Зверь в землях де Шане (СИ) [Rose_Hermione_Weasly] (fb2) читать онлайн

========== Пролог ==========

Зверь пробуждается.

Он спал долго и теперь полон силы – она кипит в его теле, растекается по лапам и блестит в глазах. Зверь поднимается, легко прыгает и мчится вперёд – лапы мягко ударяются о землю, они несут сильное гибкое тело туда, где чувствуется запах добычи. Темно, но глаза Зверя видят и в темноте, кроме того, его ведёт нос. Множество запахов ударяет в него, но среди них выделяется один, сильнее и приятнее остальных – запах добычи.

В рассветных сумерках Зверь летит вперёд – ветер треплет его шерсть, донося и унося запахи. Луна, его верная спутница, уже скрылась, а солнце ещё не взошло, и небо сейчас туманно-серое. Ветер свистит меж деревьев, ветви бьют Зверя по бокам, но не могут причинить ему боли. Вперёд, вперёд, по только ему одному знакомой тропе, вслед за запахом – быстрее, пока никто другой не отнял добычу!

Вот деревья расступились, и впереди широко раскинулось поле – он не раз славно охотился здесь на овец и их пастухов… Но сейчас на поле пусто, лишь одинокая фигурка спешит, спотыкаясь и едва не падая в высокую траву. От неё пахнет мужчиной – Зверь чует этот запах, пряный и бьющий в ноздри. Молодая крестьянка бегала в соседнюю деревню на свидание с кузнецом, а теперь возвращается домой. Надо было тебе, девочка, подождать до рассвета и идти по дороге, вместе с людьми, но ты боишься, боишься, что узнает твой строгий отец… Через поле быстрее, это верно, только ты не подумала, что Зверь охотится не только ночью – он может появиться и днём, и в предрассветных сумерках…

Зверь бросается вперёд с новой силой. Она замечает его, и по полю разносится пронзительный крик. Она бежит, бежит так, как могут бегать только сильные молодые крестьянские девушки, увидевшие смертельную опасность, но сильны ноги Зверя, и ей не убежать. Она сильна и храбра, она пытается отбиться, бросает в него камень, но Зверю не могут повредить даже пули.

Один прыжок, глухое рычание – и крик обрывается, а жизнь вытекает вместе с кровью из разорванного горла. Не бегать больше ей на ночные свидания, не бояться сурового отца, и напрасно будет ждать её молодой кузнец. Зверь разрывает платье, бросает на землю промокшую от крови белую косынку. Хорошо кружева на ней – девушка умела вышивать, была мастерицей…

Трава на поле потемнела от крови. Взметнувшиеся от крика птицы кружат в вышине, тревожно кричат. Зверь тащит за собой свою законную добычу в лес – там его владения, там его никто не может тронуть, даже охотники. Вскоре он исчезает из виду. Птицы постепенно утихают и возвращаются в свои гнёзда. Светает, и солнце бросает свои лучи на побуревшую траву и яркое пятно бело-красной косынки на ней – вот и всё, что осталось от утренней охоты Зверя.

========== Глава первая, в которой дети мушкетёров узнают о загадочном Звере и принимают решение ==========

Лето во Франции в тот год выдалось необычайно жарким, хоть и не скупым на дожди. В Бургундии местность отличалась какой-то особенной пышностью зелени – травы на берегах рек цвели и благоухали, деревья широко раскинули свои ветви, даря тень и кров усталым путникам. Небо, на котором в тот день не было ни облачка, поражало своей голубизной, слепя глаза так же, как и полуденное солнце. Природа щедро дарила свою красоту – вот только пятерым путникам, чьи кони взбивали копытами дорожную пыль, было совсем не до любования окрестностями.

Они возвращались в Париж после очередного успешно выполненного задания. Собственно, ни у кого из пятерых не было особых причин спешить – запас времени, отведённый им, ещё не иссяк, а дети мушкетёров уже справились со своей задачей и ехали домой. Домой… вот только мало для кого шумный и роскошный Париж был домом. Если Анри д’Эрбле и Жаклин д’Эрбле, в девичестве д’Артаньян, более или менее свыклись с жизнью во дворце, полной хитростей, коварства и интриг, привыкли к никогда не умолкающему и не спящему городу, даже полюбили его, то для остальных дело обстояло иначе. Рауль де Ла Фер хотел бы поскорее вернуться в своё родовое гнездо, где он провёл столько счастливых лет с отцом. Анжелика дю Валлон тосковала по своему замку, сгоревшему несколько лет назад и лишь недавно восстановленному. Что касается её брата, Леона, то он везде чувствовал себя как дома, и в то же время не было места, которое он мог бы назвать своим домом.

Жаркий день утомил как путников, так и их лошадей, и они теперь шли шагом, изредка пофыркивая и подрагивая ушами. Дети мушкетёров не переговаривались, а уж о том, чтобы затянуть песню, не могло быть и речи. Жаклин сняла шляпу и то и дело откидывала с влажного лба светлые вьющиеся пряди, Анжелика, наоборот, прикрыла голову капюшоном накидки. В дорожном платье ей было не так жарко, как в рясе, но голову пекло. Внизу, в траве, неумолчно стрекотали кузнечики, небо изредка прорезали острые чёрные силуэты ласточек.

Неудивительно, что в такую погоду показавшийся за одним из поворотов дороги постоялый двор стал для детей мушкетёров тем же, что и одинокий островок в океане для потерпевших кораблекрушение, а оазис в пустыне – для утомлённых жаждой путников. Даже лошади приободрились и резвей застучали копытами, стремясь скорее уйти от жары в спасительную тень.

Вскоре они были вознаграждены за свою резвость – их расседлали и увели в конюшню, где их ждали вода и корм. Хозяева же проследовали внутрь, только Анжелика на миг замерла на пороге и торопливо перекрестилась. Годы, проведённые в монастыре, давали о себе знать, кроме того, дочь Портоса, несмотря на всю её храбрость, побаивалась гостиниц и постоялых дворов. Больше года назад в Англии её и её друзей чуть не сожгли заживо в подвале одного такого дома!

Внутри было прохладно и на удивление тихо – посетителей было немного, и переговаривались они негромко. На вошедших взглянули без особого интереса, разве что внешний вид Жаклин вызвал перешёптывания – нечасто встретишь даму, путешествующую в мужском костюме. Вскоре дети мушкетёров уже сидели за длинным столом, сколоченным из грубых, но крепких досок, и подкрепляли свои силы холодным овощным супом, бараниной и удивительно приличным вином.

– Какой жаркий день! – Анжелика с аппетитом уплетала суп. – Как вы думаете, в Париже так же жарко?

– Наверняка, и даже ещё жарче! – отозвался Анри. – Признаться, господа, мне не очень-то хочется возвращаться в Париж.

– Мы можем заехать в моё имение и провести там несколько дней, – предложил Рауль. – Я приглашаю вас, друзья.

Анжелика уже хотела высказать встречное предложение и пригласить всех в замок Портоса, но тут её взгляд упал на Жаклин, и она разом обо всём забыла. Дочь д’Артаньяна была необычно бледна, и вообще вид у неё был такой, как будто она вот-вот лишится чувств.

– Жаклин, что с тобой? – испуганно воскликнула Анжелика. Жаклин слабо улыбнулась и сделала несколько глотков из своей кружки.

– Должно быть, перегрелась на солнце, – проговорила она. – Голова так и кружится… Сама виновата – не надо было снимать шляпу.

– Тебе плохо? – встревожился Анри, глядя на жену. – Может, нам стоит остановиться здесь на ночь? Может, послать за лекарем?

– О, что за глупости! – раздражённо возразила Жаклин, и на её бледных щеках снова появился румянец. – Останавливаться и тратить время из-за пустячного недомогания! Час-другой отдыха – и мне станет гораздо лучше!

– А если ты лишишься чувств по дороге? – не уступал Анри. Жаклин метнула в него огненный взгляд.

– По-твоему, я из тех хрупких барышень, которые падают в обморок от слишком туго затянутого корсета или пробежавшей мимо мыши?

– Она злится, д’Эрбле, значит, она вполне здорова, – усмехаясь, заметил Леон. Анжелика уже собиралась отчитать его за неуместную шутку, но её внимание отвлёк взрыв хохота за соседним столом.

– … клыки, как у кабана, говоришь? – один из сидящих за столом мужчин ткнул в своего собеседника пальцем. – А прыгает, как рысь, а сам размером с медведя! Да таких зверей и вовсе не бывает на свете!

– Мой брат рассказывал, что кузен Антуан видел своими глазами, а уж он врать не станет! – горячо возразил рассказчик. – Зверь утащил у него овцу и чуть не загрыз его самого! Он появился, словно из пустоты, сделал огромный прыжок и вцепился овце в глотку. А собаки разбежались в страхе перед ним…

– Плохие, значит, собаки, – равнодушно бросил третий из компании.

– А сколько выпил Антуан перед тем, как рассказать твоему брату эту сказочку? – спросил первый и снова расхохотался.

– Не смейся понапрасну, Гийом, – укоризненно произнёс четвёртый, опуская свою кружку на стол. – Отец Роберт говорит, что этот Зверь – знамение Божье, что он прислан покарать нас за грехи, и ни одна пуля его не убьёт.

– А ты больше слушай отца Роберта, – рассказчик отхлебнул из кружки. – И Антуан, и я, и мой брат – все мы думаем, что это оборотень. А оборотня, известное дело, не убьёшь обычной пулей. Вот если взять серебряную…

– Чушь всё это! – насмешник хлопнул его по плечу и поднялся. – Нам пора, а то Луиза задаст мне такую трёпку! Она в гневе страшнее всякого Зверя!

Пересмеиваясь, они вышли на улицу, а Анжелика так и осталась сидеть, не на шутку напуганная услышанным. Она перевела взгляд на друзей и поняла, что они тоже прислушивались к странному разговору. Все они помрачнели, Анри нахмурился, Жаклин снова побледнела.

– О чём это они? – Анжелика не узнала собственного голоса, так он дрожал. – Что за зверь?

– Успокойся, сестра, – Леон взял её за руку, – ты бела, как мел. Мало ли о чём болтают между собой крестьяне…

– Не нравится мне это, – покачал головой Рауль. – Сударь, подойдите-ка сюда, – он обернулся и позвал хозяина, полного человека с седыми, начинающими редеть волосами. Когда тот подошёл, с удивительной для своей полноты быстротой и ловкостью двигаясь между столами, Рауль как бы невзначай повертел в пальцах золотую монету и спросил:

– О каком звере говорили люди за соседним столом?

– Как, господа, разве вы не знаете? – хозяин был искренне удивлён. – Должно быть, вы проездом здесь и ещё не слышали… Вот уже больше двух месяцев, с начала лета, в наших краях поселился Зверь, – в его устах это слово прозвучало как имя, причём имеющее необыкновенную важность. – Сначала он нападал только на овец, потом принялся и за людей. Мужчин он трогает редко, выбирает женщин и детей, – хозяин понизил голос. – Говорят, его невозможно убить пулей.

– А пытались? – от резкого голоса брата Анжелика вздрогнула.

– Пытались, сударь, и не раз, но то промахиваются, то осечка – Зверь словно заколдованный! Люди боятся, ночами крепче запирают двери – вдруг он придёт в деревню? Господин Себастьян де Шане пытался поймать его, снаряжал охотников, но всё тщетно.

– Как он выглядит, этот зверь? – Рауль нахмурился ещё сильнее.

– Ах, сударь, никто не знает толком, в этом-то и дело! Одни говорят, он похож на волка, другие – что встаёт на задние лапы, как человек. Пасть у него красная, и из неё исходит огонь ада, а от самого зверя пахнет серой…

Анжелика ахнула и перекрестилась.

– Ну это, положим, выдумки, – Леон чуть сильнее сжал её руку. – Что говорят про зверя жители?

– Разное толкуют, сударь, разное. Один говорят – это оборотень, и сила его от нечистого, другие, вроде нашего кюре отца Роберта, думают, что это Бог прислал его покарать грешников, и что изгнать его можно только молитвами. В недобрый час вы приехали, господа, лучше бы вам поскорее уехать отсюда.

– Уехать, – задумчиво протянул Анри. – А кто этот де Шане, которого вы упомянули?

– У шевалье де Шане здесь имение, – с готовностью откликнулся хозяин. – Он неплохой человек – незлобный, справедливый, да и в церковь ходит исправно… И за что только ему кара Господня – не понимаю!

– А где его дом? – спросил Анри. Анжелика поняла, к чему он клонит, и в ужасе прижала ладонь к губам.

– Да тут, недалеко, – ответил хозяин. – Проедете пару лье, свернёте налево, а там до замка рукой подать – он стоит на холме и виден издалека. Только вряд ли господин де Шане сейчас обрадуется гостям…

Рауль протянул хозяину вожделенную монету, и тот с поклоном удалился. На несколько мгновений над столом повисло молчание, а затем все заговорили разом.

– Нет, Анри, мы не можем поехать туда! – воскликнула Анжелика.

– Мы должны помочь людям, попавшим в беду! – горячо возразила Жаклин.

– Невозможно всё время спасать людей от бед! – возмутился Леон. – Нам и в Париже забот хватает.

– Но сейчас-то у нас нет никаких забот, – заметил Анри.

– Господа, дамы, успокойтесь! – Рауль призвал к тишине, вскинув руки. – Я понимаю, у нас всех были свои планы, мы собирались ехать домой… Но ведь Жаклин права: нельзя оставлять людей в беде. Если какой-то неведомый зверь терзает жителей этого края, разве мы не должны защитить их? Ведь это в нашей власти, не так ли?

– Я не уверена, – робко заметила Анжелика. – Мы можем вернуться в Париж и обо всём доложить его величеству…

– У короля и без этого хватает дел, – ответил Анри. – Пройдёт много времени, прежде чем вести дойдут до короля, и он пришлёт помощь. А число убийств между тем будет расти. Я согласен с Раулем – мы должны прибыть к Себастьяну де Шане и предложить ему свою помощь.

– Но что мы можем сделать такого, чего не может он? – подал голос Леон.

– Мы – дети мушкетёров! – Жаклин, судя по всему, уже окончательно оправившаяся, яростно тряхнула кудрями. – Мы победили монахов, обошли Кольбера и де Круаль и вернули нашей королеве сокровища Франции! Разве какой-то зверь опаснее монахов-убийц?

– Может быть и опаснее, – рассудительно заметил Рауль.

– Тогда вам… нам помогли отцы, – холодно сказал Леон, – но не думаю, что они будут спускаться с небес всякий раз, как нам понадобится помощь.

– Леон, вы что, боитесь оборотней? – усмехнулся Анри. Леон поднялся из-за стола, и Анжелика уже испугалась, что дело дойдёт до драки, но он всего лишь взял кувшин с вином и наполнил свою кружку.

– Я никого и ничего не боюсь, и вы это прекрасно знаете, – он пристально посмотрел на Анри. – Но я бы не хотел рисковать нашими жизнями и, в первую очередь, жизнью моей сестры.

– Мы могли бы разделиться, – предложил Рауль. – Вы с Анжеликой поехали бы в Париж и рассказали обо всём королю, а мы бы остались здесь и выяснили бы, как обстоит дело.

– О нет, я вас не оставлю! – тут же воскликнула Анжелика. Ещё со времён путешествия за сокровищами у неё появилось нечто вроде суеверия – дети мушкетёров обязательно должны быть вместе, им нельзя разлучаться на долгое время, иначе их ждёт неудача или беда.

– Если ваше решение непоколебимо, то я еду с вами, – заявила Анжелика, собрав всю свою храбрость. – Нет ничего постыдного в том, чтобы помочь бедным жителям избавиться от зверя, напротив, это благородное дело! Ты со мной, брат? – она оглянулась на Леона.

– Ты ещё спрашиваешь, – вздохнул он. – Если уж вы, господа, решили засунуть головы в пасть к Зверю, то я с вами – глядишь, он мной подавится.

– Итак, решено – мы отправляемся к замку де Шане, – подытожил Анри. – Один за всех…

– … и все на Зверя! – Леон отсалютовал кружкой с вином.

***

Замок Себастьяна де Шане и впрямь был заметен издалека. Он представлял собой небольшое строение из серовато-жёлтого, потемневшего от времени камня с двумя башенками и длинными узкими окнами. Зелень вокруг замка была не менее пышной, чем растущая на дороге. К тому времени, как дети мушкетёров прибыли к замку, солнце уже прошло свой путь по небосводу и склонялось к закату. Жара спала, на земле вытянулись длинные тени.

Встречать незваных гостей вышел сам хозяин замка. Себастьян де Шане был высок ростом, худ и жилист, с длинными седыми усами и такой же седой бородкой. Волосы его тоже серебрились, лишь изредка где-то проглядывала чернота. Глаза его, тёмно-карие, почти чёрные, смотрели на путников без враждебности, но настороженно.

– Я – Себастьян де Шане, господа. Чем имею честь?

Анри первым спустился на землю и поклонился, изящно взмахнув шляпой.

– Моё имя – Анри д’Эрбле. Позвольте представить моих спутников – Жаклин д’Эрбле, в девичестве д’Артаньян, моя супруга…

Делать реверанс в мужском костюме было нелепо, поэтому Жаклин тоже поклонилась. Глаза Себастьяна де Шане чуть расширились, но он ни словом, ни жестом не дал понять, что удивлён женщине в мужском костюме, да ещё и при шпаге.

– Мои друзья – Рауль, граф де ла Фер…

Очередной вежливый поклон, кивок со стороны хозяина.

– Леон, барон дю Валлон, и его сестра Анжелика.

Леон поклонился, Анжелика присела. Себастьян де Шане внимательно осмотрел гостей – его глаза так и впивались в них, словно желая не только оглядеть, но и прочитать их сокровенные мысли. Потом он тряхнул головой и расправил плечи:

– Д’Эрбле, д’Артаньян, де Ла Фер, дю Валлон… Все эти фамилии кажутся мне знакомыми. Скажите, господа, не состоите ли вы родстве со знаменитыми мушкетёрами, чьи имена в былое время знала вся Франция?

– Она и сейчас знает их! – с готовностью подхватил Анри. – Мы – дети упомянутых вами мушкетёров. Я – сын Арамиса, моя жена – дочь д’Артаньяна, Рауль – сын Атоса, Леон и Анжелика – дети Портоса.

В глазах Себастьяна де Шане появилось странное выражение – он как будто обрадовался, но в то же время насторожился ещё больше. Чуть помолчав, он снова тряхнул головой, будто отметая все сомнения, и спросил:

– Что же привело вас ко мне, господа?

– До нас дошли слухи о Звере, поселившемся в ваших землях, – ответил Анри. – Так уж вышло, что нас привлекает всё загадочное и необъяснимое, и мы хотели бы предложить вам свою помощь в поимке и уничтожении Зверя.

Де Шане долго медлил с ответом, рассматривая гостей, а потом заговорил – вдумчиво, подбирая слова:

– Что ж, господа, я благодарен вам. Ваши намерения доказывают вашу храбрость, но не поймите меня неправильно… За свою долгую жизнь я узнал много истин, и одна из них – люди редко предлагают помощь по доброте душевной, от чистого сердца. Какую выгоду вы надеетесь получить?

Анжелика вспыхнула, Жаклин возмущённо ахнула, но Анри только рассмеялся.

– Выгоду? Как, по-вашему, возможность рассказывать своим детям и внукам истории о том, как мы охотились на кровожадного Зверя, служит достаточной выгодой? А возможность рассказывать то же самое при дворе? В конце концов, возможность помочь простым людям и остаться в их преданиях героями, победившими Зверя?

– Иными словами, – медленно произнёс де Шане, – вы ищете славы.

– Ищем, – согласился Анри, – и не считаем это постыдным.

– Вы ещё так молоды, – де Шане покачал головой с видом умудрённого годами и убелённого сединами старца, хотя, как подумала Жаклин, он был ровесником её отца. Вернее, был бы, если бы её отец был ещё жив…

– Господа, – де Шане возвысил голос, – ваши намерения благородны, и я не вправе мешать им. Я приму от вас любую помощь. Но с моей стороны невежливо держать вас на пороге – проходите, господа. Конюх позаботится о ваших лошадях.

Замок был ненамного больше и богаче, чем имение д’Артаньяна, в котором родилась и выросла Жаклин. Внутри царил полумрак и было прохладно. Когда глаза привыкли к темноте, дети мушкетёров различили на лестнице две фигуры. При появлении Себастьяна одна из них кинулась к нему с возгласом: «Отец!»

– Инесса, у нас гости, – обратился к ней де Шане. – Господа, это мои дочери: Инесса и Эжени, её старшая сестра. Эжени, не стой там, выйди на свет!

Вторая фигура приблизилась к первой, и обе они сделали реверанс. Анри вторично представил себя и своих друзей, дети мушкетёров раскланялись. Теперь, при падающем из окон свете, можно было хорошо разглядеть обеих дочерей де Шане.

Девушки были совсем не похожи друг на друга. Младшая, Инесса, видимо, пошла в отца – у неё были его карие глаза и чёрные вьющиеся волосы. Стройная, высокая и гибкая, одетая в светло-кремовое платье, она держалась прямо и даже, на взгляд Жаклин, чуть высокомерно, явно сознавая свою красоту и любуясь ей. У Инессы были тонкие губы, тонкие ровные брови и длинные чёрные ресницы, которые она томно опускала, кивая мужчинам.

Старшая, Эжени, должно быть, пошла в мать. Она тоже была стройна и держалась прямо, но на этом сходство заканчивалось. Волосы у неё были рыжевато-каштановые и вились сильнее, чем у сестры, глаза были серо-зелёные и больше, чем у Инессы, а на худом вытянутом лице казались и вовсе огромными. Сейчас, когда обе девушки стояли на полу, а не на лестнице, было видно, что Эжени ниже сестры. Поприветствовав гостей, она склонила голову, подобрала юбки голубовато-серого платья и отошла в тень, словно не желая мешать.

– Слуги покажут вам ваши комнаты, – произнёс де Шане. – Надеюсь увидеть вас к ужину. Эжени, сходи на кухню, передай…

– Да, отец, – девушка бесшумной тенью проскользнула мимо них и скрылась в коридоре.

– Хорошего вам отдыха, господа, – Себастьян кивнул гостям и удалился. Инесса последовала за ним, на прощание послав ослепительную улыбку. Она была адресована всем троим мужчинам, но Жаклин почему-то показалось, что Инесса выделила Анри, и сердце её кольнула ревность.

– И что вы думаете об этом? – она повернулась к друзьям.

– Господин де Шане учтивый и вежливый человек, но напряжён, как натянутая струна, – ответил Анри. – Интересно, что его так взволновало: охота на Зверя или наш приезд?

– Возможно, и то, и другое, – пожал плечами Леон, осматриваясь. – А здесь неплохо, хотя и мрачно.

– И дочери у него красавицы, особенно младшая, – заметил, улыбаясь, Рауль.

– Рауль, мы же здесь совсем не для этого! – воскликнула Жаклин. Она собиралась добавить ещё что-то насчёт того, как должен вести себя достойный наследник графа де Ла Фер, но тут из открытого окна донёсся протяжный жалобный вой. Звук явно шёл откуда-то издалека, но был так тонок и высок, что от него щемило сердце. Анжелика вздрогнула, услышав его.

– Просто волки воют, – Леон подошёл к сестре и приобнял её за плечи. – Думаю, в здешних лесах много волков.

– Да, конечно, – подтвердила Жаклин, стараясь, чтобы её голос звучал храбро. Она почему-то испытала непреодолимое желание подойти к Анри и взять его за руку. – Просто волки.

========== Глава вторая, в которой герои ужинают и много говорят, а также появляется некий Корнель ==========

Замок Себастьяна де Шане изнутри казался мрачным и неприветливым – то ли его сделали таким наступившие сумерки, то ли он был таким на самом деле. Невольно Анри подумал о молодых девушках, которые родились и выросли под сводами этого здания. Как должны были отразиться на их характерах тени, таящиеся в углах, холодный камень стен, строгие окна и высокие потолки? Впрочем, похоже, Инессу де Шане мрачность её дома не пугала – улыбки, посланные гостям, были приветливыми и солнечными, а присела она с грацией, какую увидишь не у всякой придворной дамы. Что касается старшей, Эжени, Анри её толком и не разглядел – запомнил только рыжие локоны, худое личико с большими глазами и тихий голос, прозвучавший перед тем, как она, точно призрак, исчезла из комнаты.

Анри переживал из-за состояния своей жены, но Жаклин, когда они все спустились к ужину, выглядела вполне здоровой, щёки её розовели, а зубы блестели – несколько часов отдыха явно пошли ей на пользу. Столовая была просторной, но столь же тёмной, как и другие комнаты, и даже пламя множества свечей не могло разогнать её мрачность. Себастьян де Шане сел во главе массивного дубового стола, Инесса, переодевшаяся по случаю приёма гостей в пышное платье винного цвета, по правую руку от него, Эжени, всё в том же голубоватом наряде, по левую. Рядом с Инессой сели Рауль, Анжелика и Леон, возле Эжени – Анри и Жаклин.

Стол, надо сказать, был отменный – лёгкий рыбный суп, говядина по-бургундски с вином и грибами, пирог с яблоками, прекрасное бургундское вино. Жаклин ела с аппетитом, что окончательно успокоило Анри, беспокоившегося по поводу её здоровья. Разговор за столом зашёл не о Звере, как этого следовало ожидать – Инесса, исполнявшая роль хозяйки, стала расспрашивать гостей о Париже и парижанах.

– Боюсь, мы здесь безнадёжно отстаём от моды, – вздохнула она. – В Париже сейчас все знатные дамы носят мужские костюмы и ездят по-мужски?

Анри не понял, был ли этот вопрос задан из чистого любопытства или имел какой-то подвох, но в голосе Инессы ему послышалась насмешка. Впрочем, прежде чем он успел что-либо сказать, заговорила Жаклин:

– Нет, мадемуазель де Шане. По-мужски одеваются только дочери мушкетёров, чей долг может в любую минуту потребовать погони или схватки с преступником.

– О, так вы и сражаетесь с мужчинами? – глаза Инессы заблестели, и Анри подумал, что её интерес, пожалуй, был неподдельным.

– Мой отец, – Жаклин расправила плечи, – учил меня всему, что умел сам – ездить верхом, фехтовать и стрелять.

«И браниться не хуже любого гвардейца», – едва не добавил Анри, но сдержался и склонил голову, чтобы скрыть усмешку.

– Фехтовать! О времена, о нравы! – проговорил Себастьян де Шане негромко, словно обращаясь к самому себе. – Пожалуй, я рад, что мои дочери живут далеко от Парижа с его интригами, и им не приходится заниматься мужскими делами.

– Но я хотела бы побывать в Париже! – Инесса засверкала глазами и подалась вперёд. – Правду ли рассказывают, что Лувр весь сияет золотом – снаружи и внутри?

– В ясную погоду так может показаться, – вступил в разговор Рауль. – Дворец и правда красив, но боюсь, слухи о его роскоши и великолепии, дошедшие до вас, несколько преувеличены.

– А Париж? – продолжала расспрашивать Инесса. – Он так велик, как про него говорят? А улицы так ветвисты и запутаны, что среди них можно заблудиться?

– В любом незнакомом месте можно заблудиться, – ответил Рауль, – и Париж не исключение.

– А звёзды? – лицо Инессы стало мечтательно-задумчивым. – Говорят, там звёзды светят ярче и видны лучше, чем у нас…

– За всю мою жизнь в Париже у меня было не так много возможностей любоваться звёздами, – вмешался Леон, – но одно я могу сказать точно. В Париже повсюду грязь и вонь, дороги после дождя превращаются в месиво, и вы, мадемуазель де Шане, окажись вы там, уже через день мечтали бы о возвращении домой.

Над столом повисла гнетущая тишина. Анри видел, как побледнела и поджала губы Инесса, как нахмурилась Жаклин, а Анжелика вспыхнула и послала брату гневный взгляд. «В этом весь Леон – непременно скажет что-нибудь едкое и язвительное», – подумал Анри, сам раздосадованный словами капитана. В самом деле, что плохого в мечтах Инессы о Париже, зачем так грубо рушить их и возвращать девушку с небес на землю?

Тягостное молчание нарушила Эжени.

– Каким бы ни был Париж, хорош он или плох, но вы, господа, пережили в нём много приключений, не так ли? – чуть дрожащим голосом спросила она. – Вы, мадам д’Эрбле, упомянули о схватках с преступниками…

– Называйте меня просто Жаклин, прошу вас, – Жаклин терпеть не могла, когда к ней обращались «мадам». Друзья всегда звали её по имени, и только Леон иногда, желая позлить дочь д’Артаньяна, обращался к ней преувеличенно галантно. Сейчас же он просто сидел, мрачно глядя на Инессу, которая всё ещё прожигала его взглядом, а Жаклин с радостью схватилась за возможность перевести разговор в новое русло.

– У нас и правда было много приключений – чего стоит одна история с королевскими сокровищами! – она бросила быстрый взгляд на Анри, и он тут же пришёл на помощь жене.

– О да, эта история и стала началом нашего знакомства! – с жаром подхватил он. – Это случилось чуть больше года назад. Ларец с сокровищами Франции был похищен кардиналом Мазарини и вывезен в Англию, а Жаклин поклялась её величеству, что вернёт их.

– Интересное начало, – Инесса наконец-то оторвалась от Леона и повернулась к Анри.

– Мне пришлось решиться на небольшой маскарад – переодеться в мужской костюм и назваться собственным братом, Жаком д’Артаньяном, – Жаклин смущённо опустила глаза. – Затем её величество пригласила ко двору детей остальных мушкетёров…

– Начало нашего знакомства было крайне… волнующим, – добавил Анри. – Дело чуть не дошло до дуэли, но мы примирились благодаря так вовремя появившемуся капитану Леону, – он кивнул в сторону барона, тот чуть дёрнул углом рта. Дети мушкетёров давно условились между собой, как следует рассказывать историю их приключений. Так, ни в коем случае не следовало упоминать воскрешение отцов-мушкетёров – в лучшем случае их сочли бы болтунами, в худшем – сумасшедшими. Об участии Леона в этих делах тоже надо было говорить с осторожностью.

– Дальше был полный всяких опасностей путь в Англию, – продолжил Рауль. – Там мы остановились в таверне, принадлежавший брату Мазарини, и выяснили, что он убит, а ларец с сокровищами перешёл в руки монахов, имевших далеко не самые благочестивые намерения…

Глаза Инессы широко распахнулись, а рот приоткрылся от волнения – она уже забыла обиду на Леона и теперь жадно слушала, наклонившись вперёд. Эжени выглядела спокойнее, но тоже вытянулась в струнку, не желая упустить ни единого слова. У их отца вид был усталый, казалось, его история совершенно не заинтересовала.

– Служители церкви похитили сокровища? – переспросил он. – Но ради чего?

– Об этом вам следует спросить аббата д’Олива – вернее, следовало бы, если бы он был жив, – с любезной улыбкой ответил Анри. – Так или иначе, нас ждало горячее сражение в таверне – Рауль даже получил в нём рану…

– Пустяк, – Рауль махнул рукой, словно кинжал, едва не пронзивший его сердце, и впрямь был сущим пустяком. Обе дочери де Шане уставились на него, как на героя, и даже их отец, казалось, немного заинтересовался.

– Мы попали в плен, – вставила Анжелика, – и монахи убили бы нас, если бы нам не помогли наши отцы!

Леон под столом дёрнул её за рукав, но было поздно – Эжени удивлённо посмотрела на них.

– Отцы? – переспросила она. – Не хочу показаться невежливой, но… если это было больше года назад, разве ваши отцы к тому времени уже не… не упокоились с миром?

Следует отдать должное Анжелике, подумал Анри, – она быстро придумала, как выкрутиться.

– Они всегда оставались в наших сердцах, – без запинки ответила она, – и вера в них помогла нам освободиться из плена. Мы сразились с прибывшими королевскими гвардейцами, победили их и отправились в погоню за сокровищами, которые к тому времени увезли… – она взглянула на брата, – люди Кольбера.

– Так в этом замешан ещё и Кольбер! – Себастьян де Шане откинулся на спинку стула. – В непростую же вы попали ситуацию. Как же всё разрешилось?

– Нам помогли отцы… их слава и память о них, – сказал Леон. Анжелика напряглась, боясь, что он опять скажет что-нибудь резкое, но он закончил совершенно спокойно:

– Нам удалось победить врагов и доставить сокровища её величеству в срок. Она и его величество король щедро наградили нас, а Кольбер… что ж, он ничего не мог против нас сделать.

– Какая потрясающая история! – казалось, Инесса сейчас захлопает в ладоши, как ребёнок. – Она-то и стала началом вашей дружбы?

Младшая дочь де Шане послала Анри нежный взгляд и улыбнулась. Анри посмотрел на жену и с удивлением заметил, как её брови сошлись, а крылья носа чуть дрогнули. Неужели Жаклин ревнует его к Инессе де Шане? Чудно!

– Не только дружбы, но и любви, – он тепло улыбнулся собеседнице, краем глаза заметив, что Жаклин выпрямилась на стуле. Сомнений не было, она ревновала, и это почему-то его разозлило. Анри считал, что Жаклин выше того, чтобы ревновать его к каждой встречной хорошенькой женщине. В самом деле, то, что он женатый человек, не означает, что он не может быть любезным с дамами! Самой Жаклин, когда она блистает на приёмах во дворце, ничто не мешает расточать улыбки кавалерам и ловить на себе их взгляды, отвечать на их комплименты, иногда очень и очень двусмысленные…

Должно быть, Анри не вполне совладал со своим лицом – он поймал на себе взгляд Эжени де Шане, встревоженный и даже испуганный. Он улыбнулся и ей, но тревоги в её глазах меньше не стало. Эжени отвела глаза и повернулась к отцу:

– Уже поздно, а мы ещё ни слова не сказали о деле, ради которого эти господа к нам прибыли. Что вы расскажете им о Звере, отец?

Второй раз за этот вечер над столом повисла тишина. Себастьян де Шане выпрямился и обвёл сидящих мрачным и грозным взглядом. Голос его, когда он начал говорить, звучал глухо и подавленно:

– Эжени права. За светским разговором не следует забывать о деле. Я расскажу вам всё, что знаю, но вынужден предупредить – знаю я не так уж много…

***

Весь вечер Леон чувствовал внутри какую-то вялую, бессильно кипящую злость. Мало того, что он вынужден был поехать в место, куда он не хотел ехать, к людям, которые его не ждали, навстречу неведомой опасности, так теперь вместо того, чтобы бороться с этой опасностью, он должен развлекать разговорами изнеженных барышень, которые считают, что Лувр усыпан золотом снаружи и изнутри!

Леон никогда не был мастером светской беседы. Другое дело Анри д’Эрбле или Рауль де Ла Фер – эти чувствовали себя, как рыбы в воде. Жаклин тоже была мастерицей в такого рода разговорах – он усмехнулся, заметив, как ревниво она поглядывает на Инессу де Шане. Пожалуй, ему не стоило срываться и выплёскивать свой гнев на молодой девушке – теперь не избежать нравоучений от сестры, а то и от Рауля. Тёмные глаза Инессы сверкали, пока она пронзала его взглядом – точь-в-точь как у Жаклин, когда он отпускал неуместную шутку в её адрес или побеждал её в фехтовании. Карие, почти чёрные глаза… но это было единственное сходство. К сожалению или к счастью, Инесса де Шане больше ничем не было похожа на Жаклин д’Эрбле.

Если младшая сестра отвела взгляд, то старшая продолжала смотреть на Леона, не отрываясь. Глазищи огромные, светлее, чем у Инессы, и глядят пристально, как будто пытаются прочитать его мысли. Эжени отвела взгляд всего пару раз, а когда Анжелика едва не проговорилась насчёт их отцов, так и впилась в неё глазами. Даже Себастьян де Шане оглядывал их не так пристально, когда они только пожаловали к нему!

Леон и рад был бы отвлечься, но взгляд сам по себе возвращался к Эжени. И чего, спрашивается, она так смотрит? Лицо у неё белое, чистое, волосы густые, рыжеватые, тугая лента с трудом удерживает их. Глаза непонятного цвета – не то серые, не то зелёные, не то голубые, и смотрят всё время настороженно, будто ожидая подвоха. Улыбка… Леон ещё не видел, как Эжени де Шане улыбается. Хорошо бы рассмешить её какой-нибудь шуткой, только вряд ли шутки, что у него в запасе, ей понравятся…

– Зверь появился в начале июня, – рассказывал между тем де Шане. – С того времени, как он появился, было восемь нападений, каждую неделю. У одного крестьянина он утащил овцу, у другого – телёнка. Он и мальчишку, который пас коров, хотел загрызть, но тот успел укрыться в стаде, а быки не подпустили Зверя. Мальчишка – кажется, его зовут Этьен, – с тех пор стал заикой, но хоть жив остался, слава Богу…

– Зверь нападает по каким-то определённым дням? – спросил Рауль. Лицо его сразу стало серьёзным, он подался вперёд, готовясь внимательно выслушать ответ.

– Он же Зверь, а для зверя календаря нет, – де Шане был явно удивлён вопросом. – Он нападает, когда видит добычу – одинокую женщину или ребёнка. После тех двух нападений он растерзал трёх девушек, одну старуху и одного мальчишку – ему было тринадцать или четырнадцать лет. Ещё одна девушка сумела отбиться, оставив в пасти у Зверя половину своей ноги. Все они или пасли овец, или возвращались через поле в одиночку.

– Значит, три человека видели Зверя и остались живы? – произнёс Анри. – Мы сможем поговорить с ними?

– Сможете, но вряд ли от этого будет прок, – мрачно сказал де Шане. – Отбившаяся от Зверя девушка была очень плоха, когда я её расспрашивал, а в горячке человек чего только не наговорит… Мальчишка, как я уже сказал, стал заикой, а крестьянин, похоже, любит выпить. Многого от них я не добился – все они описывают Зверя по-разному и уверены, что он прислан из ада самим дьяволом. Того же мнения придерживается и отец Роберт – а ведь образованный человек! Зверь, видите ли, карает меня за грехи! Знать бы ещё, какие грехи…

– Отец, – Инесса положила руку на его локоть. – Роберт помешан на своих молитвах и Библии. Этот зверь – обыкновенный волк, просто крупный, и он непременно будет пойман. Вот приедет Бертран… От такого охотника, как он, не уйдёт никто, даже сам посланник ада!

– Бертран де Мармонтель по прозвищу Бертран Железная Рука – это её жених, – пояснил де Шане. – Он мой сосед, и мы с давних пор дружим. Охотники пытались поймать Зверя, расставили по всему лесу капканы и ловушки, но он будто заговорённый. Жан Шанталь, опытный охотник, как-то раз видел его на вершине холма, выстрелил, но промахнулся. Это Шанталь-то, про которого говорят, что у него глаза сокола и нюх пса! – де Шане покачал головой. – Волей-неволей поверишь, что тут не обошлось без нечистого.

– Я не верю в оборотней и тёмные силы, – храбро заявила Жаклин, но Леон заметил, что она опять бледна. – Когда мы сможем отправиться к пострадавшим от Зверя и расспросить их?

– Хоть завтра, – ответил де Шане, – если вы считаете, что от этих расспросов будет толк.

– Думаю, сначала стоит осмотреть лес, места нападений и составить своё мнение о Звере, – вмешался Рауль. – Чужие слова могут ввести нас в заблуждение.

– Граф, вы надеетесь, что Зверь сам выбежит вам навстречу и подставится под вашу пулю? – иронически спросил Леон.

– Почему нет? – спокойно возразил Рауль. – Нельзя исключать возможность простого везения.

– Я вряд ли смогу отправиться с вами в лес, – заметил де Шане. – Прошу извинить, но у меня на завтра были другие планы. Разумеется, я отправлю с вами Шанталя – он хорошо знает лес.

– Отец, позвольте и мне поехать, – подала голос до сих пор молчавшая Эжени. – Я тоже неплохо знаю лес – я часто ездила по нему до того, как начались нападения.

– Эжени, это может быть опасно, – раздражённо отозвался де Шане. – Если господам мушкетёрам повезёт, и Зверь выскочит на них, для тебя это может обернуться страшным невезением!

– Я умею стрелять, отец, вы же сами меня учили, – тихо, но твёрдо возразила Эжени. – Кроме того, вдруг я замечу что-то, что глаза Шанталя или твои глаза упустили из виду?

– Ты и правда считаешь себя лучше самого опытного охотника? – рассмеялась Инесса. – Ты даже охоту не любишь!

– Я женщина, а женщине может открыться многое, скрытое от глаз мужчины. Скажите, разве я не права? – и она, улыбаясь, поглядела на Жаклин и Анжелику.

Леон поневоле тоже улыбнулся – Эжени правильно выбрала себе союзниц. Анжелика решительно закивала, а Жаклин произнесла:

– Не буду хвастаться, но нашей королеве я и баронесса дю Валлон послужили не хуже, чем мужчины. Мадемуазель де Шане права насчёт женской проницательности.

– И ещё я хотела бы сопровождать вас, когда вы будете расспрашивать жителей, – добавила осмелевшая Эжени. – Думаю, мне они будут доверять охотнее, чем вам, ведь они меня знают.

– Мне не нравится твоё стремление расследовать это дело, Эжени, – де Шане поджал губы. – Я не хочу, чтобы ты рисковала собой. Кроме того, это не женское дело – хотя, быть может, в Париже считают иначе, – он кивнул в сторону Жаклин.

– Я всего лишь хочу, чтобы нападения прекратились, а мы – все мы! – были в безопасности, – заявила Эжени, выпрямляясь. – И я ничем не рискую, находясь под защитой Шанталя и наших гостей.

– О, как ты упряма! – горестно воскликнул де Шане. – Вся в мать, захочешь – сделаешь по-своему, и ничто тебя не остановит. Хорошо, поезжай, но прошу тебя, будь осторожна.

Эжени кивнула и уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут под потолком пронеслась чёрная тень и, издав хриплое карканье, опустилась девушке на плечо. Анжелика вскрикнула, Инесса дёрнулась и едва не опрокинула бокал.

– Эжени! Снова твой питомец! – возмутилась она.

– Ему здесь не место, – властно проговорил Себастьян. Теперь, когда первое потрясение прошло, все увидели, что на плече Эжени сидит большой чёрный, как смоль, ворон и внимательно рассматривает гостей похожими на бусинки глазами.

– Простите, – Эжени поднялась с места. – Корнель, сколько раз я просила тебя не прилетать в столовую, особенно когда у нас гости! Ты уже взрослый, но совсем меня не слушаешься…

Она удалилась, но вскоре вернулась уже без ворона и, виновато улыбаясь, заняла своё место за столом. «А улыбка у неё славная, хоть и пугливая немножко, и зубы ровные», – отметил Леон, с любопытством глядя на девушку. Ручной ворон – такого он ещё не встречал!

– Вы говорите с вороном, как с ребёнком, – произнёс он.

– Я подобрала его ещё птенцом, после грозы, – пояснила Эжени. – У него было повреждено крыло. Я выходила его, назвала Корнелем, и он остался жить у меня.

– Эжени любит сломанные вещи – то вылечит больноговорона, то починит лютню с порванной струной, – заметила Инесса с улыбкой. Лицо её сестры при этом дрогнуло, словно от боли, но она ничего не сказала.

Остаток ужина прошёл в ничего не значащих разговорах, и вскоре хозяин попрощался с гостями, пожелав им спокойной ночи. Сёстры де Шане удалились, Инесса – с радостным видом, Эжени – в задумчивости, которая была, по-видимому, её обычным состоянием.

Гости поднялись наверх. Леон уже приготовился к тому, что Анжелика станет распекать его за слова о Париже, расстроившие Инессу, но она, видно, забыла об этом, и теперь прощалась с Раулем, держа его за руку. Улыбающееся лицо сестры было словно освещено мягким светом. Леон отошёл в сторону, чтобы не мешать им, свернул за угол и тут же наткнулся на Анри и Жаклин.

– Ты улыбался ей, – Жаклин пронзала мужа обвиняющим взглядом. – Даже не думай отрицать. Ты видел, как я ревную, но всё равно улыбался. Скажешь, это была просто любезность?

– Нет, – выдохнул Анри, пожирая жену взглядом. – Я скажу, что мне нравится заставлять тебя ревновать.

– Негодяй, – выдохнула Жаклин, рванулась вперёд и, прижав мужа к стене, впилась в его губы поцелуем. Анри притянул её к себе, одну руку запустив в столь же непокорные, как и их обладательница, светлые кудри, а другой медленно ведя вниз по спине.

Леон быстро отвернулся, шагнул обратно за угол и прислонился к стене, пытаясь унять бешено застучавшее сердце. Пальцы сами нашли чёрно-золотую ленточку, приколотую к плащу с левой стороны груди, и сжали её. На ленточке были вышиты поблёкшие, но всё ещё ясно различимые инициалы «J. A».

========== Глава третья, в которой герои отправляются в лес, а Эжени проявляет наблюдательность и видит сон ==========

Когда вчера вечером Анри отпустил несколько замечаний насчёт мрачности замка, Анжелика была полностью согласна с ним, но сейчас, встав ранним утром с постели и поглядев в окно, она была вынуждена изменить своё мнение. Спала она как убитая – должно быть, сказалась усталость, накопившаяся после долгой дороги, зато теперь Анжелика чувствовала себя отдохнувшей и полной сил. Утро выдалось ясным – лучи солнца освещали комнату, за окном виднелась дорога, вся в зелени, за ней проглядывались очертания леса – того самого, куда детям мушкетёров предстояло отправиться. Вздрогнув от дуновения холодного ветра, Анжелика прикрыла окно и вернулась к постели.

Очевидно, солнечное утро подействовало не только на неё – все собравшиеся к завтраку были в хорошем расположении духа. Леон не бросал язвительных фразочек, Жаклин и Анри ласково улыбались друг другу, Инесса де Шане сияла, и даже её хмурый отец, казалось, пребывал в благодушии.

За завтраком выяснилось, что никто не изменил своим планам – дети мушкетёров собирались в лес, Эжени де Шане по-прежнему намеревалась поехать с ними, Себастьян с дочерью оставался в замке. Он сказал гостям, что послал за охотником Шанталем, и тот должен вскоре прибыть. С Эжени всё время кто-то шептался – то хорошенькая белокурая служанка (Анжелика вспомнила, что её, кажется, зовут Симона), то Инесса – она что-то говорила сестре, поглядывая при этом на мушкетёров. Анжелика заметила, что чаще других Инесса выделяет взглядом Рауля, и солнечный день сразу потускнел для неё.

Она давно уже перестала скрывать от самой себя, что горячо и безнадёжно влюблена в графа де Ла Фер. Высокий и статный, честный и благородный, он покорил её сердце почти с первого взгляда, и, что самое удивительное, ему ничего не надо было для этого делать. Стоило лишь сказать Анжелике пару учтивых фраз, попытаться поцеловать ей руку, заступиться за её честь перед Анри д’Эрбле – и сердце дочери Портоса растаяло. Тогда она ещё носила монашеское одеяние и думать не смела о том, чтобы по-настоящему влюбиться в мужчину.

Но с тех пор прошло много времени, случилось множество событий, изменивших её взгляды. Они все чуть не погибли в той таверне, Рауль был ранен кинжалом в грудь и только чудом остался в живых, их отцы вернулись с небес лишь затем, чтобы спасти своих непутёвых детей, а потом сразу отправились обратно… Анжелика покинула монастырь, так и не ставший ей домом, сменила рясу на более свободные и яркие одежды, всей душой полюбила обретённого брата… и ещё больше влюбилась в Рауля. Каждый его поступок доказывал ей, что она выбрала достойный предмет любви.

«Предмет любви» – какое пошлое и грубое выражение! Разве может быть предметом живой человек, тем более тот, чья душа так жива и горяча, который так тепло улыбается ей, веселит своими шутками (пускай иногда непонятными, но всё же куда более приличными, чем шутки Леона), защищает её! Анжелика давно уже смирилась как со своей любовью к Раулю, так и с тем, что он никогда не полюбит её в ответ. Он, должно быть, всё ещё тоскует по Луизе де Лавальер, блестящей королевской фаворитке.

Луиза де Лавальер носит роскошные платья и щедро дарит свои улыбки, в волосах у неё блестят бриллианты, а в глазах – тайна, ведомая лишь ей одной. Луиза де Лавальер изящна и красива, и Анжелике ни за что не сравниться с ней. Кроме того, если даже Рауль и забудет Луизу, он наверняка полюбит другую женщину, подходящую ему больше, чем Анжелика. Она вспомнила, как Рауль назвал дочерей де Шане красавицами и печально опустила голову – её красавицей называл только отец.

«Инесса помолвлена, но Эжени свободна и вполне может понравиться Раулю», – с такими мыслями Анжелика украдкой посмотрела на старшую дочь де Шане. К её удивлению и радости, Эжени вовсе не глядела на графа – опустив, по своему обыкновению, глаза в пол, она выслушивала что-то втолковывающего ей отца. Возможно, Себастьян де Шане пытался отговорить дочь от поездки, но ему это не удалось – она что-то кратко ответила ему и отошла в сторону, лица при этом у обоих были очень недовольные.

Печаль Анжелики продлилась недолго – поездка в лес быстро развеяла её. Жан Шанталь оказался моложе, чем она думала – это был темноволосый мужчина лет сорока, с вытянутым лицом и крупным носом, тёмными усами и бородкой, с небольшими, но цепкими глазами под нависшими бровями. Двигался он быстро и легко, будто крадясь за добычей, говорил мало и по делу, смотрел на всех исподлобья, чем очень напомнил Анжелике её брата.

Солнце уже стояло высоко, когда все они – пятеро детей мушкетёров, Эжени и Жан Шанталь – отправились в лес. Все были вооружены пистолетами, хотя Анжелика знала, что вряд ли сможет выстрелить в зверя. У Шанталя, помимо пистолета, имелось ружьё. Он ехал во главе их маленького отряда на невысоком, но крепком гнедом жеребце. Всадники двигались быстро, но Анжелика всё же успевала вертеть головой, разглядывая пейзаж.

Посмотреть было на что: вокруг широко раскинулись поля, переливающиеся всеми оттенками зелёного цвета, кое-где мелькали белые пятна стад и фигуры пастухов возле них. Анжелика поёжилась, представив, как неведомый Зверь вылетает из чащи и стремглав бросается к стаду. Если такое произойдёт прямо сейчас, будут ли её друзья готовы отразить удар? Она очень надеялась, что да – потому что сама она совсем не была готова…

В небесной синеве изредка проплывали одно-два облачка, солнце светило ярко, но день был не такой жаркий, как вчерашний. Лёгкий ветерок трепал гривы лошадей и волосы всадников, играл тёмно-зелёными лентами на костюме Эжени. Старшая дочь де Шане была чем-то встревожена – она хмурилась и смотрела в сторону леса едва ли не с большей настороженностью, чем Шанталь.

Лес в этот ясный день казался обманчиво тихим и приветливым. В вершинах деревьев перекликались птицы, и Анжелике это показалось добрым знаком – если бы Зверь был поблизости, они наверняка переполошились бы, подняли тревожный крик и улетели. Ветки хрустели под копытами лошадей, цеплялись за рукава и шляпы, словно желая остановить чужеземцев, прибывших в лес. Тихий на вид, на самом деле он был полон жизни – любопытный взгляд Анжелики выхватывал из зелени то рыжий хвостик белки, то чёрно-серое воронье крыло, то ящерку, как молния, метнувшуюся вниз по стволу.

– Где происходили все нападения? Здесь, в лесу, или в поле? – Анри попытался разговорить их молчаливого проводника.

– Первые два – в поле, недалеко от леса, – ответил Шанталь. – У Этьена-Закрой-Рот Зверь утащил телёнка, у Долговязого Антуана – овцу.

– Забавные у них прозвища, – хмыкнула Жаклин.

– Этьен и правда болтал без умолку – до того, как повстречался со Зверем, – Шанталь усмехнулся, и усмешка эта показалась Анжелике очень неприятной. – Зато теперь слова сказать не может, не споткнувшись. Если подумать, то хоть какая-то польза от Зверя есть…

– Это жестоко! – Анжелика не сумела сдержать возмущённый возглас.

– Какой вы циничный человек, господин Шанталь, – холодно произнёс Рауль. Охотник пожал плечами:

– Каким уродился. Если жалеть всех и каждого, на свете не проживёшь. Хорош бы я был, если бы жалел каждую подстреленную птицу и каждого убитого зверя!

– Кажется, я должна извиниться перед вами за нашего спутника, – обратилась Эжени к детям мушкетёров. – У месье Шанталя характер не из лёгких, и он иногда любит сказать что-нибудь неприятное – просто чтобы позлить людей.

При этом она кинула лукавый взгляд на Леона, видимо, намекая на его вчерашнюю резкость, но он притворился, что не понял намёка.

– Долговязый Антуан – это не тот ли Антуан, про которого говорили в трактире? – к ним подъехал Анри. – Кажется, Зверь прыгнул на него, как рысь, и вцепился в овцу, а размером он был с медведя…

– Он считал Зверя оборотнем, – добавила Жаклин.

– Антуан – известный пьянчуга и тоже любитель молоть языком, – дёрнул плечом Шанталь. – Оборотень, скажете тоже! По мне, так это обычный волк, только больно хитрый, а у страха, известное дело, глаза велики.

– А вы его не боитесь? – негромко спросила Эжени.

– Хорошим бы я был охотником, если бы боялся добычи! – фыркнул Шанталь. – Я не беззащитная пастушка… хотя Жанна, надо отдать ей должное, отбилась от Зверя заострённой веткой, хоть он и пожевал её ногу.

– Что за Жанна? – вскинулась Жаклин.

– Жанна Валли, девчонка из деревни. К ней сваталось много женихов, но она всем отказала, за что её прозвали Жанной-Недотрогой. Тогда она была красавица, а теперь… Кто захочет жениться на одноногой?

– Эта одноногая едва не убила Зверя, которого вы, при всей вашей ловкости, не смогли застрелить, – ядовито отозвалась Эжени. – Скажите, месье Шанталь, что помешало вам попасть в Зверя, когда вы увидели его на вершине холма? Вы только что сказали, что считаете его обычным волком – значит, вы не будете оправдываться, ссылаясь на тёмные силы?

– Ветер помешал и туман, – похоже, Шанталя нелегко было смутить. – Знаете, мадемуазель де Шане, не держите зла, а только я буду постарше вас и поопытнее в охоте, поэтому не задавайте вопросов о том, в чём мало смыслите.

Эжени вспыхнула и поджала губы. Она собралась с духом и уже решилась что-то ответить, но тут к Шанталю обратился Леон:

– Раз уж вы так много смыслите в охоте и в здешних лесах, скажите мне вот что: где произошли нападения на остальных? Вы сказали только про овец и коров, а где Зверь нападал на людей? Шевалье де Шане говорил, что нападений было восемь.

– Анну Лефевр и старую Катрин Мартен он растерзал в поле – Анна пасла овец, а Катрин возвращалась домой, – медленно, словно с неохотой, ответил Шанталь. – Элиза Моро искала овцу в лесу, а нашла свою погибель…

– Где именно? – быстро спросил Леон.

– Близко, я вас туда проведу, только ничего вы там не найдёте – все следы уже затоптаны или смыты дождём… Мари Фурнье, Мари-Цветочек, как её звали, возвращалась со свидания через поле – бегала к знакомому кузнецу. Зверь напал на неё в поле – мы нашли окровавленную косынку – и утащил в лес. Недотрога Жанна отбилась от Зверя на опушке леса, а Франсуа Мореля он настиг у ручья.

– Мы должны увидеть эти места, – заявил Анри.

– Должны – увидите, только ничего вы там не найдёте…

Как ни печально было это сознавать, Жан Шанталь был прав. Дети мушкетёров и Эжени внимательнейшим образом осмотрели все четыре места, названные охотником, но следы и впрямь были стёрты, смятая трава распрямилась, и даже бурые пятна на ней поблёкли. Несколько раз Шанталь предупреждал их об осторожности и указывал на скрытые в траве капканы. Анри долго рассматривал берег ручья, опустившись на колени, потом встал, отряхнул одежду и обратился к Шанталю:

– Земля здесь влажная, на ней должны были остаться следы. Вы видели их? Какого они были размера?

– Да, пожалуй, покрупней, чем у любого волка, – ответил охотник. – Но похожи на волчьи, что бы там ни говорили про то, что Зверь, дескать, летает по воздуху и не оставляет следов, или что следы у него горячие, как угли в камине, и пахнут серой. Я их видел и скажу вам – они были не теплее обычных следов и пахли только сырой землёй и кровью.

На месте, где Зверь напал на Жанну Валли, Леон долго рассматривал разбросанные по земле ветки – должно быть, их обломил с деревьев пронёсшийся ураган. В поисках следов капитан пробирался через кусты, ругался сквозь зубы (Анжелика всякий раз краснела), отталкивая ветви, цепляющиеся за одежду и тычущиеся в лицо.

– Дьявол… – пробормотал он. – Какой из этих веток девушка отбилась от Зверя?

– Её здесь нет, – усмехнулся Шанталь. – Жанна опиралась на неё, пока брела до деревни, истекая кровью, а теперь эта ветка хранится у них в доме, как святыня! Я видел её, и шевалье де Шане тоже – обычная толстая ветка с острым концом, измазанным кровью, – Жанна исхитрилась ткнуть Зверя в грудь…

– А от какого дерева была ветка? – спросила Жаклин. – Случайно не от осины?

– И вы верите в эти сказки? – на лице Шанталя снова появилась неприятная усмешка. – Осиновым колом протыкают кровососов, а не оборотней! И осины здесь не растут – ветка то ли еловая, то ли сосновая.

– Значит, Зверь вполне уязвим – его можно ранить, а значит, и убить, – подытожил Рауль, выпрямляясь в седле, и Анжелика невольно залюбовалась им. Эжени, которая тоже спешилась и последовала в заросли за Леоном, вернулась, причём вид у неё был очень задумчивый.

– Я взяла карту и отметила на ней места всех нападений, – сказала она не то Шанталю, не то мушкетёрам, не то самой себе. – Получается, что Зверь обитает где-то в середине леса – у него есть логово, из которого он совершает вылазки.

– Без карты мы бы об этом не догадались, – язвительно заметил Шанталь. Эжени бросила на него мрачный взгляд.

– Но при этом он пробирается из леса к полю и обратно, обойдя все капканы и ловушки. Охотники не могут найти его логово, когда прочёсывают лес. Он нападает только на женщин и детей… хотя это как раз объяснимо – он выбирает самых слабых жертв. Если оставить теорию обо оборотне, то этот Зверь – очень умное и опытное создание, прекрасно знающее лес, знающее людей, которые на него охотятся, при этом очень сильное и крупное.

– Прекрасное описание, – в голосе Анри прозвучала ирония. – Может, мадемуазель де Шане, вы ещё нарисуете его портрет?

– Я не умею рисовать, – Эжени или не поняла насмешки, или сделала вид, что не заметила её. – Пусть уж это сделает месье Шанталь – ведь он хоть мельком, но видел Зверя…

– Меня учили стрелять, а не рисовать, – буркнул охотник.

– Но вы можете описать его нам? – у Анжелики от слов Эжени по телу пробежали мурашки, и она подъехала ближе к друзьям. – Как он выглядел, этот Зверь? Он и правда похож на волка?

– Говорил же, дело было под утро, в тумане, – проворчал он. – Дул ветер, да такой сильный, что резал глаза. Я только что смотрел на холм, и там никого не было, а потом поднимаю взгляд и вижу его. Раздумывать было некогда – ружьё к плечу и стреляй! Зверь развернулся и исчез, будто растаял в тумане. Когда я поднялся на холм, там уже никого не было, и следы было не различить. Я даже не знаю, кого я видел – Зверя или обычного волка. Он был велик, это правда, не то чёрный, не то тёмно-серый, и глаза у него горели жёлтым, но никакого адского пламени из глаз или из пасти я не увидел…

Анжелика, взволнованная его словами, отвела взгляд и застыла в ужасе. В просвете между деревьями мелькнуло серебристо-серое существо – на миг ей, перепуганной, показалось, что это и есть огромный Зверь, но через мгновение Анжелика поняла, что перед ней обычный волк – светлый, почти белый, с острой мордой и тонкими сильными ногами. Он одним большим лёгким прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от тропы, и в этот миг его заметили спутники Анжелики.

Она не видела, кто вскинул пистолет раньше, Рауль или Шанталь, но Рауль был ближе, и она, метнувшись к нему, изо всех сил ударила по оружию снизу. Грохот выстрела разорвал воздух, почти следом грохнул второй выстрел, но волк был быстрее – он белой молнией кинулся прочь и скрылся в кустах.

– За ним! – Анри, опомнившись, вскочил в седло, но Анжелика преградила ему путь.

– Вы что! – она широко раскинула руки, словно закрывая волка собой. – Это же был обычный волк!

– Откуда тебе знать? – Леон стремительно подошёл к ней, стряхивая с плаща еловые иголки.

– Он белый, а месье Шанталь только что сказал, что Зверь тёмного цвета, – Эжени всё ещё не оправилась от потрясения, и её голос дрожал.

– Это верно, – признал охотник. – Кроме того, зверюга, что я видел, была раза в два больше этой.

– Мы приехали сюда убить Зверя, а не охотиться на волков, – Анжелика всё ещё стояла перед нервно похрапывающим конём Анри.

– Ладно, – он осадил коня. – Думаю, наши выстрелы распугали всех в лесу, и теперь Зверь точно не появится. Возвращаемся домой, господа!

– Рауль, простите меня, – только сейчас, когда опасность была позади, Анжелика ощутила стыд и прижала ладони к покрасневшему лицу. – Если бы не я, вы бы попали в него… но ведь это был не Зверь!

– Успокойтесь, баронесса, я вас ни в чём не виню, – мягко сказал Рауль. – Этому волку повезло, что вы оказались столь милосердны.

– У меня с этим волком есть кое-что общее, – усмехнулся Леон, помогая сестре сесть в седло. – Нас обоих спасло милосердие Анжелики.

Анжелика покраснела ещё сильнее, и весь путь до замка Себастьяна де Шане она проделала в молчании – впрочем, остальные дети мушкетёров тоже не стремились обсудить произошедшее.

***

Эжени де Шане отпустила служанку Симону, задула свечу, устало откинулась на спинку кресла и запустила пальцы в густые рыжеватые локоны. Корнель возился, устраиваясь на ночлег в своём гнезде из лоскутков ткани, но Эжени была слишком взволнована, чтобы ложиться спать. Сегодняшняя поездка утомила её больше, чем она ожидала, помимо того, наблюдательность, которой Эжени всегда гордилась, нынче обернулась против неё.

Так получилось, что младшая из сестёр де Шане всегда была ярче, наряднее, красивее и на виду у всех. Отец и мать не скрывали, что любят младшую дочь больше, чем старшую, и Эжени даже примирилась с этим. Наряды Инессы всегда были богаче, она умела кружить головы мужчинам, улыбаться и кокетничать – качество, которого Эжени была лишена напрочь. Неудивительно, что Бертран де Мармонтель соблазнился младшей сестрой и из двух «малюток де Шане», как он называл их, когда они ещё были детьми, выбрал «малютку Инессу».

Ситуация, когда у младшей дочери есть жених, а у старшей нет, создаёт определённые проблемы. Себастьян де Шане пытался найти Эжени жениха – впрочем, гораздо реже с тех пор, как она заикнулась о своём желании уйти в монастырь. Поначалу это было шуткой, но со временем становилось всё более осязаемым и весомым желанием. Себастьян де Шане уже примирился с выбором дочери, но появление в его владениях троих молодых мушкетёров воскресило его надежды. И пусть один из них был женат, а другой вёл себя как солдафон, всё ещё оставался третий – граф Рауль де Ла Фер.

Сегодня утром Эжени трижды выдержала оборону – сперва Симона расхваливала ей гостя («И такой воспитанный, не сказал мне ни одного вольного слова, даже не подмигнул!»), потом Инесса шептала на ухо заманчивые слова («Богат, хорош собой, и граф, подумай только, Эжени, граф!»), а в заключение отец произнёс целую речь («Я непременно поговорю с ним, ведь не станешь же ты хоронить себя в монастыре, в самом деле!»). Всем им Эжени отвечала, что молодой граф не в её вкусе, что она твёрдо решила посвятить себя Господу, что она, с её невысоким ростом, будет нелепо смотреться в паре с высоким Раулем. Абсурдность последнего довода так потрясла отца, что он оставил Эжени в покое.

И вот теперь, после поездки в лес, у неё появился ещё один довод. Она точно знала, что Рауль любит другую – знала по мимолётному вовсе не злому взгляду, брошенному им на Анжелику после того, как она оттолкнула пистолет, по заботливому тону, с каким Рауль обращался к баронессе, по тому, как он протягивал ей руку, помогая спуститься с седла… Мало того, он был любим – достаточно было поймать пару случайных ласковых взглядов, посланных Анжеликой Раулю, или увидеть её улыбку, когда он заговорил о Звере. Нет, Рауль никогда не станет мужем Эжени де Шане, потому что ему суждено стать мужем Анжелики дю Валлон!

«Интересно, а её брат знает?» – подумала Эжени, разглядывая свою недавнюю находку. Сегодня в лесу, следуя за Леоном, она наткнулась на чёрно-золотую ленточку, повисшую на кусте. Должно быть, дю Валлон потерял её, зацепившись за ветку, подумала Эжени, и уже собралась окликнуть Леона, когда её внимание привлекли инициалы «J. A.», вышитые на ленточке. Они явно не принадлежали капитану, и Эжени, отчего-то смутившись, спрятала ленточку в перчатку.

Теперь же она сидела за столом, разглядывая свой трофей, и не знала, как быть. Инициалы принадлежали Жаклин д’Эрбле, в девичестве д’Артаньян, и Эжени видела, как она собирала свои золотистые кудри похожей ленточкой. Значит ли это, что Жаклин подарила свою ленточку Леону? Или она потеряла её, а он подобрал и оставил у себя? Или же он собирался подарить её Жаклин? Так или иначе, Жаклин и Леона что-то связывало, и Эжени не особенно хотелось выяснять, что именно. Она понимала, что следует вернуть Леону ленточку, но как сделать это, не дав понять, что она знает его тайну? Или лучше хранить ленточку у себя, и пусть Леон думает, что обронил её в лесу?

Постепенно голова Эжени склонилась на грудь, ресницы сомкнулись, ленточка выскользнула из ослабевших пальцев, тело обмякло, и девушка погрузилась в сон. Она не видела туч, собравшихся на потемневшем небе, не слышала раскатов грома и шума дождя, забарабанившего по окнам, но отголоски грозы достучались до её разума, находившегося в плену сна, и она вздрогнула, не просыпаясь.

Она снова была в лесу, совершенно одна, вокруг неё сомкнулась тьма, а где-то далеко гремел гром. Ветер заставлял Эжени дрожать, ветви хлестали её по лицу, но она не знала, куда бежать, и лишь топталась на месте, неловко поворачиваясь из стороны в сторону. Среди деревьев мелькнула тень, но на этот раз Эжени видела не волка – перед ней предстал сам Зверь, угольно-чёрный, окутанный облаком тумана. Его глаза сияли, а из алой пасти вырывалось шумное дыхание. Эжени хотела бежать, но ноги отказались её слушаться, и она сумела сделать лишь несколько шагов назад.

– Нет, – выдохнула она, чувствуя, как спина прижимается к бугристой коре старого дерева. – Нет, пожалуйста…

Зверь ухмыльнулся – она готова была поклясться, что различила на его морде ухмылку – и прыгнул вперёд. Эжени в ужасе закрыла лицо руками, ожидая, что острые зубы вот-вот разорвут её тело, но ничего подобного не случилось. Она отняла руки и замерла в изумлении – перед ней был не зверь, а человек – он стоял, совершенно обнажённый, не стыдясь своей наготы. Лицо его скрывали длинные спутанные светлые волосы, но вот он поднял руки, отвёл пряди – и Эжени вскрикнула.

На неё смотрел Леон дю Валлон де Брасье де Пьерфон.

«Сказки про оборотня оказались правдой», – подумала Эжени, находясь на грани потери сознания, и тут случилось нечто ещё более невероятное, чем превращение волка в человека. Леон опустился на колени, не сводя с неё пристального взгляда, скользнул рукой под юбку, и Эжени только сейчас поняла, что стоит перед ним в одной ночной рубашке. Она хотела закричать, вырваться, убежать, ударить Зверя палкой, как это сделала Жанна Валли, но всё тело охватила странная истома, и Эжени хватило сил лишь прошептать: «Не надо…»

Леон с тихим рычанием уткнулся носом в её колени, поднял руки выше, ведя ими по её ногам, сминая рубашку так, что затрещало тонкое кружево. Эжени вжалась в ствол дерева, положила руку на голову Леона, запустила пальцы в его волосы, пытаясь оттолкнуть его. Она хватала ртом воздух, пытаясь закричать, но получался только стон. Эжени совершила ещё одну, последнюю попытку, рванулась изо всех сил, застонала… и проснулась в своём кресле, задыхаясь, с бешено бьющимся сердцем.

========== Глава четвёртая, в которой звучат истории и говорится о гневе Господнем ==========

Весь остаток ночи Эжени провела без сна – то ли из-за разыгравшейся не на шутку грозы, то ли из-за привидевшегося кошмара. Утром она поднялась рано и первым делом подбежала к окну, как делала каждый раз после пробуждения. Обычно вид из окна её радовал, но сейчас низкое небо, затянутое белой пеленой, и тяжёлые ветви деревьев, мокрые и гнущиеся к земле, вызывали только тоску и уныние. Гроза успокоилась, дождь ещё шёл, но постепенно затихал. Взгляд Эжени устремился в сторону леса, в котором она побывала вчера с детьми мушкетёров и Шанталем.

«Нам повезло, что вчера была хорошая погода», – подумала Эжени, ёжась от холодных дуновений, проникающих сквозь щели окна. Мысли о лесе вызвали у неё воспоминания о сегодняшнем сне, и она задрожала сильнее. Может ли этот сон быть вещим? И что он в таком случае значит? Леон – преступник? Леон – оборотень? Это смешно, ведь оборотней не существует! Да и появился барон дю Валлон с друзьями совсем недавно, а Зверь нападает уже несколько месяцев…

«Но ты ведь не знаешь, где господин барон был до того, как прибыть к вам», – услужливо подсказал внутренний голос. «Может, как раз бегал по вашим землям в обличьи Зверя. А его друзья вполне могут быть его сообщниками».

– Глупости, – сказала Эжени вслух, кинув взгляд на своё отражение в зеркале – испуганное бледное лицо, под глазами тени, волосы спутаны. – Оборотней не существует, и наши гости не могут быть замешаны в преступлениях. Если они как-то связаны со Зверем, зачем им помогать моему отцу? Нет, это совершенно исключено. Просто ночной кошмар, приснившийся из-за того волка в лесу, и я забуду его уже к середине дня.

Но забыть не получилось. Утомлённый вид невыспавшейся Эжени вызвал множество вздохов и расспросов со стороны Симоны, Себастьян де Шане едва удостоил дочь взглядом, а вот Инесса вцепилась в неё, как гончая в добычу.

– Почему ты такая бледная, Эжени? – вопросила она, когда они обе спустились вниз. – Снились кошмары после поездки в лес? А отец говорил, что тебе не следует туда ехать!

– Инесса, кошмары тут не при чём, – отмахнулась Эжени. Как раз в это время в дальнем конце коридора появились дети мушкетёров. Заметив среди них Леона, Эжени почувствовала, что краснеет, и поспешно опустила глаза. В памяти ярко вспыхнуло воспоминание – вот он стоит перед ней на коленях, касается её, целует её ноги, а она не в состоянии даже пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы оттолкнуть его. Как остро она ощутила всё это – словно и на самом деле была в лесу! И от своего бессилия, от того, что она не оттолкнула Леона даже во сне, Эжени теперь жёг стыд.

– Ааа, теперь я понимаю, – на лице сестры появилось заговорщическое выражение. – Он тебе нравится, верно? Ты не спала всю ночь, мечтая о нём?

Эжени взглянула на сестру с изумлением: на её памяти ещё не было случая, чтобы Инесса так точно угадывала её мысли. Она снова ощутила жар на щеках.

– Мне он тоже нравится, – прошептала Инесса на ухо сестре. Они стояли в скрытом утренним мраком углу гостиной, так что приблизившиеся дети мушкетёров не могли сразу заметить их. – Сложно пройти мимо такого мужчины.

– Не то чтобы он мне нравился… но в нём есть что-то притягательное, – призналась Эжени, не отрывая взгляда от Леона, который в этот момент беседовал со своей сестрой. Вот он улыбнулся в ответ на какую-то шутку Анжелики, и Эжени отметила, что улыбка у него вполне приятная, когда он ни над чем не насмехается.

– Какая улыбка! – подхватила её мысль Инесса. – А какие глаза! Боже мой, Эжени, я знаю, мне, без пяти минут жене Бертрана Железной Руки, не следует говорить о подобном, но в таких глазах я готова утонуть!

«А я нет – они ведь холодны, как северное море», – подумала Эжени, глядя на Леона, сверкающего голубыми глазами. Потом ей в голову пришло, что Инесса, должно быть, уже простила капитану его резкие слова о Париже, раз она так восхищается им.

– Конечно, я не позволю себе никаких вольностей, но полюбоваться им можно, верно? – лукаво улыбнулась сестра. – Ах, какой мужчина! Красивый, храбрый… жаль только, что женат.

– Женат? – у Эжени вырвалось восклицание, и Инесса удивлённо посмотрела на неё.

– Конечно, женат! И я не хочу злословить насчёт его жены, но согласись, что она… на ней слишком сказывается воспитание отца. Ездит по-мужски, носит мужской костюм, сражается на шпагах! Хотя, она, конечно, красавица, тут ничего не скажешь. Должно быть, Анри д’Эрбле нравятся женщины, которых нужно укрощать, как кобылиц!

– Да, наверное, – прошептала Эжени, всё ещё потрясённая тем, что они с сестрой, оказывается, говорили о двух разных мужчинах, и Инесса восхищалась вовсе не Леоном дю Валлоном, а Анри д’Эрбле. Впрочем, у неё было немного времени на то, чтобы поразиться разнице в их с Инессой вкусах – младшая сестра уже выскользнула из тёмного угла и с любезной улыбкой направилась к гостям.

– - Доброе утро, господа! Как вам спалось? Надеюсь, гроза не слишком мешала? Я-то спала так крепко, что даже грома не слышала…

***

Настроение капитана Леона вполне соответствовало серому дню за окнами замка. Ещё вчера вечером он заметил пропажу ленточки со своего плаща – должно быть, обронил в лесу, когда пробирался через кусты. Теперь ленточка Жаклин станет добычей какой-нибудь птицы, которая положит её в своё гнездо, или крота, который утащит её в свою нору. Наверное, это было даже романтично, но Леона такая романтика особо не радовала.

Его чувство к Жаклин д’Эрбле нельзя было назвать любовью, и он прекрасно это понимал. Скорее это было желанием обладать тем, что принадлежало другому – Леон поморщился, мысленно произнося эти слова. Жаклин они бы разозлили – она ненавидела, когда к женщинам, да и к людям вообще относятся как к вещам, и уж она никогда не принадлежала кому-то – она выбрала Анри сама, полюбив его после той истории с королевскими сокровищами. Она выбрала его, а не Леона – да и с чего ей было выбирать капитана? Он – её бывший враг, он не защищал её от гвардейцев и монахов, не задыхался вместе с ней в душном подвале, не признавался ей в любви.

Разумом Леон это понимал – как понимал и то, что у них с Жаклин, даже если бы она выбрала его, не могло получиться ничего путного. Они оба слишком вспыльчивы, не умеют признавать ошибки, в отличие от тонкого дипломата и стратега Анри. Если бы Жаклин выбрала Леона, их первая же ссора закончилась бы дуэлью, возможно, со смертельным исходом. Про Анри и Жаклин Леон не знал наверняка, но подозревал, что их первая ссора, как и все последующие, закончилась постелью.

Жаклин любила Анри и была счастлива в браке с ним, а Леону оставалось только выполнять свой долг на службе, а в свободное время искать утешения в случайных встречах с женщинами и ненавидеть самого себя. Ленточка с инициалами Жаклин д’Артаньян, вышитыми ей в ту пору, когда она ещё была девочкой-подростком, слетела с её волос во время фехтования с Анри. Слетела – и осталась сиротливо чернеть на песке. Жаклин не заметила её, покидая место схватки вместе с мужем, как не заметила и прожигающего взгляда Леона. Он поднял ленточку, хотел вернуть владелице… и не стал. Жаклин на следующий день, заметив пропажу, философски пожала плечами и достала другую ленточку. А Леон оставил чёрно-золотой трофей у себя, носил его приколотым к груди и снова ненавидел себя – за сентиментальность.

Теперь, лишившись ленточки, он даже почувствовал некоторое облегчение, точно вместе с ней исчезли и его чувства к Жаклин. Но ночная гроза и последовавший за ней туманный сырой день изрядно подпортили ему настроение. А ведь ещё предстояло ехать в деревню и расспрашивать о Звере выживших свидетелей – Антуана, лишившегося овцы, мальчишку-заику Этьена и храбрую Жанну Валли. Лошадей влажная погода тоже не радовала – они нервно фыркали, прядали ушами, мотали головами и отказывались выходить из конюшни. Эжени де Шане уговаривала своего коня, гладя его по носу, а ворон тревожно взмахивал крыльями, балансируя у неё на плече.

– Гляжу, конь вас не слушается, – заметил Леон, подходя к ней. Анри оживлённо рассказывал что-то жене, Анжелика не менее оживлённо описывала Раулю свои сны, и Леон неожиданно почувствовал себя чужим. Это чувство было ему вполне знакомо, но в последнее время стало забываться, и он, не желая вспоминать его снова, решил искать компании Эжени.

– Почему же, Серый Ветер меня прекрасно понимает, – возразила девушка, похлопывая своего коня по шее. – Ну же, иди, будь умницей, а то капитан Леон подумает, что ты трус.

Поразительно, но на коня это подействовало – он фыркнул, хлестнул себя хвостом по крупу и послушно зашагал рядом с Эжени.

– Вы любите животных, – отметил Леон, – и они вас, как я вижу, тоже. А вот мне не так повезло – и звери, и люди меня боятся. Одна только Дьяволица меня слушает, – он кивнул на свою вороную кобылу, стоящую неподалёку.

– Дьяволица? Вы назвали свою лошадь Дьяволицей? – в глазах Эжени заплясали смешинки.

– А почему нет? Но она, вопреки своему имени, очень кроткое и спокойное животное – только такие и способны меня терпеть. А вы почему назвали коня Серым Ветром?

– Серый – потому что он серой масти, – серьёзно ответила Эжени. – А Ветер – потому что это самый быстрый конь во всей конюшне. И при этом покладистый – слушается и отца, и Инессу, и меня.

Серый Ветер, точно понимая, что речь идёт о нём, тихонько заржал и потянулся мордой к Леону. Капитан протянул руку, желая погладить его, но тут Корнель внезапно взвился в воздух и с хриплым карканьем атаковал его – Леон едва успел вскинуть руку, защищаясь от острых когтей и тяжёлого клюва.

– Дьявол!

– Корнель, назад! – голос Эжени прозвучал непривычно громко. Ворон описал ещё несколько кругов над Леоном и, продолжая каркать, вернулся на плечо хозяйки.

– Лети домой, – строго приказала она. – Ты наказан – сегодня никакого зерна. Ещё чего вздумал – нападать на людей! Ну, лети!

Корнель покрутил головой, пронзил Леона своими глазами-бусинками, поднялся в воздух и, каркнув на прощание, полетел к приоткрытому окну замка – видимо, в комнату Эжени.

– Простите, – обычным своим тихим голосом обратилась она к капитану. – Раньше с ним никогда такого не было. Он вас не клюнул?

– Хорош бы я был, если бы позволил воронью клевать себя, пока я живой, – пробормотал Леон, не замечая, что почти повторяет вчерашние слова Шанталя. – Что это с ним? Взбесился?

– Думаю, он ревнует, – ответила Эжени. Леон посмотрел ей в лицо – не шутит ли? Но лицо её было спокойным и серьёзным. Капитан усмехнулся:

– Ревнует вас ко мне? Да у вашего ворона характер старого ревнивого мужа!

– Он не всегда таким был, – вступилась за своего питомца Эжени, – наверное, его напугало обилие незнакомых людей в замке… или он увидел в вас угрозу, когда вы потянулись к моему коню… – она погладила взволнованного Серого Ветра по шее.

– Леон, мадемуазель де Шане! – к ним подъехал Анри. – Мы готовы отправиться в путь!

– Прекрасно, – Эжени оперлась на руку Леона и грациозно взлетела в седло.

***

Эжени почувствовала себя немного лучше после разговора с Леоном. По крайней мере, она сумела не покраснеть и не показать, что одно присутствие дю Валлона рядом её страшно смущает. Корнель улетел и, скорее всего, сильно обиделся на неё, но она в любом случае не смогла бы взять его с собой: в деревне её наверняка примут за ведьму, если увидят с вороном на плече. Увы, в хорошем расположении духа старшая дочь де Шане пребывала недолго – до тех пор, пока не увидела позеленевший каменный крест, воздвигнутый давным-давно на развилке дорог. Сейчас его пересекала широкая трещина, издалека похожая на длинный чёрный шрам – видимо, во время вчерашней грозы в крест попала молния. Эжени увидела, как проходящие мимо люди перекрестились, и испытала желание сделать то же самое.

– Вы видите это? – от резкого голоса путники вздрогнули. К ним широким размашистым шагом приближался высокий мужчина в одеянии монаха. Вытянутое лицо его, хмурое и подвижное, казалось ещё длиннее из-за залысин, короткие седые волосы трепал ветер. Монах приблизился и вперил пристальный взгляд во всадников.

– Мадемуазель де Шане, доброе утро, – судя по его лицу, утро было каким угодно, только не добрым. – Господа, кажется, я не имею чести вас знать. Я отец Роберт, местный священник.

Анри представил себя и своих спутников, все они раскланялись, Анжелика и Жаклин приветливо улыбнулись, но на кюре это не произвело впечатления, наоборот, он ещё больше помрачнел.

– Я слышал о вас. Вы прибыли с благой целью – остановить Зверя, терзающего эти земли. Но вы ищете не там, где следует.

– Вы что-то знаете о Звере? – поинтересовалась Жаклин.

– Только то, что этот Зверь – создание не из плоти и крови, а из адского огня и серы. И пришёл он не из леса, а из адского пекла. Господь карает людей за их грехи, и вот доказательство тому! – отец Роберт указал на расколотый крест. – Он поразил молнией этот крест, чтобы явить нам свою волю!

– Странный Зверь – из огня и серы, но его можно ранить обычной еловой веткой, – заметил Леон.

– И в каких грехах повинны юные девушки и мальчики? За что Господь карает их? – спросила Эжени. Роберт метнул на неё мрачный взгляд, который она выдержала, глядя на священника с высоты Серого Ветра.

– Мне неведомы Его дела. Я могу сказать лишь, что Он обрушил свой гнев на земли вашего отца, и Зверь будет свирепствовать до тех пор, пока ваш отец, дитя моё, не смирит свою гордыню.

– Я не ваше дитя, – Эжени почувствовала, как в ней просыпается дерзость, свойственная скорее Инессе. – Что ж, отец Роберт, если вам больше нечего сказать, молитесь за нас, а мы отправимся в деревню, чтобы узнать больше о Звере, созданном из огня и серы.

– Гордыня – тяжкий грех, дитя моё! – напутствовал её отец Роберт.

Некоторое время после этого путники ехали в молчании. Уже перед самым въездом в деревню Анжелика заметила:

– Мне кажется, он в своей злости не уступит монахам, которые чуть не убили нас в Англии. Почему он так зол на вашего отца, мадемуазель де Шане?

– Можно просто Эжени, – откликнулась она. – У них с отцом был какой-то спор: кажется, отец отказался жертвовать церкви какие-то деньги, а отец Роберт обвинил его в скупости и упрекает по сей день. Инесса иногда шутит, что единственная книга, которую он когда-либо прочитал, – Библия. А Бертран добавляет, что единственная женщина, о которой он когда-нибудь мечтал, – дева Мария.

Поняв, что сказала почти непристойную вещь, Эжени замолчала и опустила глаза, чувствуя, как лицо заливает краска. Но дети мушкетёров встретили её слова дружным смехом – набожная Анжелика смеялась звонче всех, и даже хмурый Леон улыбнулся. Эжени скромно склонила голову и не стала добавлять, что Роберт на самом деле весьма образованный и учёный человек, который, по её мнению, очень не любит женщин.

Когда они прибыли в деревню, выяснилось, что Антуан Тома по прозвищу Долговязый Антуан уехал, чтобы продать лучших своих овец. Судя по всему, он разумно решил, что лучше продать овец и получить деньги, чем дождаться, пока их растерзает Зверь. Впрочем, ни Эжени, ни её спутники не возлагали на Антуана особенных надежд, кроме того, часть его истории, правда из третьих уст, дети мушкетёров услышали в трактире.

В доме, где жила семья Буле, было прохладно и сумрачно, потолок казался непривычно низким. Одиннадцатилетний Этьен Буле, Этьен-Закрой-Рот, до того перепугался, увидев знатных господ, собиравшихся расспрашивать его, что не смог вымолвить ни слова. Высокий для своего возраста и тощий, растрёпанный и белобрысый, он только глядел перепуганными серыми глазами и, подобно рыбе, открывал и закрывал рот.

– Мы не причиним тебе вреда, – попыталась успокоить его Эжени. – Ты ведь знаешь меня, я Эжени де Шане, дочь господина де Шане. Мы хотим убить этого ужасного Зверя, который так напугал тебя.

– Я н-ничем н-не мог-гу п-помочь, – выдавил из себя мальчик. – П-простите, д-добрые госп-пода, но я н-ничего не помню.

– Как выглядел Зверь? Откуда он появился? Должен же ты хоть что-то помнить! – воскликнул Анри, но тут Анжелика вдруг дёрнула его за рукав и приложила палец к губам. Анри замолчал, удивлённо глядя на неё. Дочь Портоса с необыкновенной для её комплекции ловкостью проскользнула между друзей и села на скамью рядом с мальчиком.

– Послушай меня, Этьен, – ласково заговорила она. – Знаешь, когда я была маленькой, тооднажды очень испугалась большой отцовской собаки. Я тоже начала заикаться и почти перестала говорить, но мне помог отец. Он сказал мне, что собака только защищала своих щенков и подумала, что я хочу их забрать. Ещё папа сказал, что я храбрая и могу преодолеть свой страх, надо только поверить в себя. И я поверила, потому что он верил в меня. Знаешь, Этьен, – её тон стал лукавым, почти заговорщическим, – я вижу, ты славный парень! Я думаю, ты куда храбрее, чем все считают. Я верю, что ты можешь рассказать нам кое-что о Звере.

Мальчик уставился на неё во все глаза, затем несмело кивнул.

– Он б-был большой, – прошептал он. – Б-больше всех собак, к-которых я в-видел. Он п-прыгнул на телёнка, с-свалил его, п-перегрыз г-горло и ут-тащил. П-перед этим он н-напал на меня, но я с-спрятался с-среди быков, и они его н-не подпустили.

– Он был больше телёнка? – негромко спросила Анжелика. – Или даже больше коровы?

– Б-больше т-телёнка… но меньше к-коровы.

– Он был тёмный, как ночь? Или серый, как туман?

– Ч-чёрный, – Этьен сглотнул. – И г-глаза у него свет-тились… ж-жёлтым. И он р-рычал, глухо так и очень з-зло.

– А не заметил ли ты адского пламени в его глазах или пасти? Может, от его лап на земле оставались горячие следы? – по мнению Эжени, это Анжелика спросила зря. Этьен побледнел и замотал головой. После этого добиться от него ещё чего-то было невозможно.

– Спасибо тебе, – Анжелика пригладила вихры мальчика и улыбнулась ему. – Ты очень храбр, Этьен, и ты нам очень помог.

***

Дом семьи Валли немногим отличался от дома семьи Буле. Себастьян де Шане в разговоре с детьми мушкетёров упомянул, что Жанна Валли «была очень плоха», но с тех пор её состояние улучшилось – она вполне свободно передвигалась по дому, опираясь на тяжёлый деревянный костыль, но на вопросы отвечала, полулёжа на кровати. Правая нога девушки была вся обмотана бинтами, которые не способны были скрыть даже длинные юбки, но Леона поразила красота Жанны – красота дикого зверя, созданного природой и нетронутого человеком. Длинные и густые каштановые волосы, полное жизни, пусть и несколько бледное лицо, огромные синевато-серые глаза, длинная шея, стройная талия, идеальные формы – Недотрога Жанна оставалась красавицей даже после ранения. На вопросы она отвечала с большей охотой, чем Этьен Буле, но с её лица не сходило выражение настороженности и даже запуганности, как у загнанного зверя.

– Где он напал на вас? – вопросы по общему решению задавал Анри, как человек, умеющий произвести впечатление на женщину. Леон мельком взглянул на Жаклин – нет, на этот раз она не ревновала, а только подалась вперёд, вслушиваясь в ответ.

– На опушке леса – я пошла туда за отбившейся от стада овцой. Овцу-то мне отогнать удалось – она сама рванула прочь, когда почуяла опасность. Я тоже кинулась бежать, но не успела – Зверь выскочил из кустов и повалил меня на землю. Дальше… я плохо помню, – Жанна устало потёрла лоб. – Я кричала что было сил, пинала его, бросала всё, что попадалось под руку. Зверь рвал мои юбки, а потом ему в пасть попала моя нога, – она прикрыла глаза, видимо, заново переживая те страшные мгновения. – Не понимаю, как я не лишилась чувств от боли. Под рукой оказалась тяжёлая ветка, и я ударила ей Зверя, потом ещё раз, и ещё… Мне повезло – ветка была острая и попала Зверю в нос, потом в грудь. Он выпустил меня и скрылся в лесу, а я… Не помню. Кажется, я ползла, потом пыталась идти, опираясь на ветку… Я добралась до деревни и увидела идущего ко мне Франсуа – а потом я потеряла сознание.

– Франсуа? Кто такой Франсуа? – встрепенулся Анри.

– Наш кузнец. Он донёс меня до дома и этим спас мне жизнь. Он и сейчас заходит ко мне, – на белых щеках Жанны появился лёгкий румянец, и Леон подумал, что Шанталь был неправ – остаться одной ей точно не грозит.

– Это случилось днём? – продолжал расспрашивать Анри. Жанна кивнула.

– Вы видели Зверя? Можете его описать?

– Большой, тёмный, лохматый, и зубы, как сабли, – она вздрогнула. – И из пасти у него несло жуткой вонью. Если это и волк, то таких больших волков я сроду не видела!

– А что-нибудь ещё вы запомнили?

– Трудно запоминать, когда тебя пытаются разорвать на куски, – Жанна блеснула глазами. – Мама теперь молится деве Марии: мол, это она меня спасла и прогнала Зверя. А я помню, что на опушке не было никого, кроме меня да этого чудовища, да ещё Франсуа меня донёс… – её голова устало склонилась на грудь.

– Мы не будем вас больше утомлять, – Анри поднялся с кровати и кивнул друзьям. – Вы очень храбрая девушка, и вам через многое пришлось пройти. Отдыхайте.

Эжени и дети мушкетёров покинули дом в молчании, которое длилось до тех пор, пока они не вернулись к своим лошадям. Только там Леон тряхнул головой, откидывая волосы, и преувеличенно весело обратился к Анжелике:

– А ты, оказывается, умеешь говорить с детьми, сестрица! Из тебя выйдет чудесная мать!

– Ой, Леон, ну что ты, – засмущалась Анжелика. – Я всего лишь была добра к бедному мальчику, в этом нет ничего сложного…

– И что мы теперь знаем? – спросила Жаклин, обращаясь к Анри, но ответил ей Рауль.

– Что на людей нападает один и тот же Зверь, а не несколько разных. Что он, что бы там ни говорил отец Роберт, сделан из плоти и крови, а не из огня и серы. Что его, как я уже говорил, можно ранить и убить. И мы должны сделать это как можно скорее, пока он не покалечил кого-нибудь ещё, – при этих словах лицо Рауля стало жёстким, и Леон подумал, что никогда ещё не видел графа таким мрачным и решительным.

========== Глава пятая, в которой герои идут в библиотеку, и появляется Бертран Железная Рука ==========

В последующие несколько дней не произошло никаких событий, достойных упоминания. Эжени вместе с детьми мушкетёров снова ездила в деревню, выслушивала рассказы крестьян, а по возвращении неизменно записывала всё услышанное. Ничего нового из этих рассказов почерпнуть не удалось: Зверя все описывали примерно одинаково, только живое воображение прибавляло к образу огромного чёрного животного с жёлтыми глазами то исходящее из пасти пламя, то дьявольские рога на голове, то способность летать по воздуху, не оставляя на земле следов. При дальнейших расспросах выяснялось, однако, что большинство рассказчиков даже не видели Зверя сами, а описывали его со слов знакомых и соседей.

В лесу было застрелено несколько волков, но ни один из них не мог быть тем самым Зверем – они были серые, а не чёрные, и куда меньше размером. Несколько отбившихся от стада овец были найдены в лесу – точнее, было найдено то, что от них осталось. Себастьян де Шане объявил, что со дня на день состоится массовая облава. В имение должен был прибыть Бертран Железная Рука, жених Инессы и страстный охотник.

Дни из солнечных стали серыми и дождливыми, небо надолго затянули облака, дороги размокли. В один из таких дней дети мушкетёров собрались вместе, чтобы обсудить дальнейшие действия. Местом сбора была библиотека – Эжени сама позвала гостей сюда, в её любимое место. Ещё ребёнком она проводила здесь долгие часы, увлечённо читая книги, порой вовсе не предназначенные для её возраста.

Библиотека находилась в одной из башен замка. Это было круглое помещение, достаточно просторное, но кажущееся маленьким и тесным из-за множества книг. Все они стояли стройными рядами, как солдаты на параде, тускло поблёскивая корешками. Здесь всегда царил полумрак, шторы были приспущены, и солнечный свет почти не проникал внутрь. У окна стоял стол, на нём – чернильница, перья и несколько листов бумаги. В последнее время Эжени часто сидела здесь и старательно записывала сведения, которые, по её мнению, могли помочь поймать Зверя.

Сейчас библиотека казалась ещё теснее из-за того, что в ней находилось шесть человек. Эжени сидела за столом, Жаклин и Анжелика – на миниатюрной козетке, примостившейся между двумя высокими шкафами. Леон стоял возле них, Рауль прохаживался взад-вперёд вдоль шкафов, с интересов разглядывая книги, Анри подошёл к окну – шторы, вопреки обыкновению, были подняты, и комнату освещал тусклый сероватый свет.

Иногда Эжени казалось, что в этой библиотеке она провела всю свою жизнь. Так получилось, что сёстры де Шане хоть и родились с разницей всего в один год, были совершенно не похожи друг на друга. Старшая любила тишину и покой, из увлечений предпочитала вышивание, музицирование (что вполне одобрялось её родителями) и чтение (что отец считал ненужным и даже вредным – мало ли что девочка может вычитать в книгах!). Младшая с детства стремилась быть в центре внимания, обожала танцевать, ездить верхом, впоследствии – охотиться, из чтения же признавала лишь стихи. Так и получилось – Инесса со смехом рассказывала родителям какую-нибудь забавную историю, кружилась перед зеркалом, любуясь новым платьем, отважно скакала по полям и лесам на своей гнедой Кудеснице, а Эжени сидела с книжкой в библиотеке, вышивала у камина или глядела на заснеженные поля из окна.

Правда, ездить верхом она тоже любила – нестись на Сером Ветре рядом с сестрой или отцом, чувствуя, как развеваются волосы и полощется плащ, было для неё ничуть не хуже, чем следить за приключениями героев книг или постигать тайны арифметики. Она много чего любила тогда, в те далёкие времена, когда была жива мама. А потом мама ушла – тихо и незаметно, как подобает настоящей леди. Она скончалась от чахотки в одну особенно жестокую и холодную зиму. Тогда Инесса разбила руки в кровь о стену и сорвала голос, крича Господу о несправедливости. Отец с тех пор словно превратился в ледяное изваяние – и не оттаял до сегодняшнего дня, хотя прошло уже больше года. А сама Эжени на какое-то время разучилась улыбаться, разлюбила зиму и перестала доверять докторам. Как можно им доверять, если они обещали спасти маму – и не спасли?

Потом пришла весна, сошёл снег, и расцвели подснежники. Разбитые руки Инессы зажили, вновь зазвучал её звонкий голос, глаза отца потеплели, а на уста Эжени вернулась улыбка. Она снова начала ездить по лесам и иногда даже брала с собой Корнеля. Он то летел рядом, то садился на её плечо, хрипло каркая, и им обоим было весело. Но появился Зверь, и конным прогулкам пришёл конец. Отец боялся отпускать её даже с Шанталем и с детьми мушкетёров…

– Итак, господа, что мы имеем на сегодняшний день? – голос Анри прервал её воспоминания.

– Зверь появился в июне и нападал каждую неделю, – начал Рауль. – Было уже восемь нападений, пострадало шесть человек, кроме того, были убиты овца и телёнок. Кто совершил последние нападения, доподлинно неизвестно – Зверь или же обычные волки, загрызшие отбившихся от стада овец.

– Зверь нападает на слабых – отбившихся животных, женщин, детей, – подхватила Жаклин. – Он похож на волка, но гораздо крупнее, с чёрной шерстью и горящими глазами. Он не боится нападать днём, и при этом он достаточно умён, чтобы избегать ловушек и капканов, а однажды он даже увернулся от пули.

– Зверь нападал каждую неделю, но за всё время, что мы здесь, нападений не было. Он как будто испугался нас и затаился, – произнесла Анжелика.

– Я отметила места нападений, – Эжени развернула на столе карту отцовских владений, пожелтевшую от времени, измятую и испачканную чернилами. Дети мушкетёров склонились над ней. – Судя по всему, Зверь живёт в самой середине леса – но почему тогда охотники не могли найти его логово, когда прочёсывали лес?

– Значит, недостаточно прочёсывали, – пожал плечами Леон. – Думаю, если состоится облава, он от нас не уйдёт.

– Может и уйти – он куда хитрее, чем обычный волк, – возразила Анжелика.

– Но не хитрее человека, – ответил Леон. Эжени невольно задумалась о том, как различны между собой брат и сестра. У обоих светлые волосы, но у Анжелики они пшеничного оттенка, слегка вьются и аккуратно уложены вокруг головы, а если распустить их – упадут ниже пояса. У Леона волосы длиной до плеч, цветом похожи на высохшие сено, прямые и жёсткие даже на вид. У обоих детей Портоса голубые глаза – но у Анжелики в них видна ясная синь небес, у Леона же в глубине поблёскивает сталь. Анжелика всегда сияет, как утреннее майское солнце, легка и свободна, как птица – Леон либо мрачен, либо насмешлив и похож на грозного хищного зверя… на льва, согласно его имени. Свои воспоминания о Леоне-Звере из сна Эжени поспешила отмести прочь.

– Я скажу ещё одну вещь, – Рауль помедлил и оглядел собравшихся. – Заранее прошу у дам прощения за неприятные подробности. Я разговаривал с теми, кто нашёл тела жертв, кто хоронил их, и заметил одну странную деталь. Звери убивают либо ради еды, либо ради защиты, так? Этот Зверь не защищает своё логово – ему нужно пища. Значит, он должен утаскивать тела жертв к себе и там пожирать их. С овцой и телёнком он так и поступил, но тела людей нашли почти нетронутыми. Их нашли в лесу или в поле, со страшными ранами, но… – Рауль пытался произнести неприятную речь побыстрее, – Зверь не ел их.

Эжени почувствовала дурноту и мотнула головой. Краем глаза она видела, что Анжелика прижала ладонь ко рту, а Жаклин и вовсе побледнела и снова опустилась на козетку.

– Что вы хотите этим сказать? – Анри повернулся к другу. – Зверь не ест людей, потому что он сам человек? Вы считаете его оборотнем?

– Я ничего не могу утверждать, – Рауль покачал головой. – Я не верю в оборотней, но этот Зверь… он будто пытается запугать людей, показать свою силу. Ему не нужна пища – есть он может и лесных зверей. Ему нужна власть…

– Вы хотите сказать, что Зверь ведёт себя не по-звериному? – Эжени в волнении вскочила с места. Неясная мысль, приходившая ей в голову и раньше, теперь обрела в форму и блеснула в голове яркой молнией. – А что, если Зверь не один?

– Вы думаете, их несколько? – растерянно спросил Анри. – Но ведь все описывают Зверя одинаково, и потом…

– Нет-нет, я не об этом! – перебила его Эжени. – А что, если Зверь – всего лишь орудие? Если у него есть хозяин, который натравливает его на жертв, а потом уводит в убежище, известное лишь им двоим? Если этот хозяин преследует какую-то цель?

На миг в библиотеке повисло молчание, а потом все заговорили разом.

– Такую возможность я не рассматривал, – тихо произнёс Рауль.

– Но кто справится с такой зверюгой? – воскликнула Анжелика.

– И кому придёт в голову такое зверство? – добавил Анри и тут же поправил сам себя: – Хотя я слышал истории об охотниках, травивших людей собаками. Если представить вместо собаки Зверя, то в это даже можно поверить.

– Но какой цели можно добиваться таким способом? – вопросил Леон.

– Держать в страхе шевалье де Шане… – начала Жаклин и не договорила, закашлявшись. Эжени увидела, что дочь д’Артаньяна смертельно бледна и прижимает руку ко рту, явно борясь с тошнотой.

– О Боже, Жаклин, что с тобой? – Анри кинулся к жене.

– Простите, это моя вина, – виновато склонил голову Рауль. – Я зря заговорил о жертвах…

– Ерунда… сейчас пройдёт, – Жаклин яростно замотала головой.

– Это от духоты! – Эжени кинулась к окну и распахнула его настежь. Порыв свежего воздуха ворвался в библиотеку, и листы на столе затрепетали – Эжени едва успела придавить их чернильницей.

– Простите, – Жаклин всё ещё было дурно. – Кажется, мне придётся вас покинуть.

Она удалилась, сопровождаемая поддерживающим её Анри и тревожно всплёскивающей руками Анжеликой. Леон и Рауль, взволнованные, последовали за ними. Эжени, оставшись в одиночестве, упала на стул, склонилась над бумагами и замерла, в отчаянии обхватив голову руками.

***

Этой ночью капитану Леону не спалось. Его волновало состояние Жаклин, помимо того, из головы не выходили мысли о сказанном Эжени. Если она права, и за Зверем действительно стоит направляющий его человек, то всё гораздо серьёзнее, чем они поначалу считали. Зверя можно выследить и пристрелить, но как найти его хозяина? И даже если Зверь будет убит, что мешает человеку придумать что-нибудь новое?

Утро выдалось серым и туманным, но сквозь разрывы облаков проглядывало солнце. Когда гости спустились в столовую, Леон отметил, что Жаклин чувствует себя значительно лучше, хотя всё ещё бледновата. Себастьян де Шане, его дочери и гости только закончили завтракать, когда со двора послышался топот копыт, лай собак и громкие крики. Инесса воскликнула «Это он!» и опрометью кинулась во двор – лишь взметнулась ярко-красная юбка. Себастьян, Эжени и дети мушкетёров поспешили за ней.

Во дворе замка была суматоха, ржали кони, лаяли собаки, шумели люди. Слуги рассёдлывали коней и успокаивали собак, а посреди всего этого хаоса возвышался на рослом жеребце крупный мужчина, сложением, пожалуй, не уступавший Портосу. Волосы его, усы и короткая борода были русыми с рыжеватым оттенком, тёмно-серые глаза смотрели внимательно из-под густых бровей, а всё лицо освещала широкая добродушная улыбка. Одет он был неярко, в глаза бросались только длинные чёрные перчатки, закрывавшие руки до локтей.

– Себастьян де Шане! – голос у него был гулкий, под стать такому гиганту. – Как поживаете, старый друг?

– Милостью Божией ещё жив, – сдержанно ответил Себастьян. Инесса, вся сияя, подбежала к всаднику – Леон подумал, что впервые за всё время их пребывания видит её по-настоящему счастливой.

– Шевалье де Мармонтель, – она присела, скромно опустив глаза, но тут же вновь подняла их и уставилась на прибывшего. Тот легко спешился и левой рукой притянул девушку к себе, но тут же отстранился.

– Инесса, ты расцветаешь день ото дня! – прогудел он и повернулся к детям мушкетёров. – А это, должно быть, те самые смельчаки, о которых ходит молва? Это они предложили свою помощь в поимке Зверя?

– Именно так, сударь, – Анри поклонился и в уже привычном порядке представил себя и своих друзей. Глаза гиганта заблестели, когда он услышал известные всей Франции фамилии, и он шагнул вперёд, протягивая правую руку – с некоторым усилием, будто она была слишком тяжела для него.

– А я Бертран де Мармонтель, известный в этих краях под прозвищем Железная Рука, и будь я проклят, если я не помогу вам поймать эту зверюгу, которая держит в страхе весь город!

Дети мушкетёров молчали, видимо, смущённые его пылкостью. Леон первым шагнул вперёд, сжал протянутую ладонь… и отдёрнул руку, ощутив сквозь перчатку холод металла.

Бертран де Мармонтель хрипло хохотнул и левой рукой стащил перчатку с правой. Леон невольно отступил назад, Анжелика за его спиной тихо ахнула. Вместо правой руки у Бертрана был железный протез – блестящий, серовато-белый, перехваченный в нескольких местах кожаными ремешками. Леон заметил на нём рычажки, позволяющие, по-видимому, менять положение пальцев.

– Так вот почему Железная Рука! – воскликнула Жаклин.

– Именно! – Бертран, довольный произведённым впечатлением, опустил руку. – Мне отхватили полруки на войне с испанцами, но один славный мастер выковал мне новую – из железа! Ну, Инесса, а где же твоя сестра? Где малютка Эжени?

– Малютка Эжени выросла, – отозвалась старшая дочь де Шане, подходя к нему, и в голосе её Леону послышалась печаль. Несколько гончих псов с громким лаем кинулись к ней, но явно не с дурными намерениями – они крутили хвостами и заглядывали ей в глаза. Эжени потрепала их по головам и, подойдя к Бертрану, присела перед ним.

– Ты и правда выросла, – восхищённо проговорил он. – Де Шане, обе ваши дочери расцвели в самые прекрасные цветы Бургундии! Думаешь ли ты о женихе, Эжени?

– Моя дочь собирается стать Христовой невестой, – ответил за Эжени Себастьян.

– Хоронить такую красоту в монастыре? Безумие! – фыркнул Бертран. – Опомнись, Эжени, сколько мужчин, должно быть, мечтают о тебе!

– Не обо мне, а о моём наследстве и о землях моего отца, – грустно возразила она. – Прошу вас, господин де Мармонтель, давайте не будем об этом. Вы ведь приехали сюда охотиться на Зверя – давайте о нём и поговорим.

– Узнаю малютку Эжени, – рассмеялся Бертран. – Она и в детстве была такой же серьёзной. Жаль, что вы, господа мушкетёры, не видели её и Инессу в детстве – чудесные были девчушки! Инесса могла часами танцевать, а Эжени всё больше тянуло к книгам. А скажите-ка мне, господин д’Эрбле, как нынче обстоят дела в Париже?

***

За ужином случилось то, чего Эжени боялась больше всего – её слова никто не воспринял всерьёз. Когда она заговорила о Звере и о том, что он, возможно, подвластен человеку, Инесса досадливо поморщилась и заявила:

– Неужели обязательно всякий раз говорить об этом за едой? Мне теперь кусок в горло не полезет!

– Прости, сестра, но когда же ещё мне говорить об этом? – возразила уязвлённая Эжени. – Господин де Мармонтель обязан выслушать меня, если он собирается поймать Зверя.

– Ты забила себе голову страшными сказками, – поджал губы отец. – Сложно представить, чтобы человек мог справиться с таким крупным и опасным созданием, да ещё и натравить его на кого-то. Я считаю, что Зверь сам по себе слишком хитёр и коварен, человеческий умысел тут не при чём.

– Мне попадались такие волки и лисы, которых можно заподозрить в сговоре с дьяволом – до того они ловко скрывались и запутывали следы! – поддержал его Бертран. – В самом деле, кому придёт в голову подобная безумная идея – приручить Зверя, чтобы он убивал людей!

– Мы приручаем собак, чтобы они загоняли дичь, – проговорила Эжени уже менее уверенно и покосилась на мушкетёров, ожидая поддержки. – Господа, помнится, вы были согласны со мной…

– Я сказал, что такое возможно, но я ничего не могу утверждать наверняка, – осторожно произнёс Анри.

– Если ваше предположение правильно, то поймать Зверя ещё труднее, а выследить его хозяина – почти невозможно, – добавил Рауль.

У Бертрана, однако, на этот счёт было другое мнение.

– Сначала убьём Зверя, а потом доберёмся и до хозяина – если он, конечно, существует, – он тяжело опустил железную руку на стол. – Справимся с Божьей помощью. Неужели убить какого-то волка, шастающего по лесам, труднее, чем выдержать натиск испанцев?

– Это не просто волк – он куда крупнее и хитрее обычных волков, – заметила Жаклин.

– Но не хитрее человека, – усмехнулся Бертран, не зная, что повторяет слова, произнесённые совсем недавно капитаном Леоном. – Завтра будет большая охота, и нам всем нужно хорошенько подкрепиться перед ней.

– Я не поеду, – решительно сказала Эжени. – Вы знаете, я плохо стреляю и вообще не люблю охоту.

– Я тоже, – неожиданно поддержала её Анжелика. – Не хочу смотреть, как убивают несчастных волков.

– Эти несчастные волки лишают крестьян пропитания, убивая их скот, – холодно ответил Себастьян де Шане. – Впрочем, воля ваша. Если хотите, можете остаться в замке. А что насчёт вас, Жаклин? Вы тоже не любите охоту?

– Не очень, – Жаклин выпрямилась на сиденье, – но я поеду.

– Я тоже, – вставила Инесса. – Я должна быть рядом, когда Бертран убьёт Зверя и положит конец нападениям.

– Ты слишком наивна, – обратился к невесте Бертран. – Может, это буду не я, а твой отец или кто-нибудь из господ мушкетёров. А может, какой-нибудь охотник. Например, Жан Шанталь – должно ведь ему когда-нибудь повезти?

Дальше разговор пошёл в другом направлении, и Эжени, чувствуя усталость и бессилие, покинула столовую раньше других, сославшись на головную боль. Она поднялась наверх и долго стояла у окна, глядя на сгущающиеся сумерки. Завтра наступит день, уже прозванный Днём Великой охоты. Будет убито множество волков, но окажется ли среди них Зверь? Верно ли её предположение насчёт его хозяина? Или всё, высказанное ею в библиотеке – не более чем фантазии, и дети мушкетёров сейчас смеются над её предположениями вместе с отцом, сестрой и Бертраном?

Небо уже потемнело, на нём зажигались первые звёзды, из-за облаков выплывала луна. Корнель мягко опустился на плечо Эжени, но она едва почувствовала его тяжесть. Голоса доносились до неё будто издалека – видимо, ужин закончился, и гости расходились. Эжени услышала приближающиеся шаги, но не отошла от окна и даже не повернула голову – она чувствовала себя удручённой, и ей не хотелось ни с кем разговаривать.

– Мадемуазель де Шане, – негромко окликнули её. Она узнала голос Леона и нехотя повернулась. Корнель на её плече раскрыл крылья и хрипло каркнул.

– Он не нападёт на меня? – капитан улыбнулся, но вид у него был усталый и, что странно, недовольный. Эжени подтолкнула ворона рукой.

– Лети к себе, – она проводила Корнеля взглядом и повернулась к капитану. – Неужели вы его боитесь?

– Я уже давно никого и ничего не боюсь, – медленно проговорил он.

– Даже завтрашней охоты?

– А чего её бояться? – он дёрнул плечом. – Преследовать зверей – не то, что преследовать людей. Звери куда менее опасны, потому что не знают, что такое подлость.

– Интересное суждение, – Эжени снова посмотрела за окно. – Бертран как-то раз заметил, что каждый человек похож на какое-то животное. Он сам считал себя медведем, Инесса была домашней кошкой, а я – ласточкой.

– Ласточка, – повторил Леон. – А что, это красивые птицы, лёгкие и быстрокрылые. Хорошее сравнение. Ну а я, по-вашему, на кого похож?

– На льва, – быстро ответила Эжени, пытаясь не вспоминать о своём сне. – Храбрый лев с золотой гривой.

– Лев, – усмехнулся дю Валлон. – Видел я как-то льва в королевском зверинце – обычный кот, только большой, толстый и разморённый жарой. Грива свалялась, сам лежит и не может подняться – ни храбрости, ни золота я не заметил.

Эжени обескуражила как резкость его слов, так и спокойствие его тона.

– Я не хотела обидеть вас этим сравнением. Между прочим, это был комплимент, – голос её дрогнул, и Леон это заметил.

– Простите, – похоже, он был смущён. – Знаете, я не мастер вести такие разговоры – не то что д’Эрбле или Рауль. Если я задел вас… прошу простить.

– Вас часто сравнивают со львом? – Эжени постаралась проявить участие. – Вам это надоело, поэтому вы злитесь?

– Меня ни с кем не сравнивают – жизнью дорожат, – хмыкнул он.

Это смутило Эжени ещё больше, и она опустила голову.

– Простите меня, – тихо сказала она. – Знаете, время позднее… наверное, я пойду к себе. Удачи вам в завтрашней охоте.

– Благодарю, – кивнул Леон. Эжени уже шла по коридору, когда он окликнул её:

– Мадемуазель де Шане!

– Да? – она остановилась и развернулась к нему.

– Если мои слова вас утешат, то я думаю, что вы правы насчёт хозяина Зверя. И мои друзья думают так же. Именно поэтому я считаю, что завтра мы Зверя не поймаем. Но всё равно, спасибо вам за добрые слова.

После этого Эжени покинула его в совершенном смятении. Уже лёжа в своей постели, она долго не могла уснуть, ворочалась с боку на бок, сминала одеяло, а когда всё же провалилась в сон, опять оказалась в лесу. На этот раз за окном не гремел гром, не лил дождь, поэтому во сне было тихо, и даже ветер дул не так сильно. Эжени по-прежнему стояла возле дерева в одной ночной рубашке, но сейчас она почему-то не испытывала страха – только тихую обречённость.

Зверь появился, как и прежде, из-за деревьев, одним большим прыжком преодолел разделявшее их расстояние и приземлился у ног Эжени. Она видела, как поднялась огромная, неправильной формы голова, как засветились глаза, как заизвивалось тело Зверя, избавляясь от тёмной, пахнущей землёй и кровью шкуры. Ещё несколько мгновений – и Леон дю Валлон стоял перед на коленях, насмешливо глядя на неё снизу вверх.

– Почему волк? – не своим, хриплым и дрожащим голосом произнесла Эжени. Леон посмотрел на неё вопросительно, и она добавила:

– Почему волк, а не лев? Вы же Леон, значит, лев…

– Серьёзно? Я стою перед тобой голый, только что превратившись из Зверя в человека, а ты спрашиваешь, почему не лев? – он рассмеялся и, легко поднявшись с колен, шагнул к Эжени, прижимая её к стволу дерева, уже знакомому по прошлому сну. – Это единственный вопрос, который у тебя возникает?

«Нет, не единственный. Далеко не единственный», – подумала Эжени, но вслух ничего произнести не успела – Леон крепче прижал её к дереву, стискивая рубашку и тело под ней, утыкаясь лицом в шею. Сил сопротивляться не было, и Эжени безвольно обмякла. Ей было жарко и холодно одновременно, сердце бешено стучало, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди, спину больно царапала кора дерева, а шею обжигало дыхание Леона. Вот он поднял голову, чтобы поцеловать Эжени в губы… и за мгновение до того, как он исполнил это намерение, она проснулась в своей постели.

========== Глава шестая, в которой происходит Великая охота, а Эжени слушает рассказ и даёт дельный совет ==========

Дождя в День Великой охоты, вопреки опасениям собравшихся, не было. Небо по-прежнему затягивали тучи, было прохладно и сыро, но сквозь разрывы облаков изредка проглядывало солнце. С самого утра в замке Себастьяна де Шане витал какой-то странный дух, дух свободы и приключений. Обитатели замка были непривычно оживлены, но в то же время встревожены. Даже Эжени, не собиравшаяся ехать в лес, чувствовала непривычный прилив сил и невольно задумалась: не вызвано ли это ощущение её сном? Ведь и в прошлый раз после такого сна она была взволнована, но при этом преисполнена желания поговорить с жертвами нападений и услышать их истории собственными ушами.

И в замке, и во дворе было шумно – лаяли собаки, ржали лошади, переговаривались люди, Инесса, не находившая себе места, в нетерпении порхала по коридорам, Себастьян де Шане проверял старое ружьё. Бертран Железная Рука, быстро сдружившийся с детьми мушкетёров, рассказывал им какие-то истории – судя по взрывам хохота, не вполне приличные. Анжелика краснела, слушая его, Жаклин делала вид, что ей всё нипочём, Рауль пытался удержать маску хмурости, Анри и Леон смеялись от души, и Эжени поймала себя на том, что любуется улыбкой капитана.

«Нет, пора перестать смотреть на него», – твёрдо сказала она самой себе. «Мало того, что он с друзьями прибыл в наш замок и живёт в нём почти неделю, так он ещё занял мою голову, мои мысли и мои сны! Нет, господин капитан, так решительно не годится! Прошу вас оставить мой разум в покое и не являться мне во снах… тем более в таком непристойном виде».

Представив, как она высказывает всё это Леону, Эжени не смогла сдержать смешка. Как назло, именно в этот момент капитан повернул голову и увидел её улыбку. Эжени быстро и стыдливо опустила глаза – не хватало ещё, чтобы он подумал, что она заигрывает с ним!

Мало-помалу сборы были закончены, и кавалькада всадников выстроилась во дворе. Инесса на своей Кудеснице гарцевала рядом с Бертраном, который что-то говорил своим собакам, то и дело наклоняясь к ним и трепля по головам левой рукой. Гончие повизгивали и виляли хвостами – видимо, хозяина они любили. Себастьян, привстав в стременах, обводил двор тревожным взглядом, дети мушкетёров прощались с Анжеликой.

– … и пожалуйста, Жаклин, будь осторожна, – донеслись до Эжени слова баронессы, когда она приблизилась к пятерым друзьям.

– Ничего со мной не станется! – обычным своим слегка бесшабашным тоном бросила Жаклин и легко поднялась в седло, не опираясь на протянутую руку Анри.

– Это не первая охота, в которой я участвую, – д’Эрбле тоже оседлал коня. – Мадемуазель де Шане, вы пришли проводить нас?

– Да, – Эжени заставила себя улыбнуться. – Осторожности вам уже пожелали, теперь я хочу пожелать вам удачи.

– Удача нам не помешает, – весело кивнул Анри. – С нами Шанталь, а он опытный охотник. Может, сегодня Бог будет на нашей стороне, мы убьём Зверя, и дальнейшее расследование не понадобится.

– Я буду молиться! – Анжелика торопливо перекрестилась.

– Даже если Зверь не будет убит, не стоит впадать в отчаяние, – добавил Рауль. Он, поднимаясь в седло, тепло посмотрел на Анжелику, она послала ему ответный ласковый взгляд. У Эжени от этой сцены защемило сердце, и она поспешно отвернулась. Чуть неподалёку Леон давал наставления своей вороной Дьяволице, и Эжени подошла к нему.

– Я желаю вам удачи, – неловко проговорила она, наблюдая за тем, как Леон расчёсывает гриву кобылицы. Ей вдруг подумалось: а что, если бы он так же гладил её рыжие вьющиеся волосы, пропуская их сквозь пальцы?

«Кажется, я знаю, что мне сегодня приснится», – подумала Эжени, краснея, но Леон её смущения не заметил. Сегодня он был в хорошем расположении духа.

– С нами Бог, – ответил он. – Знаете, мадемуазель де Шане, в тех местах, где я родился, ходит поговорка: «Господь любит детей, дураков и пьяниц».

– И к кому же вы себя относите? – это было очень дерзко и совсем некстати, но Эжени не сумела сдержаться. Впрочем, Леон не разозлился, лишь усмехнулся.

– Все мы – дети мушкетёров, раньше я был дураком, а иногда бываю и пьяницей, значит, мне должно повезти втройне.

– Кажется, вы успели попасть под влияние Бертрана, – покачала головой Эжени, пытаясь сдержать улыбку. – Он любит такие шутки.

– Любит, – согласился Леон. – Знаете, Эжени, может, это странно прозвучит, но он… напоминает мне моего отца. Мы с ним не успели узнать друг друга как следует, но думаю, он так же бы смеялся перед охотой и бесстрашно бросился бы на Зверя, появись тот перед ним. Мы с отцом были вместе всего несколько дней, но я узнал о нём больше, чем за всю свою жизнь.

Заинтригованная Эжени уже хотела расспросить капитана – ей внезапно захотелось узнать про Портоса как можно больше – но тут к ним подошла Анжелика и без лишних слов кинулась брату на шею.

– Леон! – судя по дрожащему голосу, она едва не плакала.

– Успокойся, сестра, – он погладил её по волосам и посмотрел на Эжени едва ли не извиняющимся взглядом. – Ну-ну, Анжелика, не стоит так печалиться, я ведь не на войну иду.

– Мне приснился дурной сон, – она шмыгнула носом и отстранилась. – Должно произойти что-то плохое, я чувствую.

– С кем, со мной? – Леон, по-видимому, не был сильно обеспокоен словами сестры.

– Не знаю… Я даже не помню, что мне снилось! Но Леон, пожалуйста, будь осторожен!

– Я всегда осторожен, – он пожал плечами и взлетел в седло. – Я везучий, сестрёнка, ты же знаешь.

– Не говори так, – покачала головой Анжелика. – Вдруг спугнёшь удачу?

– Не спугну, – Леон протянул сестре руку, и та крепко сжала её. – Мадемуазель де Шане пожелала мне достаточно удачи, чтобы выжить в сегодняшней охоте.

Он мягко высвободил руку, улыбнулся сестре, кивнул Эжени и, развернув Дьяволицу, отъехал к друзьям. Себастьян де Шане встал во главе колонны и помахал дочери рукой:

– Жди нас, Эжени!

– Не скучай, сестра! – прозвенела Инесса, подъезжая к нему.

– Я привезу вам голову Зверя! – Бертран рубанул воздух железной рукой.

– Анжелика, мадемуазель де Шане, счастливо оставаться! – вразнобой закричали дети мушкетёров.

Всадники двинулись прочь. Анжелика махала им, пока их было видно, подпрыгивая на месте. Эжени тоже подняла руку, но почти сразу же опустила её. У неё возникло странное давящее чувство – как будто и отец, и Инесса не испытывали никакой грусти при расставании. Они оставили её всего на день, но легко оставили бы и на год, как будто она ничего для них не значила. Инесса увлечена своим Бертраном, а отец всегда любил младшую дочь больше, чем старшую.

«Может, я несправедлива к ним?» – размышляла Эжени, глядя на Анжелику, которая всё ещё махала всадникам и слала воздушные поцелуи. «Но ведь на меня никто так не смотрел, как Рауль смотрит на неё. Меня никто не обнимал так, как она обнимала брата. Инесса даже не называла меня «сестрёнкой»! Интересно, а Леон смотрит на Жаклин д’Артаньян так же, как Рауль на Анжелику? Он любит её? Или просто желает её? Или я всё выдумала, и ленточка, которая сейчас лежит в моём столе, ничего не значит?»

Неожиданно налетел резкий порыв ветра, и Эжени поёжилась.

– Пойдёмте в замок, – тихо сказала она. – Здесь холодно, а ваш брат вряд ли обрадуется, если вы простудитесь.

***

Свежий ветер, треплющий волосы, неумолчный лай собак, крики загонщиков, ровный стук копыт – всё это напоминало Раулю о тех днях, когда они с отцом охотились в лесах графа де Ла Фер. Атос научил сына всему тому, что он умел сейчас, и у Рауля всё ещё покалывало сердце, когда он вспоминал строгие глаза и спокойный размеренный голос отца. Прошло больше года с момента его смерти, и нельзя сказать, что она была неожиданной, но как же иногда всё-таки больно вспоминать тех, кого нет с нами! Сердце снова закололо, и Рауль невольно поморщился, прижав руку к груди.

– Всё в порядке? – с ним поравнялся Анри.

– Да просто старая рана напомнила о себе, – ответил Рауль, стараясь, чтобы голос звучал как можно беззаботней. – Чувствую, то приключение в таверне будет ещё долго напоминать о себе.

– Рауль, вы неподражаемы! – усмехнулся Анри. – Только вы можете назвать «приключением» сражение, в котором вам в сердце прилетел кинжал!

– Но сердце оказалось твёрже, – пошутил Рауль и поглядел в сторону Леона. Тот ехал рядом с Инессой и о чём-то расспрашивал её.

– Вижу, ваша сестра не любит охоту и всё, что с ней связано, – заметил дю Валлон. – Она всегда была такой тихой?

– Мы с Эжени во многом непохожи, – Инесса отвела от лица выбившуюся прядь. – Она любит ездить верхом, но не видит веселья в охоте. Её всегда тянуло к книгам и вышиванию, а меня – к танцам и песням.

– Она кажется печальной.

– Эжени всё ещё переживает после смерти мамы. Она ушла так… быстро, – Инесса закусила губу. – Чахотка. Отец так и не оправился до конца после этого. Он всегда был тревожным, а теперь он переживает за меня. И за Эжени тоже, – добавила она после паузы, – но меньше, ведь она всегда была более рассудительной. Бедная наша мама, она так и не дождалась нашей с Бертраном свадьбы!

– Простите, – Леон склонил голову. – Я не хотел будить ваши воспоминания.

– Ничего, я уже привыкла. Время, знаете ли, лечит даже самые тяжёлые раны. Оно вылечило Бертрана, вылечило меня, излечит и отца с Эжени. Мы с ней разные, но я порой беспокоюсь за неё. Вы можете меня понять, господин дю Валлон, ведь у вас тоже есть сестра, и вы с ней тоже сильно отличаетесь.

– Анжелика – чудо, – усмехнулся Леон, и глаза его потеплели. – Я люблю её, забочусь о ней и готов защитить её от любой опасности. И если бы я увидел, что она горюет, я бы сделал всё, чтобы осчастливить её.

Раулю почудился в этих словах упрёк, но Инесса де Шане его не расслышала.

– Эжени тоже заботилась обо мне, когда мы были детьми, – с рассеянным видом кивнула она. – Да и потом, когда мы воспитывались в монастыре, она иногда заступалась за меня и брала на себя вину за мои мелкие шалости. Я не была кроткой, видит Бог, не была, но я в этом совершенно не раскаиваюсь!

Рауль опустил голову и поспешно отъехал в сторону, чувствуя, как сердце начинает биться сильнее. Капитан Леон был не единственным человеком, любящим Анжелику и готовым защитить её от любой опасности. Он, граф де Ла Фер, готов был снова подставить грудь под кинжал и сразиться с троицей монахов, если бы ему пришлось защищать баронессу дю Валлон. К счастью, за тот год, что они были знакомы, ему не так часто приходилось это делать, кроме того, Анжелика вполне могла сама постоять за себя. Рауль и сам не заметил, как его первая всепоглощающая страсть к Луизе де Лавальер сменилась сначала привязанностью, а потом и любовью к Анжелике дю Валлон.

Анжелика, милая, чистая и невинная Анжелика, не замечала огня в его глазах, не слышала боли в его словах – она была по-прежнему добра и ласкова, считая Рауля своим другом. Он же не смел проявить свои чувства, боясь спугнуть Анжелику, как птицелов боится неловким движением спугнуть сидящую на ветке певчую птицу. Вот только Рауль совсем не хотел ловить её – он хотел любоваться её красотой, наслаждаться её пением издали, и его вполне устраивало нынешнее положение вещей. И только иногда, обычно в ночные часы бессонницы, ему приходило в голову, что жизнь не вечна, а молодость коротка, что Анжелика с её милым личиком и добрым нравом непременно выйдет замуж, а он… Что ж, ему тогда останется только уйти в монастырь. «В женский», – добавил он, вспомнив Портоса, и невесело улыбнулся собственной шутке.

– Приветствую вас, господа! – послышался впереди раскатистый голос. За поворотом дороги показался всадник на невысоком буром коньке. Когда он подъехал ближе, Рауль узнал отца Роберта.

– Возвращаюсь из соседней деревни, – пояснил он. – А вы отправляетесь в лес, чтобы поразить Зверя?

– Нет, мы всего лишь выехали на небольшую прогулку, – нежно улыбнулась Инесса, и тут же была одёрнута своим суровым отцом:

– Не дерзи, Инесса. Да, святой отец, мы надеемся, что сегодня это чудовище будет убито, и ужасу в моих землях придёт конец.

– Да пребудет с вами Бог! – священник размашисто перекрестил их, а затем кинул мрачный взгляд на Инессу и Жаклин. – Я не вижу вашей старшей дочери, шевалье де Шане, и юной баронессы.

– Эжени и Анжелика не любят охоту, – ответил де Шане, – они остались в замке.

– Что ж, может оно и к лучшему. Женщинам неместо на охоте, – негромко, словно говоря сам с собой, добавил Роберт и возвысил голос: – Я буду молиться об удачном исходе охоты, которая уже прозвана Великой, но помните: этого Зверя не убьёшь обычной пулей! Он прислан из самого Ада, и лишь молитва и святая вода могут справиться с ним!

– Пока вы тут проповедуете, Зверь уже может покинуть своё логово и начать охоту на нас, – бросил Шанталь, выезжая вперёд. – Я охотник, и я лучше знаю, каким оружием поразить Зверя.

– Гнев – один из страшнейших грехов, сын мой, – Роберт пристально посмотрел на Шанталя, пожевал губами и добавил: – Но я всё равно желаю вам удачной охоты.

С этими словами он направил конька прочь от кавалькады. Рауль видел, что Инесса поёжилась, но Бертран шепнул ей на ухо что-то, отчего она тут же расхохоталась. Леон, мрачно глядя вслед отцу Роберту, подъехал к друзьям.

– Не нравится мне этот священник, – заметил он. – Вы не думали, что он может быть связан со Зверем? Если подумать, ему выгодно держать людей в страхе и читать свои проповеди.

– Слишком уж он худой, – Жаклин придирчиво проводила взглядом удаляющегося всадника. – Ему не хватит сил справиться со Зверем, если он и впрямь так велик, как о нём говорят.

– Да и где он прячет Зверя? Не в церкви же и не в своём доме! – добавил Анри.

– Об этом мы не подумали, – Раулю в голову пришла новая мысль, никем не высказанная ранее. – Если Зверем и впрямь управляет человек, то, кем бы он ни был, где он держит Зверя? У него должно быть место в лесу, достаточно удобное, чтобы незаметно туда добраться, и достаточно тайное, чтобы никто не смог его обнаружить.

– И при этом там должна быть клетка или что-то, к чему можно привязать Зверя – крепко привязать, чтобы он не сбежал в отсутствие хозяина, – кивнула Жаклин.

– Вернёмся с пустыми руками – обсудим это с Эжени, – решительно сказал Анри. – Если она додумалась до того, что за Зверем стоит человек, то может догадаться, где он держит Зверя.

– Где надо, там и держит, – мрачно усмехнулся Леон, вспомнив свою поездку в Англию и Луизу де Круаль.

***

В замке де Шане было ещё тише, чем обычно, а в библиотеку и вовсе не проникало ни звука. Эжени сидела у окна, подперев голову рукой и пытаясь читать роман, но глаза её соскальзывали со строчек, а мысли блуждали далеко в лесу, рядом с отцом, сестрой, Леоном и его друзьями. Анжелика сидела на козетке и аппетитно похрустывала сочным яблоком – окно было приоткрыто, и запах яблока смешивался с другими запахами, принесёнными снаружи. Корнель тихонько возился на шкафу, пытаясь соорудить гнездо из обрывков бумаги.

– Баронесса, я давно хотела вас спросить, – Эжени оставила бесплодные попытки чтения и отложила книгу.

– Просто Анжелика, пожалуйста, – дочь Портоса поспешно проглотила кусок яблока.

– Анжелика, помните, ещё тогда, в лесу, когда вы заступились за волка, Леон сказал, что волка, как и его, спасло ваше милосердие. Тогда я не совсем поняла, что он имел в виду… А сегодня, когда мы прощались, он сказал, что знал своего отца всего несколько дней. Возможно, я чересчур любопытна, но что это значит?

Анжелика отложила надкушенное яблоко и вся подалась вперёд, сияя глазами – о брате она явно могла говорить часами.

– Леон был рождён не в законном браке, – почти шёпотом произнесла она. Эжени не сильно удивилась – она кое-что слышала о любовных похождениях отцов-мушкетёров и не была бы поражена, если бы оказалось, что у каждого из них есть несколько незаконных детей.

– Он не знал своего отца, – всё тем же заговорщическим тоном продолжала Анжелика. – У него была только шпага, которую папа подарил ему, когда Леону был всего год, а меня не было и в помине. Его мать рано умерла, и ему даже не у кого было спросить про отца…

Анжелика рассказывала долго и увлечённо, её глаза блестели, грудь вздымалась и опускалась, а Эжени сидела, невидящим взглядом уставившись в окно, и перед ней открывался новый мир – мир мальчика-бастарда, не знавшего своего отца, мир капитана королевских гвардейцев, которого только чудо и собственные умения берегли от гибели, мир охотника, чьей добычей были люди… Перед её глазами проносились видения – разбитые скалы и окровавленное тело на их обломках, Королевская площадь и громкий смех гвардейцев, море, лижущее песок, и звон шпаг, гостиница в далёкой Англии и горящий фитиль… Когда Анжелика заговорила о воскрешении отцов-мушкетёров, Эжени покачала головой, но не осмелилась перебить её. В этом мире происходит столько странных вещей, что возвращение из мёртвых уже не кажется чем-то невероятным.

На какое-то время Эжени отвлеклась, представив, как возвращается с того света её мать – гладит её по голове, шепчет слова утешения, расчёсывает волосы и хвалит шитьё. На глазах сразу выступили слёзы, и Эжени быстро вытерла их. А если бы смогли вернуться женщины и дети, пострадавшие от Зверя? Кто знает, что бы они смогли рассказать!

– И тут папа отдал Леону свою шпагу, а она точь-в-точь такая же, как шпага Леона, – Анжелика, в отличие от неё, не сдерживала слёз. – И оказалось, что Леон – его сын и мой брат! Он был так потрясён, чуть не заплакал! А я… а я не могла сказать ничего кроме: «Ну я же говорила, что люблю тебя!» – Анжелика рассмеялась сквозь слёзы и прижала руки к лицу. – Представляете, он был моим братом, а я не знала этого и целовала его на площади!

– Очень трогательная история, – согласилась Эжени, протягивая Анжелике тонкий вышитый платок. Про свои сомнения в правдоподобности истории о воскрешении мушкетёров она решила не упоминать – уж слишком счастливой и взволнованной выглядела сестра Леона. – И, самое главное, с хорошим концом!

– Вы любите такие истории? – Анжелика всхлипнула и осторожно провела платком по глазам.

– Очень люблю, – Эжени посмотрела в окно, на зеленовато-серые верхушки деревьев и низкое небо. – Спасибо вам за рассказ, теперь я стала лучше понимать вашего брата.

Она прикусила язык, сообразив, что выдала свой интерес к Леону, но Анжелика, видимо, не увидела в этом ничего странного и просто кивнула.

– Ох, скорей бы они возвращались! – она снова потянулась за яблоком. – Я боюсь за них. Мне приснился дурной сон, и, хоть Леон и говорит, что это всё глупости, я теперь весь день как на иголках.

– Что-то дурное должно произойти с вашим братом? – встревожилась Эжени. – Или с Раулем?

– Я не знаю, я почти не помню сна… – начала Анжелика и вдруг осеклась, кинув на Эжени испуганный взгляд. В этот миг каждая увидела в глазах другой осознание – Анжелика поняла, что Эжени знает её тайну, а Эжени поняла, что выдала своё знание. Несколько мгновений спустя Эжени смущённо опустила глаза, а Анжелика посмотрела на неё почти обиженно и прошептала – гораздо тише, чем раньше, когда рассказывала про Леона:

– Неужели это так заметно?

– Не знаю, наверное, только для меня, – почему-то тоже шёпотом ответила Эжени. – Мне обычно нечего делать, и я наблюдаю за другими.

– И что теперь будет? – Анжелика всё ещё выглядела испуганной. – Вы всем расскажете?

– Вы расскажете, – возразила Эжени. – Расскажете Раулю, что любите его.

– Я не смогу, – Анжелика побледнела. – Он же любит другую…

– Не знаю, о ком вы, но уверяю, Рауль любит только вас, – Эжени наклонилась чуть ближе. – Если бы вы видели, как он смотрит на вас, как улыбается, когда думает, что его никто не видит! Он любит вас, Анжелика, клянусь вам этой библиотекой, и чем быстрее вы ему об этом скажете, тем лучше!

– Почему? – испуг Анжелики сменился настороженностью.

– Потому что отец, кажется, всерьёз намерен выдать меня замуж за Рауля.

– А вы?

«А мне нравится ваш брат», – едва не вырвалось у Эжени, но она сдержалась.

– А единственный мужчина, которого я по-настоящему люблю – это Корнель.

Анжелика покосилась на ворона, копающегося на шкафу, и вдруг по-прежнему тихо спросила:

– А почему мы шепчем?

– Не знаю, – честно ответила Эжени, и обе они рассмеялись.

***

То, что гордо называлось Великой охотой, оказалось грязным, трудным и неприятным делом. Волки, встревоженные криками загонщиков, лаем собак и выстрелами, покидали свои убежища и стремглав мчались прочь, чтобы быть убитыми. То там, то тут стреляли ружья и пистолеты, пахло порохом, гончие уже охрипли, лошади тревожно ржали, рассекая копытами лесную подстилку. Себастьян де Шане преследовал волков с таким рвением, как будто каждый из них нанёс ему личное оскорбление. Инесса не отставала от отца, правда, стреляла она всякий раз в воздух и явно наслаждалась скачкой больше, чем стрельбой. Бертран умело управлялся с пистолетом одной рукой, протезом только поддерживая его, и громовой голос его оглашал лес.

Никто из детей мушкетёров не испытывал особой страсти к охоте, а сейчас она и вовсе перешла во что-то, граничащее с отвращением. Волки проносились мимо – серые, белые, бурые, крупные и мелкие, полные смертельного страха и ненависти к людям, сверкая глазами, высунув языки… Одним удавалось избежать пуль, другие подлетали высоко вверх, как подброшенные, и падали наземь без движения.

– Хорошо, что Анжелика этого не видит, – пробормотал Леон, и Рауль был полностью с ним согласен. Бедная Анжелика, с неё бы сталось кинуться наперерез охотникам, защищая волков!

Конь зафыркал – сегодня он особенно нервничал, и Рауль погладил его по шее, успокаивая. Мимо пробежал, выбрасывая вперёд сильные лапы, крупный серовато-коричневый волк. Жаклин уже подняла было пистолет, но опустила его, так и не выстрелив.

– Может, хоть этому повезёт, – пробормотала она, провожая зверя взглядом.

– Чем дольше я здесь нахожусь, тем больше убеждаюсь в правоте Эжени, – кивнул Анри. – Зверь не появится, потому что хозяин надёжно спрятал его в убежище.

Шум становился невыносимым. Рауль развернул коня и пустился прочь, подальше от лая собак и криков людей, от выстрелов и запаха пороха, вглубь леса, где свистели и перекликались потревоженные птицы, а пахло только сыростью и деревьями. Конь уверенно двигался по лесным тропам, и граф едва успевал уворачиваться от веток, бьющих по лицу. Он понял, что жеребец движется в определённом направлении, и позволил ему выбирать дорогу.

Вскоре деревья стали редеть, в лицо пахнуло свежестью, и конь вынес Рауля на крутой берег. Внизу шумела, извиваясь между камней, река, берег напротив был так же крут, и в нём виднелось несколько тёмных отверстий – пещер. Конь, почуяв запах воды, издал призывное ржание, и Рауль похлопал его по шее. У него отчего-то появилось смутное желание спуститься к берегу и исследовать его, но оно не успело стать явным – где-то очень близко грохнул выстрел.

Рауль вздрогнул от неожиданности и выпустил поводья – всего на миг, потом он снова схватил их, но ошибка была непоправимой. Конь, испугавшись громкого звука, рванул прочь, Рауль не сумел удержаться в седле, почувствовал, что соскальзывает, перед глазами всё замелькало, закружилось в пёстром хороводе, конь взвился на дыбы и сбросил всадника. Высокий рост стал для Рауля проклятием – не успев сгруппироваться, он ударился головой о внезапно появившийся впереди ствол дерева, падая, ободрал плечо, и оказался на земле в весьма плачевном состоянии.

«Такого позора я давно не испытывал», – пронеслось в голове Рауля перед тем, как милосердная тьма распахнула свои объятия и поглотила его.

========== Глава седьмая, в которой происходит одно объяснение в любви и две ссоры ==========

То, что Великая охота закончилась неудачно, было понятно ещё издалека, когда вереница всадников только приближалась к замку. Они ехали необычно тихо – не было слышно радостных криков, возвещающих о победе над Зверем, не грохотал голос Бертрана Железной Руки, и даже собаки, казалось, лаяли тише. Анжелика поспешно спустилась во двор, чувствуя, как сердце сжимается от неотвратимой беды. Эжени, бледная и серьёзная, шла следом за ней.

Всадники спешивались, конюхи рассёдлывали коней, Бертран о чём-то разговаривал с собаками, трепля их по головам – до Анжелики долетели слова: «Молодцы, хорошо постарались… Мы его, проклятого, ещё выманим из леса». Среди прибывших мелькнул священник – он быстро прошёл за Себастьяном де Шане, что-то взволнованно говоря ему. Потом Анжелика перевела взгляд на подъехавших друзей, и дыхание замерло у неё в груди.

Рауль, её любимый Рауль, не спешивался, а сползал с седла, голова его была наспех обмотана какой-то тряпицей, на которой проступали кровавые пятна, рукав был порван и тоже в крови. Граф, смертельно бледный, пошатнулся и упал бы, если бы его не подхватил оказавшийся рядом Анри.

– Рауль, что с вами? Что случилось? – Анжелика, забыв все сомнения, не боясь выдать свои чувства, движимая одним огромным страхом за графа, подлетела к нему.

– Конь испугался выстрела, понёс, а Рауль не удержался в седле и, падая, ударился о дерево, – коротко пояснил подошедший Леон. – Ладно ещё, что мы его быстро нашли – Жан Шанталь был неподалёку…

– Рауль, бедный Рауль! – перепуганная Анжелика зашагала рядом с Анри, ведущим графа в замок. – Вы тяжело ранены?

– Ерунда, – Рауль попытался улыбнуться, но получилась скорее гримаса боли. – Обычный удар головой, я сотни раз так падал, когда был мальчишкой и только учился ездить. Я… ох, эти ступеньки! – не стою ваших слёз… Сам во всём виноват – надо было крепче держаться в седле…

– Не бравируйте, – Анри подтолкнул друга в сторону его комнаты. – Боюсь, ближайшие несколько дней вам придётся провести в покое.

То же самое сказал и прибывший вскоре врач. Разбитый лоб Рауля был промыт и перевязан чистой тканью, как и ободранное плечо. Анжелика всё это время в волнении крутилась около врача, то присаживаясь, то отходя к окну и пытаясь сдержать слёзы. Как не вовремя это вышло – она ведь только собиралась признаться Раулю в любви! Может, падение графа – знак, что ей не следует этого делать? Или, наоборот, она должна признаться, ведь с ним могло случиться худшее – на Рауля мог напасть Зверь, и тогда он никогда бы не услышал слов Анжелики…

Прошло чуть больше часа с момента возвращения охотников, но для юной баронессы это время показалось вечностью, и она, в тревоге бродя из комнаты в комнату, сама ощущала себя больной. Как сквозь сон до неё доносились обрывки разговоров – Анри и Жаклин что-то рассказывали Эжени, отец Роберт убеждал Себастьяна де Шане, Бертран с Инессой весело смеялись, прощаясь… Сердце сжималось всё сильнее, Анжелика подняла голову и попыталась сквозь пелену слёз различить среди мутных фигур своего брата. Вскоре она заметила Леона в коридоре, но не решилась подойти – он разговаривал с отцом Робертом, ещё более суровым, чем обычно.

– Теперь я сильнее, чем прежде, убеждён, что здесь замешано колдовство, – звучал мощный, привыкший читать проповеди в церкви, голос священника. – Беда, случившаяся с вашим другом, не что иное, как происки Сатаны, – отец Роберт перекрестился. – Зверя не так легко поймать, и вы в этом убедились… Кстати, господин дю Валлон, что вам известно о ведьмах?

– Они пляшут голыми по ночам перед кострами на своих сборищах, – ответил Леон, даже не пытаясь скрыть насмешку. – Всегда хотел попасть на такой шабаш, да всё как-то не получалось.

– Вы насмешник и ни во что не верите, – отец Роберт покачал головой. – Женщины духом гораздо слабее мужчин и куда легче поддаются искушениям нечистого. Чем красивее женщина, тем легче ей околдовать мужчину. Не всякая женщина – ведьма, но всякая ведьма – женщина… Говорят, у многих ведьм рыжие волосы. Говорят также, что они читают свои колдовские книги, дерзки и любят спорить. Они заводят себе питомцев – чёрных котов, псов или воронов…

– Намекаете на Эжени де Шане? – Леон перестал улыбаться. – Что ж… Думаю, шевалье де Шане не обрадуется, узнав, что вы считаете его дочь ведьмой.

– Я не боюсь ваших угроз, – отец Роберт выпрямился во весь рост. – Кроме того, я ни в чём не обвиняю Эжени. Она может быть чиста, как первый подснежник, но её любовь к кладбищенской птице, её стремление к книгам, к поискам Зверя – от лукавого. Она сама не осознаёт, в какой опасности её душа.

– Если вы так беспокоитесь за её душу, скажите это ей, – резко перебил священника Леон. – А что до меня, то мне надо кое о чём переговорить с друзьями.

Он коротко кивнул и пошёл в сторону, противоположную той, где стояла Анжелика. Она же, чтобы не столкнуться со священником, поспешила скрыться, зашагала прочь и, сама того не заметив, попала в комнату Рауля.

Он лежал на кровати, вытянувшись, бледный и усталый, и сердце Анжелики затопили жалость и любовь к нему. Внезапно решившись, она тихонько подошла и села на краешек кровати. Умом она понимала, что сейчас не лучшее время для разговора по душам, Рауль измучен и хочет отдохнуть, но сердце настойчиво колотилось, заставляя разум отступить.

– Рауль, – негромко позвала она. – Рауль, как вы?

– Лучше, – он лениво разлепил веки и поглядел на неё, пытаясь улыбаться. – Не плачьте, право же, оно того не стоит.

– Я не плачу, – Анжелика быстро отёрла глаза. – Я просто… хотела сказать вам одну вещь. Мы сегодня говорили с Эжени, и она дала мне мудрый совет. Я думаю, что нет ничего плохого в том, что я скажу правду…

– Это касается Зверя? – брови Рауля сошлись к переносице.

– Зверя? – растерянно переспросила она. – О нет, Зверь тут не при чём, просто я… Я должна сказать вам кое-что важное.

– Какое совпадение, – пробормотал Рауль.

– Простите?

– Нет-нет, ничего. Я тоже собирался вам кое-что сказать… думал всю дорогу… но вы говорите первая.

На миг Анжелике стало стыдно – Рауль даже раненый думает о Звере и строит планы его поимки, а она тут лезет со своими глупыми чувствами! Но роковой шаг был сделан, и Анжелика, сосредоточенно глядя на белую ткань постели, проговорила:

– Рауль, я люблю вас. Наверное, я должна была сказать это раньше, но я боялась, что вы оттолкнёте меня, что это разрушит нашу дружбу… Сегодня Эжени сказала, что знает, что я люблю вас, и знает, что вы любите меня тоже. Она сказала, вы так тепло смотрите на меня, когда никто, даже я, этого не вижу! Рауль, это правда?

Выпалив эти слова, Анжелика осмелилась поднять глаза и увидела, что Рауль смотрит на неё с изумлением. Ей стало жарко, щёки горели огнём, на глазах снова выступили слёзы… и тут Рауль рассмеялся – не насмешливо, а с невыразимым облегчением.

– Господи, какое счастье! – он приподнялся, сжал её руку, но тут же застонал и снова повалился на подушку. – Ох, в глазах темно… и надо было же мне упасть… Анжелика, – он собрался с силами, сел на постели и прижал её руку к груди, – вы лучшая на свете, прекрасная, замечательная девушка, и я тоже хотел признаться вам в любви… что я и делаю.

– Нет, этого не может быть, – пролепетала Анжелика, чувствуя, что становится похожей на румяное яблоко. – Это сон, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Рауль, неужели вы и правда меня любите? Вы говорите это не из жалости ко мне?

– Анжелика, посмотрите на меня, – серьёзно произнёс граф, заглядывая в её глаза. – Разве я похож на жалеющего человека?

– Нет, вы похожи на счастливого человека, – выдохнула она, видя, как сияют его глаза.

– И это правда, – кивнул Рауль. – Сегодня вы сделали меня счастливейшим человеком на свете. Право, ради этого стоило свалиться с лошади и хорошенько стукнуться о дерево!

– А как же Луиза де Лавальер? – рискнула спросить Анжелика.

– Луиза… – сияние его лица померкло, но не исчезло. – Она была моей юношеской несбывшейся мечтой. Наверное, когда-то я и правда любил её, но теперь, особенно после той таверны, где я почти умер и воскрес, это всё кажется далёким забытым сном. Анжелика, – мечтательность исчезла из глаз Рауля, уступив место решительности, – я знаю, это не лучшее место для того, чтобы делать предложение, и я не в лучшем состоянии, но… вы выйдете за меня?

– И вы ещё спрашиваете! – Анжелика рассмеялась, и из глаз её брызнули слёзы. – Разумеется, я выйду за вас замуж!

Радость, кипевшая в ней, требовала выхода, и Анжелика крепко обняла Рауля за шею, рискуя задеть раненое плечо. Она уронила голову ему на грудь, и граф здоровой правой рукой погладил её по волосам. Будь её воля, Анжелика просидела бы так, прижимаясь к любимому человеку, всю ночь, но радость всё ещё рвалась наружу, и дочь Портоса, вскинув голову, поцеловала Рауля в губы.

Комната как будто закружилась вокруг них в плавном и неторопливом танце, затрепетало пламя свечей, ветер снаружи жалобно завыл и ударился в окно. Анжелика задыхалась, но не могла оторваться от Рауля – она вдыхала его, пила его, как воду, не в силах утолить жажду, и граф отвечал, прижимая её здоровой рукой к себе. Где-то в коридоре послышались голоса, затем шаги, но влюблённые не могли оторваться друг от друга, пока их уединение не было грубо разрушено скрипом двери.

– Анжелика! – от резкого голоса оба вздрогнули и шарахнулись друг от друга. Анжелика поспешно поднялась, чувствуя, что краснеет ещё сильнее. В дверях стоял Леон и глядел на неё с выражением, которое сложно было описать – пожалуй, в нём смешались изумление, гнев, ужас и неверие.

– Барон дю Валлон, – Рауль заговорил первым, пытаясь скрыть смущение, – думаю, мне следовало сказать это давно. Я люблю вашу сестру и сегодня узнал, что она отвечает мне взаимностью. Я попросил у Анжелики её руки, и она сказала «да». Теперь я прошу вас благословить наш брак.

– Граф де Ла Фер, – Леон дышал так тяжело, как будто только что бежал через лес, выслеживая Зверя, – признаюсь, это слишком неожиданно для меня. Поговорим об этом позже, когда ваше состояние улучшится. Анжелика, можно тебя на пару слов?

И он покинул комнату, на прощание коротко кивнув Раулю – так же, как давеча священнику. Анжелика послала графу нежную улыбку и последовала за братом, предчувствуя, что разговор будет не из лёгких. Непонятно почему, но Леон очень разозлился.

Предчувствие её не обмануло. Едва они отошли от комнаты на десяток шагов, как брат резко развернулся к ней и грозно спросил:

– И что это, чёрт возьми, было?

– Я целовалась со своим женихом, – твёрдо ответила Анжелика, глядя ему в глаза. Гвардейцы, которыми Леон командовал раньше, боялись его, мушкетёры, которыми он командовал теперь, тоже, но ей, его сестре, бояться было нечего. Так, по крайней мере, она надеялась, глядя в полные гнева глаза брата.

– Он тебе не жених, – отрезал Леон. – Я ещё не дал своего согласия.

– Он сделал мне предложение, и я согласилась. Он мой жених.

– Ты ведёшь себя безрассудно и неприлично.

– И это говоришь мне ты? – у Анжелики вырвался нервный смешок. – Напомни-ка, кто в первый же вечер разгневал Инессу де Шане словами о Париже? Кто спорил с отцом Робертом? С Жаном Шанталем? Кто, в конце концов, рассказывал непристойные шутки Бертрану Железной Руке?

– Ты тоже над ними смеялась, – буркнул Леон. – Анжелика, ты слишком молода, чтобы выходить замуж.

– Я старше Жаклин, а она уже замужем!

– Ты была монахиней!

– Я уже давно перестала ей быть!

– Ты… ты… – Леон пытался найти подходящие слова. – Ты ещё очень юна и неопытна, ты многого не знаешь, тебе рано становиться чьей-то женой.

– Не чьей-то, а женой Рауля, – Анжелика упёрлась руками в бока. – Леон, я не понимаю, почему ты против этого брака? Рауль твой друг, он так же храбр и благороден, как его отец, и мы все это знаем! Луизу де Лавальер он уже давно забыл! Он будет любить меня и заботиться обо мне, так чего ты боишься?

– Кто же будет хозяйкой в замке нашего отца, если ты уедешь? – Леон заговорил чуть тише.

– Твоя жена, – беспечно усмехнулась Анжелика. – Ты ведь всё равно когда-нибудь женишься, и твоя жена будет заниматься замком.

– А если не женюсь?

– Ты говоришь это назло мне, – она нахмурилась. – Но ты ведь и сам неплохо управляешься – зачем тебе я?

– Если ты уедешь, я останусь совсем один, – голос Леона дрогнул, и у Анжелики сжалось сердце. Её брат никогда не пытался давить на жалость – что это с ним сегодня?

– Ты не будешь один, – твёрдо возразила она. – У тебя останусь я, Рауль, Анри, Жаклин, мы с Раулем будем навещать тебя, привозить наших детей. Если родится мальчик, я назову его в твою честь – хочешь? – Анжелика мечтательно улыбнулась.

– Нет, – Леон медленно покачал головой. – Слышишь, я не даю своего согласия на твой брак.

– Почему? – слова брата упали, как камень, и у Анжелика задрожали губы.

– Я уже объяснил тебе.

– Это всё пустое! – из глаз снова потекли слёзы, но на этот раз Анжелика не стала их вытирать – пусть катятся по щекам, пусть лицо Леона расплывается перед глазами, всё равно она не может его видеть. – Ты просто упрямец! А Рауль всё равно будет моим мужем, потому что он должен жениться на мне!

– Что? – глаза Леона полыхнули гневом. – Что ты сказала? Дьявол, что он с тобой сделал?

– Ничего, – Анжелика поняла, что брат превратно истолковал её слова, но сейчас ей было всё равно. – Пока ничего. Но он должен жениться на мне, потому что мы друг друга любим!

– Что у вас с ним было? – продолжал наступать Леон.

– Ничего, кроме одного-единственного поцелуя, – Анжелика посмотрела ему в глаза с вызовом, сквозь слёзы, а губы её горько усмехались. – Но только пока. А когда он выздоровеет, будет всё, всё… потому что я его люблю! Мне наплевать, что обо мне подумают, наплевать на репутацию, слышишь? Я буду любить его, а ты… не будешь указывать мне, что делать!

Слёзы полились, и Анжелика, не в силах сдерживать рыдания, бросилась прочь – подальше от комнаты Рауля, из злополучного коридора, в свою комнату, где она сможет всласть выплакаться. Леон крикнул ей вслед: «Анжелика, постой!», но эти слова не достигли её сердца, ещё недавно вознесённого на самые высоты, а теперь низвергнутого в морскую бездну.

***

И брат, и сестра думали, что разговор происходит без свидетелей, но оба они ошибались. Свидетель, точнее, свидетельница, была – она стояла в укромном уголке, опустив рыжеволосую голову и проклиная себя за любопытство. Эжени де Шане всего лишь хотела поговорить с дю Валлонами о Звере, а была вынуждена выслушать душераздирающую сцену ссоры. Тревожные мысли о Звере и его хозяине отошли на второй план, оттеснённые тревогой за Леона и Анжелику. Брат и сестра всегда были дружны, так почему же они поссорились в самый неподходящий момент, когда Рауль ранен, Зверь всё ещё на свободе, а подозрения Эжени так пугающи, что она не осмеливается произнести их вслух? Почему Леон так противится браку сестры с его другом, благородным и разумным человеком?

Некоторое время Эжени в задумчивости стояла, глядя на то место, где только что спорили брат с сестрой, потом быстро проскользнула в свою комнату, а оттуда отправилась на поиски Леона. Она знала, что Рауль сейчас отдыхает, Анри и Жаклин, проведав друга и убедившись, что с ним всё в порядке, где-нибудь уединились, Инесса оживлённо рассказывает отцу об охоте, а Бертран возвращается в свой замок. Анжелика, скорее всего, печалится у себя в покоях, а Леон… где может быть Леон?

Она нашла его в одной из башен – капитан стоял у окна, сквозь щели которого дул холодный вечерний ветер, глядя на тёмно-синее небо. Эжени вспомнилось, как она сама точно так же стояла накануне охоты, и Леон подошёл к ней, пытаясь развеять её печаль. Грустно сознавать, что она не сможет порадовать его, скорее, ещё больше разозлит и расстроит.

– Леон, мне нужно с вами поговорить, – нарочито сухо произнесла Эжени. Леон обернулся, глядя сквозь неё.

– Слушаю вас, мадемуазель де Шане.

– Я совершила плохой поступок, возможно, даже не один, – решительно начала она. – Во-первых, я подслушала ваш с сестрой разговор, – Леон поморщился, как от боли. – Я знаю, что это меня не касается, но я считаю Анжелику своей подругой, и… – Эжени сделала глубокий вдох, – это я посоветовала ей признаться графу де Ла Фер в любви.

– Значит, вы знали? – Леон быстро вскинул голову и пронзил её взглядом.

– О её любви к Раулю? Знала. И о том, что она взаимна, тоже.

– Почему вы мне не сказали?

– А почему я должна была вам говорить? – возразила Эжени. – Тогда это меня не касалось, но сегодня днём мы с Анжеликой разговорились, и я призналась, что знаю её тайну. А что, собственно, случилось? Она призналась Раулю в любви, он признался в ответ и попросил её руки?

Леон нехотя кивнул и снова бросил взгляд за окно.

– Они целовались, – проговорил он.

– И всё? – Эжени искренне удивилась. – Можете считать меня дурой, но я не понимаю, что здесь плохого. Рауль – достойнейший человек, они с Анжеликой любят друг друга и хотят вступить в брак – разве вы не должны радоваться за сестру?

– Лучше бы он не был достойным человеком – тогда я смог бы отказать ей, – сквозь зубы процедил Леон.

– Не понимаю.

– Всё вы понимаете, – он махнул рукой. – Вы же умны, значит, не можете не понять, что я чувствую.

Эжени снова глубоко вздохнула. Она надеялась, что до этого не дойдёт, но раз уж Леон сам заговорил про её ум…

– Я догадываюсь, – кивнула она. – Сегодня днём Анжелика кое-что рассказала мне о вашем прошлом. Вы всю жизнь были одиноки и полагались только на себя. И вдруг появилась Анжелика – ваша сестра, чистое и светлое создание, которое вы полюбили всей душой и поклялись защищать. Вы наивно надеялись, что, пусть отец и покинул вас, сестра будет рядом всю жизнь. Но – вот неожиданность! – она влюбляется, выходит замуж за другого и покидает вас. Конечно, она будет вас навещать, но это уже совсем не то, верно? Она будет уделять больше времени мужу, чем вам, вы чувствуете себя одиноким и никому не нужным…

– Больше и добавить нечего, – перебил её Леон, скрипнув зубами. – Вы словно прочитали мои мысли. Может, отец Роберт правду говорил, что вы ведьма? – он мрачно усмехнулся.

– Роберт называл меня ведьмой? – она почувствовала обиду, но не удивление – кюре видел ведьму в каждой женщине, а уж если у этой женщины рыжие волосы, ворон на плече и страсть к знаниям… – Впрочем, неважно. Леон, вы несправедливы к вашей сестре и думаете только о себе. Вы хотите, чтобы она любила только вас, была только с вами, но если бы вы и правда любили её – отпустили бы к жениху, ведь вы знаете, что он позаботится об Анжелике, защитит её.

– Не слишком ли много вы себе позволяете? – Леон нахмурился. – Мои отношения с Анжеликой касаются только меня и её.

Это было правдой, но уязвлённая словами капитана Эжени уже не могла остановиться.

– Я не договорила! – она повысила голос. – Справедливо ли с вашей стороны осуждать сестру, если вы сами мечтаете о жене вашего друга? – она протянула руку с зажатой в ней чёрно-золотой ленточкой, захваченной ей из комнаты. – «J. A.» это ведь «Жаклин д’Артаньян», верно?

Глаза Леона засверкали, как у настоящего льва, и он одним быстрым движением вырвал ленточку из пальцев Эжени.

– Откуда у вас это? – прохрипел он.

– Нашла в лесу, когда мы его осматривали. Вы зацепились за ветку и оставили на ней ленточку, – в глубине души Эжени поднималось какое-то странное чувство, тёмное, злое и плохое, но ей ужасно хотелось дать ему волю. – Не бойтесь, я никому о ней не говорила и не показывала её ни отцу, ни сестре. Жаклин вам её подарила?

– Нет, – выдохнул Леон, пряча ленточку в карман. – Она потеряла её так же, как я, обронила во время схватки, а я подобрал, если хотите – украл! Да, мне нравится Жаклин д’Эрбле – что вы будете делать с этим знанием? Будете шантажировать меня? Если я не дам согласия на брак сестры, расскажете обо всём Жаклин и Анри?

– Как вам могло в голову такое прийти? – воскликнула Эжени. – С ленточкой и со своими чувствами к Жаклин можете делать что хотите, я никому ничего не скажу, но Анжелика… Если вы и дальше будете упрямиться, по замку, а затем и по деревне пойдут слухи – заговорят, что вы не хотите отдавать сестру, потому что сами любите её – не в том смысле, в котором братья обычно любят сестёр…

Она не договорила – глаза Леона полыхнули гневом, и он быстрым цепким движением схватил её за запястье, притянув к себе. Впервые за весь разговор Эжени стало по-настоящему страшно – она вырвалась и отступила, готовая в любой момент броситься прочь.

– Любого, кто посмеет такое сказать, я проткну шпагой, – прошипел капитан, глядя на неё в упор. – Вы молчали, Эжени – молчите и дальше.

Он тяжело дышал, голубые глаза сверкали, грудь вздымалась, и перед Эжени с невероятной ясностью встала картина из сна – Леон, скинувший волчью шкуру и прижимающий свою жертву к стволу дерева.

– Вы и есть Зверь! – вырвалось у Эжени. – Отец ищет Зверя в лесу и в поле, но не знает, что сам впустил его в дом!

– А вы ведьма – отец Роберт был прав, – Леон отступил, но в глазах его по-прежнему была угроза, направленная не столько на Эжени, сколько на тех людей, которые могли бы повредить ему и его сестре.

– Подумайте до завтра – может, вы измените своё решение, – выдохнула Эжени и метнулась вниз, подальше от этого неистового звериного взгляда и сказанных с такой горечью слов. Она бегом добралась до своей комнаты, заперла дверь и, упав в кресло, отчаянно пыталась перевести дух. Перед глазами всё плыло, не то от слёз, не то от быстрого бега, произнесённые слова жгли рот, а дыхание отказывалось восстанавливаться. Эжени понимала, что поступила неправильно, что ей не следовало вмешиваться не в своё дело, но ведь надо же было защитить Анжелику… и узнать правду о Жаклин. Что ж, хотя бы она в этом не замешана – любит своего Анри и знать не знает о пропаже ленточки.

– Леон отказал Анжелике, потому что любит её и хочет, чтобы она всегда была рядом, – прошептала Эжени своему болезненно кривящему губы отражению. – Анжелика любит брата, но ещё она любит Рауля и хочет быть вместе с ним, поэтому она поссорилась с Леоном. А я… Я люблю Анжелику, поэтому высказала Леону правду. Господи, зачем я только достала эту проклятую ленточку?

«Потому что ты ревнуешь Леона к Жаклин», – подсказал разум.

– Остаётся надеяться, что завтра будет совсем другой день, и они все всё забудут, – Эжени грустно шмыгнула носом. – Леон помирится с сестрой, даст согласие на брак, я попрошу у него прощения… Надо бы расспросить, как прошла охота…

Жаклин и Анри уже рассказали ей в общих чертах о прошедшем дне – в том числе и о своих подозрениях насчёт отца Роберта. Когда Жаклин повторила, что священнику не хватит сил справиться со Зверем, Эжени закусила губу – ей пришла в голову мысль, неожиданная и страшная. Она вдруг вспомнила, как ласково Бертран Железная Рука говорил со своими гончими, гладил их по головам, смеялся…

«Он ведь тоже не сразу добился руки Инессы – отец не хотел отдавать её, как Леон не хочет отдавать Анжелику. Отец дал согласие только тогда, когда начались нападения, потому что ему и без мольб Инессы хватало хлопот. Это может быть простым совпадением, а может… Бертран охотник, он мог подобрать волчонка и вырастить из него громадного Зверя. Он сильный, уж он-то точно сумеет с ним справиться. Он знает наши леса, а Зверя он может держать в своём замке».

«Но почему тогда они не поймали Зверя на сегодняшней охоте? Ведь Бертран мог собственноручно убить Зверя и стать героем!» – спросила Эжени саму себя и тут же ответила:

«Может, Зверь остановится только тогда, когда состоится свадьба Бертрана и Инессы».

Её воображение так ярко представило сестру, распростёртую на звериной шкуре, и нависшего над ней Бертрана, с клыков которого капала кровь, что она тряхнула головой и горячо взмолилась:

– Господи, пожалуйста, пусть это будет не он! Кто угодно, только не Бертран! Господи, почему, ну почему люди убивают друг друга своей любовью?

========== Глава восьмая, в которой Инесса поступает безрассудно, а Леон признаёт свои ошибки ==========

Эжени надеялась, что с приходом утра все тяготы и сомнения вчерашнего вечера растают без следа, но ничего подобного не случилось. Она всю ночь провела без сна, ворочаясь в постели, и утром встала бледная, с кругами под глазами. Впрочем, в таком состоянии пребывала не она одна – Анжелика за завтраком выглядела печальной и вела себя необычно тихо, Жаклин будто осунулась за последние несколько дней, хотя ела с аппетитом.

– Ты же не любишь яблоки, – удивлённо заметил Анри, наблюдая, как его супруга отправляет в рот один тонкий ломтик за другим.

– Вдруг захотелось, – пожала плечами Жаклин, продолжая трапезу. Эжени быстро перевела взгляд на Леона, но тот даже не смотрел в сторону дочери д’Артаньяна. Он ел, не поднимая глаз от тарелки, и лишь иногда бросал мрачные взгляды в сторону сестры. Анжелика сегодня нарочно села подальше от него, между Инессой и Раулем. Граф де Ла Фер вышел к столу, но был бледен и пошатывался, лоб его по-прежнему укрывала белая повязка. Он съел очень мало и, извинившись, покинул столовую раньше всех.

Над столом словно повисла грозовая туча. Себастьян де Шане с неизменной скорбью в голосе подвёл итоги вчерашней охоты – убито несколько десятков волков, но особенно крупных, с чёрной шерстью среди них не обнаружено. Отец Роберт продолжает взывать к Господу, Жан Шанталь сетует на хитрость Зверя, крестьяне недовольно ропщут, а он сам уже готов просить о помощи его величество короля. Анри заметил, что через несколько дней им уже надо быть на дороге в Париж. Одна Инесса сохраняла весёлое расположение духа, и у Эжени сжималось сердце при мысли, что скоро ей придётся огорчить сестру.

Она подошла к отцу сразу же после окончания завтрака и позвала за собой Инессу. Все вместе они прошли в кабинет Себастьяна де Шане – мрачное помещение в тёмных тонах, вполне соответствующее характеру его владельца. Себастьян опустился в кресло, Инесса изящно присела напротив него, Эжени в волнении подошла к окну и выглянула наружу, но за окном был серый день, ничем не отличавшийся от вчерашнего.

– Дети мушкетёров обещали мне помощь, а пока что от них одни только хлопоты, – раздражённо бросил отец. – Что это за всадник, который не может усидеть в седле, а его лошадь пугается каждого выстрела?

– Отец, вы несправедливы, – вступилась за Рауля Инесса. – Моя Кудесница тоже пугалась выстрелов, и мне с трудом удалось её успокоить. Что ты хотела нам сказать, Эжени?

– Это вас не обрадует, – Эжени понуро опустила голову. – Мне вчера в голову пришла мысль насчёт хозяина Зверя… прошу вас, отец, не перебивайте! Вы не верите, что у Зверя есть хозяин, но что, если он всё-таки есть? И у него есть цель – воздействовать на вас? Он опытный охотник, которому ничего не стоит поймать и воспитать волчонка, превратив его в страшное чудовище. У него достаточно сил, чтобы справиться с этим чудовищем. Он прекрасно знает ваши края, поскольку не раз охотился в них.

– На кого ты намекаешь, Эжени? – нахмурился Себастьян.

– Представьте, что он очень сильно хочет добиться от вас чего-то – или кого-то, – Эжени сделала паузу, позволяя отцу осмыслить услышанное. – Но вы не даёте ему этого, и тогда он создаёт проблему, с которой вы не можете справиться без него. Вы даёте ему то, чего он так страстно хочет, и он помогает вам избавиться от Зверя.

– Не понимаю, к чему ты клонишь? – отец покачал головой. – Всё, что ты говоришь, лишь фантазии и дурные сны. Я никому ничего не отдавал…

– Я поняла! – неожиданно вскрикнула Инесса тонким и пронзительным голосом. – Поняла! Это же я, я! Ты обещал меня в жёны Бертрану! Ах ты… – она захлебнулась криком, вскочила с кресла и подбежала к сестре – та в испуге отступила.

– Серая мышка! Чёрная ворона! Он тебе нравится, да? Нравится? Или ты просто завидуешь? Завидуешь, что я выйду замуж, а ты останешься старой девой? – запальчиво выкрикивала Инесса: волосы её растрепались, глаза горели, и, что бы там не говорил отец Роберт, сейчас она была похожа на ведьму гораздо больше, чем Эжени.

– Инесса, успокойся! – окрикнул отец, но его строгий голос не возымел действия.

– Ты обвиняешь Бертрана в том, что он вырастил Зверя и послал его в наши земли, чтобы отец согласился выдать меня за него? – Инесса запрокинула голову и прямо-таки демонически расхохоталась. Эжени кивнула, чувствуя, как внутри всё закручивается в тугой ком.

– Но это же нелепо! – воскликнул отец. – Зверя растили не один год, а Бертран попросил руки Инессы в конце нынешней зимы! Не мог он заранее всё это спланировать!

– Может, он купил Зверя у кого-то, – несмело предположила Эжени. – А может, он изначально держал его для других целей… как охотничью собаку, например…

– А может, ты выдумала всё это, чтобы разлучить меня с Бертраном! – выпалила Инесса, яростно сверкая глазами. – Скажите, отец, неужели вы ей верите?

– Я не могу ничего утверждать, – Себастьян шумно сглотнул, – но от Железной Руки можно ожидать самых странных поступков. Он мог вырастить Зверя и легко управляться с ним, это верно, но… Зачем такая жестокость? Растерзанные женщины и дети – для чего? Только чтобы вынудить меня отдать за него Инессу? Но ему не нужно срочно вступать в брак – его финансовые дела вполне неплохи, он мог бы и подождать…

– Онберёт меня в жёны не из-за денег! – возмутилась Инесса. – Он меня любит! И вы ничего не смеете говорить против него!

Она сейчас до ужаса напомнила Эжени Анжелику – та вчера так же стояла, глядя на Леона, сверкая глазами и защищая Рауля, словно весь мир ополчился против него. Эжени печально вздохнула и уже готова была извиниться, но тут заговорил отец – и окончательно всё испортил.

– Кроме того, этот план – запугать меня Зверем и принудить отдать дочь – слишком сложный и хитрый, в нём многое может пойти не так. Бертран же, насколько я его знаю – а знаю я его подольше, чем вы – человек простой, рубака и балагур. Он попросту не сможет придумать что-либо настолько сложное, потому что ум… не является сильной его стороной.

– Вы хотите сказать, что он дурак? – глаза Инессы опасно потемнели. – Сестра обвиняет моего жениха, отец называет его глупцом! А я люблю его, слышите, люблю! И он меня любит!

– Мы ничего не говорим против… – начала Эжени, но сестра яростно оборвала её:

– Замолчи! Я сегодня же сбегу к нему и буду жить с ним как любовница, если вы, отец, не дадите согласия на брак! Пусть весь свет судачит обо мне, пусть я сделаюсь падшей женщиной, пусть! Зато я буду любить его и буду любима им!

– Инесса, не смей так говорить! – отец повысил голос, но Инесса лишь расхохоталась ему в лицо.

– Поздно! Прошло то время, когда я боялась вашего гнева! Теперь я убегу, и вы мне ничего не сделаете! Ваше имя будет опозорено – тем лучше!

– Ты сошла с ума! – простонала Эжени. Сестра взглянула на неё и скорчила злобную гримаску:

– Если в его замке, милая сестрица, я обнаружу Зверя, то покормлю его, чтобы он больше не нападал на несчастных крестьян! У тебя есть ворон, почему бы Зверю не быть моим питомцем?

Выпалив это, Инесса развернулась, с силой толкнула дверь и исчезла в коридоре. Себастьян вскочил с места, бросился за ней, но его крик «Инесса, постой!» раскатился эхом и потерялся в хитросплетениях замка. Отец остановился возле двери и сердито поглядел на Эжени:

– Тебе следовало рассказать всё мне одному!

– Простите, отец, – она смиренно склонила голову. – Мне не хотелось ничего скрывать от неё.

– Безумие! – он потряс головой. – Последний раз такой скандал был, когда Инессе было лет десять. Как её задели твои слова о Бертране! Теперь она будет злиться на тебя – а заодно и на меня – не меньше недели.

– Я поговорю с ней, попрошу прощения, – Эжени вздохнула. «Скоро у меня будет целый список людей, у которых я должна просить прощения – Леон, Инесса, возможно, Бертран и отец Роберт», – с грустью подумала она.

– Не сейчас – сейчас она не в себе, – остановил её отец. – Подожди, поплачет, успокоится… А я пока подумаю, что делать с Бертраном. Что там за шум?

Действительно, снизу доносились взволнованные крики, топот ног, что-то зазвенело, захлопали двери… Эжени, чувствуя нарастающую тревогу, бросилась прочь из кабинета отца. По пути она задержалась, чтобы вернуть на место опрокинутый подсвечник – к счастью, без свечей, поправила загнутый угол ковра и кинулась вниз по лестнице. Сердце колотилось всё сильнее и сильнее – она вдруг поняла, что слова Инессы о побеге не были пустой угрозой.

Когда Эжени выбежала во двор, там было пусто, и она на миг почувствовала облегчение, но тут послышалось ржание, и из-за угла вылетела Кудесница – каштановые грива и хвост её развевались на ветру. Верхом на кобыле сидела Инесса – тёмные волосы трепал ветер, глаза горели мрачной решимостью, руки крепко сжимали поводья, юбка смялась – Инесса сидела по-мужски. Не удостоив сестру взглядом, младшая дочь Себастьяна де Шане развернула лошадь и поскакала прочь – копыта ударялись о землю, взбивая пыль.

– Инесса! – в отчаянии позвала Эжени, но её слабый голос унёс ветер. Сестра, словно не осознавая опасности, скакала к лесу – тому самому, где сейчас вполне мог промышлять Зверь, и тёмная фигурка всадницы, уменьшаясь в размерах, быстро скрывалась вдали.

***

Кудесница была самой быстрой кобылой во всей конюшне после Серого Ветра, и Инесса де Шане стремительно удалялась от замка, в котором провела всю свою жизнь. Сердце стучало, словно готовое вылететь из груди, глаза щипало от слёз, губы дрожали от горькой обиды. Назвать её жениха, Бертрана Железную Руку, благороднейшего и храбрейшего человека, преступником, предположить, что он мог натравить Зверя на беззащитных женщин – да Эжени, должно быть, совсем тронулась умом! И, что самое ужасное, отец поверил нелюбимой старшей дочери, а её, Инессу, даже слушать не стал!

«Сейчас я доберусь до Бертрана, выплачусь у него на груди, и он всё решит», – думала Инесса, понукая свою лошадь. «Он найдёт способ убедить отца в его неправоте, отец принесёт свои извинения и позволит нам тут же обвенчаться. А Эжени… видеть её не хочу больше! Завистливая старая дева!»

Через некоторое время ярость немного улеглась, и Инессе перешла с галопа на рысь, оглядываясь по сторонам. Она проскочила через небольшой лесок и теперь двигалась по берегу реки – эта дорога вела в земли Бертрана. Инесса понимала, что Зверь может оказаться где-то поблизости, но утешала себя тем, что, во-первых, она не в лесу, во-вторых, сейчас ясный день, в-третьих, Кудесница скачет быстро, а в-четвёртых, как-никак, Инесса вооружена. Убегая из замка, она захватила с собой пистолет, с которым вчера охотилась на волков, и его холодная металлическая тяжесть придавала ей уверенности.

Кудесница нервно фыркала и косилась по сторонам – Инессе пришлось на время оставить собственные страхи и успокаивать кобылу, гладя её по шее и шепча ласковые слова. Дорога вилась по берегу, вдоль чёрных дыр пещер – Инесса кинула на них боязливый взгляд, но они, судя по всему, были необитаемы – можно было не бояться, что на неё нападёт какая-нибудь гадость вроде летучих мышей. Рядом шумела река, перекатываясь среди камней, и в её быстрых водах мелькали то сломанные ветки, то листья, то пёстрые спинки рыбок.

Вскоре дорога пошла в гору, и Инесса припала к спине лошади. Где-то за спиной послышался далёкий волчий вой, и она вздрогнула, а Кудесница издала короткое нервное ржание.

– Ничего, ничего, скоро мы доберёмся до Бертрана и будем в безопасности, – прошептала Инесса, похлопывая её по шее. Какой-то частью души она уже пожалела, что так авантюрно сорвалась с места и бросилась бежать – надо было хорошенько обдумать побег, а заодно попытаться убедить отца и сестру в невиновности Бертрана…

Кудесница снова дёрнулась и заржала громче, чем прежде. Сзади послышался треск, хруст сучьев, и Инесса поспешно обернулась, крепче сжимая поводья. В первый миг она ничего не увидела – слишком круто изгибалась тропа – но потом раздалось глухое рычание, и из-за поворота показался Зверь.

Он и правда был огромен – больше всех волков, когда-либо виденных Инессой – но в остальном походил на волка. Шерсть его была угольно-чёрной, глаза горели желтовато-зеленоватым огнём, зубы были оскалены, словно он усмехался, а из горла исходило низкое глухое рычание. Инессу охватил неизведанный доселе ужас – телу вдруг стало очень холодно, из груди вырвался неясный всхлип, а руки, действуя будто сами по себе, вскинули пистолет и спустили курок. От грохота выстрела Кудесница с испуганным ржанием рванулась вперёд, и Инесса едва успела вцепиться в поводья и снова припасть к спине кобылицы. Она не знала, попала она в Зверя или нет, но сейчас он мчался за ней, ровно и быстро, а времени перезарядить пистолет и выстрелить уже не оставалось.

Перед глазами пронеслись мелкие деревца, жёлтый песок, камни, лежащие кое-где на тропе, а потом всё заслонила тёмная грива Кудесницы. Инесса лежала, уткнувшись ей в шею, охваченная смертельным страхом, а кобыла неслась куда глаза глядят, стремясь спастись от преследующего её Зверя. Поводья больно резали пальцы, сердце колотилось где-то в горле, голова кружилась так, что Инесса боялась потерять сознание и упасть с лошади. Тогда точно конец – она не отобьётся от Зверя, как это сделала Жанна Валли. Как, должно быть, больно, когда острые зубы впиваются в твоё тело! «Глупая, и зачем я только сбежала?» «Если выживу, никогда, никогда больше не буду охотиться!» – пронёсся в голове вихрь лихорадочных мыслей.

В попытках оторваться от Зверя Кудесница рванула в сторону, уходя в лес. Затрещали под её телом ветки, вновь разнеслось над лесом тревожное ржание, совсем близко от Инессы клацнули зубы Зверя, и она закричала от ужаса, чувствуя, как её стягивают с лошади. К счастью, Зверь ухватил только край юбки, и та разорвалась – в зубах хищника осталась только полоса красной материи. В полубессознательном состоянии Инесса едва расслышала ответное ржание и ответный крик, гулко разнёсшийся по лесу.

– Инесса! – навстречу вылетел Бертран на своём рослом вороном жеребце. Конь поднялся на дыбы, увидев Зверя, но Бертран удержал его и развернул так, чтобы перекрыть дорогу Кудеснице. Она снова громко заржала и попятилась перед препятствием.

– Сражайся со мной! – прогремел Бертран, легко соскакивая на землю. Инесса, судорожно сжимавшая поводья, приподняла голову и закричала ещё громче, видя, как Зверь взлетает в воздух, и мгновение спустя его зубы смыкаются на руке Бертрана. На правой руке – зубы лязгнули о металл, Бертран повалился наземь, но мощным пинком отпихнул Зверя от себя, и в руке его блеснул пистолет.

Грохот выстрела показался оглушительным, взвился дымок, Зверь взвыл и, развернувшись, метнулся прочь – только ветки захрустели. Бертран попытался перезарядить пистолет, но с помощью одной руки и зубов это было не так-то просто сделать.

– Ушёл, скотина! – ругнулся Железная Рука и прибавил ещё пару крепких выражений, но в ушах Инессы они прозвучали сладчайшей музыкой. Когда Бертран приблизился к ней, она не смогла разжать руки – ему пришлось осторожно, по одному, разогнуть её пальцы и спустить невесту на землю. Кудесница всё ещё фыркала и крутила головой, не веря, что опасность миновала, а Инесса упала на грудь Бертрана и разрыдалась.

***

За сегодняшнее утро произошло больше событий, чем за всё пребывание детей мушкетёров в замке – так, по крайней мере, думал Леон. Эжени высказала свои подозрения насчёт Бертрана, Инесса, поссорившись с отцом и сестрой, сбежала из замка, наткнулась в лесу на Зверя, но её спас Железная Рука. Себастьян, Анри и Леон, отправившиеся вслед за Инессой, встретили её и Бертрана на полпути. Оказалось, Железная Рука ехал обычной дорогой по берегу реки, намереваясь нанести визит Себастьяну де Шане, услышал шум в лесу, свернул и поспел как раз вовремя, чтобы защитить Инессу от Зверя. После этого, разумеется, ни о каком побеге речи идти не могло, и Бертран повёз невесту к отцу.

Инесса, притихшая после произошедшего, проплакала почти весь день – впрочем, Леон не мог не признать, что слёзы ей к лицу. Бледная и растрёпанная, она просила прощения у отца, у сестры, припадала к Бертрану и объяснялась в вечной любви к нему. Удивительно, но Железная Рука не был оскорблён обвинениями в свой адрес – скорее, они его позабавили.

– Значит, малютка Эжени считает, что я люблю Инессу так сильно, что пустил в ваши земли Зверя, лишь бы получить её руку? – хохотнул он. – Шевалье де Шане, вашей дочери бы романы писать!

– Простите меня, – в который раз повторила Эжени, глядя на железный протез, на котором ясно виднелись царапины от клыков Зверя. – Я заблуждалась. Решение Инессы было внезапным – вы не могли предугадать, что она появится на дороге, натравить на неё Зверя, а потом спасти её. И потом, вряд ли бы Зверь укусил вас, если бы вы были его хозяином. Думаю, своему хозяину Зверь во всём подчиняется и смирно сел бы у его ног.

– Если вы по-прежнему считаете меня преступником, милости прошу в мой замок, – сказал Бертран Себастьяну. – Осмотрите его сверху донизу, и если вы найдёте хоть какие-то следы Зверя, можете вздёрнуть меня как последнего вора.

– Это совершенно не нужно, – ответил де Шане. – Я верю в вашу невиновность и искренне приношу вам извинения.

– Я тоже, – кивнула Эжени. – Прошу прощения за то, что усомнилась в вашем честном имени и заставила усомниться отца. И ты, Инесса, прости, что разозлила тебя.

– Я получила по заслугам, – печально откликнулась Инесса, но глаза её сияли радостью, когда она взглянула на жениха. – Я поступила глупо и безрассудно и едва не поплатилась за это.

– Однако Зверь и правда будто заколдованный – и я, и Инесса стреляли в него и промахнулись! – заметил Бертран. – Или же он хорошо знает человеческую породу и весьма ловко уворачивается от пуль.

– Господа, у меня идея, – заговорил Рауль (при разговоре присутствовали все дети мушкетёров). – Мадемуазель де Шане видела пещеры возле реки – я тоже видел их, когда во время охоты уехал от остальных. Я даже собирался обследовать их, но не успел – и, может быть, это к лучшему. Эжени предполагала, что логово Зверя в лесу – но что, если она ошибалась? Если Зверь прячется не в лесу, а в пещере?

– Тогда понятно, почему его не могли найти! – воскликнул Анри.

– Но в пещере его негде привязать или запереть! – возразила Жаклин.

– Если пещера достаточно большая, в неё можно притащить клетку или, на худой конец, привязать Зверя к какому-нибудь камню, – ответил Леон. – Хозяин может через лес незаметно пробираться к нему, приносить еду, выводить Зверя и выпускать в лесу или в поле, когда там люди.

– Значит, хозяин хорошо знает лес, – заметил де Шане.

– Им может оказаться любой крепкий мужчина из деревни, смыслящий в охоте, – сказал Бертран. – Любой из тех, кто был вчера с нами на Великой охоте, мог оказаться хозяином. И пока мы стреляли по волкам, Зверь спокойно сидел в своей пещере! Нас всех одурачили!

– Не думаю, что Зверь сидел спокойно, – усмехнулся Леон. – Попробуй посиди тут спокойно, когда над тобой скачут и стреляют! Думаю, он метался в пещере, может, даже выл, но выстрелы и вой волков заглушали его.

– Кстати, а к какой всё-таки породе принадлежит Зверь? – полюбопытствовал Анри. – Понимаю, мадемуазель де Шане была испугана, но вы, Бертран, вы его хорошо разглядели?

– Это волк, – уверенно ответил Бертран. – Огромный, как чёрт, чёрный, как смоль, умный, как первый министр, ловкий, как змея, но волк.

– Вот и хорошо, – с облегчением вздохнула Анжелика. – Всё-таки хорошо, когда знаешь, с какой тварью имеешь дело.

– Через несколько дней снова соберёмся на охоту, – громогласно заявил Себастьян, – только на этот раз осмотрим пещеры. Если не застанем Зверя, то устроим на него засаду. А поймав Зверя, разберёмся и с его хозяином.

– Может, довольно разговоров о Звере? – дрожащим голосом спросила Инесса, зубы у неё чуть слышно стучали, пальцы сминали разорванный подол. – Я понимаю, это очень важно, но я сыта этими ужасами до конца жизни.

– Конечно-конечно, – торопливо проговорил де Шане, – отправляйся к себе, приходи в чувство. Шевалье де Мармонтель, моя благодарность вам не имеет границ. Ещё раз приношу извинения, вы – всегда желанный гость в моём доме.

– Извинения приняты, – пророкотал Бертран. – А вот Зверю придётся несладко, когда я поймаю его! Подумать только, что он сотворил с моей рукой!

– Если бы вы подставили не железную руку, а настоящую, вам пришлось бы ещё хуже, – заметил Леон. Бертран расхохотался, Анжелика, как краем глаза увидел Леон, тоже улыбнулась.

– И то верно! Хорошо, что я не перепутал руки! – всё ещё посмеиваясь, де Мармонтель удалился. Инесса, поддерживаемая служанкой, ушла к себе, Анри и Жаклин рука об руку покинули гостиную. Эжени исчезла, будто её и не было, Себастьян де Шане, проводив гостя, отправился в свой кабинет. Что касается Леона, то он тяжело вздохнул и пошёл следом за Раулем и Анжеликой.

У него оставалось ещё два незаконченных дела.

Когда Леон зашёл в комнату Рауля, граф сидел в кресле у приоткрытого окна, а Анжелика устроилась прямо на подоконнике и что-то оживлённо говорила. При виде капитана Рауль приподнялся, но тут же побледнел и снова опустился в кресло. Анжелика взглянула на брата, и сияние в её глазах померкло.

– Граф де Ла Фер, – Леон решил сразу брать быка за рога, – я обдумал ваши вчерашние слова и пришёл к выводу, что трудно найти более достойного мужа для Анжелики, чем вы. Раз моя сестра любит вас, то я не смею препятствовать и даю согласие на ваш брак.

Эти высокопарные слова стоило произнести хотя бы ради того, чтобы увидеть, как лицо Анжелики засветилось ещё ярче, чем раньше. Рауль снова поднялся и с достоинством поклонился.

– Благодарю вас, Леон. Надеюсь, я не разочарую ни ваших надежд, ни ожиданий Анжелики.

– Сестра, разреши поговорить с тобой наедине, – Леон кивнул Раулю и вышел. Анжелики, как и вчера, шла за ним, лицо её, переменчивое, как ветер, отображало одновременно неземное счастье и тревогу. «Она ожидает, что я буду вновь упрекать её», – с горечью подумал Леон. «До чего я дошёл – родная сестра меня боится».

– Анжелика, послушай… – начал он и не договорил – сестра кинулась к нему. Леон уже успел приготовиться к пощёчине или тумакам, но Анжелика крепко обняла его за шею и прижалась к груди.

– Леон, милый мой брат, спасибо тебе! – горячо прошептала она.

«Не хватало ещё, чтобы нас застукал кто-нибудь из прислуги – тогда слова Эжени точно станут правдой», – подумал Леон, оглядываясь по сторонам. К счастью, в коридоре было пусто, и он ласково погладил сестру по волосам.

– Прости меня. Я вёл себя как дурак, думающий только о себе, – сказал он. – И, что самое обидное, я не понял бы этого, если бы не Эжени. Она вчера открыла мне глаза.

– Она и мне их открыла – сказала, что Рауль любит меня, – ответила Анжелика, отрываясь от него. – Она многое видит из того, что люди пытаются скрыть.

– Да, – в этот момент ленточка, приколотая к рубашке возле сердца, словно начала жечь Леону грудь. «Надо с этим побыстрее разобраться», – подумал он и решительно тряхнул головой.

– Я вчера повёл себя как настоящий негодяй, – вздохнул он. – Мало того, что тебе наговорил чёрт знает чего, так ещё и с Эжени поссорился. Она слышала наш вчерашний разговор и пыталась убедить меня, что я неправ.

– Помирись с ней! – пылко воскликнула Анжелика и тут же смущённо опустила глаза. – Знаешь, а я не рассказала Раулю о нашей ссоре. Зачем его волновать?

– И хорошо, – кивнул Леон. – А о своей любви к нему ты кому-нибудь рассказывала?

– Тоже нет, – она светло улыбнулась. – Расскажу завтра за завтраком – объявлю всем о нашей помолвке. Представляешь, как удивятся Анри и Жаклин?

– Представляю, – при имени Жаклин у Леона неприятно кольнуло сердце, и он выпустил сестру из объятий. – Ладно, ты возвращайся к Раулю, а я пойду разыщу Эжени.

Он кивнул сестре и направился прочь, по пути прикидывая, где может находиться старшая дочь де Шане. Она могла, конечно, пойти куда угодно, но ему ведь не впервой разыскивать молодых девушек.

У капитана Леона оставалось ещё одно незаконченное дело.

========== Глава девятая, в которой происходит много неожиданных вещей ==========

Леон не ошибся в своих предположениях – Эжени была в библиотеке, её любимом месте в замке. Когда он, тихо ступая, приоткрыл дверь и вошёл, девушка сидела у окна и что-то вышивала. Корнель устроился на шкафу – он копошился, возясь с кусочками бумаги, и время от времени хрипло покрикивал. Потемнело, и в подсвечнике на столе ярко горели свечи. Эжени, не замечая Леона, что-то напевала негромким мелодичным голосом. Капитан невольно остановился и вслушался в слова песни:

Я в туманном краю средь болот родилась,

И был лес колыбелью, постелью моей.

Ветер, лес и вода – нерушимая связь,

И росла я под сенью колючих ветвей.*

Леон покачал головой – эту песню он никогда раньше не слышал. Когда Эжени запела снова, ему пришло в голову, что она сама сочинила её – уж больно герой песни был похож на него самого. Вот только его выцветшие на солнце, вечно спутанные и жёсткие волосы никто не называл «златыми кудрями» – он усмехнулся, услышав это из уст Эжени. А она, по-прежнему не видя его, пела дальше – о прекрасной девушке, в которую был влюблён герой, о безответно влюблённой в него героине, о войне, смерти и воронах, кружащихся над заброшенным замком… Когда её подрагивающий голос вывел последнюю строчку, в нём было столько горести, что Леон не удержался и шагнул ближе.

– Прекрасная песня, мадемуазель де Шане.

– О, это вы! – Эжени быстро выпрямилась, опустив шитьё, а Корнель на шкафу тревожно каркнул. – Вы так тихо вошли, я вас не заметила…

– Я не хотел быть замеченным, – капитан склонил голову. – Вы сами это сочинили?

– Сама, – она посмотрела на него грустно, но в то же время с вызовом. – Нетрудно угадать, о ком она, правда?

– Нетрудно, – согласился Леон. – Но в жизни всё не так печально, верно? Война нам пока не грозит, а я пока ещё не стал добычей ворона.

Эжени склонила голову, и её обычно бледные щёки залила краска. Леон подумал, что смущение ей идёт, пожалуй, дальше больше, чем Жаклин, которая, впрочем, смущалась редко. И улыбка Эжени ему нравилась, жаль только, улыбалась она не так часто. Вспомнив, что одной из причин её огорчений стал он, капитан откашлялся и проговорил:

– Только что я попросил прощения у Анжелики и дал согласие на её брак с Раулем.

– Прекрасно, – рот Эжени улыбнулся, но глаза по-прежнему оставались грустными. – Она вас быстро простила?

– Конечно! Сестра не может долго злиться на меня – как и я на неё.

– А Рауль?

– А Рауль ничего не знал о нашей с Анжеликой ссоре.

– Может, и к лучшему, – кивнула Эжени, взгляд и руки её снова устремились к вышиванию. Леон посмотрел на вышивку: на белой ткани золотистые нити образовывали что-то, очень похожее… Да нет, не может быть! Сначала эти странные взгляды, смущение при встречах и в то же время желание этих встреч, потом упрёки из-за Жаклин, теперь песня о воронах и вышитый рисунок, подозрительно напоминающий льва! Леон не особо разбирался в настроениях женщин и их тайных желаниях, но что-то уже несколько дней подсказывало ему, что Эжени к нему неравнодушна, и сегодня он получил очередное подтверждение.

«Не сильно-то надейся», – одёрнул он самого себя. «Это чересчур хорошо, чтобы быть правдой».

– Это лев? – спросил Леон, кивнув на вышивку.

– Да, – Эжени по-прежнему не глядела на него, сосредоточив всё внимание на работе. Капитан откашлялся чуть громче.

– Я попросил прощения у сестры, теперь хочу извиниться перед вами. Вчера я повёл себя грубо и недостойно, кроме того, я был неправ, упрекая Анжелику…

– Я принимаю извинения, – быстро произнесла Эжени. – Вы… вы тоже простите меня. Я знаю, что вмешалась не в своё дело, что ваши отношения с сестрой и Жаклин меня не касались… Простите, что назвала вас Зверем, просто мне…

– Это вы простите, что назвал вас ведьмой, – перебил её Леон. – Разумеется, я ничего такого не думал, сказал первое, что пришло в голову, лишь бы задеть вас.

– Вы не сильно меня задели, – на этот раз она улыбнулась более искренне. – Мне приходилось слышать слова и похуже. Мы с сестрой воспитывались в монастыре, и монахини были строги к нам – в основном из-за выходок Инессы. Возможно, она и правда любит меня, но свою любовь она показывает весьма странным способом, – лицо Эжени стало жёстким. – Знаете, когда Бертран ещё не посватался к ней, за Инессой многие ухаживали – а я обычно оставалась в тени. И она утешала меня. Знаете, что она мне говорила? – Эжени язвительно усмехнулась. – «Не печалься, сестрёнка, в тебя тоже кто-нибудь влюбится. Ты, конечно, не так красива, как я, но всё-таки…». Представляете, каково слышать это каждый день?

– Не представляю, – чистосердечно ответил Леон. – Но, должно быть, неприятно.

– А когда она сказала тогда за столом, при всех, что я питаю страсть к сломанным вещам – к больному ворону, к лютне с порванной струной! Странно, что она не добавила что-то вроде: «И муж у тебя будет такой же – ведь ты любишь жалеть убогих!»

– Она так не думает, я уверен, – возразила Леон. – Она не хотела обидеть вас, говоря о сломанных вещах.

– Не хотела, – кивнула Эжени. – Но обидела, – в её голосе звучала вся скопившаяся за долгое время боль, а иголка в руках яростно протыкала ткань. – Она искренне думает, что добра ко мне, и не видит ничего плохого в своих словах, а пытаться открыть ей глаза – получить новые булавочные уколы. А отец всегда встаёт на сторону Инессы – странно, что вчера он был на моей стороне… Хотя это, наверное, из-за нелюбви к Бертрану, – подумав, добавила Эжени. – Маме хватало любви на нас обеих, оставалось и отцу, ему же хватает любви только на Инессу, меня он по большей части просто не замечает. Простите, – внезапно она оторвалась от шитья и подняла глаза на Леона, – я веду себя ужасно некрасиво, жалуясь вам. Вы вправе меня упрекнуть. У меня хоть какой-то отец есть, а вы росли без отца…

– Откуда вы знаете? – насторожился Леон, уже догадываясь, каким будет ответ.

– Анжелика рассказала.

– Надо же, разболтала, – усмехнулся он. – Она вам поведала всю историю наших похождений?

– Да, – кивнула Эжени. – Правда, некоторые вещи в ней настолько невероятны, что я до сих пор не могу в них поверить. Не подумайте, что я обвиняю вашу сестру во лжи, но воскрешение отцов-мушкетёров это… это…

– Именно то, во что сложно поверить. Понимаю – я сам до конца не могу поверить в случившееся. У вас бывало такое, что всё складывается настолько хорошо, что вам не верится, что это не сон?

– Бывало. Но чаще бывало другое – всё настолько плохо, что хочется думать, что это лишь страшный сон, но он оказывается явью. Как тогда, когда умерла мама…

– Да-да, – пробормотал Леон. Свою мать он едва помнил, поэтому не мог принести Эжени соболезнования, но вместо этого мог сделать кое-что другое.

– Почему Инесса считает вас не такой красивой, как она? – негромко спросил он. – И почему вы в это верите?

– Не знаю, – Эжени пожала плечами, продолжая выводить аккуратные мелкие стежки. – Всю жизнь, сколько я себя помню, ей восхищались больше – она ярче, она умеет улыбаться и охотно идёт навстречу людям, а я пряталась от них до тех пор, пока не поняла, что моё время прошло. Кроме того, меня всегда учили, что девушку украшает скромность, девушке не пристало гордиться собой.

– А Инессу?

– Инессу тоже, но она никого не слушала. Все лучшие женихи сватались к ней, а мне отец предлагал только стариков, охотящихся за богатством, – с отвращением произнесла она. – Теперь мне кажется, что во мне есть какой-то изъян, из-за которого никто не смотрит на меня, не говорит со мной. Суеверные люди назвали бы это проклятием.

– Это неправда, – Леон присел на подоконник рядом с креслом, не обращая внимания на недовольное карканье Корнеля. – Вы ничем не хуже вашей сестры, может, даже умнее её – ведь это она, а не вы, помчалась сломя голову через лес, зная, что там Зверь.

– И её спас Бертран, – грустно сказала Эжени. – Если бы там оказалась я, меня бы никто не спас – не с моим везением.

– Вы неправы, – мягко проговорил Леон, не отрывая взгляда от её рыжеватых волос, блестевших в пламени свечи. – Знаете, я солдат и не особо смыслю в том, что говорят дамам, но всё же попробую. Вы тоже красивы, хоть и иной красотой, нежели Инесса, вы умны и чутки, вы сумели подружиться с Анжеликой, а у неё чутьё на хороших людей. Анри и Жаклин уважают ваш ум, Рауль благодарен вам за воссоединение с Анжеликой, мне нравится ваша улыбка… Вы плачете?

– Немного, – Эжени подняла голову – в глазах у неё и правда блестели слёзы. – Леон, я и не думала, что вы можете найти такие хорошие слова утешения. Спасибо вам.

– Это не утешение – я говорю то, что думаю.

– Теперь я чувствую себя так, будто напросилась на комплимент. Простите за то, что я стала изливать вам свои тревоги, вы не обязаны это слушать…

– Я рад, если вам стало легче от того, что вы выговорились. Эжени, вы мне и правда нравитесь…

– Но Жаклин д’Эрбле нравится больше, верно?

Леон тяжело вздохнул. Теперь он понял, что звучало в её голосе – неприкрытая ревность, и от осознания ему вдруг стало легче. Он скользнул рукой за отворот плаща и отцепил чёрно-золотую ленточку.

– Нравится, – кивнул он. – Но не больше. Возможно, меньше, чем мне самому казалось. Но это неважно – важно то, что Жаклин никогда не принадлежала мне и никогда не будет принадлежать. Она вообще никому не принадлежит, даже Анри.

Эти слова упали, как комья земли на крышку гроба. Леон произнёс их, как заклятие, и поднёс ленточку к пламени свечи. Ткань загорелась даже быстрее, чем он ожидал, пошёл дым, но его тут же унёс ветер из приоткрытого окна. Эжени вскрикнула и протянула руку, будто хотела выхватить ленточку из огня, но тут же отдёрнула её.

– Лучше бы вернули владелице! – воскликнула она.

– Тогда придётся объяснить, откуда она у меня, а это будет сложновато. Ничего, Жаклин не обеднеет от потери одной ленточки.

– И вы надеетесь с сожжением ленточки уничтожить все чувства к той, что носила её в волосах? – Эжени не отрывала взгляда от догорающих остатков ткани.

– Да, – честно ответил он. – Знаете, это легче, чем мне казалось. Кроме того, теперь мой интерес направлен на другую женщину.

Он произнёс эти слова с улыбкой, но на Эжени они произвели странное впечатление – она вдруг побледнела и выпрямилась в кресле.

– Не может быть! – ахнула она. – Леон, но ведь моя сестра… она же помолвлена! И она любит Бертрана!

Леон от души расхохотался, но Эжени оставалась серьёзной, и он умолк, внезапно поняв, что она не шутит – она и правда не знает, о ком речь.

– Я не про вашу сестру, – он улыбнулся ещё шире. – Ну же, вы ведь умны – догадайтесь, о ком я говорю.

Судя по лицу Эжени, она добросовестно перебрала в уме всех женщин, с которыми и она, и Леон, были знакомы, и наконец растерянно произнесла:

– Единственная, кто приходит мне в голову, Жанна Валли, но ведь у неё тоже есть жених – кузнец, кажется…

– Невероятно, – Леон покачал головой. – Вы вчера так точно прочитали мои мысли, но не поняли, какое место в них отведено вам?

– Нет, не может быть, – руки её упали на колени, рот приоткрылся, а лицо вдруг стало совершенно бесцветным – Леон испугался, не упадёт ли Эжени в обморок. – Это не может быть правдой, вы говорите это из жалости ко мне… или из желания пошутить, – она вскинула голову, а затем поднялась так резко, что Леон невольно качнулся назад. – Если вы смеётесь надо мной, лучше признайтесь сразу. Или вы думаете, что я беззащитна, что можно позволять со мной любые шутки? Думаете, раз я открылась вам, вы вольны смеяться надо мной?

– Я не думаю, что девушка, вооружённая иглой, беззащитна, – Леон осторожно отступил, не отрывая глаз от иголки, зажатой в левой руке Эжени. Странно, он только сейчас заметил, что она левша… – Знаете, вы напомнили мне одну женщину, которую я знал раньше… Её звали Луиза де Круаль.

– Она тоже угрожала вам иголкой? – Эжени опустила руку, но Леон видел, что она всё ещё напряжена.

– Нет, она угрожала мне пистолетом, а ещё у неё был кинжал и бомба, – он усмехнулся. – И волосы у неё были тёмно-рыжие, точь-в-точь как ваши.

– Она была красива? – Эжени воткнула иголку в ткань и дотронулась до своих волос, убирая вьющиеся пряди от лица.

– Очень. Она была прекрасна, как сама смерть.

– Какое странное сравнение! Разве смерть прекрасна? Хотя вы, конечно, встречались с ней чаще, чем я, и лучше знаете…

– Обычно смерть грязна и отвратительна, но де Круаль была прекрасна. Что поделать, – усмехнулся Леон, – нравятся мне опасные женщины!

– Вы всё же смеётесь надо мной, – Эжени, чуть успокоившись, отступила, и теперь они оба стояли у окна. Ветер трепал пламя свечи, ворон на шкафу завозился громче. Леон почувствовал, что сердце начинает биться сильнее при виде тонкой фигурки Эжени, порозовевшего лица и огромных глаз, которые сейчас смотрели недоверчиво и испытывающе.

– Нет, не смеюсь. Я вами восхищён и увлечён, и вы мной тоже, если судить по вашей песне и по льву, которого вы с таким старанием вышиваете, – капитан кивнул на кресло. – Вы мне нравитесь, Эжени, нравитесь гораздо больше, чем ваша сестра или Жаклин.

Эжени глубоко вздохнула, глаза её заблестели, но по щекам не покатились слёзы. Она подошла чуть ближе, одну руку протянув к Леону, другой словно готовясь оттолкнуть его, и негромко проговорила:

– Знаете, мне снилось, что по ночам вы превращаетесь в Зверя и рыщете по лесу. А я иду в лес, там вы находите меня, возвращаетесь в человеческий облик, и мы с вами…

Не договорив, она сделала шаг, другой, потом кинулась к Леону так же порывисто, как часом ранее Анжелика, обняла и поцеловала в губы. Леон, изумлённый её неожиданным поступком, шагнул назад и упёрся спиной в шкаф. Отталкивать Эжени было немыслимо, помимо того, тепло её губ, нежность её кожи, щекочущие рыжие пряди уже брали над ним вверх. Он прижался спиной к шкафу, обнимая девушку, гладя её спину, плечи, руки, сминая ткань платья, оказавшуюся необычайно тонкой.

– Как во сне, – Эжени оторвалась от него, судорожно глотнула воздух и прильнула снова. С неожиданной смелостью куснула за губу – Леон тихонько рыкнул. «Что же мы такого вытворяли в её снах?» – мелькнуло у него в голове, но прежде, чем он успел понять это и попробовать осуществить, тишину библиотеки разорвал резкий крик, и чёрная молния взвилась в воздух, явно намереваясь атаковать капитана.

– Корнель! – Эжени отшатнулась от Леона и погрозила ворону кулаком. – Не смей! Вернись на место!

Ворон, однако, не слушался её и продолжал кружиться под потолком, возмущённо каркая. Леон рассмеялся, чувствуя небывалую лёгкость во всём теле.

– Точно, ревнует. Кажется, мне надо уходить, а то он перебудит весь замок.

– Это безумие, – Эжени отошла к окну и жадно вдохнула свежий вечерний воздух. – Простите, я не должна была этого делать…

– Вам не понравилось? – усмехнулся капитан.

– Очень понравилось… но мне так стыдно! Простите, мне не следовало целовать вас…

– Радость моя, – Леон не знал, почему у него вырвалось это ласковое обращение, но оно ему очень понравилось. – Перестань извиняться передо мной. Это лучшее из всего, что ты могла сделать.

– Это было так неожиданно, – Эжени прижала руки к пылающим щекам. – Позвольте покинуть вас, мне необходимо всё это обдумать.

– Это твой дом, ты можешь не спрашивать моего позволения, – Леон поклонился, подмигнул бесившемуся наверху Корнелю и покинул библиотеку, насвистывая какой-то незамысловатый мотив. Впервые за последнее время ему было легко, и он ощущал себя вполне счастливым.

***

Следующее утро пришло вместе с дурными вестями – Зверь, словно мстя за Великую охоту и за неудавшееся нападение на Инессу, растерзал ещё одну девушку – молодую крестьянку Агнессу Фурнье, старшую сестру Мари Фурнье, Мари-Цветочка, убитой Зверем несколько недель назад. Узнав о нападении, дети мушкетёров единогласно изъявили желание осмотреть тело – даже Анжелика и Жаклин решились поехать, хотя Анри, Рауль и Леон проявили редкостное единодушие, уговаривая их остаться.

– Стыдно мне, дочери д’Артаньяна, бояться крови и мёртвых тел, – воинственно выставила подбородок Жаклин. С утра у неё всё не заладилось: спалось плохо, вино казалось кислым, еда – недосоленной, а тут ещё и весть о новом убийстве окончательно испортила настроение, но уговоры мужа и друзей только подогрели её упрямство.

– Я с вами не разлучусь! – Анжелика стиснула зубы, не скрывая свою досаду, и поглядела прямо в глаза брату – тот склонил голову, не выдержав её напора. Эжени тоже подала голос, что немало удивило Жаклин:

– Я тоже поеду. Раз уж я взялась за это дело, надо довести его до конца.

Никакие уговоры отца и сестры не могли на неё подействовать. Впрочем, уговоров было не очень много – Себастьян с Инессой отправлялись к Бертрану Железной Руке и не могли тратить время на споры с Эжени. Так и получилось, что вскоре после завтрака шестеро всадников уже неслись по дороге к расколотому молнией кресту – именно там было найдено тело.

Отца Роберта, к огромному облегчению всех детей мушкетёров и Эжени, на месте не было – никто не призывал к покаянию и не грозил пламенем из пасти Зверя. Тело девушки, закрытое белым покрывалом, было видно издалека, возле него стояли, опустив головы, несколько мужчин из местных жителей – среди них Жаклин узнала Шанталя. Анри спешился первым, подошёл к телу, опустился на колени и смело откинул край покрывала. Анжелика поспешно отвернулась и перекрестилась, у Эжени и Жаклин выдержка оказалась лучше, хотя Жаклин ощутила горький привкус во рту и заметила, как побледнела де Шане.

Платье несчастной Агнессы Фурнье было разорвано и сплошь покрыто бурыми пятнами, на горле и животе – страшные раны. Возможно, при жизни она была красавицей, но теперь её лицо было искажено ужасом и страданием, светлые вьющиеся волосы спутались и местами потемнели от крови. Мужчины, более привычные к крови и смертям, быстро осмотрели тело, кое о чём переговорили с крестьянами, и те, осторожно завернув покрывало, понесли Агнессу Фурнье туда, где она должна была обрести последний покой.

– Такое ощущение, что она бежала по дороге от деревни к замку, – произнёс Рауль. На его лбу уже не было повязки – теперь его пересекал тонкий, но всё же заметный красноватый шрам. – Она была убита ночью, может быть, даже на рассвете. Что ей могло понадобиться в замке в такое время?

– Может, она видела что-то и хотела рассказать де Шане? – предположила Жаклин. – Может, заподозрила кого-то в связи со Зверем?

– А он догадался и натравил на неё Зверя? – Анри огляделся, словно ожидал нападения прямо сейчас. – Что же она такое видела? Надо бы поговорить с её семьёй…

– Там семьи-то – пьяница-отец да брат, совсем ещё мальчишка, – бросил Шанталь. – Есть, правда, тётка, но она живёт не с ними. Мать у них умерла несколько лет назад, Мари-Цветочек растерзал Зверь, а теперь пришёл и за второй сестрой. Видать, по вкусу ему пришлась семейка…

– Шанталь, перестаньте! – зло бросила Эжени. – Вы говорите просто отвратительные вещи!

– А вы не слушайте, – огрызнулся Шанталь.

– А вы будьте повежливее с дамой, – посоветовал ему Леон. Жаклин удивило это неожиданное заступничество, Шанталя, по-видимому, тоже. Он открыл рот, явно намереваясь что-то возразить, но Жаклин этого уже не услышала – в ушах вдруг зашумело, мир поплыл перед глазами, и она едва успела спешиться перед тем, как всё вокруг окончательно потемнело, и земля сама кинулась ей навстречу.

Когда она вынырнула из темноты, вокруг неё плыли и качались испуганные лица детей мушкетёров. Анри осторожно похлопывал её по щекам и брызгал водой из фляжки. Жаклин попыталась подняться, но тело вдруг стало точно свинцовое, и она упала обратно на постель. Постель… откуда здесь постель? Она сощурила глаза и различила вокруг себя очертания комнаты – тёмной и закопчённой, с низким потолком.

– Где я? – слова казались тяжёлыми и неповоротливыми, точно камни. «У меня был обморок», – медленно дошло до сознания. Кажется, раньше она падала в обморок всего один раз – когда ещё девочкой училась ездить верхом и свалилась с лошади. Тогда над ней так же плыло и качалось испуганное лицо отца, теперь – лицо мужа…

– В доме Шанталя. Ты не приходила в себя, и мы отвезли тебя сюда, – пояснил Анри. Жаклин, морщась, оперлась на его плечо и села – комната снова качнулась перед глазами, но уже не так сильно. Дети мушкетёров смотрели на неё встревоженно, Эжени возилась где-то в углу.

– Здесь ничего нет, – она с досадой повернулась к остальным. – Только плётки да старые ошейники, больше ничего. Я не жду в доме охотника нюхательных солей, но хоть вино или воду… какое-нибудь питьё!

До ушей Жаклин донёсся скрип, и Эжени быстро отошла к постели – Шанталю явно не понравилось бы, что так нелюбимая им господская дочка роется в его вещах. В комнату вошёл охотник и с мрачным видом протянул Анри бутылку с тёмной жидкостью – судя по запаху, это было вино, причём вполне приличное. Анри наполнил любезно предоставленный Шанталем стакан, разбавил его водой из фляжки и протянул жене. Жаклин с жадностью сделала несколько глотков – она побаивалась, что её вырвет, но вкус у вина был вполне приятный, и она сразу почувствовала себя лучше. Затем Анри налил себе, а потом стакан обошёл всех детей мушкетёров и Эжени.

– Простите, месье Шанталь, что мы вас стесняем, – вежливо сказала Анжелика. – Спасибо вам за помощь.

– Рассчитывать надо свои силы, – буркнул он, выходя из комнаты. – Если боишься крови и трупов, так нечего ехать.

– Я не боюсь! – злость придала Жаклин больше сил, чем вино. – Я… я упала в обморок совсем не поэтому! – она и сама не понимала причин внезапной потери сознания, но была уверена, что обезображенное тело Агнессы Фурнье тут не при чём.

– И всё же он прав – вам надо быть осторожнее и заботиться о себе! – с неожиданным укором обратилась к ней Эжени. – Если вы не думаете о себе, топодумайте хотя бы о ребёнке!

– О каком ребёнке? – Жаклин изумлённо уставилась на неё.

– О том ребёнке, что вы носите под сердцем! О Боже, Жаклин, – воскликнула Эжени, видя, как расширяются глаза её собеседницы, – неужели вы ничего не знали! Даже я, у которой никогда не было детей, заметила! Головокружение, тошнота, пристрастие к яблокам, которых вы до этого не любили, теперь обморок… Вы беременны, у вас будет ребёнок!

– Ребёнок, – слабо повторила Жаклин. Она сидела на постели, опустив руку на живот, потрясённая и оглушённая внезапным открытием, и весь мир словно перестал существовать – исчезли запахи, звуки и цвета, и только сильно билось её сердце. – У меня будет ребёнок.

– Не может быть, – сквозь затянувшую мир пелену к ней прорвался голос Анри. – У нас будет сын… или дочь. Как же… Это так… неожиданно! – он с беспомощной усмешкой оглянулся на друзей. Рауль сконфуженно молчал, Анжелика счастливо улыбалась. Леон, который всё это утро выглядел необычно довольным, похлопал Анри по плечу:

– Ничего, д’Эрбле, ничего. Когда мужчина и женщина любят друг друга, такое иногда случается. Я бы даже сказал, довольно часто случается.

– Да подите вы со своими шутками, – беззлобно отмахнулся Анри, садясь на постель рядом с женой. – Жаклин… Жаклин, ты меня слышишь?

– Слышу, – она очень осторожно провела ладонью по животу, пытаясь свыкнуться с мыслью, что она теперь не одна, что внутри неё живёт новое существо – наследник или наследница д’Артаньяна и Арамиса.

– Господа, – голос Эжени звучал взволнованно, а сама она выглядела очень задумчивой, – я рада за вас. Теперь позвольте мне покинуть вас и вернуться в замок. Мне надо… кое-что проверить.

И она беззвучно выскользнула за дверь.

Комментарий к Глава девятая, в которой происходит много неожиданных вещей

* полную версию песни о воронах можно прочитать здесь: https://ficbook.net/readfic/7475060.

Диалог Леона и Эжени представляет собой квест на тему “Сколько отсылок к песням и фильмам вы сможете найти”.

========== Глава десятая, в которой открывается мудрость ворона и греховность человека ==========

Эжени торопилась в замок безумно, отчаянно, громким сбивчивым шёпотом подгоняя Серого Ветра. Конечно, было не очень-то разумно возвращаться домой в одиночку, но она надеялась, что на дороге и днём Зверь не решится напасть на неё. Кроме того, Серый Ветер куда быстрее Кудесницы, значит, есть шанс убежать. У побега было несколько причин. Во-первых, Эжени с трудом выносила взгляд Леона – цепкий, притягивающий, он будто выжигал на ней клеймо: «Моя, ты теперь моя». Ей было стыдно за те поцелуи в библиотеке и ещё стыднее за последовавшие за ними ночные мечты и сновидения. Эжени собиралась поговорить с капитаном этим же утром, но известие о новой жертве всё изменило. Рауль и Анжелика, судя по всему, тоже собирались заявить о помолвке, но решили дождаться более подходящего случая. «Господи, сколько неожиданностей – Анжелика и Рауль, я и Леон, теперь ещё беременность Жаклин!» – подумала Эжени, направляя коня вперёд. «Надеюсь, переживания последних дней не скажутся на её ребёнке».

Второй причиной внезапного отъезда была одна вещь, замеченная Эжени в доме Шанталя. В поисках воды или вина она наткнулась на широкий кожаный ошейник и с досадой отшвырнула его в сторону, но теперь ругала себя за поспешность. Ошейник был не новый, но крепкий и, как она поняла только сейчас, слишком широкий для шеи гончей собаки. Он вообще был велик для любой собаки – а вот для волка, особенно крупного и свирепого, в самый раз.

По спине Эжени пробежали мурашки – она подумала, что дети мушкетёров остались одни в доме Шанталя. «Но не попытается же он убить их всех!» – попыталась она успокоить себя. «Он же не сумасшедший и не хочет навлечь на себя подозрения – по крайней мере, до сих пор он действовал очень аккуратно. Если, конечно, это и правда он… Может, следовало прямо спросить его про ошейник? Но он наверняка выкрутился бы и придумал какую-нибудь историю, а потом перепрятал Зверя в другое убежище… Может, подождать до дня новой охоты? Но во главе охотников всё равно встанет Шанталь и уведёт нас от Зверя!

Рассказать всё отцу? А если это не он? Если я ошиблась? Одна моя ошибка уже чуть не стоила жизни Инессе! Нет, сначала надо всё выяснить. Он не должен был ничего заподозрить – он и не видел, как я уехала… Дети мушкетёров не пробудут у него долго – они вернутся в замок, и я выскажу им свои подозрения».

– Мадемуазель де Шане! – она чудом избежала столкновения с отцом Робертом, спешившим ей навстречу на своём коне. – Дитя моё, вы знаете о новом несчастье?

– Да, я и дети мушкетёров уже были на месте и осмотрели тело, – нетерпеливо ответила она, придерживая Серого Ветра.

– Вашим глазам пришлось увидеть нечто ужасное, – сочувственно произнёс кюре. – А где же ваши друзья? В такое время ездить в одиночку небезопасно даже днём.

– У Шанталя, они скоро меня нагонят, – ей не хотелось вдаваться в подробности.

– Вы бледны и взволнованы, – Роберт заглянул ей в лицо. – Вас что-то тревожит? Помнится, вы давно не были на исповеди…

– Простите, но мне сейчас совсем не до этого, – Эжени тряхнула поводьями, и Серый Ветер пустился вскачь. – Прощайте, отец Роберт! – крикнула она, уже уносясь вдаль.

***

До замка Эжени добралась без приключений, оставила коня на попечение конюха и кинулась наверх, в библиотеку. По пути она отметила, что в замке непривычно тихо без отца, сестры и гостей. Себастьян и Инесса должны вернуться от Бертрана только к вечеру, а вот детей мушкетёров следует ждать с минуты на минуту. Едва очутившись в библиотеке, Эжени, не обращая внимания на возбуждённые крики Корнеля, вихрем метнулась к столу, вытащила все свои записи и карту владений и склонилась над ними. На карте были отмечены и пещеры возле реки – от них до полей легко можно было добраться через лес. Как же она раньше не догадалась, что Зверь может прятаться в пещере? Конечно, обычные волки так не делают, но этого вряд ли можно назвать обычным.

Затем Эжени, немного переведя дыхание, опустилась в кресло, разложила перед собой листы с записями о жертвах и вгляделась в них. Она записывала услышанное по памяти, но память у неё достаточно хорошая, чтобы на неё положиться. Итак, первыми жертвами стали телёнок Этьена Буле и овца Антуана Тома. Возможно, тогда Зверь ещё только пробовал свои силы… Затем были Анна Лефевр, которая пасла овец в поле, Элиза Моро, искавшая овцу в лесу, старая Катрин Мартен, возвращавшаяся через поле домой поздним вечером, Мари Фурнье, Мари-Цветочек, бежавшая ранним утром после свидания… Жанна Валли сумела отбиться от Зверя, Франсуа Морель был растерзан на берегу ручья.

«Мы думали, что Зверь выбирает жертв случайно – как правило, самых слабых. Но что, если это не так? Что если эти жертвы были намечены заранее? Я ничего не могу сказать насчёт Буле и Тома, но Анна, Элиза, Мари, Жанна, теперь ещё и Агнесса – молодые красивые девушки», – Эжени вспомнила вытянутое лицо, крупный нос и мрачные глаза Шанталя. «Он, хоть и опытный охотник, небогат, не красавец, нрав у него злой – редкая женщина такого полюбит. А если все эти красавицы ему отказали? Правда, Жанна Валли ничего такого не рассказывала, но ведь она может и сама не помнить… Франсуа Морель был известный насмешник, у меня даже его прозвище записано – Франсуа-Язва… Катрин Мартен тоже была вздорной старухой, ссорилась со всеми – помнится, как-то даже моему отцу сказала что-то нелестное. Шанталь человек злопамятный, он мог захотеть отомстить всем этим людям – девушкам за невнимание, мальчишкам и старой Катрин за насмешки».

Эжени сидела без движения, затаив дыхание, и взгляд её был устремлён на неровные чернильные строки. «Безумие, это чистое безумие… Но мало ли на свете безумных людей? Шанталь – опытный охотник, он хорошо знает лес, силён и вполне мог поймать волчонка и вырастить из него Зверя. Чего он добивался? Хотел, чтобы его боялись и уважали? Собирался собственноручно застрелить Зверя и стать героем? Что могло заставить человека воспитать опасную тварь и натравить её на людей?»

От скрипа двери она дёрнулась и подскочила. Белокурая Симона, её служанка, бойко выпалила:

– Госпожа, там к вам отец Роберт! – произнося имя священника, она скорчила выразительную гримаску. Эжени, всё ещё не пришедшая в себя после внезапного открытия, проговорила:

– Позови его.

Корнель, едва отец Роберт вошёл, захлопал крыльями и ещё громче завозился на шкафу, но кюре не обратил на него ни малейшего внимания. Эжени быстро спрятала все записи под первую попавшуюся книгу и предложила гостю присесть.

– Я не задержу вас надолго, дитя моё, – начал отец Роберт непривычно ласковым тоном. – Признаю, что я осуждал ваше стремление расследовать это дело, но, пожалуй, ваше упорство похвально. Сегодня вы показались мне чем-то встревоженной – у вас появились подозрения?

– Я пока не хочу их высказывать, – заметила Эжени и как бы невзначай поглядела в окно. Где, в конце концов, задержались дети мушкетёров?

– Дитя моё, вы бледны, у вас усталый вид. Вы не заболели?

– Не думаю, – она покачала головой.

– Я ни в коем случае не хочу клеветать на ближнего своего, но вы встревожились после того, как посетили Жана Шанталя, верно? Он сказал или сделал что-то такое, что вызвало у вас подозрения?

– Я не стану этого говорить, – решительно сказала Эжени, – не хочу оклеветать невинного человека.

– Что ж, ваше нежелание говорить уже само по себе ответ. Я не буду спрашивать, что навело вас на подозрения, но осмелюсь предположить, что вы подозреваете Жана Шанталя в связи со Зверем.

– Я вам этого не говорила, – Эжени пристально посмотрела на священника.

– Я бы не хотел говорить о нём дурно, но его мрачность и угрюмость вызывают у меня определённые мысли. Кроме того, кто сильнее связан с лесом, чем опытный охотник? Дитя моё, – неожиданно на его лице появилось выражение тревоги, – вы уверены, что ваши друзья в безопасности с ним?

– Думаю, они уже не с ним, – Эжени сглотнула комок в горле.

– Вы бледны, как смерть! – отец Роберт в волнении поднялся с места. – Кажется, что вы вот-вот лишитесь чувств! Я прикажу принести воды…

– Не нужно, я сама, – Эжени и впрямь захотелось пить, хотя приближения обморока она не чувствовала. Она покинула библиотеку, но через несколько минут уже вернулась с бокалом вина в руке. Отец Роберт сидел в той же позе, а Корнель тихо бесновался на шкафу. Эжени отпила несколько глотков и поставила бокал на стол.

– Возможно, мои подозрения глупы и беспочвенны, но… вы что-нибудь пили у Шанталя? – кюре испытывающе заглянул ей в лицо.

– Пили, каждый по стакану вина с водой, – растерянно ответила Эжени и вдруг, поняв суть его расспросов, схватилась за сердце. – Нет! Не мог же он… Вы хотите сказать, что он попытался отравить нас? Но это немыслимо!

– Если хоть часть тех мыслей, что терзают мою голову, правда, то этот человек пойдёт на всё! – отец Роберт в волнении шагнул к окну, она невольно последовала за ним. – Я твердил о дьявольском Звере, но не подумал, что дьявол может овладеть человеком! Смотрите, там, на дороге, нет ваших друзей?

– Нет, – Эжени взглянула в окно, но за ним тянулась только пустая лента дороги. Корнель вскрикнул за её спиной, странно и протяжно. Этот крик словно придал ей сил – она повернулась к столу и решительно посмотрела на священника. Что ж, если с её друзьями и правда что-то случилось… не дай Бог, с Леоном… не сметь думать об этом! Если она осталась одна, следует предупредить всю прислугу, вооружиться и ехать в деревню – узнать, что с детьми мушкетёров, и рассказать всем о Шантале. А потом всем вместе ехать к Бертрану, отцу и Инессе.

– Прошу прощения, отец Роберт, но мне надо побыть одной, – твёрдо сказала Эжени – уж кому-кому, а кюре она не доверяла. Он не выглядел особо довольным, однако молча поклонился и покинул библиотеку. Эжени притворила дверь и вернулась к столу. Сейчас она придёт в себя и начнёт действовать… нужно только несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Её взгляд упал на бокал с вином, и она бездумно протянула руку к нему. Несколько глотков вина ей не помешает – хотя бы чтобы не думать о Леоне. Вино странно пахло – должно быть, туда были добавлены какие-то травы. Отец Эжени был любителем таких вин…

Она уже поднесла бокал к губам, когда Корнель, который каркал всё громче и громче, внезапно метнулся к ней и мощным ударом крыла выбил у Эжени бокал. Он полетел вниз, ударился о пол и раскололся, вино вылилось и вмиг окрасило паркет в тёмно-красный цвет.

– Корнель! – возмущённо воскликнула Эжени и вдруг замерла, прижав ладонь к губам. Ей в голову вдруг пришла страшная, невозможная, невероятная мысль – а что, если отец Роберт, которого они перестали подозревать из-за физической слабости, тоже замешан в этом деле? Пусть он и не хозяин Зверя, но его соучастник? И он сейчас попытался отравить Эжени?

– Корнель, – слабо прошептала она, оседая на пол и с ужасом косясь на закрытую дверь. Отец Роберт стоит где-то там, совсем близко, и в любой миг может зайти и проверить, подействовал ли его яд. И когда он узнает, что вино не было выпито, то добьёт Эжени – быстро и безжалостно. Она в отчаянии огляделась – ни ножа, ни пистолета здесь нет, даже вышивание с иголкой далеко, в её комнате. Осталась только шпилька в волосах – да бокал, если он разбит, тоже может стать оружием.

Эжени протянула руку к бокалу, осторожно, стараясь не порезаться, взяла его, поднесла к носу и принюхалась. От него пахло вином, но к этому запаху примешивался другой, более слабый, но не очень приятный. Эжени снова втянула носом воздух и поняла: это запах болиголова. Он был знаком ей: болиголов рос в изобилии в старом овраге, мимо которого они с Инессой часто проезжали во время конных прогулок. Лекари собирали болиголов и делали из него целебные настойки, но также им можно было отравить человека.

Эжени покосилась в сторону двери и осторожно опустила бокал, потом подолом юбки наскоро вытерла лужу на полу – на серо-голубой ткани остались красные разводы. Она отказалась от мысли сразиться с отцом Робертом: он хоть и худой, но всё-таки сильнее её. Лучше притвориться отравленной, выждать момент, а потом позвать на помощь. Слуги схватят Роберта, а потом уже можно будет выпытать у него, чего он пытался добиться, и отправиться в деревню – узнать, что с детьми мушкетёров.

– Корнель, молчи, – прошептала Эжени и указала ворону на шкаф. Потом она подняла бокал и с силой кинула его на пол – он негромко зазвенел. Она пару раз негромко вскрикнула, схватилась за стол и, медленно соскользнув на пол, замерла. Секунды потекли одна за другой, как столетия, возня ворона на шкафу казалась оглушительной, пятна и полосы на паркете образовывали причудливые узоры. Эжени уже успела проклясть себя за глупую идею, но тут дверь скрипнула, и послышались шаги.

Всё тело напряглось, но Эжени заставила себя лежать тихо, закатив глаза и судорожно хватая ртом воздух. «Ваш план удался, и я лежу здесь отравленная, задыхаюсь, без сознания, мои руки и ноги подёргиваются, а глаза ничего не видят… Действуйте же, отец Роберт!»

Священник склонился над ней, и у неё, смотрящей на него сквозь полуопущенные ресницы, в самом деле чуть не остановилось сердце от страха. Роберт поднял бокал, принюхался, опустил его, затем вытащил из-за пояса что-то маленькое и засунул ей за корсаж – по телу Эжени прошла дрожь омерзения от прикосновения холодной влажной руки, но кюре, к счастью, счёл это обычной судорогой. Затем он встал на колени рядом с дёргающимся телом и громогласно позвал – в его голосе отчётливо слышались страх и боль:

– Кто-нибудь, на помощь! Эжени плохо! Помогите!

Послышался лёгкий топот, заскрипели ступени, распахнулась дверь, и в комнату влетела Симона. Она страшно вскрикнула при виде госпожи, распростёртой на полу, всплеснула руками и упала на колени:

– Боже, святой отец, что с ней?

– Не знаю, дочь моя, – в голосе Роберта звучала искренняя растерянность. – Я говорил с ней, и всё было хорошо, потом она вышла, вернулась с бокалом вина и вскоре попрощалась со мной. Я ушёл недалеко, когда услышал звон стекла и стоны, вошёл, а она…

– Госпожа, госпожа! – Симона, всхлипывая, пребольно хлопала Эжени по щекам. – Позовите на помощь, воды ей, воды!

– Сию минуту, – Роберт уже готов был подняться на ноги, но тут его несостоявшаяся жертва со змеиной ловкостью ухватила его за руку. Это стоило сделать хотя бы ради того, чтобы услышать, как набожный кюре выкрикнул бранное солдатское ругательство и, вырвавшись из цепких пальцев Эжени, шарахнулся к стене. Корнель на шкафу закаркал и захлопал крыльями, но всё перекрыл пронзительный визг Симоны – на памяти Эжени она визжала так один раз, когда на неё из-под кровати выпрыгнула мышь. Уши от этого крика заложило, но испуг Симоны был кстати – своим воплем она подняла на уши весь замок.

– Он пытался отравить меня! – Эжени вскочила на ноги, картинно указывая в сторону отца Роберта. Тот пронзил её полным ненависти взглядом, развернулся и с поразительной для его возраста быстротой кинулся прочь.

– Успокойся! – Эжени пришлось хорошенько тряхнуть служанку за плечи. – Нельзя, чтобы он далеко ушёл! Надо его схватить!

Надо отдать Симоне должное – она быстро пришла в себя и кинулась вниз с новым криком, уже не испуганным, а гневным. Отцу Роберту не удалось далеко уйти – во дворе его схватили конюх и слуга Себастьяна де Шане.

– Вы не имеете права! Вы обезумели! Я всё расскажу вашему отцу! – священник не столько испугался, сколько разозлился и теперь грозно сверкал глазами в сторону Эжени. – Ваша госпожа сошла с ума!

– Ничего подобного, – сейчас Эжени как никогда важна была ясность мысли и точность слов. – Этот человек пытался меня отравить. Он отвлёк меня к окну, а сам в это время добавил настойку болиголова в мой бокал. Перед этим он нарочно заставил меня волноваться, чтобы мне захотелось пить. Если бы я выпила вино, то уже лежала бы в библиотеке, мёртвая или умирающая, – Эжени сделала паузу и обвела взглядом присутствующих. – Но Корнель, мой ворон, почувствовал неладное и выбил у меня бокал.

– Не может быть! – ахнула Симона и торопливо перекрестилась.

– Когда я учуяла запах болиголова, идущий от бокала, то притворилась отравленной, чтобы понять, что этот человек будет делать дальше. Услышав шум, он вошёл в библиотеку и спрятал мне за корсаж вот это, – она вытащила из-за корсажа маленький твёрдый предмет, оказавшийся пузырьком, издававшим сильный запах болиголова. – Этот человек хотел представить всё так, будто я отравилась сама – добавила яд в свой бокал с вином и выпила его. Он посчитал, что я без сознания, и лишь тогда позвал на помощь.

– Это бред! – возмутился отец Роберт. – Если бы я отравил вас, зачем мне звать на помощь?

– Чтобы отвести от себя подозрения! – воскликнула Эжени. – Вы бы вызвали больше подозрений, если бы покинули замок, а меня бы потом нашли отравленной.

– Я впервые вижу этот пузырёк! – не сдавался кюре. – Вы сами спрятали его, разыграли сцену и пытаетесь меня обвинить!

– Зачем моей госпоже клеветать на тебя? – яростно набросилась на него Симона. – У тебя совесть нечиста, иначе бы ты не сбежал, когда она воскресла!

– Что тут за шум? – послышался громкий голос. Эжени повернулась, и сердце второй раз за день замерло у неё в груди. У ворот на своей вороной Дьяволице возвышался Леон дю Валлон, а за ним гарцевали на лошадях все дети мушкетёров, целые и невредимые.

– Вы живы! – вырвалось у Эжени.

– Разумеется, – кивнул ей капитан. – И мы кое-что узнали у отца сестёр Фурнье… А что вы не поделили с отцом Робертом?

– Она совершенно сошла с ума… – начал кюре и умолк под грозным взглядом Леона.

– Боюсь, мне надо многое вам рассказать, – произнесла Эжени, чувствуя, как медленно тухнет пламя радости в её груди.

***

Дети мушкетёров выслушали её сбивчивый и путаный рассказ – начиная с подозрений, касающихся Шанталя, и заканчивая историей с отравлением. Вопреки опасениям Эжени, предположение о виновности охотника было встречено без насмешек и недоверия. Правда, у неё возникло чувство, что по-настоящему её слушал один Леон – Рауль и Анжелика были больше заняты друг другом, Анри всё внимание уделял жене, которая сидела, прикрыв глаза и опустив руку на живот, словно вслушиваясь в звуки некоего иного, недоступного людям мира. Когда Эжени закончила, дю Валлон кивнул:

– Фурнье хоть и пьяница, но кое-что рассказать смог. Его младшая дочь, Мари-Цветочек… как бы помягче выразиться… очень любила мужчин. Многих мужчин… а вот Шанталя любить не захотела.

– Ещё и посмеялась над ним, – добавил Рауль, который, как оказалось, всё-таки вслушивался в разговор. – Сказала, кто, мол, захочет любить мужчину, от которого пахнет зверьём да мертвечиной. Эта шутка разошлась по деревне, и Шанталя только ленивый так не поддразнивал.

– Мари поплатилась за своё высокомерие, – грустно кивнула Эжени. – А старшая сестра?

– Агнесса всё пыталась разговорить Шанталя – отец даже заподозрил, что она влюблена в него, – негромко проговорила Жаклин. – Видимо, она догадалась, что он связан с убийством её сестры. А Шанталь догадался, что она догадалась, побежал в замок и натравил на неё Зверя.

– Простите, что мы так задержались, – Анри прижал руку к сердцу. – Мы не думали, что вам будет так нужна наша помощь.

– Я и сама справилась, – Эжени тряхнула головой, пытаясь не показать, какое облегчение она испытала, поняв, что Шанталь никого не травил, и Леону… и его друзьям, конечно же! – ничто не угрожает. – Теперь остаётся выяснить, как связан с Шанталем Роберт и почему он попытался отравить меня, едва я начала подозревать Шанталя.

Но допросить священника не получилось; мало того, допрос обернулся настоящей трагедией, не хуже, чем у Шекспира. Отец Роберт оказался в замке на положении пленника – его обыскали, обнаружив ещё несколько остро пахнущих пустых пузырьков, и посадили под замок. Когда кюре привели в гостиную, он был бледен, кусал губы и дрожал, но на Эжени, гневно взирающую на него с центрального места за столом, смотрел твёрдо.

– Я ничего вам не скажу, – выдохнул он.

– Не скажете – будете иметь дело с моим отцом, а он куда более жесток, чем я, – пообещала Эжени.

– Дитя моё, – его побелевшие губы искривились, – этим вам меня не напугать.

– Самое главное мы знаем и без вас, – заявил Рауль. – Жан Шанталь – хозяин Зверя. Он во время охоты подобрал в лесу волчонка и воспитал его втайне от всех. Волчонок вырос в огромного волка с чёрной шерстью, умного и ловкого. Возможно, сначала Шанталь просто охотился с ним, но потом ему отказала деревенская красавица – одна, другая… Над ним стали смеяться, шутки разнеслись по деревне…

– Самых отъявленных шутников – мальчишку-зубоскала, сварливую старуху – и девушек, отказавших ему, он наметил в жертвы, – продолжил Анри. – Он держал Зверя в пещере, а в нужное время приходил, отвязывал его, проводил через лес и натравливал на неугодного ему человека. Когда Зверь исполнял свой долг, Шанталь уводил его обратно в пещеру.

– Он руководил поисками Зверя и нарочно уводил охотников в сторону, – вновь заговорил Рауль. – Думаю, что именно Шанталь выстрелом спугнул моего коня, когда я по чистой случайности наткнулся на пещеры. Не зря ведь именно он нашёл меня, когда я лежал без сознания.

– Ему не нужен был лишний шум, поэтому нас он пытался убедить в том, что Зверь – обычный волк, и даже придумал историю о том, как он пытался подстрелить его, – вставила Анжелика.

– Возможно, на Инессу Зверь напал по своей воле – перестал подчиняться хозяину и сумел вырваться из пещеры, – предположила Эжени.

– Но какую выгоду имели от этого вы? – сверкнула глазами Жаклин. – Страх и подчинение прихожан? Возможность влиять на шевалье де Шане? Что объединяет столь разных людей как вы и Жан Шанталь?

– Ненависть к людям их объединяет, – ответил ей Леон. – Надо признать, при всех вы умело делали вид, что ненавидите друг друга.

Губы отца Роберта снова искривились в болезненной усмешке.

– Вы всё знаете, – прошептал он. – Нет смысла скрывать… Но мы не были друзьями, – он заговорил громче. – Шанталь ничего не знал обо мне – а я знал о нём всё. Я догадался вскоре после первых попыток поймать Зверя – если Жан Шанталь не сумел выследить Зверя, значит, он этого не хочет, а раз не хочет, значит, он сам его приручил, – кюре закашлялся. – Я… тьфу! Я всё знал, но молчал – и только в этом моя вина.

– Вы знали, что Шанталь натравливает Зверя на беззащитных женщин и детей, и молчали! – пылко воскликнула Анжелика. – Вы безумец! Вы даже хуже брата д’Олива – тот хотя бы не скрывал, что он злодей!

– Зверь убивал насмешников и потаскух, – Роберт оскалился, и лицо его вдруг стало ужасно похоже на череп. – Люди должны бояться, должны верить… и Шанталь принёс им эту веру. А она, – он кивнул на Эжени, – разгадала его тайну и хотела выдать её всем! Зверь был бы пойман, его бы перестали бояться, и что тогда было бы с нашим Господом?

– Он бредит, – шепнула Жаклин Анжелике.

– И у меня всё получилось бы, если бы не вы, дети мушкетёров, и не эта рыжая ведьма! – Роберта затрясло, казалось, он с трудом держится на ногах. – Сказано в Писании: «Ворожеи не оставляй в живых»…

– Когда вернётся мой отец, вы будете осуждены, – Эжени выпрямилась, кусая дрожащие губы.

– Неет, – ноги отца Роберта подогнулись, он рухнул на колени и забился в судорогах. – Пусть меня судит Высший Судия, но не вы… вам я не достанусь…

– Доктора! – громко закричал Рауль. Дети мушкетёров метнулись к священнику, пытались приподнять его, разжать рот, но было уже поздно. Отец Роберт извивался на полу, хрипя и закатывая глаза, и из его рта вырывались обрывки фраз:

– У меня был не один пузырёк… Я успел, успел… Весь яд без остатка – и вот я уже свободен… Свободен…

Никто не знал доподлинно, что за яд принял отец Роберт, но он действовал со всей своей дьявольской силой – через несколько минут безумный кюре перестал биться и затих, голова его бессильно склонилась, а глаза закатились. В гостиной повисло жуткое молчание, такое, что стало слышно, как жужжит где-то под потолком муха. Анжелика перекрестилась и открыла рот, чтобы что-то сказать, но вновь закрыла его, не издав ни звука, и прильнула к плечу Рауля. Жаклин крепко стиснула руку мужа, и Эжени захотелось так же крепко схватить за руку Леона, но она не посмела. Прошло несколько томительных мгновений, и тишину разрезал голос капитана:

– Этот уже не в нашей власти, но Шанталь ещё на земле, и Зверь тоже. Мы должны действовать быстро, пока он не убил кого-то ещё.

========== Глава одиннадцатая, в которой причудливо меняются местами охотники и жертвы, а Леон получает награду ==========

И детям мушкетёров, и Эжени приходилось раньше сталкиваться со смертью, но самоубийство отца Роберта потрясло их – долго они стояли, склонив головы, над его телом, прежде чем Эжени, тихо шагая, добралась до двери, открыла её и позвала слуг. Тело священника вынесли из гостиной и уложили на пол, обернув покрывалом. В замке вдруг стало очень тихо и сумрачно – за окном потемнело, слуги переговаривались шёпотом и крестились, дети мушкетёров негромко обсуждали дальнейшие планы. К Эжени подлетел Корнель и уселся на плечо хозяйки – она погладила его по блестящим перьям:

– Ты сегодня герой, ведь ты спас мне жизнь.

– Шанталь знает, что мы подозреваем его? – Леон встал посреди гостиной и оглядел остальных. – Мог он что-то понять после того, как Эжени ушла?

– Думаю, мог, – ответил Рауль. – К тому же, его должны были насторожить наши расспросы, разговоры с деревенскими, с Фурнье. Он мог увидеть ошейник и понять, что его мог заметить любой из нас.

– И что он сейчас сделает? – подала голос Жаклин.

– Уничтожит ошейник и всё, что связано со Зверем, а потом отправится в лес и получше спрячет Зверя, – уверенно произнёс Анри. – А может вообще попытаться сбежать.

– Мы должны отправиться к нему – допросить, а если придётся, то и арестовать, – снова заговорил Леон. – Если что, скажем, что делаем это по поручению дочери шевалье де Шане, – он кивнул в сторону Эжени, она нервно кивнула в ответ. – Потом надо дождаться де Шане, собрать людей, обыскать дом Шанталя и пещеры. Главное сейчас – найти Зверя и убить, пока он больше ни на кого не напал. А доказать вину Шанталя можно потом.

– У нас нет прямых доказательств – только ошейник, который, возможно, уже сожжён в печи, слова Фурнье и слова безумца-священника, – Жаклин прикусила губу.

– Значит, будем искать, – вскинул голову Анри.

– А если Шанталь уже в лесу? – встревоженно спросила Анжелика.

– Поедем вслед за ним, – ответил Рауль. – Господа, пора собираться! Нельзя терять ни минуты, поэтому шевалье де Шане мы дождаться не можем. Эжени, если ваш отец вернётся, а нас здесь ещё не будет, расскажите ему всё – пусть собирает людей и отправляется в лес, к пещерам.

– Вы уезжаете? – Эжени пробила дрожь. – Прямо сейчас?

– Разумеется! Надо спешить, ведь Зверь не дремлет!

– Рауль, я… – начала Анжелика, но брат перебил её:

– Нет-нет, об этом и думать не смей! Нам предстоит встреча со Зверем, и мы не можем рисковать вашими жизнями! Ты остаёшься здесь!

– И ты, Жаклин, тоже, – не терпящим возражений тоном сказал Анри, и обычно строптивая Жаклин на этот раз только покорно кивнула, вновь опустив руку на живот. Эжени разрывалась между желанием остаться дома, в безопасности, и желанием предложить свою помощь, но Рауль словно прочитал её мысли:

– Эжени, вы тоже останьтесь. Вами мы тем более не можем рисковать.

Она тоже кивнула – все слова будто утратили свой смысл. Как во сне Эжени наблюдала за сборами, смотрела, как сыновья мушкетёров заряжают пистолеты, седлают лошадей, перебрасываются короткими фразами. Корнель цеплялся когтями за ткань платья, но сейчас Эжени почти не ощущала его тяжести на плече. В голове билась одна мысль: «Как же так? Мы с Леоном только-только открылись друг другу – и он уже уезжает? А если он не вернётся, если Зверь убьёт его – неужели всё будет как в моей песне? Я не стану добычей ворона, говорил он, но если он ошибся?». В её голове вдруг ясно предстала картина – Леон лежит неподвижно, распростёртый на траве, его плащ разорван, и белую рубашку заливает кровь. Эжени вздрогнула и затрясла головой, пытаясь отогнать ужасное видение. «Это всё сон, сон, не больше того сна, что я видела раньше. Я буду думать про Леона-Зверя, каким он являлся мне во снах, и может быть, я смогу не думать о его смерти».

Нервы не выдерживали не у одной Эжени. Жаклин снова побледнела и, кусая губы, молча, чтобы не выдать дрожью в голосе свой страх, подошла к мужу, обняла его и поцеловала. Анжелика быстро прижалась к груди Леона, потом высвободилась, шагнула к Раулю и, обхватив его за шею, уткнулась лицом в вышитое кружево рубашки.

– Обещайте, что не умрёте, – прошептала она, не отрываясь от графа. – Вы не можете умереть, ведь мы с вами должны пожениться.

Рауль погладил её по волосам и смущённо посмотрел на Анри и Жаклин, глядевших на пару с нескрываемым изумлением.

– Да, друзья, вы поняли всё правильно – мы с Анжеликой любим друг друга, – проговорил он. – Мы хотели сообщить об этом нынче утром, но прискорбные обстоятельства помешали нам это сделать. Эжени и Леон уже знают – Леон дал согласие на наш брак…

– Это же прекрасно! – Анри был искренне рад за друга. – Хоть одна хорошая новость за сегодняшний день!

– Анжелика, почему ты мне ничего не сказала? – Жаклин возмущённо всплеснула руками. – Подруги мы или нет?

– Я собиралась, но… но… мне было так стыдно, и потом… – Анжелика сдавленно всхлипнула, вытерла рукавом глаза и отступила, по-прежнему не сводя глаз с Рауля. – Обещайте, Рауль… пожалуйста!

– Мы – дети мушкетёров, а нам везёт, – Жаклин подошла к Анжелике и обняла её за плечи. – Анри, Рауль и Леон бывали в переделках и похуже и всё-таки выбрались.

«Господь любит детей, дураков и пьяниц», – вспомнились Эжени слова Леона. Она уже хотела произнести их, но сдержалась, подумав, что сейчас шутки совсем некстати, а дети мушкетёров могут и обидеться. Вместо этого она молча кивнула всем троим сыновьям мушкетёров и собиралась уже идти прочь – быстрее, пока слёзы ещё не пролились, и горький крик «Не уезжайте, не оставляйте нас!» не вырвался из груди. Ей как никогда хотелось обнять Леона и прижаться к его груди, как Анжелика прижалась к груди Рауля, но Эжени подумала, что одного изъявления чувств для детей мушкетёров вполне достаточно.

Её остановил голос Леона:

– Эжени!

Она развернулась и замерла. Капитан, уже успевший подняться в седло, спешился, в несколько шагов преодолел разделявшее их расстояние, притянул Эжени к себе и, не обращая внимания на возмущённого Корнеля, взвившегося с её плеча и громко закаркавшего, поцеловал её в губы. Раньше Эжени думала, что такое бывает только в романах, но у неё и впрямь подкосились ноги, и она вынуждена была схватиться за Леона, чтобы не упасть.

Когда дю Валлон оторвался от неё, глаза его сияли, а у Эжени кружилась голова и сбилось дыхание. Откуда-то издалека до неё донеслись голоса детей мушкетёров – Анри, забыв все правила приличия, присвистнул, Анжелика ахнула, а Рауль удивлённо-радостно воскликнул:

– Как, Леон, значит, и вы тоже?

– Да, граф, – убедившись, что Эжени более-менее твёрдо стоит на ногах, Леон развернулся и зашагал к нетерпеливо фыркавшей Дьяволице. – И я тоже. Теперь вы понимаете, почему мы все должны вернуться с победой, живыми и невредимыми?

– Понимаю больше, чем когда-либо, – ответил Анри, садясь в седло. – Во имя женщин, которые нас ждут.

– И ребёнка, которому нужен отец, – добавила Жаклин, прижимая ладонь к животу. – Возвращайтесь с победой!

– Я буду молиться за вас! – Анжелика простёрла к мужчинам руки.

– Будьте осторожны! – Эжени подумала, что её напутствие звучит нелепо, но никто не засмеялся. Всадники развернули лошадей и помчались прочь – к расколотому молнией кресту, по дороге, ведущей в деревню.

***

Погода сильно испортилась за то время, что дети мушкетёров провели в замке. Как-то незаметно наступили сумерки, небо покрылось серыми тучами, поднялся ветер, треплющий гривы коней и волосы всадников. Деревья жалобно скрипели, в воздухе изредка проносились птицы, стремясь укрыться от буйства стихии, лошади то и дело издавали тревожное ржание, словно чувствуя опасность. Улицы деревни опустели, редкие прохожие спешили по домам. В окнах Шанталя было темно. Анри спешился, подёргал дверь – заперто. Осторожно обошёл дом, попытался заглянуть в одно окно, другое, но ничего не обнаружил.

– Он уехал в лес, – произнёс д’Эрбле, повернувшись к товарищам.

– Или затаился, – заметил Леон.

– Господа, вы ищете Шанталя? – донёсся до них звонкий голос. Они обернулись и увидели в окне одного из домов Жанну Валли – девушка сидела, опёршись на раму окна и подавшись вперёд.

– Именно его, – Рауль подъехал к ней. – Вы знаете, где он?

– Незадолго до того, как вы подъехали, выскочил из дома и поскакал прочь, точно за ним черти гнались, – серо-синие глаза Жанны потемнели. – Мне-то делать особо нечего – пока нога не зажила, сижу у окна да шью, вот и увидела его. Он-то меня не приметил… Куда он мог поехать в такую пору?

Впрочем, судя по подозрению, появившемуся на её прекрасном лице, Жанна и сама знала ответ, мало того, она, видимо, уже догадалась о связи Шанталя со Зверем. Сыновья мушкетёров переглянулись, и Анри коротко бросил:

– В лес! – и добавил, обращаясь к девушке, – Жанна, вы нам снова помогли, благодарю вас.

К лесу они скакали во весь опор, не переговариваясь, а ветер всё усиливался, шумел в кронах деревьев, гнул и ломал ветки, бил в лица, словно сама стихия была заодно с Жаном Шанталем. Очутившись в лесу, всадники поехали чуть медленнее, держа оружие наготове и прислушиваясь к каждому шороху – впрочем, это было сложно из-за того, что всё заглушал вой ветра и треск ветвей. Рауль выехал вперёд и теперь вёл друзей по уже знакомому маршруту к берегу реки.

Тропа петляла и извивалась, то исчезая среди кустов, то появляясь снова и становясь ровной и широкой. Откуда-то из-за деревьев повеяло свежестью, ветер усилился, послышалось журчание, и вскоре трое сыновей мушкетёров очутились на берегу реки. Он был достаточно крут, тропа, которая вела вниз, стала совсем узкой, и приходилось спускаться медленно. Все трое постоянно оглядывались, ожидания нападения Зверя, или, что ещё хуже, выстрела из-за кустов. Тем не менее, они благополучно достигли берега и пустились к пещерам.

Им повезло – на влажном песке отчётливо виднелись следы, и не пришлось обыскивать каждую пещеру. У входа в одну из них были заметны следы сапог, а рядом с ними – крупные отпечатки лап. Они и правда были больше обычных волчьих, но, как и рассказывал Шанталь, не пахли серой и были холодны. Рауль, Анри и Леон спешились и осторожно, держа пистолеты наготове, один за другим шагнули в сумрак пещеры.

В логове Зверя было темно, тихо и пусто, на полу слабо поблёскивали лужицы воды, очертания камней в полумраке принимали самые причудливые формы. За одним из камней сыновья мушкетёров обнаружили крепкую верёвку и кожаный ошейник, предназначенный для чьей-то крепкой и сильной шеи. Тут же неподалёку лежала кость с остатками мяса и следами зубов на ней.

– Здесь он и держал Зверя на привязи, кормил его, – почему-то шёпотом проговорил Анри. – Но куда он повёл его? В деревню? Там полно народа, взрослых сильных мужчин с оружием!

– В замок! – пришла Раулю в голову страшная мысль, но он тут же перебил сам себя:

– Нет, это бред! У женщин тоже есть оружие – пистолеты, ружья, кроме того, там слуги…

– Может, у Шанталя есть другое укрытие для Зверя? – предположил Леон, и тут издалека донёсся громкий человеческий крик, полный боли и ужаса, одновременно с ним – грохот выстрела, а затем протяжный и тоскливый, леденящий кровь вой. Мужчины, не сговариваясь, бросились прочь из пещеры, оседлали коней и пустились вверх по дороге, в лес.

Долго ехать им не пришлось – на первой же поляне все трое резко остановились. Поиски Жана Шанталя были окончены – он лежал, раскинув руки, с искажённым ужасом лицом, с разорванной рубашкой, а горло и грудь его были залиты кровью. Рядом валялся пистолет, а на влажной земле виднелись отпечатки лап, уходящие в лес.

– Его растерзало его же создание, – с отвращением произнёс Анри.

– Это я называю справедливостью, – пробормотал Леон. Он не был набожным человеком, но при виде мёртвого хозяина Зверя внезапно испытал желание перекреститься. Но у них не было времени обсуждать гибель охотника – Зверь бегал где-то там, на свободе, отныне никем и ничем не сдерживаемый. Они пришпорили лошадей и пустились вглубь леса.

Ветер бушевал в вершинах деревьев, трещали ветви под его напором и под копытами коней, тревожно каркали вороны, кружась в вышине, откуда-то издалека донёсся слабый волчий вой. Небо темнело, лошади ржали и фыркали, и тоска и тревога завладевали даже самыми храбрыми людьми. Лесные дороги путали и петляли, и друзья были вынуждены разделиться – Леон выбрал левую дорогу, ближнюю к берегу, Анри поехал прямо, через сердце леса, Рауль поскакал направо, в сторону деревни.

Концовка всей этой истории была быстрой, впечатляющей и не менее пугающей, чем её начало. Леон не знал, к везению или к невезению отнести то, что именно он нашёл Зверя – вернее, Зверь нашёл его. Он вылетел из-за кустов чёрной молнией и всей силой ударился о бок Дьяволицы – она с диким ржанием взвилась на дыбы, взбрыкнула, и Леон не удержался в седле. При падении ему повезло больше, чем Раулю – он не ударился о дерево и не лишился чувств, но пистолет от удара о землю вылетел из руки. Дьяволица, по-прежнему оглашая лес ржанием, помчалась прочь, а у её хозяина не осталось времени даже закричать – Зверь прыгнул на него.

У Леона не было железной руки Бертрана, но зато была ловкость, с которой он чудом сумел увернуться – зубы клацнули совсем рядом, разорвав край плаща. Леон, не вставая, перекатился ближе к пистолету, но схватить его не успел – пришлось метнуться в другую сторону, уворачиваясь от смертоносных клыков. Горячее дыхание на миг обожгло лицо – из пасти Зверя отвратительно воняло, а на зубах у него виднелись следы свежей крови.

Леон ничего не мог разглядеть толком – перед глазами мелькали то смятые листья и трава, то чёрная гора меха, то оскаленная пасть и горящие глаза, то силуэты всадников среди деревьев… Грохнул выстрел, и Зверь бросился в сторону с ловкостью, не меньшей, чем у Леона. В этот краткий промежуток времени капитан успел вскинуть голову и увидел, что Анри перезаряжает пистолет, а Рауль сжимает оружие в руке, но не стреляет – должно быть, боится попасть в Леона.

После выстрела Зверь, вопреки своей привычке, не убежал – убийство хозяина, погоня и выстрелы так взбудоражили его, что он прыгнул снова – и за несколько мгновений до того, как его голова оказалась над головой Леона, пальцыкапитана сжались на рукояти пистолета.

Выстрел прозвучал оглушительней, чем все, что были до него, и напугал птиц, с громкими криками взвившихся со своих ветвей. Зверь замер, поражённый пулей в самое сердце, а затем рухнул всей своей мёртвой тяжестью на ноги Леона. Дю Валлон, поморщившись, отшатнулся. Когда Анри и Рауль подбежали к нему, он всё ещё сидел – боялся, что ноги откажут ему, если он поднимется. Плащ был разорван, всё тело ныло после удара о землю, от одежды несло кровью, землёй и запахом Зверя. На вопрос друзей «Леон, вы целы?» капитан смог только кивнуть.

Некоторое время все трое сидели, переводя дух, а лошади, к которым присоединилась и чуть успокоившаяся Дьяволица, фыркали и прядали ушами возле деревьев. После всех слухов, ходивших о Звере, такая простая победа над ним казалась невероятной. Леон то и дело нервно оглядывался, словно ожидая, что из-за деревьев вот-вот появится ещё один Зверь. Наконец, когда все они пришли в себя и поднялись на ноги, дю Валлон бросил взгляд на огромную тушу, распростёртую у его ног и выглядевшую пугающе даже сейчас.

– Я же говорил, что он мной подавится, – произнёс Леон, и все трое громко, искренне и с облегчением расхохотались.

***

Себастьяна де Шане, когда он в сопровождении дочери и Бертрана Железной Руки возвратился домой, чтобы обдумать план новой охоты на Зверя, ждали потрясающие новости, одна удивительнее другой.

Во-первых, никакую охоту планировать не надо – Зверь уже убит, привезён в замок и в самом ближайшем времени будет превращён в чучело.

Во-вторых, его хозяина тоже искать не надо – им оказался Жан Шанталь, который, почуяв неладное, видимо, собирался застрелить своего питомца, тем самым отметя от себя все подозрения и выставив себя героем, но Зверь раскусил его замысел и загрыз своего хозяина.

В-третьих, отец Роберт знал всю правду о Шантале и Звере, но молчал, потому что убийства были ему выгодны, а когда Эжени начала обо всём догадываться, попытался отравить её, но был арестован и в итоге отравился сам.

В-четвёртых, Леон – герой, потому что он убил Зверя.

В-пятых, Анри и Жаклин д’Эрбле в ближайшем будущем станут счастливыми родителями.

В-шестых, Рауль де Ла Фер и Анжелика дю Валлон любят друг друга и собираются пожениться, как только вернутся в родные края.

Надо отдать должное шевалье де Шане – он выслушал всё это с достоинством, пытаясь сохранить невозмутимое лицо и всего несколько раз на протяжении рассказа глотнул бургундское из бокала. Инесса ахала, охала, удивлялась и восхищалась, Бертран то и дело сотрясал стол железной рукой, возмущённо восклицая: «Три тысячи дьяволов! Почему меня не было с вами!». Анри, Рауль и Леон уже успели отдохнуть, привести себя в порядок и успокоить Жаклин, Анжелику и Эжени. Когда они, все вместе, перебивая и поправляя друг друга, поведали всю историю, Себастьян позволил себе слабость – он размашисто перекрестился и помянул Господа всуе, благодаря его за спасение своей дочери и избавление от Зверя.

– Благодарить надо не Господа, а Корнеля – ведь это он выбил у меня бокал, – Эжени погладила ворона, который вопреки всем правилам сидел на столе возле неё и, полностью сознавая собственную значимость, с гордым видом клевал тонкие полоски мяса.

– А Зверя поразила не молния с небес, а я – я убил его вот этой вот рукой, – добавил Леон. Себастьян бросил на него мрачный взгляд, но ничего не ответил и заговорил о более важных вещах, требовавших немедленного вмешательства. Тело священника уже было вынесено из замка, тело Шанталя увезли из леса Анри, Леон и Рауль. Отравителя-самоубийцу и преступника, натравившего Зверя на невинных женщин и детей, должны были похоронить завтра утром – на отшибе, за пределами кладбища. Слухи уже разнеслись по деревне, и в устах людей Роберт и Шанталь стали чуть ли не слугами дьявола, а дети мушкетёров во главе с Леоном – победителями нечистых сил. Об Эжени так много не говорили, но её это не печалило – после торжественного возвращения Леона и его друзей она ощущала себя бесконечно счастливой.

– Итак, господа, – Себастьян де Шане поднялся, сжимая в руке бокал. – Вы сдержали своё слово. Вы обещали помочь мне избавить мои земли от Зверя – и вы сделали это. Не знаю, какими словами выразить мою признательность вам. Я напишу его величеству письмо, в котором расскажу о вашем подвиге, а также отправлю ему чучело Зверя. Господа мушкетёры, я навеки ваш должник, и вы можете просить у меня что угодно.

– Но мы… – Анжелика растерянно переглянулась с Раулем, – но нам ничего не нужно, верно?

– Мы сделали это не ради награды, – подтвердил Анри, нежно посмотрев на Жаклин, жующую очередной ломтик яблока. – Мы ничего у вас не просим.

– Пожалуй, одна просьба всё-таки есть, – подал голос Леон, выпрямляясь на сиденье. Де Шане бросил на него быстрый взгляд.

– Конечно же, барон дю Валлон, я вас слушаю.

– В сказках рыцарь убивает чудовище и получает в награду руку прекрасной девы. Я тоже как-никак убил Зверя и теперь прошу у вас… – Леон замолчал и посмотрел в сторону Эжени. Она уже поняла, к чему он клонит, и теперь сидела, склонив голову и чувствуя, как кровь приливает к щекам. – Прошу руки вашей дочери.

– Но это невозможно! – Себастьян де Шане был настолько ошеломлён, что ляпнул нечто в высшей степени неразумное. – Инесса уже помолвлена!

– Папа! – Инесса, тоже понявшая, в чём дело, вспыхнула не хуже Эжени. Бертран Железная Рука от души расхохотался – и Леон тоже. Отсмеявшись, он кивнул возмущённому и недоумевающему де Шане и проговорил:

– Другой дочери, Эжени.

– Но… но… – на этот раз у отца действительно кончились слова. – Но ведь вы так мало знаете друг друга… и потом, ей придётся покинуть дом, где она провела всю свою жизнь…

– Я согласна! – Эжени едва заметила, как поднялась на ноги. – Я готова уехать отсюда куда угодно – хоть в Париж, хоть во владения барона – лишь бы быть с ним!

– Ты любишь его? – недоверчиво, как о чём-то совершенно невероятном, спросил де Шане.

– Конечно! Ты прав, мы не так давно знакомы… но за эти недели я нашла больше друзей, чем за предыдущие девятнадцать лет. И я полюбила, отец… впервые в жизни.

– И ты мне ничего не сказала! – Инесса всплеснула руками, точь-в-точь как Жаклин нынешним утром. – Подумать только, я – твоя сестра, и я не знала, что ты влюблена!

– Я скрывала это от всех, – Эжени застенчиво опустила голову, чувствуя, что жарко становится не только щекам, но и всему телу.

– Так что, шевалье де Шане, вы согласны? – спросил Леон, чуть насмешливо глядя на отца Эжени. – «Что угодно», вы сами сказали.

– Я… я… охх, – Себастьян сокрушённо покачал головой, и в этот миг вдруг показался Эжени очень старым. – Что ж, если моя дочь не имеет ничего против…

– Не имею!

– … тогда я даю своё согласие. Надеюсь, человек, избавивший мои владения от Зверя, станет достойным мужем для Эжени.

– Спасибо вам, отец, – и она улыбнулась счастливейшей из своих улыбок.

***

Было уже совсем темно, когда Эжени наконец освободилась от утомительных расспросов сестры и поднялась в библиотеку. Корнель, утомлённый переживаниями этого дня, мирно уснул на шкафу, а Эжени зажгла свечи и стояла, глядя в темноту. Скрип двери заставил её вздрогнуть, но она тут же выдохнула с облегчением, увидев Леона.

– Инесса замучила меня расспросами, – призналась она. – Я рассказала ей многое… но не всё. Как расскажешь о той ужасной тревоге, которую мы испытывали, когда вы трое уехали в лес? Как объяснить, почему всё произошло так быстро и неожиданно, если я сама это не вполне понимаю? И, в конце концов, я постыдилась рассказывать ей о снах…

– Что же такого было в этих снах? – капитан подошёл поближе и с осознанием того, что имеет на это полное право, погладил её по волосам, запустил пальцы в густые пряди. Эжени доверчиво прижалась к нему и склонила голову на грудь.

– Много такого, о чём стыдно рассказывать, – она подняла глаза, лукаво глядя на жениха. – Как странно, я ведь всегда готовилась к тому, чтобы стать старой девой. Меня это даже не пугало! И вот теперь я – невеста, и мой жених – храбрец, победитель Зверя, капитан королевских мушкетёров, барон дю Валлон де Брасье де Пьерфон…

– Без тебя ничего бы не получилось, – Леон провёл рукой по её спине, ощущая дрожь сквозь тонкую ткань платья. – Без твоей помощи мы так и гонялись бы за Зверем, не подозревая о хозяине, Рауль и Анжелика таились бы друг от друга, а Жаклин скакала бы верхом и падала в обмороки, не догадываясь о ребёнке.

– Вы её уже не любите, да? – негромко спросила Эжени.

– Нет. А может, и никогда по-настоящему не любил, – легко ответил капитан, зарываясь носом в её волосы. От них пахло чем-то цветочным – не сладким и приторным, а едва заметным и слабым. Леон притянул невесту поближе, погладил по голове, шее, плечам, спине, чувствуя, что дрожь утихает.

– Как я испугалась, когда Роберт намекнул мне, что Шанталь мог попытаться отравить вас! А как мне было страшно, когда вы уехали в лес! Я так боялась, я думала… мне всё время что-то мерещилось…

– Тише, тише, – Леон поцеловал её в висок. – Знаешь, я ведь тоже… Когда я понял, что ты могла умереть от яда… что я мог потерять тебя навсегда… – он замолчал и снова уткнулся в её волосы.

– Мне сегодня будут сниться кошмары, – Эжени подняла голову, погладила его по щеке, убрала от лица прядь непослушных волос, скользнула рукой по шее, потрогала белый кружевной воротник, спустилась ниже, под рубашку…

– Не будут, – уверенно ответил Леон, кладя руки на её талию и опуская их ниже, на бёдра. – Прижмись ко мне, радость моя, – лицо Эжени осветилось улыбкой, и он подумал, что ему следует почаще называть её так. – Прижмись ко мне, и все кошмары отступят.

– Леон, это нехорошо, – с ласковым укором произнесла Эжени, прислоняясь спиной к шкафу. – То, что мы делаем, совершенно неприлично…

– Но тебе ведь нравится? – он прикоснулся к её часто вздымающейся груди, в то время как Эжени уже распускала шнуровку на его жилете.

– Нравится, но… охх, – она застонала, когда Леон прильнул губами к её шее, – но мы ведь ещё не… ах! – она дёрнулась, когда он прикусил ткань на её груди, – не муж и жена… Неужели вы, – её глаза широко распахнулись, когда Леон опустился перед ней на колени, – неужели вам так не терпится?

– Конечно, – выдохнул он, сминая юбку Эжени. – Разве вы не знали, что кровь и охота распаляют в мужчинах страсть?

– Знала… – в полузабытьи прошептала она, чувствуя, как Леон гладит её ноги, – а может, это и не страшно… когда тебя любит Зверь.

========== Эпилог ==========

Первые дни осени в Бургундии выдались тёплыми и солнечными, деревья ещё сохраняли свою зелень, хотя кое-где листья уже поблёскивали золотом и медью. Небо было чисто-голубым, солнце уже не обжигало, но ласково грело, изредка налетавший ветер трепал гривы лошадей и играл волосами всадников. Дети мушкетёров покидали земли Себастьяна де Шане, и Эжени отправлялась с ними.

Она сидела на Сером Ветре, выпрямив спину и оглядываясь кругом, пытаясь запомнить каждую мелочь – ведь неизвестно, когда она в следующий раз увидит родные края. Впрочем, Инесса и Бертран собирались играть свадьбу в конце осени и, разумеется, приглашали Эжени и всех детей мушкетёров. Её собственная свадьба прошла быстро, а предшествующие ей дни и вовсе пролетели незаметно. Готовилось приданое, шилось свадебное платье – синее, богато украшенное вышивкой и лентами, Инесса порхала вокруг, засыпая сестру вопросами и тут же переходя на мечты о свадьбе с Бертраном: «Я хотела, чтобы платье было красное, но теперь думаю, лучше пусть оно будет винного цвета, а воротник вышит жемчугом…» Эжени рассеянно кивала, руки её старательно заканчивали вышивку – того самого золотого льва, который послужил поводом к их с Леоном взаимному объяснению в любви.

Свадьбу сыграли скромную: гостей было немного, пир особой пышностью не отличался, и вскоре после полудня Эжени, Леон и остальные дети мушкетёров тронулись в путь. Им пора было возвращаться в Париж – поведать королю о победе над Зверем в землях шевалье де Шане. Чучело Зверя было почти готово, и Себастьян обещал отправить его в Париж. Эжени в эти дни, когда выдавалась свободная минутка, забегала к чучельнику и подолгу всматривалась в Зверя. Чучельник выполнил свою работу искусно: чёрный волк казался ещё крупнее, чем на самом деле, стеклянные желтовато-зелёные глаза его поблёскивали, в широко разинутой пасти были видны острые клыки и длинный язык.

«Что заставило Шанталя совершить это?» – часто спрашивала Эжени саму себя. «Должно быть, сначала он подобрал волчонка из благих намерений, намереваясь воспитать его, как собаку, но потом решил превратить его в оружие. Что двигало им? Ненависть к соседям, отравившим его жизнь? Ненависть к красивым девушкам, не любившим его? Ненависть к насмешникам? Неужели он не боялся ни людского суда, ни Божьего наказания, идя на это? Или он не верил ни в дьявола, ни в Бога?»

Зверь смотрел на неё блестящими мёртвыми глазами, и раскрытая пасть его казалась растянутой в ухмылке. По спине Эжени пробегала дрожь, и она спешила развернуться и уйти – прочь из тёмного и тесного помещения, к солнцу, свету и друзьям.

Она очень сдружилась с детьми мушкетёров за последние дни – они приняли её как свою, хотя её отец не был героем Франции, и это ей очень льстило. По ночам ей иногда снились кошмары, но днём они растворялись в лучах солнца, в смехе Анри и Рауля, в улыбках Жаклин и Анжелики, в ласковом, чуть насмешливом взгляде Леона. Встречаясь с ним глазами, Эжени краснела и со стыдом вспоминала ту ночь, проведённую с капитаном в библиотеке.

… Первые лучи солнца проникли сквозь стекло и осветили шкафы, ровные ряды книг в них, стоящий возле окна стол, чернильницу и перья, смятые листы бумаги, отобразились ровными золотистыми прямоугольниками на паркете, осторожно коснулись белых кружев рубашки и края смятого голубого платья. Леон неторопливо потянулся и сел, щурясь от яркого света. Эжени, напротив, быстро выпрямилась и нервным движением оправила платье – к вчерашним пятнам от вина прибавились пыльные разводы.

– Что мы с вами наделали! – прошептала она, не в силах оторвать взгляда от следов на полу.

– Разве тебе не понравилось? – Леон, в отличие от неё, выглядел как никогда невозмутимым и довольным жизнью.

– И вы ещё спрашиваете! Конечно, понравилось! Я… я никогда не чувствовала себя такой счастливой. Вы… вы… Леон, вы подарили мне рай.

– Благодарю, – польщённый капитан склонил голову. – Никогда не слышал от женщин подобных слов.

– Но мне так стыдно! – Эжени поёжилась. – Это такой позор! Я теперь чувствую себя нехорошей, скверной, падшей женщиной!

– Ну-ну, перестань, – Леон притянул её к себе и обнял за плечи. – Мы ведь с тобой уже помолвлены.

– Всё равно… Я вчера была сама не своя, – Эжени, прильнув к его груди, нервно перебирала пальцами ткань платья. – Мне теперь стыдно смотреть людям в глаза. Если кто-нибудь узнает, я буду опозорена на всю жизнь.

– Никто не узнает, – Леон выпустил её из объятий, поднялся и помог встать Эжени, затем оправил рубашку, наклонился за жилеткой, надел её и аккуратно зашнуровал. Эжени в это время старалась разгладить помятое платье, отряхивала его от пыли, приводила в порядок шнуровку и приглаживала растрёпанные волосы.

– Нас не должны увидеть вместе, – к ней уже вернулось самообладание. – Симона не сильно удивится, если не обнаружит меня в своей комнате – я и раньше частенько засыпала в библиотеке, прямо на козетке… Но вы… Если вас спросят, боюсь, вам придётся солгать.

– Скажу, что мне не спалось после всего случившегося, я решил побродить по замку, поднялся на башню и до утра смотрел на звёзды, – Леон пожал плечами, обуваясь. – Не думаю, впрочем, что меня будут сильно расспрашивать.

Эжени, как могла, оттёрла следы на полу, зашнуровала туфли, выпрямилась и огляделась по сторонам.

– И как назло, здесь ни одного зеркала! Ну-ка, Леон, как я выгляжу?

– Превосходно! – усмехнулся капитан.

– Леон, я серьёзно! По мне не видно, что я всю ночь… эмм… воплощала в реальность свои сны?

– По тебе видно, что ты вполне счастлива и довольна жизнью.

– По вам тоже, и меня это, признаться, немного волнует.

– И ты наконец-то улыбаешься. Знаешь, как мне хотелось увидеть твою улыбку, когда я только встретил тебя?

– Правда? – Эжени робко улыбнулась.

– Правда. Ты очень красива, когда улыбаешься.

– А без улыбки, значит, я некрасива? – она подозрительно сощурилась.

– Эжени, ты смеёшься надо мной! Разве я не доказал тебе, что ты красива в любом виде, этой ночью?

Она покраснела, но ответить не успела – на шкафу послышалась возня, недовольное карканье, и Корнель, встопорщив перья, принялся за утренний ритуал их очистки.

– Подумать только – он всю ночь проспал над нами, ничего не зная! – всплеснула руками Эжени.

– Надеюсь, он у тебя не говорящий? – осведомился Леон.

– Нет, он нас не выдаст! – она рассмеялась. – Вообще, мне кажется, что он уже меньше ревнует – видимо, привык и принял тебя.

– Или смирился с неизбежным.

– Солнце уже совсем высоко – пора выходить, – Эжени ещё раз одёрнула платье и первой шагнула вперёд, толкнув дверь. Им повезло добраться до своих комнат, никого не встретив по пути. За завтраком настроение у всех было приподнятое, произносились речи в честь победы над Зверем, и никто не задумался, почему Эжени так раскраснелась и переменила своё любимое платье, а Леон так мечтательно улыбается.

В последовавшие за этим дни Эжени готовилась к свадьбе, бегала посмотреть на чучело Зверя и слушала разговоры детей мушкетёров. Рауль и Анжелика договорились, что сыграют свадьбу во владениях графа де Ла Фер, после того как съездят в Париж. Жаклин, по-видимому, уже примирилась со своим положением и обсуждала с Анри имя для будущего ребёнка.

– Если это будет мальчик, я назову его Шарль, в честь моего отца, – твёрдо заявила она.

– Шарль Рене – в честь наших отцов, – добавил Анри, и Жаклин согласно кивнула. Беременность, как заметила Эжени, не изменила её нрава, только относиться ко всяким авантюрам дочь д’Артаньяна стала с осторожностью.

– А если девочка? – вмешалась Анжелика, смотревшая на подругу почти с благоговением.

– Девочка… – Жаклин задумалась. – Можно Мадлен – в честь моей матери. Или Констанция – в честь одной женщины, которую отец очень любил, когда был молод.

– Или Анна – в честь её величества, – добавил Анри.

– Можно Роза или Маргарита – как цветы, – улыбнулась Анжелика. Дальше они оживлённо заговорили о «цветочных» именах, и Эжени, которой этот разговор наскучил, тихо поднялась и пошла к себе.

Священника, прибывшего на замену отцу Роберту, звали отец Франциск, и он был полной противоположностью покойному кюре – невысокого роста, полноватый, но быстрый в движениях, со взглядом внимательным, но не мрачным, убелённый сединами, но сохранивший улыбку, ясность глаз и живость мысли. Когда новобрачные преклонили перед ним колени, Эжени почудилась усмешка в его взгляде, и она вспыхнула при мысли, что священник догадывается о произошедшем между ней и Леоном в библиотеке. «Если бы он был здесь вместо отца Роберта, хозяина Зверя нашли бы куда быстрее», – внезапно пришло ей в голову.

Но, как бы то ни было, церемония венчания была закончена, и Эжени де Шане стала Эжени дю Валлон де Брасье де Пьерфон, женой капитана королевских мушкетёров, сына Портоса и убийцы Зверя. Анжелика, поздравляя молодых, так крепко обняла Эжени, что у той перехватило дыхание, и назвала её сестрой. Инесса тоже чуть не задушила её в объятиях, Бертран громогласно пожелал молодым здоровья, а вот отец выглядел растерянным и недоумевающим, словно до сих пор не мог понять, как его тихая Эжени окажется без него в шумном и грязном Париже.

Эжени тоже пугала поездка в незнакомый город, но её согревало в глубине души чувство пусть и совсем не христианское, но зато очень сильное – чувство превосходства. «Инесса, которая так мечтала о Париже, останется здесь, а я, серая мышка и чёрная ворона Эжени, поеду в Париж!» – думала она, и невольная улыбка просилась на уста. Может, злорадство по отношению к сестре было не совсем правильно, но Эжени вспоминала её слова о том, что «ты не так красива, как я», вспоминала шутку о сломанных вещах, гневные упрёки Инессы в день её неудавшегося побега – и продолжала радоваться.

И вот, всё было готово к отъезду, и наступил час прощания. Себастьян де Шане держался нарочито сухо, ничем не выдавая своего волнения, и Эжени подумалось: а может, он совсем и не жалеет о расставании со старшей дочерью, ведь его любимица остаётся с ним. Инесса уронила несколько слезинок, хотя Эжени не знала, о чём она жалеет больше – о том, что её сестра уезжает в Париж, или о том, что она сама остаётся здесь. Бертран Железная Рука во всеуслышание желал счастливого пути, и конь поддерживал его заливистым ржанием.

Корнель прилетел уже в самый последний момент, опустился на плечо хозяйке и оглушительно каркнул в ухо. Эжени оттолкнула его рукой: не думай, что тебе позволено всё, пусть даже ты и спас хозяйку… Крестьяне, а в особенности крестьянки, окружили всадников и со звонкими пожеланиями счастья и радости осыпали их цветами. Среди женщин Эжени заметила Жанну Валли, весьма ловко передвигающуюся с помощью костыля, неподалёку от неё – улыбающегося Этьена Буле. Анри, Жаклин и Анжелика весело смеялись, Рауль выглядел смущённым, Леон отбивался от летящих в него цветов, а Эжени с болью в сердце пыталась запечатлеть в памяти родные края. Их-то ей и жалко, а не отца и сестры, вдруг с тоской поняла она. Конечно, с ней остаются Корнель и Серый Ветер, но как забрать синь бургундского неба, зелень лесов, журчание рек и запах трав – даже проклятого болиголова! Как уместить это всё в себе, как не забыть свой дом среди интриг и суеты Парижа?

Но вот всадники тронулись в путь, и крики и песни крестьян остались позади. Постепенно затих смех, исчез, уносимый ветром, запах цветов, и только дорога вилась под копытами лошадей. В синеве неба мелькали быстрокрылые ласточки, в траве у обочины стрекотали кузнечики, изредка воздух разрезала лёгкая стрекоза. Дети мушкетёров уезжали из Бургундии в тихую и тёплую осень, и история о Звере заканчивалась там же, где и началась – на дороге.

Всадники ехали парами – Анри с Жаклин обсуждали возвращение в Париж, Рауль с Анжеликой строили планы свадьбы, Леон подъехал поближе к Эжени.

–Ты опять печальна, – заметил он.

– Жаль оставлять родные края, – ответила она. – И потом, я так странно себя чувствую… женой. Очень непривычно, что я больше не де Шане.

– Мне тоже странно чувствовать себя женатым человеком, – усмехнулся капитан. – Ничего, привыкну. Привыкать к тому, что я сын Портоса, было сложнее, но привык же.

– Вы когда-нибудь расскажете мне всю историю с вашей точки зрения?

– Расскажу, – кивнул Леон. – Непременно расскажу. А ты расскажешь мне о твоём детстве и юности?

– Расскажу, если вам интересно будет слушать про сказки у камина, монастырь и поездки верхом, – улыбнулась Эжени.

– Друзья, а почему бы нам не спеть? – неожиданно воскликнул Анри. Анжелика рассмеялась, Рауль одобрительно кивнул, Леон покачал головой и пробормотал: «Ну вот, опять…»

– Ну же, Леон, не сердись! – обратилась к нему сестра. – Эжени, ты должна услышать нашу песню! Изначально там пелось про четыре сердца, но потом мы изменили слова и теперь поём про дух, душу и сердце…

– Это интересно! – Эжени бросила извиняющийся взгляд на Леона и выпрямилась в седле. – О чём же ваша песня?

– О том, что мы – команда! – Анри пришпорил коня и сильным чистым голосом запел:

– Мы в дороге, мы уже в пути,

То, что будет – будет впереди,

Но сильный победит!

Анжелика и Жаклин сразу, будто этого и ждали, звонко подхватили:

– Ветер в гривах, шпаги наголо!

Те, кто против – им не повезло!

И враг от нас летит,

Как пыль из-под копыт!

«Может, так и должно быть», – подумала Эжени, вслушиваясь в разносящиеся над дорогой слова песни. «Одиночество, конечно, хорошая вещь, но вместе можно до многого додуматься быстрее. И найти хозяина Зверя, и победить самого Зверя. И справиться со Зверем в собственной душе тоже легче, если ты не один… не одна. Может, я наконец-то сделала правильный выбор и нашла настоящих друзей».

Песня лилась над дорогой, копыта коней дружно стучали, а Эжени и дети мушкетёров уносились всё дальше из земель, где властвовал и был побеждён Зверь Жана Шанталя, навстречу новым приключениям.