Литература

До последнего времени политические процессы в России 1866—1895 гг. как специальная проблема не исследовались. Лишь об отдельных процессах написано несколько статей [1], из которых, на мой взгляд, наиболее удачна по охвату темы и по сумме источников статья Н.Б. Панухиной. Обобщающего исследования пока нет. Как правило, и русские дореволюционные, и советские историки в трудах широкого плана — об освободительном движении или карательной политике царизма — касались только ряда процессов, причем наиболее громких (чаще всего «50-ти», «193-х», Веры Засулич и по делу 1 марта 1881 г.).

Первыми историками революционного движения разночинцев, народников были не «сами участники движения», как принято считать [2], а их враги и каратели. Известный «Обзор» агента департамента полиции А.П. Мальшинского появился уже в 1880 г. [3] Тогда же прокурор Петербургской судебной палаты (будущий министр юстиции) Н.В. Муравьев подготовил «Очерк исторического развития и деятельности русской социально-революционной партии» с 1863 г. по 5 февраля 1880 г., оставшийся неопубликованным [4]. В 1882 г. была напечатана «судебно-полицейская хроника» (как определял ее сам автор) графа С.С. Татищева [5], написанная по заданию и в деловом контакте с директором департамента полиции В.К. Плеве [6]. До конца xix в. с тех же охранительных позиций обозрели народническое движение публицист-катковец Ф.А. Гиляров, князь Н.Н. Голицын и жандармский генерал Н.И. Шебеко [7]. Все они проводили свои «Исследования» главным образом для нужд политического сыска и, естественно, опирались на сыскные, в частности судебные, материалы, но в разбор судебных процессов не вдавались, а только упоминали их как орудие, заслуженного возмездия революционерам, которые, кстати, выглядели под пером охранителей скопищем невежд и злодеев. Что касается участников революционно-народнического движения, то их материалы (статьи П.Л. Лаврова, воспоминания С.М. Кравчинского и О.В. Аптекмана, подследственный «Отчет» А.Д. Михайлова, публицистика «Народной воли»), которые рассматриваются иногда в историографическом плане, я использую как источники.

Буржуазно-либеральная историография (В.Я. Богучарский, А.А. Корнилов, Б.Б. Глинский), как и дворянско-охранительная, усматривала в политических процессах лишь карательное орудие и анализом их специально не занималась, но часто использовала материалы процессов в качестве иллюстраций к своим взглядам. В противоположность охранителям либералы считали процессы выражением чрезмерной, неоправданной жестокости царизма, которая, мол, и превращала в закоренелых революционеров даже таких безобидных мечтателей, каковыми будто бы до конца 70-х годов являлись народники. Суть этой буржуазно-либеральной концепции сформулировал еще в 1883 г. М.П. Драгоманов: «Если бы знаменитое “хождение в народ” русских социалистов 1874—1875 гг. совершилось при условиях западноевропейских, т. е. осталось безнаказанным, или было даже судимо и наказано по европейским законам, то значительная часть людей, которые погибли в России или перешли к террористическим теориям и действиям, сами собою обратились бы в “постепеновцев”» [8].

Только в советской историографии политические процессы стали истолковываться как многозначащие акты революционной борьбы. Такой подход к ним, диктуемый всей совокупностью источников, опирается в методологическом отношении на идеи К. Маркса, Ф. Энгельса, Г.В. Плеханова, В.И. Ленина. Маркс и Энгельс первыми научно оценили революционное движение в России, отметив его мировую значимость и национальное своеобразие, а в качестве сфер действия, целесообразных для революционеров любой страны, рассматривали и политические процессы, в частности немецкие («Новой Рейнской газеты» в 1849 г., Союза коммунистов в 1852 г.) [9], французские (суммарно) [10] и русские («нечаевцев», «50-ти», 1 марта 1881 г.) [11]. Плеханов также интересовался политическими процессами как ареной революционной борьбы, высказав на этот счет ценные для нас суждения по поводу дел «50-ти», «193-х», 1 марта 1881 г., Софьи Гинсбург [12].

В.И. Ленин, создавший законченную научную концепцию революционного движения в России, часто обращался к истории политических процессов. С одной стороны, он разъяснял их карательное назначение, вскрывая классово корыстный, контрреволюционный смысл судебного законодательства в целом и Положения 14 августа 1881 г. как «основного русского полицейского закона» в особенности, а также всех судебных установлений царизма [13]. С другой стороны, Владимир Ильич указывал на возможность и необходимость использовать неправедный суд для борьбы с теми, кому он служит, приветствовал образцы активности, идейной стойкости, героизма подсудимых революционеров, настоятельно рекомендовал воспитывать на таких образцах революционную массу, сформулировал даже примерный кодекс поведения революционеров на суде [14].