Ожог любовью (СИ) [Татьяна Карат] (fb2) читать онлайн

Ожог любовью

Глава 1

Как искусительна

любовь ко взрослому мужчине,

Порой он кажется далек, незрим,

Но взгляд его пленит со страшной силой,

Играет сердцем ноющим твоим…

Карина Верницкая.

Четырнадцать дней. Еще четырнадцать дней и я его больше не увижу. Так хочется запомнить каждую его черту: эту обворожительную улыбку, и иронический взгляд с одной приподнятой бровью, и выжидающее суровое выражение лица… Стоп, нет! Выжидающее суровое выражение лица я запоминать не хотела, а именно так он сейчас смотрел на меня.

— Дымкина, и долго мы будем стоять, пока все разминаются? Мечты оставляем за дверью спортзала, а здесь только физический труд.

Опять он меня поддевает. И как бы я не хотела воспринимать подобные подколки как что-то большее, чем просто замечание учителя ученице, но правда значительно прозаичнее. Он так относиться ко всем. И меня ни каким образом не выделяет.

— Извините Петр Васильевич. — Я энергичнее замахала руками и начала прогибаться в талии, но боковым зрением по-прежнему следила за ним.

И почему такая несправедливость? Из всех возможных особей противоположного пола именно он мне понравился. Не просто понравился — я без ума от него. Тот, на кого по всем моральным и этическим законам я смотреть никак по-другому как на учителя не должна. А я смотрю. Ловлю каждое его движение, каждую улыбку. Он никогда не позволял себе большего, чем просто рабочий интерес, никогда не снимал перед учениками футболки, даже на соревнованиях, когда пот тек рекою, и каждая мышца вырисовывалась под мокрой тканью, но я все равно представляю его полуголым.

Мне посчастливилось совершенно случайно увидеть его на пляже в одних плавках. Его тело, фигура! Я сходила с ума последующие несколько месяцев. Хорошо, что это было на летних каникулах, и до сентября буря немножечко поутихла. Это случилось прошлым летом. А всего лишь два года назад я даже не подозревала о его существовании.

Красивый молодой учитель, выпускник университета пришел в нашу школу в начале учебного года. Он был не на много старше нас — десятиклассников, но авторитет учителя завоевал сразу же. Высокий, подтянутый, с развитой мускулатурой, он сводил всех старшеклассниц с ума. Но лично у меня это пагубное увлечение переросло в болезнь под названием неразделенная любовь.

Я думала, все забудется. Да красивый молодой мужчина, приглянулся с первого взгляда, со временем все пройдет. Но не проходило. Первый взгляд в сентябре вначале десятого класса был как приговор, как выстрел в висок — и пути назад больше нет. Все мысли о нем, мечты приличные и не совсем тоже о нем. Он всегда в моей голове. Это наваждение, это болезнь. Я пыталась о нем не думать, честно пыталась. Даже в декабре целый месяц пропускала физкультуру, только чтобы его не видеть, только чтобы забыть. Но это не помогало. Каждую перемену я совершенно случайно оказывалась около спортзала, в надежде его встретить.

— Дымкина, ты опять летаешь в облаках?

Оглянулась по сторонам и заметила, что осталась совсем одна на тренировочной площадке. Весь класс уже совершал обязательную пробежку в начале урока.

— Извините Петр Васильевич.

Я постоянно перед ним извиняюсь. Это уже вошло в привычку. Мое красноречие, с которым я без проблем отшивала слишком смелых одноклассников, да и других мальчиков тоже, рядом с Петром Васильевичем пропадало. Другие девочки смело с ним флиртовали. Да, безрезультатно — получали несколько подколок в ответ и умолкали. Я же на их фоне казалась серой мышкой. Безмолвной куклой, которая вечно витала в облаках.

Урок как всегда пролетел очень быстро. Сколько у меня еще осталось таких уроков? Сколько раз я его увижу? Мало, ничтожно мало.

Я ведь красивая. И это не просто моя самоуверенность это факт подтверждаемый большинством мальчиков старших классов. За эти два года не один пытался записаться в мои парни, но все получали отказ. И все из-за него — моего учителя.

Знаю, что так нельзя, что быть вместе мы не сможем. Знаю, что это не только очень плохо — это огромный скандал. Но я его люблю. В самый первый день, как только увидела, сразу голову потеряла. Все мечты о нем, во снах тоже он. Я готова молчать, скрытничать. Я никому ничего не скажу, лишь бы он обратил на меня внимание как на девушку, а не просто ученицу. Чтобы в его глазах горела страсть, а не снисходительная улыбка.

Петр Васильевич. Такое строгое имя и такой сногсшибательный мужчина. Именно мужчина. Не сопливый парнишка, из нашего класса, а мужчина. Взрослый, привлекательный, интересный и такой недоступный. И почему он учитель нашей школы? Не сосед по лестничной площадке, который мне уже полгода прохода не дает, не водитель сто пятого маршрута, который возит бесплатно целый год в надежде обратить на себя внимание?

Они все мне нипочем. Да, симпатичные, интересные, но нет у них какой-то непонятной мне самой особенности. Чего-то эдакого. Может темно карих глаз, прожигающих всю меня одним только взглядом? Или полуулыбки, во время которой на его щеке появляется непозволительно соблазнительная ямочка?

Знаю, что мечтаю зря — он не смотрит на меня как-то по-особенному, всего лишь как на ученицу, не более. Но мне так хочется большего. Ловлю каждый его взгляд, каждое движение упругого подтянутого тела, и сохраняю в памяти как сокровища. Чтобы долгими ночами томно вздыхать и пытаться представить себе его рядом.

Через две недели последний звонок. День, когда я покину стены школы навсегда. Я жду этого времени и вместе с тем очень его страшусь. Так хочется быть взрослой, распрямить крылья и ощутить свободу. Но сердце сжимается от тоски от одной мысли, что больше никогда его не увижу.

Он живет не в нашем районе, ездит на дорогущей иномарке, и вся информация о нем — тайна покрыта мраком. Имеет огромнейший авторитет среди учителей школы, и не бегает по поручениям выше стоящего руководства, как все молодые и не опытные. К примеру, Ярослав Игоревич, уже пятый год преподает физику, но каждый раз смотрит напуганными щенячьими глазками, стоит директору показаться в его классе во время урока.

Физруку же все нипочем. Он легко и можно сказать даже по-дружески общается с директором — шестидесяти пяти летим авторитарным мужчиной. С такой же легкостью команды, которые он готовит, выигрывают соревнования, принеся школе уже три кубка.

Сегодня после уроков я видела его с девушкой. Она не старше меня, разукрашена как кукла, в коротком мини, в полупрозрачной кофточке. Она ждала его около машины, оперевшись о капот темно синей тойоты.

Я впервые увидела Петра Васильевича столь возбужденным. Он взял девушку под локоток, скорее всего от нетерпения, затолкал в машину и умчался на всех парах. Может именно это ему надо? Взрослые мужчины любят взрослых девушек? Я не крашусь так ярко, да и одежды у меня подобной нет, но ради него я готова на многое, даже надеть юбочку клеш, из которой выросла еще несколько лет назад. Талия сидела отлично, но вот ноги слишком вытянулись за последнее время. И теперь этот кусочек ткани прикрывал только пятую точку и несколько сантиметров ниже.

Ну, что же, стоит рискнуть!

Глава 2

Стыдиться вовсе нечего, поверь

Им не понять огромный бунт гормонов

Как говорил один известнейший поэт

«Любви все возрасты покорны»

Карина Верницкая.

Покрутилась перед зеркалом, надевая утром не скромный наряд. Да, слишком смело, я бы сказала даже вульгарно. Но ведь ему это нравиться. Наверх белую блузку со смелым декольте, под ней черный лифчик, для контраста, пусть видит, что грудь у меня уже выросла.

Собиралась в школу, а поскольку нравы там строгие, в таком виде могу только переступить порог и сразу же быть посланной домой на переодевание. Решила все это «вот это» прикрыть скромным школьным пиджаком, который и вполне приличную юбку прячет почти полностью, а об этой нечего и говорить. Да и спрятать нужно было не юбку, а голые ноги, которые эта, так сказать юбочка, совсем не прикрывала. Ничего что жарко, он с тонкой ткани, да и рукав три четверти — вполне органично смотрится в это время года.

Долго раздумывала — надевать чулки или нет. Вариант с колготками сразу отбросила — это не совсем сексуально. В конце концов, решила, если сходить с ума так полностью — надела чулки, нарыла в мамином гардеробе пояс к этим чулкам, я его давно там заприметила. У них с папой, я так понимаю, периодически бывают очень интересные вечера.

Юбка едва прикрывала резинку чулков. И если не нагибаться, а ходить ровненько и аккуратненько, мой наряд можно было бы с большой натяжкой назвать приличным.

Я сделаю это! Огромнейшую глупость, о которой впоследствии буду жалеть, но если не попытаюсь в последний раз привлечь его внимание, никогда себе этого не прощу. Пусть он знает о моих чувствах и желаниях, пусть знает, что ради него, пойду на многое.

Боюсь отказа. Очень. И именно поэтому ничего подобного не совершала все это время. А сейчас, когда до окончания школы осталось совсем не много, когда время утекает как песок сквозь пальцы, я решилась. Да, может, выгонит, унизит и пошлет куда подальше, но если не попробую, буду казнить себя всю жизнь.

Все уроки прошли как в тумане. Где-то там снаружи не касаясь меня. Мою растерянность списали на волнение перед экзаменами как-никак отличница.

И вот настал момент истины. Вместо барабанной дроби топот ног одноклассников по дощатому полу и удары моего сердца — гулкие, казалось, вся школа слышит этот бой. Сколько раз я сомневалась, хотела остановиться и не творить глупостей. Ведь видела вчера его с девушкой, а может у них все серьезно? И каждый рас отбрасывала эту мысль как ненужную.

Ведь я его люблю. Я так его люблю. И может кто-то скажет, что это просто первая любовь, слишком яркая, слишком эмоциональная, но я ведь знаю лучше. Это у меня замирает сердце при одном взгляде на него, это я дрожу как от холода только при звуке его голоса. Мне лучше знать.

Мама твердит, что в постель стоит ложиться только с мужчиной, которого действительно любишь. А я люблю! Да, люблю только я, он об этом не догадывается, но это сути не меняет. Я хочу в первый раз быть с любимым мужчиной.

Перт Васильевич, как всегда улыбчивый, и в превосходном настроении, вышел из своего кабинета в спортзал, сразу после звонка. И как у него получается, всегда быть в превосходном состоянии? У меня после шести уроков мозги превращаются в кашу, а тело в тряпку. А ведь считается, что ученики учителям мозги выносят, а не наоборот.

Последний седьмой урок, и через сорок пять минут законная свобода и поход домой. Я же весь день только и ждала этого последнего урока, и не потому, что спешила домой. Как раз наоборот — я очень хотела задержаться.

Начало урока — зарядка и разминка, потом пробежка несколько кругов и только после этого состязание в волейбол. Обычно наш класс делился на две команды и Петр Васильевич в одной из команд занимал места сразу нескольких игроков. Каждый стремился попасть в его команду — это же гарантийная победа. Сегодняшний урок был не исключением. Все нормативы сданы, можно немного расслабиться.

План урока Петр Васильевич сообщил и отошел немного в сторону проследить за выполнением возложенной на нас задачи.

Все одноклассники вышли на тренировочную площадку, а я сиротски стояла в уголке. Сегодня специально забыла форму. Я ждала. Каждый, кто забывал форму, удосуживался нескольких критических замечаний учителя, а потом все же присоединялся к классу, конечно, предварительно сняв обувь.

— Дымкина, на тебя это не похоже. Если бы Щукин забыл форму, я бы не удивился, но ты.

— А что сразу Щукин?

Этот самый Щукин не мог, чтобы не возмутиться. Да что там Щукин, все мы такие — чувство собственной гордости превыше такта и воспитанности.

Я не слышала никого кроме учителя. Сердце замедляло бой от его пристального взгляда на меня, а потом срывалось в бешеную скачку. Я ждала. Ждала его приглашения выйти на зарядку вместе с остальными учениками. Боялась, вздрагивала и ждала. Не знаю чего больше боялась — того что не пригласит и весь мой план провалится, или того что пригласит и пути назад больше не будет.

Петр Васильевич долго смотрел на меня. Непозволительно долго. Непозволительно для моих расшатавшихся нервов. Непозволительно долго для моего желающего его внимания сердца. Еще немножко и я подумаю, что он тоже ко мне не равнодушный. Еще немножко…, но он отвернулся.

— Иди к остальным делать зарядку. Я понимаю, что вы уже одной ногой за порогом школы, но все же не стоит пренебрегать внутренним порядком.

показалось или я увидела огонек в его глазах. Но потом он потух, слишком быстро, я не успела им насладиться.

Вдохнув глубоко, как перед прыжком в воду, пытаясь накопить в себе спасительного кислорода, расстегнула пиджак, сняла его, оставив на скамеечке и пошла на разминочную площадку. Я подходила к ним сзади, в заднем ряду и пристроилась. Шла как на иголках, ожидая реакции, но ничего за эти несколько секунд не изменилось. Петр Васильевич смотрел на правильность исполнения гимнастических движений — халтурить никогда не позволял.

Первым стал сбиваться с ритма все тот же Щукин, которого в честь того что он в кои веки не забыл спортивную форму, поставили руководящим. Соответственно смотрел он на остальных учеников и на меня в том числе. Он даже не пытался отводить глаза, просто махал руками невпопад и смотрел на меня с разинутым ртом.

Его состояние смешило одноклассников, но первым проследил взгляд Щукина Петр Васильевич. Огонь, с которым он на меня посмотрел, обжег всю меня. Языки пламени пробежались по коже, оставляя ее пылающей и скорее всего красной как маков цвет. А я продолжала. Продолжала делать повороты вправо-влево, размахивая при этом руками. Юбка развевалась, и я ощущала себя голой. В этот раз мои ощущения полностью совпадали с действительностью.

Полностью голой я, конечно, не была, но цвет и рисунок кружевного белья, во время моих поворотов мог увидеть каждый желающий. А чего стоил вид пояса для чулок — черные полоски впивались в упругие бедра — только один этот вид заставлял думать о чем-то порочном и непристойном.

А я замечала только его. Смотрела прямо перед собой, можно сказать в никуда, но боковым зрением, ловила каждое его движение.

— Марина, оденься и подожди до окончания урока на скамейке. В такой одежде на физкультуру не ходят.

Это был как ушат холодной воды на голову. Я предполагала, что может быть подобная реакция, но не думала, что будет так… больно. А стыд, как мне было стыдно. Лицо пылало, а ноги подкашивались, пока преодолела несколько метров до скамейки. Я раньше никогда так не смущалась, никогда не чувствовала себя так глупо и грязно. Я раньше не совершала подобных поступков.

были самые долгие сорок пять минут в моей жизни. Я корила себя за эту глупость и не понимала, как могла на подобное решиться. Боже, чем я только думала и как дальше жить с этим. Спасительной была только одна мысль, что уже совсем скоро я выйду за стены этого заведения и растворюсь в обществе. Там я всего лишь случайный прохожий, и ни кому нет никакого дела, в чем я одета.

Уже представляла насмешки наших парней, о том, что проснулось, наконец-таки мое либидо. Все время была красивой, интересной, но недоступной. За шлепок по заднице могла и коленкой по причинному месту заехать. Что они скажут сейчас? Начнут выстраиваться в очереди желающих увидеть, а возможно потрогать и даже опробовать, то чем я только что так бесстыдно светила.

Но больше всего разъедал сердце взгляд Петра Васильевича. Я впервые увидела его злое выражение лица. Под осуждающим взглядом темных глаз почувствовала себя мерзко и грязно.

одноклассники, особенно мальчики на протяжении всего урока посматривали в мою сторону. Все кроме него — учителя.

Прозвенел звонок, и я первая поспешила подняться со своего зрительского поста (хотя кто здесь был зрителем непонятно, смотрели весь урок только на меня) и потихоньку прошмыгнуть на улицу. Уже коснулась спасительной ручки двери, но оклик вдогонку меня остановил.

— Все свободны. Дымкина, зайди ко мне в кабинет.

Он не стал дожидаться меня и перепроверять выполняемость своего указания, а просто прошел первым в угловое помещение именуемое кабинетом учителя физ-ры. Он точно знал, что я не ослушаюсь. И как не была манящая спасительная свобода, все же не ослушалась, склонив голову, последовала за только что скрывшимся за дверью кабинета учителем. Меня сопровождали взглядами одноклассники, мальчики насмешливо улю-люкали, а девочки кто с осуждением, а кто с сочувствием смотрели вслед. Ненавижу жалость! Ненавижу быть жалкой! И именно поэтому постаралась засунуть как можно глубже все свои растоптанные чувства и горечь от никогда уже не сбывшейся мечты, гордо подняла голову и пошла в кабинет.

Петр Васильевич сидел за столом. Он листал школьный журнал. Найдя нужную страницу, взялся что-то записывать — скорее всего, писал тему занятия и ставил отметки. Я простояла в его кабинете несколько минут так и не удостоенная его вниманием. Заходя в кабинет, нервничала, но спустя некоторое время, стоя как провинившийся преступник в ожидании наказания, стала раздражаться. Да кто он мне, в самом деле, такой? Ни отец, ни мать, всего лишь учитель и то по возрасту на каких-то лет семь старше меня. Да и я никого не убыла, подумаешь, оделась слишком фривольно. Ну и что с этого? Как будто он ни когда не видел женских бедер.

Мое раздражение приобрело значительные объемы.

— Вызывали?

— Подожди минутку.

— Я уже жду более чем минутку.

Не хочешь меня, ну и не надо. У меня тоже гордость есть. А еще длинный и вредный язык. И вот, кажется, мой язык, а вернее слова, которые с этого языка слетели, все же заставили его оторваться от писанины и посмотреть на меня.

Петр Васильевич рассматривал какое-то время всю меня и нервно покручивал ручку в руках. Предстоящий разговор его тоже не особо радовал.

— Марина, я хотел с тобой поговорить. Это должен делать не совсем я, а скорее твои родители, но коли ты устроила представление на моем уроке, все же сказать придется мне.

Он на какое-то время замолчал. Скорее всего, собирался с духом. Сейчас пойдут нотации, нравоучения… Не этого я от него ожидала.

— Школа не место для подобных нарядов. Ты не маленькая и должна понимать, что подобный вид и поведение наталкивают на не совсем пристойные мысли всех особей мужского пола.

— И вас тоже?

Кажется, я слетела с катушек. Все смущение и стыд куда-то ушли, остался только бой пульса в ушах и нервная дрожь, от которой слегка подрагивали руки.

Заметила, как мой вопрос выбил его из колеи, можно сказать даже шокировал. Но быстро совладав со своей растерянностью, Петр Васильевич продолжил.

— Я твой учитель.

— Это делает вас не мужчиной?

Мне показалось или у него действительно увеличились в шоке глаза?

— В первую очередь я учитель.

Он помолчал некоторое время, собираясь с мыслями, и продолжил.

— Мы сейчас говорим не обо мне. Ты устроила спектакль для всего класса. Я не знаю, для кого именно было это выступление, но подобные представления стоит устраивать наедине с молодым человеком.

— А если с ним наедине я остаться не могу?

Он замолчал на какое-то время. Не пытался играть в непонимание, просто подбирал слова для последующего ответа. Я видела огонь в его глазах, грозные блики не предвещающие мне ничего хорошего. Но остановиться просто не могла. Смотрела ему в глаза и улавливала каждую черточку, каждое едва уловимое движение мимических мышц. Хотела видеть его реакцию. Может не словами, может жестами покажет, что я ему не равнодушна. Что, ни одна из сотни каждый день мелькающих перед ним девиц, что чем-то выделяюсь на их фоне.

— Марина, не играй со мной в подобные игры. Игра не стоит свеч.

Его голос изменился, стал слишком хриплым, резким и каким-то даже опасным. А взгляд прищуренных темных глаз прожигал всю меня. Но я была не намерена останавливаться. Возможно это временное помутнение рассудка, не знаю. Он завораживал меня, сводил с ума своим взглядом. Стоя на приличном расстоянии, я улавливала аромат его парфюма смешанного с ноткой пота выступившего после активного занятия на уроке. Даже его жесткий взгляд заставлял дрожать и явно не от испуга — от предвкушения.

— Я готова рискнуть.

— Я не готов.

— Я вам не нравлюсь?

Подобной наглости не ожидала от самой себя. Да и он был шокирован столь откровенным вопросом. Но не могла остановиться. Это было сильнее меня.

— Ты моя ученица.

Да что он заладил — ученица, ученица…

— Еще каких-то две недели…

Я прикусила губу, чтобы не прокричать, что я уже взрослая, еще чуть-чуть и клеймо «школьница» будет сброшено.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь. — Он прошелся взглядом по моему телу. Пиджак был всего лишь наброшен на плечи. — И застегни, наконец, этот пиджак. — Петр Васильевич отвел глаза, вглядываясь куда-то в стену, на которой висел плакат известного волейболиста. Для большинства известного, для меня же это был просто красивый накачанный мужчина.

Уже через минуту полностью совладавший с собою он снова посмотрел на меня.

— Можешь идти. Я позвоню твоим родителям, пусть они с тобой говорят.

— Не нужно звонить.

Все мое безумие и уверенность как рукой сняло. Страх увидеть разочарование, а возможно даже призрение в маминых глазах был сильнее любого безумия. Я подбежала к Петру Васильевичу, который уже достал из кармана спортивных брюк телефон, и попыталась остановить его, закрывая рукой сенсорный экран.

— Извините меня.

— Я думаю, тебе стоит уйти. — Он сразу же отвел взгляд, устремленный на мое декольте, но я успела это заметить. — Родителям звонить не буду, а ты подумай над своим поведением.

Петр Васильевич поднялся из-за стола, подталкивая одной рукой меня сзади, направил к выходу. Эти несколько секунд я была счастливейшим человеком в мире. Он ко мне касался, так нежно и бережно, полу обнимал. Это было так лично и даже интимно. Я ощущала кожей касание его горячей руки. Интересно, он всюду такой горячий? Шальные мысли окрасили лицо ярким румянцем, и я нервно закусила губу до крови, пытаясь чувством боли заставить мозги встать на место. Чтобы не застонать, не опрокинуться в его объятья.

В единственном месте на спине сейчас сосредоточилась вся моя чувствительность. Оно горело, пульсировало и разносило электрические импульсы по всему телу. Его пальцы, какие они в ласке — нежные и ласковые или требовательные?

Откуда во мне все это? Я ведь никогда не была распущенной? Единственная здравая мысль тут же выветрилась из полной дурмана головы, не задержавшись там больше чем на мгновение.

Уже взявшись за ручку двери, я развернулась и потянулась к нему, прижимаясь к его губам поцелуем. Это произошло так резко и даже для меня самой неожиданно. Просто не могла больше ждать, не могла не рискнуть. Я и так зашла слишком далеко, так почему же не совершить еще одну глупость?

Петр Васильевич был удивлен моим поступком, если не сказать ошарашен. Я целовала сухие, неживые губы, вкладывая в поцелуй всю силу своего желания. Не умело целуя, прижавшись к нему губами, просто не знала, что делать дальше. Он не отталкивал, но и не проявлял никакого рвения. Злилась на свое неумение целоваться. Пока все девочки, можно сказать, набирались любовного опыта в поцелуях и не только, я томно вздыхала по учителю физ-ры. И сейчас даже не знала, что делать дальше. Все мои тренировки в этом направлении начиналось и заканчивалось на облизывании собственной руки. Глупо, конечно, в наше продвинутое время никому об этом и не скажешь — засмеют. Не хотелось выглядеть неопытной девочкой, которой, по сути, я и была, поэтому прижалась к нему всем телом, не отрываясь от губ.

— Черт… Марина!

Он стиснул руками мои плечи, слегка отстраняя, но не отталкивая.

Это был крик шепотом, рычание раненого зверя. Два коротких слова, заставляющих мое сердце биться еще быстрее. Целовала его все это время с закрытыми глазами, боясь открыть и увидеть в его глазах презрение, боялась испугаться и отступить. Но после его фразы глаза сами собой распахнулись.

— Что ты творишь?

Он слегка встряхнул мои плечи, пытаясь облагоразумить, но было поздно.

— Не знаю…

Я это сказала или просто подумала? Пересохшие губы совершенно не слушались.

Передо мной был не учитель, передо мной был мужчина. Взрослый мужчина — знающий чего он хочет, и умеющий этого добиться. Его глаза пылали огнем, там были злость, желание, нетерпение — дикие неприкрытые инстинкты, обжигающие меня огнем. Пути назад больше не было, он не позволит отступить — уже не позволит.

И я испугалась. Холодный липкий страх прошелся по телу, сковывая все мои движения. Застыла, но голодный, раскаленный мною же мужчина этого не заметил. Он сжал мои волосы на затылке в кулак одной руки, второй стиснул полушарие моей попы и с силой прижал к так и не открывшейся двери. Его губы обожгли мои поцелуем, горячим, жгучим. Это нельзя было сравнить с моей попыткой его поцеловать. Он не целовал — клеймил, страстно сминая и прикусывая нежную плоть.

Это было безумие, я не знала, что поцелуи бывают такими. Не скажу, что у меня имелся опыт, но все же кое-что о поцелуях знала. Так вот сейчас был не поцелуй, вернее не только поцелуй. Это сумасшествие. Он сминал мои губы в страстном порыве, слегка посасывал нижнюю, а потом касался ее зубами и прикусывал. Не больно, но чувствительно, посылая россыпь искрящих покалываний по всему телу.

Меня пробивала дрожь. Тело подрагивало, руки тряслись, я сама себе казалась куклой, марионеткой в его опытных руках. Был ли причиной тому испуг, или буря неведомых до этого ощущений захлестнула меня с головой, не знаю, но я не принадлежала сейчас сама себе. Видела себя со стороны — развратную соблазнительницу в руках страстного мужчины.

А потом его язык проник в мой рот. Не просто проник — ворвался. Видя раньше подобные поцелуи не находила в этом ничего привлекательного. Но сейчас это был ураган, сметающий на своем пути все остатки здравого смысла. Он ворвался — заполняя, исследуя, лаская, возбуждая. Затевал дикую пляску с моим языком, провоцируя на более смелые поступки. И я шла у него на поводу, шла на поводу у своих желаний.

Трепет переполнял меня, дрожь рук и гулкие удары пульса в ушах. Страстное желание вперемешку с диким страхом. Страхом неизвестности и бесповоротности. Несмело касалась его плечей, груди, пробежала пальцами по твердым буграм мышц. Робкие прикосновения, покалывающие кончики пальцев, и томные стоны, незаметно для меня рождающиеся где-то там глубоко, в самой груди. Он пил эти стоны, глотал их, как капли росы поутру, на лепестках розы. В ответ, рождая что-то подобное, но уже более резкое, жесткое — мужское рычание едва сдерживаемого желания.

Впитывала, старалась запомнить каждое его касание, звук и аромат дыхания, хотела запомнить бой его сердца, отдающий эхом в моих ушах, запомнить его всего целиком и каждую клеточку по отдельности.

А его руки, большие крепкие руки взрослого мужчины, слегка шершавые, но такие желанные для меня. Касались, ласкали, исследовали. Он сминал мои бедра, с силой прижимая к себе, вдавливал в меня возбужденный член, не оставляя никаких сомнений в своих намерениях.

— Марина, убегай, пока еще можешь.

Слова на ухо, срывающимся шепотом, с хрипом, с рычанием…

По мне вновь пробежались мурашки, сосредотачиваясь стайкой внизу живота, оставляя покалывания и дрожь в кончиках пальцев. Тело переполняло томление, страстное ожидание чего-то большего, намного большего. Я задыхалась от нахлынувших эмоций. Бедра сами терлись о выступающий бугор его возбужденного члена в каком-то древнем вульгарном танце.

Думать и говорить? Нет, дышалось с трудом. Ощущала удары сердца о грудную клетку, как что-то внешнее, как стук в дверь. Его рука сминала мою грудь, и кажется, что мое сердце билось в этой руке.

Я кусала губы в кровь, пока он оставлял следы своих поцелуев на моей шее. Бежать, как, куда? Для того, чтобы бежать, нужно было хотя бы сформулировать эту мысль у себя в голове, а я сейчас была не способна на это. Я плыла в потоке удовольствия и, казалось, просто падала в пропасть.

Стоп! Мне это не просто казалось. Я действительно падала и не в пропасть, а на пол. Сзади отворилась дверь и от напора Петра Васильевича я начала просто падать назад. Это длилось доли секунды, не успев сориентироваться, и прийти в себя, просто кулем полетела вниз. В последнюю секунду мое здоровье, спасла быстрая реакция Петра Васильевича. Он подставил одну руку мне под голову, уберегая от ранения, а вторую выпрямил, смягчая силу удара от падения.

Мы все же оказались на полу — я внизу, он сверху, но никаких физических ранений не было, по крайней мере, у меня. Первое, что увидела, были чьи-то ноги, в брюках и туфлях. Рядом стояли еще одни — женские — в красных босоножках и бежевых чулках. Поднимать голову выше и смотреть, кто же это стоит рядом, было до жути страшно. Я как можно дольше оттягивала этот момент.

Но Петр Васильевич смело поднялся на ноги, открывая мои оголенные бедра с задранной на пояс юбкой. Боже, какой стыд! Я попыталась отдернуть юбку, но он опередил меня. Дернул вниз юбку и вместе с тем подал мне руку. Не смело приняла ее, желая только одного, провалиться сквозь землю в эту же минуту. Уже стоя на ногах, взглянула на так не вовремя, зашедших посетителей. Директор и завуч. Кто бы сомневался, я если влипаю, то по полной.

— Дымкина идите домой, нам с Евгением Евгеньевичем и Светланой Викторовной нужно поговорить.

И я ушла, даже не взглянув в его сторону. Боже, какой ужас! Все возбуждение схлынуло, и накатила волна понимания всего, что я только что натворила. Безумие, по-другому все это просто не назовешь.

ЧЕМ Я ДУМАЛА? В который раз за этот день задаю себе этот вопрос, а ответа не нахожу. Что же теперь будет? А если узнают мама и папа? Почему «если»? Им скорее всего сообщат обо всем еще до того как я домой дойду. Мне хоть экзамены дадут сдать, или просто исключат из школы? У страха глаза велики, и пока дошла домой нарисовала себе картины возможного будущего одну хуже другой.

Заходила в дом с такой опаской, как вроде возвращаюсь не из школы, а с дискотеки в предрассветный час. Дверцу тихонечко закрыла и на носочках пошла в направлении своей комнаты.

— И чего это мы та тихонько крадемся? Неужели двойку несешь?

Я даже подпрыгнула от неожиданности. Оглянулась. Мама стояла в дверях кухни и улыбалась. Она всегда меня дразнила двойками, хоть я их ни разу не приносила. Накрученные нервы напрочь отшибли мозги, поэтому я стояла с распахнутыми глазами и смотрела на маму, соображая, что же ей ответить.

— Мариночка, что-то случилось в школе?

Мама соображала явно быстрее меня.

— Нет, с чего ты взяла? — Я сильнее сжала руками запахнутый пиджак, интуитивно пытаясь скрыть свой развратный наряд.

— Меня ты можешь не обманывать, я же вижу, что что-то случилось.

Мама вытерла руки о фартук и направилась ко мне с распростертыми объятиями. Только не это. Она сейчас точно увидит, во что я одета.

— Мама, я волнуюсь из-за тестов.

Настороженность и тревога в ее глазах сменились снисходительностью. Ответ подобран правильно!

— Солнышко, ты же у меня отличница, у тебя все получится.

— Знаю, мам, знаю, но все равно боюсь. Извини, я пойду к себе позаниматься.

Я так быстро развернулась, что испугалась, не слетит ли с меня, этот чертов пиджак.

— Ты голодная?

— Нет, мам, чуть позже покушаю, сейчас не хочу.

Дверца хлопнула за моей спиной, и я прижалась к ней, медленно сползая вниз.

Глава 3

Так трудно осознать, что я тебя не знала,

Что все не так как есть, а лучше представляла.

Не видела насквозь, не принимала правду,

А тешила себя любовной пропагандой.

Sharprunner

Весь вечер была на нервах, каждую минуту ожидала, что войдет мама и попросит объяснений. Ей обязательно позвонят, по-другому просто быть не может. Что же я натворила? Что?

Ходила, наверное, в сотый раз по комнате, нарезая круги и держась руками за виски. Голова жутко разболелась, и не было никаких сил придумать что-то вразумительное. Вот что ей сказать? Что у меня случилось помутнение рассудка? А ведь это был единственный правдивый ответ. В какой-то момент я просто свалилась с ног и как была в спортивках и футболке, так и уснула, лежа в поперек кровати.

Мама меня разбудила поздно вечером. Я сразу, испугавшись, уставилась на нее, пытаясь сообразить, что же ответить. Но потом поняла, что она меня просто разбудила поесть и принять душ.

За ужином отец с мамой о чем-то разговаривали, а я просто уставилась в тарелку и нервно ковыряла ее содержимое. Родители переговаривались о самых обычных вещах — делились событиями минувшего дня, а я нервно вслушивалась в их разговор, боясь услышать что-то брошенное в мой адрес. Они не могли не знать, просто не могли. Им уже должен был позвонить директор или завуч. Да на худой конец сам Петр Васильевич мог сообщить.

Да, Петр Васильевич! Чем грозит ему все это? Скорее всего, выговор, а может даже уволят. Чувство вины усилилось в несколько раз. Постаралась себя успокоить тем, что он как учитель был на хорошем счету. Возможно, все утрясется. Да, скорее всего так и будет.

Я обратила внимание на неестественную тишину за столом и подняла виноватые глаза на маму. Потом перевела взгляд на отца. Его всегда боялась больше и о каких-то казусах и промахах старалась в первую очередь рассказать маме, а уж она потом во все посвящала отца. Посвящала, и с тонким подходом психолога урезонивала его бурный темперамент.

Родители украдкой поглядывали на меня и подозрительно пересматривались между собой. Раньше в подобных ситуациях я задавала вечный вопрос «Что?», сейчас же радовалась благодатному неведению и боялась даже спрашивать.

— Мариночка, не стоит так переживать по поводу тестов. Ты у нас отличница, все у тебя будет хорошо.

Мама сочувственно произнесла эти слова, накрыла рукою мою руку. А я себя почувствовала такой дрянью. Слезы сами собой выступили на глазах. Придумала родителям сказку, они волнуются, а я забыла, когда в последний раз заглядывала в учебник без постыдных мыслей о своем учителе. Нет, вчера точно я думала еще и об учебе, не только о нем.

А сегодняшний день лучше не вспоминать. Такой длинный день. Почему совершать безумия так легко, но последствия давят морально не хуже самого затяжного похмелья? Я сейчас себя чувствовала именно так. Уставшая, измученная, голова болела, и так хотелось ото всех спрятаться и уснуть. А больше всего хотелось спрятаться от себя, от того поступка, который совершила, но увы, время воротить вспять еще ни у кого не получалось.

Отец приподнялся из-за стола и подошел ко мне сзади. Коснулся руками плеч, стиснул, только так как он это умеет делать, достаточно сильно, но не больно — я бы сказала «надежно». Наклонился и коснулся поцелуем моего виска.

— Все будет хорошо, доченька, я в этом уверен. Маме спасибо за ужин и спокойной ночи вам мои девочки. Я устал, лягу пораньше.

Мама посмотрела на него понимающе, в ответ тоже пожелала спокойной ночи. И я автоматически произнесла эти же слова, начиная придумывать план по избеганию душевного разговора с мамой. Раньше меня это только радовало. Маме одной было на много проще открыться, и не важно, что она потом все расскажет папе, он никогда не показывал, что в курсе наших душевных, сопливых разговоров.

Но сейчас было все по-другому. Я не желала рассказывать волнующую меня правду никому, даже маме. Нет, особенно маме.

— Мам, я тоже хочу выспаться.

Быстро поднялась, собрала тарелки, вилки и понесла их в раковину. Я так быстро еще никогда не мыла посуду, чувствуя мамин испытывающий взгляд в спину. Но она не настаивала на разговоре, она всегда очень тонко меня чувствовала. И сейчас я была за это ей безумно благодарна.

Пойти на второй день в школу было самым настоящим испытанием. Каждый шаг, приближающий меня к этому огромному трехэтажному зданию, давался с невероятным трудом. Вернее не само здание, меня пугали люди находящиеся там.

Заходя в парадную дверь, а потом и в класс отдергивала себя и заставляла поднять виновато опущенный взгляд. В который раз распрямляла ссутулившиеся плечи, и старалась не оглядываться по сторонам, выискивая насмешливые взгляды.

Щукин не упустил своего и встретил меня с порога своей очередной подколкой.

— О, Маринка, расстегни пиджак, дай нам насладиться твоими прелестями.

— Обломаешься. Бери плейбой, иди в туалет и наслаждайся, сколько влезет.

Невзирая на то, что чувствовала себя хуже не куда, ставить на место слишком обнаглевших парней я всегда умела. И Щукин смолчал. Удивительно. Было бы ему что-либо известно о вчерашних событиях, он бы так просто не отступил.

Маргарита Алексеевна, преподаватель зарубежной литературы, тоже вела себя очень даже дружелюбно. А в ее шестьдесят с хвостиком она очень эмоционально относилась, к подобного рода, происшествиям. Не скажу, что у нас в школе что-то такое бывало, но вот новости смотрели все. И когда что-то где-то подобное случалось, пол урока литературы уходило на то, чтобы обсудить данное событие.

День прошел как обычно. Меня не вызывали к директору, школьный психолог тоже проходя мимо даже не смотрела в мою сторону. Все это волновало еще больше. Не скажу, что была не рада этому, но вот подсознательно все же ждала бури.

Весь день думала об одном и том же — заходить к Петру Васильевичу или нет. А после пятого урока просто струсила и ушла домой. И только через два дня, когда по расписанию должна была быть физкультура, узнала о том, что Петр Васильевич ушел на больничный.

Несколько дней ходила в полном напряжении, ожидая и вместе с тем страшась встречи с ним. Боялась его взгляда, обвинительных слов. Боялась разоблачения одноклассников. С испугом оборачивалась на громкие крики, страшась услышать обвинение. А смех, я стала болезненно на него реагировать — каждый раз оборачивалась и присматривалась, не на меня ли глядят смеющиеся.

Говорят время лечит все, и нервы в том числе. Особенно когда тебе восемнадцать лет и когда множество новых событий закручивают в жизненный водоворот. Нет, я не забыла, но как-то просто отпустила это событие. И только Евгению Евгеньевичу и Светлане Викторовне по-прежнему не могла смотреть в глаза.

В суете и волнении прошел месяц. Последний звонок отзвенел, тесты сданы, впереди остался только громкий праздник, которого с нетерпением ждет каждый школьник — выпускной.

Делая в салоне прическу и макияж, я зачарованно смотрела в зеркало, постепенно не узнавая себя. Каждая черточка, каждый едва ощутимый мазок кисточки по моему лицу совершенно менял образ. Из застенчивой юной девушки спустя час превратилась во взрослую женщину. Макияж совершено изменил меня. Я выглядела слишком по-взрослому, как-то надменно. Меня не очень обрадовало творение рук мастера, но что-то менять было слишком поздно.

Вот чем я была полностью довольна, так это прическа. Светло русые локоны были уложены в высокую прическу и украшены веточкой сверкающих камней. Уши и шею также ощутимо отяжелял серебренный набор, с темно синими камнями, привезенный отцом из какой-то командировки. Он тогда говорил, что просто не смог удержаться и не купить этот набор, когда увидел оттенок камней, так сильно напоминающий цвет моих глаз.

Все это время я так ни разу и не встретилась с Петром Васильевичем. Безумно боялась, страшилась встречи и вместе с тем очень скучала. Не было возможности спросить у кого-то о нем, а неизвестность порою хуже самой горькой правды.

Торжественная часть выпускного бала подходила к концу. Мероприятие проходило на улице около школы. Собралась большая толпа, но даже она в своем плотном кругу не могла уберечь от пронзительного холодного ветра. Не помню, чтобы раньше июнь так низко опускал столбики градусников.

Платье с открытыми плечами, еще несколько часов назад казалось прекраснейшим. Сейчас же я отдала бы его за любую более-менее теплую кофту. В начале вечера мы с девочками гордо восседали на креслах, напоминая королев, но спустя два часа скукожились и дрожали как бродячие собаки на зимнем морозе.

Я с нетерпением ждала окончания торжества в нашу честь. Уже поздно вечером, можно сказать ночью все это закончилось. Череда громких слов и пафосных фраз, череда похвал и льстивых обращений. Для меня это все звучало слишком кричаще, слишком наигранно, но кто я такая, чтобы менять весь этот устрой выработанный годами? Благоговение перед учителями, которые еще вчера имели над нами власть, растворилось. Сегодня они просто люди, такие же, как мы, со своими плюсами и минусами, со своими страхами и пороками.

А вот о пороках я вспомнила не вовремя. Уже несколько минут беспрерывно всматривалась в него. Учитель физкультуры. Перт Васильевич. Он стоял в толпе зрителей, но не заметить его было просто невозможно — возвышался над всеми примерно на голову. С тех пор, как я его не видела, он, кажется, стал еще притягательней, еще красивей. Не отрывая взгляда, всматривался в мои глаза. Меня пугал его взгляд и вместе с тем манил, завораживал. Он пленил омутом своих темных как ночь глаз. На таком расстоянии не возможно было разглядеть их цвет, но я знала какой он. Я отчетливо знала этот оттенок карего, с золотыми бликами. Сколько раз я тайком смотрела в них, глупо надеясь, что останусь незамеченной. И я ею оставалась — незаметной, такой как все — одной из сотен влюбленных в него учениц. До того памятного дня, до того как решилась на самый безумный в своей жизни поступок.

Жалею ли я об этом? Не знаю.

Нет. Скорее всего, нет. Я отвела взгляд и посмотрела на ведущих праздника. Молодые учительницы начальных классов что-то рассказывали, что-то по сценарию, который мы уже множество раз проходили. Их слова пролетали мимо, где-то за гранью моего восприятия. Глаза смотрели на них, ничего не замечая. Единственное, что я сейчас ощущала, был его взгляд. Он обжигал, вызывал трепет и дрожь в кончиках пальцев. Он сводил с ума и заставлял дрожать все тело, но уже не от холода, от чего-то другого — того, имени чему я еще не знала.

Торжественная часть праздника закончилась. Впереди ожидала ночь гуляния в клубе. Но прежде — прежде дань уважения школе, учителям и в первую очередь родителям. В актовом зале нас ожидал фуршетный стол с легкими закусками и шампанское. Сегодня мы могли смело позволить себе этот алкогольный напиток в присутствии даже самых строгих учителей.

Несколько бокалов игристого, и нам не терпится умчаться из-под бдительных глаз учителей и родителей. На улице ждутзаблаговременно вызванные такси в ожидании хороших чаевых. А мы не торопимся, вернее торопимся, но не по этому. Сегодня наш день, день, когда мы можем себе позволить многое.

Шампанское ударило в голову — не сильно — в самый раз. Слегка добавило уверенности и раскрепостило, но уж никак не путало мысли. Желтые шашки такси ярко светились в темноте, и мы как бабочки на огонек, скорее поспешили к машинам.

Я не знаю, почему оглянулась, что меня заставило посмотреть на тенистую аллею.

Там стоял он. Не в майке и спортивках, как мы привыкли его видеть. Петр Васильевич был в костюме. Черная рубашка сливалась с окружающей темнотой, еще более ярко оттеняя загорелую кожу. Он стоял, облокотившись на машину в ожидании кого-то. Кого? Неужели меня.

Сердце пропустило один удар, второй, а потом помчалось с бешенной скоростью. Кровь прилила к щекам, окрашивая их в багряный цвет. Руки сами потянулись к лицу, прикасаясь, проверяя на ощупь, нет ли там чего-то выдающего мое состояние. А потом коснулись губ, которые вмиг пересохли. Они помнили его поцелуи — страстные, требовательные.

Он не звал меня, не манил, просто стоял и неотрывно смотрел в нашу сторону. Не знаю почему, но я точно знала, что он смотрел на меня. И я пошла к нему, как под гипнозом, по невидимой тонкой нити, связывающей нас двоих.

— Девочки, езжайте без меня, я чуть позже приеду.

Я отвернулась в противоположную сторону, делая вид, что возвращаюсь в школу. Специально залезла в сумочку и стала немилосердно потрошить ее, как будто что-то потеряла.

— Маринка, что-то потеряла?

— Да телефон, кажется, забыла. Вы езжайте, я потом на следующем такси приеду.

Точно знала, что аппарат в сумочке и сейчас молилась, чтобы никто не позвонил.

— Так давай мы тебя подождем. Сбегай быстренько поищи.

— Не стоит, девочки. Вдруг не найду сразу, не хочу вас задерживать. Езжайте!

Раньше меня радовал наш столь сплоченный коллектив, но не сейчас. Сейчас я спешила быстрей отвязаться от них.

Медленно отходила в направлении школы, пока такси, забравшее одноклассниц, не скрылось с виду. Парни давно уехали впереди, а родители остались на своем небольшом застолье. Задний двор школы пустовал, и лишь отголоски не громкой музыки доносилось из актового зала.

Больше не прячась и не скрываясь, медленно шла к нему. С походкой королевы и трепетно стучащим сердцем перепуганного зайца. Он не пошел на встречу, не поманил к себе и вообще никаким образом не показал, что ждет именно меня. Это напрягало, волновало и даже пугало, но не останавливало. Я все так же приближалась, боясь и с трепетом ожидая этой встречи.

— Добрый вечер.

Язык не поворачивался называть его по имени отчеству. После всего, что было в его кабинете, я просто не могла обращаться к нему как к учителю. Слишком далеко мы зашли, слишком много преград переступили, и больше не было пути назад. Он для меня не учитель, уже не учитель. Кто-то на много больше, но кто именно пока и сама не знаю.

— Добрый. Прокатимся.

Его холодность и отстраненность должны были меня насторожить, заставить задуматься. Да испугать на худой конец. Но нет, я как бабочка летела на открытое пламя, готовая сгореть, лишь бы почувствовать его тепло. Влюбленность и феерия эмоций застилали глаза розовой пеленой. И я не замечала злого блеска в темных как ночь глазах, полуулыбки, которая больше напоминала оскал. Это все было не важно. Важно только то, что он здесь и хочет со мной прокатиться.

Он сел за руль, не потрудившись мне открыть дверь. Я тут же сама исправила эту оплошность и юркнула на переднее сиденье, рядом около него. Чувства переполняли, эмоции зашкаливали, и я чувствовала себя птицей, расправившей крылья. Еще две недели назад подобного не могла даже представить. Мечтала об этом, но не верила, что такое когда-то случится.

Оглянулась вокруг — шикарная машина. У отца попроще, но разве это важно? Не стала бы его не на грамулечку меньше любить прокати он меня на стареньких Жигули, да хоть на лошадиной упряжке, все равно. Он и только он имеет значение.

— Мы с классом отдыхаем в «Фениксе».

— Знаю.

И снова тишина. За окнами мелькали разноцветные вывески, рекламные щиты, проносились кварталы… Все сменяло друг друга на огромной скорости расплываясь в разноцветные полосы. Увлеченная круговоротом событий, не сразу заметила, что мы едим не туда. Нет, я не испугалась, просто слегка растерялась.

— «Феникс» в другой стор…

— Знаю.

Его сухие ответы стали настораживать. Вызывали легкий испуг, а может предвкушение?..

Мы какое-то время ездили по городу, куда-то сворачивали, потом еще раз и еще. Мне казалось он и сам не знает, куда едет. Все это напоминала бессмысленную, бесцельную езду — метание зверя в клетке. А может попытка решиться на что-то?

После очередного поворота заехали в какой-то двор. Фары потухли, мотор заглушен. Мы остались в крошечной темноте. На отсутствие фонарей в этом дворе жильцы не обращали внимание, и только свет одиноко горевший в нескольких окнах помогал сориентироваться и не почувствовать себя в диком поле. Темнота волновала, будоражила, накаляла все остальные чувства. И чувство присутствия очень близко красивого мужчины было острее всего.

Он повернулся ко мне и оценивающе посмотрел. Невзирая на темноту, уже привыкшие глаза отчетливо увидели его взгляд. Этот взгляд не вызывал предвкушение, не будоражил кровь. Он коробил, напрягал, вызывал желание спрятаться в скорлупу и не выглядывать оттуда.

— Раздевайся.

— Ч-что?

— Ты же хотела взрослых игр, так давай поиграем, по-взрослому.

Его голос был серьезным, без нотки смеха или игры. Он говорил спокойно, уравновешенно, как будто приказывал отжаться двадцать раз.

Предвкушение чего-то нового неведомого, манящего растворилось, оставляя только испуг. Легкий холодок страха прошелся по коже. Но обдумать это, сделать какие-то выводы, или хоть бы прислушаться к себе, мне не позволили.

Не позволили его губы тут же впившиеся в мои, не позволили его руки, забравшиеся в мои волосы и стиснувшие их. Я больше не могла думать, только чувствовать. Его грубые слова были отброшены в уголки памяти как что-то не нужное, бессмысленное.

Меня не волновала прическа, которая была безнадежно испорчена, не волновало то, что я, скорее, всего так и не попаду сегодня в «Феникс». Волновал только мужчина рядом и его страстные поцелуи, требовательные руки и горячее тело. Все страхи исчезли, рассыпались искорками счастья по коже и пробежались миллионами мурашек, предвещая невероятное удовольствие.

Я не заметила, когда он отбросил мое кресло, и я оказалась в горизонтальном положении. Когда длинный струящийся подол платья был задран на талию и стройные светлые ноги четко выделились на фоне синего шелка. Был только он — грубый, требовательный, резкий, но от этого не менее желанный.

Меня пробивала дрожь, расползаясь тысячами мурашек по всему телу. И все они почему-то решили сосредоточиться внизу живота, создавая там томительную тяжесть. Мышцы живота и влагалища сжимались спазмами в преддверии запретного и такого желанного наслаждения. Когда его рука коснулась влажных складочек, сквозь меня словно прошел электрический разряд. Пальцы уверенно кружили по губкам, вырывая стоны наслаждения.

Поцелуи сводили с ума, кружили голову сильнее шампанского, но где-то на заднем фоне не давала покоя одна мысль. Она разъедала червячком мозг, не позволяя насладится сказочным моментом сполна.

— Я боялась, чтобы с вами ничего не случилось.

Как странно звучит! Что с ним могло случиться — взрослый мужчина. Может глупо, но мне было важно, чтобы он знал, что я о нем волновалась, что переживала и казнила себя за столь глупый и опрометчивый поступок.

— Долго решалась на тот поступок, а потом боялась последствий. Вам ведь ничего за это не было?

Я говорила в темноту с закрытыми глазами, наслаждаясь его поцелуями в шею. Наслаждаясь ласками рук, скользящих по всему телу. Но что-то вдруг изменилось. Он резко остановился, застыл на какое-то мгновение, а потом продолжил, но уже по-другому. Ласки стали слишком резкими, поцелуи слишком жесткими, больше напоминающими укусы.

— Ничего. Всего лишь уволили. Но ты ведь к этому стремилась. Сколько тебе дали за подставу, малолетняя шлюха?

Мои глаза резко распахнулись, голова дернулась назад, как от пощечины, сильнее упираясь в мягкий подголовник кресла.

Я не ожидала ответа на свое признание, а если и ожидала, то уж точно не такого. Слово «шлюха» прожгло огнем, заставляя сжаться, отстраниться. И почему я должна была к этому стремиться? Его все же уволили? Чувство вины неприятным холодком коснулось сердца. Я совсем не подумала о таких вот последствиях. Вернее думала, но не относилась к этому серьезно. И о какой подставе речь?

Его слова были пропитаны горечью и призрением, а железная интонация не позволяла усомниться правоте его суждений. Вернее он не сомневался в своей правоте.

Жесткие требовательные губы снова закрыли мой рот поцелуем, не оставляя возможности что-либо ответить, как-то объяснить и оправдаться. А мне почему-то было так важно оправдаться в его глазах.

— Нет, постойте, а этого не….

Хотела ответить, хотела что-то сказать, объяснить. Хотела, честно хотела, но это было до того, как его напористость переросла в сумасшествие.

Он слишком сильно сжал мои бедра, оставляя там синяки, слишком резко сдернул трусики, разрывая их в лоскуты. Для меня все было слишком — и тяжесть его тела, придавившая меня к креслу, и резкие попытки просунуть в меня что-то скользкое, липкое и огромное. Слишком огромное, как на мой взгляд.

— Подожди…те, остановитесь. Я не хочу так.

Я ерзала на кресле пытаясь столкнуть его. Ногти впивались в плечи, спину, но уже не в страстном порыве, а в надежде спасения.

— Хочешь.

Рот закрыт поцелуем, руки схвачены в замок одной его рукой и задраны вверх. Я была скована, обездвижена. И если еще не так давно желала того, что должно было произойти, то сейчас только боялась. Ноги раздвинуты, он между ними и нет никакой возможности их сжать или оттолкнуть его. Хоть я уже только к этому и стремилась.

Он по-прежнему пытался всунуть в меня свой член — огромный, слишком огромный. Он просто не войдет, или же разорвет меня на части. Но это пугало только меня, раскаленного мужчину такие мелочи не останавливали.

— Остановитесь! Я не хочу больше, не хочу!

Мои слова сопровождались всхлипами. В них звучала паника и страх. Но он их не слышал. Он ничего не слышал, только сильней и сильней толкался в меня.

С очередной попытки он прорвался внутрь. Жжение и резкая боль вырвались диким криком из моей груди, который он тут же приглушил, закрывая рот ладонью.

Я больше ничего не хотела, только освободиться, только сбросить его с себя. Но он не позволял. И когда подумала, что, наконец-таки, все окончено, он с новой силой врезался в меня обратно. А потом еще раз и еще… Я брыкалась и отталкивалась, но это оставалось незамеченным. Страстные поцелуи прекратились было только пыхтение в ухо и толчки, нет удары — глубоко внутри рвущие, раздирающие на части.

Я кусала его ладонь, закрывающую мне рот, царапала плечи, на миг высвободившимися руками, рвалась и толкалась, но все безрезультатно. И кто сказал, что секс длиться всего несколько минут — это тянулось бесконечно долго.

Толчки становились сильнее, резче, глубже. И не было никаких сил от них отстраниться или спрятаться. Терпела, стиснув зубы, и шмыгая носом.

Последний удар, пронзающий казалось насквозь, и он с утробным рычанием откатывается в сторону. Я же подгибаю под себя ноги и в позе эмбриона пытаюсь уменьшить спастическую боль внутри.

Не знаю, как долго так лежала. Не хотелось ничего только спрятаться, скрыться где-то в укромном уголку и поплакать. Не таким я себе представляла секс.

От размышлений отвлек его голос:

— Можешь гордиться собой, мне еще ни разу так дорого не доставалась ни одна шлюха.

— Что…?

Слишком много событий, много эмоций — много всего. Я медленно приходила в себя и не совсем понимала, о чем он говорит. Вернее слова то услышала, а вот их смысл как-то просто не улаживался в голове.

Ты не услышала? Ты. Шлюха. Обошлась. Мне. Слишком. Дорого. — Он говорил раздельно, выделяя слова, акцентируя внимание на каждом из них. Смотрел прямо в глаза и вырезал жестокими словами клеймо на моем сердце. — Ни одна пи*да не стоит того, что мне пришлось за это заплатить. А твоя тем более — слишком неумелая ты для опытной соблазнительницы. Орешь как целка.

И если я считала, что меня изнасиловали, унизили и растоптали только что, то я сильно ошибалась. После его последней фразы я действительно почувствовала себя грязной продажной тварью. Только бы не заплакать, только не заплакать… Повторяла эту фразу даже не знаю в который раз, как молитву. Пытаясь сосредоточиться на этих словах. На самих словах — отключить чувства и эмоции. Не думать ни о чем, не чувствовать, не слышать, не знать. Просто исчезнуть, раствориться как туман по утру — не существовать и не испытывать этой боли, этого унижения.

— Быстрее выметайся из машины, мы уже накатались.

Я, все еще скрученная лежала на отброшенном сидении, без трусиков, которые порванными валялись на полу. Только ноги интуитивно сильнее свела, защищаясь от грубых слов. Платье измято, прическа окончательно испорченна — не видела себя в зеркало, но свисающие по бокам пасма говорили сами за себя.

Была в каком-то ступоре, все воспринималось через призму отдаленности. Может это защитная реакция? Даже приказ выйти из машины безропотно выполнила. Не видела, где нахожусь, будь вокруг глухой лес, все равно бы не заметила этого. Я отошла всего на полшага от захлопнувшейся сзади дверцы, когда взревел мотор, и машина с ревом сорвалась с места.

Прохладный ветер обжег щеки, сильнее холодя две мокрые дорожки, струящиеся из глаз к самому подбородку. Коснулась рукой влаги, растерла ее между пальцами, с недоумением рассматривая отблески в скудном свете.

Все же не удержалась.

Между ног саднило и даже слегка жгло, но разве это боль? Боль была в душе, разъедающая, рвущая на части и просто уничтожающая всю меня. Я ощущала ее физически, как дикий зуд, как пламя, сжигающее мою душу. Хотелось разорвать платье на груди и скрести, скрести…, чтобы вырвать сердце, душу… Вырвать и выбросить, и все забыть не видеть, не знать, не чувствовать.

И я действительно ничего не видела. Просто шла, не разбирая куда, не видя впереди дороги, только реки слез, затмевающие обзор как струи дождя по лобовому стеклу. Вокруг сигналили машины, резким режущим светом вспыхивали фары, но до меня все доносилось сквозь какую-то призму, как издалека.

Сквозь сплошную ширму из горя и боли я слышала голос женщины, которая несколько раз подряд спрашивала, кто я и где живу. И заученной еще с садика фразой я что-то отвечала, не включая мозг и сознание.

Через какое-то время оказалась дома и чужая женщина без лица и имени улаживала меня в постель, а потом набирала номера родителей, но я уже спала, а может просто отключилась.

Сквозь сон слышала всхлипы и шепот, чувствовала нежное касании маминых рук, поцелуи на щеках, волосах. Она меня звала, нежно, ласково, по имени, но я не могла проснуться. Сон затягивал, как трясина, в нем было легко и свободно — не было боли.

Глава 4

Кто сказал, что время лечит,

Тот не знал большого горя.

Не заживают раны в сердце,

Просто привыкаешь к боли.

Ирина Погорелова

7 лет спустя.

Я заглянула в приоткрытую дверь, как всегда не стучась. Дмитрий Сергеевич, сидя за рабочим столом, просматривал графики продаж. И как всегда только в бумажном варианте. Ни как не могла понять его страсть к бумаге. Все было сделано и подано ему для просмотра в электронном виде, но он никогда не отказывался от своей привычки. Распечатал графики и монотонно, скрупулезно просматривал лист за листом.

Я могла часами смотреть за работой этого мужчины. Насупленные и слегка взъерошенные брови, слишком длинные и постоянно торчащие как-то невпопад, но ему странным образом это шло. Сосредоточенный взгляд, медленно изучающий каждую строчку, все в нем говорило об опыте и уверенности в своем деле. Его не портили даже седые волосы и сетка морщин вокруг глаз. Он был для меня кем-то особенным — наставником, другом, вторым отцом. Он в меня поверил, когда это было так необходимо, дал мне шанс, и я вечно буду ему за это благодарна.

— Вызывали?

— Заходи, чего стоишь, заглядываешь?

Я прошла несколько метров вглубь кабинета, прикрывая сзади себя дверь. У Дмитрия Сергеевича всегда была приоткрыта дверь, когда он находился в кабинете один, когда же наоборот, кто-то присутствовал — дверь плотно закрывалась. Запирать не было ни какой нужды. Это было негласное правило — шеф занят.

Стою и молчу. Не злюсь, не нервничаю, Дмитрию Сергеевичу всегда нужно было время, чтобы собраться с мыслями, настроиться на разговор. Он не любил когда его торопили, и я не торопила, я просто ждала.

— Мариночка, как там у тебя дела с последним клиентом?

— Все хорошо, Дмитрий Сергеевич. Договор подписан на большую партию алкоголя. Они берут весь наш ассортимент. Даже не ходовые позиции, в не большом количестве, но берут.

Дмитрий Сергеевич прекрасно об этом знал, сам вчера просматривал договор. Но если он получал удовольствие от того, что я все это еще раз повторю — что ж, мне не сложно. Он только с виду казался простоватым, на самом деле это был мудрый и прозорливый человек.

— Марина, я тебя вот почему вызвал. У меня грандиозная новость и тебе первой хотел об этом сообщить.

И если раньше меня ничего в его поведении не настораживало, всего лишь самый обычный мужчина со своими причудами, то сейчас я вся сжалась в ожидании этой «грандиозной» новости. Не люблю я сюрпризы, если не знаю о них заранее.

— Слушаю вас.

— Мне сегодня утром поступило предложение. — Он замолк на какое-то время. И это было не для накала эмоций, не специально выдержанная пауза, Дмитрий Сергеевич нервничал. Это случалось очень редко, всего лишь несколько раз за все годы работы в этой фирме я его видела в подобном состоянии. — Мне предложили продать компанию.

Я замерла на месте, боясь шелохнуться. Сердце в груди пропустило удар и снова забилось с удвоенной скоростью. Я боялась услышать его ответ, безумно страшилась. Он бы не вызывал меня и вообще бы не заводил об этом разговор, если бы его не заинтересовало это предложение.

В голове вертелась мысль «только не это». Монотонно, по кругу, как заведенная ключиком игрушка повторялась одна и та же фраза. Я пришла сюда второкурсницей института в поисках подработки. Помню как сейчас свое первое и пока еще единственное в жизни собеседование, проходившее в этом же кабинете с этим же мужчиной. Как я его тогда боялась! Насупленные брови, строгий взгляд — он меня пугал до икоты. Одним своим видом вселял чувство благоговения, бесконечного уважения и…страха.

С некоторых пор я стала бояться взрослых мужчин, их силы и несдержанности. С веселой беззаботной девочки превратилась в затворницу. Это касалось не столько общения с ровесниками, столько личных отношений. Какой же я была глупой, желая того не зная чего. Один вечер перевернул всю жизнь с ног на голову. Растоптанная и униженная, собирала себя по частям, долго собирала. А когда собрала и кое-как окрепла, просто не захотела больше вручать всю себя в руки какому-то уроду. Слишком рано повзрослела.

Дмитрий Сергеевич был на много старше меня, годился мне в отцы. Может именно поэтом я к нему была расположена с самого начала.

Я опять ждала — ждала продолжения его рассказа. Он был не тем мужчиной, которого стоило торопить.

— Знаешь, я решил согласиться.

— Почему?

— Устал всю жизнь пахать, чтобы в будущем беззаботно жить. Чем больше ответственности взваливаешь на свои плечи, тем меньше беззаботности и покоя. Устал ждать будущего. Молодость прошла, а я и не заметил. Хоть на старости лет поживу.

— О какой старости вы…

Он поднял руку, жестом останавливая мой словесный поток. Дмитрий Сергеевич не любил лесть и мог здраво оценить свои достоинства и недостатки.

— Не стоит утешать меня, я не маленький.

Он помолчал какое-то время.

— Мариночка, я тебе первой сообщил эту новость. Решение уже принял. Хочу оставить тебя исполнительным директором.

Он поднялся из-за стола и не спеша, слегка разминая затекшие ноги и плечи, пошел к окну. Сцепил руки за спиной и стал вглядываться в оживленную улицу около бизнес центра.

— Знаешь, у меня к тебе есть просьба.

Я не стала торопиться и спрашивать какая. Уже само слово «просьба» подразумевает выполнение какого-то задания. Дмитрий Сергеевич никогда не давал легких заданий. Это не значит, что я с ними не справлялась, но все же лишние хлопоты мне ни к чему.

— Я хочу сделать на тебя доверенность и уехать на границу. Деньги, переведут на мой счет уже сегодня, и мне нет никакой нужды здесь оставаться.

Его наиграно веселый тон говорил о многом и в первую очередь о том, как больно ему расставаться со своим детищем. Я понимала, что его гонит за границу не желание скорейшего отдыха, а скорее не желание видеть, как дело всей жизни переходит в чужие руки.

— Может, вы передумаете?

Я сказала это не громко, он не ответил, но услышал, была в этом уверена. И когда уже хотела согласиться на его предложение, услышала ответ на поставленный вопрос.

— Нет. Больно отдавать, но понимаю, что в таком темпе больше не потяну. Меня просто затопчут более молодые, более наглые. Не хочу видеть, как моя фирма разрушиться. Пусть процветает, хоть и не под моим руководством. И вот ты, я уверен, потянешь возложенные на тебя полномочия. Да и для конкурентов, тьфу ты — новых собственников примелькалась. Увела у них два последних больших заказа. Пока была сотрудником чужой фирмы, люто ненавидели, а сейчас поставили условие, чтобы ты обязательно осталась при должности. Хотя и должность, и гонорар обещали повысить, в этом я конечно постарался.

И я не сомневалась, что постарался. Да и сказал это не для моей благодарности, всего лишь передал информацию.

— Хорошо, я согласна. Постараюсь вас не подвести.

— Что ты, девочка моя, ты просто не можешь меня подвести. Я в этом уверен.

Его, грустная улыбка навеивала печаль. Я не радовалась новой должности — я грустила из-за расставания с прекрасным боссом.

Глава 5

А прошлое приходит по ночам.

Неслышно пробирается сквозь двери

Ломает сны, деля напополам.

Вот только я ему давно не верю.

Юлия Яд.

Рабочий день прошел сумбурно. После новости Дмитрия Сергеевича, о продаже компании все просто валилось с рук. Меня не радовали перемены, ни обещанные должность, ни гонорар. Ничего не бывает просто так. Я не знала новое руководство и их нравы, не знала их требований. Большие гонорары зачастую списываются на не менее большие штрафы, за каждую возможную провинность.

Времени все обдумать, просчитать варианты, да просто оглядеться вокруг, не было. Сегодня к вечеру доверенность на меня была оформлена, а ближе к семнадцати часам — времени окончания рабочего дня, сообщили остальным сотрудникам о грядущих переменах. От коллег, бывших напарников и будущих подчиненных слышала поздравления. Кто-то смотрел с радостью, кто-то с завистью, всем не угодишь, я понимаю.

За новую должность выставляться не желала. И не потому, что жадничала, просто не была ей рада. Не ждала от этого никаких благ, только проблемы. Но отбиваться от коллектива грешно, а еще очень глупо, поэтому поход в бар напротив, было не отменить. И вот сейчас едя домой в такси, и слушая характерное пиканье по радио, оповещающее о том, что наступила полночь, я с трудом заставляла себя не смыкать сонные глаза. Машина осталась на парковке около офиса, садиться подвыпившей за руль себе не позволяла.

Завтрашний день обещал быть не легким. Дмитрий Сергеевич уже сегодня в 3:20 должен отправиться в Данию. Я улыбнулась. О предложении продать фирму он говорил так, как будто только его получил, а по сути, давно уже принял решение и все спланировал. Даже выезд за границу продумал и успел согласовать все с другом проживающим в Дании. А я, глупая, надеялась его переубедить.

Нервничала перед завтрашним днем, а точнее перед событием, которое должно произойти. Во время подписания договора буду совсем одна. Нет, там конечно будет присутствовать наш юрист, но надежного плеча всезнающего Дмитрия Сергеевича рядом не будет.

Утро пришло так неожиданно быстро. Такое ощущение, что я и не спала вовсе, только прилегла на минутку, и тут же прозвонил будильник. На автомате отключила его в надежде подремать еще чуть-чуть.

Это не сон, это мучение. Чувство ответственности и беспокойство будят каждые несколько минут, и я с испугом дергаюсь, боясь проспать больше позволительного. В очередной раз просыпаюсь, сажусь в постели поднимаю глаза на настенные часы — стрелка сдвинулась на три минуты. Где-то глубоко здравый смысл пытается достучаться до сознания, сообщить, что времени на сон нет, но уставшее тело берет верх, и я опять откидываюсь на подушку. Еще минуточку, еще совсем чуть-чуть.

Казалось, прошло всего несколько минут и я опять подрываюсь, сонно тру глаза, и смотрю в ту же точку.

— О Боже!

Испуг действует сильнее утреннего кофе. Вскакиваю и мчусь в ванную. На сборы осталось каких-то полчаса. Еще нужно машину у офиса забрать, а потом мчаться на другой конец города. Подписание договора назначено на девять часов утра, а часы показывали без пятнадцати восемь.

Утренним кофе я пожертвовала, в его действии уже не было никакой необходимости. Я проснулась окончательно, адреналин в крови и так зашкаливал. Бегала как угорелая по съемной квартире с угла в угол, не зная за что ухватиться. В спешке начинала делать одно, не завершала его и бежала, бралась за другое. С зубной щеткой во рту одевала юбку и только чудом не оставила на ней пятен. Натягивая колготки две пары порвала, а когда в шкафу больше новых не оказалось, решила что в конце мая достаточно тепло сойдет и без колготок. Макияж наносила несколько раз, так как в спешке руки тряслись как у алкоголика. В итоге все стерла и только с помощью пудры выровняла тон лица да убрала темные круги под глазами — свидетельство недосыпа. Уже под сигнал такси за окном красила ресницы, стараясь не размазать туш.

Забегала в здание, когда часы пробили десять минут десятого. Еще несколько минут поднималась на нужный этаж. Я чувствовала кожей быстротечность времени. Пульс в ушах отбивал секунды, а я кусала губы в нетерпении, желая как-то ускорить это чудо техники, поднимающее меня на двадцать восьмой этаж.

У лифта уже ждал наш юрист Олег Павлович. Мужчина строгих нравов и больших требований. Он неодобрительно посмотрел на меня, но критиковать или устраивать выговор не стал. А я, честно говоря, этого как-то даже боялась. И только спустя какое-то время вспомнила, что, по сути, теперь я его босс, а не наоборот.

Идя по длинному коридору в конференц зал, наконец обратила внимание на интерьер здания, а если точнее сказать отдельного коридора. И удивилась, как я могла этого не заметить с самого начала.

Высокие потолки черного цвета, с множеством встроенных точечных светильников. Насыщено черный цвет опускался на стены и постепенно переходил в сверкающе белый. Мои лодочки тоже касались совершенно белого паркета.

Маленькие точечные светильники разных размеров были хаотично разбросаны по всему потолку. И я не сразу заметила в их хаотичности какую-то закономерность. Но когда еще раз подняла взгляд верх, увидела «Большую медведицу». О Боже, на не большом потолке достаточно узкого коридора отображалась часть небосвода!

Захваченная интерьером и своими размышлениями о нем я случайно взглянула на свое отображение в одно из огромных зеркал расположенных друг напротив друга уже в самом конце коридора. Количество меня сразу умножилось. Это хитрая тактика придающая входящему уверенности в себе? Нас много, нас не победить?

Улыбка, сверкнувшая на моем лице от столь «умного» умозаключения сразу же превратилась в шок, а потом в испуг, как только мои глаза наткнулись на воронье гнездо у меня же на голове. Резко остановилась, но увидев укоризненный взгляд Олега Петровича, зашла в приоткрытую дверь зала. Правая рука машинально полезла на голову, как бы проверяя, не обмануло ли меня зрение. Коснулась уха, а потом как можно менее заметно ощупала затылок и нашла пучок. Я пришла на подписание договора нечесаная! Только проснувшись собрала копну своих светло русых волос в тугой пучок, как всегда делала, чтобы не замочить в душе. И убегая в спешке, совершенно забыла о том, что их стоило привести в хоть какое-то подобие прически. Кровь сразу же прилила к щекам, окрашивая их в багряный цвет.

— Твое счастье, что хозяин компании-покупателя еще не прибыл.

Это были первые слова Олега Петровича. И он, конечно, был прав, попрекая опозданием. Но меня сейчас волновало «воронье гнездо» на моей голове куда больше опоздания. Особенно когда я убедилась, что как бы и не опоздала вовсе — хозяина компании-покупателя еще нет.

В зале присутствовали не так уж много людей. Двое незнакомых мне мужчин, скорее всего юристы компании-покупателя, в чем я и уверилась, преставившись им, Олег Петрович, и молоденькая девушка, сортирующая бумаги на столе. Скорее всего, секретарша. К ней я и направилась.

— Дев…. -Вовремя заметив ее бейдж, тут же исправилась. — Екатерина, не подскажете где здесь туалет?

— По коридору третья дверь налево.

— Спасибо.

Развернулась и поспешила к выходу. Олег Петрович неодобрительно посмотрел мне в след, но я не считала нужным оправдываться перед ним. Да и задерживаться не собиралась. Всего лишь расчешу свою копну и скручу в более-менее приличный пучок, чтобы отдельные пряди не торчали гребнями по всей голове.

Не пройдя и пары шагов, остановилась. Входная дверь открылась, впуская в зал смеющихся женщину и мужчину. Женщина выглядела сногсшибательно. Черная юбка карандаш прикрывала стройные бедра только наполовину. Светло-розовая блузка выгодно подчеркивала пышный бюст, за счет чего тонкая талия казалась еще более хрупкой. Прекрасный дневной макияж, не изменяющий, а лишь слегка подчеркивающие ее и без того идеальные черты, распущенные волосы, в легком беспорядке разбросанные по плечам. Но я знала, что это был далеко не беспорядок, а хорошая работа умелого парикмахера. На ее фоне почувствовала себя еще более ущербно.

Не сразу обратила внимание на мужчину за ее спиной, и только когда его смех не естественно резко утих, перевела взгляд с женщины на него.

Темно карие глаза с легким медовым отливом смотрели на меня в упор. Я помню этот взгляд. Никогда его не забуду. Сколько раз за последние семь лет видела его во снах? Сколько раз просыпалась в холодном поту с дрожью в руках. Сны были совершенно разные. Иногда он с меня смеялся и унижал, а иногда клялся в вечной любви и просил прощения. Последние я ненавидела больше всего, потому что хотела простить после всего, что он со мной сделал, потому что с замиранием сердца наслаждалась его признаниями, даже понимая, что это только сон. Потому, что просыпаясь, часами плакала навзрыд, пытаясь забыть, пытаясь ненавидеть.

Он был удивлен не меньше моего. Смотрел в упор, а от недавней улыбки не осталось следа.

— Петя, ты идешь?

Девушка его торопила, совершенно не обращая внимания на нашу баталию взглядами. Она меня увидела, но прошлась взглядом по касательной, не считая нужным более внимательно рассматривать.

— Да, Снежка, иду. — Но он, по-прежнему не отводя глаз, смотрел на меня.

Девушка надула губки и злостно посмотрела на мужчину, но меня она не волновала. Меня сейчас вообще ничего не волновало кроме мужчины стоящего напротив меня. Вопрос прически сразу отпал, да просто-напросто забылся. Сердце стало пропускать удары, а потом снова ускорять темп. Ненавижу его за все это. Ненавижу, за то, что еще болит от одного воспоминания о нем, от одного взгляда. Ненавижу, что он с кем-то счастлив, а я все еще думаю только о нем. Даже после всего, что он со мной сделал, даже после стольких лет.

Я как капризная девочка захотела убежать отсюда. Просто взять и убежать. Не думать об обязанностях, не вспоминать о возможных последствиях. Просто уйти, чтобы не видеть, чтобы не слышать его голос, не чуять запах присущий только ему, который за столько лет так и не забылся.

Было сложно совладать с собой, но я все же сделала это. Просто на несколько секунд закрыла глаза. Чтобы не видеть, чтобы не идти на поводу своих желаний и взбушевавшихся гормонов, как лягушка к удаву. И это помогло. Ну как помогло, я просто больше на него не смотрела, пыталась не обращать внимания на сумасшедший бой в груди, на дрожь во всем теле. Пыталась дышать — научиться делать это снова, поскольку за последнюю минуту нашего зрительного контакта я совсем разучилась это делать.

Глаза смотрели куда угодно только не на него. Я не привыкла смотреть в пол как провинившаяся школьница, но сейчас ловила себя на том, что именно это и делаю. Меня спасли собравшиеся здесь люди. С приходом руководства, а именно Петра Васильевича они активировались. Мужчины — юристы медленно направились в нашу сторону, но проворней всех оказалась та самая молоденькая девушка-секретарша Катя. Спустя мгновение она была рядом. Сверкнула лучезарной улыбкой и обратила внимание зашедшего мужчины на какие-то документы, держащие в руках.

Я никогда раньше не отличалась слабоумием, но сейчас был именно такой случай. Смотрела на своего бывшего учителя и не понимала, что он здесь делает. И только после фразы кого-то из присутствующих «все собрались, можно приступать к подписанию договора», я очнулась и смогла сопоставить простейшие факты и события.

Паника охватила с новой силой. Дышать стало невыносимо трудно. Я больше ни о чем не думала, не учитывала последствий. Просто пошла, на единственный для себя свет в конце туннеля — на выход. Слышала сзади обрывки фраз «кто она…на нее доверенность…приемница Дмитрия Сергеевича». Но это уже не волновало. Спешила скрыться отсюда, не останавливаясь, не оборачиваясь, не вслушиваясь в чужие слова.

Глава 6

Я прошлым не живу, но иногда

В себе я воскрешаю его тени…

Есть то, с чем не смириться никогда

Как и предать холодному забвенью…

Оно останется внутри меня,

В точь, как и боль, с которой жить готова

Есть то, о чем мне позабыть нельзя -

Я не хочу… И вспоминаю снова.

Римма Хофизова

Петр

Снежка что-то рассказывала и я весело смеялся. Она всегда могла меня развеселить, с самого рождения. Сначала это были милые пузырьки изо рта, потом кривляния, первые слова, а со временем и остроумные шутки. Всего несколько секунд назад я улыбался, а сейчас даже не вспомню, что было тому причиной.

Все вокруг померкло после того как увидел ее. Казалось, не было этих семи лет. Буд-то только вчера стоял под ее окнами и в надежде вглядывался в темноту. Чувство вины нахлынуло с новой силой, заставляя сжать зубы и стиснуть кулаки.

Память неприятно резанула воспоминанием. Я действительно поступил с ней не хорошо. И если быть честным до конца — очень жестоко. Сейчас, спустя годы, я это осознаю и раскаиваюсь, а тогда бурлила кровь. Обида жгла огнем, и мне казалось это достойной местью. Местью за подставу.

После ее ухода с моего кабинета, состоялся разговор с директором и завучем. Разговор не из приятных. У меня не было привычки перед кем-то пресмыкаться или извиняться. Случилось то, что случилось, хотя, по сути, ничего там еще и не случилось, но это как оказалось не главное. Глупо было все сворачивать на девчонку, да и какой же я мужик после этого.

Подобные вопросы, да и любые другие решались очень просто — энной суммой денег. Но именно сегодня и именно со мной школьное начальство заартачилось. Евгений Евгеньевич, всегда здравомыслящий мужик сейчас вел себя не как обычно. Такое ощущение, что он этого ждал, что был доволен случившимся. Хмурился, пытался меня вычитывать, правда, только пытался, со мной этот номер не проходил, но глаза светились удовольствием.

После двухчасового разговора сошлись на том, что я должен уволиться по собственному желанию, и соответственно выплатить кое-какую сумму денег для успокоения совести директора и завуча. Ну и их благополучного молчания. Не скажу, что был доволен исходом разговора, но в случае огласки могло быть еще хуже, о чем непрозрачно намекал мне директор.

Злился на девчонку, но чувствовал и свою вину. Какой черт меня дернул повестись на ее провокацию. У меня были женщины опытнее, и относился к ним более холодно, а тут какая-то школьница. Да я до этого дня даже не замечал ее. Ученица как ученица ничем не хуже и не лучше других. А тут такое.

Уже прошло полтора месяца после того инцидента. Давно уволился и пошел работать к отцу в фирму. Тот плут старый, все канючил мне, что я должен быть рядом, что не на кого оставить дело всей его жизни. А как возмущался, когда я выбрал себе столь «глупую» профессию как он выразился. Но потом успокоился. А вот теперь довольный сверх меры, что я все же пришел к нему заместителем. Он не расспрашивал меня о случившемся, а я не желал рассказывать.

В один из дней, когда я должен был быть за городом на объекте, вернулся, забыв в офисе документы. Входя в здание, издали увидел знакомую фигуру. Темно серый костюм, медленная вальяжна походка — все это мне кого-то напоминало. Но неизвестный посетитель скрылся за дверью кабинета отца до того как я вспомнил его личность. Время поджимало, поэтому что-то выяснять не было никакого желания. Но проходя мимо приоткрытой двери, услышал знакомый голос и тут же остановился. Что он здесь забыл? Никогда не любил подслушивать, а тут не сдержался.

Евгений Евгеньевич долго с предисловием рассказывал о событиях в школе, о своих заслугах перед обществом и что удивительно мой деловой и энергичный отец его не торопил, не перебивал, а спокойно слушал.

В ходе разговора выяснилось, что директору не хватает кое какой суммы на торжественное проведение выпускного вечера, который должен сегодня состояться.

И он имеет наглость просить финансовую помощь? Вот нахал! Я разозлился. Ведь оплатил его молчание достаточно. У меня сложилось ощущение, что он доит и меня и отца по отдельности. Уже хотел войти в кабинет и высказать несколько ласковых. Но тут отец удивил меня.

— Да найти и подложить под него девочку это не легкое задание. Молодец Евгеньевич. Не знаю, как бы я его по-другому с этой вашей школы вытащил. Ты же понимаешь, моя щедрость не безгранична. Помогаю в последний раз.

— Да-да, конечно.

Директор не стал уточнять, что все вышло совершенно случайно. Глупая девчонка сама пошла к физруку. Он уже давно пытался как-то скомпрометировать учителя, но тот не велся. Да и стержень в нем чувствовался, не смотря на молодой возраст. Честно говоря, последнее время планировал провернуть что-то подобное, но уж не как не с ученицей. Были две молодые практикантки. Он искал подход к ним, решая, какая более сговорчивая, и согласиться на подобную авантюру. А тут Марина Дымкина такое учудила. И главное, умница, красавица, как в том фильме, никогда бы не подумал, что она на такое способна. О том, что соблазняли именно учителя, а не наоборот директор был уверен. Василий Петрович был видным молодым человеком, на него вешались девки, без каких либо действий с его стороны. Да и скрытая камера, поставленная в кабинете физрука заблаговременно, говорила лучше любых доказательств. Вернее не говорила, а показывала, но в этом деле, как говорят, слов не нужно.

Я слушал этот разговор и понимал с трудом. Причиной тому было не мое слабоумие. Как-то не вкладывалось все это в голове. Развели как малолетку. Челюсти стиснулись, грозя раскрошить эмаль, руки сжались в кулаки, а кровь быстрее побежала по венам, наполняя энергией. Я чувствовал такой прилив перед боем, и сейчас, честно говоря, был готов разнести кабинет отца, вместе с этими двумя гадами.

Готов был убить их обоих, а особенно эту малолетнюю шлюху. Так подставить. И сыграла же — настоящая актриса взрослого кино.

Я неслышно открыл дверь и вошел в кабинет. Отец как раз открыл ящик стола, доставая деньги. Евгений Евгеньевич стоял ко мне спиной, услужливо выжидая свою подачку.

— Как хорошо вы спелись.

Оба мужчины обернулись на мой голос.

— И сколько ты за меня дал, отец?

Он растерялся, я увидел по глазам, хотя и длилось это каких-то несколько секунд. Но внешне ничем этого не показал — выдержка отработанная годами ведения успешного бизнеса. При моих словах не дрогнула даже рука, дающая деньги.

— А разве это важно? Я хочу видеть своего сына рядом с собой.

— Ты заигрался, это уже слишком. Евгений Евгеньевич, а вы? — Я перевел взгляд в его сторону. — Подсунуть под меня школьницу. Как же педагогический этикет? На сколько я помню именно он не позволил вам закрыть глаза на произошедшее.

Он не смотрел на меня, прятал взгляд. Неужели во вконец очерствевшей душонке, еще осталась крупица совести?

Я не кричал. Говорил спокойно, можно сказать даже тихо. А слова пропитаны иронией и едва сдерживаемой злостью резали слух в гробовой тишине кабинета. Сжимал кулаки, сдерживая внутренний порыв расквасить им обеим морды. Мне еще никогда не было так сложно сдерживать свою ярость. Помогли годы тренировок и наставлений тренера.

Вышел с кабинета, громко хлопнув дверью как мальчишка, показывая свою ярость таким образом. Они были мне не соперники, чтобы с кем-то драться. Что отец, что Евгений Евгеньевич оба мужчины преклонного возраста.

Моя злость направилась в другое русло. Ну ладно они, старые маразматики, а она? Малолетняя дура, захотевшая нажиться. Сколько ей заплатили за надобность вовремя раздвинуть ноги?

Сел в машину и со злостью захлопнул дверь. Мне больше не нужны были документы, да и вообще, я на этого… больше не работаю. Честное слово, даже не знаю каким словцом обозвать собственного отца, так чтобы донести суть его поступка. И может когда-то смогу понять его желание увлечь единственного сына делом всей своей жизни, но не сейчас. Не после того, что он сделал.

Круто развернувшись на проездной части, ударил по газу, и со свистом шин, под звуки сигналов проезжающих мимо возмущенных водителей умчался неизвестно куда.

Спустя час сидел одиноко в баре и накачивался спиртным. Никогда не умел пить — не выработалась такая привычка. Занятие спортом требует ответственности и определенного режима.

А друзей, как оказалось, у меня особо и нет. Нет, друзья то были, а вот свободных оболтусов, которые в три часа дня могли себе позволить накачаться водкой небыло. Кто на работе, кто в отпуск укатил за границу…

Звонки от отца сбрасывал, но вот когда позвонила Снежка в третий раз, решил все же ответить.

— Да, малая, что нужно?

— Ты что пьян?

И откуда ей знать, она меня пьяным ни разу не видела. Вот же бабское нутро, все прошнырит, все учует! Решил не отвечать на ее вопрос.

— Ты чего наяриваешь, что-то хотела?

— Отец тебя ищет. Почему не отвечаешь?

— Не твое дело. Еще слишком маленькая, чтобы сунуть нос во взрослые дела.

— Петя, что случилось?

У Снежки был взволнованный голос. Вот же маленькая заноза, вросла в меня с самого детства. Не могу быть черствым, когда у нее такой голос.

— Снежка, все хорошо, не волнуйся. Мы с отцом немного повздорили.

— Ты где? Я к тебе приеду.

— Я взрослый мальчик, как-нибудь разберусь.

— Петя, ну где ты?

Пришлось сказать адрес, поскольку не отстала бы. А голос уже дрожал, грозя в любую минуту прорваться слезными потоками.

Снежка была около меня спустя полчаса. Смешно, это маленькое чудо, которое я катал в колясочке с самого рождения, теперь отвозило на такси меня домой, поскольку на ногах я держался с трудом.

Проспал до позднего вечера, но проснувшись, был еще достаточно пьян. Такая доза алкоголя должна выводиться с организма на много дольше чем несколько часов сна.

С головы все никак не выходило событие сегодняшнего дня. Снова и снова проворачивал услышанный разговор, еще больше накаляя себя. В памяти всплыло услышанное в ходе разговора воспоминание о выпускном. Да, кажется, Евгений Евгеньевич упоминал, что он должен именно сегодня состояться. Взглянул на часы — еще успею.

Едя в машине, ничего не планировал, просто хотел взглянуть на эту подстилку.

Хороша собой, ничего не скажешь. Накрашена, с прической она выглядела на много старше своих лет. Эдакая женщина-вамп. Да, вот именно сейчас она выглядела такой, какой была на самом деле. Опытной женщиной, соблазнительницей, каждым изгибом тела, каждым жестом подталкивающая мужчин к запретным желаниям. Только в глазах светилась неуверенность и смущение, но это, скорее всего, дань слишком юному возрасту, не более, а может просто мне померещилось то, чего там давно нет.

Она сама подошла ко мне, сама подтолкнула к тому, чего я не планировал заранее. Слишком сговорчивая, слишком уступчивая. И я не отказал себе, тем более терять было больше нечего. Не собирался быть с ней слишком груб, но после слов о том, что она обо мне волновалась, крышу сорвало окончательно. Копившаяся агрессия, подстегнута хорошей долей алкоголя в крови, нашла выход. Ее всхлипы и просьбы остановиться доставляли мне удовольствие. Нет не физическое — моральное.

Это потом было раскаяние, угрызения совести и все тому подобное. А тогда я вершил возмездие, восстанавливал так сказать справедливость в своем извращенном алкоголем и злостью понятии.

Глав 7

Я хочу убежать далеко, далеко,

Убежать от всего…, где никто и ничто:

Ни друзья, ни враги, ни удача, ни грусть -

Не застанут меня… Не достанут. И пусть

Я, как лебедь усталый, брошусь вниз,

Позабыв на мгновенье манящую высь,

Чтобы сердце, почувствовав страшный миг,

Вдруг услышало мой одинокий крик….

Татьяна Гордукалова

Дверь хлопнула за спиной. Не громкий звук прозвучал выстрелом в ушах. Сигнал к тому чтобы спасаться. Но я не собиралась падать на пол и прикрывать голову руками. Хотелось бежать, бежать и еще раз бежать. Ускорила шаг и последних сил сдерживала себя, чтобы действительно не перейти на бег.

Тяжелые мужские шаги приближались. Мне было не ровняться с их скоростью, а позорно переходить на бег просто не могла. И почему такой длинный этот коридор? Вовремя вспомнила о третьей двери налево и уже взялась за ручку, но в последнюю минуту мою руку накрыла другая более сильная мужская рука. По позвонку прошелся озноб, вызывая нервную дрожь во всем теле. Ручка двери так и осталась не повернутой, я отдернула от нее руку как ужаленная. Он не стал настаивать, сам отстранился.

Сколько времени я его не видела, сколько времени запрещала себе даже думать о нем. Сколько ночей прорыдала навзрыд, пряча всхлипы в подушку, чтоб не слышала мама. Но она слышала, слышала и плакала за дверью точно так же. И вот сейчас, когда все должно было давным-давно умереть, истребиться, выгореть в израненной душе, там кольнуло. Больно, ужасно больно. И от чего было больнее не знала, от того что он жив и счастлив и ему так хорошо, или от того что улыбается, но не мне.

— Нам нужно поговорить.

А я молчала. Стояла, отвернувшись к стене, не двигаясь, как статуя и молчала. Чувствовала его каждой клеточкой своего тела, ощущала его присутствие спиной. И не нужны были глаза, чтобы видеть.

— Дымкина, нам нужно поговорить.

Полушепот, с хрипотцой, где-то у самого уха. Как часто мне снился этот голос! И вновь тысячи мурашек разбегаются по всему телу. Только он действовал на меня подобным образом. Только он заставлял кровь быстрее бежать по венам.

— Я больше не Дымкина. — Едва слышный ответ. Я не знаю, что было тому причиной — испуг, нервы, а может просто голос решил меня подвести.

Услышала, как он задержал дыхание, а потом выдохнул. Чуть резче, чем до этого. Или мне показалось? Эта новость его удивила. А может мне просто этого хочется? Вижу его интерес ко мне там, где его и быть не может?

Как будто и не было этих семи лет. Как будто не выстрадала, не выплакала, не пыталась забыть. Все обострилось снова и с еще большей силой.

— Вышла замуж?

Опять бархат обволакивает с ног до головы. Он мое персональное наказание, мой яд со вкусом амброзии. Пытаюсь взять себя в руки, быть хладнокровной. Пытаюсь сосредоточиться на обидах, всколыхнуть в сердце былую боль.

Какое он имеет право задавать мне подобные вопросы?

Лишь на мгновение сверкнуло здравомыслие, и сразу развеялось. А сердце почему-то сжалось от одной мысли, что его это интересует, ему не безразлично.

Мне нужно взять тайм аут. Обдумать все и привести взбушевавшиеся чувства в порядок. Слишком неожиданно все это. Слишком остро и больно. Как учил психолог — дышать, глубже дышать.

— Это не имеет значения.

Мой голос звучал достаточно четко. А уже через мгновение я обернулась и посмотрела прямо в темно медовые глаза.

— Ты права, не имеет. Нам нужно поговорить.

И почему в его словах мне чудится боль? Почему хочется утешить? Силой удержала себя, чтобы не мотнуть головой, сбрасывая наваждение.

— Нам не о чем говорить.

— Что ж как знаешь. Тогда стоит вернуться и подписать договор.

Голос зазвучал чуть резче. Передо мной уже стоял полностью собранный взрослый мужчина и его ранимость мне, скорее всего, только показалась. Что ж так на много проще.

— Я хочу поменять несколько пунктов в договоре.

— И каких? — Глаза сощурены в ожидании моего ответа. Чисто деловой подход, без какого то намека на личное.

— Не имею желания работать в этой компании.

Его скулы сильнее сжались, но голос больше не дрогнул.

— Мы с Дмитрием Сергеевичем оговаривали именно такие условия. Он уже получил деньги. Размер неустойки равноценен сумме, которую я заплатил за его фирму. Как ты думаешь, он сможет ее вернуть в двукратном размере?

— Это шантаж.

— Нет. Всего лишь деловой подход.

Я вопросительно взглянула на него, и Петр Васильевич не стал томить догадками.

— Не хочешь говорить о прошлом, что ж, пусть оно там и остается. Но о сегодняшнем и будущем я думать обязан. И такие кадры как ты мне нужны. — Он помолчал какое-то время, собираясь с мыслями и выискивая нужные слова. — Я постараюсь свести к минимуму наш контакт. Но согласись, вызывать сейчас обратно Дмитрия Сергеевича для переоформления доверенности глупо. Человек только слез с самолета, и обратно?

Что ж в логике ему не откажешь. И как я не пыталась найти в нем плохие качества, все же не могла закрыть глаза на здравомыслие слов.

Мы подписали договор и он сдержал свое слово, отменив банкет в честь подписания, тем самым минимализируя наш контакт.

Я возвращалась домой на автомате. На автомате переключала коробку передач, перестраивалась в нужный ряд и останавливалась перед зажженными красным огнями светофора. В голове все никак не улаживались события сегодняшнего дня. Больше не вспоминала о растрепанном пучке на голове, не вспомнила о работе, куда стоило заехать после подписания договора. Я даже Олега Петровича больше не видела, точнее не обращала на него внимания. Было одно желание оказаться дома и никого не видеть, никого не слышать, а главное не думать.

Не думать о нем. Не думать, не представлять, не мечтать о том, каким он может быть еще. Когда не злой, когда любит. Может с той девушкой он совсем другой. И почему-то от этой мысли стало так больно.

Не хотела о нем думать, не хотела представлять…, но как запретить себе это?

Он мне снился опять. Просил простить, умолял об этом. А потом громко смеялся в лицо. Проснулась среди ночи в холодном поту, так до утра глас и не сомкнула.

Глава 8

«Распирает сердце от вопросов…

Что есть жизнь? Весны ли обожание?

Скоро ль доберемся до всего?»

Но ответил пасмурный философ:

«Жизнь, по сути, — только привыкание.

Ни более, ни менее того.

Люди суть муравьиная стая:

Мы живем, ко всему привыкая…»

Утром, собрав себя по кусочкам, поспешила на работу. То обстоятельство, что я вдруг стала директором филиала, не давало мне никаких преимуществ. На работу нужно выходить всем и вовремя.

Немного волновалась, заходя в офис. Все знакомые, с кем-то сдружилась, с кем-то просто общалась, но тогда мы были на одном уровне, так сказать по одну сторону баррикад. Могли пожаловаться на начальство, посетовать на завышенные нормы и слишком большие требования. Сейчас я оказалась начальством, и большинство жалоб будут отпускать в мой адрес.

Коллектив встретил слегка настороженно. Мало ли, вдруг мне власть в голову ударила, и в хмельном дурмане начну строить из себя большое «це-бе».

Обосновалась в кабинете Дмитрия Сергеевича, а за следующие несколько часов ко мне успели заглянуть все одиннадцать сотрудников нашей фирмы. С мелочными вопросами, поручениями… Самым честным оказался Виктор Дмитриевич наш водитель — мужчина преклонного возраста. Он не стал придумывать каких-то причин, просто честно признался: «пришел увидеть, как ты в кабинете шефа смотришься». Мой ответ был «ну и?». Он так же откровенно констатировал «да ничего, так, сойдет».

Еще несколько дней все можно сказать привыкали к смене руководства, а после потянулись самые обычные рабочие будни. Я постаралась сохранить всех сотрудников на прежних местах. Наш офис был расположен в противоположной стороне города. И в распределении на нас сбросили работу по области. Приходилось налаживать новые контакты, искать подходы. Быть начальником не так просто как всем кажется. Огромная ответственность, которая невыносимым грузом давит на плечи.

Работа затягивала, все меньше времени оставляя на отдых. Две недели пролетели незаметно.

Поднимая в очередной раз трубку рабочего телефона на привычное «Слушаю» услышала только молчание. Повторилась:

— Слушаю, говорите.

Обычно все звонки проходили через секретаря, по совместительству помощника, и представляться, кто именно слушает и какая фирма на связи, никакой надобности не было.

— Добрый день.

Два слова, самое обычное приветствие и сердце ускоряет удары. Вернее, причиной тому были не сами слова, а до боли знакомый низкий голос. Я его не видела и не слышала с самого подписания контракта, и вот сейчас была к этому совершенно не готова.

— Добрый. — Хотя в том, что он добрый резко усомнилась. Молчание затягивалось. Не знала что сказать. Поинтересоваться, почему вы звоните, дорогой бос? Кусала губы от нервного напряжения.

— У нас каждую пятницу сборы директоров филиалов в главном офисе. В прошлую пятницу вы не присутствовали. — В моем намерении объяснится, что была не в курсе этих правил, сразу же отпала надобность. — Я решил, что в связи с переменами вам нужно время привыкнуть к новому положению. Завтра на четыре часа дня жду вашего присутствия в главном офисе в конференц зале. Дорогу вы, надеюсь, помните. Всего доброго.

В трубке послышались длинные характерные гудки. И я машинально ее поставила. Еще какое-то время приходила в себя не в силах вникнуть в смысл только что происшедшего разговора. Скорее монолога. Он предоставил информацию, не более. Почему же тогда звонил сам? Почему не поручил это секретарше?

Постаралась себя остепенить, успокоить, пока окончательно не испорчен маникюр и не искусаны в кровь губы. Проявил уважение достойное опытного руководителя, не более. Прошлое держит стальными клешнями только меня, для него же оно забыто как очередной ничего не стоящий эпизод жизни. Как бы, не хотелось мне чего-то большего, его нет, и не стоит ничего придумывать. Я уже однажды за это поплатилась.

Женская гордость и обида требовали мести. Хотелось, что бы он что-то ко мне чувствовал, чтобы влюбился, страдал и мучился как я когда-то. А потом растоптать, унизить и провести его через все те круги ада, что прошла сама. Холодный рассудок говорил об этом, а сердце раненой птичкой трепетало и шептало, что не смогу. Не смогу быть холодной и расчетливой. Не смогу не ответить взаимностью. И понимание этого заставляло держаться от него на расстоянии. Не приближаться, не увлекаться, не мечтать о несбыточном.

Собираясь в этот раз в офис, решила учесть все. И наличие ухоженной молоденькой секретарши, и возможное присутствие шикарной девушки босса. Не хотелось падать в грязь лицом, поэтому одежда макияж и прическа — все было на достойном уровне. Не кричаще, сдержанно, но элегантно.

Здание офиса меня встретило новыми лицами, которых я в прошлый раз в связи со спешкой просто не заметила. Особого интереса к себе не видела, скорее всего, здесь привыкли к постоянному мельканию новых лиц.

В зале заседаний уже собрались несколько человек, большинство из которых были мужчины. Единственной женщиной оказалась все та же Екатерина-секретарь. По мне прошлись оценивающими взглядами. И оценивали не внутренний глубокий мир или силу ума и духа. Глаза задержались на выпуклостях и впадинах, которые были достаточно скромно прикрыты не прозрачной тканью. Это было не вульгарное и открытое рассматривание — быстрые взгляды брошенные невзначай, незаметно. Но я давно научилась замечать и понимать их суть. Работа в торговле алкоголем не совсем женское дело, мне периодически приходилось сотрудничать с разными личностями. Знаю, как реагировать и на более вульгарное поведение особей противоположного пола, а подобные оценивающие взгляды старалась просто не замечать. Точнее делать вид, что ничего не замечаю.

Коллектив оказался дружелюбный и за несколько минут в ожидании вышестоящего руководства, а именно Петра Васильевича, успели рассказать несколько пикантных анекдотов. О, ни матов, ни грубых слов, я ни от кого не услышала, и уже это меня обрадовало. Может для кого-то это покажется вполне нормально, но за четыре года работы в этой сфере я научилась ценить культурных и сдержанных мужчин.

Петр Васильевич зашел ровно в шестнадцать. Кивнул в знак приветствия, сопровождая кивок сухим «здравствуйте». Прошелся взглядом по присутствующим, задерживаясь на какую-то долю секунды больше на мне, и устремился к своему месту во главе стола.

В его присутствии все общались достаточно свободно. Я же первое время скованно за всем этим наблюдала. Все время с вчерашнего вечера, после его звонка, потратила на подготовку информации. Был составлен доклад о наших успехах, и планах на будущее все официально и правильно с точки зрения докладов. Но обстановка была не совсем подходящей чтения этого доклада. Все происходило в атмосфере дружеской беседы. Кто-то высказывал предложения, другой тут же подшучивал над возможными сложностями такового. Мужчины весело смеялись, тут же вставляя анекдоты, суть которых соприкасалась с обсуждаемой темой. Екатерина смущено хихикала, но основные пункты не забывала записывать.

— А что на это все скажет Марина Ивановна?

Вздрогнула. Опять я теряюсь от этого голоса и от взгляда темно медовых глаз, вглядывающихся прямо в мои, — темно-синие. Нет глубже — в саму душу. Но спустя несколько секунд совладав с собой, высказала свое «фэ» на данное предложение.

— Я не в восторге от подобного. Я так понимаю, на складах есть определенное количество продукции. — Вопросительно взглянула на рядом сидящего директора одного из филиалов. Он ответно кивнул. — Курс поднялся, но судя по словам экспертов — временно. Конкуренты, не имея запасов, поднимут цену, мы же на их фоне будем более выгодными сотрудниками. То, что мы упустим, не подняв цен на уже имеющуюся у нас продукцию, купленную дешевле, умножим в несколько раз на заключении новых контрактов, на приобретении новых клиентов, которые с радостью перейдут к нам, видя стабильность компании. Несколько месяцев мы сможем удерживать ценны, исходя из запасов продукции. Если же подорожание будет стабильным, постепенно поднимем ценны и мы.

— Я не согласен. Зачем терять деньги, которые сами плывут нам в руки?

Артут, заковыристое отчество которого, благополучно забыла, сидящий напротив, сверлил меня возмущенным взглядом. Головы всех присутствующих повернулись к директору, но тот вопросительно смотрел в мою сторону. И соответственно все также уставились на меня. Ну, что же, высказывая свое мнение нужно быть готовым к возможным недовольствам. И я готова.

— Мы работаем на будущее. Сегодня сорвем куш, а завтра останемся с голой попой. Так вот я за то, чтобы иметь кусок хлеба и сегодня и завтра. — Говорила грубо, на понятном для всех языке. В мужском коллективе сопли и глубокие рассуждения не очень хорошо воспринимаются. Многие, а возможно и все присутствующие здесь от меня подобного не ожидали и сейчас смотрели другими глазами. Уже не оценивали пышность моей груди и упругость бедер, все взгляды были направлены на лицо и далеко не на пухлые губки.

Разговор на данную тему на этом был закончен. Дальше пошли разнарядки, планы и требования на ближайшую неделю.

В конце собрания я выходила с зала заседаний первая, давая всем собравшимся обсудить меня. Как бы ни было это неприятно, но жизнь такова, что все новое всегда вначале воспринимается в штыки. Ни я первая, ни я последняя.

Едя домой созвонилась с девочками с нашего отдела предлагая встретиться в кафе напротив. Инициатива воспринялась на ура. А через двадцать минут, мы обустроились за столиком с парочкой коктейлей и весело обсуждали всякие пустяки, ну и собрание, на котором я только что побывала в том числе.

Подробности оговариваемых на собрании тем не собиралась ни кому рассказывать, а вот о том, кто во что одет, какими взглядами меня встречали и какими проводили конечно же рассказала. Ничто женское мне не чуждо. Долго хихикали с добавление самых смелых предположений и вариантов, обсасывали всем косточки. А что, им можно, а мне нельзя?

Рассказом не коснулась только директора, взгляд которого до сих пор прожигал всю меня. Его рядом нет, но почему же мне кажется, что я чувствую его присутствие?

Глава 9

Словно ненаписанная повесть

Всех поступков, помыслов сердец,

Нас порою обличает совесть.

Это кара или дар Небес?

Для кого-то это голос громок:

Слышит он души упрек немой,

Совершив проступок или промах -

Сразу же теряет свой покой.

Яна Кузовлева.

ПЕТР

Дал ей времени две недели. На свыкание, привыкание или еще как это можно назвать. Сам был шокирован неожиданной встречей. Сначала не поверил глазам, а потом, совладав с собой, постарался взять ситуацию под контроль.

Не сдержался, задал совсем неуместные вопросы, которые почему-то меня резво заинтересовали. А ответы мягко сказать не обрадовали. Точнее не сами ответы — мои предположения, она так ничего и не ответила.

Как удар под дых. Воздух задержался в груди, ставая жестким комком, грозя задушить. А на что интересно я рассчитывал, что она всю жизнь будет ждать меня, урода который ее изнасиловал? Да и зачем ждать, сам не понимал хода своих мыслей. Чувство вины опять подняло свою уродливую голову, напоминая о том, как по-скотски я себя повел.

Она рвалась уволиться, и причиной тому был, конечно, я. Пришлось пойти на хитрость, немного надавить, чтобы оставить все на своих местах. И никаких сексуальных подтекстов, а тем более планов в этом не было. Передо мной стояла слегка растрепанная взволнованная школьница, которой я уже порядком исковеркал жизнь. Не хотелось быть виновным еще и в этом. Пусть строит карьеру, тем более сотрудник она ценный. Сам проверял, но только вот не знал, что под фамилией Мирзаева, прячется все та же Дымкина.

Позвонил ей сам, предупреждая о собрании. Не знаю, почему это сделал, мог спокойно отдать распоряжение секретарше. Но почему-то так важно было услышать ее голос. С каких пор стал так сильно о ней волноваться? Ведь жила как-то эти сем лет без меня, без моего никому не нужного волнения и опеки, и судя по должности, и отзыву руководства неплохо устроилась. Думал, отпустило, думал, забылось за столько лет, но нет же. Не сдержал себя и пробил ее. Оказывается не выходила замуж, просто поменяла фамилию.

На собрании увидел совсем другую Марину — взрослую, собранную, элегантную. От взволнованной и растерянной школьницы не осталось и следа. Передо мной была женщина, знающая себе цену и умеющая держать себя в руках. Да и в здравомыслии ей не откажешь. Сумела высказать свое мнение и что важно, отстоять его. Все же в том, что она ценный сотрудник я не ошибся.

Ее машина отъехала с парковки перед зданием офиса. Старенькая Тойота, но достаточно выносливая. Какое-то время вглядывался в след, а потом сел за руль и поехал в том же направлении. Через два светофора догнал ее, но держался на приличном расстоянии. Спустя минут двадцать затормозила около бизнес комплекса, в котором располагался их офис. Я и сам припарковался, только на противоположной стороне дороги. Обнявшись и перекинувшись несколькими словами с подружками, она в компании троих человек направились в мою сторону.

Почему-то почувствовал себя шпионом на задании, которого могут вот-вот рассекретить. Сидел, опершись на руль, а она на расстоянии нескольких шагов обходила мою машину по кругу. Смотрел на нее, и будто почувствовав мой взгляд, она оглянулась. Но за тонированными стеклами кого-то разглядеть было невозможно.

Видел их веселую компанию, видел ее со стороны и возвращался мыслями в прослое. Я тогда тоже часами наблюдал за ней стоя в тишине под темными окнами…

После того как уехал от нее той ночью, нажрался в жопу. Хотел отомстить, отомстил, но на сердце так гадостно. Чувствую себя полным критином. Машину оставил у ночного клуба. Гулял со случайными друзьями еще несколько суток. В таких случаях желающие записаться в лучшие друзья и отдохнуть за твой счет всегда находятся. А я не возражал. Хотелось забыться, залить произошедшие события в вине, и кто был рядом не важно, лишь бы не сам. В одиночестве приходили воспоминания, а они были хуже пыток.

Я бы и не останавливался, никогда не останавливался, но мой организм слабее каких-то желаний. Он сдался. После трех суток непробудного пьянства меня без сознания отвезли в реанимацию. Там приходил в себя еще неделю. Отец носился как с маленьким. Находил время заезжал по несколько раз на дню. Хоть я и игнорировал его полностью он все равно садился на стул и по полчаса просиживал рядом. Я единственный раз попросил его об одолжении — не привозить Снежку. Не хотел, чтобы она меня видела в таком состоянии.

Все это время, днем и ночью я казнил себя за столь ужасный поступок.

В день выписки по распоряжению отца мою машину подогнали к больнице. Он, скорее всего, догадывался, что с ним я не поеду, а в общественном транспорте с двумя пересадками не лучший способ добираться все еще не полностью выздоровевшему больному.

Мне еще там, около больницы пришлось нарушить свой обет молчания относительно отца. Сев за руль случайно увидел на белой обивке соседнего сиденья бурые пятна. Порядком затертые, но все же видны.

— Что ты сделал с моей машиной?

— Помыл ее.

Я вопросительно уставился на него, не желая произносить даже слова. Пусть догадывается и отвечает сам.

— Когда ты пошел во всю тяжкую, и дозвониться, а тем более найти тебя было невозможно, мне позвонили с ночного клуба и попросили забрать твою машину с парковки. Переднее сиденье было перепачкано кровью. Сразу же отправил ее на мойку. Даже не представляю, что ты мог натворить сгоряча, но оставлять подобные улики на собственного сына я не собирался.

Отец стиснул челюсти, сжав при этом губы в тонкую линию. Это была не злость — это было волнение.

— Что ты натворил сынок?

Но я не стал отвечать на его вопрос, и задерживаться тоже больше не стал. Развернулся, сел в машину и умчался в неизвестном направлении. Неизвестном, даже для себя самого. Это был еще один гвоздь в крышку гроба, в который сам же себя и упрятал.

Она была девственницей! Чертов придурок, чем же ты думал?! Что ты наделал?! Руки ударяли по рулю, а нога все с большей силой вжимала педаль газа.

Выкатав полный бак бензина, и только чудом не попав в аварию, я слегка успокоился.

А потом потянулась череда одинаковый, как близнецы дней. Дней в ожидании. Ждал вызова в участок. Ждал ментов с облавой, громкого ареста. Ждал пронырливого следователя, да хоть кого-то. Но никого не было.

По телевизору раздули целое дело. Ни родители, ни Марина не желали делиться подробностями случившегося. Но бабушки-соседки, преподаватели в школе, да и какая-то женщина, якобы спасшая несчастную девочку, с радостью делились своими предположениями. Они вываляли девочку в грязи, желая насладиться минутой славы.

Смотрел, негодовал, злился и понимал, что виноват во всем только я. Я один. Сколько раз рвался поехать к ней извиниться, но никак не находил нужные слова. Часами стоял у подъезда, выслеживая, но она не выходила на улицу. Расспросить о ней не было у кого, а привлекать постороннего узнавать информацию не хотел. Звонил бесчисленное количество раз. Не знал, что скажу, простого «извини» было бы ничтожно мало, но я звонил. Номер был отключен.

Она не выходила у меня с головы. Совесть непрерывно грызла днем и ночью. Я грешным делом уже подумывал предложить жениться. И предложил бы, если была бы хоть какая-то надежда на согласие с ее стороны. Не раз вспоминал Достоевского и его «Преступление и наказание». Вот лучше бы она на меня заявила. Пусть бы таскали по ментовкам, пусть бы посадили, только не эта безнаказанность, которая давит на мозги хуже самой жестокой пытки. Чувствовал себя полным кретином, гадом, сволочью.

Она в том году так никуда и не поступила. Отличница, с золотой медалью, даже не пыталась сдавать документы. У меня вошло в привычку просиживать вечера под ее окнами. Всматриваться в темные стекла. Знал, какое выходило с ее комнаты. Она очень редко подходила к нему, но все же, иногда ее видел.

А потом они уехали. Думал на несколько дней, но как оказалось — насовсем. Расспросил соседей — сказали, что после происшествия с девочкой та совсем замкнулась в себе. Родители пытались растормошить, но ничего не вышло. Поэтому решили выехать и сменить обстановку. Куда уехали, никто не знал.

Глава 10

Я знал, что ты пройдешь у этих окон,

И ждал тебя, чтоб хоть разок взглянуть,

И долго любовался одиноко,

Как ты небрежно продолжала путь.

Смотрел я, больше сердцем ощущая

Волос знакомых золотистый дым.

А ты прошла, меня не замечая,

Но наградила профилем своим.

О. Мартыненко.

Даже не знаю, как это произошло, но она, за те несколько месяцев, стала смыслом моей жизни. И не столько она, столько само наблюдение за ней. Это вошло в привычку, в обязанность. Желание увидеть ее, знать что жива, здорова, что не окончательно уничтожил, было жизненно необходимым.

Тогда это было хоть какой-то возможностью успокоить свою совесть. Даже не успокоить — просто временно заглушить ее непрерывный каркающий голос в голове. А сейчас…, я не знаю, почему сейчас уже второй месяц периодически приезжаю под это кафе без пятнадцати пять и в ожидании всматриваюсь в дверь здания напротив. Она вполне счастлива, дружески общается с коллективом, как с женщинами, так и с мужчинами. Правда, мне кажется, с последними, ведет себя немного сковано, хоть визуально и бодриться, переводит все в шутки.

Я перестал в ней видеть школьницу. Девочка выросла и стала взрослой красивой женщиной. Сногсшибательно красивая, умная, интересная, но не моя — чужая и недоступная. Каждый раз, видя на еженедельных собраниях, сердце замирает в ожидании. Не знаю чего — чуда, наверное, хоть я уже давно и перестал верить в чудеса. Не позволяю себе лишнего, только взгляды, которые она пытается не замечать. Тогда сглупил, пообещал, а сейчас просто боюсь спугнуть.

А она все такая же холодная и неприступная. Только раз видел ее открытую, без шаблонной маски неприступной и холодной леди. Тогда в зале заседаний, во время первой встречи после стольких лет. Она была растерянна, взволнованна — она была собой. Лишь короткий промежуток времени, совсем немного она была раненым цветком, загнанным в угол зверьком — но собой. Больше такого не повторялось.

Все чаще вижу ее одну — сразу после работы возвращается домой, в пустую квартиру. Но иногда все же задерживается в том самом кафе, напротив, в компании все тех же девушек. В их компании она становится другой — веселой, улыбчивой, открытой, такой, которой была раньше, до того, как я изменил ее жизнь кардинально.

Чем больше за ней наблюдаю, тем сильнее хочется восстановить эту улыбку на ее лице, хочется, чтобы так улыбалась мне. Сам пугаюсь своих мыслей. Даже не столько пугаюсь, столько удивляюсь им.

Было много женщин — доступных и не очень, но ни у одной из них меня не интересовала просто улыбка. Да ценил красивые черты лица, наслаждался шикарной фигурой, но чтобы улыбка? Что в ней такого особенного?

Не отрывая глаз от улыбающейся компании за столиком кафе, потянулся к телефону на соседнем сидении. После двух гудков мне ответили.

— Привет дружище! Как ты смотришь на замечательную идею выпить пива в уютном заведении? Вот и отлично! Подъезжай на угол Островской и Димитровой, у меня есть на примете отличное местечко. Ладно. Жду.

Через двадцать минут около меня припарковался темно синий внедорожник, а с него вылез Серега. Он с интересом рассматривал уже отлично мною изучено кафе, и бросал вопросительные взгляды в мою сторону.

— Привет, дружище! И это отличное местечко?

Его сомнения были не беспочвенны — мы зачастую проводили вечера в более фешенебельных заведениях. Но сегодня меня интересовало не само заведение, а одна его посетительница. Я протянул руку для пожатия и криво улыбнулся.

— Почему бы не разнообразить обстановку?

Он саркастически посмотрел, но возмущаться не стал и первым поспешил войти внутрь.

— Серега, — поспешил остановить его я, — нам нужно подсесть вон за тот столик. И инициатором, как ты понимаешь, должен быть не я.

— А это уже интересно.

Усмешка расплылась на его лице, но вопросов задавать не стал.

МАРИНА

— Смотрите, какие красавчики подвалили!

Нинка сидела ко мне лицом и постоянно поглядывала на дверь за моей спиной. Колокольчик ненавязчивой трелью время от времени напоминал о прибывших или ушедших и она, не стесняясь, комментировала каждого. Ленка тут же скосила и свои глазки в сторону двери.

Девочки свободные, в поиске, почему бы не интересоваться привлекательными мужчинами. Мы все были почти ровесницами — разница в несколько лет. И среди всех я была младшая, хоть и казалась умудренной опытом женщиной. Подобные темы поддерживала редко, да и то только символически. Мое желание флиртовать умерло еще семь лет назад. У меня не было этой игривости и показных визуальных попыток завлечь лучшего самца. Девочки поначалу удивлялись этому. Как бы одинокая, нормальной ориентации, почему же тогда не смотрю на мужчин? Нет, я смотрю, но как они не пускаю при этом слюни. Подколками, шуточными вопросами пытались выспросить причину, но я держалась как партизан.

А потом случилось застолье, даже не помню по какому поводу. В больших компаниях никогда не позволяла себе расслабиться, а тут маленький девичник и бутылочка крепкого виски. В таких случаях языки развязываются. И я рассказала.

Нет, конечно, не все. Самые жуткие подробности я давно спрятала в уголках памяти и никогда не вытаскивала их на свет божий. Я рассказала о главном:

Что когда-то любила, очень сильно любила, и по истечении стольких лет могу с уверенностью сказать, что, то было не детское увлечение, то было то самое чувство, которое бывает раз и навсегда. Рассказала о том, что он меня обидел, слишком сильно обидел, чтобы простить. Я смалодушничала, не сказала, что он даже не желал просить прощения. Не врала, просто недоговорила. Я тогда много плакала, слезы текли безостановочно, и не знаю, что было тому причиной, избыток выпитого, или плотину, выстроенную мной вокруг сердца, вдруг прорвало.

Девочки слушали и тоже плакали, а на утро мы все забыли. Нет не в прямом смысле слова, просто все понимали, что подобные раны ворошить не стоит. Больше не было вопросов о моем прошлом, не было попыток пригласить меня на двойное свидание — как подружку для его друга.

И сейчас на восклицание подруги просто не обратила внимания, а вот то, что Ленка с раскрытым ртом буквально уставилась на пришедших, не заметить просто не могла. У самой разыгралось любопытство. Кто же там такой мог зайти, что Нинка, забыв о своей неисправимой привычке все комментировать, молчала и поедала глазами пришедших. Появилось большое желание развернуться и посмотреть, кто же пожаловал. Но правила приличия еще никто не отменял, да и не была поражена в самое сердце как две мои подруги, поэтому просто ждала. Наш столик по всем законам физики нужно было обойти и только потом добраться до бара. Поэтому, никуда они не денутся все равно пройдут мимо, потом и посмотрю.

— Они идут к нам.

Нинка, не шевеля губами, полушепотом произнесла эту фразу — ни дать ни взять восковая кукла. Это все начинало порядком смешить. Конечно к нам, мы же сидим за первым столиком в направлении бара. Все прибывшие идут к нам, а потом благополучно проходят мимо в направлении бара за чем-то горячительным.

За спиной раздался приятный низкий голос:

— Девушки, позвольте присесть рядом, а то в этом заведении негде яблоку упасть?

И, правда, к нам.

Я не глядя на мужчину, прошлась взглядом по залу, отмечая, что свободных столиков действительно не было, но, а свободней были. За угловым сидели только две девушки, а за соседним вообще один парень, и тот, мне кажется, собирался уходить. Но не успела я открыть рот и сообщить об этом незнакомцу, как два сидевших рядом болванчика закивали со всей прытью и растянули рты в довольных улыбках.

— Позволите?

И Нинка тут же поспешила подвинуться ближе к Ленке, позволяя незнакомцу присесть рядом. Эта ситуация начинала порядком раздражать, но высказывать свое «фе» и портить девочкам удовольствие не хотелось.

— Я Серега, молчаливый товарищ — Петя. А вас как зовут, девушки-красавицы?

И две мои вмиг поглупевшие подружки снова расплылись в улыбках и поспешили представиться. Я же оценивающе посмотрела на Сергея. Высокий, широкие плечи, правильные, хоть и слегка резковатые черты лица. Да, мужчина видный и сразу бросается в глаза, что он не привык отдыхать в подобных заведениях. Об этом говорило все — то, как он опустился с опаской на диванчик, как забрасывая руку на спинку и машинально протер пальцами ее поверхность, проверяя чистоту, как осматривал глазами интерьер, явно не приходя в восторг от увиденного. Да и на нас он смотрел свысока, я бы сказала даже изучая.

Нинка периодически отрывала полный обожания взгляд от Сергея, и с таким же обожанием смотрела мне за спину. Я догадывалась, что там стоял молчаливый друг Петя. Может ему, как и мне, этот подкат не совсем по душе?

Диван рядом прогнулся, и только после этого я посмотрела на загадочного Петю.

Холодный озноб прошелся по коже, заставляя кончики пальцев подрагивать. Время замедлило свой бег, а потом ускорило его, выбрасывая меня за борт. Как в тумане наблюдала за происходящим, не имея возможности что-то сказать или сделать. Буд-то рыба, выброшенная на берег хватала ртом воздух, боясь просто задохнуться.

Спустя какое-то время пришла в себя и попыталась встать и уйти. Но попытка оказалась безрезультатной — он накрыл мою руку своей не позволяя подняться. Мы какое-то время сверлили друг друга взглядом, а потом, не говоря ни слова, оба отступили. Он убрал свою руку с моей, а я отложила попытку удрать от сюда на какое-то время. Почему я постоянно от него бегу?

Наш конфуз заметил только Сергей

— Петя, я же говорил, щетина тебе не к лицу. Вон смотри, как напугал девушку своим видом.

— Может у Петра получиться растопить сердце нашей ледяной красавицы?

Мой ступор прошел, и я возмутительно посмотрела на Ленку. Что это за приколы?

— Лена!!?

Но мое возмущение было незамечено, а следующие слова Петра услышаны четко.

— И почему же она ледяная?

Он обращался к ней, а взгляд не сводил с меня. Чувствовала это, хоть и пыталась не смотреть в его сторону.

Не знаю, что ей ударило в голову два выпитых коктейля или присутствие красивых мужчин, но Ленка явно перегибала палку.

— Потому, что один негодяй, которого она очень любила, заморозил ее сердце и вот уже столько лет она туда никого не пускает. Так что не обижайтесь мальчики, но Маринка у нас всегда такая неприступная.

Я готова была убить эту мерзавку. И нашла же когда вспомнить! Испепеляла ее взглядом, но она даже не думала смотреть в мою сторону, терялась между мужчинами и не знала, кому из них первому строить глазки.

Вот она, цена женской дружбы — один красивый мужчин, а в нашем случае два красивых мужчины и никакой дружбы нет и в помине.

Петр не сводил с меня взгляда. И это было хуже пытки. Это как сидеть под прицелом и не иметь возможности отодвинуться в сторону. Краска стыда обожгла лицо, поджигая кожу декольте, опускаясь ниже и заставляя всю меня пылать огнем. Держалась с последних сил, чтобы не встать и не убежать позорно с этого заведения.

Не хотела смотреть ему в глаза. Не хотела читать там немые вопросы, ответы на которые никогда не дам. За меня и так обнажили мою душу больше, чем я того желала. А он все так же неотрывно смотрел. Терпкий древесный запах щекотал ноздри, еще больше обостряя все мои чувства.

Не выдержала — взглянула. Быстро, очень быстро, можно сказать по касательной и тут же отвела взгляд. Он обжигал, ранил, он гипнотизировал, заставляя быть марионеткой в чужих руках.

Мне показалось, или я действительно увидела в его глазах сожаление?

— А вы значит доступные?

Затянувшееся молчание нарушил Сергей. Он специально перекрутил слово, но девочки даже не подумали обижаться. Они весело захихикали и заявили, что их доступность зависит от того какой мужчина будет рядом. А оценивающие взгляды говорили о том, что такому мужчине как он, отказывать девушки не намерены.

Мужчины подозвали официантку, заказали себе пива, а нам по коктейлю.

Не хотела пить, не хотела здесь присутствовать. Уйти и не видеть, не слышать, не знать… Я не хотела знать, о чем они будут говорить. Не хотела видеть как Ленка пуская слюни, смотрит на мужчину, до сих пор заставляющего мое сердце биться быстрее. Не хотела слышать его двусмысленные ответы, на ее такие же вопросы. И не хотела плакать ночь напролет догадываться о том, что будет после моего ухода.

Боль была ощутима. Она рождалась где-то глубоко в сердце и разносилась по венам в каждую клеточку агонией. Хотелось плакать, кричать, выть… хотелось забыться.

Было проще не видеть его столько лет. Не вспоминать. Тешить себя надеждой что забыла, что вычеркнула с души. Мечтать о том, что освободилась, вырвалась с плена неразделенной любви. Надеяться, что смогу, что расправлю крыла и возможно кого-то еще полюблю. Но стоило только раз увидеть, услышать голос, учуять запах… Все эти годы — их не было, все страдания и боль ним причиненные — растаяли, забылись.

Разговор за столом продолжался, и девочки явно наслаждались присутствием мужчин. Только я, находясь под прицельным взглядом медово-карих глаз, нервно ерзала на вдруг резко ставшем неудобным диванчике. Не выдержала, встала и пошла. Ни с кем не попрощалась, даже ни на кого не взглянула, просто ушла. Пусть это выглядит как бегство, пусть назовут трусихой, но я не могла здесь больше находиться.

За спиной раздалась привычная трель колокольчиков, вот только сейчас она меня не радовала. Дверь отпустила чуть резче, чем я того хотела, но только привычного хлопка не последовало. Машинально оглянулась посмотреть причину и напоролась на широкую мужскую грудь.

— Нам все же стоит поговорить.

Глава 11

Первая любовь — она нетленна,

Первая любовь так романтична,

Никогда не выбраться из плена,

У меня не получилось лично

Сергей Прилуцкий.

Не желала останавливаться и слушать, но захваченная в плен его рук, не имела другого выхода. От прикосновений вздрогнула, Петр, увидев это, убрал их, сжимая в кулаки и опуская порывисто вниз. Взгляд переместился с груди на шею, потом на напряженные скулы и утонул в медовом цвете глаз. Я так часто вижу его во сне, вижу облик, знаю, что это он, но со временем черты стираются. На редких встречах, связанных с работой заставляю себя не смотреть в его сторону, не выдавать своего, так сказать, не рабочего интереса. Сейчас видела его очень близко, очень четко. Он за это время стал более мужественным, взрослым, но не менее привлекательным. Дурманящие запахи духов и чего-то еще, присущего только ему сводили с ума, заставляли приникнуть к широкой мужской груди и просто наслаждаться. Они вызывали ностальгию, напоминали о том времени, когда я безумно любила и еще имела надежду что и он ко мне неравнодушен.

Так хотелось поддаться соблазну, забыть на один вечер о прошлом и насладиться этим моментом. Почему его объятия и ничьи другие мне были столь приятны, его запах обострял обоняние, а взгляд прожигал все тело?

Отступила на шаг, еще на один, не глядя назад, просто отходила от него. Желала увеличить расстояние, освободиться от его магнетизма, сбросить с себя это слабоумие влюбленной девочки.

Он приближался.

— Пойдем в машину поговорим.

Этот голос…пусть он не говорит. Мне стало в разы тяжелее бороться с собой. Это на деловые встречи я приходила собранная и готовая к его голосу, к его взглядам, а сейчас просто тонула в нем, забывая обо всем на свете.

Глубокий вдох, еще один и четкий уверенный ответ.

— Не хочу.

Воспоминания связаны с машиной были не лучшими в моей жизни, и он это понимал.

— Ладно. Тогда давай просто пройдемся.

Не стала спорить. Развернулась и пошла прочь от этого заведения. Петр через несколько шагов догнал. Мы шли какое-то время в полной тишине. Не смотря на какофонию звуков города, где все куда-то спешат и о чем-то громко спорят, наше молчание чувствовалось. В напряжении ожидала его слов, действий… не знаю чего. Прекрасно понимаю, что никакими словами не изменить его поступков и вообще прошлого, но все равно чего-то ждала.

— Это правда?

— Что именно?

— Что ты меня любила?

Как ушат холодной воды на голову. Но быстро справившись со своими чувствами, задала встречный вопрос.

— А о том, заморозил ли ты мое сердце, спросить не хочешь?

Мы не останавливались, не смотрели в глаза друг другу. Так было легче справляться с бурей эмоций нахлынувшей от одного только его присутствия.

— Я перед тобой очень виноват.

Ни как не отреагировала на его слова. Видела, что они ему давались с трудом, но упорно молчала, не показывая никакой заинтересованности.

— Знаю, мне оправдания нет…

И опять квартал в полной тишине. На очередном перекрестке загорелся красный и в ожидании зеленого, я уставилась на светофор, подгоняя его мысленно. Он смотрел на меня, видела боковым зрением, и это напрягало еще больше. Наконец загорелся нужный цвет, и я шагнула на проезжую часть. Резкий рывок руки и я останавливаюсь.

— Но скажи почему?

— Что «почему»?

Мне сложно смотреть в его глаза. В них можно утонуть, потерять себя. Отвожу взгляд в сторону. Буду смотреть куда угодно — на прохожих, на дома, на машины — только не на него.

— Почему ты тогда пошла на все это? Почему согласилась на авантюру директора и решилась соблазнить меня?

Его слова совершенно выбили меня из колеи.

— Я… я не решилась… Вернее… А причем здесь директор?

Мы стояли на проезжей части люди сновали между нами в попытке успеть перескочить улицу. Не отрывая взгляда, смотрели друг другу в глаза в ожидании. Я ждала объяснений, а он — правдивого ответа. По чуть приподнятой брови и саркастической улыбке, затронувшей только один уголок рта, понимала, что моим словам он не верит.

— Это же по его просьбе ты пришла тогда на урок в подобном виде?

Что? Почему-то очень сильно захотелось оправдаться. Как маленькой девочке рассказать все-все-все и удостовериться, что он не думает обо мне плохо. Вовремя сдержала глупый порыв и сухо ответила.

— Нет.

— Тогда почему?

— Из-за своей глупости.

Опустила вниз глаза и шагнула вперед, намереваясь все же пройти перекресток. Было жутко стыдно вспоминать подобные поступки. Машина резко затормозила, проезжая в нескольких сантиметрах около меня. Звук сигнала и нецензурная брань в мой адрес. Я и не заметила, что светофор давно поменял свой цвет. Петр дернул за руку, оттаскивая с дороги и прижимая к своей груди.

— Извинись и прикрой свой рот, к девушке обращаешься.

Я позволила себе прижаться к его груди и дальше не вслушивалась в их перепалку с водителем. Хотя перепалки там особой и не было. Со словами «извини мужик», притормозивший рядом внедорожник помчался дальше.

— Не у меня извинение нужно просить.

Но Петра уже никто не слышал кроме меня.

Он прижимал меня крепко к своей груди, и я позволила себе еще несколько минут насладиться этим, а потом отстранилась и направилась в обратную сторону.

— Марина подожди!

Но я не собиралась останавливаться, еще больше ускоряя шаг.

— Мы не закончили разговор.

Его слова на шумной вечерней улице слышны были все менее и менее четко. А я не желала останавливаться. Не хотела больше ничего слушать. Мне услышанного было достаточно, чтобы опять взбунтовались слегка остывшие чувства. Все это время я уверяла себя, что его ненавижу. Что не испытываю к нему больше ничего кроме ярой и жгучей ненависти. И как только это чувство ослабевало, а я по каким-то непонятным причинам начинала искать ему оправдания, снова вспоминала все подробности его поступка и опять возрождала ненависть.

Петр не бежал сзади, не пытался остановить. Нам обеим нужно было подумать и переварить услышанное. А мне даже ни сколько услышанное, сколько само его присутствие и внимание ко мне.

Глава 12

Жаль что гордость бывает сильнее любви

И все чувства порой разбивает о скалы

Хоть и вид не подашь, но кипит все в крови

Выдаст только румянец и что губы вновь алы

Жаль что гордость бывает сильнее любви

И тепло душ родных может сделать холодным

Вроде сделать бы шаг, ты лишь раз позови!

Но идти на уступки в мире стало не модным!

Николай Седых.

Как всегда в кабинет заходила без пяти назначенное время. Не люблю ни долгих ожиданий не опозданий. Мужчины собрались около окна и что-то заинтересованно рассматривали. То, что они пешеходов не могли видеть достаточно четко с такой высоты, понимала, и поэтому просто терялась в догадках, что же их могло привлечь в этом окне. Дверь прикрыла аккуратно и тихонечко, стараясь не стучать шпильками, на носочках подошла к ним. Окно было залеплено мужскими фигурами и что-то разглядеть, просто не получалось. Рукой слегка оттолкнула Мишу, он был самым молодым и самым высоким в нашем коллективе директоров филиалов. Поэтому и стоял сзади, так как внушительный рост позволял видеть все за головами остальных. Потом пришлось локтем слегка подвинуть Виктора Андреевича. Тридцати семилетний мужчина иногда казался сущим дитём. Правда, слушая женщин опытнее, понимаешь — все мужики дети.

Больше книг на сайте - Knigoed.net

Никто из них даже не глянул в мою сторону, все внимательно не сводили глаз со сцены за окном.

— Как думаешь, поведется?

Володя слегка толкнул плечом меня, как бы показывая, что вопрос адресован в мою сторону. Возможно и не в мою, поскольку тут только что стоял Виктор Андреевич, но я нагло пробивая себе путь к интересному зрелищу вытолкала его с этого места. Устремила взгляд в нужную сторону и… И застыла.

С окна хорошо просматривался фасадный полукруглый выступ. Огромные французские окна не были ничем закрыты и открывали интереснейшее зрелище. На огромном письменном столе рабочего кабинета восседала живописная блондинка. Блузка с огромнейшим декольте, которое больше открывало, чем прятало. Короткая узкая юбка, задралась выше любых допустимых пределов, когда девушка виртуозно переставляла ногу на ногу. Самый живописный пейзаж открылся, конечно, хозяину кабинета, тому, для кого и устраивалось это представление, мы же с боку видели только малую долю всего этого.

Мужчина все это время восседал в кресле, слегка отъехав от стола на котором томилась блондинка, и спокойно наблюдал. И все бы ничего, если бы этим мужчиной не был Петр Васильевич.

— Не знаю. — Ответила машинально я.

На душе скребли кошки, внутри поднималась волна ярости. Было неудержимое желание подойти и врезать хорошенько. Не ей — ему. Зачем был этот фарс с извинением, выслеживания меня в кафе? Зачем интересовался, любила ли? У него таких глупышек как я, вон, по одной на день.

После моего ответа мужчины пришли в себя. Смотреть подобные сцены в чисто мужской компании как-то попривычней. Сразу же разошлись в разных направлениях, каждый придумал себе важнейшее занятие. И только я осталась у окна, вглядываясь невидящим взглядом в те же окна.

Спустя какое-то время дверь зала открылась, пропуская Екатерину, через минуту вошел и Петр Васильевич. Он увидел меня стоящую у окна, если и догадался, что я могла что-то видеть, то никаким образом этого не показал.

Собрание прошло как обычно. Никаких острых тем не затрагивалось, споров не возникало. Я большинство этого времени молчала, злясь в первую очередь на саму себя. Чувствовала себя преданной. И даже не понимала причины этого чувства. Он мне ничего не обещал, даже намека на что-то кроме мучавшего чувства вины не давал. Тогда почему же я размечталась?

И почему он все это время неотрывно смотрит на меня? Не стоит надеяться Петр Васильевич, от меня подобных представлений больше не дождетесь.

По окончании вышла первая с кабинета, не задерживаясь ни минуты, поспешила к лифту. Пройдя большую часть коридора, ощутила его присутствие рядом. Не знаю как — скорее всего на интуитивном уровне. Он не спешил сворачивать в крыло, где располагался его кабинет, а пошел рядом со мной к лифту.

Лифт пришел быстро и уже войдя в него и развернувшись, увидела Петра, стоявшего прямо напротив меня. Он стоял достаточно близко, всматриваясь мне в глаза, был вынужден слегка склонить голову. На мгновение потонула в этом взгляде, чуть насмешливом, игривом, обещавшем что-то запретное, волнующее. Нервно закусила губу, переведя взгляд на его губы. Они растянулись в ленивой усмешке. В горле встал комок, заставляя приоткрыть рот и глубже вдыхать, в надежде не задохнуться. Где-то внизу живота разливалась жаркая волна, наполняя томлением все тело. Захотелось плотнее сдвинуть ноги и заглушить неуместно проснувшееся желание.

Сзади зашел Миша, его высокая фигура отвлекла мое внимание. Глупое наваждение прошло и я еще больше на себя разозлилась. Чуть дальше шли остальные мужчины, но они не спешили и Петр нажал единичку на табло. Дверца закрылась, лифт медленно поехал вниз. Я не желала ничего говорить, хоть полнейшая тишина не шуточно напрягала. Чувства, оголенные до предела, остро реагировали на одного из присутствующих здесь мужчин.

Лифт остановился. Первым с него вышел Миша, слишком торопясь, возможно чувствовал напряжение, возникшее между нами. Я попыталась последовать примеру Миши и обошла как можно большим расстоянием Петра, в не слишком большой кабинке лифта это было сделать проблематично. Ставая на твердую поверхность фойе, ощутила неспешное, но уверенное касание большой мужской руки. Петр обнял меня за талию и уверенно повел в сторону выхода. Если сказать что это было для меня неожиданно — это ничего не сказать.

Вокруг сновали люди каждый по своему неотложному делу. Секретарь на ресепшене мило улыбнулась, кивая рядом идущему Петру. Да, я струсила, именно в ту первую минуту, когда он уверенно поставил руку мне на талию, струсила и не отбросила ее. А сейчас, на глазах у множества знакомых и не очень мне людей просто не хотела закатывать скандал.

Спина превратилась в сплошное нервное окончание, которое улавливало малейшее движение его руки.

Выйдя на улицу, он так и не убрал свою руку. Поток людей не прекращался. Нас догнали Виктор Андреевич с Володей и с удивленными лицами попрощались. Вот наверно именно их лица и читающееся там непонимание подтолкнули меня к решительным действиям.

Не дойдя нескольких метров до стоянки, отстранилась и уверенно убрала его руку со своей талии.

— Чего вы хотите? К чему весь этот спектакль?

— Всего лишь наладить отношения.

— Какие отношения? У нас и так хорошие рабочие отношения. Я бы сказала, даже очень хорошие, после всего, что между нами было.

— Марина, тебе нужно успокоиться и мы в спокойной обстановке поговорим.

Он попытался снова обнять меня за талию и подтолкнуть в направлении своей машины. Я отступила на шаг сжимая руки в кулаки желая сдержать рвущийся наружу крик. И на удивление получилось ответить более-менее спокойно.

— О чем поговорим? Нам не о чем говорить. Мы чужие люди, совершенно чужие. И вот такими стоит и оставаться.

— Ты злишься из-за той женщины?

У меня глаза распахнулись в изумлении. Какой женщины? Потом вспомнилась недавняя сцена, которую наблюдала через окно. Нет, саму сцену как-то даже забыла, а вот злость и ярость, наполнившая меня тогда, еще бушевала в крови.

— Мне нет дела до всех ваших женщин, Петр Васильевич. И оказаться на их месте не желаю. — Помолчала какое-то время, приводя нервы в более-менее спокойное состояние. — К чему все это, скажите?

— Что, Марина?

Он стоял холодный, сдержанный и только глаза выдавали бурю чувств бушевавшую внутри.

— Почему вы вдруг стали активно проявлять ко мне интерес? Встреча в кафе, вот эти объятия? Или скажете, что в кафе случайно со мною столкнулись?

— Не случайно.

— Тогда почему?

Он молчал.

— Хотите моего прощения? Совесть мучает, по ночам спать не можете? Так вот, я его вам даю. Прощаю, живите спокойно. Я давно уже выросла, все что было, пережила и отпустила. И вам того же желаю, Петр Васильевич.

Моя машина оказалось в нескольких шагах от нас. Подошла к ней, резко открыла дверцу, чуть его не пришибив, и так же резко и шумно хлопнула ею прямо у него перед носом. И даже если эта чертова дверца завтра отвалиться, ни на минуту не пожалею об этом поступке.

Он так и остался стоять на парковке. В голове мелькнула мысль случайно наехать ему на ногу, но вовремя остановила себя, это уже криминалом попахивало.

Если, из-за своей обиженной гордости он меня уволит, что ж так тому и быть. Не пропаду.

Глава 13

Ты ведь любишь только меня

И другого врятли полюбишь

Я любовь сохраню для тебя

Всеравно моею ты будешь.

Денис Букетов

Петр.

А у кошечки есть коготки! Такой я ее еще не видел. От школьницы смущенной девочки ничего не осталось. И эта ярость и огонь в глазах пробуждали совсем другие желания и никак не жалость и чувство вины. Они пробуждали страсть, огонь, будили инстинкт охотника.

Я усмехнулся в след удаляющейся машине. А ведь это было не что иное, как ревность. Мне все больше и больше начинала нравиться эта игра.

Оглянулся вокруг, почему-то с дурацкой улыбкой на лице. Витя с Володей усердно изображали увлеченный разговор. Миша так и сидел в машине на парковке, даже не заводя мотор, скорее всего, прислушивался к нашему разговору. Но меня их внимание не волновало, пусть видят — девушка меня заинтересовала. А привык добиваться поставленных целей, и сейчас моя цель она.

— Надеюсь о том, что Марина больше не свободная девушка вам уточнять не нужно? — Обратился к мужчинам, понимая, что они хорошо меня слышат.

Володя с Витей сразу же повернули головы в мою сторону. Мужчины постарше, более уверены в себе, Миша же, так и продолжал сидеть в машине, прислушиваясь к нашему разговору.

— Васильевич, девушка упертая, и судя по всему, ты ей не особо приглянулся, не боишься отказа?

— Андреевич, ты в прошлом месяце продал левую партию коньяка и не побоялся увольнения? — Мужчина неуверенно замер, в глазах затаился страх. Других подтверждений не требовалось. Он только что сам признал свою вину. — И как раз об этом нам с тобой стоит поговорить. Милости просим.

Картинно махнул рукой, показывая обратно на здание, развернулся и пошел в офис. Витя поменялся в лице после моих слов, но оправдываться и лгать не стал, медленно пошел сзади. Достойное поведение, несмотря на недостойный поступок. Об этой сделке стало известно только сегодня утром. Не хотел ставить в известность никого, пока сам с ним не переговорю, но его слишком смелое заявление вынудило действовать более грубо.

Моя упертая девочка придумала отговорку и на следующее собрание просто не пришла. Я вчера ее провожал с работы. Тайно и на расстоянии, но все же провожал и видел, что чувствовала она себя очень даже хорошо.

Ну что же, девочка моя, если рабочей обстановки и всех плановых встреч ты избегаешь, придется организовать что-то неожиданное. Опять решил воспользоваться помощью Сереги. Тем более те ее подружки на него здорово запали. Сам признавался, что уже порядком достали телефонными звонками. Предложил ему вытащить одну из тех девушек в ночной клуб. Ту, которая меньше болтала там в кафе. Если моя логика верна, то с болтливой девочкой Леной моя Маринка больше общаться не будет. И почему-то слово «моя» казалось таким естественным и главное верным. Я ни минуты не сомневался, что она будет моей. Для подружки встреча с Серегой была чудесным событием, поэтому условие взять с собой Марину и сохранить это в секрете, она выполнила без лишних вопросов.

Не знаю, как она ее уговаривала, но вот уже полчаса смотрю на них весело болтающих за столиком. Не спешу подходить, честно говоря, боюсь спугнуть. Пусть увлечется, расслабиться, пусть почувствует себя свободно, только тогда подойду. Серега предупредил, что задержится на какое-то время, поэтому и я не спешил подходить к столику. Боялся повторения ситуации в кафе — она может просто встать и уйти.

И пока я боялся, сомневался и выжидал, один весьма наглый самец воспользовался этим и пошел к их столику. Зубы стиснулись, кулаки сжались, и все нутро кричало — «моя — не тронь!». Решил исправить положение и так же направился в сторону ее столика. Подходя сзади услышал как Марина вежливо отказывалась от его предложения потанцевать. Расплылся в улыбке как дурак, но увидев меня за его спиной, тут же передумала и пошла на танц пол с этим… Молча скрипнул зубами и пропустил их, сильно задевая плечом идущего сзади мужчину.

Давно не помню себя таким злым. Каждое его касание к ней, каждая улыбка, каждое слово, произнесенное на ушко из-за слишком громкой музыки, будили во мне зверя.

Серега подошел сзади, неожиданно хлопнув по плечу, нарвался на пару «ласковых».

— Это она?

— Кто? — Посмотрел в его сторону. Он взглядом указывал на Марину.

— Зазноба твоя. Я ее в первый раз не разглядел.

— Она.

— И не одна я погляжу. Поэтому и злишься?

— Серега, два глаза роскошь, тебе не говорили? А в твоем случае и пол метра лишнего языка наблюдается.

— Да ладно тебе, успокойся. Пойду отвлекать подружку, как договаривались.

МАРИНА

Громкая музыка, ярко мелькающий свет софитов и замысловатый коктейль на столике — все располагало к отдыху души и тела. Но почему-то чувствовала себя слегка сковано. Нинка напротив нервно посасывала через трубочку свой коктейль и стреляла глазками со стороны в сторону. Зная ее не первый год, могла предположить, что она кого-то высматривает. В третий раз этот вопрос задавать было бессмысленно, и поэтому просто выжидала. Спустя какое-то время на ее телефон пришло сообщение, и весь ее запал потух. Странным образом это расслабило меня.

Мы весело болтали до прихода этого экземпляра. Я снова взглянула на мужчину имеющего наглость слишком тесно ко мне прижиматься. Никогда бы не приняла его предложение если бы не… Так все, хватит. При одном упоминании о Петре начинаю заводиться. И что хуже всего заводятся и тело и разум, но совсем по-разному. Умом ненавижу, злюсь, негодую, а тело трепещет, от одного «а вдруг». Сама не могу понять смысла этому «вдруг». Вдруг действительно ему нравлюсь, или вдруг у нас есть шанс? А может…, я не знаю, что еще может быть, но от одного взгляда на него все мысли путаются, а сердце срывается в безумную скачку.

Как он вообще здесь оказался?

От размышлений отвлек новый знакомый Артем. Он настойчиво перекрикивал музыку пытаясь поразить меня своим остроумием. После очередной двусмысленной шутки меня покоробило еще больше. Мой партнер оказался весьма прямолинейным. Его намеки были даже не завуалированными, слегка размазаны не более. Знаю, почему приходят в ночные клубы — кого-то снять, подцепить, с кем-то замутить. И вчера это тоже знала, поэтому сейчас не могла понять, как у Нинки получилось меня уговорить.

От очередной фазы на ухо озноб прошелся по коже, и явно не от удовольствия. Молодой человек бил весьма приятной наружности, но от него за версту несло устоявшимся перегаром и еще какой-то дрянью. Да и чрезмерная наглость не особо располагала.

Танец закончился, и я с надеждой посмотрела в сторону нашего столика. Нинка увлеченно о чем-то разговаривала с подсевшим мужчиной и смотрела на него взглядом кота узревшего сметану. Присмотревшись, узнала в мужчине Сергея. Чувство того, что меня загнали в ловушку, усилилось в несколько раз. Пытаясь ничем не выдать своего раздражения, направилась к барной стойке. Артем увязался сзади, единственное радовало, что он больше тесно ко мне не прижимался.

Пройдя всего лишь несколько метров, в очередной попытке привлечь внимание, парень дернул меня за руку. Взвинченная до предела развернулась, чтобы высказать все, что я о нем думаю, но в последнюю минуту боковым зрением увидела приближающегося к нам Петра. Как бы не было неприятно, все же мило улыбнулась Артему и позволила обнять себя за талию. С динамиков заиграла медленная композиция, и он снова увлек меня в толпу танцующих.

Неоспоримым достоинством Артема было его умение танцевать. Он закручивал меня, прижимая тесно к себе, потом раскручивал, отпуская на длину вытянутой руки. В очередном па, прижался ко мне сзади, завиляв в такт музыке бедрами. Наши тела тесно прижались друг к другу двигаясь в унисон. Его широко раскрытые ладони страстно ласкали мои бедра, слегка приподнимая и тут же отпуская вниз струящуюся юбку. Я попой ощущала твердость его члена, тесно прижатого ко мне, дыхание щекотало шею, вызывая разряды удовольствия, импульсами, пробегающими по всему телу.

Что-то изменилось в нашем танце, в нем. Он больше не был мне неприятным, даже наоборот. Тело как будто откликалось на него, требовало все новых и новых ласк. Я откинула голову назад, прикрывая глаза, позволяя коснуться поцелуем моей шеи. Ждала его поцелуев, мечтала о них. Его губы были так близко, чувствовала дыхание, запах. Немножечко терпкий, с древесными нотками, в нем было что-то еще до боли знакомое, что-то вызывающее ностальгию, и желание вернуться назад — в прошлое.

Настороженно открыла глаза и увидела напротив Артема. Он танцевал в нескольких метрах от меня. Танцевал и смотрел на нас. Нас? А кто же сзади так недвусмысленно прижимается ко мне восставшим членом?

Попыталась вырваться.

— Тише, малышка.

И снова этот голос, тембр, заставляющий чувствовать себя единственной и неповторимой.

— Отпусти!

— Тебе ведь понравилось, не отрицай.

— Отпусти меня!

Петр развернул меня в кругу своих объятий, так и не выпуская. Когда он успел оттолкнуть Артема и прижаться ко мне сзади?

— Ты меня избегаешь?

— Просто не хочу общаться. Да нам и не о чем общаться. Так что будь добр развлекайся отдельно, коль уж нам не посчастливилось обеим оказаться в этом заведении.

Попыталась еще раз вырваться, но Петр все так же тесно прижимал меня к себе.

— А если я именно с тобой хочу развлекаться?

— Зато я не хочу.

Этот разговор очень напоминал тот — семь лет назад, в его кабинете. Только тогда в роли соблазнителя выступала я.

— Твое тело говорит обратное.

Не было никакого смысла спорить с очевидным, ведь сама только что выгибалась и стонала, ожидая его поцелуев.

— Чего ты хочешь?

— Тебя.

— Тебе больше здесь не обломиться.

— Это мы еще посмотрим. И я бы не советовал тебе, с этим хлыщем уезжать домой.

Он зло посмотрел на Артема.

— И почему же?

— Я конкурентов не жалею.

Глава 14

Он смотрел на меня с полуулыбкой, но глаза были серьезны. Петр не шутил по поводу Артема. Не то что бы мне был дорог парень, но быть причиной скандала не хотелось.

— Пойдем, я отвезу тебя домой.

— А кто тебе сказал, что я хочу домой?

— Я догадливый.

Музыка орала, и каждый раз при желании что-то сказать он наклонялся, едва ли не касаясь губами моего уха, обостряя еще больше чувствительность этого участка кожи.

Он опять улыбался, уже более искренне, но в глубине глаз по-прежнему был холод.

— Никуда с тобой не поеду. Я Нинку не предупредила.

Не знаю, почему упомянула о Нинке. Такое ощущение, что искала предлог отказаться от его предложения. Не окончательно отказала, а ждала, чтобы он меня уговаривал.

Почему я на него так реагирую? Несколько слов, едва уловимое касание и я готова сдаться и обо всем забыть. Почему приходиться каждый раз напоминать себе о прошлом, будить утихающую злость? С каждым последующим разом это становиться все труднее и труднее сделать.

— Твоей подружке сейчас не до тебя, она слишком увлеклась Серегой.

Посмотрела в сторону нашего столика, да действительно, Нинка была занята. Она не сводила глаз с Сергея и восторженно слушала каждое его слово. Одно то, что она слушала, а не сама что-то тараторила, говорило о многом.

— Все равно с тобой никуда не поеду.

— Если так на этом настаиваешь вызову такси. Но здесь ты не останешься больше ни минуты.

Его голос звучал утвердительно, не допуская возражений. И одно это заставляло возмутиться, высказать свое «фэ» и послать в конце концов этого обнаглевшего начальника. Пусть и сама не хотела здесь оставаться, но чисто из чувства противоречия готова была задержаться здесь до утра.

— Не спорь, малышка, все равно будет по-моему.

Что, да я ведь еще и рта не раскрыла, не то, что спорила. Снова обнял меня за талию и подталкивая вперед повел к выходу. И ничего-то его не научил прошлый случай. Не кается наглая морда!

Выйдя на улицу с душного помещения, развернулась к нему лицом и ткнула пальцем в грусть.

— Тебе не кажется, что ты слишком заигрался в большого руководителя? С какой радости ты мне сейчас указываешь что делать? Хочу отдыхаю, хочу уезжаю — это мое решение и только мое! Будешь на работе качать свои права, а здесь я сама себе начальник!

— Марина, на нас люди смотрят.

— И пусть смотрят. Той здесь и пусть на тебя смотрят, а я поехала домой!

Развернулась и села в притормозившее рядом такси.

ПЕТР

Она злилась, возмущалась и была неподражаема. Наслаждался блеском в ее глазах, тем как она ткнула пальчиком в мою грудь, как нервно закусила нижнюю губку. Я бы и сам ее прикусил и не только губку. Хотелось сжать ее в тесных объятиях и закрыть рот поцелуем. Ласкать и исследовать ее тело, и слышать стоны, вздохи… она кричит и что-то доказывает, а я опять улыбаюсь.

Незаметно махнул рядом стоявшему рядом таксисту, он подъехал. Марина села в машину, а я почувствовал разочарование. Что-то больше напоминающее пустоту. В конце концов, я этого и добивался — хотел доставить ее домой.

Набрал номер таксиста.

— Привет Иваныч! Как там она, успокоилась?

— Да вроде того. — Мужчина взглянул в зеркало, окидывая беглым взглядом пассажирку. — Что, мой друг, очередная обиженная?

— Нет, Иваныч, в этот раз та самая, хотя и обиженная, тут ты прав. Будь добр, отвези девушку домой и проследи, чтобы благополучно добралась в квартиру. За мной не заржавеет, ты же знаешь.

— Все сделаю, не переживай.

Я отключил звонок, бросая телефон в карман брюк. Вытащить ее в ночной клуб оказалось не очень хорошей идеей, особенно когда она пытается меня избегать и принимает предложения других мужчин. Моя, только моя! Воспоминания о том, как ее тела касались руки другого мужчины, действовали сродни красной тряпки для быка.

С второго кармана достал ключи и нажал кнопку на брелке. Машина отозвалась писком и блеском фар. Что ж пора домой, завтрашний день обещал быть достаточно трудным.

* * *

МАРИНА

Утро воскресенья встретило легкой головной болью и плохим настроением. Не было никакого желания подниматься с кровати. Пряталась под одеялом еще какое-то время, пока естественная нужда не заставила все же вылези с постели и со скоростью торпеды побежать в туалет.

Когда вернулась в спальню, постель уже не выглядела так привлекательно, зато за окном ярко светило солнце, заряжая зарядом бодрости.

Поставила кофе, включила радио и под звуки давно проевшейся песни, пританцовывая доставала весь возможный провиант с холодильника. Разложила — колбаса, сыр, листья салата, зеленый лучок… смотрела на это незамысловатое разнообразие придумывая какой-то оригинальный бутерброд. Не люблю все обычное. Значительно интересней есть, когда на тарелке можно разглядеть какую-то фигурку.

Через несколько минут мне с белой фарфоровой поверхности улыбалась мордашка — с ровным рядом, слегка желтоватых сырных зубов и усами в виде хвостиков лука. Лист салата, прикрывающий с одной стороны круглый большой ломтик докторской колбасы, выглядел как челка, а черные маслины, изображающие глаза, уставились на меня блестящим взглядом. Это чудо стоит сфотографировать!

Уже открывала рот в надежде сжевать один из торчащих усиков, когда раздался телефонный звонок. На экране высветился номер Миши. Затаив дыхание подняла трубку. И что ему понадобилось в выходной день? Мне раньше достаточно редко звонили с работы, а он так вообще никогда. Обменялись телефонами на первом собрании со всеми присутствующими на всякий случай. Интересно, что его вынудило меня набрать?

— Слушаю.

— Марина, сегодня в семнадцать тридцать торговая марка «На дубках» устраивает презентацию новой линейки алкогольных напитков. Шеф просил всех оповестить, мы должны там присутствовать.

— Сегодня?

Полным грусти взглядом посмотрела на перышко лука и отложила его в сторону.

— Да Марина, я тоже не в восторге, но распоряжения начальства не обсуждаются. — Он помолчал с минуту, а потом с какой-то опаской спросил: — За тобой заехать или сама доберешься?

— Сама доберусь. — Буркнула обиженно. Облегченный выдох, который послышался в трубке после этого, слегка озадачил.

— Ладно, давай встретимся уже там. Пока.

— Пока. — Ответила как-то отстраненно, пытаясь сложить в голове создавшийся ребус.

Но ребусы пришлось отложить на потом, а сейчас повыдергивала перышки лука с бутерброда и съела его без какого-либо удовольствия. Вот надо было позвонить мне перед завтраком, а не после? Расстроенным взглядом пробежалась по сочным стебелькам и пошла приниматься за уборку. Выходных не так уж много, и до вечернего мероприятия нужно еще переделать кучу работы.

В семнадцать ноль одна переступила порог огроменного банкетного зала. Территория завода располагалась на двух гектарах земли и включала в себя сам завод по производству разнообразной алкогольной продукции, два ресторана, в одном из которых сейчас устраивался праздник, и исторический музей с множеством старинных вещей и разнообразных приспособлений виноделия. Здесь так же был большой ухоженный сад с альпийской горкой, искусственным водоемом в котором плавали карпы, и небольшой виноградник.

Хозяином всего этого великолепия был потомственный грузин Артур Гелашвили. О том грузин ли он никого особо не волновало, но он сам каждый раз при встрече это упоминал. У этого мужчины гордость была одним из самых сильных чувств, поэтому на больной мозоль никто старался не наступать.

А еще одной из его слабостей была любовь ко всему прекрасному и женщины в списках прекрасного, всегда были на первом месте. Он умел добиваться поставленных целей как в бизнесе так и на личном фронте.

Мы с ним уже несколько лет был знакомы, Дмитрий Сергеевич представил на одной из деловых встреч. Тогда меня удивило упоминание «Артур, она мне как дочь», но со временем я была только благодарна такому представлению. Гелашвили множество раз делал самые прозрачные намеки на более тесные отношения, но черты деловых отношений не переступал. Не раз видела как он с упертостью боевого пса добывался женщин, руша их карьеры, семьи, а добиваясь быстро терял к ним интерес, оставляя у разбитого корыта.

Мужчина был весьма интересным как внешне — высокий, подтянутый, с характерными восточными чертами, так и внутренне — мог поддержать любую беседу, и создавалось впечатление, что он знает все и обо всем. В сорок с хвостиком он выглядел достаточно моложаво.

На презентации присутствовало огромное количество представителей оптовых фирм распространителей данной продукции, а так же представителей самых больших сетей супермаркетом, кто мог себе позволить купить дорогой алкоголь большими партиями.

Множество знакомых лиц, как конкурентов, к которым в силу обстоятельств выработались отрицательные чувства, так и друзей — клиентов, с которыми тесно сотрудничаем уже не первый год. Проходя мимо, здоровалась как с одними, так и с другими, никаким образом не показывая своих истинных чувств.

В общей суматохе продвинулась ближе к сцене, на которой готовилась презентация этой самой новой линейки продукции. Одним их ближайших столиков к сцене был наш. За ним уже сидел Володя и Миша, Артем. Виктора Андреевича не было, что удивительно, он подобные мероприятия не пропускал.

Подошла и села на отодвинутое Мишей кресло. Поздоровалась со всеми. Два места за нашим столиком еще пустовали, скорее всего, одно из них для Виктора Андреевича, а второе для нашего несменного директора.

— Всем доброго вечера!

За спиной раздался до боли знакомый голос. Ну вот, стоило только вспомнить. Мужчины произнесли приветствие в ответ. Мой голос в хоре мужских затерялся, и я была только рада этому.

— Добрый вечер!

Еще одно приветствие, но уже женским нежным голосом. Слегка смущенным, но очень милым. На лице сидящих напротив мужчин расплылись улыбки, у меня же все внутри застыло.

Рядом со мной отодвинулось два стула. На один из них Петр усадил девушку, а на тот, что ближе ко мне сел сам.

— Здравствуйте Снежана!

Мужчины ей улыбались, о чем-то спрашивали. С их разговора было видно, что они знают ее не первый день и относятся с большим уважением. Чувство того, что меня предали обострилось до предела. Ненавижу его! Зачем бегать и преследовать меня по кафе и ночным клубам, а потом приводить на общественное мероприятие свою девушку?

Они только уселись и взаимные любезности милой Снежаны с мужчинами за столиком прекратились в связи с началом презентации.

Я не слышала слов со сцены. Красивые рекламные плакаты и саму презентацию, снятую в виде короткометражного фильма, пропустила мимо ушей. Кожей ощущала его присутствие — его и этой девушки. Совсем безосновательно обвиняла ее во всех смертных грехах. И злилась, как же я на них обеих злилась. И не только на них — на себя тоже. Развесила уши и поверила во что-то светлое и чистое с его стороны, а как оказалось напрасно. Ненавижу себя за эту доверчивость, за желание видеть больше чем есть на самом деле. Обжечься второй раз как же это глупо унизительно и… и очень больно.

Сразу после окончания действий на сцене поднялась и вышла из-за стола. Боковым зрением увидела, как Петя повернулся ко мне в намерении что-то сказать, но не остановилась. Нет никакого смысла выслушивать очередную ложь.

Подошла к ведущим презентации и поблагодарила их за хорошую работу, которой даже не видела. Взяла бокал шампанского с подноса мимо проходившего официанта, и, не отлаживая дело в долгий ящик, сразу же осушила его. Игристый напиток ударил в нос множеством пузырьков, заставляя поморщиться и вздрогнуть. По коже прошла дрожь, а спустя несколько минут и долгожданное тепло разлилось внутри. Это придало уверенности и смелости.

Когда, спустя какое-то время моей талии коснулась чужая рука я напряглась, но увидев что это не Петя тут же расслабилась. Артур Гелашвили был не менее опасным мужчиной, чем Петя, но он не трогал мое сердце. Он не был столь опасным для меня.

Бросила взгляд на наш столик Пети там не оказалось. Сразу же не отдавая себе отчет стала вертеть головой в поиске своего шефа и его девушки. Почему мне так важно знать, где он? Глупая, глупая, какая же я глупая!

Снежана взяла его под руку и периодически что-то нашептывала на ухо. Он улыбался — искренне, открыто, такое случалось очень редко. Такую улыбку дарят только действительно родным людям. Кошки опять скребанули по душе, заставляя отвернуться и больше не смотреть на эту идиллию.

Артур не видя сопротивления с моей стороны, обнимал меня достаточно тесно, что в любом другом случае я никому не позволяла. Он что-то говорил на ухо, а я просто кивала, прислушиваясь к голосам в зале в надежде услышать до боли знакомый тембр. Я осматривалась по залу как бы невзначай, а взглядом постоянно искала только одного человека. Мужчина увлекал меня в каком-то направлении, и я послушно шла, ведь мы двигались в направлении Пети.

— Мариночка, у меня в кабинете отличный бар. Там запасы коньяка десятилетней выдержки. Партия такого алкоголя храниться на наших складах как эксклюзивный товар. И только лучшему клиенту я готов его предложить по самой выгодной цене. Предлагаю пройтись в мой кабинет и продигустировать данный напиток.

Да слишком много из нашего с ним разговора я пропустила мимо ушей. Пора делать ноги, а то чего доброго не замечу как окажусь в его постели.

Уже придумала красивый отказ, чтобы ни в коем случае не обидеть слишком гордого грузина, ссылаясь на свое не знание и не имение права принимать подобные решения. Готова была выглядеть полной дурой, лишь бы отмазаться от такого рода предложения, прекрасно понимая, что кроется за красивыми и безобидными словами.

В последнюю минуту увидела Петю зло смотрящего в мою сторону. Девушка по-прежнему облокачивалась на его руку, что-то говорила ему на ухо, а он имел наглость смотреть на меня подобным взглядом. Его взгляд приказывал и требовал подчинения. Он запрещал, обещая все возможные наказания, если не послушаюсь.

И я ослушалась. Никогда не любила приказы и сейчас не собиралась выполнять чьи-то прихоти. Да и кто он такой, чтобы запрещать мне что-либо делать. Я девушка взрослая, а он мне никто — никем был никем и останется.

Нагло улыбнулась в ответ на красноречивый взгляд, еще раз взглянула на сопровождающую его девушку и отвернулась переключая все свое внимание на рядом стоящего мужчину. Ему подарила самую обворожительную улыбку и уже сама взяв его под руку, пошла в направлении кабинета.

Глава 15

От хворей много на земле мученья,

Но мир воюет с ними сотни лет,

Теперь от всех болезней есть леченье,

И лишь с одной бедой всегда мученье -

От глупости, увы, лекарства нет.

Асадов Эдуард Аркадьевич.

Артур улыбался как довольный котяра, глаза сверкали, взгляд бегал по моей фигуре, пытаясь незаметно осматривать все ее впадины и выпуклости. Я видела этот взгляд, более того, я ощущала его как что-то липкое и противное. Лицом же по-прежнему улыбалась, правда, эту улыбку можно было назвать больше нервной, чем радостной.

Мы прошлись по узкому коридору, освещенному редкими светильниками. Рука, обнимающая меня за талию, потихоньку сползла ниже, стискивая бедро. В узком коридоре даже отодвинуться, не устраивая при этом сцен, не было особой возможности. И ведь сама же своим поведением натолкнула его на подобные мысли, так сказать обнадежила. Одним словом — дура!

Нервное закусывание губ и обзывание в уме самой себя не совсем лестными эпитетами никаких результатов не давало. Лихорадочно придумывала, как же выпутаться с этой ситуации и как назло на ум ничего путного не приходило. Если пять минут назад в зале я еще могла притвориться не совсем понимающей дурочкой, то сейчас этот вариант уже не прокатывал.

Мы как-то слишком быстро дошли до кабинета. Короткая передышка — он убрал свою руку, пока открыл и закрыл уже за нами дверь, и снова приближается ко мне. Дверь осталась не заперта, скорее всего, Артур был уверен, что никто из присутствующих здесь людей не посмеет его потревожить. А может просто о ней забыл, торопясь насладиться моими прелестями. Осознание этого еще больше меня напугало. Помощи ждать было не откуда — случайных посетителей не предвидится.

Я обошла его стол, оставляя между нами преграду. Так казалось более безопасно. Он подходил медленно, на лице хитрая улыбка больше напоминающая оскал. Нервно сглотнула, и взялась пальцами за столешницу, унимая дрожь в руках. Прикусила губу и испуганно уставилась на мужчину уже подошедшего и опершегося о стол, точно так же как и я, только с противоположной стороны.

Мой испуг воспринялся им как игра, а зажатая зубами нижняя губа как жест соблазнения. Он шире расплылся в улыбке, сверкая черными миндалевидными глазами.

— Любишь игры? Поиграем в кошки-мышки?

Хотела что-то ответить, честно хотела. Что-то сказать вразумить его, остудить пыл, но боялась открыть рот и просто, в испуге, застучать зубами. Тело была дрожь и не просто дрожь, а что-то сродни судорогам, грозящим в любую минуту перейти в истерику. Я боялась его, видела в нем угрозу. Сильный большой мужчина наедине со мной в пустой комнате и поблизости никого, кто бы мог прийти на помощь.

Мотнула головой в разные стороны, как бы показывая, что не согласна с его утверждением. Но почему-то он все это воспринимал по-своему. Артур резко склонился в одну сторону, делая обманный выпад, будто бы намеревается обойти стол в том направлении, и когда я отклонилась в противоположную, сразу же сам метнулся ко мне навстречу. Организм, скованный страхом, слишком медленно реагировал, не успела сама заметить, как оказалась в кольце его объятий.

— А мышка вся дрожит. Надеюсь в ожидании продолжения.

Я едва дотягивалась лбом до его подбородка. Артур склонился ниже, наклоняясь ближе к моему уху и шепча последнюю фразу уже касаясь губами чувствительной кожи. Из-за его наклона я чувствовала себя в ловушке, казалось, он окутывал меня со всех сторон, даже сверху, и не было никакой надежды на спасение.

— Вы собирались угостить меня коньяком.

— Хочешь немного выпить, чтобы расслабиться? Что ж, я не против.

Мужчина еще какое-то время прижимался ко мне, вдыхая аромат кожи у самой шеи, а потом нехотя отклонился и пошел к бару, спрятанному за его столом. Я бы поразилась умению мастеров все это так виртуозно обустроить, и спрятать огроменный бар в стене, если бы не была столь напугана.

Не сводя с него глаз медленно, задом вперед отступала к выходу. Шаг, второй — медленно, очень медленно, пытаясь не дышать, так как мне казалось, что я дышу слишком громко, с каждой секундой становилась чуть ближе к свободе. Боялась, что он развернется и прекратит мой не начавшийся побег и точно так же боялась, что он развернется, а меня здесь нет. Такого врага наживать не стоило. Мужское самолюбие это тот больной мозоль, на который нельзя наступать ни в коем случае.

Артур не спешил, он вальяжно раздвинул створки встроенного бара, пытаясь произвести на меня впечатление толи замысловатым интерьером, толи количеством уникальных напитков. Я этому была только рада — пусть петушиться, у меня будет больше времени на достижение свободы. Боже, какая же я глупая! Какая дура! Ведь сама сюда пришла, хорошо понимая, чем это должно закончиться.

Дверь по всем предположениям должна была быть в шаге от меня. Еще чуть-чуть, еще совсем немножко, а я никак не могла решиться. Нужно было что-то сказать, как-то объяснить свой уход и попытатьсяне обидеть гордого грузина.

Еще шажок назад, совсем маленький, губа нервно закушена, руки сжаты в кулаки с такой силой, что ногти врезаются в ладони. Я все еще медлю, решаясь произнести извинения, или ляпнусь какую-то глупость, мол, сумочку забыла, или парню нужно позвонить. Артур тем временем развернулся и походкой хищника не спеша приближался ко мне. В руках он держал два бокала, а темные миндалевидные глаза прожигали меня насквозь.

— Только не говори, что ты испугалась или передумала. Пугаться нужно было до того, как переступила порог моего кабинета.

В грубом картавом голосе больше не было игривых ноток. Во взгляде читалась решимость. Он видел мой испуг и не желал отступать. Его шаги были по-прежнему медленными, но я не сомневалась, что при желании он мог нагнать меня за считанные секунды.

Страх холодной когтистой лапой пробрался мне под платье, прошелся по спине, оставляя мерзкий холод, расползающийся диким ужасом по всему телу. Ноги отказывались слушаться, горло пересохло, и вымолвить хоть слово не было никакой возможности.

— Не строй из себя невинную овечку, ты хорошо знала, зачем мы сюда шли. И не стоит теперь смотреть на меня своими большими испуганными глазками. Поздно девочка моя, слишком поздно.

Его голос перешел на шепот, но от этого он не стал более нежным — все такой же грубый и казалось, еще более пугающий.

Сквозь затуманенное испугом сознание услышала легкий скрип открывшейся двери за спиной. Слишком близко ко мне, так близко, что ворвавшийся ветерок колыхнул подол моего платья. Теплые большие руки коснулись моих предплечий, слегка сжимая и притягивая спиной к широкой груди.

— Тебя стоит отшлепать.

Голос тихий, но от этого не менее злой. Но странным образом он меня не пугал, он принес облегчение. Меня пугал мужчина напротив, по-прежнему медленно приближающийся к нам. Во взгляде Артура больше не было торжества охотника, загнавшего добычу в западню. Он злился и не мог скрыть этого. Густые черные насупленные брови сошлись на переносице, в прищуренных глазах сверкали молнии, желваки до предела напряжены, делая еще более устрашающим выражение его лица.

Сама отклонилась назад, желая найти спасение в объятиях презираемого мною мужчины. Узнала его еще до того как он произнес свои слова мне на ухо. По касанию рук, он стиснул мои плечи достаточно сильно, по аромату духов, ворвавшемуся вместе с ним, в закрытое помещение кабинета. Просто узнала и почувствовала защиту. Стыдно признаться самой себе, но я чувствовала защиту в человеке, который когда-то грубо меня изнасиловал. Он был сейчас для меня опорой — каменной стеной, за которой можно спрятаться от любых напастей.

— Тише, девочка моя, все будет хорошо.

Я дрожала все это время, свыкнувшись и даже не замечая своего состояния. Резкости в голосе Петра больше не было, он, скорее всего, почувствовал мой испуг и пытался меня успокоить.

Слова, произнесенные на ухо, так, что могла их услышать только я. Новая волна дрожи прошла по всему телу. Это был не страх и не возбуждение — что-то сродни облегчению. Когда чувство того, что только чудом избежал большой беды, накрывает с головой, когда нервы оголяются до предела и в глазах появляется дикий блеск восторга.

— Привет Артур.

— Привет. Петя, ты не совсем вовремя. Я тут слегка занят.

Артур говорил с Петром, но взглядом темных глаз прожигал меня.

— Нет, как раз вовремя. Марина, подожди меня в коридоре.

Не отрывая от меня рук, придерживая за предплечья, выпроводил с кабинета и прикрыл сзади дверь.

Вышла с закрытого душного пространства с большим облегчением. Не знаю, о чем они говорили, но говорили не долго. Я не успела дойти до конца коридора, когда Петя, схватив меня за руку, прижал к противоположной стене. Его руки опирались по обе стороны от моей головы, в глазах пылала ярость и что-то еще. Не знаю почему, но мне показалось, что это облегчение. Губы, сжатые в тонкую линию, на скулах ходят желваки, и казалось, что вот-вот от дикого напряжения полетят искры в разные стороны.

Он был близко, очень близко. Склонился еще ближе, и я почувствовала себя кем-то исследуемым под микроскопом — кем-то ничтожным и маленьким. Еще ближе — не выдержала, отклонила голову в сторону. Дыхание в шею и дрожь от обостренных чувств, пробежала по всему телу.

— Не стоит играть в такие игры, малышка. Я же говорил что не щажу конкурентов, а тебя моя хорошая могу и по попке отшлепать.

Его голос — хриплый волнительный. Почему я на него так реагирую? А слова? Сердце замирает при мысли, что он действительно отшлепает меня.

— Что?

Мое возмущение прозвучало столь неправдиво, что я и сама в него не поверила. Тихонько, шепотом как будто я не возмущалась, а интересовалась, правда ли он это сделает.

Фальшивый протест был заглушен поцелуем, немного резким, требовательным. Он вымещал им всю ту злость и волнение, которое я видела в его глазах.

Он впервые после той ужасной ночи меня целовал. Это было так… волнительно. Нет не совсем правильное слово. Это было безумие, затуманившее вмиг мне голову и разлившееся томительной негой по всему телу.

Всего лишь мгновение и наваждение исчезло. Петя оторвался от моих губ, взял меня за руку и направился к выходу.

— А как же твоя… дама?

Я замялась несколько минут, не зная как назвать эту девушку. Она была милая с виду и вполне доброжелательна, но одно то, что она была с ним, делало ее в моих глазах стервой.

Мужчина развернулся в зал, выискивая взглядом Снежану. Увидев ее в окружении наших сотрудников. Кивком головы указал на выход и поднял руку в знак прощания. Она тоже кивнула головой в ответ. Они оба выглядели спокойно и дружелюбно. Что за свободные отношения?

— Не маленькая, как-нибудь сама доберется.

Неожиданно от этих слов стало так приятно, но вопросы, тем не менее, оставались.

— У вас что, свободные отношения?

Петя с улыбкой посмотрел на меня, в глазах плескались чертики, но разубеждать не стал.

— Что-то в виде того.

Меня разрывали двоякие чувства. С одной стороны было безумно приятно, что он предпочел меня, невзирая на свою девушку, присутствующую здесь. С другой — непонятно почему он ее не ревнует, а в том, что он собственник я успела убедиться. Полностью доверяет, или дает карт-бланш, раз уж сам решил развлечься со мной? От последней мысли стало как-то уж очень не по себе.

Не возмущалась, когда он предложил подвезти домой. Сейчас была не в том положении, чтобы отказываться от помощи. Обиженно уставилась в боковое окно, всю дорогу рассматривая размытые огни уличной рекламы. Петя был чем-то доволен, и это радостное настроение меня еще больше раздражало. Его улыбку и веселые взгляды, ощущала даже кожей.

Выходя с машины около подъезда, остановилась на его отклик.

— А поцелуй благородному спасителю?

— Обойдешься. Пусть тебя Снежана целует.

Вот зачем я сказала последнюю фразу. Кто меня дергал за язык. Появилось острое желание прикусить эту непослушную часть тела. Вовремя вспомнилась сказка о лисе с хвостом, и я сама себе улыбнулась. Но его следующая фраза развеяла радость и заставила чувствовать себя до жути неловко.

— Марина, да ты ревнуешь!

— Спасибо, что подвез.

Громко хлопнула дверцей и поспешила скрыться за дверью подъезда.

Так давно его хотела, мечтала о нем, грезила по ночам… Эта мечта казалась столь недосягаемой, что перестала верить в ее осуществление. И теперь знаки внимания казались нереальными, насмешкой судьбы, или игрой. Искала подвоха, смешка за спиной, тыканья пальцем. Казалось унизительным клюнуть на эту удочку, а так хотелось…

Глава 16

У каждого в душе есть свой чердак,

Закрытый для непрошенных гостей,

Хранятся там вповалку, кое-как,

Клубки воспоминаний и страстей

Казалось бы давно отживший хлам,

Что дремлет в паутине тишины,

Но почему-то нам по вечерам

Оттуда звуки тайных струн слышны.

Зинаида Полякова.

На очередном собрании увидела не совсем естественное поведение мужчин нашего коллектива. Я зашла в зал как всегда без пяти четыре. Не люблю опаздывать, и слишком рано приходить слушать пошловатые шутки мужчин тоже не очень нравиться.

Смотрели на меня как-то настороженно. Уважительно поздоровались и никаких привычных комплиментов и двусмысленных анекдотов не последовало. Виктор Андреевич снова отсутствовал, что начинало наводить на определенные мысли.

В зале образовалась гробовая тишина, как в классе, когда неожиданно явился учитель. Сразу почувствовала себя неуверенно. Мысли беспорядочно разбежались в поиске ответа на вопрос «что не так?». Но как бы я не пыталась ничего из ряда вон выходящего вспомнить не смогла. Через несколько минут в зал зашел Петр Васильевич, и на такие мелочи как отношение коллектива больше не было когда обращать внимание. Но даже в ходе заседания ловила на себе скрытные любопытные взгляды мужчин.

Вопросы собрания разобраны, установки действий на ближайшую неделю розданы — совещание подошло к концу. Петр Васильевич первым покинул кабинет, его примеру последовали и остальные мужчины. Только Катя собирала документы и еще присутствовала здесь.

Как сильно на человека воздействует внимание к себе или отсутствие такого у окружающего его общества? На меня это морально давило. Полное игнорирование — это вышибает пол из-под ног. Исчерпав все возможные догадки «что же не так», решила попросить помощи извне. Подошла к Кате и решила поинтересоваться все ли нормально? Может, как-то не так выгляжу, или испачкалась. Она как женщина должна меня понять.

Но девушка на мой прямой вопрос закусила нижнюю губу и смущенно опустила глаза вниз, еще больше подтверждая мои подозрения. Да что же это такое? Я же сегодня весь день проходила на работе в офисе нашего филиала и ничего подобного от окружающих не замечала.

— Марина…. — Она замялась, вспоминая мое отчество.

— Просто Марина.

— Да, спасибо. Сегодня перед вашим приходом, Петр Васильевич заходил в зал заседаний. Он объявил всем, что вы его женщина. У него на вас самые серьезные намерения. И просил на вас не засматриваться.

Я смотрела на нее огромными распахнутыми глазами, пыталась понять весь смысл сказанного.

— Как? Так и сказал?

— Да, только немного другими словами. — Она опять смущено опустила глаза, извинившись, забрала собранные на столе документы и поспешила выйти.

Разбираться в какофонии нахлынувших чувств было некогда. Поддалась самому сильному из них — злости и поспешила выяснить у некоторых обнаглевших, что же они себе позволяют. Монотонное выстукивание каблуком по плиточному полу, казалось слишком медленным. Хотелось ускориться и в сию же минуту высказать ему все, что клокочет там внутри. Да как он смеет!

Постучала для видимости несколько раз и сразу же открыла дверь.

И застыла.

У него на шее висела все та же девушка Снежана, с которой он приходил на презентацию. Петр ее ласково обнимал и поглаживал по плечам. И почему я сразу же почувствовала себя так паршиво? Слезы непрошено навернулись на глаза, но я сдержала их, несколько раз моргнув. Предательство, вот что это такое. Горький яд, разъедающий сердце и подступающий комком к горлу. Понимаю, что не имею никого права, но так хочется ударить его больней.

— Какая трогательная картина.

Петр поднял голову, не выпуская девушку с объятий. Она тоже отклонилась от его груди и посмотрела на меня — глаза заплаканы, нос красный. Совсем некстати девушка вызвала у меня сострадание. Почувствовала себя виноватой в ее горе.

Опять взглянула на Петю, и вся моя злость направилась на него. Это он повинен во всех наших бедах. Почему-то Снежану считала заведомо на своей стороне.

— И к скольким девушкам у вас самые серьезные намерения Петр Васильевич? Сейчас утешаете очередную, оказавшуюся за бортом?

— О, Марина! Проходи и закрой, пожалуйста, дверь.

Его спокойный тон и улыбка на лице были мне не совсем приятны, а если честно, то совсем не понятны.

— Снежка, это та самая Марина, с которой ты так хотела познакомиться ближе.

Я еще раз внимательней посмотрела на девушку. Появилось странное ощущение, что я что-то упустила, не заметила. На меня смотрели слегка заплаканные, но очень красивые глаза медового цвета. Она моргнула несколько раз и произнесла тихое «привет».

— А это Снежка, моя младшая сестра. — Эго слова были вовсе не нужны, я и так увидела сходство. Почему я была все это время так слепа?

Почувствовала себя полной дуррой и разозлилась на него еще больше. А он, увидев мое смятение, улыбался, не скрывая своего веселья.

Лицо залила краска смущения, нижнюю губу нервно закусила… Появилось не переборное желание провалиться под землю. Какая же я дура!

В поиске решения как бы безболезненно для своей гордости выпутаться с этой ситуации, зацепилась за мысль о том, что услышала от секретарши.

— Не могли бы вы, Петр Васильевич, очертить мне пределы вашей наглости!!?

Он на меня взглянул вопросительно, но улыбаться не перестал. Вот зараза!

— Какое вы имели право называть меня своей женщиной и запрещать мужчинам на меня засматриваться? Они от меня теперь жахаются, как черт от ладана!

Снежана забыла причину своих слез и увлеченно слушала меня, бросая изредка любопытные взгляды на своего старшего брата. Петр выпустил ее с объятий и медленно направился в мою сторону. Расстояние между нами неумолимо сокращалось, и я со всех сил старалась не отступать назад. Он подошел еще ближе, заслоняя собой все пространство, склонился к уху, касаясь щекой моих волос.

— А ты с этим не согласна?

Почему так трудно дышать? Его кабинет вообще проветривается?

— Я не желаю, чтобы меня все сторонились.

— Ты же знаешь, я не об этом.

Медленно подняла голову вверх и утонула в его глазах. Сразу как-то забыла все свои обиды и претензии, и едва слышно спросила:

— А о чем?

Пересохшие губы с трудом слушались. Я столь глупые вопросы даже в детстве не задавала, а сейчас наступило полное отупение.

— Ты не согласна с тем, что ты моя женщина?

«Ты. Шлюха. Обошлась. Мне. Слишком. Дорого.»

Краски вмиг потускнели, окрашивая все вокруг в черно-белые тона. Как ушат холодной воды вылитый на разгоряченное тело. Больно, очень больно, но отрезвляюще.

Я ни минуты не забывала эти слова. Они душили меня по ночам первые полгода после случившегося. Они спасали мое сердце от неразделенной глупой любви, распускающей свои ростки снова и снова. И сейчас они успокоили мою разыгравшуюся фантазию, обрезали крылья, так и не дав подняться высоко. Ведь потом так больно падать.

— Не согласна.

Слова звучали четко, громко и холодно. Голос насквозь пропитан горечью, и не услышать ее было просто не возможно.

Петр отстранился, уже серьезно и как-то даже взволновано посмотрел на меня. Но его взгляд больше не имел такого эффекта. Защитный барьер восстановился. Пока восстановился. Не ожидая больше ни минуты, развернулась и ушла. Не торопясь, но и не медля.

ПЕТР.

Ее ревность, столь яркая, эмоциональная, она была для меня сладостью, бальзамом. Жесты, взгляды, поступки, она кричала о своих чувствах, хоть вслух ничего и не произносила.

Я заигрался. Не сказал ей сразу, кем для меня приходится Снежка, и этим подтолкнул в объятия Артура.

Глупая. Как ребенок, пыталась отдать мне той же монетой. И как не прискорбно это признавать — у нее получилось. Чужие руки, касающиеся ее тела, рвали мое самообладание на части. Артур был не тем мужчиной, с кем можно безнаказанно поиграть. Я это знал, она это знала, и тем не менее согласилась с ним уйти.

Не знаю почему столько времени ожидал. Эти десять минут показались мне вечностью. Разыгравшаяся фантазия подбрасывала яркие картинки, от которых сносило крышу. Единственное, что меня удерживало столько времени это неуверенность, что мое спасение ей нужно. Плюнув, наконец, на все свои сомнения пошел к Артуру в кабинет. Она мне нужна и это главное.

Открывая дверь, был разозлен до предела. И узри я там другую картину, не знаю, как бы себя повел. Готов был убыть обеих. Но мой взгляд остановился на хрупких женских плечах. Она стояла ко мне спиной и неуверенно задом отступала к двери. Руки чесались сжать эти нежные плечи покрепче, до боли, до хруста… Чтобы знала что я, и только я имею право к ней прикасаться.

Артур разозлился, что я испортил ему вечер, но открыто сориться со мной не решился. У нас с ним достаточно тесные рабочие отношения, чтобы рушить их вот так в одночасье.

Так и не рассказал ей о Снежане, хоть вопрос о свободных отношениях здорово рассмешил. Даже не сам вопрос, а какой-то испуг и неверие в глазах.

Знаю, когда она приходит на собрание. Зашел в зал на несколько минут раньше. Мне надоели эти слюнявые взгляды в ее сторону. И даже если Марина их не замечает, меня они жутко раздражают. Взгляды, улыбки, подшучивания. Сегодняшний случайно услышанный разговор был последней каплей. Володя с Евгением зайдя в туалет обсуждали Марину. Не просто обсуждали, они спорили на ящик коньяка, кто же первым сможет затащить ее в постель. Неприступность моей девочки вызывала у них своеобразный интерес. Не стал выходить из кабинки и решил дослушать их разговор. То, что остальные уже успели сделать ставки на одного из них, разозлило еще больше.

В зале заседаний мужчины громко общались, подшучивали и смеялись. Мое появление их никоим образом не сковывало, сам не раз участвовал в подобных разговорах. Но только тогда предметом их обсуждения не была моя девочка. Прошелся взглядом по присутствующим — это заставило некоторых придержать языки. Спустя минуту, в зале стояла гробовая тишина. Катя тоже оказалась здесь. Слова, которые хотел сказать были не совсем для ее ушей, ну ладно, девочка взрослая. Не выставлять же ее за дверь как нашкодившего ребенка.

— У меня к вам созрел один вопрос, который хочу решить до прихода Марины. Он касается именно ее. Все вы здесь мальчики взрослые, поэтому объяснять долго не буду. Эта женщина мне не безразлична и я бы не хотел видеть ваши похотливые взгляды, направленные в ее сторону. И по поводу тотализатора, который вы здесь решили устроить — держите ширинки застегнутыми, церемониться с наглецами не буду.

Мой взгляд прожигал Володю и Евгения. Те же, теряясь, смотрели куда угодно только не на меня.

Я вышел, давая им возможность все обсудить и обдумать.

Нельзя играть на краю, на острию ножа. С ней нельзя. Один шаг в неправильном направлении и снова стена. Стена, сквозь которую не пробиться. Еще минуту назад она бурлила эмоциями — ревновала, негодовала, смущалась. Только что она с замиранием сердца смотрела, как я шаг за шагом медленно приближаюсь к ней. Удары сердца, которые были слышны на расстоянии, пересохшие губы, ожидающие моих поцелуев… Еще секунду назад она была чувственной, живой… Она была моей…

Что-то изменилось. Резко и бесповоротно. Рядом была другая Марина — сдержанная, холодная, чужая. И сквозь эту стену пробиться не было никакой возможности.

Я ее не останавливал, не удерживал. Она уходила, и не было никакой возможности повлиять на это. Сколько еще пройдет времени, чтобы я смог снова достучаться до нее? Чтобы увидеть страсть и желание в ее глазах?

Опять ждать — неделю, две, месяц… Пока утихнет боль воспоминания. Не знаю почему, но был уверен, что она что-то вспомнила, что-то неприятное, болезненное. Подошел к захлопнутой ею двери. Кулаки сжаты, мышцы напряжены. Готов был выбить эту чертову дверь одним ударом кулака, но тихие шаги за спиной меня остановили.

— Что это с ней? Что случилось?

— С ней случился я, семь нет назад.

глава 17

«Никому не стоит верить!»

Даже самому себе.

Мы не в те стучимся двери

Повсеместно и визде.

Люди, вроде бы, не звери!

Но, когда иной в беде,

То ему едва поверит

Только тот, что «ни в себе».

Дмитрий Суровый.

МАРИНА

Работа и только работа. Не думать о нем, не вспоминать. Я делала это на протяжении всех этих лет. Я как-то жила. Почему же сейчас та сложно?

Жизнь превратилась в череду одинаковых серых дней. Они тянулись мучительно долго, а ночи еще дольше. Время, когда остаешься наедине с собой. Когда нет никакой возможности забыться и отвлечься, сдержать воспоминания и чувства. Помнила его поцелуи, взгляды, помнила слова. И так хотелось в это верить. Забыть прошлое вычеркнуть его как неправильное решение в черновике и начать все с начала. С белой странички без грязи и боли.

Время тянулось медленно и уныло, а он просто исчез из моей жизни. Не было случайных встреч, к которым уже успела привыкнуть, жарких взглядов, вызывающих томление. Ничего, только сухие рабочие отношения во время коротких деловых встреч, раз в неделю. Он смотрел на меня, но по-другому — сдержанно, отстранено, выжидающе. Головой понимала, что нужно забыть, и больше никогда не вспоминать, но сердце помнило полуулыбки, помнило слова и взгляды, тело помнило прикосновения, губы помнили поцелуи. Это просто невозможно забыть и вычеркнуть, об этом невозможно не думать и не вспоминать. Это часть меня.

На комоде трезвонил телефон. Я поднялась и побрела на автомате отключать будильник. За окном только зажигался рассвет. И какого черта я на такую рать его завела? Не глядя, поводила пальцами по сенсорному экрану, устройство затихло. Еще несколько секунд стояла в темной комнате с закрытыми глазами, пребывая не то во сне не то в реальности. Блаженство сна постепенно отступало, проясняя мозги и восстанавливая память.

Взяла в руки телефон, просматривая память звонков. В такую рань мне никогда не звонили. Близких родственников не было, а сотрудники ждали более подходящего времени. Пока я соображала и выстраивала в затуманенном сном мозгу логическую цепочку, экран снова загорелся, и я увидела но мер звонившего. В этот раз подняла трубку.

— Слушаю.

— У нас ЧП. Какой, нахрен, алкоголь вы нам привезли?!

— Кто это?

— Администратор ночного клуба «Цзарь». У нас один человек скончался и трое в реанимации. И все это после партии алкоголя, которую мы от вас получили накануне.

Говорил мужчина. Вернее не говорил — орал. Голос срывался на истерический крик. Он был испуган, взволнован и разъярен. Попадись я ему сейчас под руку — разорвал бы без суда и следствия.

Я застыла. Сердце в груди стучало с безумной скоростью, кончики пальцев дрожали. Паника сковала все тело и разум тоже. Секунда, вторая, а я не могу ни на чем сосредоточиться кроме отсчета ударов пульса у себя в ушах. Это были не просто удары — звоны колоколов, с каждым новым разносившие голову на осколки.

— Вы меня вообще слышите!?

— Слышу.

Мозг лихорадочно искал хоть какой-то выход из сложившейся ситуации. Первый оглушительный испуг прошел и здравомыслие брало бразды правления в свои руки. В памяти всплыло слово «накануне».

— Когда вы говорите, получили эту партию?

— Я же сказал — вчера.

— Но мы по воскресеньям не развозим товар. Проверьте документы — это точно наша продукция?

— Вы меня за идиота держите?! У меня накладные в руках с вашей подписью и печатью!

— Я сейчас же к вам выезжаю, и мы все выясним.

Трубку бросили, но я на теплое прощание и не надеялась. Метнулась в ванную, по ходу доставая с комода белье. Через пятнадцать минут я выбегала с квартиры, в спешке набирая зама. Егор ответил сразу же. А кто-то не спит в такую рань.

— Егор, доброе утро!

— Доброе! А что случилось?

В голове пронеслась мысль — «откуда он знает, что что-то случилось?», но вовремя вспомнив, сколько сейчас времени, перестала себя попусту накручивать.

— В «Цезаре» проблема. Отравились люди от некачественного алкоголя. Утверждают партия наша и получали ее вчера. У нас по воскресеньям нет поставок, я ничего не путаю?

— Нет. В субботу — следующая в понедельник.

— Еду разбираться. У тебя есть ключи от офиса и моего кабинета, съезди, просмотри все накладные.

— Сделаю. Смерти есть?

— Да.

Я отключила телефон, садясь в машину. Егор был тоже взволнован, но эту новость воспринял по-другому. Более собранно, уверенно. Это я застыла на какое-то время, пытаясь осмыслить услышанное. Может действительно стоило еще тогда уступить ему это место? Он единственный, не стесняясь, высказался Дмитрию Сергеевичу, об ошибочности решения, назначения меня на эту должность. «Алкогольный бизнес не для женщин. Ее здесь загрызут». Меня тогда обидела эта фраза хоть и здравого смысла сказанного не могла не признать. «Будешь ее замом, так сказать тылом, и не дашь загрызть».

Дмитрий Сергеевич умел сглаживать углы — будь то рабочие моменты или конфликт в коллективе. Как мне его не хватает. Вот сейчас бы его совет был как нельзя кстати.

Дорога заняла больше времени, чем я надеялась. Соседний городок, достаточно большой, но все же, не шел ни в какое сравнение со столицей. У здания ночного клуба была непривычная для этого времени суток оживленность. Около входа стояло несколько полицейских машин. Скорых не было, скорее всего, пострадавших отправили в ближайшую больницу.

Территория входа в ночной клуб была огорожена лентой. Не мешкая, подняла ее и пошла внутрь. Никто не окликнул, не остановил, и я уверенно зашла в стилизованное под древний Рим помещение. Хорошо поддатые отдыхающие, собравшись маленькими группками, давали показания. Заплетающаяся речь и громкие несдержанные крики периодически разносились по большому почти пустому помещению. Два бармена так же по разным углам беседовали со следователями. А на их рабочем месте сейчас трудились эксперты. Красочные дорогие бутылки изымались, подписывались и упаковывались для отправки в лабораторию.

Не стала привлекать расспросами к себе лишне внимание, и сразу же направилась по узкому коридору в сторону кабинета администратора. Раньше здесь бывала не раз, и никогда еще это помещение не казалось столь унылым и пугающим.

Дверь в нужный мне кабинет была открыта. За столом сидел неизвестный мне мужчина и просматривал документы. Рядом стояли администратор и директор данного заведения. Я переступила порог и три пары глаз уставились на меня.

— А вот и она.

Администратор Максим почему-то облегченно выдохнул. Мы с ним были знакомы последние три месяца, после того как наш филиал был распределен на эту территорию. Наши отношения начинались и заканчивались на рабочей ноте и никакой дружбы не предполагали. Поэтому сейчас увидев меня, он был рад перебросить часть, а может и всю ответственность за случившееся, на чужие плечи.

— Здравствуйте! Старший оперуполномоченный Борис Огородников.

Мужчина примерно лет пятидесяти слегка приспустил с глаз очки и просканировал меня своим взглядом. Никакого радушия или доброжелательности в его взгляде не заметила. Да и стоило ли в подобной ситуации этого ожидать?

— Марина.

— Судя по документам, Марина, можно вас так называть? — После моего кивка он продолжил — Так вот, ваша компания вчера после обеда отгрузила на склад ночного клуба «Цезарь» очередную партию алкоголя. Этой ночью в клубе случилось массовое отравление. Экспертиза еще не доказала, но судя по предположениям отравление скорее всего произошло именно то алкоголя. Сотрудники клуба утверждают, что именно алкоголь с этой поставки мог быть не качественным, так как остальные спиртные напитки, минувшие вечера ничего подобного не вызывали. Что вы можете на это сказать?

— Я хотела бы для начала взглянуть на накладные.

Мужчина, не медля, передал мне документы, которые до этого рассматривал. Я взяла их в руки, просматривая глазами наш логотип, название компании, номера накладных, даты. Все соответствовало. Перелистнула на последнюю страничку.

— Наша компания производит поставки по строго указанным дням. В воскресенье мы товар не развозим. Это, скорее всего, поддельная накладная.

Взглянула на следователя, который внимательно следил за мной. Я не сомневалась, что печать и подпись будут поддельными. Опять опустила глаза на бумаги и потеряла дар речи. Печать мокрая — наша. Вернее моя, она хранится у меня в сейфе. Да и подпись моя.

— Ваши подпись и печать?

На его вопрос отреагировала машинально — кивнула. До этого я была испуганна, взволнована, но, тем не менее, уверенна, что здесь какая-то ошибка. А сейчас я не верила своим глазам, но подсознательно уже вспоминала статьи уголовного кодекса и сроки, которые они предписывают за подобные преступления.

— Мои.

Пересохшие губы, наконец, выговорили это короткое, но так трудно сейчас мне давшееся слово.

— Марина, у вас есть какое-то время, чтобы попытаться во всем этом разобраться. Пока мы не имеем никаких претензий лично к вам и вашей компании. Но если экспертиза докажет, что причина отравления в некачественном алкоголе — они появятся. Я вас больше не задерживаю.

Он протянул ко мне руку, в которую я вложила накладные, а в следующую минуту уже рассматривал стопку бумаг, сгруженную посреди стола.

Пользы от моего присутствия здесь не было никакой. Не стала заставлять себя просить дважды, развернулась и пошла к выходу. Максим напоследок пронзил меня полным злости и неверия взглядом, но вслух ничего не произнес.

— О, и да, я бы не советовал вам выезжать за пределы города и конечно страны, пока не закончиться разбирательство в этом деле.

Оглянулась уже у порога. На меня смотрели голубые и не по возрасту ясные глаза. Мы оба понимали, что это был не совет. Кивнула в знак согласия и вышла из кабинета.

Сразу же помчалась в офис. Дорога назад заняла еще больше времени, так как пришлось выстоять в нескольких пробках. К зданию офиса подъехала около десяти. В помещении был самый настоящий хаос. Никогда не думала, что наш небольшой коллектив может создавать столько паники. По коридорам сновали туда-сюда сотрудники, даже те, кто зачастую за день редко поднимал задницы со стульев.

В мой кабинет дверь была распахнута, а в самом кабинете Егор, сидя на моем стуле за моим столом перебирал документы.

— Ну что нашел?

Я накрученная до предела слегка повысила голос, и тут же устыдилась этого. На самом деле была благодарна Егору, что он примчался ни свет, ни зоря в офис и с таким усердием все перепроверяет.

Мужчина поднял голову от документов и как-то странно посмотрел на меня. Его взгляд сразу же испугано устремился в сторону окна. Проследила — там стоял Петр Васильевич. Собранный, серьезный и какой-то чужой. По его сдержанному отстраненному лицу понять что-либо было невозможно. Но времени задумываться, по этому поводу у меня не было. Желание все проверить и удостовериться, что моей вины в случившемся нет, было превыше всего.

— Егор, накладные нашел?

От нетерпения срывался голос. Желание увидеть эти чертовы документы было сильным до зуда. Меня не интересовал перечень поставленной продукции, только дата. Одна лишь дата и больше ничего.

Он протянул мне бумаги. Ничего не сказал, но взгляд, которым одарил при этом, мне не понравился. Неприятный холодок прошелся по коже. Вот не знаю почему, но почувствовала себя за бортом. Не в одной упряжке, где все проблемы и трудности делятся поровну, а сбоку — выброшенная и приговоренная. Когда видишь обвинение в чужих глазах, начинаешь автоматически выискивать свою вину, вспоминать то, чего не было.

Пролистала бумаги — это были такие же накладные, которые я видела в ночном клубе. Те же даты, мои подпись и печать.

— Что это?

— Хотел задать тебе этот же вопрос.

Взглянула на Петра, но он не встревал в разговор и никаким образом не показывал, что желает этого. Вольный слушатель — не более.

— Где водитель и экспедитор?

— Наши машины вчера не выезжали. Склад тоже не работал, поэтому товар точно не наш.

Я постепенно осмысливала сказанное, а он добивал меня все новыми и новыми сведениями.

— На накладных указан совсем другой банковский счет, для перечисления денег. Хоть в банке и не предоставляют подобную информацию, но в связи с обстоятельствами я все же получил данные. Счет открыт на твое имя.

Стояла и молча слушала. Я не была готова к подобному повороту. Работу считала вторым домом, а мой дом — моя крепость. Поэму рассчитывала получить здесь поддержку и помощь в выяснении всех обстоятельств и никак не обвинения. Беспричинное чувство вины накрыло с головой.

— Марина, я жду объяснений! — Быстрый взгляд в сторону окна и исправление. — Мы ждем объяснений.

Мысли табунами носились в голове не давая сосредоточиться ни на одной. Подстава. Да, это именно подстава, но кому я нужна? Такой хитро спланированный план мог провернуть кто-то имеющий не малые возможности.

Кто? Подозрение, павшее на Егора, как гонца принесшего плохую весть не имело никакого смысла. Да, он когда-то был не доволен моим назначением и считал меня недостойной этой должности, но устраивать такое? У него бы просто не хватило ни мозгов все это придумать ни возможности все это провернуть.

Кто же тогда? Кто?

Да и был ли сейчас смысл решать, кто это сделал? Более остро стоял вопрос «как со всего этого выпутаться?».

— Каких?

Я растеряно переводила взгляд с Егора на Петра, до последнего не желая оправдываться за то, чего не совершала. Часы на стене медленно двигали секундной стрелкой. В полной тишине кабинета этот шум казался оглушительным.

— Егор, оставь нас.

Егор взглянул на ген директора и нехотя вышел из-за стола, где до этого устроился на моем рабочем месте. Или уже бывшем рабочем месте? Хотя потерять работу в этом случае было бы самым минимальным последствием. Боюсь, так легко я не отделаюсь.

Дверь захлопнулась. Минута, вторая, время тянулось, но ничего не происходило. Я ждала обвинений, упреков. Ждала расспросов и криков. Но он молчал.

Через несколько минут Петр Васильевич подошел ко мне медленно не спеша. Он для меня Петр Васильевич и только. Не стоит ничего вспоминать, ни его попытки за мной ухаживать, ни поцелуи. Зачем? Чувствовать себя кем-то важным для него, надеяться, что он мне поверит, станет на мою сторону и будет помогать докопаться до правды? А что потом? Разочарование — болезненное и разрушительное.

Знаю что это такое. Когда-то уже разочаровалась, очень сильно разочаровалась, это едва не стоило мне будущего. И все потому, что поверила, слепо поверила в то, чего на самом деле не было.

Бизнес и мужчина это одно целое. Женщина в этой схеме всегда на второстепенных ролях. Нет смысла оправдываться и просить помощи, если на другую чашу весов поставлен бизнес.

— Ты это делала?

— А мой ответ будет иметь какой-то вес?

— Ты это делала?

И если первый раз я не услышала в его словах угрозы и едва сдерживаемой ярости, то сейчас не заметить этого не могла.

— Нет.

— Можешь собирать вещи.

Глава 18

Могу ли я довериться, тебе

Но так что б, не разочароваться?

Не испытать той боли, своих слез

Не быть преданной раз за разом

Могу ли я довериться тебе,

Но так, чтоб боли больше не касаться?

«Алиса из страны чудес»

После ухода Петра Васильевича, дверь осталась открытой. Мои сборы заняли не так много времени, но в течении него, около кабинета успели пройтись в неотложных делах все наши сотрудники. Каждый заглядывал, кто тайком, кто открыто, пытались узреть, больше чем предыдущий. Может мои слезы?

Но я не рыдала. Слезы стояли в глазах, закрывая обзор, но ни одна из них не упала. Голову опустила достаточно низко, не желая кому-то показывать свою боль. Да и кому ее показывать. Я была уверенна, что утешения не увижу. Здесь был предатель, один, а может несколько. И сейчас он триумфавал. Зачем же своими слезами его радовать?

Бодрила себя единственной мыслью: мне давно нужен был отдых, чем не повод? Только, боюсь, подобного отдыха я даже в кошмарных снах не видела.

Бодрилась, утешала себя, но дрожь в руках выдавала мое состояние.

Я выходила из кабинета с коробкой в руках. Впереди обзор был не слишком большой. В самой двери столкнулась с Егором. Он точно так же с коробкой в руках заходил в кабинет.

— Петр Васильевич назначил.

Не задавала вопроса, и даже выжидающе не уставилась на него, но он все же решил просветить. Так сказать поделиться триумфом. Не скрою, эти слова больно резанули по и так ущемленному самолюбию.

Промолчала.

— Давно нужно было вот так. Человеческих жертв избежали бы.

Пропустила его вперед и сама сразу же вышла. Так хотелось ответить. Было что сказать, обвинить в подозрениях, упрекнуть в подставе. Но какой в этом смысл? Пустое содрогание воздуха. Не имея доказательств, мои слова будут звучать всего лишь как обида разъяренной барышни.

Дни тянулись ужасно медленно. В четырех стенах квартиры это казалось особенно заметным. Новости все так же по всем каналам гласили о ужасных событиях двух недельной давности, каждый раз в подробностях рассказывая само событие и уже три человеческих жертвы которое оно поволокло за собой. Никакой оперативной информации следствие не давало, но нашим людям нужна пища для сплетен, и пронырливые журналисты ее выискивали где угодно.

Петр Васильевич с голубого экрана каждый день, вот уже на протяжении двух недель гласил, что ведется внутреннее расследование, и виновные обязательно будут наказаны. Администратор ночного клуба, дабы отбелить свое имя, не медля, указал на меня, как на самую более вероятную виновницу этого преступления. И после громких слов моего бывшего начальника шло мое подробное досье, которое журналистам удалось раздобыть. Отрезанные куски когда-то сказанных фраз были смонтированы таким образом, что я и сама сомневалась в своей не виновности.

На второй день, прибыв в отделение полиции и написав подписку о не выезде, я едва ли смогла доехать домой. Журналисты, жаждущие сенсации — страшные люди, а толпа зевак, желающих поучаствовать в чем-нибудь интересненьком вообще звери.

Мою квартиру оккупировали и держали в круглосуточной облаве около трех суток. Машину у подъезда облили бензином и подожгли. Я все это наблюдала с окна, боясь даже выйти, так как самосуд грозил линчеванием без суда и следствия.

В двери заскрежетал замок. Прислушалась. Да, действительно, кто-то открывал входную дверь. Пошла в прихожую.

— Привет, красавица! Как день прошел?

— Привет!

Подбежала и бросилась мужчине на шею. Он захлопнув сзади дверь подхватил меня под ягодицы и прижав теснее к своему торсу слегка закружил. Как же я по нему скучала весь день!

— Опять смотрела новости и расстраивалась?

— Нет. Снежка заходила. Я с ней отвлеклась.

— Вот и славно. А у меня хорошие новости.

Я слезла с нагло оккупированного мною мужчины и с любопытством уставилась в темно медовые газа.

— Ну не томи же!

— Егор прокололся.

***

В тот памятный день я просто не смогла развернуться и пойти собирать вещи как он сказал. Да и Петр Васильевич не спешил уходить.

Он опять отвернулся к окну, и понять о чем думает было невозможно. Как идти? Куда? И это все? Не люблю не завершенных дел.

— И ты мне веришь или нет? После того как увидел бумаги с моей подписью?

— А не стоит?

Опять поворот и этот взгляд, который прожигает насквозь, не понять причиной тому ненависть или страсть.

— Не знаю. Я сама себе не верю, после всех этих неоспоримых доказательств.

Мои последние слова прозвучали едва слышно.

Он подошел еще ближе, приподнял рукой подбородок и заглянул в глаза.

— Ты Егору доверяешь?

— Не знаю. Раньше доверяла, а сейчас… Он единственный возмущался после моего назначения на эту должность, но со временем стал отличным замом. Я на него могу рассчитывать… точнее могла рассчитывать. — Нервно облизнула пересохшие от волнения губы. — Но так подставить он бы просто не смог.

— Марина, ты сейчас показательно соберешь свои вещи и поедешь домой.

— Я уволена?

Хотела произнести это достойно, без слез и рыданий, но голос все равно дрогнул.

— Ты пойдешь в отпуск на несколько недель.

— Почему?

— Все это провернуть посторонний человек не мог. У тебя под носом завелась крыса. И чтобы эту гадину поймать, нужно ослабить ее бдительность. Ты сейчас соберешь вещи и в самых расстроенных чувствах поедешь домой. В офисе не появляйся до тех пор, пока не скажу. А я тем временем попытаюсь выяснить, кого ты так сильно обидела.

Он держал пальцами мой подбородок, всматривался в глаза, и я впервые почувствовала себя защищенной. Петр поверил мне просто так, без доказательств и доводов, без уверений и клятв. Просто потому, что я так сказала. И я готова была поверить ему в ответ.

— Хорошо.

— Вот и умница.

Он не отпускал меня, а я не пыталась вырваться. Взгляд медово карих глаз опустился чуть ниже, задержался непозволительно долго на моих губах. Он склонился ближе, совсем чуть-чуть, и я потянулась на встречу, тоже немного, всего лишь несколько сантиметров.

— Разрешишь тебя поцеловать?

Я была не готова к таким вопросам и не знала, что ответить. Нервно закусила нижнюю губу и слегка отстранилась, пытаясь собраться с мыслями.

— Не стоит так сильно напрягаться, это не математическая задача. Просто ответь, что чувствуешь.

И я позволила себе расслабиться, до такой степени, что призналась в том, чего безумно желаю.

— Не просто разрешу, я прошу об этом.

Петя склонился ближе, едва касаясь моих губ своими. Не сминал и требовал, а изучал. Плавно, чувствительно, провел языком по верхней, потом по нижней, слегка засасывая их в свой рот. Поцелуй рождался, прорастал, как маленький тонкий росточек. Сначала совсем хиленький, не крепкий, постепенно превращаясь в ветвистое сильное дерево. Я не заметила, когда он перестал касаться моего подбородка и начал сжимать всю меня в своих объятиях, когда из легкого касания губ, поцелуй перерос в страстный неудержимый порыв… когда я захотела большего, чем просто поцелуй.

— Иди, собирай вещи.

Петя отстранился от меня, я видела, настолько тяжело ему это далось. Мысли путались, не давая на чем-либо сосредоточиться, а в голове крутился один вопрос «почему?». «Почему он прекратил поцелуй, ведь было так хорошо?».

Может я очень долго на него смотрела, или мой взгляд был слишком красноречив, но через какое-то время он сам объяснился, без моего вопроса.

— Не хочу, чтобы ты опять в себе замыкалась и избегала меня как раньше. Мне кажется, ты пока не готова к большему. Ни сейчас, ни в этом кабинете и не после того, что только что случилось.

Спустя три дня, меня, до жути перепуганную приехали арестовывать. Трое крепких мужчин в форме вышли с мигающей сиренами машины. На меня, щупленькую и не высокую надели сзади наручники, как будто я смогла бы убежать. Да и куда в толпу разъяренных зевак, которые готовы голыми руками разорвать преступницу на части? Вспышки камер и гневно орущая рядом толпа приутихли как только за мной захлопнуласьдверца машины.

Как только меня погрузили в машину, весьма картинно я вам скажу погрузили, с прижиманием головы вниз и подталкиванием сзади — не больно, но до жути унизительно, машина сорвалась с места. Мы выехали со двора и мужчина в форме, сидевший рядом попросил развернуться. Сердце ушло в пятки. Я ведь, по их мнению, преступница, со мной можно не церемониться. Изнасиловать, прибить покалечить — все что угодно. И почему-то первого я боялась больше всего.

— Да не бойся ты, хочу наручники снять.

— Зачем?

— Чтобы удобней тебе было, дуреха. Не будем мы тебя здесь обижать.

Можно было верить его словам? А смысл угадывать? Что я могу сделать для своей защиты? Правильно, не раздражать лишний раз людей, в руках которых сейчас находится моя жизнь. И я развернулась, а он действительно быстро и мягко снял с меня наручники.

Мы проехали всего лишь несколько кварталов, и на пустынной улочке у парка машина притормозила и остановилась. Сердце пропустило удар, потом второй. Руки сильнее сжались на коленках, до боли впиваясь ногтями сквозь джинсовую ткать в кожу.

— Чего сидишь — выпрыгивай!

Я сидела в недоумении, а потом посмотрела на руки мужчины сидящего рядом. Как далеко его пистолет. Будет стрелять в спину как бы во время побега преступницы?

— Быстрее, тебя ждут.

И только теперь заметила рядом стоявший черный внедорожник. За слегка приспущенным передним стеклом мне ободряюще улыбался Петя. Еще не веря во все что вижу, и не до конца понимая, что делаю я вышла с полицейской машины и пересела во внедорожник.

Побег это не то к чему я сейчас стремилась. Хотела, чтобы с меня сняли незаслуженные обвинения, а не прятаться всю жизнь от власти. Но в эту минуту просто доверилась его улыбке, поверила мужчине, которого выбрало мое сердце.

Может и зря — время покажет.

Но как оказалось не зря. Мой переезд был согласован с полицией. Я по-прежнему находилась под подпиской о не выезде, а во избежание самосуда Петя решил меня перевести к себе. Мой показательный арест слегка успокоил толпу желающих крови и борющихся за справедливость, но местные СМИ продолжали пестрить красочными заголовками.

ПЕТР

Я ушел от нее достаточно быстро. Боялся сам передумать и взять то, что она с такой готовностью предлагала.

Ситуация складывалась не самая лучшая. Поверил в ее невиновность безоговорочно и не только потому, что сердце сжималось, глядя на мою перепуганную и растерянную девочку. Тут за версту можно было увидеть подставу. Все улики четко и безоговорочно указывали на нее. Даже полный глупец, проворачивая подобную аферу, будет прятать следы. А Марину глупой не назовешь.

Ее кто-то подставил, это было достаточно ясно. Но вот кто и почему оставалось загадкой. Она была просто удобной ширмой, за которой можно спрятаться в случае огласки, или сама являлась целью всей этой махинации? Но и что она могла сделать, чтобы в ответ на такое нарваться? Это не просто зависть Егора из-за более высокой должности. Да и у этого парня просто нет финансовых возможностей подобное провернуть, тут Марина была совершенно права. Партия поддельного алкоголя стоит не малых денег. То, что Егор или кто-то с этого офиса замешан во всем этом я не сомневался, но явно сработал не сам.

Оставался еще один вариант — целью подставы мог быть я. Репутация фирмы от подобного происшествия здорово пострадает. Происки конкурентов? В этой ситуации не стоило отбрасывать ни один из вариантов.

Позвонил Аркадию и попросил как можно скорее вникнуть во все это дело. Без помощи грамотного юриста тут просто не разобраться. Не хочу, чтобы Марину дергали по всяким пустякам. Пусть сидит дома в блаженном неведении. Нашей доблестной полиции лишь бы найти козла отпущения.

— Привет, дружище. У меня тут проблема.

— Да слышал уже о твоей проблеме. Вон на каждом канале новости начинают с «ужасного случая с отравлением».

— Партия алкоголя левая подставили одного из директоров филиала. Нужна твоя помощь.

— Так ты как бы на прямую и не замешан?

— Нет.

— Тогда в чем проблема? Громко уволь виновного сотрудника, а я тылы прикрою.

— Во-первых, она не виновата, и увольнять ее не собираюсь, а во-вторых — ее нужно оправдать и найти действительно виновного.

— Только не говори мне, что здесь не только рабочие отношения.

— Не только.

— Ты хоть понимаешь, во сколько тебе это выльется? Если сработали профессионалы, следов уже не найти, признаешь свою вину и погрязнешь в судебных исках и компенсациях. Там уже две смерти. Третий пострадавший в реанимации. Остальные отделались, можно сказать, легким испугом. Но это им не помешает так же написать на тебя заявление и требовать свою долю компенсации.

— Аркаша, ты юрист или запугиватель. Какого хрена ты мне здесь сгущаешь краски? Не маленький и сам осознаю возможные последствия. Нам надо найти виновных, во что бы это не стало. А девочку на растерзание не дам.

— Настолько приглянулась?

— Более чем. Задачи ясны? Ты со своей стороны попытайся выиграть немного времени, а я подключу ребят и буду искать виновных.

— Как скажешь, товарищ босс.

— Прекрати ерничать.

Я сбросил звонок, заезжая на стоянку заднего входа в клуб «Цезарь».

Администратор Максим был в бешенстве, от происшедших событий, но хамить мне не осмелился. Отработанным движением приклеил приветливую улыбку на лицо и производил впечатление сущей доброжелательности.

Спустя полчаса бестолковых расспросов прихватил с собой копию видеосъемки заднего двора во время разгрузки злосчастной партии, которую они благоразумно припрятали, отдав полиции оригинал, и укатил в офис.

Просмотр записи ничего толком не дал. На нем был виден бус, которых по городу разъезжает множество, а номера удачно заляпаны грязью. Мужчина, разгружающий товар в нацепленном по самый нос капюшоне, удачно отворачивался от камеры. Полная западня.

Оставался единственный выход — раскручивать Егора. Вот в том что он ко всему этому причастен я почему-то ни минуты не сомневался. Да и его попытки во всем угодить наталкивали на подозрения.

Служба безопасности ему всунула жучки куда только можно и куда нельзя тоже, разумеется без каких либо санкций и позволительных документов. Аркадий рычал, а я давал распоряжения.

— Ты доиграешься, что потом уже свою задницу вытащить не сможешь.

— Ее задница важнее.

— Петя, шуточки в сторону, это серьезные вещи.

— А кто шутит?

Мой тон поменялся и уже вполне серьезным взглядом посмотрел на Аркашу.

— Ее задница для меня важнее, и никаких «но» просто быть не может.

Аркаша внимательно посмотрел на меня, но говорить больше ничего не стал. Вопрос, до какой грани мы можем рискнуть, чтобы спасти ее больше не существовал.

Оккупация ее квартиры заставила снова идти на риск, но оставлять свою девочку в таком положении просто не мог.

Егор же прокололся до банальности глупо. Недоплатил своему сообщнику. И мужик-водитель сам вышел на него, требуя деньги и грозясь раскрыть правду. Вычислить, от кого поступали сброшенные звонки на номер Егора, оказалось делом техники, и уже через несколько часов полиция задержала горе-водителя, опечатав его тарандайку, в которой до сих пор хранился ящик паленой водки.

Расчет Егора был на то, что мужик решит попробовать «бонус» и концы в воду. Но у сообщника были важные дела в понедельник утром, и он решил воспользоваться подарком позже. А когда увидел всю шумиху по новостям ящик так и остался нетронутым. В мозгу сразу созрел план нажиться на этой ситуации. Выждав какое-то время, решил все же позвонить, чтобы не проворонить ситуацию.

На арест Егора я лично приехал посмотреть. Вопросов к нему было множество, но задавать их в этой ситуации не было никакой возможности.

К вечеру на стол заявление об увольнении положила и его секретарша. Вопрос о том кто ему помогал, отпал сам собой. Но где то на задворках сознания какой-то червячок грыз подсознание, напоминая о не состыковках.

Но попусту расстраивать свою девочку не желал. Все обвинения с нее были сняты, и завтра с гордым лицом и восстановленной репутацией я отвезу ее на работу. Все же плюс в том, что ее машину сожгли, был — теперь она все время будет рядом. Может не совсем все, но большую часть.

Спасибо, что вы со мной. Ваши отзывы здорово помогают продолжать и не останавливаться. И не потому что я такая вредина и жду похвалы, просто гораздо больше вдохновения писать, когда это кому-то интересно.

Глава 19

Я с тобой родился будто заново…

Ты как звездочка небесная светишься.

Хочешь ангелом зови, хочешь — дьяволом.

Никуда ты от меня ты не денешься.

Владимир Струнский.

Я всматривалась сквозь затемненные стекла автомобиля на, до боли знакомое, можно сказать даже родное, здание. Слегка припозднившиеся сотрудники, как всегда, спешили проскочить незаметно, так сказать, до прихода начальства. Еще две недели назад мне все это казалось совершенно в другом свете, а сейчас… Сейчас я терялась. Рука замерла на дверной ручке, не нажимая ее до конца, только придерживая.

— Боишься? Пойти с тобой?

Я оглянулась. Петя смотрел на меня вполне серьезно, без ухмылки и подшучивания. В глазах светилась дружеская улыбка.

Когда он стал таким? Милым, нежным… родным. В школе был безумно желанным, и столь же сильно недосягаем. Я увлеклась запретным плодом, мечтала о нем, грезила, и сорвала. Смешно сказать, неразумная малолетка, соблазнила взрослого преподавателя. Да кто в такое поверит!? Но я ведь знала правду. Возможно, потому и смолчала, когда спрашивал следователь, потому не рассказала даже маме, кто именно меня изнасиловал. Чувствовала и свою вину в случившемся — не стоит дергать льва за усы, не стоит сунуться в пламя — можно ожечься.

За последние несколько месяцев, а особенно за несколько минувших недель я узнала его совсем другого — нежного, заботливого, преданного. Да именно преданного — он безоговорочно поверил мне тогда, когда я и сама сомневалась в своей правоте. И сомнения мои были вызваны не слабоумием, а постоянными ковыряниями в памяти, выискиванием там отголосков событий, которым в свое время не придала значения. Я сомневалась в своем профессионализме — возможно, действительно закрутилась, и подписала, не глядя, этот документ. Вчерашняя экспертиза окончательно развеяла мои сомнения — подпись оказалась подделкой, хоть и очень даже не плохой.

— Нет, не стоит. Я справлюсь.

— Уверенна?

— Не совсем, но по-другому нельзя.

— Ладно, тогда беги не опаздывай. Не подавай дурной пример подчиненным.

— Начальство не опаздывает, а задерживается.

В тон ему с улыбкой ответила я. На последок показала язык, увернулась от захвата, и дожав все-таки дверную ручку выскочила с машины.

— Вернись и извинись, а то вечером накажу.

Я остановилась, так и не захлопнув дверь. Оглянулась. Почему-то почувствовала себя виноватой.

— Петя, я вечером поеду к себе домой.

— Ты ведь без машины. Я заеду за тобой, вместе поедем. Соберешь нужные вещи… — Он замолк на полуслове, осознавая истинный смысл моих слов. — Ты хочешь вернуться в свою квартиру?

— Я и так слишком у тебя загостилась. Ты меня спас, а я села тебе на шею…

Почему я себя чувствую такой дрянью? Испытывающий взгляд темно медовых глаз только еще больше обострял мое чувство вины. Я ведь действительно хотела вернуться в свою квартиру, чтобы его не напрягать, чтобы не быть обузой. Он здорово мне помог, не просто помог — спас, а чем я ему отвечу взамен? Буду сидеть у него на шее в ожидании штампа в паспорте и прописки? Что нас связывает? Общая работа, взаимная симпатия и… и все. И пусть к нему испытываю не только симпатию, но это мое, личное. Еще доверие — я ему безоговорочно доверяю и он мне, скорее всего, тоже, ведь ввязался в эту авантюру, рискуя многим.

Эти две недели мы прекрасно ладили — нас объединял страх перед неизвестностью и общий враг. И мы сблизились.

Мужчина, от взгляда которого закипает кровь, и тело дрожит в конвульсиях желания. Мужчина, который страстно целует и безумно сильно сжимает меня в своих объятиях, а потом уходит в свою спальню со словами «спокойной ночи». Как к нему относиться? Как он относится ко мне? Что это, дружба и чувство вины, или все же что-то большее?

— Я совсем не прочь, чтобы ты там посидела.

Я замялась, не зная, что ответить.

— Ладно, потом поговорим.

Мотор взревел, и машина резко дернулась с места. Я развернулась и пошла. Утро было безнадежно испорчено. Может именно поэтому я не замечала любопытных взглядов, которыми меня провожали сотрудники, поэтому была слишком холодна, что не позволяло уж больно любопытным под прикрытием сочувствия задавать неуместные вопросы.

В пять вечера на парковке перед зданием меня ждал темно синий внедорожник. Сердце ускорило удары. Почему-то его присутствие всегда вызывало трепет. Подошла к машине с твердым намерением отказаться от его дальнейшей помощи. Не хочу дружеской поддержки и сочувствия, а любви требовать не могу. Свой прошлый грех он уже искупил, ни к чему раскаяния, я уже давно простила.

Почему он вспылил сегодня утром? Мне этот вопрос весь день не давал покоя. Почему его расстроило мое желание переехать? Это банальна мужская гордость и желание принимать решения самому или что-то большее?

— Садись красавица, прокатимся.

И как на это предложение ответить отказом? Сердце замирает при виде одной его улыбки, руки насильно сжимаю в кулаки, чтобы не позволить себе лишнего. Не потянуться на встречу, не коснуться…

— Петя, спасибо тебе большое. Ты меня здорово выручил, но дальше я сама. Не стоит злоупотреблять твоим благородством.

— Марина, я уже приехал, и отсылая меня назад, ты больше злоупотребишь моим благородством.

— И все же я лучше на автобусе.

— Не заставляй меня тащиться через весь город позади твоего автобуса. Садись, нам есть о чем поговорить.

— Что-то случилось?

Отбросив свой благородный отказ от его помощи, с любопытством и немного страхом села в машину. Почему страхом? В последнее время меня новости не особо радовали.

За окном мелькали разноцветные вывески и рекламы, заманивающие клиентов. Они сверкали разноцветными огнями, но в свете дня все это казалось бледновато. Через несколько часов, когда опустятся сумерки, краски станут ярче, и город заживет ночной жизнью.

— О чем ты хотел поговорить?

Я оторвалась от пейзажа за окном и посмотрела на управляющего автомобилем мужчину.

— Марина, думаю, тебе пока что не стоит съезжать от меня.

— Почему?

Петя не спешил посвящать меня в свои размышления. Он смотрел впереди себя, делая вид, что полностью сосредоточен на управлении машиной. Я видела, что его что-то тревожит, но чистую правду мне, скорее всего, никто не скажет.

— Егор что-то темнит. Он до сих пор не сознался в содеянном, хоть все факты против него.

— И что с этого? Ты думаешь, его выпустят и он будет мне мстить?

— Никто его не выпустит. — Он сказал это с такой уверенностью, что все мои страхи по этому поводу развеялись. — Просто ему мог кто-то помогать. Я не говорю, что это так, но вероятность существует, поэтому лучше бы ты пока пожила у меня.

— Существует такая же вероятность, что я буду переходить дорогу и попаду под колеса автомобиля. Ты от всего меня не убережешь. Да и не стоит пытаться. Уже не маленькая, жила как-то до этого времени, со всем справлялась, и впредь постараюсь так же.

— Марина, ты не понимаешь…

— Чего?

Как я ждала от него тех слов. Простые три слова. Нет не признания в любви, хотя и их безумно желала услышать. Сейчас же хотела просто знать, что нужна ему. Я нужна. И причина не в угрозе моей жизни, не в чрезмерной опеке вызванной чувством вины. Причина в том, что я ему нужна. Еще месяц назад он был другим. Более настойчивым, требовательным. Меня это раздражало, злило, но, тем не менее, я чувствовала себя превосходно.

Как много женщине дает ощущение, того что она желанна! Знать, что кто-то тебя хочет — это окрыляет. Что же случилось теперь?

Одни сомнения. Я сомневаюсь в себе. Укоряю себя за отказ. Там в кабинете, тогда когда зашла к нему возмущаться после собрания. Он назвал меня своей женщиной, а я дико возмущалась, сейчас бы многое отдала, чтобы повернуть время вспять. После того дня все поменялось. Сама пылаю, а в ответ вижу только заботу и дружеское участие.

В голове полная неразбериха. Зачем тогда он меня целует? Что все это значит? Да и его поцелуи — они другие. Больше нет несдержанности и порыва, только нежность и ласка. Не спорю, мне это нравиться, но почему-то после таких поцелуев чувствую себя обманутой. Как будто мне чего-то недодали, обделили.

Я уже грешным делом подумывала предъявить ему претензии. Но как это будет выглядеть? «Дорогой мой, не издевайся — трахни меня, наконец!». Такими фразами женщины не разбрасываются, приличные женщины, по крайней мере. А я себя считала таковой.

Ответа мне так и не последовало.

Мы приехали, поднялись в квартиру.

— Кофе будешь?

Мне в ответ последовал кивок головы. Мужчина был занят осмотром моего жилища. По сравнению с его хоромами, мое казалось достаточно скромненьким, но чистым и уютным. Да и прибрано у меня всегда, разве что кроме конкретно этого случая. Я уже и забыла как в последний раз покидала свою квартиру. Переступив через разбросанную впопыхах обувь пошла на кухню. Надеюсь, у меня там остались запасы кофе, поскольку единственное, чем я питалась последние три дня пребывания здесь, был именно этот напиток.

Кофе осталось еще пол банки, а съестного к нему не оказалось. Да и рискнула бы я, есть пиченюшки двухнедельной давности, если бы они остались? Почему я совсем забыла заехать в супермаркет? Ясно почему, всю дорогу пыталась отключиться от этого жуткого напряжения, которое вызывало его присутствие. Он как единственная конфетка в вазочке, стоит, манит, соблазняет, но протянуть руку и взять до жути стыдно и неловко.

— Марина, ты уже решила, что тебе нужно взять с собой?

Когда Петя зашел на кухню даже не заметила. Развернулась, он стоял на расстоянии вытянутой руки. Так близко и почему-то слишком далеко. Нет смысла поднимать руку и дотрагиваться все равно к нему не прикоснусь. Сдержанный серьезный, даже когда улыбается и шутит, чувствую барьер между нами.

— Зачем? Я остаюсь здесь.

— Я же тебе все объяснил, это пока опасно.

— А потом? Что будет потом Петя? Когда я привыкну к тебе до такой степени, что не хватит никакой гордости уйти? Ты меня выгонишь сам, когда наиграешься в благородство?

— О чем ты?

— Ты мне достаточно помог, я не могу больше так. Для меня это больше чем дружеское участие и простое влечение. Я и тогда, семь лет назад не из-за глупых детских капризов пыталась привлечь твое внимание — я любила. Это больно, очень больно! Ты даешь надежду, ты приближаешься, а что будет потом? Я больше не смогу собрать себя по частям. У меня больше не хватит сил. Лучше уйди сейчас.

Я опустила голову. Просто не хватило смелости смотреть в его глаза. Видеть там непонимание и удивление, видеть там чувство вины, за то, что не в силах дать мне то, чего я хочу. Это больно. Пусть он останется в моей памяти не таким. Жить без надежды очень сложно. Я дорисую картинку сама, потом долгими одинокими ночами я буду жить светлыми воспоминаниями о нем любящем, о нем желающем меня и только меня. А сейчас пусть уйдет.

Моего подбородка коснулась рука. Лицо медленно поднималось вверх, а взгляд все так же был устремлен в пол.

— Посмотри на меня.

Как некстати это смущение! Вздрагивая ресницами, все же посмотрела ему в глаза.

— Почему ты решила, что это благородство. Я не рыцарь, и готов защищать только то, что считаю своим. Ты моя, только моя, и никуда тебе от меня не деться.

Мой рот самопроизвольно открылся в удивлении. Хотела задать множество вопросов, но ни один не смог сформулироваться во что-то более-менее связное.

— Почему?

— Что почему? Почему так себя вел? Ты ведь сама не хотела другого. Мои слишком резкие порывы воспринимала в штыки. Решил выждать, когда ты сама поймешь, что хочешь меня. Как видишь это более действенный метод.

Он склонился ко мне совсем близко, дыхание ласкало мою кожу, вызывая трепет и замирание сердца. Еще миллиметрик до касания, еще совсем чуть-чуть. Но Петя не спешил преодолевать это расстояние, не спешил касаться моих губ поцелуем. Это должен быть мой шаг на встречу, мое желание, а не его принуждение.

И мне бы возмутиться, оттолкнуть его и показать, насколько я возмущенна его поведением. Как сильно злюсь, что он так тонко со мной играл, но… Но я не смогла. Он слишком дорог мне, слишком важен, чтобы распыляться на такие мелочи как возмущение.

Я коснулась его губ. Робкое прикосновение, совсем невинное, но оно значило для нас двоих на много больше всего того, что между нами уже было. Чистый лист, с которого должно начаться что-то светлое, нежное, вечное…

Одно движение на встречу, одно касание и взрыв сносящий голову напрочь. Как долго я этого хотела, сама себе не отдавая отчета? Как долго просыпалась ночью вся в поту от совсем не детских снов? Там всегда был он, только он. Такой же, как сейчас передо мной — жаждущий, желающий меня, только меня одну.

Петр.

Это было сильнее меня. Сильнее всех тех рамок, в которые себя поставил, сильнее клятв которые давал. Невыносимо, нестерпимо, до боли, до скрежета зубов хотел ее. Стиснуть, прижать, покорить. Столько времени хотеть, тайно наблюдать издали и только мечтать. Мечтать о том, что когда-то будет моей. Будет стонать подо мной, не от боли — от наслаждения.

Две последние недели были не лучше пыток ада. Касаться, сжимать в объятиях, целовать… Видеть ее встречный порыв и не сорваться, не пойти до конца. Мучительно останавливаться, когда уже на грани, слышать ее стоны, видеть в глазах всплеск желания и отрываться от сладких губ. Два коротких слова «спокойной ночи» мне давались с невероятным трудом. Ставшие вдруг слишком узкие брюки причиняли муки, а я сквозь скрежет зубов пытался мило улыбнуться.

Сколько нужно терпеть? Кто мне скажет, когда будет конец этим мукам? Удар кулаком в подушку не приносящий за собой никакого шума и никакой разрядки тоже. Черт! Черт! Черт!

Чего я жду? Не знаю. Может какого-то знака, что она не убежит, не испугается и что хуже всего не замкнется в себе. Устал наступать на одни и те же грабли.

И сейчас касаясь ее тела, сжимая податливую и сгорающую от нетерпения, тонул в ее аромате. Это казалось до такой степени невероятно, что просто не мог поверить в эту реальность. Чувствовал себя зеленным юнцом, во время первого секса. Боялся коснуться и сразу же кончить.

Она сводила с ума. Вздохи стоны казались музыкой, а меленькие пальчики, прикасаясь ко мне, оставляли раскаленные следы. Я еще ни разу, никогда в жизни не хотел так сильно женщину.

Столь долгожданный подарок судьбы. Хотел, чтобы все это произошло в другом месте, как-то более романтично. Ведь женщины любят подобную дребедень. Большие розовые постели с балдахином, лепестки роз… Но все случилось именно здесь и сейчас, и я просто не могу отказаться от этого.

Сжал ее бедра не хуже тисков, наслаждаясь упругостью кожи. Где-то на задворках сознания понимал, что на завтра останутся следы, но сейчас это не волновало. Она пахла желанием, ее дыхание было пропитано чем-то особенным, чем-то волнующим и сворящим с ума. Все здравые мысли были отброшены. Руки стискивали долгожданный подарок судьбы и не на мгновение не хотели отпускать свое сокровище.

Подтянул ее строгую юбку вверх, провел ладонью по гладкому чулку, еще больше заводясь. Кто только придумал все эти штучки? Руки коснулись резинки чулков, даже не пытался их снять — так на много лучше. Сжимал бедра с безумной силой, поднимаясь вверх к самому сокровенному. Губы исследовали шею, целуя ее и вдыхая не повторный аромат. Поцелуи граничили с укусами, но она не боялась, не вырывалась, она стонала и выгибалась, еще больше подставляясь под мои ласки. Никогда не замечал за собой дикости, но сейчас захотелось укусить, заклеймить — показать всему миру, что МОЯ. Только моя и ничья больше.

Касался, ласкал, исследовал. С безумной дикостью, с порывом. Торопясь, боясь не успеть, пропустить даже маленький участок кожи, обделить его вниманием. Легкий рывок и маленькие жемчужные пуговицы бусинками рассыпались по полу, выбивая странную дробь. Оттянул и опустил лифчик, не желая сражаться с застежкой. Взору открылись два идеальные полушария. Руки тут же накрыли их, желая удостовериться, что это не оптическая иллюзия, что это реальность. Моим касаниям вторил ее стон.

Пробрался под трусики, сжимая в ладонях две упругие сочные половинки ее попы. Сжал их сильнее и слегка растянул, она громче простонала. Моя девочка! Сходил с ума, желая отыметь ее всю во все дырочки и сейчас же. Боюсь, узнай она, что сейчас твориться у меня в голове, с криком убегала бы не оборачиваясь.

Стон, еще один, какая сладкая музыка! Оторвался от ее шеи и впился в губы, слегка подсаживая на столешницу кухонного стола. Юбка бесцельно болталась на талии, а трусики жутко мешали. Толкнулся в нее, касаясь болезненным стояком промежности. Тело толкалось на интуитивном уровне, даже понимая, что сквозь ее трусики и свои брюки пробраться в долгожданный плен еще не могу.

Рванулся к ширинке, желая побыстрее ко всем чертям сорвать эти долбанные тряпки. Пряжка ремня с грохотом упала на кафельный пол, молнию дернул вниз. Приспустил брюки и белье, высвобождая член и не желая больше ни секунды времени тратить на полное раздевание. Долгожданная свобода! Руки метнулись к ее трусикам, схватив двумя руками тонкую ткань, разорвал ее, не желая ни на минуту оттягивать удовольствие.

Пальцы коснулись влажных складочек. Нежно, едва касаясь, провел по ним, поглаживая лаская. Мой дикий порыв усмирился сам собой, едва я ощутил ее такую жаждущую и желанную совсем доступную на своих пальцах. Рука сама собой потянулась к губам — коснулся языком, вдохнул аромат — какая же она сладкая!

— Моя девочка! Моя!

— Твоя. — Вторил мне ее голос. Томный, хриплый — звучавший лучшей музыкой на всем белом свете.

Больше не было сил оттягивать это безумие — толкнулся и с рыком ворвался в долгожданную податливую плоть. Решил остановиться хоть на мгновение, ведь ей нужно время ко мне привыкнуть. Ее толчок на встречу…. Да какое на хрен время?!

И я сорвался, слетел с катушек. Подхватил руками под ноги, заставив забросить их мне на талию, впился пальцами в сочную попку и больше не сдерживаясь врывался в нее со всей силы. Она стонала, толкалась на встречу, впивалась ногтями в мои плечи, но не от боли — от полноты ощущений. В затуманенном страстью и желанием взгляде видна была не боль, а наслаждение.

Вскрик, режущий слух не хуже ножа, острые ноготки впились в предплечья, пуская мою кровь. Но я не ощущал боли. И спазм там внутри, не позволяющий сдерживаться больше не мгновения. Я взорвался вслед за ней, не думая о последствиях, не желая выходить с теплого нежного плена. Где-то на задворках сознания знал — если забеременеет, буду рад этому.

Безумие проходило, и вместе с этим появился страх — не оттолкнет ли в очередной раз?

Глава 20

При ясном небе гром,

Случается такое,

Хоть синева кругом,

Вас посещает горе

Вот молния ножом

Проходит через сердце

И дождик льет со злом,

Куда-то делось солнце…

Юрий Милов.

Марина

Состояние полной прострации. Я не помню, чтобы мне когда-то было так хорошо и настолько все параллельно. Сейчас бы лечь в постель, но главное не выпускать этого мужчину из объятий.

Он потерся легкой дневной щетиной где-то в области шеи в стократ увеличивая и до того высокую чувствительность этой зоны. Передернула плечами, потянулась как кошка и улыбнулась.

— Что ты делаешь?

— Наслаждаюсь?

— Чем?

— Пока еще неизвестностью.

— Ты о чем? — Попыталась слегка отстраниться, чтобы заглянуть в глаза. Но он не позволил.

— Снова меня ненавидишь?

— Что? — Понадобилась минута, чтобы хоть как-то понять смысл его слов. — С чего ты взял?

— Интересно, с чего я так решил?

Петя отстранился, чтобы с иронией посмотреть мне в глаза. А ведь я все прошлые разы поступала именно так. Он всегда был моей слабостью, моим наркотиком. Каждый раз, позволяя себе очередную дозу ЕГО, злилась на себя, на Петю, на весь мир и замыкалась.

— Знаешь, мне сейчас даже двигаться трудно, не то, что ненавидеть. Может, потом когда-то тебе припомню, но не сейчас.

— Да-да, припомни. И мсти тем же методом.

Почему его хрипловатый голос на ухо звучит так волнительно, разнося искры возбуждения по всему телу? Я прикусила нервно нижнюю губу желая сдержаться и не просить о продолжении.

Петя отстранился, чмокнув напоследок в кончик носа, нагнулся, приподнял спущенные на пол брюки. С его лица не сходила довольная улыбка, и почему-то она мне дико нравилась. Не раздражала, не злила, а наоборот порождала ответное теплое чувство. Как будто случилось то, что должно было случиться. Что-то правильное. Я часто думала, глядя на него на собраниях, деловых встречах, такого собранного и официального, что будет после, если конечно это после когда-то наступит? Буду ли я смущаться и прятать глаза? А как себя поведет он? Снова попользуется и выгонит, или развернется и уйдет, делая вид, что ничего не случилось?

Мужчины секс воспринимают как что-то обычное — физиология, как поесть или же в туалет сходить. Для женщин это всегда что-то особенное — не просто плотское — духовное. Это близость в истинном понятии этого слова.

— Говори, что брать и поехали.

Петя подал мне пачку салфеток и приподняв спустил на пол

— Что, куда поехали?

Да, в этот раз я действительно сыграла в дурочку. Прекрасно понимая о чем он говорит все же задала, казалось, совсем бессмысленный вопрос. Но мне почему-то это стало слишком важно. Важно, чтобы после секса он все так же сильно хотел мня и моего возвращения на его жилплощадь.

Сколько раз, мы женщины задаем подобные вопросы? Умные, находчивые, а спрашиваем полную чушь. Зачем? Чтобы еще раз услышать приятные ответы. Чтобы убедиться, что любима, желанна и нужна. А как по-другому, ведь они не столь словоохотливы, как мы?

— Марина, мне кажется, вопрос о переезде ко мне решен. — Он подошел ко мне вплотную, взял двумя пальцами за подбородок и приподнял лицо, чтобы наши взгляды пересеклись.

— Ты ведь убедилась, что это не простое благородство, не чувство вины, или в чем ты там меня еще обвиняла? Не хочу загадывать наперед, форсировать события и давать громкие обещания. Для меня это тоже впервые. Давай просто попробуем, согласна?

Он коснулся лбом моего лба, а темно медовые глаза по-прежнему всматривались в мои очи. Не могла ничего ответить. Пульс стучал в висках, горло пересохло от волнения, боялась открыть рот и что-то нечленораздельно прокаркать. Сглотнула несколько раз — не помогло, поэтому просто кивнула. И получила в ответ страстный поцелуй.

Время плыло чередой, не серой и унылой как раньше, а чередой ярких вспышек. Оно летело слишком быстро, принося события и эмоции, наполняя сердце долгожданным счастьем. Дни, как и прежде, были наполнены работой, но вечера разукрасились самыми яркими красками. Это был долгожданный свет в конце тунеля, ради которого стоило вытерпеть то, через что мы прошли.

Две недели пролетели незаметно. В конце первой Петя сдался под моим натиском и разрешил ездить на работу самой. Тем более служебная машина стояла без дела. Тут был ни столько мой натиск, больше его рабочая загруженность. Не совсем удобно вклинивать в свой рабочий график, деловые встречи, выезды еще и обязательную поездку через весь город за мной.

Солнце клонилось ближе к горизонту, окрашивая небо причудливыми багряными бликами. Погода как для конца сентября стояла замечательная. Давно с девочками не заходила в кафешку напротив, каждый день спеша домой к нему. Сегодня Петя предупредил, что задержится — какая-то важная встреча. Не было никакого желания спешить в пустую квартиру.

Предложила девочкам вспомнить нашу старую традицию. Они с радостью согласились. Но наше застолье надолго не затянулось. Девочкам было жутко интересно, как мне удалось окрутить такого мужчину как Петр Васильевич. Между нами что-то бесповоротно поменялось. Они сами установили своеобразный барьер, воображаемую границу. Больше не было шуточных искренних разговоров, не было веселья, только продуманные фразы и попытки подлизаться.

Я для них начальница и таковой останусь. Выпив один коктейль, решила не продолжать этот фарс. Извинилась и ушла.

Может потому, что была слишком расстроена встречей уже с бывшими подругами, или по какой-то другой причине, но я совершенно не заметила движения около машины. Сигнализация знакомыми огнями пикнула, оповещая, что машина разблокирована, и я потянулась к дверной ручке.

— Марина!

Хриплый голос со стороны в сгущающихся сумерках прошелся ознобом по всему телу. Развернулась, прижалась спиной к так и не открывшейся дверце и всматриваясь в темноту попыталась разглядеть окликнувшего.

Ко мне приблизилась щупленькая человеческая фигура в темном спортивном костюме. Скорее всего, женщина, хоть по хриплому голосу вначале разобрать было невозможно. Сердце ушло в пятки.

— Я вас знаю?

Женщина сняла низко опущенный капюшон спортивной кофты, открывая свое лицо. Фонарь, зажегшийся прямо над нами осветил достаточно четко знакомые черты.

Продолжение Главы 20

Я прижала в испуге ладонь к губам, пряча непроизвольный вскрик. Оксана, о Боже! Я ее никогда такой не видела. Растрепанные волосы, все лицо в грязных разводах, глаза опухшие и заплаканные. Не скажу, что испытываю к ней теплые чувства, особенно после того как стало ясно, что бывшая секретарша меня подсидела, но ничто человеческое мне не чуждо. А сейчас глядеть на нее без жалости было невозможно.

— Оксана! Что случилось?

Сделала несколько шагов ей на встречу. Но девушка испугано отклонилась, оглянулась по сторонам и сунула руку за шиворот. Ее поиски были недолгими, но я за это время передумала множество. И одним из вариантов было: вдруг вытянет пробирку с кислотой и в лицо брызнет. Не знаю почему, но так никаких действий и не предприняла, а в следующее мгновение она ткнула мне в руки что-то маленькое и беленькое. Я попыталась разглядеть предмет, но она опередила подсказав:

— Это флешка. Егор просил передать тебе, если с ним что-то случится.

Девушка еще раз шмыгнула носом и побежала прочь. В голове возникло множество вопросов, но почему-то задала первый сформировавшийся.

— А почему сейчас?

Мой вопрос был ею не услышан, а если и услышан, то Оксана явно не спешила вернуться и ответить. Егор уже больше двух недель пребывает в СИЗО, почему она отдала флешку только сейчас? Покрутила в руках вещицу необычной формы. И придумают же дизайнеры! Открыла сумку и положила флешку в коробочку к таким же по форме предметам.

Чужое волнение как заразная болезнь — передается. Сама оглянулась по сторонам и в спешке села в машину. Пристегнулась, включила зажигание, потом стерео систему. С колонок послышались голоса ведущих вечернего шоу по радио, наполняя тишину весельем. Ощущение непонятного беспричинного страха сразу же притупилось, но не исчезло.

На экране мобильного уже достаточно долго мигала красная трубка с фоткой любимого. Петя был занят, и в любой другой ситуации я бы его не волновала, но сейчас была слишком напугана сама. После очередного гудка услышала родной голос:

— Марина, я занят. Что-то случилось?

— Случилось. Я Оксану видела, секретаршу свою бывшую. Она мне какую-то флешку передала. И… и мне страшно.

Я старалась не выказывать свое состояние, честно старалась, но все же запнулась на последней фразе. Ощущение того, что кто-то за мной следит и просто дышит в спину не проходило. Тело сковывал страх, пробегая изморозью по спине.

— Ты где?

— На стоянке около офиса.

— Ты на часы смотрела? — Я уже слышала подобный тон, он будил весьма не приятные воспоминания. Минута молчания, во время которой я тоже не знала что сказать. — Извини девочка моя, я просто волнуюсь. Давай быстрее домой, я тоже уже выезжаю.

В трубке послышались недовольные голоса, фразы — «Петр Васильевич, мы еще не закончили». Петя все так же был на связи, он не бросал трубку. Я слышала звук двигающегося стула, хлопок закрывающейся двери. Слышала его извинения сквозь прикрытую им же трубку.

— Марина, не бросай трубку. Заводи мотор и плавно выезжай со стоянки. Я тоже сажусь в машину.

Приятно, когда твои слова воспринимаются любимым мужчиной всерьез, но не в этом случае. Сейчас бы мне не помешала фразочка в виде «не придумывай» или «ты зря себя накручиваешь». Его неподдельное волнение только добавляло масла в огонь.

— Пусть меня напугала Оксана и ее внешний вид, а ты чего столь взволнован?

— Нет, все в порядке. Переведи аппарат на машину, чтобы он не мешал тебе вести. Ты кстати часики одела?

— Одела, а причем здесь часики?

Взглянула механически на руку. Стильные маленькие часики, на тонком золотом браслетике, в оригинальной оправе смотрелись просто великолепно. Помню, не хотела принимать столь дорогой подарок, но Петя настоял на своем. Я тогда получила в распоряжение служебную машину, а он одел на мою руку эти часики. Часики, конечно не кольцо, но носила их с не меньшим удовольствием.

Мой вопрос он оставил без ответа, да я и не особо стремилась получить этот самый ответ. Мне бы голос его слышать и больше ничего. Чтобы не прекращал разговор, не бросал трубку и не оставлял в одиночестве. Я слышала, как завелась его машина, оповестив перед этим знакомым писком сигнализации, что владелец приблизился. Слышала надрывный визг шин по асфальту, когда он выруливал с парковки. Все эти звуки придавали мне уверенности, и она росла с каждым километром нашего с ним сближения.

Это не была глубокая ночь — всего лишь сумраки опустились на землю, но основной поток машин уже промчался в направлении своих домов. Не сажу, что мост, на который я только что въехала, был пуст, но привычного активного движения сейчас не наблюдалось. Мои оголенные нервы с опаской реагировали на каждую машину, идущую на обгон. В темных стеклах засвеченных фарами виднелись злобные лица. Вспомнились намеки и предположения Пети, о том, что мне могут мстить.

Петя что-то говорил, рассказывал какую-то забавную историю, но я ее не слушала, вернее не вслушивалась. Глаза то и дело косились по сторонам.

— Марина, ты меня слышишь?

— Конечно, слышу.

— Ну и о чем я говорил.

Пете, наконец, удалось хоть немного отвлечь меня от мании преследования. Я сосредоточено вспоминала, о чем же он мне только что рассказывал, кем-кем, а лгуньей и истеричкой в глазах любимого человека выглядеть не хотелось.

Впереди резко затормозил микроавтобус, и я в испуге ударила по тормозам, рефлекторно, спасаясь от аварии. Но удара избежать не удалось. От достаточно сильного толчка раскрылась подушка безопасности. Даже не знаю кто меня больше травмировал сам удар или эта чертова подушка.

Телефон выпал и где-то на полу кричал взволнованным Петиным голосом, требуя ответа, что же произошло. Пытаясь спастись от жутко давящего устройства, нащупала дверной блокиратор и открыла дверь. Но вместо желаемой свободы попала в цепкие мужские руки.

— Вот и доездилась, сучка.

Рука, выкрученная назад, ломила плечо, вынуждая прогибаться вперед. Еще не до конца пришедшая в себя после столкновения, стояла, тесно прижатая спиной к массивной мужской груди не имея никакой возможности освободиться.

Бусик. Старый, измазанный в грязи, видавший виды бусик. Я в испуге всю дорогу присматривалась к тонированным джипам, отъезжая от них на безопасное расстояние, а в итоге оказалась подрезана бусом.

Мужчина за спиной хотел сказать еще что-то, но я решила не выслушивать его, и слегка отклонив голову, со всей силы двинула его по подбородку. Пусть лучше будет шишка на голове, чем плавать на дне речки с камнем на шее. В это же время, мой каблук врезался в правый носок его туфли, вызывая вместо колких фразочек, визг и поток брани.

Не знаю почему не орала во всю глотку, наверное, не видела в этом смысла, а может просто внутренне была готова к подобному повороту событий и предполагала что-то в этом роде. Или не видела смысла зря тратить силы? Вырывалась изо всех сил, наступала каблуками на ноги, кусала руки, которые удерживали мои запястья. И когда желаемая свобода была почти достигнута, а похититель, ослабив хватку от боли в коленке дал мне шанс освободиться, к нему на помощь выскочил еще один.

— Что ты с ней церемонишься?

Я бежала на проезжую часть в надежде остановить хоть одну из тех немногих проезжающих в это время машин. Махала руками, кричала. Теперь кричала о всю глотку. Но меня объезжали. Несколько секунд манящих надеждой спасения и жуткое разочарование, когда ни одна с трех машин промчавшихся мимо не остановилась.

Он меня догнал в десяти метрах от машины и сильным рывком дернули назад. По инерции пролетела полукруг и приземлилась на разодранные в кровь коленки прямо у ног похитителя. Когда подняла голову вверх, желая взглянуть на него, лицо обжег увесистый удар кулаком. В эту минуту вспомнились голливудские блокбастеры и их брызги кровью во время подобных ударов. Раньше считала это фикцией, но сейчас, когда у меня действительно от силы удара разлетелись брызги, не знаю чего слюни, крови… во все стороны, поверила в их сказки безоговорочно.

— Хватай ее сумку и быстро сматываем.

Глава 21

ПЕТР.

Я мчался, выжимая все возможное со своей машины. Жалобный писк тормозных колодок перед светофором и сильный рывок всего тела по инерции стремящегося вперед. Нескончаемый поток перехожих — откуда их столько? Гипнотизировал светофор взглядом моля, чтобы он быстрее переключился. Никогда не замечал за собой подобной дури, но сейчас был не тот случай, чтобы обращать внимание на несоответствие поведения.

Она где-то там — одна, испуганна… О Боже, хоть бы она действительно была одна. Пусть это будут пустые тревоги и с моей и с ее стороны. Недовольные акционеры и партнеры остались позади — в огромном зале, который специально был снят для этого мероприятия. Еще не все предложения выслушаны, не все вопросы решены, но они резко потеряли свою важность. Пустая болтовня — не более.

Когда-то отец говорил: все, что я делаю — делаю для семьи — для тебя, для сестры. Я тогда верил ему. Обижался на опоздания, задержки, не появления на соревнованиях. Но важные слова о том, что это нам во благо всегда успокаивали пыл и гасили злобу.Сейчас все предстало в другом свете. Зачем хоромы, если не кому ими любоваться, если не слышится там веселый смех, а только гробовая давящая тишина? Зачем банковские счета, всего лишь циферки на бумажках моими трудами увеличивающие количество ноликов сзади? Для чего все это? Они не греют душу и тело, не зажигают огнями любимые глаза?

Я ушел не сомневаясь. Не было здесь чего-то или кого-то важнее, чем моя перепуганная девочка едущая сейчас домой.

Наш разговор по телефону постепенно меня успокоил. На экране блестела яркая точка, медленно, но уверенно приближающаяся к центру. Все же не зря я подарил ей эти часики. Стал параноиком, что ли? Боялся что украдут, уведут, или что еще хуже убежит по собственному желанию. Боялся, что проснусь как-то утром, а ее рядом не будет. Девочка моя, она вросла в меня окончательно. Пробралась в самое сердце и множеством тонких струй разлилась по всему телу, захватывая его в окончательный плен. Никогда не думал, что буду не просто волноваться о ком-то, что буду физически ощущать боль под ложечкой, если где-то там на другом краю провода услышу в ее голосе тревогу.

Полный маразматик, или хуже того псих, помешанный на единственной своей жертве. Готов окольцевать, спрятать, скрыть от всего мира, пусть будет моя, только моя и больше ничья. Тряхнул головой, отгоняя бредовые мысли и сосредоточился на разговоре. Но разговора, как такового, дальше не последовало.

Визг шин, какой-то грохот и удар. Четко слышал удар от столкновения машин. Красная точка на экране застыла. Не совсем помню, что кричал ей в трубку. Точно знаю, что требовал ответа, но его так и не последовало.

Авария. В моем подсознании она выглядела жуткой кровавой женщиной отбирающей самых дорогих людей. Последствия знал не понаслышке. Снежке еще не было двух лет, когда мама, уезжая за покупками, просто не вернулась домой. Тогда у всех на устах звучало это жуткое слово — авария. Потом были похороны и закрытый гроб. Ее я больше так и не увидел.

Выдавливал с машины все возможное, но почему-то казалось, что она не достаточно быстро мчится. Еще 7 км. 7км, как показывал мой навигатор. Расстояние, которое оказалось нескончаемо долгим.

Какое-то время красная точка не двигалась, а потом стала удаляться в противоположную сторону. Сразу же вздохнул с облегчением. Жива. Моя девочка жива! Телефон на несколько последующих звонков не отвечал, а потом и вовсе оказался недоступен. По мере приближения радость от того, что яркая точка на экране движется, а значит, Марина жива, поутихла.

Сердце в груди забилось с удвоенной скоростью. Вспомнился утренний звонок Аркаши. Последние новости из СИЗО, где до недавнего времени пребывал Егор. Новости совсем не радостные. Марине не спешил сообщать, по крайней мере не по телефону.

Его нашли повешенным в камере. Кто-то упорно пытается замести следы. Флешка, которую ей передала Оксана оказалась ни чем иным как меткой смерти. Идиотка, полная идиотка! Нет, чтобы мне передать — она Маринке дала, я по крайней мере хоть смогу за себя постоять. Ударил в злобе руками по рулю, не на мгновение не сбрасывая скорость.

Еще не доехав до места ее предполагаемой остановки, увидел полыхающий огонь. Набрал парней со службы безопасности. Часики, а значит, и Марина двигались, отдаляясь, глядя на горящую машину, я был рад этому.

МАРИНА

Со мной никто церемониться не собирался. Удар, кулаком в лицо это наглядно объяснил. Щека распухла и пульсировала, голова жутко разболелась. Попыток убежать больше не предпринимала. Да и был бы хоть какой-то шанс, вряд ли упустила бы. Но шансов не было. Связав руки за спиной, меня бросили, как мешок с картошкой, на грязный ржавый пол бусика. Через мгновение машина с визгом рушила и помчалась в противоположном направлении. Их разворот я почувствовала. Но дальше количество поворотов и их направление разобрать не могла. Знала только что их было достаточно много, так как при каждом ерзала по пустом багажном отделении, ударяясь то об одну стенку, то о другую.

Именно тогда ощутила насколько выбоисты наши дороги. Каждая ямка отдавала ударом то в одну то в другую часть тела, покрывая его все новыми и новыми синяками. Водитель, черт бы его побрал, даже не пытался их объехать, и на всей скорости скакал по ухабистой дороге как лягушка на болоте.

Не смогла даже приблизительно посчитать количество времени, которое мы ехали. И когда все же остановились, вздохнула с облегчением. Хотя мой вздох сильно напоминал стон, но да ладно, на это не стоит даже внимание обращать. Я так понимаю, все приключение только начинается.

Задняя дверь со скрипом открылась, и яркий свет фонарика резанул зрение. Кто-то из похитителей залез в машину, наклонился ко мне и, не церемонясь, погрузил на плече. Тело снова отдало болью во всех частях, но я, сцепив зубы, не проронила ни стона.

Его быстрые шаги отбойным молотком стучали в моей голове, безвольно опущенной вниз за его спиной. Дверь отворилась и меня внесли в помещение. Более яркий свет проглядывался сквозь прикрытые ресницы, которые я так и не соизволила открыть. Но меня не интересовало где я. Все равно рано или поздно просветят. И лучше уж поздно — дольше поживу.

— Арсен, что же ты так не красиво с гостьей обходишься? Ай-яй-яй!

Знакомый голос сразу же обострил все чувства. Интуитивно сжалась. Меня сгрузили с плеча, но уже более аккуратно, и поставили на ноги.

— Сними с нее эти канаты. Арсен, совсем хрупкая девочка, а ты так грубо. Не хорошо, мой друг, не хорошо.

Артур подошел ко мне и жестом заботливого радушного хозяина приобнял за плечи, приглашая пройти в глубь дома. Осматривать его интерьер была не в состоянии. Отметила только, что гордый грузин как всегда все обустроил с кричащей роскошью.

Мою распухшую щеку он даже не замечал, добивая фразами, что выгляжу как всегда обворожительно.

Множество колких эпитетов рвалось с языка, но накалять и так слетевшего с катушек Артура вовсе не хотелось. Все вопросы оставила при себе. Если приказал привести сюда, значит и сам все расскажет. Не стоит проявлять любопытство. Понимала, что изобразить ничего не понимающую дурочку вряд ли получится, но попытаться стоило.

В обстановке полной безвыходности и отчаянии грел бушу слабенький огонек — надежда. Надежда на то, что Петя все же меня отыщет. Не знаю как, каким образом, но я верила, что он сможет это сделать. А ничего кроме слепой веры мне и не оставалось. Единственное, что могла сделать в этой ситуации — только тянуть время.

— Садись моя дорогая.

Он предложил мне сесть, указывая рукой на диван. Не стала заставлять его просить дважды, тем более что ноги, едва могли стоять. Ссадины и потертости саднили, в некоторых местах пачкая уже порядком потрепанный костюм алой кровью. Кровь на коленках, за время езды слегка подсохла оставляя темно бордовые потеки на колготках.

— Ты наверно задаешься вопросом, почему же ты здесь? — Он широко улыбаясь сверлил меня глазами. А потом вспомнив что-то важное резко поднялся и прошел в глубь комнаты. — Извини, совсем забыл о гостеприимстве. Тебе чего налить? Вино, или что-то покрепче?

Я не успела ответить, да и не спешила этого делать, если быть честной. Через несколько минут он вернулся с двумя бокалами зеленой жидкости.

— Я решил абсент. Обезболивающее тебе сейчас не помешает. — Лицо исказила гримаса ядовитой улыбки.

Взяла предложенный бокал, по-прежнему не произнося ни слова. Это все напоминало театр одного актера. Он здесь ходил, метался, проявлял видимую заботу и тут же язвил, но интересующих его вопросов так и не задавал.

— Ты ведь догадливая, понимаешь, почему я тебя пригласил?

Слово «пригласил» особо сильно резануло слух, но я смолчала, сильнее сжимая зубы. С последних сил попыталась изобразить непонимание на лице, сдерживая стон, от пульсирующей боли во всей левой стороне этого самого лица.

— Несколько часов назад тебе эта глупая дура Оксана передала некую флешку. Вот она то, как раз меня очень сильно интересует.

Я молчала.

— Марина, ты же умная красивая девочка, да и я отношусь к тебе весьма благожелательно. Не испытывай мое терпение.

Его грузинский картавый акцент куда-то исчез и язык с четкостью русского филолога выговаривал каждое последующее слово. Глаза, непроглядно черные, пропитанные злостью, буравили меня.

— Не… не понимаю о чем вы.

Слова прозвучали с заминкой, теряясь в пересохшем горле. Сглотнула несколько раз и только потом смогла закончить фразу.

— Давай не будешь со мной играть в эти игры глупышка. Я знаю, что вы встречались с Оксаной. Она больше никому ничего не скажет, а ты ведь хочешь еще говорить? Дышать?

Последнее слово он добавил с небольшой паузой, всматриваясь в мои глаза и определяя степень моего испуга. Да, я боялась. До жути боялась, и скрыть это было невозможно. Но давать ему флешку было равносильным смертному приговору, исполнение которого произойдет здесь и сейчас. Пульсация в ушах ускорялась, становилась громче, и это было не только последствие удара. Пальцы дрожали от холода, по коже прошелся озноб, зубы сцепила сильней, не желая их барабанной дробью еще больше демонстрировать степень своего испуга.

Взгляд черных как ночь глаз буравил меня какое-то время, но, не добившись никаких видимых результатов, гордый грузин встал.

— Арсен, где ее вещи?

Арсен подошел и передал Артуру мою сумочку.

— Это все?

— Ну еще карманы ее пиджака.

Оба мужчины уставились на меня.

— Можешь идти.

Незадачливый прислужник поспешил выполнить приказ, Артур же плотоядно улыбнулся не сводя с меня глаз.

— Я думаю начнем не с самого приятного.

Он дернул сумочку в надеже разорвать ее рывком, но ткань не поддалась. Несколько рывков не принесли никакого эффекта, только обозлили его еще больше. В итоге когда он расстегнул змейку не стал церемониться и высыпал все содержимое сумки на стеклянный журнальный столик. Женская сумочка еще тот ларец сокровищ. От туда посыпалось все и сразу. Заколки для волос, расческа, кошелек, ключи. Флакончик с духами, и множество баночек, коробочек и тюбиков с косметикой. Пачка тампонов, презервативы, за которые мне почему-то стало особенно стыдно. Со дна сумочки высыпались и зазвенели по стеклянной поверхности несколько десятков монет наших и зарубежных, я, знаете ли, их люблю собирать.

Артур осмотрев все придирчивым взглядом, но так и не найдя интересующую его вещицу продолжил тормошит сумочку, выискивая в ней потайные карманы. И нашел. Вытащил паспорт, который я действительно хранила в потайном карманчике и золотые сережки — красивые, но жутко неудобные, которые одевала только изредка.

— Где она?!

Я все так же молчала.

Мужчина, не выдержав, стал переворачивать по второму кругу все высыпавшиеся вещи. Открывал все тюбики и баночки, раскрутил тушь, проверяя действительно ли это она. Разорвал новую пачку презервативов, вытаскивая их не без наслаждения, конечно, видя мою неловкость.

Почему я их ношу? Бросила в сумочку еще несколько месяцев назад, когда Петя стал активно проявлять ко мне внимание. На всякий случай. Но когда этот всякий случай произошел, последнее, о чем я вспомнила, были презервативы. Так и ношу их, забывая вытащить.

Вслед за ними пошли тампоны. Аккуратно сложенные в полной пачке они не удовлетворили его своим видом и вслед за всем остальным были выпотрошены и разброшены по столу. В общей суматохе послышался характерный звук удара пластика о стекло, но рвущий и мечущий грузин не придал этому никакого значения, а может, просто не услышал.

Маленькие кругляшки покатились по гладкой поверхности, находя каждый свое место. И только один упал на пол и подкатился к моей ноге. Стараясь не привлекать внимания, легким движением ноги забросила его под диван.

— Ну что ж, теперь перейдем к более интересным поискам.

Он плотоядно уставился на меня, облизывая губы. Когда это делают в фильмах девушки смотрится как-то по-другому. Сейчас же, в исполнении Артура все выглядело пошло, грязно и вообще отвратительно.

— Не надо, пожалуйста, Артур не надо.

— Надо куколка, надо. Мы ведь помнится кое-что так и не закончили еще там в моем кабинете. Что ж наверстаем упущенное.

Он взглядом бешеного зверя оглядел мою фигуру, и резко рванулся ко мне. Единственное, что успела это отскочить на этом самом диване чуть в сторону. Мужское тело, с не маленьким, как на мой взгляд, весом не припечатало меня к дивану. Улизнуть мне все же не удалось, он мертвой хаткой вцепился в мое запястье.

В следующее мгновение с силой потянул на себя, едва не выдергивая руку из сустава. Оказалась сидячей у него на коленях, а спиной прижата к груди. Удерживая на месте, зарылся лицом в мои волосы.

— Так что, сама дашь флешку, или я поищу?

Его растопыренные ладони чувствительно стиснули мою талию, слегка опускаясь к промежности. Терпеть это безропотно было невозможно. С визгом дернулась в попытке вырваться. Но хватка оказалась крепкой.

— Ух, какая сладкая! Дала бы тогда, и ничего бы этого не было. Сама дразнила, провоцировала, а потом решила улизнуть? Со мной такие номера не проходят, мышка.

Его голос, даже не голос, а полушепот любовника, вызывал отвращение и страх. Дикий животный страх, от которого все цепенеет и появляется неудержимое желание исчезнуть, раствориться… Его дыхание казалось липким, мерзким и причиной тому был не запах изо рта.

Артур поднялся руками, удерживающими талию, выше и больно стиснул груди. Сдержала стон боли, не желая доставлять этой твари в его извращении хоть какое-то удовольствие. Но когда он неожиданно укусил за шею, вскрикнула и дернулась, и все так же безрезультатно.

— Ох, как мне нравятся твои крики!

Тварь, самая настоящая тварь. И я незамедлительно поведала ему об этом.

Пальцы ущипнули за соски, и даже через одежду это было безумно больно. Вонзила ногти в его руки — глубоко, до крови, но он только засмеялся и еще сильнее стиснул нежную плоть.

— Отпусти. Петя тебе этого не простит.

— Твой Петя еще окончательно от скандала не отмылся, чтобы со мной войну затевать. Да и откуда ему знать, что между нами что-то было? Ты ведь никому не скажешь.

Последняя фраза прозвучала не как вопрос, а как констатация факта. Если я до этого испытывала страх, то сейчас охватил самый настоящий ужас. Сердце ускорило удары, создавая ощущение, что при следующем точно выпрыгнет с грудной клетки. Тело сковало оцепенение, а мозг парализованный страхом с трудом регулировал самые необходимые функции — дыхание и сердцебиение.

Это длилось какое-то время — бесконечно долгое время. Память подбрасывала жуткие воспоминания давно прошедших лет. Снова вернулась в свой кошмар, снова ощутила ту боль и безысходность. Но тогда со мной был хоть и жестокий, но любимый мною мужчина, сейчас же — до глубины души ненавистный.

Не знаю откуда во мне взялись силы, но я все же вырвалась с его цепких объятий. Забросив голову вверх врезалась макушкой в его подбородок вместе с тем заламывая указательный палец на правой руке. Вырвалась и побежала ровно до двери, которая оказалась в этот раз запертой. Один рывок, второй — безрезультатно. Третий хоть и тщетный я не успела сделать. Сильная рука впилась в мои волосы и с нечеловеческой силой дернула назад. Я пролетела несколько метров скользя попой по гладкому полу и не успев прийти в себя, была вздернута вверх. Рука сама собой метнулась, врезаясь острыми коготками в его щеку. Хотела выцарапать глаза, но он отклонился.

— Не смей трогать мое лицо.

Удар наотмашь и опять полет и скольжение по уже привычно гладкому полу. Но подойти в очередной раз он так и не успел. Дверь открылась и на пороге возник взволнованный Арсен.

— У нас гости.

— Меня нет дома.

Почти рев, злой, раздраженный и эти черные жуткие глаза не мигая уставившиеся на меня. Мужчина даже не посмотрел на вошедшего. Он мелкими шагами приближался ко мне, как хищник к пойманной в западню жертве.

— Там с прокуратуры. У них ордер.

Артур резко развернулся, сверля злым взглядом своего помощника, на какое-то время застыл, пытаясь найти выход их сложившейся ситуации. А потом медленно повернулся в мою сторону и не глядя ответил Арсену.

— Задержи их на несколько минут. Я сейчас выйду.

Помощник поспешил удалиться, а этот зверь направился в мою сторону. Я попыталась отползти. Знаю, что задом вперед ползти значительно медленнее, чем наоборот, но поворачиваться к нему спиной до жути боялась.

— Раздевайся!

Повертела головой со стороны в сторону показывая свое несогласие. Но церемониться со мной никто не собирался.

Он мигом подлетел ко мне и начал срывать вещи. Не остановился и на белье — сорвал все, оставляя абсолютно голую, а потом резко потерял ко мне интерес. Я подбежала к ближайшему диванчику и, сорвав покрывало, завернулась в него.

Артур больше не обращал на меня внимание. Мои вещи сбросил на пол, к ним отправилось все содержание сумочки, громоздившееся до этого на журнальном столике, и сама сумочка. Туда же полился абсент. Чиркнула зажигалка и полетела во взгроможденную кучу. Пламя быстро охватило мои пожитки, превращая дорогую ткань в тягучую черную массу и распространяя при этом жуткую вонь. В общей куче оказались и мои документы.

Дверь распахнулась, впуская в помещение разъяренных людей. Петя был одним их первых вошедших, быстрым взглядом прошелся по комнате, как будто выискивая что-то, или кого-то. Взгляд остановился на мне. Мне кажется я ощутила его вздох облегчения. Секунда, две — глаза сияют радостью. Но по мере приближения, радости сменяется злостью. Когда он подошел в плотную, в глазах полыхало пламя. Его лицо источало ярость, не помню, видела ли его когда-то в таком состоянии. Собственная нагота под тонким покрывалом остро почувствовалась. Неужели он думает, что между мной и Артуром что-то было? Подозревает меня в измене?

Петя подошел в плотную, и теперь я видела куда он так внимательно всматривался и от чего был жутко зол. Пальцы нежно коснулись опухшей щеки — поглаживая, едва касаясь.

— Больно?

— Уже нет.

— Он не…?

— Нет, в этом плане он меня не тронул.

Петя вздохнул с облегчением и крепче прижал к своей груди.

— Это он так?

Петя рванулся к Артуру, желая отомстить за мою распрекрасную щеку.

— Нет. Его помощник.

Он оглянулся, но Арсен скрученный уже валялся на полу. Прильнула к Пете желая спрятаться в его объятиях от всего мира. И он обнял, крепко, но нежно, чтобы не причинять лишнюю боль.

— Здравствуйте, гости дорогие! А у нас пикник! Жаль, мяса нет для шашлыка.

Артур церемонно поклонился, сияя во все лицо белозубой улыбкой, протягивая при этом руки к костру, как будто пытался согреться.

— Почему он такой довольный? Его ведь арестуют и посадят, правда?

Я с надеждой вглядывалась в лицо моего мужчины, желая увидеть, услышать подтверждение своему предположению. Как его могут не посадить?

— Все твои вещи, машину и даже одежду он сжег. Я так понимаю, где-то там была флешка. Его причастность к гибели людей доказать не удастся, а от всего, что только что натворил, сможет откупиться.

Я слушала и не верила своим ушам. Как откупиться? Все, что он со мной сделал? Плата за это всего лишь несколько банкнот? Я отстранилась от Пети, желая заглянуть ему в глаза.

— И он не сядет?

— Скорее всего, нет.

Видела как на скулах Пети ходили желваки. Его переполняла злость и чувство несправедливости. Прекрасно его понимала, сама чувствовала то же. Была благодарна, что он не приукрашивает действительность, не дарит пустых надежд.

Дернулась, желая вырваться из его объятий.

— Ну же девочка моя, успокойся.

Он понял все превратно и попытался меня успокоить, не желая отпускать.

— Отпусти на минутку.

Отпустил, с недоумением глядя, как я в покрывале на голое тело опускаюсь на колени и лезу под диван. Через несколько минут поднялась, держа в руке маленький беленький тампон-флешку.

— Почему же сжег? Самое важное он все же не заметил.

Артур молниеносно рванулся в мою сторону, но дотянуться так и не смог. Я и не думала, что он столь внимательно следил за моими действиями. Мужчина чисто случайно напоролся на Петин кулак, потом еще раз и еще…

Эпилог

— Знаешь, эта мелкая зараза все же сумела нам насолить.

— Это ты об Артуре?

Я старательно выполняла указания фотографа, становилась в нужные позы, смотрела в правильном направлении. Он требовал многого, но огня в глазах не просил. Мы оба и так светились счастьем. Петя возможно впервые за свою взрослую жизнь кого-то слушался и безропотно выполнял каждое пожелание. Пригибался, склонялся, приседал, и даже широко открывал рот, хоть и не понимал, зачем все это нужно. Это в конечном результате все смотрится гармонично и оригинально, а сейчас мы чувствовали себя актерами недоучками.

— А о ком же? Из-за него я был вынужден ждать несколько месяцев, чтобы, наконец, тебя окольцевать.

Не стала исправлять, что «гордый грузин» на мелкого как-то не совсем похож. А вот, что зараза с этим была полностью согласна. Да и стоит ли мужа исправлять по таким пустякам?

Да-да! Уже два часа как мужа.

Конец ноября выдался холодным. Да и чего уж тут — зима на носу. Этой ночью выпал снег, укрывая белым покрывалом все вокруг. Все казалось чистым, новым, девственным. Вот так и мы прошли через многое, но все же обновились и начали жизнь с чистого листа, оставляя прошлое в прошлом.

Оглавление

Ожог любовью

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глав 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Продолжение Главы 20

Глава 21

Эпилог