим и заходи домой. Толку от тебя на улице никакого!

— Хорошо! Иду! — маленький пострелёныш быстро согласился на приказание отца.


Вместе с сыном в дом вошел крепкого телосложения молодой человек. Его одежда была покрыта пылью и кровью. На кулаках гостя были видны свежие ссадины. Увешанный с головы до ног оружием вошедший незнакомец походил на страшного ночного грабителя с большой дороги. (Примечание автора. По крайней мере, Джузеппе именно так представлял его в своих кошмарных снах).

— Вот! Каких друзей заводит мой брат! — первая мысль сразу создала панику в голове торгаша. Хозяин лавки с ужасом закрыл глаза. Тряхнул головой. Открыл один глаз. Дьявольское наваждение не пропадало.

— О! Мама Миа! — в голове у продавца пронеслось панически. — Злодей? Разбойник? Пират? Сбежал с корабля специально по мою душу! — Руки у Папони внезапно задрожали, ноги подкосились. Он сделал шаг назад и уперся в кромку стола.

— Господи! — Папони обратился к творцу глубоко в душе. Нервно сглотнул слюну. — Святая Дева Мария! Не дай погибнуть твоему сыну! Спаси и сохрани! Я же итак этих бродяг за версту обхожу!


Пришелец хищно улыбнулся. Оскалился. Показал молодые, здоровые зубы. Кровожадно окинул взглядом пустые пространства магазинчика.

— Буонджорно, Джузеппе! — гость громко воскликнул по-итальянске и резко захлопнул за собой дверь.

— Ту… чи, — лавочник попытался вспомнить что-нибудь из родного пиренейского наречия и заикаясь произнести в ответ на столь неординарное приветствие.

— Ми кьамо, Алексей! Соно ди Руссия. Сонно ди Моска! Туристо!!! — незнакомец начал тараторить по-итальянски сразу с порога. При этом он угрожающе стал снимать с себя снаряжение и складывать его на прилавок.

— Скузи… — ничего не понимая, промямлил Джузеппе. — Моменто! Соза дезидэра? Нон о капито… Алексей??? Он красноречиво развел руки в сторону. — Ди Моска? Ошарашено захлопал глазами. — Ди Руссия. — Несколько раз икнул. В голове создалась мрачная картина огромного, мрачного, пиратского корабля с незнакомым, огромным, длинною во весь борт названием ди Моска — ди Руссия.

Тяжелые мысли набатом начали стучать в голове несчастного. — Пора… Пора произнести молитву за упокой — наверное это конец! Вроде говорит по-нашему — но я слов таких не понимаю. И главное, где эта Руссия? Моска? Что это за адово место, с которого сбежал, этот голубоглазый дьявол? Ох, святой Августин, ну зачем я сегодня плотно позавтракал с раннего утра.


— Баста! Баста! Джузеппе, — пришелец возмущенно просопел и продолжил вытаскивать различные режущие и колющие предметы из карманов одежды. — Парла руссо? — Он спросил и вытаращил свои безумные, синие глаза, после чего громко щелкунул пальцами.

— Иа, нон каписко… — Папони пожал плечами, ничего не понимая. Его губы онемели и отказывались шевелиться. Веко левого глаза начало предательски дергаться. — Ту… — руссо? Непонимаю, это по-какому? Где это место? Уважаемый… — Ту-рис-то?


— Диаволо! Каццо! — незнакомец раздухарившись начал жестикулировать руками и громко ругаться. — Парла итальяно? Парла инглэзе? Парла…? — Внезапно грабитель прикусил губу. Глаза его сверкнули. Он резко выхватил из-за пазухи стилет и с разворота бросил его в стену. Клинок с глухим стуком ударился плашмя, отскочил от неё и улетел куда-то за шкаф. — Порка мизерия! — Незваный гость расстроившись, сложил пальцы в щепотку и недовольно замахал руками, продолжая ругаться «трехэтажными неопалитанскими выражениями». — Ке бела! Ке пеккамо!

— Си… То есть, да! — продолжил на английском Джузеппе. — Я понимаю вас и по-итальянски, и по-английски. Я не разобрался в другом? Вы, кто? Что Вам нужно? Причем тут мой брат Роберто? И главное — зачем вы приволокли ко мне столько оружия? Вы хотите убить меня — несчастного, бедного переселенца?

— Асиденте! Бука… ди кола! Корнуто! Диаволо! — странный гость поднял кулаки и начал ими резво бить сразу несколько воображаемых людей. — Это всё вина… этого подлеца — начальника патруля! Этот дио порко! — Бешенный посетитель развернулся и наотмашь ударил рукой воздух. — Мерзавец! Он пристал ко мне на входе в город. Когда я так спешил к тебе… К своему новому другу! О, Мадонна! Как он посмел меня… Ме-ня-я… остановить! — Вошедший с ужасным выражением лица стал медленно сжимать пальцы и показательно душить неизвестного блюстителя порядка. — Фильо ди путана! Минькья! Я просто в бешенстве! — Страшный человек бросился к стульям и раздраженно пнул их ногой. Они как кегли разлетелись по лавке. После чего визитер снова истерично замахал руками. — Эля миа прима визита! Этот наглец! Этот… Со своими солдатами! Почему-то решил проверить документы, у меня… Ступидо! Идиото! Ун паззо!.. У меня!!!

Сжавшийся возле стола Папони еле успевали следить за быстрыми перемещениями конечностей безумного человека.


— Какие могут быть проверки, в этой забытой богом деревушке? Да кем он себя, тут возомнил? — хулиган нервно вышагивая по комнате, внезапно остановился и осмотрелся. Он хотел понять, чтобы ещё разгромить или поломать. Перевел взгляд на небольшое окно и двинулся к нему.

— Как он меня разозлил!.. Критино! Стронзо! Старе сул каззо!.. Он, что думал — я оружие у них не заберу? — незнакомец заглянул в окошко и вернулся к столу. В гневе схватил большую абордажную саблю и с силой рубанул ей по прилавку. — Саззата! — Пронеслось по магазину его крепкое пиренейское ругательство.

— И-к, — вдрогнул щуплый хозяин помещения и его лысая голова начала покрываться потом. — Лей э мольд джинтиле… Я-то вам зачем? Я бедный переселенец. У меня ничего — нету! Там, через улицу — живет богатый еврей, Абрам. Он ювелир. Его половина города ненавидит. И у него… всего… и много в достатке.


— Хрясть… — кулак незнакомца насквозь пробил деревянную дверцу шкафчика, в котором лежали отрезы материи. Он резко отдернул руку и повернулся к Джузеппе.

— Мой лучший друг! И по совместительству твой брат! — Страшный гость снова хищно улыбнулся. — Посоветовал мне найти тебя и передать большой привет. Роберто, кажется так его звали, убедил вложить все свои деньги в одно очень прибыльное дельце. — Гость вытащил из-за пояса огромный пистолет и, покрутив его, положил перед собой.

— Но, я не собираюсь, ни с кем организовывать никаких дел, — Папони дрожа от страха, пытался оправдываться и выпроводить гостя. — Мадонна! Как же от него избавиться? — в голове страдальца сформировалась одинокая мысль. — Может стражу позвать? Человек… двадцать?


— Джузеппе! Пер амор ди дио! — страшный гость продолжал возмущаться. — Вот! Он так и сказал — брат будет отказываться! Он такой — робкий и нерешительный! Ва бене… Он даже стражу боиться позвать. — Пришелец снова улыбнулся «по-доброму». На этот раз не так страшно.

— Может быть… — доживу до утра? — у лавочника появилась слабая надежда. — Или умру быстрой смертью. И меня не будут долго мучить! Бедная моя женушка — Пэскуэлина. Как рано, мой весенний цветочек, — всего в пятьдесят семь ты потеряешь своего единственного кормильца! О, Мамма Мия… — не допусти!

— Но, помни, говаривал он — в душе Джузи добрый и отзывчивый малый! — незнакомец подошел к Папони и похлопал его по плечу. — Готов в любую минуту прийти на помощь.

— И повезут меня на дальнее кладбище два мула в обычной тележке, — в душе Папони текли слезы рекой. — А проклятый Абрам теперь не отдаст долг — точно! Опять ему повезло!


— Дело-то стоящее! Большие деньги заработаем! — страшный человек ожидающе уставился на новоявленного колониста.

Хозяин лавки молчал, объятый страхом. Он нервно моргал ресницами. Что-то шептал и периодически прикусывал нижнюю губу.

— Ты что? — бандит удивился, так и не дождавшись ответа. — Жить не хочешь? Богато и сыто?

— Ну-у-у… Не знаю, — Джузеппе начал колебаться. — Не хорошо это… Как-то не по закону…

— Бац, — пришелец резко бросил нож в деревянный манекен, стоящий возле стены.

— Тумс… И снова что-то колющие похожее на шило воткнулась рядом с ножом.

— По-жа-луй… Я, согласен… — торговец испугано замямлил. — Только у меня нет средств… на такое дело. Я бедный человек, с трудом сводящий концы с концами. У меня семь голодных детей и глупая старая жена. Она проедает все мои накопления. А мои несчастные дети голодают и ходят в обносках. А, этот несносный сосед Абрам, будь он трижды неладен, все деньги до последней монеты занял и не отдает…

— На, бери! — новый компаньон вывалил на стол мешочки с деньгами. — Я, тут, когда шёл к тебе забрал долг у неприятных личностей.

Папони широко открыв глаза, и недоуменно уставился на мешочки.

— А то… Они совсем обнаглели — шатаются по улицам не в свое время? Дорогу перейти спокойно не дают, — улыбка пришельца снова стала кровожадной. — Так, что средства есть — на организацию дела! Думаю, для начала хватит. Бери не стесняйся.

— А что продавать будем? — Джузеппе быстро схватил деньги и спрятал их за пазуху.

— Ничего не будем… — громила подошел к стене. Резко поднял упавший стул. Сел на него.


Хозяин магазинчика настороженно отошел к дальнему углу стола. Облокотился на него. — Что это за такое дело, если ничего не продавать? — Итальянец успокоился и начал спокойным тоном задавать вопросы. Он даже перестал думать о смерти.

— Мы будем покупать! — синие глаза незнакомца возбужденно блестели. — Начнем с информации об этом месте. О людях живущих здесь. О руководстве города… Слухи, сплетни. Для нашей конторы всё сгодиться! А там организуемся и займёмся чем-нибудь посерьёзнее!

— Главное помни! — новый работодатель поднял палец и значимо произнес. — Вдвоем мы сила! Твоя активность, моя смекалка и мы этот городишка «на уши поставим»! И вообще пора нам с тобой, Джузеппе, свою «семью» создавать… — клан Эль Папони.


— А что? Папа Джуззи! — Звучит, — новоявленный мафиози засмеялся и впервые добродушно посмотрел на итальянца. — Кстати, можешь звать меня просто — босс. Так, папаша! Теперь, слушай, с чего мы начнем…

* * *
Следующее утро.

Остров Ямайка.

Полицейский участок.

Недалеко от сгоревшей таверны «Дикий пёс».


— Это всё проклятые ирландцы виноваты! Разрази меня гром! — великан Чард Оверлстоун громко бубнил на весь полицейский участок. — Слово даю! Пусть сдохнут все акулы на этом свете! А слово джентльмена — крепче каната!

Распухшее лицо пирата, с грубыми следами от побоев, изображало холодность и даже раздражение. Ноздри Чарда возбужденно трепетали, а щеки и подбородок покрывала давно не бритая черная щетина. Он смущенно прикрывал рукой, суставы пальцев которые были разбиты в кровь, большой лиловый синяк под глазом. Вторая рука пирата плетью висела на какой-то грязной тряпке переброшенной через плечо. Разодранная кожаная куртка и вырванный клок из штанов указывали на недавнюю крепкую трёпку полученную хозяином одежды в драке.


— Да с чего ты взял, что это они? — возмущению начальника полиции не было предела. Он с хрустом сломал перо. Недовольно привстал на табурете. Поправил оружие, висевшее на поясе. — Сколько тебя знаю, Чард! Виновные у тебя всегда одни и те же. Больше же у нас в городе мерзавцев и преступников нет, кроме ирландцев! Все остальные — добропорядочные граждане!

— Кровь и смерть! — Оверлстоун взял себя в руки, вдохнул побольше воздуха и произнес жестким голосом сквозь стиснутые зубы. Глаза плотно сложенного коренастого верзилы сверкали от гнева. — Я этих ненавистных протестантов за милю чувствую. Чтоб они были трижды прокляты! — Корсар опустил здоровую руку и с силой стал сжимать и разжимать огромный кулак. — Ох, и попадется мне этот фигляр на прямой дороге! Я ему, скотине — все ноги переломаю! Или шею сверну. — Морской разбойник не мог успоккоиться. Его плечо стало нервно подрагивать. — Клянусь честью моей погибшей жёнушки! Ты же знаешь нас, командир. Мы с ребятами всегда спокойно сидим по вечерам в забегаловке. Тихо, мирно ведём треп о своих скорбных делах. Сроду мыши не обидели не то, что бы какого-то подзаборного проходимца. Будь этот мерзавец неладен! И откуда, он только вылез, крысёныш?


— Ничего не понял? — в очередной раз начальник стражи попытался узнать о событиях минувшей ночи в таверне «Дикий пёс». Он откинулся на спинку стула и выразительно, уставился на избитого флибустьера. — Ты можешь спокойно, без эмоций рассказать, что произошло?

— Я и говорю… — Оверлстоун попытался успокоиться. Здоровой рукой гигант достал большой грязный платок. На мгновение закатил глаза. Сморщил лоб. Сделал большой вздох. Надул щеки. Резко высморкался. — Я вежливо попросил, этого бродягу! Чтоб его крысы сожрали! Освободить наш столик. А то он развалился за ним — словно принц какой-то! И это в то время когда многим ребятам стульев не хватает и выпить не на что! Недомерок не услышал меня. Более того! Он обругал меня нехорошими словами, половину из которых я не понял. Потом усомнился в том, что я — джентльмен. Плюнул мне на рукав. А затем, внезапно! Чтоб у этого дьявола все кишки вылезли наружу! Вскочил и набросился на моих друзей с кулаками.


Разгоряченный гигант, вперившись взглядом в дознователя, буквально пылал притворным гневом оскорбленной добродетели. Он замахал здоровой рукой, стал показывать, как проклятый недоносок, избивал его невинных ребятишек.

— Ну…. и мне, пришлось защищать себя и своё… как его… — обиженный на минуту задумался. Он пытался вспомнить редкое, иностранное слово. — А вот… «дыстоинство»!

— Чего? — не понимая хулигана, с удивлением переспросил полицейский. — Повтори, что ты там промычал?

— Дыстоинство он оскорбил, моё, — Оверлстоун разгневанно замотал головой. Скорчил гримасу и пожал плечами. — Тьфу, чтоб ему башку разбило о рифы! — Оверлстоун смачно сплюнул и выругался. — Выдумают же писаки слова всякие! — Язык сломаешь, прежде чем произнесешь.

— Чард! Не валяй дурака! Будешь выражаться в полицейском участке, оштрафую на два пенса, — офицер решительно пресек поток брани со стороны морского волка. — Рассказывай далее, как дело было.

— Потом! Пусть на том свете их черти дерут! Ирландцы грязного Хэйлли подоспели. Повздорили мы с ними — немного. Что не бывает когда добрые джентльмены после небольшой кружки рома, начинают дальние походы обсуждать? Однако дело не дошло до ножей. Мы тихо, мирно поговорили и разошлись. Клянусь бездонной глоткой кракена! На этом всё и закончилось. Более ничего не было. — Корсар замолчал и виновато опустил глаза в пол.


— Хорошо! Теперь, ты, расскажи об этой мутной истории, — полицейский обратился к хозяину питейного заведения.

— Всё было по-другому, — потерпевший хозяин таверны с обожженными руками, замотанной головой, близоруко щурясь воспалёнными глазами, начал свой рассказ. — К нам, чужие не ходят! Они боятся. Да и не надо мне лишних неприятностей. Новички у нас редкость. А если кто пропадал по дороге отсюда или кого находили в темном переулке с ножом в спине и очищенными карманами — то это не моё дело. Мало ли, что происходит на улице. Я в чужие дела не лезу. Я добропорядочный горожанин. Я уважаю закон и плачу деньги в казну города. А то, что ходят разные слухи про мое заведение… Будто, у меня самое злачное место в городе… И, что здесь собираются самые опасные люди… То может оно и к лучшему, что так говорят. Лишние наговоры ещё никому не вредили.


Погорелец сглотнул слюну. Пошамкал губами. Переступил с ноги на ногу. Прокашлялся и продолжил рассказ. — Этот посетитель — не местный. Я его раньше не видел. У нас так себя никто не ведёт. Он зашел и сел за лучший столик. Потребовал дорогие блюда и выпивку. Я не люблю наглых новичков. Поэтому сразу спросил про деньги. Он открыл кашель и высыпал на стол несколько серебреных монет.

— Как серебреных? Будь прокляты мои кишки! — Оверлстоун вскричал воинственно. Он снова вмешался в разговор. Его лицо сразу стало жестким, глаза холодно блеснули. — Вот, отрыжка скорпиона! Ты же говорил, что у него полно золота?

— Джентльмены, про золото он рассказал мне потом. Когда набрался как сапожник и начал угощать ребят Хэлли, — хозяин таверны уточнил свои высказывания.

— Какого Хэйлли? — начальник стражи сморщился. Этого неудачника Бастера Хэйлли. Который уже месяц не может починить свой драный шлюп? И от кого почти вся команда разбежалась?

— Сто чертей и ведьм на сковородке! Да, это он! Усохни моя селезёнка! — побитый головорез вновь влез в разговор. — Денег кот наплакал, а всё туда же! Ох, плачет по нему девятихвостка.

— Чард, держи язык за зубами, я тебя уже слушал! — стражник резко осадил громилу. — Продолжай Харрисон.


— Незнакомец после окончания трапезы спросил, когда начнется развлекательная программа. Что именно? — недоумённо поинтересовался я. Как, что?… — Мордобой, драка, поножовщина или еще что-нибудь… — кровожадно интересное. Затем он сослался на каких-то эстетов, которые в своих воспоминаниях именно так описывали отдых уважаемых джентльменов удачи в питейных заведениях нашего уважаемого города.

— Что за люди? Он называл их имена, фамилии, прозвища? — глаза полицейской ищейки сразу заблестели. Он схватил перо, приготовившись что-то писать.

— Конечно, назвал… — потерпевший сморщившись, начал вспоминать. — Стивенсон… Майн Рид… Сабатини… и ещё, кажется, какой-то… Фенимор Купер.

— Вот, крысиные дети! — побитый гигант не удержался и вновь начал ругаться. — Не дай бог встречу кого-нибудь из них — На куски порву! Это же надо придумать про нас — такое!

— Чард! Тише! — чиновник вовремя остановил красноречие пирата. — Последний раз предупреждаю. Иначе посажу в карцер на трое суток.


— У меня солидное заведение, несчастный погорелец продолжил рассказ. — Хулиганство моя охрана не допустят. Кому надо подраться — идут на улицу. Услышав мой ответ, гость сразу заскучал. Потом, вдруг встрепенулся, решил заказать какое-то «реалити шоу».

— Что? Что, решил заказать? — писарь переспросил, оторвав глаза от стопки протоколов, лежавших перед ним.

— Какое-то безобразие, — Харрисон попытался обожженными руками дать объяснения неизвестным словам. — С песнями и танцами ночных бабочек. У нас нет такого. После моего отказа он обругал меня за потраченное время и деньги. Назвал мое заведение — «Совковой столовкой». И заявил, что сейчас, нам — не отесанным деревенщинам, покажет как надо «правильно» развлекаться настоящим джентльменам удачи.

— То есть он хотел пригласить одну из твоих девочек пройтись на второй этаж? — блюститель закона попытался внести уточнение в рассказ.

— Как бы ни так! Он встал из-за стола и пошел к матросам Хэйлли. Они начали пить за знакомство. Затем за здоровье каждого члена команды. Потом ещё за что-то. В итоге лиходей что-то предложил и они сразу согласились. Как только они договорились, безумный сразу побежал к столу Оверстоуна и начал его оскорблять. Следом присоединилась команда Хэйлли. Задира недолго думая, размахнулся и двинул кулаком Чарду прямо в переносицу, да так, что уважаемый мореход грохнулся навзничь на пол. Его ребята бросились защищать капитана. Вспыхнула всеобщая потасовка. К безобразию подтянулись другие посетители, и свалка сделалась общей. Посуда полетела со столов и разбились. Зазвенели стекла, затрещала мебель, дико закричали девочки. Кто-то из команды Чарда схватил ведро и окатил несчастного водой. Он очнулся, стал подниматься, однако метко брошенный из толпы табурет снова погрузил его в беспамятство.


— Вот!!! Рею мне через парус! — Оверлстоун вновь не удержался от возмущения. — Ну! Я же сразу сказал, что это ирландцы виноваты. Эх, якорь с цепью боцману на грудь! Весело-то как было! — Флибустьер заметил строгий взгляд полицейского. Стушевался. Хмуро свел брови. — Жаль, что я ничего не могу вспомнить. — Он резко повернулся к погорельцу. — Понятно, кто теперь виноват?

— Ничего подобного! — Харисон возмутился, услышав очередные выводы пирата. — Пока обиженные матросы махали кулаками с ребятами Хейлли, этот гаденыш поднял тяжелую деревянную скамью, подкрался к здоровику Тому и обрушил её на голову мулата. Затем он стал пинать мебель и швыряться обломками в дерущихся посетителей. Те ответили ему взаимностью. Потом он добрался до бутылок, кувшинов и посуды в баре. Чтобы уменьшить разорение я со своими помощниками стал стаскивать уцелевшее к барной стойке. Неизвестный, заметив это, стал помогать. Господи! Я подумал, что он одумался и на этом всё закончится! Но, видно Бог в этот вечер не смотрел в мою сторону. Драка в моём заведении не утихала. К посетителям добавились городские охранники, которых успели позвать мои люди. Это был какой-то кошмар! Я такого не видел никогда. Драка была волчьей. Пол стал скользким от пота и крови.

Потерпевший неожиданно замолчал. Переживания захлестнули его. Он глубоко вздохнул, сглотнул слюну и продолжил.

— Когда незнакомец появился снова, он принес какую-то емкость и стал брызгать неизвестную жидкость на сдвинутую мебель. Затем он что-то закричал и схватил факел со стены. Я попытался ему помещать, — хозяин таверны поднял обожженные руки. — Но получил сильный удар по голове и потерял сознание. Когда я очнулся, то был уже на улице, а моя таверна пылала.


Трактирщик медленно начал двигаться в сторону начальника полиции. Начал мять пальцами короткую бородку, трясущейся рукой отбросил от лица длинные темные волосы, волнами спадавшими на плечи. — Господин начальник стражи! — Потерпевший жалобно застонал. — Что же это делается в нашем тихом, спокойном городке? Куда же смотрят власти? Где же закон? Пожалуйста, найдите негодяя! Такие убытки! Кто мне их возместит?

— Хорошо! Хорошо… Разберёмся! — офицер строго посмотрел на присутствующих. — Как он выглядел?

— К сожалению после удара по голове я не могу вспомнить его лицо… — потерпевший шмыгнул носом, насупился и стал внимательно рассматривать стену.

— А ты, что скажешь — начальник перевел взгляд на притихшего Оверлстоуна.

— А, я?… Что?… Что?… Я… Чума и ад! — флибустьер начал колебаться. Его глаза хитро блеснули из-под лохматых бровей. — Дьявольщина! Я вообще на него не смотрел. Но, если я встречу этого пройдоху на дороге… Клянусь утробой — все кости переломаю!

Глава 13

Мэд Добертон, торговый представитель английской Московской компании, в прекрасном расположении духа прогуливался по набережной Москвы — реки. Ему доставляло удовольствие в хорошую погоду после плотного завтрака пройтись по ещё пустынным улочкам. Подышать свежим воздухом. Помечтать о чем-то приятном и дорогом.

Этим утром после долгих засушливых дней наконец-то прошел теплый летний дождь. Он словно умыл город. Прибил тучи пыли на тротуарах и мостовых. Насытил озоном городской воздух. Оставил повсюду на узких, кривых улицах и переулках небольшие мутные ручейки, весело бегущие в сторону речки.

И сейчас после небольшого полива всё дышало свежестью. Омытые водой высокие купола церквей и колоколен золотом переливались на ласковом летнем солнышке. Багряно — рыжими стали кирпичные стены сторожевых башен. Мелодичный перезвон колоколов разносился сладостным гулом над Москвой. Листва деревьев, смоченная водой, выглядела свежей и зеленой. С крыш, гулко и звучно шлепая о землю, скатывались последние капли. На дороге возникли пенные лужи, в них плавали гуси. Чуть вдали грязные ребятишки сооружали запруду. Прохожий глубоко вздохнул. Перешагнул через ручей, бежавший вдоль дороги. Посмотрел по сторонам. Идти по городу было легко и приятно. Как легко дышалось! Как хотелось быть на воздухе, на солнце, на просторе! Иноземец задумавшись о прекрасном, остановился и несколько минут отрешенно глядел в сторону реки. На спокойной глади искрилось серебристое сияние. А вдали между берегами висел мост радушный и невесомый. Сама река струилась спокойно и величаво.


— Доброе утро, сэр, — секретарь Девис Шелтон прервал его размышления. Он давно ждал шефа возле одного из переходных мостиков. — Не правда ли, сегодня, оно чудесное!

— Согласен! — чопорный англичанин вступил в беседу, всё еще не отрывая взгляда от бегущей воды. — Утро неплохое. А каким будет дальше? Зависит от новостей, которые вы должны были мне принести.

— Оу, сэр, они довольно хорошие! — Дэвис заулыбался. — По вашей просьбе ещё два корабля с товаром будут через неделю в Архангельске. К общему списку товара предложенного к обмену добавлены хозяйственные металлические изделия. Особо выделю то, что вы просили: топоры, ножи, ножницы, иголки…

— Да…. спрос на них в Московии растет, — представитель компании задумчиво произнес и наконец-то перевел взгляд на своего тощего и длинного помощника. Его глаза алчно заблестели, предполагая выгоду от будущей сделки. — По моим расчетам именно они будут пользоваться большим спросам на московском рынке.


— Получено согласие на соотношение обменной цены с русскими купцами, — откуда-то сверху продолжал докладывать секретарь, семеня мелкими шагами за своим полным руководителем. — Более того в случае необходимости вам разрешили увеличить среднею цену закупа до двенадцати шиллингов, — теперь он напоминал собачку которая бежит позади хозяина и о чем-то ему весело лает. — Руководство компании надеется, что ваше умение вести дела и знание местных традиций, позволит обойти ганзейские города, французов и особенно настырных голландцев в приобретении необходимого нам товара.

Услышав похвалу, торговец остановился и задумался. В глазах его заплясали цифры. Довольная улыбка медленно наползала на его полное, лощёное лицо.

— При этом общий объем закупа просят увеличить на восемь процентов, — закончил секретарь свой доклад. Он тряхнул рыжей шевелюрой и уставился на патрона, ожидая реакции на доставленную информацию.

— Понятно, — делец выдал через минуту раздумий. — Флоту её Величества требуется всё больше и больше крепких канатов на новые корабли. Особенно в связи с непростой ситуацией в Новом Свете. Поэтому-то от нас ждут успешных действий. И ждут с нетерпением.


На несколько минут оба мужчины замолчали. Они не спеша шли по набережной, и каждый думал о своем.

— Почему вы улыбаетесь, Шелтон? — заметив улыбку у подчиненного, спросил Добертон.

— Позвольте поделиться занимательной историей, сэр, — подойдя ближе к своему руководству начал рассказывать секретарь. — Сегодня с утра в конторе произошел забавный случай. К нам пришел какой-то непонятный русский купец и изъявил желание купить у нас пеньку. Долго объяснял, как она сильно ему необходима, настойчиво приставал ко всем, предлагал свои деньги.

— Весьма интересно! — произнес Добертон и остановился. — И что в этом смешного?

— Было очень весело, когда мы все по очереди направляли его друг к другу за консультацией. — непринужденно рассказывал секретарь. — А потом говорили, что не понимаем, что он хочет. На разный манер коверкали и изварачивали его слова. Показывали всякие нелепые знаки у него за спиной.


— Нет, до чего эти дикари непонятливые! — вспыхнул торговый представитель, уставившись колючим взглядом на своего подчиненного. — Сколько раз можно повторять. — Он с силой пнул попавший под ногу камень. — Наша компания не продает пеньку. И не когда её не продавала. И не собирается продавать, — его лицо покраснело, на висках проступили синие жилки. — Неужто трудно запомнить! Мы…. закупаем ее. В большем количестве. Причем цену закупа в этой стране диктует именно наша компания…. А не какие-нибудь скандинавские или голландские проходимцы, — выбросив порцию гнева, англичанин часто задышал.

— Правильно будет сказать, мы производим обмен товара на сырье, которое нам необходимо, — поправил его Шелтон.

— Да….Как раз для этого, я и заказал большую партию изделий, — глубоко хватая воздух, согласился начальник и снова двинулся вдоль по улице.


— Представьте, сэр! — подчиненный продолжил рассказ, не замечая изменений в настроении патрона. — Когда он понял, что над ним насмехаются. И сообразил, что мы ничего не продадим, он стал просить у нас адреса поставщиков или перекупщиков.

— Надеюсь, вы не сошли с ума? — Добертон вновь остановился и резко повернулся к спутнику, шедшему позади него. — И не указали наших поставщиков?…

— Нет, конечно…. - рассказчик едва успел затормозить, не ожидая такого поступка от своего руководителя. — Он сказал, что тогда и без нашей помощи найдет места, где можно купить сырье.

— Вот и пусть ищет… Кстати, а сколько ему нужно?


— Так в том то и курьез…. сэр, — рыжий помощник улыбнулся во весь рот голливудской улыбкой. — Вы не поверите! Он сказал, что готов скупить всё…

— Что? — чопорный англичанин с недоверием посмотрел на собеседника. — Он, сумасшедший, этот московит? Зачем ему столько пеньки?

— Желает в каком-то лесном болоте у себя в деревне разводить редкую рыбу. С блеском в глазах убеждал сотрудников нашей компании заняться этим, сильно прибыльным делом. Рыба, наевшись нашей пеньки, размножается и растет с утроенной скоростью. Жиреет, по его словам, прямо на глазах!

— Да, вы правы — комичная ситуация.

— Так, вот, и я говорю, безумец какой-то… А может быть болтнул спьяну? Ни у одного русского купца нет столько денег, чтобы перекупить наше сырье. Тем более для бестолковой откормки болотных рыбин.

— А как зовут, этого странного покупателя?

— Не то Сорванцов, не то Воронцов, — замявшись, пытался вспомнить фамилию подчиненный.

— ЧТО? — у Добертона задергался подбородок. — А это случаем не тот Воронцов, про которого вся Москва говорит? Он ещё клад огромный нашел? Причем сокровища столь велики, что даже указ не смог оценить их стоимость?

— Не… знаю, сэр. Всё может быть…. - побледнев, залепетал секретарь.


— А вот это дорогой мой — уже не шутки… — возмутился Добертон, указывая на Шелтона. — И совсем не смешно. А даже очень печально. И для нас… и особенно для вас. И потом… Какие рыбки? Какое к чертям болото? Что вообще происходит в конторе? Чем вы там занимаетесь? — торговый представитель, выкатив глаза, сорвался на крик. — Вы знаете, что случиться, если весь товар скупят у наших поставщиков? Вы не подумали насколько поднимется закупочная цена, если он просто расскажет о своем пьяном желании другим? Шелтон, представляете, что тогда будет? Да нас за такое… с треском вышвырнут из компании, — негодуя, он схватил тощего собеседника за грудки. — А неустойку?… Вы её будете платить? А кто продаст — эти чертовы ножницы и иголки? Кому они нужны в Англии?

Внезапно Добертон застыл на несколько минут, как будто его поразила молния.

— В общем, так! Шелтон!!! — разъяренный торговец в страшной ухмылке посмотрел на секретаря. — Делайте, что хотите, но чтобы больше про этого деревенщину я не слышал… Иначе я приму меры по отношению, к вам!!! — Торгаш зашипел как змея ледяным голосом. — ПЕНЬКУ в этом году должен закупить я и по ценам, которые запланировал. Идите и выполняйте свою работу! И не дай Бог! У вас не получиться! — Англичанин, показав своим видом, что разговор закончен, напыщенно повернулся и пошел в обратную сторону, проклинаю про себя эту чертову страну и мрачную погоду.

* * *
— О-о-очни-и-ись!!! — где-то далеко, в голове Добертона звучит вкрадчиый голос. Кто-то сильно бьет его по щекам, а потом больно дергает за волосы. Непроизвольно у пленника начинают бежать слезы.

— О-о-откро-ой гла-а-за и смотри! — уже разборчиво слышится русскую речь. — Хватит изображать покойника.

— Отродья дьявола! Порождения Иуды! — представитель английской Московской компании с трудом произнес в ответ на родном языке. — Проклятые, северные варвары! Как я вас всех — ненавижу!

Чем-то брызнули в лицо. Снова хлопают по щекам.

— Ну, что, очухался? Говорить, можешь? — опять задают вопросы на этом ненавистном англичанину языке.

— Я не понимаю вашего скотского языка, — внутри него закипает бешенство и он с трудом открываю глаза. Ничего не видно. Яркий свет до боли бьет в глаза. Слезы не прекращаются.

— Да как вы смеете приирагиваться ко мне, псы смердящие? Вы знаете, что с вами будет, если хоть один волос упадет с моей головы? — затворник пытается осмотреться и навести испуг на неизвестных похитителей. — На его губах выступает пена, глаза наливаються кровью, речь становилась нечленораздельной.

— Протри глаза британская скотина и гляди внимательно на то, что тебя ждет, — внезапно к нему обращаются на чистом английском.


Добертон осматрелся… Незнакомое место. Какое-то таинственное жилище. Много неизвестных предметов и колдавских вещей. Сам островитянин крепко привязан к стулу. Не может шевелить руками. Похититель старый, седой мужчина в непонятной темной одежде. На груде кровоподтекам кириллицей написано — УБЕЙ в себе зверя. Человек призывает смотреть в большое окно, расположенное напротив.

— Великие мученики! — Мэд содрогнулся от того, что видит там. Черное колдовство буквально исходит из всего.

— О, Творец, спаси и сохрани! — В комнате неизвестные разными инструментами режут ежё живого человека с особым садизмом. Истерзанный и обезображенный до неузнаваемости несчастный тщетно пытается сопротивляться.


— Этот окровавленный кусок мяса при жизни был Дэвисом Шэлтоном — угнетатель с ехидством обращается к Мэду. — Ты помнишь его? Он сказал, что ты старший в компании и за всё отвечаешь.

Изуродованный помощник, увидев связанного боса, начинает громко кричать и звать на помощь, коверкая английские слова. Он отхаркивает кровью, произносит мольбы и просьбы. Кто-то, откуда-то сверху или сбоку, с особым садизмом, гундося в нос, переводит крики несчастного на проклятый язык.

— Прекратите, — непроизвольно шепчет Добертон. — Хватит! Я не могу больше на это смотреть. — Несчастный страдалец пытается отвернуться ужаса творящегося в соседней комнате. Изверг с силой поворачивает его лицо в сторону происходящей драмы. — Неушто это то, что осталось от моего рыжего помощника? — В голове проносятся страшные мысли. — Как такое возможно?


Один из присутствующих, улыбаясь, достает пилу и начинает отпиливать мученику руку. Другой выдавливает у жертвы глаза. Люди буквально рвут несчастного «по кускам». Внезапно окно начинает приближать страдальца и его палачей к Мэду и даже поворачивать изображение, чтобы он мог лучше рассмотреть это чудовищное действие.

— Дьявольщина! Адово поприще! Что здесь происходит? — от страха у Добертона начинается судорога. Он непроизвольно пытаюсь отстраниться от надвигающегося изображения. Но спинка стула и веревки крепко держат тело. В животе несчастного появляются спазмы, и его начинает мутить.

Окно внезапно гаснет…

— Тебя зовут Мэд Добертон? — незнакомец начинает задавать вопросы. — Ты представитель английской Московской торговой компании? Зачем твои люди организовали нападение на Воронцова?

— Не-е-е понимаю Вас… И-и-и, не смейте меня трогать и задавать вопросы, — Мед истерично трясет головой. Он задыхаться от нехватки кислорода. Кажется, изо рта текут слюни.

— Я поданный его Величества Георга II! — голос несчастной жертвы хрипит от испуга, а перед его глазами кружатся цветные круги. — Вы не смеете со мной так обращаться. И… Я буду жаловаться, — Добавляет он из последних сил.


Снова появляется окно. Теперь это другое место. Раскрашенные люди в непонятных костюмах вырывают внутренности у человека, а затем…

— Господи, всемогущий! Как, такое, возможно? — у человека уже нет сил сопротивляться тошноте.

…Они начинают его… его ещё трепещущие органы есть, а потом пьют кровь.

От переживаемого кошмара Добертон теряет сознание.

Опять удары по лицу и резкий рывок за волосы.

— Вот уж не думал, что второсортный ужастик так действует на психику неподготовленного зрителя, — весело произносит мучитель непонятную фразу. — Да-а! Если, что? То этим надо пользоваться! Это сколько же экономии времени и средств! И почему такая хорошая мысль пришла только сейчас?

Окно пропадает. Черное, мрачное пятно возникает на его месте.

— Однако продолжим, — доносится со стороны палача. В лицо жертвы брызгают жидкостью и хлопают по щекам. — Зачем ты велел слуге организовать нападение на помещика Воронцова?

— Я высокое должностное лицо! Вы ни смеете мне причинять вред! Если, что со мной случиться — вам не поздоровиться! — британец приводит последние аргументы. — Лучше отпустите меня — по-хорошему!

— Я не смогу причинить тебе вред? — мучитель ухмыляется. Страшные глаза палача смотрят заносчиво. Он начинает громко смеяться. — Да ты посмотри на себя? Я уже с тобой совершил такое на, что никто не способен. — Он подносит к лицу истязаемого небольшое зеркало. — Я превратил тебя в старого, немощного старика! Так, что если тебя спасут — то всё равно не узнают. А за убийство неизвестного бродяги мне ничего не будет.


— О-о-о… Пресвятая Дева Мария! — Мэд изумленно смотрит на свое изображение. С обратной стороны стекла на него отражается… иссохший, седой дед. Открыв от удивления рот, он видит гнилые зубы… Дрожащее морщинистое лицо. Обрюзгшие щеки, волнистую в складках шею… И длинные седые волосы.

— Господи, Иисусе! Как же такое возможно? — Узник, убитый осознанием происожедшего, покрывается холодным потом. Его сердце выпрыгивает из груди. — Я не хочу быть старым! Я не хочу умирать! Я ещё так мало пожил! Я не согласен! Я хочу жить!.. — Я хочу ЖИТЬ!

— Знай! — добавляет мучитель. — Молчание или заведомо ложные ответы на мои вопросы старят тебе все больше и больше… Все быстрее и быстрее твой организм умирает. И если ты не начнешь отвечать на мои вопросы, то через час ты труп.

Он провел по волосам мученика и с легкостью оторвал клок седых волос.

— Что?… Что, вы, желаете знать? — Мэд синий от ужаса произнес торопливо, переходя на русский язык. — Я готов рассказать всё! Всё, что вас интересует? — Я хочу жить… И готов на любые ваши условия.


В течение последующего времени Добертон правдиво отвечал на все вопросы странного человека. Их было много, они были разные… Про семью, про компанию, про начальство на островах. Он подробно рассказал о знакомых и врагах в Московии. Собеседника интересовало всё! Незнакомец выслушал мнение Мэда о политике, экономике, торговле и многое, многое другое.

Порой создавалось впечатление, что получая ответы, неизвестный мучитель разрабатывает какой-то хитроумный план. За время беседы хитрец буквально клещами вытаскивал информацию. Несколько раз брал в руки какую-то коробочку и ещё раз проговаривал то, что услышал. Иногда добавлял свои выводы и комментарии.

А Добертон всё смотрел и смотрел в зеркало… Сердце у него сжималось от страха… — Господи! Как такое возможно! — Повторял он снова и снова. — Как?… Как?


Закончив отвечать на очередной вопрос, Мэд почувствовал, что один из зубов стал сильно шататься.

— Разве процесс старения не остановился? — незнакомец удивленно спросил в конце беседы и хитро посмотрел на зуб, выпавший из рта англичанина. — Странно? Кстати из нашего общения я понял, что вы деловой человек. — Мучитель хитро прищурился. — Могу предложить Вам выгодную сделку! — Он почесал рукой подбородок, подражая московским купцам.

— Какую ещё сделку? — Добертон пробормотал подавлено, почувствовав, что закачался ещё один зуб.

— Ну, как… какую? — хитрец высокомерно поднял голову и хитро с издёвкой подмигнул пленнику. — Желаете вернуть своё прежнее состояние? Снова бодро скакать по лужайке. Глядеть на молодых козочек щиплющих травку возле озерка? — Он уже откровенно смеялся над несчастным.

— ????…. И сколько же это будет стоить? — недоверчиво спросил пленник.

— Ну, как Вам сказать? — весельчак нескончаемо долгосмотрел ему в глаза. — Вы же не собираетесь экономить на СВОЕМ здоровье? Тем более в ВАШЕМ-то возрасте!

* * *
Прохор Коробейников, открыв рот от удивления, стоял перед открытыми воротами большого амбара. Даже так… известный московский купец находился возле огромного, здоровенного АМБАРА.

— Конечно, мое дело сторона, — в глазах купца застыл немой вопрос. — Ну, всё-таки… на кой лад, он тебе сдался? Что ты собрался складировать? Тутача же половину московского рынка можно впихнуть! — Он оторвал взгляд от зияющей пустоты и с удивлением посмотрел на Рязанцева.

— Это лучшее место для хранения ваших изделий али продуктов в Москве, — бывший хозяин, красноречиво нахваливал свою собственность. Для увеличения должного эффекта он сорвал шапку с головы и стал стучать ею по груди. — Завсегда и в любое время добраться можно. Вместительное, удобное, видимое со всех сторон Китай-города. Имеет собственный частокол и несколько подъездов. Есть большой скрытый погреб! — Чувствовалось — спекулянт безумно рад тому, что наконец-то избавился от ненужной обузы.


— Ну, проклятый англичанишка — удружил! — Алексей скрепя зубами, мысленно выразил свое недовольство бывшим больным. — Просил же! Небольшой, скрытно расположенный, где-нибудь в малолюдном месте… аккуратный складик или небоьшой сарайчик. — Путник нахмурил брови. — А он, что? — Рязанцев с силой сжал бумаги с оформленной на него собственностью. — Вот, что теперь делать с этой громадой? — Он обвел взглядом новую собственность. — Ладно, Добертон, припомним тебе этот поступок! Придешь в очередной раз на процедуры по омоложению… Поговорим, с тобой!


— И кто только не просил его продать! — войдя в азарт, не мог остановиться торговец недвижимостью. — И купец Николишин, и дьяк Самсонов. А покойная вдова воеводы Рыгова… — Плут торжественно поднял указательный палец в сторону неба. — У неё своя корысть! Слова ладом молвить не давала. Слезно просила свой дом на него поменять… Ревела белугой навзрыд. В порыве страсти падала на колени, заламывала руки, рвала волосы на голове… Жениться на ней слезно умоляла… Насилу от неё отвязался.

— Эк, куда хватил, пакостник. — Коробейников крякнув, осодил зарвавшегося лиходея. — Дорога-то вся поросла — бурьянам. И на замках, вон, ржавчина. — Он внимательно присмотрелся к дверям. — Так, что чаю… Врешь окаянный, как сивый мерин! Походу, сюда, уже года два никто не захаживал!

— Благодарствую, верно, подметили! — пройдоха даже не изменив тональности, начал выкручиваться. — Ваша, правда. Поневоле сделку совершил от безысходности. Если бы не нужда, да малые чада по семи лавкам не солоно хлебавши с голоду пухнут… Не продал бы его — никогда! Теперь, вот плачу горькими слезами в душе, а что делать — назад уже ничего не воротишь!

— И все-таки? — Прохор переспросил странника, не отрывая взгляда от внутренней пустоты. — Что ты будешь хранить в нем?


Пришелец задумчиво повертел головой по сторонам. Глубоко вздохнул. Нужно было срочно выкручиваться из неловкого положения. Сознаться купцу, что его обвели вокруг пальца — как простого мальчишку он не мог. А разрушить созданный им образ удалого рубахи — парня было вообще недопустимо.

— Понимаешь, Прохор! — Рязанцев важно надул щеки. Задрал подбородок. Добавил металла в голос. — Чтобы успешно вести дела в Москве и выделяться среди московской знати — я должен сразу заявить о себе. — Алексей начал, сочинять правдивую историю «прямо с колес». — Думаю — куплю для этого что-нибудь… большое, высокое или объемное. И обо мне сразу все заговорят. — Путник щелкнул пальцами. Поднял руку и деловито погладил подбородок. После чего помпезно продолжил описывать свою значимость… — Не успею выйти на улицу, а уже все говорят и думают только про меня! Со всех сторон только и слышится… — Люди добрые, вы только посмотрите, вон идет Воронцов, который открыл кучу кабаков возле кремлевской стены! Да, а ещё у него самая большая и тяжелая карета на сто лошадей! А вчера! Этот удалой молодец пришел в гости с самой высокой и длинноногой блондинкой! Кстати, она — единственная дочь датского короля!


— Невдомёк мне, Ляксей… — Коробейников посмотрел на рассказчика, после чего растеряно вздохнул. — День божий, а ты со свечкой… Воду в омуте совсем замутил. Объясни по простому. Что, ты, удумал?

— Хорошо, попытаюсь ещё раз, — вояжер начал объяснять прописные истины по рабоче-крестьянски специально для «торговой интеллигенции». — Вот, скажи, Прохор… К примеру, у кого из купцов самый большой дом в Москве?

— У купца гостиной сотни Никодимова, — Коробейников ответил, почесав подбородок.

— А самая большая лавка у кого? — Рязанцев не унимался.

— У Аристова Арсения Ильича! Об этом все знают.

— Ну, вот! — путешественник воскликнул, радуясь, что его наконец-то поняли. — А у меня будет… самый большой амбар!

— Самые большие амбары у купцов Галимовых. — Коробейников отмахнулся рукой от «молодого» фантазера. — А еще у Рыжова… Да и у Малахова не маленькие. Там, у них почитай целый город с северной стороны.

— Эх, опять меня опередили! — «великий комбинатор» произнес обиженно. — Ладно! — путешественник погрозил кулаком подлым конкурентам, спрятавшимся за спиной прошлого хозяина помещения. — Ничего! Я ещё что-нибудь придумаю! Я так это дело не оставлю! Когда-нибудь — я завоюю этот город! И буду первый… В чем-нибудь… Все будут знать имя купца Воронцова.


— Эх, Ляксей!.. Ляксей… садовая твоя головушка, — Прохор осуждающе покачал головой. — Ума-разуму у тебя нет. Зелен ты и глуп! Заняться тебе нечем — вот и маешься дурью… Доколе? Когда же ты остудишся. Это надо же удумать такое — амбаром хвастаться. Ты бы лучше о женитьбе подумал… Неслучайно тебе в голову мысли лезут о всяких королевах.

— Да рано мне ещё! — великовозрастный авантюрист выпалил стандартную фразу сопливых подростков.

— Рано не рано — а бабы на тебя засматриваются! — Коробейников выразительно наклонил голову и клюнул ею как поплавок.

— Какие ещё бабы? Кто засматриваются? — Алексей произнес растерянно. Он смущенно опустил глаза в землю. Слава Богу, не покраснел.

— А то ты не видишь? — купец хитро прищурился и начал перечислять события. Он вытянул руку и начал загибать пальцы. — Карета с дочерью боярина Колышева возле наших ворот — раз. Стоит и ждет тебя каждое утро… Пока ты из дома не выйдешь. А вдова купца Маркова? Почему она ко мне в лавку так часто заходит? Вчера вообще домой пришла! Соль, видите ли, закончилась! Это на ночь-то глядя? И смотрит на меня, вытаращив глазенки — как будто ищет чаго? — Прохор загнул второй палец. — Два! — Он внезапно стал подходить к путешественнику. — А дочь моя? Любушка? Она, ведь уже тоже…

— Так! Этот разговор надо срочно сворачивать, — пронеслось в голове у «любимца женщин». — Иначе что-то произойдет. — Федор? Что ты возишься с этими мужиками? — Вояжер прервав разговор, обратился к слуге. Великан давно о чем-то спорил с двумя незнакомцами возле забора. — Веди их сюда!

— Командир! — Федор крикнул в ответ. — Ходоки до тебя… Просят, чтобы выслушал.

— Зови! — странник радостно отодвинулся от купца в сторону. — А вдруг… у них важное дело?

Прохор обернулся и посмотрел на неизвестных крестьян, подошедших к воротам амбара. Их было трое. Бородатые, понурые мужики в залатанных рубахах. Грязные холщовые сумки горбами топорщились за унылыми спинами.


— Как же вы ребята подошли вовремя! — подумал вояжер, радуясь, что не нужно отвечать Коробейникову. — Можно сказать спасли от нежданной женитьбы.

— Низко кланяется тебе… — неизвестные подошли ближе и остановились в почтительном отдалении. Склонили головы, обратились к Рязанцеву. — Дозволь узнать, барин… — Не ты ли будешь Алексей Воронцов? Сын Петра Аляксандровича Воронцова? Светлая ему память!

— Ну, допустим я и, что? — молодой коммерсант ответил незнакомцам.

— Слава тебе, Господи! — крестьяне повалились на колени. — Нашли…

— Родной! Заступник! Кормилец! — неизвестные ползком на коленях двинулись в направлении путника.

— А в чем собственно дело, граждане? — Рязанцев картинно возмутился и отошел на один шаг в сторону от места расположения прибывших ходоков. — Мало ли чего удумают? Может быть умалишенные — кто их пришлых ползунов разберёт?

— Так… Барин ты наш! — крестьяне рьяно замахали снятыми шапками. — Пропадаем мы без тебя, сиротинушки! Оскудели. Горек хлебушек нонча. Суховей пришёл в минувшее лето с далёких южных степей. Нивы горят без влаги, с червеня дождика нет. Худо живётся, без тебя — маятно. Куды ни кинь — всюду клин…

Глава 14

День медленно перевалил за полдень. Яркие краски разноцветного сияния радужно переливались над далекими верхушками высоких деревьев, уходящих под самые облака. Солнечные зайчики, пробивавшиеся сквозь густые лапы сосен и елей, медленно бегали по предметам. Медно-красные стволы стояли один стройней другого. За поляной раскинулся смешанный лес: Клёны хмелем обвитые, буйно раскинулась бузина, ярко алели волчьи ягоды, разрослись плоды колючего шиповника, лопушатник выше колен. В воздухе пахло листвой.

По лесной дороге двигались две повозки в направлении известном одному только вознице. Кони шли шагом, мягко ступая копытами по примятой траве. Мирно поскрипывали колеса. Нагулявшиеся, они медленно тянули телеги. Еле слышно с одной из них доносились мужские голоса. Не большие ямки и выступы по пути движения постепенно укачивали и склоняли в сон.

Путники проезжали безлюдное селение. Крестьянские избы стояли вдоль дороги убогие, придавленые, скривившиеся и пустые. Дворы, заросшие крапивой и сорной травой, были разгорожены. Сараи раскрыты настежь. Трухлявый, ветхий забор с выжеванными временем тесинами качался на ветру. Здесь и там, из-за поваленного ограждения выглядывала на улицу бледная крапива. Показалась старая, засохшая кривая яблоня. В стороне над дорогой тихонько поскрипывала, раскачиваемая ветром длинная дуга от рассохшегося колодца.


— Куда поехал? Зачем? — у путешественника было хмурое настроение. Ноздри щекотал терпкий запах лошадиного пота, сухой пыли и цветущей полыни. — И что мне — истинному горожанину в пятом поколении делать в этой забытой во времени и пространстве, глухой деревне? Ведь только обустроился! Начал заводить полезные знакомства. Девчонку присмотрел симпатичную, — глубокий вздох и долгое позевывание. — Почти придумал, чем заняться в этом мире. А тут раз… и наследство с голодными крестьянами — как снег на голову свалилось! А оно мне надо? — Снова недовольный выдох.

— Неурожай, видите ли, у них! — Переворот с одного бока на другой. — Суховей прошел по земле — кормилице. Детушки погибают… Лебеду всем селом кушать начали… (Ну, и далее плачь всего села, с призывами о помощи на трех грамотах формата А 4). — И как, теперь поступать? — Рязанцев прикусив губу, не мог успокоиться. — Что делать с таким злосчастным наследством?


— Барин-то наш… Какой-то мелковатый? — еле слышный разговор доносился с первой повозки. — Вон, у Анисимовых — здоров как боров! Быка — кулаком валит… А Брагин, что за Сухим Лесом? На него смотреть страшно — не то, что на кулачках сойтись!

— Верно подметил, — возница поддержал собеседника. — У Брагиных — тот ещё хряк. Кому хочешь могёт трезвону задать! Чем они его кормят? Медвежатиной — что ля?

— А наш? — парировал извозчик, защищая Воронцова. — Сердечко у меня замирает от жалости! Он, похоже — вообще драться не умеет! Хлипкий какой-то! Сопелькой перешибить можно.

— Ершина борода! — первый выругался. Недовольно сплюнул сквозь зубы. — Тут бабка надвое сказывала… — Он не хотел уступать оппоненту в споре. — Зато, зато у нашего… Глаза хитрые! Как он на всех смотрит! Прищурившись, в половину глаза. У нас в округе — так никто не глядит ни на кого! Умный наверно? Говорят, умные — все так глядят!

— И что с ума этого? — не уступал водиле собеседник. — Тьфу, и растереть. Ан, нет — ещё можно книги церковные переписывать? Али звезды на небе считать?

— Зря, ты так! Наш, мудреными словами говорит и улыбается много. И девки на него дюже смотрят… — возничий уселся в повозке поудобнее. После чего он легонько стеганул лошадь. — Но! Не спать! Кляча, старая… Чтоб, тебя перекосило на три стороны! Все, вы — кабылицы, одной породы! Ишь, уши разявила, елудень блохастая…

— От этого хрен редьки не слаще, — оппонент не хотел сдаваться. — Толку от этих смотрин! Достатка не прибавиться ни в карманах, ни в хозяйстве! А от баб — одно разорение. Дай им волю — со свету сживут!

— …Пожалуй, ты прав! — возница согласился с «железными» доводами собеседника. — Слабоват, барин… Да и щуплый какой-то. Тяжело ему будет с нами. Зачахнуть может. Он снова дернул поводья, подбадривая конягу. — Но-о, едить твою, окаянная! На пень с тобой угодишь.


— Это… — я-то щуплый? — недовольно пронеслось в голове у странника. — Я, слабоват? — Он возмущенно заморгал ресницами. Щелчком стряхнул с рукова божью коровку. — Да я — тут через месяц! Нет… Через неделю! Всю вашу местность на уши поставлю! Вы — ещё не знаете Леху Рязанцева!

Скиталец возмущенно прогнал наглую стрекозу, собиравшуюся разместиться на его лице. Покряхтел, прочищая горло. Повернулся на другой бок.

— Вот! Организую какое-нибудь опытное, колхозно-фермерское хозяйство. И буду всю округу снабжать уникальной картошкой или кукурузой. А по праздникам участвовать, в этих?… Как их?

— В ярмарках, типа ВДНХ! И побеждать там всех и вся, — с иронией, подключился внутренний голос путешественника.

— А что? — Алексей вступил в диалог со своим внутренним оппонентом. — Притащить несколько мешков картофеля. Засадить поле. Лет через десять — полстраны накормить можно.

— Накормить-то накормим, — подтрунивал сам над собой идейный новатор. — Только, десять лет заниматься одними полевыми работами, — скучно. Да, и не в моём характере, в одном месте столько копаться…


За деревней, на желтом поле, посреди старых, заброшенных крестьянских выгонов появилась деревенское кладбище, изрытое могилами. Над ними стояли обветшалые кресты, по два, по три, от мелких, еле заметных до высоких как сосны. Они были простые и облезшие, с изображением Христовых страданий и без оных. Чуть вдали на холме стояла покосившаяся церквушка, черная, маленькая, ветхая. Молчаливая и глухая она хмуро смотрела в сторону покинутой деревеньки, словно старуха на погибших на поле брани, что обрели вечный покой.


На одном из наклонившихся крестов сидела галка.

— Не она ли крест скособочила?

— Чур меня, нечистая сила! — собеседники перекрестились и вполголоса продолжили разговор. — Слуга сказывал, что у барина диковинка есть. Старинная! Ночью — звездой горит. Отпугивает злых и коварных людей, а добрым — удачу приносит. Грит, больших денег стоит. Давным-давно какой-то купчина аж, из самого Царьграда привез!

— Брешет Федор, — водила не соглашался с собеседником. — Мало ли небылиц плетут люди! Кака така диковинка? Что есчо за финифть неведомая из Царьграда? Тю на тебя! — Он недовольно заерзал на месте. — Вот, я — добрый человек. А портки давеча порвал. Почему она не защитила меня? А барин? Он споткнулся днём, когда выходил из харчевни! А это, все знают, недобрый знак. И людишки возле нас какие-то лукавые ходят. Всё выспрашивают, вынюхивают про клад какой-то. Смотрят, злобно — яки волки серые. Зубы скалят. Ой, чую — как бы худо не случилось? Здесь нужно глядеть в оба — край лихих людишек, да разбойных ватажек.

— Тут ты прав, — путники осмотрелись по сторонам, а затем перекрестились в сторону церкви.

— Пошла, давай! — возница в очередной раз ускорил животину. — Осоловела, что ли? У-уть проклятущая, двигай копытами! — Повозка медленно наехала на полусгнившую корягу. Подводу сильно тряхнуло.

— Растудыть твою оглоблю, водила выразил недовольство «слепой» лошади. — Вечно несет её, куда не попадя!


Несмазаную телегу мягко качало из стороны в сторону. Она поскрипывала, трещала и, виляя расхлябанными, перекошенными колесами по задубевшей дороге, неспеша двигалась по накатаной дороге. Иногда молодая березка вытянувшись, задевала лицо зеленым рукавом, обдавала сладким запахом свежей листвы, щекотала серёжками. Черемуха свешивала кисти черных ягод, и оранжевые гроздья рябин, наливаясь соком, нежились под лучами теплого летнего солнца.

— Ладно, ещё одна идея, — Алексей продолжал размышлять, стараясь отвлечься от ненужных разговоров про его несчастную натуру. — Могу заняться разведением редких сортов кур, свиней! Каких-нибудь индюков, в конце концов… Через два — три года стану крупным животноводом — птициводом в этих краях. Буду всех сельчан угощать редкими мясными деликатесами!

— Шикарная идея, — ехидно похвалил себя путешественник. — Сейчас как раз в стране кризис! Цены на мясо — вон, как взлетели! И главное — как звучит… Леха Рязанцев — свино-фермер!

— Да-а-а… называется… здравствуйте — приплыли, — странник горестно вздохнул. Было обидно… Сколько бы он не храбрился, какие бы гениальные планы и прожекты не строил, и как бы себя не поддерживал — знаний и навыков для ведения сельского хозяйства, у него не было. И, что делать с доставшимся наследством, он решительно не представлял.


— Может быть, дать денег? — Алексей задумался, что-то подсчитывая. — Рублей — сто! Или двести… На всех! И пускай себе живут, как жили? — От глубины идеи путник даже приподнял голову. И зачем-то пристально посмотрел налево. — Или отдать всё селение кому-нибудь… — в хорошие руки? Пусть заботятся! Поливают их там — что ли… Убираются за ними… Коврики трясут… Гулять выводят само собой, во двор… Ну, какой из меня помещик? — Рязанцев представил себя в домашнем халате, «в бакенбардах», восседающим на кресле — качалке. Рядом несколько слуг. — А обращаться с ними как?

Ответа на вопрос не было. Алексей, прищурившись, рассмотрел меж лохматых лап желтых сосен и темных елей знойное синее небо. У самых вершин деревьев, то прячась, то выглядывая из-за ветвей, пробегали рыжие белочки с пушистыми хвостами. Перевел взгляд в другую сторону. Прислушался. Где-то далеко дятел долбил кору дерева. Путник закрыл глаза и начал вспоминать описанные в школьной литературе похожие случаи. — Как там было у Некрасова, Тургенева, Толстого… — Эй! Ты, голубчик! Принеси-ка мне… наливочки с огурчиками солененькими! Хотя, нет! Пожалуй, лучше, грибочков достаньте из погреба! — Печальный вздох с обидой на весь несправедливый мир. — Да…. и девок позови, опосля! Пусть, что ли песню споют… жалостливую. И…. поплачут, там… А то сердце гложет печаль — тоска…

— А тебе в ответ… Да, не извольте беспокоится… Ваше… какое-нибудь там благородие или благолепие, а может и ещё кто? Эх, скукота — скукотища! — новоявленному землевладельцу додумывалось уже сквозь дремоту.


И из-за горизонта, на чистое лазурное небо медленно и величаво потянулась сплошная цепь размытых облаков. Солнце неспешно начало садиться, золотить макушки, разноцвтными красками раскрашивать густые лапы деревьев. Дорога вынурнула из чащи и пошла вдоль огромного оврага. Поднялась на высокую горку. Вдали за огромным оврагом, насколько хватало глаз, лежали леса, близкие — темно-зеленые, и дальние, пропадавшие в голубовато-сизой дымке. Леса, леса, леса, без конца и без края. В пролядинах между деревьями были видны большие синие, желтые и розовые поляны цветов вперемежку с зелеными красками многотравия.


Они напали внезапно, когда повозки проезжали по левой стороне дороги недалеко от небольшого озерца со светлой водой и песчаными берегами. Заскрипев, упала на дорогу сосна. С лихим посвистом выскочили из лесу лихие людишки с рогатинами и саблями, заскакали, заулюлюкали, беря на испуг. Телега резко остановилась. Её быстро окружила толпа неизвестных людей, направивших в сторону путников колющие и режущие предметы. Ближе всех стоял крупный мужик с глубоким шрамом на лице. В руках он держал большую, увесистую дубину.

— Ну, что соколики, приехали? Сокровище, где? — он громко произнес и засмеялся. Его веселое настроение поддержали остальные страшно-неприятные личности стоявшие рядом.

— Золото?… — путник переспросил испуганно. — У меня? Здесь? — Он начал приподнимать рагожку, находившуюся позади него. — Много! Сейчас достану!

Люди потянулись к повозке, желая увидеть богатство.

— Вот, оно! Смотрите! — и Алексей высоко поднял светодиодный светильник над головой.

Яркая вспышка света озарила сумрачную поляну.


Для кого-то это был внезапный сюрприз с крутящимися зайчиками сквозь слезы. Для других приятная неожиданность с резью в глазах. Для искателя приключений команда к началу работы.

Через несколько минут десять человек лежали возле подводы. А новоявленный герой одиночка доходчиво объяснял атаману, и всем остальным основы культурного поведения вежливых людей на вечерней дороге.

— Кстати, а может быть истреблением разбойников заняться? — у вояжера промелькнула шальная мысль. — Интересно? За них тут деньги платят? А то здесь, этого добра…

Глава 15

Алексей не спеша шёл за небольшим караваном по улице деревни. Открыв рот, он удивленно осматривался по сторонам. В очередной раз хотелось протереть глаза. Такого просто не могло быть! В окружающем пейзаже ощущалось, что-то неправильное… Нелогичное… И даже комичное.

Нет! Не так он представлял свою вотчину доживавшую, от голода и холода последние дни. Не было видно покосившихся от времени крестьянских землянок, заросших чертополохом и бурьяном. Незаметно изнеможенных от работы крестьян в рубище. Не встретил он и исхудавших женщин с печальными, впалыми глазами и малолетними детьми, плачущими на заскорузлых, как сухая глина, руках. Не было этого ничего — не было!


Перед его глазами была чистая, выметенная улочка с ровно подстриженной травкой. С веселым щебетанием носились над деревьями ласточки. Небольшие, опрятные деревенские домики, выстроились в ряд ровно, как солдаты. У ветвиватого журавля скопились берущие воду крестьянки. Чистые и улыбающиеся ребятишки, сидевшие на околице, весело тыкали руками в его сторону.

Всё это отдавало какой-то непонятной показушностью. Даже свинья, лежащая в грязи, и та выглядела ненатурально. Возникло ощущение, что сперва её тщательно помыли, а потом аккуратненько положили в специально облагороженную лужицу. Перед этим естественно место возле лужи оккуратно подмели.

Наблюдаемое им действие, походило на нарисованную потемкинскую деревню. Точнее на заранее подготовленную встречу высокого чиновника с обычным народом, которого он никогда не видел. Но в своих грёзах представлял именно так. А сладкий запах свежескошенной травы и горькой полыни, приятно теребивший ноздри, только усиливал фантасмагоричную картину.


— Послушай! Э-э-э… любезнейший, — Алексей обратился к степенному, бородатому мужику, стоявшему с хлебом и солью возле большой помещичьей усадьбы.

— Кирьян Аркадьевич Карачун — староста, — представился местный управляющий.

— Кирьян Аркадьевич… — новоявленный помещик с уважением окинул взглядом потемкинскую картину. — А как называется ваша… Хм-хм… Наша деревня?

— Таганово, кормилец.

— А почему, у нас, в Таганово? — путник непонимающе развел руками по сторонам. — Все такие радостные и довольные? Прямо светятся от счастья?

— Радость у нас! — ответственное лицо склонился в поклоне.

— Что случилось? — Рязанцев показал на стоявших людей в праздничной одежде. Все они пребывали в состоянии какой-то взволнованности, смутной тревоги и тайных надежд.


— Вас встречаем! Новый барин приехал. Заждались! Радуемся… Теперь всё будет хорошо. Готовились к вашему приезду — как к празднику.

— Оригинально! — приезжий дорогой гость сразу подхватил идею относительно предстоящего бурного веселья. Он воодушевился и весело осмотрел присутствующих. — Праздник — это хорошо! Праздник — это здорово! Праздники я люблю.

— Ура, барину! — воскликнул местный представитель крестьянства.

— Ура! — весело разнеслось среди людей. Какие-то девчушки начали прыгать от радости. Где-то в стороне у забора заплакал малолетний ребёнок. Вдали залаяли собаки. У кого-то за забором замычала корова.

— Так, торжественное приветствие и праздничный салют принят, — странник с нетерпением потер ладошки. Что у нас далее по программе?

— Не понял? Прога, что? К какой маме? — староста переспросил удивленно. Он передал хлеб — соль какой-то женщине. Поправил ленту, повязанную через плечо.

— Праздновать моё прибытие — как будем? Видишь, народ радуется. Ждет, чего-то — эдакого!

— ????? — Кирьян растерянно открыл рот и начал как рыба хватать воздух.

— Сценарий, какой? — не отступал Рязанцев.

— Какой — такой Полянарий? — всё ещё не понимал староста. Он поднял руку со снятой шапкой и прижал её к груди. — Прости, отец родной, но мы народ простой — темный, твоих слов мудреных не разумеем. Пособил бы ты нам… а?

— Программа мероприятий — какая?

— Какая? — Карачун повторил вопрос. Окружающие недоумённо затихли. Люди стали переглядываться друг с другом. Собаки лающие вдали, замолчали.

— Ну, например, — молодой кутила попытался объяснить, прописные истины неформального развлечения. — Меня ожидает дружное застолье с танцами топ-моделей на столах! Или концерт заезжих артистов, с вечеринкой в пене! А может быть прогулка на теплоходе с вечерним салютом.

— ???… Барин! Уж не взыщите? Катанием на ком? — Карачун по-прежнему ничего не понимал. — С каким… сало людом?

— У-у-у… Как все запущено! — Алексей скривился. — Никакой корпоративной культуры! А про победу тимбилдинга над застольной пьянкой в этих краях вообще не слышали. — Недовольно возмутился творческий повеса.


Путешественник во времени окинул взглядом окружающих людей. Все молча, смотрели на него, чего-то ждали.

— Дикари! — он воскликнул через мгновение. — Безкультурные варвары! Правильно на вас в Европе жалуются! Как вы здесь живите — можете без коллективной этики? И это в то время — когда нас приняли почти во все европейские организации.

— Не гневись, батюшка! — Кирьян не понимая, недовольства хозяина, ещё ниже склонил голову. — Не виноватые мы! Всё сделаем, как скажешь — только научи!

— Значит, так! — Алексей с нетерпением посмотрел на собеседника. — Винный подвал или погреб у нас есть?

— Как не быть — есть, — староста проскулил, сразу соображая к чему клонит новый хозяин.

— А вино присутствует там? — вояжер во времени потер ладони.

— … Кроху найдем, — Карачун оглядываясь по сторонам, просипел ещё тише.

— Молодец, Кирюха! Службу знаешь! А еда? Закуски? — Алексей pадосно похлопал бородача по плечу.

— Капустка квашеная, рыбка соленая… Мяска маненько копченого, — полностью разоренный хозяйственник простонал совсем осипшем голосом, словно из подземелья. Мир рухнул в его глазах. Наступало время глобального катаклизма. (Мор, чума, пожары, разорение).

— Тогда сооружай столы! — Рязанцев задрал голову. И громко — чтобы все слышали его слова начал вещать. — Доставай всё, что осталась от голодомора. И к вечеру всё взрослое население в полном составе зазывай ко мне на подворье!

Стоявшие вблизи крестьяне, услышав помещика, начали радостно переговариваться.

— Всех приглашаю на помещичий пир! — громко повторил расхрабрившийся новоявленный барин.

— Кормилец! — Кирьян простонал, упав на колени. — Не губи! Облагодетельствуй! — Он медленно пополз в сторону Рязанцева. — Что же ты кушать будешь апосля? Объедят, тебя, чай… — как липку! Ведь экое дело — они же с голоду в три горла есть будут… И еще, небось, с собой унесут. Вот, тебе Христос Бог! По миру пойдем! Ох, горькая судьбинушка настанет!


Однако возбужденного Рязанцева было не остановить. Схватив за грудки «умирающего» Карачуна, он поднял его и стал возвращать к жизни.

— Передай всем! Что никакие отговорки типа я не пью — у меня страшная аллергия на спиртное или… ой, а я купальник дома забыла — не принимаются. Все должны быть на корпоративе.

Открыв от удивления рты, присутствующие непонимающе смотрели на уникальное общение нового хозяина со старостой.

— И не дай бог, кто не придет! — Обижусь… — строгий помещик тряс своего подчиненного как грушу. — Пусть потом про премии, надбавки и внеочередные отпуска по горящим путёвкам с большими скидками, даже не заикаются.

— Так, что?… — староста спросил отрешенно, поняв, что хозяйство полностью разорено. — На этот копоть-тив… и баб что ля звать?

— Я же сказал — всех! — Алексей повторил своё приглашение, ещё раз оглядывая собравшихся возле барского дома людей. — Заодно и перепись населения проведу.

— Что сделаете? — непонимающе переспросил Кирьян. — Какую пе-пись проведете?

— Посчитаю, сколько в деревне народу живет, — пояснил Рязанцев. — Так, почему стоим… Руки в ноги и быстро исполнять!


Будущий «Отец крестьянам», отдав указания, повернулся и пошел к высокому крыльцу усадьбы.

— А я до дома смотаюсь, чего-нибудь эдакое на закуску-выпивку принесу… — странник пробубнил вполголоса. — Нужно народ удивить!

— … Ась? Чего — кого… удавить? — староста переспросил откуда-то из-за спины.

— В смысле… покуда… отдохну с дороги, — путник на мгновение остановился что-то вспоминая. — Да! И не будите меня! Малость вздремну…

* * *
В кое веки путешественник наконец-то выспался. Спокойная, домашняя обстановка вместе с мягкой постелью дали возможность хорошо отдохнуть с долгой дороги. Алексей повалявшись немного в постели, потянулся, зевнул, откинул одеяло и сел на кровать. Прогоняя последние остатки сна, несколько раз «с хрустом» развел руки, протер глаза и осмотрелся по сторонам.

— Славно вчера посидели. Культурно — без драки и взаимных претензий. Ничего не разбили, не поломали. Все живы — здоровы, — Рязанцев широко зевнул и поднялся на ноги.

— Все-таки люди у нас на Руси — добрые. В основе своей — понятливые и отзывчивые. А что гамбургеры с Кока-колой не все едят — это ничего. К этому надо привыкнуть… Глядишь, через время и пиццу с Мириндой попробуют! А вообще — эта такая гадость! Верно, у нас говорят — вредно для здоровья. Вот и нечего приучать к ней себя и своих крестьян!


Путник задумался на несколько секунд. Он вспомнил прошедшее событие. Недовольно помотал головой, прогоняя прочь неприятные ощущения.

— … Эта еда не понравилась мне тоже! Вон в животе всё булькает и урчит. В следующий раз надо будет суши принести с васаби или салатов корейских, — настоящий эстет окинул взглядом спальню, подошел к окну и выглянул наружу.

— Кстати, почему так тихо? — Рязанцев прислушался к тому, что происходит в доме и на улице. Его окружала абсолютная тишина. Как вдруг прозвучал громкий лай…

— А вот, всякие собаки со своим лаем по ночам… И особенно петухи-забияки, которые спать не дают под утро, должны быть пущены на суп. Сказано было всем — не будить, пока сам не проснусь! Так, что теперь — берегитесь! Ух, как я проголодался…

Быстро одевшись, Алексей прошелся по дому.

— Есть кто живой? — громко позвал он, переходя из одной комнаты в другую.

При ходьбе по полу сильно скрипели рассохшиеся доски. Гулко хлопали двери.

— Никого. Ни души! Странно? Куда все подевались? Эй, люди — а-у-у. — Передразнил он заблудившегося профессора астрономии из известного фильма Эльдара Рязанова Карнавальная ночь.

В доме витали запахи лака, и пропеченной солнцем смолы. Солнечный свет еле пробивался сквозь мутное слюдяное отверстие. Пыльные частницы водили хороводы в радужных лучах. Высоко вверху, почти у самого потолка трепетал над запутавшейся мухой паук, лохматый, с черной крапинкой на спине.


Странник вышел из дома на расписное, узорчатое, с резьбой крыльцо. Окинул взглядом обширный, пустой двор, обнесенныйи высоким частоколом. Задержал внимание на ухоженном цветнике разбитам под окнами. Заметил двух крестьян стоявших под ветвистой рябиной, недалеко от дома.

— Здрав буди благодетель! — обратился к нему с приветствием седой дед с козлиной бородкой одетый в просторную домотканую рубаху и потертые холщовые порты. В глазах старика пьянились веселье после вчерашней выпивки.

— Многих лет жизни, — поддержала старца полная женщина, лет сорока, в темном сарафане. Она смущенно пригладила руками передник, расшитый красными и зелеными узорами, поправила волосы, выбившиеся из-под красной, рогатой кики. Люди подошли к крыльцу.

— И вам не хворать, — Рязанцев внимательно осмотрел присутствующих. Окинул взглядом пустой подворье: Возле хлева рылись в навозе куры и о чем-то негромко толковали с петухом. За высоким забором гоготали гуси, в конце подворья громко лаял щенок. — А куда все подевались?


— На работе! — собеседница опустила глаза в землю. Беспокойно обернулась в сторону ворот. — С самого утра ушли, ранёхонько.

— Цыть, сорока! — старик громко перебил напарницу. Стрельнул в сторону барина плутоватым глазом. — Помолчала бы. Не бабьего ума дело. Не встревай, покуда не спросят.

Дед важно подаил щиплую бороденку. И начал обстоятельно докладывать… — Алексей Петрович, все при деле! Кто в поле, кто в лесу! А кто на мельницу или в соседнюю деревню уехал на заработки.

— Я не понял? — Рязанцев смачно зевнул и заморгал глазами.

— А что праздник в честь возвращения любимого барина — всего день? Вчера прям столько слов было сказано… И что любимый, и что сильно соскучились! Защитником землицы родной называли. Говорили, что жизнь не мила без меня! А теперь раз — и все разошлись. Нет — так не пойдет… — у нас, в будущ…. Кхе… кхе… В Новгороде так не поступают.

— А на, что праздновать, кормилиц? — женщина громко воскликнула. Она недовольно стала тереть руки о фартук.

— Тьфу, на тебя! Молчи, дурилка, — седовласый сосед перебил её. Он озадаченно крякнул в козлинную бородешку. — Чтоб тебя лихоманка затряхнула на веки! У господ в голове заботы не пустые, а важные!


— Алексей Петрович, вы вчерась сказывали всем, — дед перевел взгляд на барина и почтительно склонил голову. — Кто хорошо будет трудиться — тому отменишь оброк, осенью. Вот, все и поспешили себя проявить. Платить-то мало кому хочется.

— Да-а-а, — это я поторопился… В смысле — народ по делам разогнать. Теперь и посидеть не с кем, — сельский реформатор почесал затылок. — Непорядок! Ладно, раз обещал — пусть трудятся! Верно в народе говорят — рукам — работа, душе — праздник.

Крестьяне услышав от господина правильную поговорку, закивали головами.


— Хорошо, новый вопрос, — молодой лежебока посмотрел в сторону вымершего подворья и произнес. — А Фёдор, где?

— Он отпросился к Аксинье — по хозяйству помочь, — женщина опередила всех снова. — Сказал, что несчастной девахе не прожить без мужика… Вы отпустили.

— Ясно! — Алексей продолжал задавать вопросы, ничего не понимая. — Не успели приехать, как слугу уже умыкнули… А вы кто такие?

— Я Потап, конюх, — дед произнес важно. — Это, Авдотья — прислуга по дому… Подать, что… Принести… Помочь…

— Может, кормилиц, откушать желает? — служанка перебила «солидного» мужика в очередной раз. — Время-то к обеду?

— Замолчи, глупая баба, — старик воскликнул и гневно свел брови. — Эва, словно курица раскудахталась! Не видишь, барин ведет сурьезный разговор о народе. Не до еды ему сейчас.


— И, что у нас на завтрак? — Рязанцев сглотнув слюну, вспомнил про куриный суп из ненавистных петухов.

— Блинчики, благодетель, — стряпуха заворковала как горлица. — Есть оладушки. Молочко, сметанка, хлебушек…

— А мясного, ничего нет? Вроде… шашлыка, отбивных с кровью, бефстроганов?

— Без каких рогов? — переспросил Потап удивленно. Он ничего не расслышал.

— Блюдо из мяса? Мясо — приготовленное есть? — анти-вегетарианец не сдавался.

— Да откуда, батюшка! Мы же вчера всё на пир израсходовали. Всё, что накоптили ранее, поставили на стол. Ничего не осталось, милостивец. Покупать нужно, — Авдотья смущаясь, оправдывалась.


— Вот, сейчас я опять не понял? Что значит покупать? Лес же кругом? Или у нас охотники перевелись? А может быть эпидемия на зверей напала?

Крестьяне непонимающе переглянулись.

— Не взыщи, барин! — старик произнес с горечью. — Никто на нас не нападал. Запрещено, кормилиц, простым людям охотиться в лесу.

— Сходил бы ты, на охоту, Алексей Петрович! Свежатинки бы принес. А я такой бы вкуснотищи приготовила, — женщина в экстазе подняла глаза к небу.

— Заткнись, дуреха! — Матвей, как всегда авторитетно, перебил спутницу. — Ух, баба, семь верст с навозом! Вот, так и разит от неё, так и палит! Жарит во все глаза. Не чаешь? Не до тебя барину… Думу он думает — важную! А, ты коровья лепешка, с прозьбами лезешь!


— Получается, если я хочу мясного, то должен сам пойти и подстрелить кого-нибудь зверя лютого — так?

— Да…. - слуги закивали головами как китайские болванчики.

— Вчера мужики рассказывали, что вы один около десятка татей повязали… Поэтому мыслим ужо с зайцем или лисой совладаете.

— А что? — Алексей посмотрел на них с хитрецой. — Ваш барин — он такой… Он и лося завалить может! Ему только дай волю! Ладно… Потап, иди, собирай меня на охоту и не забудь про…

— Я чичас, — конюх не дослушав фразы до конца, стрелой метнулся куда-то из дома.

— А ты угощай Анику-охотника вкусными блинчиками… Примета у нас в Новгороде такая, что на охоту (Чуть было не сказал на рынок) нужно ходить сытым. Тогда и дичи больше принесешь… И деньги целы будут.


Алексей с Авдотьей прошли в столовую.

Минут через десять туда же зашел Потап с двумя большими дорожными сумками.

— Вот, кормилец, для добычи… Где-то ещё одна была… Поискать надо, — деловито докладывал старик, показывая глубину и величину охотничьей кошёлки. — Лошадь, Алексей Петрович, я запряг. Али на телеге поедете?

— Пешком пойду… Удобнее будет, — не ожидая такого напора, произнес Рязанцев.

— Знамо дело! Охотиться с чем будете? — дед произнес, готовый стартовать за снаряжением. — Рогатина, самопал, боевой топор с длинным топорищем, самострел, кистень, сулица?


— М-м-м…. э-э-э…. ну-у-у, — великий охотник протянул, выбирая в уме возможное вооружение. Он быстро соображал, что бы такое взять, что бы ЭТО было полегче тащить до леса. А уж там где-нибудь под кустом удачно забросить подальше.

— Копье возьми, благодетель. Или рогатину, — повариха как всегда опередила всех, подала умный совет. — Может быть зверя покрупнее добудете. Мяска запасем, на зиму!

— Поди, ты к лешему со своими советами, глупая баба — дед одернул её. — На тебя Господь не угодит! — Потап оттеснил плечом повариху. — Барин, не слушайте, глупу дуру. Ишма спозаранку раскудахталась как курица. Кормилиц, возьмите лук. Он легче. С ним удобнее по лесу ходить.

— Огнестрельное что-нибудь в ассортименте есть? — Рязанцев ляпнул, не подумав про величину и вес оружия в этом времени.

— Чай-вось? В каком моменте? — Потап переспросил, не разобрав незнакомого слова.

— Ружьё есть? Или что-нибудь? — Алексей доедая последние блины, начал разъяснять прописные истины конюху.

— Ах ти! Ружо, — Потап перевёл по-своему тарабарское произношение барина. — Как не быть? Не извольте беспокоится. Сейчас принесу. Я мигом! — старик снова не дослушал до конца фразу, выбежал из дома.


— Вы, Алексей Петрович, только в лес помещика Киреева не ходите, — Авдотья предупреждала Рязанцева, подкладывая добавку в тарелку. — Он стоит по соседству с нашим, за лесным озером. Там плохие места и люди в нём пропадают. А если встретишься с самим Григорием Ивановичем, старайтесь не разговаривать с ним. Сказывают, он человек дюже хитрый и на язык востер. Оговорит он вас. Глазам моргнуть не успеете, что-нибудь проиграете или проспорите.


Открылась дверь, вошел Потап. Занёс большое кремневое ружьё.

— Вот тя, ружьишко справное, от Мирона Иваныча осталось. Он с ним ещё на поляков хаживал, — конюх выдал гордо, подавая супер оружие.

— А, что полегче и поменьше-то ничего не было? — Алексей приподнял большую крепостную аркебузу. — Она на вес… Пуда два будет — не меньше!

— Помилосердствуй, благодетель. Это всё, что имеем. Зато с ней на медведя пойтить не страшно.

— Ага, если пользоваться им как дубиной, — по-прежнему недовольно возмущался молодой эстет.

— Заряжается — вот, так, — дед, поясняя, проделал непонятные манипуляции с шомполом, порохом и пулей. Минут через пять ему удалось зарядить ружьё.

— Ладно, давай… Разберусь как-нибудь, — Взвалив на плечи тяжеленную железяку, охотник вышел из дома. — Скоро вернусь! Ждите меня с богатой добычей!

Глава 16

— Лес! Мой лес… Старый, добрый кормилец. Чаща, пуща… Благодать! — нараспев, думал новый собственник небольших и малых лесных угодий.

Со всех сторон окружая его, шумели зелёной листвой огромные дубы, поскрипывали на ветру высокие сосны. Солнце мигало в листьях и ветвях, как в зеленой сети. Переливами звучали голоса множества птиц. Длиннохвостые, лесные сплетницы — сороки, треща и покрикивая, перелетали с ветки на ветку. В воздухе витали сладкие, еле уловимые запахи мяты и потаенной свежести.

Рязанцев не торопясь, как Морозко из известной сказки, шел по еле заметной лесной тропинке, густо поросшей кустами орешника, волчьего лыка и крушины. Иногда путь преграждали поваленные бурей огромные сосны. Словно беспомощные великаны, они лежали, бессильно прижавшись к земле искалеченными во время падения верхушками, уныло простирая кверху короткие корни, на которых всё ещё держались куски дерна с травой и цветами.

Пуща слегка гудела. В вершинах деревьев запутался ветер, а внизу разостлалась тишина, покой. Солнце пускало зайчиков по лицу путешественника. Коротким эхом зазвучал прерывистый, пугающим стук. Где-то недалеко дятел начал долбить дерево.

— Вот, эти палки и елки — мои! Вон, птица пролетела — тоже моя! — Алексей задрал голову и вздохнул полной грудью сладкий воздух леса. — Хорошо!


— Ой, блин! Больно-то как! — путешественник запнулся об сучкастую корягу. Несколько раз почесал ушибленное место. — А вот эта фиговина — явно не из моего леса! Враги, наверное, на дорогу подбросили… Добрые люди или друзья до этого бы не додумались!

Он на миг остановился. Убрал паутину с лица и продолжил движение.

— Так, а это, что? — вояжер остановился на небольшой лужайке. — Гриб…

— На дорожке лежит. Хороший, крупный… Боровик, — Алексей нагнулся и подобрал лесное творение. — Сорвали с корнем… А почему не забрали?… Непорядок!

Грибник внимательно осмотрелся вокруг. Поднял палку. Поковырял подозрительный бугорок.

— Вот, ещё один… А здесь… ого — целая полянка… — Рязанцев сердечно засыпал листьями лесное богатство.

— Ветка на кустах поломана — не порядок. Еще одна… Трава примята… Наверно, ветер?.. Нет, это человек — хворост собирал. Вот, нитка от одежды на коре дерева.

— А это, что? — следопыт прищурился, а потом огляделся по сторонам: На краю просеки большие чёрно-рыжие муравьи с отменно учреждённой иерархией соорудили огромный муравейник. Чуть дальше небольшой холмик, а по нему кверху поднималась по травке белёсая пыльная тропка — след больших и маленьких человеческих ног, босых и обутых. Кострище… Свежее. Похлебку варили. Долго были… Много людей…

Путешественник во времени обошел место событий. Разгреб носком кучу мусора. Присел, посмотрел поближе. — Следы крови на остатках верёвок… Кого-то пытали? — Добрый лесовик мгновенно превратился в злого лесничего. Романтическое настроение странника вмиг растворилось. Крутанув над головой огнестрельной дубиной, как шестом, он совершил несколько показательных вращений. В конце, завершая упражнение, прижал ружьё под мышкой, готовый нанести разящий удар.


Алексей остановился и прислушался к шуму в лесу. Впереди раздался отдаленный крик кукушки. Птица отсчитала кому-то три года и смолкла. — Так! Я не понял? — резко выдохнул «лесной кунг-фуист». — Это мой лес? Или… Чужой проходной двор? И вообще, что происходит? Почему тут шастают все кому не лень?


Ощущение, что за ним мной наблюдают, появилось не сразу. Оно возникло после того как странник громко, на весь лес запел песню.

— Нет, сначала я пять или семь раз громко крикнул, а уже потом — запел, — творчески уточнил его внутренний летописец. — Нужно же было слушателям объявить автора и исполнителя уникального творчества, дающего сольный концерт.

Чувство опасности усилилось до трех человек, когда Алексей от эстрадной самодеятельности перешел к футбольным кричалкам и речевкам. А потом просто закипело, умножившись до группы, когда творческая личность подошла к лесному озеру и начала громко комментировать блестевшую в воде рыбёшку.

Она проворно выскакивала из серебристой глади, взмахивала, вынырнув из воды, хвостом и шлепалась, сверкнув чешуей, в воду. Сколько тут было рыбы! То там, в затончике, то здесь, у самого отлогого берега, только и слышно… — бульк-бульк-бульк. Разыгралась рыба к хорошей, жаркой погоде. Разыгралась так, что спокойное озеро, словно от веселья, покрылся густой перебегающей мелкой рябью.

— Эх, на рыбалку бы сходить! — скитальцу совершенно не к месту лезли в голову непонятные соблазны. — Погода-то какая! Только с удочкой или спиннингом сидеть… Так нет же! Угораздило в рыбный день — на охоту упереться!

Здоровенное ружьё было отброшено в сторону. Наживка в виде молодого белобрысого парня с идиотской улыбкой была подготовлена для поимки крупного многочисленного улова. По телу пробежала неудержимая дрожь азарта.


За ним следили.

— Вон, из тех кустов. А ещё из-за того пригорка и… пожалуй с той березы, — отмечал охотник подозрительные места.

Постепенно наблюдатели перестали прятаться и потихоньку начали подкрадываться к его персоне. Вот они уже спокойно, не таясь, направляются к ничего не подозревающему любителю дикой природы.

Вдали послышался лай собак, ржание коней. Окружавшие Алексея люди остановились, прислушались, а затем испуганно скрылись в ближайших кустах.

— Задери их за ногу! Этих дачников, с их шашлыками, — охотник раздраженно выругался и гневно сплюнул. — Вечно шарахаются по кустам! Непонятно зачем? Драйв какой-то ищут… Всё природой налюбоваться не могут!

Раздосадованная приманка начала возмущаться и грозить непонятно кому. — Им, что больше мест для пикника нету? Такой улов испортили! — Рыболов — спортсмен с досады развел руками. — Килограмм на восемьсот могло потянуть…

— Не меньше! — авторитетно поддержали его в голове.

— Так, гости дорогие! Сейчас я вам покажу «Кузькину мать»!


Послышался топот копыт и на дикий пляж лесного озера «на рысях» выехала большая группа всадников. Лошади постепенно начали заполнять пространство перед путешественником, оттесняя его к воде. Многие из наездников были в боевых доспехах, с оружием и щитами. Следом за ними из леса на берег стали выходить крестьяне с рогатинами и палками. Люди молча, окружали Рязанцева.

Стараясь, защитится от напирающих со всех сторон незнакомцев, Алексей схватил за ствол ружьё, оторвал его от земли и отступил на несколько шагов в воду.

Высокий, с гордой осанкой, рыжий мужчина на крупном жеребце выехал из-за спин вооруженных людей. Он был в дорогом, расшитым золотом кафтане, ярких красных сапогах, соболиной шапке. Особо бросалась в глаза яркая, огненная борода. Из-за голенища незнакомца торчал короткий нож, сверкающий в лучах солнца разукрашенной камнями рукояткою.

— Кто таков? — он спросил, проявляя беспокойство. — Что делаешь на чужой земле? Рыжебородый внимательно осматрел странника и его большое ружье.

— Я, Воронцов Алексей Петрович! — новоиспеченный хозяин угодий ответил незнакомцу. — И это моя земля!

— А почем ты один? — суровый гость пристал на стременах, оглянулся по сторонам. — Холопов не нажил или казна маловата?

— Охочусь я так! По-своему! Вот, устал бегать по лесу, подошел к воде. Решил отдохнуть, — произнес охотник, тяжело опираясь на ружье.

— Людишки мои — там, — Рязанцев показал рукой, в сторону неизвестного наблюдателя сидевшего на высокой березе. — Они по всему лесу. Зверя, птицу высматривают. Сигналы тайные подают. Все при деле. Если, что, то стреляют без предупреждения.


Приезжие настороженно стали осматриваться по сторонам, выискивая спрятавшихся в лесу наблюдателей. За спиной бородатого гостя возник недовольный ропот прислуги.

— И вообще, у меня, такая тактика, — Рязанцев крутанув ружье, деловито забросил его за спину. — Сперва разведка, затем долгий анализ с выбором крупной добычи и только потом — охота! Мелочи мне не надо! К вечеру думаю, возов пять зверья добуду, — по-деловому отчитался новатор. — А вот…. что, вы делаете на моей земле? — Строгий хозяин добавил металла в тембр голоса. — Когда я был в разрядном приказе… решал вопрос по наследству… то мне… думный дьяк… ничего про…

— Так ты сосед наш новый! — перебил Рязанцева незнакомец. Его глаза хитро как у кота, прищурились. На лице появилась доброжелательная улыбка. — Видали, каков… сын Петра Воронцова! — развел руки собеседник, обернувшись к своим спутникам. — А похож-то как! Одно лицо… Вылитый отец в молодости!


— Прости, не серчай — не признал тебя, сразу… — неизвестный снова привстал на стременах, а потом опустился в седло. — Богатым будешь!

— Я, Киреев Григорий Иванович, — глаза человека стали добрыми, а голос мягким и напевным. — Что же ты друг ситцевый сразу-то не сказал про себя? Почему не известил о приезде? Не ждал я тебя, не гадал встретить. — Наездник подъехал почти вплотную к Рязанцеву.

— Верно, говоришь… Земля-то — твоя! А вот озеро — мое. Так, что ты стоишь на моей территории, — собеседник внезапно весело рассмеялся. — Без спроса залез! Без разрешения! Ах, ты негодник!

— Какое озеро? Без чьего разрешения? — Алексей растерянно стал отнекиваться, делая вид, что ничего не понимает.

— Послушайлушай, соседушка! А может, помиримся? Заодно и познакомимся? — новоявленный приятель произнес миролюбиво. Он спрыгнул с лошади.

— Ну-у-у, не знаю, — протянул Алексей. Странник пожал плечами. — У меня обед скоро. Тем более режим питания на охоте… Нарушить нельзя! У меня все четко! По учебникам и справочникам! Евро-пейская система поведения. И обед там строго по рас-писанию.

— Это хорошо, что обед по писанию! — Киреев оглядел пустую поляну и отсутствие, каких либо припасов у путника. — Повезло нам!

— Правда? А в чем нам повезло? — ничего не понимая, произнес странник.

— Давай мы с тобой, мой новый друг, перекусим! Хлеба-соли откушаем. Ты мне про свою охоту расскажешь, — рыжий товарищ начал хитро юлить. — Мне твой способ так понравился! Особенно это? Как её, там? Пей-скорей-ская система! Да ещё по писанию… Очень красивое и верное название.

— Тогда угощай, — на лице путешественника появилась выражение самой «простоты и доверчивости». — А за щедрым угощением я, про, что угодно расскажу… Это мы любим!

* * *
Золотое солнце играло небольшой рябью, дробясь миллиардами искр на хрустальной поверхности воды. Легкий, теплый ветрок приносил со стороны озера запах водорослей и мерный шелест сонной волны, со вздохом ласкающей берег. С жалобным курлыканьем летали над озером, выискивая добычу, встревоженные чайки. На небольшом песчаном пляже был разостлан большой ковер, уставленный посредине яствами и питьем. Возле него весело расположились и душевно вели разговор два «старых» друга — приятеля. Один из друзей возможно из-за неумения пить, а может по молодости, не ведая, что творит, — был абсолютно пьян. Второй дабы не обидеть первого делал вид, что пьян ещё больше. Дойти до такого состояния каждого из двух проходимцев заставили свои интересы.


— Пятая чарка крепит, как в народе говорят, а седьмая веселит, — змей — искуситель с рыжей бородой выразительно посмотрел на молодого собеседника и снова разлил вино по сосудам.

— Так ты говоришь, что серьезный охотник? Да ещё и с большим, многолетним опытом?

— А то! — белобрысый добытчик, выпил спиртное и оторвал рассеянный взгляд от пустого дна кубка. — Мы новгородцы с детства, — все, бывалые воины и знатные бойцы!

— У нас, — в «стельку трезвый юнец» помотал головой, скидывая наваждение. Неопрятно провел ладонью по губам. Взял в руки большую луковицу. Сжал её до хруста и начал махать ею перед своим лицом. — Пока зверя голыми руками не завалишь — оружие носить не дадут. Да, что там оружие — нож заточить не разрешат!

— Ого! — оторопело промолвил хитрый собеседник. Он крякнул «от всей души» и осушил чарку. Вытер бороду. — Эко же у вас суровые нравы! Не зря говорят, что ваших дружинников даже викинги бояться! Ну, а шведы или ливонцы там всякие и подавно Новгород стороной обходят. Даже товары свои стали кругом, через северный Архангельск возить!

— Чего там оружие! — закусывая хрустящей куриной ножкой, продолжал гордо хвастаться странник. — Здороваться с тобой не будут, пока первый трофей не принесешь. И по фамилии нигде не представят. А про дворянство? Я вообще молчу! Вот и приходиться с малолетства… Почти с малёнок-пеленок… Ни свет, ни заря добывать какое-нибудь чудище. Доказывать всем, что относишься к своему роду по праву. Иначе засмеют… или с безымянными отправят в песочницу играться.

— Вот это я понимаю — воспитание ратников! — новый друг глубоко вздохнул, а затем снова разлил вино по бокалам. — Вот она суровая школа жизни! Не то, что у нас! За мамками, да за няньками — просиживают штаны. К коню подойти бояться — уже не говоря о том, чтобы его запрячь.

— А если подвиг в бою совершишь! — «ветеран боевых действий» пел соловьем, уже не останавливаясь. — То дадут красивое прозвище!

— Да, ты, что? — Киреев икнул недоверчиво. — Вот это правильно! Это по-нашему!

— Смотри, например… — Рязанцев прицелившись, кинул обглоданную косточку в березовый ствол вблизи стоявшего дерева. — Я — «Зоркое Око».


Кость удачно миновав березку, улетела в лес.

— Ты, что — не веришь! — «правдивый» рассказчик приподнялся с места.

— Верю — тебе, верю, — рыжий товарищ попытался посадить Рязанцева на место.

— Не веришь мне — «Орлиному Глазу», — «настоящий» охотник начал водить головой в поисках чего-нибудь такого чтобы доказать, что он лучший стрелок в далёких северных краях. В глазах у «Чингачгука» от принятого спиртного, изображение предметов начало двоиться, а потом и троится. — Я… Сейчас тебе докажу. Спорим, что попаду… Вон, в ту… В тех птиц. Из своего оружия. Так! Какое из них выбрать?

— Возьми то, что посередине, — «абсолютно трезвый» напарник дал дельный совет.

— Вот на, что спорим? — Алексей с трудом поднялся и оперся на крепостную аркебузу. — Что я от любой мишени — щепки оставлю!

— Да ты пьян! — бородатый оппонент воскликнул, помотав головой.

— Ни в одном глазу! — Предметы уже не множились, а медленно качались перед глазами юного задаваки. — Я в таком состоянии ещё лучше стреляю! Один раз вообще с завязанными глазами на спор из-за спины всё мишени расстрелял.

— Хоть я и не люблю спорить. — Рыжий хитрец поднялся на ноги. — Но ты мне… Как тебя тама зовут… говоришь?

— Друг! — странник произнес, еле связывая «лыко».

— Да! — Григорий Иванович хитро прищурился и вмиг протрезвел. — Ты мне, друг — нравишься! А твои правдивые рассказы сразу вызвали к тебе доверие и уважение… — Собеседник шваркнул носом и задрал рыжую бороду. — Давай на десять гривен!

— А чего на десять? — «настоящий охотник» перебираясь ползком к краю поляны, принял пари. — Даю двадцать! Настоящее искусство требует вознаграждения. Я порох не буду тратить попусту. Да! И деньги мне пригодятся — если у тебя они лишние.

— Хорошо, — «Добрый человек» потер руки, добившись своего. — Согласен на тридцать.


В лесу раздался выстрел из положения, лёжа… на боку. Ворона взлетела с ветки от громкого звука и улетела, каркая и насмехаясь над «чудо — юдо — охотником».

— Так! Это не считается… — донеслось откуда-то из под ружья. — Просто я не с того места, стрелял. Да и эта бандура… — Страдалец икая указал на свое орудие промысло. — Не пристреляна она! Мушка кривая!

— Да и аура здесь не охотничья! И, пахнет чем-то… — недовольный спорщик с трудом поднялся с земли. — Предлагаю другое! Кто больше в течение часа дичи настреляет — тот лучший охотник! Я всем докажу, что я не пустомеля!

— Уговорил! Только помни — ты уже тридцать гривен должен! — Киреев потирая руки, радостно воскликнул.

— Мы, Воронцовы! От своих слов никогда не отказывались! Долг превыше всего! На что спорим? — «точный глаз» посмотрел в большоё дуло аркебузы, пытаясь понять, не засорилось ли оно.

— Предлагаю на твое ружье и ещё… на тридцать гривен, — «Самый рыжий и честный» из соседей произнес нехотя с сожалением.


Где-то далеко от ветра зашумела листва на деревьях. Алексей прислушался. Взял паузу.

— Подожди… Мне отыграться надо. Давай на сорок… Нет… на пятьдесят, — парировал «трезвый» путешественник и уселся на траву.

— Эх, на что не пойдешь, чтобы поддержать хорошую беседу. Ладно! По рукам! — закадычный приятель неожиданно быстро согласился. Улыбаясь своим мыслям, он поднялся с земли и подошел к лошади. — Вечером встречаемся здесь же. Кто больше настреляет тот и победил, — вскочив в седло, произнес он. — До встречи! И пусть тебе повезет.


В отведенное для спора время охота у Рязанцева не пришла. Эта своенравная дама просто не явилась на зов, когда он так её ждал.

Рассудив, что после доброго обеда полагается поспать, Алексей с наслаждением вытянулся на земле под густой тенью кустов и «сладко» задремал. Потом просто полежал на «мягкой», зеленой траве. Затем искупался в теплом, лесном озере. Далее погулял, побродир с «грустью-тоскою» по окраинам. Задумчиво покидал камешки вводу. Послушал как мирно плещет небольшая озёрная волна…


День клонится к вечеру. Жара спадала. Суматошный, полный неожиданностей день потихоньку угасал. С озера потянуло свежестью, комарье и мошкара «отступили» к опушке леса. К заходу солнца наконец-то появился противник.

— На… Забирай… — шмыгая от обиды носом, чуть не плача произнес Алексей, отдавая ружье. — У меня дома есть ещё таких — три… или пять… — раздосадовано оправдывался молодой хвастун. — Я не помню. Просто, сегодня не мой день! У всех великих охотников бывает такое. Видно слуги оружие не почистили. Или не из тех ворот в лес пошел. А может слово заветное забыл. Одним словом, твоя взяла.

— Чувствую, ты недоволен, — снова закинул удочку рыжий благодетель. Серый, в яблоках жеребец недовольно «танцевал» под седлом наездника. — Вижу, не привык уступать!

— Никогда! — Рязанцев гордо задрал голову. По-молодецки выставил вперед ногу. — У нашей семьи есть секретный способ ночной охоты! А я — лучший среди всех! Ах, если бы я мог отыграться?

— В таку-то темнотень? — бородатый шулер удивленно осмотрелся по сторонам. Соскачил с лошади. — Хорошо! Продолжим наше пари. — Он довольно прищурил глаза, разгладил пятерней пушистые усы.

— На что спорим? — Рязанцев «с горящими глазами» сразу же попытался заинтриговать Киреева значительной суммой. Подбоченись он, гордо выпятил грудь. — На пятьдесят гривен? На сто… На двести?

— Не-а! На деньги не интересно… — «огненный» хитрец прищурил один глаз и стал задумчиво поглаживать щепотью бороду. Накрутил кончик волос на палец. — Давай-ко… — на землю! — Рыжий катала внезапно выпалил своё предложение. — Я как раз дьякона привез. Вон, Артюшин с Самсоновым — свидетелями будут. Бумаги подпишем… А потом, и на охоту… Докажи, что новгородцы не лезут за словом в карман…

— И докажу, — Алексей широко раскрыв глаза, с удивлением, посмотрел на попутчиков собеседника. Он явно не ожидал такого поворота событий. — На, что спорим?

— Ты на лес… Я — на ОЗЕРО, — значительно предложил рыжий плут.

— А зачем мне твоё озерко? В лесу хоть зверья много… Грибы, ягоды, дрова. А в этом болоте! — Рязанцев перевёл взгляд на золотистый песок видневшийся сквозь спокойную толщу прозрачной воды. — Ничего нет! Так, что — такое богатство мне и даром не надь, — молодой повеса решительно не соглашался с опонентом.

— Предлагаю свой лес, и поле с этой стороны берега на твою чащу, вон с тем аврагом с другой стороны. Это будет равноценно. Ну, а озеро… раз оно никому не нужно пусть достанется победителю! Согласен?

— Хм… хм… — Киреев что-то долго обдумывал, покусывая губы.

— Знаешь, что, друг сердечный! Забирай, деньги! А я пошел домой, — обиженный новгородец решительно поднялся с земли.

— Хм….. Ладно, подожди! Моя вотчина, что хочу — то и делаю… Давай! Подписываем бумаги, и пошли на охоту… Побеждает тот, кто к утру принесет больше дичи!

Уладив все спорные моменты, соседи разошлись в разные стороны. И каждый довольный тем, что обманул другого пошел своей дорогой. Один со свитой напролом в темный лес… А второй к себе домой, в свое время за всякими приспособлениями для ночного промысла.

* * *
Наше время.

В одной из московских квартир.

Пятнадцать минут спустя.


— Ну, что? — Рязанцев открыл несгораемый шкаф и молча, окинул взглядом большое количество оружия.

— Думаю, для победы будет достаточно карабина «Вепрь» с хорошей оптикой, коллиматором и лазерным целеуказателем и ещё… пожалуй, возьму очки ночного видения, — в голове путешественника шёл подбор специальных средств для удачной охоты.

— А может быть что-нибудь из импортного подберем? — ехидно предложил внутренний голос. — Даже не знаю? Чтобы этакое взять? — Алексей задумался. — Нет! Ну, лес-то опустошать тоже нельзя сразу! — В уголках губ промелькнула усмешка.

Странник совершил круг по комнате. Задумался.

— А вдруг такое преимущество будет не справедливым по отношению к противнику? — он внезапно засомневался в честности спора. — Может быть, дать ему шанс — хотя бы мизерный? Нет, уж! Рыжий сам виноват! Нечего спорить на «Мои земли»… Да и озеро с большим куском леса и оврагам мне пригодятся.


Ночь для путешественника во времени предстояла веселая. Что-что, а опыта ночных походов у него было предостаточно. Открыв портал, Рязанцев вышел в лес. И мадам удача скромно опустив глаза, пошла за ним, следом исполняя все его желания.

Глава 17

Залитая ярким солнцем столовая большого, пузатого дома. На печи размером в половину комнаты бурлит огромное блюдо со щами, оно курится и приятно витает мясным парком. Длинный обеденный стол буквально ломится от свежеприготовленных блюд. За ним сидит единственный человек, пытающийся попробовать все поданные кушанья.

— Очень вкусно! — новоявленный помещик сытно икает и с удовольствием смотрит на стоявшую рядом повариху, меняющую блюда на столе.

— На здоровьице, кормилиц! Всё для тебя, милостивец! — женщина ловко положила в тарелку добавку. — Зайчатинка с солеными грибочками. Отведай благодетель.

— У-у-м, а пахнет-то как! Волшебница! Искусительница! — Рязанцев хвалил работницу искренне.

— Горяченькое… Только, что из печи, — повариха продолжала суетиться у печи. — Поди, со вчерашнего утра во рту маковой росинки не было. Цельный день, да всю ноченьку, по лесу… В сухомятку, на голодный желудок — как дикий зверь… Во рту и маковой росинки не было. — Работница щебетала, переставляя чугунки в печи. — С дороги-то промялись небось…

— Да, уж! Пришлось мне ноженьки побить, — охотник с трудом отвечал сквозь набитый рот.

— Батюшка — барин, позволь я тебе ещё зажаристое крылышко положу, — настойчиво уговаривала служанка.

— Авдотья! — Рязанцев с трудом собрал последние силы, чтобы произнести слова благодарности. — Хозяюшка хлебосольная! Твои угощения — просто чудо! Давно я так вкусно не ел. Спасибо! Но, прости! Я уже больше не могу, — юный обжора тяжело встал из-за стола и направился к выходу.


— Благодарствую, отец родной. Когда есть из чего готовить — всегда получается хорошо! А когда ничего нет кроме крапивы да лебеды… — то и похвастаться нечем. — Рукодельница вытерла руки об фартук, поправила на голове платок. — А с добычей-то, что прикажете делать. Вон сколько добра с охоты привезли. Гора целая. Лето на дворе — испортится всё.

— Чего думать? — охотник на миг остановился, повел плечами. Сыто икнул. — Разделать его. Засолить и в холодный погреб.

— Прости глупую, соколик наш! — Авдотья повинилась и быстро спрятала руки за спину. — В холодную столько мяса не влезет. Рассолов с солениями там много. Кормилец, облагодетельствуй! Разреши, замариновать, а потом закоптить. Глядишь до весны сохраниться! И на зиму будет, что поесть и гостям на праздничный стол поставить. Поверь мне… Такую вкуснотищу изготовлю, что пальчики оближись. Соли думаю, хватит, а за травками для вкуса схожу в лес с утра. Знаю одну полянку, где нужные растения растут для засола.

— Подожди… — Рязанцев дойдя до двери, остановился. — А у нас, что коптильня есть?

— Как не быть… Вон, на придворье, за баней, — кухарка показала рукой в нужную сторону, сквозь стену.

— Х-хэх, — от неожиданности закашлял Алексей. Путник стремительно обернулся. И непонимающе посмотрел на повариху. — Ого, вы, что… — тут (Примечание автора. Имелось в виду в этом далеком времени и в этой глухой забытом богом деревне!) уже мясо коптите и рыбу? А может быть! И колбасы начали производить? Или сыры копченые в косу плетете?

— Не знаю! Про, что ты кормилец сказываешь, — Авдотья по-деловому подперла бока руками. — Но, коптильня у нас есть. Да такая, что вся твоя добыча поместиться. Старый барин любил вкусно покушать. Рецептов насобирал — много! Да и я немало хитростей знаю. Мне ещё бабка рассказывала как с разными травами вкуснее мясо готовить.

— Так всё интереснее и интереснее… Коптильня — это хорошо! А умелица в придачу к коптильне! Это просто замечательно!


Рязанцев задумавшись, совершил круг по кухне. Остановился и нервно закусил губу. Прищурился, а потом хитро посмотрел на собеседницу. Снова сел за массивный, дубовый стол.

— Послушай, меня! С сегодняшнего дня подбери двух — трех умелых помощниц и начинаете коптить мясо, рыбу… Ну… И всё остальное чего вы там ещё умеете.

— Да где же мы рыбу возьмем, Алексей Петрович? Реки-то у нас нет? Рыбку если хочешь — у соседей придется покупать! Или с ярмарки привозить, — от внезапного предложения хозяина искусница присела на краешек стула стоявшего рядом с печью.

— Озеро, вон за деревней. Вчера там рыба — кишмя кишила, — в экстазе Рязанцев приподнялся. Глаза его заблестели. — Я с Москвы как раз несколько рыболовных снастей привез. Покажу мужикам как правильно и много рыбы ловить.

— Негоже нам рассуждать так, сердешный. То владения Киреева. А он к водичке никого не подпускает, — собеседница попыталась образумить барина.

— Ничего… Разжигай коптильню… Теперь это озеро — наше! Поэтому с завтрашнего дня будет рыба и будет много. Может быть… даже… ещё две или три коптильни построим рядом… Да, так и сделаем! Расширяться пора! А там глядишь, и конвейер запустим. Ну, и цех само сабой!

— Ко… ко… ко… кого запустим — работница закудахтала, растерявшись от озорного напора барина.

— Эх… Тут главное не скромничать. А то быстро опередят, — Алексей встал со своего места и воодушевленно начал ходить по комнате.


— У нас соли и специй не хватит, — Авдотья совершила последнюю попытку образумить начинающего предпринимателя.

— Ничего… Соли и специй тоже скоро будет много… Есть одно место на свете — где они под ногами за так валяются… Бери — не хочу!

— Господи! — повариха недоумевала. Она широко открыв глаза и с удивлением посмотрела на молодого хозяина. Запричитала. — Ох, и непутевое времечко. И куда мы столько копченостей девать то будем?

— Хороший вопрос… И главное своевременный, — идейно помешанный новатор выдержал концертную паузу, пристально посмотрел в глаза женщины. — Голод в деревне от засухи… — вот — вот начнется! Плюс у родного и обожаемого помещика денег не хватает на любимую ляльку! Да по нынешним временам… Странник широко раскинул руки. — Ему вообще жить не на что, уже не говоря о том, на чтобы ей цацки покупать! А она задает вопросы дурные… — Рязанцев измнил голос парадируя несчастную повариху. — «И куда мы вкусное мясо и рыбу девать будем?».


Кормилиц остановился. Свел брови. Сжал губы. Строго посмотрел на женщину, — Думай кудесница! Ду-май… А я пошел производство организовывать! Это же какое дело поднять надо! Ох, боюсь, до ужина не управлюсь…

Глава 18

У Настеньки Матвеевой сильно болело горло. Выпитая три дня назад кружка холодного молока, привела к тому, что девушка захворала, и её уложили в постель. Вчера днем в горле начало сильно першить, потом стало больно глотать. А с вечера пропал голос. Потому кроме сопения и шипения она ничего не могла произнести. Общаться с родными приходилось жестами и еле слышным шевелением губ.

Беспокоясь о здоровье воспитанницы, Матрена с утра пошла в Немецкую слободу, звать иноземного лекаря. И уже скоро должна была вернуться и привести домой этого противного немчуру Пффафера со своими склянками.

В узком кругу больных лекарь Олбрект Пффафер был известен как безжалостный борец с недугами. Он славился обязательным назначением горемычным страдальцам по поводу и без больнючих клизм. А также был любителем проведения слабительного кровопускания.

От ожидания предстоящих процедур девушке становилась ещё хуже и невыносимо тоскливо.

— Господи, ну почему мне так плохо и одиноко. Почему я такая несчастная, и не кем не любимая — глазки красавицы услышав о себе много разных глупостей, собрались расплакаться. — Одна! Одинешенька, я! — На всем белом свете! — Побледневшие от печали губки сложились по-детски. Они тоже, по-видимому, собрались, плакать вместе с глазами. А немного погодя дошло дело до мокрых щёк, лба и покрасневших ушей.


Наконец-то вернулась Матрена, которая с разрешения отца привела двух человек. Настя, не желая их видеть, спрятала зарёванное лицо под подушку. Приход медика обозначал неприятное время осмотра и лечения.

— А тут этот изверг пришел не один, а с подмогой. Как будто один не справиться, — возмутилась мученица и ещё глубже зарылась под одеяло.

— Вот, уважаемый дохтур, наша больная козочка, — воспитательница произнесла жалобно, на распев. — Плохо ей касатушке! Любушке — голубушке. Недужиться ей. Измучилась кровинушка вся. Горлышко сильно болит, у нашей лебедушки. — Воспитательница нежно погладила одеяло любимой «малышки».


Гости подошли и остановились возле кровати больной.

— Данке… Вас ист лос? Как чувствует себя наш больной? — скрипучий голос противного эскулапа — старикашки прозвучал с иноземным акцентом. Он колюче уставился на несчастную больную.

— Плохо ей дохтур! — наставница ответила за несчастную девушку. — У нашей звездочки горло болит. Говорить не может, голос пропал. Плачет. Молочка холодного на днях испила вот и болеет. Отварами разными попоили — пока без результата. — Матрена в мольбе прижала руки к груди.

— О-о-у, майн год! Ни в коем раз! Сушпед! Самолечение — есть очень плёхо, — произнес служитель панацеи свою любимую фразу. — Ни в коем случай! Ахтунг… Опасно. Только полный лечений, у настоящий специалист, имеющий опыт и образование… Бумаги! Он с гордостью начал щелкать пальцами, после чего напыщенно выставил вперед левую ногу.

Настя нырнула под подушку, обхватив её сверху руками.

— Как, ви, будете смотреть спрятавшейся больной? А, мой друг? — Пфаффер обратился к своему оппоненту. — Покажите, за что вас хвалить Мэд Добертон. После этой, как ему показалось остроумной фразы, лекарь рассмеялся и, что-то ехидно произнес по-немецки. — Фи дольче лейте!


Ответ лекарю прозвучал на том же языке. — Данке шён… — Но был произнесен таким ЗНАКОМЫМ для несчастной затворницы голосом… что у неё внезапно застучало сердечко. — Ви гейт эс инэн фрау? Зэр ангенэйм зи кеннэнцулернэн…

От удивления Настя сперва задержала дыхание, а потом сдернула одеяло с головы, что бы посмотреть на того кто говорил.

— Это был… Это был… — в голове юной особы закружился калейдоскоп противоречивых чувств.

Перед ней находился, щегольски одетый незнакомец. В длинном, по последней моде принятом среди иноземцев рыжем парике. В коротком темно бордового цвета кафтане, в укороченных мужских штанах — кюлотах. На ногах у него были длинные чулки белого цвета и башмаки с блестящими пряжками. В руках напыщенный франт держал трость с богато украшенным набалдашником. От мужчины приятно пахло неизвестным ароматом. Девушка заметила устремленный на неё восхищенный взгляд. Она смутилась, покраснела.


…. Это не мог быть тот, о ком она тайно мечтала. И, тем не менее, это был ОН.

Незнакомец занимался любимым делом. Он опять играл чужую роль, облачившись в иноземную одежду и приняв образ доктора. Но всё равно — это был он. Красавица не могла забыть его синие глаза, ямочки на щеках, эту добрую улыбку, располагающую к себе людей. И конечно такой родной, такой долгожданный завораживающий голос…


— Мой коллега — молодой, но уже уважаемый лекарь. Его зовут герр Димедрофф. Он прибыть из самого Лейдена. Мой друг Мэд Добертон уверил меня, что он, есть — любимый ученик Франциска Сильвия, — Олбрект наконец-то представил своего спутника. — Сегодня он осмотрит больной пациент. И назначит лечение.

— Я…я, — молодой светила почтительно закивал головой. И опять что-то быстро залепетал по-немецки, важно облокотившись на трость.

— Он такой красивый, такой хороший, синеглазый и добрый. — Настя с силой сжала губы и надула щеки. — А я больная, непричесанная, зареванная и беспомощная дурра… — В голове юной особы лавиной проносились обидные слова. — Лежу, тут в постели, а ещё горло болит! — Она накрыла лицо одеялом. Оставив наружи одни глаза. — Я наверно сейчас такая ужасно некрасивая? А он смотрит, на меня? Бесстыдник, мог бы отвести очи и….


— Герр Димедрофф просит Вас сунуть под мышка, этот предмет и немношько его поддержать, — Пффафер перевел просьбу незнакомца.

— Я… я… поддержать, — мягкий голос ненаглядного звучал завораживающе.

Через короткое время больная отдала непонятный прибор молодому таланту.

Напыщенный франт посмотрел на него, после чего довольно как сытый кот улыбнулся.

— Гуд. Температурн найн, — синеглазый произнес, радуясь как мальчишка. Он прищурив лукавые глаза и опять что-то затарахтел по иноземному.

— Доктор просит широко открыть рот, сказать а-а-а, — старый лекарь вновь вступил в переговры.

— Яволь, — молодой консультант произнес после осмотра горла. — Колосаль. Транситус спиритус… Перфриктио.

— О-о-у, я так и зналь, — Пффафер обратился к Матрене. — Ничего страшного голубушька. Недуг простой, у наш больной, простуда. Это-о легко лечится. — Истязатель повернулся к своей сумке и начал вытаскивать из нее «огромное» медицинское блюдо.


Видя приготовления доктора, Настя взвизгнула, что-то прошипела и спряталась за подушку. Матрена непроизвольно сделала несколько шагов и стала между воспитанницей и старым инквизитором, закрыв её одной рукой.


Пффафер негодуя, покачал головой. И специально для своего молодого коллеги выдал по-немецки целую лекцию по диагнозу болезни. (Примерный перевод: Болезнь юной фрау в текущий момент не слишком опасна, но!!! Она значительная и произошла от сильного волнения и сгущения крови в главной и отводной частях головных жил. Больной следовало немедленно успокоиться, лечь в постель и не думать ни о чем печальном, ибо сгущение в жилах происходит только от черных мыслей. Кроме того, от глупых огорчений и переживаний в девушке накопилось много серы, ртути и соли, которые вызывают лишний, ненужный приток крови в голову, легкую темпиратуру и воздействие на дуумврат — духовное начало сути человека, расположенное в груди. Поврежден также и архей — жизненное начало.


— Всё будет хорошо и бистро! — старый «живодер» перешел на русский и начал объяснять Матрене, какое он назначил лечение и как его нужно делать.

Для успешной борьбы с болезнью, лекарь рекомендовал самую простую и безболезненную операцию из двух шагов:

Айн — кровопускание дабы очистить жилы от дурной крови,

Цвай — сделать «легкую» клизму для спокойного пищеварения и безпробудного сна.


— Найн… Найн… Нет, кровопускание и клизма, — внезапно затараторил молодой врач по-русски с немецким акцентом. — Пемен айне микстурен! — Он подошел к кровати и замахал руками.

— Ну, вот он уже и родную речь вспомнил, — «умирающая лебедь» надула щеки, мстительно, прищурила глаза и посмотрела на хлыща. — Да ещё и говорит с похожим акцентом как противный докторишка. Ух, мужланы! Все вы, мазаны одним миром!

— Микстурен? — старый «кровопивец» обернулся и удивленно посмотрел на коллегу. — Вас ист дас, Герр Алекс? — его удивлению не было предела.

— Зи хабе найн. Айне медикамент! — синеглазый произнес так важно, с таким деловым видом, как будто он только, что изобрёл эликсир вечной молодости. Он с достоинством встряхнул головой, развел плечи, после чего убрал рукой волосы парика со лба.


И лекари снова увлеченно затараторили.

— Не подрались бы, — девушка высунув один глаз из под подушки, оторопело наблюдала за жаркими препирательствами ученых мужей. — Эх, а мой то такой хорошенький! — Он лучше всех!

— Я-я! Микстурен! — утвердительно резюмировал молодой врач результаты ученого диспута. Он решительно подошел к столу, насыпал в кружку какой-то порошок, после чего налил туда воды из своей фляжки. Взболтал содержимое.

— Битте… Пемен айне медикамент, — мужчина подошел к девушке и подал ей кружку. — Даст ист лекке… Совсем не больно, — мягко и даже как-то ласково продолжал уговаривать он. — Пе-й-те…


Настя выпила лекарство.

Улыбнувшись девушке, талантливый знахарь повернулся к Пффаферу и снова начал ему что-то говорить на родном — тарабарском наречие. Старик выслушал, после чего недовольно сморщился и перевел…

— Для лечения пить… Айнс, этот порошок! — эскулап выговаривал недовольно. — Драйн… Три раза в день. Полоскать — той микстурен горло. С кровать мало вставать… Много спать… Побольше пить сладкий вода…

Выслушав перевод, молодой медик покивал головой, а потом достал из-за пазухи небольшую упаковку. Аккуратно развернул её.

— Бите… Ибирашен призент, — улыбаясь, произнес молодой человек, подовая красавице небольшого плюшевого медвежонка и оберег. — На па-мять!

— Ау федерзейн, фрау. Виздо-рав-ливайте. И, беречь себя. По-жа-луйста, — опять на ломанном русском, на прощание произнес влюбленный лекарь.

Закончив осмотр больной, гости простились и вышли из комнаты.


Когда Матрена проводила ученых мужей до калитки и вернулась в комнату, она застала Настю, заснувшую после приема лекарств. Девушка крепко обнимала плюшевого мишку и счастливо улыбалась во сне.

* * *
Двадцать минут спустя.

Где-то, в одном из неприметных переулков старой Москвы.


— Ну, вот и передал я ей свой подарок, — путник тяжело вздохнул. Его печальные глаза наполнились романтическими мечтами. — Вроде взяла? Не отказалась, — снова томительная пауза в размышлениях.

— Нашел время ухаживать! — внутренний оппонент проснулся, стал защищать любимую. — Человек болеет, а ты пристаешь со своими подарками!

Рязанцев остановился на половине пути. Его глаза смотрели куда-то вдаль сквозь пространство и время.

— И все-таки! Интересно? Понравился я ей или нет? Не зря же я на себя высыпал столько пудры? И парик с чулками одел! Дааа…

Часть 2

Начало

Человек медленно приходил в сознание. Он с трудом открыл сжатые от боли глаза. Прокашлялся. Начал равномерно дышать. Его легкие от глубоких глотков наполнялись воздухом. Постепенно уходили слабость и дрожь. Всё тело как будто растягивалось и выпрямлялось. Цветные круги перед глазами теряли свою насыщенность. Он попытался открыть глаза. Вокруг было темно. Очень темно.

— А я — молодец! — путешественник во времени похвалил себя. — До наступления головокружения и потери сознания, продержался десять часов. Еще немного и всё! А так в самый последний момент успел открыть переход и уйти в другое время, — его мысли с трудом формировались в нужном направлении. — Да, немного тошнит. Да, слегка кружиться голова и от этого, кажется, что качается пол. Ещё почему-то в ушах слышится скрип. И… воздух какой-то… затхлый и спертый.

Странник потихоньку начал двигаться и шевелить конечностями. — Нужно присесть, а лучше ещё немножко потянуться. Организму будет легче переносить восстановление.


Рязанцев по ночам, в свободное ото сна время продолжал исследовать свои новые способности. Теперь после возвращения из прошлого он мог почти пять часов оставался молодым и здоровым. А после старения организма сильные боли возвращались только спустя три часа. Постепенно и то и другое время увеличивалось. Это обстоятельство радовало Алексея. С каждым днем в нем крепла уверенность, что удастся справиться с болезнью.

— Кстати? И куда занесло наше «величие»? — путешественник начал осматриваться по сторонам. — Он должен был появиться на берегу океана. Под пальмами. Недалеко от того места где был в прошлый раз после шахматного поединка. Там хорошо! Мягкий песок… Теплое море и ласковое солнце. — Путник требовательно перечислял свои запросы. — А здесь, что? Почему темень? Всё кругом скрипит? Чуть слышится равномерный плеск воды. И неприятно пахнет? — Рязанцев сморщился от сильного затхлого запаха. — Должно было быть как в рекламе — про батончик Баунти. Где много пальм, женщин в купальниках и где кокосы с неба сыпется на голову самостоятельно! А это не то? Будто попал в закрытое подземное помещение? Похоже на каземат или штольню. И самое главное… Почему пол качается? — Алексей попытался встать на ноги. — Я что — на корабле?


Затворник поднялся и не торопясь двинулся вперед маленькими шажками. По дороге он стал перебирать руками как слепой котенок в поисках каких-либо предметов.

— Похоже, я не просто на корабле, а где-то внутри судна. Рядом с каким-то товаром, — он нащупал предмет похожий на баул. — Ну, да! А вот и крепежные веревки. А это… поддон… прокладка из досок. — Ничего себе! — Удивлению путника не было предела. — Вот это поправочка… на ветер и пальмы при перемещении! Хорошо хоть под землю, на какие-нибудь рудники не забросило!


Алексей отошел в сторону от обнаруженного крепежа и потихоньку двинулся в противоположном направлении.

Корабль сильно покачивало. За обшивкой трюма глухо ворчали океанские волны.

— Ой! Больно-то, как! — новоявленный пассажир ударился коленкой о какой-то острый предмет. Нагнулся, чтобы растереть больное место. Выпрямился. Ударился ещё раз. — Так, пора отсюда выбираться! Иначе я тут все ноги переломаю… или глаза повыколю. Он твердо уперся ногами в пол. Вытянул вперед руки. Посмотрел в направлении своих ладоней. И… постарался открыть портал в спальню.


Где-то вдали, у какой-то стенки возник проём. Оттуда стал проникать свет, освещая окружающее пространство.

— Вот, совсем другое дело! — возникло импровизированное освещение. Появилась возможность оглядеться в незнакомом, сумрачном месте. Путешественнику стало понятно, что он находится в трюме большого корабля. Кругом всё было заставлено бочками, бочонками, контейнерами, ящиками. И где-то за всем этим складским многообразием располагалась освещенная дверь домой.

— Так, направление есть — дорогу проложим! — путник двинулся не спеша, делая первые, осторожные шаги на пути к выходу из большого логистического лабиринта. — Потихоньку… Марш-марш вперед. — Он отдал себе команду.


Внезапно жесткий удар потряс корпус корабля. По полу прошла сильная вибрация.

— Что за черт! — Алексея толкнуло на какой-то баул. — Что там у них происходит?

Ещё два удара… Показалось, что судно задрожало. Немного наклонилось в сторону.

И третий сильный удар… сопровождающийся резким свистом и жутким шумом. Совсем рядом, проломив большую щель и разметав множество бочонков, влетело крупное ядро. Стало немного светлее. Запахло чем-то горелым. В ответ с корабля зазвучали ответные выстрелы из пушек. Палуба предательски затряслась под ногами.

— Уходить надо по-быстрому! — безбилетный заяц бурчал, пытаясь перебраться через какие-то ящики. — Пока к едрене фене… каким-нибудь ядром голову не оторвало! Я на этот Титаник билеты непокупал… А вы разбирайтесь тут как-нибудь без меня.


Корабль резко наклонился на правый борт. Атакуемое судно стало совершать непонятный маневр. Освободившиеся от крепления бочки с грохотом упали на пол и покатились в сторону Алексея.

— Ничего себе! Дополнительный бонус! — затворник произнес недовольно, прячась за тюки, которые только, что преодолел. — Попробуем зайти с другой стороны… Будет дольше, но зато надежнее, — Рязанцев развернулся и двинулся в другом направлении.

Судно стало крениться в другую сторону. Бочки покатились обратно. Освобождая и сбивая по пути другие.

— Они там, что? Издеваются? — морской заложник прижался к какому-то тюку. — Устроили тут испытания форта Боярд.

Переждав бочковую лавину, Алексей двинулся дальше и уже почти дошел…

Новый сильный удар потряс корабль. Сразу несколько ядер попали внутрь корабля. Одно из них пролетев рядом, разбило большие ящики стоящие недалеко от него. Странника обсыпало песком и больно ударило в плечо чем-то тяжелым. Внутри судна стало намного светлее.

— Всё! Вы меня разозлили! — путешественник произнес решительно. — Вот сейчас выберусь отсюда и этому снайперу… Вот, этой железякой, по черепушке настучу, — Алексей возмутившись, схватив какой-то брусок попавшейся ему под руки. — Тяжелый зараза, — чушка блеснула желтым светом в его руках. — Мать честная! Да это же — золото!!!

Алексей перевел взгляд на пол. В разбившихся ящиках находились золотые слитки… — МНОГО!


— Так! Я знаю, что делать! — самый счастливый человек на этом корабле произнес, уверенно обращаясь к «благородному» металлу. — Не волнуйтесь больной! Лежите спокойно! Главное поменьше двигайтесь — старайтесь глубоко не дышать. В моей практике подобные случаи уже были! Не первый раз тяжёлой транспортировкой занимаюсь. Думаю, до дома доберетесь спокойно, без эксцессов. Потом еще благодарить меня будете!

Удачливый искатель приключений как хворост в лесу, стал собирать золотые слитки. Наполнив охапку, он решительно двинулся в сторону портала. И почти дошел… когда новый сильный удар в борт корабля повалил его с ног.

— О-о-о! Похоже, ребята пошли на абордаж! — Рязанцев воскликнул, продолжая собирать россыпь с пола и забрасывать её по одному слитку в спальню. — Нет, вы посмотрите на них! Как они торопятся за моим золотом? — Кладоискатель промолвил ехидно и кому-то погрозил зажатым в кулаке тяжелым предметом. — А вы его прятали? А руки ноги ломали, добывая его с риском для жизни? Не было вас тут! А всё туда же — бегут, торопятся! Значит и мне надо ускоряться, — Алексей на миг задумался, соображая как увеличить процесс сбора богатств.

Счастливчик быстро сходил в комнату и взял с кровати крепкое стеганое одеяло. После чего стал забрасывать на него сокровища. Затем используя его как волокушу, начал таскать на нем тяжести.


Корабль дрожал. Со всех сторон были слышен сильный стук, шум, гам. Что-то взрывалось, стреляло, доносились крики и стоны.

— Нет, что за жизнь? — искатель сокровищ недовольно бубнил. — Сроду не дадут поработать спокойно! Насладиться величаем момента! Оценить красоту игры! А так… Всё время марафон какой-то! — Рязанцев осмотрелся по сторонам. Прикинул величину сокровищ. — Эх, тут ещё столько! Носить — не переносить. Да и складывать дома — уже некуда. Надо что-то придумать! — «Али Баба» на время задумался. — Может быть, тележку у соседа попросить? Она у него как раз стоит в гараже, за зимними шинами. Михалыч конечно — тот ещё жмот. Но если ему пообещать мусор собрать, а потом его на помойку вынести — то думаю согласиться.

Путник мысленно представил погрузочные работы. А потом продолжил рассуждения.

— Если всё золото плотненько сложить и потихоньку укатить… А потом дома складывать ещё и под ванну… Там много места… Должно всё разместиться… На крайней случай на балконе выложу…


От размышлений отвлёк резкий запах дыма заполняющего внутренности корабля.

— Не понял? Что за сюрприз? — Алексей сделал несколько шагов в сторону и заглянул за переборку.

Сильный огонь с носовой стороны трюма буквально пожирал стоявшие там бочки, стремительно распространяясь по всему кораблю.

— Бежать отсюда надо!.. Быстро!.. Пока тут всё не рвануло, — внутренний голос просто трубил об опасности. — Где-то там находиться крют-камера. А там порох… Рванет — костей не соберем!

Рязанцев метнулся к рассыпанным сокровищам. Стал собирать их в охапку.

— Бросай всё! — его ангел — хранитель не мог успокоиться.

— А как же… золото? — алчная сторона души не хотела уступать, шла наперекор голосу разума. — Я ещё и половины из ящика не забрал? А тут — этих ящиков!!! Да и за тележкой пора бежать.


Огонь приближался к проходу, ведущему в портал. Создавалась впечатление, что кто-то силой вталкивает его внутрь корабля.

Плюнув на всё… И бросив нагруженную слитками волокушу, Алексей быстро побежал к входу в своё время. Вбежав в квартиру, он сразу попытался закрыть проем.

— Закрывайся, — беглец мысленно дал команду и спокойно пошел к письменному столу.

Портал остался открытым. Что-то не сработало.

Оглянувшись, странник увидел, что в его сторону движется стена огня. В крмнату повалил едкий дым.

— Закрывайся, — он забился в истерике, падая на пол. — Не-мед-лен-но!


Горячая волна пламени и сжатого воздуха прошла по спине. Портал закрылся. В комнате было много дыма, стоял сильный запах горелого леса.

— Вроде ничего не поджёг, — Рязанцев оглядев спальню, и успокоил себя. — Вот, тебе, и исследование портала! — погорелец произнес облегченно, после чего поднялся с пола.

— Да ну их!..Такие испытания! — страдалец ответил сам себе. — Жил, без них! И ещё… — лет сто проживу…

* * *
В сумраке и тишине амбара, уже более трех лет дремавшего от людской суеты, внезапно появилась яркая точка. Метнувшись искрой, она начала увеличиваться и превратилась в большое пятно межвременного портала. Яркие лучи света проникшие из другой эпохи, осветили пустые, давно заброшенные внутренности склада. Седые паутины волнами затрепетались по углам и щелям заброшенного помещения.

Спустя минуту в открывшейся проем стали влетать небольшие, разноцветные коробки с каким-то товаром. Они еле слышно падали на пол, перекатывались, стукались друг об друга. Иногда из них высыпались непонятные предметы. Потом в переходе появился неизвестный мужчина с массивным ящиком в руках. Тяжело надсаживаясь, он донес его до места падения коробок. Собрал в него разбросанные вещи и поставил возле стены. В течении последующего времени человек, совершил несколько ходок туда — обратно. Волоком притащил ещё пять ящиков. Расположил их недалеко от первого.

— Да-а-а… — облегченно выдохнул пришелец и посмотрел на своё небольшое состояние. Затем окинул взглядом гигантские пустоты складского помещения. Расстроенно покачал головой. — Мне тут до третьего пришествия носить — не переносить! А если, что размером побольше будет? Или потяжелее? — Гость во времени раздосадовано развел руками. — Я такой груз даже сдвинуть не смогу уже не говоря о том, чтобы переместить.


Со стороны могло показаться, что путешественник рассуждает и спорит сам с собой, предлагая и отклоняя различные варианты выхода из возникшей ситуации.

— Да ну их — этих гастарбайтеров! Ни в коем случае! — вслух начал оправдываться он. — Куда же я такую толпу народа прятать буду? А ведь их поить, кормить нужно. Опять же — проживание? А если они прописку у какой-нибудь бабушки попросят? Или не дай Бог местная служба регистрации иностранных граждан с обыском нагрянет? А у меня документов на них нет! Не-е, только не это. Плохой вариант!


Внезапно мужчина остановился и задумался. Затряс головой. Почесал затылок. Потом опять начал разубеждать себя, продолжив движение.

— Да, нет! Не буду я к ним обращаться! — странник остановился и почесал щеку. Задумчиво прикусил губу. Перевел взгляд на потолок амбара. Осмотрел верхние углы. — Во-первых, они мне не поверят. Во-вторых, если даже поверят то, скорее всего сразу пристрелят. Потому, что ребята там серьезные! Сперва стреляют — потом думают, а затем опять стреляют. И если даже на миг допустить, что не пристрелят. То лучшее, что мне светит — посадят в клетку возле портала и заставят всю жизнь открывать — закрывать вход. Нашли швейцара — самоубийцу. Так, что… Нет! Никогда!

Сделав несколько очередных шагов, человек ударился ногой об угол ящика.

— Ой! Больно-то как! А чего я тут ящики поставил? Вон туда их. К той стене надо было! А тут как раз удобное место для прохода или проезда…


— Проезда… — задумчиво повторил неизвестный гость. — … А-а-й! Я знаю, что делать! — внезапно воскликнул он, растирая ушибленное место.

Незнакомец сделал шаг в сторону и снова стукнулся ногой о препятствие.

— Ой! Блин! Так! — он строго посмотрел на расставленные не в том месте ящики. — Всем оставаться на своих местах. Никому ни чего не трогать и не менять, — это уже было сказано «многочисленным присутствующим» в амбаре. — Я скоро буду! Пришелец решительно пошел к открытому входу в свое время. Внимательно осмотрел края нерукотворного отверстия, после чего скрылся на той стороне.


Буквально через несколько минут в портале стал, виден большой баул, застрявший на противоположной стороне другого времени. Его с какой-то гигантской силой и упорством пытались втолкнуть через проем. Не получалось. Тюк сжимался о невидимую стену, сдвигался в разные стороны, но в это время никак не хотел перемещаться. Окно для транспортировки груза закрылось и вновь открылось у противоположной стены амбара. Вновь показался баул. Теперь груз висел над землей. Раскачивался, поднимался и опускался, заваливался на разные углы. Но его снова не удалось переместить через временной переход. В третий раз проём открылся на месте главных ворот амбара. По размерам он значительно превосходил первые два. Оттуда медленно стала въезжать подвода невиданной конструкции. Она была без лошадей, на широких колесах. И главное — она недовольно урчала. Спереди к ней был прикреплен большой ларь. Протиснувшись полностью через границу, соединяющую два времени, повозка застыла на месте. Из неё выскочил незнакомец и начал прыгать от радости.

— Да! Я сделал ЭТО! Я смог! — первопроходец бегал вокруг самодвижущего средства передвижения и барабанил по нему ладошками. — Ё-хо-о! — он с разбегу запрыгнул на подножку и спрыгнул с неё. — Леха, ты монстр! Да чего там… Берем выше.. — Ты мега бизон! — громко нахваливал он себя. — Всего-то надо было открыть портал для проезда автопогрузчика, а не для прохода человека. Представить себе сразу картинку для перемещения вместе с большой машиной… И всё! Просто как дважды — два!


Переполненный эмоциями незнакомец залез внутрь погрузчика и начал кружить на нём по складу. Ездить вперед — назад. Резко разворачиваться и тормозить. Поднимать и опускать подъемный механизм. Накатавшись вволю, повозка остановилась. Из кабины вылез пришелец. Радостные чувства по-прежнему не оставляли его.

— Теперь с такими возможностями я могу, — он окинул взглядом, ставший для него небольшим по размерам уютный, почти домашний амбарчик. — Я могу… — пританцовывая, он прикусил губу и задумался. — Груженую газель… могу сюда перетащить! — Да чего там газель! Я сюда… многотонную фуру с прицепом загоню!

* * *
Волны небольшого озера по-прежнему тихо плескались вокруг небольшой надувной лодки странника. Лучи солнца серебристо переливались и отражались многочисленными радужными блесками в воде озера. Высоко в небе кружили чайки на своих острых крыльях, выискивая добычу. Вдали у берега из воды торчали остовы потопленных деревьев. Хорошо просматрившись, в глубине можно увидеть причудливый подводный лес: Растительность и мох облепили черные сцепившиеся сучья огромными зелеными водорослями.

Алексей закрыл глаза. Глубоко вздохнул. С силой сжал губы. Мысленно создал, а затем стал рассматривать картинку, нарисованную в своей голове. Детально ощутил каждый объект.

— Откройся… — путешественник произнес неспешно, с придыханием. Он прищурился и медленно открыл один глаз. Затем другой. В том месте, где должен был появиться проём меж временного портала — изменений не было. — Ни-че-го! — ваятель виртуоз произнес разочарованно.

Еле слышно из-за леса прозвучали звуки стуки проехавшей электрички. Где-то далеко, возле горизонта дымили трубы какого-то предприятия. Путник прищурился. Хлопнул себя по щеке. Согнал комара. Переложил удилище удочки с одного места лодки на другое. Поджал ноги под скамейкой. И снова начал заниматься «изобразительным творчеством».


— Портальчик! — путешественник во времени попросил ласково и даже напевно. — Откройся! Ну, что тебе стоит… Ну, давай? Знаешь, как надо? Очень, очень сильно! — Путник попытался умилостивить силы мироздания. Договориться с ними… А вдруг получиться? — Откройся один разочек! А после сделаем перерывчик. Отдохнем. Перекусим. Там в сумке сосиски — твои любимые. — Однако после очередной попытки «договориться» снова ничего не получилось. Природа в очередной раз не захотела обращать внимание на человека. Она игнорировала его, оставив всё как было — по-прежнему, без изменений. — Что тебе надо? — Творец протянул раздосадовано. — Почему не хочешь работать? Вроде всё делаю правильно? Всё — как всегда? На суше же открываешься? А тут — нет! Почему?


Недовольный бедолага взял планшет. Покрутил его. Поводил пальцами по экрану. Внимательно посмотрел на фотографию того места, где должен был очутиться. Закрыл глаза. Представил пейзаж, сделав поправку на время, погоду и даже температуру воды.

— Открывайся! Кому сказано! — Алексей воскликнул и резкоЮ как волшебник, махнул рукой. Лодочка дернулась.

— Давай, собака — серая! Быстро! Итак, полдня потерял! Вожусь с тобой — как с малым ребенком! У меня работы — непочатый край. Дел не в проворот. А он — открывается не хочет! Совести у тебя нет! — Вояжер попытался грубо пропесочить непослушный переход. Открыл глаза. По-прежнему — ничего не было.


— Что? Не клюёт? — неизвестный мужской голос прозвучал внезапно за спиной странника.

— Нет, — Рязанцев ответил и обернулся. — Ничего не получается!

К нему, незаметно, почти вплотную на небольшой деревянной лодке подплыл какой-то рыбак. Накрытый с головой плащ-палаткой он походил на небольшой стог сена.

— Зря сидишь! — рыболов перестал грясти веслами. Поднял их над бортами. Его плавсредство остановилось. — Здесь — отродясь ничего не было. — Гребец начал давать рекомендации. — Тут глубина — метра три. Течение сильное. А рыбка — она покой любит. Она возле берега — у камышей. Выбери небольшую заводь — там спокойней. И под какой-нибудь камешек бросай. Что-нибудь — да поймаешь!

— Спасибо земляк, — вояжер поблагодарил незнакомца. — Посижу ещё полчаса. Если, клева не будет — поплыву к берегу.

— Смотри — дело твое. Только всё бестолку! Зря время потеряешь. — Незнакомец опустил весла в воду и не спеша поплыл дальше.


Рязанцев вновь сосредоточился на своем деле. Начал рассуждать…

— Заводь это синоним слова затон. Затон меньше чем залив. А может наоборот! Залив это небольшая бухта… — «Живописец» недовольно помотал головой. — Нет, это всё равно огромный объект для создания картинки. Опять не получиться! Нужно выбрать что-то небольшое. Например, камень. Камень — большой и отвесный — это утес. Утес с острыми выступами, стоящий в воде — это риф или скала. — Путник почесал лоб. — Хм… Знаю такую композицию. Метров двести от берега. Как раз посередине бухты. А что? Попробуем? — Алексей закрыл глаза и красочно представил объект в окружении морской воды. Затем пожелал оказаться там…


В лицо внезапно подул сильный ветер с солеными каплями дождя. Лодку резко дернуло и понесло в противоположную сторону от открывшегося портала. Оттуда с ревом начали выплескиваться объемные потоки воды. Создалось ощущение, что внезапно выдернули затычку в гигантской ванне. И вода устремилась в образовавшуюся дыру. На той стороне портала был крепкий шторм. И он с небывалой силой буквально вталкивал в узкое горлышко межвременного прохода большие волны с брызгами и пеной. Вода потопом вливалась в тихое, спокойное озеро.

— Да ну, его — такое творчество! — Странник испугавшись последствий своих опытов, быстро зажмурил глаза и закрыл вход. После чего остановил лодку. Поудобнее уселся. Потихоньку осмотрелся вокруг себя. Не видел ли кто его безобразий. Поблизости никого не было.


Небольшие рыбки безбоязненно «играли» на поверхности озера. То в одном, то в другом месте по водной глади расплываются ленивые круги. Низко, почти касаясь белыми брюшками воды, пронеслась парочка уток. Алексей заново закинул удочку и продолжил размышления.

— Всё понятно, — произнес молодой экспериментатор. Его сердце напряженно стучало от волнения. — Получается, что для открытия перехода необходимо представить небольшой объект, расположенный в окружении воды, а не участок береговой линии. И ещё — должна быть какая-то привязка к месту или маяк.

— Интересно… А если пошутить? — глупая мысль проникла в размышления путника. — И открыть портал — где-нибудь на суши. Например, в центре города! И не закрывать минут десять или двадцать. Это… я могу… и наводнение устроить! — Пришелец скрестил пальцы на руках и крепко сжал их от волнения. — Ничего себе — какие возможности появились у меня! — Рязанцев по-деловому подбоченился. Поднял подбородок. Его глаза азартно заблестели. — Надо будет обязательно попробовать. Чуть позже и в другом месте! А что, уважаемые горожане? Устроим жилищным службам небольшую лужу рукотворного разлива — километра два в диаметре… Или каток зальём — сразу в нескольких районах!


— Так! Не отвлекаемся на всякую ерунду, — Алексей вынес себе выговор. — Продолжим. Возьмем водоем поменьше. Например, лесное озеро. У него с южной стороны есть затон. Там — небольшой мосток. Попробуем попасть туда. — Искусник закрыл глаза и отчетливо представил место, где хотел очутиться.

— Ульянка! — внезапно прозвучал громкий девичий крик недалеко от путника.

Алексей от неожиданности открыл глаза. Зеленовато-голубым цветом отливала вода в лесном озере. Он увидел двух девушек в десяти метрах от себя. Одна кричала другой находившейся на мостике с берега. — Ты, пошто дереза на мост полезла? Свалишься в воду — я за тобой не полезу!

— Ладнушко! — ответила вторая, потихоньку двигаясь по мосту. — Я «сторожненько». Хлопот не будет со мной.


Путешественник быстро закрыл портал.

— Лишние свидетели нам не нужны! — странник испугался девчонок. — Слухи пойдут, что водяной завёлся. Или ещё нечисть, какая. Народ в деревне суеверный — испугается. Начнутся сплетни. Люди перестанут ходить к озеру. А у меня там пристань строиться, рыбаки промыслом занимаются. На будущее планов — много… — Экспериментатор непроизвольно заморгал глазами. Задумчиво прикусил губу. — Не… Мне такого не надо! Ищем место — где никого нет.


Испытатель взял паузу в размышлениях. Потер виски. Смотал удочку. Закрепил на бортах весла. Осмотрелся по сторонам и не спеша закрыл глаза. На его пути возник переход, в который он аккуратно проплыл.

Алексей вновь был на лесном озере. Он появился недалеко от пляжа, где недавно спорил с Киреевым. Путник внимательно осмотрел берег. Прислушался. Темная озерная вода серебрилась у берега на небольших камнях буровато-белесой пеной, на излучине шумел на ветру камыш, а рядом, у плеса, играла, выпрыгивая из воды, рыба. Испытатель поднял с воды плавающую ветку и запустил её в камыши. Из-за мыска раздалось отчаянное кряканье, и дикая утка с целым выводком утят проплыла с шумным плеском к берегу, заросшему осокой. Больше никаких звуков слышно не было. Рязанцев несколько раз сплавал туда — обратно не закрывая портала. Надувная лодка без проблем путешествовала между временами.


— Значит — небольшие плавсредства проходят в портале, — резюмировал свои достижения «водяной искатель». — А что будет с судами побольше? Неизвестно… — Рязанцев снова начал беседовать сам с собой. — Чтобы получить ответ на вопрос — нужно взять что-нибудь покрупнее и переплыть границу между эпохами? А где взять такое судно? Правильно — на лодочной станции. Лучше всего — напрокат. — Алексей на мгновение задумался, просчитывая варианты. — Так! А чего мы ждем? Ничего. Тогда рыбалку заканчиваем. Удочки сматываем. Время к вечеру, а у нас сегодня ещё одно мероприятие наметилось — катание на мотолодке или на катере… А может удаться и на яхте погарцевать.

Глава 1

— Бар-хм-ха…харэ… не-ват… — щуплый человек поднятый за воротник над землей, пытался что-то связанно произнести. Он тщетно хватался руками за одежду мучителя, дергал ногами, старался найти опору.

— Федор! Тряхни его хорошенько и подыми повыше, а то мне отсюда ничего не понятно, — Алексей прищурив один глаз, внимательно смотрел на подвешенного страдальца.

— Ам-рх… всем… нет, — со стороны мученика доносились неразборчивые слова. — Боль… дышь… не могу.

— Куда ты его так задрал, медведь сиволапый? Я же сказал… приподнять за шиворот аккуратненько, невысоко и слегка качнуть. А у тебя как получилось? Ты что? Его удавить собрался? Не видишь — мучается несчастный? Страдает? Дар речи потерял? Важное сказать желает и не может, — пришелец шутливо отчитал слугу.

— Это-о, командир, я и так осторожно, невысоко и чуть-чуть, — здоровенный слуга — амбал начал оправдываться. Он сильно смущался, не понимая шутки.

— Ладно, верни старосту на землю и пусть говорит по-человечески. Но если, что будь готов продолжить воспитательную работу. И… Давай, далеко не отходи.


Освобожденный от экзекуции Карачун первым делом, схватился за горло, после чего стал хватать воздух большими глотками. Потом покачиваясь, сделал несколько неуверенных шагов в сторону путешественника.

— Кх… кх… Кормилец! — Кирьян заныл жалобно, не переставая кашлять. — Добрая душа, не серчай! Кх… кх… Пошто забижаешь бесправно — я же сделал всё, как ты просил.

— Хорошо! Начни ещё раз отвечать на мои вопросы, не спеша на понятном русском языке, — Рязанцев нахмурился и строго посмотрел на провинившегося. — Это, кто? — он резко ткнул пальцем в неизвестных людей, расположившихся чуть в стороне от места происходящих событий.

В стороне переминаясь с ноги на ногу, стояли трое бородатых крестьян в рубище, изношенных старых лаптях с жалкими, драными котомками за плечами. Один из них был однорукий, второй кривой, а третьего уже давно «на том свете искали черти с фонарями».


— Я просил найти молодых, здоровых ребят. Чтобы кровь с молоком кипела! Широкоплечих, грудь колесом, с взглядом как у орлов, — заказчик надул щеки, поднял сжатые кулаки, показывая каких чудо — богатырей он ожидал увидеть. — А ты кого привел? — Рязанцев недовольно махнул рукой в сторону «новобранцев». — Доходяги какие-то!

Федор, неправильно истолковав отмашку хозяина начал двигаться к провинившемуся деревенскому начальству.

— Лучших воителей и не сыщешь. — Кирьян испугавшись барского гнева, отбежал от великана на несколько шагов. — Буде надобно, грудью заслонят!

— Ты хочешь убедить меня! — глаза молодого помещика гневно сверкнули. — Что они смогут стать ратниками? Хорошими бойцами? Будущими защитниками земли русской? — Его лицо покраснело от возбуждения. — Ты издеваешься надо мной? Федор! Давай! Зановы…


— Не губи, барин! — староста начал завывать и всхлипывать. Его голос стал писклявым. — Не казни лютой смертью! Остались отроки малолетние, либо одни кормильцы в семье! — Карачун подбежал к Рязанцеву и упал на колени. — А ты их на забаву забрать хочешь! От земли — матушки оторвать? Кто же кормить — поить нас будет? — Кирьян запричитал. Он медленно пополз в сторону молодого помещика. — Благодетель! Опомнись! Негоже так. Ведь, у каждого детушки голодные! Сиротинушками останутся! А жёнки — вдовушками будут. Нынча и так засуха — голодаем! Мужиков не хватает! А после твоей службишки — чай вообще мор начнется! Деревня погибнет! Еще немного, и все лягут костьми! Ы-ы-ы…


— Да с чего ты взял, что это забава? — Алексей переспросил удивленно. Он брезгливо отодвинулся от ползущего по земле Карачуна. — И почему семьи служивых ждет голод?

— Сам посуди, — староста сбивчиво начал объяснять установившееся правила. — Завсегда так было — аль нам не знать! Помещикам развлечение и радость — простому люду разорение и печаль! Носятся, скачут по полям, лесам как бешенные… А мужикам работать надоти! Тем более — сейчас время жнивня. Сбор урожая, уборка хлеба — самая страда!

— А этих тебе не жалко? — пришелец снова обратил внимание на бородатых добровольцев. Несчастных призывников словно бичом хлестнуло. Сгорбились спины, головы втянулись в плечи в надежде уменьшиться, стать неприметнее.


— У них — семей нет? Или для них вдовы в деревне закончились? Или они самые достойные чтобы погибнуть смертью храбрых? Ох, чувствую, разозлить ты меня хочешь? — строгий землевладелец в очередной раз отодвинулся от Карачуна подальше. — Сдаётся мне, что сегодня на одного старосту станет меньше!

— Осподи! — Кирьян удивленно посмотрев по сторонам, простонал. — Царица Небесная! Я итак один — сирота… — сиротинушка!

— Тогда твоё место станет вакантным, — добродетель внезапно подобрел и милостиво посмотрел на страдальца. Отпустил его, а затем, прощаясь, погладил по плечу. — Посмертно! А за твое усердие… Я тебя… — Пришелец схватил Кирьяна за воротник резко. — Я тебе памятник поставлю!

— Кормилиц, одумайся! — староста зарыдал уже взаправду. — Не разоряй вотчину! Ить… грех-то какой!


— Да! Навоюю я с такими ратниками! Враги от смеха просто животы надорвут! — путешественник произнес задумчиво. Он ещё раз осмотрел прибывших добровольцев. — И что теперь с ними делать?

Отец — командир подошел к «супер бойцам» и стал внимательно их разглядывать.

— Ну-у-у, допустим, этот кривой будет тайным лазутчиком, — Алексей начал размышлять. — Читать не умеет. Глаза косят… Щека дергается. Удобно в замочную скважину подглядывать! Ну и подслушивать будет. Стало быть, слухи и сплетни передать сможет. Опять же — если память хорошая.

— Старик… Пускай в дневальные идет. Будет тумбочку с пожарным щитом охранять! Рота подъем — отбой кричать и честь входящим в помещение отдавать.

— А вот как с одноруким поступить? Ума не приложу? Идей пока нет, — Рязанцев задумался и посмотрел на помещичий дом. — Может быть… в штаб — вахтёром? Или… на склад — кладовщиком? Нет, как то все мелко. Размаха нет! Может быть, зайти с другой стороны. Начать с крупного… Масштабного… Нетрадиционного! Например, произвести инвалида сразу в адмиралы? И реклама будет, и враги испугаются, — как всегда не вовремя со своими советами влез в размышления внутренний консультант.


— Да-а-а… Не знаю? — мысли военного начальника, по распределению обязанностей боевого состава зашли в тупик. — Задал ты мне Кирьян задачку.

— Не виноват я, отец родной! — бородатый пройдоха сразу начал оправдываться. — Хотел как лучше! Не страшась греха — желал всё да ладу.

— Хорошо. Начнем всё заново. Слушай боевое задание… — Путешественник подбоченился. Представил себя отцом командиром. — Оповести всех, что завтра барин объявляет праздничный день. В программе праздника:

Первое — народные забавы. Все гуляют по деревне, веселятся. Девкам — можно петь песни.

Второе — испытания добровольцев — призывников в дворянскую рать. Смелые, сильные, умелые… — просим, пройдите к нашему шалашу.

Третье — торжественное награждение победителей, с посвящением в витязи — чудо богатыри. Вот здесь наконец-то мужикам можно, немного, выпить — за победу или проигрыш любимого бойца.


Рязанцев оценивающе осмотрел старосту.

— Кстати, отец родной, подготовь зажигательную, патриотическую речь. Все-таки ты представитель общественности! Да такую — чтобы народ прослезился от значимости происходящего действия!

— Это мы могем! — Кирьян мгновенная согласился с барином. — Извольте не кручиниться. Сделаю все как надо.

— По итогам народных забав — гуляний будут отобраны десять человек, — командир — затейник на миг задумался, что-то подсчитывая в уме. — Они станут деревенскими дружинниками. Основой моего будущего отряда. Победителей поставлю на довольствие, выдам амуницию. Установлю жалование в размере двух… Даже нет! Трех гривен в месяц.

— Алексей Петрович! — мученик оживился от неожиданной информации. Его покинули сразу все боли и недуги. — Да коли за дары, оплату да харчи — так, тутачки, завтра вся деревня соберется! Все захотят в твоей дружине служить. Сладко есть — пить. Да ещё денюшку получать за это!


— Захотят-то — все… — отец — командир произнес значимо. — Да не все смогут! Запоминай список испытаний:

Подтягивание верхней части тела на ветке — раз.

Поднятия коромысла с ведрами наполненными песком — два.

Бег наперегонки вокруг деревни. Думаю, там как раз километров пять будет — три.

Ну, и напоследок кулачный бой каждого добровольца с двумя или тремя противниками. Так сказать… — изюминка торжества для развлечения публики. А-то какой же праздник без драки — скукота — скукотища!


Прослушав список состязаний староста, от удивления открыл рот и полностью оправдал свою фамилию — Карачун. — Да-а-а… — Кирьян расстроился. — Коли так, тады я не смогу участвовать… И вашим дружинником мне не стать не удастся.

— А тебе и не надо, — молодой военачальник парировал. — У тебя других поручений будет навалом.

Алексей подошел к старосте вплотную и с серьезным видом начал задавать вопросы.

— Вот скажи, отец родной, почему наши мужики ходят на заработки в соседнюю деревню? У нас, что дома работы нет?

— Дык? Как не быть? Есть. — Кирьян замахал руками, показывая гигантские объемы невыполненных работ. — Сам посуди… Улицу подмести надо. Штакетник поставить возле вашего дома. Сарай вычистить от грязи. А в поле — там вообще…


— Значит так! — Рязанцев твердым командным голосом начал давать указания. — На следующий день после праздника начинай набирать работников. Стройка у нас начинается. Большая! Много народа потребуется.

— А чего строить-то будем, кормилиц? У нас всё есть — вроде? — Кирьян открыл рот от удивления и непонимающе посмотрел по сторонам.

— Учебный полигон с полосой препятствий для отряда необходим! Казарма нужна. Клуб. Школа. Дорога хорошая от села до тракта потребуется… — молодой помещик, вскинул голову и задумчиво уставился вдаль. Пристань, например нужна на лесном озере… — Да много всего!

Алексей Петрович, а пристань-то зачем? — Карачун переспросил откуда-то со стороны. Ничего не понимая, он влез с вопросами и разбил розовые мечты влюбленного романтика.

— Зачем… Зачем? — сельский реформатор улыбнулся своим мыслям. — Военная тайна! — Путник с загадочным видом посмотрел по сторонам. — И вообще, много будешь знать — шпионы украдут! Так, что давай поменьше говори! И побольше делай! И ещё — внимательно смотри по сторонам! Мало ли, что…

* * *
Две недели спустя.

Окраина деревни Таганово.

Трудовые будни дружинников.


Недалеко от деревни, на вытоптанной площадке в два ряда, друг за другом расположились несколько человек. Чуть присев они приняли стойку всадника и выполняли упражнения из неизвестной японской борьбы под чудным заморским названием, карате. Занятие проводил старший ученик, заслуженный обладатель первого дана — Федор. Голова босого «гуру» была повязана белой лентой. Выпущенная из штанов рубаха несколько раз была обмотана длинным белым поясам. В разговоре учителя с учениками постоянно проскальзывали незнакомые, иностранные слова. По-русски преподаватель старался говорить мало. А если говорил, то слова произносил резко, с выдохом. (Чтобы было непонятнее). Иногда сэнсэй выдавал какую-нибудь философскую мудрость поддерживая новичков и повышая свою значимость.


Посмотреть на «диво заморское» — тренировку новых дружинников барина собралось большое количество ребятишек и молодых девушек. Зрители, стоявшие в стороне от занятий, с большим интересом обсуждали происходящие событие. Некоторые пытались повторять неизвестные движения. А многие просто хихикали, зыркали глазам и томно вздыхали, приглядываясь к потенциальным женихам! Тем более посмотреть было на что.

— А итить как бьють жгуче и ретиво! — горячо шептала какая-нибудь молодушка и, вдруг примолкнув, думая, видно, про что-то своё, бабье, глубоко, сожалеюще вздыхала, не спуская тоскующего, зовущего взгляда с запотевшей шеи или упруго шевелящихся под холщовой рубахой лопаток.


Не обращая внимания на восторженную поддержку болельщиков, со стороны занимающихся доносились недовольный ропот и стоны.

— Федор! Чтобы мне свету божьего невзвидать, — длинный Василий возмущался громче всех. Он одышливо сопел. Его грудь шумно вздымалась, словно кузнечные меха.

— У меня уже силушки нетути! — новоявленный воин, чуть присев, превозмогая боль старался стоять ровно. — Ну, её к бесу, эту «новгородскую» учёбу! От неё ноженьки трясутся, и спина затекла.

Будущий ниньзя расставил ноги коромыслом и попытался изобразить наездника на лошади.

— Я сейчас, точно умру! Силушки нет, терпеть! Сколько можно, издеваться над людьми! Ну, дозволь я на лужайке полежу? Или хотя бы вон у той березки посижу?


«Заслуженный монах — наставник», прибывающий в позе для медитации, медленно приподнял веки, задрал голову и задумчиво посмотрел на недовольного ослушника. Глаза его хитро прищурились. Он покачал головой. Поцокал языком.

— Долгий путь к совершенству длиться многими днями овладения мастерством… И ещё большим познанием мудрости, — Федор поднялся с земли. Развел в стороны руки, разминая затекшее тело. Несколько раз присел. Глубоко вздохнул и медленно выдохнул. — У сильных учителей вырастают сильные ученики. Тридцать отжиманий! Маваттэ!

— Я и так больше всех отжимаюсь и бегаю! — недовольно начал жаловаться Василий. — И не заслуженно страдаю за всякие ерундовые провинности. Где справедливость? Недовольны все, а наказывают меня одного! Да и девчонки будут смеяться надо мной! Ишь, рты поразявили, коровы!

— Пламя изнуряющих тренировок завсегда растопит эгоистические желания… и отсутствие веры в свои силы! — строгий тренер был непоколебим. — Пятьдесят отжиманий. А после занятий два круга вокруг деревни.


Дождавшись, когда наказанный отожмется положенное количество раз, наставник продолжил тренировку.

— Сейчас повторим новый блок… Как там его япошки называли? А… вспомнил! «Задом рукэ», — произнес «непревзойденный сансей» новое выражение.

— Показываю… Делай… Раз — два… Тры — четыре… — Федор коряво показал новое упражнение, разученное отрядом накануне. — Все вспомнили? Хорошо! Повторяем… И, раз — два!

— Дядя Федор, ты неправильно сказываешь. Нужно говорить блок дзёдан уке — влез в разговор мальчишка, сидевший недалеко от занятий на траве. — И считать нужно правильно, по-японски: Ичи — ни, сан — си.

— Отряд! Стой. Раз — два. Отставить упражнение. Тьфу, ты! Опять забыл! Что по-нашему говорить на занятии нельзя… Техника ударов будет не та!.. И «копозиция» блоков нарушиться! Кому вы потом криворукие нужны? Я-ма! Я-сума! Сей-лид-за…. — Федор на ломанном японском резко произнес команды для завершения упражнений бойцами.


— А ты, догада малолетняя, поди сюды, — он поманил пальцем наглого выскочку. — Нешто испугался? Давай, воробей, подь сюды!

— Осу, сампай, — мальчонка подбежал к Федору и поклонился.

— Ос, — ответил Федор как положено. Затем приподняв одну бровь, значительно посмотрел на подростка. Смерил выскочку выразительным взглядом сверху вниз. Поправил свою рубаху повязанную «белым» поясом…

— Ты кого задумал учить… недомерок! — «мастер боевых искусств» (Не меньше пятого дана!) деловито погладил «Черный» пояс. — Данилка! Ты давно от мамкиной титьки оторвался? Ты, кому постреленыш здесь всезнайку показываешь? Ты, нешто уважать перестал старших? Или тебя не секли давно вожжами?


— Прошу прощения, сэмпай. Я не учу! Просто напоминаю как правильно упражнения делать. Так барин показывал, — начал объяснять ребёнок. — И стойка у Вас неправильная… Киба дачи это — вот так. А то, что Вы выполняете, больше на учи хачиджи дачи походит! А блок этот надо делать — так!

— Слышь, Данилка? — удивлению великана не было предела. — И когда ты эти «понские» премудрости успел выучить? Ведь совсем малютка?

— Ей-бо — лопни мои глаза! Не учил я их. Просто память у меня хорошая. Да, и ваши занятия видел все! Я дома, в огороде их повторяю, — парнишка бесстрашно посмотрел на Федора. — Я тоже хочу быть великим бойцом и искателем абсолютной истины!

— Ладно, признаюсь для меня эта новгородская система обучения бою — дремучий лес. Хорошо, что ты всё помнишь! Будешь помогать — коли не шутишь! Ко… кон… консюль-сировать будешь. Смотри у меня только! Ужо не задавайся… — «заслуженный» тренер поднес громадный гирю — кулак к носу ребенка. — А иначе ухи быстро надеру!


Федор торжественно снял белую повязку и завязал её на голове Данилки.

— Братцы! Внимание всем! Слушаем мальца и делаем, как он покажет, — учитель похлопал подростка по плечу.

— Отряд! Наоре, — раздался звонкий мальчишеский голос. — Принять стойку кокуцу дачи! Выполняем блок сото укэ, вместе под счет… Показываю… Ичи — ни. Сан — си. В конце упражнения на выдохе резко… ки-я-Я! Итак, начали…


Со стороны деревни к занимающимся ратникам на подводе подъехал староста. Внимательно осмотрев всех присутствующих. Нашел кого надо. Слез с телеги. Постоял, почесал затылок.

— Федор, ты барина не видал, — Карачун обратился к слуге Рязанцева.

…. Молчание и полное пренебрежение, со стороны занимающегося важным делом человека, было ответом непрошенному гостю.


— Федь, чевой ты? У тебя силы закончились, али язык отсох? — прибывший вплотную подошел к каратисту с белым поясом. Обошел его кругом. Заглянул в лицо. — Пошто молчишь?

— Мы на занять-ях, — старший ученик промычал тихо, сквозь зубы. — Обрать-ся, как положж-но.

— А-а-а, так бы сказал, сразу! — Карачун наконец-то всё понял. — Ос, сасэй.

— Ос! — резко на выдохе не по-нашему вымолвил каратист. — Чего-над! — Еще быстрее пронеслось над головой старосты.

— Тьфу, нечистая сила! — Кирьян начал причитать недовольно. — Господи, ну, что за слова непонятные у этих новгородцев! Язык сломать можно! А говорят, так как будто татары белены объелись, или меда перепили. Добрым бы, чем занялись! На мечах али на булавах бы постучались. А ещё лучше, вон, улицу бы подмели! Или ямы для столбов у дороги покопали! А то, цельными днями, цельными божьими днями по лесу бестолку носятся, да ногами махають.

— Ки-я-Я! — было ответом ему от десяти молодых лужёных глоток.

— Чур, меня! Святая богородица! Защити и сохрани раба твоего! — сельский начальник трехкратно перекрестился. — За, что мы кормим этих боровов, да еще и деньгу платим. Ох, чую, разорят они нас! Пустят по миру — защитники, непонятно чего!

— Не отвлекай от занятий! Говори быстро, что нужно? — Федор остановил поток причитаний щуплого человека. — А слова у новгородцув нормальные. Вон, даже ребенок, по их нему всё разумеет.


— Ты не видел барина? Караван пришел с товаром, с Москвы. Третий за неделю. Мужиков прибыло много. Старший от них, про работу спрашивал. И, вообще! Во что превратили тихую, мирную деревню? Одна сплошная стройка! Это же скокоча деньжищ идет? А продуктов, а фуража? Ох, небось сумасшедшие растраты! Одно горе — горькое! И ведь управы на вас нет. — Карачун склонил голову и начал недовольно трясти ей.

— Кончай плакаться! На озере он. Место под вышку выбирает! А может быть и две поставит. Нужен хороший обзор этого… — Федор задумался, вспоминая новое слово. — Всего периметра территории обеспечить.

— Как? Мотыль твою налево, через копну! — староста не смог сдержаться от крепкого выражения. — Ещё вышки строить будем? Итак, уже десять штук поставили! Зачем нам столько? А эту как её — большую избу, рядом с барским домом, зачем строить начали? Кто в ней жить будет? А амбар большущий, зачем? А другие постройки, названия которых я даже произнести не могу? А рыбу на озере, зачем кормить начали? И главный вопрос на сегодня… Ты в курсе, что он собирается расширять деревню? На рисунке уже изобразил торговую площадь, рынок, улицы новые! Сейчас, вот, бабам задание выдал, придумывают названия красивые для них? А по воскресным и престольным дням ярмарки собирается проводить. А слова, эти новые, постоянно придумывает? Ты, знаешь, вот, что такое танковая директриса? Молчишь? И я не знаю!


— Так это же всё здорово, Кирьян. Жизнь-то в нашем селении, кипит! Развивается! Ого-го…. как! — слуга молодого помещика весело вскинул голову.

— Хорошо-то, хорошо! Только, где мы столько денег на эту стройку и всё остальное возьмем? — экономный бухгалтер — счетовод никак не мог прийти в себя. — Это же какие капиталы у Алексея Петровича должны быть? А вдруг они закончатся? Или неправильно, что посчитает? Молодой ведь ещё — без году неделя!

— Где — где? — Федор взял паузу, что-то обдумывая. Потом повернулся к старосте и весело посмотрел на него. — Не боись, Кирьян! Командир сказал — заработаем! А раз сказал — значит так и будет! Главное, дело! А деньги? Под серьезное дело — будут серьезные деньги! Тем более он обещал спонсоров «потрясти». Так, что скоро на «уборку урожая» пойдем. А вообще… Томата! Саё нара! — Слуга резко воскликнул незнакомые фразы. Значимо свел брови и надул щеки. — Некогда мне по пустякам с тобой разговаривать! Видишь, я на занятиях. Не отвлекай меня!


— Так, бойцы! Я-ме! Следующее упражнение… Отрабатываем блок с атакой в ключицу с хитрым, ядрёным названием — шут малаш суке… Данилка! Переведи на новгородский для особо непонятливых!

Глава 2

Бастер Хейлли угрюмо сидел в большой каюте своего корабля «Квиин». Уже полчаса как морской разбойник безмолвно катал пустую бутылку по столу, размышляя о бытие насущном.

Склонив свой табурет на одну ножку, он раскачивался и крутился на нем. При этом «просоленный моряк» тихонапевал что-то, не размыкая губ. Иногда он останавливался, фокусировал свой взгляд на бутылке, осознавая, что в ней давно ничего не осталось. После чего тягостно вздыхал и снова продолжал раскачиваться.

В последнее время Бастера преследовали сплошные неудачи. Сперва его сильно потрепали пушки испанского галеона. Потом он еле выбрался из бури и с трудом добрался до Порт-Ройала. И вот сейчас ему никак не удавалось найти денег на ремонт своего старого шлюпа. Большая часть матросов покинула неудачливого капитана, перебравшись на другие корабли. Остатки денежного запаса быстро таили. И не за горами был тот период, когда судно за долги придется выставить на продажу. Нужно срочно было что-то делать. Только вот, что? Взаймы денег никто не давал, а заработать на берегу пирату не удавалось.


В дверь каюты тихо постучали.

— Какого Дьявола вам неймется? Сказано было… Не отрывать меня от размышлений! Я уже почти придумал, где достать деньги! А теперь! Сожги молния мои кишки! Всё придется начинать заново!

— Капитан, Вас спрашивает какой-то странствующий монах, — часовой приоткрыл дверь и обратился к Бастеру.

— Скажи ему, чтобы убирался ко всем чертям — в преисподнюю. Ад и пепел! Мне не нужна исповедь. И денег у меня нет на пожертвование! А в церковь я ходил недавно — в позапрошлом году.

— Он говорит, что ваш друг и у него к вам деловое предложение — матрос продолжал бубнить.

— Ко мне? Монах? Друг? — брови Бастера удивленно поползли вверх. Нет, четвертая кружка рома, выпитая вчерашним вечером, была все же лишней!

Бутылка покатилась по столу и упала на колени капитана.

— Отродье Сатаны! Сколько же я вчера выпил? Что таких друзей стал заводить? Ладно, пусть подымается. Самому любопытно! — предмет развлечений вернулся на стол.


Через пять минут в каюту степенно вошел мужчина среднего роста. На нем была длинная черная ряса до пят, подпоясанная узким кожаный поясом на котором находились длинные четки из кипарисового дерева. Глаза послушника полностью скрывал опущенный капюшон. Как и положено представителю церкви поверху его одежды висел большой католический крест. В руке скитник держал молитвенник.

— Мир тебе, сын мой… — вошедший гость начал беседу нараспев.

— Что привело вас ко мне, святой отец? Вы знаете, что у меня куча не решённых дел? Поэтому моё время очень дорого! — корсар оторвался от развлечения с бутылкой и поднял свои серые глаза на представителя церкви.

— Хотел узнать, не хочешь ли ты заработать немного денег, — священник достал из-за пазухи кожаный мешочек. Тряхнул его. В нем что-то знакомо звякнуло.

— Чтоб меня сожрали черти! Чтобы я, известный капитан, знаменитый мореплаватель нанимался к священнослужителям на заработки! — флибустьер недовольно воскликнул. Он гневно нахмурил брови. Его лоб покрылся паутиной морщин. Внезапно маска высокомерия схлынула как отступившая волна. — А насколько немного?


— Ну, скажем, сумма соизмерима с ремонтом твоего корабля! — скитник прижал мешочек к молитвеннику. — А если хорошо будешь работать, во славу нашей Матери Церкви, то немного и на хлеб насущный останется, и на подати… Амен! — Монах начал убежденно проповедовать, перекрестив Хэлли.

— Не-а… Чтоб меня под килем протащили! Скажу больше, чтоб меня выгнали из берегового братства! За такую малость, что вы предлагаете… Я работать не буду! Более того я даже из-за стола не встану. Я, Отче, — деловой человек. Меня все знают! Даже жена губернатора со мной один раз поздоровалась! — Хейли деловито задрал квадратный подбородок. — Мой день расписан по минутам. У меня очередь на заказы! — Хитрец деловито посмотрел по сторонам. — Минут пять назад, как закончилась!

— Вот если бы! Сожри меня акулы!.. Пять таких мешочков! Тогда может быть, я выслушал бы ваше предложение. А за восемь… Нет за десять! Продолжил бы с вами разговаривать, — Хэлли демонстративно показал гостю, что беседа завершена. Он снова взял бутылку, и начал катать, её по столу, что-то насвистывая.

— Ладно! Сын мой! Тогда я пошел. Мне ребята с «Фортуны» дешевле обещали… И капитан судна там не такой нечестивец как ты! И пушек у него — на целых две больше. И мачта у его посудины — выше, — священник расстроено вздохнул. Развернулся и направился к выходу из каюты.

Видя, что торг не получается и от него уходит последняя надежда заработать хоть что-нибудь флибустьер вскочил из-за стола.

— Договорились! Дьявольская отрыжка осьминога! Я согласен! Что надо делать? — бутылка снова скатилась со стола. Ударилась о пол каюты.


Монах развернулся и откинул капюшон. И Хэлли узнал недавнего приятеля по безобразию, учиненному ими в сгоревшей таверне.

— А незнакомец! Сто угрей на сковородке! Привет! — флибустьер улыбнулся. — А ты чего так вырядился? Опять таверну палить будем? А что? Мне понравилось! Было весело. А ребята как радовались! Когда выпадет ещё такой случай начистить морды матросам Оверлстоуна.

— Нет, сейчас другое предложение, — странник произнес обычным голосом.

— Подожди! Дай угадаю… — корсар перебил рассказчика. Он уперся в гостя немигающим взглядом, как будто старался проникнуть в его самые сокровенные мысли. Еще раз внимательно осмотрел наряд: Ряса странствующего монаха, крест на груди, молитвенник. Задиристый, решительный взгляд с опасным огоньком.

— Будем… жечь… часовню? Нет! Церковь? Опять нет! Неужто… собор? — флибустьер охваченный возбуждением, начал метаться по каюте. — Всё! Чтоб меня змей морской утопил! Сдаюсь… Нет больше вариантов!


— У меня есть несколько предложений, — гость произнес, усаживаясь на табурет рядом с капитаном шлюпа. — Начнем с самого простого: Ты когда-нибудь слышал про пропавшие испанские галеоны с золотом.

— Конечно, слышал — разрази мою печень каракатица! Кто же про них не слышал? Все знают, что на затонувших кораблях было намеренно драгоценностей. Только… Сто чертей и якорь в глотку! Никто не ведает, где они затонули. А искать их — безнадежное дело!

— Представляешь, а я знаю человека, который может показать остров, где разбился о скалы один из них! — бывший монах важно поднял молитвенник вверх. — Более того! У него есть подробная карта указывающая место, где находятся остатки пропавшего корабля…

Хейлли неосознанно привстал из-за стола, глаза его «выкатились» от удивления, рот открылся. Он стал похож на шелудивого пса, вымаливающего мясную косточку из рук доброго хозяина.

— Ну, что скажешь о несметных богатствах, зарытых в песок, о сокровищах с выброшенного на берег испанского судна, только и ожидающих, чтобы их откопали и нашли им достойное применение?

* * *
Месяц спустя.

Остров Ямайка.

В двух милях от большого города.

На проселочной дороге.


Вечерний бриз дул со стороны моря. Он поднимал легкие волны, которые небольшими пенными барашками накатывались на скалистый берег. Серые обрубы гранитных великанов, стоявшие по колено в воде, переливались в клокочущей пене. Волны разбиваясь о них, с шипением доползали до песчаной, усеянной ракушками земли. Вдали, в разрывах темно фиолетовых облаков просматривалось голубое небо.

Чуть в стороне от прибрежных скал, на хорошо укатанной дороге, стояла карета запряженная парой крупных вороных коней. В экипаже находились два человека. Один из них был важный господин высокого роста, с черными проницательными глазами, с бледным лицом и аккуратно подстриженными усами. Второй собеседник был рослым, угловатым парнем. Загорелое, обветренное ветрами красное лицо и небольшой шрам на щеке характеризовали его как настоящего просоленного океаном морского волка. Грубость и свирепость наложили на его лицо неизгладимый отпечаток, наглость и хитрость светились в его глазах.


— Ты не ответил на мой вопрос, Броди, — вельможа произнес надменно, продолжая смотреть в окно кареты на бегущие к берегу волны.

— Да нет особых новостей, сэр. Северо-восточный ветер. Сезон дождей. Все замерло в городе и округе. Из того о чем судачат в забегаловках и на рынке, заслуживает внимания пожалуй только бурный роман модам Флетчер с капитаном «Диабло». Очередная поножовщина грузчиков от скуки в порту — это уже не новость. Кстати, в этот раз обошлось без жертв. Так, человек пять — семь порезали… Скукотища, а не новости… — Рассказчик громко шмыгнул носом. Сглотнул слюну. Небрежно вытер рот большой пятернёй. — Да, и…. пожалуй, странное поведение неудачника Хейли.

— Кто это? И, что странного в его поведении? — аристократ спросил тоном не передаваемой иронии и надменности.

— Милорд, вы наверно слышали ранее об этом ирландце, Бастере Хейли — филер наклонился чуть ближе к сидевшему напротив чопорному собеседнику. — Он появился недавно с небольшой группой матросов. Набрал команду. Один раз неудачно вышел в море. Получил по зубам от испанцев. Еле дополз до порта. Денег у него нет. Пробоины в борту заделать не на что. Команда почти вся разбежалась. Согласен был на любое предложение, чтобы только отремонтировать свою вшивую лоханку. Дошло до того, что согласился на абсурдное предложение от какого-то неизвестного монаха. Каноник дал деньги на ремонт, взамен попросил привести груз с соком сахарного тростника не то с Кубы не то из Санта Доминго.


— И что тут странного? — напыщенное начальство задумчиво пощелкало пальцами. — Обычная история. Если бы святоша знал особенность Хэйли — попадать в дурные ситуации, то нанял бы другое судно. И сейчас сидел бы спокойно в своем монастыре, читал проповеди и ждал бы свой груз.

— Так в том то и дело, что это наименьшая странность. После встречи молодого капитана с монахом, жизнь Бастера кардинально изменилась. Он стал другим человеком. Ирландец перестал ходить в питейные заведения и буянить. Для проживания арендовал небольшой домик. Нанял экономку. Одевается теперь только в дорогих лавках. Расфуфырился! Перестал ругаться и сквернословить. Каждый день заходит в церковь. И самое главное! — На днях он преподнес цветы старшей дочери губернатора! — выложил все подробности краснолицый моряк.

— Я думал что-то серьезное, а это так — чепуха, — прищурив глаза, хозяин кареты по-прежнему смотрел куда-то вдаль сквозь окно. — Обычный, влюбленный молодой идиот! Таких полно в этом городе. Тем более дочка у губернатора — красотка. На неё половина мужчин засматриваются. А вторая половина дарит цветы и вздыхает под окнами.


— Ну, знаете! — моряк зло сверкнул глазами и гордо вскинул голову. — А разве этого мало? — Броди произнес непозволительно резко. — Даже я, со своим положением и связями не могу позволить себе такого!

Чопорный мужчина оторвал взгляд от окна, с непониманием посмотрел на собеседника. Затем осмотрел его сверху вниз, как будто до этого никогда не видел. Хмыкнул про себя. Изящными белыми пальцами достал из рукава батистовый платок и обтер им вспотевший лоб.

— И тем не менее… Это не всё! — не обращая внимания на собеседника, продолжал возмущено рассказывать матрос.

— Ну! И что, ещё? Он залез в сад губернатора и спел серенаду его жене?

— Нет! — Броди замахал руками. — Слава Богу — нет! До этого не дошло… Тем не менее, возмутившись наглостью молодого ирландца, я проследил за ним. И узнал много интересного в поведении «нового Хайли». Так, например, вместо бочек под сок тростника он активно закупает шанцевый инструмент. Явно собирается что-то копать! — Пират взволновано начал сжимать и разжимать кулаки. Часто заморгал глазами. Нервно закусил нижнюю губу. — Во время ремонта он максимально облегчил судно и поменял паруса. Раньше положенного срока провел кренгование. Собирается максимально увеличить маневренность и скорость своего корабля в походе.


Рассказчик немного наклонился к хозяину кареты. Для убеждения руководства начал несильно потирать переносицу. — Третье… Он продал все старые, тяжелые пушки. И закупил новые — более легкие и скорострельные. Рассчитался с продавцом не деньгами, а слитком золота. Ну, и наконец, последнее… — Рассказчик заговорщицки понизил голос. — В городе все говорят, что монах посылает его не за тростником, а за сокровищами. Ни сегодня — завтра он передаст Хейли карту, где указано место крушения золотого галеона!

— Такого не может быть! — забыв про надменность, заерзал на своем месте дворянин. — Сказки все это! — Он снова вытащил платок и в этот раз просто сжал его в кулаке. — Этих карт на местном рынке — каждый второй продает. А каждый третий — лично видел, где затонул корабль. Ерунда всё это!

— Ерунда, говорите… — морской разбойник прищурил глаза. Поднес руку ко лбу и медленно круговыми движениями погладил его. — Может быть… — Он задумчиво произнес и прищурил глаза. Затем медленно повернул голову и уставился в окно кареты. Потом приняв какое-то решение, повернулся к вельможе. — Вот, сэр, посмотрите, чем он рассчитался за починку своего корабля!


Броди достал из кармана золотой кирпичик и передал его собеседнику. Аристократ внимательно осмотрел золото. Глаза мужчины хищно сверкнули. В его руках был небольшой слиток помеченный печатью старого испанского прииска.

— Очень интересно, — вельможа выдал результат своего осмотра через минуту раздумий. — На нем печать с рудника Эль Кастийо. Насколько я помню — его закрыли тридцать лет назад. — Где он взял его? — Чопорность и надменность снова вернулись к хозяину кареты. Он выпрямился и с высоты своего роста строго посмотрел на собеседника.

— Монах дал, наверно, — флибустьер неуверенно ответил дворянину.

— Это, мой друг! Серьезное доказательство ваших слов! Да, я недооценил ваши способности! — вельможа снова внимательно посмотрел на моряка. — Кстати, откуда у вас его золото?

— Выкупил у продавца пушек. По рассказам свидетелей, точно таким же ирландец рассчитался за паруса.

— Так, значит, пока карты у Хейли — нет. Иначе он давно бы уплыл за сокровищами, — вельможа начал размышлять вслух.

— Знающие люди говорят, что он ждет монаха, который привезёт карту, — шпион влез в рассуждения начальства. — Другие убеждают, что он передаст её где-то в пути. Ничего толком не ясно!

— Чтобы владеть всей информацией, нам нужен свой человек на борту судна, — аристократ нервно заелозил на своем месте. — А ещё лучше — несколько людей. Как называется его старое корыто? Кажется «Квиин»?

— Нет, сэр! После ремонта по просьбе монаха Бастер переименовал корабль.

— И как он его назвал?

— «Искатель сокровищ», сэр.

???? — важное начальство, приоткрыв рот, с удивлением посмотрело на шпиона. От нахлынувших чувств сглотнуло слюну. — Оригинально! А мы тут голову ломаем, что он хочет и чем собирается заниматься.


— Значит так, — решительно произнес хозяин кареты. — Постарайся устроить несколько своих парней на это судно.

— Видите ли, милорд, есть трудности, — собеседник произнес, смущенно заморгав глазами. — В команде Хейли осталось чуть больше десяти человек. А новых людей он набирать, не торопиться!

— В чем дело? Ему, что? Матросы не нужны?

— Нужны… Но! Весь город в курсе, что Хейли привезет много сокровищ. Все хотят поехать с ним. Вот он и назначил цену в пятьсот фунтов для всех желающих. Более того возьмут того — кто выиграет торг у конкурентов и предложит сумму больше. Он назвал это тендером.


— И что? Есть желающие плыть простыми матросами? Да, ещё платить свои деньги? — удивился важный господин.

— Полно, сэр! К судну не подойти. Чуть ли не весь город каждое утро толчётся у корабля. Всего ирландец решил добрать сорок — пятьдесят человек. Все либо смотрят, либо участвуют в торгах. Особенно какие-то итальянцы сильно горят желанием попасть в команду. Торгуются до последней монеты. И что интересно… У них так много денег! Похоже, всю родню обобрали!

— Да, дороговато клад обойдется мне! — вновь на долго задумался сановник. Затем недовольно произнес. — Хорошо! Набери группу моряков — человек сорок. Завтра получишь тридцать тысяч фунтов. Поучаствуй в этом тендере. Мне нужны свои люди на судне. Задача! Как выйдете в море и что-то узнаете про золото…. Или появиться монах! Капитан на судне сразу должен поменяться! И сокровище мне — должен привести мой человек.

— Понятно, — важная персона строго посмотрела на подчиненного.

— Ясно… Всё сделаю… — корсар подтвердил, что он всё понял. Он стал качать головой в знак согласия.

— А то видишь — умные стали! — недовольный вельможа стал заканчивать разговор. — Тендеры проводят…

Глава 3

Утро на Ивановской площади Москвы многолюдно. На высоком ярко-голубом небе нет ни облачка. Отвесные лучи солнца падают на разноцветные купола соборов и зажигают золото их гребней и верхушек ослепительным блеском. На звонницах перепадами бухают колокола. Издалека доносится колокольный отклик от многочисленных храмов и церквушек. Неуклюжие башни Кремля отбрасывают густые тени. Со всех сторон площади слышны людские крики, шум, гам. У коновязи все места давно заполнены каретами, возками, телегами. В стороне, у Кремлёвской стены сонные стражи лениво ползают по скрипучим ступеням, спускаются вниз, чтобы выпить квасу. Возле колокольни Ивана Великого стрельцы приводят в исполнение решение судебных приговоров. Осужденные недовольно кричат и требуют справедливости. Рядом зеваки с удовольствием наблюдают за поркой несчастных людей. Бирючи надрываясь, выкрикивают новые указы недалеко от расписных арок учреждений власти. С другой стороны площадки стуча посохами и мелко крестясь, живой ручеёк паломников тянется в сторону кремлёвских соборов. Большое количество горожан и приезжих просто слоняется по округе. Кремль живет обычной городской жизнью.


Прохор Коробейников поклонился куполам Архангельского Собора, перекрестился и пошёл сквозь толпу, к украшенным фасадам здания приказов. Туда, где стояли челобитчики, ожидавшие своей очереди на прием к судье. Ходатые негромко переговаривались друг с другом, обсуждали последние события, новости, слухи гуляющие по столице.

К купцу подскочил подьячий и, не стесняясь, протянул руку для подношения.

— Деньгу вымогает, чернильная душа, — Прохор вытащил из-за пояса мелкую монету, вздохнул и отдал её представителю власти.

— Иди за мной! Тебя — ждут, — произнесла довольная «серая личность» и двинулась внутрь помещения.

— Каждый крючок ловит свой кусок, — Коробейников недовольно обругал про себя служителя закона за взятку. А затем молча пошел за чиновником.

В здании приказа они с трудом протиснулись через большой зал, заполненный служащими, посетителями и многочисленными зеваками. По пути к цели преодолели беспорядочно расставленные лавки, сундуки, различные коробки. Наконец зашли в смежную комнату обтянутую тесненной кожей. Внутреннее пространство рабочего кабинета было освещено крупными фонарями и шандалами с причудливыми узорами. За большим столом укрытым дорогим сукном важно восседал дьяк Михайло Рыгов. На плечах «вершителя судеб» накидка из меха рыжей лисицы, подбитая черным аксамитом. На красивом, расписанном золотом блюде, стоящим перед ним, лежало несколько обычных картофелин. Рядом находились свернутые челобитные, большая латунная чернильница, причудливая лампада и несколько амбарных книг.


— Прохор Коробейников, купец гостиной сотни, челом бьёт и просит разрешение на торговлю блюдами, приготовленными из нового корнеплода, — подьячий начал докладывать суть рассматриваемого дела. — Его будут выращивать в деревенском поле. Кушанье готовить из него собираются в обычной, крестьянской печи. Продавать в лавке Китай-города. Название растения — таганофель. — «Бумажная душа» зашелестел бумагой. Вытянул другой листок из кипы и продолжил повествование. — Также просит разрешить продажу ещё нескольких блюд из овощей и корнеплодов с похожими названиями. Все они будут выращиваться в Таганово. Деревня принадлежит его компаньону, мелкопоместному дворянину, Алешке Воронцову.

— Хорошо! — Рыгов высокомерно скривил лицо. — Я всё уразумел. Ступай отсель. — Дьяк перевел взгляд на купца. Сжал губы. Набрал воздуха и презрительно начал выдавливать из себя фразы. — Ты, что пес смердящий удумал? Давно в пыточной не был? Или тебя кнутом не охаживали? Какой — такой таганофель? — Он громко стукнул кулаком по столу. — Вы там, торговые душонки, в своих лавках и шалашах совсем посходили с ума? — Колючие глаза бюрократа просто прожигали Коробейникова насквозь.


Кто-то еле слышно заскребся в дверь кабинета, после чего слегка приоткрыл её.

— Пошли вон, смерды! Занят, Я! — Михайло заорал во весь голос. Он встал из-за стола. Во весь рост выпрямился и снова надменно обратился к посетителю. — Купчишка! Ты кем себя возомнил? Всяк сверчок — знай свой шесток! Ты восточные пряности продаешь? Вот, и продавай дальше! Тебе, что — дохода мало? А может ты умом тронулся? Или солнце — головушку напекло?

В горле посетителя вмиг всё пересохло. Его колени задрожали. Сердце учащенно забилось. — Нэ… не…т-т. — Прохор попытался выдавить он из себя что-то похожее на ответ.

— Погляди на это! — дьяк показал рукой на картошку лежавшую на подносе. — Оно же мерзкое на вид! — Его лицо исказилось в гримасе омерзения. — А на вкус? Ты, пробовал? Какие могут быть блюда, из него? Когда подьячий Егорка Отрепьев откусил немного, так весь вечер в отхожее место бегал. Говорит, отвратительно и невкусно!


Блюститель закона взял паузу, собираясь с новыми силами. Он вернулся за стол. С важностью уселся в кресло и продолжил нравоучения. — Прохор, ты же умудренный опытом купец! Ты, что не понимаешь — у вас не купят эту гадость! Вы разоритесь и пойдете по миру! Так, что покайся за содеянное! И не отвлекай по пустякам… своими глупостями. Иди, давай! У меня… важных дел — по горло! — Чинуша взял перо в руку и склонился над большой амбарной книгой.

— Не губи, кормилец! — купец бросился к столу и положил на него несколько золотых монет. — Поймите! Выращивать таганофель — это была последняя просьба покойного отца моего компаньона. Ради этого — он живет! Он так верит в то, что ему позволят исполнить последнюю волю родителя!

— Ну…. не знаю? — дьяк хищно посмотрел на деньги. Почесал ладонь левой руки.

Купец заметив «добрый взгляд» и правильную примету у благодетеля, достал из-под полы ещё две монеты и с почтением положил их рядом с первыми.

— Опять же если… — Рыгов зашевелил губами, что-то подсчитывая в уме. — Если только, он будет… — служащий быстро открыл ящик и резво сгреб туда золото. — Например, понемногу продавать, эту гадость… За Тмутараканью! Где глухомань, зверье да гнус. — Дьяк задумчиво начал стучать пером по столешнице. — Совсем по чуть-чуть. И только…. в своём огороде — будет выращивать! — «Казенный счетовод» выпрямился. Развел руки в стороны. — Короче, Прохор, зайди через месяц — другой! Я подумаю…


Ещё несколько золотых кружочков появились на столе. Купец ниже склонил голову. — Благодетель, ему жити не на, что. Он вложил все свои сбережения в это дело! Последние дни доживает только на хлебе и воде.

— Не знаю… — глаза бюрократа ещё больше расширились от блеска монет. Он вытянул руку и начал потихоньку их двигать в сторону ящика пальцем.

— Мы так на вас надеялись! — челобитчик настойчиво продолжал выражать свою просьбу. — Весь вечер молились Святому Пантелеймону. За Ваше здравие — свечей поставили без счёту! — Прохор в мольбе прижал руки с шапкой к груди.

— Ну, хорошо! — начальник приказа развернул один из свитков. — Давай посмотрим, что вы тут пишете… — Дьяк небрежно вытащил кучки документов один из свитков. — Разве можно товар с таким наименованием продавать? — Он стал зачитывать названия. — Например, таганожан, таганоруза… Или, ещё непонятнее… таганочок. Такое ощущение, что слова придумывали не русские люди. Или русские, но были пьяные… в дупель. А вот совсем чудное! Под цифирой… тридцать семь — таганомат.

Бюрократ оторвал глаза от списка и строго посмотрел на зарвавшегося купца.

— Что это за таганомат, такой? Поди, та ещё… — гадость! — лицо чинуши пренебрежительно сморщилось. — Какое-то подозрительное название? Больше походит на нецензурное выражение! Так и хочется начать ругаться именно с этого слова. Ох, чувствую — побьют вас за блюда с такими названиями. Может быть, даже не один раз!

Купец достал большой мешочек с деньгами и молча, высыпал горку золота на стол. Хозяин приказа ненасытно уставился на неё. В комнате на несколько минут наступила тишина.

— Хм, согласен… — наконец-то дьяк выдавил из себя положительное решение. — Только ради памяти усопшего родителя! Я буду сегодня милосердный и справедливый!


Дьяк гордо вскинул голову. Прокашлялся. Довольно сверкнул глазами.

— Да будет так! Я разрешаю торговлю этими непонятными плодами на год. Однако! Пообещай мне, что продаваться… эти тагано — противные блюда, будут небольшой партией и очень дорого. И… не дай Бог, с кем-нибудь что-нибудь случится…

— Обещаю! — не моргнув глазом, произнес купец.

— Всё, иди… За бумагами, зайдешь завтра.

* * *
Неделю спустя.

Москва.

Лавка купца Коробейникова.


— Послушай, Прохор! Почему у нас с тобой такая тесная лавка? — Рязанцев недовольно пробурчал, окидывая взглядом крохотное торговое помещение Коробейникова. — Нормальному купцу не развернуться, гостей не принять. Товар разложить толком — негде! Нарезку для дегустации под прилавком держим! А новинки? Они вообще лежат на складе. И не склад это, а маленькая комнатушка — забегаловка. Скромно как то всё. Меленько… Жиденько… Где твой знаменитый купеческий размах?

Алексей решительно обошел небольшое помещение по продаже восточных пряностей. Зачем-то заглянул в малюсенькое окно. Подошёл к небольшому комоду — скрыни. Молча, уставился на него.

— Знаешь, что? — странник произнес внезапно и резко повернулся к Коробейникову. — Пора нам с тобой расширяться! Почему мы ютимся в этом узком бочонке как сдавленные селедки? Магазин нам нужен! А еще лучше — павильон! Знаешь, что это?


Вояжер набрал воздуха для начала пламенной речи. Он собрался поведать «забитому деревенскому парню с далекого Севера, там, где всегда снега и бескрайняя тундра» про преимущества огромного торгового центра. Про то, как замечательно продавать товары в большом здании с круглосуточными закусочными и парковками для телег. Внутри которого будут постоянно проходить красочные флэшмобы, презентации, развлекательные шоу с участием скоморохов, цыган, заезжих трубадуров.

Так, вот… — странник прокашлялся, потянул шею, мысленно поправил несуществующую бабочку. Затем бросил случайный взгляд на компаньона. Непонимающе осмотрел его. — Э-э-э… Почему молчим? И вообще! Ты, в последнее время какой-то кислый? И лицо от меня воротишь. Случилось, чего?


Прохор тяжело вздохнул и отвел глаза в сторону.

— Если ты по поводу женитьбы, — Алексей произнес решительно. — Сразу говорю — рано мне ещё! Я обет дал! Пока не войду в первую гостиную сотню московских купцов и не заработаю несколько миллионов, об этом даже думать не буду.

— Нет! Тут, другое, — Коробейников начал переминаться с ноги на ногу. Закинул руку за голову и виновато почесал затылок.

— Может, ты обиделся на цыгана, который на празднике пел? А после мешок таганофеля спер? — путник искренне развел руками. — Так я не знаю, куда он делся со своей трынделкой! На юг наверно укочевал. В Румы… в Индию! Вместе с табором! Вреднючий дядька такой — в общем, ты его больше, не увидишь!

— И не в цыгане дело… — Прохор погладил подбородок и начал наконец-то объяснить причины своего странного поведения. — Не серчай, Ляксей! Партнерство у нас с тобой какое-то неправильное выходит. Неравноценное. — Купец выпрямился. Задрал бороду. Не моргая, честно посмотрел в глаза странника. — Твои изделия раскупают влёт. А на мои пряности — даже не смотрят. Приходят. Твоё берут и уходят. Вон, вчера — даже очередь выстроилась. Разобрали всё и ещё на сегодня записались.


Прохор подошел к своим мешочкам с пряностями. Переложил мерную ложку с одного места на другое. Легонько погладил пустые кулёчки. Расстроенный неудачами, тяжело вздохнул. — У тебя-то всё хорошо! Просто замечательно! А я, похоже, скоро по миру пойду. Никто ничего не берёт. Похожего товара на рынке много. Стоит дорого. Желающих купить его — мало… А ты еще подтруниваешь. Расширяться собрался! А мне куда расширяться — под забор?

— Тю! Я думал, что-то серьезное! Война со шведами раньше времени… Али мор великий надвигается. Или не приведи Господь какое-нибудь бедствие всепланетарного масштаба… А тут всё проще — конкуренты жизни не дают! Ух, они такие… — бяки!

Странник рассмеялся, разрежая тяжелую обстановку. Он задумался на миг. Снова осмотрел маленькую каморку «папы Прохора». Прикусил губу. После чего приступил к решительному формированию плана…

— Так, «Отец родной»! Мы компаньоны — значит должны друг другу помогать. Поэтому объединяем наши товары в одну покупку и продаем их вместе.

— Как это? — Коробейников широко раскрыл глаза и уставился на странника непонимающе.

— И не просто продаём! — показательно начал свою лекцию профессор по проведению спекулятивных маржинальных операций. — А используем современные формы привлечения покупателей. Такие как: улыбка, добродушие, страсть, слезы умиления… Ну, и прочая НЛП-ишная лабудень, так популярная в тех местах, откуда я родом!

— К примеру, ты знаешь, что такое дефицит? — путешественник прищурился и хитро посмотрел на купца.

— Нет, — отрешенно ответил Коробейников.

— А ещё есть интересное слово к занимательному действию — нагрузка к дефициту, — в голове странника окончательно сформировался план выхода из создавшегося положения.

— Я не знаю таких мудрёных слов, — Прохор не сдавался. — Ерунда какая-нибудь, поди?

— Господи! И это московские купцы! — удивленно воскликнул Рязанцев. — Ладно, покажу, как надо продавать всё до последней перчинки. Смотри, что я придумал.


Через несколько минут, когда звякнул колокольчик, укреплённый над входом и в лавку зашла очередная покупательница, профи-продавец уже был готов к показательному выступлению.

Богатая клиентка в двух! дорогих соболиных шубах, высокой песцовой шапке, в сафьяновых сапожках с золотыми узорами тяжело подошла к прилавку. Позади неё находилось трое слуг и служанка. Холопы с почтением усадили госпожу на специально подготовленную лавочку для посетителей.

— Сказывают, у вас есть вкусные блюда? — женщина подняла полную руку, пальцы которой были унизаны кольцами. Демонстративно «поиграла драгоценностями» и положила кисть на прилавок. — Завтра хочу устроить себе праздник. — Она продолжила высказывать свои пожелания чувственным, грудным голосом. — Хочу порадовать душу лакомствами. Ищу что-нибудь необычное. А мне надысь сказывали, что в вашей лавке — столько всего занимательного!

— Сударыня! — юный коммерсант учтиво склонил голову и посмотрел на гостью обвораживающим взглядом своих голубых глаз, которые — он знал — нравились женщинам.

— Всё, что рассказали про нас — правда! — в голосе молодого авантюриста звучала искренняя заинтересованность, чувствовалось душевное тепло.

— У нас есть — всё! Особенно редкие восточные пряности… Шафран, кардамон. Галангал! — делец хитро приподнял одну бровь и призывно подергал ею. — Есть даже бадьян!


— Ну-у! Мне это не надо! — гостья недовольно забарабанила пальцами по столешнице. Лучи света забегали по стенам лавки от лучей отраженных от её драгоценностей. Она нервно тряхнула головой. — Приправу я куплю в другом месте. Мне говорили, что у вас есть вкусное копченое мясо, в необычной обертке. С приятным, нежным вкусом.

— Один момент… Силь ву пле! — путник достал из-под прилавка красиво нарезанные ломтики колбасы на пробу. — Вот она наша вкусняшка. Такого изысканного блюда в Москве больше не найдете. Все обойдете — снова вернетесь к нам! Кушайте, пожалуйста. Вам понравиться! Это просто шарман! Манифик! Тре бьен!

— Вкусно, произнесла женщина, попробовав колбасу. — Пожалуй, я возьму у вас три больших порции.

— Ах! Вот незадача! Пардон! Жё нэ па! Вы знаете, — торгаш глубоко вздохнул и посмотрел печальными глазами на гостью. — Только, что перед вами… Последнюю порцию забрал боярин Смирнов. Ввалился в лавку, как медведь. Всех обругал. Чуть не сломал дверь. Заказал две порции имбиря, потом три порции корицы, затем четыре порции перца и укропа. А вместе с ними напоследок забрал остатки таганасы. Так нехорошо получилось! Разорил — как есть разорил.

— Простите! — лавочник шмыгнул носом. Скрестил руки на груди в покаянии. Стыдливо опустил глаза.


— А когда эта вкуснятина будет в следующий раз, — недовольство гости не знало границ. На её лбу появились морщинки.

— Мы так сожалеем! Так сожалеем, сударыня, — раскаявшийся грешник начал скромно стряхивать ладонью пылинки со столешницы. — Только через неделю… Али через две.

— А почему так долго? — рассерженная посетительница недовольно хлопнула в ладоши.

— Понимаете, сударыня, на караван напали злые разбойники, — лукавый грустно всхлипнул и вытер нос рукавом. — И угнали его в неизвестном направлении.

— Да! Два полка стрельцов ищут… С собаками. Уже который день и ночь. Столько заказов — столько заказов на эту вкуснятину! А найти не могут. Следующий караван будет только через три дня! Может быть, возьмете что-нибудь другое? Есть замечательная корица, гвоздика. Кориандр тоже есть.


— Нет! Это я не буду покупать, — гостья взяла паузу, что-то вспоминая. Немного распахнула верхнюю шубу. Чуть поправила высокую меховую шапку. — А ещё мне подруга рассказывала, что у вас есть очень ароматная копченая рыба. Ажно во рту тает!

— Конечно, есть! Ван мумент плиз… — продавец улыбнулся во все зубы. И с облегчением вылез из-за прилавка. Откуда-то незаметно достал красивый разнос с нарезанными кусочки рыбы и поставил его перед гостьей. — Вот это чудо! Файн! Вери гуд! Фэнтастик фиш! — Он сложил губы бантиком и с удовольствием причмокнул. — М-й-а… Попробуйте, пожалуйста!

— Ум, как вкусно! — покупательница произнесла довольно. — Да! Наверно она про неё и говорила… Свешайте мне пять порций этой рыбки!

— Не хотел вас расстраивать… — на лице торгаша вмиг навернулись слезы. Он снова стал потихоньку пятиться к месту предыдущей засады. — Жаль! Не хотел снова на вас наводить грусть, печаль, тоску, растрйство. А все-таки придется… Икскьюзми! Ай эм сори! Итс импосебол! Прямо перед вами закончилась. Боярин Рамаданов пришел покупать перец и кунжут. А также хотел взять имбирь и бадьян. Взял каждой приправы по три — четыре порции. Затем кардамона восемь порций заказал. А потом всю рыбку под чистую выкупил. Даже с витрины пробники забрал. Зачем они ему? Просто ума не приложу! А следующие поставки будут только на следующей неделе. Потому, что дорогу откуда везем это чудо… Эту вкуснотищу! Это сокровище! Из самого Таганово!!! — Замело! Так, что всё равно придется подождать несколько дней.

— Как замело? Сейчас же осень! Как могло замести — снега же нет? — обиженная гостья расдосадованно распахнула одну из шуб. Строго насупила брови. Служанка подала госпоже платочек. Та гневно оттолкнула прислугу.

— Ой! Я, что сказал, замело? — купчина в ужасе округлил глаза. — Упаси, Боже! Спаси и сохрани! Это для того чтобы вы не так сильно расстроились! Конечно! Только поэтому так и сказал. А вообще её размыло сильными, проливными дождями. Ну, просто вусмерть развезло. А раз развезло — то следующий завоз будет только через неделю!

— Извините — торгаш расстроено выдохнул и с горечью смахнул рукавом несуществующую слезу.


— Ой, как жалко, — важная покупательница расстроено заморгала глазами. Затем хитро прищурилась и щелкнула пальцами. Услышав этот звук, один из слуг подал ей мешочек с деньгами. — И что, совсем ничего нельзя сделать?

— Ну, как вам сказать… — делец хитро улыбнулся и начал подмигивать левым глазом, показывая на товар рядом с которым стоял Коробейников.

— Не поняла — дама развела руки и посмотрела на Прохора.

— Ну, не знаю! — зауныло запел лиходей. — Вы же знаете, сейчас у всех кризис. Даже в Европе последние сухари доедают.

— Продажи упали. Поступлений товара нет… — делец хитро прищурился. Поднял глаза к потолку. — Вот, если, только, возьмете перец или корицу по три порции, а лучше по пять — то я готов найти на складе всё, что вы пожелали. Как раз столько блюд оставили для дьяка Холодова. А он про них запамятовал и не забрал. Главное приправу взял, а всё остальное забыл! Бывает же такое!!!

— Ладно, дайте мне… — задумчиво произнесла женщина. — Пять порций перца и шафрана.

— А мускатный орех? — сметливый делец влез в размышления.

— Хорошо, и пять мускатного ореха, — четко проговорила она. — Ну, проказник! Несите же всё, что у вас есть.


— Одну минуту, сударыня! — продавец заговорщицки несколько раз обернулся. Перекрестился. Постучал три раза по столу от сглаза. Затем чуть наклонился к гостье и таинственно начал шептать. — Вчера вечером прибыл гонец с секретной почтой для Коробейникова из самого Таганово!

Шулер аккуратно вышел из-за прилавка. Подошел к окну и таинственно заглянул в него. Вернулся к покупательнице. Опасливо прикрыл рот ладошкой. И сквозь неё начал говорить.

— Контрабандно! В тайне ото всех! Доставлено всего две коробочки нового угощения. Называется… Т-сс… Молчите! Нас могут подслушать! — продавец резко вскинул палец вверх. Несколько раз заговорщицки оглянулся по сторонам. — Никто про это ещё не знает! Только вы и я. Называются… Тагано-феты. Вкуснотища — умм — неописуемая! Хотите попробовать?


Глаза покупательницы, от таинства происходящего в лавке, осоловели. Она нервно что-то сглатывала. Моргала ресницами. Судорожно сжимала и разжимала кулаки.

— Вы будите первой, кто сможет купить это божественное угощение! — коммерсант вернулся на место. Полез зачем-то под прилавок. Оттуда достал коробку конфет. Открыл её и подал одну конфету гостье. — Попробуйте. Вкуснятина божественная. Причем у всех разная начинка и все изделия разной формы. Никто и никогда этого не пробовал! Это же не модерн… это ар-нуво… фешен!

— Вкусно, — произнесла богатая «Эллочка» и жадно посмотрела на оставшееся в коробке.

— Продадим только вам! — барышник пропел значительно, проследив за её взглядом. — С условием! Если купите по три порции всех пряностей предложенных в лавке. В итоге получается дороговато! Но! Божественные угощения того стоят…

— Согласна! — решительно произнесла женщина и полезла в мешочек за деньгами. — Тем более раз ни у кого такого нет! И я буду первая! Беру!

— Кстати! — покупательница встала со скамейки и решительно посмотрела на продавца. — Вы сказали, что у вас две коробки!

— Конечно! И они обе ваши!


После ухода назойливой клиентки Алексей наконец-то, глубоко, выдохнул и посмотрел на Коробейникова. Купец стоял, открыв рот.

— Ну, Ляксей! Ну, ты…. - купец не мог подобрать слов. — Вот, ублажил! Умелец… Дока… Она же у меня недельную норму выкупила!

Коробейников подошел к страннику и стал хлопать его по плечам, а затем полез целоваться. — За один раз. И сразу так много… Да, ты… Ты, просто… Дай же я облобызаю тебя…

* * *
Гаврилка с Никиткой остановились у Никольской башни Китай-города перед входом на площадь. Чада не верили своим глазам. Такого просто не могло быть! Удивлению ребят не было предела.

Ещё вчера здесь было малолюдное, тихое пространство, в конце которого начинались торговые ряды Китай города. А сегодня уже не протолкнуться от многочисленного людского моря. Пустынное место за ночь как по волшебству превратилось в большой развлекательный манеж. На нём постоянно что-то бухало, гудело, стучало. И этот шум был такой пестроты, что в ушах ребятишек рябило. В разных местах появились, огороженные желтой лентой, украшенные площадки. На них давали представление бродячие артисты, скоморохи, музыканты. Вперемежку с ними расположились раскрашенные кибитки, палатки, вагончики. И вокруг всего этого пестрого театра гудела многочисленная толпа. Она оценивала творчество местных и заезжих гастролеров своим шумом, гамом, криками, которые не смолкая разносились по площади.

Но самое заметное место бывшего пустыря занимала деревянная сцена, основание которой было высоко приподнято над землей. Организаторы расположили её возле Кремлевской стены. На постаменте был построен большой разноцветный шатер. Перед входом в него, на виду у всех сидел гигантский рыжий лисенок в зеленой накидке. По сторонам стены, на кирпичных бойницах ветер весело развивал оранжевые флаги. Высоко над сценой висел огромный воздушный змей, веревка от которого была привязана к лапе зверёнка.


Та-га-но-во, — громко разнеслось над площадью и многие присутствующие что-то бурно закричали в поддержку кричалки. Опять сильно загромыхало, потом завыло и даже немного заскрипело. Людской хор голосов, доносившейся отовсюду, поглотил резкие звуки.

— Слышь, Гаврилка, айда цыган искать! — Никита потянул друга за рукав его новой пестрядинной рубахи, и ребята двинулись в сторону ближайших артистов. Их внимание привлекла яркая, украшенная лентами кибитка. — Судачат, у них медведи говорящие бывают. Дюже интересно на чудо поглядеть.

Дети осторожно начали движение, обходя первых праздно стоявших зевак.

— Когда я вырасту, тоже буду с медвежонком выступать, — обернулся к другу Никитка. — Научу его всяким штучкам-дрючкам! Сам буду фокусы-покусы показывать! Люди будут смотреть на меня, радоваться и денежку на пряники давать.

— А мне нравиться песни слушать, — поддержал друга Гаврила. — Особенно если они радуют слух. Любо, когда поют красиво! Но, медведей посмотреть интересно тоже!


На первой площадке, к которой им удалось протиснуться, выступали скоморохи. Лицедеи веселили народ, пели песни, плясали, загадывали остроумные загадки. Кто правильно отвечал, награждали подарками. Выдавали чудные сладости под диковинным названием таганофеты.

— Давай, безгласный — отгадывай! — Никита толкнул товарища рукой. — Ты же старше на год. Должен быть умный! Должен знать всякие слова мудреные. А то — страсть как хочется попробовать эту диковинку! Они так вкусно выглядят. У меня аж слюнки текут и в животе кто-то квакает!

— Я стараюсь! —оправдывался друг. Чтобы лучше и быстрее думалось, мальчишка насупился. Он важно свел брови и прикусил губу.

В толпе артистов призывно зазвучали сопелки, домры, накры. А затем зрители начали выкрикивать варианты ответов. Ребята также пытались отгадать ответы.

— У-у, черт ретивый! — Никитка недовольно критиковал друга. — Слабо стараешься! И руку долго подымаешь… Зряшные слова сказываешь. Вон, какая-то девчуха быстрей кумекает. Похоже ты не такой уж вострый! Пустобрёх, ты. О-о-о, опять не успел за егозой! Кажись, плакали наши подарки!


— Ребятки, подь сюды, — разносчик в оранжевой накидке с переносным лотком позвал друзей. — Хотите получить вкусный приз?

— Пошто не хотеть — хотим! — мальчишки произнесли одновременно, подпрыгивая от нетерпения.

— Считать умеете? — улыбнулся лотошник.

— Умеем! — Гаврила воскликнул первым.

— Ага, — приятель поддержал его недовольно. — Одын, тва, тры…

— Тогда вот вам мой сказ, — парень весело улыбнулся детям. — Досчитаете до трех, получите кулёк таганофеля три. — Молодой человек показал небольшой оранжевый пакетик. — Досчитаете до десяти, получите кулёк таганофеля три и стаканчик тагано-лимонадо. — Он покрутил большой пакет и достал невиданный ранее стаканчик с какой-то жидкостью.

Гаврилка быстро сосчитал до десяти и получил свой приз. Никита считал хуже. Дальше пяти у него не вышло. Получив свою скромную награду, он попросил у друга попробовать напиток.

— Вкусно, — произнес друг. — Вкусно-превкусно! И название красивое. На считалочку походит… Таганада — лиманада, есть на острове Буяна…

— Попробовал, давай сюда, — Гаврила быстро допил напиток и спрятал за пазуху невиданный ранее прозрачный стаканчик.


Перекусив новыми угощениями, друзья подошли ко второй площадке. В центре неё был воткнут шест. От него в разные стороны тянулись яркие ленты. Возле импровизированного аттракциона заводилы — шутники с тряпичными куклами приглашали желающих под музыку поплясать вместе с ними. Кому удавалась не остановиться, пока играли гусли и дуда выдавали приз — плитку таганолада.

Ребята попытались выиграть чудо — подарки. Но быстро устали. Им пришлось покинуть место проведения конкурса. Они снова остались без наград.

— Эх, Никитка! — Гаврила выдал расстроено. — Плохие мы с тобой плясуны! Шибче надо было ногами дрыгать.

— Сам виноват — телепень кривоногий! — товарищ по несчастью решительно не хотел быть виновным. — Зачем наступал мне на пятки. И руками не стоило махать так сильно. В следующий раз будь аккуратней, тогда выиграем!

Пока друзья определялись, куда пойти дальше к ним подошла девушка в оранжевой накидке с лотком.

— Кто хочет получить подарок? — незнакомка произнесла напевно.

— Мы хотим! — мальчишки дружно подняли руки. Обиды на свои неудачи были мгновенно забыты.

— Коли назовёте три летних месяца, — затейница хитро посмотрела на юнцов. — Получите кулечек таганофеля три. Перечислите все месяцы в году, получите кулёчек таганофеля три и стаканчик тагано-лимонадо.

Чада быстро назвали все месяцы и получили заслуженное угощение.


— Та-га-но-во… — снова эхом прозвучал многоликий хор над площадью. После где-то сильно грохнуло. Радостный гул и крики поглотили неизвестные звуки. Через минуту ветер принес откуда-то сверху мелко нарезанные листочки оранжевой бумаги.

— Никита, я тут покумекал и вот, что умыслил! — Гаврила уничтожив очередную порцию угощений, громко причмокивая, выдал идею. Он важно посмотрел на друга. — А ну их медведей этих! Да, вместе с цыганами! На них, что свет сошелся клином? Что мы с тобой — медведей не видели? Давай лучше лоточников искать в оранжевых накидках и отвечать на их вопросы. Там мы завсегда что-нибудь — да сдюжим!

— Кстати, я чаю, ты уже считать научился до десяти? — паренек произнес решительно, увидев знакомого разносчика призов в оранжевой накидке. — А то я всё время с тобой тагано-лимонадо делится, не собираюсь. Да и тагано-стаканчики мне не помешают.


Внезапно шум и крики на площади стихли. На большой сцене заиграли трубачи, забили барабанщики. После туда поднялся человек в купеческой одежде.

— Люди московские! Низкий поклон всем кто сегодня пришел на гуляние. Я, Прохор Коробейников, вместе со своим компаньоном Алексеем Воронцовым представляю лицом новый товар — таганофель из Таганово. Слева от меня стоят лотки, где вы можете отведать яства из нового продукта. Кушайте! Пробуйте! На здоровье! С завтрашнего дня приходите ко мне в лавку и покупайте. Первым ста посетителям цена будет снижена! А сегодня до вечера для вас будут продолжаться игрища! Дорогие гости! Участвуйте в конкурсах, отдыхайте, веселитесь. Получайте бесплатные подарки. И главное! Пробуйте наши новые блюда… из Таганово!

На площадках артистов вновь заиграла музыка, что-то загромыхало и зашумело. Подростки стали потихоньку продвигаться в сторону лотков с бесплатными угощениями.


Из шатра расположенного на высоком подиуме вышел цыган в ярко красной рубахе. В ухе у него блестела большая золотая серьга. На груди незнакомца висел массивный серебреный крест. Штаны были заправлены в начищенные до блеска черные сапоги. Он вынес на сцену две небольшие тумбы. Протянул от них какие-то веревки. Между тумб поставил стул и ушел в шатер. Быстро вернулся с каким-то незнакомым музыкальным инструментом.

«Будулай» встряхнул черными, как смола локонами, сел на стул и взял инструмент в руки. Пощелкал пальцами и начал что-то беспорядочно тренькать на нём. То, что он делал — на музыку явно не походило. Люди морщились от доносившихся со сцены звуков, старались отойти подальше. Кто-то даже недовольно выругался и сплюнул. На исполнителя оригинального жанра перестали обращать внимание.

Размявшись и потянувшись всем телом в разные стороны, мужчина наконец-то прекратил издеваться над инструментом. Погладил его нежно. Посмотрел куда-то вдаль, вздохнул, а затем…

— Бахт тумэнгэ! — новоявленный музыкант произнес громкою. — Эх, чавэла! Начнём, пожалуй помолась помалэньку… Ох, романэ…

…. И через мгновение над московской площадью впервые зазвучала задорная цыганочка.


Душу Гаврилы внезапно охватило щемящее чувство. Он прислушался к мелодичным звукам. У него стесненно забилось сердце. Он неосознанноначал начал махать головой в такт музыки. — Вот, такая мелодия мне люба. — Мальчишка стал пристально следить за происходящим на сцене. — Никитка, а тебе нравиться?

— Ага, — друг дал согласие, доедая очередную порцию таганофеля три.

— Пойдем поближе к сцене… — малец потянул товарища за рукав. — Там лучше слышно. Небось, петь начнёт али плясать?

— Айда, — согласился приятель. И дети стали быстро двигаться к большой площадке.


Незнакомец сыграл вторую красивую мелодию. Потом ещё одну. И ещё… С каждой новой мелодией музыка звучала всё громче. Артист старался, чтобы его творчество услышало как можно больше присутствующих. Люди привлеченные звучанием неизвестного инструмента, стали медленно подтягиваться к сцене. Они слушали и наслаждались игрой музыканта. Многие одобрительно кивали головой.

И вдруг после очередной музыкальной композиции цыган запел… Да так, что сам удивился своей новой способности и своему красивому голосу…

Лохматый шмель
На душистый хмель
Цапля серая в камыши…
Вдоль кремлевских стен зазвучала благозвучная и переливная мелодия.

— Упс, нежданчик! — пронеслось в голове у новоявленного артиста больших и малых сцен. — Откуда фонограмма с голосом взялась? Вроде всё проверил? Были одни минусовки… Без голоса… Без всяких разговоров и болтовни… А этой песни Никиты Михалкова на флэшке — вообще не было! Не-бы-ло! И как она сюда попала? Не-по-ня-тно! — в затуманенной голове путника мысли переплетались как волны при настройке радиоприемника. Он медленно оторвал взгляд от струн и виновато, сквозь прищуренные глаза, посмотрел на притихшую площадь.


— Здорово! — внезапно произнес кто-то, нарушая идиллию тишины.

— Батюшки светы! Да чтоб я околел! Мотри… Он ещё и петь может! — восторженно закричали из толпы, после того как пауза после понравившейся песни затянулась.

— Давай, Рома, пой… Ещё! Давай… — слушатели начали шуметь.

— Ай, да цыган! Удивил публику! Аж, до слез довел! — громче всех кричал какой-то крупный купец, как каток двигающийся к сцене. — А ну раздайся, народ! Пусть споёт, чтобы до сердца дошло.

— Спой, ещё! Порадуй душу! — площадь загудела, требуя продолжение банкета.

— Ладно, сами напросились! — цыган пробубнил себе под нос. — Потом не говорите, что не предупреждал о последствиях! Будете теперь на каждом углу песни распевать. Да! И пожалуй… ещё «Верхов» надо добавить деления на три-четыре… Ну и звука само собой — делений на пять! И… наверное… пора включить сабвуфер — что за соло без низов! — Музыкант глубоко вздохнул и бросил печальный взгляд на публику. — Эх жалко ещё не пришло время лазерных свето-установок, дыммышин… Ну, и подтанцовски само собой!

«Композитор» решительно нажал несколько кнопок на пульте. После чего на радость публики «ударил» по струнам…


…. Звуки аккордов гитары мелодично полились над притихшей площадью стольного города с полукаменным Кремлем. Они звучно распространились возле его зубчатых стен из темно-красного кирпича. Крыльями преодолели препятствие и пронизали ближние усадьбы. Музыка начала околдовывать людей.

А затем с песни (Цыганочка с выходом):

А, ну… Да-ну… Да-ну… Да-на…
Ой, Да-ну… Да-ну… Да-на…
Начался сольный концерт «Цыганского песняра — Николая Сличенко»…. который завершился глубоким вечером «чисто» цыганским романсом — «Подмосковные вечера».

А тем временем вдоль древних строений Кремля, под горой, огибая царские сады и Тайницкие ворота, по-прежнему текла Москва-река. С севера от боровских лесов впадала в нее Неглинная, с востока Яуза, с запада — Пресня. И казалось, ничто не могло изменить привычного хода времени…

Глава 4

Резкий звук дверного звонка заставил вздрогнуть пожилую женщину. Отложив в сторону спицы с вязанием, она взяла трость, медленно встала со стула и не спеша, шаркая ногами, подошла к двери.

— Кто там? — сквозь закрытую дверь произнесла она. — Если вы к Фёдоровым? — старушка переступила с ноги на ногу. — То они выше этажом. Если к старшему по дому? — Подошла вплотную к дверному проёму. Пошамкала губами. — Тогда идите во второй подъезд.

— Татьяна Сергеевна Колышева здесь живет? — произнес неизвестный мужской голос.

— Да, это я! — бабушка оторопело переспросила. — Вы ко мне что ли? Ась?

— Откройте, пожалуйста, — попросил неизвестный. — Это ваш бывший ученик — Алексей Рязанцев. Я пришел навестить вас.


Хозяйка с трудом открыла замок.

На входе в квартиру стоял седой мужчина с большим букетом цветов. Гость был в военной камуфляжной форме без погон и знаков отличия. Его пронзительно синие глаза глядели на неё весело, с огоньком.

— Ну, здравствуйте Татьяна Сергеевна! Как же давно я вас не видел? — произнес незнакомец и передал цветы.

— Вы, правда, мой ученик? А в каком году я вас обучала? — старушка достала из кармана халата очки, одела их и внимательно посмотрела на вошедшего.

Незнакомец трогательно покачал головой. Доброжелательно улыбнулся.

— Да. Я учился у вас, — он подошел к хозяйке и легонько пожал ей руку. — С первого по третий класс. Вы моя первая учительница. Я был такой русый, с длинными вихрами, в синем школьном костюме. Сидел за последней партой. Как раз возле окна. Вы ещё меня в октябрята принимали. Говорили, что из меня всё равно толку не будет. Даже в пионеры не возьмут. А я, вот назло всем, поступил в военное училище!

— Увы, Алексей! К сожалению, я не могу вспомнить вас! — расстроившись, произнесла женщина. — Отработав в школе более пятидесяти лет, многих учеников стала забывать. Тех, кто навещают меня, ещё помню. Остальных, нет… Да, и столько времени прошло.

— Странно! — расстроившись, залепетал странник. — Я думал, что меня-то вы на всю жизнь запомните. Такого сорви голову ещё поискать! Кстати, ваша любимая фраза тех лет.

— Алёша, не обижайтесь. Я достану старые фотографии. Посмотрю их и обязательно всё вспомню. Давайте лучше пить чай. У меня печенье вкусное. Вы, варенье любите? — божий одуванчик сгорбившись, доковыляла до чайника. Начала что-то дрожащими руками собирать на стол.


Незнакомец грустно посмотрел на постаревшую учительницу. Вспомнил, какая она была в его воспоминаниях. Вздохнул. И сразу решил перейти к делу, которое привело его в этот дом.

— Татьяна Сергеевна, я пришел к вам за помощью, — гость прошел на кухню. Подошел к стулу и оперся на его спинку. — Кстати, чаи нам распивать некогда! Если вы согласитесь на мое предложение, то у нас много дел!

— Молодой человек, в следующем году мне будет девяносто. Я уже старая и немощная женщина. Родственники ко мне заходят редко. Друзей практически не осталось. Поэтому помощь обычно прошу я, — хозяйка открыла холодильник и достала из него банку с вареньем. — Но, мне вашу просьбу, слышать отрадно. И так! Чем могу помочь?

— Советом, — настойчиво произнес незнакомец. — Дельным советом по педагогике.

Бывшая учительница на миг остановилась. О чем-то подумала, а затем продолжила собирать на стол.

— Алексей, я не преподаю уже боле двадцати лет. Наука и техника шагнули далеко вперед. Компьютеры, технологии, средства коммуникации, интернет. Мир стремительно развивается. Школьная программа сильно изменились… А та, по которой я вас обучала, подойдет только для детей дошкольного возраста. Кого сейчас заставишь писать тонким перышком в тетрадях, когда дети не вылезают из ноутбуков, планшетов и сотовых телефонов? Кому это нужно?

— Мне это нужно! — путник начал возбужденно барабанить пальцами по спинке стула. — Понимаете, я нашел заброшенную деревню староверов. У них развитие на уровне семнадцатого века. Люди никогда не ходили в школу. Абсолютно безграмотны. Считать умеют единицы. Писать — вообще три человека. Они верят, что земля плоская… Стоит на трех китах или слонах — точно не помню… А солнце кружиться вокруг нее… И главное, Царь — батюшка до сих пор на престоле. Точнее, по их мнению, сейчас правит царевна Софья…


Любимая учительница погрузилась в свои мысли, улыбнулась и кому-то начала кивать головой. В углу у входной двери чуть слышно в такт её киваниям тикали большие напольные часы.

— Вы, себе такое можете представить? — воскликнул Рязанцев, пытаясь её разбудить.

Путник оставил стул в покое. Подошел к женщине и заглянул ей в глаза.

— У меня в отношении деревни и её жителей большие планы. Но как их выполнять, не имея знаний? Хотя бы начального школьного образования? А ещё лучше — пятого-седьмого класса. Я начал искать человека способного взяться за эту титаническую работу. Долго думал, выбирал, кого пригласить. И тут вспомнил про вас. Вот, у кого огромный опыт педагогической деятельности! Вот, кто готов всю свою энергию и знания отдать ученикам!

Путешественник во времени возбужденно начал ходить по комнате и призывно махать руками.

— Вы же сейчас нигде не работаете? — странник подошел к стене и посмотрел на настенные часы. Резко повернулся к хозяйке квартиры.

— Будем считать, что все последние годы находились в творческом отпуске. А значит — успели соскучиться по любимому делу! Самое время заняться чем-нибудь особенным, интересным! — глаза будущего работодателя призывно заблестели. — Да! И деньги Вам не помешают! А это уникальная возможность хорошо заработать! И это ещё не всё! В результате поездки проведёте этнографические исследования. По результатам экспедиции напишите научный трактат или диссертацию. Вот, Вам и ученая степень!


Алексей снова подошел к пожилой женщине. Внимательно посмотрел на неё. Прокашлялся.

— Короче, предлагаю хорошо оплачиваемую командировку в далекую, заброшенную во времени и пространстве деревню… Повышенную зарплату и карьерный рост, — с гордостью произнес бывший ученик свои последние доводы. — Ну, согласны? Договорились? Быстро собирайтесь! Время не ждет!.. Ждут благодарные ученики!

— Дорогой мой человек! Вы говорите так увлекательно и воодушевленно! Я бы согласилась на эту экспедицию лет тридцать — сорок назад. — Хозяйка квартиры легонько постучала костылем по полу. — Ну, а нынче… Я не могу куда-либо ехать и кого-то учить. Здоровье у меня не то. Хожу еле-еле. Говорю с трудом. Живу на одних лекарствах. Какой из меня народный учитель?

— К сожалению Алексей ты ошибся, — глубоко вздохнула старушка. Она погладила рукой салфетку на столе. Передвинула с места на место вазочку с конфетами. Шмыгнула носом. — Но знаешь, я могу порекомендовать кого-нибудь из школы. Помоложе. Попытаюсь уговорить поехать с тобой. Но, как говорят теперь перед тем как устраиваться на работу… Сколько там будут платить?

— По расценкам времени, в котором находится деревня, зарплата составит двадцать пять рублей, — сельский работодатель произнес гордо подняв подбородок. — От себя сверху готов доплачивать за внеклассную работу пятнадцать рублей. И за группу продленного дня, если такая возникнет — наброшу ещё десять-двенадцать.


— Нет, это не серьезно! — Татьяна Сергеевна перебила гостя. — За такие деньги сейчас вряд ли кто согласиться работать. И особенно ехать в далекую глубинку. Даже если учитель будет на пенсии.

— А у меня как у работодателя есть бонус! — настырный гость продолжал гнуть, как ни в чём не бывало свою линию. Он с вальяжностью подошел к столу, сел за него, положил ногу на ногу. Щелкнул пальцами на руке.

— И какой же? — пожилая учительница переспросила с упреком.

— Я верну этому человеку радость новой жизни! Молодость! — пришелец начал загадочно улыбаться. Его глаза заблестели.

— Ну, не знаю? Странный ты какой-то? — хозяйка квартиры сняла очки и недоверчиво посмотрела на бывшего ученика. — И кому такое можно предложить? Кто будет работать в наше время за радость в жизни? Может студенты или практиканты?


Бывшая учительница начала двигать на столе посуду. Старые ходики заскрипели в её поддержку, негромко звякнули, пробили половину часа.

— Ох! Не знаю? Не знаю? — седая женщина запричитала, вздохнув несколько раз. — Давайте лучше пить чай! Свежезаваренный, с целебными травами. Желудок прочищает. От гепатита поможет.

— Какой к чертям, чай! — Алексей внезапно выругался. Он резко вскочил со стула. — У меня работы по горло! Времени ни на, что не хватает! А она тут расселась! Чаи распивать собралась! Так! Предлагаю для продолжения беседы и убеждения сомневающихся в моих способностях, сменить место общения. Собирайся, Татьяна Сергеевна! Мы уходим!

— Как же я? Куда же я? — заволновалась старушка. — Я не могу! Я не пойду! Я не хочу!

Странник подхватил её на руки и быстро понес в направлении внезапно возникшего межвременного проёма.

— Моя палка! — воскликнула хозяйка квартиры, уронив клюку. — И оставьте меня в покое… — Успела произнести она, прежде чем потеряла сознание.

* * *
Два часа спустя.

В лесу, на поляне.

В тридцати километрах от старой Москвы.


— Где я? — произнесла худенькая, высокая девушка, подымаясь с травы и оглядываясь по сторонам. Она неуверенно выпрямилась. Сделала несколько небольших шагов.

— Кто вы? — обратилась она к синеглазому парню сидевшему недалеко от неё.

Незнакомец улыбнулся довольной улыбкой сытого кота.

— Татьяна Сергеевна, мы с вами так и не договорили, — он произнес фразу голосом бывшего ученика.

— Что со мной? — она строго посмотрела на него. Перевела взгляд на свои руки. Подняла их и быстро ощупала лицо. Затем сунула руку в карман халата и достала зеркало. Посмотрелась в него и… упала в обморок.

Глава 5

— Бухарское ханство — жемчужина Востока, одно из древнейших и прекраснейших государств Средней Азии. С его именем связана судьба многих выдающихся ученых и мыслителей, поэтов и мастеров былых веков… — путешественник вспоминал текстовку рекламного буклета своего времени. — Ну! И где, всё это? Может быть, не там хожу?

Рязанцев шел по кривой, пыльной улице древнего города. Со всех сторон была заметна грязь и запустение. Колодцы огражденные серыми камнями. В глаза бросались небольшие дома с редкими маленькими оконцами заделаными решетками. Они выпирали наружу и напоминали нагромождение старой мебели, сваленной на чердаке и покрытой пылью. Вдоль дворов, огороженных невысокими каменными стенами-изгородями, беспрестанно сновали всадники верхом на конях, ишаках. Огромные, как деревянные солнца, колеса арб катились по булыжным мостовым. Навьюченные верблюды медленно продирались, вдоль улиц цепляясь друг за друга и за стены тюками со всевозможной поклажей. Оживленно сновали жители. Тут и там надсадно кричали ослы, грязно ругались погонщики, вертелись попрошайки и вездесущие загорелые мальчишки, словно дразня друг друга и терпеливых неспешных прохожих.


Путник наконец-то добрался до рынка. Торговая площадь кипела самым разномастным людом. У пузатых, наваленных горами тюков с товарами, у разноцветных лавочек и шатров, в многочисленных пестрых чайных шумели, кричали, спорили на всех языках мира продавцы и покупатели. От сточных канав тянуло удушающими запахами: Застарелым потом, немытым человеческим телом, и ко всему этому добавилась сладковатая вонь гниющих фруктов. Резко разило рыбой и уксусом.

Прямо в торговых рядах трудились, горшечники, ювелиры и изготовители всяческих безделушек, сапожники, портные, брадобреи, писцы. Впечетляло обилие продоваемых ювелирных украшений и всевозможных товаров с одной стороны и количество хлама, старья, мусора, скопление мух с другой… Под ногами путались собаки и лаяли на невозмутимо равнодушных, нищих, ослов, верблюдов. Во всём наблюдалось соприкосновение запустения и движения, великолепия и убожества, мрака и света…


— Хрясть… Бум… Бам… Да-дам, — звуки ударов холодного оружия разносились по импровизированной гладиаторской площадке.

На посыпанной песком арене шел финал кровопролитного состязания подпольных боёв. Трое вооруженных противников поочередно теснили одного человека. Его нога была прикована тонкой длинной цепью к столбу, стоявшему у входа. Нападавшие, как стая шакалов, не торопясь кружили вокруг раба. Выжидали момент. После чего поочередно атаковали. Тот отчаянно защищался.

Пестрая толпа зрителей окружившая плотным кольцам импровизированный манеж, непрерывно гудела и бесновалась. Люди азартно воздевали руки к небу, хватаясь за голову, сплевывали в отчаянии.

— Проклятье! — человек в синем тюрбане недовольно выражал свое отношение к ходу поединка. — Да, убейте же этого проклятого кафира! Что же вы уважаемому человеку праздник портите! Все-таки дочь у него родилась! Какая — никакая радость. — Его полное, красное лицо выражало негодование. Он постоянно вытирал его рукавом пестрого халата, не замечая обильного струящегося пота. — Ну, кто так бьет, а рубит так, кто? О Аллах, да загадят собаки ваши могилы! И кто вас бездарей — так учил убивать? Тряпки драные, а не бойцы!

— Пэдэр сэг, гяур! — ревущая толпа поддерживала его с «пеной у рта». — Убить неверного! Пустить ему кровь! Ашрэф и Иран! Смерть нечестивцу!

— Тан… дан-дан… тун… дун-дадун, — смертник крутился юлой по арене, в последний момент, успевая невообразимым образом отбивать удары. Порой казалась, что уже всё — несчастного загнали в угол и удачный выпад противника будет смертельным. Однако раб немыслимым образом успевал среагировать на движение соперников и увернуться от удара или вовремя подставить свой клинок.


— За что мы заплатили деньги? — недовольные зрители сопровождали бой острыми словечками, непристойными шутками и громкими восклицаниями в сторону «бездарных неумех».

— Иа, Алла! Педер сухтэ! О-о-о! Нечего на этих трусов смотреть! С одним доходягой справиться не могут!

Загнанный боец на короткое время остановился, чуть вытянув левую ногу, и оперся всем телом на полусогнутые колени. Он держал меч почти опущенным к правому бедру, ожидая нападения кого-либо из противников. Внезапно оказавшийся за его спиной высокий северянин резко размахнулся и, с расстояния нескольких шагов, бросил топор. Обороняющийся, быстро отклонился вправо. Круговым движением отбил летящий предмет. После чего продолжив единое движение, сделал резкий рывок в сторону обидчика и нанес рубящий удар.

— Хь-ек… — из разрубленного плеча поединщика фонтаном брызнула кровь. Несчастный громко закричал, замахал руками и в судорогах упал на землю. Вокруг него медленно стала расплываться темная густая лужа.

— Ху-у-у… — недовольно заверещала толпа, увидев кровь на песке. В оставшихся на арене гладиаторов полетали тухлые овощи и фрукты.


— Проклятые трусы и неумехи! — важный перс в высоком тюрбане и пестром халате туго обтягивающим его большой живот, перехваченный синим кушаком с серебряными кистями недовольно выкрикивал. — Если сейчас эти отпрыски гиен не начнут драться по-настоящему, я брошу их в клетку к горным львам. В любом случае сегодняшнего дня они не переживут. — Он раздвинул двух впереди стоявших зрителей и грозно замахал кулаком. — Сражайтесь! Шайтан вас всех побери!

— Дяденька, дяденька? — неизвестный мальчик потянул перса сзади за халат.

Буйный сын Персии обернулся. И посмотрел на нищего оборванца.

— Дяденька? — заморыш поднял грязное, немытые лицо и повторил вопрос. — А вы, за кого?

— А-а-а, дети гиен, — перс снова развернулся в сторону поединка и перекрикивая всех проревел. — Убейте этого нечестивца!

Услышав угрозы, оставшиеся воины, одновременно бросились на замершего бойца. В ответ тот выкрикнул что-то гортанное, криком подбодрил себя, — и снова извиваясь, продолжил парировать удары противников.

— Бамс… Тунс… Бам-бабам… Данс… Хр-рр — раздавалось над площадкой.

— Хо-о-о… — толпа выдохнула снова, после того как клинок ненавистного гяура вышел из груди одного из нападавших. Лезвие меча вонзилось в него, с хрустом прошло насквозь, сокрушая кости, и, подобно змеиному жалу, вернулось обратно.


А через пару мгновений на арене вообще все стихло, когда упал на колени, а потом повалился на землю последний из троицы атакующих. Одна нога его дернулась, и он затих. Зрители отказывались верить в случившееся. Один человек с легкостью расправился с тремя опытными войнами.

— Во имя Аллаха всемогущего! Где справедливость? Проклятый урус-шайтан! Снова победил! — недовольно воскликнул важный магометанин в большой темной шубе и белой чалме. — Это всё Зафар виноват! Он мошенник! Он всё специально подстроил! Этот плут за деньги, кого угодно обманет! По нему подземная тюрьма плачет! Нет! В чан его — с нечистотами! На веки вечные!

— А я тебе говорил, ставь на урус, — сосед в пестром шелковом наряде парировал ответ соседа. — Хуб, урус. Карош, ошень карош урус, сербаз. Сколько бы сейчас теньга заработали? Много золота, бы!

— Этого шакала кормят чем-то запрещенным! — старик в синем халате хрипел брюзгливо и недовольно. — Говорят мясом горных козлов или печенкой львов.

— Колдовской мазью натирают. Её делают из крови пустынного дива, — лысый индус, обмотанный с головы до ног разноцветными тряпками, авторитетно ответил соседу. — Поэтому и убить не могут!

— Надо будет на него пожаловаться судье, — зрители недовольно возмущались, покидая арену. — Здесь, что-то нечестно. Не может один и тот же постоянно выигрывать!


Через десять минут к клетке, в которой находился победитель турнира, подошел неизвестный. Одетый в длинный цветастый халат и белый тюрбан он с восхищением уставился на бойца.

— Харли кун, батыр! Сизга кандай ёрдам бера олмаман? — незнакомец обратился с непонятным вопросом.

— Ёк! Хеч-да! — боец угрожающе загремел цепями. — Иди, давай, отсюда — по-хорошему! Нехристь! Пока я тебе шею не свернул. Ходят, тут! Высматривают! Отдыхать не дают. Неруси! Ни днем, ни ночью покоя нет!

— Илли аиз иль-уарда лязим итхаммиль шоук! — незнакомец театрально удивился. (Примечание автора. Нет розы без шипов! Народная арабская пословица.).


— Джуда якши! Вот это сюрприз! Вот так радость! — гость картинно вскинул руками, хлопнул в ладоши и полностью перешел на русский язык. — Так мы, стало быть по-русски говорить могём? А то хожу, брожу — никого не знаю. Поговорить не с кем… Например, о родной земле, «которая уже за холмом». Вспомнить общих друзей, девчонок местных обсудить. А тут! На, тебе, — земеля! Ну! Давай, зёма, рассказывай! Что, знаешь? Кого, встретил? Где, чего продают? И главный вопрос — откуда будешь?


— Откуда надо — оттуда и буду, — недовольно пробубнил затворник. — Ты, кто таков? — Он чуть подался вперед и грозно сдвинув брови.

— Я?… — незнакомец ресуясь перед рабами сидящими в клетках картинно показал на себя пальцем. — Новый помещик. Проездом. Из Таганово, мы! Прошу любить и жаловать — Алексей Воронцов!

Путешественник по-деловому начал стряхивать пыль с рукава халата. — За чаем зашёл! Иду, гляжу… А здесь, концерты устраивают! Публику местную веселят. Поглядел, на тебя! Душа возрадовалась! Думаю — красавец! Мастер — на все руки! Ты же этих троих мог сразу убить? Почему, так долго тянул?

— Хозяин велел, — новоявленный чемпион смутившись, отвернулся от собеседника. — Иначе — публике неинтересно. И денег так больше заработает.

— И… всё-таки? — незнакомец снова пристал к заключенному. — Как тебя зовут?

— Силантий, — затворник нехотя пробубнил в ответ.

— Слушай, Силантий! А, по-моему — ты тут дурью маешься? — незнакомец вальяжно оперся плечом на край вальера. С деловым видом поднял руки перед собой и стал чистить ногти. — Давай лучше махнём ко мне в деревню! Посидим у озера. Отдохнем! На рыбалку сходим! А потом, я тебя старшим к своим ребятам возьму. А то, кабаны — здоровые! Прыгают, бегают по колючим кустам — стараются. А мечом махать не умеют — непорядок!


Пришелец повернул голову, посмотрел на соседние клетки для рабов. Тягостно вздохнул. Поднял руку и по-купечески погладил подбородок. — Пойдешь ко мне? — Новоявленный соотечественник обратился с призывом. — Жалованье платить буду. Дом построю. Жену себе найдешь. Знаешь, сколько у меня девок молодых в деревне? И не сосчитать! Чего молчишь? — Работодатель, на минуту молча, уставился на бойца. Затем щелкнул пальцами. — Хорошо! Обещаю восьми часовой рабочий день. Два выходных в неделю. Отпуск двадцать четыре дня в году. Полный соц. пакет… Трудовой договор подпишем! Не один хэнд хантер переманить не сможет. Ну? Что скажешь? Согласен?

— Купец, ты нормальный или на солнце перегрелся? — Силантий недовольно начал объяснять прописные истины страннику. — Я, раб Зафара! Я, — его вещь! Даже если ты захочешь купить меня? Он ни за что не продаст! Он с меня цепей не снимает — ни днем, ни ночью!


— Я, — нормальный, — странный наниматель начал оправдываться. Он ненавязчиво перевел взгляд на свои туфли с загнутыми носками. Потом посмотрел на каблуки. Выпрямился и, улыбнувшись, посмотрел на бойца. — Поговорю с твоим хозяином. Никуда он не денется! Отпустит тебя на все четыре стороны! Ты скажи мне? Берешься обучать моих ребят или мне другого учителя по фехтованию искать?

… - м-м-м — мычание в ответ. Недоверчивое покачивание головой. Сопение. Лязг цепями. Хруст суставов на руках.

— Слушай, земляк! — незнакомец достал из-под полы четки и начал необычно крутить их на пальце правой руки. (Примечание для читателей… — Как будто это был длинный шнурок с ключом от кладовки) — Думай скорее! А то у меня дел — куча! Обувь, вот, надо из мастерской забрать. Чай — так и не купил. Да и ужин скоро! Ну, а вечером… — банька с веничками и холодным кваском!

— Эх, хороша банька! Заберешься на верхний полок, поддашь водицы с кваском на раскаленные каменья, прохватит тебя парком до косточек-жилочек жаром нестерпимым, ажно дух захватывает. И шевельнуться невозможно — настолько хорошо ошпаривает горячим воздухом. Ан все равно веничком березовым аль дубовым себя охаживаешь, пока усталость, да мокроту из себя не выбьешь…


— Согласен! — Силантий резко перебил странного купца. И ещё раз, недоумевая, посмотрел на него.

— Вот! Совсем другой разговор, — пришелец радостно потер ладони. — Собирайся! Вещи забрать не забудь, попрощаться со всеми! Позже — зайду за тобой.

Странный работодатель заранее предупредил нового работника. После чего довольный направился в сторону дома Зафара, насвистывая веселую мелодию.

— Может правда выкупит? — шальная мысль пронеслась в голове у несчастного пленника. — Хотя… Врят ли… Зафар быстрее удавиться, чем продаст меня.

* * *
В один из безветренных, спокойных вечеров три человека мирно беседовали в уютной беседке, расположенной в красивом саду Зафара. Место, в котором они сидели, окружали раскидистые пышные миндальные кусты. Тонкие ветки деревьев уже практически не пропускали лучей заходившего солнца. Фиолетовые тени листвы создавали мягкий полумрак. Подстриженный ковер зеленой травы аккуратно обрамлял посыпанные песочком тропинки, ведущие к месту отдыха. В воздухе витал смолистый запах арчи. Наступающая вечерняя прохлада приятно холодила и расслабляла собеседников. Все способствовало лирическому настрою гостей и хозяина дома.


— Да, Зафар! Счастливый ты человек! Да пребудет с тобой милость Аллаха! Да продлит Аллах твои годы многократно, — отхлебнув чай из блюдца, произнес один из гостей.

— И удачливый! Да, позволит Пророк бесконечно увеличивать твои доходы во благо и на радость семье и твоим детям, — поддержал его другой.

— Как повезло нам, хвала Всевышнему, что ты нашел и купил этого неверного. С его помощью мы уже удвоили свое состояние — первый гость придвинул к себе большую подушку, облокотился на неё, собравшись и далее вещать об удачах, пришедших к ним в последнее время.

— Точнее будет сказано, уважаемый Шарофат, утроили, — снова внес свою поправку второй из гостей. Он взял кусок халвы из вазочки и с удовольствием положил себе в рот.


— Это ещё, что! — хозяин дома, воодушевившись похвалой, вступил в разговор с друзьями. — Сегодня ко мне, хвала Пророку Маххамаду, подходил одноглазый Ясир. Он сказал, что про способности нашего кафира узнал сам Ругань из Ханства Хива. Богач заинтересовался нашим невольником. Он готов привести сюда «бешенного араба» и поставить на него большие деньги. Вот где мы сможем заработать. И не как сейчас — какие-то жалкие десять тысяч, а действительно большие, очень большие деньги, — чернобородый Зафар с упоением рассказывал приятную новость своим подельникам.

— Да будет так, хвала Аллаху, — все трое вознесли руки в мольбе Всевышнему.


Вдруг возле прекрасного айвового дерева, прямо перед входом в беседку появилась светящая точка. Мгновение и она превратилась в крупный овал, из которого хлынул яркий свет.

— Что?… Что это? — заикаясь от страха, произнес Шарофат.

— Похоже на адский свет от огня Сакара, — дрожа, ответил ему сосед. — О, всевышний спаси и сохрани!

Из овала показалась костистая рука, державшая за волосы человеческую голову… Нет, она держала за волосы свежее снятую с человеческого лица кожу со скальпом. Рука на время пропала. Потом высунулось ужасная морда похожая на большое перекошенное лицо демона.

— Зафа-ар! — произнесло существо загробным голосам. — Зафар! Иди ко мне! Иди-и! Твоё время пришло! Хавия ждет тебя — грешника!

Существо осмотрело беседку. Увидело онемевших от страха друзей и медленно вышло из овала.

— Кто из вас… неблагодарных грешников — Зафар? — грозно произнес демон. В его глазах отражались лучи заходящего солнца. Огромные клыки во рту страшно блестели. Одетый в черную хламиду ночной гость походил на саму смерть.

Оба приятеля хозяина дома, трясущимися руками показали на несчастного чернобородого друга.


Зафа-а-ар! — кабир прохрипел страшно заломив руки. У него в ладоне загорелся тонкий красный луч. Он направил его прямо в грудь рабовладельца. — Сын греха! Гнусная помесь шакала и ящерицы! Ты обманул Нас! Сегодня Мы потеряли из-за тебя душу. Раб должен был умереть. — Демон растопырил пальцы. Стали видны большие жёлтые когти. — А он жив! Поэтому — умрешь ты. Договор на количество грешников должен быть сохранен. В мире живых и мертвых всегда равновесие. — Луч зигзагами заметался по туловищу несчастного человека. Превратился в какую-то замкнутую фигуру или неизвестный символ. — Собирайся! Неблагодарный нечестивец — да постигнут тебя вечные муки и страдания.


Глаза несчастного хозяина дома побелели от страха, челюсть отвисла. Его тело свила судорога. Он часто стал икать, задыхаться, при этом продолжал стонать в изнеможении.

— П-пэ-пэчему я? М-м-мы все участвовали в этом д-д-деле… — виновник торжества начал с трудом оправдываться. — А н-нэ-накажут м-мэ-мэня одного?

Один из гостей внезапно сообразил, что сейчас могут забрать в преисподнюю вместо Зафара кого-то другого. А возможно и всех вместе. Он быстро подполз к несчастному и стал активно давать ему советы. — Зафар! — Он затряс чернобородого за рукав халата. — Приди в себя — это демон! А демоны любят деньги! Все знают про это. Попробуй откупиться! Может быть тебе удаться, хотя бы отодвинуть срок наказания.

— Постойте! Постойте, не забирайте меня! — хитрый делец быстро вылечился от икоты. Все недуги вмиг покинули его несчастное, бренное тело. — Я не виноват! Я правоверный мусульманин. Я не хотел никому зла. — Рабовладелец упал на колени. Склонил голову и пополз в сторону нечистого гостя.


— О, великодушный Шайтан! Я заплачу. Я верну все деньги, которые скопил, — Зафар внезапно почувствовал надежду на благоприятный исход. — Я отдам всё! Заберите столько — сколько нужно. Давайте договоримся!

— Деньги, которые ты получил — это кровавые деньги. Они не спасут тебя! Как осмелился ты предложить такое? Проклятый нечестивец! — сборщик душ на миг задумался. Затем оскалившись дьявольской улыбкой, произнес. — Хотя мне интересно! За сколько ты оценишь за свою никчемную жизнь, уже мертвый человек?

Я… я, — раскаявшийся грешник сдернул с себя чалму и умоляюще посмотрел на демона. — Я дам десять тысяч теньга!

— Ты смеешься над Нами! Неверный! — голос существа стал еще страшнее и громче. В этот раз в руке незнакомца вспыхнул яркий луч белого света. Он направил его прямо в глаза несчастного мусульманина. Затем погонщик душ подошел и схватил Зафара за шиворот. Резко потащил его в сторону портала.


— Остановись… Возьми больше. Возьми всё, — грешник выл и сопротивлялся со всех сил. — Не убивай. Я заплачу тридцать, нет — сорок тысяч теньга, — Оставь мне жизнь. Я не хочу в Джаханам! Я отдам столько — сколько запросишь!

Лукавый бес остановился. Убрал руку с воротника провинившегося дельца.

— Может быть! Ты мог бы жить и дальше! — в его голосе послышалась заинтересованность. Погонщик человеческих душ задумался на миг. — Но ты не сможешь собрать быстро пятьдесят тысяч! — Шайтан снова направил страшный луч в глаза несчастного смертника.

— Мне не нужно собирать деньги. Они здесь — у меня в доме. Я сейчас принесу. Я быстро. — Зафар даже не получив согласия, стрелой побежал в дом. Через несколько минут он принес большую шкатулку с деньгами.

— Вот! Всё здесь! — рабовладелец тяжело дыша, отчитывался перед страшным гостем. — Как договаривались. Даже больше. Пересчитывать некогда было.

— Хорошо… — житель чистилища зло оскалился. — Договорились, смертный! Бросай ларь в проем. Если, что не так — вернусь за добавкой… — по его виду было заметно, что он нехотя согласился взять деньги. — Ещё ты должен перестать проводить гладиаторские бои… Обещай мне!

— Обещаю… — Зафар прохрипел из последних сил.

— Хорошо! Да будет так! — демон произнес и важно пошел к проёму.


Уродец из преисподней несколько раз попытался войти внутрь. Не получалось! Затем он обернулся и снова с ужасной улыбкой посмотрел на замерших от страха людей.

— Я не могу просто так уйти! Хавия не впускает меня! Договор со смертью надо исполнить. А это значит… — суккуб поднял когтистую лапу и взял паузу. — Кто-то должен умереть! Добровольцы или недовольные жизнью есть? — демон обернулся и выразительно посмотрел на друзей Зафара. — Подумайте! Такой возможности может больше не представиться!

Люди скукожились и спрятались за подушки, на которых сидели.

— Ладно! — лукавый сжалился. — Ведите раба. Всё равно заказ был на него. Давайте, поторопитесь! Вечные мучения и пытки ждут его, — гортанно произнес демон и спокойно вошел в открытые врата.

— Охрана! Ко мне! Быстро! — Зафар закричал, что есть силы, на весь сад.

На зов хозяина дома прибежали стражники.

— Привести сюда этого неверного уруса, — изо рта чернобородого летели слюни. — Мигом! Без разговоров! Исполнять! Почему копаетесь? Живо!


Через несколько минут охранники впихнула в спальню Рязанцева взъерошенного бойца. В руках Силантий держал большой маток цепи, конец которой заканчивался на его ноге.

— Я же сказал тебе собрать вещи? А ты цепи приволок! Или они у тебя единственное чем, ты дорожишь? — весело произнес странник. — Ну, вот — теперь у моих ребят есть учитель по фехтованию.

Глава 6

В маленькой спаленке Полины сегодня большое событие. Её посетила лучшая подруга, самая желанная гостья — Настя Матвеева. Сплетницы расположились на резных лавочках и неторопливо шушукались. Обсуждали различные девичьи секреты. Мягкий полумрак светёлки настраивал болтушек на откровенные разговоры. Однако диалог между ними не складывался. А если и складывался, то говорили мало и не о чём.

Влюбленное создание из семьи Матвеевых даже в гостях постоянно думала о своем ни о чём. И грустно вдыхала о нем же. Девушка, с надеждой поглядывала в слюдяное оконце. Тоскливо качала головой и томно вздыхала.

На подоконнике окошка, на солнце растянулась большая, пушистая кошка. Она проснулась, потянулась, зевнула и непонимающе посмотрела на несчастную Настену. После чего стала медленно тереть передней лапой ухо, стараясь всячески поддержать страдалицу в её несбывшихсяожиданиях.


Полина напротив, была возбуждена и абсолютно не замечала подавленного состояния подруги. Собеседница не останавливаясь, торопливо рассказывала о важном событии, случившемся с ней вчера у Никитских ворот.

— Ты, представляешь, Настенька! — Она заломила над головою белые руки. Из-под опущенных ресниц заблестели большие зеленые глаза. Смелым взмахом взметнулись над ними тонкие дуги бровей, затрепетали и раздулись нежные розовые ноздри. — Он такой… статный, чернобровый, кареглазый! Как он на меня посмотрел! Батюшки-светы! — Озорница поднялась от возбуждения с лавки, пригладила свое темно-синее широкое платье, и снова села. Её роскошноя льняная коса, мягким жгутом упала на пол.

— Как глянул! Я аж вздрогнула и мурашки у меня по коже побежали! — влюбленная натура закатив глаза, известила свою печальную собеседницу. Она прижала руки к груди в порыве возбуждения и потихоньку стала раскачиваться. — Экий красавчик! Как в такого не влюбиться. Этакого ведь и нехотя полюбишь, пожалуй! Поманит и на край света пойдешь не глядя!

— Да-а! И он совсем не похож на этого олуха — Алексашку Кузьмина. Ну, ты помнишь того напыщенного хряща. Ну, того, что ко мне свататься собирался! Ну — рыжий такой. В веснушках весь… Худощавый — как будто не кормили его год али два. А бороденка у него такая реденькая, маленькая. И голос такой писклявый — писклявый. Одним словом — Бр-р… — Сплетница «кисло» сморщила лицо. — Чур меня! Чур! Упаси господь меня от такого жениха!

— Я не знала про это… — Настя попыталась возразить что-то в ответ. — Хотя, говорят любовь зла…

Её соседка по окошку — кошка глубоко зевнула и приняла решение с интересом следить за животрепещущим рассказом хозяйки комнаты. Она вытянула лапы, закрыла глаза и стала медленно болтать пушистым хвостом. Одно ухо зверька было повернуто в сторону говоруньи.


— А у этого! — глаза подружки возбужденно блестели. — Ясного сокола! Такой суровый взгляд! А походка — такая… — Девушка в порыве чувств прищурили глаза. — М-м-м… мужественная. Он такой… дородный. — Полина страстно заломила кисти рук. Затем выпрямилась. Задрала подбородок. Гордо тряхнула головой. — Ахти мне, бедной… Он мне всю душу растревожил! — Она широко открыла свои тёмно бирюзовые, цвета морской волны глаза. — Как думаешь? Я ему понравлюсь?

— Ну, наверное… — опять, неудачная попытка что-то вставить в разговор со стороны гостьи, сидящей у окна.

— Знаешь! — Полина заговорщицки понизила голос. — Сказывают по нему… Половина Москвы сохнет. И даже намедни — одна влюбленная дурочка не то отравилась, не то повесилась… Да-да-да… А ещё одна — бросилась наземь с верхушки колокольни… Вот! Каков он мой будущий мил-сердечный друг!

Рассказчица вновь приподнялась с места. Слегка отодвинула ногой лавку. Наклонилась вперед к собеседнице. — Ты, что? Мне не веришь? Вот тебе истинный крест! — Сплетница быстро повернулась к иконе и несколько раз перекрестилась. Вызывающе посмотрела на подругу. — Надо будет Аксинью к нему домой послать! Пусть сходит, у дворовых всё узнает про него… Ну, что скажешь?

— Так вроде он же умыслил… — наконец-то притихшей приятельнице дали возможность что-то произнести. Но, тут её опять перебили…


— Полина! — курносая девчушка, с усыпанным веснушками носом на круглом сдобном лице, внезапно заглянула в комнату без стука. Возбужденная она сразу стала тараторить новости.

— Матушка просит вас с Настей, спуститься вниз, в светлицу. Срочно! Там какой-то купец принес товары. Рассказывает чудно про них! Он был у воеводы Скрябина. С утра посетил боярыню Головину. К нам пришел. Такой хорошенький! Почти все собрались. Только его и слушают… Идёмте скорей! — рассказчица, вспрыгнув козою, быстро побежала звать в гостиную отсутствующих членов семьи.


Подруги прервали беседу и спустились вниз.

На входе в чисто убранную и красиво украшенную шитыми полотенцами да ширинками светлицу ароматно пахло вяленым мясом и чем-то необычно вкусным. На парчовой скатерти пестро расшитой красными цветами и зелеными листьями были разложены копченые деликатесы. В серебряных и оловянных блюдах находилось мясо, рыба и какие-то красно — бордовые, вытянутые палочки. Всё выглядело очень привлекательно и аппетитно.

— А это, что? — мать Полины как раз указала на неизвестное изделие.

— О, сударыня! Это новое блюдо. Очень… — очень вкусное! Испробуете — Вам, обязательно понравиться. Называется оно — таганово-са! Это уникальное творение создано по старинному, заморскому рецепту, — внезапно голос продавца стал бархатным и зазвучал как-то возвышено и объемно. — И назвали в честь места, где оно впервые было приготовлено. Тагановоса из Таганово! (Примечание автора. Просьба в дальнейшем уважаемых читателей не путать название продукта с прежним и некрасивым названием — колбаса.)

Хитрый делец чуть склонился в поклоне. Начал сыпать комплиментами.

— Уважаемая Пелагея Яковлевна! Именно, вам! Прекрасной женщине и настоящей хозяйке этого уютного терема! Необходимо первой ощутить нежный вкус и великолепный аромат незаслуженно забытых кулинарных творений древности…

— Действительно, выглядит и пахнет аппетитно, — хозяйка дома произнесла, подойдя к столу. Она осторожно взяла кусочек буженины, осмотрела его, понюхала и положила себе в рот.


Настя со смущением слушала переговоры купца с мамой Полины. И понимала, что снова узнает голос. В этот раз он немного картавил и смешно выделял букву «о». Он звучал напевно и необычно… И всё таки! — Это был его голос. Она аккуратно выглянула из-за спины высокой Полины и посмотрела на говорившего незнакомца.

Возле стола, рядом со своими товарами находился молодой разодетый мужчина. Он был в дорогом, узорчатом охабне. Богатый откидной воротник кафтана доходил до половины спины гостя. Длинные рукава верхней одежды были завязаны узлом за плечами. Из разрезов были видны рукава ферязи, отделанные тесьмой. На торговеце были бархатные малиновые штаны, сафьяновые сапоги с серебряными подковами.

Но, главное, что бросилось в глаза молодой особы… — у него была борода. Небольшая, аккуратно подстриженная. Но! У него была борода! Кстати, по мнению девушки, она очень шла незнакомцу. Сердце красавицы судорожно застучало. От волнения она часто заморгала своими длинными ресницами. На щеках выступил румянец. Она непроизвольно снова спряталась за Полину.

— Святая Богородица… — зашептала страдалица. — Пресвятая дева Мария, заступница наша, спаси и помилуй, — привычно зашептали губы, и вдруг ей припомнилось, о ком она истово молилась днем и ночью. Девушка незаметно для всех перекрестилась. — Он не может быть здесь! Но, тем не менее, это он! Это его ясные, синие глаза похожие на васильки. Это его добрая и приветливая улыбка. Под бородой, скорее всего, скрыты такие родные, часто вспоминаемые ямочки на щеках.


Купец прошелся вдоль комнаты. Перевел взгляд на смущенную натуру, старательно отводившую свои глаза в сторону. Приветливо посмотрел на неё. Улыбнулся. И дальше, как ни в чем небывало, продолжил рассказ о своих товарах, приглашая всех попробовать копчености, разложенные на столе.

— Вот, черт ретивый! — недовольно пронеслось в голове у несчастной влюбленной. — Вот так крендель! Даже вида не подал, что знакомы! — Она возмущенно заморгала глазами. — Нет! Какой наглец, а? Может быть… не он? Или близнец? Брат? Родственник? Или очень похожий — плут? Не-е-е-т… — Девичье сердечко трепетно застучало. — Это, он! — Глаза страдалицы мстительно прищурились.

— У-у-м, как вкусненько! — восторженно произнесла младшая сестра Полины, пробуя угощение. — Прямо пальчики оближешь! А вот тот кусочек…. - наверно вообще прелесть!

— А рыбка! Какая нежная! Прямо во рту тает! — Полина присоединилась к похвалам.


Настя попробовав кусочек копченой рыбы, тоже признала, что вкусно.

— Всё очень вкусно, — хозяйка дома распробовала угощение. — Жаль, что батюшки дома нет. Ему тоже понравилось бы. Благое дело творите. Я думаю — мы будем покупать эти блюда, у Вас. — Она ответила, кокетливо улыбнувшись страннику.

— Я рад, что вам всё понравилось! Ах, если Пелагея Яковлевна! Вместе с Петром Пантелеевичем, могли бы порекомендовать эти кушанья друзьям, знакомым, родственникам. Моя благодарность — была безгранична! А цена! Для, вас! Стала бы — самая привлекательная!

— Ох, и льстец! Друг сердечный — таракан запечный! — Настя по-прежнему недоверчиво осуждала незнакомца за его удивительные особенности перевоплощаться. — Знаем мы таких «друзей» и его способности! — Девушка глубоко вздохнула. — И всё же — какой же он хорошенький!!!

— Я постараюсь, что-нибудь сделать для столь галантного и воспитанного отрока, — задумчиво произнесла мама Полины. Внезапно она как сканер прошлась по пришельцу взглядом. Потом прищурилась и о чем-то задумалась.

— О-о-о, тогда от нашей компании сюрприз! Призы-подарки — для будущих покупателей! Я привёз их из далекой восточной страны… — Китая! Такого — не у кого нет! — задорно засмеялся необычный гость. — И ещё лет триста не будет! Только для вас — и только сейчас! — Он наклонился к какой-то коробке и стал доставать яркие свертки.


— Ой, мама у меня гребешок! — младшая из дочерей произнесла воодушевленно. Она с нетерпением развернула необычную упаковку.

— А у меня заколка! — вторила ей Полина, разглядывая посеребренную вещицу — круглую, покрытую маленькими голубыми камушками, образующими узор в форме розы.

— Всегда буду его носить, — вихрем закружилась от счастья младшая сестра.

— Я тоже, — улыбнулась Полина.

Семья Бояриновых восторженно загудела, обсуждая подарки.


Достался подарок и Насте — маленькая цветная коробочка. Она прижала её сразу к себе.

— Дома открою! Нечего всем смотреть на его подарок! — твёрдо решила девушка. Хотя ей очень хотелось открыть и узнать, что там.

Красавица бросила мимолётный взгляд благодарности в сторону своего героя. В ответ заметила, что в глазах избранника засияли озорные искорки, в бороде застряла широкая, счастливая улыбка.

— Так, девочки! — хозяйка дома произнесла строго. Она приняла какое-то решение. — Идите в свои комнаты, а мне надо поговорить с удалым молодцем о серьезных, взрослых вещах. Тем более скоро вернется Петр Пантелеевич.


Подруги поднялись в комнату Полины. Глаза у высокой блондинки возбужденно сверкали. — Настенька! Какой пригожий! Синеглазый, русый! А какой обходительный? — Она взволнованно застрекотала. — А как он улыбается приятно? А слова мудренные говорит как хорошо и сладко?

— Не знаю, Полина! — влюбленная опустила глаза, стараясь не выдать свои чувства, стала рассматривать трещины в полу.

— По-моему — обычный купчишка — пустобрех. Без роду, без племени. Из всех достоинств — только одно — «поет как соловей на сосне»!

— А подарки, какие дарит? — подруга решительно не желала слышать Настёну. — Смотри, какая заколка красивая! А какая легкая, а как переливается! Стоит, поди… кучу денег? Вот ублажил! И привезена — из самого Питая! Или Кивая. Ой, я так люблю эти заморские, непонятные слова! А тебе, что досталось?

— Понятия не имею… — Настя недовольно ответила, не поднимая глаз. — Коробочка — маханькая… Невзрачная. Засунула её — от греха подальше. Дома приду — посмотрю, если заняться нечем будет.


— Ты приметила, как он на меня поглядывал? — Полина в порыве чувств начала ходить в разные стороны по комнате. Она снова взволнованно прижала руки к груди. — Как ты думаешь, я ему приглянулась?

— Навряд ли, — сморщившаяся оппонентка пробурчала в ответ. — Этим мужланам другие нравятся. Знаю я их — окаянных! Только про кривоногих крестьянок и думают.

— Надо сказать Аксинье, чтобы сбегала в лавку к этому купцу и всё про него узнала, — Полина тут же начала строить решительные планы. — Слушай, он наверно страшно богат, раз такие подарки дарит за просто так? А одет как хорошо? А борода как интересно подстрижена? Да и маме он понравился! Видала, как она на него посмотрела?

— Делай, что хочешь, — еле сдерживаясь, чтобы не разреветься, вполголоса просипела обиженная красавица. — И вообще — я пошла домой. Пропахла тут вся. Да и голова у меня заболела от его запахов. Пройдусь по свежему воздуху. Может быть полегчает.


На выходе из комнаты Настя столкнулась с разгоряченной от возмущения и быстрого бега по лестнице тринадцатилетней сестры Полины. Лицо у ребенка было красное. Глаза её «метали молнии».

— Полинка, старая хрычовка! — девочка топнула ногой и в гневе замахала руками.

— Фу, бесстыжая… — она сморщила свой маленький курносый носик и резко отбросила косу за спину. — Не смей больше смотреть на моего суженного! Думаешь не ведаю, как ты бесстыжие глазища пялила на него! Тебе, что? Алексашки Кузьмина мало? Выбрала его! Вот и женихайся с ним — с этим дрыщём плешивым! А этот, синеглазый красавчик — будет моим! Я думаю, и маменька согласиться со мной!

Разъяренная молодая особа раздражённо посмотрела на Настю. Затем перевела испепеляющий взгляд на Полину. — Она… Он… — от волнения голос новоявленной, юной соперницы задрожал. — Она меня любит — больше!

— А будешь противиться! Я… Я, тебя! Я, тебе… — маленькая бестия осмотрелась по сторонам, в поисках чего-нибудь тяжелого, режущего, колющего. Ничего не найдя, недовольно прищурила глаза. А затем грозно произнесла… — Я папе пожалуюсь! Он, ужотко вернется, я ему всё про тебя расскажу!

Настя уже не слышала ответа подруги. Прикрыв дверь, они вместе с Матреной, опекуншей девушки, спешно пошли домой.


Несчастная, расстроенная влюбленная шла по улице и её сердце учащенно стучало. Тревожные мысли не покидали кудрявой головы красавицы… — Нет, ну каков? Какой наглец? И главное, каждый раз он перед всеми рисуется! Это он специально — чтобы мне досадить! А Полина? Как она могла так поступить? Тоже мне — подруга! А я ей — почти все тайны выдала! А она? Она его увести хочет! — девушка обиженно швыркнула носом. — А эта младшенькая? Вот уж, бородавка сопливая! Ей в куклы играть, да тряпочки цветные перекладывать! А всё туда же! Замуж, видите ли, собралась… А он такой! Такой… А я! Я ему — почти поверила! А он?

Внезапно Настена остановилась и, не сдержав чувств, расплакалась.

— Ну, за, что мне всё это? Ну почему я такая несчастная! — красавица от нахлынувших чувств начала шмыгать носом и растирать ладонью слезы по лицу. — Господи! Да когда же всё это закончиться?

Глава 7

Наши дни.

Где-то в небольшом городке на юге Франции.

Салончик одежды мадам Клюшо.


В примерочной салона мадам Клюшо стоял молодой человек, одетый в знаменитый белый комбинезон короля рок-н-ролла Элвиса Пресли. Широкий золотой пояс, вышивка серебреными нитями, камни на верхней части одежды мягко переливались и блестели при любом его движении. Посетитель придирчиво осмотрел себя с «головы до ног». Нахмурился и перевел недовольный взгляд с зеркала на пожилую продавщицу магазина.

— Месье, берите! Вам очень идет! — темнокожая поклонница американского кумира произнесла мурлыкая в нос. Продавец кокетливо улыбнулась и уставилась на странника с надеждой. — Вы так похожи! Так похожи — на моего любимчика! У меня ощущение, что я снова молода! А на дворе — январь семьдесят третьего. Ах! Какой бесподобный концерт был в Гонолулу! А как красиво тогда звучала моя любимая песня! Вы должны взять этот костюм — хотя бы ради памяти короля. Тем более такого больше ни у кого нет!


Незнакомец недовольно нахмурил брови. Поднял, а затем опустил руки, осматривая красные вставки на рукавах. Поправил бордовый палантин, пришитый к воротнику. Дернул себя за грудки, проверяя ткань на прочность.

— Мадам! Я просил вас подобрать что-нибудь неброское из одежды американских обывателей второй половины прошлого века. Но, ни настолько же!

«Манекен» покрутился. Оценил свои белые брючины с алыми разводами. Посмотрел на круглые носки ботинок.

— Понимаете! — гость воскликнул решительно. — У меня сегодня тематическая встреча. В стиле — Америка семидесятых. Я должен выглядеть как обычный американец того времени.

Мужчина протянул руку и взял с полки большую мексиканскую шляпу. Покрутил её. Бросил на прилавок, расстроившись.

— А это что? — подопытный кролик произнес, указывая на себя. — Я думал, вы предложите костюм золотоискателя или какого-нибудь фермера с ранчо Айдахо. Подберете джинсы, клетчатую рубаху, сапоги с высоким каблуком и шпорами. Стетсоновскую шляпу, в конце концов!


— Молодой человек! — старая перечница заурчала недовольно. — Да гляньте же на себя! Вы в нем такой красавчик. А как он сидит хорошо. И так идет, вам! Так идет!

Хозяйка магазинчика стала настойчиво разглаживать складки на рукаве путника.

— На любой вечеринке — Вы, лучший! — опытная стилист поправила воротник пришельцу. Убрала с плеча торчавшую нитку. — Особенно посвященной тому времени. — Женщина еще раз обошла незнакомца. Придирчиво осмотрела его со всех сторон. — Вы будите самым ярким и запоминающимся участником. Зачем вам одежда как у всех? Вы должны выделяться среди гостей! Быть ярче. Быть звездой… — Тем более! Настоящий американец того времени выглядел именно так! Уж мне-то не знать! Эх! Вам бы еще бакенбарды и гитару! А глаза у вас и так как у него — синие!

Чувствуя, что клиент по-прежнему не соглашается брать лежалый товар пожилая негритянка глубоко вздохнула и произнесла свой последний аргумент.

— При покупке костюма будет предложен подарок… Вот, посмотрите… В комплекте к нему идут парик и очки.

— Примерьте пожалуйста. — владелица салона подала посетителю бесплатные аксессуары.

Странник надел накладные темные волосы. Примерил большие квадратные очки.

— Вот так. Хорошо… Очень хорошо, — продавщица произнесла похвалу и отошла на несколько шагов, давая гостю возможность осмотреться.


— Теперь чтобы окончательно войти в образ бунтаря и любимца публики произнесите что-нибудь резкое… Ругательное… Если можно по-английски, — попросила фанатка, хитро прищурив глаза.

— А что произнести? — растерянно спросил новоявленный певец.

— Ну, не знаю? Что у них там принято говорить… Скажите, например… Пусть все сдохнут, а рок-н-ролл будет жить вечно! Или ещё что-нибудь в этом роде. Главное скажите потверже и позадиристее.

— Окей! — произнес путник. — Я попробую войти в образ.

«Элвис Пресли» неуклюже расставил ноги. Чуть присел. Поднял одну руку, сделал «козу» и громко воскликнул: «Сан оф зе битч! Шит! Гедаут оф май факин уэй!».

— Очень хорошо, — похвалила странника хозяйка салона. — Так быстро входите в роль! Так натурально. Берите костюм и ни о чем больше не думайте. И ведите себя — как и положено звезде. Кстати, а вы случаем не родственник Элвиса? Так похожи!


— Динь — динь… Дили — динь, — раздался звонок мобильного телефона.

— Оу, факин! Ху из ит? Тчет! — не меняя интонации, и не выходя из нового образа недовольно произнес незнакомец. Он дотянулся до своей сумки. Достал из неё сотовый телефон. И резко спросил. — Ху из спикин?

— Месье Билль? — удивленно донеслось по-французски «на обратной стороне провода».

— Ес! Хоулд он плиз… Экскьюз ми, — мужчина прижал телефон к ладошке. Прокашлялся, после чего продолжил разговор по-французски с ужасным английским акцентом и постоянным вставлением родных британских фраз. — Да это я. Слушаю. Этэншенли.

— Это Кларк Бродсон официальный представитель аукциона Сотбис в Швейцарии. Я по поводу редкой монеты.

— Тчет! Итс импосэбл! Какая ещё к чертям монета? Гудбай! Ай маст гоу, нау!

— Подождите! Месье! Минуточку! Вы полгода назад выставили на торги редкую монету Этны — тетрадрахму. Если она не подделка и действительно есть в наличие — я готов приобрести её! Я дам хорошие деньги!

— Зэт иснт тру! Я ничего не выставлял! Я никому ничего не продаю! И вообще! Я гражданин Америки — Южн… — путник посмотрел на себя в зеркало. Повернулся левым боком, затем правым. Важно надул щеки. Щелчком стряхнул пылинку с плеча. — Северной… И-и-и! Я буду жаловаться на Вас! За нарушение моих конституционных прав.

Внезапно «звезда рок-н-ролла» вспомнила, что она должна быть обязательно строптивой и упрямой. А ещё — невыносимо скандальной! — Фак виз плейз! Какое, к чертям собачьим, вы имеете право меня беспокоить! Факинг ступид идиотс… Да я вас по судам затаскаю! Мой адвокат… Только и ждет, чтобы открыть прибыльное дело на кого-нибудь! И вообще… — мне некогда! Прощайте! Ол зе бест май френд!

Негритянка отошла от путешественника. Восхищенно на него посмотрела. Покивала головой и в знак одобрения подняла большой палец к верху.


— Постойте! Месье Билль! — не прекращал попыток договориться неизвестный на противоположном конце провода. — Вы выставили на аукцион уникальный, раритетный лот. Дали свой контактный телефон. Он всё время недоступен. Я готов заплатить большие деньги! Я человек чести. Меня положительно рекомендуют известные нумизматы. Со мной консультируются организаторы всех больших аукционов…

— Ю а мистэйкэн! — перебил путник надоедливого приставалу. — Нет у меня никаких монет.

— А симку с этим номером, — оживший «кумир миллионов» брезгливо посмотрел на телефон. — Я сегодня купил на местном блошином рынке. Точнее мне её подарили как сувенир!

— Месье, я чувствую, что вы колеблетесь, — задрожал от волнения голос неизвестного коллекционера. — Я вас понимаю. Вещь редкая, дорогая. Давайте где-нибудь встретимся и обо всём договоримся. Я сейчас нахожусь у себя в офисе и готов выехать на встречу в любое место, которое Вы назовете.

— О кей! Ай эгри уиз ю! Настойчивый вы наш, — прищурив один глаз, продолжал любоваться собой «любимиц публики». Внезапно ему в голову пришла гениальная идея. — Где ваш офис? Квикли!

— Женева. Новая площадь, восемь. Недалеко от музея Рат. У нас красивая вывеска. Мы серьезная компания. Месье Билль, я думаю, что нам надо… — начал договариваться о встрече собиратель редких монет.

Однако его решительно перебили…

— Джаст момент плиз! Повисите несколько минут на трубочке. Я скоро подойду…

— В смысле подойду? Куда подойдете? — нумизмат непонимающе уставился на трубку телефона. Покрутил её перед глазами. Поднес снова к уху. — Алё! Месье Билль? Месье Билль? Слышите меня? Ничего не понимаю? Вы где? Куда подойдете?

— Абонент временно недоступен. Пожалуйста, попытайтесь перезвонить чуть позже, — произнес в трубке приятный женский голос.

* * *
Наши дни.

Женева. Новая площадь.

Офис представительства аукциона «Сотбис».


— Ничего не понимаю? — полный мужчина произнес раздраженно в очередной раз. Он отдернул трубку от уха и удивлённо посмотрел на неё. — Куда подойдет? Где встретимся? — Коллекционер шмыгнул носом и снова начал набирать номер потерявшегося клиента. Он торопливо тыкал большими пальцами в маленькие кнопки сотового. Однако дозвониться до абонента в очередной раз снова не получилось.

Через несколько минут его внимание отвлёк зуммер внутренней линии.

— Месье Бродсон, к вам посетитель, — секретарь произнесла звонким голосом. — Он утверждает, что ему назначено. Вы только, что с ним разговаривали по телефону. Его фамилия Билль.

— Кто? — палец бизнесмена остановился на половине наборного пути. — Билль? Жан Билль? Он здесь? В приемной? Сейчас? — Босс представительства Сотбис ничего, не понимая, огорошил секретаршу кучей вопросов.

— Да, — подчиненная начала доклад четко, по-деловому. — Он утверждает, что вы ему звонили и приглашали на встречу. Он как раз прогуливался по площади, недалеко от нашего офиса. Любовался архитектурой города. Кормил голубей рядом с фонтаном.

— Какая удача! Что он был рядом! — представитель аукциона воодушевленно заерзал в кресле. Довольно посмотрел на сотовый аппарат в своей руке. Положил его на стол. — Хорошо! Пусть зайдет.


В кабинет вошел мужчина в белом концертном костюме похожем на знаменитый костюм Элвиса Пресли. На его голове был нацеплен непонятный парик. Глаза закрывали большие квадратные очки золотистого цвета. На лицо вошедшего присутствовала добродушная улыбка, разбавленная постоянным движением челюстей «перемалывающих» жвачку.

— Турист! — у хозяина кабинета пронеслось в мозгу. Он сразу безошибочно определил страну, откуда прибыл человек. — Американец! Только янки так вульгарно наряжаются. И ведут себя вечно как полные идиоты.

— А вырядился-то как? — брезгливость не отпускала солидного бизнесмена. — Как будто на карнавал собрался. Да! Крепко им Голливуд мозги прочистил! По поведению и одежде — простак. Скорее всего «коровий мальчик» с какого-нибудь задрипанного ранчо. Такого, кстати будет легко обвести вокруг пальца.

— Хай, мистер Бродсон, — «Звезда рок-н-ролла» вскинул руку с «козой», после чего важно прошествовал до кресла посетителя. Сел в него. Вальяжно развалился, откинув назад руки. — Какое у вас ко мне дело? Говорю сразу — мое время дорого! И я не люблю, когда меня отвлекают по пустякам.


Вошедший поудобнее уселся в кресле. Завертел головой. Стал подробно осматривать офис.

— Но! — турист надул большой пузырь от жевательной резинки и лопнул его. — Для вас сделаю исключение. Всё равно у меня вечерняя прогулка по городу.

— А вы, душка и мне понравились… — незнакомец вытянул руку, указал пальцем на хозяина. Да и секретарша у вас ничего! Любите рыженьких? — Он задорно помахал пальцем. — Праказник!

— Уважаемый Жан Билль! — учтиво начал беседу швейцарец. — Приятно видеть вас в гостях нашего аукциона. Я бы хотел…

— Вообще-то я его брат — Элвис Билль из Северной Америки, — посетитель помпезно перебил хозяина. — Мы вместе нашли карту сокровищ. Но, проклятую могилу с мертвецами я раскапывал один! — Гость чуть подался вперед и резко вытянул руки в сторону хозяина кабинета — Вот этими руками!

Неизвестный громко рассмеялся. Снял очки и страшно скорчил лицо. Затем хитро посмотрел на собирателя раритетов.

— Эх, прыщавая задница старушки Мэри, да порастёт её могила бурьяном! — смачное ругательство пронеслось в кабинете для vip-персон. — Шучу, конечно. Мы оба рыли. Хотя, Жан — слабак. Вечно в обмороки падает. Так, что шариться в гробу с костями пришлось мне одному. Надеюсь, что там не подцепил заразу. А если подцепил — то она не передается. Кстати, если, что — то это опять шутка.

Весельчак по-деловому закинул ногу на ногу. Засунул палец себе в нос и начал в нём ковыряться.

— Да! Задери мою коровушку койоты! У меня тоже есть старинные деньги, — посетитель вытащил конечность из носа. И демонстративно начал что-то катать между пальцев. Затем щелчком запустил это в сторону флага Евросоюза. — Причем у меня их больше и они лучше. Они свежее. Я помыл их перед походом к вам. Так, что есть такие — которые будто вчера наштамповали!

— У вас есть монеты? — хозяин кабинета недоверчиво посмотрел на странного гостя. Нахмурил лоб. И на несколько секунд о чем-то задумался. — Ну, хорошо! Покажите, что у вас имеется.

— Сейчас! — расфуфыренный гость демонстративно достал из-за пазухи большой кожаный мешочек. — Ух, отрыжка пьяного индейца — где же она. — Он долго ковырялся в кошеле, выискивая самую засаленную и потертую на вид серебряшку. Наконец выудил, что-то похожее на огрызок от кругляша и положил его на стол. — Вот! Моё богатство!


Нумизмат аккуратно взял монету. Осмотрел её с пренебрежением. Покрутил. И тут же впился в неё глазами. Пальцы у него внезапно задрожали. Он встал с кресла. Подошел к кулеру и трясущимися руками налил себе стакан воды. Выпил.

— Я могу ошибаться, но это похоже на фальшивку, — Бродсон произнес неуверенно. Он медленно обернулся в сторону гостя. На лбу у коллекционера выступила испарина. Не контролируя себя, он вытер её рукавом. — Скажу больше… У вас подделка плохого качества.

Кларк не отпуская сокровища из рук, слегка откинув набок голову, с сознанием собственной важности подошел к шкафу. Достал монокуляр. Осмотрел монету повторно. Зачем-то слегка попилил её надфилем. Затем капнул на неё какой-то жидкостью. Аккуратно протер салфеткой и ещё раз посмотрел через увеличительное стекло. На мгновение задумался. Снова вытер пот рукавом. Подошел к другому шкафу и достал большой справочник. Быстро нашел в нем какую-то информацию. Утвердительно фыркнул. После чего с силой захлопнул книгу.

— Да! Я не ошибся! — решительно произнес делец. Большим пестрым платком он вытер лицо и шею. Расстегнул пиджак своего дорого костюма — по синему жилету змеилась толстая золотая цепочка от часов.


— Это не монета… — это обычный кулон. В магазине сувениров эта безделушка стоит полтора евро.

Представитель аукциона вернулся на свое место. Неуверенно сел. Переложил серебряный кругляш из одной руки в другую и начал его гладить.

— Обычно я этого не делаю, — мошенник взял паузу и хитро посмотрел на странника. Но из уважения к вам… К вашей великой стране… — Могу купить это изделие — ну скажем… За три евро.

Обманщик не выдержав взгляда собеседника, стыдливо отвел глаза в сторону. После чего положил монету на стол с таким видом — как будто простился с самым дорогим, что было у него на свете.


— Ва-у! Чтоб мою ферму разнесло торнадо! Я, так и знал — что это подделка! — странник сразу согласился с мнением опытного барыги — специалиста.

— А Жан мне не верил! Говорил, что они старинные. Убеждал меня, что скоро разбогатеем. Трепло мой брат! Выходит, не зря я половину этого барахла в озеро выкинул вместе с навозом. Загадал я тогда удачу и хорошую погоду. И главное — пожелания-то сбылись! Пойдука я и эти вышвырну… в речку. А что, месье Бродсон? Хотите завтра отличную погоду или удачу в бизнесе? Ладно. Пора мне идти — желание загадывать. А то завтра дождь обещали, а я хотел ещё по городу погулять. — Вояжер не торопясь встал и медленно двинулся к двери.

— Постойте, Билль! То есть, месье Элвис Билль, — Бродсон внезапно стал ерзать на своем сидении, как будто он сидел на выпирающей пружине, затем вскочил и перегородил дорогу путнику. — Куда же Вы торопитесь? У нас так не принято. Порядочные люди всегда могут договориться. А мы ещё с вами даже не познакомились. Кофе не попили. Присядьте. Я расскажу вам немного о нашем замечательном аукционе. Покажу каталоги.


— И то верно! — «король рок-н-ролла» сразу же согласился. — Загрызи скунс кобылу соседа!

Его «Величество» вернулось в свое кресло. Самозабвенно тряхнуло «патлатой» головой. Поправило парик.

— И что это я, в самом деле! Отвались мои копыта! Хорошего коньяка «Камю де люкс» не попробовал? Сигару «Тринидад дипломатик» до сих пор не выкурил? Как будто нахожусь не в швейцарском филиале Сотбис? А в третьесортной забегаловке! — «Эх-ма пьяная лошадь матушки Сары, триста тысяч вольт ей под задницу! Нехорошо обижать гостеприимного хозяина! Уговорили, остаюсь!»

Бродсон связался с секретарем по внутренней связи. — Линда, принеси мне из бара хорошего, дорогого коньяка. И коробку сигар из серии «Гранд Корона».

Хозяин кабинета дождался, когда его помощница доставит обещанный заказ. Разлил коньяк по бокалам и продолжил разговор.

— Знаете, Элвис Билль Аарон Пресли! Вы, мне сразу понравилась. Чувствуется деловая хватка. Такие люди как вы — это будущее Америки. Настоящие волки предпринимательства. Для вас я готов на всё. Давайте я куплю все ваши сувениры за тридцать. Нет… Не серьезная цена… — За пятьдесят евро.

Интриган нехотя вытащил бумажник и достал из него цветастую купюру с цифрой 50.


— Да разразись всё коровьим помётом! — обладатель бесценных сокровищ медленно начал подыматься с места. — Я много раз говорил Жану… Что деньги нужно бросать не в речку — а в океан! Там воды гораздо больше и глубже. И желания будут исполняются быстрее!

— Хорошо! — остановил деревенского простачка Бродсон. — Последняя цена — сто евро. И… бесплатный пригласительный билет на наш очередной аукцион в Лондоне в vip-ложу.


— Послушайте Кларк! — гость внезапно заговорил на прекрасном французском. Он деловито достал двумя пальцами с внутреннего кармана визитку и положил её на стол. — Давайте поговорим серьезно. На этой карточке номер моей кредитной карты. Я прекрасно знаю, сколько стоит эта монета. Вы убедились, что она настоящая и в прекрасном состоянии. Я хочу за нее десять тысяч евро. Оценивая её в эту сумму, я хорошо понимаю, что впоследствии продадите её гораздо дороже. Более того! Если вы сейчас переведете деньги на мой счет, то я готов дать на реализацию ещё пару монет. Они по цене не уступят первой.

Странник внезапно выпрямился. Подвинул кресло, на котором сидел ближе к столу. Прищурившись, посмотрел на хозяина кабинета.

— В дальнейшем я планирую установить с вами деловые отношения. Если вы настоящий коллекционер раритетных вещей — то вы согласитесь на мои условия и будете со мной сотрудничать.

— И поверьте! — Рязанцев поднял вверх мешочек с деньгами и потряс им. — У меня этого добра — много. Я могу составить для вас обширный список вещей, которые произведут фурор на любом аукционе.

Странный посетитель откинулся в кресле и стал ждать реакции на свою речь. Однако нумизмат молчал и удивленно хлопал глазами.

— А то… Вонючее седло грязного Гарри! — гость снова перешел на американский акцент и начал дурачиться. — Придется всё в сельский пруд выкинуть, Сколько мы с братом туда этого добра пошвыряли… — и не сосчитать!

— Хорошо, — согласился Бродсон. Давайте монеты и номер вашей кредитки.

Через несколько минут в сотовом телефоне путника пискнула смс-ка. Платеж поступил на карту.

Глава 8

Остров Ямайка.

Порт-Ройал.

Шлюп «Искатель сокровищ».


В кубрике расположенном в носовой части шлюпа было сумрачно. Посередине форпика под действием качки сильно скрипели две массивные бушпритные колонны — битенги. На ржавой цепи растянутой между ними болтался старый фонарь. Он с трудом освещал силуэты двоих матросов расположившихся недалеко друг от друга. Длинные, темные тени предметов от качки корабля зловеще двигались и создавали антураж темницы. Уединившиеся моряки, не обращали внимания на игру света. Они недовольно о чем-то переговаривались.


— Дьявольская отрыжка акулы! Разрази молния эту посудину! — раздраженно возмущался Нолан Крейг по прозвищу «Железный лом».

Матрос недовольно сжимал и разжимал мозолистые ладони будто ему не терпелось схватить за горло издевавшегося над ним ирландца..

— Я порву этого Хейли на куски, как только выйдем в море. Я скормлю его печень морскому нарвалу! — возмущенный пират с силой ударил по сундуку, на котором сидел. — Нет! «Хождение по доске» или повешенье негодяя на фок-рее — это для него слишком мягкие пытки. Он должен мучатся. Много мучиться! И страдать… — корсар сильно топнул ногой. — Сто чертей на сковородке! Чтоб его разорвало на части! Чтоб его черное сердце вечно грызли акулы! Я… — Флибустьер страшно развел пальцы на руке и стал напряженно их сжимать. — Я познакомлю его с «Капитанской дочкой»… Вот наказание, которое он заслуживает за свои злодеяния.


— Не ругайся в кубрике, Нол, — тощий Бью Бэнкс старался сдерживать своего друга от раздражения и обиды. Черты лица и фигура пирата были правильны, но слишком резки и угловаты. Он точно весь состоял из одних костей, выпирающих из под одежды. Мускулы, которых на его долю было отпущено немало, не округляли тела, а напротив, придавали ему угловатость. Широкий ремень туго охватывал потертую кожаную безрукавку и делал его похожим на отощавшую крысу. За спокойствие и рассудительность среди корсаров он заслужил кличку «Тощий проныра».

— Ты же знаешь! — Бью напомнил товарищу новые правила. — Сейчас за бранные слова штрафуют. Я, конечно, никому не скажу, но ты сейчас ругаешься как пьяный сапожник. А боцман Кокинс только и ждет, чтобы с кого-нибудь поболее содрать монет.

— Гнил… Гной… Свежая селезенка каракатицы! — по-прежнему не мог успокоиться Крейг. В его глазах отразились красные блики от света фонаря. Щеки надулись. На лбу проступили глубокие морщины. — Я больше не могу терпеть его издевательств! Почему мы сидим в порту? До сих пор как… как… — палубные крыс… мыш… тараканы! Где золото? Драгоценности? Где обещанный поход за сокровищами? — недовольный флибустьер замахал руками. — А вместо славного плаванья — какие-то поверья и отговорки? Мы, что? — Должны верить каждой дурр… доброй примете?

Дебошир внезапно замолчал и пытливо прислушался. Кругом всё стонало и скрипело, деревянные крепления легонько трещали, кряхтели, визжали и жаловались на тысячу ладов. На стенах каюты от качки раскачивались клеёнчатые морские штаны, куртки и чьи-то драные сапоги.

— Когда я шел сюда наниматься, я думал, что нас ждет плаванье к несметным богатствам конкистадоров — Кампече, или смелый поход к золотым рудникам Маракайбо. Были мыслишки, что, меня ожидает смелый налет на Панаму, как сто лет назад это сделал прославленный Дрейк. А сейчас, что я вижу?


«Железный лом» резко вскочил с места и больно ударился плечом в двухъярусную койку. — Черт бы вас всех подрал! — Громом заорал морской разбойник. Потирая ушибленное место, он рассерженный сел обратно на сундук. — Вот скажи, Проныра, — Нолан обратился к тощему соседу. — Почему мы не вышли в море три дня назад?

— Нельзя было! — Бэнкс стал подробно разъяснять морские истины товарищу. — Утром небо было красное… И чайки лезли в тучу. Все знают — это плохая примета. Жди беды. Лучше сидеть дома и попивать грог.

— Хорошо! — Крейг угрожающе начал двигать обоими плечами. Боль от удара не проходила. — Якорь мне… ему… спокойно поднять и положить на палубу! А два дня назад?

— Пятница была — тринадцатое, — удивленно посмотрев на напарника, произнес тощий флибустьер. — В пятницу тринадцатого — никто некогда в поход не пойдет. А если кто выйдет в море — то обратно никогда не вернется.


— Ладно! Разорви меня гром! — «Железный лом» схватил с кровати какую-то тряпку и ненавистно начал жамкать её в руках. — А вчера, что было?

— Какой-то зевака пальцем указал на наше судно, — Проныра начал вспоминать подробности прошедших суток. — Затем днем на паруса уселись ласточки. Потом юнга уронил ведро со шваброй на борт. Вечером к судну подходил губернатор со своей женой и дочерью. Пожелали удачи. А это всё — очень плохие знаки! И лучше после них… — вообще никуда не ходить — удачи точно не будет.

— Интересно! А сегодня, что произойдет? Какое у нас на очереди суеверие? — возмущённый пират со злостью разорвал ткань на две части. — Бью! Открой глаза! Хейли специально держит нас здесь, чтобы не плыть за сокровищами!

— Зря ты так, Нолан, — тощий флибустьер начал защищать капитана. — Морские традиции уважать надо. А иначе добычи не будет!

— Хорошо! Пускай, ты прав! А какого дьяво… Доброго бога! Этот… мерза… гадё… Святой ирландец! Постоянно издевается над нами? Да ещё за наши деньги? — рассерженный флибустьер недовольно наклонился к собеседнику. — Я последнее отдал, чтобы купить второй комплект рабочей одежды! Зачем мне столько? А эти новшества с утренним купанием и умыванием? — Это, что? Да в жизни не было! — чтобы пираты купались или одежду стирали. Вот, где плохие приметы для нашего славного похода!


Грозный рассказчик вскочил со своего места. Проныра непроизвольно отодвинулся от напирающего собеседника. Прижался к скрипучей колонне.

— А чистка зубов? — Крейг с силой сжал челюсти. Недовольно замотал головой. — Или ещё хлеще — наличие платка для носа? Или гребня для волос? Вот скажи, зачем они? От этого, что? Моя доля увеличиться? Или большое счастье привалит?

— Не знаю! — развел руки тощий Бэнкс. — По-моему стало лучше. Места в кубриках добавилось. Народу на борту меньше. У каждого своя деревянная лавка вместо голых досок на полу. Старые паруса на постель выдали. Кормят три раза.


— Место может и добавилась! — продолжал недовольно бурчать обиженный корсар. — А эти постоянные уборки кубриков? А проверка — аккуратно ли разложены вещи в морских сундуках? У меня там отродясь кроме библии ничего не было! — раздраженный пират с силой ударил по ненавистной кровати. — А наведение частоты на палубе? — он показал руки. — У меня уже мозоли от швабры. Я тут — кто? — Полотер или уборщик?


— И… — самое главное! Пират закипел, словно котелок на сильном огне. Слюни недовольства полетели во все стороны. Он в порыве возмущения не сдержался и смачно начал ругаться — Тысяча чертей мне в бок и ядро на шею! Да разорви всех на акульи кишки! Почему в свободное время он заставляет нас учить неизвестный язык — русский? Вот зачем? Вот ты, Бью? Хоть раз видел русский фрегат в море?

— Нет.

— И я не видел, — вздохнул Крейг. — А обращение, к себе какое придумал? — Эль Капитано. Тьфу. Он бы ещё Синьоро Адмирало назвался. Ох, выйдем мы в море! Ох, доберемся мы с ребятами до его глотки! За всё ответит, этот «бидано»! За все издевательства!


Едва «джентльмены» успели переброситься парой фраз о «политике и погоде», как на палубе корабля трелью запела дудка боцмана.

— Вот! — мотнул головой, указывая наверх Нолан. — Ещё одно новшество. Команду зовут построиться на берегу? А потом Хейли, сияя и гадко ухмыляясь во весь рот, всех пересчитает и выдаст новые указания. Скажет кому — что делать. Развлекается, отрыжка кальмара — над нами! Это же просто гадё… мерза… справедливый человек! Заняться ему нечем! Только и может, что придумывать матросам разную работу. И откуда он только взялся?

— Давай — пошли, — произнес Проныра. Он быстро поднялся с койки и полез верх по доске на палубу. — А то — опять накажут. Может быть важное, что скажет?

— Да уж! Хотелось бы, — нехотя направился за товарищем недовольный Крейг. — Давно! С самого утра — новых приказов не было! Прямо не знаем? — Какую ещё работу выполнить… добровольно и бесплатно?

* * *
Порт-Ройал.

Каюта капитана шлюпа «Искатель сокровищ».

За час до описанных событий.


— Вы только поглядите на этого разодетого красавчика! — восхищенно произнес странник, вместо приветствия указывая на элегантно одетого капитана судна «Искатель приключений».

Перед его глазами стоял разодетый молодой человек в атласном камзоле ярко алого цвета. Под ним виднелась белая шелковая рубахаразукрашенная золотыми кружевами и парчовые штаны бордового цвета. На них были навешаны разноцветные ленточки и бантики. На голове модника была одета большая широкополая шляпа с длинными красными перьями. Общую композицию «грозы морей» завершали длинный рыжий напудренный парик и два больших серебреных пистолета заткнутые за оранжевый пояс.


— А ведь прошло-то… — не более месяца как мы с тобой не виделись! — изумлению путника не было предела. — А уже такие перемены! Сэ бон! Сэ бьен, месье! Экскюзэ муа! Коман са ва? Тре бьян. Эву? Же на па зантандю?

— Чего? — непонимающе спросил Хейли.

— Компран па, мон капитэн. Не бери в голову, — отрешенно махнул рукой путешественник. — Я говорю — вот, что делает с человеком вовремя нанятый репетитор по танцам, фехтованию и верховой езде… И конечно хороший, дорогой костюм!

— Я стараюсь выполнять всё — как ты велел! — флибустьер начал отчитываться перед странником. — По тендеру, за большие деньги набрал команду. По твоим рекомендациям начал тренировать матросов. Ввел штрафы и строгий распорядок дня. Прививаю культуру поведения и здорового образа жизни.

— Мо-ло-дец! — Рязанцев воодушевленно похлопал по плечу исполнительного капитана. — Курс молодых бойцов тобой и твоими ребятами изучен на отлично. Теорию проштудировали — Орлы! — Довольный путник не скупился на слова похвалы и комплименты. — Приступаем к практике!


— Хорошо! — пират удовлетворенно кивнул головой. Он внимательно уставился на Рязанцева. На его лице появилась довольная улыбка. — Что будем делать дальше?

— Как, что? Командуй построение. Проводи перекличку. Поднимай якорь и-и-и… да-вай! Через час-два… Вперед! В открытое море!

— Как в море? — ирландец непонимающе уставился на нового знакомого. — Я не могу! — Он широко раскрыл глаза и сделал удивленное лицо. — Мы еще не готовы! Тренировки не закончены. Русский язык до конца не изучен. Употребление инфинитива несовершенного и совершенного вида на расширенном наборе глаголов до конца ещё не закреплены. Да и вообще — сегодня же воскресенье!

— И что? — не понимая собеседника, возразил странник. Он обернулся по сторонам. Оглядел капитанскую каюту. Заглянул под стол. — Хорошая погода. Конец недели. Все живы…. здоровы! В путь — мой друг! В путь…

— Как, что? В какой — путь? У меня — сегодня выходной день и личные планы! — внезапно переменился в лице капитан шлюпа. Он весь скукожился. Обиженно отвел глаза в сторону. Начал чего-то бессвязно бормотать.

— Какие ещё планы? — Алексей строго свел брови.


Хейлли сделал шаг в сторону. Чуть выставив назад ногу — деловито присел в реверансе. Развел в стороны руки. Плавно встряхнул головой, на которой был одет длинный ярко рыжий парик.

— Сегодня в церкви — большая служба, — начал перечислять законопослушный гражданин. — Её нельзя пропускать! Такое богослужение бывает один раз — и только по выходным! Ещё у нашего кока Джонса сегодня день рождения. Команда решила его поздравить. Будет сюрприз! Из кондитерской привезут большой яблочный пирог… Ну, а вечером! — Нафуфыриный франт глубоко вздохнул. Снова помпезно затряс париком. Выпрямился — Я приглашен с другими известными капитанами к губернатору! На званый ужин…


«Прославленный корсар» взял паузу, чтобы до всех присутствующих в каюте дошло, что он сказал! И кто!!! его пригласил. — Так, что сегодня — никак не могу. К тому же на море слабый зюйд-вест — почти штиль. Далеко от берега при всем желании уйти не удаться.

— Послушай, внимательно! Дорогой мой компаньон! — незнакомец подошел к капитану почти вплотную. Глаза его гневно блестели. — Сегодня один «уважаемый» итальянец поставил огромные деньги на то, что ты… — Он ткнул пальцем в грудь моряка. — До обеда… Уберешься из города. Понимаешь, Бастер! Он — человек чести! Он целую неделю ставки принимал… — на тебя. И главное! Он на сто процентов уверен, что выиграет спор и заберет этот баснословный выигрыш. Вот, именно поэтому, ты, сегодня любым способам должен собрать свои манат… вещи! И убраться из порта. Чтоб духу твоего тут не было! Ясно?

— Как же так? — не успокаивался молодой пират. — Я уже с утра объявил команде, что отпускаю всех на берег после обеда. Разрешаю посидеть в таверне. Смочить горло. Отдохнуть после тяжелой трудовой недели. — Молодой флибустьер, понурившись, покраснел и уставился глазами в пол. — Опять же — приходил посыльный от губернатора. Просил подтвердить, мое присутствие на званном ужине… А там может быть Изабэ…


— Какой отдых? Какой, к чертям… губернатор? — путник перебил нерадивого ученика. Рязанцев с силой ударил ладонью по столу. — Слушай внимательно и запоминай… — Сейчас ты объявишь сбор команды. Примешь доклады о проделанной с утра работе. Через несколько минут прискачет всадник с секретным письмом от неизвестного монаха. Ты вскроешь пакет. Громко воскликнешь фразу… Вот — этот знак! Слава небесам! После чего выругаешься посочнеё. Выразишь недовольство за нарушение всех своих дурацких планов на сегодня и срочно выедешь в море!

— А как же ужин у губернатора? — предпринята последняя попытка быть услышанном в этом жестоком и бесправном мире. — Там! Может быть, я снова увижу его дочь… Изабель!

— Послушай, Хейли! Кончай распускать сопли! — странник начал произносить фразы резко, как будто молотом забивал сваи. — У нас с тобой договор, где четко определены твои обязанности. Чувства и любовные взаимоотношения с дочерью губернатора идут в предпоследнем разделе. А сейчас у нас по плану — только третий пункт. Так, что собери слюни и слушай дальше.


Странник достал из-за пазухи карту и расстелил её на столе.

— Равно через месяц ты должен быть вот у этого острова. — Рязанцев ткнул пальцем в один из островов на холсте. — Сможешь туда добраться?

— Смогу, — хорошо рассмотрев место, согласился ирландец. — Подожди! — Капитан внезапно забеспокоился. — До того места… по расстоянию от сюда? Максимум две недели… Ну, три. К тому же — это испанская территория. Недалеко от указанного места — серебреные рудники. Там же военных кораблей как блох на немытой собаке. Они, как только увидят меня — честного пирата, сразу из моего чудного корабля решето сделают!


— Кто тебе сказал, что ты честный пират? — путешественник весело подмигнул собеседнику. — Где ты об этом прочитал?

— А что разве — нет? — Хейли удивился.

— С сегодняшнего дня ты простой торговец. — Рязанцев достал из-за пазухи еще один пакет. Вот документы о найме тебя и твоего судна для закупа сока сахарного тростника для русского купца Коробейникова. Для этого ты идешь в Санта Доминго или на Гаити. Где найдешь подешевле — там и покупай.

— Ох, не знаю! — флибустьер был в сомнении. — Как-то странно всё это? Подозрительно! А вдруг проверка? Почему я там оказался?

— Что тебе не нравиться? — удивился странник. — У тебя идеально «чистый» корабль. На судне одни матросы. Пустой трюм. Документы в порядке. Вся команда разговаривает на родном русском языке. И главное… — ты первый раз плывешь на эту… как её? — На Гаити! Ну, заблудился — с кем не бывает!


Алексей недовольный отошел от стола. Прикусил от волнения губу. Снова вернулся к столу.

— А вообще! Какие проверки? Ты капитан секретного судна с секретной миссией. Увидишь на горизонте подозрительный парус. Обойди его стороной. Я тебе, для этого даю месяц. — Ты должен добраться туда незаметно. Или ты хочешь, чтобы все узнали, где затонул старинный галеон с золотом? А может быть, ты хочешь отказаться от похода?

— Нет! Мне всё понятно, — согласился капитан шлюпа. — Я постараюсь добраться туда через месяц.

— Молодец! — у Рязанцева настроение снова стало хорошим. — Теперь слушай далее… С северной стороны острова, — в двух кабельтовых от большой скалы. Вот так, она выглядит. — Алексей спешно нарисовал изображение скалы. — Тебе необходимо начать поисковые работы. Поныряете там недолго — недели две. Глубина там не большая. Проверишь одну информацию. Один француз там найдет…. нашел — довольно неплохой клад. Проверишь это место. Если что-то обнаружишь! Подымай на борт. Забивай трюм. Сильно не жадничай. После этого скрытно возвращайся домой. Если вдруг там ничего нет — перенесешь поиски на другой остров. Вот сюда. Тут придется поработать лопатами.

— А вдруг и там… — ничего не найду? — беспокойство по-прежнему не покидало капитана.

— Если и там ничего не найдешь? — Странник удивленно посмотрел на Хейли. Глубоко вздохнул. — Ну-у… Тогда… — жди от меня нового знака.

Глава 9

— Как незаметно и быстро легализовать вещи из будущего, которых так не хватает для нормального существования в прошлом? — Ответ на этот вопрос всё утро не давал покоя Алексею. Вот и сейчас, когда они со старостой шли по деревне странник по-прежнему не переставал искать выход из создавшейся ситуации. Алексей настолько был погружен в свои размышления, что даже не слушал, о чем рассказывает Карачун, постоянно заглядывая собеседнику в глаза. Он не обращал внимания на крестьян и крестьянок изредка встречавшихся им на улице. Люди, завидев барина, почтительно останавливались, кланялись, опускали голову.

— Так! Надо срочно вернуться в разговор, показать свое внимание и заинтересованность. Человек надрывается, машет руками, качает головой. Он может даже говорит о чем-то интересном, а я молчу. Непорядок! — Рязанцев моргнул глазами, возвращаясь в реальный мир, «включил» звук и утвердительно произнес… — Молодец! Хорошо! Давай, рассказывай дальше.


— Алексей Петрович, обратите внимание на эту березку, — Кирьян остановился и показал рукой, на большую, ветвистую красавицу, стоявшую у дороги. — Молодые здесь по вечерам собираются. Песни поют, хороводы водят, игры устраивают. Дерево это — приметное. Видите, как изогнулось в поклоне. Эту березу Ваш дед посадил — Дмитрий Васильевич. Сказывают — в честь важного события! — Карачун подошел к деревцу и нежно погладил его по стволу. — А зачем посадил? Что произошло? Уже никто не помнит! Может быть — деньги выиграл. А может — потерянную вещь нашел. — Рассказчик повернулся в сторону молодого барина.

— Так бывает — потеряешь что-нибудь… Сильно расстроишься. Забудешь про это. А когда случайно найдешь — сердце радуется.


— Хорошая мысль! — тут же подхватил оригинальную идею молодой комбинатор. В его голове начала складываться многоходовая комбинация. — Что если снова закопать, а впоследствии найти подставной клад? Откопать его, себе и людям на радость? И спокойно пользоваться тем, что нашел? Правильно будет сказать тем, что пожелал найти. — Глаза у странника «загорелись». Он довольный поднял руки и с удовольствием начал потирать ладони. Алексей представил огромную яму, выкопанную где-нибудь… возле озера. А в ней находится большой! Нет — очень большой! Гигантский ящик набитый разнообразным инструментом, оружием, оборудованием и прочим списком различных вещей. Настолько большим, что на текущий момент перечень предметов положенных в него приближался к цифре 762. — Нет, уже 763 — срочно нужен станок «Лего» для производства кирпича. А лучше два!


Пришелец довольно улыбнулся. Через мгновение улыбка стекла с его лица. Рязанцев задумчиво прикусил губу. Покачал головой. Рассеяно пошел вдоль по улице дальше. Комбинация не складывалась. Скорее наоборот — она рассыпалась как карточный домик.

— Нет! Ничего не получится! — мыслитель горько осознал никчёмность своей затеи. — Я уже искал клад в этом времени. И прекрасно помню, чем всё закончилось! Несмотря на бесполезность спрятанных в нём монет он весь ушел в пользу государства. У местных чиновников волчий аппетит. Что бы не нашел — всё заберут! Да так осчастливят, что должен ещё останешься. А будешь возмущаться, могут на кол посадить… Так, что идея с кладом — решительно не пойдет. Это — не наш вариант! Думаем дальше…


Ощущения путника вынырнули из подсознания и снова очутились в реальном мире. Перед его глазами была большая рыжая кошка. Она разлеглась на заборе и усердно тёрла лапой мордочку. Зверек намывал гостей.

— Кошка Селивановых. Зовут Мурка, — дал пояснение Кирьян. — Первую рыжую ваш покойный батюшка привез, откуда — не знаю. Говорят, купил у заморского купца. Сильно ему цвет понравился. Теперь токая — почти в каждом доме.

— Вот! Неплохое решение проблемы, которая не дает покоя с самого утра. — Слова старосты натолкнули пришельца на новую идею. — А что если привести кучу неизвестных предметов из-за границы? Легализовать их? А затем спокойно ими пользоваться? Главное на любые вопросы… Откуда? Что это? Как они до этого додумались? Вместо ответов всегда поднимать глаза к небу и с придыханием говорить — А шут их знает! — Заграница! А потом картинно разводить руки. И конечно авторитетно добавлять… А наши лапотники! До сих пор — нечего не могут! Не умеют! Им бы только на балалайке бренчать или на завалинке семечки щелкать! — У странника вновь улучшилось настроение. Он представил длину каравана с его заказами растянувшегося на два километра. Нет, уже на два километра и три метра. — Обязательно нужен хороший беспилотный летательный аппарат.


— Да! Но… — внезапно одна дегтярная мысль испортила весь мед в сладкой голове путника. — За провоз такого количества товара через границу, а потом и по стране обязательно придется платить таможенные сборы и пошлины. И немало. А денег — их всегда не хватает. Более того придется отвечать на многочисленные вопросы и заполнять огромную кучу всевозможных документов. Учитывая, что я совсем не знаком с правилами таможенной службы! Меня могут поймать на какой-нибудь ерунде. Проблем возникнет — выше крыши… — Похоже, это опять не наше дело. Ладно! Размышляем далее. Чего там Карачун говорит… — Путник снова вернул звук.


— Это — наша кузнеца. — Кирьян показал рукой на небольшой покосившийся домик, из трубы которого шел густой дым и доносились звонкие удары молота по наковальне. — Изволь, батюшка зайти внутрь. Там, Гыгышка работает.

— Почему Гыгышка? — пришелец полностью вернулся из мира грез.

— Такма, он с детства сирый, убогий. Очень плохо говорит. Вместо многих слов произносит гы-гы или ды-ды. За это его и прозвали в деревне — Гыгышкой. Но кузнец он от бога. Может выковать такое, что диву даешься — как такое возможно.


— Вот!!! Лучшее решение! — путник с глубоким уважением и благодарностью посмотрел на старосту. В его голове сразу начала формироваться фантасмагорическая картина. — Нужно срочно найти какого-нибудь не признанного, сумасшедшего гения — талантище от сохи! И не обязательно кузнеца. Подсунуть ему идею или чертеж невиданного ранее изделия. А если вдруг он внезапно окажется круглым «мудрецом» и не поймет намеков, то можно и саму вещь подкинуть. После чего он её непременно изобретет. А потом ещё одну и ещё… — Рязанцев представил на месте кузнеца маленького, злого человечка с колючими глазами и вредным характером. Творец — первооткрыватель был в фиолетовом костюме, зеленых штанах. На его голове был высокий колпак с серебряными звездами. Вот кудесник решительно махнул руками — появился пистолет с глушителем. Прочитал ядовитое заклятие — возникла снайперская винтовка Лобаева. Ну, а если, со всей силушки стукнул по полу посохом… (Ой, я подумал посохом — поправил себя фантазер — конечно, молотом ударил, от всей души, по наковальне) — здравствуй долгожданный тяжелый пулемет «Утес». Глядишь — через год — полтора дойдет и до боевой машины пехоты первой серии!


— А если что-то пойдет не так? Или церковь усомнится в его гениальности? Или не дай бог его открытия свяжут с Дьяволом? — «добрый новатор» ехидно пощелкал пальцами — То я здесь — ни при чём! — Путник пожал плечами. Непонимающе покачал головой. Удивленно поднял брови. — Он сам виноват! А я ему говорил — спичками, то есть изобретениями нельзя баловаться! Опасно это и заразительно! — Пришелец свел губы уточкой. — А, он — безумец! Меня не слушал. Всё делал наперекосяк — по-своему… Вот вам и результат баловства! — Рязанцев рассуждал деловито, входя в кузню к непризнанному таланту.


В закопченной, как курная баня, кузнице, в окружении «железного хломья», возле наковальни Алексей рассмотрел крупного, бородатого мужчину в простом фартуке. Кузнец удовлетворительно замычал и сжал тяжелый молот в правой руке. Затем снял клещами раскаленную заготовку серпа с наковальни. Покачивая головой, он смотрел, как меняется цвет стали с малинового на ярко красный. Сплющенное изделие было обычным, загнутым от середины в полукольцо. Оно ничем не отличалась от других похожих железок.

— Ну, и где его творение? — новый помещик произнес, расстроившись. Гигант с добрыми глазами совсем не походил на созданный в голове образ.

— Гыгышка, — Кирьян обратился к кузнецу. — Покажи барину, что ты сделал.

— Эгы… гы… эгу — кузнец забеспокоился. Он отошел в угол избы и что-то попытался закрыть своим телом.

— Не бойся, — продолжал ласково уговаривать Карачун. — Барин добрый! Наказывать не будет.

— Не буду — подтвердил Рязанцев. — Давай, показывай!


Кузнец аккуратно, словно боясь разбить свое творение, достал из угла металлический прут. На его конце был выкован красивый узор, походивший на цветок. Издали, не выпуская сокровища из рук, он показал гостям результат своего творчества.

— Да-а-а, — Рязанцев протянул гласную букву после осмотра творения. — А он может что-нибудь нормальное сделать? Не знаю? Например, меч, топор. Или наконечник для копья?

— Может, — ответил Карачун. — Только это и другие кузнецы могут. А Гыгышка кует так — как будто металл живым делает. Выковывает что-нибудь, а потом сидит подолгу, смотрит на него задумчивыми глазами — как будто любуется. А иногда плачет. Непонятный он! Юродивый — что с него возьмешь. Бывало, старый барин порол Гыгышку за использованное железо. Он на время переставал ковать, а потом опять начинал. Душа у него такая! Наверное — к Богу тянется.

Подтверждая слова старосты, кузнец бережно прижал «каменный» цветок к груди. А затем стал качать его нежно — как ребенка.

— Да! Повезло мне с кузнецом! Вылитый — Данила мастер! И вообще, что не человек в моей деревне то либо Марья — искусница, либо кузнец — самородок. Прямо не деревня, а сборная творческих личностей.


— Слушай творец! — Рязанцев обратился к кузнецу. — А давай я тебя гением признаю. И всем скажу, что это божья благодать, а ты мне ограду скуешь из цветов, которые сам придумаешь.

— Зы… гы… спы, — Гыгышка вскочил и воодушевленно заметался по кузнице. Его глаза искрились от счастья. Он подбежал к помещику и начал ему что-то объяснять. — Жы… жыгы… нады мно… мно-гы я бы… то-ко жыле-зы на-ды…

— Хорошо! Я дам тебе железа. — Начал отмахиваться Рязанцев от непризнанного таланта — самоучки. — Много дам. Если сделаешь красивую изгородь я тебе этого железа — пудов сто подгоню. А затем огромный заказ на кованые изделия. Ты главное — твори! Что-нибудь изобретай… Ну? Я не знаю? Перила, там… — какие-нибудь, люстры, подсвечники! Или ещё, что? Придумай, например… кочергу витую. А я это… Короче, продавать буду. Куда уж мне — теперь деваться? Надо же как-то непризнанных мастеров поддерживать. — Страдалец отошел подальше от «железного гения» — Ох, горе-то, какое — горемычное! Ну ладно. Короче! От «серпов и молотов» я тебя освобождаю. С завтрашнего дня начинай клепать цветы.


Путник повернулся и пошел в сторону выхода. На половине пути он внезапно остановился и, обернувшись, спросил у «кузнечного самородка». — Слушай! А ты можешь ещё что-нибудь выковать кроме цветов? Ну, там… коленчатый вал, например?

— Не… немы… гы, — кузнец развел руки и заморгал глазами, ничего не понимая.

— Жаль! — расстроился странник. Он прикусил губу и вновь погрузился во внутренние размышления. — Придется всё-таки везти из-за границы. С какой-нибудь далекой и неизвестной страны… Например, — путешественник задумался… — С Мозамбика или с Новой Гвинеи… Если только она открыта в этом времени. А что — идея хорошая! Скажу, купил у папуасов… Нет! Лучше, обменял на стеклянные бусы. А может быть… ещё, что придумаю.

* * *
Две недели спустя.

Небольшой разъезд.

Таможенная застава.

Очень далеко от Таганово и Москвы.


— Вот гляжу я на вас, господа хорошие и не верю вам! — черноглазый таможенник с пренебрежением обратился к проезжим торговцам. Одет слуга таможенного порядка Феоктист Флегонтыч Пупочкин был так, словно на ратную брань собрался. На голове — шапка-мисюрка с кольчатой бармицей, на груди, поверх зипуна, берендейка с огневым зарядом, за малиновым кушаком пистоль в два ствола, сбоку — сабля пристегнута. Лицом грозен, глаза по-разбойному сверкают.


Феоктист широко, словно принюхиваясь, раздвинул ноздри. Вытянул хитрое «лисье» лицо. Решительно почесал мочальную бородку.

— Не по нраву мне ваши постные рожи! Особенно твоя! — мытник пощелкал пальцами, выбрал жертву и указал на пухлого мужика в помятой одежде.

— Какой-то ты неприятный на вид. Похож — на… на… на сморщенный крендель. И пахнет от тебя — будто капуста заквасилась в погребе.

Слуга закона не спеша вплотную подошел к человеку и уставился ему прямо в глаза.

— Нехорошее у меня предчувствие с утра — не к добру это! Чую сегодня, сердобольный — не твой день! Путь — дорога у тебя не заладиться. Эвон черна птица каркает — дурная примета для тебя.

Выдержав паузу «чинуша» продолжил скептически осматривать проезжих купцов, собравшихся недалеко от таможенного поста. Недовольно переводил взгляд с одной «жертвы» на другую. Он как дознаватель хмурил лоб, прикусывал нижнюю губу и требовательно вглядывался в каждую деталь в одежде путников.


Недалеко от проверяющего документы на товар, возле шлагбаума расположились двое стрельцов. Парни весело скалили зубы. Со стороны было понятно, что для них это было увлекательное представление. Чуть в стороне, у небольшого костра сидел пожилой дьякон. Оторвавшись от приготовления похлебки, он также с интересом наблюдал за происходящим.

— Не зря начальство признало Феоктиста Пупочкина самым ответственным служакой во всем околотке! Я таков! Меня — все бояться и уважают, — мытник остановился напротив возницы в поношенном армяке. Нахмурил брови. Важно поднял палец.

— Только в этом месяце за незаконный провоз товара мной было поймано три «кнута»! — он гордо вскинул вверх расщеперенную руку. — Промыт за уклонение от оплаты мыта составил — пять рублей! И это «есщо» — я начал работать недавно. То ли будет — когда я стану искушенным в ваших воровских делах и выведу всех прохвостов на чистую воду!


Целовальник зашел за спины собравшихся обозников и окинул взглядом повозки с грузом. Одобрительно покачал головой. Обратился к крайнему из присутствующих.

— Где-то в глубине души — я вам не верю! Чувствую… — вы не похожи на торговых людей! — Чинуша пристально посмотрел в глаза съежившемуся человеку.

— Да, и вообще! Я вот, что думаю — вы «есчо» поди и не православные! Нерусячи — вы, вот! Нет в вас нашего богатырского духа — лиходеи, вы!

Пупочкин обернулся к стражникам за поддержкой, довольный своей догадкой. Охранники закивали головами, еле сдерживая смех.

— А известно ли вам, дорогие заморские гости, что торговый устав, утвержденный ещё Царем — Батюшкой Алексеем Михайловичем запрещает немцам без разрешения торговать на Руси. И теперь за нарушение царской воли вас — поганых басурман, бросят в колодки. А затем высекут кнутом или изобьют батогами. Товары конечно конфискуют. А мне… — Контролёр замолчал на мгновение, подсчитывая что-то в уме.

— А мне, будет награда, наверное! — Честный «буквоед» помпезно закрыл глаза, потер ладоши, и с удовольствием представил своё большое вознаграждение.


— Как же так? Отец милостивый! — старший каравана вышел из группы и начал быстро оправдываться. — Али на нас «хреста» нет? Мы — да не русские люди? Ты хоть посмотри на нас внимательно! Речь нашу послушай. Бороды наши потрогай.

— А ну! Побожитесь по-нашему, — хитрый плут прищурил один глаз и хитро посмотрел другим на потенциальных жертв.

— Вот, тебе истинный крест, — караванщики вытащили из под нательных рубах кресты и начали крестится.

— Во имя отца и сына святого духа, аминь! — На поляне зазвучала молитва — …Идём мы, рабы божьи, в лихую дорогу. Навстречу нам сам господь Иисус Христос грядет из прекрасного рая, опирается золотым посохом. С левой стороны моей — архангел Гавриил, сзади меня Илья-пророк на огненной колеснице. Он стреляет, очищает и дорогу мою закрывает святым духом и животворящим крестом господним. Замок — богоматерь, Петра и Павла — ключ. Аминь…


— Всё равно непонятно, — Феоктист отказывался верить своим ушам. — Согласен, говорите по-нашему, без акцента. И молитву произносите правильно — вроде. Но, что-то здесь не то…

Законник вновь задумался, прикусил губу.

— А, знаю! Пьете, чай безбожно — пригубляете до умопомрачения. Ишь, мордасы у всех красные.

Внезапно стряпчему в голову пришла крамольная мысль. Глаза его засветились. Он снова воспрял духом. Выпрямился. Гордо развел плечи. И ехидно произнес.

— Всё! Я, догадался — где подстава. У вас — документы фальшивые! Скорее всего, купленные «на стороне»! А за подделку документов вас греховодников ждут пытки. Потом четвертование или дыба. Изделия ваши — разумеется на продажу. А мне… — Он глубоко вздохнул и с надеждой посмотрел на гостей заставы. — Мне, скорее всего… Жалование подымут — на целых два целковых!

— Что, ты! Кормилиц! — мужики замахали руками и затрясли бородами. — Упаси господи от лихо такого! Как можно? У нас все по правилам. По закону. Вот, погляди бумаги. Вот подписи, расписки, печать.


Законник принял грамоты. Внимательно осмотрел их. — Говорите по закону… — Он небрежно облизал пальцы, перелистал листы. — Вот это и странно, что вроде всё правильно — всё по закону. А контрабандисты? Они ведь такие пошли — ушлые! Их же когда надо — днем с огнем не сыщешь. Но стоит только отвернуться как они повсюду — ползут со всех сторон, словно тараканы.

Пупочкин взял паузу. Пошамкал губами, а затем вкрадчиво обратился к старшему каравана. — Как говоришь твоя фамилия?

— Толстоногов — я. Зовут, Илья. Приказчиком буду. Везу товары купцу Коробейникову и его компаньону Алешке Воронцову.

— Толстоногов… Толстоногов, — «бумагомарака» оторвал взгляд от документов. Посмотрел куда-то в сторону. Прищурился. Задумался на мгновение. — Странная фамилия? Неприятная. Какая-то шершавая на языке… По-моему она уже звучала где-то? Точно — в сыскных листах!

— Почему странная? — Лицо торговца покраснело от прилива крови. Он заволновался и начал суетиться. — Что, вы! Побойтесь бога! Фамилия — как фамилия. Обычная фамилия.


— Послушай, голубчик! — новая идея сформировалась в голове таможенника. — Пошто, ты мне голову морочишь! Ведь все знают, что твой родный брат организовал «поход за зипунами» вместе с вором и разбойником Стенькой Разиным в семьдесят пятом году? А когда его поймали и осудили — то сбежал из острога с монахиней Арзамасской. Потом ещё сказывали, что злодей ограбил по дороге карету, сжег два поместья и людишек сорок душ загубил. Ну, врун-говорун, что скажешь про брата своего? Почему молчишь — язык отсох?

— Помилуй Бог, господин хороший! Смилуйся! Что вы такое говорите? Нет у меня братьев и сестёр на этом свете. Я сирота — сиротинушка. Обычный божий человек. Всю жизнь в Москве — среди торгового люда. Первый раз из дома за товаром выехал.

— Как-то не уверенно и не складно отвечаешь? И зенки в сторону воротишь? И бровь у тебя дергается? Ладно, пес с тобой! Пойдем, поглядим — чавой везёте?


«Старший уполномоченный по особо важным делам на таможне» пошел вдоль повозок. Он гордо задрал голову и как индюк стал важно перебирать ногами. Группа купцов посеменила за ним следом.

— Итак! — мытник начал читать вводную лекцию для «забитых глупостью деревенщин» впервые оказавшихся на границе. — Напоминаю, что отдельные платежи за мелкие пошлины такие как: подушное, косвенный мыт, сотая, тридцатая, десятое, овальное, мостовое, гостиное, уборка конюшен, на мелкие нужды золотаря, писчие потребности и прочая — теперь платить не нужно…

— Слава тебе, Господи! — путники не дослушав, перебили чиновника. — Святая, Богородица! Ты услышала наши молитвы! Есть-таки правда на земле! А то чего только пустобрёхи не наплетут про таможню?

— Окстись, ворье постылое! — чиновник остановился и «резко обрушился» на торговцев. — Хуже ворон на гороховом поле! Нечего мне зубы заговаривать! На заставе нет юродивых и умалишенных. Дослушайте до конца! Платить не надо по отдельности — так как всё включено в общую плату. Теперь за каждый товар определена цена. Один товар — одна общая цена.


Таможенник остановился возле телеги с необычными объемными ящиками. На одном из них была большая надпись — Дизельный генератор. (Не кантовать). Опасно!

— Это ещё, что? — проверяющий открыл рот, и повернулся к сопровождающим.

— Личные вещи, переданные в дар помещику Воронцову, — старший каравана ответил быстро, не моргнув глазом. — Вот документы и список содержимого.

— Нет! Глянь, какие умные? — должностное лицо надуло губы и недовольно обернулось к солдатам. «Красноречиво» шмыгнуло носом. — Греховодники! Узнали, что за пошлину тенюшку не берут! — Теперь прут вещички возами. Устроили, понимаешь, из границы проходной двор. Аспиды — а не люди! Так и пустят казну по ветру. Ой, чую — неспроста это! Ох, видно придется милостыню просить скоро и в церкви стоять с протянутой рукой.


— Непорядок, Феоктист Никифорович! — дьякон сидевший у костра, поддержал сборщика пошлины. — Креста на проклятых нет! Скоро с такой службой кушать станет нечего — помиру пойдем! Всем христарадничать придется. Ты защити уж нас сердобольных! А то с голоду помрём!

Пупочкин получив поддержку от народных масс, на минуту задумался. Нервно подергал головой. Почесал затылок. Зло ухмыльнулся и грозно произнес. — Только пусть ваш Воронцов докажет, что это его вещи. — Он причмокнул губами. Поднял к верху левую бровь. — А то может быть они ворованные? Тут намедни на соседней заставе боярский обоз разорили! Неизвестные увели в ночь двенадцать подвод чистого серебра!

— Не дай Бог! Святые угодники московские, — старший каравана перекрестился и протянул бумаги мытнику. — Вот. Тут, дарственное письмо, перечень предметов и даже схема сборки этого… — того чего они дарит.

— Ну-ка, дай погляжу! — таможенник развернул одну из бумажек и стал читать…


Дорогой Алексей!

Я узнал, что ты решил выполнить обет отца и заняться выращиванием редкого овоща — таганофеля.

Когда я был молод, и томим юношескими помыслами, то придумал и изготовил предметы из различных пород древесины, глины, железа. Они, по моему мнению, должны были улучшить урожайность корнеплода.

Долгих пять лет я пытался добиться успеха, но у меня ничего не вышло. Расстроенный неудачей я забросил свои деревяшки и черепки далеко (В загон для слонов). Затем и вовсе решил сжечь.

Однажды один из ваших купцов поведал мне, что ты стал выращивать это прекрасное растение. Я решил сделать тебе приятное — отдать в дар свои ненужные вещи. А вдруг тебе удаться то, что не удалось мне? Однако предупреждаю — скорее всего, у тебя ничего не получиться. Если это произойдет, можешь всё выбросить или подарить очередному садоводу, влюбленному в свое дело. Может быть, он добьется своего.

За перевозку вещей можешь не беспокойся. Я всё оплатил.

Удачи тебе!

С уважением, твой неизвестный друг Митхун Чакраборти Синх. (Удайпур. Провинция Раджастан. Индия).


Число… Дата…. Личная подпись и печать Раджи…


Ниже, для удобства перечисляю список вещей с индийскими названиями, переведенными на русский язык.

Название по-русски — перевод (По-индийски.)

Ящик 1 — (Дизельный генератор).

Примечание:

Желательно не открывать — (Не кантовать).

Внутри:

— палочка 1 — (соединительные провода),

— клинышек 2 — (электрические лампы накаливания),

— колышек 3 — (видеокамера),

— щепочка 4 — (электронасос),

— дощечка 5 — (кондиционер),

— досточка 6 — (сервер),

— горшочек 7 — (бетоносмеситель),

……..


— Очень интересно! — Пупочкин оторвал взгляд от большого перечня предметов. — И Вы думаете, что я — честный служака! С большим опытом поиска контрабандистов и всяких татей с большой дороги! Вот так, просто, возьму и поверю в то, что здесь кто-то чего-то нацарапал и даже не загляну вовнутрь?

— Человек, передавший вещи, просил не открывать ящики, — караванщик нахмурился и начал нервно потерать переносицу носа. — Он предупредил, что солнечный свет вреден для предметов находящихся внутри. Более того! В случае проблем, он попросил договориться с тем, кто захочет самостоятельно открыть ящики. — Говоривший замялся. Опустил глаза. Заговорщицки понизил голос. — Согласился выдать небольшую уступку за неудобства… Скажем — два рубля.

— Что-о? — мытник воскликнул во все горло.

— Три рубля… — ещё тише произнесли в ответ. Купец, немного струхнув, молча уставился своими большими, доверчивыми глазами грозному чиновнику в очи.

Перед таможенником только, что махнули красной тряпкой и громко воскликнули — «торо»! Он мгновенно закипел и «начал рыть землю копытами». — Да знаешь ли ты — кому, предложил взятку? — «Честный служащий» тут же подскочил к торговцу и схватил его за грудки. — А ну, лиходей! Признавайся, что там — внутри?

— Я… я не знаю, — караванщик покраснел. Он начал заикаться. — Что? Что, в-вы п-п-подумали? Я даже ни-никогда не осмелился бы на такое — чтобы лазить по чужим вещам. И вообще — это не мое! Я не знаю, что там. Мне просто сказали — это подставки под саженцы. Заплатили за доставку. А если там вдруг другое — то я здесь ни при чем… — Он отклонился от наседавшего служаки и закрыл глаза. Капли холодного пота катились по его высокому, белому лбу, на котором слиплись густые русые волосы.


— Ну, всё законноотступник! — чинуша просто шипел от ярости. — Всё — ты попался! Я правды не уступлю! Пеняй на себя теперь! А я, чувствовал, что здесь что-то не так! Я сразу понял, что здесь не чисто! А вы, разбойники — лиходеи… смеялись надо мной! Не верили в мой талант сыскаря. — Он поднял голову и громко крикнул стрельцам. — Эй, служба, ко мне! Хватай злодея! Вяжи супостата.

Феоктист не дожидаясь солдат, резво залез на повозку. Он гордо выставил ногу вперед и произнес с видом победителя. — Кстати если найдем спиртное — то тебя ждут пытки и лишение конечностей. Товар? А-а-а… — в казну его. А я… А мне… А меня, повысят! — Он наклонился к ящику и стал срывать крышку, приговаривая от нетерпения… — А если там фальшивые деньги — то вас — негодяев порубят на мелкие кусочки… А меня? — Слуга закона остановился от волнения на несколько мгновений… — Вот это мне повезло!


Целовальник с трудом сорвал крышку… Внутри находилось именно то, что было указано в списках. А именно разные деревянные изделия с прикрепленными к ним номерками. Он бросился ко второму ящику с названием «Система видеонаблюдения» — (Не кантовать)… Открыл его. Увидел тоже самое. Перешел к третьему… — Везде были эти «проклятые» щепки, палки и мусор с прикрепленными к ним табличками.

Таможенник спрыгнул с телеги и раздосадовано сплюнул. Он зло уставился на караванщика. — Сколько ты говорил положено мне — чтобы я не открывал ящики?

— Т-т-три рубля, — «умирающий» произнес отрешенно. Он всё ещё не верил, что беда прошла стороной.

— Деньги давай! — Пупочкин повернулся в сторону казенной избы и недовольно крикнул писарю. — Ануфрий, тщательно перепиши всю лабуду которую они везут. За перепись возьми по двойному тарифу. Всё-таки перевод с басурманского. А после скажи ребятам, что бы гнали их «в шею»…

Глава 10

Осенний, порывистый ветер гнал по небу большие перистые облака. Он резкими рывками трепыхал уже начавшую желтеть листву на деревьях в неухоженной липовой аллее. Первые опавшие листья от его дуновений отрывались от веток и кружились в ярких разноцветных хороводах. В небе раздавались трубные звуки перелетных птиц, тянувшихся в южные, теплые страны.

В давно покрашенных углах открытой террасы, что примыкала к помещичьему дому дрожали серебреные кружева паутины. Выцветшая ткань, которой были обшиты старые перила, оторвалась по краям и теперь негромко хлопала.

На веранде, за большим круглым столом сидел пожилой человек. Он прищурившись, смотрел вдаль аллеи и что-то в полголоса бормотал. Его ресницы часто моргали. От ветра у него слезились глаза. Но он не замечал этого.


— Дань, оброк, кормовые, дорожные, то — сё. Плата за всё! — рассуждал старец, глубоко погрузившись в свои мысли. — Царская казна пощады не знает! И каждый год — у них какие-то новые сборы, поборы, налоги, подати, — помещик глубоко вздохнул. Непроизвольно поднял руку и наконец-то вытер ладонью слезы, сбегавшие по щекам от ветра. Шмыгнул носом. — Вот так и живешь на свете — час от часа не легче! Где взять столько денег, чтобы не мучиться и наконец-то нормально вести хозяйство? Ну, не могу я с крестьян брать больше. Итак — всем недовольны. Зубы скалят. На Дон собераються бежать. Землицы много — мужиков мало. Ещё мрут — как мухи. А земля? Куда её столько?

Хозяин усадьбы задышал прерывисто, с посвистом. Его лицо стало сизым от прилива крови, по жилам и скулам стала «расходиться злость».

— Каждый год урожай всё меньше и меньше! А нонча ещё и засуха, — он пошамкал губами. Тяжело выдохнул. Шмыгнул носом. — Участок у леса, распахать, что ли? А с болотом, что делать? Одни лягушки да мошкара. А платить приходиться за всё. Ох — батюшка — кормилец… Нахапал ты землицы! А теперь куды мне её столько?


Ветер принес паутинку на лицо человека. Старец небрежно убрал её. Почесал нос. Снова протер пальцами глаза.

— Может часть земли заложить в монастырь? — он прищурил глаза. И начал что-то считать в уме. — Так монахи не лыком шиты — плохую землю не возьмут. Им — хорошую подавай! Да и рост назначат такой, что лучше уж сразу удавиться, чем платить по их закладным, когда время придет. Нет, это не выход. Не успеешь оглянуться, как тебя либо подставят, либо разорят. С церковью шутки плохи. Не монахи там, у паперти стоят — волки в живых шкурах. Жалость им не ведома.


Помещик поднял руки. Скрестил их и положил на стол. Начал задумчиво качаться вперед-назад.

— Эх, сдать бы землишку кому-нибудь в аренду! За хороший процент. Надолго! — маятник остановился. Глубоко вздохнул. Начал сжимать — разжимать кулаки. — Только где же я такого сердобольного найду, чтобы работал на непригодной земле, да ещё деньги платил мне за пользование? Правильно. Нигде… Нет теперь таких! Ох, и оскудела земля русская на добрых — бескорыстных людишек.


— Аркадий Петрович — слуга перебил размышления старца. Он подошел к террасе и громко произнес. — К Вам гость. Молодой помещик Воронцов Алексей Петрович. Прикажите позвать?

— Воронцов… Воронцов? — начал вспоминать хозяин дома. Он недоуменно посмотрел на слугу.

— Сын Петра Воронцова — Алексей. Он приехал недавно из Новгорода. Только, что вступил в права своей вотчины. Его земли лежат за лесным озером. Он заехал засвидетельствовать свое почтение и познакомиться.

— Сосед? — хозяин усадьбы по-прежнему ничего не мог вспомнить про гостя. Он свёл губы уточкой. Сморщил лоб. Захлопал ресницами. Начал повторять полученные известия. — Приехал из Новгорода? Земля у него — за озером?


— Да, — прислуга решил помочь своему барину. — Вы про него говорили намедни с Рулькиным Иваном Ильичем. Он Вам поведал, что новый сосед юн, глуп и бестолков. По его словам только полный «лапоть» мог устроить непонятно, что в своей деревне. Крестьян кормить не на что, а он какие-то избы строит. Дорогу начал ремонтировать. Вышки ставит. Иван Ильич, верно, подметил, что он бес толку тратит последние отцовские деньги. Расходует их куда попало и без надобности. — Слуга прокашлялся. После чего добавил. — С вашего дозволения… Вы согласились со старым приятелем и назвали Воронцова ветреником и повесой.

— Сын Петра Воронцова… Ветреник и повеса, — наконец-то в голову хозяина дома начали приходить путные мысли. — Кажется, у него не осталось родственников? Пожилой барин задумался и задал себе вопрос. — Ни кого? — Это плохо! Хотя нет… Постойте! Ну, да! Он полный сирота? Это — хорошо… Это очень хорошо!


Старик «мгновенно» принял решение.

— Василий, подойди! — хозяин искривил брови и гневно посмотрел на слугу. — Ты, что такое плетёшь… — про нашего гостя? Да как ты посмел, холоп? — В его глазах внезапно вспыхнули злорадные, злые огоньки. — Запамятовал, что его троюродная бабка была родственницей моему праправнуку от двоюродного брата? А это, стало быть, что он мне праправнучатый троюродный племянник! С памятью у тебя — совсем плохо? Тебя, что? Давно не пороли? Или холодную забыл? — Старец сжал губы, после чего зло посмотрел по сторонам. — Ну, да! Так и есть! Я всё вспомнил! Зови сюда моего любимого племянника. Чего рот раззявил? Покличь его быстро! — хозяин усадьбы резко ударил ладонью по крышке стола.

— Сию минуту! — пожилой слуга, испугавшись барского гнева, молнией кинулся исполнять его повеление.


— Ах! Алексей… — старый хитрец прижал руки к груди. Прокашлялся. И начал репетировать приветствие грубым голосом. — Племянник мой, дорогой! Грех нам старикам на свою долю жаловаться — Бога гневить. Мы, жизнь прожили! Глядишь, скоро помрем. О тебе, касатик, сокрушаюсь! — Не в деревне бы тебе тут киснуть, небо коптить, а в Белокаменной состоять при государыне-царице.

Старый хрыч недовольно сморщился. — Нет! Так не пойдет! Все-таки дальний родственник. Ни разу не виделись! — Он страдальчески шмыгнул носом, пустил слезу. — Алеша! Ты — ведь сынок Петра — моего любимца. Эвон, ты, какой стал… — да-а! Небось деревенька-то у тебя небольшая. Как она там зовется? Кажется — Таганово? И землицы-то у тебя — с гулькин нос. Всего триста десятин. Чем же ты крестьян, дворню кормить будешь? Ах, судьба — судьбинушка, горе — горьюшко! А самому прожить — как? Ведь такая засуха нонче? Ох, худо… худо…

Пожилой мужчина задумался на несколькоминут. Поднял подбородок. Задумчиво погладил его рукой. Тряхнул головой. Сделал печальные глаза. Пустил скупую родительскую слезу. — Да! Так, гораздо лучше. — «Актер» мысленно похвалил себя за усердие и нервно сглотнул слюну. — Что? Ты — уже вырос? Как быстро летит время? Сколько же годков минуло с тех пор? Кажется, ещё совсем недавно мы с твоим дедом вместе ходили на ливонцев… или… на поляков? Ох, и погоняли мы их тогда — лихо! Да-а, славные денёчки были… А ты, стало быть, его внук! — Репетиция была закончена. Помещик вытер слёзы от резкого ветра. Шмыгнул носом и снова погрузился в раздумья. — Все-таки! Как хорошо и вовремя он зашел.


На террасу помещичьей усадьбы вбежал молодой человек в купеческой одежде. Его пронзительно синие глаза смотрели на пожилого мужчину весело, с огоньком. Вся сущность появившегося гостя проявляла сердечность и теплоту.

— Дядя! — помпезно произнес вошедший молодец, после чего широко развел руки и с радостью бросился обниматься. — Вы не представляете — как я рад! Оказывается, у меня есть добрый и отзывчивый родственник! Он любит меня и готов помочь в любую минуту! Какая приятная неожиданность! — Вошедший прижался щекой к плечу хозяину дома. — Надо же — поехал знакомиться с соседом, а оказалось свидание с родным, близким человеком. Какая приятная неожиданность!

— Подожди! — старик с трудом отбивался от горячих нежностей новоявленного родственника. — Да не прижимайся ко мне! Отстань — раздавишь.

Он со всей силы начал отталкивать гостя от себя. Наконец-то освободился. Облегченно вздохнул. — Ну, давай! Отойди немного. Хочу посмотреть на сына Петра. Хорош… Хорош! — Хозяин усадьбы тяжело дышал из-за внезапных физических упражнений. — Алёша, присаживайся. Рассказывай. Говорят, ты прямо из Москвы…. Ну, чего там, на Москве, нового?


— Знаете, дядя! — странник акцентировал внимание на последнем слове, а затем глубоко вздохнул. — Дома лучше! Воздух чище. При-ро-о-да… — Рязанцев показал рукой на липовую аллею качающеюся на осеннем ветру. — Красотища!

— Понятно! — старик засмеялся. Он достал из кармана платок, вытер выступившие от смеха слезы. Шмыгнул носом. Хитро прищурившись, посмотрел на молодого родственника. — Ах ты, леший тя задери! В стольном граде устроиться не удалось — так! Никуда не взяли… — верно? Побегал… Попрыгал — как заяц косоухий — решил поехать домой?

— От чего же? — новоявленный племянник начал торопливо оправдываться. — Знайте! Я желаю заняться торговлей. — Удалец подбоченился. Деловито выставил вперед ногу. — Буду продавать редкий — доселе неизвестный товар — тагонофель!

— Чаво? — собеседник широко раскрыл глаза и приоткрыл рот от удивления. — Повтори, чаво умыслил?

— Ну-у… Это… Вот… — «Юный артист» задвигал пальцами. Попытался показать короткой пантомимой, что есть такое чудо — картошка и с чем её едят.

— Да! Представляете! Для этого я купил самый большой амбар в Москве! — Рассказчик широко развел руки. Описал большой круг, показывая величину строения. — Возле батюшкиного дома строю такой же. И вообще! — «Мега» продавец задрал подбородок и поднял указательный палец. — За тагонофелем будущее! Поверьте!!! Я озолочусь на нем!

«Торгаш» чуть наклонился к старику. Оглянулся за спину. Заговорщицки понизил голос. — Вам пару мешков, не надо? Отдам подешевле!


— Что, ты! — глаза нового родственника засверкали. — А ты, затейник! — У старика от возбуждения порозовели щеки. Он поднял руки над столом. Хлопнул в ладоши и начал их растирать. — Всё как обычно! Тебе навешали лапши на уши. Убедили купить чего-то. А теперь это барахло нужно продать — верно? — Помещик дотянулся до руки Рязанцева и по-отечески похлопал ладонью по ней. — Подведем итог — деньги закончились! Мой племянник не солоно хлебавши поехал до дому.

— Почему сразу закончились? — деревенский романтик по-прежнему стоял на своём. Он постарался использовать убедительные и неопровержимые доводы в своих объяснениях. — Просто захотелось окунуться в лоно родного дома. Навести порядок в своей вотчине. Отдохнуть от суеты мирской.

— Ну, тогда вообще всё понятно! — Собственник поместья начал азартно ёрзать на месте. На висках мужчины проступили капельки пота от возбуждения. Он не заметил, как плед сполз с колен на пол. — Вот, Леша не слушал ты старших! Делал всё по своему — а теперь… Наверное — деньги не просто закончились — ты их проиграл! И чтобы погасить долг поехал по дальним родственникам за помощью! — Хозяин дома поднял одеяло с пола. Укутался. Выразительно уставился на путника, ожидая от него ответа.

— Ну, ты даешь, дядя! Прямо догада и ума палата в одном флаконе! — молодой человек с ходу начал хвалить внезапно обретенного родственника. — Сразу обо всём догадались. Мне бы так научиться!


Старик в очередной раз вытер сбегавшие от ветра слезы. Завистливо посмотрел на Рязанцева. — Да-а, я помню себя в этом возрасте. Таким же был! — Помещик на минуту задумался, вспоминая дела минувших дней. После чего продолжил разговор. — Хотя, какой я тебе родственник — так пятая вода на киселе. Но ты поступил правильно! Я помогу тебе — всё-таки родная кровь!

— Вот, я знал! Я знал, что есть на свете настоящие родные люди! — лицо скитальца проявляло искренность и доброту. Он снова готов был проситься в объятия, для выражения своих чувств.

— И что? — хитрющий старикашка прищурился. — Много проиграл?

— Да нет… Немного, — странник принял условия игры навязанные соседом. Он давно догадался, что новый родич неспроста проявляет интерес к его жизни. — Меня обставили на пятьсот рублей. Мошенники! Шулеры! — Так и не дали отыграться.

— Пятьсот рублей!!! — старый интриган картинно выпучил глаза. — И что решил делать?

— Не знаю! — путник глубоко вздохнул и отвел глаза в сторону. — Ещё не определился. Думал, отдохну неделю. Послушаю опытных людей. А там — видно будет, — Гость поднес руку к затылку и почесал его. — Может быть… Вы, подскажите?

— Конечно, подскажу! — пожилой мошенник сразу нашел решение. — Я вот, что мыслю… Всё просто — купи у меня несколько десятин земли. Вырасти урожай. Продай его и быстро погаси долг.


— Я бы с радостью! — У молодого человека скисло лицо. Он опустил голову. Тяжело вздохнул. — Но, не могу. Я должен деньги вдове Сиротиной. Оказалось она мне тоже родственница. И даже хочет оформить завещание на меня. Но! После того как отдам долг, оставшийся от отца.

— Какой ещё долг? — удивленно воскликнул хозяин поместья. — Она показала тебе бумаги? Расписки? Закладные? Что-нибудь?

— Нет, — растерянно произнес собеседник. — Она сказала… — какие расписки среди родственников? Всё на доверии!

— Вот, старая клюшка! — в голове помещика заскреблись досадные мысли. — Опередила! И как это я не придумал про долг первым? — Он прикусил нижнюю губу и зло прищурил глаза. — Ну, ведьма — хитрющая! Ни кола, ни двора — а всё туда же. Завещание у неё! Земледелец с досады застучал пальцами по столу. — А то, что взяла взаймы полтора рубля и не отдаёт уже два года — этого она не помнит!


— Хорошо! Я поговорю с вдовой, — старый хрыч твердо посмотрел на племянника. — Думаю, она простит тебе долг. Давай лучше вернемся к моему делу.

— Спасибо, дядя! Век буду благодарен. Только это не всё!

— Как не всё? Почему?

— Помещик Троекуров сказал вчера, что договорился с отцом о моей женитьбе. Я, чту волю родителя. Поэтому придется собирать последние деньги и готовится к свадьбе с его младшей дочерью. Ах, если бы вы помогли решить и эту проблему! — Странник в экстазе заломил кисти рук. — Моя благодарность не знала бы границ. Поможете?

— Знаешь — это гораздо серьезнее! — седой барин вскочил с кресла. И начал стучать по столу костяшками пальцев. — Троекуров… Он — тот ещё….


— Ну, соседи — просто разбойники! — сердце хозяина дома громко стучало от возмущения. Он никак не мог собраться с мыслями. — И тут меня опередили! А с виду такие тихони. До сих пор со мной за прошлогоднее сено не рассчитались. А дочка у них — ни голоса, ни волоса, тоща как палка! Не удивительно, что хотят, выдать замуж за кого попало.

— Ладно! — помещик махнул рукой. — Решу и этот вопрос. Давай, поговорим о главном — о земле.

М-м-м…. - молодец начал мяться снова, не решаясь произнести следующую фразу.

— Ну, а теперь-то, что?

— Понимаете, дядя! — юнец набрался смелости и наконец, произнес. — У меня денег осталось — триста рублей… Могу я купить что-нибудь на триста рублей?

— О-о-о, — триста рублей! — землевладелец на несколько мгновений задумался. — Жаль, мало. Хотя — погоди. — Его голову озарила внезапная догадка. — На эту сумму я продам тебе прекрасный участок с северной стороны озера.

— Но… Дядя! — удивленно воскликнул племянник. — Там же болото?


— Ты, что! — старикашка убедительно махнул рукой. Он поудобнее устроился в кресле. Положил ногу на ногу. — Для тебя, это — лучшая земля! Она пропитана влагой. Там — всегда высокий урожай! Слышал поговорку… Кидай в грязь и будешь князь. А здесь в любое время года грязи не меряно — кроме зимы. Будешь по три урожая снимать за сезон. Никакая засуха не грозит.

— Раз вы так говорите… — новоявленный родственник не спешил поддаваться на уговоры. — То может быть… Хотя — не знаю… Все-таки триста рублей — деньги немалые!

— Послушай меня! — лукавый не сдавался. — Истинно тебе говорю, за границей — в Швеции или в Дании. В одном из болот нашли железо. Ты, что не хочешь иметь свой собственный рудник? Так это — за границей. А здесь — родная Земля-Матушка поможет тебе! Она без сомнения подкинет что-нибудь из своих сокровищ. Главное не теряй надежды и ищи хорошо!

— Ну, если Мать-Земля подкинет — тогда я согласен. Так и быть — куплю у вас эти болота. Тем более чувствую, что кроме железа, там много чего есть.

— Конечно, есть! — старый мошенник радостно потер ладони. — Главное не сомневайся! Кстати, деньги у тебя с собой?

* * *
Через два часа.

На лесной дороге.

В трех верстах от деревни Таганово.


— Да! В моей трясине — моховине обязательно будет железо, — странник занимался любимым делом — мысленно обсуждал пути выхода из создавшейся ситуации. — Спрос на кованые изделия ожидается высоким. На ограду, изготовленную Гыгышкой смотреть любо — дорого. А значит — покупать будут. Даже очередь выстроится. А где брать сырье хорошего качества, быстро и много?

— Правильно… — в моем новом болоте! — странник подтрунивал над собой. — Пускай его будет там ровно столько — сколько мне нужно. Кто желает найти больше — пусть ищут в другом месте. Или землю у меня выкупают.

— Через минуту в голову вояжера пришла новая идея. — А почему у меня в болоте обнаружилось только железо? Отчего такие скромные запросы на таком дорогущем участке земли? Если там поискать хорошенько. Особенно в самой непролазной топи — где не ступала нога человека. Именно там есть немного золота и серебра.

— А почему только это? — в голове путешественника сорвало плотину от мыслей, и поток идей хлынул, широким ручьем заливая высохшую долину. — Не будем мелочиться! Я думаю, что в моем болоте есть вся таблица Менделеева. А если хорошо покопаться! А я покопаюсь — то там точно обнаружатся нефть, газ и даже необработанные алмазы. Это же Клондайк! Ну, дядя! Ну, спасибо… Ну, удружил! Завтра же по совету своего родственника объявляю себя главным и единственным поисковиком — добытчиком… Верно про меня говорят… — кто ищет — тот всегда найдет. (Дуракам всегда везет — это сказано не про меня).

Глава 11

Большая гостиная в помещичьей усадьбе была недавно переделана под учебный кабинет. Как и подобает настоящему учебному классу, там были установлены в два ряда парты. Со стен строго смотрели черно-белые портреты известных ученых древности и этого времени. С одной стороны Пифагор, Аристотель, Гиппократ. С другой Ньютон, Паскаль, Гюйгенс. Освещали комнату стилизованные под старину съемные свето-накопительные светильники. Посередине класса была установлена большая доска. Над ней находился (Неизвестно откуда добытый) групповой портрет царской семьи. По центру располагалась великая государыня всея Руси Софья Алексеевна Романова. Рядом с ней, стояли два малолетних царя Иван и Петр. На противоположной стене был вывешен большой разноцветный лозунг «Нам жизнь дана на добрые дела». В углу, недалеко от учебной доски, у небольшого оконца был расположен учительский стол. За столом сидела молодая девушка. Напротив неё за партой первого ряда находился хозяин дома. Он внимательно читал список инвентаря необходимого для проведения учебно-воспитательного процесса в организованной им школе.


— Пункт двадцать пять, — странник произнес уставшим голосом и тяжело выдохнул воздух. Затем прикусил нижнюю губу, почесал нос и не спеша начал перечислять. — Оборудование для живого уголка. Аквариум большой, аквариум маленький, аквариум для черепашек, ванночки для хомячков. Клетки для птиц, клетки для зверей. Удобрение для земли. Комнатные растения на рассаду: Огонек, недотрога, Ванька-мокрый, вечноцвет… и дальше много чего на 7 строк. — Алексей поднял глаза и посмотрел на преподавателя. — Так! Я не понял? Это-то нам зачем? — У нас итак за окном сплошная природа и живые удобрения?

— Алексей! Как вы не понимаете? — учительница чувственно заломила руки. Широко открыла карие глаза. — Именно живой уголок в классе — воспитывает в учащихся чувство ответственности за крохотное существо! Он развивает выдержку, создает у людей ощущение прекрасного. Более того… — Женщина взяла со стола небольшую указку и стала крутить её в руках. — Современная медицина признаёт, что увлечение комнатными растениями и живым миром — является мощным лечебно-терапевтическим фактором. У людей с девиантным поведением появляется забота о маленьком зверьке или небольшом растении. Рождается доброта, теплота чувств, взаимное доверие. Появляются новые краски в характере. Происходит корректировка настроения. Они становятся…

— Хорошо — хорошо, — путник умиротворенно перебил учительницу. Задумчиво свернул листы в трубочку. Развернул их. Положил на стол. — Если современная медицина рекомендует — тогда, конечно! Особенно в нашем случае. Тут без этого — никак! Всё-таки дремучее время, темный век. Я, согласен!


Рязанцев взял верхний исписанный мелким подчерком листок. Нашел место, с которого прервал чтение…

— Идем далее. Пункт двадцать шесть. Оборудование для занятий физической культурой и спортом. Свисток судейский, скакалки, мячи резиновые, мат поролоновый — два штуки, обруч гимнастический — четыре штуки, легкоатлетическое ядро, канат с узлами для перетягивания… и далее список — перечень на половину страницы? — Молодой помещик оторвал взгляд от текста и с удивлением посмотрел на педагога. — Приношу тысячу извинений! Но, для себя хотел бы уточнить… Как вы себе представляете занятия физкультурой в нашей школе? Это же взрослые люди? Крестьяне? Многие забитые и затюканные? Для них прийти в школу уже подвиг? А слово спорт примерно там же где слово космос. Как Вы им объясните необходимость физических упражнений?


— Алексей, послушайте, а это уже не ваше дело! — преподавательница строго посмотрела на путешественника. Она взволнованно поправила волосы, а затем потерла переносицу. — Физическое развитие школьников имеет важное значение не только в плане становления их костной и мышечной систем, но и способствуют приобретению некоторых социальных навыков и личностных установок. Крепкий, развитый физически человек всегда будет более активным, деятельным и уверенным в себе. — Молодая женщина взволновано встала из-за стола. Уперлась пальцами на столешницу. — В свете последних событий в стране и мире Президент Российской Федерации Владимир Путин неоднократно призывал министерство образования и науки повысить качество и количество уроков физкультуры в школе. Ведь именно они создают условия для гармонически развитой личности, формируют полноправного члена общества!

— Ну, если — сам Президент! Да ещё и неоднократно обращал на это внимание. — Пришелец поднял глаза. Он посмотрел на портрет царской семьи. Особо отметил взглядом высокого темноволосого мальчика. — Придется услышать его обращения и включить уроки физкультуры в процесс обучения. На что только не пойдешь ради оздоровления населения Российской Федерации.

Добившись своего, учительница медленно присела на своё место.

— Пункт двадцать семь, — странник, сосредоточившись, продолжил зачитывать список необходимого для новой школы. — Комплексная система, включающая в себя ноутбук, проектор, интерактивную доску? — он оторвал взгляд и с удивлением посмотрел на педагога. — Татьяна Сергеевна, я конечно от своих слов не отказываюсь, но вы случайно не попутали время, в котором мы находимся? — Он повернул голову в сторону стены и обратился к портретам ученых. — Сейчас на дворе семнадцатый век! Как мы будем объяснять жителям эти чудо — новинки, ведь многие из них кроме ложки с вилкой в руках ничего не держали? Более того… — Пришелец посмотрел на учительницу снова. — Даже в нашем времени есть школы которые до сих пор не имеют данного оборудования! А вы желаете, чтобы я сюда такое доставил. Даже если я привезу — мне не сложно! На чем всё это будет работать.


Собеседница разочарованно вздохнула — выдохнула. Гордо выпрямилась и твердо произнесла. — Рязанцев я вспомнила тебя наконец-то! Ты всегда был двоечником и писал с ошибками.

— Неправда! — бывший ученик быстро парировал. — У меня были иногда четверки! А по этой? Как её? По Основам безопасности жизнедеятельности (ОБЖ) — даже пять! А трудовик — вообще меня хвалил часто.

— Но только не в начальных классах! — Преподавательница встала из-за стола. — Ты как всегда всё не дослушал и не дочитал. И вообще — бежишь впереди паровоза! — Она взяла прочитанные листы с первого стола. — Вот посмотри, что написано в смете. Это потребности в школьном оборудовании на 1684–1685 учебный год. Занятия на нём начнутся только с четвертой четверти. Сперва по специализированной программе попробуем последовательно начать обучение особо одаренных школьников. Потом постепенно перейдем к обычным ученикам. Более того — рано или поздно всё равно придется знакомить их с работой современных приборов и средств коммуникаций. Я не утверждаю, что у нас всё получиться. Но планку надо ставить высокую. А потом уже в процессе обучения её последовательно корректировать.

И ещё… Наличие этого оборудование сэкономит нам кучу времени и средств. Алексей, ты не представляешь, сколько учебного материала требуется в современной школе. По физике, химии, астрономии… Да, хотя бы по географии. Где я найду для них столько карт, атласов, демонстрационных таблиц в бумажном варианте? А кроме этого нужны слайды, фолии, обучающие фильмы.


Девушка остановилась на короткое время. Она оглядела пришельца. Помотала головой — как будто первый раз его увидела. После чего неподдающимся возражению тоном произнесла. — И главное! Я не знаю как, но ты должен решить вопрос с присутствием в доме электричества. Весь этот список ничто, если его не будет в наличие.

— Легко сказать! — недовольно пробурчал путник. — И где мне взять его?

— Не знаю… — учительница начала крутить указку. — Можешь ветреную мельницу построить или солнечные батареи на крыше разместить, а можешь дизельный генератор под домом закопать.

— А где я столько дизеля возьму?

— Послушай, Алексей. — У женщины на лбу проступили морщины. Она подняла и с силой сжала кулачки. После чего требовательно произнесла. — Иди и решай проблему. Почему я должна всё делать за тебя. Кто у нас ответственный за организацию производства и уроков труда? Взвалил на меня кучу обязанностей, а сам бегает где-то. Я составляла список — целых два часа! А про главное забыла. Давай — иди. Мне надо ещё журналы заполнить и домашнюю работу проверить. Ты, отвлекаешь меня.


— Эх, Татьяна Сергеевна! — воскликнул Рязанцев. Он схватил листы и быстро пошел на выход. В дверях странник обернулся и весело произнес. — Одно радует… Вы не попросили рояль или пианино для уроков музыки. — Передразнивая её голос и манеру говорить он процитировал. — Ведь музыка… Особенно игра на этом? Как его? — На пианино… Способствует личностно-развивающемуся мотиву… или духовной культуре для несчастных аборигенов.

— Вообще-то попросила, — преподаватель строго покачала головой. — Прочти на следующей странице под номером сорок два. Ты просто не успел дочитать.

* * *
Когда Данилка Караваев вернулся из леса, то застал дома «любимого» гостя семьи. В красном углу комнаты, за большим столом покрытом чистой домотканой скатертью, на табурете, покрашенном ярко-желтой охрой вальяжно расположился дед Михаил. В честь знаменательного события мать выставила на стол холодное мясо, копченую рыбу, грибы и, самое главное, свежевыпеченный, нарезанный большими ломтями, аппетитно пахнущий хлеб.

Отец матери, пропадавший всё лето на заработках, иногда заглядывал в гости к родственникам. Любил Михайло Бажутин после удачно проведенных выездных работ «немного» рассказать о своих делах. Повидать родных. Узнать новости. (Хотя какие могут быть новости — в этой забытой богом деревне). На зависть зятю подарить дочке и её ребятишкам подарки. А хороший, умелый плотник мог себе и не такое позволить. (Ни чета некоторым… безруким зятьям всю жизнь копавшимся в земле и не желавшим смотреть дальше своего носа).


— … Кто любит труд, того люди чтут, — виновник торжества напыщенно вытянув подбородок продолжал рассказ о себе любимом, используя многочисленные пословицы и поговорки. — А меня — люди чтут. — Он замахал пальцем, поднятым над столом. — Если бы не я — то купол той церквушки так бы и не возвели… Потом сам иерей приезжал и долго удивлялся да затылок чесал. Так, вот дочка — знай… Умелец да рукодельник и себе и людям радость приносит. А кто хорошо трудится, тому есть чем хвалиться — да и копеечка у того водиться!

— Деда, здравствуй, — поздоровался мальчик, сумевший все-таки вставить фразу в долгое повествование гостя.

— Данила! — рассказчик наконец-то заметил внука. — Ах, ты мой тамбовский медвежоночек! Ну-ка пострелыш — иди ко мне! Поглянь, что я принес тебе. — Дед вытащил вырезанную из дерева свистульку и протянул её мальчишке. — Молод — играйся с игрушками, стар — мучайся с подушками. Пользуйся на радость мне и родителям. А то время пролетит быстро — час упустишь, потом днями не наверстаешь. Глядишь… Пройдет год или два — возьму тебя с собой подмастерьем. А там и мастером станешь. Кто первый в труде, тому слава везде. А плотников Бажутиных — все знают!


— Ты, что меня за маленького считаешь? — ребенок обиженно насупился. — Я, уже взрослый! Мне десять лет. Барин открыл у нас школу. Я много, что знаю! Меня учительница хвалит…

— Что вздулся, словно тесто на опаре? — Михайло перебил внука и улыбнулся. Поерзал на стуле. Чуть наклонился вперед. — Школу говоришь, организовали — это хорошо! Без учения и труда — жизнь не годна никуда. А ну-ка давай-ка я тебя поспрошаю.

Мальчик удивленно взглянул на деда. — Ты… — меня? — Он повернулся и посмотрел на родителей, открывших рты от удивления. — Ну, давай…

— А ну-ка, Данилка, кажи, какое ноне лето? — Михайло, задумчиво почесал мочку уха, придумывая вопрос позаковыристее. — Хотя, нет — это легко. Вот, сорванец ты эдакий, сосчитай-ка мне до десяти? — Дед нетерпеливо потер ладоши. После чего весело выдал очередную поговорку. — Без счета и работа стоит, и денег нет. Ну, чаго молчишь? Доброе молчанье лучше пустого болтанья.


К строгому экзаменатору по полосатым домотканым половикам-дорожкам внезапно подбежала шестилетняя Ульяшка. Опередив всех, потянула Михайлу за рукав. — Деда! Давай я посчитаю. Меня Данила всему научил. Слушай. — Она, смешно картавя начала рассказывать стишок.

Лаз, два, тли, четыле, пять,
Шесть, семь, восемь, девять, десять
Можно все пелесчитать,
Сосчитать, измелить, взвесить…
Сколько в комнате уллов,
Сколько ног у волобьев,
Сколько пальцев на ногах,
Сколько в садике скамеек,
Сколько в пятачке копеек!
— Умничка, внучка, — гость похвалил девочку. Он достал из-за пазухи небольшую деревянную куклу и отдал её малышке. — За знания и труд — награды дают. — После чего погладил любимицу по белокурой голове. — Труд при учении скучен, да плод от учения вкусен.

— М-м-м-э, — произнесла девочка, показывая язык средней сестре семи лет сидевшей за прялкой.

— Хм, — юная рукодельница недовольно хмыкнула в ответ. После чего покраснела и отвернулась к стене.

— Добро, — дед строго посмотрел на мальчугана. — А этот куролеса пусть сосчитает мне до шишнадцати!

— Правильно произносится… до шестнадцати, — внук поправил гостя, пародируя учительницу. Он поднял руку и почесал переносицу, где должны были находиться очки. — Нужно верно произносить единицу счета. Проверочное слово — шесть. От него образуется производная в числах шестнадцать, двадцать шесть, сто шесть и так далее. — Мальчишка тряхнул головой, после чего вернулся в прежний облик. — Давай я посчитаю лучше по-немецки, английски или по-японски — там слова интересные.


— Допустим. Хотя. Нет — не надо, — экзаменатор махнул рукой и на минуту задумался. — Счет — это легко. Счет — наука хороша, да в кармане ни гроша! Лучше у тебя азбуку поспрошаю. Чтение вот лучшее умение. Здесь-то я тебя и подловлю. Тут надо долго учиться. — Дед щелкнул пальцами и произнес очередную пословицу. — Аз да буки избавят от муки. Ну-ка продолжи… Буки-аз — ба, веди-аз — ва, глаголь-аз — га…

— Аз… буки… веди… — ребёнок передразнил старшего родственника. — Это — легко… Азбука тяжела для маленьких! Или тех, кто в школу не ходит. Вон, пусть тебе Машка алфавит расскажет. — Подросток бросил взгляд на среднею сестру. — У неё получается здорово — в виде стиха.


Девочка сидевшая на лавке, вскочила и подбежала к деду. Она уткнулась лбом ему в грудь и начала рассказывать стишок.

А, Б, В, Г, Д, Е, Ж —
Едет жаба на еже.
3, И, К, Л, М, Н, О —
Зайка, глянь ко мне в окно.
Ц, Ч, Ш, Щ, Э, Ю, Я —
А у щуки — чешуя.
У родоначальника семьи Бажутиных «упала челюсть». Он посмотрел на родителей поверх головы Маши, после чего произнес. — Это, что за алфавит такой, странный? Басурманский, что ли?

Отец с матерью удивлённо переглянулись, после чего одновременно уставились на Данилку.

— Да ладно, вам! — десятилетний вундеркинд начал оправдываться — А что? — Юный преподаватель не понимая комичности ситуации, повел плечами. — Ну, не учат нас старославянской азбуке? Она как латынь — почти «мертвая». На ней одни церковные книги пишут. Тем более буквы «пси», «омега» и «земля» через несколько лет вообще уберут из алфавита. — Подросток гордо поднял подбородок. — У нас в деревне самая современная школьная программа. Обучение ведет учитель высшей категории. Даёт всё просто и понятно. Только — учись! Нам науку, технику развивать надо — а вы хотите, чтобы я ребёнка всякому «старью» обучал.


Присутствующие, выслушав убедительную речь юного таланта, перевели взгляд на деда. Все ждали от него ответных действий. В избе на несколько минут повисла зловещая тишина.

— Деда, хочешь, я тебе загадку загадаю, — мальчик решил нарушить возникшее спокойствие. Зеленовато-серые Данилкины глаза светились лукавым весельем. — Отгадаешь — получишь приз. Вот, этот карандаш. Ну-ка «седая ума палата» ответь, что не имея длины, глубины, ширины и высоты — можно измерить?

— Дык… это… — гость почесал лоб. Нахмурился. Строго посмотрел на внука. — Ладно, Данила беги на улицу, поиграйся. Нам надо с твоим отцом поговорить — серьезно!


— Аверьян! Вот тебе мой сказ! — главный родственник произнес громко, как только за ребенком закрылась дверь. Дед подошел к зятю. Схватил его за грудки и начал выговаривать свои замечания. — Сегодня же выдери этого горе — ученика. Причем так — чтобы неделю на отхожее место усесться не смог! Отхлестай его — как сидорову козу. — Он сделал страшное лицо и затряс головой. — Иначе — накличешь беду. Горе да мука — та же наука. А розги ещё никому не мешали. Розга — ум вострит, послушание и уважение к старшим придаёт…

— Погодь, отец… — начал оправдываться зять.

— Да, что погодь! — Бажутин, как, всегда не дослушав, гнул свою линию. — Бодливую корову гонют вон из стада! Или из её шкуры делают «чертову кожу». — На лбу «прародителя» собралась паутина морщин. — Разве этому, соколики, я вас учил? Разве так нас деды воспитывали? Где это видано, чтобы отрок больше взрослого знал? Чтобы с нами разговаривал без почтения?

— Не так всё просто… — Аверьян попытался защитить сына. — Новая учительница отзывается о нём хорошо. Говорит — способный, всё схватывает на лету. Ну, раз учительница хвалит — то и барин заметил. В итоге… Ну, зазнался мальчонка маненько.

— Зазнался? Маненько??? — как попугай стал повторять дед. Михайло взволновано вскочил с места и начал метаться по избе. — Что толку от его учебы? Без уменья и труда не придет на стол еда! Лучше бы навыки имел какие-нибудь. — Он остановился посреди комнаты и грозно произнес. — Ладно, скажу, зачем зашел! У нас появился хороший заказ. Договорились с монахами ещё две церкви ставить. Хотел взять его в помощники — пусть учится. Когда ещё такое предвидеться! А сейчас — что?


— Тятя, — дочь осторожно вступила в разговор. Женщина приподнялась из-за прялки, где скручивала мятый лен-кудель в тонкую пряжу. — Понимаешь, он ведь учительнице с обучением помогает. Объясняет всем. Показывает. Талант у него. Барин за это платить обещал день…

— Нечего его защищать! — Михайло уже никого не слышал. — От добра — добра не ищут. Не хотел хвастать. Но — теперь смотрите! — Дед полез за голенище сапога и вытащил оттуда платок. Торжественно развернул тряпицу и гордо показал несколько медных монет. — Видели! Где успехи трудовые, там и горы золотые. Вот, сколько удалось заработать за лето! Может быть, если дела пойдут хорошо и твоему сыну что-нибудь перепадет! А будет трудиться — будет у тебя и хлеб, и молоко водиться.

В избушке в очередной раз наступила тишина. Все смотрели на деньги.

— Варвара, покажи ему — зять медленно произнес фразу, не отрывая взгляда от монет.

Женщина прошла в красный угол избы. Отодвинула икону и достала из-за неё небольшой узелок. Развернула его. От туда вынула красиво разрисованной листок бумаги. — Он сказал, что это грамота за победу в конкурсе юных талантов. А это… — Она раскрыла небольшую картонную коробочку. В ней лежало три серебреных гривны. — Премия к этой грамоте.


— Вот, такие пироги, Михайло, — Аверьян произнес после очередной паузы. — Вот, и скажи нам — кто в нашей семье добытчик?

— Так, это? Чего получается? — полная растерянность и неопределенность. Дед стоял, крепко расставив ноги, сбычив шею. Он недоумевая несколько раз перевел взгляд с родственников на монеты и обратно. — Как же так? Как же это? Люди — добрые? Что происходит? Чего делать то… теперь?

— Чего делать? — переспросил зять. — А ты, к барину иди… Да на работу наниматься. Уж поверь мне — своим, да ещё с руками, он платит поболее, чем какие-то монахи.

— И в школу ходить придется! — ехидно добавила дочь. — А помогать тебе в учебе — будет твой внук… Вот, так — тятя!

Глава 12

Наши дни. Подмосковье.

Дом престарелых.

Сад для прогулок.


Алексей осторожно раздвинул ветки и не спеша выглянул из-за кустов. Он внимательно осмотрел площадку для отдыха, на которой находились пожилые люди.

— Может быть, этот? — взгляд Рязанцева остановился на сухом старике в синих штанах и теплой цветастой рубашке с большими квадратами. — Нет! У Владимира был маленький нос с горбинкой. А тут большой — как картошка. — Путник прищурился и немножко выдвинулся вперед. — А может, тот? — Он взглянул на смеющегося мужчину в поношенном зеленом пуловере. Представил его на двадцать лет моложе. — Нет, тоже не он. Некрасов был среднего роста, а этот высокий. А может быть…? — Странник присмотрелся к пенсионеру, мирно сидевшему на скамейке с газетой в руках. Он оценил, как тот водит головой из сторону в сторону. Как слюнявит палец и перелистывает листы. — Опять мимо — слишком молод. Да-а-а. Чего-то не сходиться. Уже везде вроде посмотрел? А его нигде нет!


— Разведке — наш горячий привет! — негромкий голос внезапно прозвучал недалеко от уха путника.

— Незнакомый мужчина стоял за спиной. Причем по интонации голоса именно стоял рядом, а не только, что подошел или произнес откуда-то издалека, — путешественник отметил про себя интересную особенность о появившемся.

— Что залетная птичка потеряла в нашем забытом «курятнике»? — неизвестный на два шага сдвинулся вправо. — Кого ищем? За кем ведем визуальное наблюдение? — оригинально поздоровавшись, человек подошел вплотную к путнику. — Между прочим, территория «заповедника» охраняется орлами ЧОП «Быстрый». Так, что если свистну, то прибегут быстро… — наверное. — Он добродушно рассмеялся.

— А с чего, Вы взяли, что я кого-то ищу. — Рязанцев медленно повернул голову. Он увидел невысокого, седовласого мужчину в зеленой пижаме, под которой виднелась тельняшка голубого цвета. — Я — новенький. Меня сегодня первый день как поселили. Родственники — ироды! Выкинули — как котенка! Мешаю я им — жизни не даю. Так, что теперь я, здесь. Хожу, вот — присматриваюсь. Знакомлюсь со всеми.


— Послушай, Служба! Может медсестра или нянечка какая-нибудь сердобольная и поверит твоему рассказу, а я — наврят ли. Новенькие так себя не ведут. Они либо замкнуто сидят возле своей кровати, молча уставившись в угол глотают слюни, либо бодро бегают по зданию и знакомятся со всеми подряд. В твоём поведении нет ни того ни другого. Ты кого-то высматриваешь… и целенаправленно. Причем, этот кто-то сильно изменился за последние годы. И поэтому тебе не удаётся его узнать. Либо его здесь нет.

— Глупости всё, — скиталец продолжал отпираться. — Я просто подбираю себе соседа по комнате. Хочу, чтобы он был общительный, веселый, душа компании. Думаю, если уж провести остаток жизни — то дружно и беззаботно.


— Нет, Братишка — меня не проведешь! — собеседник снова выскользнул из поля зрения Рязанцева. — Ты, ищешь кого-то конкретно. Более того — ты на задании! И это несмотря на твой возраст и неважное здоровье! Хотя может быть это твой прощальный тур? А что? Погибнуть в бою для настоящего бойца — это почетно! И главное — сам сгинешь и врагов утащишь с собой на тот свет! А? Как тебе мое предположение? — Странный незнакомец негромко захохотал. Затем выразительно шмыгнул носом и вытер его рукавом. — Слушай, «Рэмбо — песочный», а давай я тебе помогу разворошить наш сонный муравейник. Всё равно мне здесь никто не нравиться. — Седовласый с надеждой посмотрел на Рязанцева. — Возьми меня с собой. Пашку Пехоту здесь каждая собака за умалишенного считает. Они не любят меня за мой характер! Не любят и бояться. Особенно — вон та штабная крыса в очках, с лысиной на голове! А ещё — та прыщавая мымра в вязанной оранжевой кофте. Да, и вон тех двоих хлюпиков у лавочки раздавить надо как тараканов…


— Скажешь, тоже! — путник попытался отвязаться от приставучего постояльца дома престарелых. Он вновь повернулся так, чтобы видеть лицо безумного собеседника. — Какое задание? Какие враги? У тебя все дома или реально крыша поехала?

— Хочешь, бунт устроим для прикрытия твоей миссии? — странный человек, продолжал убежденно говорить, не слушая доводов пришельца. — Или будку сторожа сожжем? А ещё можно главврача в приемной закрыть. А на двери повесить таблички — «Кабель!» и «Не влезай — убьет!» А ещё можно… Вот — послушай — вообще шикарная идея…

— Подожди, Пашка — который Пехота, — странник начал отмахиваться от надоедливого собеседника. — Ты всё не так понял. Да, ты угадал — я не местный. Также верно определил — я тут в первый раз. Поэтому и осматриваюсь. Но! Я просто хотел встретиться с человеком, которого давно не видел. Вот — и все!


— Вах! Уважаемый! — навязчивый собеседник щелкнул пальцами. — Нехорошо обманывать старого майора ВДВ находящегося на заслуженном отдыхе. Тем более, у которого за плечами куча таких операций — выполнение которых тебе даже не снились. И который сразу заметил, что ты ведешь себя очень странно и не похоже на присутствующих здесь обитателей. Вот — смотри… Первым делом, как только ты вышел из дома — то сразу осмотрел возможные пути отхода. Невзначай открыл — закрыл входную дверь. Прислушался. Несколько раз покрутил ручку. Осмотрел косяки. Затем — как бы невзначай прошел мимо будки с охранником. Подвинул мусорное ведро к входу. Первый кто пойдет обязательно споткнется. Затем любезно перекатил коляску со спящей Марьей Сергеевной в безветренное место. Но сделал это так удачно, что она закрыла собой обзор дежурной сестре. Продолжим… Появившись в саду, ты сразу отошел в неприметную сторону. Не торопясь осмотрел забор, а затем весь периметр зоны отдыха. По саду перемещаешься от дерева к дереву. Ведешь себя настороженно. Стараешься не светиться в поле зрение камер. А если попадаешь туда, то всё время, либо отворачиваешься, прикрывшись рукой или становишься к ним спиной. И главное у тебя глаза блестят как у хищника на охоте. Итак, «Джеймс Бонд» кого ищем? Могу в качестве развлечения безвозмездно помочь в выполнении задания. — «Штабной аналитик» в очередной раз шмыгнул носом и вытер нос рукавом. — Ну, давай коллега «по сборочному цеху» говори, кого ищем? С кем хочешь встретиться перед смертью? Я тут всех знаю. Постараюсь помочь.


— Я ищу своего старого приятеля — Некрасова Владимира, — путник спокойно ответил на расспрос десантника. На него абсолютно не произвели никакого впечатления аналитические рассуждения Павла о его появлении в доме престарелых.

— Так он не ходит уже полгода, — Пехота мгновенно отреагировал на интерес путника. — Лежит на втором этаже, в двенадцатой комнате. Пойдем, провожу. Да, сразу говорю — к нормальным жильцам он тоже не относиться. — Рассказчик поднес палец к голове и покрутил им у виска. — Он — того! С приветом.

— Это как? — Алексей задорно посмотрел на седовласого мужчину. — Как ты что ли?

— Нет! Я делаю вид, что ненормальный. Развлекаюсь. Дурачусь. Со скукой борюсь. А он не разговаривает. Он по-настоящему дурак. Вместо ответа рот открывает. Язык высовывает. Рожицы корчит. Может сплюнуть или газы пустить.

— Ясно, — Рязанцев принял для себя окончательное решение. — Нужно посмотреть на него. Веди, давай. Только так — чтобы никто нас не заметил.


Через пятнадцать минут в коридоре второго этажа прислонившись к стене, тяжело дыша, «кое-как» стояли два пожилых человека.

— Слышь! Разведка — ты чего? — один из них изнемогая под тяжестью своего компаньона с надрывом, произнес еле слышно. — Держись, давай! Нам тут немного осталась. — Он оттолкнулся от стены и медленно поволок «друга» дальше. — Может тебя не к Некрасову, а к доктору тащить? Ты выглядишь что-то совсем плохо?

— Нет! — «умирающий» компаньон не сдавался. — Идем к Некрасову. Это очень важно. А со мной… Со мной сейчас всё будет нормально. Тем более! У меня к нему важное дело.

— Господи, ну кто вас таких «доходяг» на задание посылает, — седовласый недовольно роптал и уже почти волоком тащил бесчувственного Рязанцева. — Здоровья нет. Навыки все позабыты. Прикрытия никакого. На половине пути к «объекту» с ног валяться. Но ответ всегда один — это важно.

Майор поудобнее перехватил «раненого товарища». — И главное… — со временем ничего не меняется… — ни здесь, ни в Корее, ни в Афгане. Все время одно и тоже — Пашка Пехота куда-то… кого-то тащит.


«Новоявленный боевой товарищ» остановился на очередной отдых возле стены. Встряхнул Рязанцева. Увидел его осмысленный взгляд. После чего произнес…

— Послушай, Братишка, — а устрой меня на работу к вам! А то мне тут сильно скучно. Я много чего могу и умею. Не гляди, что старый. Тебя же вон, умирающего на дело выпустили? Может быть, и я пригожусь для чего-нибудь? Буду всяких стариков разыскивать со старухами. Или твое немощное тело таскать на задание? А может быть ещё чего надо? Это всяко лучше, чем сидеть здесь одиноко — в этой «клетке».

— Не знаю… — странник произнес шепотом. Он почти потерял связь с реальностью. — Подумать надо.

— Ты, это… — думай скорей! А то уже пришли. — Павел подтащил «коллегу» к кровати больного человека. Встряхнул его, стараясь привести в сознание. Похлопал по щекам. — Эй, «коммандос», давай, смотри на своего Некрасова. Ну? Видишь? Это тот, кого ты искал? Это, он?

— Нет. Это не тот человек, которого я хотел увидеть, — путник произнес из последних сил и погрузился снова в обморок.

— Замечательно! — «носильщик» боевых друзей возмущенно воскликнул. — И что мне теперь с тобой делать? — Он снова начал трясти и хлопать вояжера по щекам. — Так, Разведка! Не смей тут терять сознание. Нам ещё воевать с тобой вместе. Ты чего? Не смей тут загибаться! Мы ещё всех на куски порвем! Очнись, давай. Так! Давай-ка я тебя к доктору… Держись! Тут не далече… Всего-то в соседнее строение попасть.

Умирающий внезапно открыл безумные от боли глаза и посмотрел на стену, находившуюся за спиной десантника. — Та… щи-и ме-ня в по-р-тал. — Он прошептал еле слышно одними губами.

Пехота обернулся и с удивлением обнаружил открывшийся переход из комнаты на залитую солнцем лесную поляну.

— Ничего себе — до чего наука дошла! Интересно, у кого такие возможности для организации «простой операции»? Что за спецы такие дыры в стене открывают? — в голове ветерана возникло много вопросов. Он взвалил на плечи потерпевшего и двинулся в сторону леса. Павел из последних сил добрел до чащи, и даже не успев толком осмотреться, потерял сознание.

* * *
Спустя какое-то время.

В лесу, на приметной поляне.

В тридцати километрах от старой Москвы.


Рязанцев сидел с закрытыми глаза возле старого дерева. Опиравшись спиной на ствол, он наклонил голову и не спеша размышлял о том, что сегодня был как никогда близок к смерти. Если бы не этот «сумасшедший»десантник он 'загнулся' бы ещё на лестнице, ведущей на второй этаж. По какой-то причине портал не открывался в тех местах, по которым они бодро и скрытно проползли.

На поляне, напротив межвременного мыслителя расположился худенький, рыжий паренек пятнадцати — шестнадцати лет. На большее по возрасту, и телосложению «малец» никак не тянул.

— Да-а-а! Ещё одна особенность портала, — пронеслось в голове у путешественника. — Он меняет старого человека, который моложе меня на несколько лет — в подростка с той же разницей от моего текущего возраста? Это хорошо! А если разница будет гораздо больше — в кого тогда превратиться подопытный? В малолетнего ребенка? Вообще раствориться в природе? — Рязанцев глубоко вздохнул — выдохнул. — Надо быть осторожнее с этими экспериментами. — Пришелец открыл глаза и начал запоздало корить себя. — А то мало ли, что?


— Э-э-э. А-а-а. Ну-у… И что мне теперь делать? — юноша недовольно вскочил с земли и начал крутить по сторонам огненной головой. Лицо было осыпано редкими яркими веснушками, будто кто-то нарочно обмакнул кисточку в раствор охры и обрызгал его. Под губой щупленького подростка пробивался первый пушок. Уши смешно торчали в разные стороны из под короткой стрижки. Он не как не мог приноровиться к обвисшей одежде и своему новому состоянию. Огненная голова паренька вертелась из стороны в сторону, он осматривал себя, и был похож на солнечный одуванчик.


— Ты же просился на работу? — Алексей начал подтрунивать над конопатым тинэйджером. — Что-то там говорил про ненавистную клетку и безвозмездную помощь в спасении пожилых людей?

— Ну, да! Было такое, — малец по привычке шмыгнул носом и подтянул штаны объёмом на четыре размера больше.

— Так вот, Паша! Если ты стариков уважаешь и лопатой их не убиваешь! — путник всё ещё продолжал шутить и даже в стихах. — Тогда, ты принят. Будешь моим помощником.

— Помощником — это хорошо! А делать-то, что надо?

— Что делать? Что делать… — философски повторил вояжер во времени. Он задумчиво посмотрел на курносого юнца. Глаза его хитро блестели. — То, что всегда делал, майор — Родину будем защищать!

Глава 13

Это был один из последних теплый вечеров бабьего лета в Таганово. Солнце неспешно закатывалось за дальнюю кромку леса. Слюда «играла» багрянцем от последних лучей светила в оконцах крестьянских домиков.

По улицам медленно разносилась прохлада наступающих сумерек. В воздухе ощущался пьянящий запах полевых трав, с тонким привкусом дыма и парного молока. Жизнь в деревне постепенно замирала. Резкие звуки всё отчетливее прорывались сквозь монотонный гул людской жизни. Вот в дали, где-то на задворках селения громко залаяли собаки. Откуда-то послышалось ленивое мычание коров и перекрикивание недовольных хозяек. Вот донеслось щелканье кнута и смачное ругательство. Прогремела пустая телега. Внезапно на мгновение отчетливо стал слышен детский плач. Постепенно громких звуков становилось всё меньше. В вечернем полумраке тускло засверкали огоньки в узких оконцах деревенских изб. Казалась, что деревенька потихоньку успокаивается. Засыпает. Однако наступающую тишину все громче перебивают звуки, идущие от большой, «склонившейся в поклоне» березы. Она растет посередине деревни. Именно здесь, в этом месте на гуляние похороводиться собралось «молодое время».


Рядом с осыпанной золотом кудрявой красавицей пристроились девушки на выданье. Организовав кружок, они негромко разговаривали, смеялись, игриво поправляли платки. Иногда хохотушки искоса бросали взгляды на находящихся недалеко ребят.

Одна из озорниц завела песню…

При долине, при лужку,
При долине, при лужку
Бел молодец гуляет…
Её тут же подхватили другие. Задорная песня, смех и говор девчонок становились все звонче…

Ах, пущай меня не любит,
Ну, пущай меня не любит,
Да, красы своей не губит, эх!
Скоро начнутся игры, забавы. Затейницам нужно было проявить себя во всей красе.

Чуть в стороне, у края забора огораживающего улицу расположились «зрелые мужики». Часть молодых людей «петухами» сидели на изгороди. Рассевшись вальяжно, они обсуждали правдивые новости о случившемся за день в деревне. Другие ребята весело толкались рядом, перекидывались шутками и смешками, привлекая к себе взгляды милых созданий. «Соперники» о чем-то спорили, шумели, кивали в сторону молодушек, накладывали на себя «истинные кресты» для придания правдивости рассказанных историй.


Резные ставни ближайшего дома были открыты, в небольших оконцах блестела слюда. На завалинке избы, недалеко от места будущих забав и игр собралось несколько подростков. Ребятишки пришли хотя бы «одним глазком» взглянуть на встречу будущих женихов с невестами. Рядом расположилась бабка Лукерья. В доме было душно, и женщина вышла посидеть на улицу. Заодно она назначала себя ответственной за соблюдения норм поведения и правил порядка. Мало ли, что эти «ироды» учудят?

Смотрит Лукерья, во все глаза, наблюдает, а там глядишь и, свою далекую молодость вспомнит, то, как и за ней, когда-то молодцы ухаживали. И хорошо на душе у бабки становится от этих воспоминаний, покойно.


С самого края завалинки сидела девушка с палочкой в руках. Большие светлые глаза, густые ресницы, соболиные брови. Русая коса, перевязанная яркой синей лентой, переброшена через плечо на высокую грудь. Подол сарафана из тонкого шелка, снизу открывал стройные ножки. Платье на ней было белое, длинное, расшитое голубыми цветами на рукавах. Деванька грустно вздыхая, задумчиво бросала томные взгляды на присутствующих молодых людей. Игры и гуляния ей давно не «светили». Скромница была хромоногой. Более того нынешней весной «старой» деве исполнилось восемнадцать лет, что автоматически переводило её в разряд невест «второго сорта». Поэтому, в этом году она перестала посещать молодёжные посиделки. Но, сегодня погода была настолько хорошей и теплой, что затворница не выдержав тоски и одиночества, пришла к приметной березе. Её девичье сердечко учащенно стучало, рвалось подобно птице, ожидая от вечера чего-то особенного и необычного.


Алёна Полякова, как и заведено первой красавице «на деревне» подошла к кружку девчонок позже всех. «Королева» прищурила глаза и важно задрала курносый нос. Она демонстративно осмотрела свои владения. Пригладила волосы, поправила платок. Ещё раз сравнила облик присутствующих со своей «неземной красотой». Заочно выиграла во всех конкурсах и кастингах. Собрала все призы и награды. Довольно кивнула головой и затейливо повела плечами. Перевела взгляд на «больную» конкурентку, расположившуюся у дома Лукерьи. Оценила её, после чего выразительно фыркнула и недовольно скривила черные брови.

— Марин, глянь! — красавица обратилась к лучшей подруге. — Сегодня, что? Дождь собирается али гроза будет с молнией?

— Да, покамись не ожидается ничего, — девушка бойко откликнулась и подошла к Алене поближе. Она с завистью уставилась на новые бусы красавицы. — Ух, красотища-то какая!

— Да, вон Хромоношка приковыляла! Легка на помине! И ста лет не прошло, а она снова тута ча! — девушка наигранно кивнула головой в сторону немощной. — Этой старушенции лежать бы на печи — да кости греть костлявые. А она притащилась на гуляние. — Алёна гордо подперла «румяные» бока кулаками. Покрутила ими из стороны в сторону. Оценила свою ладную фигуру. — Ох! Хлебом не корми, дай только на мого Мишутку поглядеть. И главное ни кожи, ни рожи, а всё туда же! Пялит свои бесстыжие зенки в мой огород — прям как кукушка в чужое гнездо.

— Ой, и правда — она! — подруга скрытно бросила взгляд в сторону ближней избы. — А я её даже не приметила.

— Я тоже не сразу заметила. — Алёнка раздосадовано начала наматывать на палец конец косынки. — Просто иду, смотрю — у Лукерьи изба завалилась. Как будто стена наклонилась на бок и крыша поехала. Присмотрелась — ась нет… Там, Варька Голикова стену подпирает палкой своей. Ишь, змея подколодная, губы надула! Да ещё пришла в новом платке! Или она думает, что мой Мишаня поведётся на этот страшный, драный платок. Так пусть знает — ей ничего не светит. А будет глаза пялить бесстыжие — выцарапаю их! Сразу станет — и слепой, и хромой!


Кто-то незаметно подкрался к красавице и нежно закрыл её большие глаза ладонями.

— Лёгок на помине — Мишка ветерок! Куда ветер дует — туда его несёт! — Девушка быстро произнесла заготовленную ранее скороговорку. По её телу побежали «мурашки» от нежных прикосновений любимого человека. — Ох, Миша — Миша! Сто лет в обед, а у тебя всё те же шутки. — Она откинула руки желанного. Томно оглянулась. Осмотрела своего ненаглчдного. Перед ней стоял плечистый молодец, в лихо заломленной малиновой шапке — колпаке с меховой опушкой, в белой рубахе с красным узорным оплечьем. На круглом лице Михаила была озорная улыбка, его серые глаза грозили.

— Хоть бы что-нибудь новое придумал! — Аленка напыщенно надула пухлые губки. Строго посмотрела на высокого молодого человека. Кивнула головой в сторону конкурентки. — На Варьку — жабу болотную смотрел сегодня?

— Что, ты? Любушка — голубушка — красная моя! — молодец невинно развел руки в стороны. Он улыбнулся озорнице, после чего начал оправдываться. — Зазноба ты моя сердечная! Как можно говорить про такое? Только про тебя горлицу ненаглядную и думаю весь день напрлёт.

— Брешишь ведь! — девушка надула румяные щеки, не веря любимому. — Как сивый мерин — врешь! И глаз лиловый, вона, дергается. А то я не видела ничего — когда шла сюда. Прямо у меня очи повылазили на лбу. Все вы боровы палитесь на неё! У всех одно на уме! Ох, и надоела она мне — хуже горькой редьки. Дождется — все волосы повыдеру. А тебе Сивко — кудрявый, я… Я! — Она игриво замахала маленькими кулачками.

— Что ты Алёнушка — солнышко моё ясное, — парень не дал договорить девушке. Он нежно прижал её и начал гладить по спине. — Она мне — не мила. Ты — во сто раз краше. Да и другие — сроду на неё не смотрят. Что в ней такого? Ни рыба, ни мясо. Ни гроша за душой. Да ещё и хромая. Кому нужна такая?

— Не верю тебе — медведь сиволапый! Сильно сладко поешь, — Алена прижалась к парню и счастливо улыбнувшись, закинула голову. Глаза влюбленной блестели от счастья. — Скажи? Ведь я тебе люба? А она страшна — как квашня из погреба? Правда — правда?

— Да, моя Ладушка.


Пока Варвара прислушивалась и рассматривала воркование влюбленной парочки, она пропустила момент появления незнакомого рыжего парня. Он подошел к месту сбора молодежи внезапно, как будто вышел откуда-то из-за угла. Осмотрел всех внимательно. Деловито, «свысока» начал беседовать с ребятами. Он был не местный. Он был чужой. Она никогда не видела его раньше. Сердце девушки отчего-то учащено забилось. Лицо покраснело. Поволока внезапно заволокла глаза серо-голубого цвета. Страдалица замотала головой от нахлынувшего волнения. Глубоко вздохнула. Заморгала ресницами. Переложила палку с одной руки в другую. В смятении развязала, затем завязала платок. На сердце отчего-то вдруг стало так холодно и вместе с тем так легко, и оно сжалось непонятной болью и радостью.


Он стоял, повернувшись к ней спиной. Однако Варя чувствовала — он видит её. Незнамо как — но он смотрел только на неё! Вот молодец немного отошел от ребят и стал рассматривать девушек. Она по-прежнему чувствовала его внимание. И тут незнакомец обернулся и взглянул на неё. Варя моргнула от неожиданности, широко открыла глаза и не смогла сразу отвести взгляд. Большое бирюзовое море хлынуло в душу молодого человека. В одно мгновение огненную стену пламени залила гигантская толща бурлящей воды. Его душе просто не дали времени и возможности отбиться. Мощный водоворот с невиданной скоростью растворил его чувства, перекрутил сознание и все перевернул с ног на голову.

Через долгие, почти вечные четыре секунды сероглазая «колдунья» досуха «высосала душу» несчастного, снова моргнула и испуганно отвела взгляд. «Утопленник», не показав произошедших изменений, как зомби продолжил о чем-то разговаривать со встречными. Наконец он закончил беседу и спокойно пошел дальше вдоль по улице.


— Ну, и кто этот безусый бычок — малолетка? — Михаил вместе с девчонками подошли к ребятам. Они заинтересовались внезапно появившимся в деревне человеком. — Пошто сопливый горшок в два вершка росточком тутача водицу замутил?

— Ему по возрасту сосать титьку ещё надо! — весело затараторила Маринка. — А он пришел на гуляние?

— А Варька Хроманошка то, как на него выставилась! — Аленка не упустила возможности в очередной раз обидеть конкурентку. — Ишь как покраснела, чучело гороховое! Как будто вожжа под хвост попала! — Девушка разгорячившись, топнула ногой. — Хлебом не корми, дай только к парню пристать. Даже если он сопливый, кривой или юродивый!

— Это, новый помощник барина, — длинный Василий выдал пояснения девчатам. — Вчера вечером приехал из Новгорода. Будет ратному делу обучать. Зовут малого — Пашка Пехота. Он немного странный. Говорит непонятно. Затравленный какой-то.

— А чему этот хлюпик научить может? — задиристый Семен повел широкими плечами, со знанием дела потер ладонью крупный кулак. — Он же при первом ударе, небось заплачет и к мамочке побежит? Какой с него ратник? Вот, Федор — это да! У него — «белый пояс». В какую избу ни зайдет — лбом косяки выбивает. Или Силантий — тотача настоящий мастер и боец. А это — что за конопатый телёнок?

— Не знаю! — Василий скривил губы в ответ и пояснил недовольно. — Барин сказал — мы выполняем. А там посмотрим.


Из-за дома расположенного напротив приметной березы появился незнакомец. Он шёл с большущим букетом полевой травы и цветов. Рыжий орел пересёк улицу. Важно прошел мимо присутствующих. Подошел к Варваре и неловко протянул ей огромный букет.

Девушка удивленно открыла глаза и машинально приняла цветы. Она не знала, что делать с таким подарком.

— Прям как корове — копну сена приволок, — раздался ехидный голос Михаила. — Сейчас она его жевать будет.

Варвара вздрогнула и резко отдала букет обратно. После чего смутилась, покраснела и отвела взгляд от молодого человека.


Обиженный нахмурился и резко метнулся в сторону. Тут же раздался крик, а затем хрип задыхающегося человека. Буквально за мгновение Пехота успел переместиться от девушки до обидчика. Он схватил обидчика за горло и не спеша начать душить. Глаза умирающего человека закатились в предсмертной судороге. Семен, очнувшись от внезапного столбняка, попытался помочь другу. Сильный удар в солнечное сплетение согнул молодого человека пополам, заставил забыть на долгое время о помощи другу. Дух со свистом вышел через стиснутые зубы. Парень упал на бок и закрутился по земле, елозя ногами и выпучив глаза. Рот его, как у рыбы, выброшенной на берег, беззвучно открывался в тщетной попытке вдохнуть хоть немного воздуха.

— Отпусти его, — девичий голос звонко прозвучал за спиной Пашки. — Он не причем. Я просто не люблю большие букеты.

Задира ослабил хватку, а затем выпустил хрипящего человека. Все с ужасом смотрели на происходящие. Михаил задыхался и кашлял. Семен корчился от боли рядом.

— Значит так, доходяги! — безумный юнец поднял голову и хищно оскалившись, посмотрел на присутствующих парней. — Что бы завтра! Все, до единого! В шесть утра! Были на новом полигоне! — Он шмыгнул носом и вытер его рукавом. — Там, я научу вас уважительно относиться к старшим по званию! А то — распустились тут без дисциплины! Уже майоров ВДВ не уважают. — Он громко щелкнул костяшками пальцев. — Ну, ни чего — ни чего! Это мы исправим! Завтра, согласно уставу, в течение дня — я приведу вас в полный боевой порядок. Завтра вы хлебнете пота так, что сапоги полными будут!

— Мы же не стражники? — недовольно донеслось из толпы. — Нам-то, зачем собираться?


Злые глаза подростка светились безумством. Многим показалось, что он только что вырос на две головы и уперся плечами в небо.

— Только, что объявлена мобилизация! — сопливый воевода осмотрел всех с головы до лаптей и сделал важное заключение. — А вдруг завтра война? А если завтра в бой? Все должны быть готовы к несению воинской службы. К тому же необходимо срочно построить и испытать полосу препятствий. — Задира грозно помахал кулаком. — И не дай бог кто не придет!

«Военком» произведя впечатление на «золотую» молодежь, резво повернулся и быстро пошел по улице в сторону помещичьего дома. Новую «военную доктрину» надо было срочно согласовать с вышестоящими органами.


К следующему свиданию Варвара причипурилась. Снова надела новую косынку и раньше всех пришла к приметной березе. Хромоношка тихонько сидела на завалинке: Она то улыбалась, словно видела кого-то близкого, то вдруг становилась задумчива, а взгляд делался незрячим, будто глаза смотрели внутрь, о чем-то вспоминая.

Постепенно стали подходить другие девушки. Время шло. Удалые молодцы не появлялись. Лебедушки затянули грустную песню…

У крыльца высокого
Встретила я, ясна сокола,
Встретила, поверила,
На любовь ответила…
— А почему ребят не видать? — Маринка обратилась к подругам. — На улице пасмурно. И песни петь — желания нет. И на душе тоскливо.

— Да как их увидишь? — Аленка вступила в разговор. Стала разгневанно махать руками. — Загонял их рыжий изверг — до смерти!

— Какой ещё изверг? — невысокая Галина проявила интерес. Она ничего не знала о событиях произошедших накануне.

— Какой… — какой? — Алена произнесла недовольно. Обиженная влюбленная недовольно кивнула в сторону сидевшей возле дома девушки. — Это ты, вон, у Варьки — заразы, спроси. У этой кулёмы — хромоногой. Её хахаль — наших ребят попортил. Лежат дома, теперь. Ходить не могут. Мозоли кровяные у всех. — Глаза красавицы метали молнии. — И где она только нашла его? И главное сидела на грядке пять лет — как редька. Не слазила с завалинки своей. А теперь — ту да же! Любовь, видите ли, у неё. А мой Мишаня… Он такой слабенький. Такой беззащитный. Ох! Ему так больно — меня даже не пустили домой к нему!


Из-за угла лукерьиной избы, как всегда внезапно появился рыжий влюблённый. Он подошел к Варваре и молча, протянул ей букет больших красных тюльпанов. Девушка взяла невиданные ранее цветы и стала разглядывать их с замиранием сердца. На улице наступила тишина. Такого никто не ожидал.

Хромоношка подняла на рыжего паренька большие, широко раскрытые глаза, и он прочел в них изумление, страх, нежность, счастье — всё вместе. Лицо ведуньи залила бордовая краска. Она низко опустила лицо, повернула голову в сторону и отгородилась от парня широкой пушистой косой.

— Цветы возьму, — нежный голос зазвенел в ушах Пехоты серебряным колокольчиком.

Варя наклонила лицо к букету и ощутила приятный, обвораживающий запах.

— Очень красивые! А знакомиться не буду, — неприступная гордо подняла голову. Широко открыла большие глаза. Захлопала ресницами. У неё почти до боли забилось сердечко.

— Нельзя знакомиться с незнакомцами на улице, да ещё в первый день. Не хорошо это. Не по-людски.

Молодой человек покраснел, сжал губы, недовольно развернулся и расстроено пошел прочь по улице.

— Нет, ну вы видали, а??? — Аленка через минуту обратилась к подругам, недовольно хлопнув себя по румяным бокам.


Придя домой, Варя помолилась перед иконой и быстро уединилась на лавочке в углу избы. Девушка то заливалась краской, то бледнела, то шептала охолодевшими губами: «Чур меня… Чур меня… Чур…»

Сладкие, душистые, наполненные яркими красками переживания не давали ей покоя. Щеки красавицы горели огнём от волнения, как будто были изцелованы. Он смущенно улыбалась, глядя куда-то вдаль.

И если бы кто-то мог увидеть Варю в это самое время, он понял бы, что в её робкой улыбке было что-то новое, затаённое.

— Сказать бы кому! — стонала душа девушки. Сердечко надрывно стучало.

— А кому такую важную новость доверишь? И радость не в радость, когда про себя держишь. И рассказать страшно: Ведь ему, дай бог, тринадцать, а ей осемнадцать — разница чуть не в два раза! А вдруг узнают? Слухи по деревне поползут нехорошие — застыдят, осудят, засмеют.


На колени к «старой деве» запрыгнула пестрая любимица Мурка. Кошка умильно поглядывая, вытянулась, зевнула и удобно разлеглась на ногах красавицы.

— Му-усенька… Лапу-усенька… — Варя обрадовалась, нежно прижала животное, начала гладить её и хитро шепча одними губами, стала рассказывать своей лучшей подруге последние события произошедшие на гуляние.

После небольшого вступления и описания «погоды» наконец-то сготовилась шепнуть важное словечко про свое житье — бытье и… затомилась. Заволновалась. Взяла паузу. А потом произнесла, будто чужую новость:

— Парень, тут, по деревне ходит, — Варя нашарила на груди косу и, заводила её кончиком по губам. — Такой молоденький, волосы огнем горят. Ненашенский. Всё чагота, на меня смотрит. Проходу не даёт. Не знаешь, чей?


Кошка продолжала довольно «тарахтеть» под ласками рассказчицы, вкрадчиво мурлыкать. (Будто произнося в ответ: Знать не ведую… Какой — такой парень? И вообще, как тогое важное событие прошло мимо меня? Варенька, подруженька моя, срочно расскажи мне про него.)

— Представляешь!!! — с охоткой согласилась на уговоры «ведунья». — Цветов подарил — большущий букет! А цветы то дивные! — Ни в сказке сказать, ни словом описать.

Хромоношка повертела головой по сторонам. Румянец загорелся на её щеках. Лихорадочно заблестели глаза. Она перестала гладить любимицу, сказала, как будто обижаясь: «Как считаешь, я ему понравилась?»

Мурка пошевилили усами, сжала — разжала коготки на передних лапах. Повела одним ухом. Выгнулась, прося девушку продолжить ласки.

— Вот и я так думаю! — Варя, не узнавая себя в радости, крепко сдавила кошку. Подняла её, стала трясти, целовать в хитрую усатую мордашку.

— Батя, глянь! — удивленный голос старшего брата раздался с печи. — Наша Варька с ума сошла! Она, Мурку целует!


На следующий день Пашка на свидание не пришел. Через день его не было снова. Девушка, искусав губы от обиды, сидела на своем прежнем месте. К ней осторожно подошла Лукерья. Робко присела рядом.

— Ох, Варвара! — собеседница глубоко вздохнула растроганная горем девчушки. Она заправила выглянувшие волосы в платок. Покачала головой. Положила руки на колени.

— Ну и глупая же ты баба! Верно про таких сказывают… Были гуси, да улетели. В кои-то веки парень попытался познакомиться с тобой, а ты ему от ворот поворот. Чего ты добиваешься? Ждешь, когда красный молодец за тобой на белом коне приедет? Так можешь не дождаться! Будешь всю жизнь старой дурехой на завалинке сидеть — смотреть через пень на колоду. Погляди на себя! Кому ты хромоногая нужна? Кто тебя, старую деву, возьмет? А он найдет себе другую! Вон, Ульяшка Истомина — цельный божий день про него расспрашает.

— Вот и пусть забирает, — несчастная страдалица произнесла почти беззвучно, одними губами. Она гордо шмыгнула носом, задрала подбородок. У неё дрожали губы, в глазах стояли слёзы. На мокрые щеки от горькой обиды медленно набегал румянец. Она беспомощно опустила руки, словно плети, сжала плечи.

— Нечего скорбеть попусту неизвестно о ком. Найду себе другого — во сто раз краше! Свет на нём клином не сошёлся! И вообще, какое тебе дело? — Варя насупилась. Демонстративно задрала подбородок. Сердце её тоскливо заныло. В душе давно «скреблись кошки».


— Да постой, ты — окаянная дурёха! Как кляча с горы, право слово! — не поверив девичьей отговорке «в сердцах» воскликнула Лукерья. — Полно петь соловьем на сосне! Ведь вижу — люб он тебе! — Она расстроившись махнула рукой. Снова поправила платок. — А вообще…. Мне, до вас голубков — дела нет никакого. Творите, что хотите! Хоть на головах стойте друг у друга!

Женщина обиженно отвела взгляд в сторону и на несколько минут замолчала. Затем повернулась к страдалице и снова произнесла.

— Тебя несчастную жалко. Чувствую просто… — собеседница взяла паузу, очень глубоко вздохнула. — Не придет он к тебе больше. Сердцем чувствую — не будет его ни сегодня, ни завтра. Слышала, что уехал он в какую-то далекую — предалекую кодировку. Барин его далече отправил. Где это, Лапонька — я не знаю. Только чувствую далеко это — очень далеко. Вернется оттуда али нет — никто не ведает. Так, что… похоже… упустила… ты свое счастье, Хромоношка! Упустила!

Глава 14

Деревня Лепино.

Гостиная комната в усадьбе помещика Киреева.

В двенадцати километрах от Таганово.


— Ха-ха-ха, — толстый, седобородый гость не останавливаясь, смеялся до слёз. — Ну, Киреев! Ну, мостак — силен! Вот потеха — так потеха. Нешто, так, прям сам, взял и принес тебе деньги. И ещё сказал спасибо. Ох, не могу… — уморушка. — Он снова засмеялся. В конце шваркнул носом. Вытер слезы. Погладил себя по большому животу. — О-о-й! Я себе представить даже не могу такое! А увидеть его лицо — когда ты его надул…

Человек выпрямился. Глубоко вздохнул. Поерзал на кресле.

— Да-а-а. Насмешил. Порадовал рассказом. И прямо зависть берет, как ты легко добываешь деньги — так просто из ничего. И главное — все при этом довольны. Ну и хват же ты!


В гостиную, где сидели друзья — приятели заглянул слуга.

— Григорий Иванович, там Никодимка Холмогоров пришел. К вам на поклон просится. Звать, что ли?

— Давай, зови, — хозяин поместья дал согласие. Он развалился на кресле. Потянулся и довольно добавил. — Жду его как раз. Цельную неделю придумывал обзывалки разные. Сейчас испытаю на нём!

— Подождите! — седовласый гость привстал с места и повернулся к Кирееву. Заглянул ему в глаза. — А это не тот Холмогоров, который столяр — известный? Ну, мастер — на все руки? Которого все хвалят в округе? И главное за работу которого, ты всегда просишь деньги… — большие деньги?

— Да, Мирон Евдокимович — это он, — хозяин дома довольно улыбнулся. Лениво повертел головой. Зевнул. Положил ногу на ногу.

— Григорий Иванович, ты не поверишь! — сосед поразился совпадению обстоятельств. — Мне как раз необходимо заказать новую мебель. Я приехал к тебе по этому делу.

— Ты, что? — рыжий хитрец удивленно округлил глаза. Его сонливого состояния как и не бывало. Он встрепенулся. Задергал головой. — Он занят у меня на два года вперед. Улыбка стекла с лица Киреева. — Знаешь, сколько у него заказов? Вон, ящик бумагами забит — полнехонек. — Деляга раздраженно махнул рукой в сторону комода. — Даже не проси — просто не хочу тебя расстраивать.

— Мой лучший друг! — приезжий гость начал ласково уговаривать хозяина. — Я тебе хорошо заплачу. Даю две… нет — три цены от стоимости.


— Это интересное предложение! — согласился Киреев. Он снова удобно вытянулся в кресле. — Для хорошего человека, да за такую сумму — мастера придется поторопить. И даже сроки перенести для других заказчиков, а кому-то и вовсе отказать! Но! Понимаешь, — Рыжий прохвост понизил голос. Начал деловито перебирать волосы в огненной бороде. — Тут такое дело… — умелец сейчас занят. Понимаешь, он у меня с секретом в Таганово! Живет там — уже неделю. Чтобы не узнали — он устроился на самую низкооплачиваемую работу… Либо помощником конюха или слугой на побегушках. Как раз, чтобы всякие новинки и диковинки высматривать. Высматривать, а потом мне про них рассказывать.

— Что? — гость подскочил с кресла как, будто его ужалили в одно место. — Ты, нешто отправил шпионить своего лучшего артиста по столярному делу? Да ещё и простым подмастерьем на побегушках? Он захлопал глазами от удивления. — Да! Странный, ты — Киреев! Чего — чего, но такого я от тебя не ожидал. Слушай, а сколько раз я просил продать мне этого умельца? А сколько раз я тебе деньги предлагал за него? А ты — вона как! Жаль, что ты не послал его пастухом или нищим на паперть. Григорий Иванович! — собеседник начал недовольно стучать ладонью по спинке кресла. — Как можно курицу несущую золотые яйца использовать не по уму — разумению? Это все равно, что за семь верст киселя хлебать или в решете воду носить! Ох, чую — на этот раз ты перемудрил самого себя.


— Мирон Евдокимович, — лукавый значимо помахал указательным пальцем. — Ты, не спеши делать выводы. Послушай сперва мою сметку. Из Новгорода в Таганово приехал новый барин. Что-то строит. Деньги тратит большие. И никто ничего не знает. Мне стало интересно. Вот и решил послать умельца. Кто как не он поймет, а потом расскажет про их новгородские премудрости и новинки?

— Ну, Киреев — ума палата! — приезжий гость поддержал друга. — Это другое дело! Зело потешная выдумка! Я бы не додумался! Но, как ты уговорил его?

— Тут всё просто, — хозяин дома защелкал пальцами на руках. — Поспорили с ним — уже не помню на, что. Он — проиграл. Вот и пошел отрабатывать моё желание в Таганово на неделю. Сегодня вернулся. Так, что сейчас узнаем — что там происходит.


Маленький, худой человек в драном армяке, поношенных лаптях, с подбитым глазом и поцарапанным лицом вошел в комнату. Осторожно прикрыл за собой дверь. Перекрестился образам. Поклонился помещикам. Гордо выпрямился и не спеша достал из-за пазухи концы желтого шарфа с оранжевой надписью — чемпион. Расправил их. Широко расставил ноги. Приготовился слушать господ.

— Ну, Некодимка — мелкий невидимка, плешивый столяринка! — Киреев озорно прищурил глаза. — Справился с моим больши-и-им заданием? Давай, поведай нам о своих походах — где-то в тагановских огородах. — Самодовольное, сытое похохатывание издевательски проявлялось в бархатистом голосе помещика.

— Прости меня, барин… — невысокий человек гордо поднял голову. Сморщился. Набрал в рот воздуха. Сжал до посинения губы. Крякнул и к удивлению хозяина начал непонятный спектакль. Первым делом новоявленный артист зло произнес. — Меня кличут теперяча по-другому. У меня сейчас новое — громкое имя. Я зовусь — Гигант Ни-ко! Ни-ко-о — дробитель черепов! Это мой новый «гиммик». По-ихнему, «по Новгородски» — люто навороченный образ по «кейфебу». Я теперь боец по рестлингу — самой известной «Мерикозовской» борьбе без правил. Боле того — я не какой-то там вшивый «джоббер» или забытый «лоу-кардер»…

Невысокий нью-рестлер чуть присел и поднял сжатые кулаки перед лицом. Он красочно оскалился жёлтыми зубами. Помотал головой из стороны в сторону. Сморщил нос. Ноздри расширились у него от напряжения. Глаза стали «метать молнии».

— Я признанный всеми «фейс»! Й-ё — лохматая лопа-та! — Никодим резко выпрямил руки и сделал несколько вращательных движений. Затем развернулся, присел и зачем-то подпрыгнул. В конце своего выступления он согнул ногу в колени и с силой топнул ногой.

— Ни-ко-о! — он заревел во всю глотку. — Лучший «лучадор» этой «поляны»! — Меня все знают и боготворят. — Безумец схватил концы шарфа и развел их в разные стороны, при этом он вытянулся, подавшись всем телом вперёд. — Да-а! — Вот такая вот калбос-ня-я!


— Кого? Чего? — Киреев приподнялся с места и открыв рот, испуганно посмотрел на своего холопа. Он был удивлен на столько, что не мог сообразить как вести себя и, что сказать в ответ. Помещика охватил легкий ступор от увиденного. — Тебя, там, что, мужицкое рыло — всю неделю били по голове граблями? Или ты, Никодим — в мозгах дым, не вылизал из кучи с гумном. Окстись! Ты — столяр! Мелкий, противный, никому не нужный столяришка — маленькая пустышка. А не боец по кулачному бою или неизвестной борьбе.

— Нет, барин! — вошедший холоп упорно продолжал гнуть свою линию. Он резво, по-бычьи дернул головой. — Всё в прошлом. То было раньше — в другой жизни. Сейчас у меня другая «сторилайн». В ней радость побед в «апперкарде» и «мейн-инвенте». Овации «див» и любовь «фанав», ненавистные взгляды «хил» после их позорного проигрыша. И главное… — такой тяжелый и такой легкий шарф победителя «Оупэн Гранд Чемпионата оф Таганово» и заслуженное звание — почетный житель Таганово. Да-а-а! — На мгновение новоявленный боец задумался, что-то вспоминая, пошамкал губами, а затем громко воскликнул. — Не-е-т — козявкин плющ! Такой забойный «пуш» не забудется — ни-ког-да!

— Холмогор — в голове топор! — Киреев резко вскочил с кресла и раздраженно закричал. — Ты, что белены объелся? Что, ты несешь? Какие, раздери твою столярную душонку… — овации, какие дивы, что за шарф? Я сейчас прикажу содрать с тебя кожу до мяса! А-ну, не балуй. Сказывай толком… простым нормальным языком, что там происходит — в этом, чертовом Таганово! Давай, поведай какие диковинки, там? Чаго строят? Зачем строят? Сколько мастеровых работает? Кто они? Немедля, говори!


— Григорий Иванович, отец родной! — разгоряченное лицо артиста покрылось мертвенной бледностью. Никодим упал на колени. Начал креститься и бить поклоны. — Не гневить, милостивец. Это я по нечаянности… По незнанию и глупости… Согрешил! Прости меня сирого, ради Христа! Помилуй! Я сделал всё, как ты велел. Приехал в деревню, попытался устроиться на самую грязную работу. На подворье барского дома познакомился с рыжим пареньком. Он присмотрелся ко мне… Спросил, кто я? — И сразу предложил заняться заморской борьбой — рестлингом. Будь она трижды не ладна — ихняя зараза! — Кающийся вновь наложил на себя крест, смачно сплюнул и вознес руки в мольбе в сторону господ. — Мне эта затеюшка не понравилась сразу. Я засомневался. Однако конопатый провидец сказал, что у меня самые лучшие данные «скилл» и «воркрейт» из всех кандидатов. Затем что-то в полголоса добавил про медведя и велосипед. Главное — он пообещал за участие в игрищах хорошие деньги! А если я соглашусь, стать победителем «домашнего шоу» — то получу столько — сколько получаю от вас за год. А если нет, то велит прогнать прочь к такой-то матери… Я вспомнил ваши наказы и согласился.


— Мирон Евдокимович, ты погляди, что с людишками твориться? — возбужденный Киреев обратился к своему гостю. Он опустился в кресло. Трясущимися руками взял со стола бокал с вином, и опустошил его в несколько глотков. Вытер рукавом губы и пренебрежительно произнес. — Эко, дьволище! Был нормальным мастеровой — тише воды ниже травы, раболепствовал. Стоило всего на неделю отлучиться из вотчины! И вот результат — холопа не узнать! Готовый смутьян! Бунтарь! Это всё жители западных земель и их влияние! Мне этот Воронцов из Новгорода — сразу не понравился. Особенно его «Пей скорей-ская» система. Да, Никодил — аршин проглотил! Ты — попал! Был сто-ляр — стал кривляка фиг-ляр… Ладно, сказывай далее, а я пока подумаю, что с тобой делать.


— В Таганово, в эту субботу намечался праздник урожая. — Холмогоров стал жамкать снятую шапку руками. Он слезно бросал взгляды с одного помещика на другого. — Барин задумал устроить скоморошные бои потешных борцов в костюмах. Рыжий отобрал несколько мужиков и всю неделю с утра до позднего вечера заставлял нас изучать басурманские премудрости, да немчурские слова. Он показывал, а мы тренировались, как смешно наносить «споты» и «финишеры». Ну, это по их нему — хитрые удары и приемы. Обучал, как правильно выкрикивать всякие ругательства и непристойные оскорбления, как заводить зрителей и пользоваться всякими «ништяками». Это по-нашему разные…

— Нашел, чем драную кобылу удивить! — хозяин дома перебил Никодима. — Надо же удумать научить смердов ругаться по иноземному и квасить морды друг другу! Да ещё деньги платить за это! — Киреев хлопнул в ладоши и нетерпеливо заерзал в кресле. — Так, что, токореня — поганое семя… Давай заканчивай — негоже мне слушать твою байку долече. Придумал я как с тобой поступить.

— Я вышел на ринг вечером в субботу и победил всех в супер финале, — невольник стал завершать свой рассказ. — И теперь… Я… — ви а зе чемпионс! А Рыжий, что поставил на меня деньги — наверное, сейчас богатый человек!


— Погоди… погоди? — у землевладельца внезапно проснулся интерес к тагановскому новшеству. Его левая бровь удивленно «поползла» вверх. — А откуда он узнал, что ты победишь?

— Так, сие сразу было известно. Я самый маленький. Худой. Глаза у меня печальные. И поглядев на меня — денег никто не поставит. Милостыню подать могут, а денег нет. Поэтому меня и выбрали…

— Так, что получается. — Кирееву в голову пришла внезапная догадка. — Человек Воронцова заранее знал, кто выиграет?

— Ну, да!

— И что — много кто ставил против тебя?

— Очень много — практически все!

— Ах, он шельмец! В серых глазах рыжего игрока вспыхнуло и заиграло злое озорство… — Ах, он… — выдумщик. Востёр! Ишь — какую кашу заварил! Как всё просто и понятно… Зовешь мастеровых. Отстраиваешь деревню. Платишь. Затем проводишь игрища — и эти деньги обратно у них забираешь. Ну, Воронцов — ну, хитрец! Ну, догада! Надо мне провести такую же забаву. Причем — срочно. А ты Никодира — хитрая проныра. Тоже молодчага. Выполнил своё задание — гоже. Такую идею для меня разузнал. Порадовал. Проси чего хочешь.


— Ну… ы… э… а, — крепостной стал последовательно перебирать гласные звуки. Он что-то пытался сообразить. У него от радости забилось сердце. Ремесленник совершенно не ожидал крутого поворота событий. — Благодарствую. Григорий Иванович! Отец родной, я бы хотел…

— Знаешь? — А давай — я тебя сосватаю! — рыжую голову хозяина внезапно посетила гениальная мысль. — Только, на ком бы женить тебя? — Помещик задумался. Стал перебирать в голове возможные варианты. Тут же сам себе ответил. — Нет, мне это не интересно. Выгоды — никакой. Хомут с телегой — всегда на шею повесить успеешь. И жена будет отвлекать от работы. Да и трудиться будешь хуже…

— Кормилец! Родной, — Холмогоров попытался вставить фразу в скоротечные убеждения хозяина. — Земно кланяюсь твоей милости! Так мне уже за тридцать — пора бы. Хочется жёнку, семью, детушек…

— Ничего — потерпишь! — барин продолжал фантазировать, не слушая возражений холопа. — Желаешь — новый инструмент? Лучше прежнего и заказов поболе? И подмастерьев в обучение? — Лукавый стал щелкать пальцами, как бы считая деньги. — Нет! Мне это не выгодно. Пока обучишь их, пока то… сё.


Киреев выпрямился в кресле. Поднял руки и начал тереть ладони. — Во-о-т! Придумал. — Он вытянул указательный палец и показал им на столяра. — Хочешь на волю… — выкупиться!

— Дык… тык… м-м-мык, — Никодим по-прежнему ничего не понимал. Он поднялся с колен и произнес удивленно. — А разве такое возможно?

— А почему нет? Коли деньги у тебя есть — все возможно! Давай, выкупайся, да живи в свое удовольствие, катайся как сыр в масле. Я помещик справедливый, у меня в хозяйстве всё по закону.

— Хм… Хм… Григорий Иванович, — присутствующий в комнате гость попытался вступить в разговор. — Ты, надеюсь не забыл про мое деловое предложение?

— Погодь, Мирон Евдокимович. — Киреев отмахнулся от приятеля. — Не отвлекай меня. Он заслужил это. Он же там кого-то победил! Чего-то получил!


Хитрец поднялся с кресла и подошел к письменному столу. Задумчиво начал барабанить пальцами по столешнице. Внезапно повернулся к холопу и произнес. — Так сколько, ты говоришь, получил за победу в игрищах?

— Кормилец, двадцать семь рублей, пять алтын да четыре денежки.

— Так, вот, Никодим — умный….. - в ЭТОТ раз Киреев не смог подобрать рифму. — Короче… — Произнес он после короткой паузы. — Отпущу тебя вместе с твоей сестрой на волю — за сто рублей!

Отец родной! Благодарствую за заботу, однако откуда же я возьму эдакую прорву денег?

— Ай-я-яй, какая досада! — Киреев перевел взгляд с крепостного на гостя. Весело подмигнул ему. Покачал головой. — Так продай что-нибудь. Вот они у тебя и появятся.

— Помилуй, барин! — несчастный прижал руки к груди. — Креста на тебе нет! Что же я продам? Да еще за такую большую сумму?

— Эх, жаль мне тебя, сердешный! Что же делать? Слушай, а заложи мне свой дом, землю и инструмент которым ты работаешь.

— Как же… мой инструмент? Господи? Как же я без него?

— Ох, Никодим, стыдоба — пустая голова! Ты же мастер — золотые руки. Со временем денег заработаешь — отдашь!


Киреев открыл ящик письменного стола, достал от туда шкатулку. Вынул бумаги. Разложил их на два части. — Давай так — вот расписки на всё твоё имущество, а вот бумаги об освобождении. Почему замолчал? Не робей, Отрыжка Ника — голова поникла. А говорил чемпион, непобедимый боец. Ну-ка, сказывай — это, что была пустая хвальба? Негоже малахолиться было! Давай, успевай — удачу не упускай! Подписывай — и ты свободен. А иначе я тебя на конюшню — за дерзость и кожу до костей сдеру!

— Да! Я — Нико! — Холмогоров внезапно напыжился, выпрямил спину и задрал голову. — Нико — дробитель черепов. Я смогу, да-а! — Он смачно сплюнул. Сжал кулаки. — Эх… ма — малявкины вавки! — Мастеровой прикусил губу. Прищурил глаза. Подошел к столу и решительно подписал листы. После чего отдал деньги, забрал бумаги и вышел из комнаты.


— Позвольте, Григорий Иванович! Друг, мой ситцевый! — гость, молчавший всё время, подал голос. — А как же моя мебель? Заказ? Как же я теперь?

— Мирон Евдокимович, повремени немного! Не кручинься — все будет нормально! Куда он без своего инструмента? Через день — два приползет греховодник на коленях. Будет проситься обратно. Я, конечно, его накажу, затем прощу и заберу бумаги назад.

— А деньги?

— А вот, деньги! — Киреев поднял мешочек с монетами и потряс им перед носом друга. — Денег — обратно он не получит. — Так, что через неделю подъезжай — свидимся. Оформим заказ на твою мебель.

— Ай да, Киреев! — у товарища — собутыльника глаза заблестели от восхищения. — Ну, Григорий Иванович! И хватка, у тебя! Каждый раз — всё больше и больше удивляюсь. И наглеца отчекрыжил и деньгами разжился! Аж зависть берёт — мне бы так уметь!

— Так учись, Мирон Евдокимович! Кто же тебе не даёт?

* * *
На следующее утро.

Таганово.

Подворье помещика Воронцова.


— Здрав буде, Кирьян Аркадьевич, — Никодим Холмогоров снял шапку, поклонился деревенскому старосте. — Многие лета тебе здравствовать!

— А, Никодим? — Карачун недовольно посмотрел на невысокого мастерового. — Что скажешь? Зачем пришел? Да ещё бабу привёл?

— Будь добр… — невысокий столяр нерешительно переминался с ноги на ногу. Скажи, а вашему барину бойцы, борцы, рестлеры или чемпионы не нужны,случайно?

— Никто нам не надобен, — лицо старосты перекосилось. Бровь нервно начала дергаться. Он с силой сжал кулаки. — У нас этого добра — итак уже больше двадцати рыл.

— Ос-по-ди-и, — староста поднял кулак и помохал неизвестно кому. — Понабрали, кого попало — одни обормоты. Только хлеб жрут бестолку, да носятся за деревней как угорелые.


Молодцы в огороженной от чужого внимания зоне, азартно погоняли коней, скакали по кругу, бросали вперед копья, пускали стрелы в деревянных болванов, расставленных для воинского ученья.


— Вот, мотри, добрый человек, что творят, нехрести… — хозяйственник вытянул руку и демонстративно стал загибать пальцы. — Коровушек распугали на барском лугу, траву поизмяли, ям и траншей понарыли. Хорошие доски, бревна в щепки изводят. А сколько инструмента ежедневно ломают — зачем? Топоры, ножи, косы, серпы… сюрикены какие-то, — Гыгышка ковать не успевает! А недавно, лешие, пушку притащили! Грохот от неё стоит с утра и до вечера. Выйти за деревню страшно! А ну как — прилетит чего?

В подтверждении его слов где-то за деревней что-то громко грохнуло и резво полетело с пронзительным свистом.


— Господи, прости души невинные! Сохрани и помилуй! — Староста демонстративно перекрестился. Горестно сглотнул слюну. Почесал затылок. Посмотрел на собеседника. Вспомнил про его просьбу. — Ты, ещё тут, — в два вершка от горшка, доброволец — боец недобитый. Так, что давай… — проходи мимо. Ищи работу, в другой деревне. Нам не до тебя. Не видишь у нас… Как, их? Ученья идут!

— Помилуй бог, — Холмогоров выдохнул, расстроившись. — Жаль! Очень жаль. Я так надеялся, что могу быть полезен. — Он повернулся, опустил голову и тяжело дыша, пошел в сторону выхода. За ним молча, последовала молодая девушка.

— Ну, почему мне так не везёт? — бывший «Почетный рестлер Таганово» переживал, «глотая» обиду. Он сгорбился и стал походить на великовозрастного стрика.

— Эх, судьба — судьбинушка. Горе — горькое! — Никодим горестно бубнил, тяжело переставляя свинцовые ноги по подворью. — Никому-то мы с тобой Марьюшка ненадобные. Уйдем же бродить по белу свету, искать место лучшее. Может быть, кто примет нас сиротинушек… Накормит, али приютит… Авось выживем.


На выходе, у самых ворот несчастному страдальцу повстречался Федор — слуга барина. — Здорова, Никодим! — Весело прогорланил великовозрастный детина.

— Здравствуй, Федор, — расстроившийся мастеровой ответил еле слышно. В его глазах стояли слезы. Громко шмыгнув, он вытер нос рукавом.

— А ты, тута, чаго забыл? Заняться нечем?

— Да, вот — Холмогоров произнес чуть не плача. — Заходил попрощаться.

— Какое попрощаться! — Громила резко схватил за шиворот маленького человека. Встряхнул его. — Быстро «дуй» в столярную мастерскую — Алексей Петрович спрашивал про тебя ещё с утра. Предложение к тебе есть.

— Кв… ква… квак… спрашивал! — Никодим заквакал от удивления. В голове возникла надежда. — А вдруг! А может, возьмут кем-нибудь? Хотя бы на самую простую, черновую работу? Например, подмастерьем или подручным каким? — Сердце Холмогорова затрепетало от предчувствия. — Я сейчас на любое согласен. Даже на конюшню, даже в подмастерье. Даже… — лишь только возьмите!

— Бегом, давай! Без соплей и разговоров! — Слуга повторил грозно, в приказном тоне. — Там привезли инструменты для работы по дереву и столярный станок из Индии. Командир вместе с Пехотой, без тебя разобраться не могут. Уже неделю мучаются над какой-то кнопкой. Позеленели от подуги. Что с ней делать — знать не ведуют! Толи включать её — толи выключать! Она такая — большая, красная. А ты ходишь, тут — прохлаждаешься! Совесть, у тебя, есть? Кто из нас — столярных дел мастер? Елки — зепечные! — Федор выругался и широко развел руки, вместе с повисшем на них столяром.

— В селе вся работа стоит без его советов, а он прощается со всеми! Бабу ещё «каку-то» за собой таскает! Ну, и кто ты — после этого?

Сердце у Никодима взволновано затрепетало от сбывшейся надежды. Глаза «загорелись». Он гордо выпрямился. Набрал полную грудь воздуха. Обернулся к сестре и уже на бегу прокричал. — Марья, подожди меня! Я быстро! Я скоро, совсем. Мы только с чудо-станком разберемся, да со струментом…

Глава 15

Вдали, за деревней, в багрово-золотистом уборе стоял тихий бор. Небо по-осеннему мягко-синее казалось бездонным. По нему размятыми косяками тянулись караваны птиц спешащих в южные страны. Воздух был прозрачен, переливчатый. Пахари убирали с полей последние снопы овса. Устало бродили по пустым жнивьям грачи.

Рязанцев прищурив глаза, задумчиво перевел взгляд с медленно ползущих облаков и осмотрел деревенскую улицу. Представил, каким красивым будет это место через несколько лет. Как величественно будут тянуться к солнцу голубые ели. Загадочно качаться на ветру мохнатые еловые лапы, покрывая крыши домов. По разлапистым веткам будут скакать пушистые белки, сыпать хвоей на тесовую кровлю, усыпанную за многие годы еловыми шишками. Под ногами мягко будут утопать в траве иголки. В воздухе будет стоять приятный аромат еловой коры и хвои. Летом в тени больших деревьев можно будет побыть в прохладном полумраке. Зимой полюбоваться сказочной красотой белоснежных елочных нарядов.


— Эх, — романтическая натура выдохнула. — Хорошо! И главное вовремя я догадался пересадить деревья и украсить улицу.

Высоко в бледно-голубом, безоблачном небе небольшие вереницы диких гусей и лебедей неслись в сторону юга. В воздухе витал особый «винный запах» осени, со стороны деревенских огородов мягко веяло палым сухим листом и сизым горьковатым дымом костра.

Странник перевел взгляд на недавно покрашенные деревенские домики. Отметил причудливые флюгера на крышах, которые недавно выковал Гыгышка. И снова сладостно вздохнул. — Название дам улочке… Хвойная или Еловая! Нет! Пусть будет — Лесная! Звучит созвучно и красиво! Хотя… две другие улицы Рябиновая и Ореховая названы тоже неплохо!


— Кормилец, позволь поговорить с тобой, — староста вернул романтическую натуру из мира грез на грешную землю. — Надёжа наш! Ты, всё время занят. Думки у тебя умные! Всё решаешь дела важные, ответственные и срочные. Всё на благо нашего селения! А про наши крестьянские заботы забыл совсем. А на улице осень уже. Скоро покров, а тама и зима.

— Кирьян! — Странник недовольно посмотрел на щуплого, бородатого человека. Строго свел брови. — А чём ты говоришь? Ты посмотри вокруг! Я только о людях и думаю! Вон, избы раскрасил яркой совреме… новгородской краской. Огородил их аккуратными заборчиками. Деревья высаживаю нарядные, как в сказке. Ты только представь, как будет хорошо и пригоже! Да, уже все в округе только и говорят про изменения в нашем Таганово! Завидуют! Ну, разве не так?

— Так-то оно так… — староста красноречиво почесал за ухом. — В деревне у нас чистота, порядок, уют…

— Карачун, не томи! Ты опытный староста. Со всеми вопросами должен справляться самостоятельно. Я тебе доверил дела по ведению хозяйства — вот и занимайся ими. Короче, говори быстро, что надо ещё купить, достать или привести для хорошей жизни любимых сельчан. А то у меня дел на сегодня — выше крыши. Нужно обоз с иноземными подарками встретить — аж из самой Индии. А потом срочно на болото отправится. Ходят слухи, что там ключ бьет из-под земли с жидкостью горючей. Название у неё такое… чудное — соляра. Ты, кстати ничего такого не слышал?

— Нет, кормилец.

— Вот! И я — ни духом, ни слухом — до сегодняшнего дня… Представляешь! А тут раз — и уже половина деревни шушукается. Так, что придется лично съездить и посмотреть, что это такое и «с чем её едят — а может быть и пьют»… Ой, чую — ждет меня, сюрприз!

— Понимаешь, кормилец — тут, дело такое… Порядки, заведенные ранее — мы блюдем… Урожай собрали. Продукты подготовили. Там — яйца, мясо, капусту, репку и прочие. А вот с оплатой у нас плохо. Не успеваем к сроку. Купцов, которые ведут закуп — нынче нет. Узнали про засуху, прохвосты! Вот и тянут до последнего, не едут. Поэтому платеж мы не набираем к назначенной дате. Так, что в следующий вторник… — Карачун горестно стал тереть затылок. — Одним словом, Алексей Петрович, не взыщи, но оброк мы не сможем отдать тебе вовремя.


Путник не дослушав последние слова старосты, подошел к работникам и начал давать советы. — Эту ткань не трогайте. Это, специально корневище обмотано вместе со старой землей. В яму опускайте аккуратнее. Так, молодцы. Правильно. Не забывайте в ямку немного подсыпать песочка и торфа. И ещё тряпочка на этой ветке должна смотреть на юг. То есть, вон туда. Елочки они на солнышко ориентированы. Молодцы. Теперь закапывайте. И… — хорошо полейте.


— Алексей Петрович, отец родной! — Карачун вновь оторвал молодого помещика от важных дел. — Ну, все-таки? Как там с моей… с нашей просьбушкой? Это же — важно! Челом бьём — ответа просим.

— Кирьян, не тяни! — дизайнер по ландшафту всё ещё слушал старосту в пол уха. А в половину глаза смотрел как работники снимают с повозки следующее дерево. — Говори сколько нужно. Завтра подойдешь, я выдам требуемую сумму. Тем более до вторника — ещё два дня. Успеете заплатить — даже не волнуйтесь. Ну, у тебя, всё? Давай, иди… — не отвлекай.

— Кормилиц, ты не понял! — проситель скосился и засопел виновато. — Мы должны отдать деньги — тебе.

— Кирьян! Какие ещё… деньги? — Алексей удивленно хмыкнул. — Я не помню, чтобы у меня что-то занимали?

— Это оплата за труды наши праведные. За право хлебушек растить — на твоей земле — Виновный медленно набрал в грудь воздуха. На его лбу собрались морщины. — Оброк, батюшка! И… — это у нас срок платежа подходит. — Староста развел руки в сторону. — А купцов нетути…

— Ну, все разозлил ты меня Карачун. Давай отойдем. Говори толком.

— Помилуй бог, покровитель! Каемся! — Кирьян с горечью начал рассказ. — Каждый год, осенью приезжают купцы. Покупають у нас зерно и продукты. Грабят нас жимолоты — обманывают почём зря. Платют за урожай нам помалу. Полученные от них денюшки мы отдаем тебе. Нынча их нет. А это значит, что мы не сможем вовремя отдать тебе долг.


Здрасте, приехали! — Странник воскликнул от удивления. — Кирьян, у тебя все дома? Ты, что совсем… своего барина разорить собрался? — Алексей показательно «надулся». Принял строгий вид. — Ты головой думать, будешь или нет? Что раньше нельзя было сказать про это? — Недовольный дворянин начал искать глазами что-то тяжелое или объемное. — Ох, чую — ждет тебя наказание! Я даже не знаю — что сейчас с тобой будет!

Строгий помещик показательно хлопнул в ладоши и топнул ногой. — О-о-о! Я придумал! Будешь с завтрашнего утра бегать вместе с бойцами вокруг села. Точнее — они вокруг села, а ты вокруг них. И ещё я тебя — в звании понижу. Будешь теперь у меня в полу… в под… в пополамо… Нет! Лучше на букву э-М! Мили… мини… микро староста. А, вот, придумал — младший староста! Ну как? Тебе… — не стыдно? Младший староста! Да над твоим званием теперь не то, что ребятишки… — собаки смеяться будут. Ну, ты учудил… — младший староста!

— Прости, благодетель, — Карачун упал на колени. Ударился головой о землю. Начал заунывно лепетать. Стал креститься. — Прости нас, Христа ради! Всем миром за тебя молимся. Только о твоем здоровье и печемся. Как ты? Всё ли хорошо? Всё ли в порядке? А сейчас, беда беду подгоняет.

— Кирьян, опусти розовые сопли, — молодой помещик грозно «сверкнул» глазами. — Давай по делу.

— Они всегда вовремя приезжали. А в этом году видно из-за засухи специально волынку тянут. Желают сбросить цену — до безобразия. Продли время, ещё — хотя бы на неделю. Вот тебе крест — все отдадим до копеечки. Не дай людишкам разориться. Ведь детушки малые голодать будут! Ведь…


— Быстро поднялся с земли и слушай внимательно, — путник резко перебил причитающего старосту. Нахмурился. Строго посмотрел на подчиненного. Начал ходить из стороны в сторону как лектор в учебном заведении. — Давай рассуждать здраво.

Карачун поднялся с колен, но спины не разогнул.

— Отвечай на мой вопрос, — Рязанцев гордо задрал подбородок. Важно развел плечи. — Чем занимается твой барин в Москве?

— Наш кормилец! — Кирьян лепетал еле слышно. — Велики труды его в стольном граде! Пошли ему господь здоровья и удачи во всех его начинаниях! Он уважаемый купец. Он продает…

— Вот, правильно! — путник вновь перебил Кирьяна. — Он купец! Рязанцев высоко задрал указательный палец. — Так почему его любимые крестьяне должны отдавать свое зерно неизвестным, проклятым конкурентам? Да ещё и задешево? Ты, что хочешь разорить меня? Или лишить моих любимых «домочадцев» заслуженного дохода? Почему нельзя предложить купить зерно своему родному, уважаемому помещику?

— Дык… Тык… Так, — Кирьян начал заговариваться. Он дергал и мотал головой как безумец. — Окаянство беспутное! — Староста возмущенно выругался. Удивленно развел в стороны руки. — Вы же пшеницей не торгуете?

— Запомни Кирьян! И заруби себе на носу — твой барин покупает всё, что может быть продано. Тем более зерно! В этом вре… — путешественник внезапно поперхнулся и закашлял. — В этом месте — это сейчас самая устойчивая валю… единица обмена на другие товары.


Странник по-купечески погладил подбородок. Хитро прищурил глаза. — Ну, может быть ещё таганофель! Хотя — нет! Это со следующего года. — Он снова свел брови. Вспомнил про тяжёлый проступок виновного. — Второе… Допустим, продашь ты всё, чтобы наскрести на платеж. А чем ты потом крестьян и приезжих работников кормить будешь — святым духом?

— Алексей Петрович! А, ты, разве не закончишь строительные работы к зиме? Зимой всегда все стройки завершают. Да, и куды нам столько строить?

— Куды — куды? — вояжер передразнил, недоумевая. Затем резво ответил. — На кудыкину гору! — Он резко повернулся в сторону провинившегося. — Кирьян, как может закончиться строительство — особенно у нас? Стройка — она как ремонт — может только начаться. А конца у неё не бывает. Тем более в Таганово! У нас, она будет идти круглый год! У меня ещё столько объектов в чертежах и планах, что тебе и не снилось!


— Благодетель, прости дурака грешного. — Кирьян вновь повалился на колени. — Все от скудоумия! Что же теперь делать?

— Что делать? — пришелец начал тереть ладоши. Защелкал пальцами на руках. Стал быстро обдумывать возникшую идею. — Сегодня же бросай все дела. Срочно формируй обоз для закупа продуктов. И завтра с утра выезжай по селам и деревням — туда, куда ещё не добрались закупщики. Скоро зима! Запасов потребуется много. А заодно и нерадивых перекупщиков проучим.


— Алексей Петрович, выполню, как прикажите! — Карачун наконец-то выпрямил спину. — А с нашими делами — что будет? — староста снова напомнил о наболевшем.

— С нашими? — Странник на мгновение задумался. — С нашими — будет всё хорошо! Любимый барин выкупит оброк у своих крестьян по самой высокой цене! Потому, что это — его крестьяне, о которых он заботится, и которые его кормят.

Путник закончив разговор с Кирьяном, пошел к рабочим. На половине пути он повернулся к старосте и произнес важно… — Да! Помнится самым работящим я скид… послабление обещал! Так, передай трудягам — я от своих слов не отказываюсь!

* * *
Повозка Кирьяна неспешно двигалась по сельской дороге. Причем последние двадцать саженей телега старосты замедлилась настолько, что поползла со скорость пешехода. Видно Пяток — сивый мерин старосты почувствовав неладное в настроении хозяина, не торопился активно «двигать копытами». Он даже перестал фыркать и хлестать себя хвостом по бокам. Конь «затаился» на столько — на сколько было возможно в «его положении». Со стороны могло показаться, что скотина медленно «кралась» вдоль дороги, аккуратно тянув за собой подводу.

Впереди повозки, шли два человека. Один из них был дед Потап Козепин — бывший барский конюх. Его недавно повысили до новой неведомой ранее должности. Теперь он обзывался громким заморским званием — товарищ Вторпомпех. (Примечание автора. В мирное время сокращение от гражданского звания — Второй помощник Пехоты. Должность Перпомпеха — первого помощника Пехоты пока была вакантной).

— А кто повысил? — Староста недовольно скрипнул зубами.

— А повысил — недавно появившейся молодец, идущий рядом с конюхом. Этот сопливый, рыжий, тощий похожий на дрын прощелыга — Пашка Пехота и повысил. Подняв в должности старика на «невиданную высоту», он сразу поручил ему ответственное задание — обучать набранных ратников стрельбе из пищалей и пистолей. Дед был единственным в селе человеком, знавшим как заряжать и стрелять из огнестрельного оружия, доставшегося в наследство от старого барина. Козепин был горд полученному званию. Теперь «его великолепие» ходило по селу важно, задрав голову, и смотрело на всех свысока своего нового положения… даже на старосту!!!


— Павел Ляксандрович! — Потап не обращая внимания на окружающую обстановку упоённо доказывал Пехоте своё мнение. — Облагодетельствуй! Как же так? Я тут покумекал и пришел к выводу… — Не по чести дела делаются в нашем отряде! Нешто на военную науку, которую мне доверили — выделяется столь мало времени? Разве можно так безответственно относиться к огневой потехи? Пошто вдругорядь гораздо больше внимания и времени уделяется занятиям Силантия? Или навыкам, которые Вы преподаёте? А про уроки бойцов с Алексеем Петровичем — я вообще молчу. Получается, что идёт самоуправство со стороны приезжих Новгородских учителей. А своих местных, доморощенных, с большим опытом «списыалистов» — притесняют. Буквально во всём. А это несправедливо. — Потап взял паузу. Подергал себя за козлиную бороду. Почесал затылок. Крякнул. — Ведь надо приучать робят сразу к огненному бою. Показывать, как правильно забивать пыжи в ружьё, сыпать порох на полку, ставить кремень.

— Ышь, ты какой суходрищь выискался! — староста критически, из-за телеги оценил нового «педагога». — Чтоб тебя лихоманка скрутила, повалень запрокисший! — Он потихоньку сплюнул сквозь зубы. — Тьфу, пропасти на тя нет, на проклятущего! Эх, ма! Лежал бы на печи да кости грел. А то всё туда же в «енералы» лезет.


— Я тут покумекал — надо бы добавить мне… — времечка, — дед не обращая внимания на мысли «прошлогоднего» начальства показательно на вершок вытянул из кулака указательный палец. — Хотя бы на маненько? На крохотулечку?

— Товарищ Вторпомпех — Пехота с ходу начал вводить подчиненного в рамки субординации и «политической ситуации в селе и на прилегающих к населенному пункту окрестностях». — Вы не правы! Я стараюсь равноценно распределять время на подготовку бойцов среди всех командиров. Я и так их нагружаю сверх меры. Они у меня возвращаются ползком с занятий. Потап, пойми — они же молодые ребята. Должны иметь время на личную жизнь. Им помимо службы ещё с девчонками погулять надо, отдохнуть, поесть, поспать. Семье помочь в выходной. Ну и личное время должно быть? Причем мое мнение примечает Алексей…


— Примечает его, Алексей, — Карачун мысленно передразнил Пашку. Потихоньку стукнул вожжами по крупу лошади. — Гляди-ко! И откель этот супостат столько влияния со стороны барина получил?

Старосте новичок сразу не понравился. С виду простой молодец четырнадцати — пятнадцати годков с торчащими ушами и детской улыбкой. Ну, может быть шестнадцати — не более. Ему бы за материну сиську держаться, да за батькиным кафтаном влачиться. — Кирьян снова еле слышно сплюнул, выразив недовольство. — Родители из дома случайно выпустили, недоглядели — теперяча на этого самохвала управы нетути! Вьюнош в возрасте желторотого кутенка ведет себя, так как будто он матерый волчара! Измывается над взрослыми людьми, перечит, шагу ступить не даёт. Задиристый Пашка — как тысяча чертей.

Кирьян медленно потер глаза ладонью. Стал вспоминать недавние события. — На третий день появления в селе местные мужики хотели поставить на место приезжего нахала. Чем всё закончилось — лучше не кому не говорить. Господи, слава тебе, что все живы, здоровы! А то, что ушибы синяки и царапины, да несколько зубов не досчитались — это так — обычное дело в кулачном бою. Здесь был — другой случай… Бог миловал, что народ от обиды за колья с рогатинами не схватился. Как потом оказалось. Этот христопродавец ловок и селен как бес. Помимо кулаков — паршивец умеет бить всем, чем можно и не можно. Ну, а если у него в руке нож… — лучше вообще про драку не думать. (Примечание автора. Это ещё Кирьян в руках приезжего «новгородца» не видел саперскую лопатку).


— Лады, тогда у меня к Вам последний вопрос. — Потап остановился и продолжил выливать недовольство, накопившееся на вышестоящее начальство. — Тут, такое дело! Я краем уха слыхал (Ударение на букву — ы) — о чём отроки судачили… — ну, про название моего обучения. Оказывается! По их словам, я преподаю науку древнего оружия. Представляете! — Вторпомпех произнес внезапно фразу из будущего с правильной интонацией! — Только вдумайтесь — коллега — древ-не-го! — Он самозабвенно, как профессор, почесал переносицу носа. — Помилуйте, сударь — окаянная сила! Какое же оно древнее? Негоже так думать — оно есть самое настоящее. Разве можно его обзывать древним и сравнивать с луком, копьём или пращей. А пищаль, это самое новое, современное оружие, которым сейчас вооружают все войска нашей государыни. И вообще разве то, с чем хаживал наш покойный барин Петр Андреевич на войну с ляхами — может быть старым, тем паче древним.

— Потап, пойми, — Пехота вступил в научный диспут. — Сейчас мы закладываем основы начальной военной подготовки. Подтягиваем физику, обучаем первоочередным навыкам. А твой предмет это спец. дисциплина. Она у нас засекречена. Тем более скоро с Новгорода привезут новые ружья. Вот тогда мы, возможно, сменим название твоего предмета и естественно увеличим количество занятий по огневой подготовке. Так, что не беспокойся — времени у тебя будет достаточно и даже больше.

— Ну, коли так — тогда добро. — Вторпомпех довольно затряс тощей бородкой. — Я вам верю на слово. Пообещал, значит, так оно и будет.


— Ишь — ты! Пообещал, значит, так и будет, — староста снова передразнил конюха. — Это точно — семя бесовское! — Один раз — в самом начале Кирьян попытался возразить Пехоте. Тот в шутку применил какой-то захват, загнул мужика так, что у него потом стреляло неделю в пояснице. И вообще, после своего появления Пашка по отношению ко всем начал вести себя, как будто он старший по возрасту, должности или умениям. Складывалось впечатление, что он знает всё наперёд. И ещё, если раньше можно было барину пожаловаться на солдат за их безобразия напрямую. То после появления Пехоты это стало невозможно. Теперь, все вопросы стал решать этот рыжий деспот. Причем, вести стал себя, так, будто он ровня барину, а может быть и выше.


Подвода старосты сравнялась с разговаривающими людьми. Кирьян начал осторожно объезжать собеседников. Делал вид, что не замечает их. Мало ли зачем люди стоят посередине дороги и о чем-то разговаривают между собой. Может быть, они просто вышли подышать свежим воздухом или полюбоваться природой. Он почти проехал. Осталась последнее колесо и палка, торчащая из повозки.

— На месте, стой! Раз — два! — Подросток рявкнул так, что у Пятка пригнулись от страха уши, и он недовольно фыркнув, остановился.

— Вот, змей искуситель — заприметил, — в голове Карачуна возникло нехорошее предчувствие. — Боже, избави от лукавого! Ну, почему я по другой дороге не поехал? И чего я вообще поехал? Хотел же сегодня стога осмотреть в поле. — Ох, долюшка моя — неприкаянная! Отчего же так не везет?

— Майор Пехота, — рыжий стервец упоенно козырнул рукой возле головы. И резво обратился к водителю подводы. — Ваши водительское удостоверение, техпаспорт на транспортное средство и страховку на животину — быстро!


— Ча-во? — староста от удивления открыл рот.

— Чаво — чаво! — затейник передразнил Кирьяна. — Гражданин, покиньте повозку — и откройте багажник для досмотра…

— Да, едрёна осердие через палати к верху дном, — невольный нарушитель красочно выругался про себя. — Вот басурманский супостат. Говорит вроде по-нашему, а что глаголет — ничего не понятно. И кто их учит этому безобразию в Новгороде? — Недовольный Кирьян слез с телеги и подошел к Пехоте.


— Товарищ Вторпомпех!

— Я! — Потап произнес четко, по-военному.

— Оставьте нас с младшим старостой наедине. Нам нужно срочно поговорить.

— Есть, оставить наедине, — Козепин по военному четко развернулся и, задрав голову, важно двинулся к барскому дому.


— Так, нарушитель, теперь разберёмся с вами, — худощавый юноша буквально навис над невысоким Кирьяном.

— Ну, что… штраф будем выписывать или договоримся?

— … Хь-ы-мы я-то николи, — Карачун непроизвольно пролепетал непонятную фразу, по-прежнему не понимая, что от него хотят. Штрафник смущенно потупился и развел руки. — Не виноват, кабы.

Пяток выражая свою лошадиную невиновность, и поддерживая водителя, тоже стал отмахиваться хвостом.

— Отвечай на вопрос! — строгий патрульный резко повысил голос. — Почему хулиганим и не посещаем школу? Старших, понимаешь, не уважаем? Младших — обижаем? Помещика — отца родного, не слушаемся! Дожили — в должности понизили — стал младший староста! Тьфу, срамота-то, какая. Как можно жить с такой должностью — да ещё и не ходить в школу? Верно, бабы говорят — лучше лямку тянуть без мужика, чем жить непонятно с кем да в звании младшего старосты.


Кирьян покраснел и опустил глаза.

— Что скукожился — стыдно тебе.

— Дык, понятно всё… — недовольный проскрипел зубами провинившийся.

— Вот скажи, голубь сизокрылый, — ты, в армии, служил.

— Нетушки, — Карачун покраснел, а затем зачем-то опустил руки и спрятал их за спину. — По болезни немощен.

— А, я — всю жизнь, от звонка до звонка. И уже не одна война за плечами.

— Вот, врёт-то! — Кирьян искоса посмотрел на сопливого болтуна с недоверием. — Как сивый мерин, врёт! Ну, какой с него служивый? Какие войны? Какие звонки, к такой-то матери! Небось, с коровами на лугу бодался или хвосты быкам за околицей крутил?

— У меня наград — малолетка задумчиво покачал головой. — Всю грудь увешать можно! Представь — даже иностранные есть.

— Нет, ну брехло конопатый… — брехло! — староста продолжал с недоверием слушать «россказни» сопливого юнца.

— …И всё равно считаю, что нужно учиться, — Пашка похлопал собеседника по плечу. — Кирьян, ты погляди, как быстро меняется мир. Развивается наука, техника. Всё, что ты знал и умел вчера — сегодня этого уже не достаточно! Люди полетели в кос…


— Павел Александрович, позвольте! — староста перебил высокое начальство. — Так я же вроде грамоте обучен. Цифирь знаю. Даже по таблицам считать могу. Зачем мне учиться?

— Обучен, говоришь, — Пашка как всегда передразнил Кирьяна. — Все знаешь?

— Ну, ды.

— Хорошо, проведем тест из последнего экзаменационного списка вопросов по ЕГЭ. А ну-ка умник, скажи, чему равен логарифмический корень квадратного трехчлена от дробного числа 6754133.

— Э-э-э… У-у-у… А, что эта за цифирь такая — ась?

— Первый ответ в молоко, — Пехота азартно пощелкал пальцами на руке. — Зададим задание попроще… За какое время семья из пяти человек, с грудным ребенком и одной хромой собакой без перерыва на ночлег и перекуры пройдет пешком отсюда и до Москвы через Казань с заходом в Ростов и переходом через Архангельск? Ну-у, говори?

— … То-о-о, — всезнайка округлил губы и протянул букву, шмыгнул носом, а затем начал перебирать варианты, что-то считая на пальцах. — Эта-а… Чай… Небось… Эдак… Покамись…


— Опять стрельба по воронам! Ладно, самый простой вопрос, — строгий экзаменатор наконец-то проявил милосердие к «круглому двоечнику и прогульщику уроков». — На него в Новгороде все отвечают без запинки — даже малолетние голопузые дети. — Говори быстро, кто убил Кеннеди?

— …И-ы-ых… — крестьянин начал активно чесать голову.

— Тутачи надо покумекать, — ответчик напыжился. Покраснел. Закусил губу. Свел брови. И наконец-то выдал ответ… — А кто это?

— Воот! А говоришь — всё знаешь… Так, что тебе ещё учиться и учиться. Поэтому, завтра чтобы был в школе как штык, за первой партой, напротив окна — ясно!


— Помилуйте, Павел Александрович, что угодно, любое поручение — только не в школу! Меня же засмеют. Взрослый мужик пришел учиться с недорослями.

— Ладно, хорошо, — строгий участковый внезапно согласился. — Убедил, можешь не ходить.

— Правда? — удивлению Карачуна не было предела. Первый раз он увидел, чтобы Пашка отступил от своей затеи. — Ну, слава тебе господи! Вот спасибо за понимание! А то ужо расстроился, что меня обсмеют.

— Обсуждение завершили, — Пехота демонстративно отвернулся от собеседника. В одежде поискал карманы. (Примечание автора. Не было их там ещё в то время.) Засунул руки за пояс. Носком сапога стал взбивать землю. — Кстати, у нас с Алексеем Петровичем имеется к тебе вопрос.

— Да, конечно, спрашивайте.

— Мы тут решили по весне с челобитной к государыне обратиться. Хотим деревню попросить… дворов на пятьдесят — сто. Хитрец поднял руки и начал тереть ладошки. — Может быть больше. И нам нужен умный человек, который бы учился в школе, а также подавал личный пример в учебе для других мужиков и баб. И этому умельцу мы хотим предложить управление двумя наделами сразу — Таганово и той деревней. Вот думали тебе предложить. Ну, раз не хочешь учиться — тогда ладно… — будем другого искать.

— Дык…. Дак — я готов. — Карачун встрепенулся. Схватил Пехоту за руки. — Батюшка, ты только скажи я же всё, что надо! Я эту школу — да, за год! За пол… За зиму закончу! Я умный! Я догада и востряк — я всё смогу!

— Вот радость-то! — глаза парнишки засияли от радости. — Пойду, обрадую Алексея, что нашел нужного человека. А, ты! Уговори ещё нескольких мужиков, и приходите все на занятия в вечернюю группу, да без опозданий.

— Лады, отец родной — будет исполнено!


— Договорились, не благодари! — Пехота приобнял старосту за шею и начал вторую часть марлезонского балета. Он медленно потянул собеседника вдаль от телеги. — Я тебе не отец родной, а скорее любимый дитя-тя. Слушай, Кирьян! А можно я тебя буду называть другом в домашней, неформальной обстановке?

— Да, конечно…

— Друг! Понимаешь… Вот, я на этом свете — ничего не боюсь. И горел я, и стреляли в меня, и ножи с гранатами кидали и….

— Ну, гусь — лапчатый! — Карачун не переставал восхищаться умением желторотого птенца создавать фантазии. И главное звучит — так душевно и любо. — Нет, до чего же стервец горазд красиво сочинять небылицы. Что же тебе конопатый шалопай от меня ещё надо-чи?


— Но, есть одно — что всегда смущало старого, прожженного вояку — Пехота нервно сжал губы. Задумчиво покачал головой. — Женщины. Я не умею с ними общаться. Никак. А хочется же по-человечески — семьи, ласки, любви…

— И чего? — староста не мог понять, к чему клонит собеседник.

— Чего — чего… — хочу с хорошей бабой познакомиться! А потом может быть и жениться на ней.

— Ты? Жениться — на хорошей бабе? — Кирьян остановился от неожиданной информации. — А не рано? — А, ну да — ты же у нас взрослый орел. Хорошо, другой вопрос… — а на ком?

— В смысле на ком? — Пашка не понял сомнений Кирьяна. — На самой красивой девчонке в деревне!

— Окстись, — смутные сомнения напугали Кирьяна. Он затряс головой. — Ты хочешь женихаться на моей старшенькой — на Агафье?

— Да, нет. Причем здесь она? — Пашка расстроившись, махнул свободной рукой.

— Дык, кто может быть краше моих дочерей, — молнией отразилась в мозгу старосты. — Тогда, на младшенькой Милославке? — Карачун присел от неожиданности, ожидая судьбоносного ответа.

— А, что можно? — лукавый понял страхи отца за своих дочерей и попытался пошутить.

— Кх… кх, — несчастный родитель прокашлялся. Запричитал. — Что, ты! Что, ты. А, я бедный несчастный, всеми брошенный сиротинушка. Весь в долгах, как в шелках. Урожая ноне нет, на дворе страшна засуха, непогодь. Скотина вся поздохла. Да и раненько им ещё.

— Тогда мне надо другую. И не из твоей семьи. Она должна быть не просто красавица, а ещё и рукодельница, и мастерица.

— Ну, тады я покамись не знаю, кого тебе присоветовать.

— Хорошо! Собери в деревне самых симпатичных девчат и пригласи их на курсы кройки и шитья, организованные Татьяной Сергеевной. Девоньки обучаться. Станут мастерицами. А потом я познакомлюсь с самой способной.

— Ладный план! Мне любо, — староста произнес «правдиво». Он хитро прищурил глаза.

— Я рад, что тебе он понравился. — Пехота стал завершать разговор. Похлопал старосту по плечу. — Хорошо, друг — договорились. Я пошел, а ты действуй.


Через несколько секунд Кирьян мстительно смотрел вслед уходящему «новому другу».

— Давай, иди — топай! Рыжехвостый. Завтра я тебе наберу красоток и молодок. Есть у нас в деревне «хорошие» кандидатки для тако дела — кривые, косые и хромоногие… Ясен пень — глаза-то у меня — чай на месте! Всю жизнь потом благодарить будешь за какую-нибудь страхилу!

Глава 16

Светлый Праздник Покрова Святой Богородицы Рязанцев встретил на потолке. Точнее и правильнее будет сказать, что проводы осени и встречу зимы ему пришлось встречать стоя на высокой стремянке под самым потолком. Путник был занят работами по проведению электрической проводки и установке светильников. Спешно построенное строение учебно-спортивно-музыкально-танцевально-развлекательно-позновательного и т. д. и т. п. деревенского «дома-клуба-избы-центра-помещения» ещё вовсю пахло краской, смолой и опилками. Почти вся территория новостройки состояла из небольшого спортивного зала на четыреста — пятьсот квадратных метров. В случае потребности он мог быть быстро переоборудован в зрительный. (Примечание автора. Для превращения площадки в кино — концертный зал зрителям необходимо было просто принести с собой из дома скамейки.)

Главной достопримечательностью строения являлась южная стенка на две третьих заполненная пластиковыми профилями. Многочисленные, прозрачные рамы окон состояли из большого числа маленьких створок. Алексей, не желая лишних вопросов и объяснений, не стал ставить огромные стеклопакеты. Хотя разговоров всё равно было много.

Поглазеть на уникальное «заморское» творение «стеклянную стену» до сих пор собирались зеваки. Вот и сейчас несколько жителей кружили вокруг дома, месили первый снег, старались заглянуть внутрь и посмотреть на то, что там происходит.

— Зря ходите! — шутливая мысль «не покидала» голову странника. — Сегодня танцев не будет — «элекСтричества» нет.

Алексей задумчиво посмотрел в сторону улицы. За окнами, клуба неспеша падал снег. Он шёл певуче, празднично, торжественно. Крупные, нежные, завораживающие глаз снежинки опускались из бездонной выси, кружилась в неведомом танце, играли, переливались, чтобы затем мягко и неслышно лечь на застывшую серую землю. Во всём этом ощущалась какая-то торжественность, какая-то храмовость, какое-то священнодействие.


В многопрофильный зал «деревенского дворца спорта», сбивая поэтический настрой путника, вошла учительница. Она подошла к раскладной лестнице. Отвлекла Рязанцева от просмотра красот природы.

— Алексей, ты, не мог бы ты спуститься и посмотреть эскизы рисунков, которые мы собираемся разместить на стенах. Здесь олимпийские кольца, флаг московского царства, олимпийский мишка с цветами. Напротив сцены будет нарисован пьедестал, на вершине которого стоит белка со спортивным кубком и медалями.

Странник спустился «с небес». Подошел к преподователю.

— Татьяна Сергеевна, всё хорошо, — Рязанцев начал рассматривать рисунки. — Мне всё нравиться. Только вместо бельчонка у нас на постаменте должен стоять рыжий лисенок в зеленой камуфлированной одежде. — Понимаете, он талисман нашей деревни — так сказать «запатентованный» товарный знак. Зовут его Таганосик. Обозначает зверёк хитрость, ум и сообразительность.

Женщина достала из кармана карандаш и сразу стала записывать пожелания «заказчика».


— И ещё… — Рязанцев причмокнул губами. — Кроме трехцветного флага Московии пора уже сшить и разместить в зале флаг нашей вотчины. Это оранжевый стяг с зеленым Андреевским крестом в черной окантовке.

— Что? — девушка удивленно посмотрела на странника. — Я не ослышалась — у нас есть свой флаг?

— А как же! Конечно есть! — Путешественник гордо поднял голову. — Флаг это мощный элемент того, что мы делаем. Символ общей цели и единства духа нашей группы. То, к чему мы будем, стремимся и, что объединит нас всех в единое целое. Без флага — нам никак!

— Хорошо, допустим, что вы правы, — «учитель» продолжила записывать на листах. — А что означают цвета?

— Зеленый цвет Андреевского креста обозначает молодость, надежду и жизненную силу. Рыжее (оранжевое) поле с черной оправой — это воинская доблесть, слава и героизм.


Рязанцев вновь пересмотрел эскизы. — Кстати, хорошие рисунки. Если не секрет — кто рисовал?

— Алексей, не поверишь? — учительница заломила кисти рук. — Староста недавно собрал желающих на курсы кройки и шитья, и вот среди них оказалась талантливая, юная художница. Её зовут Варя Голикова. Ты бы видел, какую она диадему из бисера связала, а какое колье из бусин сделала. Просто — загляденье! Их хоть сейчас на выставку.

— Что? — барин-электрик от неожиданности чуть было не выронил из рук отвертку. — Хромоножка у нас ещё и художница? Подождите, Татьяна Сергеевна? Так, это та пассия, от которой наш рыжий майор бегает? Ну, с которой познакомиться, никак не решиться?

— Да, это она, — молодая девушка удивленно захлопала длинными ресницами. — И вот, что, солдафоны! — Она строго свела брови. — Не смейте мне ребенка обижать. Узнаю — вам обоим не поздоровиться! — Учительница строго помахала указательным пальцем. — Поверьте, я найду на вас управу!

— А кто её обижает? — Рязанцев недовольно отвел глаза в сторону. — Кстати, Татьяна Сергеевна! Между прочим, Вы, в вашем возрасте выглядите не старше этого ребенка. И-и-и… — очень привлекательны!

— Вот и не лезьте к нам… к ней! — недовольный педагог топнула ногой. Её лицо приняло серьезное выражение. Она сделала вид, что не услышала комплемента про свою внешность. — Вареньке сейчас — надо думать об учебе. А не о рыжих балбесах из будущего. И где вы двоешники только друг друга находите! Всё бы вам хулиганить! Вы же мне весь учебно-воспитательный процесс можете нарушить?


Учительница взяла паузу, а затем, набрав воздуха в легкие, решительно начала убеждать странника. — Значит, так! Алексей, я тут подумала… — её глаза заблестели. Лицо покраснело. — Девочку надо срочно отправить учиться в Москву. Иначе — загубим талант. Завянет она здесь. Ей надо находиться среди сверстников. Таких же разносторонних самородков — увлеченных живописью и творчеством.

— Татьяна Сергеевна, миленькая, — путник оторопело начал отбиваться от педагогического напора. — Вы же неделю назад говорили, что она у вас лучше всех вяжет изделия из бисера и бус. Что она талант в подборе узоров и служит примером остальным рукодельницам.

— А я и сейчас не отказываюсь от своих слов!

— Подождите, как же так? Я на основании ваших высказываний разработал бизнес план. Провел успешную рекламную компанию для продажи уникальной Тагановской бижутерии! Принял заказ на несколько больших партий. Предоплату — получил! А теперь, вы мне говорите, что она должна всё бросить и начать рисовать! А если завтра у неё проснется талант в лепке скульптуры или…. не дай бог воспылает любовь к ландшафтному моделированию? Что вы мне прикажите делать — парки с фонтанами создавать?

— Алексей, не говори ерунды… — собеседница отрешенно махнула рукой. — Кстати, позавчера, когда я была у себя дома, ко мне в гости заходил один из моих учеников — Силя Рупинштерн. Он сотрудничает с академическим художественным институтом имени Сурикова. Подбирает для уроков скульптурного портрета натурщиц. Я рассказала ему о нашей Варюше. Показала рисунки. И ты знаешь — он согласился позаниматься с девочкой! Он недорого возьмет и быстро подготовит её к вступительным экзаменам. Силя убедил меня в том, что она талантлива и ей надо больше проводить времени за мольбертом и обязательно посещать его уроки. Так, что теперь наша звездочка будет учиться и расти как художник!


Рязанцев широко открыл глаза от удивления. Поднял руку и начал водить ею перед носом учительницы, щелкая пальцами. — Татьяна Сергеевна! Алё? Все дома? Проснитесь! Какая Москва? Какой художественный институт? Какой — такой Силя Рубль-штерн? Мы в далёком предалёком прошлом! Сейчас 1683 год… Здесь нет никаких академий, университетов. Суриков ещё не родился. Тут нет никаких педагогов. Единственный учитель на весь мир с высшим педагогическим образованием стоит передо мной и несёт чушь несусветную. А если вы имеете в виду Москву нашего времени, то позвольте вам напомнить, что девчушка после перехода в другую эпоху через семь-восемь часов превратиться из прекрасной золушки в сморщенную старушонку. Кто её там будет учить? Кому она нужна?

— Не знаю, Алексей! — женщина расстроилась. — Но ты должен что-то придумать. Жаль будет, если мы загубим такой самородок. История нам не простит этого!

— Не простит, — Алексей недовольно передразнил учительницу. Он прикусил нижнюю губу. Сморщился. — Хорошо, я поразмышляю. Посоветуюсь с Пехотой. Может быть, сообща мы найдем какое-нибудь решение.

— Вот только не надо привлекать Павла. Ты же знаешь этого безалаберного забияку. Кроме драк и хулиганства он ни на, что не способен! Тем более сейчас — когда Вареньке нужно думать только об учебе и живописи. А не отвлекаться на всякие пустяки! Особенно в исполнении этого рыжего хулигана.


— Да, уж… — странник мысленно подвел итог «творческой» беседы. — А я вот думаю о другом… Как, этот озорник «обрадуется», когда узнает, что мы собираемся отправить учиться неведомо куда и неизвестно, на сколько… и скорее всего к какому-нибудь мужику (художнику-натуралисту-скульптору) его ненаглядную возлюбленную?… Как, вы думаете, а?

Глава 17

— Алексей, послушай! — Пехота недовольно воскликнул, привлекая внимание друга. Он злился и терялтерпение от безрезультатности поисков. — А художниц в те времена на Руси точно не было? Ни одной? Может быть, про них мало кто знал? Может быть, задать более широкий запрос для поисковика? Например, известные и неизвестные художницы 17 века. И хорошо бы там найти живущих недалеко от Таганово? Где-нибудь поблизости — например, в соседней деревне?

Два «боевых товарища» второй час «ломали голову» и «бились» над проблемой, куда отправить учиться восходящую «звезду Тагановской живописи» Варвару Голикову. Мозги стратегов уже «кипели». По всей квартире Рязанцева были разложены раскрытые книги, разбросаны исторические справочники, каталоги. Ярко светился монитор компьютера в углу письменного стола.

— Нет, — путник покачал головой и перевел задумчивый взгляд на собеседника. — В этом учебном руководстве пишут, что архитекторы и живописцы семнадцатого столетия были сплошь мужского пола и состояли в московской Оружейной палате. Именно, там находились лучшие мастера по видам искусств, в том числе и живописи…

Странник с деловым видом обслюнявил палец и, перевернув страницу, хитро посмотрел на седого майора. — Так, что хочешь, не хочешь, придется твою пассию отправлять в Москву. Будет учиться, а на каникулы после сессии приезжать к нам в гости с подарками. А в обратную сторону мы ей торжественно выдадим два мешка таганофеля. Пусть устроит рекламные акции для юных талантов, проживающих в общежитии.

Пашка нахмурился и раздраженно заерзал в кресле. Куда-либо отпускать «С глаз долой и из сердца вон» любимую девушку, тем более на обучение к какому-либо озабоченному, слюнявому, патлатому, как он считал «воятелю-живописцу-натурщику», ему сильно не хотелось.


Рязанцев чувствуя недовольство компаньона, ухмыльнулся, подпер рукой подбородок, после чего снова углубился в поиски кандидата. — Так, этот не пойдет — молод «есчо», — Он с сосредоточением листал очередное справочное творение. — А этот, наоборот уже два года как «коньки отбросил». — Алексей что-то посчитал в уме. Позагибал пальцы на руке. Глубоко вздохнул. Покачал подбородком. Переговорив с кем-то наедине, выдал ответ. — Ну да, точно! Ровно восемьсот двенадцать дней. — После чего вновь продолжил рассматривать какие-то таблицы. — Этот только ложки с горшками умет раскрашивать, — А этот, ещё при жизни был признан психом и полным неодекватом… — Внезапно искатель хмыкнул и развернул книгу в сторону собеседника. — Ты только посмотри, какой интересный экземпляр! Просто красавчик и сердцеед! — Путник показал рисунок крупного, брутального человека похожего на Гошу Куценко. — Жил и творил как раз в то время. Звали Симон Таратохин. Имел задатки стать талантливым иконописцем. Один из первых начал уделять внимания стройности описываемых силуэтов, изысканности и плавности линий. Да, — Синеглазый лектор потерев лоб, добавил. — Тут в сносках пишут, что несколько раз был женат и имел более двенадцати детей!


— Вот, наверное, из-за этого! — Алексей значительно поднял указательный палец к верху. — Он так и не стал настоящим профи — мастером своего дела. Но! Если, попытаться всё изменить. Немножко взять и подправить ему биографию. Скажем, вырвать его из окружающей, вредной женской среды — то всё может измениться! Симон одумается, остепениться, и станет талантливым педагогом — наставником. Заведет себе учеников, обучит их и сделает из нашей Варвары настоящий, творческий самородок.

— Издеваешься что ли? — Пашка резко вскочил с кресла и нервно заходил по комнате. — Ты, хочешь отправить Варю учиться в Москву, к какому-то, там — Траха-тохину. И всё ради того чтобы он стал известным? И одних поклонниц поменял на других? — Ревнивиц сморщился и недовольно забурчал себе по нос. — У него, поди, и так баб было, — как у дурака махорки? Испортит мне девочку. Вскружит ей голову. «Канделябров» на уши понавесит. А потом ищи его с фонарями на том свете. Нет, нам такой учёбы не надо…


— Вот смотри, что про него пишут благодарные потомки: — Алексей не обращая внимания на причитания бравого десантника, продолжал потихоньку подтрунивать над коллегой. — Таратохин имел реалистичное воображение. В своих работах уделял внимание изысканности талии, миниатюрной выписанности лица, рук. — Путник задорно приподнял одну бровь и прицокнул языком. После чего выдал свое резюме. — По-моему нормальный художник. Ученицам должен нравиться. Тебе-то он, чем не угодил?

— Всем! — прорычал пылкий влюбленный. — Фамилия не нравиться. Руки кривые. И… — преподаёт плохо и рисует как курица лапой… Да, и вообще — нет доверия к нему! — Пехота «сквасившись» посмотрел на Рязанцева. — Не нравиться он мне и точка!

— Ну, знаешь, «Иван Царевич» — тебе не угодить! Тот слепой, другой кривой, третий детей завел от разных жен… Вот, что! — Путник возмущенно защелкал пальцами. — Выбирай сам. Давай, открывай энциклопедию по допетровской Руси и штудируй. А то у меня создается впечатление, что мне заняться нечем, кроме того как искать учителя твоей подруге? Я лучше на кухню пойду — чайку заварю. Сосисок с яйцами, пожарю.

— Она мне не подруга! — огрызнулся седовласый. Лицо бывшего военного внезапно залила бурая краска. Он смущенно отвел взгляд в сторону.

— Тем более, — вояжер захлопнул книгу и положил её на стол. — Чего ты тогда «кипятишся»?


— Кстати, Алексей? — десантник неожиданно остановился и прищурился. — А почему мы выбираем кандидатов только в Москве? У нас, что появился принцип? Раз уж начали искать лучшего — давай всех смотреть. Вдруг за границей варианты появятся? Голубые… — там или немощные? Европа всегда такими кренделями славилась!

— В других странах? — Рязанцев удивленно приподнял бровь. — Что? Я не ослышался? Ты Варвару за кордон отпустишь? — Он удивленно заморгал глазами. Заломил руки. — Я так понимаю, до этого разговора мы даже соседнюю деревню в расчет не брали — расстояние видите ли большое. Люди незнакомые. И про Москву я так — ради смеха заговорил. И вдруг оказывается, мы не шутим, а уже давно ведем серьезный, деловой разговор. И главное… — готовы отправить нашу подопечную куда угодно — хоть к черту на кулички? — Путник подавшись внутреннему настроению начал цитировать былинное сказание. — И ждет её теперь дорога дальняя, в край неведомый… — на чужбину, к ворогам! Где даже русским духом не пахнет. Как же так, Паша?

— А кто сказал, что она куда-то поедет? К кому-то кто её где-то ждет? — в этот раз уже Пехота картинно вздернул подбородок и улыбнулся во весь рот. Глаза заблестели от возбуждения. Яркая мысль озарила его голову. — Дома пусть сидит — под присмотром! Нечего по заграницам мотаться!

— Не понял? — Алексей вмиг стал серьезным. Выпрямился в кресле. Приготовился внимательно слушать собеседника. — Так! У нашего влюбленного появился план! — Он хлопнул в ладоши и интенсивно потер их. — Давай, майор, объясняй! Вижу, задумал что-то — ужасное и интересное!

* * *
Ноябрь 1683 года.

Голландия. Небольшой город Дордрехт.

Неприметная таверна «Утиное яйцо».


Было уже поздно, и солнце давно спряталось за серыми городскими домами. На улицах города опустились вечерние сумерки, стемнело. Однако в наступившей темноте приветливо светились окна таверны, приманивая своими огоньками обычных своих посетителей.

В низеньком, полупустом помещении таверны, сильно закопченном дымом, где на вывеске были грубо намалеваны утка с яйцом, за дальним от барной стойки столом расположились два посетителя. Один из них был высоким, сухощавым с глубоко посаженными глазами, пожилым человеком. Он изрядно перепив спиртного, продолжал «изливать» душу неизвестному молодому собеседнику. Старец постоянно вздыхая, с горечью вспоминал далекие, почти забытые эпизоды своей жизни.


— Нет, и ещё раз нет, милый Лекс, ты всё понял не правильно! Старик дрожащей рукой поставил кружку на стол. Встретился глазами с острым взглядом собеседника. — Боже мой! Иногда мне кажется, что ещё совсем недавно я был таким же, как ты — легкомысленным и ветреным юнцом. Вся моя жизнь состояла из каких-то нереальных, пестрых красок, крутящихся в водовороте происходящих событий. Ведь именно тогда благодаря музе и советам отца я смог постигать искусство прекрасного. Создавать свои чудесные полотна. Получать признание и уважение горожан. А сколько у меня было поклонниц!


Рассказчик глубоко вздохнул. Он отрешенно проследил за грубой походкой полненькой служанки, что пошла к бочонку, чтобы нацедить кружку вина. Оценил её неловкие движения, угловатость фигуры. Непропорционально длинные руки. Старую, неоднократно залатанную одежду. Недовольно шмыгнул носом. Смахнул рукавом слезу. — А потом появилась она — Карнелия… Любовь, свадьба, воспитание детей, большая часть которых были даже не мои. Постепенно я перестал работать над заказами. Даже за большие деньги. Я остепинился, стал ходить в церковь. Начал заниматься «важными», общественными делами. Думать только об общине, боге и спасении души. Вот тогда-то почитатели моего таланта и изменили мне. Затем меня покинули ученики. — Рассказчик поднес ладони к лицу и растроганно стал тереть ими виски. — О, Творец, я не желал такого исхода. Однако всё пришло само собой. И теперь у меня нет сил даже печалиться или радоваться о том, что произошло. Я доволен всем: своей судьбой, прошедщей жизнью, заботой которой окружает меня моя «любимая» жена. Ну, а творчество? Картины? — Я о них даже не вспоминаю. Наверное, это не мое!


— Мэтр, я согласен и расстроен вместе с вами, — прощелыга плавно протянул руку к очередной бутылке, поднял её со стола и разлил вино по кружкам. — Эх, знал бы ты, сколько стоит это «Не твое творчество» в будущем! — Искра азарта сверкнула в глазах странника. После чего конец фразы сформировался у него в голове. — И сколько денег готовы отвалить коллекционеры за любую из «Не твоих» картин эпохи барокко… даже случайно выставленной на аукционе! То не рассказывал бы мне здесь сказки о счастливой семейной жизни. А срочно бы бросил всё и побежал бы творить в мастерскую.


— Уважаемый Альберт Кейп! — собеседник во всем поддерживая коллегу собутыльника опрокинул в себя огненную влагу с легкостью пьяницы, и в его глазах заплескалось ещё больше странных огней.

— Вы даже не представляете — сколько раз мой учитель с гордостью рассказывал мне о вашем деде, об отце Якобе и тех незабываемых творениях, которые вы создали вместе.

Поклонник пожилого творца в порыве чувств заломил руки, а потом начал щелкать пальцами, показывая своё восхищение. — О, как часто он говорил о ваших картинах, о живописной игре света, о закатах и рассветах на ваших холстах. Отмечал небывалую легкость и глубину чувств, которыми вы наполняли неземные пейзажи! Заставляли трепетаться сердца… и биться их в едином порыве! — Молодой человек вздохнул, поднял взгляд и задумчиво посмотрел куда-то вдаль соловковыми глазами сквозь темные, едва освещенные стены, словно пытался заглянуть сквозь пелену времени.

— И как вы могли всё это бросить? — он продолжил «выдавливать слезы» из «непризнанного таланта». — Променять? Создать, так мало полотен? Как? Потомки вам этого до сих пор не прости… не простят этого — точно!

— Эх, дьявол всё подери! — седой художник процедил сквозь зубы и, расстроившись, схватился за бокал. Он залпом опрокинул себе в рот содержимое, после чего смачно вытер губы кулаком. Осмотрел свежим, незамыленным взглядом место, где находился и надолго задумался.


Вечерело. Дрова, тлевшие в очаге, уже догорели, и угли отбрасывали от себя красный отблеск, накладывая на стены и предметы зловещие краски. На противоположном от входа конце таверны, в углу небольшого возвышения разместились два скрипача. Музыканты, промочили горло, подняли смычки, и начали играть какую-то незамысловатую композицию. Человек десять горожан, прижимая к себе своих подружек, неуклюже, словно пляшущие медведи, принялись топтаться между столами под визгливые звуки скрипок. Остальные посетители тем временем громкими криками и хлопками в ладоши стали подбадривали танцоров.


— Послушай меня, мой юный друг! — живописец очнулся от спячки, нагнулся над столом и резко схватил собеседника за одежду. Его лицо скривилось в ужасной маске и стало выражать глубокое презрение. Винный перегар волной ударил в нос вояжера. — Все беды в этом мире — от женщин. — Он надул покрасневшие от спиртного щеки и прошипел в полном отчаянии. — Они, происки нечистого! Посылая их — Дьявол смеется над нами. Превращает прекрасных, юных созданий — в старых, сварливых гарпий, которые затем терзают наши души. Они становятся исчадием ада! — Творческая личность отпустила странника и недовольно откинулась на спинку стула. — Пусть гиена сожжет их своим пламенем!

— Да-а! — мысли путешественника во времени завели дружный хоровод в ответ на действие пьяного живописца. — Сколько лет прошло… то есть пройдет, а пить в Европе так и не научились. Слабоваты, вы ребята, против русского духа!

Старец не слыша мыслей собутыльника задышал «с надрывом». На лбу от напряжения проступили синие вены. В порыве чувств он стал резко сжимать, разжимать кулаки. — Я часто задаю себе вопросы… — Куда уходит любовь? Почему жизнь не справедлива? Почему нет истины? И не могу найти ответы. Ах, если бы всё изменить? То я не женился бы на Карнелии! И никогда не бросил бы заниматься живописью! Кто знает, как далеко я мог зайти в своем творчестве? А вдруг я стал бы таким как Рембрандт или Рёйсдаль. Все было бы по-другому! У меня было бы много подражателей, завистников, учеников!


— Э-э-э, любезный! — незнакомец в очередной раз не забыл разлить вино по пустым бокалам. — Послушайте… моего совета. Начните всё сначала — как вы давно желаете! Хотя бы с малого — отойдите от этой дурацкой общественной и религиозной жизни. Перестаньте во всем соглашаться с вашей ненаглядной женой. Плюньте на всё! Киндер, кюхен, кирхен — вот истинное место женщины! (Примечание автора: Дословный перевд указывающий на то место, которое отведено женщине — Дети, кухня, церковь).

— Займитесь любимым делом, творчеством, рисунком, портретом… Наберите молодых учеников — которые в дальнейшем прославят ваше имя в веках! Или… — переедите в другое место, поменяйте город, покиньте страну! Окружите себя новыми поклонниками.

— Нет, я не могу! — «трезвый компаньон» не дал договорить фразу своему собутыльнику. Вино ещё не успело до конца выветрить его разумные мысли. — Я давно не беру учеников. Да, и нельзя, вот так, всё бросить и уйти — Карнелия не позволит.

— А вы попробуйте! — не сдавался хитрый пройдоха. Он приподнялся с места и махнул рукой трактирщику, призывая его принести огненной добавки. — Бросьте всё и начните жить заново! Ведь вы талантливый художник. Вам нужен толчок. Смена образа, декораций. Попробуйте! И всё изменится… — все снова заговорят о Кейпе. О вас будут складывать песни, легенды, баллады. — Синеглазый приподнялся со стула и начал делать пасы руками, как будто хотел загипнотизировать соседа по столику. — Начните хотя бы с малого. — Гипнотезер сжал ладонь в кулак, а затем вытянул указательный палец. — Хотя бы с одного ученика… ученицы.

— Нет, я не в силах! — произнес творец, жадно глотая содержимое очередного бокала. — Что скажет Карнелия о новом человеке в доме? Как к этому отнесется община, церковь, Отец Аганесий? Который так добр в последнее время ко мне и моей жене.


— Послушайте! — странник резко сменил тактику ведения переговоров. В его голосе прорезались металлические нотки. — Ведь, вы же Кейп! Вы, известный художник, а не тряпка! Вы, сын Якоба Герритса Кейпа! Ваши дед и дядя были великими живописцами! А ты стал трусливой квашней, попав под женскую юбку.

— Нет, я не такой, я не тряпка — я смогу! Я не боюсь её — ни капли! — Старик приподнял голову отуманенную спиртным напитком. Глаза его заблестели. Он выпрямил спину. Гордо выпялил вперед грудь. — Сколько надо выучить учеников, чтобы доказать это? Три? Два? Одного? Пусть они, он приходит ко мне — завтра… — после ленча. Как только закончим с семьей пить кофе. После того как мы с женой немножко отдохнем. Поговорим о погоде. Почитаем библию. Я сразу займусь с ним когда… — Собеседник надрывисто икнул и пьяно махнул локтем куда-то в сторону. — Только Карнелия его даже на порог не пустит. Я думаю, он даже до двери не дойдет. А так, пусть приходит…


К молодому собутыльнику подошел худенький, «бледный» паренёк и о чём-то быстро заговорил с ним на неизвестном языке. (Примечание автора. Краткий перевод пламенной речи Пашки Пехоты с русского… Брать надо ваятеля — тепленьким. Таганово будет ему «второй Родиной». Преимуществ для старикашки, море — обучение прямо на дому. Кормешка с огорода. Жить будет под «чутким» присмотром Лукерьи. Старый, прыщавый. Если, что дальше леса не убежит. На баб по жизни обижен. Вот она, лучшая кандидатура для Вари! И вообще… Я давно хотел ей сделать подарок! А в нагрузку к нему ещё мольберт из будущего притащу. Тогда она точно довольная будет!)

— О чём щебечет этот рыжий заморыш? — пьяная реплика «мастера кисти» перебила живую речь конопатого «юнца».

— Он говорит, а слабо, вам… — собеседник сделал паузу. Хитро прищурил глаза. А затем осторожно, «на голландский манер» начал подбирать понятные пьяному художнику словасочетания. — Как это по местному сказать-то… А, вот… Не могли бы, вы — уважаемый Альберт Кейп, начать обучение прямо сегодня? Дом ученицы — здесь неподалеку — от этой таверны несколько минут хода. Почти за углом. Кстати, её будущий родственник готов немедленно подписать с вами все бумаги на обучение. И взять на себя расходы по содержанию вашей персоны у неё в гостях.

— Да запросто! — седовласый искусник подпер рукой поникшую голову. «Поплыв» куда-то вдаль, уже явно «не видя берегов».

— А прямо сейчас… двинуться в путь дорогу? — настойчивый «вьюноша» выглянул из-за головы странника и ехидно произнес на ломанном английском языке.

— Согласен! — кудесник гордо опрокинул новую порцию спиртного «за воротник» и ударил кулаком по столу так, что кружки с бутылками подпрыгнули.


— Тогда! — синеглазый работодатель развел руки в стороны. — Давайте подпишем наши договоренности.

— Хорошо, мой новый друг! — седой мастер тяжело закивал головой. — Запомните, Алеберт Кейп, никогда и ничего не боялся! И уж тем более какой-то недолгой прогулки до дома ученика!

Прохиндеи хитро переглянулись. Рыжий быстро вытащил из походной сумки листы контракта. Подсунул их уже не «вяжущему лыко» посидельцу таверны. Протянул ручку. Кейп взял неизвестное перо в руку, покрутил его, прицелился и медленно, дрожащими руками вписал свои инициалы в указанное место.

— Итак, господа хорошие, где моя ученица? Ик, — живописец очередной раз икнул и посмотрел по сторонам в поисках юного дарования. — Где, я вас спрашиваю, мои ученики! Я желаю приступить к обучению немедленно. Вы убеждали меня, что она где-то рядом. Ведите меня к ней! — Внезапно глаза творца закрылись, голова двинулася в сторону столешницы, и сизый нос «упал» в блюдо, стоявшее на столе.

Гости ухмыльнулись, и быстро «спеленав под белые руки» декана кальвинисткой общины города Дордрехта, куда-то воодушевлённо его поволокли.

Глава 18

Наши дни. Остров Кипр.

Яхт-причал «Киссонегро» курортного городка Пафос.

Трехпалубная яхта премиум класса «Ла каза де Павлос Сифакис».


Этот спокойный, теплый вечер в Коралловой бухте был прекрасен. Небесно-голубой цвет от водяной гляди возле горизонта в сочетании с малиново-фиолетовыми красками заходящего солнца в темные облака создавали фантасмагорическую палитру чего-то нереального и безумно красивого. Слабый восточный ветер с берега, уносил нагретый воздух в море, усиливался и увеличивал рябь, которая белыми бурунчиками уходила далеко вперед. Чуть слышный шум ударов волн о борт покачивающегося корабля и далекие крики чаек наполняли картину сказочного зрелища звуковым содержанием.

Два пожилых джентльмена расположились за небольшим столиком, находившимся на открытой палубе белоснежной красавицы-яхты «Ла каза де Павлос Сифакис». Подставив лица лучам заходящего солнца, они мирно беседовали, вспоминая давно минувшие дни.


— Знаешь, Алексиус, — седоватый мужчина задумчиво произнес, глядя сквозь бокал зеленоватого стекла на последние лучи заходящего солнца. — Буквально на следующий день, после того как ты внезапно исчез, убили папашу Фокаса Эстэбано. Как только это случилось, в городе начался сущий ад. Все кланы — сошли с ума. Люди, озверели от вседозволенности и отсутствия закона. Они начали резать, убивать друг друга. Мстить. Пролилось много крови. А сколько свежих могил появилась на кладбище? Трудно было сосчитать! С тех пор я молю бога за ту «удачную пьяную потасовку», после которой попал в больницу. Ах, если бы не ты и не твой удачный хук слева, который сломал мне нос… Если бы не эта белобрысая бестия Долорес — жена судьи Фасулаки, которая так мило мне строила глазки. И твоя целомудренность, в результате которой ты полез драться ни с того ни с сего. То, я, бы наверное, не сидел сейчас рядом с тобой и не потягивал бы это прекрасное винцо Рецина с приятным ароматом смолы.


— Павлос! — восторженно ответил собеседник. — Я же — твой близкий друг! Я не мог поступить иначе. Мне нужно было защитить честь твоей беременной невесты. Как ты мог пялиться на длинные, стройные ноги другой женщины! Даже если она чертовски хороша собой, и в тоже время уже пьяна и согласная на всё! И это в тот момент — когда твоя ненаглядная Хеора где-то горько скучала и ждала ребенка?

— Да не ждала она от меня ребенка! — хозяин яхты с раздражением парировал обвинения «корефана». — Не было у меня с ней ничего. Понимаешь — не было! — Он глубоко вздохнул. — Денег она хотела — вот и говорила про какого-то, там, ребенка. А как только я попал в больницу — то она сразу подцепила молодого «Бинго» и уехала с ним в Южную Америку.

— Вот, рыжая ведьма! — путник возмущенно выругался. В порыве чувств он ударил себя по коленке. — Как она могла? Так, грязно оскорбить моего лучшего приятеля — моего самого близкого друга в этой части полушария? — Странник взял из плетеной корзины сочный персик и резко надкусил его. Прожевал. Начал читать нравоучения. — А я тебя сразу предупреждал, что она тебе не пара. И ещё говорил — найди спокойную, уравновешенную, работящую… из деревенских. Ну-у, на худой конец — из пригорода. По слухам они там ещё до сих пор помнят, как нужно нормальных девчонок воспитывать! А эти городские выдерги — красавицы — только деньги тянут из мужиков! Больше они не на, что не способны.

— Друг, вот теперь, через столько лет, я услышал тебя. Более того — я согласен с тобой. — Сифакис извиняясь за все «плохие поступки» склонил голову и стал легонько стучать ладонью по лбу. — Сейчас всё изменилось! Поверь — я повзрослел. Теперь — смотрю на мир по-другому. Ноне я знаю, как нужно общаться с женщинами. И главное я понял — что они из себя представляют. Ты доверяешь мне? Давай выпьем за это!


На какое-то время друзья замолчали. Они снова любовались морем, закатом, необыкновенно игрой красок.

Солнце опускалось все ниже за горизонт. Уже можно было ощутить прохладное дыхание ночного ветерка, которое днем не чувствовалось из-за жары. Запоздалые влюбленные парочки неспешно покидали пляж, поднимались по ступеням лестницы, ведущей наверх, к прогулочной аллее, по которой они попадали в город. Вдали прибрежные кафе уже зажигали свои огни. На фоне заходящего в размытые облака солнца две последние, похожие на жирафа «песчаных» яхты, подгоняемые ветром, катились к отдаленной кромке прибоя — к месту стоянки.


Стройная, молодая девушка, слегка покачивая узкими, с плавным изгибом бедрами, поднялась по лестнице на палубу. На гибком, соблазнительном теле был плотно одет облегающий мини купальник — две узкие полоски. Пока незнакомка поднималась, Алексей успел хорошо рассмотреть её: Гладкая кожа цвета кофе с молоком блестела, как шелк. Идеальная, равномерно загарелая фигура завершалась очаровательной попкой, крепкой и круглой, как вздутый орешек. Прекрасное с золотистым оттенком лицо, сверкающие карие глаза, густые, струящиеся по плечам пшеничные волосы. Искусительница, плавно перебирая аппетитными, стройными ножками подошла к «папе» и уселась к нему на колени. Обняла за шею. Чувственно заглянула в глаза. Замерла. Наклонила голову. Копна золотистых волос водопадом закрыла её лицо. Она задорно откинула рукой занавесу и чарующим голоском промурлыкала… — Аполлонис — мне скучно. Там внизу, темно и кто-то страшно стонет. И ещё… — Она показала ладонь. — Вот, я сломала ноготь.

— Девочка моя, я занят. Утешь себя — сходи в бар, найди что-нибудь. Я скоро буду.

Темно-русая нимфа недовольно вытянула губы «уточкой», а затем нараспев произнесла. — Хорошо, мой Титаниус, но только давай поскорее. — Наяда стрельнув глазами в сторону гостя и попутно оценив его, упорхала по палубе в сторону верхних кают.


«Геракуле-си-ус» чувственно выпустил воздух из груди и проводил томным взглядом возлюбленную. Заулыбался. Взял стакан со спиртным. Отпил несколько глотков. — Ну, а ты как поживаешь? Чем занимаешься?

— Всем по не многу… — глаза странника хитро блеснули. — Кручусь-верчусь, мотаюсь по миру из одного места в другое. Пока — бесцельно. Такую же, вот, зазнобу ищу. Всё думаю, кому бы наследство отдать? Ты, вот — не с кем не познакомишь? Мне твой вкус очень даже понравился!

— Да-а, столько времени прошло, а бабий угодник так и не изменился, — старый повеса поставил стакан на стол. — Все шутишь, балагуришь. Честно скажу — не ожидал, что увидимся снова. Ходили слухи, что тебя порезали братья Гатрэ. Потом говорили, что ты чудом выжил. И твою тушку вывезли на греческом сухогрузе контрабандисты ночью, тайно. Некоторые горячие головы утверждали, что впоследствии ты изменился и стал чист перед законом. Представляю, во сколько тебе это обошлось — если это правда, конечно. — Он засмеялся. — Наверное сумма за то, чтобы тебя «отмыли», соизмерима со стоимостью небольшого острова в Адриатическом море. Так, что из этого, правда, а?

— Скажешь, тоже! И что только завистливые люди не наговорят про честного и законопослушного гражданина. Живу себе спокойно в Лондоне, в небольшой съемной квартире с подселением, на Бейкер стрит, в доме под номером 221б. (Примечание автора. Несуществующий адрес проживания Шерлока Хомса и Доктора Ватсона). Недавно я стал простым фермером. Занимаюсь сельским хозяйством, животноводством — коровок выращиваю, свинок развожу. Не от кого не скрываюсь. — Вояжер привстал с кресла и громко прокричал. — Люди добрые, кому надо — заходите в гости. Всем буду рад.


— Стареешь, Алекс — стареешь, — хозяин яхты внезапно оглянулся по сторонам и заговорщицки понизил голос. — Ты бы не называл свой адрес так громко. У тебя врагов и кровников осталось — годов до ста не огребешься. Я, между прочим, хотел тебя предупредить сразу, по-дружески. Времени прошло много, но… Фотис Фасулаки за твою голову назначил довольно круглую сумму. Ты, говорят, разорил его подпольное казино. Много денег пропало. А он такого не забывает. Ещё больше за тебя дает семья Эстэбано. Они почему-то думают, что именно ты виновен в смерти отца. Но больше всего за твой скальп заплатят ребята из группы Бони Бэвито. Не знаю, чем ты им не угодил? Сумма объявлена такая, что до сих пор всем охотникам за головами «крышу сносит». Так, что если бы я не был твоим приятелем — то, сразу бы бросился к телефону и начал звонить. Даже сейчас сижу и думаю, а может изменить своим принципам и сдать тебя. Как ты на это посмотришь? — Мафиози начал довольно потирать ладони. — Эта же, какие деньги — тут, на них половину бухты купить можно! — Он непринужденно махнул рукой. — Да, ладно, шучу я.


Довольный собеседник взял небольшую паузу. Плеснул себе в бокал немного вина, после чего снова вернулся к разговору. — Эх, Алекс, я не доверял тебе — никогда. Мутный ты. Не случайно к тебе прозвище прилипло — лис. Да, и кто бы мог подумать в прошлом… — ты, работа, сельское хозяйство. Ну, и, что тебя привело ко мне уважаемый животновод — свиновод?

— Помощь, — и очередной аппетитный персик отправился в рот путешественника. — В одном пустяковом деле. — Он произнес, негромко чавкая.

— Да-а, давно никто не обращался ко мне за помощью, — старый махинатор потер подушечки пальцев. (Как будто считал деньги). — Теперь у всех свои интересы, свой бизнес, свои компании. У тебя, вон, роскошный особняк в центре Лондона! Королевская семья живет по-соседству. Обидно, раньше все обращались ко мне или наоборот предлагали что-то. А теперь — я никому не интересен. Сижу себе тихо, на этом корыте — старец раздраженно потопал ногами по роскошной палубе трехпалубной яхты класса «Делюкс». — Мирно доживаю свой век. Скукота… И вот, наконец-то настоящая просьба. Алексиус, ты только не мелочись и помни — я с мелким оптом не работаю! И учти — я не продаю комбайны с тракторами! И газонокосилки — тоже не продаю. Нет, если, ты хочешь, по старой дружбе, я могу достать для тебя какой-нибудь культи-мульти-ватор. Но лучше бы ты обратился к другим. У меня не профильный товар выйдет дороже. Или Вам жителям островного королевства деньги девать некуда?

— Вот список, того что мне нужно, — собеседник развернул листок и протянул его «коллеге».


Пожилой мужчина аккуратно, не торопясь взял перечень. Через две минуты он ошалело оторвал взгляд от бумаги и с удивлением посмотрел на вояжера. — Скажи, Алекс, ты, что… Третью Мировую развязать собрался или демократию устроить в Африке? Запросы-то у тебя — не маленькие! Тут же, на небольшую армию хватит? Жаль, конечно, что технику не заказал!

— Да, нет! Здесь, другое. Понимаешь, повадились какие-то козлы лазить на мою ферму. Забор поломали, грядки порушили — капусту топчут. Живут не по понятиям! Вот, и хочу отучить их — на чужое добро зарится.

— Ну, если для того чтобы пострелять козлов и обезопасить урожай тебе потребовались… гранатомёты? — Сифакис прищурил глаза и задумчиво посмотрел на странника. Сглотнул слюну. — Ладно, клиент с деньгами всегда прав! Последний вопрос… А почему запрос только на товар русского производства?

— Потому, что я настоящий киприот! — фермер воодушевленно задрал голову. — Я против санкций, этих барыг из Евросоюза! — «Старый товарищ по бизнесу» расшиперил пальцы и перешел на «деловой» этикет. — В натуре, эти волки позорные, «прут буром по бездорожью» и требуют списания бабок с вкладов и депозитов у нормальных пацанов. Они же, падлы, конкретно барзеют и рушат экономику Кипра! — Он важно закатил глаза и надул щеки. — Особенно кранты будут тем лавандос, что заныкали в сельское хозяйство! Кому я теперь свое мясо толкать буду? — У странника затряслись от негодования руки, и он снова перешел на нормальный язык. — Кто его возьмет? Тем более, сейчас. Кстати, почти все уважаемые люди на измене. Даже Никас Анастасиадис ездил в Москву недавно по этому поводу. А теперь представь — каково мне — простому работяге?

— Ничего себе! — оружейный барон удивленно развел руки в стороны и притворно рассмеялся. — Раз, твои вопросы решает сам президент! — Седой деляга покачал головой. — Тогда я, пожалуй, выполню твой заказ и даже… дам скидку. — Он щелкнул пальцами и махнул головой. — В конце концов — я тоже патриот! И тоже не люблю козлов… из огорода!

* * *
Февраль 1980 года.

Афганистан. Провинция Асадабад.

Асмарское ущелье.


За иллюминаторами вертолета, в ярком солнечном небе мягко плыла снежно-белая пена облаков. В низу, у земли, над небольшой горной рекой причудливо нависали скалы. Местами эти крутые гранитные глыбы, стояли по пояс в воде, словно пытались задержать стремительный бег студеного, бешенного потока. Вдали, словно нарисованные и приподнятые знойным маревом, вздымались гряды невероятно высоких гор. Бледно-фиолетовые, иногда даже сиреневые, они тянулись к небу своими могучими вершинами, на которых, как белоснежные чалмы, отчетливо-ясно светится снег. Ровное гудение моторов железной птицы убаюкивало и успокаивало, вызывая легкую сонливость.

На зеленых бортах вертушки тускло горела закопченная красная звезда. В темном салоне виднелись белые пятна бинтовых повязок. У кого лоб, у кого плечо, у кого нога, у кого грудь. Ошалевшие, отрешенные, маловменяемые из-за больших доз промедола раненые бойцы сидели, хмуро уставившись в пол вертолета.


Однако не прошло и нескольких минут, как обстановка резко изменилась. Мир и тишина, господствовавшие в воздухе растворились в грохоте и визге. Навстречу и в след вертолету понеслись струи раскаленного свинца.


Стальная стреказа начала медленно заваливаться на бок.

— У-у-у-у-ух, у-у-у-у-ух, у-у-у-у-ух, — огромные многометровые лопасти Ми-8 неестественно загудели, словно от тяжёлого надрыва.

— Чвак — дун — дун — чвык — чвак! — в броневую обшивку кувалдами долбили автоматные пули. Она жалобно дрожала от сильных ударов, но, не поддавалась, надежно защищая людей.

Летчики выжимали из вертолёта всё возможное и невозможное, чтобы хоть как-то обезопасить пассажиров от обстрела моджахедов и побыстрее выйти из зоны обстрела. Они вели машину своеобразными рывками — вниз, в сторону и снова вперед. Порой казалась, что каменные стены ущелья приближались настолько близко, что, еще мгновение и лопасти несущих винтов начнут высекать искры из гранита.

Согласно боевому приказу зеленой «пчеле» «кровь из носу» необходимо было пройти этот узкий участок между крутыми скалистыми выступами и вывести раненых десантников из ущелья. По карте предоставленной вышестоящим начальством в этом квадрате, внизу кроме небольшой петляющей вдоль хребта реки, ничего недолжно было быть — ни-че-го!


— Товарищ капитан, что происходит? — старший сержант Селезнев обратился к Пехоте. Он недовольно заерзал на месте. Выглянул в иллюминатор. — Тут, по данным разведки должно было быть всё чисто. А если у них, здесь, зенитки имеются? Тогда вообще приплыли — суши весла. Лупанут — места мокрого не останется.

— Отставить, разговоры. — Пашка неуверенно осадил младшего по званию. — Какие к чертям зенитки? Откуда? Ты скажи ещё, что у них тут шилка прикопана или веер ракет. Нет, тут ничего — кроме ослиной мочи и вонючих бомжей в чалмах.

Раненые бойцы, подавляя неприятную дрожь от перегрузки и напряжения, засмеялись над страхом Селезнева.

— Так, тихо, всем! Сейчас быстро пройдем узкий участок и будем на месте. — Офицер поднялся с места. Стал успокаивать солдат. — А там, вас подлечат немного и дуйте в отпуск к мамочке или к девкам под юбку.

В ответ, словно издеваясь над словами Пехоты, со склона ударили два крупнокалиберных пулемета. Огненные трассы пулеметных очередей бешено устремились к «шайтан-арбе».

В кабине винтокрылой машины начался ад. Пули стали рвать обшивку, пробивать лонжероны и шпангоуты, залетать внутрь. Стали звенеть стекла и разбиваться иллюминаторы. Один из бойцов внезапно вскрикнул и стал медленно сползать на пол, образуя кроваво красный след на стене машины. Второй захрипел, задергался в предсмертной судороге.


Моторы натужно взвыли. Вертолёт основательно тряхнуло. Откуда-то внутрь машины тонкой струей стал просачиваться дым. Он противно «начал драть» горло, затруднять дыхание, слезить глаза.

Пехота метнулся к летчикам. — Командир, ты, какого лешаго, «ушами хлопаешь»! Подави, к чертям собачьим, эти чертовы пулеметы.

— Чем подавить — у меня же ничего нет? — удивлению пилота не было предела. Он негодуя рубанул ладонью по воздуху, ткнул кулаком в пыльное стекло. — Я до вчерашнего дня одни доски с бревнами тягал на дальние заставы. И вообще, черт возьми… я, не полосатый «Крокодил» вооруженный до зубов (Примечание автора. Прозвище ударного вертолёта Ми-24), а обычная ломовая коняга. У меня, даже пулемёта нет, уже не говоря о ракетах. А из вооружения — вон, автомат к борту прицеплен.

— Да, ты, что, ядрёный сапожник! — Капитан заорал от негодования как полоумный. — На задание поперся без вооружения? Кто же тебя — гада ползучего выпустил? Да, ты знаешь, что тебе за это будет? Да, ты, у меня под трибунал пойдешь! Эх, ты — босота! — Расстроенный десантник схватил со стены автомат. Высунул дуло в разбитый иллюминатор и начал палить из него в белый свет «как в копеечку». — С-су-ки! Как же мы теперь без оружия! Как можно воевать — без него? Да нас же тут всех до одного положат! — Он с нарастающим остервенением не переставал давить на гашетку. — У-ро-ды, не-на-вижу!


Вертушку в очередной раз сильно тряхнуло. «Пчела» чудом продолжала держаться в воздухе, оставляя за собой космы темного дыма. Душманский крупнокалиберный пулемёт наделал массу пробоин в её корпусе. Двигатель уже не просто натужно загудел, а странно, почти по-человечески начал чихать. Лопасти с лаем и свистом рубили воздух. Вертолёт дернулся, и внезапно со всего маху уткнулся в невидимый барьер. Невиданная сила швырнула Павла на пол. Он на какое-то мгновение потерял сознание, провалился в мягкую темноту. К действительности его вернул резкий толчок. — Он осмотрелся затуманенными от боли глазами. Едким горячим дымом заволокло салон, в котором повсюду, как куклы, были разбросаны тела раненых бойцов. Внутри вертолёта становилось душно и жарко. Позади него что-то сильно горело. Винтокрылая машина неестественно, надсадно гудела с каким-то тяжелым надрывом, но продолжала, кашляя, вертеть тяжелые лопасти. С их гулом смешивались крики и стоны умирающих бойцов.

Пехота медленно приподнялся и ползком начал перебираться в сторону кабины пилотов. Он с трудом оторвал взгляд от пола и взглянул на летунов. Бортовой техник не подавал признаков жизни, его голова не естественно свесилась. Голова второго летчика была вся в крови. Он медленно, как зомби навалившись всем телом давил на штурвал, борясь из последних сил за живучесть стальной птицы. Стрелки приборов яростно дергались и ползли к нулевым отметкам. Мигали красные лампочки — многие, из которых показывали на аварийное состояние погибающей «восьмерки».


— Га-ды-ы! Как можно было лететь не вооружившись? Как? — последняя фраза по-прежнему не покидала контуженой головы капитана. — Эх, мне бы ДШКу или гранатомет… — Пехота до крови прикусил нижнюю губу. — Да чтобы, я — ещё раз… да без оружия — на задание… Да, никогда! С-су-ки, столько пацанов зазря положили!

Ми-8 оставляя в синеве неба черный дымный хвост, быстро терял устойчивость и, нёсся в глубокий провал хаоса красно-коричневых скал с раскрошенными верхушками. Пилот с большим трудом, но все, же перевел падающий вертолет из снижения по спирали, на прямолинейное движение. Он отчаянно старался уменьшить скорость, машины, заставлял его, как коня, вставать на дыбы. А земля приближалась, она была уже почти рядом, под железным брюхом.

С громким лязгом, треском, скрежетом железная птица не приземлилась, а буквально рухнула и, ломая с треском лопасти, неестественно дрожа, юзом поползла по земле, оставляя за собой широкую темную борозду на выжженной солнцем бурой земле. Винтокрылая машина из последних сил дернулась и замерла на самом краю площадки, перед обрывом в пропасть.

Глава 19

— Паша, смотри, как красиво на небе! — милая, пригожая девушка расположившаяся на коленях у молодого человека, обернулась и посмотрела на него своими светлыми, лучистыми глазами. Она слегка наклонила голову, улыбнулась и снова взглянула на усыпанный мириадами звезд небосвод: Звезды высоко вверху, и звезды далеко внизу у горизонта. Одна из них сорвалась и, прочертив полосу, унеслась в бесконечность. Ещё одна… Ещё… Звезды испуганно взметывались, рассыпались, плясали в неподвижных складках ночного неба.

— Варенька, любимая моя! Все эти звезды — это огромные далекие миры, где так же как здесь живут люди. Они рождаются, влюбляются, смотрят на звёзды…

— Ой! Гляди, гляди, ещё одна упала! — девушка ослепительно улыбалась, всему удивлялась и восторгалась, как ребенок. Она слушала Павла с широко раскрытыми глазами: ей казалось, что он каждый раз, начиная говорить, произносит значительные, редкостные, незнакомые слова, а того больше произносит их красиво и только для неё в своей душе…


— Какая она, наверное… Малюсенькая — малюсенькая! — платьишко на точеной фигурке затейницы было синее, платок на голове синий и даже лента в русой трубчатой косе, перекинутой через плечо, была синей. — Пашенька, какие у тебя теплые, ласковые, нежные руки!

От легких, волшебных прикосновений искусительницы по жилам влюбленного струилась сладкая истома. В висках стучало от небывалого ощущения нежности. От тайных желаний кружило голову и переполняло чувствами душу.


— Солнышко мое красное, — Варя вздрогнула. Прерывающимся голосом произнесла еле слышно. — Как хочется видеть тебя всегда, прижиматься к твоему сердечку! Мне так любо, хорошо с тобой! — Нежное, мягкое плечо любимого создания приятно прильнуло к груди майора.

— Паш, а куда падают звезды? Наверное, куда-то недалеко? Вот бы, найти одну из них, — озорница весело засмеялась. Начала ерзать ногами. Изогнулась. Закинула к небу голову. — Говорят, если найти звездочку — то будет счастье? Любый мой, а почему ты всё время молчишь? — Она притворно надула губки и глубоко вздохнула. Её упругая грудь приподнялась. Девушка заглянула в глаза своему избраннику. — Скажи, мне — только правду — а я, правда, красивая? Я, тебе, нравлюсь?

— Господи! — в голове Пехоты шумел водопад чувств. «У старого вояки» отчего-то тревожно и сладко защемило на сердце.

— Варенька! — Павел засмотрелся в её сияющие глаза. — Как долго я тебя искал? Как далеко мне пришлось идти, чтобы найти, тебя? — Он аккуратно отодвинул ладонью синий платок с головы девушки и стал нежно гладить любимую по кудрявым, шелковистым волосам. — И какая же ты у меня хорошенькая… пригожая… лапонька — и описать нельзя!


Резкий звук падающего металлического предмета прервал чудный, волшебный, завораживающий сон Пехоты. Майор вздрогнул и открыл глаза. Было слышно, как на полу что-то гремело похожее на сковородку. Оно громко каталась, и громыхало.

— Откуда здесь сковородка? — Пехота быстро осмотрел комнату. Полная темень. Никаких источников света ни внутри, ни снаружи. Он привстал с кровати и обернулся. Его взгляд привлекло еле светящиеся окно портала, открытого возле двери.

— Рота подъем, — голос нового начальства еле слышно прозвучал из межвременного проема. — Боевая тревога. Все на выход! Точнее — на вход!

Проснувшийся ничего не понимая, недовольно встал с кровати и перешел во время Алексея. Его взору предстала обычная больничная палата на две кровати. Одна койка была пустая. На второй находился Алексей в своем настоящем возрасте. Седой старик лежал оперевшись на спинку кровати. У изголовья с одной стороны от больного стояла капельница с другой какой-то прибор с меняющимися цифрами.


— Ничего себе картина Репина — «Приплыли»? — проснувшийся не спеша ещё раз зевнул и протер глаза, разогнал последние наваждения ото сна. — Алексей, что случилось? Ты, что делаешь в больнице? Ты, заболел?

— Нет, — седовласый оторвал от себя капельницу. — Решил пройти плановое обследование. Положили на несколько дней. Вот, только не вовремя — как всегда.

— Командир, а, что так гремело? Я уже думал — ты в меня чем-то тяжелым запустил!

— Ну, прости — под рукой ничего не было — кроме «утки». Её и отправил в полет.

— Ладно, забыли. Что случилось?


— Боевое задание, майор. — Рязанцев как всегда начал шутить. — Собирай опер. группу и на выезд.

— Какой выезд? Какая опер. группа? — Пехота недовольно осмотрелся по сторонам. — Тебя, что лекарствами перекололи? Сейчас же половина пятого утра — ещё все спят.

— Павел, слушай, внимательно. Для контроля… Один раз — в три дня — ночью, я открываю портал в каюту судна «Искатель сокровищ». Слушаю спокойный храп нашего бравого пирата — ирландца и закрываю окно. Сегодня, в очередной раз проверил подопечного. И услышал пьяные ругательства другого человека. Это говорит о том, что на судне что-то произошло — причем для нас не очень приятное. Похоже, команда поменяла капитана. Паша, разберись с запутанной ситуацией. Аккуратно поговори с человеком в каюте. Либо притащи этого языка — матершинника сюда. Короче, мне необходимо знать, что произошло на судне. Откуда в наших «хоромах» новый жилец. Я бы и сам сходил — но меня могут хватиться. Так, что идти надо — тебе.

— Хорошо, командир. Дай мне пятнадцать минут на сборы. Я все сделаю.

— Зачем? Иди, сейчас! Буди этого наглого храпуна, разговаривай с ним и быстро обратно. Тут дел-то на пару минут.

— Нет уж! — Пехота решительно перебил Рязанцева. — Знаем мы, эти — несколько минут! Тут, может затянуться надолго. — Он недовольно затряс головой, вспоминая давно минувшие события. — Я не хожу на задания, не подготовившись! Тем более — без оружия. Так, что — жди! Буду, как сказал, через обозначенное время. Возьму с собой двух человек. Разберусь, что к чему! Кстати, ты накройся одеялом, что бы тебя не было видно или за штору спрячься. — Павел закончил разговор и быстро ушел к себе в комнату.


Через четверть часа в еле освещенную палату стали заходить вооруженные «до зубов» люди. Первым в кольчуге, с двумя клинками в руках появился Силантий. Он, озираясь, быстро проскользнул в комнату. Подошел к пустым кроватям и осмотрел их. Зачем-то постучал рукояткой клинка по прибору. Посмотрел на горящие цифры. За ним появился Пашка в камуфляжной форме с большой, длинной сумкой на плече. Подозвал к себе Силантия. Тихо произнес какое-то указание. Последним из вошедших неожиданно появился дед Потап. Вторпомпех зашел с двумя безразмерными «баулами». Как вол, он тяжело тащил их, закинув за спину. Войдя в комнату, оруженосец, традиционно перекрестился, после чего оглянулся и опасливо прижался к стене.

— Ох, Пашка! Вещей то, набрали? — Алексей скрупулезно осматривал появившихся гостей. Он тихонько стоял у окна за шторой. — Как будто на рынок собрались или в туристический поход на неделю. Предложил же — по-тихому допросить свидетеля. Так нет, задумал целую войсковую операцию. А конюха на кой… лад он взял, да ещё его нагрузил как ломовую лошадь.

Странник открыл переход в каюту корабля и стал смотреть за происходящим. Майор молнией метнулся к человеку, спящему в каюте. Начал будить его. За ним спокойно, как будто ничего не происходит, зашел Силантий. Самым последним, озираясь по сторонам, тяжело надрываясь под тяжестью сумок и постоянно осматриваясь, прошел Потап.


Дверь в больничную палату внезапно заскрипела и стала медленно открываться.

— Больной, что происходит? — медсестра осторожно заглянула в палату. — Почему не в постели? Что за самоуправство?

— Ничего, все нормально, — путник ответил хрипло. Портал в один миг закрылся. — Просто стою у окна, любуюсь вечерним городом.

— Немедленно лягте в кровать. Слышите меня — немедленно! Иначе — я позову дежурного врача! И ещё — Вы, почему не приняли лекарство?

* * *
Карибское море.

Северная сторона острова «Сокровищ».

Поисковый лагерь пиратов.


Ясная, почти безоблачная погода стояла в последние несколько дней в этой части океана. К вечеру ветер утих, и море перестало бесноваться. Слабая волна пенными барашками лениво накатывала на берег небольшого холмистого островка. Маленькая территория земли была полностью покрыта дикой, густой растительностью. Высокие деревья в переплетении с кустарником в нескольких местах «выходили» прямо на небольшой песчаный пляж.

Посередине песчаной косы хорошо был заметен, лежавший на боку, на половину засыпанный песком, старый испанский корабль. Чудом сохранившиеся остатки некогда величественного корпуса с выпирающими обломками мачт, ржавыми, наполовину погрузившиеся в песок, огромными пушками походили на зловещий скелет древнего ископаемого чудовища.


Недалеко от остова судна был разбит поисковый, палаточный лагерь добытчиков сокровищ. Чуть более трех десятков моряков составляли рабочую группу удачливых кладо-искателей. Оставшаяся часть команды осталась на небольшом шлюпе «Искатель приключений», который мирно качался на волнах в полумиле от острова.

Рядом с крайней от леса палаткой, сооруженной из старых парусов и жердей, нарезанных в ближайшей чаще, был разведен костер. В соленом воздухе витал аппетитный запах жарящейся рыбы. Небольшую бухту, в которой расположилась на ночной отдых группа пиратов, потихоньку окутывали сумерки наступающей тропической ночи.


— Эй, Проныра, раздери якорь твою глотку! — Нолан Крейг, по прозвищу «Железный лом», громко обратился к Бью Бэнксу — худому человеку задремавшему у костра. Его нос, широкий и большой, морщился от удовольствия, точно чуял какие-то приятные запахи.

— Как можно спать, узнав, что мы стали сказочно богаты! Ты, слышишь меня, червь гальюнный! — Мы, бо-га-чи! Счастливые толстосумы!


Красные отблески костра неистово отражался и в глазах безумного флибустьера. В свете огня он был похож на зловещего вурдалака.

Крейг скептически осмотрелся по сторонам, выискивая других слушателей, с кем можно было почесать языком. Косо посмотрел на двух пиратов, в «тихушку» играющих в кости. Раздосадовано сплюнул.

— Ты, только представь? — он снова повернулся к блаженно лежащему на песке человеку. — Сколько здесь в песо или в реалах? А если перевести в фунты? Мы же скоро… Разрази меня гром! Будем купаться в этих желтых кружочках. Мы будем жить как короли! Все прибрежные кабаки и шлюхи — наши!

— Медуза мне в печень! — гигант затряс кулаками. Сглотнул слюну. — Не могу спокойно сидеть на месте! Так и хочется кого-нибудь разорвать на куски!


«Железный лом» отломил кусок ветки и бросил его в дремлющего человека.

— Задави удав морского дьявола! — красочное ругательство было ответом беспокойному флибустьеру. — Лом, да успокоят тебя черти… или нет?

— Проныра — смрадная зелень под килем! — Нолан отломил новую ветку и бросил в товарища.

— К тебе обращаюсь! Ты, видел когда-нибудь столько сокровищ? Ты, мог предположить, что мы найдем — столько? И станем богаты? Меня аж трясет от количества монет, которое мы раскопали.

— Нет, Нол, — Бэнкс долго не желал отвлекаться от любования, переливающегося в его руках украшения. Он нежно поглаживал его, что-то шептал, заговаривал. Моряк с остекленевшими глазами, уже давно путешествовал по волшебному миру иллюзий. И все же, откуда-то издалека, где-то из другой реальности, он пытался своевременно отвечать на вопросы друга. — Нет. Даже в пьяном бреду, мне не приходилось видеть такого богатства. А уж, там, поверь, я повидал всякое.


— Да разорви норд-вест грот-брамсель со всеми потрохами! — здоровенный детина загремел басом в ответ. На его лице заиграли отсветы от яркого пламени.

— Знаешь? Я, думаю, о том, что буду делать с таким количеством монет? Старина, пусть лопнут твои кишки от рома! Я просто не верю в нашу удачу! Мы заполнили весь трюм корабля. А тут, ещё столько! И даже больше?

Пират поднес руку ко рту и сильно закусил зубами грязный кулак. Сморщился от боли. — Две тысячи вонючих креветок! Ну, почему наша посудина так мала по размерам?


Далеко внизу, под обрывом, шумело невидимое в ночной темноте море, неустанно бурча и вылизывая берег соленым языком волн. Откуда-то с верхушек деревьев громко прокричала и забила крыльями неизвестная птица. Почти рядом, в нескольких метрах от костра послышался шелест веток. Какое-то животное ходило рядом, боялось приблизиться к лагерю искателей сокровищ.

Морской разбойник резко вскочил, прислушался, посмотрел в сторону серой стены густо переплетенного кустарника, а затем стал безудержно ходить с одного места на другое. Он с нетерпением бросал взгляды в сторону погребенных под песком остатков большого испанского галеона, как будто боялся, что их могут «увести» неизвестные похитители. Их очертания под воздействием сумрака всё больше расплывались во мраке. Мрачные, сгнившие орудийные бойницы были черны, как душа дьявола.

Через несколько минут Крейг перестал видеть, что либо кроме темного пятна и тускло мерцающих звезд на небе. Он успокоился, повернулся к своему аморфному другу и продолжил его доставать. — Бью, куча сморщенных угрей на сковородке! Представляешь, я уже стал вести себя как слащавый, расфуфыриный лорд из Йоркшира.

— Как это? — собеседник очнулся от полудрёмы и внимательно посмотрел на бешеного моряка.


— Сегодня, когда возвращался с раскопок, — Железный лом громко защелкал пальцами, на которых были нанизаны многочисленные кольца и перстни. — Я нашел на берегу мелкую монету. Поднял её, очистил от песка. И-и-и… Ядро в борт моей посудине! Уже хотел положить в карман или спрятать за пояс…

— И что дальше?

— А потом решил поступить, как настоящий богач. Разрази мою печень медуза! Выбросил её в море. Вот, сижу сейчас и думаю… Откуда, у меня? Ядовитое жало Морскому Дьяволу в печень! — будущего барона или герцога, возникла такая вредная, беспечная привычка — швырять деньги на ветер?

— Какая казематная вошь оказала на меня такое скрытое, пагубно-вредное влияние? — внезапно Нолан замолчал на половине своего рассказа. Он слегка прикусил язык зубами. Его лицо покраснело и стало каменным. Морщины на лбу выпрямились. Он широко открыл глаза и удивленно перевёл взгляд на Тощего проныру. — Дорогой, друг! А сейчас! Клянусь своей рыцарской честью, я не узнаю себя вообще! В моей варварской речи стали появляться неизвестные благородные слова!


— Это ещё, что! — третий морской разбойник по прозвищу Гнойный прыщ влез в интеллектуальный спор двух уважаемых собеседников. На морском разбойнике были рваные штаны, с заправленными лоскутами в сапоги, цветастая рубашка и платок, повязанный на загорелой, просмоленной солёным ветром шее. Засаленные черные волосы пирата были заплетены по последней моде в тугую косичку на затылке и выбивались спереди из-под ярко-алого головного платка, свисая на лоб.

— Смотрите, я нашел серебреную вилку. Вот она, под одеждой висит! Видите, на шнурке, рядом с крестиком. — Прыщ расправил плечи и гордо задрал к верху подбородок своего большого, пухлого, покрытого разводами пыли лица. — Ну, блестит ещё сквозь рубашку? А-а-а, слепые дети акулы! — Долговязый флибустьер распахнул драную рубаху и достал на всеобщее обозрение столовый прибор. — Это — мой талисман на удачу. Эй, не тяните свои грабли. Разрешается смотреть только из моих рук. — Пират быстро спрятал своё сокровище обратно. — Теперь мне нужно найти ложку из серебра, и я буду, вести себя за столом как воспитанный джентльмен. А когда вернёмся в Порт Роял — куплю портовую таверну — во как! И назову её «Вилка — Ложка» И буду ею управлять и пить сколько захочу. Организую семейное дело «Вила-Ложек»!


— А меня, проклятье на мою душу, волнует другое! — Крейг по-прежнему не мог успокоиться. Желваки на его скулах «заиграли». Ноздри раздулись. — Я остерегаюсь, что по дороге домой нам могут повстречаться испанцы. И не дай бог, это случиться! Раздери кошки души этих проклятых католиков, вечно их носит, где не попадя! И что они все время лезут к нам — жизни спокойной не дают? Провались они на дно моря! Так, вот — для серьезной схватки у нас маловато пушек и мало людей. И убежать мы не сможем — наша лоханка «по уши» в золоте.

— Зря волнуешься, — Проныра беспечно махнул рукой. Он совершенно не желал уделять внимания страхом компаньона. Тощий флибустьер блаженно потянулся. Мечтательно закинул руки за голову. Расслабился. Отрешенно закрыл глаза.

— Госпожа удача теперь на нашей стороне. Все, кто хоть раз ходил с Броди — это подтвердят. А сейчас, когда мы ухватили счастье за руку — по-иному и быть не может.


В соседней палатке подвыпивший корсар чудовищно гнусавым фальцетом запел бодрую песню об удачном походе моряков. Несколько голосов подхватили её с задором. Другие засмеялись. Раздались крики одобрения. Кто-то, громко перебивая певцов начал браниться, вспоминая предыдущего капитана и его «дурацкие» правила.

Вскоре легко, словно играючись, подул ветер. Вечерний воздух после дневного зноя стал прохладным. Где-то в стороне снова затрещали кусты. Нолан в очередной раз вскочил и беспокойно посмотрел в сторону шума. Один из пиратов пошел прогуляться перед сном «до ветра», недовольно ругаясь на всю округу. Мелькнула в темноте чьята страшная рожа отливающая синевой. Над островом взошла большая, серебристая луна. Вечерний бриз принес со стороны леса тяжелый запах прелых листьев и гниющих стволов деревьев. Казалось, разверзлись врата ада и страшные чудища, вырвавшись на свободу, предавались теперь дикому разгулу на этом крошечном клочке земли. Из ее чащи доносились невероятные душераздирающие звуки! Там что-то щелкало, верещало, квакало, стонало и вопило, но более всего вселяло ужас, заставляя стыть в жилах кровь, свирепое шипение. Во всем этом было что-то зловещее, и создавало ощущение приближающейся опасности.

Крейг поежился от холода и вернулся к костру. Подбросил сухих веток в огонь. Костер весело затрещал и багровый свет от огня полностью осветил большую фигуру корсара.

— И ещё, мне не нравиться то, что капитан до сих пор не повесил Хейли и его ребят, — Железный лом произнес недовольно. — Какого дьявола Броди ждет? Разве для этого мы выбрали его капитаном? Почему они до сих пор живы и сидят в трюме? Уж не решил ли он освободить этих неудачников и поделиться с ними добычей?

— Тысяча вонючих китов! — корсар зло сплюнул. С силой сжал кулаки. — Они пошли против решения большинства. Ирландцы не захотели продолжить раскопки и забрать всё золото. Они, отрыжка нарвала, отказались — значит, они не хотят сказочно разбогатеть и не уважают наших законов. А за это положена — смерть!


— Я знаю, почему они живы! — Гнойный прыщ в очередной раз влез в деловую беседу «уважаемых» джентльменов. Он вытянул заросшую волосами шею и стал скрести подбородок грязными ногтями.

— Броди долго ждал, терпел, а теперь решил насладиться местью за унижения, которые этот мерзавец совершил над ним и ребятами во время плаванья. Он хочет заставить Хейли мучиться и страдать. А заодно кусать локти от зависти к нам. Пусть удивиться количеству сокровищ, которое мы ежедневно грузим в трюм корабля! А повесить его или утопить — мы, всегда успеем. Тем более, обратная дорога долгая — хочется в пути веселья и развлечений.

Сидящие у костра согласились, и молча уставились на огонь, прокручивая у себя в голове предстоящие события. Время от времени кто-нибудь из них подбрасывал на догоравшие угли сухие ветви кустарника. Тогда пламя вздымалось сильнее, ветви трещали, а синий едкий дымок из тоненькой струйки клубами взвивался к темному небу, на котором одиноко сияла луна.


Неожиданно из ночного мрака на свет костра выскочила большая тень. Её очертания заметались по освещенной площадке. Она быстро превратилась в мокрого, запыхавшегося от быстрого плаванья и бега «Ванючку храпуна». — Тревога! Беда на корабле — грабят нас! Демоны!!! — Он закричал, что есть силы. В его глазах застыл ужас от пережитого на корабле.

В подтверждении его слов на судне гулким эхом раздалась частая стрельба. (Примечание автора. Если бы корсары знали об оружии будущего — фраза прозвучала бы так… Длинная автоматная очередь громом «разорвала» тишину ночи).

— Да какого дьявола, происходит, в этой акульей преисподне? — Железный лом сквозь зубы с силой выдохнул негодование.

Морские разбойники в недоумении стали выскакивать из палаток и смотреть в сторону моря. Рядом с пиратским шлюпом не было ни одного корабля. И только луна сиротливо освещала одиноко ставшее судно. Над лагерем кладоискателей «повисла» зловещее безмолвие. Лишь один звук нарушал идиллию возникшей тишины — отдаленный шум прибоя, разбивавшегося о скалы с другой стороны острова.

Глава 20

Душные, черные, липкие ночные сумерки медленно надвигалась на корабль флибустьеров. Он одиноко покачивался недалеко от «Острова сокровищ».

Ветер постепенно крепчал. Море потемнело и начало глухо вздыхать. О борт шлюпа бились ещё невысокие, но уже островерхие волны. Якорная цепь то натягивалась, как тетива лука, то внезапно провисала, почти до самого клюза погружалась в мутную воду. Ванты и тросы угрюмо пересвистывались, судно сонливо переваливало с боку на бок, и мачты чертили невидимые линии в небе. Лунный свет отражался на блестящих верхушках мачт и ложился полосами снежной белизны на парусные холсты, прикрепленные к широким реям. Так же однообразно, противно скрипели в блоках какие-то снасти.


Неизвестный тенью выбрался из узкой галереи. Ничком, медленно протиснулся вдоль поручней кормовой части парусника. Остановился, прислушался, осторожно осмотрелся. Впереди горел огонь. Большой фонарь на носу корабля тускло освещал фигуру часового, расхаживавшего по полубаку. В стекла светильника бились летевшие на свет большие бабочки, удивительно похожие на засохшие листья. Свет качающегося фонаря размазывал еле видимые очертания предметов на судне. Караульный повернулся спиной к крадущемуся пятну. Призрак бесшумно метнулся к человеку. Раздался еле слышный удар…


Скользкий Дрю очнулся от сильной боли в затылке. Он был связан, лежал боком на полу. В его рот был засунут кляп. Часовой приподнял голову и мутным взглядом осмотрел место, в котором находился. Слабый лунный свет струившийся в квадратные окна вкупе со светом от неизвестного светильника стоящего на столе давали возможность осмотреться и понять, где он. Его притащили в каюту капитана. Там же находились ещё два человека — молодой рыжий паренёк в неизвестной пятнистой одежде и худощавый старик, с седой козлиной бородой, похожий на крестьянина. Они вдвоем безуспешно пытались «привести в чувство» сонного Броди. У них ничего не получалось. Пьяный капитан отвечал на вопросы старого «землепашца» несвязанной бранью, вперемешку с пьяной руганью и выделением слюней. А «конопатого внука», почему-то называл сопливым бездарем и посылал за выпивкой — ко всем чертям собачьим.


Внезапно морского разбойника резко толкнули в спину. Кто-то уперся сапогом в его бок, а затем стал с силой тянуть за веревки, туже затягивая узлы… Это добрый дедушка решил проверить надежность «скрутки».

У-у-ум, — часовой застонал. — Ы-й-хн. — Слезы потекли по его щекам от резкой боли. — Хры… бры… фахр… бо-о… — Пленник попытался сказать что-то сквозь кляп, изо всех возможностей переминая тряпку зубами.

— Пойми, соколик, всё надо делать хорошо и на совесть! — старик по-приятельски похлопал несчастного страдальца по щекам. — А то кто тебя знает? Вдруг ты настолько востер, что через неделю… сможешь развязаться. А потом как стриганешь, к ляхам или свеям. Только пятки засверкают! А там — ищи тебя, как ветра в поле. Вон, ты, какой языкастый даже сквозь кляп пытаешься веревки грызть.

Дед проверил обмотку, и по-деловому крякнул с честью выполненного долга. Затем почесал затылок и по-отечески произнес. — Я вот, что кумекаю, чертушка ретивый! Не зря про вас лиходеев сказывают: Берегись козла спереди, лошади сзади, а лихого человека со всех сторон стерегись. — Он подытожил результат своих умозаключений. — Предется тебе, ясному соколу, пособить — глазоньки выколоть. Слепой-то ты, точно чай некуда не добежишь. Даже если случайно освободишься, то пути к дознавателям все равно не найдешь.


«Ласковый человек» достал из-за пазухи большой нож и аккуратно стал водить им перед лицом несчастного пирата. Он долго прицеливался и выбирал, с какого глаза начинать экзекуцию. Наконец перекрестившись, он стал медленно двигать концом лезвия к переносице.

Часовой выгнулся и завыл. От резких усилий у него побежали слезы по щекам.

«Кровопийц» остановил свои потуги и внимательно присмотрелся к «Скользкому Дрю». Пошамкал губами. Ненавязчиво улыбнулся беззубым ртом. — Слушай, касатик, а я ведь был не прав. А вдруг ты через год или два всё же доберешься до проклятых немцев? Ведь верно в народе говорят — бешеной собаке семь вёрст не крюк. А потом добовляют — безрогая корова и шишкой бодает. Вот, возьмешь и всё поганым расскажешь про нас. Ты же теперь меня в лицо видел! Разговаривал со мной. Почти подружился. Да-а, не хорошо. Получатся, мы тебе поверим — отпустим! А ты, с нами — вона как — не по-людски. — Нет уж уволь, родимый, так не пойдет! Надо тебе и язык отрезать. Так, быстро открывай роток. Высовывай, я тебе его мигом — чик и отрежу. Дед аккуратно, с крестьянской основательностью, начал тыкать кончиком ножа в кляп несчастного. Тряпка поддалась и начала медленно выскальзывать изо рта Дрю.

Пленник, испугавшись приближающейся пытки, стал извиваться и громко мычать на всю каюту.


Истязатель встал с пола и с удивлением посмотрел на несчастного. — Ух, ты, плешивое худородье! — Дед матюгнулся. — Верно, сказываешь — хоть и рот закрыт! — Он по-своему истолковал потуги несчастного освободиться от кляпа. — Надо тебе ещё и ноженьки отрубить. А зачем, тебе, вообще бежать к нашим ворогам? Нечего бегать — баловство всё это. Будешь спокойно лежать, тут. И нам хорошо и тебе удовольствие. А если найдут тебя? Тогда, ты, уже ничего не сможешь — не сказать, не показать! И ног — у тебя нет…


Дверь в каюту открылась. Воин в кольчуге волоком втащил второго часового внутрь помещения. Несчастный «Хромой пес» был без сознания. Вошедший небрежно бросил его на пол — как куль с мукой.

— Силантий, тише надо работать! — рыжий паренёк обратился к неизвестному в доспехах командным тоном. Он был сильно недоволен. — Шумишь — как медведь! Поди, весь корабль распугал? Что, там? Докладывай.

— Часовых было двое. Один на носу судна, другой на корме. Внизу на пушечной палубе семь человек. Сидят, пьют вино, горланят песни. Выпили много. Трое из них уже спят. Оставшихся пузотеров можно брать голыми руками. Почти ничего не соображают. Да… и ещё — один убег. До ветру ходил. Я, было, сунулся за ним, а он уже локтей двадцать как гребет в сторону острова. Думаю, скоро там будет.

— Ясно, — щуплый командир мгновенно принял решение. Ускоряемся. Продолжай наблюдение за гулянкой, а я, тут, постараюсь закончить… побыстрее.


Дрю тут же подняли с пола и сильно встряхнули. Убедились в том, что он очнулся и находиться в «адекватном состоянии». Малой достал нож, профессионально крутанул его в ладони, затем резко приставил лезвие к горлу несчастного. Глаза его внезапно засверкали, как у хищного зверя.

— Слушай, сюда, доходяга! — юнец вытащил кляп изо рта пленника и начал задавать вопросы на «ломанном английском», вставляя русские фразы. — Ху из ит? Вот из ё нэйм? Ду ю спик рашн? Подросток с силой дернул корсара за воротник, чуть не вырвал его с «мясом». Чего молчишь, морда пиратская? Отвечай, быстро!

— Тчет! — жертва нервно сглотнула слюну и отрешенно залепетала. — Ай кэнт! Итс импосэбл! Май нэйм из Дрю Бротсон…

— Да, мне плевать на твое имя, — рыжий жестко перебил «Скользкого Дрю». Схватил его за волосы и резко потянул в сторону. — Ты мне объясни четко… Какого лысого черта, у Вас, тут, происходит? Где Хейли? И кто, эта пьянь, что храпит на его кровати?

— Айм сори! Вот из ит… — пянь? Транслейт, плиз, — испуганный корсар непонимающе тряс головой, широко открыв глаза.


— Ты, тут, Ваньку-то не валяй! — мальчуган грозно сдвинул брови и колючим взглядом посмотрел на пленника. — По морде вижу, что понимаешь по-русски? Отвечай на мои вопросы на нормальном, понятном языке — быстро.

— Экскйюз ми! — часовой продолжал упираться. — Ай донт андестенд! — Он удивленно пролепетал и пожал плечами. — Вот дид ю сэй?

— Вот, жизнь пошла! — молодой дознаватель презрительно сплюнул. — Проклятые овсяники, снова перестали понимать великий и могучий. Играют в любимую игру — я тебя не понимай…

Мучитель глубоко вздохнул. Хитро прищурился. С досады прикусил нижнюю губу… — Зато Алексей хвастал, что все пираты цитируют на его корабле чуть ли не Пушкина с Некрасовым в оригинале. Прям, отличники художественной и литературной самодеятельности. Значит, задурили ему голову. Ладно… — Он резко повернулся к старику. В его глазах появились безумные огоньки. Он подмигнул деду одним глазом. — Потап, отрешь башку, этому неучу, к чертям собачим! А я попробую со следующим договориться. — Юноша кивнул на второго часового, который по-прежнему лежал без движения. Да, и уши с носом не забудь отрезать — как ты и хотел!

— А-а-а… — пленник сразу изменился в поведении, услышав последнюю фразу. Он замер. Сердце его судорожно сжалось… — Ноу… ноу! Нет, френд! Друг! Товарищ! — Он блеял, в ужасе вертя головой. — Янг мэн! Не торопись. А йм файн! А йм гуд бой. Хро-рошему человек — я всё сказать. Просто… его не сразу понять. Я недавно стал учить и немного говорить по-русски. Я тебе всё рассказать. Только, не убивай! Плиз…

— Совсем другое дело… — на лице рыжего мучителя расплылась довольная улыбка. — Сразу бы так! Ну, давай, языкастый полиглот, рассказывай.


Лунные блики темными паутинами скользили по голым мачтам и свернутым парусам судна карсаров. Они ощутимо дрожали, свивались в клубки, растягивались, внезапно замирали, напоминая собой чьи-то грациозно изгибающиеся фигуры.

Поддерживая безумный танец теней, со шкафута раздавалась старая пиратская песня…


Ставьте парус, ставьте парус.

Нас с купцами смерть свела.

В пасть акулам их тела.

Ставьте парус, ставьте парус…


Бравые ребята, расставив на верхней палубе бочки и соорудив некое подобие столов, весело поглощали яства и крепкие напитки, вперемежку со смехом, руганью и развлечениями.

Два еле стоявших на ногах корсара, под дружественные хлопки товарищей, танцевали шуточный танец. Один матрос изображал распутную даму, другой недотепу кавалера. Стоял громкий хохот. «Дама» очень смешно кривлялась и показывала кавалеру свое благорасположение. А кавалеру, по всей видимости, она была противна, так как он ещё не дошел до нужной кондиции.


Когда «счастливцы» в очередной раз подняли кружки за невиданный успех золотой экспедиции, из сумрака ночи материализовалось три человека. Песня и смех сразу же оборвались. Подвыпившие в ужасе и замешательстве вытаращили глаза на дуло неизвестного мушкета, направленного на них в упор. Прямые, рыжие брови незнакомца державшего странное оружие приподнялись, а губы тронула легкая усмешка. Он быстро показал всем, кто является хозяином положения на корабле. С его стороны четко, с изысканностью, весьма похожей на издевательство, прозвучала фраза на ненавистном для многих русском языке, — Морды в пол… пьянчуги. Быстро! — После чего неизвестный чем-то резко «клякцнул», вскинул ствол оружия и начал громко палить в сторону несчастных бродяг. Над головами пиратов понесся рой пуль. Они со свистом выбивали щепки из дерева, рвали паруса и канаты. Окружали со всех сторон. Скорострельность оружия была столь невиданной, что казалось стрельбу, ведёт сразу дюжина человек. Флибустьеры в одно мгновение повалились на палубу.


— А теперь встаем по одному, — юнец угрожающе повел стволом своего страшного орудия из стороны в сторону. — И медленно идем к левому борту. Садимся в пришвартованную лодку и быстро плывем в сторону острова — ясно! — Он указал на бородатого коротышку. — Так, первый, встал и пошел.

К ближнему, до сих пор ничего не соображавшему пирату подскочил воин в кольчуге. Поднял его за шиворот и толчками направил в нужном направлении. Один за другим ничего не понимающие матросы, прихватив своих еле стоявших на ногах собутыльников, покинули корабль.

Глава 21

Через шесть часов.

В полумиле от острова «Сокровищ».

На борту шлюпа «Искатель приключений».


Утро было изумительным. Хмурое солнце лениво, словно позевывая, выползало из мягкой постели хорошо взбитых и на диво белых облаков. Первые проблески опалового рассвета недавно рассеяли темноту и сейчас буквально искрились, отражаясь от блестящей водяной глади. Легкий теплый бриз лениво качал судно. Чуть слышался умиротворяющий плеск волн, набегавших на корпус корабля. Внизу за бортом косяки сверкающих рыбешек, быстрыми тенями пронзали прозрачную воду.

— Эвона! Эх! Красота! Как красиво встаёт солнышко на море — океане, — Потап с завистью смотрел на обод из лучей небесного светила восходящего из-за кромки «Острова сокровищ». — Эка благодать, господи прости! — Дед произнес, шепелявя, после чего с упоением набрал полную грудь влажного, терпкого морского воздуха.

— Какая лепота! Ведь экое дело — всю жизнь прожил, а такой красотищи не видывал.


Небо и море, по которому бежали хлопотливые некрупные волны, были теплого нежно бирюзового цвета. В небе ещё виднелось несколько бледных, как будто сонных звезд. На востоке над горизонтом протянулась длинная темно-серая полоса, и между ней и морем желтела узкая щель. Казалось, что из нее задувает ровный и спорый ветерок, за ночь изменивший направление. В этот сонный, предрассветный час море пахло особенно пряно и живительно.


— Красота конечно — безумная! — в рыжей голове спутника Потапа возникло согласие по поводу ярких красок природы. — Хотя меня больше интересует другое… — Беспокойные мысли не давали возможности «юной натуре» расслабиться и любоваться восходом. — Почему, Алексей до сих пор не забрал нас? Может быть, что-то случилось? А если случилось — то, что теперь делать? Как быть? Может, пора выпустить из трюма Хейли с командой? Поднять паруса… И вперед на Порт Ройал. Или ещё подождать? А чего ждать? Корабль переполнен золотом. Пираты со своим пьяным капитаном «в ссылке» на острове. Горизонт чист и светел… Дорога к приключениям и невиданному богатству открыта… — Пашка задумался. Облокотился на поручень. Нервно стал постукивать зубами. — И всё же, что случилось с Рязанцевым? Почему не открывает портал? — Пехота повернулся в сторону каюты капитана, в которой дежурил Силантий. Знаков от него по-прежнему не было.


Из раздумий рыжего философа выдернул хрипловатый голос Потапа. — А ладьи-то, какие малюсенькие — прям с ноготок. И паруса небольшие. — Он прицокнул языком — Ух, они, крапивное семя! — Старик по-доброму выругался от нахлынувших чувств. — И как ироды не бояться, так далеко плавать от берега?

— Какие ладьи? Где? — Пехота поднял голову и беспокойно стал искать паруса в далекой синеве океана.

— Да, вон, — у самого горизонта. Ишь, ползут потихоньку, окаянные.

— Точно! — Пашка наконец-то увидел корабли. — Он недовольно сморщился. — Для полного счастья — нам только гостей не хватает!


Два боевых испанских фрегата, резко сменили курс, после того как хорошо рассмотрели черный флаг развивающийся на мачте судна, что одиноко стояло возле острова.


На шканцах, большого испанского галеона с подзорной трубой стоял высокий, молодой человек, одетый в черный с серебром, сшитый по изысканной, испанской моде костюм. Решительный, чуть вытянутый вперед подбородок, тонкий нос с горбинкой, заносчивый взгляд и надменная складка губ говорили о высокородии и высокомерии незнакомца. На груди благородного кабальеро поблескивали драгоценные камни, на поясе висела длинная испанская рапира и пара кинжалов с блестящими рукоятками, на пальцах искрились кольца, шею обвивали три золотых цепи, кисти рук утопали в кружевных манжетах. Широкополая черная шляпа с великолепным черным плюмажем оставляла в тени верхнюю половину смуглого лица, обращенную в сторону восходящего солнца.

— Ага, английские собаки! — надменный сластолюбиц выругался, нарушив свои изысканные кастильские манеры. — Преисподняя дьявола! Наконец-то! Попались! — Он оторвал взгляд от окуляра трубы и мстительно улыбнулся. В порыве радостных чувств незнакомец тряхнул головой, и локоны его черного парика свободно заструились на плечах. — О, небеса! — Он поднял глаза к небу. — Скоро я разделаюсь с ещё одним кораблем из этой проклятой страны, поданный которой причинил мне столько страданья!


Ещё недавно жизнь Рафаэля Франсиско Фернандес де Гальярдо, отпрыска одного из самых известных и влиятельных родов провинции Андалусии была безоблачной. Он был одним из тех щеголей с Аламеды, времяпровождения которых проходило в светских балах и больших приемах. Его, любимчика сестры королевы, восхваляли при дворе и «носили на руках» слуги. Страстно обожали придворные дамы и люто ненавидели завистники. Жизнь была легка и беззаботна. Госпожа удача купала и ласкала его в лучах своей славы. Сердце Рафаэля, как и подобает пылкому влюбленному, было опутано страстным колдовством дьявольского происхождения. Дело шло не просто о любви молодого человека к красивой женщине, а о любви отчаянной и ненасытной, которую утолить было невозможно. Купидон сотворивший это безумное колдовство, безо всякого страха и почтения страшно глубоко вонзил свои стрелы в почти невинное сердце идальго, заставив его пылко страдать и переживать к прелестной, кареглазой красавице Долорес Эстэбано.


Но… светлая сторона внезапно закончилось, когда он случайно узнал о помолвке своей возлюбленной с сыном английского посла — лордом Треффилдом. Этот, слащавый юнец, сносно образованный, слегка распущенный и безукоризненно элегантный вскружил голову его прекрасной избраннице и быстро завоевал её сердце.

Рафаэль страшно обиделся на высокородного отпрыска «проклятых» островитян и в помутнении чувств поссорился с сыном дона Эстебано. Из-за пустяка и большого количества спиртного он чуть не убил наглеца на дуэли. Когда же страдалиц очнулся от спиртного и кипевшего в его груди горя, которое нещадно жгло его влюбленное сердце, то его «бренное» тело уже плыло в каюте на большом корабле в сторону Нового Света.

Казалась, что жизнь блудного повесы из старого дворянского рода окончательно разбита. Но, последнее, что успела сделать для него покровительница, это упросить королеву спасти любимца от тюрьмы, а возможно и казни. Она с трудом выпросила для него прощение… И безумного идальго отправили в далекую ссылку, в несусветную даль — в Вест-Индию. Провинившегося бывшего испанского гранда в наказание за его безумные поступки назначили на мелкую, незначительную должность во флоте его Величества — вице адмиралом Испании в Новом Свете.


Молодой флотоводец был сильно недоволен своим новым назначением. Он предвзято и раздраженно относился к непосредственному начальству. Старикашка — адмирал дон Гарсия де Альварес, был вреднючий, прижимистый скупердяй. Мало того, что он не давал возможностей молодому таланту проявить себя в полной мере на службе, так ещё и «выдал» де Гальярдо для патрулирования территории всего два корабля. С такой «малостью вооружения и численного состава» было практически невозможно осуществлять патрулирование и выражать свою злость на проклятых флибустьерах, большая часть которых родилась к стране, представитель которой так сильно обидел благородного кабальеро. Ненависть стала ежедневной пищей несчастного, а жажда мщения глодала его, как червь. Сделав козлами отмщения за свои неудачи несчастных британцев, он решил заняться их полным искоренением. Не всех конечно… Хотя бы тех, кто попадался ему на пути под пиратским флагом.


Рьяно исполняя свои должностные обязанности юный «талантище», постоянно выказывал свое недовольство седовласому «старперу». Он жаловался на невозможность трудиться в условиях не отвечающим современным требованиям и его положению. Роптал на старые, изношенные корабли в составе его «флотилии». Был недоволен маломощными, медлительными пушками и малым и необученным количеством матросов в команде. Выделенным сектором для патрулирования в самом гиблом месте Карибского моря. Но… старый ворчун дон Гарсия де Альварес был непреклонен. Он не хотел слушать молодого капризного карьериста. Более того в случае непослушания и саботажа обещал написать гневное письмо с жалобой на имя короля. Страдая и переживая от возмущения и несправедливости, Рафаэлю пришлось выходить в море и пользоваться тем малым, что судьба уготовила ему…

Флагманский фрегат «Кристобаль», на котором благодаря несчастному случаю, расположился «его светлость» Рафаэль Франсиско Фернандес де Гальярдо, являлся мощным современным фрегатом, всего пять лет, назад сошедший со стапелей Кадиса. Это был величавый галеон с высокой резной кормой, круто спускавшейся к шкафуту, с двумя большими фонарями у кормового среза. На носу у него красовалась превосходно выполненная и раскрашенная яркими красками деревянная фигура женщины с распущенными волосами. Могучий красный корабль, под флагом Кастилии развевавшийся под распятием на клотике грот-мачты, был вооружен сорока восьмью большими пушками и двенадцатью малыми. Вторым кораблем «по слабости» в команде несчастного страдальца был тридцатишестипушечный «Фелисидад». На каждом из кораблей присутствовало по триста пятьдесят крепких, обученных в постоянных походах матросов. (Примечание автора. Для сравнения боевых возможностей судов приведем пример — На шлюпе «Искатель приключений» было всего шесть малых пушек и находилось пятьдесят четыре матроса.)


«Опытный» флотоводец, хорошо рассмотрев неизвестное судно, не стал гадать, каким образом корабль с черным флагом так неожиданно появился перед ним, он просто счел это знаком, подтверждавшим, что фортуна, столь немилостивая к нему прежде, теперь решила преподнести ему дар. Ведь если ему удастся захватить или потопить неизвестный судно, то он сможет при возвращении на Кубу, заявить старому ворчуну о своих гениальных способностях флотоводца. И естественно попросить «подкрепления» для своей «малочисленной эскадры», на пути которой так часто кишат корабли этих несносных бродяг — морских разбойников.

Испанец, заметив неподвижно стоявший пиратский корабль с убранными парусами, с удовлетворением потирал руки и злорадно хихикал. — Дьявол, их подери! Наконец-то! — Радостно приговаривал он. — Ну, что скажите, господа, — обратился он к офицерам, стоявшим позади него. — Клянусь честью! Команда, этой развалюхи, похоже, увидев на горизонте наши корабли, заранее испугалась схватки и убежала на остров. Шлюп совершенно пустой. Предлагаю быстро потопить этих проклятых английских еретиков и продолжить движение к Санта Доминго.


— Смотрите! — громко воскликнул один из офицеров и показал в сторону проклятого пирата. — С корабля подают какие-то знаки. Они сняли черный флаг и вывесили другой оранжевый с перекрещивающимися зелеными линиями.

— По инструкции мы обязаны в этом случае разобраться в происходящем. — Произнес второй офицер. — Узнать в чем дело. Досмотреть подозрительный корабль.

— Что??? — де Гальярдо возмущенно посмотрел на своего подчиненного. Его лицо побагровело.

Флотоводец сразу же нахмурился, и сквозь напускную любезность прорвалось сдерживаемое до сих пор бешенство. — Карамба! Я уже угадал их намерения. Они хотят обмануть меня и спрятаться за этой цветастой тряпкой! Но я не идиот! Я поступлю с английскими еретиками-собаками так, как они поступают с испанцами! — Заорал он. Его истерика четко показала окружающим, что ему не терпеться «схватить за горло и придушить» ненавистного англичанина. — Все они грабители, воры, исчадия ада! — В один миг лощеный красавец превратился в бешенного берсерка. — Это неслыханная наглость — лишать меня победы! — Слюни полетели из его рта от возмущения. — Клянусь богом, эти хитрые английские свиньи желают убедить, меня, что они купцы. Значит, так… черный флаг все видели — все. То, что эта посудина английской постройки всем ясно — всем. Слушай мою команду… Приказываю кораблям подойти на расстояние пушечного выстрела и открыть огонь… Исполнять!


— Слушаюсь! — несколько голосов ответили в унисон, и офицеры быстро направились выполнять команду командира.

На испанских кораблях заиграли боевую тревогу, началось движение. Матросы стали суетился, кричать, бегать по вантам, спешно убирая часть парусов. По трапам и палубам застучали сотни ног. Задвигались пушкари, ловкие руки в мгновение ока откинули крышки орудийных портов. Из них словно из пасти морского животного стали появляться длинные клыки морских орудий. Канониры вытащили свинцовые затычки из запальных отверстий, подняв пальники, стали раздувать фитили. Отовсюду слышалось убедительная перекличка. — Номер пятый готов! номер первый готов! Номер третий готов…


Дон Рафаэль де Гальярдо изысканно поднял руку и дал отмашку открыть огонь. Внизу на шкафуте проиграла труба, и вслед за этим канонир на баке выстрелил из своих пушек. Весь корпус судна содрогнулся. Стремительные волны теплых и сладко-терпких пороховых струй дыма охватили близлежайшие участки палубы. Над тихим, лазурнымморем прокатился пушечный грохот. И как только он стих, благородный дон увидел неподалеку от левого борта английского корабля четыре больших зеленовато белых всплеска. Ни одно ядро не попало в цель. Почти одновременно из медных пушек на корме «Фелисидад» вырвались четыре вспышки огня. Два ядра упали в воду, обдав брызгами корму пиратского судна, одно пролетело выше, едва не задев мачту. А вот четвертое ядро с грохотом ударилось в носовую часть, сотрясло весь корабль корсаров и разлетелось мелкими осколками. Повреждения, нанесенные противнику, были пока незначительны.

— Ничего — ничего, — произнес мстительный испанец. Он засопел и так сжал челюсти, что на скулах вздулись желваки. Лицо исказила гримаса гнева, зубы заскрипели. — Это только начало. Сейчас вы понюхаете пороху! — Не дожидаясь, пока дым от выстрелов полностью рассеется, он нагнулся вниз и прокричал. — Подойти ближе. Поправить прицел и продолжать огонь. Спустя мгновение снова засвистели боцманские дудки, раздался топот ног матросов, бегущих по своим местам. Одни вспрыгивали на руслени и ловко карабкались вверх по вантам, другие отдавали и расправляли шкоты и булини нижних парусов.


Дон Гальярдо поднял руку и снова приготовился отдать команду…

И тут боевой фрегат внезапно как будто толкнули. Он вздрогнул от носа до кормы и от киля до верхушки грот-мачты. А затем на палубе «Кристобаль» разверзся ад… Огненный смерч из взрывов, огня, месива обломков и осколков начал кромсать и пожирать судно. Яркие языки пламени зазмеились по палубе, начали лизать борта, жечь доски и канаты, поднимались к парусам.

На корабле начался пожар. Палуба покрылась клубами едкого дыма, от которого все испанцы начали задыхаться и кашлять. Раздался треск, тяжелые удары, скрежет перепутавшегося такелажа, грохот падающих стеньг.

Внезапным взрывом у флагмана была повреждена оснастка. Огромные брусья рухнули на палубу, увлекая за собою спутанные паруса и оголяя мачту. Со всех сторон стали доноситься крики отчаяния, крепкая испанская ругань и стоны раненых, треск ломающегося дерева и треск огня, шипение падающих в воду горящих обломков… Загорелись снасти, запылали деревянные части, затлели лохмотья почерневших парусов. В одно мгновение красавец — галеон был изуродован до неузнаваемости, потерял управление и беспомощно закачался на воде…

* * *
— Павел Ляксандрович, а пошто они бегают по кораблю как очумелые тараканы? В дудки дудят? По лестницам лазят, кричат, суетятся? Чаво им не по нраву? Мы же вроде флаг поменяли, враждебности не проявляем. Ведем себя тише воды, ниже травы. Чаво, им, ещё собакам проклятущим надоти?

— Эх, Потап, темный ты человек! — Пашка прищурившись, начал подтрунивать над конюхом в ответ на его вопросы. — Ничего не понимаешь в «тонкой европейской политик»! Наверное, мы, случайно, оказались на их территории. Может быть, у них тут заповедник, какой? А купцам заходить в эти воды запрещено? Вот они и не довольны. А может быть и другое… Например, твоя борода мочальная им не по нраву. Да и одет ты не по морскому уставу. Вот, например, скажи, какого лешего ты заявился на корабль в лаптях. Говорил же — надень сапоги. Где ты видел бравых удалых матросов, заросших до колен как обезьяны, да ещё в лаптях? Может быть, тут только в мокасинах ходить можно? Парушил, Потапушка, ты их все правила и традиции, грубо попрал законы морских джунглей — вот они и ерепенятся. А вообще, не будем гадать. Сейчас подойдут поближе, пришлют парламентеров — там, и поймем, какая вожжа попала им в одно место…


Пашка поднес бинокль к глазам и спокойно стал рассматривать непрошенных гостей. Судна, с плеском и шорохом рассекая воду, резво шли прежним курсом. Высоко в небо над их палубой уходили ярусы пирамидальных парусов.

— Кстати, сокол ясный! — Командир обратился к собеседнику, критически рассматривающему свою обувь. — Напомни ка мне, как у тебя дела с иностранными языками? Ты, если, что поговорить с переговорщиками по-испански — сможешь?

— Что, ты… Что, ты! — дед замахал руками. — Смилуйся, Павел Ляксандрович! Побойся бога! Я не обучен по шпишпански сьесняться. Да и другим басурманским лаем, я не владею. Какой с меня толмач? Вот с лошадьми я могу поговорить! Ну, с коровами — ещё… Телятами, там… От баб иногда удаётся отбрехаться. А с этими погаными чертоплюеми, чаво нет — того нет.

— Это плохо, — Пехота расстроившись почесал затылок. — Я по их нему тоже ни бельмеса. Вот, сейчас подплывут, что-нибудь спросят, например, который час, или как доплыть до Лапландии? А мы с тобой не в зуб ногой. Ничегошеньки не поймем. Улыбнемся, головами покиваем как болванчики. Скажем полдвенадцатого и отправим их куда-нибудь прямиком в сторону Занзибара. Там они бедняги, где-нибудь в районе Антарктиды и сдохнут… так и не найдя своего Колумба или ещё какого-нибудь «ПедроКарлоса». (Примечание автора. Пехота имел в виду выдающегося испанского мореплавателя Кироса Педро Фернандеса. Просто, для красоты момента и повышения своей значимости в глазах подчиненного он решил сократить ФИО в одно слово. Попутно его немного переделав.)


— Да-а, не порядок, — согласился Потап. — Слушай, отец родной… Я вот, что умыслил… А может быть нам хитрость, каку затаить? Глухонемыми прикинуться. Подумают, что мы юродивые. Посмотрят на нас, грешников божевольных — и пожалеют. Небось, даже смилуются и денег дадут немного… с жалости. А потом дальше своей дорогой поплывут… — нехристи окаянные. — Потап несколько раз перекрестился. — Ну, что скажите на мое предложение?

— Эти? — Пехота задумчиво кивнул на приближающие суда. Почесал затылок. — Пожалеют… и дадут денег? — Он вспомнил про то, где они находятся и в каком времени. Вспомнил, что корабль забит золотом «под завязку». Покачал головой. — Врят ли.

— Ан, может быть, тогда наоборот, — новая идея посетила седую голову старого конюха. — Дать им немного копеечек… малость — на хлебушек. За это, они возьмут и выдадут нам какой-нибудь документ с печатью, о том, что можно стоять дальше в ихнем «пупаведнике».


— Этим, немного, дать? — Пашка пристально посмотрел на выстраивающиеся для стрельбы суда и на большое количество открывающихся пушечных портов. Ощутил предчувствие наступающего боя. Резко отошел от борта. — Этим, гадам! — Он махнул рукой, с зажатым биноклем, в сторону кораблей. — Похоже, вообще ничего не надо! Они, сучьи дети, — решили утопить нас… без суда и следствия! — Он повернулся к вторпомпеху и быстро произнес. — Так, боевая тревога! Бегом за мной — живо! — Рыжий командир стрелой понесся в сторону каюты капитана. Потап метнулся за ним. Со стороны парусников раздалось громкое эхо выстрелов. Белый дым клубами всплыл над бортами могучих кораблей. Послышался пронзительный свист летящих ядер. Одно из них попало в «Искателя сокровищ», с треском разорвалась на части, разметав осколки по всему кораблю. Потап от страха споткнулся и упал на палубу. Закрыл голову руками.

— Чего разлегся? — рыжий командир высунул голову из каюты. — Нашел время валяться! Давай ко мне — быстро. Хватай наши мешки и вытаскивай их наружу.


Через пять минут Потап увидел, как молодой, «талантливый военачальник» спешно достал из мешка и поставил на палубу небольшую треножную железяку зеленого цвета. Закрепил на ней продолговатую, квадратную, черную штуковину с небольшим, коротким стволом. Воткнул сверху непонятную загигулину. Присоединил к конструкции круглый, зеленый короб. А потом, что-то начал активно дергать и крутить. (Примечание автора. Бравый десантник в данный момент собирается использовать для ведения боя переносной автоматический станковый гранатомет АГС-30).

— Это, откель, сие диво? — конюх воскликнул удивленно. — Это… — Он хлопал глазами, пытаясь понять, что это такое неведомое собирает его командир. — Нешто, я притащил ружьо в мешке… такое… непонятное… что ли? — Потап совершил круг вокруг конструкции. Удивленно причмокнул. Потер подбородок. — Эх, язва мне в душу! Пищаль какая-то новая — чай, из Новгорода? Ух, ты, лепота какая! Только не маловато ли этой малюсеньки — лилипусеньки будет для греховодников? Там, у нас в амбаре, по более страхила была. Лучше бы её взяли для боя.


— В самый раз подойдёт! — конопатый юнец произнес деловито. Он несколько раз шмыгнул носом, продолжая колдовать над незнакомым оружием. — Это не ружье, родной кобыловодитель! — Десантник хитро прищурил один глаз, и глядя в какую-то трубку, начал прицеливаться. — Это… маленькая пушка. Причем легкая и многозарядная… А, вообще, мой боевой друг! — «Рыжий орел» поднял голову и задумчиво посмотрел вдаль. — Это лучшая «вещь» из «матчасти» для нашего первого морского боя! Представь себе — один магазинный боезаряд напрочь выжжет территорию площадью больше версты. А про эти, допотопные лоханки, — Пехота кивнул головой на большие, «пузатые», многопушечные галеоны. — Я, вообще молчу. Одним словом — хана испанцам! Костей не соберут теперь — точно. Это же надо так не уважать боевое соединение из Таганово? Да ещё под поднятым флагом с Андреевским крестом! Ну, всё «латиносы — мучачасы» — доигрались! — Он ехидно произнес, наводя прицел. — Теперь сами на себя пеняйте! Останутся от вас рожки да ножки — если конечно повезет! — Майор уперся ногами в большой ящик, сурово свел брови и начал стрельбу по расположившимся в линию двум испанским кораблям.


— Бряц, бряц, бряц! — глухо зафыркало «Секртное новгородское орудие».

Потап перевел взгляд на неприятельские суда.

— Вот тебе и на! — восхищенно произнес конюх. — Вот это ружьо! Вот так чудо-пищаль-пушка! — Его беззубый рот открылся от удивления после появления большого количества взрывов и разрастающейся стены огня на галеонах.

— Господи единодержавный, спаси и сохрани от греха… — нижняя челюсть «адъютанта» ушла вниз, а рука невольно потянулась ко лбу. — Это же надо придумать такое оружие!

Вторпомпех несколько раз перекрестился. Он отказывался верить своим глазам. Этого просто не могло быть… Небольшой слепящий огонь, постепенно охватил один из кораблей, затем вдруг резво, с треском поднялся в высоту, — и, вслед за громадными языками пламени, в воздух от мощного взрыва начали взлетать и кружиться пушки, люди, балки и разные обломки корпусного набора. А огонь, не желая успокоиться, уже добирался до второго судна. Черное облако дыма вставало над обреченным судном, точно гигантский гриб…

— Матия Святая Богородица! — прошептал Потап. — Страшная картина не укладывалась в седой голове деда. Он закрыл уши руками от страха. С силой сжал глаза, чтобы не слышать гула, не видеть факела гиганского костра, плотоядно пожирающего крики горящих в огненном смерче людей.

Глава 22

По темному трюму судна метались два луча света. Они, не спеша одновременно двигались по соседним галереям коридоров, параллельно друг другу, вдоль составленного груза. Первый, еле светящий свет от старого слюдяного фонаря скользил медленно, лениво переползая с одного объекта на другой. Его обладатель постоянно чертыхался. Испуганно шарахался от возникающих теней. Шваркал носом. Всуе вспоминал святую Деву Марию. Накладывал «истинные кресты», опасаясь каждого скрипа и стона деревянных креплений корпуса корабля. Он осторожно осматривался по сторонам, внимательно приглядывался ко всем темным отверстиям между установленным грузом. Заглядывал внутрь пространства. Человек не спеша обходил препятствия, боясь приблизиться к выпирающим предметам.


Второй луч, идущий от яркой светодиодной лампочки армейского фонарика, двигался весело, резко прыгал из стороны в сторону. Найдя что-то интересное, он замедлялся над каждым пузатым объектом. (Сундуком, ящиком или кулем.) Внимательно осматривал его. Старался, заглянуть под крышку внутрь. Увидеть и оценить, что там находиться. Его обладатель удивленно хмыкал, а иногда даже свистел от удивления.

— Золото… Золото… Снова золото… Золото в слитках, самородках, в песке… О, серебро! — рыжий владелец мощного светильника удивлённо присвиснул себе под нос. — Так! А, вот и сюрприз! — Он довольно воскликнул. — Наконец-то, что-то стоящее!

— Фи! Посуда какая-то! Стеклянная, а может фарфор? Её-то притащили, сюда, — на черта? — Он спросил сам у себя.

— Хотя, наверное, в этом времени фарфор дорогой?… В общем, опять не то.


Подросток с трудом открыл очередной сундук. Внимательно присмотрелся к содержимому. Протянул руку и сгреб неизвестные кругляшки. И тут же радостно воскликнул… — Ух-ты, а это что?

— А-а-а, — «молодой» искатель расстроено протянул гласную букву, отвечая на свой вопрос. — Опять золото — только в монетах… — Воодушевление «подпалубного героя» перетекло в недовольство. Он громко, с досады хлопнул крышкой ларя. — Ладно, идем дальше… Итак, что у нас, там… дальше? — Луч фонарика вновь побежал по трюму, вырывая один за другим разбросанные предметы. Пехота продолжил осматривать сундуки. — Золото… Золото… Серебро… — Да! — Ничего интересного!


Через несколько метров две фигуры с фонарями встретились.

— Павел Ляксандрович! Чую тутача, нет никого. Ни слуху, ни духу, ни вестей, ни костей. Пойдём отсюда — а?

— Ищи, Потапушка, — ищи, вторпомпех! — глухо произнес ряжий недоросль, обводя взором бесчисленные бочонки, коробки, ларцы, сундуки и ящики, выстроившиеся вдоль стен. — Здесь, они где-то. Иначе, если эта пиратская морда соврала и Хейли нет в живых, то Дядя Паша, сильно расстроиться и тогда этому острову вместе с их новыми обитателями придут кранты. Повторим историю острова Даманский. Выжжем всё — напрочь!

— Кормилец, побойся Бога! — конюх недоумённо заморгал глазами. Поёжился. Мурашки побежали по его спине. — Вроде всё уже осмотрели! Давай наверх подниматься — захолодало что-то! Да и плесенью как-то нехорошо пахнет!

— А ты ещё раз погляди. Внимательнее, — Пехота произнес, открывая очередной ящик. — Позови их погромче. — Он внимательно осмотрел содержимое. Внутри находились распятия, усыпанные бриллиантами, жемчужные ожерелья, платиновые браслеты с рубинами и изумрудами, различная дорогая утварь католических храмов.

В полутьме трюма под лучом мощного фонаря самоцветы заиграли. Одни стали отливать кровавым светом, другие сверкать голубизной, третьи пылать зелеными переливами.

Павел зацепил пальцами и потянул на себя толстую золотую цепь с тяжелым крестом, усыпанным сверкающими драгоценностями. Довольный поднял голову. Глаза его блестели от удачи.

— Вот, так надо искать и кричать… — бравый майор, что есть силы заорал от радости. — Живые есть?… На!!!


В ответ на его вопль из ближайшей решетки послышался человеческий стон.

— Кто здесь? — Потап вздрогнул и направил луч света в сторону звука. — Отзовись, коли живой?

— Хелп… Ху а Ю? Плиз… Уэа ю фром… Помогите! Друзья! — еле слышные голоса послышались в ответ.

— Ух, мочалкина запруда! — старик радостно воскликнул. — Ты, только глянь! Никак нашлись! Да ещё бормочут по-нашему.

— Здорово, орлы! — рыжий освободитель быстро подошел к клетке. Отодвинул затвор, открыл дверь и заглянул внутрь к изнеможенным пленникам. — Хейли из вас, кто?


— Я, — произнес человек, лежащий в углу. Он приподнялся. Одна рука его была перемотана какой-то тряпкой, другой он упирался в пол. Его лицо, заплывшее от побоев, напоминало один большой синяк. В свете фонаря оно светилась всеми цветами радуги: Синий переходил в зеленый и желтый, а те, в свою очередь, в фиолетовый и лиловый. Человек еле говорил ослабевшим от мучений голосом.

— Ясно! — спаситель улыбнулся. — Пламенный привет от монаха! — Он достал из кармана письмо и протянул его избитому человеку. — Тут описаны твои дальнейшие действия. Кстати, сколько у тебя осталось людей?

— Девять.

— Хватит для управления судном?

— Да.

— Замечательно! Тогда быстро начинаем действовать. Так, вы двое — ты и ты, — конопатый освободитель указал на моряков выгладивших поздоровее. — За мной, на выход. Остальные пока здесь, ждут дальнейших указаний.

Два человека поднялись с пола, и вышли из заграждения.

— Берем, вон тот ящик, — Пехота указал на выбранный сундук с сокровищами. — И несем его на палубу.

Матросы, выполнив команду, взяли тяжелый сундук и с трудом поволокли его к лестнице ведущей наверх.

— Веселее ребята. Выше голову. Шире шаг! Ать, два! — юнец задорно подбадривал здоровых, коренастых мужиков. — Р-р-р-ясь, р-р-р-ясь. Не запинаемся. Поднимаем ноги. Р-р-р-ясь, два-а-а, три-и-и!


Люди ирландца ничего не понимали. Они ошеломленно смотрели вслед странной группе пришельцев, всё ещё не веря в свое чудесное освобождение. Невольники негромко переговаривались в темноте. Пытались понять происходящие.

Ричард и Бакли вернулись на место через десять минут. Незнакомцев с ними не было.

— Капитан! Разорви черти мою грешную душу! — лысый Бакли обратился к Хейли. — Велено срочно всем подняться на палубу. Ничему не удивляться. И, не обращая внимания на происходящее, свалить ко всем чертям собачим с этого гнойника. Причем, рыжий мальчонка утверждает, что это приказ самого монаха. И он не обсуждается.


Хейли с трудом вылез из темного, душного трюма на палубу. Он, широко раздувая ноздри, всей грудью втянул в себя волнующую свежесть морского, соленого ветра. Яркий солнечный свет сразу начал слепить глаза и выдавливать слёзы. Пиратский корабль был пуст. Неизвестные пропали вместе с ящиком сокровищ. Броди с командой соратников «загорали» на острове. Вокруг «Искателя приключений» был хаос: в волнах качались обломки мачт с болтающимися на них обрывками перепутанных снастей, остатки от шлюпок и парусов, разбитые бочки. Отчетливо были видны ещё дымившие куски палубы неизвестного корабля. Стоял жуткий запах горелого леса. Недалеко от места страшного кораблекрушения плавали люди, в тлеющей одежде. Они звали на помощь, держась куски какого-то мусора. Кругом был ужас и жуткий беспорядок.

Корсар не поверил окружающей его картине. Он протер глаза. Глубоко вздохнул и ещё раз осмотрел происходящее.

Когда капитана отпустило первое потрясение, и пришло осмысление всего увиденного, он несколько раз тряхнул головой, а затем громко произнес первому помощнику. — Билли, выверни твою печень каракатица! Быстро расставь команду по местам. Что рты раззявили? Проклятье на ваши души! Обломков кораблекрушения не видали? Сняться с якоря! Паруса по ветру… Живо, исполнять — сожги ром кишки акулы!

Матросы, услышав рёв капитана, очнулись от «спячки» и занялись привычным делом.

Через несколько минут корабль оказался окутанным в белые полотна от верхушки до шканцев. Паруса вздулись, захлопали и заполоскались. Шкоты и фалы натянулись. Фрегат накренился. Вдоль бортов, зашумев, побежали, пенясь и отставая, отвалы бирюзово-зеленой воды. Судно прибавляло ход… Сначала медленно, словно пробуя свои силы, а потом все быстрее и энергичнее и, наконец, подобно большой белоснежной птице, стало оставлять за собою длинную серебристую борозду.


Горизонт был безоблачен и огромен. Солнце теплыми лучами клонилось к потемневшему морю. Прозрачное, тонкое стекло неба на западе плавилось и пламенело. В зените небосвод был ещё темно-голубой, глубокий, почти синий, а на востоке уже прозрачно-зеленоватый. А далее он светлел, переходил из сиреневых в ярко розовые, насыщенные жизнью тона…

Часть 3

Начало

Конец декабря 1685 года.

Таганово, вотчина помещика Лёшки Воронцова.

Окраина деревни.


Старик Иннокентий Митрошкин или как ласково называли деда местные сторожили — Кеша, жил в небольшой избушке, забытой всеми на окраине деревни. Избенка была старенькая, плохонькая, раздутая вширь, как перекисший, непропеченный каравай. В избе с рождения поселился полумрак — от сумеречного света еле проникавшего через небольшое оконце затянутое мутным бычьим пузырём. Бревенчатые стены домишки потемнели, ослизли от дыма, копоти. Внутри стойкий запах смоляного дыма, кислого кваса и неистребимого духа сушеных трав, развешанных в избе, и в сенях. Большую часть ветхого дома занимает обшарпанная печь, на полатях которой расположился седой жилец с невеселыми мыслями.

— О-ох, рас ту дыть твою крестная сила! — Иннокентий «сорвал сердце» в крепком выражении. Тревожно прислушался, к ветру, шумевшему за стеной, приподнялся на локти, вытянул шею и приложил ладонь к уху… — Их-ть, язвитие дышлом наружу, а коленкой во внутря! Вот чудится мне, что сейчас крышу с дома сорвёт, либо стену повалит… А могёт и ещё чаго…


Лежебока перевернулся с одного бока на другой, тяжело вздохнул и снова начал думать о том, о чем размышляют взрослые, серьезные мужики в его возрасте. В то славное, доброе, давнее время, когда Кеша был молодым и здоровым мужиком, когда по его рассказам реки текли сытою, и берега были кисельные. Так вот, в те времена, о любой появившейся новости в деревне судачили целый месяц. Она смаковалась, обрастала подробностями, усиливалась из уст в уста.

Вот, наглядный пример разбора по косточкам, произошедшего ранее случая: Микишкина баба пошла к колодцу за водой. Запнулась за какую-то корягу и упала прямо на дорогу с ведрами. Вот!!! Это… для деревни была НОВОСТЬ. Даже больше — это был повод собраться с мужиками и серьезно поговорить. Обдумать всё. Обсудить…

— Ведь, вона оно как бывает! — задавал тон разговора самый старший и рассудительный из них. — Пошто дуреха пошла не там? И ведра взяла не те? Да, вообще, рас тудь её в качало, коромыслом по спине! Сидела бы дома — кривоногая, от греха подальше. Ох, пороть их надо чаще — вожжами… Тогда и баба будет послушной и порядок будет в избе!

Все присутствующие на сходе коллективно поддерживали заводилу. Потом мысль активно обсуждали. И только затем выносили общее согласованное решение…

— Так оно должно было быть! И это правильно, — народный мыслитель подвел итог рассуждений. Он глубоко вздохнул от нахлынувших воспоминаний. Во рту пересохло. Жадно повернулся, опустил глаза и посмотрел на кадку с водой и ковшик, что плавал в углу бадейки. Пошамкал губами. Медленно выдохнул. Слезать с полатей было лень. Пришлось «на сухую» продолжить важные умозаключения.

— А тепереча, чё? С появлением молодого барина, новости в деревне стали появляться не просто часто, а неслись лавиной. И их не то, что бы обсудить, а даже обдумать — было некогда.


Кешины мудрые помыслы и внутренние рассуждения внезапно порушил малолетний внук Митька, забежавший в избу с радостными известиями о происходящем на улице.

— Деда! У дома барина горку залили. Высоченная… — страсть, — мальчишка задрал руки почти до самого потолка. — У нас в овраге не тока, а тут… громная!

Дед приподнялся с печи, заинтересовавшись рассказом.

— Вначале к ней пужальсь подойти, а теперь спущаются даже бабы. Визжат и гогочат как полоумные. Да… И староста каждому сладкие леденцы выдает. — Мальчишка закатив глаза, сглотнул. — Вкусные…. Во рту тают! Таганофеты называются. — Вывалив гору информации, ребёнок позвал деда пойти, посмотреть, что происходит на улице.

— Некогда мне! Занят я. Не вишь — коромысло чиню, — лежебока указал на задвинутое далеко за лавку замшелое коромысло.

— А то приспичит пойти за водицей к колодцу, а оно кривое. Непорядок! А ты давай — не отвлекай меня! Горку видите ли поставили. Тагоно-фэ-ты раздают. Эка невидаль. Баловство всё! Беги давай, на волю, играйся. — Кеша начал выпроваживать внука за дверь. — Нечего перед глазами бельмом мельтешить!

Мальчонка понимая, что деду не интересно, что там возле барского дома, обиженно выскочил из избы.


— Экое дело удумали, ироды! — дед растерялся и начал хлопать глазами. — Вот, баловство-то! — После небольшой паузы и раздумий снова начал елозить и недовольно бурчать. — Ну, и жарина нынча на печке — все пятки сжег. Ох, не к добру это — нешто опять на улице захолодат или снега навалит по самые оконца?

За окном громко завывала вьюга. В углу избы качалась паутинка оставшаяся с лета. У стены возле лавки появилась новая трещинка.

— Барин чудит, — бубнил дед, осматривая достопримечательности печи. — Зачем ему горка у дома? Да высока? А вдруг кто убьется? Не дай Бог! А Таганофэты? Что это? Сладкое и тает во рту?


Митька, забежал в дом весь красный и мокрый от долгих игр на улице. Громко хлопнул дверью. Напустил морозного, колючего воздуха. Появившись в избе, он был похож на маленького снеговика.

— Деда! Из леса здоровую ель привезли, поставили возле барского дома, — внук затараторил, показывая руками величину огромного дерева. — Барин, вытащил большой сундук с цветными веревками. Сейчас слуги вешают их на елку.

— Зачем? — оторопело спросил дед.

— Говорят, наряжают, чтобы хороводы водить. Деда, пойдем, выйдем? — Митька позвал Иннокентия, потянув за рукав.

— Да я бы вышел, но… Некогда мне! Ишь, вона лукошко латаю, — соня показал на забытое с осени, лежавшее под лавкой лукошко. — Придёт лето, а ягоду собирать не во, что. А ты это… — беги, играйся. Да послушай, чего говорят. — Дед насупился, после чего деловито слез с печи и пошел доставать лукошко.

Мальчонка предчувствуя, что не до него стрелой выскочил из избы.


— Люди добрые! Зачем они веревки на елку вешают, да ещё крашены? — Кеша пробубнил, позёвывая, и снова полез рассуждать на прежнее место. Поудобнее расстелил старую козью шкуру, поправил рогожку. — Это же каки дороги деньги барин с дури тратит на всякую потеху. А хороводы зимой? Сейчас, чай не масленица? — Старичок начал ерзать, пытаясь поудобнее устроиться на печи. — Вот, старый барин был — тихий, смирный. Из всего баловства, мог только напиться до потери сознания. А этот новый — чудной. Сразу видно из-за границы приехал — хоть и сказывают, что из Новгорода. И всё-то он что-то придумывает. Изобретает. Вот, из последнего: Сказал, что скоро праздник — Новый год. И если желание загадать, то оно обязательно сбудется. В праздник приедут дед с внучкой на волшебных санях и выполнят любые задумки. И ещё, тому кто хорошо трудился подарят подарки.


К избушке подъехали сани с бубенцами.

— Это, ещё кто? — Старик слез с печи и выглянул в окно. — Ходють, бродють — наводют морок.

Неизвестные постучали в дверь.

— Заходьте, — пробубнил дед.

Вошли гости. Первым зашел староста. Как положено, перекрестился на образа, поздоровался. За ним появился дед с большой, седой бородой, в длинном красном тулупе, красной шапке, с серебряной палкой в руках. За спиной неизвестного гостя весел объемный мешок. Последней вошла молодая девушка, одетая по-барски. Она была в дорогой, красивой, синей шубке. В серебристом кокошнике, в ладных, белых сапожках.

— Здесь проживают почтенный дед Иннокентий и его внук Митрофан? — сразу заголосил бородатый. — Тут ли живут добрые люди, которые хорошо работали и ждут подарки от Деда Мороза и Снегурочки?

Кеша попятился, мурашки бежали у него по спине. Он дрожал от вида вошедших, от того, что богатые гости обратились к нему лично. Ноги у Кеши внезапно подогнулись и он осторожно присел на лавку. Хозяин избушки ничего не понимая удивленно задергал головой. — Ды… ды, пы…пы…пыц. — Он пытался что-то сказать, размахивая руками как глухонемой.

— Тутача живут они, Морозко, — староста ответил за него и улыбнулся.

— Снегурочка, раз добрые люди заслужили подарки своим трудом, давай доставай и вручай.

Девушка достала из мешка красиво упакованные свертки и передала их деду. — С Новым годом! — улыбнулась Снегурочка. — Счастья, удачи, здоровья вам в Новом году!

— А это, подарок твоему внуку! — Дед Мороз вынул новый пакет из мешка. — Книга с движущимися картинками. Ну, нам, пожалуй пора, а то Новый год скоро, а ещё надо успеть других добрых людей поздравить!

Необычные гости простившись, покинули избу.

Иннокентий стоял и смотрел на свертки. Он боялся поверить в произошедшее. Закрывал и открывал глаза, долго не мог осознать, что всё не исчезнет. Кеша нежно погладил их, а затем аккуратно начал разворачивать. Когда была убрана бумага, Он увидел то, что тайно наделся получить. Да!!! Теперь он знал — чудеса случаются.

И вот ЭТА новость о чудесах была всем новостям — новость…


С улицы вернулся Митька. Мальчонка забежал в избу с полными от пережитого ужаса глазами. — Деда! — Взволнованный ребенок начал размахивать руками прямо с порога. — Там… там… Такое!!!

— Что ещё? — Кеша с трудом отвел взгляд от подарков. Он строго свёл брови и посмотрел на внука. — Стряслось чего?

— Ты, ты знаешь… — мальчишка выкатив глаза, пытался что-то сказать.

— Послушай меня, — Иннокентий постарался перебить «стрекочущего» внука.

— Деда! Они там… — елку… Ента глоблина… страшна… сперва мигнула… — Митька наконец-то смог выговорить фразу полностью. — А потом ОНА ка-а-ак загорится! А бабы со страха ка-а-ак закричат! А опосля, все как давай разбегаться в разные стороны. — Митька шмыгнул носом. — Я, так — сразу домой.

Нет! Вот ЭТО, Иннокентий не мог оставить без внимания. — Ироды! Да, что они там сегодня творят? — Дед заметался по избушке. — Бесовы дети! Они же так всё село, с лесом сожгут, к такой-то матери.

Активист — пожарник стал быстро одеваться, сметая всё на своём пути. — Вот ведь — «туды их в телегу через кривое коромысло», воспитали лысых чертей на свою голову… — Кеша крамольно выругался. — Он забыл про подарки, схватил ведра и, выскочив из избы, со всех ног побежал тушить елку.

Глава 1

Алое, жгучее солнце уже давно проснулось. Оно ярко сияло над Таганово, слепило глаза. Зимнее небо было голубое и безоблачное. Белоснежная скатерть на улицах деревни переливалась и сверкала камнями-самоцветами. Старые деревенские дома под снежными шапками заметно помолодели и выглядели теперь сказочными теремами. Огромными раковинами завивались внутрь гребни снеговых навесов. В воздухе пахло березовым дымом, печеным хлебом и неистребимым духом сушеного сена. Легкий, утренний морозец облепил синеватым инеем сбитую из свежего бруса трибуну.

Созданное недавно недалеко от усадьбы Рязанцева возвышение еле вместило всех приглашенных помещиков с их семьями на небывалое событие в округе — торжественную присягу ратников. По деревянному полу раздавалось дробное притопывание множества ног. Празднично разодетые в меха дворяне, сопровождаемые пышными девицами на выданье или глазастыми детишками, заполонили трибуну практически полностью задолго да начала мероприятия. Чтобы зрители не скучали и не замерзали, юркие слуги в оранжевых накидках угощали всех ароматными горячими напитками «Тагано чаем» с корицей и гвоздикой, «Тагано какао» и уникальным местным блюдом «Таганофелем три». От горячих предлагаемых блюд шёл пар.

Творческую часть развлечений до начала события осуществляли приглашенные скоморохи. Они разодетые в пестрые одежды, в рогожные гуньки и берестяные шапки с мочальными кистями пели, плясали, дурачились недалеко от трибуны.


— Голубчик, Григорий Иванович! — Марков, лучший друг Киреева обратился к только, что поднявшемуся на трибуну гостю. — Здравия тебе и многая лета! Стряслось чего? Али как? Ты же давеча сказывал, что тебе не интересна эта скукотища, есть чем заняться дома, и ты не за что не поедешь в эту дыру?

— Бог свидетель, Аркадий Петрович, до самого утра так и было, — рыжебородый хитрец начал оправдываться. — Ты же знаешь, у меня дел — невпроворот… воз целый и тележка. На неделю вперед не переделать.

Киреев обошел присутствующих на трибуне. Со всеми вежливо поздоровался. С некоторыми даже расцеловался. Вернулся к Маркову. Продолжил разговор. — Знаешь! Сегодня утром, мне стало настолько скучно и одиноко, что я решил устроить себе праздник и прокатиться в гости к племяннику. Саночки — самокаточки приготовил, коньков запряг, выпил винца на дорожку и поехал. Да вот досада, проезжая мимо Таганово, лошади сами внезапно заерепенились и понесли меня в эту сторонушку. — Огнебородый плут решил поменять тему разговора. Он резво махнул высокой собольей шапкой с малиновым верхом. Удивлённо развел руки в сторону. — Кстати, вроде и ты не собирался, сюда?


— Истину молвишь, — согласился крупный, краснощекий мужчина закутанный в богатейшую медвежью шубу, подпоясанную пестрым кушаком. — Я хозяин своему слову. Все знают, я — кремень! Молвил слово — сделал дело! Иному не бывать! Решил, так и будет! Но, вот супруга, Прасковея Кузьминична, нашла способ обойти мое твердое желание. Она напомнила о давнем обещании, данном мной до женитьбы, организовать выезд семьи на большое увеселительное гуляние. — Марков показал на двух своих взрослых дочерей (До сих пор на выданье), и сына десяти лет стоявших чуть в стороне, у перил. — Вот, такой, забавный случай. — Он почтительно почесал бороду. — С тех пор почитай прошло двадцать семь лет, а она всё помнит про уговор. Что ж, пришлось послушаться, наступить на горло своей гордости, и вывести всех, в эту забытую богом деревню. К своей радости вижу, людей собралось много, почти вся округа. Глянь, даже Кожемякин — старый хрыч, сроду свою усадьбу не покидающий и тот припёрся. А, вон, молодая вдова Яркова. Ей, после смерти мужа, дюже дома не сидится? Вот, ужо бестия. Верно, говорят… — Куда черт не поспеет, туда бабу пошлет.


Киреев ехидно улыбнулся, бросил взгляд на жену Маркова и его семью, после чего произнес. — А не стало ли, Аркадий Петрович, это событие результатом того, что хитрый тагановский лиходей обновил память твоей супруги именным подарком, обещанным каждому гостю, приехавшему в Таганово, на праздник?

— Что ты… Что ты, друг любезный! — Марков огладил пушистые усы, по губам пробежала добродушная усмешка. — Ни в коем случае. Не пойми превратно, но я до сей минуты не ведал, ни духом, ни слухом, ни о каких подарках. И здесь, только из-за обещания данного жене и детям! Я, на чужую кучу, глаза не пучу. Может быть, другие и завлеклись на дорогую приманку — а я, нет!


Вся территория большой площади — плаца и улица, ведущая в сторону нового клуба, были буквально выскреблены от снега до самой земли. Подготовленный для мероприятия участок был огорожен переносными металлическими конструкциями, в виде небольших решёток. Поверх конструкций, на прикованных тонких прутах ветер лениво развивал маленькие оранжевые и зеленые флажки.

Посмотреть на невиданное событие в Таганово собралось много простого народа. Разосланная по деревням через крестьянское сарафанное радио информация о невиданном празднике с играми, весельем и бесплатным угощением, привлекла внимание и стар и млад! Люди за несколько дней стали собираться и готовиться к поездке в Таганово на праздник. В день события, с самого утра, возле конструкций уже появились первые зрители. Постепенно их количество увеличивалось.

Поддерживали настроение, прибывших не свет ни заря гостей, всё те же добродушные «волонтеры» в оранжевых накидках. Они проводили различные игровые конкурсы, загадывали загадки на счет и знания, выдавали призы и подарки. Они же услужливо разносили горячие бумажные стаканчики, с дымящимся напитками и «таганофелем три».

К началу проведения мероприятия зрительские места были так запружены людьми, что и яблоку упасть было некуда. Народ на улице стоял стеной, и те, кто пришёл позднее, и кому пришлось стоять в задних рядах, карабкались на заборы, на крыльца, на приступочки и завалины. Многие из дома, для удобства просмотра, принесли с собой бочки, табуретки, кто-то впихнул рядом с забором сани или выкатил телегу. Кто был помоложе, да побойчее, тот взобрался на ворота и даже на крыши домов. Все ждали невиданного зрелища!


В назначенное время в конце улицы громко выстрелили две пушки. Белые облака от выстрелов лениво поплыли в сторону леса. Торжественно зазвонил колокол на небольшой церквушке.

Ура! — толпа загудела. Вмиг заиграли гуделки, сопелки, трещётки приглашенных скоморохов. Звуковые сигналы извещали о начале торжественного события. Спустя минуту застучали барабаны, задавая соответствующий ритм. Другие инструменты стихли. Все головы разом обернулись в сторону, откуда появилась колонна молодых людей, идущая строем, в ногу. На них была незнакомая одежда. Синие шапки, невысокие черные, надраенными до блеска сапоги, камуфлированные полушубки «Таганка» в серо-белых разводах.

(Примечание автора. Неофициально. Таганка — теплый полушубок — куртка камуфлированного серо-белого цвета. Впервые появился в деревне Таганово в конце 1684 года. Модель разработана и сшита по заказу тагановских ратников. За основу конструкцию взята эскимосская парка. Одной из самых характерных особенностей одежды стало наличие непромокаемого материала снаружи одежды и отстегивающегося теплого капюшона обшитого мехом. Именно наличие капюшона с завязками и ремешками, образует на голове так называемый теплый туннель при застегивании куртки, гарантирующий великолепную защиту лица от метели и бури. Именно наличие капюшона способствовало тому, что в последствии она стала популярна в народе, и про неё стали говорить с гордостью, на распев… — Тага-а-нка!!!. Таким образом, определяя при заказе пошива необходимую модель куртки.)


В руках солдаты держали небольшие, неизвестные ружья. Дойдя до середины площадки, бойцы промаршировали на месте, затем по команде остановились. Организовано, повернулись лицом к почетным гостям, находившимся на трибуне. Музыка смолкла.

От группы строевым шагом отошёл ратник. Подошел к Рязанцеву, стоявшему перед трибуной. Поднес руку к голове. Отдал честь помещику Таганово, одетому в такую же как у солдат форму. Повернулся лицом к бойцам. Начал четко отдавать команды. Бойцы дружно рявкнули в ответ — поздоровались с «главнокомандующим».

— Вот, очень хорошая новгородская задумка, — про себя отметил Киреев. — Надо у себя также сделать! Вышколить своих солдатушек. Обучить их ратной хитрости. И пусть здороваются со мной организованно, и быстро проговаривая слова. А также пусть ходят красиво по подворью и честь мне отдают. И обязательно всех в одинаковую форму одеть — красиво смотрится. А лучше, в одинаковые кольчуги. Начистить их до блеска, да на солнце… м-м-м. И стрельцов… поболе… И конников своих завести! — Глаза Киреева мечтательно заблестели. — Только, вот где взять денег на всё это? Да, — Он расстроено выдохнул. — С доспехами придется повременить. Эх-ма, и пушек у меня нет! — Рыжебородой до боли прикусил нижнюю губу. Слёзы, от обиды и завести, внезапно навернулись на глаза.


— Слушай мою команду! В одну шеренгу, — звонким, молодецким голосом произнес щуплый командир. — Становись!

Солдаты быстро построились в линию.

— Равняясь! Смирно! Равнение на знамя!

Барабанная дробь зазвучала со стороны музыкантов.

Из-за здания клуба, под бой барабанов, чётко чеканя шаг, восемь человек вынесли два знамени. Одно трехцветное. Второе оранжевое с зеленым Андреевским крестом. Подошел батюшка, осветил знамена. Полотнища прикрепили к флагштокам, стоявшим сбоку от трибуны. Снова забили барабаны. Заиграла музыка. Знамёна торжественно поднялись над флагштоками. Затрепыхались на ветру.

Словно по команде со стороны простых зрителей раздались громкие крики и аплодисменты. Их тут же подхватила остальная людская толпа. Кто-то начал радостно кричать, ура.

Внезапно музыка стихла. Вышедший ратник произнес новую команду.

Солдаты сняли шапки и опустились на одно колено, склонили головы.

— Я….. торжественно присягаю на верность своей Родине, своему народу, родной деревне Таганово… — Со стороны вышедшего человека звучала пламенная речь — обещание, которую все бойцы повторяли в едином порыве.

После последнего, громкого обещания «клянусь» к солдатам подошел священник. Произнес слова — напутствие. Начал махать кадилом, обдавая ладанным дымком склонившиеся головы. Затем взял кропило и приговаривая… — Ниспошли, Никола милостивый, добрую волю к воинам. Отведи от них беду, хворь и силу нечистую во мглу кромешную… — приговаривая он брызгал на воинов святой водой.


Закончен обряд. Прозвучала новая команда. Ратники поднялись с колен. Перестроились в шеренгу по двое.

— Взвод, — молодой командир снова привлек публику звонким, молодым голосом. — Равняясь! Смирно! Равнение на середину.

— Бойцы! — Рязанцев обратился к солдатам с торжественной речью. В его голосе зазвучали металлические нотки. — Разрешите вас поздравить с принятием воинской присяги и с тем, что вы стали мужчинами, защитниками земли родной! От всего сердца…


— А-ах! Будь пусто, всем новгородским баранам! — Марков непонимающе обратился к Кирееву. Он с негодованием начал трясти своей аккуратно подстриженной бородой. — Что за пляска здесь происходит? Что это за палки — пукалуки у них в руках? — Помещик гневно топнул нагой. С силой сжал кулаки. — Где, леший их задери, настоящие мечи, бердыши, нормальные пищали с фузеями? Что за срамная одежда? Где воинская справа? Тьфу, на них! Аки дети сопливые, ей-богу! Они, что окаянные, собрались воевать? Защищать свою деревню, землю, Русь — матушку? Да один конник в броне раздавит весь деревенский сброд как стадо непуганых зайцев! А если татарва гуртом? Или ляхов отряд! — Марков со всей силы ударил ладонью по перилам трибуны. — Григорий Иванович, мил человек! Ты, хоть, скажи! — Он перевел взгляд на Киреева. — Почему, у них нет, даже доспехов?

— Не могу знать, — Киреев недоумённо пожал плечами. — Похоже, у кого-то в голове кони понесли! — Он кивнул на стоявшего перед трибуной Рязанцева. — Умa зa морем не купишь, коли его домa нет! Хотя хозяин постоянно об этом хвастается. — Киреев поплотнее закутался в бобровую шубу. — Наверное, он сильно желает создать дружину. Любыми путями! Только денег нет, на воинов. Вот и побирается с миру по нитке. Придумывает, что не попадя! — Рыжебородый рассудительно покачал головой. — По крайней мере, другого объяснения у меня нет.


Тем временем действие на площадке пришло в движение. Бойцы исполняя команды юного командира стали одновременно поворачиваться налево, направо, кругом, громко здороваться, вести расчет, расходиться и организованно перестраиваться в шеренгу по одному, по двое, в колонну по двое, по трое, по цепочке повторять, передавая свои движения… Слажено, двигаться, опускать на землю, поднимать, лихо вращать неизвестным оружием, стучать прикладом об землю, резко колоть дулом. Действие военных походило на хорошо отрепетированный, завораживающий, но чертовскипривлекательный танец.

Публика с замиранием сердца смотрела на происходящее в центре площадки. В это время к Макарову протиснулся его десятилетний сын.

— Тятя… тятя! — мальчик начал теребить отца за рукав. Его глаза восторженно блестели. — А можно я, когда выросту — буду ратником, в Таганово? Я также хочу быть защитником земли родной и ловко вертеть таким ружьом! — Ребенок умоляюще смотрел на своего родителя.

— Конечно, — отец произнес «на автомате», отмахнувшись от ребёнка. Он просто не осознал сути вопроса.

— Правда? — с надеждой переспросил сын.

— Правда, правда, — помещик говорил как завороженный, не слыша сына. В данный момент он был не в силах оторвать взгляд от гипнотического действия происходящего на площадке.

Киреев, хорошо расслышал и правильно понял вопрос ребёнка. Рыжебородый помещик повернулся в сторону друга и с удивлением посмотрел на него.


После очередной команды боевая дружина образовала колонну по четыре человека и организованно двинулись вперед, чеканя шаг.

— Взво-о-од — звучная команда пронеслась над замершей улицей. — Песню запе-е-вай…

Как будто ветры с гор…
Трубят солдату сбор…
— запевала бодро завел незнакомую песню.

Не плачь, девчонка,
Пройдут дожди…
— слаженно подхватили солдаты и бодрым, отработанным, строевым шагом двинулись в сторону клуба.

Солдат вернётся…
Ты только жди!
— люди вдохновенно, со всех сторон начали сперва тихонько, одними губами, а потом во весь голос подпевать ратникам. (Примечание автора. Как оказалось в последствии, слова строевой песни были неоднократно подслушаны, разучены и уже давно с удовольствием исполняемы жителями Таганово. Ну, а теперь пришла очередь познакомиться с песней и стать любимицей для гостей из других деревень.)

Любовь на свете,
Сильней разлук!
… Петь понравившеюся песню заканчивали уже все вместе, в едином, дружном порыве.


Закончив куплет, солдаты оказались, возле тагановской «девчачьей трибуны», расположившейся почти в самом конце пути… Публика звонкими криками и слаженным хлопаньем в ладоши стала поддерживать идущих ровными рядами любимых, родных ребят.

— Любо! Любо! Вот так шагают, наши чертушки! Глянь-ка, глянь, Дуняшка! Ух-ты! Ногами-то, ногами-то, как топают! Тьфу, пропасти на них нет! Язвите им в душу! Как красиво идуть! А вон, Марфушка, зацени, твой, вышагивает! О-о-о! А вона… — мой!!!

Молоденький командир, услышав голоса тех, кто сильнее других приветствовал его бойцов, подал странную команду. — Взвод… И-и-и… раз!

Солдаты, в ответ на необычную команду… в качестве благодарности… прямо перед публикой, и той единственной, любимой для каждого девчонки… Приподняли подбородки, гордо выпрямили спины, прижали руки к туловищу, повернули головы в сторону благодарных, миловидных созданий и… стали маршировать с отточенной слаженностью, доведенной до совершенства четкостью, тянуть носок, чеканить шаг.

В ответ настоящие поклонницы просто неистово загудели, а где-то завизжали от радости и нахлынувших впечатлений… Кому-то в толпе показалось, что ещё чуть — чуть и ограждения не выдержат напора…


Торжественная часть события была закончена.

— Дорогие гости! Молодой помещик, повернулся к посетителям трибуны. — Милости просим пройти ко мне в дом, хлеба да соли нашей откушать. А к вечеру, после обеда, оценить новинку тагановской музы — мелодраматическую постановку — спектакль «Цыганские страдания»…

* * *
Душу Прасковьи Ладушкиной переполняли радостные чувства от посещения первого спектакля в Таганово. Сердечко молодой барышни громко стучало. Казалось, что оно вот — вот выпрыгнет из груди от переизбытка чувств. Лицо молодой девушки светилось от хорошего, приподнятого настроения. Щеки были залиты румянцем, глаза блестели. Челка белой «копны» волос пробивалась из под сбившегося от возбуждения платка. Юная зрительница была возбуждена. Она не замечала наступавшей вечерней мглы. Не обращала внимания на яркий свет нарождающейся молодой луны, что «закрыла» своим светом звезды, рассыпавшиеся многочисленными бусинками. Девушка не чувствовала ударившего к вечеру крепкого морозца и скрипа снега под ногами. Она не обращала внимания на седоватый дым, медленно выползающий из деревянных дымниц над тесовыми крышами и прямым столбом подымающимся в небо. Прасковья шла по вечерней улице вместе с подругами и громко напевала слова песни прозвучавшей в спектакле…

— Ночью звезды горят, ночью ласки дарят,
— Ночью все о любви говорят…
Возбужденная стайка красавиц задорно смеялась. Озорницы громко, в невпопад обсуждали произошедшее событие. Они звонко перепевали слова, мгновенно полюбившиеся песни.

— Мати, пресвятая богородица! — Прасковья перекрестилась и в очередной раз поделилась своими впечатлениями с подругами. — Ах, бабоньки! Какой же он добрый, сердечный… — не чета нашим мужикам — лапотникам! А какой учтивый? Любезный! А таком, можно только мечтать! — Она воодушевленно сжала ладони перед грудью.

Знакомство молодой особы с театральным творчеством закончилось обильными слезами радости, щемящим душу переживанием о прекрасной любви, осознанием, что всё плохое пройдет и непременно закончиться, радостным, счастливым венцом.

— Ах, бедная цыганочка Лола! — страдалица шмыгнула носом. Начала пританцовывать на снегу. Засунула кусочек варежки в рот. Всё же, какая она пригожая, ладная — как горлица! Как же долго она ждала, а потом так сильно скучала по своему любимому Муто! Ах, какой он удалой молодец — удалец. Как он ведет себя лепо, а слова молвит так дивно, аж за душу берет. А какими ласковыми и нежными взглядами они обменивались с Лолой? — Затейница глубоко вдохнула морозный воздух, а затем не спеша выдохнула. — Нет, какой же коварный этот ревнивец Силади? За всё время спектакля даже маску не снял с лица. Сразу было понятно, что он подлец и мерзавец. Устроил беднягам столько страданий. И что он только не делал, чтобы разлучить несчастных влюбленных? А красавица Лола? Как она страдала, переживала, места не находила от всех невзгод и страданий. Вот, и в нашей жизни всегда так — правда, правда! А эта постылая Долорес? Она противная и злая! И на, что она только надеялась?

— И впрямь мерзавка, та ещё! — подружки поддержали рассказчицу. — Щеки набелила, нос нарумянила, токмо, вот вся квашня — квашней. И руки у нее как оглобли, и волосы как пакля. Видела бы она себя со стороны — Чудо-юдо противное.

— А голос у неё какой грубый, фу! — девушки снова проматывали пережитые мгновения спектакля в мыслях. — На, что она надеялась? Куда такой страхиле, да против Лолы! Лучше бы она этого бугая Силади соблазняла. Вот уж действительна была бы пара достойная друг друга.


— Ах, она подлая, лгунья! — Прасковья никак не могла успокоиться. Она начала часто дышать от нахлынувших переживаний. — Даже яд где-то нашла. И кинжал отравленный приготовила. И ведьму старую подговорила. И хлебушек у сиротинушки забрала. А в конце ещё и на свидание вместо Лолы пришла! — Защитница всех неоправданно обиженных влюбленных от волнения прикусила нижнюю губу. — И все-таки, как хорошо, что всё замечательно закончилась. Вот, так, должно быть в жизни! Если любишь по настоящему, то всё будет хорошо как у Лолы и Муто. Какая же все-таки она умница, что пережила все невзгоды и дождалась своего счастья. И всё у них закончилось пирком, да свадебкой…. Вот, у меня, тоже так будет… — всё хорошо. Не зря же я постоянно молюсь. Чтобы всё было как у них… ОБЯЗАТЕЛЬНО!


Мысли мужской части деревни шли в другом — перпендикулярном от женского мнения направлении. На соседней улице перебивая звонкие голоса девчонок, не обращая внимания на деревья, стоявшие в серебристом инее, на скрип ворот или лай собак… доносилась единым хором другая «песня», звучавшая в едином басистом порыве.

— Да-а! Повезло, этому заморошу Муто — забодай его корова, — Степан Стрешников озадачено крякнул в густую бороду. Выругался. — Инь пущий семень! — Он лихо заломил баранью шапку. Защелкал пальцами на руках. — Чего греха таить — цыгане они и Муроме цыгане. Непонятно только пошто к ним так молодые бабы, да лошади постоянно липнут? Может быть, наговор какой?

На востоке, за деревней, небо совсем померкло. Оттуда, из сгущающейся синевы, неслось навстречу людям студеное дыхание ветра.

— Ась? — Степан поежился. Прижимисто похлопал себя по бокам. Крепкий мороз до красна обжигал щеки и нос, вышибал слезу из глаз.

— На первый взгляд, этот Муто — чертоплюй коих свет не видывал. — Стрешников продолжил недовольно возмущаться. — Чем-то похож на нашего Пашку Пехоту. Только волосы у него длинные и темного цвета, как смола. А по поведению сразу понятно, что ему до нашего рыжего орла как до Москвы ползком. Этот прыщ, чтоб его собаки всего разорвали, не умеет толком ни с бабами разговаривать, ни драться по путю. Все норовит красивыми словами изъясниться, да в сторонке схоронясь постоять. Сущий прохвост, а не жених. По характеру — Кривляка — кобыляка, задери его шатун! Тьфу, прости господи за бранное слово. То ли дело сердцеед Салади. Крепкий, здоровый мужик — сразу видно — молодчага и настоящий боец. Такой и землю спахать сможет и топором помахать и в морду ежели чаго заехать. Федора чем-то напоминает. Только всё время в маске и говорит мало.


— Воистину, так, — мужики поддержали Стрешникова. Всё верно — истину глаголешь.

— И меч у него не настоящий, — перебивая всех, влез в разговор тощий мужик. Он задрав вверх пегую, клинышком, бородку стал приводить новые неоспоримые доводы. — Этот сопливец, всего один раз достал его из ножен. И как он умудрился в конце троих стражников завалить — уму лада не дам. Наверное, просто повезло! Или подкупил их перед смертью.


— А бабу выбрал себе каку? — Степан никак не мог привести мысли в порядок. Смахнув выдавленную холодом слезу, он раздраженно стал пинать ногами густой снег. Недовольно сжал кулаки. — Дурень — дурнем. Ему даже из зала знающие люди кричали — она же тощая как палено — не бери её. А ему всё равно. Зла любовь. Влюбился, как мышь в короб ввалился. Где были глаза его? На, что он там смотрел? Хотя по нему сразу видно — либо умалишённый, либо греховодник. Только они в девках толка не разумеют. Берут, первое, что попадется и без разбора! Другое дело красавица Долорес. Вот, бабенка — так бабенка. Аж огонь бежит по коже от её взгляда. Вот, куды надоть было смотреть! Чай, в самом соку ягодка. Эх, дюже хороша девонька. По сцене идет, словно павушка плывет. Я бы на месте этого кобыляки выбрал её, а не эту строгану палку — да потом на сеновал. Завтра надо будет узнать с какой деревни сея горлица залетела. Может быть вниманием обделена? Знамо, дело женское — плоть бабья несутерпчивая… Прости, господи за срамные мысли… Надо бы помочь одинокой бабенке — дров наколоть, сена привести, коромысло поправить… Али ещё чего, там надо, по бабской доле.


Возле избы Лукерьи, заметенной по самые окна сугробами, стайка мальчишек также обсуждала произошедшие на сцене события.

— Я вызываю, вас на честный бой, — один из юнцов воодушевленно пародировал главного героя спектакля. Небольшой переулок деревенской улицы с искрящимся снегом превратился в театральную сцену.

— Вона, ты прыткий какой, — отзывался соперник. — Сейчас я покажу тебе честный бой! Тем более Муто — это я. А ты — Салади, проклятый басурманин, вор и разбойник. Сейчас, ответишь за все свои проступки. Я докажу, что только я достоин поцелуя красавицы Лолы!

— Это, ты ответишь за свои гнусные проделки и обзывалки, — не унимался подражатель «Главного кумира Тагановских подмостков». — Он вытянул перед собой неизвестно где сломанную палку. — Ха-а! — Добрый герой «Зверски» оскалился. — Доставай свой кривой меч и защищайся. Трус, каналья! Тысяча чертей!!!


В опустевшем зале «Большого Тагановского Гранд театра» шел серьезный разговор без песен, плясок и лирического настроения.

— Павел, на вас абсолютно нельзя положиться, — молодая учительница продолжила «читать» нравоучения, бравому десантнику. Вы полностью забыли слова и несли всякую отсебятину. И вообще, на всех моих мероприятиях ведете себя как нашкодивший безобразник. Посмотрите на себя! Вам сколько лет? Двенадцать или тринадцать?

— Судя по наличию прыщей на лице — шестнадцать, — не замечая «наезда» со стороны руководства, бодро отреагировал рыжий вояка.

— Татьяна Сергеевна, — путник вступил в разговор, защищая боевого товарища. — Все-таки будьте снисходительны к Павлу. Видно же, что занятия в театральном кружке ему даются нелегко. У него сейчас тяжелый период связанный с переходным возрастом. «Малец» остался один, без присмотра родителей. Его оторвали от отчего дома. На него навалилось много работы. Мотается по командировкам. Часто бывает за границей. Иногда остается на подработке допоздна или даже берет недоделанную работу на дом. А вы выдали ему главную роль с самым большим количеством слов.

— Так, Алексей! — креативный худрук строго сжала кулачки и надула губки. — Не защищайте его. Вы ещё скажите, что ему необходимо устроить сокращенный рабочий день. Или молоко выдавать по праздникам за его хулиганские выходки. — Учительница гневно по старой привычке поправила душку несуществующих очков. — Неужели за две недели нельзя было выделить время и нормально выучить текст, чтобы не подводить артистов и не срывать спектакль. Многие, из выступавших сегодня начали готовиться к спектаклю заранее — более месяца назад… Варенька вместе с Альбертом, например красивый задник нарисовали. А Лиза Лучкова чудные декорации изготовила. А дед Потап, какой молодец! Вот, с кого пример надо брать! О нём, только положительные отзывы…


— Теперь о вас, Алексей! — генеральное руководство Тагановского театра грозно перевело взгляд на расслабившегося Рязанцева. — Что это за самодеятельность с песней в исполнении Кадышевой? У нас по сценарию должна была идти фоном только музыка! В Ваши обязанности входит заполнять игрой на гитаре паузы, а не включать фонограммы понравившихся Вам композиций по поводу и без. Что за ди-джейские выходки? Благо я догадалась, громко подпеть во время внезапно зазвучавшей песни. А если бы меня не было на сцене? Или Вы включили композицию, слова к которой я не знаю? Что было бы тогда? Как бы мы объясняли, кто поёт? Вы же нам весь спектакль могли сорвать! Рязанцев, что за детский сад? Вы, совсем не думаете о последствиях?

— Татьяна Сергеевна, но ведь всё закончилось хорошо. Тем более это была математически просчитанная импровизация. Публике же понравилась. Нам так аплодировали! И песня пришлась как нельзя кстати. Она понравилась зрителям. Завтра её вся деревня петь будет. — Путник смущенно потупил глаза и стал ненавязчиво водить ладонью по столешнице. — И Павел у нас теперь звезда. И половина незамужних женщин стали поклонницами его таланта… — Странник наигранно вздохнул. — Всего лишь премьера, а уже такой успех!

— Не знаю, какие — такие поклонницы, и что там, за успех? Но я не подпущу вас больше к сцене. Вот, вы бегаете где-то по лесам и болотам со своими разбойниками — занимаетесь там непонятно чем — вот и занимайтесь. А театр — это не ваше! Для этого необходимо иметь талант и призвание. Это, прежде всего культура поведения. Это искусство! А вы из него балаган делаете. Значит так, популярные мои, — руководство поднесло кулак к губам и прокашлялось. — Немедленно сдайте реквизит и чтобы больше, СЕГОДНЯ, я вас здесь не видела! Всё… Свободны! — Строгая командирша поднялась со стула и пошла в сторону выхода. Ровно через несколько шагов она остановилась, и повернув голову в сторону провинившихся произнесла — Кстати, напоминаю, следующая репетиция во вторник, в семь вечера. Прошу не опаздывать.

* * *
Гыгышка отрешенно, с остекленевшими глазами сидел в темном углу своей кузницы. Его мысли после посещения театра бродили по простором необъятного мира грез и фантазий. Купались в тумане радужных переливов и световых полутеней. В голове «металлического творца» продолжала звучать прекрасная музыка, услышанная им на представлении. Чудные переливы гитары и неведомых инструментов создавали в его мозгу причудливые картины из блестящих цветов и невероятных узоров. Внезапно Гыгышка вздрогнул всем телом и как будто очнулся. Взгляд его из придурковатого, блуждающего, рассеянного в пространстве вмиг стал серьезным, наполненный смыслом. Кузнец, очнувшись от сладких грёз, осмотрелся. Он увидел выход из кузни, после чего резко вскочил и куда-то побежал…

Деревенская улочка с редкими огоньками в оконцах казалась чужой и незнакомой. Могучие сугробы с заломленными набок верхушками отливали синеватым блеском. Избы от снега были бородатыми, тяжелыми, будто раздались вширь. В бездонной темноте неба ярко сияла серебряная сеть холодных лучистых звёзд, их свет был ровен и остр, полон глубокого и неземного спокойствия.

Глава 2

Ночь была студёной. Огромная луна висела над лесом. Она была нестерпимо яркой, как расплавленное серебро. Лунные нити неслышно тянулись сквозь ветви, блесками зажигая огоньки на занесённых снегом лапах ветвей. Сосны и ели в зимнем лесу стояли нахохленные, заснеженные, время от времени роняя скопившиеся пушистые шапки, падающие на землю с глухим стуком. И на всём этом: На павших стволах, на распластанных ветках — громоздились сугробы. Было похоже, что со всех сторон леса, из дремучей чащи, уставив в разные стороны морды, протянув к деревьям лапы, вытянув головы и хвосты тянуться белые чудища. Они собрались, замерли, сгорбились, приготовились для прыжка…


Небольшая группа людей одетых в разношерстную одежду сидела на лесной поляне перед большим, ярко горящим костром. Его пламя ярко взметалось ввысь красными лоскутами, зарывалось в густом дыму, рассыпалась каскадами искр. Сухой хворост трещал и тлел в тихом воздухе. От огня краснели поленья. Терпкие, душистые клубы сладкого дыма от березовых веток не спеша тянулись к небу.

Разбойники в засаленных бархатных кафтанах, в сермяжных зипунах, в овчинных шубах и изодранных рубищах угрюмо молчали. У многих присутствующих в лесу за поясами торчали топоры, кое у кого мечи, у некоторых в руках были дубинки и рогатины.

Хмурые мысли бродили в головах присутствующих. Романтики с большой дороги, вобрав головы в плечи, оторопело уставились на потрескивающий огонь умирающего костра. Острые, злые снежинки и сумасшедший, будто хмельной, ветер холодил чумазые лица. Не отрывая глаз от малиновых углей, они с замиранием сердца, внимательно слушали россказни косоглазого Гришки Молчуна.

Страшные истории, которыми юродивый рассказчик тешил лихих людей, были уже неоднократно выслушаны. Но он снова и снова пересказывал их. Каждый раз, вспоминал на ходу новые подробности, добавляя пропущенные ранее факты или жуткие описания событий.


— Худо дело, робятушки! — косматый уродец со всклокоченными и спутанными волосами подвел итог неутешительный рассказа. Внезапно он сморщился от резкого припадка боли и затрясся, как будто у него начался припадок эпилепсии.

Нажили вы бяду, да не скоро теперь её выживете.
Не будет вам удачи теперяча в лихом деле…
Предсказатель зауныло завыл. Замахал руками. Затряс бородой. Он прищурился и посмотрел на главаря, а затем запричитал как на паперти…

Ох, Иван… Иван — голь кабацкая!
Голь кабацкая, подзаборная…
Накликал ты страшну бедушку
На себя, да своих людей!
Разбудил ты силу страшную.
Силу страшную — неведомую.
Идет по следу твоему бес «Рыжий».
Ведет за собой молодых волков.
Говорят, по характеру, те — хуже зверя лютого.
По следу идут, словно гончие.
И не спрятаться от них и не скрыться…
И не в светлый день, и ни в темную ночь…
Упреждали тебя люди добрые
Люди добрые, люди знающие
Нельзя трогать обозы из Таганово
Нечисто это дело. Греховодное.
А теперяча всё — не покаешься…
Соживут вас со свету, всех до единого.
И прольется кровь всякая…
И темная, и светлая!
— Даа лаадно, — неуверенно протянул атаман. Он со страхом посмотрел в темноту. Лоб его покрыла испарина от волнения. Сердце заколотилось гулко и часто.

— Что ты мелешь пустое? Ерунда все это. Бабкины сказки. Как будто про нечисть рассказываешь, — по спине Ваньки Разбойника пробежал холодок страха. Он протянул озябшие руки к костру. Потер ладони.

— Тьфу! Тьфу! Тьфу! Нечистого в ночи помянул — беды не оберешься! — ватажники закрестились. Стали сплевывать через плечо. Пожилой, седой крестьянин машинально сунул в разгорающееся пламя сухую еловую ветку, стараясь не допустить надвигающейся темноты. Костёр разгорелся, стал потрескивать, сыпать искрами, освещать раскрасневшиеся от мороза лица.

— Ерунда, говоришь? — рассказчик снова выкатил свои белёсые, безумные глаза. Сильно вытянул вперед синие, замершие губы. Оскалил пеньки гнилых зубов. В глазах его кроваво засверкали отблески от света костра. Он вдруг резко поднялся, сделал несколько шагов в сторону и замер.

— Вона-на, что! Разрази меня гром в простоквашу!

Не уразумел, ты Иван, моего рассказа,
Рассказа праведного… вдумчивого,
Не зря люди сказывают,
Сказывают, да глубоко думают!
Все, кто на его караваны покушалися,
Сгинули без вести. Преставились.
Всех до единого приняла «Мать сыра земля».
Все сканчалися в муках да страданиях…
Божий мученик начал креститься. — Царство им небесное! Свят… свят…

— Так ужо и все? — осоловело произнес вожак. Он передернул плечами. Поежился. Запустил свои руки в черную как смола бороду. — Ишь проповедник нашелся! Будущее предсказывает. — Атаман невесело засмеялся, стараясь сохранить остатки хладнокровия — хотя бы перед своими людьми.

— Ты, что, греховодник очумел в своём скудоумии! — Гришка подтянул полы длинной, с торчащими клочьями шерсти овчинной шубы, надетой прямо на голое тело. Резко вскочил на ноги.

— Клёпу Сухого знаешь? А Касьяна Молчуна? А Федьку Рваное ухо? И что? — Нетути их. Сказывают, все до одного в могилушках — червей кормят. Или вот… Недавно появился у нас Сидр Косой. С Новгорода. Говорят потомственный ушкуйник. Похвалялся, что сам черт ему не страшен. И где он теперь? Какие вороны клюют его белое телушко? А всего-то, нечаянно — негаданно устроил в чаще засаду на обоз с ранжевыми флажками. И с тех пор не видать ни его, ни его робят. Вот, и тебя ждет тоже самое. О-хо-хо, зря ты остановил караван! И я ещё случайно за вами увязался…

Вот, моя садовая головушка.
Пропаду теперяча почем зря.
Ить не было горя,
А пришла беда — отворяй ворота…
Где-то далеко в лесу громко «закричал неведомый зверь». В поддержку товарища по лесному братству глухо завыли волки. Разбойники, нервно переглянулись, стали ближе подвигаться к костру.

— Иван, послушай, — святой человек подошел поближе к атаману. Нагнулся и зашептал ему на ухо. — Тебе остерегаться надо теперь. Бросай всё. Всё, что накопил, награбил. Золотишко, там, если есть како припрятанное — можешь отдать мне пока на сохранность. Остальное всё, бросай и беги. А иначе сгинешь, пропадешь почём зря, как другие.

— Да какое золотишко? — Главарь разбойников в сердцах рубанул рукой воздух, его припорошенные снегом брови поползли вверх. — Нет у меня ничего. Было бы золото — сидел бы я тут?

— Ну, как знаешь. Так-мо предупредил я тебя. Кстати, ты хоть бы охрану каку поставил али от леса отвел ребят подальше. А то не приведи господь, явятся «дьяволы» из чащи по наши души!

— Послухай, ведь я почти ничего не взял из того обоза. — Иван, не слыша предупреждений собеседника об охране лагеря, недовольно начал оправдываться. — Там же в тех повозках ничего кроме разбитых горшков и брать-то было нечего. И людишки все целы. Я даже толком вязать их не стал. Да, и не душегуб, я. Не брал я греха на душу! Нет на моих руках крови.


— А это ничего не значит! — в голосе вещателя прозвучало ехидство. Он зло метнул сердитый взгляд на разбойника. — Берегися бед, пока их нет! Вот, поглянь Митька Сопатка просто так — на спор похвалялся взять караван со своими братанами. И что? Ан тоже не смог уйти от расплаты. Исчез прямо из дому. Добры люди сказывают, что вышел из избы до ветра и не вернулся. Свят… свят… — Юродивый достал из под шубы изрядных размеров деревянный кипарисовый крест на кожаном шнурке. Перекрестился.

— Тьфу, тьфу, типун тебе на язык.! — Ванька Разбойник хмурясь, раздраженно буркнул, после чего начал оправдываться. — Не стращай меня! — Он облизнул пересохшие от волнения губы. Его сердце забилось чаще… — Со мной почти двадцать душ.

— А я, тебя и не пужаю. Надо мне больно! У Михи Пузана было более четырех дюжин. И головорезы по более твоих. И что? Помогло ему это? Ты пойми — их силище, а вас — горсть! Куды вам против них!


Где-то далеко в лесу прозвучал зловещий, леденящий душу протяжный звук, от которого холодные мурашки поползли одежду. Он усилился и медленно потянулся в сторону поляны. Затем стал подыматься все выше, выше и, замерзнув у самых звезд, замер, осыпался вниз.

Громко, как выстрелы затрещали кусты. Лошади прислушались, настороженно подняли головы, заржали. Люди вздрагивая стали оглядываться по сторонам. Им казалось, что весь снег сверкает жадными, злыми зрачками. Кто-то вскочил и побежал к повозкам.

— Лихо одноглазое! — Гришка громко прошептал и начал усердно крестится в страхе пуская слюни. Оторопело выпучил глаза и замигал ими. Одеревеневшими, синими губами стал творить, путаясь молитвы.

— Стая нелюдей! Обходють. Спасения — нет! Грешники, ложитесь на землю! Может быть не заметют или пощадят, — юродивого вновь начал бить припадок неведомой болезни. Он задрожал и начал заикаться. — В-в-вот, также в-в-выло и скребло перед М-м-митькиной избой. — Несчастный очевидец упал на колени. Обхватил голову трясущимися руками. — Т-т-такой же знак был, в-в-вокурась когда он представился. От него даже косточек не осталось! Ну, всё, люд православный! Молитесь — пропали мы…


Разбойники испуганно стали подниматься с мест. Пятится назад. Взволнованно оглядывались по сторонам. Неизвестный, рвущий душу звук усиливался. Сиреневыми и голубыми дымками заскользили среди кружевных берёз длинные тени. Возле дальних кустов раздались два взрыва. Еще один прогремел уже ближе, почти возле костра. Из чащи на поляну, под звуки громких хлопков, поползли серые силуэты. Они двигаясь перебежками, падали, поднимались, старались «раствориться» на фоне ночного леса, затем появлялись снова. Вот они, образовали цепь и стали медленно надвигаться на метавшийся от ужаса лагерь разбойников. Вой нечистой силы не прекращался. Теперь он шел со всех сторон, громкими переливами давил на сознание обреченных злодеев. Нападавших становилось всё больше и больше. В испуганных глазах несчастных они множились, гроздьями расходились из-за спин друг друга, тенями росли в ширину и высоту. Казалось, сам Дьявол был среди них со своей сворой.


Ватажники забыв про мечи, топоры, рогатины в ужасе метались по поляне. Их сбивали с ног. Выкручивали руки. Выбивали оружие. Били, пинали, толкали в снег. Извивающихся, обезумевших от страха лиходеев волочили по земле. Затравленным бедолагам казалось, что со всех сторон к ним тянуться многочисленные щупальца в виде рук, веревок, сеток, каких-то непонятных приспособлений. Через пять минут практически всё движение на поляне завершилось. Несчастная ватага разбойников была поймана и связана. Рвущий перепонки дьявольский звук прекратился.

Атаман с трудом приподняв голову. Сплюнул кровь, набравшуюся в рот. Провел языком по дыре, образовавшейся между зубами. С трудом открыл глаза. Осмотрелся. Захватчиками были молодые, безбородые парни в мешкообразной одежде в разводах, цветом сливающемся с грязным снегом. Неизвестные бойцы были без кольчуг, щитов и шлемов. В руках нападавших были небольшие «ружьишки — пукалки», назвать которые серьезным оружием можно было с большим натягом. Двигались нападавшие слаженно и уверенно, представляя собой единый «живой» механизм. В поведении отряда чувствовалось, что захват разбойников — это обыденное, рутинное дело.


На освещенное место, к костру подошел невысокий подросток. Внимательно осмотрел связанных разбойников: Кое-кому уже изрядно досталось — из рассеченной брови одного капала в грязь неестественно алая кровь, на разбитых губах другого вздувались пузыри сукровицы, третий при каждом резком движении охал и кривился на левый бок.

Недоросль подошел к атаману и произнес обиженным голосом.

— И что? Это и есть знаменитая, неуловимая банда Ваньки Разбойника — самого известного татя на всю округу? — Он раздосадовано махнул рукой и пнул небольшим шнурованным сапогом кучку снега. Повернулся и оценивающе посмотрел в сторону повозок.

— Ни драйва! Ни укрепленного лагеря со рвом и валом. Нет оборонительных сооружений и фортификаций. Даже драной колючки вдоль периметра и той нет. Скучно, банально и не интересно. И что это за время? Что за нравы? Нет ни войны, ни сражений, даже завалявшегося, тлеющего конфликта и того нет. И главное — некому оценить всю гигантскую работу, которую я провожу, ежедневно дрессируя этих оболтусов…

Молодец повернул голову и крикнул кому-то через плечо, — Гришка, черт полосатый! Ко мне! Бегом! Быстро!

— Слушаюсь Павел Александрович! — К удивлению Ивана, на свет костра моментально, откуда-то из темноты выбежал живой и даже не связанный юродивый хитрец. Он вытянувшись «В струнку», произнес четким, твердым голосом. — По вашему приказу прибыл! — От неизвестной болезни косматого уродца не осталась и следа.

— Ах, ты плюгавый прыщ! — глаза Ивана заволокла поволока ненависти. Он широко осклабился желтыми редкими зубами. — У-уу, злыдень! Так, вот, кто беду на нас навел. Ну, погоди, охальник! Дай бог, выживу — пересечемся мы с тобой Гришаня на короткой стёжке. Поймаю я тебя, идолище поганое! Будешь снег с землёй жрать… до коликов.


— Вот, скажи мне, голубь сизокрылый, за что я тебе плачу деньги? — «парнишонка» звонким мальчишеским голосом начал отчитывать юродивого предателя. — Ведь ты у меня был лучшим осведомителем. Талантом от сохи! — Подросток недовольно шмыгнул носом. — Я тебя всем в пример ставил. Хвалил много раз. В театральный кружок записал!!! А теперь, что? Ну-ка, ответь… Ты, их пугал всякими жуткими и страшными россказнями?

— Дык… Пугал… конечно, Павел Александрович, — хитрец «стрельнул» в строгое начальство плутоватым глазом.

— Говорил, что на них устроили охоту серьезные профи, которые обиды за содеянное никогда не прощают?

— Вестимо, сказывал.

— Может быть, ты не дал им времени на подготовку?

— Нет, я начал напоминать, о вас, ещё со вчерашней заутрени! Сразу как только узнал, что они напали на караван из Таганово, так сразу начал пугать их смертушкой лютою.


Отчего-то лицо мальчишки покраснело. Его глаза налились гневом и стали колючими. Показалась, что они вмиг постарели и принадлежат другому человеку. — А какого лешего он даже часовых не поставил? Я уже не говорю о дозорах и секретах? Где его стремление обезопасить себя? Где его чувство самосохранения и интуиции? И, вообще! Как мне, по твоему мнению, ребят готовить к серьезным испытаниям? Они даже сопротивления не оказали! Ты, зачем их до такой степени запугал, халтурщик? — Подросток сжал кулаки. Медленно выдохнул воздух. — Ох, Григорий — Григорий! Ты, не серьезный работник! Учишь тебя — учишь, а всё бестолку! Относишься к делу спустя рукава. Даже не знаю, что теперь делать с тобой? Уволить что ли? А, что — хочешь быть безработным?

— Ой, худо, благодетель! — юродивый вмиг осознал содеянное и испуганно бухнулся на колени. С причитаниями пополз в сторону юнца. Его косматая голова затряслась от внезапно возникшего припадка. — Не гони, батюшка. Бес попутал! Ох, моя бедная головушка! Исправлюсь. Искуплю. Буду больше… как ты там это слово называл… — репетировать. Дай время… Я тебе таких татей найду — просто пальчики оближешь. Самых упитанных, лучших, страшных, самых… коих земля — матушка даже носить боится… Нет! Я сам соберу ватажку душ на пятьсот и ям с заборами, да неприступными заборами понастрою. Я всё сделаю, как ты хочешь… — только не гони. Куда же я теперяча… больной, круглый сиротинушка, без семьи, без работы… Родителей моих хворых хотя бы пожалей… детушек малых… жёнушку — красу лебёдушку — ведь ей рожать скороча…


— А-а-а, хорошо. Будь по твоему, — «сопливый» командир протянул, согласившись на уговоры. — Красиво поешь, чертяка — талант! Работал бы так — как языком треплешь. — Он быстро вернулся в веселое расположение духа. — В последний раз прощу твое самоуправство. — Рыжий юнец задумчиво посмотрел на Гришку. Хитро прищурился. Повернул голову в сторону и резко произнес. — Федор.

— Я, — к нему подошел «большой ком» снега.

— Доложи обстановку.

— Повязали двадцать два человека. Из них четыре бабы. Захвачено восемь лошадей. Пять телег. Двое саней. Одна карета со скарбом.

— Гришка, вот после таких слов я тобой недоволен снова. — Юноша вновь изменился в лице. — Ты, что шельмец голопузый, не мог банду по крупней выбрать или хотя бы оружия, чтобы у них было поболее, посовременнее? Пищали, там или мушкеты? А про пушки — я вообще молчу! Наверное это из области фантастики? Ну, чего молчишь, артист драный? Что скажешь?

— Виноват, кормилиц! — работник невидимого фронта снова повалился на колени. — Только запужали вы всех. Так накрутили хвоста извергам, что нормальные тати тагановские караваны за семь верст обходят. Шарахаются по сторонам от имени вашего — как черти от ладана. В другие места спешно сбегают. А те, что остались — так то — худородье и мелочь голопузая. Да и откуда у них пушки? Чай они не боярское войско. Им есть нечего, а ты говоришь пушки!

— Да, не порядок, — подросток снова хитро посмотрел на связанного Ваньку разбойника. — Не дело моим бойцам по лесам, да болотам голодных мужиков гонять. — Он задумчиво прикусил губу. Взял паузу. — Надо, что-то придумать…

Глава 3

Якобс Элисон и Арчибальт Мэтс сидели за крайним от двери столиком в придорожной харчевне. Это была последняя харчевня на старой объездной дороге, ведущей из Москвы. Тесное, закопченное помещение похожее на острог было последним «островком жизни» на долгом, бескрайнем пути оторванных от Родины иноземцев.

В углах, в высоких поставцах, горели пучки лучин, наполняя густым, едким дымом комнату и застилая им низкий потолок. От людского дыхания пламя светильников колыхалось, бросало зловещие тени на все, что происходило внутри. Справа в углу находилась широкая печь с черным зевом. Красный отсвет заливал от неё пол-избы. У печки стояли рогачи и горшки с едою, над челом какая-то добрая душа повесила «прокисшие» портянки. В душном воздухе заведения пахло прелью, мятой, сырой кожей, людским потом, образуя смрадную атмосферу «теплой, дружественной обстановки».

Напротив иностранцев, за соседним столом расположилась группа людей, явно «мирной» профессии, что было заметно по их грязной, рваной одежде и колюще-режущим предметам, выпирающим из под неё. Они не спеша пили из больших глиняных кружек хмельную брагу и, затаив дыхание, внимательно слушали косоглазого рассказчика, чей громкий визгливый голос доносился и до иноземцев.


— И вот, когда мы стали проезжать развилку у Черного болота, — косматый уродец вытянул из под шубы, одетой на голое тело, свои длинные грязные руки. Резко вскинул их вверх и с остервенением начал трясти ими, показывая ужас пережитого ранее события. Он громко запричитал, отдельно выделяя в каждом слове букву о. — Охо-хо-хо, и вдруг неведомо откуда потянуло могильным холодом, запахло вонью и плесенью…

Рассказчик страшно как будто от зубной боли сморщился и изогнулся. Хруст костей разнесся по залу, напомнив треск костра, в который подкинули еловые ветки.

— И застонала мать сыра земля, и заскрипели стары сучья на деревьях, и завыли волки голодные где-то в лесу пронзительно. — Гришка внезапно выкатил глаза, часто задышал, а затем начал трястись и заикаться. — Т-т-тут же, откуд-д-да не возьмись п-п-подул сильный ветер, и начали п-п-падать д-д-д-еревья…

— Осподи, вот страсти-то! — женщина сидевшая в дальнем углу харчевни не выдержала «правдивого» рассказа, испуганно начала креститься. — Свят, свят, свят… — испуганно, проговорила. — Грешны, мы! Грешны, о Господи!

— Цыц, курица, — недовольно воскликнул один из слушателей. Он раздраженно расправил широкие плечи, дернул щекой и хлопнул себя по коленям. — Гришка, морда бесовская, ты ври, ври — да не завирайся. Не морочь душу своими россказнями. Не было позавчерась такого сильного ветра, чтоб деревья падали. Да и волков, в тутошних местах не видели уже лет пять. Ушли серые из наших лесов.

— Тут, в Васильково могет быть и не было, — юродивый хищно оскалился гнилыми зубами. Глаза его сверкнули «недобрым огнем». Лицо помрачнело. Он прищурился, запоминая очертания обидчика. — А у Черного болота всё было: и ветер, и вой, и деревья как прутья ломало… Вот, вам, знамение и истинный крест. — Рассказчик несколько раз перекрестился. А затем, вновь криво изогнувшись, продолжил рассказ. — И вдруг, откуда не возьмись подле нас появились, проклятые тати Ваньки Разбойника.

— Вот опять, брешешь, — все тот же мужик недоверчиво затряс большой смоляной бородой. Облокотился локтями о дубовый стол. — Как сивый мерин брешешь, рас тудыть твою за ногу через половник сверху вниз! Ведь сие грех! Всем известно, сгинул Ванька со своими лихими робятами. Даже тел не нашли.

— Юродивый вдруг перестал трястись и резко выпрямился. Глаза его остекленели. Дергающиеся движения прекратились. Он медленно как робот опустил руки, встал со стула, отошел на шаг назад и повернув рябое лицо с чахоточными пятнами на впалых щеках посмотрел на ворчуна. Не мигая осоловевшими от ужаса глазами «мертвяк» начал вещать могильным голосом. — Всем известно, продал Иван свою душу дьяволу. Стал душегуб бесплотным рабом проклятой дороги и Черного болота. Собирает Ванька за искупление невинные души проезжих. Не берут теперь его разбойную ватажку ни ножи булатные, ни пули шальные. Отскакивают они от них как горох от стенки. Нет спасения от него на лесной дороге — нет.


Люди оторопело начали отодвигаться от юродивого. Стали испуганно оборачиваться по сторонам. Накладывать истинные кресты. Шептать молитвы. Якобс Элисон не удержавшись, тоже «втихушку» перекрестился.

Гришка медленно, «как в замедленном кино», поднял руки, прищурился и резко дернул себя за волосы. После чего ожил, и снова дергаясь из стороны в сторону, продолжил рассказ. — Душегубы тенями окружили нас. Нам бы бежать, спасать свои души… Ан нет! Колдовство поганое опутало, обездвижило всех. Ни дыхнуть, не моргнуть не могем. Понял я — дело гиблое. Дело гиблое — дело страшное! Ну, думаю, смертушка моя пришла. Начал шептать молитву. Сотворил знамение крестное. И тут осенила меня благодать! Поднял я платок случайно со снега «ранжевый».

— Вот, этот! — Гришка осторожно достал из-за пазухи грязный оранжевый платок и показал его всем присутствующим.

— Тут закричали демоны проклятые страшными голосами, заныли и заухали твари бесовские. Стало их ломать и плющить. Свет от них пошел яркий — яркий, аж глазам больно до слез! И тут же ироды растворились как туман в ночи. Ветер стих, волчий вой прекратился, а мы быстро миновали то место. Теперь я этот платок возле сердца ношу. В жизни с ним не расстанусь. Ни за какие деньги не продам…


— А вот, вам православные ещё один правдивый рассказ про Ваньку Разбойника и обоз из Таганово… — косоглазый вещун поднес платок к лицу и вытер слюни обильно хлеставшие во время предыдущего «правдивого рассказа».


Иноземцы не дослушав бредней юродивого вышли из харчевни и подошли к карете. Пора было отправляться в дорогу. Застоявшиеся лошади «играли» и, широко раздувая ноздри, жадно нюхали свежий морозный воздух. Недалеко от харчевни подозрительно толпились бородатые мужики в длиннополых кафтанах. Одни выпрягали, другие запрягали низкорослых лошадей, увязывали поплотней возы с различным товаром, набивали рогожные кошели сеном и поили коней из деревянных ведер. На снегу, под окнами небольшой стайкой копошились снегири.

Кровожадное русское солнце лежало в сугробах, наполовину зарывшись в холодный снег, и нежилось в этом снегу, как в пуху. Его косые лучи, словно из чистого золота сверкали от инея осевшего на ветвях деревьев, разлетались в мелкие брызги, искристой пылью оседали на снег.


— Этс импосибл, тчет!!! — Якобс Элисон до сих пор не мог успокоиться от переживаний вызванных необычной историей. Он затравленно оглянулся и взволновано махнул рукой, отпугивая птиц.

— Сорри, Мэтс! — запуганный шотландец обратился к попутчику. Что, Вы думаете про эти бредовые крестьянские россказни? Это может быть правдой? — По его спине бежал неприятный холодок предчувствия чего-то нехорошего. Он поёжился сел в повозку и начал кутать ноги в теплое одеяло.

— Делать мне нечего как слушать глупые сказки пьяного, северного дикаря, — на лице Арчибальда отразилась брезгливая гримаса. Он «бесстрашно» посмотрел в глаза попутчику, после чего прикусил губу и неуверенно поправил шпагу на поясе.


К карете подошел неизвестный с оранжевой повязкой на рукаве. Он начал разговаривать о чем-то с извозчикам, постоянно показывая рукой на дорогу.

— Что случилось? — Арчибальд Мэтс обратился к слуге. — Почему не едем? Что хочет, этот нищий попрошайка? Сладу нет, с этими дикарями! — Он гневно нахмурил брови и, высунувшись из кареты начал раздраженно говорить на ломанном русском языке. — Кажи, этот русиш свин — денег найн. Гонь-и этот холоп отсюда взашей, пока я не начал серчать на него и не стегатьплетка его спина.

— Он не просит милостыню, — извозчик перевел взгляд на путешественника. — Он предлагает купить документ для проезда по этой дороге. Незнакомец уверяет, что оранжевый кусок материи на палочке всего за одну гривну даст нам защиту от разбойников и нечистой силы шалящей по всей окраине. Здесь раньше многих грабили и убивали по средь белого дня. Мужик сказывает, что теперь тут все платят, даже «немцы». Путники защищены от бед и разорения отметкой с оранжевым флажком. Он называет её незнакомым словом «Страховка от беды».

— Переведи ему, что твой пассажир — настоящий дворянин! — Арчибальд Мэтс важно вытянул свой квадратный подбородок, отчего сразу стал похож на бульдога. — Он не верит в дурацкие сказки об оранжевых платках и всякую нечесть на дороге. Он искусный фехтовальщик и меткий стрелок. Он ни кого и ничего не боится. — Житель «туманного острова» гордо задрал орлиный нос. — Передай, этому лапотнику, что я убил на дуэли более двух десятков человек. И не страшусь кучки голодных холопов бегающих по дороге зимой! А серебро — мне пригодятся самому…

— А, я… А, я… — Якобс Элисон вдруг решил поддержать своего коллегу по экипажу. Он привстал с мягкой сидушки и погрозил неведомым врагам сжатым кулаком. — Уот из зис? Уот дую синк? Уот… Мой прапрадедушка был крестоносцем! Он вообще этих крестьян и неверных изводил сотнями. Так, что мы ничего не боимся. Тем более, какой-то нечисти на дороге! Вот так и передай всем своим друзьям — трусам…

Через минуту карета двинулась в сторону леса. Человек с оранжевой повязкой непонимающе посмотрел ей в след. — Ну, скатертью дорога, господа… мертвецы.

* * *
Такой добротной, накатанной дороги, на которую выехали Матс и Элисон после странной развилки с указателем «Добро пожаловать в Таганово — 3 км.» они не видели ни разу.

Уходивший в сторону неизвестного поселения, проезжий участок абсолютно не походил на те, по которым им многократно пришлось колесить ранее. В этой, далёкой, заснеженной, варварской стране она вообще была белой вороной среди черного варенья обычных, разбитых дорог. Они не замечали таких дорог и в просвещенной Европе. Было вообще непонятно, откуда взялось такое создание. Ровная словно лист бумаги, очищенная от снега проезжая часть была широкой настолько, что можно было спокойно разъехаться сразу трем, а может быть и четырем повозкам.

— О-о-у, — колосаль! — Элисон не смог скрыть своего возбуждения. — Фантастик! — Вот из ит?

— Местный барин чудит, — возница одетый в полушубок, в заячий колпак встрепенулся и «крякнул» от мороза. Он обернулся к господам-иностранцам и прокомментировал их вопрос. — Денег у него тьма — тьмущая — столича, что куры не клюют. Понабрался всякой гадости у «вас», за границей — вы же доброму ничему не научите! Вот, теперяча безобразничает почем зря. Всё чаво-то выдумывает, изобретает, строит! Будь он трижды неладен! Никакого покоя православным! Изувер, что с него возьмешь!

— Этот, поступок, есть хорошо. — Матс поддержал деятельность неизвестного помещика, получившего толику знаний с просвещенного Запада. — Мужик надо, как этто… говорить по вашему… — держать в узде. Тем более, русский мужик…

— Чай и я, сказываю, — извозчик продолжил рассказ о «жутких», несправедливых событиях происходивших в этой местности. — Осенью народу понагнал столько, что думали, снесёт половину угодий к едрёне фене. Ан нет, остановились только на постройке дороги. Грит, доделает остальное опосля. Чаго — опосля? Куды доделает? Никто ничего толком сказать не могет. Ток-ма «Знающие люди» из соседних деревень про это безобразие, перед тем как сплюнуть и растереть, сказывают одну чудную фразу — «стройка века»… будь она трижды не ладна.


Арчибальд Матц приказал остановить карету. Подданный туманного Альбиона степенно открыл дверцу. Боднул париком верхнюю душку проема, и «скрипя» затёкшими от долгой поездки суставами, вылез наружу. Он внимательно осмотрелся по сторонам. Восхищенно оценил богатырскую заставу крупных, высоченных елей сплотившихся «как солдаты» вдоль дороги. Самозабвенно задрал голову, осматривая березы в инее, что розовыми кудрями повисли в голубом небе. А затем стал длинными шагами измерять ширину тракта. Прошелся от края до края. Глубоко вздохнул. Посмотрел вдаль, в сторону горизонта. — Вау! Этс импосибл! Тчет! — путник подсчитал, что-то в уме и щелкнул пальцами от удивления. Нагнулся потрогать руками полотно. Разгреб лёгкий снежок до земляной корки. Прицыкнул языком и тут же был запорошен с головы до ног снегом.

— …гись, твою…шу… мать! — путник запоздало услышал из двух саней, внезапно пронесшихся мимо него стрелой.

— Чаво встал, нехристь подколодный! Ужо зашибу! — лихие наездники, не переставая настёгивать «борзых» коней, устроили гонки наперегонки. Они яростно выражали недовольство карете иноземцев, не во время остановившейся на пути движения их «транспортных средств» по «скоростной, многополосной магистрали».

— Вот зе фак! — Мэтс попытался прокричать гонщикам, что-то очень обидное, с набитым от снега ртом и запорошенными глазами. Все-таки он бы истым джентльменом: упрямым, педантичным и сильно любящим самого себя. — Фак самбоди даун!

Потерпевший поднялся, выпрямился. Замахал обидчикам кулаками. Чертыхаясь начал отряхивать свой камзол. Убирать тающий снег руками. Обернулся и вновь отпрыгнул от новой напасти промчавшейся мимо него. В этот раз навстречу пронеслась почтовая карета запряженная двойкой вороных коней. Возница остервенело хлестал кнутом по крупам, заставляя упряжку нестись бешеным аллюром.

— Сторонись, раззява, — прозвучало задорно. А затем щелчок вожжей и гордое. — Эх, залетные! Порадуйте православную душу! — И сани «ветром» умчались в сторону этого неизвестного населенного пункта «Таганово 3 км.», на который указывала «жирная», оранжевая стрелка.

Матс собрался силами, чтобы высказать всё, что он думает про этих проклятых русских гонщиков, про эту дьявольски добротную и не к месту оказавшуюся на его пути дорогу, про странный непонятный населенный пункт с таким дурацким названием, про этого не вовремя и не полностью получившего «западное просвещение» чокнутого помещика, про… (Примечание автора. Там было много такого! что Арчибальд ещё хотел «В сердцах» перечислить и добавить, но уважаемый автор решил скромно упустить крепкие Западные выражения, дабы не компрометировать иностранных граждан в минуты помутнения рассудка) когда заметил, что к нему снова приближается тройка лихих коней. Лошади, громко звеня бубенчиками, разогнавшись по хорошей дороге, поднимая шлейф снега, лавиной неслись в его сторону. Пристяжные шли вмах, почти не касались земли, далеко выкидывая длинные красивые ноги.

— О, тчет! Ма зе факер! Ху зе фак а ю? — недовольный путник раздраженно произнес скороговоркой крепкое, трехэтажное ругательство. Предположив, что сейчас произойдет, он совершенно забыв про затекшие от поездки конечности, высоко задирая свои тощие ноги, скачками помчался к карете. Почти успел добежать…. даже успел открыть дверку, осталось только поднять ногу и впихнуть свое бренное тело… как позёмка снега запорошила его с головой.

* * *
Зимние, солнечные зайчики затейливыми блёсками весело играли на бескрайних, пушистых сугробах. Заснувший до весны, усыпанный снегом лес серебром переливался и блестел в ярких лучах. Слепил глаза. Иней сказочными кружевами запушил зеленые лапы елей. Ветки деревьев трещали от мороза. Снег визжал и скрипел под полозьями повозки путешественников. Кони задорно неслись по пустынной дороге. Они фыркали от быстрого бега, пускали клубы белого пара из ноздрей.

Внезапно поперек пути, почти «под носом» лошадей громко затрещало и начало валиться дерево. Разгоряченные кони испугавшись резкого звука падающей березы, увели повозку в сторону от накатанного пути. Карета дико подпрыгнув на какой-то кочке, с «размаха» нырнула в неглубокую свежа подготовленную яму, наполненную рыхлым снегом.

Из-за запорошенных метелью деревьев выскочили неизвестные люди. Они с криками радости окружили карету, стали быстро забрасывать её снегом. Кидая снег широкими лопатами, лиходеи ловко, по-мужицки основательно превращали наполовину засыпанную повозку несчастных путников в снежный бугорок.


— Будя, робятушки! — хриплый командный голос окриком остановил «работников ножа и топора» через несколько минут. Атаман по-хозяйски оглядел результат работы. Он впечатлял — от «транспортного средства» видна была одна крыша. Двери были засыпаны. Люди выйти наружу без посторонней помощи теперь не могли.

— Теперяча они точно не высунуться, — один из разбойников произнес довольный своей работой.

— Не знаю, я бы ещё подсыпал, — вторил ему другой стоявший возле лошадей. — Или могет быть утрамбуем! Береженого бог — бережет. Вона извозчик, как в лес стриганул. Не иначе побёг за подмогой? Глупый, здеся, без пропуска, он не найдет никого — окромя волков.


Щуплый мужичок в драном сермяжном зипуне, с «жидкой» белесой бородкой деловито подошел к карете, залез на образовавшийся сугроб. Аккуратно постучал по крыше, привлекая внимание путешественников. Откопал краешек окошка от снега.

— Эгей, нехристи! — промолвил гостеприимный хозяин почти с потолка. — Купляйте страховку с оранжевым флажком и спокойно «дуйте» далече. Нам рассусоливать сусоли тутача некогда. У нас работы — край непочатый. А за развлечения с вами — денег не платють.

— Найн оплата… — Донеслось из-под снега. С высокой сосны сорвался снежный комок и бесшумно упал рядом с ними.

— Ни за сто… Мы не платить никогда никому…

— Мерзкий вор… Проклятый московит… Ни копейка… Нет. — послышалась в ответ гордое изречение потомков рыцарей. А затем проследовала длинная, ехидная иностранная фраза с многоразово звучащим словом фак.


— Три-и-шка! — главарь залез на рукотворную гору и недовольно отдернул за рукав щуплого — Подь сюда, божий человек. Ты деревенщина стоеросовая, пошто секреты выдаешь поганым? Представь, лиходеи согласятся и заплатят? Тогда придется их откопать и отпустить. Забыл правило — есть желание купить флажок, то всё — трогать их не моги — это закон. Они уедут, а мы останемся лес караулить с двумя гривнами. Где справедливость? Нетути! А так пусть сдохнут от жадности… — и им хорошо и нам больше достанется.

— Ух, зверь — ватаман, — восхищенно произнес Трифон. Затем повернулся к подельникам, сдернул шапку с головы и, прижав её к груди, виновато стал оправдываться. — Братцы, простите меня, ради Христа! Бес попутал. Заставил меня ляпнуть, не подумавши. — Он показательно стал накладывать на себя истинные кресты, громко приговаривая. — Иссуши меня, господи, до макова зернышка, лопни моя утроба, отсохни руки и ноги — порази меня столбняк! Не дай боже, чтобы ещё раз такое повторилась!

«Благородный разбойник» с раздражением заехал ногой по крыше кареты, затем нагнулся к засыпанным путникам и громко закричал. — Эй, вы! Басурмане проклятущие, козий чертополох! Я — вам ничего такого не сказывал! Ни про деньги, ни про флажок. И вообще, вы по-нашему не разумеете. Ясно!

Переговорщик огляделся по сторонам, стал выискивать недоброжелателей. Обратился к заваленным затворникам. — Смотрите у меня! — Он погрозил им кулаком. Свернул «задиристую» фигу. — На-кусь выкусите, вам, а не вызволение!

Активист в сермяжном зипуне быстро спустился со снежной кучи. Отряхнулся от снега. Лихо задвинул шапку набекрень. — Эх, накрутим хвоста окаянным немчинам. Так, братцы, давайте лучше подумаем, как будем убивать их. Я страсть как люблю вести споры про всякие казни, пытки и всё такое. — Я, вот, что предлагал намедни…

Мужики с деловым видом положив лопаты на снег, встали в кружок и как ни в чем не бывало стали обсуждать «свои скромные дела».


— А чего тут думать, давайте их водой ледяною зальем, сразу же предложил чернобородый гигант в овчинном полушубке. Он громко перебил последнее предложение Тришки. — Я видел прорубь, тут недалече. Ведра у нас есть. Дырку в крыше пробьем, да зальем их водицею студеною. Часа через два — три сосульками станут.

— Нет… — Тришка протянул недовольно. — Так дело не пойдет! Лопни мои глаза — живот прах возьми. Эточа дельце хлопотно и долго… Уморимся, как лошадя в пахоту: Нужно к речке бегать. Водицу таскать. Ждать когда немчура окочурится. Это жа, так, Кузькина Матрена, мы прокопаемся до позднего вечера. А хочется-та побыстрей… — Спорщик красноречиво развел руками. — Давайте лучше обсудим, догаду которую я вчерась умыслил…

— Трифан, щуплый дрын! Чево застрял, дубина! Поменьше мысли, поболе дела, — Ванька Разбойник недовольно сдвинул брови. Злобно оскалился в сторону худобородого болтуна, красноречиво показал ему желтые зубы. Мотнул головой в сторону проруби. — Хватит рожу воротить! Разворачивай лапти, хватай ведра, да бегом к реке!


Затворники из снежной темницы услышали, как подошла ещё одна группа людей.

— Здорово крещеные, — прозвучал низкий голос. — Пошто, тут копаетесь? У нас с вами дел — непочатый край… А они перерыву устроили.

— Да, вот мыслишки кидаем, чаго с немцами делать? — бригадир снегозакидочной группы произнес тягуче на распев.

— Да, пес с ними! Давайте удушим их дымом, — чернобородый мужик «с ходу» внес дельное предложение. — Токмо я так разумею… — Разведем костер вокруг кареты. Покидаем туда сырых веток. Дыма внутря нагоним. Они быстро удохнут от него.

— Ну, вот! — «любить острых рассказов» в зипуне вовремя затряс пустыми ведрами, привлекая к себе внимание. После чего стал недовольно критиковать «свежие идеи» коллег.

— Сгори моя изба, сгинь последняя животина! Этоть, что опять полдня ходить-бродить по лесу? Топориком махать? Молоденьки ветки рубить, таскать их к карете?

— Охо-хо, недовольно запричитал Трифан. — Окаянная эта работушка. Даже ноги дрожжат чёй-то. Язык и тот не ворочатся, хоть и не робил им. Я вот, что все-таки мыслю…

— Тришка, рас тудыть твою шапку через лошадь в огород! — главарь выругался и замахнулся на «генератора идей» лопатой. — Перестань языком трепать! Немедля бросил ведра, схватил топор и метнулся рубить ветки.

— Ладно — ладно, — несостоявшийся неформальный лидер, смущенно опустив голову, побрел в сторону леса. — Я завсегда так — как ватажка решит, так и буду делать. Хотя мое предложение было самое дельное.


Вдалеке донесся топот копыт. К «работягам» подъехал всадник.

— Ванька, мать твою за ногу! — Он сразу недовольно начал высказывать атаману. — Пошто, вы тут скрытничаете?

— Вон, немчуру перевоспитываем. Развлекаемся.

— Какое, к чертям собачьим развлечение? — конь приезжего недовольно «пританцовывал». — Тебе ведомо, что через час КАРАВАН!!! появится, как с крыши свалится? А у тебя — лиходея, дорога до сих пор не чищена. Ох, Ваня! Не балуй! Допрыгаешься ты со своими соколиками — душегубами — пожалуюсь я Пехоте на тебя. Вспомнит он все твои разбойные выходки. Так вспомнит, что мало не покажется! Давай, бросай все развлечения. Делу время, потехи час. Быстро доделай работу, а потом безобразничай сколько душе угодно. Оставь иноземцев на время. Флажков нет. Страховки нет. Всё равно к вечеру окочурятся.

— Эй, русс! Велл! Хорош мужик! — жалобно донеслось из под снега. — Ми, это… как этто… по-вашему… согласен платить… мани… флажок… покупать — только откопай… оупен… сноу… Плиз.

— Двь… — Иван поперхнулся. Сделал паузу, прочистил горло, а затем обернувшись в сторону закопанных, весело на весь лес прокричал. — Три гривны!

— Окей. Согласены… Есс… Фри… Мани… Гуд!


— Видишь, я был прав? — всадник не прекращал выражать недовольство, торопливо обратился к атаману. — Уже согласны. Так, что подождут твои пленники — никуда не денутся. Ванька, торгаш ретивый, быстро бросай все дела и немедля выгоняй мужиков на дорогу. Время не ждет — караван скороча. Так, что не буди лихо. А с этими потом разберешься.

К удивлению иностранцев разбойники, бросив свою добычу, схватили лопаты и с остервенением начали чистить дорогу. Через час сквозь небольшую щёлку в окне они увидели длинный караван, который на большой скорости двигался в сторону неизвестной деревни. На каждой повозке был прицеплен оранжевый флаг. Звонко звенели бубенчики. Возницы громко покрикивали на лошадей. Дополнительно возле каждой телеги скакали всадники в оранжевых жилетках. Саней было много. Тати растянувшись по дороге в цепь, словно почетный караул замерли — «охраняя дорогих гостей».

А еще через час, заплатив шесть гривен и нацепив два оранжевых флажка — по одному с каждой стороны кареты, «счастливые путешественники» охраняемые СТРАХОВКОЙ «от всех бед и напастей», «с двумя степенями защиты» продолжили свой путь по намеченному пути.

Глава 4

Ранее, зимнее утро в Москве. Солнце ярким блеском отражается от крыш, прикрытых толстым слоем снега. Он искриться и набухает высокими шапками на всех крылечных выступах, на маковицах церквей, на деревьях и зубцах Кремлевской стены, на вывесках торговых балаганов и шалашей, на острых прорезных кровлях боярских теремов. Громко, по-молодецки, с переливом звонят колокола собора Михаила Архангела. Эхом им отзывается башенный бой Фроловских часов, а вслед за ним заливаются веселым, грудным перезвоном тысяча серебряных голосов множества колоколов московских церквей, часовен, монастырей. Высоко поднимают свои главы православные храмы. Ярче всех выделяется затейливый собор Покрова Богородицы.

В Китай-городе, самой заселенной части стольного града, просыпается торговый люд. Дома, те, что стоят недалече от стены, толстозады, лупоглазы. Слюдяные оконца, хвастливо подняли гребешки крыш, а на наличниках, карнизах узорчатая резьба, разукрашенные петушки, маковки. Сдобно пахнет хлебным дымком: топят печи.

По скрипучему синему снегу к торгу тянуться первые купцы, открываются лавки. Груженые обозы, гуськом продвигаются в город, к раннему базару. Сменяются караулы усталых стрельцов. Через мост бредут пирожники, несут лотки завернутые в дерюжины и короба. У реки под навесом кузнецы перекрестившись, раздувают горны. Торговая площадь постепенно заполняется народом.


Торговая сеть «Таганово — чудо товары на любой вкус!» — крупными буквами написано на рекламной вывеске, висевшей над входом в новую большую лавку «кумпании» купцов Коробейникова и Воронцова. Только, что открытый «сказочный», расписной терем — павильон радует взор горожан витиеватыми кружевами по дереву, узорчатой резьбой, позолотой, причудливыми цветными узорами. Всё сияет и блестит новизной. Пахнет легким морозцем и свежей древесной стружкой.

На крыше торгового заведения, возвышаются небольшие разноцветные купала — башенки — смотрильни с затейливыми флюгерами и оранжевыми флажками. С одного бока «торгового комплекса» пристроена маленькая часовня с колокольней, на которой присутствует миниатюрный серебреный колокол. С другой стороны «сказочных хором» выделялся макет ветреной мельницы с вращающимися от ветра лопастями. Раскрашенные в разные цвета слюдяные оконца, обрамленные резными ставенками, весело смотрят во все стороны. «Причудливый», резной дом ограждает «чудотворная» кованая решетка. Каждое звено которой являет собой «железную паутинку» с диковинными, красочными узорами.

Резные ворота торгового дома открыты. Громкая музыка, песни и веселые крики скоморохов зазывают уважаемую публику подняться на расписанное кружевом крыльцо с вызорочными решетками и пройти внутрь для знакомства с продукцией Тагановских умельцев.


Внутренняя часть терема — торгового помещения представляет собой экспозицию богатой заморской гостиной. Стены по-заграничному обтянуты дорогой тканью с разноцветными, диковинными узорами. На них висят чудо — диковинные картины в позолоченных рамах изображающие море и корабли. Изысканная мебель расставленная по углам, создаёт ощущение легкости и комфорта (Резные, покрытые лаком столы, фигурные стулья, кресла, кровати, расписные сундуки, и даже новинка сезона небольшие тумбочки с открывающимися дверцами). На длинных прилавках застеленных белоснежными скатертями лежат большие (А2 формата — 42 см. х 59 см.) красочные картонные каталоги. Внутри них изображены картинки, презентующие изделия и товары Тагановских чудо — мастеров. Ниже изображений указаны цены в рублях. В скобках показаны цены с доставкой на дом. За быстроту доставки отвечает третья колонка. Стоимость на предоставленные в каталогах «сказочные товары» очень… очень высокие. (Примечание автора. А цены на эксклюзивные товары «с доставкой из будущего» были «безумно» высоки).


Посмотреть на новые, доселе невиданные диковинки, представленные в «Торговом уни-квази-супер-турбо-vip павильоне» собралось большое количество зевак. Со всех сторон было слышны оханье, аханье, и другие соответствующие моменту красочные высказывания.

— Зер гут! Шин! Ихь бин бэгайстэрт! — два иностранца восторженно проявляли свои чувства возле одной из картин.

— Этто есть, великолепно! — громко, на всю лавку восхищался длинный, похожий на оглоблю иноземец. — Этто отшень карашо. Колосаль! Чувствуется рука настоящий мастер! Я узнаю облик родной Голландия.

— Эй, энтшульдигунг, — его друг обратился к молоденькому продавцу — консультанту в зале. Он ткнул рукой, в сторону красиво оформленной таблички, висевшей недалеко от произведения. На ней было написано большое четырехзначное число — 1649.

— Ихь фэрштээ нихьт? Я не понимай, эти шифра? Дарф их фраген? Это есть дата рождения художник? Или год создания картина? Или это-о подпись автор?

— Господа! — продавец был сама любезность. — Это цена, за произведение, в РУБЛЯХ!

— О, майн готт! Дас ист нихьт мыглихь! — гневно воскликнул недовольный голландец. — Шайзе! Што ви такой говорить? Фи! Это есть невозможно! Ви комт дас? Проклятый московский торгаш! Опять обман, опять воровство! На каждый наш шаг, в этот дикий, дикий страна, город, рынок, повсюду!

— Дас ист зер тойэр!!! — друг мгновенно поддержал своего товарища. — Отшень, отшень… Дас ист цу… дорого и всё плёхо! За такой старый, потертый и найн красивый рисунок. Эс тут мир ляйдэр. В этой мерзлый, север страна, никогда, не уметь… гут рисовать! И совсем найн не понимать, искусства.

Воздыхатель прекрасного резко отвернулся от поблекшего творчества. Дернул соратника за рукав. — Олбрих, тавай, шнеля, идём. Это есть отшень, отшень плёхой лавка. Тут, опять, обман и нитшего брать.


— Без ума торговать — только деньги терять, — Прохор недовольно тряс головой, рассматривая рисунки в одном из каталогов. — Бяда с тобой, Ляксей! Слыхал! Вся Москва о нашей затее только и звенит. Прогорим мы с тобой! Как есть прогорим. Пропадут наши денежки! Как пить дать — пропадут! Вот, скажи, разве можно не видя товар «в живую», его продавать по таким ценам? Ну, поглядит честной люд на красивые картинки несуществующих товаров, в этих аляпистых… книжонках. Увидит их безумную стоимость. Посмеется над нами и, что далее? Как можно предлагать и определять цену тому, что даже не создано ещё, а только нарисовано на бумаге? Вот, например это красивое ожерелье из бисера. На картинке оно ничего… а в живую как выглядит? Его же надо покрутить в руках, повертеть, примерить в конце концов. Да и смогут ли твои мастера такую красотищу создать? А если покупатель закажет их несколько? Не приведи Царица Небесна! Мы же потом от него ни крестом, ни молитвой не оградимся. Верно, в народе говорят — поросёнка в мешке не купишь. А хороший товар его взглядом обласкать надо.


Купец недовольно почесал бороду. Протер ладонью глаза. — Эх, беда, беда… — что текучая вода. Борода выросла, да ума не вынесла. Уж лучше бы ты ещё одну лавку открыл по продаже таганофеля и таганосы. Вот товар, который люб народу, за которым очередь стоит, и заказы на неделю вперед принимаются. А это, что? — Прохор дошел до последней страницы, увидел мелкий текст. Он приблизил каталог к глазам и стал читать медленно, как будто по слогам…. — Реклама. Для анализа потребительского спроса и ценоопределения изучаем интерес на стальные таганозди разных размеров. Заказ принимается от одного пуда в одни руки. Первым покупателям скидка от общей цены в пятнадцать процентов.

Коробейников удивленно пошамкал губами. Выразительно заморгал глазами. — Ну, и что это? Где это видано, чтобы какие-то гвозди на вес покупали. Глупость всё это, сказки. — Он недовольно почесал затылок. — Ты ещё предложи слюду для окон назвать какой-нибудь тагано-магано слюдой и начни её пядями с кувырком продавать. (Примечание автора. Старая русская мера длинны… пядь с кувырком — расстояние между концами расставленных большого и указательного пальцев с прибавкой двух суставов указательного пальца — примерно 27–31 сантиметр).


— Я так и поступил, — невозмутимо ответил Рязанцев. Он гордо поднял подбородок и торжественно произнес. — Этот товар непревзойденных тагановских умельцев носит название не какой-то, там… — тагано-магама слюды, а тагановское листовое стекло. И размеры у него для желающих расстаться с большой суммой наличных будут начинаться от аршина «с прискоком». (71 сантиметр) Ну, и выше… — Как будто от назойливой мухи отмахнулся «Супер продавец».

— Ась??? — удивлению Коробейникова не было предела. От неожиданности у купца задергался левый глаз, как будто туда попала песчинка. Умильно приподнялись брови. — Где же ты возьмешь такую огромную слюду? Небось, нет таких кристаллов, даже в окнах царских палат?

— Зря расстраиваешься, Прохор, — Рязанцев беспечно потер ладони, абсолютно не понимая переживаний компаньона. — Выкрутимся как-нибудь. Если не дай бог, кто закажет, пойдя на сумасшедшие расходы, в чем я сильно сомневаюсь — то мы аккуратно упакуем изделие в ветошь, перевяжем бантикам и привезем.


— Так, вот почему огромные цены! — Прохор наконец-то догадался странному ценовому образованию на товары и изделия из Таганово. — Постой, но тогда зачем такие суммы выставлять за товар, если все равно никто ничего не купит? Докука?

— Понимаешь, Прохор, есть такое иностранное слово имидж! У других нет того, что есть у нас… Но! Только за очень… ОЧЕНЬ большие деньги!

— А, я понял! Это опять из россказней про самый большой амбар и Датскую королеву. — Коробейников, широко открыв рот, посмотрел на умалишенного странника. — Эх, Ляксей заплатить такие деньжищи за постройку чудо лавки, за аренду земли, за разрешение вести торговлю и многое другое и всё ради того, чтобы иметь какой-то имидж.

— Тьфу, — Коробейников сплюнул в сердцах. — Явно ты не путёвый. А я ещё непутёвее, раз влез с тобой в эту забаву.


В торговый зал громко споря, шумной толпой ввалились купцы. Люди толкая друг друга активно пробирались к хозяевам.

— Вот они, эти воры, мошенники! — закричал один из них. Приземистый, скуластый, седатый он страшно корчил лицо. — Где это видано, что бы такое изготавливали и продавали? Не бывает этого! Пустые хвальбишки несёшь на всю Москву. Торгуешь у кукиша мякиш!

— Ну, что я тебе сказывал? — Прохор произнес настороженно, вполголоса обращаясь к страннику. Он не спеша оглянулся и стал потихоньку отходить к стене.

— Люди добрые! — Рязанцев попытался вразумить приближающуюся толпу «долгожданных, оптовых покупателей». — Всё, что указано в каталогах — всё, правда. Это продаётся, но только в том случае, если вы готовы заплатить указанную сумму.

— Лжец, смутьян! — низенький, пузатый, как бочка купец прокричал навзрыд в пегую бороду. — Ирод, дуришь православных! Языком метёшь, как метлой машешь. Более того! — Лицо мужика покраснело. Глаза выкатились от напряжения. — На словах, как на гуслях, а на деле, как на балалайке играешь! Нет таких зеркал, которые ты продаешь в своей лавке — не делают их даже за границей. Кто-нибудь видел или слышал про такое диво в длину более двух аршин!!! Нет, никто! Значится, ты лжец. Хватай его, братцы! Бей, супостатов! Громи лавку!


Вояжер резко оттолкнув наседающих мужиков, залез на прилавок. И с высоты своего положения закричал, — Чтобы, доказать, что я лжец нужно сперва заплатить деньги. Люди добрые, оплатите покупку, и будет вам зеркало!

— Ах, ты лиходей! Ах, ты анчихрист! — Наседавшие стали переглядываться. — Дык где же мы возьмем такую прорву денег, что бы доказать твое притворство! Это же цельных шестьсот рублей!

— А за быстроту доставки из Таганово — ещё триста! — странник произнес ехидно. — А если хотите забрать прямо сейчас, то ещё сто!

Все напряженно замолчали. Услышанная сумма потрясла людей.

— Ах, ты, вор ненашенский! — донеслось удивленно из атаковавших рядов. — Скажи-кась на милость! Вот оно, каки дела! Слыханное ли дело! Это же почитай тысяча целковых серебром! Откуль у православных такие деньжища, да ещё за простое зеркало? Разве, что у бояр или у царя в сокровищнице?

— Ну, раз нет — так и суда нет, — странник явно играл на публику. — И попрошу заметить — это не я лжец — это, у ВАС, уважаемые покупатели — нет денег! Так, что приходите, гости дорогие, в другой раз за диковинкой, когда накопите указанную сумму. А пока… Не загораживайте проход для других покупателей! Дайте обеспеченным клиентам спокойно любоваться изделиями и делать заказы.


Рязанцев лихо спрыгнул с «постамента». Отряхнул помятую одежду. Молодецки поклонился с вытянутой рукой, пародируя Жоржа Милославского из известного кинофильма Гайдая про Ивана Васильевича. — До свиданья! Все свободны.

Горожане расстроившись, что не удалось наказать проходимца, лгуна и обманщика начали недовольно роптать. Сплевывать, раздосадовано махать руками, в суи упоминать нечистого. Прохор расслабился. Наконец-то он выдохнул и даже позволил себе улыбнуться. Втихарясь перекрестился. — Пронесло, слава тебе, Господи!

— Уважаемые посетители! — Рязанцев продолжал активно кричать на «Всея Ивановскую», поверх купеческих голов. — Тот, кто определился с покупками, подходим — рассчитываемся — не стесняемся. Есть такие, кто готов оплатить товар?


— Я, готов оплатить!!! — худущий человек, похожий на скелет обтянутый кожей, внезапно вышел из толпы и поставил на прилавок набитый чем-то, тяжелый мешок. В нём отчетливо звякнули монеты. Он самодовольно оглядел присутствующих зевак. Заложил важно за пояс, длинные как у водяного, пальцы рук.

Глаза у неизвестного покупателя были колючие, бороденка помелом, и сам он не то Кощеев брат, не то Кощеев дядя, сразу и не разберешь!


— Всё как оговорено в вашей книжонке! — его лицо оскалилось в «доброй, приветливой улыбке», змеей скользнувшей на тонких губах. Она сморщила крючковатый нос посетителя и открыла несколько уцелевших во рту желтых клыков. — Шестьсот рублей за чудо-зеркало, плюс четыреста за немедленную доставку. Нусь, чего зубы скалишь?

Он прищурил маленькие, хитрые глазки, обращаясь к путнику. Величественно приосанился, погладил сивую окладистую бороденку на груди.

— Похвалялся в книжонке? Похвалялся! Так шо вынь да положь! Неси давай, ерой, чудо-зеркало размером более двух аршин! Не томи честной народ!

Все присутствующие в лавке замерли, недоуменно перевели восхищенный взгляд с мешка с деньгами на Рязанцева.

— Есть всё-таки справедливость на белом свете, — раздался чей-то негромкий ропот в притихшем помещении.

«Лучший продавец года из будущего» неуверенно сделал два шага назад, пятясь к двери в сторону подсобного помещения…

— Опаньки! — пронеслось у него в голове. — Вот так, сюрприз!


— Прохор, быстро считай деньги! — странник хитро подмигнул одним глазом Коробейникову. — Веди счет правильно, смотри не сбейся, а то вдруг пересчитывать придется! Такой «уважаемый» клиент не должен ждать долго. А, я — на склад, за зеркалом, быстро. Там, оно, под товаром, лежит несчастное, заваленное, в самом низу дожидается своего единственного покупателя. Досчитать не успеешь, как принесу!

— Один рубль, два рубля, три рубля… — Коробейников не спеша начал считать огромную сумму. Он подробно рассматривая каждую монету, не торопясь перекладывал деньги из одного мешочка в другой. Руки у продавца тряслись. По спине предательски бежали капли пота. Он тяжело выдыхал воздух, как будто надувал тягучий воздушный шар.

— Вот, тебе раз! А, денюшка-то, гнутая, — купец приблизил к лицу очередную монету и стал внимательно её рассматривать. — Небось грызли чем или скребли? Прохор, выпрямился и взяв паузу с вопросам обратился к покупателю. — Поменять бы надо?

— Не учи сороку плясать вприсядку! Ладные монеты! — «vip клиент» нахмурившись, сделал шаг вперед и строго свел брови. — Считай, давай — не отвлекайся! — Из-за его спины, отодвигая зевак, грозно выступили и оскалились два здоровенных холопа каждый чуть не в сажень ростом и пудов восемь — десять весом.

* * *
— Вот, Джон Клуни — настоящий красавец и сердцеед, а ты — непонятно, что! — Рязанцев стоял в ванной комнате, и придирчиво рассуждал сам с собой, параллельно растягивая руками кожу на щеке. Он внимательно осматривал своё заросшее лицо в небольшое зеркало, висевшее в ванне. Склонил голову набок, покрутил из стороны в сторону, приподнял к верху.

— Черты лица у «амирикозовского» актера правильные, морда добрая, даже симпатичная… Взгляд такой, тягучий — девчонкам нравиться. А у меня? Не то не се, ни рыба ни мясо — так себе. — Он глубоко вздохнул. — Ну! И где мне срочно достать или купить такое зеркало? Где его взять, сейчас? Да ещё — большого размера? — Алексей намочил руку под краном и провел мокрыми пальцами по глазам. — Так, это что? — Он пригладил локон волос торчавший на голове. Провел рукой по заросшему подбородку.

— Надо бороду привести в порядок! Причесать. Подкрасить. А то лохматая стала — как мочалка. И вообще, что-то в последнее время она стала надоедать мне. И сбрить нельзя и укоротить до «голливудской» как у Джона Клуни непозволительно. Ох уж эти старорусские традиции: Мужик без бороды не мужик! В бороде вся мужская сила и естество! Даже разговаривать с тобой не будут, не то, что деловые вопросы решать если ты без бороды.

Холодная вода, из под крана, немного взбодрила. Подравнивая заросшую бородку, Алексей умиротворенно подмигнул собственному отражению в зеркале. Леший из сказки молча подмигнул в ответ.

……

— Сто двадцать четыре рубля, сто двадцать пять рублей серебром… — Коробейников с чувством, с толком, с расстановкой как заправский чтец, во весь голос полностью проговаривал цифры. Он не торопясь продолжал пересчитывать монеты. Устало вздохнул. Почесал нос. Покряхтел. — Вот, кстати помню, намедни был интересный случай, пришла ко мне как-то купчиха Роднова. Хотела егоза купить кой какого товара. В аккурат пришла — к закрытию лавки…

— Ты, давай поменьше болтай — поболе делай! — покупатель резко рявкнул и ощетинился как потрёпанный пёс. Белесые глаза его часто заморгали. Он гневно стукнул по прилавку и численность его охранников увеличилось до четырех. В руках мордовороты держали увесистые дубинки, готовясь применить их по назначению.

……

— Как назло! Ни одной толковой мысли, — путник зашёл в спальню и начал заправлять разобранную кровать. — Времени на решение возникшей проблемы у меня предостаточно. — Успокаивал он себя. — А, вот время на доставку товара я определил слишком маленькое. — «Продавец эксклюзива» корил себя за необдуманное, глупое поведение. — Хотел не спеша заняться рекламой редких диковинок, изучением спроса, ценообразованием. А тут раз — и покупатель… Эх, ма! Длительность надо было увеличить сразу до полугода — года, а лучше совсем отменить. А то загоняют меня — доброго молодца на заказах «бяки покупатели»… — как последнего курьера. — Рязанцев расправил простынь. Смахнул крошки с постели. — Вот ведь, хорошая мысля, а пришла как всегда опосля! — Путешественник взбил подушку и требовательно осмотрел натянутое «стрункой» покрывало. Придирчиво провел рукой по ровной поверхности. Складок и неровностей не было. — И цены на изделия надо повысить раза в два — три. Нет, лучше в пять!!! А то ишь, стали богатыми! Денег куры не клюют! Образцы на витрину выставлять не успеваем! — Алексей продолжал «самобичевать» себя. — «Товар уходит прямо с колес», с «ногами и руками отрывают»! Нет! Скажите ка, люди дорогие! Откуда «у простых москвичей» того времени, столько денег? Да, не ожидал я такого подвоха от них! А ещё земляки… — Эх!

Рязанцев закончил заправлять кровать и перешел к письменному столу. Начал аккуратно расставлять бутыльки с лекарствами, не торопясь складывать книги в стопку. Сложил ручки с карандашами в подставку. Завершил уборку. Задумался. Нежно погладил ладонью столешницу. Наконец-то в «туманной» голове мыслителя появилась «свежая» идея. — Ладно, время идет!!! Не отвлекаемся. — Скомандовал он себе. — Сосредоточились. Живо открываем портал. Идём в магазин, выбираем и покупаем зеркало нужного размера. Всё просто! Как дважды два. Марш, марш вперед, побежали.

Алексей резко развернулся к стене свободной от мебели, открыл портал. И тут же остановил себя. Закрыл временной проём. — Стоп! Отставить! Нельзя в магазин. Не могу я внезапно появиться в торговом зале неизвестно откуда! Да ещё в старорусской одежде и главное с такой мочалистой бородой!!! Сразу заметят. Там, помимо покупателей с продавцами, камер понатыкано, каждый метр просматривается. И охранники «круги наматывают». Даже если произойдет чудо и они не заметят моего неожиданного появления… — пока буду искать изделие по размерам, покупать, оплачивать, упаковывать, тащить в безлюдное место — могу не успеть. Этот вариант отпадает. И что теперь делать?

— Неувязочка! — Алексей задумчиво повертел головой, осматривая квартиру на предмет нахождения в ней больших зеркал. — Где же взять это «чертово» зеркало? И главное — быстро!

……

— Триста сорок семь. — Прохор задумчиво тряс рукой, держа очередную серебристую монету. Он делал вид, что забыл следующее число, идущее за названным. — Сорок семь… Семь… Се-е-мь…

— Триста сорок восемь, — кто-то многозначительно кашлянул. Нетерпеливые покупатели любезно подсказали ему следующую цифру.

— Точно. Правда ваша, люди добрые, — купец счастливо выдохнул. — Триста сорок восемь. — И деньга, блеснув белой искрой, скатилась в соседний мешок.

……

— Дома у меня такого зеркала нет! — Время резко ускорилось и понеслось лавиной в его голове. Путник нервно стал искать выход из создавшейся тупиковой ситуации. Он не останавливаясь стал мерить кухню своими шагами. Скрепил руки в замок, вытянул их. Развел в стороны. Начал хлопать себя ладонями по бокам. — Может взять в квартире у кого-нибудь из знакомых или друзей? Точно! — Рязанцев остановился на половине очередного шага. Замер, прокручивая в голове все возможные варианты. — Так! У Татьяны Сергеевны — нет, у Кормилина — тоже нет, у Власова — тем более…. У Пашки не то, что зеркало — у него даже квартиры нет. Далее, быстро «пробежимся» по соседям… У Глебова со второго этажа, он мне двести рублей должен — нет… У лысого Вадика с пятого… — пока ему насос от велосипеда не отдам — тоже ничего не будет… У безымянного «жирика» справа по площадке? Ему я вроде ничего не должен, как и он мне… — у этого «хвоща» вроде нет. Да, и он сейчас квартиру продаёт, а его самого дома нет — точно. Хотя, стоп!!! Вроде, в прихожей у него висело какое-то зеркало и даже довольно большое. Ну ка, ну ка. А вдруг он квартиру с мебелью продаёт? — Алексей подбежал к тумбочке, начал копаться в содержимом внутренностей, нашел рулетку. Открыл портал в прошлое, а оттуда перешёл в квартиру соседа. Стал глазами осматривать жилплощадь. — Так, коридор… Входная дверь… Полки… Гвоздь под зеркало… Где зеркало? — Квартира было девственно пуста.

……

— Пятьсот «шишнадцать» рублей серебром, — голос Коробейникова звучал все медленнее и тише. Он стёр рукавом пот обильно стекающий со лба. Взволнованно закусил нижнюю губу. Недолго помолчал, восстанавливая дыхание. С надеждой поглядел в сторону выхода ведущего в подсобное помещение. — Пятьсот семнадцать монет в серебре… Цельных восемнадцать целковых после полста… — Купец продолжил счет, стараясь придать своему голосу твердость и смелость.

Обстановка в лавке накалилась до предела. Присутствующие всё чаще стали оборачиваться, недовольно переговариваться и бросать недобрые взгляды в сторону двери, что вела в кладовую. Люди явно начинали беспокоиться и что-то подозревать.

………

— Да, блин! — расстроенный путешественник выругался и с силой ударил ладонью по ободранной стене. — Да, что же, так не везёт! — Он стал метаться по комнатам. Заглянул даже в ванную. Всё то же. Везде были голые стены, и одинокие пластиковые окна. Алексей зашел в последнее помещение квартиры — детскую. Там находился большой, встроенный шкаф, частично перегораживающий задней стенкой всю комнату посередине. Он как бы служил перегородкой и делил комнату на две части. Обойдя его, «несчастный искатель» увидел… Что одна из створок является зеркальной! Да!!! И не просто зеркальной, а полностью состоящей из одного большого, целого ЗЕРКАЛА.

— Ей-хо! — громкий крик радости «гулким эхом» пронесся в пустой квартире.

Странник быстро достал линейку из кармана, замерил доселе невиданное, уникальное и главное!!! — так вовремя изготовленное Тагановскими чудо мастерами «уникальное изделие». С пылу, с жару размер готового образца даже превосходил заказ покупателя и составлял полтора на два метра. Недолго думая наш герой «ломанулся» разбирать деревянную створку шкафа, освобождая такую долгожданную, такую «бесценную» находку.

* * *
Четыре женщины тихо переговариваясь между собой, парами ходили по недавно открытому торговому павильону купцов Коробейникова и Воронцова.

Первая пара, молоденькие подружки, зашли в лавку с явным желанием с кем-то повстречаться, а может быть даже и поговорить. Они высоко поднимали головы, оборачивались, бросали взгляды по сторонам, постоянно выискивали кого-то среди многочисленных зевак. Только вот, кого?

Вторые двое — дамы в среднем возрасте, во все глаза присматривали за первыми. Да так, чтобы не дай бог, что-то не случилось али не произошло с этими «сопливыми» ветреницами, идущими впереди.

— Ахти! — недовольно роптала одна из опекунш. Высокая, костистая женщина, в темной одежде, как монахиня, сердито затрясла головой. — И чего только окаянные анчихристы не напридумывают на нашу несчастную головушку. А нашимкрасатулям лишь бы дома не сидеть по добру, да по здорову, на пяльцах не вышивать, времячко в молитвах, да песнопении не проводить. Носит их цельными днями не попадя где. Ужо мы умучалась все.

— И не говори, Аксинья, — полная, не высокая женщина поддержала собеседницу. — Истину напрямки молвишь. Прям бяда с ними. Одно глупство. Жития совсем нет. Поскорей бы, их что ли замуж выдали. Всё было бы поспокойней.


Сегодня, взбалмошным девчонкам пришло в голову посмотреть на новую чудо лавку купцов Корабейникова и Воронцова. Решили узнать, верны ли слухи о продаже в ней заморских диковинок. Совершив уже!!! три круга по лавке, они явно не спешили уходить. Вот и сейчас, молодушки остановились возле большой резной кровати украшенной розовощекими амурчиками. Спальное ложе было обрамлено витыми кистями, застелено белоснежным бельём, обустроено полупрозрачным небесно голубым балдахином. На кроватке изысканно расположились маленькие пузатые пуфики и дутые подушки.


Затейницы задумчиво рассматривали спальную композицию уже около пяти минут.

— Да, лепота! — Полина оглядела спальную композицию. Сладкие мысли шумели ветерком в голове. — Вот такая и должна быть мебель в спаленке. А если, ещё рядом с такой кроватью будет, тот синеглазый купец… То-о! Кстати, а где он? Почему не видать? Странный купчишка? — Лавка его! Товары тоже. Самого нет? Непорядок! Может быть узнал, что придём? И спрятался?

— Нет, — мысленно отвечала ей Настя. — Кровать как кровать. Ну, здорова, широка, пушна и не более. Ткань на ней, так видали и лучше. Размалёванная вся. Ничего особенного. А где же он сам? Куда подевался? Не видать, что-то милого друга? — При воспоминании о синеглазом красавце — незнакомце сердце влюблённой натуры сжималось и болело гнетущей тоской.


Очередной круг движения четверки по торговому залу заприметил степенный купец. Он внимательно осмотрел женщин. — Так, вспоминаем, что говорил Ляксей в этом случае. Дать клиенту хорошо ознакомиться с товаром. Не спешить обозначать себя. Пусть покупатель освоиться в лавке. Почувствует себя на своей территории. А ужо апосля…


— Ох, Аксинья, тяжко мне, в последнее время, — опекунша Насти тихим голосом продолжила жаловаться коллеге. — Переживаю обо всём. Девочка наша, кровинушка ясная, ласочка пушистая совсем перестала слушаться. Не разговаривает, таится, грубит, старой клушей называет.

— Ты права Матрёна, чада растут нынча быстро. Все-то им не угодишь! Вот, и наша Полина та ещё язвочка. У неё на неделе — семь пятниц. То одно, то другое. С младшей сестрой ругается, капризничает, маменьку не слушает. Вертится как юла. Сроду за ней, не углядишь!

Полина не слыша добрых слов о себе от своей наставницы, наконец-то оторвала задумчивый взгляд от кровати и пошла дальше. Настя как козочка, привязанная на веревке, медленно озираясь по сторонам, последовала за ней. Высокая блондинка сделав несколько шагов, с верху своего роста внимательно осмотрела весь павильон. Подошла и остановилась возле картины, где были изображены полуобнаженные матросы, гребущие в лодке по морю. Страдалица стала внимательно их рассматривать. Настя украдкой оглядела присутствующих, после чего также уставилась на картину.

— Вот, таким должен быть мой друг сердечный. — Полина оценивающе смотрела на гребца. Глаза её блестели. Ноздри трепетали. Губы от волнения покраснели. И потекли горячие, обжигающие мысли. — С большой смоляной, курчавой бородой, в плечах косая сажень, семь пядей во лбу… Такой, чтобы взял за сердце, прижал и не отпускал до самой смертушки.

— Картин понавесил, ирод! — мысленно отзывалась худенькая подруга. Одетая в соболью шубку, соболью шапочку, она гордо вздернула свой небольшой носик. Заморгала длинными ресницами. — Народу понагнал — тьма — тьмуща. Лучше бы прилавок поставил небольшой, как у всех. Да стоял за ним и ждал меня с нетерпением. Когда, я… то есть, мы с Полиной подойдем. Ну, и где же ты, где?


— Похоже, гости уже определились, — купец весело поднял голову. Радостно потер ладони. Потихоньку, с удовольствием про себя крякнул. — К этой картине они подошли уже в третий раз. Посмотрели на цену. Начали её обсуждать. В глазах и выражении их лиц появилась заинтересованность. Покупатели созрели. Необходимо подойти и обозначить себя как радушного хозяина, готового договариваться. Главное помнить о том, что про цену на товар и скидки (Слово то, какое поганое, тьфу, прости Господи.) необходимо говорить в самом конце разговора. — Коробейников принял решение, решительно поднялся с кривоногого креслица, как раз недавно введенного в моду Людовиком XIV и не спеша, словно подкрадываясь, двинулся в сторону покупательниц.


— Святые угодники! Богородице — диво! Вот, скажи, Матрена? — мамка Полины обратилась к собеседнице. — Чаго им далась эта намалёванная лабуда? Пошто, они к ней присохли? Им, что больше глазеть не на, чё? Небось срам один, да и только!

— Как я, тебя понимаю, — продолжила разговор воспитательница Насти. Она не придала значения возмущению соратницы в отношении картины. В голове у неё было другое. И на это другое она хотела пожаловаться. — У нашей Насти, тоже не все дома. Кровь молодая играет. Что гложет её, не понять? Вроде тоненькая, худенькая, стебелёк на луковице. Душа держится на одних косточках. Но ежели упрется, то всё! — Глазища свои огромные выкатит, губы сожмет и такие выкрутасы выбрасывает. Что аж но страшно становиться. То сохнет не понятно по кому, то белугой ревёт ночь напролет. А бывает ещё хлестче — в бега собирается или в монастырь.

— Твоя хоть спокойная, да тихая, — парировала Агафья. — А наша-то глупая — неразумная, да ещё здорова, как медведь! Рука, сильная, тяжелая, кость крепкая. Она у батюшки любимица, балует он её вниманием и подарками. Вот, она и делает, что хочет! Как нападет на неё грусть — тоска лютая, так начинает буянить. Вещи по всей комнате коромыслом летают, посуду бьёт, из комнаты выходить не желает. А намедни так её прихватило, что сенных девок за волосы оттаскала. И главное! То ей нравиться один ухажер, то другой, то третий. Бедную Аксинью — служанку уже до смерти загоняла по дворам женихов. Узнай там… сям про того… другого.


Девчонки закончив вздыхать над картиной, внимательно осмотрели присутствующих, и не увидев того кого искали, снова поменяли свое месторасположение. Теперь их привлекла оригинальная резная мебель. Они восхищенно осматривали предметы, потихоньку перемещаясь вокруг них кругами.

— О! Какой интересный молодец! — Полина украдкой бросила взгляд на стоявшего недалеко крупного парня в горлатной шапке, шубе, подбитой куницей и соболями. На боку у молодца висела кривая сабля в кованых, украшенных самоцветными камнями ножнах. Незнакомец был сложен на славу, от его широчайших плеч, высокой груди и всего его склада так и веяло богатырской, несокрушимой силой. Нос у него был с горбинкой, глаза карие. Красавец был чернобровый, с кудрявой смоляной бородой стелющейся по широченной груди веником….

— М-м-м, — застонала Полина и сжала руки в порыве чувств. — Ой! Ой! Глаза-то, глаза какие! Так и ест! Как он на меня посмотрел! О, ещё раз посмотрел! А он с охранниками? А это ещё, что за оглобля с ним? А, наверно сестра? Так, красавчик… смотри на меня! На ме-ня! — Она непроизвольно прищурила свои зеленыеЮ на выкате глаза и начала завороженно гипнотизировать красавца. — Интересно, кто таков? Так, куда пошел? Куд… куда все двинулись? О-о-о, остановились у очередной картины. Чичас мы тоже к ней подойдем.

— И где он? — мысли кудрявой подруги Полины текли по-прежнему в заданном направлении. Она поправила выпавший локон из под платка. Разочарованно шмыгнула носом. В очередной раз оглядела демонстрационный зал. Присмотрелась к изысканному столику на гнутых ножках, мысленно произнесла. — Спрятался что ли? Мы тут ужо несколько кругов сделали. Всё разглядели! Вон, добры люди ужо пялятся начали в нашу сторону! А синеглазика нет! Мог бы и выйти. Улыбнуться. Поговорить со мной… с нами. — Красавица поправила себя в очередной раз.


— Вам, хоть известно, по кому страдает ваша Полиночка! — Марфа вновь возобновила разговор. — А у нас это тайна за семью печатями. Слова с неё не вытянешь клещами. Я уже не знаю, что делать? То она страдает по случайному прохожему на улице, то в церкви ревёт не понятно из-за кого. А тут ещё как то учудила, прости господи душу невинную, в дохтура иноземного влюбилась, тьфу срамота. А сейчас кто у неё на очереди… я уже даже и ладу не дам.

— Ну и, что нам дало это знание. — Марфа уперлась и не захотела отдавать инициативу самой несчастной из всех воспитательниц в стольном граде. — От того, что мы знаем по кому кручиниться наша Полинка нам легче от этого не стало. И страдания наши не уменьшились. Вона, почитай, два месяца назад Алексашка Кузьмин засылал сватов. Всё у него есть: и богатство, и род знатен и борода как у козла. Ан нет. Взбрело ей в голову, что люб ей старший сын Терёхиных. Прогнали сватов Кузьмина. Стали ждать гостей от Терёхиных. Или от бояр Морозовых. Они тоже желают с нами породниться. Так только пока ждем, ей уже какой-то красавец купец приглянулся. Молодой, статный. Скорбит о нём. Говеет. Уперлась и не хочет думать о других. Уже и Пелагея Яковлевна с ней говорила и отец. А она всё ревёт до смерти и ни в какую. Так, что вот такие у нас горелые пироги!


— Сударыни, — к девушкам подошел бородатый купец. — Многие лета вам здравствовать! — Коробейников, взял паузу, как учил его Рязанцев. После чего улыбнулся и с достоинством произнес. — Я, Прохор Коробейников — хозяин этой лавки! Я вижу, что вы заинтересовались нашими товарами. Если, у вас при покупке возникнут вопросы, я с радостью на них отвечу.

— У меня! — Полина резко ответила купцу. — Хотим, чтобы на вопросы отвечал ваш компаньон.

— Тот, что… синеглазый, молодой, — Настена добавила, робко выглянув из-за спины подруги. Ёе темные глаза загорелись, румянец вспыхнул и побежал по всему лицу.

— Красавицы — боярышни, — Прохор склонил голову в извинениях. Еще раз, обласкав дорогих покупательниц улыбкой и взглядом, он продолжил. — К сожалению, это невозможно. Он сейчас очень далеко. Мой партнёр отправился за новым товаром. Скорее всего, вернётся в Москву через два-три, может быть четыре месяца. Но вы не расстраивайтесь. Я с радостью отвечу на все ваши вопросы.

— Ну-у-у, — протянула Полина. Она подняла голову и увидела, что молодец заинтересовавший её, выходит из лавки. — Тогда мы пойдем отсель. Вот возвернется, так сразу и зайдём в гости.

— Да, только так, — Настя поддержала подругу. Пойдем, пожалуй. — Девушки быстро повернулись и вышли из лавки.


— Странно, — подумал Прохор, глядя вслед несостоявшимся покупателям. — Это уже третий похожий случай за последние два дня. Наверное, надо об этом сказать Ляксею. — Он медленно поднял руку и задумчиво погладил подбородок. — Или не надо…?

Глава 5

Остров Ямайка.

Где-то в тенистом саду губернатора.


Солнечным январским утром по тенистой аллее цветущего сада, обрамленной подстриженными газонами, обсаженной благоухающими апельсиновыми деревьями не торопясь прогуливалась парочка гостей. Высокий, дородный мужчина в строгом английском костюме, сшитым по последней моде того времени, в пышном, тщательно завитом черном парике шел рядом, с миниатюрной женщиной двадцати-двадцати трех лет. На ней было ярко-зеленое атласное платье, расшитое серебренными и золотыми нитями. Широкие свисающие рукава были приподняты выше локтя, оставляя свободными прекрасные, белые руки. Шею очаровательницы прикрывали кружевные рюши. Каштановые волосы, завитые и слегка припудренные, очаровательно обрамляли её лицо. На голове у соблазнительницы была маленькая шапочка того же цвета, что и платье.


— Теперь и я признаюсь вам, милорд, — девушка произнесла милым, манящим голосом. — Вчера мне снилось, что я вижу вас окровавленным, раненным в правый бок, исколотым большим, отравленным ножом. Вы без сил лежите на земле и обильно истекаете кровью.

— Раненный, ножом? — аристократ недоуменно перебил рассказчицу и непонимающе уставился на неё своими пронзительными глазами. — Истекаю кровью?

— Да, именно так, милорд! — голубые глаза, очаровательной незнакомки пронзительно заблестели от яркого солнца. Она мило улыбнулась, показав чудесные белые зубки. Самозабвенно заломила руки. Чуть повернула лицо в его сторону. — И именно в правый бок.

Мужчина в замешательстве начал перебирать кудри своего черного как смоль парика. Он несколько смущаясь предстоящим объяснением, обдумывал, что бы сие сновидение, (К чертям собачьим!!!) значило от этой (Глупой простушки) безумно очаровательной и в то же время легкомысленной Дианы Фишер, которая являлось, ко всему прочему, племянницей Губернатора. В голову высокой особы абсолютно ничего не приходило. А девушка, начитавшись любовных романов, продолжала играть в тайны «Мадридского двора».


— Матерь Божья! — пронеслось у него в голове. Сладкая улыбка собеседника ещё раз чуть заметно скользнула по розовым губкам этой хорошенькой, молодой женщины. — Если бы не твои деньги и знатность рода. Если бы не родство с губернатором! То ты, уже давно бы… — Лавина пошлых мыслей сформировалась к голове обольстителя.

Диана не чувствуя «горячих» желаний «милого друга» с улыбкой протянула ему свои нежные руки. После чего, не отрывая восхищенных глаз от его восторженного взгляда, произнесла тихим голосом. — А, известны ли Вам, милорд последние новости, о которых украдкой говорят в доме губернатора. — Заговорщица хитро приподняла красиво очерченную бровь. Её улыбка была полна очарования.

— Хочу, Вам признаться, дорогая мисс Фишер, что в этом городе я первый узнаю все новости. Всё таки я представитель генерала-губернатора колоний его Величества. И мне положено знать всё первому!

Да-а!!! — чаровница широко открыла свои небесно синие глаза, захлопала длинными ресницами. Чуть-чуть подняла прелестный, вздернутый носик.

Взгляд «голодного майского кота» просто испепелял девушку. — «Мысли о пахотном желании» на мгновение замерли, а затем «облабзав» точеную фигурку многократно усилились и пошли рисовать картины по второму кругу.


— Но, значит, Вам тоже должно быть известно, милорд… — «страстная натура» зашептала возбужденно. — Известно ли, Вам, это? О, если Вы, уже знаете, эту новость… Скажите — так ли это, скажите… Скажите, мне! Всё-таки, что? Что, Вы думаете, про это? Ведь, это же чья-то тайна? — Диана выпалила водопадом ворох вопросов. После чего притихла. Подняла своё прекрасное лицо и с мольбою в глазах, стала ожидать ответы.

— Право, не знаю, чем Вам ответить на Вашу заинтересованность… — собеседник прищурил глаза и задумчиво отвёл их в сторону. — Даже не уверен, могу ли я здесь говорить о таких важных и конфиденциальных событиях! И уж тем более раскрывать их подробности. По крайней мере, сейчас!

— Интересно, что же она узнала, такого? — на лице обольстителя промелькнули редкие морщинки заинтересованности. — И всего-то на два дня отлучился из города? А уже «такие страсти» гуляют по губернаторскому саду.

Красавица не дождавшись объяснений, отвернулась от собеседника и стала внимательно смотреть вдаль, сквозь листву апельсиновых деревьев, оградой окаймлявших аллею, на блестящую гладь огромной бирюзовой бухты, на лазурной поверхности которой покачивались стоящие на якорях суда. За входом в бухту раскинулся бескрайний, сверкающий золотом океан. На мгновение девушка задержала взгляд на небольших, растрепанных облаках, низко плывущих над землей. Покачала головой и вернула свое внимания собеседнику.

— Хорошо, я расскажу Вам эту новость по секрету, хотя давала обещание молчать, — Диана поднесла палец к губам. — Но, помните — это не моя тайна! И я обещала никому о ней не говорить!


— Простите, сударыня, — собеседник принял условия игры в тайных заговорщиков. В голове у него бушевал ураган страстей. Ему было безумно интересно героем, какого романа он сейчас выступал? «Рыцарь плаща и шпаги» понизил голос и медленно приблизился к девушке. Легонько приобнял её.

— Но всё, же я вынужден призвать Вас к осторожности! Мне кажется, здесь неподходящее место для того, чтобы раскрывать чьи-либо секреты. Это, может быть опасно!

— Да, Вы правы, — плутовка покраснела. Её дыхание участилась. Небольшая грудь приподнялась от волнения. Она внимательно осмотрела аллейку. Легонько отстранилась от воздыхателя. После чего приняла жесткое, волевое решение. — Давайте перейдем, вон к тому дереву. Там, нас никто не увидит!

— Разумеется, раз Вы настаиваете — так и сделаем, — вельможа по выражению лица молодой девушки понял, какие переживания происходят у неё в душе. Он улыбнулся своим мыслям. Чуть наклонился в обозначенную сторону. — Там, действительно удобнее и безопаснее. — С этими словами «озабоченный» кавалер, осторожно взял за руку заговорщицу, и легонько потянул её к ближайшим кустам. Вслед ему раздался рассерженный вопль «А-рра, арра» большого красно-зеленого попугая, получившего за этот крик свое гордое название.


Заговорщики прошли до деревьев расположенных возле небольшого фонтанчика, устроенного в виде пучеглазой раскрашенной рыбы.

— Вы, наверное, уже слышали про этого удачливого красавца корсара — капитана Хейлли? — колокольчиком зазвенел тихий, серебристый голос Дианы. Лицо девушки вдруг просветлело и залилось лихорадочным румянцем, взволнованный взгляд открыто устремился навстречу дружескому взгляду собеседника.

Обольститель чуть встрепенулся, насторожился, у него слегка вздрогнули губы. — Нет, а кто это?

— А, напрасно! Знаете, этот молодой, но уже прославленный и уважаемый моряк вчера пришел в дом к губернатору и принес большой сундук очень дорогих подарков. Он намерен сделать предложение руки и сердца старшей дочери дяди. — Интриганка быстро произнесла и посмотрела на собеседника с испытующей искренностью.

— Да, Вы, что! Очень интересно! — по лицу «милого друга» скользнула мимолётная улыбка, его проницательные глаза прищурились.

— Мне, гораздо интереснее другое? — набатом зазвенело в его голове. — Вот уже больше года ни о Хейли и ни его команде не было слышно. И тут вдруг он вернулся неизвестно откуда и дарит дорогие подарки, да ещё сундуками!!! Значит, экспедиция прошла успешно. А если это, так! То где носит этого мерзавца Броди? Он в случае успеха операции должен был появиться, гораздо раньше ирландца. Правильно будет сказать — появиться вместо него. И сразу прийти ко мне. Все-таки я основной и единственный пайщик этой экспедиции. Я вложил в это «прибыльное» дело тридцать тысяч фунтов. И по договоренности с этим «разбойником», в случае успеха — три четверти сокровищ должны были быть мои.


— Ах! Милая, мисс Фишер! Какая же, здесь тайна? — Его светлость, весьма опытный в искусстве обращения с женским полом и всегда чувствовавший себя непринужденно в обществе светских дам, даже не моргнул глазом от полученных известий. — К Элизабет многие пытаются свататься. — Он беспечно произнес, продолжая кончиками пальцев гладить мягкую руку мисс Фишер. — И что они только не приносят… И какие подарки только не дарят! Но! Её сердце непреклонно! Она ждет сказочного принца! И только его горячие чувства растопят лёд её прекрасного и холодного сердца!

— Да! — красавица недовольно надула губки и топнула ногой. — Как бы ни так!!! Что-то я не помню, чтобы к ней приходили свататься принцы с большими сундуками набитыми украшениями? А отцу в качестве презента преподносили сокровища в ларцах?

— Интересно и откуда у этого молодого, неизвестно откуда появившегося капитана деньги на все эти украшения и подарки? — напыщенный вельможа произнес вслух свои мысли. После чего сделал паузу и стал внимательно смотреть на девушку.


Диана вновь понизила голос до заговорщицкого. Румянец ещё гуще залил её щечки, — Дядя сказал, что он очень удачно продал, какому-то монаху на неизвестном острове огромную партию сахарного тростника. Причём за очень — очень большие деньги. Да так продал, что почти вся его команда решила не заниматься больше каперством, а закупить товары и вести собственную торговлю. Представляете! Собственную торговлю!

— Правда? — голос вельможи прозвучал хрипло и неестественно громко. Милорд был взволнован и без надобности то и дело теребил свои кружевные манжеты, кусал губы и хмурился.

— Истину, Вам говорю! — девушка отступила на шаг назад от собеседника. Она осторожно убрала руку из его ладони. — Ну, и после того как Хейлли, решил вложить все свои капиталы…

— Что, что вложить? — сердце собеседника внезапно тревожно забилось и замерло. Однако он быстро взял себя в руки и решительным голосом переспросил. — Какое слово Вы произнесли?

— Капиталы, — удивлённо повторила девушка. — Мне дядя так сказал. Бастер Хейлли решил вложить свои капиталы в разные прибыльные компании, чтобы получать от них высокие дивиденды. — Сплетница задумчиво сорвала яркий цветок с ветки дерева, после чего посмотрев в черные глаза собеседника, внезапно спросила. — А что такое, высокие дивиденды? Наверное, это, что-то ужасно красивое и безумно дорогое, правда?

— Ну, это… Это… — холеное лицо стоявшего рядом с ней чопорного дворянина побелело и вытянулось.

— Проклятый Броди! — осознание страшного разочарования окутало мысли вельможи. — Будь ты трижды проклят! Ни на кого нельзя положиться! Кто же теперь мне вернет такую безумную сумму? Тридцать тысяч фунтов! Тридцать тысяч!!!


— Диана не дождавшись внятного ответа от внезапно притихшего кавалера, вдруг начала, как из пулемета сыпать страшными для него контрольными фразами. — Кстати, Элизабет вчера вечером повстречалась, с Бастером. Он ей тоже понравился!

— Повстречалась, понравился… — расстроенный вельможа процедил сквозь зубы. Его ноги вдруг внезапно подогнулись от накатившей слабости.

— Ну, да! И ещё она сказала, что Бастер обещал назвать в её честь, остров. Представляете, целый остров в океане!!! А ещё он хочет на пожертвования от своих доходов, открыть начальную школу при церкви и приют для бездомных животных! Как, это благородно и мило с его стороны!


Глаза особы живущей в мире книжных героев ярко заблестели на солнце. Она вдруг вскочила и порывисто прошлась по усыпанной галькой дорожке мимо пышно цветущих клумб.

— А ещё… А ещё он сказал, что будет писать мемуары о своих приключениях… Ну, там… О морских скитаниях! О героических битвах с кровожадными испанцами! О местах, где зарыты несметные сокровища! — от волнения, за удачный выбор избранника подругой, у девушки перехватило дыхание.

— Мемуары, где зарыты несметные сокровища… — самонадеянный франт, разбитый страшной догадкой, подавленно, как эхо, повторил последние слова. Он полностью перестал себя контролировать. В расстроенных чувствах мужчина оперся на хлипкое апельсиновое дерево, засунул палец в рот и начал нервно грызть ногти.

— Ой! Только, это секрет, — красавица внезапно встрепенулась и в смущении прикрыла рот ладошкой. — Хейлли попросил Элизабет не говорить об этом, никому… и даже ни одного словечка папе!

— Не говорить… папе… — раздавленный черной завистью воздыхатель, почти потерял ощущение реальности…

* * *
Остров Ямайка.

На следующий день.

В доме одного несчастного, разбитого горем от потери большой суммы денег.


В чудесное, душистое январское утро в открытые окна большого, серого, двухэтажного дома с бесконечного морского простора дул теплый, игривый ветер. Он был насыщен приятным ароматом, состоящим из смеси запахов душистого кедра, ямайского перца и кампешевого дерева.

— Ужасная погода! — недовольно произнес чопорный хозяин дома. Его решительный взгляд черных глаз и правильной формы нос гармонировали с твердыми складками губ. Синева под глазами, прикрытыми набрякшими веками, подчеркивала блеск его взгляда, полного возмущения, недовольства и раздражения. Он громко захлопнул окно. Затем резко задернул занавески и направился вглубь большой, освещенной свечами комнаты. Его продолговатое лицо покрылось свинцовой бледностью. Походка выражала полное недовольство окружающим миром. Хотя на улице было тепло, в камине кабинета горел огонь. Всю середину комнаты занимал квадратный стол с книгами и бумагами, поверх которых лежала развернутая огромная карта острова.


— Не в моем характере причинять кому-либо вред или радоваться чьей-либо гибели… — философски произнес обиженный, подойдя к столу. — Но, Владыка небесный! Как можно было, имея более чем трехкратное превосходство в людях позволить себя одурачить, потерять корабль, пропасть посередине океана вместе с опытной командой и главное, упустить сокровища? — Он прорычал в гневе и раздраженно ударил по столешнице. — Как? Не понимаю? Не понимаю! — Повторил он несколько раз одно и то же слово в разной интонации. — Ладно, на этот вопрос я получу ответ позже. Сейчас меня интересует другое.

Мужчина достал небольшой колокольчик и резко позвонил в него. Мелодичный, приятный звук разнесся в сонном воздухе дремлющего дома.

В комнату тенью проскользнул слуга — негр.

— Слушаю, сэр, — в его тоне слышалась почтительность отлично вышколенного слуги.

— Крэбстон вернулся?

— Да, милорд.

— Зови.


— Добрый день, сэр, — через несколько минут произнес низенький полный человек с красным лицом, одетый в камзол из толстого зеленого шелка. Зайдя в комнату, он почтительно снял широкополую шляпу. Прижал её к груди. Вежливо поклонился.

— Крэбстон, почему так долго? — напыщенное начальство недовольно прошипело змеёй. Оно бросило на вошедшего плебея уничтожающий взгляд. — Рассказывайте. Я хочу знать всё про этого бродягу Хейлли и плаванье его разбитого корыта.

— Милорд, вам, наверное, это будет более интересно… — вошедший мягко выскользнул от ответа на вопрос «инквизитора». Поднял на него виноватые собачьи глаза. — Появилась информация, где может быть Чак Броди!!!


В комнате стало на десять градусов холоднее.

Вельможа на минуту остолбенел, его лицо побагровело, а рот широко раскрылся. А затем он с изумлением окинул взглядом говорившего. Дворянин был поражен внезапной новостью. На несколько мгновений он потерял контроль над своими чувствами.

— Да, вы что? — его брови удивлённо поползли вверх. Он неприятно засмеялся. — Ну и где, этого отщепенца, носит? Я надеюсь, он хотя бы жив?


— Говорят, он с командой поднял бунт на корабле. Не поделили большую сумму денег. И матросы в наказание за ослушание капитана, выкинули его с остатками команды, без пропитания и оружия, на острове сокровищ. По обрывкам слухов в этом месте осталось немыслимое количество богатств. Кто-то говорит, что там золота и драгоценностей на двести, а кто-то на все семьсот тысяч песо.

— Что??? — прорычал рассвирепевший берсерк. Зрачки его расширились. Пена полетела изо рта.

— Шпион остерегаясь гнева хозяина понемногу начал пятиться к двери.

— Этого не может быть! — хозяин дома заметался по комнате. — Где? Я хочу знать, где этот чертов остров? — Его изумление сменилось гневом. На неестественно красных губах появилась неприятная, жадная, жесткая улыбка, исказившая благородное лицо дворянина.

— Этого не знает ни кто, — Крэбстон был смущен внезапной переменой в состоянии собеседника. Он испуганно поежился. Сжал плечи. — А ирландец никому ничего не говорит.

— Хр-р-рм, — взбешенный дворянин захрустел зубами. Его брови нахмурились. — Я вырву из него признание… Я выжгу его калёным железом! — Он громко, с трудом задышал. С силой сжал кулаки. Зло прищурил глаза. — Клянусь всевышним! Я заставлю его сказать, правду! Я узнаю, где находиться этот дьявольский остров и что этот недоносок сделал с командой Броди.

— Сэр, в городе многие говорят, что он сам — добровольно готов продать карту с местонахождением острова и местом где расположен золотой галеон. Но он продаст её первому, кто заплатит за неё сто тысяч фунтов.

— СКОЛЬКО? — у хозяина дома перехватило дыхание от услышанного числа.

— Сто тысяч, — повторил полный человек. — Причем деньги должны быть уплачены до пятницы.


Мускулы на лице чопорного вельможи страшно напряглись, а затем губы скривились в злую усмешку и он с гневом воскликнул. — Но, пятница же, через три дня?

— Да, и поэтому Хейлли решил, что если он, не найдет покупателей, то по совету Монаха, устроит розыгрыш карты сокровищ. Он называет это действие — беспроигрышная лотерея «Острова Монаха».

— Что ещё за новости? Какая ещё лотерея? Как это? — на вспотевшем от напряжения лице начальства выступил густой румянец. Мысли нещадно кипели в его голове. — Снова этот монах. Опять его дьявольские проделки и хитрости? Вот, бесово создание во плоти!


— В пятницу, если никто не принесет ему сто тысяч фунтов, — сыщик не слыша мыслей хозяина дома продолжал объяснять условия неведомой акции. — Состоится розыгрыш. Хейлли хочет продать две тысячи номерков. Затем вытянет из барабана шарик со счастливым числом. И обладатель выигрышного числа на номерке получит карту с координатами острова сокровищ.

— И что есть дурачье, кто верит в то, что он затеял? А если, это всё сказки? А если никого острова с сокровищами не существует? Тем более вероятность победить в лотерее безумно мала. А этот безумец желает всех обдурить и найти две тысячи болванов, с радостью готовых расстаться с такой «безумной суммой». Так, что мой соглядатай, я думаю — никто не будет участвовать в этой ерунде? Даже если им за это Хейлли лично доплатит. Да и денег никто не принесет!

— Как бы не так, милорд, — гость подошел к столу. — Вот, смотрите, он достал из-за пояса и передал вельможе небольшую тонкую пластинку золотистого цвета. На ней с одной стороны был выгравирован большой четырехзначный номер 0391. С другой стороны был выдавлен лисенок и написано по-русски Таганово. С верхней стороны пластины бал пробит не большой кружок.


— Это, что — золото? — вельможа выдохнул с восхищением. — У Хейлли, что, уже совсем от богатства «карета» поехала? Он, что отливает из золота слитки со своей монограммой?

— Нет, — сыщик поднял указательный палец к верху. — Этот номерок. Он изготовлен специально для участия в лотерее. И вот, что интересно… По рассказам матросов с «Искателя приключений», пластина сделана из редкого на земле металла — Таганиумма. — Крэбстон произнес важно, с придыханием. — Такими номерками, похожими на небольшие золотые прямоугольники, Монах рассчитался с Хейлли за груз сахарного тростника. Говорят, что Бастер просто отказывается верить в их дороговизну! Хотя, знающие люди в порту уверены — они редкие и дороже золота.

— Что за черт? Что ещё за таганиумм? Откуда он у него взялся?

— Не знаю! Но стоит этот номерок недорого — всего десять фунтов.

(Примечание автора. Официально. Таганиумм очень редкий вид драгоценного металла. В природе встречается весьма редко. На текущий момент добывается в единственном месте: В далёкой варварской стране — Московии. Там где большие снега и лютые морозы, где злые хищники медведи и всякие другие неприятности встречающиеся на пути просвещенного европейца… В центре топкого, непроходимого болота, недалеко от небольшой, заброшенной деревни, с трудно произносимым названием Таганово.

Неофициально. Сплав нескольких металлов. Делается под заказ в будущем по следующей технологии: Если к сплаву никеля и меди добавить 2,5 % алюминия, то в результате получается материал, который невооруженным глазом нельзя отличить от золота 583-й пробы. Самое изделие из таганиумма для проведения лотереи сделано под заказ номерков в гардероб, в форме небольших прямоугольных пластинок 5 х 8 сантиметров. (На пробу). В количестве двух тысяч штук.).


Дворянин взял номерок из невиданного доселе материала. Поскреб его ногтем. Попытался укусить зубами. Согнуть. Задумчиво повертел в руках.

— Думаю, что стоимость этого изделия в любом случае оправдает потраченную сумму на лотерею. — Он произнес с видом знатока и в его глазах алчно засверкали огоньки. — Так, что мы в любом случае получим неплохой доход. Ну, а если ещё и повезет, то выиграем карту острова, где отдыхает наш потерянный Броди.

Вельможа задумчиво начал тереть рукой лоб. Постучал зубами. Что-то начал подсчитывать в уме.

— Слушай и запоминай, — он обратился он к подчиненному, закончив расчёты. — Тебе необходимо срочно пойти и быстро купить побольше этих номерков. А лучше вообще забрать их все. Значит, ты утверждаешь, что одна пластина стоит десять фунтов. В принципе, это не так дорого. Зайдешь к казначею и возьмешь… ну скажем…

Крэбстон растерянно посмотрел на хозяина. Закашлялся, привлекая к себе его внимание.

— Что, что опять не так? — аристократ перевел взгляд на своего собеседника.

— Увы, милорд, — гость развел руки в стороны. — Они давно уже стоят больше.

— Что-о-о? — удивлённо протянул хозяин дома. Его настроение резко изменилось. Глаза вновь начали наливаться кровью.


— Какие-то итальянцы оптом выкупили у Хейли всю партию и теперь продают каждую пластинку отдельно с аукциона. С каждой продажей цена на них растет. Обеспеченные люди, и известные капитаны узнают про карту. Про большое количество сокровищ на острове. Про безумную стоимость этого редкого таганиумма. Все видят стопроцентную возможность быстро разбогатеть. Одним словом цена на номерки постоянно увеличивается.

— И-и-и… — снова протянул вельможа. У него все пересохло во рту от волнения. Щеки вновь залила багряная краска. Он со злостью начал прикусывать бледные губы.

— Милорд, когда я уходил с места торгов… Там творилось, что-то невообразимое… Безумное… Там, столько народа… Там все… И сэр Флэтчер… и Милорд Ватли… и дикий Томас Мор со своими ребятами. И я даже видел карету казначея губернатора… А также..

— Да говори же ты цену, не томи… Начальство нетерпеливо топнуло ногой в шелковом чулке, обутой в парчовую туфлю.

— В общем, стоимость очередной пластины на момент моего ухода была около ста фунтов!

— Сколько??? — чопорный джентльмен растерянно присел на стул от услышанной цифры. Но, тут же вскочил и бросился на выход из комнаты… — Так, чего же мы тут с тобой разговариваем! Быстро за мной! — Он произнес, выбегая из помещения.

Глава 6

Побережье Крыма.

Город Кафа.

Причал огромного порта.


Легкая торговая галера Али-паши «Золотой павлин» вот уже три дня стояла на причале в порту города Кафы. Вдали, куда хватало человеческого взгляда, ярко золотились башни богатых мечетей с тянущимися к небу минаретами, крыши роскошных дворцов и просторных мраморных бань, зелень садов и серебро фонтанов. Они высились, сверкали и отражались в лучах солнца. Над пристанью города стоял гул голосов, стук колес о камни и немереный рокот звуков которым, дает о себе знать большой кипучий город. В гавани, очерченной морской водой цвета бирюзы, белели многочисленные паруса военных и торговых кораблей. Их пестрые флаги, точно разноцветные птицы, реяли в воздухе. С тяжело нависших к воде корм, с облегченных приподнятых носов уходили под воду якорные канаты. По всему рейду, между судами весело сновали шлюпки, лодки. Но, хозяина судна эта красота не впечатляла. Немилость Аллаха снизошла на его седую голову. Ему никак не удавалось найти попутчиков и полностью загрузить транспортно-пассажирское судно. А идти «порожняком» в Константинополь и терять хорошую выручку ему не хотелось. Али-паша отпустил янычар пировать в городе, а сам как простой купец решил пройтись по рынку в поисках удачи.


Солнце нещадно пекло «прожаренные до костей», исполосованные, покрытые незаживающими шрамами и язвами спины невольников. Понурые, голодные, доведенные «до крайнего предела возможных человеческих страданий» рабы сидели на лавках судна под яркими, нещадно палящими лучами. Из одежды на людях были лишь ветхие набедренные повязки, и цепи, которыми каждый из них был прикован друг к другу. На руках и на груди каждого несчастного гребца были заметны тавра — знаки выжженные каленым железом. У многих на лицах присутствовали следы пыток и издевательств — отрезанные уши, носы, страшно рассеченные лица. Вокруг гребцов стоял невыносимо сильный запах испарений фекалий. Со всех сторон сквозь скрип цепей доносились тяжелыё стоны избитых и проклятья изнеможенных каторжников.

Васька Сокол с трудом продрал глаза от полудрёмы, поерзал на скамье обильно политой его кровью и потом. Погремел ржавыми звеньями тяжелой цепи, и в очередной раз удостоверился — они были на месте. Невольник поднял изможденное, обросшее волосами лицо, и стал внимательно осматривать корабль. Он увидел людей, поднимающихся на палубу вместе с капитаном. Каторжник удивлённо присвистнул. Он давно не видел такого довольного, улыбчивого капитана. Его черные, хитрые глаза хищно блестели. Казалось, он готов был растелиться перед троицей неизвестных посетителей, как будто они были из свиты самого султана.

Али-паша шёл чуть впереди процессии, красноречиво махал руками, суетился, с удовольствием рассказывал уважаемым гостям всевозможные забавные истории, зачастую придумываемые им тут же на ходу.


Появившиеся пассажиры не были похожи на предыдущих гостей, которые ранее арендовали каюты или покупали места для грузов в трюме «Золотого павлина». Уважаемые (И видно очень богатые) незнакомцы вели себя на палубе галеры так, как будто шли с экскурсией по царским палатам или по залу старинного дворца. Они смотрели на всё — «широко открытыми глазами». Удивленно вскидывали руки. Громко задавали вопросы.

Первым из них был степенный молодой купец, скорее всего знатный турок или перс. Его надменная походка выражалась в важности, медлительности и уверенной поступи по палубе судна. Разноцветные, дорогие камни играли на его белой одежде всеми цветами радуги. Порой казалось, что он весь искриться на солнце.

Вторым, среди гостей, был совсем молодой рыжий юнец в непонятной, пятнистой одежде с зеленым небольшим, мужицким мешком за плечами. Отпуская направо и налево веселые шуточки, сверкая на солнце огненной шевелюрой, он неторопливо шествовал между своими приятелями.

— Скорее всего, это был… это был… это был — непонятно кто. — Васька так и не смог определить, кем являлся этот молодец. С горящими глазами и идиотской улыбкой он повсюду пытался засунуть свой конопатый нос. На все увиденные диковинки корабля он громко с выражением восклицал по-турецки — О вай-вай! И-и-йим, саолун! (Примечание автора. Отлично, очень хорошо, спасибо.) Вон, малец скользким взглядом оценил места расположение охранников. Там, осмотрел крепление цепей в кольцах. А теперь, зачем-то попрыгал по палубе, и прислушался к скрипу досок. Громким криком удивления молодец оценил величину больших пушек выглядывающих из люков черной галеры.


Ну, а третий, в дорогой, серебреной кольчуге, с двумя мечами за спиной, похожий на русского былинного витязя или татарского батыра привлек внимание Васьки больше всех. Похоже, он был охранником турка. Этого обличенного в серебро воителя Васька знал очень хорошо. Ещё бы… Это был его старый, боевой товарищ Силантий Ракитин. Не раз и не два этого расфуфыренного увальня Васька спасал от неминуемой смерти. Последний раз они с другом виделись в тюрьме, когда их связанных, еле живых тащили в сторону невольничьего рынка на продажу. А сейчас старый друг-товарищ важно шествовал за молодым дворянином и его неизвестным спутником. Причем, на раба, этот разодетый красавец, явно не походил. А значит, занимал высокую должность у неизвестного иноземца.


У Сокола внезапно вспыхнул огонёк надежды на освобождение. Он разгорелся и воскресил в памяти всё прежнее, далекое, милое, навеки утраченное. Переживания радостно взбодрили кровь каторжника, и погнали его волнами по венам. Сердце Васьки вдруг гулко застучало. Тяжелые мысли вихрем понеслись в голове. Еще раз, внимательно осмотрев гостей, он облизал потрескавшиеся от солнца губы и со всей дури заорал. — Силантий-юшка! Невольник перевел взгляд в сторону молниеносно стартовавших в его сторону охранников и, испугавшись наказания, продолжил свой вопль. — Нет, более силы терпеть! Помогите! Дайте же воды, ироды!

Гости резко обернулись на звук голоса. Седой турок, что-то залепетал по-своему и громко засмеялся. Рыжий насторожился, по волчьи ощетинился, как будто приготовился к прыжку. Васька встретился глазами с Силантием. Тот увидел своего старого, боевого товарища.

К строптивому, проклятому гяуру подбежал потурнак и стал нещадно стегать плеткой с сыромятным ремнём провинившегося раба. Сокол заорал от боли. Сильно попало и двум его товарищам сидевшим рядом с ним на одной лавке. Гости застрекотав что-то по своему, непринужденно повернулись и продолжили свой путь в сторону пассажирских кают как ни в чем небывало.

— Узнал! Узнал, меня, чертушка! — радостно пронеслось в голове у Васьки. После чего сознание раба растворилось в огне боли, и он потерял сознание.

* * *
Огромное, красновато-сизое солнце не торопясь закатилось за горизонт, оставив на бескрайней глади моря след игристой, золотистой, широкой россыпи. Подрумянилась закатом светлая цепь горных вершин. У самых приступов берега водная гладь была уже непроглядно черной. В приближающихся вечерних сумерках, в последних лучах заката зеленел, постепенно бледнея, восток. На темном небе просыпались и медленно появлялись первые звезды, одна другой светлее. С запада резкими рывками свежий ветер гнал пенистые волны. Пониже каменных башен и минаретов, в засыпающем городе и пристани кое-где мерцали огоньки. Мулла давно закончил свою песню. На галере всё стихло. С берега были слышны только собачий лай и позднее пение петухов. Часовые на корме и на носу судна, примостившись в защищенных от ветра местах, начали дремать. В тесных и душных каютах захрапели янычары. На нижней палубе время от времени позвякивали кандалами во сне невольники.


— Павел Александрович, вы не спите? — серебристый воин потихоньку вошел в каюту и негромко обратился к дремлющему Пехоте.

— Заснешь, тут с тобой! Шумишь, как боров в хлеву, — Пашка недовольно заворчал, подымаясь с постели. — Давай, голубь сребристый, рассказывай, что там с твоим знакомым? Или ты думаешь, я не понял кому кричал этот горластый невольник?

— Товарищ мой давний, ВаськаСокол. С детства с ним вместе. Даже в полон в одно время попали. Они, всей ватажкой просят у меня помощи. Побег ночью готовят. Силушки грит терпеть нету. Измучились все.

— А, что подождать немного нельзя? Вот, вернется Алексей из Порт-Ройала. Быстро соберем ребят в Таганово. И всех тут поставим на уши.

— Нет, сказывают, завтра с раннего утра, семерых смертью пытать будут. Нож потаенный нашли у одного. Так, что сегодня ночью спасать надо.

— Интересно, девки пляшут! — Пашка выдохнул удивлённо. — Вот так новость! И главное Алексей ушёл, вернется только к утру! То есть если, что случиться, например какая-нибудь заварушка, то подмоги не будет. Да, и отступать некуда. — Он с сожалением посмотрел на стену, на которой за Рязанцевым закрылся межвременной портал.


— И опять! — Недовольно пробурчал человек «самой мирной профессии на Земле». — Я толком не вооружен. — Пехота заскрипел зубами. — Говорил же себе, надо взять оружия больше. — Он решительно потянулся за своими вещами. А это, что? — Крохи… Так, с гулькин нос. — Расстроенный мальчонка открыл мешок и сосредоточенно начал в нём копаться. — С такой малостью — только на жучков да бабочек охотиться.

— Ладно, докладывай, что тебе удалось узнать? — десантник перестал недовольно бурчать себе под нос. Вытащил из мешка какой-то сверток и стал его разматывать.

— На галере девяносто человек охраны. У всех есть и холодное и огнестрельное оружие. Есть луки. Янычары, опытные войны. Мясники. Звери в образе человека. Смерть рабов для них это благо. Пощады не будет! Если, что! — Вырежут всех до одного!

— Ясно, — Пехота недовольно протянул «с кислой миной» на лице. — С нашей стороны, дела как обстоят?

— Почти двести рабов. Большая часть русячи. Три десятка христиан. Из всех невольников, знающих ратное дело — наберется человек шестьдесят. Еще человек двадцать боле менее держали оружие в руках. Остальные простые крестьяне. Но если, что — готовы драться насмерть. Такая жизнь всем уже опостылела.

— Не густо! — произнес Пашка, прикусив губу. — С голыми руками да на пулеметы. Если, только массой задавить. Одним словом порубят нас как капусту. Даже вспотеть не успеют.

— Как бы ни так! — Решительно произнес Силантий. Его глаза заблестели от азарта. — Под лавками гребцов спрятано несколько лопат, пять топоров, три сабли и камни. Много камней. Если быстро открыть засовы, снять оковы и освободить пленников. То можно ещё драться цепями.

— Конечно! — Пехота понимающе развел руки и покачал головой. — Цепями! Да ещё против ружей и луков. Какой же я глупец, что не учел этот сильный, решающий фактор со стороны наших рабов. Теперь победа будет за нами, точно. Янычары глазом моргнуть не успеют, всех закидаем камнями.


— Ну, допустим, — Пашка перестал зубоскалить и начал рассуждать здраво. Он достал второй сверток и как первый начал его разворачивать. — На нашей стороне есть фактор внезапности, плюсом ещё ты — опытный рубаха — парень. Дополнительным бонусом к схватке выступят ветераны в отставке — майор Пехота и его боевой товарищ «Маузер». — Десантник похлопал рукой пистолет «Гюрза», который был спрятан у него в кобуре, под одеждой. — Даже более того! Нам помогут его немецкие сестры, полные обоймы патронов. — Бравый вояка достал из вещевого мешка и переложил в карманы четыре дополнительных обоймы к пистолету — по восемнадцать патронов каждая.

— По крайней мере… — Пехота умиротворенно сел на кровать и на несколько мгновений задумался. — Ничья, не меньше… — Он с громким щелчком вогнал обойму в паз и чуть отстранил оружие, любуясь проделанной работой и непонятной для непосвященных мрачной красотой смертоносного механизма. — Но, с небольшим перевесом в нашу сторону. Если, конечно ещё повезёт!


— Ладно, — боевой ветеран решительно встал с кровати. — Посидели, порассуждали на дорожку и будет. — Силантий, слушай внимательно! — Майор начал отдавать боевые приказы. — Разделимся на две группы. «По-тихому» снимаешь охрану, берешь каюту ключника и начинаешь освобождать невольников. Также не тебе руководство всёми колющими и режущими поединками. На мне стрелки и лучники. Да, и ещё… Нам надо Али-пашу потрясти. Мне его морда не понравилась сразу. Постарайся оставить его живым. Разговор у меня к нему будет серьезный.

— Хорошо командир, — согласился ратник. — Я всё понял.

— И главное, снимая оковы и освобождаясь от цепей, старайтесь как можно дольше не шуметь и не привлекать внимания. — Рыжий бес хитро прищурил глаза. — Есть у меня одна задумка. — Он нежно погладил неизвестные бойцу вещички появившиеся из свертков. — Не стоит шум поднимать раньше времени — спят ведь люди добрым, спокойным сном… Операцию начинаем с моей команды, после сильного взрыва.

— Так, вроде всё! Пошли… потихоньку… — Пехота тенью выскользнул из каюты.

* * *
Каюта Али-паши было обширной, устланная богатыми коврами, с уставленными по бокам низенькими турецкими диванами. Темные стены, с резными карнизами из черного дуба, были увешаны различным оружием. Убранство помещения покоряло гостей галеры восточной роскошью — серебром, золотом и бирюзою, блестящими кубками из золота и дорогостоящей посудою.

Паша сидел на низеньком диване, поджавши калачиком ноги, и машинально тянул синий дымок из длинного чубука, поглядывая на потемневшее море с полным бессмыслием человека, которому прискучили всякие наслаждения жизни. В затуманенном выражении его стоячих, немигающих, осоловевших от гашиша глаз отслеживалось философское состояние души — все изведано, все надоело…


Темная серая ночь, словно покрывалом, плотно охватила галеру. Кругом, полная сладкой неги, господствовала необыкновенная тишина, и только волны моря, словно живые, мерно плескались и тихонько стучали о борт судна. Легкий ветерок, казавшийся скорее нежным дыханием моря, нежели ветром, едва ощущался.

Серебреный воин, бесшумно ступая босыми ногами по палубе, тенью подкрался к вахтенному со спины. Схватил его за волосы, мгновенно запрокинув голову, перерезал горло. Турок не успел пикнуть, как густая струя крови ударила из раны, заливая доски. Потрошитель тихо опустил мертвеца на палубу и двинулся дальше. Через минуту похожая участь постигла второго задремавшего на носу часового…


На корабле царила мертвая тишина, нарушаемая только плеском волн и едва уловимыми шагами босых ног.

Али-паша в очередной раз блаженно глотнул дым гашиша. Глаза его заблестели, зрачки расширились — организм капитана получил очередную порцию наркотика. Перед полусонными, затуманенными глазами хозяина судна открывалась дивная картина. Перед ним лежала прекраснейшая из невольниц. Никогда он ещё в жизни не видел такой красоты и такого милого, доброго лица с выражением ангельской чистоты и непорочности. Бледные щеки богини грёз начинали розоветь и казались настоящими лепестками розы. Белокурые золотистые волосы обрамляли, точно драгоценной рамой, её личико с красными, как коралл, губами, с темными бровями и длинными ресницами, точно бросавшими тень на ее щеки. Аппетитные губы её были полуоткрыты, и за ними виднелся ряд молочно-белых зубов. Первоначально испуганное выражение лица исчезло, и, теперь, её ангельский ротик и эти ровные, мелкие зубы придавали что-то трогательно-детское её личику. Молодая, упругая грудь девушки, слегка обрисовывавшаяся под складками красного платья, ровно и безмятежно дышала.


Грациозная фигура девушки так и манила к себе своей красотой и свежестью. Паше захотелось погладить её по колену, ощутить ладонью его упруго-податливое тепло и в то же время манящую прохладу желанного женского тела. Рывком он задрал платье чаровницы. От волнения она слегка задрожала, чуть отстранилась, но не пыталась остановить его. Невольница словно угадывала желание мужчины. Его ладонь легонько проскользнула между бедер — плоть, мягкая, как тесто, и горячая, словно свежевыпеченный хлеб. Не открывая глаз, живая игрушка тихо постанывала и чуть дрожала при каждом вздохе. Но едва рука мужчины коснулась святая святых, глаза её широко открылись, губы разомкнулись, сердечко застучало от испуга и она мягко отстранила его руку. Затем исполнительница желаний успокоилась, убрала свои руки с заветного места, выгнулась, немного ослабила ноги и страстно задрожала в ожидании продолжения любовной утехи.

Веки турка отяжелели, дыхание участилось от вожделения. — Девственница! — Пронеслось у него в голове. — Он коснулся губами её мягкой, оголенной ноги, приник к ней лицом. Прижался. Ощутил приятный, манящий запах тела молодой девушки. Потянулся вперед в сторону живота, и попытался с силой прижать недотрогу. Она громко вскрикнула от боли… Сильный звук, похожий на громкий хлопок, стал продолжением её звонкого крика…


Затуманенный наркотиком мозг внезапно превратил очаровательную сказку в мерзкое, страшное размытое пятно. Он постепенно начал формировать новую ужасную картину.

— Что это? Что происходит? — недоумевая, воскликнул Али-паша. — Он оттолкнул невольницу, судорожно начал осматривать каюту. Из темно-синей глубины окружающего пространства, в его сторону поползли, клубящиеся, кроваво грязные, извивающиеся ужасные щупальца — отростки. Они медленно набухали, заполняли пространство, переливались темными пятнами и грозно тянулись в его сторону. Сердце человека затрепетало от страха. Его начала колотить нервная дрожь.

Очередной громкий звук от взрыва заставил владельца галеры вздрогнуть и окончательно вернуться из мира грез. Палуба дрогнула, как будто судорога пробежала по шкуре громадного животного. Турка тряхнуло на подушках дивана. Его глаза открылись. Мир наполнился мрачными красками ночи и окружающими звуками, которые хлестали его словно безжалостной плеткой испуга…


Галера кричала навзрыд от боли сотнями голосов, стонала, ухала и звенела оружием. Со всех сторон доносились громкие вскрики, удары, характерное чавканье металла звучащее при попадании сабли в человеческое тело, звон железа, неясный говор, отчаянные вопли, иногда громкие выстрелы, и частые всплески воды от падавших в море тел.

— Ляиллях иль аллах Мухаммед, расул аллах! — красноречивая фраза вырвалась из груди паши. — Он всё ещё не мог прийти в себя, сообразить, что ему делать, как себя вести. У седого турка дрожали руки, кружилась голова, дыхание было порывистым. Наконец-то он принял осмысленное решение — сорвал со стены разукрашенный цветными каменьями клинок, и тяжело шатаясь из стороны в сторону, опираясь на него как на трость, с трудом вышел из каюты.

За занавесями его глазам открылась ужасное зрелище: вся палуба находилась в движении и была буквально забрызгана кровью, словно её обильно полило красным дождём. Весь корабль представлял собой единое поле боя янычар с проклятыми собаками гяурами.

— Проклятые рабы! — возмущение комом подкатило к горлу паши. Его небольшие темные глаза пылали злым огнем и в то же время холодно блестели, как у змеи. — Негодные дети шайтана! — Капитан галеры оскалился. Сплюнул собравшуюся слюну. — Да загадят собаки ваши могилы!


Невольники бились с безумной яростью и отчаяньем. Сперва показалось, что опытные, одетые в кольчугу воины аллаха с легкостью, как полевую траву покосят беззащитных, ослабших от побоев и издевательств неверных. Но, потом присмотревшись, седой турок понял, что это неверно. Натиск невольников, дравшихся всем, чем возможно усиливался и в какой-то момент стал настолько силен и страшен, что стражи галеры стали в нерешительности пятится в сторону носа корабля. Более того какая-то сила внезапно выбирала и убивала самых опытных бойцов на расстоянии. Словно кто-то стрелял из невидимого лука. В то же время почему-то не было видно лучников галеры. Более того из обеих кают воинов — охранников валил сильный дым. Там, внутри что-то сильно дымило, как будто неверные призвали себе в помощь огненного демона, и он сейчас выжигал внутренности корабля.

Али-паша нервно сглотнул слюну, отгоняя наваждение о потусторонних силах. Снова оглядел палубу. Прямо перед ним лежало и ещё шевелилось в агонии множество изрубленных, израненных тел, некоторые из которых всё ещё продолжали громко стонать. Другие корчась от боли, ползли по палубному настилу, оставляя за собой кровавый след, умоляющим жестом протягивая руки. В центре, почти у самой мачты, под грудой мертвых было видно окровавленное тело воина ислама в кольчуге. Лицо солдата было разорвано. Его широко раскрытые глаза подернулись тусклой пленкой, а изо рта стекала тонкая струйка крови. Казалось, будто его загрызли зубами. Али-паша взглянув на потерпевшего, вздрогнул. Он ужаснулся от мысли, что тому довелось испытать перед смертью.


Внезапно каторжники, словно по команде остановились и даже немного попятились, освобождая место воину в серебристой кольчуге. Это был охранник гостя, которого он сегодня привел на галеру.

— Подлый предатель, — пронеслось в голове Али-паши. Его ноги задрожали от возмущения. Он чуть было не упал. — Так, вот кто виновник всего этого безобразия! Проклятая шелудивая собака! Аллах покарает тебя!

Боец выдвинулся вперед. В том, как он вёл себя, как держал в руках клинки, чувствовался искусный поединщик. Зажатые в ладонях сабли легко крутанулась сначала в одну, потом в другую сторону. А затем он с ловкостью акробата начал быстро вращать оружием, рисуя в воздухе сплошные круги и восьмерки словно отыскивая, куда быстрее и вернее ужалить, чтобы располосовать острой сталью живую плоть. При этом, казалось, что у противника две пары рук.

Неверные перегруппировались за его спиной, подняли с пола мечи убитых охранников. Они сплотились возле него, образовав клин похожий на наконечник копья.

— За волю! — громко произнес воин и плавно, словно танцор, двинулся вперед.

— За волю! — яростно подхватила окровавленная толпа и с новой силой бросилась на оставшихся в живых янычар.

— «Алла!» — торжествующим ревом прозвучало в ответ. — Мы сильнее неверных собак! Аллах дарует победу своим сынам!

На корабле вновь завертелась круговерть мелькающих клинков, вертящихся цепей, колющих словно копьями обломков весел.

Серебристый воин, держа в руках по сабле, необыкновенно быстро рубился, двигался, делал неожиданные телодвижения, обманывающие противника. Бывшие рабы, заражаясь его энергией, все сильнее теснили янычар.


Молодая луна, совсем выбравшись из-за туч, обливала бледным светом эти полуголые, обмотанные рваными тряпками тела, эти косматые, нечесаные, но теперь высоко поднятые головы, эти худые, загорелые, изможденные, но теперь трепетавшие счастьем и энергией лица.

— Вперед, братцы! Круши нехристей! — не прекращались крики, вымещая в яростных ударах всю злость за каторжную работу на чужой, постылой галере.

— «Алла!», — эхом отвечали турки.

— Смерть поганым! — яростные вопли тонули в звуках боя.


С ноющим звоном сталь билась о сталь, тяжко и гулко сыпались удары друг об друга. Люди уже не орали, а рычали по-звериному. Свирепые удары клинков высекали снопы искр, как на точильном камне. А когда не хватало стали, в ход шли испачканные кровью безжалостные кулаки, сокрушающие челюсти и зубы. Вот русский меч, мелькнув словно молния, ударил начальника стражи прямо в лицо, прорубив чуть ниже глаз «второй рот». Изуродованная голова мотнулась назад, выпуская веер кровавых брызг. Серебристый воин, как ни в чем не бывало вырвал из раны врага дымящийся от крови клинок и резко махнув им вперед, продолжил кровавую сечу. С дола клинка сорвалась струйка крови и ударила в искаженное злобой лицо очередного противника. Тот не смутившись, и не заметив гибели товарища, хищно оскалил зубы и продолжил бешено наседать на воина. Другой, обливаясь кровью, внезапно согнулся, закрывая руками место, куда вонзился клинок. Он захрипел, словно силясь что-то сказать, но изо рта его вырывались лишь кровавые пузыри. Несчастный дернулся в последней попытке подняться и рухнул в беспамятстве, из которого ему не суждено было вернуться.

В другой стороне, у борта корабля один из янычар увернулся от летящей цепи, резко крутанулся, присел и сбоку вниз рубанул по ноге невольника. Чуть слышно чавкнуло и нога раба отлетела в сторону. Кровь несчастного фонтаном брызнула по палубе. Каторжник, безумно крича, стал кататься по доскам, стискивать руками кровоточащий обрубок.


Недалеко от паши, ещё один воин аллаха умело попал мечом в грязную, открытую, с огромным кадыком шею неверного. Голова проклятого гяура не слетела с плеч, а надломилась, как чертополох, подкошенный кнутом пастуха, и свесилась на остатках сухожилий, с удивлением осматривая поле боя.

Краем глаза турок заметил широкое лезвие топора, взметнувшееся над головой сражавшегося недалеко от него воина. Он ловко увернулся от сверкающей стали и вонзил свою саблю в тело неверного. Однако тут же оружие другого, в мгновение ока вспороло стражнику живот. С воплем и вывалившимися внутренностями он пополз по палубе, оставляя бордово-красный маслянистый след.

Страшная смерть настигла потурнака. Его лицо раздробили обломком весла. Надзиратель заорал сумасшедшим голосом, задергался, выпучил глаза, и рухнул на пол, держась руками за голову. Он просто не успел отклониться. Тут же несчастного буквально забили, закидали камнями, а затем растоптали ногами.


От происходящего на палубе седому турку внезапно сделалось плохо. Резкий спазм повалил его на пол и стал опорожнять живот. Придя немного в себя, он выпрямился. Напрягая последние силы, встал, поднял саблю. Ноги вдруг заскользили по красным и липким от крови доскам. Лицо седого турка сделалось страшным от гнева и ненависти. Глаза его бешено засверкали, бледные губы беззвучно стали шевелиться в проклятиях в адрес неверных собак.

— Смерть урус-шайтанам! — закричал он и грозно двинулся в сторону побоища, переступая через жутко распластанное тело на палубе.

Владелец галеры слишком понадеялся на себя и свою злость. Тяжелый, умело раскрученный конец ржавой цепи с крупными кованными звеньями уже через минуту догнал его голову сзади, разорвал её как орех. Кровь фонтаном брызнула из образовавшейся раны… Мир померк в сознании Али-паши.

* * *
Спустя шесть часов.

В тридцати морских милях от города Кафа.

Галера «Золотой павлин».


— Я не понял, а где все? — произнес молодой человек, появляясь из временного портала внутри каюты для дорогих гостей. — Я им тут подарок приготовил. Сюрприз хотел сделать. А их нет.

Путешественник во времени вышел на окровавленную палубу и внимательно всё осмотрел. — Что, тут происходит?

— Погоня, Алексей, — Пехота подошел к Рязанцеву неизвестно откуда. — Классика! Нас догоняют — мы убегаем. — Пашка процитировав слова из известного фильма, весело тряхнул огненной шевелюрой. — Всего-то три военных галеры. — С коротким смешком он мотнул головой в сторону кормы. — Вон, видишь, небольшие лодки позади. Часа два уже как появились. Хорошо идут. Ещё часа через два, догонят. А мы тут с Силантием соображаем, что с ними делать? Карты раскинули, на пальцах решили погадать… Кстати, народу там немного — человек восемьсот. Может быть чуть более. Пушек, стволов шестьдесят-восемьдесят. Все здоровые, чугунные… — Начал коротко докладывать бравый майор. — А что нам делать? Тебя нет. Оружия нормального тоже нет. Нас осталось, человек шестьдесят от силы. Решили убегать, пока силы есть. — Рыжий подросток по старой привычке, приобретенной ещё в прошлой жизни, смачно шмыгнул носом. — А так всё хорошо. Но!!! — Он кивнул в сторону рабов очумело работающих веслами. Мускулы у них на руках вздувались так, что, казалось, вот-вот лопнет кожа.

— Хочется свободы да волюшки для наших гребцов, — десантник спародировал местное наречие вместе со старорусским произношением. — А злые вороги, жития не дают, падлюки! Полонили русячей, поганые.

— Ну, и что предлагаешь? — удивленно спросил Рязанцев. Он прищурив глаза, рассматривал приближающиеся военные корабли…

* * *
Прекрасный, сияющий день зарождался на востоке. Не более ширины ладони оставалось солнцу, чтобы полностью взойти из-за горизонта и засиять на небосводе Черного моря. Широко, спокойно, равномерно вздымались волны, от гребней которых, словно огненные стрелы, отражались лучи утреннего светила. Издали, беглецам казалось, что три корабля медленно выплывали из гигантского, пылающего червонным золотом шара. Вскоре верхушки корабельных мачт отпустят багряный диск и он поплывёт в свободное плаванье по небу. Неповторимое зрелище! Носовые фигуры галер отливали огнем, весла слаженно двигали корабли. Постепенно размеры кораблей преследователей становились всё больше и больше. Скорость судов, усилиями гребущих, безжалостно подхлестываемых надсмотрщиками, увеличивалась.


На кормовой мечте центральной лодки был отчетливо заметен красный флаг со звездой внутри белого полумесяца.

— Г-гик — р-рык! Г-ги-ик — р-ры-ык! — тяжко выдыхали из себя гребцы с каждым взмахом весел.

— Дун — дун! Дун — дун! — задавали ритм барабаны музыкантов. Их глухие звуки падали тяжёлым камнем на сердце невольников, вызывали ненависть и отвращение в их сердцах.

— Г-ги-ик — р-ры-ык! Г-гик — р-рык! — корабль словно стонал в такт тяжелым выдохам прикованных к веслам рабов.

— Живей, живей неверные с-собаки! — евнух-потурнак похожий на старого вола безжалостно стегал плёткой несчастных каторжан. — Клянусь Аллахом, я заставлю вас грести, как положено! — Надсмотрщик бегал по палубе, тряс жирной, волосатой грудью, кричал до пены на губах. — Все сдохните, проклятые пожиратели падали, но сделаете как надо!

— Г-гик — р-рык! — блестели потные лица, лоснились согнутые спины.

— Г-ги-ик — р-ры-ык! — в страшном усилии напрягались мышцы голых до пояса, изнеможенных, бритоголовых невольников.


Осман-паша стоял у поручней на корме с ятаганом в руках. На его груди блестела кольчуга, чернобородое ястребиное лицо пылало от ярости под белым тюрбаном, скрывавшим стальной шлем.

— Клянусь бородой пророка, я убью всех, кто осмелился поднять руку на его сынов! — серые, холодные глаза турка все больше наливались кровью. Лицо воина сделалось страшным от гнева и ненависти.

— На, что надеются эти неверные твари? Спастись бегством невозможно. У меня трех…если не пятикратное превосходство в людях и пушках! Мои галеры более легкие и быстроходные.

Командир корабля вспомнил погибшего Али-пашу и заскрипел зубами от негодования. — О Аллах! Покарай проклятых гяуров и дай мне возможность совершить возмездие! Пусть их смерть станет мгновенной. Я расстреляю поганых собак из своих пушек! — Орудия стояли почти рядом с турком и своими зияющими отверстиями походили на грозных кровожадных чудовищ.


Прищурив глаза, он представил грохот десятков орудий и огромные облака черного дыма, расходящегося в разные стороны. Пушки откатываются, их снова заряжают. Стволы от частоты выстрелов раскаляются чуть ли не докрасна. А потом… свистящие ядра и книппели во вращении начинают рвать на высоте парусину и канаты. Трещит распоротая ткань, с грохотом на доски палубы падают раскаленные чугунные мячи. Всё кругом покрывается черной, смоляной гарью и дымом. На палубе проклятых отступников, в серой, чадящей полумгле раздаётся треск разгорающегося пламени. Горящие снасти, как змеи трепещутся на ветру. Разбитые надстройки, обезумевшие люди, спасающиеся от огненного ада. Они громко кричат, мечутся по кораблю, прыгают за борт. Убитые и искалеченные тела, предсмертный ужас и стоны погибающих… — Да будет так, во имя пророка!!! — От нахлынувшего возбуждения его тело задрожало. — Кровь от убитых и раненых растекается в пазах и по палубе, ею пропитывается скобленые доски, она начинает просачиваться и капать в трюм. И всё это под звуки непрерывного гула канонады от его пушек. И вот кадрига, захваченная рабами, получив широкую пробоину под кормой, круто задирает нос, и заполняется потоками воды, после чего валится на бок и быстро уходит под воду. Последний отчаянный всплеск и водоворот волн, после чего наступает молчание, если не считать голосов ветра и испуганных криков морских птиц, что носятся в воздухе, подобно листьям, сорванным бурей.

— Пусть вечно гниёт помёт на ваших могилах! — Осман-паша мстительно выругался и сплюнул набежавшую в рот слюну. — Именно так всё и будет!

— Пушки к бою! — чернобородый вожак зарычал со всей силы. — Ускорить ход!


Глубокий, округлый корпус торговой галеры противника быстро приближался. Его уже можно было разглядеть простым глазом. По сравнению с преследователями казалось, что судно беглецов тащится со скоростью улитки.

— Умут! — Осман-паша резко обернулся в сторону начальника гребцов и нетерпеливо отдал команду. — Подгоняй скот, шевели их. Никто не должен уйти от расплаты.

Средних лет чернобородый турок в кожаном панцире, украшенном медными пластинами, и в легком островерхом шлеме почтительно кивнул командиру.

— Увеличить ритм барабанов, — его резкий крик понесся от судна к судну, и удары кнутов ещё яростнее посыпались на спины задыхающихся гребцов.


Ветер быстро крепчал. Море хмурясь начало окрашиваться в мрачный, свинцово-серый оттенок. Оно потихоньку начинало бурлить, и к небу полетели клочья белой пены. Одиночный выстрел из пушки громко прозвучал в утренней тишине. Каторжникам издалека, заблаговременно приказали лечь в дрейф, сдаться на милость победителя. Ядро прошипев в воздухе, плюхнулось далеко посади кадриги. Они, не обращая внимания на упреждающий знак, продолжали грести изо всех сил. Беглецы явно надеялись на чудо.

— Глупцы! — воскликнул паша в сердцах. Он сардонически усмехнулся — с вызовом, с цинической издевкой. — Чудес не бывает! — Я хорошо вижу старуху с косой, нависшую над вашими темными душами!


Сразу после первого выстрела на турецком флагмане ожили янычары и пушкари. Одни начали суетиться и открывать пушечные порта, другие закричали и заулюлюкали. Казавшиеся ранее вымершие палубы кораблей закипели людьми. В первых лучах солнца засверкало оружие.

— Нет, — паша со злостью сжал кулаки. Внезапно он поменял свое решение. — Расстрел из пушек — это слишком легкая и быстрая смерть для неверных! Они должны мучатся и страдать, ибо мучения и страдания сполна воздадут им за то, что они совершили. Лучше я расстреляю их из луков.

Воин в блестящей кольчуге в ту же секунду представил в своей голове сотни турецких стрел летящих в сторону кадриги с неверными. Сперва они заслоняют солнце, а затем с хлюпающими звуками, вонзаются в живые тела, превращая их в утыканных иголками ежей.

— Даже не так… — Осман-паша вновь решил, что это слишком милосердная кончина. — Я возьму их на абордаж. Я сам, своим клинком буду убивать проклятых неверных. Рубить их по частям. А их останки выброшу акулам, точно объедки псам! — Бесстрашный воитель представил себя с большим ятаганом. Как он верша справедливость вонзает кривой, короткий меч в черную плоть неверных. Как хрустят их кости, словно сухие ветки, и истошные крики выпадают из перекошенного рта. Как его тускло мерцающее, тяжелое лезвие совершив свой краткий полет отрубает голову очередному неверному, как…


— О луналикий, — впередсмотрящий внезапно вернул воителя из праведного мира грёз. Он указал рукой в направлении преследуемых каторжников. — Галера неверных исчезла!

— Как исчезла? — паша вскинул голову, ничего не понимая. Он быстро осмотрел горизонт. — Да вырвет Шайтан твой гадкий язык! Как такое возможно?

— Не знаю, но только впереди — никого нет!

— Чт-о-о??? — берсерком взревел праведный мститель.

Осман-паша быстро поднялся по трапу на верхнюю палубу, пробежал на нос корабля, навел подзорную трубу. Он тщательно осмотрел горизонт. Затем расталкивая всех, бросился в обратную сторону, на корму… Ничего не понимая, он протер и покрутил окуляр подзорной трубы, сдвинул и раздвинул трубки. Он не верил своим глазам. Он отказывался понимать происходящее. — Ни впереди, ни позади галеры неверных… — не было!!!

Глава 7

Остров Ямайка.

Новый игровой клуб Джузеппе Папони «Зигзаг удачи».


Этим вечером возле первого игрового клуба Порт-Рояля «Зигзаг удачи» было многолюдно. Открытое недавно, неизвестным итальянцем игорное заведение, собрало практически всех самых богатых и азартных людей города.

Большой овальный зал дома освещался многочисленными огнями свечей. Их дрожащий свет проникал в небольшие зеркала, забранные в богатые рамы, и искрился на позолоте канделябров и на изящных покрытых лаком столиках в буфете. Стены помещения были обиты темно-красным шелком. Того же цвета были расставленные вдоль стен бархатные кресла и диваны. Возле массивной, двустворчатой двери, выкрашенной в коричневый цвет, гостей встречали лакеи, одетые в парадные, расшитые золотыми нитями ливреи. В дальнем углу, на небольшой сцене расположились музыканты, которые тихо наигрывали незнакомую мелодию.

Три последних дня мальчишки с листовками, как чумные, носились по городу, приглашали всех поучаствовать в уникальной заграничной игре «Тагановская рулетка». Там же описывались правила «беспроигрышного» развлечения. Приводились примеры безумных выигрышей. Посетителям сулили различные конкурсы и разнообразные подарки. Перед игрой обещали выступление приезжих артистов, бесплатную дегустацию новых алкогольных напитков и редкие угощения. Счастливчику, выигравшему самую большую сумму, обещали супер приз — 5 000 фунтов. Несчастному проигравшему больше всех полагалась поощрительная награда 500 фунтов. (Примечание автора. Вход в заведение в рекламных целях составлял 10 фунтов. Самая недорогая, простая фишка для участия в чудо — игре стоила 1 фунт. Самая дорогая — 500 фунтов. В качестве бонуса за вход давали — ДЕСЯТЬ!!! бесплатных фишек. И конечно… стопочку бесцветной «Тагановской огненной воды» на удачу в начале игры и ещё одну на посошок в конце.)


— Джентльмены! — произнесла обворожительная блондинка. Озорные глазки молодой крупье хитро заблестели. Она вздернула прелестный курносый носик. Вытянула уточкой небольшие, аккуратные губки. — Попрошу вас делать ставки. — Колокольчиком зазвенел её чудо голосок. — Спешите разместить фишки на игровом поле. Помните, что фортуна и удача покровительствуют смелым и настойчивым. Её движения были точными, легкими и уверенными.

Крупье приняла ставки у первых добровольцев, а затем взяв в правую руку шарик из слоновой кости, резким движением той же руки закрутила колесо по часовой стрелке и всё той же рукой пустила шарик по краю колеса в направлении, противоположном — вращению. Восемь пар глаз, поставивших фишки внимательно следили за вращением шарика. В напряженной тишине стали вытягиваться шеи зевак, многие стали подниматься на цыпочки, чтобы заглянуть через плечи стоявших впереди людей…

— «34», красное, четное, верх, — произнесла искусительница, обворожительно улыбнулась победителю и лопаткой передвинула выигрыш в его сторону.

Невысокий сухощавый человек с птичьим лицом, на котором выделялись густые кустистые брови, быстро сгрёб разноцветные кругляши и зачем-то начал оглядываться по сторонам.

— Славная добыча, Джонни! — воскликнул напарник находившийся рядом. Он в порыве возбуждения подошел к другу и стал хлопать его по плечу. — Затем вскинул вверх руку и, растопырив пальцы, восхищенно произнес. — Ты выиграл десять! Десять фишек!


— Если быть точным, джентльмен выиграл тридцать восемь фунтов, — почти пропела «дьяволица». Она красиво приподняла очерченную бровь.

— Положил пять!!! «бесплатных» фишек, а выиграл тридцать восемь фунтов! — Друг победителя всё никак не мог успокоиться. — Разорви ром мою селезёнку! Да за это надо выпить! Где эта бесцветная жидкость, которую нам подавали на входе? Задери якорь её в парус. Плесните-ка мне в стакан ещё порции три этой дряни!

Со стороны двух девушек стоявших недалеко от игрового стола раздались радостные возгласы поддержки героям, они начали воодушевленно аплодировать. Одна из них лукаво стрельнула глазками в сторону новоявленного счастливчика, послала ему воздушный поцелуй. От глубокого вздоха её грудь, как морская волна, поднялась и опустилась.

Баловень судьбы, не веря в свое счастье. Он с жадностью схватил кругляшки со стола и стал их громко пересчитывать. Люди привлеченные криками радости и «крупным» успехом первого победителя, потянулись к столу. Стали доставать фишки. Выкладывать их на зеленое сукно.

— Джентльмены! — голубоглазая бестия вновь сверкнула дьявольской улыбкой. — Прошу вас делать ставки.

Желающие сыграть, включая победителя, засопели над столом, раскладывая фишки по ячейкам. В общей сложности на кону было что-то около сорока — пятидесяти тысяч фунтов, потому что вечер только начинался, ещё не все игроки разобрались в правилах, дошли до кондиции да и игра шла «по маленькой».


С разных сторон зала доносился смех, стучали кружки, звенели стаканы, раздавались радостные возгласы, смачные ругательства и стоны разочарования. Чернокожие слуги подавали изысканные блюда неизвестной кухни. С небольшой сцены фоном негромко звучала легкая итальянская мелодия. Гости не спеша что-то считали, бегали в кассу, делали ставки и конечно угощались новыми алкогольными напитками.

Бастер Хейлли убитый горем и несчастьем от несбывшихся надежд, достал из кармана кучку пластмассовых кругляшей и высыпал их на стол. Сегодня днем «знаменитого и увенчанного славой» капитана постигло большое, всеобъемлющее горе. Губернатор не резко и не грубо, а в самой деликатной форме, всячески щадя его чувства, отказал молодому корсару в помолвке со своей дочерью. Он мягко указал Бастеру на то, что его дочь Элизабет, ему не пара. Противный, неуступчивый губернатор поведал простому ирландцу, что через полгода, после достижения совершеннолетия она отправится в Старый Свет, где будет выдана замуж за сына его друга Лорда Фортескью. Только так и никак иначе он видел будущее своей дочери. Ведь флибустьер, искатель приключений, убеждал он моряка, даже если тот в последнее время немножко разбогател или чуть-чуть вскружил голову его любимице, не мог быть мужем для девушки знатного рода, получивший самое утончённое воспитание.

— Всё на цифру «1», — раздосадовано произнес раздавленный судьбой ирландец и обхватив руками голову, тяжко опустился в кресло. Происшедшее ранее событие до сих пор стояло перед его глазами, словно видение из какого-то кошмарного сна.

Его мрачные раздумья прервал звонкий голос крупье, — Номер «1», красное, нечетное, верх. Вы выиграли, сэр! Примите искренние поздравления от игрового клуба.


Кучка Хейли значительно увеличилось. Бастер увидев выигрыш, и пересчитав его в фунты, издевательски засмеялся. У него задергалась щека. Но он тут же оборвал свой смех, и из его горла вырвалось нечто похожее на рыдание. Счастливчик достал из кармана оставшиеся фишки. Всё вместе с выигрышем он перевел их в центр поля, на клетку отмеченную цифрой «17».

— Какая оригинальная стратегия игры, — странник появившийся за спиной, произнес задорно вместо приветствия. Он незаметно подошел к Хейлли. — Все деньги ставить сразу и на одно число! — Рязанцев удивленно поднял брови. — Красавчик! — Произнес он по-русски и восхищенно щелкнул пальцами. — И кто же автор этой беспроигрышной, уникальной много ходовки? У кого подсмотрел систему выигрыша?… — Мартингал или Уайттеккер? — Алексей стал авторитетно называть самых известных игроков в мире рулетки.


— ???? — Хейлли непонимающе посмотрел на компаньона. Начал хлопать глазами. — Какие, ещё к чертям собачим Марти-увайкеры. Разрази их всех вместе с кишками о палубу! Я просто хочу выиграть много… много и сразу!

— Всё понятно! — странник показательно развел руки в стороны. — Хотя… для получения мизерного шанса… я бы рекомендовал, на первых порах, ознакомиться с правилами игры. Или хотя бы фишки разложить по разным номерам. Там глядишь, и вероятность выигрыша будет выше. А так все деньги спустишь за несколько ходов и уйдешь не солоно хлебавши!

— А вот, не надо меня учить! — непутёвый напарник резко обернулся в сторону Рязанцева и недовольно высказал путнику своё возмущение. Он ударил кулаком по столу, а глаза его яростно блеснули. — Я сам знаю, что мне делать!

— «17», красное, нечетное, низ, — произнесла волшебница с глазами цвета летнего неба. Крупье концом лопатки легонько пододвинула к несчастному влюбленному его выигрыш. Столбики разноцветных фишек, наставленные перед ним, стали напоминать захваченных в бою пленников.

— Не везет в одном, повезет в другом, и в пять раз больше! — радостно оскалился молодой капитан. Он энергично потер ладони. — Верно, всё говорят! Молния и гром мне в печень! Приметам верить надо!


— Ты зачем заложил корабль? — Рязанцев внезапно сменил тему разговора. Он нахмурился. — Тебе, что заняться нечем? А ты подумал о команде, если всё проиграешь? А о нашем общем деле?

— Я хочу стать самым богатым в городе! — как заговоренный не мигая глазами, лепетал зомбированный влюбленный. — Может быть, тогда губернатор отдаст мне Элизабет. Может быть, тогда он поймет, какому славному моряку он отказал. Как он мог разбить наши сердца? Мое… и Элизабет. Я приду с деньгами! Я брошу их в его грязное, толстое лицо! И если он снова откажет… То, я! То, я украду её. Мы сбежим вместе на край земли. Туда где никто не найдет. И будем счастливы!

— Глупый бред влюбленного идиота! — путник закашлялся от глубины идей молодого капитана. — Вас поймают. После чего тебя повесят, а её вернут отцу. Напоследок её страдающую от несбывшейся любви выдадут замуж. И все будут жить в горе и печали. А ты будешь болтаться на какой-нибудь осиновой ветке.


— Джентльмены, делайте ваши ставки, — мягкое напоминание донеслось с противоположной стороны стола.

— Послушай, Бастер! — путник начал активно разубеждать ирландца. — Я тебе обещаю, Элизабет будет твоей! И даже губернатор признает тебя зятем… Но, для этого мы должны четко выполнять пункты подписанного договора. Я со своей стороны делаю все, о чем мы договорились. А ты бросаешься как влюбленный баран на дубовые ворота. Вот результат твоих похождений… — Рязанцев рукой показал в сторону стола с зеленым сукном. — Ты в соплях, Элизабет у отца за забором. А я ищу тебя по всему городу.

— Тысяча ведьм на огненной сковородке! — ирландец «уперся рогами в землю». Он был ужасно бледен, глаза налились кровью. — Тебе не понять! Мы теряем время, выполняя твои дурацкие планы. Её отправят в Европу и я её больше не увижу.

— Попрошу вас делать ставки, джентльмены, — вновь произнесла голубоглазая нимфа.

Хейлли привстал из-за стола и резко двинул всю кучу фишек на красную цифру «25». Сейчас, склонившись над столом, он был похож на хищную птицу. Это сходство еще больше усиливали заостренные скулы и подбородок и чуть перекошенный большой рот.

— Ставки больше не принимаются, — взмах руки чаровницы и шар начал свой стремительный бег в противоположную сторону движения «чертового колеса».


Запах табачного дыма и пота вокруг стола стал невыносимым. Нервное напряжение игроков — тугой клубок алчности, страха и сосредоточенности — достиг предела. Ощущение алкоголя притупилось. В свои права вступили чувства, и эмоции присутствующих. Напряжение буквально нависло над игроками.

Вот «бегунок» замедлился, вот стал прыгать. Еще немного попрыгав, плутишка на мгновение завис, словно колеблясь, в какое из гнезд ему предстоит прыгнуть. Вот в последний раз, словно издеваясь над всеми, он дрогнул и нырнул в зеленую ячейку с цифрой «0».

— «Зироу», «0», зелёное — произнесла девушка. Она мягко обвела взглядом всех игроков за столом. Остановилась на Хейлли. — К сожалению, вы все проиграли. Все фишки уходят в пользу клуба.

По зеленому сукну, которое теперь уже казалось Бастеру не мягким и шершавым, а твердым как камень, и неестественно зеленым, как молодая трава на свежей могиле… безобразная, белокурая гарпия с пронзительно голубыми глазами, будь она трижды проклята, укатила страшной, кривой клюкой все его фишки, надежды… и чувства. Она только, что разбила ему жизнь!!!


Ирландец долго сидел неподвижно, не в силах что-либо произнести. Во рту стояла неприятная горечь, вспотели подмышки, глаза как будто разбухли от напряжения, лоб, нос, щеки горели. Внезапно он осознал, что всё, что было у него, до последнего цента — он всё проиграл! Теперь у него ничего нет. Пустые карманы и ветер в голове.

На тяжелых ватных ногах он с трудом поднялся из кресла и посмотрел на Рязанцева. — Что ты там говорил про твой договор? — упавшим голосом произнес человек абсолютно свободный от денег и всего своего имущества. — Что я должен делать дальше по твоему плану?

— По нашему плану, — хитро поправил его змей — искуситель и его синие глаза весело заблестели. — Он боковым зрением хорошо видел, куда со стола уносят все — теперь уже ЕГО фишки. — Мы выкупаем корабль и открываем кадетскую школу. А ты и твоя команда с завтрашнего дня становитесь наставниками «юных» моряков.

— Чего??? Кого??? Кем??? — Хейлли не смог удержаться от глубины идеи своего напарника. Его голова закружилась, и он беспомощно сполз в кресло.

* * *
Свежий морской ветер резво гнал в бухту мелкую волну. Над Порт-Роялем вставало ранее утро. В порту, как всегда в это время, уже оживленно: Далеко разносится брань матросов, крики купцов, грузчиков, надсмотрщиков за рабами. Скрипят мачты кораблей, полощутся на ветру боковые паруса и флаги, потрескивают дубовые трапы, над волнами носятся и кричат чайки. Пахнет смолой, дымом, вяленой рыбой и морскими водорослями. Порт пестрое скопище парусов. Серые, белые, желтые, пурпурные, они делают бухту живописной. Качаются на волнах большие военные корветы, толстые купеческие бригантины, и крутобокие шхуны. На внешнем рейде среди небольших торговых суденышек резко выделяется два корабля стоявшие, словно в обнимку друг с другом. Это небольшой шлюп «Искатель сокровищ» и неизвестная трехмачтовая галера. Коричневые просмоленные паруса судов убраны к реям, толстые канаты прочно держат сцепившиеся корабли.


Сразу после седьмого удара склянок, на палубу «Искателя сокровищ» грациозно «вошел» молодой джентльмен с лицом, исполненным достоинства и уважения. Одет он был в богатый, пышный наряд. В руках расфуфыренныйирландец держал трость с золотым набалдашником. Из-под большой черной шляпы с розовыми перьями водопадом до самого пояса ниспадал парик из длинных шелковистых волос золотистого цвета. На лице прибывшего капитана присутствовали очевидные следы недавних бессонных забот и волнений.

Бастер Хейли, заслуживший высокое звание Эль Капитано, удачливый корсар и путешественник, без пяти минут зять губернатора острова Ямайка, рассеянно осмотрел палубу своего бывшего корабля. Учуяв и увидев неизвестных, измученных неволей, окровавленных людей заполнивших всё пространство, он быстро зажал нос надушенным дорогими духами кружевным платком. Криво скорчил лицо и произнес на ломанном французском недовольное возмущение. — Фи… О, мон дье! Жамэ! Жамэ дё ла ви!


Вся палуба судна представилась напыщенному франту бурлящей, скверно пахнущей выгребной ямой. Отхожее дно котлована было заполнено загорелыми до черноты людьми, в грязных, окровавленных лохмотьях. Они со странным, тяжелым выражением лиц казались отвратительными тенями, только, что вышедшими со дна морского, куда им через мгновение предстоит кануть снова.

— Мо шье саль! — ирландец снова по француски недовольно простонал свое мнение Рязанцеву о присутствующих. — Жё нэ компран па! А где кадеты? Юные моряки, где? — Он брезгливо поморщился — Парблё! Это, бродяги какие-то? Каторжники! Экскюзэ муа! О, мой бог! Мы на такое не договаривались!

— Ты, что? — путник непонимающе захлопал глазами. — Открой глаза шире. Это же молодые ребята — кровь с молоком. Будущие морские волки! Они же с юных лет грезили морем, солеными ветрами, дальними странами! Если бы ты знал, как они жаждут поскорее услышать плеск крутой волны, скрип мачт и крики чаек. Кстати, если, что — то учить с ними русский язык не нужно!

— Па дё куа! — самозваный блюститель изысканных манер, смахнул с плеча невидимую пылинку. — Миль пардон! Нет, я не могу. От них дурно пахнет тухлой рыбой, фи! — А я, прославленный капитан, любимец фортуны, человек начавший писать книгу о великих скитаниях и путешествиях. Одним словом… нет, нет и ещё раз нет. Я не могу! Что обо мне подумают в свете? Что скажут родственники губернатора? Как к этому отнесется Элизабет?


— Значит так! — Хейлли с деловым видом встряхнул напудренным париком, демонстративно выставил вперед ногу утянутую в тугой серый чулок и помпезно произнес. — Мон ами! Либо ты мне находишь нормальных юных матросов, и я начинаю их учить, либо… я ухожу к другому нанимателю! К тому, кто оценит и поймет мой талант, мои знания и умения прославленного морехода!!

— Пожалуйста! — Рязанцев закашлялся от смеха. — Плыви на все четыре стороны. Тебя здесь никто не держит. Но, знай, сейчас, время нашей договоренности о твоей свадьбе с Элизабет увеличилось ещё на полгода. Будешь так вести себя — вообще помогать не буду! И помни, Элизабет не простит, что ты так долго откладывал свадьбу, из-за своих дурацких капризов. А, я, ей, обязательно расскажу об этом.


— Биверстон! — скиталец во времени громко позвал первого помощника Хейлли.

— Я, — смуглый бородач в красной феске и грубой рубахе выдвинулся вперед. Золотая серьга болтались в его ухе, горбатый нос хищно раздувался. В вырезе рубахи была видна мускулистая грудь с розоватым рубцом давней раны под правой ключицей. Могучие руки его, обвитые толстыми канатами вен, были обнажены, у бедра свисал тяжелый палаш.

— Хочешь быть капитаном?

— Ну-у… Э-э-э… — Биверстон тянул с ответом, рассеянно глядя на Хейлли. Он подергал себя за серьгу в ухе, затем задумчиво погладил подбородок. По его загорелому лицу, точно трещины, побежали глубокие морщины.

— Удваиваю жалованье, — резкая фраза — щелчок как будто удар кнутом. — Нет, утраиваю…

Старпом весь вытянулся от радости и величины небывалого предложения. — Дд… — начал звучать ответ от благодарного, счастливый моряка.


— Подожди, — Хейлли громко выкрикнул, опередив всех. Он потянул Рязанцева за рукав. — Ладно, будем считать, что ты меня уговорил. Остаюсь и начинаю обучать этих… переростков — недорослей морской науке. И… насчет большего жалования я тоже согласен. Но, мой друг! Ответь на один вопрос… Почему ты думаешь, что они не сбегут с корабля после первой недели плаванья? — Он обернулся и ещё раз внимательно осмотрел суровые лица «юных» кадетов. — Что их держит?

— Их привлекает ожидание новой жизни!

— Как это?

— Понимаешь, Хейлли, с одной стороны у них нет ничего кроме цепей и рваных тряпок, с другой я даю им полное обеспечение вместе с работой приносящей хороший доход. Более того, по договоренности со мной, через год каждому бонусом я предоставлю дом с наделом на моей земле и…. молодую жену, которую они выберут в моей деревне или купят на невольничьем рынке. А ещё через год — два, каждый, проявив себя, сможет стать капитаном на арендованном у меня корабле…

Глава 8

Метель гудела, ревела и завывала дикими голосами. Она рывками прорываясь из леса, пьяно плутала по деревне между избами, свистела в проломы и щели, жалобно стонала в печных трубах и под стропилами, накатывала сугроб на сугроб, словно помелом обхлестывая стены, занося белым снежным саваном изгороди, двери и окна. Снег, вихрь, стужа облаками налетали словно из какой-то огромной пропасти. Ни зги не было видно на расстоянии вытянутой руки… Под непрерывное завывание вьюги деревня медленно засыпала.

И только в одном небольшом оконце почти занесенной снегом избы чуть-чуть светил огонек, мерцая звездочкой сквозь мрак и метель. От добротных стен крестьянского дома веяло тишиной и уютом. Внутри помещения ощущался застоялый запах зимы и пересохшего мха. В печи чуть слышно потрескивали поленья, на стенах колыхались тени. Хозяин избы, надев на босу ногу короткие, по щиколотку, валенки, не торопясь подошёл к оконцу, подышал на слюду и, потерев пальцем лёд, глянул одним глазом на улицу.


— Вот, поди ж ты, Кеша, да погляди, — раздался его хриплый голос восхваляющий себя и свои навыки перед старым другом Иннокентием Колодиным. — Ведь всё Таганово спит-храпит без задних ног, — а я, Михайло Бажутин, кручусь — верчусь как белка в колесе — славлю своим умением родную обитель! Ты видел, какой мы клуб построили — любо дорого посмотреть! Все соседи завидуют теперича. Ни у кого нет такого! А кто был старшим по плотницкой части? — Михайло Бажутин!!! Вот так-то куманёк! Кабы не клин, да не мох, так давно бы и плотник издох. Верно, в народе сказывают про нас умельцев — Мастерство не кнут — из рук в руки не перебросишь. С мастерством люди не родятся, но добытым мастерством гордятся. Как мастера почитают, так и величают. А меня, все почитают с уважением… И Алексей Петрович и Павел Александрович и даже новая учительница Татьяна Сергеевна. Кстати, друг сердешный, а ты чаго на ночь глядя, в такую непогодь печь без надзора оставил? Мотри как бы клыкасты супостаты не увели со двора самое дорогое. Глазом моргнуть не успеешь — а её уж неть.


— Михайло, дельце у меня к тебе, тайное, — Кеша заговорщицки наклонился вперед и, понизив голос до шепота, произнес. — Потап давеча сказывал, барин поселок собирается строить на чужой стороне, за тридевять земель? У далёкого моря — океана? Старшим тебя назначил в плотницкую артель, мужиков умелых набирать будешь?

— Ды-к… верно, сказывал, — степенно разгладил бороду хозяин избы. — Умей работать, умей и помощников подбирать, умей и язык за зубами держать. — Балагур — весельчак сузил глаза. На его переносице появились морщины. — Хотя это догада не для всех. Тайна это покамест.

— Михайло, возьми меня в артель. Ты же знаешь, я топором махать умею!

— С чего ради, Иннокентий? — мастеровой удивленно посмотрел на Кешу. — Борода по колена, а дров не полена! Старый, что малый, а малый, что глупый! Зачем нам в артели сухое весло?

— Стар гриб, да корень свеж. Хотя какой же я старый? Мне ещё и пятидесяти нет. Я же на пять годков моложе Потапа. А у него уже и звание, и уважение, и почет! А, я, что? Хуже что ли! Он ранее меня обидел, в свое время Владиславу увёл! Михайло, ты же знаешь меня? — Иннокентий слёзно обратился к хозяину дома. — Мы же с тобой не один пуд соли съели за работой.


Лютая пурга хохотала и плакала за окном, кружила и заметала избу снегом. В небольшой крестьянской печке попискивало, трещало пламя, опробовав новую подачку, отступало, колебалось и разом вспыхивало, охватывало поленья. Жидкий огонек озарился большим ярким пламенем. Он заметался тенями по избе, приподнял низкий потолок помещения, раздвинул тесные стены, озарил темный лик Христа в дальнем углу.

Бажутин подвинул лавку, присел и протянул ладони к огню. На широком лице мастерового поигрывали отсветы.

— Эх, старость — не радость, а пришибить некому, хозяин избы недовольно скорчился. Почесал под рубахой грудь. Отвел глаза в сторону. — Стар да упрям — ни людям, ни нам. Кеша, да оглянись ты вокруг! Погляди по сторонам! Какой с тебя работник? Живём — покашливаем, ходим — похрамываем. Да и внук малой у тебя на руках.

— Какой малой? Ему почитай скоро восемь. Взрослый он! — Я его свёл к тетке родной. Какая никакая, а ей помощь. Присмотрит если, что за ней.

— Не знаю, Иннокентий, — упрямился лучший бригадир тагановских плотников. — Ты же инструмента нового не знаешь. Да и от дел отошел уже как года два назад.

— Не хочешь, значит брать? — запоздалый гость заговорил медленно, с хрипотцой. — А как же дружба наша, с тобой?

— Э-э-э, когда это было? — Бажутин беспечно махнул рукой. — Что было, то сплыло, а былое быльем поросло.

— Ты мне слово давал! — старец грозно свел седые брови и с размаху громко стукнул кулаком по столу. — Вспомни, когда я твою дочку Лизу почти замершей в лесу нашел. Вспомни как ты места себе не находил, пока моя Матрена вытаскивала её с того света! Ты говорил, что в долгу будешь! Как же твое слово? Бажутин? Али ты хочешь, чтобы тебя на всю деревню болтуном считали? Кто без устали болтает, в том толку не бывает. — Он ехидно скороговоркой передразнил хозяина избы.

Михайло заскрипел зубами. Сморщился как от зубной боли. Шумно вздохнув, начал тереть лоб раскинутой пятерней.

— А, ладно, так и быть, — проигравший недовольно махнул рукой. — Верно сказывают… — Отвяжись, плохая жизнь, привяжись хорошая. Твоя взяла, Колодин. Только, не говори потом, что тяжко или здоровьем слаб. Собирайся, завтра с утрица с караваном выходим. Дорога дальняя. Вернемся не скоро…

— Если вообще вернемся, — Бажутин закончил фразу про себя.

Иннокентий радостно потерев руки, по-молодецки поднялся изо стола. Победно крякнул, и деловито натянув на голову шапку, вышел из избы.


— Уу-и-й-ди! Ууу-и-й-ди-и. Ууу-иии… — под завывание снежной позёмки, гордо подняв голову, шел по деревне довольный, улыбающийся человек. Метель наотмашь хлестала ему в лицо, обжигала щеки, выбивала слезы на лице. Казалось, что огромная лавина снега засыпает его из бесконечного облака. Сердце счастливца стучало от радости. Он снова, как в старые, былые времена был юн душой и возвращался в большую, кипучую жизнь. И от этого он был счастлив…

* * *
Ветер стих и только глубокие, бескрайние сугробы да крепкий морозец напоминали о кошмаре последних дней. Было ещё пасмурно, но сквозь рваные разрывы набухших снегом туч, кое-где уже просматривались лоскуты голубого неба. Два человека в небольших санях запряженных двумя лошадьми лихо мчались по широкой дороге, ведущей в сторону Черного леса.

— Строительство поселка и кадетской школы начнем с отправки на остров небольшой партии мастеровых. Думаю, пока человек тридцать — сорок хватит. Они расчистят и подготовят площадку. Соорудят объекты первой необходимости, заготовят стройматериалы и провиант… Если, не будет хватать людей то на первом этапе помогут молодые матросы. Кстати, кто у тебя занимается подбором добровольцев?

— Михайло Бажутин и Иннокентий Колодин. Они уже четыре дня ездят по ближайшим деревням. Нанимают мужиков. Сегодня должны собраться караваном у Черного леса. Считаю, пора отправлять первых строителей. Дело большое, работы много — пусть начинают.

— Хорошо, но прежде давай посмотрим, кого они там понабрали?


Впереди показался длинный обоз, медленно ползущий по дороге. Хлипкие еле бредущие лошаденки с трудом переставляли ноги. Замерзшие люди, в рванье шли пешком вдоль старых, разбитых саней. Громко, будто на базаре, голосили бабы, матюгались мужики, хныкали ребятишки. Лица у исхудалых людей казались мертвенно-серыми.

Барские сани обогнали задние повозки. Рязанцев нашел глазами Митрошкина. Вылез из возка подошел к плотнику. — Михайло, я не понял? Ты кого нанял? Мы договаривались, что ты объедешь соседние деревни, наберешь удальцов — умельцев.

Странник обвел караван рукою. — А это, что за живые мертвецы?

— Алексей Петрович, не руби с плеча — не торопи с горяча! — Михайло выгнулся в поклоне. — Энто и есть умельцы. Цельное село. Токмо они с семьями. Да! Ещё девок из соседних деревень докупил немного. А что? Я мыслю, такмо — год ноне на девок урожайный, девки подоспели добрые, ядрёные, работные! — Михайло задрал вверх черную бороду, весело оскалил крепкие зубы. Подмигнул одним глазом. — Баба ведь хуже вина, коли пригубил, не остановишься. Да и в поле иногда одна умелая бабенка цельной кобылы стоит.


Люди затравлено смотрели на барина. В одной из повозок громко заплакал грудной ребенок.

— Бажутин, ты в своем уме?

— А ча? Я смекнул, какой поселок без песен и молодых баб? Никакой. Да и нельзя им оставаться на прежнем месте. Тяглецы они. От монастыря бегут. Бяда с ними. Обнищали, изголодовались. Мрут людишки, как мухи с голода! Не взыщите, Алексей Петрович, чать спасать их надо. А вы у нас догада! Может быть покумекаете и чаго придумаете? А они уже в благодать отработают. Да и много ли бабам надоть? Ну, а мужики с ними — правда, работящие.

Крестьяне обступили Рязанцева. Многие бросились на колени. Запричитали. — Спаси благодетель. Возьми под свое покровительство.

Алексей недоуменно посмотрел на Пехоту. — Ну, и что мне делать, с такими строительницами коммунизма?

Рыжий подросток, осмотрев лукавыми глазами близстоящих молодых работниц, заценил фигуры в фас, профиль, задорно загоготал в ответ. Вдоволь насмеявшись, он на полном серьезе произнес. — У меня есть одно предложение как быстро и недорого набрать мастеров.

— Кто бы сомневался! — руководство одобрительно забурчало. — У тебя всегда есть предложения. Давай, рассказывай…

* * *
Три дня спустя.

Крым. Недалеко от Op-Капу.

Дворец Азиса Ялшав-бея.


Поздним вечером, после вечерней молитвы, когда Азис Ялшав-бей уже собирался отойти ко сну в дверь его покоев робко постучал начальник стражи и доложил об очень срочном и важном деле. Бей недовольно поморщился…

— Вечно этот Ахмет выберет самое неподходящее время. Наверняка опять заявился с какой-нибудь ерундой, лишь бы только показать свое рвение и услужливость.

Азис накинул халат и вышел в комнату для гостей, шаркая по коврам домашними туфлями без задников, надетыми на босу ногу. Начальник стражи был уже там. Он низко поклонился Ялшав-бею и начал извиняться, что обеспокоил высокородного господина в неурочное время.

— Если мне позволено будет сказать, — осторожно начал Ахмет и тут же умолк.


Азис Ялшав-бей был молодым человеком восемнадцати лет. Он был высок, строен, черноволос, привлекателен, красив восточным лицом. От его гибкой фигуры исходило впечатление мощи и в то же время легкости. Причем мощь эта не была чисто физической. В карих глазах бея светился ум. Азис был просвещенным человеком, обладающий знаниями по многим дисциплинам, полученным от приглашенных учителей из Европы и Турции.


— Говори короче. В чем дело? — мрачно ответил бей.

Глаза Ахмета подобострастно блеснули, руки задрожали от возбуждения. Его бритая восковая голова блестела в свете факела, который держал стоявший за ним стражник.

— О, благословенный и величественный! Патруль поймал уруса перебежчика!

— И ты решил меня побеспокоить из-за такого пустяка? — бей сладко зевнул и рассеяно посмотрел на подчиненного. — Опять только зря отнимет время дурацкими россказнями и пустыми домыслами. К сожалению, это уже не в первый раз. Уж слишком хочет выслужиться!

— О, могучий и великодушный! — мускулистый татарин в кожаной безрукавке, надетой на голое тело, упал на колени, поцеловал ковер и тихо, но внятно произнес. — Он очень странный и рассказывает такое, что я решил — вам необходимо его срочно выслушать.

— Ну, хорошо, всего одну минуту моего драгоценного времени. — Азис принялся разглядывать перстни на пальцах, любуясь, как играет пламя светильников в драгоценных камнях. — Но за это ты будешь наказан. А пока я беседую с неверным, прикажи слугам приготовить мне постель и пришли двух рабынь помоложе согреть простыни.


Ахмет громко хлопнул в ладоши. Неслышно открылась дверь и в зал неуверенно, постоянно оглядываясь, в окружении двух охранников вошел неизвестный в большой, пышной песцовой шубе одетой на голое тело. Лицо его было красным и потным, на голове была высокая шапка из рыжей лисы. Он неуверенно двинулся в направлении Азиза, запнулся за складку ковра и упал на колени у ног хозяина дворца. Из рук неизвестного выпал вместительный потёртый мешок и, глухо стукнувшись о ковер, развязался. Из мешка веером рассыпались, раскатились медные монеты.

— О, великий и могучий владыка земли татарской! — молитвой запел неизвестный по-русски. — Несравненный хан, шах, падишах, султан, король, князь! — Странный гость распластался в поклоне рядом с начальником охраны. Выпрямившись он схватил за основание мешок и стал, как бы ненароком трясти его, высыпая от туда деньги. — Дозволь Гришке Молчуну, сколотившему за последнее время небольшое состояние, купить у тебя кусочек землицы… У моря — окияна бескрайнего. Всего несколько десятинок. — Прохиндей наклонившись гулко ударился головой о ковер. — Хочу построить небольшую деревушку с видом на берег. Церквушку поставлю, кузнецу, конюшню. Разобью садик — огородик, как положено нам православным. — Косматый уродец причитая пополз на коленях в сторону бея. — Я заплачу столько, сколько ты попросишь.


— Что это? Кто это? Кто посмел пустить ко мне в дом умалишенного нечестивца? — хозяин дворца окинул недобрым взглядом сначала своего слугу, а затем разряженного чужестранца. Сонливость как рукой сняло. Брови на лице Азиса взлетели, плотная кожа на шее сделалась красной. — Как смеешь ты, проклятый урус, просить у меня такое! — Высородный с трудом от возмущения выговаривал русские слова.

— Дозволь купить хотя бы часть прибрежной полоски, хоть несколько аршинчиков, — настойчиво продолжал стонать странный посетитель. Пройдоха снял с шеи толстую цепь, в палец толщиной, с большим серебреным крестом и протянул её бею. — Пристань построю, кораблики буду пущать.

— Нет!

— Ну, хотя бы малюсенький кусочек земельки на дюжину локтей, на берегу моря! Лодочку хочу завести. Жёнку с детишками буду катать. — Последняя попытка юродивого. Он вытащил горсть неизвестных монет и дрожащими руками рассыпал их на полу. — Я хорошо заплачу!

— Никогда! Слуги, в яму его, живо! Со змеями!


Внезапно Азиса заинтересовал блеск кругляша докатившегося до его ног. Он поднял блестящую монету. — Ах ты, Шайтан! — Золотой испанский дублон засверкал в его руках от огня факела. Глаза татарина загорелись жадным блеском. Он до боли прикусил монету. Затем осмотрел её. Причмокнул губами, перевёл взгляд на Гришку. — Где говоришь, раздобыл своё богатство?


— О, великий! — глаза хитреца вмиг потемнели и стали какими-то бесноватыми. Большая, зубастая рыбина намертво заглотила наживку. — Не вели казнить! Я знаю место, где золота очень… очень много. Там, его столько, что оно не поместиться в этом зале. Ещё и на улице придется складывать! Я всё скажу. Я даже покажу, но только за вознаграждение!

— Лжешь, шакал, — презрительно скривил губы высокородный бей. — И если это так, то я заставлю тебя пожалеть об этом!

— Зачем мне лгать? — наигранно удивился юродивый. Левый глаз хитреца задергался. Кривая ухмылка перекосила его рябое лицо с чахоточными пятнами на впалых щеках. — Я говорю истинную правду. Мотри, что там есть. — Гришка достал из-за пояса небольшой слиток золота. — И главное, всё это не далеко. Практически у тебя за огородом. Собрано в одном месте.

— Говори, говори, — Азис сглотнул слюну и поторопил рассказчика. Он нервно начал перебирать зерна чёток.

— Очень богатый караван из небольшой деревеньки — Таганово. Идет тайно, к морю. Большие сундуки с сокровищами, спрятаны в повозках! Много, сундуков — тяжёлые, с громными замками. Охраны нетути. Бяды не ожидают. В караване одни мужики — лапотники. Бери, чаго душа хочет…


— Ахмет, — возбужденно вскричал молодой ордынец, после некоторого раздумья.

— Да, великий! — начальник стражи услужливо склонился в поклоне.

— Сколько с тобой сейчас нукеров? Или ты пришел сюда один?

— Со мной три десятка сабель! — воинственно произнес начальник стражи. — Каждый воин вооружен клинком, луком с саадаком о двадцати стрелах, за поясом нож. Повелитель, ты только прикажи, и мы перебьем их, как шелудивых собак!

Азис почесал за ухом, раздумывая, стоит ли рискнуть. — Конечно, трех десятков всадников было маловато, чтобы напасть на хорошо охраняемый караван. — Алчные мысли змеями извивались в голове высокородного. — Но вполне хватит, чтобы ночью, внезапно напасть на небольшой обоз, без охраны. Тем более какого-то купчишки, из неизвестной деревни. Пожалуй, нужно попробовать!!!

* * *
Вест-Индия.

Безымянный остров.

Строящийся военный городок — «Счастливый».


Этот остров походил по всем параметрам на земной эдем. Бирюзовая гладь воды, в которой видны камни и раковины на четырехметровой глубине. Золотистый пляж, уютная бухта, пальмовые рощицы и заросли апельсиновых и лимонных деревьев. В двухстах метрах, восточнее того места, где заканчивались пальмы, гряда скал выступает далеко в море. Рыбы здесь много и ловиться она прекрасно, были бы только удочки, крючки и желание заняться рыбалкой.

— Кью! Кью! Кью! — чайки с громкими, пронзительными криками носятся над прибрежными скалами. Огромные черепахи ворочаются на влажном песке, крабы ползут вдоль линии прибоя. Синеву моря окаймляют полоски белой пены — это ленивые волны разбиваются о золотистый прибрежный песок и серо-зеленые обрывы.

В нескольких километрах от берега амфитеатром вздымается горный пейзаж с живописными искрящимися водопадами, склоны до самых вершин природа украсила гирляндами пышной растительности. На открытых местах и вдоль берега в изобилии произрастают кокосовые и банановые пальмы, хлебное дерево, папайя, манго, ананасы. Красивые птицы, с ярким блестящим оперением, порхают между великолепными деревьями окутанные лианами, нарушая своим пением величественную тишину лесной чащи.

В живописной лагуне спокойно расположился уснувший на якоре парусник с убранными парусами. Сейчас, когда море спокойно, лагуна напоминает крупный изумруд безукоризненной формы.


Недалеко от пляжа расчищена площадка. На ней установлены пять больших армейских палаток. Они доверху были наполнены храпом, густым, приглушенным свистом, ровным посапыванием. А чуть вдали, в трехстах метрах от лагеря, виднеется строящийся поселок.


…………………

Делай раз… (Состояние — плохо).

Легкая туманная дымка витала над островом и словно вуалью прикрывала последние зеленоватые звезды, таявшие льдинками на небосклоне. Уснувшее море, мирно плескало навстречу восходящим лучам солнца. Гребни волн были окрашены в серебристо-сиреневый цвет, а прибрежные пески казались золотыми россыпями, окаймляющими море из чистого золота.


— Взвоооооооод… подъёёём! — голос дневального разорвал сладкую тишину утреннего покоя.

— Нет… Нет, только не это… Спать. Спать. Спать, — Азис Ялшав-бей испуганно открывает глаза и видит… что всё, что происходило с ним в последние три дня это не сон. Кто-то хлестко и больно бьёт его по щекам, дергает за волосы. Пленник взвывает от боли, мотает головой, глаза его яростно сверкают. Дрожь переполняет тело.

— Давай татарченок, просыпайся и галопом на зарядку. На том свете выспишься, гадина ползучая.

Сильные руки огромного звероподобного напарника рывком стаскивают Азиса с постели. Окружающие весело ржут и матерят новичка.

— Неверные собаки! — зло скрипит зубами молодой бей. — Который день выспаться не дают! Проклятые урус-шайтаны. Дайте мне только время, привезут выкуп, а там посмотрим, чья возьмёт! Камня на камне от вашей Москвы не оставлю. Дотла сполю ваш городишка.


Азис откинул одеяло, вскочил на пол, неумело ударившись коленом о соседнюю кровать. Морщась и ругаясь, он задвинул ноги вместе с портянками в тяжелые кирзовые сапоги и одетый по форме раз (Примечание автора. Лысый, в майке, трусах и сапогах.) почавкал в сторону выхода. Мотать портянки за три дня солдатской неволи, он так и не научился. (А добрые люди естественно не помогли — А зачем?). Призывник сунул ноги в сапоги как придется, и вот следующие полчаса для высокородного бея должны были снова превратиться в кошмар.

— Бегом, бегом, что ты телишься, вша поганая? — Азис с трудом уворачивался от затрещин, бежал по тропинке. Худые ножонки высокородного татарина торчали из голенищ, как палки.

— Копье ему в ухо или дубиной по сопатке, — «отзывчивые товарищи» неустанно подгоняли его сзади тычками, крепкими выражениями и матерками.

— Я не хочу так жить! Я не могу! Копек этэ! Неверные, оставьте меня в покое — я благородный бей, потомок великого Чингисхана, — с отдышкой шептал Азис по-татарски. А затем про себя добавлял… — Презренные, вы заплатите мне, за всё! Грязные свиньи! Шакалы! Собаки! Вы все сдохните под копытами лошадей, что несут моих нукеров. Они смешают вас с прахом земным, развеют негодных по ветру.

Однополчанам на его угрозы было глубоко наплевать и растереть…


Солнце уже поднялось из-за океана и проступало сквозь зеленые тени красным пятном. Топот. Хрипы. Пыль. Подзатыльники. Боль. Обида. Ноющая боль под лопаткой, тяжелые пудовые сапоги, натирающие ноги, навязчивые мысли об отдыхе и прохладе.

Ручейки влаги, струятся по лицу, текут по спине, смешиваются с пылью, впитываются в одежду, превращая её в пропитанную потом тряпку. В глазах рябь. Губы пересохли. Хочется пить.

— Бегом, бегом, шире шаг! — раздаются команды со всех сторон. — Живее робята, шибче, поспешай. Держать строй!

Передвигаться во время зарядки нужно рваным темпом не менее трех верст — вдоль моря и через лес. Передвигаться трудно, ноги разъезжаются, проваливаются в колеи и рытвины. Либо утопают в шершавом песке. Бежать приходиться по каким-то оврагам с высокой, колючей травой. Вверх — вниз, подъем-спуск. Очень крутой, долгий, нескончаемый подъем…

Примерно на полпути Азис выдыхается. Выбившийся из сил пленник тащится позади строя. Постоянно спотыкается. Для боевых товарищей бегущих по обе стороны от него эта легкая пробежка с благородным татарином стала праздником. Они по очереди ловко пинают высокородного по худосочной заднице. Его подбадривают и воодушевляют обидными воплями и оскорбительным свистом.

— О, Аллах, уж лучше бы они начали меня пытать и предали смерти, чем заставляют выполнять эти дикие упражнения, — ордынец беспомощно ругается и вскрикивает, всуе вспоминая проклятых урус шайтанов, призывая на их голову небесные и земные кары, самые ужасные болезни и несчастья. После ударов он ускоряется — но ненадолго. И снова удары и вновь обида затмевающая разум.

…………………


Делай два… (Состояние — очень плохо).

— Неужели я могу столько бегать? Я уже давно не чувствую своего тела. Мозоли уже не болят, они просто раздирают ноги на части. Форма, до чего она неудобна, колюча, шероховата и тверда, стискивает все тело… Бельё насквозь мокрое от пота. От меня пахнет как от бешенной собаки. В который раз я преодолеваю полосу препятствий. Надсмотрщики передают меня друг другу по очереди, меняясь каждый час. Почти полдня ползаю по-пластунски, бегаю вокруг стен с пустыми окнами, прыгаю через ямы, подныриваю под перекладины, не вылезаю из земляных окопов, со страхом поглядываю на высоченные щиты, через которые, ухватившись за край, надо снова и снова перелезать… А потом самое страшное — Висну на турнике, отводя вперед и назад согнутые в коленях ноги, пытаюсь подтянуться… Ладони горят, тело дрожит, губа прикушена до боли… До крови… — Не удается.

И так круг за кругом!!!


Надзиратель мной не доволен. Очередное наказание…

— Упор лежа, принять! Тридцать раз, отжаться! — на его лице появляется издевательская, пренебрежительная улыбка.

— О, великий пророк, сжалься и помоги мне! — татарин нехотя ложиться по команде, упирается коленями в землю. Начинает кое-как отжиматься. Пыхтит и сопит, выплевывая слюни, как загнанный верблюд — из последних сил.

— Э, басурманин ягастый, укуси тебя карась! — его товарищ присел перед несчастным на корточки. — Ты часом белены не объелся? У тя чё руки отсохли?? Анусь ка быстро исполнять, пока я тебе бока не намял.

— Проклятые гяуры! — Азис с трудом попытался отжаться.


— Я не хочу, не могу! — он крикнул, выполняя очередное упражнение.

— Не любишь отжиматься? — убежденно, на распев произносит истязатель. — Не нравится? И мне, брат, не нравилось, да, вишь, — служба, надобно… А у нас русячей в армии знаешь как сказывают: Не хочешь — заставим, не можешь — научим! А потом добавляют: Бей сову о сосну аль сосну о сову, — всё сове, не сосне будет больно. Ну, а коли сдохнешь, собака! Похороним с честью… Да ещё и на радостях честной пирок закатим!


— Встать! — командует его сосед. — Пошто не резво? Будем тренироваться. Упор лежа принять! Отставить! Встать! Лечь! Встать! Лечь! Лечь. Какого лешего встал — команды подъем не было.

— Проклятые урусы! Вернусь домой, соберу орду в набег и вырежу всех до единого! Ни баб, ни стариков, ни детей… никого не пощажу! Пеплом землю покрою, только псы голодные выть будут.

— … Лечь, — снова обидный приказ. — Вот так, лучше будет. Упор лежа принять! Делай раз! Ниже, ниже! Жопу опусти! Делай два. Раз! Раз, я сказал! Татарушка, не тормози! — Сильный удар с оттягом сапогом в бок.

Азис едва удержался, чтобы не вспахать носом песок.

— Я сказал… Делай раз… У, злыдень… — ещё один сильный удар.

В глазах Азиса закружились звезды. Он упал на землю и резко начал хватать ртом воздух.

— Что шипишь как гадюка? Зубы мешают? Добавить?

…………………


Делай три… (Состояние — наверное, хуже уже не бывает).

Наконец-то отбой. Голова Азиса касается подушки. — Слава Аллаху! Спать. Спать. Спать. Глаза закрылись сами собой. Заснул мгновенно, касаясь подушки. Темнота резко накрыла мир своим покрывалом. Хочу пошевелиться, поправить неловко заломленную руку, но не могу, нет сил.

Резкий удар по лицу от соседа, чья койка стояла напротив. Новобранец проснулся, вздрогнул, сжался от боли и не сразу включился в происходящее. Глаз от сильного удара стал медленно заплывать.

— Слухай сюда, татарская морда, — грозно протянул неизвестный. Он оглянулся по сторонам. — Не знаю, как ты попал сюда и сколько заплатил, но помни… — я тебя на ремни порежу. Я тебе не дам жизни, не на этом свете — не на том. Кровью будешь харкать нехристь, на коленях просить прощенья, все равно сдохнешь, собака. Вот, гляди! — Он вытянул жилистую руку, показал две наколотые линии. — Тута ча, отметки. Я уже свёл двух татар в могилушку. А Бог любит троицу! Помни… скатиняка — ты, третий. — Он грубо ощерился. — Как бы тебя не пасли, я всё равно порешу тебя, погань!

* * *
В большой спальне, на окне, тенью металось пламя светильника. В комнате пахло миндалевой водой и остывшим дымом. Джафар Ялшав-бей задумчиво полулежал на обитой зеленым бархатом широкой тахте. На его мужественном лице, побитом оспой, была видна тревога о единственном сыне, захваченном в полон проклятыми неверными. Ордынец рассеянно сложил листы, исписанные славянской вязью, и, склонив голову, некоторое время смотрел исподлобья с таким видом, словно что-то глотал горькое. Его мысли были далеко. В глазах родителя стояли слезы.

Потом голова его поднялась, и лицо приняло властное, повелевающее выражение, словно в этой комнате были какие-то люди, с которыми он спорил, и зорко, со сдерживаемой неприязнью смотрел на них сквозь тяжелые, почти слепые стены помещения. Но в комнате никого не было. Холеной, в перстнях рукой он взял письмо и в очередной раз его глаза заскользили вдоль строчек…

…Селям алейкум, отец. Да продлит Аллах твою жизнь на многие годы!

Прищуренные глаза бея при воспоминании о сыне заискрились, потеплели. Он поднес бумагу ко лбу, затем к губам и нежно поцеловал её.


… Отец, прости меня, но сердце мое в тревоге. Я знаю, что первую часть уговора с ненавистным купцом из Таганово ты выполнил — мастеровых в количестве ста человек для строительства нового поселка отослал. Очень жду и надеюсь на быстрое выполнение второй части договора, после чего я наконец-то снова смогу вернуться в наш дом, поблагодарить всевышнего, обнять тебя, увидеть родных, поцеловать маму…


— Гнусное отродье! Подлые, трусливые шакалы! — Джафар крякнул и засопел, сдерживая рвущуюся из груди ярость. Если бы он мог закричать во всю силу своих легких, он изрыгнул бы самые чудовищные проклятия этим шелудивым собакам! — О, великий пророк, помоги мне! Помоги осилить силу урусов. Я буду тебе горячо молиться. Научи меня как поступить… Задали неразрешимую задачку — купить пять десятков корабелов и что бы все они были из Московии. Где я найду таких мастеровых? Их даже захватить в полон невозможно? У, грязные дети шайтана! Проклятые собаки! Вы ответите мне за страдания сына! Всю кровь выпущу по капле! Это же надо было придумать — невыполнимое требование!!! Разве могут быть у постылых гяуров строители кораблей?


… Третий месяц я нахожусь в плену у купца из Таганово, на его заброшенном острове. И уже начал немного разбираться, что тут и как. Здесь всё время чувствуешь себя в напряжении. Опасность подстерегает на каждом шагу. Жизнь и смерть идут рядом по одной дорожке. Чтобы выжить приходиться ходить как по лезвию ножа.

С раннего утра и до позднего вечера меня мучают истязанием под названием воинская учёба. Учёба, учеба, учеба!!! Эти урусы просто помешаны на пытках и зверствах. (Физические, тактические, строевые, огневые, инженерные, а скоро начнутся и мореходные). Они откуда-то узнали, что я болдырь и мать моя с Чернигова. (Примечание автора. Болдырь — сын татарина и русской невольницы). И теперь, по их словам, я просто обязан отдать дань Родине.


— У-у, исчадия ада! Дети оспы и горбатых ослов! — бей схватился за рукоять торчавшего за поясом богато украшенного кинжала и стиснул её так, что побелели суставы пальцев. Он скрипнул зубами и мешая русские, персидские, татарские ругательства, начал маятником ходить из угла в угол комнаты, угрюмо поглядывая в пол… — Проклятая страна, дьявольский народ! Откуда неверные узнали про подробности рождения его любимого сына? Какая ещё ДАНЬ Родине? Что за мерзкие выдумки неверных? Сколько ещё придётся заплатить, что бы мне вернули сына?


… Папа, если бы ты знал как мне тяжело! Как мне хочется домой! Но больше всего сейчас хочется сладкого, особенно халвы или арабского шербета. Отправь пожалуйста побольше сладостей с очередной партией невольников…


Несчастный родитель встал и, схватившись за голову, словно в приступе боли, повел рукой по лбу, как бы желая прийти в себя. — Презренные гяуры! Видит Аллах, пусть будет так, как хочет этот презренный купец. Я найду ему корабелов! Я выкуплю любимого сына, что бы мне этого не стоило, но потом… — Он зло усмехнулся в бороду. Его бледное лицо потемнело от гнева, а глаза налились кровью. Перекосив от злости рот, он прошипел. — Что ж, придет час, и безумцы пожнут плоды собственной глупости! Они ответят за все страдания, которые перенес мой сын!

Глава 9

Огромное, оранжевое светило медленно и неохотно клонилось к горизонту. С острова «Счастливый» казалось, что чем ниже опускалось оно, тем становится всё больше и больше. Расплавленный шар раздувался прямо на глазах. Казалось, еще немного, и солнце взорвется, расплескается по небосводу и океану кипящими, жгучими брызгами. Усиливающийся ветер шелестел большими листьями пальм. Он надувал их словно паруса. Время от времени доносился глухой стук упавшего кокосового ореха. Сухой воздух постепенно напитывался влагой, холодел. Вечерний закат нес запах моря, рыбы, водорослей. Соленый и мокрый, он лишь слегка, незримо, вплетался в упругую влажность ветра, и все-таки от него, от этого легкого и горького привкуса, немного опьяняло и кружило голову…


Слова незнакомой песни задорно разносились по округе, с высокой, одиноко стоявшей возле большой строительной площадки пальмы…

Не кочегары мы не плотники,
Но сожалений горьких нет как нет,
А мы монтажники-высотники да
И с высоты вам шлём привет…
Недалеко от «поющего» дерева собралась группа бывших рабов, неделю назад доставленных на остров в обмен на «свободу» татарского принца Азиса. Люди непонимающе переглядывались, чесали затылки, соображали, зачем их собрали после ужина, недалеко от этого, без перерыва «поющего» дерева.

— Так, козлятушки — ребятушки, слухай сюды, — начал неизвестный суховатый дедок.

Одет старец был «по последней моде», короткие, до колен, тропические брюки, (Примечание автора. Называемые на острове странным заморским словом шорты) белую рубашку и выцветшую панамку, напяленную на загорелую лысину.

— Братцы, нынче у нас осемнадцатое, — бывший почетный кобыловодитель, ныне заслуженный высокого звания вторпомпех Потап важно подоил седую козлиную бороду. Хитро прищурился и вопросительно осмотрел окружающих. — А, это значит, что?

— Што? Што? Чавось? — эхом понеслось непонимание среди зарождающегося карибского пролетариата.

— Чавось? — передразнил старец. — Итить — колотить веником по бане! Это значится, ваша бригада, последняя, которая не получила аванс. Вы пошто баламуты антихристовы порядок не блюдёте. У нас, все трудяги получают аванс с пятнадцатого по осемнадцатое число. Сегодня, осемнадцатое — треба получить.

— А, что это, задери лещ местную рыбу за жевотину, за оказия такая? Аванс? — переспросил костистый, похожий на Кощея бесмертного, мужичок, тряся кудлатой головой.

— Девок, что ля приведут, али кормить скусней будут? — кто-то из толпы начал весело зубоскалить. Мужики по-доброму засмеялись. — Али ещё кокое богохульное запланировано? Тут ведь у вас, куда не плюнь, во всех местах непонятки творятся — прости господи грешную душу за срамные слова!

— Э-э-э… деревня… — на заборе лапти худые! — дедок пошамкал беззубым ртом. Матюкнулся. — Чертово семя! Молодо-зелено, ума не нажито… Пороть вас надо вожжами на конюшне, а не девок водить. Сказываю, оплату вам положено выдать, за работу.

— Оплату? Деньгами? — толпа сразу в едином порыве начала приближаться к говорившему. — Пресвятая богородица, владычица милосердная! Вот, так диво — штаны на ветер! Вытащили людишек из неволи, кормят, поят, одёжку выдали, да ещё и… платить собираются!

— Воистину, тагановский купчина из ума выжил… — тощий выкатил от удивления глаза и зарядил скороговоркой…


Умом богатеев не понять!

Чудят, что на гуслях играют!


— Да погодь, ты ужо, балда стоеросовая! — резко перебили лохматого. — Поскольку… сказываешь платить будут?

— Ну-у, робята, — «финансовый распорядитель кредитов» смущенно начал оправдываться. — Ваша бригада на острове всего — ничего, неделю. Работа пока у вас самая простая — уборка мусора, расчистка площадки — принеси, подай поддержи. Бригадира вы покамест не выбрали… Поэтому, всего пять гривенников, алтын, да три денежки.

— Ничего себе! — мужики радостно забубнили. — Мать честная! Рас тудь твою лихоманку налево! Вот, это сумища!!!

— Ого! — толпа как море заволновалось. — Это, что? На всех? А делить-то как будем?


— Почему на всех? — счетовод-бухгалтер удивленно посмотрел на трудяг. — Каждому.

— КАЖДОМУ??? — в едином порыве произнесли два десятка луженых глоток.

На площадке на целую минуту, смолкли разговоры. Даже пальма онемела от удивления, взяла паузу. В наступившей тишине казалась было слышно, как скрипят мозги, осознавая величину цифр и решая, что теперь делать с такими деньжищами.

— Это жа, ча получается… — патлатый заводила начал загибать в уме пальцы. — Я не знамо как, не ведая, что делая, бегая без дури, как волк по острову, за неделю на цельную корову заработал???

— Каку корову? Окстись богохульный! Этого почитай на хорошего коня хватит. Да ещё на сошку с струментом. Да ещё на пару топоров…

— Постойте, постойте, братцы… — не как не мог успокоиться лохматый. — Это же чаво получается, а если цельную телегу хомутов купить да теленка, да подарков любавушке? Али в кабак загудеть, да недельки на две?

— А сколича вы хотели? — «бухгалтер от конюшни» по-прежнему не понимал недоумения трудового народа. — Вы же отработали всего седмицу? За семь дён и получайте.

— Матерь божия! — тощий от удивления засунул руки в свои длинные волосы и начал чесать голову. — Так, это ча, всего ещё и за НЕДЕЛЮ???


С другой стороны поющей дерева, на штабелях досок, на каких-то тюках, ящиках, бревнах, просто на песке в самых живописных позах сидели и лежали рабочие из бригады, которая появилась на острове раньше остальных.

А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер,
Веселый ветер, веселый ветер!
Моря и горы ты обшарил все на свете
И все на свете песенки слыхал…
— странная пальма не хотела успокаиваться.


Дневная жара спала и заходящее солнце мягко пригревало тела отработавших целый день на стройке людей. Они, развалившись, задумчиво смотрели на волнующееся вдали море. На пенные волны, идущие вдоль берега с право налево, закручивающиеся в гигантский коловорот. Вдали из-за скал показался парусник с оранжевым флагом. Сопровождаемый легким попутным ветром,корабль грациозно и плавно вошел в живописную бухту.


— Никола, — один из мужиков, длинный и сухой, как жердь, с серыми бесстрастными глазами, перевел взгляд с парусника на друга. — С деньгами-то чаго будешь делать, когда закончим работу?

— Земельки себе подкуплю, лошаденку ещё одну, домишко перестрою, дочерям на приданное соберу.

— А ты, Афонька?

— Каменну лавку поставлю на Москве, торговать начну. А там и до гостиной сотни недолго…

— А ты, Митрич? — друзья обратились к старшему группы. — Пошто язык прикусил? Куда деньжища девать будешь? Чай также лавку купишь? Ты же в прошлом купец? Али ещё, каким прибыльным делом займёшься?

— Нет, други, я ничего покупать не стану.

— Чё это вдруг?

— Ты же больше всех лямку рвешь? И денег ужо больше всех заработал. Куда же ты с ними?

— А ни куда. Здеся, навовсе хочу корни пустить.

— Как это, здеся? Да мыслимо ли сие? Чегось, тут, в глухомани делать?

— Эх, вы, лапотники! Лешаки дремучие! Нечто не понимаете, — бригадир передразнил работников. — Землица, домишко, лавка.

— Тута ча надо оставаться. Оглядитесь. Зело вольготно здесь! Земля благодатная! Только бы жить да жить! Все растет, цветет, к солнышку тянется. Зимы не бывает. Море — теплое. А, сколько рыбы, зверья! Чует мое сердце, не случайно тогановский купец вцепился, словно клещ в этот кусок земли. Не случайно ратников гоняет до седьмого пота. Чую, не стойбище собрался возводить, а большой укрепленный посёлок. А могет со временем и город заложит.

— Да с чего ты взял? — глухо, как в бочку, хохотнул сосед, что сидел рядом.

— А с того, что давеча мужики с соседних бригад сказывали, парк для отдыха в чаще начали разбивать, порт закладывают, на строительство маяка камни повезли. Эван людишек, с каждым днем всё более и более нагоняют. Оглянитесь вокруг: Тут, у него, похоже стройка на годы затянется, если не на десятилетия.

— Ну, а ты-то, причем?

— Причем? — старший в группе медленно приподнялся, расправил плечи, вдохнул полной грудью свежий морской воздух, выдохнул. На несколько секунд задумчиво посмотрел в сторону заходящего солнца. — А притом, что я, здеся хочу иметь землю! дом, семью и каменну лавку. Вот, как то так…

— Красно, баешь, — сосед задумчиво почесал в густой чёрной бороде. — Почитай, и я так хочу…

* * *
Громкий «лошадиный» смех стоял над утоптанной, подготовленной для танцев поляне. Смеялись все: Бойцы, с которыми проводилось обучение, зеваки, привлеченные громким хохотом, и прибежавшие посмотреть, чогой-то здесь тако веселое происходит. Люди всхлипывали, хрюкали, охали и ахали, вытирали слезы, заражаясь весельем друг от друга. Чуть в стороне звонко смеялись два десятка молодых барышень приглашенных на сие таинство в качестве наблюдательниц. Они зорко кидали насмешливые взгляды в сторону молодых парней.


Месье Анри Базиль, утонченная натура, репетитор и «духовный наставник» капитана Хейлли, в белоснежной рубашке с кружевными воротником и манжетами, заправленной в обтягивающее тело трико, в длинном парике ниспадающем почти до самого пояса, весь украшенный кучей бантов, ленточек, рюшечек стоял рядом с манекеном одетым в простую пятнистую солдатскую форму и на личном примере показывал ему и забитой крестьянской северной своре дикарей — коноваль как надо правильно проявлять себя в танце в высшем свете.

— Месье, мадам… Ву мё компрёнэ? — важно продолжил рассказ о красоте танца воспитатель ирландца. — Учиться настоящий танец нужно многий, долгий год. Это очень трудный и длительный занятий. Больше всего в танец нужно уделять внимания поклон. Все танцор при дворе его величества… Алёр ну. Тра-ля-ля — дё плю гран. Долго репетировать, делать красиво трэ бьен поклон. Они, согласно правильный этикет придают свой поклон большой чувства, переживаний, шарман! Пример, так… Один нога повернуть, а другой чуть назад, но соединить колень. Руки, принимать первую позиция: Рука в положении будто держать кольцо, опустить чуть ниже пупка, другая над голова, и немного вперед, что би ви могли её смотреть. Рука вверх также должна держать колеч-ко. Вот так, тра-ля-ля… И далее надо делать несколько шажок, прыжок, скольжений. И в конце все завершать оп-ля-ля дё мьё… — глубокий поклон — реверанс.

Народ, окруживший учителя танцев и светских манер, «согнулся» в очередном приступе хохота.


В защиту преподавателя на середину поляны вышел красный от смеха Пехота.

— Видите, глупые коноваль, всё просто.

Павел набрал в грудь воздуха, отдышался, а затем произнес… — А вы боялись? На самом деле нет ничего страшного в этих дерганьях ногами, руками и всем остальным телом под названием, танцы.

Высшее военное командование тагановских дружинников подняло руки вверх и начало хлопать.

— Поаплодируем учителю за проведённый показ и поучительную беседу. Скажем спасибо его мастерству. А теперь по росту, в одну шеренгу, становись!

Парни споро построились, выполняя приказ.

Конопатый командир тут же повернулся в сторону ничего не подозревающих представительниц прекрасного пола и громко гаркнул… — А ну девоньки, поднялись и построились в одну линию напротив ребят, быстро! — В его голосе прорезался металл. Глаза рыжего бесенка хитро заблестели.

— Чего на меня смотрите? Вам говорю, живо построились! Носочки выровнять! Пяточки вместе. Грудь колесом. Ровнее. Подбородочек выше. Смирно! Замри!!! Глаза закрывать не нужно.

Женщины худо, бедно, как попало, (Явно нарушая время, заложенное на построение по уставу) минуты через три, а то и через все пять, наконец-то построились в линию.


— Орлы! — торжественно произнес затейник-балагур-новатор. — А также орлицы! Руководство, поддержало меня и приняло важное решение: С сегодняшнего дня вводим новую форму отдыха для жителей острова — танцы. Теперь, каждый боец самолично сможет научиться танцевать одну даму, а затем в свободное от занятий время обучит танцевать других понравившихся ему молодых особ. Если кому не понятно — то это приказ. Он не обсуждается. Ясно?

— Так точно, — недовольно раздалось в ответ.

— Тогда, взяли за руку стоящую напротив себя партнершу. Разошлись по поляне с интервалом полтора — два метра. Повернулись друг к другу лицом.


— Очень хорошо! Взяли избранницу одной рукой за руку. Вторую положили ей на талию. На талию я сказал, а не на задницу. Девчата, таким же образом приобняли парней.


— Далее, — Пашка подошел к свободной девушке. Осторожно притянул к себе.

— Показываю… Легонько, аккуратно и не спеша начинаем двигаться и кружить по кругу. Выполняем упражнение все вместе, одновременно на счет: Раз, два, три, четыре… Вот, так, понятно? Я спрашиваю, ясно?

— Так точно, — отозвались бойцы. — Ясно.

— Вместе со мной, на счет, репетицию начии-най…


— Раз, два…

— Ой!

— Не напрягаться, выпрямить колени!

— Ой, ой.

— Плечи развернуть, живот подобрать!

— Три, четыре…

— Голову выше!

— Раз, два.

— Смотреть прямо перед собой, можно в глаза партнершам! Улыбаемся!!!

— Три, четыре.

— Черкашин, сделай морду попроще, не медведя обнимаешь.


— Господи милосердный, страсти-то какие! — пары наступая друг другу на ноги, сталкиваясь, ударяясь локтями, плечами, спиной с соседними парами, неуклюже кружили по поляне.

Через пять минут общего пыхтения, ойканья, айканья, стенания и возмущений раздалась новая команда… — Хорошо, теперь делаем тоже самое, но только под музыку…


Из динамиков проигрывателя, расположенного неподалёку зазвучала медленная, незнакомая, но берущая за душу композиция…

Ромашки спрятались, поникли лютики,
Когда застыла я от горьких слов:
Зачем вы, девочки, красивых любите,
Непостоянная у них любовь…
* * *
— Гришка!

— Ась?

— Нась, — полноватый, с толстым добродушным лицом прохожий передразнил лопоухого, взъерошенного друга. — Куды спяшишь, голубь сизокрылый?

— На Кудыкину гору. А вообще, не твое дело. Иду куды надь.

— А как вернешься оттель куда надь, пойдешь вечером картинки глядеть? Сказывают, опять показ будет. (Примечание автора. Название «Картинки» — на острове получил вечерний сеанс показа одного или нескольких диафильмов. Вот уже неделю как, на небольшом экране, начали вечерний показ детских сказок на кинопленке из фильмоскопа. Специально обученный «киномеханик» крутил ручку аппарата и громко читал для всех текст сказки. Успех нового культурного начинания был ошеломляющий. Люди задолго до начала сеанса занимали места и ждали, ждали, ждали когда стемнеет и начнется вечерний показ).

— Ух-ты! Конечно, пойду! — сразу же загорелся желанием новоявленный киноман. — Антиресно, про чё ноне картинки будут? «Конек-горбунёк» или «Маша и три медведя»?

— Не ведаю, но ходят слухи, что сегодня что-то новое покажут.

— Новое… — собеседник недовольно сморщил нос. Почесал затылок. — Я бы старое поглядел — «Конек-горбунёк» например. Ужо дюже там царевна красиво нарисована. И кажут картинки долго.

— Да ладно тебе! Пошли, давай. Я вместо ужина бегал к экрану. Там новый большой холст натянули, раза в три более чем был ране. Какие-то большие черные коробки поставили у экрана. И еще лавочки сколотили для сидения.

— Да, ну? Ух, дюже антиресно! Чай опять «Конька — горбунька» покажут. Али ещё чего про принцесс, там, или королев всяких. Пошли скороча места занимать.


В начале киносеанса, в новом кинозале, было всё как всегда. Долго ждали, пока свечеряло. Затем в полумраке появился свет на холсте. В этот раз он шел из другого места. Холст быстро окрасился в насыщенно синий. На его фоне возникли непонятные, размытые буквы. Они начали дрожать. Внезапно, из черных коробок, заиграла музыка. Затем изображение настроилась а… потом!!! перед зрителями совершенно отчётливо, как будто они были там всегда, возникли старые ворота с охранниками в кольчугах стоящими у входа. Живые, настоящие воины открыли ворота, из них вышла старушка с клюкой. И… вдруг (Этого никто не ожидал) старушка прищурилась, посмотрела на присутствующих и сама (А не чтец) САМА громко заговорила:

Расскажу я вам ребятушки… Сказку старую, старинную…
Про родную землю матушку… Про дела давно минувшие…
Старушенция исчезла, и появилось изображение сидящего на дереве большого сокола с короной на голове. Птица покрутила головой, взмахнула крыльями и взлетела с ветки.

Зал набрал воздуха в легкие. В едином порыве застыл и… не отрываясь смотрел на новое чудо творящиеся перед его глазами.

На огромном холсте вновь, теперь уже отчетливо возникли большие буквы…

— Финист — Ясный сокол. По мотивам одноименной сказки Шестакова, — внезапно громко прочитал надпись чтец текста диафильмов.

— ???? Чур меня! — он удивленно перекрестился, и не чего не понимая уставился на экран. Там играла музыка и отчетливо сами собой сменялись картины родной русской природы… А затем началось такое, что ни в сказке сказать ни пером описать.

Глава 10

Апрель 1686 года.

Вольный торговый город Гамбург.

Таверна «Жареный гусь».


Таверна «Жареный гусь» была переполнена народом. В плохо проветриваемом помещении висел сильный запах кислой капусты, дрожжей и крепкого табака. Вечернее время способствовало безудержному веселью царившему в пивном зале. За столами собралось не менее сотни капитанов, шкиперов, матросов. Тут были разные люди: и новички, ходившие не дальше соседнего порта, и просоленные моряки, успевшие на своем веку избороздить едва не все моря и океаны. Любители выпить рому и побалагурить в портовых кабаках Старого и Нового Света. Многие из присутствующих сдвинули широкополые черные шляпы на затылок, другие побросали их на чисто вымытые столы, заставленные кувшинами с пивом, глиняными кружками и винными бутылками. В руках посетителей дымились длинные голландские трубки с вытянутыми чубуками. Выскобленные добела стены таверны дрожали от разноязыкого многоголосья, громового хохота, женского визга, крепких морских словечек, проклятий и веселых песен. Полногрудые, глазастые служанки, мелькая пышные бюстами, ловко лавировали между большими дубовыми столами, уворачивались от настойчивых комплиментов, разносили кувшины с вином, кружками наполненными пивом. Проказницы с наигранной стыдливостью отбиваясь от грубых ухаживаний подвыпивших мореходов, а иногда с веселой бесцеремонностью усаживаясь к ним на колени. Время от времени кто-нибудь из гостей отправлялся нетвердой походкой вслед за одной из красоток по скрипучей, винтовой лестнице на второй этаж. Ему в след звучали голоса искреннего одобрения и поддержки.


Иоахим Ворденхофф, капитан небольшого флейта «Серая чайка» довольно тихо сидел в углу таверны. Это был плотный, на редкость крепко сбитый мужчина пятидесяти двух лет, шести футов и трех дюймов ростом. Обросший седой шевелюрой и бровями, плоским красным лицом продубленным солёными ветрами, которое не брал никакой загар, и ясными карими глазами не мутневшими при принятии любых доз спиртного.

Из темного угла, где стоял его стол, он рассеяно наблюдал за всеми находившимися в питейном заведении. Бывалый моряк был совершенно равнодушен и к гулу голосов, что шумели вокруг него, и к полным восхищения взглядам неряшливой служанки, снующей взад — вперед между соседними столами. Просоленный солёными ветрами мореход беспорядочно осматривал присутствующих, глубоко вздыхал, морщился.

Его пестрая жизнь была полна бурных событий, лишений, опасностей. Он знавал лютую стужу северного Архангельска и невыносимый жар далёких берегов Бразилии. Вместе с командой пережил множество невзгод: Жестокие шторма и рифы в тумане, повальные болезни и нападения пиратов. Но, что бы не происходило одинокий волк старался не входить в состав торговых конвоев. Он всегда полагался только на собственную голову да сноровку команды. Под всеми парусами, в одиночку он ходил куда быстрее и маневреннее, чем в караване неповоротливых купеческих толстопузов. Опытный моряк ценил время, старался все делать быстро и не любил ждать других. И получалось, что он успевал совершить по несколько рейсов, пока другие возвращались из одного.

За последние пять лет флейт, доставшийся от отца в наследство, сильно одряхлел, поизносился. Учитывая небольшой размер и тихоходность, заказов становилась все меньше и меньше. В таком состоянии Ворденхофф не мог и думать плыть через Атлантику, или ожидать богатых заказов. Однако он ещё вполне надеялся немного заработать на рейсах в Англию, Голландию или в балтийском каботаже.


Который день подряд, потрепанный временем морской волк с грустью теребил в руках полупустую кружку с вином, с надеждой осматривал переполненный зал. Он мутными от алкоголя глазами выискивал нанимателя. Однако фортуна отвернулась от старого капитана. Все заказы уходили к конкурентам, имеющим пузатые двух мачтовые галеоны с хорошим ходом и мощными батарейными палубами. Для безопасного ведения дел торговцы оптом закупали товар и отправляли его большими караванами под охраной многопушечных фрегатов. А Иоахим кусал губы и тоскливо размышлял над своим незавидным будущим, становясь все угрюмее с каждым прожитым днём.


Громко поздоровавшись, за столик присел незнакомец. Длиннополый синий камзол из английского бархата с белым кружевным воротником и такими же манжетами не мог скрыть гибкой и атлетически сложенной фигуры. Под верхней одеждой неизвестного был виден оранжевый жилет, перехваченный красным шелковым поясом. Грудь наискось пересекала расшитая серебром перевязь со шпагой. Рукоять клинка поблескивала золотом. Вишнево-красного цвета панталоны были заправлены в зеленые ботфорты с отворотами. Всё это великолепие венчала широкополая черная шляпа с пышным страусовым пером оранжевого цвета. Русые волосы молодого человека, расчесанные на прямой пробор, спадали на крахмальный воротник. Приветливое лицо, на котором ярко блестели синие глаза, вызывало добродушие и симпатию.

— Меня зовут Алексей Воронцов, — убежденно начал собеседник. Я русский купец и только, что оформил разрешение на право конвоировать торговые суда. Я зарегистрировал частную охранную компанию — «Таганово компании». В моем распоряжении полностью оснащенный шлюп с недавно набранной командой. Для защиты от каперов на судне установлены две легкие скорострельные пушки ЗУ-23. (Примечание автора. Для эстетов немного информации о пушке. https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%97%D0%A3-23-2) У меня есть груз, который необходимо срочно доставить в порт Малаги. Мне сказали, что именно, вы, Иоахим Ворденхофф, способны отвести мои товары в указанное место. Я заплачу вам две тысячи талеров и дополнительно предоставлю свой корабль для охраны.


— Куда? — из головы Ворденхоффа мгновенно улетучился весь хмель. Он удивленно вскинул брови. — Я не ослышался… вы хотите идти… — в испанскую Малагу? Сударь! Мало того, что вы из Московии, так ещё сумасшедший идиот! Идти морем, под охраной ОДНОГО корабля, с ДВУМЯ легкими пушками, в Испанские воды, особенно в западное Средиземноморье и Гибралтарский пролив, которые кишат берберийскими пиратами — это высшая глупость которую я слышал за последние двадцать лет! Эскадры легких, маневренных парусников рыщут там, в поисках добычи. И далее, вдоль всего берега у берберийцев имеется достаточно укромных бухт, где прячутся их быстроходные средиземноморские галеры, многочисленные команды которых знают толк в абордажных делах. А помимо них есть ещё французы, алжирцы и всякий иной сброд всех мастей, который только и ждет, чтобы поохотиться на перевозимый груз. Купцы остерегаются ходить туда даже большими караванами и под надежной защитой нескольких хорошо оснащенных военных судов! А вы хотите, чтобы я, на своей медленной гнилушке, в сопровождении одного единственного корабля охраны, на борту которого всего две жалкие пушки!!! сунулся в те воды?


Странный наниматель расположился поудобнее на стуле, самодовольно закинул ногу на ногу и положил на колено свою длинную шпагу. — На случай, если берберийцы полезут на абордаж, у меня есть военный корабль на котором пятьдесят три молодых русских моряка! И им срочно требуется морская и боевая практика.

— Сударь! Неужели вы говорите всерьез? — на лице Ворденхоффа появилась хорошо заметная презрительная ухмылка, ехидно искривившая губы седого капитана.

Он залпом допил вино и стукнул кружкой по столу… — Ни за что! Тем более с молодыми, не обученными матросами из далёкой Московии! Да, военный корабль в моем понимании должен быть тяжелым фрегатом с двумя — тремя орудийными палубами, а кроме того, иметь добрую дюжину стволов приличного калибра на баке и на корме. И в составе команды должно быть не менее четырех сотен обученных в постоянных походах матросов.

— Три тысячи талеров! — громкое заявление на всю таверну.


Шум стих в зале. Все удивленно повернули головы в сторону Ворденхоффа и его странного собеседника. Гости стали заворожено следить за результатом беседы.

— Даже за четыре! Не упрашивайте, — мореход отмахнулся от незнакомца как от назойливой мухи.

— Хорошо! — не сбавляя голоса, продолжил наниматель. — Первый раз и в качестве рекламы, в том, что моя компания очень надежная и с ней выгодно иметь дело… — Я дам вам пять тысяч! И мы завтра же с утра поднимаем паруса и отплываем.

— Нет! Разговор окончен, герр Алексей. Я не самоубийца, — произнеся последнюю фразу, Иоахим резким движением отодвинув пустую кружку, встал из-за стола и направился к двери, бросив на ходу фразу о том, что мертвым деньги не к чему.


Пока Иоахим Ворденхофф разговаривал с незнакомцем, за ним внимательно наблюдали несколько широкоплечих молодцов, сидевших неподалеку. И как только стало понятно, что парочке не удаться договориться, эти люди, словно по команде, встали и исчезли за дверью.


Дождь, шедший весь вечер без перерыва, наконец-то прекратился. Яркая луна выглянула из-за рваных облаков. Осветила мокрую мостовую, покрытую вязким слоем помоев и грязи. На улице было сыро и ветрено. В воздухе ночного города стойко пахло рыбой и ворванью. Редкие фонари едва теплились, освещая кривые картонные улочки и переулки. Обшарпанные здания мрачно смотрели на улицу своими трухлявыми рамами окон.

Ворденхофф шагал по еле освещенной дороге, погруженный в свои мысли. Он не любил тратить деньги по-пустому и всегда ходил пешком. Вот и сейчас удрученный бесцельно потраченным временем, прижимистый скряга, месил грязь ногами в сторону дома.

В сгустившихся сумерках за ним по пятам следовали неизвестные в темных плащах и широкополых шляпах, надвинутых по самые брови. Преследователей было трое. Они неотступно крались за капитаном, пока тот не свернул в кривой и грязный переулок, круто поднимавшийся от берега реки к городским кварталам. Двое из незнакомцев ускорили шаг, обогнали Ворденхоффа и, внезапно повернувшись к нему лицом, перегородили дорогу.

— Добрый вечер, господин хороший! — со страшным акцентом прохрипел один из них по-английски. Зрачки у него были черные и глянцевые, как обсидиан, полные гнева, белки глаз налились кровью. Он, словно петух, важно выставил одну ногу вперед, неуклюже снял старую дырявую шляпу с драным пером и помахал ею перед собой, окуная о мокрую мостовую.

— Добрый, — машинально ответил моряк. — Вы кто такие? Что нужно?

— Сейчас узнаешь, — нагло в ответ бросил другой. Он выразительно сплюнул сквозь выбитый зуб и страшно ощерился.


Загулявший допоздна горожанин мгновенно огляделся. Только сейчас он заметил, что окружен тремя незнакомцами, каждый из которых чуть ли не на голову выше его. Прежде чем нападающие успели опомниться, он проскочил вперед, повернулся и выхватил из ножен шпагу. Теперь за спиной у него никого не было. Трое ночных проходимцев сгрудились в кучу. Разбойники вытащили клинки и начали стремительно наступать на капитана. Он едва сумел отстраниться от первого удара, увернуться и отбить выпад другого соперника. А затем моряк завертелся волчком: Удар, отскок, еще удар. Атака, блок, скрещенные клинки. Звон металла и искры в глазах.

Иоахим всё время перемещался, извиваясь всем телом, уходил от летевших на него сверкающих лезвий и наносил ответные выпады. К счастью для морехода переулок был настолько узок, что нападающие только мешали друг другу. Это был плюс. Он медленно пятился под напором двоих нападавших вверх по круто поднимающейся дорожке. Третий разбойник из-за узости переулка вообще не принимал участия в поединке.

Преимущество в росте у соперников исчезло. Но! Их было всё-таки трое! Это большой минус. И хотя Ворденхофф довольно неплохо фехтовал, долго ему явно не продержаться. Моряк продолжал понемногу отступать, зная, что где-то за спиной проходит поперечная многолюдная улица. Может быть, там кто-нибудь из прохожих придет ему на помощь.

— Сколько же я ещё смогу сражаться? — недобрые мысли предательски лезли в голову седовласого морехода. Он только, что уклонился от ещё одного неистового выпада и почувствовал щекой поток воздуха от просвистевшего рядом клинка.

— Может, стоить позвать на помощь? Хорошая идея! Только кто отзовётся? Да ещё ночью? И в этом месте?


Стиснув зубы, Ворденхофф продолжал отбиваться от двух незнакомцев, парировал выпады, ловко уворачивался от встречных ударов. Однако, два укола с их стороны всё же достигли цели, разорвав одежду и слегка задев кожу. Внезапно Иоахим сделал резкий, глубокий выпад… Один из разбойников схватился за руку и громко закричал от боли. Второй испугавшись крика и мастерства капитана, резво отскочил в сторону. На освободившееся место с мягкой кошачьей легкостью и проворством, выдвинулся третий поединщик, окутанный с головы до ног во всё черное. Даже его лицо было закрыто темной маской. Гибкий, ловкий как пантера он обнажил два клинка и стал вращать ими с такой скоростью, что невольно стал походить на мельницу. Свет серебреным блеском отражался в крыльях закалённой стали. В лужах дрожала луна. Новый противник двигался настолько быстро и изящно. Казалось, будто он не идёт, а танцует.

Резкий отвлекающий взмах одной саблей, выпад другой и Ворденхофф тут же почувствовал тупой удар клинка в левое плечо. По руке предательски побежала кровь. В глазах морехода от ужаса, что его ранили, потемнело, колени стали ватными, холодный пот побежал по лбу. Но он сделал над собой нечеловеческое усилие и продолжил сражаться, отступая чуть быстрее.

— Удар, ещё удар! Поворот. Выпад. Защита… — звон стали был единственным звуком, который нарушал тишину, царившую на улице.

— Уже нечем дышать. Сердце стучит часто и глухо: бум, бум, бум, бум — сейчас остановится… По руке струится кровь. Ещё взмах из последних сил, ещё. Отскок… Шаг вперед, прыжок, два шага назад. Поворот…

— Нет, подлые твари! — подбадривал себя седовласый капитан, отмахиваясь клинком от серебристых молний, летевших в него, точно стрелы из лука… — Я не побегу! Вы, не дождетесь этого!


Неожиданно за спинами нападающих появилась ещё одна фигура. Сквозь звон в ушах мореход услышал знакомый голос.

— Эй! Что здесь происходит?

— Герр, Алекс, — изнемогая, крикнул в ответ Ворденхофф. Если вы порядочный человек, позовите стражу! — Пусть они схватят этих негодяев! Здесь им не прорваться, пока я стою на ногах!

— Это ещё зачем? — бодро раздалось в ответ. — Обойдемся без стражи, теперь они никуда не денутся!

И обладатель богатырского голоса, прорычав проклятие, начал осыпать противников Ворденхоффа ударами своей огромной шпаги.


Через минуту разбойники с ужасом разбежались. Последний в отчаянии ринулся напролом, рассчитывая сбить морехода с ног, но кулак незнакомца обрушился на его голову с такой силой, что несчастный упал на землю и выронил клинки. В ту же секунду благородный герой ловко схватил оставшегося из бандитов за шиворот, и потащил его к поперечной улице. За поворот в переулок. Он стал громко, во всю мощь своих легких вызывать стражу. Через некоторое время спаситель вернулся к капитану.

— Да-а! Они набросились на вас, словно бешеные собаки. Ещё немного, и дырок в вашем теле было бы больше чем в старой грелке. Постойте, да вы ранены! А я хотел догнать вас и сделать новое предложение: Как вы смотрите на то, что случае потери корабля, я оплачу вам страховку?

…. М-м-м, — что-то попытается произнести старый моряк. От пережитого напряжения перед глазами всё ещё плыли красноватые круги. Он опустился на колени и стал растеряно трясти головой.

— Ну, вот и ладушки! — наниматель произнес в ответ радостно. — Значится, договорились…

* * *
Устойчивый северо-восточный ветер игриво трепетал трехцветный вымпел на мачте. «Серая чайка», небольшая посудина Ворденхоффа, благополучно обогнула в сверкающих лучах солнца меловые скалы мыса Финистерре, оставила за кормой беспокойный Ла-Манш с его туманами, переменчивыми течениями и подводными скалами… и, ловя парусами хороший норд-вест, спешила навстречу теплому дыханию юга. Невысокие, пологие волны Атлантики лениво колыхали судно, сверкали солнечными зайчиками на глянцевых гребнях и катились дальше к скалистому, изрезанному многочисленными бухтами галисийскому берегу, который медленно проплывал по левому борту. Возглавляемый седым капитаном корабль по причине исключительной осторожности за дорогостоящий груз и безопасность команды, держался как можно ближе к берегу. Парусник буквально крался вдоль полосы прибоя, опасаясь упустить его из виду, как младенец боится выпустить из рук спасательный круг, впервые попадая в глубокий водоём.

Морской бриз дул настолько ровно, что не было нужды маневрировать парусами. Судно шло ровно, слегка накренившись, с шипением вспарывая носом прозрачную голубую воду. Воздух был наполнен запахами разогретого солнцем дерева, смолы и конечно солёными брызгами. Команда торгового судна наслаждалась отдыхом, грелась на залитой солнцем палубе: Одни ставили парусиновые заплаты на свои поношенные куртки и штаны, другие чинили дырявые рубахи, третьи, попыхивая длинными трубками, плели друг другу небылицы о всяких чудесах: О морских чудовищах, способных раздавить своими щупальцами огромные корабли или о прекрасных обнажённых русалках, якобы замеченных ими на безымянных островах. Последние просто дремали под тихий скрип рангоута и посвист ветра в снастях.

Иоахим Ворденхофф беспокойно расхаживал по шканцам «Серой чайки», кидаясь то к одному борту, то к другому. Он до рези в глазах всматривался в линию горизонта — не покажется ли где чужой парус. Потом переводил взгляд на небо, опасаясь появления грозовых облаков, предвестников шторма. У левого борта наводил складную подзорную трубу на отвесный берег, внимательно разглядывая каждую бухточку, каждый скалистый островок. Внутренне он чувствовал, он знал, тревожно ожидал — это затишье перед бурей и беды просто не миновать.


Предвестником надвигающегося огромного несчастья являлся парусник сумасшедшего русского. (Примечание автора. Так Иоахим стал называть московских дикарей после знакомства с купцом из далекой Московии.)

Справа, на расстоянии в добрую милю от борта «Серой чайки», словно пастушья овчарка, стерегущая стадо, беспокойно мотался из стороны в сторону «дикий» шлюп с неведомым оранжевым флагом. Канаты судна визжали в блоках, реи скрипели, паруса опадали и вновь надувались под ветром, хлопая с пушечным грохотом. Судно охраны без устали проводило ходовые учения. Оно то приближалось, то удалялось от корабля Ворденхоффа. Вот и сейчас он с удивлением заметил, что на «Искателе сокровищ» несколько человек зачем-то стали устанавливать дополнительные треугольные паруса, абсолютно ненужные при спокойном ветре. Другие матросы, распластавшись на верхних реях, наоборот убирали всё необходимое для быстрого хода. Ругань и крики, «юные гардемарины» изрыгали проклятия, ломали ногти о непокорную ткань или отталкивали своих более неуклюжих собратьев, в попытке ухватиться за грубую парусину.

В результате бестолковой деятельности команды посудина русских вздрогнула всем корпусом и резво зарылось носом в воду. Тучи легких брызг взлетели над фальшбортом и волны сплошным потоком хлынули на переднюю часть корабля. Люди, находившиеся там, в одно мгновение промокли до нитки. Боцман, подбежал к свободным членам экипажа, заревел словно бык и начал щедро с помощью увесистых кулаков раздавать новые указания. Озлобленные, промокшие матросы, живо приступили к работе. Полезли по веревочным лестницам на грот-мачту. Стали усердно тянуть снасти так, что огромные полотнища парусов развернулись и заполоскали, словно огромные лепестки цветка. Паруса в мгновение ока были поставлены, и судно ускоряясь, заплясало на крутой океанской волне.


Однако это был далеко не конец… Солнце ещё высоко стояло в зените. Безумный капитан, с садистским упорством продолжил ставить эксперименты над несчастной командой и своим кораблём. Последовали новые приказы: Моряки уперлись ногами в палубу. Загрубелыми ладонями вцепились в канаты и брасы, как гроздья повисли на них. С пронзительным скрипом повернулись вокруг мачт реи. Полотнища парусов сердито захлопали. «Искатель сокровищ» заложил галс на левый борт так круто, что нок марса-рея едва не коснулась воды, после чего, как туго взнузданная лошадь, резво пошел в сторону «Серой чайки». Ещё несколько минут и реи русского шлюпа снова со скрипом повернулись. Измученный пытками парусник, хлебая носом пенную волну, накренился на противоположный борт. Судно, сменив направление, прошло курсом зюйд-ост на расстоянии в четверть полета пушечного ядра от фрегата Ворденхоффа.

Седовласый капитан в сердцах чертыхнулся и замотал головой. К нему подошел связной. (Примечание автора. Для обеспечения связи между судами на борту «Серой ласточки» присутствовал представитель «Таганово компании». С помощью разработанного тагановскими умельцами секретного прибора под названием «Рация» молодой человек осуществлял связь с «Искателем сокровищ».)


— Эль капитан Хейлли! Имеет честь спросить у герр капитана… — громко, в ухо Ворденхоффу прокричал радист. — Какого лысого черта мы, как сухопутные крысы, с черепашьей скоростью тащимся вдоль берега, когда есть прекрасная возможность плыть лучше и быстрее в открытом море?

— Передай, этому русскому! — чопорный немец выпрямился, твердо оперся тяжелыми руками на поручень, встал неестественно прямо, широко развел плечи, задрал подбородок — будто только что проглотил аршин, и гордо произнес: — Что не его собачье дело…

— Простите, герр капитан, — матрос вежливо перебил Ворденхоффа. — Но! Эль капитан имеет честь быть ирландцем!

— Какой, он, к рогатому дьяволу! ирландец? По тому, как ходит… этот негодяй, — седой мореход махнул рукой в сторону бешено прыгающего по волнам парусника. — Я убежден, что он с головы до пят, дикий северный варвар! Так, передай этому неотесанному медведю, что не его собачье дело как мне лучше и быстрее доставить груз в порт Малаги!


Тираду седого морехода прервал истошный крик марсового: «Паруса! Справа по борту паруса!».

Резкая трель боцманской дудки погнала людей на ванты и реи. Ошеломленный рулевой стал быстро перебирать рукоятки штурвала, обстененные паруса заполоскали. «Серая чайка» вздрогнула и покатилась влево под ветер. Штурман, сорвавшись с места, побежал наверх, на полуют.

Ворденхофф уже разглядывал в подзорную трубу большой фрегат, который только что вынырнул из-за очередного острова, словно морской орел, ринувшийся из-под облаков на зазевавшуюся утку, и теперь он на всех парусах мчался наперерез «Искателю сокровищ». Нос двухпалубного, вытянутого в длину корабля украшала фигура орла, а не льва, как у английских или голландских судов. Это могли быть только французы. Выкрашенные светло-голубой краской борта незнакомца подтверждали такое предположение. Три мачты, огромные размеры, множество пушек почти наверняка означали, что перед ними военный корабль. Преследователь имел больше ста пятидесяти футов в длину и две батарейные палубы. Орудийные порты были уже открыты, оттуда торчали тупые рыла пушек. Каждый борт щетинился двадцатью четырьмя орудиями. И, конечно же, на палубе у него были ещё и более легкие аркебузы… количество которых посчитать было трудно. Стоит оказать хоть малейшее сопротивление, и неизвестный корабль просто подойдет и в щепки разнесет безоружный парусник азиатов.

— Вот и допрыгались! — мрачно протянул Иоахим, будучи не в силах оторвать взгляд от фрегата. Глаза капитана сверкали злобными искрами, зубы были крепко стиснуты, пальцы, сжатые в кулаки, ногтями вонзились в ладони, шейные мускулы напряглись. — Пусть меня проглотит дьявол, если я не подозревал подобного! Это же французский пират!!!


На корабле такого размера по расчетам Ворденхоффа могло оказаться не менее двух сотен матросов плюс столько же вооруженных солдат на палубе. И намерения у этих невесть откуда взявшихся незнакомцев были явно не из лучших. Шестьдесят плохо обученных салаг на шлюпе против четырех — пяти сотен умелых и закаленных в постоянных походах головорезов.

— Всё, майн готт! Это конец! — сквозь зубы прошипел Ворденхофф. Ужас накатил на него, словно приступ морской болезни: Губы седого морехода побелели. Голова тряслась из стороны в сторону. Руки дрожали. Гримаса боли застыла на лице. Он повернулся в сторону представителя «Таганово компани», схватил несчастного радиста за грудки и стал громко кричать ему в лицо, как будто в огромную телефонную трубку. — Слушай меня, Хейлли. Черт тебя задери! Это, французский пират! Поднимай паруса и быстро уводи свою драную калошу!

Однако ни ирландец, ни его малочисленная команда не желали прислушиваться к голосу разума и подсказкам Ворденхоффа. Они по-прежнему как бешеные тараканы сломя голову лезли на мачты, расползались по реям, выполняли дурацкие упражнения своего капитана.


Огромное, вытянутое судно быстро приближалось к шлюпу, готовое как морское чудовище, поглотить и уничтожить наглецов. Корабль становился все больше. Он будто вырастал из воды. Паруса француза уже заслонили половину неба. В брюхе фрегата, что-то сверкнуло. Удар грома громким эхом пронесся над водой. Маленькое облачко дыма отделилось от корпуса. Дымящееся ядро, издавая холодящий душу свист достигло моря и запрыгало по волнам, точно мячик. Нырнуло в воду неподалеку от преследуемого судна. Корабль пиратов приказывал «Искателю сокровищ» лечь в дрейф.

Выстрел из пушки со стороны незнакомого судна мгновенно развеял сонное оцепенение, царившее на палубе русского парусника. Известие о предстоящем конце света не произвело бы, пожалуй, большего фурора. Матросы побросали свои дела. Началась суматошная беготня. Капитан и его помощники надрывались, старались перекричать друг друга. Они отдавали при этом бестолковые приказы, которые только усугубляли переполох. Кто-то резво бросился внутрь трюма, другие наоборот полезли на ванты. Несколько человек подбежали к борту, стали возбужденно подпрыгивать, делать непристойные знаки в сторону французов, корчить рожи, изображать петухов. Даже кок!!! вылез из каюты и с воинственным выражением на лице, принялся зло грозить неприятелю дымящимся черпаком. Боцман достал из-за пояса большой старинный пистолет, смачно выругался и… прицелившись, выстрелил из него в сторону неизвестного захватчика.


В ответ пронзительно загудели дудки, застучали барабаны. На топах стеньг и кормовых флагштоках поднялись и затрепетали зловещие черные флаги. Капитан неприятельского судна, подпрыгивал от нетерпения, распоряжался на шканцах, размахивая подзорной трубой. Его канониры раздували фитили. Матросы на неприятельском судне бегали по вантам, спешно убирали лишние паруса, натягивали над шкафутом прочную верёвочную сеть для защиты от падающих обломков рангоута. На вантах пиратского корабля виноградными гроздьями висела абордажная команда. У них в руках мелькали короткие сабли, абордажные топоры, пистолеты и тесаки.

Разъяренный оскорблениями француз подошел на расстояние пушечного выстрела и полностью разрядил орудия левого борта в сторону непослушного наглеца. В момент залпа судно сильно качнуло на волнах и ядра, просвистев высоко над палубой, оставили зияющие дыры в верхних парусах «Искателя сокровищ». Раскрашенный корабль окутала полоса густого тумана. С палубы раздались многочисленные крики недовольства и проклятья.


Безумие окончательно парализовало способность команды Хейлли соображать. Часть матросов начала зачем-то опускать якорь. Остальные, вытащив неизвестно откуда небольшие мушкеты, в панике от испытываемого страха попряталась в укрытия. Якорь тем временем погрузился в воду и, как узда сильного жеребца, резко затормозил ход шлюпа.


— Герр капитан! — на фоне творящегося безобразия к Вандеркоффу обратился связист. Он внимательно выслушал треск голосов идущих из прибора и произнес спокойным ледяным голосом. — Приказано всем торговым судам срочно покинуть сектор проведения военных учений.

— Кем приказано? — не понял фразы седой мореход. Его губы крепко сжались в упрямую линию, а одутловатое лицо побледнело, несмотря на загар. — Каких ещё учений? Какого дьявола здесь происходит?

И прежде чем растерянный Вандеркофф смог что-либо сообразить, два корабля прочно сошлись бортами. Послышался треск ломающегося дерева. С пронзительным скрипом качнулись на мачтах реи. Оба судна вздрогнули от килей и до клотиков. Острые зазубренные когти тройных стальных «кошек» с лязгом стали впиваться в дерево бортов, цепляться за открытые пушечные люки, за натянутые абордажные сети, за ванты и вообще за все, за что можно было зацепиться.

Чужими голосами захрипели пересохшие глотки корсаров. Повсюду замелькали искаженные злостью свирепые рожи, многие из которых были исполосованы широкими рубцами. Разбойничья стая, словно лава, поднялась и с рёвом бросилась на растерянный «Искатель сокровищ».

В ответ сотни пуль роем устремились в сторону пиратского корабля, сметая с палубы все живое, впиваясь в мачты, стеньги, реи, разрывая в клочья тела, паруса и такелаж.

Яростные крики, вопли раненых, хриплые проклятия зазвучали над морем. Живые и мертвые гроздями стали сыпаться за борт и исчезать в волнах. В предсмертной агонии корчились люди, в страшных судорогах заканчивая свою жизнь. В один миг палуба стала представлять собой жуткое зрелище. Десятки растерзанных трупов лежали то тут, то там, залитые кровью.

Немногие, в задних рядах, зажимая кровоточащие раны, пытались отползти, укрыться, спрятаться. Однако спасения не было. Смерть повсюду вершила свою кровавую жатву. Огненная лавина свинца и железа буквально выбрила палубу фрегата, сделав её голой, как понтон.

… А спустя несколько минут наступила странная, звенящая тишина.

* * *
Покинуть место событий до вечера так и не получилось. Устойчивый бриз к концу дня потерял силы и превратился в слабый, еле шепчущий ветерок. Паруса на кораблях сперва сникли, а потом и вовсе тряпками обмотали мачты. Утомлённая жарким днём вода, казалось, дремала и во сне тихонько причмокивала, мягко поплёскивая у борта кораблей. Как серебристая чешуя, на солнце искрилась лёгкая водная рябь. Три парусника лениво застыли в непосредственной близости друг от друга, равномерно покачиваясь на зеленоватых волнах морской глади.

Команда «Серой чайки» в полном составе стояла на палубе у фальшборта и как в зрительном зале театра, опираясь на планшир, обсуждала происходящие события на сцене бывшего французского капера.

— Даа, кровь Господня! — произнес тучного вида матрос, засовывая за щеку кусок жевательного табаку. Он с завистью осматривал стройный силуэт судна с его изящной линией бортов, большим количеством мощных бронзовых пушек, грациозной симметрией рей и превосходными снастями. — Повезло этим московитам! Такой корабль отхватили! До сих пор не могу понять — как эти дикие азиаты умудрились так ловко и быстро перебить весь экипаж?

— Скорее всего, французы были смертельно пьяные, — парировал гигантского роста моряк, заросший жесткой курчавой бородой до самых глаз. Засаленные черные волосы великана были заплетены в тугую косичку на затылке и выбивались спереди из-под ярко-зеленого головного платка, свисая на лоб. — Или набрали косоруких крестьян. Вотдеревня с испугу и попрыгала за борт, рыбам на смех.

— Сколько же там сокровищ? — влез в разговор юнга. Парень воодушевленно заморгал светлыми водянистыми глазами. Его длинная, тонкая шея вытянулась в направлении парусника. — Представьте, что корабль наполнен доверху: Самоцветными камнями, серебреной посудой, золотыми слитками, жемчугом величиной с кулак, слоновой костью. И конечно деньгами… Деньгами: Луидоры, песо, реалы!!!


Все разом замолчали, представив себе огромный трюм красавца корабля в котором находиться множество открытых сундуков и ларцов. И отовсюду, мерцало золотое сияние вперемешку с искрящимся всеми цветами радуги блеском драгоценных камней.

— Да с чего ты взял? — недоверчиво возмутился бородатый гигант. Голос его слегка охрип и дрожал от волнения.

— Да потому, что они сразу, как только поднялись на судно, начали сорить деньгами, — пылко ответил безусый юнец. — Только поглядите: Пленных мавров выпустили из трюма и отпустили на шлюпках на все четыре стороны! Дорогостоящие ядра, порох швыряют за борт. А ведь это все можно выгодно продать!

— О, майн готт! — воскликнул матрос, стоящий у самого носа корабля. — Эти горе — мореплаватели только, что отправили на корм рыбам прекрасное восемнадцатифунтовое орудие… и ещё одно! — Что творят, варвары? Это же какие деньги идут на корм рыбам?


Русские моряки полностью, всей командой, включая кока, такелажного мастера и корабельного плотника перебрались на борт французского капера и трудились не покладая рук, что называется, в поте лица. Они сновали по палубам и трапам, демонстративно таскали какие-то бочонки, тюки, кули, сундуки. Дикари постоянно что-то ломали, двигали, перекладывали, выбрасывали. Несколько человек споро ставили перебитую фок-мачту, другие чинили рангоут и такелаж, третьи драили, скатывали и снова драили палубу. Со стороны захваченного корабля доносился шум, недовольные крики и крепкие русские и английские выражения. После тщательной уборки судна, команда русских построилась и торжественно подняла на кормовом флагштоке оранжевый стяг с накрест пересеченными зелеными линиями.


Вандеркофф стоял на палубе, широко расставив ноги, скрестив на груди руки. Он напряженно всматривался в сторону замерших кораблей. Происходящее его решительно не устраивало. Что-то тяжелое и плохое продолжало незримо висеть над его головой. В душе гамбургского капитана царила тревога.

Работник связи тенью появился за спиной седовласого морехода. Он гордо задрал нос, вытянулся в струнку и громко произнес. — Адмирал Хейлли!!! принявший на себя руководство эскадрой просит вас выделить десять матросов для помощи в сопровождении нового судна в порт Малаги.

Иоахим скорчился, гневно заскрипел зубами. — Кто просит? Какого судна? Я не расслышал, повтори громче?

— Герр капитан, — во всю силу легких заорал связист. — АДМИРАЛ Хейлли!!! Обращается с просьбой для управления своего флагмана «Ля витэс» направить в помощь десяток матросов.

Раздраженный мореход повернулся в сторону собравшейся команды. Он медленно обвел тяжёлым взглядом лица своих людей.

— Все слышали просьбу этого полоумного русского хлыща. Кто хочет пойти? — седые брови Вандеркоффа хмуро сошлись на переносице, он стиснул зубы и сжал кулаки, его лицо побагровело.

— Что мы там не видели? — команда сразу поняла тяжелое настроение капитана.

— Да, во всем Гамбурге не хватит талеров и гульденов, что бы Ганс! пошел в работники к московитам… — зашумели в ответ моряки.

— Пусть сами горбатятся! Дураков нет, — звонкий голос юнги перебил дружный хор недовольных.

— Надо было головой думать, прежде чем хватать всякое дерьмо болтающиеся в океане!!! Вот теперь пусть сами возятся, с этим плавающим сундуком без ручки! — подытожил общее мнение шкипер.


Немец довольный ответом своих людей, по-деловому повернулся и посмотрел в сторону радиста. — Передай этому ирландскому выскочке, что желающих идти к нему на корабль, не нашлось.

Парень спокойно оглядел расхрабрившихся петухов. Хмыкнул.

— Адмирал Хейлли… — связист начал торжественно тянуть фразу-предложение. — Обещает всем добровольцам звание старшего матроса, трехразовое питание, отдельную койку и половину серебреного талера за каждый день работы на флагмане его эскадры! А также долю с каждого добытого в бою корабля!!!

?????? На палубе «Серой чайки» возникла напряженная тишина, все начали недоуменно переглядываться, ошеломленно посмотрели на капитана, а потом началось столпотворение… — Я! Возьми меня! Отойди, боров… Да дайте же пройти! Я был первым, кто услышал! — Желающие в едином порыве, отталкивая друг друга локтями, бросилась в сторону переговорщика.


Утро было спокойное и светлое. Слоистые бледно-розовые облака на востоке прикрывали восходящее солнце. Облака казались настолько низко, что лучи, падая из-за них, причудливыми полосами освещали дальние песчаные острова. От этого необычайного освещения крошечные очертания клочков земли казалась маленькими, раскрашенными в разные цвета камешками, разбросанными художником вдоль берега. Море дышало спокойствием. Колыхались небольшие волны. Прилетевший с востока ветерок медленно разворачивал на гафеле двух парусников невиданные доныне флаги: Оранжево-дымное полотнища, перечеркнутые из края в край, наискось, двумя зелеными линиями.

Резкие звуки дудки боцмана разбудили команды кораблей. По палубам загремели каблуки обуви многих ног, раздались громкие команды. Заскрипели якорные кабестаны. Десятки просмоленных, мозолистых ладоней ухватили вымбовки, вставленные в гнезда. Толстые якорные канаты начали медленно наматываться на барабаны. Матросы заскользили по вантам, с обезьяньим проворством стали разбегаться по реям. Зарифленные паруса развернулись, заполоскали, поймали окрепший ветер. Утренняя тишина сменилась негромким плеском волн и поскрипыванием рей. Эскадра проснулись и, рассекая водную гладь в кильватерном строе (Примечание автора. В ряд, один за одним.), продолжила движение к теплым берегам Испании.

Глава 11

Наши дни.

Борт самолета Boeing 747-8 VIP.

Частный рейс Лос-Анджелес — Париж.


Гигантский летающий дворец «Boeing» 747-8 VIP совершил прощальный круг над лазурными волнами Тихого океана, помахал крыльями. Величаво развернулся над Голливудом, набрал высоту над Кейджон Пасс и бешено понесся в сторону Европы. Снаружи остались лишь полная темнота и далекое зарево огней миллионного города ангелов с его фешенебельными особняками, бесконечными авеню с усаженными на изумрудных газонах пальмами и сверкающими фонтанами, многочисленными площадками киностудий со всевозможными декорациями.

Снаружи огромной металлической птицы монотонно гудели двигатели. Она плавно качалась, кренилась в виражах и снова выравнивалась, выходя на прямые. Из сопла белоснежного авиалайнера струились желто-голубые огни. Струи пламени отлетали назад, мгновенно растворялись в кромешной мгле. Внутри звучала легкая, приятная музыка. Самолет еле ощутимо вибрировал.


Дряхлеющая владелица заводов, газет, пароходов Линда Гамильтон сидела в огромной гостиной собственного самолета, курила, тяжело нахмурив брови. Из-под опущенных ресниц герцогиня рассеяно смотрела на клубы ментолового дыма, медленно поднимающегося от сигареты, которую она держала в левой руке. Опустошенный бокал насмехался над ней. Каждый раз, когда взгляд её мутных, когда-то ярко зеленых, завораживающих глаз падал на него, она быстро закрывала их, чтобы с трудом удержать набегающие слезы. Со стороны было четко видно, что женщина сильно переживает. Лицо VIP пассажира было бледное, но где-то глубоко в себе она боролась упорно — то ли с приступом истерики, то ли с подступавшей тошнотой.

Закрыв глаза, пожилая женщина попыталась успокоиться, прийти в себя.

Чтобы расслабиться, Линда проделала дыхательные упражнения, которым её обучил врач: Вдох на два счета, выдох — на четыре. С каждым выдохом отпускало напряжение. Боль, давившая виски, постепенно начала проходить, мутные круги в глазах понемногу стали рассеиваться.


— Уважаемая Ли, — звучал в голове тихим шелестом голос лечащего врача. — Вы уже не молоды и работаете с огромным напряжением. Вам пора остановиться, и дать отдохнуть организму или тому, что от него осталось. Вы же продолжаете изматывать себя, а это очень опасно. Мой совет, пора прекратить работать и уйти на отдых. Иначе через полгода — максимум год мы можем потерять вас навсегда! Прошу, вас, как это звучит не прискорбно, подумайте о себе, подумайте о приемнике.

— Ага! — она выразительно повела суховатыми руками, скидывая с плеч шубку из викуньего меха. — Так просто, взяла и всё, что создала за многие годы, бросила! Отдала неизвестно кому! — Двадцать лет, проведенных в безжалостном мире бизнеса, научили Линду жестко принимать решения, стойко переносить поражения, неудачи и даже катастрофы, а всего этого досталось на её долю немало. Несмотря на то, что её охватила холодная ярость, после известия о её состоянии — изощренный ум властительницы финансовой империи продолжал напряженно работать, изыскивая выходы из создавшегося положения.


Из-за глубины серого табачного тумана возникла молоденькая стюардесса с разносом, на котором тихо позвякивали фужеры с шампанским. Линда пренебрежительно хмыкнула и привычно попросила плеснуть туда коньяка. Необходимо было выпить перед долгим и утомительным путешествием через Атлантику.

— Миссис Гамильтон, — на распев, подобострастно произнесла хрупкая девушка с подкрашенными в голубой тон веками, и длинными трепетными ресницами. — Не желаете ещё чего-нибудь?

— Нет! — недовольно, сквозь зубы, выплеснула миллиардерша. Её давно уже стало раздражать заискивающее обращение со стороны членов экипажа, особенно молодых представительниц слабого пола. Отовсюду только и слышно: Да, миссис Гамильтон, нет, миссис Гамильтон, конечно, миссис Гамильтон, мы обо всем позаботимся, миссис Гамильтон! Тьфу, надоели эти подхалимы, противно!

Проклиная всех, она с силой закрутила окурок в пепельнице.


— Особенно эта новенькая: Высокие скулы, длинные достигающие талии волосы черного цвета, большие карие глаза, небольшой курносый нос, прекрасной формы полные губы и идеальный цвет лица. — Кто взял эту фигуристую куклу на борт её самолета? — Небожительница с призрением посмотрела на длинные, стройные ноги, выглядывающие из-под обтягивающей талию юбки. — Уволить, срочно! И того, кто принял её. А также другого, который принял того, что пригласил эту сучку ко мне на работу… — всех выгнать на улицу скопом, без выходного пособия! И немедленно!


Пытаясь успокоиться, Линда выпила очередную (немаленькую) дозу спиртного, откинула голову на спинку дивана и погрузилась в раздумье. Пожилую женщину охватило чувство горькой безнадежности. Никогда ещё она не чувствовала себя такой одинокой. С горечью подумала, что всегда одна, даже сейчас на этом чертовом летающем корыте.

— Как хорошо быть молодой, беззаботной, испытывать томительные позывы плоти и не думать о прожитом дне как о последнем. И как плохо быть одинокой, старой, никому ненужной, всеми нелюбимой богачкой. Которую скрыто все презирают и ждут, не дождутся, когда она загнется как изнеможенная лошадь, на пороге своей разукрашенной бриллиантами конюшни.

Тяжело вздохнув, страдалица раздавила сигарету в пепельнице и, повернувшись к зеркалу начала придирчиво оглядывать себя: Редкие ярко каштановые волосы по-мужски коротко подстрижены. Уставшее, пугающее извилинами морщин, изможденное, осунувшиеся лицо. Печальные, выцветавшие глаза. Сильно накрашенные губы оттопырились, они придавали лицу презрительное выражение.


За бортом самолета потемнело. Лайнер словно нырнул на дно черного, глубокого колодца. Грозовые тучи хищно протянули темные руки к его корпусу, «схватили за шею» и начали болтать из стороны в сторону. Зигзагами засверкали молнии. Глухой рокот грома, повторенный многократным эхом, казалось, перекатывается прямо по крыльям самолета. Большие капли дождя яростно захлестали в овалы иллюминаторов. Верхний свет на мгновение померк, а затем вновь ярко вспыхнул под потолком. На передней стенке салона над дверью, ведущей в кабину пилотов, появилась надпись: «Просим пристегнуть ремни и не курить!».

Подвыпившей старой деве стало дурно от возникшей качки. Перед глазами запрыгали белые и желтые сверкающие зайчики. Оттолкнув смазливую стюардессу, бросившуюся помогать VIP пассажиру, Линда поднялась и, медленно перебирая руками по стене, пошла в сторону туалета, качаясь на тонких шпильках модных итальянских туфель. Неизвестно откуда, рядом с проходом вспыхнула яркая точка. Светящийся изнутри овал стал пугающе увеличиваться и в конце превратился в большой, бездонный проём.

Самолет сильно дернулся в одну сторону, затем в другую, клюнул носом и провалился в воздушную яму. Внезапный толчок закрутил его, будто это была не многотонная, оснащенная гигантскими двигателями стальная конструкция, а сухой лист, случайно залетевший высоко в небо.

Пожилая женщина не смогла удержаться от возникшей перегрузки. Сдавленный воздух, подобно кулаку, ударил в лицо. Её как куклу оторвало от стены и швырнуло в мутный туннель времени…

* * *
Три месяца спустя.

Версаль.

Резиденция двора «Короля-Солнца» Людовика ХIV.


В летнем зале небольшого дворца, кокетливо украшенным мраморными статуями и позолоченными вазами, за резным карточным столом, расположились в круг несколько знатных дворян. Вельможи активно обсуждали последние сплетни, при дворе его величества, параллельно от скуки играли в карты на небольшие суммы.

За спиной одного из игроков, в расписанной золотом раме висел портрет короля Франции Людовика XIV. На нём Король — Солнце был изображен в полный рост в военном костюме. Широкий воздушный шарф опоясывал пояс короля, трепетал на ветру и вызывал у присутствующих иллюзию живой энергичности, бравады исходящей от монарха. Одна из миловидных особ специально расположилась лицом к портрету Его Величества, чтобы постоянно бросать томные, чувственные взгляды в сторону его бёдер. И… немного (Совсем чуть-чуть) на отполированную до зеркального блеска раму, позволяющую видеть карты игроков, которые сидели напротив неё.


— Тысяча чертей! — высокий массивный мужчина с небольшим зигзагообразный шрамом на правой щеке и тонкими весьма тщательно подстриженными испанскими усиками с восхищением обратился к белокурой девушке похожей на ангелочка. Всё время он чувствовал на себе пристальный взгляд её больших зеленых глаз, которые шарили по его лицу, восхищенно осматривали ширину его плеч, расчетливо оценивали поведение за столом.

Изящное пепельно-зеленое парчовое платье с большими серебряными цветами не могло скрыть совершенства фигуры: Расшитый шелком заостренный лиф подчеркивал тонкую осиную талию, которую, казалось, можно было обхватить соединенными пальцами рук; темно синего цвета роба с намеком на шлейф, оттеняла хрупкость и невинность девицы; широкое низкое декольте, отделанное алансонскими кружевами, обнажало безупречные плечи; длинное жемчужное ожерелье несколько раз обвивало ее лебединую шею и, опускалась немного ниже подчеркивая её соблазнительную грудь. Завершали облик чародейки, искусно уложенные волосы украшенные жемчугом, и двумя легкими белыми перьями.

— И почему я не имел удовольствия видеть вас раньше, сударыня?! Клянусь честью! Я никогда не видел таких прекрасных глаз, такой нежной, белой кожи, такой милой обворожительной улыбки. Вы молоды!!! свежи и элегантны как роза в весеннем саду! Вы удивительная женщина! И поверьте, я готов броситься к вашим ногам, чтобы безмерно восхищаться божественной, несравненной внешностью!


— Ах, маркиз, не стоит! — юная девушка, услышав комплимент, покраснела и в смущении отвела глаза в сторону. Голос у нее был звучный — красивое сопрано. Было заметно, что прелестница для отражения своих эмоций умело, использует все его богатые возможности.

— Вы лукавите, с целью завлечь в ваши тенета беззащитное создание. Более того, мой муж считает, что молодой женщине следует оставаться дома за вышиванием, почаще молиться и не отвлекаться от своих скромных дел ради великолепия королевского двора.

Щеки хорошенькой непослушницы горели, а звонкий голосок колокольчиком звучал в зале…

— И вот, я тайно решила заменить его перед глазами нашего монарха, пока он куда-то отлучился, сбежал от меня на какую-то там… войну или битву. Одним словом занялся своим привычным мужским делом.


— Да, милочка, — поддержала расфуфыренного франта высокая полная женщина. Не отрывая взгляда, от раскрытых веером карт, она медленно вытянула губы и произнесла. — Вы поступили правильно! В Версале совсем не беспокоятся о сохранении супружеской верности, напротив, любое влечение мужа к жене и жены к мужу здесь воспринимается как выражение плебейства и признак дурного вкуса. Поэтому если хотите признания при дворе то забудьте про своего беглого муженька и говорите всем, что вы одиноки, а ваш супруг геройски погиб защищая Францию от неверных во славу короля и Отечества.

— Черт меня возьми! — внезапно взорвалась проклятиями женщина, сидевшая напротив говорившей дамы. Её правильные черты лица, матовая, немного смугловатая на изысканный вкус кожа и задумчивое выражение лица придавали ей сходство с Мельпоменой. Ей было около сорока лет, аромат чуть увядшего цветка ещё сохранился в её полноватой фигуре. Чувственная кокетка была полна изящества и грации.

— Ну, почему я такая клуша? — она с отвращением бросила раскрытые карты на середину стола. — Ведь могла же взять четыре в черву, если бы решилась играть, а не сидеть хлюпая носом. У других-то было — шесть взяток в трефах, да несколько фосок в пиках. Уму непостижимо, как я умудрилась остаться с тремя козырями? А ещё эта идиотская дама!


— Оу! — милые губки девушки сложились бантиком. Она захлопала в ладоши. Её глаза отливавшие изумрудами, радостно заблестели. — Я опять выиграла! — Вся её фигура выражала грациозное кокетство и очарование от победы.

— Госпожа удача улыбается вам сегодня! — произнесла проигравшая, глотая слезы, как малолетний ребенок. От глубокого вздоха разочарования её грудь, как морская волна, поднялась и опустилась. — Уже все знают, что король проявил к вам благосклонность и пригласил на охоту. Вы молоды и нравитесь мужчинам. В игре вам фартит! А мне не везет! Ведь только на этой неделе я проиграла тридцать пять тысяч ливров. И мой муж вечно шумит и говорит, что я разоряю его. Постоянно пугает меня кредиторами.

— Тридцать пять тысяч ливров! — удивлённо воскликнул красавец маркиз.

— Не такой уж большой долг. Плевала я на стоны мужа! Я сказала, чтобы он подождал со своими кредиторами. Вчера я увидела пару таких алмазов, что у меня оборвалось сердце. Я просто схожу с ума! Я хочу эти украшения больше всего на свете! И если он не оплатит их к завтрашнему дню, то ювелир не отдаст их мне!

Она в мольбе вскинула руки вверх и вполголоса произнесла что-то тем, кто был там на небесах. Затем обратилась к полной даме. — Вот, вы мадам дю Барте де Шаньи, когда-нибудь видели такого мужа, который вечно суёт нос не в свои дела? Постоянно на всем экономит. Особенно на своей любимой, ненаглядной жене!

Страдалица взяла со стола миниатюрную шкатулку. Нажав на какую-то секретную пружину, она осторожно открыла её и ногтем мизинца. Зачерпнула из неё немного серого порошка. Поднеся его к одной ноздре, она глубоко вздохнула и на несколько секунд подняла голову кверху. Громко чихнула.

— Боже мой! — со слезами на глазах продолжила. — Какой же он зануда и скряга! Мой муженёк деспот и совсем не слушается меня! А я бедная и несчастная… И все меня обижают!

Она открыла пухлый кожаный сундучок и вывалила из него содержимое на стол. Осмотрев несколько вещей, которые могли бы покрыть проигрыш, женщина внезапно достала небольшой прямоугольный предмет золотистого цвета. Подняла его над головой и удивленно произнесла…

— Кстати, никто не знает, что это такое? И сколько это может стоить? Я его сегодня случайно нашла у себя дома на столе.

Неизвестная вещица пошла по кругу. Всё удивленно рассматривали её, пожимали плечами. Красавиц маркиз поскреб блестящую сторону ногтем. Когда, предмет оказался в руках зеленоглазого ангелочка. Она хитро прищурилась, осмотрела присутствующих и… внезапно открыла диковинку. Она оказалась раскладной. Внутри стали видны небольшие кнопочки с арабскими цифрами, небольшое черное зеркало.

Девушка, недолго думая ткнула куда-то пальцем. Из неизвестного предмета раздалась музыка и одна из сторон засветилась.

Возглас удивления раздался в зале.

— Сети нет, — милое создание разочаровалось. — Она с расстройства прикусила нижнюю губу. Насупилась. — Но откуда здесь, в этом времени сотовый телефон?


— Я не знаю, что это, — девушка ещё раз пристально осмотрела партнеров за столом. — Но я согласна взять эту вещицу в качестве выигрыша.

— Похоже, что это музыкальная табакерка, — произнес кто-то из-за стола.

— Так, вот и наша беглец — беглянка обнаружилась, — встрепенулся синеглазый незнакомец, стоящий неподалеку. Извинившись, он прервал разговор с очаровательной, жгучей брюнеткой и повернулся в сторону игрального стола.

— Рыбка заглотила наживку, не удержавшись от соблазна, включила телефон. Более того, зеленоглазая красавица заглотила не только наживку, но и грузило, и всю удочку.

Сыщик довольно потер руки, поднял голову и подмигнул кому-то стоявшему в другом конце зала. — Итак, теперь понятно кого занесло из нашего времени. Пожалуй, пора с ней познакомиться поближе. А чертовка-то — хороша!

* * *
Грандиозный парк Версальского дворца поражал своим великолепием: Теряющиеся в дали ряды блестящих бронзой античных статуй вызывали ощущение возвышенности мироздания. Многочисленные клумбы цветов, золотистые дорожки отсыпанные песком, идеально ровные аллеи деревьев создавали впечатление бесконечного пространства. В зеленых версальских театрах, украшенных цветочными гирляндами и апельсиновыми деревьями, разносились дивные трели певцов и музыкантов. В тенистых аллеях дрались на шпагах и целовались, играли в серсо и мяч, плакали и смеялись, блистали остроумием и потрясали ничтожеством, декламировали стихи и играли на флейтах, интриговали и шпионили, любили и умирали подданные Его Величества Короля-Солнце…

Воздух парка был наполнен сладким ароматом трав и цветов.


У большого фонтана, огороженного зеленой изгородью кустарника прогуливалась пара молодых людей.

— Ах, какая трогательная история! — голос девушки звучал мелодией.

Отраженные лучи солнца сверкали в её изумрудных глазах и на прекрасных алых губах. Приклеенная почти у самого рта мушка умело оттеняла легкую улыбку. Белые, ровные зубки плутовки призывно блестели.

— Маркиз! Вы такой благородный и великодушный! Вы отдали свой платок Его Величеству, когда он поранил руку во время охоты. О-о-у! Вы, настоящий рыцарь!


— Сударыня! Как прекрасны ваши черты! Любоваться вами — это и радость, и мучение! Я страстно желаю припасть губами к вашей нежной шее, к вашим волосам и вашему телу. Как бы мне хотелось видеть вас лежащей рядом со мной и нежно стонущей от удовольствия!

— Ну, что вы! — озорница улыбнулась в ответ и, собрав всё своё очарование, произнесла. — Что вы такое говорите, сударь! У меня есть муж!

— Тысяча чертей! — огромное сердце дворянина разбилась на миллион кусочков. Он никогда не слышал более ужасных слов в ответ на своё признание. Красавиц маркиз в отчаянии заломил руки и посмотрел на самую прекрасную женщину Парижа. Очаровательная незнакомка, которую он уже полюбил всем сердцем, почему-то оказалась замужем. Да ещё за каким-то самодуром, бросившим её на произвол судьбы.

— Так он же ушел на войну, — воскликнул несчастный страдалец. — Вы же сами говорили, что ему нет до вас дела!

— Да, но у меня есть ещё тайный воздыхатель! А у него есть друзья — они злопамятны. Их много и они хитроумны.

— Две тысячи чертей! — галантный кавалер резко поправил роскошную перевязь, на которой висела шпага огромных размеров. — Я один из лучших фехтовальщиков Парижа. Я этих ревнивцев по несколько человек убиваю до завтрака и ещё больше после обеда. Вы только скажите, и я уничтожу каждого, кто посмеет встать на нашем пути.

— Да, но вас тогда посадят в Бастилию.

— Я не боюсь Бастилии! — безумец яростно оглядел парк, выискивая противников. Он вытянув наполовину свою шпагу. Потом швырнул её обратно в ножны, откинул голову и самодовольно произнес. — Ради вас — я готов на всё!


— О, боже! — притворщица томно застонала. — Молю вас, ради всего святого! Сжальтесь же надо мной. Мои бастионы могут не выдержать такого напора. Дайте же мне немного времени, чтобы прийти в чувства.

— Сударыня, не будьте так жестоки! — маркиз слегка наклонился, шаркнул ножкой, взял в руку ладонь девушки, чувственно припал губами к её нежным пальчикам… — Скажите, что сделать умирающему страдальцу, чтобы завоевать вашу любовь?

Юная чертовка вздохнула и с благодарностью посмотрела на плененного кавалера. Серебристые брызги воды и зеленые листья как нельзя лучше оттенили её изумрудные глаза и белоснежную кожу, придавая ее облику что-то необыкновенное, ведьмовское.

Воздыхатель улыбнулся в ответ.


— Я не сильно разбираюсь в том, что сейчас скажу, — напевно начала колдунья. На лице невинного ангелочка зажглись зеленые, ненасытные, кошачьи глаза… — Но мне говорили, что вы один из акционеров Ост-Индской компании. Насколько я поняла, эта компания торгует с Америкой. Мой муж, уходя на войну, попросил купить какие-то бумаги или акции этой компании. Зачем они ему я не знаю. Может быть, вы мне поможете, подскажите, у кого их можно приобрести подешевле? Особенно первый выпуск.

Напыщенный рыцарь, не ожидая такого поворота событий, приоткрыл рот. Он удивлённо посмотрел в глубокие зеленые глаза, в которых явно забегали озорные огоньки.


За густым сплетенным кустарником, в темных листьях мелькнул чей-то силуэт. Маркиз вышел из состояния оцепенения и схватился за ножны. И тут, так показалось ему, небо рухнуло, покачнулась земля, завертелись, закружились белые облака, деревья, тропинки. Вопль возмущения замер на губах дворянина. Пахнущая крутым крестьянским потом жесткая ткань плотно закупорила рот. Откуда-то хлынул серый поток тумана.

И сразу же над распростертым на траве телом склонился парень богатырского сложения в широком, темно-зеленом со светло-коричневыми пятнами маскировочном халате. Ловко подхватив маркиза под мышки, взвалил на себя, юрко скрылся среди буйных зарослей прекрасного парка.

Девушка испуганно отшатнулась. Она не могла понять происходящего рядом с ней действия. Из-за дерева вышел импозантный мужчина. Приятное лицо под напудренным париком улыбалось ей, костюм мужчины был элегантным.

— Бонжур, мадам! — он галантно поклонился, помахав шляпой со снежно-белыми страусовыми перьями.

— Алексей Воронцов, — представился незнакомец. — Полиция по сыску беглых пенсионеров!

У него было открытое, веселое, озорное, лицо. И он, судя по всему, с юмором относился к той ситуации, в которой неожиданно оказалась беглянка.

— Я тот, кто пришел спасти вас от пропасти времени. Восстановить несправедливо созданный порыв в пространственно — временном континууме. Вернуть вас домой к родным, друзьям, нянькам, дежурным, сиделкам. Сделать всё, чтобы они были счастливы вместе с вами в последние минуты жизни!

Он щелкнул пальцами и недалеко от места где они стояли возник темный омут портала.

— Постойте, подождите! — в ужасе запричитала молодая женщина. Ее руки начали дрожать, запутавшись в складках платья. — Какие друзья, что за родные? Какие ещё посиделки в последние минуты? — Она медленно начала пятиться. Зелёные глаза загнанной жертвы блестели как два осколка кремня, лицо стало похожим на гранитную маску. — Я не хочу быть старой… Мне нельзя назад!!!

* * *
Наше время.

Театр «Старый замок».

Театральный бар.


Бар театра «Старый замок» был полупустым. Двое зрителей не дождавшись антракта, молча, сидели в разных углах небольшого зала и задумчиво тянули виски с содовой.

За столиком, ближе всех к барной стойке расположились два актера, одетые в театральные костюмы. Импозантный мужчина в атласном средневековом камзоле расшитым золотыми нитями, длинном рыжем парике с огромными локонами, белых обтягивающих ноги шелковых чулках, туфлях с большими бантами, и обворожительная блондинка в ярко-зеленом парчовом платье из той же эпохи. Они не обращая внимания на присутствующих, вели негромкий разговор.

Оформление театрального бара словно продолжало декорации одного из спектаклей. Помещение было обделано с претензией на таверну средне вековой Европы: Стены были обиты разрисованной кожей. Большой декоративный камин, сложенный из камня, в котором огнем мерцали тусклые лампы, освещали огромные закопченные поленья, под потолком висела стилизованная люстра в виде колеса от телеги, лампочки на ней были похожи на оплавленные свечи. В зале присутствовало много разных предметов эпохи того времени. Вкусно пахло молотым кофе и ванилью. Приятная сладкоголосая музыка негромко лилась из невидимых динамиков.


Блестящий поднос официанта пропел дзинь, опустившись на мраморный столик. Ловким движением одной руки, ловкач — универсал крутанул проволоку и с громким «бух» открыл бутылку «Боланже». Разлил игристый напиток по длинным бокалам, положил счет под ведерко со льдом, сказал механически: «Пожалуйста, мсье, мадам» и быстро отошел за стойку.

Женщина закурила, отпила глоток из узкого бокала. Подняла глаза и задумчиво посмотрела на нагловатого прыщавого бармена в черной кожаной безрукавке, голову которого покрывал завязанный на пиратский манер красный платок. Лицо у нее стало вдохновенным, почти страстным, глаза сузились, заблестели. Парень обворожительно улыбнулся новенькой, молодой актрисе. Она в ответ призывно выпустила в его сторону вытянутое колечко дыма и отвела взгляд. Колечко, не получив любви и поддержки, пролетев несколько сантиметров, печально растаяло.


— Не знаю, кто вы и чем занимаетесь, — Рязанцев хорошо успел разглядеть глаза собеседницы: они были темно-зеленые, с золотистой искоркой, смотрели прямо и дерзко. Он постарался придать своему голосу максимально спокойное и доброе выражение.

— Наверняка у вас есть семья, родные, близкие родственники которые ищут вас. Беспокоятся. Места себе не находят. Наверно давно обзвонили все больницы, морги, кладбища. Может быть, даже полицию подняли на ноги. Или частный сыск.

— Верните меня назад, — как в тумане произнесла женщина, и ей показалось, что голос её доносится откуда-то издалека.


— Да поймите же! Вы, стали результатом чудовищной ошибки, случайного, неконтролируемого эксперимента. Если бы не моя болезнь и стремление вылечиться. Если бы не способность моего организма переносить меня и окружающие предметы из одной эпохи в другую… Вас там никогда бы не было. Только представьте себе, не дай бог, со мной, что-то случится. Вы же навсегда застрянете в том времени. Одна, в средневековье, без защиты, среди незнакомых, давно умерших людей! Ужас!!!

— Ну и пусть… — её глаза, затуманенные слезами, смотрели мимо странника. Она достала из пачки, лежавшей на столе, новую сигарету и закурила. Руки у неё дрожали. — Зато я буду там жить ещё очень долго… богато и счастливо.

— Хорошо, если дело только в деньгах, так и быть… Я компенсирую моральный ущерб, нанесённый вашей личности за время пребывания в средневековой Франции. Ну, скажем, полторы тысячи евро.

На губах беглянки появилась ироническая усмешка. Она прищурилась и вытянула ногу под столом, нежно коснувшись ею Рязанцева. Нога была длинная и теплая… — Не надо мне ничего. Верните меня назад.


Путник хмыкнул и отодвинулся так, чтобы плутовка не смогла дотянуться до него.

— Мадам, ваша просьба совершенно невыполнима. У меня есть ряд коммерческих планов, которые я желаю осуществить в том времени и вы, к сожалению, случайная, неподготовленная к таким переживаниям женщина не можете участвовать в них. Всё! Разговор окончен. Берите деньги и говорите, куда вас доставить.


— Двадцать тысяч евро! — четко проговорила незнакомка. Она уставилась колючим взглядом в глаза Рязанцева, в ожидании его реакции на произнесенные слова.

— Мне не нужна ваша заначка, собранная на пышные похороны, — Алексей уперся руками в стол. — Я не беру денег с женщин, особенно таких легкомысленных как вы. Вы просто не представляете всех трудностей и опасностей, которые подстерегают вас в той эпохе! — Он улыбнулся, вложив в улыбку всю теплоту и учтивость, на какую был только способен.

— Двести! — улыбка странника абсолютно не произвела впечатления на несчастную беглянку. А сумма увеличилась сразу в десять раз.

— Нет.

— Четыреста, — она говорила так, как будто отчитывала мелочь на сдачу.

— Нет.

— Миллион! — красотка стряхнула пепел с сигареты в пепельницу. Удобнее уселась в кресле, закинула ногу на ногу, явно желая продолжить торг.

— Да хоть миллиард… — странник отмахнулся от надоедливой дамочки. — НЕТ. Я принял решение! Давайте выдвигаться до дому. — Он поднялся из-за стола, показывая, что разговор закончен.

— Два миллиарда!!! — дьяволица посмотрела в глаза путнику долгим оценивающим взглядом, словно прикидывая на вес его душу. Эффект был настолько сильным, что её зеленые глаза словно изменили цвет и стали темно-серыми. На ней были бирюзовые серьги, однако цвет глаз был даже насыщеннее цвета камня. Пальцы соблазнительницы вертели стакан, и солнечные зайчики дико плясали вокруг, двигаясь в такт колыханию жидкости на дне стакана.


— У меня большие возможности, связи, капиталы, источники информации, гигантский опыт финансовой и управленческой деятельности. И всё это в вашем распоряжении.

— Вы соображаете, что говорите!

— Значит так, молодой человек! — хищница бросила плотоядный взгляд в сторону прижатого к стене собеседника. Она призывно улыбнулась, с хитрецой. Показала очаровательные белые зубки. — Я готова инвестировать в ваш проект в течение года три с половиной миллиарда долларов! И я, хочу быть партнером в ваших проектах.

…????

— Но! — акула империализма почувствовала слабину в обороне путешественника во времени. Щелкнула зубами, захватила палец по самую кисть и медленно, переламывая челюстями кости, начала продвигаться по руке в сторону предплечья.

— Первым делом вы вернете меня назад. Я кое, что не доделала. — Выражение лица незнакомки мгновенно изменилось. Теперь перед Алексеем сидела настоящая железная леди с холодными, жестокими, мстительными глазами цвета помутневшего нефрита… И их темные застывшие зрачки напоминали дуло крупнокалиберного пулемета.

Глава 12

Средиземное море.

В 20 морских милях от порта города Малага.

Флагман эскадры адмирала Хейлли.


Два небольших парусника медленно удалялись от флагмана эскадры. Постепенно в дымке горизонта таяли пирамидки белоснежных парусов кораблей, спешивших в порт города Малага. «Ля витэс» практически остановился. Команда судна, оставив управление кораблем, проводила итоговые занятия по навыкам владения холодным оружием.

Разбившись по парам, «молодые, безусые» гардемарины усердно сражались друг с другом. Они с энтузиазмом двигались по палубам, кружились на трапах, уворачивались от оружия соперника, порою увлеченно забирались на ванты. Некоторые из них увлекшись, перелезали через фальшборт и продолжали фехтовать на русленях — узких площадках снаружи по борту фрегата, служивших для крепления и оттяжки вант. Затем качаясь как обезьяны на пенковых канатах, лихо прыгали на деревянный настил.

— Сто акул мне в глотку! — боцман с квадратной челюстью и непроницаемо-чугунными глазами медленно прохаживался по надравленным доскам палубы. Он зорко наблюдал, как молодые матросы быстро и дружно выполняют заданные упражнения. — Какого дьявола вы возитесь, словно портовые шлюхи!


В ухе «живодера-преподавателя» болтались длинная золотая серьга, поломанный горбатый нос хищно раздувался от возбуждения. Пот блестел на могучей бычьей шее. В распахнутом вороте рубашки тонкого голландского полотна виднелась широкая волосатая грудь, с несколькими розовыми шрамами. Огромные пудовые кулаки «учителя» покрытые густой рыжеватой порослью, которой позавидовал бы самец гориллы, постоянно двигались, сжимались и разжимались, готовые в любую минуту нанести удар. Иногда сильным толчком или крепкой затрещиной он подгонял поединщиков.

— Бейте жестче, сухопутные крысы! — угрожающе буркнул учитель, подняв свою свирепую, как у сторожевого пса, морду. Голос у него был под стать облику. Такой же грозный, скрежещущий, словно мельничные жернова. — Двигайтесь. Быстрее трясите костями! Иначе всех передавят, как слепых щенков, при первом же абордаже!

Великан оскалился, обнажив в ухмылке белые зубы хищника, и смачно сплюнул на пол. — Эх, понабрали! Отрыжка гальюнных червей!


Звенела сталь от соприкосновения клинков, чуть слышно поскрипывали снасти, за бортом недовольно кричали чайки.

На шканцах флагманского корабля расположились три строгих члена приемной комиссии. Один из них с мощным биноклем, как в театре, осматривал изломанный волнами горизонт. Двое других с интересом наблюдали за поединками.

— Эх, хороши, черти! Не правда ли! — один из экзаменаторов с гордостью хвалился другому. — Пройдет немного времени, и они станут сильными, закаленными, жестокосердными мужчинами, готовые по первому приказу, стиснув зубами нож, идти на абордаж вражеских линейных кораблей!

Он гордо выставил вперед ногу. В умилении смахнул рукой несуществующую слезу. Взялся за дорогую перевязь шпаги.

— Однако их слишком мало! Алексей, для нормального управления кораблями, мне срочно нужны люди — матросы, солдаты, а также современные пушки, оружие, патроны… Той малости, которую я имею, едва хватает на то, чтобы работать с парусами. На сегодняшний день моя эскадра не имеет превосходства не в силе, не в мощи огня перед противником. Поэтому я не могу нормально планировать военные операции и славные походы.


Прежде чем ответить на прозвучавшую просьбу, глава приемной комиссии удивленно приподнял брови, перевел взгляд на «прославленного флотоводца». Его голубые глаза вмиг стали ледяными.

— Бастер! Какие операции? Что ещё за славные походы? Твоя задача — обучать молодых курсантов морским навыкам. Мне нужны хорошие, умелые матросы, а не каперы, корсары и всякие отщепенцы удачи. Они, на отлично должны знать, как делать такелаж и поворот оверштаг, ставить и крепить паруса, ложиться в дрейф под разными парусами, спускать и поднимать стеньги, брать пеленги и делать обсервации, и многое другое из согласованной с тобой программы. А ты мне битый час показываешь, как они прыгают и бегают по палубе с всякими колющими и режущими железяками. Я не понимаю — на, что ты тратишь время и мои деньги?

Хейлли громко рассмеялся. Смех был рефлекторный, своего рода защитная реакция, попытка разрядить обстановку.

— Я веду обучение по утвержденным прожектам с использованием славных морских традиций! — начал оправдываться «суровый, закаленный в постоянных походах моряк». — У нас тяжелая экспедиция. Людей на кораблях мало. На занятия приходиться выделять огромное количество времени и средств. Курсанты исхудали. Многие не высыпаются. Пропал аппетит. Я не знаю, что придумать, чтобы выкрутиться и залатать дыры. Стыдно сказать, дошел до того, что пришлось просить в займы у Вандеркоффа матросов. А он, старый скряга, дал всего десять человек, да и только до порта Малаги. Более того, за оказанную помощь, требует деньги!


— Послушай, Бастер! Ты опять за свое! — путник недовольно перебил Хейлли. — Сколько можно плакаться про малую численность команды?

— Нет, это ты послушай!!! - «прославленный адмирал» давно понял, что лучшая защита это нападение. — У меня мало людей для управления кораблями! Оборудование и инвентарь быстро изнашивается, приходиться чинить. И ещё все постоянно лезут под руку со своими советами…

— Ну, хорошо, хорошо, — наниматель, слегка почесал подбородок, прищурился, почти согласился. — Кому сейчас легко? Да и где я возьму людей для тебя? Из-под воды, что ли достану?

— Зачем из-под воды? — вступил в разговор третий собеседник. Он не спеша убрал бинокль от глаз. Вытянул руку в сторону маячившего у горизонта длинного остроносого судна. — Вон, по пятам за нами, ползет прекрасная галера, одних весел только больше двадцати штук. На ней наверняка от службы в морфлоте скрывается куча призывников.

Майор задиристо тряхнул густой рыжей шевелюрой, улыбнулся, и лицо его стало совсем молодым, мальчишески задорным. — Хорошо устроились! Сидят там, себе на галерах с липовыми грыжей и плоскостопием, ничего не делают: Пьют, едят, да ещё по загранице плавают. А в это время нормальные, простые ребята за них отдуваются.

— Короче, коллеги! У меня деловое предложение! Давайте подойдем ближе. Узнаем, кто такие, что за судно? Почему за нами ведут слежку? Проверим правильность заполнения документов: Накладных, квитанций, в конце концов, судового журнала на всех лиц призывного возраста от 18 до 27 лет, родившихся на территории Московского государства.


Павел вытянул указательный палец и угрожающе начал махать им в сторону неприятеля.

— Вот, чувствую, что есть там нарушения или приписки. А поэтому, как положено по закону «О воинской обязанности» за неявку граждан без уважительных причины на призывные пункты, предлагаю призвать беглецов на полные три года. Обучим их. Воспитаем. И будет полная обойма на всех кораблях.

— Я, за, — быстро произнес Хейлли, понимая, что появилась возможность на время отсрочить неприятный разговор с работодателем по качеству подготовки новобранцев.

Рязанцев взял бинокль. Хорошо рассмотрел неизвестную галеру. Задумчиво покусал нижнюю губу.

— Ладно, — произнес он через несколько минут, согласившись с идеей Пехоты. — Стоит попробовать. — Странник повернулсялицом к Хейлли. — Так, господин адмирал, командуйте… Свистать всех наверх! Боевая тревога!

* * *
Большой трёх парусный галеас «Серебреная стрела» не торопясь скользил по волнам в поисках легкой добычи. Легкий ветер едва наполнял три больших треугольные паруса. Корабль с длинными желтыми веслами, поднятыми над бортами, походил на огромную птицу, медленно плывущую с распластанными крыльями.

Новый владелец судна Яман-паша блаженно развалился на ковре, расстеленном на корме у входа в каюту капитана. Обложившись взбитыми подушками, он наслаждался прохладным ветерком и наблюдал за извивающимися, полными страсти полуголыми плясуньями. Их гибкие, тела лепестками мелькали вокруг паши, завораживали, грели душу теплыми чувствами. Чуть впереди, недалеко от дорогого персидского ковра находился почти голый, гибкий светлокожий подросток. Юный музыкант с короткими паузами извлекал из тростниковой дудочки, убаюкивающие монотонные звуки. Они напоминали престарелому меломану дни его далекой молодости, выбивали слезы печали из его суровых глаз.


Неслышно ступая по палубе, к паше подошел его старший семнадцатилетний сын. Увидев, чем занят отец, он осторожно кашлянул, чтобы обратить на себя внимание. Романтик недовольно вскинул голову, но при виде наследника гнев в его взгляде угас, и он молча указал Алиму на место напротив себя. Юноша почтительно поклонился, сел на подушки, поджав под себя ноги.

— Селям алейкум, отец. Да будут бесконечными твои дни.

— Слушаю тебя, сын мой! — колючие глаза паши при взгляде на наследника заискрились, потеплели.

— Я не волен давать тебе советы, отец, но почему ты не атакуешь корабли неверных? У нас на борту много орудий. Запас ядер велик, а порохом заполнена половина носовых отсеков. Дай команду, и мы потопим проклятых собак всех до единого, во благо пророка.

— Ах, Алим — Алим! — философски произнес родитель воинственно настроенного молодого воина. — Печально, когда горячий поток молодой души заглушает голос разума, лишая голову холодного рассудка. Оглянись вокруг. Мир велик. Как много кораблей в море с богатой добычей? Их трюмы наполнены дорогими товарами, золотом, рабами. Но, у них есть мощные пушки и обученные команды.

Строгий наставник недовольно махнул танцовщицам, отпустил их. Приподнялся, оперся на локоть.

— А, я не для того месяц назад оставил все торговые дела, рассчитался с долгами и купил это великолепное судно, чтобы в первом же бою что-нибудь ободрать, порвать или не дай бог поломать. Три корабля к одному в битве с неверными — это слишком опасное соотношение. Алим, я назначил тебя капитаном!!! Так иди и постарайся найти хорошую, богатую добычу, при условии, что наш корабль не получит повреждений.


Прошел час.

Тихое море продолжало мягко чмокать волнами в корпус галеры. Знобкий, попутный ветерок рябил фиолетовую, ярко-зеленую на скатах пологих волн воду. Яман-паша читал «Мевлюд» — житие пророка Мухаммеда. Чуть склонившись, он водил пальцем по священной книге. Его губы трепетно вслух проговаривали прочитанные слова. По бокам от просвещённого турка на корточках сидели два негра. Кроме белых набедренных повязок, на них ничего не было. В лучах дневного солнца мускулистые тела невольников блестели, словно чёрное дерево. В руках слуги держали опахала из павлиньих перьев. Они медленно обмахивали голову своего господина, чтобы хоть немного освежить его и отогнать мух.

Алим снова чуть слышно кашлянул. Набожный родитель оторвал взгляд от текста, заложил страницу фазаньим пером и бережно опустил книгу на небольшую расшитую золотыми нитями подушку. В глазах бывшего торговца мелькнуло удивление. — Любопытно, чем хочет развлечь или озадачить сын? Было сказано — заняться делом и не отвлекать благоверного родителя по пустякам.


— Да умножит пророк твою мудрость, отец! — золоченый шлем и серебристая кольчуга молодого капитана ярко блестели на солнце. — Великий Аллах давно сердит на презренных иноверцев! Он совсем лишил их разума! Два корабля охраны бросили на произвол судьбы большое купеческое судно под большим оранжевым флагом, и оно медленно дрейфует по волнам. У нас на борту двести пятьдесят хорошо вооруженных янычар. А у проклятых гяуров не наберется и сорока. Более того: В последний раз на невольничьем рынке я купил для тебя большую партию гребцов — урусов. Торговец сильно хвалил их, убедил меня, что они двужильные. Я заплатил большие деньги за неверных. Ты только скажи и они вмиг домчат нас до брошенного корабля!


— На всё воля Аллаха, да будет благословенно имя его! — хозяин «Серебреной стрелы» устало откинулся на подушки. — Алим, а тебе не кажется странным, что большой корабль с товарами, будто специально подкидывают нам на растерзание? Нечистый как бы подталкивает — идите и возьмите. И вроде людей на нем не велико и пушек не видно. И остался он один, брошенный всеми. Но!!! Нет, мой послушный сын! Я чувствую тут подвох, западню. Так, что…. Мы обойдем стороной этот корабль. Видит пророк, да осветиться его имя, это не наша добыча.

— Но, отец!? — молодой воин, не удержавшись от возмущения, воскликнул расстроено. — Да пребудет на вас милость Аллаха! Сколько же можно ходить вокруг да около? Одна корабельная казна такого судна может представлять собою целое состояние! Вот, к примеру, наш сосед Рашид ибн Сейфуддин аль-Мируни за это же время захватил уже два корабля и один расстрелял из пушек. Он хвастался, что настоящий воин и прилюдно смеялся над нами.


— Алим! — брови родителя сердито сошлись на переносице. — Бугэн миндэ, иртэгэ синдэ. (Примечание автора. Крылатая фраза в книге гаданий «Фальнаме». Дословно означает… Сегодня это — со мной, завтра — с тобой!).

— Зависть и жадность плохие советчики! К тому же алчный человек мало чего сможет добиться в жизни. В Коране Пророк Мухаммад, мир ему и благословение Всевышнего, написал, что мы должны набраться терпения, стать осторожными и предусмотрительными…

— А наше богатство от нас не уйдет. Лучше один раз найти большее, чем всю жизнь растачивать на малости. Иди, подумай над своим поведением и направь свой воинственный взор на поиски парусов на горизонте, а после мы с тобой, подобно ястребам…


Паша не успел договорить фразу, как вдруг, огромный, тяжелый фрегат, возник ниоткуда и словно гигантский айсберг, с громким треском начал надвигаться на беззащитный борт «Серебреной стрелы». Как спички ломая длинные весла, жуткая громадина напоминала мощную плавучую крепость, черную, грозную, и совершенно неуязвимую.

Мгновение и через борта полетели стальные абордажные крючья, намертво соединяя корабли. Со звоном и треском железо стало впиваться в дерево.

Галера наклонилась, сильно затрещала, застонала, одним бортом начало медленно погружаться в воду. Ребра шпангоута выгнулись, по боковым доскам побежали трещины. Гребцы-каторжане в ужасе отпрянули к центру лодки, насколько позволяли цепи. На судне началась отчаянная суматоха: Люди сломя голову метались по кораблю, натыкаясь друг на друга, раздавались крики, команды, звенела труба. Первыми от шока, на турецком галеасе, оправились лучники. Они начали выскакивать из своей палатки, разбегаться по палубе, натягивать луки в сторону чужого корабля.


Сразу же с двух сторон неприятельского парусника хлёстко ударили крупнокалиберные пулеметы. Выстрелы, звучавшие от странного оружия и свист пуль, слились в один сплошной грохот. Сверху посыпались обломки рей и такелажа. Щегольские полотнища «Серебреной стрелы» продырявлены. Щепки от древесины с пронзительным жужжанием полетели во все стороны. Присутствующие на галере, словно по команде плашмя повалились на палубу. Стали закрывать глаза, подтягивать к животу колени, обхватывать голову руками, молиться.

Два потока свинца, распространяя вокруг ужас, ливнем прошлись над их головами. Встретились на середине. Средняя мачта турецкого корабля, подбитая вражеским огнем, со страшным скрежетом, сначала медленно, а затем всё быстрее стала валиться на борт. Со стоном рухнула в море. С правого борта, на расстоянии двух — трех шпаций, вражеские пули совершенно разбили фальшборт, разодрали нижние паруса. Несколько обломков рей и штанг уже валялись внизу или беспомощно висели, готовые упасть. У правой мачты были заметны остатки уничтоженной шлюпки.


Стрельба внезапно стихла. Паша поднял голову и увидел, как вдоль борта неприятельского судна стали появляться новые стволы неизвестных мушкетов. Напавшие, устрашающе чем-то лязгали, водили черными дулами из стороны в сторону. Были готовы в любой момент открыть беспорядочную стрельбу по присутствующим на галеасе. Владельцев страшного оружия становилась все больше и больше.

К борту нависшего над галерой огромного пиратского корабля подошел странный человек высокого роста в чёрной широкополой испанской шляпе, с которой до самых плеч свисало пышное кроваво-красное перо. Он уперся позолоченной тростью о палубу. Улыбнулся, обнажив белые зубы, напоминая оскалившегося волка.

— Я адмирал Хейли, — заносчиво произнес незнакомец.

— С моего корабля бежала большая группа матросов, родившихся в Московии. По слухам многие из них находятся на вашем корабле. Я требую немедленно выдать беглецов. В случае отказа мне придется применить оружие…

* * *
Час спустя.

Флагман адмирала Хейлли «Ля Витэс».

Каюта дорогих гостей.


— Для добора команды мне нужно срочно поговорить с каждым человеком, — адмирал настойчиво убеждал своего высокопоставленного гостя в прописных истинах. — Понять, что за люди. Выбрать лучших из лучших. Подписать договор. Оговорить условия несения службы и правила пребывания на корабле. Поставить на довольствие…

— Бастер, не торопись, погоди, — перебил его оппонент. — Это же русские люди. Только, что из неволи. Многие месяцами не видели белого света. С ними нужно по-другому: Пусть хотя бы покушают, придут в себя. Осмотрятся. Пообщаются с земляками — матросами. А там… Дойдем до Малаги и спокойно подпишем все бумаги.

Рязанцев снял со стены гитару. Наклонил голову. Прижал одной рукой верхний лад. Другой начал перебирать струны. Пропел фразу в качестве распевки. — Та-а-к, что да-вай, собирай-ся и пошли-и!

— Куда пошли? — не понял странника Хейлли.

— Как куда? Знакомиться будем. Как говорят у нас в будущ… — путник поперхнулся, махнул головой, поправил себя. — Как сказывают у нас в Московии. Будем проводить музыкальную, социально — психологическую и восстановительную терапию. Будем петь песни. Плясать. Разговаривать по душам. Сплачивать коллектив надо. Формировать эффективную команду.


— Я! — петь песни? — ирландец сморщился, затем возвел глаза кверху, как бы прося заступничества у бога. — Плясать? С молодыми гардемаринами и каторжанами? Из Московии??? — Глаза его округлись от удивления. Стали большими.

— Не куксись, Бастер. Ты собираешься в коллективе самоутверждаться или нет? Между прочим, прописки за звание адмирала, у тебя, ещё не было! Да и новый корабль не обмывали! И самое главное… — сегодня у нас на Руси большой праздник.

— Какой ещё праздник?

— Ну, например, пускай будет день рождения Флота!!! Флота Таганово!

— Так, что давай, мой адмираль! — вояжер во времени произнес с акцентом, копируя местных иностранцев. — Вперёдь, на виход, праздновать большой, яркий событий! Гип Гип, ура!!!

Он толкнул дверь каюты. На миг остановился. Бросил остаток фразы через плечо. — Главное не робей и делай как я. А ещё лучше — больше меня!

……


Такого странного корабля Егорка ещё не видел. Высокий острый нос и плавно выгнутые линии бортов придавали корпусу сходство с хищной рыбой, а круглая корма походила на голову кита. Мальчишка, засунув дудочку за пояс, затравленно озирался по сторонам. На борту огромного галеона с необычным оранжевым флагом находились русские моряки. Но!!! Это были странные русские моряки. Они больше походили на немцев. Причем на дерзких, самоуверенных немцев. Безбородые, румяные от ветра лица, коротко стриженные головы, все в одинаковом платье невиданного покроя: Очень короткие черные сапоги, черные штаны, черные рубахи, широкие коричневые ремни, с сверкающими на солнце золотом бляхами. Лихо задвинутые на голове черные береты с небольшими оранжевыми флажками и блестящими значками на лбу. Из-за распахнутого ворота рубах виднелось белье с синими полосами. И главное на левом рукаве каждого члена команды присутствовала нашивка — картинка с якорем, на правом с оскалившимся рыжим лисенком.


Особо среди присутствующих на палубе матросов выделялся рыжий парнишонка в темно — зеленой одежде. Она сидела на нём как влитая. Начищенные сапоги блестели так, что было больно глядеть. Он, скорее всего на год, от силы на два, был старше Егорки. Но!!! Вел себя этот безусый вьюноша так как будто являлся, по меньшей мере, единственным сыном боярина. По поведению сынка складывалось впечатление, что папаша дворянин отказался от воспитания своего чада, плюнул на всё и сбежал с корабля. Утёк боярин в Москву, а может и ещё куда подальше. А дитинушка — сиротинушка, вошел во вкус, и гонял по судну всех без разбора и остановки. И, что удивительно — все его слушались. Он с деловым видом ходил между моряками. Приставал к вновь прибывшим. Постоянно, что-то спрашивал, узнавал, давал советы. Вел себя в высшей степени странно.

Матросы, под его присмотром вытаскивали на середину палубы ящики. Открывали их. Доставали оттуда содержимое. Человек в белой рубахе и колпаке выкатил пузатую бочку. Бывшим каторжникам, в небольшой железной посуде раздали вкусно приготовленное мясо и какие-то овощи. Выдали легкие белые ложки и прозрачные кружки со сладкой водой.

Истощенные, грязные, опухшие рабы, оглядываясь друг на друга, крестились, начали пробовать пищу на вкус, а потом есть. Они всё еще не понимали, куда попали, и какая судьба ожидает их.

Рыжий подошел к Егорке. Пристально осмотрел его. Увидел дудочку за поясом, ухмыльнулся.

— Ну, и как зовут нашего юнгу — музыканта?

Парнишка обернулся по сторонам, потом сообразил, что обращаются к нему, робко произнес. — Егорка.

— Егорка, — обидно передразнил рыжий.

В его голосе было что-то пренебрежительное и вместе с тем очень смелое, мальчишеское, задорное.

— Фамилия? — боярский отпрыск добавил в голос металла.

— Сонин.

— Так вот, юнга! Будущий матрос должен гордо произносить свое имя и должность… Юнга флагмана «Ля витэс» Егор Сонин. Ясно.

— Да… — промямлил. Егор.

— Не, да. А так точно. Повтори.

— Так точно, — звонко произнес Егор.

— Добавки хочешь?

— Нет.

— Тогда иди за мной, будешь помогать.


Кто-то из бывших невольников негромко затянул песню. Мелодия была горькой, тягучей. Несчастный хмуро сидел, привалившись к борту, в такт постукивал по доскам грязной ладонью…

Не могу аз больше плакати,
Хотят врази меня заклати…
Тоска по неудавшейся жизни звучала в песне, и было грустно слушать её здесь, над морским простором, из уст человека, для которого не было другой дороги, кроме как погибнуть от побоев и издевательств, с утра до ночи работая прикованным цепью к галерной скамье.

Отверзи гроб мой, мати,
Прими к себе свое чадушко…
Юнга взглянул в сторону певца, увидел, как сошлись у него брови над переносьем, как тоскливо блеснули белки полузакрытых глаз.


Рыжий заметил спускающегося с верхней палубы человека в одежде похожей на его. В глазах парня заплясали веселые чёртики, он резко развернулся и гаркнул. — Пашутин, Климкин, Миронов ко мне.

К нему подошли три моряка.

— Климкин, песню про остров, запевай. Пашутин и Миронов подпевают. Юнга подыгрывает на дуде.

— Прощайте, скалистые горы,
На подвиг Отчизна зовет!
— громко запел Пашутин.

Мы вышли в открытое море,
В суровый и дальний поход,
— подхватили два других матроса.

А волны и стонут, и плачут,
И плещут на борт корабля…
Проникновенно и ласково зазвучал семиструнный инструмент когда неизвестный присоединился к певцам. Егор достал дудочку и тоже постарался подыграть мелодию.

Растаял в далеком тумане СЧАСТЛИВЫЙ,
Родимая наша земля…
Матросы дружно подхватили слова песни. (Примечание автора. «Счастливый» — остров в Карибском море, где была создана первая военно-морская база «Таганово Компании»)


Закончили петь. Люди задумчиво сидели, кто, где. Каждый с тоской думал о своем.

Рязанцев отложил гитару. Взял «До краёв наполненный стакан». Обратил внимание на то, что никто не подходит к коку — виночерпию. Встал и громко произнес. — У меня, родился хороший тост: — Друзья! За волю, свободу и самую лучшую долю!!!

Бывшие каторжане молчали, исподлобья затравленно поглядывая на Рязанцева.

— Ну? Почему за вином никто не подходит? — странник оглядел скисших людей. Вы, что свободе не рады? — Он повернулся в сторону команды. — А вам, что особое приглашение нужно? Или у нас перевелись нормальные мужики, на корабле.

— Эт, дело доброе! Любо! Хорошо удумали, — радостно заголосили в ответ присутствующие на палубе, и весело устремились к бочке со всех сторон.


Выпили по первой. Вино было крепким.

— Первая с козлом, вторая с кипятком! — мужики закряхтели. — Э-эх зараза, язви её в дышло — хорошо пошла родимая!

— Наливай по второй, душа окаянная! — у многих в глазах показались слезы — первые с нежных лет детства.

— Пей до дна, наживай ума! — моряк с порванным ухом стал отдуваться, махать ладонью перед лицом, другой, со шрамом на щеке, шевелил губами, словно молился.


— Джонс, — рыжий недоросль продолжал давать указания коку. — Тащи огурцы, капусту, копчёности. Возьми Харламова и Петрова в помощники. Не видишь, закуси нет?

Выпили по второй — третей, произнеся горячие тосты за удачное плаванье и справедливого адмирала. Душевная песня продолжала звучать на корабле…

И тогда вода нам как земля.
И тогда нам экипаж семья.
И тогда любой из нас не против
Хоть всю жизнь служить в военном флоте…
Третья или четвертая кружка. А может шестая. В приличном застолье — моряки их не считают.

— Джонс! — не успокаивался голос рыжего командира. Он громко перебил песню пьяного хора. — Вот пошли дурака за вином. Он одну бочку и прикатит. Живо давай, за добавкой. Это… и Шмелёва с собой возьми. Он, вроде пьет, мало. Пусть поможет.


— Вот, я — адмирал! — ирландец растроганный алкоголем, жаловался окружающим. Моргал пьяными, осоловевшими глазами. — Прославленный мореход! Командую всеми тремя кораблями. — Слезы текли из глаз Хейлли рекой. Голос дрожал. Спиртное ударило «прославленному флотоводцу» в голову, на щеках выступил румянец, глаза заблистали. Он икнул. Стал загибать разведенные пальцы перед носом какого-то мужика. — Испанцев топил. Французов на абордаж брал. Турков! — разнес к чертовой матери всю их драную лоханку. А он мне! Губернаторская собака… Потный пожиратель рыбьих потрохов! Чтоб его громом разорвало! — не отдаёт Элизабет. А я ведь чувствую, любит она меня! Жить без меня не может. Скажи мне друг? — Он приобнял за плечи одного из матросов. — Где справедливость?

— Согласен с тобой, майн либер адмирал. Натюрлих. Шнэля! Надо выпить ещё!

— Надо, да? — Хейлли глубоко вздохнул, задрал голову. И заорал, — Джонс! Три тысячи чертей под килем! Похоже, моя глотка здорово пересохла. Вина мне… и моим лучшим друзьям!


— Други! — один из моряков громко обратился к товарищам. — Давайте попросим Азиса спеть нашу любимую. Азис, порадуй душу. Спой «От темна до темна».

Аккорды гитары зазвучали переливами. «Молодой татарский певец — самородок» с небольшим южным крымским акцентом начал исполнять всеми любимую песню.

К долгожданной гитаре я тихо прильну,
Осторожно и бережно трону струну,
И она отзовется, зазывно звеня,
Добротою наполнив тебя и меня…
На какое-то время гул притих на палубе. Слишком уж по-человечески, трогательно, душевно пел татарин. А когда начался припев, певцу стали подпевать все, даже те, кто раньше не слышал этой песни.

(Примечание автора. Желающим услышать звучание настоящего голоса молодого татарского дарования просим перейти по ссылке… https://www.youtube.com/watch?v=WtIvvHdFkZc Ну, о-очень похоже.)


— Эх, Азизушка!!! Осока да мурава — во поле горькая трава… Душевно поешь, чертушко! Дай же я тебя горе мое горемычное облобызаю, — мужик с двумя линиями наколотыми на руке, дыша перегаром, полез целоваться к татарину. — Вот мы, тут, люди вольные, над нами бояр да князей нет. А ведь, ты, подневольный человечишка! Закис тут, поди, совсем, сиротинушка. Истомился, весь — ожидая воли. Слушай паря, хочешь я посаблю тебе, поговорю с капитаном, и он выкупит тебя у твоего бея.

Азис непонимающе захлопал глазами, с трудом понимая, о чем идет речь.

— А коли, тот бей, скажет, чаго супротив нас!!! Так мы его мучителя-ирода вместе со свитой, а может быть и со всем ихним поганым табором, сживем со свету.

Мужик вытянул волосатую руку и сжал её в кулак. — Вот, мы! Вместе, силища!!! Не сумлевайся! Мы, за тебя, сокола нашего ясного, кого хочешь, в лоскутья порвем.

До Азиса с трудом дошло, ЧТО предложил пьяный товарищ — собутыльник. Он задумчиво сглотнул. Представил картину расправы над родным семейством. После чего с трудом произнес. — Нет, не надо. Я когда вернусь. Сам всем рога пообломаю.

— Ерой! — сердобольный кореш похлопал татарина по плечу. — Молодчага!!! Этоть по нашему, по-христиански! Вино пить будешь?

— Нет, я не пью.

— А немного, для сугреву?

— Нет!

Закадычный друг хмыкнул, с сожалением поглядел на Азиса и поучительно произнес:

— Ну, и дурак!


Веселая пирушка продолжалась. Уже давно все были пьяны вдрызг. Мужики, сидевшие прямо на палубе, улыбались хмельными улыбками, мутными глазами смотрели на музыкантов. Все разом разговаривали друг с другом. Рассказывали лучшим друзьям свою пьяную правду, слушали и соглашались друг с другом, и понимали друг друга с полуслова, потому, что у каждого была своя беда, похожая на беду собеседника.

Третья бочка вина пошла в расход. По-прежнему напевно звучали струны гитары. Егорка устав дуть в дудку, просто хлопал в ладоши. «Его сиятельство» адмирал Хейли мирно дремал, обняв пустой ящик из-под тушёнки. Многие присутствующие на палубе уже давно пошли в пляс под задорную, веселую песню гостей из будущего…

Эх, яблочко,
Да куда котишься?
Ко мне в рот попадешь
Да не воротишься!
— Эх-ма, до чего же песни у незнакомцев веселые да ладные! — Егорка задумывался о людях, создающих эти песни. — Сотворить бы одну — и больше во всей своей жизни он ничего бы и не хотел. Счастье-то какое — подарить людям, такую песню!

Глава 13

В здание коменданта порта города Малаги пожаловала высокая делегация «Тоганово компании». Представительство делегации возглавлял сам адмирал эскадры Бастер Хейлли. На его мужественной, внушительной фигуре был одет щегольской костюм из фиолетового сукна. Изящные серебряные кружева украшали ворот и манжеты. Черный, как смола, парик пышными волнами кудрей ниспадал до самого пояса. Широкополая, украшенная фиолетовым плюмажем шляпа слегка набекрень сидела на голове. На ногах были сапоги из прекрасной голландской кожи. Большое фиолетовое перо красиво ниспадало на плечо. Превосходная испанская рапира, висевшая на расшитой серебреными нитями перевязи, отливала золотом.


Его «Великолепие» господин адмирал оперся на высокую, поблескивающую драгоценными каменьями трость. Сняв шляпу и отставив ногу, он смешно присел назад — отвесил модный французский поклон. Важно поднял голову и, оглядев ничтожно мелких, чернильных клерков, о чем-то деловито забормотал по-русски.

Личный толмач адмирала с особым усердием стал переводить присутствующим в помещении чиновникам слова его «милости» с русского на испанский, добавляя при этом ужасный французский акцент.


— Месье адмираль Бастер Хейлли желать знать, по-о-чему администраций порталь задерживать и не даёт разрешений на виход его эскадр из города в составе флагман корабль «Ля витэс», что в переводе обозначает быстрый скорость, прославленный шлюп «Искатель сокровищ» и торговый судно «Серый чайка».

— Да никто его не задерживает, — чиновники прилизанные, чопорные, тяжеловесные, в своих долгополых зеленых кафтанах с большими карманами и бронзовыми пуговицами нервно засуетились. Зашелестели бумагами. Невысокий клерк в сбившемся на голове «рогатом» парике подошел к переводчику и подобострастно поклонился.


— … бум-бурум-брык…..злы! — его «великолепие» милостиво улыбался присутствующим в помещении, но, глотнув кислого запаха канцелярии, немедленно вынул смоченный духами платок и поднес его к носу.

Переговорщик с сияющей улыбкой поклонился чиновникам, повёл перед животом шляпой, притопнул ногой, ещё раз повёл повыше и снова притопнул погромче.

— О-ля-ля… Жё нё компран па? Как так не задерживааать? — хитрец продолжил давить на клерков авторитетом важной особы.

— Экскюзе муа! Не пускать в обратный вуаяж важный дипломатик персональ? Это есть серьезный европейский гранд скандаль! — переводчик добавил, обнажив в улыбке крепкие белые зубы.

— Вуаля… Это есть политик давлений на «Таганово компани». Месье адмираль не оставит без внимания этот вопиющий безобразий. Это есть нарушение торговый закон. Он будет иметь честь жаловаться на вас и ваше руководство… свой наниматель и ваш Король.


— Все бумаги подписаны, — клерк с низким поклоном протянул бумаги представителю эскадры. — Мы просто хотели лично предостеречь адмирала от выхода в море. Дело в том, что вчера вечером в двадцати милях от порта видели разведывательные галеры Алжирского Бея. Ходят слухи, что вот-вот должна подойти вся эскадра, а это без малого… пятнадцать — двадцать хорошо вооруженных судов. В связи, с чем начальник порта просит всех капитанов временно отложить отплытие и остаться в городе под защитой береговой артиллерии. Через неделю — две прибудет эскадра адмирала Хопса. Будем надеяться, что командующий британской средиземноморской эскадрой разгонит корабли Бея. И вы спокойно продолжите плаванье.


Неизвестно, что таилось в отчаянно дерзкой голове адмирала от таких новостей, но, на его губах играла злорадно-довольная ухмылка.

— Месье Адмираль Хейлли, — как это будет по-вашему, представитель Таганово компани с трудом начал подбирать слова. — Прэтрэ лёрэй а вотр опиньон… Обязательно прислушается к вашему мнений… Но он очень спешить и не станет дрожать от дырявых посудин всяких разбойник. Если придётся, то он покажет всем, что есть такой военный искусство. И что может делать молодой русский моряк, под его талантливый руководство!

— Слава адмиралу! — кто-то бойко, по-русски выкрикнул из свиты гостей.

— Слава!!! — его громко поддержали.


— О рёвуар господа. Же дуа партир, — Хейлли вновь отвел руку в сторону, чуть присев, любезно поклонился. Волнистые локоны его парика повисли и стали раскачиваться из стороны в сторону, как уши спаниеля. А затем он, задрав голову как павлин, плавно перебирая ногами, вышел из комнаты.

Писчики удивленные поведением делегации перестали строчить и притаились. Тишину приемной комнаты нарушила бившаяся в окошке крупная муха.

— Этот напыщенный московит — сумасшедший, — тихо понеслось вслед адмиралу за закрытой дверью.

— Он ирландец, — ещё тише возразили говорившему.

— Какая к дьяволу разница, хоть латинянин, — всё равно их потопят как слепых котят!

* * *
День разгорался всё ярче и роскошнее. Длинные, перистые облака, раскинулись над горизонтом, поднялись выше, распушились, округлились и, сверкая белизной, тихо плыли по краю голубого неба. Море искрилось и блистало тысячами солнечных зайчиков. Казалось, оно дышит прозрачным голубоватым воздухом и бережно, словно материнскими руками, направляет эскадру из трех кораблей в сторону неведомого края земли.

Егорка Сонин уже на следующий день после выхода корабля в море полностью ориентировался на судне, знал название многих морских словечек и предметов, разбирался, где у корабля нос, а где корма. Все присутствующие «бывалые моряки» казались ему, мальчишке, просоленными морем волками, деловыми, строгими учителями. Он старался вовсю подражать им — ходил по палубе раскачиваясь, по-взрослому хмурил брови, говорил баском, хотя хотелось, и побегать, и попрыгать на корабле.


— Эге-ге-гей! — звонкий голос ветром разносится над кораблем. Юнга решил устроить себе первый морской экзамен. Он набрался смелости, забрался на салинг, обвил руками стеньгу и качается вместе с мачтой.

Корабль огромной птицей несется по водной глади. У него резкий крен на правый борт, море встает бурлящей стеной. У юного матроса кружится голова, его тянет вниз. Сердце учащенно стучит. Но вот судно выправилось. Сердце паренька перестает давать перебои, страхи неожиданно исчезают, становится легко и весело, как некогда в детстве. Он начинает мурлыкать бодрую песню, смотрит вниз на матросов. Они работают, вися в воздухе так же спокойно, будто находятся на ровной земле. Распускаются всё новые и новые паруса, толстые стволы мачт постепенно начинают гнуться, и натужно скрипеть как древки луков. Огромные полотнища принимают на себя ветер, раздувающий тысячи квадратных метров парусины.

Егорка нерешительно освобождает одну руку, потом другую. Оказывается, можно держаться со свободными руками. Он доволен собой. Он складывает ладони рупором и лихо кричит вдаль, подражая шкиперу: — Эге-гей! Живее, молодцы! Право на борт! Круче держать! Свистать всех наверх! Лево на борт! Двигайтесь, шустрее, якорь вам в душу! Справа по курсу земля!


Впереди, слева от судна, по морю тянется к горизонту извилистая дрожащая солнечная дорожка. Корабль и отраженное в воде солнце движутся наперегонки. Белые чайки, парят над изумрудными волнами. Легкий ветерок, ласково обдувая крутые просмоленные борта корабля, насвистывает мелодию далеких стран и невиданных приключений. Хрипло потрескивает палуба. Пена бурлит у форштевня. Прямые паруса на передней мачте тихими хлопками перешептываются с косыми.

Молодой моряк мечтательно смотрит вдаль, на горизонт, в сторону солнца клонящегося лучами к морю. Это первый день его путешествия на новом корабле и он пребывает в состоянии безотчетного юношеского счастья.

Накануне бывалые мореплаватели рассказывали новичкам невероятные истории. И он жадно ловил слова о морских путешествиях, о далеких райских островах, где круглый год лето, о затонувших испанских галеонах с несметными сокровищами, о местах, где золото валяется прямо под ногами, как простые булыжники! — Эти невероятные истории будоражили душу молодому матросу и звали его в путь — дорогу.


Егорка, висит высоко над палубой, глубоко вдыхает полной грудью ароматный, йодистый воздух моря, жмурится от солнца, улыбается, сам не замечая этого. В своих фантазиях он представляет головокружительные приключения, в которых он будет сражаться со злобными пиратами, охранять большие торговые караваны… Он пристально всматривался в серебристые волны, словно намеревался увидать погребенные на дне океана сокровища погибших кораблей.

Юный мореход грезит наяву и видит самого себя то на капитанском мостике великолепного красавца галеона, то у штурвала грозного фрегата, то, на худой конец, с пистолетом за поясом несущим вахту на шканцах какого-нибудь быстроходного шлюпа или бригантины…

— Эге-ге-гей! — счастливый голос мальчишки ветром разносится над кораблем.

* * *
Через три дня.

В самой большой каюте флагмана «Ля витэс» переделанной под обучающий кабинет. (Не прошло и пяти минут, как завершился «душевный» разговор с Рязанцевым). Возле большого привинченного к палубе стола стоял адмирал Хейлли и гневно орал на Азиса. Новоявленный матрос из крымских степей сморщил лоб, слушал молча.

— А мне плевать на то, что ты не учитель и у тебя нет способностей к обучению матросов. На корабле худо — бедно читать и писать по-русски можешь ты, да ещё юнга. Не зная элементарной грамоты, люди не могут обучаться морским дисциплинам. А я, не могу делать из них мастеров своего дела.

На смуглом лице ирландца пылало выражение озабоченности, чёрные брови нахмурились, и между ними пролегла глубокая складка.

— Вот, — Хейлли размашисто ударил по большой стопке книг лежавшей рядом. — Книжки с картинками. Они называется, азбука. Только, что принесли. Собирай народ и учи… учи… учи от первой и до последней буквы.

— Да, но я… же не могу… — что то попытался промямлить в своё оправдание «первый татарский учитель словесности».

— Ты мужик или кто? — высокое начальство не выслушав, пренебрежительно осмотрело невольника холодным, не допускающий возражений взглядом. — Ты ещё мамочке пожалуйся, что тебя не кормят по утрам, кашей. У нас, на военном судне, нет слова, не могу! Не можешь, заставим! Не хочешь, снова заставим! Значит, так… Матрос Ялшав с сегодняшнего дня вы освобождаетесь от всех текущих работ и занимаетесь только обучением письму и грамоте. И сожги ром мои кишки! Если они не начнут читать и писать, все до единого, уже через две недели!!! То я прикажу, тебя, высокородного бея, выпороть как подзаборную собаку. А затем понижу в должности до юнги и продлю срок твоего пребывания на судне ещё на два года! Всё, свободен. Иди и выполняй приказ.

— Есть, идти и выполнять приказ, — Азис весь бордовый как варёный рак, почти ползком, покинул кают-компанию.


— Герр адмирал, — в дверь заглянул часовой. — Первая группа матросов для разговора «по душам» собрана.

— Хорошо. Пусть заходят.


Две минуты спустя…

… - А мне плевать на то, что у вас нет способностей и вы уже взрослые мужики, — адмирал не мигая, впился колючим взглядом в подчиненных. — Плевать на то, что вас учит ягастый басурманин, а вы ничего не понимаете в его учёбе!

— Значит так!!! — Хейлли засопел, напыжился, начал скрести ногой как бык на красную тряпку. — Если кто! Через две недели! Не будет уметь читать и писать — спишу на берег, к чёртовой матери. Причем выкину с корабля, так как написано в контракте — в первом же порту.

Адмирал (Изображая святое правосудие) поднял свёрнутый листок бумаги и затряс им перед собой. — И идите на все четыре стороны… — нищенствуйте, голодайте, сдыхайте на чужбине, в какой-нибудь вонючей канаве, в полном невежестве и дремоте. А я наконец-то найду нормальных молодых ирландских гардемаринов и сделаю из них настоящих матросов, штурманов, капитанов, состоятельных и уважаемых людей.

— Кстати, может быть, есть желающие уже сейчас плюнуть на всё и сойти на берег?

… Тишина и обиженное сопение раздалось в ответ.

— Тогда время на обучение пошло. Разобрали учебники с картинками и бегом учиться грамоте.


Хейлли повернулся в сторону приоткрытой двери и закричал… — Часовой, давай следующую группу.

Глава 14

— Во имя Аллаха великого и пророка его Магомета! На абордаж!!! — прорычал худой, жилистый человек в белоснежном тюрбане. Глаза пирата были бледно-серые, почти бесцветные, холодные и безжизненные, как у змеи, с таким пронзительным взглядом. Над головой морского разбойника развевался зловещий зеленый флаг со звездой и полумесяцем.

Шершавые, продубленные соленой морской водой, солнцем и ветром борта кораблей с треском сшиблись друг с другом. Абордажные крючья и кошки будто железные щупальца впивались в фальшборты и палубу, сцепляя корабли намертво.

Под устрашающие вопли полуголые пираты с обезьяньей ловкостью начали перепрыгивать на английский корабль.

— Алла! Алла! Смерть неверным инглизам! — раздавались их громкие выкрики.

В один миг нападавшие смели палашами противоабордажные сети. Закрутилась жуткая кровавая карусель: Резня, звон сабель, шпаг, абордажных топоров, выстрелы, крики вперемежку с неистовыми проклятиями, стоны раненых. Свирепые удары клинков высекали снопы искр, как на точильном камне.

Голые по пояс, мокрые от пота, со сверкающими зубами и белками глаз на черных от копоти и пороховой гари лицах, прыгали, орали и бесновались люди, точно помешанные, в то время как воздух вокруг гудел и разрывался от грохота орудийной пальбы, треска мушкетных выстрелов, свиста пуль и визга разлетающихся осколков.

Все происходящее представляло какой-то хаос… И только нижние части мачт линейного корабля торчали среди палубы, точно три гигантских руки, поднятые к небу в безмолвной мольбе против творящегося вокруг ужаса.


……….

— Бонжур, мусью Вандеркофф, — на узком бледном лице Хейлли, оттенённом небольшой, по испанской моде, бородкой и тонкой полосой усов возникла приветливая, добродушная улыбка.

— Прекрасная погода, теплая вода, тишина и покой на море! — смуглое насмешливое лицо адмирала обрамляли чёрные хорошо завитые локоны длинного парика. — Все так, как говорят у нас в Париже: Иль фэ бо, иль фэ дю со лей.

— Не правда ли? — проклятый «северо-ирландский варвар» велел поставить на юте кресла с высокими спинками, обтянутые зеленым бархатом, натянуть над ними кусок парусины наподобие тента, и теперь блаженствовал, развалясь перед столом заставленным яствами. А его желторотые новобранцы, вместо того чтобы молиться и просить у господа ветра, зачем-то растянули по палубе длинные ленты и весело зубоскаля вталкивали туда пузатые металлические стержни. (Примечание автора. Бойцы набивают патронами ленты для крупнокалиберных пулеметов и зенитных пушек).


— Силь ву пле, Иоахим. Же сюи зёрё. Присаживайтесь, — помпезно произнес ирландец, услужливо отодвигая кресло возле стола.

От увиденного на палубе седого морехода на мгновение парализовало как от удара грома, однако он тут же решительно надвинул широкополую черную шляпу на самые брови и громко воскликнул:

— Кровь Господня! Какое присаживайтесь? Зачем меня сюда притащили? Вы, не видите, что происходит в миле от вашего носа? — густые брови на лбу капитана «Серой чайки» удивлённо поползли вверх. Он красноречиво ткнул рукой в сторону, где шло морское побоище: Легкие алжирские галеры буквально облепили шесть трехпалубных британских кораблей застывших столбами из-за отсутствия ветра.

— Же ву прэзант мэ зэкскюзе! А что происходит? — разряженный франт на мгновение поглядел на ясное голубое небо и верхушки мачт, над которыми кружили чайки. Пожал плечами, задумчиво почесал щеку. Небрежным жестом, откинув манжету из тонких кружев, развел руками. — О, пардон! Се ля ви. Кто-то, там, стреляет… пиф — паф, бегает, суетится. Нам то, какое до этого дело?

— Как же это произнести красиво и по-нашему? — новоявленный француз ненадолго ушел в себя, вспоминая невыученные уроки. — Же не сюи… сюи… сюи па…

— А, вот, вспомнил! — его глаза заблестели радостью. — Же не сюи па дакор авэкий ву… Мы мирные торговцы, плывем себе спокойно, никого не трогаем, законов не нарушаем. Одним словом, как говорят в этом случае мои матросы по-русски: А не пойти ли вам всем…


……….

Палуба одного из пиратских кораблей внезапно занялись пламенем, через несколько минут оно взметнулось к небу гигантскими языками, вмиг поглотив мачты и такелаж. А через несколько секунд весельное судно с грохотом разлетелась над морем. Это взорвались бочки с порохом, которыми под завязку был набит трюм алжирца. Небо над галерой потемнело, пеплом покрылись облака… Подброшенные страшной силой куски горящего дерева и парусины поднялись в воздух, а затем с шипением посыпались на морскую гладь.

Клубы дыма окутывают ещё одно судно. У нескольких тяжелых орудий перебиты тросы, крепящие станки пушек к борту. Рухнувшая мачта кренит корабль на один из бортов, и пушки катятся, давя людей. Золотой корпус галеры окрашивается в багровый цвет. Вода и огонь начали борьбу за его останки, заставляя вскипать море вокруг. Облака пара шипя, расходятся над горящим кораблём. Ровные языки пламени с шумом вырываются из-за бортов и под крики несчастных рабов, прикованных цепями к корпусу, высоко поднимаются над многовесельным галеасом. Через несколько минут огромный костёр добирается до весел, мачт, парусов. Сытно трещит, хрипит и резко громыхает двумя подводными толчками. Волны от взрыва с шумом бросаются на соседние корабли.


……….

— Разорви ром мою селезенку! Я, тут, посидел, подумал: Сэ бьен, кё ну ну… ну в общем решил пригласить, вас, дорогой мой Иоахим, на ланч, — сумасшедший ирландец резко встряхнул слюнявчик и не спеша повязал его у себя под подбородком. Затем пройдоха взял со стола темно-мутного цвета бутылку и налил себе вина в высокий серебряный бокал.

— Послушайте, — он откинулся в кресле. Мы ведь с вами совсем не знакомы. Пора исправить эту вопиющую несправедливость. А не распить ли нам по бокалу мадеры, для знакомства… а, герр капитанэ?

— Ах, мон ами, — философски продолжил молодой мечтатель, моряк и «поэт» глядя куда-то вдаль, сквозь полыхающие огнем и шумом сражение. — Порой мне кажется, что после каждого выпитого стакана хорошего вина возможность богатой и обеспеченной жизни становится всё ближе и ближе. И чтобы это приближение шло ещё быстрее, нужно пить как можно больше и тем самым как бы пробивать себе путь к желанному царству дорогого и прекрасного! А? Что скажите?


— Чудовище! Неуч! Сопливый оболтус! — морской волк вспыхнул как порох. Его широкое лицо побагровело. Глаза налились кровью. Седые брови сошлись на переносице.

— Идиот, перестань строить из себя менестреля. Взгляни на небо. Видишь облака, что едва показались у горизонта. Безветрие закончилось. Появился небольшой зюйд — вест. Пока он слабый, но через полчаса — час окрепнет. Поэтому надо уходить, пока эта свора не бросилась на нас. Будь я проклят! Сейчас, они заняты англичанами, но как только переломают им кости, так сразу займутся нами.

— О-ля-ля, мой друг! Вы в серьёз так думаете? — с явно деланным равнодушием собеседник поймал вилкойшампиньон и стал отрезать ножом от него кусочек. — Сэ бон! Сэ бьен!

— Уверен, — Вандеркофф твердо стоял на своем мнении. — Я все вижу прекрасно. Клянусь концом моей жизни! Как бы храбро не сражались британцы, рано или поздно их просто задавят численностью. И пока чернокожие лезут на мед как пчелы. Нужно поднимать паруса и уходить из этой западни, в которую привело нас безветрие.

— Экскюзе-муа, ту са не мё плэ па… Знаете, именно эту великолепную фразу любит повторять «король-солнце» Людовик ХIV когда собирается казнить кого-то из своих поданных. А уж он, поверьте, знает толк в этих делах!


Хейлли оторвал кусок от курицы и с деловым видом начал осматривать его со всех сторон. — Не знаю. Я бы все-таки подождал. А вдруг победят англичане? Кстати, вон, на тот пузатый раздутый вширь галеон «Хилл энд Мэри», я поставил 40 рублей.

Ирландец указал на медленно погружающийся в воду большой черный корабль. В его борту зияли огромные дыры, паруса, ещё укрепленные на мачтах, были пробиты, мачты поломаны, а несколько рей и штанг уже валялись внизу или беспомощно висели, готовые упасть. В натянутой над палубой сетке чернели обломки рей, нос корабля был изуродован, на корме что-то сильно дымило. Одного взгляда на бывший красавиц галеон было достаточно, чтобы понять: Через час, самое большее полтора он скроется под зеленоватыми волнами моря.

— Компанию составить не желаете? — Хейлли хитро прищурился и стал показывать пальцами, как будто вёл счет денег. Затем несколько призывно мигнул левым глазом. — Ме прёмьер зэмпресьон сон трэ бон. Месье, сейчас самая выгодная ставка — 1 к 20.

— Знаете, что? — бывалый моряк понял, что над ними просто издеваются. Он досадливо скрипнул зубами. — Как хотите. Я скорее соглашусь сгореть в аду, чем останусь здесь! Я, немедленно возвращаюсь на свой корабль и готовлю судно к отплытию.

Седовласый капитан, решительно повернулся и направился к борту, где его ждала шлюпка. И тут же услышал щелчок взводимого курка. Боцман, играючи поднял огромный длинноствольный пистолет и направил его в сторону головы немца.

— Какого дьявола, здесь происходит? — широко раскрыв глаза, удивился Вандеркофф. Его рука непроизвольно потянулась к месту, где висела шпага.

— Сядьте, Иоахим, — вмиг протрезвевший голос ирландца стал холодным и режущим, как стальной клинок. — Нам есть о чем поговорить.


……….

Испуганные выстрелами и шумом чайки, тревожно кружили над полем боя, издавая крики. На атакованных кораблях шла отчаянная рукопашная борьба, причем с одинаковым успехом пускались в ход сабли, ножи, топоры, пики, прокладывая себе путь и беспощадно проливая кровь. То тут, то там падали раненые и убитые. Под натиском корсаров английские моряки медленно отступали со шкафута на корму и на нос корабля. Ноги присутствующих буквально скользили по красной и липкой от крови палубе. Раненые стонали, корчались от боли, либо молча сидели у фальшборта. Многие висели на нем, точно безжизненные мешки, или медленно ползли по палубному настилу, оставляя за собой тягучий темно кровавый след, умоляющим жестом протягивая руки, прося о помощи или о капле воды.

Вот, часть оставшихся в живых матросов с трудом развернули уцелевшую пушку и направили её в сторону атакующих. Один из моряков дотянулся, через кровавое месиво на палубе, до убитого канонира. Поднял выпавший из его руки фитиль и поднес к запалу.

Жерло орудия пыхнуло ярким огненным языком. Грохот выстрела. Со страшным воем рваная масса металла понеслась в сторону наступающих пиратов. Осколки в мгновение ока, словно смерч разбросали людей, в щепки разорвали и расщепили отдельные части корабля, навели вокруг ужас и разрушение.


……….

— Видите ли, мой седовласый друг! — произнес Хейлли, крякнув после распития очередного кубка. — «Ля витэс» находиться ближе к месту сражения, чем ваша «Серая чайка» и мне с вершины мачт, в хорошую оптику, бухта видна лучше. Мы, в капкане. Воспользовавшись отсутствием ветра, весельные галеры алжирцев заранее перекрыли выход. Поэтому, ни с ветром, ни без него, нам уйти не дадут. Мы, так сказать, приз, вишенка на торте, оставленная напоследок, на сладкое.

— Кстати, — к ирландцу вновь вернулось чувство юмора. Он ухмыльнулся, как будто у него в рукаве были спрятаны козыри. — В баталии, вон на том корабле, на который я поставил деньги, пока вроде выигрывают мои соотечественники.


— Господин адмирал, разрешите обратиться? — по-русски произнес один из матросов, который осуществлял связь между кораблями эскадры.

— Обращайтесь.

— Установлена связь с островом. Подтверждена команда «Красна тревога». Через десять минут вас просят прибыть в кают-компанию для анализа ситуации и разбора плана военной операции.

— Это все?

— Так точно.

— Хорошо, передай ответ. Вас понял. Ждем гостей.

— Есть передать ответ, ждем гостей.

В тот же миг расхлябано ленивое состояние адмирала изменилось.

— Послушайте, мой дорогой друг, — он внезапно обратился к седовласому капитану. — Пусть дьявол сожрёт кишки медузы! Я всегда восхищался вашим умом, талантом и прозорливостью! Вы были правы, по поводу поднимающегося ветра! Нам надо срочно уходить из этой чертовой дыры. Срочно возвращайтесь к себе на «Серую чайку». Поднимайте паруса и следуйте курсом за «Искателем Сокровищ». Сам же я выдвинусь вперед и огнем своих пушек прикрою ваш отход.

— Хейлли, ты сумасшедший? — на лице, Вандеркоффа отразилось глубочайшее удивление и изумление. — Ты собрался одним кораблем прикрыть наше отступление? Ты, явно безумец или перегрелся на солнце? Ты забыл, что продал все пушки испанцам? Ты, что делаешь? Из чего ты будешь стрелять? Не пройдет и двадцати минут как от твоего корабля останутся одни обломки!

— Я не могу поступить по-другому! — слезы от умиления заблестелели в глазах истинного джентльмена. — Гори тысяча ведьм на огненной сковородке! Кто-то должен пожертвовать собой ради других? Зато, спустя годы… Благодарные потомки… Маленькие ирландцкие детки! Назовут меня — Хейлли «Благородный» или Бастер «Великодушный». Или ещё как — я пока, не придумал!

— Так, всё, иди. Не стой над душой! Не порть красоту момента!!!


……….

— Велик Аллах! — звучит молитва на большой золотистой лодке с огромным синим шатром. Военачальник пиратов подняв свой воинственный взор, продолжил на четках отчитывать часы, минуты, секунды до окончания битвы. — Шевелитесь! Живей, живей, сыны оспы! — Шептал он побелевшими губами, мысленно подгоняя своих воинов.

— Бумм-дан-бабах-хах-дудан-дах, — стоны, вой, звуки выстрелов, непонятные команды, отборная брань, треск ломающегося дерева и рвущихся парусов — все это слилось в единый невероятный гул поединка. На сцепившихся кораблях всё ещё продолжается бой. Люди сражаются из последних сил. Несчастные уже не орут, а рычат по-звериному. В помощь пиратам, облепившим со всех сторон английские корабли, изредка подплывают галеры с подмогой, подпитывая «живым хворостом» костер битвы.

Чуть вдали от поля боя видны уродливые обломки неприятельских судов, медленно уносимые течением. Нельзя счесть, сколько сотен людей барахтаются по всей бухте. Из последних сил они держаться на обломках мачт и рей, на ящиках и досках. Зовут на помощь. Нельзя счесть число трупов, что темными пятнами плавают и тонут в «кровавой воде».


……….

— Давай, Бастер, докладывай обстановку, — недовольный Рязанцев с ходу обрушился на адмирала. — Почему стоим, кого ждем? Зачем в одном месте собрал столько кораблей? И вообще, что происходит? Я же просил, по возможности, избегать вооруженных столкновений. У нас, молодая, не обученная команда! Опыта вождением судна мало. Люди после неволи. Психика травмирована. А ты словно специально лезешь во все неприятности.

— Я четко следую твоим указаниям, — Хейлли начал отнекиваться. — Идем не спеша. Никого не трогаем. Ни на кого не нападем. Можно сказать, ползем как сухопутные крысы, по берегу. Пересчитали все прибрежные мели. Ночуем на суше. А тут незадача — ветер ослаб, обездвижил парусные корабли английской эскадры. А потом алжирцы напали на несчастных соотечественников. Терзают, грызут их помаленьку. Видит бог, я тут не причём.

— Так уж и не причем?

— Истину тебе говорю! — стал недовольно брюзжать ирландец. — Сижу себе спокойно в сторонке, отдыхаю, занимаюсь французским, учу спряжение глагола «Йtre», попиваю вино. Жду, когда все более-менее успокоиться.

— И только в случае крайней потребности… Я думаю, вряд ли это произойдет, — поправил он себя. — Может быть, немного… Немного постреляю. Так, совсем чуть-чуть, пифф-пафф — не более. После чего поплыву дальше.

— Хорошо, молодец! — стратегический расклад молодого талантливого флотоводца произвёл на Рязанцева глубокое впечатление.

— Только мне не понятно: Про совсем чуть-чуть и пиф-паф? — в холодных синих глазах странника блеснула молния и мгновенно потухла.

— Ты, что, француз недоделанный, — строгое начальство произнесло ледяным тоном. — Собрался нарушить наши с тобой договоренности и организовать здесь небольшой Армагеддон? Хочешь, чтобы о тагановских моряках пошла слава как о приемниках дьявола? Чтобы впоследствии ими и тобой пугали детей?

— Нет, что ты. Ничего такого я не планировал.

— Зачем тогда на борту приготовлено столько оружия?

— Ну-у, на всякий случай…


— Значит так…

— Первое — никакого всякого случая не будет. Разрядить пушки. Вернуть в оружейку РПГ и АГСы. Крупнокалиберные пулеметы применять только в крайнем случае.

— Второе… Вести огонь только по тем судам, которые будут проявлять агрессию. Даже не по судам, а по веслам. С перебитыми веслами они никуда не уйдут. Если вздумают поднимать паруса — вали пулеметами мачты.

— И третье… Главное — охрана корабля Вандеркоффа. У нас с ним контракт. Надеюсь, ты не забыл об этом?

* * *
— Ведите ли, у них, имеются вёсла!!! — в очередной раз недовольно процедил Бастер Хейлли, заскрежетав зубами. Настроение у него было мрачнее тучи.

Нет, не так!

— Тысяча чертей и ведьм на сковородке! — выпалил «прославленный флотоводец». Настроение у адмирала было ужасное. Отвратное. Мерзкое.

— Неужели он думает, что я такой идиот, который суёт голову в петлю, не зная заранее, как её оттуда вытащить? А главное, он мне в ответ: Стреляй только по вёслам и в случае необходимости!

Одинокая фигура ирландца, прижав к глазу окуляр большой подзорной трубы, грозно изрыгала проклятия на нескольких языках, маячила на шканцах «Ля витэс» и уже несколько часов подряд вдоль и поперёк гневно мерила шагами палубу.


Горизонт был по-прежнему девственно пуст. Ни один парус не был заметен вдали, ни одна черная точка, которая указывала бы на присутствие шлюпки или рыбацкой лодки. Ни-ко-го! На ком можно было бы выместить свою злобу. Только ветер мелодично пел в снастях, да небольшие волны с шепотом лизали борта.


— У меня, незаслуженно украли победу, — недовольно ворчал Хейлли. — Причем, «Великую победу». Победу, в которой я смог бы прославить свое доброе имя, получить признательность будущего тестя и, конечно же, горячее восхищение, моей несравненной возлюбленной Элизабет.

— А теперь!!! Мать твою, голым задом, через весло! — Бастер выругался по-русски. — Придётся снова быть ни кому неизвестным оборванцем, с утра и до вечера дрессирующим этих тупых северных медведей, возжелавших непонятно зачем стать матросами.

— Нет, каково, а? — обиженный моряк не мог успокоиться. — Стреляй, только по вёслам и в случае крайней необходимости! Ну, и где в этих действиях славная победа?


Хейлли на миг остановился. Бросил взгляд на палубу. Две-три дюжины сильных и коренастых матросов беспечно сидели на снастях, оканчивая с веселым смехом и шутками какую-то работу, очевидно, заданную им скорее во избежание дурных последствий праздности, нежели в силу необходимости.

— Лэсли, разрази ромом глотку пьяного висельника, и это ты называешь такелажной работой, — начальство изрыгнуло очередное проклятье в сторону своих подчиненных. — Научи дураков вязать муссинг, сдвижной кноп, и редьку — они с дури тебе все канаты позапутают. Немедленно займи матросов нормальной работой! Они с утра и до вечера должны тренироваться и проливать кровавый пот, а не ржать как потные лошади.

— Компран-па, мон капитэн. (Понятно, мой капитан. Франц.) Будет исполнять. Муштраль, есть отшень хорошоо, — раздался громкий крик второго помощника.


Паруса небольшой эскадры из трех кораблей лениво наполнял западный ветер, и суда шли, вперед неспешно переваливаясь с боку на бок на крутых гребнях волн Атлантического океана. Бастер совершив несколько очередных кругов по шканцам, яростно натянул на лоб шляпу, остановился, скрестил руки и сердито уставился в сторону горизонта.

То, что его матросы, по приказу «высшего руководства», немного постреляли из крупнокалиберных пулеметов по веслам четырех галер, бросившимся наперерез каравану, когда они выходили из бухты, где кипело кровавое сражение, мало утешило «прославленного адмирала». Душа бывшего пирата требовала размаха! Полёта в вышине. Славы и признания! А не этой мышиной возни в «навозной куче».

— Биверстон! — Хейлли грозно позвал боцмана, ядом изливая на него свое испорченное настроение. — Кончай разводить сонное царство. Ветер в корму. Поднимай новичков. Ставь лисели. Затем снимай, а потом ставь заново. (Примечание автора. Лисели — дополнительные паруса, ставившиеся в помощь к прямым парусам для увеличения их площади при попутных ветрах.)

Едва группа матросов, перебирая руками и ногами выбленки, добралась до рей и начала разворачивать дополнительные полотнища парусов, как сверху, с мачты, донесся крик дозорного:

— Э-ге-гей! Вижу два паруса справа по борту! Идут вслед за нами.

— Два паруса по правому борту, — громко повторил боцман индивидуально для адмирала. После чего уставился на него с немым вопросом.

— Да хоть десять! — недовольно проворчал обиженный Хейлли. — Я сказал поставить лисели. А потом снять. А затем ещё два раза поставить и снять! Кому, разрази ядром печень, непонятно? Выполнять!

— Есть, выполнять! — проревели в ответ.


Маленькие, едва заметные точки, показавшиеся на самом краю горизонта, там, где небесный свод, по-видимому, сливается с поверхностью океана, через час выросли в две небольшие пирамидки парусов. А ещё через час удалось хорошо рассмотреть нагоняющие эскадру корабли. Это были раздутые в боках низко сидящие в воде галеоны построенные, по всей вероятности, на одной из английских верфей. Паруса неизвестных кораблей тянули из всех сил, выпячивая свою тугую белоснежную грудь под легким дуновением бриза. Медные края портов в свежеокрашенных черно жёлтых бортах и позолоченные деревянные скульптуры на носу ярко сверкали в лучах дневного солнца. На топах фок-мачт развевались длинные вымпела с изображением креста святого Георга.


Хейлли прикинул, что водоизмещением каждый из двух парусников потянет тонн на семьсот — восемьсот. Отсюда следовало, что у незнакомцев, если они не торговцы, должно было быть немалое количество пушек и многочисленная команда.

— А это значило, что? Что? — в голове Бастера возник вопрос и задрожала тростинка надежды. Может быть, незадавшийся с утра день не такой уж и плохой!

— Аля гер ком аля гер, как говорят мои друзья французы, — подбодрил он сам себя и начал мурлыкать под нос какую-то веселую мелодию.


Корабли, лавируя легко и проворно, подходили всё ближе и ближе. Вскоре Хейли, мог уже отчетливо рассмотреть преследователей. Различить количество орудийных палуб, посчитать число пушек. Впрочем, не особо интересуясь подсчётом. (Какая разница, сколько, у них, пушек? Гром их разорви на тысячу частей! Конечно, хотелось бы побольше.)

— Вот ещё, стану я считать их пушки! — отговаривая себя, он всё же начал подсчёт: Двадцать четыре орудия с правого борта, столько же с левого, плюс две кормовые пушки — дают в общей сложности пятьдесят орудий на одном корабле. Это не считая легких. Неплохо! Так, и сорок два ствола на другом фрегате. Это в сумме почти сто пушек. Сто!!! против меня… Против моей… Против…

— Чёрт подери! — глаза адмирала алчно заблестели. — Да какая, к дьяволу разница, сколько у них пушек! Теперь всем известно, что (Примечание автора. Теперь… Всем стало известно именно после встречи Хейлли с гостем из будущего) в современном бою всё решают ум и талант флотоводца, а не количество каких-то там допотопных каменных орудий. А у меня, таланта, в противовес, этому добру, на целую флотилию, хватит! Да, я самый талантливый в этой части океана!!! А если будет не достаточно таланта, так ещё с трюма достану.


— Только бы они напали, — Хейлли внезапно взмолился, бросив взгляд в небеса. — Господи, если ты есть, пусть они нападут!!!

Пока адмирал общался с небесами о нападении насущном, а команда корабля в очередной раз обучалась ставить и убирать дополнительные паруса, суда неприятеля прошли мимо торговой эскадры с подветренной стороны на расстоянии не более трёх полетов пушечного ядра. Чуть вырвались вперёд. Их орудийные порты оставались закрытыми, и ничего не предвещало возможного нападения.

— Не-ве-зёт! — с горечью промолвил разуверившийся в богах Бастер, после чего расстроенный, направился в себе в каюту. Настроение адмирала вновь ушло в отрицательную зону.


Громкий предупреждающий выстрел с носовой пушки противника заставил его остановиться.

— Сэр, нам велено немедленно лечь в дрейф, — боцман стрелой поднялся на шканцы и громко продублировал приказ неприятеля.

— Радио всем кораблям, — произнес Хейлли, не отрывая глаз от подзорной трубы. Сердце адмирала готово было выскочить из груди от радости. Ноги сами шли в пляс. — Добавить парусов. Держать указанный курс — зюйд-зюйд-ост! Не останавливаться, ни при каких обстоятельствах. С неприятелем разберусь сам.

— Есть, передать: Добавить парусов и держать курс зюйд-зюйд-ост. Не останавливаться. С неприятелем разберусь сам, — раздался за спиной голос радиста.


Ядра от второго и третьего предупреждающих выстрелов упали гораздо ближе к эскадре. Видя непослушание торговцев остановиться, на неприятельских судах послышались удары барабанов, дудки засвистели команды «Все по местам! Приготовиться к бою!». В бортах преследователей стали появляться жерла орудий. Они зловеще ощеривались, выползая из их раскрытых портов.


Хейлли возбужденно обернулся к боцману.

— Вот скажи мне, Биверстон, — благородный синьор «эль-адмирало» решил дать последний шанс безумцам. И в то же время обезопасить себя от беспочвенной критики начальства. — Ты случайно не заметил вёсел, у этих посудин?

— Нет, сэр.

— А ты посмотри, внимательно, — Хейлли сунул боцману подзорную трубу.

— Никак нет, господин адмирал, — верзила непонимающе захлопал глазами. Вернул трубу Хейлли. — Лопни мои глаза, но я, ни когда не видел их у военных фрегатов.

— Замечательно! — лицо Броуди расплылось как у кота, который переел сметаны. — Я тоже не вижу! А это значит, что?

— Что?

— А это значит… — в глазах ирландца блеснул хищный огонек, на губах заиграла злорадная улыбка. — Быстро, ко мне, Петрова, Сенцова и Ромашкина.

— Есть! Гардемаринов Петрова, Сенцова и Ромашкина наверх, к адмиралу.

— Петрова, Сенцова, Ромашкина бегом, наверх, к адмиралу, — эхом понеслось по палубе.

Глава 15

В душном и вонючем подземелье, куда свежий воздух поступает только через входную дверь, на темной, выложенной серым камнем стене, изогнувшись, висел на вывернутых руках Гришка Молчун. По стенам темницы тянулись разводами тени и прокопченная сырость. В большом очаге потрескивали догорающие поленья, чтобы в достатке были угли и огонь. Рядом лежали тяжелые почерневшие прутья, а чуть дальше в полутьме виднелись страшные орудия пыток — палки, веревки, доски с набитыми гвоздями, плети, кнуты и острые окровавленные клещи с длинными ручками. И вокруг всего этого, по полу, бегали мерзкие серые крысы… Пахло набухшей кожей, каленым железом и жженым человеческим мясом.


Загремел тяжелый засов. Жалобно скрипнули петли на массивных дубовых дверях.

Сутуля широкую спину, осторожно ступая по каменным щербатым ступенькам, в смрадное помещение спустился князь, боярин и воевода Борис Михайлович Прозоровский. Огонь от масляных горелок, развешанных по углам, хорошо освещал лик боярина, потомка одной из знатнейших и древнейших в России дворянских фамилий: Глаза навыкате, злые, толстые губы сжаты, лицо красное, свирепое, на шее вздулись вены.

Дабы чего не случилось с важной особой, воеводу сопровождали два стрельца, дежуривших в тот день при входе в пыточную, хотя с дыбы от боярских палачей ещё никому по своей воле уйти не удавалось…

— А ну, сказывай, рыло навозное, голь перекатная, смутьян блохастый, как зовут, величают тебя? — воевода тяжело шагнул к стене с крючьями, потянул руку и с силой рванул затворника за бороду. Звякнули цепи по каменному полу.


Пленник неожиданно выпучил глаза и запел высоким тонким голосом, словно прося милостыню на паперти:

А, я бедный сиротинушка,
Во поле былинушка,
Землицы горсть,
Да чернявая кость…
— Говори доподлинно, пёс смердящий, зачем проник в приказ? — боярин наотмашь, со всей силы ударил юродивого по лицу. — Что выискивал, вынюхивал паскудник, рвань воровская?


Нечастный вытаращив глаза от боли, задергался на цепях, истошно завопил, пуская изо рта слюни:

Нужда скачет…
Нужда пляшет,
Нужда песенки поет!
— Ты мне, змей подколодный, своими побасенками зубы то не заговаривай! — широкие брови начальства гневно сошлись к переносице. — По какому праву смел выпытывать? Ну, живо сказывай, да без уверток, а не то…

Что случиться с несчастным после фразы… а не то, воевода произнести не успел, поскольку по его голове ударили чем-то тяжелым, похожим на дубинку и он потерял сознание.

…………


— На-а-а… — Прозоровский пришел в себя от сильного удара металлическим прутом по его плечу. Он открыл глаза и увидел ухмыляющиеся бородатое лицо Гришки Молчуна.

Холёный родовитый боярин сидел в ярко освещенной комнате с белыми стенами. В странном, незнакомом помещении не было ни одного окна, не стояло никакой привычной мебели. Если здесь имелись какие?нибудь выходы, то они, по?видимому, были тщательно замаскированы — их невозможно было различить, пока в глазах стояли слезы от слишком яркого освещения.

В глаза бил сильный свет от неизвестных светильников. Воевода был привязан к стулу. Пленник попытался со всей силы закричать от боли. Но изо рта донесся лишь громкий стон, переходящий в глухой хрип. Его рот был чем то заклеен. Свет от неизвестной лампы со стены обозначил дорожки слез на потных щеках.


Ещё один сильный удар по руке. Ещё. Безумная боль. Кажется, сломали кость. Затворник стал весь белый. От нахлынувших страданий на лбу выступила испарина. Пленник заскрипел зубами. Задергал головой. По ногам побежала теплая жижа.

— Ты, чё, хрыч боярский, хотел подвергнуть пыткам Гришку Молчуна? До смертушки запытать?

— Помнишь меня? — грязная, потная рука схватила его за волосы и стала рывками трясти в разные стороны. — Помнишь, аспид ненавистный?

— Е-ей, ожгу! — хлесткий удар кулаком по лицу. — Мало? На… На… ещё!!!


Вокруг всё было как в багровом тумане. По рассечённому лбу медленно стекала вязкая, тёмно-красная струйка. Лицо всё горело. Затворник застонал и открыл мутные от боли глаза. Левое веко у него нервно дергалось, словно он кому-то хитро подмигивал. Глаз быстро опухал. Губы были разбиты.

— Эх, задком, кувырком, да и под горку… — сквозь пелену кровавого тумана слышался всё тот же ненавистный голос юродивого истязателя. — Слушай, князюшка, а давай ка я тебе, собаке высокородной, колено поломаю?

Сильный удар железякой по суставу. От боли Прозоровский резко выгнулся на стуле, широко открыл остекленевшие глаза. Лицо его исказилось. Боль волнами разошлась по телу. Пленник заскрипел зубами и до крови прикусил язык.

— Да чё колено? Все равно мне за тя ничё не будя! А когда возвернем назад — будешь свеж аки огурчик! — «заплечных дел мастер» гулко расхохотался над своей шуткой.

— Пожалуй, я тебе Иуде оби ноги загублю… Сколько ча, ты ирод, православных людишек на тот свет отправил? Эх, потешусь за всех, отведу душеньку!

Палач ощерился и начал охаживать князя железным прутом по ногам, всё больше и больше зверея от вида страданий затворника. Ноздри его раздулись, глаза недобро прищурились.

— На! На! На-а! — раздавались резкие выдохи.

Безумная боль. Воевода снова бесчувственно обмяк.

…..


Чувство всеобъемлющей боли. Она просто везде, по всему телу. Кажется, весь организм единый источник боли.

Какие-то звуки, шорохи, гул, гам доносятся до ушей. Но вдруг затворник что-то расслышал сквозь море тарабарщины в голове:

— …Гри-и-ишка-а-а, я не по-о-о-о-онял? — в комнате появился неизвестный тягучий голос. — Ты-ы-ы-ы, что-о-о сделал?

— О-о-он, сам умоля-я-ял… — отвечал голос юродивого. — Лю-ю-ю-блю страда-а-ать…

— ….Ла-а-а-а-дно, — голос сильно недоволен. — Тащи-и-и за мно-о-о-ой….

….


Воевода очнулся «у себя дома», в «своей родной», «любимой» пыточной. Он сидел связанный на стуле, за столом. Боли не было. У него ничего не болело. Руки, ноги, тело — все было цело. Он снова мог хорошо видеть и слышать. Он ощущал себя замечательно. Он чувствовал себя превосходно! Ему чуть — чуть было неудобно из-за затёкших рук за спиной.

— Господи, как хорошо! — счастливые мысли переполняли душу царского слуги. — Вот, только привкус крови во рту — от этого было немного неприятно. И слегка кружилась голова.

— Борис Михайлович, — молодой, неизвестный стрелец, сверкая холодными, как лёд глазами, обратился к вернувшемуся «с того света» собеседнику. — Пора бы нам познакомиться и поговорить об общем деле. Кстати, я только, что спас вам жизнь! — Он улыбнулся и, не дождавшись ответа, беспечно махнул рукой. — Не стоит благодарности. Это такой пустяк!


Странный незнакомец подошел к большому дубовому столу, присел на соседний стул.

— Уважаемый Борис Михайлович, слушайте меня внимательно.

Стрелец положил карточку с написанной цифрой на стол. — Это, все ваши сбережения, которые я временно забрал из сокровищницы. Сумма указана в рублях.

Брови боярина удивленно поползли вверх. Он зачем-то оглянулся по сторонам. Сглотнул слюну.

— Если не верите, можете сходить и убедиться, она девственно пуста. Верну всё до копейки если договоримся.


Странник протянул вторую карточку с большим количеством нулей. — Вот столько, я готов заплатить за неудобство, доставленное вашей особе, когда вы были у меня в гостях.

Затем показал третью, — А вот это сумма, которую я буду ежемесячно тратить на обеспечение работой вашего заведения.

Собеседник достал и развернул исписанный лист бумаги. — Для выполнения перечня, вот этих мероприятий.

Боярин недовольно заерзал на стуле. Закусил губу. Засопел в бороду.

— Впрочем, у вас есть право выбора! Скажем, до завтрашнего утра. Если вы не согласитесь, то мне продеться работать с другим воеводой, который будет более сговорчив и который придет после вашей смерти. Или со следующим, которого назначат после смерти вашего приемника.

— Ну, а ваши деньги? Часть сбережений пожертвую церкви за упокой безвременно усопшей души раба божьего Прозоровского — светлая ему память. Другую на поминки. Оставшееся раздам нищим, калекам и вдовам.


— Итак, Борис Юрьевич, — неизвестный подвел итоги разговора, прямо глядя в лицо воеводы своими синими, льдистыми глазами. — До завтра. И будем надеяться, что утро принесет нам добрые вести.

* * *
Вторую неделю как «Торговая сеть Тоганово» открыла большую двухэтажную пристройку к своей лавке под вывеской «Детский мир».

Вторую неделю туда как «в мавзолей» стояла очередь из желающих купить или хотя бы попасть и одним глазком посмотреть на чудо игрушки и изделия тагановских умельцев. Москва впервые узнала, что такое занимать очередь с раннего утра. При открытии торгового зала впускали ограниченное количество человек. После выхода определенного числа покупателей, столько же запускали внутрь.

Дизайн внутреннего интерьера новой чудо лавки был предельно прост: Все пространство с потолка и до пола… С пола и до потолка было заставлено, завалено, заполнено яркими большими и маленькими ИГРУШАМИ, игрушками, и-г-р-у-ш-к-а-м-и. В новом торговом зале можно было не просто посмотреть и купить, но и потрогать, покрутить в руках и даже ПОИГРАТЬ. От такой невиданной «акции» детская волна «покупателей» и взрослая «зрителей» пребывала в эйфории.

И как правило после того как дети брали в руки игрушки, щупали их, играли с ними, они уже не желали выпускать их из рук. (Ну, только если со слезами на глазах и криком на устах).


Возле полки с оловянными солдатиками стоял мальчик семи-восьми лет. Надув полные красные щеки он задумчиво рассматривал невиданные до этого ярко раскрашенные фигурки. Глаза ребенка блестели от восхищения. Позади него с мешками за плечами расположились два здоровых боярских холопа.

— И этого берем тоже, — указал он на очередного оловянного воина продавцу в оранжевой накидке.

— Отличный выбор, — уверенно начал поддакивать консультант. — Это, прославленный новгородский боец Семён Хитрый лис, настоящий воин, гроза проклятых ворогов. В бою он один стоит пятерых солдат противника.

— Прошу обратить внимание, — торговец поставил на прилавок ещё две фигуры. — Семён Хитрый лис обычно ходит в походы вместе с Иваном Медвежья сила и Петром Метким стрелком. Без этих лихих воинов, удачи атаману не видать. Один в поле не воин. Не сдюжит он против целой ватаги поганых.

Малолетний сын боярина согласился с вескими аргументами профессионала и стал рассматривать новых участников своей команды, двигать их по столешнице. Со знанием дела устроил им поединок. (У одной из фигур в руке торчала сабля, у другого кривой нож)… — Берём!


— Верное решение, — продавец снова похвалил молодого военачальника. — Но для настоящего боя нужна команда хотя бы из десяти душ. Хотите добрать команду?

— Да! — мальчишка быстренько сгреб оставшиеся фигурки из набора в свою сторону.

— Кстати, в поход лучше всего плыть на ладье! Не пешком же идти им на битву? Желаете приобрести… настоящую… боевую ладью!

— А, что? — глаза ребенка удивлённо расширились. — И это… есть???

— Конечно!!!! Сейчас достану.

…….


— Проклятый тагановский купец! — послышалось еле слышное шипение из секции игрушек для девочек. — Он вытянул у меня все деньги! Все!!! Всё, что наторговал за месяц! Всё оставил здесь за один день, в этом чертовом «Детском мире».

— Не плачь моя Эльза, — высокий иноземец в длинном белом парике обратился к своей пятилетней дочери, которая вцепилась в блестящую куклу в кислотно-розовом платье. — Папа купит тебе и эту игрушку, но только потом, завтра!

— Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ых, — без отдыха и перерыва завывала малолетняя пожарная сирена. — Короткий вздох и снова. — Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ыхх…. — И столько мольбы и просьбы в глазах дочери.

— Хорошо, хорошо, маленькая, — сердце родителя не выдержало. — Только не плачь. Папа купит тебе эту чертову куклу, сегодня. О, майн гот! Да где же мне взять столько денег, на всё это!!! А мы ведь ещё даже не дошли до середины лавки!


— Прекрасный выбор для вашего ребенка, — мягко и ненавязчиво обратилась девушка в оранжевой накидке к иностранцу. — Новую куклу вашей дочери зовут Маша.

Затейница улыбнулась и протянула перед глазами ребёнком прозрачный пакет, в котором просвечивались яркие кусочки материи.

— Дополнительно для Машеньки можем предложить набор одежды. В нём есть яркие платюшки, вязаные кофточки, туфельки, сапожки и даже меховая шапочка с чудесной шубкой! — Она весело подмигнула маленькой плаксе.


Зарёванный ребёнок улыбнулся, схватил пакет, стал его рассматривать.

— Нет, спасибо, нам такое не на… — самонадеянный отец — покупатель не успел закончить фразу.

— Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы… — звук боевой тревоги вихрем понесся по магазину, причем звучал он на два тона громче, чем до этого пожарная сирена. — Дочь клещами вцепилась в упаковку и активно стала мочить её слезами.

— Хорошо… Хорошо… Хо-ро-шо, милая, — немец недовольно оскалился, показывая крепкие зубы, закивал головою, соглашаясь. — Мы берём одежду для куклы… Берём. Только, не плачь.

— Кстати, — юная продавщица не замечала расстроенного состояния отца. Она наклонилась к девочке и вела разговор теперь только с пятилетней покупательницей. — А не желает маленькая принцесса, посмотреть уютные домики для Машеньки или разноцветную мебель в её комнату. А может быть она хочет выбрать карету с коняшками! А ещё для Машеньки есть…

— Найн! Найн! — полностью разоренный иностранец внезапно понял, что сейчас произойдет нечто ужасное, и он решительно замахал руками. — Нет-т, мы не куда не пойдем. — Он резко потянул дочь за руку в сторону выхода. — Покажите где оплатить покупки. Нам срочно надо домой!

…..


Тем временем возле полки с оловянными игрушками грозная боевая ладья вместе с отважной командой в количестве двенадцати человек бесстрашно бороздила просторы бушующего моря — океана.

— Ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-бум-бум-бум-бум-вз-з-з, — раздавалось с той стороны.

К счастливому покупателю корабля стали подтягиваться другие юные посетители.

— Ого! Смотрите, настоящая ладья! Ничего себе! Вот, это, да! Ух, ты! Тятя, я тоже хочу такую! Купи… купи! И солдатиков купи!

— Беру, вместе с моряками, — мальчишка почувствовал за спиной восторженные отзывы.

— Кстати, — не унимался хитрющий продавец. Он значительно приподнял бровь, — есть макет настоящего пиратского фрегата с пушками, парусами и черными флагами!!! Команду для второго корабля подобрать не желаете?

— Д-д-да-а! — горло мальчишки сдавила волна невиданного счастья.

…..


Маленькие слюдяные фонарики, разбросанные по залу, волшебным светом заливали помещение второго этажа торгового центра, в котором расположилось первое в городе детское кофе «Сладкоешка». В углу зала небольшая группа музыкантов — скоморохов, в пестрых костюмах исполняла душевную песню…

Во саду ли в огороде
Девица гуляла:
Она ростом невеличка,
Лицом круглоличка…
Вдоль стен, примыкая плотно друг к другу, находились огороженные с трех сторон кабинки. Внутри них, как и положено предприятию для организации питания молодежи, стояли небольшие столики. Приятно пахло кофейными зернами. По замыслу организаторов за столиками на лавочках должны были отдыхать от детей родители или опекуны. Ну, а сами ребятишки, в возрасте от трёх до семи лет, могли быть либо с родителями или находиться в большом трехуровневом игровом лабиринте — «Остров Сокровищ».

Э-эх! Ты, рябинушка моя,
Э-эх! Ты, кудрявая моя.
Раскудряв, кудряв, кудрява,
Раскудрявенькая!..
Исполнитель задорно пританцовывал, зазывал гостей обратить внимание на своё выступление, призывал поддержать его и пуститься в пляс.

Однако на деле, практически все гости кафе и стар и млад, «чихать» хотели на его приглашения. Они скопились у невиданной ранее, разноцветной, стилизованной под дикие джунгли, игровой площадки. Чада дорвавшись до свободы, как и положено, с криками, воплями, возгласами катались, носились, толкались, кружились, барахтались и прочая, прочая внутри игрового павильона. Несчастные родители, сумрачно выпятив глаза, успокаивая их бегали с наружи… Центр зала бурлил фонтаном и выплёскивал разноцветную лаву ребятни, скатывающихся с разноцветных горок, канатов, верёвочных лестниц и перекорёживающихся заградительных сеток.


— Ванечка, дитятко, не смей! Ай-яй-яй! Бо-бо будет. Остановись, — пухлый, розоволицый, крепенький словно репка карапуз, зацепившись за паровозик из нескольких детей, с визгом скатился с огромной спиральной горки и гулко плюхнулся в кучу-малу таких же озорников.


— Сонечка! Ох, смертушка моя… Пожалей бедную нянечку, перестань тутачки прыгать, у меня уже моченьки нет и головушка кружиться.

— Хорошо, няня, здеся не буду, — послушно произнесла девочка и быстро перебралась с одного батута на другой, более упругий и широкий.


— Дарьюшка, ахти, лихонько! Я туточки. Я рядом с тобой, ладушка моя, — полная, дородная женщина, в большой соболиной шубе, высокой шапке почти по-пластунски, карабкалась по полу вдоль длинной качающейся трубы. — А тю. А тю, не бойся, мама рядышком. Аки ящерка, ползёт за тобой на коленочках.


— Мишенька, маленький, ты где? — две женщины испугались, погрузили руки по локоть, искали малыша нырнувшего в сухой бассейн наполненный шариками. — Что же они, окаянцы, напридумали! Гдежь теперь его поймаешь? А ну вылезай оттуда, безобразник! Хватит прятаться. Ох ти, фулюган! Дай же времячко, ужо мы выловим тебя!


Из многочисленных посетителей молодежного заведения четыре человека всё же присели за столик и вели еле слышный, почти шепотом, разговор.

— Ловко обтяпано, — один из них, со смоляной бородой, явно старший в компашке, завистливый взглядом осмотрел игровой зал. Он стиснул угловатые челюсти и зло прошипел. — Удивил купчина из Таганово. Иноземные да и местные купцы просто зеленеют от зависти. Звон идёт по рядам от всех его задумок и потех. Ишь как, чертоплюй, развернулся. И главное, другие купчишки везде жульничают, везде норовят оплести, обмануть, облапошить. Только с этого и живут. А этот? Не правильный он какой-то. Это подозрительно. Очень подозрительно!

Он из приличия отхлебнул принесенный ранее официанткой неизвестный напиток, едва заметно сморщился, спросил участливо: Что это? На квас, пареное пиво, настойку на меде не похоже? — Чернобородый пошамкал губами, привыкая к неизвестному вкусу во рту.


— Васька, Голопузый? — старший за столом выкатив большие круглые глаза, наклонился к тщедушному, седенькому, с кудластой бородой соседу и пробубнил глуховатым голосом. — Полно, по сторонам глазами лупать! Чай не на аменины приперся. Сказывай, телепень худородный, ты съездил в вотчину Алешки Воронцова? Разузнал о его замыслах? Откель у него такое богатство?

— Нет, — маленькие, хитрые, как у зверюшки глазки худого мужика забегали. — Не смог я добраться до его проклятущей деревеньки. Даже до «Черного леса» не доехал. По дороге, в Таганово, происходит вообще неведомо, что?

— Что значит неведомо, что?

— А то и значит, — рассказчик осенил себя крестным знамением, недоверчиво огляделся по сторонам, стал говорить ещё тише. — На дорогу, что ведет в сторону его деревни, без оранжевого флажка не попасть. Я попытался проскочить без него — чуть живота не лишили. Создаётся впечатление, что в леса, вдоль дороги, лихих людей навели. Как будто со всей округи тати со товарищами понаехали, да ещё и сродственников вместе с животиной привели. Буквально под каждым кустом и деревом сиднем сидят с топорами, саблями, а кто и с рогатиной. Все кого-то высматривают, ловят, озорничают. Ловушек, засад понастроили, ям в снегу понарыли. Открыли забаву на тех, кто желает без оплаты по пути — дорожке пройти — проехать.


— Зато, ежали купил флажок — молодец. Апосля едешь, как боярин. Все тебе приветливо машут, провожают, желают доброго пути. Даже улыбаются. Да чего там улыбаются — в благодарность за поездку, для дорогих гостей, дорогу чуть ли не до земли расчистили, столбов указательных понаставили. Вдоль дороги построили теплых избушек. В них продают недорогую выпечку, горячие напитки. Народу всякого роду-племени на дороге пасётся много, как будто в базарный день. Все пытаются что-то продать, предложить путникам, заработать.

— Пустое плетешь, — не веря словам доносчика, пробубнил чернобородый. — А как же простые людишки — крестьяне, богомольцы, нищие? Они-то как по дороге идуть, ежели нет денег?

— Нет денег — иди другой дорогой или отрабатывай. Чисти дорогу, убирай мусор. Жги сушняк. Лови тех, кто не хочет платить. Помогай местным по хозяйству. Отработаешь сколяча надо — накормят, дадут флажок и отпустят на все четыре стороны.


— Однако, это не всё: Доехал до Орешкино, село акакрас на половине пути — купляй оранжевый шарф. Флажка для проезда уже не достаточно. Ну, а на подъезде к Черному лесу, в пяти верстах до сворота на Таганово, путь вообще перегорожен рогатками и частоколом! Строго у них там всё, да так, что заяц не проскочит? День и ночь дозором ходят… Скрытничают. Людишки охрану несут да с собаками!

— Ишь ты и чаго делать? Как далеча ехать?

— А никак! Для проезда, нужен специальный пропуск. Что это такое, я не ведаю — чужакам его вообще не продают. Всем сказывают… — Путь закрыт на ремонтные работы. Какие могут быть работы зимой? На дороге? Посреди леса?


— Быть может, правдой, сказывают? — внезапно третий собеседник — высокий, костистый, с лошадиной челюстью и наглыми глазами перестал грызть ногти и включился в беседу.

— Ага, два раза, — рассказчик в ответ пристально посмотрел на товарища и недовольно произнес. — А целая вереница торговых поездов, в десять — пятнадцать подвод, под охраной, которые, даже ночью не останавливаясь, ручьем текут туда и обратно? А вагончики с людишками внутри. Для них, чавось? Ремонта не существует? Или они по воздуху скочут?

— Вагончики? Эта ишшо че за зверь?

— Карета вытянута с крышей и печкой внутри. Чтоб народ простой из Таганово прямиком до Москвы возить. Понасодют внутрь людишек, печку затопят и едуть себе не спеша, по дороге всех, как грибы, собирают.

(Примечание автора. Неофициально. «Вагончик» — транспортное средство, предназначенное для перевозки девяти и более пассажиров взимнее время, установленное на полозья, способное маневрировать на дороге, приводимое в движение одной — двумя лошадьми. Снаружи повозка походила на небольшой вытянутый вагон. Стенки облегчённого транспортного средства были изготовлены из легкого материала «Пластика» обшитого внутри негорючим утеплителем. Внутри вагончика находились несколько рядов лавок для сидения иотдыха. Дополнительно для обогрева внутри передвижного средства в холодное зимнее время была установлена небольшая чугунная печка с трубой, выведенной на крышу. Первое упоминание о «Вагончике» появилась в начале зимы 1685 года. Стоимость проезда, на уникальном межгородском транспортном средстве, составляла две денюшки.)


— Ин ладно! — тощий осклабился в добродушной усмешке. — И, чавой народ соглашается в этой страхолюдине ехать?

— Ещё как! Отбоя нет. Сказывают, сидишь себе любо, в тепле. Балакаешь друг с другом или мирно дремлешь. Всё хорошо кабы бабы своим кудахтаньем не мешали, вообще ляпота была бы.

— Нешто они и баб возят?

— А как же без них. Первые удобство рассмотрели. Понабьются внутря как селедки… Займут лучшие места у оконцев… И все коровищи, как одна, до конечной, до Москвы прутся. Как будто они там отродясь не бывали!


Чернобородый внимательно выслушал рассказ доносчика. Криво усмехнулся, не сумев скрыть досаду, после чего недовольно скорчил лицо, перевел взгляд с одного собеседника на другого.

— А ты, Афонька, пошто молчишь? Ты мне без утайки скажи — почему его лавка не сожжена до сих пор? Почему он спокойно торгует? Где твои люди, чем они занимаются? Или я заплатил тебе мало?

Глава 16

Наши дни.

Мехико. Приемная инженера Игнасио Карлоса дель Альберто.


— Отъявленный подлец и негодяй, сбежит при первой же возможности… — сеньорита Лаура Лопес, жгучая, сексапильная брюнетка с темными, как смола, длинными густыми волосами, с нескрываемым любопытством, тихо «из-под полы», по очереди осматривала присутствующих посетителей в приемной инженера Игнасио Карлоса дель Альберто.

— Зануда и большой негодяй. (Очередную жертву начали разбирать по косточкам), неудачник, к тому же ещё и грязнуля… слишком злой и дотошный…

— А этот, с вытянутым носом — здоровенный, потный как боров…

— Следующий, наверное, жадный: глазки маленькие, хитрые, бегают… себялюб и ещё нарцисс..

— А тот, у стены — худой и похоже мнит себя жутким ловеласом…


Лаура — личный секретарь инженера Игнасио Карлоса дель Альберто считалась строгим ценителем мужских достоинств. Девушке было уже двадцать семь и она до сих пор очень серьезно и требовательно относилась к выбору единственного спутника в своей жизни. (Ну, или хотя бы очередного знакомого на ближайшую ночь).

— Ох уж эти одичалые мужланы! — женщина вздохнула в глубине души, пренебрежительно передернула плечами. Попыталась сменить тему размышлений. — Думают только о сексе. Во всяком случае, большинство из них. Нет, ну конечно, бывают в жизни исключения, — но! тогда, этих особей приходиться добиваться с большим трудом!

Страстная мексиканка требовательным взглядом, больших карих глаз, вновь окинула приемную наполненную посетителями. Большинство претендентов застыли как изваяния, молча уставившись в потолок или смотрели в сторону огромного витражного окна. Какой-то бородач ковырял в ухе, один из посетителей зевал, другой чесал лысину. Кто-то, удобно развалившись на стуле, даже пытался заснуть.

— Господи! До чего же пустые, однообразные лица!


Аналитический обзор потенциальных самцов закончился на джентльмене, только, что появившемся в приемной. Он не просто показался ей симпатичнее других, он будто сошел с глянцевой обложки журнала. И Лаура, тут же расчехлив орудия главного калибра, навела прицел и приготовилась открыть огонь на поражение.

Глаза сеньориты Лопес окинули лицо незнакомца, сканером прошлись по плечам, груди, отмечая его мощь, опустились ниже, ещё ниже и ещё, пока не упёрлись в привлекательную возвышенность под пряжкой ремня.

— Боже мой, — поволока тумана заволокла глаза мексиканки. — Кааакой мужчина!

Взгляд его голубых глаз подействовал на девушку, словно разряд тока. По телу пробежала дрожь, кожа покрылась мурашками. В голове пышногрудой страдалицы появились яркие, трепещущие душу и плоть картинки.

Её эротические желания были особенно буйными ввиду долгого вынужденного воздержания. Лаура откинулась в кресле, плотно сжала ноги и начала раскачиваться, улыбаясь украдкой своим мыслям. Она пристально смотрела на мужчину, слегка прикусив нижнюю пухлую губу. Карие глаза секретаря сузились, в них разгоралось томимое желание, они призывно засверкали…


В самый разгар мысленного душевного призыва из-за спины голубоглазого полубога появилась наглая, самоуверенная малолетка. Ей хватило одного взгляда, для того, чтобы правильно оценить и словно открытую книгу прочитать все благочестивые мысли мисс Лауры Лопес. Белобрысая тинэйджер, одетая в белый свитер, кроссовки, драные на коленях джинсы, с рюкзаком за плечами, на котором болтался небольшой розовый слоненок, презрительно фыркнула и потребовала немедленной аудиенции с инженером.


— Сеньор Игнасио Карлос дель Альберто сейчас занят, — серьезным голосом, парадируя известную телеведущую с новостного канала «Погода из Мехико», произнесла Лаура. — У него важная….

— Кукла крашенная, — тоненькая, гибкая, слишком самоуверенная нахалка, вряд ли достигшая совершеннолетнего возраста, не желая слушать доводов ответственного секретаря, махнула белым, стянутым резинкой хвостом волос и сразу начала ругаться…

— Диабло! Локро де чоклос! Баста, пиндега! Немедленно доложи шефу, что в приемной находиться Линда Гамильтон! Она повернула голову в сторону красавчика гринго, который как, оказалось, в качестве опекуна сопровождал молодую, совсем не воспитанную леди.

— Хизо де ла дран пута! — юная леди громко продолжала сквернословить. (Примечание автора. Местное крепкое мексиканское (Испанское) выражение. Примерный перевод — Скотина, висельник(ца), сукин(а) сын/дочь. Уважаемые читатели, не стоит его повторять если вы выпили или находитесь в хорошей компании).

— Старикашка Игнасио, будучи безусым сосунком, занял у меня довольно круглую сумму, лет тридцать назад… Я тогда была легкомысленна, да еще влюблена в него по уши. Запудрил голову молодой девчонке. А отдавать, старый ловелас, до сих пор не желает. Он, что думает, я настолько постарела, что у меня отшибло память?

— Давай, вызывай его, быстро! — она перевела свои страшные, налитые зеленью кошачьи глаза на съёжившуюся, забившуюся под стол мышку Лауру. — Иначе завтра будешь стоять в очереди за бесплатным супом (Сыром). Если, конечно доживешь, до утра!


— Сеньор, сеньор дель Альберто, — референт, испугано схватила трубку селектора и произнесла дражайшим голосом. — В приемной важные гости: Очень вспыльчивая сеньорита и какой-то представительный гринго. Юная особа ведет себя весьма вызывающе. Её зовут Линда Гамильтон и она утверждают, что вы её давний поклонник и должник.

— Сеньор Игнасио Карлос, — Лаура Лопес шваркнула носом от обиды. — Она ругает меня и вас такими нехорошими, выразительными словами! Может вызвать охрану или позвонить в полицию?

— Сейчас разберемся, — голос шефа внезапно охрип и стал похож на скрип старого сундука. — Лаура, пропусти гостей.


Игнасио Карлос дель Альберто был настоящим кабальеро в отношении любой женщины, особенно к той, которой давным-давно питал нежные чувства и которая беспечно заняла ему большую сумму денег.

— Буэнос диас, Линда! — произнес высокий грузный мужчина лет шестидесяти, с редкими темными волосами, массивным красноватым носом, в больших роговых очках. Он с трудом встал из-за стола. — Добро пожаловать в мое скромное, холостяцкое бунгало! Давно тебя не видел. Ты, сильно изменилась! Но, выглядишь, чертовски привлекательно!

— О, господи! — хозяин кабинета присмотрелся и поднял широкие брови от удивления. Его бывшая возлюбленная была великолепна. Фигура женщины дышала молодостью и здоровьем. Её голова была высоко поднята, густые белокурые волосы, собранные в узел, блестели. На лбу не было заметно даже намека на морщины. Походка была легкой и пружинистой.

— Ты, помолодела лет… на сорок! — он произнес, широко открыв рот. — А то, и на все пятьдесят. Когда, мы с тобой встречались, ты выглядела старше!

— Спасибо за комплимент, Игнасио. Как всегда преувеличиваешь. Кстати, о тебе такого не скажешь. Постарел, полысел, одел очки. Живот отрастил. Выглядишь плохо. Хоть бы спортом занялся, что ли! Или, пить — курить бросил.

— Да-а, бросишь, тут, с такой жизнью! — инженер произнес мягко улыбаясь. — Поздно бросать. Да и привычки менять не охота.


— Игнасио, у меня к тебе, серьезное дело, — выражение лица девчонки мгновенно изменилось. Теперь перед должником находился настоящий рэкетир с холодными, жестокими, мстительными глазами цвета зеленого нефрита. Бандит ехидно прищурился и мысленно достал из кобуры огромный, размером с корабельное орудие, револьвер.

— Помнишь, твоя компания должна мне… н-ную сумму? Которую, ты обещал отдать по первому требованию.

— Я все помню. Только… Прости меня, Линда! Сейчас, у меня, нет свободных денег: Всё в деле, в бизнесе, в предприятиях. На днях собираюсь открыть новую, большую, современную фабрику по пошиву одежды. Дай бог, свободные деньги появятся через год-два, когда окупятся вложенные в бизнес средства.

— Альберто, ты хороший мальчик, хотя и расстроил меня, — бывшая возлюбленная произнесла сухим голосом. Она стала стучать длинным ногтем по краю столешницы, как будто заряжая оружие. Вставляя патроны по очереди, один за другим.

— Но с другой стороны, ты меня обрадовал, — чертовка прокрутила барабан и взвела курок. — Мне как раз нужно перенести одно новое предприятие из одного места в другое… Кстати, где у тебя открывается швейная фабрика?

— В Тихуане, — не подозревая подвоха, произнес должник.

— Вот, — она повторила свое предложение. — Нужно полностью, разобрать предприятие в Тихуане и перенести его на один из островов в Карибском море.

— Но, это же невозможно! — побледнев, просипел инженер. — Его только, что оснастили станками, машинами. Начали набирать персонал.

— Согласна, с тобой! Сегодня невозможно, — юная акула империализма подвела итог разговора. Она резко выпрямила руку, прицелилась и хладнокровно спустила курок. После чего поднесла дымящее оружие к губам и сдула белый дымок со ствола. — А завтра, с утра… начинай.

* * *
Ивановская область.

Город невест.

Рекрутинговый центр.


— Уважаемый, Алексей Петрович, к сожалению, наша компания не сможет подобрать кандидата по вашему запросу, — бойкая девчушка, нарочито громко пыталась образумить, глуховатого, выжившего из ума на закате лет, работодателя. Взгляд её фиалковых глаз красноречиво сигнализировал: Не сидится же дома на печке старпёру. Притащился аж-но с самой Москвы!

Вечернее солнце внезапно вырвалось из-за туч и залило стену кабинета яркими оранжевыми квадратами. Они заиграли на стенах, засветились так, словно за окнами пылал огромный костёр. Засветились плавающие в воздухе мельчайшие пылинки. Солнечные зайчики, крохотные, но яркие начали перекатывать по столешнице сизый ком теней. Лицо пожилого человека, сидевшего напротив окна потемнело, окрасилось в насыщенный оранжевый цвет.

— Почему? — спросил он и удивленно поднял густые кустики заросших бровей. Часто затряс седой головой, словно на него напала трясучка. — Разве я не правильно заполнил бланк? Или может быть, написал стержнем не того цвета? Так я, перепишу. Вы мне только скажите…


— Ничего не надо переписывать.

— А что тогда, не так?

— Всё не так. Послушайте, что вы пишите о запрашиваемой вакансии, — специалистка кадрового центра наклонилась к монитору и стала читать вслух:

Требуется директор швейного предприятия.

Обязанности:

— Организация большого производства с «0»;

— Опыт ввода новых площадей, изделий и т. д;

— Все правильно, все правильно, — как мантру произносил старец, маятником качающийся на стуле. Казалось он медленно погружается в гипнотический сон.

— Навыки управления трудовым коллективом от 300 человек;

— Подбор и обучение персонала, умение создавать команду единомышленников;

— Возраст: от 60 (Лучше старше 70 лет).

— И, что здесь не верно? — клиент непонимающе проснулся, заерзал на месте. Удивленно заморгал выцветшими водянистыми глазами.

— Тут, все правильно, — опытная кадровичка продолжила давать пояснения глупому посетителю. — Но! То, что вы отмечаете в разделе «Особые условия» не лезет ни в какие рамки.

В голове девушки давно скрежетало недовольство… — Старый пень! Песок уже давно сыпется! И не сидится же ему дома, на пенсии, где-нибудь в огороде, на даче. Ходил бы, бродил по участку 6 соток. Слушал бы радио «Дача» или «Ретро FM». Окучивал какие-нибудь баклажаны или огурцы. Так нет же! Всё ему надо какие-то производства открывать. Зачем-то кадры искать. Нас от нормальной работы отвлекать! Господи, людям заняться нечем, на старости лет! Неужели, и я буду когда-нибудь, такая?


— Вот, уважаемый гражданин Рязанцев! — на её лицо набежала улыбка и она быстро защелкала колесиком на мышке. — Только посмотрите, что вы написали:

Обязательно: готовность к переезду в другой временной пояс, регион, страну;

Рабочий день: ненормированный;

Характер работы: вахтовый метод в полевых условиях;

Проживание: на первых порах предоставляется отдельная палатка, затем комната (Впоследствии отдельная жилплощадь) в рабочем поселке;

Кандидаты, имеющие знания старорусских традиций, языка, фольклора имеют преимущество…

— Вы, себе, представляете? Человека в возрасте старше семидесяти??? — специалист кадровой службы значительно прервала себя на полуслове. Скептически приподняла идеально накрашенную бровь. Мысленно покрутила пальцем у виска.

— Знающего русские традиции и фольклор? Готового переехать в другую страну? Чтобы работать в открытом поле, вахтовым методом, в режиме ненормированного рабочего дня, да ещё и проживать в продуваемой всеми ветрами палатке?


Её взгляд снова красноречиво показывал… — Дедушка! Алё, есть, кто дома? Давай… Домой, на выход.

Однако настырный старикашка решительно отказывался понимать намёки «охотницы за головами».

— Вы же убеждаете всех, что при подборе персонала применяете передовые методики рекрутинга? — пенсионер буквально вцепился зубами в свою бредовую затею и не как не хотел покидать кабинета. — Пишете, что у вас работает энергичная, мобильная команда квалифицированных специалистов? Что вы отвечаете за качество подбора персонала?

— Более того! — он решительно поднял палец в сторону потолка. — В рекламе, на вашем сайте, вы обещаете протестировать всех кандидатов на способность адаптироваться к резко изменяющимся условиям, к нервно-психической и стрессовой устойчивости. А в случае необходимости даже провести консультации, и (или) организовать курсы повышения квалификации.

— Обалдеть! — молодая особа от неожиданности запуталась в своих умозаключениях. Рот её непроизвольно открылся. В голове начали медленно закипать мысли. — Он оказывается умеет пользоваться интернетом! Упасть и не встать! И даже был на нашем сайте! И даже доподлинно процитировал то, что написали наши маркетологи.


— И где, это всё? — требовательный работодатель ехидно засмеялся. — Неужели не смогли выполнить такой простой запрос? А сейчас пытаетесь убедить меня, что у вас ничего не получилось?

— Как вам сказать? — профи по подбору персонала явного не ожидала обвинения в свой адрес. Она насупилась, зло сжала ярко накрашенные губы. — Вы, не поняли моих рассуждений.

— Наши консультанты, подбирая вам специалиста, прошерстили несколько баз соискателей. В итоге выяснили, что сотрудников с запрашиваемыми навыками и опытом в Иваново либо нет, либо они уже все переехали на кладбище. Хотя-я…, есть одна кандидатка, которая чисто теоретически подходит под ваши основные требования. Но, вот по части особых условий…


— Да, говорите, уже, — заказчик внезапно проявил нетерпение. Глаза его сузились и вмиг стали колючими. Он зло стал буравить кадровика. — Что там за кандидатка?

— Голубева Елизавета Пантелеевна. Возраст семьдесят восемь лет. Первый директор сети предприятий «Рукодельница». Начинала с простой швеи и дошла до управляющей, а потом и генерального директора объединения. Отработала на производстве более пятидесяти лет. За многолетний добросовестный труд даже награждена несколькими государственными наградами. Мы навели о ней справки, где она и чем сейчас занимается.

— Ну-у-у… И-и-и, что-о, — нетерпеливо протянул заказчик. Он резко выпрямился от волнения, раздался в плечах, шумно задышал, как будто насос совершал серьезную работу.

— И не чего! Пять дней назад, у Елизаветы Пантелеевны, произошел инсульт. Её с трудом вытащили из комы. Сейчас лежит в городской больнице и никого не узнает. Даже единственного родного сына. Думаю, если выздоровеет, что в её возрасте уже чудо, то вряд ли будет заниматься какой-либо работой, а уж тем более связанной с длительными зарубежными поездками и проживанием в полевой палатке.

* * *
— Ну, что девчата! Начнем нашу первую после большого перерыва производственную планерку, — вернувшаяся с «Того света» молодая женщина начала производственное совещание в большой армейской палатке.

— Мамонова здесь? — она постучала ручкой по исписанному блокноту. Осмотрела помолодевших присутствующих.

— Тут, я, Елизавета Пантелеевна.

— Ну-ка покажись! Сто лет тебя уже не видела.

— Сама себя такой не помню. Чудеса, да и только!

— Елена Сергеевна, на тебе как всегда подбор и обучение кадров. Идём далее. Похомова?

— Нет её, — звонко ответили со стороны входа. — Два года как похоронили.

— Жаль, очень жаль… — начальница до синевы прикусила губу. — Коровушкина?

— Я, — руку подняла худущая белобрысая девчушка.

— Вера Степановна, на тебе организация производственных процессов, контроль качества и всё, что вела Пахомова.

— Поняла!

— Рахимова?

— Нет её.

???

— Брагина?

— Тоже нет.

— Васильева Вера Андреевна? Василёк, ты-то, хотя бы здесь?

— Здесь.

— Хорошо… Вера. Как всегда — ткани, фурнитура, логистика. А в дальнейшем, по-хорошему и разработка новых моделей.

…..

— Ну, что ж девчата, маловато нас осталось. Но ничего, ничего — прорвёмся. Как говорят мужики, у нас в будущем — нас мало, но мы в тельняшках. За работу девочки! За работу…

Глава 17

Июнь 1686 года.

Река Упа.

Окраина города Тула.


Все последние дни в окрестностях города Тула как говорят местные рыболовы, была страшная непогодь: Моросил мерзкий проливной дождик. Противный порывистый ветер гнал по воде высокую волну. Берега речушки размыло, было склизко и сыро.

Рыба, почувствовав изменение погоды, держалась на самом дне и, конечно, проголодалась. Так, что теперь, когда стихло, собралась силами и готова была бросаться на любую наживку: И на червя, и на хлебушек, и на мясо, а потом, когда сильно разрозниться, и на голый крючок.

Незаметно и непонятно, когда и откуда подкралось утро. Выгорел и выцвел черный бархат неба, зарозовели далёкие облака. Выглянуло умытое грозой солнце. С речки потянуло туманом. Трава взмокла от росы. Мирно плескалась рыба, поднявшаяся с глубины. Пахло парной землей и грозовыми разрядами.


Поплавок на воде несколько раз дрогнул, заплясал, запрыгал. Успокоился.

— Слышь, паря, брось баловство, — связанные мужики обратились к молоденькому деревенскому парнишке, с глупым выражением лица удившему на берегу. Одет рыжий вьюноша был во всё старенькое, но чистое, ладно пригнанное по росту: Распахнутый короткий кафтанец из тёмно зеленой крашенины, простая холстинная рубаха, вышитая красным по воротнику, груди и концам рукавов, белые онучи, ловко перевитые лыковыми оборками, свежие лапти с круговой подковыркой.

Пленники от волнения обливались потом. Дергали руками у себя за спиной. Пытались развязаться. Из носа одного из них темной струйкой шла кровь.

— Сдобрись, — попросил жилистый мужик, с умными глазами и большой, черной как у цыгана бородой. — Отпустил бы ты нас? Ну, какие мы, к Ёшкиной корове, разбойники? Сказываем тебе — плотники, мы. Вона вещи наши, струмент. Всё чин по чину. Идём в город, на работу наниматься. Я, Гаврила, а это, мой родной брат, Сидор. Карасевы, мы. Нас знает в окрестных селах каждая собака. Идём по делу, никого не трогаем. А тут, словно черт поманул… — мешок валяется, возле удочек, без присмотра. Посовещались, решили забрать потихоньку. То ж знал, что эн-то твоё?


Поплавок вновь начал танцы на воде. От него побежали круги во все стороны. Рыболов по-детски поджал губы, напрягся, готовясь подсечь клюнувшую рыбешку.

— Что ж ты лиходей, из-за мешка с барахлом теперяча будешь нас, добрых людей, жизни лишать? — громко произнес один из потерпевших.

— Ну хочешь, мы тебе на харчи соли отсыплем? — ещё громче вторил ему второй.

Молодец не дождавшись когда рыба полностью заглотит наживку, начал резво тащить её из-под воды. Рыба показалась на поверхности, сверкнула серебром и с плеском ушла под воду.

— Заткнулись оба, — расстроенно буркнул малолетний живодер, алчно насаживая длинного толстого червяка на крючок. Сморщился. Откусил половину червя. Брезгливо сплюнул. Закинул удилище. — Всю рыбу распугаете, к такой-то матери.

— Да окстись, человече, — погоревшие на воровстве не слушаясь приказа замолчать, продолжали громко возмущаться. — Не ловилась тутача ничаго отродясь. Вон, под те камушки пройти надо. Там, может и клюнет. А нас отпусти по-доброму. Не то кричать начнем! На помощь звать.

— Ещё как клевать будет, — приговаривал конопатый добродетель, не церемонясь, заталкивая тряпки в рот «пойманному улову». — Рыбку надо немного подкормить хлебцем. На подкормку она приплывёт сразу.

— А ещё! Рыбка тишину любит… — Особо ретивому пленнику он «нежно» добавил ногой в бок… — И спокойствие.


Пашка достал из мешка краюху хлеба. Стал потихоньку отламывать небольшие кусочки и бросать в воду, чуть приговаривая… — Ловись рыбка большая, очень большая и огромная.

Ветки кустарника чуть-чуть задвигались. Из-за листвы проявились лица нескольких чумазых ребятишек.

— Дядечка, угости хлебушком, — пискляво запросил самый старший.

— На, бери.

Из кустов, на приманку, показался маленький отощавший пацанёнок пяти — шести лет. За ним, держась друг за дружку, словно прицепные к локомотиву вагончики, вышли две девочки погодки в возрасте трех лет. Одет мальчонка был в перештопанную заплатами одежку, разбитые лапти. Девчушки были босы, в одних дырявых холщовых рубашках, до пупка. Чада молча уставились голодными глазами на протянутый кусок хлеба.

Пехота разломил ломать на три равные части, протянул карапузам.


— Рыбачишь? — с деловым видом произнёс сопливый «мужичок», через несколько минут после смачного чавканья и швырканья розовым облупившимся от солнца носом. И тут же переспросил, указывая на лежащих в стороне связанных мужиков. — А те, кто? Беглые али тати — лиходеи?

— Наживка, — на полном серьезе ответил рыбак. — Здесь говорят, только на них и клюёт.

Один из пленников громко застонал, испуганно заелозил, захрустел зубами.

— Брешут, — со знанием дела ответил «бывалый» знаток — рыбалов — профессионал. — Я бы ловил на червяков. И-и-и вон там, за камушками. Там рыба есть, точно. Мы с тятькой часто ловили, там.


— А вы, красавицы, — Пехота, махнул рукой на девонек «одетых в мини-бикини по пояс». — Откуда будете?

— Из Слабодкино, тутошние. От Тулы недалече, — за всех ответил мальчуган. — Я, Артамошка, старшой. А эт, сеструхи мои — малолетние Катька да Манька.

— А где же, люди добрые, ваши родители? Отчего спозаранку не сидится дома, с родней?


— Ма-ма…., - одна из девочек, при упоминание любимого, самого дорого на свете человека, надула щеки, часто зашмыгала носом, стала утирать накатившиеся слезы грязным кулачком.

— Замолчи, постылая… Без тебя, тошно! — Артамон ткнул её в бок. — Нет ужо у нас дома, да и родителей, нет. Тятьку помещик запорол до смерти. А мамка, с горя, топиться пошла. Велела нам идти до хороших людей. Люди грит нынча добрые, помогут. Выживем как-нибудь.

— И давно… она? — Пехота прищурив глаза, задал вопрос. — Того… Топиться пошла?

— Да только ча.

— … Где….. говоришь пошла топиться??? (Пауза не более трёх секунд, в течение которой майор сканером успел осмотреть весь видимый участок реки). Особо прошелся по плёсу, откуда торчали корни вывороченного в разлив дерева, вода здесь воронилась, булькала.

— Да вона-ча, за теми… кустами… — боевая машина Пехоты получила ускорение равносильное слиянию трех команд воедино: На старт-внимание-марш и с «места в карьер» шумя как многотонный грузовик всеми цилиндрами, стартовала в указанном направлении, за кусты.


Над водой шли пузыри, крутилась мутная воронка от мечущегося на глубине человека. Светлая прядь волос практически ушла из виду. И все же Пашка успел ухватить за длинный девичий хвост и грубо нецеремонясь потащил ещё дёргающуюся «утопленницу» к берегу.


Пять минут спустя к кучке «боевых трофеев» добавилась связанная молодая женщина.

— Лиходей. Нечестивец! Пусти! Все равно утоплюсь, — кашляя, сплевывая воду, грозно прошипела водяная с мокрыми, распущенными до пояса волосами. Лицо сглаженное, остановившееся, бескровная маска. Она задергалась как вытащенная на сушу большая рыбина. Через мгновение замерла. Её глаза потемнели от гнева, брови сдвинулись.

— Нет мне жизни на свете этом! — вяло пошевелившись, выдавила утопленница.

Рядом с ней тихо в голос подвывали две малолетние девчушки, по-щенячьи прижимаясь к ногам женщины.


— Послушай паря, — один из связанных мастеровых сумел выплюнуть кляп изо рта. — Мало, видать, тебя пороли в детстве. Вымахала сажень, а ума на плошку. Все знают, грех это… рыбу кормить православными мужиками! Накажет тебя боженька, за срамные дела! А вот её, в качестве наживки, можешь утопить, Она жить не хочет. Ей, всё равно.

— Отпусти бы ты нас, братец. Нас люди ждут добрые. Работать-чи надо.

— Замолкли все! — страшный конопатый «убивец» обернулся и стал похож на упыря, в глазах которого разгорался адский огонь. Многим показалось, что душегуб внезапно вырос, раздался в ширь и уперся в облака плечами.

Он замер, прислушался. В камышах, слева от него, чуть слышно шумел ветер. По медленно бегущей воде поблескивали радужные блики от едва колыхавшихся небольших волн. На небе ясно засветило солнышко, вышедшее из-за туч. Мокрая трава на солнце заблестела.

«Упырь» снова почувствовал жертву. Ноздри его кровожадно расширились. От нетерпения он прикусил нижнюю губу.


— Колодин, — рыбак произнес громко, обращаясь к неизвестным «кустам». — За маскировку — пять. За скрытое движение по пересеченной местности — три. Пыхтишь как медведь, идешь через лес, сам себе на ноги наступаешь. Самохин! Чуть лучше. Но нужно ещё тренироваться.

— Да, и после того как вернемся, каждому по два наряда вне очереди.

— За, что? — недовольно раздалось из кустов. — Павел Александрович???

— Вы опоздали на десять минут.

На берег реки вышли два человека в крестьянской одежде.

— Бойцы! — металл прорезался в голосе молодца. — Слушай мою команду: Охраняем особо ценный улов, — Пашка кивнул в сторону связанных пленников. — Вечером заберем всех с собой. Исполнять!

— Есть.

— А я, — рыжий парнишонка прищурившись, глянул на солнце, прикинул направление. — Пока до Тулы прогуляюсь. Разведаю обстановку. Что-то мне не спокойно.


Большой белокаменный собор величаво возвышался на холме. Золотые купала омытые дождем за ночь, ярко блестели на солнце. На звонницах тягуче пели колокола. Плавно переливаясь, словно волны реки, плыл по Туле малиновый звон — перезвон. Стаи голубей носились над церковной оградой. Сухо шелестя широкими крыльями, они клином стремительно взвивались ввысь, то, словно снежная метель, кружась над самой землей опускались.

С вершины колоколен хорошо были видны курные, вросшие в землю избёнки прилепившиеся к размытой ливнем, немощеной дороге. За каждой избой — свой огород с луком, огурцами и чесноком, темные срубы замшелых мыленок.

По слободам, переулкам и улицам тянулись в приходские церкви богомольцы. Горожане степенно шли к обедне, снимали шапки перед храмом, крестились, совали в руки нищим милостыню. Дорога пестрела цветными зипунами и рубахами, кафтанами и однорядками, летниками и сарафанами.


Небольшая группа молодых людей расположилась на пригорке недалеко от храма.

— Знатно звонют! — восхищенно произнес один из них, перекрестившись с малым поклоном. — Аж-но за душу берет!

— Знатно, — поддержал его худой конопатый молодец, внезапно появившийся у него за спиной. Он резво тряхнул рыжими как огонь волосами. — Докладывай.

— Товарищ военком, у нас не получается нанять кузнецов на работу.

— Почему?

— Все мастера напуганы, попрятались по домам. По Туле ходят слухи, что разрешили Гришке Строганову, по царской грамоте, набрать в Кузнецкой слободе три десятка крепостных кузнецов с домочадцами. И отправить горемык в Прикамье, на постоянное жительство. Приказчики Строгонова с солдатами третьи сутки лютуют по городу, выбирают лучших. Недовольных, али кто сопротивляется тех на цепь, в колодки. Хватают прямо с семьями и в амбар, под замок. Сказывают, ни сегодня — завтра погонят горемычных на соляные промыслы.

— Сержант Ложкин, брось демагогию разводить. Ты, солдат или тряпка? Прекрасно знаешь — люди нужны на острове, нужны срочно, как воздух, ещё вчера. Особенно кузнецы и мастеровые. У тебя приказ, к вечеру нанять несколько человек. Так, что выполняй, а иначе я тебе обещаю, что в ближайший месяц вся твоя группа из нарядов не вылезет. А тебя, чтобы служба медом не казалась… я ещё и в звании понижу. Так, что, давай, вывихни мозги! Делай, что хочешь… Хоть рожай!!! Хоть воруй. Хоть в карты выигрывай. Но к вечеру умельцы должны быть. Всё, свободен! Иди и выполняй приказ.

— Есть! Выполнять приказ!


— Павел Александрович, — к Пехоте подошел один из бойцов разведывательно — диверсионной группы. — Разрешите обратиться.

— Ну, что ещё?

— Тут, такое дело… Ребята за Илюху Черкашина просят. Совсем парнишонка исстрадался. Изводит себя грусть тоскою, голубь наш сизокрылый. Помочь бы ему?

— В чём нужна помощь, этому лоботрясу? Напомни ка, давно ли он вышел из наряда?

— Любовь у него.

— Любовь, это хорошо. Хотя, лучше бы он уставы зубрил, и спать перестал в караулах. Так, что отставить любовь! Не положено! Мы на задании или где? Нам, сейчас, о найме кузнецов думать надо, а не о любви.


— Павел Александрович, — упрямая складка на лбу подчиненного пересекла лоб. — Ложкин с вашим приказом и без нас справиться. А пока, разрешите вытащить девчушку из неволи. Ведь пропадет красатуля почём зря.

— Подожди Подберезкин, мы в Туле всего ничего… — вторые сутки. Когда он успел?

— Эва, да вовчерась к вечеру зацепился «Черкаша» у какой-то калитки. Уж сильно ему приглянулась девонька: Стройна, пригожа, пышногруда, в глазах — жар. Всего-то часок посудачили у завалинки. А с утра пришли солдаты и похватали всю семью под белы рученьки, да под замок. Сказывают брат с отцом у неё дюже по кузнечному делу мастера. Собрались гнать их по царскому велению на соляные работы. Илья как узнал — места себе не находит. Цельный день ходит вареный как рак.

— Товарищ командир, прошу от всех ребят… Переживаем за него. У нас он заводила, балагур: Что железо ковать, что девку целовать — везде поспеет. А насчет дисциплины, так подтянет, после свадебки. Верно люди сказывают… Сытая курица и волка залягает.


— Бойцы, вы вообще соображаете, о чем говорите! — грозное рыжее начальство насупилось и собралось со всей армейской прямотой пропесочить нерадивых подчиненных. Открыло рот, набрало в грудь побольше воздуха и… вдруг на несколько секунд задумалось. (Примечание автора. Прямо с открытым ртом).

— Чтобы я, для своего «лучшего» бойца, — Пехота ткнул рукой в сторону виновника торжества. — Вот этого лопоухого «отличника боевой и строевой подготовки», зубрилы устава! Дал разрешение из-под замка, из амбара, окруженного дубовым частоколом, с крепкими запорами, засовами, с вооруженной до зубов охраной и кабелями волкодавами, выкрасть любимого, самого дорого на свете человека… Да не за, что!!!

— ….Так, орлы! Слушай мою команду. Первое, срочно вернуть ребят Ложкина. Его задание отменяется. Второе, через час собираемся всей группой в условленном месте. Третье, Черкашин, Ромео недоделанный — ко мне, быстро.


Раздав поручения бойцам, Пехота натянул на свое лицо облик обычного деревенского увальня и не торопясь, двинулся вдоль улицы, мурлыкая что-то смутно популярное из произведений Кати Лель…

Муси-муси, пуси-пуси, — миленький мой,
Я горю, я вся во вкусе рядом с тобой…
Дорогу бравому майору перегородил большой лохматый пес. Он оценивающе осмотрел рыжего свистуна. По-собачьи прокачал способности и навыки избранника. Сделал выводы, после чего присел на передние лапы и, уткнувшись мордой в землю, начал жалобно скулить. Собака медленно поползла к человеку.

— Что, Лохматик? — Пашка не сдержался, сжалился над животиной. Подошел к кабелю и начал нежно трепать рукой по голове. Чесать за ушами. Поглаживать. — Злые хозяева? Выгнали сиротинушку из дома? Остался один? Ищешь друга? Есть хочешь, поди, чертяка?

— Слушай. Ну, прости. Был у меня хлеб. Да скормил я его ребятишкам.

Внезапно пес вскочил и стал метаться из стороны в сторону. Затем побежал в переулок, вернулся, снова несколько раз сбегал туда — обратно. Стал громко лаять, словно приглашая пойти за ним.

— То есть, ты хочешь, чтобы я пошел за тобою? — лохматенция довольная начала подпрыгивать на месте, подбежала к Пехоте, стала ластиться к ногам. Тянуть за штанину.

— Ага, вот сейчас все брошу, и пойду с тобой, неизвестно куда и неизвестно зачем. Прости друг, не могу. Есть такое ответственное слово — служба!


— Так, что, давай! Иди, Лохматик. Ищи других желающих, — Пашка произнес с деловым видом и продолжил путь по улице, не сворачивая ни в какие переулки. — У меня своя дорога, у тебя своя.

Пес догнал человека. Забежал вперед, грозно растопырил лапы, перегородил дорогу. Вмиг добрый четвероногий друг превратился в опасного, смертельного врага. Он грозно зарычал. Шерсть на собаке взъерошилась. Она обнажила крупные желтые клыки, приготовилась к прыжку. Глаза псины налились кровью.

— Хорошо, — произнёс Пашка. Он огляделся по сторонам. Ему не хотелось устраивать разборки с бешеной собакой на улице среди прохожих.

— Давай, «Белый Бим Чёрное ухо», веди, показывай, что, там у тебя.

Собака, поняв обращение человека, бросилась в сторону. Оборачивалась на ходу, она бежала зигзагами, изредка проверяя, идет ли за ней рыжий незнакомец.

Пройдя несколько домов странная пара, подросток с собакой, вышли на пустырь, посередине которого стоял эшафот с виселицей. Рядом с устройством пытки, сидя, опираясь на забор, мирно спал охранник. Недалеко от него, в яме засыпанной землёй, виднелась рыжая голова преступницы, наказанной за убийство мужа.

Пёс подбежала к несчастной, жалобно заскулил и начал аккуратно передними ногами откапывать женщину. Ухватил её зубами за воротник, стал тянуть из стороны в сторону.

— Водицы бы мне испить, колодезной, — женщина очнулась, застонала.

— А ну, цыц, отойди, скотиняка, — охранник проснулся, подошел к осужденной и ногой оттолкнул собаку. Лохматенция с визгом отлетела в лопухи с крапивой.

— Чего зенки раззявил, — он заметил худенького рыжего деревенского паренька. Замахнулся на него бердышам. — Кнута захотел петушина! А ну, пшёл вон, свиное рыло!.. (Примечание автора. Давно с майором ВДВ так никто не разговаривал… — очень давно).


Через пятнадцать минут по одной из улиц Тулы шатаясь из стороны в сторону, «на бровях», шла странная пара: «Вусмерть» набравшись с утра, молодец практически на себе тащил пьяную, измазанную грязной землёй «развратную» женщину, с распущенными до пояса рыжими волосами. При этом он громко напевал один и тот же куплет:

Во поле береза стояла
Во поле кудрява стояла…
Люли люли стояла
Люли люли стояла…
Вокальную поддержку заднего плана или как говорят певцы партию бэк-вокала странной пары заполняла большая лохматая псина. Грозно лаявшая и метавшаяся по сторонам.

— Черти окаянные! — редкие зрители «собачей свадьбы» чертыхались и отводили глаза. — Ни свет ни заря! Срам-то какой!


— Почему мне всегда достаётся одно и тоже? — бравый майор недовольно роптал и почти волоком тащил смертницу, еле переставляющую ноги. Почему, я постоянно должен кого-то спасать, выручать, из всяких ям вытаскивать?

— И самое интересное… — он поудобнее перехватил «пьяную в дупель подружку». — Ни в прошлом, ни в будущем — ничего не меняется… — Всё время одно и тоже: — Пашка Пехота куда-то, кого-то тащит…

* * *
Снаружи покосившегося на одну сторону амбара было зябко, сыро от прошедшего накануне дождя. В душном воздухе спёртого тесного помещения пахло прелью, мхом, сырой кожей, человеческим потом, образуя смрадную, тяжелую атмосферу. Холодные капли всё еще продолжали сочится с потолка. Сквозь небольшие оконца заделанные бычьим пузырём тускло светил догорающий день. Подневольного народу внутри амбара набралось много.

— Ахти ты, горе горькое какое! Ах, беда — беда кака! Матушка-владычица, богородица пресвятая, спаси и помилуй нас, — женщины роняли горькие слезы жалости, причитали, прощались с разорённым хозяйством, с родной сторонушкой. Мужики, скрипели зубами, сдерживались, сидели, словно каменные. Звякнула ржавая цепь. Кто-то от тоски, от тягот заныл унылую песню. Снаружи здания, вдоль стен, больше для отвода глаз, нежели для порядка, меся жидкую грязь, расхаживали два стражника с рогатинами.


Скрипучая дверь амбара противно захрипела, приоткрылась, и заключенные увидели лицо неизвестного ушастого парня. Заглянув, он долго пытался осмотреться в полумраке. Затем вошел внутрь негромко произнес… — Дуняша, сердце мое, свет очей моих! Ты же здесь?

— … ответом ему была тишина. Народ решительно не понимал, каким образом, случайный прохожий по такой мерзкой погоде сумел незаметно подойти к амбару, пройти злую вооруженную с головы до ног охрану, открыть тяжелые входные ворота. И всё ради того чтобы узнать здесь ли его сердце — Дуняша. Люди молча переглядывались друг с другом.

— Любушка — голубушка, это я, Илюша, — чуть громче, напевнее повторил странный посетитель. Одет парень был в ярко красную рубаху и холщовые порты, заправленные в сапоги, на голове — суконный колпак из-под которого вились белые кудри.


— Мы с тобой вчерась вечерком познакомились. Солнышко ясное, выйди на минутку, пока охранников нет. Перекинемся парой словечек.

— Шел бы ты отседова паря, ради Христа, — внезапно грубый мужской голос ответил влюбленному. — Девоньке чичас не до свиданий. Не видишь, бяда у людей, в ссылку как скотиняку угоняют. А ты тут с глупостями лезешь, душу морочишь. Да и люба она другому. Жених у неё чай ужо есть.

— Эта кто же таков? — голос влюбленного вмиг изменился. В нем резко прорезался, метал и высокомерие. Заводила тряхнул белокурыми кудрями. Распрямил спину. Выпучил грудь колесом. Задрал подбородок. — А ну, покажись, кто такой смелый?

— А хотя бы я, — с земли поднялся здоровенный, весь обмотанный цепями парень.

— Ты, что, Вася? — Девушка наконец-то проявила себя. — И вовсе ты, мне, ноне не жених. Да и этого белобрысого, я толком не знаю.

— Как это не жоних? — С пола поднялись ещё два человека, явно стараясь поддержать друга. — Чегой-то всякое дубье стоеросовое, рыло неумытое на наших красных девок зарится будет? Шалишь парниша. Мы чужим добра не отдаем!


В открытую дверь амбара по одному стали просачиваться другие неизвестные люди. Они по-деловому располагались вдоль стен. Последним в смрадное помещение вошел молодой рыжий паренёк.

— Ложкин, что здесь происходит? — гаркнул он, сразу же обратившись к одному из незнакомцев.

— Павел Александрович. Кажется, местные собираются бить Черкашина.

— Очень интересно… А за, что будут бить этого непутевого лоботряса?

— Дык, сказывают, чужую невесту собрался увезти.

— Православные! А чего в темноте-то кулаками махать? А ну, давай, кто не трус! Выходим на улицу, а затем аккуратно проходим в овальный проход, и уже опосля разберёмся на кулачках кто чего стоит.

Народ нехотя стал выходить из амбара. Многие, особенно большей частью женщины, решили остаться на месте.

Парнишка видя, что не все торопятся покидать помещение, тут же дал указание своим людям ускорить процесс.

— Подберезкин, — майор начал отдавать последние команды в опустевшем амбаре. — Снимай охрану, выводи ребят. Кашкин, проверь, тут всё и вон, пацаненка, забившегося в угол, взять не забудь… А то потом нам с тобой какая-нибудь мамашка все мозги вынесет… — куда дели чадо мое чумазое?

Глава 18

Карибское море.

Остров «Счастливый».

В двух верстах от строящегося поселка.


Розовое солнце почти полностью закатилось за бескрайнюю кромку океана. Сиянием золотых искр обозначилось огромное зеркало водной глади уходившей далеко за горизонт. Расцветка набегающих на белый песок волн, под светом последних лучей, менялась на глазах. Вот зеленоватые цвета стали золотисто-синими, а вот спустя несколько минут потемнели до пепельно-серого. Небольшие валы катились друг за другом, с ходу выползали на пологий берег, как живые существа мягко шипели и отступали обратно. Далеко от берега, казалось на самой середине моря, легко, как комья пены, длинной грядой кружили белоснежные чайки.

Вволю накупавшись после работы, вдоль небольшой пальмовой рощицы, живописно раскинувшейся на берегу, по теплому, не успевшему ещё остыть от дневного жара песку, в сторону поселка шли три девчушки и задорными, отчаянными голосами не просто пели, а весело голосили, длинно растягивая слога:

class="stanza">
…Ко мне но-онче друг Ванюша приходил,
Три карма-на-а-а друг Ванюша приносил.
Барыня ты моя, сударыня ты моя…
Вечернее солнышко теплыми лучами приятно щекотало спины девчонок. Позади них между собой шептались кокосовые пальмы. Морской воздух был свеж и густо напоен ароматом тропических цветов, жасмина, ванили. Они полной грудью вдыхали в себя эти томные, сладкие запахи и словно опьянев, глядели на густо-синий дальний край моря. Вслед движению проказниц к берегу подбегали небольшие синеватые волны, прошипев себе что-то под нос, они недовольно убегала обратно. Вода, напоенная солнцем, была изумрудно-прозрачной, и порою казалось, что это изнутри, из самой волны, исходят свет, тепло и сияние прошедшего дня.


Бесстыдницы приплясывая и задорно хохоча в один голос выкрикнули оставшуюся часть припева:

А-а-я целоваться…
— Ах, подруженьки, ладно-то как! — медовые веснушки сладко заиграли на сахарных, румяных щеках одной из них. Она гордо тряхнула длинными да пушистыми косищами.

— Так бы всегда! Живи да радуйся!

— Верно, подмечено, — подхватила другая.

— Только мне все равно страшно.

— Осподи, боже! Это еще, почему же?

— Живем ведь на самом краешки Землицы. От этого жуть как страшно становиться. Бывает, выйдешь ночью на берег, глянешь на звезды, на их отражение в море. И сердце обмирает от такой страхоты. И, кажется, что ещё немного, ещё чуть-чуть — оторвет наш маленький островок и унесет прямо в Небесные Чертоги.

— Свят, свят, пустые небылицы плетешь! — недовольно закрестилась рассудительная подруга. Её каштановая коса задвигалась, от солнца зароилась искорками и, казалось, даже начала потрескивать. — Остров, во-о-он какой большой. Сказывают, за месяц не обойдешь.


— А я девчата больше всего войны боюсь, — поделилась своими страхами третья собеседница. — Живем тут, со всех сторон открыто, как на блюдечке. Спрятаться негде. А не дай бог вороги нападуть? Перебьют всех мужиков. Жить то опосля, как будем? Без них скучно.

— Марфуша, ну пошто ты вечно пузыри в кадушке пускаешь? Какие ещё вороги?

— Не знаю! Мало ли их на белом свете понаплодилось? Татары, например или ещё какие-нибудь ляхи со свеями. А может быть турки ягастые.

— Окстись сердобольная! — заспорила пышнотелая. — Откуда же им тутача взяться? Мы же на острове, да и водица же кругом на многие-многие версты?

— Откуда мне знать? Эти аспиды окаянные — иродово семя, вечно нам жизни не дают. Возьмут, да нападуть. С них станется.

— Эх, Марфа, Марфа! И ты туда же — про всякую ересь кумекаешь. Жениха тебе надо, чтоб об чём попало не думала. И всякие небылицы на нос не мотала.

— Ага, как же? — Марфуша игриво повела плечами, вытянулась, махнула рукой в сторону дышащего спокойствием моря: Высокая, стройная, ладная. Лицо словно выточенное по классическим пропорциям. Высокий лоб, небольшой чуть вздернутый нос, идеального овала подбородок.

— Где же их женихов взять то? — красавица присела к большой черепахе медленно ползущей в сторону моря. Приподняла её. Осмотрела. Нежно погладила по панцирю. — Ненаглядный, где-ты? Ау? Кто-нибудь видит тут настоящего жениха? Ан, нет, так нет. Одни мы тут с тобой, черепашка. Несчастные бабоньки, всеми забытые, на этом заброшенном острове. Сидим песочек слезками поливаем, старости ожидая.

— Ахти-боже-светы! Очумела совсем, что-ля? — вторила ей подруга. Размашисто из стороны в сторону боднула головой воздух. — За ней давеча пол острова прибегала — ухаживали. Здеся свободных парней, мужиков наверное пол тыщи! А то и все две!!! Они тут кобыляки — жеребцы кудрявые цельными табунами туда-сюда шастают! Выбирай — не хочу! А она среди них жонихов не видит? Зенки то раскрой, глобля косолапая! Чай не слепая? Главное все на неё смотрють. Здоровые, поджарые, мордастые! Каких хошь! Хошь лошкой ешь, хошь черпаком греби! Слова красивые сказывают? Внимание оказывают? На танцы приглашают! А она их, не видит!


Рассказчица расстроенно развязала, завязала узлы платка. Провела ладонью по голове. Оправила юбку.

— Люди добрые, — она обратилась к неизвестным слушателям. — Ну, нету ей мужиков на острове!

— В том то и дело! — вступила в разговор третья собеседница. — И, что они нашли в тебе, а? В теле тонка, худа как оглобля, нос махонький, вздернутый? Глазами зеленющими как ведьма зыркает. Что им, тут, может понравиться? Что???

— А, я тебе скажу, — ответила она сама себе. — Знаешь, какие бабы нужны мужикам? Знаешь?

— Какие? — красавица повела соболиными бровями, прищурила серые с бирюзовым отливом глаза. Посмотрела загадочно куда-то вдаль.

— Такие! Чтобы в теле была! Во!!! (Показала на себе). Могла бы при случае вместо кобылы плуг аль борону волочь. Чтобы в поле с утра и до вечера. Чтоб в постели с любимым с ночи и до зари. А в тебе, что? Всё хрупкое, барское. Плюнь в твою сторону — либо обломиться, либо поломается. Вот они на тебя как собаки на кости и косятся… Жалеют!!! А женихаться все равно будут на других!

— Вот и пущай себе таких, ищут — на кобыл похожих! — Марфуша недовольно махнула длинной русой косой. — А, я, девица — красавица сама себе на уме! Собираю апельсины, лимоны и… и… и складываю их в ящики!


— Кстати, деваньки, — Иришка перебила спор подруг по поводу наличия на острове свободных женихов. — Видели группу новеньких, что третий день живут в отдельной палатке, с самого края лагеря?

— Это такие, молоденькие, безбородые? Шта ходють зазнавшись, да нос до крыши задирают? Нет, не видали. Пошто нам на них смотреть. Все какие-то куцые. Одежа весит на них камками. А старший у них такой смешной. Хлипкий, в очках. Всё в какую-то штуковину смотрит и большую линейку таскает. Все меряет чегой-та, записывает. Небось дюже умный из семьи писурчуков или ярыжек.


Советчица внезапно остановилась, оценивающе, как будто впервые, снизу вверх осмотрела Марфушу. После чего ехидно произнесла. — Слушай, барыня кисельная, а давай ты к нему присмотришься. Он хоть молоденький, страшненький, но ничего, шебутной. Поженихаешся с ним, а лет через пять — семь, как войдет в мужицкую силу, нарожаете себе ребятишек. Тебе ж торопиться некуда, а за это время глядишь и поправишься, станешь нормальной бабой…

Произнеся задиристую тираду, подруга резко ущипнула подругу за худой бок. Та не ожидая такого поступка взвизгнула. И сразу же ещё больнее ущипнула хулиганку в ответ.

Взвизгивая, хватаясь, друг за дружку, словно прячась одна за другую, девки хохоча, побежали дальше по берегу моря.


Большая часть новоявленных островитян тихо спала, когда в двух километрах от мирно дремлющего лагеря вспыхнули мощные прожектора, освещая большую площадку. Открылась огромное овальное пространство. Оттуда, из «глубины веков» стала появляться строительная техника. Первым, недовольно урча и пуская синие дымы, в воронку времени выполз гусеничный экскаватор. За рычащим монстром появился бульдозер с большим ковшом. Медленно словно крадучись, и пробуя колесами на вкус землю далекого прошлого, выкатился огромный кран с массивной стрелой, ещё один… На «божий свет» точнее в «дьявольскую темень» один за одним стали выезжать самосвалы, бетосмеситель, топливозаправщик. Огромные строительные монстры, не торопясь, обшаривая фарами пространство, как неведомые чудовища, всё продолжали и продолжали выползать на недавно обжитый людьми остров. Повинуясь мечущемуся, машущему руками человеку, машины сразу же выстраивались ровно, как солдаты, в строго определенный за ними порядок, образуя первую стоянку строительной техники в далеком семнадцатом веке.

* * *
Западный, восточный и северный берег неизвестного острова окаймляли рифы, которые могли послужить причиной гибели любого корабля собравшегося причалить к берегу. Только с юга подступ к острову был сравнительно безопасен. Огромные камни, выступающие местами из воды, напоминали черные цветы, распустившиеся на лазурной поверхности моря. Белизна кораллов была подобна хлопьям снега, линии пены показывали, где притаились смертоносные камни. Рифы и отмели чередовались в восхитительном освещении солнечного цвета: Утром из небесно-голубой воды выступали окрашенные в яркий пурпур гряды рифов, в полдень в морских затонах василькового цвета, как в зеркале, отражалось небо, в час заката и остров, и рифы, и вода казались отлитыми из золота. С отливом вода отступала на половину метра, и подводная часть рифов обнажилась. Они словно чудовища, поднявшиеся со дна океана, каемкой окружали эллиптической формы лагуну, протянувшуюся с юга на восток. Рифы охватывали ожерельем весь остров, то придвигаясь, то отдаляясь от него. Сейчас, когда море было спокойно, лагуна за черными камнями напоминала крупный изумруд безукоризненной формы.


— Сожги ром мои кишки! — воскликнул Сэм Марвелл, капитан трехмачтовой бригантины «Черная смерть». Грозный пират, сейчас он был более похож на какое-то лохматое чудище, чем на человеческое существо. Сэм презрительно сплюнул за борт. Взбешенный неудачным походом, вооруженный до зубов, и готовый к любым неприятностям он ежеминутно изрыгал проклятья на всех и вся, что попадалось ему на глаза.

Рыская между островами, пиратское судно готовились к набегам на небольшие селения, чтобы грабить всех, кто попадет под руку. Подкарауливая в укромных морских закоулках проплывающие суда, морские разбойники ждали богатой добычи, особенно тщательно выискивая невольничьи суда, шедшие из Африки. Однако до сих пор трюмы пиратской бригантины были девственно пусты.

— Как же попасть, на этот проклятый дьяволом остров? — Сэм не отрывая глаз от подзорной трубы, внимательно осматривал короткий промежуток, что разделял песок и камень, попутно решая сложную задачу — каким образом пройти в узкий вход на пути к большому острову, что при сложившихся обстоятельствах было очень и очень сложным делом. Справа тянулась длинная череда огромных камней, слева темнела серая холодная громада мыса — спасение или гибель для любого корабля. А далеко вдали, словно райская пуща виднелся прекрасный остров.


Поблизости от фок-мачты, там, где лежали свернутые в бухты канаты, разные ящики и всякая рухлядь, мирно беседовали два матроса.

— В этих местах, на многих островах живут индейские племена, — вёл рассказ один из них. — Племена есть разные — добрые и жестокие, порой больше похожие на диких зверей, чем на людей. Более того, ходит поверье, что где-то на заброшенном острове, окруженном со всех сторон неприступными скалами, скрывается племя, у которого, золота больше, чем у нас кукурузы. У них всё из золота: Дорожки между домами, повозки, утварь, одежда и даже крыши у хижин из золота…

— Да, ну?! — не поверил тот, кто первый раз вышел с «прославленным» головорезом в поход. — Что-то мне кажется это сказкой!

— Точно тебе говорю, у нас про то на корабле даже юнга знает. Найдем этот остров, и всё! На всю жизнь, обеспечены!

Оба моряка задумчиво посмотрели куда-то вдаль. По очереди глубоко вздохнули. Подумали каждый о своём.

— Чарли, а зачем в трюме так много кандалов?

— Для людей, — бывалый напарник ответил без обиняков.

— Для людей? Ты что, шутишь?

— И не думаю!

— Для каких людей?

— Любых: негров, индейцев, метисов, испанцев, голландцев, португальцев, французов — всяких, какие попадутся к нам в лапы, кроме, конечно, своих земляков — англичан.

— А что мы с ними станем делать?

— Как что? Негров и разных прочих цветных продадим на плантации в рабство, а с европейцев сдерём солидный выкуп.

— Но это же разбой! За это же могут повесить!

— Как знать?! — друг весело расхохотался. Заботливо похлопал безусого напарника по плечу. — Это, не разбой! Это прибыльное дело, приносящее большие деньги. Сейчас на островах всякого сброда шатается, много. Почему бы их не поймать, да не продать с выгодой!

— А тебе их не жалко?

— А чего их жалеть, тем более, что все они преступники, либо дикари и людоеды.

— Откуда известно? — не отступал молодой матрос.

— Всякий болван знает, что это так, — твердо прекратил спор старший по возрасту. — Тем более не вздумай про свои сомнения сказать капитану! Старик у нас настоящий каналья и живодер! Такого капитана-зверя не сыскать на всём Карибском море! Ну и ребята, — он обвел взглядом лица матросов, опаленные порохом, изрубленные в абордажных боях, продубленные ветрами. — Все ему под стать. Порвут если, что!


— Капитан! — вахтенный в «гнезде» с особым вниманием всматривающийся в морскую даль, закричал, так как будто увидел привидение. — Гляньте на вест, там есть небольшой проход!

На судне поднялся радостный переполох. Все бросились к правому борту и оттуда стали всматриваться вперед, указывая руками вдаль.

— Дьявол, разрази громом мою селезенку! — удивленно воскликнул боцман. Он также поднял подзорную трубу и осмотрел открывшуюся прибрежную полосу. — Сколько же там людей? Вот это улов!!! Они копошатся, словно муравьи в муравейнике. А ещё я вижу повозки, лошадей! И какие-то двигающиеся механизмы!

— Сэр, — обратился один из матросов к капитану! — Не слишком ли там много народа. А вдруг проклятые аборигены окажут сопротивление.

— Заткни свою писклявую глотку, ты, трусливая крыса! — вся мера презрения Сэма Марвелла выразилась в этом громогласном восклицании.

— Сто тысяч чертей!!! — капитан размахивая пистолетом, начал изрыгать проклятия и угрозы. — На моём корабле двести отъявленных головорезов! Более того с каждого борта установлено по десять двенадцатифунтовых пушек, а если к ним ещё в ближнем бою, добавить короткоствольные карронады на шканцах и два тяжелых орудия на полубаке, мы сможем обрушить на проклятых островитян одним бортовым залпом 800 фунтов металла. Суммарно, через полчаса — час мы превратим в песок всё, что они там понастроили. Тем более, вдоль береговой линии я не вижу защитных укреплений и вооружения. Отрядов охраны или городской милиции тоже нет.


Внезапно маска радости на лице Марвелла превратилась в гримасу отчаяния. Кто-то огромный из-под воды схватил судно, заставив его содрогнуться всем телом и остановиться на пути к богатству.

— Что случилось, дьявол вас всех подери, и когда же вы все захлебнетесь в акульем дерьме? — недовольно, сквозь желтые зубы прорычал капитан. Огромная голова, выпученные глаза и хищно оскаленный рот представились всем, кто смотрел на него в этот миг, мордой какого-то страшного морского чудища.

— Цепи, капитан. Пусть меня повесят, если это не так. Эти негодяи, натянули цепи и полностью перекрыли проход.

Пираты бросились к борту и увидели, что узкий, единственный проход между скалами был полностью перекрыт натянутой над водой цепью.


Парусник тут же открыл огонь по скалам, на которых были укреплены цепи. Вершины каменных глыб мгновенно превратились в огнедышащие вулканы. В воздух полетели осколки разбитых камней, железа, к небу поднялся плотный столб пыли. Цепь выскользнула из замков удерживающих её натяжение. «Черная смерть» почувствовала свободу и медленно, боясь сесть на мель, двинулась в сторону берега.

В ответ на движение пиратов с берега начался обстрел судна. В тот же миг жужжание и свист одиночных пуль накрыли бригантину. Один за другим в воду рядом с кораблем и на палубу стали падать матросы, сбитые с мачт. Закричали от боли и начали корчиться на палубе раненные моряки. Пули залетали в бойницы, в открытые порта пушек, смачно рвали полотнища парусов. На голову укрывшимся пиратам сыпались щепки, обломки снастей. Практически вся команда бригантины повалилась на палубу.

— Да у них там какие-то дьяволы стреляют, а не люди, — проворчал сквозь зубы Сэм Марвелл, ругаясь и проклиная всех на свете.


Через несколько минут, когда стрельба немного утихла, корабль опустил якоря, остановился. Наугад, в сторону острова было сделано несколько залпов из пушек. Однако ядра не долетев до берега ста ярдов, упали в воду. Стрельба с обоих сторон прекратилась.

— Ну, что там? — произнес капитан, обращаясь к боцману, который смело (Или глупо) высунулся из-за борта и наблюдал в подзорную трубу за берегом.

— Вьють — бамз, — мерзко пропела одиночная пуля, предупредительно вдребезги разбив фонарь над его головой.


— Жалкие трусы! — лежа на полу, смело произнес боцман. — Сначала испугались, попрятались, а сейчас видя, что наши пушки не приносят им вреда, и мы не двигаемся, вроде опять вернулись к работе. Даже вроде их стало ещё больше.

— Это хорошо, да отсохнет задница у морского ежа, — брызгая ядом, засопел капитан. — Пусть сдохнут как тысяча ведьм на сковородке! Не придется собирать их, бегая неделями по острову.

— Значит так, гальюные черви жрущие навоз! — откуда-то из-за укрытия возвышенно произнес гордый, храбрый и безжалостный капитан. — У них дьявольски точные стрелки. Но в темноте они стрелять не смогут! Приказываю: Дождаться сумерек. А затем ночью, а лучше всего на рассвете, когда все будут спать, высадимся на остров и перережем глотки проклятым островитянам, к чертовой матери!

— Всем понятен мой приказ, гнилое отрепье сатаны.

— Да, всем, — недовольно прозвучало в ответ.


Через два часа, после наступления темноты над кораблем взлетели и вспыхнули несколько ярких огней. С окруживших бригантину лодок на палубу полетели какие-то дымящиеся предметы. Вся палуба корабля покрылась едким, горлораздирающим, вонючим дымом. А через несколько минут на парусник, словно мураши, полезли люди в черной одежде.


Спустя несколько дней испанский сторожевой корабль «Санта Маргарита де лос Мигрилос» обнаружил у своих берегов брошенное судно с одиозным названием «Черная смерть». После осмотра пустой палубы испанцы заглянули в трюм ужасного корабля. Он был сырой и грязный. Из всех углов и щелей пахло то ли сгнившими яйцами, то ли провонявшей рыбой. Соединяясь с испарениями и дыханием десятков заключенных, запертых здесь, тошнотворный запах усиливал невыносимую духоту. Страшная темнота, теснота, где нельзя было пошевелиться, выпрямить ногу или руку, как ни кто другое оправдывали названия «чумного» корабля. Прикованные друг к другу, без воды и пищи две сотни белых людей давно сошли с ума в узкой деревянной коробке. Брошенные на произвол судьбы они сидели и лежали в отчаянной тесноте, многие друг на друге, в несколько слоёв.

— Господи! Святая Мария! — проявил милосердие один из солдат. — Кто эти бедняги? За какие грехи их сюда поместили? За, что им такое ужасное наказание?

— ???

Ни один из найденных людей, чудом оставшихся в живых ни сразу, ни потом не смог дать вразумительного ответа на эти вопросы.

……..

— Золото, золото, золото, — шептал обезумевший моряк. Его руки тряслись. Побелевшие зрачки неестественно вылезли из орбит.

— Я видел его на острове, — рассказывал он слушателям. — Его там столько, что невозможно себе вообразить! Оно всевозможных видов и размеров — от мелкого песка до рисовых зёрен. От маленьких самородков до гигантских камней — даже нет, до больших кусков скал! Все усыпано, унизано, заполнено золотом. Его там, на сотни тысяч, на миллионы фунтов, песо, реалов!

При этих словах глаза невольных слушателей блестели.

— Скажи! Где находится этот остров? — с жадностью требовали они ответа.

— Там!!! — безумно вытянув руку в потолок, отвечал сумасшедший человек.

Глава 19

Высоко в небе, над лениво плещущимися от горячего ветра розово-зелеными волнами цветущих трав и ковыля, парит одинокий ястреб. Расправив серые, со светлыми пестринками, ловкие и чуткие крылья, он, лишь изредка трогая ими воздух, методично выписывает в раздольном поднебесье завораживающие круги.

Далеко вверху над птицей, загромождая небесную синь, величаво, словно летающие острова, плывут огромные горы слоеных облаков, темные снизу и ослепительно белые вверху.

Внизу, под крыльями ястреба, по обильно политой потом и кровью дороге Черного шляха движется невольничий караван. Вдоль колонны живого товара, подобно стервятникам-падальщикам, на взмыленных лошадях кружат татары. Они хлещут людей по лицам, по плечам, по спинам. Подгоняют несчастных.

— Быстрее, быстрее собачий помёт! — ордынцы проклинают отставших, не желающих ускорить свой шаг.

— У-уу, грязные дети шакалов, не отставать!

— Эй, кэль, копек этэ! Горе вам! Ей-бох, сапсем мертвый стали!

— Айдэ! Живэй! Живэй!

— Тохтама! Кукуч итэ!

— А-ай-яя, шайтан, язык сана!

В воздухе над головами страдальцев свистят нагайки, стучат копыта, слышится свирепая татарская брань. Не по душе десятку степняков порученное сераскирам дело. Вся орда пошла дальше, вперед. Великие воины будут рыскать по землям урусов, завоёвывать уважение и славу: Жечь селения, убивать неверных, насиловать их жен и дочерей, собирать много добычи, и лишь им выпало мучиться с сотней пленников, захваченных в самом начале похода.


Солнце жжёт немилосердно. Едва поднявшись над горизонтом, оно обдало землю своим горячим дыханием, а к полудню степь превратилась в раскалённую печь. Люди идут очень медленно (Точнее еле «ползут») один за другим, в ряд. Идут, спотыкаясь, толкая головами друг друга в спины. Черная, блестящая, словно змея волосяная веревка тянется от человека к человеку по всему ряду. Связанные руки не позволяют сгонять с язв насекомых. В ранах многих копаются черви.

В конце колонны из последних сил бредет молодая женщина. Её ветхое платье изорвано в лоскуты. Изнеможённая, видно не раз она падала в беспамятстве на дорогу. Лохмотья несчастной закрывают только грудь и бедра. Ноги оголены и покрыты ссадинами и кровоподтеками. С другой стороны веревки, перехваченный петлей под мышками, еле переставляет ноги измученный ребенок. Ещё дальше на веревке пожилая женщина, бредущая, словно в тумане.

— Держись Софьюшка. Держись, птичка моя. Все будет хорошо, — она тихо, словно молитву, повторяет одни и те же фразы.

Последним в цепочке старик, несчастный спотыкается, волочился по земле, пытается встать, снова падает, ударяется головой о землю.


Плывут над дорогой клубы белесой пыли. Невнятными миражами парит степь. Знойно, нечем дышать. Немилосердно дует горячий ветер, волнами гнет травы. Горько пахнет бурьяном. На высохшем кофейном земляном бугорке вылез из норы и в бесстрашном столбняке застыл суслик. Вот он заметил что-то, пригнулся, побежал, скрылся. Где-то в стороне от дороги, окруженные со всех сторон высокой травой, бесшумно скользят человеческие силуэты. По одному «тает» охрана каравана. Чуть слышны невыразительные хлопки и предсмертное ржание лошадей.

Несчастные не замечают, что уже несколько минут как сбились с пути, зачем-то повернули в сторону от дороги и бредут без надзора. Впереди показался небольшой бурый курган. Первый невольник запинается о корягу и словно подкошенный падает на землю. Его рот открыт. Он задыхается, хватает ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Вся вереница останавливается. Пленники обессиленно валятся на землю, ожидая ударов и криков о продолжении пути.

— Пить, — одними спёкшимися губами, из последних сил, произносит девушка и, теряя сознание, летит куда-то далеко вниз. Небо, трава, земля кувыркаются перед глазами.


— Софьюшка, девочка моя, очнись, — кто нежно трепет невольницу по плечу. Она с испугом встрепенулась, словно от удара кнута, и щурясь на свет открыла глаза. Над ней было лицо няни. — Доченька, давай я развяжу тебя. Господи, исстрадалась то как, птичка моя.

— На, вот, выпей водицы, касатушка, — женщина, стуча зубами о фляжку, глотнула раз-другой. Влага была тепловатой и отдавала железом, однако невольница пила с удовольствием.


— Скорея, робята, скорея! Окопаться! Татарва может налететь в любой момент. Поспешать надочи.

Люди в странной, зеленой одежде, сливающейся с травой, загнали караван на холм. И активно, подбадривая друг друга, стали копать землю вокруг него небольшими лопатами. Комья мягкой земли один за другим дружно падали на траву и ямы росли прямо на глазах. Неизвестные работали с таким остервенением, словно это был последний день в их жизни.


Долговязый, тонкий в поясе, безбородый парень в зеленом платке, с грязным лицом изрисованным зелеными полосами и веселыми глазами, с интересом, по-кобелиному рассматривал практически голую пленницу. Невольно приоткрыл рот. На его груди болталось невиданное до того девушкой небольшое ружьё — рогато-черное, с ухватистой рукояткой, чужое и таинственное.


— Вы, Софья Борисовна Прозоровская? — с насмешкой произнес он. — Чё, прям настоящая боярыня?

— А тебе-то што? — невольница немигающим взглядом посмотрела на незнакомца, на его широченную худую грудь, на громадные корявые руки, выпирающие из закатанных рукавов, чем-то напоминавшие крестьянскую соху.

— Да так, — нахал улыбнулся широко и ослепительно. — Проходил мимо. Интяресуюсь? Не встречались ли с ней? Говорят, с дому убёгла?

— Батюшки-светы, да Софьюшка, это, Софьюшка — нянечка всплеснула руками. — Ищут они тебя касатушку. Всем миром ищут. Батюшка попросил.

— А ну, греховодник чёрномордый! Зенки то не пяль, — девушка почему-то внезапно покраснела, засмущалась. Закрыла руками почти обнаженную грудь.

— А я и не пялюсь. Было бы, тут, ещё на что глядеть, — нахал, ухмыльнулся, весело заржал и вскинув голову, громко закричал куда-то в сторону… — Радио командиру: Пленница найдена. Живёхонька, здоровёхонька. Окапываюсь. Передай описание местонахождения. Жду подхода основной группы.


Конный отряд татар в две сотни отборных нукеров подскакал к небольшому холму только к вечеру. Всадники осадили лошадей на расстоянии двойного полета стрелы от центра кургана. Золотая пыль солнечного заката осветила разноцветную массу людей и животных. Двигаясь, они начали суетливо переливаться из конца в конец поля. От яркого солнца посверкивали кольчуги, выделялись яркие пятна попон, проблескивали наконечники копий, стальные клинки сабель. Большинство степняков были одеты в рваные овчинные полушубки без рукавов или в стеганые матерчатые халаты, подпоясанные разноцветными кушаками. Кое на ком были шлемы, другие с непокрытой головой. У многих были видны наголо обритые или выбритые наполовину головы с заплетенными позади косицами.


— Рассредоточиться, черт возьми! — прозвучала команда странного командира. — Всем по своим местам! Без приказа не стрелять.

Смолкли шутки и озорной смех чумазых похитителей. Команда была выполнена чётко и молча.

— Святая Богородица — спаси и сохрани! — Софья, как и все невольники, увидев татар, поспешила спрятаться в длинной глубокой яме, выкопанной вокруг кургана. — Как же их много? Господи, просто цельная тьма!

Девушка от страха до синевы прикусила губу. Сердце у неё сжалось в предчувствии непоправимой беды. Внутри словно оборвалось что-то, сразу лишив сил, сделав руки и ноги ватными. Не контролируя себя, она потихоньку начала подползать к странному ратнику, который до этого смеялся над ней.

— Куда ты, ласточка? — нянька не отставала от беглянки. — Укроемся туточки. Здеся безопаснее. Оставь ты в покое этого охальника. Чай, этого наглеца, первым зарубят?

— Сейчас закружится страшная карусель всадников, — пленница начала вспоминать недавние события. — Полетят меткие стрелы, страшно закричат, застонут раненые. Задергаются в предсмертной судороге люди. А там наступит черёд арканов: сыромятные и сплетенные из конского волоса петли затянутся на руках, на горле, скользнут к ногам… И снова плен. Снова долгая дорога и бесчестие.


— Смотрите, правоверные! — зло процедил сотник Джавдет. Он заворочался в седле, хлестнул плетью по голенищу плёткой. Удерживая шарахнувшегося жеребца, обратился к нукерам. — Проклятые собаки — урусы настолько испугались, что попрятались от страха, зарылись в землю как вонючие суслики!

— Грязные шакалы! Они посмели убить наших людей, захватить ясырь! Они ответят за всё! — Джавдет поднял высоко правую руку и махнул плеткой. — Вперед воины Аллаха! Смерть неверным! Да иссохнут их глотки во веки веков!

Степь задрожала, гулко заурчала от топота копыт татарской конницы. Послышались громкие крики, свист, улюлюканье. Две сотни воинов, выполняя приказ своего командира, ударили стременами по бокам лошадей и, сорвавшись в бешеную скачку, понеслись по степи, на ходу рассыпаясь веером.


Молодец, что находился рядом с Софьей, самолюбиво поджал припухлую губу, сдунул усевшуюся на лицо мошку, несильно надавил на лепесток предохранителя. Тот легко поддался, скользнув вниз. Хорошо смазанный затвор почти беззвучно отошел назад и гладко вернулся обратно. Где-то внутри механизма бережно вошел патрон в ствол. Боец тщательно прицелился, нащупал пальцем покатую выемку спускового крючка, и вместе с выдохом, плавно, без рывка, как учили, надавил его.

Воздух ожил словно по команде, задрожал от чудовищного грохота неведомого оружия, вытянулся в стальную струну и лопнул давя болью на перепонки. Измученная ожиданием струя свинца и огня как свора выпущенных на волю бешеных псов, рванулась в сторону приближающейся конницы. Свистя и визжа разногласьем летящих пуль.

А спустя несколько мгновений все смешалось: степь до ближнего полета стрелы кипела падающими, шевелящимися в предсмертной агонии телами людей, лошадей, как вспоротый суком муравейник. То, что минуту назад было несущейся лавиной смерти — теперь дрыгалось, разлетелось в клочья, сползало в высокую траву, обнажая позади себя широкую, словно дымящуюся от пыли, выстриженную огромной косой дорогу…

* * *
Страх и уныние царили в походном шатре мурзы Огулбека. Внутри шатра, на высоких металлических подставках мрачно чадили светильники, окутывая сизой дымкой парчовые занавеси.

Жирный, небольшого роста человек, в широком шелковом халате, отороченным по краям желтым атласом, обезумев от ярости, хлестал плеткой сотника Джавдета до тех пор, пока в изнеможении не упал на мягкие шелковые подушки.

— Презренные гяуры! Собаки! — грызя зубами подушку, захрипел он. А потом, чуть передохнув, вновь поднялся и ударил жильной плетью принесшего дурные вести.

Вестовой не вскрикнул и не шелохнулся. Он покорно распластался у ног разъяренного мурзы, уткнувшись лицом в дорогой бухарский ковер.

— Скажи мне, перед тем как я вырву твой лживый язык, как это произошло? — небольшие темные глаза высокородного горели злым огнем и в то же время холодно блестели, как у змеи. — Как можно за один день! пути до Ор-Капу, в своих землях! где даже не пахнет русским духом! потерять богатый ясырь? Как???

— О-о-о, проклятие Аллаха, на мою голову! Теперь, надо мной, будет потешаться вся степь! Мой брат послал мне дорогой подарок. А вы, шелудивые псы, не смогли его привести.


— Сколько их? — Огулбек перевел взгляд на несчастного сотника, ползающего в крови у его ног. Мотнул белой чалмой.

— О, великий и несравненный! Вначале, по рассказам погонщиков, их было не более полусотни. Все пленники, отобранные вашим братом для подарка. В основном молодые женщины и дети. Но к вечеру подошла вторая группа невольников, которая по пути захватила обоз с провиантом и подарками!

— С моими подарками? — не скрывая раздражения, повторил мурза. Он переложил плеть в правую руку, наотмашь, с оттяжкой продолжил хлестать гонца.

— Да продлит всемогущий Аллах вашу жизнь! Я думаю, что сейчас, там чуть более сотни изнеможённых, чуть живых неверных.

— Всего? — Огулбек засопел и так сжал челюсти, что на скулах вздулись желваки. Лицо исказила гримаса гнева, зубы заскрипели. — И они до сих пор живы?

— О, великий батыр! Мне просто не хватило людей и времени. Дай ещё пять — семь сотен джигитов, и я раздавлю этой гнойник, верну ясырь, и Аллах вновь смилостивится над нами.


— А не ты ли, смрадный пёс, всего восемь часов назад, похвалялся, что покосишь проклятых как траву? Что уже через два часа их головы будут висеть на копьях моих джигитов! И что случилось? Почему они живы? Я тебя спрашиваю? Где мой ясырь, где мои подарки?

— О, милостивый коджа! Твои нукеры были храбры и убили много неверных. Весь курган, за которым спрятались проклятые урус-шайтаны, «до небес» завален трупами. Смрад от поганых тел идет на многие вёрсты. Воронье тучами слетается терзать их бранные тела. Мы почти победили, но эти исчадия ада, как кроты обезумев от страха, закапались в землю и оттуда дьявольски часто и точно начали стрелять из неизвестного оружия. На расстоянии чуть дальше полета стрелы они убивают всех, кто движется в их направлении. Я сожалею… Нам временно пришлось отступить, чтобы перегруппироваться и послать за твоей милостью и подмогой.


— У-у-у, грязная черноухая собака! — высокородный вскинул голову. В его узких, как щели, заплывших глазах загорелся злобный огонек. — Презренный шакал! Ты, потерял всех моих воинов? Их, что? Перестреляли голодные, измученные бабы?

— Не думай так, о, справедливый! — холодок ужаса побежал по спине сотника. Спазмом стиснуло горло, защипало в глазах. Он понял, что доживает последние минуты. — Я потерял не ВСЕХ, твоих воинов! Как ты учил, о мудрый Огулбек, да прославиться твое имя во веке веков, я проявил военную хитрость. После нескольких успешных атак, в которых твои воины сражались как львы, и убивали проклятых урусов десятками, я определил расстояние, с которого можно безопасно наблюдать за ними. А затем, окружил место, с которого они уже не смогут выбраться. Сейчас они как загнанные, шелудивые псы: Побитые, измученные, истекают кровью, им просто некуда деваться. Через три дня, без еды, дети оспы начнут выть как голодные шакалы, через неделю — две, без воды они ослабнут, и выползут из своего укрепления. И тут, ослабевших, измученных мы раздавим голыми руками.


— О, Аллах! Терпеть насмешки ещё две недели? — мурза заметался по шатру, расшвыривая ногами валявшиеся на ковре золотисто-желтые подушки и пинками раздавая «гостинцы» охранникам. Он недовольно сорвал с козьего рога изогнутую саблю, подбежал к склонившему сотнику и, резко замахнувшись с плеча, снес ему голову. Презренно оттолкнул ногой задёргавшееся безголовое тело. Голова сотника качаном покатилась к ногам оробевших охранников…

— Саип! — Огулбек нервно засмеялся. Затем оборвал смех и хлопнул в ладоши. — Поднимай нукеров. Я лично поведу воинов и раздавлю этих гяуров как поганых блох.

— Скольким, прикажешь седлать коней, о великий?

— Поднимай всех! Всех, сколько есть!

Глава 20

— Батюшка — кормилец, будь отцом милостивым! — благоговейно, переминаясь с ноги на ногу, жаловались челобитчики воеводе на очередные проделки купца из Таганово.

— Пришла бяда великая! — густым басом сопел мужик в суконной однорядке, опоясанной замызганным кушаком. Он тяжело поклонился, едва держась на ногах, багровый, всклокоченный, со сбитой на сторону широкой бородищей.

— Пропадаем нонча! Хиреем! Купчишка Алешка Воронцов совсем не даёт жития добрым купцам на Москве. Озорует, творит беззаконие.

— Тьфу, нехристь, вор окаянный! — другой мужичок в исступлении распахнул рубаху, рванул её в клочья, обнажил крест… — Чтоб ему ни в дышло, ни в оглоблю!


— Чего лаетесь? — князь, боярин и воевода Борис Михайлович Прозоровский — в красном атласном кафтане, в бархатных малиновых штанах и синих, шитых по голенищу жемчугом, сафьяновых сапогах произнес недовольно, страшно выкатил глаза.

— Смилостивись! — один из ябедников ронял слезы в жидкую седую бороденку, поминутно кашлял и наклонялся. — Нет силушки терпеть обиду: Проклятый анчихрист усю улицу, за Арбатскими воротами, вусмерть перегородил. Теперяча тама нет ходу телегам, каретам, возкам. Одних безлошадных путников пропускают. Да и то в чистой, опрятной одежде. Как простому люду спокойно гулять, отдыхать, проходить на соседние улицы? Товар в лавках куплять?


— Афонька, про какие — сякие лавки сказываешь? — боярин зажал в кулак длинную курчавую бороду, закряхтел. — Кто, куда и за каким товаром собрался идти? Пошто вы мне голову к обедне морочите. Там, на этом Арбате, всю жизнь был гадюшник и большая свалка мусора. Неслучайно добрые люди такие места всегда стороной обходили. А сейчас! Любо дорого поглядеть — чистота, порядок. Мусора нет. Купец всё вычистил, облагородил. Расписные лотки вдоль красивого кованого забора разместил. Лавочки для отдыха поставил.

— Батюшка, — не сдавались проплаченные конкурентами ябедники. — Так он вместе с мусором слой бесценной московской землицы снял.

— Знающие люди сказывают, что он вор, христопродавец, вывез её втихушку из города.

— И не просто вывез, а продал поганым за границу, — вежливо поправил рассказчика худощавый с плутоватыми глазами мужичонка в ситцевой рубахе. От него сильно попахивало водкой и чесноком.


— Зачем?

— Говорят, задумка у него такая, заговор тайный… Святую русскую землю собрать с наших улиц, да немцам поганым продать за ихнее злато-серебро. А иначе откуда у купчины такие ДЕНЬЖИЩА?

— Ага, продать, вместе с грязью и дерьмом! — раздражаясь, произнес воевода. — Иноземцам как раз нашего мусора и не хватает!

— Баярушка — благодетель! Отец родной, не гневись, — козлобородый поднял голову, воровато оглянулся и молвил тихо. — Токмо, это ещё не всё.

— Что ещё? — глаза Прозоровского раскраснелись и стали грозно смотреть из-под широких кустистых бровей.

— Он аспид, такой хитрющий, что не объедешь на кривых оглоблях! Взял и на место убранной земли — матушки, положил заморский цветной камень. А по краям насадил иноземной зеленой травы с басурманскими цветами. Их зловоние портит запах на улице. Прохожие нюхают цветы — теряют разум и как ошалелые бегут к нему за товарами. А к нормальным купцам даже носа не кажут.


— Ерунда… — воевода недобро усмехнулся, оскалив белые крепкие зубы. — Пусть не нюхают. Короче, если у вас всё, то пошли вон отсюдава. Чтоб духу вашего не было!

— Спаси тя Христос, надёжа — батюшка, — просители запоздало зашли с козырей. — А с позавчерашнего утра лиходей начал вообще издеваться над православными!

— Этот ирод, креста на нём нет, заставляет людишек за еду да срамную одёжку, мыть улицу!!! тряпками, смоченными мыльной водой. Они кажный божий день ползают на коленях по каменной мостовой. Горько плачут. Стонут, всуе поминая господа нашего. Шоркают каменные плитки до кровяных мозолей на руках.

— Вон, я сказал! — покраснев, запальчиво закричал боярин.


В приказную палату, расталкивая удаляющихся подкупленных страдальцев, «влетел» замыленный гонец. В пояс поклонился князю, молча расположился у двери.

— Ну, не томи, — сглотнув слюну, произнес воевода. — Сказывай.

— Только-шта получили известие. Тагановский купец держит слово: Софья Борисовна найдена. Жива, здорова. В полной безопасности. Однако, есть плохая новость!

— Да говори же, ирод!

— Ваша дочь, возвращаться назад, не желает!

* * *
Берег реки Яузы.

Потешная фортеция молодого царя Петра Алексеевича «Стольный град Пресбурх».


На одном из берегов реки Яузы полным ходом шли земляные работы. Потешная крепость Пресбурх перестраивалась по новым, утвержденным планам генералов Франца Лефорта и Симона Зоммера. Люди, словно растревоженные мураши, копошились на строительной площадке: Расширяли стены, копали глубокие рвы, на углах фортеции поднимали крепкие башни, укрепляли бойницы. Плетенными из ивняка длинными гибкими фашинами и мешками с песком прикрывали ряды бронзовых пушек, толстопузых мортир и грозных единорогов.


— Шнеля! Шнеля! Арбайтен! — слышны выкрики иноземцев, важно расхаживающих с планами и циркулями вдоль работающих.

— И — эх-ма! — громко вздыхают мужики в ответ, забивая сваи.

— Эх-ма-и! — эхом им отвечают потешные солдаты, поднимая канатами бревна на башни.

Со стороны строительной площадки отчетливо слышен громкий стук топоров, нудное зудение длинных пил, крики, забористая ругань, хохот, свист кнутов, скрип осей.


На противоположном берегу речки, возле небольшого мостика, не смея перейти, «торжественно» собралась группа бояр. «Почетные гости» крепости вот уже почти час высматривали среди присутствующих длинного как жердь, худощавого подростка в вязаном колпаке, в одних немецких портках и грязной рубашке, лихо катившего по доскам тачку с мусором, при этом смрадно дымящего трубкой. Узнав в грязном бесстыднике миропомазанное величие, они чинно сняли горлатные шапки, начали кланяться, упали на колени, уткнулись бородами в землю.

— О господи, пресвятые угодники! — набравшись смелости, затряс бородой и завыл громким дрожащим голосом один из высокородных ходоков. — Казни, великий надёжа государь, за правду. Но, не могу я терпеть, всё скажу: Отцы и деды наши нерушимой стеной стояли вокруг твоих предков, оберегали их, чтоб пылинка али соринка не села на их миропомазанное величие. Без малого как бога живого выводили к народу в редкие дни, блюли византийское древнее великолепие и благочестие, на коем одном стоит Россия. А теперяча, что? Конец православию?

— Стыдно глядеть на срамную потеху… — вторил ему длиннобородый, сухой старец поднимая рукава тяжелой шубы. — Вконец тебя немцы проклятые на Кукуе споили и опорочили… Попрал ты всё, что было нажито великим трудом за многие, долгие годы!


Чумазый работник, к которому обратились приезжие, остановил тележку. Лихо закатал рукава разорванной и испачканной дегтем рубашки. Одной рукой вытащил трубку изо рта, смачно матюгнулся и другой рукой погрозил кулаком ненавистным воспитателям.

— Царь — батюшка, — не успокаивались челобитчики от высших слоёв общества. — Великий государь! Подумай о нашей-то чести, брось баловство, одумайся, иди в баню или в храм божий. Помолись за искупление грехов наших.

— Как управимся, так и помолимся! — блеснул карими глазами, весело произнес богопомазанный фулюган. — А потом и помоемся.

— Мин херц! — истошно поддерживая царя, заорал любимиц Петра Алексашка Меншиков. Его синие глаза так и горели, так и искрились смелой недетской удалью и молодым задором. — А есчо раскурим по трубке, выпьем винца и-и-и… к бабам! Верно?


К одному из бояр, отошедшему от высокой делегации на несколько метров в сторону, подошел часовой, в зеленом стрелецком кафтане, в высокой шапке с ярко расшитым околом, в желтых, подбитых серебряными скобами, сапогах. В руках охранник держал бердыш.

— Какое жебольшое дело задумал наш царь батюшка! — вместо приветствия произнес он. — Просто глаза разбегаются. Вот это я понимаю — Марсова потеха!!!

— Да, уж, немалое, — подтвердил боярин, настороженно схватившись за саблю, висевшую у пояса. Он внимательно осмотрел синеглазого незнакомца. Узнал человека грозившего ему ранее смертью.

— Нет, чтобы где-нибудь на золоченом стульчике с пригорочка взирать на забавушку, — так нет же, не сидится дома нашему надёже, всё норовит успеть, выполнить, везде побывать. Вона-ча какую крепость сооружает. Молодец!!!

— Твоя, правда, — снова согласием ответил воевода Прозоровский.


— Трах-тах-бах, — с крепостной стены в сторону делегации внезапно громко жахнул двенадцатифунтовый единорог заряженный горохом. Выстрел пушки вмиг повалил людей на землю.

— Ох-ти, погубили черти окаянные, — господи Исусе Христе, сыне божий, о-о-о-о! — слышались стоны, плачь и причитания «убитых».

— Ах, ты уморышка, — в ответ раздался громкий хохот и крики проклятой черни. — Лопни мои глаза ребятушки, сколько лет живу, такой забавы не видывал. Ан рылом их ткнули…

— Ахтунг! — иноверцы также были не прочь поиздеваться над несчастными. — Правой плечь — впередь! Фор-вертс! Неверно! Лумпен! Тавай… Бистро… Мать, вашу, тудай…

— Ы-ы-ы-ый-сь, смертушка моя пришла, весь кровушкой истеку! — не могли успокоиться поверженные от страха на землю. — Ой, спасите люди добрые! Ой, умру теперяча насовсем!


— Борис Михайлович, — решил перейти к своему делу стрелец, увидев, что до них нет никакого дела. Он резко поменял тему разговора. Одновременно превратившись совсем в другого человека. — Я очень занятой человек. Мое время дорого. И, я не собираюсь его тратить на созерцание потешных игрищ которые устраивает молодой царь. У меня своих таких игр — «выше крыши»!

— Я пригласил вас сюда, чтобы вы повстречались и поговорили со своей дочерью. Если Софья Борисовна пожелает вернуться домой — пусть возвращается. Нет, пускай остается там, где ей больше нравиться.

— А разве это возможно? — удивлённо произнес боярин.

— А почему нет? Идёмте.

— Куда?

— К дочери естественно.

— А она, что? Здесь? Где-то рядом?

— Как бы вам объяснить, попонятливее. Скажем так! Отседова… — недалече.


Напуганные и «побитые» горохом бояре ковыляли с многочисленной челядью в сторону своих повозок и карет. Всё внимание строителей потешной фортификации было приковано к несчастным страдальцам, получившим «горячий» ответ на свою любовь к помазанной особе. Никто не обратил внимания на двух людей, незаметно подошедших к кромке леса. Мирно беседуя, путники, как ни в чем не бывало, вошли в сплошные заросли орешника, бузины, дикой смородины, окруженные буйно растущей высокой крапивой.


Странный лес открылся перед воеводой, словно свод мрачной пещеры. Косое солнце просвечивало листву, и воздух был пронизан чистым изумрудным сиянием. Стволы всевозможных форм и размеров возносили к небу огромные, невиданные ранее длинные перистые листья, которые изящно оттеняли радужно-фиолетовые соцветия. Высокие деревья вздымали свои кроны над более густой листвой с невероятным количеством цветов — красных, белых, золотистых, — затмевавших собой остальную растительность. Куда бы ни падал взгляд во время короткого пути, повсюду были видны гирлянды лиан, переплетавшихся самым причудливым образом. Они карабкались на пальмы и низвергались вниз, обвивая стволы деревьев и сплетаясь на земле с огромными корнями. Едва проходимая чаща была наполнена множеством пряных, дурманящих голову ароматов. Повсюду кричали и пели разноголосые птицы. Среди больших листьев пальм прыгали, вопя во все горло, обезьяны. Чуть в стороне, сквозь дремучие заросли, серебром струился извилистый ручей. Где-то вдали мирно урчало море.


Прозоровский вместе с путником вышли по узенькой змеевидной тропинке на открытое место и притаились в прореженных кустах, недавно разбитого парка, с аккуратно высаженными деревьями и разбитыми клумбами с цветами. Они встали недалеко от группы людей, окруживших полукругом дочь воеводы.

Боярин растерянный, ошеломленный увиденным, не верил своим глазам: Его младшая дочка, тихая мышка — норушка, скромная птичка в данный момент превратилась в мегеру. Молодая, княжна самозабвенно, с крепкой хозяйской закваской руководила бригадой из трех десятков человек.

— Девочки, подходим сюда, — она произнесла авторитетно. — Аккуратно берем растения и раскладываем их по цветам, вон у того дерева. Нам ещё надо засадить две клумбы. Цветы садим четко по тем разметкам, которые я отметила на земле. Смотрим внимательно! Это рисунки. Цветы определенного цвета должны расти каждый в своем месте.


— Так, ребятушки. Быстро, поднимаемся. Перерыв закончен. Встаём! Веселей, веселей, я сказала.

— М-м-м-м, даже и полушки не отдохнули, — недовольно заворчали в ответ.

— Ничего, орлы. На полатях лежать — ломтя не видать! Вечером, на танцах, отдохнёте. А сейчас, мне, в бригаде лодыри не нужны. Берём инструмент и выкапываем, вон те кусты. К вечеру их не должно быть.

— Матушка, кормилица! Креста на тебе нет. Как же так? — недовольство прозвучало со стороны работяг. — Тут работы, тьма — тьмущая, можем за сёдня не успеть. Мыслимо ли перекопать такую прорву землицы?

— А вы постарайтесь! — Софья высоко вскинула соболиную бровь. — На завтра у меня по плану работа в другой части парка. Тем более, мне завтра обещали ещё дать людей.


— Теперь, ты, Николай. Почему опоздал?

— Ппппп-пр… раздалось невнятное бормотание со стороны возницы, который привез растения на рассаду. Парень был высок, статен, красив. С русой курчавой бородкой. Он попытался спрятаться за лошадь от неприятного вопроса начальницы.

— Что ты мне солому жуешь? Мы тебя ждем уже полчаса! Ни десять минут, ни двадцать. А половину часа!

— Софья Борисовна, кормилица! Долго же грузили другие подводы, — наконец-то нашел, что придумать в своё оправдание водитель кобылы. Он вымученно улыбнулся, окинул бригадиршу красноречивым, лукавым взглядом. — Очередь пока дошла на погрузку. Потом, лошадешка у меня ещё молодая, пути-дороги не ведает. На цвяточки засмотрелась, заплутала.


— Сегодняшнее оправдание интереснее вчерашнего, — девушка широко открыла свои карие, густо опушенные черными ресницами глаза. — Но, это — в последний раз. Значит, так! Слушай внимательно, гусь лапчатый: Начиная со следующего опоздания, я не буду тебе начислять пропущенные трудо — часы… Ясно! А если не исправишься, выгоню с бригады, к чертовой матери. Более того попрошу Алексея Петровича чтобы отправил тебя обратно домой, в Россеюшку. Голоштанным. В твою родную, затрапезную деревеньку Немытово.

— А там, как раз, зима скоро. Снег, морозы трескучие, холодно! А нынча ещё и голод после прошлых лет засухи. Так, что я, тебе, с твоей ленью, не завидую! И плевать на то, что в тебя влюблены половина девок из МОЕЙ бригады! Поплачут, перебесятся, да будут вздыхать по другим — нормальным молодцам.

— А теперь, быстро слез с телеги и начал помогать разгружать цветы. — Её брови грозно сдвинулись. В голосе прорезались металлические ноты и боярыня, подражая одному озорному, рыжему островитянину, скомандовала, — Бего-о-ом, я сказала.

— Хорошо, хорошо, кормилица, — страх промелькнул на лице мужика. Он живехонько вскочил с возка, всплеснул руками — Асё сделаю, только не гневайся…


— Тотача, — довольно произнесла бригадир, сурово осматривая своих подчиненных. — А-то ишь, распустились тут, без меня… (Имеется в виду то короткое время, когда её ещё не было на острове, плюс дополнительное, незапланированное и не зависящее от неё отсутствие на время неволи у татар).

— Ишь ты, командирша, выискалась! — еле слышно, с обидой раздалось в толпе.

— Далече пойдет, — ещё тише ответили возмутителю. Добавив от души. — Стрекозель занозистая.

…..

Софья слушала отца, мечтательно улыбалась. Видимо, представляла себе прошлую, спокойную, безмятежную жизнь, где затерялась её юность с няньками, мамками, сонным Московским царством, из которого она убежала. Теперь у неё была другая жизнь, совсем не схожая с её прошлой, — яркая, насыщенная, полная впечатлений и переживаний, требующая большой ответственности. И совсем уже по-другому она взглянула на предложение отца.

— … Нет, тятя, — прозвучал её четкий ответ.

Глава 21

Громадный, взметнувшийся в небо, небоскреб, сверкающий стеклом и металлом, казался ещё более мощным и неприступным на фоне скромных двадцати трех — двадцати пяти этажных домиков, ютившихся где-то у самых ног этого горделивого, полного сил и красоты гиганта. Словно полноводный ручей по стенам здания неслась бегущая строка с биржевыми курсами иностранных валют, сведения о крупнейших торговых операциях, новости, касающиеся внутренних дел компаний, процентные ставки акций, динамика активных и временных вкладов, обменные опционы, индексы эмиссии и даже краткие сообщения последних известий, круглосуточно транслируемые Би-Би-Си.

Суетливая, кипучая деловая жизнь царила и внутри огромного здания финансовой империи. Эскалаторы и скоростные лифты поднимали многочисленных посетителей и служащих офисов. Толпы людей спешили куда-то, встречались и расставались друг с другом или просто сидели, ожидая назначенного часа приема у дверей какого-нибудь клерка.


— Джентльмены! — старый полноватый человек убежденно рассказывал трем присутствующим руководителям «Таганово компани» историю нахождения сокровищ древнего Египта на последнем этаже небоскреба, за большими окнами огромного кабинета. Его солидное плотное брюшко с трудом помещалось в сравнительно узких брюках. Седые волосы, запавшие глаза и пожелтевшая кожа придавали ему вид старика, но в улыбке тонких губ читалось торжество юности. На голове старого романтика нелепо сидела фетровая шляпа похожая на ту, что носил герой Харриса Форда в знаменитых фильмах о похождениях Индианы Джонса.

— Самая крупная находка сокровищ произошла в 1922 году в Долине Царей. Глазам двум английским ученым — египтологу Говарду Картеру и археологу лорду Карнарвоному предстали несметные богатства фараона Тутанхамона. Вы только представьте себе: Три ящика оббитых золотыми пластинами, хранили в себе украшенный бирюзой саркофаг массой в сто десять килограмм из чистого золота. В нем как матрешки лежали три золоченых гроба, напоминающих контурами человеческое тело. В последнем гробу, полностью состоящим из золота, лежала мумия Тутанхамона, покрытая сверху удивительной золотой маской. И помимо прочего вся комната умершего была полностью завалена дорогими вещами. В ней обнаружены тысячи различных предметов, включая позолоченную колесницу, сиденья, золотой трон, светильники, драгоценные украшения, одежду, письменные принадлежности и даже пучок волос его бабки. Количество найденных сокровищ было настолько велико и несметно, что впоследствии их разбирали на протяжении пяти лет! Именно столько понадобилась времени, что бы оценить всё, что нашли в усыпальнице!


— Друзья мои! — хищно сглотнув слюну, забеспокоилась пожилая миллиардерша. Она внимательно посмотрела на высокого седовласого мужчину. — Нам надо срочно организовать экспедицию. И достать все эти вещи. И чем быстрее мы это сделаем, тем лучше!

— А что? Я за приключения! — Пехота с самого начала разговора делавший какие-то пометки в блокноте, отложил ручку. Его глаза азартно заблестели. — Только надо подготовиться. Оружие взять. Ребят подготовить. Собрать амуницию, провиант.

— Ну-у, не знаю? — недоверчиво протянул Резанцев. Он удивленно рассматривал черно-белые фотографии внутренних помещений гробницы и предметов, которые были найдены там. — Как-то всё это не серьёзно и подозрительно. Начали за здравие: Сидели, подводили итоги финансовой деятельности компании. Вели разговор про одно, перешли к другому. Затем пришел этот любитель египетских побрякушек со своими фото. И всё покатилось к черту, с ног на голову. Я не могу понять, как связана финансовая деятельность нашей компании с поисками сокровищ Древнего Египта?

— Напрямую, — жестко отрезала владелица заводов, газет, пароходов. На постаревшем лице Линды Гамильтон паутиной задвигались морщины. — Совместная с вами деятельность обнулила сбережения нажитые мной за долгие годы. Количество расходов, превысило доходы в пять раз. Поэтому, я нашла заказчика, который заранее спонсировал экспедицию и полностью погасил дыру в нашем бюджете. Я сказала ему, что мы обнаружили и раскопали гробницу фараона не уступающею по богатству Тутанхамону.


— Да, господа! — полный коротышка внезапно повернул к присутствующим оживленное страстным наплывом мыслей лицо. Он возбужденно облизнул губы, словно ему хотелось пить.

— Египет всегда восхищал меня. Египет, земля древних таинственных преданий. Я много читал, смотрел фильмов! и грезил о пирамидах и царях. Мне виделись громадные мрачные империи, мертвые фараоны, усыпальницы, ныне опустевшие как пустые глаза Сфинкса. И особенно, я много думал о золоте! Древние египтяне считали, что золото — это плоть богов, потому, что оно никогда не тускнеет. Золото, его в Египте было больше чем песка!

— И, Я!!! Франц фон Циммерманн — легкая дрожь пробежала по спине безумного коллекционера. Его фанатичный взор сверкал злорадным торжеством. Он истерически задёргал головой. — Я всегда готов вложить деньги и броситься на поиски артефактов! Я доверяю леди Гамильтон. Это, удивительная женщина! Все предприятия, которые она начинает — заканчиваются успехом! Тем более, мне ещё никогда не приходилось участвовал в столь увлекательных приключениях, хотя мечтал об этом всю жизнь!


— Какие ещё, к чертям собачьим увлекательные приключения? — странник пробурчал недовольно. — Разве это приключения? Господи, как маленькие дети в поисках блестящих побрякушек. Всё будет обыденно: Выйдем из здания. Зайдем в усыпальницу. Посмотрим, есть ли там золото. Аккуратно возьмем, что-нибудь не тяжелое и спокойно пойдем ужинать.

— Павел, у тебя фонарик с собой?

— Даже два! — Пехота потянулся к рюкзаку захваченному им из Таганово.

— Линда, вы ведь наверняка предполагали вечернюю прогулку по древним руинам засыпанных пирамид? — Алексей махнул головой в сторону банкирши. На ней были джинсы, кроссовки, мягкий свитер и куртка.

— Конечно, — она указала на две больших заполненных доверху сумки стоящие на полу. — Даже плотные перчатки и респираторы с инструментом собрала.

— А лопату? — по-детски потирая руки, счастливо блестя глазами, воскликнул фон Циммерманн. Ему не терпелось погрузить свои пальцы в груды сокровищ.

— И лопату взяла, — махнув рукой, подтвердила серьезная воспитательница.


— Наконец-то! — престарелый авантюрист ощутил прилив чуть ли не истерического счастья. В его голове зашумело, как будто рядом пошел на взлет самолет.

— Исполняться все мои мечты! — перед глазами новоявленного охотника за сокровищами стали появляться приятные видения будущей славы и богатства. Он, Франц фон Циммерманн, всегда знал, что искать сокровища — это должно быть быстро, приятно и эффективно. Так поступают все удачливые люди. Например, такие как Леди Гамильтон со своими партнерами. Всё должно быть просто как сказал этот «малый»: Вышли — зашли — собрали в мешки то, что дороже и красивее — принесли домой — разложили на обзор завистников и воздыхателей! Что-то ненужное (Какие-нибудь стекляшки и черепки), в порядке исключения, подарили музею. Да, черт возьми! Так и должно быть! А не иначе!


— А все эти многочисленные предупреждения об опасностях и трудностях? — фон Циммерманн сглотнул слюну. — Всё это враньё, для неудачников и суеверных трусов! Все египетские мифологи непроходимо глупы и безумны! Кто там пускает слюни о проклятиях фараонов насылающих страшные неведомые болезни… О каких-то внезапно оживающих статуях со звериными головами… О множестве ловушек из которых постоянно вылетают отравленные стрелы, падает на голову тяжелый потолок или, в самый неожиданный момент, в полу открывается зияющий провал и оттуда выскакивает пара десятков острых как бритва шипов. — Всё это чушь и беспросветная че-пу-ха!


— Договорились, — путник не мог слышать внутренних рассуждений самого счастливого первопроходца. Он закинул ногу на ногу и откинулся на спинку. Скрестил руки. Закрыл глаза. Задумался на минуту. Потом выпрямился. Решительно поднялся из-за стола. — Пройдемте, посмотрим, что там. Но не долго. Нам с Павлом надо быть вечером в деревне. У нас репетиция в театральной постановке. Очередного прогула нам точно не простят.


Удушливый и едкий смрад ветхости хлынул на незваных гостей, обволакивая густой пеленой легкие. Воздух дышал холодом, в этом царстве теней его давно не согревал солнечный свет. Неприятности начались, как только за легкомысленными искателями сокровищ закрылся портал, и они включили фонари.

— О, ужас и проклятье! — организм путников, впервые пройдя сквозь мглу веков, не прошел обычной процедуры омоложения. Люди остались в том возрасте, в котором они находились до входа в портал. Но главная неприятность таилась в другом: Они появились в другом месте, в усыпальнице неизвестного человека.

Огромный овальный зал, с массивным каменным саркофагом посередине, просто подавлял своими размерами. Потолок был настолько высок, что даже свет мощных фонарей не доставал до самого верха, а только освещал таинственные письмена, выгравированные в незапамятные времена на стенах. Иероглифы бежали по кругу на высоте, втрое превышающей рост, взрослого человека и казалось, корчились в тусклом свете от боли.

По углам склепа, словно колонны, поддерживающие свод, были установлены массивные статуи людей с волчьими головами. Колоссальные фигуры грозно высилась в скудно освещенном пространстве, а их потрепанные временем очертания всё ещё хранили следы горделивого величия и необъяснимой угрозы. Пустые глазницы созданий свирепо уставились на пришедших, их пасти, почерневшие от времени, раскрылись в беззвучном сердитом оскале.


Крышка саркофага была на полу. Возле него, перегораживая дорогу, валялись осколки разбитой статуи огромного сфинкса вперемешку с многочисленными костями, черепами, кусками сгнившей одежды выпирающей из иссохших скелетов. Полноту окружающего пейзажа добавляли камни, щебень, грязь, накопившаяся за тысячелетия.

— Друзья мои, вы только представьте! — радостно засопел Циммерманн, и не боясь возможных опасностей, ловушек, капканов направился прямо к саркофагу, с хрустом ступая по человеческим костям, будто по валежнику.

— Тысячелетиями в этот черный подземный склеп не проникал никакой свет, ничья поступь веками не тревожила ковер из пыли на каменных полах. Многие, многие годы ни один голос не отдавался эхом в древнем воздухе. Быть может последним освещал стены гробницы священный факел в руках древнего жреца, читавшего молитвы на языке Верхнего Нила!

— Шайзе! — голос искателя сокровищ сменил интонацию. Теперь он звучал расстроено. Саркофаг пустой! — Где мое сокровище? Золото, слитки, украшения? Где всё это, я вас спрашиваю?


— Мы опоздали, — Линда вслед за немцем заглянула внутрь пустого саркофага. — Кто-то побывал здесь до нас.

Она мельком взглянула в мертвое лицо одного из чудовищ и ей показалось, что в лучах фонаря черты каменной головы изменились. Резная усмешка истукана превратилась в злорадную гримасу. Валяющиеся на полу черепа оскалились, будто насмехаясь над ней. Нехорошее предчувствие холодком пробежало по спине миллиардерши. На миг Линда почувствовала, будто она стоит у входа в темное подземелье египетского мира.

— И не просто опоздали, — вторил ей Алексей, рассматривая глубокую нишу, в которой была заметна пыль с остатками кусочков папируса. Глаза его сузились. — Похоже, мы попали не туда. Это явно не усыпальница Тутанхамона. Это место больше похоже на захоронение жреца. А кости и оружие, разбросанные повсюду, скорее всего, принадлежат грабителям, мародерам, не поделившим между собой найденную добычу.

Рязанцев осторожно двинулся вперед. Линда словно хвостик тенью следовала за ним по пятам. Интуиция подсказывала ей, что здесь им следует держаться как можно ближе друг к другу. В атмосфере мрачной, изъеденной временем гробницы ощущалось царившая в склепе мертвая тишина, пыль веков под ногами и сильнейший аромат разложения.


— Джентльмены, я чувствую, я знаю, здесь есть сокрытые богатства! — «Индиана Джонс» отказывался верить в то, что в гробнице нет сокровищ. Он высоко поднял фонарь, и яркий свет осветил стены, покрытые геометрическими узорами, иероглифами и вырезанными в камне изображениями богов и богинь. Авантюрист, не долго думая, с азартом бросился лазить вдоль стен. Выискивать скрытые механизмы. Клубки пыли недовольно затанцевали у его ног.

— Давайте найдём потаённые ниши, переходы, комнаты. Нужно активнее искать, шарить руками. Здесь должны быть подозрительные выемки, бугорки. Различные подсказки, надписи, рисунки. И тогда мы сможем за каким-нибудь углом обнаружить зал, битком набитый золотом и драгоценными камнями.

Внимание азартного кладоискателя привлек рисунок с надписью высеченной на стене. Подняв фонарь повыше, Франц склонился, чтобы получше рассмотреть его. Надпись была забита грязью. Он самозабвенно, как учили в фильмах про оживших мумий и темных богов начал очищать её, чтобы прочесть. (Хотя немец абсолютно не знал Египетского языка ни современного… ни древнего… никакого). Но всё же надеялся, что ему удаться понять, где, в каком месте находиться гигантский склад с сокровищами.


Мастерство давно забытых художников поражало воображение. В первом символе он без труда узнал горного льва. (А кто ещё в послании египтян мог стоять на высоком бугре с большой зубастой пастью — только горный лев). Далее следовало изображение человеческой ступни, покрытой причудливым узором, (Стопы бога Ра — имен других египетских богов Циммерманн просто не знал). Третий — звезда внутри луны, расположенной внутри солнца. (Ну вот, это и есть самый правильный знак о месте расположения сокровищ!!!). В составе очередного рисунка шифратор самоучка заметил что-то блестящее.

— Чудесно… Просто чудесно, — руки искателя сотрясала мелкая дрожь, пальцы нервно ощупывали неровности… Со стен на пол посыпались земля и мелкие камешки. Он как раз оттирал от паутины очередной знак: Существо с головой крокодила, телом леопарда и непропорционально большой задней частью бегемота. Припав к песку, чудовище широко раскрыло пасть, готовясь сожрать несколько лежащих перед ним человеческих сердец. (Примечание автора. Знак самого страшного проклятия древнего Египта для расхитителей гробниц. Оно гласило: Да сожрет чудовище Аммут (Самое страшное воплощение всех ужасов, с которыми сталкивались египтяне) сердце всякого, кто переступит этот порог.


— Ууухмм-оорхть-вжить — возле стены, где суетился безумный «археолог» послышался страшный звук — глухой стон — свист, который, казалось, был исторгнут из самого сердца пирамиды, и наполнил мрачную тишину усопшей темницы.

Безумец случайно нажал на едва приметный выступ. Волчья голова одной из статуй медленно повернулась, под действием скрытой пружины, и два острых штыря плавно вынырнув из стены, резко вошли в тело несчастного кладоискателя.

— А-а-а-а-а-ать, — гулким эхом прокатился по мрачному склепу крик боли. Глаза Франца широко распахнулись, тело содрогнулось. Лицо исказилось от боли. Он закашлялся, роняя кровавую пену. Немец, словно мотылек, задергался на штырях. В горле что-то хрипело и булькало.

— Египет твою, налево, — увидев произошедшее, выругался Алексей. — Павел, снимай скорей этого чудика. Похоже, его приключения окончились, не успев начаться.


Майор, грязно ругаясь, схватил истекающего кровью под мышки. Резко сдернул с металлических стержней, и волоком потащил в сторону открывшегося портала. Позади него по каменному полу потянулись ярко-красные дорожки. Гробница темного жреца вновь приняла кровавую жертву.

— Линда! — путник обратился к застывшей от ужаса партнерше. — Возвращаемся, срочно. Иначе через несколько минут спасать будет некого.

— Хорошо, — женщина вышла из ступора, дернулась в сторону одиноко стоящих у саркофага сумок. Остановилась на половине пути, а затем бросилась в сторону открытого портала.

И как будто в ответ на её действие сверху на сумки обвалился целый фрагмент потолка, разбившись при этом на тысячу кусков. Гранитный монолит приземлился с таким невероятным грохотом, что всё помещение сотряслось от его падения, подняв в зале огромное облако пыли. А затем тишина многих веков вновь воцарилась внутри таинственного храма.


Ничего не понимаю? Как такое возможно? — раздосадовано произнес путник, выйдя из портала.

Вместо ожидаемого большого просторного офиса на последнем этаже гигантского небоскрёба путешественники снова появились в том же месте. В том же склепе. Только в этот раз вместо зловещей темноты мрачное пространство тускло освещалась факелами, зажжёнными на стенах. Пламя от светильников трепетало и билось, извиваясь, будто комки змей в предсмертных судорогах. Подобные огромным летучим мышам тени грелись и трепетали там, на границах света и тьмы, где последние лучи света рассеивались во мраке, и порой расступались, намекая на то, что ждало впереди. К потолку поднимался едкий коптящий дым. По-прежнему в воздухе присутствовал отвратительный запах пыли, плесени, ржавого железа и смерти.

Массивные статуи людей с волчьими головами вновь грозно стояли во мраке, охраняя темные секреты и таинственные загадки усыпальницы. Всё так же циничной и живой казалась всезнающая ухмылка на резных губах. В каменных глазах светился зловещий намек, нотка звериного разума.

Помещение было наполнено большим числом убитых и умирающих людей. Несчастные валялись в разных позах. Многие были ещё живы. Несчастные громко стонали, корчились от боли. Извивались в пыли. Казалось, они исполняют некий кошмарный танец. Сочившаяся из ран кровь стекала на каменный пол, окрашивая его в грязно-бурый цвет. Возле открытого саркофага придавив несколько человек, валялась огромная статуя разбитого сфинкса. Крышка саркофага вновь была на полу.


— Куда вы меня тащите? — бесчувственное тело Франца фон Циммерманна ожило в руках Пехоты, сильно задергалось. Стало возмущаться, отталкивать руками, бодать головой, вырываться из рук. — Да отпустите же. Где мы?

Пехота отпустил ожившего охотника за сокровищами.

Голова единственного мецената и спонсора экспедиции раскалывалась от боли. На него, сменяя друг друга, попеременно обрушивались волны ужасной слабости и тошноты.

— Боже милостивый, башка трещит — хоть на месте подыхай, — он невольно поморщился. Во рту стоял поганый привкус, словно ему несколько часов подряд пришлось жевать грязные носки.

Франц отчаянно пытался вспомнить, что с ним случилось, но ему это не удавалось. Кроме того, он никак не мог понять, где находится, и далеко не сразу сообразил, что снова очутился в проклятом захоронении.

— А-а-а, так мы, что снова в пирамиде? — «Индиана Джонс» заговорил, очнувшись от «летаргического сна».

«Инди» поправил свою фетровую шляпу и спокойно, как ни в чем не бывало, подобно зомби вытянул руки, двинулся к саркофагу. Разбросанные по полу погибшие и умирающие люди, словно помятые капризным ребенком куклы, не произвели на него никого впечатления.


— Джентльмены, мы опять опоздали! — новоявленный археолог недовольно осмотрел внутренности открытого саркофага. Перед ними лежала разлагающаяся мумия с остатками бинтов, гниющая плоть кусками свисала с пожелтелых повязок. Руки и ноги мумии были зачем-то перехвачены сыромятными ремнями, давно превратившимися в окаменевшие обрывки. Иссохшие губы обнажали желтые, полусгнившие зубы, глаза были похожи на две впадины, заткнутые лоскутами ткани и казалось, на лице покойника застыло выражение жутковатого веселья, словно он хохотал над какой-то веселой шуткой.

Циммерманн брезгливо отдернулся от взгляда усопшего. Он легонько коснулся дрожащими пальцами тусклой полированной поверхности, покрытой многовековым слоем пыли, ненароком ощутил могильную твердость камня.

— Проклятие! Они, где-то здесь. Они не могли уйти далеко, — в отчаянии «доктор Джонс» обернулся по сторонам в поисках живых похитителей. Краешком глаза заметил громадный темный силуэт тени медленно крадущийся к выходу из усыпальницы.

— Ага, вот и он! — громом раздалась в огромном зале. К нему снова вернулись силы и жажда приключений.

Неизвестный, услышав, что его заметили, побежал изо всех сил, стараясь как можно быстрее выбраться из этого круглого подземного могильника, словно за ним по пятам гнались все демоны ада.

— Хальт! Цурюк! — немец радостно завопил на языке своих предков и, улюлюкая, дикими скачками бросился вслед за убегающей тенью.

— Стоять! — запоздало выкрикнул Пехота по-русски, передергивая затвор пистолета. Он попытался прицелиться в убегающего. Однако крупная туша фон Циммерманна решительно не позволяла этого сделать.

— Франц, вернитесь, — Линда также безуспешно попыталась остановить бестолкового спонсора.

— Вас ист дас? Вохин! Эс ист ферботен!!! — оживший искатель сокровищ никого не слушая несся по коридору сломя голову. — Это мое золото! Это мои сокровища! Это я за них заплатил!


Быстро догоняя незнакомца, Циммерманн хорошо рассмотрел окровавленного человека с большим мешком за спиной. Подобно игроку в регби (Или американский футбол) он с разбега запрыгнул беглецу на спину, оседлал его, азартно повалил на пол. Попытался вырвать добычу.

В ответ над ухом Франца раздалось утробное рычание, наподобие тому, что издаёт дерущаяся собака. Изловчившись, немец изо всех сил лягнул незнакомца. Затем схватил за волосы и стал сильно дергать, словно пытался вытащить из грядки крупную морковь. Похититель зарычал от боли, однако не выпустил мешка из рук. Более того он скинул нападавшего на пол, перевернулся и придавил его своим телом. Отчаянно извиваясь, мелкие камни больно впивались в кожу, Циммерманн попытался сбросить нападавшего. Однако ему этого не удавалось. Перед глазами несчастного мелькало голое брюхо, расписанные темными полосами, грязные ободранные волосатые руки, волосатая грудь и пояс, унизанный сверкающими бляхами. Узкие, устрашающе-красные как у вампира, глаза противника поблескивали в свете горящих факелов.

— Сокровища! — из последних сил прошипел немец. — Его «страшная» хватка усилилась. Пальцы задрожали от напряжения. — Швайне! Отдай мое золото, или оторву голову.

Внезапно он почувствовал резкую боль в боку. Что-то острое, неприятно — шершавое, холодное как лёд, вошло в живот. Глаза несчастного помутнели от ужаса и боли. Он отпустил руки и часто задышал!

Противник вскочил, оттолкнул от себя пронзенное тело и, волоча мешок по земле, побежал дальше по коридору.

— Ба-бах, — раздался глухой выстрел. Фигура бегущего человека дернулась, руки взлетели вверх и неизвестный словно споткнувшись о невидимое препятствие, повалился на землю.


— Ты, цел? — к Циммерманну подбежал Рязанцев. Начал поднимать несчастного с земли.

— Сам не знаю, — прошептал концессионер. Темные глаза Франца вдруг сделались странно пустыми, словно остекленевшими. Его дыхание стало частым и неглубоким. — Эта… скотина… украла… мои сокровища! И мне… Очень, больно.

— Да фараона же твою, за ногу, — Алексей скрипнув зубами, увидел обильно кровоточащий бок немца. Мысленно отвесил себе хорошего пинка. — Взяли же чудилу с собой, на свою голову!

— Павел, — он тут же обратился к Пехоте, пытавшемуся развязать ношу похитителя и посмотреть, что находиться внутри. — Да оставь ты, этот чертов мешок! Похоже у нас снова проблемы. — Иди сюда, помоги!

— Линда, — странник громко позвал четвертого члена несчастной экспедиции. Рядом с ним, возле стены возникла воронка времени. — Быстро! В портал! Уходим…


Непроглядная, зловещая темнота. Она окружала, обволакивала, давила на сознание. Со всех сторон исходило отвратительное и тошнотворное зловоние. Линда как ковбой из фильмов о Диком Западе, завязала лицо платком.

— Ну и вонища тут! — от резкого запаха у женщины сильно кружилась голова. — Почему в местах захоронения всегда так мерзко воняет?

Павел достал из рюкзака фонарик. Зажег свет. Луч заметался из стороны в сторону. Пронизав темные глубины захоронения, остановился на мрачных фигурах людей с волчьими головами.

Искатели сокровищ снова были в усыпальнице темного жреца: Мир сошел с ума и замкнул время в петлю. Гробница, подобно паутине огромного кровососа когтистыми руками древних проклятий поймала жирную добычу, и явно не собиралась её отпускать.

— Мы снова в том же склепе, — Алексей недовольно скрипнул зубами. Свет фонаря отбрасывал на стену усыпальницы его огромную тень. — Только, похоже, переместились во времени.

— А вот и наше сокровище, — Пехота поддержал командира. Он направил луч в центр зала и осветил закрытый саркофаг, стоящий возле целой скульптуры сфинкса. — Лежит себе спокойно под надежной охраной усопшего.


Огромная статуя древнего чудовища, в натуральную величину, с крыльями грифа и телом гиены замерла в настороженной позе. На цепких лапах бестии топорщились огромные когти, а над приземистым телом высилась массивная антропоморфная голова с ужасной тройной короной и огромной открытой пастью, готовая сожрать каждого кто осмелится подойти к погребению умершего. В ужасном теле, казалось, таилась сокрытая, наделенная сознанием жизнь. Да, статуя казалась живой — или, скорее, каменным покровом, готовым в любое мгновение пробудить жизнь.

— Сокровище! Вы сказали сокровища? — Циммерманн очнулся рывком, сердце его бешено колотилось. Внутри него все словно горело. Казалось, что в желудок зашили огромную пудовую гирю, и она, причиняя безумную боль, перекатывается внутри при малейшей попытке пошевелить какой либо частью тела. Состояние было отдаленно похоже на ужасное похмелье, но все тяжелые симптомы похмелья были не только представлены в нестерпимо остром, болезненном виде, но помножены ещё на что-то, незнакомое и страшное.


Кладоискатели подошли к закрытому саркофагу. Новоявленный археолог сразу же бросился открывать крышку. Массивная каменная плита, около двух метров в длину и полутора в ширину, оказалась тяжелее свинца. Она словно вросла в основание саркофага.

— Друзья, мне нужна ваша помощь. Давайте все вместе. Иии… раз. Ещё… Иии, раз.

— Хрр-ыкррр, — наконец-то раздался шершавый скрежет — удивительно похожий на предсмертный хрип человека. Только втроем искателям сокровищ удалось на несколько сантиметров сдвинуть тяжелую плиту с места. Из образовавшегося отверстия начала медленно выходить волна розового пара, потянуло тлетворным запахом разложения.

— Ух, ты! — удивленно воскликнул великовозрастный телёнок. — Вы видели такое?

Рязанцев схватил Циммерманна за одежду и резко оттащил его от приоткрытого саркофага.

— Франц, учитывая вашу способность попадать в неприятности, предлагаю немного подождать в стороне. Отойдите куда-нибудь и… пожалуйста, ничего не трогайте.

— Хорошо, согласен, — произнес немец. Он сделал несколько шагов назад и уперся спиной в громадную статую сфинкса. Вздрогнул от неожиданности, зашел за него. Облокотился всем телом, чтобы перевести дух. Чудовище неожиданно дрогнуло, покачнулось, и, оторвавшись от постамента, начало заваливаться в сторону полуоткрытого саркофага.


— Бу-дуу-хх, — огромная фигура упала на захоронение и раскололась с ужасным грохотом на несколько огромных кусков, при этом полностью сдвинула крышку с основания саркофага. Из под него в погребальный зал, словно закутанный в саван призрак, выплыло облако пыли.

— Франц, когда я сказал ничего не трогать, значит, я имел в виду… абсолютно ни чего не трогать и ни к чему не прикасаться, ясно.

— Конечно, конечно, — с благоговейным трепетом в голосе произнес нашкодивший «ребёнок». Он показательно развел руками, показывая ладошки. — Как скажите.

Расхитители гробниц, осторожно переступая через битый камень и поднявшуюся туманом вековую пыль, вернулись к захоронению и заглянули внутрь.

Находившуюся в саркофаге мумию окружали какие-то непонятные предметы из костей и зубов, золотые статуэтки людей, животных. На шее усопшего висело несколько тонких золотых пластинок с древними письменами. Но больше всего новоявленных искателей сокровищ удивил скипетр с позолоченной ручкой, который держал в руках мертвец, длиной около пятидесяти сантиметров.

Верхняя часть артефакта была сделана в виде когтистой лапы демона, схватившей большую шишку, украшенную неограненными сапфирами и рубинами потрясающей глубины, цвета и чистоты. В свете фонаря они блести настоящей радугой — черные, оранжевые, темно-синие, белые, зеленые, розовые и желтые, и каждый был идеально подобран для создания потрясающей воображение картины.


— Невероятно, — благоговейным шепотом изрек Циммерманн. Глаза его сияли, к нему вернулось хорошее настроение. — В жизни не видал ничего подобного!

Даже в самых лихорадочных снах меценат экспедиции застрявшей в петле времени не представлял себе подобных самоцветов. Каждый камень был уникален, каждый стоил на рынке огромных денег. (А уж он-то в драгоценностях разбирался). Но все вместе, в сочетании с древнеегипетской работой — да ценность этого жезла колоссальна, ни с чем не сопоставима.

— Джентльмены, это, что и всё? — дрожа от сдерживаемого волнения, притворно расстроившись, произнес «Индиана Джонс». Он бесцеремонно разглядывал находки и запихивал золотые и нефритовые изделия себе за пазуху.

— Признаюсь, я надеялся на больший размер клада. А ради этой мелочёвки, можно было посидеть и дома. Давайте, ищите ещё — раз мне нельзя. Я уверен, тут должна быть масса бесценных находок! Вы только вообразите, сколько тайников, скрытых комнат и потайных проходов может быть здесь! За каждым углом, за каждой статуей наверняка есть скрытые ниши…

Павел усмехнувшись, направил луч света на лицо умалишенного немца. Оно было покрыто потом и грязью, кожа приобрела пугающий землистый оттенок. В безжалостном луче глаза Циммерманна казались красными углями, светившиеся безумием.


Чувство страха не оставляло Линду Гамельтон с самого начала путешествия. Её пугало всё: Зловещая обстановка, дурацкое поведение безумного Циммерманна, неудачные попытки вернуться назад. Потихоньку в сознание Линды стали проникать крошечные щупальца ужаса, укоренившиеся в мозгу безысходности и высосавшие из неё всё, кроме чувства страха. Женщину уже давно охватило дикое желание всё бросить, выскочить наружу, вновь очутиться в нормальном мире — увидеть над головой теплое солнце, почувствовать на лице мягкий ветерок, не отравленный пылью мертвых веков.

Внезапно ей показалось, что слева от саркофага мелькнула какая-то тень. Что-то неуловимое как бы выглянуло из-за статуи, внимательно осмотрело присутствующих и скрылось в темноте.


— Алексей, — Линда подошла к путнику. Тронула за плечо. — Я предлагаю вернуться. Пожалуй, на сегодня хватит прогулок и впечатлений.

— А как же долг перед фон Циммерманном? — с усмешкой возразил странник во времени. Он снова стоял у ниши, в которой были сложены папирусные свитки. При осторожном прикосновении к древним документам папирус вновь превратился в песок.

— Ничего, переживёт. Он мне больше должен. Я, уже сыта по горло этими дурацкими похождениями по мертвой пирамиде, будь она трижды проклята.

— Домой, так домой — странник направил свет фонаря на то место, где ранее находилась входная дверь в усыпальницу. Луч осветил плиты сомкнутые настолько плотно, что между ними не было заметно даже стыков.

. — Только, чтобы попасть домой надо выйти отсюда. А выйти мы не сможем — вход закрыт. Более того, мне кажется, что мы ещё и закопаны вместе с усыпальницей глубоко под песком.


Рязанцев постучал ладонью по светильнику, заставляя его гореть ярче.

— Гробница была вскрыта расхитителями сокровищ. Как они её открыли? Не имею не малейшего представления.

— Алексей, — женщина попыталась внести деловое предложение. — А если снова попробовать выйти через портал?

— Тогда опять попадем в то же место, только нырнём ещё глубже во времени.

— А потом ещё глубже и ещё? — у миллиардерши мгновенно родилась деловая бизнес модель. В её глазах засветились радостные огоньки. — Правильно я понимаю?

— Наверное? — неуверенно произнес «Иван Сусанин — египтянин».

— То есть, получается, рано или поздно мы окажемся в том времени, когда пирамида была построена и вход — выход в усыпальный зал ещё не был запечатан?

— Получается так.

— Нуу… Скорее всего, так.

— Тогда почему стоим? Друзья мои, — она тут же деловым тоном обратилась к коллегам, копающимся в саркофаге. — Не будем задерживаться. Здесь уже больше нет ничего интересного. Двигаемся далее. Впереди, нас ждут более дорогие находки и новые приключения!

— Яя, — воскликнул Циммерманн, услышав последнее слово. Он возбуждённо задрал голову. — Ооу, зер гуд… Приключения!!! Это есть хорошо…

* * *
Спертый воздух усыпальницы был пропитан тяжелым запахом смерти. В самом центре зала освещенного множеством факелов проходил чудовищный обряд жертвоприношения. Пламя факелов металось, отбрасывая призрачные, пляшущие узоры, и облик присутствующих в усыпальнице непрерывно менялся. Слуги жреца, упав на колени, затянули свое пение перед отвратительным хозяином, не забывая отбивать при этом поклоны. Внезапно пение оборвалось. Стоявшие на коленях люди запрокинули головы вверх.

— Йах кухлан йок тха, Ксуххалла! — со сжатых губ черного колдуна сорвалось чудовищное заклинание. Глаза его загорелись бешеным огнем. Он поднял руку с жезлом, на котором подобно небольшому солнцу вспыхнула и засверкала всеми цветами радуги верхушка. Серый туман, висевший под сводами пещеры на высоте его головы, зашевелился от возникшего света, как будто был живым. Помощники жреца замерли, не вставая с колен, и мертвенно-голубой свет упал на их лица. Это сверхъестественное сияние с оглушительным треском разгоралось перед их лицами. Воздух обжигало то стужей, то жаром…Безумцы огласили своды радостными возгласами.


— Яйх кхахл ту кат ткама нункхх! — продолжали тяжело звучать чужие и непонятные слова заклинания. Язык, на котором говорил маг, даже отдаленно не походил ни на один из языков, произнесённых кем-либо в современном мире. Кристаллы на скипетре сперва налились кровью, потом побелели, словно наполнились туманом.

В ответ на призыв жреца в зал медленно вползла огромная золотая змея. Ее отливающее переливами и блеском тело, толщиной с хорошую многовековую сосну, отвратительно пульсировало и переливалось. Массивная плоская голова чудовища, унизанная множеством горящих кровавым цветом камней, раскачивалась в такт движению. Раздвоенный язык высовывался между острых клыков. Немигающие ледяные глаза, величиной с большие монеты, нестерпимо блестели. Хвост гадины всё еще скрывался в круглом отверстии, находящемся в дальнем углу зала, а непрестанно высовывающийся раздвоенный язык уже почти касался ног заклинателя. Размеры гигантской рептилии были немыслимы.


Перед заготовленным заранее саркофагом, к высокому черному столбу была привязана гибкая обнаженная девушка. Её темные волосы падали на белые плечи, глаза были глазами пойманного в ловушку затравленного зверя. Взгляд пленницы был с пристальностью смертного часа устремлен на змею, которая в завораживающем танце поднялась и стала раскачиваться над несчастной жертвой. Чудовище широко раскрыла пасть. Показала страшные клыки, с которых капала ядовитая слюна.

— Ннеухтха лэхен мо ту тха хонон татутмх, — произнес колдун, всплеснул руками и громко рассмеялся. Его смех эхом отозвался в большом зале, загрохотал, снова и снова отражаясь от каменных стен. Змея резко, подобно пружине, разогнулась, прыгнула и заглотила голову девушки своей огромной пастью. С хрустом впилась в шею. Стала медленно, словно расплавленный металл, обволакивать пленницу своим телом. Её длинный хвост задергался, задрожал от удовольствия, с силой ударяясь в стоящие рядом статуи.

Гибкое обнаженное тело несчастной корчилось. Кровь струйками бежала по обнажённому телу цвета слоновой кости, бордовыми каплями капала на полированное дно саркофага.

…….

— Наше путешествие, это величайшее археологическое открытие всех времен и народов! — нарушая идиллию торжественного момента жертвоприношения, из возникшего ниоткуда портала, с возвышенной речью к многочисленным поклонникам, вышел полноватый туземец. Тяжело дыша как перегруженный слон, весь увешанный золотыми изделиями, он с трудом удерживал в руках множество драгоценных жезлов, (Как большую охапку хвороста собранного на краю леса). — Вы не представляете, только на одной этой находке я смогу сделать целое состояние! Кстати, а когда у нас очередной выход по сбору раритетов?


— О, майн год! — еле слышно промолвил неизвестный и остановился, выпучив глаза. А затем, набрав воздуха в грудь, закричал со всей мочи от радости. (Как кричат потерпевшие кораблекрушение, увидев долгожданный клочок земли после недельного скитания по морю). — Люди-и! Живые люю-дии!

— Джентльмены, вы не поверите! — он взволнованно обернулся в сторону, откуда появился. — Вход в эту чертову гробницу наконец-то открыт. Мы сможем выйти на свободу!

Фон Циммерманн не отдавая себе отчета по привычке двинулся к саркофагу. Не задумываясь, машинально взглянул в глаза жрецу и… не смог отвести взор. Глаза колдуна горели зловещим огнем. Подобно адскому пламени они ослепляли, окутывали, выжигали мозг жаром, заглушали все человеческие чувства. Внезапно немец почувствовал, что его колени ослабели и начали подгибаться, а руки утратили силу. Из них высыпались все украшения, что он с таким трудом насобирал в других временах. Расхитителю гробниц показалось, что он превращается в безвольную куклу и ступает по густой, липкой, дурно пахнущей как запёкшаяся кровь грязи…


— Ссалахх тка кухлан наллан кха! — громом зазвенело в усыпальнице. Упавшее на пол золото ожило, задвигалось жидким оловом, превращаясь в небольших зубастых змей. Затем повинуясь приказу жреца, подобно ручейкам ртути они слились в одну длинную, блестящую кроваво желтым цветом змею.

— Кхамон хмха ткахх ту кхалан, — дымчатые кристаллы на жезле жреца, запульсировали неясными огнями, как живое сердце. Змея повинуясь приказу, противно зашипела, вытянулась длинной нитью, вползла на ногу и начала быстро, подобно спирали опутывать тело расхитителя гробниц… Двигаться к его шее.

— Па… по… могите…, - волосы на голове несчастного встали дыбом, а язык примерз к небу. Глаза его расширились, а белки почти сияли от разгорающегося фиолетового света, идущего из верхушки жезла колдуна.

Громкие звуки пистолетных выстрелов слились с сильным толчком. Подобно мешку с мукой немец «влетел» в портал времени. И очутился на верхнем этаже небоскреба.


— Вау! Да! Наконец-то мы дама, — раздавались крики удовлетворения измученных скитаниями путешественников. Люди улыбались, радостно хлопали друг друга по плечам.

И только один человек не принимал участие в общем ликовании. Он расстроенно, не двигаясь, словно мумия лежал на полу и слезы ручьём текли из его глаз.

— Франц, милый, что случилось, — спросила Линда. Она не понимала расстроенного состояния самого несчастного искателя сокровищ всех времен и народов.

— Мое золото? Мои камни? Моя всемирная слава археолога? Это всё остались там! В этом ненавистном, проклятом, чёртовом склепе, — он громко рыдал.

— Помогите мне встать. От пережитого ужаса я не могу подняться. Все тело затекло и потяжелело. Мне даже дышать трудно.


Друзья начали с трудом поднимать сильно отяжелевшего искателя сокровищ. Не удержали. С треском порвалась одежда. Он выскользнул из их рук и упал на пол, с характерным металлическим звуком, как будто был в кольчуге.

«Индиана Джонс» негодуя, осмотрел себя, и увидел, что все его тело словно сердечник катушки многократно обмотан толстой золотой проволокой, из которой подобно шишечкам выглядывают большие разноцветные камни…

Глава 22

Село Изворкино.

Поместье помещика Артемьева.

Девять верст от Таганово.


Мимо черных приземистых бань к ветхой, покосившейся, криворотой, вросшей по самые окна в землю, избенке на санях, запряженных в одну лошаденку, подъехал Афанасий Изыдин.

— Ох, и до чего же худо живут соседи, — покачал головой приезжий. — Не приведи господь, вот также познать лихую годину!

— Свят! Свят! Свят! — приезжий перекрестился и, открыв дверь, вошел внутрь.

Сразу обдало кислой вонью. В избушке стоял полумрак. На стенах большой слой сажи. Тускло горит лучина в светце. В правом красном углу застыл образ богородицы, перед иконой чадит лампадка. По закопченным от дыма стенам ползают большие черные тараканы. Возле печи кадка с квасом. На широких лавках вдоль стен навалено тряпье, рваная овчина. В избушке два оконца. Одно затянуто бычьим пузырем, другое заткнуто пучком прошлогодней заплесневелой соломы.

С полатей свесили нечесаные косматые головенки трое худеньких, чумазых ребятишек. Ещё один ползал возле печи. Самый маленький уткнулся щекой в голую грудь матери, вытаращив глазенки на вошедшего. Лихорадочный взгляд женщины больше всяких слов говорил о том, как она измучена. Безжизненные, усталые глаза, свалявшиеся волосы, то и дело падающие на лицо из под грязного платка, острые плечи, прикрытые латаной одежонкой.


— Здорова будь, бабонька. — Афанасий, перекрестился на божницу. — Дома ли хозяин?

— Здравствуй, гостьюшка дорогой. Заходи, присаживайся. Никитушка мой припозднился чевой-то. В лес с утречка ушел, мож еду принесет, так до сих пор нету.

Баба оторвала от груди младенца, уложила его в зыбку, затем смахнула с лавки тряпье.

— Присядь, батюшка. Чичас, поди, скоро, заявится государь мой.

Догорал огонек в светце. Хозяйка достала новую лучину, запалила. Худущая серая кошка, мурлыча, подошла и стала трется головой о её ноги.

— Мам-ка-а, и-и-ись, — пропищал ползавший возле печи мальчонка лет трех, ухватив мать за подол домотканого сарафана. Начал дергать за ткань, шамкать губами.

— Кусать хотца, — поддержала его девочка чуть постарше. Скрючилась, обхватила руками худые колени.

— Тихо всем! — мать шлепнула мальчонку по заду и уселась за прялку, начала прясть.


Вскоре в избу заявился хозяин — Никита Голый локоть. Сбросил изодранную шубейку в угол, уселся на лавку, устало вытянув ноги, выжидающе поглядел на нежданного гостя.

— Здрав будя, Никита, — гость произнес густым басом. — Меня кличут Афанасий. Из Таганово приехал, к тебе. От нашего помещика, с антиресным предложением.

— Поди знаешь про нас и наше невеселое жилье, — гость запустил огромную лапищу себе в бороду.

— Как же, не знать. Земелька-то слухом полнится. Слыхал я о чудачествах вашего помещика. Матрена, собери-ка на стол. Вечерять пора.

— А и вечерять-то нечего, кормилиц, — хозяйка вздохнула и развела руками. — Токмо шти пустые да квас.

— И то ладно. Подавай на стол чего бог послал. В животе урчит, с утра не емши. Да и гость с нами сотрапезничает. Не правда ли, Афанасий? Сделай милость, откушай с нами.


Матрена загремела ухватом. Чада сползли с полатей, собрались вокруг стола — худые, вихрастые, в темных до пят рубашках — заплатка на заплатке. Женщина налила из горшка в большую деревянную чашку щей из кислой капусты, подала ложки и выдала каждому по вареному кругляшу-свекольнику.

— Ты уж не обессудь, Афонасий, — между делом извинился хозяин за своё житьё-бытьё. — Хлебушка у нас нет с Никона Исповедника. Шти, вот, свеклой закусываем. Всё животу посытней.

Перед едой все встали, помолились на икону и принялись за скудное варево. Гость, хозяева и ребятенки ели жадно, чавкая, торопливо поглощая постную еду. Никита то и дело стучал деревянной ложкой по чумазым лбам ребятишек, не в свою очередь тянувшихся в чашку за варевом. Ложка в его огромной руке казалась крохотной, хотя на самом деле она была чуть поменьше ковша.

— Ишь-ти, галчата вертикрылые, — любо, больше для порядку, он поругивался на них.


Повечеряли. Дети снова полезли на полати. Все молча уставились на приезжего.

— Ну, с чем пожаловал, гость дорогой? — наконец то произнес хозяин.

— Не шибко, вижу, хорошо живешь-поживаешь, — приезжий гость горестно завздыхал.

— А-а! — махнул рукой Голый локоть. — Голод живота не пучит, а легко ходить учит. Ничего проживем как-нибудь.

— Вот и я говорю, — подключился к беседе приезжий. — Голодному вздыхается, а сытому отрыгается. Понимаешь, Никита, тут такое дело… Даже не знаю с чего начать то-о… — Он задумчиво почесал затылок.

— У нас в Таганово, у нашего нового барина, очередная потеха. Господин наш вумный, начитанный, за границей бывал. Много чаго видел! Одним словом: Зимой заняться ему нечем — скучает. Замучила его эта… как её… опять забыл это мудрёное слово… А, вспомнил — социальная ипохондрия. Страдает наш кормилец — родной ентой заморской болезнью с утра и до сумерек. Сам мучается и нас православных гнобит почём зря. Уже не знает, что бы ему такое придумать и как развеселиться.

— Да уж, — задумчиво поддержали говорившего, попутно с интересом рассматривая драные портки.

— И главное, в округе мор скота после засушливого лета. Народу по деревням кушать нечего. От голода животы сводит, а ему хоть бы хны. Бесится, и всё какие-то замудрёные игрища выдумывает.


— Вот, примерыча, недавно посетила его светлую голову новая мыслишка! Решил зимой очистить свой лес от снега. Весь его свести в поле. Представляешь!!! А там этого снега! — до неба навалено. Мы всей деревней естестно выступили против — попрятались от работы. Говорим старосте — не потянем столько работы, надорвемся. А барину хоть бы хны! Хочу грит по зимнему лесу ножками гулять. Зверушек глядеть. Лисичек кормить с руки.

— Господи, Иисусе Христе, сыне божий, помилуй нас, — перекрестилась хозяйка. — Вот дурь-то у бар несусветная. Развешь можно лис! С руки кормить?

— Вот и мы ему все, про то же. В общем, собрал нас — несчастных сиротинушек, топнул ножкой. Сверкнул очами гневно. И отправил нас сердешных страдальцев по ближайшим деревням работников набирать, дабы чащу от снежных завалов успеть до весны очистить. Сами-то столи-ча работы не потянем. Помрём от тягот прямо там, в лесу… С кем он опосля нашей смертушки будет играть в свои дурацкие игрища?


Замученный в неволе горестно вздохнул и продолжил…

— Такта вот, звать приказал мужиков у кого детушек в семье больше всего и по возрасту мал — мала мельче. Сказывает, что только таких возьмёт на работу и платить за работу в лесу будет только им. Почему так решил? — А бог его знает. Ирод учёный, что с него возьмёшь!

— Значиться, и пришел я, к тебе Никита, со своей бядой…

Афанасий хитро покосился на худющих, похожих на маленьких скелетиков, ребятишек. Белые косточки несчастных прямо светились из под кожи.

— Ты… это… сейчас, вродя, свободен? Да и ртов голодных у тебя многовато. И в селе поговаривают, что местный помещик ободрал тебя как липку. Сказывают, что скороча с голода кору с деревьев кушать начнешь, да родню носить на погост?

Хозяин избы насупился. Тяжело задышал, уронил худые смуглые руки на колени, помолчал. На полатях тихо завыли чада.


— Никита, друг милай, давай…. Выручай, а? Выходи взавтрача на работу?

— Ну, не знаю… — растерялся от такого предложения Голый локоть. — Как это? Зимой, в морозы, работать в лесу, на чужого помещика? Без позволения?

Хитрый тагановец, потянулся к мешку, долго в нём копался. Наконец достал небольшой, аппетитно поджаренный каравай. Положил на стол. Следом вынул кусок таганосы. По избе потянуло вкусным запахом свежеиспечённого хлеба и копчёного мяса. Ребятишки, словно лисята, стали принюхиваться, вытянули носы из «норки». Матрёна, не смотря на то, что недавно «аппетитно и сытно» поели, сглотнула набежавшую слюну. Глаза её потеплели, лицо расползлось в довольной глуповатой улыбке. Она долго не могла отвести взгляд от румяной булки и копченостей.

— Договорились? Завтра, в Таганово, с утрица, у клуба.

— ??? — не понял незнакомого слова собеседник.

— У самого большого строения, в центре деревни! Жду. Смотри, не опаздывай. А то придется другим, за тебя, твои честно заработанные харчи отдавать!

* * *
В небольшой комнате, в помещении нового тагановского клуба, за коричневой дверью, под номером «один», с неизвестной надписью «Отдел кадров», вокруг вытянутого стола расположились три человека. Небольшая девочка подросток, лет десяти громко читала вопросы на неизвестном тарабарском наречии, на ответы кандидатов заполняла небольшую грамотку. Крупная телом, «взрослая» женщина, с добрыми глазами переводила слова с басурманского на родной, понятный каждой православной душе, язык. Мужчина, претендент на вакантную должность четко отвечал на задаваемые вопросы.


— ФИО? — серьезным тоном прочитала первый вопрос малолетняя помощница.

— Ну, сердешный, сказывай, как тебя зовут, величают? — старшая по кадрам перевела неизвестное мужику слово.

— Кличут меня — Никитка Голый локоть.

— Хорошо, а батюшку твоего как звали?

— Агафон.

— Лизонька, козочка быстроногая, пиши… Никита Агафонович Голый локоть. Голый локоть — это фамилия, еже ли, чё.

Девочка старательно заскрипела небольшой палочкой по разлинованному листу бумаги.

— Написала?

— Да.

— Умничка солнышко, молодец, очень хорошо.


— Место жительства, — мелкая блоха пропищала очередной вопрос.

— Где живёшь — проживаешь, горемычный?

— Так-ма обитаю в поместье Артемьева, в Изворкино.

— Ага… — кадровый работник погоняла воздух, между щеками, переваривая информацию. — Лизанька, рыбонька серебристая, отмечай…. Село Изворкино. Холоп помещика Артемьева.

— Ос-нов-ной о-пыт ра-бо-ты, — по слогам пробурчала малолетний писарчук.

— Так, ситцевый мой, сказывай — у помещика-то, чем занимаешься?

— Раблю в поле, пахарь.

— Хорошо, золотце сизокрылое, запиши… Землепашец.

— И-ной о-пыт ра-бо-ты? Хоб-би, — с трудом произнесла неизвестные слова помощница.

— Ага, — по-своему поняла кадровичка. — Скажи-ка мне Никитушка, голубь сизокрылый, ещё что-нибудь умеешь делать, кроме работы в поле? Ну, там дома, может быть чаго мастеришь али ладишь?

— Конечно, — кандидат в снегоуборщики вдруг замешкался и разом заволновался. — Рудознатец, я, потомственный. И батя мой, и дед были рудознатцами. Всю жизнь по белому свету ходили, искали разные камешки, руды. А я, вот, прикипел к Марфуше. Да и остался у помещика Артемьева. Хотя не моё это — не моё! Но сердцу то не прикажешь.

— Вот и добро, — не задумываясь, выдала ответ кадровичка. — Лиза, солнышко кареглазое, пиши… Хобби — Рудознатец.

— Тетя Глаша, а как писать: рудознатец или рудазнатец? А вдруг это разные слова?

— Действительно непорядок. Охти, аспиды нерусские! Напридумывают всяких словечек незнакомых. А нам потом православным сиди — разбирайся. Что сие значит? Даа, вот беда-лебеда. Горе — горемычное. Не звали его заразушку, а оно пришло! Слово-то чай незнакомое. А писать надочи.

Бабанька на миг задумалась. Потеребила платок. Глубоко вздохнула большой грудью.

— Лизок, голубушка, а сходи-ка доченька, поспрашай у Татьяны Сергеевны. Она учительница — она всё знает. И как правильно писать и одно ли это словечко.

— Ладненько… — маленькая егоза стрелой выскочила из комнаты.


Спустя несколько минут в «Отдел кадров» вместе с Лизой вошла молодая высокая девушка с картонной коробкой в руках.

— Меня зовут Татьяна Сергеевна. Я учительница. Это правда, что вы рудознатец?

— Да, вроде.

— Хорошо, — произнесла строгий экзаменатор. Она достала образец породы из коробки. Положила на стол.

— Скажите, пожалуйста, что это за камень?

Никита взял образец, рассмотрел его.

— Это гнейс или ещё его обзывают гранит.

— Вы уверены?

— Да.

— А вот это?

— Это кварц. Только чудной какой-то. Розовый. У нас таких не встречается.

— А это?

— Похоже на алатырь-камень. Да, это он. (Примечание автора. Старое название янтаря на Руси).

— А это? — она достала черный, маслянистый экземпляр.

— Горюч-камень, барыня. (Примечание автора. Старое название каменного угля на Руси).

— А этот?

— Московское стекло, матушка, ещё знающие люди кличут его хрусталём. (Примечание автора. Старое название слюды на Руси).

— Ясно! — учительница сделала выводы. — Глафира, напомни-ка мне, чем у нас молодой человек будет заниматься?

— Татьяна Сергеевна, с завтрашнего утричка будет помогать мужикам убирать лес от снега.

— Понятно, — почему-то расстроившись, кивнула учительница. Гневно прикусила нижнюю губу. Поправила несуществующую душку очков на носу. Внимательно посмотрела на Никиту. — А ну-ка, знаток — самородок пойдём-ка со мной.


— Это безобразие! — она сразу начала с места в карьер высказывать свои претензии молодому помещику, что-то пишущему за столом в другой комнате.

— Алексей, скажи мне, почему у нас всё ни как у людей. Почему всё с ног на голову. Когда это всё прекратиться?

— Что всё? — странник приподнял глаза и непонимающе посмотрел на вошедшего педагога.

— Всё! Сейчас, я случайно узнаю, что, этот, — она показала на Никиту, испуганно теребившего драный колпак в руках. — Талантливый парень — рудознатец. И вместо того, чтобы заниматься своим делом по призванию, искать и изучать образцы, полезные ископаемые, минералы. Так вот, его заставляют чистить снег! Снег!!! Зимой! В заснеженном лесу!!! Что за бредовая идея? Зачем и кому понадобилось убирать снег, зимой, в лесу?

— Татьяна Сергеевна, это специально подготовленная социальная программа помощи малообеспеченным… — что-то попытался сказать путник в свое оправдание.

— Алексей? — строгая учительница не желала слушать бывшего ученика хулигана и двоечника. — Вы, там, вместе с Павлом, совсем не дружите с головой? Ведь это не шутки! Это живые люди! Как же так? Ты бы заставил их ещё по ночам иголки на ёлках от инея протирать! А, что — тоже нормальная социальная программа!!!

……..

Через час, в том же кабинете новый работодатель положил перед Никитой цветные картинки, на которых были изображены прозрачные камни с гладкими, блестящими сторонами.

— Сможешь определить, что за камень нарисован? — Рязанцев подсунул фото необработанных алмазов.

Будущий геолог взял одну из картинок в руки, покрутил, посмотрел, раздосадовано покряхтел.

— Похоже на хрусталь, неуверенно произнес Голый локоть.

— Но вроде не хрусталь и не кварц, через паузу раздумий продолжил он. — Это другой камень. Больше похож на… на прозрачный лёд. А этот цветной. Блестит так. Лучами играет. Нет, раньше я не встречал, таких.

— А если встретишь, и увидишь вживую, сможешь их определить?

— Пожалуй, смогу, — неуверенно произнес новый работник. — А вообще… Да, смогу. Точно.


— Слу-у-шай, Никита, — молодой помещик довольно потянулся. Откинулся на спинку стула. Запрокинул руки за голову. Выгнулся. Его синие глаза мечтательно заблестели.

— У меня давно родилась одна задумка. Одним словом, предлагаю тебе работу. Ту, которой занимались твой дед и отец. Будешь по земле ходить, там, где я тебе укажу. Места расположения разных камней, руд искать. Имя свое прославишь!

— Согласен?

— Батюшка — кормилиц, помилуй, а по оплате-то как? Харчами, не обидишь?

— Не обижу. Более того! За каждое найденное место ископаемых ещё и по-царски награждать буду.

— Ну, если, по-царски, — рудоискатель с надеждой посмотрел на странного помещика. Не сумасшедший ли?

— Господи всемогущий, умоляю! — в груди оголодавшего землепашца гулко застучало сердце. Спина вмиг покрылась потом. В горле пересохло. — Сделай так, чтобы он не был безумцем. Ну, пожалуйста! Ведь так не бывает на свете? Такое невозможно? Собирается платить по-царски за простые, прозрачные камни? Да хоть бы просто приказал накормить, а то с утра в животе пусто.


— Согласен, — не веря в происходящее, из последних сил прохрипел Никита.

— Отлично! Завтра начнём.

— У-хх! — синеглазый наниматель задорно хлопнул, а затем с большим удовольствием потер ладони. — Покажу тебе одно чудесное местечко. Походишь, там. Побродишь. Внимательно всё осмотришь.

Вдохновленный фантазер вскочил из-за стола.

— Вот, чую! — он начал угрожающе трясти указательным пальцем невидимым слушателям.

— Есть там такие «Камни», как на картинках! Более того, они там россыпью валяются. Их как грибы собирать можно!

— Всё-таки умалишенный! — кислая мина отразилась на лице рудознатца. — Видано ли дело, чтобы такие камни как грибы валялись?

— Хотя-я-я, — не переставал фонтанировать идеями сбрендивший барин. — В дальнейшем и покопать придется. Чтобы больше! Камней, набрать. Эх, Никитушка, мы с тобой, таких дел наворочаем!

— Да уж, похоже, сегодня кормить не будут, — голодная мысль крепкой занозой засела в мозгу.

— Так, надо к утру подготовиться, к экспедиции. Сказать Павлу, чтобы подобрал двух-трех надежных ребят для охраны.

— Четко определить место первого поиска, — полоумный что-то бубнил себе под нос. — Подумать, что взять с собой в дорогу.


— Помилуй, батюшка, — работник вернул с небес на землю заблудившегося среди звёзд работодателя. — Как же я буду завтрача камни искать? Побойся бога, кормилец! На дворе же зима лютая? Все снегом занесло, завалило? У многих селян из-под сугробов крыш не видать, не то, что землицы?

— Не волнуйся, Никита. В том месте, где лежат эти прозрачные камешки, снега нет. (Более того, — мысленно проговорил про себя ушлый помещик. — Там, на Южном берегу Оранжевой реки, на месте будущего городка Кимберли и зимы-то никогда не бывает — Африка всё-таки).

Глава 23

Южная Африка.

Долина реки Вааль.

Недалеко от притока Оранжевой реки.


Неизвестный караван, состоящий из двадцати подвод и полусотни человек, только через неделю после тщательного планирования и подготовки к экспедиции, появился прямо посередине холма Колсберг, в долине небольшой реки на Юге Африканского континента. Прибывшие сразу же организовано, начали огораживать небольшую площадку диаметром около пятидесяти метров: Вкапывать столбы, натягивать колючую проволоку. Из заранее заготовленного каркаса собирать небольшие домики и наблюдательные вышки. Строители, под охраной вооруженных до зубов солдат, словно хорошо отлаженный механизм создавали небольшую заставу: Топоры с молотками стучали не останавливаясь, как пулеметы. Пилы со свистом и скрипом грызли стволы и толстые доски. Рубахи работников мгновенно промокли насквозь потом.


Никита, окинул взглядом место, где они появились. Такого резкого контраста красок он не видал ещё ни разу в жизни, хотелось зажмурить глаза: На ослепительно синем небе полыхало огнём и немилосердно жгло огромное солнце. Было душно, жарко, неуютно. Редкие, неправдоподобной белизны облака сиротливо ползли по небосклону: Возвышались воздушными замками, текли молочными реками в кисельных берегах, паслись курчавыми барашками. Иногда проносилась мимо бесформенными чудовищами, или четко очерченными сказочными персонажами.

Вдали, насколько хватал глаз — во все стороны расстилалась одна бесконечная, вымершая от горячего зноя равнина. Устало полегшие желтые островки травы, безжизненно торчащие, одинокие, скрюченные и высохшие, словно древние колдуны деревья, или небольшие группы кустарников.


Всю неделю Голый локоть вместе с группой ратников изучал особенности новой неизвестной земли под чудным названием «Южная Африка». По ярким, красочным картинкам, рудознатец знакомился с природой, животными, ископаемыми неизвестной стороны. И всё же в живую всё выглядело абсолютно по другому.

— Что, минер — следопыт? — к нему подошел молоденький тагановский воевода. — Не боишься?

— Сперва было жуть как страшно, — честно признался Никита. — А сейчас ничаго, отошел. До сих пор не вериться, что мы далеко от родной сторонушки. Где-то на краю Бела Света! Какая же красотища кругом, аж душа поёт — радуется! А землицы-то? Конца-краю не видать… А воздух какой чудной?

Рыжий военачальник внимательно осмотрел своего самого ценного сотрудника. Задумчиво прищурился. Повернулся в сторону расположившихся кружком ратников и громко гаркнул, перекрикивая звуки стучащих по дереву топоров. — Бобриков, ко мне.

— Я, — к Пехоте подбежал здоровенный детина под два метра ростом. У великана было добродушное сдобное лицо цвета розовой картошки и утиный нос.

— Выдели двух бойцов в охрану Никите.

— Есть, выделить двух бойцов в охрану.

— Павел Александрович, остальным, что делать?

— Что делать? Что делать? — мозг Пашки лихорадочно обрабатывал поступившую информацию.

— Начинайте рыть траншею вокруг лагеря.

— Есть, начать рыть траншею!

— Кстати, Бобриков, передай всем, любые камни которые найдете при рытье укрепления, аккуратно извлекаем из земли и приносим на заставу.

— Все?

— Все, — уточнил воевода. — Даже самые маленькие.

— Есть, все камни приносить на заставу.

— Ещё вопросы?

— Никак нет.

— Тогда вперед, рыть траншею.


Жгучий, горячий ветер продолжал беззвучно разгонять белые глыбы облаков с одной стороны горизонта, и вновь громоздить друг на друга снеговыми валами с противоположной. Одно облако долго сохраняло форму сжатого кулака с вытянутым пальцем. Проплывая над строящейся площадкой, оно медленно поворачивалось так, что, в конце концов, перст указующий уперся прямо в сторону появившегося объекта. Словно кто-то специально, сверху, обратил на него внимание, показывая — здесь, тутача необходимо искать. Через какое-то время знак размазался, распался на рваные клочья…


Когда солнце стало медленно склоняться к земле, раздосадованный искатель сокровищ вернулся в полностью оборудованный лагерь.

— Как улов, Никита? — рыжий военком первым встретил Голого локтя у ворот заставы? — Есть чем похвастаться? Я тут, пока тебя не было, место поиска решил назвать твоим именем. А что? Красиво звучит — копи «Голого локтя». Почти как рудник «Парящего орла тускароры» или затерянный прииск «Чингачгука — Большого Змя». Что-то навеяло из прошлого — волнующее. Из книжек про первопроходцев, золотоискателей, открывателей новых земель.

— Павел Александрович, рудознатец понурил голову. Залился румянцем, инстинктивно спрятал за спину свои жилистые руки. — Каюсь. Не нашел я алмазы. Камни, песок. Нет ничего.

— Плохо, Никита, плохо. — Пехота расстроено заскрипел зубами. — Ладно. Не расстраивайся. Первый блин, он всегда комом. Зато потом, всё пойдёт как по маслу, только снимать успевай с печи. Так, что давай, проходи, перекусим, да будем собираться домой. Скоро уже Алексей Петрович вернется за нами.


За колючим забором доносились пение, взрывы смеха, тянуло горьковатым дымком. В котле шипело и булькало варево, распространяя такой аппетитный запах, что у искателя потекли слюнки.

— Ты, Гаврила, совсем не разумеешь военной хитрости — громко бубнил здоровенный дедина похожий на медведя.

— Тебе же русским языком сказывают… — он прямо-таки закатывался от хохота, пошатываясь, как пьяный, и размахивая руками. — Камни нужны, чтобы от слонов отбиваться. Вот ежели они, едрит их в кочерыжку, собаки проклятущие, возьмут и нападуть табуном на заставу! Представляешь, ты значится дрыхнешь без задних ног, а их тут, цельный табун прибежал! А у нас… Раз, к примерыча… И патроны закончились, а? Что делать? Гаврюша, пораскинь мозгами. Во-о-от! Правильно! Будем кидаться этими каменюками. Теперь, сосна стоеросовая, чуешь, зачем я эту тяжесть откопал?

— Я его ка-а-ак подниму, — балагур заводила поднял над головой здоровенный, весом не менее двух пудов булыжник, на котором сидел. На необъятной спине, зашевелились огромные жерновами-лопатки… Натертый штанами великана камень заблестел, засверкал, переливаясь в лучах заходящего солнца.

— Ка-а-ак швырану его, к едрёной Матрене, в это чудо-юдо носастое.

— Бобриков, отставить швырять камни в слонов! — Пехота мгновенно оценил шутку со стороны подчиненного. — Быстро тащи камень сюда.

— А чё я? — по всему круглому и румяному, как домашний пирог, лицу, от уха до уха растеклась довольная улыбка. — Я не чё. Я же шутя. Больно надо мне их забижать, хороняк проклятущих! Ишь ты, обиделись! И слова им не кажи…

— Давай, волоки, без разговоров.

— Есть, без разговоров.


Павел достал из-за пояса флягу с водой. Вылил содержимое на грязный булыжник, обмыл от земли выпирающие грани, прилипших к руде камней.

— Что скажешь, орел первопроходец? — Пашка взволнованно повернулся к Никите, указывая на находку. — Наш клиент? Размерчик-то о-го-го!

— ???? — искатель начал зачем-то протирать глаза, морщиться словно от яркого света.

— Нууу? — с нетерпением повторил вопрос тагановский военком. — Никитушка, не тяни кота за нижнее место… Родимый, давай, говори?

— Он! — произнес рудознатец, оттирая находку от налипшей грязи.

Перед глазами обалдевшей от внезапного счастья поисковой бригады предстало небывалое зрелище… (Примечание автора. Для эстетов. Примерное фото булыжника, который откопали ратники: http://s1.travelask.ru/system/images/files/000/377/085/wysiwyg/rUCuz8H.jpg?1507556374).

Глава 24

Наши дни.

Развлекательный клуб «Мандала клаб».

Нижняя Калифорния. США.


Вечеринка калифорнийской богемы была в самом разгаре. Парад «роллс-ройсов», «мерседесов» и других дорогих автомобилей, приехавших к развлекательному клубу, впечатлил бы любого обывателя. Каждую машину останавливали у входа. Гостей проверяли по списку. Среди приглашенных были знаменитости всех мастей: Представители кино, шоу-бизнеса, известные спортсмены, политики. Звезды сверкающие снаружи меркли в свете человеческого праздника, словно признавая свою никчемность перед господами в рубашках из тончайшего египетского хлопка и светскими львицами в атласных обтягивающих платьях. Вид почти раздетых женщин всех возрастов, извивавшихся на танцполе, привлек огромную толпу зрителей.

Было жарко, воздух стал плотным от дыма и запаха пота — резкого запаха четырех сотен разогретых тел. Наседающий со всех сторон на людей неоновый полумрак был наполнен разноцветным дымом, лазерными лучами, небывалыми переливами света.

Популярные ди-джеи не жалея сил и таланта под громкие выкрики и аплодисменты разгоняли все популярные стили — от джаза до современного диско и рэпа. У стен, поверх зеркальных столов возвышались многоярусные пирамиды из фруктов, закусок, черной икры, заливных деликатесов. Рекой лилось спиртное и песочным ручьем растекался белый порошок.

С каждым часом количество обнаженных тел увеличивалось. Атмосфера мероприятия была пронизана вседозволенностью и эротизмом: обнаженные пары всё чаще прыгали в бассейн, другие страстно уединялись, под миниатюрными пальмами, в укромных уголках, отдельных кабинетах и специально отведенных местах…


— Итак, мистер Инкогнито, — тщательно ухоженный, загорелый, седовласый джентльмен около шестидесяти лет с покровительственным удовольствием посмотрел на собеседника, стоявшего в окружении троицы здоровенных ребят, у входа в небольшой стеклянный кабинет администрации ночного клуба. — Напомните старине Хьюго, как вас зовут?

— Бонд, — в ответ на приветствие искренне произнес импозантный молодой мужчина. Он держался с важностью и достоинством, но в то же время демонстрировал веселый характер и прекрасное чувство юмора. Спокойный и чуть ироничный взгляд пронзительно синих глаз, короткая непослушная прядь черных волос, запятой закручивающаяся над правой бровью. Тонкий вертикальный шрам через всю правую щеку придавал лицу «инкогнито» несколько пиратское выражение.

— Кто-о? — не поняв, протянул седовласый. Худощавое, с жесткими чертами лицо придавало глазам владельца клуба выражение алчности, готовности вступить в схватку.

— Бонд??? — он поднял густые брови, пытаясь изобразить удивление. Недоумевая осмотрелся по сторонам. (Как будто хотел удостовериться, в том ли месте находиться). Еще раз внимательно осмотрел вошедшего: Белый. Правильные черты лица — канадец или откуда-то с севера Европы. Смелые, живые пронзительно синие глаза — скорее всего линзы. На щеках ямочки. Уголки глаз странно или, как сказала бы женщина, таинственно приподняты. Наверняка сердцеед. Высок, крепок, отлично одет. И конечно же шрам! Который больше придает обаяния, нежели уродует лицо.


— Красавец — наглец — скорее всего полный мерзавец! — хозяин кабинета подвел черту под своими наблюдениями. — Покоряет всех женщин подряд, а может быть, ещё и живет за их счет.

Хьюго резко кивнул головой одному из здоровяков. Тут же двое других с ног до головы обыскали новоявленного любовника — пирата. Очень быстро на столе появились трофеи: наручные часы фирмы «Патек Филипп» с расстегивающимся позолоченным браслетом, сотовый телефон «Верту», перьевая ручка «Паркер» с золотым пером в четырнадцать каратов. Через несколько секунд рядом с дорогими находками очутился простой ситцевый носовой платок. (Примечание автора. Изделие от производителя: Производственно-торгового предприятия «Колибри» города Иваново).


— Бонд, — продолжил представление синеглазый служащий Сикрет Сервис, когда обыск был завершен, и он опустил руки. — Джеймс Бонд.

— Ну, что же мистер… Джеймс Бонд. Чтобы всем нам было удобно вести разговор, почему бы вам не присесть? — Мафиози сделал жест рукой в сторону кожаного кресла у стола. Параллельно кивнул охранникам. Они отошли.

— Мы проверили ваши камни. Они настоящие и заслуживают того, чтобы мы начали их покупать.

— Как и договаривались, — делец вежливо рассмеялся и нажал кнопку. — Я всё приготовил.


Суперагент вальяжно развалился в кресле. Закинул ногу на ногу. Озорное лицо выражало нескрываемое удовлетворение. Он был в прекрасном настроении. Всё шло как надо. Сейчас главное продолжать в том же духе.

В кабинет босса «вплыла» роскошная блондинка. Она везла передвижной столик, на котором лежал серебристый металлический кейс. На совершенной фигуре девушки было кукольное, с большим вырезом, сидящее как вторая кожа черное платье, босоножки на высоких каблуках. Разрез на груди подчеркивался восхитительным жемчужным ожерельем. Она подкатила столик к гостю. Подняла и поставила кейс на столешницу. С эффектной и соблазнительной улыбкой открыла крышку. Повернула содержимое в сторону гостя. Кейс был доверху наполнен стодолларовыми банкнотами.

— Будите пересчитывать? — чаровница посмотрела прямо в глаза гостю и призывно провела языком по краю передних зубов.

— Ну, что вы? Что, вы? Джентльмены верят дамам на слово! — в словах пришельца отчетливо проявились безукоризненные манеры и тонкий шарм. Ещё бы: У дьяволицы были до изумления серые глаза, в которых безумно плескалась зеленое море. Настолько глубокое, что можно было запросто в них утонуть. На какой-то миг девушка задержала взгляд, а затем удалилась в противоположный конец продолговатой залы. Весельчак — балагур посмотрел ей вслед, его взор скользнул по открытой спине, красивым длинным ногам, аппетитному изгибу талии. Его глаза сузились.

— А вы, тут, ни чего живете! — с восхищением подумалось герою одиночке, залезшему раздетым в берлогу к бешеному, голодному медведю и мило тыкавшему ему в нос голой пяткой. — Славненько, так и со вкусом. Занавесок с цветочками не хватает. И ковриков на полу.


— Кстати, джентльмены, а это, что? — произнес агент Ноль-ноль-семь, поднимая над головой небольшое серебреное украшение, которое лежало прямо на банкнотах. Его лицо приняло озабоченное выражение.

— Это, старинный испанский амулет, — самозабвенно прохрипел гангстер. — Я, немного педантичен по отношению к новым партнерам. Вручаю тем, кто не прошел проверку на преданность. Мне эта вещица приносит удачу, а вот другим… — он взял паузу и как-то не хорошо посмотрел на незнакомца.

— У него хищная улыбка, — опять теплой, приятной волной разлилось в мозгу гостя. — А так он, такой милашка!


— А другим, что? — синеглазый плейбой поторопил хозяина кабинета с ответом.

— Для других — черная метка… Чаще всего, билет на тот свет!

— Оуу? — неподдельно удивился новоявленный партнёр, хорошо рассмотрев драгоценность. — А за какие заслуги, меня включили в состав группы «Другие»?

— Потому, что тебя никто не знает! — хозяин кабинета гневно поднял на махинатора холодные, черные как антрацит глаза.

— Ты шарлатан и мошенник! — квадратная физиономия мафиози побагровела, на седых висках выступили вены. — Появился ниоткуда. Назвался чужим именем и хочешь впарить, мне!!! подозрительные камни! Причем как выяснилось, безумной дороговизны и величины.

— Так, что мистер Джеймс Бонд! — он осклабился и кровожадно провел пальцем по горлу. — Ночью, в подвале, мои ребята сдерут с тебя кожу, а уж потом выяснят: Кто ты такой и откуда у тебя алмазы?


— Взять, его живо… — он не успел до конца произнести команду своим бультерьерам, как пришелец мгновенно вскочил с кресла, волчком перекатился через стол и прыгнул в объятия седовласого мафиози.

— Придется нам познакомиться поближе! — в одной руке у него был крепко зажат старинный испанский медальон, второй он тянулся к горлу бандита.

Сзади на него, толпой навалились охранники. Стали жестко отрывать неизвестного от жертвы. Пришелиц лихо отбивался, пинался, забористо ругался на неизвестном языке. Внезапно под копошащимися в куче людьми, в полу, образовалась огромная, темная воронка. Она, не спеша, как в замедленном кино, сытно чавкая, заглотила людей в бескрайнюю бездну времени.

* * *
Воздух внутри помещения был спертым, в нем ощущались резкие запахи протухшей стоялой воды и испорченных продуктов. Кругом всё было заставлено мешками, ящиками и бочками.

— Ральф? Бенджамин? Каллаган? — Сайман Хьюго пришел в себя в тёмном, обширном, раскачивающемся помещении.

— Где этот проклятый ублюдок Бонд? Ответит, кто-нибудь? Эй, куда все подевались? Что вообще, черт возьми, происходит?

Пробравшись вслепую между непонятными предметами, Сайман на ощупь нашарил дверь в переборке, вылез и очутился на трапе, ведущем наверх. Поднялся по лестнице, выглянул наружу. Огляделся вокруг…


Гордый красавец галеон «Себастьян де Базан» с пышной громадой белоснежных парусов, округлившихся под свежим попутным ветром, величаво, как и подобает «знатному кабальеро», пробирался сквозь плотные заросли морских водорослей, носивших название «саргассы».

Океан лежал молчаливый и спокойный, и лишь мелкая зыбь, отголосок недавнего шторма, небольшой рябью пробегала по его поверхности. Свежий ветерок весело посвистывал в вантах и огнем колыхал на флагштоке желто-красное полотнище.

Сайман удивленно пробежался взглядом по деревянным частям корабля: Палубе, бортам, надстройкам, старинным пушкам: Их вороненые стволы блестели на солнце, станки были покрыты, свежей краской, а удерживающие их снасти тщательно закреплены. У каждой мачты деревянные стеллажи со старинными мушкетами, а возле пушек картузы с порохом и плетеные корзины с ядрами. Матросы в непонятной одежде споро бегают по реям и проходам. Что-то громко кричат на испанском языке…


— Эй, парни? — дружелюбно произнес мафиози, едва отошедший от межвременного перехода. Он улыбнулся, обнажив белые зубы — Вы, что, черти? Кино снимаете?

— Ола! Мальдито сэа! Диабло! — кажется его заметили.

К Хьюго подбежали актеры (скорее всего массовка), режиссёр, сценарист, осветители. Почему-то все были одеты в старинную одежду. (Наверное, потому, что исторический фильм!) Громко загоготали используя старинные слова и выражения. (Про Колумба, что ли снимают?)

Рабочие кадра толпой навалились на Хьюго, попытались заломить руки за спину. (За кого они меня здесь принимают?) Сайман начал сопротивляться. (Он уважаемый человек, мафиози и не подписывался на такие идиотские приключения!).

— Амиго? В этом клоповнике, кто-нибудь говорит по-английски? — Хьюго от души врезал самому крикливому из массовки.

— Комрады! Я не черта не понимаю, о чём вы тут щебечите! — гангстер заветрелся волчком. (Еще бы в недалёкомпрошлом он был довольно неплохим боксёром.) Удачно нырнул под один удар, отшатнулся от второго, профессионально ушёл от третьего замаха.

— Черти, да сколько же вас? Кстати, а где этот самозванец, Джеймс Бонд? Это он, затащил меня, в это дерьмо!

Какой-то особо противный актеришка, явно из второго состава, видать новичок в синематографе, желая выделиться и попасть на главные роли, подло и незаметно подкрался к Хьюго сзади. (Самбоди!!! — такой нехороший человек!) Ударил чем-то тяжелым по голове (Скорее всего рукояткой кинжала.).


Раздетого по пояс Саймана привязали к мачте. Бесцеремонно окатили забортной водой. Причем подобную процедуру повторили трижды, прежде чем туман перед глазами гангстера рассеялся и он приобрел способность более ясно различать окружающие предметы.

— Буэнас тардес, ихо де ла пута! Кэ ле паресе, эль идиота! — зазвучали обидные высказывания над его головой.

Пленник очнулся. Мутным, расплывающимся взглядом осмотрел двух людей стоящих перед ним. Позади них, в нескольких шагах, выстроилась шеренга солдат. Все в одинаковых кожаных колетах в стальных шлемах, с алебардами в руках.

— Послушайте, — Сайман хриплым голосом начал свое гневное повествование. — Проклятые латиносы! Не знаю, какое кино снимаете? Но, вы не понимаете, кого схватили! Вы все, покойники! Где, этот пройдоха назвавший себя Джеймсом Бондом? К чему это маскарад? Скажите ему, что он не получит и рваного доллара за алмазы! Чего уставились? А ну, быстро развязали меня, пока я вас всех на ремни не порезал!


— Отец мой, — произнес высокий человек с красивым лицом, что был в костюме из темно-бордового бархата. На шее у него висела тяжелая золотая цепь и огромное пышное жабо. Густые усы благородного дворянина отливали серебром, словно шкура песца. В глазах, окруженных тонкими морщинками и упрятанных под мешковатыми веками, светился ум и спокойствие.

— Что скажете об этом любопытном человеке? Откуда он взялся на моём корабле?

— Ах, дон Альваро! — глухим, низким голосом ответил второй, одетый в долгополую монашескую рясу, подвязанную вместо пояса обыкновенной веревкой. Черный капюшон прикрывал его голову, но не скрывал лица. Всё в морщинах, овальное по форме, оно словно излучало ужас своей худобой, голодным, алчным выражением и диким пылающим взглядом черных пронзительных глаз. Кожа так плотно обтягивала лицо святоши, что можно было предположить, будто она подобно маске покрывает лишь кости черепа, мясо на которых давно сгнило. На груди каноника висел знакомый (Для кого-то счастливый) серебреный медальон.

— Не стоит сомневаться, перед нами подлый английский шпион! — убежденно заговорил святоша. Он улыбнулся, как-то странно, нехорошо улыбнулся — одной верхней губой, которая сперва медленно опустилась к низу, а потом вжалась в глубину рта.


— Я думаю, синьор капитан, господь специально направил этого человека в наши руки, желая чтобы он раскаялся в грехах своих. И теперь, с великой радостью, Пресвятая Церковь займется спасением заблудшей души несчастного.

Святой отец наклонился к костру, который был разведен в небольшой железной бочке, достал от туда нагретый до красна прут, с эмблемой подобно медальону на конце. Во взгляде миссионера не было даже намека на доброту или сочувствие.

— Храни Бог короля Испании и всех твердых в вере людей, и да будет проклят каждый еретик, и пусть он пылает в адском огне во веки веков!

— Шшш, — раскаленное железо с шипением прижгло тело несчастного, словно клеймо породистую лошадь.

— Силы небесные! Говори! Зачем проник на корабль?

— Аааааа, — Хьюго выкатил глаза из орбит, громко закричал от боли! — Послушайте, послушайте. — Зачистил он, глотая слюни. Пот побежал ручьем по его вискам.

— Это всё, Джеймс Бонд. Это он, британский шпион и агент, а не я! Вы, сумасшедшие? Давайте договоримся. Чего вы хотите? Вы же актеры, служители музы, а не палачи? Деньги? Сколько?


С мачт огромного галеона, опутанных сплошной паутиной снастей и канатов, отовсюду: С рей, с вантов, со смотровых площадок мачт чернели многочисленные фигуры солдат в матросов, с нетерпением глазевших на диковинный спектакль экзорцизма.

— Бешеные английские собаки! — скрипел монах с лицом, похожим на череп. Его проницательные колючие глаза пылали точно угли. Они были похожи на глаза животного и ярко блестели.

— Ересь и ложь! Вы решили, будто можете безнаказанно смеяться над Святой Церковью и тайком пробираться на наши корабли! Не бывать этому, никогда!

— Аааааа, — ужасный, душераздирающий крик и раскаленная печать, в очередной раз оставила свою отметину на теле преступника.

— Кровь Господня! — служитель церкви медленно повернулся к Хьюго. Посмотрел искоса. Улыбнулся. Напряженная улыбка на вытянутом лице палача выглядела нелепо и ужасно.

— Говори, исчадие ада! Кто подослал? Сколько вас здесь, псов — пиратов? Имена! Имена иродов, участвующих в этом шабаше, называй!


— Это, их, они… — сердце пленника бешено колотилось, нервы напряглись до предела. Мышцы обмякли, ноги предательски дрожали.

— Какие имена? — Хьюго не мог сообразить от боли, что нужно знать монаху. — Какой шабаш? Имена, каких пиратов? Из фильмов что ли? Которые смотрел? Героев, которых видел на экране?

— Говори, сын сатаны! — непроницаемые, темные как глубина преисподней глаза святого отца вспыхнули белыми искрами. — Про всё, говори!

— Я, я, я… уважаю студию «Уолт Дисней Пикчерз»! Её продюсера Джерома Брукхаймера. И, я несколько раз пересмотрел фильмы о пиратах Карибского моря. Лично знаком с Джеком Воробьём, Уилом Тёрнером, его невесткой! Этой девкой белобрысой! Господи, я забыл её киношное имя. И этим, как его… капитаном Гектором Барбоссой. (Примечание автора. Центральные персонажи приключенческой саги «Пираты Карибского моря»).

— О, чёрт! До чего же больно! — из последних сил хрипел пленник. — Джентельмены, отпустите меня. Ну, хотите, я договорюсь со сценаристом и режиссёром! И вас, с вашей посудиной возьмут на главные роли в следующем фильме? Хотите?

— Имена, говори!!!

— Шшш…

— Ааааа, — я не запомнил других имен! Их, там, этих пиратов, целая куча. И они все, на одно лицо — грязные, черномазые, противные.

— Шшш…

— Хорошо, хорошо, — выдавил несчастный, из последних сил. Одними губами. Он с трудом приподнял голову, упавшую на грудь. Обвёл палубу подавленным взглядом. — Хорошо, зовите Бонда. Я куплю у него эти чертовы алмазы!


— Парус на горизонте! — громко раздалась откуда-то сверху. Трели дудок резко ударили по перепонкам. Эхом прокатились по палубам судна с настойчивостью голоса из ночного кошмара. Корабль проснулся, загудел подобно улею от топота ног матросов спешащих занять свои места согласно расписанию.

— Шшшш, — человек потерял сознание.


Заложник чувствовал сильную боль во всём теле и головокружение. Он пытался сконцентрироваться на мыслях, мелькавших в сознании. Ощущение было такое, что ему снится ночной кошмар, и он скоро проснется. Окажется в большом загородном доме в своей постели в окружении двух или трех длинноногих красавиц. На мгновение душа его как будто отделилась от тела и свободно парила, подобно облачку дыма, ведомую ветром. Но всю идиллию нарушал грохот, напоминающий бесконечные раскаты грома, и Сайман вопреки собственной воле начал приходить в себя, медленно открывать глаза и выскальзывать из блаженных сумерек забытья в резкий слепящий свет сознания и боли.

Мафиози очнулся от грома выстрелов с неизвестного корабля. Он не успел толком открыть глаза, как рядом с ним со страшным воем пронеслось огромное ядро размером с человеческую голову. Снаряд подобно бритве срезал рядом весящую рею. Она с треском рухнула с высоты двенадцати футов.

— Что, за дерьмо здесь происходит? — с трудом шевеля непослушными губами, произнес Хьюго. От резкого запаха серы из глаз потекли слезы. В горле запершило.

— А, это, что? — пленник присмотрелся к обшивке корабля. Там подобно зловещему черному глазу из проделанной им воронки с неровными краями поблескивало настоящее железное ядро.


— Карамба! Кагада! Диабло! — кругом слышались дикие вопли испанцев, ругань, беготня и суматоха.

Небольшой парусник с черными флагами на мачтах, явно спешил на помощь попавшему в плен американцу. Ведя стрельбу из десятка пушек, он смело атаковало испанский галеон.

— Это должен быть Бонд! — сердце узника радостно застучало. — Только он, Джеймс, способен, в этой заднице, отыскать небольшое судно. Договориться с командой каких-нибудь отъявленных головорезов и осуществить безумную операцию по спасению своего будущего покупателя дорогих камней. Давай, Джеймс! Давай, «Секрет сервис»! Да здравствует кавалерия её Величества Британии! Ё-хо-хо!

Однако превредные мучители не собирались сдаваться. В ответ, на благородный позыв отпустить пленника, на палубе испанского галеона разразился гром орудийных выстрелов. Корпус и шпангоуты съёмочного павильона застонали, словно на них обрушилась снежная лавина. Пушка за пушкой отпрыгивала назад, натягивая крепления, заполняя едким дымом окружающее пространство. Уму непостижимо! Проклятые актеришки даже не думют сдаваться. Боле того после каждого выстрела, они умело прочищали ствол, забивали заряд, наводили пушку и с радостным криком стреляли в спешащую на выручку службу спасения.


«Себастьян де Базан» окутало грохотом, густые клубы порохового дыма начало медленно сносить по ветру.

На палубу неизвестного спасателя обрушился железный град. Их корабль задрожал от киля до клотиков под воздействием снарядов, угодивших в корпус. Лопнули канаты, полетели в разные стороны обрывки парусов, палубу густо залила жидкость заменяющая кровь безумных смельчаков.

— Куэтрэ! Муйбьен! Грасьяс! — подбадривали себя канониры с огромного галеона.

— Парни, вперёёд! Гоу-гоу! — Сайман поддерживал противоположную сторону. — Не слушайте их. Не верьте им. Я здесь! Один решительный бросок и вы порвете этих латиносов на лоскутья!

Словно услышав призывы несчастного пленника, вдоль борта корабля британцев вновь замелькали красные всполохи. Раздались громовые раскаты. Спасители стреляли из орудий поочередно, каждую пушку тщательно наводили. (Сразу видно настоящих проффи, экономно расходующих выделенные под отчёт боеприпасы.)

Треск раздираемых парусов свидетельствовал о том, что морские разбойники целили в рангоут. Ни одно из ядер не попало в корпус фрегата. Нападавшие (Естественно добрые спасатели) явно хотели сохранить судно на плаву, взять его на абордаж. Освободить несчастного страдальца от пыток.


— Интересно, во сколько Бонду обошелся этот спектакль? Костюмы? Декорации? Реквизит? — в голову мафиози закралась алчная мысль. — Он, что думает? Что я, за просто так, буду покупать у него камни?


Корабли медленно сближались.

— Гуд блис Амэрика! — настоящий американ бой успокоился. (Всё равно спасут.) Он оценил окружающую обстановку, разобрался кто на чьей стороне. И начал поддерживать армию спасения. Тех шустрых ковбоев, что шли под чёрным флагом.

— Ви а чемпионс! Парни: Квотербек, Тейлбэк, Фулбэк вперёёёд! Хей-хей… Нападай, защищай, побеждай!!! Вы же хотите, чтобы про вас помнили! (Примечание автора. «Боже, благослови Америку. Мы чемпионы. И другое…» Хьюго произносит патриотические слова — призывы — кричалки зазывалки болельщиков по «американскому футболу» по отношению к пиратам — победителям).

— Давайте, сделайте этих сопливых желторотиков! Еееее! — во всё горло орал сумасшедший, привлекая к себе внимание.


Внезапно, на реях «Себастьяна де Базан» появились развернутые паруса, и перед носом галеона поднялась горою пена, указывая, таким образом, на его резкое ускорение. Загудело, засвистело в парусах. Канаты зашумели на блоках, реи заскрипели, ветер ударил в передние полотнища, и красавиц галеон, изящно и быстро покачиваясь, лихо развернулся другим бортом к неприятелю.

А затем…

Одевшийся в белоснежные одежды, он с громыханием, потрясшим весь корпус, практически в упор расстрелял «жалкую английскую гончую» бортовым залпом из двадцати трех пушек и семнадцати каронад.


Нежданный шквал огня и грохота вихрем пронесся по кораблю преследователей. Ядра размерами от крупного апельсина до небольшой дыни, с неистовой силой прошили трехфутовую толщину бортов английского судна, превратили пиратский парусник в беспомощную развалюху: Поломали мачты, заклинили пушки, завалили палубу обломками рангоута, обрывками такелажа и грудами парусины, фрагментами человеческих тел.

Ход разбитой пиратской посудины резко замедлился, вода волнами хлынула в пробитый трюм, а дон «Себастьян де Базан», величаво расправляя паруса, медленно выходил из боя. Слегка покачиваясь на волнах, «испанский гранд» словно склонился в элегантном поклоне, и вежливо удалялся, поставив все паруса, вплоть до лиселей.

— Вива! Тронкос инглес! Кон миль дьяблос! — со стороны победителей зазвучали насмешливые крики прощания.


— Черт вас всех раздери, проклятые бритиши! — даже Хьюго понял, что спасители проиграли. Он почувствовал, как нервная дрожь пробирает его от мозга и до костей. Не в силах ничего предпринять, он просто стоял привязанный к мачте, наблюдал за происходящим, сжав кулаки так, что ногти чуть не до крови впились в ладони.

— Неумехи! — обида разъедала его. — Какой чудило учил вас, в ваших секретных школах? Кто так стреляет и водит корабли? А эта старая ведьма? (Примечание автора. Наверно Хьюго имел ввиду Королеву.) Куда смотрит? Смех, да и только! Не могут взять на абордаж одну старинную посудину! А ещё, суперагенты!

— Тьфу, идиоты!


Израненный, умирающий корабль англичан плюнул ядом из последних сил, больше из обиды, вдогонку торжествующим испанцам. Несколько ядер со свистом достигли палубы галеона. Разнесли в щепки часть обшивки, вырвали из неё щепы размером с человеческую ногу. Зазубренные и острые, как лезвие клинка деревянные дротики, разлетаясь, разорвали фальшборт, порвали оснастку.

Хьюго почувствовал жгучую боль в левом виске, словно его сильно огрели битой по голове. Картина мира задрожала, поплыла, а затем кто-то взял и просто выключил свет.

Глава 25

Месяц спустя.

Село Изворкино.

Поместье помещика Артемьева.

Девять верст от Таганово.


— Гррр-пс-пс, гррр-пс-пс — чернобородый, высокого роста, коренастый, с большой головой и черными, как смоль волосами Макарка Дутышев, лежал на широкой лавке в подклете барского дома и тяжело храпел, с посвистом. Богатырь распластался на спине, широко раскинув ноги, густая, темная борода колыхалась по груди.

В полу-мрачном помещении чисто и просторно. От щелястых сосновых стен духовито пахнет смолой. Над крепкой дубовой дверью чадят два тусклых фонаря.

— Макарка! — невысокий, косоглазый, в драной сермяге слуга, придерживая овчину, начал толкать сонного. Кудлатая голова качнулась, и храп смолк.

— Хваре спать. Давай, сподымайся.

Богатырский храп прекратился. Илья Муромец почесал одну ногу о другую. Поднялся. Сел на лавку.

— Ээээваа — проснувшийся зевнул, так широко, что ворона могла залететь в появившееся дупло. Перекрестил рот. Растопыренной пятернёй поскреб шею под грязной бородой. Потянулся. Лицо сонное, опухшее. — Федотка, чаго опять баламутишь?

— Чаго-чаго — коромысло через плечо да ведром в корыто. Гости «дорогие» пожаловали к барину. Помещик приехал из Таганово. Так, что дуй дурень в погреб, тащи варенья, соленья, закуски.

— А чегось его принесла нелегкая, да ещё к обедне?

— Грит, ехал мимо. Приспичило до ветру. Отошел от дороги. Глядь, а там в сугробе, мешок с барахлом. А в нём деньги — рублей пять, мелочью. Раз такое счастье привалило, решил к нам заехать. Отметить благое дело.

— Нуу? — помятое, заспанное лицо Макара всё ещё досыпало, мутные глаза безучастно скользнули по Федоту.

— Баранки гну, да на заборе вешу! Загорелась душа до винного ковша. Вот и сидят с барином. Пьют вино хорошее. Обнимаются. Лобзаются. Песни похабные горланят.

— Нечто наш барин сдобрился, да подал вина хорошего? — не веря в чудеса и доброту родного помещика, произнес Макарка.

— Осподь с тобою! Нет, конечно. Откель, у нашего, винцо? Этот привез, с собой, тагановский. Большой бутыль! У него же радость. Деньги, почитай задарма нашел. Хотя наших харчей, уже больше найденных, на цельный червонец, нажрали. Экая напасть!


…….

Выполнив тяжеленую работу, охранник погреба широко зевнул и снова завалился на боковую.

— Гррр-пс-пс… гррр-рр…

— Макарка, де ты там? — через некоторое время снова раздалось в подклете. — Опять дрыхнешь?

— Нуу? — промычал в ответ бычок переросток.

— Оглоблю загну и на горбу обмотаю! Давай сызнова, ступай в погреб. Волоки хренку, капустки, огурчиков, грибочков хрустящих.

— Так, они, что, супостаты, ещё не уехали? Ужо вечерня скоро. Сколько же можно жрать задарма?

— Как же, он уедет, ирод? В карты им сыграть загорелось, на деньги.

— Ась? Нечто, Иван Лукич, наш кормилиц, отец родной решил сыграть на свои деньги?

— Хрясь да по мусалу нась! Нет, конечно! На деньги, этого полоумного, играют. Ну, в смысле, на те, которые он невзначай нашел, на дороге.

— А карты от-кель?

— От-тель, глупый ты кабель! Этому проходимцу, покойная матушка, любя, на дорожку, в платок завернула. С тех пор так и лежали без дела.


……

Макар боярином развалился на полатях. Задрал в потолок смоляную бороду и покачивая ногой в драном лапте, душевно выводил себе под нос собственно сочиненный куплет, который в будущем вполне возможно мог стать всенародно любимым шлягером…


А я девка заводна — заводна.

Полюбила мужичка — мужичка.

Вот такая вот бяда — вот бяда…

Упс… брымс… тын-тын-тынс.

Вот такая вот бяда…


Старая, давно не смазанная дверь в подклеть противно застонала так, как будто решетка в темнице. Шаркающие, с трудом перебирающие с места на место ноги вошли в помещение. Хозяин ног глубоко, с надрывом вздохнул.

— Макарушка! — рыдая, промолвил раздавленный горем Федот. — И что за горемычная наша доля? Что за муки-мученические? Не видать нам теперь родной сторонушки. Ни семьи. Ни детей кровинушек. Погибнем мы все в неволе от смерти лютой. И иссохнут наши белые косточки на чужой сторонушке. И останутся вдовами наши женушки…

— Ча-вось опять за беда — за кручинушка?

— Та-вось, морда твоя сиволапая! — звучало еле слышно, скрипучим, словно отсыревшим, голосом. Пятое через десятое, сапогом налево да рожей набекрень. Пришла беда великая. Пришла откуда не ждали. Чёрным вороном спустилась на наши несчастные головушки. А ты стервец подзабористый дрыхнешь как всегда без задних ног!

— Ключ чё ли потерялся, от погреба? — удивлению сторожа подклети не было предела.

— Чё-ли — через забор пе-чёли! — передразнили его в последний, прощальный раз.

— Нас только, что с тобой и ещё несколько человек поставили на кон и проиграли! Теперь ужо — всё! Мы собственность помещика из Таганово. Эх-ма, дуй в погреб. Неси-ка Макарка мед ставленый на хмелю, да на черной смороде. Пущай наш кормилец выпьет вина родного в последний раз из рук наших. Могет одумается родимый, мозги прочистит, а тама глядишь и отыграется.

— Наш? Отыграется?

— Батюшки светы! — Федотка громко швыркнул носом. Убито повел глазами по горнице. Понурый взгляд его остановился на драных лаптях помощника.

— Истину глаголешь, друже… — несчастный заплакал, забожился, закрестился трехперстно. — Наша раззява…. во веки веков не отыграется!!!


Молодой паренек коснулся пальцами клавиш, развел меха — инструмент негромко вздохнул, застонал. Он как бы примерялся к рукам нового хозяина, стоит ему извергать шум и беспокойство или ограничиться тихим, неспешным перебором скрытых от постороннего глаза струн. Музыкант приноровился, нащупал связь между тонами, а потом заиграл, зазвучал уверенно, разлил плавную, звучную мелодию.

Сколько помнят себя сторожили, в Изворкино не было других звуков в окрестном мире кроме звона церковного колокола на небольшой деревенской часовне, ржания лошади, мычания коровы, петушиного пения, скрипа тележного колеса, звяканья цепи около колодца, звонкого тюканья молотка по наковальне, когда отбивают косу…

И вдруг!!! Откуда-то издалека… С неведомой стороны — сторонушки. Скорее всего, от дороги, ведущей в Таганово: Он возник. Стал усиливаться. Зазывать. Трогать простую крестьянскую душу непонятными переживаниями… Объединятся в красивую, зовущую, щемящую душу музыку…

Снова замерло все до рассвета,
Дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь.
Только слышно — на улице где-то
Одинокая бродит гармонь…
(https://ok.ru/video/17479961134)


— Что случилось? Что произошло? — недоумённо ветром понеслось по селу?

— Вы слышали? Вы слышали? Где-то, там, играет?

— Ась, что играет? Где?


Так не могли звучать пастушьи рожки, что играли на утренней заре или в лугах, когда найдет на пастуха лирическая минута. И не шутовские дудки, сопелки, трещотки бродячих скоморохов, что веселили народ по доброте души на ярмарках. И не военные барабаны стрельцов….

— Что это? Что это? Что это? — неслось со всех сторон.

— Гармонь, — сладким волнением отзывалось в ответ неизвестно слово.

— Гармонь. Гар-монь. ГАРМОНЬ! — пробуя на вкус сладкое, с душевным теплом новое слово, повторяли слушатели.


По селу медленно передвигались двое саней, каждые запряженные тройкой коней. На одних важно развалился заводной парнишонка с неизвестным музыкальным инструментом в окружении стайки молодых девчат в ярких платках.

Молодец лихо растянул — свел меха, пробежал пальцами по разноцветным кнопочкам, тряхнул кучерявым чубом выбивавшимся из под шапки и… вновь полилась чудесная музыка по округе. Девчата подхватили и звонко, с переливами начали новую песню…

Костры горят далекие, луна в реке купается,
А парень с милой девушкой на лавочке прощается.
А парень с милой девушкой на лавочке прощается.
Глаза у парня ясные, как угольки горящие…
(https://my.mail.ru/mail/lora_avdyunina/video/252/255.html?related_deep=1)


Переборы неизвестного инструмента играли причудливыми переливами, рассыпались серебром и звенели колокольчиками. Гармония вздыхала густым напевом, и выдыхала звуками тоски и надежды. Расправлялось задором, и сходилась в слезах тоски, и криках надежды…


Народ выходил, выползал, вылезал из вросших в морозную землю изб. Недоуменно оглядывался. Крестился. Разгибался. Выпрямлял сутулые спины. И словно зачарованный волшебной дудочкой Нильса шел за санями в сторону дома, где жила семья Никиты Голого локтя.

Музыкант всё усложнял и усложнял мелодию. Его пальцы с непостижимой быстротой скользили то вверх, то вниз, аккорды смешались в один буйный поток звуков. Казалось зажмурь глаза, и покажется, что играет не один человек а несколько.

(Примечание автора. Неофициально: Гармонь, и другие музыкальные инструменты включены в программу обучения учащихся школы Таганово с 1684 года по решению преподавателя школы Голубевой Т.С. Официально: Гармонь — язычковый клавишно-пневматический музыкальный инструмент. Состоит из правого и левого полукорпуса, на каждом из них находится клавиатура с кнопками или клавишами. Впервые на Руси появился в деревне Таганово в конце семнадцатого века и сразу же стал всенародно любимым музыкальным инструментом.)


— Господи, сподоби, своей милостью рабов грешных! — люди стали задавать вопросы, когда собрались возле избы старателя. — А, что сослучилось? Куды все идуть? Что сотряслось?

— Ой, худо! Горюшко — горькое! Горе? — недоуменно звучало с одной стороны толпы. Говорили слабым, упавшим голосом, примиряясь с неизбежностью выпавшего несчастья на простых, никем не защищённых сельчан.

— Наш кормилец, Иван Лукич проиграл семью Никиты в карты.

— Как же Никатка теперяча? Что будет с женушкой, с малыми детками? Помрут ведь убогие, кушать то нечего! Зима лютая на дворе!


— Радость. Радость! Радость? — ответом шло с другого конца.

— Барин из Таганово Голому локтю за заслуги небольшой домик с амбаром да банькой подарил. Вот и радуются крещеные — новоселье.

— Слышали, тагановский помещик Локтю, сдуру, ради прихоти, здоровенную домину подарил и несколько лошадей! — народная молва тут же, на ходу увеличивала награду.

— Вот тебе и крест святой и пречистая богородица! Тьфу… — всё больше разрасталась барская благодарность к бывшему односельчанину. — Представляешь, купчине Воронцову вожжа в одно место попала… Бросил все дела, специально приехал из Москвы, выиграл в карты его самого и всю семью у нашего кормильца! А затем отстроил, этому босяку, здоровенные хоромы, подарил табун редких лошадушек, да есчо понагнал цельный табор голосистых красных девок, с песнями, собирать его в путь — дорожку! Вот, где справедливость на белом свете? Почему одним всё — другим ничего?


Возле небольшой избушки Голого локтя стояли двое саней. Кони, били копытами землю, фыркали и гремели бубенцами, украшенные разноцветными лентами, вьющимися на легком ветру. Сбруя лошадей пылала жаром начищенных медных блях и подвесок.

— Православные, — громко произнес Никита, завершив погрузку своего большого семейства в наряженные яркими лентами сани (Вместе с отощавшей от голода кошкой и коробочкой для домового).

— Приглашаю всех в Таганово! Ко мне, на новоселье! Прошу, люди добрые, на пир честной! Не откажите, будьте гостями…

И люди замерли от такой шальной новости, и, казалось, даже дыхания их не было слышно.

— Да, ещё несколько сундуков злата-серебра отсыпал… — продолжалось увеличение чудачеств странного помещика после паузы. — А иначе откель у Никитки такие деньжища? От пуза напоить да накормить два села?


Тройки весело понесли в сторону Таганово. Вышли на хорошую накатанную дорогу. Кони игриво закусили удила, развели головы в разные стороны. Стали задорно перебирать длинными ногами увеличивая скорость. Снежная пыль поземкой завертела из под полозьев. Зазвенели колокольчики и погремушки. Весело заиграла гармошка, раскатисто зазвучала задорная песня…

Ой, полным, полна, коробушка,
Есть и ситцы, и парча.
Пожалей, моя зазнобушка,
Молодецкого плеча…
(https://my.mail.ru/mail/sergei-2759/video/8244/8252.html?related_deep=1)


— Что это? Что это? Что это? — было слышно вдоль дороги.

— ГАРМОНЬ! Гар-монь. Гармооо-ньь, — людское эхо гулко разносилось ответом.

Глава 26

Деревня Лепино.

Усадьба помещика Киреева.

В двенадцати километрах от Таганово.


— Ну, и какие новости в нашем болоте? — зевнув, спросил Киреев у большеголового лохматого мужика, стоящего перед ним босиком, в просторной кумачовой рубахе. Лицо у приказчика было помятое, глаза мутные, осоловелые.

— Кормилец, упаси боже! — холоп глуповато шмыгнул носом. — Тебя чай не было всего-то три месяца. Какие могут быть вести, за столь короткое время? Их ни слыхом не слыхать, ни видом не видать! Всё по-старому: Тишь, благодать, покой. Скука такая, хоть петлю на шею надевай…

— А у соседей, что слышно? — барин повязал шелковым кушаком тёмно-синий атласный кафтан, одетый поверх бархатных сиреневых штанов, подошел к поставцу, налил из ендовы в серебряный кубок фряжского вина и начал пить небольшими глотками.

— Да и у соседей всё по-прежнему, батюшка, — ответчик продолжал лукаво моргать глазами, не выходя из образа преданного слуги. — Тишина, лепота. Так, небольшие сплетни…

— И насколько небольшие?

— С ладошку. Даже нет, с вершок: Лопочут у вдовы помещика Фёдора Лукича Стородубского корова отелилась двадцати лет отроду. В Сокольниково, что в соседней деревне, сказывают, поп появился новый. Бородища у него — землю метёт. Дюже ликом грозен. Народ застращал до того, что на молебен ходить бояться. А ещё, я ночесь сон страшной видел, да с испугу забыл какой, а тут ещё пёс так жалобно с утрица выть начал…


— Афонька! — Киреев сумрачно свел брови. — Очумел, што ля потрах сучий! А ну, рыло неумытое! Не тяни козла за рога! Знаешь, про что вопрошаю: Про Таганово.

— Ась, про Таганово. Будь оно трижды не ладно, свят, свят! Пронеси силу нечистую, — рассказчик быстро перекрестился, тихонько сплюнул. Затем хитро чихнул, зажав одну ноздрю.

— Нуу! — грозно протянул Киреев.

— Кормилиц, прости меня грешного! Не серчай! Не уразумел я твоих заумных вопросов. Худоумие какое-то на меня напало… Каюсь. Только тамошний помещик, продолжает чудить.

— И что же он учудил, за столь короткий срок? — не утерпел Киреев.

— Понасадил он на улицах деревни ёлок цвета голубого да пахучих цветов заморских. Вдоль улиц, выложил красным камнем небольшие, узенькие тропинки. Возле каждого домишки у ворот вкопал столбы. Да на них повесил слюдяные фонарики разного цвета.

— Погодь, погодь Фанасий, вот тут, помедленней, не спеши. Толком говори, что там и как?

— Сказывают, теперяча кажную субботу, к вечеру зажигают их, и они горят цветными огоньками. Света от них никакого. Так баловство одно. Зато масла дорогова заморского сжигают на это чудачество — прорву.


— Иии… наколь ему это? Нешта, так все делают за границей, жгут масло задарма? Чтобы цветы с елками освещать ночью? Вот дурь-то несусветная!

— Григорий Иванович! Да кто ж этих иродов знает! Чужая душа потемки. Только не замужние девки с холостыми парнями с близлежащих деревень теперяча как вечер субботы так все прут табунами в Таганово. Рты поразявят и глядят на сие баловство. Дружат, гуляют, знакомятся с местными, песни орут, пляшут, бесятся как будто им там мёдом намазано. А чтобы не случилась чаго — мало ли? Так вот, в энто позднее время, ходят по селу караульные. За порядком следят. А после полуночи всех выгоняют из деревеньки. Дабы крестьянам спать не мешали.

— Да, чудны дела твои господи, — Киреев недоумённо посмотрел в сторону иконы. Перекрестился. — Хотя… Ерунда, всё! Он бы лучше подати новые придумал или поборы с наказаниями. Это было бы богоугодное дело! А так… Баловство, от скукоты и тугодумия.


— Батюшка — кормилиц! — приказчик начал оправдываться, за соседского барина. — Так ведь придумал наказания, лиходей тагановский. Не даёт мужикам жития спокойного, безобразничает, хоть плачь, хоть вой волком. Ропщут сердобольные людишки! Особенно старики. Клянут его, на чём стоит свет.

— Ну вот, уже интересно! Давай вещай с этого места поподробнее.

— Надежа наш, свершилась эта оказия акакрас после твоего отъезда, когда всё в округе успокоилось, улеглось. Только мы вздохнули, перекрестились как тут, раз и бяда пришла! Пошил этот греховодник своим бабам платья заморские, аляпистые, разукрасистые все в пятухах.

— Представьте себе, такое, — Афанасий начал махать руками, показывать на себе какие фасоны платьев пошил своим крестьянкам тагановский изувер.

— Взяли и оторвали обрез лоскута от одной ткани и пришили на, вот на… Короча тут! Ну, а туда, где у лошади шея заканчивается, а у коровы ещё нетути, так вот туды, недалече, у крепления хомута, тьфу ты, то есть, под руками у плеча и прихватили второй кусок. А у горла, вокурат под подбородком, тама ляпанули и присобачили воротник, такой ужины… Тутача, у пузе, в обхвате, взяли и утянули до такой ширины… У ног, так то вот сделали, что при ходьбе, всё сходиться вродя в узел, но можа быть и свободноча, в обтяг. В поясе, всё оставили жиденько, как будто вожжами подвязали…

(Примечание автора. Афанасий попытался изобразить примерно вот такие платья, увиденные его другом на улицах Таганово. https://fashionapp.ru/wp-content/uploads/2016/10/russkij-stil-v-odezhde-1-801x1024.jpg


Однако воображение Киреева после третьего кубка вина нарисовала совсем другую картину.

http://cdn.bolshoyvopros.ru/files/users/images/96/04/960446e7f4c49586bb8fffdb140c945f.jpg)

В горле у помещика запершило. Он поежился и глубоким глотком вина прогнал возникший в голове образ.)


— И теперяча, Григорий Иванович, он приказал своим девкам и бабам одеть все эти срамные заморские одёжки на себя и кажную божию субботу, после обедни, по два часа, гулять в ней по улице. А кто не выйдет — того велено хватать и тащить на конюшню.

— Пороть? — потирая руки, не утерпел Киреев.

— Зачем пороть… — работать. Либо ты каждую субботу гуляешь в новом платье, подаренном от помещика, или цельный дюжий день убираешь конюшню.

— Это правильно! — Киреев впервые похвалил соседа. — Здесь он молодец! Надеюсь, конюшни теперь блестят у него?

— Помилуй, кормилиц? Как же, дождёшься от них благодати. Бабы в Таганово оказались хитрющие! Назло всем готовы ходить в этих срамных платьях, нежели делать доброе дело на гумне. Грят ещё не одна не пошла работать! Как только обедня в субботу окончиться, так тутжна по улицам шастают, зубы точат об обновах, всем кости перемалывают! Что с них взять — дьявольское семя.

— Даа… — Киреев допил вино. Задумчиво поставил кубок на стол. — А ещё говорят, я самодур!

— Что ты, благодетель, спаси и сохрани! Лучше тебя нет никого на свете!!!

— Ладно, — довольный похвалой барин улыбнулся в густую рыжую бороду. — А сам-то он где, что делает?

— А кто ж его ведает. Кто грит — в Новгороде, кто в Москве, а кто сказывает, будто уехал опять к басурманам за товаром.

Глава 27

Крупный дородный мужик в шелковой оранжевой рубахе сидел за столом в рабочей столовой «Строительно-дорожной бригады N3» расположенной под небольшим тканевым навесом. Его матово-бледное лицо было напряжено, курчавая до пояса борода вспенилась. Тяжелым пристальным взглядом темно-карих глаз он задумчиво рассматривал небольшую горку серебреных украшений рассыпанных перед ним.

— Иван свет Степанович, помоги! — худосочная женщина с добрыми исплаканными глазами милосердно застыла, склонив голову.

— Христом, богом заклинаю от всех людей мирских! — челобитчица склонилась в низком поклоне. — Не к кому обратиться нам более. Нет жития ни бабам, ни малолеткам, ни старикам от управителя — аспида. Душегуб запытывает за любую мало-мальскую провинность, забивает до смерти, лишает живота. Лютует почище зверя лесного. Ирод пьёт кровушку православною вёдрами.

— Иван! — слёзы выступили на её глазах. — Прошу тебя! Умоляю! Заступись. Покарай зверя лютого.


Собеседник изумленно заморгал ресницами, недовольно закряхтел в кулак.

Чуть вдали от расположившейся под открытым небом столовой начали спорить друг с другом несколько мужиков. От группы говорунов отделился щуплый мужичок в суконной однорядке, холщовых портах заправленных в сапоги, с жидкой как стёртый веник бородой. Он резво двинул в сторону собеседников. Подбежал к столу, громко и призывно топая ногами.

— Ватаман, едрёная корова в драном хомуте! Это чего же делается на вверенном нам участке! Эти чурбаны, шта без мозгов, собираются засыпать яму у Чёрного леса! Ты видел эту яму? Видел? А, я, видел! Там, в эту прорву, войдет два воза крупным камнем, а они хотят песком.

— Итить-колотить обухом по забору, — вбежавший гневно тряс куцый бородой, направил на командира свой сверлящий взгляд. — Иван, мы же провозимся с ней до вечера, а то и до утрась.

— Ну, — пытатель справедливости обернулся и стал указывать рукой в сторону новых работников. — Изба по горнице, а сени по полатям! Кажи ты им, головам содовым! Кажи, что я прав! Кажешь?


— Тришка, твою узду в телегу, — атаман осадил ватажника. — Сколько раз тебе говорено, во-перва не атаман, а бригадир. Нечта трудно запомнить! А во вторых, погодь скрести душу вопросами! Отодь в сторону, остынь. Тут покумекать надочи, не торопясь.

— Е-дрёная бочка в дырявом кабаке! — Трифан недовольно снял войлочный колпак и от души хлопнул им по голени. — Всегда так! Как оказия с ямами, так жди Трифон, когда рак на горе свиснет. А чего ждать-то? Тутача и скорача решать надо. (Примечание автора. Учитывая, что в данный момент происходит разговор на повышенных тонах среди специалистов строительной отрасли, автор позволил себе добавить в разговор чуть больше красноречивых выражений).


Шум в кучке работников стоявших неподалеку от обеденного заведения разгорался всё громче. Кто то уже перешел на крепкие выразительные словца, спецы в отрасли ремонта дорог начали толкаться, хватать друг друга за грудки.

Начальник строительного участка по-прежнему продолжал молча теребить пятернёй дремучую бороду.


Мужики около ямы шумят всё пуще: голоса крикливые, друг с дружкой сцепились, орут, слюнями брызжутся.

— Ватаман! Тьфу, ты, козла серого за ногу! — Трифан не вытерпел, сызнова влез в раздумья начальства.

— Так с ямой-то той, чаго делать? — активист-скандалист-заводила побагровел, выпрямился, смахнул пот со лба, — Засыпать али нет? Я вот, чаго думаю. А можна оставить её, к едреной занозе, как есть, а потом на обратном пути возьмём и кааак…

— Тришка, мать твою так рас пять через метёлку! Какого лешака ты тут шары пялишь? Лапти в руки, да дуй к мужикам мелкой рысью, кажи пусть ждут, чичас подойду и решим всё.


— Пощади, батюшка! — страдалица напомнила о себе, как только недовольный ямакопатель учесал от стола в сторону спорящих сотоварищей.

— Смилуйся, сердешный! — женщина вытянула руки в сторону большого и важного начальства.

— Ну, што тебе стоит с твоими лихими людишками сходить в набег, — голос её вновь наполнился страданием и болью. — Подкараулить его, где-нибудь вместе с прихвостнями. Да удавить всех до единого. Ведь простое дело для твоих робят, а Иван? Людишки сказывают у тебя отчаянные, злодей на злодее.

— Каки у меня робята? — Ванька Разбойник начал прибедняться по старой доброй традиции. — Лапти рваны, в голове мякиш… В кулаке кукиш… Раззявы! Яму, вона, закопать не могут!

— Тем более возьмись, — не отступала гостья. — Ужель, ты никогда не отказывался от кровяной потехи. Люди добрые сказывают о тебе много чаго! Тем более за хорошую плату. Их всего-то пять-семь душ.


— Не мели попусту, Пелагея! — выдохнул бывший лихой тать Ванька Разбойник, а ноне уважаемый человек, начальник строительной дорожной бригады, Большаков Иван Степанович.

— Не было такого никогда! Нет на моих руках крови. А если и сказывают про меня невесть что, то теперяча, я совсем другой человек. Зарекся я не выходить на «разбойную дорогу». Ноне я раблю по-другому. И не што не заставит меня отказаться от своего решения!

— А про то кем был! — хрипло выдавил бывший разбойник, и глаза его яро блеснули. Он сердито посмотрел на собеседницу.

— Ты не трепи языком, коли жизнь дорога! — собеседник страшно нахмурил густые смолянистые брови. Зрачки его глаз сузились до размеров острия иголки. — Кажешь про меня кому!!! И не ровен час найдут твое тело изъеденное червами в канаве или лесочке.

— Всё, разговор окончен, — грозный начальник дорог и тропинок важный командир поднялся изо стола.


— Авдотья, под мою ответственность, накорми гостью и пусть идёт с богом, — походя, бросил он повару и решительно пошел в сторону большой группы людей ожидавших его возле дороги.


Несчастная изнеможённо опустилась на лавку у ближайшего стола и зарыдала.

— Постой косатушка, не хнычь! — к страдалице подошла крупная баба в зеленом сарафане с запоном, с добродушным толстым лицом и большими румяными как медовые пряники щеками. Поставила деревянную чашку с горячими щами на стол. — Скажи лучше, как кличут тебя?

— Пелагея. А что тебе имя мое?

— Я вот, чаво кумекаю, Пелагея, — сердобольная работница кухни отломила гостье ломоть свежего хлеба, подала кружку кваса. Тайком осмотрелась кругом. (Не подслушивает ли кто.) Перекрестилась. И тяжело вздохнув, произнесла. — Про печаль твою скорбную. Про бяду твою страшную! Вот каку думку думаю…

Она сглотнула. Прищурила глаза. — Не к тому, ты обратилась бабанька со своим горюшком. Ой, не к тому!!!

— ???? — женщина внезапно умолкла. Смахнула последнюю слезу. Выпрямилась. — А к кому надоча?

Глава 28

Над залитым синью берегом оврага взошло и пригрело малиновое солнце. Ветра нет. Не шелохнутся, не двинутся зеленые сарафаны белоствольных березок и молоденьких дубков. Ещё голубеет обильная, рожденная из небытия ночи роса, упавшая пластами под тяжестью алмазных капель на поля, усланные лилово-красными цветами иван-чая, белыми лепестками ромашек, золотом зверобоя. Под деревьями, склонив головки, ещё дремлют синие колокольчики. Приятно пахнет похолодевшей травой, пылью на дороге, душистым туманом леса.

По проселочной дороге, в такую рань, едет подвода, на которой, локтем опираясь на обшитый мешковиной тюк, лежала взрослая женщина и рядом с ней, свесив с телеги босые ноги, сидели две молодые «скисшие» девчушки.

Лошадь, по мягкой едва накатанной землице, плетётся не торопясь, лениво, постоянно кому-то кланяется. Вдруг в далекой роще проснулась кукушка, начала отчитывать годы жизни.

— Даа! Свезло вам красавицы! — ожила бабка Лукерья, насчитав больше, нежели умела считать.

— Свезло, так свезло! — возница продолжила вздыхать. — Барин лично пригласил вас работать в Таганово. И главное: Цех построили новый. Работа интересная. Девчат набирают весёлых. Озорных. Не жизнь у вас теперяча будет, а малина! Эх, живи да радуйся. Мне бы так!


Танюшка и Ульянка Ляповы до сих пор не могли отойти «от внезапно навалившего счастья». Им было трудно понять: Плакать с горя, или смеяться от счастья. В руках старшие сестры погодки из многодетной семьи держали выигрышные путевки (Аляпистые цветные бумажки), дающие право начать трудиться на новом предприятие помещика из Таганово. (Примечание автора. Хитрый тагановский работодатель продолжал гнуть свою социальную программу по привлечению на заработки людей из многодетных и малообеспеченных семей проживающих в других селах и деревнях.)

— Девоньки, как я вам завидую! Победить в такой сложной викторине. Выбрали всего два человека из цельного села. Представляю, как сейчас кусают себе локти другие девчата, которым не повезло. (Под одеждой бабки была скрыта купчая на сестер Ляповых, которую она тайно должнабыла передать в отдел кадров).

— Вы главное не зазнавайтесь. И родственников навещайте хотя бы раз в месяц. А то им будет совсем плохо без вас.

— Конечно, конечно, — сестры одновременно покачали головой. (И тем не менее в горле першило и слезы предательски накатывались на глаза).


— Скажи, бабушка, а у кого мы будем жить? — произнесла Ульянка, внезапно очнувшись от литургического сна. Добрые ли они люди? Не обидят ли?

— Эх, лапоньки сизокрылые, так в том то и дело, что жить вы будете вдвоем, в отдельной комнате в новом бараке с чудным названием общежитие. Всех бездомных работниц поселили туда. Поближе к месту работы.

— Даа! — выдохнула бабулька, после очередного глубокого вздоха. — И ещё… Теперяча — все суженные ряженные ваши!

«Счастливые победительницы мега-конкурса» переглянулись. Недоуменно посмотрели на старую, выжившую из ума сваху. Даже попытались улыбнуться… (Об чём это она? Какие женихи? Какие ряженые? Когда на сердце так муторно? Когда насильно забрали и увезли от родных в неведомую сторонушку? Чур, меня, чур!).


— А вы как думали! — водила продолжала уверенно убеждать. — Чичас вы будете работать в Таганово! Хорошо получать за работу. Дай бог, будет всё любо да дорого. Накопите на приданное. Станете богатыми невестами.

— ??? — молодушки захлопали ресницами.

— Смотрите не зазнайтесь!!! — Лукерья хлестнула вожжами лошадь, чтобы та ускорила шаг.

— Какими невестами? — Танюшка залилась краской. Закрестилась. — Владыко, царь небесный, господи! Свят, свят, свят! Лукерья Ильинична, вы что? Мы замуж сроду не собирались!

— Как же, не собирались они! — старая ключница недовольно поправила сбившийся платок. — Жених, что чирей: ждёшь не ждёшь, придет время, где захочет, там и сядет.

— И как только это произойдёт! — она продолжила обучению жизни глупое подрастающее поколение. — Тотчас мотрите внимательно. А то набегут всякие босяки охальники — голь перекатная… Тьфу, на них, иродов! Особенно из других деревень! Глазом моргнуть не успеете — уведут под венец. Чичас все как с ума посходили — ухлёстывают за тагановскими, проходу не дают!


— И ещё!!! — сваха крякнула по-мужицки. А затем, вдруг жалея, осмотрела сбившихся в середине повозки желторотых галчат и произнесла с душевным волнением, с неожиданной искренностью. — Самые хорошие женихи, ситцевые мои, это те — кто крестьянствует на земле барина. Барин у нас хороший. Он своих мужиков поддерживает и защищает. Найдете своего суженого — ряженного. Честным пирком сыграете свадебку. Нарожаете ребятишек. Будете жить как за каменной стеной. Ещё лучше выбор, это те, кто работает на предприятиях барина. Некоторым платит в месяц столько, сколько другие купцы Статный, русоволосый, со светло-голубыми веселыми глазамине получают.

— Ну, а самые видные женихи, у нас в Таганово… — Лукерья сглотнула. Пошамкала губами. Интригующе посмотрела на молодых вертихвосток. (Господи, до чего же они тощие и костлявые!) Прищурила глаза. Подумала: Стоит ли раскрывать главную тайну «Золотого ключика» или немного подождать? — Самые лучшие, девоньки мои синеглазые, — это конечно дружинники барина. Там и форма красивая, и оплата высокая, и молодцы все как на подбор красавцы и удальцы, да ещё за добрую службу жильём награждают.

— Даааааа, — задумчиво протянула учительница жизни. — Но там, рыбаньки мои, не так всё просто…

* * *
Месяц спустя.

Село Веселково.

Изба ныне покойного Аркашки Ляпина.


— Ульянка? Доченька? Где Танюшка? Что случилось? — в старенькую, с гнилой тесовой крышей избушку вбежала тощая взволнованная женщина с жёлтым морщинистым лицом.

— С добрым здоровьецем, мама, — гостья произнесла смиренно, низко поклонилась, уставившись в пол.

— С Таней всё хорошо, на работе, — она весело задрала глаза, после чего с визгом бросилась на шею матери. — А, я, вот она! В гости приехала! С подарками! — Поддавшись общему движению радости, от услышанного, все присутствующие в избе девчушки, от мала до велика (А их было четверо, малолетних сестер Ляповых), присоединились к общему обниманию, ликованию, многократному целованию. В результате чего в избе на несколько минут возникла небольшая куча — мала.

— У-рря-я, — закричала шестилетняя Арина, самая маленькая в семье. Она радостно топала по полу своими босыми ногами, побитыми цыпкой, весело трясла нечесанными, выгоревшими на солнце волосами, крутила рваным платьем, сквозь прорехи которого просвечивалось костлявое тельце. — Не зря у маменьки сердце со вчёра радость чуяло: два раза ножик роняла на пол. Вот, она и есть — правдивая примета. А ещё! Улька цельный мешок гостинцев приволокла.

— Ах, батюшки! Ах, светыньки! — гостья пыталась, что-то начать рассказывать. Но, ей не довали. Целовали в шею, в губы, в щёки, в глаза.

— Мне дали день отдыха, — наконец она с трудом оторвала от себя гроздью повисшую младшую сестру. — А тут обоз. Мужики проездом по сёлам, закупают ягоду, грибы. Я и добралась с ними. Завтра с утрица обратно. Обещали забрать. Так, что, родненькие мои, я не на долго. Только попроведывать.


— А мы с Катькой, Дашкой да Глажкой во поле траву косим, скирдуем, — начала сбивчиво рассказывать мать — сухопарая женщина, с острым носом, с низеньким лбом. — А тут Аришка прибёгла. Срочно домой. Грит, ты приехала. Я испужалась! Аж-но сердце в пятки зашлось. А ещё намедни видела сон плохой. Измучалась вся. Бягу, что пятки горят. Думаю, какая бяда приключилась?

— Матушки мои, да чего же это я с ума-то схожу от нетерпения? — в её глазах засветились тревожная радость и испуганное любопытство. — Всё про себя да, про себя. Давай Ульянушка, сказывай. Как вы там с Таней живете в неволе? Что делаете? Барин какой? Сильно, нехристь лютует али нет?

— Как это тебя отпустили? — старшая сестра, соблюдая очередь, ехидно добавила россыпь вопросов. — Сбежала небось? Али с работы выгнали?

— Верно ли сказывют, — нислушая никого, без очереди, влезла в разговор малолетняя проказница Арина. — Серебра у него столько, что он его трескает на завтрак, обед и ужин? А ещё сказывают, чта глаз у него золотой? И куды им глянет, всё превращается в золото?


— Так и быть, обо всём поведую, — Ульяна подошла к печи. Убрала заслонку. Взяла ухват и достала оттуда вкусно пахнувший горшок с варевом. — Попробуете воперва моё угощение! Я пока ждала вас с поля, приготовила гостинчик: Таганофель варёный с кусочком тушёного мяса.

— А что такое таганофель? — воскликнула Дарья. Она потянулась к заветному блюду ложкой. — М-м-м… И когда это ты научилась варить, да ещё вкусно?

— Лучша кажи, чта тако туршоное мясо? — задорно вторила ей Аришка, залезая в горшок без очереди, в обход всех ложек закрывавших ей путь. — Вкуснятина небось?


— Таганово… Это почти сказочный мир, — начала на распев Ульянка после того как было полностью покончено с поданным кушаньем.

— Новая трехглавая церковь с высокими колокольнями и мелодичным звонок колоколов, аккуратные домики с синими, зелёными и даже красными крышами, — лицо рассказчицы зарумянилось, посвежело, глаза горячо заблестели, и в них засветилась игривая, задорная мысль. (Как мне хочется иметь такой уютный домик!)

— Чистые и опрятные улицы, затаились в зелени, как будто выросли в неведомом лесу, — голосок сочинительницы — фантазёрки зазвучал ласково, певуче. Заворковал с какой-то странной радостью и светлой надеждой.

— Невысокие разноцветные заборчики. Вы только подумайте, там даже белки прыгают по деревьям, и ёжики ползают по дорожкам. Такие смешные. Идешь такая, гуляешь, а он колючка — невеличка ползёт себе мимо. Глазки такие маленькие как бусинки… Ути — пути. Длинным носиком шевелит.

Девушка вспомнила, что-то приятное. Заулыбалась. Продолжила рассказ…

— Перед каждым домом клумбы с яркими заморскими цветами. Такие запашистые! Смотришь на всё это и в глазах кружится. А ещё большой клуб, где проходят всякие мероприятия: Вы бы видели как там танцуют, как поют. А общежитие: Смех, шутки, песни не утихают даже ночью, после работы…


— Цветы, белки, ёжики, танцы — это всё понятно, — мать перебила, недослушав. Она задумчиво посмотрела на «блаженную» дочь. Развязала и снова завязала платок. — Погодь ужо. Лучше ответь, где живете с сестрой, у кого, что за люди? Не обижают ли вас? Не голодуете ли? Что кушаете?

— Мы с Таней живём в новом двухэтажном доме. Называется общежитие. На втором этаже! В светлой, уютной двухместной комнатке. Там есть стол, два стула, две кроватки, небольшой шкаф для белья. Кормят вкусно, три раза в день, в общей рабочей столовой. На обед дают первое, второе и третье.

— Ась, что такое первое? — не понимая дочери, переспросила мать.

— А, второе? — по старшинству, как положено, сыто икнув, добавила Дарья.

— А третье? — не услышав ответов, без очереди, как всегда занозой из-за угла со своим вопросом, вылезла младшая сестра.

— Это номера блюд в столовой.


— Родненькие мои! — губы мечтательницы сами растягивались в улыбку. — Вы просто не представляете, какой по утрам открывается вид на восходящее солнышко. Большое, косматое, ровно нарисованное чудными красками. Встанешь у подоконника, откроешь оконце, вздохнешь глубоко — глубоко сладкий воздух дремучего леса и любуешься. Как же там хорошо, как красиво. Душа поёт и радуется! И ждёт чего-то хорошего, доброго…

— А ещё… Там… — поэтесса — прозаик желая продолжить перечень чудес в неведомой сказочной стране Таганово, внезапно обратила внимание на недоверчивые взгляды матери и старшей сестры.

— Не верите, да?

— Ох, Ульянка! — Дарья игриво вытянула губы. — Чевой-то ты заливаешь небылицы. Будто тебя не в вечное рабство продали, а замуж выдали за князя. И мелишь так, ась прожила всю жизнь не в завалившейся халупе, а во дворце. Сколько тебя помню, ты всегда была пришибленная на голову и разговаривала с кузнечиками. А теперяча уехала из дому всего-то месяц назад, а уже прям такая — сякая, вся дворянкой стала, нос от важности задрала! И слова сказываешь ненашенские: — хорошее, доброе. Так, шта знаем тебя. Спустись-ка на грешну землю. Со второго этажа! Да поведай всё как есть: Про жизнь вашу с Таней новую, про работу, да про Тагановского помещика изверга.

— ??? — сказительница не ожидала такой реакции на свое чувственное повествование.

— А я ей верю, — сопливая Аришка поддержала рассказчицу. Она недовольно ткнула локтём «Неверущую Фому» в бок. Скорчила ей страшную рожицу.

— И я, — поддержала её Катериана, молчавшая с самого начала разговора. Она пригладила свои волосы цвета соломы, нащупала короткую косичку. — Люди в церкви сказывают, случаются чудеса иногда.


— Дашка просто злюка — калюка, — мелкая егоза начала давать пояснения. Захлопала круглыми, широко раскрытыми глазами. — Потому, шта вочерась не пришел ухожор ей-ный. Она ждала, бесилась. А он не пришёл. Вот, она и срывает злобу на всех. А так она верит во всё. Правда же, Дашуля?

— А вот и нет! — сестры начали перепираться.

— А вот и да! — мелкая задира снова сквасила лицо. — Ульяша, не останавливайся, сказывай далече про дворцы, царей, королей и ёжиков носастых. Дюже антиресно!

Мать сидела чуть в стороне от перепирающихся детей с застывшей улыбкой и молчала.

— Ах, так! Хорошо… — приезжая недовольно метнулась к своему вещевому мешку. Подняла и прижала его к груди.

— Хотела показать! Но! Чуть позже, — она начала говорить непонятные фразы. — Покажу сейчас. Вот, выдали, за хорошую работу. Вообще-то нам запрещено вывозить их из Таганово. Однако я потихоньку привезла. Как знала, не поверят мне здесь!

— Ждите, — девчушка стрелой вынырнула из избы. Побежала на сеновал.


Через несколько минут в избу вплыла, высоко подняв голову, расправив плечи, переодевшаяся царица — молодица — раскрасавица в невиданном доселе платье… http://mtdata.ru/u24/photo5505/20808035537-0/original.jpg

Она сделала два шага по избе, крутанулась через левое плечо, как учили соседки по этажу. Поставила руки на талию. Снова повернулась, теперь уже в другую сторону. Подняла подбородок, расправила плечи.

— Вот! Все видели!!! Все рассмотрели! А у Танюшки, такое же, только синее!


Тишина коромыслом повисла в избе на долгое время. Любознательный паук успел переползти в углу с одного места на другое, дабы лучше видеть происходящее.

— Огось!!! — не соблюдая очередности в высказываниях, произнесла младшая сестрёнка. Ей первой удалось отбиться от столбника напавшего на всё женское население избушки. Её глаза стали огромными. — Видали!!! И это Улька ещё не сказывала про жениха! Представляю, что ждет нас впереди!!!

— Мама, — внезапно она повернулась в сторону родительницы и грозно произнесла. — Немедляча продай меня в Таганово! Я тожа-ма хочу платье такое!

Глава 29

Июнь 1688 года.

Переславль-Залесский. Берег Плещеева озера.

Место постройки потешного флота молодого царя Петра.


— Ох, боже праведный! Ох, дева пречистая! Ох, пресвятая богородица… — князь, боярин и воевода Борис Михайлович Прозоровский перекрестился. Молча уставился вдаль. На глаза накатилась слеза.

— Вот она и смертушка моя настаёт! Вот и всё, окончена жизнь! Пропал я. Погибла моя буйная головушка. Так подставил меня, так подставил, это ирод ненашенский! И откуда он только взялся, иуда, христопродавец, дьявол во плоти? Всю жизнь мне исковеркал, всю судьбу переломал!

Восходящее солнце золотым пожаром горело издали в верхних окнах монастырского купола. Далеко по округе малиновым звоном разливались голоса новых колоколов Троицкого Горецкого монастыря. Их звуки выматывали душу, оглушали и притупляли чувства. Чуть погодя ударили в большой колокол, потом в перебор, словно на праздник, весело заиграли, зазвонили во все колокола сразу.


— Это по его наводке я подбрасывал царю картинки с кораблями. По его приказу постоянно восторженно сказывал о море, будь оно трижды неладно. Ещё приволок в подарок здоровущий макет пиратского корабля, что более аршина в длину. Разве я мог так думать? Разве я мог так предполагать? Забава, она и есть забава. А когда его величеству благоугодно стало развлечь себя плаванием на небольшом ботике по Яузе реке… Помечтать под плеск небольшой волны о дальних странах, о морских сражениях — взял и напросился вместе с ним. И как будто дьявол вселился в царя! Захотел он иметь свои настоящие корабли, свой флот. А, я ещё сдуру ляпнул… — Конечно батюшка-государь, это же очень здорово иметь свой флот. Да с громкими пушками, удалыми матросами, большими развивающимися флагами… Это же так прекрасно! А иноверцы, подлюки, сучьи дети, воры преподлые, пакостники, все как один, подхватили дурную идею. Похвалили. Поддержали. Подставили!

— Что можно сказать? Молодец, Бориска — сам совет подал царю — сам и исполняй! И как быть?


— Ох-хо-хоо, Господь, отец наш небесный, грозен и справедлив ты в гневе своём, — воевода горестно вдохнул полной грудью. Перекрестился.

Чистый утренний воздух был насыщен запахами сена и цветов. Над едва плещущим озером стоял туман, в тихом, теплом воздухе занимающегося дня зудели комары. Большое розовое солнце не спеша, вразвалочку выползло из-за края земли и лениво поднималось над полями.

— Петр Алексеевич нагнал мужиков, погостил в Переславле всего несколько дней, — тяжелые воспоминания никак не хотели покидать голову Прозоровского. — А затем ускакал с Меншиковым, Измайловым и Голицыным домой — командовать сухопутными потешными сражениями. А мне теперяча надобно строить флот для царевой морской потехи. А для того ещё верфь корабельную. А там и пристань приличную. И в довесок ко всему ещё и возводить батарею на мысу Гремячем. А ведь я, даже не ведаю, каков он есть этот самый корабль! Я их только на картинках-то и видел. И воды я боюсь, как огня! Мы, не морская держава. Нет у нас корабелов, нет матросов, нет капитанов. Никого нет. И где их брать?


— Ох, пропала моя головушка, — голова боярина гудела от мыслей. Сердце всполошенно билось в грудном капкане, вонзая боль под самую лопатку. — Хоть и дал государь в подмогу, этого немца Карштена Брандта да ещё двоих заморских «мастеров» Класса да Корта. А они после расспросов, похоже, ещё меньше моего знают о кораблях. Или скрытничают аспиды проклятущие, добиваются смертушки моей. У крысёныши ненавистные — муторно с ними!

— Что же делать теперяча? Что делать? Что? Дело новое, небывалое… А тут ещё сказывают на днях курица петухом кукарекала, верная примета… — к беде.

— Утопиться что ли? — боярин посмотрел на тёмную воду. — Уж лучше так, чем голову снимут или на кол посадят… Кстати, говорят здесь от берега сразу, глубоко.


— Батюшка, кормилиц! — к воеводе подбежал староста из большого села Васильково, вотчины боярина, что находилось в двухстах верстах от Москвы. Он взглянул ему в глаза, уважительно, глубоко поклонился, бухнулся на колени. — Вот ты где! Кое-как тебя нашел.

— Прошка? А ты здесь откудава?

— Так пришел со всеми мужиками деревенскими.

— А они почему, тут? Кто велел?

— Софья Борисовна, дочь ваша. Голубушка, казала, что бяда вяликая! Что, ты, надежа наш в большой опасности. Нехристи собираются напасть на нашу сторонушку. Помочь тебе надо. Крепость на озере построить, да постоять всем миром за землю русскую. Собрала многих, кто топором умеет махать да сюда привела.

— Подожди не тараторь. Так она, что, с вами? Здесь?

— Ну да. Вон, тамача, у леса, командует.

— Как командует?

— Как надобно. Как положено. Как енерал!


— Значит, так! — умело распоряжалась высокая девушка, стоя возле начатой строится пристани… — Первое! Всё, что понастроили эти косорукие горе старатели, поломать. Второе! Ямы, которые они тут понакопали, закопать. Мусор, грязь, опилки, щепки — всё повычистить. Чтоб блестело и зеленело, как будто, нет никаких работ. И главное… Ребятушки, побыстрее, побыстрее всё делаем! А-то мне ваше сонное царство уже опостылело. А если я рассержусь! будет всем плохо!

— Иванцов!

— Слушаю, Софья Борисовна, — ответил парень, стоявший у неё за спиной.

— Передай радио Климову. Пусть выделит нескольких бойцов и вернет всех строителей, что ушли подрабатывать в село Веськово.

— Будет сделано!

— Далее, Хомутов!

— Слушаю, матушка.

— Где воевода Михайловский? Почему я не вижу его?

— На озеро, с утрица ушёл. Думы думает, важные, в одиночестве. За ним отправили Прохора.

— Хорошо.


— Так, Анисим, теперь с тобой. На следующей неделе прибудет большой обоз с корабелами из Архангельска. Бери своих мужиков, выбери удобную площадку и начинай готовить место под строительство временного поселения. Кстати, как подойдут беглые работники из Веськово, их тоже можешь забрать к себе. И следи за ними. Мне тут лодыри не нужны. А будут возмущаться, отдай их Климову, пусть вместе с его бойцами по полям, без устали, с утра и дочи, бегают. Или нет, подожди, пускай лучше, пока нет кораблей, по деревьям лазают на скорость, к высоте привыкают.

— Дарья?

— Аушки, кормилица!

— Обоз с бабами дошел, всё нормально? Отставших нет?

— Все тутачки. Все добрались, с божьей помощью.

— Полевую кухню развернули?

— Да, матушка. Пищу ребятушкам готовим. Хлебушек замесили. Возницы повели лошадушек скупать на озеро. Все при деле. Все под рукой.

— Замечательно! Иди и найди, этого паразита, который, у них, тут, отвечает за продукты питания. Всё посмотри. Всё проверь. Перепиши. Доложишь к вечеру.

— Ладушки, боярынька наша, всё исполню, как велено.


— О-ля-ля, мадам Софи-я… — к девушке подбежал человек в пышном белокуром парике, волнами ниспадающим на камзол из голубого атласа, украшенный розовыми бантами, в розовых чулках и красных башмачках, в коротких бархатных штанах с лентами. На животе и с боков неизвестного из-под бархатной куртки выбивалось тонкое белье в кружевах.

— Это-о какой-то кошмарь, ужасаль, фантастик моветоон! — иностранец гортанно произнес в нос. — У нас с вами урок через половину час. А ви ещё не готови?

Военачальница повела соболиной бровью. Прищурила глаза и произнесла по-французски с сильным «рязанским» акцентом… (Примерный перевод автора. Поль, сейчас я сильно занята. У меня нет времени на пустые разговоры. Мне не до глупых занятий с тобой. Иди и займи себя чем-нибудь полезным. Например, найди иностранцев и познакомься с ними поближе. Вечером, всё расскажешь, кто они такие и чем тут занимаются.)

— Шарман, когда мы прибудем на место, вы обещали познакомить меня с молодым царем, — учитель запротестовал в ответ. — А вместо этого мне приходиться заводить дружбу и следить за всякими старыми голландцами, скукота. Сударыня! Вы наняли меня учить вас французскому языку, политесу, танцам и на досуге рассказывать веселые истории про Высший свет, Короля Солнце и мою милую Францию. Вы говорили, что это путешествие будет ужасно интересным, что…

— Поль де Мюрай дю Реварди! Давай ноги в руки и дуй мелкой рысцой к голландцам. Пожалуйся им на варварскую страну. На свой глюпий, деспотичний ученица. В конце концов, расскажи им про кошмаль, коноваль, и прочее ужасаль… наших дорог, — боярыня произнесла уже по-русски, резко повысив голос. — И не отвлекай меня, пока не позову, ясно?

— Но, София Бори-со-внаа? — он обиженно посмотрел на её красивые, хорошо очерченные губы, небольшой с курносинкой нос и широко разметанные брови, придающие лицу решительное выражение.

— И помни!!! — она вновь перешла на язык Людовика ХIV. — Не будешь меня слушаться, верну туда, откуда забрали… в Бастилию! К крысам, жучкам, паучкам, червичкам и прочим друзьям — обитателям камеры одиночки. Всё, иди.

— Хорошо, мадам… Как вам будет угодно, мадам, — бывший заключенный склонился в реверансе. — О, да! Как вы правы. Эти ужасные, северные дороги! Об этом мне надо обязательно кому-нибудь срочно — срочно рассказать, например моим новым лучшим друзьям из Голландии.


— Иванцов, — «командирша в юбке» вновь обратилась к радисту.

— Слушаю.

— Я, последний раз повторяю вопрос: — Где воевода Михайловский? Почему я до сих пор не вижу его? Почему я должна обо всём всем напоминать? Я что, тут, до второго пришествия, как одинокая сосна на холме, стоять буду? Найдите мне его, быстро!

— Да здесь я, дочка. Здесь, — отец подошел к дочери.

— Здравствуй, тятя! — зубастая мегера вмиг превратилась в ласкового пушного зверька. Шерстка её заиграла, заискрились на солнце. Щеки порозовели. — Папаа… (С француским акцентом) Что же ты тут натворил? Ну, право слово, как маленький ребенок! Алексей Петрович попросил меня помочь тебе со строительством потешной флотилии.

— Но помни, — её голос вновь приобрел железные нотки. — Обязанности по выбиванию денег и взаимодействие с царём, лежат на тебе!

— Здравствуй, Софюшка! — боярин улыбнулся, тепло посмотрел в её глаза. — И я рад видеть тебя, тоже.

Ветер дул с озера пахучий, смоляной, веселый. Он подергивал рябью сизые воды, шелестел листвой кустарника, на берегу качал стволы тонких березок. Он мило наблюдал, как незатейливо и добродушно разговаривают отец с дочерью после долгой, долгой разлуки.

Глава 30

Спустя месяц, к вечеру субботы, на стройку пригнали большую партию каторжников. Отощавших, изнеможённых доходяг расковали. Людям раздали пищу. Велели выбрать место и отдыхать. С утрица бывшие охранники по привычке пообещали погнать страдальцев на самую тяжелую работу. Андрейка Поклонов не понимал, что происходит, почему сняли кандалы, однако сразу решил бежать. Другой возможности совершить побег у молодого затворника могло не появиться. Он, недолго думая, дождался рассвета, когда все сладко спали, потихоньку поднялся, украдкой оглядел спящий лагерь. Никого из охраны не было видно. Бывший заключенный ехидно ухмыльнулся в бороду, поблагодарил Господа и Богородицу за удачу и юркнул в темноту чащи.


В сумрачном, глухом, дремучем, безмолвном лесу клубился зыбкий туман. Понизу он был плотный, густой как желе, отливал синим. Выше, в просветах между деревьев расплывчатым, — голубым. В гуще кустарника, в самом лозняке, казался зеленоватым. А в низинке, в ногах у небольших осинок, светился сиреневыми переливами. Налившиеся зеленью травы и полевые цветы поседели от выпавшей росы.

Поначалу беглец бежал быстро, однако спустя время, когда солнце взошло над лесом и начало припекать, он устал и теперь двигался из последних сил. Частые коряги и сучья вконец размочалили лапти, в лоскутья изодрали сермяжный кафтан. Вековые ели и сосны, кололись, хватались, предательски цеплялись за одежду бродяги пахучими зелеными лапами. Трещали сучья, шуршала хвоя, стреляли под ногами сучки. Подошвы горели. Андрей ослаб, стал дышать тяжело, сопел словно загнанная лошадь. Обходя большой муравейник, он запнулся об торчащую из-под земли корягу и изнеможённо упал на сухой валежник. Застонал, раскинул руки от слабости, словно на распятии.

Где-то совсем рядом кто-то зауныло, себе под нос, затянул жаластливую песню…

Ты взойди, взойди, красно солнышко,
Над горой взойди над высокою,
Над дубравушкой над зеленою…
— Уж не леший ли в смолистых, ветвях запутался и завлекает меня пением к себе на погибель? — струхнул скиталец. — Пронеси, господи! Спаси, святой Николай, Чудотворец Божий от бед и лихой напасти!

— Люди-добрые, а это, что за ягодки? — недалеко от него раздался скрипучий старческий голос.

Бродяга присмотрелся и сквозь высокую траву увидел невысокого, сухощавого старика, с большой седой бородой, лет под семьдесят. Лесной певец был одет в посконную рубаху, холщовые порты, на ногах виднелись лапти. В руках дед держал небольшое лукошко. Старик остановился возле куста смородины и с удивлением стал рассматривать ягоду.

— Гли-ко, сморода, — запричитал старый, обращаясь к заросшему дикому кустарнику. Он по доброму улыбнулся, и морщинки разошлись по его лицу, как рябь по воде. — Да много. Надо будет пособирать да бабке отнесть. Ууу, да кислючая! Аж-но выворачивает очи.

Старец пошамкал губами. Раздвинул ветки. Осмотрел количество ягод на кустах.

— То-кмо, если бы, ты, сморода, была беглым мужичком, — лесовик неожиданно продолжил разговор с кустом. — То я бы посоветовал тебе не ходить в сторону солнышка. Овраг там глубокий. Оступишься, упадешь, покатишься, ноги — руки поломаешь. А с поломанными ногами, тебе не уйти далече. Тебя быстро, сладка ягодка, догонят серые волки и съедят.

— А катись-ка ты, сморода, лучше туда, — дедок показательно махнул рукой. — Да всё время чуть в сторону от солнышка поворачивай. Глядишь, и живёхонек останешься…


— Эй, старче! — из-за деревьев появились два здоровенных сытых солдатика, безбородые, наглые, в неизвестной заморской одёже с серо-зелеными разводами. Глаза жесткие, злые. Шли они по лесу легко и мягко, как ходят звери и в отличие от обычных служивых. — Ты, там, с кем языком чешешь?

— Здоровы, чертяки! — Андрей чертыхнулся про себя. — С одним справиться будет тяжело. А тут, двое!

— С кем, с кем? — лесовик потряс лукошком. — С ягодками общаюсь. Смороды нашел, вон, несколько кустов. Да гляжу вся мелкая. Эх, сердешные! То ли раньше было. По молодости. Ягода была крупная, сочная, размером… воо, с кулак. Росла везде, где можно и не можно. За ней даже ходить не надо было. Подойдешь к лесу, с краю, наберёшь полный короб. И всю зиму можно было чаи гонять. А теперяча? Мелкая, кислая, возьмешь в руку, тьфу, совсем никакая…

— Зубы-то нам не заговаривай, чай они не болят у нас! Не видел в лесу беглеца?

— А чавось его видеть? Вона, побёг, в сторону солнышка, стреканул от меня, как заяц. Испужался песни моей!

— Эн-то в сторону оврага, что-ля? — ищейки молча обменялись взглядами.

— Ну, да.

— Так он же там ноги поломает? И шею свернет.

— Вот и я говорю, непутёвый. Совсем с голоду обезумел. Эх, судьба — судьбинушка! Вот, то-ля раньше: Мужики были сытые, благоверные, по лесам, оврагам не шастали… Сидели по домам в нарядных рубахах али с бабами водили хороводы… Жили, — как сыр в масле катались. А чичас, чево?


Долго бежал Андрей, в направлении указанном стариком-лесовиком. Постоянно чуть сворачивал в сторону по совету доброго человека. И всё же заблудился, заплутал. Зашло солнышко в облака и потерял он путь дорожку верную. Осмотрелся кругом: Обступил со всех сторон густой, дремучий лес, с изъеденными трухлявыми пнями, с цепляющимися косматыми ветвями и корягами, с поверженными наземь после бурелома корявыми деревьями, с посохшими и вздернутыми к небу змейками-корнями. Устало упал беглец на траву, отдышаться, прислушаться. Поразмыслить, что делать далее.

Чуть в стороне от ближайшей поляны мелькнуло среди зелени что-то темное. И сразу пропало. Андрей насторожился. Может быть, зверь проскочил? Или балует нечисть лесная?

Где-то рядом вновь раздалась негромкая песня…

Возьму я, возьму котомочку,
Возьму я, возьму дубиночку,
Пойду я, пойду по долгой дороге,
Буду я, буду в черном лесу…
Это было похоже на чудо: В кустах вновь появился старый добрый провожатый.

— Опять поганка! — как несмазанное колесо на телеге заскрипел лесной колдун. Он закончил петь. Наклонился к земле и поднял находку. — Когда же нормальные грибочки пойдут. Вроде нонча дожжи прошли. А хороших грибов — нетути.

Дед поднял гриб над головой и стал рассматривать его на солнце, абсолютно необращая внимание на распластавшегося недалеко от него бродягу.

— Вот если бы ты, поганка, была беглецом, то я посоветовал бы тебе в сторону солнышка не ходить. Там места глухие, болотистые. Прошлой осенью пошли погулять две бабёнки да сгинули почём зря. Так, что лучше всего бежать вон туды… Да постоянно поворачивать от солнышка чуть в сторону.

— Дедуся! — из леса снова раздался оклик солдат. Бравые служаки, ищейками, словно по пятам, шли за беглецом. Загорелые лица вояк светились удовольствием от прогулки в лесу. — Ты с кем там лясы точишь, пень старый?

— С кем, с кем? С грибочками, — недовольно засопел грибник. — Говорю, нынча в лесу одни поганки да мухоморы. Хорошего гриба днём с огнём не сыщешь. Не то, что ранее… Эх-ма! Помню, когда был молодой… В ту пору грибов было видимо — невидимо… Все такие, агромадные, велики размером… акокрас с твою голову. В лукошко не помещались. Найдешь таких полянку, телегу подгонишь, доверху насыплешь и на всю зиму хватало. А теперяча, что? Одни худодышные поганки. Эх, были, да прошли добрые времена!

— Слушай, отец! Не виляй хвостом! Беглеца, не видел?

— А почто мне на него смотреть? Чай не девка красная. Вона, направочко, в сторону солнца потопал, как медведь косолапый, все ветки пообломал.

— В болото, что ля полез?

— Туды, родимые.

— Во, дурной. Потонет почем зря. Ладно. Спасибо тебе, пойдем, пожалуй, глянем, как тонуть будет. Можа вытащить успеем ещё.

— Давайте ужо, идитя, идитя, голуби сизокрылые, — старик задумчиво посмотрел в сторону удаляющихся солдат. — Шастают тут по лесу, все грибы потоптали, жеребцы окаянные.


И снова Андрей бежал со всех ног: Перепрыгивал через поваленные замшелые стволы. Бездумно уворачивался от толстых сучьев. Спотыкался, налетал на невидимую паутину и торопливо отирал лицо ладонями. Трижды переходил мелкие, заросшие кустами ручьи. С упрямством, лишенного на ошибку загнанного зверя, претворял в действие нехитрую и жизненно важную задачу — оторваться как можно дальше от погони. И всегда послушно, по доброй подсказке, поворачивал чуть в сторону от висячего справа над головой солнышка.

Казалось, это будет длится часами — сумасшедший бег меж деревьев, шумное хриплое дыхание, нескончаемый, бесконечный, похожий сам на себя лес… И вот показался просвет между деревьями. Беглец вышел из леса и… увидел озеро и раскинувшийся вдоль берега строительный лагерь. Не понимая, как такое могло произойти, он остановился. Получается, что он полдня бегал по кругу.

— Что делать? Как же так? Как теперь поступать? Не мог добрый лесовик подсказать неправильную дорогу? — мысли пузырями кипели в голове. Лоб покрылся холодным потом. Под сердцем защемило.

— Иди милай, не останавливайся, — позади него чуть слышно проскрипел голос злого проводника.

Каторжник обернулся. За его спиной, в нескольких метрах стояли три человека.

— И помни, — на губах старика возникла кривая, зловещая улыбка. — Второго шанса не будя. Играть со смертушкой больше не надо!

— Ну, что встал? — гневно произнес один из солдат. Он снял с плеча небольшое ружье. Воронёный ствол уставился в живот беглеца. Он резко дернул рукой, «ружье» громко лязгнуло. — А ну бегом, быстро.

Поклонов со страха со всех ног припустил в сторону лагеря.


— Ой! — кто-то вскрикнул звонко.

Андрей во время бега в высокой траве натолкнулся на девушку собирающую цветы.

— Батюшки святы, медведь! — во все горло завизжала незнакомка. Она попятилась, прикрыла рукавом глаза.

— Перестань орать, дуреха! — Андрей начал успокаивать девчушку. — Я не медведь.

— А кто? — пострадавшая на полном серьезе продолжала разговаривать с медведем, одним глазом выглядывая из-за рукава. (Кто же ещё кроме больших косматых животных способен бегать по лугу, сбивать её, когда она! одна! в полном одиночестве! вдали ото всех! собирает цветы.)

— Я, Андрей… Поклонов, — он окинул незнакомку изучающим взглядом. Во всем её облике: в ладной фигурке, в выражении лица, в больших и немного испуганных сиреневых (Похожих на озерца) глазах — была растерянность.

— Ааа, так ты поклонник, что ли? — выбившиеся из под платка белые пряди волос падали на лоб, заставляя её кривить губы и фыркать, сдувая назойливые завитки.

— Кто-о? — беглец недоуменно пожал плечами. — Чудная какая-то.

— Ну, поклонник!!! — шустрая егоза быстро пришла в себя и начала, не останавливаясь щебетать. — Это тот, который восхищается моим талантом! Моим красивым голосом! Моим пением!

— Ты специально выследил меня, чтобы признаться мне в том, что я пою лучше всех? — у певуньи мгновенно летней зорькой заалело всё лицо. — Ооо, это так здорово! Как ты узнал, про меня? Кто-то рассказал? Мы же только, что приехали из Таганово? И меня ещё никто не слышал? И не кто мне ещё не хлопал? И цветов не дарил в награду за моё пение? А концерт будет только вечером! Мы же ещё даже распевку не начинали! А все уже говорят, что я самая талантливая и голосистая!


— … Ыыы??? — Андрей ничего не понимал из того, про что щебетала глазастая незнакомка. Он задумчиво поскрёб пятерней бороду. — Ась? Куда? Кого? Чавось?

— Тавось, медведь косолапый, — по-хозяйски начала вести себя юная, но уже начинающая капризничать звезда. Поднявшись с земли, она хорошо рассмотрела парня: Высокий, крепко сколоченный, лобастый. Широкие брови, черные, сросшиеся на переносице, нависали над голубыми печальными глазами, придавая облику «медведя» грубоватую привлекательность.

— Значит так! — молодушка по-деловому тряхнула тяжелой золотистой косой, туго перехваченной розовой шелковой лентой и пошла в сторону лагеря, продолжая разговаривать со странным воздыхателем. — Ежеля ты поклонник, бери цветы и провожай меня в лагерь. Сегодня у меня первое выступление.

— Да, — добавила она, явно любуясь собой. — Можешь идти чуть позади и негромко и томно вздыхать. Ну, или слова какие-нибудь сказывать красивые про меня или мой талант.

— Ух, — она подпрыгнула как коза и счастливо прижала руки к груди. — Вот, бабаньки-то обзавидуются! Не успели приехать на концерт. К этим? Как их?…. к морякам! А меня! Меня!!! уже местные поклонники с цветами провожают! И это я ещё даже не пела!!!

* * *
— Афоня, кончай ухо давить! — любый друг, маленький, рыжий, облезлый человечек в засаленных портах и рубахе, растолкал товарища прикорнувшего в тени, под березой. — Слыхал новость? Сёдня опосля обедни не работаем.

— О, как! Митька, а не брешешь? Нечто чертова баба, дух из неё вон, одумалась, да пошла в церкву, грехи замаливать? Или у этой бестии все мыслишки закончились, о том, как нас православных, перестать изводить, с этими чертовыми кораблями? А могет быть просто — заболела?

— Не, — Митрий перекрестился, опасливо огляделся по сторонам, не подслушивает ли кто. (Сказал бы словечко, да волк недалечко!).

— Слава богу, с Софьей Борисовной, всё нормально, — полушепотом произнес он. — Боярыня объявила всем выходной. Грит… будя — сюрприз!

— Сюприз? — недовольно роптал друг — сотоварищ, не забывая вставлять свою любимую присказку. — Вот ведь ведьма постылая, дух из неё вон! Мало того, что у неё в голове сто дел сразу, так ещё постоянно, что не день то выдумывает всякие слова обидные: «План», «норма», «бездельники», будите у меня всю ночь под «пальмами» «апельсины» грузить бочками! Всех до единого запужала!!! А намедни к заутренней выдала новое словцо, наверное обидное… — «сюприз». Господи всемогущий! Ну откель она взялась на нашу голову? Забрал бы ты её чтоля, вместе с её кораблями!


— Зря ты наговариваешь худое на нашу матушку — кормильцу, — Митька снова затравлено посмотрел в разные стороны. (Не видит, не слышит ли кто их разговора). — Строгая она, но справедливая.

— Да, ну??? Лягни её кобыла в задние ворота!!!

— Точно, тебе сказываю! Грит, сердешные, вы, заслужили награду. Потому, сегодня — отдыхайте! А ещё с утрица приехали тагановские девки да бабы. Петь, танцевать, веселить будут. Ух-х! Тамача, на пристани, площадку соорудили для их гуляния. Работяг кличут поглядеть. Айда штоля? Место займем поближе к озеру. Дюже антиресно, что за кипишь такой, отчего вся стройка встала?

— Ну, тя, к лешему, в качан задери! — Афанасий ухмыльнулся в бороду и едко добавил. — Нее, не пойду. Теперь меня отсюда и кобылой не сдвинешь. Чё я не видел, как деревенские дурехи глотки дерут. Вот, лучше бы, дали пожрать паболе але поднесли винца доброго чару. Вот тенто был бы праздник! А так, всё баловство. Лучше я спать завалюсь. В кои-то веки отдохну, в тишине да покое. Когда не стучат, не долбят и не орут.

— Как знашь. А я, пожалуй, метнусь, погляжу. Сказывают бабёнки у них дюже ядрёные, красоты неписанной, все до одной на принцесс похожи и поют словно соловьи!

— Давай, давай — топай. Только, скорее всего они все страшные, сухие, да пупыристые, как кикиморы болотные, дух из них вон, и поют как двери скрипучие. Ежели, чё возвращайся, я тебе тут место покараулю.


Над головой распластавшегося работяги мягкою да нежной хвоей шептались ели с соснами. Смолистый запах пьянил голову. Афонька дел в долгий ящик не откладывал. Поправил суконный кафтан расстеленный ранее на травке, в теньке, да завалился почивать. Однако сон не шел в руку.

Небо, когда не нужно было изображать из себя лошадь, было синее-синее. Голубое-голубое. Где-то в стороне висело теплое, яркое, даже малиновое солнышко (Видимое сквозь пахучие еловые ветки). Порой откуда-то набегал легкий ветерок. Верхушки деревьев пугливо вздрагивали, а Афанасию казалось, что на их фоне качаются облака. Временами он закрывал глаза, предаваясь случайным думам. Как-то сами по себе текли мысли о жизни — с грустинкой, с долей сожаления о прожитом ранее, или с надеждой о будущем и счастливом времени… Глубоко вздохнув, свободный мечтатель медленно прикрыл глаза.

— Эй, сердешный? — задремавшего Афанасия разбудили неизвестные мужики. — Не знаешь, где тут выступают приезжие, из Таганово? Дюже поглядеть хочется. Всё наше Веськово стоит на ушах с утрица, все только об этом и бают.

— Там, возле озера. На пристани. Ступайте туда.

— Спасибо, мил человек. Сам-то, пошто не идёшь? Нешто не любопытно? Али немощный? Можа захворал?

— Не. Мне и тут хорошо.

— Чудной ты, — незнакомец удивлённо потряс мочальной бородой с взъерошенными волосами. — Может блаженный али на голову больной?

— Нормально всё, — Афанасий окончательно проснулся. — Идите, куды шли. А мне и здеся ладно.

— Ну, будя, мил человек. Как знаешь!


Получивший заслуженный отдых, за участие в «стройке века», недовольно перевернулся на бок. Положил колпак под голову. И снова попытался задремать. Мимо него пробежала собачья свадьба. Последняя из группы, небольшая лохматая псина, остановилась возле дремлющего мужика. Обнюхала его влажным носом. Отбежала в сторону и начала звонко лаять.

— Афф, аф афф, аф, ррррр, афф, аф, — захлебывалась шафка.

— А ну, пошла отсюдова кабелина! Дух из тебя вон!

Собака ещё несколько раз с чувством выполненного долга гавкнула, осуждающе посмотрела на мужика, дивясь его несолидности, (Никак не хотел реагировать на её позывы) и затрусила дальше по своим неотложным делам.


Из чащи тянуло лесными запахами: Мокрым мхом, поспевающей земляникой, грибами и свежим родником. Лес звенел от птичьего гама. Издалека, из бора, чуть слышное, донеслось кукованье кукушки. Афанасий ворочался. Сон больше не шел. В ушах начало гудеть. Он поднялся и недовольно сел. Тряхнул головой. Гул усилился, преобразовался в звуки, а потом и в отдельные слова. Складывалось впечатление, что будто кто-то постепенно поёт всё громче и громче.

— Ба! Да их там цельный хоровод завывает!

Наконец-то песня обрела себя и зазвучала в округе в полный голос…

Ой, ты, Порушка, Параня, ты за что любишь Ивана? —
Ой, да я за то люблю Ивана, что головушка кудрява.
Я за то люблю Ивана, что головушка кудрява,
Что головушка кудрява, а бородушка кучерява.
https://www.youtube.com/watch?v=m3JIUQbIUw0


Песня звучала так красиво и притягательно, что Афанасий не выдержал.

— Нет, до чего же нехристи непонятливые! Ну, разве же можно так терзать душу, когда человек решил отдохнуть, выспаться? Есть ли у вас хоть капля совести, дьяволы вы во плоти? Орут, гремят, визжат черти окаянные, прямо под ухо! Дух из них вон!

Разбуженный поднялся и недовольный пошел в сторону озера.

— Все-таки надо пойти и посмотреть, кто же там так красиво поёт? У кого же глотка така лужёна?


Всё пространство перед пристанью было буквально усыпано народом. Люди волновались, подпевали, многие даже приплясывали.

— Батюшки светы! — человеческое море гудело многоголосым сдержанным гулом. — До чего же тагановские девки красные да голосистые! Чем же они их там кормят — поют, — что они так заливисто поют да пляшут?

— Дорогие друзья, — перебивая радостный гул публики, громко произнесла ведущая. Сейчасперед вами выступит наша начинающая певица Берислава Солнушкина. Она впервые исполнит новую песню «А по камушкам речка бежит». Это её первое выступление за пределами Таганово. Давайте же поддержим молодую талантливую исполнительницу вашими громкими аплодисментами.

Народ зашумел, заволновался, начал хлопать в ладоши.

На площадку смущаясь, вышла небольшая худенькая девчушка, чуть присела в поклоне, а затем заиграла музыка и молодушка начала петь… Да так, что вся многоликая площадь вмиг притихла, приосанилась. А песня, ожила, заиграла, заискрилась, взяла за душу, затомила сердечко, в один счастливый миг взлетела над людской молвой и, закружив, радостно понеслась, куда высоко в облака.

На сцену пристани, словно лебеди, павушками выплыли плясуньи в ярких, нарядных сарафанах, в блестящих в лучах заходящего солнца кокошниках. Подпевая, завели, закружили удалой девичий хоровод. Молодушка озорно блеснула сиреневыми глазками, подняла платочек, начала плавно двигаться, махать им в такт музыки…

А по камушкам, а по камушкам, а по камушкам речка бежит.
В даль далекую, к морю синему, путь ее беспокойный бежит.
А по ка- по ка- по камушкам, а по ка- по ка- по камушкам,
По круглым камушкам река бежит.
https://www.youtube.com/watch?v=dJgRxJfAzl4


Афанасий с удивлением заметил — он не мог не заметить, — как оживились, все кто слушал, подались навстречу исполнительнице, у многих на глаза навернулись скупые мужские слезы. Казалось, площадка охнула от изумления, от неожиданной встречи с волшебной песней, с изумительно чистым, звонким, дрожащим как горный ручеёк, девичьим голосом — с той нежной, раздумчивой мелодией, в которой отцы и матери изливали мечту о гордой прекрасной любви к родной земле, в которой жила и трепетала душа народа.

— Господи, господи, господи, — молитвой нараспев шептал Афанасий. Он прижал руки к груди. До боли, от избытка чувств, прикусил губу. Его широкое лицо, окаймленное светлой с проседью бородою, горело, как после бани. — Ну почему, почему, почему, я дурень бестолковый, дух из меня вон, не пришел сюда раньше!!!

Глава 31

Стройка гудела, шумела, стучала, разносилась по округе сотнями голосов и звуков…. Непрерывным потоком, словно извивающиеся змеи, в сторону стройки тянулись воза с песком, битым камнем, брёвнами. Рядом с возами натужено вышагивали возчики и грузчики в побитых сапогах, драных лаптях, а порой и просто босые, с грязными, потрескавшимися ногами, всклокоченные, со злыми, угрюмыми лицами. Одни подводы затирали другие, а задние напирали на них, путались, цепляясь одна за другую. Телеги, скотина и люди комом сбивались в общей безрядице.

На верху холма, откуда открывался панорамный вид на строительство «великого» объекта, находилась группа из нескольких человек. Старшим в группе была высокая девушка, одетая в простое белое платье с голубыми цветами — разводами, меховой накидке, кокошнике.

Твердость характера руководительницы подчеркивалось выразительностью тёмных и дерзких глаз под низко опущенными веками с длинными ресницами и линией надменно сжатых ярко-алых губ.

(Примечание автора. Выглядела описанная особа примерно так: https://i.pinimg.com/736x/96/20/2e/96202e4f9abae472a2f615a30d0c7685-russian-style-headdress.jpg.


— Радио Селезневу, — мелодичным голосом, подобно автомату, она продолжала, не останавливаясь, раздавать указания своим подчинённым. — Скажите, этому торопыге, что стою высоко, гляжу далеко, и уже со вчерашнего вечера, не вижу нормальной работы. Значит так! Либо он и его рабочие начинает копать как надо: На два локтя шире (Примечание автора. Старорусская мера длинны — 48 сантиметров) и на две пяди глубже (Примечание автора. Старорусская мера длинны — 17,75 см.) или через час он будет закапывать всё, что накопал за неделю. А если не поймёт моих указаний, то вечером, всей бригадой, перед сном, его ожидает добавка, в виде часовой пробежки вдоль дальнего леса. Мне здесь не нужна скорость и показуха. Я хочу видеть качественную работу. И умение правильно выполнять мои задания. А если у него проблемы с глазами или с ушами, значит, будем лечить их с помощью оздоровительного бега.

— Далее, — она повернулась в сторону, где шло строительство жилого посёлка. — Передайте бригадирам Федорову, Игнатьеву и деду Василию, что они молодцы. Я довольна ими и сегодня на ужин их ждёт сладкое угощение — пироги с ягодой.


На вершину «командного пункта», задыхаясь от бега, можно сказать ползком, из последних сил, поднялись три человека.

Девушка обратила внимание на замыленных «в пене» людей.

— Итак, уважаемые советчики, которых мне прислал мой любимый Па-паа, (Произнесено с француским акцентом). — Специально для вас я повторяю вопрос: «Как и во что будем обувать работников стройки?».

— Нет, не знаю, — загнанно дыша, хватая воздух ртом, произнес самый полный из троицы, похожий на пивной бочонок. Сверху бочонка торчала облысевшая седая голова с провалившимися висками и сбитой на сторону бородой. — Каюсь, но я ничего не придумал.

— А, что, хороший ответ, — проказница улыбнулась. Игриво показала белые зубки. Красиво вытянула руку в сторону леса. — Сосну видишь, примерно в двухстах саженях отсюда.

— Да, госпожа.

— Бегом, марш.


— Следующий! — молодая хулинанка обратилась ко второму умнику, худому, вытянутому, похожему на колодезного журавля. Волосы на макушке советчика от бега стояли дыбом, руки подрагивали.

— Матушка — боярыня! — журавль раздумчиво затрес смоляной бородой. — Чтобы всех мужиков обуть, надо срочно что-то продать! А на полученные от продажи деньги купить сапоги всем работягам.

— Афанасий, чувствуется, ты близок к правильному ответу. Давай, быстренько «дуй» за Петром, в туже сторонку, к той же сосенке. И думай по дороге, кумекай, шевели мозгами!


— Иван, советник младший. Твоя попытка. Или сразу побежишь?

— Софья Борисовна, я покумекал и решил: Давай обуем мужиков в лапти!

— Во, что?! — соболиная бровь военачальницы вопросительно изогнулась.

— Кормилица! На стройке, много крестьян. Они почти все умеют вязать лапти. Соберём толковых людишек, нарежем лыка и пусть вяжут. Через неделю все будут обуты.

— Какая прелесть! — слушательница выдавила из себя. — Просто восхитительно.

В её глазах запрыгали веселые чертики. «Полагаю, я вас недооценила. Надо, надо вас больше гонять!».

— Слушай мой приказ, младший советник! Назначаю тебя… — старшим. — Итак, новый старший советник, беги за друзьями, и быстро организовываете бригаду по плетению лаптей. После обеда подойдёшь ко мне со списком необходимого инструмента. Всё! Почему стоим? Кого ждём? Бегом, марш!


— Продолжим… — военачальница «передернула затвор», «повернула воронёный ствол» и посмотрела в сторону, где дымили полевые кухни.

— Радио Дарье! Пусть увеличит количество сборщиков ягод, грибов. Проийтись по ближним селам, деревням. Привлечь людей. Оплату за собранный урожай поднять в полтора раза… Нет, в два! В два раза.

— Как же так, кормилица! — воскликнул один из мужиков, стоящих за её спиной. — Мы же разоримся? Где это видано платить за какие-то грибы, да ещё из своей казны.

— А ты, не считай мои деньги! Скоро осень, а там и зима не загорами. Кормить такую прорву народа, чем будем? А грибы сейчас самый ходовой товар. Их и продать можно.

— Матушка, так кто же их купит? Накой они нужны?

— Кому надо, тот и купит! — «отрезала» боярыня, показывая, что разговор закончен. Она вспоминила, что этот… кому надо, давно сделал предоплату. А ещё ему кроме ягод и грибов нужны лекарственные травы, цветы, корни и много того, что не относится к стройке.

«Я, тут, между прочим, — недовольно подумала она. — Корабли строю! а не занимаюсь заготовкой продуктов и трав для его деревни».


— О, бонжур! Бонжур, мадам Софиа, — на холм спешно поднимался персональный учитель боярыни по политесу, танцам и просто хорошим манерам в высшем обществе. Он тащил за руку какого-то упирающегося худасочного мужика. — Пардон, мадам Софиа. Один минут вашего внимания для Поль дю Реварди!

— О, шарман! — он поднялся на холм и склонился в поклоне. — Я нашел в этой большой куча людей настоящий бон трубадур. Его зовут Федька Топо-лин.

— Мадам, послушайте, послушайте его. Как он поэтично и красиво про всё говорить! Это есть талант. Большой талант! Все, в округе, говорят как простой мужик — коноваль. А он! Как… певец… менестрель… и так поэтично! А ну, Федька, сюкин сынь! Айе ла бонтэ дё. Тавай, каналь, не молчать, кажи нибудь, что.

— А чего казать-то? — народный рифмоплёт от страха присел, сдернул колпак, после чего склонился в поклоне.

— Говорить, как прошлый раз… — француз замахнулся на мужика. — Про солнышь-ко, про радость, про сердечь-ко. Ну, тавай, а не то я тебя ударять…


Федька на миг растерялся, закрутил головой, но затем быстро пришел в себя и проговорил длинно и учтиво:

Пусть в небе солнышко сияет,
В сердечке радость расцветает,
Пусть хватит сил для добрых дел,
Чтоб лучик счастья радостью звенел!
— О, бьян! Ви слышали, София Борисовна! Ту дё сюит. Это же есть колосаль! Манифик! Трэ бьен! Чтобь лючик радостью звенель! — дю Реварди вскинул руки к небу. Радостно запрыгал на своих башмаках. — Какой, это есть, красивый словё — словно музика! Ооо, это очень, очень поэтично! Поверте, я понимать, в этих делах. Я уже даже подумывать перевести его слова па франсэ!


— Знаме я этого детинушку, — произнес один из сопровождающих Софьи. — Пригнали с последней партией каторжан. Он с первого дня чудачит. Всяко где-то прячется, отлынивает от работы. Прикидывается блаженным. Лодырь, один словом.

— Тополин? — поинтересовалась Софья. Глаза её сузились, стали строгими. — Что скажешь в свое оправдание? Почему не хочешь работать?


Рифмаплёт недовольно скосился, бухнулся на колени и начал оправдываться…

Немощен и слаб здоровьем,
Уродился такой я
Покумекал я немного:
Мне работать же нельзя!
Пусть работает, кто может
я работать не можу…
— О-ля-ля! — француз снова был восхищен своим новым другом. — Нет, ви это-о слышать? Ву мё компрёнэ? Да, он, не просто колосаль поэт — он еще и филёсоф! Как он красиво сказать…

…Пусть работать, кто может
я работать не можу…
— Ишь ты поганец какой! — кто-то едва слышно произнёс за спиной боярыни, перебивая яркую стихотворную речь француза. — За такие слова плетей мало, тут стоит быстро мешок сверху и вешать на березе или снимать голову с плеч.

— Матушка — боярыня, — неизвестный ближе подошел к руководительнице стройки. — Всё ясно, он пустомеля, заводила, бунтарь. Надо бы его казнить по-тихому. А то простые мужики наслушаются таких словов, и начнут повторять почём зря, а там и до бунта не далече.

— Ну, что же, — начальница посмотрела на скисшего мужика. Задумчиво прикусила губу. — Значит, предлагаете удавить или повешать?

— Лучше отрубить голову, — авторитетно добавили из-за спины. — Так будет спокойнее и ему и нам.


Поль дю Реварди понял, что вскоре он потеряет свое вдохновение, своего нового «друга» если не попытается срочно что-нибудь предпринять.

— Ах, мой милый мон ами, айе ла бонтэ дё… — внезапно гламурный почитатель поэзии громко обратился к поникшему колоднику. — Тебя теперь всё равно будут вешать или отрубать голова. Поэтому ничего не бойся. Скоро ты умрешь. Лучше кажи ещё шта-нибудь… На прощанье! Такое же поэтичное — про смерть, про боль, про страдания душа. Давай, не молчи! Мы все запомним твой последний слова.


«Приговоренный» упал на колени, вскинул руки, размашисто перекрестился и начал причитать…

Какая смерть! Простите, боже,
Я обещаю, я клянусь,
Я собираюсь измениться,
И я, поверьте, изменюсь!
— О, да! Это колосаль! — почитатель прекрасного вытащил из рукава батистовый платок и мягко смахнул слезу с глаз. — Какой биль талант. Он погибать молодой в этой варварской страна. Жаль, жаль. Но! Ничего нельзя поделать. О, жесткий нравы! О, злые люди! Иди, мой друг, высоко поднять голова и прими смерть красиво, так как ты читать эти великий строка! Прощай!!!


— Отставить, казнить, — Софья наконец-то приняла решение.

— Епифан!

— Да, матушка, — писарь подошел ближе.

— С сегодняшнего дня и цельную неделю ходишь по пятам за этим горе рифмаплётом.

— За кем, кормилица?

— За ним… — она ткнула пальцем в распластавшегося на коленях страдальца. — И всё, до последнего слова записываешь.

— Всё писать? Даже если он начнёт ругаться срамными словами?

— Всё пиши, Особенно если в стихах. Потом принесешь мне. А я на досуге покажу его болтовню кое-кому. И если эта билеберда действительно заслуживает внимания, то придётся перевести его на более лёгкую работу, а если нет, тогда…

— Выпорем, — перебил Епифан.

— Хорошо, — согласилась княгиня. — Выдерем как сидорову козу.

— Давай, холоп, благодари боярыню! — француз радостно толкнул мужика.


Федька пополз на коленях в сторону «святой» начальницы…

О, боярыня, красна, спасибо! Спасибо…
Жизнь свою я безмерно люблю
А за счастье и благо живое
Неустанно спасибо, тебе говорю.
— Так, не тараторь, — чернильная душа сразу взялся за дело. — Повтори ещё раз последние слова.

— Неустанно спасибо, тебе говорю, — недовольно оглядываясь, произнес стихотворец.

— Молодец, не останавливайся. — Епифан записал концовку четверостишья и сразу начал командывать дальше. — А теперь кажи что-нибудь красивое, про стройку, про корабли…


Оглавление

  • Часть 1
  •   Начало
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  • Часть 2
  •   Начало
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  •   Глава 22
  • Часть 3
  •   Начало
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  •   Глава 22
  •   Глава 23
  •   Глава 24
  •   Глава 25
  •   Глава 26
  •   Глава 27
  •   Глава 28
  •   Глава 29
  •   Глава 30
  •   Глава 31