Спасение [Святослав Юрьевич Рыбас] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Рыбас Святослав Юрьевич СПАСЕНИЕ

Никита Бураковский, командир взвода горноспасателей, пошел с женой в кино. Перед началом фильма зазвонил звонок, и Бураковский кинулся к дверям, оттолкнув опоздавшего гражданина.

— Никита, ты куда?! — крикнула вслед жена.

Он опомнился и вернулся чуть смущенный. Зрители уже заходили в зал. Жена смотрела на него удивленно, даже осуждающе.

— Я думал, это тревога, — повинился он. — Уж очень похоже.

Жена взяла его под руку и повела в зал. Она была маленькая, порывистая, а Бураковский большой и неторопливый.

Впрочем, он понимал, что и Наташа, и вся его жизнь угасают в его остывающей памяти, потому что он умер. Двенадцатого января в восемнадцать часов двадцать минут диспетчер шахты «Н-ская» вызвал четвертый горноспасательный взвод по роду аварии «внезапный выброс» в забое пятого восточного конвейерного штрека пласта Х8. В восемнадцать тридцать на шахту прибыли два отделения взвода во главе с командиром взвода. Бураковского с ними еще нет, он живет и дышит. По диспозиции на шахту вызвали все подразделения горноспасательного отряда. Бураковскому все еще везет. В восемнадцать пятьдесят на шахту прибыли четыре отделения оперативного взвода. Но к девятнадцати часам пятнадцати минутам там было сосредоточено уже двенадцать отделений и командный состав. Пока спецмашины мчались по городу, ревя сиренами, Бураковский подремывал, иногда поглядывал в окно на заснеженную улицу и снова закрывал глаза. Дышит. На шахте к его приезду сложилась такая обстановка: в забое пятого восточного конвейерного штрека произошел внезапный выброс угля и газа, которым застигнуто четыре человека; диспетчером введен в действие план ликвидации аварии; электроэнергия отключена; вентиляторы главного проветривания работают нормально.

Горноспасателям была поставлена задача: найти пострадавших, помочь им и разгазировать аварийную выработку.

Бураковский помнит, что все они лежали головой в сторону выхода из забоя, лицом вниз с включенными светильниками. Самоспасателей при них не нашли. Должно быть, все произошло очень быстро. Застигнутые внезапным выбросом люди спасались от обвала и бежали к центральному уклону, пока волна болотного газа не удушила их. В рудничной атмосфере кислорода было меньше процента. Бураковский почувствовал, что его дыхательный шланг как будто сузился, и накачал байпасом из кислородного баллона три дополнительных глотка. Дыхание восстановилось. Никогда он не сможет привыкнуть спокойно смотреть на погибших шахтеров…

Но ведь Бураковский уже умер, оставив после себя — что?

На этот вопрос трудно ответить.

Серые фигуры горноспасателей медленно пробирались по заваленному штреку. Копылов за что-то зацепился и упал лицом в угольную пыль. Он был уже без сознания, когда Бураковский протащил его на метр вперед. Дыхательный шланг был вырван у Копылова изо рта. Бураковский сунул ему свой, поддал кислорода и сильно нажал грушу свистка. Надо было скорее отходить. Он уже испытывал какую-то тесноту в легких, но продолжал делиться воздухом из своего респиратора. Потом теснота стала мучительной. Бураковский порывисто вдохнул шахтного воздуха, огни светильников затуманились и погасли.

И проснулся. Уже весна, за окном довольно светло. Посвистывает синица. В монастырской келье со сводчатым потолком жарко натоплено, пахнет сухим мелом. Живой. Живет после реанимации, смотрит, трет ладонью щеки. В окно видна часть темно-красной кирпичной стены. Бураковский с треском отворяет форточку и виновато оглядывается, но сосед спит. Седоватый клин его бороды прижат складкой одеяла. Вчера сосед спрашивал Бураковского, какая у горноспасателей зарплата, не страшно ли работать и как жена относится к риску. «А что было, когда ты потерял сознание? — спросил он. — Какая она, смерть?» — «Смерть не объяснять», — пожал плечами Бураковский. «А вот древние греки представляли смерть в образе маленького мальчика с золотым ножом».

Бураковский, кажется, тоже кого-то видел в последний миг, только вот трудно вспомнить, кого же?

Умывальник находился в коридоре. Наверное, раньше в келье стоял таз с рукомойником, монах умывался и потом молился. Мужик он был молодой, крепкий. Старому дали бы комнату попросторнее.

Бураковский умылся, побрился и продолжал думать о монахе, который ведь тоже умер, хотя что значит «тоже», если Бураковский живой, из пореза на его подбородке выступила капля крови, и он одеколоном ее прижег.

Сосед уже проснулся, смотрит ласковыми живыми глазами.

— Я здесь когда-то был в пионерском лагере, — улыбается Бураковский. Было мне двенадцать лет. Я тогда влюбился.

— Хороший будет денек, — говорит сосед. — Ноги болят от лыж. У тебя не болят?

— Честное слово, влюбился… Ну я пошел завтракать. Догоняйте.

После завтрака Бураковский взял лыжи и поднялся по укатанной темной дороге на гору. Внизу среди снега чернели сосны. За полосатыми столбиками ограждения шел