Враги друг друга не предают (СИ) [Светлана Титова] (fb2) читать онлайн

Пролог

Пролог

Разъяренная кошка, припадая к земле, готовилась к решающему прыжку, щерясь оскалом желтоватых клыков. Похожий на встрепанный канат пятнистый хвост со сломанным нелепо торчащим в сторону кончиком нервно охаживал впалые бока. Явный ветеран, побывала не раз в схватках. С фотографической четкостью сознание запечатлевало мельчайшие детали последних секунд жизни, делая окружающее ярче, объемнее. Хищница нервно втянула ноздрями плоского носа воздух, смакуя мой страх, в тихом рыке, похожем на удовлетворенную насмешку, обнажила клыки. Правый верхний имел небольшой скол, бока бурой с черными полосками шкуры украшали «иероглифы» многочисленных грубо зарубцевавшихся шрамов, небольшие черные, круглые уши махрились рваными краями, прижимаясь к аккуратной голове.

Эта зверюга долго выслеживала меня, взяв однажды след у источника. И мне всегда удавалось уйти. Но не сегодня. Перехватив удобнее факел, приготовилась дороже отдать жизнь, понимая, что этот бой мне не выиграть. Год, целый год безрукой и безоружной удавалось выжить в адовом лабиринте чудовищ, избегая встреч с королевой местных хищников. Похоже, местные боги жалели калеку, потерявшую кисть левой руки. В первые дни, как я попала в лабиринт, большой удачей оказалось найти нишу в толще стены, укрытую кустом с вонючими плодами, соком которых я натирала тело и лицо, отпугивая зверье и мошкару.

Но любой удаче приходит конец, тварь загнала меня в тупик проклятого лабиринта. Сейчас сама смерть глядела на меня вертикальным зрачком, подрагивающем в золотистой бусине единственного глаза. Место второго занимал отвратительный рваный, толком не затянувшийся шрам, из которого сочился гной. И даже такой тварь оставалась опасной.

Я сделала обманный выпад, угрожая оружием кошке в последней попытке отпугнуть. Факел догорал, и единственное на что был годен, это сунуть тлеющий мох в изувеченную морду хищнику. Этот вариант оставила на крайний случай. Кошка была ранена, измождена, но инстинкт заставлял ее бороться за жизнь. По тягучей слюне, свисавшей с клыков, и впалым бокам было понятно, что голодала не первый день и готова была биться до конца. Терять ей было нечего. Как и мне.

Время точно замерло вокруг, нереально медленно отсчитывая мне последние мгновения. Пахнет страхом и прелью. Воздух дрожит от влажного марева. Не хочется умирать вот так, в сыром закутке клятого лабиринта, когда продержалась целый год на мысли о мести. В памяти всплывает равнодушный прищур чуть раскосых, хризолитовых глаз. Ярость вспыхивает, опаляя разум. Едва заметно двигаюсь в сторону по осклизлой, поросшей мхом поверхности, раня спину острыми сколами, стараясь не провоцировать хищника. Кошка с шумом втягивает воздух, впитывая такой желанный запах свежей крови. Мягко рыкнув, пружиня на широких лапах, она прогибается и, легко оторвав тело, прыгает. Рывок рукой и вспыхнувший от движения факел, теряя искры, с силой врезается в нежный нос и гноящуюся рану глаза. Успеваю лишь отшатнуться в сторону, больно впечатывая лопатки в острые выступы стены, рядом, оглашая ревом окрест, грузно валиться озлобленная болью и неудачей хищница.

Бежать, пока она не пришла в себя от болевого шока! Одно счастье — ее вой распугал хищников на много поворотов от этого места. Путь для меня свободен.

Кошка трется мордой о влажный мох и молотит лапами и хвостом в десятке сантиметров от моей ноги, пытаясь сбить пламя, тлеющее на шкуре. В глаза летит мусор, поднятый агонизирующим зверем. Щупаю землю вокруг в поисках факела, подхватываю древко под мышку и рывком отталкиваюсь от стены. Рука проваливается в пустоту, так и не нащупав каменной опоры, беспомощно взмахнув культей, заваливаюсь на спину. Рядом злобно рычит тварь, и голень обжигает болью.

— Эрик, бей уже! Осторожно по девке не попади! — земля возле лица вздрагивает от тяжелой поступи пары ног. — Тащи ее за хвост! Скорее! Стена сейчас закроется!

Звук тяжелого удара сопровождается визгом, в мою сторону летит сорванный со стен мох и камни. Боясь быть затоптанной, споро работаю локтями, отползая в сторону, противоположную схватке.

Похоже, неизвестный Эрик спас мне жизнь, насмерть сцепившись с кошкой-переростком.

Поднявшись, протерев глаза, оглядываюсь. Глаза беспомощно пытаются разглядеть хоть что-то в кромешной тьме.

Не может быть! Только не это! Я не могла ослепнуть!

Резкая боль в затылке, и перед глазами вспыхнули яркие круги, утягивая сознание в темную бездну.

Глава 1

Глава 1

Роскошный светлый и блестящий как серебро хвост покачивался прямо передо мной. Сбоку пристроилась пара одинаковых меховых розовых шариков-наушников. Хозяйка всего великолепия не торопясь наматывала круги по школьному стадиону, презрительно фыркая в след обгоняющим выскочкам. Блондинка Таша — номер один нашего выпускного класса. Лезет из кожи вон, чтобы занять лидирующее положение. Вхожа в самые престижные клубы, носит только брендовые вещи, пользуется новейшими девайсами, в школу приезжает на автомобиле с водителем. Этакая золотая рыбка среди озерных карасей. Учеба же в обычной школе — дань демократичности ее отца-политика, готовящегося к выборам.

С ее появлением, из общей массы тут же нарисовались подпевалы, ради внимания «золотой» девочки готовые на многое. А унижающиеся сами, любят унизить других, отыгрываясь на таких, как я. Сначала пыталась постоять за себя, получив от матери нагоняй за вызов в школу, смирилась, решив просто пережить как-нибудь это год. Главное, я знаю, что могу бежать быстрее. Быстрее всех в классе, но предпочитаю держаться среди отстающих и не выделяться. Мои умения популярности точно не добавят, а вот от насмешек желающих поставить на место выскочку из «неблагополучных» не избавиться так просто. Лучше уж потерпеть и померзнуть. Спрятав нос в старенький шарфик, пытаюсь отогреть дыханием щеки.

Кому пришло в голову проводить физкультуру в мороз на открытом стадионе в Сочельник?

Блондинистый хвост неожиданно резко замер на спинке серого мехового жилета. «Первая леди» сбавила темп, переходя на шаг, вытащила дорогущий девайс, отвечая на звонок.

— Ты отменяешь вторую встречу, — неожиданно зло прошипела Таша, так не похоже на ее капризно-ноющую манеру говорить. — Не надейся, что я буду за тобой бегать.

Прибавив скорости, обошла недовольную блондинку, замершую посреди гаревой дорожки, нервно пинающей носком кроссовки резину. Не хватало еще, чтобы меня обвинили в подслушивании. Невольно поежилась, поймав спиной фразу, долетевшую ледяным ветром голоса, привыкшего приказывать слугам:

— Если тебя не будет после четвертой пары — мы расстаемся.

Посочувствовав звонящему, прибавила шагу, выбрасывая разговор из головы. Мимо прошелестели две подруги Таши, злорадно улыбаясь, увлеченно обсуждавшие недавний звонок.

— Дорогу…

Плечо взрывается болью, меня швыряет в сторону. Еле успеваю среагировать и не растянуться на черном покрытии стадиона. Мордоворот Леха в тонком спортивном трико, обрисовывающем его немалые габариты, грузно прорывается вперед, демонстрируя ускорение. Не оглядываясь на орущих вслед ему ругательства, устремляется к финишу. Кусаю губы и бегу дальше, потирая занывшую руку.

— Лекса, ты как? — по больному плечу прилетает от Стаса, нашего старосты. — Не зевай, а то снесут.

Стас решил делать карьеру в политике, стараясь быть с теми, кто из «простонародья» на короткой ноге. Легко уклонившись от моего тычка, парень, посмеиваясь, поворачивается, делает неприличный жест и рвется догнать лидера.

Для своих я — Ящерица, для чужих — Лекса. С Лексой понятно, это от имени Александра. А Ящерицей прозвали ребята за способность сбрасывать хвост — уходить от преследователей. Отличная способность, частенько выручает. Мой район неблагополучный, как и семья, как и я сама, и это умение спасало если не жизнь, то здоровье. На улице быстро учишься главному — делать ноги. Готовясь к взрослой жизни, на которую намекала выпивающая родительница, обещая после окончания школы выпроводить меня на улицу из ее квартиры, подсмотрела у тренирующихся на площадке парней пару-тройку приемов самообороны и научилась метать нож.

* * *

В декабре темнеет рано. Выйдя из школьных дверей, я вдохнула морозный воздух, глянула на первые звезды, робко затеплившиеся на бархате неба, поправила старенький пуховик и пошагала по расчищенной дворниками дороге к воротам.

— Макс, иди к… — странно спокойным голосом грязно послала звонящего Таша, стоя у ворот в жемчужно-сером пальто, отороченном похожим на кролика зверьком. — Я тебя бросаю. Можешь уже не торопиться.

Блондинка, не обращая внимания на возмущение окружающих, тут же набрала другой номер, махнула подругам-подпевалам и уселась в чужое такси, отпихнув парочку мелких школьников. Подивившись ее наглости, я потопала к переходу, раздумывая куда податься. Мой дом был за пару кварталов от школы, денег на такси или автобус не было. Домой не хотелось, там наверняка гулянка. Пьяные забулдыги вновь прицепятся, будут орать, воспитывать и грозить мерзостями. Сколько раз в мою комнату, выбив запор, вламывался очередной «папаша» и, сально глядя, распускал руки, рискуя через мгновение вылететь в дверь, матерясь и придерживая себя между ног. В такие ночи приходилось, спешно одевшись, вылетать из квартиры под несущиеся в спину проклятия и ночевать в подъезде. Глядя на удаляющиеся красные огоньки такси, которое увезло Ташу в ждущий ее родительский дом, остро почувствовала свое одиночество и ненужность. Настроение испортилось.

Нарядно украшенные к грядущему Новогодью окна и витрины подмигивали огоньками разноцветных гирлянд, стараясь приободрить. Но сейчас они показались откровенной насмешкой судьбы над собственной жизнью. В памяти не осталось воспоминаний о собственном доме, когда в нем был настоящий праздник, елка, подарки. Какие-то обрывки новогодних детсадовских и школьных утренников и насмешки девчонок, красующихся друг перед другом в нарядных карнавальных костюмах, над моим самым обычным платьем. Обидные дразнилки парней, не желающие танцевать со мной в паре. Сладкий подарок, который мать отбирала и высыпала на стол перед своими гостями.

От горьких воспоминаний тихонько всхлипнула, не совладав с эмоциями. Жизнь показалась ненужной и бессмысленной. Горячие слезы прокладывали соленые дорожки на щеках. Мимо шелестели шинами мчащиеся по своим делам машины, обдавая лицо стылым воздухом и густым запахом выхлопа. Не думая, что делаю, шагнула в сторону проезжей части, поскользнулась на льду, спрятавшемуся под снежной кашей и повалилась на колени, оглушенная ревом нескольких клаксонов. Пострадавшее днем плечо дернуло и вновь обожгло болью, уволакивая за собой. Я повалилась ничком в грязное крошево. Рев двигателя стих, и меня резко и больно рвануло вверх, выдергивая из перемолотой тысячами шин снежной мешанины.

Глава 2

Глава 2

— Ты в своем уме, идиотка! Чего под колеса суешься?! — злой и срывающийся от страха мужской голос резанул по ушам. — Я тебя не зацепил? Болит где?

Сильные руки тряхнули за плечи, приводя в сознание. Запах дорогого мужского парфюма мягко защекотал ноздри. Пальцы быстро и грубо прошлись по телу, выявляя переломы. Он больно сдавил плечо, и я зашипела, отшатываясь от сомнительной медпомощи, мельком разглядев горе-спасителя. Стройный, высокий, выбритые виски и хвост светлых волос спускается на спину, бледное лицо, острые скулы, злой прищур чуть раскосых глаз, тонкие презрительно поджатые губы. Не красавец, но если встретишь такого — точно не забудешь.

— Я в порядке. Отцепись уже, — прошипела парню, потирая многострадальное место, спиной отступая на тротуар, не в силах оторвать взгляда от его глаз.

— С тобой все ясно, — сказал, как отрезал и кивнул в сторону. — Плечо задел. Идем, тебе помощь нужна.

Дернув вверх молнию на короткой куртке, не говоря больше ни слова, потянул за здоровую конечность, требуя идти за собой. В паре шагов у самого тротуара замер гоночный мотоцикл, отражая всеми поверхностями огни автострады и проносящихся мимо машин.

— Надень, — он сунул мне шлем из темного пластика, легко откатил «коня», уселся.

Словно под гипнозом, отстраненно отметила, как взревел заводимый мотор, натянула шлем и примостилась за спиной, обхватывая «спасителя» руками. Мягко тронувшись с места, вырулили на автостраду, и я поняла, что шансы сегодня умереть у меня по-прежнему высоки. Блондин не признавал никаких правил, он летел на запредельной скорости, когда окружающие огни сливаются в одну сплошную полосу. По легким наклонам я догадывалась, что мы лавируем в автомобильном потоке, обходя машины не снижая скорости и нарушая все мыслимые правила. Прижавшись телом к чужой спине, стараясь меньше тревожить разболевшуюся руку, отстраненно подумала, что не представляю, куда меня везут. Но трепетавший рядом светлый хвост волос, второй за нынешний день, приняла за добрый знак судьбы и успокоилась. Некстати вспомнилось, что у оленух светлые пятна на хвостиках для того, чтобы малыши не потерялись в сумерках. Может не так уж плохо пристроиться за таким «хвостиком» и просто следовать, переложив все решения на чужие плечи. Хотя бы иногда. Отпустить вечный страх и тревогу и просто довериться.

О водителе, мучающимся по моей вине от ветра и слез, неизбежных при такой скорости, думать было лениво. Лишь слегка удивилась, что трепавший одежды ветер кажется подозрительно теплым для середины зимы.

Вместе с потоком мы въехали в туннель, водитель сбавил газ, и золотистые полосы огня превратились в бегущую цепочку фонарей. Неожиданно, подрезая следующих в соседнем ряду, мотоцикл резко перестроился в крайний правый ряд, прибавив газу, рванул в бетонную стену. Я дернулась спрыгнуть, спасая жизнь и не думая, что тот час попаду под колеса летящих сзади, но ладони словно прилипли к коже куртки. Оставалось лишь прижаться к спине, в глупой надежде на спасение и зажмуриться в ожидании сокрушительного удара, который размажет нас по бетону.

Я все ждала, но удара и раздирающей тело боли не последовало. Блондин отлично знал, что делал. Мы словно въехали в вязкий кисель, воздух стал плотным и комком застыл в легких. Я чувствовала себя мухой, попавшей в смолу: ни пошевелиться, ни вдохнуть. Веки, зажмуренные в ожидании удара, склеились, не давая возможность рассмотреть происходящее вокруг. Паника было поднявшая голову, тут же улеглась, потонув в безразличии.

Морозный воздух опалил щеки, тело ожило, и руки, примерзшие к талии блондина, не двигались скорее от страха, чем от странной магии. Я сделала выдох и осмотрелась. Мотоцикл неспешно катил по неширокой ничем не примечательной улице одного из загородных коттеджных поселков, коих множество выросло за последнее время вокруг столицы. Из-за высоких, кованых заборов были видны только широкие островерхие крыши с каминными трубами. Мы свернули к одному из сквозных заборов, за которым чисто выметенная дорожка, освещенная изящными фонарями, вела к трехэтажному ничем не примечательному дому. В окнах первого этажа за золотистыми шторами ярко горели люстры. Газоны и пышные остовы фигурных кустов по обе стороны дорожки укрылись слежавшимися шапками снега. Блондин нажал на сигнал, и ворота тот час распахнулись, пропуская нас внутрь. Только за спиной мягко звякнули закрывшиеся створы, как снег чудесным образом испарился, обнажая зеленеющие ветки кустов и коротко-стриженную траву.

Оторвав руку от чужой талии, сняла шлем и локтем протерла глаза. Но поразившая меня картина преображения и не думала меняться. Слезая с сиденья, заметила странного человека, выскользнувшего из дверей дома и спешащего к блондину. Готова была поклясться, что из хорошо освещенных дубовых дверей выскользнула зеленокожая ящерица, по ошибке вставшая на задние лапы и надевшая элегантный костюм-тройку. Неуловимым зигзагом мелькнул хвост. Но чем ближе подходило существо, тем больше оно походило на человека. К нам со ступеней спустился невысокий, неопределенного возраста темноволосый мужчина. Разглядеть черты лица странного человекоподобного и сказать симпатичный ли он не получалось. Внешность словно плыла, если вглядываться пристально.

Ничего себе я попала в аварию! Похоже, все же приложилась головой, если ловлю такие глюки!

Поклонившись разминающему пальцы «спасителю», брюнет голосом хорошо вышколенного слуги произнес:

— Господин Максимилиан, все прошло удачно? Леди сама не своя. Сегодня последний вечер, — и с непонятным сожалением добавил:- Следующего придется ждать еще год.

Блондин небрежно кинул ему ключи от байка и процедил:

— Придется, Рой. С каждым поколением они все хуже. Это не моя вина, — я услышала отчетливый скрип зубов и тяжелый вздох странного Роя. — Все они провалили еще первый этап. Сегодня последняя отказалась.

Повернувшись к входу, он зашагал по каменным широким ступеням, совершенно забыв про меня. Брюнет кинул в мою сторону удивленный взгляд, словно только что заметил и так же спокойно произнес в спину, потерявшему к нам интерес Максимилиану:

— Какие распоряжения будут насчет вашей спутницы, господин?

Блондин замер у фигурной дверной ручки, так и не коснувшись, развернулся, секунду вглядывался, словно забыл, откуда я взялась и высокомерно бросил:

— Вылечить плечо, пусть переночует в детской и завтра вон.

Оглядев меня с брезгливостью, словно мусор на чистой плитке дорожки, он легонько коснулся витого кольца вставленного в раззявленную бронзовую драконью морду. Дверь бесшумно распахнулась, и блондин исчез в ярком свете блистающего холла.

Глава 3

Глава 3

Обида от явного пренебрежения моего «спасителя» захлестнула, смывая недоумение, вялость и апатию.

Очень мне надо такое гостеприимство! Не нужны ваши подачки! Обойдусь…

Повесила шлем на ручку байка, натянула рукава, пряча кисти, и развернулась к выходу.

— Госпожа, прошу в дом, — донесся бесстрастный голос из-за спины. — Не обращайте внимания на тон господина. Хозяин расстроен, как и все мы.

Остановившись, обернулась, не веря, что обращаются ко мне. Но на дорожке остались только мы вдвоем и сияющий тусклыми бликами байк.

— Рой, это не обязательно. Со мной все в порядке, — я попыталась улыбнуться, вспомнив, что не знаю, куда завез меня блондин. — Вы не подскажите, как отсюда вернуться в город.

Стараясь не смотреть на мужчину прямо, боковым зрением поймала, наконец, фокус лица. Людоящер оказался гораздо моложе, и темные волосы отливали медной рыжиной.

— Госпожа, транспорт появиться только утром. Без разрешения лорда или леди вас не выпустят за пределы резервации. Идемте в дом. Отдохнете, выпьете чай с вишневым пирогом, — он поклонился, жестом указывая на дверь. — Кухарка Люсьена их изумительно печет.

От напоминания о еде в желудке предательски заурчало. Я еще колебалась немного, но дом и его хозяин не выглядели враждебными. Блондин скорее недружелюбный и заносчивый, но не опасный. И слуга казался странноватым, но угрозы я не чувствовала. Бунтующий желудок и некстати занывшее плечо поддержали Роя. Согласно кивнув, тяжело поднялась по широким ступеням и прошла в услужливо распахнутую передо мной дверь.

Ярко освещенный и празднично украшенный к Рождеству холл казался ожившей картинкой из глянцевого журнала. Я почувствовала себя Золушкой попавшей во дворец. Молочная белизна витых колонн на входе, стены затянутые бежевыми шелковыми обоями с частым серебряным узором, двойная мраморная лестница с коваными завитушками перил, ведущая к балкону второго этажа, сложный узор мозаичного пола, белоснежные, изящные статуи нимф у стеклянных дверей, выходящих на задний двор. Полированный камень, серебро в отделке, зеркала отражали свет многоярусной хрустальной люстры и множества настенных бра. И множество замысловатых букетов экзотических цветов, разливающих вокруг тонкий аромат. Приоткрыв рот, разглядывала окружающее великолепие, не заметив, как из распахнутых дверей появилась стройная средних лет миловидная женщина, одетая в белый брючный костюм.

— Вот и наша гостья, — мягко прозвучавший голос заставил вздрогнуть и повернуться к вошедшей. — Дай, я на тебя посмотрю.

На контрасте с голосом на лице женщины ясно читалась озабоченность. Мне в поношенной одежке, убогость которой еще ярче высветила окружающая роскошь, стало неуютно. Женщина хмурилась, но это не портило ее красоту, скорее придавало лицу индивидуальность. Она пристально оглядела меня со всех сторон, заставив испытать еще один приступ унижения. Я насупилась, закусила губу, ожидая в свой адрес презрения, брезгливости и предложения выйти вон. Но чем дольше разглядывала меня дама, тем больше светлело ее лицо. Просияв, она облегченно выдохнула и кивнула вошедшему следом за мной Рою:

— Прими у гостьи одежду и подними Люсьену. Пусть накроет на стол в малой гостиной, — мягко отдала приказ хозяйка и, повернувшись ко мне, извинилась:- Извини Макса за бестактность. Он очень расстроен, что забыл обо всем и даже не представил нас друг другу.

Ненавязчивое «ты» и мягкость в голосе и взгляде карих глаз располагали, и я расслабилась. Пуховик испарился с моих плеч так осторожно, что не задел поврежденной руки.

— Лекса, — по привычке представилась я. Вспомнив, с кем говорю, поправилась:- Александра Кулик.

— Леди Триаллина, — представилась дама, чуть улыбнувшись. — Пойдем, тебе нужно поесть. Отдохнешь ночь у нас, а утром решим, что делать дальше.

Она прикоснулась к многострадальному плечу в приглашающем жесте, и боль не заставила себя ждать. Я скривилась и зашипела, отшатнувшись.

— О нет, — в голосе леди прозвучала откровенная досада. — Это же не Макс тебя так.

Я отрицательно качнула головой и отвернулась, почему-то не желая выдавать блондина, уткнувшись взглядом в серебристую ящерицу, обвившую одну из мраморных колонн. Тонкие пальцы осторожно прикоснулись к ткани у шеи, по коже прокатилась волна согревающего тепла. Ноющая боль отступила, и я с удивлением разглядывала плечо, оттянув край спортивной кофты. Свежий синяк, украшавший ключицу, на глазах таял.

— Как у вас это получилось? — Изумленно хлопнув глазами, уставилась на леди.

— Если скажу что магия — поверишь? — она хихикнула как девчонка, разглядев мое ошалевшее от такого признания выражение лица. — Идем, Лекса. Ужин стынет.

Мы прошли две сквозные богато убранные комнаты и ступили в полутемную гостиную, направляясь к горящему камину, рядом с которым расположились уютные кресла и невысокий столик, уставленный ароматной едой.

— Присаживайся и налетай, — леди подмигнула мне, усаживаясь так, чтобы быть в тени, а свет от огня падал на меня. — Расскажи историю вашего знакомства с Максом.

А леди не промах. Тут же приступила к допросу. Интересно, кто она блондину?

— Я переходила улицу. Зазевалась. А Максимилиан не заметил и… — я замялась, не желая обвинять «спасителя» в его же доме, положила вилку с кусочком жаркого и скомкано закончила:- Сама виновата. Замечталась…

— Ты ешь, ешь, — напомнила леди, отпивая из крохотной чашки золотистую жидкость. — Макса бросила девушка. Он был расстроен. Ведь ночь перехода именно сегодня… Уже столько лет все срывается.

Женщина страдальчески сморщилась, отставила чашку, не утруждая себя пояснениями.

— Я не совсем понимаю, — прожевав мясо, с опаской потянулась к овощному салату.

Никогда прежде не ела из расписанной цветами полупрозрачной посуды. Трезубая вилка с гербом и изящной гравировкой напоминала музейный экспонат. От неловкого движения хрусталь бокала неожиданно громко звякнул. Триаллина словно очнулась, виновато посмотрела на меня и произнесла:

— Это я о своем. Не обращая внимания. Сегодня праздничная ночь. Канун Рождества. Время исполнения желаний и подарков, — она негромко щелкнула пальцами, и в дверях тут же появился Рой. — Рой, принеси черную шкатулку.

Глава 4

Глава 4

На черном бархате скрученным кольцом тускло поблескивал матовым золотом браслет-ящерица. Россыпь мелких драгоценных камней светлых и темных оттенков зелени в неверном свете камина создавала ощущение настоящей узорчатой шкурки, на изящной головке «жили» черные агаты глаз. Казалось, ящерка замерла и через секунду вильнет изумрудным хвостом и скроется из глаз.

— Это подарок, Лекса, — с улыбкой протянула золотой браслет Триаллина. — Нравится? Уверена, тебе он принесет удачу.

От неожиданности поперхнулась чаем, закашляв, испуганно замотала головой.

Мне же никто не поверит, что это подарок. Подумают, что украла и отберут. Еще накажут.

— Я не могу, — прокашлявшись, выдавила из себя и отстранилась от протянутой руки, с опаской глядя на красивое украшение. — Спасибо, леди, но не нужно. Это для меня слишком.

Триаллин понятливо усмехнулась, быстро сцапала мою руку и защелкнула скрытую застежку на запястье. Я испуганно отпрянула, одернув руку. На мгновение показалось, что темные глазки опасно блеснули алым.

Или агат поймал отблеск огня из камина?

— Не благодари, Лекса-ящерица, — проговорила леди, поднимаясь с кресла. — Ты его заслужила, а уж как распорядишься — дело твое. Если поужинала, то Рой тебя проводит в спальню. Доброй ночи, девочка. И на случай, если не увидимся утром — спасибо за Макса. Даже такой как он имеет право на второй шанс. Хотя со мной бы поспорили многие.

Не говоря больше ни слова, женщина легко коснулась моих волос, развернулась и вышла из гостиной. Ошеломленная случившимся, я почти не слышала ее слов, лихорадочно соображая, что делать с нежданно свалившимся на голову сокровищем.

— Госпожа, прошу, — Рой учтиво поклонился, напомнив о себе. — Следуйте за мной.

В странном оцепенение, периодически нападающем на меня в этот вечер, я поднялась из кресла и последовала за дворецким обратно в холл. Мы поднялись по лестнице на второй этаж, где господствовала та же роскошь белого цвета и серебряной отделки, и остановились перед дверью, украшенной витражом белоснежной лилии.

— Ваша комната согласно распоряжению господина Максимилиана, — поклонился Рой, впуская меня внутрь.

Проходя мимо, мне померещился раздвоенный черный язык, мелькнувший между зубов мужчины. Я вздрогнула, поспешила отвернуться, давая себе мысленный пинок за буйную фантазию. Рядом с моим ухом щелкнули пальцы, свет тот час зажегся, освещая выделенную мне комнату. Ожидая увидеть дворцовую помпезность, уронила челюсть, очутившись в просторном шалаше, устроенном в летнем лесу. Меня словно огромной корзиной накрыло. Пахло жарким летним полднем, лесом и земляникой. Сквозь прорехи в плетении проникало множество гибких стеблей живых растений, усыпанных душистыми соцветиями. Солнечные лучи, шаловливыми зайчиками скакали по мягкому ковру из травы. Уютная легкая мебель из светлой лозы, хаотично разбросанная по комнате, отлично вписалась в необычный интерьер. Заваленная разномастными подушками, круглая плетеная кровать, с пологом из сиреневых глициний занимала дальнюю часть купольной комнаты. На широких полках в беспорядке валялись личные вещи: несколько книг, фигурки изящных лучников, шахматы, настоящие клинки, небольшой арбалет, набор серебряных кинжалов и лютня. С испугом сжалась, заметив движение в стороне. Послышался сдавленный смешок Роя за спиной, и я пожурила себя за трусость. Испугавшим меня страшилищем, оказалось зеркало, отразившее мою физиономию, ошарашенную происходящим. Плетеная рама красовалась шикарным выбором драгоценных заколок для волос. С трудом могла себе представить хозяина или хозяйку такой комнаты. Очарованная увиденным прошла вперед к столешнице и провела рукой по замысловатому узору из лозы. В хрустальном пузырьке давно высохли чернила, забытая книга с изящной вязью незнакомого наречия и пара свитков пылились тут же. Что-то щекотно коснулось ладони. Ойкнув одернула руку. Дерево оказалось живым, выпустив крохотный усик, приползший познакомиться.

— Это галлюцинация? Мне что-то подмешали за обедом? — не в силах объяснить происходящее, повернулась к дворецкому.

— Вы устали, госпожа. До полуночи полчаса, — он поклонился и открыл дверь. Словно вспомнив что-то важное, повернулся и произнес странно изменившимся голосом:- С наступающим Рождеством, госпожа. Загадайте желание, и оно непременно сбудется. Сделайте правильный выбор, и вы не пожалеете.

Дверь мягко клацнула замком за его спиной, и комната погрузилась в сумерки. Сквозь прорехи плетений пробивались последние закатные красноватые лучи, косо ложащиеся и вызолачивающие искусное плетение кресел. Я прошлась по комнате, прикоснулась к нежным соцветиям глицинии, чуть покачивающимся над белоснежными простынями и подушками кровати. Пробуя заточку, провела пальцами по лезвию клинков с неизвестными рунами на гардах. Разглядела странных остроухих лучников, среди которых не было схожих ни лицами, ни одеждой. Смахнула пыль с лютни, жалобно пожаловавшейся мне на заброшенность, когда пальцы коснулись струн. И присела на одно из кресел, сложив руки на коленях.

Я же не засну в этом… лесу. Правда тут тихо и насекомых нет, но этот непривычный запах и шелест цветочных гирлянд от ветерка. Я точно выпила какой-то галлюциноген. Может леди хотела как лучше, но мне как-то не по себе. И еще подарок этот…

Я опустила глаза, разглядывая змеящуюся спинку ящерицы. Зеленые камни сияли, ловя гранями лучи солнца. Чтобы не смотреть на пугающе роскошный подарок, неуместный на моем запястье, рядом с потрепанной манжетой кофты, подняла глаза и встретилась взглядом со своим отражением.

Невзрачная шатенка с сиротливым хвостиком тонких волос. На худом лице выделялись серые глаза и великоватый нос с редкими конопушками. Я провела пальцем по бледным губам. До блондинки Таши мне было, как до Луны. Но своей фигурой я гордилась по праву. При общей худобе хорошо сбитой, с крепкими мышцами. Три года регулярных тренировок в спортивной секции при школе не прошли даром. Если не обращать внимания на небольшие холмики груди, меня вполне можно принять за парнишку.

Глава 5

Глава 5

— Любуешься собой, кикимора? — неожиданно проскрипел голос откуда-то снизу. — Фу, у хозяина совсем вкус пропал. Раньше-то покраше приводил.

Вскрикнув от неожиданности, я подскочила, намереваясь убраться из комнаты поскорее.

— Еще и трусиха! Чего вскочила-то, коза? — прокаркал невысокий человечек, в грязноватом балахоне, с интересом разглядывающий браслет на запястье. — Сиди, а лучше спать отправляйся. Солнце сядет, тьма придет. Ламп тут нет.

Я рассматривала лысого и босого старичка с огромными, как крылья летучей мыши ушами и носом-рыльцем, злобно зыркающего в мою сторону зелеными глазищами. Этот чудик тащил за собой грабли, раздраженно дергаясь, когда те застревали в густой траве.

— Вы кто? Что вы тут делаете? — глядя на незнакомца, смутно напоминающего мне кого-то.

— Вот ведь нахалка! — изумился непонятный пришелец и в сердцах кинул в очередной раз застрявшие грабли. — Я живу тут. Ты-то кто такая?

— Лекса, — представилась, сознавая правоту ушастого. — Я тут гостья. Может, будете любезны и представитесь.

Чудик пнул от души попавшийся под ногу пустой пузырек из-под чернил и, передразнивая меня, противным голоском пропищал:

— Не буду я любезен. Не дождешься, кикимора.

М-да, этот типчик мне все больше напоминает кого-то откровенно мерзкого из далекого детства.

— Ну и ладно, — примирительно пожала плечами и опустила глаза, разглядывая браслет.

— Твоей голове без мозгов прохладно, — не остался в долгу ушастый, сказав в рифму. — Большое Рыло меня кличут. Так и называй.

— Вам подходит, — стараясь скрыть насмешку, проговорила я. — А вы кто?

— А на кого похож? — буркнул чудик, безжалостно обрывая душистые соцветия со стен. — Ишь, вылезли, жужелиц привлекают! Вас тут не надо.

Я взвилась с места, и схватила за руку ушастого вандала.

— Что ты творишь-то? Красиво же.

— А хозяину не красиво, — упрямо прокаркал разоритель. — И чего раскомандовалась, кикимора? Отцепись…

Я смущенно отступила, отпуская чудика, пряча руки за спину. Тот поднял грабли и дернул траву, снимая целый пласт. Из-под корней бросились врассыпную потревоженные насекомые.

— Ишь, наплодились, ироды, — злобно прокаркал ушастый, давя босой ногой самых медлительных.

Я отвернулась от неприятного зрелища, понимая, что поспать мне не удастся. Но мне и не хотелось. Странные вещи и существа случались все чаще, и мне становилось все интереснее.

— А кто вы такой? — повторила ранее заданный вопрос. — Вы мне знакомы, словно я видела вас уже однажды.

Оттирая испачканную в жучиной слизи ногу о траву, малорослик фыркнул, тряхнув ушами.

— Эльф я. Домовой.

Ну, точно! Нашумевший когда-то фильм, снятый по мотивам известного фэнтези, лишь слепой не смотрел. Так это правда?! Они существуют!

— Конечно, существуем. Вы же кикиморы тоже существуете, — домовой эльф усмехнулся ртом, в котором не хватало нескольких зубов, уложил траву обратно, неожиданно горестно вздохнув, добавил:- Существуем. Разве это назовешь жизнью?

Я присела на край кресла, сочувствуя ему шепнула:

— Совсем плохо?

Он с силой лупанул граблями по обвившему ногу побегу и прошипел:

— Откуда ты, дурища, появилась-то? Сказок не читала про эльфов?

— Читала и смотрела, — фыркнула я обиженно. Манера ушастого постоянно оскорблять начинала доставать. — Но в них эльфы — сильные и красивые воины. А ты…

— А я и был сильный, красивый и воин мало кто сравнится, — огрызнулся чудик, залезая на чистые простыни с ногами и пытаясь разложить большие для него подушки, и зло закончил:- Был, да весь сплыл.

— Что с тобой случилось? — чувствуя занимательную историю, приготовилась слушать.

Эльф недоверчиво глянул на меня, уселся грязным балахоном на подушку, подпер щеку:

— Астрея заколдовала. Меня… всех… превратила вот в это и заставила в другом мире служить магам, выполняя самую грязную работу.

— Всех эльфов! За что? — удивилась я, даже не представляя, какой должна быть вина, чтобы вот так отплатить целому народу.

— Зависть, конечно, — ни минуты не сомневаясь в своих словах, ответил эльф. — Мы же какие были?

— Какие?

— Сильные, смелые, красивые, гордые. Никто с нами сравниться не мог и одолеть тоже. Овладели магией жизни в совершенстве. Стали бессмертны и почти равны богам. Вот они разгневались и превратили нас в уродцев, — ушастый затих, уши поникли, с длинного рыльца скатилась слеза. — Оставили магии, чтобы горшки от копоти отскребать и отправили в этот мир, прислуживать магам. Вот уж не одну тысячу лет так мучаемся.

Солнце совсем закатилось, и комната погрузилась во тьму. Не было душераздирающих рыданий и сетований на несправедливую судьбу, эльф тяжело вздыхал и тихонько всхлипывал. Вспомнив киношных длинноволосых красавцев с луками, я сочувствовала незавидной судьбе чудика, понимая, откуда у него злобность в характере. Захотелось помочь, и мысли не возникло, что ушастый может попросту разыгрывать меня. В его страданиях не чувствовалось ни иронии, ни капли напускного.

— Я могу чем-то помочь? — с сочувствием произнесла в темноту в сторону кровати.

— Можешь, — совсем тихо произнес чудик, шмыгнув носом. — В полночь загадай желание, и оно сбудется. Загадай, чтобы эльфы освободились от проклятия, и так и будет.

— Всего-то загадать желание! Почему за тысячу лет никто не смог это сделать или я особенная? — чувствуя какой-то подвох, решила прояснить у эльфа.

Повисла пауза, навалилась пугающая тишина. Мне показалось, домовой исчез. Я уже хотела окликнуть его, как из угла послышалось тихое:

— Дело в твоем браслете и чистом сердце, — наконец пояснил чудик. — Все, кто пытались помочь, всегда прикидывали свою выгоду, что бы такое стребовать с эльфов за освобождение от проклятия. Мы не драконы, конечно, но не бедствуем.

— А браслет…

— Загадывай желание, Лекса, — торопливо перебил меня эльф. — Поспеши, девочка. Отсчет пошел.

Перед глазами вспыхнули римская алая девятка, тут же сменившаяся на восьмерку. Я почувствовала, как браслет нагревается, зажмурившись, представила эльфа Большое Рыло светловолосым красавцем Леголасом и прошептала несколько раз желание. Руку с браслетом дернуло, жар от нагретого металла обжег кожу. Я распахнула глаза и отшатнулась, у ног раскручивался перламутрово-голубой вихрь, вроде небольшого торнадо.

— Чего ждешь? Прыгай в портал! — Светловолосый мужчина грубо толкнул меня в центр набирающего обороты урагана и прыгнул следом.

Глава 6

Глава 6

— Макс?! Какого черта ты меня толкнул?! — жмурясь от яркого света, я недоуменно рассматривала прибавившего десяток лет Максимилиана в странном кафтане с меховой опушкой, отплевывающегося от попавших в рот длинных волос, стоящего рядом на коленях. — Где мы?

Потирая ушибленную спину, я медленно поднималась, отряхивая голые руки от обжигающего снега. На запястье зажиточно блестел золотом браслет, не скрываемый рукавами потерянной кофты. Оглядываясь, я удивилась светлому дню и торговой площади, куда нас с Максом выбросило порталом. Меня старательно огибали люди, бородатые, крепко сбитые мужики в коротких меховых тулупах и укутанные в пуховые шали женщины в длинных шубах, вяло топчущиеся около торговых рядов. Легкие снежинки срывались с небес, опускаясь на плечи апатичных граждан. Над торжищем стояла странная тишина, нарушаемая поскрипыванием снега под сапогами десятков ног. Ни криков зазывал, нахваливающих товар, ни шумных споров пытающихся сбить цену, ни обычных ссор, переругиваний, обмена новостями и смеха. За спиной в двух шагах от меня возвышался добротный деревянный помост, на котором стоял кряжистый широкий пень, измазанный темной краской.

— Воровка! Хватайте ее! Она у ярла браслет украла! — женский вопль взорвал тишину.

Мою руку перехватили у запястья цепкие пальцы и вздернули так, что многострадальное плечо прострелило острой болью. Дородная баба в стеганой фуфайке и пуховой шали, тряся двойным подбородком и толстыми разрумянившимися на морозе щеками, бешено вращала глазами и голосила, переживая за имущество какого-то ярла, немилосердно дергая меня за кисть. Не выдержав, я закричала, пытаясь вырвать горящую огнем боли конечность и пнуть нахалку, огульно обвиняющую меня. Но женщина и не думала отпускать, и на мою попытку укусить, перехватила рукой волосы и пребольно дернула, злобно зашипев, ругательства в ухо.

— Пусти, сказала! — взбеленилась я, отбрыкиваясь и стараясь лягнуть толстуху. — Браслет мой. Подарок это.

Оцепенение, царившее над торжищем, как веником смело, гуляющие замерли, все разом повернули головы в нашу сторону и как по команде двинулись, смыкая вокруг меня и тетки плотное кольцо.

— Точно ярлова цацка. Заморская, — прогудел басом рыжебородый детина, покачивая головой. — Жонке своей сменял на весенних торжищах. Куньих шкур отдал в два ее роста.

Народ согласно загудел, вспоминая знаменательный день. Мужики согласно кивали головами, женщины недобро поглядывали на украшение, переливающееся гранями под скупыми лучами прячущегося за тучами солнца.

— А ярл-то не знает, — крикнули из толпы. — Не хватился еще поди.

Тетка хмыкнув, дернула меня за волосы, потрясая уликой на запястье. Народ заволновался, недовольно бурча. Боль прошила от плеча до шеи. Я скривилась, поискала глазами Макса, удивляясь, почему он еще не заступился за меня. Блондин уже был на ногах и убирал волосы, путаясь в длинных прядях, не обращая внимания на происходящее.

— Макс, скажи им, что я ничего не крала. Это ошибка. Браслет мне подарила леди Триаллина. Сама.

Но мужчина даже бровью не повел, продолжая свое занятие. Стоящие вокруг обтекали блондина взглядами, разглядывая меня.

— Так он уехал еще вчера, — припомнил женский визгливый голос из толпы. — Вот она и подгадала время украсть, когда хозяина и хозяйки нет.

— Гадина, мерзавка, — шипели ядовито сразу несколько голосов. — Развелось их последнее время. Только отвернешься, уже стащили. А на вид дитя совсем. Для такой плетей не жалко.

— Казнить воровку, — негромко предложил знакомый голос.

Я резко обернулась на звук, не веря ушам, и застонала от боли. По толпе прокатился гул, поддерживающий идею блондина.

Этого быть не может! Мне все чудится! Неужели Триаллина подсыпала наркотики в еду?!

— Казнить гадину, — осмелев, уже громче подхватили судящие. Из возбужденной толпы раздавались гневные и радостные крики. — Палача. Палача сюда.

Народ громко зашумел, решая мою участь. В голосах слышалось радость предвкушение от предстоящего жуткого зрелища казни. И я поняла, что все это не сон, и вот сейчас преспокойно расстанусь с жизнью, если не сбегу. Рванув, что есть мочи, вырвалась из рук тетки, оставляя в ее руках злополучный браслет и завертелась, окруженная смеющейся толпой. Толстые, рябые молодые и не очень физиономии кривились от злого смеха, глумясь над беззащитной жертвой. Макса среди них не было. Он ушел, бросив меня одну без защиты.

— Пропустите меня! Я ни в чем не виновата, — прохрипела, затравленно оглядываясь в поиске хотя бы одного сочувствующего лица. — Я иномирянка и ярла вашего не знаю. Выпустите… пожалуйста.

— Ишь как заблеяла жалостливо, — кривя лицо, протянула женщина, бросив в меня комок снега. — Чего голая-то? Стянула цацку-то и шубейку на радостях забыла.

Толпа разразилась радостным и дружным смехом. В меня полетели комья снега, гнилой лук и протухшие рыбьи головы.

— Попалась, девка, теперь не сбежишь! — радостно рявкнул здоровенный детина, поглаживая бороду. — У нас с такими разговор короткий. Где палач?

— Гройса зовите, — распорядилась разглядывающая поблескивающий браслет дородная тетка. — Руку ей рубите. Левую. Потом в лабиринт. На год.

Толпа притихла, град из гнилья прекратился. Кто-то жалостливо охнул, несколько мужиков выругались, поминая Рогатого Бьерна. Услышав свой приговор, взвизгнула от страха и рванула на единственное пустое от людей место, на деревянный помост.

— Дык, можа это ярлова любимка, — прошамкаласердобольная старуха, жалостливо вздыхая, на дрожащую от страха и холода меня. — Как бы не осерчал.

— Да какая она любимка! Наш ярл не пес — на кости кидаться не станет, — убежденно заявили из толпы. — Вона сама залезла. Давай, Гройс…

— Я не виновата, жизнью клянусь! — глотая слезы, прокричала в равнодушные, ждущие зрелища лица. — Прошу! Отпустите!

Смех и улюлюканье были мне ответом. Собравшийся народ больше не интересовала степень моей вины. Они жаждали развеяться, посмотреть кровавое наказание воровки. Не успела отскочить, как на мое плечо сзади опустилась тяжелая лапа и дернула в сторону заляпанной колоды. Я взвизгнула, дернулась, упала на колени. Левая ладонь ощутила ледяной холод промерзшего дерева. Пальцы хрустнули, придавленные тяжелой пятерней, пригвождая меня словно пойманную бабочку к месту. В отчаянии дернулась, но получила лишь разряд боли в плечо. Горячие слезы с новой силой заструились по щекам, тело била крупная дрожь, в надежде на спасение крикнула, что есть мочи, срывая горло:

— Макс, помоги мне! Скажи, что я не воровка! Браслет — подарок Триаллины.

Сквозь застилающие глаза слезы, среди смеющихся лиц, мелькнула знакомая светлая шевелюра. Из горла вырвался хрип:

— Макс, не бросай… прошу…

Уголки красивых губ приподнялись в насмешке, блондин развернулся, и толпа сомкнулась за его спиной. Жуткая боль рванула кисть, народ ахнул, и я провалилась в темноту беспамятства.

Глава 7

Глава 7

Год спустя

— Эрик, давай петлю от волокуши на одно плечо, девку на другое и ходу, — опасливо проговорил голос, проверяя веревки на локтях и ногах. — Ишь прыткая сыскалась, ужо и удрать намылилась под шумок. Поспешай, олух, сейчас охотников набежит. С кошкой я пособлю. Ток заверни девку сперва, а то замерзнет. Голая ить совсем.

— Чудно, Гур, токо тут стояли стены лабиринта и… стаяли, — задумчиво отозвался здоровяк, игнорируя указ поторопиться. — Пустое место осталось. Не девка эта и кошка… считай, как и не было ничего.

— А ты не топчись там, идиот. Еще затянет… — беззлобно рыкнул тот, кого назвали Гуром. По голосу он был старше и явно толковее, но, похоже, силой Эрику уступал.

В голове гудело, затылок дергало болью. Холод пробирал до костей. Тепло лабиринта, в котором я провела год, сменила морозная стужа. Легкие снежинки холодили разгоряченную недавним сражением кожу, припадая к оголенным плечам. Мокрая грязь, в которой меня оставили лежать, пачкала щеки и волосы, затекая в рот. Я сжала губы, стараясь не выдать, что очнулась и слышала планы этих двоих.

— Она же без руки и худющая, одни кости, — прогудел тот, кого назвали Эриком, небрежно заворачивая мое тело с головой в грубую шерстяную ткань. — Работать не может и на утехи не годиться. Облапать — не за что взяться. Тьфу, заморыш… Кому нужна тощая калека?

— Бьерну Рогатому, — зло окрысился подельник. — Много ты в утехах понимаешь. Пошевеливайся пока темно. Патрик ждать не будет. А я ужо сторговался за девку. За кошку отдельно торг назначу. Злотинев с десяток, не менее. Удача-то привалила. Эх, не сглазить бы…

Темнота наполнилась звуками торопливых сборов и приготовлений. Хрустел утаптываемый снег, трещали обламываемые сильными руками ветки, поругивался торопливый Гур. В воздухе разлился остропряный запах свежей крови. Этот запах постоянно преследовал меня последний год в проклятом лабиринте, вызывая приступы ужаса. В вечных сумерках поворотов и каменных ловушек местные твари истово рвали все, до чего могли добраться.

И сейчас тело инстинктивно сжалось, словно ожидало нападения. Я уткнула нос в служащую мне одеждой дерюгу. Грубоватая ткань царапала кожу и резко неприятно пахла. Меня затошнило, захотелось свежей воды, но дотянуться и пожевать бог весть какой снег, не рискнула. Рывок и живот мягко ударился о твердое. Не церемонясь, силач Эрик легко вскинул шерстяной тюк со мной на плечо.

— Чудной этот лабиринт. Свет там, хоча тута ночь и снега совсем нет. Я успел приметить. И лист зеленый на кустах, как на картинках в книге.

Легкое покачивание сообщило о том, что мы уже на пути к неведомому Патрику. Позволяя подельникам делать свое дело, я прислушивалась к разговору, пытаясь хоть немного понять сложившуюся ситуацию. Насколько близко находится лабиринт от городка, где меня приговорили к наказанию, я не знала. Одетая в лохмотья, оставшиеся от спортивных брюк, рваную футболку и истрепанные кроссовки, в такой холод замерзла бы, не зная куда идти. Пусть уж лучше мародеры вынесут меня к обитаемым местам, а там буду действовать по обстоятельствам.

— Помалкивай о том, что видел, — пригрозил Гур, надсадно пыхтевший впереди. — И откуда про книжки знаешь?

— Так ярлов младшой Сюрвик в бытность мою его охраной показывал нам. А я запомнил, — с непонятной гордостью похвастал Эрик. — И листья зеленые, и снега нет, вот как в лабиринте. Животные диковинные. И эти… как их… светлые альфы.

— Не то ты помнишь, шурх, што нужно, — подосадовал Гур. — Ох, не то…

Мой слух обострился до предела, разобрав исковерканные слова о светлых эльфах. Надеясь разузнать, где сейчас браслет-портал, я нервно вслушивалась, оставаясь начеку, в случае опасности готовая дать деру, едва ноги коснуться заметенной снегом земли. Но мужчины, тащившие кошку размером с бенгальского тигра, умаялись и тяжело дышали, покрякивая, с трудом волоча тяжелую ношу. Убедившись, что мои носильщики единственные, кто мнет снег в эту ночь под стенами лабиринта, я погрузилась в раздумья.

Сколько раз, забившись в спасительную нишу и вымазавшись предварительно едко пахнувшим соком, я корила себя за согласие поехать в незнакомый дом с предателем Максимилианом. Времени было достаточно, чтобы разобраться, вспомнить все детали и обстоятельства моего добровольного похищения. Я догадалась, что в тот злополучный вечер Макс не случайно проезжал мимо школы. Именно с ним встречалась Таша, которой хватило благоразумия или гордости расстаться накануне. И ее место заняла я.

В памяти всплывали странные диалоги Макса и Роя о неизвестных, не прошедших проверку.

Видимо это были те девушки, которым повезло больше. А я, дурочка, попалась! Рой все же пытался меня предостеречь, советуя правильно загадать желание. Знать бы тогда, чем все это обернется для… а я еще радовалась красивому украшению. Вот уж точно, что бесплатный сыр только в мышеловке. Хотя, леди Триаллина не заставляла меня загадывать то желание, называя браслет обычным подарком Ящерице. То, что он оказался порталом и перенес меня сюда — не ее вина. Она предупредила насчет магии. Да я не поверила. Еще домовик эльф, который удачно сыграл на моей жалости и сострадании. Использовал меня или все пошло не так? Может неправильно загадала желание? Интересно, исполнилось оно? Эльфы вернули себе прекрасный облик? Жаль, если мои страдания бессмысленны.

Для себя я решила еще в лабиринте, когда выберусь, буду искать браслет-портал и вернусь в свой мир. Именно так — «когда», а не «если». Эта мысль поддерживала меня все то время, что я спасалась, охотилась и сражалась, выживая в проклятом месте, на которое меня обрек Макс. От мести ему отказалась сразу, но если судьба нас сведет вновь, то без перелома красивого носа блондинчик точно не уйдет. А стратегия выживания одна — быть по возможности более незаметной, хитрить. Я, пожалуй, слабее всех в этом мире, не знаю о нем ничего, отрубленная кисть сразу укажет на меня, как на воровку, а таких нигде не любят. Но я умею таиться и собирать информацию. Выжила же как-то в лабиринте среди чудовищ. Хотя опыт подсказывает, что люди похуже самых жутких тварей будут.

Среди поскрипывания снега под ногами мародеров, я уловила слабый шум размеренного плеска большой воды. Высунув нос из душной вони, осторожно принюхалась, до конца не веря собственным ушам. Ноздри пощекотал едва уловимый запах свежей рыбы и водорослей.

Неужели море?! Так мы на побережье! Но зима же, море замерзнуть должно.

Глава 8

Глава 8

Из сонного забытья меня выдернули непривычные слуху звуки. Хлюпающие о камни волны заглушали хриплое дыхание уставшего носильщика. Под ногами поскрипывал деревянный настил.

— Эр, Гур, где вас носит, ш-урхи морские? Живо к-апитану! — простуженный голос, пьяно икая, заставил моего носильщика притормозить. — Хотел уже от-чалить.

— Тебя выспросить забыли, Олли, — угрюмо буркнул Гур. — Зови Патрика.

Я затаилась, понимая, что сейчас решится моя судьба. На секунду высунула нос из тюка, оглядываясь в едва начавших светлеть предрассветных сумерках. Прямо передо мной, за фигурой Эрика высилась громада парусника. Высокие деревянные борта застыли темными монолитами. Ни единого скрипа не доносилось с той стороны. Повернуть голову и выдать себя не решилась. Я всеми силами загоняла страх внутрь, понимая, что мерзавцы Гур и Эрик, скорее всего, решили продать меня пиратам. А что сделает пьяная матросня с такой как я, даже думать не хотелось. Но для себя решила, что не сдамся и лучше утону в ледяной воде, чем стану их игрушкой.

— Зач-ем Патр? Я приму груз, — пьяно икнул Олии и нетрезвые шаги прошуршали приближаясь. — О-о-о… хорош-а! Откуда?

— Ну, будя лапать, — строго рыкнул Гур. — Зови Патрика. Я дело с ним замучивал.

Ласки от Олли достались мертвой кошке. Чему я была только рада, на мгновение позавидовав отмучившемуся зверю.

— Гур, Эрик, поднимайте обеих на палубу, — низкий, хриплый голос повелительно прикрикнул на мародеров. — Сейчас мои ребята вам помогут. Олли, покличь…

Эрик тихо зарычал, не торопясь слушаться приказов неизвестного. Я почувствовала, как плечо подо мной напряглось, а придерживающая тюк рука закаменела.

— Патрик, нам нечего делать на твоей посудине. Сходь, тута обговорим, — самоуверенно возразил Гур, но предательски дрогнувший голос его выдал.

Я почувствовала, как стылый от мороза воздух зазвенел от напряжения. Никакой нормальный капитан не спустит такого пренебрежения к себе, выказанного мародером при всей команде.

— Гур, ты забыл, с кем говоришь? — ревом разнеслось по пристани. — Окружайте их! Корт, Бриз, кошку и девку на палубу. Этих в море к шурхам!

Я только охнула, когда больно приземлилась на бок, немилосердно сброшенная с плеча Эриком. Вокруг зазвенели скрещивающиеся клинки. У самой головы затопали тяжелые сапожищи.

Вот и момент для побега… Первой эти двое потащат кошку, а я пока сбегу.

Ужом выползла из тюка, стараясь держаться в стороне от топчущихся совсем рядом мужчин. Не теряя времени, поднялась с колен, секунду замерла, преодолевая дурноту, и рванула в сторону, по едва различимому в темноте деревянному настилу пирса. Тут же тень метнулась мне наперерез, и тихий голос прошипел:

— Куда ты?

Ощутимый толчок в бок и я теряю равновесие. От падения меня удержали сильные руки, жестко сжавшие плечи. Паника захлестывает, кусаю стальной бицепс, пинаюсь, стараясь выкрутиться из железных тисков. Ветхая одежда трещит, а над головой раскатисто и довольно ржет здоровенный детина.

— Горячая и с норовом! Люблю таких, — он выдыхает пьяный перегар в лицо. — Объезжать тебя буду я. А остальные после, если им что останется…

Громила снова заржал, больно сжав лапищей грудь. Я же забилась сильнее, понимая, что меня вскоре ждет. Мои пинки и тычки были этому бугаю, как мертвому припарка. Он только ржал и лапал меня, таща в обход дерущихся, где глупый Эрик пытался защитить свою жизнь, и бесславно проигрывал троим здоровякам. Гура не слышала. Похоже, его смяли еще в начале.

— Бриз, в трюм ее, — скомандовал тот же ледяной голос, и холодное дыхание коснулось моих волос. — Успеешь еще развлечься. Корту помоги с кошкой.

Я выдохлась, и Бриз легко скрутил меня, закинул на плечо и потопал к трапу. Настил под ногами прогнулся, когда солидная туша вступила на трап.

— Потише там, — предупредил Патрик. — Не разбуди Ортисию. Отбываем скоро. И девку пальцем не трогай, пока в море не выйдем.

— Слушаюсь, капитан, — нехотя пробурчал Бриз, стискивая лапищами мои ягодицы и шепча мне на ухо:- Зачем мне палец, у меня есть кое-что получше. Слышала, веди себя хорошо, и обещаю быть осторожным.

— Иди к шурхам, — выплюнула зло в ответ.

Бриз громко заржал, больно ущипнув за бедро.

Спустившись в пропахший рыбой трюм, здоровяк огляделся по сторонам, небрежно скинул меня на вонючий тюфяк. Он отошел в сторону, загораживая источник света, пихнул что-то перед собой ногой и зло процедил сквозь зубы:

— Когда уже ты сдохнешь, мелкая мразь?

Досадливо сплюнув, глянул на меня, призадумался, что-то решая, поскреб заросшую волосами грудь, мерзко осклабился, явив желтые, криво растущие зубы. Глаза пробежали по рванине, оставшейся от одежды, которая почти не прикрывала тело. Нехороший огонек вспыхнул внутри, язык похотливо облизнул губы. Он потер себя по промежности. Помогая рукой, спиной отползала к стенке, затравленно озираясь по сторонам. Заметив мое метание, пират остановился, наслаждаясь моей беспомощностью.

— Слушай меня, девка. В твоих интересах молчать и быть ласковой, иначе на крики сбежится вся команда, и тогда…

Он тихо засмеялся, опускаясь передо мной на колени. Серые глаза горели превосходством, смакуя мой страх.

— Не надо. У меня никогда и ни с кем не было…

Похабная улыбка обнажила кривые клыки.

— Обещаю быть нежным, — глумливо произнес мужчина и с размаха ударил меня по лицу.

Скула вспыхнула болью, голова откинулась, больно впечатываясь в стену. Из разбитого носа закапала кровь. Я вскрикнула, и мозолистая ладонь тут же запечатала мне рот, прижимая затылком к стене.

— Я сказал молчать, — раздраженно рыкнул пират, другой рукой стягивая ветхие остатки спортивных штанов, запутывая в них ноги. — Поняла? Кивни.

Я послушно кивнула, и когда рука убралась, извернулась и попыталась ударить коленом в пах. Нога скользнула по бедру насильника, не причинив травм, но разозлив его еще больше. Прорычав ругательства, он ударил кулаком в лицо, разбивая губы, и приложил затылком к стене. Боль прострелила шею. Сознание затуманилось, и я почувствовала, как Бриз стащил меня вниз, раскладывая на полу, прижимая колени бедрами. Пальцы больно стиснули грудь, разорвав ворот футболки, Носоглотка наполнялась кровью, и я закашлялась, заплевав кровью ему глаза. Бриз грязно выругался, протирая рукавом. Я рванула и зашипела от боли, едва не потеряв половину скальпа.

— Да угомонись же, шурхова дочка, — прошипел мужчина, дернув еще за волосы, обдавая запахом ядреного перегара и гнилых зубов. — А ведь я хотел быть ласковым…

Резким движением закрутил мои волосы вокруг разбитого рта, придавив голову к грязному полу, перевернул мое тело на живот, не церемонясь, развел ноги, замер, звеня пряжкой ремня. Резкая боль раскаленным клинком ворвалась в тело. Закричать мешали волосы, я подвывала, царапала пол ногтями, дергалась, пытаясь сбросить тяжелое тело, ритмично вдавливающее меня в грязный пол трюма. Пират дернулся пару раз, тихо застонав, и медленно поднялся. Я почувствовала, что свободна, понимая, что лучше подняться и уползти, пока сюда не нагрянул кто-нибудь из команды, привлеченный шумом. Болью горело между ног. Лицо дергало, саднили разбитые губы. Выплюнув волосы, я пошевелилась, пытаясь отползти в тень, в угол трюма.

— Тупая дура, — процедил Бриз и сплюнул на меня, охнула, когда в бок врезался носок пиратского сапога. — Я же хотел быть нормальным, но вы всегда все портите.

Кусая кулак в попытке справиться с приступом боли, глушила крики, услышала, как пират заторопился к лестнице. Глухо стукнул люк, ведущий в трюм. Работая локтями, отползла в тень, прислушиваясь, не спускаются ли другие желающие, но в трюме стояла тишина. С трудом села, превозмогая боль. Оттерла кровь с бедер и натянула остатки рваных штанов, кое-как связала ворот футболки, приводя свой вид в подобие нормального. Мелькнула мысль о беременности и пропала, как не своевременная.

Благодаря слабому светильнику, который едва тлел на крюке, вбитом в стену, заметила, что не одна. Под самым фонарем, у скопления законопаченных бочек, привалившись спиной, тяжело дышал измученный ребенок лет трех. Чужая боль затмила собственную. Помедлив секунду, подползла к нему и осторожно коснулась запястья, проверяя пульс. Определить пол не получалось. Малыш был в жутком состоянии, давно немытые волосенки слиплись в колтун, из одежды остались лохмотья, босые ноги были покрыты коркой из грязи. От него резко пахло канализацией. Рядом валялась цепь с зажимом для ноги.

Кто это? Сколько он тут находится? Зачем они забрали ребенка?

Похоже, он тут давно и держат его хуже животного в клетке. Даже в лабиринте я умудрялась изредка мыться и стирать белье, приспособив ручей. Вонючий сок, как оказалось, не только отпугивал хищников, но и отлично боролся с паразитами.

Почувствовав чужое присутствие, малыш зашевелился и застонал, приоткрыв глаза. Черный треугольный зрачок вытянулся в вертикальную полоску, окруженную оранжевой радужкой. Я от неожиданности моргнула, на меня смотрели вполне человеческие карие глаза с красноватыми прожилками белков.

— Пить, — прохрипел малыш, тяжело сглатывая.

Мой взгляд заметался по сторонам, выискивая требуемое. Но пока хватало света от фонаря, заметила комья грязи на полу, обглоданные кости и туго набитые мешки по углам. Ничего похожего на плошку с водой не было.

— Прости, малыш, воды пока нет, — я виновато развела руками, подползла ближе и устроила ребенка у себя на коленях.

— Мы у берега? — разглядывая меня из-под слипшихся ресниц, поинтересовался ребенок. — Ты игрушка?

— Да, — подтвердила его догадку и ответила сразу на оба вопроса.

Лиловый, распухший язык прошелся по сухим растрескавшимся губам. Малыш надсадно сглотнул горлом.

— Надо бежать, или тебя убьют, как Лину, — разговор ему давался тяжело, на лбу выступила испарина. — Это был Бриз?

— Он.

— Бриз все время забывает закрыть люк. Проверь…

Глаза закрылись, малыш тяжело переводил дух, утомленный беседой. Я осторожно положила его на пол и пошла в направлении люка.

Глава 9

Глава 9

С бьющимся от волнения где-то в горле сердцем и трясущимися руками ощупала обитую металлическими полосами плиту и приподняла над головой. Люк поддался, и в нос ударил запах свежего воздуха.

Вот она — свобода!

С усилием подавила желание бросить малыша, откинуть люк, выбраться на палубу и сигануть в холодное море. Несколько мощных гребков и я успею выбраться на пристань раньше, чем меня скрутит судорога. С малышом будет труднее, придется тащить на себе обессиленное тело, а я не очень хорошо плаваю. За год в лабиринте научилась вполне сносно обходиться одной рукой.

Ребенок слабо улыбнулся, когда я подняла его и пошла на выход. Он был горячим и легким, словно тряпичная кукла. Устроив его на плече, осторожно выбралась из трюма в коридор, прислушалась, стараясь не дышать, понимая, что рядом каюты и меня могут услышать пассажиры, и, прижимаясь к стене, поторопилась к трапу, ведущему на палубу. У широко открытых створ, освещенных фонарями, затормозила, вглядываясь в очертания кормовых надстроек и снующих у сходней теней, и бочком протиснулась к борту.

— Все погрузили, капитан. Можем отчаливать, — пророкотал чей-то гулкий бас.

— Ждем, Питрий. Ортисии доставили не весь багаж. Шурх бы побрал этих баб! — раздраженно огрызнулся капитан. — Время уходит. Хорошо бы пройти Катрановы столбы до рассвета. Превратили мой «Единорог» в бабскую светелку. Видит Бьерн, чтоб я еще хоть раз…

Меня бил озноб страха, холодный пот заливал спину. Я не слушала, чем еще божился капитан, прижала покрепче безвольное тельце малыша, перелезла через борт и прыгнула в воду. Ледяная купель приняла в свои объятия, легкое тело дернулось, сползая с плеча. Я вцепилась в него, выгребая культей, тяжело вынырнула, отфыркиваясь, и огибая длинную корму судна, рывками поплыла к спасению. На мое счастье кроме парусника капитана других судов у причала не было. Медленными гребками, чувствуя, как неотвратимо немеют ноги, едва двигалась, придерживая головку на поверхности, чтобы ребенок не нахлебался, надеясь, что в холодной воде не окочурюсь, утопив себя и кроху. Когда в морозном воздухе стихли окрики матросов, разлилась тишина, а пристань осталась позади, на трясущихся ногах выбралась на каменистый крутой берег. Бил озноб, стараясь раскрошить зубы в пыль. Рассвет занимался, распуская первые робкие золотисто-розовые лучи и разгоняя ночную темень. Окружающее приобретало ясные очертания. Море лениво швыряло на берег антрацитовые волны, слизывая нападавший за ночь снег с береговой кромки.

Малыш пугал посиневшими губами, мертвенно бледным личиком и ледяной кожей. Сдернула мокрые лохмотья, ужасаясь прозрачной коже, через которую просвечивали полукружья ребер. Трясясь от холода, забыв о своей замерзающей на морозе одежде, растирала тощее посиневшее тельце девочки, безвольно лежащее передо мной. На тоненькой шейке слабо бился пульс, указывая, что малышка еще жива. Сглатывая горячие слезы, молила всех богов, чтобы она открыла глаза.

— Это тебя, молодка, зверюки потеряли? — неожиданно прошамкало над ухом, жутко коверкая слова. — Утекла али украла у их што?

Меня обдало смрадом, в плечо вцепились скрюченные пальцы, впиваясь глубоко, до боли длинными ногтями. Я дернулась, пытаясь вырваться из неожиданно сильного захвата ветхой на вид старушки, одетой в изрядно поношенный украшенный чешуйчатым узором полушубок и теплый платок. Она бросила увесистый посох, придерживая туго набитую латаную котомку, висящую на плече.

— Пустите, — прохрипела, отшатываясь и подхватывая ребенка. — Я ничего вам не сделала.

Пальцы тут же разжались, выцветшие водянистые глаза под красноватыми пленками век без ресниц дотошно разглядывали каждую черточку лица. Увиденное старухе не понравилось, она скривила тонкие синюшные губы, заправила выбившиеся из-под платка сивые патлы и прокаркала, шмыгнув широким, сизым носом:

— Да не боись, не выдам. Идем ужо, дите застудишь, — она странно легко для сгорбленной спины наклонилась, подняла посох и зашагала вдоль берега, удаляясь от пирса.

Я секунду колебалась, чувствуя, как холодное тельце девочки начинает трясти, с трудом поднялась, чувствуя, как захрустела замерзшая одежда, и поплелась за ней.

— Давайте, я понесу посох и котомку, а вы согрейте девочку под кожухом. Она совсем ледяная и не приходит в себя, — едва шевелящимися губами, проговорила в спину прытко шагающей передо мной бабки.

— Пожалела, небогу, — удивленно вскинулась она, обернувшись ко мне. — Сестра што ль? Али нагуляна дочка?

— Помогите, бабушка, — я всхлипнула. — Я отработаю. Все отработаю.

Фыркнув, старуха с презрением покосилась на культю, с непонятной злостью кинула посох и котомку, распахнула кожух и прижала к вязаному толстому свитеру ледяное тельце. Малышка тихонько застонала, слабо завозилась, почувствовав тепло.

— Ишь, ласковая, — качнула головой бабка, запахивая выдубленные полы. — Подбирай посох и котомку и пошли, калека.

* * *

— Снега натопи. Отогреем ее. Коли лихоманка прицепится — помрет. Ужо больно слаба, — командовала старушка, уложив девочку под одеяло на топчан возле натопленной печки, со злостью обдирая свисающие с низких стропил спутанные пучки травы.

Кивнув, подхватила ведерко, бросилась к обитой для тепла тряпьем и облезлыми шкурами двери.

— Стой, дурища, кожух накинь. Тебя еще лечить, была забота, — каркнула в спину, кинув свою одежку в руки.

Накинув полушубок на мокрую футболку, вышла на покосившееся, покрытое инеем крыльцо и прислушалась. В тишине зимнего утра лишь потрескивал воздух от мороза. Вздох облегчения вырвался сам собой. Сквозь сугробы снега змейкой вилась тропка, по которой мы пришли. А за ней вдали над морем колыхалась жемчужно-розовая тонкая дымка тумана. Старушка жила на отшибе, в крохотной, заметенной по самую крышу, избушке. И пирс, и корабль Патрика с его шальной командой остались далеко за пеленой тумана. Я нагребала одной рукой свежевыпавший легкий и пушистый снег, придерживая металлическую посудину ногой.

Глава 10

Глава 10

Вернувшись в благодатное тепло, потянула носом травяной терпкий запах отвара. На печке кипело ароматное варево, и шипела, плюясь жиром, жарящаяся рыба. Справа от нее, у закопченного окошка стоял колченогий столик, на котором горкой высилась грязная посуда. Слева примыкал узкий топчан, куда старушка сгрузила свою ношу, под одеялом угадывались очертания детского тельца. У входа, рядом с обшарпанной дверью за ширмой из драного куска чешуйчатой кожи, пряталась приоткрытая дверь.

— Ставь сюды. Пущай топиться, — командовала бабка, кивая на раскалившуюся печь. — На вот, напои ее. И сама выпей.

Она отлила краснокирпичного отвара и сунула мне в руку мятую металлическую кружку. Благодарно кивнув, попробовала отвар сама и удовлетворенно причмокнула, почувствовав, как горячая чуть горчащая жидкость согрела внутри, разливаясь теплом по телу. Подсела на топчан к девочке и, устроив ее головку на искалеченной руке, приоткрыла ротик, влила отвара на два глотка. Малышка судорожно сглотнула, надсадно закашлялась, вздрагивая всем худеньким тельцем. Она разлепила мокрые реснички, узнала меня и слабо улыбнулась. Глотнув пару раз сама, переждав приступ кашля, напоила ее и уложила обратно на топчан.

— Я Дин, а ты… — едва слышно сипло протянула малышка.

— Лекса, — улыбнулась ей, вытирая выступившую на бледном лбу испарину. — Сейчас купаться будем, Дин.

— Переверни рыбу и пособи мне лоханку сыскать. Ишь расселась, а сулила помощь… любую… — недовольно проскрежетала старуха. — Да подкинь горючего камня пару кусков.

— Кто там? — девочка испуганно покосилась в сторону голоса, ее бровки нахмурились.

— Не бойся, это бабушка. Она нас приютила. Ты отдыхай, я пойду. Помочь надо.

Перевернув аппетитно подрумянившиеся кусочки рыбного филе, нырнула за ширму. Старушка ворчала, крутясь в крохотном чулане. Из-за приоткрытых дверей сыпалось ветхое, прохудившееся старье, жестяные тарелки и ложки.

— Держи вот, — сунула мне в руки железную объемную лохань с ржавыми ручками. — Кака я тебе бабушка? Меня Суларь кличут. И пошто кожух не сняла? Хто ж в доме ходит в верхнем?

— Меня знобит, — виновато призналась бабке, едва удерживая тяжелую посудину. — В нем теплее. И одежда на мне еще мокрая.

— Ох, дурища, та хто на себе сушит-то? — сокрушаясь, покачала головой бабка, с сочувствием глядя на меня. — Иди ужо, купай дите. Потом подберешь себе и ей одежонку-то.

Она махнула рукой себе за спину на забитый рухлядью чулан и поспешила к печке, где исходила ароматами рыба.

* * *

Отмытая, порозовевшая от горячей воды девочка выпила пару кружек рыбного бульона и заснула. Отогревшись в горячей воде, я перемыла посуду и подгоняла по размеру найденные у старушки сравнительно крепкие вещи, поглядывая на спящую кроху, оказавшуюся золотоволосой блондинкой аж целых пяти лет, сиротой, у которой есть дядька, живущий в Трехснежье, как гордо сообщила девочка.

Для себя я решила, что отыскав браслет, пока не верну девочку ее родственнику, на Землю не уйду.

— Ты спать ложись, а я ночью уйду на промысел, — огорошила новостью старуха. — Прилив буде знатный. Надоть успеть собрать гриваса, пока не обнесли зверюки. Да глянуть, не шукают ли тебя.

— Может, я тут чем-то помочь могу, — предложила я, откладывая иголку.

— Сиди ужо… помощница… — отмахнулась Суларь от предложения, но довольно едва заметно улыбнулась, собрав лучики морщинок в уголках глаз.

Мы замолчали, старушка вновь нырнула в чулан, недолго повозилась там и через время закинула в печную топку бурый кругляш.

— Гривас — это кто? — рассеянно поинтересовалась я, раздумывая о случайно найденных в чулане клинках, припрятанных запасливой хозяйкой.

Заканчивая сшивать раскроенные части мехового жилета, раздумывала, не попросить ли один из них себе, или это будет совсем наглость с моей стороны.

Похожий на мой жилет, только меньше размером с толстым шерстяным свитером и плотными штанами из чешуйчатой кожи уже был готов для девочки. Старуха, расположившаяся тут же на постели, ловко сметывала меховые детские сапожки-пимы.

— Дык промышляют ево. И еда, и одежа, и первое средство от хворобы, — непонятно объяснила женщина, поправив седую прядь и прикладывая сапожок к розовой ступне малышки. — Я ить ево промышляла с утреца-то, когда тебя заприметила.

Я согласно кивнула, поняв, что Суларь с ночи собирала улов неизвестного гриваса, когда наткнулась на нас. Стоило помочь старушке и не сидеть нахлебниками, но нас могли искать. Рисковать свободой девочки я не имела права.

— А зверюки — это кто? — вспомнила я, что уже слышала это слово от старухи.

— Дык слуги ярловы, — в голосе говорившей послышались нотки раздражения. — Все тащуть из под носа. Берна Рогатого на их нет! Наш-то ярл словно шарфрут сделался, гладкий да сытый, — она кивнула на кусочки истекающей жиром рыбы, похожей на камбалу, с которой сравнила местного царька, — а все мало. Шурха ему в печинку.

С трудом натянула кожаные штаны, взамен спортивных, превратившихся в лохмотья, и с удовольствием провела по ладному боку. Старушка, закончив тачать обувь, разглядывала мои обноски, цокая языком. То ли удивлялась их ветхости, то ли странной ткани и покрою. К слову, в этом мире я ткани не видела. Вся попадавшая мне на глаза одежда была сшита из странной чешуйчатой кожи или дубленых шкур.

Свободная рубашка мягко льнула к телу, в легких пимах стало жарко. После купания в ледяной воде, с наслаждением шевелила горячими пальцами внутри мехового сапожка, ощущая грубоватую шерсть, покалывающую кожу. Кивнула на сшитый мной жилет, спрашивая мнение старухи:

— Хорошо я сшила, до конца зимы продержаться?

Уронив на колени единственный, оставшийся после заплыва, истрепанный кроссовок, она удивленно вскинулась:

— Ты, девка, возьми еще взвару. Видать лихоманка прихватила. Бредишь, — покачала она головой, выдергивая шнурок из обуви. — Нет конца зиме-то на Галатусе. Сигур, звезда то исть не греить, так токмо свету даеть. Как богиня прокляла альвов-то, с той поры и нет.

Глава 11

Глава 11

Что-то знакомое в этом названии. Это она эльфов имеет в виду?

— Давно это случилось?

Пожилая женщина задумалась, пожевала губами и с сомнением произнесла:

— Прабабка моей прабабки помнила остроухих альвов. Все энти земли были под ними. От Канопуса до Трехснежья и далее. Но ужо больно осерчала на альвов-то Астрея, сжила их со свету, а в мир напустила вечного холода, — тяжело выдохнула Суларь.

— Жестокая богиня, — вздохнула в унисон с бабушкой. — Жалко людей.

Старуха старательно смотала шнурок и подала мне со словами:

— Прихорони. Сгодится, — попробовала на зуб китайский кожзам, сплюнула, скривившись и недовольно проговорила:- Дык за дело она альвов-то так.

— За какое дело? — я налила лечебного отвара и устроилась поудобнее на жестком топчане.

— Схотели оне равными стать богам и переделать энтот мир под себя, — старушка заботливо отнесла мои обноски в чулан и вернулась с ворохом болотного цвета шерсти.

Кинув оценивающий взгляд на спящую девочку, быстро набрала петельный ряд, и спицы резво замелькали в ее пальцах.

— Как это переделать мир? — удивилась я, вспомнив версию домовика, где жестокая богиня позавидовала совершенству эльфов.

М-да, и кто из них мне соврал?

— Ну, дык людей сжить со свету. Мешали оне, стало быть. Шебутные зело, — с грустью прошамкала Суларь. — Войны затевали, притесняли Светлых-то. Альвы… оне ж маги усе. Вот и выжигали целые города с людями-то.

— Среди людей были маги?

— Оне и досель есть. Токо магия под запретом. Колдовать ни-ни. Враз на плаху попадешь.

Я покосилась на культю, вспоминая несправедливое наказание. В душе заворочалась до того притихшая обида на троицу магов и мерзкого домовика, выкинувших меня из родного мира.

— С эльфами понятно, а зачем богине вечную зиму устраивать?

— Так люди-то паразиты через одного. Не иначе как шурхово семя, — убежденно проговорила бабка, удивленно вскинув на меня светлый взгляд. — Оне ж задирались промеж собой, и альвам доставалось. Што ни стогодье — то война. Сладу никаково.

Суларь осуждающе покачала головой, шевеля губами, подсчитывая количество петелек.

— И что же проклятье никак не снять? — поинтересовалась я, единственно поддержать разговор.

— Бабка моя верила, што снимется вскорости, и мамку заставила меня родить, — тяжело выдохнула старушка, поправляя выбившиеся пряди. — Но я-то не дурища, вижу зиме конца нет. Сама вот доживаю… бездетна.

Она закашлялась, тяжело втягивая в себя воздух.

— Что же за столько лет не нашлось охотников снять проклятие? — сходив за питьем для нее, продолжила допытываться, желая побольше узнать о мире.

— Как не быть — были! Но штоб снять, надоть сперва до Трехснежья добраться. Там-то стоит храм богини Астреи. И пророчество узнать. А оно не всякому открывается, — выпив кружку, бабушка оттерла ладонью рот и продолжила дело.

— Неужели не добрался никто?

— Не слыхала о таких, — пожала плечами Суларь.

* * *

Когда сквозь тучи проглянул робкий рожок молодого месяца, старуха неторопливо собралась, глянула на спящую девочку и вышла в сени, пообещав вернуться, как только начнет светать. Кормилец и панацея от всех бед — таинственный гривас по одной ему ведомой причине по ночам поднимался с глубин и выползал на пляж, где его собирали все кому не лень. Причину такого самоубийственного поведения Суларь не знала, но предположила, что на берег уходят умирать старые особи. На мой вопрос много ли человек промышляет его, старушка таинственно улыбнулась и пожала плечами.

Когда скрип ее пим стих за окном, я прилегла на топчан около разомлевшей от тепла Дин и прикрыла глаза в попытке заснуть. Но как назло сонливость как рукой сняло. Я уставилась в темный угол комнаты и раздумывала о сложившейся ситуации.

Если верить рассказу Суларь, проклятие, постигшее эльфов, оказалось справедливой карой и снять его простым пожеланием, я бы не смогла. Домовик леди Триаллины, получается, меня обманул.

Я тяжело задышала, переживая приступ злости и обиды.

Злобный эльф и его хозяин Максимилиан решили сломать мне жизнь просто так, из вредности, доказывая лишний раз, что наложенное богиней заклинание оказалось справедливым. Сейчас странно вспомнить, что я сочувствовала Большому Рылу и хотела помочь.

Я скрипнула зубами, вспоминая обоих мерзавцев и желая размазать Макса по стене. Это вернуло мысли к браслету, который нужно отыскать. Наверняка, злющая тетка отдала его жене ярла, а та вряд ли откажется от дорогой и красивой вещицы. Значит, нужно как-то проникнуть в дом к ярлу и покопаться в сокровищнице его жены. Вот только без руки это будет сложно. Отрубанием кисти клеймят воров, и на работу в покои меня не возьмут. А если полезу без разрешения, могу и голову на той же плахе потерять. Надо посоветоваться с Суларь. Может старушка что дельное подскажет. Пока я не рисковала расспрашивать ее в лоб о мире, чтобы не выдать тайну о своей иномирности. Уж очень скорые на решение и расправу оказались местные жители.

Я горько всхлипнула, подумав о Земле и своем доме, где мать давно забыла обо мне, и позволила слезинке скатиться по щеке.

— Лекса, ты чего? — рядом зашевелилась малышка, распахнув широко глаза. — Не плачь. Мы с тобой вернемся к дяде Борану в Трехснежье, и он сделает тебя своей сулами. Ты мне станешь тетей.

Я поняла, что девочка имеет в виду брак с ее родственником. Сердце сжалось от наивного желания малышки иметь настоящую семью.

— Конечно доберемся, Дин. Вот только вряд ли я понравлюсь твоему дяде. Зачем ему такая, — я горько усмехнулась, погладив здоровой рукой влажные детские волосики.

— Не переживай, Лекса. Дяде нравятся такие. У него было три жены. У одной не было глаза, вторая хромала, а у третей росла борода, — бегая глазками, успокоила меня малышка. — Ты ему обязательно понравишься.

Обижаться на малышку не имело смысла, она не понимала, что говорит, искренне веря, что предлагает лучшее решение для меня. Натерпевшись в плену, она, скорее всего, врала про вкусы дяди, уговаривая меня доставить ее домой. Но главное Дин уловила точно — теперь мной только извращенцы заинтересуются.

Глава 12

Глава 12

Едва рассвет позолотил кусочек неба, видный в окошко, шумно кряхтя, явилась Суларь. Шальная спросонья, соскочила, обуваясь на ходу и радуясь, что успела подремать несколько часов, разглядывая увесистую торбу, брошенную у порога. Пока бабушка раздевалась, отогреваясь у печи, я поставила кипятиться воду и открыла мешок. В нос ударил жуткий смрад. Казалось то, что там лежит, сдохло не накануне ночью, а несколько дней назад и основательно попортилось на жарком солнце.

— Фу-у, гадость какая, — отвернувшись, подавила рвотные позывы, зажав нос.

— Поняла, чой-то промысел не гож местным, — захихикала Суларь, поднимаясь от печки. — Закусим и за роботу. Небоге своей взвару дай и рыбы. Ишь глазенки скосила на шухлядку. Там у меня сладости. Достань ей.

Бабушка довольно посмеивалась, потирая ладони, подсела к столу, на который я собрала нехитрую снедь. Достала из шкафчика герметичную металлическую коробочку с притертой крышкой вроде тех, в которых в моем мире продают чай. В ней слипшейся горкой лежали мармеладки.

— Из морской травы варю, — уловив мое недоумение, прояснила источник происхождения лакомства Суларь.

Кивнув, я подсела к нетерпеливо ерзавшей под одеялом малышке.

— Как там? — кивнула за дверь, придерживая еще слабую девочку, жадно хлебавшую горьковатый целебный отвар и косившую на жестяную баночку с желтыми конфетками. — Корабль еще стоит у пристани?

— Куда там, — махнула рукой бабка. — Ушел, давно ушел. Встретился мне знакомец из городища, прислужничающий нашему ярлу. Дык, по ево словам, капитан серчал зело. Ярлова сулами забыла любимый свой браслет — яхонтову ящерку. Слуга-то за ней пока бегал, у капитана пленницы сбежали. Сказывает, в море утопли.

Старушка посмеивалась и подмигнула мне, разламывая ароматное рыбное филе. Я замерла, сдавленно сглотнув горлом. Дин недовольно закряхтела, требовательно дернув меня за руку.

Мой браслет сейчас на борту «Единорога», с которого я сбежала. Была так близко к своей цели и сама все испортила. Слезы подступили к горлу, готовые тот час пролиться. Усилием воли сдержалась, понимая, что решительно настроенный развлечься со мной Бриз, его капитан и остальная команда не дали бы мне и одного шанса добраться до украшения. Умом я понимала, что поступила правильно, сохранив жизнь себе и Дин. Но представив, что уже сейчас могла идти по улицам родного города, не сдержала всхлип.

— Ты пошто разнюнилась? — вскинула брови Суларь, удивленно глядя, как я, пытаясь скрыть разочарование, особенно тщательно проверяю наличие косточек в рыбе. — Сказывай, што у тебя с капитаном Патром.

* * *

Накинув вытертый, ветхий полушубок, заткнув ноздри от вони, разделывала гриваса, стараясь точно повторять все движения за Суларь, крепко привязав лезвие ножа кожаными ремешками к искалеченной руке. Мы обосновались в холодных сенях, примостившись ближе к подслеповатому окошку. Пять трупов коченели на покрытом инеем полу. От запаха подкатывала тошнота, и я прекратила разговоры, составляя новый план действий. Я выбирала из двух: остаться тут и дождаться возвращения ярловой сулами или догонять сбежавшее от меня судно. Старушка понятливо косилась, похмыкивая, но с расспросами не лезла, рассказывала сама. Похоже, за столько лет притерпелась к запаху.

Гривасом оказался зверек размером и формами напоминающий наших бобров, со шкуркой землистого цвета. С такой же характерной зубастой мордой и мягким шелковистым коротким мехом. Отличием был хвост и грива, давшая имя зверьку. Вместо объяснимого кожаного весла, у гриваса развевался длинный густой серебристый пучок. Один на затылке и чуть больший путался между задних лап. Если не считать зловония, зверек казался вполне симпатичным.

Пальцами, перепачканными кровью с кусочками желтоватого нутряного жира, стягивала шкурку с тушки как чулок, аккуратно подпарывая мездру лезвием, стараясь не порвать. По неопытности повредила пахучую железу и едва успела задержать дыхание, уткнувшись носом в шерсть полушубка и пытаясь не дышать совсем.

Секрет зловония открылся быстро, оказывается, у гриваса на лапах располагались железы, выделениями которых зверьки одной стаи натирали свой мех и так различали чужих и своих. Как объяснила Суларь, сереброволосые зверушки жили внутри приморских скал неподалеку в пещерах, питаясь шарфрутом, похожей на камбалу рыбой. Когда гривас старел, запах становился едким, и родичи изгоняли несчастного. Другие гривасы его не принимали, а рыба шарахалась, обрекая бедолагу на голодную смерть. Ослабленные зверьки становились добычей хищных морских ящеров. Или выползали на берег, где вскоре умирали.

По словам старушки, море — осталось единственным кормильцем и щедро снабжало людей. Гривасы ценились как источник питательного мяса, шкурок и шерсти, из которой вязали одежду и веревки. Из разных видов водорослей готовили муку, сладости, гарнир к рыбе, краски для шерсти и лекарства. Мидии, морские ежи и кальмары считались местным деликатесом.

Но самым ценным зверем был плезиозавр или по любому поводу упоминаемый аборигенами шурх. Бронированную шкуру морского ящера не брали ни стрелы, ни мечи. Когти, зубы и кровь шли на лекарственные снадобья, а из кости умельцы резали все: от фигурок до рукоятей мечей.

К слову, бабушка обмолвилась, что металлы, из которых куют клинки и предметы обихода, с большим трудом добываются в вечной мерзлоте под метровыми залежами снега в Драконьих горах. Горный хребет не преодолеть ни пешему, ни верховому. Лишь в одном месте его пересекает опасный пеший путь в Трехснежье. Цепь гор спускается к морю и тянется на многие километры по его дну. Из месторождений в этих горах рядом с Канопусом добывают горючий камень,самоцветы и кремний для огнива.

Горючим камнем местные называли особенную разновидность угля. Небольшой брусок, очень удобный в дальних переходах, долго горел зеленовато-оранжевым пламенем и давал тепла раз в десять больше земного аналога.

С тушками мы разделались быстро в три руки, Суларь растянула сушиться на специальных рамках шкурки, я убрала мясо в ледник, когда местный аналог солнца — Сагур разогнал предрассветную туманную мглу, остановившись на полпути к зениту. Отмывшись и пообедав, я села к столу дошивать вещи, рядом пристроилась оправившаяся Дин, с интересом перебирающая разноцветные чешуйки, коготки морских хищников, пеструю гальку. Ими малышка решила украсить свои обновки. Суларь улеглась отдыхать на топчан, но я чувствовала на себе ее цепкий взгляд и опускала голову ниже, страшась начать тяжелый разговор.

Глава 13

Глава 13

— Сказывай ужо, — рявкнула старушка, не выдержав затянувшейся паузы. — Любимка капитанова штоль?

Дин вздрогнула, выронив яркие пластинки и камешки, которые нанизывала на толстую жилу. Кинув виноватый взгляд в сторону топчана, где в ожидании моих откровений раздраженно сопела пожилая женщина, я помялась и промямлила:

— Я не любовница капитану. Мародеры Гур и Эрик продали меня ему на корабль. А я сбежала, прихватив Дин.

Странные всхлипы, прерываемые кашлем, схожим на карканье, прилетели со стороны теплого места за печкой. Я удивленно вскинула брови. Рядом завозилась малышка, пытаясь скрутить из обрезков игрушку.

— Эво кто кормит нонче шарфрута. Достал Рогатый Бьерн энтих зверюков.

Старушка заходилась попеременно то смехом, то кашлем, хлопая себя поверх одеяла. Малышка схватила кружку с отваром и исчезла в направлении печки. Старушка довольно заворчала, принимая заботу, а я вспомнила, о чем хотела спросить:

— Куда отправился «Единорог»?

— Дык в Треснежье. Корабль сам ярл снарядил. Ярлова сулами понести не могет. Попрекает ярл-то и матушка ево, вот насмелилась на путь в тамошний храм Астреи просить божьей милости. Дары везет богатые.

— Дары? — я удивилась, полагая, что после такого жестокого наказания культ богини исчезнет из этого мира.

— Браслет-то с ящеркой она в дар собирается отдать, почему и послала за ем знакомца маво, — отдышавшись от смеха, обрисовала ситуацию Суларь. — Ток заздря она сокровища потратит. Не в ей беда-то. Ярл-то по младости гулялка был, из похода срамну болячку привез. Хворь-то вывели, а Астрея все одно наказала мертвым семенем.

Я задумалась, не заметив, как вернулась девочка и уселась рядом. Эта новость снимала один вопрос и ставила несколько новых. Мне срочно требовалась информация, и единственным ее источником была старушка.

— Как скоро в Трехснежье отправится следующее судно?

Суларь затихла, то ли обиделась, то ли задумалась, то ли заснула. Я уже было решила, что последнее утверждение могло оказаться верным, как она ответила:

— Это последнее. Море замерзнет. Сменит Верея облик три раза — вернется «Единорог», не раньше.

— Верея — это глаз Астреи, — ответила малышка, заметив мое растерянное лицо. — Самая большая звезда на небе.

Непослушные пальчики упорно воевали с лоскутками, стараясь придать им форму куклы.

— А другого пути в Трехснежье нет? — пытаясь скрыть подступившее отчаяние, произнесла я, переводя взгляд с девочки на старушку.

Дин так увлеклась, что не расслышала моего вопроса, Суларь не торопилась с ответами. Мне было стыдно, что я мешаю пожилой женщине отдыхать после тяжелой работы, но мне нужна была информация. Страшно становилось при мысли, что потеряю браслет снова и не смогу вернуться домой.

— Откуда ты, молодка? Мира нашего не знаешь, говоришь ужо больно чудно, — бабушка затихла, ожидая ответа.

Я отложила шитье, подошла к печке, вроде как проверить огонь и шепнула:

— Иномирянка я. В вашем мире год провела, в лабиринте.

Подкинув пару кусочков горючего камня, поставила варить бульон из гривасов. Мясо слегка попахивало, но я убедила себя, что это лишь моя предвзятость.

— Хтож тебе удружил-то так? — понизив голос, наконец, ожила Суларь. — Чем ты насолила-то?

— Три мага и один мерзкий эльф развлеклись за мой счет.

Про браслет решила молчать. Этот проклятый подарок мне уже стоил одной кисти руки. Я и так рисковала, признавшись, что из другого мира. Вряд ли старушка теперь смогла бы мне помочь выкрасть его. Но снабдить информацией о храме Астреи вполне в ее возможностях.

— Бабушка Суларь, расскажите про храм Астреи. Есть ли там жрицы и службы? — вернулась к столу, рассеянно глянув в окошко на девственно белое снежное покрывало.

— Дык чево сказывать-то, — широко зевнула Суларь, сладко потянувшись. — И жрицы, и службы. А ты никак в дорогу хлопочешь?

— Обещала Дин вернуть ее дяде, — кивнула старушке.

— Лекса станет его сулами, — убежденно подала голос девочка, пытаясь пришить своей кукле глаз из голубого камешка с дырой посредине.

От печки вновь послышались всхлипы и отрывистый смех.

— Ох, ох, насмешила, небога, — вытирая заслезившиеся глаза, произнесла пожилая женщина. — Так ужо и сулами…

— Обязательно возьмет, — кивнула малышка и с серьезностью добавила:- Только… Лексе надо много кушать и толстеть. Моя тетка говорила, что если я буду хорошо кушать, то стану красивая, как она. И меня сосватает сам ярл.

Услышав такое, не выдержала и прыснула, присоединившись к смеху Суларь. Девочка перевела удивленный взгляд с меня на старушку и через секунду зазвенела нежным колокольчиком чистого детского смеха.

Прижав к себе малышку, поцеловала в пахнущие сухим теплом золотистые волосики.

— Раз решилась идти — неволить не буду. В ентом деле только Верховная жрица поможет, коли будет на то воля Астреи. Опоздала ты. Обозы через перевал ужо не ходят. Я тебе в городе сыщу проводника через горы.

Непроизвольно улыбнулась, радуясь, что решение нашлось.

— Но у меня денег нет заплатить проводнику, — вспыхнувшая было надежда, тут же погасла.

— Злотни у меня найдутся, — утешила старуха. — За ето не переживай. Мне за небогу боязно. Мала совсем по перевалам-то топать.

— Я ничего не боюсь и умею управлять серым шурхом, — подала голос малышка, криво прилаживая второй зеленый глаз. — Дядя научил, как сделать, чтобы ящеры слушались. Прутом по носу эть-эть…

Девочка комично взмахнула воображаемым кнутом.

— Ох, ужо боевка растет, — подколола малышку Суларь. — Смотри ка, растрясешь жир-то на шурхе, останешься худой палкой, и не возьмет тебя ярл своей сулами.

Малышка насмешливо фыркнула, цепляя на кукленка бусики.

— Дядька мой катается от зари до зари, а только толстеет, — ответила со знанием дела девочка.

Но бабуля уже не слышала, прижавшись к печке, утомленная трудами, сладко посапывала в согнутый локоть.

Глава 14

Глава 14

— Лекса, пойдем к морю. Я хочу красивых камешков набрать, — канючила Дин, утягивая меня с ведущей к домику старушки тропки на пляж. — Рути нужно новое ожерелье. Она же сулами ярла.

Девочка потрясла перед моим носом неказистой игрушкой. Для малышки последнее казалось железным аргументом в пользу прогулки в сторону пляжа. И я сдалась, с опаской глянув по сторонам, вслушалась в тишину и потопала за рванувшей вприпрыжку девочкой.

Тяжело переставляя ноги, с тревогой следила за шустро мелькавшим среди сугробов меховым помпоном на вязаной шапке. Я снова не выспалась, пролежав вторую ночь рядом с Дин не смыкая глаз. Страх и не отпускающее чувство опасности не давали расслабиться полностью. За окном тоскливо выл ветер, на море всю ночь бушевала буря. Я пыталась отговорить старушку идти на промысел, но она потрепала меня по щеке и молча вышла за дверь. Попросила ее не ждать, отговорившись тем, что заглянет к знакомым в город и договориться с проводником.

Проворочавшись пару часов, плюнула на капризный сон и просидела за шитьем до возвращения Суларь, время от времени задремывая над работой. А сейчас сонной мухой таращилась на бескрайнюю темную, почти черную гладь моря.

— Зачем тебе еще камешки? Тех, что у Суларь не хватило? — я стояла на берегу далеко от кромки пляжа, глядя на лениво катящие волны, оставлявшие грязную пену на прибрежной гальке.

— Она не очень-то красивая, — разглядывая свою куклу, справедливо заметила Дин. — Чтобы нравиться ярлу, ей нужна красивая одежда и много украшений. О-очень много украшений.

Вымучила улыбку, радуясь, что малышка довольна и не вспоминает плен. Я не решилась ее расспрашивать, боясь вытащить тяжелые воспоминания, радуясь, что бабкин отвар из морской травы поставил нас на ноги в кратчайшие сроки.

Девчушка оказалась непоседой, почувствовав себя лучше, уже весело скакала по крошечной избушке, грозя влететь в топящуюся печь. Дабы не искушать судьбу, я решила прогулять егозу и проветриться сама. На мое решение Суларь лишь пожала равнодушно плечами, устраиваясь спать у печки. Малышка нарядившись в обновки, весело прыгала, ожидая, пока я выберусь на тропку. Скачущая на одной ножке девочка, одетая в дубленку и вязаную шапку с помпоном с выбивающимися золотистыми прядками, до боли напоминала земных детей, играющих в каждом дворе города. Внутри глухо заворочалась болью застарелая тоска по дому, часто накатывавшая на меня в лабиринте.

— Дернешься, и я тебя прирежу, — чужое дыхание обожгло ухо, — а потом девчонку.

Я сглотнула, замерев, и почувствовала, как ледяной клинок уткнулся в шею за ухом. Женщина со знанием дела торопливо обшарила мой пояс на предмет оружия и денег, не обнаружив ни того, ни другого разочарованно цыкнула, не торопясь убирать нож от шеи.

— Вы кто? Что вам нужно? — тихо прошипела, злясь, что расслабилась и позволила себя застать врасплох. — Не трогайте девочку, денег у меня все равно нет.

Странным показалось, что женщина и Дин говорили правильно на местном диалекте.

Возможно, обе принадлежат к господскому сословию. Надо было расспросить малышку о родителях и дяде.

— Если ты беднячка, зачем искала проводника? — клинок усилил нажим. — Ты не приманкой ли тут осталась?

— Я тут с малышкой гуляю, — раздражаясь и забыв по страх, ответила разбойнице. — Уберите нож и представьтесь. Тогда и поговорим.

— Смотри ка, гонор есть! — осторожно провела вниз по шее лезвием. — Не боишься, что я тебя просто прирежу.

— Боюсь, — честно призналась ей, понимая, что нарвалась на психопатку.

А ведь должна была сообразить, что за столько лет жизни в вечной зиме жители давно должны были сойти с ума.

Я кусала губы, неотрывно следя за ковыряющей прибрежную гальку девочкой, сожалея, что взяла ее с собой на прогулку. Не повезло малышке связаться с влипающей в неприятности девицей, которую постоянно преследуют неудачи. Может Астрея будет милостива к Дин и защитит невинное дитя от кровожадной маньячки.

— Зря, — неожиданно смилостивилась женщина, будто подслушала мои молитвы, убирая нож, отступая от меня на шаг, давая себя рассмотреть. — Я Элина, но зови Фикса. Охотница, расхитительница сокровищниц и твой проводник. Это же ты собралась в Трехснежье?

Протянув узкую, мозолистую ладонь, высокая молодая шатенка лишь сощурила стального цвета глаза, когда я, забыв об увечье, подала для пожатия культю. Одернув руку, почувствовала, как вспыхнувшее было смущение затапливает холодная ярость. Девушка, похоже, испытывала неловкость. Длинные пальцы взъерошили русую челку короткой стрижки. Она привычным движением загнала узкий стилет в простые ножны на широком поясе, стягивающем тонкую талию, где висело еще много всего. Под теплым плащом я заметила меховую куртку, кожаные брюки, заправленные в высокие сапоги и короткий клинок в узорчатых, неожиданно богатых ножнах.

— Нравится? — заметив мой взгляд, она понимающе ухмыльнулась и любовно погладила затейливую вязь. — Один дурак дал поносить.

— Почему дурак?

— Ну не заметил сразу, что ему он маловат, а мне в самый раз, — ухмыльнулась Фикса, просияв белоснежным рядом зубов вопреки своему прозвищу. — Тебя-то как звать?

— Лекса, кто она такая? — Дин, незаметно подобравшись, требовательно дернула меня за край жилета, не дав мне ответить. — Она мне не нравится. Пусть уйдет.

— Скажи какая цаца! — скорчила рожу проводница, заметив стоящую возле меня девочку. — Командует, как настоящая ярлова дочка. И разодели же тебя…

— Я не цаца, — девчушка спряталась за меня и оттуда крикнула:- Стану женой вашего ярла — велю тебе отрезать язык и повесить.

Наемница удивленно вскинула брови и тихо присвистнула, изумляясь детской кровожадности. Я оторопело уставилась на малышку, не веря, что до этого момента ласковая как котенок девочка только что все это произнесла.

Она же помогала мне в избушке, бабушке воду подавала! Что на нее нашло?

— Я бабушке Суларь пожалуюсь, — продолжала стращать наемницу малышка. — Она сильнее, чем ты. Голову тебе оторвет и… сварит.

Стряхнув с себя оцепенение, виной которому еще была усталость и бессонница, я подняла Дин на руки, прижимая к себе, и познакомила этих двоих.

— Фикса, познакомься с Дин, — повернулась к девочке, доверчиво жмущейся ко мне. — Дин, Фикса проведет нас через горы в Трехснежье. Это проводник, которого обещала Суларь.

— Я ей не верю, — прошептала мне на ухо малышка. — Надо у бабушки спросить про нее.

— Надо, — согласилась и жестом предложила Фиксе идти первой по дорожке к избушке.

Глава 15

Глава 15

В избушку мы трое вошли тихо, стараясь не шуметь и не разбудить спящую Суларь. Опустив Дин на пол, повернулась к Фиксе, чтобы забрать тяжелый плащ, как меня с силой отшвырнуло в сторону. Не устояв на ногах, отлетела к столу у окна, хорошо приложившись спиной и затылком к хлипкой ножке. Столешница накренился на подломленной опоре, и все, что было на ней, посыпалось и полилось мне на голову. Я едва успела прикрыться руками. Малышка взвизгнула от страха и кинулась под мою защиту.

Одним быстрым движением наемница выхватила клинок, прыгнула на топчан и воткнула лезвие в грудь озирающейся по сторонам пожилой женщине. Старушка отшатнулась, оскалила крупные крепкие зубы, ногти впились в грудь, разрывая окрасившуюся алым рубашку, но не касаясь клинка. Дико заверещала Дин, трясясь всем телом и вцепляясь в мой свитер. Наемница налегла и с трудом провернула клинок, Суларь захрипела, выплевывая со сгустками темной крови непонятные слова, ухватив окровавленными пальцами торчащий из груди клинок, пытаясь вытащить. Кожа ладоней тут же зашипела, словно лезвие было раскаленным. Суларь дико взвыла, но обожженных рук не одернула. Зашипев что-то злобное в ответ на том же языке, Фикса налегла на рукоять, вгоняя ее глубже. Сдвинув орущую малышку под стол, я кинулась на спину наемнице, взяла в захват больной рукой горло и сдавила что есть силы. Фикса открыла рот, хватая воздух, ослабив натиск. В глазах старушки мелькнуло торжество. Медленно, но верно клинок поддавался, выходя из раны. Путаясь в складках широкого плаща, сунулась к ее поясу в поисках кинжала. Но моя рука наткнулась на пустые ножны. Не сразу почувствовала, как в бок вошло что-то острое, несущее дискомфорт, следом голову разорвало болью от удара в ухо. В голове зазвенело, в глазах вспыхнули цветные пятна, и я отключилась, провалившись в темноту.

* * *

— Не плач, малявка, надоела! — рявкнула наемница. — Очнется твоя Лекса.

От резкого окрика и усиливающегося звона в ушах пришла в себя, чувствуя тяжесть на груди. Рядом всхлипывала Дин. Накатило облегчение, что с девочкой ничего не случилось. Скосив глаза, уверилась, что все еще лежу в избушке, на полатях, рядом с телом, покрытым с головой одеялом. На месте груди расплылось кровавое пятно. Сердце кольнуло сожаление. Хотелось заорать от горечи и обиды. И так же жестоко убить дрянную наемницу, лишившую меня единственного в этом мире человека, спасшего жизнь.

Бедная бабушка, за доброту поплатилась. Хотела помочь нам, а привела в дом своего убийцу.

Закусив губы, чтобы не сорваться и не напугать еще больше малышку, попыталась встать и со стоном рухнула назад. Висок прошило острой стрелой боли. Тело обвили дрожащие ручонки, ко мне испуганно прижалась поскуливающая Дин.

— Ты в порядке, детка? — сглотнув сухим горлом, прошелестела я. — Она ничего тебе не сделала?

У входа громыхнуло железо, и что-то с шумом повалилось на пол. Послышалась ругань наемницы.

— Нужна мне твоя дохлятина, — презрительно фыркнула девица, громящая бабкин чулан. — Ты сама-то оклемалась?

Она выглянула из-за ширмы и недоверчиво оглядела комнатку. Я погладила по голове девочку, пытаясь успокоить и осторожно села, стараясь не задеть труп.

— Фикса, как это понимать? — едва смогла произнести шепотом. — Ты решила ограбить немощную старуху? Забрать последнее, что она на вонючих гривасах зарабатывает?!

Ответом мне был короткий смешок, заглушенный резким скрежетом и грохотом. Наемница мародерствовала, не стесняясь. В окне сгущались сумерки, день катился к вечеру. Всхлипы Дин перешли в судорожную икоту. Малышка не на шутку испугалась. Почувствовала укол вины, поцеловала девочку в макушку, притянула ее на руки, спустила ноги на пол и подалась к печке найти воды себе и ей. Тут же созрел план.

— Попей, Дин, — сунула кружку, предварительно глотнув сама, разглядывая слабо дышащую печку. Из короба взяла камень покрупнее и сделала вид, что подкинула в топку. — Подожди меня, я льда возьму из морозильника к виску приложить.

Девочка испуганно глянула на меня, вцепилась ручонкой в жилет и затрясла головой.

— Нет, я с ней не останусь! Не бросай меня!

Искусанные губы искривились, и малышка вновь заревела, уткнувшись лбом в больной висок. Подавив стон, мысленно попеняла плачущей трусихе, сорвавшей хороший план по обезвреживанию наемницы. Пришлось камень бросить в печку, благодарно ответившую на подношение снопом искр.

— Занятно тут у бабки, — неожиданно подала голос Фикса. — Много лейла нагребла сокровищ за столько-то лет. И ведь сидела тихо, что твоя мышь. Не случайность — так бы не узнали о ней.

— Бабушка не лейла! Все ты врешь! — звонко крикнула Дин, оглушая. — Она хорошая!

Так, надо срочно лед к виску и унести малышку от греха подальше. Бабуле я не помогу, а от разозленной наемницы сил не хватит спасти.

Я проверила одежду, которая не пострадала при стычке. Затянула ремешки полушубка на Дин, подняла с пола ее шапку и потерянный сапожок. Кое-как нахлобучила все это и буркнула в сторону чулана, предупреждая наемницу, чтобы та не пырнула нас ножом:

— Мы выйдем. Хочу в леднике взять лед, к голове приложить и мяса взять. Дин кормить пора.

Фикса тут же выглянула из-за ширмы, запнувшись о развал, ругаясь, преградила нам путь:

— Девчонку оставь. Ей лучше такого не видеть, — серьезно предупредила она. — Да и тебе тоже не понравиться.

Я возвела очи горе, вспоминая старухин ледник, забитый мясом гриваса и рыбой. Внутри ворочалось глухое раздражение к мерзавке, командующей в чужом доме. Впервые пожалела, что не ходила на борьбу или фехтование, чтобы мочь отомстить.

— Тушки ободранных бобров меня не напугают, — я обогнула наемницу, стараясь не смотреть ей в глаза, чтобы она не прочитала в них ненависть.

— Бобров?! Кто такие…

Не слушая ее объяснения, я вышла в сени, где в углу был устроен ледник. Спустила малышку на ноги, откинула крышку лаза и отшатнулась. В неглубокой яме, на промерзшей земле среди кусков льда кто-то аккуратно разложил человеческие останки в несколько слоев. Многие лежали так долго, что вмерзли в лед. Охнув, я отпрянула, захлопнув крышку обратно, вспомнив, что ела вчера весь день. Меня мутило, и я старалась дышать глубоко и размеренно. Девочка у окошка рисовавшая пальчиками на морозном узоре, удивленно покосилась в мою сторону. Подавив приступ тошноты, привалилась виском к замерзшему окну, ощущая как стекло холодит синяк, унимая ноющую боль.

Глава 16

Глава 16

— Что все это значит, Фикса? — я стояла у входа, разглядывая барахолку-развал, устроенную на полу.

Наемница выволокла на средину комнаты облюбованные вещи и занялась сортировкой, даже не взглянув в мою сторону. Дин опасливо цеплялась за меня, блестя глазками на кучу добра на полу.

— Откуда в леднике трупы людей? — я старалась говорить ровно, но голос предательски дрогнул.

— Они там уже давно. Сама видела, что некоторые вмерзли в лед, — равнодушно проговорила девица, сделав несколько выпадов серебристым клинком.

— Вчера я несколько раз спускалась в ледник. Кроме тушек гривасов там была мороженная рыба.

— Уже никто не помнит про гривасов, — отложив клинок в кучу поменьше, она вытянула подбитый мехом теплый плащ. — Их еще при моей прабабке всех выловили. Или ты каких-то других имеешь в виду?

— Морских волосатых животных, — удивляясь ответу наемницы, я дернула себя за кожаные брюки и повторила за Суларь:- И еда, и одежда и лекарство. Похожи на бобров, с длинными светлыми гривами и хвостами.

— В моем мире давно нет таких животных. А штаны на тебе и мелкой из шкуры детеныша шурха.

У плаща на спине обнаружилась большая дыра, и Фикса, вздохнув с сожалением, отложила его в сторону.

— Но я сама потрошила и снимала шкурки с гривасов, чуть не задохнулась от запаха, а потом варила бульон из мяса, — возмутилась я, заметив, что любопытная малышка уже присела к краю кучи и тянет к себе украшенные черным и розовым жемчугом ножны. — Суларь каждый вечер ходит… ходила на промысел вонючего гриваса. Если ты не знаешь — так и скажи…

— Суларь — лейла, перерожденная ведьма. После рождения ей поставили запирающую печать, и запертая в теле магия обратила ее в оборотня-людоеда. Она охотится по ночам на людей, а если не удается поймать живого, то подбирает на пляже покойников и стаскивает в ледник, предварительно выпотрошив. Ты видела морок.

Нет, этого быть не может! Я же варила бульон, ела сама и кормила малышку…

К горлу подкатила тошнота. Кинула быстрый взгляд на Дин. Девочка, заигравшись красивой вещицей, нас не слушала. Прикрыв рот, я пулей вылетела на улицу и вывернула содержимое желудка прямо на покрытое снегом крыльцо. Кровь стучала в висках, спазмы скручивали желудок до боли. Я обтерла рот чистым снегом, устало прислонилась к двери, прикрыла глаза, глядя на заходящее светило. Несколько слезинок скатилось по щекам, обжигая кожу. Я всхлипнула, чувствуя, как мороз пощипывает нос и щеки, забирается под толстый свитер.

Что за бред? Этого не может быть на самом деле. Фикса все врет. Конечно врет, ведь тогда Суларь съела бы и нас с Дин…

Успокоившись, зачерпнула горсть снега и пожевала, не ощутив никакого вкуса. Умыла лицо, остужая пылающие щеки. Решительно дернула дверь на себя и вернулась в горницу. Нашла глазами играющую девочку, кинула косой взгляд на топчан и повернулась к заинтересованно щурящей глаза наемнице.

— Полегчало?

— Нет. Давай вынесем тело Суларь на ледник. Малышке это видеть не нужно, — я переступила через ворох какого-то тряпья, подняла оброненную Дин куклу.

Присев к ней, погладила девочку по светлым волосам и вернула игрушку. Наемница, бросив пересчитывать злотни, с интересом наблюдала за мной. Явно догадалась, что я тяну время, не горя желанием прикасаться к телу. Заметив ее взгляд, фыркнула и отошла к полатям возле печи.

— Я жду, Фикса. Помоги, — бросила через плечо, укутывая плотнее одеялом остывшее окровавленное тело. — Прибирать за собой не учили?

За спиной звякнуло, по полу с характерным звуком раскатилось несколько монет. Дин, обрадованная возвращением подружки Рути, не обратила на это внимание. Рядом за плечом появилась возмущенно сопевшая Фикса. Без слов подхватила странно легкое тело за плечи, и мы быстро вымелись за дверь в сени.

— Почему Суларь не тронула нас с Дин? — задала мучивший вопрос, когда крышка над ледником заняла свое место.

— Лейлы предпочитают противоположный пол. Но в голодное время пойдет все, в том числе и мертвечина, — Фикса отвернула побледневшее лицо, уставившись на окно. — Эта была сытой. Давала вам отвар, создающий искажения. Но слабый, раз ты почувствовала запах разлагающихся тел.

— Откуда трупы на берегу?

— Сама подумай, куда нам девать покойников? Сжигать слишком накладно — камень дорогой. До земли не докопаться. В снег ярл запрещает. А сколько не своей смертью умирает. Вот и выбрасывают в море, гадам на съедение. Море нас кормит — мы его.

Я отошла к окну, разглядывая снежную целину, укрытую синими тенями сумерек. К горлу подступал комок, не хотелось верить словам наемницы, хотелось верить заботливым рукам бабули Суларь. Хотелось отыскать в этом богом проклятом и забытом мире хоть каплю настоящего тепла.

— Как ты поняла, что она оборотень?

— Я охотница. Мастерство уничтожать переродков мне передал один из мастеров вместе со своим кулоном-распознавателем магического отребья, — девица вытащила из-за пазухи прозрачный продолговатый кристалл на тонкой витой цепочке из белого металла. — На таких как Суларь реагирует сиреневым. Чем интенсивнее свет, тем сильнее и опаснее тварь. Надо было тебя предупредить, но времени не было, и ты не доверяла мне.

— Я и сейчас не доверяю, — угрюмо отозвалась, с вызовом уставившись на нее.

— Умнеешь на глазах, — глумливо похвалила Фикса, покачивая украшением, сверкающим в закатных лучах Сигура.

Она спрятала кулон за пазуху, разглядывая испачканную в крови ладонь. Меня вновь замутило, и я отвела глаза.

— Надо малышку кормить. У тебя есть что-нибудь?

— Немного вяленого мяса и мармелад, — растеряв апломб и нахрапистость, наемница устало выдохнула и дернула дверь на себя. — Идем. Перед дорогой надо выспаться. Ты же не передумала идти в Трехснежье. Выходим с рассветом.

Наемница быстро разобрала кучу-малу, выбрав приглянувшееся. Мне ссудила красивую легкую дубленку с капюшоном, длинные полы которой имели разрезы почти до талии и при ходьбе открывали ноги. Высокие теплые сапоги на каблучке, взамен мягких меховых сапожек и плащ, подбитый серебристым мехом. Широкий, со строгим узором вышивки и серебряной застежкой, он явно принадлежал когда-то небедному мужчине. Понимая, что все эти трофеи с убитых Суларь, тела которых стынут в морозильнике, я хотела воспротивиться. Но насмешливый взгляд Фиксы меня убедил.

Тут же крутилась и мешалась малышка, заразившаяся идеей шопинга, подыскивая себе обновки. Она накидывала длинные плащи и, чинно вышагивая, повелительно махала ладошкой, прикрикивая на нас, изображая жену ярла. Фикса, утирая глаза, смеялась над кривляньями девочки.

В мешки были собраны все пригодные в пути вещи. Помрачневшая Фикса, кинув взгляд на скрытую рукавом культю, из кучи оружия вытянула изящный стилет со змеящимися рунами по клинку и украшенной зеленым камнем рукоятью и такими же богатыми ножнами.

— Эльфийский, — удивленно цокнула языком и сунула кинжал мне. — Откуда он тут? Не удивлюсь, если с Начала Времен.

От оружия отказываться не стала и прицепила кинжал на пояс. Следом появились огниво и увесистый мешочек со злотнями, выделенными мне из найденных запасов. Я отсчитала несколько монет, завернула в кусочек тонкой кожи и спрятала за пазуху в кружевной бюстгальтер, радуясь, что эта часть белья пережила лабиринт без ощутимых потерь. Возмущаться тем, что себе она взяла мешок увесистее не стала, полагая, что таким способом полученные деньги до добра не доведут. Наемница, наблюдающая за моими манипуляциями, загадочно усмехнулась, взвешивая на руке красивый клинок.

Когда совсем стемнело, и Дин начала зевать, разделили невеликие запасы мяса Фиксы на троих, запили кипяченой водой и, настелив на полати несколько старых плащей из запасов бывшей хозяйки, улеглись спать. Не доверяя наемнице, я постаралась устроиться так, чтобы не заснуть. Но уставшее от двух бессонных ночей тело не выдержало, и я провалилась в сон.

Глава 17

Глава 17

Меня разбудил холод, миллионами острых игл, все ощутимее покалывающий обнаженное тело, лежащее на снегу. Я дернулась прикрыться, но руки и ноги были плотно зафиксированы и едва двигались. Глаза открылись не сразу, ресницы смерзлись между собой. Вокруг была темнота и тишина, прерываема легким шорохом. Первая мысль была о предательстве наемницы, обездвижившей меня и бросившей умирать на ледник к покойникам. Паника захлестнула разум, и я забилась в сдерживающих путах и заорала, что есть силы. Мощный всплеск и шумное фырканье заставили замерзнуть крик в горле. Повернув голову на шум, я не поверила глазам — на меня двигалась махина темнее окружающего пространства. За ней вырисовывалась еще одна похожая. От тяжелой поступи поскрипывали камни. Приближаясь, очертания тени принимали отчетливый вид двуного ящера. Похожий на него двигался следом, шумно втягивая воздух ноздрями. А за вторым из моря выходил третий.

Это сон. Это не может быть правдой. Я сплю и мне сниться кошмар.

Я зажмурилась, и почувствовала, как щеки коснулось горячее дыхание. Ящер втянул воздух, захватывая растрепанные волосы. Фыркнув от щекотки, он прошелся широким, чешуйчатым носом по шее и груди. Боясь открыть глаза, я все повторяла, что это кошмар, и мне пора проснуться. Но долгожданное пробуждение не наставало. Живота коснулось что-то мокрое и жесткое как щетка. Ящер меня пробовал на вкус. Рядом появился второй, пытаясь оттеснить собрата, склонил большую уродливую голову над распластанным телом. На ноги закапала горячая слюна. Первый злобно рыкнул, решив, что ему одному мало. И получил удар крепкой головой в шею. Надо мной угрожающе щелкнули челюсти. Понимая, что ящеры реальны и готовы затеять драку из-за меня, я дернулась, пытаясь освободиться из пут, костеря всеми плохими словами, что приходили в голову, себя за доверчивость и Фиксу, вновь обманувшую и решившую устроить мне напоследок страшную смерть.

Кожаные ремни врезались в тело до крови, сорванное криком горло, сипело, когда рядом появился третий ящер. Он не стал дожидаться очереди обнюхать приз и сразу атаковал двоих собратьев. Трое гигантов сцепились, танцуя в поединке в каких-то паре метров от меня. В лицо летела мелкая галька, сорванная с места лапами рептилий. Приготовившись к смерти, я глотала слезы, неотрывно следя за топающими лапами и бьющими хвостами, молясь, чтобы меня убили сразу. Никакая Суларь больше не придет ко мне на помощь, да сама я не помогу маленькой Дин, участь которой рядом с беспринципной наемницей может стать хуже моей.

— Не дергайся, — на троицу увлеченно дерущихся ящеров легла сверкающая сеть. Умелые руки быстро освобождали меня от пут. — Отползай быстрее в сторону.

Почувствовав, что руки свободны, я не заставила себя ждать и, поднявшись на дрожащие от страха и холода ноги, обняв себя руками, поковыляла прочь от поля битвы, не разглядывая своего спасителя и стараясь уйти подальше. Из-за пережитого страха не чувствовала холода, только легкий озноб заставлявший зубы отбивать чечетку.

— Лекса, твоя одежда, — мне в спину прилетел мягкий тюк. — Мы сейчас, только стреножим этих шурхов.

Голос принадлежал Фиксе, одежда, которую я торопливо ощупывала — мне. В лабиринте быстро привыкла все делать одной рукой, но сейчас, когда тело отходило от адреналина, ноги не хотели попадать в узкие штанины, а руки в рукава, завязки путались, а пуговицы отлетали. Не с первого раза попала в высокие и узкие голенища сапог, добром вспомнив свои унты.

— Тебе помочь, — над ухом мурлыкнул приятный незнакомый мужской баритон, и наглые пальцы скользнули по пуговицам штанов, а к спине прижалось явно мужское тело.

Я даже трястись забыла, замерев от негодования. Нахальный мужик, не терялся и, пользуясь моим замешательством, прошелся губами по шее, чуть прикусив мочку уха. Не знаю, чего он добивался, но прилив ярости на свою голову обеспечил. Повернув лицо, в непроглядной тьме заметила лишь очертания пакостной улыбки и небритого подбородка. От мужчины разило вином. Пихнув нахала локтем, я выкрутилась из объятий и зашипела, опешившему парню:

— Даже не думай, а то в следующий раз мне придется помогать тебе со штанами.

— А я не против, крошка, — я почувствовала, как парень расплылся в хамоватой улыбке. — Можешь потренироваться прямо сейчас.

За спиной послышался отчетливый смех наемницы. Нахлобучив шапку на растрепанные кудри, я повернулась на звук и гневно зашипела:

— Как это все понимать? Почему я здесь лежала голая и привязанная? Где малышка?

Фикса выбрала для ответа самый нейтральный вопрос из всех.

— Спит твоя заноза. Что ей будет, — она звякнула чем-то, и до меня донесся отчетливый хрип ящера. — Кстати, знакомься, это Леон. Он пойдет с нами.

Вот этот нахал, распускающий руки и любитель выпить лишку?! Ни за что! С меня одной Фиксы хватит!

— Я не собираюсь оплачивать твоих любовников, — категорично заявила я, ткнув пальцем в сторону хмыкающего парня. И вдруг меня осенило:- Вы извращенцы?! Специально привязали меня тут, чтобы твари разорвали? Вас это заводит?

Леон заржал так, что вся чешуйчатая троица ответила громогласным ревом, почуяв в нем самца-конкурента. Наемница, судя по звуку, подошла ко мне, бережно стряхнула снег с плеч и повинилась:

— Извини, что напугали немного. Нужна была приманка, а ты подходила лучше всех. Дин слишком мелкая шурхов не заинтересовала бы, — поджав губы, смотрела с отвращением на девушку, потенциальную мать, не веря, что ей хватило бы совести привязать вместо меня беспомощного ребенка. — Леон такой же охотник за переродками. Мы не любовники. Так пару раз не в счет. Дорога до Трехснежья — это не пляски у ярла на приеме. Лишняя пара рук, умеющая держать клинок, не помешает. Ты — калека… да еще твоя мелкая заноза.

Море тяжело и обиженно дышало, посылая порывы ветра, забирающиеся вездесущими ледяными пальцами под полы теплых курток, вытягивающими искорки человеческого тепла в наказание за обман. Позволив выжить нам с Дин, оно не рассчитывало на ответное вероломство — плен троих своих клыкастых детей.

— Я не доверяю ни тебе, ни твоему Леону, — отчеканила, стряхнув ее ладонь с плеча. — Зачем вам ящеры? Продать? Неужели взятого из запасов у Суларь мало?

Ответил мне Леон, направившийся к ящерам, поскрипывая снегом под подошвами.

— Нам нужны скакуны. Не пешком же топать через перевал. Шурхи недолго живут на суше, их быстро убивает мороз, поэтому стоят дорого. Проще поймать самим, — судя по звукам, он потрепал одного из ящеров по шее. — Нам повезло. Отличные парни. Выносливые и быстрые.

— Откуда ты знаешь, что они… парни? — с сомнением посмотрела на слабо шевелящуюся глыбу тел под обездвижившей их сияющей сетью.

— Чтобы поймать самцов, приманкой должна быть женщина.

Я скривилась и, стараясь, чтобы, прозвучало издевательски, спросила:

— Интересно, чем ты собираешься кормить этих зверюг в горах? Или они питаются исключительно снегом?

Но охотник, сохраняя ангельское спокойствие, равнодушно выдал:

— На суше они живут совсем мало, и все это время пища им не нужна, только вода… Так что да — снегом… Кто ты такая, Лекса, что не знаешь того, что любому ребенку на Галатусе известно?

Глава 18

Глава 18

Взгляд рассеянно скользил по небрежной каменой кладке пятиметровой стены, следя за линиями разломов, в которые набился вездесущий снег. Поймала себя на мысли, что ищу граффити, скабрезные надписи и объявления — обычное явление на родной Земле. Там относительно ровная вертикальная поверхность долго не пустовала бы, став площадкой для творчества и доской объявлений в одном.

В ожидании умотавшего за седлами Леона, мы встретили рассвет под защитой городской стены. Фикса скучая и позевывая, прислонилась к кладке, разглядывая лоточников, разложивших свой нехитрый товар недалеко от входа, собирая первых зевак и покупателей. Рядом вилась Дин, стреляя глазами по сторонам. От вынужденного безделья и пережитого стресса чувствуется упадок сил, неодолимо клонит в сон. Устав пялиться в пустую городскую стену, я повернула голову в сторону уходящей к горизонту хорошо накатанной дороги, берущей начало от Северных городских ворот. Взгляд задерживается на утреннем небе, размыто-голубом, почти белесом. Утомительно-однообразное царство монохрома.

На дороге пара широких саней, которые неспешно тянули понурые шурхи, удалялась в сторону деревни, узнаваемой по тонким и высоким столбам дыма, уходящим в небо.

Я с любопытством разглядывала свой ночной кошмар — небольших с высокого человека ростом ящеров, от холки до основания хвоста, покрытых серой густой шерстью. Аккуратная голова с большими глазницами, неустанно принюхивающимися ноздрями, вырезанными в графитовой коже, и широкой пастью, усеянной парой рядов зубов-игл. Мощные, привыкшие к долгим переходам задние лапы и крошечные передние почти скрыты в густой шерсти на груди. Хвост как третья нога лысый, нервно вздрагивает, касаясь снега. Я залюбовалась шагом широким, мягким и пружинистым, представляя, как такой зверь будет смотреться под седлом.

Неожиданно сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Я оглянулась, ища глазами ребенка. Несколько событий произошло одновременно. Малышка ужом скользнула мне за спину и сунула в руку, что-то прохладное. Вопль негодования разнесся по воздуху, заставляя встрепенуться до селе дремавших в ожидании. Ко мне метнулся взъерошенный мужик неопределенных лет и, ткнув в грудь пальцем заорал, привлекая внимание:

— Воровка! Она ножик украла! Там и клеймо мое стоит. Мастера Гурьяна.

Толпа из двадцати с лишком человек собралась моментально, словно из воздуха выткалась.

И где только стояли до этого?

Не понимая, о чем ведет речь мужик, я подняла руку посмотреть на холодившую ладонь штуку. Малышка сунула мне небольшой нож, который годился фрукты чистить. Украшенная перламутром ручка. На лезвии разобрала витиеватое имя мастера Гурьяна.

— Вот! Я же говорил, — обличая, потряс пальцем перед моим носом неопрятный мужик. — Схватила и не заплатила. Она воровка. На плаху ее!

Я обернулась к девочке, жмущейся к моим ногам. На бледном личике округлившиеся от страха, полные непролитых слез глаза. Вымученно улыбнувшись малышке, погладила успокаивающе по голове, принимая решение взять вину на себя. В голове мелькнула мысль выхватить эльфийский кинжал из ножен, ранить мужика, подхватить девочку и бежать. Но я не успела ее даже додумать, на плечи легли тяжелые руки, стиснув в железном захвате.

Толпа окружила кольцом, отрезая пути к бегству, загомонила, стыдя меня и поддерживая пострадавшего мужика-лотошника.

— Сама мамаша уже, а воруешь! Стыдоба!

— Ребятенка-то чему учишь, непутевая!

— Одета-то хорошо, а туда же — торговый люд обижать.

— На плаху, воровку! И дело с концом…

— Отрубить ей руку…

Передо мной встала картина годичной давности, повторявшаяся точь-в-точь. Понимая, что мне подписывают смертный приговор, сдерживала слезы, кусая губы. Нож выпал из ладони, но на это никто не обратил внимание. Ожидание кровавого шоу захватило разум скучающих горожан. Из толпы вышел дюжий мужик и схватил меня за больную руку. Его ладонь соскользнула, не задержавшись на привычной кисти. Он подхватил культю и потряс перед народом. Рев, пополнившихся зеваками рядов, потряс воздух. Руки Дин, обнимавшие меня, исчезли.

— Как есть воровка! Руби ей голову, чего уж!

— Нет ужо! Руку руби, как по закону. Пущай безрукой походит, милостыню попросит, ежели кто подаст. Подохнуть ей с голоду!

Участь моя была быстро решена. Моего слова не спрашивали, да и что я могла сказать в свое оправдание. Я обвела толпу обреченным взглядом. Ни одного сочувствующего лица, только глумливые рожи, ждущие веселого зрелища. Не хватало Максимилиана и палача. За вторым не станет. Любой согласится наказать нерадивую воровку, покусившуюся на чужое.

Мужик, оказавшийся кузнецом, лихо стянул до плеча рукав дубленки, заголив правую руку, схватил протянутый доброхотами клинок, радостно сверкнувший на солнце в ожидании свежей крови. Среди собравшихся послышались одобрительные возгласы и злорадный смех. Металл сверкнул еще раз на замахе. Я зажмурилась, стиснула зубы и пальцы, еще живой кисти, приготовившись к боли. Мой палач неожиданно крякнул, и железный зажим чужих пальцев на запястье исчез. Протерев залитое слезами лицо, я заметила осевшего к моим ногам кузнеца с глубокой раной на боку. Истошно заголосила баба. Толпа кинулась в рассыпную, бросая кузнеца-палача на произвол.

Похоже, произвол — любимое занятие горожан в этом городе.

Еще не веря, что в этот раз обошлось, я почувствовала, как кто-то торопливо поправлял на мне одежду.

— Лекса, давай же, — в ухо жарко выдохнул сероглазый брюнет голосом Леона. — Пора сматываться. Девчонки уже далеко от сюда.

Еще не отошедшую от мирского правосудия меня потащили вдоль городской стены в сторону от разбегающихся граждан. Я разглядывала своего спасителя и проводника: высокий, широкоплечий, лет тридцати. Темный хвост волос собран высоко на макушке, на висках выбриты знаки, переходящие в татуировки, спускающиеся на шею и прячущиеся за меховым воротом плаща. При повороте головы виден шрам пересекающий скулу. В ухе сверкает, покачиваясь в такт шагов, алмазная слезка. Из-под обледенелого края плаща мелькают кожаные сапоги. Носы сапог украшены серебром.

Неожиданно, вынырнув из-за сугроба, передо мной вырос оседланный ящер, рослый с серой с прозеленью шерстью и мелкими чешуйками на хвосте. Он скосил глаза в мою сторону, пожевал удила, втянул воздух и заурчал как заправский кот. Леон скоро отвязывал длинный повод от как нарочно вбитого в стену металлического крюка.

— Узнал ночную приманку, — хмыкнул охотник, подсаживая меня в седло и забираясь сам позади. — Давай, нам нагонять долго. Тяжелова-то ему будет с двумя седоками. Мороки с тобой много, Лекса…

В голосе послышалось недовольство и раздражение, словно он меня нанял в проводники. Я натянула поглубже шапку и расправила длинные, кирпичного цвета полы дубленки, прикрывая ноги.

Вот мужик! Сам навязался в попутчики и еще обвиняет, что со мной проблем много!

Глава 19

Глава 19

— Так зачем спасал? — не скрывая язвительности, задала вопрос. — Оставил бы толпе на забаву.

— Могу вернуться, еще поздно, — парировал Лео, тонким прутом погоняя шурха, как учила Дин, укладывая его вдоль морды, стараясь задеть кончик чувствительного носа.

Наемник прилип к спине, жарко дыша над самым ухом. Я пожалела, что села спереди, хотя удержаться в седле позади мужчины при бешеной скачке получится, но не с моей единственной рабочей рукой.

— Спасибо, что спас, — чуть повернувшись, постаралась не ткнуться нечаянно губами в небритую щеку.

— Ты мне понравилась. Особенно твоя фантазия про нас с Фиксой.

— Да мне параллельно на вас с Фиксой, только воплощайте свои больные фантазии без меня, — почему-то разозлившись на глупое упоминание о моем позоре на пляже, прошипела я. — У меня ребенок.

Охотник фыркнул, уколол небритой щекой и голосом змия-искусителя предложил:

— Ты еще не знаешь, от чего отказываешься…

— Не сомневаюсь, — не стала спорить, тем более в амурных делах опыта не имела от слова вообще. — Вы уж без меня как-нибудь…

— Знаешь, мамаша из тебя никудышная, — зло проговорил охотник, обидевшись на пренебрежение. — Если бы ты лучше смотрела за мелкотой, то не вляпалась в эту историю. Ничему тебя жизнь не учит. Я бы тебе своих детей не доверил.

Хотела ответить ему грубостью, но захлопнула рот, принимая справедливость его слов. Признаю, расслабилась и упустила из виду егозу Дин. Она ребенок, ей все интересно. Наверняка раньше не знала отказа в игрушках ни у родителей, ни у дяди, вот и польстилась на перламутровую цацку.

Ящер, подгоняемый ездоком, пружинисто ставил ноги, незаметно прибавляя темп. В лицо летела снежная крупка, покалывая щеки. От близости крупного мужчины, прикрывающего спину от ветра, стало жарко. Я рассматривала сильные, обветренные и красноватые от мороза кисти рук, придерживающие поводья уздечки. На безымянном правой руки тускло сиял гранями оправленный в платину сапфир. Кольцо выглядело солидным и старым из-за грубоватой оправы.

Дороговато для простого охотника. Или не такой он простой. Вон и выговор у него и Фиксы слишком правильный для простых горожан.

Раздумывая так, продолжала разглядывать наемника, оценивая стать и наряд. Из-под меховых отворотов короткой куртки торчали обшитые серебряной нитью края теплого свитера. Я чувствовала, как к моим ногам прижимались крепкие мужские бедра, скрытые добротным плащом, а каблуки цепляют серебряные украшения на его сапогах.

После осмотра охотника, я уверилась, что он — личность темная, и доверять такому не стоит. Совсем разомлев от плавного, укачивающего хода нашего скакуна, я задремала. Тело отяжелело, глаза сами собой закрылись.

* * *

— Лекса, ты живая, — визг на ультразвуке заставил разом распахнуть глаза. — Прости, прости… я больше так не буду… обещаю…

Взлетев на ящера, у меня на шее повисла малышка, заливая лицо слезами. Я обняла девочку, поглаживая по вздрагивающей от рыданий спине. Мы остановились в укромном месте, на пятачке среди скал, кое-где обнажившихся из-под снега.

— Поцелуи и объятия позже, когда станем привалом. Сейчас времени нет, — гаркнул на нас давно спешившийся Леон, закрепляя на шурха свои сумки. — Лекса, едешь с мелкой. Фикса идешь первой. Я замыкаю. Сейчас сходили по нужде. Останавливаться до заката не будем. Едим тоже в седле. Всем все ясно?

— Почему такая спешка? — я подала голос, слезая следом за девочкой с ящера.

— Вон, видишь, с запада надвигается темная туча. И когда она нас догонит, нас накроет метель. Я хочу успеть до ночи добраться в предгорья, — теряя терпение, ответил Леон, проверяя подпругу.

Мужчина для острастки шлепнул сунувшего нос любопытного ящера по морде. Обиженно фыркнув, шурх отвернулся, взмахнув хвостом, явно намереваясь отомстить обидчику. Одним гибким движением Леон ушел с траектории удара. Вглядевшись в горизонт ничего кроме размытой лазури не заметила.

Я хотела возразить, но Фикса и малышка подхватили меня под руки и потащили за дальний сугроб в туалет.

* * *

Ящеры размеренно неслись след в след несколько часов, но мне казалось вечность. На диво послушное животное хорошо слушалось поводьев, топая точно за чешуйчатым хвостом собрата, покачивающимся перед его носом. Удерживая поводья, прижимала прильнувшую ко мне девочку, заботливо прикрывая от летевшего в лицо ветра полами широкого плаща.

Метель, как предсказал охотник, не на шутку разгулялась. Непогода испытывала на прочность троих седоков, с остервенением швыряя колючую снежную крупку в лицо, срывая капюшоны и теплые плащи, забиваясь в рот, в выбившиеся из-под шапок пряди, шерсть ящеров. Вокруг темнело, и я уже не понимала от шедшего хлопьями снега, или долгий день, наконец-то, заканчивался.

Не смотря на четыре слоя одежды, я продрогла и мечтала о горячем отваре и теплой постели. Проснувшаяся малышка завозилась, стараясь выбраться из теплого кокона, выскальзывая из седла. Я прижала ее сильнее, но строптивица одернула полу плаща, защищавшую от метели, и тут же получила снежный заряд в лицо. Пискнув что-то возмущенное, зарылась в теплый мех.

— Дин, мы скоро прибудем — потерпи, — уговаривала малышку, не очень-то веря в это сама.

От долгого сиденья и с непривычки тело затекло, занемевшие ноги покалывали тысячи острых иголок. Мысленно проклинала дорогу, непогоду, вздумавшую разгуляться в самое неподходящее время и свою горемычную судьбу, когда идущий первым ящер затормозил и резко развернулся. Из седла легкой козочкой соскочила Фикса и стремительно прошла к поравнявшемуся со мной и спешившемуся Леону. Я проводила ее завистливым взглядом.

— Дальше дорога сворачивает, и по ней добираться до стоянки всю ночь. Но вдоль ущелья идет тропа. Пойдем ней — успеем до темноты, — прикрываясь от снега, прокричала наемница Леону и мне.

— Идем по тропе. След в след, — не колеблясь, решил охотник, беря моего зверя под уздцы. — Слезай, Лекса. Теперь придется ножками топать.

Неловко сваливши к ногам наемника окоченевшее тело, с трудом поднялась, проигнорировала издевательский комментарий и смешок, стянула со своих плеч плащ и закутала Дин, оставшуюся в седле. Пристроившись за хвостом ящера Фиксы, проваливаясь в рыхлый снег, через полчаса осознала, что утомительная езда была цветочками и не стоила моих упреков и стенаний.

М-да, все познается в сравнении.

Стараясь не смотреть вниз, в ущелье с засыпанными снегом склонами, начинавшееся в нескольких шагах от тропы, стиснув зубы, старалась попадать в след Фиксы, но ее глупый ящер баламутил снег хвостом, превращая путь в рыхлую кашу. Мой шурх фыркал, мотал головой и щелкал пастью, едва наглый хвост в очередной раз пролетал вблизи от него. Я не одергивала его, ожидая, когда же ловкость моего ящера будет вознаграждена, а мерзкая конечность покарана. В голове крутились строчки песни о легендарном «Варяге». Бормоча их под нос, упрямо преодолевала снежное болото, с каждым шагом все больше уважая труд городских дворников.

Глава 20

Глава 20

Стоянкой оказался спрятанный между скал пятачок, укрытый от ветра и снега. С наступлением ночи, метель стихла, и небо прояснилось, явив россыпи незнакомых созвездий. Отблески пламени причудливыми тенями играли на неровных скалистых стенах. Тихо фыркали ящеры, хрустящие свежим снежком, незлобно ругалась, поминая Рогатого Бьерна, наемница, и устало сопела, уткнувшись в мою шею девочка.

Фикса колдовала над ужином, согревая воду для отвара. Наемник педантично осматривал спины прижавшихся друг к другу ящеров, поглаживая их по мордам и тихо шепча что-то каждому. Вытряхнув набившийся снег из сапогов, я пристроилась в закутке и, притянув малышку на колени, дремала в ожидании еды.

* * *

Я долго летела вниз в темноту, пока яркий свет заставил зажмуриться. Ноги опустились на что-то мягкое и пружинящее. Раскрыв глаза, задохнулась от восторга, я очутилась на летней лесной, поляне. Зеленый от травы пятачок окружала стена вековых ясеней, шелестящих серебряной листвой. Вдохнула полной грудью особый дух нагретой древесной смолы, сырости и малины, погладила теплую кору ближнего дерева и счастливо рассмеялась, радуясь, что вернулась домой на Землю, не заботясь куда именно, зная, что язык до Киева доведет. Из глаз брызнули слезы счастья. Легко смахнула их здоровой левой рукой. Не веря глазам, уставилась на родную кисть со знакомым шрамиком и сливающимися линиями жизни и судьбы. Сорвала душистую перезревшую ягоду, растерла между пальцев, чувствуя прохладный сок, потекший на ладонь. Аромат ударил в нос и я, замычав от наслаждения, прикрыла глаза и слизнула сладкую дорожку. На ладонь, подтверждая ее реалистичность, бесстрашно села желтая бабочка, развернула скрученный хоботок и медленно поползла к большому пальцу.

— Дирек, я так боюсь… У меня плохое предчувствие, — из глубины леса послышался нежный, как звон серебряных колокольчиков голос. — О нас узнают и меня запрут в башне.

— Лауриэль, любимая, я один из самых сильных магов королевства, и мой подарок отлично отводит глаза глупым стражникам. Тем более никто не посмеет поступить так с единственной дочерью Владыки, — стройный сероглазый шатен в темном шелковом костюме с вышитым значком золотой маски на груди втащил на поляну нервно оглядывающуюся светловолосую эльфийку в зеленом богато расшитом жемчугом платье.

Сглотнув вмиг пересохшим от волнения горлом, ломала голову, как объяснить свое внезапное вторжение на место свидания сладкой парочки. Я стояла от влюбленных в двух шагах, но парочка не замечала меня в упор, равнодушно скользя глазами мимо.

Они меня не видят. Я стала невидимкой?! Черт!

— Не бойся, я поставлю полог, и никто нас не увидит, — успокоил спутницу, откинув длинную волнистую прядь, открывая красивый лоб и стремительный росчерк темных бровей.

Я вгляделась в лицо мага. Холодный стальной прищур под спокойствием и длинными ресницами таил плохо скрываемое торжество. Красивые губы не сдерживали ликующую улыбку победителя. Словно зачарованная, остроухая красавица любовалась спутником, не отводя глаз от красивого лица.

Молодой маг, повернул на пальце массивный перстень, блеснувший синим лучом, и привлек пугливую красавицу к себе. Девушка робко улыбнулась и первая потянулась за поцелуем.

— Я каждый день приходил сюда, на наше место и ждал тебя, — отстранившись, прерывая страстный поцелуй, пожирая глазами смущенно заалевшую щеками эльфийку, прошептал влюбленный. — Мечтал о тебе. Представлял в своих объятиях.

— Дирек, я буду твоей, если ты пообещаешь, что это наша последняя встреча, — прошептала девушка, ласково прикасаясь к губам мага поцелуями. — Не хочу, чтобы отец тебя казнил, когда все откроется. Он узнает… когда-нибудь. Вечно скрывать, что больше не девица, не получиться…

— Ты расскажешь ему о нас?! Но зачем?! — изумился маг, не верящими глазами уставившись на возлюбленную.

— Родовая татуировка изменилась, когда я… когда мы… — принцесса залилась краской и тихо добавила:- А мои горничные докладывают о каждом моем шаге… обо всем…

— Ты же знаешь, любимая, я готов был жениться сразу и увезти тебя от злого отца, но простому магу никто не отдаст единственную наследницу, — с жаром воскликнул молодой мужчина. — Я сделал бы все, что в моих силах для твоего счастья. Но Владыка Изнанку перетряхнет в поисках дочки. А я не хочу, чтобы ты прожила жизнь вечной беглянкой. Я для этого слишком сильно люблю тебя, Лауриэль.

— Ты самый лучший, Дирек, — прошептала эльфийка, не замечая катящихся из глаз слез. — Я так тебя люблю. Мое сердце умрет навек, когда расстанется с тобой.

— Мое остановиться в туже секунду, — выдохнул мужчина и, жадно целуя, увлек девушку на мягкую как шелк траву…

* * *

— Лекса, очнись. Да очнись же, — меня немилосердно тряхнули за плечо, вырывая из сна. — Насмерть что ли замерзла? Так давай я тебя по-быстрому пока теплая? Не пропадать же добру…

Услыхав подобную скабрезность в свой адрес, я распахнула глаза и двинула кулаком в сторону издевающегося голоса. Кулак повис в воздухе, не достигнув цели, а мне по лбу прилетел обидный щелчок.

— Леон, ты… — взвилась я, от возмущения не находя нужного слова. — Ребенка бы постыдился, охальник!

— Не кипи, Лекса, иди есть, — давясь смехом, позвала Фикса, расположившаяся на одном из плащей, протягивая руки к костру, над курящимся варевом в котелке.

Рядом пристроилась Дин, увлеченно жующая кусочек вяленого мяса, сдобренный мармеладом по ее собственному рецепту и с интересом косящая глазами в нашу сторону. Услышав хрюкающий смешок за плечами, вздернула подбородок и гордо потопала к костру.

Вот чего он ко мне прицепился? Гадости всякие предлагает, из себя выводит? Если я понравилась, так признался бы и ухаживал нормально. Хотя, он же видел меня на пляже без одежды, оценил уродство и теперь не церемониться. К Фиксе совсем другое отношение, уважительное… как к равной.

Кидая злые взгляды на Леона, севшего напротив и с самым невозмутимым видом выбирающего аппетитные кусочки, я все никак не могла выбросить из головы яркие кадры сна.

Интересно, кто эта влюбленная парочка? Почему они приснились, если я никогда не видела их прежде?

Глава 21

Глава 21

Странный сон казался настолько реалистичным, что я до сих пор чувствовала вкус малины на языке. Тяжко вздохнув, с кивком благодарности приняла протянутую Фиксой горячую кружку.

— Ты чего, Лекса? Не обращай внимания, Леон так шутит. Он нормальный мужик и напарник отменный, — откинувшись на каменную стену, наемница вытянула длинные ноги, жмурясь как довольная кошка. — Мы, охотники, каждый день рискуем. Развелось этих измененных — не счесть. Вставая утром, не знаешь — доживешь ли до вечера. Вот Лео и старается не упустить свое. Мужик же… И ты не теряйся, если по нраву.

— Вот спасибо, — зло огрызнулась я на не прошеную учительницу. — Всю жизнь мечтала о внимании такого, как он.

— А чем он других хуже? — удивилась наемница, вскинув бровь, забывая, что предмет разговора сидит рядом и все слышит.

Охотник поглощал мясо, запивая горячим отваром и, казалось, даже не слышал нашего диалога. А вот малышка навострила ушки и перестала облизывать измазанные в мармеладе пальцы, прислушиваясь к нашему разговору.

— Я про других не знаю, — буркнула в ответ, понимая, что разговор заходит куда-то не туда.

Щеки вспыхнули румянцем, и я предпочла разглядывать ровные зеленовато-оранжевые всполохи костерка. Малышка перебралась ко мне, цепляясь за руку липкой ладошкой и беззастенчиво утаскивая мою порцию сладостей.

— Оу, так ты еще ни разу… — начала Фикса, еще выше вздергивая брови, по-новому глядя на меня.

— Ни разу и закончим на этом, — прервала неприятную тему. — Лучше расскажи, как долго нам идти. Мы же достигли предгорья?

Я закинула сухую полоску провяленного рыбного филе и с наслаждением растянулась возле Фиксы. Малышка оттерла пальчики и прижалась рядом.

— Ну, достичь-то достигли, — сразу поскучнела охотница. — Вот только днем сошла лавина и накрыла основную тропу. Придется идти в обход, а это дольше, чем мы рассчитывали.

— И опаснее, — подал голос, доселе молчащий наемник. — Тропа узкая и не надежная. Мы рискуем. Сейчас в горах много снега и сходят лавины одна за одной…

— И здесь за камнепадом идет камнепад, — вспомнила строчки из песни Высоцкого, — и можно свернуть, обрыв обогнуть…

— Другого пути нет, — обрезал Леон, резко поднимаясь на ноги и выходя из круга света.

Похоже, кому-то Высоцкий не по нраву? Кто бы мог подумать?!

— …но мы выбираем трудный путь, опасный как военная тропа… — не зная, что на меня нашло, продолжала цитировать наизусть.

— Да ты бард! — хлопнув в ладоши, воскликнула Фикса, развеселившись. — Отлично получается! Ты гений!

— Это не я, — не посмев приписать себе нетленное и повысить рейтинг в глазах охотницы даже в чужом мире.

— Конечно не она, — подтвердил мои слова вернувшийся Леон. — У Лексы не хватило ума нож спрятать, чтобы сохранить вторую руку и не оставить малявку сиротой. Лабиринт ничему не научил. Встреча с лейлой тоже. Уж смолчу про охоту «на живца».

Брюнет издевался, перечисляя мои промахи, которые точно не могли быть мерилом моего таланта, но все равно стало обидно.

Да, я плохая мать. Пожертвовать жизнью за ребенка, как оказалось, могу, но кому будет нужна эта жертва, если малышка останется без помощи и заботы.

Мир, в который я попала, оказался слишком суров для меня, выросшей далеко не неженкой. Ни себя, ни девочку толком защитить не получалось, хоть я старалась. Поднявшись с места, подхватила устало молчащую Дин и отправилась за дальний сугроб, не глядя на своего обличителя. В спину мне прилетело тихо сказанное Фиксой:

— Да ладно тебе, Лео. Чего ты взъелся на нее? Она сама еще ребенок.

— Не такой уж ребенок, если имеет своего, — желчно процедил охотник, потирая шрам на лице. — Дорога — дрянь. Того гляди дахи очнуться. А тут придется еще за ней и мелкой приглядывать.

Когда мы вернулись, оба охотника переключили обсуждение на трудности пути и жизни в целом. Леон сидел на своем месте, поджав ноги, потягивая из фляжки алкогольный напиток. По лицу проводника пробегали мрачные тени. Фикса задумчиво шевелила горючий камень хлыстом для верховой езды. Я остановилась в тени, прислушавшись к разговору.

— Я переживаю, как бы шурхи не сдохли до того, как мы войдем в Трехснежье. Уж больно они слабые оказались, хотя поначалу были ничего.

— Ты не первая, кто это замечает. Каждое выловленное поколение шурхов слабее предыдущего. Скоро ловить их станет не выгодно. Да и рыбы все меньше и колонии гребешков и жемчужниц уходят от привычных мест промысла, — охотник в сердцах сплюнул в костер. — Море перестает быть нашим кормильцем.

— Я слышала от перевозчиков горючего камня, что каменные залежи уходят все глубже в самые недра. И добывать его все труднее. Теперь злотней не напасешься, чтобы согреться. Повезло, что на старую, запасливую лейлу наткнулась.

— И дуру-девку, что у нее на голодный год была припасена, — глумливо фыркнул наемник. — Чего встала за спиной, иди погрейся к огню.

Последние слова, произнесенные с явной издевкой, предназначались мне. Фикса, качнула осуждающе головой и отвернулась.

— Тут воздух чище, — огрызнулась в его адрес.

Терпеть и слушать издевки в свой адрес не стала. Демонстративно не замечая косых взглядов, обогнула по кривой сидящего мужчину и, застелив место рядом с Фиксой еще одним плащом, устроилась спать, чувствуя, как отказывают натруженные за день мышцы, обещаясь завтра вернуться в строй с адовой болью. Под бочком скрутилась малышка, утыкаясь холодным носом в любимое место у шеи, с головой нырнув под теплый мех. Подавив мысли о теплой ванне и массаже, решила поиграть в любимую детскую игру в ассоциации, представляя упомянутых охотником дахов, как огромный снежно-белых птиц, которые без проблем доставят меня и малышку в Трехснежье. А ловятся они исключительно на голых, привязанных к скалам брюнетов-наемников. Мысленно позволила гигантскому грифону от души истерзать беззащитного Леона, упиваясь криками боли и руганью.

Пригревшись под плащом, уже начала задремывать, мыслями перетекая к увиденному во сне, как почувствовала прижавшееся тело и обвившие талию руки. Не поворачиваясь к нахалу лицом, зло прошипела:

— А ну свалил отсюда… быстро… Рядом с Фиксой места полно.

— Тише-тише, ребенка не напугай, — фыркнул на мои возмущения наемник, пристраивая голову на мой мешок с одеждой. — Я тебя и мелкую охраняю, а Фиксе в случае нападения охрана не нужна.

В голову пришел вариант с дежурством, но заставлять бдеть до утра вымотавшихся не меньше моего наемников, было бы слишком. В горах, где жизнь спасает быстрая реакция, толку от не выспавшихся будет чуть.

— Руки убери, — смирившись с неизбежностью, прошипела я.

— Угу, — буркнул уже спящий брюнет и только сильнее сжал объятия.

Глава 22

Глава 22

Встали засветло, завтракали на ходу, сворачивая лагерь. Леон торопился, ссылаясь на погоду и нежелание встречаться с кем бы то ни было. Этого я не понимала, уверенная, что больше попутчиков — легче дорога. Едва заалел край горизонта, робко окрашивая в жемчужно-розовое небеса, мы уже мерили глубины снежной целины. Вокруг царство застывшего монохрома на многие километры. Бесконечные мертвые скалы, усыпанные вечными снегами. Наш небольшой отряд двигался по неширокому скальному выступу, уходящему вверх, огибающему петлей серпантина самый высокий пик горной гряды, созданный прихотью природы. Из-за ветров, дующих постоянно, мы то попадали в снежные заносы, проваливаясь в снег поп пояс, то бодро поскальзывались на обледенелой каменной тропе, похожей на каток.

Сегодня Леон поменялся местами с наемницей, возглавив наш крохотный караван. Дин досыпала, покачиваясь в седле, спрятав нос в меха под полой плаща. Первым разбивал снежную целину ящер Леона, оба идеально подходили друг другу, сосредоточенно и внешне легко переставляли длинные крепкие ноги, не увязая в глубоком снегу. Мужчина скинул мешавший длиннополый плащ, оставшись в короткой меховой куртке. Любуясь этой парочкой, мысленно сетовала на себя. Ящер, чувствуя слабого седока, распоясался окончательно. Он фыркал, играя в любимую игру — пытался укусить кончик хвоста впереди идущего шурха. Шарахался в стороны, топтался на месте, бодал меня в плечо лобастой головой, дразнил хвостом ящера Фиксы. Мои окрики и дерганье за повод были ему, до фонаря. В такие моменты Леон оборачивался, поджидая нас, и обливал меня с ног до головы презрением, отпуская едкие замечания по поводу тлетворного, заразного влияния моего идиотизма на животное.

Усмирять дурачившегося шурха, стараясь вышагивать след-в-след за наемником, оказалось тем еще удовольствием. Я лишь сильнее стискивала кулак и зубы, сдерживая готовые вырваться наружу гневные ответы. Мне казалось, дорога в Трехснежье станет испытанием на выносливость. Но, похоже, большему испытанию подвергнется мое терпение.

Когда Сигур дополз до зенита, намекая нам — доморощенным покорителям вершин, что дело к обеду, завозилась, просыпаясь Дин. Вынырнув из кокона, нахмурила бровки и осадила расшалившегося не в меру скакуна прутом. Ящер удивленно хлопнул кошачьими глазами и смирно потрусил, цокая когтями по обледенелому камню. Маленькая укротительница удостоилась одобрительного хмыка охотника, видевшего произошедшую картину.

У него что, глаза на затылке?

— Лекса, нам еще далеко? Я кушать хочу, — подала голос девочка, потирая ладошкой живот.

Глянув в спину охотника, неутомимо идущего к ему одному известному месту привала, вздохнула, не решаясь нарваться на новый поток колкостей, порылась в карманах и протянула ей припрятанный с завтрака мармелад.

— Пить хочу, — заныла малышка, вытирая о шерсть шурха липкие ладошки.

Глядя на это безобразие, тяжело выдохнула. Я подала флягу с водой, в который раз мысленно застонав из-за отсутствия салфеток и туалетной бумаги.

— Невкусно. Хочу горячий отвар, как у Лео, — вернув мне флягу, скомандовала девочка, недовольно сморщив носик.

Я сама хотела съесть чего-нибудь горячего и вытянуть уставшие ноги, но не бывшие под седоками ящеры вполне бодро топали по снегу, не выказывая усталости. Похоже, наемник ориентировался на возможности шерстяных рептилий и не давал отмашки на привал.

— Потерпи, малышка, скоро привал и Леон угостит тебя своим чаем, — с виноватыми нотками уговаривала ребенка.

— У меня спинка устала сидеть, — канючила Дин. — Я хочу идти сама.

Понимая, что девочка устала гораздо больше нашего и потому капризничает, стараясь не злиться, погладила ее по ноге, проговаривая:

— Много снега и скользко, Дин, потерпи. Мы скоро приедем.

Скривив рожицу, девочка завозилась в седле, протянула мне ладошку с оттопыренным пальчиком и заныла:

— Ой-ой, пальчик боли-и-ит…

За спиной отчетливо рыкнула раздраженная Фикса. Выдохнув, подула на ладошку, вспомнив, как приговаривала соседская бабушка, дуя на ранки сорванцу-внуку:

— У собачки пусть болит, у кошечки пусть болит, а у Дин не болит…

Девочка тут же оживилась, услышав незнакомые слова.

— Кто это: собачка и кошечка? Это демоны, как лейла?

Вздрогнув от еще свежих воспоминаний от быстрой расправы, устроенной Фиксой, проверила висящий на поясе эльфийский кинжал, обругала себя за утрату бдительности и кивнула, соглашаясь с версией Дин.

— Иногда даже хуже…

— Тогда правильно — пусть у них все болит и отваливается. Когда я вырасту — буду сражаться с демонами, верхом на шурхе, — малышка воинственно взмахнула прутом.

Я невольно залюбовалась девочкой: личико разрумянилось от ветра и мороза, глаза сияли весенней синевой, по серебристому меху плаща мягко рассыпались золотистые кудри.

— А как же замуж за ярла? — напомнила ей о матримониальных планах.

Девочка на секунду задумалась, сморщив лобик, покусывая обветренную губу и потирая кончик носа.

— Когда дядя буянил в своей комнате, тетя его не трогала и говорила, что он сражается со своими демонами. Мой ярл самый сильный у него будут самые сильные демоны, а я буду его защищать, — с детским максимализмом и непосредственностью закончила Дин, хлопнув ладошкой по коже седла. — Всегда.

Услышав такое заявление из уст пятилетнего ребенка, от изумления приоткрыла рот и хлопала ресницами, переваривая выданное. Фикса заржала так, что ее ящер всхрапнул и шарахнулся в сторону, издавая неприятный скрежет когтей по камню, взбивая хвостом маленький буран из снежинок.

— Наверно тяжело чувствовать себя глупее дочки, Лекса? — в очередной раз съязвил Леон, остановившись и насмешливо глядя в мою сторону. — Повезло мелкой, что красотой и умом пошла не в мать.

Вот умеют же некоторые… Его мать не ехидна прозывается?

Настроение испортилось, как погода в горах, я обожгла мужчину злым взглядом и отвернулась. Не дождавшись реакции, наемник фыркнул и дернул за повод ящера, продолжая путь. Малышка накрылась с головой широким плащом, что-то мелодичное мурлыкая себе под нос. Почувствовав напряжение среди взрослых, построила домик-укрытие и спряталась в нем, как большинство детей. Подавив желание повернуть обратно, я притормозила шурха, желая быть подальше от вредного наемника, костеря Фиксу, навязавшую мне этого хама.

— Почему ты ему все спускаешь? — удивленно зашипела охотница, поравнявшись со мной, словно прочитала мысли. — Осади его. Нагруби в ответ.

— Он этого и ждет. Я не буду действовать по его сценарию, — сдерживая эмоции, старалась говорить спокойно. — Вот только не могу понять, чего ему на самом деле от меня нужно.

— Запал на тебя, — наемница выдала то, о чем я сама думала. — Нравишься…

Скептически скривившись, я отрицательно мотнула головой и произнесла очевидное для меня.

— Я и в лучшее время не была красоткой, а теперь…

— Что теперь? — не поняла наемница, удивленно разглядывая меня с ног до головы.

— Я на пляже была без одежды. Он меня рассмотрел и видел культю, — со своей ущербностью я смирилась, но говорить об этом вслух до сих пор было больно. — Зачем я ему такая, когда рядом полно здоровых?

— Лео не спит с продажными, — по своему поняла меня охотница, вглядываясь в спину идущего впереди наемника. — Он не платит за секс. Я знаю его уже пару десятков лет и не слышала о таком. Ты явно ему приглянулась.

— Я скорее поверю, что напоминаю ему кого-то из личных врагов, — предположение охотницы меня совсем не обрадовало. Стать объектом повышенного внимания такой личности сомнительная честь и никакого удовольствия.

Фикса задумалась, потерла подбородок покрасневшими на морозе пальцами и непримиримо ответила:

— Скажи хотя бы, что девчонка тебе не дочь. Ведь и слепому видно, что вы совершенно разные.

— Какая разница? Я ведь за нее отвечаю, а получается не очень-то хорошо. Мамаша из меня и впрямь никудышная.

— Конечно, она же не твое дитя… Хотя лучше себе все это скажи. Девчонка почувствовала твою слабину и на голову садиться.

Глянув в сторону все еще сидящей в «домике» малышки, открыла рот, чтобы возразить, как мой шурх сильно натянул повод, пытаясь вырвать его из моих рук и ломануться вперед. Наш разговор прервал ящер Леона, перегородивший путь. Его хозяин делал свои дела, застывши в характерной позе над обрывом ничуть не прячась. Фикса хохотнула, толкнув меня вбок локтем, я с негодованием отвернулась, поражаясь чужой бесцеремонности.

Глава 23

Глава 23

Ночевка предполагалась роскошная, за которую я почти простила все выкрутасы охотника. В потемках, едва передвигая ноги от усталости, мы добрались до небольшой пещеры, укрытой от вездесущего ветра со снегом, с узким входом, куда едва втиснулись ящеры. Когда-то это был единый огромный зал, но сочащийся с потолка соляной раствор вырастил за много сотен лет стену, разделив пространство пополам. Во второй пещере оказалось намного теплее, ни изморози на стене, ни снега в углах не наблюдалось. На полу у стен валялись кучки старой кожаной одежды, забытой или брошенной странниками, бывшими тут до нас. Я так устала и хотела спать что, раздевшись и усадив Дин на мешок с вещами, сама разложила костер, спалила валявшуюся ветошь и поставила топиться снег для отвара, не дожидаясь действий обоих охотников.

Фикса, устроившись на разостланном плаще, угощала малышку вяленой икрой и отваром из фляжки, по запаху напоминавшее полюбившееся Дин пойло Леона. Фикса меня заверила, что оно совершенно безопасное и дала попробовать глоток. Напомнило смесь отвара шиповника и гранатового сока, сдобренного медом.

Вкусно!

Но предпочла не спрашивать состав, зная, что в этом мире давно нет ни шиповника, ни гранат с медом.

Наемник крутился возле троицы шурхов, которых оставил ночевать в «прихожей». Мне это было только на руку, его язвительных замечаний на сегодня хватило с лихвой. Пока заваривались травки, Фикса разогрела лепешки из муки, изготовленной из водорослей. Достала сыр и конфеты, внешне напоминавшие сливочные помадки.

Они и впрямь были сварены из молока туолей, исходя из описания охотницы, крупных млекопитающих, напоминавших земных ламантин и дюгоней. Фикса рассказала, что вдоль побережья расположены фермы, занимающиеся разведением и переработкой молока морских коров, как их называли местные жители. Производят все: от сыров различных сортов до сладостей и сгущенного молока.

Тонкими ломтиками нарезала ноздреватый сыр, любуясь изящной резьбой на костяной ручке ножа. Одной рукой было несподручно, но уж очень хотелось есть. Вместо разделочной доски приспособила прихваченный у Суларь небольшой металлический щит, тщательно мною протертый. Рядом посмеивались, перешептывались малышка и охотница, делясь секретами. Почувствовала, что сердце кольнула ревнивая иголочка. Я ревновала чужую девочку, которую знаю четыре дня, к ее новой подружке.

— М-да, как ты еще живая ходишь, криворукая? Кисть руки не сама ли отхватила с твоими-то умениями? — послышалось насмешливое от входа. — От такого угощения последний голодный нищий в Канопусе отвернется. В помои выкинуть разве что… Еще и ритуальный щит испортила, идиотка.

Пальцы руки с силой сжали ручку ножа, я до боли прикусила губу, стараясь не сорваться и не прирезать зарвавшегося придурка. Чувствуя неладное, Дин и Фикса замолчали, боясь слово проронить.

— Фикса, закрой малышке уши — не для нее это, — бросила через плечо, медленно поднимаясь и направляясь к охотнику.

— Вау-вау, полегче. Такая грозная! Бить будешь? — наемник даже не шелохнулся, продолжая стоять у входа, расслабленно опираясь плечом не косяк.

Пропустив его насмешку, собрала всю выдержку, подошла вплотную, встала на цыпочки и выдохнула прямо в лицо:

— Леон, что происходит? Я нечаянно наступила на твою больную мозоль? Забрала приглянувшегося тебе шурха? Заплатила мало? Что не так со мной, что это тебя задевает?

Наемник не шелохнулся, продолжая подпирать косяк входа. Лишь зрачки сузились, и дернулся уголок рта, выдавая истинные эмоции мужчины. Я не могла оторвать взгляд от татуировок, продолжающих замысловатый узор на выбритых висках. В неверном свете небольшого костра тонкие черные причудливо сплетающиеся нити жили своей жизнью, едва заметно для глаза шевелились, стекая по щекам, тонкими змейками обвивая могучую шею. Хотелось прижать хвост одной, чтобы она, разозлившись, ужалила своего хозяина, закусав до смерти.

— Ничего из вышеперечисленного, — ровным голосом ответил наемник. — Как и ничего личного Лекса.

— Тогда почему?

— Потому что могу… Эту тропу знаю только я, и вывести могу только я. Ты в моей власти. И ты действительно слабая и никчемная.

Отлепившись от косяка, обогнул меня, больно задев плечом, и присел к огню, игнорируя возмущенное фырканье Фиксы.

В кривой усмешке, которой он одарил напоследок, было все: от превосходства сильного, упивающегося своей силой и слабостью других, до презрения к этой слабости.

Сердце колотилось как бешенное, стуча набатом в висках. Страх и ярость перемешались в крови, побуждая желание сказать что-то гадкое и обидное для мужского самолюбия, унизить, дать хорошую моральную оплеуху, чтобы нахал растерял свой апломб. И я открыла рот, намереваясь выплеснуть все, что накопилось, когда услышала голосок малышки, интересующейся, как чувствует себя ее шурх Зайчик. Я тут же сдулась, понимая, что сама доверилась незнакомцам, и сейчас закрою рот и буду делать все, чтобы выбраться из передряги и вытащить девочку.

* * *

Как же жарко… Пот тонкими струйками стекает по вискам, груди и спине. Губы обметало, сухой язык едва ворочается во рту. С трудом разлепляю глаза, удивляясь, что вокруг нет привычных каменных сводов пещеры, рядом не храпит наемник, а за стеной не фыркают ящеры. Когда глаза привыкают к царящим в помещении сумеркам, начинаю различать детали необычной, но явно богатой обстановки будуара. Взгляд, не задерживаясь на деталях, обтекает кровать с цветочным балдахином, изящную плетенную из лозы мебель, множество полок, уставленных драгоценными безделушками и книгами, овальное зеркало из полированной меди в алмазной раме. В линиях, змеящихся по стенам лиан, свернувших светлые бутоны цветов, чудится что-то знакомое. Легкий ветерок, заигрывая, тихонько обвевает разгоряченное лицо. Одуряюще пахнет жасмином и едва заметно — сладким цитрусом. Я глубоко дышу, наслаждаясь забытыми запахами родины. Изучение прерывает внезапно вошедшая девушка в накинутом на плечи широком плаще. Глянув мимо меня большими глазами, она щелком зажигает пару белых шаров, всплывших под потолок и ярко осветивших вошедшую, устало опустившуюся на мягкую подушку. Я сдавленно охаю, узнавая в ней Лауриэль — эльфийку из моего сна. Она бледна и чем-то опечалена, опустив голову, сползает на колени и тихонько шевелит губами, словно молится. Может так оно и есть. Роскошный, золотистый водопад волос укутывает ее вторым плащом. Возникшую тишину прерывает потрескивание белых шаров и тяжелые вздохи красавицы.

— Что мне делать, Астрея? Дерек далеко, а я… совсем одна, — горькие рыдания прерывают истовую молитву. — Я надеялась, что успею до приезда отца. Спряталась тут в глуши от всех сплетников, но кто-то донес батюшке, и он скоро будет здесь. Что он сделает со мной, когда сам все увидит?

Тяжело поднявшись на ноги, она срывает плащ и швыряет от себя. Я опускаю глаза, замечая изрядно выпирающий живот. Непроизвольно девушка опускает руку и нежно поглаживает, словно успокаивает того, кто внутри.

— Пусть знает. Мы же будем сильными, сынок. Особенно ты — будущий Владыка Светлых эльфов, — тревога с лица уходит, принцесса улыбается. — Шанэл, мой мальчик, ты будешь самым сильным магом, как твой отец. Он будет тобой гордиться. И дед будет гордиться. Династия Ирилингов не знала Владыки сильнее. Ты сможешь завоевать весь мир, малыш! Тебе покорятся все народы! Ты станешь сильнее богов…

Глава 24

Глава 24

Духота становиться невыносимой, картинка теряет четкость, смазывается и пропадает. Сразу и полно окунаюсь в ощущения как при тяжелой простуде, тело настолько тяжелое, что невозможно пошевелить пальцем, на груди будто слон уселся. Каждый вздох дается с трудом. Охватившая паника заставляет собраться с силами и резко рвануть вперед и открыть глаза. Острая боль обжигает спину и плечи. Я ору, но рот открывается беззвучно. Спина горит огнем, кажется, нее содрали всю кожу одним куском.

Все та же пещера, у горящего костра приникли друг к другу Дин и Фикса, укрытые меховыми плащами. Недалеко от них, из стены обильно вытекала прозрачная субстанция и разливалась на полу лужицей, вытягивая длинные щупальца в сторону спящих.

Странно, когда мы пришли, ничего подобного тут не наблюдалось. Я бы запомнила.

Выгнув саднящую спину, стояла на коленях, недалеко от выхода. Вспомнилось, что задремала, оставшись сидеть у стены, подальше от жующего с аппетитом наемника. Сидеть с ним после всего сказанного было выше моих сил, которые уходили на то, чтобы сдерживаться и не надавать ему по роже.

Вот и кружка с отваром валяется. Я потянулась ее поднять и почувствовала, что двигаюсь с трудом, а сама с ног до головы намазана клеем или смолой.

Откуда на мне эта гадость? Что это такое? Где охотник? Его дурацкие шутки?

От злости на идиота, даже боль в спине притупилась. Колени поддались с трудом, там, где я стояла, остались аккуратные кругляшки кожи от штанов. Развернувшись, едва сдержала вопль, на месте где я сидела, камень словно ожил, поверхность серого блестящего покрытия, имеющего абрис моей фигуры, слабо пульсировала. Ее прошивали множественные очень тонкие, похожие на капилляры красные жгуты, которые в беспорядке неряшливо свешивались, заливая пол красной жидкостью. Слабый стон заставил оглянуться и найти глазами самый темный угол, где так же у стены измазанный смолой едва шевелился охотник. Клейкие нити облепили его настолько плотно, что тело походило на кокон.

Первая мысль была оставить мерзавца умирать, раз уж судьба так распорядилась. Но себя я знала слишком хорошо, и понимала, что если не попытаюсь помочь, всю оставшуюся жизнь буду видеть этот кокон в кошмарах. Со всей возможной скоростью, которую позволяла склеенная намертво одежда, хрустящая как белье с мороза, я поспешила к наемнику. Ухватила торчащие мыски щегольских сапог и резко дернула. Клейкая дрянь затрещала, а мужчина дико взвыл и задергался. Мне удалось оторвать его от пульсирующей серовато-розовой стены, с которой длинные красные капилляры частью свисали, капая алой кровью, а частью все еще тянулись к спине наемника. Мое тело отозвалось острой болью, как подкошенная, я рухнула на бок. Укутанный липкими прозрачными полосами охотник шевелился и грязно ругался, пытаясь освободить прилипшие руки.

— Фикса, проснись. Помоги мне! — крикнула спящей, чувствуя как неведомая сила, утаскивает мужчину обратно. — Вставай, соня!

Привыкшая к мгновенным пробудкам, девушка тут же подняла голову, моргая заспанными глазами.

— Лекса, что случилось? Что за дрянь возле тебя? Где Леон?

— Какая же это дрянь, это твой напарник Леон… и выглядит как всегда… — я хрипло рассмеялась, услышав особо скверное ругательство в свой адрес. — Не знаю, может ему сон страшный приснился и он обделался от страха… засранец…

Я содрогалась от истерического смеха, глядя как девушка старательно разглядывает стены-убийцы, обходит потоки жидкости на полу и освобождает с помощью кинжала напарника от сосущих его кровь капилляров, а потом от задубевшей одежды. Не желая разглядывать оголенные прелести ненавистного брюнета, я выхожу во второе помещение, а потом на воздух.

За время нашего отдыха метель сменилась крепким морозом. Небо очистилось, явив россыпи звезд, подмигивающих, словно в насмешку. В свитере и рваных на коленях брюках, тут же продрогла и, стараясь согреться, похлопала себя по предплечьям, испачканным липкой гадостью. С меня тут же обильно посыпались хлопья. Замерзший на морозе клей счищался взмахом ладони. Я обрадовалась, и с удовольствием отчистила волосы и лицо, раздумывая, стоит ли сообщать об этом наемнику или пусть помучается со склеенными в корку волосами. Решив, что торопиться мне некуда, вычистила одежду и вернулась к шурхам. Найдя своего Серого Зайчика, зарылась в его шерсть, приникнув к теплому боку и слушая происходящее в соседней пещере. Леон сдавленно ругался, а Фикса рассказывала ему о моем участии в деле его героического спасения.

— Рассказывай, что произошло? — голос охотника, не сдерживающий отрицательных эмоций, вырвал меня из полудремы.

Захотелось послать его куда подальше, в голосе промелькнуло сожаление о свершенном благородном поступке. Понимала его досаду, профессионала-проводника, заведшего в ловушку вверенных людей и пострадавшего лично.

— Знаю не больше твоего. Очнулась от того, что задыхалась. Вырвалась из клейкой заразы. Услышала твой стон и помогла. Своих сил не осталась — позвала Фиксу, — кратко перечислила события этой ночи, прячась за ящера.

— Ты ничего странного не заметила в пещере до ночевки?

— Ничего. Было несколько кучек старой одежды, брошенной путниками. Я ее собрала и сожгла.

Резкая боль обожгла плечо, за которое рванул наемник, выдергивая меня и ставя перед собой. Не помня себя от злости, мужчина тряхнул меня что есть силы, так, что зубы, клацнув, едва не раскрошились.

— Идиотки кусок, почему не показала эти тряпки мне? Ты же нас всех чуть не угробила!

Долго сдерживаемая ярость алым драконом вырвалась наружу. Колено рефлекторно впечаталось в промежность со стоном согнувшегося охотника. Я выхватила нож и отступила к проходу, боясь мести.

— Не смей меня обвинять! Мог бы подежурить ночь, а не заваливаться жирным задом кверху! Я тебе не за это плачу!

Развернувшись, вошла в комнату, встретив два выжидающих взгляда: напряженный Фиксы и испуганный малышки.

— Лекса! — девочка взвизгнула и кинулась ко мне на руки, ловко перескакивая растянувшиеся по полу потоки липкой слизи. — Я боюсь!

Поймав кроху, прижала к себе, убираяэльфийский кинжал в ножны и окинув взглядом картину бедствия, покачала головой. Гладя вздрагивающее тельце малышки, обратилась к наемнице:

— Фикса, что это? Я думала, кроме людей на поверхности никто не живет.

— Мутантов мало, но встречаются. Это хищник вроде прозрачной плесени, он слоем толщиной в волос покрывает стены пещеры. Пока холодно спит, но на живое тепло реагирует выделением клейкого сока, вроде желудочного. Обездвиживает жертву, притягивает к стене, вначале высасывает кровь, после — переваривает.

Значит, тряпье на полу — это останки горе-путников, не переживших встречу с хищной плесенью.

Глава 25

Глава 25

Оправившись от потрясения, выказывая благодарность за спасение Фикса обняла меня, получив презрительный фырк от охотника, проверяющего упряжь на шурхах. Благодарности от него не дождалась, понимая, что он остался при своем мнении. Я ждала, но не благодарности, а мести за удар ниже пояса, в прямом смысле этого слова, опасливо поглядывая на абрис широкоплечей фигуры, легко преодолевающей снежные заносы.

Плохая кормежка, несколько тревожно-бессонных ночей и я едва передвигаю ноги, все чаще спотыкаясь на ровных местах. Ни великолепие разгорающегося морозного, блистающего всеми оттенками лазури дня, ни опасность при единственном неверном движении ящера свалиться в пропасть, ни угроза дать новый повод для издевательств охотнику не вернули бодрости. Глаза слипались, хоть спички вставляй.

Переставляя ноги на автомате, я невпопад поддакивала лопочущей что-то малышке и дремала на ходу. Серый Зайчик, поименованный так совместными усилиями с Дин, сегодня вел себя намного спокойнее и буквально тащил меня на своем поводу. За пару часов, что я, пошатываясь, то и дело выныривая из дремы, на чистом упрямстве покоряла горы, вероятность свалиться в пропасть засыпанную снегом, уже не казалась худшим вариантом.

— Мы на месте, — сказанное негромко наемником прозвучало для меня райской музыкой. — Отдыхаем, запасаем воду в дорогу.

Мы остановились у входа в пещерный комплекс, который проводник решил пересечь, сэкономив время. Это последнее, что я услышала из уст Леона. Не имея сил вслушиваться, кивнула на звонкую трель малышки, окликнувшей меня откуда-то снизу. Мужчина еще что-то громко говорил про воду, пару раз повторил мое имя, когда подвела Серого к его ящеру. Усталые ноги подломились, его голос заглушил высокий гул, и я почувствовала, что сползаю по стеночке, теряя повод уздечки. Еще пыталась бороться и пару раз качнулась вперед в попытке оттолкнуться и встать, но усталость накатила с новой силой. Веки сами собой закрылись, и я провалилась в желанные объятия сна.

— Лекса, где ты идиотки кусок?! — громовой рык вырвал сознание из сладких грез.

Под ребра резко ударило что-то мягкое, выбивая дух.

— Я не специально! Я побегать хотела! Они сами прыгнули! — малышка давилась слезами и лопотала мне на ухо, тыкаясь мокрым носом в щеку. — Сначала большой, а следом Зайчик…

Сон отпускал тяжело и неохотно. Судя по яркому свету, проспала я не больше получаса. В тяжелой со сна голове мысли ворочались неохотно, я прижала девочку, успокаивающе гладя по спине, ничего не понимая в путанных объяснениях. Неожиданно резкий рывок за горло выдернул меня из сугроба, стопы повисли в воздухе, перед глазами сфокусировалось перекошенное яростью лицо охотника. Горло сдавило, и я начала задыхаться и хрипеть, царапаясь и пытаясь разжать пальцы, сдавливающие гортань все сильнее. Девочка, упавшая в снег, рыдала где-то в стороне. Я забилась, пытаясь вырваться из железной хватки, перекрывшей мне кислород. В голове нарастал гул, перед глазами запрыгали цветные круги. Носок сапога наконец-то нашел цель — беззащитный пах, хватка ослабла, наемник охнул и впечатал своим телом меня в камень так, что хрустнули ребра.

— Никчема, ничтожество, идиотка пустоголовая! — рычал, брызгая слюной, жутко разъяренный мужчина. — От тебя требовалось одно — смотреть за девчонкой, но ты даже на это не способна! Двое шурхов, а с ними все снаряжение теперь на дне пропасти! И все по твоей вине! Поражаюсь, как еще тело носит настолько тупую башку?!

— Леон, отпусти! Ты так ее убьешь! — до меня донесся встревоженный крик Фиксы.

Я почувствовала резкую боль в спине и затылке — наемник приложил меня пару раз о стену со всего маху, разжал пальцы и, сплюнув, потопал вглубь пещеры. В глазах потемнело, а к горлу подкатила тошнота. Скрученная на затылке коса смягчила удар. После суток опасного скольжения по обледенелому камню на краю пропасти, я так решила обезопасить себя от черепно-мозговой травмы.

Тут же ко мне подползла всхлипывающая девочка и прижалась к боку. Приобняв ее, прикрыла глаза, пережидая дурноту. Сглотнув сухим горлом, зачерпнула снега и пожевала, обдумывая сказанное наемником.

Пока я отсыпалась, малышка угробила двоих шурхов с поклажей. Судя по поведению наемника, один из ящеров был его. А, значит, мы остались без костра. Интересно, второй чей? Если Фиксы — то и без еды.

— Дин, малышка, успокойся, — прохрипела, пугаясь своего голоса. — Все в порядке. Ты не виновата.

Девочка всхлипнула, пробормотала что-то, погладила теплой ладошкой саднящее горло.

— Ты как? На выпей, — мне в руку ткнулась фляжка. Напротив присела наемница, нервно поглядывающая в сторону пещеры. — Лекса, я не знаю, что ним такое. Бьерном клянусь, Леон таким раньше не был. Не знаю, с чего он сорвался, рвет и мечет. Все ведь не так плачевно. Мой шурх цел. Мясо у нас не так много, но есть. В котелке топиться вода. От жажды в подземельях не умрем. Оружие всегда при нас.

Голос всегда бойкой и веселой девушки звучал непривычно глухо с нотками вины.

— Фикса, он же не собирался продавать этих ящеров. Случается, что животные гибнут в горах при переходах. Потеря двоих — не причина набрасываться на меня с кулаками. Он ищет повод меня убить. Только зачем ему это?

— Я не знаю, Лекса. Сама не рада, что втянула нас во все это, — она кусала, губы, опустив глаза. — Та ночь, ты ведь спасла нас, а Лео…

Я прервала наемницу, не желая обсуждать охотника и портить себе настроение еще больше. Тем более вспомнила вопрос, который давно хотела задать, да боялась, что выдам свое иномирное происхождение.

— Давай не будем про него, расскажи мне лучше, когда в Трехснежье прибудет «Ледяной Единорог»? — решила рискнуть, чувствуя, как зашевелилась угнездившаяся под боком Дин.

— Зачем тебе? — насторожилась наемница, окинув меня подозрительным взглядом. — Какие у тебя могут быть дела с Брехливым Патром?

— Почему Брехливым? — вздернула брови от удивления, услышав новую характеристику.

— Его корыто единственное оставшееся на паву на этом побережье. Не иначе как магией держится. Все знают, но за руку поймать этого пройдоху не могут. Так бы давно его голова украшала городскую плаху. И есть за что. Еще не было такого человека, кто ушел бы от Патрика довольным. Всех обирает, Бьерн Рогатый.

От воспоминаний о памятном дне, когда сама стала сначала жертвой оговора, а потом местного палача, я поежилась, чувствуя, как заныла культя.

— Ты так и не ответила когда «Единорог» обычно прибывает в Трехснежье, — сменила тему, напомнив свой вопрос.

Девушка задумалась, сморщив лобик и постукивая пальцем по подбородку.

— Этот рейс последний в сезоне. Море неспокойное, если сегодняшний ураган переживут, то дня через два-три прибудут. И все же что у тебя с Патром?

— С ним ничего. Дело у меня к ярловой сулами, а она укатила в Трехснежье как раз на его «Единороге». Я не успела к отплытию. Вот хочу в городе с ней встретиться и потолковать.

— Ты — ярлова любимка?! Убить ее хочешь?! — развеселилась, выдав свою версию Фикса.

— Ни то, ни другое, — разочаровала наемницу. — Я не по этой части. Вещица у нее есть очень интересная. И ей не принадлежит. Вот хочу убедить ее вернуть хозяйке.

— Ты про яхонтовый браслет в форме ящерки? — словно читая мои мысли, верно предположила девица. — Тот, который никто на руку надеть не может…

— Интересно…

Я машинально погладила немного успокоившуюся девочку, занявшую себя игрой. Дин забавлялась: то стягивая, то ослабляя веревки боковой шнуровки на моих брюках, играя с длинными кистями.

— Ничего интересного, — пожала плечами наемница, с интересом глядя на детскую забаву. — Ярлова сулами решила подарить его храму Астреи. Хочет вымолить милость у богини — надеется понести, а то ведь ярл уже другую присмотрел на ее место. Дал ей сроку год. Лекари твердят — здорова она. Но раз мужик положил глаз на другую, все одно найдет, как избавиться от опостылевшей жены.

Она поднялась, досадливо сплюнула в сторону и пошла к краю пропасти.

— Лекса, — подала голос малышка, утыкаясь холодными губами в ухо. — Я боюсь Леона. Он так смотрит, когда ты не видишь, будто хочет тебя съесть. Он лейла.

Уложив нервно вздрагивающую девочку себе на грудь, тихонько покачивала ее и напевала незамысловатую колыбельную, поглаживая по спине.

Бедный ребенок, чудо случиться, если к концу пути не потеряет рассудок! Столько всего пережить — у меня голова кругом, ей-то каково?

Не знаю, кем был этот Леон, но точно не переродком. При его приближении никаких изменений с кристаллом Фиксы не происходило. Надо с ним поговорить, своими выходками он пугает ребенка. Вот немного подремлю, он отойдет от потери ящера, поест и поговорим. Он нанялся помочь перейти горы, а не гробить психику нанимателей. Я, конечно, не образец матери, но ему за мамонтом присмотреть не доверила бы.

Прислушалась к происходящему, но из пещеры не доносилось ни звука. На западе нежная голубизна неба наливалась свинцовой тяжестью кучевых облаков, обещающих настоящую грозу. Фикса обмолвилась, что у них бывают грозы с молниями, но вместо дождя идет все тот же снег.

В ближайшие час-полтора снежной бури не предвидится, значит, можно подремать. Не факт, что эта ночь будет лучше предыдущей.

Глава 26

Глава 26

Мне показалось, я только закрыла глаза, как Фикса упрямо тряхнула за многострадальное плечо. Рывок болью отозвался в спине и затылке. Одуряюще приятно пахло отваром из шиповника с медом. Я застонала и приоткрыла глаза, решая, что отчитаю наемницу за грубость. Медленно протерла глаза, не веря увиденному. Передо мной присел Леон, грея в обеих ладонях кружку с исходящим душистым парком отваром. Малышка с опаской косилась на подошедшего, под защитой моих рук. Немая сцена затягивалась, заставляя нервничать. В голове у меня пронесся табун предположений и версий неожиданного появления наемника. Выручила Дин, с детской непосредственностью предположившая:

— Это ты мне принес?

— Иди в пещеру. Фикса тебе нальет и покормит, — голос звучал странно тихо, будто не его хозяин недавно закатил тут скандал на пустом месте и устрой сход трех лавин в горах.

Малышку уговаривать не пришлось, она выскользнула ужом и тут же исчезла в проеме. Я по привычке качнулась ей в след.

— Не бойся, Фикса присмотрит за ней, — мужчина меня успокоил, заметив невольное движение. Оглядев мое лицо, подумав немного, твердо произнес:- Я хочу извиниться. Давно не ходил проводником и забыл, что женщины слабые, а те, что с детьми, сами как дети. Ты не охотница и устаешь больше нас с Фиксой… Выпей отвар и идем в пещеру. Скоро тут начнется настоящая буря. Мы в самое время успели.

Раскаяния или сожаления на лице охотника я не видела, скорее замешательство и недоумение, словно он узнал что-то такое, что его удивило и сбило с толку, и он сам не знает, как к этому знанию относиться.

Я приняла кружку и в несколько глотков осушила, чувствуя, как прокатившаяся по пищеводу огненной змеей жидкость согревает изнутри. Стало жарко, к щекам и губам прилила кровь. Я облизнулась, смакуя последние капельки. Наемник чуть подался вперед, разглядывая потемневшими от расширившихся зрачков глазами мои губы. Странный взгляд напоминал затягивающее грозовыми облаками небо над головой и откровенно пугал. Я отставила кружку и поднялась на колени, ища опору позади себя, покачнулась, схватившись за плечо наемника. Он тут же накрыл ладонь сверху своей, странно горячей.

— Ты меня прощаешь? — Леон и не думал отпускать, встав на одно колено, и теперь наши лица оказались близко и почти вровень.

Далось ему это прощение. Ведь плевать ему на мои чувства, и чего Ваньку валяет? Гр-р… Угораздило же связаться со психом!

— Леон, ты пугаешь Дин. Кидаешься на меня. Время от времени на тебя находит что-то странное, — повременив с уходом, я решила все же высказаться, тем более он сам начал. — Ты ведешь себя как наркоман. У тебя зависимость?

— Можно и так сказать, — хмыкнул мужчина, поглаживая пальцами тыльную сторону ладони.

Приплыли! Черт! Нам только неадекватного торчка не хватало… И откуда у него наркотики? Тут же не растет ничего… или снова какая-нибудь морская гадость…

Я попыталась выдернуть ладонь, но пальцы сжались сильнее, не отпуская.

— От чего зависимость?

Темные глаза сощурились, оценивая, пробежались по фигуре, и уголки чуть тронула улыбка.

А у него красивые губы, когда не кривит их в ехидных улыбочках. Наверно целуется хорошо? Если вообще целуется… Он такая мерзкая ехидна, и вряд ли…

Словно прочитав мои мысли, неожиданно резко мужчина дернул меня на себя и впился губами в поцелуе. От неожиданности и изумления, я замерла и даже брыкаться забыла, чувствуя, как умело, входя во вкус, целует Леон. Это был мой первый поцелуй, который должен был случиться не так и не с больным на всю голову психом. Сознание, поплывшее было от необычных ощущений, вспыхнуло яростью к нахалу, решившему поиграть в дрессировщика и собачку. Я рванулась из объятий, ойкнула, чувствуя, как щеку опалило болью. Раздавшийся рядом рык и град осколков, брызнувших из-за попавшей чуть левее меня в камень ледяной сосульки, больно оцарапавших кожу, заставил нас резко отпрянуть друг от друга и птицей взлететь на ноги, выхватывая оружие из ножен.

Со стороны, откуда мы прибыли, на нас двигалась странная пара. Казалось, двое трехметровых громил собрали на себя снег с футбольного стадиона и неуклюжими шагами, пошатываясь от собственной тяжести, двигаются на нас, время от времени выставляя вперед кулаки и выстреливая ледяными иглами. Грубо вылепленные лица с массивными подбородками, широкими скулами и носами, перекосило от ярости, алыми огоньками, горящей в крохотных глазках.

— Кто они?

— Снежные големы. Уязвимые места те же, что у людей, — проговорил наемник, пристально разглядывая первого, рычащего особенно злобно. — Отвлеки их…

— Как? — одними губами прошептала я, чувствуя, как страх парализует каждую мышцу, обреченно глядя на надвигающуюся недружелюбно настроенную снежную массу.

В глубине пещеры тонко и пронзительно вскрикнула Дин, испугавшись новой опасности. Големы синхронно повернули уродливые головы и зарычали, потеряв к нам интерес и сворачивая к входу. Девочка и наемница оказались в ловушке, отрезанными от нас.

— Нет! — пронзительно завизжала, представив тело Дин, пронзенное десятком ледяных стрел. — Я здесь! Здесь!

Сорвавшись с места, рванула к пропасти, уводя парочку громил подальше от ребенка. Краем глаза заметила, как снежники притормозили, вскинули синхронно руки. Я запетляла как заяц, уходя вверх по каменистому серпантину. Левое плечо обожгло болью, шапку сорвало, и она, прощально взмахнув помпоном, улетела в пропасть, взметавшиеся от бега полы дубленки рвали в клочья острые стрелы. Слаженный рев двух глоток приближался, чудовища последовали за мной. И я ни разу не спринтер начала выдыхаться, но ожидаемой помощи от охотников не последовало. Неожиданно горькая догадка обожгла обидой, я поняла, что помощи не будет. Леон отомстил и отвел опасность, пожертвовав мной. Големы или загонят меня до обморока, или я сама прыгну в пропасть. Грудь горела от нехватки воздуха, плечо отзывалось болью на любое неловкое движение. Лохмотья, оставшиеся от низа дубленки, запутывали ноги, грозя скорым падением. Ледяной обстрел прекратился, монстры догадались, что я на пределе и скоро сдамся сама. В голове шумело, в глазах вспыхивали яркие круги, пошатнувшись, остановилась на мгновение и почувствовала, как взлетаю вверх. Земля и небо несколько раз поменялись местами. Я почувствовала стылое дыхание пропасти и увидела пару горящих алых бусин. Не раздумывая, размахнулась и всадила эльфийский клинок в один из них.

Чудовище взревело от боли, отшатнулось, теряя равновесие, завалилось на собрата, сталкивая его в пропасть. Ледяные когти заскрипели по камню, в безнадежной попытке зацепиться и спастись, и лишь удаляющийся рык возвестил о бесславной кончине одного из големов. Ударившись с размаха об острые грани скальных выступов, второй гигант рассыпался снежными комьями, погребая меня под собой. Я рухнула рядом, вскрикнув, боль прострелила правую лодыжку. Отфыркиваясь, с трудом откопала себя из сугроба, переводя дух, легла на спину, разглядывая неотвратимо темнеющее небо. Ногу и плечо дергало болью. Отдышавшись, огляделась по сторонам. Дорога до поворотов в оба конца порадовала тишиной. Прогнала глупую надежду увидеть бегущего на выручку Леона.

Чертово белое безмолвие. Вернусь на Землю — уеду в Крым или за границу в Рио, подальше от снега.

Машинально сунула кинжал, спасший мне жизнь в ножны. Лезвие буксовало, не желая входить. Неужели погнула?!

Злясь, что испортила красивую вещь, взглянула на кинжал. Хрипло каркнув от удивления сорванным горлом, осев прямо в снег, разглядывала нанизанный на лезвие алый камень с бьющимся лепестком огня внутри. Осторожно прикоснулась пальцем и почувствовала тепло, исцеляющей волной прошедшее по телу. Боль в раненом плече и поврежденной лодыжке притихла.

Интересная штучка. Необычная и ценная, наверно. Скорее всего второй глаз тут же. Надо бы порыться поискать.

Оглядев сугроб, я попинала с краю рыхлый комок ногой, понимая, что до ночи не управлюсь.

Глава 27

Глава 27

Озябшими пальцами спрятала камень за пазуху, присовокупив к злотням, припрятанным еще в домике лейлы и, прихрамывая, отправилась в обратный путь, представляя вытянувшееся лицо охотника при появлении воскресшей меня. В пылу погони, мне показалось, я пробежала всего ничего, но вот топала уже полчаса, а заветный вход в пещеру все не появлялся.

Ветер крепчал, швыряя колючую снежную крупку в лицо, обещая разгул зимней стихии до самого утра. Под его порывами, пошатывалась от усталости, желая одного: кинуть что-нибудь съедобное в желудок и завалиться спать. Горячая ванна, домашний халатик и тапочки, ужин из первого, второго и третьего мною причислялись к недосягаемой роскоши. Теперь казалось, я всегда так жила: полуголодной, не выспавшейся, вечно начеку из-за опасных тварей и с ощущением постоянной боли в измученном теле. Сейчас странно вспомнить, что я боялась маминых собутыльников или компанию гопников. Школьные драчуны вызывали снисходительную улыбку. Одно лишь оставалось неизменным — мне не везло ни в том, ни в этом мире. И мой родной и этот мир давали узнать себя только с худшей стороны, готовя испытания, за которые не стоило ждать награды. Единственной наградой была возможность остаться в живых. Выжить, но не жить. Почему-то вспомнилась красавица Таша и леди Триаллина. Обе знали себе и своей красоте цену, излучали достаток и благополучие, считали окружающую роскошь чем-то обычным, естественным и понятия не имели, что такое выживать, а тем более выживать в одиночку. Я почему-то была уверенна, что попав в этот мир, та и другая отлично устроились бы и не бродили по холодным горам в поисках мучительной смерти.

Я уже собралась поплакать от вопиющей несправедливости, как поворот открыл мне знакомый вход в пещеру. Сугробов вокруг не наблюдалось. Значит, чудовищ было двое, и те достались мне. Подкравшись на цыпочках, решила послушать, не очень-то доверяя своим проводникам. Из пещеры не доносилось ни звука. Осторожно позвала Фиксу и Дин, но ответило вездесущее эхо. Скользнула внутрь, стараясь держаться возле стены в тени и до боли в глазах всмотрелась в сгущающуюся тьму в другой стороне огромной пещеры. В воздухе стоял слабый запах знакомого химиката.

Куда все подевались? Решили, что я не выжила и ушли? И куда мне идти? Дорогу не знаю, еды нет. Придется возвращаться обратно. Пережду бурю тут, а утром пойду.

Я сползла по стеночке, плотнее закуталась в остатки дубленки, кое-как пригладила растрепанную косу, заплетенную с помощью Дин несколько дней назад, чутко вслушиваясь в тоскливые рулады набирающего силу урагана. Настроение было такое, если бы не сорванное горло — завыла, подпевая ветру. Продрогшее тело требовало пройти вглубь, где теплее, забиться в угол, свернуться калачиком и спать. Но помня предыдущую ночь, не рискнула уйти далеко от входа. Помогая себе зубами, стянула шнурком потуже волосы, надвинула поглубже капюшон, откинулась на обледенелую стену, чувствуя как холод пробирается внутрь тела. Беспокойные мысли о малышке и предателях-наемниках гнала подальше, пытаясь не расклеиться окончательно. Пожевав наметенного снаружи снега, прикрыла глаза и попыталась заснуть.

* * *

— Шан, паршивец, ты вновь посмел ослушаться? — от грозного окрика дрогнул воздух.

Я огляделась, не узнавая место, где так внезапно очутилась. Солнце жаркое, летнее, проливало золотистые лучи через дыры в плохо залатанной крыше. Пахло прокаленным воздухом, старым деревом, кожей и сухой травой. Приятно и пряно. Огромный сарай под стропила был набит душистым сеном, небрежно рассыпанным в проходе. У стен и столбов, подпирающих потолочные балки, стояли вилы и грабли, висели проржавелые цепи.

— Шан, выходи, не испытывай мое терпение, — рявкнул стоящий чуть позади меня светловолосый мужчина.

Глаза выхватывали детали, говорящие о высоком статусе. Богато расшитый серебром зеленый камзол, белоснежная рубашка из тончайшего шелка, унизанные перстнями холеные пальцы, гарда и ножны, сверкающие самоцветами. Мужчина тряхнул распущенным по плечам серебром волос. Пряди рассыпались, явив острый кончик уха, украшенного бриллиантовой серьгой.

— Ты трусишь, как твой никчемный отец, — последние слова эльф произнес едва слышно. — Негодное человечье семя — несмываемое пятно на великом роде Ирилингов. Счастливица твоя мать, что умерла родами и не видит, какое позорище произвела на свет.

Нехорошая ухмылка исказила прекрасные черты совершенного лица. Зашуршало сено, и на дорожку вышел высокий и стройный парнишка, в наспех застегнутой одежде, мой ровесник. Вздернув подбородок, он отчаянно старался сохранить невозмутимость. В нем с удивлением узнала более молодую версию Дирека — мага, влюбленного в прекрасную эльфийскую принцессу, если бы не острые кончики ушей, выглядывающих из спутанной каштановой шевелюры. На пальце блеснул густой синевой камня знакомый перстень.

Оглядев неряшливо одетого эльфенка, светловолосый брезгливо скривился.

— Я не трус! — крикнул в лицо эльфу Шан, сверкнув яркой синевой прекрасных в ярости глаз. — Я не такой, как он! Я принадлежу к великому роду Ирилингов, и я сильнейший среди всех вас!

Светловолосый красавец громко расхохотался.

— Ты всего лишь щенок и если бы не твоя магия… — веселье мгновенно сменилось презрением, лицо вернуло каменное выражение, — только благодаря ей ты мой наследник. Ты сильный маг, но ты слаб духом. Слабость к людишкам тебя погубит, внук, как погубила твою мать.

Эльф замолчал, поливая презрением потомка, пальцы сжали рукоять клинка, будто светловолосый готов был тут же избавиться от неугодного внука. Парень заметил провокационное движение деда и напрягся, сжав сиявшие голубоватым светом кулаки, готовый дать отпор. Замерев от страха за парнишку, я едва не подпрыгнула от неожиданности, когда в тишине раздалось отчетливое шуршание. Светловолосый вздернул идеальную бровь, расслабился, расплылся в похабной улыбке и хлопнул пару раз в ладоши:

— Я оказался прав, Шан. Твой папаша валялся со скотницами и ты туда же. Посмотрим, что там у тебя, — он отвернулся от побледневшего парня, и повелительно рявкнул:- Кто там есть, немедленно спускайся!

Сено зашуршало сильнее, словно кто-то съезжал по нему с самого верха, и рядом с Шаном появилась тоненькая девичья фигурка. Наспех поправив сбившееся платье и пшеничную косу, совсем юная девушка-человечка упала ниц перед вельможным блондином.

— Ты, как тебя, встань, дай посмотрю, — продолжая улыбаться, нехорошо сощурился блондин, разглядывая миловидное личико. — Как это ожидаемо выбрать грязную батрачку из людишек, когда перед тобой склоняются лучшие леди. Наследник Великого рода, как последний конюх пользует грязных девок. Видела бы это твоя мать…

Выхватив длинный хлыст, эльф заставил девушку поднять подбородок. Огромные в пол лица глаза были полны слез, побелевшие губы тряслись от страха. Молодой эльф кинул быстрый взгляд на дрожащую девушку и отвернулся, стыдясь смотреть в глаза деду.

— Я сожалею. Это случайность. Такого не повториться, — каждое слово давалось Шану с трудом. — Я даю слово.

— Вот и докажи, — кивнул эльф, кидая внуку хлыст. — Ты, подошла к столбу и подняла руки вверх.

Светловолосый поддернул вверх манжеты и ткнул пальцем в ближайший столб.

— Я прошу, Владыка, не губите, — в отчаяние бухнулась на колени девушка и заломила руки. — Умоляю, простите!

Эльф закатил глаза, схватил девицу за толстую косу и поволок к столбу. Пристегнув изящные запястья к свисавшим кандалам, одним движением разорвал тонкую ткань платья на спине.

— Ты, маленькая дрянь, забыла свое место? Ты прислуга в этом доме, и только работая как можно лучше, можешь снискать милость хозяина. Работая, а, не кувыркаясь на сеновале, — эльф нависал над воющей и извивающейся девушкой. — Но если тебе так нравиться работа потаскухи. После порки отправишься прямиком в дом терпимости. Шан, двадцать ударов ей.

Парень вскинулся, будто получил оплеуху и потемневшими глазами уставился на деда. Я замерла в ужасе от происходящего, понимая, что этой худышке хватит и половины, чтобы отдать богу душу. Эльф сложил на груди руки и выжидающе смотрел на внука, так и не сошедшего с места. Кровь в висках стучала набатом, отсчитывая секунды до трагедии. Побледневший Шон стискивал хлыст, сверля деда ненавидящим взглядом. Девушка плакала навзрыд и билась как пойманная птица.

— Ты достоин презрения, — сплюнул слова эльф, резко, что затрещала нежная ткань, одернул рукава и повернулся к выходу. Замерев, не поворачиваясь, он тихо произнес:- Трон перейдет к достойному, моему племяннику Сантарилю. Ты же будешь изгнан в человеческие земли, к отцу, без права вернуться.

— Нет! — крик резанул уши, девушка завизжала, на нежной спине вспучилась уродливая багровая полоса. Следом другая, третья. Темноволосый полукровка остервенело охаживал узкую спину с тонкими выступающими полукружьями ребер, превращая кожу в кровавые лохмотья. Лицо застыло непроницаемой маской, глаза пылали ненавистью. Девушка умоляла остановиться, но он словно не слышал, раз за разом поднимая руку для удара.

Батрачка не хрипела и едва дергалась, когда Шан отбросил хлыст в сторону и направился к выходу. Я отшатнулась, из черных провалов глаз на меня глянула тьма.

— Я ухожу. В Сатропарель вернусь, когда придет время занять престол, — не поворачиваясь, глухо бросил темноволосый эльф.

Глава 28

Глава 28

Настырный жучок, перебирая лапками, упорно ползет по лицу, спускаясь со лба на щеку. Я пригрелась, дергающая боль полученных ран притихла, глаза слипаются, а нахальная комаха не отстает. Я отмахиваюсь, пытаясь отвернуться. Слышится тихий смех, и теплый ветерок овевает лицо.

Стоп! Кто это? Мураши не умеют смеяться. У меня галлюцинации начались? Или я замерзла у входа в пещеру, и сейчас по дороге в рай? Или в ад…

С трудом разлепив глаза, в предрассветной мгле, разогнавшей ночной сумрак пещеры, узнаю знакомые ненавистные черты лица склонившегося надо мной наемника. Он забавляется, дуя на ресницы, а кончики длинных волос щекотно скользят по коже. Первое желание двинуть, как следует в глаз, пока он не ударил первый, но беспокойство за девочку отогнало инстинкт самосохранения.

— Дин… — вырвалось хриплое из поврежденного горла. — Как она?

— В порядке твоя малявка. Налопалась мяса и спит с Фиксой на стоянке недалеко отсюда. Наконец-то! Ее нытье и мертвого из могилы поднимет, — мужчина поморщился от неприятного воспоминания. — Вот и меня подняла… на подвиги. И что бы мы без вас, баб, делали?

Узнаю брюзгу. Уж лучше в ад, чем продолжать путь с ним! Но если он и в посмертии будет преследовать меня…

Дернулась отстраниться, но сильные руки мигом среагировали, удержав на своих коленях. Боль будто поджидала, тут же напомнили о себе нога и плечо, прострелил болью ушибленный позвоночник. Я сцепила зубы, удерживая стон.

— Уже в привычку входит спасать тебя, лететь в ночь, выкапывать из-под снега, — голос наемника звучал непривычно мягко, хрипловатый тембр завораживал. — Едва не промахнулся мимо тебя. Темень. Буран этот, что б его!

— Отчего же в ночь? Я тут еще засветло устроилась, — хотелось казаться равнодушной, но из-за дергающей боли получилось злобно, с толикой ехидства. — Решила, что ты отвлек на меня големов, а сам слинял под шумок, прихватив девчонок.

Вместо ответа, охотник схватил мои пальцы и приложил к своему затылку. Я дернула пальцы, почувствовав корочку запекшейся на волосах крови и приличную шишку. Едва нарисовавшееся сочувствие загнала подальше.

Он воин и привык к травмам, а в случае Леона — так ему и надо! Он меня чуть не задушил, гад!

— Один из снежников достал. Провалялся в беспамятстве до вечера. Фикса на ящере оттащила вглубь пещер, опасаясь големов. Она обещала доставить девчонку в Трехснежье, потому не стала спасать тебя, — мужчина отвел глаза, стесняясь собственного бессилия. — Как ты справилась с ними?

— Очаровала, — мысль о том, что охотник оказался не виноват, откровенно злила. Мне хотелось продолжать считать его предателем. — Пообещала ночь жаркой любви. Слабоваты оказались — быстро растаяли.

Леон хрюкнул и осторожно погладил щеку шершавыми подушечками. Прикосновение было приятным, если бы это был кто-то другой. А так кожа неприятно заныла в тех местах, где ее коснулись чужие пальцы.

— И все же…

— Воткнула одному в глаз кинжал, — пожала плечами, решив умолчать об интересном камне. — Он сразу сник и упал, столкнув своим телом другого в пропасть. Неуклюжие они, вот только ледяные стрелы…

Я потерла пострадавшее плечо.

— Ты ранена? — я поморщилась от беспокойства, прозвучавшего в голосе.

Этот новый Леон пугал, раздражал и притягивал одновременно. Я боялась себе признаться, что мне понравилось внимание красивого и взрослого мужчины, хотелось и дальше ловить эти крохи внимания и грубоватой заботы, но не от этого конкретного наемника. Ему я не доверяла. Пугала мысль, что в любой момент может вернуться прежний Леон, которому ничего не стоит придушить меня в приступе гнева.

— Левое плечо задето, — поморщилась я, чувствуя, как наглая рука, расстегнув потрепанную дубленку, быстро нырнула под свитер, осторожно ощупывая спину.

От вопиющей наглости поступка, потеряла дар речи и лишь беззвучно открывала рот, пока наглец с самым невозмутимым видом исследовал мое тело.

— Ран и перелома нет. Сильный ушиб. Не тревожь руку и скоро пройдет, — посоветовал охотник, не торопясь убирать руку.

Пальцы переместились в ложбинку груди к заветному мешочку с деньгами и чудо-камнем.

Вот дура, сама про глаз голема рассказала, а он решил им завладеть. Наверняка камень ценный.

— Лапы убрал, — прошипела я, понимая, что сказка закончилась и, если не хочу быть раскрывать свои секреты, пора топать к Фиксе и Дин.

— Что это? — не обращая внимания на мое возмущение, спросил наемник, тронув пальцем спрятанные под кружевом бюстгальтера монетки и камень.

— Грудь женская, полностью укомплектованная. Размер второй, — ерничая, попыталась подняться с чужих колен, и была водворена на место.

— Проверим комплект на износостойкость… при случае… — не стал настаивать на ответе наемник, убирая руку. — Как нога? Ты идти можешь? Или тебя понести? Здесь холодно и темновато. Сегодня светлее не станет — ураган набирает силу. На стоянке, у костра посмотрю, что с ногой.

Чужие пальцы заботливо застегнули пуговицы и затянули завязки на одежде, стараясь не тревожить ушибы. Я нервно выдохнула, вспомнив, как эти пальцы сжались в железной хватке на горле. Видение, еще свежее в памяти диссонировало с нынешним поведением охотника. Ситуация требовала объяснений и немедленных.

Этот маньяк от бога сменил тактику и теперь играет в симпатию, разрывая мне мозг? Надо с этим кончать!

Перехватив руку, приводящую в порядок мою одежду, смахнула с ресниц снежинки, летящие от входа, пустой манжетой искалеченной руки и прохрипела:

— Леон, что происходит? Что на тебя нашло? То ты срываешься, убить готов, то нежнее мамаши к новорожденному младенцу. Ты уж объяснись…

— Разве это не очевидно? — нехотя проговорил мужчина, надеясь избежать неприятного разговора.

— Мне — нет!

Повисла тишина, я сверлила взглядом недовольного наемника, ожидая объяснений. Он разглядывал кружащий у входа легкий снежный вихрь, собравший в танце хоровод снежинок, собираясь с мыслями.

— Лекса, я охотник. Обычно, такие как я — одиночки, не заводят семей, не создают пар. И меня это устраивало. Отношения случайные, без обязательств. Но тут появилась ты… — мужчина недовольно глянул в мою сторону.

— Что я?! Я тебя не нанимала, — возмутилась обвинением, явственно прозвучавшим в интонации.

— Ты не нанимала. По старой дружбе Фикса рассказала о выгодном деле: довести до Трехснежья двух девчонок. Шельма посулила такие деньги, за которые можно вас туда-сюда трижды провести. Я сейчас на мели и сразу согласился. План поймать шурхов пришел в голову, когда увидел тебя спящей. А когда раздел там, на берегу…

Голос прервался, мужчина рвано выдохнул, сжав крепче обнимающие меня объятия. Из губ вырвалось и тут же растворилось в стылом воздухе облачко пара.

— Раздеть тебя была плохая идея. Ты кричала от страха, и я понял, что убью ящера, если он прикоснется к тебе. Убью любого, кто будет угрожать тебе.

— Странно, от тебя перепадало в основном только мне, — скептически вскинула бровь, не веря признанию.

— Я боролся с собой, — Леон словно в забывчивости поглаживал большим пальцем ладонь. — Мне не шестнадцать, чтобы западать на первую же смазливую девчонку. А тут как-то все сразу и полно. Странная зависимость и страх.

— Страх?

— Чувства делают нас уязвимыми… — Леон глянул на меня с непонятной надеждой.

Мужчина замолчал, отгородился, натянув на лицо непроницаемую маску, наверняка жалел, что открылся и не получил в ответ ожидаемое признание во взаимности.

Какое признание, если я не верю ему ни на грош?!

Я верила в сильные чувства, но не здесь и не у Леона. Очередная блажь не привыкшего ни в чем себе отказывать охотника. Он же совсем ничего обо мне не знает, и не стремиться. Придумал свою историю, решив, что я местная и Дин — моя дочь и верит в нее, не желая знать правду. А когда его иллюзии разобьются — я же останусь виноватой. Что бы там ни было, лучше пресечь сразу и навсегда самым негуманным способом.

Леон, кажется, не заметил, как я поднялась, оправляя одежду. Коснувшись пустой манжеты, я заголила руку с безобразным рубцом вместо кисти и потрясла перед носом наемника.

— Тебя это привлекло там, на пляже? Тебе нравятся калеки?

К удивлению мужчина не отшатнулся, не скривился брезгливо. В неярком утреннем свете, багрово-синие спайки и белесые рваные рубцы, некрасиво стянувшие кожу, особенно выделялись на побледневшей от холода коже.

В лабиринте не было врачей, но мне повезло попасть в зал с горящим смоляным озером, когда, истекая кровью, сообразила пережать артерии. Среди груды раздробленных костей, обрывков одежды нашла обломок лезвия ножа, прижгла рану и кое-как стянула кожу, надеясь, что не будет заражения.

Я отвернулась, представляя, насколько все это отталкивающе выглядит для мужчины. Видеть, как его перекосит от отвращения, совсем не хотелось.

Чужие пальцы нежно, едва касаясь, погладили шрамы и кожу на изувеченном запястье. Не понимая, что происходит, почему он не оттолкнул, как ожидалось, я ошеломленно глянула на Леона. Охотник склонился над рукой и покрывал рубцы легкими поцелуями. Я замерла, видя в происходящем что-то гораздо более личное и интимное, чем самые откровенные поцелуи. Каждое прикосновение обжигало, оставляя бреши в ледяном панцире, сковавшим ноющее болью сердце. Казалось, он прикасался не к телу, а к чему-то глубокому, скрытому от всех, к душе измученной, уставшей, давно никому не верившей. Срывал щиты и защитные покровы, наращенные мною за эти годы, проникая туда, куда не было входа никому, даже мне самой.

Глава 29

Глава 29

— Лекса, поторопись, мне не нравиться этот гул, — Леон почти бежал, чудом угадывая дорогу среди густого мрака.

Я старательно спотыкалась рядом уже минут десять, не сбавляя темпа и стараясь не отстать. Чертыхаясь, вылезла из очередной колдобины, в которую угодила нога. Раньше мне казалось, что полы пещер относительно ровные, но на деле выходило, что наш кросс больше всего походил на забег по строительной площадке или оттаявшему по весне асфальту загородных дорог моего мира. Рискуя сломать конечности, я безуспешно вглядывалась в темноту под ногами, удивляясь, чем мог напугать охотника отдаленный грохот, от которого чуть вздрагивал пол. Неожиданно этот пол ушел из-под ног, и я вскрикнула, неловко приземлившись на поврежденное плечо.

— Лекса, дело плохо! Вставай и прибавь ходу! — дернул меня вверх наемник и, не выпуская моей руки, потянул за собой.

Поврежденная нога подвернулась, протестуя от такого обращения с собой, и я рухнула на колени. Со страхом замечая, как пол подо мной пошел алыми быстро расширяющимися трещинами. Охотник гневно рыкнул, я почувствовала, как взлетаю и жестко приземляюсь на плечо. Глядя за спину Леону, я с ужасом следила, как проседает пол, разваливаясь на части, и куски скальной породы улетают вниз, в алеющую пропасть. Грохот разрывает барабанные перепонки, оглушая. Тьма отступает перед силой красного пламени, бьющего из недр все выше. Оно лижет крошащиеся на глазах края, до этого бывшие дорогой. Губы и кожу щек опаляет зной.

Боги, это же лава! Мы в жерле вулкана что ли? Это лава поднимается?! Не замерзла — так сгорю заживо!

Трещины багровыми молниями режут черный настил, почти настигая наемника. Я ясно понимаю, что со мной ему не уйти. Мы погибнем оба. Мне с ногой не выбраться, он еще может.

— Брось меня, — дотянувшись, хриплю ему в ухо, стараясь перекрыть шум. — Уходи! Слышишь…

Мужчина тяжело дышит, но лишь сильнее стискивает мои ноги.

— Брось, идиот, и спасайся, — ору уже в голос, понимая, что все бесполезно, он не отпустит.

Здоровой рукой наощупь вытаскиваю нож и вонзаю в руку, придерживающую меня. От внезапной боли, наемник одергивает пальцы, я легко соскальзываю вперед головой прямо в разверстую огненную пропасть в объятия огня. Он нетерпелив, словно любовник, заполучивший долгожданную возлюбленную. Волосы трещат, кожу стягивает, горло становится пергаментной бумагой, наполняясь чистым жаром, мой первый и последний любовник стремится быстрее внутрь, стараясь сжечь глупую человечку.

Мягкое тепло в груди растет, торопясь навстречу испепеляющему огню. Оно укрывает, укутывает, не давая пламени добраться до тела. Падение постепенно замедляется и останавливается, чудо спасло меня, оставив в подвешенном состоянии.

Что со мной? Я давно должна была превратиться в головешку… Но я жива!

Вокруг бушует пламя, я зависла над кипящей рекой лавы. Огонь обтекает тело по абрису, не причиняя вреда. Одна беда — жарковато и хочется пить. Надо выбираться, пока боги, даровавшие жизнь не передумали.

Повернувшись, я заметила раскаленную неровную стену, до которой рукой подать.

Вот-вот, а рука у меня одна. Вот глупая, не додумалась перед поездкой сделать себе крюк, как у пиратов… Или попробовать Кинжал примотать?

Но все оказалось проще. Тело почти ничего не весило, и я легко подтягивалась, перебираясь с выступа на выступ по стене, легко притрагиваясь к раскаленному до красноты камню. Когда срывалась, просто зависала на том же месте. Так выбралась на уровень, по которому мы бежали, здесь проходила граница раскаленной породы. Слизывая пот, чтобы хоть как-то смочить горло, ползла и ползла к выходу, не сразу заметив, что скала подо мной остыла, пока нога не провалилась в щель. Оттуда явственно тянуло холодом и в конце виднелось светлое пятно. Понимая, что, скорее всего, вылезу из трещины на наружный отвесный склон, все же решила проверить. Моясь, чтобы боги не оставили меня, кое-как протиснулась к выходу, выглянула и замерла. В паре метров подо мной шла тропа, похожая на ту, по которой я убегала от големов.

Совсем обессилив, откинулась на стену, холодящую затылок, пытаясь унять бешенное сердцебиение. До сознания медленно доходило, что только что чудом избежала мучительной смерти. Когда-то читала, что самая мучительная смерть — это гореть заживо.

Боги, я только что чудом ее избежала. Надеюсь, что Леон успел убежать и не пострадал. Как Фикса и малышка Дин.

Очень хотелось, чтобы волшебство, спасшее меня, прикрыло их. За несколько дней перехода все трое стали для меня близкими людьми, за которых тревожилось и болело сердце. Общие страдания, лишения и дорога сближают. С малышкой-непоседой Дин понятно, она прелесть, не привязаться к ней нельзя. А проводники Фикса и Леон… Я постаралась понять тех, кто живет по другим законам, к которым я не привыкла, а уж потом включать обиды. Они выросли в суровых условиях вечной зимы и постоянно грозящего голода. Это влияет на характеры, делая людей грубоватыми, агрессивными. Жестокий мир привил им некоторую циничность, снизив чувствительность и сострадание к ближнему. Но не сделал адептами, к счастью, закона джунглей, где каждый сам за себя. И пусть они наемники, работающие за деньги, ктобы помешал им пристукнуть меня в горах, забрать деньги и слинять потихоньку. Но они честно выполняют свою работу. А после того как Леон объяснил причину своей агрессии, возникшими ко мне чувствами, я прониклась симпатией к нему.

Я ищу оправдания хамству Леона чувствами к себе, как когда-то оправдывала алкоголизм матери горем по умершему отцу, но не закончится ли это для меня так же печально? Мать в итоге спилась, и теперь спит и видит, как выставит меня из дома. А Леон просто выкинет меня из жизни, когда надоем?

Придя к таким неутешительным выводам, вздохнула, шмыгнула носом. И утешилась тем, что в любом случае Леон ничего не успеет сделать, я планировала вернуться домой. А это случиться гораздо раньше, чем я ему разонравлюсь.

Чувствуя как холод от каменных стен и пола пробирается через слои одежды, решила двигаться дальше.

Скатившись вниз, жестко приземлилась на тропу, чувствуя, как возвращается вес и ощущение холода. Набрала две горсти снега и с жадностью сжевала и растерла по лицу, смывая копоть. Тело понемногу остывало, отдавая напитавшееся в подземелье тепло. Но в груди осталась пульсирующая жаркая точка у сердца.

Это же мой чудо-камешек! Он меня спас!

Расстегнув обугленную на отворотах и в многочисленных подпалинах дубленку, оттянула край свитера и увидела сияющий сквозь кружевную вязь алый камень, с пульсирующим лепестком огня внутри. Благодарно погладив его, будто он живой, похолодела, вновь вспомнив охотника. И тревога затопила разум, прогоняя мысли по второму кругу.

Жив ли он? Если погиб, то это моя вина. Действия камня вполне могло хватить на двоих. Хотела как лучше! Спасала дурака! Эх… Дин, Фикса…Они-то успели убежать от лавы? А если нет?! Леон сказал, что они в безопасности, спят на стоянке. Если бы мы не миловались у входа, а сразу же пошли к ним, то спаслись бы все вместе. На моей совести три загубленных жизни…

Долго всматривалась в плотную пелену облаков, раздумывая о судьбе моих попутчиков, безуспешно пытаясь разглядеть границы неба и земли. Еще вьюжило, но ветер, усмиряя порывы, обещал стихнуть еще до заката. Упрекая себя за опрометчивое поведение, которое двум охотникам и девочке могло стоить жизни, оглядела руки испачканные сажей. По счастью обошлось без ран и ожогов. Оттерла кое-как копоть снегом и поползла штурмовать сугроб, наметенный под скалистой стеной. Отфыркиваясь, с трудом вытаскивая увязавшие в снегу ноги, медленно ползла, пока не наткнулась на что-то твердое, издавшее приглушенный стон. Замерев от страха, прислушалась, опасаясь нового нападения местной жути. Ветер все так же завывал, обезумевшим псом кидаясь на каменные бастионы. И когда уже решила, что мне послышалось, снег возле моих ног зашевелился и немного просел. Я как можно быстрее заработала ладонью, разгребая рассыпчатую снежную крупу. Показалась обледенелая шерстяная варежка и меховой отворот белой шубы. Узкая ладошка с негнущимися посиневшими пальцами принадлежала девушке. Боясь не успеть, откопала плечи и осторожно очистила лицо с заиндевевшими ресницами и бровями и синюшными, бескровными губами, словно вырубленное из мрамора. Из-за светлых смерзшихся прядей выглядывали заостренные ушки. Передо мной лежала светлая эльфийка. Отложив удивление фактом нахождения дивной среди горстки оставшихся людей, я прикоснулась к ледяной коже за мочкой уха, проверяя пульс. Слабое, едва заметное биение возвестило, что девушка жива, но на грани. Вспомнив все, чему учили в школе на ОБЖ, начала спасение замерзшей с растирания со стоп и кистей, чтобы не оставить красотку без конечностей. Расстегнула шубку, подивилась на тонкую кольчугу, надетую на свитер и парочку мечей в дорогих ножнах, пристегнутых к поясу. Расстроилась, что не нашла и крошки хлеба. Освободив светлую от амуниции и одежды, осмотрела идеально сложенное тело и не найдя повреждений, продолжила реанимацию, хотя одной рукой было неудобно и медленно. Жизнь в тело возвращалась медленно и неохотно. Губы и ногти постепенно сменили синюшность на бледно-розовый и кожа заметно потеплела. Тело колотил озноб, зубы стучали так, что я боялась — раскрошатся. Стало ясно, что без горячего питья, ванны и теплой постели девушку мне не выходить. Закутав ее плотнее в одежку, перетащила к себе на колени и прижала, грея своим теплом. Прикрыв глаза, почувствовала, как безумно устала. Хотелось съесть слона, выпить цистерну горячего чая и завалиться спать. Неожиданно девушка замерла и завозилась, приникая туда, где под одеждой был спрятан чудо-камень.

А если камень одеть на нее, может она согреется и очнется. Мне-то при потрепанной одежке он помогает окончательно не замерзнуть, может и ей поможет? Я сдвинула протестующе застонавшую эльфийку и вынула камень, приятно согревший ладонь. В центре мой кинжал оставил небольшую сквозную прорезь, через которую я с горем пополам, действуя одной рукой и зубами, продела шнурок, срезав из завязок своей одежды, и надела ей на шею. Девушка со свистом выдохнула, расслабляя плечи, заворочалась, устраиваясь удобнее и затихла, засыпая. Согласная с ней, что сон — лучшее лекарство, закрыла глаза, решив отдохнуть и выспаться. Вспомнилась малышка, так же укладывающаяся ко мне под бочок в поисках защиты и тепла.

— Пусть они спасутся, — прошептала, засыпая. — Согласна отдать вторую руку за это…

Глава 30

Глава 30

Факелы, факелы, множество факелов, огни сливаются, вытягиваются в длинные световые кляксы. Что-то знакомое во всем этом, словно я снова вернулась в проклятый лабиринт к горящему озеру. Гул низкими, тяжелыми вибрациями, вгрызается в усталый мозг весенним, приставучим, голодным шмелем. Не отмахнуться. Мозг лихорадочно перелистывает память, примеривая подходящее: отдаленный грохот подземной реки на перекатах, вой зимней вьюги в трубах или возмущенный ропот десятка голосов под высокими каменными сводами древнего замка.

С усилием опускаю глаза, отрываясь от завораживающей игры огня под сводами, подпираемыми украшенными грубым каменным узором колоннами. Каменный зал, слишком большой для десятка утопленных в стены факелов, и его очертания теряются во тьме, оставляя ярко освещенным центр. На стенах развешано бывшее в боях оружие, потрепанные искусно вышитые стяги, пробитые гербы соперников вперемешку с помпезными портретами великих остроухих предков в роскошных одеждах.

Толпа богато одетых людей сгрудилась возле круглого массивного стола. Два десятка высоких светловолосых и остроухих мужчин вглядываются в ярко освещенный плавающими прямо в воздухе белыми шарами центр столешницы, спорят, машут руками и говорят все вместе, горячась и перебивая друг друга.

За плотно сомкнутыми спинами не виден предмет спора, и я отвлекаюсь, разглядывая старый потемневший щит, украшенный серебряной чеканкой оскалившегося дракона, крылья которого сшиты между собой лозой гибкой лианы, безжалостно пронзающей кожу. Нелетающий дракон — печальное зрелище. Местами некогда отполированная до зеркального блеска поверхность красуется благородными вмятинами и рубцами сабельных ударов. С другой стороны в плечо упирается весь в щербинах клинок двуручного тяжелого меча, по гарде которого вьется замысловатый узор из сплетенных рун и листьев вечнозеленого, ядовитого плюща. Похоже хозяин замковой залы поклонник ядовитой лианы-паразита.

Терпкий аромат бьет в нос, вызывает слюну. Сглатываю пересохшим горлом. Мимо тенью скользит молодой слуга с подносом, на котором рядком высятся откупоренные бутылки с вином. Шум усиливается, присутствующие поднимают кубки, подставляя под льющийся душистый напиток.

— Владыка, лорд Шанел прибыл по вашему приказу, — звучный голос молодого человека, выступившего из тьмы на освещенный пятачок, отражается от стен, повторяясь эхом, заставляя стихнуть шум.

Каштановые волосы, вспыхивающие золотыми искрами в свете магических фаеров, сплетены в сложные косы. Холодный, слегка надменный прищур синих глаз. Презрительный изгиб красивых губ. Широкий разворот сильных тренированных плеч. Густой синий луч вспыхивает на правой руке, небрежно лежащей на рукояти клинка в дорогих ножнах. Дорогое шитье на темном шелковом колете. В красивом молодом мужчине с трудом угадывается симпатичный подросток, покорившийся воле деда и запоровший до смерти любимую девушку на сеновале.

За спиной мужчины, маячат две высокие тени в длинных до полу плащах, скрывающих личины.

— Шан, ты во время, — один мужчин поднимает голову, косится в сторону безмолвных теней, и повелительно кивает. — Ты вовремя привел людей. Подойди.

Старый эльф с гордостью разглядывает наследника, в глазах вспыхивают нотки удовольствия.

— Я спешил из человечьих пределов. Три дня не вылезал из седла. Надеюсь, у тебя веская причина меня вызвать, — в холодном голосе ни единой теплой ноты при виде деда. — Не для того я покинул это место вечность тому, чтобы выслушивать местечковые жалобы.

— Твое место здесь, среди равных, наследник. Важно твое слово. Совет Высших лордов решает участь людей, — не обидевшись на дерзкий тон внука, произносит Владыка. — Людишки вновь распоясались. Набеги на Приграничье участились. Банды разбойников нападают на наши обозы. Император Юстин делает вид, что ничего не происходит. Последняя капля — отказ снизить пошлины на провоз товаров к Ройским горам через их земли. Надо напомнить, кто сильнее и поставить зарвавшихся на место. Новой войны не избежать.

Сборище лордов согласно зашумело, поддерживая Владыку. Я чувствую, как тревога сдавливает грудь, наследник не спускает одновременно хищного и оценивающего прищура с деда. Словно ему важен только Владыка, и он здесь ради него, мнение Совета Высших Светлых его не интересует. С эльфом произошли большие перемены, и главная — он больше не боится деда. Он готов бросить ему вызов и победить.

— Хорошо. Но отдавать жизнь своих людей только за то, чтобы кони альвов разбрасывали свой навоз на человеческих дорогах я не стану, — в повисшей тишине был слышен треск смолы в факелах. Где-то капало вино из пролитого на стол кубка. — На человеческих землях стоит храм Астреи. Он — моя цель.

Звон упавшего из чьих-то ослабевших рук кубка был заглушен возмущенными голосами одних лордов. Другие с ужасом разглядывали бросившего вызов богам наследника Светлых. Владыка беспомощно махнул рукой, отступая от внука. На лице отразился неподдельный ужас.

— Шанел, опомнись! Ты навлечешь на всех нас страшную беду, пытаясь взять храм штурмом.

Светловолосый сильно побледнел, точеные черты исказили боль и разочарование, но он взял себя в руки, поднял голову, встречая горящий взгляд молодого наследника. Казалось, огонь в факелах замер, в ожидании развязки.

— Пока я Владыка, ты не посмеешь, — голос дрогнул, словно хозяин сам усомнился в своем праве и силе. — Альвы не запятнают себя святотатством на святой земле.

Темноволосый чуть улыбается, чувствуя сомнение и признавая за собой победу. Владыка не может позволить себе неуверенность. У меня по виску скатывается капля пота, нехорошее предчувствие сжимает тисками сердце. Его дед проиграл. Это ясно не только мне.

— Владыка, в тебе чистейшая кровь древних альвов, но ты опозорил ее собственной трусостью, — Шанел говорил тихо, но каждое слово морозным ознобом отзывается в теле. — Древнейший народ альвов тысячелетия доказывает человеческим отбросам, что он велик. Какая жалкая миссия — указывать грязи ее место. Пора исправить эту несправедливость и найти достойного противника!

— Опомнись! Ты приведешь нас к гибели! — вскрикнул светловолосый, словно в мольбе протягивая руки к молодому наследнику.

— Ты прав, кому-то придется заплатить жизнью. Ты первый… — резкий выпад в сторону Владыки не заметил никто, только блик отраженного от клинка света на секунду ослепил глаза. Владыка охнул, схватившись за грудь, где растекалось алое пятно, окрашивая золотистый шелк камзола. Пара лордов схватилась за мечи, сделав движение в сторону Шанела. Обе тени тут же шагнули к наследнику, щерясь двойными клинками. Наклонившись к деду, глядя в стекленеющие глаза, с наслаждением ловя в них недоумение, сменившее ужас, наследник прошептал:- Помнишь, я пообещал, что вернусь занять трон. Я сдержал слово.

Глава 31

Глава 31

— Как ты посмела коснуться священной пары? Кто ты? — звенящий голосок оглушил, разом вырывая из тяжелого сна.

Я застонала, отмахиваясь от назойливого хама, прервавшего мой сон на самом интересном месте.

Что за народ тут? Вечно будят не к месту! Зависть что ли гложет?

Разлепив глаза, заметила белое облачко наклонившееся надо мной. Попытка встать вызвала стон боли. Тело затекло или примерзло, или и то и другое, и отказывалось разгибаться. Со стоном и, как мне показалось, с хрустом вытянула поджатые ноги, потянулась, разминая позвоночник и шею.

— Ты воровка?! — скривившись, пальцем прочистила ухо, оглохшее от возмущенного визга. — Где мой шурх? Куда ты его дела?

Интересуясь, глянула на серое небо, засевающее свежей снежной крупкой окружающие скалы, нехотя в сторону накануне спасенной эльфийки, чьи вопли вынужденно выслушивала вот уже несколько минут. Девушка вполне оклемалась и больше не напоминала немочь готовую отдать богу душу. Розоватые щеки радовали здоровым румянцем, глаза цвета молодой зелени горели возмущением. Наставив на меня пальчик, девушка верещала, требуя немедленного ответа.

— Не видела я твоего ящера. Ты одна замерзала в сугробе, — отмахнулась от приставучей невежды. — Был бы ящер — съела бы…

Услышав отповедь, эльфийка резко замолчала, хлопая длинными ресницами.

— Где ты меня нашла?

Молча махнув в сторону ближайшей кучи снега, к которой щедрое небо добавило за ночь еще немного, я продолжила попытки подняться на неверных ногах. Размяв пальцами задеревеневшие икры и бедра, придерживаясь рукой за обледенелую стену, кое-как поднялась, не рискуя разогнуться до конца. Подземный жар пещеры уже не казался таким злом после ночевки на снегу.

— Чорсик, как же так? — донеслось горестно из-за спины. — Малыш, как же я теперь доберусь до Трехснежья.

С трудом обернулась, чтобы увидеть, как эльфийка причитает над замерзшей тушей ящера.

«Жаль, что вчера не заметила ящера. Не пришлось бы ложиться спать голодной. Интересно на что похоже сырое мясо шурха?»- вслушиваясь в завывания девицы, подумала я.

Разогнав по телу кровь парой приседаний и наклонов, вынула нож и подошла к убивающейся эльфийке.

— Я сожалею о твоей потере, но другой еды у меня нет, — стараясь, чтобы голос звучал извинительно, показала на нож и ящера. — Жарить тоже не на чем. Свежемороженое вроде ничего, наши эскимосы едят строганину и не жалуются.

Девушка подняла на меня заплаканные глаза и непонимающе покосилась на нож.

— Ты лейла? Зачем тогда спасала? — она попятилась, нащупывая клинки на поясе.

— Я, Лекса, шла с проводниками в Трехснежье. Потерялась в пещерах. Вчера спасла тебя от обморожения, сейчас хочу спасти от голода, — как ребенку, простыми предложениями объяснила свое появление на тропе, пряча нож за спиной.

— Ты хочешь съесть Чорсика? — округлила глаза девица, осмыслив мои слова. — Сырым?

— Не сырым, а мороженным, — уточнила я, осматривая шею ящера, вспоминая, что там самое нежное мясо.

— Я, Лориль. У меня есть вяленое мясо и отвар, и горючий камень. Только огниво потеряла, когда убегала от камнеедов, — неуверенно предложила девушка.

Интересно, где ты это все прятала, дрогуша? Я же ощупала каждый сантиметр на тебе.

— У меня есть, чем разжечь камни, — сняла с пояса кресало, с интересом поглядывая на закутанную в пушистую шубку эльфийку.

Девушка разгребла снег у седельной луки и с трудом оторвала примерзшую сумку. Там нашлось мясо, немного каменных лепешек, сладости, смерзшиеся одним комком, во фляге ледышка из отвара и горючий камень.

Сине-зеленый огонек, не боявшийся усилившихся порывов ветра, отогревал озябшую ладонь. Я разогревала мясо и кусочки лепешки, нанизав на клинок кинжала. Оказывается, приятно брать горячую флягу, обжигая кончики пальцев и пить пахнущий йодом отвар, закусывая тающей во рту приторной мармеладкой. Вспомнив земные «сникерсы» грустно улыбнулась, разглядывая с аппетитом жующую шашлык эльфийку. Хотелось расспросить, откуда она взялась, если все эльфы были изгнаны из Галатуса на Землю. Но девушка молчала, и я не лезла с расспросами, про себя решив, что она полукровка, а уши — наследие далеких предков.

— Зачем ты меня спасла? — устав от затянувшейся паузы, она нарушила тишину сама.

— А не надо было? — ответила вопросом на вопрос, понимая, что не все с ней гладко.

— Уши видела? Меня брат вез в Трехснежье, в храм Астреи. Нас двое и еще трое из Канопуса, плюс проводник.

— И как связаны твои уши и храм? — не поняла логики.

— Не прикидывайся идиоткой, — нахмурилась красавица. — Я родилась остроухой у совершенно нормальных родителей. Отец решил, что это знак богини. Два дня тому мне исполнилось семнадцать, и он отправил меня в храм Астреи к тамошней жрице, чтобы решить мою судьбу.

— Судьбу девочек решает жрица?

— Именно, — буркнула девушка, отвернувшись в сторону. — Я же остроухая, а эльфы и их потомки тут не в чести. Замуж меня точно не возьмут.

В отдалении послышался неясный скрежет, словно одна скала медленно проехалась по другой. Девушка напряглась, дернувшись вскочить на ноги.

— Если вас был караван, почему тебя бросили умирать на дороге? — я проследила за ней и оглянулась на пустую дорогу. Чужое нервозное состояние передалось мне.

— Нас камнееды долго гнали. Чорсик обезумел от страха, провалился в трещину и сломал ногу. А меня о скалу приложило хорошо. Брат решил, что богиня просит меня в жертву и сбежал.

— Ты так спокойно говоришь о его предательстве? — удивилась равнодушию в голосе рассказчицы. — Вы с ним не ладили?

— Он меня любил, но я же остроухая. Был бы он на моем месте, я поступила бы так же, — уверенно закончила Лориль, вздрогнув от повторившегося уже ближе звука. — Давай собирайся быстрее. Не нравиться мне это.

— Кто такие камнееды? — задала вопрос, возвращая фляжку хозяйке, а нож в ножны на поясе.

— Сейчас сама увидишь, — бросила девушка, вглядываясь куда-то за мое плечо. — Пошли скорее.

Подхватившись, мы бодро зашагали по обледенелой тропе, уже успевшей кое-где очиститься от снежных заносов. Ветер подхватывал и швырял в лицо пригоршни колючего снега, забивая рот и нос. Земля и небо слились в единое жемчужно-серое покрывало, спрятав за ним окружающее пространство. Поврежденная нога заныла, и через сотню шагов я стала заметно прихрамывать и отставать.

— Ты чего? — бросила через плечо, легко бегущая впереди эльфийка.

— Ногу повредила, — недовольно буркнула в ответ, поморщившись от боли, ступив на пострадавшую конечность.

— Тогда без обид, подруга, — тут же решила девица. — Я благодарна за спасение, но убегу одна, если камнееды настигнут.

— Да не вопрос… подруга, — хмыкнула на откровенность, прибавляя ход и вслушиваясь в скрежет, перекрывающий вой разгулявшейся метели, приближающийся из-за поворота.

Глава 32

Глава 32

Шар, метра два в диаметре, сотканный из плотного серого тумана или дыма с множеством хаотично вспыхивающих искорок внутри медленно с мерзким звуком входил в толщу камня, как нож в мягкое масло, оставляя за собой пустоту. Я притормозила, разглядывая еще одного, пробивающего гранит скалы насквозь в двух метрах над головой, оставляя округлый туннель в два метра диаметром.

— Ну чего вылупилась, прыгай за мной или останешься тут и сдохнешь, — прикрикнула эльфийка, перемахнув два метра новообразованной канавы под ногами.

— Не так они опасны, как кажутся, — пожала плечами, глядя на упорную работу камнееда, приземлившись рядом.

— Не опасны, говоришь, — зло сощурившись, кивнула Лориль на открывшуюся картину. — Смотри…

Десяток шаров подгрызал дорожки в нескольких местах, оставляя хаотично пересекающиеся двухметровые траншеи в нужном нам направлении. Я глухо выругалась про себя, понимая, что, будучи балериной или гимнасткой смогла бы перепрыгнуть, но в зимней одежде и с больной ногой это крайне сложно.

— Прыгай, не жди! — крикнула эльфийка и взвилась воздух, изящно приземлившись на одно колено на квадратик скалы. Оценив ситуацию еще в воздухе, перескочила на соседний, стараясь держаться подальше от шаров.

Тяжело и грузно прыгнула следом, приземляясь на здоровую ногу. Тут же, следуя маршрутом Лориль, перепрыгнула на другой пятачок, едва удержавшись на одной ноге. Дымные камнееды не реагировали на соседство, истово поглощая скалу во всех направлениях.

С изяществом больного кенгуру преодолевала полосу препятствий, боясь подвернуть здоровую ногу и остаться в проклятых горах навсегда. Впереди послышался визг. Девушка неудачно приземлилась у края, потеряла равновесие и соскользнула в пропасть с края тропы. Крик, зовущий меня по имени, не оборвался, а продолжал перекрывать вой метели и скрежет камнеедов. Девушка просила помощи. На четвереньках подобралась к краю, легла на живот, разглядывая зацепившуюся совсем рядом за выступ светлую. Понимая, что одной рукой не вытащу и сама соскользну в пропасть, загнала клинок в щель в скале, закрепила ремень и кинула конец пытающейся карабкаться Лориль. Поймав ремень, она неожиданно легко подтянулась, перебирая руками, и перевалилась за край, с трудом выкинув тело на обледенелую дорожку. Я помогла ей подняться. Лезвие ножа заклинило, и с сожалением пришлось распрощаться со своим верным помощником. Эльфийка торопила:

— Поблагодарю после, — прохрипела девица, пытаясь перекричать вой ветра, поднимаясь на ноги. — Ходу отсюда.

Мы совершали чудеса эквилибристики, протискиваясь между стенами и плотной дымкой камнеедов, балансируя на краю обрыва, обходя канавы, вырытые сущностями в разных направлениях. В серое со вспыхивающими искрами марево шара попала часть рваного подола длинной дубленки и исчезла, оставив неровный срез на выделанной коже на уровне середины бедра.

Когда дорога перестала напоминать передовую, жуткий скрежет остался позади и последний шар едва различался в метельной мгле, мы остановились отдышаться. Привалившись к стене, я жевала снег, пытаясь смочить пересохшее быстрым бегом горло. Лориль, захлебываясь, крупными глотками пила отвар. Метель стихала, щадя несчастных путниц, едва избежавших смерти в горах.

Я разглядывала сломанные, исцарапанные ногти и лицо новой подруги, порванную шубку и штаны, растрепавшиеся волосы, не сдерживаемые потерянной во время бега шапкой, представляя, как выгляжу сама в изодранной и обгорелой одежде.

Если доберемся до города, то, как бы не приняли обеих за бродяжек и не упекли куда подальше.

— Кто они такие эти камнееды? Давно они появились тут? Мы долго шли, но я таких траншей не видела.

— Да кто бы знал, — пожала плечами Лориль. — Одно слышала, они — слуги Астреи. Она их выпускает в наш мир, чтобы перекроить его. Уже не раз замечали, как они появятся — следом случается что-то нехорошее.

— Что именно? — встревоженно глянула в сторону, где слышался сильно приглушенный расстоянием каменный скрежет.

— Несколько лет назад их заметили у побережья Канопуса, они в подводных скалах пещеры прогрызали. С тех пор больше ни одного гриваса не видели. Теперь вот в горах грызут. Не к добру.

М-да… ситуация…

— Чувствуешь? — эльфийка втянула тонкими ноздрями воздух, нимало не заботясь о изрядно пострадавшем внешнем виде.

Я принюхалась, не чувствуя ничего особенного, отрицательно покачала головой, разглядывая ссадины и синяки, щедро покрывавшие единственную ладонь.

— Морем пахнет и немного дымом. Город близко, — сделала вывод девушка и счастливо улыбнулась. — Мы почти добрались, Лекса! Осталась ерунда.

Слова эльфийки прозвучали прекраснейшей музыкой. Не смея верить, решая, не шутка ли ее слова, я глянула на лицо, сияющее ярче полуденного солнца. Я ответила ей тем же и поднялась на ноги, готовая идти дальше.

— С кем ты шла в Трехснежье? — поинтересовалась Лориль, когда мы завернули за поворот, и передо мной раскинулась невероятная картина.

Скальная гряда резко обрывалась широким приморским плато, на котором расположился портовый город, скрытый от глаза густой пеленой тумана. До того петляющая и вьющаяся серпантином между скал дорога спускалась в засыпанную снегом долину к морю. Мне это напомнило виадук высотой не менее ста метров, парящий в густом молочно-белом тумане, плавно сходящий на нет у кромки пляжа. В плотной пелене марева едва угадывались шпили городских построек. Над морем туман зависал густым клубящимся облаком, иногда разгоняемым сильными порывами ветра, обнажавшими кромку темнеющего пляжа. Ничего подобного никогда не встречала, и, открыв рот, любовалась сказочным зрелищем.

На изгибающимся лукой узком полотне многокилометрового скального пути бодро шагала одинокая темная фигурка.

— Твои попутчики? — кивнула на фигурку эльфийка. — В город спешат. А почему двое? Вас же четверо было? В горах погибли.

— Попутчики… — рассеянно повторила за Лориль, будучи под впечатлением от увиденной величественной панорамы.

— Высокий, стройный брюнет несет на плечах ребенка, — вгляделась в спешащего в город путника Лориль. — Красивый мужик, а ребенок — девчушка лет шести.

От сердца отлегло и стало легче дышать. Даже не думала, что так обрадуюсь спасению Леона. Все же его странная спонтанно проснувшаяся симпатия и героическая попытка ценой своей жизни спасти нас обоих не оставили меня равнодушной. Охотник перестал быть чужим человеком. При воспоминаниях о горячих поцелуях в пещере сердце забилось чаще, и кровь прилила к щекам. Я расстроилась, оглядев свой непрезентабельный вид, в котором предстану перед небезразличным мне мужчиной. Но это ерунда — отмоюсь и переоденусь, а раны заживут. Моя малышка спаслась! Я ведь обещала позаботиться о ней, и терзалась, что не сдержала слово. Но как же Фикса? Почему ее нет с ними? Неужели сгинула в огненной реке?

— Леон и малышка Дин…

— Леон — это проводник? — задумчиво протянула эльфийка, вступая на узкий каменный мостик. — Старый знакомый. Надо же как мир тесен.

— Ты знаешь Леона? — удивилась, почувствовав легкий укол ревности.

— Встречались пару раз. Просто секс, ничего серьезного, — она насмешливо фыркнула, заметив мой изумленный взгляд. — Замужество мне не светит с такими-то ушами, а развлекаться никто не запретит. Он ничего, не хуже других… в чем-то даже лучше будет…

Она мечтательно улыбнулась, вспоминая пикантный момент из жизни. Я, закусив губу, отвернулась, чувствуя, как злость на Лориль подняла змеиную голову. Удивившись новым неприятным ощущениям, выдохнула, успокаивая себя, дала мысленного пинка разгулявшимся чувствам.

И чего я взбеленилась? У Фиксы тоже с ним было, но на нее я реагировала спокойнее. Да у него таких эльфиек в каждом городе с его-то жизнью, ко всем ревновать «ревнилки» не хватит.

— Не знала, что ему нравятся эльфийки, — сказала лишь бы что-то сказать, заметив, что Леон нас увидел, и остановился поджидая.

— Экзотика нравится всем мужикам, — убежденно проговорила девица, махнув вглядывавшемуся в нас охотнику. Заметив мое испортившееся настроение, сделала правильный вывод. — Ты ревнуешь, Лекса? У вас было?

— Ревную, — подтвердила ее догадку и зло добавила:- Что так заметно?

Девушка неожиданно звонко расхохоталась, махая на меня руками, не веря услышанному.

— Ты уморила, Лекса! Ревновать бродягу, бабника и авантюриста… — она сделала паузу, вытирая выступившие слезы, — все равно, что ревновать это небо или дорогу, или ветер…

— Это твое мнение. Я думаю иначе, — тихо проговорила, любуясь знакомым силуэтом.

Глава 33

Глава 33

— Лекса, ты жива! Я так боялась, так плакала, а Фикса сказала, что тебя больше нет и Леон тоже, — на шее повисла, всхлипывая, малышка, тыкаясь как котенок холодным носом в шею. — Ты же обещала, что вернешь меня дяде и останешься с нами. Ты пропала, Фикса уехала на ящере в город… И чудовища рычали всю ночь… Я чуть не упала в огненную реку…

Девочка давилась слезами и жаловалась, пересказывая пережитые страхи, цепко ухватив за отвороты полушубка. Груз вины за страдания перенесенные малышкой придавил плечи. Молча кусала губы, коря себя за безалаберность. Вспомнила, как спасала охотника от големов, потом миловалась с ним, забыв о своей девочке. Наемница бросила Дин, когда появился Леон, спасшийся от потока лавы. Бросила, хотя обещала довести до города и получила за работу больше, чем рассчитывала. С Леоном все в порядке — мило улыбается, разглядывая нашу парочку. А у малышки настоящая истерика.

Прав оказался проводник, мать из меня никудышная. А я еще на свою мать обижалась. Мне-то рядом с ней смертью никто не грозил.

— Дин, все позади, я рядом. Прости меня, я немного заблудилась в горах, — всхлипнула сама, поглаживая ребенка по спине и покачивая из стороны в сторону. — Обещаю, пока не доберемся до дяди Борана, не оставлю тебя одну.

— Какая идиллия, — картинно восхитилась эльфийка, привлекая к себе внимание. — Может и нам обняться? Как ты на это смотришь, Леон?

— Лориль! Не узнал тебя в этих тряпках. Что ты забыла в горах? — наемник удивленно вскинул бровь, разглядывая потрепанную эльфийку, делая шаг ко мне.

Девушка смешалась от насмешки, но быстро взяла себя в руки, вскинула подбородок и с вызовом бросила:

— Ярких впечатлений ищу, и попутно обзавожусь подругами, — светловолосая кивнула в мою сторону.

Наемник порывисто обхватил и стиснул в медвежьих объятиях нас с Дин, прижавшись лбом к виску. Тесно прижатая малышка даже не пикнула, тихо уткнувшись в шею холодной пуговкой носа.

— Лекса, зачем? — хрипло с мукой в голосе прошептал мужчина, шевеля теплым дыханием волосы. — Зачем ты прыгнула в огненную реку?

— Нам обоим было не спастись. С больной ногой я бы не убежала, а так спасла тебе жизнь, — виновато покаялась, подавив желание прижаться губами к щеке, колючей от щетины.

Эльфийка, насмешливо фыркнула, комментируя увиденное.

— Как ты спаслась? Я ведь похоронил тебя, Лекса. Себя винил, что потащил вас через пещеры, — объятия стали сильнее, но малышка, сопевшая мне в шею, тихо сопела, понимая, что мешать не стоит.

Я же наслаждалась первыми в своей жизни мужскими объятиями и тихо млела в руках проводника.

— Глаз голема оказался талисманом. Он защитил от огня и помог выбраться из пещер на дорогу, — я чуть повернула голову и прикоснулась к его обветренным, покрытым корочками губам. — Там наткнулась на замерзшую Лориль. Глаз голема вернул ее к жизни.

— Ну-ну не скромничай, — подала голос эльфийка. — Ты спасла меня дважды. Не дала замерзнуть и вытащила из пропасти. Прими мою благодарность. Я у тебя в долгу, Лекса.

Нужно было что-то ответить, но я не нашла в себе ни сил, ни желания разорвать объятия. Леон поймал мои губы и прижался в быстром поцелуе, резко оторвался и, повернувшись к эльфийке, потребовал:

— Талисман на тебе? Верни!

Лориль секунду сверлила недовольным взглядом наемника, послушно выудила камень, сверкнувший алым всполохом, и опустила в ладонь охотника. Мужчина разглядывал игру крошечного пламени, заключенного в толщу камня.

— Очень ценная вещь, — сделал свой вывод охотник и обратился ко мне:- Почему сразу не забрала у нее?

— Лориль была холодной как лед, когда я ее откопала. Не знаю, вдруг ей стало бы хуже, забери я камень, — пожала плечами, чувствуя, как тихонько засопела заснувшая Дин.

— Возьми и не снимай, — наемник надел шнурок мне на шею, спрятав талисман под одежду. — Думай больше о себе, Лекса. Я не всегда смогу защитить, хотя, Бьерн знает, как хочу этого. Так мне будет спокойнее.

Леон отогнул ворот свитера и, лаская, провел пальцами по теплой коже ключиц и шеи. Со стороны эльфийки послышалось насмешливое фырканье и едва слышно сказанное: «Горбатого исправит могила».

Кажется, последнее было сказано для меня.

* * *

Только чудом не потерявшиеся злотни убедили подозрительного трактирщика впустить нас, изрядно потрепанных, в свое заведение. Плотный с залысинами на жирно блестящем лбу мужчина подозрительно косился в нашу сторону, принимая заказ. Яичница из зеленоватых желтков, происхождение которых не стала выяснять, рыбная похлебка, блины с икрой, густой кисель из водорослей. Я с наслаждением уписывала местные деликатесы, наслаждаясь горячей пищей, человеческими голосами и теплом, стараясь не замечать недовольства трактирщика и подавальщиц, морщивших нос на мои обноски.

Не удивлюсь, если все они решили, что мы кого-то убили и ограбили по дороге в город.

Я находилась под впечатлением от средневекового Трехснежья, напоминавшего небольшие городки Европы в канун Рождества. Городок на берегу моря встретил нас щедро присыпанными снегом улицами и густым туманом, в котором едва различались силуэты каменных одно и двухэтажных домов из красного гранита и спешащих по своим делам редких жителей.

К трактиру с поэтическим названием «У покинутого причала» нас привел Леон, безошибочно ориентировавшийся в молочном мареве. Поужинав, мы решили переночевать в трактире, сняв три комнаты, утром охотник отправлялся со мной на поиски дяди Борана. Леон встретил знакомых и остался пропустить стаканчик, а я и следом за мной едва переставлявшая от усталости ноги эльфийка поднялись на второй этаж и разошлись по номерам.

Уложив на кровать тут же сладко засопевшую Дин, я разглядывала тонкий стилет, оставленный Леоном, взамен потерянного в горах, и думала, как рассказать охотнику о себе правду. Я уже решила, что после того, как верну Дин дяде, отправлюсь к пристани и разузнаю про «Ледяного Единорога». Пока браслет не затерялся, став подарком для местной богини, мне необходимо его вернуть. Тоска по своему привычному и понятному миру, в последнее время притихшая, в моменты тишины и покоя накатывала с новой силой. Еще в лабиринте я твердо решила, что выживу и вернусь домой, чего бы мне это не стоило. Но с появлением наемника и зародившегося чувства к нему мои планы постоянно менялись. И сейчас я должна была пойти и поговорить с ним, рассказать всю правду о себе и выслушать его мнение. Несколько часов я мучилась в сомнениях и решилась. За куцыми шторками уже светлел восточный край небосклона, предвещая скорое безоблачное утро. Поправив покрывало на спящей малышке, осторожно выскользнула из-за дверей и прокралась к соседнему номеру, в котором ночевал Леон. Приоткрыв дверь, замерла, услышав голоса и тихий смех. Робея зайти, прислушалась.

— Зачем ты морочишь ей голову? Она влюблена, а ты играешь с ней как морской змей с шурхом, — мелодичный голос Лориль невозможно было спутать. Эльфийка хихикнула по своему обыкновению.

— Приятно, когда на тебя смотрят с любовью чистыми и преданными глазами, — мурлыкнул в ответ… Леон. — Тебе-то что за дело до маленькой калеки?

— Жалко ее… Я видела мельком ее руку. Фу-у, жуткое уродство, — брезгливо протянула эльфийка.

— Желающие найдутся и на такое, — цинично заявил проводник.

— Ты никак решил сдавать ее внаем извращенцам? — удивленно поинтересовалась Лориль. — Думаешь, если дурочка влюблена в тебя — согласится на все?

Мужчина промолчал, подтверждая ее догадку.

Глава 34

Глава 34

Эльфика насмешливо фыркнула, под чьим-то телом скрипнула кровать, и зашуршало грубо сминаемое белье. Внутри все застыло от боли, из-за двери донесся звук страстного поцелуя. Разум подсказывал развернуться и уйти к себе, пощадить нервную систему и сердце, которым и так досталось, но я заглянула в приоткрытую дверь, чтобы увериться, что не ошиблась.

Наемник и Лориль устроились на постели, сплетясь обнаженными телами, самозабвенно предаваясь страсти и не замечая меня. Глаза скользили по тренированному, гибкому телу, татуировкам, стекающим с шеи, змеящимся по плечам и сплетающимся замысловатым узором на спине.

Рука мстительно сжала нож, неосмотрительно подаренный охотником накануне. Глядя на извивающиеся тела, в глазах потемнело от ненависти, а к горлу подкатил ком. Светлые локоны, разметавшиеся по подушке, напомнили о малышке, оставшейся в одиночестве в номере. Выдохнув, смиряя чувства, я с силой отшатнулась, прижавшись к стене у двери. Закрыв глаза, сделала несколько рваных вдохов, успокаиваясь. Кое-как справившись с бушующими эмоциями, поплелась к своей комнате, опираясь здоровой рукой на стену. В голове крутился услышанный только что разговор и подробности увиденной сцены. Обида жгла изнутри, требуя отмщения. Память безжалостно повторяла и повторяла слова, разбивавшие сердце, впервые потянувшееся к человеку, посмевшее поверить и полюбить.

Калека… уродство… желающие найдутся и на такое… сдавать в наем извращенцам…

Неожиданно рука скользнула в пустоту и я, потеряв равновесие, свалилась на пол в крохотной коморке, вход в которую прикрывала грязная занавеска. На голову посыпались старые подушки и рваные покрывала. С трудом поднявшись на колени, брезгливо сняла с головы пахнущую сыростью тряпицу, когда услышала тихие шаги и приглушенный говор.

— Сазон гуторил што заприметил десять злотней у девахи. А ежели поискать, то и поболее найдем. Все не в накладе будут, — хрипло проговорил мужской голос.

— Точно оне грабанули кого, али пришили. Рожи-то страшенные и сами голытьба-голытьбой, — вторил ему опасливый шепот. — Ты давай в номер пореши обоих, а я покараулю на лестнице. Закатай в покрывало, и вынесем к морю всех троих. Дите не трожь. Могет малявка ворована, так денег стребуем с папашки.

Воры! Не зря мне лицо трактирщика не понравилось, когда он злотни увидел. Вот значит как! Решили прирезать нас, а деньги себе. Пошли к Леону, разумно решив, что деньги у него. Пока они будут разбираться парочкой, у меня есть время забрать малышку и спастись, а проводник пусть сам выпутывается. Кара от богов за ложь не заставила себя ждать. И кто я такая, чтобы спорить с судьбой? Один раз я его спасла, и чем он отплатил? А Лориль? Знала, что у меня к нему чувства и… Что мне стоит развернуться и уйти? Легко! Они бы так и сделали. Но я не они.

Я выглянула из-за двери, заметив в тени плохо освещенного коридора широкую спину, остановившуюся напротив комнаты, где развлекались Леон и Лориль. Тускло блеснуло лезвие здорового мясницкого тесака. Мужчина прислушивался, не решаясь войти. Похоже, его озадачило наличие в комнате двоих неспящих, справиться с которыми гораздо сложнее. Увлеченный подслушиванием человек, не заметил, как я выбралась и сделала пару шагов к нему. Прицелившись, сделала выпад кистью и метнула нож, не надеясь на успех. Лезвие вошло в основание черепа, как в масло, окрашивая ткань одежды кровью. Несостоявшийся убийца и грабитель захрипел и кулем рухнул в комнату. Тоненько заверещала эльфийка, громко выругался Леон. Оба, забыв об одежде, подскочили к дергающемуся трупу. Наемник склонился над телом, пытаясь разглядеть лицо непрошеного гостя. Я поймала на себе перепуганный взгляд Лориль. Развернувшись, скользнула в свою комнату, быстро одела сонную малышку, мельком заметив в окне занявшийся рассвет. Натянула истрепанные обноски, подхватила на руки хныкающую кроху и выглянула наружу. В коридоре было тихо. Дверь в комнату любовников плотно прикрыта, тело не состоявшего убийцы исчезло. Прижав девочку к себе, я тенью скользнула по ступеням в пустой зал, пробралась вдоль стены, стараясь не привлекать внимания беседующего с ранним посетителем хозяина, маячившего в кухонном проеме, и выскользнула на улицу.

За ночь погода сменилась, и с моря подул ветер, унося клочья тумана с узких улочек, где едва могли разминуться пара ездовых шурхов. Я оглянулась и свернула в первую же тихую подворотню, уходя подальше от таверны. В расстроенных чувствах и от страха за жизнь малышки Дин не осознавала до конца то, что произошло. Теперь осознание от содеянного навалилось все скопом, и щеки обожгли горячие слезы.

Я убила человека… Зарезала как свинью…

Привалившись спиной к серому ледяному камню, прикрыла глаза и старалась не взвыть, чтобы не напугать дремлющую на руках девочку.

— Лекса, что случилось? Почему ты плачешь? — малышка теплыми пальчиками размазывала слезы по моим щекам. — Тебе больно?

— Немножко… — я улыбнулась девочке, вытирая слезы. — Дин, расскажи мне про дядю Борана. Где вы жили? Как найти его дом?

В рассветном мареве раннего утра, маленькое личико казалось фарфорово-прозрачным. Малышка посерьезнела, сведя темные ниточки бровей и засопела.

— Ну дом большой и серый… Есть самый секретный секрет. В саду, в нише есть каменный дракон. Во-о-от такие клыки! Дядя говорит он не настоящий, но я знаю, что он притворяется и ждет, пока я вырасту и стану красивой. Тогда он заберет меня в свою пещеру, — прошептала на ухо девочка. — Там много-много золота, но очень холодно. Такой же забрал маму, а папа пошел ее спасать и не вернулся.

Отлично, милая, только как же нам найти твоего дядю. Я одета не лучшим образом, еще за бродяжку примут. Мне безрукой воровке никто не поверит.

— Мне жаль, Дин, твоих родителей. Может, ты помнишь улицу или соседей? Как их звали?

— На улице горка и мальчишки съезжают на ногах и не падают! Это так весело! Я тоже хотела, но дядя говорит, что девочкам так нельзя, — Дин надула губки и затеребила ниточки распустившегося края свитера. — У соседей шурх такой огромный и злой. Он сопит и из носа у него вырывается пламя! Стра-а-ашно!

Так опять страшилки и фантазии, полезной информации ноль. Ладно, пойдем в город, покормлю малышку и куплю себе что-нибудь поприличнее из одежды. Заодно и про «Единорога» узнаю.

— Ты же смелая, Дин, и не боишься шурхов, — невпопад ответила девочке, разглядывая улицу, пытаясь выбрать верное направление к базарной площади и стараясь расспросами не привлекать к себе внимание. — Ты бы мне описала дядю Борана. Может, помнишь, где он работает?

— Он большой и сильный, как Леон. Но Леон страшный, а дядя красивый и добрый. У Леона волосы в носу, он колючий и пахнет костром. А дядя пахнет лаймом, как папа. И щеки у него не колются, — проводила сравнение мужской привлекательности девочка. — Когдая просыпалась и шла есть кашу, он уже был на службе. Так говорила кухарка Нэна.

Я вышла из тупичка и направилась за двумя пожилыми женщинами с большими кожаными мешками на плечах, справедливо полагая, что те направились на базар.

— На службе?! А Нэна не говорила, где он служит?

— Нет, но как-то она сказала конюху, что хозяин уехал в тюрьму.

М-да, самой идти в тюрьму как-то не хочется. Но куда деваться, если Боран там служит.

Глава 35

Глава 35

Следуя за женщинами по заснеженной улочке, украшением которой были сугробы и обледенелые стены домов, я ловила на себе удивленные и подозрительные взгляды городских дворников, грузящих снег на салазки. Из окон на вторых этаж, не закрытых ставнями, сияли ночники и выглядывали заспанные лица горожан. Опасаясь спускать Дин с рук в незнакомом месте, неожиданно вышла на площадь. Прямоугольник торжища смыкал в себе все радиальные улочки, по которым тоненькими ручейками стекались люди. Торгаши открывали лавки, осторожно снимая металлические щиты с мутноватых оконных стекол. Я искала лавку верхней одежды и прислушивалась к новостям, обсуждаемым горожанами. Хотелось услышать что-нибудь о прибытии «Единорога». Охая и качая головой, женщины передавали новость о ночном убийстве в «Причале», не веря, что трактирщик оказался убийцей, польстившимся на деньги постояльцев, сетовали, что последнее время развелось малолетних воришек, а местный градоначальник не чешется что-то с этим делать, все горюет о потерянной племяннице.

— Чего хочешь, убогая? — несильный толчок в плечо вывел меня из транса. — Или присматриваешь чего стащить?

Меня недовольно разглядывала немолодая, но крепкая женщина. Малышка, обвив ручонками шею, недовольно зыркнула на грубиянку.

— Одежду себе присматриваю, — отмахнулась от женщины и развернулась в другую сторону, где прозвучало название Патриковой шхуны.

— Что и деньги есть? — поинтересовалась дама, с сомнением окидывая потрепанную дубленку.

Мимо толкались потенциальные покупатели, прицениваясь к рыбе, которую продавала женщина.

— Надеюсь хватит на что-то приличное, — уклончиво ответила я, краем уха услышав, что «Единорог» так и не появился в гавани и соли, которую все ждут, пока нет.

— Тогда тебе к Орису. Иди прямо вдоль ряда, он крайний на коже стоит. Что-нибудь подберет недорогое, — она вздохнула и глянула на малышку. — Может и так отдаст, если согласна на… ну ты поняла. Тебе-то, похоже, терять уже нечего.

Я-то поняла, но не слишком ли! Я что похожа на продажную женщину? Или если у меня ребенок, то я на все соглашусь?

Идя в указанном направлении, я разглядывала высящиеся за приземистыми лавками башни городской управы, единственного в городе здания, украшенного грубоватой резьбой и статуями крылатых чудищ. Остановившись напротив лавки кожевника, спросила Ориса. Юркий мальчик в меховой курточке, с изящно сплетенным кожаным ремешком через лоб, придерживающим соломенные вихры, просочился сквозь развешанные для продажи меховые зипуны и дубленки, велев ожидать. Я оперлась о прилавок, чувствуя, как занемели от тяжести руки. Малышка притихла, нашарив у меня на шее алый камень-талисман на шнурке, крутила его в пальчиках. Я разглядывала постепенно заполняющееся людьми торжище, отмечая про себя отсутствие лобного места и плахи, как в Канопусе.

Похоже у местного градоначальника свои порядки.

От созерцания меня отвлекло покашливание. Молодой, чернявый и дюжий бугай вопросительно глянул из-под смоляных широких бровей.

— Мне бы подобрать что-то из одежды. Дорога была тяжелой, — извиняясь за внешний вид, промямлила я.

Мужчина в небрежно накинутом на тонкую сорочку кожаном жилете привычным взглядом окинул фигуру и поинтересовался:

— Через горы шли?

Я молча кивнула, не желая вдаваться в подробности. Здоровяк склонил голову к плечу, задумчиво разглядывая нас обеих, щелкнул пальцем, подзывая вихрастого подмастерье. Когда он наклонился и коротко шепнул что-то парнишке, я напряглась, чувствуя неладное, и решила откланяться.

— Если у вас нет ничего на меня, уважаемый, я пожалуй пойду.

Развернувшись, сделала шаг в сторону другого ряда и услышала негромко брошенное в спину.

— Есть. Смотри сама.

На прилавок легла легкая длинная безрукавка, искусно скомбинированная из кусочков серебристого меха и черной кожи, со шнуровкой. Я пересадила Дин на больную руку и провела ладонью по пушистой поверхности. Мех, лаская, щекотал загрубевшую, покрасневшую от мороза кожу. Я улыбнулась давно забытому ощущению удовольствия и выдохнула:

— Сколько?

— Подарю, если будешь ласковой, — нехорошо сощурился мужчина.

— Для меня слишком дорого, — поняла прозрачный намек, покачала головой и с сожалением отступила от прилавка.

— Жаль, я бы не разочаровал, — ушей достигло мягко-вкрадчивое.

Я обернулась, вспыхнувшая непонятная злость едва не вырвалась оскорблением. Сдержав себя, кивнула на сопящую малышку и ответила:

— Один уже не разочаровал, — криво улыбнулась, разглядывая товар у других.

— Бывает, — кивнул местный мачо-лавочник с едва заметной понимающей улыбкой. — Тридцать серебряников… и жилет твой.

— Идет, — устало кивнула, посадила недовольную малышку на прилавок и закопалась, доставая деньги.

Принимая злотень, чернявый выразительно глянул на девочку, с интересом крутящую серебряные шарики, украшавшие кончики шнуров на приобретенной мной жилетке.

— Лекса, это мне? — недолго думая, девочка напялила поверх кожушка пушистую прелесть и прошлась по прилавку туда-сюда. — Я красивая? Похожа на ярлову сулами? Даже дядя Боран мне такой не дарил.

— Очень красивая. Нам пора, Дин, — кивнув девочке, спрятала сдачу и почувствовала, как на плечо легла тяжелая рука и развернула к себе.

— Откуда у тебя злотни, бродяжка? — густой запах сивухи обдал чувствительные ноздри. — Ребенок твой?

Рядом мелькнули светлые вихры подмастерья. Значит, лавочник послал за стражей. Чего тогда развлечься предлагал? Или всех развлечений секунда дело?

— Я не бродяжка, — возмущенно фыркнула, безуспешно пытаясь скинуть наглую лапу стражника с плеча. — Ребенок мой.

Приходилось привирать, чтобы не расплатиться второй рукой за киднеппинг. В этом мире с людьми расправлялись быстро, чаще без суда и следствия.

— Почему в таком виде? — без тени доверия разглядывал меня стражник.

— Я из Канопуса. Шли через горы. Там потрепало немного. В Трехснежье ищу Борана. Дядю моей малышки, — старалась говорить кратко и по существу.

— Через горы в это время?! — удивленные голоса чернявого и стражника слились воедино.

— Опоздала на «Единорог», выбора не было, — вновь попыталась вырвать плечо из цепких лап.

Вокруг нас начала собираться толпа из любопытных, негромко обсуждающих ситуацию, выдавая предположения одно нелепее другого. Малышка растерянно оглядывалась по сторонам, уже готовая дать рева. Я дернулась к ней, удерживающие пальцы разжались. Обнимая девочку, подбадривающе улыбнулась, ожидая решения стражника.

— Это же Дин, ярловой сестры дочка, — неожиданно донесся удивленный возглас из толпы. — Нашлась потеря. Ох, ты ж сиротка…

— Смотри-ко девчонка нашла ярлову пропажу…

— Могет сама украла, а теперь вернуть хотит?

— И кто же малютку-то держал в подвале?

— Та не, девчонка не боитси, он как льнет, не воровка она!

Толпа гомонила, подкидывая версии следствию, страж закона нахмурился, подошел и попытался схватить за покалеченное запястье. Пальцы ожидаемо соскользнули с пустого рукава.

— Воровка! Безрукая воровка! Девку свела со двора, и ужо приучат к воровскому ремеслу! Руку ей руби!

Со всех сторон сыпались угрозы, на нас напирала толпа, жаждущая расправы. Испуганная малышка заревела в голос, уцепившись за меня. Страж, заметив мое увечье, отреагировал не совсем обычно. Застыв на мгновение, словно раздумывая, он тут же отгородил нас от разбушевавшейся толпы.

— Угомонились все! — рявкнул стражник, пытаясь успокоить ярых и скорых на расправу жителей. — Могет малая не племяшка Борана, а этой ярловой любимки прижитое дите. Дети все друг на дружку схожи. Я пока девку отведу, куда следует, пусть в камере посидит. Ярл Боран сам разберется.

Глава 36

Глава 36

Малышка наотрез отказывалась отпускать меня и рыдала, вцепившись ручонками в шею. В тесной каморке дежурного, где нас оставили дожидаться прибытия градоначальника для опознания девочки и следствия по моему делу о хищении ребенка, было душно и воняло подгоревшей едой. Малышка судорожно всхлипывала, и на все уговоры стражников мотала головой, ни в какую не соглашаясь разомкнуть руки. Я лишь молилась, чтобы поскорее нашелся ее дядя, кем бы он ни был, всем сердцем переживая за ребенка.

— Дин, девочка моя! Ты нашлась!

От негромкого голоса, малышка всхлипнула и резко повернулась на звук.

— Нэна! — взвизгнула кроха и скатилась с рук, рванув к невысокой, замотанной пуховой шалью женщине, стоявшей у входа.

Та подхватила девочку, а стражник, пользуясь случаем, быстро толкнул меня на лестницу, ведущую вниз к тюремным казематам. В нос ударил тошнотворный запах гнили и сырости. Меня замутило, и я постаралась дышать ртом. Душа успокоилась за девочку, Дин узнала дядину кухарку и теперь она наконец-то попадет домой. Осталось придумать, как выбраться отсюда и дождаться «Единорога». Оставалась надежда, что Боран, получив живой и невредимой племянницу, не оставит гнить в казематах ее спасительницу.

Спотыкаясь и оступаясь, я старалась спускаться осторожно, чтобы не скатиться с крутых ступеней и не свернуть шею. Стражник зажег факел, подсвечивая себе путь. Мы двинулись по коридору, дрожащий свет факела освещал неровные стены в ржавых потеках и пятнах плесени, где за десятком дверей, заслышав шум шагов и заметив свет, задвигались узники: гремели цепями, проклинали и жаловались на несправедливый приговор и судей. Шепотки, шорохи, стоны, тонкий металлический звон, скрежет железа по камню доносились со всех сторон. Я поежилась, радуясь, что в этом мире нет крыс.

Остановившись напротив последней двери, страж почесал затылок, сомневаясь в правильности поступка, сунул мне факел в руку, досадливо крякнул, открыл запор, подождал пока войду, гулко хлопнул дверью за спиной, лязгнув напоследок щеколдой. Я оглядела каменные потемневшие от времени стены и узкую щель воздуховода под потолком.

— Еда есть? — послышался шепот из угла.

Опустив факел вниз, заметила кучу лохмотьев в углу, та слабо пошевелилась, почувствовав направленный на нее взгляд. В кармане нашелся кусочек вяленого мяса, спрятанный про запас, с последнего пиршества с эльфийкой. Я протянула красноватую жилистую полоску в грязную цепкую детскую лапку, вынырнувшую из гущи мерзко пахнущего рванья. Ручка быстро исчезла, и до меня донеслось причмокивание и довольное урчание.

— Тебя как зовут? — решила познакомиться с обитателем камеры, прикидывая, куда бы лучше пристроить факел.

Глубокая щель в неровной кладке, с щербинами выпавших камней, вполне подошла. Картина вырисовывалась удручающей. Желтоватый свет разогнал тьму в углах каменного сырого мешка, осветив старую кладку с кое-как подмазанными раствором щелями, из которых сочилась влага, оставляя пятна плесени на камне. На высоте двух метров шел ряд массивных колец и крюков, на которых висели толстые ржавые цепи и кандалы. В дальнем углу в полу отхожее место. В ближнем к входу углу с кольца свешивалась цепь и терялась в груде старого тряпья, где обитало ныне пирующее существо.

— Фишка, — из тряпья на меня заинтересованно глянула пара плутоватых глаз. — А еще есть че пожевать?

— Нет. Знала бы, что попаду в тюрьму — запаслась бы, — развела руками, гадая, кто передо мной: мальчик или девочка. — Тебе сколько лет, Фишка?

— Во сколько, — грязные пальчики на растопыренных ладошках сообщили, что ребенок разменял второй десяток. — Я ужо большой. Меня мамка к кожевнику отдала подмастерьем, он дрался и не кормил, и я сбежал. Есть хотелось, я лепешку подобрал, а лотошник меня страже сдал. Вором обозвал. А я отродясь чужого не трогал. Вот сижу, жду приговора.

Мальчик опустил голову и тяжело вздохнул.

— Давно сидишь? — я присела рядом, разглядывая черные давно немытые вихры.

— Давно. Ярлу-то недосуг, он родичку свою ищет, — мальчик вылез из вороха разнокалиберной одежды и прислушался. — Страшно мне. Ярл-то разбираться не станет, подпишет приговор, и отрубят мне руку.

Фишка жалостливо глянул в мою сторону и тоненько всхлипнул. Я протянула руку и погладила мальчишку по спутанным вихрам.

— А вас за что сюда? Богатеев же не сажают, — поинтересовался Фишка, выразительно шмыгнув носом.

— С чего ты решил, что я богатейка? — удивилась, разглядывая рваные полы и прожженные дыры на дубленке.

— Одежка-то потрепана, да только кожа-то отменная. Опять же украшения из серебра на сапожках. Этому меня Орис научил перво-наперво, — ладошка мальчишки любовно прошлась по изгвазданному подолу. — Мне учиться нравилось. Я бы остался. Вот только Орис дерется больно и не кормит почти. А руку потеряю — никому не буду нужен. Нищие чужих не любят — гонят с прикормленных мест… а то и убить могут.

Фишка совсем приуныл и зашмыгал носом сильнее. Я его приобняла, укрывая худенькие плечи и стараясь отвлечь, спросила:

— Фишка, откуда вся эта одежда? — кивнула на гнездо из старых лохмотьев. — Для тебя великовата.

— Так бывших сидельцев, — пожал плечами мальчик, пригревшись у меня под мышкой. — Им ужо нет нужды в одеже-то. Казнили давно.

Я прикусила язык и замолчала, пригревшийся парнишка тихо сопел рядом и думал о своем. Заключенные в других камерах постепенно угомонились, и тишина накрыла подземелье. Где-то едва слышно капала стекающая со стен вода, отмеряя секунды, минуты безысходности. Навеянное тяжелым местом, мне казалось, что сама тюрьма преисполнилась состраданием и плачет по загубленным в ней душам.

Фишка задремал, и я тоже начала клевать носом, как за дверью послышались тяжелые шаги, сопровождаемые гулом разбуженных заключенных. Замок лязгнул, тяжелая дверь отворилась, пропуская дюжего мужика в кожаных штанах и безрукавке. В руке ярко пылал факел, освещая всю колоритную фигуру вошедшего. Рвано выдохнула от страха и сжалась, не ожидая ничего хорошего от посетителя. Мужчина был огромен, напоминая статями троллей из европейских земных сказок. Плечи вошедшего оказались настолько широки, что ему пришлось повернуться боком, чтобы войти в каземат. В них утонула непропорционально маленькая лысая шишковатая голова. Обнаженные руки, бугрящиеся мышцами, в два моих бедра обхватом. Пудовые кулаки сжимали металлический факел, кажущийся горящей зубочисткой. Грудь и предплечья густо усеяны черным, жестким волосом. Костяные пуговицы жилета едва сдерживают напор внушительного живота. Посетитель щурил маленькие глазки, пытаясь разглядеть нас. Заметив меня, он осклабился, открыв щербины желтых зубов и низко прогудел:

— На выход, девка. И шевелись, давай.

Фишка испуганно ойкнул и уцепился в мое предплечье, мотая головой. До меня донесся испуганный шепот:

— Не ходи, Лекса. Это палач. Он любит мучить всех, кто дожидается приговора, не разбирая прав-виноват. Он замучит тебя, а потом скажет, что померла от лихоманки.

Слушая горячечный шепот мальчишки, чувствовала, как худенькие влажные пальцы цепляются за ладонь в слабой попытке удержать. Мужчина, раздосадованный, что приходится ждать, рявкнул, поторапливая:

— Шевелись, отродье шурхово! Или хочешь кулака моего попробовать?

Трясущейся рукой пригладила грязные вихры мальчишки в успокаивающем жесте.

— Все будет хорошо, Фишка, не переживай, — как могла приободрила мальчика, чувствуя, как дрожит голос. — Я скоро вернусь.

Глава 37

Глава 37

Поднялась с места, скинула дубленку, укрывая тщедушное трясущееся от страха тело, понимая, что если мальчишка прав, то мне она не понадобится, и, пошатываясь, пошла на выход. Проходя мимо почувствовала, как тяжелая лапа легла на плечо. На запястье здоровой руки защелкнулся браслет. Конец цепи от него утонул в лапище палача. Он грубо подтолкнул к выходу, но я успела заметить засохшие бурые пятна на кожаной одежде и кистях рук. Кровь. Закусила губу, чтобы не разрыдаться, понимая, что к этим скоро добавятся мои.

Шли молча по коридору, выложенному влажно блестевшим диким камнем, порыжевшим от стекавших со стен ручейков. Тяжелая цепь на руке тонко позвякивала, отсчитывая шаги. Я слышала тяжелую поступь за спиной и все ниже опускала голову, понимая неотвратимость происходящего. Мелькнула мысль сбежать и тут же погасла. Мужчина был больше, сильнее, перегораживал фигурой коридор. И мог запросто голыми руками поймать и переломать мне руки, ноги и позвоночник. Да и куда я убегу на цепи-то?

Тень от факела фантастическим чудовищем металась по стенам то обгоняя, то опережая печальное шествие. При нашем приближении за многочисленными дверями камер все стихало. Но стоило палачу миновать дверь, как в спину неслись проклятия, жалобы, истерический смех узников, ожидающих приговора. По лицу катились бессильные слезы, я едва переставляла ноги, готовая рухнуть без сознания. Пройти такой путь, вернуть девочку домой и в награду получить ожидающие меня пытки у садиста.

— Что притихла? Не падаешь на колени, не просишь о пощаде? — глумливо полюбопытствовал палач и зычно хохотнул.

— А это поможет? — едва шевеля губами, произнесла я.

— Нет, — отрезал мужчина. — Но мне нравится, когда меня просят помиловать. Ты безрукая, а значит виновна. Воровка, чего тебя жалеть? Что украла? Деньги, еду, одежу…

Повисла пауза, палач рыкнул, и в спину прилетел тычок, от которого я упала и больно ударилась коленями. Палач не выносил тишины и молчаливых жертв.

— Я не крала. Это ошибка, — проговорила, спешно поднимаясь на ноги.

— Все вы так говорите, — не поверил здоровяк. — И сколько вас безруких калек шатается по Трехснежью? Хорошо, не подает никто ворью, и вы дохните быстрее шурхов… Стой! Пришли!

Он гаркнул так, что эхо загуляло под сводами подземного коридора, заставив трепетать светильники. Дюжий кулак толкнул дверь. В нос ударила вонь паленной плоти, не перебившая густой, сладковатый запах крови.

Я успела оббежать глазами каменный мешок с парой факелов освещающих жуткого вида приспособления для пыток, цепи, свисающие с потолка. У стены распят мужчина. Обнаженное по пояс тело — сплошная рана. Голова свесилась, и влажные волосы закрывают лицо. На шее ошейник шипами внутрь, ранящий кожу, едва мужчина пошевелится. Нога зажата в металлических тисках, дробящих кости. От увиденного тошнота подступает к горлу, ноги готовы предательски подогнуться, и я рискую растянуться на грязном полу каморки заплечных дел мастера.

— Привел ее? — в камере, кроме узника и нас, находился еще один человек.

Сухопарый, по плечо палачу, тонкие стекла пенсне оседлали крючковатый нос. Цепкие темные глаза жадно шарят по моему телу, тонкие губы растягивает довольная улыбка. Темя прикрыто капюшоном. На длинной черной хламиде как два паука шевелятся мертвенно белые пальцы.

— Говорит, не виновна. Настаивает на судейской ошибке, — доложил палач.

— Все они так говорят, — повторяет слова палача сухопарый, похожий на инквизитора Средневековья. — Этот тоже говорит не убивал старуху-рыбачку из Канопуса. А как поговорили с ним «по душам» подельников своих сдал. Двоих выловили, но есть еще сбежавшая рыжая наемница. Ничего. От нас не убежит далеко. Выловим. Посулим награду, и горожане сами ее приведут.

Сухопарый хрипло каркнул, потирая бледные ладони, глаза за стеклами зловеще сверкнули. Он подошел к металлической лавке, оснащенной странного вида лебедкой и попарными зажимами с обеих концов.

— Куда ее? — пророкотал палач.

— На «Прокрустово ложе», — он кивнул на металлическую лавку, любовно погладив блестящую от частого использования ручку ворота.

Я испуганно попятилась, понимая, что меня распнут на дыбе и будут тянуть, пока не изувечат позвоночник и конечности. Тело подхватила огромная лапища под грудью, прижав к массивному животу. На меня дохнуло густым запахом застарелого пота и гнили порченых зубов. Я отчаянно задергалась, стараясь вырваться из медвежьих объятий. Здоровяк заржал, наслаждаясь моим отчаянием. С размаху приложил о металлический настил конструкции. Затрещал раздираемый свитер. Ловко стянул сапоги и, ломая пальцы, защелкнул браслеты. На искалеченной руке металл ожег предплечье. Я дергалась, извивалась, пытаясь вырваться. «Инквизитор» со змеиной улыбкой, склонился, мягко провел пальцами по лбу, щеке, до ключиц. В глазах вспыхнул похотливый огонек.

— Расскажи, Лекса, как вы убили рыбачку Суриль, а потом ограбили несчастную старуху? Только не лги мне. Я чувствую правду.

— Я не убивала Суриль! Я пыталась ее защитить! — крикнула в отчаянии.

Палач хмыкнул, сжав лапищи так, что хрустнули ребра. Улыбка на лице Инквизитора стала шире, словно я выдала нужные фразы по нужному сценарию.

— Как ты объяснишь, что на тебе ее одежда. И ее деньги. Или они твои?

— Фикса сказала, что Суриль — это лейла, переродок. Я сама видела трупы в морозильнике. Мне пришлось взять деньги и теплую одежду, чтобы попасть в Трехснежье и вернуть девочку Дин дяде.

— Ты умеешь определять переродков? Нет! Ты поверила первой встречной, пожелавшей ограбить старуху, что та — перерожденная ведьма? А ведь она спасла тебе жизнь, Лекса! Так-то ты отплатила за помощь! Золота дармового захотелось? Неблагодарная! — наклонившись совсем близко, обдавая лицо запахом смрада изо рта, прошипел Инквизитор. — Грой, давай.

Конструкция пришла в движение, я почувствовала, как впиваются кандалы, и натягиваются сухожилия в плечах, паху и коленях. Боль прострелила спину и не ушла, усиливаясь, я закричала, умоляя о милосердие. Слезы мутной пленкой застилали взор. Перед глазами прыгало размытое пятно факела. Я чувствовала, как темнеет в глазах. Организм впал в спасительное забытье.

Сотня иголок впилась в лицо и тело, я задыхалась, хрипя и отфыркиваясь. Боль вновь пронзила тело, и я заорала, проклиная всех на этом свете. Сколько прошло времени, минуты, часы, сутки. Боль все не кончалась, заставляя тело корчиться как в адовом пекле. Тело горело огнем, я лишь хрипела, сорвав горло. Рядом радостно «каркал» Инквизитор, наблюдая за пыткой. Разрывающая тело боль неожиданно схлынула, оставляя тупое ноющее ощущение в конечностях. Поскуливая, я успела заметить, что здоровяк исчез, а инквизитор разглядывает стену, где тихо умирал молодой брюнет. Я осторожно пошевелилась, боль вновь прошила тело, и я вскрикнула. Сухопарый мучитель тут же обернулся, и впился глазами в мое лицо.

— Что это? — он протянул руку к груди и подхватил сверкающий глаз снежного голема. — У кого ты украла этот камень, воровка? Ценнейший рубин!

— Я не крала — это трофей, — прошептала искусанными до крови губами. — Мне жаль Суриль. Очень. Я поверила Фиксе, что она людоед. Трупы были как настоящие. И этот смрад… Я не думала, что это иллюзия.

Глаза под капюшоном сузились, ледяные пальцы паука коснулись шеи, и кожу обожгло. Я захрипела от боли. Инквизитор рванул камень, но тут же отпрянул, тряся рукой и бешено вращая глазами.

— Что это? Что это? — тонко завопил сухопарый, пытаясь стряхнуть языки пламени с пальцев.

Не в силах произнести ни слова, со страхом наблюдала, как огонь пожирает кожу на пальцах и течет по руке, охватывая все тело. Резкая вспышка ослепила. Когда открыла глаза, вместо мужчины на полу осталась горсть пепла.

Я не верила, что мучитель мертв, рассматривая напитывающийся водой пепел, на глазах превращающийся в грязь.

Если глаз испепелил человека, наверняка он еще что-то может. Сможет ли освободить от кандалов, не повредив кожу? Едва я так подумала, как тепло от камня мягко разлилось по телу. Дернувшись, освободила руки, легко разорвав металлические браслеты, словно те были из бумаги. Освободив ноги, огляделась, понимая, что действовать нужно быстро, пока не вернулся палач. Натягивая сапоги, уже не чувствовала прежней боли в растянутых и порванных мышцах и сухожилиях. Глаз голема справился и с этим. Тело могло двигаться, но боль осталась прежней. С трудом могла шевелиться, удерживая невольные вскрики. Поднявшись, побрела к выходу, когда стон распятого заставил оглянуться. Секунду боролась с желанием бросить его и спасаться самой. С его травмой в раздробленной стопе он не ходок. Оба не спасемся. Я тоже с черепашьим шагом рискую попасть в лапы здоровяка. А ведь обещала Фишке, что вернусь к нему. Я уже повернулась к двери, приглашающе и маняще приоткрытой, когда тихий стон переломил сомнения в пользу несчастного и заставил подойти ближе.

Глава 38

Глава 38

— Ты меня слышишь? Чем я могу помочь? — протянула руку к голове и отвела, упавшие на лицо темные слипшиеся пряди.

Рука так и застыла, чувствуя липкую кровь на сосульках волос и разглядывая изломанное лицо.

— Спаси, Лекса, — хрипло прошептал Леон, открыв красные от воспаления глаза.

Я смотрела на истерзанное тело и в голове проносились последние сказанные обо мне обидные слова. Порыв помочь тут же улетучился. Драгоценные секунды уплывали, а я все колебалась, глядя на истерзанного мужчину. Решив, что ему досталось сполна за меня, засомневалась:

— Я не вытащу тебя, даже если сниму, — осмотрела крепежи вделанных в стену браслетов. — И как отомкнуть кандалы?

— Ключи этого, что сгорел в одежде, — медленно проговорил Леон. — На столе светильник. Наклони его вправо, откроется ход в подземелье. Прошу, Лекса…

Разыскав в ворохе чужой одежды связку из трех десятков ключей от камер на металлическом ободке, обессиленная пыткой и голодом, с третьего раза смогла наклонить чугунный поставец. От темного угла тут же потянуло сыростью открывшегося подземного хода. С трудом, ломая ногти, отомкнула кандалы, охнула от боли и присела, пытаясь не рухнуть под тяжестью, навалившегося на меня тела Леона. На подгибающихся ногах, кляня отъевшегося проводника и троицу мерзавцев, отправивших меня в этот квест, кое-как дотащилась до прохода. Вниз вели крутые ступени, слабо освещенные отблесками факела, предусмотрительно расположенного у входа.

— Я тебя тут оставлю. Проход закрою на всякий случай. Мне нужно за Фишкой, — устраивая брюнета на ступеньке, прошипела ему в ухо.

— Лекса, не бросай, — прошелестел и закашлялся проводник. — Пойдем вместе. Туннель выведет в пригород. У меня там дом. Отсидимся, пока нас ищут.

Я замерла, прислушавшись. Мне показалось, за входной дверью послышалась тяжелая поступь здоровяка. Мороз пробежал по позвоночнику. Захотелось вырвать факел из гнезда, перепрыгнуть изувеченного неверного возлюбленного и дать деру, унося ноги из этого места, что есть мочи. Мысленно уже неслась по снежной целине, оставляя проклятый город за спиной. Очнулась, заметив горящий в руке факел, который успела выдернуть из зажима на стене.

— Если я не вернусь в скором времени — уходи, — шепнула Леону и добавила:- Береги себя, Леон! На всякий случай, прощай!

Прижалась губами в прощальном поцелуе к сухим от начинающейся лихорадки губам брюнета. Обругав себя дурой мягкосердечной, сунула факел в руки проводника, закрыла проход и, прихватив связку ключей, решительно двинулась в коридор.

Найти нужную камеру оказалось просто, ключи висели по порядку. Стараясь не греметь замком, проскользнула в каземат. Дверь за спиной прикрылась, отрезая меня от источника света. Я сжала ключ и позвала мальчишку:

— Фишка, ты жив?

— Лекса — это ты? Ты вернулась, — послышался тонкий, удивленный голосок. — А я плакал за тобой и заснул.

Дойдя до кучи тряпья, нащупала мальчишку. От голода, он ослабел и двигался с трудом. Натянула дубленку на истерзанные палачом плечи, прикрытые кое-как рваной рубашкой, и потянулась к мальчику, чтобы взять его на руки.

— Идем, Фишка, я знаю, где выход. Мы спасемся, — тихо прошептала ему на ухо, ободряя.

За спиной лязгнула дверь, и я резко обернулась. Яркий свет факела резанул по глазам. За светочем вошел тюремный страж с парой свитков пергамента в руках. В коридоре топталась еще парочка помощников. Вошедший коренастый мужик, с грубо-вырезанными чертами лица, с рыжеватой бородой и крутыми кудрями-спиральками волос, торчащими из-под меховой оторочки шапки, поправил простые ножны на широком поясе, утягивающим солидный животик, прикрытый коротким стареньким тулупом, огляделся, равнодушно скользнул по нашим фигурам и с удивлением уставился на горящий факел.

— Ишь ты, жлоб Хорсим расщедрился на факел?! Дела-а-а…

За его спиной хмыкнула парочка сопровождающих, подтверждая небывалую щедрость стража, что привел меня сюда. Вспомнив, что пришел по делу, рыжебородый развернул один из пергаментов и зачитал:

— Так-так… обвинено в воровстве… пойманом на ху… на ху… — плохо читающий дюжий дядька смутился и покраснел, но услышав ржание двоих здоровяков за спиной, разозлился и закончил:- на хутровом рынке… отменить… более не держать за пись… а-а-а… запись сделать…

Сопровождающие давились со смеху за спиной начальника, я же с тревогой ждала приговора. В моей руке дрожала ладошка Фишки.

— Тута имя не понятно написано, — озадаченно пробормотал рыжебородый страж, почесал затылок и решительно произнес:- В общем-то так… Одного отпустить за невиновностью, другого казнить за воровство. Кто из вас ворюга, признавайтесь…

Мужчина уставился на сжавшегося в комочек мальчишку, перевел взгляд на меня. В глазах заблестели масляные огоньки, он едва не облизнулся, заметив пустой манжет левой руки, подобрался и процедил:

— Воровала ужо, девка. Значит та тебе вторую руку рубить, так? — он перевел взгляд на Фишку, сомневаясь, кого из нас сочли виновным. — Или ты, гопота малолетняя, стибрил чой-то лежало плохо?

М-да, попала, так попала… Приговор выносится на усмотрение ярла и со слов потерпевшего, а обвиняемого и не слушают. А исполняют приговор, кто толком читать не обучен. Хороши законы местного Средневековья…

Рыжебородому было все равно, он бы обоих казнил не задумываясь и только необходимость нести ответственность перед начальством останавливала. Мальчик затрясся, поскуливая брошенным щенком, утирал слезы, понимая, что обречен. Я повернулась к нему, поймала полные ужаса и безнадежной тоски глаза, вспомнила хохотушку Дин, незаметно вытянула из-за пазухи злотень, молча сунула в грязную ладошку и поднялась, обращаясь к стражу:

— Я воровка. Куда идти?

Старалась, чтобы голос не дрогнул, отрезая себе пути к отступлению. Глаза стражника довольно блеснули, перебрасывающееся шутками сопровождение замолчало.

— Ничему тебя, девка, жизть не учит, — деланно повздыхал мужик, подтолкнув меня к выходу, вспомнив о мальчике, повернулся и шикнул на него:- Брысь, голытьба, отсед…

За спиной зашуршало. Между дверьми и монументальным стражем юркой ящеркой мелькнуло гибкое тельце. Мальчик благоразумно не стал дожидаться второго приглашения и быстрее сделал ноги.

— Ну пошли, — кивнул на выход рыжебородый, пропуская меня вперед. — Ты справная, молодая неужто не нашла другого дела окромя воровства?

Я пожала плечами, понимая, что лишусь оставшейся кисти руки, совершенно не боялась. Апатия и вселенская усталость придавили плечи. Хотелось только, чтобы все быстрее закончилось. Абсолютно все, и моя никчемная жизнь тоже. Мелькнуло сожаление, что я потеряю руку, а не голову. Впервые я сломалась, отказывалась бороться и искать выход, доказывать свою невиновность, жалела, что не погибла в лабиринте сразу и теперь вынуждена пройти жуткий путь полный страданий. Безрукую калеку некому кормить и некому защищать. Мысль, что долго я не протяну не вызвала никаких эмоций.

Наша процессия поднялась из подвальных помещений по знакомой крутой лестнице, прошла насквозь здание тюрьмы и вышла в тюремный двор. С трех сторон поднимались серые стены в два этажа с крошечными, забранными решетками окнами. Вместо четвертой высился частый металлический забор, за которым собралась небольшая толпа зевак, поглазеть на казнь. Засыпанный снегом дворик вычищала парочка заключенных, бодро машущих широкими лопатами. В центре пятачка находились помост и плаха. Палач — дюжий мужик двух метров роста уже ждал, возвышаясь на помосте и поигрывая длинной рукоятью секиры. Лицо он прятал под кожаной маской-колпаком. Мускулистое тело прикрывал кожаный жилет и такие же широкие брюки. Мороз и пронизывающе-холодный ветер, свирепствующий даже здесь, оказались нипочем такому здоровяку. Мое сердце сжалось, вспомнив похожий день в Канопусе, равнодушие глумливой толпы и несправедливое наказание.

Рядом с помостом нетерпеливо переминалась группа из трех человек хорошо одетых мужчин. Довольно высокие и худощавые в гладких длиннополых шубах, они брезгливо осмотрели меня с ног до головы, задержавшись на лице. Я подняла глаза к небу, чувствуя, как редкие снежинки обжигают лицо. Сопровождающий страж протянул приказ о наказании одному из мужчин в блеснувшем на костистой переносице пенсне. Тот брезгливо развернул пергамент и равнодушным голосом, слегка в нос зачитал:

— Я, судья Гровен, и надзирающие за исполнением приговора, вынесенного магистратом и главой ярлом Бораном Рагнетом, приговоривших за воровство к отсечению левой кисти Фишку, сына плотника Иона десяти лет от роду… Что-о-о?! — лицо мужчины вытянулось, он недоверчиво глянул в мою сторону, задержавшись на лице. — Сына плотника десяти лет! Вы кого привели, олухи? Это же девка и лет ей не менее два по десять! Рунжий Марик, что за балаган, где мальчишка?

Сопровождение притихло, стараясь посеревшими лицами слиться с тюремными стенами. Рыжебородый побелел, растерянно глянул на меня и пролепетал:

— Это он… она сама созналась… и руки у нее нет. Я подумал…

— Тебе платят не за то, чтобы ты думал. Ты должен в точности исполнять приговоры, — вспылил судья Гровен. — Рунжия Марика под стражу. Вы двое отправляйтесь на розыск мальчишки. Девчонку отпустить.

Гровен махнул рукой палачу, развернулся и в сопровождении наблюдающих пошел к выходу. Оба амбала, предварительно обезоружив, потащили упирающегося рыжебородого назад в казематы. Я застывшей сомнамбулой глядела на развернувшуюся картину отложенной казни, еще не понимая, что спаслась. Над ухом смачно гаркнули, и я подпрыгнула от страха.

— Повезло тебе, деваха. Больше не попадайся!

Палач гулко захохотал и, легко вскинув секиру на плечо, тяжелой поступью направился к калитке забора, охраняемой одним стражником. Я поспешила следом, желая поскорее убраться отсюда.

Оглядев себя, посетовала, что вновь встал вопрос приличной одежды и еды. Одежда пропиталась тюремными запахами и благоухала почище общественной канализации. Идти на рынок к предателю Орису больше не рискнула. На припрятанный злотень, спасенный от загребущих лап стражников, довольствовавшихся найденным серебром, много не купишь. Но в лохмотьях к ярловой сулами и близко не подпустят. Минута слабости прошла, когда вновь забрезжила надежда вернуться в свой мир, разыскав клятый браслет.

Глава 39

Глава 39

Толпа, кто восторженно, но больше с опаской, глазела на двухметрового полуголого громилу с острозаточенной секирой на плече, на лезвии которой играли солнечные зайчики. Палач вальяжно прошел в открытые ворота, небрежно кивнул дежурному стражу, и потопал к рыночной площади, огибая торец здания. Пользуясь тем, что все внимание было обращено на мужчину, я ужом выскользнула следом и заторопилась в противоположном направлении, стараясь быстрее скрыться с глаз обывателей. Проваливаясь в снег, раздумывала о судьбе Фишки, не подставила ли я мальчика, ссудив ему слишком большую сумму. Денег не жаль, но сумма для бедного Трехснежья была более чем внушительной, и он мог поплатиться за злотень жизнью. Терзаясь сомнениями насчет сделанного мальчишке блага, торопливо убегала подальше от тюрьмы, убеждая себя не озираться по сторонам и не привлекать лишнее внимание. Для себя наметила план, решив найти причал и разузнать в первой же приморской таверне подробности о прибытии «Ледяного Единорога». День катился к закату и на город вместе с плотным туманом неспешно наползали сумерки. Утихал колючий ветер, сбивающий весь день с ног и обжигающий редкими снежинками лицо, уступая место влажной, ленивой стыли. В плотной туманной мгле меня не так-то легко заметить и рассмотреть, и мой вид не будет бросаться в глаза.

Перед акваторией порта улицу, по которой я кралась, запрудили беспокойные громко переругивающиеся горожане и несколько верховых и впряженных в телеги шурхов, нервно всхрапывающих и жмущихся друг к другу. Женщины и мужчины, не жалея глоток, возмущались, потрясая кулаками в сторону причалов, скрытых высокой каменной стеной забора одного из домов. Между ними сновали одетые в старье юркие мальчишки: скорее воришки, чем посыльные. Мысленно отметила как много беспризорников в Трехснежье и прислушалась к ропоту толпы. Из разговоров стало ясно, что «Ледяной Единорог» прибыл днем, но ярл велел не выпускать ни пассажиров, ни команду. А собравшиеся — это встречающие, которые вынуждены морозить носы в ожидании пассажиров и груза. Кто-то ожидал вернувшихся из Канопуса родственников, лавочники — заказанные товары, выгрузка которых даже не начиналась, но все одинаково были недовольны задержкой и гадали о причине. Узнав, что шхуна с моими тюремщиками и браслетом-порталом в нескольких шагах от меня, немного растерялась. Раздумывая как пробраться на корабль к ярловой жене, разглядывала разношерстную толпу, пробкой заткнувшую выход к пирсу. Волной прокатившийся по людскому морю возмущенный гул достиг моих ушей. Местный градоначальник лично провел досмотр пассажиров и ценного груза, в результате команда и капитан Патрик отправлены в казематы и ожидают приговора суда. Сулари ярла из Канопуса, прибывшая паломницей в храм, как важная гостья остановилась у местного градоначальника.

Мне теперь не на корабль, а в дом ярла, именно там находится браслет. Скорее всего настолько дорогую вещь сулами везет с собой в дорожных шкатулках. Нужно как-то пробраться в выделенную ей комнату. Но как? Если лезть на авось — поймают и казнят чего доброго. Разве что служанкой наняться. Наверняка с наплывом гостей прислуги не хватает. Но кто возьмет в приличный дом однорукую воровку? Выбора все равно нет, в любом случае стоит попробовать. Вот только видок у меня еще тот…

Стараясь держаться в тени высокой стены, чтобы потрепанная одежда не бросалась в глаза, выбрала из толпы женщину поприветливей и подробно расспросила, как найти дом местного градоправителя. Получив точную инструкцию, поспешила обратно к площади, к самому роскошному зданию, где проживал ярл Боран.

— Только они не подают, — крикнула вдогонку сердобольная женщина. — Попробуй через кухню на заднем дворе. Может остатками еды разживеси. У них нонче гости.

— Благодарствуйте, тетенька, — поблагодарила на местный манер и заторопилась к градоправителю.

Интуиция мне говорила, что там я могу встретить малышку Дин. Я по привычке переживала за девочку, желая удостовериться, что с ней все в порядке. За время пути привязалась к непоседе. И червячок ответственности грыз измученную душу.

Стемнело быстро, и на опустевшей площади зажглись золотистые фонари, придавая зимнему пейзажу сказочный вид. Найти нужный дом не составило труда, массивное двухэтажное здание облицованное красным с черными прожилками гранитом было хорошо освещено по периметру. Весь первый этаж сиял огнями многочисленных окон, и слышалась танцевальная музыка.

Похоже, по случаю прибытия высокой гостьи градоправитель решил дать бал. Это мне было на руку. Под прикрытием множества гостей и слуг можно легко и незаметно проникнуть в любое помещение под видом служанки.

Я обошла здание, поглазев на разодетых гостей, прибывающих в крытых санях, запряженных шурхами, чинно вышагивающих по чисто выскобленным камням широкой подъездной аллеи. Смело забарабанила в неплотно прикрытую заднюю дверь, от крылечка которой вело множество утоптанных тропинок к хозяйственным постройкам на задворках, где метались тени людей и разнузданных шурхов. Едва успела отскочить и не получить по лбу распахнувшейся дверью.

— Ну чего рот раскрыла, Урса? Не слыхала, что ярлова племяшка сыскалась и гостья пожаловала? Надо было сразу из города бечь сюды. Мартиша ужо обыскалась тебя, гулену, ждет постели перестилать на втором этаже, — молодая женщина недовольно поглядела в мою сторону и, крепко прихватив за руку, втолкнула в распахнутую дверь. — Разденься тут у порога и топай наверх. Давай ужо, семя Бьерново.

Дверь захлопнулась, оставляя меня в хорошо освещенном коридоре, где вкусно пахло едой и домашним уютом. Из комнат входили и выходили слуги, перетаскивающие подносы с посудой и стопки одежды и постельных принадлежностей. Тут музыка звенела громче, доносился смех и гомон множества голосов приглашенных. Я бегло оглядела каменные стены и полы, выложенные мозаикой и кое-где прикрытые ткаными шерстяными коврами с грубоватыми узорами.

Быстро стянув верхнюю одежду, кое-как пригладила волосы и скоренько потопала на второй этаж, радуясь, что все пока так удачно складывается для меня. Снующие туда-сюда по каменным ступеням слуги не обращали на меня ни малейшего внимания.

— Урса, ну ты гулять горазда! Отпрашивалась до заката, а ужо ночь! — только я поднялась по каменным ступеням и выглянула в коридор второго этажа, как грозный окрик заставил присесть и низко опустить голову. Свое новое имя я постаралась запомнить и во время откликаться, играя роль нерадивой служанки. — Начинай с крайней комнаты. Перестели белье и проверь запоры на окнах. Не забудь душистых травок насыпать.

Поклонившись полной краснощекой женщине в светлом кожаном фартуке и мягком чепце, стоящей в десятке метров от меня, я юркнула в первую же комнату, где ярко горел камин, и на стеклянном столике дымилась забытая гостьей чашка еще горячего отвара. Посмотрев на чашку голодными глазами, вспомнила, что ела последний раз прошлымвечером и направилась к кровати, оглядывая покои. Ни грамма дерева или тканых драпировок, только камень и металл в разных сочетаниях, пушистые шкуры и кожа. Вместо гобеленов чеканки и узорчатые ковры, кованые металлические поставцы, на которых плавятся свечи. Постельного белья в этом мире, где не растет хлопок и лен, не было даже у богачей. Ткань заменяла кожа очень тонкой выделки с замшевой поверхностью и связанные из шерсти разноцветные пледы, которые настилались на набитые морской травой тюфяки.

Орудуя одной рукой, я помогала себе зубами и вполне быстро справилась, разглядывая комнату. Крайняя, она вряд ли принадлежала почетной гостье, ярловой сулами. Все же гостей такого ранга не станут селить в конце. Бегло оглядев дорогую, но изрядно ношенную одежду, я уверилась в своих предположениях.

Уж кто-кто, но жена ярла не станет позориться в обносках.

Проверив запоры на окнах, прикрытых вывязанными из тонкой нитки кружевными шторами, я вышла в коридор. Махнула Мартише, распекающей очередного нерадивого слугу, уронившего серебряный поднос со сладостями, и нырнула в следующую комнату. Повторив процедуру, проверила одежду, висящую за ширмой на металлических вешалках. Весь гардероб принадлежал довольно тучному мужчине. Искать браслет тут не имело смысла, и побыстрее смылась, не забыв насыпать в травяные подушки пахнущую ванилью отдушку.

Глава 40

Глава 40

Зайдя на порог третьей комнаты, я замерла на месте, не веря своим глазам. Десяток девушек стояли кругом у ярко пылающего камина, уныло разглядывая свою товарку. Молоденькая миловидная служанка разбирала небольшой медный ларчик с украшениями, ревниво поглядывая в сторону надрывающейся от натуги подруги. Симпатичная брюнетка пыхтела как паровоз и крутила в руках знакомую мне изумрудную ящерицу, пытаясь натянуть на узкую руку. Но капризная вещица не спешила признать в брюнетке хозяйку.

— Чего вылупилась, уродина? — зло выплюнула девушка, пытаясь втиснуть щепоть из трех пальцев тоненькой ладошки. — Вишь кака цацка у сулари? Никому не впору. Не признает наших-то за хозяйку. Все ужо перемерили. Полдня богачки городские тянули на лапищи свои жирные. Ужо моя-то рука мала, а и то не лезет. Хочешь попробовать?

Она выдохнула, стащив золотое тельце ящерки, блеснувшее агатами глаз, и небрежно ткнула мне. Как во сне протянула ладонь, не веря, что моя цель вот-вот будет достигнута, и самое большое через секунду отправлюсь домой.

— Надень, пожалуйста, — попросила, понимая, что самой придется действовать зубами. — У меня другая рука ранена.

— Вот еще, — фыркнула девица. — Была охота мараться об тебя, париться и натягивать упрямую цацку. Все одно ничего не выйдет.

Она поморщилась при виде обтрепанной манжеты свитера, обломанных ногтей и покрытой ссадинами обветренной кожи. Браслет лег в ладонь, изящные пальчики брезгливо одернулись. Я обвела присутствующих умоляющим взглядом, но помощниц не нашлось. Девушки брезгливо кривились и отводили взгляды. Тяжко выдохнув, взяла браслет зубами за золотой хвост и кое-как пропихнула сомкнутые пальцы, ладонь чуть застряла вначале, но приложив чуть усилия, золотой ободок преодолел препятствие, и ящерка тут же стянула тельце, туже обхватывая запястье. Послышались удивленные возгласы, тоненький визг, кто-то грязно выругался, что-то упало и покатилось.

Я выдохнула и попробовала активировать браслет. Изо всех сил зажмурилась, представляя свой город, дом, комнату, но водоворот-портал на месте вытянутых от потрясения лиц местных девиц так и не появился. Глаза ящерицы ярко вспыхнули и тут же потухли. Сдавленный дружный выдох вырвался у присутствующих, еще не верящих в случившееся, девушки единой стеной качнулись в мою сторону. Я попятилась к двери, намереваясь тут же уйти, пока не появились сулами и хозяин дома, если открыть портал не получится.

— Налез. Бьерном клянусь, налез.

— Девчонка-бродяжка ярлова невеста… Он сам так сказал…

— Да он в шутку сказал это. Она же нищенка.

— Позовите ярла сюда, живо…

Девушки задвигались, по полу зашуршали торопливые шаги, меня старательно обошли, за спиной стукнула дверь. Не слушая лопочущих девиц, уставилась на браслет, мысленно уговаривая его вернуть меня домой. Но сияющая ящерица насмешливо щурила агатовые глазки, не торопясь исполнять желание. Я осторожно отступала к выходу, сверля глазами надежду на спасение, сверкающую на запястье.

Ну, давай же, зеленая! Мне пора домой! Сейчас явятся хозяин и сулами, заставят вернуть этот проклятый браслет или отрубят руку, если он не снимется! Открывай чертов портал, зеленая мухоловка!

Девушки замерли, со страхом глядя в мою сторону. Оказывается, я крикнула последнее вслух. Потеряв терпение, я развернулась, чтобы поскорее убраться из этой комнаты и дома, помня о недружелюбии местных, и уперлась в красивую пару перегородившую выход.

— Мухоловка?! Оригинально! Никогда прежде не слышал. Вы кто, девушка? — ласкающий ухо баритон принадлежал рослому широкоплечему сероглазому шатену в тонком шерстяном пуловере и кожаных брюках, с неподдельным изумлением разглядывающему мою персону.

Рядом облокотившись на локоть мужчины, не скрывая презрения, на меня взирала зеленоглазая блондинка с короной искусно уложенных кос, перевитых драгоценными нитями, одетая в вышитое жемчугом шерстяное синее платье. Крупные перстни унизывали тонкие пальцы, а многочисленные браслеты с искусным узором — запястья. С тонкого золотого обруча на лбу у висков покачивались изящные подвески, украшенных алыми камнями и узорной чеканкой. Женщина была увешана драгоценностями, как новогодняя елка. Перебор. Мужчина мог похвастаться грубоватым перстнем с крупным сапфиром. Несмотря на разницу в одеянии, я догадалась, что передо мной хозяин и его гостья — сулами из Канопуса.

И как жители Канопуса могли предположить, что я любовница тамошнего ярла. Я и в подметки не годилась этой красавице.

Пока я хлопала глазами, не зная, что сказать, между ярлом и его гостьей протиснулся ребенок, замер на минуту и звонко взвизгнул, кинувшись ко мне.

— Лекса! Ты пришла! Я знала, что ты меня не бросишь!

Я подхватила визжащую от восторга девочку в нарядном костюмчике и прижала к себе, чувствуя, как слезы защипали глаза. Малышка в безопасности среди любящих людей больше не нуждалась в защите и все же помнила обо мне, и ждала. Вопль ребенка вернул всех к жизни. Ярл вздернул брови к линии волос и озадаченно пробормотал:

— Вот, значит, как! Лекса…

Блондинка возмущенно фыркнула и скривилась, заметив, как малышка ласково гладит мои давно немытые волосы, превратившиеся в моток пакли. Похоже, женщину безмерно раздражала разыгравшаяся картина в отведенной ей комнате. Служанки засуетились и, старясь быть незаметнее, выскальзывали в открытую дверь.

— Прекраснейшая Ортисия, вы с дороги устали. Отдыхайте. Надеюсь, к девушке по поводу браслета у вас претензий нет? — повернувшись к просиявшей гостье, мягко проворковал шатен и поцеловал самый крупный камень на пальчике дамы. — Вы, Лекса, в мой кабинет, пожалуйте. Нам стоит поговорить.

— Благодарю, Ярл Боран, ваша любезность не имеет границ, — сухо улыбнулась красавица, предполагавшая видимо спуститься вниз и продолжить банкет в ее честь. — Какие претензии? Браслет признал ее хозяйкой, если только она не применила магию.

Блондинка скривилась, исказив прекрасные черты и глядя на меня, нехорошо усмехнулась.

— В этом я разберусь, — твердо заверил женщину ярл, еще раз склонившись в вежливом поцелуе.

Повелительным жестом, не вяжущимся с мягкостью слов, он указал мне на выход и проследовал первым. Выходя из комнаты, за спиной услышала сказанное служанкам блондинкой:

— Немедленно вычистите тут все после грязной бродяжки.

Малышка не думая слезать, ехала на руках, теребя приглянувшийся ей камень-талисман. Я, стараясь не отставать от широко шагающего мужчины, невольно разглядывала статную фигуру, красивую волну русых волос, свободно спускающихся до лопаток, подтянутые ягодицы, длинные ноги в легких сапожках, неслышно ступающих по каменным плитам пола. Мягкая, скользящая походка уверенного в себе очень большого кота. Одной рукой шатен поигрывал острым кинжалом, явно рисуясь, другую небрежно засунул за нарядный пояс. На изукрашенном серебром ремне крепились богатые ножны.

Хозяин даже дома не расставался с кинжалом, боясь нападения, или он — часть праздничной одежды?

— Я все рассказала про нас. Ты понравилась дяде Борану, — шепнула малышка, едва за нами захлопнулась дверь в комнату сулами. — А он тебе нравиться? Он же добрый и красивый? Это он тебе подарил?

Малышка заметила новую игрушку на моей руке и потерла пальчиками сияющие камешки, проворачивая украшение на запястье.

— Почти, — уклончиво ответила девочке, отвечая сразу на все вопросы.

Шатен ловко поймал лезвие и вернул в ножны.

— Я произвел впечатление, — усмехнулся мужчина и бросил через плечо:- Надеюсь, хорошее…

— Почти, — шепотом произнесла я, но ярл вновь улыбнулся, показывая, что услышал.

Мы достигли массивной двери, и разговор на время стих. Встречные слуги низко кланялись перед своим господином, провожая на нас с малышкой Дин удивленными взглядами.

Глава 41

Глава 41

Покои ярла отделялись от остальной части дома толстой перегородкой. Тот же неровный камень стен, прикрытый коврами и выполненными в металле картинами морских корабельных баталий, гладкая, натертая до зеркального блеска плитка пола. На его стороне дома оказалось непривычно спокойно: ни музыки, ни шума гостей из приемного зала, ни дразнящих ароматов еды, ни суетливых вездесущих слуг. Пахло сухим теплом, немного йодом и ванильной отдушкой. Мужчина приоткрыл крайнюю дверь и пропустил меня вперед. Уютная комната была поделена на две зоны. Кабинет с мебелью из серебристого металла, роскошной люстрой и пушистыми темными шкурами вместо ковров, в которых ноги утопали по щиколотку. На столе лежали десятки пергаментов, драгоценная чернильница с золотым пером, напоминавшим наши чернильные ручки. Но увиденное в углу, заставило отвиснуть челюсть. Там стоял книжный шкаф с настоящими книгами. Шкаф из обычного темного дерева, покрытого лаком и толстые тома в цветных бумажных переплетах.

Откуда в мире, где больше тысячи лет длится зима, деревянный шкаф и бумажные книги?

Я подошла ближе и попыталась прочесть написанное на корешках. К сожалению, язык мне был не знаком.

— Я еще не поблагодарил вас за спасение Дин, — начал беседу шатен, удивленно глядя в мою сторону.

— Не стоит благодарности, — отмахнулась я, не отрываясь от разглядывания книжных сокровищ. — Надеюсь, похитители получат по заслугам.

— Даже не сомневайтесь. Вы так зачарованно смотрите, словно знаете что перед вами, — неслышно подошедший мужчина, остановился рядом. — Странно, обычно девушек не интересуют книги.

— Я знаю, что это древние вещи. Из тех времен, когда этот мир знал не только вечную зиму, — Боран стоял слишком близко, почти касаясь моего плеча, и я поспешила отойти в сторону к столу, куда посадила малышку.

Девочка, похоже, не заметила этого, все так же увлеченно разглядывая браслет и не теряя надежды отковырнуть пару камушков.

— Откуда вам это знать? — ярл уселся за стол, небрежно сдвинув свитки, и кивнул мне на свободный стул.

— Я из мира, где бумажные книги и деревянный шкаф — обычное дело, — решила не скрывать ничего от ярла. — Сюда меня перенес этот браслет. Из-за странной одежды жители Канопуса посчитали меня воровкой и отрубили руку. Я год выживала в проклятом лабиринте.

Вспомнив битву с кошкой, замолчала, давая себе время успокоиться.

— Ярл Рудоль скор на расправу, тому и народ учит, — поморщившись, проговорил Боран, проигнорировав факт, что я иномирянка, — и еще этот лабиринт — вечное проклятие.

Мужчина задумчиво уставился на браслет, что забавлял Дин, перевел взгляд на пустой манжет другой руки, и мне показалось, что его глаза странно заблестели.

— Как вы попали на корабль? — прервал тишину шатен, откинувшись на стул, сложил руки на груди и прикрыл глаза, приняв расслабленную позу.

Мне показалось, что из-под пушистых ресниц он продолжает наблюдать за мной.

— Обессиленную схваткой с кошкой меня выпустил лабиринт, и тут же схватили поджидавшие рядом мародеры. Они решили продать меня и мертвую кошку капитану Патрику.

— Что там, в лабиринте? — не меняя позы, лениво поинтересовался мужчина. — Говорят жуткие чудовища и злобные духи мертвых.

— И чудовища, и души, и мертвых хватает, — подтвердила версию ярла. — Живых людей никого не встретила.

— Не удивительно, в этом мире нет чудовищ, никто не умеет от них защищаться. И те, кто попадает туда, сразу же погибают. Да и попадают в основном малолетние воришки, — голос даже не дрогнул, разъясняя мне такую подробность. — Как вам удалось спастись?

Я вспомнила тощего и голодного Фишку, мальчишек, крутящихся в толпе, и зло посмотрела на ярла, вальяжно развалившегося на кожаном подголовнике.

— Весь год мазалась жутко вонючей гадостью, — нехотя ответила, все еще думая о парнишке, с которым просидела в каземате.

— Вы и сейчас… — сморщил нос шатен, намекая на неприятный запах давно не мытого тела.

Я вспыхнула и отвела глаза, сдерживаясь от ответной грубости.

— В ваших казематах не розами пахнет, — нашлась с ответом. — Извините, ярл. Я лучше пойду.

Поднялась, погладила малышку по золотистым локонам. Девочка как кошка потянулась за лаской, удерживая руку у себя на макушке.

— Дин, мне нужно уйти, — нерешительно начала, — у меня есть еще незаконченные дела.

— Нет, ты останешься, Лекса, со мной и дядей, — решительно заявила девочка, стискивая в пальчиках мою ладонь, хмуря тоненькие бровки.

Я глянула в сторону Борана, все так же невозмутимо сидящего на стуле в ожидании моего ответа, только насмешливая улыбка, играющая на красивых губах, выдавала его истинное отношение.

— Малыш, у твоего дяди служба и гости. Он целый день занят. Ему некогда заниматься мной, — я пыталась подобрать весомые для ребенка аргументы.

— Он тобой будет ночью заниматься, — отрезала малышка, заставив меня вспыхнуть от двусмысленности сказанного.

Со стороны ярла послышался сдавленный смех, а потом откровенный хохот. Я кусала губы чуть не плача от неловкости сложившейся ситуации. Жаль было девочку, перенесшую столько страданий, но мне не было места в этом мире. Я хотела домой. И путь мой лежал в храм, к жрицам Астреи. Магия здесь под запретом и обратиться за помощью не к кому. Могут ведь счесть ведьмой и сжечь заживо. Если магический браслет меня не слушался, то только обладающая магией жрица могла дать подсказку.

— Лекса, сегодня вы никуда не пойдете. Гости заняли весь этаж. Останетесь переночевать у меня в комнате, — заявил ярл, поставив точку в нашем споре с Дин.

Остаться, конечно, не против, хотелось помыться, поесть до сыта и выспаться в постели, а не на снегу. В тепле горящего в соседней комнате камина меня разморило, ноги отказывались идти, а глаза закрывались сами собой. Но спать с шатеном мне совсем не улыбалось, зная из слов Дин, что у него ненормальный интерес к калекам.

Прочитав сомнения на моем лице, мужчина усмехнулся и успокаивающе произнес:

— Не переживайте, Лекса, я вас не потревожу. Мне предстоит провести допросы команды «Единорога». Я узнаю, кто заказал похищение племянницы, — сказав это, Боран легко поднялся, спустил племянницу на пол и пошел к выходу, остановившись, оглядел меня и добавил:- Я пришлю служанок помочь. Да, еще… можете взять одну из моих рубашек.

Дверь тихо клацнула запором, а я продолжала стоять с открытым ртом, гадая, чем мне обернется решение остаться у градоначальника. Он откровенно пугал. Будучи хорошо воспитанным, привлекательным и проницательным, умея всем этим пользоваться к месту, он становился опасным. Меня не покидала мысль, что Боран что-то замыслил на мой счет. Я чувствовала, что эти его планы мне совершенно не понравятся.

Глава 42

Глава 42

Я нежилась в горячей воде, с наслаждением разминая уставшее в ссадинах и царапинах тело. Шапка душистой зеленоватой пены из мыльного порошка, что нашелся в обширных запасах ярла, явного сибарита, покачивалась на поверхности, я довольно жмурилась, наблюдая, как с легким шорохом лопались пузырьки. Строила план побега из дома градоначальника, размышляя, как отыскать дорогу к храму. Ящерица насмешливо поблескивала глазками, словно посмеивалась над наивной землянкой.

Протерев глаза, вздохнула, отыскав в себе признаки паранойи. Неласковый мир научил опасаться каждого нового дня, не ждать удачи и везения и во всем видеть знаки приближающейся беды. Сходить с ума раньше, чем попаду домой в мои планы не входило, и я решительно макнула браслет в пену, замазывая нагловатые очи золотой рептилии. Долила горячей воды и, прикрыв глаза, попыталась выгнать мысли из головы. Тревожные мысли, решив, что помучили вдоволь, отступили, но на их месте нарисовался образ нахального охотника. Леон, не чувствуя за собой вины за измену, улыбался и подмигивал. Разозлившись на наемника, нагло просочившегося ко мне в голову, решила назло думать о красавчике ярле, в чьей ванне сейчас отмокала, и чью рубашку себе присмотрела в его гардеробе. Но воображение просто издевалось, превращая точеные черты шатена в грубоватые, обветренные и украшенные шрамами наемничьи. За ширмой послышались осторожные шаги, и негромкий разговор двух девиц отвлек от метаморфоз собственного разума.

— Девушки поговаривают, что эта гостья надолго задержится тут, — простуженный голос не давал девушке говорить достаточно тихо, и я отчетливо слышала каждое слово.

— Твоя правда, Иржина. Браслет ей впору и калека, все как ярлу к сердцу, — свистящим шепотком поддержала подругу вторая. — Помяни мое слово, быть ей новой сулами.

— Ну-у-у браслет — то не показательно. То просто шутка, что он женится на хозяйке браслета. Но отчего ему калеки-то до сердца? Такой видный мужчина… — протянула мечтательно девушка, вздыхая.

— Нэна знает, но помалкивает себе, — отрезала ее подруга, зашуршав бельем. — И ты бери с нее пример.

Дверь заскрипела, и по каменному полу зацокали чьи-то каблучки. Служанки замолчали, разглядывая позднего гостя. Я замерла, гадая, кого принесла нелегкая в такой час.

— Маленькая хозяйка, зачем вы тут? Ярл Боран будет гневаться, — тут же нашлась одна из служанок. — Вам спать пора.

— Иржина, тебя Мартиша искала, — беззаботно парировала малышка. — Поторопись. Она зла-а-ая… И тебе, Ратка, лучше поторопиться.

Девушки зло зашипели, поминая недобрым словом злющую старшую горничную и звякнув напоследок посудой, закрыли за собой дверь. Ширма тут же полетела в сторону, и передо мной нарисовалась сияющая Дин в длинной ночной сорочке, поверх которой грел плечи купленный мной накануне меховой жилет.

— Вот пришла тебе вернуть, — девочка стащила меха, небрежно кинула на пол и огляделась. — Ох, ты ж…

Глазки при виде кучи стеклянных и глиняных баночек, расставленных по полкам, засветились огнем исследователя-фаната.

— Я только посмотреть, — кинула она в мою сторону и полезла к пузатенькому сосуду из синего стекла.

Я только булькнула что-то, надеясь, что в ванной градоначальника ядовитой химии не держат. Нервно следя за малышкой, тянущейся к самым ярким банкам, я помахала ручкой возможности расслабиться и отдохнуть в горячей водичке. Но и образ наемника больше не преследовал. Каждый раз как потрескивали и кренились полки, вкрученные в камень, я внутри сжималась. Дин, перенюхав и попробовав на зуб все, что приглянулось на нижних полках, алчно поглядывала на верхние. Я решила прекращать опасное дело, и решительно встала из ванной, потянувшись за покрывалом. Дин тащила из спальни низенькую кованую скамеечку, чтобы дотянуться до вожделенных пузырьков со снадобьями для омовений.

— Дин, у меня для тебя подарок, — поспешно проговорила я, глядя как опасно накренилась скамейка под ногами стоящей на краю девочки.

— Какой? — тут же обернулась малышка, тут же потеряв интерес к ядовито-зеленой бутылочке.

Поддерживая покрывало одной рукой, я поманила егозу в спальню, обходя грязную кучку одежды.

Надо бы спросить у служанок одежду взамен пришедшей в негодность.

Малышка в нетерпении соскочила и кинулась вперед меня в комнату. Остановившись возле широкой кровати, покрутила головкой и разочарованно надула губки.

— Ну и где мой подарок?

Я сняла с шеи камень-талисман, полюбовалась переливами огня и протянула ей.

— Это тебе. Носи, не снимая, он твой талисман на счастье, — кожаный шнурок скользнул на тонкую детскую шейку, и девочка зачарованно замерла, любуясь игрой плененного внутри пламени.

Что-то мне подсказывало, что непоседе Дин глаз снежного голема пригодится и не однажды.

— Лекса, он такой красивый! — взвизгнула радостно малышка и рванула на выход. — Надо дяде показать.

— Дин! — я едва успел ее перехватить у двери. — Ярл Боран ушел по делам. Останься у меня. Не стоит голышом бегать по дому, где много чужих глаз. Поужинаем вместе.

Малышка насупилась, обдумывая мои слова, но втянув аромат горячей сливочной помадки, кивнула и по-хозяйски уселась на кровать, подвигая серебряную плошку со сладостью. Я уселась напротив, давясь слюной на жареную рыбу с гарниром из мелкой крупки, похожей на гречку. В хрустальном бокале услужливые служанки налили синее вино.

— Вку-у-усно, — протянула девочка, размазывая похожее на сгущенное молоко лакомство по щекам. — Я сказать забыла. Дядя передал, что завтра суд над пиратами, и ты будешь давать позна… показна… — малышка морщила лобик от усердия, пытаясь выговорить трудное слово, — в общем, расскажешь, все как было.

— Обязательно расскажу, — пообещала девочке, смакуя каждый сочный кусочек. — Надеюсь, они получат по заслугам. Особенно мерзкий Бриз.

— Бриза кастрируют, потом четвертуют. Их всех четвертуют, — равнодушно сообщила Дин, словно о плановом утреннике в детском саду. — Дядя не разрешил посмотреть, но я все равно приду на площадь. Ты со мной, Лекса?

Услышав такое из уст пятилетней девочки, я подавилась и надсадно закашлялась. Схватив бокал с водой, лихорадочно придумывала, чем отвлечь малышку. Не для детских глаз зрелище, которое устроит градоначальник горожанам.

— Дин, я как-то не очень. Устала. Хочу цветы сделать из кожи и украсить себе жилетку, — кивнула на сменную одежду, оставленную служанками на сундуке. — Не каменья и жемчуг, как у сулами Орисии, но тоже красиво.

— Что такое цветы? — оживилась девочка, разглядывая с интересом коричневую кожу лежащей рядом подушки.

Я с трудом встала из-за стола, подошла к груде вещей и вытянула наугад узкие брюки, из странной тонкой кожи, в которой и в лютые морозы не грозило обморожение.

— Мне нужны цветные обрезки. Завтра спросим у Мартишы, — полюбовалась качеством выделки кожи у рубашки и узорным плетением теплого свитера. — И я не только покажу, но и тебя научу. А теперь спать. Живо в кровать пока не замерзла!

Глава 43

Глава 43

Ложе ярла казалось поистине царским: широким, в меру мягким, с теплым пуховым покрывалом. Разнеженное тело наотрез отказывалось просыпаться и вылезать, когда рано поутру в спальню заявился до противного бодрый ярл и начал будить нас с малышкой.

— Лекса, разве Дин вас не предупредила? Суд на рассвете, а вы еще не встали, — раздраженно проговорил мужчина, потряхивая меня за многострадальное плечо, синяк от чужих пальцев на котором уже можно считать постоянной татуировкой.

— Предупредила, но в вашей постели так сладко спиться, — потянулась я, выползая из-под покрывала. — Век бы спала и не просыпалась.

На последних словах расцветший было ярл скривил лицо и неприязненно пробурчал:

— В моей постели дамы спят часто, а выспаться еще ни одной не довелось. И вы не станете исключением.

Последнюю фразу шатен произнес, как давно решенное дело, ставя меня в известность, выходя в двери.

Очень самонадеянно, ярл. Стоит и мое мнение на этот счет выслушать. Я-то не собираюсь греть вашу постель, чтобы вы там не решили для себя. Надеюсь, мы с вами поймем друг друга.

Возвращаться в тюрьму, где проходили суды, даже в качестве свидетеля обвинения и гостьи градоначальника не хотелось. Внутри что-то сжималось то ли от страха, то ли от нехорошего предчувствия. Спешившись с резвого ящера, я и увязавшаяся на слушание малышка старались не отстать от широко шагающего Борана, то и дело переходя на бег. Темные каменные коридоры оживали при появлении бегущих впереди факельщиков, освещающих путь градоначальника. Из-за редких дверей показывались служащие, привлеченные шумом, поспешно срывали шапки и низко кланялись начальству.

— Вам с Дин придется подождать в коридоре. В зал вас вызовут, — проговорил ярл, остановившись перед массивной тяжелой дверью, охраняемой двумя дюжими молодцами. — Присмотрите за девочкой, Лекса. У вас это хорошо получается.

Мужчина поправил тяжелую золотую цепь с символическим ключом размером с ладонь, густо усаженным самоцветами, выгодно смотревшейся на темной ткани колета. Символ власти впечатлял если не размерами, то роскошным исполнением. Старинный перстень блеснул на пальце тусклой синевой. Сейчас я заметила, что камень треснул, развалившись на неровные половины, и обе его части глубоко вплавились в платину оправы.

Интересно, зачем он носит испорченное колечко? Уж ярл-то может себе позволить новые украшения, а не эту ювелирную рухлядь.

Словно почувствовав пренебрежение, мужчина спрятал руку с кольцом. Дождавшись моего кивка, Боран небрежно махнул охране, и перед ним легко распахнулись двустворчатые двери.

Приняв величественно-строгий вид неотвратимости правосудия, решительно шагнул в ярко освещенный зал, в котором как по команде стало очень тихо. Двери закрылись, отрезая нас от начавшегося заседания суда над командой «Ледяного Единорога».

Разодетая как на праздник малышка прыгала на одной ножке, изображая маленького шурха, я же куталась в новый жилет из серебристого меха приобретенный у Ориса, который наконец добрался до меня и согрел плечи хозяйки. С удовольствием провела по отмытым от грязи, мягким, вернувшим свой первоначальный цвет волосам. Полюбовалась новыми, высокими сапожками со шнуровкой и каблучком, с носами, украшенными серебром. Тишину коридора не нарушало ничье присутствие, за все время мимо и тени не проскользнуло. Похоже, служащие без нужды не рисковали попадаться на глаза начальству. За дверью было тихо, звукоизоляция, если таковая имелась, сработала качественно.

Дверь неожиданно отворилась, и взъерошенный секретарь или писарь почтительно кивнул мне, приглашая войти. Подхватив малышку, опасливо переступила порог, разглядывая круглое, как цирк помещение, прошла к указанному секретарем пятачку, прижимая к себе девочку. Построенное по типу Коллизея, оно подавляло неожиданным величием и суровостью. Ярко освещенная площадка контрастировала с находящейся в тени зоной трибун, где разместились судьи, потерпевшие ранее от рук пиратов и горожане.

Посреди «арены» на коленях стояли двенадцать человек, закованных в железо. Я на секунду задержала на них взгляд, пытаясь разглядеть мерзавца Бриза. Напрасно. Лица, превратившиеся в кровавые маски, казались неразличимы. От одежды остались одни лохмотья, сквозь прорехи которых виднелись следы недавних пыток. Невольную жалость задавила на корню, вспомнив, что сделали бы со мной они, не сумей я сбежать.

— Лекса, вы узнаете кого-нибудь из присутствующих? — звучный голос справа резал воздух как клинок.

Я оглядела неровный строй из мужчин, едва удерживающих тело вертикально с низко опущенными головами. Раны, запекшиеся кровавые «сосульки» волос. Один из них с усилием поднял голову, поймал мой взгляд и похабно ухмыльнулся, облизнув разбитые губы. В нем я узнала Бриза, обещавшего все прелести группового насилия. Несмотря на пытки, мерзавец не раскаялся, он и сейчас был готов проделать со мной все, что порождал его больной мозг.

— Узнаю. Вот он обещал изнасиловать меня, а если не соглашусь — отдать команде, — я ткнула пальцем в наглеца и не думавшего прятаться.

— Бриз Крайон, тебе есть что сказать? — без выражения бросил тот же голос, давая понять, что никакие слова пирата не изменят его участь.

Но Бриз откашлялся, вытер о растерзанное плечо кровавые слюни и хрипло произнес, сверкая глазами:

— Маленькую тварь притащили Эрик и Гур. Все знают, где они их подбирают, этих полудохлых девок. Она из таких, иначе не связалась бы с мародерами. Но поняла, что деньжат в этот раз не обломится и слиняла, прихватив малявку.

Я побледнела, понимая, как ситуация выглядела со стороны. Кем я выгляжу в глазах всех горожан Трехснежья. Сжав кулак так, что ногти впились в ладони, постаралась сдержать слезы.

— Безрукой воровке только в продажные девки, — поддержал бывшего товарища один из команды и хрипло рассмеялся.

— Или в море, на корм шурхам, если попадется, — оживились мерзавцы, зубоскаля напоследок.

— Кем бы я ни была в твоих глазах, ты, мразь, мучал ребенка. Посадил на цепь и морил голодом, — я выплюнула слова, прожигая взглядом получившего поддержку и словно приободрившегося Бриза.

Пираты дружно засмеялись, закашлялись и захрипели, выражая полное презрение к моим словам.

— У вас еще будет шанс поглумиться, — ледяной голос оборвал всеобщее веселье будущих смертников. — Команда «Ледяного Единорога» приговаривается к четвертованию сегодня по полудню. Бриз, Гротан, Самалиф, бывший капитан Патрик к принудительной кастрации с последующим четвертованием. Тела будут выставлены на площади для примера торжества правосудия. Шхуна «Ледяной Единорог» изымается в пользу магистрата. Приговор окончательный, пересмотру не подлежит. Суд окончен.

Зал одобрительно зашумел, послышались торжествующие и глумливые выкрики в сторону команды. В пиратов полетели комки какой-то вонючей грязи, точно попадавшие в цель. Я повернулась в сторону сидящих судей. Суровые бледные лица, поджатые губы, холодные глаза, равнодушно глядящие на пришедшую в бешенство от зачитанного приговора пиратскую команду.

Странно равнодушные, словно не живые, или это профессиональное отношение, выработанное годами.

— Лекса, идем. Дядя тебе делает знак, — зашептала на ухо малышка, теребя ворот моего свитера.

Глава 44

Глава 44

Передав Дин на руки слуге, Боран отправил девочку домой, как и я, полагая, что ей не место среди собравшихся поглазеть на казнь. Сам градоначальник предпочел кровавому зрелищу разговор со мной в одном из служебных помещений, отказавшись сопровождать сулами Ортисию, едва сдерживающую нетерпение от желания поглазеть на чужие муки. Попрощавшись с Дин, шла следом за ярлом, спускаясь на нижние уровни и грешным делом думая, не в темницу ли снова попаду.

— Я, к сожалению, до окончания казни не могу уехать. В комнатах великолепная слышимость, а портить себе аппетит из-за стонов мерзавцев нет охоты, — прояснил свой выбор Боран. — Это полуподвальное помещение хорошо изолировано. Самое то, что бы поговорить.

Он загремел ключом, открывая дверь и пропуская меня внутрь. Факел осветил неровную каменную кладку, стол и пару металлических стульев, со старыми вытертыми кожаными подушками. Шатен присел на край стола, сдвинув в сторону простую чернильницу, махнул на стул, приглашая сесть. Внимательно проследил, как я осторожно села на край в ожидании разговора, хотя понятия не имела о чем пойдет речь. Больше всего мне хотелось оказаться сейчас у храмовой жрицы и выяснить про браслет, или в доме ярла доспать на его шикарной кровати, а разговоров в недрах тюрьмы, за стенами которой разыгрывается кровавое представление, не хотелось. Боран чувствуя мое напряжение, вынул из-за пазухи фляжку с чем-то алкогольным, сначала хлебнул сам, потом предложил мне. Я прикоснулась ледяными пальцами к горячим мужским, и руку словно током прошибло. Знакомое ощущение.

— Выпейте, Лекса, расслабьтесь, а то вы искрите от напряжения, — усмехнулся шатен, разглядывая мое лицо.

Я не успела обдумать, откуда средневековому ярлу известно понятие «искрить от напряжения», как мужчина неуверенно начал:

— Как вам наш мир, Лекса?

Я нервно отпила что-то крепкое, но даже не поморщилась, вызвав удивление ярла. Похоже, последний год организм достаточно закалился и больше не протестовал, считая все, что в него попадает съедобным.

— Не очень. Могло быть гораздо… гуманнее, — с трудом в последний момент поменяла слово на более мягкое, в последний момент сообразив, что ярл мог его не знать. — Беспризорники, малолетние воришки и попрошайки кишмя кишат, и до этих детей есть дело только растлителям и палачу. Детей просто выбрасывают на улицу нерадивые родители, они сбегают от побоев и голода, и до этого никому нет дела.

Я распалилась, метая гневные взгляды на нерадивого градоначальника, под носом которого творится беззаконие.

— Я так понимаю, вы сейчас о человеколюбии? — уточнил шатен. — О сострадании, заботе и спасении ближнего.

— Совершенно верно, — согласно кивнула, и отвернулась, уставившись на танец теней на стене от огонька факела. — Уровень цивилизованности народа оценивается по отношению к детям, старикам и калекам.

Вспомнила школьные уроки, где разбирали вопросы о правах людей.

— Я прочитал все те книги, что у меня в шкафу и понимаю, на каких основах зиждется ваш мир, но здесь все это не пройдет, — желваки заиграли на скулах ярла. — Одних добрых намерений мало. Я наказал пиратов, чтобы перебить охоту малолетних идиотов вступать в их ряды.

Черт! Он меня совсем не понял!

— Я не о пиратах, — нервно улыбнулась, глянув на мужчину. — Хотя уменьшить количество разбойного люда, шулеров, продажных женщин вы могли бы, выделяя деньги на школы для бедноты и на приюты для нищих.

Поймав заинтересованный взгляд, прикусила язык, понимая, что позволила себе указывать первому человеку в Трехснежье. Ярл спокойно поднялся, прошелся по комнате туда-сюда и повернулся ко мне, сложив руки на груди.

— Значит, школы и приюты, — уточнил он.

Я нерешительно кивнула, гадая, куда он клонит.

— Выделить деньги не сложно, тем более, что ни Трехснежье, ни Канопус не бедствуют, оставаясь единственными городами на этом побережье. А что на другом — одному Рогатому Бьерну известно, туда еще никто не добирался, — мужчина развернул металлический стул к себе спинкой и сел верхом. — Кто будет курировать школу и приют? Кто будет заниматься с детьми и учить их? Вы грамотны, Лекса?

— Конечно, — кивнула, не чувствуя подвоха.

— И я тоже, — нехорошо усмехнулся Боран. — Ярл Канопуса едва умеет читать, сулами Ортисия руны от узоров для вышивки не отличит. Мои советники, именно что советники — много советуют, но читать-писать умеют через одного. Придется этот вопрос на себя взять вам, дорогая Лекса. Соберем малолетних нищих, воришек и попрошаек, будете воспитывать и учить грамоте.

Серый прищур выжидающе уставился на меня, на красивых губах застыла скептическая улыбка. Я растерялась. Ожидая неприличного предложения, не думала, что у ярла на меня совсем другие планы. Решение градоначальника было именно тем, чем бы я хотела заниматься живи я в этом городе, но оно совсем не входило в мои планы по возвращению домой. Озадаченно разглядывая браслет, закусила губу, раздумывая о сказанном.

— Вещать с умным видом все могут, а вы сделайте, Лекса. Я жду вашего согласия, хотя знаю, что у вас были другие планы, — поддел меня шатен.

Мужчина, хороший манипулятор, умело играл на моем чувстве сострадания и ответственности, перекладывая свои обязанности и заботы на мои плечи. Снисходительно-насмешливый тон меня разозлил, и я вспыхнула:

— Да, другие планы! Я хочу всего лишь вернуться домой, в свой мир! Почему я должна заботиться о вашем? Он был не очень-то жалостлив ко мне!

Мужчина резко встал, обошел стол и навис надо мной.

— Можно подумать ваш мир к вам гуманнее, — с иронией произнес Боран, насмешливо изогнув бровь. — Вы туда так рветесь, а кто вас там ждет? Любящие родители? Переживающие и верные друзья? Любимый мужчина? Кто вас там ждет любую, даже увечную? Или ваш мир гуманнее этого к калекам?

Каждый вопрос вбивал ледяной кол в мое сердце, заставляя сдерживаться из последних сил. Я сжималась, понимая, что он прав, на Земле нет никого, кто бы пролил слезу по пропавшей без вести Александре Кулик. Что я лишь тешила себя надеждой, что нужна кому-то, забывая, что и здоровая не больше нужна, чем маленький беспризорник Фишка.

— А здесь… Кому я нужна здесь? — прохрипела, обхватив себя руками, не имея сил поднять глаза на жестокого мужчину, но хорошего правителя, заботящегося о своем народе любой ценой. И сейчас выцарапывающего для него дурочку, способную взвалить на свои плечи часть проблем, ради процветания. — Здесь я тоже чужая, с позорным клеймом воровки. Меня никогда не примут ваши вельможи и простые люди. Я навсегда останусь изгоем, которому при каждом удобном случае будут напоминать, что он никто в этом мире, запятнавшем себя преступлением.

Повисла пауза, я изо всех сил старалась не выказать слабость перед мужчиной и не разреветься, как девчонка. Кусала губы, удерживая готовые хлынуть слезы.

— Вы нужны детям, малышке Дин, — неожиданно мягко произнес Боран, горячие пальцы коснулись виска и, осторожно лаская, спустились к щеке, понуждая поднять лицо и посмотреть в глаза. — Вам же понравилось спать в моей постели, можете остаться в ней в качестве сулами. Вы мне нравитесь, Лекса. Думаю, и я вам небезразличен. Нам будет хорошо вместе.

Мужчина наклонился, губы невесомо коснулись моих в нежном поцелуе. Кожу тут же обожгло холодом, к щеке прикоснулся перстень. Я невольно дернулась, отстраняясь и болезненно скривившись. Боран решил, что отвергаю и предложение о замужестве, и поцелуй, мягкий бархат глаз застыл безжалостной сталью. Он резко разогнулся и шагнул в направлении двери.

— Зачем вам безродная калека? — успела выкрикнуть в спину.

Мужчина замер, схватившись за кованую ручку и, не поворачиваясь, плохо скрывая раздражение проговорил:

— В детстве мне предсказали, что меня спасет и сделает самым счастливым девушка-инвалид, — подумав, так же раздраженно добавил:- У меня нет причин не верить предсказанию.

Глава 45

Глава 45

Через полчаса бесплодных блужданий по коридорам местного каземата, я сдалась, решив, что заблудилась. Разозленный моей холодностью, с которой я приняла его предложение руки и сердца, ярл вылетел пулей и скрылся, предоставив мне самой искать дорогу к выходу. Спросить было не у кого, вся тюремная охрана и служащие собрались поглазеть на массовую казнь. Я освещала дорогу факелом, гуляла одиноким приведением и проклинала через чур ранимого «жениха», бросившего «невесту», страдающую явным топографическим кретинизмом. Устало прислонившись к каменной кладке, тяжело выдохнула. Камень под затылком неожиданно легко ушел внутрь стены, под ногами разверзлась пропасть, с коротким воплем ужаса я рухнула вниз, выпустив факел из рук.

Летела я недолго, упала на что-то мягкое, неприятно чавкнувшее, и успела заметить, как плиты встали на место над моей головой, погружая все вокруг в непроглядную темень. Рядом тлел факел, и крохотный огонек уже перекинулся на груду тряпья, лениво отвоевывая территорию. Я подхватила древко, огонь вспыхнул ярче, освещая мою ловушку. Кровь застыла в жилах. Вокруг меня лежали вповалку мертвые тела. Едва сдерживая рвотные позывы, не могла оторвать взгляда от распоротых животов и вывалившихся внутренностей, с безглазых лиц с содранной кожей, отрубленных конечностей и освежеванных тел. Вспомнился ледник у лейлы, ставший кладбищем для случайных встречных ведьмы-оборотня. От морозного воздуха вырвавшийся изо рта парок закрутился спиралькой. Характерного тошнотворного запаха не было, и я решила, что тела основательно промерзли. Разглядывать, кто они не хватило смелости. Осталось только одно желание — убраться отсюда куда подальше.

Кто устроил тут кладбище? По правилам они отдают покойников морю, или я не все знаю? Может, среди служащих тюрьмы есть ведьмак-оборотень, который делает запасы под носом у охраны?

Вопросы один страшнее другого роились в голове. Не зная, насколько хватит горящего факела, не стала медлить — сразу решила осмотреть помещение. Из пещеры, вырубленной в скале, вел ход, в котором мне можно было передвигаться, только опустившись на четвереньки. С одной рукой это было проблематично, но когда у меня был выбор? Взглянула на ящерку, зажмурилась и представила комнату в доме леди Триалин, умоляя браслет вернуть меня домой. Украшение осталось украшением, поблескивая гранями камней при свете факела. Мелькнула отчаянная мысль, что браслет сломался, или в нем закончилась магия, и я никогда не выберусь из ледяного мира, застряв в нем на веки вечные.

Запретив себе думать, зажала факел в зубах и поползла в туннель, мысленно сокрушаясь, что испорчу и эту красивую одежду. Ход то сужался, и сердце обмирало от предчувствия, что он сойдет на нет, и мне придется возвращаться обратно, то чуть расширялся и дышать становилось легче, представляя, что я вот-вот достигну выхода. Ответвлений и боковых ходов не было, только прямая нора, пробитая каким-то супер зверем в толще камня. Обдирая ладонь в кровь о неровные выступы, неловко опираясь на замотанную культю, я ползла, чувствуя как силы покидают, организм требует отдыха. _Читай на Книгоед.нет_ В глазах темнело, в горле пересохло, тело пошатывало из стороны в сторону. Я присела, давая себе отдых, понимая, что вымотавшись далеко не уползу. За пазухой булькнула фляжка ярла с крепчайшей настойкой, напоминая о себе. Понимая, что выпив уже не смогу ползти, опустила руку, дернувшуюся было к карману, и застонала, проклиная леди Триалина, Макса, эльфа-домовика, чертов мир и его обитателей. Отдышавшись, полезла снова, повторяя про себя слова старинной русской песни «Дубинушка», подбадривая. Вконец обессилев, свалилась на бок, едва ворочая сухим языком.Пристроив в трещину на стене свой все еще горящий светоч, плюнула на все, достала бутылку и сделала глоток. Потом еще один. А с третьего потеряла сознание, проваливаясь в темноту.

* * *

Ныли все кости и мышцы, каждая клеточка, дергало натруженный обрубок, болело все, даже кончики волос, тело отказывалось шевелиться. С трудом разодрала глаза, разглядывая засыпанную песком и острыми осколками поверхность каменного пола, вспоминая как сюда попала. Едва успела подняться, как желудок вывернуло наизнанку. Оттерев горькую от желчи слюну, глотнула из фляжки. Осмотрела распухшую за ночь культю и саднящую ладонь в воспалившихся царапинах и ссадинах, и поняла, что сегодня поползу на локтях, если не хочу остаться без второй руки.

Факел чадил, едва разгоняя мрак узкого лаза. Зажав его зубами, опираясь на локти с трудом ползла, представляя себе самое счастливое лето в своей жизни, каникулы и несколько месяцев в летнем лагере, куда меня отправили на одну смену, оплатив путевку из фонда школы. Я вспоминала запах прокаленного солнцем воздуха, срезанной триммером сторожа травы, немного затхлый вкус воды из речки, где мы купались всем отрядом, подгорелых пирожков с капустой на ужин. Свой первый и смешной поцелуй с рыжим Аликом, когда носы мешают. Прощальный костер «до небес», возле которого так хорошо сиделось и пелось под гитару. Вспоминала все хорошее, что отгоняло мрак в сердце, давало силы сопротивляться и не давало победить отчаянию.

Я ползла, пока макушка не уперлась в гладкую стену. Оглядевшись, заметила, что туннель стал гораздо шире, и можно выпрямится в полный рост. В первый момент я дико испугалась, думая, что это тупик. Но ощупав практически не чувствительными пальцами поверхность и камень вокруг, поняла, что это люк и заколотила что есть мочи. В ответ тишина. Я обессилено сползла по стене, придерживая факел, и заплакала от безнадеги, тоски, усталости и страха. Взгляд упал на тускло поблескивающие глазки ящерицы. Казалось рептилия, растянула широкую пасть и издевается над моим положением. Представив свой дом, в отчаяние зашептала слова просьбы о портале. Тишина вокруг и никакого даже слабенького движения воздуха. Камни красиво переливались, ловя скупые лучики света. Роскошная вещь неуместно, гадкой насмешкой смотрелась на ободранном, испачканном в крови и пыли запястье. В отчаянии заорала, срывая горло, и заколотила головой мерзкой ящерки по гладкой поверхности люка, оставляя царапины.

Столько идти к цели, преодолеть и погибнуть в каменной ловушке. Теперь идея сбежать из ледника с трупами уже не казалась хорошей. Я корила себя за поспешное решение. Мне казалось, что ярл ищет меня по всем закоулкам тюрьмы. Наревевшись, скрутилась калачиком, игнорируя завывания голодного желудка, и заснула. Очнувшись, опять до изнеможения стучала и звала на помощь. С разбитыми в кровь костяшками, совершенно без сил медленно проваливалась в тяжелое беспамятство. Так продолжалось несколько раз, я пила по глотку алкоголь, кое-как утоляя жажду, и упорно скреблась в стену, хрипела что-то сорванным горлом.

В очередной раз, когда сознание, не желающее умирать, вытянуло меня из благостной темноты беспамятства, я очутилась в полной темноте. Мысли текли вяло, залипая, как в густом меду. Полное безразличие к собственному положению не удивило. Отстраненно отметила, что факел приказал долго жить. И теперь пришла моя очередь умереть, как заживо погребенной героине Умы Турман. Только с одной разницей, надо мной много метров камня и спасти себя я не смогу.

Решила лечь удобнее, тяжело завозилась, случайно плечом толкнула люк, и тот неожиданно легко поддался, откатываясь в сторону. В лицо дохнул душный запах сырости, гнили и отхожего места. Я с опаской, боясь, что померещилось умирающему рассудку, вдохнула спасительную вонь, сулящую людей и близкое избавление, и попыталась перетащить вовнутрь непослушное тело, боясь, что дверь так же неожиданно закроется. Но смогла с усилием перекинуть верхнюю половину тела и застонала, призывая на помощь. Собраться с силами для нового рывка получится не скоро, а массивная дверь может вернуться обратно и раздавить, подарив не менее мучительную и нескорую смерть.

Глава 46

Глава 46

Рядом что-то зашуршало, звякнуло железо, и проворные пальцы забегали по лицу и одежде, ощупывая тело.

— Вы кто? — донесся тонкий детский или девичий голосок.

— Воды, — прохрипела, стараясь не отключиться.

К губам прикоснулся металлический край какой-то посуды, и в пересохшее горло полилась теплая вода. Я глотала, не останавливаясь, казалось, самую чудесную на свете влагу.

— Где я? Кто вы такие? — отдышавшись, едва смогла произнести шепотом.

— В подвале людоеда, где-то на окраине города. Тетя вы пришли нас спасти? Куда ведет этот вход? — тоненький голосок звенел над ухом.

— Людоеду?

— Он забрал Эгле и Монику. И они больше не вернулись, — всхлипнул от страха ребенок, стискивая ледяными пальцами мою руку. — Сегодня снова придет. Я боюсь, тетя. Я смогу проползти, но Мартина и Тайша совсем слабые от голода. Они не смогут ползти. Он их съест.

Малыш заплакал от отчаяния, страдая от невозможности бросить подружек и сбежать, спасаясь самому.

— Этот ход ведет в тюрьму. К кладбищу. Я провалилась и приползла сюда, — я нашла силы ответить, понимая, что попала в подвал к чудовищу, охотящемуся за детьми, и кроме обессиленной, однорукой меня других защитников у них нет.

Малыш в страхе тискал мои руки, ища защиты, нащупал пустой манжет замер и потрясенно шепнул:

— Лекса? Ты снова пришла меня спасти? — в голосе, произнесшем мое имя узнала спасенного ребенка.

— Фишка, ну как же ты так-то? — я проглотила слезы, узнав своего товарища по несчастью. — Я надеялась, что смогла помочь тебе.

— Смогла, я сбежал, и дом нашел, и еду купил, пошел в нору забрать Мартину, а там он… — мальчик горько расплакался, утирая слезы грязными кулачками. — Он ударил меня по голове и принес сюда. Тут были Эгле и Моника и Тайша. Тайша ему не понравилась. Она все время спит и не просыпается.

Я огляделась, оценивая размеры помещения. Каменный мешок не больше тюремной клетушки, где мы впервые встретились с Фишкой. Под потолком узкая щель, дающая немного света. Напротив люка, в котором застряло мое тело, металлическая дверь на выход. Справа в углу прижались друг к другу две крохотные детские фигурки. Оттуда доносится тяжелое дыхание. У ног девочек грязная плошка с водой. В левом углу отхожее место, дыра в полу, обложенная неровными, крупными булыжниками. План созрел тот час.

— Фишка, опиши людоеда. Какой он? Крупный мужик?

Мальчик задумался и показал себе под грудь.

— Я ему вот так достаю. Малой еще, — он сжался, сокрушаясь, что слаб и не может за себя постоять.

— Послушай меня. Сейчас день, а он придет вечером? — уловив кивок мальчика продолжила. — Он меня не видел. Я выберу камень и встану за дверью, когда он зайдет — ударю по голове. У меня мало силы, но я постараюсь его задержать. А ты бери девчонок и убегай. Не бойся, я задержу его, а если смогу — убью. Ты меня понял?

Щуплый мальчишка беззвучно плакал, утирая слезы и кивал, как китайский болванчик. Погладив его по непослушным вихрам, поднялась, — откуда силы взялись, — и пошла к девочкам, сжавшимся в углу. Девочки на вид не более шести лет не двигались, одна едва слышно поскуливала от страха, другая лежала на ней сломанной куклой. Успокаивая ласковыми словами, поглаживая по спутанным волосам, объяснила светленькой Мартине, что ей нужно делать, как только появится монстр. Тонкие тростиночки рук бессильно качались, когда я обряжала Мартину в свой меховой жилет, а Тайшу в свитер. Хрупкое тельце последней все было покрыто кровоподтеками и синяками. Монстр долго издевался, насилуя несчастного ребенка. От прикосновений крупная судорога скрутила тельце, и девочка застонала, приходя в себя. Сердце сжалось от жалости к несчастному ребенку и ненависти к насильнику. Решимость придала сил, к нужнику подошла твердым шагом, выбирая подходящий по весу и размеру камень.

Спрятавшись за дверью, и подумать не могла, что все пойдет не по плану. Когда и так неяркий свет недолгого дня потух, погружая камеру в темноту, дети напряженно притихли, а я подняла камень и приготовилась, в замке заскрежетал ключ. В дверной проем, на пятачке света на полу от факела упала тень крупного мужчины. В нос ударил смрадный запах перегара и давно не мытого тела. Он шире распахнул дверь, шагнул вперед и взревел, заметив открытый вход в нору. Решив, что дети сбежали, рванул вперед, держась за край лаза, заглянул внутрь, освещая факелом проход. Я, не теряя драгоценные секунды, подскочила к нему и обрушила на затылок камень. Мужчина замер на мгновение и тяжело рухнул в нору, снаружи остались ноги, пару раз дернувшиеся в конвульсиях. За спиной зашуршали шаги, Фишка и девочки убегали в открытую дверь. Я раздумывала — податься за детьми или добить мерзавца. Случай или судьба все решили за меня. Люк, решивший, что настало его время, пришел в движение, и тяжелая плита рухнула сверху, разрезая ноги до колен.

С противоположной стороны не донеслось ни звука. Оттерев пот, пару раз выдохнула успокаивая дыхание и сердцебиение. Выйдя из камеры, вслушалась в затихающий вдали топот ног, вгляделась в пятно света, указывающее на выход. Решила не спешить, на случай, если монстр был не один, и детям вновь понадобиться помощь. Фактор неожиданности будет на моей стороне. Осторожно пробиралась к мерцающему пятнышку золотистого света, раздумывая, куда из подземелий тюрьмы меня мог вывести туннель. Скорее всего, он когда-то строился на случай осады города и вел как можно дальше от его стен. Мне придется как-то добираться до города с тремя измученными детьми. После увиденного и пережитого, для себя решила еще в подвале, что добравшись до градоначальника, приму его предложение и останусь в этом мире. Оступаясь, осторожно кралась, слушая тишину. Отсутствие испуганных детских криков и плача внушало оптимизм и надежду, что монстр был один, и мы все сможем выбраться без особых проблем. Коридор закончился ступенями, взобравшись на которые, я приникла к оставленной детьми приоткрытой двери. Со своего места, сквозь щель мне была видна часть захламленной комнаты и выходная дверь, возле которой столпилась троица беглецов. Фишка пытался открыть дверь, вбиваясь в нее худеньким плечом. Мартина, облокачиваясь на стол, заваленный объедками и пустыми бутылками с алкоголем, поддерживала совсем обессилившую Тайшу.

Похоже, никаких сюрпризов — дети были одни.

Освещаемая светом из камина и чадящим факелом неопрятная комната напоминала берлогу зверя. Я вышла, оглядела окно, завешанное старым куском кожи, кровать с грязным матрацем, из прорех которого торчали пучки сухой морской травы. Я сжала кулаки так, что ногти впились в ладони, разглядев детские одежки, которые грязными комками с потемневшими пятнами крови белели на смятом покрывале.

Сжечь бы это все, чтобы больше никто и никогда…!

Фишка бросился ко мне, вымученно улыбаясь и виновато заглядывая в глаза, словно просил извинения.

Ну как же! Он же мужчина, а вынужден был оставить воевать меня…

Я устало улыбнулась, дивясь духу настоящего мужчины в теле хрупкого мальчишки.

— Лекса, что…

— Не бойся, Фишка, он больше никого не обидит. Он влез в туннель, и упавшим люком ему отрезало ноги.

— Он умирает? — с надеждой спросил мальчик.

— Да, долго и мучительно от боли и потери крови, — пригладила вихры, вытирая счастливые слезы с замурзанных щек. — Бьерн отомстил ему за все.

— Мы не можем открыть двери, — пожаловалась одна из девочек, с надеждой глядя на меня. — Фишка не может открыть, хоть и старается.

— Придется выбить окно, — повернулась я к рванине, закрывающей оконный проем.

Промелькнула мысль подождать до рассвета, но я отогнала ее, боясь, нежелательных гостей. Пробежав глазами по комнате, поискала что-нибудь увесистое. Взгляд зацепился за вяленое мясо и нетронутые кусочки лепешки на блюде. Я не ела несколько дней, но от мысли попробовать хоть что-то со стола изувера, желудок скрутило рвотным спазмом. Отдышавшись, с трудом подняла стул, и, велев Фишке отойти подальше, кинула в окошко. Что-то захрустело, заскрежетало, лопнуло, сварливо жалуясь на неласковое обращение, кожа слетела с поддерживающих ее крюков, исчезая в ночи и открывая доступ морозному ветру. Пламя камина испуганно затрепетало, заметалось, отбрасывая причудливые тени на каменные, грязные стены. Из оконного проема торчали полупрозрачные остатки слюдяного оконца.

— Фишка, ты помнишь дорогу? — вглядываясь в темноту, в которой не видно ни зги, запоздало поинтересовалась я.

Ночь порадовала морозцем, безветренной тишиной и легкой поземкой. Снег ровным слоем лежал в двух локтях под окном.

Ну, хоть разбиться не грозит. Мальчишка оглянулся и беспомощно пожал плечами.

Все же придется ждать утра, в темноте, не зная дороги, забредем черти куда и замерзнем.

— Я помню, — тоненький девчачий голосок обнадежил. — Тут одна дорога, она ведет в город.

— Давайте, я вас подсажу, — приглашающе махнула рукой девочкам.

Мартина тормошила подружку. Преодолевая отвращение, сняла покрывало с постели, замотала голые ножки впавшей в забытье девочки, понимая, что Тайшу мне придется нести на себе. Первого подсадила Фишку, коснувшись ногами земли, он пару раз радостно подпрыгнул и замер с вытянутым лицом. Сердце пропустило удар.

— Недалеко шурх. Я слышу, как он ворчит в загоне, — сообщил мальчик, улыбнувшись. — Мы поедем верхом.

Выругалась про себя, осторожно передала ему закутанную малышку. Подсадила повеселевшую Мартину, жмущуюся ко мне как котенок. Детишки, снова собравшись вместе возбужденно залопотали, давая выход эмоциям. Прежде чем вылезти самой, повернулась к стене в поисках одежды для себя. На крючке у входа висела короткая мужская дубленка, принадлежащая бывшему хозяину. Подойдя, протянула руку и дернула. Что-то звонко щелкнуло, пол вздрогнул, и я почувствовала, как тело повело в сторону, а ноги теряют опору. Беспомощно взмахнув руками, почувствовала, как затылок встретился с чем-то острым, и сознание отключилось.

Глава 47

Глава 47

— Мой Повелитель, жалкие человечки выставили свое войско, — остроухий красавец-блондин надменно вздернул подбородок и насмешливо скривился. — Они решили стоять насмерть, защищая последний оплот на этой земле — храм Астреи.

Протерев глаза, с удивлением оглядела крохотную полянку с льнущей к ногам мягкой муравой, плотно обступившие изумрудный пятачок зеленеющие молодые деревца, резную листву которых шевелил шалун-ветерок. Я очутилась на высоком пригорке. Внизу расстилалась широкая равнина с аккуратными квадратиками черных и зеленых распаханных полей, перемежающихся белоснежными пятачками цветущих садов и рощиц. Густо усыпанные цветами ветви персиков и яблонь обещали щедрый урожай и душистым снегопадом теряли полупрозрачные, розовые лепестки, ложащиеся снежным ковром на черную, жирную землю. Истосковавшийся по разноцветью природы взгляд отмечал каждую мелочь. Ненасытные букашки роями атаковали медвяно пахнущие кущи, упиваясь весенними щедротами цветущих садов. Нежная зелень травы тянулась за ногами, орошая сапоги каплями-бриллиантами утренней росы. Обрадованная мягким теплом весны и запахом цветущих садов, я не сразу заметила беседующих неподалеку эльфов.

— Глупцы! Как посмели не склонить головы перед мощью Владыки Светлого Леса?! Мало я топтал их всех копытами моих коней и жег заживо в избах? Непокорным один удел — смерть! Никому не будет пощады! — прогремел грозный рык, разрывая воздух силой ярости. — Брат мой, Рондин, передай мой приказ командирам — не щадить никого из защитников. Всех убить! Никаких пленных! Они сами выбрали свою участь. Если нужно, я пройду по трупам стариков, женщин, детей, возьму храм приступом или измором, но попаду в обитель Астреи. Для Великого потомка Ирилингов, самого сильного мага препятствий нет и не будет.

— Будет благословенна ваша стезя, Владыка Шанел, — блондин низко склонился и быстро пошел в сторону группы верховых.

Он бросил пару слов и взялся за удила. От общей группы отделилась троица. Эльфы резво пришпорили коней, и вскоре только шлейф из не осевшей пыли указывал их путь.

В возмужавшем мужчине, с широким разворотом плеч, с трудом угадывался юный наследник Шанел. Владыка в темной шелковой одежде, украшенной серебряной вышивкой, раздраженно потер подбородок, вглядываясь вдаль, туда, где у горизонта тянулись в небо сотни светлых дымных столбов. На пальце сверкнул синевой грубоватый платиновый перстень.

Стоп, я уже видела этот перстень у Леона. Откуда похожему взяться у простого наемника? А у Борана подделка или это он же? Кажется, еще кто-то носил такое же кольцо, но не могу вспомнить.

Мужчина повернулся, небрежно отбросил за спину роскошную гриву каштановых волос, с двумя белыми локонами, протянувшимися с висков, и пристально всмотрелся мне в лицо. Красивая линия губ сурово поджата, брови нахмурены, глаза — два пулеметных дзота. Я похолодела — неужели почувствовал мое присутствие? Минуту напряженно вглядывался и звучно свистнул, так что заложило уши. От сердца отлегло, он явно кого-то подзывал.

Черная громадина, грохоча копытами и фыркая, пронеслась сквозь меня. Я инстинктивно отпрянула, спасая эфирное тело, которому ничего не грозило. Черный хвост стегнул по лицу, и конский волос легко провалился, лишь чуть смазав очертания тела.

— Руан, шурхов сын, тебя не дозовешься, — проворчал эльф, гладя вороного жеребца по морде и посмеиваясь от удовольствия. — Гуляй, утром выступаем. Завтра этот цветущий край превратиться в пепелище. Глупые лягушата возомнили, что могут дать отпор мне — Владыке, равному богам по силе. Сомну и растопчу, как и всех до того. Мне осталось взять последнюю цитадель — храм проклятой Астреи. Я так долго к нему шел. Сколько земель утопил в крови и не отступлюсь.

Конь играл, пританцовывая передними ногами. Но сильная рука хозяина крепко держала уздечку, не давая подняться на дыбы. Лиловый конский глаз налился злостью, зубы ожесточенно грызли удила, но вороной смирился, почувствовав руку хозяина на морде. Пальцы чуть светились синеватым светом. Владыка успокаивал жеребца магией. Тряхнув гривой, Руан фыркнул и потянулся губами к украшенному драгоценной бриллиантовой каплей уху. Шанел оттолкнул коня, сменившего настрой на игривый.

— Мой дед был нерешительным слабаком, мой отец хоть и родился сильным магом, оказался трусом. И только я — лучший из лучших — посмею бросить вызов богам. Я стану им равным. Эльфы будут единственной расой правящей во всех мирах. Я возвеличу свой народ. Я возвеличу свое имя. Его будут повторять со страхом и уважением во время моей жизни и тысячелетия после моей смерти. Не так ли, Грувор?

Эльф щелкнул пальцами, и плотные кусты орешника уже успевшие обзавестись молодой зеленью раздвинулись, являя еще одного остроухого, недовольно скривившегося, что был так легко обнаружен.

— Именно, мой Повелитель, — низко поклонился блондин Грувор, касаясь концом косы своих сапог. — Я ваш советник. Я был им еще при вашем дедушке. Могу я высказаться?

— Говори, Грувор. К тебе единственному я прислушиваюсь, ведь ты единственный из сановитых подпевал деда, кто благоволил к бастарду принцессы. Я помню добро, — Шанел напрягся, вперив серый прищур глаз в советника.

На диво спокойный блондин поклонился еще раз, перевел взгляд с Владыки на мирно щиплющего травку жеребца и проговорил:

— Цели твои велики и благородны, Владыка и достойны твоего величия и великого народа Светлых. Но смущает меня поведение людишек. Самые жалкие из созданий божьих, они легко сдавали нам свои города и деревни, почти не сопротивляясь насилию. Но подобно высокогорным урсам стоят насмерть за храм.

Светловолосый замолк, глядя в сторону, словно задумался, давая Шанелу время осмыслить им сказанное.

— И что ты хочешь этим сказать? Не юли, как змей, говори прямо, — нетерпеливо отозвался Владыка, подойдя к советнику вплотную.

Советник склонил голову, принимая разрешение говорить прямо.

— Верные мне люди донесли, что жрица храма Астреи донесла прихожанам слова ее богини. Якобы Астрея пригрозила нашему миру проклятием, если армия эльфов осквернит ее святыню.

— Ты веришь словам какой-то старой карги? — вспылил Шанел, хватаясь за нож. — Не ожидал от тебя, Грувор!

Конь, испуганный порывом хозяина пронзительно заржал и шарахнулся в сторону, исчезая из рощицы. Шанел, глядя на улепетывающего со всех ног жеребца, грязно выругался, легко поигрывая острым лезвием.

— Мой Повелитель, иногда сама Астрея вселяется в тело своих жриц и говорит их устами, — прошелестел голос советника. — Не сочти за дерзость, но это тот случай, когда стоит прислушаться.

Серые глаза Шанела полыхнули стылой яростью, черты лица исказила некрасивая гримаса, рука сделала изящный выпад, и советник захрипел, схватившись за живот.

— Трус, — презрительно сплюнул сквозь зубы Владыка, пинком перевернул тело, вытащил клинок, переступил и, не оборачиваясь, вышел из-под сени деревьев.

Глава 48

Глава 48

Весенний пригорок исчез, возвращая меня в знакомый морозный день. Пересохшие губы опалило зимней стужей. Боль тупая и уже ставшая теперь привычной поселилась в голове. В череп стучали мягко, но настойчиво, мешая отдать богу душу. Злость на чью-то наглость, заставила распахнуть воспаленные веки. Снег, снег, снег. Чешуйчатая нога ящера, выныривающая из зеленоватого, сбитого колтунами меха, оставляет глубокие трехпалые следы. Я неудобно лежу в седле, бьюсь виском о мягкий и теплый бок.

— Ну, голуба, оклемалась? — голос проскрипел над головой плохо смазанной дверной петлей.

Я повернула голову полюбопытствовать и поморщилась, почувствовав пульсирующую боль в затылке и тошноту, подкатившую к горлу.

— Дети… Где мои дети? — прохрипела, несмотря на усилившуюся боль, пытаясь повернуться удобнее и увидеть своего спасителя.

— Егозы-то… Так где им быть? Убегли. Тебя показали и убегли, — задумчиво проговорил голос, удивленный вопросом. — В город подалися. Ящура свово продавать.

Щуря от боли глаза, внимательно разглядывала старика, везущего меня на своем шурхе. Щуплый, небольшого росточка, в потертом зипуне, явном ровеснике самого деда. Безбородое лицо, с множеством лучиков-морщинок, разбегающихся от уголков глаз, привыкло улыбаться. Кустистые брови нависают над выцветшими глазами. Лохматый малахай греет лысую как коленка голову.

Старик покачал головой, вспоминая что-то, и улыбнулся в бороду. Я не могла не улыбнуться в ответ, такой светлой и солнечной была эта по-детски открытая улыбка, преобразившая морщинистое лицо старика.

— Тайша, ей доктор нужен, — проскрипела, соперничая голосом с дедом и несмазанными петлями. — Надо найти моих детей, дедушка!

Старик смерил меня недоверчивым взглядом и махнул рукой, успокаивая.

— Не тревожси. Энта сиротинка у жрицы при храме. Подлатаить ее и память почистить. Негоже ей такое помнить, — дед посуровел, с лица пропала лукавая усмешка. — А ты не казнись. Доброе дело сделала. Развелось ноне паразитов охочих до невинных — давить некому.

Он замолчал, глаза и морщинки, в которых плескалось детское озорство, разом потухли. Рядом с шурхом устало брел сгорбившийся старик.

— Я Лекса. Спасибо, что спасли.

— Знаю, мальчонка в окошко тебя кликал, — оборвал дед. — Благодарности не нать. Не за нее спасал.

Я пошевелилась, оценивая свое состояние. Руки оказались целы, только затекли от неудобного положения. Я кое-как поднялась, усевшись боком, и едва не съехала со спины ящера, успев рукой ухватиться за луку седла. Ссадины на ладони задергало. От резкого движения в глазах потемнело, затылок прострелило болью. Пальцы нащупали запекшуюся в волосах кровь. Когда мушки перед глазами рассеялись, и раздвоившийся силуэт собрался в одно целое, смогла поглазеть окрест.

Белое идеальное снежное полотно без единого темного пятнышка рельефа переходило в серое, затянутое сплошным покрывалом туч небо. Тяжко выдохнула, страдая от однообразия унылого пейзажа. Серо-зеленый ящер и его погонщик в черном зипуне с множеством разноцветных кожаных латок были единственной отрадой взгляду, истосковавшемуся по разноцветью природы. Старичок уверенно вел шурха по снежной целине, пользуясь своими ориентирами и протаптывая путь сношенными сапожками.

Уж не магией ли пользуется дедок?

При взгляде на него первой пришла на ум лейла Суриль. Вспомнив печальную участь старушки, решила осторожно поинтересоваться личностью. Старичок и тут меня удивил, прочитав мысли, или я не оригинальна:

— Я служка при храме Астреи. Монтием кличут. Туды мы топаем. Жрица подлатаить раны, потом иди куды хош.

— В храм… — машинально повторила за старичком, принимая, что судьба сама решила за меня, и дороги к храму мне не избежать.

После яркого сна желание вернуться домой стало еще сильнее, но глаза измученных детей, их слезы и отчаяние рождали чувство вины и злости. Вот и сейчас я переживала на Фишку, влезающего в новую авантюру с продажей чужого шурха. Он вновь рисковал попасть в тюрьму и лишится кисти руки. А ну как ящер заклеймен и хозяин обвинит мальчишку в краже, что недалеко от истины. Вот так оставить десятки маленьких беспризорников, на которых всегда найдутся охочие мерзавцы, теперь я не могла. Даже если у жрицы получиться активировать браслет, я не уйду. Не смогу жить в своем мире и до конца дней мучиться совестью.

Я глянула на руку с браслетом и с отвращением поморщилась, узнав темный мех куртки насильника, которую так неудачно сдернула с крючка.

— Чой морщиси, кацавейка не хороша? — со смехом прокаркал старик и закашлялся, отдышавшись, вынес свой вердикт:- Справная! Носить — не сносить.

— Давай меняться, дед Монтий, — решительно повернулась к семенящему погонщику. — Ты мне свой зипун, а тебе эту куртку.

— А и давай, — раззадорился старичок. — Ты молодка себе еще нашалишь, а дедушке хворые кости греть надоть.

— Нашалишь?! — усмехнулась я, без сожаления стаскивая полушубок и застегивая дедушкин винтажный зипун. — Как это?

— Дык, дело молодое, — пояснил дед. — Девка ты справная. Надарют полюбовнички-то.

Я пожала плечами и отвернулась, не желая развивать тему. Дед по себе судит, его не переубедишь. Старенькая одежка приятно согрела плечи и спину, идеально сев по фигуре. Сунув нос в мех, вдохнула впитавшийся запах, удивляясь мимолетному, едва улавливаемому аромату знакомого мужского парфюма.

Ой, Лекса, хорошо тебя затылком-то приложило! Уже ароматы французской туалетной воды мерещатся.

Дедушка, сияя как дитя, получившее вожделенную игрушку в подарок, поглаживал обнову, не замечая, что утонул в одежке не на один размер превышающей требуемую.

— Ничего, запас карман не тянет, — подворачивая рукава и подпоясываясь кожаным ремнем, изрек Монтий и проказливо подмигнул. — Я завсегда на вырост беру.

Я прыснула, подумав, что семидесятилетний дед-малорослик и в молодости был неказистым пареньком, скорее всего, привлекал девушек чувством юмора и не иссякающим оптимизмом.

— Расскажите, куда я провалилась? — меняя тему, полюбопытствовала, допрашивая словоохотливого деда. — Как вы меня достать-то смогли?

Было интересно узнать, как щуплый на вид дедок смог вытянуть меня из подвала и уложить на ящера.

— Дык, тайный подпол. Ты жа, голуба моя, попала в зимовник или место тайных ходов из города. А там тех ловушек, что рогов у Бьерна, — охотно пояснил дед-балагур. — Ну достал-то знамо как… Вот…

Он вытащил из-за пазухи бесцветный кристалл на тонкой серебряной цепочке и покачал из стороны в сторону.

— И как это работает? — поинтересовалась, разглядывая кулон, похожий на определитель нечисти Фиксы.

— Магия, — буркнул нехотя дед и тут же пояснил:- И токо с позволения жрицы. Законы не нарушаем.

Он спрятал занятную вещицу и продолжил:

— Вытянул я тебя, на холку Русику пристроил, а зимовник возьми и займись огнем-то. Знатно полыхало. Егозы-то радовались, прыгали вокруг.

Служка дернул ступившего пару шагов в сторону шурха и выразительно глянул на небо.

— Быть бурану, — уверенно произнес дед. — Вишь, курит как?

Я глянула, куда ткнул пальцем погонщик, и увидела серый дымок, стоящий не тающим в воздухе столбиком над едва различимыми за плотной пеленой туч горами.

Странно, по мне серый столб больше похож на дым, чем на снежный буран. Это же над тем самым перевалом, что я недавно преодолела, добираясь до Трехснежья. Там, где нас Лориль едва не угробили камнееды — плохая примета.

Глава 49

Глава 49

Приоткрыв рот и выпучив глаза, разглядывала чудо архитектуры, покачиваясь на нетерпеливо топчущемся и роющем слежавшийся снег шурхе, не веря, что узрела, наконец, храм богини Астреи. Уносясь ввысь, две спирали из полупрозрачного материала чистейшего белого цвета, рядом с которым только что выпавший снег казался сероватым, обвивали друг друга, на манер молекулы ДНК.

— Ты, девуля, спешись. К храму ногами пройдись, чай не богиня. Соблюди уважение, — строго глянул на меня дедок.

— Это храм? — сумела выдавить из себя, высоко задирая голову, стараясь разглядеть «крышу» строения.

При слове «храм» воображение рисовало тяжелые серые стены из камня, грубоватые узоры, статуи ангелов или горгулий, многочисленные колонны подпирающие своды. Но точно не это легкое сооружение в стиле хай-тек, больше подходящее солнечному Дубаю, чем суровому Галатусу.

— Он самый, — кивнул дед Монтий, помогая мне спуститься со спины ящера. — Старее ево нет ничево в ентом мире. Ворота в божью обитель.

Служка упер кулачки в бока и гордо вскинул тощий кадык и залюбовался стройным строением, сияющим айсбергом, высящимся над снежной целиной.

— Кто же все это построил? — изумилась я. — И архитектура странная и материал явно искусственный.

— Глазастая, — от внезапно зазвучавшего женского контральто я едва не подпрыгнула. — Умненькая к тому же. Сердечная и заботливая.

Ящер фыркнул, не соглашаясь со словами нахваливающей меня высокой, статной женщины в белом, вышитом золотом и жемчугом плаще из плотного атласа. Седые волосы, обрамлявшие бледное лицо с тонкими чертами аристократки, были прихвачены золотым ободом и спускались до самых пят. Взгляд метнулся на выглядывающую из-под полы плаща тонкую кисть, унизанную золотыми браслетами, точными копиями моей ящерки. Я насчитала не меньше семи. Сердце замерло, пропустив удар.

Это же порталы! Наверняка рабочие. Если попросить, она сможет отправить меня на Землю. Или в другой мир? Если существуют Земля и Галатус, то могут существовать и другие, где нет вечной зимы и народ добрее.

Перед глазами возникли заплаканные, измученные глаза детей, их измученные, дрожащие тела.

Как там бедная Тайша? Не вляпались ли опять в историю Фишка и маленькая Мартина?

Словно прочитав мои мысли, женщина усмехнулась. Меня так же разглядывали, изучая каждую деталь глазами неожиданно темными на бледно-фарфоровом лице.

— В порядке твоя девочка. Спит пока. Давай знакомиться, раз уж сама заявилась, — произнесла женщина без тени раздражения. — Я жрица храма богини справедливости Астреи. Отвечу сразу на твой вопрос, храм, вернее портал в обитель богов был возведен по приказу демиургов — строителей миров. Считай сама сколько ему от сотворения мира.

— А вы…

— А я надзираю за порядком на Галатусе.

Что-то не очень радеете, судя по тому, что тут твориться.

— Монтий, работу сделал — можешь быть свободен, — разрешила удалиться жестом истинной аристократки, одарив меня непонятным взглядом. — Идем, у тебя ко мне вопросы, а у меня к тебе…

Пожав плечами, еще раз поблагодарила деда за спасение, погладила Русика по спутанной шерсти и двинулась по утоптанной дорожке, возникающей в снежной целине, под ногами плавно движущейся к храму жрицы.

Подойдя к целиковой стене на растоянии вытянутой руки, разглядела неоднородность цвет и структуры материала. В глубине полупрозрачного вещества, бегали сотни голубоватых огоньков, похожих на электрические импульсы. Заметив, что я притормозила и разглядываю внутреннее содержание храмовой стены, жрица пояснила:

— Это магия. Она течет непрерывно.

— Магия, — эхом повторила за женщиной, словно забывшись. — Если вы позволяете себе магичить, почему она под запретом на Галатусе?

Мне вспомнилась незавидная судьба лейлы, жестоко убитой наемницей за то, что магия ведьмы, запертая внутри тела, обернулась против нее и превратила Суриль в жестокое чудовище.

Жрица высвободила руку и легко провела по гладкой, словно пару дней назад установленной здесь поверхности. Повинуясь ее движению, часть поверхности начала истончаться и таять, образуя проход.

— Идем, Лекса. Или все же Александра? — проигнорировав мой вопрос, позвала за собой жрица, вступив в светлое пустое помещение, напомнившее мне чистый холл городской больницы.

— Лекса, — немного резко ответила, занервничав от того, что женщина застала меня врасплох вопросом. — Мне так привычнее. А вас как величать?

— Величать?! Уволь от сомнительного удовольствия, — хмыкнула жрица, распахивая плащ, вступив на слабо засветившийся под ногами пол светлыми сапожками, украшенными серебром носами и голенищами.

Надо же, модница! И жрицам ничто человеческое не чуждо.

По стройному телу при каждом шаге струилось белое шелковое платье с газовыми, расшитыми рукавами, подпоясанное широким серебристым кушаком, длинные концы которого спускались до вышивки подола.

Я изумленно разглядывала настоящий шелк, которого и близко не было на Галатусе даже у богатых ярлов и их жен.

— Удивлена, — догадалась жрица, так и не назвавшая имени, приглашая жестом войти следом.

От нового прикосновения ладони к стене изнутри, на гладкой поверхности появилась темная сенсорная панель управления с несколькими рядами разноцветных кружочков.

Ну, предсказуемо, в общем-то. Технологическая начинка соответствует внешнему дизайну. Наверняка и активация по отпечатку пальца.

— По моему отпечатку, — подтвердила мою догадку жрица, прочитав мысли.

— Вы мои мысли читаете? — поинтересовалась, пристраиваясь рядом с панелью и с интересом разглядывая, как голубые искорки начали хоровод вокруг моих подошв.

— Могу прочитать, но зачем? — она покосилась в мою сторону, насмешливо растянув губы. — У тебя на лице все написано. Очень выразительная мимика.

Бег голубоватых малюток все ускорялся, и я запаниковала:

— Чего это они? Как-то ваша магия на меня не адекватно реагирует.

— Нормально реагирует, — отозвалась жрица, набирая одной ей известный код из разноцветных кружков. — Считывает информацию о тебе и заносит в базу данных.

— Это обязательно?

— А ты как думаешь? Врата в обитель богов — это посерьезнее любого режимного объекта на Земле.

Я недоуменно глянула на жрицу, продолжавшую меня удивлять, когда пол под ногами дрогнул, и мы со скоростью гоночного автомобиля рванули вверх.

Глава 50

Глава 50

— Куда мы? — только и смогла прошептать побелевшими губами, глядя как за мутноватой стеной мгновенно исчезает темное пятно, бывшее ящером и его погонщиком, не рискуя притронуться к ее поверхности. Других ориентиров не было, все та же мутная серая пелена из тумана и вечного, сыпавшегося на голову снега.

— Поболтаем, — равнодушно откликнулась скучным голосом жрица, разглядывая ногти. Видя мой страх, сделала испуганные глаза и проговорила низким голосом:- Не бойся, больно не будет… если только совсем чуть.

Жрица явно издевалась, но я и не думала обижаться. И едва открыла рот поблагодарить за великодушие и выразить желание вернуться, как лифт резко остановился. Меня кинуло на стену, хорошо приложив носом. В переносице отчетливо хрустнуло. Со стоном сползла на колени.

— Лекса, ты жива? — женщина немилосердно пихнула меня в бок. — Подъем, такси прибыло.

Отлепив многострадальную тушку от пола, ощупала пострадавший нос и вывалилась следом за беловолосой шутницей в просторный зал. Ожидаемо белый, в тон любимому оттенку хозяйки, он поражал размерами. Правильный овал размером с половину стадиона. Противоположный конец едва угадывался, благодаря время от времени проступающему ярко-голубому рисунку магических токов, вспыхивающих в толще стен. Ровно посредине угадывалось возвышение — неровный овал, высотой не более метра, испещренный серебристыми письменами. Жрица, сделав приглашающий жест, направилась прямо к нему. В пустом помещении цокот ее каблучков был слышен особенно отчетливо, напомнив мне неторопливую поступь приближающихся очень крупных неприятностей. Чуя подвох, я замялась, боясь вступить на зеркальный пол зала, похожий на белый мрамор. После всех злоключений, стерильный и пустой зал странного храма если не пугал, то настораживал. Вспомнив последний сон про чудовищного Владыку Светлых Эльфов Шанела, его фанатичную жажду попасть сюда, ради которой он залил кровью людей эту землю, меня взяло любопытство.

Что такого особенного тут может находиться? Зал похож на ледовую арену или крытый каток. Немного. Опасности не чувствуется. Ладно, была-не была…

Жрица нетерпеливо окликнула меня, остановившись на полпути к возвышению. Недовольно поджатые губы и резковатый тон заставили поторопиться. Не став испытывать терпение хозяйки, я осторожно ступила на пол. Нога тут же заскользила, и я взмахнула руками, удерживая равновесие.

— Забавляешься? — сведя брови к переносице, недовольно пробурчала женщина, когда я подкатила к ней. — Идем уже, Роднина в томате.

— А кто это? — спросила, ловя себя на мысли, что когда-то давно слышала эту фамилию.

— Одна из лучших фигуристок на Земле, — через плечо бросила жрица, уверено продвигаясь к возвышению. — Историю своей страны и ее героев надо знать.

— Откуда вы знаете? Сами-то вроде местная? — поинтересовалась я, уязвленная ее словами.

— Вот пошли вопросы по существу, — улыбнулась женщина, останавливаясь перед возвышением длиной в средний человеческий рост, высотой едва ей до пояса доходящим.

О, нет! Черт!

Я не успевала затормозить, беспомощно взмахнула руками и с размаху налетела на прозрачно-серебристый овальный подиум. Письмена, оказавшиеся рунами, ярко вспыхнули знакомой голубоватой магией. Быстро вскочив, оправила кожух и с удивлением уставилась на странное сооружение похожее на широкую овальную кушетку. Меня заинтересовали не всполохи магии, но замкнутый желобок вырезанный по абрису и странные выемки на горизонтальной часть странного подиума. Посредине овальной платформы, выделялись вмятины, подходящие под природные изгибы человеческого тела. У меня внутри похолодело, а под ложечкой засосало.

— Это алтарь для жертвы, — едва слышно выдохнула, понимая, кому уготована незавидная участь на этот раз. — Человеческой жертвы.

— Умница, — искренне похвалила жрица за смекалку, проводя пальцем по выемке для сбора жертвенной крови у самого края. — Не бойся так. Жертва исключительно добровольная. Иначе смысла нет.

Я резко обернулась к невозмутимо взирающей на орудие мученической смерти, наставила палец и, пытаясь сдержать обиду и раздражение, произнесла:

— Вы обещали, что мы только поговорим.

— И сдержу слово, — кивнула жрица и уселась прямо на алтарь.

Всполохи магии тут же погасли, сооружение, так активно приветствовавшее меня, словно кто-то выключил из сети. Меня присесть не пригласили, и я была благодарна светловолосой за это. Сидеть там, где проливали кровь невинных жертв, желания не возникло. От мысли о тысячах загубленных, пусть и добровольно, меня передернуло.

— Ты иномирянка, попавшая сюда милостью хранительницы врат Триаллины, кознями коварного эльфа-домовика Большое Рыло. Тебя оболгали и отрубили кисть руки. Ты едва выжила в Проклятом лабиринте. Тебя изнасиловал пират, едва не утонула при побеге. Попала к оборотню-лейле в «живые консервы». Была наживкой для ловли шурхов. Едва не потеряла вторую кисть. Чуть не погибла в схватке со снежными духами-големами. Тебя пожевала плесень-людоед. Горела заживо в лаве. Тебя пытали на дыбе. Спаслась от камнеедов и живой выбралась из каменного туннеля, — монотонно перечисляла мои злоключения жрица. — Ко мне ты явилась спросить о снах и попросить вернуть тебя обратно в свой мир. Я ничего не забыла?

— Почти… — кивнула, поражаясь осведомленности женщины не только о хронике моих приключений, но и намерений. — Откуда вы…

— Я жрица Астреи, — пожала плечами женщина, разглаживая шелк платья на коленях. — Говорю и действую от имени богини. Я должна судить справедливо, а для этого знать всю подноготную.

Не оставляло ощущение, что жрица смертельно скучает, решая мою проблему. Женщина явно тяготилась и мной и ситуацией и хотела побыстрее все закончить.

— Вы сможете вернуть меня домой? — приступила к главному вопросу. — Мой браслет сломался, портал не открывается.

Я протянула руку в сторону жрицы с блеснувшей плутовато глазами ящеркой на запястье. В катакомбах я обошлась с ним весьма нелюбезно, но на золоте и камнях не заметила ни царапин, ни вмятин.

Женщина едва глянула на браслет.

— Он исправен, — бросив разглаживать платье, она едва подавила зевок. — Дело не в браслете.

— А в чем же? — я напряженно вгляделась в бесстрастное лицо женщины, разглядывающей вышивку на платье, придумывая тридцать три несчастья, что сейчас свалятся на мою голову.

Глава 51

Глава 51

Мне казалось, мое сердце, гулко колотящееся о грудную клетку, слышно на том конце зала.

— Ты же помнишь, что пообещала себе, когда спасала детей?

Щеки опалило жаром мучительного стыда. Я пообещала, что приму предложение ярла Борана и стану заботиться о сиротах. И стоило мне попасть в храм, я тут же забыла о данном себе слове.

— Да, я обещала помочь сиротам и беспризорникам, — кусая губы от неловкости, с трудом проговорила.

— Вот и помоги, — впервые с того момента, как мы сюда вошли, жрица удостоила менявниманием.

Женщина смотрела на меня снизу вверх, не потеряв при этом ни грамма величия и значимости.

— Работа в приюте…

— Нет, я не о работе в приюте, — перебила меня светловолосая, вновь одарив нечитаемым взглядом. — Ты же видела столб дыма над горами?

— Это дым? Откуда? — в голове уже роились догадки одна чуднее другой.

— Ты же горела в лаве. Вот и расскажи, что это значит, — красавица откинулась назад, упираясь ладонями, насмешливо разглядывая мое обескураженное лицо.

— Вулкан… — осеклась я, ожидая насмешек.

— Именно вулкан, до взрыва которого остались считанные дни. Он будет извергать пепел и лаву несколько месяцев. Оба города и его жители погибнут, — жрица махнула рукой в направлении стены, и та начала таять, открывая панораму на засыпанный снегом горный хребет, над которым курилось несколько светлых дымных столбов, отчетливо заметных на сером небосклоне. Внизу, у самых отрогов бедной сиротой жался Треснежье, выделяющийся темной, неровной кляксой на белом фоне вечных снегов.

— Как спасти город? Срочная эвакуация? — предположила я.

— Лекса, пепла этого вулкана хватит, чтобы отравить весь мир Галатуса на долгие годы. Он просыпался раннее, и всегда находился доброволец, который усмирял огненного духа.

— Мне нужно сигануть в жерло вулкана? — насмешливо изогнула бровь, удивляясь суеверию жрицы. — Так я уже прыгала в лаву. И замечу, что добровольно.

— Зачем в жерло? — пожала плечами светловолосая, приподнявшись, поигрывая волосами. — Нужно лечь на алтарь и пустить себе кровь. Абсолютно добровольно.

— Как я понимаю, добровольная жертва — это я?

— Ты спросила — я ответила, — ушла от прямого ответа жрица.

— Вот как?! Почему себя не хотите в роле жертвы попытать? — я сощурилась, ни капельки не веря жрице.

— Я подхожу лишь по двум из трех критериев: девственная иномирянка. А вот с третьим проблема…

Женщина фыркнула, достала из драгоценного пояса небольшой ножичек с украшенной перламутром ручкой и полоснула себя по ладони. Острое лезвие глубоко раскроило мышцы, но ни капли крови не вытекло на ладонь.

— Вы не человек?! Бионик?!

— Ух ты, догадалась! — насмешливо скривив лицо, произнесла жрица.

— Невероятно… — только выдохнула я, разглядывая искусственный интеллект, над проблемой которого до сих пор бились на Земле.

— Каждую сотню лет, когда вулкан просыпается, в другом мире должна найтись душа, что ценой своей жизни захочет его спасти. Это правило существования любого мира.

— У нас такого не было, — категорично заявила я.

— Разве? — вскинула бровь светловолосая. — Ваша история ведет свое исчисление от момента спасения человечества. Не так ли?

Я поняла, о чем толковала жрица, и хотя Спаситель рода человеческого не был в полной мере иномиряниным, ее версия казалась достоверной. Понимая, что попала в ловушку, тяжело опустилась на подкосившихся ногах.

— Мне нужно время подумать, — тихо попросила я, кляня свою судьбу, что вновь подложила мне свинью — засунула в переделку, из которой мне не выбраться живой.

Жрица легко поднялась, аккуратно обошла меня и поцокала на выход, давая время для решения. Я с завистью смотрела ей вслед, на то, как красиво переливается атлас плаща и покачивается сложное плетение серебристой косы, уже понимая, каким будет мое решение. Пройдя несколько шагов светловолосая остановилась, обернулась и проговорила:

— Тебе не обязательно соглашаться. Я могу отправить тебя обратно на Землю. Решай.

— Но…

— Времени нет искать другую жертву в твоем мире. Ты слышала, что говорил Максимилиан.

Максимилиан! Она знает Максимилиана! Ну, конечно же! Все они тут одна банда!

Только силуэт женщины растаял вдали, я упала на пол и зарыдала. Громко, подвывая, выпуская наружу накопившуюся боль и обиду. Поддавшись истерике, каталась по полу залы, орала в голос, не сдерживаясь, стучала ногами, кляла свою несчастливую жизнь, родителей, хранителей Врат: Триаллину и Максимилиана, и эльфа, и ушлую жрицу, и саму богиню Астрею, проклявшую этот мир. Через время слезы закончились, я долго лежала, не двигаясь, отрешенно глядя, как постепенно темнеют стены в зале, и над миром опускается ночь. Зал погрузился в полутьму, вспыхивающую голубыми всполохами магии. В другой момент такое необычное зрелище показалось бы сказочным. Сейчас жутко раздражало. Сжавшись в комочек, упираясь коленками в подбородок, я отчаянно ждала кого-то, кто придет и разрешит проблему так, чтобы не нужно было жертвовать собой. Я была в шаге от дома, только руку протяни, и злополучный браслет перенесет на Землю. Что-то внутри тихим голосом нашептывало, что проблемы с вулканом — не мое дело. Я спокойно могу уйти к себе и забыть все, что произошло на Галатусе. И я соглашалась с этим голосом. Но мозг тут же подгонял картинки с крошкой Дин, Фишкой, спасенными малышками Тайшей и Мартиной, и десятками безликих детишек, которым я спасу жизнь, если пожертвую своей. Другой голос, звучащий серебряным колокольчиком убеждал, что принести себя в жертву — лучшее, что я смогу сделать со своей никчемной жизнью. На Земле я никому не нужна, мать давно забыла меня, а больше обо мне плакать некому. Даже если я вернусь, то однорукой калеке только один путь — просить милостыню. Семья и дети мне не светят. Я и здоровая не привлекала хороших парней, а уж калека и подавно не буду нужна. От таких мыслей, я снова плакала, но уже тихо, едва всхлипывая от боли, порожденной несправедливостью. На моем месте должна быть Таша, но у девушки хватило ума или интуиция сработала, и она бросила Максимилиана. Моя не сработала. Видно судьба и все за то, чтобы я тут осталась навеки. Когда стены начали светлеть, я села и впервые оглянулась на алтарь, на котором придется умереть, как умирали сотни девственниц до меня. Сердце кольнуло сожаление, что я так и не узнала счастья материнства, но вспомнив чужих детей, которых единственная смогу спасти, отогнала мысль прочь. В тяжелой голове мысли с трудом ворочались, страх куда-то отступил. Наверно, я выплакала его со слезами. Внутри остались усталость и безразличие обреченной. Знакомое состояние, похожее на то, что испытала тогда перед люком в туннеле. Но если там я могла лечь и умереть, не имея выхода, то тут нужно было совершить ритуальное самоубийство.

На алтаре лежал небольшой, острый кинжал. Тот, которым жрица наглядно показала отсутствие крови у себя и так предусмотрительно забыла забрать. Я повертела изящную, серебряную вещицу, отделанную по рукояти перламутром, и решительно дернула пуговки поношенного зипуна.

Оставшись в рубашке, закатала оба рукава. С жалостью рассмотрела некрасивый рубец из кожи на месте отрубленной руки, еще больше уверяясь в правильности своего решения. Вспомнила, как правильнее резать вены, чтобы раны дольше не закрывались. Уселась на алтарь, тут же засиявший подо мной голубыми магическими всполохами, у себя попросила прощение за то, что намеревалась сделать и быстро, опасаясь смалодушничать в последний момент, резанула тонкую синюшную кожу на запястье. От боли в глазах потемнело, но я иступлено продолжала чиркать наугад по искалеченной руке, стараясь удержать сознание и не отключиться раньше времени.

Глава 52

Глава 52

— Невероятно! Я все еще не верю! Ей удалось! Боги, эта пичужка смогла! Она все же это сделала! Ты это видела, Светлая?! Вы это видели?

— Видели мы, все. Сами в шоке.

— Зажимай ей руку, она кровью сейчас истечет!

Гомонящие наперебой голоса, казались странно знакомыми, но назойливость их раздражала. Они комарами зудели над ухом, не давая нырнуть с головой в спасительное забытье, и навсегда уйти от проблем этого мира. Вспоминать не хотелось, думать не хотелось. Оставалось одно желание — тихо лежать на алтаре, ожидая спасительной кончины. Веки налились свинцовой тяжестью и категорически отказывались подниматься. Да я и не настаивала, абсолютно равнодушная к личности непрошеных гостей. Но в назойливых посетителях проснулись спасатели, из тех, у которых потерпевший очнется только для того, чтобы усердные коновалы, наконец-то, оставили его в покое.

Запястье, пульсирующее болью, несколько раз резко дернули, отрывая лоскуты от рукавов рубашки. Руку прострелило от запястья до самой подмышки. Неласковые пальцы пережали вены железными тисками и стянули тугими повязками. Тело взлетело вверх, те же железные клещи чьих-то ладоней притиснули меня к горячему мужскому торсу, в нос ударил приятный аромат французского парфюма для мужчин.

Мозг автоматически выдавал информацию, но сознание плыло, тело не желало реагировать на внешние раздражители.

Откуда в дедушке Монтие взялась сила поднять меня на руки?

Вопрос появился и так же исчез, уступив место тупому безразличию. Лицо овевало легкий, теплый ветерок от движения и от дыхания носильщика. Меня куда-то несли. Данный факт не вызвал ни малейшего интереса и беспокойства о своей дальнейшей судьбе.

— Макс, аккуратнее с девушкой — тебе еще жениться на ней!

— Ройдин, это не твоя печаль. Сам разберусь.

— Ха! Триаллина, ты это слышала? — смех одного из посетителей раздался совсем рядом, раздражая своей неуместностью. — Очнувшись, она не обрадуется твоей роже. Трудно тебе придется.

От самоуверенного голоса с нотками знакомого презрения и прозвучавших имен, что проклинала каждый день, с того момента, как попала в проклятый мир, мозг словно кипятком ошпарило. Апатию как ветром сдуло. Тело пронзила крупная дрожь. С трудом разлепив глаза, я попыталась сфокусировать взгляд на профиле носильщика. Перед глазами все плыло. Разум нехотя, протестуя, возвращал память, определяя запах как принадлежащий моему врагу — Максимилиану. Тому, кто безжалостно спровадил меня на Галатос и оставил на растерзание безжалостной толпы.

— Отпусти меня и не смей пальцем прикасаться, — собрав силы, слабо трепыхнулась, чувствуя, как чужие руки прижали тело сильнее, стараясь быть нежными.

Списав последнее на причуды уставшего сознания, я дернулась еще раз, пытаясь освободиться из ненавистных мне объятий.

— Лекса, не трепыхайся. Ты потеряла много крови и совсем слаба. Сама ты не дойдешь, — теплое дыхание весеннего луга приласкало кожу на щеке.

Идеальный подбородок коснулся волос на виске. Меня передернуло от омерзения. Усилием воли сжала пальцы и выкинула кулак в направлении чужого подбородка. Но расцарапанные костяшки лишь мазнули по гладкой коже. Обидный смешок прокомментировал мои действия.

— Ого, едва дышит, а дерется! — голос, принадлежащий Ройдину, прозвучал совсем рядом. — Лекса, привет! Ты потерпи верзилу. Доберемся до портальной, и он тебя отпустит.

Слово «портальной» обожгло страхом. Я замычала, задергалась, стараясь вырваться от мучителей, вновь пришедших по мою душу.

— Куда вы меня собираетесь закинуть в этот раз? В пустыню? — кулак вновь вылетел уже более метко, но был перехвачен чужими пальцами. — Пусти меня… ну…

Дернувшись еще пару раз, хрипло зарыдала, чувствуя свое бессилие и проклиная троицу мучителей. Думала, что накануне, готовясь к суициду, выплакала все, но скупые горькие капли обожги щеки. Тонкий запах роз и фрезий вызвал першение в горле, сжавшемся в спазме.

— Девочка моя, не надо так убиваться. Мы не причиним вреда. Обещаю, — голос леди Триаллины звенел печальным колокольчиком, вызывая во мне безотчетный страх. К губам прижался стеклянный край бокала. — Выпей. Это просто вода.

Я мотнула головой, расплескивая жидкость на себя. Жутко хотелось пить, но брать что-то из рук врага себе дороже. Женщина огорченно охнула. По волосам прошлись тонкие пальцы, успокаивая. Я дернулась, уклоняясь от ласки, и ткнулась носом в шелковую рубашку блондина на груди. Мужчина приятно пах теплым здоровым телом и парфюмом, только не для меня. Оттерев опухшее от слез лицо, заскулила от бессилия, не имея ни сил, ни слез больше плакать. Искалеченная рука тяжелой колодой, пульсирующей слабенькой болью, висела прижатая к груди. Сил вырваться из рук троицы, придумавшей новую каверзу, не осталось.

— Что вам всем от меня еще нужно? — хрипло каркнула в сторону цокающих каблучков. — Вы мало поиздевались? Что теперь? Нужно прыгнуть в чан с кислотой? Убить и съесть младенца? Какую еще потеху придумали ваши больные мозги?

Я хрипло завыла, едва замечая, как тихо выругался мужчина, и крепче впились в бесчувственное тело пальцы Макса. Измученная, беспомощная, полуслепая, жалкая в своем убожестве — вот что я представляла собой сейчас. Глаза все еще невидяще пялились перед собой. Движущиеся бесформенные темные пятна на белесом фоне — все, что я могла разобрать. Но чувствовала, что в этот момент поднимаюсь на лифте, по едва заметному покачиванию мужчины.

— Лекса, мне очень жаль, нам всем очень жаль, что тебе пришлось перенести все это, — в голосе Ройдина послышалось искреннее сожаление. — Нам нужна Астрея. Решающее слово за ней.

— Решили призвать богиню? А я жертва призыва? — хриплый смех перешел в кашель.

Вокруг раздалось недовольное сопение мужчин, и возмущенный возглас леди перешел в торопливую речь.

— Бьерн Всемогущий, как тебе такое в голову пришло?! Астрея не требует кровавых жертв, — обида звенела в каждом слове Триаллины. — Мы ее условия выполнили. Ты залог этого. Теперь дело за ней. Она должна выполнить свое обещание.

— Я до сих пор не верю… — потрясенно прошептал Ройдин где-то над моей головой. — До нее никто даже до города не мог добраться. А я в нее не верил.

— А я верила, — подала голос Триаллина, обдавая меня ароматом белой розы. — Она же ящерица, а те всегда выживают, хоть и теряют хвост.

— Посмотри, снег сходит, — с видимым спокойствием перебил друзей Макс. — Похоже на чудо.

Я повернулась в сторону от него и вгляделась в предполагаемую стенку лифта, пытаясь разглядеть снежную лавину в горах, но белесая слепота по-прежнему скрывала от меня мир.

Глава 53

Глава 53

— О, кого я вижу… Моя самая любимая троица! — в голосе жрицы не было ни капли радости, сарказм так и сочился змеиным ядом с кончика языка. — Честно, не ожидала вас так скоро. Девчонка все же смогла. Неожиданно, особенно для людей с Земли. Они всегда были слабее всех. Знала бы, что найдется такая героиня, поменяла ее на человечку с Тирона… Если они, конечно, не захлебнулись в собственных нечистотах.

Слушая непонятные речи жрицы, которую узнала по голосу, терла глаза, пытаясь разогнать пелену. Троица с Земли молчала, внимая беловолосой и не пытаясь расспросить про Астрею, которую разыскивали, катаясь на лифте.

— Малышка, что с тобой? — в голосе жрицы мелькнуло удивление, и лба коснулись ледяные пальцы. — Временная слепота на нервной почве. Сейчас исправим.

На веки легли пальцы, и мне показалось, глазные яблоки тут же замерзли, холод проник внутрь, замораживая мозги. Я и не думала паниковать, решив, что мозг мне и раньше не особо служил, втянув в этот кошмар с попаданством, так что я ничего не потеряю, если серое вещество отморозят.

Через пару мгновений холод исчез вместе с пальцами. Я похлопала глазами, торопливо разглядывая ожидаемо белую комнату, уставленную мягкой мебелью с серебристой обивкой в тон общей гамме. Пушистые белоснежные ковры, много хрусталя и невесомых полупрозрачных драпировок. Напольные статуи парящих хищных птиц из белого металла. На низком стеклянном столике в широком блюде горкой лежали «рафаэлки» и другие сладости известные мне по земной рекламе, и исходил душистым парком зеленый чай в полупрозрачных фарфоровых чашках. Троица даже не смотрела на угощение, нервно следя за движениями жрицы.

Они ее бояться. Очень бояться.

— Так лучше? — с ноткой равнодушия поинтересовалась жрица, переключив свой интерес на лакомство.

Я обвела прозревшими глазами расположившуюся напротив меня притихшую троицу, скривилась от робких, приветливых улыбок Ройдина и Триаллины и решительно ответила:

— Нет. Когда не видишь этих, — я качнула головой в сторону моих злокозненных знакомых, — то они почти милые.

Беловолосая громко рассмеялась, уронив конфету на пол. Я схватила ближайшую чашку и жадно выпила, не чувствуя боли от горячего кипятка.

— Знаю, малышка. Их всех да на Тирон, — сощурив глаза, согласно кивнула жрица. Перестав смеяться, махнула рукой в сторону, превратившихся в бледные статуи самих себя гостей.

— Теперь о деле, гости недорогие и незваные и ты, малыш — жертва обстоятельств и собственного сердечка… Три тысячи лет тому, по земному исчислению, мною Астреей, богиней справедливости было наложено заклятие на расу Светлых эльфов. Суть его — наказание расы эльфов, населяющих мир Галатус, уродством и кандалами рабства на неопределенный срок за высокомерие, жестокость, преходящую все пределы, попытку осквернения моего храма и убийства божества — хранительницы здешнего мира. Люди мира Галатус были переселены в мир Маран, а эльфы, именуемые домовиками, обязаны прислуживать человеческим магам Земли, не гнушаясь никакой работы. Мир Галатус был заморожен на весь срок действия заклинания, дабы оставшаяся троица эльфов, последних из рода Ирилингов, могла провести испытания для спасительницы…

В зале воцарилась гробовая тишина, прерываемая тяжелым дыханием обоих мужчин, замерших напротив меня. Чашка замерла у рта, я во все глаза смотрела на женщину, не замечая, как вода льется на прорехи в брюках, обжигая кожу.

Так это сама богиня! А я с ней вот так запросто! Ох, ты ж… Лекса, и где твои глаза? Черт! Так Макс, Ройдин и Триаллин — это те эльфы, из-за которых этот мир проклят. Макс — это Шанел, тот жестокий выродок из сна… Ох…

— Заклятие имело обратный ход, если сыщется среди людей мира Земли невинная девица, пройдет все мытарства, коим подвергал человечий род — защитников богини Астреи, мира Галатус Владыка Шанел-Максимилиан из рода Ирилингов и согласится отдать жизнь за спасение этого мира.

— Лекса справилась, — подал голос в наступившей тишине Макс, прожигая тяжелым взглядом беспечно жующую нежное лакомство богиню. — Освободи мой народ и верни его и наших людей на Галатус.

— Ешь, Лекса, — отвернувшись от закипающего блондина, подмигнула мне светловолосая. — Ты же всегда хотела попробовать.

Я несмело взяла усыпанный хлопьями шарик и целиком закинула в рот, уверовав, что больше ничего плохого со мной не случиться. Умом понимала значимость происходящего сейчас момента, но измученная психика требовала праздника и расслабления. Больше всего хотелось залезть в теплую ванну с горкой душистой пены, прихватив вкусный чай и таящие на языке конфеты, а не слушать решение о судьбе домовика, с которого начались мои мучения. Сказанное Астреей с трудом и опозданием доходило до сознания.

Стоп! На Галатусе нет людей?! Но как же Дин, Фишка, Мартина и Тайша, ярл Боран, Леон, лейла Суриль, пираты «Единорога», тащивший меня мародер и его подельник, наемница Фикса, и полукровка Лирель, дед Монтий и палач, отрубивший руку?! А кучи слуг и горожан? И насилие Бриза мне приснилось? Они-то кто?! Или у меня галлюцинации?

— Почти, — тихо ответил Максимилиан. Оказывается, я высказалась вслух — так велико было потрясение. — Часть из встреченных тобой — личины, которые принимали все мы трое, а народ и слуги — телесные мороки.

Конфета застряла в пищеводе, так и не достигнув желудка. Отрицательно качая головой, я переводила взгляд на зачем-то ломающих комедию эльфов, понуро глядящих на меня с дивана напротив.

— Не-е-ет, малышка Дин настоящая. Я несла ее на руках и Фишку. Они настоящие дети.

Леди Триаллина и Макс как по команде скосили глаза в сторону Ройдина. Богиня многозначительно хмыкнула, хрустнув ореховым лакомством. Мужчина замялся, тяжело вздохнул и вынул из-за пазухи красный глаз голема, в котором бился крохотный огонек.

— Я метаморф, — абрис мужской фигуры замерцал, смазался, и на меня голубыми глазами уставилась малышка, смущенно теребившая подаренный талисман. Не по-детски вздохнув, девочка произнесла:- Прости, Лекса.

Контуры тела малышки поплыли, и на ее месте появился худенький Фишка с тем же виноватым выражением на лице. Из ослабевших пальцев выскользнула чашка, и хрупкий фарфор разлетелся на сотню осколков, жалобно звякнув.

— Я же верила, что спасаю ребенка, а вы сыграли на моих чувствах?! Вы хуже чудовищ! — крикнула, срываясь с места. Эльфы вскочили следом, порываясь за мной.

Дорогу мне перегородил Ройдин, поймавший в крепкие объятия. Я билась, пытаясь вырваться, а он гладил по спине и шептал что-то утешающее.

— Лекса, прости! Таким было условие, я бы никогда…

Услышав голос блондина, я резко обернулась и обожгла взглядом, говорящего.

— Я видела сны. Я знаю, что ты творил, Максимилиан, — переведя взгляд на его руку, сжатую в кулаке заметила тусклый блеск расколотого сапфира в грубой оправе. — Твой перстень, как я могла не сообразить? Леон, Боран… это все твои личины…

Я вспоминала людей, с которыми сталкивалась за все время, проведенное на Галатосе. Память отматывала назад и выдала жестокие серые глаза предателя в глумящейся толпе Канопуса, требующей моего наказания, смрадное дыхание и боль насилия пирата Бриза. Я глянула на перемотанную бинтами культю и подняла глаза на троицу эльфов. Леди Триаллина кусала губы, не замечая, как по щекам катятся слезы. Светловолосый и бледный, словно призрак самого себя Макс не опуская глаз, прожигал меня потемневшим взглядом. Медленно с трудом, словно суставы заржавели и отказывались служить, я повернулась к бледному Ройдину.

— Кто? Кто из вас был палачом? Кто насиловал меня?

Тишина была оглушающей, одновременно давящей на мозг и выматывающей нервы ожиданием и страхом узнать изувера.

— Я…

* * *

Непривычно жаркое светило дарило тепло по-весеннему щедро и ярко. Одетая в одну лишь тонкую рубашку, я вытирала капельки пота со лба, стоя на пороге храма и с изумлением оглядываясь по сторонам, удивленно разглядывая наступивший на Галатусе апрель.

Вот тебе попала в сказку! Чем не «Двенадцать месяцев»?

Лифт послушно спустил меня к входу в храм, и открывшийся проход выпустил наружу, в настоящее царство весны. Я втянула воздух, звенящий от теплых токов, идущих от освобожденной от плена снегов земли. Буйно и дружно пробивалась зелень первоцветов и травы. На все лады жужжали первые насекомые, жадно припадая к едва раскрывшимся цветочным бутонам.

— Лекса, умница, что подождала, — на плечо опустилась рука богини. — Прошу у тебя отсрочки на перенос. Смотри, природа пробуждается, ей нужна помощь. Мне придется вернуть и леса, и всех букашек, белок, медведей и шурхов. Без магии, естественным путем восстановление на тысячи лет затянется, а люди и эльфы уже здесь. Им грозит голод. Чтобы восстановит всю экосистему Галатоса, я потрачу всю магию, и на твой перенос не хватит. Но обещаю, как только восстановлюсь — сразу верну тебя в Москву. За кисть не переживай, при переходе она отрастет.

Опустившись на траву, едва прикрывшую черные проталины, воодушевленная счастливой новостью, погладила упругий бутон крокуса и щелчком сбила с рукава надоедливую букашку.

— Как долго ты будешь восстанавливаться и где все это время мне жить? — озадачила насущными проблемами.

— Ты спасла этот мир. Выбирай город, дом и несколько… — богиня опустилась рядом, ставя блюдо со сладостями между нами. — Все здесь строилось из камня. На века. Ему сносу нет.

— Угу, — буркнула, набивая рот нежным лакомством.

— Можешь выбрать Светлый лес, — безразлично произнесла Астрея, щелчком сбивая толстого шмеля, нагло лезшего в закрытый цветочный венчик и измазавшегося в пыльце. — Теперь ты по положению выше Владыки. Тебя могут выбрать Владычицей. В любом случае в сокровищнице эльфов можешь выбрать все, что сможешь унести в руках. Если хочешь остаться на Галатусе — поспособствую.

— Я же человечка и увечная, или эльфам все равно?

— Скажем так: за три тысячи лет они пересмотрели свои взгляды на этот вопрос в сторону толерантности, — хохотнула богиня. — Тем более ты Спасительница, а не победитель конкурса Красоты.

— Не понимаю, почему я спасительница? Я не святая великомученица, принимающая все испытания со смирением. Когда я шла сюда, то жалела, постоянно жалела, что попала в передрягу и вынуждена страдать. Я проклинала всех и тебя в том числе, что подсунули мне эту «свинью» с жуткими квестом. Никогда не хотела жертвовать собой и жалела только детей и тех, кто был мне ко мне добр.

К спутанным волосам прикоснулись осторожные пальцы.

— Что слова — ветер. Никто и не ждал христианского смирения. Главное, что вопреки всему ты прошла испытания и спасла мир, выдержала те же зверства, что устраивали людям остроухие, лелея свою гордыню. Наказание и прощение — по степени вины. Так легко, как ты хотела, пожелать — и сбудется, не по правилам. Это закон всех миров. Везде схожая Голгофа — невинный, пройдя путь мытарств жертвы, умирает ради спасения своих же мучителей. Главное — твоя сила духа. А силы нет без слабости. Такова природа человека.

Мы помолчали, разморенные жаркими лучами Сигура, местного солнца. Богиня удобно улеглась на свернутый плащ, приподняв подол шелкового платья, подставляя стройные ноги под жалящие лучи. Я скинула сапоги, закатала брюки по колено и развалилась рядом, сладко жмурясь.

— Я никогда не прощу, — зло выдохнула, разглядывая ползущую по пальцам букашку и безжалостно раздавила, вспомнив боль пережитого на корабле насилия.

— Время покажет… — уклончиво хмыкнула Астрея, гоняя в уголке идеальных губ зеленую травинку.

Глава 54

Глава 54

— Госпожа Алесандра, к вам Владыка Светлого Леса Шанел-Максимилиан из рода Ирилингов, — остроухий мальчик-глашатай осмотрел просто обставленную комнату, где я уже третий месяц дожидалась вестей от богини Астреи, с помощью магии возвращающей миру первоначальный цветущий вид. А пока суд да дело в своем доме организовала школу и учила книжным премудростям детей из расположенной рядом рабочей слободы, населенной портными, плотниками и столярами.

— Если я скажу «нет», он уберется? — спросила у заинтересованно разглядывающего глобус эльфенка.

Мальчик лет десяти в богато вышитой курточке, захлопал длинными ресницами, потускнел золотыми кудрями, поник щегольским пером на бархатном берете и так и остался стоять, не зная, что ответить. В голове маленького пажа не укладывалось непочтение простой с виду женщины к самому Владыке Светлого Леса.

— Ладно, малыш, зови своего Владыку, — махнула рукой пажу, настраиваясь на неприятную встречу.

Мальчик задумчиво почесал затылок, не обращая внимание на берет, съехавший на нос, и тенью скрылся за скрипучей дверью.

Все эти месяцы я радовалась, что троица эльфов исчезла с моего горизонта. До меня долетали слухи не только о возрождении былого величия эльфийского народа, но и смуте, в которой участвовала оппозиция, по-быстрому решившая сместить неугодного Владыку. Но к чести Шанела, он в корне задавил, разгоревшийся было переворот, и продолжил править жестко, но справедливо, в корне пересмотрев законы, касающиеся людей. И вот пожаловал с визитом к местному ярлу, не забыв про меня. Я догадывалась о причине.

Опустившись на простую лавку, застеленную домоткаными половиками, и попыталась состроить приветливую гримасу на лице. Эльфийский Владыка вихрем ворвался в комнату, сразу заполнив половину пространства. Он остался таким, как я его запомнила в последнюю встречу. Высокий и широкоплечий, он все больше становился похожим на деда, магия выжгла цвет волос, подарив благородное серебро, резко контрастирующее с бровями и ресницами. Прищур серых глаз стал еще пронзительнее, а губы прихотливо изгибало не извечное презрение, а недовольство. Равнодушный взгляд выхватывал замысловатое плетение кос, тонкий шелк белой рубашки, тугую шнуровку кожаного колета и таких же брюк. Любимые серебряные украшения на носах у высоких сапог. О высоком статусе хозяина намекали роскошные ножны для клинка и кинжала и неизменное грубое кольцо с покалеченным синим камнем. Этот артефакт, давно потерявший силу, Владыка упорно хранил.

Обменявшись взглядами, я присела в реверансе, приветствуя особу королевских кровей.

— Лекса, прекрати цирк, — нетерпеливо отмахнулся от реверансов Шанел, нетерпеливо топнув ногой. — Лучше сядь обратно.

— Чем обязаны визиту столь высокого гостя? — Проигнорировав его заботу, растянула губы в резиновой улыбке.

Потерев лицо ладонями, прогоняя усталость, Шанел присел на край лавки напротив и уставился на меня, оценивая увиденное.

— Сватать тебя приехал…

Во мне тут же сухой берестой вспыхнула злость. Раньше за собой такого не замечала.

— Я оценила шутку. Выметайся немедленно, — прошипела, стискивая кулаки и не думая сдерживаться, перед решившим поразвлечься за мой счет эльфом. — И чтоб ноги твоей на моем пороге не было, пока я не покину Галатус.

Нервы после всех испытаний были на приделе. Хотелось задушить форменного нахала, расплакаться и съесть чего-нибудь сладкого.

— Не нервничай, Лекса, но Галатус ты не покинешь, — уверенно отчеканил эльф, дернув острым ушком, увешанным кучей драгоценных побрякушек. — По крайней мере в ближайшее время.

— Это не тебе решать, остроухий, — прошипела змеей и присела, от резко накатившей дурноты.

Шанел тут же подскочил ко мне со стаканом воды и, не слушая возражений, напоил и усадил удобнее, подсунув под спину подушку.

— Ошибаешься, милая невеста, как раз мне. Я отец ребенка, я решаю, где и как ему расти.

Прикрыв глаза, трижды прокляла глазастых соглядатаев и эльфийских шпионов, докладывающих Владыке о каждом моем шаге.

— С чего ты решил, что твой? — с деланным равнодушием пожала плечами и не удержалась от шпильки. — Ты был первым, но не последним. Или ты решил, что я насильнику буду верность хранить?

Блондин поморщился, бросив упрек во взгляде.

— Лекса, родовая татуировка меняется, когда в мире появляется очередной наследник. Его ты не увезешь. Он слишком мал, и твой мир без магии его убьет. Ему нужно расти в Светлом Лесу, среди правильных токов силы, чтобы сформировались свои.

— Сын, значит, — смиряясь с мыслью о будущем поле ребенка, уточнила я. — Хорошо, я не враг своему ребенку. В любом случае большую часть времени он будет жить здесь, со мной.

Владыка обвел скромное убранство комнаты презрительным взглядом, брезгливо скривился, когда взгляд упал на простенькие, сшитые из разноцветных кусочков ткани коврики и покрывала. Стопки букварей и азбук вызвали едва заметное удивление.

— Ты, я слышал, школу открыла для местной бедноты. Хочешь, чтобы наследник рода учился с грязными трубочистами и поварятами. Вшей у них нахватался, — Шанел не повышал голоса, но каждое слово звучало, словно пощечина и било точно в цель.

Вспышка ярости, которую не было сил сдерживать, не заставила себя ждать.

— Я хочу, чтобы он меньше всего походил на тебя — высокомерного сноба, до сих пор ставящего себя выше других, только потому, что к нему с детства приставлен штат нянек, учителей и гувернеров. Даже чесальщик пяток имеется, — я откровенно издевалась, глядя как меняется лицо остроухого, едва сдерживающегося от гневной тирады. — Ваша толерантность к людям — пустой звук. Вы по-прежнему не уважаете человеческий род, и только страх перед наказанием богини удерживает вас от насилия. Я же хочу, чтобы сын увидел в людях людей, подружился с ними. Не только с сыновьями ярлов, но детьми простых ремесленников и воинов, которые когда-нибудь станут с ним плечо к плечу, защищая мир, или подставят плечо для помощи обессиленному. Дружбе учатся в детстве, когда вместе постигают науку жить. Это: и учиться за одной партой, и драться, а потом мириться, и воровать всей компанией яблоки в соседском саду…

— Мой сын не будет вором! — взревел, не выдержав моих аргументов, Владыка и грохнул кулаком по столу. Хрупкая доска хрустнула, и глубокая трещина прошла вдоль столешницы.

Я застонала, поражаясь упрямству и твердолобости эльфа, истолковавшего по-своему мои слова.

— Будет, Шанел, это азы товарищества. Без этого не стать ему хорошим Владыкой, даже с сильной магией, — я поднялась, отряхнула с подола щепки, невольно огладив округлившийся животик здоровой рукой, и направилась в другую комнату, давая понять, что аудиенция окончена.

— Постой, Лекса. Выходи за меня, и мы все решим. Обещаю, я прислушаюсь к тебе, — непривычно тихо сказанное предложение донеслось мне в спину. — Все еще может быть хорошо.

Медленно повернувшись, я изумленно уставилась на мужчину, глупо моргая глазами. На ладони у мужчины лежала пара тонких браслетов из светлого металла, с затейливым узором переплетающихся эльфийских рун.

Так он не шутил со сватовством! М-да, слов нет!

Шанел напряженно ждал ответа, легкий загар поблек, грудь тяжело и рвано вздымалась, взгляд цеплялся за сияющий зеленью браслет ящерки, который ждал своего часа.

— Решил выполнить глупое обещание жениться на той, которую браслет назовет хозяйкой? — вспомнила эпизод из разыгранной эльфийской троицей магов трагедии с моим участием.

— Я не шучу, Лекса, — прорычал Шанел, не выдерживая напряжения. — Я предлагаю тебе свою руку, титул Владычицы и место рядом со мной.

— Спасибо за оказанную честь. Но я уже получила гораздо больше, — я положила руку на живот, ни разу не лукавя. Меньше всего хотелось попасть в дворцовый гадюшник. — До трех лет Геральд останется со мной. Ты можешь навещать нас. Потом я буду отпускать его в Светлый Лес к тебе.

— Геральд? — удивился остроухий, пробуя имя на вкус.

— Да, Геральд-Шанел-Максимилиан, будущий наследник рода, — выдохнула, радуясь, что любимое с детства имя будет носить мой сын. — Я помню, что твоя мать сама выбрала имя сыну, будучи беременной. Так же поступлю я.

— Я не против. Мне нравится, — пожал плечами эльф и шагнул ближе, руки осторожно обвили талию. — Лекса, я могу надеяться, что ты когда-нибудь меня простишь? — Он помедлил, едва слышно выдохнул в волосы:- Мне страшно.

— Что? Почему? — в голове мелькнули тысячи страшилок, связанных с беременностью и ребенком.

— Как я ему объясню все это? — пальцы провели по зажившим рубцам на искалеченной руке. — Он не поймет и не простит, что я так обошелся с его матерью. Я бы не простил.

— Он не узнает про это. Про все, что случилось в трюме «Ледяного Единорога» тоже, — твердо произнесла я. — От меня точно не узнает.

— Выходи за меня, Лекса, — шепнул эльф, протягивая браслет.

Выдохнув, представила, какую пощечину сейчас получит Шанел от самого себя, и протянула искалеченную руку, едва слышно усмехнувшись. Во время занятий от учеников узнала, что эльфы носят брачные браслеты на левых запястьях.

— Цепляй, Шанел, я согласна.

Блондин шумно выдохнул, еще не веря, что всерьез, звякнул металлом, доставая украшения и грязно выругался, поняв, что изящное плетение соскользнет с моего запястья, не задержавшись.

— Астрея, Бьерн тебя забери! Все подстроила! — прошипел эльф, резко отстранился, молнией исчезая за дверью.

Эпилог

Эпилог

Двадцать лет спустя

— Последнее испытание. Я так боюсь за него, — прошептала, не сдержав захлестнувших эмоций, ища глазами своего сына среди выстроившихся в шеренгу молодых эльфийских лучников.

Геральд проходил последнее испытание на посвящение в Святое Воинство. Один из двух десятков молодых эльфов, претендующих на место в рядах элитного, военного подразделения. Своеобразный экзамен на взрослость. Среди одинаковых черных коротких курток и брюк, туго заплетенных простым плетением светлых кос, темных масок, скрывающих лица, не отличить наследника и принца Геральда от простого эльфа. Таковы правила. В школе Братства Светлых Воинов нет места званиям и регалиям, кадетов судят по умениям и трудолюбию. Все равны, все друг другу братья. Сойтись с кадетами и стать своим Геральду помогло общее детство с детьми ремесленников. Он не заразился от отца снобизмом, чему я была только рада. И вот их последнее испытание. После него пути вчерашних кадетов разойдутся. Кто-то станет тайным шпионом, кто-то получит теплое место в личной гвардии Владыки и его наследника.

Раздвоенные полотнища эльфийских стягов присутствующих древнейшие и новые рода аристократии Светлого Леса трепетали на ветру, укрепленные по периметру тренировочной площадки в глубине Светлого Леса, где происходило испытание.

Приглашенным, родственникам и родителям было выделено место на трибунах, где я и обитала, выбрав место в стороне. Лучший вид открывался из ложи Владыки, где присутствовал сам Шанел и его блистательная остроухая свита.

По-прежнему статный блондин, в богато расшитых шелковых одеждах цвета правящей династии, в сверкающем самоцветами венце, он, склонив голову, терпеливо выслушивал, что говорила ему прелестная темноволосая эльфийка в синем с золотом платье, выгодно подчеркивающем изгибы стройной фигуры, устроившаяся на соседнем месте. С другой стороны от Владыки на нее недовольно посматривала светловолосая изумительной красоты девица в серебристом с искрой наряде. Обе были из старейших эльфийских родов, обе слыли красивейшими из эльфийских женщин, обе считались фаворитками Владыки, обе бились за место, если не в его сердце, то на престоле.

Я оглядела свой простой, но элегантный светлый наряд из тонкой шерсти, удачно маскирующий мои недостатки. За годы, что я провела на Галатусе, благодаря сытой и спокойной жизни я округлилась и расцвела, став вполне привлекательной женщиной. Ко мне сватались влюбленные не только в статус Спасительницы и матери наследника, но и в миловидную внешность и спокойный характер.

За двадцать лет, что пролетели как один день, я почти не постарела. Лекари объяснили это влиянием беременности. Но я знала, что всему виной мой талисман — алый глаз голема. Ройдин сам вернул мне подарок, жутко извиняясь и пряча глаза. Талисман, который я не снимала с тех пор, лишь заменив кожаную веревочку золотой цепочкой, выручал меня и не раз. Он подарил мне любовь огня. Как бы я не старалась, но с тех пор забыла про ожоги.

Личная жизнь не успела сложиться. Я и не старалась привязывать себя чувствами к Галатусу, планируя вернуться на Землю. А все время, пока рос и нуждался в материнской заботе Геральд, делила меду сыном и работой. Магистрат выделил деньги на строительство школы для детей, где я проводила много времени, обучая детей. В работе с детьми нашла себя, чувствуя свою нужность и значимость. Хотя до сих пор не научилась без смущения принимать благодарность родителей и повзрослевших учеников. Сын только радовал, взяв от нас с Шанелом лучшее.

— Выглядишь прекрасно, Лекса, — тихо шепнул на ухо знакомый голос, чужие руки уверенно легли на талию. — Спасибо тебе. Геральд лучший среди лучших. Даже маска не скроет настоящую кровь Ирилингов.

Я хотела ответить, но ректор школы закончил вступительную речь, и на помосте началось движение. Будущие адепты Святого Братства, разбились на группы по четыре человека и готовились к испытанию по стрельбе.

— Ты как всегда затмеваешь свет Сигурда, — отвесила комплимент польщенно хмыкнувшему Шанелу, ища глазами сына. — Геральд во первой четверке, крайний слева?

— Как ты узнала? — удивился мужчина, согласно кивнув. — Мне-то сказали кто из них Гер, потому что перечить Владыке — искать скорой смерти.

Я цокнула языком, выражая свое мнение. На трибунах нас заметили и зашушукались.

— Материнское сердце, — отшутилась я, не понимая, что Шанел забыл в моем углу. — Макс, ты меня компрометируешь. Матери Наследника нельзя обжиматься с мужчиной на глазах у всех. Что на тебе за морок?

— Кажется двадцатилетний паж, — рассеянно произнес Шанел и удивился:- Ты видишь меня истинным обликом? Как давно тебе это удается?

— Не знаю, мы с тобой не так часто видимся, — я оглядела светловолого эльфа в шикарном одеянии, нескромно прижимающегося ко мне.

Я оставила все как есть, закатывать истерику и привлекать к себе еще больше внимания в мои планы не входило. Это был праздник Геральда, и портить его выходкой было бы свинством. И пока готовили мишени для стрельбы, а лучники занимали позиции, я с улыбкой наблюдала, как прелестные девицы обхаживают двойника Правителя, пока настоящий обхаживает меня.

— У меня идея, — подал голос Шанел, обдавая ухо теплым дыханием. — Это праздник Гера и наш с тобой. Он, конечно, к нам не присоединиться, рванув с друзьями в первый же человеческий город беспутничать, как нормальный парень. Но что нам мешает отметить совершеннолетие сына вдвоем?

Испытание началось, и я замерла, не отрываясь, следила за спокойными движениями сына, проверяющего свой лук. Выдержка перед испытаниями — это у него от отца. Я же нервно теребила оборку юбки, грозя ее вовсе оторвать. Шанел сжал пальцы в прохладной ладони, успокаивая.

— Не нервничай так, любовь моя. У него все получиться. Лук — это первое, что он получил от меня, когда мы прибыли в Светлый Лес впервые.

— Я помню этот кошмар, когда малыш отказывался сдать оружие и метил во все, что было в доме. За месяц не осталось ни одной целой чашки и плафона. Стекла менялись ежедневно. Кухарка прикрывалась подносом, проходя коридорами. Сбежали оба кота экономки, а потом сама Дороти попросила расчет. Как же ласково я вспоминала тебя тогда! Тебе не икалось, дорогой?

— Что-то припоминаю, — пожал плечами блондин, спрятав улыбку. — Кровь эльфийского воина — не водица. Светлых называют лучшими не за красивые глаза. Он не мог иначе. Смотри, такого ты не видела на Земле.

Трибуны затихли, ожидая представления. Четыре светловолосых парня замерли, идеальные подбородки уперлись в натянутые тетивы и начался… танец. В разных местах из воздуха материализовывались мишени, которые поражались с абсолютной точностью сразу четырьмя воинами. Стрелы рассекали древки, впиваясь друг в друга. Эльфы плавно перетекали с места на место, разворачивались, выгибали тела под немыслимыми углами, умудряясь не сталкиваться и поражать цель точно в середину, постепенно ускоряясь. Я перестала различать отдельные фигуры, передо мной метались смазанные тени.

— Это невероятно, — выдохнула потрясенно.

— Смотри дальше, — в голосе Шанела чувствовалосьудовлетворение, смешанное с гордостью. — Сейчас моя любимая часть. Мне такое долго не давалось, но Гер освоил сразу.

Танец прекратился, мишени испарились. Четверо парней замерли в ожидании нового испытания. К каждому подошел оруженосец и протянул очень тонкую стрелу, с клубящимся туманом вместо оперения на конце.

— Что им предстоит? Почему стрела одна? Мишени расставлены, где придется, — срывающимся голосом спросила у Шанела.

— Этой стрелой нужно поразить максимальное количество мишеней. Больше десятка навылет. — Заметив, как моя челюсть отвисла, пояснил:- Важно выбрать правильный угол и силу посыла. Он мастер в этом, уж поверь мне.

В рядах на трибунах заволновались и загомонили, указывая пальцами на группу соревнующихся. Соревнования приостановили, чей-то оруженосец тащил новый лук хозяину. Донесшийся шепоток от знающих прояснил ситуацию. У одного из соревнующихся треснул лук, и наследник указал приятелю на неисправность, позволив тому не провалить экзамен.

Я любовалась красивыми и уверенными движениями Геральда, ловя себя на мысли, что все это у него от отца, и ему я должна быть благодарна, что мой мальчик теперь может постоять за себя, проявляя силу и мужество, стойкость и выдержку. Благодарность к сидящему рядом мужчине затопила сердце теплой волной. Я искоса глянула на эльфа, для которого в этот момент существовал только сын, его лук и правильный выстрел.

Мне казалось, я сплю или накурилась дряни и вижу странный сон, где тонкая, раскалившаяся диодной нитью стрела, плавно меняя траекторию, одну за одной пронзает мишени ровно по центру. Все стрелы разного цвета мелькают разрядами молний, слишком быстро, чтобы уследить человеческому глазу. Но Шанел счастливо улыбается, а, значит, Геральд справился. Я выдыхаю, отпускаю руку эльфа, которую сжимала последние несколько минут, и оторопь берет меня снова. Я тискала его пальцы левой рукой, той, что была отрублена. Но кисть была на месте, и пальчики совершенно спокойно вздрагивали на истерзанной оборке. Никаких рубцов, швов и ран. Гладкая кожа запястья. Под тонкой кожей заметна вздрагивающая синяя жилка, бешено частящего пульса. Знакомый шрам, линия жизни, сливающаяся с линией судьбы.

— Макс, рука… Мне не кажется? — прошептала, ткнув пальцем в кисть, все еще думая о чьей-то плохой шутке.

— Что… О! Нет, Лекса, не кажется. Это последнее испытание нам с тобой от Астреи, — поглаживая пальцами кожу на тыльной стороне ладони, произнес Шанел.

— Какое…

— Увечье исчезнет, если ты простишь меня за все, что я тебе причинил. А ты простишь, только если я полюблю по-настоящему, — он вытащил знакомые мне браслеты и вопросительно посмотрел мне в глаза. — Лекса, согласна стать моей?

Я поискала глазами ликующего наследника, победно потрясающего фамильным оружием.

— Сын у нас получился отличный. Может и брак получиться…

— Тогда позволь снять другой браслет, — я взглянула на правую руку, где сиял зеленью изумрудов браслет-портал.

Он не мешал обручению, но я поняла смысл просьбы эльфа. Соглашаясь на брак с ним, я отказываюсь от мысли вернуться на Землю. Я перестала дышать, осознавая важность момента. Ящерица по своему обыкновению щурила агатовые глазки и насмехалась над землянкой, испугавшейся выбора. Перед глазами пестрым калейдоскопом пронеслись картинки из другой жизни. Вспомнилось, что так бывает перед концом. Я уже решила для себя, что остаюсь там, где мое сердце. А мое сердце давно принадлежало этому миру, где я нашла свое место, а теперь рискую обрести женское счастье. Шанел напряженно ждал моего решения. В глазах неустрашимого воина мелькнул страх.

— Глаз положил на мой браслетик? А ведь это эльфы задолжали мне, — я насмешливо глянула на мужчину, мысленно ругая себя, что несу чепуху в такой момент.

— А смысл, любимая, носить туда-сюда золото? Я уже тогда знал, что только тебе быть моей единственной. И терпеливо ждал, пока ты это осознаешь, — самоуверенно хмыкнул Шанел.

Столько самоуверенности прозвучало в его голосе, что захотелось взбрыкнуть и ответить отказом, и восемнадцатилетняя Лекса так бы и сделала. Бросив быстрый взгляд в сторону остроухого серпентария, который получу в «приданое» к титулу и красавцу мужу, смело протянула руку.

— Иногда ты бываешь жутко проницательным, дорогой, — голос дрогнул, когда браслет-ящерка от легкого нажима пальцев открылся и соскользнул в ладонь к эльфу. Изумруды ярко сверкнули, ослепив на мгновение, и живая, пыльно-зеленая рептилия, насмешливо высунув раздвоенный язычок, соскользнула в пространство между сидений. Я подавила вздох и почувствовала, как левое запястье сжал тонкий металлический ободок обручального браслета.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Глава 52

Глава 53

Глава 54

Эпилог