Зеленоглазая леди [Карен Робардс] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Карен Робардс Зеленоглазая леди
1
«Выбор прост, – мрачно размышляла Анна Траверн, – согласиться стать любовницей Грэма или умереть с голоду». Если бы речь шла только о ней, она почти без колебаний предпочла бы голодную смерть, но у нее была Челси. Анна знала, что в конце концов материнская любовь пересилит гордость, соображения морали и физическое отвращение. Она просто не могла допустить, чтобы ее пятилетняя дочь оказалась выброшенной в холодный бездушный мир, если в ее власти предотвратить это. Но мысль о том, что руки ее деверя коснутся ее кожи, а его тело совершит вторжение в ее собственное, вызывала у нее тошноту. – Боже милостивый, помоги мне как-нибудь выкарабкаться из этой ловушки! Как дочери священника, ей, конечно же, приходила мысль о том, что надо молиться, а не впадать в отчаяние. Но сейчас Анна произносила слова молитвы без особой надежды. В последнее время Бог, похоже, отвернулся от нее. Но Анна все-таки продолжала шептать слова молитвы. Скорее это была дань воспитанию, а не искренняя мольба о божественном вмешательстве. В последние мучительные часы жизни мужа она молилась так много, что, казалось, утратила способность делать это искренне. На его похоронах она чувствовала себя совершенно сломленной, теперь же не ощущала ничего: ни ненависти, ни страха, ни любви, ни даже скорби. Похоже, ее жизнь окутал холодный черный туман. С тех пор прошло уже шесть месяцев, три из них она провела в Англии по настоянию Грэма. Он начал преследовать ее с того самого момента, как она только ступила на землю Гордон-Холла. Сначала Грэм повел себя хитроумно, и Анна надеялась, что неправильно истолковала его нескрываемую нежность, поцелуи и объятия. Возможно, его избыточно нежные ласки были особым проявлением печали. Но, пытаясь убедить себя в этом, Анна подозревала худшее. Грэм желал ее с того самого времени, когда они, все трое, были еще детьми. Он желал, но не любил ее. Пол же очень любил, несмотря на то, что Анна была всего лишь дочерью местного викария. А вот Пол и Грэм были сыновьями богатого и влиятельного лорда Ридли. С детства Пол был ее самым близким и дорогим другом. Брак мало что изменил. Их союз считался счастливым. А потом в невероятно молодом возрасте, двадцати четырех лет, Пол умер. С его смертью и ее жизнь, и Челси разбилась вдребезги, как стекло. В отличие от похожего на быка Грэма Пол был стройным, с бледным лицом и льняными, такими же, как и у Анны, волосами, отчего незнакомые люди иногда принимали их за брата и сестру, а не за мужа и жену. При всей своей хрупкости Пол всегда казался совершенно здоровым, хотя, как часто говаривал отец Анны, внешность бывает обманчивой. После смерти Пола доктор сказал ей, что, вероятно, у него всегда было слабое сердце. Если бы они это знали! Они никогда бы не отважились на эту безумную авантюру, никогда бы не отвернулись от его семьи и мира, который знали, и не отправились на Цейлон. Они сбежали из дома от невыносимой ярости отца и брата. После свадьбы старый аристократ Ридли негодовал, считая Анну, дочь священника, недостойной парой для его сына. Грэма же взбесил их брак, потому что он сам желал Анну. Но жениться на ней он, конечно же, не собирался. Для этого Грэм был слишком высокого мнения о себе, считая Анну вполне пригодной лишь для постели. Все это вызывало у Анны дурноту. Отец Пола лишил его наследства, и новобрачные оказались совсем без средств. Единственно, на что они могли рассчитывать, так это на небольшое наследство, оставленное Полу его рано ушедшей из жизни матерью, да чайную плантацию на острове Цейлон, где его мать жила еще в девичестве. Но Анна и Пол не унывали, они были молоды и энергичны и влюблены друг в друга так, что им было и море по колено. Они взвалили на себя заботы о чайной плантации и зажили собственной жизнью. Сначала это казалось невероятным приключением, но жаркий и влажный климат Цейлона совсем не подходил для Пола. Когда родилась Челси, он уже пережил несколько приступов изнурительной лихорадки. И как бы он ни сопротивлялся, тропическая болезнь все-таки погубила его. Пол умер. «Почему мы не вернулись в Англию, как только поняли, что этот климат для него не подходит?» – бесконечно терзала себя Анна этим вопросом. Чувство вины постоянно преследовало ее. Она понимала, что Пол был бы еще жив, если б не женился на ней. И осознание этого мешало ей спокойно жить... Анна вздрогнула, почувствовав внезапный порыв холодного ветра. Плотнее запахнувшись в шаль, наброшенную поверх ночного одеяния, она сидела в библиотеке в огромном кожаном кресле, свернувшись в клубочек, перед каминным огнем и чувствовала себя вполне уютно, пока не набежал этот ледяной порыв ветра. Откуда здесь мог взяться сквозняк? Она ведь тщательно закрыла дверь в холл, да и окна на втором этаже тоже были плотно закрыты, а пыльные бархатные шторы задернуты. – Пол? – выдохнула она имя мужа, но тотчас же поняла всю абсурдность сказанного. И как бы ни было это нелепо, она позволила себе на мгновение поддаться фантазии, представив это ледяное дуновение предвестием появления духа Пола. Со дня его смерти она чувствовала себя настолько одинокой, что готова была разговаривать даже с его тенью. Как бы она хотела переложить свою ношу на его плечи! Хотя бы на одну-две минуты! Она так устала, но ей абсолютно не к кому было прислониться. Родители ее умерли, а из родных Пола в живых оставался лишь один Грэм. Лорд Ридли умер всего на месяц раньше своего младшего сына. Что же до Грэма, то Анна уже в сотый раз думала, что, пожалуй, было бы лучше, если б у нее вообще не было родственников. Зря она поверила в его благородство, когда Грэм предложил ей и Челси жить в его доме. Но смерть Пола оставила их с Челси абсолютно нищими. По условиям завещания матери Пола, даже цейлонская плантация теперь переходила к Грэму. Грэм и раньше замечал, что маленькая девочка Анна, бегавшая вместе с Полом в Гордон-Холле, выросла и превратилась в желанную молодую женщину. Еще за год до того, как Анна стала женой Пола, Грэм всеми правдами и неправдами пытался заманить ее в свою постель. С какой стати она вообразила, что истекшие шесть лет могли что-то изменить? А после смерти старого лорда Ридли Грэм и вовсе обретал большую власть, которую с легкостью мог использовать, пытаясь подчинить себе Анну. Прошла минута, другая, но тень Пола так и не появилась. Конечно же, Анна знала, что этого не случится. Она остро почувствовала свое одиночество. Во всем мире не было никого, кто бы мог ей помочь. Не было никого, кто спас бы ее от участи, которую она уже считала неизбежной. Рано или поздно ей все равно придется уступить домогательствам Грэма. «Я не могу! Просто не могу!» Она заплакала, подтянув колени к подбородку под складками просторной ночной рубашки, обхватив колени руками. «Слезы не могут помочь», – укоряла она себя. Невозможно было вернуть Пола. Если бы слезами можно было что-то исправить, он давно бы воскрес. Но вдруг за спиной послышались чьи-то шаги. Анна вздрогнула. «Пол? – Эта мысль снова всплыла в ее мозгу. – Но нет, конечно, нет! Дух мог бы мерцать или парить, но не шагать по дощатому скрипучему полу». При мысли о том, что Грэм мог найти ее в этом укромном уголке, Анна содрогнулась и инстинктивно сжалась, стараясь занять как можно меньше места. Надеясь на то, что он ее не заметит. Это было возможно, но маловероятно, ведь если это был Грэм, то это означало только одно – он искал ее. Всякий раз Анна обращалась в бегство, пытаясь укрыться в своей комнате, как только дом затихал, погружаясь в ночной сон. Она избегала его, очень боялась, что ему вздумается искать ее. Но недавно она с ужасом узнала, что Грэм имеет ключ от ее комнаты. В прошлую ночь она проснулась оттого, что он пытался забраться к ней в постель. Анна отчаянно сопротивлялась. Его остановило только то, что она могла закричать и разбудить его жену. Уходя, Грэм пригрозил Анне, что ей суждено делить с ним постель, в противном случае она должна была покинуть его дом. И вот сегодня она опасалась, что он попытается вновь осуществить свою угрозу. Умом-то Анна понимала, что исход почти предрешен, что она вряд ли может прекратить его гнусные домогательства, но все-таки надеялась на чудо. Ее добрый отец повторял ей до самой своей смерти, что чудеса совершаются каждый день. Анна молилась. Молилась, чтобы спасти себя от Грэма и как-то обеспечить свое существование. Она подумала, что может попросить это у Бога, что это не будет слишком большой дерзостью, так как у нее было отнято все. Снова послышались чьи-то шаги. Анна вдруг с ужасом заметила мужскую фигуру. Закутанный в черный плащ, он скользнул мимо кресла почти так же бесшумно, как могла бы это сделать тень. Анна замерла и затаила дыхание, не отрывая взгляда от высокой черноволосой фигуры. «Кто это?» Анна достаточно хорошо его видела в свете, падавшем сквозь приоткрытую дверь. А ведь она так тщательно закрыла ее прежде! Это-то и объясняло сквозняк. Но кто это? Дом этот, конечно, предназначался для приема гостей. К Рождеству 1832 года, до которого оставалось не более двух недель, ожидалось их прибытие, но только через несколько дней. В Гордон-Холле сейчас никто не гостил. Этот человек вряд ли мог быть одним из приятелей Грэма, столь же тупоголовых и франтоватых, как он сам. Анна была совершенно уверена, что этот человек не мог быть и слугой... «Это грабитель!» – вдруг осенило Анну. От подобной догадки у нее чуть не остановилось сердце. Она хотела было закричать, но преступник был так близко, что вряд ли кто мог бы ей оказать помощь. Грабитель тотчас же набросится на нее, как только обнаружит ее присутствие. Похоже, он пока об этом не подозревал. Анна очень надеялась, что это всего лишь вор, а не убийца. Надеялась, что он ее не заметит. Съежившись в своем кресле, она не сводила с него глаз, боясь пошевелиться.2
Он принялся снимать книги с полок и укладывать их аккуратными стопками на находившийся поблизости письменный стол. Ясно, что человек не подозревал, что за ним наблюдают. У Анны затекли ноги от неподвижности, но она продолжала терпеть. Вдруг она заметила, как грабитель нажал на доску в стене, где-то позади полок, на которых стояли книги. Он сделал несколько попыток сдвинуть доску с места, после чего послышался глухой стук, и образовалась щель в стене. К изумлению Анны, небольшая деревянная панель скользнула в сторону, а ведь несколькими секундами раньше там была стена. Глаза Анны округлились. Большую часть жизни она имела свободный доступ в дом в Гордон-Холле, а в детстве играла здесь, но не имела ни малейшего представления о том, что в доме имеется тайник. Откуда об этом узнал грабитель? Он засунул обе руки в отверстие и извлек оттуда маленькую шкатулку. Анна не видела лицо незнакомца, но все же заметила, что тот был очень доволен. Повернувшись и поставив шкатулку на письменный стол, он открыл ее и принялся рассматривать содержимое. Анна пыталась догадаться, что же там могло быть. Уж, конечно, не драгоценности Травернов! Они принадлежали сейчас жене Грэма, Барбаре, и были надежно заперты в ее спальне в том самом месте, где и хранились много поколений. Что же там было? Что-то маленькое, помещавшееся в шкатулке величиной с коробку для сигар, столь секретное, чтобы это надо было держать в тайнике, но в то же время столь ценное, если оно привлекло внимание хорошо осведомленного грабителя. Что? Размышляя, Анна даже забыла о страхе, когда вдруг увидела, как мужчина вынул из шкатулки плоский бархатный футляр, поднял его крышку и заглянул внутрь. Должно быть, ему понравилось то, что он увидел. Он улыбнулся, положил таинственный футляр на стол, предварительно закрыв его и ощупав то, что лежало внутри, потом поднял и взвесил его на руке. Он слегка повернулся к огню, пытаясь получше рассмотреть добычу. А Анна рассматривала его. По первому впечатлению он ей показался похожим на цыгана – смуглая кожа, густые черные брови и волосы, схваченные на затылке тонким черным шнурком. В отличие от тонких черт лица Пола черты его лица были четкие и мужественные. Они казались вырезанными из тикового дерева топором. Это был высокий и крупный мужчина с массивными плечами и широкой грудью. В библиотеке было слишком темно, чтобы можно было рассмотреть его получше. По первому впечатлению он показался Анне даже красивым, но грубоватым, диким и опасным. Но красота красотой, а этот человек был вором. И было вполне вероятно, что он мог бы напасть на нее, обнаружив ее присутствие. Анна затаилась. Преступник что-то держал в руке. Слабый оранжевый отблеск каминного огня вдруг высек ярко-зеленое сияние из таинственного предмета. Анна чуть было не вскрикнула от удивления: «Это же изумруды Королевы!» Анна видела их всего раз, в детстве. Они с Полом нырнули под занавеси в этой самой комнате, когда неожиданно сюда вошел его отец в сопровождении какого-то гостя. Судя по одежде и манерам, это был солиситор. Она, конечно же, не припомнила подробности их разговора, если вообще что-либо уловила из него, но не могла забыть все великолепие украшений: ожерелья, браслета, серег и пояса для корсажа. Солиситор вынимал их по одному, качая головой и выражая явное неодобрение. Судя по всему, у мужчин вышел спор, касавшийся драгоценностей, но дети не придали этому никакого значения. Они изо всех сил старались вести себя тихо, не произвести ни звука, чтобы не привлечь внимания лорда Ридли, способного выдрать Пола за то, что тот за ним подглядывал. Анну же он мог отослать домой со строгой запиской, адресованной ее отцу, с требованием сурово наказать девочку за нескромность. С тех пор она ни разу не видела ослепительного фамильного сокровища Травернов, но много раз слышала его историю. Пол узнал ее от Грэма, а что узнавал Пол, то в скором времени становилось известно и ей. Оказалось, что изумруды были частью сокровищ, принадлежавших когда-то шотландской королеве Марии Стюарт. Она отдала их одному из своих обожателей, финансируя попытку свергнуть с трона ее кузину, королеву Елизавету. Но вместо этого Мария лишилась головы, а драгоценности исчезли. Они всплыли несколькими столетиями позже и каким-то образом оказались у лорда Ридли. Было неизвестно, как они попали к нему, но он хранил их трепетно и прятал надежно. До этой минуты Анна не вспоминала об их существовании, а тот долгий день, проведенный вместе с Полом за занавесями, казался почти миражом. И вот теперь их собирался украсть какой-то плут! Анна, должно быть, вскрикнула, потому что вор внезапно поднял голову. Это был ужасный момент. Анна просто не отрываясь смотрела в его глаза. При свете камина они казались такими же черными и бездонными, как самая черная ночь. Анна была так напугана, что не могла даже кричать. Руки и ноги онемели, а сердце словно бы перестало биться. «Боже милосердный, что он сейчас со мной сделает?» Он тоже замер, но очень скоро справился с потрясением. Взгляд его не отрывался от ее лица. Губы же изогнулись в такой странной гримасе! Это было похоже и на оскал, и на презрительную усмешку. Анна буквально сжалась в уголке огромного кресла. Ее волосы в беспорядке рассыпались по плечам, укрытым шалью цвета лаванды. На бледном лице глаза казались такими огромными, такими яркими и зелеными, как изумруды, скрывшиеся в складках его плаща. Она была очень стройной. Если не считать полной груди взрослой женщины, скрытой теперь шалью и волосами, то она легко могла бы сойти и за ребенка. – Ну прямо рождественский ангел! Что ты делаешь здесь, под лестницей, в этот поздний час, солнышко? Голос его звучал вполне разумно, хоть и чуть-чуть насмешливо. Анна почувствовала, что ее сердце вот-вот остановится. А в горле у нее настолько пересохло, что она с трудом смогла промолвить: – Если вы сейчас же уйдете, я не стану кричать. Ее угроза была бы более убедительна, если бы она не произнесла эти слова прерывающимся шепотом. – Благородно с вашей стороны. Но я не собираюсь пока уходить. И должен вас предупредить: если вы закричите, мне придется вас придушить, а вы такая хорошенькая! Несмотря на его шутливый тон, угроза была вполне реальной. Анна смотрела в эти бездонные глаза и понимала, что он, пожалуй, способен выполнить свое обещание. Вероятно, он и задушит ее, если Анна помешает ему, и, вероятно, будет не больше мучиться угрызениями совести, чем если бы раздавил муху. По правде говоря, она думала, что он так или иначе, но все равно задушит ее, ведь она была единственной свидетельницей его преступления. Разве не так? А где же она была раньше? Надо было действовать сразу, пока была такая возможность. Вот сейчас он положит ей руки на плечи, и она окажется беспомощной. Один его рост убеждал ее в этом. Анна вцепилась в подлокотники кресла, готовясь вылететь из него словно из катапульты. Она уже приготовилась спасаться бегством и при этом кричать, раскрыв рот, но он оказался рядом прежде, чем она смогла двинуться с места. С проклятием он бросился на нее, уже готовый вцепиться ей в шею.3
Анна подпрыгнула вверх и закричала. Но вместо ужасающего вопля она издала всего лишь жалкий писк. Страх парализовал голосовые связки. Снова и снова Анна пыталась кричать, но издавала лишь слабый писк. – Вернись, ты, маленькая... Шепотом изрыгая проклятия, он попытался схватить ее, но Анна смогла на секунду увернуться, хотя уже через несколько мгновений его пальцы сомкнулись на ее плече, сжав ночную рубашку. Она со страхом почувствовала прикосновение этих огрубевших пальцев на своей нежной коже и буквально в последнюю секунду ухитрилась увернуться, но уже через мгновение он снова вцепился в ворот ее ночной рубашки. Шаль с нее свалилась, а рубашка с громким треском разорвалась. Но Анна всё еще сопротивлялась. Она кружилась и увертывалась от его цепких рук, скользивших по ее гладкому обнаженному телу. Она снова попыталась закричать. – Тихо ты, чертова маленькая мегера! Он цепко ухватил ее своими сильными руками. О, он далеко не был джентльменом! И не мог им быть. Он был вором, агрессивным и опасным человеком. Если ей не удастся спастись, что же будет с Челси? Если она что-нибудь не придумает, уже утром слуги найдут ее труп, распростертый на полу библиотеки! Задыхаясь, Анна дергалась, пытаясь вырваться. От ужаса у нее чуть глаза не вылезали из орбит. Ладони вспотели от страха, а сердце колотилось так громко, что она ничего не слышала, кроме его биения. Время от времени она все еще порывалась кричать, но все было бесполезно. Анна уже потеряла всякую надежду на то, что ей удастся позвать кого-либо на помощь. Не решалась Анна и броситься к двери. Грабитель почти наверняка схватил бы ее, если б она вылезла из-за кресла. – Иди сюда, черт бы тебя побрал! К ужасу Анны, он вдруг поднял и отбросил кресло в сторону. Оно отлетело далеко и ударилось о письменный стол. Со стола полетели книги и какие-то предметы. Анна подхватила край ночной рубашки и бросилась бежать. В одно мгновение он оказался у нее за спиной. Она скорее почувствовала, чем увидела его. Что-то темное и устрашающее дышало жаром ей в шею. Она уже было метнулась к полуоткрытой двери, но в этот момент он наконец схватил ее. – Ах! Она отчаянно рванулась в сторону, надеясь увернуться и спрятаться за маленьким столиком, но он так крепко схватился за ее взметнувшуюся ночную рубашку, что она уже не смогла вырваться. Он встряхнул ее изо всей силы. – Пожалуйста, отпустите, мне больно! Задыхаясь, она еще раз попыталась вывернуться. – Веди себя тихо! – проворчал он, прижав ее к своей широкой груди. – Слышишь меня? Стой спокойно! Анна не слышала его. Она была в ужасе от его силы. Ей казалось, что она вот-вот задохнется. Нос и рот ее были расплющены о его грудь. Он сжимал ее грудную клетку так, что было трудно дышать. На мгновение Анна испугалась, что теряет сознание, когда вдруг осознала, что он левой рукой поглаживает ее грудь. И она поняла, что убийство не единственное, чего ей следовало бояться. «Насильник!» – дошло до Анны. – Пустите меня! – заорала она. Она отчаянно пыталась сопротивляться. – Тихо ты, черт возьми! Она брыкалась и извивалась в его руках, как маленький зверек, угодивший в капкан, но все было тщетно. Домашними туфлями она колотила его по голени, но, похоже, он даже этого не заметил. Анна вздрогнула и поморщилась. Его икры были такими неподатливыми, словно древесные стволы, а она только отбила себе пальцы ног. Анна стоически продолжала извиваться и вырываться, локтями молотя его по бокам. Грабитель лишь на мгновение растерялся, крякнув, но тотчас же переменил позу, и Анна почувствовала, что пальцы его оказались у нее под грудью. Анна ощутила жар, и это ощущение поразило ее, как удар молнии. Анна изо всех сил старалась освободиться. Ей удалось повернуться вполоборота, но он снова пришел в себя, схватив ее еще больнее. – Уберите от меня свои лапы! – выкрикнула Анна. Но он и не думал подчиняться. Анна пришла в бешенство и стала вырываться, словно дикое животное, пытаясь избежать его прикосновений. Внезапно он замер, больше не пытаясь причинить ей боль, затем зажал ей рот так крепко, что вынудил ее губы раскрыться. И она ощутила соленый вкус его кожи. – Тихо! Он так сильно зажимал ей рот, что опять причинил боль. Во внезапном порыве Анна с яростью сжала зубами его ладонь. – О! – Он вскрикнул, отпустил ее и затряс рукой. Бросив беглый взгляд на грабителя, Анна ринулась к двери. Если когда-нибудь на лице человека была написана жажда убийства, то в этот момент ее можно было прочесть на его лице. Он тут же нагнал ее. Его по-цыгански темное лицо буквально налилось кровью. Задыхаясь от ужаса, Анна рванулась к двери в холл. Там было темно как в пещере. Единственный проникавший туда луч света исходил от трепетного огонька свечи, зажженной в дальнем конце холла. Спальни всех членов семьи находились на втором этаже. Ей надо было всего лишь добраться до конца холла, взбежать по лестнице, и помощь была бы обеспечена. В эту минуту Грэм представлялся ей желаннее, чем преследовавший ее безумец. В холле было очень холодно. В своих шлепанцах и ночной рубашке Анна ощутила бы это сразу, будь она в нормальном состоянии. Но она была слишком напугана и даже не почувствовала холода. Он уже настигал ее, а она бежала и слышала его шаги за спиной, легкие и быстрые, как у пантеры. Бежать от него было безнадежным делом, она понимала это с самого начала... И он схватил ее, рукой вцепившись в развевающиеся волосы, запутался в них, а потом рывком остановил ее. Слезы навернулись у нее на глаза, но почему-то она в это мгновение испытала облегчение. Пока он волок ее назад, она из последних сил испустила пронзительный крик, но он тотчас же зажал ей рот. – Ты... маленькая сучка... Голос его звучал мрачно и яростно. Все еще зажимая ей рот, он рывком поднял ее на ноги, и она оказалась в его объятиях. – Мне следует задушить тебя за это, черт бы тебя побрал! Тебя надо бы отправить в преисподнюю. И что прикажешь делать с тобой теперь? Он так крепко прижал ее к груди, что Анна могла лишь беспомощно болтать ногами. Она поняла, что находится на волосок от смерти. Ее глаза расширились от ужаса и смотрели в мрачные сверкающие черные глаза, не оставляющие ей никакой надежды на милосердие. С минуту Анна испытывала леденящий страх за свою жизнь, дрожа всем телом. Он оценивающе взглянул на нее, такую маленькую и беспомощную в его крепких объятиях. К счастью, черная смертоносная ярость в этот момент схлынула с его лица. – Ты всегда такая заноза, Зеленоглазая леди? – пробормотал он. – Господи! Какая досада! Да ладно уж! Тебе придется уйти со мной. По крайней мере, ты не дитя, как мне показалось вначале. Мы сможем даже позабавиться. И он направился на второй этаж, волоча Анну за собой, да еще при этом улыбался. Это была недобрая улыбка, полная насмешки, не оставлявшая никаких сомнений относительно его намерений. «Господи!» – взмолилась она, беспомощная как младенец. Было похоже, что ему хорошо известно, куда следует повернуть, чтобы оказаться в парадном зале. Это было большое помещение, недавно украшенное рождественскими гирляндами перед наступающими праздниками. Здесь был ужасающий холод, потому что все камины погасили на ночь, а за окном густым слоем лежал снег. Из этого зала было четыре выхода. И ясно – для того чтобы добраться сюда из библиотеки, надо было знать, куда повернуть. Это было бы невозможно без знакомства с расположением комнат в доме. «Кто же он такой? – недоумевала Анна, вглядываясь в его смуглое лицо. Этот человек даже отдаленно не напоминал ей знакомого, но в то же время он прекрасно знал этот дом. – Не был ли он слугой, которого рассчитали? Или...» Все-эти здравые мысли мигом исчезли из ее сознания, лишь только он в хмурой задумчивости посмотрел на нее. – Еще хоть один раз пикни, и я оглушу тебя так, что ты потеряешь сознание, – сказал он. Судя по его мрачному тону, он осуществил бы свое намерение. Анна ему поверила. Она покорно молчала, когда он ставил ее на пол перед собой. Сквозь тонкие подошвы домашних туфель она ощущала ледяной каменный пол. Анна поежилась. Шаль она уже давно потеряла, ночная рубашка повисла на ней рваными клоками, так что было видно молочно-белое плечо, обнаженное настолько, что это граничило с наготой. Он оценивающе прогулялся взглядом по ее телу, чуть задержавшись на ее груди. В его глазах она прочла желание, которое ей было страшно истолковать. Анна рванулась назад, но он удержал ее, схватив сильной рукой за предплечье. – Пожалуйста, – пробормотала она дрожащим голосом, но его жесткий взгляд тотчас же заставил ее замолчать. – Стой! – угрожающе прошипел грабитель. Анна не сразу поняла его намерение. Он быстро развязал шнурки своего плаща, закутал ее в него, завязав шнурки плаща у нее под подбородком. Плащ был такой просторный, что она могла бы дважды обернуть его вокруг своего тела. Анну удивила его заботливость. «Возможно, он не настолько жесток...» – промелькнуло у нее в голове, и Анна решила сделать новую попытку. – Если вы отпустите меня, я никому не скажу, что видела вас. Клянусь... – Теперь я не могу этого сделать, Зеленоглазая леди. Но я хотя бы не дам тебе замерзнуть. На улице такой холод! – сказал он и снова схватил ее. Анна уже подумала, что незнакомец снова возьмет ее на руки, но тот, похоже, был отвлечен чем-то наверху. – Это слишком большое везение, чтобы пренебречь им, – пробормотал он, будто объясняя свой поступок. Ничего не понимая, Анна проследила за его взглядом и вдруг заметила заранее приготовленный слугами венок из омелы, под которым дозволялось поцеловать девушку. Анна не успела даже моргнуть, как незнакомец наклонился к ней и поцеловал в губы.4
Губы его были обжигающими, горячими, твердыми и упругими. Анна замерла. Она уже готова была оттолкнуть его, с силой упираясь в его плечи, но с таким же успехом она могла бы попытаться оттолкнуть каменную стену Гордон-Холла. – Ш-ш-ш, солнышко. Клянусь, что никакого вреда тебе не нанесу, – пробормотал он, не отрываясь от ее губ. Он привлек ее к себе, скользнув руками под плащ. Он попытался так прижать ее, чтобы ощутить все изгибы, все впадинки и выпуклости ее тела, как бы приспосабливая его к собственному. Анна чуть было не задохнулась, когда огромной рукой он прошелся вдоль всей ее спины. Положив руку на ее затылок, он заставил ее принять то положение, какого он желал. К ее ужасу, он улучил момент и скользнул языком в ее рот. Она попыталась как-то воспротивиться, но из ее плененного рта вылетал звук, напоминавший придушенный писк. Анна рванулась из его рук, но его объятия были крепче железа. Она пыталась не замечать его отвердевшего органа, видя, как быстро разгорается его желание. Пыталась не обращать внимания на его мускулистую грудь, не ощущать вкуса во рту, в котором явно перемешались запахи бренди, сигар и чисто мужского специфического привкуса. Она пыталась не чувствовать жара собственной крови. А он продолжал ее целовать – дерзко и нагло, не отпуская ее рта. Целовал ее так, как до сих пор не целовал ее никто, даже собственный муж. Пол целовал ее много раз. Никто и никогда не ласкал ее так! Он втягивал ее язык в свой рот, посасывал его, покусывал, пробуждая желание. Он терся губами о ее губы до тех пор, пока эти прикосновения не вызвали у нее головокружения. Он завладел ее ртом с такой легкостью и уверенностью, что вызвал у нее большое желание. Он заставил Анну желать его! Он оторвался от нее и буквально на мгновение пристально заглянул в ее глаза. Анна была до того ошеломлена, что теперь не понимала, что с ней творится. Вцепившись в его плечи только ради того, чтобы сохранить равновесие, она больше не пыталась вырваться и бежать. – Солнышко, ты никогда не отвечаешь на поцелуи? – пробормотал он, изогнув губы в насмешливой полуулыбке. Анна была в состоянии, близком к гипнозу, и не смогла ответить. Она только смотрела на него своими огромными изумленными глазами, пытаясь осмыслить происходящее. Она вдруг поняла, что его глаза были вовсе не черными, а какими-то темно-синими, бархатистыми, почти как полуночное небо. И тут он снова поцеловал ее. Он приподнял ее на цыпочки, подтянул к себе так, что у нее не оставалось выбора, кроме как прильнуть к нему. Вонзив ногти в его плечи, Анны закрыла глаза. Она и не думала сопротивляться, когда его губы снова скользнули по ее губам, а язык нашел путь в ее рот. Ее тело затрепетало, и он с неспешной уверенностью снова завладел ее ртом. После своего брака и рождения ребенка она не была невинной мисс, но никогда не испытывала ничего подобного. Поцелуи Пола всегда были такими нежными и проникновенными, многообещающими. Вне всякого сомнения, так можно было целовать, если уважаешь и любишь человека. Муж не посмел бы обращаться с ней как со шлюхой. Ему бы и в голову не пришло, чтобы дочь викария, девушка благородного воспитания, могла отвечать с непристойной страстью на столь вульгарное потребительское отношение. Анна и сама не могла бы в это поверить. Что же с ней случилось сейчас? Даже тогда, когда рука негодяя скользнула вдоль ее спины, а потом обхватила и принялась ласкать ее аккуратные маленькие ягодицы, Анна и тогда еще не начала паниковать. Вся она буквально горела и плавилась, а сердце бешено стучало, да и все тело превратилось в нечто желеподобное. Почему? Это же преступник! Как он посмел заставить ее принимать его поцелуи? Дотрагиваться до нее своими руками? Как он посмел ласкать ее? «Должно быть, я порочная», – подумала Анна. А вслед за этой мыслью до нее вдруг дошло, что рука, сжимавшая ее ягодицы, скользила теперь по обнаженной коже ее плеча, потом по затылку и шее, будто его длинные пальцы что-то искали. Да-да, искали и наконец нашли... ее обнаженную грудь. И даже тогда, когда эта огромная и горячая ладонь опустилась на ее грудь, а потом сильно сжала ее, она не ощутила ничего, кроме ослепительного и пламенного чистого восторга, пронизавшего все ее тело. Под такой обжигающей лаской ее сосок мгновенно отвердел, но Анна все же спохватилась и попыталась вырваться из его объятий. – Как вы смеете! Не смейте ко мне прикасаться. Вы, свинья! – с силой выкрикнула она. Задыхаясь, она попятилась. Она чувствовала, что лицо ее пылает, ощущала, как горят яркие пятна на ее щеках. Волосы растрепались и разметались по черному плащу, который она постоянно старалась запахнуть на себе, будто он волшебным образом мог защитить ее от него. Анна попыталась усмирить свое бурное дыхание, чувствуя лишь смущение, стыд и страх. – Не стоит так волноваться, – сказал он умиротворяюще, продолжая следить за ней. Его дыхание стало таким же неровным, как и ее, а на скулах появился темный румянец. Его темно-синие бархатные глаза вдруг потемнели еще больше и стали похожи на черный агат. – Ведь это был всего лишь поцелуй, не более того. Анна рискнула сделать еще один шаг от него, но внезапно остановилась, наткнувшись на одну из длинных витрин. Серебряная посуда на столе зазвенела, и в этот момент Анна инстинктивно протянула руку за спину, подхватив высокий подсвечник, который вот-вот опрокинулся бы со стола. Анна дотронулась рукой до стеклянной крышки... и глаза ее вдруг заблестели. Она вспомнила, что под стеклом лежала пара посеребренных дуэльных пистолетов, подаренных когда-то старому лорду Ридли его отцом. Хотя они и не были заряжены, а возможно, и вообще непригодны после стольких лет, преступник не мог об этом знать. «Только бы крышка этой витрины не была заперта!» Витрина оказалась открытой. Анна украдкой приподняла крышку, сжала холодную металлическую рукоятку пистолета и вытащила его из бархатного гнезда, незаметно спрятав за спиной. Если ей вдруг повезет, она сможет спастись. Гость тем временем не пытался к ней пока приблизиться, но Анна чувствовала, что он на этом не остановится. «Он не джентльмен», – мысленно сказала она себе, покраснев до корней волос, потому что вспомнила, как отвечала на поцелуй человека, которого никогда не видела прежде. Это же плут, мужчина, который не уважает женщин... это вор! – У меня пистолет, – сообщила она охрипшим голосом, вытащив пистолет из-за спины и направив оружие на него. – Если сделаете шаг, я выстрелю. Лишь одно мгновение он не сводил глаз с пистолета. Сначала он раскрыл глаза от изумления, потом сузил, а дальше уже смотрел на удивление спокойно, и это выбивало ее из колеи. Он не сделал ни одного движения. Отчаянным усилием воли Анна усмирила дрожь в ногах и встретила его взгляд прямо и спокойно. Она надеялась, что выглядит вполне уверенно и убедительно. – Не спешите, – предупредил он, скользнув взглядом по пистолету. – Я не причинил вам никакого вреда. И не собираюсь причинять. Анна фыркнула. Пистолет дрогнул в ее руках, и, будь она на его месте, ее бы это встревожило. Но он, похоже, ничуть не был взволнован. – Вы уйдете немедленно! – Анна попыталась придать своему голосу уверенность и властность, но подозревала, что прозвучал он не слишком-то убедительно. Во всяком случае, он и не собирался ей подчиняться, а лишь с сожалением покачал головой. – Боюсь, я не могу этого сделать, по крайней мере я не уйду без вас. – Он одарил ее плутовской улыбкой. При иных обстоятельствах она, возможно, и пленила бы ее. – У вас нет причин меня бояться. Я не нанесу вам ущерба и не стану принуждать вас ни к чему, что могло бы вызвать ваше сопротивление, но вы должны понять: я не могу оставить вас здесь! Голос его прозвучал успокаивающе, а тон показался таким разумным. Анна смотрела на него, изумленно моргая. Если бы она уже не убедилась в том, что он опасен, можно было бы подумать, что это она ведет себя вопиюще, а он все время пытается ее мягко урезонить, как бы напомнить ей, что надо вести себя приличнее. Его спокойствие восстановилось очень быстро, если можно было предположить, что он его терял вообще. Стоял он непоколебимо, прямо и в непринужденной позе, но в то же время не сводил внимательного взгляда ни с нее, ни с пистолета. А без плаща он выглядел весьма внушительно: высокий, широкоплечий, атлетически сложенный мужчина. Его куртка и бриджи были такими же черными, как и плащ, но вовсе не модными. Бриджи так плотно обтягивали его, что можно было видеть, насколько сильными и мускулистыми были его бедра. А вот черные сапоги его были изрядно поношены, рубашка, хотя и белая, довольно помятая, да и галстук был повязан небрежно. «Не джентльмен, – подумала она снова, – но при всем том очень привлекательный тип». – Уходите! Пожалуйста! Голос ее дрожал еще сильнее, чем пистолет. Он снова улыбнулся и покачал головой. – Боюсь, не могу этого сделать. Думаю, как только я уйду, вы поднимете крик. Меня не удивит, если я получу пулю в спину... Но я отпущу вас, как только окажусь в безопасности и подальше отсюда. Я даже дам вам денег, чтобы вы смогли вернуться сюда. Обещаю, что вы не пострадаете. – Я не пойду с вами! Неужели вы не видите, что у меня пистолет? Вы что, слепой? Последние слова Анна произнесла свистящим шепотом. Он сжал губы, а брови его сошлись над переносицей. – У меня нет времени стоять здесь и спорить с вами. У вас нет выхода. Вам придется уйти со мной! Для вас есть только два варианта: или вы выйдете отсюда достойно, или мне придется засунуть вам в рот кляп, связать руки и нести вас на плече. – Я вас застрелю, если вы сделаете еще хоть один шаг ко мне. Я это сделаю, можете не сомневаться. В голосе ее он почувствовал панику. Не мог же он не опасаться пистолета, направленного ему прямо в голову? Или все-таки мог? – Этот пистолет выглядит старше меня. Кажется, в нем отсутствует ударник... – пожал он плечами. – Думаю, что при таких обстоятельствах можно рискнуть. Стреляйте! Когда до нее дошел смысл его слов, она опустила глаза на злополучное оружие, и он сделал рывок к ней. Его движение было столь неожиданным, что Анна автоматически нажала на курок. Пистолет выстрелил... Звук был оглушительным. Он моментально вырвал у нее пистолет и отбросил в сторону. Она, конечно же, пыталась сопротивляться, но его руки железной хваткой сомкнулись на ее плечах. Он рванул ее к себе так, что она чуть не упала. Она судорожно пыталась за что-то уцепиться, чтобы устоять на ногах. Анна была слишком потрясена. Она даже не могла закричать, когда ударилась о пол и чуть не сломала себе бедро. Ей показалось, что у нее затрещали все кости. Он уже хотел было осуществить свою угрозу и засунуть ей в рот носовой платок вместо кляпа, но она стала задыхаться и отплевываться. Анна сопротивлялась, выталкивала кляп изо рта, но он все равно пытался запихнуть ей в рот платок. Потом он повернул ее к себе, вероятно, собираясь осуществить свое намерение и связать ей руки за спиной, прежде чем взвалить ее на плечо. Анна лежала на полу, да и он сам находился в неуклюжей позе, на корточках, пытаясь в то же время развязать свой галстук, чтобы связать ей руки. Скоро она окажется беспомощной, он унесет ее отсюда, чтобы сделать с ней... Что? Похоже, убийство ей не грозило, но насилие... К своему стыду, мысль об этом принесла Анне не страх, а трепет возбуждения, от которого вся кровь ее воспламенилась, а сердце застучало сильнее. – Зеленоглазая леди! В следующий раз не будь такой легковерной. И опять эта насмешка! Значит, его замечание о пистолете было всего лишь блефом. Он просто сбил ее с толку, когда она направила оружие на него. Как глупо, что она в тот момент опустила глаза! Ведь в ее руках находилось заряженное и исправное оружие, а она позволила ему перехитрить себя. Анна не на шутку разозлилась. И дело было даже не в том, что она так уж хотела застрелить его, хотя, наверное, сделала бы это. Теперь она снова оказалась в его власти и целиком зависела от его милосердия. От этой мысли Анна похолодела. И тут она поняла, что ключ к спасению у нее в руках. Это был тяжелый подсвечник, что стоял на застекленной витрине. Она инстинктивно уцепилась за него, пытаясь удержаться от падения. Хорошо, что ее руки были скрыты плащом, да и держал он ее не слишком крепко, потому что все его внимание было обращено на галстук, который он силился развязать. Анна сжала в руке подсвечник, закрыла глаза и стала выжидать. Игра еще не была проиграна! А когда ему удалось наконец-то развязать галстук, он поднял ее на ноги, и Анна нанесла удар... Он с удивлением поднял на Анну глаза, издал звук, похожий на ворчанье, и рухнул к ее ногам. Анну затошнило.5
– Ради Господа, мисс Анна! Что это? – Мисс Анна, мисс Анна, он убит? На крик Анны, эхом раскатившийся по каменным стенам, прибежали слуги: Дейвис, убеленный сединами дворецкий, служивший в семье Травернов с рождения Пола, и Бидл, первый лакей. Оба они были едва одеты, но вооружены: Бидл – древним топором, а Дейвис – кочергой. Задыхаясь, они вбежали в парадный зал и остановились как вкопанные. При виде Анны их глаза выкатились из орбит. Она закрыла себе рот рукой, пытаясь приглушить собственные душераздирающие крики. Волосы ее были всклокочены, ночная рубашка, вылезшая из-под просторного плаща, падала с плеч. Анна склонилась над неподвижно распростертым телом очень крупного незнакомого мужчины. Тяжелый серебряный подсвечник и пистолет валялись рядом. Дым и едкий запах пороха висели еще в воздухе. – Что случилось, мисс Анна? Кто это? Дейвис знал Анну с детства. Пользуясь привилегией старого знакомого, он встряхнул ее за плечо. – Мисс Анна, прекратите этот шум. Скажите лучше: вы ранены? Анна судорожно сглотнула, содрогнулась и посмотрела на поверженного ею мужчину. – Дейвис, я его убила? – спросила она слабым голосом. Незнакомец неподвижно лежал на спине, а лицо его было слишком бледно, и невозможно было понять, дышит ли он. Анна опять почувствовала приступ тошноты. Внезапно у нее подкосились ноги. Дейвис хлопотал вокруг нее, а Билл переминался с ноги на ногу. Было очевидно, что оба они очень растеряны и не знают, что делать. – Мисс Анна, что он сделал? Он ранил вас? Или... Анна опустила глаза, заметив, что слуги смотрят на ее растерзанную ночную рубашку, обнаженное худенькое плечо и кремовую грудь, предательски видневшуюся сквозь разорванный вырез и распахнувшийся плащ. Анна вспыхнула. Смутившись, она попыталась прикрыть полы плаща. – Нет-нет, он ничего не успел сделать, – сказала она тихо, переводя взгляд на неподвижного мужчину. – Между нами завязалась борьба, и пистолет выстрелил, но я промахнулась. А потом я его ударила... вот этим подсвечником. – Мисс Анна, вы же никогда этого раньше не делали! – восхищенно воскликнул Билл. Дейвис бросил на него взгляд, призывая к молчанию и одновременно ощупывая шею взломщика. На всякий случай он держал наготове кочергу. – Он жив. Услышав это, Анна испытала огромное облегчение. Он был вором, наглым плутом и, несомненно, очень скверным человеком, но она не желала запятнать руки его кровью. Даже воспоминания о властных поцелуях, о том, как дерзко он посмел к ней прикасаться, разрывали ее сердце. Анну снова обдало жаром, а потом холодом. Она робко посмотрела на бесчувственного мужчину, невольно трогая свои губы. Она знала, что все дело в ее воображении, но ей казалось, что губы ее всееще ощущают его вкус. – Что случилось? Что случилось? В коридоре появилась миссис Маллинз. Крепко сколоченная седовласая экономка смешно пыхтела со свечой в руках, пытаясь заботливо прикрыть пламя ладонью от сквозняка. В любое другое время Анна улыбнулась бы при виде такого чуда с босыми ногами, облаченного в ночную рубашку, в чепце, съехавшем набок. Но сейчас ей было не до смеха. В желудке забурлило, а в голове образовалась странная пустота. Анна вдруг поняла, что случилось что-то страшное и непоправимое. «Ради всего святого, что же я наделала!» Если бы ей предстояло все это пережить снова, она предпочла бы заткнуть свой рот углом его плаща и задушить рвущиеся наружу крики. Крики, которыми она привела сюда всех слуг. Но она не могла ему позволить, чтобы он увел ее с собой. Это было немыслимо. Зато теперь, когда взломщик был пойман, ему грозило повешение. При мысли о том, что это сильное тело будет болтаться на веревке, Анна испытала острый приступ тошноты. Конечно, он был преступником, но улыбка его таила бездну обаяния. Он напугал ее до полусмерти, но ведь не убил, а даже проявил заботу, закутав ее в свой плащ. А вот его поцелуи были позором для нее и вызывали стыд, как и его будоражащие прикосновения, о которых и думать-то было грешно. И все же она не хотела видеть его мертвым. При этой мысли Анна содрогнулась и уронила голову на руки. – Ну-ну, мой цыпленочек, теперь все будет хорошо, – ворковала домоправительница миссис Маллинз, вставляя свою свечу в держатель на стене и возвращаясь к Анне, чтобы позаботиться о ней. Она неуклюже похлопала Анну по плечу. – Вот увидите, что бы ни случилось, могло быть и хуже... – Она сказала, что этот человек не причинил ей зла, – неодобрительно заметил Дейвис, всегда не жаловавший миссис Маллинз. – Конечно, она это сказала, ты, дурья башка! Мисс Анна слишком скромна, чтобы говорить иначе, – рассвирепела миссис Маллинз. При этих словах Анна подняла голову. – Нет, все это правда! Я в полном порядке. Он хотел, чтобы я ушла с ним, но я его ударила. – Слава тебе, Господи! Пока миссис Маллинз изъявляла свою благодарность Господу, горничные Полли, Сейди и Роуз с опаской выглянули из-под арки. Через минуту, очевидно, убедившись в своей безопасности, они бочком проскользнули в парадный зал. За ними с глуповатым видом следовал Хенрикс, второй лакей. Все они были в ночных одеяниях, поверх которых были поспешно наброшены дневные костюмы. Анну не удивило, что миссис Маллинз и Дейвис встретили их довольно хмуро, после чего снова переключили свое внимание на Анну. – Кто он? – задала вопрос миссис Маллинз. Она наклонилась, чтобы получше рассмотреть бескровное лицо мужчины. Анна заметила потемневший кровоподтек у самого виска, вздрогнула и попыталась отвлечься от мысли о том, что, возможно, пробила ему голову. – Он вор! Вот кто он. Это так же ясно, как то, что у вас на лице есть нос! Кем еще может быть человек, шныряющий по дому среди ночи? Мы должны обыскать его, чтобы выяснить, что он успел украсть, а не стоять тут и не глазеть на него, как куча идиотов! – Билл наконец-то отважился подойти ближе, но на всякий случай держал наготове свой топор, будто собирался отразить нападение. – Вы не заметили, мисс Анна, он что-нибудь украл? И тут виновник всего этого переполоха пошевелился и застонал. Все, включая Анну, затаили дыхание и боязливо уставились на ночного гостя. – Эй, вы, не двигайтесь, а не то лишитесь головы! Дейвис потряс кочергой, но взломщик снова впал в забытье. Если он что и расслышал, то никак не показал этого. Анна испытала огромное облегчение, что не убила его. Потом, когда миссис Маллинз повторила свой вопрос, она медленно покачала головой. «Если они не найдут улик в виде украденных вещей, то ему и не будет грозить виселица. Надо поспешить в библиотеку и положить в тайник драгоценности, а также убрать на место все, что было снято с полки. Тогда никто и не догадается, зачем он приходил». Анне вдруг показалось, что спрятанные в карман плаща изумруды обжигают ее. Никогда в жизни она не лгала так бессовестно и беспардонно, как собиралась солгать теперь. – Кто-нибудь, позовите хозяина! Эй ты, Энрикс, не стой столбом! Ступай! – бросила миссис Маллинз через плечо непререкаемым тоном. – Хенрикс подчиняется мне и только от меня принимает распоряжения, – напомнил экономке Дейвис ледяным тоном. Даже в столь крайней ситуации дворецкий не забыл о своем длительном соперничестве с домоправительницей из-за власти в доме. Миссис Маллинз кашлянула, замешкавшись, а Дейвис с торжеством посмотрел на лакея, остановившегося в нерешительности, потом на горничных за его спиной. – Сбегай, Хенрикс, приведи мистера Грэма. – Да, мистер Дейвис. Хенрикс кивнул и удалился. Горничные, ободренные бездействием экономки, окружили поверженного незнакомца. – Мисс Анна, он... напугал вас? – спросила Полли голосом, исполненным восторженного трепета. Анна отлично знала, о чем мечтает услышать девушка, и покачала головой. Она все еще чувствовала себя не в своей тарелке: тело как-то обмякло, а зубы выбивали страшную дробь. Даже в бессознательном состоянии мужчина казался устрашающе сильным. Анне не верилось, что она вышла победительницей из схватки. Невозможно было поверить, что несколько минут назад этот человек прижимался губами к ее губам, а его длинные пальцы ласкали ее грудь. – О, это Божье благословение, – сказала Полли, явно разочарованная. В это мгновение незнакомец зашевелился, поднял голову и покачал ею. Потом, опираясь руками о пол, попытался подняться. Анна тяжело вздохнула и отступила назад. – О, не двигайтесь! – выкрикнул Дейвис. И под аккомпанемент разнообразных выкриков и воплей он огрел незнакомца кочергой по голове. Анна вздрогнула от глухого удара. Мужчина снова упал. – Придется его связать, – сказал Дейвис. – Почему бы вам просто не сесть на него верхом, мистер Дейвис? Вы могли бы так справиться с целой армией. Сделанный миссис Маллинз злопыхательский намек на изрядный вес Дейвиса и его обширную талию был предназначен для него одного, но остальные приняли ее слова буквально и присоединились к этому предложению. – Да, мистер Дейвис, сядьте на него верхом. Мы сейчас все на него усядемся и сможем его удержать на месте, пока не придет хозяин! Анна почувствовала, что к ней возвращаются спокойствие и чувство юмора, когда увидела, как осуществляется это пожелание. Дейвис оседлал незнакомца, неподвижно держа кочергу перед грудью, а Бидл уселся ему на плечи и начал размахивать топором. Полли и Сейди сели ему на ноги, а миссис Маллинз, бормоча что-то неразборчивое, трепыхалась над ними всеми. Под их общим весом и слон не смог бы сдвинуться с места. – Не бойтесь, мисс Анна, мы крепко его держим, – заверил ее Бидл, заметив, что она смотрит на пленника. – Я и не боюсь, – ответила Анна окрепшим голосом. Через несколько минут должен был появиться Грэм. Этой встречи она опасалась с предыдущей ночи, хотя, возможно, сейчас ему будет не до нее. Во всяком случае, если ей удастся осуществить свой план... «Надо бы сейчас же проникнуть в библиотеку...» А потом остаток ночи она спокойно проспит с Челси. Если ей и предстоит отдаться Грэму, то хотя бы не этой ночью. – Я... я иду спать, – сказала Анна. – Но, мисс Анна, разве вы не хотите рассказать его сиятельству о случившемся? Ведь в конце концов, вора поймали вы! – Мисс Анна устала и хочет лечь в постель, ты, дурья башка! Она испытала такое потрясение! Мисс Анна сможет рассказать об этом его сиятельству утром! Ступайте, мисс Анна. Я скажу его сиятельству, что требуется, а остальное вы расскажете ему сами, когда сочтете нужным. Анна улыбнулась дворецкому, искоса взглянув на неподвижного взломщика, подхватила слишком длинные полы плаща и поспешила из комнаты. Единственное, что она могла еще сделать для него, это положить на место изумруды и уничтожить улики его преступления в Гордон-Холле. Не могли же они повесить человека всего лишь за то, что тот вломился в дом джентльмена! К сожалению, она опоздала. Торопливо проходя по коридору, Анна услышала тяжелую поступь и низкий голос, которые, конечно же, с ужасом узнала. Несколькими секундами позже на пороге появился Грэм. Грэм был довольно крупным мужчиной, высоким и крепким, и уже сейчас было понятно, что со временем он сильно погрузнеет. Его некогда светлые волосы изрядно потемнели, а черты лица стали такими резкими и грубыми, что вполне подошли бы боксеру. Единственно, что было общего у них с Полом во внешности, так это бледно-голубые глаза, которые унаследовала и Челси. Но у Пола они казались мечтательными, а у Грэма – жесткими и пронзительными. Но различия были не только во внешности, ведь Грэм не обладал ни чувствительностью Пола, ни его мягким характером. Он был, пожалуй, также добр, как гончая, бегущая по следу. – Господи, Анна, что это за безумная спешка? Грэм вошел в дверь, на ходу завязывая пояс халата. Анна остановилась как вкопанная. Как же она его презирала и боялась! – Это вор, милорд. Мисс Анна его поймала! – пронзительно завопила миссис Маллинз. – Вор? Это правда? Грэм схватил Анну за руку и потащил за собой. Анна прекрасно понимала, что бегство сейчас невозможно, к тому же Грэм крепко держал ее за руку. – Анна? – потряс он ее за руку. – Что случилось? Предыдущей ночью он попытался овладеть ею. Анна проснулась, когда он обнаженным прокрался в ее постель и уже шарил рукой по ее бедрам... – Анна? Отвечай! Он еще сильнее сжал ее руку и склонился к ней так низко, что его дыхание коснулось ее щеки. Анна отшатнулась. Из-за присутствия экономки она не могла сказать всю правду, а лгать было трудно. Ведь она с трудом соображала! – Я случайно... наткнулась на него. Он хотел увести меня, и я... я попыталась застрелить его из дуэльного пистолета твоего отца, но промахнулась, поэтому ударила его подсвечником. – Он пытался тебя увести? – недоверчиво переспросил Грэм. – Да кто он такой, черт возьми? Ты его знаешь? Чего он хотел? – Собирался навестить тебя, братец, – неожиданно серьезно заговорил мужчина уже знакомым Анне голосом. Она вздрогнула, и все одновременно обратили взгляды к незнакомцу, глаза которого были теперь открыты. Несмотря на его бедственное положение и огромный пурпурный синяк на виске, взгляд его был бесстрашным и насмешливым. – Ты! – выдохнул Грэм с ненавистью, будто хотел его задушить, и побагровел от злости. – Он самый и во плоти. Ты не ожидал меня? А следовало бы. – Зовите судью! И поскорее! Голос Грэма прозвучал настолько взволнованно, что Анна испугалась. Слуги переводили взгляды с одного на другого, и лица у них были такие же ошарашенные, как у Анны. Они были настолько сбиты с толку, что никто из них не сделал ни единого движения, чтобы выполнить приказ хозяина. – Вы слышали меня? Я велел тотчас же привести судью. Немедленно! – закричал Грэм, сжав кулаки. – Да, ваше сиятельство, – торопливо откликнулся Хенрикс, поклонился и поспешил к двери, даже не надев шляпу и верхнюю одежду, и выбежал в декабрьскую ночь. Незнакомец заговорил снова и тем самым опять привлек к своей персоне всеобщее внимание: – А я-то думал, что ты будешь рад меня видеть! Я ведь твой последний родственник, оставшийся в живых, как тебе хорошо известно. Анна услышала, как Грэм заскрежетал зубами. – На этот раз ты перешел все границы... ты, бастард! И за это ты отправишься в тюрьму. Обыщите его! Посмотрим, что пытался украсть этот цыганский ублюдок! Обыщите его, говорю я вам! – Но, милорд... – попытался возразить Дейвис. Грэм с перекошенным от ярости лицом и выпученными глазами сделал гневный и угрожающий жест. – Я приказал его обыскать! – закричал Грэм. – Да, милорд. Пошевеливайся, ты, идиот! – вполголоса обратился он к Биллу, давая ему тычков и заставляя лакея поспешно подняться на ноги. Дейвис опустил кочергу и неуклюже захлопотал над мужчиной. Грэм подошел ближе к поверженному, глядя на него со злорадством и ненавистью. Но в этот самый момент незнакомец поднялся, выбросив руку, и схватил Грэма за щиколотку. Он дернул его за ногу и опрокинул навзничь с такой легкостью, будто смахнул карту со стола. Грэм взвизгнул так, что даже Анна и горничные ахнули, а Билл с проклятием отскочил в сторону. Незнакомец же издал ужасный рев и рывком поднялся. – Хватайте его! Хватайте! Бидл кричал и размахивал топором. Мужчина нанес ему сокрушительный удар в челюсть, и Бидл упал на пол, а топор полетел в сторону – к счастью, никого не задев. – Ловите же его, черт вас возьми! Не дайте ему улизнуть! – кричал Грэм. Когда Анна открыла глаза и смогла пошевелиться, незнакомец уже исчез за дверью. Дейвис и Грэм пустились за ним в погоню. Грэм размахивал топором и бранился как портовый грузчик.6
Потрясенная Анна едва соображала. – Вы все, марш отсюда! – зарычал Грэм, свирепо оскалившись на глазеющих слуг. Горничным и Биллу было вполне достаточно посмотреть на своего господина, чтобы немедленно скрыться за дверью. Миссис Маллинз осмелилась предложить чай, но Грэм немедленно отослал ее властным жестом, и она удалилась с обиженным видом. Дейвис поднял с пола пистолет и подсвечник и огляделся. Не заметив ничего подозрительного, он с достоинством удалился, будучи уверен, что устранил последствия ночной потасовки. Анна поспешила за ним, не желая оставаться наедине с Грэмом, но опоздала. Грэм догнал ее и схватил за руку. – Я хочу знать, что случилось. Хочу знать все! – отрывисто, резко и раздраженно прорычал он. Он крепко держал Анну за руку, и у нее не оставалось выбора, кроме как остановиться и посмотреть ему в лицо. – Я же сказала тебе! Он... я увидела его, и он попытался увести меня. Тогда я в него выстрелила, потом ударила его подсвечником, он упал и потерял сознание. Тут явились Дейвис и остальные, а дальше... дальше ты все знаешь. – Как он вошел в дом? Чего он хотел? В этом вопросе был подтекст, которого Анна не поняла. Она смутилась. – Ты же слышал, что он сказал! Он пришел навестить тебя. Кто он, Грэм? Почему он назвал тебя братом? Грэм скривил рот. – Этот низкородный ублюдок многие годы пытается выдавать себя за побочного сына моего отца. Мой отец не признал его, и я собираюсь следовать его примеру. Его мать была цыганской шлюхой, а отец мог быть кем угодно. Он всех нас ненавидит, всех оставшихся в живых Травернов. Думаю, нам очень повезло, что он не убил нас всех спящими. Лицо Грэма было настолько мрачным, что Анна невольно содрогнулась. Если проникнувший в дом незнакомец так ненавидел Травернов, тогда было понятно, почему Грэм платил ему той же монетой. В его бледно-голубых глазах Анна видела только ненависть. – Он не замышлял ничего хорошего, можешь не сомневаться. Счастье, что он наткнулся на тебя. Выражение лица Грэма несколько изменилось, и он пронзительно посмотрел на Анну, еще больнее сжав ее руку. – А что ты делала здесь ночью? Почему встала с постели? Я как раз собирался к тебе. Анна вскинула подбородок, смело встретив его взгляд. Грэм без труда мог бы переломить ее пополам, но она все же не собиралась уступать. – Вот поэтому-то я и встала с постели, – сказала она ровным голосом. Грэм так больно сжал ее руку, что она вздрогнула. Потом начал осторожно массировать ее плечо. И в этой почти нежной ласке было нечто непристойное. Нечто грязное и непристойное было и в его легкой улыбке. Он смотрел ей прямо в лицо и как будто наслаждался тем, что вызывает в ней отвращение, которого она не могла скрыть. – Я не шучу, Анна. Я хочу, чтобы мне отплатили за мою доброту, за то, что я принял тебя и твою девчушку. – Челси – твоя племянница! На тебе моральное обязательство позаботиться о ней! Грэм щелкнул пальцами. – Вот что такое мое моральное обязательство! Вот что оно для меня значит! Но не беспокойся! Я не собираюсь бросать твоего ребенка, если только ты не вынудишь меня это сделать. Просто я хочу получить компенсацию за то, что кормлю вас! Он склонился над ней, сжав ее руку до предела, и Анна с ужасом поняла, что он собирается ее поцеловать. Собрав остатки сил, она ухитрилась вырвать руку и отступить назад. – Меня тошнит от тебя! Грэм сверкнул глазами. – А ты... знаешь, какие чувства вызываешь во мне? Ты, сестрица? Ты всегда дразнила меня, стреляла в меня своими глазищами, а потом убегала, как недотрога-девственница. Но ты больше не девственница, и пришло время заплатить по счетам. Ты пустишь меня в свою постель, моя дорогая! Пустишь, или прочь из моего дома! Ты и твое отродье. – Я пожалуюсь Барбаре... Она прибегла к этой угрозе от отчаяния, Грэм же только рассмеялся. – И тем самым подрубишь сук, на котором сидишь. Барбаре нет дела до вдовой сестрицы моего младшего брата. Ей вовсе не хочется постоянно видеть тебя в доме и сносить то, что ты ее затмеваешь. Она будет рада вышвырнуть тебя. Не хочу, чтобы ты тешила себя иллюзиями на этот счет. Анна не сводила с него глаз. Эта глумливая улыбка на его квадратном лице вызывала у нее желание дать ему пощечину, но она преодолела искушение, сжав руки в кулаки. Видя, что Анна боится его, Грэм улыбнулся еще шире и потянулся к ней, намереваясь ее схватить, но не успел. Парадная дверь вдруг распахнулась. Пропустив Хенрикса вперед, в дом вошел низкорослый человек в длинном плаще. – Я привел судью, ваше сиятельство. Было непросто заставить его идти. Он мне не поверил, не поверил! – негодовал Хенрикс. – Милорд, этот человек утверждает, что у вас произошла кража со взломом? Это так? – спросил судья со скептической улыбкой. – Сейчас я поговорю с вами, – резко ответил Грэм, недовольный тем, что его прервали. Он повернулся к Анне и понизил голос так, чтобы его слышала только она: – Я хочу тебя и не стану больше откладывать. Когда я покончу с делами, приду в твою комнату. Надеюсь, ты будешь ждать меня, приветливая и любезная. Ты ведь всегда была разумной маленькой кошечкой. Он хищно улыбнулся. Анна всегда ненавидела его, а сейчас была готова возненавидеть и себя за то, что под этим плотоядным взглядом затрепетала и опустила глаза. Грэм потрепал ее по шее, помрачнев. – Так или иначе, Анна, ты будешь моей! У тебя нет выбора, – тихо пригрозил он и добавил: – А теперь иди спать. Чувствуя себя так, будто ей только что нанесли удар в солнечное сплетение, Анна медленно вышла из зала. Грэм никогда не бросал слов на ветер, и она это знала. Он овладеет ею, если понадобится, овладеет силой или выбросит ее с Челси из дома.Стоял студеный декабрь. У нее было ровно пять фунтов и больше ничего. И не было в мире места, куда бы она могла пойти со своим ребенком. Анна поплотнее закуталась в плащ и вздрогнула: что-то твердое ударило ее в бедро. Она вдруг вспомнила об изумрудах, спрятанных в кармане. Она должна была вернуть их, отнести в библиотеку... И вдруг у нее появилась мысль... мысль столь греховная! Вероятно, она была подсказана самим дьяволом, завладевшим ее сознанием. В кармане чужого плаща было спрятано целое состояние – изумруды, о которых не знал никто, кроме Господа. Их украл незнакомец. Если обнаружат их пропажу, будут винить его. И если она будет держать рот на замке, никому и в голову не придет связать ее с ними. Он бежал и вряд ли еще когда-нибудь появится поблизости от Гордон-Холла. Его не накажут за это преступление. Воровать грешно, но грешно и согласиться на домогательства Грэма. И возможно, воровство было меньшим из двух зол. И уж разумеется, нести бремя этого греха будет легче. И чудо, о котором она молила, было у нее в руках.
7
Джулиан Чейз скакал сквозь ледяную ночь как кентавр. Пригнувшись к холке Самсона, сжимая коленями вздымающиеся черные бока жеребца, он вполне мог бы сойти за неотъемлемую часть лошади. Он научился ездить верхом гораздо раньше, чем ходить, как и большинство цыганских детей. И не впервые эта инстинктивная связь с животным сослужила ему хорошую службу. Улюлюкающие преследователи, отправленные вслед за ним его «любимым» единокровным братом, уже остались далеко позади. Через несколько миль он будет свободен. Но, черт возьми, как у него болела голова! Эта боль была нестерпимой, она ослепляла его, мешала думать. Какого черта эта маленькая мегера так его саданула? Невозможно было представить, что эта фитюлька, миниатюрная и хрупкая, могла нанести столь сокрушительный удар. И кто же она такая, черт возьми? Он только понял, что не жена Грэма. В Лондоне он видел леди Ридли дважды, и еще тогда, когда совершил разведывательную экспедицию в Гордон-Холл. Она была довольно красивой женщиной, высокой и полногрудой. И громкоголосой. Судя по всему, она весьма высокого мнения о себе, но ничуть не походила на ангела. Ангел... вдруг превратился в дикую кошечку и так огрел его по голове! У этой красавицы светлые волосы и глаза зеленые, как трава. По какой-то причине этот образ разбудил в нем неясные воспоминания, но о чем или о ком, он не смог бы ответить. К тому же голова у него болела просто невыносимо. Неожиданно из темноты выросла стена футов на шесть, скрывавшаяся за деревьями. Джулиан даже не заметил ее, пока Самсон не приблизился к ней вплотную. Он легко перескочил через нее, приземлившись по ту сторону и почти не замедлив движения. Но вот у Джулиана от этого полета голова разболелась еще больше. Он попытался умерить прыть Самсона и немного замедлил движение. На мгновение Джулиан покачнулся в седле и чуть было не потерял сознание, но он не мог себе этого позволить, если хотел остаться целым и невредимым. Если бы он потерял сознание, то почти наверняка выпал бы из седла. И тогда люди Грэма обязательно догнали и захватили бы его. Лучше было пустить себе пулю в лоб, чем попасть в руки людям, верным его брату. Словно белка, Самсон перескочил через бревно, лежащее на тропинке. И снова голову Джулиана пронзила слепящая боль. «Боже милостивый! Неужели эта трижды проклятая девчонка ухитрилась расколоть мой череп?» Но Джулиан подумал, что ему все-таки повезло, и он легко отделался. Если б его братцу посчастливилось поймать его, положение было бы намного хуже. Грэм ненавидел его с той самой минуты, как узнал о существовании своего единокровного брата. А произошло это восемнадцать лет назад, когда Джулиану исполнилось всего шестнадцать, а Грэму – двенадцать. Джулиан, конечно же, поступил слишком дерзко, отправившись в Гордон-Холл, чтобы встретиться со своим предполагаемым отцом и узнать правду об обстоятельствах своего рождения. Его бабушка всегда говорила, что Джулиан – законный наследник лорда, потому что ее дочь Нина была законной женой графа, а вовсе не любовницей. Именно у Джулиана были все преимущества на наследство. Но в те времена Джулиан был всего лишь восьмилетним мальчиком, жаждавшим отцовской любви. А вот в шестнадцать лет он уже считал себя взрослым мужчиной. Он жил своим умом и отстаивал свои права кулаками в самых гнусных трущобах Лондона и был способен постоять за себя. Но все случилось совсем не так, как ожидал Джулиан, ведь он был слишком юн и горяч. Джулиан был допущен слугами не далее передней. Отец ледяным тоном приказал ему убираться из своих владений и никогда больше не возвращаться. Джулиан сделал было попытку возразить, но старый лорд вытолкал его, после чего последовала перебранка, а в конце концов набежало с полдюжины слуг со здоровенными дубинками. Они принялись избивать Джулиана, превратив его в кровавое месиво, а потом по приказу лорда Ридли выбросили почти бесчувственного на дорогу. Вот тогда-то к нему и подбежал пухлый юнец. Плюнув в его разбитое лицо, он злобно прошипел: «Цыганский ублюдок!» Его бледно-голубые глаза уже тогда сверкали лютой ненавистью. Это и был Грэм. И вот прошло уже много лет, а Грэм все еще продолжал его ненавидеть. Джулиан подозревал, что тот его почему-то боится. Видимо, Грэм каким-то образом узнал о том, что Джулиан – законный отпрыск старого графа, а не побочный сын. Грэм очень хотел увидеть своего брата расстрелянным или повешенным за кражу, ведь он бы не только успокоился, но и испытал бы от этого злорадное удовлетворение. Для Джулиана было большой глупостью появиться во владениях Грэма, но изумруды принадлежали изгнанному сыну, и он хотел их получить. Он хотел получить «доказательство», которое таили в себе эти драгоценности. Бабушка всегда говорила, что ее девочка Нина никогда бы не легла в постель с мужчиной, если б не состояла с ним в браке. Понимая, что такое материнские чувства, Джулиан относился к этим утверждениям с известной долей недоверия. Но вскоре после смерти старого графа он получил анонимную записку, в которой была только одна фраза: «Доказательство – изумруды». Он понятия не имел, от кого пришла эта весть и что она значила, но об изумрудах ему слышать уже доводилось. Изумруды принадлежали цыганскому клану Рахминовых, главой которого был дед Джулиана. Точно никто не знал, как кочевое племя завладело этими сокровищами, но у Джулиана были подозрения на этот счет. Вероятно, Нина, его мать, бежала со своим любовником, захватив с собой изумруды. Их она считала своим приданым. Через несколько месяцев Нина вернулась, уже ожидая ребенка, но без изумрудов... а вскоре умерла родами, дав жизнь Джулиану... Бабушка всегда твердила, что лорд Ридли, получив от цыганской девушки все, что хотел, бросил ее, потому что стыдился ее низкого происхождения. А драгоценности оставил себе! После смерти бабушки Джулиан узнал, что нечто подобное и в самом деле произошло. Как-то дядя привел его в Гордон-Холл. Джулиану было тогда восемь лет. В обмен на племянника дядя хотел получить изумруды и бумаги, свидетельствовавшие о высоком происхождении Джулиана. Граф согласился показать изумруды и достал их из тайника в библиотеке. Обмен был совершен. Дядя поспешил прочь со своими изумрудами, а Джулиана оставили на милость отца. Старик смотрел на него, будто Джулиан был слизняком, потом позвонил в колокольчик и велел отослать его на конюшню, пока не произойдет «кое-что». Через шесть дней один из грумов отвез Джулиана в Лондон, где это «кое-что» обернулось для мальчика службой в Королевском флоте. Это адское путешествие (с каждодневной поркой и постоянной морской болезнью) продлилось годы. Когда Джулиан вернулся в Англию, он был уже другим человеком... Оглядываясь назад, Джулиан теперь думал, что это было чудо, что он выжил, ведь второй юнга, плывший на корабле «Прелестная Энн», не уцелел. Возможно, все так и было задумано... он не должен был выжить. Много позже Джулиан узнал, что его дядю нашли мертвым недалеко от Гордон-Холла в тот же самый день, когда он передал Джулиана отцу. Изумрудов при нем уже, конечно, не было... И каким-то волшебным образом они снова оказались в Гордон-Холле! И хотя не нашлось достаточно улик, чтобы можно было привлечь лорда Ридли к ответственности в окружном суде, Джулиан обвинил его в своем сердце. Он не сомневался, что граф организовал убийство дяди и намеревался радикально решить проблему с самим Джулианом, чтобы избавиться от него раз и навсегда. И вот теперь, через двадцать пять лет, он оказался здесь, в здравом уме и твердой памяти (если не считать пострадавшей головы), в то время как его любящий папаша давно уже истлел в могиле. «В конце концов, должна же существовать справедливость!» Он знал, что не будет удовлетворен, пока не получит изумруды, принадлежавшие ему по праву, и не успокоится, пока не увидит собственными глазами доказательств своего законного происхождения. Если бы он не был таким болваном, проворонившим эту маленькую зеленоглазую мегеру, столь нежную на вид, изумруды были бы сейчас при нем. А он, дурак, закутал ее в свой плащ, пытаясь защитить от холода! Вот теперь и расплачивается за это донкихотство. Изумруды, его изумруды, остались в Гордон-Холле. И вне всякого сомнения, Грэм сейчас празднует победу, смеясь над нерадивым братом. Конечно, теперь он надежно припрячет эти камни! Но Джулиан хотел их получить любой ценой. Неудача, которую он потерпел нынче ночью, могла отсрочить этот момент, однако не могла его остановить. Теперь его ничто не могло остановить, кроме смерти.8
Через два месяца после этого происшествия Анна стояла на палубе корабля «Принцесса Индии», разглядывая Адамов Мост – архипелаг, простиравшийся от юго-восточного побережья Индии до Цейлона. Глубоко вдыхая воздух, она упивалась хмельными ароматами тропиков. Это были ни с чем не сравнимые терпкие ароматы экзотических цветов, пряностей и гниющей растительности. Эти запахи да постоянная жара убеждали ее, как ничто другое, что она снова на пути домой. Как ни смешно, но она, англичанка по рождению и воспитанию, считала своим домом изумрудный остров в сапфировом море. Счастливейшие дни ее жизни были проведены среди этой экзотической природы, здесь же родилась и ее дочь, здесь умер Пол. Его могила находилась на небольшом холме за Большим домом в Сринагаре и, казалось, звала ее. – Мама, а папа там будет? Тоненький голосок Челси заставил Анну вернуться из прошлого. Полюбовавшись своей маленькой дочкой, ее льняными волосами, заплетенными в одну толстую косу, нежными голубыми глазками, Анна почувствовала, как сильно любит своего ребенка. Теперь-то она знала, что поступила правильно, возвратив Челси в единственный настоящий дом, который та знала. Ради этого можно было рискнуть своей бессмертной душой. – Папа на небесах, дорогая, и ты это знаешь. Анна попыталась справиться со своими чувствами и говорить спокойно. Она вспомнила, как Пол обожал свою маленькую среброволосую дочь, а Челси, в свою очередь, считала, что солнце всходит и заходит только ради ее папы. И как же тяжело было объяснить дочери, что ее любимый папа ушел и больше уже никогда не вернется! С тех пор в жизни Челси многое изменилось. Из вечно смеющейся и прыгающей маленькой девочки она вдруг сразу превратилась в неестественно рано посерьезневшего ребенка. Челси редко улыбалась, ее смеха Анна не слышала с тех самых пор, как Пола опустили в могилу. – А как насчет Кирти? – поинтересовалась дочь. На этот вопрос ответить было легче. Кирти была айей – нянькой Челси со дня ее рождения. Расставание с Кирти было болезненным и для Челси, и для Анны, но Грэм не дал денег на проезд пожилой тамильской женщины, когда пригласил Анну и Челси в Гордон-Холл. Но даже если бы на переезд Кирти нашлись средства, этого нельзя было делать. Кирти была неотъемлемой частью Цейлона, как Будда, царствовавший здесь сотни лет назад. И было невозможно представить Кирти в другом месте. Когда же наступило время расставаться, Кирти закутала голову концом сари и покинула дом с громкими воплями скорби. Анна прекрасно знала, что Кирти будет рада их возвращению. Скорее всего она воспримет это как благословение свыше. – Возможно, Кирти и нет сейчас в Большом доме, но если узнает, что ты вернулась, обязательно прибежит. – Я скучала по Кирти. – Знаю, я тоже скучала. – А... – Ладно, мисси, хватит донимать свою бедную маму вопросами. Скажи мне кое-что, юная леди. Ты хорошо умылась? Этот свирепый голос принадлежал Руби Фишер, красивой крупной женщине средних лет. К ней Анна обратилась за помощью на следующее же утро после происшествия в библиотеке, когда сбежала из Гордон-Холла. В прошлом Руби была лондонской проституткой, но ей посчастливилось выйти замуж за одного из своих клиентов. Джон Фишер был добрым человеком и настоящим тружеником. Он регулярно приводил свою жену в церковь по воскресеньям, но Руби, со своей склонностью носить безвкусные яркие платья, смущала прихожан. Викарий стал ее другом и защищал от паствы. Руби не забыла его доброты. Она умела быть преданной тем, кто проявлял к ней добрые чувства, а таких было немного. Руби по-настоящему привязалась к викарию и Анне. Руби даже пыталась привить обретенную ею драгоценную светскую мудрость этому «бедному цыпленочку», оставшемуся без матери. Иногда это забавляло славного преподобного, иногда ужасало, но так или иначе это положило начало нерушимой дружбе Анны и Руби. Даже после того как Анна вышла замуж за Пола и уехала на Цейлон, они постоянно, хоть и не часто, обменивались письмами. Если бы Руби, овдовевшая несколько лет назад, не жила бы на крошечный доход в маленькой арендуемой квартирке в одном из самых грязных районов Лондона, Анна давно сбежала к ней. Но такая среда никак не подходила Челси, а доход Руби, на который она сама с трудом существовала, не позволял выжить троим. И вот после тяжелого двухдневного путешествия в дилижансе, а потом в наемной двуколке Анна с усталой и голодной Челси нежданно-негаданно явилась к Руби. Руби, конечно же, удивилась, но приняла обеих с распростертыми объятиями. Она сразу же уложила Челси в постель, заботливо подоткнув одеяло. Когда же ребенок уснул, Руби слушала как зачарованная историю Анны обо всех ее злоключениях. Руби смеялась, узнав о том, что Анна оставила Грэму записку, где сообщала ему, что скорее умрет с голоду в сточной канаве со своим ребенком, чем отдастся ему. Руби ничуть не шокировал рассказ Анны о краже – напротив, она даже поаплодировала ей. Руби быстро сообразила, что нельзя продавать сразу весь гарнитур. Надо было действовать очень осторожно, иначе можно было привлечь к себе нежелательное внимание. Решено было сначала продать браслет. С помощью знакомого «джентльмена» сделка была совершена, и Руби вернулась с таким количеством денег, о котором Анна не могла и помыслить. Когда Анна попыталась вручить Руби ее долю, та с негодованием отвергла это предложение, сказав, что хочет сопровождать Анну и Челси на Цейлон. В конце концов, что ей делать в Англии, раз Джон умер? И кто бы стал присматривать за Анной и ее дочерью, этими младенцами, заплутавшими в лесу? Во все время путешествия Анна неустанно благодарила свою счастливую звезду, пославшую ей Руби. Свирепый вид, резковатые манеры и решительная речь ее спутницы творили чудеса, когда приходилось иметь дело с клерками пароходства и моряками. Челси привыкла к няньке и полюбила ее, да и сама Анна отогрелась в присутствии Руби. Трудно было представить кого-либо вместо Руби, способной разделить чужие заботы и тяготы, да еще успешно разрешить столь сложное дело, как путешествие трех особ женского пола на далекий Цейлон. Как частенько говаривал отец Анны, пути Господни неисповедимы. Кто бы мог подумать, что бывшая девушка для радости, с яркими волосами, крашенными хной, по иронии судьбы станет Божьим благословением для благородно воспитанной дочери викария? – Бедный маленький птенчик, – умилялась Руби, понизив голос. Она с благоговением наблюдала, как Челси умывается. – Она слушается тебя лучше, чем меня, – улыбнулась Анна. – Потому что я ее не балую. Анна, ты слишком мягкая. И не только с Челси, а со всеми. Такая же, как твой отец. Руби замолчала, пытаясь обмахнуть лицо, покрывшееся бисеринками пота. В руках она держала прелестный резной веер слоновой кости, который ей презентовал один из моряков недели две назад, изливаясь бесчисленными комплиментами. Анна догадывалась, как Руби заслужила подобную любезность, но спросить опасалась. Руби всегда любила мужчин и умела с ними обращаться. Вникать в подробности ее взаимоотношений с противоположным полом Анна себе не позволяла. – О Боже, как же жарко! Руби так энергично поигрывала веером, что и до Анны долетало дуновение ветерка. Было нестерпимо жарко, даже несмотря на восточный ветер. Лоб Анны тоже заметно увлажнился, а ее черное траурное платье с длинными рукавами неприятно липло к телу. Но скрыться от жары было некуда. На нижней палубе было еще жарче. – Летом станет полегче, ведь муссоны приносят обычно прохладу. – Надеюсь! Тело буквально плавится от этой жары. Руби повернулась, со вздохом взглянув на безоблачное небо на горизонте. – Капитан Роб говорит, что мы завтра еще до ночи придем в порт. Капитан Роб – весьма достойный седовласый джентльмен, еще один из многочисленных обожателей Руби, Анна не позволяла себе строить догадки о том, перешло ли их знакомство за пределы обычного флирта и насколько. Но все остальные, кто присутствовал на борту, называли его капитаном Маршаллом. – Замечательно! Я не дождусь, когда смогу покинуть этот корабль. Такое чувство, что мы плывем уже несколько месяцев. – Время бы шло намного скорее, если б ты обращала внимание на этих бравых джентльменов, которые с таким интересом поглядывают на тебя. Анна вздохнула. Примерно так начинался у них разговор не менее дюжины раз, но Руби упрямо не хотела обсуждать эту тему. – Я вдова. Ты не забыла об этом? – сказала Анна. – Я была уже замужем, у меня есть ребенок, и мне совершенно неинтересно переглядываться с мужчинами. Руби неодобрительно сморщила нос. – Неестественно, что такая хорошенькая молодая женщина, как ты, не интересуется мужчинами. – Еще нет и. года, как умер Пол... – Обычно говорят: если ты свалился с лошади, самое лучшее, что ты можешь сделать, это снова на нее взобраться. – Брак не лошадь! – Кто говорит о браке? Я имею в виду только небольшое развлечение. Позволь себе капельку радости. Насколько мне известно, мужчины для этого подходят лучше всего. – Ты бесстыдна, Руби. – На губах Анны мелькнула легкая улыбка, а Руби покачала головой. – И вовсе не бесстыдная, а честная. Признайся начистоту! Ты ведь не можешь сказать, что не думаешь о том, каково это было бы, если б один из этих джентльменов обнял и поцеловал тебя... – Руби! Несмотря на негодующее восклицание Анны, слова Руби вызвали в ней очень живое, но отнюдь не желанное воспоминание. И образ, в течение многих недель вторгавшийся в ее сны. И каждый раз во сне к ней являлся мрачный, но неописуемо красивый темноволосый грабитель. Его поцелуи, руки на ее груди и бедрах... Почти с физическим усилием она попыталась отогнать докучливое воспоминание. – Я не интересуюсь мужчинами! Руби открыла было рот, собираясь ответить Анне, но вдруг заметила Челси, спокойно направлявшуюся к ним. – Я умылась! Девочка вернулась с личиком, сияющим и вымытым до блеска. Анна была очень рада, что дочь спасла ее от дальнейшей дискуссии о мужчинах. – Да, уж ты постаралась на славу... Анна провела пальцем по прохладной щечке дочери. Ее рука на мгновение задержалась на ее шелковистой головке. – Твой носик порозовел. Тебе надо надеть шляпку. – О, мама, я забыла! После смерти Пола девочка как-то замкнулась в себе и все время боялась вызвать недовольство матери. Это очень расстраивало и угнетало Анну, но она не знала, как с этим бороться. – Не важно, цыпленочек, мы просто пойдем в каюту и наденем ее. – А как насчет того, чтобы мы с тобой посмотрели, чем занимается Роб? – вмешалась Руби, заметив, что Анна скрывает боль под вымученной улыбкой. – Они там натянули тент. Можешь больше не беспокоиться о шляпе. А может, он даже позволит тебе покрутить штурвал? Ты бы хотела поуправлять кораблем? – Думаешь, он мне позволит? – недоверчиво спросила Челси. У девочки даже округлились глаза при мысли о таком развлечении. – Есть только один способ узнать это наверняка, – сказала Руби, подмигивая Анне. Взяв за руку Челси, она решительно отправилась в капитанскую рубку. – Смотри не посади нас на мель! – Что ты! Земли пока что не видать! И Челси с Руби скрылись из виду. Как и предсказывал капитан Маршалл, на следующий день «Принцесса Индии» бросила якорь в Коломбо, главном торговом центре Цейлона. Корабли, стоявшие у причала, отличались друг от друга лишь размером и оснасткой. Они стояли на якоре и грузили на борт чай и корицу. Всюду сновали маленькие мальчуганы, просившие милостыню у новоприбывших, а что не удавалось выпросить, они пытались стащить. Кули в смешных шляпах трусили со всевозможными грузами на спинах. Женщины в бесформенных платьях и белых головных платках ходили мимо купцов, которые грубо ругались, выражая таким образом свое негодование. Буддийские монахи в шафранового цвета одеждах важно прохаживались, не обращая внимания на общую суматоху. Несмотря на то, что солнце уже садилось, жара не спадала. На берегу хорошо было слышно ритуальное пение буддистов, вместе с пряным ароматом курений оно доносилось прямо до корабля. Глубоко вдыхая пряный воздух, Анна впервые осознала, что вернулась домой. После восьми недель, проведенных на корабле, она с нетерпением ждала, когда же сойдет на берег. Другие пассажиры вели себя так же беспокойно, но капитан Маршалл был непреклонен. Они не смогут войти в док, пока прилив не достигнет высшей точки, то есть до следующего утра. Анна, как и все остальные пассажиры, должна была провести еще одну ночь на корабле. Они с тоской и томлением смотрели на узкую полоску воды, отделявшую их от мечетей с куполами и минаретов, вырисовывавшихся на фоне неба над городом Коломбо. Анна стояла у поручней и любовалась тем, как на город опускается ночь. Когда-то точно так же она уже стояла на палубе, глядя на Коломбо, и мучительное воспоминание пронзило ее сердце. Тогда с ней был Пол. Они были женаты всего несколько месяцев, и Анна была немного напугана перспективой неизвестной новой жизни, ожидавшей их. Пол очень старался показать, что ничего не боится, но тоже робел. И, как оказалось, не зря. Если бы много лет назад, в ясную сентябрьскую ночь, они знали о том, какая трагедия их ожидает, они бы тотчас же пересели на другой корабль, направлявшийся в Англию. Но, конечно, они этого не знали... А сейчас... вздыхать и сожалеть было бесполезно.9
Что до Джулиана, то большую часть этих двух месяцев он провел, терзаясь угрызениями совести. Не успел он благополучно добраться до своего прекрасного лондонского дома, как тут же попал в руки властей. Оказавшись вне пределов досягаемости Грэма и его приспешников, Джулиан вообразил, что опасность миновала, и не стал принимать особых мер предосторожности, ведь изумруды остались в Гордон-Холле. Но к несчастью, он был не прав. Непредусмотрительность обошлась ему очень дорого. Джулиан и не думал об опасности, поднимаясь по ступенькам своего парадного крыльца. Он уже протянул было руку к дверной ручке...как услышал чьи-то крики. – Это он! – Ты арестован! – Осторожнее! Возможно, он вооружен! – Не двигайся, негодяй, а не то мы вышибем тебе мозги! При первом же окрике Джулиан резко обернулся, но через секунду уже стоял неподвижно с поднятыми вверх руками. Четверо мужчин, выскочивших из кустов на другой стороне улицы, оказались вооружены. – Это какая-то ошибка, – начал было Джулиан, но сердце его упало: среди нападавших он узнал полицейских, патрулировавших Боу-стрит. По тому, как они держали оружие, как окружили его, он вдруг понял: достаточно чихнуть, и они начнут стрелять. – Да, начальник, конечно, это он! Не глупи, приятель. Было бы досадно, если бы мы попортили выстрелом твою красивую голову. Так ведь? Они молниеносно схватили его, заломив руки за спину. Джулиан даже и не пытался сопротивляться, это было бы бесполезно, как и бежать. «Будь они все прокляты!» Его уверенность в том, что Грэм не стал бы вовлекать чужаков в семейную распрю, по-видимому, оказалась беспочвенной. – Могу я спросить, за что вы меня арестовали? Джулиан, конечно же, знал ответ, но все же спросил, когда вдруг холодные металлические наручники сковали его запястья. – Обыщи его, Мик. По-видимому, это сказал главный. Мик принялся обыскивать Джулиана, а тот, что отдавал приказы, немного отступив назад, с издевкой ответил: – Правильно, играй в невиновность. Все так делают. Мы арестуем тебя за похищение изумрудного гарнитура, законной собственности лорда Ридли. Ты, конечно же, ничего о нем не слышал? – Они не были украдены, – возразил удивленный Джулиан. Полицейский презрительно фыркнул и нахмурился, видя, как обыскавший его помощник выпрямился и отрицательно покачал головой. «Да что же это такое, Господи? Ненависть и ярость Грэма? Зачем он устроил полицейскую засаду на Боустрит?» – размышлял Джулиан, пытаясь оценить обстановку. Неужели Грэм пошел на то, чтобы обвинить его в краже изумрудов, которые, как он полагал, остались у него в доме и были надежно спрятаны? Если это так, то Грэм еще более коварен, чем даже мог себе представить Джулиан. Если бы Грэм предполагал, что доказательство законных прав Джулиана как-то связано с изумрудами, он бы лично обратил камни в пыль, несмотря на их ценность, лишь бы они не попали в руки его презираемого единокровного брата. Грэм ни перед чем не остановился бы, чтобы только сохранить свое имя, титул и состояние, которые могли на законном основании перейти к Джулиану. Пока Джулиана везли в «Ньюгейтскую тюрьму, он думал о том, что Грэма ничто не остановит, даже убийство. В то время когда Анна разглядывала панораму Коломбо, Джулиан был уже в почти нечеловеческих условиях, как и остальные обитатели Ньюгейтской тюрьмы. Вой буквально сотрясал сырые тюремные камеры. Одетый в рубище, грязное и вонючее, Джулиан был так голоден, что готов был есть крыс, которыми кишело это место. Если он и не страдал от жажды, то только потому, что вода все время струилась по стенам. Сначала его ужасала перспектива дотронуться языком до грязных скользких камней, но по истечении недели он уже не испытывал никакого отвращения. Приучив себя к мысли, что непременно надо выжить, он был готов на все. Джулиан был почти уверен, что изумруды в целости и сохранности находятся в доме Грэма и что его ложно обвинили в воровстве, но очень скоро он убедился, что это не так. Дня через три после того, как его водворили в тюрьму, в его камере появился надзиратель, который назвал Джулиана по имени. И Джулиан подумал, что, может быть, все уже выяснилось, что узнали о произошедшей чудовищной ошибке и его собираются выпустить... Все свидетельствовало в пользу его невиновности. Его провели в крошечное внутреннее помещение, где даже дверь была каменной, и приковали цепью к стене. – Ну, цыганский ублюдок, наконец-то ты получишь по заслугам! «Грэм», – узнал говорящего Джулиан, прежде чем успел повернуть голову и увидеть его краем глаза. – Привет, братец, – насмешливо отозвался Джулиан, несмотря на самые мрачные предчувствия. Единственным его оружием оставалась бравада. – Не называй меня так! Грэм дал знак одному из надсмотрщиков, и тонкий свист предупредил его о предстоящем. На «Прелестной Энн» Джулиану частенько приходилось слышать подобный звук... «Плеть», – подумал Джулиан и съежился до того, как кожаная змея ужалила его спину. Боль обожгла его плечи и располосовала плоть, но он даже не застонал. Грэм всегда его ненавидел, и Джулиан не доставит ему удовольствия видеть его унижения. – Я хочу получить изумруды назад. Где они? – В голосе Грэма слышалась ярость. Впервые, когда они встретились, Джулиану было двадцать четыре, а Грэму – двадцать. Их пути пересеклись в невероятно холодную ночь, в одном из самых грязных игорных домов Лондона, известного своей дурной славой. Грэм бродил по лондонским трущобам в поисках острых ощущений. Он был в компании молодых, как он, дворянчиков, своих друзей, и набрел на то, что искал. Этот притон держал Джулиан и сразу же заприметил своего братца за столом игрока, славившегося тем, что умел снимать шерсть с овечек, то есть обирать скучающих шалопаев. Грэм в тот вечер проигрался и, будучи навеселе и не желая примириться с потерей, затеял скандал. Крепкие парни, вышибалы, поддерживавшие порядок в этом заведении, тотчас же навалились на Грэма. Джулиан позволил им отвесить братцу несколько чувствительных тумаков, а уж потом подал знак остановиться. – Отпустите его, – сказал он спокойно. Глаза Грэма сузились. Конечно же, он узнал Джулиана, его лицо страшно побагровело. – Я должен был догадаться, что встречу тебя в подобном месте! – с отвращением и презрением процедил Грэм. Джулиан безрадостно рассмеялся: – Ошибаешься. Это я рассчитывал встретить тебя здесь. Это место выбирают только глупцы, у которых больше денег, чем мозгов. – Хочешь сказать, что я глупец, цыганский ублюдок? ГрэМ бросился на него, но Джулиану удалось раньше сбить его с ног, а потом Джулиан приказал своим людям выбросить болвана на улицу. Теперь, в Ньюгейте, все было наоборот. Грэм был полон жажды мести. – Где изумруды? – Понятия не имею, – ответил Джулиан. Избиение продолжалось долго и было жестоким. Джулиан ничего не говорил. Он догадывался, что его молчание, возможно, даст ему хотя бы еще месяц жизни, потому что Грэм был намерен пытками вырвать у него признание. А когда время истечет, его, вероятно, повесят. «И все это из-за обманчивой ангельской внешности какой-то девчонки!» Джулиан наконец догадался, что, по-видимому, это она преуспела в краже. Это из-за нее он оказался в таком отчаянном положении! Все последующие дни Джулиан обдумывал это, больше ему, пожалуй, и обдумывать-то было нечего. Если ни у него, ни у Грэма изумрудов нет, то они, должно быть, у этой маленькой дикой кошки. Он все еще мучился загадкой, где мог видеть ее прежде, но в конце концов пришел к выводу, что если и встречал ее когда-то, то в то время она была совсем еще маленькой, от горшка два вершка. «Пожалуй, она воровка! Ведь на ней был мой плащ, в кармане которого находились изумруды». В известном смысле Джулиан даже испытал восхищение ее догадливостью, позволившей ей осуществить такую комбинацию. Только очень умная маленькая кошечка могла сообразить, что ей достаточно будет держать рот на замке – и она сможет улизнуть с целым состоянием, а потерпевший фиаско воображаемый вор будет обвинен в краже! Положение Джулиана было плачевным. Ему оставалось жить всего шесть или семь часов. Улики против него были самыми убедительными и без изумрудов. Процесс закончился, приговор вынесен очень быстро и сурово... На рассвете его должны были повесить в маленьком внутреннем дворике Ньюгейтской тюрьмы. Они даже не позаботились о том, чтобы оттащить его на Тайберн, откуда имелась слабая надежда бежать. А вот эта маленькая зеленоглазая обманщица и ведьма не испытывала сейчас никаких неприятностей! Она скрылась, прихватив с собой целое состояние, а Джулиан оказался в дураках! Она обвела его вокруг пальца... «Хорошенький трюк» – подумал он. – Впрочем, будь у меня возможность, я бы врезал ей изо всех сил сапогом по ее хорошенькому задику». Звон ключей отвлек Джулиана от этих мыслей, извещая о приближении тюремщика. Джулиан только и успел, что придать своему лицу бесстрастное выражение, будто маску надел, когда щелкнул замок, и дверь камеры распахнулась. И тотчас же около дюжины страждущих душ, коими полна была камера, попятились в углы, закрыв собою Джулиана. В этой камере содержали приговоренных к смерти преступников, и появление тюремщика в столь неурочный час приводило их в трепет. Не раз уже кого-нибудь уводили без предупреждения, и бедняга больше не возвращался... – Чейз! Господи, не будут же они подвергать его пыткам в последнюю ночь! Хотя они были и на это способны, ведь у них оставалась еще последняя возможность выколотить из него предполагаемые сведения. «Трупы умеют хранить свои тайны». – Чейз! Поднимай свой чертов зад! Тюремщик Шивере был славным парнем шести с половиной футов ростом и весом почти триста фунтов. Джулиан готов был биться об заклад, что по части подлости этому парню не было равных во всем отделении смертников. – Ты хочешь, чтобы я сам тебя выволок, Чейз? В голосе Шиверса Джулиану послышалось глумление. Внутренне содрогаясь, он поднялся. Его сокамерники быстро сообразили, что на этот раз горькая чаша их миновала, и уже освободили доступ к его углу, испытав огромное облегчение. – Выходи отсюда, ты, чертов оборванец! И поторапливайся. Надеюсь, тебя повесят... – мрачно пробубнил Шивере. «Хорошая шутка... да? А может, лучше пусть колесуют!» Шивере снова запер камеру и повернулся, чтобы подтолкнуть Джулиана по узкому коридору вперед. Со всех сторон из камер слышались вопли и завывания отчаявшихся людей. Никто не сказал ни единого слова ободрения Джулиану, Никто не выказал ему сочувствия. Среди узников Ньюгейтской тюрьмы обычно царили грубость и жестокость, мало чем отличавшиеся от зверской. Если осужденным не удавалось добраться до тюремщиков, они вымещали свою ярость и злость друг на друге. Джулиан почувствовал, что его ведут туда, где он пока еще не был. Та адская дыра, застенок, где обычно его подвергали пыткам, находилась совсем в другой стороне. «Неужели они повесят меня раньше времени, нынче ночью?» От страха у Джулиана пересохло во рту, но он старался, чтобы лицо его или осанка не выдали этого страха. Шивере продолжал насмехаться над ним, а Джулиан отвечал ему тем же, зарабатывая при этом тумаки. Вдруг Джулиан споткнулся на неровном каменном полу... Его с силой кто-то дернул, потянув за ворот, и его ветхая одежда разошлась на спине посередине. Шивере засмеялся. У Джулиана возникло почти непреодолимое желание схватиться обеими руками за толстую шею тюремщика и обвить ее цепью. Вероятно, это была его последняя ночь... Но жизнь в нем пока еще оставалась, и она казалась ему такой сладостной! А сцепиться с дюжим тюремщиком почти наверняка было равно самоубийству. Шивере толкнул его куда-то влево, к темному проходу, что Джулиан с трудом различал пол, куда можно было бы ступить. Ему пришла в голову ужасная мысль, что Шивере собирается убить его ради развлечения, лично. Почему бы иначе он повел его по этому коридору? Все тело Джулиана напряглось. Он старался не обращать внимания на стреляющие боли в мышцах и ждал каждую минуту, что Шивере набросит ему на шею удавку. В конце коридора оказалась маленькая деревянная дверца. – Повернись, – скомандовал Шивере. Джулиан, уже подозревая самое худшее, обернулся. Шивере опустился на колени и одним быстрым движением разомкнул железные оковы на его ноге. Сердце Джулиана бешено забилось. «Меня повесят или...» Потом тюремщик одним махом снял с него кандалы и тотчас же повторил эту операцию на запястьях. – Что?.. – нерешительно начал Джулиан, когда его руки оказались свободными. Не спуская глаз с Шиверса, он потирал свои истерзанные до мяса руки. – Держи свою чертову пасть на замке! За тебя заплатили, тебя выкупили, – ответил Шивере, неприятно кривя рот. – Хотя и жаль. Я бы с радостью посмотрел, как тебя вешают. И прежде чем Джулиан успел моргнуть, Шивере распахнул дверь. За этой дверью Джулиана ждала стена Ньюгейтской тюрьмы, вонючая сточная канава, пустынный проход и... свобода! В черном бархатном небе мерцали звезды, дул свежий ветерок, хоть и с примесью отвратительных запахов лондонских трущоб. И на ветру приятно развевались его волосы, будто ласкаемые пальцами какой-нибудь девицы. Джулиан нехотя обернулся на проход, по которому его вели. Он вдруг понял, что только что прошел по одному из подземных тоннелей, которыми, как считалось, кишмя кишела Ньюгейт-ская тюрьма. – Убирайся с глаз моих долой! – рявкнул Шивере и толкнул Джулиана. И прежде чем тот успел сообразить, дверь за его спиной захлопнулась. – Он дал нам чертовски хороший совет, приятель. Давай-ка завернись в плащ, и пошли отсюда! – Джим! Джулиан резко обернулся и увидел своего грума, камердинера и приспешника-головореза, а главное – друга. Он появился из мрачной темной ниши у основания стены. – Да, это я. Джим заботливо набросил плащ на плечи Джулиана и, взяв за руку, потащил по какой-то аллее к зловещего вида улице. По взглядам, которые Джим время от времени бросал через плечо, Джулиан угадал, что тот старается как можно скорее оказаться подальше от мрачных стен Ньюгейта. Несмотря на слабость в ногах, Джулиан поспевал за ним, а когда они удалились от тюрьмы на достаточное расстояние, то почувствовал, что ему дышится гораздо легче. – Как, черт возьми, тебе это удалось? Джулиан посмотрел на Джима с изумлением. До него вдруг дошло, что Джим каким-то образом сумел сделать невозможное – освободить его. – Не заблуждайся, это влетело нам в копеечку. По правде говоря, этот тип вытянул из нас почти все до последней монеты. Он очень хотел увидеть тебя на виселице, но алчность пересилила все остальное. Тебя спасло то, что мертвый ты не принес бы ему ни гроша. – Возможно, Шивере и алчный, но я не могу поверить, что он настолько глуп, чтобы рисковать своей жизнью из-за нескольких фунтов. Утром они обнаружат мое исчезновение и заподозрят, что Шивере к нему причастен. Я, конечно, не стану его оплакивать, но ведь им придется повесить его вместо меня? Джим покосился на Джулиана, торопясь скрыться за углом. Уличный фонарь бросал неясный свет на ближайший квартал, все остальное было скрыто тьмой. Джим потащил своего хозяина к фонарю, не обращая внимания на размытые фигуры, крадущиеся вдоль стен. Они все время скрывались, как только Джим и Джулиан приближались к ним, но Джим ни на кого не обращал внимания. – Джули, тюрьма скверно повлияла на твои мозги. Они даже слегка подгнили, мой мальчик. Говорю тебе, все схвачено. На рассвете кого-нибудь повесят вместо тебя. Им ведь все равно кого... И тут Джулиану все стало ясно. Джим подкупил Шиверса, чтобы тот отпустил его, а вместо него повесили бы кого-нибудь другого! Славно и чисто сработано, очень чисто! – Бедняга, – сказал Джулиан, ничуть не лицемеря. – Да, но ведь лучше пусть будет кто-то другой, чем ты. Верно? И тут Джулиан вдруг заметил темную закрытую карету, ждавшую на обочине. Джим быстро открыл дверцу, пихнул Джулиана внутрь, взобрался вслед за ним и постучал в потолок. Карета тотчас же рванулась вперед. Откинувшись на спинку сиденья, Джулиан словно зачарованный разглядывал своего спасателя. – Ты меня удивляешь! Полчаса назад я бы и полушки не поставил за то, что увижу следующую ночь. Джим что-то проворчал, устраиваясь на сиденье рядом с ним. Несколько минут Джулиан тоже не говорил ничего, наслаждаясь свободой. Смакуя это ощущение, он начал медленно приходить в себя, анализируя, что же с ним случилось... Все болело нещадно: саднили запястья, лодыжки, стертые до крови кандалами, в голове гудело, в пустом желудке урчало, пересохшее горло жгло. И все же он был жив и свободен! – Хорошо же будет вернуться домой, – сказал Джулиан, позволив своей голове снова опуститься на спинку сиденья. – Господи, как я устал! После этого ночного кошмара надеюсь проспать целую неделю. Джим фыркнул. В карете было темно, но при свете уличного фонаря Джулиан все-таки заметил странное выражение лица Джима. – В чем дело? – удивился Джулиан. – Видишь ли, дело в том, что мне пришлось продать дом. Я был вынужден продать все, чем владели мы оба, да и того едва хватило. А поторговался я с этим чертовым тюремщиком на славу. – А Самсон? – с надеждой спросил Джулиан слабеющим голосом. Джим снова фыркнул. – У меня не было возможности продать его. Они куда-то его забрали, когда арестовали тебя. – Осталось хоть что-нибудь? Джим покачал головой. – Денег хватит лишь на то, чтобы оплатить пару ночей на постоялом дворе и несколько приличных трапез. С минуту Джулиан молчал, пытаясь оценить невероятность потерь. Он не был богатым человеком, но зарабатывал достаточно своим бизнесом, чтобы позволить себе жить вполне прилично. Еще зеленым юнцом он умудрился сколотить себе небольшое состояние, участвуя в нескольких рискованных и дерзких ограблениях, которые, как уверял Джим, однажды обеспечат ему петлю. Но Джулиан и в те времена был не дурак. Он понимал, что когда-нибудь следует и остановиться. Он приобрел игорный притон, а на вырученные от него деньги обзавелся вторым. Делать деньги таким манером оказалось легко. И, откровенно говоря, Джулиан убедился, что обладает талантом к этому делу. Теперь же все надо было начинать с нуля. По крайней мере он остался жив, и пока что этого было достаточно. – Если бы меня повесили, все мое имущество перешло бы к тебе. Джим бросил на него пронзительный взгляд. – Да, это так, а ты много лет назад мог бы дать мне околеть в канаве от потери крови, но ведь не сделал же этого? Мы с тобой всего лишь парочка кровоточащих сердец. Вот и все. Это напоминание вызвало у Джулиана хоть слабую и печальную, но все же улыбку. Он повстречал Джима примерно через год после того, как сбежал из Королевского флота. Понимая, что без бабушки ему не будет места в цыганском таборе, где всегда на него смотрели как на чужака из-за смешанной крови, он отправился в Лондон, откуда ушел в плавание. Один из его товарищей рассказывал множество историй о чудесах Лондона, и Джулиан решил, что это как раз то место, где смышленый парень может попытать счастья. По правде говоря, ему с трудом удавалось не умереть с голоду. Он и теперь гнал от себя эти воспоминания. Джулиан сначала промышлял карманными кражами, нищенствовал, а потом прибился к стайке мальчишек постарше, промышлявших воровством у пьяных. Однажды в одной из лондонских канав оказался Джим. На него напала ватага мальчишек, пытаясь отобрать кошелек. Но Джим, хоть и был пьян, защищался яростно до тех пор, пока» один из нападавших не всадил ему нож в брюхо. Джим упал, заливая все вокруг кровью, а нападавшие разбежались. Остался только Джулиан, и так презираемый за свое донкихотство товарищами по ремеслу. Остался, чтобы помочь бедному пьянице. И с тех пор так или иначе они не расставались. – И знаешь, я тебе благодарен. – И не зря, потому что искушение было велико, говорю я тебе. Но я представил, что твой призрак будет меня преследовать, а я терпеть этого не могу. Правда заключалась в том, что ни у него, ни у Джима не было никого, кроме друг друга. Если бы все то, что случилось сейчас, произошло с Джимом, Джулиан поступил бы так же. – Думаю, Анабел подержит нас у себя некоторое время. Анабел, хорошенькая черноволосая девушка, была подружкой Джулиана. Они встречались последние шесть месяцев перед тем, как его арестовали. Собственно говоря, дом, где она жила, прежде принадлежал Джулиану, но однажды ночью она расплакалась и сказала, что беспокоится за свое будущее, когда она ему надоест. И дело кончилось тем, что он подписал ей дарственную на дом. Это, как он сам признавал, был еще один из его донкихотских жестов, но он о нем не жалел. – Гм-м... Она связалась с другим джентльменом. Продала дом и подалась вместе с ним на континент. Если хочешь знать мое мнение, думаю, мы ее больше не увидим, – покачал головой Джим. – Алчная бабенка, – сказал Джулиан без особого возмущения. Как бы то ни было, ему и впрямь надоела Анабел, хотя потеря дома его огорчила. – Вот что мы сделаем... нынче переночуем в гостинице, а завтра отправимся в Гордон-Холл. И эта зеленоглазая чертовка испытает самое большое потрясение в своей жизни. Я получу от нее свои изумруды, даже если для этого придется свернуть ей шею. Заплатив немалые деньги, с большим трудом Джулиан ухитрился передать из тюрьмы свои подозрения Джиму насчет кражи изумрудов. Джиму было поручено понаблюдать за этой маленькой ведьмой, чтобы быть уверенными, что она не распорядилась драгоценностями по-своему. Хотя едва ли ей могло понадобиться избавиться от них, раз Джулиан попал в тюрьму. – Ах, Джули... В тоне Джима было нечто такое, что заставило Джулиана пристально посмотреть на него. – Что еще там? Джим с несчастным видом порылся за пазухой. Через мгновение он извлек какую-то вещицу и протянул другу. Джулиан даже не счел нужным взглянуть на этот твердый холодный предмет, но вдруг понял, что это браслет из изумрудного гарнитура. – Как ты это раздобыл? Голос Джулиана выдавал его напряжение. – Видишь ли, когда я добрался до Гордон-Холла, ее там уже не было. Я отправился туда, как только ты мне велел, но она исчезла. Я навел справки насчет изумрудов на тот случай, если бы она решила их продать. Мой друг прислал мне весточку, что несколько дней назад он купил одну вещицу, способную меня заинтересовать. И я явился к нему... это оказался браслет! Он сказал, что купил его у одной особы, а я перекупил у него. – Это была леди? Хорошенькая, с очень светлыми серебристыми волосами и большими зелеными глазами? – По правде говоря, он описал ее совсем иначе. По его словам, это была рыжая потаскушка. – Рыжая потаскушка? Джулиан не верил своим ушам. Никакое воображение не могло заставить его описать девушку, которую он заподозрил в краже, таким образом. – Так сказал Паук. Он даже назвал имя джентльмена, пославшего ее к нему. И я связался с ним. Похоже, их было двое. Та, вторая, сказал он, настоящая красотка со светлыми волосами и зелеными глазами, как ты и говорил. А еще там была маленькая девчушка. – И где же она теперь? – Нацеленный на охоту, Джулиан готов был впитывать интересующую его информацию, а об остальном даже не думал. – Ах... – Джим потер пальцем переносицу. Это была его привычка, которая всегда проявлялась, когда он расстраивался. – Эта часть истории тебе совсем не понравится. – И все-таки... – Похоже, что эта рыжая шлюха и твоя блондинка с девчушкой продали браслет, потому что очень нуждались в деньгах. На следующий день они сели на корабль, отправлявшийся на Цейлон. – Цейлон! В это мгновение Джулиану показалось, что ему нанесли удар в солнечное сплетение. – Говорил я, что тебе это не понравится. – А что с изумрудами? Она и остальные продала до отъезда? Джим покачал головой. – Я не смог ни найти остальные, ни что-либо узнать о них. Похоже, их нет в Лондоне. – Черт бы побрал все на свете! – Джулиан саданул кулаком по стенке экипажа, но легче ему от этого не стало. – Да выбрось ты все это из головы, Джули! Мы должны на некоторое время лечь на дно, убраться из Лондона. Вспомни, что ты, черт возьми, мертвее мертвого. У нас хватит денег, чтобы сесть на пакетбот и добраться до Франции. – Франции? Как бы не так! Мы отправляемся за изумрудами. Джим застонал и затряс головой. – Так и знал, что ты это скажешь! Не можешь забыть об этих чертовых камнях? Из-за них у тебя уйма бед и несчастий. Джулиан метнул на него сердитый взгляд. – Ты можешь не ехать со мной. Джим фыркнул. – Если ты поедешь, то и я поеду, но ведь у нас мало денег! – Продадим браслет, – мрачно улыбнулся Джулиан. – Этого будет более чем достаточно, чтобы добраться до Цейлона.10
Сринагар... зеленая земля. Никогда еще Анне не казалось это название более подходящим, чем теперь, после полугодового отсутствия. Несмотря на влажность, она вскочила на ноги, сняла шляпу, чтобы получше рассмотреть все вокруг, пока телега, запряженная быками, дребезжа и покачиваясь, подъезжала к Большому дому. – Мисси, сидеть! Мисси упадет, – упрекнул ее возница, правивший быками, но Анна не обращала на него никакого внимания. Руби презрительно зашикала и силой усадила ее, но Анна все равно не отрывала взгляда от дома. По английским меркам это был довольно большой дом. Он казался еще просторнее из-за окружавших его со всех сторон веранд. На ослепительно белых стенах особо выделялись зеленые ставни. Раньше, когда в этом доме жили Анна и Пол, большая часть окон имела полосатые зеленые тенты. Теперь этих тентов не было, а некогда ухоженный газон зарос травой, доходившей до пояса. Как только во владение им вступил Грэм, имение было выставлено на продажу. Анна очень опасалась, что Грэму станет известна личность покупателя, и попросила выступить в этой роли Руби под ее девичьим именем. Она хотела использовать деньги, вырученные от продажи остальных изумрудов, и купить имение с помощью маклера. И Руби благодаря этим манипуляциям, неизвестным Грэму, сумела осуществить задуманное и передать собственность Анне. Денег, оставшихся после покупки дома, должно было хватить на то, чтобы привести в порядок Сринагар, а также отложить немного для нее и Челси. – Мама, там кто-нибудь есть? – спросила Челси тихо. Анна бросила на дочь быстрый взгляд и ободряюще сжала ее руку. – Откуда здесь кому-нибудь быть, если никто не знает о нашем приезде? – задала Анна резонный вопрос. – Не волнуйся, скоро мы наймем всех наших слуг снова. Челси больше не задавала вопросов, но продолжала смотреть на дом широко раскрытыми глазами. Повозка, запряженная быками, дернулась и остановилась перед парадной дверью. – Пойдем, цыпленок, мы дома, – бодрым тоном сказала Анна и выпрыгнула из повозки. После такого длительного путешествия приятно было размяться. Не двигаясь с места, Челси рассматривала дом. Анна потянулась к дочери, помогая ей сойти с повозки. – Внутри прохладнее, – заметила она. Руби за спиной Челси скорчила Анне гримасу. – В этом доме есть привидения, – пробормотала она. Анна бросила на нее укоризненный взгляд и попыталась не обращать внимания на Челси, которая вцепилась ей в руку. Они вошли в дом. Как и сказала Анна, в нем оказалось намного прохладнее. Высокие окна располагались в нишах, поэтому внутри было на удивление темно. На всех предметах лежал слой пыли толщиной в несколько дюймов, а также зеленовато-серой плесени. Надо было срочно привести в порядок дом и мебель. Запустение усугублялось еще и тем, что целая армия пауков величиной с кулак поселилась в спальнях. Руби достаточно было бросить всего лишь один взгляд на стены, как она пожалела о том, что не может тотчас же броситься к кэпу Робу, сесть на его корабль и вернуться в Англию. Анне стоило большого труда убедить Руби, что со всеми этими неудобствами можно справиться очень быстро. Челси тоже все не нравилось, она постоянно цеплялась за материнскую юбку. Анну смущало молчаливое оцепенение дочери и взгляд ее широко раскрытых глаз, но она твердила себе, что это естественно, что Челси просто подавлена новыми обстоятельствами. Как только дом будет приведен в порядок, Челси привыкнет к мысли, что он принадлежит ей, и снова превратится в жизнерадостную девочку, смех которой когда-то не умолкал в этих стенах. Надо было очень постараться, чтобы за следующие несколько недель улучшить вид Сринагара до неузнаваемости. Наутро после их прибытия неизвестно откуда появилась Кирти, каким-то таинственным образом, свойственным только тамилам, почувствовав, что ее английская семья вернулась. Кирти и Челси приветствовали друг друга громкими радостными криками. По круглым коричневым щекам Кирти катились слезы, пока она ласкала свою любимую воспитанницу. – Мисси, мисси! О, моя маленькая мисси! Кирти сжимала Челси в объятиях и смотрела на Анну круглыми влажными глазами. – Будьте благословенны, мэм-сахиб, за то, что привезли ее назад. – Я так скучала по тебе, Кирти! Челси обнимала свою старую айю, будто боялась ее отпустить, а Анна почувствовала, что и ее глаза увлажнились. В эту минуту Анна вдруг осознала, какой обделенной чувствовала себя Челси. Их отъезд в Англию совпал с утратой всего, что так любила девочка, кроме матери: отца, няни, дома. И Анна порадовалась, что хоть отчасти смогла возместить Челси ее потери. В этот счастливый момент даже кража изумрудов предстала перед ней в ином свете и не показалась уж столь достойной порицания. Челси надо было вернуться домой! Девочка вновь оказалась на попечении Кирти, и Анна с Руби принялись наводить порядок. Они вымыли и выскоблили до блеска полы, помыли окна и стены, заменили постели и оконные занавески. Каким-то таинственным образом по острову распространилась новость, что Анна вернулась. То ли ясновидящие были тому виной, то ли африканские барабаны джунглей, но только очень скоро возвратились и остальные слуги. Через неделю появился на слоне и Раджа Сингха со всем своим земным имуществом, притороченным сзади. Это был невозмутимый волшебник, к которому Пол всегда относился весьма сдержанно, как к мальчику на побегушках. Анна обрадовалась ему, как никому другому. Раджа Сингха был неким цейлонским эквивалентом английского мажордома, слегка приправленным черной магией. Он сделал такой невозмутимый вид, будто появиться неизвестно откуда было для него самым естественным делом на свете. Отвечая на радостное приветствие Анны, он всего лишь торжественно кивнул головой, после чего перенес свои пожитки в глинобитную хижину, крытую соломой. Она располагалась позади сада и служила ему домом с тех самых времен, когда Анна и Пол впервые прибыли на Цейлон. Не прошло и часа с момента его появления, как он взял бразды правления в свои руки. Молчаливый и невозмутимый, Раджа Сингха безжалостно муштровал слуг, Анна даже не ожидала, что все работы будут завершены так скоро. Однако спать одной в той самой комнате, которую Анна разделяла с Полом, оказалось невозможно. Вечером Анна буквально валилась в постель в полном изнеможении, но лежала без сна. И в это время образ Пола обычно осаждал ее мысли. Но она с трудом могла бы признаться даже самой себе, что испытывала чувство вины, потому что иногда, в самый глухой час ночи, милое ей лицо и фигура Пола вдруг тускнели, а вместо него она видела другое мужское лицо, смуглое и красивое, с темно-синими как ночь глазами. И она ощущала всю силу этого высокого мускулистого и невероятно мужественного тела, вплотную прижатого к ней, как бы вновь испытывая его дерзкие поцелуи и прикосновения. И тело ее, к ее величайшему стыду и унижению, требовало всего этого снова и снова. Она металась и вертелась в постели, стараясь избавиться от этих греховных и постыдных желаний. Время шло, а желания становились все сильнее и сильнее, как бы она ни запрещала себе мечтать об этом незнакомце, посмевшем обращаться с ней как с женщиной легкого поведения. И не раз она вставала с постели до рассвета, отправлялась на одинокую могилу на холме за домом, где оставалась до тех пор, пока солнце не выплывало из-за горизонта. После этого одинокого бдения она, как вор в ночи, пробиралась обратно в дом. И все же образ незнакомца не стирался из ее памяти. Ночью его тень обязательно возвращалась и мучила ее, вытесняя из памяти нежное, улыбающееся лицо мужа. И эти воспоминания о смуглом человеке, о его поцелуях не давали ей покоя, воспламеняя ее плоть. И если образ Пола не покидал ее мыслей, то образ незнакомца терзал тело. Анна не находила облегчения от преследовавшего ее томления. Ее здоровое молодое тело отказывалось подчиняться рассудку, страдая от телесного голода. Как она ни старалась, ей не удавалось вытеснить воспоминания, вызванные этим незнакомцем! И то, что она грезила об этом мужчине, и не просто мужчине, а незнакомце, да к тому же еще грабителе и преступнике, ужасало ее. А ведь не прошло и года с тех пор, как Пол упокоился в могиле. Страдая от осознания вины, она принимала меры, чтобы избавиться от своих ночных видений. Ради этого она переехала в другую спальню, большую солнечную комнату, выходившую на задворки, а не на центральный газон, расположенный перед парадным входом. Постель там была узкой и неудобной, почти аскетичной, предназначенной для одного человека. А дальше по коридору размещалась детская. Анну утешало только то, что Челси находится поблизости. Теперь, когда Раджа Сингха взял на себя заботы по содержанию дома, Анне оставалось только найти кого-нибудь, кто мог бы присматривать за чайной плантацией. Когда-то Пол – больше по необходимости, чем по свободному выбору, – взял это на себя. И часто все его усилия оказывались напрасными, хотя Анне казалось предательством признаваться в этом даже самой себе. Но ведь Пол был джентльменом, а не плантатором. Он не знал о разведении чая почти ничего, но за прожитые здесь годы кое-что усвоил, хотя в силу разных причин Сринагар так и не стал прибыльной плантацией и не приносил стабильного дохода. А сейчас, благодаря свалившимся на голову изумрудам, Анна могла нанять самого лучшего управляющего и поправить дела. Примерно через месяц после прибытия Анна решила послать письмо майору Дамесни с просьбой посетить ее в Сринагаре как можно скорее. Майор и его жена Маргарет были несомненными лидерами английской колонии на Цейлоне, и их плантация Рамейя была самой процветающей на острове. Майор посетил Анну двумя днями позже. Раджа Сингха пригласил его в гостиную, а сам отправился на поиски Анны. Та была в саду с Челси и Кирти. Вооружившись секатором, она сражалась с лианами, разросшимися по всему саду. Для того чтобы английские овощи чувствовали себя хорошо в жарком и влажном климате Цейлона, требовался постоянный уход за ними, а это был труд нелегкий. – Мэм-сахиб, майор Дамесни пришел к вам. Анна оглянулась. Раджа Сингха стоял у калитки, ожидая Анну. Что-то в его позе было такое, что показывало ей: он в явном затруднении. – В чем дело, Раджа Сингха? – спросила она, ощутив легкое беспокойство, ведь слуга был не из тех, кто огорчается по пустякам. Он покачал головой, тем самым показывая, что его ничто не тревожит, но все равно почему-то не уходил. И Анна поняла: он хочет, чтобы она поспешила. Стянув с рук садовые перчатки и сняв шляпу, она пообещала Челси, что сразу же вернется, как только сможет, и вошла в дом. Раджа Сингха бесшумно последовал за ней. Анна задержалась только у умывальника возле задней двери, чтобы вымыть руки. И даже эта пауза явно вызывала нетерпение Раджи Сингхи. Гостиная, куда они прошли, выглядела почти так же, как и при жизни Пола. Стены были вымыты и заново побелены, мебель и пол отполированы, а обивка вычищена до такого состояния, что там не оставалось ни пылинки. «И в самом деле эта гостиная выглядит вполне мило», – подумала Анна, входя туда в сопровождении Раджи Сингхи. Как и в ее спальне, окна закрывали белые муслиновые занавески, спасая от жары послеполуденного солнца. На почетном месте висел портрет матери Пола, и его нежные голубые и розовые краски повторялись в цветах ковра и обивки кресел. Стеллаж из красного дерева был заполнен любимыми книгами Пола. На уголке софы, обитой розовой парчой, пристроилась Руби в одном из своих ярких шелковых платьев. Было очевидно, что Руби по собственной инициативе взялась развлекать майора. Слегка наклонившись вперед, она давала майору возможность полюбоваться ее сверхсмелым декольте, и Анна сразу же поняла причину волнения Раджи Сингхи. Жители Цейлона придерживались пуританских взглядов, а Руби была женщиной совсем другого сорта. – Благодарю тебя, Раджа Сингха. Если понадобишься, я тебя позову, – тихо сказала Анна. Сингха поклонился и бесшумно удалился. И в этот момент майор Дамесни встал, несколько смущенный, будто его застигли врасплох, потому что, судя по всему, ему понравилось то, что он увидел. Руби без малейшего раскаяния широко улыбнулась Анне. – Миссис Траверн, мы так рады, что вы смогли вернуться к нам. Без вашего солнечного присутствия жизнь стала такой унылой. – Благодарю вас, майор. Майор был очень славным человеком. Анна привязалась к нему и его жене. Они ей очень помогли в те ужасные дни после смерти Пола, когда она почти обезумела от отчаяния. – Челси и я очень рады, что вернулись обратно. Вижу, вы уже познакомились с миссис Фишер, которая была столь любезна, что согласилась сопровождать нас. – Ах да! Как восхитительно, что вы привезли с собой эту розу. Она пополнит прелестную коллекцию английских цветов в нашем саду. – Роза! О, какой очаровательный комплимент. Вы, право, хорошо владеете словом, майор, – заметила Руби, одарив майора обворожительной улыбкой. Майор рассмеялся, потом с виноватым видом посмотрел на Анну. Ему было неловко оттого, что он смеялся, забыв о ее трауре. Его веселье можно было бы счесть непристойным еще и потому, что слишком уж он увлекся разговором с Руби, чересчур высоко оценив ее общество. – А как поживает милая Маргарет? Анна не собиралась его укорять, вкладывая какой-то особый смысл в свой вопрос о жене, хотя улыбка майора тотчас угасла. Взгляд, брошенный им на Анну, стал серьезным. – Боюсь, что у меня скверная новость. Маргарет скончалась шесть месяцев назад. Как и в случае с вашим мужем, это была лихорадка. Она унесла ее за три дня. – Не может быть! О, майор, я так сожалею! Она была такой замечательной женщиной! Я была так к ней привязана! Как это ужасно для вас! Такая трагедия! Майор Дамесни кивнул. Он будто сразу постарел. Теперь он выглядел старше своих сорока с чем-то лет, и на лице его обозначились глубокие морщины, оставленные пережитым горем. – Конечно, это было особенно тяжело для детей. Гидеон и Саймон учатся в Англии. По крайней мере они отдалены от этого несчастья. Но Лора... она так сильно тоскует по матери! Я был бы признателен, если б вы привезли Челси повидаться с ней. Может, в силу сходных обстоятельств и потерь они станут утешением друг для друга. Лора была семилетней дочерью Дамесни. С Челси они были закадычными подругами с того самого времени, как только научились ходить. – Разумеется, я привезу ее. А вы должны привезти Лору повидаться с нами. Мы будем рады принять ее в любое время. И вас, конечно, тоже. Я знаю, как это ужасно – потерять супруга. – Это очень любезно с вашей стороны. Может быть, и мы, как наши дети, послужим утешением друг для друга. – Он улыбнулся Анне, и морщины на его лице как будто разгладились. – А теперь поговорим о других вещах. Я не хотел обременять вас своими печалями. Анна смотрела на него с сочувствием. Майор и его жена были хорошей парой, их супружество было счастливым. «Какой ужасной бывает порой жизнь, – размышляла она, – ужасно несправедливой!» – Хотите еще чаю, майор? – спросила Руби нежным и полным сострадания голосом, хотя Анна тотчас же заметила в ее глазах проблеск чисто женского интереса к этому мужчине. «А майор-то привлекателен», – решила Анна. Со своими тронутыми сединой светлыми волосами и военной выправкой он представлял собой весьма импозантное зрелище. В результате длительного общения с Руби Анна знала, что та всегда готова была воспользоваться обстоятельствами, а известие о том, что майор недавно овдовел, открывало для нее золотую перспективу. Эта надежда была явственно написана у нее на лице. – Благодарю вас, не откажусь. Майор взял чашку из рук Руби, нежно ей улыбнулся и повернулся к Анне. – Вы хотели меня видеть, миссис Траверн. У вас ко мне какое-то дело? Анна изложила свои затруднения как можно короче. Майор Дамесни нахмурился. – Скажу откровенно, таких людей, какие вам требуются, на острове по пальцам перечесть, – сказал он. – Но все же я порасспрашиваю. Я слышал, что Карнеганы, кажется, в скором времени собираются домой. Они, знаете ли, пробыли здесь около семи лет, а миссис Карнеган никогда не отличалась крепким здоровьем. Если это правда, то их управляющий Хилмор – как раз то, что вам надо. Он должен вам подойти. – Вот и прекрасно, благодарю вас. – А пока вы кого-нибудь не найдете, я буду счастлив присматривать за вашей плантацией и помогать чем могу. Буду инструктировать ваших людей, как и что надо делать. – Вот как? Это очень благородно с вашей стороны, буду вам весьма признательна. Майор покачал головой, поставил чашку на поднос и поднялся. – Это самое меньшее, что я могу сделать для хорошего друга. Возможно, вы с Челси навестите Лору? – Конечно, майор, как только сможем. Благодарю вас. – Всегда вам рады, миссис Траверн. А теперь мне пора. Приятно было познакомиться, миссис Фишер. – Мне тоже, – просияла Руби, поднимаясь с места. Вместе с Анной она проводила майора до двери. Возможно, это не было очевидно для того, кто знал ее недостаточно хорошо, но Анна заметила, что выражение ее лица было плотоядным. После визита майора Анна понемногу начала выходить в свет. Началось все с визита к Лоре Дамесни, как она и обещала майору. Лора, крепкая темноволосая девочка, до смешного похожая на своего отца, была расстроена. Расстроена тем, что ее приглашали к Розалин Чилдерз на день рождения по случаю ее десятилетия, а Лора никак не хотела ехать. Презрительно сопя, она упорно отказывалась. Анна-то сразу поняла, что Лора просто не хотела никаких развлечений, скорбя по поводу смерти матери. Лора явно испытывала чувство вины, но Анна все-таки убедила ее, что было бы мило с ее стороны сопровождать Челси, впервые после смерти отца собравшуюся в гости. Уговорив Лору, Анна снискала особую благодарность майора Дамесни. Анна собиралась ехать сама с девочками и их няньками. Они поедут в экипаже прямо из Сринагара, где Лора переночует, а после празднества ее доставят домой. Конечно, Мэри Чилдерз, узнав, что Анна приехала с девочками, пригласила иее. Она очень обрадовалась возвращению подруги, которую не видела почти год. Другие леди, подруги Анны, тоже присутствовали на детском празднике, и Анна не только приятно провела этот день, но и возобновила старые знакомства. – Обязательно приезжайте к нам развлечься. Пол умер почти год назад. Ты не можешь похоронить себя с ним вместе, – говорила Мэри Чилдерз, когда Анна собралась домой. Она приняла несколько приглашений на ужин в узком кругу. И убедилась, что пребывание среди людей помогает ей преодолеть свое горе. А по мере того как возобновлялась ее светская жизнь, Анна начинала чувствовать себя лучше и счастливее. Это совсем не означало, что она забыла Пола. Анна знала, что никогда его не забудет, просто она постепенно свыкалась с его отсутствием. Челси ведь очень была привязана к отцу, но стала теперь далеко не такой, как прежде. Она очень отличалась от той счастливой маленькой девочки, какой была до смерти отца. Однажды, примерно через два месяца после их приезда, Анна решила разобрать скопившийся на чердаке хлам. Опустившись на корточки, она стерла грязной рукой пот со лба. На чердаке, под самыми стропилами, воздух был таким густым и жарким, что казался почти видимым. Анна разобрала только два чемодана со старыми бумагами, а уже чувствовала, что ей очень хочется прилечь. – Мэм-сахиб, к вам приехал какой-то джентльмен. Раджа Сингха, всегда двигавшийся бесшумно, стоял теперь на верхней ступеньке лестницы, ведущей на чердак, и бесстрастно смотрел на нее. Анна вздрогнула, обернулась, но тотчас же улыбнулась слуге. – Майор Дамесни? Майор, которого она запросто называла теперь Чарлзом, стал ее частым гостем. Под предлогом наблюдения за работами на ее чайной плантации он обедал с ней и Руби два, а то и три раза в неделю. Анне нравились его визиты. Он стал ее добрым и верным другом, хотя никогда и ничего не говорил. Судя по его поведению, она могла бы предположить, что однажды он захочет стать для нее чем-то большим. Но в его манере ухаживать не было спешки, если, конечно, это было ухаживанием. Анна была довольна, что события идут своим чередом. – Нет, мэм-сахиб. Другой джентльмен. Он не назвал своего имени. – О? Поразмыслив, Анна решила, что ее визитером может быть управляющий другой плантации, Хил мор. Кажется, так его звали? Ведь однажды Чарлз называл ей его имя. Карнеганы собирались уехать через пару недель, и Чарлз договорился, что их управляющий придет поговорить с ней до их отъезда. – Я сейчас спущусь, – пообещала она, и Раджа Сингха удалился, отвесив ей поклон. Анна умылась, сняла платок с головы и привела в порядок свои густые светлые волосы, свернув их в красивый узел. Она не стала терять время на то, чтобы сменить платье, рассудив, что если это управляющий Карнеганов, то не следует задерживать его слишком долго. Когда она вошла в переднюю гостиную, на лице ее сияла улыбка. Высокий и широкоплечий человек с прямыми, густыми и жесткими волосами цвета воронова крыла стоял к ней спиной, глядя в окно. Он был скверно одет – в некогда черные, но порыжевшие бриджи и куртку бутылочно-зе-леного цвета. Этот костюм явно когда-то видел и лучшие дни. Его черные сапоги были пыльными, потертыми, со сбитыми каблуками. Анна заморгала и остановилась как вкопанная, оглядывая гостя с головы до ног. По-видимому, Карнеганы не слишком щедро платили своему человеку, и уж, конечно, не так, как уверял ее Чарлз, ведь для того, чтобы удержать первоклассного управляющего, надо платить ему целое состояние. А может, он просто не считал нужным тратить деньги на одежду? Но в любом случае она собиралась нанять его на работу, а для этого не требовалось искусство хорошего портного. Ей нужен был самый лучший управляющий для Сринагара, а Чарлз заверил ее, что Хилмор именно такой. – Мистер Хилмор? – спросила она, восстановив душевное равновесие и с улыбкой сделав несколько шагов вперед. – Я миссис Траверн. Хорошо, что вы пришли. Мужчина обернулся, и у Анны перехватило дыхание. Она замерла на месте, зажав рот руками от испуга. – Так вы миссис Траверн? – спросил он почти любезно, но она была готова поклясться, что его синие, словно полуночное небо, глаза блеснули угрожающе. – А я все это время мысленно называл вас Зеленоглазая леди. Смею ли я надеяться, что вы меня помните?11
– Господи! Она смотрела на него как на материализовавшийся призрак. Этого не могло быть! И все же это произошло. Ошибиться было невозможно. – Вижу, что помните! Он заметил ее очевидный ужас, и в голосе его прозвучало мрачное удовлетворение. Анна не могла двинуться с места, а он стоял, скрестив руки на груди и слегка склонив голову набок. – Скажите-ка мне кое-что, – продолжал он как ни в чем не бывало, будто вел светскую беседу. – В каком родстве мы состоим, если вы и в самом деле миссис Траверн? – Конечно, я миссис Траверн. У Анны все еще не прошло ощущение удушья, но она уже слегка оправилась, выпрямилась и отняла руки ото рта. Он не был призраком, героем ее ночных лихорадочных грез, а был человеком из плоти и крови. И это было еще ужаснее, чем если бы она и в самом деле утратила рассудок. – Чего вы хотите? Что вы здесь делаете? Он насмешливо улыбнулся, обнажив ослепительно белые зубы, но не ответил прямо на ее вопрос, сказав: – Если вы действительно миссис Траверн, то должны быть вдовой моего младшего единокровного брата. Мне сле-довачо бы догадаться об этом еще в первую нашу встречу, но в то время мои мысли были заняты другим. Прошу вас принять мои соболезнования ввиду вашей утраты. Джулиан Чейз к вашим услугам. Он отвесил ей картинный поклон, прижав руку к сердцу. У Анны возникло ощущение, что с ней играют, как играет кот с мышью, прежде чем броситься на нее. Его появление слишком выбило ее из колеи. – Чего вы хотите? – спросила она снова. Даже для ее собственных ушей голос ее прозвучал неискренне и натянуто. Его улыбка хоть и была очаровательной, но не могла скрыть жесткого блеска глаз. – Думаю, мы оба знаем ответ. Я пришел за моими изумрудами. – Не знаю, о чем вы толкуете... Его губы презрительно изогнулись. – Зеленоглазая леди, этот номер не пройдет! Вы же не станете думать, что весь этот путь из Англии я проделал, всего лишь надеясь на везение? Будто предполагал, что у вас могут оказаться мои камни? Нет, я знаю совершенно точно, что они у вас, и хочу получить их. Можно сказать, что я на этом даже настаиваю. Он шагнул к Анне с той грацией, которая ей так хорошо запомнилась. Не успела Анна и глазом моргнуть, как оказалась в его крепких руках, которыми он сжимал ее за плечи. Анна издала боязливый писк, когда нежданный гость заставил ее подняться на цыпочки, угрожающе возвышаясь над ней. – Не играйте со мной в такие игры! – строго предупредил он, и она смогла разглядеть тонкие морщинки, веером расходившиеся от углов его глаз. – Мне вовсе не понравилось, что меня бросили в Ньюгейтскую тюрьму и чуть было не повесили за преступление, которого я не совершал. Мне вовсе не понравилось путешествие чуть ли не на край света, чтобы получить то, что и так принадлежит мне по закону. И я ненавижу женщин, которые лгут. Любого из этих обстоятельств достаточно, чтобы вывести меня из себя. А все вместе... Ну, одним словом, я сейчас не в лучшем расположении духа. Я хочу получить свои изумруды. Если в вас есть хоть частица здравого смысла, который я, возможно, ошибочно приписывал вам, то вы их сейчас же мне отдадите! А иначе... Он не закончил фразы, но сжал ее плечи с еще большей силой и обнажил зубы в подобии улыбки, скорее походившей на оскал. Анна, практически висевшая на его руках, смотрела в эти пронзительные глаза и понимала, что лгать бесполезно. Но горькая правда приведет его в еще большую ярость. – Пожалуйста, отпустите меня, – тихо попросила Анна. Показное спокойствие было тем, к чему она всегда стремилась, но сомневалась, что сейчас ей удалось его изобразить. Его тяжелые руки буквально прожигали ее плоть сквозь тонкие рукава траурного платья. Стояла страшная жара, и ей приходилось носить очень тонкое платье на одной нижней юбке. Сквозь ткань она почувствовала мощные мускулы на его бедрах. Они касались ее тела, и от этих прикосновений она содрогалась. Он держал ее крепко и близко к себе. Слишком близко. Так близко, что ей пришлось отклонить голову назад, чтобы видеть его глаза. И хоть его рот теперь презрительно кривился, это был тот самый рот, что столько раз ее целовал в грезах и снах. Эта незабываемая ночь в Гордон-Холле повторялась в ее снах постоянно. – Отпущу, когда вы согласитесь вернуть мои изумруды. – У меня нет изумрудов. – Анна покраснела и скромно опустила глаза. Он легонько встряхнул ее. – Не лгите мне! – Это правда, у меня их нет, я их продала. – Она отважилась посмотреть на него. Лицо его было суровым и угрожающим. – Да, я знаю, что вы продали браслет, но не остальное. Эта ложь вам не сойдет с рук. – Я продала их, в самом деле продала! Мне были нужны деньги для Сринагара. – Вы маленькая лгунья. – Его глаза угрожающе сузились. – Если бы вы продали все остальное, я бы об этом узнал, ведь я расспрашивал о камнях во всех уголках Лондона. Он вцепился в ее плечи так, что Анне даже пришлось приподняться на цыпочки. Ее голова едва доходила до его подбородка, и она могла разглядеть тень будущей щетины на его лице. В таком положении шея ее начала болеть, но это было еще не самое страшное. Внезапно Анна осознала, что, если он захочет с ней что-нибудь сделать, она будет беспомощной, ведь плечистый и сильный Джулиан Чейз был чуть ли не вдвое выше ее. Он едва сдерживался от гнева, буравя ее черно-синими глазами, сверкающими отнюдь не безобидно. В таком состоянии он, вероятно, был способен совершить любое насилие. И романтизированный образ любовника, столь бесстыдно преследовавший ее в ночных грезах, был разбит вдребезги. Этот человек выглядел суровым, холодным и опасным. – Я продала их в Коломбо. Это отчаянное признание вызвало именно ту реакцию, которую она ожидала и которой опасалась. Похоже, он поверил в то, что она говорит правду. – Что? – замер он, продолжая буравить ее глазами. – Клянусь, это правда. Я продала их на рынке. Мне... были нужны деньги. – Вы продали изумруды? – Д-да. – Вы маленькая сучка! – сказал он и отбросил ее от себя. Анна едва удержалась на ногах, ухватившись за спинку стула. Тайком бросая взгляды на полуоткрытую дверь, она потирала затекшие руки. Конечно, сейчас кто-нибудь появится, придет ей на помощь. Или она сможет убежать... Было похоже, что он о чем-то размышлял, с ненавистью глядя на нее. – Вы говорите, что продали их? Сколько вы за них выручили? – Гм... – Сколько? Анна назвала сумму, и его брови сошлись над переносицей. – Кто их купил? – Это был просто прилавок на рынке. Этот человек... он торгует камнями. Может быть, я смогла бы его найти, если он все еще там. – Молите Бога, чтобы он там был. Он сделал к ней шаг, остановился, засунув руки в карманы. – Собирайтесь! Мы едем в Коломбо. – Что? – Глаза Анны округлились. – Вы меня слышали. Пошевеливайтесь! – Но я... я не могу уехать. Здесь Челси. – Кто, черт возьми, эта Челси? – Моя дочь, ей всего пять лет. И... – Если вы не можете ее оставить, берите с собой. – Нет! Его глаза пронзали ее. – Не говорите «нет» снова. Возможно, это ускользнуло от вашего внимания, но вы не в таком положении, чтобы диктовать мне условия. Вы воровка, моя дорогая, а в Англии воров вешают. Когда в последний раз я видел своего мстительного братца Грэма, он был в ярости из-за потери изумрудов. Можете быть уверены, ему будет очень интересно узнать, кто на самом деле их украл. Это заставило Анну замолчать. Видя эффект своей угрозы, он испытал удовлетворение и кивнул на дверь. – Итак, собирайте вещи, берите свою дочь и что угодно еще. Я хочу двинуться в путь через час. О да, захватите деньги. Если мы сможем найти покупателя изумрудов, а лучше вам молиться, чтобы мы его нашли, не думаю, чтобы он отдал их обратно только ради вашей милой улыбки. Наступило длительное молчание. Анна стояла как вкопанная, сжимая спинку стула, а он смотрел на нее прищуренными глазами. – Я же сказал: пошевеливайтесь! – У меня их нет. – Что вы сказали? – У меня нет денег, я их истратила. Это признание ввергло Джулиана в шоковое состояние, как она и ожидала. Стиснув зубы, он бросил на Анну злой взгляд и, сжав кулаки, начал надвигаться на нее с угрожающим видом. Анна вскрикнула в тот момент, когда он оторвал ее от спинки стула. – Повторите это еще раз! – рявкнул он, вцепившись в ее плечи. Анна опять была вынуждена подняться на цыпочки. Ее глаза округлились от ужаса, став огромными. – Я истратила деньги, – прошептала она, боясь смотреть в его свирепое лицо. – Вы продали изумруды и истратили деньги? Вы истратили целое состояние за два месяца? За кого вы меня принимаете? За олуха? За простака? – буквально прошипел Джулиан ей в лицо. – Черт возьми, невозможно истратить так много денег за столь короткое время. Леди, вы недооцениваете мой интеллект... – Я купила Сринагар, этот дом. А то, что осталось, истратила на ремонт. Здесь за год все пришло в запустение. Лианы заполонили почти все наши посадки. Мне пришлось купить новые саженцы и расчистить поля. Потом пришлось еще приводить в порядок ирригационную систему... Рот Джулиана перекосился, напоминая оскал. Он рванул ее к себе, сжав плечи и заставив ее подняться так, что Анна оказалась плотно прижатой к нему, такому жесткому и жилистому. – Вы украли мои изумруды, продали, истратили деньги на это чертово бесполезное место. Если это правда, леди, то оно мое. И... – Эти изумруды не были вашими. Откуда у Анны появилась отвага возражать? Она бы не могла сейчас ответить. Джулиан выглядел как человек, готовый убить ее. Он все еще крепко сжимал ее плечи, угрожающе возвышаясь над ней, свирепо сверкая глазами. – Вы моя! Вы моя должница, и я намерен получить с вас долг натурой, вырвать его из-под вашей нежной белой шкурки. – Вы... – Анна даже не смогла ничего возразить. Он рванул ее к себе и прижал еще крепче, пленив ее губы. Почувствовав его горячие губы, Анна издала звук, похожий на возмущенное мяуканье, и попыталась вырваться. Он только сильнее обхватил ее спину, снова крепко прижав к себе. Анна чувствовала жар его тела, прожигавшего ее кожу. Она сопротивлялась, пряча свой рот от его поцелуев, но он вдруг захватил аккуратный пучок ее волос на затылке, вцепился ей в волосы и потянул так, что она вскрикнула от боли. Его поцелуй был чем-то вроде наказания для Анны, так она и восприняла его. Несмотря на его насильственный характер, на постыдное отчаяние и опасение, ее тело откликнулось на мужскую притягательную силу Джулиана. Губы Анны трепетали под его поцелуями, и она замерла. – Вы ведь хотите этого. Разве нет? Я тоже хочу. Анна не успела даже осознать смысл его слов, как он толкнул ее к стене и принялся снова целовать, одновременно поднимая ее юбки до талии. Она с трудом осознавала происходящее, пока не почувствовала его колени, раздвигающие ее ноги, и твердое всхолмление мужского органа, жарко прижавшегося к развилке между ее бедрами. – Нет! Она толкнула его в челюсть, ухитрилась высвободить свои губы из всепоглощающего пленительного поцелуя и попыталась высвободиться. Но он только еще сильнее прижал ее к стене, всем своим телом удерживая ее на месте. Анна ужаснулась, когда вдруг почувствовала, что юбка ее задрана, а бедра раздвинуты, что она бессильна препятствовать вторжению его плоти. Это жаркое трение о самую сокровенную часть ее тела подавляло ее волю, заставляя губы раскрыться, а колени ослабеть и подогнуться. Нежную поверхность ее раздвинутых бедер царапали его бриджи из грубой шерсти, а пуговицы буквально впивались в ее живот. Прижатая к стене, она чувствовала себя раздавленной. Ужасно болела спина, но главное неудобство было не в этом. Ее не пугали ни паника, ни возмущение. Она боялась себя, своего жаркого томления, наполнившего все ее существо стыдом. – Прекратите! Как вы смеете? Отпустите меня! – Не волнуйтесь! От вас не убудет. Вы останетесь в целости, когда мы покончим с этим. Его губы скользили по ее щеке, все ниже и ниже, по шее. От этого лживого шепота у Анны перехватило дыхание. То, что он делал с ней, было повторением ее бесконечных ночных грез. Ее предательское тело так и жаждало откликнуться на эти воспоминания. Но все, что сейчас происходило, было реальностью. Сейчас этот мужчина был не любовником из ее снов, а опасным незнакомцем. Они находились в ее доме, в Сринагаре, и был день, а дверь все время оставалась полуоткрытой, и Руби, Раджа Сингха или даже Челси могли войти в любой момент. А он обращался с ней как со шлюхой! – Отпустите меня! – громко крикнула она. Но он не обращал на нее никакого внимания, скользя губами вниз по ее корсажу в поисках груди. Анна тяжело дышала и дрожала всем телом. Влажный жар, исходящий из его рта, обжигал ей соски сквозь тонкую ткань, и крошечные бутоны вдруг отвердели, а Анна почувствовала болезненные покалывания в груди. Спина Анны изогнулась, словно инстинктивно отвечая на его ласки. И тут она ощутила прикосновение его рук между ее бедрами... «Он уже там!» – Вы такая горячая, какой я вас и представлял! – послышался хриплый шепот. – Уберите от меня руки! Джулиан словно не слышал ее, продолжая ласкать влажную плоть, разжигая в теле Анны огонь. Он исследовал каждую складочку и впадинку, а она неподвижно стояла, испытывая чудовищную смесь унижения и желания. К своему ужасу, Анна вдруг почувствовала, что он манипулирует с пуговицами своих штанов. Какая-то часть ее существа, позорная, животная, жаждавшая его, затрепетала и откликнулась, нашептывая ей, что пора сдаться и позволить ему закончить начатое. Во рту пересохло, а сердце бешено заколотилось, оглушая разум. Яростный огонь, зажженный в ней первыми его поцелуями, дремавший и чуть теплившийся долгие месяцы, теперь нуждался только в его прикосновении. Она нуждалась в нем, желала его, хотела. Хотела, чтобы он утолил этот пожар. «О Господи!» Ее тело изголодалось по нему... Но другая часть ее существа, присущая порядочной леди, та, что впитана с рождения, что дана была воспитанием, ужасалась этой бессознательной порочности. Анна поняла, что ступила на ту черту, перейдя которую уже не будет пути назад. Она схватила первый попавшийся предмет – им оказалась ваза, стоявшая в нише стены, – высоко подняла ее, и, закрыв глаза, обрушила на черноволосую голову...12
Это был грубый и жестокий способ освободиться, но он сработал. Джулиан зашатался, потом медленно выпрямился в полный рост. Эти темно-синие как полночь глаза с мучительным недоумением смотрели на Анну. Она же, к своему ужасу, увидела, как струйка крови потекла по его виску. Оторвав руку от головы, Джулиан увидел, что пальцы его в крови, и с яростью выбранился. Анна поняла, что он готов убить ее. – Какого черта вы меня ударили? – Прошу прощения. Анна не сдвинулась с места. Ее юбка скользнула на место, создав видимость приличия. Анна опустила руки, придерживая ее по бокам. Ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание. Ноги ее дрожали... Она все еще не оправилась от случившегося. Спотыкаясь, он отступил назад. Выражение его лица было ужасным. – Вы, маленькая лицемерка, не смотрите на меня так! Вы ведь не девственница, черт вас возьми! Вы ведь этого хотели, и не пытайтесь теперь отрицать. Вы хотели этого и в ту ночь, в Гордон-Холле, и хотите этого теперь. Вы так сильно этого желаете, что стали влажной... – Прекратите! Она содрогнулась от стыда и закрыла уши руками, чтобы не слышать его насмешливых слов. Его губы презрительно изогнулись. Он сунул руку в карман, достал носовой платок и прижал к ране на виске. – Перестаньте ежиться! Я не трону вас, – сказал он резко и отрывисто. Гордость Анны была уязвлена. Она опустила руки и попыталась выпрямиться. Вскинув подбородок, она смотрела на него теперь намного увереннее. Щеки ее горели от пережитого унижения, и с этим она ничего не могла поделать. – Не будете ли вы так любезны уйти? – сказала она ровным голосом. Он только рассмеялся, резко и грубо, окинув ее всю враждебным взглядом. – Должно быть, вы не слышали того, что я сказал раньше? До тех пор пока я не получу назад свои изумруды, этот дом мой. Ясно? – Вы не можете просто вот так прийти и... – Неужели? – перебил он. – А почему нет? Как вы думаете остановить меня? Сообщите обо мне властям? Вас никто не просветил насчет того, что случается с хорошенькими молодыми леди в казенных домах? Идите, миссис Тра-верн, сообщите обо мне, а потом увидите, что пройдет немного времени, и вы окажетесь в тюрьме по обвинению в краже. – Но это наш дом! Вы не можете... – Могу. И, черт меня возьми, хочу, учитывая обстоятельства. Вы, моя дорогая, воровка, и я это знаю. Если вы не захотите сказать мне того, что я хочу, вам придется делать то, что я потребую. Учитывая мое положение, самым лучшим для меня было бы продать этот дом, получить деньги и выкупить мои изумруды. У вас есть лучшие предложения? – Вы никогда не сможете его продать. Он был выставлен на продажу год назад, и никто его не пожелал, пока я не купила. Он... – Но с тех пор вы хорошо потрудились... – бросил он язвительно, направляясь к двери. Пока она с ужасом смотрела на его широкую удаляющуюся спину, внезапно что-то щелкнуло в ее памяти. – Постойте! Он остановился, обернулся и посмотрел на нее, удивленно подняв брови. – Ну? – Как вы выбрались из Ньюгейтской тюрьмы? Вы сказали, что в Англии воров вешают. Его сузившиеся глаза изучали ее. – Не ваше дело. Анна встретила суровый взгляд этих глаз с мужеством, порожденным отчаянием. – Раз уж мы угрожаем друг другу, то мне интересно узнать, как бы вам понравилось, если бы английские власти вдруг узнали, где вы .находитесь. Я полагаю, что их бы это очень заинтересовало. Его глаза теперь превратились в едва видные сверкающие щелочки. – Если бы в вашей хорошенькой головке было хоть немного мозгов, вы бы мне не угрожали. Мне ведь надо совсем немного, чтобы свернуть вам шею. С этими словами он повернулся и вышел из комнаты.13
Напуганная, разъяренная, Анна не видела никакого иного выхода, кроме как последовать за ним. Но раздражала и его чванливая походка, и манера держать голову слегка набок. Все это вызывало у нее желание снова нанести удар по его голове. Как он посмел прийти к ней в дом и вести себя подобным образом? Кем он себя вообразил? Ответ пришел ей в голову сам собой, и она испугалась еще сильнее; ведь он был единственным человеком на свете, не считая Руби, кто знал, что это она украла изумруды. У него в руках были ее свобода, безопасность и весь ее образ жизни. Мысль о том, что будет с Челси, не говоря уж о ней самой, если ее отправят в тюрьму, вызвала у нее дурноту. Тропинка, отходившая от большой дороги, извивалась перед домом. Недавно она была очищена от сорняков и покрыта густым слоем ракушек. Газон, спускавшийся вниз от дома, был аккуратно подстрижен. К востоку и западу акры чайных кустов, усыпанных белыми бутонами, набирали силу, подчиняясь заботам островитян. Сладкий запах цветов стоял в густом и влажном послеполуденном воздухе. Далеко за горизонтом можно было наблюдать сине-зеленую границу джунглей, обманчиво казавшихся прохладными. Над ними возвышалась гора, известная как пик Адама. Считалось, что именно туда бежал Адам после изгнания из Эдема. На большом дереве в дальнем конце двора играла пара обезьян. Павлин распустил свой хвост и гордо выступал под одобрительными взглядами восторженных самок, толпившихся на краю газона. Анна ничего этого не замечала. Все ее внимание было приковано к Джулиану Чейзу. «Что он собирается делать?» Две распряженные лошади лениво пощипывали траву там, где подъездная дорожка делала поворот. Джулиан Чейз подошел к ним и тихо заговорил со сморщенным человечком, державшим их под уздцы. Глаза собеседника сузились, когда он увидел ранку на виске своего товарища и пропитанный кровью платок в руке. Джулиан сморщился, сунув платок в карман. Его попутчик что-то сказал, и лицо его при этом было очень кислым. Одежда была потрепана еще больше, чем у грабителя. Анна с ужасом заметила, что он сплюнул на ее газон. Джулиан принялся развязывать узлы, навьюченные на одну из лошадей. «Господи, неужели он и вправду решил остаться в Сринагаре? Вряд ли он на это решится», – подумала Анна. И тут она услышала скрежет колес приближающегося экипажа. Анна затаила дыхание. Не было никакого сомнения насчет личности визитера – ведь этот черный экипаж принадлежал Чарлзу. «О Господи! Как же я объясню присутствие столь неприятных гостей?» Сердце ее отчаянно забилось. Она махнула рукой Чарлзу и поспешила к Джулиану, стоящему рядом с еще менее презентабельным другом. – Гости? – спросила ее Немезида, раздраженно приподняв брови. Второй мужчина снова сплюнул, чуть не попав на носок ее туфли. Анна съежилась. – Это сосед, майор Дамесни. Он следит за плантацией. О, ради всего святого, не уйдете ли вы? Ее невнятную речь прервала приближающаяся коляска Чарлза. Анна повернулась к нему, пытаясь изобразить подобие улыбки. От смущения и испуга ее лицо заливала пурпурная краска. – Добрый день, Анна, – радостно приветствовал ее Чарлз. Привязав лошадь к железному столбу у крыльца, он подошел к ней. С другого сиденья, расположенного напротив, поднялся его спутник, но Анна едва обратила на него внимание. Она мучительно соображала, что сказать. – Привет, Чарлз, – смущенно приветствовала она, с отчаянием оглядываясь на высокую плечистую фигуру Джулиана Чейза. Сейчас она больше всего хотела, чтобы он исчез. Конечно же, этого не случилось. Он уже выгружал последний из своих тюков, бросая на Анну косые взгляды. Она поняла, что он злорадствует и не думает уходить. Анна была готова провалиться сквозь землю. – Вижу, у вас гости, – заметил Чарлз удивленно. – Как это непривычно для вас. – Да, – смущенно ответила Анна, переводя взгляд на Джулиана Чейза. Наступила пауза. Ну, как Анна, ради всего святого, могла все это объяснить ему? Чарлз поймал ее протянутую руку и поднес к губам. А в этот момент Джулиан уже опускал на землю последний выгруженный узел, искоса поглядывая на Чарлза. Тот сразу же оценил не только рост и ширину плеч Джулиана, но и мрачное выражение его лица, Еще более удивившись, он выпустил руку Анны. – Кто... – начал он. – Джулиан Чейз, – кратко представился он. – А вы... – Чарлз Дамесии, – ответил Чарлз, с некоторой опаской оглядывая незнакомца. – Здесь нечасто видят гостей из Англии. Верно? Джулиан кивнул, соглашаясь. – Вы надолго? Прислушиваясь к их разговору, Анна почувствовала, что сердце ее куда-то проваливается. Кто знает, что дьявол сейчас нашепчет ему на ухо и что он ответит? – Леди – моя невестка, – ответил Джулиан, прежде чем Анна успела хоть что-то сказать, – Я пробуду здесь столько, сколько потребуется, чтобы помочь ей устроить свои дела. «Невестка!» Глаза Анны расширились. Она не верила своим ушам. Она вдруг вспомнила, что Грэм говорил ей о происхождении этого человека. Если претензии Джулиана Чейза были обоснованны, то он и в самом деле был ее деверем! – Очень хорошо, – сказал Чарлз, хотя в голосе его было недоверие. – Говорите, вы ее деверь? Чейз? Я думал, что ваше фамильное имя – Траверн. Лицо Джулиана исказилось, выражая опасное нетерпение от столь наглого вопроса. Он уже хотел сказать какую-нибудь грубость, но вмешалась Анна, изо всех сил стремясь предотвратить ссору: – К-конечно, это так... Джу... Джулиан —... мой деверь, единокровный брат моего мужа. Хотя это пояснение было далеко не исчерпывающим и явно не удовлетворило Чарлза, он был достаточно хорошо воспитан, чтобы прекратить разговор. – О! Ну... и прекрасно! Замечательно, что у вас здесь оказался родственник, который будет присматривать за вами. Знаете, мне всегда не по себе, оттого что вы в этом доме одна, без мужчины. Этот ваш индус... Раджа... Как там его? Это все очень хорошо, но все же... – Раджа Сингха прекрасно о нас заботится, – смущенно возразила Анна. – Уверен, что это так. Хорошо, что заботится. И все же неплохо, что приехал ваш деверь. Должен вам сказать, сэр, что здесь, в наших краях, мы все нежно любим вашу невестку. Она для нас всех – луч света. – Не сомневаюсь, что это так. Она и в самом деле настоящий луч света. И для меня тоже. Анна надеялась, что только она одна расслышала, что тон Джулиана был отнюдь не теплым. – Чарлз, я вижу, что вы тоже привезли гостя. В отчаянном стремлении сменить тему Анна ухватилась за первую попавшуюся соломинку. Какое-то мгновение Чарлз смотрел на нее удивленно, потом хлопнул себя по бедру. – И верно! Привез. Хилмор, идите познакомьтесь с миссис Траверн и ее деверем, мистером Чейзом. Хилмор выступил вперед, пожал руку Джулиану, потом поклонился Анне. – Рад нашему знакомству, миссис Траверн, мистер Чейз. – Миссис Траверн отчаянно нуждается в управляющем, Хилмор, как я уже говорил вам. Она хочет сделать Сринагар самой процветающей плантацией на Цейлоне. – Я был бы рад помочь вам, мэм. Карнеганы уезжают на родину, и я бы мог принять место у вас. – Оно ваше, мистер Хилмор, если вы готовы приступить к работе. Майор Дамесни так вас расхваливал, что нет нужды в обычных формальностях. – Благодарю вас, мэм. Хилмор колебался. Он был малорослым, жилистым, складным и загорелым дочерна. В его бледно-серых глазах она видела сомнение. Хилмор перевел взгляд на высокого черноволосого мужчину, непринужденно стоявшего рядом с Анной. – Мистер Чейз? Анна была в ярости. Сринагар не имел никакого отношения к Джулиану Чейзу! Несмотря на его угрозы, поместье принадлежало ей и только ей! Но она ничего не могла поделать, кроме как стоять здесь, фальшиво улыбаться и молчать, пока ее деверь пожимал плечами. – Что касается постоянного места, то мы еще посмотрим. Возникает вопрос: годится ли такая жизнь для одинокой женщины? У меня деловые интересы в Англии, я не могу оставаться здесь бесконечно долго. Возможно, я посоветую невестке продать имение и вернуться домой. – Вы же знаете, что я не хочу в Англию! – запротестовала Анна, посмотрев с натянутой улыбкой на человека, которого она стремительно начинала ненавидеть больше всех на свете. – Знаю. И все же, возможно, до этого дойдет. Но мы еще посмотрим, дорогая, посмотрим... Усугубляя и без того неловкое положение, мерзавец обнял ее за плечи мускулистой твердой рукой и по-братски сжал их.14
Несколькими минутами позже гости рассеялись по имению. Чарлз повел Хилмора посмотреть плантацию, а этот ужасный Джулиан почему-то выразил желание сопровождать их. – В конце концов, – сказал он любезно, – раз я обязался помочь своей дорогой сестре принять решение насчет плантации, то следует знать, о чем речь, а сейчас для этого настало самое подходящее время. На самом же деле он, конечно, хотел узнать размеры плантации и прикинуть ее стоимость. Он собирался выкачать эти сведения из своих спутников, а Анна никак не могла ему помешать. Она явно негодовала, с трудом заставив себя улыбнуться и помахать им вслед рукой. Омерзительный друг Джулиана выпустил новую порцию слюны на газон. Не сказав ей ни слова, он отправился с лошадьми за угол дома – вероятно, на поиски конюшни. Анна почувствовала, что близка к истерике. К тому же ее страшно тошнило, поэтому она поспешила в дом. Руби уже спускалась вниз по лестнице. Она нарядилась в изумрудно-зеленое шелковое платье, слишком элегантное для буднего дня. Но, должно быть, она видела приближение экипажа Чарлза и переоделась. – Где же Чарлз? – спросила Руби, приостанавливаясь на нижней ступеньке лестницы и удивленно оглядываясь. – О, Руби, случилось самое ужасное! Он отправился показывать новому управляющему плантацию. Идем поскорее в гостиную, пока они не вернулись! Любопытная Руби последовала за Анной. На пороге гостиной она заметила осколки оттого, что еще недавно было дорогой вазой. – Что здесь случилось? – спросила она. Не в силах совладать с залившим лицо румянцем, Анна покачала головой. – Я... я уронила ее, – пробормотала она, избегая взгляда Руби. Брови старшей подруги изумленно приподнялись. Она хотела было о чем-то спросить, но Анна жестом заставила ее замолчать. Впервые за несколько лет она закрыла двери, чтобы обеспечить им уединение. После этого поспешно, шепотом, изложила Руби все о постигшем их ужасном несчастье. Единственное, о чем она умолчала, это о непростительной попытке Чейза посягнуть на нее. Об этом, как и о своей постыдной реакции на нее, она не только не могла говорить, но и даже думать. К тому времени, как Анна закончила свой рассказ, Руби опустилась на софу, опираясь лбом на руки. Глаза ее были широко раскрыты. – И ты огрела его этой вазой? Не знала, что ты на такое способна, моя прелесть. Став пунцовой от смущения, Анна пробормотала что-то невнятное. Но Руби уже искала выход из создавшегося положения. – Нам просто придется попросить Раджу пристрелить его, – твердо сказала Руби. – Что? – Анна уставилась на подругу, не веря своим ушам. – Ты меня слышала. Если у тебя есть лучшая идея, поделись ею со мной. – Но ведь это убийство! – Неужели? То, что пытается сделать он, не намного лучше. – Мне все равно. Я просто не могу его убить. «Хотя эта мысль и соблазнительна», – подумала Анна. – Тогда приготовься к тому, что всю оставшуюся жизнь будешь делать то, что он скажет. Ты никогда от него не избавишься, как и от страха, что он все расскажет. Анна побледнела. Она поняла, что оказалась даже в худшем положении, чем думала. – Может быть, он поймет, что продать Сринагар не так-то просто? На чайные плантации нет особого спроса, и об этом он скоро узнает. Может быть... может быть, он просто уедет? – А может быть, и свиньи умеют летать? – мрачно заметила Руби. – Все же я думаю, что простейшим решением было бы его пристрелить. – А как быть с его другом? – И его тоже. – Нет! Анна твердо решила не уступать искушению. – Руби, даже и не пытайся поделиться своей идеей с Раджой Сингхой. Это было бы убийством. Я знаю, что совершила кражу. Это большой грех. Но убийство!.. – Ты слишком мягкая. Я и раньше это говорила, – покачала головой Руби. – Мне плевать! Убийство – нет! Послушай, Руби! Этот человек, Джулиан Чейз... так его зовут... собирается всем сообщать, что он мой деверь. Пока мы не придумаем какого-нибудь ненасильственного способа избавиться от него, ты будешь общаться с ним как с моим родственником. Даже дома. Если Раджа Сингха догадается о подлинном положении вещей, он может подсыпать мерзавцу яду в чай! Тем более что может и грянуть скандал, если кто-нибудь узнает, что он мне вовсе не родственник... – Яду... – задумалась Руби. – А что? Это мысль! – Руби! – Ладно, пока пусть будет так, как будет. А как насчет Челе и? – О Господи! Я и не подумала об этом. На мгновение Анна закрыла глаза, потом снова открыла. – Думаю, придется ей сказать, что он ее дядя. Мне это претит, но не вижу другого выхода. – Я не думала, что так получится. Я заметила, что в последнее время она кажется счастливее. Ты позволишь ему снова обсуждать продажу плантации? Анна тяжело вдохнула. – Нет-нет. На это я не могу пойти. Но... – Нам придется принять решение, – предупредила непреклонная Руби, – поэтому ты должна собраться с силами. – Думаю, им потребуется моя помощь, чтобы устроиться на ночь. Пойду-ка лучше позабочусь о комнатах. Думаю, в восточном крыле. Восточное крыло представляло собой длинную одноэтажную деревянную пристройку. Ее соорудил прежний хозяин, введенный в заблуждение. Сначала она хотела поселить там слуг, но ее собственные слуги (за исключением Кирти, спавшей в комнате рядом с детской Челси) предпочитали хижины под глиняными крышами, построенные за садом. Деревянная обшивка дома начала подгнивать из-за жары и сырости, свойственных островному климату. Деревянные полы на таком же фундаменте давно покоробились. Ходить по такому полу было даже опасно, так как в любой момент он мог провалиться. Мебель тоже была в скверном состоянии. Матрасы и мягкая обивка мебели за долгие годы обрели запах плесени, который невозможно было истребить ни выбиванием, ни проветриванием. «Да, – решила Анна, – это, пожалуй, подходящее жилье для незваного гостя и его приятеля». На лице Анны невольно проскользнула улыбка. – Руби, что бы я делала без тебя?! – воскликнула она с чувством. – Ну, думаю, теперь мы этого никогда не узнаем, – ответила Руби и, воинственно взмахнув юбкой, вышла из комнаты.15
Мужчины вернулись с плантации, когда день уже клонился к вечеру. В восточном крыле были произведены необходимые приготовления. Челси, к удивлению Анны, была явно приятно взволнована перспективой знакомства с неизвестным дядей. Не с дядей Грэмом, которого она боялась, а с новым дядей, собиравшимся остаться с ними. Непроницаемый Раджа Сингха, казалось, принял прибытие родственника, о котором прежде ничего не слышал, без вопросов. Хотя насчет Раджи Сингхи никогда ничего нельзя было знать наверняка. По его лицу невозможно было понять, о чем он думал. Измученная эмоциональным напряжением истекшего дня, Анна была слишком взвинчена. Она даже не захотела выйти к послеполуденному чаю, но под нажимом Руби все-таки согласилась опуститься на уголок софы и проглотить несколько ложек укрепляющего силы напитка. Осколки вазы, разбитой о голову Джулиана Чейза, исчезли. И Анна могла только догадываться, что это Раджа Сингха со своей обычной старательностью послал прибрать кого-то из слуг. На мгновение она задумалась о том, какие мысли могут прийти в голову слуге, но у нее было столько оснований для беспокойства, что она не стала предаваться размышлениям еще и на эту тему. Вдруг она услышала шаги. Кто-то ходил на веранде, и сердце ее упало. Анна как раз поднесла чашку с чаем ко рту, но рука дрогнула, потому что она поняла: мужчины вернулись. Половина содержимого чашки выплеснулась, забрызгав колени. Анна вскочила на ноги, сердито воскликнув. Горячая жидкость быстро впиталась в платье и нижнюю юбку, больно обжигая ноги. – Вы обожглись? – послышался хорошо знакомый голос Джулиана Чейза. В его тоне было притворное сочувствие. Анна вдруг почувствовала, что у нее забрали салфетку и принялись основательно вытирать ее платье. Под платьем на ней была всего лишь нижняя юбка. Покраснев как рак из-за мучивших ее постыдных воспоминаний, в ярости стиснув зубы, Анна отступила, стараясь избежать его прикосновений. Джулиан злорадно усмехнулся, а Анна вознаградила его взглядом, полным недовольства, но все же насильно улыбнулась из-за присутствия гостей. – Со мной все в порядке, – сказала она, ухитрившись сохранить приветливый тон. Она вымученно улыбнулась и отряхнула платье. – Просто немножко промокла. Чарлз, мистер Хилмор, не угодно ли чаю? – Благодарю вас, думаю, я выпью. А вы, Хилмор? – Это очень любезно с вашей стороны, миссис Траверн. Да, конечно. – Дж... Джулиан? Как ни трудно было ей говорить с ним, тем более со столь претившей ей фамильярностью, она все же не могла игнорировать этого ухмыляющегося плута. Ведь так она могла бы возбудить подозрения у друзей и соседей. А пока она не найдет способа избавиться от него, ей придется общаться с этим змеем с той любезностью, какую Анна могла бы проявить к близкому родственнику. – Благодарю вас, Анна. Какой прелестной хозяйкой вы стали! А ведь когда «вы выходили замуж за Пола, вы были таким робким и застенчивым созданием... Спрятав свои чувства под фальшивой улыбкой, Анна все-таки сумела послать Джулиану смертоносный взгляд, на который он ответил бесстыдным взором своих смеющихся иссиня-черных глаз. – Трудно представить Анну застенчивой и робкой, – покачал головой Чарлз. – О, можете мне поверить, она была именно такой. На свадьбе она так смущалась, что едва смогла заставить себя сказать мне хотя бы одно слово. – Джулиан, вы меня вгоняете в краску, – пробормотала Анна сквозь стиснутые зубы. – Мы слишком надолго оставили Руби одну. Вы ведь помните Руби Фишер? Или ваша ужасная память снова вас подвела? – В самую точку, – прошептал Джулиан так тихо, что его услышала одна Анна. Он обратил непроницаемый взор к Руби. – Конечно, я помню вас. Здравствуйте! Руби восхищенным взглядом охватила всю его фигуру, с головы до ног, и только кивнула в ответ. Анна снова почувствовала, что ее желудок свела судорога. Не хватало только, чтобы Руби воспылала страстью к ее незваному гостю! В самом деле, когда неприятности только начинаются, они идут одна за другой! Жестом пригласив джентльменов к столу, Анна и сама снова присела на софу и на удивление спокойно принялась разливать чай. – В каком состоянии, по-вашему, наши дела, мистер Хилмор? – спросила она управляющего, передавая ему чашку. – Состояние вполне приличное, и это неудивительно, ведь за вашей плантацией приглядывает майор Дамесни. Но у меня есть предложение, которое я только что изложил мистеру Чейзу. Если вы серьезно намерены сделать Сринагар одной из самых процветающих чайных плантаций на острове, я бы сейчас взялся выращивать только лучшие сорта чая, например оранжевый пеко. Я бы очистил для него около трети ваших земель, и примерно через три года вы бы получили самый лучший урожай. Как только чайные кусты дорастут до нужного состояния, мы можем повторить этот процесс и добиться того, что плантация Сринагар не будет производить никакого другого чая, кроме оранжевого пеко. К тому времени вы получите известность как поставщица лучшего чая и, естественно, сможете сами диктовать цены. Конечно, если вы решите продать плантацию... Он не закончил фразу. Анна бросила молниеносный взгляд наДжулиана Чейза, ядовито улыбнувшись. Он же ответил любезной улыбкой. – У меня нет планов продать плантацию, – сказала она. – Эта идея принадлежит исключительно моему деверю. – Ну, вполне естественно, что он хочет сделать то, что считает для вас наилучшим, – вмешался Чарлз. – Хотя мы, конечно, надеемся, что вы нас не покинете. – Мы с Анной это обсудим. А пока что, Хилмор, можете считать, что место за вами. – Джулиан сказал это так, будто имел право решать судьбу Сринагара. Анна была в ярости. «Родственник» ответил на этот ее взгляд насмешливой улыбкой и отпил глоток чаю. Для столь крупного мужчины он держал изящную фарфоровую чашку с удивительной фацией. Это даже признавала Анна. Собственно говоря, Джулиан чувствовал себя вполне уютно, расположившись на одном из хрупких французских стульев, стоявших по обе стороны софы. Ранка на его виске давно уже перестала кровоточить, и все же взглянуть на нее Анне было приятно. Если бы ей пришлось повторить это, она бы с удовольствием ударила его снова. Чарлз покончил со своим чаем и поднялся. – Благодарю вас за чай, но мне пора домой. Лора очень волнуется, когда меня нет до темноты. Анна поставила свою чашку и тоже встала. – Разумеется, я все отлично понимаю. Бедное дитя! Должно быть, она боится потерять и вас тоже. – Да, – вздохнул он и повернулся лицом ко всем присутствующим, тоже, в свою очередь, поднявшимся на ноги. – Приятно было познакомиться, мистер Чейз. Мы все беспокоились об Анне, но теперь, конечно, можем вздохнуть свободно, раз вы берете ее под свою опеку. Вся колония будет вам рада. – Как Анне повезло, что у нее такие внимательные друзья, – пробормотал Джулиан, пожимая притянутую руку Чарлза. Анна надеялась, что только она расслышала эти иронические нотки в его словах. – Да, пожалуй. Итак, мистер Хилмор, мы отправляемся? – Конечно, майор. Я вернусь и обоснуюсь здесь через две недели, мистер Чейз, если вам это удобно. – Вполне, – ответил Джулиан, пока Анна, на которую перестали обращать внимание, кипела от негодования. Растягивая рот в вынужденной улыбке, Анна проводила гостей до двери, помахала им вслед, продолжая улыбаться, пока экипаж не скрылся на подъездной дорожке. Потом повернулась, пылая гневом к мужчине, стоявшему рядом с ней. – Мне бы хотелось с вами поговорить, – сказала она смущенно, понимая, что не стоит ссориться с ним в холле. «Слишком много ушей, чтобы слышать, слишком много глаз, чтобы видеть», – как гласит сингалезская поговорка. И Анна вдруг поняла значение этой поговорки, которую раньше никак не могла понять. – Конечно, дорогая сестрица. О чем пожелаете. Но сперва мне надо помыться. Может быть, вы найдете кого-нибудь, кто мне покажет мою комнату? Взгляды их встретились... – Или вы проводите меня туда сами? Там мы могли бы поговорить в полном уединении. Я знаю, что прежде этих условий у нас не было. Не вызывало ни малейшего сомнения, какой низкий и грязный смысл он вкладывал в свои слова. Анна мучительно покраснела и стиснула зубы. Взгляд ее испуганно заметался по сторонам. Она опасалась, что кто-нибудь мог его подслушать. К счастью, никого рядом не оказалось. – Вы омерзительны, – прошипела она сквозь зубы. – Нет, ну что вы, – возразил он со злорадной усмешкой. Анна отступила назад, будто ее обжег жар его тела. Она уставилась на него своими испуганными глазами, прикрывая пылающие щеки руками. Его сине-черные глаза смотрели на нее сверху вниз. Джулиан явно наслаждался ее смущением. Но было в его взгляде и что-то еще, что-то такое жаркое, что пряталось в глубине его глаз. И это что-то говорило ей больше, чем слова, чем желание унизить ее. Он говорил то, что и в самом деле думал. – Мэм-сахиб, – послышался голос Раджи Сингхи, как всегда материализовавшегося, казалось, из ниоткуда. – Это... это мой деверь, о котором я тебе говорила. Он... пожалуйста, проводи его в приготовленные комнаты. Раджа Сингха наклонил голову. – Не последуете ли за мной, сахиб? Джулиан, серьезный и торжественный, будто его непристойные слова не обожгли уши Анны минуту назад, последовал за Раджой Сингхой. Но прежде чем скрыться за углом, он бросил на Анну насмешливый взгляд через плечо. И тут до нее дошло... «Эта наглая свинья все время потешалась надо мной!» В бессильной ярости Анна заскрежетала зубами.16
– О! Какой красавец! – Он грубый, наглый, надменный... и это еще далеко не все, что можно о нем сказать! Все еще сверкая глазами вслед негодяю, Анна перевела взгляд на Руби, оказавшуюся в двух шагах от нее. Руби недоуменно заморгала. Удивляясь силе чувств подруги, она смущенно пожала плечами, но глаза ее, устремленные на Джулиана Чейза, сверкали как-то подозрительно ярко. – О, прошу прощения, Анна. Я знаю, как он хитер и коварен, но это не значит, что я лишилась зрения. От одного взгляда на него у меня слюнки текут. – Руби! Быстро оглядевшись по сторонам на случай, если их кто-то подслушивает (к счастью, кроме них с Руби, в холле никого не оказалось), Анна потащила ее в гостиную, чтобы продолжить разговор. – Как ты можешь даже такое думать? – зашипела она. – Не говори мне, что ты ничего не заметила! – Не заметила! – В таком случае ты слепая! Он такой высокий... и эти мускулы... и эти глаза... – Руби театральным жестом передернула плечами. – Думаю, вся его грудь покрыта такими же черными волосами. Столько черных волос! О, я могла бы проглотить его целиком, просто съесть! – Руби! Анна была не в силах остановить ее излияния. Она уже воображала себе картины, нарисованные Руби, и щеки ее стали пунцовыми. – Да чего ты так пугаешься? Мы обе взрослые женщины. Разве не так? Если такой джентльмен, как он, оказывается в поле зрения женщины, то надо быть мертвой, чтобы не заметить его. Или уж совсем иссохшей! А это почти то же самое, – добавила Руби после секундной паузы, бросив на Анну многозначительный взгляд. – Я не иссохшая, – ответила уязвленная Анна. – Просто не хожу и не пускаю слюни при виде любого существа, носящего штаны. Ты неисправима, Руби! – Неисправима, – ответила Руби с достоинством. – Что бы это ни значило, но я именно такая. Не будешь же ты мне говорить, что не испытала хотя бы минутного восхищения, когда увидела его впервые. Ну конечно, до того, как узнала, какая он гадина. Неужели не подумала о том, каков он в постели? – Нет, не подумала! Лицо Анны сталохраснее, чем волосы Руби. Ложь давалась ей нелегко, но она ни в коем случае не могла рассказать Руби, какое сокрушительное действие оказан на нее Джулиан Чейз, не говоря уж о том, что между ними произошло в Гордон-Холле и здесь, в гостиной. Эти постыдные минуты были самыми темными тайнами, которые она собиралась унести с собой в могилу. – В таком случае... ты, вероятно, мертва! – решительно заявила Руби и неодобрительно покачала головой. – Мэм-сахиб. Анна стремительно обернулась, чувствуя себя до идиотизма виноватой, когда Раджа Сингха заговорил с ней. – Да? – Сахиб... он хочет, чтобы вы пришли к нему. Он говорит, по очень неотложному делу. Он в восточном крыле, мэм-сахиб. – Спасибо, Раджа Сингха. Раджа Сингха поклонился и исчез. – Я пойду с тобой, – с энтузиазмом предложила Руби. – Всего пару часов назад ты была всей душой за то, чтобы пристрелить его, – кислым тоном напомнила ей Анна. – Это было до того, как я его увидела, а теперь считаю, что hi 1тересно иметь рядом такого мужчину. Хотела бы я знать его возраст. А впрочем, это не имеет особого значения. Думаю, он уже достаточно взрослый для того, чтобы понимать, что делает, и достаточно молодой, чтобы делать это. – Руби! – Перестань на меня кричать! Пойдем посмотрим, чего он хочет. Не успели они пройти и половины пути по коридору, как услышали крик Челси. Пронзительный крик раскатился, отдаваясь эхом от стен, а за ним послышался выстрел. На мгновение обе женщины замерли. Потом, переглянувшись, бросились бежать. Анна первой ворвалась в узкий коридор, куда выходили комнаты восточного крыла. Из второй двери, настежь открытой, доносился звук детских рыданий, сопровождавшийся оглушительным градом проклятий. Господи! Неужто этот бесчестный человек осмелился причинить вред ее ребенку? Анна ворвалась в спальню, где увидела Джулиана Чейза с еще дымящимся пистолетом в руке. Его приятель сыпал проклятиями и колотил по постели толстой палкой, поднимая облако пыли. Золотые точки сверкали в солнечном свете. В воздухе стоял запах пороха. Анна не сразу заметила Челси. Джулиан обошел вокруг кровати и встал на колено перед крошечным живым комочком, скорчившимся в углу. Челси! Ребенок просто свернулся калачиком и плакал, уткнувшись лицом в юбку. Джулиан нежно погладил по головке маленькую девочку. – Челси! – задыхаясь, выкрикнула Анна и рванулась к кровати, чтобы схватить Челси в объятия. – Тш-ш! Цыпленочек, мама здесь. Все в порядке. Маленькие ручки девочки отчаянно обвились вокруг шеи матери. Дрожащая малышка спрятала личико у нее на груди. – Что вы ей сделали? – свирепо спросила Анна, крепко прижимая к себе дочь. Она смотрела на него сузившимися глазами, будто обвиняла. Джулиан поднялся на ноги. Сам его рост и мощь тела в такой близости могли смутить кого угодно, но только не Анну. Она была настроена решительно, пытаясь защитить свою дочь. В этот миг она напоминала разъяренную бентамскую наседку, готовую в любую минуту вступить в бой. – Отойди, Джим. Сейчас оно уже либо мертво, либо уползло, – сказал Джулиан приятелю, не обращая пока внимания на Анну. Глаза его поблескивали явно неприязненно, ч – И как вы полагаете, что я с ней сделал? Умоляю вас, скажите. Джим послушно прекратил сквернословить и лупить по матрасу. Поднявшись, он переводил укоризненный взгляд с Анны на Руби, а Руби в это время пыталась утешить маленькую девочку, поглаживая ее и шепотом произнося ласковые слова. – Мама, оно меня чуть не укусило! – еле слышным голоском произнесла Челси. – Что это было, цыпленочек? – Думаю, там была змея, скорее всего кобра. Но она не успела наброситься. – Голос Джулиана был ровным, но этот мрачный блеск все еще был в его взгляде. Он жестом указал на одно из двойных окон в комнате. – И там была чертовски огромная крыса! – содрогаясь, вмешался Джим. – Крыса? – спросила Руби с придыханием. На полу лежало свернувшись черное тело кобры. Головы у нее не было. Вспомнив звук выстрела и дымящийся пистолет в руке Джулиана, Анна поняла, что змея больше не страшна. Но как эта тварь проникла в комнату? Окна закрыты, и вряд ли змея смогла бы проскользнуть сюда из другого помещения в доме. К тому же известно, что кобры обычно сторонятся людей и держатся достаточно далеко от дома. – Я испугалась, мама, – пожаловалась Челси. – Все в порядке, цыпленочек, – попыталась успокоить девочку Анна, перебирая ее шелковистые волосы. – Думаю, я должна вас поблагодарить, – сказала Анна неохотно, обращаясь к Джулиану. В его глазах появился сардонический блеск. Он открыл было рот, чтобы что-то ответить, но тут Джим издал хриплый крик. Анна подскочила, а Челси вцепилась в мать, обвив не только руками ее шею, но и ногами талию. – Вот она! – завопил Джим, в то время как гладкошерстное коричневое существо метнулось из-под кровати к двери. Сжав свою палку, Джим перепрыгнул через кровать, бросаясь в погоню, а Джулиан снова схватился за пистолет. – Нет, сахиб! – послышался пронзительный выкрик из-за двери. Появился Раджа Сингха. Удивились все, кроме Анны. Зверек тотчас же скрылся в складках его саронга. Несколькими секундами позже из^за ворота рубашки Раджи Синг-хи появились любопытный черный нос и два черных глаза. А уж потом показалось на свет божий и все существо. Это было нечто среднее между крысой и змеей, и оно уютно устроилось на плече слуги. – Что это, черт возьми?! – выкрикнул Джулиан, все еще сжимая в руке пистолет. – Это Моти, – пояснила Анна, чувствуя, как уголки ее губ неохотно приподнимаются в улыбке. Право же, было забавно видеть двух взрослых мужчин, столь перепуганных маленьким зверьком. Анне это показалось трогательным. Он заставил Джулиана Чейза показать не только свою уязвимость, но и человечность. – И что же, – спросил Джулиан с раздражением, – что это за Моти? – Моти – мангуст, сахиб, – с достоинством объяснил Раджа Сингха. – Он в доме, чтобы убивать змей. Вне всякого сомнения, он справился бы с гадиной, угрожавшей маленькой мисси, если бы сахиб не вмешался. – Господи, – сказала Руби слабым голосом, – я и понятия не имела... Джим и Джулиан выглядели такими же сбитыми с толку, как Руби. Джим с глупейшим видом опустил палку, а Джулиан продолжал все еще сжимать пистолет. – Заберу и накормлю его, если я вам не нужен, мэм-сахиб. Не сомневаюсь, он ужасно напуган. Анна кивком отпустила Раджу Сингху, и он исчез с Моти, гордо восседавшим на его плече. – Ты никогда не упоминала, что в доме есть крысы, не говоря уж о змеях! – сказала Руби укоризненно. – Моти – мангуст, а не крыса. А что касается змей, то обычно и их здесь не бывает, потому что мангуст держит их на расстоянии. Они ведь знают, что зверек живет в доме, и не заползают внутрь. – Поэтому змея оказалась в комнате, которую, как вы сказали, этот чертов слуга приготовил для нас, – сказал Джулиан с убийственной логикой. Анна ответила ему холодным взглядом. Было ясно, что он почти готов обвинить ее в том, что она подбросила кобру в его комнату. – Понятия не имею, – сказала она. – Ты хочешь сказать, что крыса... – начала Руби. – Мангуст, – поправила Анна. – Пусть мангуст. Ты хочешь сказать, что эта тварь была в доме с самого нашего приезда? Анна покачала головой: – Зверек принадлежит Радже Сингхе, как и слон Вишну. Эти звери идут туда, куда обычно идет он, и уходят вместе с ним. Руби передернуло. – Чертов сатанинский остров! – Ты богохульствуешь, – пробормотал Джим, тоже содрогнувшись. У Джулиана искривились губы. Он повернулся и подошел к убитой змее. Минутой позже он открыл окно в сад. – Дай-ка мне твою палку, Джим, – распорядился он. – Зачем? Джим все еще сжимал толстую палку, будто собирался защищаться ею. – Ну, дай ее мне. Джим с явной неохотой сделал шаг к Джулиану и протянул ему свое оружие. Джулиан, ловко орудуя палкой, осторожно приподнял тело змеи и выбросил в окно. – Я не буду спать в этой комнате, – твердо заявил Джим, когда за телом змеи последовали останки ее головы. – А теперь, – сказал Джулиан, закрывая окно и оборачиваясь к дамам, – все в порядке. Мы сами выберем себе пристанище, если не возражаете. Была ли Анна готова возразить или нет, значения не имело. Джулиан прошел мимо, чуть не задев ее. Джим с воплем бросился за ним следом: – Эй, ты меня не бросишь, босс! Анне, удивленной и возмущенной, не оставалось ничего другого, кроме как поспешить за ними. Анна держала Челси на руках, а Руби семенила за ней по пятам.17
– Где ты спишь, дорогая сестрица? – бросил Джулиан через плечо. Тон у него был глумливый. Джулиан без труда нашел центральную лестницу и быстро поднимался по ней, шагая через две ступеньки сразу. – Полагаю, что там много чище. – Где я сплю, вас не касается. Кстати, куда вы? Эта часть дома предназначена для членов семьи. – Разве ты забыла, что я член семьи? Он уже добрался до верхней площадки и помедлил. Лестница располагалась в центре дома. В обе стороны от площадки отходили длинные коридоры. Когда Анна добралась до площадки, он уже повернул налево и пошел по коридору, открывая дверь за дверью. – Нет, вы не должны... – слабо запротестовала Анна, когда он наконец добрался до просторной комнаты, которую когда-то она делила с Полом. Анна даже содрогнулась, когда Джулиан распахнул дверь ее спальни. На мгновение он остановился на пороге, оглядывая комнату. Анне ничего не было видно, кроме его широких плеч, но она могла и так описать эту комнату в деталях, потому что комната была особенной. Четыре огромных окна выходили в роскошный сад перед домом, на полу лежал обюссонский ковер нежно-розового цвета, привезенный Полом из Англии. Комнату украшал высокий гардероб из красного дерева и огромная кровать, поддерживаемая четырьмя столбиками. Ослепительно белые стены, освещенные ярким солнечным светом, сияли беспорочно. Их портило только крошечное пятнышко плесени. По-видимому, Раджа Сингха постарался, чтобы эта комната содержалась в образцовом порядке. – Кто спит здесь? – отрывисто спросил Джулиан, оглядываясь на Анну. – Я... нет, сейчас... никто, – заикаясь, пробормотала она. Он удовлетворенно кивнул. – В таком случае она прекрасно мне подойдет. Джим, принеси сюда наши вещи и посмотри, нет ли еще одной комнаты в этой части дома, которая бы тебе понравилась. – Нет, вы не можете здесь спать, – слабо возразила Анна, чувствуя, как ее желудок сжимает судорога. Мысль о том, что он займет комнату, которую она делила с Полом, где она жила с ним и любила его, где он умер, вызывала у нее тошноту. Но он уже осквернил эту комнату своим незримым присутствием в те долгие ночи, когда Анна лежала без сна, оплакивая мужа. Какое кощунство – занять место, где память о Поле была сильнее всякой реальности!Не обращая внимания на протест Анны, Джулиан прошелся по комнате, любуясь открывавшимся видом из окна. – Эта комната, черт возьми, много лучше, чем те хоромы, где вы собирались меня поселить. Он посмотрел на Анну через плечо, зная, что та последовала за ним, и в глазах его появилась угроза. – Вижу, к чему вы клоните, поэтому мне придется принять меры, чтобы здесь не оказалось змей. И предупреждаю вас: больше никаких фокусов! Если вы попытаетесь проделать что-нибудь еще, вам придется за это ответить таким образом, что по вкусу не придется. – Фокусы! – задыхаясь, выкрикнула Анна. Негодование отчасти скрыло боль, которую Анна почувствовала, когда незваный гость вторгся в эту комнату. Оправдываясь, Анна посадила Челси на постель. А Джулиан тем временем продолжал беспардонно открывать дверцы гардероба, всего-навсего бросив ей, что она может оставить его. Анна с раздражением прошипела: – Сэр, по-видимому, вы превратно истолковали положение дел. Я хозяйка Сринагара, а вы не очень-то желанный гость! Не прикасайтесь ни к чему! Положите на место! Это была щетка для волос в серебряной оправе – часть гарнитура, подаренного ей Полом на первую годовщину их свадьбы. Джулиан бездумно и праздно взял ее с маленького туалетного столика, стоявшего между двух окон. Вид этой хрупкой вещицы в его лапище был для Анны невыносим. Он не имел права на эту комнату, не имел права прикасаться к ее вещам, не имел права вторгаться в ее воспоминания о Поле! Но это ненавистное животное уже осквернило туалетный стол Анны, не обращая ни малейшего внимания на ее слова. Гость продолжал вертеть в пальцах и щетку, и гребень, и зеркальце, и хрустальный флакон с духами, разглядывая их и читая инициалы, выгравированные на тыльной стороне. Ее инициалы переплетались с инициалами Пола и были заключены в сердечко из цветов. – Я сказала вам, чтобы вы положили это на место! – закричала Анна. Джулиан никак не прореагировал, а продолжал разглядывать себя в изящном зеркальце, при этом насмешливая улыбка не сходила с его лица. Он явно дразнил ее. Тогда Анна бросилась к нему, совершенно выйдя из себя, и вырвала зеркало из его рук. В спешке зеркало как-то выскользнуло, упало на пол и разбилось. Анна уставилась на осколки стекла в безмолвном ужасе и медленно поднесла руки к лицу. Непролитые слезы обжигали ее, к горлу подступили рыдания. – Ну же, тише, – удивленно сказал он, увидев две крупные слезинки, сползавшие по щекам. – Я ненавижу и презираю вас, – прошептала она. Повернувшись спиной к нему и разбитому зеркалу, она подошла кокну и остановилась перед ним, невидяще глядя в сад. Ни за что на свете она не позволила бы дочери увидеть ее слезы. Джулиан, подошедший сзади, увидел, как сотрясаются ее плечи. Внезапно он почувствовал себя величайшей скотиной на свете. Шелковистая масса ее волос, свернутая жгутом и собранная в тяжелый узел на затылке, отливала серебром. А позднее послеполуденное солнце, струившее свой свет, золотило отдельные пряди. В этом строгом черном платье ее спина казалась особенно узкой и хрупкой, а талия невероятно тонкой. Он внезапно осознал, как она миниатюрна и как молода. И его представление о ней как о дерзкой авантюристке вдруг треснуло и разбилось, как это зеркало. Джулиан заметил, как мужественно она пытается побороть слезы. Знакомое чувство, как назойливое насекомое, дразнило и будоражило его. Эта сводившая его с ума девчонка плакала. – Ну же, ну, – повторил он, чувствуя себя беспомощным перед ее слезами. Его руки сделали неуклюжее движение, чтобы опуститься на ее плечи. Он был готов прижать ее к груди и утешить, но она вся как-то сжалась, замерла, уже готовая отшатнуться. Анна отвернулась к окну, и Джулиан смог разглядеть нежный профиль: плотно сжатые губы, пушистые ресницы, прямой маленький носик, покрасневший от слез. «Да, она прекрасна!» – подумал Джулиан. Анна глубоко вздохнула и открыла свои огромные зеленые глаза. Чистая красота этих прозрачных и ничего не видящих глаз, омытых слезами, сразила его как удар молнии. Он долго смотрел на нее. И это созерцание внушало большую тревогу. Разве можно забыть эти глаза? – Мама! – Маленькая девочка тихонько, почти бесшумно, подошла к Анне и потянула за юбку. – Мама! Ты плачешь? – Нет, цыпленочек, – ответила Анна, пытаясь украдкой смахнуть слезы. – Конечно, нет. – Да, плачешь. Почему вы обидели мою маму? Девочка укоризненно подняла к нему маленькое задумчивое личико. Этими своими серебристыми волосами и хрупкой фигуркой она до смешного походила на мать. Правда, глаза у девочки были нежно-голубыми, как небо. Джулиан никогда особо не восторгался детьми, но все-таки был тронут. – Я не обижал твою маму, – пояснил он мягко, опускаясь на корточки и заглядывая девочке в глаза. – Что-то ее расстроило, и она заплакала. – О! – воскликнула малышка, размышляя. Гнев медленно уступал место раздумью, и это было заметно по ее лицу. Подумав, она сказала: – Должно быть, это потому, что мама не любит находиться в этой комнате. Знаете, здесь умер мой папа. – Челси! Анна бросилась к дочери и опустилась возле нее на колени. Она обняла малышку, будто пытаясь защитить ее. Анна с укоризной посмотрела на Джулиана поверх головки Челси, но тот не обратил на это внимания, а сосредоточился на маленьком серьезном личике. – Я этого не знал, – сказал он. – Очень сожалею о твоем папе. – Спасибо. Мы с мамой тоже очень сожалеем. Она смотрела на Джулиана ясными глазами, будто изучала и запоминала каждую его черту. Удовлетворенная, она спросила: – Вы мой дядя? На мгновение Джулиан смутился, а потом сказал: – Думаю, да. – Дядя кто? – Джулиан, – ответил он со смехом. – А ты Челси? Она кивнула. Джулиан протянул ей руку. – Ну, здравствуй, Челси, – сказал он, когда девочка протянула ему свою ладошку. – Вы знаете моего дядю Грэма? Он подлый, – проговорила Челси с заговорщическим видом. – Челси! Анна попыталась взять дочь на руки, но та воспротивилась и принялась извиваться. Хмуро поглядывая на Джулиана, Анна явно волновалась за дочь. Джулиан поднял глаза и заметил неприкрытую враждебность в зеленых глазах, потом снова переключил внимание на ребенка. – Я его знаю, и ты права, потому что он и в самом деле подлый. – Мама его боялась. Когда мы были в Гордон-Холле, иногда ночью она приходила и пряталась в моей комнате. Я тоже его боялась. Но, думаю, вас я бояться не буду. – Спасибо, – ответил он серьезно, решив, что обдумает свое открытие позже, на досуге. В его мозгу постепенно вырисовывался образ Анны, совершенно непохожий на тот, который у него сложился во время пребывания в Ньюгейте и позже, на корабле. Челси ему улыбнулась, и Джулиан отвлекся. Даже сейчас было понятно, что эта милая девочка когда-нибудь станет сногсшибательной красавицей и будет разбивать сердца, как ее мать. Эта мысль ему явно не понравилась. Он нахмурился, поднялся на ноги, а Челси все смотрела на него снизу вверх, чего-то недопонимая, и улыбка ее тускнела, уступая место какому-то неопределенному выражению. – Пойдем, Челси, поищем Кирти. Ты согласна? – спросила наконец Анна, когда девочка позволила взять себя на руки. – Она, наверное, гадает, куда ты подевалась. Ты снова от нее убежала? Челси опустила головку, не зная, что ответить. – Ты не должна этого делать, – сурово пожурила ее Анна. – Ты же знаешь, что если бы осталась с Кирти, то не наткнулась бы на змею. – Мне жаль, мама. Но я проголодалась, и она пошла готовить мне пудинг. Ее долго не было. – Ясно. Но, как мне известно, ты должна была дожидаться ее в детской? – Да, мама. – Так вот, моя дорогая, когда в следующий раз Кирти скажет, чтобы ты ждала ее, ты так и сделаешь. Поняла? Пойдем-ка посмотрим, где она. Возможно, она с пудингом уже вернулась в детскую и ищет тебя под кроватью, в гардеробе – всюду. Она, наверное, гадает, куда же ты запропастилась. Челси поняла, что мама шутит, и улыбнулась. Анна ласково потрепала дочь по плечу, холодно кивнув Джулиану, и направилась к двери. Там нерешительно переминался с ноги на ногу Джим, по-видимому, только что вернувшийся из холла. Когда Анна проходила мимо, он посторонился и мотнул головой, а Руби сверкнула на Джима глазами. Очевидно, эти двое только что обменялись колкостями. – Я нашел комнаты, которые подойдут нам больше. Если вам все равно, миссис, то нам там будет хорошо. Анну удивил его тон. В нем слышалось почтение, а это уже было нечто новое. Она посмотрела на него с недоверием. – И прекрасно, – согласилась она, – очень хорошо. – А вы тоже дядя или нет? – спросила тонким голоском Челси. – Нет, мисси, нет. Меня зовут Джим, – ответил он. – Слава Богу! Одного дяди вполне будет достаточно. Вы согласны? – спросила Челси, заставивстоявшего сзади Джулиана чуть л и не задохнуться от смеха. Однако он не посмел рассмеяться вслух из страха ранить чувства ребенка. Анна вышла из комнаты. Девочка внимательно посмотрела на нового родственника. – Ты мне нравишься, дядя Джулиан, – сказала она, – и моей маме тоже. Так ведь, мама? Анна поспешила прочь, пробормотав что-то невнятное.
18
Было далеко за полночь, когда тишину пронзил крик. Анна села в постели, медленно приходя в себя, но уже через несколько секунд она поняла, что произошло. За первым отчаянным криком дочери последовал второй, за ним еще один, а потом еще... они следовали друг за другом, казалось, бесконечно. Анна спрыгнула с постели, схватив пеньюар, и выбежала из комнаты, на бегу набрасывая пеньюар поверх ночной рубашки. Челси снова приснился кошмар. После смерти Пола с малышкой это случалось очень часто. Сны пугали Анну своей силой. В Гордон-Холле кошмары случались реже, а после возвращения в Сринагар и вовсе прекратились. Анна надеялась, что все в прошлом, ведь казалось, дочь примирилась с утратой отца. Однако ее надежда не оправдалась. В открытую дверь можно было увидеть, как Кирти хлопотала над девочкой. Масляная лампа чадила и шипела на столе возле постели, отбрасывая неясный круг света. Анна увидела знакомое зрелище: Челси сидела в постели с вытянутыми руками, сжатыми в кулачки, с наполненными ужасом огромными глазами. Она кричала. Анна по печальному опыту знала, что девочка ничего не видит, хотя глаза ее и были открыты. Этот ночной кошмар снова поймал, захватил ее, будто в ловушку. Когда она бывала в подобном состоянии, приходилось только ждать, пока кошмар иссякнет, изживет себя. После таких приступов Челси в полном изнеможении погружалась в тяжелый сон, будто куда-то проваливалась. Утром она не помнила о событиях ночи. – Мэм-сахиб, это снова начинается! – сообщила Кирти с тревогой в голосе. – Все хорошо, Кирти. Я сама справлюсь, – сказала Анна спокойно, подошла к кровати и села рядом. Погладила спутанные пряди волос на головке дочери, но крики все не утихали. – Ш-ш, цыпленочек, мама здесь, – пробормотала Анна. К ее удивлению, взгляд Челси сфокусировался. Внезапно она осознала, что Анна рядом. – Мне приснился плохой сон, – сказала она. – Знаю, дорогая. Челси уронила голову Анне на плечо. – Это был Раджа Сингха. Он стоял надо мной и смотрел на меня, мама! Анна почувствовала, что дочь дрожит. – Но в этом нет ничего ужасного. Она намеренно старалась говорить легким, успокаивающим тоном. – Было страшно! Он смотрел так..., гадко. Я поняла, что он ненавидит меня. Челси подняла голову с плеча Анны и умоляюще посмотрела на мать. – И он сказал: «Скоро, маленькая мисси». Дрожь в ее голосе проникла до самого сердца Анны. Она прижала к себе дочь, снова заставила ее положить голову себе на плечо, как на подушку, и принялась баюкать ее, тихонько покачивая. – Это был только дурной сон, – сказала она, стараясь успокоить девочку. – Все хорошо. Постарайся снова заснуть. – Почему Раджа Сингха ненавидит меня? – спросила Челси, уже успокоившаяся в объятиях матери. Анна только крепче сжала дочь. – Ничего подобного, Челси. Он очень к тебе привязан. Дурные сны – только сны. – Но этот показался мне реальным. – Так всегда бывает. А теперь тише, закрой глаза. Анна поцеловала девочку в висок. – Спой мне, мама, как раньше. Голосок малышки был сонным, а тельце отяжелело. Анна раньше часто напевала Челси, чтобы убаюкать ее. Она вдруг вспомнила: за все месяцы, что прошли со смерти Пола, еще ни разу не пела дочери. Сердце ее сжалось. Как она могла забыть о потребностях девочки? Постаравшись избавиться от спазмы в горле, Анна принялась вполголоса напевать без слов знакомый мотив колыбельной песни. Потом вспомнились и слова. Анна тихонько запела, укачивая девочку, а через некоторое время по ровному дыханию Челси поняла, что дочь заснула. Она осторожно уложила Челси на подушку. Та вздохнула и повернулась на бок. Ее ресницы раз-другой затрепетали, через несколько минут стало ясно, что Челси крепко спит. – Что, черт возьми?.. Анна вздрогнула. Джулиан Чейз одет был только в бриджи. Судя по тому, что они были застегнуты всего лишь на две пуговицы, он натягивал их в спешке. Джулиан стоял в дверном проеме с поднятой рукой и оглядывал комнату. Анну ослепил вид его бронзового мускулистого тела и черных волос, она поспешно отвела глаза, встала, намеренно стараясь не спешить, задернула полог кровати, укрыла спящего ребенка, потом выпрямилась. – Ты останешься с ней, Кирти? – тихо спросила Анна старую айю. – Конечно, мэм-сахиб. Анна помедлила. – Кирти, здесь никого не было? Раджа Сингха не заходил? Вопрос был столь нелепым, что Анна, задав его, почувствовала всю его смехотворность, но Челси говорила так убежденно. Может быть, Раджа Сингха заглянул сюда, чтобы проверить, все ли в порядке с ребенком? Хотя на памяти Анны он никогда не делал ничего подобного. – Нет, мэм-сахиб, здесь никого не было. Никого. Кирти отвела глаза. Когда же она снова посмотрела на Анну, в ее миндалевидных глазах было что-то неопределенное. Тень страха? – В чем дело? – спросила Анна резко. Смущение няни прошло. – В чем может быть дело, мэм-сахиб? Вам не стоит беспокоиться за маленькую мисси. Я останусь с ней. Она не будет одна. Возникшие было смутные подозрения Анны исчезли. Она знала, что няня любит Челси как собственное дитя. Малышке просто приснился один из ее повторяющихся кошмаров. Хорошо, что девочка проснулась и смогла вспомнить сон. По-видимому, кошмары начинали терять свою силу. – Побудь с ней, Кирти, – сказала Анна тихо. Успокоившись, Анна не стала больше думать о том, что сон Челси мог иметь под собой реальную основу. Она повернулась к двери... и к Джулиану Чейзу. – Мне жаль, что вас разбудили, – сказала она смущенно, стараясь не обращать внимания на его вид. Джулиан посторонился, пропуская ее. – Челси приснился кошмар. – Господи! Пока Анна закрывала за собой дверь, он бросил последний взгляд на ребенка, теперь мирно спящего в своей кроватке. – Был такой крик... У нее это часто? – Время от времени. Со смерти Пола. Челси была очень привязана к отцу. – Бедная малышка. Он нахмурился так, что его брови сошлись над переносицей. Этот дом был похож сейчас на склеп. Только свет, падавший в открытую дверь зеленой комнаты, которую он выбрал в качестве спальни, да крошечный огонек в одном конце коридора чуть рассеивали кромешную тьму. – Да, – ответила Анна, вдруг осознав, что они совсем одни в ночи. Он был так близко, что она могла почувствовать жар его тела и особый, трудноопределимый запах. Как и предполагала Руби, вся грудь его была покрыта густыми черными волосами. Плечи, широкие и мускулистые, свидетельствовали о незаурядной силе. Живот над едва застегнутыми бриджами выглядел плоским и твердым как доска. И тотчас же Анна вспомнила о невероятных вещах, которые он проделывал с ней. Неужели только прошедшим днем? Подумать только, что он заставил ее почувствовать! При мысли об этом у нее пересохло во рту. Она, как загипнотизированная, уставилась широко раскрытыми глазами на его обнаженную грудь. Сердце ее бешено заколотилось. Она не могла, не должна была показать ему, дать почувствовать, как подвластна телесному голоду. Иначе он немедленно воспользуется этим. Он и сейчас смотрел на нее, как хищник на добычу... – У меня самого бывали кошмары, – сказал он. – У вас? Удивленно моргая, она смотрела на него, тотчас же забыв о том, что он полуодет. Джулиан кивнул. – Видите ли, когда-то и я был ребенком. – В это трудно поверить. Несмотря на смущение, Анна улыбнулась, представив Джулиана маленьким мальчиком. – И что это были за кошмары? Он с притворным равнодушием пожал плечами. – Это было, когда я служил в Королевском флоте. – Вы служили во флоте? Он кивнул и широко улыбнулся. – Можете быть уверены, не по доброй воле. – Расскажите мне. Сколько лет вам тогда было? Джулиан прислонился плечом к стене и сложил руки на груди. – Восемь, когда я там оказался. И десять, когда я оттуда сбежал, так что прослужил я во флоте целых два чертовых года! – Зачем? Вы хотели романтики? Подобные рассказы о мальчиках, убежавших из дома и вынужденных служить в Королевском флоте, в Англии были широко распространены. Джулиан покачал головой: – Не совсем так. Мой любящий отец просто отдал меня на службу. Глаза Анны округлились: – Ваш отец... Вы имеете в виду лорда Ридли? – Он самый. Бабушка, вырастившая меня, умерла, и мой дядя, брат моей матери, привез меня в Гордон-Холл. Моя мать была из цыган, но цыгане не видели во мне проку. Они презирали меня за английскую кровь. Конечно же, там были замешаны изумруды. Мой дядя знал, что они у моего отца, поэтому он решил обменять меня на драгоценности. Видите ли, когда-то изумруды принадлежали семье моей матери. Мой отец получил их от нее. К сожалению, дядя не имел представления о том, насколько безжалостен мой отец. Старик притворился, что согласен, принял меня, передал дяде изумруды, а на следующий день труп дяди был найден недалеко от Гордон-Холла. Изумруды, как мы оба знаем, каким-то образом оказались снова в руках старика. Что касается меня, нежеланной обузы в лице сына, о существовании которого он не знал... До тех пор пока я не появился в Гордон-Холле, с неделю я воображал, что нашел дом и семью, но жестоко ошибся. Не сказав мне ни слова, его сиятельство велел увезти меня в Лондон. И я, бедное доверчивое дитя, был отведен на корабль. Слуга, который привез меня в Лондон, исчез. И тут мне стало известно, что я должен служить на корабле флота его величества. Когда мы покидали Лондон, там было два мальчика для услуг. Второй не выжил и умер во время путешествия. Он умолк, но, заметив широко раскрытые глаза Анны, вдруг улыбнулся: – О, не стоит приходить в такой ужас! Конечно, все это было очень неприятно, ноя выжил, к тому же приобрел ценный опыт. – Кошмарный опыт, – тихо сказала Анна. С минуту Джулиан разглядывал ее молча, как бы изучая ее лицо. – Вы, случайно, не жалеете меня? – спросил он насмешливо. – Это как если бы ягненок пожалел волка. Да? Он схватил ее руку и поднес к губам. Анна даже не поняла, что он собирается делать. Анна внезапно осознала, насколько она уязвима, когда его теплые губы прикоснулись к ее руке. Только что из постели, она была в тонкой ночной рубашке и пеньюаре, а Джулиан выглядел просто непристойно. И от прикосновения его губ по всему ее телу пробежали мурашки. – Напугались, ягненочек? – спросил он, повернув ее руку ладонью кверху, чтобы поцеловать в ладонь. Еще с минуту Анна стояла неподвижно, словно под гипнозом. От его прикосновений кружилась голова, но, овладев собой, Анна сжала пальцы в кулак и освободила свои руки. Он насмешливо наблюдал за ней, но удерживать не стал. – Доброй ночи, – ухитрилась произнести она с достоинством, какое была способна изобразить в этой ситуации. Она уже было направилась в свою комнату, но Джулиан удержал ее за локоть. – Анна... Даже такое невинное прикосновение выводило ее из равновесия. – В чем дело? – спросила она, задыхаясь, но не смея поднять на него глаза. Анна изо всех сил пыталась побороть своих бесстыдных внутренних демонов. Его прикосновения прожигали ее всю даже сквозь пеньюар и ночную рубашку. – Если вы испытываете такое беспокойство, я хочу облегчить ваши волнения. Я решил не продавать Сринагар. Анна от изумления широко раскрыла глаза. – Почему? Джулиан смутился и сжал ее локоть. – Я не стану выгонять вас и вашу дочь из дома, – сказал он охрипшим голосом. – Можете не опасаться на этот счет. – А как же изумруды? – не поверила она своим ушам. Все это было бы слишком хорошо, чтобы оказаться правдой, поэтому она все-таки опасалась. А Джулиан скорчил гримасу. – Я что-нибудь придумаю. А когда добуду камни, покину это мрачное местечко, и оно останется вам. Она молча смотрела на него. Он показался ей очень красивым и необычайно мужественным. Стоял над ней, слегка склонив голову. Джулиан очень хотел найти подходящие слова для необыкновенной женщины. Далекий свет из коридора за его спиной высвечивал сине-черные блики на его взлохмаченной голове, а кожа отливала бронзой. Джулиан так долго смотрел на нее, что ей стало не по себе. К своему ужасу, Анна почувствовала, что он почти нравится ей. Это чувство пугало, и она мысленно поклялась преодолеть его. – Я очень надеюсь, что вы скоро найдете свои изумруды, – ответила она кратко. Повернувшись к нему спиной, Анна с королевским достоинством удалилась в свою комнату. И при каждым шаге она всей кожей чувствовала на себе его взгляд.19
За этими событиями последовали недели, когда Сринагар буквально наводнили гости. По всей вероятности, Чарлз, а может быть, и Хилмор пустили слух о том, что из Англии прибыл деверь Анны. Изголодавшиеся по новостям визитеры приезжали целыми семьями. Анна старалась развлекать их беседой, неискренне улыбаясь и представляя им Джулиана как близкого родственника. Она поверила в рассказанную им историю рождения, но не могла себе представить, что Джулиан – единокровный брат Пола. После той ночи, когда Челси приснился кошмар, он подробнейшим образом расспросил Анну о том, где, когда и при каких обстоятельствах она лишилась изумрудов. Анна рассказала ему все, что помнила о торговце. Она была уже рада тому, что Джулиан не потащил ее с собой, чтобы найти торговца. В тот же день Джулиан уехал и вернулся только через несколько дней с пустыми руками. По-видимому, купец уже уехал. После этой неудачи Джулиан с Джимом постоянно были в отъезде, колеся по городам в поисках изумрудов. У Анны возникло такое чувство, что для Джулиана не столь была важна их материальная ценность, сколько нечто другое, тайное, скрытое пока от нее. И она решила не только не задавать ему лишних вопросов, но и не позволять себе думать о нем иначе, как о нежеланном госте. В ту ночь Джулиан поведал ей о своем прошлом. Его рассказ сначала вызвал у нее жалость и даже показался трогательным. Если бы она узнала о нем некоторые подробности, то, возможно, еще больше бы прониклась к нему доверием. Она не раз напоминала себе, что этот гость не джентльмен, а плут и вор. Вполне вероятно, еще и ловелас. И если ее изголодавшееся тело иногда пыталось доказать обратное, то она старалась не обращать внимания на зов плоти. Она была не только вдовой, но и матерью, леди по рождению и воспитанию и не могла себе позволить вздыхать о Джулиане Чейзе! Случалось, когда Джулиан не отправлялся на поиски сокровищ, Анна появлялась в гостиной на традиционном файф-о-клоке. Когда же его не было, ей приходилось отвечать гостям на вопросы о нем, а это было нелегко, потому что она знала мало, слишком мало... Примерно через недели две после появления Джулиана Антуанетта Ноук, богатая вдова землевладельца и коричного набоба, присела однажды рядом с Анной на краешек софы, неспешно цедя чай маленькими глотками, и, как подобает леди, принялась выкачивать из хозяйки дома сведения о незнакомце. Недалеко от них сидела Хелен Чейзен со своей восемнадцатилетней дочерью Элинор. Та беседовала с Чарлзом, а Хелен любовалась ими. Элинор была красива, с темно-каштановыми кудряшками, с большими карими глазами, к тому же единственная дочь владельца обширной лланта-ции корицы. Чрезвычайно выгодная невеста! Беда заключалась в том, что на Цейлоне было мало подходящих женихов. Как и миссис Ноук, Элинор с матерью поспешили в Сринагар поглазеть на деверя Анны, едва услышав о его приезде. Миссис Ноук задавала и задавала вопросы о Джулиане, а Анна еле сдерживалась. – Ваш дорогой брат великолепен! И не женат? О Господи, должно быть, я не в курсе дела. Он вдовец? Или... Подобные вопросы извергались лавиной почти четзерть часа. Анне ужехотелось приписать Джулиану и жену, и пятерых малюток в придачу, якобы оставшихся дома в Англии. – Думаю, мой деверь пользуется слишком большим успехом у женщин, чтобы выбрать одну-единственную. Не хотелось этого говорить о столь близком родственнике, но боюсь, что Джулиан настоящий повеса. Она отхлебнула чаю, надеясь, что хоть в малой степени досадила Джулиану. Но, увы, серые глазки миссис Ноук плотоядно засверкали при этом сообщении. – Повеса? О! Конечно, нет. Просто он очень... очень обаятельный джентльмен! – Вы очень добры, – ответила Анна сухо. – Он ведь совсем не похож на вашего покойного мужа. Правда? О, простите, если напоминание об утрате для вас так мучительно, но ведь уже прошел год, вам пора бы прийти в себя. Кстати, мистер Чейз старше вашего покойного мужа. Почему же он не лорд Ридли? Миссис Ноук даже наклонилась вперед, горя желанием услышать пояснения; так что пена кружев в ее декольте чуть не окунулась в чашку с дымящимся чаем. Ее шелковое кофейного цвета платье было слишком элегантным и нарядным для обычного добрососедского визита, и Анна отлично поняла, что это приманка. Именно Джулиан стал той рыбой, которой суждено было клюнуть на эту наживку. Анна сделала глоток чаю, испытывая чувство, близкое к отчаянию. Ее способность увиливать от прямого ответа не была столь безграничной, чтобы она могла долго выдерживать подобный напор. – Он только наполовину брат Пола, а титул передается от отца, – пояснила Анна, надеясь внушить своим слушательницам мысль о том, что Джулиан был от первого и более раннего брака их матери. Но она не хотела запятнать репутацию Джулиана намеками на незаконнорожденность. Если бы эта сплетня вышла на свободу, то пострадала бы и она, и Челси. И потом... разве он не член ее семьи? – Сколько лет мистеру Чейзу? Этот вопрос сбил Анну с толку. – О, как глупо с моей стороны. Я едва помню собственный возраст, а уж что касается других... – старалась как-то вывернуться Анна. – Джулиану, должно быть... – Мне тридцать пять, – раздался низкий голос за ее спиной. Анна, облегченно вздохнув, повернулась лицом к Джулиану. Он только что возвратился и еще даже не сменил пыльную одежду, да и шляпу держал в руке. Он подошел к дамам и ослепительно улыбнулся миссис Ноук, протянувшей ему руку с жеманной улыбкой. – Миссис Ноук, это Джулиан Чейз. Джулиан, это Антуанетта Ноук. Джулиан приветливо пожал ей руку и повернулся к Анне. – Мне жаль, что ты не знаешь моего возраста. Дальше ты, вероятно, скажешь, что не помнишь моего дня рождения. Анна кисло улыбнулась в ответ на эту насмешливую реплику. – Не хочешь ли присесть? Анна немного расстроилась, потому что Джулиан был в грязной одежде и продолжал внушать ей антипатию. И вовсе не потому, что Элинор и Антуанетта взирали на него с нескрываемым восторгом, точь-в-точь как две мыши на кусок сыра. – Спасибо, присяду, если вы, леди, извините меня и не станете возражать по поводу моего вида. Он состроил вопросительную гримасу. Анна молчала, даже не пытаясь помешать восторженным возгласам дам. Искоса взглянув на Анну, Джулиан усмехнулся. Она готова была поклясться, что он без малейших усилий продолжал очаровывать леди. Анна даже не смогла уловить, как и когда это произошло. Едва она поднялась на минутку, чтобы предложить еще чаю Хелен и Чарлзу, как Элинор завладела ее местом на софе. – Ваш деверь скоро почувствует, что его стреножили, если не примет серьезных мер, – весело сказал ей Чарлз, пока Анна наливала ему чай. Хелен игриво похлопала его по руке. – Джентльмены думают, что у нас, женщин, на уме нет ничего, кроме брака, – заметила она, пока Анна наполняла ее чашку. Анне ничего не оставалось, как покориться и сесть на освободившееся место Элинор. Хелен обратилась к Анне: – Скажите мне, как случилось, что мистер Чейз не носит фамилию Траверн? Я знаю, что он брат Пола, но мне не вполне ясна природа их родства. Сердце у Анны упало. Она понимала, что ей придется лгать. Этого избежать было нельзя, а помощи ждать неоткуда. Но ложь ей всегда претила... – Анна, не будешь ли ты так любезна налить мне чаю? Прости, что перебил, но у меня просто пересохло в горле. Джулиан протягивал ей чашку через всю комнату. – Конечно! Анна вскочила на ноги слишком поспешно. Такая скорость здесь вовсе не требовалась. Но она была благодарна Джулиану, что он спас ее от неприятного разговора, и не смогла удержаться от улыбки, когда наливала ему чай. Он улыбнулся, и его глаза цвета синего полуночного неба дьявольски блеснули. Именно в это мгновение их будто связала какая-то общая тайна. Потом Антуанетта что-то сказала Джулиану, и чары рассеялись. Но, надо заметить, и возникшая между ними близость в ту страшную ночь, когда Челси приснился кошмар, и эта минута сообщничества затронули какую-то струну в сердце Анны. И на одно краткое мгновение они будто стали друзьями. Эти хрупкие дружеские чувства, возникшие было у Анны к Джулиану, рассеялись в последующие две недели. А поток гостей не иссякал. И самыми неприятными из них были Элинор Чейзен и Антуанетта Ноук. В своей жажде найти подходящего жениха они приезжали чуть ли не каждый день. А больше всего раздражало Анну то, что Джулиан охотно принимал знаки внимания этих леди. Похоже, он даже получал удовольствие, видя, что из-за него они ведут себя преглупо. И вот однажды, после одного из самых вопиющих и очевидных проявлений их внимания, раздражение Анны взяло верх над здравым смыслом... Она едва дождалась ухода Антуанетты. Кипя негодованием от их слащавого, как патока, прощания, которое она была вынуждена лицезреть, Анна высказала Джулиану свое недовольство: – Вы околачиваетесь здесь, потому что ищете себе богатую жену! – Вот как? Джулиан стоял в холле и наблюдал, как привлекательная гостья садится в экипаж. И в самом деле, в последнее время Анна находила Джулиана все более скрытным и подчеркнуто вежливым. Плут, как-то признававшийся в вожделении к ней и уличавший Анну в том же грехе, исчез, а вместо него появился холодный и вежливый незнакомец. Анна не доверяла Джулиану по-прежнему. Не доверяла и пыталась убедить себя, что его теперешнее поведение – это всего лишь недоразумение. По крайней мере теперь она могла не опасаться, что не устоит перед его обаянием. Но Анну страшно раздражало то, что он явно благоволил к незамужним гостьям, появлявшимся в Сринагаре. Анна уже не могла сдерживать гнев. Она убеждала себя, что это происходит потому, что она-то знала его как вора и обманщика, а гости – нет. – Стыдитесь! Миссис Ноук вполне зрелая дама, но Элинор Чейзен всего восемнадцать! Перед лицом таких обвинений Джулиан оставался бесстрастным. Он лишь удивленно повел бровями, изучая пылающее негодованием лицо Анны. – Но вы же не можете не согласиться, что мисс Чейзен очень мила? С этими ее кудряшками и миндалевидными глазками, не говоря уж о соблазнительных формах! Думаю, ей не надо быть богатой, чтобы мужчина обратил на нее внимание. Что же касается прекрасной Антуанетты... не мне пенять на характер этой леди. Скажу только, что я так откровенен, потому что вы и сами вдова, а эта леди, несомненно, созрела для того, чтобы рискнуть. Анна поджала губы, сверкнув глазами. – Нет нужды быть таким вульгарным. – Но было похоже, что ее усилия не возымели действия. Видя хитрую улыбку, Анна подумала: «Этот негодяй даже не попытался скрыть насмешку!» – Я не вульгарен, а честен. Леди нуждается в мужчине и в отличие от некоторых не стыдится признать это. Большинство женщин, уже побывавших замужем или овдовевших, будучи сами из плоти и крови, предпочитают и мужчину из. плоти и крови бесплотным воспоминаниям. Ну не может удовлетворить женщину в постели воспоминание! Я уверен, вы в этом убедились, оставаясь вдовой уже целый год. Анна широко раскрыла рот от удивления. – Да как вы смеете? – Неужели вас оскорбила моя откровенность? – вкрадчиво спросил Джулиан. – В следующий раз вы, возможно, и подумаете, прежде чем интересоваться моими мотивами. Каковы бы они ни были, вас это не касается, сестрица. – Я вам не сестрица, – процедила Анна сквозь зубы. – И не невестка. Даже если вы и наполовину брат Полу, в чем я сильно сомневаюсь, я отказываюсь признавать родственные связи с таким волком в овечьей шкуре! С таким негодяем! – Неужели, Зеленоглазая леди? – спросил он мягко. Он опять назвал ее этим презренным именем, напомнив Анне о ее собственном бесчестном поступке, и она почувствовала угрызения совести. Джулиан с удовольствием отметил ее замешательство, потом вдруг нежно улыбнулся, глядя на нее сверху вниз. Анна не могла устоять перед его очаровательной улыбкой. В этих сине-черных глазах было что-то загадочное. Он будто приглашал Анну оценить его шутку, растянув губы в плутовской улыбке. Они стояли очень близко друг к другу. Джулиан возвышался над ней, и Анна смешно вытягивала шею, запрокидывая голову. Ее смущали и эти цыганские черные волосы, рассыпавшиеся в беспорядке, и эта смуглая кожа, ставшая почти черной после пребывания под солнцем Сринагара. А его одежда – всего лишь рубашка без галстука и бриджи – была нарочито небрежной. И все же, несмотря на эти огрехи, невозможно было отрицать, что это был необычайно красивый мужчина, в его внешности присутствовал некий магнетизм. Глядя на его обворожительную улыбку, Анна решительно пыталась забыть о его привлекательности. Но где-то в глубине ее сознания мысль об этом все же оставалась. – Анна, вы так прямо держите спину. Почему бы вам не расслабиться и не наслаждаться жизнью? – неожиданно спросил он и протянул руку, пытаясь погладить ее спину. Анна быстро отступила назад, чтобы Джулиан не смог дотянуться до нее рукой, а он не сделал попытки удержать ее. – Не пора ли вам выбросить эту уродливую одежду? Вы в ней похожи на ворону. Мне тошно на нее смотреть! Да и вашей малышке не слишком полезно постоянно напоминать, что ее папа умер. Ради Бога, наденьте что-нибудь красивое и продолжайте жить. – Мой муж умер менее года назад! – Он умер, а вы живы, – серьезно ответил Джулиан. – Черт возьми! Почему бы вам не прыгнуть в его могилу и не покончить со всем разом? Право же, это было бы лучше, чем стать мертвой при жизни. А вы навязали себе это состояние и существуете так уже долгие месяцы. – Вы ничего об этом не знаете! – закричала уязвленная Анна. – Я любила Пола... – И слава Богу, что не знаю, – грубо перебил он. – Я не хочу ничего знать о любви, которая обрекает хорошенькую женщину на жизнь, столь же бесплодную и пустую, как могила ее мужа! Анна даже не успела сообразить, что ответить, как он уже прошел мимо нее. Не сказав больше ни слова и не извинившись, Джулиан направился к лестнице. Обернувшись против своей воли, Анна посмотрела ему вслед. «Ему бы надо подстричься», – отметила она рассеянно. А плечи под тонкой белой рубашкой настолько широки, что дух захватывало. Бедра в черных бриджах по сравнению с ними казались такими узкими, а ноги – длинными и сильными, а ягодицы... При мысли о них Анна покраснела. В целом это был сногсшибательно привлекательный мужчина. Но Анну не занимали мужчины со столь ярко выраженным мужским началом. Она предпочитала вежливых, обходительных и чувствительных джентльменов, таких, как Пол. Да, она предпочитала таких. Она в самом деле предпочитала таких! И не важно, что говорил сейчас Джулиан. Анна не собиралась отказываться от траурного платья. Если Джулиан Чейз считал, что она похожа на ворону в таком одеянии, то это даже к лучшему. Анна и не хотела, чтобы он считал ее хорошенькой! Она не хотела, чтобы он вообще думал о ней. Но какой-то тонкий голосок в ее сознании нашептывал: то, что она постоянно носит черное, и в самом деле может как-то напоминать Челси о несчастье. Но Анна соблюдала траур не из чувства долга, это у нее шло от сердца. «Жаль, что Джулиана Чейза не повесили! Следовало бы!» – подумала со злостью Анна. И все же ее охватывало нелепое любопытство. Ей вдруг захотелось узнать, куда он пошел. Анна заметила, что он скрылся в глубине дома, а позже услышала его шаги в холле. Остановившись в задней галерее, она смотрела, как он шагает по дорожке к саду, и неожиданно увидела дочь, которая приветствовала надоедливого гостя радостными криками. Кирти была рядом, даже бросала девочке мяч, но при виде «дяди Джули» Челси побежала к нему. По снисходительному выражению лица Кирти Анна заключила, что такие встречи происходят нередко. – Малышка привязана к сахибу, – неожиданно услышала Анна. Она считала, что находится здесь одна, и подскочила от неожиданности. Обернувшись, она увидела Раджу Сингху. Тот задумчиво наблюдал за трио, резвившимся в саду. – Да, – с трудом выговорила Анна, испытывая какое-то нелепое смущение. Казалось, Раджа Сингха всегда знал больше, чем положено. Глупо так думать, но Анне показалось, что он читает ее мысли. А ее мысли были заняты тем, в чем она не хотела бы признаться! – Хорошо, что в Большом доме снова появился мужчина, – сказал Раджа Сингха, переводя взгляд со смеющейся троицы в саду на Анну. – Да, – согласилась Анна. И вдруг она подумала, что для нее так даже было лучше. Как бы ни злил ее Джулиан Чейз, но с его появлением она снова почувствовала себя живой. Анна не успела додумать эту мысль до конца, потому что Челси заметила ее на галерее. – Мама, иди сюда и поиграй с нами! – крикнула девочка. – О нет, я... – запнулась Анна, смущенная этим предложением. – Пожалуйста! – умоляла Челси, а Джулиан в этот момент ухмылялся. «Наверное, вообразил, что я отказываюсь играть из-за него!» Вздернув подбородок, Анна промаршировала вниз по ступенькам, ведущим в сад. Челси восторженно взвизгнула, бросившись в объятия матери. – Теперь держись подальше от мамы, дядя Джули. Челси пританцовывала от радости, а Джулиан послушно бросил мяч девочке, таинственно улыбаясь. – Ты должна его поймать, – с упреком сказала Челси. Анна только стояла и смотрела, как мяч выпал из рук девочки. – Прошу прощения, – извинилась Анна. Четверть часа спустя, смеющаяся и запыхавшаяся, она опустилась на землю в тени раскидистого дерева бо. – Мама, ну что же ты! – запротестовала Челси и потянула мать за руку, тщетно пытаясь заставить ее подняться. – Мне надо передохнуть, цыпленочек, – сказала Анна и опрокинулась навзничь. Теперь она лежала на спине, явно демонстрируя свое изнеможение. – Оставь маму в покое, – сказала Кирти, все это время благожелательно наблюдавшая за игрой. – Мама твоя устала. Мы с тобой сейчас сплетем для нее венок из цветов. Ты должна найти самые красивые бутоны, а я помогу тебе сделать его. – Ты хочешь, мама? Анна кивнула и села. Челси бросилась рвать цветы, а Кирти последовала за ней. Джулиан в это время искал мяч, затерявшийся в траве, а когда нашел, опустился на землю рядом с Анной. – Мне приятно сознавать, что вы не трусиха, – улыбнулся он. В ярком послеполуденном солнце его глаза казались темно-синими. Выглядел он на диво красивым и удивительно молодым, особенно с этими своими всклокоченными волосами, в рубашке с закатанными рукавами. – Я вас не боюсь, дядя Джули, – насмешливо заметила Анна, называя его так же, как Челси, которая и выбрала для него столь нелепое уменьшительное, женственное прозвище. Он ухмыльнулся, признавая, что укол попал в цель. – Ах, не боитесь? Неужели не боитесь? Да вы никогда и не боялись. Выглядите вы так, будто сделаны из сахара, но у вас весьма прочная основа. Мне это нравится в женщинах. Анна пристально посмотрела на него. – Я была бы польщена, если не подозревала, что в ваших словах кроется нечто оскорбительное. – Уверяю вас, это комплимент, – рассмеялся он. Он растянулся на спине, сцепив руки под головой, а потом его взгляд снова скользнул по лицу Анны. – Скажите-ка мне, как могло случиться, что вы вышли замуж за Пола? Анну удивил его вопрос. – Мы всю жизнь знали друг друга. И нам показалось естественным пожениться. – Разве вы не были в то время очень юной? – Нам обоим было по восемнадцать лет. Мой отец только что умер, приход перешел к его преемнику. Пола отец решил отправить в большое путешествие, а он не хотел ехать. – И вместо этого женился. Голос Джулиана звучал суховато, и это тотчас же заставило Анну перейти к обороне: – Мы были очень счастливы! – Уверен, что были. Уязвленная, она решила заставить заговорить о нем самом. – Раз уж мы рассказываем друг другу истории из своей жизни, может быть, вам будет угодно продолжить с того момента, на котором мы остановились в прошлый раз. На том, что вы бежали из флота. – То, что я сделал позже, смутит и шокирует вас. Он перекатился на бок и привстал, опираясь на локоть. – Все-таки расскажите. С праздным видом он сорвал травинку и принялся жевать. – Вы же знаете, меня вырастили как цыгана, а воспитывала меня бабушка. Это была замечательная женщина. Она старалась от всего меня защитить. До своего смертного часа она клялась, что ее дочь, моя мать, никогда бы не легла в постель с мужчиной, не будучи его законной женой. А это означало, что до того, как зачать меня, мои родители обвенчались. Уж не знаю, заблуждался ли я, но всегда принимал ее слова всерьез. Я думал, что когда мои соплеменники называли меня английским ублюдком, то употребляли это слово только в общем смысле. Цыгане презирают детей, родившихся от смешанных браков, как, впрочем, и англичане. Меня попрекали моим английским отцом и дразнили. Бабушка убеждала меня, что я должен гордиться своим дворянским происхождением и тем, что я был все-таки благородных кровей, а они – не лучше собак. Я и понятия не имел, что незаконнорожденный. Можете представить мое потрясение, когда мой дядя привез меня в Гордон-Холл. Оказалось, что не только мой отец не подозревает о моем существовании, но и моя мать была ему не женой, а лишь любовницей. У него оказалась жена и законнорожденный сын, в котором он души не чаял. И ясно было, почему он хотел избавиться от меня. – Он был ужасным стариком! – сказала Анна. – Был, верно ведь? – улыбнулся ей Джулиан. – После смерти бабушки мне не было места среди моих соплеменников-цыган, как не нашлось и у отца, в его семье. Вырвавшись из когтей Королевского флота, я отправился в Лондон. К своему ужасу, я убедился, что и там не лучше, чем на службе его величества, если не считать моей относительной свободы. Он посмотрел на нее и заколебался. – Продолжайте, – подбодрила его Анна, слушая как зачарованная. Он пожевал травинку. – Я был сообразителен и ловок, но я умирал с голоду и стал вором. Сначала крал еду, потом очищал карманы. Я пытался даже грабить пьяных! Так я и познакомился с Джимом. Но на флоте я видел слишком много насилия, чтобы потом нападать на людей. Потому и стал грабить дома богатых. Он пытливо смотрел на Анну. Сделав паузу, продолжил: – Днем я работал лакеем у графини, имени которой не стану упоминать, а по ночам грабил ее друзей. А потом я ушел от графини и вложил накопленные деньги в игорные дома. Дела пошли хорошо, и у меня в конце концов скопился некоторый капитал. Он смущенно улыбнулся. – Потом умер мой отец. Я хотел получить назад изумруды, которые, как предполагалось, моя мать забрала из своего табора в качестве приданого. Остальное вы знаете. Чистейшая глупость. Анна догадывалась, что о многом он ей не стал рассказывать. Она сразу же почувствовала его неутихшую боль оттого, что отец отверг его. Как и в ту ночь, когда он впервые приоткрыл перед ней малую частицу своего прошлого, Анна испытала горечь и сочувствие к тому маленькому мальчику, каким когда-то был Джулиан. Должно быть, очень мучительно сознавать, что тебе нет места в этом мире и никому-то ты не нужен. – Ну, вот вы снова меня пожалели! – Сев рядом, Джулиан пощекотал ее нос травинкой. – У вас нежное сердце, Зеленоглазая леди. Это легко может довести вас до беды. – Вероятно, тяжело было видеть счастливых Грэма и Пола, ваших братьев. Они-то росли, обладая тем, чего вы были лишены. «Отцовской любви», – подумала Анна, но не сказала этого вслух. – Можете поверить, это просто разбило мне сердце. Не хотите поцеловать меня? Тон у него был легкомысленный и дерзкий, но ему не удалось скрыть от Анны то, что ей открылась подлинная правда о нем. Он наклонился вперед, закрыв глаза и смешно выпятив губы, и выглядел при этом так нелепо! Анна не смогла удержаться от смеха, только сорвала пучок травы, бросила в него и тотчас же вскочила на ноги. – Что? Поцелуя не будет? – разочарованно спросил он и посмотрел на нее так, будто поддразнивал. Но тут к ним подбежала Челси с венком. – Это тебе, мама. – Спасибо, цыпленочек. Анна приняла дар и надела венок на голову, а Челси весело захихикала и схватила мать за руку. И после этого было уже не до беседы с Джулианом.20
Несколькими неделями раньше Хилмор поселился на плантации в коттедже управляющего. Дом этот очень нуждался в ремонте, потому что уже пустовал несколько лет. Вначале Хилмор ежедневно встречался с Анной, обсуждая планы, как сделать Сринагар процветающим. По ходу переустройства плантации им приходилось иметь дело с «бесчисленными проблемами. Но после того как в течение двух недель он не обращался к ней ни разу, Анна наконец-то решила послать за ним. Он появился в столовой со шляпой в руке как раз в тот момент, когда семья заканчивала ужинать. Джулиан, ненавидевший карри, почти постоянно составлявший главную часть вечерней трапезы, уже встал из-за стола. Джим никогда не ел вместе со всеми, предпочитая делать это в уединении своей комнаты, а Челси и Кирти поели раньше в детской. Поэтому за столом сидели только Анна и Руби. Они о чем-то болтали за чашкой чая, когда Раджа Сингха ввел в комнату Хилмора. Вид у того был смущенный. – Добрый вечер, миссис Траверн, добрый вечер, миссис Фишер. – Здравствуйте, мистер Хилмор. Не желаете ли чаю? Анна приветливо улыбнулась управляющему, а тот вежливо отказался от чая. – Благодарю вас, мэм, нет. Анна понимала причину его смущения: общество Цейлона было кастовым. Индуисты, мусульмане, тамилы, даже почитатели Веды – все имели свои представления о кастах, свои правила и строго придерживались их. Английское сообщество было организовано не столь жестко, как местные общины, тем не менее и оно проводило невидимую границу между различными жителями острова. Хилмор, например, мог себе позволить выпить чашку чаю в гостиной по случаю первого своего визита в Сринагар, но сидеть за одним столом с хозяйкой дома считал недопустимой фамильярностью. Анна, понимая это, поднялась с места. – Извини меня, Руби. – Не обращай на меня внимания. Я только допью чай и уйду наверх. Этот хорек Джим побился со мной об заклад, что сумеет обыграть меня в вист. – Руби злорадно улыбнулась. – Я намерена поймать его на слове и наказать. Проявить некоторую твердость и упорство никогда не вредно. – Не обдирай его уж совсем, оставь хоть шкуру, – поддразнила Анна. Она пыталась заглушить голосок, шептавший ей, что Руби, как и Челси (по всей видимости, Джулиан ее совершенно покорил), собиралась к ее врагу. И это несмотря на все заверения Руби, что ей якобы стало неприятно, что в доме оказались незваные гости! Она и Джим препирались как дети. Но Анна, конечно же, заметила, что многие вечера Руби проводила с приспешником Джулиана за азартными играми. По правде говоря, Анна не могла не признать, что у Руби и Джима было много общего. Оба они родились и выросли среди кокни и прекрасно знали законы лондонских улиц. Знали в таком аспекте, о котором Анна могла только догадываться. Руби чувствовала себя явно не в своей тарелке, поднявшись всего лишь ступенькой выше служанки. Должно быть, она страдала от одиночества. Но Руби была единственной союзницей Анны, ей было неприятно сознавать, как легко та пленилась красивым лицом да ловкостью в карточных играх. Впрочем, сейчас у нее не было времени долго размышлять об этом. Анна отогнала неприятные мысли и пошла в гостиную, сделав Хилмору знак следовать за собой. – Не присядете ли, мистер Хилмор? Раджа Сингха, как всегда старательный и безупречный, уже зажег лампы. Указав на стул, Анна опустилась на софу. Хилмор тоже сел и вопросительно посмотрел на нее. – Вы хотели меня видеть, миссис Траверн? Анна улыбнулась, стараясь ободрить управляющего. Конечно, можно было его извинить, что в последнее время он не докладывал ей о своих успехах, ведь он не мог выбрать в конце дня и получаса, чтобы побеседовать со своей хозяйкой. Ей был нужен старательный и трудолюбивый управляющий. Анна надеялась, что Хилмор сможет вести дела без ее вмешательства. Конечно, это не касалось тех серьезных решений, которые надо было обсуждать с ней. – Я просто хотела узнать, мистер Хилмор, как идут дела. Он с облегчением вздохнул. – Очень хорошо, мэм. Я привел в порядок площади, о которых мы говорили, и распорядился занять их оранжевым пеко... – Минуточку, мистер Хилмор... – В голосе Анны внезапно прорезались жесткие нотки. – В прошлый раз мы договорились основательно обдумать это, прежде чем приступать к каким-то конкретным действиям. Надеюсь, вы не станете ничего делать без моего одобрения? – Но, миссис Траверн, мистер Чейз высказал мне свое одобрение. Мне и в голову не приходило, что между вами нет согласия... – Хилмор нахмурился, а Анна даже онемела от изумления. – Значит, в последние две недели вы обо всем докладывали мистеру Чейзу? – спросила она, стараясь не выдать своего негодования. В конце концов, ведь не было вины управляющего в том, что этот надменный до невозможности незваный гость узурпировал ее власть. Но Джулиан Чейз не имел права ни во что вмешиваться... Анна с трудом сохраняла самообладание. «Сринагар не принадлежит ему!» – Да, мэм, конечно, когда его можно найти. – Хилмор смутился. – Он... он сказал мне, что не стоит беспокоить вас вопросами, связанными с управлением имением. Сказал, что, пока он здесь, ему лучше снять бремя ответственности с ваших плеч. – Ах, вот как? Несмотря на отчаянные усилия, в ее тоне прорезалась язвительность, и Анна поспешила подняться наверх, боясь, что гнев сейчас вырвется на свободу. Хилмор тоже встал, вертя шляпу в руках. – Прошу прощения, миссис Траверн, если я поступил дурно, но я думал... – Все в порядке, мистер Хилмор. Возникло некоторое недоразумение относительно того, кто управляет Сринагаром, но вашей вины здесь нет. Конечно, мой деверь намеревался избавить меня от хлопот. И все же в будущем мне бы очень хотелось, чтобы вы меня обо всем информировали. Давайте договоримся встречаться в конторе два раза в неделю. Вам это подходит? – Да, мэм. Как я уже сказал, мне жаль, что так получилось. – Не думайте больше об этом, мистер Хилмор. Раз вы уже начали расчищать площади под оранжевый пеко, то, конечно, продолжайте работу. Но мы подробнее поговорим об этом, скажем, во вторник. Итак, в конторе в семь часов. – Да, мэм. Поняв, что его отпускают, Хилмор приободрился. На его лице она заметила явное облегчение. Анна велела Радже Сингхе проводить его. Когда управляющий ушел, она дала волю своему гневу. – Я убью его! – бормотала она сквозь зубы. Проходя мимо, Раджа Сингха осведомился: – Мэм-сахиб? – Ничего, Раджа Сингха! – поспешно успокоила его Анна. Она заметила, что тот, кажется, понял ее объяснения и отправился по своим делам. У нее и в самом деле не было сомнений в том, что Раджа Сингха абсолютно предан ей и Челси, хотя нередко он появлялся и исчезал как призрак. Но это не имело никакого отношения к ее делам. Анна выпрямилась, вскинула подбородок и отправилась на поиски Джулиана Чейза.21
Дверь в его спальню была закрыта. Анна деликатно постучала по твердому тиковому дереву. Ответа не последовало. Она постучала еще громче. И снова никто не откликнулся. И тогда она сделала то, что в обычных обстоятельствах не пришло бы ей даже в голову. Анна открыла дверь и заглянула в комнату. Комната была пуста. Горели масляные лампы, а в отбрасываемых ими озерцах света отражались свежепобеленные стены. Зеленые шелковые занавеси были задернуты, отгораживая комнату от ночи, а кровать под зеленым балдахином уже была готова принять своего хозяина. Но признаков хозяина не было. Комната сияла чистотой, если не считать пары пыльных сапог, оставленных возле кровати. И это был единственный недостаток. Дверцы огромного гардероба красного дерева были плотно закрыты. На умывальнике, в месте, предназначенном для бритья, не было остатков мыла. На золоченом стуле в углу не валялась брошенная одежда. И Анне пришлось признать, что нельзя упрекнуть Джулиана в нечистоплотности. Судя по всему, щепетильности ему не занимать. А вот этого Анна не ожидала. Ее ноздри уловили слабый запах – возможно, он курил сигару? Она принюхалась. – Есть здесь кто-нибудь? – крикнула она, заходя в комнату. Комната была пуста, но какое-то чувство подсказывало, что он где-то здесь. И все же, когда он ответил, она вздрогнула. – Анна? Это вы? – спросил он из соседней комнаты. Конечно, он находился в гардеробной, хотя она прежде этого и не заметила. Но дверь, отчасти скрытаяплатяным шкафом, была приоткрыта. Хорошо! Ей хотелось выговориться, пока гнев не прошел. Анна со щелчком закрыла за собой дверь спальни, воинственной походкой прошлась через всю комнату и распахнула дверь гардеробной так, что петли задрожали. И тут же она замерла. Глаза ее округлились. Перед ней стоял Джулиан Чейз, совершенно нагой, как в день рождения, готовясь опуститься в ванну с горячей водой! – Господи! – пискнула Анна. Она смутилась и плотно зажмурила глаза. – Как вы смеете приглашать меня войти, когда... Вы... – Я вас не приглашал, – возразил Джулиан спокойно. За этими словами последовал всплеск, и Анна поняла, что он опустился в ванну. – Вы же пригласили меня! Вы сказали... – Анна не закончила фразы, потому что точно вспомнила его слова. Следовало отдать ему должное: будь он хоть сам дьявол, но он на самом деле не приглашал ее войти. Но с другой стороны, и не говорил, чтобы она не входила! – Я спросил: «Это вы?» То, что прав оказался он, ничуть не смягчило Анну. – Любой джентльмен... – А! Но я не джентльмен. Я думал, мы уже выяснили этот вопрос и пришли к согласию. Не обращая внимания на его реплику, Анна продолжала: – ...предупредил бы. Вы... – Но едва ли я мог предположить, что вы вломитесь ко мне в гардеробную. Ради Бога, откройте глаза или уходите. Так вы выглядите по-идиотски, вы же не зеленая, неопытная девочка. Конечно, вы видели своего мужа обнаженным. Да в общем-то все мы похожи. Конечно, есть небольшая разница в размере и форме, как вам, возможно, известно. Но у Анны все-таки мелькнула мысль о том, что по сравнению с Полом разница была очень большой. Анна почувствовала, как краснеет из-за своих же дурных мыслей. Джулиан физически был намного крупнее Пола. Конечно, его... Даже думать о мужских органах воспроизводства было позорно, а уж задумываться об их размерах... – Почему вы покраснели? Голос его звучал так, будто он от души забавлялся ее смущением. Анна вдруг поняла, что он над ней смеется. Надо было найти мужество и открыть глаза. С опаской посмотрев на него, она убедилась, что столь смутившие ее части тела скрыты под водой. Конечно же, она могла видеть его ноги и все остальное сквозь прозрачную воду, однако старалась не смотреть. Как бы там ни было, мыльная пена обеспечивала некое подобие прикрытия. – Вы хотите сказать, что не собираетесь убегать? Моя дорогая сестрица, вы меня смущаете, – проговорил Джулиан, бросив на Анну насмешливый взгляд. Эти сине-черные глаза в последнее время смотрели на нее с усмешкой. Хотя рот не улыбался. Сейчас Джулиан энергично намыливался. Анна невольно загляделась на его мышцы. Скользнув взглядом по его плечам, таким широким в одежде, Анна поняла, что обнаженными они выглядели еще шире и мощнее. А грудь... вся его широкая грудь была покрыта густыми черными волосами. Анну охватило внезапное и почти непреодолимое желание дотронуться до этой влажной поросли, хотелось определить, какова она на ощупь. Она, словно загипнотизированная, не могла отвести взгляда от его обнаженной груди; наконец, опомнившись, поспешно отвела глаза. Щеки ее пылали. И если бы он не улыбнулся понимающей гнусной и насмешливой улыбкой, она бы убежала. – Разглядывайте сколько угодно, – любезно предложил он, усугубив ее унижение, – я не возражаю. У нее было такое ощущение, будто щеки ее горят огнем. Ей уже очень хотелось похлопать себя ладошками по щекам, но она с трудом удержалась. А Джулиан тем временем продолжал не спеша намыливать грудь, еще шире ухмыляясь. – Можете ко мне присоединиться, если угодно, – мягко предложил он, продолжая смотреть на нее. – Места хватит. Анне стало наплевать, сочтет ли он ее трусихой или нет, но она вдруг поняла, что должна бежать прочь немедленно. Притягательность этого обнаженного мужчины в ванне была настолько сильной, что у нее заныло где-то внутри. «Присоединиться к нему в ванне?» Сама мысль, конечно же, ужасала ее, но таинственный голосок нашептывал самые нелепые запретные мысли, какие никогда в жизни не приходили в голову Анне. – Мне надо обсудить с вами кое-что очень важное. Когда вы закончите, пожалуйста, приходите в контору. Там мы сможем поговорить. Она была уже готова удалиться и почти повернулась, но вдруг услышала: – Когда я закончу, лягу спать, – сказал он, удерживая ее. Она посмотрела на него через плечо и пожалела об этом. Он намыливал мускулистую ногу. Колено и часть мощного бедра были видны над водой. – Это очень важно, – заставила она себя выговорить достаточно твердо, с трудом отрываясь от этого зрелища. Право же, что такое с ней творится? Конечно, Пол был скромным, но ей доводилось видеть его в ванне. Но никогда, никогда от этого зрелища у нее не перехватывало горло, а сердце не начинало так биться, да и в уме не проносились столь сладострастные картины запретных наслаждений. Но ведь Пол был ее мужем и джентльменом. А Джулиан Чейз не был ни тем, ни другим! – Если это и в самом деле важно, вы можете подождать меня в моей спальне, а если нет – отложим это до утра. Голос его звучал спокойно и безмятежно. Анна прикусила губу, стараясь сделать так, чтобы ненароком ее взгляд не упал ниже его поросшего черной щетиной подбородка, и вдруг решилась: – Я подожду, но, пожалуйста, поторопитесь. И... «Как ему намекнуть, чтобы он вышел из гардеробной одетым?» – И?.. – Не важно, – сердито буркнула Анна, – просто поторопитесь. Она повернулась к нему спиной и направилась в спальню. Там она присела на краешек позолоченного стула, стараясь не думать, чем он сейчас занимается в гардеробной. Минут через десять Анна с облегчением увидела, что он в халате. Халат из темно-коричневого шелка, отделанный золотой тесьмой, явно выглядел более элегантно, чем та одежда, которую он носил днем. Конечно, она видела поросшую черными волосами грудь, щиколотки его голых ног, но все же ей стало легче. Она опасалась, что он войдет в спальню абсолютно голым. – И что же это такое важное, чего нельзя было отложить до утра? Он держал зажженную сигару, которую тотчас же сунул в рот. Анна вспомнила: точно такую же она видела в пепельнице возле ванны. Забавно, что прежде она ни разу не видела его курящим. Возможно, он курил только ночью. Она выпрямилась на стуле. – Вы распорядились, чтобы мистер Хилмор занялся посадкой оранжевого пеко, даже не посоветовавшись со мной, – сказала она дрожащим от негодования голосом. Джулиан удивленно поднял брови: – Да, распорядился. Анна была обескуражена. Такого спокойного ответа на упрек она явно не ожидала. – Сринагар принадлежит мне, – сказала она, наконец овладев собой. – Распоряжаюсь здесь я. По правде говоря, считаю ошибкой то, что под этот сорт чая расчистили такую большую площадь. Возможно, года через три у нас и будут большие прибыли, но пока... – Пока сохранившиеся насаждения уже переросли положенные им размеры и скорее всего дадут немного. Эта плантация – все равно что пустырь, поэтому разумно превратить ее во что-то более прибыльное. И снова он привел ее в замешательство. – Вы ничего не знаете о разведении чая! – А вот тут вы ошибаетесь. Я ничего не знал о разведении чая, когда приехал, но учусь очень быстро. Многое я узнал от Хилмора и вашего доброго друга Дамесни, а также из книг вашей библиотеки. Думаю, что теперь я знаю об этом предмете не меньше вас. – Вы... – Вы утверждаете, что Сринагар принадлежит вам... Должен вам напомнить, что я собственной шкурой заплатил за эту плантацию. Знаю, что обещал уехать, как только получу свои изумруды. Я это сделаю. Вам надо только набраться терпения. Я же намерен поступать так, как считаю целесообразным. Если вы этого не одобряете, сожалею. Он пересек комнату, остановился в углу, где на краешке стула примостилась она, и загасил сигару в фарфоровом блюдце на круглом столе. – И еще... – начал Джулиан более мрачным тоном. – Если вы снова ввалитесь в мою спальню, я восприму это как приглашение к действию. Я хотел вас с первой минуты, как увидел в Гордон-Холле, а также догадываюсь, что и вы хотите меня. Поэтому предупреждаю: если не желаете, чтобы наш разговор закончился в моей постели, выметайтесь отсюда и держитесь от меня подальше. Ясно ли я выражаюсь? Анна слушала эту грубую речь с раскрытым ртом. Да как он смеет так разговаривать с ней! Вскочив на ноги, она бросилась в его сторону и закричала от гнева и ярости: – Вы самонадеянное животное! Выражаясь вашим вульгарным языком, я не хочу вас! Я пришла сюда для того, чтобы... – Вы можете лгать себе, моя прелестная Анна, но меня не обманете! – грубо перебил ее Джулиан. – Вы обычная женщина из плоти и крови. И вам также не терпится, чтобы вас оседлали. А какого труда вам стоит не дотрагиваться до меня! Вы же смотрите на меня так, как смотрит на мужчину женщина, желающая заполучить его в свою постель. Вы целуете меня так, как женщина целует мужчину, если хочет его. Ваши груди разбухают под моими прикосновениями... – Прекратите! – закричала Анна неузнаваемым голосом. – Сейчас же прекратите! – О, моя милая маленькая лицемерка! Теперь слишком поздно. Вы получили свой шанс! С этими словами он схватил ее за плечи. Несмотря на ее яростное сопротивление, он без усилий смог близко притянуть ее к себе и сжать так сильно, что ее грудь буквально расплющилась. Анна продолжала осыпать его проклятиями, а он прижался к ее губам. Когда он поцеловал ее, Анна упала в бездну. Голова ее закружилась, колени стали ватными, а руки, которыми она только что колотила в его грудь и отталкивала, теперь обмякли. Анна ощутила и прохладный шелк его халата, и нестерпимый жар его могучего тела. Губы ее задрожали, раскрывшись, а язык вдруг ответил на яростный призыв его языка. Джулиану больше и не требовалось удерживать ее... она сама прижималась к нему все теснее и теснее. Она будто все время искала жесткости его груди, пытаясь умерить боль, возникшую в нежной плоти. И неожиданно ее руки сомкнулись у него на шее. – Ну вот, – пробормотал он со свирепым удовлетворением, в то время как его пальцы пытались расстегнуть пуговицы на ее спине. – Теперь посмейте сказать, что не хотите меня. Эти слова подействовали на Анну как ушат холодной воды. «Что он делает? Как смеет...» Как она могла позволить ему? Неужели в ней не осталось ни капли гордости? С яростным шипением она рванулась из его объятий и, не произнося ни слова, отвесила такую пощечину, что голова его откинулась назад. Мгновение он просто стоял и смотрел, пока на щеке не проступила багровая отметина. – Если вы понимаете, что для вас хорошо, убирайтесь с моих глаз долой, – сказал он. С большим трудом, со всхлипываниями, она вздохнула, последний раз посмотрела в его сверкающие черные глаза, повернулась и побежала.22
Муссон начался в этом году чуть позже, а если точнее, то шестого августа. Прислушиваясь к завыванию ветра, Анна лежала в постели и дрожала. Шум ветра был точно таким же, как в прошлом году. Еще год назад в это же самое время она сидела возле постели Пола и держала теплую еще руку, но уже чувствовала дыхание умирающего. Ветер завывал точно так же, как и теперь, только тогда сезон муссонов забрал Пола с собой. Анна не могла спокойно выносить этот звук. Она встала с постели, подошла к окну и раздвинула полупрозрачные легкие муслиновые занавески. Было далеко за полночь. Анна уже долгие часы пролежала в постели, но заснуть так и не смогла. И теперь она знала, что не заснет, во всяком случае, этой ночью. Ровно год назад в этот самый день умер Пол. Сад окутывали тени, ветер гнал по небу облака. Пляшущие тени представляли собой жутковатое зрелище. В завывании ветра тоже слышалось что-то страшное, потустороннее, будто кто-то причитал по покойнику, тоже оплакивал его. Здесь, за садом и небольшой оградой, на вершине холма, погруженного в густую тень, была могила. Анна подумала, что сможет разглядеть его памятник, смутно белевший в темноте. Он будто звал ее. Утрата была очень болезненной. Анна ощущала ее как лезвие, постоянно ранившее ее сердце, но мало-помалу все-таки начала выздоравливать. Иногда проходил целый день, а она могла и не вспомнить о Поле. Ее уже не тревожил и призрак, прежде являвшийся во сне. Она снова научилась остро чувствовать: гнев, страх, радость. И страсть. Страсть, равной которой никогда не испытывала. Эта страсть была столь сильной и острой, что ей было страшно даже признать ее существование. Да, сердце ее все еще скорбело, но тело уже пробудилось. И, конечно, все это произошло благодаря Джулиану. Чувствуя себя виноватой, Анна все-таки признавала, что он был совершенно прав: она хочет его. О Господи! Как она его желала! Ей хотелось целовать этот жесткий рот, прикоснуться к его телу везде-везде, почувствовать его прикосновения. Закрыв глаза и сжав кулаки, Анна попыталась прогнать эту мысль, но та не желала уступать.Внезапно она почувствовала тошноту, испытывая чувство вины, думая, что в первую годовщину смерти мужа противоестественно смотреть сквозь мрак на его могилу и позволять себе нескромные мысли о другом мужчине. Анна потянулась за пеньюаром. Туго затянув талию, она скользнула в домашние туфли. Анна хотела находиться ближе к Полу, хотела говорить с ним в первые недели после смерти. В конце концов, она хотела знать, что любовь, соединявшая их с детства, не умерла вместе с ним. И даже если тело ее трепетало от тоски по другому мужчине, обладавшему для нее чисто физической притягательностью, это не означало, что Пол не занимал места в ее сердце. Каким же непостоянным и нелепым созданием она была бы, если бы так легко могла переключить свои чувства на другого! Анна покинула спальню, направляясь неслышными шагами вниз по лестнице, а потом по коридору в дальнюю часть дома. Где-то позади она расслышала какое-то шарканье и очень испугалась. Бросив взгляд через плечо, она увидела два маленьких блестящих глаза, сверкнувших на нее. «Моти. Конечно, по ночам он бегает по дому». Успокоенная, Анна продолжила свой путь к задней двери, подняла кожаную щеколду и вышла из дома. Волосы ее растрепал сильный ветер. Он подхватил подол ночной белой рубашки, полы пеньюара и закрутил их вокруг ног. Ветви деревьев качались и скрипели, вокруг нее шуршала листва. Возможно, этот шелест производили маленькие зверьки, всюду шнырявшие здесь ночью. Анна не знала этого, да и не хотела знать. Ей казалось, что она отделилась от своего тела, от своих чувств, будто заблудилась во сне, будто слилась с тенями, ветром и ночными животными. С этими мыслями она поднялась на холм. Железные прутья ограды, окружавшей маленькое кладбище, были холодными. Анна сначала нащупала их, потом разглядела щеколду, открыла калитку и вошла. Здесь и была могила Пола. Лианы, а также другие вьющиеся растения, грозили заполонить каждый крошечный кусочек вскопанной земли. По распоряжению Анны за могилой тщательно ухаживали, газонную траву регулярно и аккуратно подстригали. На простом памятнике из местного лунного камня было выгравировано имя Пола с датами его рождения и смерти. Здесь же росло храмовое дерево, а воздух буквально благоухал от распустившихся крошечных белых цветочков. Время от времени сквозь быстро скользящие облака проглядывала луна. И тогда камень памятника блестел, излучая какое-то непонятное свечение. Анна стояла такая грустная, сжав руки и опустив голову. Девочкой она так сильно любила Пола! Он был воплощением ее детских грез. Сын знаменитого местного лорда был так же далек от нее, как принц крови, и все же оставался ее ближайшим другом. Они вместе играли, вместе готовили уроки, а потом поняли, что любят друг друга, и, наконец, сбежали вдвоем. А потом поженились, приехали в эту чужую страну и произвели на свет Челси. А потом... Потом случилось страшное – Пол умер. Теперь от него остался лишь этот поблескивающий в лунном свете камень на холме да ускользающие и тускнеющие воспоминания. Конечно, такой прекрасный и добрый человек, как Пол, заслуживал большего. Анна попыталась вспомнить его лицо, но черты Пола почему-то все время смешивались с чертами Челси. Лицо его казалось каким-то неясным, и это открытие вызвало у Анны слезы. «Неужели я уже забыла его?» Упав на колени перед могилой, она уронила голову на руки и заплакала. Пошел дождь. Сначала капли были тучными и медлительными, было даже слышно, как они падают на землю. Потом их стало значительно больше, и дождь полил с такой же силой, как и ее слезы. Свистел ветер, лил дождь. Анна промокла и впала в полузабытье. И оставалась бы в таком состоянии еще долго, если бы не знакомый голос, раздавшийся в ночи: – Что, черт возьми, вы здесь делаете?23
Анна подняла голову. Над ней возвышалась фигура Джулиана. Он сейчас показался ей больше и мощнее, чем всегда, будто ночь превратила его в какое-то немыслимое существо, окутанное мраком. Она поспешно отвернулась и принялась вытирать щеки руками, отчаянно стараясь, чтобы он не увидел ее слез. Но оказалось, он не обратил на это внимания, склонившись над ней и приподняв ее лицо за подбородок. Два черных сердитых глаза уставились на нее. Джулиан казался разъяренным. – Вы, чертова маленькая дурочка! – рявкнул он. – Простудитесь насмерть. Она даже не успела ничего ответить, как он уже грубо схватил ее на руки и понес с кладбища. Анна уткнулась лицом во влажную ткань его рубашки, вдохнула его запах и зарылась в тепло его плеча. Он был благословенно живым, теплым, уютным. Ей так хорошо было с ним! Но чувство вины не покидало ее, и Анна снова заплакала. Почувствовав, что ее тело сотрясает новый приступ рыданий, Джулиан чертыхнулся сквозь зубы. Он опустил ее на землю и прижал к своей груди. Анна подняла на него удивленные глаза, но не успела понять его намерения, как Джулиан завладел ее ртом. Он целовал ее с жадностью, с яростью, не оставляя возможности для нежности. Целовал с остервенением, от которого у нее подкашивались ноги, и качало из стороны в сторону. Этот поцелуй лишил ее разума. Анна почувствовала, как плавятся ее мозги, и отлетает воля. Она оказалась бессильной. Джулиан прижал ее крепче, заставив подняться на цыпочки. Теперь она чувствовала все его мускулистое тело, каждый дюйм его кожи. Анна затрепетала в его объятиях, и ее руки обвились вокруг его шеи. Он прижал ее голову к своему плечу и безжалостно заставил ее разомкнуть губы. Она не сопротивлялась. И не хотела сопротивляться. С тихим стоном Анна сдалась. Ее руки легли на влажные широкие плечи Джулиана, а губы раскрылись навстречу поцелуям. И он совершил вторжение. Его язык, как дерзкий захватчик, покорял ее и получал все, что хотел. Он ласкал языком ее язык и рот, проводил им по ее зубам, требуя от нее равного отклика. Анна трепетала и содрогалась, отвечая страстью на страсть. Никогда в жизни не испытывала она такого всепоглощающего желания. В его объятиях она похожа была на ожившее пламя. Никогда в жизни она ничего так не хотела, как в эту минуту желала его. Они стояли так неизвестно сколько времени, целуясь в ночной темноте в саду, а дождь и ветер трепали их волосы и одежду, но они не замечали ничего. Потом они как будто опомнились и поняли, где находятся. Он что-то пробормотал, а потом снова сжал ее в объятиях. Сердце ее застучало. Анна обняла его за шею и покорно лежала в его объятиях, когда Джулиан понес ее к галерее. Ни один из них не произнес ни слова. И на этот раз Анна не заметила внимательного взгляда Моти. Сердце ее стучало как барабан, голова кружилась от страсти, а он нес ее вверх по лестнице с очевидной легкостью, не уставая. Она то и дело открывала глаза, глядя на его лицо. И тут в безмолвной темноте спящего дома она перестала быть тем, кем была до сих пор. Сейчас она была женщиной. Он же был только мужчиной. И проснувшаяся в ней женщина, жадная, ненасытная, страстная, взывала к мужчине, моля о любви.24
– Ты не отошлешь меня, не прогонишь?! Это был хриплый шепот, отчасти приказ, отчасти вопрос. Зарывшись лицом в его плечо, Анна покачала головой. Она скорее почувствовала, чем увидела, с каким трудом он вздохнул. Дверь захлопнулась, и Джулиан бережно и нежно опустил Анну на пол. Таких чувств он еще не проявлял к ней до сих пор. – Позволь снять с тебя эту мокрую одежду. Анна не сопротивлялась. Джулиан, такой деловитый, большой, неуклюже возился с ее бантами и пуговицами. Он склонил к ней свою голову так низко, что она могла разглядеть сверкавшие в его черных волосах капли дождя, похожие на бусинки. Ресницы скрывали его глаза, но рот она видела четко. Он был прямым, жестким, неулыбчивым, придавая Джулиану угрюмый и мрачный вид. Спустив пеньюар с ее плеч, он поднял на Анну глаза. Их взгляды встретились. Он все еще не улыбался, а просто смотрел на нее, и его темные цыганские глаза вдруг заблестели. Протянув к ней руку, он накрыл ее упругую грудь. Тонкий слой влажной ткани все еще кое-как прикрывал ее, но не защищал от прикосновений Джулиана. Анна со всхлипом вздохнула, наслаждаясь этим прикосновением. Оно вызвало в ее теле нечто похожее на боль. Откинув голову назад, она закрыла глаза, вся дрожа, но отступать не собиралась. Она даже подняла свою маленькую руку и положила ее поверх его большой и мужественной руки, сильно сжимавшей ее нежную грудь. Джулиан первым нарушил это волшебство. Он что-то быстро пробормотал себе под нос, снова притянул ее к себе и целовал ее без конца, целовал страстно, целовал так, что она поднялась на цыпочки, обхватила его за шею и тоже поцеловала. Когда же губы Джулиана спустились ниже, к ее уху, он задрожал, как и она. Анна почувствовала, как все его тело трепещет, как дрожат его руки. – Господи, – прошептал он, отстранившись. И она потянулась к нему, а он принялся расстегивать десятки крошечных пуговичек ее ночной рубашки. А пальцы его так сильно дрожали, что он пытался по нескольку раз расстегнуть каждую пуговицу. Анна не выдержала и отвела его руки. – Позволь мне, – прошептала она, чувствуя себя более раскованной, чем могла себе вообразить. И все же Анна не могла заставить себя смотреть на него прямо, пока расстегивала свою одежду. В ней боролись в этот момент отвага и робость, уверенность и стыдливость. Он же смотрел на нее своими темными глазами, выражение которых она никак не могла понять. Что-то подсказывало ей, что он так же изголодался по любви, как и она. – Сними это, – произнес он низким и хриплым голосом. Анна заметила, что блеск его глаз стал еще ярче. Он терпеливо ждал, пока она исполнит его просьбу. Во рту у Анны пересохло. Чувствуя себя греховной и одновременно свободной, медленным движением плеч она сбросила с себя ночную рубашку, намеренно оттягивая момент, когда полностью будет обнажена ее грудь с розовыми сосками, а потом и стройный стан, и плавно расширяющиеся бедра, и пепельный треугольник волос между ними, и длинные кремовые ноги. И вот настал момент, когда рубашка полетела в лужу, натекшую с мокрой одежды у ее ног, а глаза его уже источали неистовое пламя и в углу рта заметно подергивался мускул. – Ты самое прекрасное создание, какое я когда-либо видел в жизни, – сказал он, снова собираясь заключить ее в объятия. Анна поспешно отступила назад и покачала головой, прошептав: – Ты тоже промок. С минуту он так и стоял, пожирая ее глазами, но уголки его губ уже сложились в едва заметную лукавую улыбку.25
– Раздеться ради твоего удовольствия, радость моя? Вопрос этот был провокационным. Он будто поддразнивал ее, хотя и говорил хрипловатым полушепотом. Не в силах довериться своему голосу, Анна кивнула и стала смотреть, как он это делает, затаив дыхание. Джулиан снял сапоги, а потом принялся за свои манжеты и пуговицы на рубашке. Анна почувствовала, как зачастило ее сердце, пока обнажалась его широкая волосатая грудь, о которой она никак не могла забыть. Когда же он стянул с себя рубашку, Анна жадно устремила на него взгляд. Плечи Джулиана были широкими и мощными. На руках, словно огромные крученые веревки, вздувались мускулы. Грудь его тоже была широкой, талия и бедра – узкими. Анна не могла дождаться, когда же он расстегнет пуговицы штанов. И сердце ее начинало биться все сильнее и отчаяннее. Это продолжалось до тех пор, пока его бриджи не соскользнули к ногам. Джулиан переступил через них и стоял перед ней в своей ослепительной наготе. Глядя на него, Анна забыла даже, что следует дышать. Никогда за всю свою жизнь она не видела такого великолепного мужчину. Анна изучала его, блуждая глазами по его телу. А он желал ее, желал – это было очевидно. И Анна почувствовала какую-то боль в глубине своего тела. Трепеща, она взглянула на него. – Иди ко мне, – прошептал он, протягивая к ней руки. Анна глубоко и трепетно вздохнула и шагнула в его объятия. В этот момент она испытала удивительное чувство, будто он никогда не выпустит ее из объятий. Все преграды между ними были разрушены. Она чувствовала жесткость его волос, царапавших ее грудь и бедра, ощущала жар его тела, которое, как ей казалось, прожигало ее насквозь. Она обвила его руками, зарывшись лицом в ложбинку на его плече, и глубоко вдохнула его мускусный запах. Джулиан взял ее за подбородок. – Я хочу тебя! – прошептал он, слегка проведя кончиком пальца по ее нежным губам. Губы ее беспомощно раскрылись. Анна потянулась к нему, позволяя себя целовать, обнимать, страстно целуя его в ответ. Она вдруг почувствовала, что его руки скользят по ее обнаженной спине и по изящным бедрам. Анна закрыла глаза, позволяя себе отдаться этим чудесным ощущениям. И вдруг она почувствовала, как он руками обхватил ее ягодицы. Анна даже задрожала как от озноба. – Хочешь меня? – спросил он шепотом. Губы его скользили по ее щеке, уху, мочке. Анна выгнула шею, желая предоставить ему полную свободу действий. Хотела ли она его? Анна ответила дрожащим голосом: – Да. Да! Она больше не пыталась вновь и вновь подавить собственные чувства. Хотела ли она его? В эту минуту Анне казалось, что она прошла бы по горячим угольям, чтобы только приблизиться к нему. – Прекрасная, необыкновенная Анна! Джулиан подхватил ее сильной рукой, отнес на кровать и нежно опустил на прохладные простыни, ногой столкнув на пол гору постельного белья. Анна лежала обнаженная, трепещущая, открытая для него. Он любовался ее телом, красивой грудью, бедрами, упругим животом... Потом их взгляды встретились. Джулиан протянул к ней руку, отвел пряди волос от лица, а Анна смотрела на него огромными глазами, чувствуя себя уязвимой. Беззащитной из-за своей потребности в нем, столь ясно написанной на ее лице. Он был так нежен, так внимателен, так чуток, но внезапно ей захотелось совсем другого. Казалось, кровь ее уже вскипела до температуры лавы и с бешеной скоростью неслась по жилам. И Анна подумала, что она воспламенится и сгорит, испепеленная собственным желанием, если он не поспешит покончить с ее мучениями. – У тебя глаза блестят в темноте, как у кошки, – пробормотал он, проводя пальцем по ее нежной коже. Анна облизнула пересохшие губы, схватила его за руку, поднесла к губам и нежно стала целовать его, ощущая языком солоноватый вкус кожи. Сузившиеся его глаза блеснули. Он повернул к себе ее голову. Закрыв глаза, Анна потерлась щекой о его жесткую ладонь и почувствовала, что тело ее все горит, этот огонь желания она не могла больше терпеть. А Джулиан смотрел на Анну до странности настороженно, как будто чего-то боялся... Но больше ждать она не могла. Она потянулась к нему, положив руки ему на плечи, обхватив шею, заставив прильнуть к ее губам. Он отстранился, доводя ее до безумия, и посмотрел так, будто хотел задать вопрос, смысла которого она не понимала. – Поцелуй меня, – прошептала она, готовая уже просить, готовая сделать что угодно, только чтобы утолить бушевавший в ней пожар, умерить этот ужасный голод. – Пожалуйста, Джулиан... У него перехватило дыхание, из груди вырвался звук, похожий на шипение, и бушующее пламя наконец-то обрело свободу. Целовал он ее сначала нежно и медленно, заставляя ее губы раскрыться, а потом... Потом язык его проник в ее рот, и он принялся покусывать ее губы, одновременно сжимая ее грудь рукой. А Анна... Анна сама прижала ладонь к его черному затылку, запрокинув лицо и пытаясь сделать этот поцелуй более жарким, глубоким и страстным. Ее язык и губы жадно отвечали на его нежность. Анна задыхалась, выгибала спину, без слов моля его о большем. Джулиан поднял голову и оглядел ее всю. Лицо его изменилось от страсти, стало немного жестче. В его глазах было нечто большее, чем страсть, но Анна не хотела этого видеть. – Не останавливайся, – прошептала она, умоляюще поглаживая его по плечам и затылку. – Пожалуйста, не останавливайся. – Господи, – сказал Джулиан, и это прозвучало не то как молитва, не то как проклятие. Он лег сверху, вжимая ее в матрас. Она же трепетала и прижималась к нему, впиваясь ногтями в его плечи. А он продолжал целовать ее с яростью, и ей стало ясно, что время нежности прошло. Он вдруг сжал ее грудь так, одновременно лаская и массируя сосок, что Анна вскрикнула. Он даже не успел раздвинуть ее бедра коленями, как она сама развела ноги и выгнула спину, предлагая ему себя. – Моя сладостная Анна! – прошептал он у самого ее уха, а потом произнес что-то еще, но она не разобрала что – уже снова целовала его, прижимаясь к нему, обнимая его ногами, как распутница, какой никогда прежде не была. И эти слова, которые она бормотала ему, расслышать было невозможно. Дыхание его было прерывистым и хриплым, а руки исследовали ее тело, скользя между их сплетенными телами, между ее ногами. И вот они нашли нежную и жаркую влажную плоть, принялись ласкать ее там... Джулиан и прежде дотрагивался до нее так, но теперь это не вызывало у нее стыда. Сейчас ей не было стыдно, напротив, она испытывала яростный голод и жар. То, что он с ней делал сейчас, казалось Анне неизбежным и необходимым, как свежий воздух. Она вскрикнула и затрепетала, изумляясь тому, что простое прикосновение, как оказалось, могло привести ее в экстаз. Такого она никогда не чувствовала прежде. И даже не представляла, что может испытывать что-то подобное. Ее тело еще содрогалось от наслаждения... И в этот момент он вошел в нее. Вошел глубоко, так глубоко, что вначале она оказалась неготовой к этому. И Анна подумала, что сейчас последует боль, что это только всего лишь прелюдия к боли. Но боли она не почувствовала, а пришло новое наслаждение, столь сильное, что тело ее вновь потрясли сладостные спазмы. Задыхаясь, она снова прильнула к нему, еще крепче обхватив ногами за талию. Он будто учил ее, а она понимала, что ей еще много предстоит узнать о любви. Движения в ее теле были глубокими и жесткими. Он снова и снова входил в нее с почти отчаянной силой, и ей это нравилось. Теперь ее тело будто совсем отделилось от разума, извиваясь под ним, необузданное, дикое и вожделеющее. Из ее горла вырывались какие-то странные звуки, напоминающие мяуканье. Джулиан стал горячим и влажным от пота; одушевленный той же первобытной силой, что и ветер, он предъявил на нее права и сделал ее своей. И Анна бездумно подчинилась ему, особенно когда с приглушенным стоном он дошел до пика наслаждения, позволив и ей испытать всю его силу.26
Когда Анна вынырнула на поверхность откуда-то из забытья, оказалось, что Джулиан лежит уже на спине, нежно обнимая и прижимая ее к себе. Анна уютно угнездилась у него на груди. Он был очень теплым, чуть влажным и таким надежным, что это внушало особую уверенность в нем и успокаивало. Анна теперь уже не стеснялась его бесстыдной, но прекрасной наготы, обежав все его тело жадным взглядом. У него были жесткие мускулы, длинные ноги и руки, бронзовая кожа, темная поросль на груди. Весь он был эталоном мужчины. Любовник из грез пришел в ее реальную жизнь в лице пикового короля. Даже бессильно распростертое тело было источником наслаждения, даже с высыхающим на нем потом он был пиршеством для ее глаз. Анна удовлетворенно вздохнула, внимательно посмотрела на него и вдруг заметила, что он за ней наблюдает. – Я хотел этого с первого мгновения, когда увидел тебя, – признался он, усмехнувшись. Анна в ответ только захлопала ресницами. Она почувствовала себя на удивление легкомысленной и потеребила волосы на его груди. – Вот как? – отрешенно пробормотала она. – Гм. Он поймал ее руку, заставил замереть, потом поднес к губам и принялся по очереди обсасывать кончики ее длинных пальцев. – Ты со своими серебристыми волосами, да еще в мятой ночной рубашке, свернувшаяся тогда в кресле, была похожа на маленькую девочку. Глаза у тебя были огромными и такими же зелеными, как изумруды в моей руке. А когда ты вскочила, то я увидел, – он снова взял ее грудь в свою руку и поиграл с ней, – что ты вовсе не ребенок. И я пожелал тебя. – Ты меня так испугал! – пробормотала Анна. – Я была уверена, что ты склонен к убийству или насилию. Он усмехнулся, продолжая поглаживать ложбинку между ее грудей. А когда провел ладонью по ее соску, он сразу же разбух и отвердел. – Ты защищала свою честь очень умело, отдаю тебе должное. Возможно, даже чересчур. Неужели ты и вправду хотела так сильно ударить меня? – Сожалею, но я не знала иного способа остановить тебя. – Ты могла бы попытаться просто сказать «нет». – Было похоже, что ты не примешь такого ответа. – Возможно, ты и права, – согласился он, снова прикрывая ее грудь рукой, будто желая измерить ее. Анна уже начинала терять нить разговора. – Я был уверен, что рано или поздно ты окажешься в моей постели. Можно сказать, что это было предопределено. Судьба. – Чтобы быть честным, признайся, – пробормотала Анна, бессознательно проводя пальцем вокруг розовато-коричневого соска Джулиана, – ведь это ты оказался в моей постели! – Не увиливай! Джулиан дотронулся до косы, перекинутой через плечо, нашел ленту и потянул за нее. Волосы рассыпались по ее груди, словно золотистый шелк. – У тебя красивые волосы! – Мм... Она провела ногтем по его соску, заставив его вздрогнуть. Его тело мучило и искушало ее. Ей все время хотелось погладить его всюду, трогать его кожу, мускулы, волосы. – Хочешь, чтобы я показал, что с этим делать? – Что? – Ну, с соском, с любым соском, с моим или твоим. Анна покорно легла на спину, а Джулиан навис над ней со своей обычной улыбкой, не оставлявшей его даже в такие моменты. – Вот это, – сказал он, касаясь ее соска языком, – наилучший способ обращения с соском. – Да? Анна почувствовала, что у нее захватило дух, как только его язык принялся играть с ее соском. – Мм... И тут без всякого предупреждения он втянул в рот весь ее сосок и принялся покусывать и посасывать его. Сквозь все тело Анны будто пропустили огненный стержень. Она прерывисто и шумно задышала. – Видишь? – пробормотал он, следя за ее реакцией. – Вижу. Она стонала, пока Джулиан продолжал захватывающие дух манипуляции. Вид его черноволосой головы, столь интимно угнездившейся на ее груди, вызывал у нее учащенное сердцебиение. Она погладила его жесткие волосы, а он прижался к ней, вдыхая ее аромат. – От тебя так хорошо пахнет! Розами. Он взялся за другой сосок, и Анне показалось, что ее тело снова пробуждается. По всей коже пробежала сладкая дрожь, достигнув самого потаенного уголка. – Это моя туалетная вода, – машинально ответила Анна, любуясь его бронзовой грудью и мужественным ртом. – Что? – спросил Джулиан, явно думая о чем-то другом. – Моя туалетная вода, она пахнет розами. – О! Он оставил в покое ее грудь и проделал огненный след по ее животу, пока не достиг пупка. Там он приостановился и принялся изучать языком это углубление, пока Анна не оттолкнула его голову. – Щекотно, – слабо запротестовала она, потому что и в самом деле испытывала странное ощущение. Собственно, это не было щекоткой, но чем-то таким, не подвластным описанию. – Позволь мне показать тебе другой способ вызывать щекотку, – пробормотал он. Его губы заскользили ниже, а руками он попытался раздвинуть ее ноги. – Нет! – задыхаясь, выкрикнула Анна, вновь пробужденная к жизни. Она наконец-то поняла его намерения и подумала, что обычно джентльмен не поступает так с леди. Такие действия не укладывались в ее голове, хотя за последний час она убедилась, что опыт ее был прискорбно ограниченным. Она подумала, что ей это не понравится, однако Джулиан, по-видимому, был полон решимости продолжать. Пытаясь помешать ему, Анна стремительно перекатилась на живот. – Ах так! – воскликнул он и добавил: – Ну ладно. Анна расслабилась, почувствовав себя в безопасности. Но тут ее постигло настоящее потрясение. Его жаркий и влажный рот вдруг заскользил по ее ягодицам. – О! – Ш-ш! Лежи тихо. Это тоже приятно. Он целовал ее ягодицы, проводя губами и языком по нежным изгибам, покусывая, посасывая, изучая все выпуклости и впадинки. – О! – снова вскрикнула Анна, бессильная противостоять новым волнам наслаждения, обрушившимся на нее. Он буквально вдавил ее в матрас, набитый кокосовой стружкой, целуя ее спину. Рассыпавшиеся волны волос струились по спине, преграждая свободный доступ к ее желанному телу. Отодвинув в сторону шелковистую массу, он стал ласкать губами ее шею. – Мне нравится твой вкус, – прошептал он ей на ухо. Не в силах вымолвить ни слова, Анна задрожала, а потом застонала, когда его язык нашел расщелину между ягодицами. – У тебя красивый задик, – сказал он, нежно покусывая подрагивающие ягодицы. И тут она почувствовала, как он развел ее ноги и вошел в нее сзади, а это было для нее так ново и неожиданно и, возможно, даже запретно и греховно. Вот уж этого она никак не ожидала, но волны наслаждения накрыли ее тело почти мгновенно, особенно когда он стал еще ласкать ее грудь. Когда же он начал ласкать ее в том потаенном уголке, о существовании которого она до сих пор не подозревала, Анна вскрикнула. Тело ее извивалось, дыхание стало прерывистым и трудным, пока он возносил ее к небесам и возвращал обратно на землю. – Господи, Я так тебя желал, – прошептал он, прижимаясь лицом к ее шее. В последний раз его мужское естество сделало яростный толчок, и он застонал, совершенно расслабившись.27
Анна сразу же провалилась в бездну глубокого сна. Она была измучена, но как-то нелепо и странно довольна. Уютно устроившись рядом с Джулианом, окутанная сонным туманом сна, она пыталась, но не могла припомнить, когда еще была так счастлива. Конечно, ей и прежде бывало хорошо, но счастлива она была только сейчас. А ведь всего несколько часов назад она на самом-то деле чувствовала себя несчастной. И вот Анне приснился сон. Челси играла в саду с мячом, а Анна, улыбаясь, наблюдала за дочерью. Небо было таким синим, каким оно бывает только над Цейлоном. Нежные белые облачка плыли по нему под легким дыханием бриза. День был теплым, но не слишком жарким. Вдали маячили прохладные синие горы. Пели птицы, распускались цветы, на деревьях лопотали обезьяны. – Анна! – позвал ее чей-то голос. Она повернула голову на зов. – Где ты? – И снова услышала его. На этот раз он звучал слабее. Хмурясь, она пошла на зов в том направлении, откуда исходил этот голос. И вдруг увидела его на самой вершине холма, где находилось крошечное кладбище. Его светлые волосы развевались на ветру, а стройное тонкое тело омывал солнечный свет. Он стоял и смотрел, как Анна спешит навстречу. И на его губах появилась легкая улыбка. Он поднял руку, будто прощаясь с ней, потом повернулся и быстро пошел прочь. – Подожди! – крикнула Анна и побежала за ним. И как бы быстро она ни бежала, он уходил от нее все дальше и дальше. Когда он уже стал казаться ей совсем далеким, Анна остановилась, глядя, как Пол исчезает из виду. Он покинул ее с улыбкой, махнул на прощание рукой... теперь ей предстояло идти по жизни без него. Сердце ее сжималось от боли, еще раз пережив горечь утраты. Анна плакала и смотрела вдаль, пытаясь отыскать знакомый образ, но его нигде не было. – О, Пол! – вздохнула Анна.28
Джулиан лежал на спине с полузакрытыми глазами, наслаждаясь близостью обнаженной женщины. Ее сверкающие волосы рассыпались по его груди. Джулиан гладил эти тяжелые шелковистые пряди, наслаждаясь их красотой. Анна прижималась к нему обнаженной грудью, успокоенная и пресыщенная. Ее упругая грудь с сосками похожими на розовые бутоны, вполне могла бы принадлежать и юной девушке. В прошлом он предпочитал зрелых женщин с хорошо развитыми формами, но в этой почти девочке Джулиан нашел настоящую женщину, от вида и близости которой у него захватывало дух. Ему захотелось обладать ею с тех пор, как только он ее увидел. Его притягивала эта хрупкая золотистая красота в сочетании с невероятно загадочными зелеными глазами. Ему даже нравилась та ярость, столь не вязавшаяся с ее хрупким обликом, с которой она защищала свою дочь. Он сразу понял, что Анна была и хорошей матерью, и верной женой. Хотя представляя ее женой своего покойного неоплаканного полубрата, он был готов скрежетать зубами. Все, к чему он так стремился, его братьям доставалось без малейших усилий. Даже Анна досталась сначала Полу. Джулиану не довелось встретиться с младшим из братьев Траверн, Пола он видел только несколько раз, да и то издали. Это было еще когда он попытался напомнить о себе отцу. Ему тогда было около семнадцати, значит, Полу – лет шесть, но Джулиану он показался совсем младенцем. Джулиана непреодолимо тянуло к братьям, но их тогда охраняли няньки, словно драконы. Дети были разодеты в бархат и кружева, как маленькие принцы. Джулиан просто зеленел от зависти. У них были обручи, которые они палкой катали по дорожкам, и маленькие деревянные кораблики, которые они пускали плавать в пруду. А единственными игрушками Джулиана были грубые поделки, смастеренные его бабушкой. Много лет спустя, возмужав, он понял, что в юности жаждал не столько этих игрушек, сколько того, что они собой олицетворяли. Эти чистенькие, хорошо одетые и накормленные мальчики были его братьями, порожденными его отцом. Отец обожал младших сыновей и презирал старшего. Случались минуты, когда Джулиан вспоминал слова бабушки и считал себя законнорожденным, а двоих младших детей ублюдками. И то, что отец его не признал, было для него горькой пилюлей. Джулиан часто фантазировал, что снова явится в Гордон-Холл с доказательствами своего права на наследство. Воображал, что они бросятся ему на шею, а он отвергнет их. А возможно, он проявил бы благородство и позволил им остаться при нем. Тогда выбор был бы за ним. Сравнивая их благоустроенность с тяготами своей жизни, он все время мучился, пока не возмужал. Им все давалось легко по праву рождения, ему же приходилось все брать с бою, вырывать силой у неподатливой и жестокой судьбы. Включая даже эту крошку, чье ровное дыхание теперь он слышал у своего сердца. Его бесило то, что один из этих счастливцев и получил ее первым. Пол любил ее, женился на ней, стал отцом ее ребенка и даже после своей смерти сохранил ее привязанность. А для Джулиана это была первая женщина, которую так трудно пришлось завоевывать. Когда-то его взяла в лакеи похотливая графиня, поставившая целью соблазнить его. И до того момента, как он завоевал прелестную, но безмерно изменчивую Амабел, он всегда оказывался в выигрышном положении – ведь ухаживали за ним, а не наоборот. Все они желали заполучить его в свою постель, но выйти за него замуж хотели только шлюхи, барменши и служанки. Графиня, когда-то просто рассмеялась ему в лицо. А он, наивный юноша, вообразил, что постель и любовь – одно и то же. Ведь любовь, думал он, следует увенчать браком, поэтому и предлагал им выйти за него замуж. Не пожелали они взять его в мужья! Его, полуцыганского происхождения. Конечно же, он казался им недостойным. Хотя Джулиан всегда знал, что в нем есть что-то такое, что привлекает женщин. Разумеется, были мужчины красивее его, многие были и богаче, и могущественнее, но они не пользовались таким успехом у леди, не с такой легкостью попадали к ним в постель. После графини он никогда больше не думал о любви.С Анной все было иначе. К своему ужасу, он понял, что слишком дорожил ею. Казалось, если он затащит ее в постель, битва будет выиграна. Но, к его изумлению, выяснилось, что это не так. Он мог одержать победу только тогда, когда завоюет ее сердце. В ту ночь, когда он нашел Анну в саду, с постели его поднял инстинкт. Он и сейчас не мог понять, зачем он тогда подошел к окну – ведь было уже за полночь. Джулиан тогда не поверил своим глазам. Там, в саду, в полной темноте, он увидел фигуру в белом. Сначала вообразил, что это дух, по спине даже пробежала дрожь. Потом из-за облака вышла луна, и он увидел женщину неземной красоты. Это было вовсе не привидение и не дух. Ни у кого не было таких серебристых волос, как у Анны! Какого черта она бродит там в эти предутренние часы? И все-таки Джулиан оделся и вышел. Начался дождь. Джулиан уже собирался бросить свои поиски, подумав, что она придет в чувство и вернется в дом сама, но вдруг увидел ее, съежившуюся, на земле, возле самой могилы мужа. Она стояла на коленях под проливным дождем. Его охватила ярость. Такой он не испытывал никогда в жизни! Разъяренный, он бросился к ней, запрокинул голову, но вдруг увидел слезы, смешанные с дождевыми каплями. Они катились по щекам. В этот момент ему захотелось задушить ее, но он все-таки сдержал свой гнев и понес ее в дом. Именно гневом были вызваны его первые яростные поцелуи. Но вышло все не так, как он хотел. Он вдруг понял, что не только он, но и она его желает не меньше. «Наконец-то!» – подумал он. Как долго ждал, как страстно жаждал ее! Она была для него сладкой отравой. Ну не мог он насытиться одними невинными прикосновениями к ней! Эти тихие стоны, выдававшие ее желание и наслаждение, буквально доводили его до безумия. Он бесконечно желал ее. И даже теперь он все еще не насытился ею. И опасался, что никогда, никогда не насытится. Если бы он знал, чем рискует, то оставался бы в Англии и не подвергал себя такой опасности. Даже возможность найти изумруды не стоила этого, потому что впервые за свою взрослую жизнь Джулиан по-настоящему испугался. Испугался настоящей любви. Для него было бы трагедией, крахом всей жизни, если бы она не ответила на его чувства или не полюбила его так, как он этого хотел. Он любовался ее прекрасным лицом на своей груди. Джулиан знал, что она не была легкомысленной кокеткой, прыгающей в постель к мужчине. Но ведь с ним-то легла, да при этом еще была охвачена такой страстью! И он решил, что, когда зеленые глаза, от которых захватывало дух, откроются, пробуждаясь, он попытается подвергнуть ее испытанию. Он прямо спросит ее, любит ли она его. Если она скажет «да», то он наберется храбрости и попросит ее выйти за него замуж. Он хотел Анну, но больше всего желал, чтобы она стала его женой. Анна вздохнула, что-то пробормотав во сне, и пошевелилась. Джулиан явно нервничал. Не желая ждать, когда она проснется, он склонил голову, прижавшись губами к ее виску, и разбудил ее поцелуем... И тогда она едва слышно выдохнула слово, от звука которого кровь в его жилах заледенела. Он стиснул зубы. Во сне она произнесла имя его брата!
29
Джулиан встал с постели, не заботясь больше о том, что может разбудить Анну, и потянулся за бриджами. Анна продолжала спать. Джулиан яростно покосился на нее, спящую. Подложив руку под щеку, она выглядела как ангел, каковым он больше ее не считал. Чертыхнувшись сквозь зубы, Джулиан хлопнул дверью и вышел вон. Надо было поскорее выбираться отсюда. Он затопал по коридору, не позволяя больше себе размышлять о ней. Никогда он и пальцем не тронул женщину! С тех самых пор, когда еще был с графиней. И не собирался учинять расправу над этой серебристоволосой девочкой. Он ведь подумал, что она оказалась как все, ничуть не лучше, чем следовало ожидать. Дверь в его комнату была закрыта, но из-под нее выбивалась слабая полоска света. Он удивился, потому что не оставлял там зажженной лампы или свечи. Слишком разгневанный, Джулиан пнул дверь ногой, не собираясь проявлять осторожность. Джим даже вскочил со стула, на котором развалился. Он хотел уже было сказать, но захлопнул рот, бросив всего лишь один взгляд на Джулиана. Он вдруг заметил на Джулиане надетую наизнанку и не застегнутую рубашку, почти расстегнутые штаны, босые ноги и сапоги в руках. Увидел глаза, налитые кровью, и перекошенное свирепое лицо. – Ах, черт возьми, Джули, ты все-таки сделал это, – пробормотал Джим с отвращением, выпустив струю слюны в плевательницу, которую Джулиан раздобыл для него. – Хочешь сказать что-нибудь еще? – свирепо спросил Джулиан, готовый к потасовке. – Да. Джулиан сразу же почувствовал, что нашел подходящую мишень для своего гнева, но Джим сменил тему и заговорил о другом: – Если ты хоть на минуту сумеешь отвлечь свои мысли от спальни, думаю, я могу сказать, что нашел твои чертовы изумруды. – Где? – довольно резко прорычал Джулиан. Для него, конечно же, было облегчением сосредоточиться на чем-то другом, кроме своего истерзанного и разбитого сердца. – Какой-то Аниаур или Анур, какой-то чертов городишко. Толстый Хансама купил их для одной из своих жен, Получить их обратно будет очень непросто. Особенно если учесть, что у нас нет для этого денег. – Черт, так мы их украдем! – проговорил Джулиан, уже натягивая сапоги. – Но эти дамы содержатся в гареме. Туда не сможет проникнуть ни один мужчина, даже родственник! А драгоценности тоже там, у них. – Мы что-нибудь придумаем. Джим мрачно наблюдал за Джулианом, пока тот одевался. – Я думал подождать хотя бы до утра. Мне кажется это более разумным. – Я хочу получить их сегодня. Джим тяжело вздохнул. – Я понял, о чем ты думаешь. Какая муха тебя укусила? А? Джулиан наконец-то переодел рубашку и заправил в штаны. – О какой мухе ты толкуешь? – спросил он, свирепо хмурясь. – Мой мальчик, ты влюблен, можешь даже не отрицать это. Со мной тоже такое случалось разок-другой, я тебе очень сочувствую. – Хорошо, – процедил Джулиан сквозь зубы, – но если ты скажешь что-нибудь еще, я выкину тебя из окна головой вперед. Собери все, что нам нужно. Черт возьми, давай-ка побыстрее выбираться из этого дома.Анна проснулась с ангельской улыбкой на устах, чувствуя себя так замечательно, чудесно! Потянулась, выгнула спину, подняла руки над головой, понежилась в прохладных гладких простынях. Многие месяцы ей уже не было так хорошо. Да что там месяцы – годы! Со стороны, где пробивался яркий солнечный свет, одна занавеска оставалась незадернутой. День был чудесный, подстать ее настроению. «Который час?» – подумала она. У Анны было ощущение, что она проспала много часов. Никогда еще она не чувствовала себя такой отдохнувшей, полной энергии. Ей очень хотелось выпрыгнуть из постели и объять необъятное. Она поняла, что ее прикрывают всего лишь простыни, и на мгновение оцепенела. А потом она вспомнила все, что приключилось этой ночью. Джулиан. Она повернула голову в надежде увидеть его... Не обнаружив его, она, конечно же, не расстроилась. Умом она понимала: это хорошо, что у него хватило порядочности уйти из ее спальни, прежде чем их кто-нибудь увидит. Но ее сердце... ах, сердце... Неужели она предпочла бы, чтобы он не уходил? Представив, что могла бы встретиться с ним лицом к лицу после всего, что произошло между ними, Анна вспыхнула. Что она могла бы сказать мужчине после ночи, проведенной с ним в порыве страсти? Может быть, лучше было и не говорить ничего? Зная Джулиана, Анна была уверена в том, что он не позволит ей отделаться таким образом. «Как только он меня увидит, вероятно, схватит, снова унесет в постель и повторит все эти восхитительные упражнения». На лице Анны даже появилась глуповатая улыбка. Прошлой ночью она вела себя как девка, как распутница, к тому же с мужчиной, который не имел на нее никаких прав. И все же она не могла сожалеть об этом. Теперь она уже не имела возможности отличить праведное от неправого, достойное от недостойного, будто он лишил ее способности к здравомыслию в тот момент, когда она купалась в наслаждении. Сердце ее отозвалось тупой болью при мысли о том, что та любовь, которую она разделяла с Полом, была жалкой и бледной по сравнению с восхитительной страстью, которую она испытала с Джулианом. Конечно, она любила Пола. Какой-то уголок ее сердца всегда будет принадлежать ему, но страшная тяжесть ее скорби непонятным образом испарилась всего за одну ночь, освободив сердце. Теперь она могла его подарить тому, кого изберет. Неужели Джулиану? При мысли о том, что она может любить Джулиана и быть любимой им, сердце ее подпрыгнуло и зачастило. Это будущее было столь волнующим, столь опасным и столь притягательным, что дух захватывало. Любил ли он ее? Она надеялась, что любил. Любила ли она его? Конечно, да. Ей надо было услышать всего лишь слово его, и она упала бы глубоко в бездну этой любви. Ее мечтательная улыбка стала шире. «Если бы кто-нибудь меня сейчас увидел, то счел бы дурой из дур», – подумала Анна. За последний год она уже и не помнила, когда была так счастлива. Ей казалось сейчас, что и солнце, проглянувшее сквозь тучи после бури, светило ярче, и на душе стало тепло и радостно. Отбросив ногой простыни, Анна выпрыгнула из постели, готовая встретить предстоящий день с распростертыми объятиями. Спустя некоторое время она вышла из спальни. Ее глупое сердце билось отчаянно, а улыбка продолжала играть на губах. Она, словно девчонка, летела вниз по лестнице, предвкушая встречу с Джулианом. Щеки ее рдели нежным румянцем, глаза блестели, губы пересохли от волнения. «Как он посмотрит на меня? Что скажет?» Но Джулиана в доме не оказалось. Анна поискала его во всех комнатах, для уверенности заглянула даже в сад, а потом тяжело вздохнула. Она подумала, что его и не могло быть здесь, ведь время близилось к полудню. Обычно в это время он присматривал за расчисткой полей, которую одобрил, даже несмотря на ее возражения. «Должно быть, я влюблена». Еще вчера она буквально кипела от мысли, что он пренебрег ее пожеланиями насчет чайных плантаций, а теперь это ничуть не возмущало. «Если он считает, что нужно расчистить поля, пусть, я не возражаю, ничуть не возражаю», – подумала Анна. Она услышала Челси, игравшую в саду с Кирти. Из кухни доносился соблазнительный аромат. Там пекли хлеб на всю неделю. Был ли когда-нибудь в ее жизни такой чудесный день? ...Раджа Сингха появился неожиданно. – Ты видел мистера Чейза? – спросила она, когда тот подошел ближе. – Думаю, что сахиб и его друг отправились путешествовать, мэм-сахиб. Анна нахмурилась. – Путешествовать? Куда? – Этого ясказать не могу, но Джама, что служит на конюшне, сказал, что лошадей нет, нет и кое-какой одежды сахиба. – О... – На мгновение Анна задумалась. – Он оставил записку? – Нет записки, мэм-сахиб. Мне не оставлял. – Понятно... – еле слышно проговорила Анна. И ослепительный день померк...
Последние комментарии
8 часов 21 минут назад
1 день 1 час назад
1 день 2 часов назад
1 день 2 часов назад
1 день 2 часов назад
1 день 2 часов назад