Так сражались чекисты (Сборник) [Александр Алексеевич Говоров] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

ТАК СРАЖАЛИСЬ ЧЕКИСТЫ

Посвящается славным чекистам

Сталинградского управления НКВД, офицерам

контрразведки Сталинградского фронта,

работникам милиции, бойцам и командирам

10-й ордена Ленина стрелковой дивизии

войск НКВД, принимавшим участие

в Сталинградской битве.

Высокий долг

Двести дней и ночей продолжалась грандиозная по масштабам, историческая по своим последствиям Сталинградская битва, которая вечно будет жить в памяти поколений. В боевых действиях, развернувшихся в междуречье Волги и Дона, участвовало пять неприятельских армий, в том числе две немецкие, две румынские и одна итальянская, которые поддерживались авиацией 4-го воздушного флота, имевшего до 1200 боевых самолетов.

Потребовались титанические усилия, невиданное напряжение сил всего советского народа и его армии, чтобы устоять перед натиском грозного врага. К участию в военных действиях на сталинградском направлении советское командование привлекло войска четырех фронтов. На отдельных этапах Сталинградской битвы в сражениях участвовало с обеих сторон более 2 млн. человек, 26 000 орудий и минометов, свыше 2000 танков и примерно столько же боевых самолетов. В ходе этой битвы Советская Армия сочетала активную стратегическую оборону с решительным наступлением и соответственно этому решала различные оперативные задачи.

В первый период, который продолжался четыре месяца — с 17 июля по 18 ноября 1942 года, наши войска вынуждены были обороняться, стремясь сдержать натиск противника и преградить ему путь к Волге.

Второй период, с 19 ноября 1942 года по 2 февраля 1943 года, проходил под знаком наступления советских войск и завершился полным разгромом отборной 330-тысячной фашистской группировки.

Общие потери врага в этой битве составили полтора миллиона убитых, раненых и плененных солдат и офицеров. Это составило более четверти всего состава гитлеровских войск, действовавших на советско-германском фронте.

2 февраля 1943 года на волжском берегу раздались последние залпы, возвестившие миру о победоносном завершении Сталинградской битвы, в огне которой человечество увидело зарю победы над фашизмом — злейшим врагом всех свободолюбивых народов.

Путь к этой великой победе был сложным и тернистым, связанным с жертвами и суровыми испытаниями. Особенно сложным был оборонительный период битвы, когда советскому народу и его армии пришлось испытать тяжесть отступления и горечь неудач.

Выполняя приказ Родины «Ни шагу назад!», советские воины в боях с врагом проявляли невиданный в истории массовый героизм, показывали высокие образцы мужества и стойкости.


Славным чекистам — защитникам Сталинграда.


Противник назначал несколько сроков «окончательного» взятия Сталинграда. Не считаясь с огромными жертвами, он с каждым днем усиливал натиск на позиции советских войск. Оборонительные бои, исключительные по своей напряженности и жестокости, не затихали ни днем, ни ночью. В ходе активной обороны советские войска изматывали врага, срывали его военные планы и создавали условия для перехода в решительное контрнаступление.

В рядах тех, кто самоотверженно сражался с врагом, презирая опасность и не щадя своей жизни, были и воины-чекисты, работники органов государственной безопасности и милиции. Находясь на переднем крае борьбы с сильным и коварным врагом, советские чекисты с честью выдержали суровое испытание и вписали славные страницы в героическую летопись битвы на Волге.

На огневых рубежах Сталинграда стояла насмерть, не зная отступления, 10-я стрелковая дивизия войск НКВД под командованием полковника А. А. Сараева, которая на окраинах города первой приняла на себя удар врага. Рабочий класс осажденного города оказывал дивизии постоянную помощь, направляя в ее ряды своих лучших сынов. Тысячи сталинградцев сражались плечом к плечу с воинами-чекистами.

Действенную помощь защитникам волжской твердыни оказывали сотрудники Сталинградского управления НКВД, работники милиции и бойцы истребительных батальонов. За время героической обороны Сталинграда чекисты обезвредили более 200 вражеских лазутчиков и парашютистов-диверсантов, стремившихся дезорганизовать работу нашего тыла. Благодаря их бдительности и самоотверженной работе вражеские агенты не смогли осуществить на территории Сталинградской области ни одной диверсии, которая нанесла бы существенный урон нашей обороне, экономике или морально-политическому единству трудящихся.

В период осады города многие сотрудники областного управления госбезопасности и милиции находились в оперативных группах, обеспечивавших революционный порядок и охрану военных объектов, складов с материальными ценностями. В тех случаях, когда гитлеровские автоматчики просачивались на территорию заводов или в жилые кварталы, чекисты вместе с советскими воинами и вооруженными рабочими отражали их атаки. Хорошо зная город, они помогали советскому командованию в ориентировке на местности и нередко выполняли роль проводников при осуществлении боевых операций. В штабы воинских соединений и частей 62-й армии от сталинградских чекистов систематически поступали разведывательные данные военного характера.

В своей книге «На берегах Мансанареса и Волги» генерал А. И. Родимцев так характеризует работу одной из оперативных групп: «Эти товарищи, знавшие каждый переулок, каждый дом, оказали нам немалую помощь. Они стали хорошими разведчиками и проводниками при осуществлении боевых операций. В памяти остались фамилии Петрухина, Поля, Ашихманова и некоторых других, прошедших вместе с нами трудную школу в дни обороны города и не раз проявлявших мужество и отвагу».

Для борьбы с парашютными десантами и диверсионными группами противника в районах области было создано 79 истребительных батальонов, в составе которых насчитывалось не менее 13 тысяч бойцов. Действуя под оперативным руководством органов госбезопасности, истребительные батальоны участвовали в операциях по ликвидации вражеских парашютистов, патрулировали дороги, охраняли оборонные объекты.

Бойцы истребительных батальонов, созданных во всех районах Сталинграда, приняли активное участие в обороне города. Когда 23 августа 1942 года группировке противника удалось выйти к Волге в районе поселков Рынок и Латошинка, в двух-трех километрах севернее тракторного завода, первым выступил на огневую позицию истребительный батальон тракторозаводцев под командованием капитана милиции Костюченко. На рубеж обороны вышли также бойцы истребительных батальонов Баррикадного, Дзержинского и Ворошиловского районов.

Все эти факты отражают участие чекистов в великом воинском подвиге, совершенном советским народом и его армией в Сталинградской битве. О боевых делах советских чекистов в трудное для Родины время, об их мужестве и героизме и рассказывает книга «Так сражались чекисты». Авторами ее являются те, кто в огне сражений ковал победу над жестоким врагом. В их числе А. С. Чуянов, первый секретарь Сталинградского обкома партии и председатель городского комитета обороны; А. И. Воронин, начальник областного управления НКВД и член городского комитета обороны; А. А. Сараев, командир 10-й стрелковой дивизии войск НКВД, ее военком П. Н. Кузнецов, командиры и бойцы 10-й дивизии: Б. К. Поль, Г. Г. Петрухин, С. Н. Ашихманов, И. Ф. Пантелеев, сотрудники Сталинградского управления НКВД и другие. Авторы воспоминаний сообщают много новых фактов о героической обороне волжской твердыни, о действиях советских патриотов во вражеском тылу, об особенностях чекистской работы в осажденном городе.

Книгу «Так сражались чекисты» с живым интересом прочтут все, кто интересуется историей Великой Отечественной войны, героическим прошлым Родины.

В. Красавин,

доктор исторических наук


Всегда на посту

А. С. ЧУЯНОВ,

бывший секретарь

Сталинградского обкома КПСС

Великая Отечественная война явилась суровым испытанием для советских органов государственной безопасности. В пламени сражений прошла проверку их способность вести борьбу с массовой, невиданной по своим масштабам и ожесточенности подрывной деятельностью опытного и коварного врага. Это испытание советские чекисты с честью выдержали. Они проявили высокую преданность своей социалистической Родине, несгибаемое мужество, стойкость и подлинное мастерство.

Готовясь к войне против Советского Союза, гитлеровская Германия, как известно, значительно усилила органы разведки и контрразведки, еще более расширила масштабы шпионажа, активизировала все формы подрывной деятельности.

Реализуя те огромные возможности, которыми располагало социалистическое государство для пресечения подрывной работы врага, наши органы государственной безопасности еще в предвоенные годы нанесли ощутимые удары по вражеской агентуре внутри СССР, в том числе и по немецко-фашистской агентуре. Накануне войны чекисты сумели добыть очень важные сведения о подготовке Германии к нападению на Советский Союз.

С началом войны гитлеровская разведка стремилась любой ценой получить достоверную информацию о советских войсках, о работе нашей промышленности и транспорта, а также путем диверсий, саботажа, террора и пораженческой агитации деморализовать наш тыл и подорвать боеспособность Красной Армии.

Руководимые и направляемые партией, советские органы госбезопасности успешно противодействовали проискам гитлеровской разведки.

После нападения фашистской Германии на нашу Родину органы госбезопасности сосредоточили все свое внимание на том, чтобы всемерно помогать Красной Армии в разгроме гитлеровских войск, решительно уничтожать шпионов, диверсантов и парашютистов, вести беспощадную борьбу с дезертирами, распространителями провокационных слухов. Для борьбы с парашютными десантами и диверсантами противника по инициативе ЦК партии были сформированы истребительные батальоны, которые, действуя под оперативным руководством органов госбезопасности, пресекали вражеские происки в прифронтовой полосе.

Нельзя не сказать о том, что главную тяжесть борьбы с подрывной деятельностью врага в годы войны несли особые отделы войсковых объединений и соединений, республиканские, краевые, областные и районные аппараты органов госбезопасности, а также советские чекисты, действовавшие в тылу противника. Руководимые партийными организациями, политорганами и Военными советами фронтов и армий, активно поддерживаемые советским народом, они своей самоотверженной работой внесли большой вклад в дело разгрома гитлеровского фашизма.


А. С. Чуянов.


На переднем крае борьбы с коварным врагом находились и сталинградские чекисты, вписавшие немало замечательных страниц в историю борьбы с врагами Советской власти. Используя богатый опыт, славные традиции старшего поколения, сотрудники Сталинградского УНКВД проявили большое мужество, отвагу и мастерство при защите родного города. Оперативные работники управления в самые критические моменты, в сложнейших условиях с честью выполняли возложенные на них задачи.

Героические подвиги, проявленные сталинградскими чекистами в боях за родной город, всегда будут служить примером стойкости, мужества и высокого сознания своего чекистского долга.

* * *
Тревожный июль сорок второго года. На календаре — 14 число…

Указом Президиума Верховного Совета СССР Сталинградская область объявлена на военном положении. Двумя днями раньше в город прибыли штаб и Военный совет вновь созданного Сталинградского фронта. 17 июля начались тяжелые оборонительные бои в большой излучине Дона. Началась битва за Сталинград.

Уже вечером 11 июля поступили тревожные сообщения из Серафимовича: противник с ходу пытался ворваться в город. Туда срочно вылетел член городского комитета обороны, начальник управления НКВД А. И. Воронин. В Серафимовиче, особенно на переправе через Дон, создалась нервозная обстановка. Несмотря на то, что при бомбежке А. И. Воронин был ранен, чекисты продолжали действовать, наводили порядок и вскоре организовали оборону переправы.

Пришло известие из Чернышковского района: на территорию района прорвались наступающие немецко-фашистские войска. Им оказал сопротивление истребительный батальон под командованием начальника районного отделения НКВД М. И. Плужникова. В неравной схватке 21 июля погибли Плужников, комиссар отряда А. И. Дмитриев, начальник РОМ НКВД Я. Т. Варламов. Схваченные фашистами бойцы батальона Ф. И. Алаев, А. Васильев, П. Н. Чернышков были зверски замучены в районе хутора Карагичево Обливского района. На помощь чекистам Чернышковского района выступили истребительные батальоны соседних районов — Тормосиновского, Нижне-Чирского, Суровикинского.

Вступление немецко-фашистских захватчиков в пределы Сталинградской области поставило перед органами государственной безопасности новые нелегкие задачи. Прежде всего, надо было налаживать тщательную разведку в тылу противника. Выполнять эту ответственную, полную смертельных опасностей работу вызвались сотни добровольцев из среды партийно-комсомольского актива, которые прошли специальные отборочные комиссии и необходимую подготовку. Работа по отбору проводилась райкомами партии и органами НКВД совместно с разведотделами войсковых соединений.

В тылах противника, в районе большой излучины Дона появились наши разведчики, партизанские отряды.

Из калмыцких степей были получены сообщения о предпринятой противником попытке захватить многие тысячи голов скота, эвакуированного с Украины, из Ростовской области и Ставропольского края. Для выполнения этой диверсии немцы выбросили в Калмыкии десант. Поздно вечером мы сформировали отряд под руководством заместителя начальника управления по милиции Н. В. Бирюкова. Ему было поручено уничтожить десант, отбить скот и перегнать его к волжским переправам. Это задание отряд выполнил.

В период оборонительных боев в большой излучине Дона немецко-фашистское командование прилагало немало сил, чтобы забросить в наши тылы своих разведчиков. Работники прифронтовых районов — райкомов партии, райотделов НКВД и райсоветов, имея широкие связи с населением, как правило, быстро вылавливали шпионов. Так было в Перелазовском, Клетском, Михайловском, Медведицком и других районах.

Помню случай в Клетском районе, куда фашисты забросили сына одного из белоэмигрантов. Вскоре школьники приметили незнакомца и сообщили о нем чекистам. Шпион был пойман.

Военная гроза надвинулась на город с такой быстротой, что мы могли реально противопоставить врагу лишь 10-ю дивизию войск НКВД под командованием полковника А. А. Сараева, курсантов военных училищ, несколько вновь сформированных танковых бригад и моряков Волжской военной флотилии. Реальной силой для удара по наступающему противнику были также истребительные батальоны и рабочие отряды народного ополчения. Они-то и встретили прорвавшегося врага.

71-я фашистская дивизия наступала на участке Опытная станция — Верхняя Ельшанка. Она встретила здесь героическое сопротивление бойцов 272-го полка 10-й дивизии войск НКВД под командованием майора Г. П. Савчука и батальонного комиссара И. Щербины. Этот полк в четырехдневных боях измотал фашистскую дивизию, а затем, усиленный сводным батальоном железнодорожного полка войск НКВД и отрядом народного ополчения, перешел в решительное наступление, овладев высотой 146,1, частью Опытной станции и выгодными рубежами.

В боях отличился командир роты лейтенант Кайгородов (трижды контуженный), который штыковым контрударом своей роты выбил противника. Рота под командованием лейтенанта Волкова выбила противника из дзотов, истребила до 300 гитлеровцев и захватила 10 станковых и ручных пулеметов.

В ожесточенном бою у Опытной станции против нашего батальона фашисты направили 37 танков и несколько рот пехоты. От огня противотанковых ружей, гранат и горючей смеси «КС» запылали шесть немецких танков, а остальные прорвались в расположение нашей обороны. В критический момент младший политрук, помощник по комсомольской работе в полку Дмитрий Яковлев бросился под фашистский танк с двумя противотанковыми гранатами и взорвал себя вместе с вражеской машиной.

Особо следует сказать о командовании 272-го полка. Командир полка — майор Григорий Петрович Савчук, даже будучи раненым, оставался на своем посту, пока командование дивизии не приказало ему передать руководство батальонному комиссару И. Щербине.

В эти же дни в районе Верхней Ельшанки и Нижней Песчанки так же героически истребляли фашистских оккупантов бойцы 271-го полка под командованием майора Костеницына и комиссара Битюгова. Этот полк не допустил немецкие войска в южную часть города.

Героическая оборона Сталинграда имела отличительную особенность: когда войска фронта после прорыва противника на Дону вели бои на дальних, а затем на ближних подступах к городу, в отдельных районах города, куда просочились фашистские автоматчики, а порой и целые немецкие части, в бой с ними вступали истребительные батальоны или рабочие отряды, не допуская противника к важным промышленным объектам и переправам через Волгу.

Прославился своими боевыми действиями истребительный батальон, созданный из сотрудников управления НКВД под командованием подполковника И. Т. Петракова. Вооруженный тремя ручными пулеметами, одним станковым и десятью автоматами, батальон в самые критические минуты боев за центр города организовал оборону площади имени 9 Января, нанося удары по наступающему противнику.

В это время части 10-й дивизии войск НКВД вели бой за центр города и вокзал станции Сталинград-1. На подходе были полки 13-й гвардейской дивизии генерала А. И. Родимцева. Любой ценой надо было удержать центральную переправу через Волгу. Эту задачу выполнила небольшая группа бойцов под руководством И. Т. Петракова и Ромашкова. Около 300 «рыцарей железного креста» под командованием капитана Гинделянгофа, наступавших на центр города, так и не смогли сломить мужество советских чекистов.

Вскоре по приказанию члена городского комитета обороны А. И. Воронина группа бойцов И. Т. Петракова была направлена на выполнение нового боевого задания. В районе поселка Латошинка волжский лайнер «Иосиф Сталин», на котором находились семьи эвакуирующихся сталинградцев, попал под артиллерийский и минометный обстрел прорвавшихся немецко-фашистских войск. Надо было выручать находившихся там людей. С помощью волгарей-лодочников, бойцов группы И. Т. Петракова и тыловых частей эта задача была выполнена.

Несколько слов о наших замечательных чекистах-разведчиках, людях бессмертного подвига, презиравших смерть.

В дни Сталинградской битвы разведчиками, боевыми помощниками разведорганов армии, наряду с работниками госбезопасности, стали сотни добровольцев — коммунистов, комсомольцев и беспартийных. Перед этими людьми, отдававшими все свои силы, а порой и жизнь социалистической Родине, мы всегда будем преклоняться.

Накануне и в период Сталинградской битвы наши разведчики выявили и уничтожили более 200 вражеских шпионов и диверсантов. В период напряженных боев за город чекисты 126 раз переходили линию фронта и проводили активную боевую разведку в тылу противника. В этот период мы потеряли 14 наших разведчиков, попавших в руки противника. Верные клятве, они не выдали врагу ничего такого, что могло нанести ущерб нашим боевым действиям.

Условия деятельности чекистов-разведчиков в городе были исключительно тяжелыми, особенно когда фашисты захватили северо-западные окраины. Из 365 квадратных километров площади города враг оккупировал 206 квадратных километров.

Среди разведчиков, которые отважно действовали в тылу противника и не один раз переходили линию фронта, следует упомянуть Н. Н. Лянгузову, А. И. Детистову, Д. Д. Павлову, работницу завода «Красный Октябрь» Ханову, погибшую при выполнении задания, комсомолок бойцов МПВО А. Фомину, Ситникову, Дененко, Зуеву, Комарову, Воробьеву, разведчиц Тамару Белову и Людмилу Лепилкину. В глубоком тылу противника действовала наша разведчица Т. В. Акимова. В Кировском районе 53-летняя Феодосия Пирогова 18 раз переходила линию фронта по заданию разведотдела армии и всякий раз приносила ценные данные. 84 разведчика города работали непосредственно для штаба войсковой части 1080. Среди них были М. Леонова, А. Некляева, А. Сидоренко, Владимирова, Конычева, Цивилева, Пивоварова, Яковлева, Елфимова и другие.

По заданию разведотдела 57-й армии работу в тылу противника проводили Е. К. Алексеева, Клара Саленко, А. Дюльденко.

Примером активной боевой деятельности наших разведчиков является обнаружение ими в районе между Гумраком и Воропоново скрытого фашистского аэродрома. Наши штурмовики и бомбардировщики нанесли мощный удар по обнаруженному аэродрому и уничтожили на нем около 50 самолетов. Разведчики были награждены правительственными наградами.

В тяжелые сентябрьские дни мельница № 4 и пивзавод оказались под угрозой захвата противником. Боевая группа чекистов Петракова, Бирюкова выбила немецких автоматчиков из пивзавода. Те отошли с такой поспешностью, что вынуждены были оставить две совершенно исправные противотанковые пушки, которые тут же были использованы нами.

Подготовка к разгрому немецко-фашистских войск под Сталинградом велась в глубокой тайне, при строгом соблюдении секретности передвижения прибывших резервов и боевой техники. Мне как члену Военного совета фронта и заместителю командующего фронтом генералу Н. П. Анисимову было поручено обеспечить подвоз артиллерийских боеприпасов. К выполнению этого задания, помимо офицеров тыла фронта, была привлечена большая группа ответственных партийных работников, в том числе группа работников органов госбезопасности из управления НКВД и районных отделов — Средне-Ахтубинского, Ленинского, Владимировского, Палласовского и Гмелинского.

С 12 ноября на станции Рязано-Уральской дороги срочно выехали оперативные группы. Ожесточенные бомбежки вражеской авиации резко сократили подвоз резервов для фронта. Десятки транспортов были «заморожены» по станциям, особенно в Верхнем Баскунчаке, Ахтубе, Ленинске, Палласовке. Задача заключалась в том, чтобы не только «разморозить», но и резко усилить продвижение транспортов, стоявших на подходах. В течение пяти дней боевое задание Военного совета фронта было выполнено. Десятки составов с боеприпасами и боевой техникой были поданы к станциям разгрузки и ночью вывезены армейскими машинами. Оперативные группы по-боевому справились с поставленной задачей.

Фронты готовились к разгрому противника. В этой обстановке надо было максимально усиливать нашу разведку. Сотни разведчиков по заданию отправились в рейды по тылам противника.

На участке 65-й армии действовало две группы наших разведчиц. В одну группу входили Мария Васильевна Букина и Любовь Павловна Абашева, другая состояла из Анны Михайловны Павловой и Анны Васильевны Пурновой. Они собрали ценные сведения о противнике, его оборонительных рубежах в районе большой излучины Дона, в районе балок Сухая, Голубая, вдоль реки Голубая, в хуторе Голубой, выяснили наличие автотранспорта противника в этих районах. За образцовое выполнение боевых заданий разведчицы получили правительственные награды.

Бесстрашной разведчицей была дочь старого волгаря, капитана парохода «Гаситель» Петра Васильевича Воробьева — Катя. В последний раз она пошла в разведку поздней осенью. Через несколько дней Катя вернулась. Ее встретил на переправе через Волгу шкипер Плашков. У Кати было три ранения: в руку, грудь и живот. Умирая, она передала через шкипера ценнейшие разведданные для командования.

В дни решающих боев за город самым юным разведчиком был Константин Зимин, воспитанник 80-й гвардейской стрелковой дивизии, которой командовал генерал Демин. Костя десятки раз ходил в разведку, за подвиги получил боевые награды. Он был из семьи рабочего завода «Красный Октябрь». Как сообщил мне юный разведчик, его родители погибли при защите завода.

Победоносно закончилась Сталинградская битва. Враг капитулировал. Но свое змеиное жало он оставил. Вокруг города и в самом Сталинграде были многие десятки минных полей. Установочные карты противник уничтожил. Надо было любой ценой восстановить их, чтобы устранить угрозу.

Огромную работу провели в лагерях для военнопленных наши следователи-чекисты под руководством Б. К. Поля.

На основе допросов офицеров, солдат-минеров противника они почти полностью восстановили план минных полей противника. Это, в конечном счете, помогло нам изъять свыше 1,5 миллиона взрывоопасных предметов.

Деятельность работников госбезопасности в дни великой битвы была многообразна. Каждый чекист был подлинным патриотом.


В суровый час

А. И. ВОРОНИН,

бывший начальник

Сталинградского областного

управления НКВД,

генерал-лейтенант в отставке
2 февраля 1943 года закончилась великая битва за Сталинград. Советский народ и его вооруженные силы вписали еще одну славную страницу в летопись борьбы за свободу и независимость.

О битве на Волге, о героизме наших воинов написаны уже сотни книг. Здесь и мемуары участников этой битвы, и многочисленные произведения советских писателей.

В своих воспоминаниях я остановлюсь лишь на некоторых моментах деятельности сотрудников Сталинградского областного управления государственной безопасности, милиции и воинов-чекистов.

Отечественная война застала меня в Сталинграде на посту начальника областного управления НКВД. Через некоторое время я был введен в состав Сталинградского городского комитета обороны. Мне, как и многим тысячам советских людей, пришлось принимать непосредственное участие в обороне твердыни на Волге.

С первого дня войны сотрудники нашего управления считали себя мобилизованными и всю свою оперативную работу подчинили интересам разгрома врага.

Для чекистов Сталинграда фронтовая обстановка стала складываться еще задолго до прорыва противника к берегам Волги.

Сталинград, являясь важнейшим узлом военных коммуникаций, представлял особый интерес для гитлеровского командования. Уже с осени 1941 года город и его окрестности привлекали внимание немецко-фашистских военных штабов и разведки. Сюда стали прорываться самолеты противника, которые сбрасывали не только бомбы, но и шпионов, диверсантов, террористов. Гитлеровцы ставили перед собой цель нарушить работу нашего тыла, ослабить оборону страны.

На защиту города и подступов к нему встали соединения противовоздушной обороны, оперативные группы НКВД, милиции, истребительные батальоны, рядовые советские труженики. Для борьбы с парашютными десантами и диверсантами врага в области в короткий срок было создано восемьдесят два истребительных батальона НКВД, в которых насчитывалось свыше десяти тысяч бойцов. Восемь истребительных батальонов действовали в самом Сталинграде. В истребительный батальон входило обычно от ста до двухсот человек. Батальоны комплектовались из числа партийного, комсомольского и советского актива.


А. И. Воронин выступает перед ветеранами Сталинградской битвы.


В начале ноября 1941 года при истребительных батальонах были образованы отряды истребителей вражеских танков. В них вошли самые смелые, отважные и преданные комсомольцы, беспартийная молодежь. В истребительных батальонах с первого дня их формирования развернулась напряженная учеба военному делу. Вскоре они превратились в большую силу и стали выполнять важнейшие оборонные функции. Они вели патрулирование, охраняли промышленные объекты, в поисках вражеских лазутчиков прочесывали местность, устраивали облавы, помогали ликвидировать последствия налетов вражеской авиации. В тех случаях, когда подразделениям противника удавалось проникнуть в наш тыл или прорвать линию обороны, бойцы истребительных батальонов вступали в бой с фашистами.

Вспоминается такой случай. 1 февраля 1943 года поврежденный огнем нашей авиации немецкий самолет сделал вынужденную посадку. Четыре фашиста подожгли самолет и, захватив с собой оружие и продовольствие, двинулись к линии фронта.

Подразделение истребительного батальона Перелазовского района во главе с начальником райотдела НКВД чекистом А. М. Донским и его заместителем по политчасти первым секретарем райкома партии Л. С. Куличенко поспешило к месту происшествия. Фашистских летчиков окружили и взяли в плен. Изъятые при этом документы были переданы командованию Красной Армии.

Задерживая продвижение немецкой пехоты, в неравном бою погибла разведывательная группа истребительного батальона Чернышковского района. Погибли командир батальона начальник райотдела НКВД Плужников и его заместитель Варламов.

Прорвавшись на северную окраину города, немецкие войска намеревались с ходу овладеть тракторным заводом. На защиту родного завода, родного города встали рабочие истребительного батальона. Пять дней батальон пробыл в окопах, сдерживая наступление гитлеровцев до подхода регулярных частей Красной Армии. Не раз он переходил в контратаки, ожесточенные стычки с врагом доходили до рукопашных схваток.

Самоотверженно сражались с врагом истребительные батальоны заводов «Красный Октябрь» и «Баррикады».

Необходимым условием, обеспечивающим бесперебойную работу тыла, являлось повышение революционной бдительности советских людей. Органы государственной безопасности вместе с партийными комитетами и Советами депутатов трудящихся области с началом войны усилили разъяснительную работу среди населения. В печати, в устных выступлениях в коллективах рабочих, служащих и колхозников сотрудники УНКВД рассказывали о формах и методах подрывной деятельности немецко-фашистской разведки, о том, как советские люди задерживали тайных агентов противника, как разоблачала их советская разведка. Такая разъяснительная работа давала свои плоды. Всюду, где появлялись шпионы и диверсанты, они сталкивались с советскими патриотами, которые стремились задержать их и доставить в органы НКВД.

Колхозница колхоза «Деминский» Новоаннинского района М. Н. Двойченко утром 15 октября 1942 года шла на работу. В овраге она наткнулась на темно-синий рюкзак, в котором были две булки хлеба, два пакета галет и фляга. Двойченко тотчас же доставила находку в политотдел МТС. Политотдел тут же собрал рабочих и колхозников, чтобы проверить окрестности. Участница облавы комсомолка Д. Я. Косырева, проходя по степи, заметила, что в густом и высоком бурьяне прячется человек. Ползком, чтобы не быть обнаруженной, она устремилась за ним. Вскоре она нашла пистолет, который, видимо, обронил неизвестный. Девушка не растерялась. Она схватила пистолет и направила его на неизвестного: «Стой! Руки вверх!» Неизвестный зло выругался, а затем стал упрашивать вернуть ему пистолет. Комсомолка вновь скомандовала: «Не разговаривать! Руки вверх!». Неизвестный вынужден был подчиниться и поднял руки. В это время подоспели на помощь другие участники облавы. Задержанного обыскали. В его вещевом мешке нашли компас, электрофонарь, взрывчатые вещества, карту с отметками важных военных объектов.

Пойманный оказался диверсантом, посланным фашистами для уничтожения военных объектов, отмеченных на карте.

В начале ноября 1941 года колхозница колхоза «Заветы Ильича» Сиротинского района А. М. Медведицкова пасла колхозный скот. К ней подошел незнакомый мужчина и попросил продать ему молока и хлеба. На вопрос колхозницы, кто он и куда идет, неизвестный ответил, что работает на сплаве леса, а идет в Сталинград навестить больного родственника. Прохожий показался колхознице подозрительным, но она не подала вида. Больше того, она отнеслась к нему сочувственно, пообещав неизвестному не только продать ему молока и хлеба, но и накормить обедом. В деревне Медведицкова привела подозрительного не в свой дом, а в правление колхоза. Дежурившие там бойцы истребительного батальона задержали неизвестного и по телефону сообщили об этом в районный отдел НКВД, откуда он был доставлен в наше управление. На допросе задержанный давал противоречивые показания. Экспертиза установила фиктивность его личных документов. Так разоблачили немецкого парашютиста, которому было поручено собрать сведения о дислокации воинских частей, о местонахождении складов боеприпасов и горючего, о движении воинских эшелонов и настроении населения.

Решением исполкома Сталинградского областного Совета Антонина Михайловна Медведидкова за бдительность и находчивость при задержании фашистского шпиона была награждена премией.

В сентябре-ноябре 1942 года немецко-фашистская разведка перебросила через линию фронта на железнодорожные участки Ртищево — Пенза, Ртищево — Балашов — Поворино, Балашов — Камышин десять диверсионно-разведывательных групп. Все они были обнаружены и задержаны.

Прежде всего немецкое командование через специально засланную агентуру старалось выявить расположение наших огневых позиций, штабов и командных пунктов, чтобы принять меры к их уничтожению. Так, в начале сентября 1942 года в районе тракторного завода были задержаны четыре вражеских агента, которые имели ракетницы и комплекты ракет. Они были посланы с целью сигнализации противнику о действиях советских войск. В случае подготовки наступления они должны были выпустить красную ракету; синяя ракета указывала расположение артиллерии; зеленая ракета служила сигналом особой тревоги — прибытия «катюш».

Многие агенты забрасывались в глубокие тылы Сталинградского фронта с целью сбора военной информации и разрушения коммуникаций.

24 августа 1942 года в 22 часа в тридцати километрах северо-западнее Астрахани с вражеского самолета были сброшены три парашютиста. 26 августа их поймали и доставили к нам в УНКВД. Они имели при себе радиостанцию, оружие, различные фиктивные документы и большую сумму советских денег. Шпионы имели задание следить за участком Волги от Астрахани до Сталинграда, установить контроль за железной дорогой Астрахань — Кизляр, держать под наблюдением Астраханский порт и следить за дислокацией воинских частей и крупных штабов в городе Астрахани.

В 1942–1943 годах чекисты Сталинградского управления НКВД провели значительную работу по дезинформации противника. Ряд захваченных нами фашистских агентов-радистов по заданию советских органов государственной безопасности сообщал немецко-фашистской разведке выгодные для нас ложные сведения. В результате хорошо разработанной комбинации по просьбе одного из таких агентов гитлеровцы направили на нашу сторону транспортный военный самолет, на борту которого находилось пять особенно опасных диверсантов. Самолет совершил посадку на заранее подготовленной площадке, но живыми «гостей» взять нам не удалось, так как они оказали вооруженное сопротивление и в завязавшемся бою были уничтожены.

В октябре-ноябре 1941 года сложилась тяжелая обстановка на Сталинградской железной дороге. С Украины и из других южных районов страны через Сталинградский железнодорожный узел следовало в тыл большое количество товарных поездов. Из районов, охваченных пожаром войны, перевозилось станочное оборудование, важные материально-технические грузы и десятки тысяч эвакуировавшихся людей. Топливо на железной дороге кончилось. Паровозы встали. На путях скопилось более трехсот железнодорожных составов, образовались пробки, нормальное движение поездов нарушилось.

Центральный Комитет партии предложил обкому КПСС принять срочные меры по наведению порядка на железнодорожном транспорте.

Для оказания помощи железнодорожникам выехали ответственные работники обкома партии во главе с первым секретарем А. С. Чуяновым и большая группа чекистов из областного управления НКВД. На всех важнейших участках железной дороги чекисты организовали охрану ценных грузов, доставляли продукты питания в поезда для эвакуированных, обеспечивали порядок. При их содействии была успешно решена задача перевода паровозов с твердого топлива на жидкое. Сотрудники территориальных и транспортных органов НКВД, а также милиции сопровождали от города Грозного до Сталинграда нефтеналивные поезда и добивались своевременного прибытия их по назначению. Рабочие и инженерно-технические работники Сталинградской железной дороги, коммунисты и беспартийные также трудились день и ночь. Вскоре все остановившиеся поезда тронулись в путь и доставили в установленные сроки оборудование и людей в восточные районы страны. Директива ЦК партии была выполнена.

В начале 1942 года было принято решение об ударном строительстве новой железной дороги на участке город Камышин — станция Иловля. Выполнение этого задания было возложено на органы НКВД.

Несмотря на сложные условия военного времени, дорога протяженностью более 220 километров была построена в небывало короткий срок. Самоотверженно трудился на стройке коллектив, который возглавлял генерал-майор инженерной службы Гвездевский. В период наступления Красной Армии и разгрома немецкой группировки эта железная дорога сыграла важную роль в своевременной переброске наших войск и боевой техники для Сталинградского и Донского фронтов.

Огромное мужество и выдержку проявили работники управления НКВД во время воздушных налетов вражеской авиации на Сталинград.

Никогда не изгладится в памяти 23 августа 1942 года. В этот день фашисты направили на город сотни самолетов. Тысячи фугасных бомб обрушивались на жилые кварталы, больницы, школы, предприятия и учреждения. Весь город был охвачен пламенем пожаров. Тысячи мирных жителей — женщин, детей и стариков — погибли во время вражеских налетов и пожаров. Все основные коммуникации (водопровод, высоковольтные линии электропередачи, телефон и телеграф) оказались разрушенными.

Враг решил сравнять город с землей, посеять панику среди его защитников и заставить их капитулировать. Но его расчеты были опрокинуты мужеством и стойкостью советских людей.

В эти тяжелые августовские дни оперативно-боевые группы управления НКВД находились на своих постах. Под непрерывными бомбежками и артиллерийским обстрелом они занимались тушением пожаров, эвакуацией населения за Волгу, спасали от огненной стихии людей и материальные ценности, оказывали помощь пострадавшим.

Оперативный уполномоченный УНКВД М. С. Харламов спас из горящих зданий 29 семейств с их имуществом. Он не покинул своего поста даже в тот момент, когда узнал о гибели своей семьи.

Коммунисты Мякинин и Бодров вынесли из горящего здания обкома партии Красное знамя ВЦИК, которым был награжден царицынский пролетариат в 1919 году за героическую оборону города.

Страшные злодеяния совершали в дни наступления на Сталинград гитлеровские захватчики. В районе поселка Латошинка группа фашистов прорвалась к берегу Волги. В это время мимо поселка по реке шел пассажирский теплоход «Иосиф Сталин». На нем эвакуировались из Сталинграда несколько сотен женщин, малолетних детей и стариков.

По беззащитным людям с близкого расстояния фашисты открыли прицельный огонь из пушки, минометов и пулеметов. Теплоход загорелся и стал тонуть. С горящего теплохода под минометным и пулеметным огнем люди прыгали в воду. Для того чтобы как-то спасти оставшихся, тяжело раненный капитан теплохода И. С. Рачков направил горящее судно к небольшому песчаному островку. Озверевшие гитлеровцы перенесли огонь на островок.

Для спасения оставшихся в живых людей были направлены чекисты И. Т. Петраков и Владимир Грошев.

Немецкая авиация подожгла нефте- и бензохранилища на берегу Волги. Чудовищной силы взрыв потряс город. К небу взметнулся огромный столб пламени. Воздушной волной разрушило земляной вал, и горящая лавина хлынула в реку. От берега до берега перекинулся через реку огонь.

«Волга горит!» — эта весть с быстротой молнии облетела город. Прекратилась эвакуация населения, приостановилась переброска подкреплений в город.

По прямому проводу мне позвонил командующий Сталинградским фронтом А. И. Еременко:

— Пожар на реке нарушает наши планы. Примите меры к тушению огня.

Посоветовавшись, чекисты нашли выход. Выделенная на тушение пожара группа сотрудников с помощью моторной лодки стала разрезать на куски огненную массу. Отдельные куски стали быстро сгорать, и площадь пожара пошла на убыль. Вскоре с огнем покончили.

Большинство сотрудников областного управления и милиции входило в оперативные группы, которые были распределены по важнейшим заводам местной промышленности и по районам города. Во главе этих групп стояли опытные чекисты, хорошо знающие город. Например, на тракторном заводе оперативной группой руководили товарищи Смуров и Погорелов, на металлургическом заводе «Красный Октябрь» — А. В. Макеев, на заводе «Баррикады» — С. Е. Чагин и М. С. Никитин, на предприятиях, расположенных в южной части Сталинграда, — начальник отдела областного управления Н. И. Копненков, его заместитель И. Ф. Ширяев, оперативные сотрудники Купцов, Абрамов и другие, в центре города — заместитель начальника управления Г. Г. Петрухин и начальник отдела А. Ф. Трушин, на северном и южном участках Волги — оперативные работники К. А. Мещеряков, С. Н. Ашихманов и Филиппов.

Оперативные группы в условиях осады города обеспечивали охрану военных объектов, складов с материальными ценностями, государственных резервов, руководили тушением пожаров, вели беспощадную борьбу с мародерами, дезертирами и другими нарушителями общественного порядка.

Выполняя самые различные задания, чекисты проявляли свои лучшие качества: железную волю, кипучую энергию, высокую бдительность, кристальную честность и воинское мастерство.

Когда я говорю о безупречной честности, мне невольно приходит на память такой случай.Однажды из северо-западных районов страны в Сталинград, на базу вторичных черных металлов, прибыл сборный состав с металлоломом для завода «Красный Октябрь». Вагоны стали разгружать с ходу. Но у одного вагона стоял вооруженный часовой. Он запретил не только разгружать этот вагон, но даже приближаться к нему.

Грузчики доложили об этом начальству, прибыл директор завода, но боец был непреклонен. Позвонили в обком партии, в управление НКВД. Меня попросили послать на станцию оперативных работников. Выяснилось, что боец из состава войск НКВД охраняет порученный ему вагон с особо важными государственными ценностями. Вагон этот для маскировки был включен в состав с металлоломом. Боец перенес целую серию бомбежек, смертельно устал после нескольких бессонных ночей, его мучил голод, однако он продолжал самоотверженно нести службу и доставил в Сталинград вагон с золотом в полной сохранности.

Чекистам приходилось с оружием в руках вступать в бой с врагами, уничтожать отдельные группы немецких разведчиков и автоматчиков, которые просачивались на территорию промышленных объектов и в кварталы города.

В районе мельницы № 4 группа чекистов в количестве 15 человек выбила немецких автоматчиков из здания пивоваренного завода и захватила у них две противотанковые пушки, боеприпасы и другие трофеи.

14 сентября 1942 года центральную переправу через Волгу атаковал крупный десант фашистских автоматчиков. Удержать переправу было приказано отряду сотрудников управления и милиции численностью до 90 человек. Командовать отрядом было поручено старшему лейтенанту государственной безопасности И. Т. Петракову. Несмотря на значительные потери, эта группа четверо суток отбивалась от превосходящих сил противника и удерживала в своих руках переправу до тех пор, пока не подоспела помощь из-за Волги.

В борьбе с фашистскими захватчиками геройски погибли сотрудники Сталинградского управления НКВД В. А. Сердюков, А. Н. Захаров, М. И. Плужников, В. С. Трещев, В. С. Меняйлов, А. Ф. Крухмалев.

В напряженные дни обороны города самоотверженно и храбро сражались чекисты И. Т. Петраков, П. И. Ромашков, В. П. Федосеев, лейтенант Кочергин, начальники отделов милиции Ф. И. Ефимов, М. Ф. Авилов, старший оперуполномоченный уголовного розыска А. А. Гринько, сотрудники управления Андреев, Воеводин, Соломенцев и многие другие. Чекисты, особо отличившиеся в боях с фашистами, были награждены боевыми орденами и медалями Советского Союза.

В сложных условиях ни на минуту не прекращавшихся ожесточенных боев областное управление НКВД вело активную разведывательную работу как непосредственно в боевых частях, так и в ближнем тылу противника. В этой тонкой и смертельно опасной работе чекисты постоянно опирались на поддержку народа. К ним приходили десятки добровольцев, обращаясь с просьбой направить их в тыл врага. Не могу не сказать теплых слов о подвигах наших замечательных девушек.

Нине Лянгузовой было всего 18 лет, когда она пришла к нам с просьбой дать ей возможность выполнить любое боевое задание. Нина несколько раз переходила линию фронта. Она установила расположение 4 немецких воинских частей, 9 зенитных точек, 5 пушек, нескольких мест скопления войск противника. После выполнения одного из заданий при возвращении из вражеского тыла она попала под вражеский обстрел, была тяжело ранена.

Добровольцем была и Анна Ивановна Детистова (Воробьева). Три раза уходила она в тыл противника и каждый раз возвращалась с ценными сведениями. Она обнаружила 11 штабов, 3 аэродрома, 9 артиллерийских батарей, 12 районов сосредоточения войск, 50 вражеских огневых точек. Действиями нашей артиллерии и авиации значительная часть этих огневых точек и военных объектов была уничтожена.

Разведчица Дарья Дмитриевна Павлова семь раз бесстрашно переходила линию фронта, добывая важные разведывательные данные. Павлова сообщила нам о местах расположения 18 штабов гитлеровских воинских частей, 5 аэродромов, 15 складов с боеприпасами, 21 батареи, 14 районах сосредоточения танков и другой боевой вражеской техники. Она помогла нашим воинам захватить «языка». При выполнении боевого задания Павлова была контужена и тяжело ранена.

Зворыкина Мария Ивановна, член КПСС, до войны работала заместителем начальника политотдела совхоза «Красный Октябрь» Кайсацкого района Сталинградской области. Несмотря на слабое здоровье, она настойчиво просила послать ее для разведывательной работы в тыл врага. По нашему заданию она четыре раза переходила линию фронта и приносила ценные материалы. Мария Ивановна детально разведала и сообщила нашему командованию расположение линии обороны немецких войск в самом городе. Устроившись по заданию органов НКВД на работу в одно немецкое учреждение оккупированной части города, она установила имена четырнадцати изменников Родины и активных пособников немецких оккупантов. В период ликвидации окруженной немецкой группировки Зворыкина вошла в город вместе с передовыми частями советских войск и помогла изъять всех выявленных ею предателей, не дав им возможности скрыться. При выполнении разведывательных заданий Зворыкина неоднократно рисковала жизнью, проявляла при этом мужество и отвагу.

Мария Петровна Кириченко, уроженка города Ставрополя Куйбышевской области, по национальности цыганка, была членом ВЛКСМ и до прихода оккупантов работала токарем Гмелинской МТС Сталинградской области. Она также добровольно вызвалась вести разведку в тылу противника. Четыре раза переходила она линию фронта и приносила для командования 64-й армии ценные разведывательные данные о противнике. Мария Петровна сумела проникнуть в запретные для населения районы города и собрала подробные сведения о подготавливаемых там гитлеровцами оборонительных позициях.

Все эти отважные советские женщины за свою героическую работу были награждены боевыми орденами.

Успешно помогали нам в разведывательной работе в тылу противника и многие другие замечательные девушки-патриотки.

Свыше ста раз побывали наши разведчики в расположении частей и в тылу у гитлеровцев. Добытые ими сведения немедленно использовались штабами фронтов советских войск. Имея эти данные, наша артиллерия и авиация уничтожала вражеские командные штабы, аэродромы, батареи и огневые точки.

В разведывательной деятельности, как и во всяком бою, не бывает без жертв. Были они и у нас.

Комсомолка Тракторозаводского района Дуся Дмитриева окончила медицинские курсы и работала медсестрой. Вскоре она стала отважной разведчицей. Четырнадцать раз ходила Дмитриева в тыл врага. Однажды, возвращаясь из-за линии фронта, она попала на минное поле и подорвалась на мине. Разведчица нашла в себе силы доползти до раненой подруги, тоже разведчицы, Нади Шуриной и тихо сказала: «Передай маме, товарищам, подругам, что умираю за Родину». Дуся Дмитриева была награждена орденом Ленина посмертно.

Возвращаясь с задания в тылу врага, подорвалась на минном поле и разведчица Нина Иванова.

Смертью храбрых погибла Лида Алимова. Выполнив очередное задание в тылу врага, Лида переходила линию фронта, но фашисты заметили и обстреляли ее.

При выполнении боевого задания погибли также разведчицы Ханова, Белова, Л. Иванова.

Чекисты Сталинграда имели постоянную связь с командованием и особыми отделами Сталинградского, Донского и Юго-Западного фронтов. Особенно тесные связи установились у нас с командованием 62-й и 64-й армий.

20 декабря 1942 года, в день 25-й годовщины органов ВЧК-ОГПУ-НКВД в землянку нашего управления пришли генерал-лейтенант В. И. Чуйков, член Военного совета армии К. А. Гуров, командир 13-й гвардейской дивизии генерал-майор А. И. Родимцев, начальник особого отдела армии полковник Г. И. Витков. Чуйков тепло поздравил сталинградских чекистов с 25-й годовщиной и пожелал им успехов в работе.

В начале января 1943 года командующий Донским фронтом К. К. Рокоссовский заинтересовался местом нахождения главного штаба окруженной немецкой группировки во главе с Паулюсом. Управление НКВД совместно с органами контрразведки фронта усиленно следило за дислокацией вражеских штабов. Мы доложили командующему, что штаб Паулюса находится в центре города — в подвале универмага. Константин Константинович просил не упускать из поля зрения этот штаб.

Вскоре началась заключительная операция великой битвы на Волге. Окруженная группировка гитлеровских отборных войск была расчленена на части и 2 февраля 1943 года полностью ликвидирована.

В тот же день воины 64-й армии генерала М. С. Шумилова появились в подвале универмага. Началась капитуляция 6-й немецкой армии. В плен было взято 24 генерала во главе с фельдмаршалом Паулюсом.

Еще в ходе завершающих боев управлению НКВД стало известно, что штаб Паулюса, готовясь к капитуляции, уничтожил карты всех минных полей в районе Сталинграда. Об этом сразу же доложили командованию фронта.

Командование фронта поручило управлению НКВД принять экстренные меры по восстановлению карты минных полей, и задание было выполнено в короткий срок.

После того как вражеская группировка была ликвидирована, а город и область очищены от оккупантов, перед чекистами встали новые задачи. Нужно было выявить и привлечь к ответственности тех, кто производил расправы над советскими людьми, раскрыть и разоблачить вражескую агентуру, оставленную на советской территории, а также активных немецких пособников.

Давно отгремела война… Полностью уничтоженный гитлеровцами город на Волге сейчас восстановлен и стал одним из прекраснейших городов нашей Родины. На его широких площадях и улицах гордо стоят монументы, напоминающие о подвигах героев минувшей войны. На одной из площадей, на том рубеже, где в ожесточенных боях стояли насмерть чекисты в битве за Волгу, советский народ воздвиг дорогой для всех нас монумент. Он прост и величествен. Это памятник вечной славы сталинградским чекистам, военным контрразведчикам, солдатам и офицерам 10-й стрелковой дивизии войск НКВД, работникам милиции, павшим смертью храбрых у стен города-героя.


В боях закаленная

А. А. САРАЕВ,

бывший командир

10-й стрелковой дивизии

войск НКВД

Неоценимый вклад в дело разгрома немецко-фашистских захватчиков в дни Сталинградской битвы внесла 10-я стрелковая дивизия войск НКВД, первой принявшая на себя удар гитлеровских полчищ, рвавшихся к Волге.

Дивизия была сформирована в Сталинграде в начале 1942 года. В ее состав входили главным образом уральцы и сибиряки из Свердловска, Иркутска и Новосибирска. Основным ядром 269-го и 270-го полков дивизии были посланцы партийных организаций Сталинграда и области.

Родное детище Сталинграда, дивизия в грозный час грудью встала на защиту города, сражаясь плечом к плечу с отрядами народного ополчения, воинами героической 62-й армии.

…Фронт стремительно приближался к Сталинграду. В большой излучине Дона днем и ночью гремели кровопролитные бои. Фашистские войска, преодолевая ожесточенное сопротивление советских дивизий, не считаясь с потерями, рвались к Сталинграду. Гитлер обещал своим воякам, что взятие города на Волге будет концом войны.

В сложившейся обстановке Сталинград превратился в прифронтовой город. Перед воинами 10-й дивизии встала задача обеспечить строгий революционный порядок в городе. В решении этой задачи неизменную поддержку штабу гарнизона оказывали Военный совет Юго-Западного фронта, городской комитет обороны во главе с первым секретарем обкома ВКП(б) А. С. Чуяновым и управление НКВД по Сталинградской области, начальником которого был А. И. Воронин.

Воины дивизии несли охранную службу на въездах в город, на переправах через Волгу, патрулировали улицы Сталинграда. Все эти мероприятия позволили сохранить четкий трудовой ритм и революционный порядок, привести город в боеготовность.

Много внимания уделялось боевой подготовке. Мы поставили перед собой задачу в короткий срок подготовить бойцов дивизии к ведению боя с сильным, технически оснащенным противником.


А. А. Сараев. Фото 1942 г.


Штаб дивизии и штабы полков составили жесткие по срокам планы боевой и политической подготовки. За основу была взята программа частей Красной Армии военного времени. Предусматривалась последовательная отработка взводами, ротами, батальонами тактических задач. Проводились полковые и дивизионные учения.

Главное внимание мы обращали на изучение опыта боевых действий наших частей на фронтах Великой Отечественной войны. На полях тактических учений бойцы действовали четко и самоотверженно. Каждый понимал, что враг силен и коварен, что для того, чтобы противостоять ему, необходимо хорошо знать воинскую науку.

В течение всего учебного периода политотдел дивизии проводил большую воспитательную работу, его работники постоянно находились среди бойцов. Они воспитывали у воинов чувство беззаветной любви к своей социалистической Родине, готовность не щадя жизни защищать ее от жестокого врага. Политработники регулярно рассказывали бойцам о положении на фронтах, о мужественной борьбе всего советского народа с захватчиками, о зверствах, творимых фашистами на советской земле, о сожженных городах и селах. Они воспитывали у бойцов непоколебимую уверенность в конечной победе над врагом.

Политотдел внимательно подбирал материалы об опыте лучших стрелков, пулеметчиков, связистов. Их умелые действия в боевой обстановке становились достоянием каждого бойца дивизии. Дивизионная газета в каждом номере печатала статьи командиров и бойцов, имевших опыт войны, рассказывала о солдатах и сержантах, отличившихся во время тактических учений.

За пять месяцев нам удалось неплохо подготовить бойцов к ведению боевых действий с жестоким, коварным, технически хорошо оснащенным противником. Эта целенаправленная работа сказалась в дни, когда враг прорвался к Сталинграду, когда дивизия начала мужественную борьбу за каждый метр волжской земли, за каждую улицу и каждый дом. Перед лицом грозной опасности дивизия оказалась крепко сплоченной, готовой к трудной и длительной борьбе, которая в конечном итоге закончилась победой над фашистами.

В эти дни сталинградцы уже явственно слышали орудийную канонаду на Дону и южнее города. Фашисты не считались с потерями, чтобы выполнить приказ Гитлера и взять Сталинград к 25 августа. Они наносили одновременно два удара по сходящимся направлениям. Основной удар силами девяти дивизий нанесла 6-я армия Паулюса. В ее задачу входил захват плацдарма на восточном берегу Дона, в районе хутора Вертячего, чтобы в дальнейшем выйти к Волге севернее Сталинграда и с ходу атаковать город. 4-я танковая армия немцев силами шести дивизий рвалась из района Абганерово к Красноармейску, чтобы выйти к южной части Сталинграда. Замысел противника был ясен: штурмом овладеть городом, соединившись на берегу Волги, окружить группировку советских войск между Волгой и Доном и уничтожить ее.

Утром 23 августа, форсировав Дон в районе Вертячего — Песковатки, гитлеровцы прорвали оборону наших войск и силами 14-го танкового и 51-го армейского корпусов начали стремительное наступление на Сталинград. Из прифронтового город превратился во фронтовой.

Перед 10-й дивизией встала сложная и ответственная задача. Нужно было не допустить прорыва ударных фашистских частей к городу и, выиграв время активной обороной, дать возможность войскам Красной Армии перегруппироваться и выйти на новые рубежи. Задача осложнялась тем, что дивизия, составлявшая основную силу гарнизона, была развернута на юго-западных подступах к Сталинграду, а враг приближался к его северным окраинам.

Кроме пяти полков 10-й дивизии, в состав Сталинградского гарнизона входили 21-й учебный танковый батальон (около 2000 человек и 15 танков), 28-й учебный танковый батальон (около 500 человек и несколько танков), два батальона курсантов военно-политического училища (около 1000 человек), 32-й сводный отряд Волжской военной флотилии (220 человек), 73-й отдельный бронепоезд войск НКВД, 249-й конвойный полк, сводный батальон 91-го железнодорожного полка и истребительные батальоны. В общей сложности это составляло около 15–16 тысяч человек, которыми нужно было прикрыть 50-километровый фронт. Сил было явно недостаточно. К тому же гарнизон совершенно не имел артиллерии и противотанковых средств. Несмотря на все это, воины были полны решимости отстоять город. Мы не сомневались, что в трудную минуту на помощь нам придут все сталинградцы. Это воодушевляло нас, укрепляло нашу волю и веру в победу.

Враг нанес по городу жестокий авиационный удар. Фашистские воздушные варвары совершили за несколько часов до 1200 самолето-вылетов. Фугасные и зажигательные бомбы тысячами падали на заводы и фабрики, школы и детские сады, на жилые кварталы Сталинграда. Город вспыхнул, как факел. Горели и рушились здания, плавился камень, обугливались деревья. От нестерпимой жары на людях вспыхивала одежда. Казалось, в городе не осталось ничего живого. Но в этом аду, поклявшись не сдать город врагу, пошли в бой воины гарнизона.

Мне как коменданту укрепленного района города было приказано организовать оборону северной части Сталинграда силами 99-й танковой бригады, сводным морским отрядом и рабочими истребительными батальонами. Начальником боевого участка был назначен генерал-майор Н. В. Фекленко. На линии Городище — балка Гнусина — Верхняя Ельшанка — Купоросное оборону заняли в основном части 10-й дивизии.

Как развивались боевые действия на северной окраине 23 августа?

Передовой отряд 14-го танкового корпуса гитлеровцев на подходе к Волге разделился: часть его двинулась к реке, а часть нацелилась на северную окраину Сталинграда.

Основная масса немецких танков двигалась в сторону Латошинки и Рынка. Здесь они были встречены массированным огнем батарей 1077-го зенитного артиллерийского полка корпуса ПВО. Разгорелся жестокий затяжной бой. Зенитчики отражали одну вражескую атаку за другой, почти в упор расстреливая бронированные чудовища. Но силы были слишком неравными. К утру немецкая танковая лавина захлестнула позиции зенитчиков. Почти все артиллеристы трех дивизионов пали смертью героев, до конца выполнив боевую задачу. Перед их позициями осталось догорать около семи десятков гитлеровских танков.

Нескольким танковым подразделениям немцев ценой огромных потерь удалось все же выйти на северный берег Мокрой Мечетки. Здесь в бой вступили подразделения 21-го и 28-го учебных танковых батальонов, истребительный батальон тракторного завода. Ночь прекратила ожесточенное сражение. Фашистам так и не удалось 23 августа прорваться к Сталинграду.

День 24 августа гитлеровская пропаганда объявила днем решающего штурма Сталинграда. Немецкое командование подтянуло к северным окраинам города свежие войска, усилило их танками и артиллерией.

Рано утром фашистская авиация начала ожесточенно бомбить передний край нашей обороны на балке Мокрая Мечетка. Среди защитников появились убитые и раненые. В ополчении «Красного Октября» погибли Николай Жеряков и рабочий листопрокатного цеха Федор Коргмарев. Вышло из строя много моряков и танкистов.

В ответ в восемь часов утра по скоплениям немецкой техники ударили с Волги тяжелые орудия канонерской лодки «Усыскин». Их огнем были подбиты три танка и четыре автомашины. Первый успех ободрил наших бойцов, укрепил их веру в успех.

После ожесточенных авиационных налетов на наш передний край противник открыл по всему фронту шквальный огонь из пулеметов и минометов. Сразу на нескольких направлениях пошла в атаку немецкая пехота. Около полка мотопехоты при поддержке двадцати танков наступали от поселка Рынок и каменных карьеров, до трех батальонов с танками надвигались на защитников города с левого фланга. До позиции наших стрелковых ячеек осталось несколько метров.

Тотчас же заговорили все 150 пулеметов нашей обороны, бойцы и ополченцы открыли огонь из винтовок и автоматов. Ударили танковые орудия, подала свой голос канонерская лодка. На поле боя запылали немецкие танки.

Разъяренные неудачей, гитлеровцы вновь обрушили на нашу оборону шквал огня и стали. Опять появились бомбардировщики с черными крестами.

Несколько раз предпринимали немцы в этот день упорные атаки на разных направлениях, пытаясь найти уязвимое место в нашей обороне. Но все их усилия не дали результатов. Бойцы и ополченцы, несмотря на тяжелые потери, стояли непоколебимо. Враг, оставив на поле боя около десяти танков, четырнадцать автомашин и 300 солдат и офицеров, к вечеру прекратил попытки прорваться к тракторному заводу.

С наступлением темноты в окопы защитников города, как и в годы гражданской войны, пришли женщины и девушки, принесли еду и воду. Они перевязывали раненых, помогали эвакуировать их в тыл.

В тот же день вечером мимо поселка Рынок проходил санитарный теплоход «Бородин». Он вывозил из горящего Сталинграда раненых, женщин и детей. Озлобленные неудачей, гитлеровцы поставили на берегу реки три танка и стали расстреливать беззащитный теплоход, несмотря на отчетливо видные на нем флаги Красного Креста.

После нескольких прямых попаданий судно потеряло управление, на нем вспыхнул пожар. Медленно плывя вниз по течению, теплоход стал погружаться в воду. Над Волгой разнеслись стоны раненых, крики женщин и детей, моливших о помощи. Лишь немногим из тех, кто находился на борту теплохода, удалось спастись.

Весть об этом варварском преступлении гитлеровцев быстро разнеслась среди защитников города. Политработники провели короткие беседы в окопах и траншеях. С еще большей яростью дрались с заклятым врагом сталинградские бойцы и ополченцы.

Мирный город на Волге превратился в короткий срок в неприступную для врага крепость. 25 августа был отдан приказ о введении в Сталинграде осадного положения.

Оборона северной окраины по-прежнему продолжала нас беспокоить. Для ее укрепления сюда был направлен 282-й стрелковый полк дивизии, который 25 августа к 6.00 занял участок по балке Мокрая Мечетка на фронте 28-го учебного танкового батальона. Западнее, против Орловки, в это же время выдвинулся 249-й конвойный полк.

После укрепления обороны северного участка была предпринята попытка контратаковать противника в районе лесопосадки и хутора Мелиоративного. В районе лесопосадки атака не принесла успеха. Хутор был взят, но истребительные батальоны понесли тяжелые потери. В батальоне тракторного завода погибли старые рабочие Маменов, Фомин и многие другие. Краснооктябрьцев осталось в строю всего 43 человека. Героически действовала в этой атаке и погибла смертью героя женщина-сталевар Ольга Ковалева. Она отдавала родному заводу в мирное время все свои силы и знания. В грозный час отдала за него жизнь…

С утра 26 августа гитлеровцы открыли на нашем участке ожесточенный огонь из всех видов оружия. Около ста немецких бомбардировщиков волна за волной налетали на позиции. Над оборонительными рубежами взметнулись черные фонтаны разрывов. Бомбовый удар был нанесен также по тракторному заводу и «Красному Октябрю», по рабочим поселкам.

В 11 часов противник начал контратаку от Латошинки на Рынок и от высоты 135,4 на лесопосадку. Пехота шла в сопровождении большого количества танков.

Защитники города бесстрашно встретили врага. Поднялись в небо стволы орудий дивизиона завода «Красный Октябрь», забасили пушки канонерской лодки «Усыскин», круша технику и наступающие немецкие цепи перед поселком Рынок и на его флангах.

Гитлеровцы не выдержали. Немецкие танки развернулись и очистили поле боя. Вслед за ними бежала и пехота, бросив своих раненых. Эта контратака дорого обошлась противнику. Он потерял шесть танков и около 200 солдат и офицеров.

Во второй половине дня силами 282-го полка и рабочих батальонов мы попытались выбить немцев из рощи, расположенной на противоположных от нас скатах высоты 135,4. Но наши атаки в этот день были неудачными, и к вечеру мы прекратили их.

Первые дни боев на северной окраине Сталинграда охладили наступательный пыл гитлеровских захватчиков. Они несли тяжелые потери в живой силе и технике. Несмотря на все усилия, им так и не удалось с ходу ворваться в заводской район. Путь им преградила беспримерная стойкость наших бойцов и заводских ополченцев, зачастую уходивших на передовую прямо от станков, в замасленных рабочих спецовках.

26 августа начальником северного участка обороны был назначен командир 282-го полка 10-й дивизии майор М. Г. Грущенко. Кроме подразделений, уже находившихся здесь, ему подчинили также прибывший из резерва фронта 1186-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк. И хотя натиск фашистов на левом фланге, южнее Орловки, не ослабевал, мною было принято решение силами северного участка нанести по противнику удар с целью овладеть господствующими высотами 135,4 и 101,3 и отбросить гитлеровцев от тракторного завода. Командующий фронтом утвердил это решение, и 27 августа в 17. 00 наступление началось.

Первым стремительно двинулся на врага 282-й полк во взаимодействии с танкистами, моряками и подразделениями 249-го полка. Огнем и штыком выбивали они зарывшихся в землю фашистов и сразу закреплялись на новых рубежах.

Чекисты показывали чудеса храбрости.

В первых рядах наступающих шла комсомольский вожак полка младший лейтенант Лидия Сошникова. Она добровольцем пришла на фронт с третьего курса Московского педагогического института. Боевое крещение получила у стен столицы Родины. И на приволжской земле девушка отличалась сноровкой бывалого воина, бесстрашием и высоким пониманием своего комсомольского долга. Во время атаки вражеский снаряд опрокинул Лидию на землю. Но и контуженная, она оставалась в рядах бойцов до конца сражения.

Героический подвиг совершил комиссар 282-го полка А. М. Карпов.

Под плотным пулеметным огнем фашистов залег один из батальонов полка. Эта задержка могла быть использована врагом для удара по обнаженным флангам других наших подразделений. Комиссар мгновенно оценил всю опасность положения. Он сел в танк и ринулся на нем на вражеские пулеметные гнезда. В несколько минут преодолев вставшую на его пути стену разрывов, танк комиссара начал утюжить огневые точки гитлеровцев. Огонь противника ослабел. Восхищенные подвигом своего комиссара, чекисты поднялись в рукопашную схватку. Фашисты бежали, бросив свои позиции. Но мужественный комиссар не увидел этой победы: немецкий снаряд разворотил борт танка, А. М. Карпов был смертельно ранен.

29 августа 282-й полк наступал во взаимодействии с пришедшей ему на подмогу 124-й стрелково-пулеметной бригадой полковника Горохова. К высоте 135,4 первой пробилась рота лейтенанта Шкурихина. С противоположных склонов высоты по атакующим били немецкие минометы. Рота несла большие потери. В критическую минуту положение спас красноармеец Стародубов. Он скрытно подобрался к вражеской батарее и закидал минометные расчеты ручными гранатами. Вскоре сюда подоспели другие подразделения полка, и успех роты лейтенанта Шкурихина был закреплен.

В итоге наступательных боев 27–30 августа, несмотря на превосходство противника в живой силе и боевой технике, он был смят и отброшен от тракторного завода на три-четыре километра. Наши подразделения овладели поселком Рынок, лесопосадкой и высотой 135,4, чем значительно улучшили свои позиции.

Хорошо выполнил боевую задачу 249-й полк, занимавший рубеж южнее поселка Орловка. 27 августа его воины выбили противника из поселка и продвинулись вперед по южным склонам высоты 144,2. Весь личный состав полка проявил смелость, волю к победе и высокое воинское мастерство.

Бои в районе тракторного завода показали, что крепко сплоченные, воспитанные в духе верности Коммунистической партии и своему социалистическому Отечеству воины могут в обороне не только противостоять превосходящим силам противника, но и наносить ему большой урон. Они показали также, что в часы опасности советские люди всегда готовы прийти на помощь своей армии и взяться за оружие.

Пока шли бои на северной окраине города, серьезная угроза нависла над центральной частью Сталинграда с запада и северо-запада. Мы получили приказ к утру 28 августа привести в полную боевую готовность войска укрепленного района на рубеже Городище — Опытная станция, чтобы воспрепятствовать попыткам врага прорваться здесь к городу.

К этому времени 10-я дивизия была уже не такой, какой она вступила в сражение за волжскую твердыню. Она окрепла и закалилась в боях, приобрела боевой опыт. Военный совет фронта ввел в штат дивизии командующего артиллерией и штаб артиллерии. Полки получили противотанковые орудия и ружья. С левого берега Волги ее поддерживали несколько артиллерийских дивизионов из Резерва Главного командования, а затем ей был придан 80-й гвардейский минометный полк — знаменитые «катюши».

В районе наступления новой ударной группировки гитлеровцев оборону держали курсанты военно-политического училища и 272-й полк 10-й дивизии, которым командовал майор Г. П. Савчук. Полк был усилен сводным батальоном 91-го железнодорожного полка НКВД. В секторе его обороны находились также несколько батарей 1079-го зенитно-артиллерийского корпуса ПВО и 73-й Краснознаменный бронепоезд.

Особенно опасным было для нас направление вдоль долины реки Царицы. В случае своего успеха на этом направлении немцы могли бы выйти по лощине в центр Сталинграда, что поставило бы гарнизон города и 62-ю армию в критическое положение. Поэтому майору Савчуку было приказано удерживать оборонительный рубеж любой ценой.

Третьего сентября противник перешел в наступление. Против трех батальонов чекистов на левом фланге полка двинулись более 40 танков и свыше двух пехотных батальонов врага. В районе Опытной станции, где оборонялись два наших батальона, наступал немецкий полк при поддержке 20 танков. Более двух вражеских батальонов пошли на позиции курсантов.

Развернулся небывало ожесточенный бой. Танки противника один за другим останавливались и дымно горели, но остальные упорно продвигались вперед. В 19. 00 около десятка фашистских танков и батальон пехоты противника ворвались в расположение третьего батальона 272-го полка. Заместитель командира полка капитан Яковлев повел бойцов в контратаку. Батарея 45-миллиметровых пушек полка подбила семь танков противника. Фашисты были отброшены.

На правом фланге полка противнику удалось вклиниться в нашу оборону на стыке второго батальона чекистов и первого батальона курсантов. Они заняли часть господствующей высоты 147,5, но после кровопролитного рукопашного боя вынуждены были в беспорядке отступить, оставив только на высоте до 200 трупов солдат.

Всего в течение этого дня противник потерял убитыми до 600 солдат и офицеров и более 30 танков. Тяжелыми были и наши потери, но ни на одном участке обороны враг так и не добился успеха. Советские воины сорвали план немцев прорваться в центр города и захватить центральную переправу через Волгу.

Не добившись успеха на участке обороны 272-го полка, гитлеровцы перенесли главный удар южнее, где сражался 271-й полк. Ожесточенные бои продолжались здесь одиннадцать дней.

Восьмого сентября противник в течение всего дня бомбил оборонительные рубежи 271-го полка. Трижды он атаковал позиции 2-го батальона на правом фланге, но все его атаки были отбиты. В тяжелом пятичасовом бою, в условиях почти полного окружения 6-я рота батальона сумела отстоять свои позиции, уничтожив около 100 солдат и офицеров противника. К концу дня гитлеровцы несколько потеснили 4-ю и 5-ю роты, но так и не смогли прорвать их оборону.

После огневого налета на противника наши подразделения перешли в атаку от западной окраины Опытной станции. Завязался упорный кровопролитный бой, исход которого решил штыковой удар. В рукопашной схватке одно только подразделение младшего сержанта Гончарова из 4-й роты уничтожило до двух десятков гитлеровцев.

Старший лейтенант Карпенко с группой бойцов первым достиг расположения огневой точки противника и начал в упор расстреливать врага. Были захвачены три пулемета и другое оружие. Противник на этом участке был обращен в бегство.

6-я рота под командованием лейтенанта Волкова выбила немцев из четырех дзотов, захватила десять станковых и ручных пулеметов, уничтожила до 300 гитлеровцев.

4-я рота на протяжении всех дней боев за Опытную станцию стойко удерживала свои позиции. В трудные минуты она смелыми контратаками отбрасывала наседавшего врага. Ряды бойцов с каждым часом таяли. Командир роты младший лейтенант И. П. Кайгородов был сильно контужен, но продолжал командовать воинами. После второй контузии его вынесли с поля боя, но он, придя в себя, снова вернулся в окопы. И только после третьей тяжелой контузии его удалось отправить в тыл.

По трупам наших бойцов гитлеровцы ворвались в глубину обороны роты.

Прорвавшегося противника контратаковали первый батальон курсантов и рота автоматчиков младшего лейтенанта Борисова. В наших боевых порядках шли три танка. Гитлеровцы открыли стрельбу из всех видов оружия, пытаясь остановить наши роты. Но бойцы продолжали продвигаться вперед. Их поддержали мощным огневым налетом знаменитые «катюши». После их залпа сопротивление противника ослабело, и наши роты, опрокинув немецкую пехоту, вышли на северо-западную окраину совхоза имени Микояна.

В ходе боев этого дня немцы не раз пытались нащупать стыки подразделений, чтобы ударами в этих местах расчленить нашу оборону. Но их попытки ни к чему не приводили. Наши роты крепко стояли на сталинградской земле, которую они поклялись не отдать врагу.

Бойцы нередко сражались в полуокружении, связь с подразделениями часто прерывалась, и нашим связистам требовались героические усилия, чтобы восстановить ее. Нередко целыми сутками бойцы сражались без воды и без пищи.

Жесткую атаку предприняли гитлеровцы на левый фланг 2-го батальона по лощине реки Царицы.

…Наши бойцы окопались на голом склоне балки около развилки двух дорог. После бомбежки артиллерийского и минометного обстрела из-за высоты 146,1 по дороге, идущей через нашу оборону, на город пошли фашистская пехота и танки. Они двигались двумя большими колоннами, не открывая огня, словно испытывали наши нервы.

По окопам было передано распоряжение: без приказа не стрелять, дать немцам возможность спуститься в балку.

Минуты ожидания казались вечностью. Но вот немецкие колонны втянулись, наконец, в балку. И тотчас бойцы батальона открыли ураганный огонь из всех видов оружия. Гитлеровцы остановились, смешались и попытались развернуться. Но в это время по ним ударили из засады наши танки, на головы посыпались реактивные снаряды «катюш». Так и не сумев организовать сопротивление, гитлеровцы беспорядочно отступили с занимаемых позиций.

Дальнейшие события развивались так. Отбросив 131-ю и 35-ю стрелковые дивизии от Песчанки на Горную Поляну, противник девятого сентября вышел к Волге у Купоросной балки и, развернувшись к северу, перешел в наступление на левый фланг 271-го полка 10-й дивизии. До батальона противника при поддержке восьми танков прорвались на стыке 7-й и 8-й рот чекистов и вышли в тыл 7-й роты. Наши воины перешли в контратаку и частью уничтожили противника, а частью отбросили его на исходные позиции.

На другой день с утра гитлеровцы основной удар нацелили в стык 2-го и 3-го батальонов и против юго-западной части балки Купоросная. В течение семи часов передний край обороны полка бомбила фашистская авиация. После артиллерийского налета противник перешел в атаку, но она была отбита, как и все последующие в течение этого дня. К вечеру бой утих. Подступы к оборонительным рубежам 3-го батальона были густо устланы трупами немецких солдат и офицеров. На поле боя стояли три подбитых танка с черными задымленными крестами на броне.

Ценой огромных потерь противнику к 18. 00 удалось захватить кожевенный и купоросный заводы и всю балку. Командиру 271-го стрелкового полка было приказано выбить немцев из южной части Купоросной и восстановить прежнюю линию обороны.


Политработники 10-й стрелковой дивизии войск НКВД. Слева направо: Я. В. Поваров — старший батальонный комиссар, начальник политотдела дивизии, Н. М. Щербина — батальонный комиссар 272-го полка, П. Н. Кузнецов — полковой комиссар, военком 10-й стрелковой дивизии войск НКВД. 1942 год.


Контратака была назначена в ночь с 10 на 11 сентября силами 1-го батальона под командованием старшего лейтенанта Федорова. Накануне здесь состоялось собрание актива коммунистов и комсомольцев, на котором были разъяснены задачи операции.

Шквальным огнем пулеметов и автоматов немцы создали плотный огневой заслон на пути батальона. Но наступающие бесстрашно шли вперед, очищая от яростно сопротивляющихся гитлеровцев один дом за другим. Продвинувшись вдоль балки, взвод комсомольца Чуйко уничтожил пулеметным огнем до 80 фашистов, пытавшихся контратаковать правый фланг батальона. Немцы дрогнули, и батальон штыковым ударом очистил последние дома южной части поселка. Приказ был выполнен.

Несколько дней в условиях систематических массированных бомбардировок 271-й полк отражал непрерывные атаки во много раз превосходящих сил противника на пригород Минина, Ельшанку и Купоросную, зачастую сам переходя в контрнаступление. Отдельные районы этих пригородов не раз переходили из рук в руки, но в конечном итоге все равно оставались за нами.

11 дней потребовалось лучшей и большей части 4-й танковой армии противника, чтобы оттеснить обескровленных защитников южной части Сталинграда к элеватору. 11 дней до зубов вооруженные гитлеровцы преодолевали пять километров нашей обороны, продвигаясь вперед в среднем на 450 метров в сутки. В этом бессмертная слава воинов 10-й дивизии!

К 18 сентября в 271-м стрелковом полку осталось 65 человек. Воины-чекисты сражались до конца. Полк с приданными ему подразделениями уничтожил свыше 3500 гитлеровских солдат и офицеров, около 40 танков, 11 минометных батарей, 30 станковых пулеметов и много другой боевой техники противника.

С выходом к окраинам Сталинграда фашистское командование приняло решение взять город штурмом. Штурм был назначен на 13 сентября. Еще накануне этой даты, прорвав оборону наших войск у станции Гумрак, противник овладел Городищем и Александровкой.

13 сентября из районов Городища и Разгуляевки гитлеровцы перешли в наступление против 42-й стрелковой бригады и 269-го полка нашей дивизии.

269-й полк под командованием подполковника И. И. Капралова занимал вторую линию обороны западнее поселка завода «Красный Октябрь». Его соседями были наш 270-й полк и 42-я стрелковая бригада. Для усиления этого направления накануне гитлеровского наступления был переброшен вышедший из боя 272-й стрелковой полк, а 269-му полку придан бывший в резерве командира дивизии второй батальон 270-го стрелкового полка.

В пять часов утра фашисты открыли сильный артиллерийский и минометный огонь по всему переднему краю нашей обороны, а через два часа силами до дивизии при поддержке 30 танков перешли в наступление против 3-го батальона на левом фланге 269-го полка.

Три часа боевое охранение батальона сдерживало натиск гитлеровцев. Отважные воины истребили около сотни немецких солдат и офицеров, подбили из противотанковых ружей десять танков. Но силы были слишком неравными, и гитлеровцы в конце концов вышли к переднему краю обороны полка.

Первой встретила лавину немецкой пехоты и танков 9-я рота, прикрывавшая направление на аэродром и Мамаев курган. Она упорно оборонялась, сама переходила в контратаки. Не раз вспыхивали ожесточенные рукопашные схватки.

В разгар боя старшина роты Александр Гришин, заметив, что один из станковых пулеметов умолк, заменил тяжело раненного пулеметчика и стал в упор расстреливать густую цепь атакующих фашистов. Рядом со старшиной в эту трудную минуту оказалась военфельдшер Аня Бесчастнова, комсомолка, пришедшая в полк с завода «Красный Октябрь». Она подавала пулеметные ленты. Когда вражеская пуля оборвала жизнь Александра Гришина, Аня сама легла за пулемет, не обращая внимания на свист осколков над головой, разрывы мин. Снова залегли под свинцовым ливнем фашисты.

В этот день комсомолка Аня Бесчастнова уничтожила около 40 немецких солдат, под жестоким огнем вынесла с поля боя 51 раненого красноармейца.

К 11. 00 остатки 9-й роты, нанеся врагу тяжелый урон, вынуждены были отойти.

Подтянув резервы, фашисты прорвали оборону 3-го батальона и вышли к переднему краю второго эшелона полка, где стоял 2-й батальон. В течение семи часов воины-чекисты сдерживали ожесточенный натиск неприятеля. Когда фашисты по трупам наших бойцов ворвались в глубину обороны, командир полка ввел в действие роту автоматчиков под командованием младшего лейтенанта Любезнова. Выдвинувшись вперед, рота открыла жестокий огонь по прорвавшемуся противнику и остановила его продвижение. На правом фланге вражеские атаки сдерживал огонь станковых пулеметов младшего лейтенанта Абдульманова.

Потеряв в ожесточенном бою около 300 солдат и офицеров и пять танков, гитлеровцы прекратили атаки.

Кровопролитные бои у Опытной станции продолжались непрерывно вплоть до 7 сентября. Батальоны и роты 272-го полка дрались здесь зачастую в полуокружении. Не хватало воды, горячую пищу можно было доставлять только от случая к случаю. Иногда приходилось экономить и боеприпасы. И все-таки полк выстоял. Его бойцы и командиры совершили бессмертные подвиги.

Четвертого сентября с рассветом на 3-й батальон, которым командовал старший лейтенант И. Т. Смирнов, пошли в атаку 37 фашистских танков с десантом на броне.

На 9-ю роту надвигалось 18 стильных чудовищ. Врага встретил сокрушительный огонь из всех видов оружия, но танки упорно надвигались на наши окопы. Вот они уже ворвались на передний край роты, сметая все на своем пути. Бойцы дрогнули. В этот критический момент комсомольский вожак 272-го полка младший политрук Дмитрий Яковлев с двумя противотанковыми гранатами поднялся во весь рост и бросился под головной танк. Раздался взрыв, вражеская машина остановилась и заполыхала. Минуты замешательства прошли, и бойцы, потрясенные мужеством комсорга, ринулись на врага.

В медальоне Дмитрия Яковлева бойцы нашли записку:

class="poem">
Я — партии сын, и Отчизна мне — мать,
В бою я не буду назад отступать,
Друзья пусть и недруги знают.
И если погибну в жестоком бою,
Скажите славами народу:
Он честно, достойно отдал жизнь свою
В боях с врагом за свободу.
Он был настоящим коммунистом, верным защитником Родины…

Мужественно сражался с врагом 2-й батальон старшего лейтенанта Ступина. Потеряв в бесплодных атаках на его позиции около 700 солдат и офицеров, гитлеровцы на время перешли к обороне. Подтянув резервы, они попытались фланговым ударом захватить Опытную станцию, но не выдержали контратаки наших бойцов и откатились. В полдень они вновь пошли вперед, но уже на правый фланг батальона, где оборонялась 4-я рота лейтенанта И. П. Кайгородова. Фашистам удалось потеснить роту, прорвавшись на стыке с соседом. Чтобы восстановить положение, командование полка бросило в атаку 1-й батальон и роту автоматчиков младшего лейтенанта С. И. Борисова.

В этом бою навсегда обессмертил свое имя красноармеец роты автоматчиков Алексей Ващенко.

Огонь вражеского дзота остановил продвижение советских бойцов. Они залегли под убийственным свинцовым дождем. Алексей, видя, что контратака срывается, стремительным броском достиг дзота и метнул в него гранату. В ту же секунду сам Алексей упал, обливаясь кровью. На какое-то время фашистский пулемет смолк, но затем снова заговорил. Тогда Ващенко, превозмогая боль от ран, поднялся и своей грудью закрыл амбразуру немецкого пулемета…

В конце боя упал, сраженный пулей, и командир роты С. И. Борисов.

Пятого сентября противник подтянул резервы и, наступая танками и пехотой по лощине реки Царицы, пытался захватить южные склоны высоты 146,1. Когда оборона 5-й роты дрогнула, командир полка майор Г. П. Савчук лично повел бойцов в контратаку и восстановил положение, отбросив противника.

Измотав фашистов в непрерывных пятидневных боях, шестого сентября 272-й полк сам перешел в наступление. 71-я пехотная дивизия немцев была настолько обескровлена им, что длительное время не могла вести активных боевых действий.

Но и силы полка были на исходе. Многие его бойцы полегли на землю, которую защищали. Сдав свой участок обороны 244-й стрелковой дивизии, полк вышел в район завода «Красный Октябрь» для доукомплектования. В него влились добровольцы — сталинградские рабочие.

Выстоял и не отдал Мамаева кургана и 269-й стрелковый полк. Только за один день его бойцы уничтожили до 1000 фашистов, подбили 12 танков. Успеху боя во многом способствовала минометная рота полка. Санинструктором в ней была отчаянная и самоотверженная Дина Зорина, комсорг штаба полка.

Во время одной из атак противника расчет нашего миномета был полностью выведен из строя. Дина одна открыла огонь и уничтожила 18 фашистов. В этот же день она оказала помощь 50 раненым, вынесла с поля боя 23 человека.

13 сентября вступил в бой 270-й полк нашей дивизии, занимавший оборону в западной части центра города и Дар-горе. На правом фланге до реки Царицы оборонялся 1-й батальон под командованием старшего политрука Алексея Коваленко, на левом — 2-й батальон, который возглавлял старший лейтенант Аркадий Груздев. Оба командира были пограничниками, только что закончившими училища, оба отличались молодой энергией, умелым ведением боевых действий и незаурядной личной храбростью.


Воины 10-й стрелковой дивизии войск НКВД на приеме у М. И. Калинина по случаю награждения дивизии орденом Ленина во главе с комдивом А. А. Сараевым (крайний справа во втором ряду).


Смяв оборону 8-й роты 269-го полка, гитлеровцы овладели высотой 112,5. Командиру 270-го полка было приказано контратаковать противника и выбить его с захваченной высоты, сомкнув затем фланг со 2-м батальоном 269-го стрелкового полка и остатками 3-го батальона. Задача была выполнена. 1-й батальон, поддержанный гвардейскими минометами, возвратил утраченную высоту.

В ночь на 14 сентября командование 62-й армии предприняло силами 38-й мотострелковой бригады, 272-го стрелкового полка нашей дивизии и одного полка 399-й стрелковой дивизии контратаку, чтобы восстановить положение армии, выйдя на рубеж: разъезд Разгуляевка — больница. Контратака эта закончилась неудачей и имела очень неприятные для нас последствия: подразделения противника, прорвав фронт 38-й мотострелковой бригады, просочились к домам НКВД, специалистов и к вокзалу, зайдя в тыл 272-го стрелкового полка и первого батальона 270-го полка. Ликвидировать этот прорыв было нечем. Ни у 62-й армии, ни у 10-й дивизии резервов не было.

С утра 14 сентября противник непрерывно бомбил оборону 1-го батальона 270-го полка. Особенное внимание его артиллерия и минометы уделяли обработке высоты 112,5. Комбат Коваленко укрепил этот участок взводом противотанковых ружей, минометчиками. Сюда же были направлены проводники с 18 собаками, подготовленными для борьбы с танками.

Вскоре в атаку на правый фланг батальона пошла фашистская пехота, поддержанная танками. Пять часов продолжался ожесточенный бой. К вечеру контратакой 3-й роты младшего лейтенанта Балонина противник был отброшен. На поле боя он оставил более 150 солдат и офицеров, три подорванных танка, две сожженные бронемашины.

В ночь с 14 на 15 сентября начали переправу в горящий Сталинград части 13-й гвардейской стрелковой дивизии. Они с ходу вступили в бой, овладели железнодорожным вокзалом и остановили дальнейшее продвижение противника в центр города. Но положение продолжало оставаться исключительно тяжелым.

24-я танковая дивизия немцев перешла в наступление против 2-го батальона 270-го полка нашей дивизии и частей уже обескровленной в боях 244-й стрелковой дивизии. Больше часа шла авиационная обработка нашего переднего края. Полк вражеской пехоты с 40 танками двинулись на батальон, оборонявший Дар-гору. Тяжелый бой шел весь день. Несколько атак отразила 5-я рота лейтенанта Емельянова. Но к вечеру на ее боевые позиции вновь двинулись батальон пехоты и 12 танков. Почти вся рота погибла в неравном бою.

Незабываемый подвиг совершили в этот день четверо воинов 3-го взвода 4-й роты — командир взвода младший лейтенант Петр Круглов, сержант Александр Беляков (Беляев) и красноармейцы Михаил Чембаров и Николай Сарафанов.

Одну за другой отбивали — бойцы взвода атаки фашистов. Десятки трупов гитлеровцев устилали поле боя, у переднего края дымили два танка, которые подбили из противотанковых ружей Сарафанов и Беляков. Но и взвод нес невосполнимые потери. Когда на его позиции снова двинулись вражеские танки — около 20 стальных чудовищ, в строю оставалось только четверо воинов. Двадцатилетний Петр Круглов был родом с горного Алтая, Александр Беляков — из Вологодской области, Михаил Чембаров и Николай Сарафанов — из Ольховки Сталинградской области. Им предстояло вступить в схватку с фашистскими танками.

Вражеские машины уже в 200 метрах от окопов. Выстрелом из противотанкового ружья Беляков подбивает головной танк. Счет мужества и бесстрашия открыт. Вторую машину подбивает Сарафанов. Третья вспыхивает от бутылки с зажигательной смесью, брошенной рукой Чембарова.

Целый час продолжалась эта беспримерная схватка. Упали на землю, истекая кровью, Чембаров и Сарафанов. Погиб Беляков. Раненый Круглов остался один на один с фашистскими танками. Двумя гранатами он подбил еще две машины, пока, пронизанный пулями, не упал на землю.

Потеряв в этом бою до десятка танков, фашисты свернули в сторону. Сталь покорилась человеческому бесстрашию.

Рота лейтенанта П. Чувашина на левом фланге батальона еще 14 сентября отразила три атаки гитлеровцев. Весь следующий день она сражалась в окружении и, уничтожив около десятка вражеских танков и сотни солдат и офицеров, полностью погибла, не отступив ни на шаг.

Прорвавшись на стыке 270-го стрелкового полка и 244-й дивизии, гитлеровцы вышли к элеватору и начали просачиваться на север, в сторону Царицы и центра города. Резервов, чтобы остановить их, не было. Тогда из охраны штаба дивизии была сформирована сводная рота — 70 человек под командованием техника-интенданта 2-го ранга Г. С. Скляра. Заняв оборону на Баррикадной улице, вместе с противотанковой батареей рота четыре дня сдерживала натиск целого немецкого батальона и танков.

Несколько дней шли ожесточенные бои на рубеже реки Царицы. Противник наступал численно превосходящими силами, но так и не смог прорвать здесь фронта, пока не погиб последний воин 10-й дивизии.


Предсмертное письмо комиссара 272-го полка И. М. Щербины в политотдел дивизии.


Героической была оборона железнодорожного моста через реку Царицу. Гитлеровцы наступали с юга по линии железной дороги. Старший лейтенант В. Ф. Чучин, опытный и храбрый командир, во главе остатков роты автоматчиков, взвода саперов и химвзвода несколько часов вел бой в полуокружении. Понеся большие потери, гитлеровцы отошли на исходные позиции.

Лишь через полчаса, когда почти полностью погибла 4-я рота, фашисты овладели мостом. Но не надолго. Командиру 270-го стрелкового полка было приказано отбить мост. И эту задачу блестяще выполнил сводный батальон под командованием А. Коваленко.

272-й стрелковый полк вместе со сводным батальоном 270-го полка с 18 сентября вновь оказался лицом к лицу со своим старым «знакомым» — 71-й пехотной дивизией армии Паулюса. Только теперь в полку оставалось всего 205 человек, а доукомплектованная фашистская дивизия насчитывала до полутора полков. Несмотря на такое соотношение сил, мужественные воины-чекисты стояли насмерть, не отдавая врагу ни одного метра сталинградской земли до тех пор, пока в их груди билось сердце.

Ценой огромных жертв гитлеровцам вечером 18 сентября вновь удалось захватить железнодорожный мост через реку Царицу. И снова здесь разгорелся ожесточенный бой. Контратаковав противника, рота автоматчиков и сводный батальон 270-го стрелкового полка на другой день отбросили его, показав чудеса храбрости и самоотверженности.

Сержант Мороз, командир взвода 272-го полка, подполз вплотную к гитлеровскому танку и поджег его бутылками с зажигательной смесью.

Сводный батальон старшего политрука Алексея Коваленко был рассчитано смел в своих действиях и непоколебим. Первой сблизилась с гитлеровцами рота младшего лейтенанта Михаила Балонина. Враг не выдержал дерзкого штыкового удара и бежал. Этой минуты не увидел Балонин — немецкая пуля сразила его. Был ранен в этом бою и Алексей Коваленко, но до конца оставался в строю.

Гитлеровцы, потеряв мост, снова обрушили на оборону чекистов ожесточенные атаки. В составе 270-го полка осталось всего 160 человек. И еще пять дней под командованием майора С. А. Ястребцева и комиссара И. М. Щербины полк удерживал свои позиции, отражая непрерывные атаки гитлеровской пехоты и уничтожая танки врага гранатами и бутылками с зажигательной смесью.


Листовка, посвященная подвигу воинов 10-й стрелковой дивизии войск НКВД.



Теперь остатки 272-го полка дрались в полном окружении. Связь со штабом дивизии прервалась. 24 сентября командный пункт полка в Комсомольском саду был окружен танками и пехотой гитлеровцев. Связь с 1-м и 2-м батальонами прервалась. Последнее донесение из кольца поступило в 11.00. В нем было всего четыре фразы, набросанных наспех военкомом 1-го батальона: «Противник подошел к пожарке вплотную, ведет огонь из танков и автоматов. В батальоне осталось 9 человек. Ведем бой гранатами. Будем драться до последнего».

Всего тридцать человек оставалось на КП полка. Среди них — майор Ястребцев, батальонный комиссар Щербина, старший лейтенант Чучин, младший политрук Мишин, медики Рыбакова, Ефросинина и другие. Они вели бой в окружении целый день. Было принято решение: пробиваться из окружения. Вечером фашисты пустили в КП газ из танка. И тогда с криком: «За Родину!» окруженные герои бросились в атаку, пробивая себе дорогу гранатами. Кольцо было разорвано, но во время прорыва смертельные раны получили батальонный комиссар Щербина и младший политрук Кононов. Со слезами горя и гнева на глазах бойцы похоронили героя-комиссара в Пионерском саду на Октябрьской улице.

Последние оставшиеся в живых воины полка отошли на линию обороны 92-й стрелковой бригады, к памятнику Хользунову. Еще два дня горстка храбрецов сражалась с гитлеровцами, пока не пришел приказ о смене боевой позиции. Их оставалось только 11. Последним, выполняя приказ, переправился на левый берег майор Ястребцев. 272-й полк погиб, но не пропустил врага. Его бойцами за время боев было уничтожено более 6000 солдат и офицеров противника, 46 танков, восемь орудий, 24 миномета.

В ожесточенных схватках с врагом дивизия теряла своих лучших, отважнейших воинов.

Тяжелые потери в многодневных боях понес 269-й стрелковый полк, так и не допустив прорыва гитлеровцев к заводу «Красный Октябрь». 26 сентября полк, выполняя приказ командования 62-й армии, пошел в свою последнюю атаку. Воины-чекисты почти вплотную приблизились к Историческому валу. Перед ними встала сплошная стена заградительного огня. Авиация врага начала бомбить боевые порядки полка. Немцы пошли в контратаку. Завязалась жестокая схватка, во время которой было уничтожено около 400 гитлеровцев, подбито семь танков. Но и полк почти весь полег на сталинградской земле, у Исторического вала. К командному пункту отошли лишь 10–12 человек.

К началу октября в составе 10-й дивизии остался один 282-й стрелковый полк, оборонявший в составе северной группы войск 62-й армии высоту 126,4.

Пятого октября вражеская пехота при поддержке 25 танков атаковала оборону полка на всем фронте. Бой шел весь день. К вечеру 2-й батальон был окружен на высоте 135,4. Два дня он дрался в окружении, отбив за это время семь атак, уничтожив около 800 гитлеровцев. Когда были израсходованы боеприпасы, остатки батальона с боем вышли из кольца.

К 7 октября оставшиеся в живых бойцы 282-го полка были сведены в две группы. Командиром сводного батальона был назначен капитан Рябчевский, сводной ротой командовал П. С. Олейник.

Ежедневно чекисты отбивали по нескольку ожесточенных атак противника, не давая ему прорваться к тракторному заводу со стороны аэродрома, рабочих поселков Спартановка и Рынок. Лишь 11 октября гитлеровцам удалось, наконец, ценой огромных потерь прорвать нашу оборону на стыке 149-й и 135-й стрелковых бригад. Они вышли на рубеж Сухой Мечетки и устремились к тракторному заводу. В этот же момент немцам удалось вклиниться в наши позиции на Мамаевом кургане и зайти на территорию тракторного с юго-запада. Таким образом, сводная рота 282-го полка вместе со 149-й танковой бригадой была полностью окружена.

Несмотря на тяжелейшие условия окружения, чекисты не отступили. Они продолжали сражаться, отбивая ожесточенные вражеские атаки. За неделю боев они уничтожили до 600 вражеских солдат и офицеров, подбили четыре танка.

Бойцы остро нуждались в боеприпасах, не было продовольствия и воды, но и в таких условиях они до конца выполняли свой долг перед Родиной.

В ночь с 17 на 18 октября был получен приказ выходить из окружения. В три часа ночи, собрав остатки боеприпасов, бойцы и командиры пошли на прорыв. Под сильным пулеметным и ружейным огнем им удалось пробиться к Спартановке. Здесь они снова заняли оборону и стояли до конца. В живых их осталось восемь человек…

Одиннадцатого октября на территории тракторного завода гитлеровцы окружили командный пункт 282-го полка. На КП в это время находились семь человек и рота связи во главе с Огородниковым. Прямым попаданием снаряда разрушило землянку командного пункта, был тяжело ранен политрук Пименов. Гитлеровцы наседали. В этих тяжелейших условиях никто из бойцов не дрогнул. Было принято решение пробиваться к своим. Во главе маленького отряда встала комсорг Сотникова. Сутки выходили из окружения, вступая в яростные схватки с немцами, дорожа каждым патроном. Не было ни крошки хлеба, ни глотка воды. Но они пробились.

Так дрались воины-чекисты, выполняя свой долг перед Родиной. Дрались до последнего человека, до последнего дыхания. В бой шли все — бойцы и командиры, военкомы и работники штабов, повара и фельдшеры, связисты и медицинские сестры. Всегда будут жить в нашей памяти ратные подвиги медработников Клавы Шаповаловой, Анны Панасенко, Ефросиньи Ефросининой, Александры Батовой, Веры Рыбаковой, Раи Шестаковой, Ани Бесчастновой и десятков других.

Гитлеровцы страшились воинов 10-й дивизии. И недаром! По далеко не полным данным, в боях за Сталинград дивизия уничтожила более 15 тысяч немецких солдат и офицеров, 121 танк, около 30 орудий, 60 минометов и много другой вражеской техники.

Родина высоко оценила воинскую доблесть 10-й дивизии, наградив ее орденом Ленина и присвоив ей наименование «Сталинградская».

В дальнейшем ходе Великой Отечественной войны 10-я дивизия войск НКВД, переименованная в 181-ю стрелковую, участвовала в боях под Севском и на Курской дуге, освобождала Чернигов, Луцк, Коростень, форсировала Десну, Днепр, Припять, Одер и другие реки. Свой героический боевой путь она завершила взятием города Бреславля.

Еще трижды дивизия удостаивалась высоких наград Родины. На ее опаленном огнем знамени засверкали ордена Красного Знамени, Суворова и Кутузова вторых степеней. Дивизия вырастила 20 Героев Советского Союза, девять из которых погибли в боях за свободу и независимость Отчизны, пять кавалеров орденов Славы всех степеней.

Прошли десятилетия с того дня, когда отгремели последние выстрелы на сталинградской земле. Но слава героических защитников волжской твердыни не меркнет. Подвиг солдат Сталинграда, в первых рядах которых шли и воины прославленной 10-й дивизии войск НКВД, бессмертен в народной памяти.


Самое сильное оружие

П. Н. КУЗНЕЦОВ,

бывший военком

10-й стрелковой дивизии

войск НКВД

В излучине Дона шли тяжелые кровопролитные бои. Фронт приближался к Сталинграду, и 10-я отдельная дивизия войск НКВД получила приказ готовиться к обороне города. Были составлены жесткие планы боевой учебы, которые предусматривали последовательную отработку тактических задач во взводах, ротах и батальонах, проведение полковых и дивизионных учений.

Политотдел дивизии провел короткие сборы военкомов полков и батальонов, парторгов рот. Политработники были ознакомлены с программой боевой подготовки, получили указание о том, как вести политическую работу в новых условиях. На состоявшихся вслед за сборами открытых партийных собраниях коммунисты дали слово показывать личный пример в изучении оружия, совершенствовании тактической и огневой выучки.

Организуя занятия по тактической и боевой подготовке, командиры обращали самое серьезное внимание на изучение опыта боевых действий наших войск на фронтах Великой Отечественной войны, особенно при обороне Москвы, Ленинграда, Севастополя и Одессы. Этой же цели мы подчинили и массово-политическую работу. Были подобраны материалы о действиях лучших стрелков и пулеметчиков, артиллеристов и минометчиков, связистов, которыми мы снабдили всех ротных политработников и агитаторов. Дивизионная газета из номера в номер печатала статьи командиров и политработников, прошедших через бои, рассказывала о солдатах и сержантах, достигших серьезных успехов в боевой и политической подготовке.

Политическая работа в период подготовки к боевым действиям и непосредственно в бою — это прежде всего воспитание высокого боевого духа войск. Понимание целей и задач войны, непоколебимая вера в победу, в силу своего оружия, готовность к самопожертвованию во имя интересов Родины — вот что характеризует политический и моральный облик советского воина, служит источником его мужества, стойкости, боевой активности.

Командиры и политработники шли во взводы, отделения и расчеты, рассказывали бойцам о положении на фронтах, о значении Сталинграда, о героических традициях нашей армии и подвигах защитников Родины. По нашей просьбе перед воинами-чекистами выступали ветераны сталинградских заводов, участники гражданской войны, обороны Царицына. Их рассказы производили неизгладимое впечатление.

Незадолго до начала боев за город мы составили «Памятку защитнику Сталинграда». Напечатанная в дивизионной газете и вышедшая отдельной листовкой, она напоминала бойцам о героической обороне Царицына, о важном стратегическом значении Сталинграда, призывала воинов до конца выполнить свой долг перед социалистическим Отечеством. Памятка содержала и практические советы — как использовать в бою оружие, как пользоваться условиями местности.

Одновременно политотдел выпустил «Памятку парторга ротной парторганизации», провел семинары партийного и комсомольского актива.

Полки выходили на рубежи обороны, полные решимости любой ценой отстоять Сталинград, дать врагу сокрушительный отпор. В первом же бою они доказали эту свою решимость.

Прорвав фронт, противник устремился к Сталинграду, чтобы внезапным ударом танковых и механизированных соединений захватить город. На подступах его встретили огнем немногочисленные части гарнизона. Силы были неравными, но, несмотря на это, первые атаки врага захлебнулись.

Основной удар 23 августа гитлеровцы нанесли по городу с северо-запада. Головные части мотопехоты и танков противника при поддержке авиации рвались к тракторному заводу. На их пути встали рабочий истребительный батальон, 282-й стрелковый полк 10-й дивизии, отряд моряков Волжской речной флотилии. Тракторозаводцы под вражеским огнем буквально за несколько часов выпустили из цехов около полусотни танков, которые сразу же двинулись на оборонительные рубежи. Рабочие сражались плечом к плечу с нашими бойцами. Среди них находились бывший партизан Алексей Миронович Иванов с сыном Виктором, участник обороны Царицына мастер Москалев, сталевары завода «Красный Октябрь» Кузьмин, Орехов, Ольга Ковалева и многие другие.

Когда стих первый бой, во всех ротах состоялись летучие митинги. Воины поклялись драться с проклятым врагом до последней капли крови, беспощадно мстить за своих боевых друзей, павших смертью героев. Чувства и мысли всех защитников Сталинграда хорошо выразил пулеметчик Чагин:

— Над нашим родным городом нависла серьезная опасность. Впереди нас — враг, позади — Волга. Отступать некуда. Не допустим же фашистских мерзавцев к великой русской реке!

Эти крылатые слова обошли все окопы и блиндажи, о них напоминали в своих беседах агитаторы, их воспроизводили в листовках-молниях.

В ожесточенных боях прошли еще три дня. Натиск врага усиливался с каждым часом. Гитлеровское командование бросало в сражение все новые и новые части. Сотни орудий и минометов вели огонь по нашим боевым порядкам. Вражеская авиация совершала до двух тысяч самолето-вылетов в день, с варварской методичностью, квартал за кварталом разрушая Сталинград. Пылали здания, груды развалин оставались на месте заводов, школ, детских садов. Но не было силы, которая могла бы сломить железную волю защитников города.

Гитлеровцы предприняли сильные удары в районе Мамаева кургана и Опытного поля, у совбольницы и на Дар-горе. Здесь вели упорные бои полки 10-й дивизии, возглавляемые подполковником Капрановым и батальонным комиссаром Плотниковым, майором Савчуком и батальонным комиссаром Щербиной, батальоны старшего лейтенанта А. Груздева и старшего политрука А. Коваленко. Воины этих частей и подразделений в жестоких боях до конца выполнили свой долг.

В боях закалялись характеры, рождались подлинные герои. Отражая бесчисленные атаки гитлеровцев, воины-чекисты сами неоднократно переходили в наступление и отбрасывали врага.

27 августа один из полков дивизии при поддержке группы танков начал теснить противника. Успех боя во многом зависел от захвата высоты, господствовавшей над местностью. Эту задачу блестяще выполнила рота лейтенанта Шкурихина. Противник соорудил на высоте несколько дзотов, встретил наступающих кинжальным огнем крупнокалиберных и станковых пулеметов. И все-таки рота ворвалась на высоту, сбросила с нее гитлеровцев. Продвижению роты мешала минометная батарея, позиции которой находились на противоположных склонах. Проявив смелость и находчивость, рядовой Стародубов пробрался в расположение батареи и забросал ее гранатами.

Именно в этих боях родилась в полку клятва Родине, которую подписали затем все защитники Сталинграда. В блиндаже при свете каганца военком полка Малафеев и секретарь партийного бюро Борисов составили ее текст. В окопах и траншеях, под огнем врага защитники Сталинграда скрепляли эту клятву своими подписями.

«В суровый час, когда враг черной тучей навис над Сталинградом, — говорилось в ней, — мы клянемся беспощадно уничтожать ненавистного врага, где бы он ни появился. Мы обещаем, что в тяжелый момент не дрогнем перед лицом смертельной угрозы. Мы покажем стойкость, высокую дисциплину, выдержку. Мы готовы лечь костьми, но не допустить врага в Сталинград.

Клянемся, что будем достойными сынами своей Родины!»

В полуразрушенной типографии тракторного завода текст клятвы был отпечатан в виде листовки. Коммунисты и комсомольцы хранили ее как святыню у сердца. Сотни человек послали текст клятвы своим семьям. Всем бойцам отпечатанных листовок не хватило. Текст переписывали от руки и передавали из подразделения в подразделение.

Перед одной из контратак отряд краснофлотцев прислал на командный пункт полка своих делегатов:

— Дайте нам текст клятвы, с нею мы пойдем в бой!

В штабе оказался один-единственный экземпляр, и делегатам пришлось переписывать текст от руки. В этот день краснофлотцы с утроенной яростью обрушились на врага.

Итоги первых дней боев обсуждались на совещании политработников полков и батальонов. Командир дивизии обратил внимание на необходимость усилить маскировку позиций и огневых средств, помочь командирам подобрать истребителей вражеских танков. На совещании было решено организовать во всех ротах и взводах выступления бойцов, отличившихся в первых схватках с врагом, обсудить в подразделениях обращение городского комитета обороны к защитникам Сталинграда. О наиболее ярких боевых эпизодах рассказали листовки, выпущенные редакцией дивизионной газеты.

В начале сентября наша дивизия вошла в оперативное подчинение командующему 62-й армией В. И. Чуйкову. Воины-чекисты вели бои плечом к плечу с прославленными дивизиями генерала Родимцева, полковника Горохова, полковника Батюка, полковника Гурьева, моряками полковника Батракова.

Ряды защитников Сталинграда цементировали коммунисты и комсомольцы. Их беззаветная преданность Родине, презрение к смерти служили высоким примером для всех бойцов. Сталинградские воины и будущие поколения никогда не забудут бессмертных подвигов рядового Алексея Ващенко, младшего политрука Дмитрия Яковлева, военкомов полков Ивана Щербины и Афанасия Карпова, комсорга полка Лидии Сошниковой, парторга батальона Бардюжа и многих, многих других славных сынов и дочерей партии и комсомола.

Алексей Ващенко закрыл грудью амбразуру вражеского дзота.

Не дрогнув, бросился с гранатами под немецкий танк Дмитрий Яковлев. Геройской смертью погиб в танке военком 282-го полка Афанасий Карпов.

Иван Щербина, комиссар полка, и сегодня стоит передо мной как живой. Небольшого роста, плотный, быстрый в движениях. Слегка волнистые волосы с ранней проседью, мужественное лицо: высокий лоб, твердый взгляд темно-серых глаз, резко очерченные губы. Он был строг и прост, требователен и заботлив, резковат и отходчив. Смелый, бесстрашный в бою до дерзости, он был настоящим большевистским комиссаром. Люди привыкли видеть Щербину всегда там, где трудно, где нависла опасность. В одном из ожесточенных боев у драматического театра комиссар пал смертью героя. В Волгоградском музее обороны как драгоценная реликвия хранится его предсмертная записка в политотдел дивизии: «Люди наши — орлы. За Родину дерутся и умирают стойко. Полк не опозорили, не опозорят советского оружия… Жалею, что рано умер и немцев убил лично только 85 штук. За Родину! Бейте, ребята, врага!»

Коммунисты шли впереди. И пули врага не щадили их. Но на смену погибшим приходили десятки и сотни лучших бойцов. За первые десять дней боев только в трех полках дивизии подали заявления о приеме в ряды Коммунистической партии более 230 человек.

Партийно-политическая учеба в бою, ее направленность определяются теми боевыми задачами, которые стоят перед подразделением. Наши политработники стремились к тому, чтобы весь личный состав был в курсе обстановки, чтобы бойцы хорошо знали требования приказов. Как только менялась обстановка, немедленно менялись содержание и формы партийно-политической работы.

Несмотря на труднейшие условия, мы строго следили за тем, чтобы политработники действовали не вслепую, а вносили в свои дела организующее начало, каждый день подводили итоги, видели плюсы и минусы проведенных боевых действий.

Основное внимание командиры и политработники обращали на воспитание у бойцов мужества, стойкости и отваги. Огромную роль в этом деле играла широкая популяризация героических подвигов. Сошлюсь на такой пример.

С первых же попыток захватить Сталинград гитлеровское командование прибегло к тактике массированных танковых атак. На боевые участки наших батальонов и даже рот наступали одновременно 15–30 танков. Надо было обладать поистине несгибаемой волей, чтобы устоять перед лавиной стали и огня, которая обрушивалась на окопы.

Именно такую несгибаемую волю продемонстрировали в бою героические защитники Дар-горы. В жестоком и неравном бою они уничтожили до десятка гитлеровских танков. Остальные повернули назад.

На другой день вышел специальный выпуск дивизионной газеты с лозунгом: «Деритесь с врагом так, как дрались Круглов, Беляков, Сарафанов и Чембаров!». О мужестве героев политработники и агитаторы рассказали всем бойцам. В ротах с каждым днем увеличивалось число истребителей танков. Только за один месяц боев они сожгли более 100 вражеских машин.

Для агитаторов политотдел часто издавал небольшие бюллетени с кратким обзором боевых действий. Один из них, например, был посвящен героическим делам комсомольцев. В нем рассказывалось о подвигах автоматчика Ващенко, ефрейтора Шиндина, уничтожившего 3 танка и 25 гитлеровцев.

Такие обзоры боевых действий составлялись к концу дня, и офицеры связи сразу же доставляли их в подразделения вместе с приказами командования и сводками Совинформбюро.

Периодически нам удавалось проводить в частях и подразделениях короткие инструктивные совещания агитаторов, на которых знакомили их с положением на фронте и текущими задачами.

Каждый работник политотдела ежедневно бывал в подразделениях. Личное общение с рядовыми коммунистами и беспартийными воинами давало богатейший материал для обобщения передового опыта, своевременного устранения недостатков. Доскональное знание обстановки на местах позволяло вести политическое воспитание бойцов конкретно и действенно, помогало решать сложные боевые задачи.

Однажды инструктор политотдела старший политрук Мартусов отправился с группой бойцов в разведку. Бои в тот период шли уже на улицах города. Стояла дегтярно-черная ночь, и разведчикам удалось незамеченными проскользнуть мимо передовых опорных пунктов гитлеровцев. Когда пробирались среди развалин по одной из улиц, услышали вдруг мерный тяжелый топот множества ног. Под покровом ночи куда-то передвигался целый взвод фашистов. Решение было принято мгновенно: в гитлеровцев полетели гранаты, резко ударили автоматы. Посеяв панику, разведчики без потерь возвратились в свою часть.

Этот случай политработники сделали достоянием всего личного состава. Их рассказы о том, что обнаглевший враг спокойно разгуливает по улицам Сталинграда, вызвали у бойцов новый прилив ненависти к захватчикам. Во всех подразделениях были созданы группы разведчиков-истребителей, которые действовали в ночных условиях в ближнем тылу гитлеровцев, наводя на них ужас.

На долю защитников Сталинграда выпали тяжелые, ни с чем не сравнимые испытания. Это обязывало командиров и политработников особенно внимательно и заботливо относиться к людям. В поле зрения политотдела постоянно находились вопросы снабжения личного состава всем необходимым, организации работы медицинских пунктов, эвакуации раненых. Надо сказать, что хозяйственные работники, врачи и санитары самоотверженно выполняли свой долг.

Начало боевых действий непосредственно на улицах Сталинграда привело к увеличению числа раненых не только от пуль, осколков мин и снарядов, но и от камней, падающих стен и перекрытий. Все это еще более осложнило работу врачей, фельдшеров, санитаров. На батальонных и полковых медицинских пунктах врачи оказывали за день помощь многим десяткам раненых, причем нередко под открытым небом, в условиях вражеского обстрела. Многие сотни и тысячи бойцов они спасли от смерти, вернули в строй.

Большинство медицинских работников пришло в дивизию из мединститута и лечебных учреждений города.

Аня Бесчастнова (Макарова), бесстрашный военфельдшер 269-го стрелкового полка, на своих хрупких девичьих плечах вынесла с поля боя 51 раненого бойца и командира. Одной из первых она была награждена орденом Красного Знамени. Наташа Гладкова спасла жизнь 20 бойцам. Дина Зорина вынесла из боя 30 раненых, награждена орденом Красной Звезды. Клава Шаповалова не только помогала раненым, но и отважно громила фашистов. Она удостоена высокой награды — ордена Красного Знамени.

Не только опытным медиком, но и волевым организатором показала себя врач 272-го полка Вера Рыбакова. Нередко она находилась на самых напряженных участках, оказывала воинам первую помощь, принимала меры к их своевременной эвакуации.

Застенчивой, тихой девушкой пришла в 270-й стрелковый полк врач Саша Батова. Но в тяжелой обстановке она не терялась. Даже в условиях полуокружения Саша не покинула свой боевой участок и людей, оставалась верна долгу.

Защитники Сталинграда, как и все советские люди в дни войны, проявляли большой интерес к положению на фронтах, к событиям, происходившим в стране и за рубежом. Поэтому политотдел стремился в любых, даже самых сложных условиях обеспечить бойцов центральными и армейскими газетами. Огромное значение придавали мы и своевременной доставке писем. Ведь желанная весточка от родных и близких удесятеряла силы бойца, заставляла его еще ожесточеннее драться с ненавистным врагом, нарушившим мирную счастливую жизнь. Наши письмоносцы проявляли подлинное бесстрашие, пробираясь в окопы с драгоценной сумкой под огнем врага.

Настоящим героем показал себя солдат-письмоносец Вальнов. Его не останавливали ни бомбежки, ни минометный обстрел.

— Вальнов у нас завороженный, — шутили бойцы. — Видно, за него все наши жены и матери молятся.

В бою для командира и политработника еще в большей степени, чем в условиях обычной боевой учебы, важно знать настроение каждого солдата, уметь вовремя прийти на помощь, ободрить теплым словом, товарищеским участием, дать нужный совет. В связи с этим мне вспоминается такой случай, на первый взгляд, не очень и значительный.

У одного из пулеметчиков оборвалась переписка с родными. Он решил, что они оказались на территории, оккупированной врагом. Солдат упал духом, «потерял себя», как говорили товарищи. Узнав об этом, парторг роты Тесленко ободрил солдата, а через штаб послал запрос в бюро по учету эвакуированных. Вскоре родители солдата были разысканы: они жили в одном из уральских городов. Надо было видеть, как сердечно благодарил солдат парторга, с каким воодушевлением дрался с врагом!

В ходе Сталинградской битвы бойцы, командиры и политработники дивизии накопили замечательный боевой опыт. Проявив смелость, отвагу и воинское мастерство, они устояли перед натиском озверелого врага, нанесли ему невосполнимый урон, приблизив светлый день победы в грандиозной битве на берегах Волги. О мужестве воинов-чекистов рассказывает «Песня сталинградской дивизии», наша песня:

Недаром зовут сталинградцами нас:
Мы город родной отстояли.
Не дрогнули в грозный, решительный час,
Священную клятву сдержали.
Не прекращавшаяся ни на один день и час политическая работа вооружила личный состав дивизии ясным пониманием справедливого характера и благородных, возвышенных целей Великой Отечественной войны. Наши политработники воспитывали бойцов в духе беспредельной любви к своей Родине, в духе ненависти к врагу, посягнувшему на ее свободу и независимость.


В памяти навсегда

Г. П. САВЧУК,

Герой Советского Союза,

бывший командир 272-го полка

10-й стрелковой дивизии

войск НКВД

Более 40 лет прошло с той поры, когда я впервые надел военную шинель. Многие годы жизни отданы боевым походам. Приходилось и радоваться победам, и огорчаться временными неудачами, и тяжело переживать гибель товарищей. События, случившиеся за это время, навсегда остались в памяти. Но самыми незабываемыми были дни Сталинградской битвы, неимоверно тяжелые и героические.

В конце августа 1942 года Гитлер, брызгая слюной, кричал, что Сталинград будет взят за неделю. 800 тысяч фашистских солдат были сосредоточены у стен города на фронте всего в сто километров. Многие сотни танков, лязгая гусеницами, двигались к Волге. Самолеты с черными крестами на крыльях закрывали небо. Удар этой бронированной орды первыми приняли на себя сталинградские чекисты.

На самых ответственных участках — в районе Опытной станции, высоты 147,4, у реки Царицы и в городском саду сражался 272-й полк 10-й дивизии войск НКВД, которым мне довелось командовать. Судьба воинов полка — прекрасное подтверждение широко известной песни: «Когда страна быть прикажет героем — у нас героем становится любой».

23 августа немцы бросили на позиции полка до 150 танков и около пяти батальонов пехоты при массированной поддержке авиации. Наши воины первого эшелона были вооружены противотанковыми ружьями, 45-миллиметровыми пушками и бутылками с горючей смесью. Кроме того, у нас было десятка полтора служебных собак с противотанковыми минами. На обороняемом участке находились также две батареи противовоздушной обороны корпусного подчинения, которые обслуживали девушки.

Вот «стенограмма» первого знакомства немцев с 272-м полком чекистов 23 августа 1942 года.

6 часов утра. Появились немецкие самолеты-разведчики. Прогремели орудийные выстрелы над разъездом Гумрак. Командир 1-го батальона И. С. Старовойтов доложил, что видит в бинокль со своего наблюдательного пункта примерно 30–40 приближающихся самолетов противника. Командир 2-го батальона В. С. Ступин сообщил, что на его правый фланг со стороны аэродрома движется большая колонна пехоты и танков.

7 часов утра. Волны пыли все ближе. Усилился гул моторов, отчетливо слышен лязг гусениц. Батарея ПВО приготовилась открыть огонь.

8 часов утра. Батарея дала залп по танкам. В небо сразу поднялось четыре огромных черных факела.

8 часов 40 минут. Гитлеровцы начали артиллерийский и минометный обстрел боевых порядков полка. Более полусотни их самолетов сбрасывают бомбы.

9 часов утра. Немцы предприняли атаку. Идет ожесточенный и кровопролитный бой. Делаем все для того, чтобы отбить атаку и удержать позиции. Итог — подбито около 40 вражеских танков, 12 самоходок, сбит один самолет и уничтожено примерно 300 гитлеровцев. Значительны и наши потери — ведь бой был неравным. Но бойцы и командиры проявили исключительную стойкость!

За время с 23 августа по 3 сентября подразделениями полка, как свидетельствуют боевые донесения того времени, было подбито до 150 вражеских танков, около 40 орудий, уничтожено примерно шесть батальонов пехоты.

Третьего сентября противник нанес по обороне полка самый сильный удар. На нас устремилась, грозя смять, втоптать в землю, целая танковая бригада. Около пяти батальонов вражеской пехоты пошли в атаку. Авиация совершила до 15 налетов, в каждом из которых участвовало по 30–40 самолетов.

За день мы трижды переходили в контратаки, чтобы удержать рубежи, отбили четыре танковые атаки, сожгли около двух десятков машин. Не менее 150 гитлеровцев нашли себе могилу перед окопами полка. В критический момент (боя комсорг полка Дмитрий Яковлев бросился с гранатами под танк…

Многое уже написано и сказано о Сталинградской битве, в которой советские люди продемонстрировали беззаветную любовь к своей великой Родине, готовность умереть за нее. Но никогда не изгладится из моей памяти день 14 сентября 1942 года. Гитлеровское командование, уже более двух недель безуспешно пытавшееся захватить непокорный город, предприняло в этот день новое решительное наступление. Против нашего полка и соседних подразделений были брошены крупные силы пехоты с большим количеством артиллерии и минометов. Целая эскадрилья немецких бомбардировщиков и истребителей «перепахивала» наши боевые порядки. Все вокруг горело, плавилось, превращалось в прах. Казалось, человеку невозможно выжить в этом аду. Но защитники города словно вросли в землю!

За один только день непрерывного боя полк пять раз переходил в контратаки и уничтожил около 1300 немецких солдат и офицеров, много боевой техники. В плен, было взято 170 человек, в том числе вражеская полковая кухня со всем поварским штатом.

Люди сделали невозможное. Никакой памятник не в состоянии отразить все величие их подвига. Этот подвиг вечно будет жить в сердцах человеческих…


Истоки мужества

X. И. ЧЕРКАСОВ,

бывший командир роты

10-й стрелковой дивизии

войск НКВД

За всю мою долгую жизнь мне только урывками, на ходу удавалось учиться грамоте, читать книги. Зато воинскую науку я постиг в совершенстве: как сел на боевого коня в 23 года, так и не сходил с него. Враги всех мастей мечтали задушить молодую Республику Советов, и поэтому приходилосьдержать порох сухим. Нет на моем теле места без пометки войны.

Довелось мне участвовать и в боях за Сталинград, за великую Волгу. 33 дня и 33 ночи рота стояла насмерть, отражая атаки до зубов вооруженного противника. Ни артиллерийские обстрелы, ни непрерывные бомбежки не могли сломить волю воинов-чекистов.

В одном из боев я был тяжело ранен. Меня отправили в тыл, за Волгу. Но и в госпитале я мысленно был с моими боевыми друзьями. Не раз бессонными ночами думал я об истоках того мужества, с каким защитники Сталинграда сражались среди его обугленных развалин. Это мужество было рождено великой любовью к родной земле, верой в свое правое дело.

Ежедневно, ежечасно мои товарищи показывали пример того, как должны жить и сражаться настоящие коммунисты, чекисты.

Однажды командир отделения Парфил Тройнинов получил задание достать «языка». В первом часу ночи вместе с пятью бойцами он перешел линию фронта, но был замечен врагом. Как быть? Отойти назад, не выполнив задания? Тройнинов и его товарищи — два узбека, два русских, один азербайджанец — решили принять бой. Семь часов длилась эта беспримерная схватка. Воины уничтожили 28 гитлеровцев, подожгли два танка, подавили пулеметную точку. Почти все они погибли, не отступив ни шагу назад.

Бессмертный подвиг совершили бойцы 2-го взвода под командованием Василия Струкова, которым было приказано занять один из участков Мамаева кургана. Стремительным броском взвод захватил западный склон высоты. Было уничтожено около полусотни гитлеровцев, три пулеметные точки врага.

Противник открыл ураганный огонь из всех видов оружия. Бойцы ответили штыковой атакой. Четыре часа длился непрерывный бой. Все меньше людей оставалось во взводе. Не отдав врагу ни пяди земли, все воины взвода вместе со своим командиром Василием Струковым полегли во имя победы.

Во имя победы пролил свою кровь на Мамаевом кургане и я, Христофор Черкасов, командир роты, чекист.


Схватка в лощине

И. Н. КУРЯТНИКОВ,

бывший командир роты

10-й стрелковой дивизии

войск НКВД, майор запаса

Время неумолимо. Более трех десятилетий прошло уже с той поры, когда отгремели последние залпы великой битвы на берегах Волги. Но память защитников Сталинграда не стареет. Всплывает какой-нибудь эпизод далеких боев — и словно бы у тебя в руках нить от большого клубка, которая уводит снова в прошлое.

…Август — сентябрь 1942-го. 10-я дивизия войск НКВД ценой огромного напряжения и тяжелых потерь сдерживает захватчиков, рвущихся в город. И моя 2-я рота первого батальона 269-го стрелкового полка делит судьбу с остальными подразделениями. Смерть вырывает из наших рядов все новых и новых товарищей. Живые мстят за погибших.

В сентябре рота располагалась у подножия Мамаева кургана. Позиция удобная. Только правее нашей обороны — лощина, ведущая прямиком от нас к немцам. Противник обстреливает ее из станкового пулемета, «прошивает» насквозь. При контратаках это — как нож в сердце. Бойцы гибнут, не успев подняться в полный рост.

Как-то поздно вечером к нам пробралась, наконец, полевая кухня. С питанием было туговато все эти дни: то из-за непрерывных боев не до еды, то кухня к нам не может попасть. И вот теперь горячая каша! По тем временам почти роскошь.

По всей вероятности, движение в наших окопах заметили гитлеровцы. Начался сильный обстрел. Тот самый проклятый пулемет наповал уложил повара. Сидим мы в окопах, и у всех одна и та же мысль: как отомстить фашистам, как устроить им «ужин» поплотней?

Сейчас я уже не помню, кто предложил использовать «новый» вид оружия — связки гранат и бутылок с самовоспламеняющейся жидкостью. Привязали мы бутылки к гранатам бинтами — и к окопам «соседей» поползли по кустарнику. Пулеметчик Алексей Обухов, боец Петр Шевляков, связист Наумов, санитар Бресткин и я решили прежде всего покончить с немецким пулеметом. Подкрались незаметно. И устроили немцам адский фейерверк. Рвутся гранаты, горючая смесь поливает гитлеровцев огненным ливнем. Видно, как уцелевшие фашисты разбегаются, на ходу пытаясь потушить горящую одежду…

Возвращались обратно без потерь и с трофеями. Принесли разбитый станковый пулемет, один ручной в полной сохранности и пять автоматов. А помимо оружия, прихватили с собой и раненого гитлеровца. Планшет его по сей день хранится у меня как память о боях за Мамаев курган.

Вылазка наша окончилась так же неожиданно для немцев, как и началась. Опомнившись, противник обрушил на собственные окопы целый дождь снарядов и мин, но нам они повредить уже не могли.

Последним вернулся в свой окоп связист Наумов. Оказывается, он встретился с немецкими «друзьями» по профессии, выиграл рукопашную охватку, а потом с великими предосторожностями стал тянуть в нашу сторону гитлеровский телефонный кабель. Пока осколок или пуля не оборвали провод, Наумов «беседовал» с ошалевшими немцами на чистом русском языке.

Ненависть к подлым захватчикам удесятеряла наши силы. Она помогла нам выстоять в самых жестоких схватках. Сержант Василий Струков, назначенный командиром взвода, поджег в бою бутылками с горючей смесью два фашистских танка. Сержант Алексей Обухов, потеряв в сражении весь пулеметный расчет, продолжал драться один, отбивая яростные атаки вражеской пехоты. Его тяжело ранило, он потерял сознание. Однако бой уже был выигран, атака отбита.

«Ни шагу назад!» — было нашим девизом. Мужество вело нас вперед.


Всем смертям назло

Н. И. САРАФАНОВ,

бывший красноармеец

10-й стрелковой дивизии

войск НКВД

Долгое время меня, как и моего напарника М. Чембарова, считали погибшим. Но я выжил под ливнем свинца и стали. Вот как сложилась моя судьба.

В армию я был призван в 1941 году. Попал в 10-ю дивизию войск НКВД и считал за честь служить в ней.

Первые бои мы приняли у станции Абганерово. И уже тогда убедились, что фашистов можно бить, что и они умеют показывать спину. Ведь недаром говорится в народе, что не так страшен черт, как его малюют. Так вот, столкнувшись с этим самым бронированным «чертом», мы доказали, что тоже умеем воевать, стоять на своих рубежах до конца. Гитлеровцам так и не удалось пробиться к Сталинграду с юга, как они рассчитывали сначала. Их наступление захлебнулось.

Но самые трудные испытания были еще впереди.

В первой половине сентября 1942 года наш батальон, которым командовал старший лейтенант-пограничник А. Груздев, держал оборону на Дар-горе. 16 сентября наши позиции в течение целого часа обрабатывали вражеские пикировщики. В каждом заходе участвовало по 40–50 самолетов. Чего только не бросали они на наши головы. Бомбы — это само собой разумеется. Кроме них, вниз летели и рельсы, и бочки из-под горючего. Лишь бы побольше нашуметь, запугать нас.

Но у чекистов крепкие нервы. Когда после бомбежки на наши позиции двинулся батальон фашистской пехоты, он крепко получил по зубам. Перед нашими окопами остался не один десяток вражеских трупов. Ни одного метра сталинградской земли не смогли отобрать у нас гитлеровские вояки.

Рассвирепевший враг бросил на нас десять танков. Наша рота под командованием Садовского и политрука Ольхова встретила их противотанковыми гранатами, выстрелами противотанковых ружей и бутылками с горючей смесью. Фашисты, не ожидавшие такого отпора от горстки пехотинцев, отступили.

Но и от нашей роты после этой схватки осталось всего четверо: младший лейтенант Петр Круглов, уроженец Алтая, сержант Александр Беляков из Вологодской области, Михаил Чембаров и я, оба из Ольховки Сталинградской области. Наступила короткая передышка, и Круглов, собрав нас вместе, сказал:

— Приказа отступать нет. Будем стоять насмерть.

Никто не возражал. Все понимали свой воинский долг, долг чекистов.

Наша четверка вновь заняла позицию у Купоросной балки. Передо мной лежал овраг, который пересекало шоссе от станции Садовая. Оттуда мы и ждали врага. Но он неожиданно появился с тыла — двадцать бронированных коробок с автоматчиками на бортах. Двадцать танков против четырех стрелков! Но отступать некуда. Мы вступили в бой. Первой вспыхнула головная машина. За ней остановились, плеснув в небо черным чадным дымом, еще несколько танков.

Целый час продолжалась эта схватка. Помню последние мгновения боя. Они запечатлелись в моей памяти четко, как на фотопленке. На наши позиции идут три танка… Беляков почти в упор стреляет и поджигает один из них… Из люка выскакивают трое гитлеровцев… Двоих я успел скосить автоматной очередью, но третий опередил меня… Я потерял сознание.

Сколько времени пролежал, не знаю. Когда очнулся, услышал немецкую речь. Фашисты бродили совсем рядом. Что с моими товарищами, я не знаю. Голова залита кровью, в ушах шум, руки и ноги, как ватные. «Неужели плен? — думаю. — Нет, ни за что!» Кое-как добрался ползком до трупа убитой лошади, затаился. Прошли сутки. Потом я перебрался в развалины какого-то дома. Ночью попытался выйти из окружения и пробраться к своим, но страшные боли в голове и слабость не давали двигаться. Когда рядом появились какие-то ребятишки, я попросил их принести что-нибудь поесть. Они побежали выполнять мою просьбу, но гитлеровцы выследили их. Четверо немецких автоматчиков пинками подняли меня с земли и повели в штаб. Оттуда я попал в лагерь для военнопленных на станции Гумрак.

Условия в подобных лагерях всем известны. Кормили нас один раз в сутки. Как кормили — вполне понятно. Всех, кто был поздоровее, вскоре отправили в Германию, а раненых вроде меня использовали на разных работах. Нас, как скот, по восемь человек опутывали веревкой, запрягали в телегу и заставляли возить к переднему краю лес и кирпич для строительства оборонительных сооружений.

Силы были на исходе. Изнурительные работы и голод сказывались. Чтобы как-то продержаться, по ночам мы потихоньку варили и ели копыта и кожу убитых лошадей (мясо было уже съедено самими немцами).

Однажды представился удобный случай для побега. Как обычно, нас запрягли в телегу, груженную лесом, и заставили везти на строительство укреплений в Орловку. Сопровождал нас только один конвоир.

Был среди нас отчаянный парень Алешка, по прозванию Сибиряк. Мы поняли друг друга с полуслова. Когда телега приблизилась к переднему краю, он мертвой хваткой зажал фашиста и заткнул ему рот. Я тем временем выхватил у конвоира штык… Все было кончено в одно мгновение. Мы бросились бежать к нашим окопам. Гитлеровцы открыли сильный огонь, и когда уже видны были наши бойцы, махавшие нам шапками, пуля сразила Алешку. А мы с Алексеем Иголкиным, уроженцем Дубовки, уцелели, добрались до своих.

Нас накормили как следует, отогрели, подлечили. И когда пришла пора, мы вместе со всеми участвовали в разгроме гитлеровцев под Сталинградом.

Позже я воевал на Курской дуге. Был там тяжело ранен, и в апреле 1944 года медицинская комиссия признала меня негодным к строевой службе. Вернувшись в Ольховский район, я сразу возглавил тракторную бригаду, хотя рана еще не зажила как следует. Зимой учил молодежь вождению трактора, а весной вместе с ребятами выезжал в поле. Был механиком при Киреевской МТС, а когда стало подводить здоровье, перешел на более легкие работы. И сейчас по мере сил тружусь в совхозе «Гусевский».


«Когда смотрю на ордена…»

В. И. РЫБАКОВА,

бывший военврач 272-го полка

10-й стрелковой дивизии

войск НКВД

В те дни все мы жили одной общей заботой, одной бедой, нависшей над нашей Родиной. У нас было одно желание — во что бы то ни стало остановить врага, повернуть его вспять и гнать до тех пор, пока на нашей земле не останется ни одного фашиста.

Мы верили в победу. Знали, что завоевать ее нелегко, но знали также, что она неизбежна. Каждый стремился приблизить этот светлый день — и опытные, закаленные в сражениях бойцы, и такие необстрелянные новички, как я, только что окончившая Сталинградский медицинский институт.

Мою подругу Анну Мяснянкину и меня направили в медсанроту 10-й стрелковой дивизии войск НКВД, штаб которой размещался в то время около старого моста через Царицу. Бои шли уже на подступах к городу, город после варварских бомбежек пылал, как свеча.

Мы с шофером Михаилом Ягоношвили получили приказ доставить четверых тяжело раненных бойцов к переправе. Ехали по улицам, как по огненным коридорам. Пробирались через руины, через груды щебня и камня, в сплошном дыму. Горячий воздух обжигал кожу.

Сдав раненых на переправе, той же дорогой с трудом добрались до штаба. А тут снова бомбежка. Почти десять часов подряд — адский грохот, взрывы и столбы огня вокруг. Как только выдалась передышка, комдив Сараев приказал переправить медсанроту за Волгу, в Заплавное. Я осталась в Сталинграде.

Целыми днями выносили мы раненых с поля боя в безопасные места. Первое время мне помогала медсестра Виктория Шепетя, о которой впоследствии писал К. Симонов.

Эвакуация раненых была немыслимо сложным и смертельно опасным делом. Я ловила попутные машины, идущие к переправе по самому гребню набережной, мимо памятника Хользунову. Но вскоре гитлеровцы начали обстреливать эту дорогу, и мы вынуждены были теперь гонять машины по железнодорожному полотну. Какое это было невыносимо тяжелое зрелище: грузовики со стонущими от боли людьми идут прямо по шпалам… Но другого пути не оставалось.

О себе я думала тогда меньше всего. Вокруг ежедневно, ежечасно было столько примеров героизма и самоотверженности, что казалось, будто люди, окружавшие меня, рождены для подвигов.

Навсегда запомнила я бесстрашного фельдшера Дмитрия Подлеснюка. Мы должны были сменить место своего расположения и готовились к эвакуации раненых. Нас заметил немецкий бомбардировщик. А рядом — склад боеприпасов! Попади в него хоть одна бомба… Фельдшер Подлеснюк не растерялся.

— Растаскивать ящики! — скомандовал он санитарам.

И сейчас стоит у меня перед глазами этот удивительный человек: черный от копоти, энергичный, совершенно спокойный внешне, хотя вокруг взрывы, огонь и вой осколков.

Другой эпизод, в котором Подлеснюк снова проявил мужество и бесстрашие, относится к периоду оборонительных боев за участок между железнодорожным вокзалом и Краснознаменской улицей. Было принято решение перевести медпункт из подвала универмага к пожарке, где располагался КП полка. Пусть ближе к передовой, зато вроде бы безопаснее, потому что через площадь Павших борцов днем вообще невозможно было проскочить: в домах напротив засели немецкие автоматчики и снайперы. И вдруг в наш подвал с бокового входа просочились гитлеровцы. Подлеснюк вместе с фельдшером Ивасенко ринулись куда-то в темноту. Вскоре до нас донеслись приглушенные возгласы, шум. Потом наступила тишина. Вернувшийся Подлеснюк доложил:

— Все в порядке. Работайте…

Два фельдшера в рукопашной схватке уложили «гостей», обманувших бдительность нашей охраны из числа легкораненых.

Я восхищалась мужеством старшего врача полка майора Сироты, врача Саввы. Им, казалось, вообще было неведомо чувство страха.

Когда КП полка и медпункт отошли в Комсомольский садик, мы еще не подозревали, что скоро наступит трагическая развязка. Однажды в наш подвал вбежал какой-то боец и крикнул:

— Мы окружены!

Фрося Ефросинина и я попробовали выбраться наверх. Вокруг рвались гранаты, свистели пули. Гитлеровцы кричали в люк:

— Рус! Чекисты! Сдавайтесь!

Потом они пустили в подземелье газ. Вместо масок мы давали раненым бинты, смоченные водой…

Было принято решение пробиваться к своим. Комиссар Щербина приказал взять с собой побольше гранат и в числе первых пошел на прорыв. Сначала мы добрались до драмтеатра, через улицу Ломоносова, ближе к Волге. Смерть вырывала из наших рядов одного бойца за другим. Почти все были ранены, комиссар Щербина — смертельно. Мы со слезами на глазах похоронили его в Пионерском садике на Октябрьской улице. Лишь несколько человек добрались до берега.

В Заплавном я вновь встретилась со своими подругами по медсанроте. Землянки были забиты ранеными, и мы старались сделать все, чтобы облегчить их страдания, помочь быстрее вернуться в строй. Круглые сутки наши врачи находились у операционных столов.

Вскоре комбат приказал мне, только что оправившейся после болезни, отобрать самых слабых среди раненых и разместить их в соседней деревне. Набралось человек сто пятьдесят. Женщины-солдатки делились с моими подопечными куском хлеба, последней картофелиной. К весне мы поставили всех раненых на ноги.

День Победы я встретила в Бреслау. На митинге я выступала перед ликующими солдатами от имени женщин дивизии. Что говорила — не помню… Все было как в тумане. Какое счастье дожить до разгрома врага!

Сейчас, когда я смотрю на боевые ордена и медали, которыми Родина наградила меня и моих товарищей, я вспоминаю трудные фронтовые дороги, несгибаемое мужество советских солдат. И еще вспоминаю тех, кто погиб за родную землю. Наши награды по праву принадлежат и им…


С винтовкой и песней

И. Б. КВЕКВЕСКИРИ,

бывший начальник клуба полка

10-й стрелковой дивизии

войск НКВД

В дни Сталинградской битвы я был начальником клуба 269-го полка 10-й стрелковой дивизии войск НКВД. Фронтовая обстановка потребовала от нас немедленной перестройки всей политико-воспитательной работы, использования самых разнообразных форм и средств массовой агитации. С помощью политотдела дивизии и командования полка мы перенесли свою деятельность непосредственно на передовую.

В часы затишья агитгруппа клуба в составе бойцов Модина, Никифорова, Дмитриева, Куверкова, Смаги, Кондаурова и Еремина шла в окопы, траншеи, блиндажи. Затейники, декламаторы, музыканты под обстрелом противника переходили из укрытия в укрытие. Солдаты ждали их, они были самыми желанными гостями.

В тщательно замаскированных окопах звучали популярные в те дни песни: «На врага за Родину вперед», «Не скосить нас саблей острой», «Наш товарищ комиссар». Звучали и русские народные песни. Запевала начинал вполголоса, а бойцы подхватывали берущий за душу мотив:

Вот мчится тройка почтовая
Вдоль по дороге столбовой…
Чтецы декламировали гневные строчки стихов К. Симонова, С. Кирсанова, А. Суркова, звавшие на борьбу с заклятым врагом. Большим успехом пользовались у солдат фронтовые частушки, юмор.

А как радостно встречали нас бойцы, когда мы приносили на передовую патефон с пластинками и русскую гармонь!

Эти короткие часы досуга вселяли в защитников Сталинграда веру в окончательную победу над врагом, вдохновляли их на борьбу.

В середине сентября 1942 года политотдел дивизии, обобщив опыт работы нашего клуба, предложил широко распространить его и перенести деятельность всех клубов непосредственно на передовую.

Много внимания мы уделяли наглядной агитации. В окопах были смонтированы яркие и выразительные витрины: «Ни шагу назад!», «Наши герои», «Зверства немецких фашистов». По этим же темам политработники Гончаров, Герман, Кудяков проводили тематические обзоры, используя материалы монтажей и витрин.

Часто появлялись в окопах острые карикатуры на гитлеровских захватчиков, которые сопровождались хлесткими, бичующими подписями.

Работники клуба оформляли яркие, броские лозунги и плакаты, которые призывали бойцов беспощадно мстить врагу за сожженные и разрушенные города и села, за слезы и горе матерей: «Кровь — за кровь, смерть — за смерть!», «Враг грозит Сталинграду. Долг бойцов Красной Армии — любой ценой остановить, отбросить и разгромить врага», «Ни шагу назад — таково веление Родины».

Работники клуба вели устную агитацию как в перерывах между боями, так и непосредственно во время горячих схваток с гитлеровцами.

В один из сентябрьских дней 1942 года я находился в районе аэродрома, среди бойцов 3-й роты. Вместе со мной был Кудяков из политотдела дивизии. В это время фашисты пошли в наступление, появились немецкие танки и самолеты. «Присягу не нарушать!», «Огонь по врагу!» — разнеслось по нашим окопам. Наступавшие фашисты были встречены беспощадной сталью. С большими потерями они откатились назад. Только группа бойцов, которую возглавили Кудяков и я, уничтожила в этом бою до полусотни немецких солдат и офицеров, подожгла три танка.

Так было всегда и всюду. Работники клуба несли на передовую страстные слова большевистской правды, воспитывали в бойцах чувство ненависти к подлому врагу, уверенность в конечной победе. А когда начинался бой, они брали в руки оружие и вместе со всеми защитниками Сталинграда шли вперед.


Среди огня и руин

Б. П. ПЕРЕПЕЧАЕВ,

бывший начальник пункта

сбора и эвакуации раненых

10-й стрелковой дивизии

войск НКВД, майор запаса

Воскресный день 23 августа 1942 года выдался солнечным и жарким. Сталинград жил обычной жизнью прифронтового города: работали заводы и фабрики, по улицам двигались крытые зеленым брезентом автомашины с боеприпасами для близкого фронта, звенели трамваи. Вечером, как извещали афиши, в драматическом театре имени Горького должны были показывать спектакль по пьесе Константина Симонова «Парень из нашего города».

В этот день фашистские стервятники совершили варварский налет на город. От сотен самолетов с черными крестами на крыльях потемнело голубое небо. Стоял непрерывный грохот от рвущихся авиабомб. То здесь, то там появлялись гигантские языки пламени, рушились стены зданий, слышались крики и стоны пострадавших.

К вечеру этого трагического дня в медсанроту нашей дивизии, располагавшуюся в школе неподалеку от авиагородка, одна за другой стали подходить повозки и автомашины с ранеными. Легко раненные мирные жители города приходили сами за первой помощью.

Для нас, медиков, началась изнурительная работа, проходившая в невероятно трудных условиях.

От близких разрывов здание трясло, как в лихорадке. Стекла вылетали вместе с оконными рамами. Кругом зияли черные воронки, в небе непрерывно кружили вражеские самолеты.

Двое суток без сна и отдыха мы перевязывали, обрабатывали, оперировали раненых. От усталости врачи и медицинские сестры едва не валились с ног.

В ночь на 26 августа мне и врачу Музе Андреевне Фроловой, медицинским сестрам Вере Кореневой, Ольге Бойко и Рае Евсеевой было приказано отправить на шести автомашинах более 40 тяжелораненых из медсанроты на переправу.

Мы ехали через пылающий город. На улице Коммунистической впереди нас неожиданно рухнул большой дом, преградив дорогу. Пока мы разворачивались для объезда, позади был разрушен фашистскими бомбами четырехэтажный жилой дом. Мы оказались в ловушке.

Посоветовавшись, мы пришли к выводу, что единственный выход из создавшегося положения — сломать ограду железнодорожной станции и ехать поперек железнодорожных путей станции Сталинград-I, через Заполотновский район. Невыносимые страдания и боли испытывали раненые при этом переезде. Но они держались мужественно, и только изредка слышались тихие стоны.

Проехав мимо стадиона «Динамо», мы спустились к набережной по улице Ленина. Она представляла собой гигантскую огненную трубу: почти все дома пылали, рассыпая вокруг целые каскады искр.

Берег Волги был изрыт гигантскими воронками. Догорали склады, причалы, дебаркадеры, по воде медленно плыли обломки каких-то судов. Стоял тяжелый, удушающий запах гари.

В щелях у ротонды и подвалах разрушенных домов скопились тысячи женщин с детьми, стариков, ожидающих переправы.

Воспользовавшись короткой паузой между двумя бомбежками, мы благополучно погрузили раненых на катер. И только после этого с облегчением вздохнули: все трудности поездки остались позади, задание выполнено.

Вскоре для сбора раненых, оказания им первой помощи и эвакуации в Красную Слободу в дивизии по распоряжению начсандива военврача II ранга Юрова был создан передовой медицинский пункт, в котором, кроме меня, работали врачи С. М. Годемичер, М. Я. Попова, медсестры О. Бойко, В. Коренева, В. Шепетя и другие. Вначале он размещался в блиндажах и подвалах разрушенных домов непосредственно у спуска к Волге со стороны улицы Ленина, а с 30 августа был перенесен в правое крыло универмага.

В передовом медицинском пункте переправы была оказана помощь тысячам раненых, среди которых были воины нашей дивизии, соседних частей, мирные жители, пострадавшие от обстрела и бомбежек.

Четвертого сентября были разбиты две машины, имевшиеся у нас. Мы остались «без колес». Теперь медицинским сестрам приходилось отправлять раненых на переправу пешком. Они собирали группы по 30–40 человек, поручая легко раненным помогать тем, кто не мог самостоятельно передвигаться. Самых тяжелых несли на носилках, а когда носилок не хватало, использовались палатки, шинели, фанерные щиты. Такие странные и медлительные процессии с трудом пробирались к Волге через горящий город.

Переправлять раненых на другой берег становилось с каждым днем трудней. С девятого сентября гитлеровцы, прорвавшись в центр города, вели прицельный огонь по переправе, катерам и баржам. Эвакуацией можно было заниматься только по ночам. В таких условиях нашим медицинским сестрам было нелегко работать. Но их мужество оказалось беспредельным. Неоднократно переправляли раненых за Волгу Ольга Бойко, Надя Панченко. Дважды сопровождала большие группы В. Шепетя. И все это под обстрелом, под непрерывной бомбежкой.

Трудно было с питанием, с водой. Из кухни, располагавшейся на реке Царице, носили пшенную кашу или похлебку из того же пшена. Зато сливочным маслом мы были обеспечены: в подвале универмага стояли целые бидоны его, и мы щедро сдабривали надоевшую кашу маслом. Хлеб от случая к случаю привозили с левого берега, воду для питья запасали, используя ведра, фляги и даже каски.

В подвале универмага нашим врачам приходилось работать почти без отдыха. Час-другой для сна — и снова за дело. Стандартных шин не хватало. Приходилось использовать все подручные средства. В ход шли доски от упаковочных ящиков, палисадников, частоколов.

Так продолжалось до 14 сентября. К этому дню бои разгорелись в самом центре города, и к универмагу невозможно было пробраться. Медицинский персонал пункта был направлен непосредственно в подразделения дивизии.

Прославилась своим мужеством и отвагой фельдшер 282-го стрелкового полка Катя Русаловская.

25 августа полк, поднятый по тревоге, вместе с зенитным дивизионом и народным ополчением занял оборону на подступах к тракторному заводу. С первых минут появились раненые, и Катя беззаветно ухаживала за ними. Это было боевое крещение выпускницы Киевского фельдшерского училища.

В первый день боя она вынесла с переднего края и перевязала несколько десятков раненых.

Когда вышел из строя весь командный состав одной из рот и ряды красноармейцев дрогнули, Катя приняла командование на себя. Выхватив пистолет, она бросилась вперед с криком: «За мной, за Родину!» Рота контратаковала гитлеровцев и отбросила их. А Русаловская снова вернулась к своим прямым обязанностям, снова выносила раненых, перевязывала их и отправляла в тыл.

За свою беззаветную храбрость Катя Русаловская была награждена орденом Красной Звезды.

Каждый медицинский работник отдавал все свои знания и силы делу помощи раненым. Сандружинницы истребительного батальона завода «Баррикады» Наташа Чумакова и Аня Каштанова вынесли из-под пуль и осколков десятки бойцов, которым необходимо было оказать первую помощь. Наташа вместе с красногвардейцами неоднократно ходила в атаки. «Наша сестричка», — так называли ее солдаты.

Самоотверженно работала начальник аптеки Т. Южанина. Она своевременно обеспечивала бойцов и командиров индивидуальными перевязочными пакетами, непосредственно в подразделениях пополняла сумки санитаров медикаментами.

Медицинской службой 269-го стрелкового полка, оборонявшего район Мамаева кургана, руководил мужественный сын осетинского народа военврач II ранга Борис Урусович Цкаев. Здесь все медицинские работники действовали очень четко и самоотверженно. Их не страшили ни пули, ни осколки, если требовалось срочно оказать помощь раненым. Они бесстрашно шли в самое пекло боя.

Санинструктор Дина Зорина, которую красноармейцы любовно называли Зорькой, была и отважным воином. В одном из боев погиб весь расчет нашего миномета. Дина встала к миномету и точным огнем уничтожила 18 гитлеровских солдат и офицеров.

В гуще контратакующих советских бойцов всегда находилась фельдшер 9-й стрелковой роты Анна Андриевская. Она продолжала оказывать помощь раненым даже тогда, когда была ранена сама.

Фельдшер Федор Брескин, в первые же дни боев за Мамаев курган оставшийся единственным медиком в 1-м стрелковом батальоне, выполнял свои нелегкие обязанности очень четко и организованно. С виду медлительный и застенчивый, в бою он преображался, действовал обдуманно и расчетливо. Ничего, что фашистский снайпер продырявил ему пилотку. Ничего, что пробита осколками санитарная сумка. Главное — жив, может помогать раненым.

Артиллерийским налетом разбило и завалило блиндаж медицинского пункта батальона. Солдаты откопали Брескина, и он, контуженный, оглохший, продолжал перевязывать раненых.

Выпускница Сталинградского медицинского института врач второго батальона Евгения Жданова бесстрашно шла в первых рядах сражающихся бойцов. Ее видели там, где было трудно, где нужна была помощь. В батальоне называли ее «солдатом жизни» — в минуту смертельной опасности она всегда оказывалась рядом с раненым и оказывала необходимую помощь.

В блиндаже полкового медпункта неподалеку от Мамаева кургана работал обаятельный человек — врач Б. Палей, обладавший неиссякаемой энергией и заражавший своим оптимизмом всех окружающих. Сутками не отходил он от перевязочного стола, выхаживал людей, которые, казалось, были уже обречены на гибель.

Весельчаком и балагуром был собранный и отчаянно храбрый в бою фельдшер Саша Бочанов. Вместе с шофером Суреном Казаряном он возил раненых на старой, не раз и не два пробитой осколками санитарной машине. Возил по лабиринту изрытых воронками, заваленных грудами кирпича, сгоревшими трамваями и столбами улиц, в огне и дыму. Труден и полон опасностей был этот путь от Мамаева кургана до переправы.

Когда становилось известно, что в каком-нибудь подразделении не хватает медицинских работников, туда немедленно отправлялся Бочанов. Он оказал помощь многим десяткам раненых.

В начале сентября Б. Цкаеву и А. Бочанову удалось разыскать на берегу Волги две больших лодки. Кое-как отремонтировав их подручными средствами, медслужба полка организовала свою собственную переправу, которая работала круглосуточно.

В боях у первой городской больницы нелегко пришлось медицинским работникам 270-го стрелкового полка. Многие из них были ранены, многие убиты.

Фельдшер Александр Жидок вынес из-под огня более 40 тяжело раненных бойцов, сам был ранен в обе ноги. Смертью героя погибла Поля Политова.

17-19 сентября один из батальонов полка дважды попадал в окружение у реки Царицы. Скопилось много раненых. Всем им была своевременно оказана медицинская помощь, многих пришлось выносить из окружения на шинелях, плащ-палатках. Неутомимая Оля Бойко, страдавшая, как и все, от жажды и голода, подбадривала раненых, отдавала им последние капли сбереженной воды.

Было за что уважать этих хрупких девушек, выносивших наравне с мужчинами все тяготы жестокой и кровопролитной битвы за Сталинград. В боях они набирались опыта, крепла их фронтовая дружба, взаимовыручка.

Второго сентября гитлеровцы подвергли ожесточенной бомбардировке Астраханский мост. Над ним непрерывно висело около 30 вражеских самолетов. На правом берегу Царицы находилась авторота дивизии, куда попадали бомбы и где были раненые. Как им помочь? Вера Коренева короткими перебежками под бомбами врага пробралась по мосту и занялась перевязкой. Храбрости этой девушке было не занимать.

Еще не раз она в полной мере проявила свое мужество и бесстрашие. Вере поручили вынести к переправе последних раненых из подвала универмага. Под огнем врага она добралась до разрушенного здания и выполнила приказ.

Это было нелегким делом. По-пластунски метр за метром преодолела она площадь Павших борцов под непрерывным пулеметным огнем гитлеровцев.

Ползшие навстречу наши бойцы посоветовали ей:

— Скорей, сестрица, возвращайся назад. Фашисты вот-вот могут занять подвал.

Возвращаться? А как же приказ? А как же раненые? И Вера снова двинулась вперед.

Спустившись в подвал, она услышала шорох.

— Кто здесь?

— Свои! — ответили из темноты. — Связист я.

Вера спросила, есть ли в подвале раненые.

— Кажется, есть, — неопределенно ответил тот же тихий голос.

В подвале сестра зажгла спичку. Ее неверный желтый свет выхватил из мрака длинный стол, на котором стояла банка со сливочным маслом. Вера воткнула в масло скрученный жгутом бинт и подожгла его. Получился факел, который хоть немного рассеял тьму.

Вот у стены застыл, опустив голову на битый кирпич, боец. Жив ли? Вера потрогала пульс. Не бьется.

У противоположной стены увидела красноармейца, раненного в челюсть. Гимнастерка залита кровью. Вера с трудом наложила повязку, влила в нос раненого воды со спиртом и, с трудом подняв его, на коленях поползла к выходу.

Через несколько метров встретился еще один боец — с переломом ноги. Закрепила перелом доской от какого-то ящика.

Когда выползли из подвала, гитлеровцы открыли ураганный огонь. Но на этот раз пули помиловали их. Ползком добрались они до скверика, где держали оборону наши бойцы, и побрели дальше, к переправе.

У переправы как раз стоял катер. Вера сдала раненых и пошла на командный пункт, шатаясь от усталости. Доложила:

— Задание выполнено. Раненые отправлены на другой берег.

В центре города, когда шли бои за железнодорожный вокзал, пожарку, железнодорожную больницу, за каждый дом и этаж, среди бойцов 272-го стрелкового полка можно было увидеть военфельдшера Фросю Ефросинину. Мягкая и сердечная, она всегда находила для раненых теплые слова, подбадривала их и в минуты опасности. В ночь на 25 сентября, когда в Комсомольском саду был окружен гитлеровцами командный пункт полка, Фрося вела себя стойко и мужественно. Была ранена, но продолжала оказывать бойцам необходимую помощь.

В середине сентября тяжелые бои вел в районе Верхней Ельшанки 271-й стрелковый полк. Врач Николай Захаров, выпускник Сталинградского медицинского института, оказывал помощь раненым непосредственно на переднем крае, под огнем врага. Когда все офицеры одного из батальонов вышли из строя, врач Захаров принял командование на себя и повел бойцов на врага.

На левом берегу Волги, у причалов Красной Слободы, постоянно дежурили медицинские сестры Фаина Уколова, Рая Евсеева, Люда Турченко. Они выносили раненых из лодок, с катеров и барж, направляли их для оказания помощи в располагающуюся здесь же передовую хирургическую группу, где работали врачи Муза Андреевна Фролова и Анна Федоровна Осокина.

Свою трудную вахту медицинские работники 10-й стрелковой дивизии войск НКВД несли в море огня, среди разрывов бомб, мин, снарядов. Они вырвали из рук смерти тысячи раненых солдат и офицеров. Они смело шли в атаку вместе с бойцами. Они отдавали свои жизни за то, чтобы сегодняшний наш день был светлым и мирным.

Прошли десятилетия с того торжественного и праздничного дня, когда на берегах Волги отгремели последние залпы великой битвы и наступила непривычная тишина. Ежегодно ветераны сражения собираются в Волгограде, чтобы вспомнить минувшее, почтить память своих боевых друзей, навсегда оставшихся лежать в спасенной ими земле.

И каждый раз во время этих традиционных встреч слышатся взволнованные и благодарные слова, обращенные к тем, кто в пекле боев оказывал воинам медицинскую помощь, не жалея собственной жизни.

— Сестричка, родная!..

— А помните?.. Вы меня вынесли с поля боя…

И нет для нас, бывших медиков, награды дороже, чем эти теплые, от сердца идущие слова.


Разведка доложила точно

Г. Г. ПЕТРУХИН,

полковник в отставке

В период Сталинградской битвы мне как заместителю начальника управления НКВД приходилось участвовать во многих важных мероприятиях по организации отпора фашистским захватчикам. Одно из них было связано с организацией разведки. 12 сентября в Сталинграде была создана для этой цели оперативная группа чекистов, в которую входило около 100 человек. Руководство группой было возложено на меня. Командный пункт располагался на берегу Волги, в центре города. Часть оперативных работников обслуживала Тракторозаводский и Краснооктябрьский районы, остальные были закреплены для постоянной связи за особыми отделами дивизий и армий Сталинградского фронта.

Основной задачей оперативной группы было обеспечение командования наших войск необходимыми разведывательными данными. В этом важном деле с особой силой проявились замечательные организаторские способности сотрудника УНКВД Андрея Федоровича Трушина. Решительный и смелый, отлично знавший обстановку в городе, он оказывал неоценимую помощь при подготовке и засылке в тыл противника наших разведчиков. Тщательно, до пунктуальности продумывая каждую деталь, он подробнейшим образом инструктировал наших товарищей накануне перехода линии фронта. Вместе с начальником особого отдела 13-й гвардейской стрелковой дивизии Б. М. Симоновым Андрей Федорович принимал участие в допросах захваченных в плен гитлеровцев.

У нас имелся подробнейший план города и его окрестностей. На нем мы отмечали расположение наших войск, периодически вносили исправления. План этот, изрядно потершийся, сохранился у меня до сих пор. Мы пользовались им при направлении наших разведчиков в немецкие тылы.

Опасность грозила разведчикам на каждом шагу. Некоторые из них геройски погибли при выполнении боевых заданий. Одна из разведчиц, комсомолка, работавшая в мирное время в городском комитете партии, была застигнута гитлеровцами в их штабе, когда вынимала из стола секретные документы. Девушка погибла, не сказав фашистам ни слова.

В Сталинграде мы старались разведать точное размещение всех гитлеровских частей, узнать расстановку их боевых средств, вплоть до отдельных артиллерийских групп и пулеметных гнезд. Эти данные имели большое значение для советских войск. Недаром, поздравляя коллектив чекистов с наступающим праздником — 25-й годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции, командование писало, что разведданные, поступающие от нас, немедленно передаются в разведывательный отдел фронта. Нас просили по возможности указывать больше наземных объектов, хорошо заметных с воздуха, вблизи которых расположены огневые средства противника, и сообщать о результатах действий нашей авиации и артиллерии.

К зиме наши разведчики приобрели большой опыт в своей опасной работе и проявили удивительную смелость при выполнении заданий. Они проникали в самые секретные зоны немецкой обороны и фиксировали в памяти расположение штабов, складов с боеприпасами, скопление военной техники, расположение артиллерийских орудий и пулеметных гнезд. После налетов советской авиации и артиллерийских обстрелов от этих объектов ничего не оставалось.

Во время одной из наших бесед начальник особого отдела 62-й армии тов. Витков сообщил мне, что командарм В. И. Чуйков высказал пожелание, чтобы о наиболее важных сведениях, добытых нашими разведчиками, я докладывал ему лично. «Что же получается, — говорил генерал, — мне дают ориентиры для авиации и артиллерии, а откуда они — мне неизвестно». Я воспринял это замечание и в тот же день договорился о встрече с командармом.

У входа в штаб армии меня встретил высокий, с копной черных волос человек, крепко сложенный, деятельный. Я, как полагается, доложил о прибытии. В. И. Чуйков приветливо поздоровался со мной и пригласил садиться. У нас состоялся продолжительный деловой разговор.

С тех пор я периодически докладывал командарму о наиболее важных сведениях, добытых нашей разведкой.

На всю жизнь осталась у меня в памяти боевая дружба между нашей оперативной группой и гвардейцами Родимцева, родившаяся в огне Сталинградской битвы.

В один из сентябрьских дней мы узнали, что в ближайшие часы в Сталинград должны переправиться с левого берега крупные войсковые соединения. Высаживаясь с барж и катеров, гвардейцы 13-й дивизии сразу вступали в бой. К утру прибыл на командный пункт комдив А. И. Родимцев, разместивший свой штаб в одной из штолен, занимаемых нами.

Встреча с ним была радостной и душевной. Я увидел человека среднего роста, с открытым русским лицом, с ясной быстрой речью, очень подвижного и энергичного. Во время нашего совместного размещения на КП А. И. Родимцев оказывал нам постоянную помощь в работе. Мы, в свою очередь, не оставались в долгу, сообщая командованию дивизии сведения о противнике, добытые нашей разведкой.

Поскольку мы испытывали затруднения с доставкой продуктов, комдив распорядился взять всю нашу группу, находящуюся в расположении дивизии, на котловое довольствие при своем штабе.

Очень теплые воспоминания остались у членов нашей группы о комиссаре 13-й гвардейской дивизии полковом комиссаре М. М. Вавилове. Он часто беседовал с нашими разведчиками, ободрял их задушевным словом. Вместе с ним, а иногда и с генералом Родимцевым, я часто бывал у бойцов дивизии, присутствовал при вручении орденов и медалей.

Эта фронтовая дружба чекистов и гвардейцев, рожденная в совместной борьбе за родной Сталинград, помогала нам решать наши общие задачи по скорейшему разгрому врага.

20 декабря 1942 года на командном пункте нашей группы состоялось торжественное собрание, посвященное 25-летию органов ВЧК-ОГПУ-НКВД. К нам прибыли руководители управления во главе с А. И. Ворониным, член Военного совета 62-й армии генерал-лейтенант Гуров, начальник особого отдела армии полковник Витков, комдивы Родимцев,Сараев.

Начальник управления НКВД А. И. Воронин коротко рассказал о положении в Сталинграде, о большом значении той работы, которую ведем мы, чекисты. Потом состоялось вручение правительственных наград.

Я уверен, что это торжество в борющемся Сталинграде осталось в памяти всех чекистов нашей группы на всю жизнь.


У стен Госбанка

А. Д. КОЧЕРГИН,

подполковник запаса

…Сигнал к подъему был дан с первыми бликами утренней зари. Выбравшись из штольни, мы разбились на мелкие группы.

Наша группа, состоявшая всего из трех человек — Петра Ромашкова, Валентина Сердюкова и автора этих строк, — должна была незаметно подобраться к недостроенному дому Госбанка и открыть огонь по окнам, откуда гитлеровцы обстреливали переправу через Волгу.

Укрывшись за какими-то развалинами, мы до боли в глазах всматривались в темные глазницы окон Госбанка, откуда доносилась приглушенная немецкая речь. Время от времени в окнах мелькали силуэты гитлеровцев. Начало светать. Теперь уже отчетливо были видны фигуры фашистских солдат. Немцы ставили на подоконники пулеметы, разглядывали в бинокль левый берег Волги.

Мы застыли в напряженном ожидании. Наконец, во дворе пивзавода, расположенного севернее Госбанка, ударила пушка. Это был условный сигнал. Мы немедленно открыли прицельный огонь из автоматов по окнам, из которых торчали стволы пулеметов. До нас донеслись вопли и стоны, немецкая брань. От орудийных снарядов, ложившихся точно в цель, в доме обвалились потолки, в разных концах вспыхнули пожары. Оставшиеся в живых гитлеровцы выпрыгивали из окон, пытаясь спастись бегством. Но их настигали очереди наших автоматов.

Бой начал затихать. Видимо, немцев в доме осталось совсем немного, и они не могли принять никаких серьезных контрмер.

Но вот вокруг нас снова стали посвистывать пули. Гитлеровцы подбросили свежие силы: они не могли так легко отказаться от контроля над переправой.

— Фьють, фьють, — слышалось то слева, то справа. Ромашков застонал, схватившись за плечо.

— Посмотри, что у меня, — с трудом проговорил он, обращаясь ко мне.

Из-под фуфайки, разорванной на плече в клочья, сочилась кровь…

Я посоветовал Ромашкову идти на перевязочный пункт. Мы остались вдвоем с Сердюковым. Валентин лежал слева от меня и стрелял из автомата. Огонь с верхних этажей и чердака здания усиливался. Видимо, фашисты решили разделаться с нами.

Вдруг я услышал чертыханье Сердюкова.

— В чем дело, Валентин? — уже не говорю, а кричу я, потому что сквозь треск пулеметов и автоматов трудно что-нибудь расслышать.

Оказалось, что немецкая пуля угодила в переднюю часть приклада сердюковского автомата и расколола его. Короче говоря, автомат вышел из строя.

— Сам-то ты цел? — обращаюсь я к Валентину.

— Иначе я не беседовал бы с тобой, — ответил он.

Чувство юмора не покидало Сердюкова даже в самые тяжелые минуты. Он никогда не унывал. Кажется, ни сердиться, ни нервничать, как это часто бывает со всеми нами, Валентин не умел. Всегда находил острую шутку, чтобы развеселить товарища, если тот был чем-нибудь удручен. Он как-то сразу располагал к себе копной темных, чуть вьющихся волос, правильными чертами лица, большими светлыми глазами…

Бой продолжался. Вокруг нас стали рваться мины. Мы еще плотнее прижались к земле, лишь изредка поднимая голову, чтобы посмотреть, что делается на вражеской стороне.

— Смотри, смотри! — закричал Сердюков, показывая вперед.

«Вот и гости пожаловали», — подумал я, увидев ползущих прямо на нас троих фашистов. Четыре гранаты, одна за другой, полетели в непрошеных гостей.

Теперь наше внимание вновь было приковано к зданию Госбанка. На двоих у нас остался один автомат да несколько гранат. Это была вся наша «боевая мощь». Мы постарались рационально использовать ее. Валентин наблюдал за первым и вторым этажами и за землей. Я взял на себя верхние этажи. Увидев вражеского солдата или офицера, например, в окне первого этажа, Сердюков кричал: «Первый — пять!» Это значило, что надо стрелять в пятое окно первого этажа, считая слева. Я тотчас брал цель на мушку.

Увлекшись боем, я не сразу обратил внимание на то, что уже несколько минут не слышу голоса Сердюкова.

— Валентин, как у тебя дела, что молчишь? — крикнул я.

Ответа не последовало. Я подполз к тому месту, где за грудой битого кирпича лежал Сердюков. Разрывная пуля фашистского снайпера угодила ему в правый глаз.

Яростная злоба овладела мной. У меня было одно-единственное желание: убивать, убивать фашистов, как бешеных собак, мстить им за товарища, за родную землю. Я лег почти рядом с Сердюковым и продолжал вести огонь.

Вдруг мне показалось, будто кто-то ударил меня чем-то тяжелым по левому виску. Каска слетела с головы. Боли я не чувствовал, только что-то теплое текло по левой щеке. Теперь я обнаружил, что и земля вокруг меня полита кровью. Силы стали покидать меня. С трудом я дополз до обрыва, где меня подхватили санитары…


Опергруппа действует

А. В. МАКЕЕВ,

бывший начальник опергруппы

УНКВД на заводе

«Красный Октябрь»

Оперативная группа сотрудников областного управления НКВД была создана на заводе «Красный Октябрь» в начале августа 1942 года. Мне как начальнику группы было подчинено Краснооктябрьское отделение милиции и придан взвод саперов-подрывников.

Создание группы преследовало две цели. Необходимо было усилить борьбу с немецкими шпионами и диверсантами, а самое главное — в случае необходимости, при непосредственной угрозе захвата завода гитлеровцами, по письменному распоряжению городского комитета обороны взорвать «Красный Октябрь», чтобы он не достался врагу.

К выполнению этого специального задания были привлечены также все начальники цехов и некоторые инженеры, хорошо знавшие завод и наиболее важные места для заминирования. Мой связной Лысяков все время находился в городском комитете обороны, чтобы без промедления можно было доставить пакет с соответствующим распоряжением. В случае отсутствия связи я должен был действовать в соответствии со сложившейся обстановкой.

24 августа 1942 года по указанию областного управления НКВД оперативная группа заминировала завод.

Для лучшей координации действий секретарь райкома тов. Кашенцев, директор завода тов. Матвеев, главный инженер тов. Матевосян, я, мой заместитель тов. Коржов и другие ответственные работники создали в подвальном помещении под главной конторой своего рода штаб обороны завода, командный пункт. Помимо основной работы — борьбы с вражескими лазутчиками и диверсантами, в августе и первой половине сентября оперативная группа занималась и рядом других важных дел. Мы принимали участие в строительстве баррикад, вывозке за Волгу дефицитных материалов, эвакуации мирных жителей. Одновременно пришлось усилить охрану завода и продовольственных складов, чтобы избежать неприятных случайностей.

Все это работники группы делали в очень тяжелых условиях, под артиллерийским обстрелом и авиационными бомбами, которые ежедневно сыпались на поселок и заводские корпуса.

14 сентября гитлеровцы ворвались в центральную часть Сталинграда, и наша связь с руководством оборвалась. Вот и настал момент, когда мы, в соответствии с указанием, должны были действовать самостоятельно, сообразуясь со сложившейся обстановкой. Не исключена была опасность, что немцы, расширяя прорыв, в первую очередь атакуют «Красный Октябрь». Как быть?

Некоторые работники завода предлагали немедленно взорвать завод и перебраться за Волгу.

Обдумав создавшуюся обстановку, я решил ждать. Сотрудники оперативной группы и саперы-подрывники находились в цехах в полной готовности, с запалами.

Это был риск. Но риск оправданный. «Не может быть, — думал я, — что в областном управлении обо мне „забыли“ и не принимают срочных мер для восстановления связи с оперативной группой завода». День и ночь 14 сентября прошли в томительном ожидании. А утром 15 сентября — можете себе представить нашу радость! — прибыл мой связной с запиской начальника отдела УНКВД Н. И. Коненкова. Суть записки заключалась в следующем: завод не взрывать, немедленно разминировать и защищать всеми имеющимися средствами. Мы облегченно вздохнули.

В течение двух дней мы занимались разминированием завода. Это было нелегким и небезопасным делом: враг непрерывно обстреливал и бомбардировал завод, во многих цехах возникали пожары от зажигательных бомб.

Во второй половине сентября обстановка в Сталинграде резко ухудшилась. Гитлеровцы захватили Мамаев курган, бои шли на окраинах заводских поселков. Заметно усилился артиллерийский и минометный обстрел «Красного Октября», участились налеты вражеской авиации.

Активизировала свою деятельность немецкая разведка. Из опроса задержанных нами лиц было ясно, что разведывательные органы противника проводят массовые вербовки шпионов для заброски их в наши ближайшие тылы. Бойцы заводской военизированной охраны бдительно стояли на своих постах, не давая возможности вражеским лазутчикам проникнуть на территорию предприятия.

Много сил и времени отнимала у работников оперативной группы эвакуация из заводских поселков гражданского населения. На катерах и баржах, принадлежащих «Красному Октябрю», мы вывезли за Волгу не менее 30 тысяч человек. В основном это были женщины, старики и дети.

Вскоре гитлеровцы проникли в заводской поселок. Начались упорные бои за каждый дом, за каждую улицу. Бойцы 10-й дивизии войск НКВД мужественно защищали заводские районы. Плечом к плечу с ними сражались рабочие батальоны. Они заняли и удерживали наиболее важные опорные пункты: школы, больницы, водонапорные башни, каменные здания. Вскоре на помощь прибыла 39-я гвардейская стрелковая дивизия генерала Гуртьева, занявшая позиции в районе заводов «Баррикады» и «Красный Октябрь».

Бои не ослабевали. Гитлеровцы непрерывно бомбили завод. Один за другим цехи превращались в груды развалин.

Оперативная группа размещалась в это время в туннеле электроподстанции цеха блюминг. Во время одного из наиболее ожесточенных налетов вражеской авиации бомба пробила туннель, и мы лишь по счастливой случайности остались в живых. Из всей группы был легко ранен лишь тов. Коржов. Следующая бомбежка не обошлась без жертв. Один из сотрудников был убит, а я получил контузию и по распоряжению заместителя начальника УНКВД тов. Петрухина был эвакуирован за Волгу для лечения.

Лишь в начале января 1943 года я вернулся на «Красный Октябрь», где после победоносного завершения Сталинградской битвы возглавил вновь созданную оперативную группу, перед которой были поставлены теперь несколько другие задачи.

Фронт отодвинулся от Сталинграда. Но война продолжалась…


Разведчицы

[С. Н. АШИХМАНОВ],

бывший сотрудник

управления НКВД

На город медленно опускались багровые от пожарищ сумерки. Но бой по-прежнему не затихал. Теперь немцы наносили удар по самому центру, стремясь пробиться к Волге. С наблюдательного пункта я хорошо видел стены разрушенной мельницы, груды развалин на площади 9 Января. Там непрерывно грохотали взрывы. В ночи взметнулось, осветив фантастические руины, огромное яркое пламя.

Небольшой отряд чекистов Сталинграда и солдат 10-й дивизии войск НКВД первым принял на себя удар, который гитлеровцы нанесли 14 сентября 1942 года. Б этот день противник бросил в очередное наступление крупные силы. Ему удалось занять поселок вблизи Мамаева кургана, дома специалистов. В районе пивзавода немцы почти достигли цели — они были в нескольких десятках метров от Волги. Многих боевых товарищей потеряли мы в эти грозные часы, но удержали свои позиции. А ночью с левого берега, преодолев вспененную разрывами Волгу, к нам переправились первые подразделения легендарной 13-й гвардейской дивизии генерала Родимцева.

У мельницы по-прежнему грохотали взрывы. А ведь именно оттуда я ждал сообщения о своих посланцах в тыл врага. Прошли они или не прошли? Судя по времени, связной уже должен был вернуться. Но ведь его путь лежал через настоящий ад…

Вскоре подошел адъютант начальника дивизионной разведки:

— Вас просят спуститься вниз.

Я ответил, что жду связного.

— Мы его встретим. Дело срочное и не терпит отлагательств.

В землянке коптит керосинка. На снарядных ящиках по-домашнему расположились пожилая женщина в пуховом, домашней вязки платке и девушка с большими цыганскими глазами, смотревшими озорно и с любопытством.

— С того берега, — говорит мой помощник. — Прибыли в наше распоряжение, для заброски в тыл врага.

Знакомимся. Пожилая женщина с усталым лицом и натруженными руками оказалась партийным работником из Кайсацкого района. Звали ее Марией Ивановной Моториной. На опасное задание пошла с полным пониманием ответственности. В ней чувствовалась большая внутренняя сила.

Девушка привлекала внимание игривой цыганской красотой. О себе она сказала скупо:

— Мария Кириченко, токарь Гмелинской машинно-тракторной станции.

— Токарь? — переспросил я, не сумев скрыть удивления. Уж очень ее внешность не соответствовала профессии.

— Да, токарь, — ответила она, и ее черные глаза вызывающе блеснули.

— Случайно, не цыганка? — полюбопытствовал я.

— Цыганка, — лицо девушки вспыхнуло. Видимо, мой пристальный интерес обидел ее.

— Не обижайтесь. Дело, которое вам поручают, очень серьезное. Вы еще не ходили в тыл?

— Нет, В первый раз…

— Вот и учитесь не обижаться. Вспыльчивость там ни к чему.

«Не слишком ли она молода? Понимает ли, какие опасности ее ждут?» — невольно подумалось мне.

…Линию фронта они перешли вдвоем. И хотя в тылу врага действовали самостоятельно, связь между собой продолжали поддерживать.

Вскоре поступило первое сообщение от Моториной: у Красных казарм обнаружена батарея шестиствольных минометов. Мы передали данные нашим артиллеристам, и батарея была уничтожена. Потом Моторина передала координаты штаба на Чудской улице и пункта связи.

А Маруся-цыганка молчала. Мне невольно припомнились все мои сомнения. Девчонка… Начиталась книжек про разведчиков… И вдруг приходит подробнейшее, по-военному четкое донесение. Маруся обнаружила большие склады боеприпасов на Кубанской и Ангарской улицах, в трамвайном депо. Кроме того, она сообщила месторасположение штаба одной из немецких частей и большого скопления гитлеровской техники в районе ликеро-водочного завода. По всем этим объектам наши гвардейские минометы произвели несколько сокрушительных залпов. Эффект был отличный.

Вскоре Маруся передала нам ценные сведения о городской немецкой комендатуре и список предателей, поступивших на службу к фашистам и участвовавших в расправах над советскими людьми. У нашей цыганки уже появились «друзья» среди немецких офицеров, через которых она и сумела раздобыть такие сведения.

В январе 1943 года полевая жандармерия заподозрила Марусю в связях с нашей разведкой и арестовала ее. На допросе от нее потребовали назвать адрес, по которому она проживает, и людей, которые могли бы это подтвердить.

Всем разведчицам мы давали указание найти для прикрытия в тылу врага квартиры, надежных людей. Маруся назвала две семьи — Евдокии Ивановны Глушко и Татьяны Захаровны и Николая Максимовича Кувалдиных, живших по улице Приозерной, дома 2 и 9. Но полной уверенности у Маруси не было: на этих квартирах она успела побывать всего два раза.

Полицейские привели Кириченко к Глушко и Кувалдиным на очную ставку. Предупредили: если ее не опознают и не подтвердят, что она давно здесь живет, ее расстреляют. Для разведчицы наступил решающий час. А вдруг?.. К счастью, все обошлось. Кувалдины и Глушко, честные советские люди, подтвердили, что Маруся живет у них. Рискуя своей жизнью, они дали карателям письменные поручительства за нее.

Все это стало нам известно позже, когда битва в Сталинграде уже подошла к концу. Маруся вернулась из-за линии фронта. Помню, как она пришла в нашу землянку, бессильно опустилась на снарядный ящик и, сняв цветастый цыганский платок, на минуту закрыла глаза.

— Дома… — еле слышно прошептала она.

И я понял, сколько пережитого кроется за этим тихим ласковым словом.

Не всем выпало счастье вернуться домой. При выполнении боевых заданий в тылу врага смертью храбрых погибла комсомолка Тамара Белова, бывшая работница швейной фабрики имени Крупской. Восьмого ноября 1942 года она была смертельно ранена разрывной пулей и умерла на руках другой разведчицы. 19 декабря 1942 года погибла Прасковья Николаевна Ханова из Логовского района. Некоторые не вернулись с задания, и судьба их осталась неизвестной.

…После разгрома гитлеровских войск под Сталинградом многие чекисты вместе с передовыми частями Красной Армии ушли на запад. Мне довелось продолжать борьбу с фашистами в их глубоком тылу, куда я был послан со специальным заданием во главе десантной группы. Осенью 1943 года мы перешли линию фронта. Действовали сначала в составе партизанского отряда Федорова-Ровенского, а затем в отряде Героя Советского Союза Медведева под Ровно…


Выполняя долг

[В. П. ФЕДОСЕЕВ],

бывший сотрудник

управления НКВД

На командном пункте начальника управления НКВД тов. Воронина я получил приказание:

— Выехать в заводской район и связаться со штабом 62-й армии.

Где конкретно он находится, никто не знал. «Где-то на тракторном заводе», — это единственное, что мне удалось выяснить.

В это время линия фронта уже вплотную приблизилась к СТЗ. Немцы предпринимали яростные попытки форсировать Мечетку. Их атаки сдерживали бойцы одного из полков 10-й дивизии войск НКВД, рабочий батальон и подоспевшие части полковника Горохова. Вокруг рвались немецкие мины, со свистом пролетали тяжелые снаряды.

На тракторном штаба 62-й армии не оказалось. Мне посоветовали искать его на Нижнем поселке, но добавили, что положение там неясное: может быть, в поселок уже просочились гитлеровцы.

На окраине поселка я оставил свою автомашину и двинулся дальше пешком. Вечер был темный, лишь изредка вспыхивали ракеты, освещая все вокруг мертвенно-белым светом. Вдруг в сумраке мелькнули фигуры людей. Немцы? Я приготовил гранаты. Но это были наши бойцы.

— Немцы наступают. А у нас боеприпасы кончились, — доложили они.

Я снабдил бойцов гранатами и патронами, мы заняли оборону в окопчиках за каким-то домом. На пригорок поднялась группа фашистов. «Огонь!» — командую я. Гитлеровцы откатились назад. Приказав командиру отделения держаться, я тут же бегу в штаб полковника Горохова.

Горохов в темной комнате с выбитыми окнами, склонившись за кирпичной стенкой, командует по телефону. Изредка в окно влетают пули и впиваются в противоположную стену.

— Нагнитесь, если не хотите потерять голову, — советует полковник.

Из разговора с Гороховым выяснилось, что штаба 62-й армии на тракторном нет.

— Может быть, он на Верхнем поселке?

— ?..

Еду туда. Ищу по всему поселку. Нет штаба! Пришлось возвращаться на командный пункт управления НКВД. Там я получил новое приказание: выехать на Царицу, к полковнику Сараеву, и от него лично узнать, где располагается штаб 62-й армии.

Полковник Сараев внес, наконец-то, ясность. Так долго и безрезультатно разыскиваемый мною штаб находился на юго-западной окраине города.

На другой день я снова находился у полковника Горохова, чтобы в случае изменения обстановки своевременно сообщить об этом на свой КП. Разместились мы в подвале одного из зданий Нижнего поселка СТЗ.

В один из сентябрьских дней полковник Горохов поставил меня в известность о том, что у него прервалась связь с подразделениями, действующими на северо-западе, в районе Городища.

— Не исключена возможность, что там прорвались немцы, — сказал он мне.

Я немедленно выехал в Городище, чтобы на месте выяснить обстановку.

Командир полка зенитной артиллерии, которого я встретил там, сообщил мне, что все пехотные подразделения отошли из Городища и что он, зенитчик, удерживает гитлеровцев только артиллерией. С командного пункта он показал мне позиции немцев, которые находились от нас на расстоянии всего 500–600 метров.

Затем командир полка предложил мне поохотиться за немцами. По замаскированным траншеям мы прошли от командного пункта на один из склонов холма. Отсюда до гитлеровцев было всего 300–400 метров. Как только кто-нибудь из немцев высовывался из окопа, мы стреляли. Охота за немцами тогда только-только начинала прививаться в наших подразделениях. Позже она стала обычным явлением, особенно в дивизии Родимцева.

Вернувшись из Городища, я немедленно доложил обстановку полковнику Горохову.

Сознавая возложенную на нас, чекистов, ответственность, мы тщательно наблюдали за линией обороны, всегда находились на передовых наблюдательных пунктах, пробираясь по траншеям к противнику на расстояние 100–300 метров.

Через некоторое время я был отозван на командный пункт управления и получил новое задание. Мне предстояло вместе с тов. Костинским идти в боевую разведку в районы хутора Купоросный и Дар-горы.

Добравшись до мебельно-ящичного комбината, мы выяснили, что гитлеровцы занимают линию фронта по оврагу, отделяющему комбинат от лесозавода имени Куйбышева. Далее немецкие позиции выходили на Нефтемашстрой и за Дар-гору. Вражеская артиллерия непрерывно обстреливала город.

Вечером 14 сентября я получил приказание от тов. Петракова, возглавлявшего группу чекистов у центральной переправы, немедленно выехать в Красную Слободу и доложить руководству управления, что кончились патроны и гранаты. Под шквальным огнем шрапнельных и бризантных снарядов я с трудом перебрался через Волгу. Начальник управления тов. Воронин отдал распоряжение собрать все имеющиеся боеприпасы. На легковых машинах несколько ящиков патронов и гранат были перевезены к берегу и погружены на баркас.

С этого дня я регулярно занимался организацией переправы через Волгу. Мы перевозили боеприпасы, продукты, разведчиков. За время работы этой переправы было сделано около ста рейсов, причем в основном на неприспособленном транспорте, под непрерывным обстрелом. Активное участие в организации переправы принимали Варнин, Журавлев, Евтеев, Прокопенко. Смертью героев погибли Селькин, Сасов, Коннов и Мещеряков. Мы теряли товарищей, но продолжали делать свое дело. Каждый отдавал защите Сталинграда все силы, знания, умение.


Три страницы из дневника

И. Т. ПЕТРАКОВ,

бывший сотрудник УНКВД,

ныне генерал-майор в отставке

23 августа 1942 года. Жаркий день. Безоблачно синее небо. На улицах города многолюдно: спешат на заводы рабочие, вереницей тянутся войска. В скверах и садах резвятся у фонтанов ребятишки. Хлопают двери магазинов, звенят трамваи. Обычный день, который обернулся трагедией.

В 17 часов Сталинград потрясли взрывы бомб. Небо потемнело от сотен фашистских самолетов. Вокруг вспыхнули пожары.

Управление НКВД организовало переправу через Волгу, чтобы эвакуировать людей и вывезти ценное имущество и оборудование. Мне поручено руководить этой переправой. Моими помощниками назначены Макаганов, Карташев, Мрыхин. Вокруг непрерывно рвутся бомбы, свистят осколки.

Около переправы сосредоточилось 60 автомашин. И в это время вражеская бомба разбивает причал. Вспыхнули автомашины. Ценой невероятных усилий нам удалось их спасти.

24 августа 1942 года. Вечером начальник управления Воронин срочно пригласил меня в кабинет к тов. Чуянову. В районе Латошинки гитлеровцы, прорвавшись к Волге, подожгли пароход «Иосиф Сталин», на котором находились эвакуированные из города женщины, дети. Мне поручено организовать их спасение.

В пять часов утра мы с Грошевым двинулись на моторке в путь. За тракторным заводом немцы обстреляли нас из пулеметов. Однако мы благополучно добрались до косы, расположенной на повороте в устье Ахтубы. Если продолжать путь дальше, до места, где находятся эвакуированные, предстоит пройти еще около пяти километров на глазах у гитлеровцев. Безусловно, они успеют расстрелять нас из пулеметов. Поэтому, оставив лодку в укрытии, мы двинулись пешком по левому берегу Волги. Часам к десяти добрались до места, где случилось ЧП. Здесь нас встретили бойцы и командиры железнодорожного батальона, оказавшие впоследствии неоценимую помощь пострадавшим.

Оставшимся в живых пассажирам парохода «Иосиф Сталин» удалось выбраться на узкую отмель, находившуюся недалеко от правого берега, что севернее Латошинки. В длину эта отмель была примерно метров двадцать, в ширину — пять-семь метров. На этом крохотном «пятачке», вырыв в песке ямки, в течение двух суток, израненные, голодные, плохо одетые, ютились семьи сталинградцев. Здесь же, под покровом ночи, они рыли могилы и хоронили в них своих близких, умерших от ран. Немцы отлично видели, что на отмели находятся беззащитные женщины и дети, и все же систематически обстреливали остров из пушек и пулеметов.

Операцию по спасению пострадавших мы решили провести с 21 до 22 часов, как раз в то время, когда еще не всходит луна. Нашли на берегу семь лодок, выделили на них гребцами самых смелых и выносливых бойцов. Договорились с командиром находившейся неподалеку зенитной батареи, чтобы артиллеристы заранее пристрелялись по засеченным огневым точкам врага и в случае, если гитлеровцы попытаются сорвать нашу операцию, открыли ответный огонь. Учитывая, что при подходе лодок женщины и дети могут от неожиданности поднять шум, послали одного из бойцов предупредить их, чтобы они были наготове и вели себя осторожно.

Наконец, наступила полная темнота. Все были на своих местах. Расположив бойцов на бровке железнодорожного полотна, я внимательно, до боли в глазах всматривался вдаль, куда бесшумно тянулась вереница лодок. Шло время. Лодки не возвращались, и каждая минута казалась часом. Нервы были напряжены до предела. Наконец, появилась первая лодка, за ней вторая, третья… Бойцы бережно выносили на руках детей и раненых женщин. Все происходило в полной тишине. И только на последней лодке ребенок крикнул вдруг: «Мама, больно!» Голос ребенка разнесся далеко над Волгой, и сразу же заговорили немецкие пулеметы и автоматы, взвились осветительные ракеты. Но было уже поздно: мы успели отвести людей в укрытия. Из запасов железнодорожного батальона заранее были выделены продукты. Бойцы накормили спасенных кашей, напоили чаем.

Рано утром подошли автомашины, и все спасенные были перевезены сначала в Среднюю Ахтубу, а затем в Ленинск.

14–15 сентября 1942 года. Враг рвется в город, не считаясь ни с какими потерями. Мы мобилизовали все резервы для отпора. Все резервы — это немного. Набралось около 90 человек. Среди них — бойцы, работники милиции, НКВД, пожарники. У нас три ручных пулемета, один станковый и десяток автоматов. Противник имел против нас, как было потом установлено, около 300 солдат, две пушки, несколько минометов и крупнокалиберных пулеметов.

В сумерках мне доложили, что под прикрытием пулеметного огня около 70 немецких автоматчиков ведут наступление на городскую переправу по балке от домов специалистов. Кроме того, действует группа немецких автоматчиков около пивзавода.

Переправа находилась метрах в 250 от моего командного пункта, а пивзавод — в 150. Принимаю решение контратаковать гитлеровцев с двух сторон. Я приказал подошедшему Ромашкову возглавить группу бойцов из пятнадцати человек, выбить противника из прилегающей к переправе лощины. Сам же, возглавив группу бойцов из десяти человек, атаковал фашистов у пивзавода. Положение было восстановлено.

Совсем стемнело. Боеприпасы снова подходили к концу. Воронин обещал прислать, но доставка их почему-то задерживалась.

Наконец, лагерь противника затих. Только изредка взлетали вверх трассирующие пули, да мертвенным светом освещали все вокруг ракеты…

Примерно в час ночи, уже 15 сентября, разведка донесла, что к пивзаводу снова прорвались немецкие автоматчики. Посланный для выяснения обстановки Кочергин вскоре вернулся и доложил, что это ошибка: стреляли из дома Госбанка, а не из пивзавода.

Короткий тревожный сон. В четыре часа утра 15 сентября все снова на ногах. Наскоро закусив, я, Ромашков, Кочергин и Сердюков взялись за осуществление намеченного накануне плана. До подхода воинских частей мы решили выбить немцев из домов специалистов и Госбанка, так как оттуда хорошо просматривались Волга и переправа и противник мог держать их под обстрелом.

Собрав все свои резервы и перебросив часть бойцов с других участков обороны, мы двумя группами пошли в атаку. Завязался ожесточенный бой, в котором смертью героя погиб наш славный чекист Валентин Сердюков.

Вскоре прибыла помощь. В Сталинград переправились гвардейцы Родимцева.

Позже, в феврале 1943 года, после разгрома сталинградской группировки немцев, мы беседовали с немецким капитаном, который командовал штурмовым батальоном гитлеровцев, захватившим железнодорожный вокзал и рвавшимся к переправе. На вопрос, почему в ночь накануне переправы дивизии Родимцева его батальон не захватил узкую полоску волжского берега, ставшую через несколько часов плацдармом для наших гвардейцев, он ответил, что эта операция была отложена на утро. Закрепившись в зданиях около пивзавода и установив здесь скорострельные пушки, гитлеровский капитан считал задачу по предупреждению высадки советских войск в этом районе решенной. По его заявлению, для немцев была совершенно неожиданной атака неизвестно откуда появившейся части Красной Армии. Он так и не поверил, что отборных вояк его штурмового батальона выбила с занятых ими позиций не регулярная часть, а горсточка сталинградских чекистов…


Не зная покоя

П. Ф. ТАРЕНКОВ,

майор в отставке

Воскресенье 22 июня 1941 года выдалось солнечным. Рано утром, пока не наступила жара, вместе с сыновьями я отправился на стадион «Динамо», где была назначена игра в волейбол. Сыграв несколько партий и выпив в буфете газированной воды, мы стали расходиться по домам.

На улицах Сталинграда царило беспокойное оживление. То здесь, то там стояли группы горожан и о чем-то громко и возбужденно разговаривали. Мы подошли к одной из таких групп. На ступеньках подъезда стоял пожилой человек, и голос его разносился далеко вокруг: «Еще Суворов, наш великий полководец, говорил, что русские прусских всегда бивали. Да разве же можно нас, русских, одолеть? Никогда! Грудью встанем, все, как один!..»

Больно сжалось сердце. Неужели война? Да, война! Гитлеровская Германия напала на нашу страну.

Дома я быстро переоделся и немедленно отправился в областное управление государственной безопасности. Большинство работников были уже на месте.

Так началась война для нас, сталинградских чекистов.

Я пришел в управление, как и все другие, 22 июня, а вырвался домой, и то лишь на несколько минут, 26 июня. Мы работали круглосуточно.

В течение двух дней все работники областного управления НКВД были заняты в операции по обезвреживанию лиц, связанных с капиталистическими разведками. Длительное время эти люди «вживались» в нашу советскую действительность, чтобы в назначенный час начать действовать. Они были известны нам и находились под нашим неослабным наблюдением. Операция была проведена быстро и четко. Фашистская разведка лишилась своей агентуры на сталинградской земле.

Огромной важности задачи встали в условиях войны перед чекистами областного управления: контрразведывательная и разведывательная работа, очистка тыла Красной Армии от забрасываемых врагом шпионов и диверсантов, обеспечение безаварийной работы военной промышленности и транспорта.

Чекисты всегда успевали туда, где нужен был их зоркий партийный глаз. От их внимания не ускользали даже незначительная задержка потока оружия или снаряжения для фронта, даже самые маленькие перебои в работе транспорта.

Мне хорошо запомнился один пример такого оперативного вмешательства в дела военной промышленности из моей личной практики.

Сталинградский тракторный завод, выпускавший танки «Т-34», получил от воинских частей несколько рекламаций, из которых следовало, что моторы танков выходили из строя после 19–20 часов работы вместо положенных 100–120 часов. В моторах обнаруживали… песок.

Можно себе представить, какая ситуация складывалась на поле боя, если сразу у нескольких танков вдруг отказывало «сердце». Областное управление государственной безопасности немедленно создало специальную чекистскую группу, в которую входили также специалисты-инженеры. Мне поручено было возглавить эту группу.

В течение нескольких ночей я проштудировал горы технической литературы, изучал (мотор и взаимодействие ходовых частей «тридцатьчетверки». Очень пригодились и мои познания о моторах внутреннего сгорания, полученные на динамовских курсах шоферов.

Группа провела колоссальную работу по всем направлениям, применила самые скрупулезные меры расследования и исследования, анализа технических данных, проверила все версии, которые могли привести к разгадке того, как попадает песок в танковые моторы.

Путем целого ряда экспериментов мы установили совершенно точно, что на заводе песок попасть в моторы не мог. Таким образом, версия о вредительстве отпала окончательно, и оперативная группа сосредоточила все свои усилия на проверке другой версии. Разобрав по косточкам все узлы и агрегаты танка, связанные с работой мотора, мы обнаружили конструктивный дефект. Виновником выхода из строя мотора оказался несовершенный масляный воздухоочиститель. Дефект был быстро ликвидирован, и танковые моторы заработали в полную силу.

В трудные для города дни, когда фашистские стервятники буквально засыпали его бомбами, я получил распоряжение возглавить работу по переброске с левого берега Волги в Ленинск ценных грузов.

Ящики были сгружены на песчаной косе, около самой воды, и видны были, как на ладони. Изредка бомбы с фашистских самолетов падали и на левом берегу, и любая из них могла уничтожить ценный груз. Что тогда? Необходимо было немедленно убрать ящики в какое-нибудь укрытие. И вот работники управления, их было человек двенадцать, стали вручную перетаскивать неподъемные ящики в безопасное место. На это ушел не один час.

Теперь предстояло добыть транспорт, чтобы перевезти ценный груз в ахтубинский лес, а затем в Ленинск. Обращение в местный колхоз ничего не дало. Транспорта не было. Тогда мы решили действовать по неписаным законам военного времени: выделили двух работников в военной форме и организовали на главной дороге свой контрольно-пропускной пункт. Чекисты останавливали машины, проверяли путевки. Если машина шла в сторону ахтубинского леса, ее загружали ящиками с ценным грузом. Таким образом в течение двух дней — 24 и 25 августа — все ящики были надежно укрыты в лесной чаще, а затем переправлены в Ленинск.

Эта работа, связанная с невероятным физическим и нервным напряжением, по праву может быть названа настоящим подвигом сталинградских чекистов.

Я рассказал здесь лишь о нескольких эпизодах, связанных с деятельностью работников областного управления государственной безопасности в суровые дни Сталинградской битвы. Таких эпизодов были десятки, сотни…


Будни чекистов

И. Ф. ПАНТЕЛЕЕВ,

полковник запаса

Читателя, который хотел бы найти в этих воспоминаниях рассказ о романтических подвигах, я должен сразу предупредить: ничего такого не будет. Будни чекистов сложны и трудны.

Война застала меня в бывшей автономной республике немцев Поволжья, куда я был направлен после окончания чекистской школы. Молодой и неопытный, прямо со студенческой скамьи, я попал в водоворот напряженной работы. Кантонное (районное) отделение НКВД, начальником которого меня назначили, осенью 1941 года отошло к Сталинградскому областному управлению. Основной нашей задачей с первых дней войны стала борьба с вражеской агентурой, шпионами, диверсантами и другими антисоветскими элементами.

Осенью 1941 года в Обердорф, наш районный центр, прибыл представитель Сталинградского управления НКВД. Он зашел ко мне в кабинет как раз в то время, когда я проводил очную ставку между двумя арестованными шпионами. Так как оба они не говорили по-русски, я вел допрос на немецком языке, которым к той поре уже неплохо владел.

Представитель управления оставался в кабинете до конца допроса. Когда арестованных увели, он сказал мне:

— Управлению нужны чекисты, владеющие немецким языком. Мы переводим вас на работу в областной аппарат.

Так на пятом месяце войны я оказался в Сталинграде. Фронт был еще далеко от города, но дыхание войны чувствовалось во всем ежедневно и ежечасно. Помимо решения оперативных служебных задач, приходилось много времени уделять занятиям в истребительном батальоне. Не давали покоя и налеты вражеской авиации.

Управление работало напряженно, но четко. Коллектив был слаженным и дружным, к тому же надо отдать должное организаторским способностям тогдашнего начальника управления А. И. Воронина. Он сам отличался большим трудолюбием, личной смелостью и не оставил своего поста даже после ранения во время бомбежки.

Наш отдел занимался главным образом выявлением шпионов и диверсантов, которых гитлеровская разведка систематически забрасывала в район Сталинграда. Чаще всего переброска осуществлялась воздушным путем. Лазутчики, переправленные непосредственно через линию фронта, стали появляться позже, когда враг приблизился к городу.

Агентов выбрасывали на парашютах в ночное время в степи, вдали от населенных пунктов. Большинство из них были снабжены офицерскими удостоверениями личности, военными билетами или паспортами, командировочными удостоверениями и другими фальшивыми документами. Важно было захватить агентов сразу же после их приземления, иначе они уходили на значительное расстояние от места выброски, и обезвредить их становилось куда сложнее.

Первые агенты-парашютисты были переброшены в район Сталинграда с чисто разведывательными целями. Радист и его напарник получили задание собрать сведения об организации обороны города, о количестве и дислокации находящихся в этом районе войск, о расположении батарей зенитной артиллерии.

Уже через несколько часов агенты были в наших руках. Их немедленно допросили, чтобы выяснить, кто они, как оказались у немцев, при каких обстоятельствах были завербованы, где и какую подготовку прошли, какие конкретные задания получили. В ходе допроса у нас создалось впечатление, что радист и его напарник искренне раскаиваются в своих преступлениях и дают правдивые показания.

Мы решили ответить немецкой разведке хитростью на хитрость. Агенту-радисту было предложено искупить свою вину, приняв участие в осуществлении разработанного нами плана. Нужно было немедленно передать первую радиограмму в немецкий разведорган. Задержка может вызвать недоверие к агентам, и тогда на успех задуманного мероприятия рассчитывать было трудно. Вот почему мы вынуждены были начинать операцию без тщательной проверки показаний агентов, которая неизбежно отняла бы несколько дней. В данном случае риск был оправдан.

Первый сеанс между радистом и немецким разведывательным органом прошел благополучно. Он был проведен в настоящих полевых условиях. В противном случае гитлеровцы могли запеленговать радиостанцию, определить ее необычное местонахождение и понять, что агент работает под нашим контролем. Кроме того, мы не исключали, что противник будет проверять деятельность своей первой разведывательной группы в районе Сталинграда и агентурным путем.

Последующие сеансы радиосвязи все более убеждали нас в том, что агент работает добросовестно. Окончательно мы убедились в этом, когда немцы радировали, чтобы агент подготовил необходимые условия для встречи других групп парашютистов, переброска которых была намечена на ближайшее время.

«Условия» были нами, конечно, созданы, и сброшенные парашютисты попали непосредственно с неба к чекистам.

В самые трудные дни Сталинградской битвы мы верили, что город выстоит, не склонит перед врагом свою гордую голову. Сталинградские чекисты, мои коллеги, внесли немалый вклад в дело разгрома врага на берегах Волги.


Вахта на море

А. А. ПИСКУНОВ,

подполковник запаса

Как всегда, разговор в управлении НКВД по Сталинградской области был коротким:

— Надо выезжать немедленно!

Вероятно, все мы, оперативные работники, вызванные сюда, испытывали одинаковое чувство досады. Еще бы: в Сталинграде идут бои, а нам надо ехать не на передовую, а в Астрахань, в тыл.

Словно угадав наше состояние, работник управления НКВД разъяснил:

— Доставка военных грузов защитникам Сталинграда — фронтовое задание. Надеюсь, вы понимаете, что без оружия, боеприпасов, горючего и продовольствия нельзя оборонять город. И вы не должны знать ни сна, ни отдыха, чтобы грузы для Сталинграда шли без задержки.

Только потом мы поняли все значение этого напутствия.

Нелегко было пробиваться от Астрахани к Сталинграду. Во многих местах гитлеровцы заминировали Волгу. Каждую ночь они бомбили караваны судов, не оставляя в покое даже одиночные лодки. Вблизи Сталинграда немцы били по реке из тяжелых орудий. Нелегко приходилось в такой сложной обстановке нашим речникам.

Теперь плечом к плечу с ними на боевой вахте должны были находиться мы, чекисты, чтобы помочь в выполнении ответственного задания.

12 сентября 1942 года я прибыл в Астрахань, в распоряжение водного отдела НКВД Нижне-Волжского бассейна. И сразу исчезло впечатление, что Астрахань — город тыловой. Близость фронта чувствовалась во всем. Город бомбила вражеская авиация. Но, несмотря на бомбежки, люди работали самоотверженно, не щадя себя. Нелегко приходилось и работникам НКВД: коварный врагстарался использовать каждую возможность для засылки в Астрахань шпионов и диверсантов.

Мне предложили отдохнуть после изнурительной и опасной дороги, но я сказал, что хочу сразу приступить к работе. Меня назначили представителем НКВД на грузо-пассажирский пароход «Гелиотроп», курсировавший в северной части Каспийского моря. Первый рейс — в Гурьев за военным грузом.

В это время из Астрахани вывозилось наиболее ценное оборудование промышленных предприятий, эвакуировались лечебные и другие учреждения, а в Астрахань доставлялись для защитников Сталинграда вооружение, боеприпасы. Судов не хватало, и приходилось прилагать немало усилий, чтобы избежать задержек при погрузке и разгрузке военных грузов.

Экипаж «Гелиотропа» принял меня по-братски. В нем были в основном пожилые люди, но они никогда не жаловались на усталость, хотя вахту приходилось временами нести круглосуточно. Матросы делали все для того, чтобы максимально сократить сроки рейса. Если случалась поломка, даже значительная, каждый брался за инструмент. Ремонт производили или на ходу, или во время погрузки и разгрузки.

Вскоре начались осенние штормы. Каспий коварен. Его отлогие берега дают возможность разгуляться любому ветру. Огромные иссиня-черные волны швыряли наш пароход, как сухую щепку.

Однажды, когда мы находились в открытом море на пути в Астрахань, на судне случилась серьезная поломка: в стенке парового котла образовалась трещина. Пришлось застопорить машину. Волны подхватили беспомощный «Гелиотроп» и понесли его. Казалось, авария неминуема. А в трюме важный груз. Обеспокоенный, я поднялся к капитану в штурвальную рубку.

— Надо дать радиограмму, просить помощи, — предложил я.

Но и это оказалось невозможным. Динамомашина, питавшая рацию, приводилась в движение паровым двигателем, который теперь бездействовал. Да если бы мы и дали радиограмму, сколько времени потеряли бы в ожидании помощи!

Капитан принял решение произвести ремонт своими силами. Собрав команду, мы рассказали, в какой ситуации оказались. Все свободные от вахты матросы принялись за работу.

В беде проверяется человек. Сознание того, что наш груз ждут защитники Сталинграда, удесятеряло силы. До тех пор, пока не удалось подчеканить трещину, никто не позволил себе даже минутного отдыха. Подняв пары, мы на тихом ходу двинулись вперед и благополучно добрались до порта назначения. Военный груз был доставлен вовремя.

В ноябре наш «Гелиотроп» встал на зимовку в бухте Баутино близ форта Шевченко. Я получил радиограмму прибыть в Астрахань. Отправился на теплоходе «Колхозник», который шел в рейс с бензобаржой на буксире. В открытом море нас настиг десятибалльный шторм. Буксирный трос несколько раз обрывался, и нам приходилось с большим риском снова закреплять его.

К утру шторм разыгрался еще сильнее. Многометровые волны разломили баржу пополам. Кормовую часть с каютой, где находился экипаж, стало относить от теплохода. С трудом нам удалось спустить на воду шлюпку, но она тотчас же превратилась в щепки. Еще через несколько минут каюта баржи была сбита волнами, и люди оказались в ледяной воде. Чтобы спасти их, я и один из матросов теплохода прыгали в бушующие волны и с помощью каната помогали команде спасать оказавшихся в беде людей. Через некоторое время к нам на подмогу подошло оказавшееся поблизости военное судно.

В Астрахань я вернулся пятого декабря 1942 года и сразу же был направлен на оперативную работу в Перелазовский район, только что освобожденный от немецко-фашистских захватчиков.


«Вы проиграли, Остер!»

А. А. ГОВОРОВ,

журналист

«Мой сын — шпион»

Рано утром в Ленинское районное отделение НКВД пришла пожилая женщина.

— Мне надо поговорить с начальником по неотложному делу, — сказала она бойцу охраны.

В коридор вышел дежурный оперативный работник: бледный, голова перевязана. Время было трудное и тревожное. Германские армии прорвались к Сталинграду, и Заволжье, где стоит тихий, утопающий в садах городок Ленинск, стало близким фронтовым тылом. Везде войска, аэродромы, госпитали, по дорогам потоки эвакуированный…

Разговор с посетительницей сразу принял неожиданный оборот. Вытирая глаза платком, она прошептала:

— Мой сын — шпион…

Наступила пауза.

— Где он? — спросил дежурный.

— Он не один. Их трое. Ночевали у меня в доме, а чуть свет собрались и спешно ушли. Один, Тарасом его звали, немного хромает, трудно ему идти.

— Куда же они пошли?

— Не знаю. Когда уходили, мне сын, Ваня, потихоньку сказал, что они спустились ночью с германского самолета в степи. Идут взрывать железную дорогу. Ваня велел передать нашим — вот я и пришла.

Сказав это, женщина, будто свалив с плеч тяжелую ношу, зарыдала. Дежурный выяснил, что она местная колхозница, сын ее добровольно ушел на фронт, а зимой она получила извещение о его гибели в бою…

— Скажите, ради бога, его не расстреляют?

Оперативный работник понимал чувства матери. Но что можно было сказать ей в утешение?

— Как решится судьба вашего сына, я не знаю, — сказал он женщине. — Думаю, что положение его не безнадежно.

На розыск диверсантов была немедленно брошена оперативная группа во главе с опытным оперработником капитаном Пантелеевым. Однако обнаружить диверсантов по горячим следам не удалось. Прошли сутки, вторые…

Пантелеев и его помощник лейтенант Ерохин не знали ни сна, ни отдыха. Но вражеские агенты как в воду канули.

На пятый день розыска были получены данные, что подозрительные лица обнаружены недавно во Владимировке.

К утру оперативная группа была на месте. Выяснилось, что трое неизвестных в военной форме — лейтенант и двое старшин, имеющие сходство с разыскиваемыми, появились на железнодорожной станции. Остались ночевать поблизости в небольшой хате-мазанке. Хату окружили. Пантелеев постучал в дверь. Из хаты никто не ответил. Капитан постучал еще раз.

В хате послышался какой-то шум, что-то загремело.

Бойцы оперативной группы навалились на дверь, и она с грохотом открылась. Понять, что происходит в хате, было невозможно. Три человека сцепились друг с другом. Стол повален. У печки валяется наган.

— Встать! Руки вверх! — скомандовал Пантелеев. Все трое, тяжело дыша, встали, подняли руки.

Вдруг один из неизвестных в форме лейтенанта пнул в живот бойца, стоявшего рядом, и бросился к двери. Пантелеев успел подставить ему ногу и свалить на пол.

— Обыщи, свяжи руки и увези, — сказал он Ерохину, а сам подошел к старшинам. С поднятыми руками они прижались к стене. Ни злобы, ни страха в глазах не было. У одного, коренастого, мелькнула даже улыбка. «Наверное, Иван», — подумал Пантелеев.

— Опустите руки. Садитесь, — предложил Пантелеев. Старшины быстро привели себя в порядок, надели пилотки, но сесть не посмели.

— Вы его обезоружили?

— Мы, — ответил плечистый, русый старшина. — Когда постучали, он приготовился стрелять.

— Ваша фамилия Трещов?

— Да. Моя настоящая фамилия Трещов, я из Ленинска…

Второй старшина, небольшой ростом, чернявый, с живыми темными глазами от удивления приоткрыл рот.

— Вы, Тарас, радист, — обратился к нему Пантелеев. — Показывайте, где рация и ваши вещмешки.

Тарас живо заговорил, жестикулируя руками:

— Мы сами хотели этого гада придушить!

Смертельно опасно

Первым на допрос Пантелеев и Ерохин вызвали задержанного в форме лейтенанта.

— Назовите вашу фамилию, имя, отчество.

— Федор Сорокин…

— Это нам известно по документам, которые у вас изъяты. Какова ваша действительная фамилия?

— Федор Францевич Недлер. Родился в Сарепте…

Недлер медленно, с остановками рассказал о себе, своих родителях, родственниках. Но вдруг умолк, опустил голову. Минуту он сидел неподвижно, неожиданно поднялся, уставился тусклым взглядом в угол и громко рассмеялся.

— Сядьте, Недлер, — потребовал капитан. Но Недлер продолжал хихикать.

Пантелеев вызвал конвойного:

— Уведите! — И, обратившись к Недлеру, сказал: — Напрасно прикидываетесь. Подумайте. Мы скоро вызовем вас.

Недлера увели.

Вызвали Ивана.

Иван рассказал, что отец его был богатым крестьянином, мать — из бедной батрацкой семьи. Красивая, гордая и честная, она не ужилась в кулацкой семье, взяла ребенка и ушла от мужа. С первых дней коллективизации вступила в колхоз. Жила одиноко, растила и воспитывала сына. Иван окончил техникум физкультуры, но работать пришлось мало — началась война. На фронт пошел добровольцем, участвовал в боях, был ранен, попал в плен.

Пантелеев без ошибки определил, что было дальше. Лагерь военнопленных, голод, медленная смерть. Фашистские разведчики, подбиравшие агентуру, обратили внимание на образованного, физически крепкого молодого парня. Вопрос стоял так: или идти на службу в фашистскую разведку, или — расстреляют. Он согласился стать агентом с единственной целью: выжить, вырваться к своим.

Иван назвал десятки фамилий, дал приметы разведчиков и агентов. Он запомнил места явок, на которых ему пришлось бывать, адреса и даже телефоны.

Готовил нас майор Остер, пожилой, лысый гитлеровец, со шрамом на правой щеке… Выбросили нас троих в степи недалеко от Ленинска. Тарас ушиб ногу, шел медленно. Федор ругался, но поделать ничего не мог: без радиста не обойдешься. Я предложил зайти к моей матери, хотя Остер и запретил нам заходить в Ленинск. Я думал, что Федор не ослушается приказа, но он согласился. Мать была, конечно, рада. Тарас и я надеялись, что поживем в нашем доме хотя бы сутки. Но Федор поднял нас рано. И повел не к железной дороге, как планировалось, а в лес, за Ахтубу. Федор иногда расспрашивал местных жителей, куда ведут дороги, есть ли мосты, можно ли проехать на автомашине, перебраться вброд и все записывал, делал пометки на карте.

— А где карта, которой пользовался Федор? Ее мы не нашли.

— Может быть, спрятана в доме, где нас задержали?

Пантелеев сделал пометку на листе бумаги.

— Какое задание получила ваша группа?

— Остер поручил нам собирать различные сведения и передавать по радио. А главное — взорвать железную дорогу, которую недавно построили в степи от Владимировки до Сталинграда. Гитлеровцы считают, что она питает весь Сталинградский фронт. Нам дали три противотанковые мины. Две носил я, одну — Федор. У него же находились взрыватели. Ну, а Тарас таскал свою рацию. У меня в вещмешке были и другие «хитрые» вещи…

Ерохин принес в кабинет вещевой мешок Ивана. Сначала достал пять небольших пачек овсяного концентрата.

— Неминуемая смерть каждому, кто съест хотя бы ложку супа или каши из этой «овсянки», — объяснил Иван. — Концентрат пропитан сильнодействующим ядом. Майор Остер говорил, что концентрат надо постараться отдать или для вида променять советским бойцам.

Потом достали консервные банки, черные, блестящие куски антрацита, небольшие металлические шарики.

— «Антрацит» — взрывчатое вещество. Обращаться просто: бросил в уголь на паровозе — и все. Взрывчатка сделает свое дело в топке. Консервные банки — мины. Ковырнешь — произойдет взрыв, сильнее, чем от гранаты. Шарики — это для поджогов. На каждом из них есть небольшая проволочка, она соединена с запалом, расположенным внутри. Перед тем, как бросить шарик, надо дернуть за проволочку. Огонь появится не сразу, через несколько минут.

Пантелеев спросил:

— Что за люди Федор и Тарас?

— Федор — немец, жил в Сталинграде и в Прибалтике, хитрый, изворотливый и достаточно смелый. Ко мне относится настороженно. Тарас — родом из-под Винницы. Перед войной служил радистом в танковых войсках. Попал в плен, много пережил. Мне Тарас сказал: «Нам надо держаться друг за друга. С Федором нам не по пути!»

— Тарасу можно доверять? — спросил Пантелеев.

— Вполне! — твердо ответил Иван.

Допросили Тараса. Смешивая русские и украинские слова, он подробно рассказал обо всем. Выяснилось, что Недлер собирал и передавал в фашистскую разведку не только сведения о советских войсках, но и подробные топографические данные о пойме.

— Не десант ли готовят немцы в Заволжье? — забеспокоился Пантелеев. — Надо срочно сообщить командованию фронта.

Обстоятельный допрос Тараса отложили до следующего дня. Еще раз вызвали Федора. Но отвечать на вопросы он отказался.

Допрос радиста

Пантелеев и Ерохин остались в кабинете одни. Была уже поздняя ночь. Ерохин принес кружки с кипятком, хлеб и рыбные консервы. Пантелеев достал из кармана нож, приготовился открывать банку, но вдруг рука его замерла.

— Ты не перепутал с чужими банками? — тревожно спросил он.

Ерохин рассмеялся:

— Не перепутал. В багажнике нашей машины лежали.

— Петр Иванович, срочно напишите доклад генералу Доронину. Важно предупредить каждого бойца и командира и о консервах-минах, и о концентратах с ядом.

— А что будем делать дальше? — спросил Ерохин.

Капитан помешал чай. Стал рассуждать.

— Обстановка складывается неплохо. Мы без шума задержали трех диверсантов. Двое из них на нашей стороне. Фашистская разведка считает эту группу активно действующей. Она уже на них работала, передавала информацию — это очень важно. Для нас выгодно показывать разведке, что группа по-прежнему продолжает действовать…

Лейтенант Ерохин высказал сомнения:

— Значит, Тарас будет продолжать связь с гитлеровцами? А если он передаст не то, что нам надо, а то, что ему захочется? Тогда фашистская разведка может обманывать нас?

— Вижу, ты все понял. Да, все дело теперь в радисте. Пусть-ка его приведут.

Тараса пригласили за стол, предложили чаю.

— Какие условные сигналы дали вам гитлеровцы на случай задержания? — прямо спросил капитан.

Тарас спокойно ответил, что ему дано несколько вариантов сигналов.

— Если все благополучно — радиограммы я нумерую только четными цифрами и в конце ставлю свои инициалы «ТБ» — Тарас Борщ. В случае же задержания и работы под диктовку я, как инструктировал Остер, должен нумеровать донесения подряд и четными и нечетными цифрами и подписывать полностью — Тарас. Остер предупреждал меня, что в случае ареста советскими органами я могу дать согласие работать с ними, но, конечно, обязательно должен сообщить им об этом.

На рассвете Ерохин еще раз тщательно обыскал дом и двор Александры Никитичны. В сарае, в сене, был обнаружен вещевой мешок Недлера и его полевая сумка, в которой хранилась топографическая карта Волго-Ахтубинской поймы. Утром капитан Пантелеев выехал на доклад к генералу Доронину. Генерал ознакомился с планом и утвердил его.

Игра началась

Пантелеев вызвал Ивана и Тараса в кабинет. Капитан объяснил им задачу.

Оба не скрывали своей радости. Они вновь поселились в хате-мазанке Александры Никитичны. Хозяйка была подготовлена чекистами к их приходу, но сделала вид, что ничего не знает.

По указанию Пантелеева Тарас зашифровал и передал первую после четырехдневного перерыва радиограмму: «Вчера добрались до места. Изучаем обстановку. Много патрулей. Часто проверяют документы. В 17 часов эшелон — восемь вагонов солдат и три платформы с пушками — ушел на Сталинград. Ф. Н.»

Фашистская разведка ответила: «Продолжайте сбор информации. Ускорьте подрыв бронепоездов. Остер».

Бронепоезда, вооруженные зенитными пушками и пулеметами, не дают фашистам бомбить железную дорогу. Поэтому враг во что бы то ни стало пытается убрать их. Охрану бронепоездов усилили.

Посылать радиограммы Недлера стало опасно. Надо было вывести его из дела, иначе любой вопрос фашистской разведки, обращенный к нему, мог провалить задуманную игру, которая так удачно начиналась и могла принести успех.

Выручил несчастный случай.

Ночью к одному из наших бронепоездов, стоявшему на запасных путях, подошел солдат, отставший от своего эшелона. Он искал какой-нибудь попутный транспорт, чтобы догнать свой полк. Часовой окликнул его. Солдат побежал. Было темно, часовой стрелял наугад и все же ранил беглеца.

И тогда распространили слух, будто у бронепоезда был убит диверсант. Рассчитывали, что слух дойдет и до фашистской разведки.

На следующий день Остеру Тарас передал тревожную радиограмму: «Вторая. Федор попал к охране бронепоезда. Имел при себе уголь и консервы. Жители говорят, что он убит часовым. Опасаемся. Уходим. Т. Б.»

Остер промолчал: ни вопросов, ни указаний не поступило…

На следующее утро Пантелеев повел группу в пойму Волги. План капитана был прост: наладить радиосвязь с гитлеровской разведкой и по заданиям, которые она будет давать Ивану и Тарасу, определить, с какой целью фашистское командование интересуется этими местами.

Операция «Пустые хлопоты»

К Волге вышли в сумерки. Иван первым выбежал на берег и, остановившись, подставил лицо холодному верховому ветру. Он, видимо, не замечал, что река хмурая, а берега черные — обожжены горевшей нефтью.

Пошли берегом и вскоре увидели деревянный домик бакенщика. В затишке на бревне сидел старик в рыжей шапке, брезентовом плаще. Заметив военных, старик пригласил в гости.

Хозяина звали Кузьмой Ивановичем.

— Давайте ужинать, — предложил он.

Кузьма Иванович разлил по чашкам уху, но вдруг умолк, прислушался.

— Летит, проклятый!

Он пригасил лампу, и все быстро вышли из дома. Фашистский самолет, завывая, низко летел над Волгой. Кузьма Иванович выругался:

— Опять мины бросает по судовому ходу. Надо буйками это место обозначить.

Иван прыгнул в лодку, сел за весла. Старик привычно оттолкнулся от берега. Когда лодка скрылась в темноте, Тарас быстро развернул рацию. Пантелеев дал ему текст радиограммы: «Четвертая. Находимся на левом берегу Волги ниже Каменного Яра. „Продукты“ израсходованы. Во Владимировке были взрывы. Т. Б.»

Ответ получили тут же: «Благодарим. Идите к Сталинграду правой стороной Волги. Необходимы данные о переправах и движении войск в ночное время. Обратите внимание на овраги и леса. Наше наступление продолжается. Линию фронта переходите в удобном для вас месте. До скорой встречи. Остер».

— Вот так номер! — удивился Ерохин. — Немцы отзывают из нашего тыла свою действующую разведывательную группу! И в какое время? Загадка!

Пантелеев молчал. Было ясно, что полным доверием фашистской разведки Иван и Тарас не пользуются. Нужно добиться прежнего доверия каким-нибудь «делом»…

Утром Иван отозвал Пантелеева в сторону.

— Смотрите, товарищ капитан, на той стороне, в затоне, деревянная баржа. Старик говорит, что она была разбита во время бомбежки, но еще на плаву. Ниже затона, у самого леса, стоят большие сараи. Там много ящиков…

— Мысль хорошая. Надо посоветоваться с военным командованием. Делать будем убедительно…

…Спустя некоторое время все увидели военный катер. Катер круто повернул к берегу и ткнулся носом в песок. Моряк в бушлате поднялся к домику.

— Товарищ капитан, — обратился он к Пантелееву. — Вас просит подняться на борт наш командир.

Катер спустил баржу к сараям. И, как должно быть при погрузке, положили сходни. На палубу натаскали ящиков, замаскировав их для вида сеном и досками. На берегу ящики сложили штабелями.

Пантелеев отошел в сторону, посмотрел. Он остался доволен: видимость замаскированной баржи и склада — полная. Прочесали лес. Людей поблизости не было. Вечером Тарас передал немцам точные координаты «баржи с боеприпасами».

Остер поблагодарил и приказал немедленно оставить это место, продвигаться к Сталинграду. Группа, конечно, осталась на берегу — надо было продолжать начатое дело. На поляне развели два костра. На открытой площадке врыли кол и на него посадили валявшееся деревянное колесо — таким приспособлением в то время пользовались для стрельбы из пулемета и по воздушным целям.

На ночь разместились в сарае на сене.

Проснулись на восходе солнца от крика Ивана, несшего службу:

— Самолет-разведчик летит!

По команде Пантелеева кинулись на баржу, затем опять в сарай — началась «паника». Самолет развернулся и стороной ушел на северо-запад.

Долго ждать не пришлось. Звено «юнкерсов» появилось на большой высоте. Самолеты медленно плыли в голубом небе в сторону Ахтубы. Вдруг они резко снизились и стали пикировать на баржу. Загремели взрывы. «Юнкерсы» с ожесточением крошили и баржу, и штабеля ящиков, и сараи.

Посылка с загадкой

Шли в сторону Сталинграда. Чувствовалась близость фронта. Фашистские самолеты бомбили села и хутора, гонялись за каждой автомашиной, за каждой повозкой и даже за отдельными бойцами. Пришлось соблюдать осторожность.

Вечером группа подошла к большому приволжскому селу Солодники, Здесь жила тетка Ивана — одинокая, приветливая старушка Ефросинья Тимофеевна.

Пантелеев решил остановиться в Солодниках, чтобы отдохнуть, наметить план действий. Племянника и его товарища — Тараса тетка встретила радостными слезами. Пантелеев и Ерохин остановились в соседнем доме.

Иван увидел во дворе летний домик, который называл кухней, и попросил у тетки разрешения жить в нем. Ребята навели в кухне порядок, принесли туда постель и свои вещи.

«Почему немцы отзывают Ивана и Тараса?» — беспокоился Пантелеев. Он предполагал, что фашистская разведка проверяет своих агентов, ждет, какова будет их реакция на этот приказ. Надо было тщательно продумать свои действия…

Ночью в кухне собралась вся группа. Пантелеев подготовил радиограмму. Тарас зашифровал и передал: «…Находимся в Солодниках у тетки Ивана. Место для нас удобное. В затоне военный катер и две баржи. Войск не обнаружено…»

И вдруг неожиданный ответ!

Остер приказал оставаться в этом селе и вести наблюдение за передвижением войск по дороге и судов по Волге.

— Так, — сказал Пантелеев, — фашистская разведка снова стала верить нам, а это уже неплохо.

Шли дни. Связь с немецкой разведкой поддерживалась регулярно. Чувствовалось, что гитлеровское командование интересуется передвижением войск в тылах Сталинградского фронта. Остер требовал вести наблюдение за дорогами в ночное время, осмотреть балки, леса, соседние села. О результатах докладывать по возможности быстрее. Пантелеев с разрешения советского командования передавал противнику кое-какую информацию, создавая видимость активной работы Ивана и Тараса. На основе радиограмм из Солодников можно было сделать вывод, что силы Красной Армии в этом районе незначительны, большой активности со стороны советских войск не предвидится.

А наши войска по ночам все шли и шли…

Наступили холода. Пантелеев предложил:

— А не пора ли нам потребовать у фашистской разведки теплую одежду, денег, продуктов и батарей для рации?

И вот во время очередного сеанса связи Тарас передал «сведения», а потом добавил: «Работать не можем. Батареи садятся. Одежды нет».

От Остера пришел ответ: посылка будет сброшена с самолета ночью в степи за кладбищем. К назначенному времени все четверо, промесив сапогами грязь, добрались туда. Ждали долго. Наконец, послышался шум мотора. Быстро зажгли паклю. Вспыхнули костры. Самолет снизился. От него отделились два тюка.

Село еще спало, а группа уже была дома. Быстро распороли обшивку тюков. В них оказались продукты, деньги, батареи для рации и зимняя одежда. И тут обнаружили, что немцы прислали четыре комплекта одежды.

— Может, они знают, что нас четверо, — пошутил Тарас.

Но контрразведчикам было не до шуток.

Скоро разгадка, казалось, пришла. Остер передал, что на следующей неделе к Ивану прибудет «наш человек», которому и предназначены два лишних комплекта обмундирования. Одновременно Остер потребовал сообщить данные о тетке Ивана и описать место расположения ее дома.

Канитель, затеянная германской разведкой с зимним обмундированием, настораживала Пантелеева. В самом деле, своим распоряжением передать вещи другой группе агентов, действующих в советском тылу, Остер расшифровал их. И еще: почему опытный разведчик назначает встречу в доме тетки Ивана, а не в каком-то другом месте? Ведь он ставит под удар радиста Тараса!

Со своими думами, Пантелеев поехал к генералу.

— Немцы, видно, замышляют что-то серьезное. Передайте нашему коменданту, чтобы выделил в ваше распоряжение отделение бойцов с толковым сержантом. Надо быть готовым к неожиданностям. Только не спугните врага…

Зазвонил телефон. Генерал поднял трубку. Сначала слушал спокойно. Но вдруг нахмурился.

— Как вы допустили это? — резко спросил он кого-то. Чтобы не мешать разговору, Пантелеев хотел выйти из блиндажа. Но Доронин остановил его.

— Бежал Недлер…

Генерал положил трубку, несколько минут молчал, потом объяснил:

— В Астрахани пять дней назад был задержан немецкий агент Коняев, о котором сообщил Иван. По фотокарточке Коняев опознал Недлера как сотрудника германской разведки. Мы решили этапировать Недлера в Астрахань, чтобы провести очные ставки. По дороге Недлер бежал, выпрыгнув из машины на ходу.

— Что же делать теперь? — вырвалось у Пантелеева. — Если Недлер уйдет к фашистам, все наше дело будет провалено.

— Все не может провалиться, — поправил Доронин. — Во-первых, мы постараемся разыскать Недлера. Во-вторых, если он все же уйдет к врагу, попытаемся скомпрометировать его перед фашистской разведкой. Сейчас Недлер, надо полагать, где-то отсиживается. Он не так глуп, чтобы бежать к фронту, где его усиленно разыскивают. Так что время есть. События развиваются динамично. Действуйте, как наметили, не отступайте от плана.

По указанию Пантелеева, Тарас вскоре передал немцам такую радиограмму: «…не знали, что одежда не только для нас. Валенки променяли на мясо…»

Остер на это никак не реагировал. А вскоре он запросил: может ли Иван принять на время «друга»?

— Что отвечать? — спросил Тарас.

— Полагаю, — ответил капитан, — что поспешное приглашение может показаться Остеру подозрительным. Настоящие агенты врага не радовались бы прибытию другого. С ним возрастет опасность провала.

Остеру ответили, что живут тихо, незаметно, изба тетки небольшая, продуктов мало, лишний человек нежелателен.

«Гостя» взять живым

Зима в тот год была ранней. В ноябре ударили морозы. По Волге пошла шуга.

От Остера поступило указание: «Проверить, нет ли переправ через Волгу ниже Солодников».

Ему ответили: «Берега ниже Солодников осмотрели. Обнаружили два парома. Переправляются на левый берег эвакуированное население, скот, повозки, тракторы. Днем люди прячутся по балкам, в землянках. В 13 часов в балке находились две военные автомашины с ранеными и примерно рота пехоты».

Остер поблагодарил за обстоятельное донесение и сообщил: «Наш представитель Карл прибудет через двое суток ночью. Выполняйте его указания».

О полученной радиограмме Пантелеев доложил генералу Доронину. Доронин сообщил, что в калмыцких степях обнаружен труп неизвестного, имеющего сходство с Недлером.

…В ту ночь Иван и Тарас решили спать в доме. Часто просыпались, прислушивались к каждому шороху. Под утро послышался осторожный стук в окно. Иван толкнул Тараса, быстро встал. Стук повторился.

Утро было морозное. Падал колючий снежок. Иван осторожно посмотрел через плетень: у калитки кто-то стоит.

— Вам кого? — спросил Иван.

— Я ищу лейтенанта Красина. Не ночует ли он в этом доме? — тихо ответил стоявший у плетня.

— Красин моряк или пехотинец? — уточнил Иван, открыв калитку, и добавил: — Красиных у нас нет.

Гость шмыгнул во двор, осмотрелся.

— Здравствуйте! — он протянул Ивану руку. — Не узнаешь?

Присмотревшись, Иван вспомнил, что видел «гостя» в разведшколе.

— Семенихин!

— Точно, — подтвердил тот. — Как вы тут?

— В такой глуши, увидишь сам, жить можно. Пойдем. Но Семенихин развел руками:

— Я не один. Нас шесть человек. Меня послали на разведку. Мы плутаем по степи четвертые сутки. Еле-еле стоим на ногах.

— Вот так сюрприз! А где же я вас размещу? Нас двое, да вы еще…

— Мы не надолго. Обогреться и осмотреться. Да и беда у нас: радист сломал ногу. Идти не может, несут его на плащ-палатке.

— Ладно, веди. Разместим как-нибудь в доме и в кухне, — согласился Иван.

Семенихин ушел, осторожно прикрыв за собой калитку. Тарас, наблюдавший из окна, вышел во двор. Иван шепнул ему:

— Шесть «гостей». Один сломал ногу, его несут. Доложи капитану. Разделим на две части. Одних — в кухню, с ними будешь ты. Других — со мной в дом.

Рассветало. «Гости» пришли часа через полтора. Их было пятеро. Все одеты в добротное зимнее обмундирование. Вооружены автоматами.

«Где же шестой?» — подумал Иван и глянул на Семенихина. Тот понял немой вопрос:

— Пристрелили, чтоб не мешал…

— Прошу троих в нашу избушку, а двоих — в дом, — предложил Иван.

Один из пришедших, небольшой ростом, поправив автомат, сказал:

— Меня зовут Карлом Владимировичем. Вам обо мне сообщал Остер. Мы все будем жить в избушке. И вы с нами. Уходить со двора нельзя. Пошли!

Карл сунул руку в карман полушубка и первым направился к кухне. За ним вся группа. В теплом чистом помещении напряжение спало. «Гости» разделись и уселись около плиты, на которой Тарас варил щи. Автоматы сначала держали между ног, а потом повесили на гвозди в стене.

Иван заметил, что у каждого «гостя» в карманах пистолеты и гранаты. «Осторожные, сволочи. Заподозрят — пойдут на все. Как же задержать их живыми?»

Горячий завтрак и тепло разморили диверсантов. Они разлеглись на полу, постелив полушубки, и захрапели. Карл кивнул Ивану:

— Выйдем, покажешь двор.

Иван понял: надо переговорить с глазу на глаз, и повел немца в сарай.

— Шеф вашей работой доволен. Он передает вам благодарность германского командования, — сказал Карл. — Вы представлены к награде. Но война еще не окончена… Нам надо отдохнуть, выспаться. Покарауль нас.

Иван начал рубить дрова, потом подошел к плетню, за которым стоял Пантелеев.

— Спят как убитые, самый раз брать…

— Не торопись. Нам важно, чтобы они передали своему шефу по радио, что здесь все благополучно. Если соберутся уходить, тогда будем брать. Дашь сигнал…

Конец группы Карла

После ужина Карл ушел в сарай, развернул свою рацию.

Возвратившись в кухню, он торжественно произнес:

— Господа! — Все встали. — Нас поздравляет с успехом майор Остер. Наступление германских войск продолжается. Сталинград взят.

Он обратился к Ивану и Тарасу приказным тоном: — Вы проведете нас за Волгу в село Грачи. Через час выступаем.

Иван вышел, но вскоре вернулся.

— Можно вас на минутку? — обратился он к Карлу.

Немец внимательно посмотрел на Ивана и вышел во двор.

— Что такое?

— Я ухожу от тетки. Скажите ей, пожалуйста, как мой начальник, что я хорошо служу. Это для меня важно, для маскировки…

— Правильно! — буркнул Карл. — Пойдем, поговорю.

Иван провел его в сени дома. Дверь в дом открылась, и он увидел военных в форме Советской Армии. Карл остолбенел, хотел было крикнуть. Но Иван, стоявший сзади, зажал ему рот и заломил назад правую руку. Ерохин быстро обыскал Карла, обезоружил. Тот обмяк, опустился на пол.

— Все нормально, — сказал Пантелеев Ивану, — вызывай следующего.

Без осложнений задержали и других диверсантов.

Допрашивали задержанных в помещении сельского Совета. Начали с Карла.

— С каким заданием заброшены в тыл Сталинградского фронта? — спросил Пантелеев. Карл встал, поклонился и начал рассказывать.

— Германская разведка получила данные о передвижении русских войск в этом районе. Но ей не ясны цели. Мы имеем задание обосноваться в землянках в пойме и вести наблюдение у переправы через Волгу у Каменного Яра.

— Что вы должны делать в Грачах?

— Руководству нашей разведки известно, что где-то там находится запасной командный пункт вашего фронта. — Карл посмотрел на Пантелеева, как бы спрашивая, так ли это. — Мы должны были захватить штабных офицеров и на месте допрашивать… При их захвате нам могли попасть в руки и важные документы. Моя группа — всего лишь разведка. Если все будет благополучно, вслед за нами прибудет целый отряд. Его задача — громить штабы, ликвидировать командиров, нарушать связь…

— Позвони генералу, попроси его приехать сюда, дело очень важное, — сказал Пантелеев Ерохину.

Лейтенант возвратился через полчаса, весь сиял. Шапка в руках, полушубок расстегнут.

— Генерал приказал отправить арестованных машиной в Астрахань, а нам срочно прибыть к нему. Наши войска начали наступление под Сталинградом!

«Двойник. Расстрелять!»

Оперативная группа во главе с капитаном Пантелеевым вошла в освобожденное от врага село Плодовитое, расположенное южнее Сталинграда. Было известно, что здесь находился крупный диверсионный пункт фашистской военной разведки. Необходимо было захватить вражескую агентуру и документы.

В одном из домов на окраине Ерохин увидел туго набитый мешок с документами. Он стал просматривать их. Это были донесения вражеских агентов, протоколы допросов, копии разведывательных докладов командованию, отчеты в абверкоманду. Важные документы!

Ерохин внимательно изучал бумаги. И вдруг он чуть не вскрикнул. Перед ним был протокол допроса самого Недлера!

Диверсант объяснил, что в тылу Красной Армии он был арестован советской контрразведкой. Но ему удалось бежать из-под стражи. Пробираясь к фронту, в калмыцких степях увидел убитого красноармейца, взял из карманов его документы.

К немцам Недлер перешел 17 ноября 1942 года. Он уверял своих хозяев, что Иван и Тарас арестованы. Гитлеровские разведчики поняли, что советские органы «играют» с ними. Группа Карла, на которую возлагались большие надежды, попала в руки чекистов. Свидетель провала был только один — Недлер…

На протоколе допроса кто-то, видимо, начальник, размашисто написал: «Двойник. Расстрелять!»

Ерохин показал протокол Пантелееву. Капитан прочитал и улыбнулся:

— Все справедливо. Будем надеяться, что фашисты в данном случае были, как всегда, исполнительны.


«Капитан» явился с повинной

Б. К. ПОЛЬ,

полковник запаса

Второго августа 1942 года мне было приказано встать во главе отдела УНКВД, который вел чекистскую работу на территории, занятой противником. Предстояло заранее подобрать, законспирировать и обучить разведчиков и разведывательные группы, оставляемые в тылу врага. Их целью был сбор сведений военного, политического и экономического характера, своевременное выявление пособников гитлеровцев и предателей из числа оставшегося на оккупированной территории населения, а в случае необходимости — и совершение в тылу немецкой армии диверсионных и других боевых действий.

Ко времени моего назначения линия фронта проходила уже по Дону, и 12 районов области были полностью или частично заняты немецкой армией. Во всех этих районах отдел успел создать разведывательную сеть, но не удалось закончить обучение оставленных людей. Действовать приходилось быстро, времени на раскачку не оставалось. В то же время чекисты должны были быть до предела осмотрительными, учитывать обстановку и личные качества каждого человека.

Заняты мы были до предела. Кроме повседневной оперативной работы, патрулировали улицы города в целях обезвреживания вражеских лазутчиков и для пресечения-деятельности преступных элементов, которые пользовались тем, что большинство жителей эвакуировалось, оставив в квартирах имущество. Очень часто отдельным группам работников управления приходилось направляться в разведку.

После передислокации КП начальника управления на левый берег Волги в самом Сталинграде осталась группа сотрудников НКВД и милиции, возглавляемая Г. Г. Петрухиным. Она находилась в городе в течение всего периода боевых действий. В ее составе были и сотрудники отдела, которым я руководил, — С. Ашихманов, А. Ф. Трушин, А. Д. Кочергин и некоторые другие.

Группа осуществляла переброску разведчиков через линию фронта, помогала командирам воинских частей в ориентировке на местности. Чекисты выполняли также обязанности проводников, снабжали штабы соединений и частей 62-й армии разведданными военного характера.

Говоря о правобережной чекистской группе, я не могу не рассказать подробнее о входившем в ее состав лейтенанте госбезопасности Валентине Петровиче Федосееве. До начала Сталинградской битвы он работал в водном отделе УНКВД. Как только управление перешло в штольни, ему было поручено руководить средствами переправы через Волгу. Эти обязанности он выполнял вплоть до конца навигации.

Чтобы представить себе всю сложность переправы с одного берега Волги на другой в условиях боевых действий, не нужно много фантазии. Река простреливалась немцами из всех видов оружия, над ней непрерывно висели вражеские самолеты. Но и в этих условиях Федосеев делал все для того, чтобы переправа действовала бесперебойно. Для него не существовало преград, он не знал чувства страха.

Как-то, идя по Красной Слободе к месту стоянки катера, мы с Валентином попали под артиллерийский обстрел. Немцы стреляли шрапнелью, которую они начиняли не пулями, а железными обрубками. Дальнобойность их от этого снижалась, зато раны они наносили ужасные. Первый же дом надежно укрыл нас от опасности, так как пробить стену железные обрубки не могли. Мы пережидали обстрел, досадуя на задержку. Вдруг Валентину показалось, что один из разрывов поразил катер. Не обращая внимания на визг шрапнели, он бросился вперед. И, только увидев, что катер невредим, остановился. После ледостава В. Федосеев остался в Сталинграде и принимал участие в разведывательной работе. Моральная чистота, кристальная честность этого чекиста всегда были примером для тех, кто знал его.

Важным вкладом работников госбезопасности в защиту Сталинграда была их борьба с гитлеровской разведкой.

Немецких агентов, действовавших на территории области до начала войны, удалось обезвредить заранее.

С первых же дней войны фашистская разведка стала забрасывать в Сталинград новую агентуру. Чем ближе подходил фронт к городу, тем более частыми становились эти попытки.

В первый период войны немецкая агентура, забрасываемая на территорию области, состояла в основном из детей белоэмигрантов. Их преимуществом было знание русского языка, безакцентное произношение, но они плохо представляли себе советскую жизнь, советские обычаи, новые слова, родившиеся после Октября. Вот это-то и приводило обычно к их разоблачению.

Был, например, такой случай в одном из районов области.

Благополучно приземлившись, немецкий парашютист сумел без всяких задержек пробраться далеко в наш тыл. Чувствовал он себя в безопасности, так как все встречи с советскими людьми кончались для него вполне благополучно. Но вот ему понадобилось купить папирос. Проходя по улице небольшого хутора, он спросил у пробегавшего мальчика:

— Слушай-ка, где тут можно купить папирос?

— Где? Да в сельпо! — ответил тот.

— Как ты сказал? В …сельпо? — переспросил парашютист.

— Ну да, в сельпо, — повторил мальчик и показал, где именно.

Парашютист пошел в магазин сельпо, а мальчик — бегом к отцу.

— Вон тот тип не знает, что такое сельпо. Проверь, кто это.

Так и не успел немецкий агент покурить советских папирос…

Вскоре немцы убедились, что белоэмигрантские сынки — очень уязвимая для советских контрразведчиков публика. Уже с начала 1942 года их агентуру стали составлять в основном завербованные советские военнопленные. Гитлеровцы создали большое количество разведшкол, в которых обучали завербованных перед их заброской в наш тыл.

Однако и здесь немцев ждал просчет. Детей белоэмигрантов чекисты быстро разоблачали, но они, по крайней мере, служили своим хозяевам верой и правдой. Многие же из советских военнопленных соглашались выполнять задания гитлеровцев только потому, что считали это самым быстрым и безопасным для себя способом снова вернуться на родную землю. Приземлившись на советской территории, они шли с повинной в органы государственной безопасности.

Были, конечно, и такие, кто по разным причинам старался добросовестно работать на немцев.

При явке парашютистов с повинной были и курьезные случаи. На допросе в управлении НКВД один из них, смеясь, рассказывал:

— Вот ведь как получается: и с повинной-то явиться, оказывается, не так уж просто. Пришел я в районное отделение НКВД, а там только вахтер. Я говорю ему: вызови начальника, есть срочное дело. А он отвечает, что начальник несколько ночей не спал и ушел отдохнуть домой. И посоветовал мне зайти часа через четыре. Вот, думаю, положение. Куда деваться? Напарник мой может за это время скрыться. Отправился я искать квартиру начальника. Сам разбудил его. Он, конечно, сразу «принял» меня. И напарника моего успели захватить.

А вот другой случай.

Летом 1943 года, когда я был уже начальником отдела УНКГБ, мне позвонил вахтер, стоявший у входа в управление, и сказал, что ко мне хочет пройти какой-то капитан Красной Армии по срочному делу. Я послал одного из сотрудников, чтобы он провел капитана ко мне. Явившись, гость взял под козырек и отрапортовал:

— Будучи вчера переброшенным немцами на территорию Сталинградской области, явился в Ваше распоряжение!

Этот рапорт был таким неожиданным, что сопровождавший «капитана» сотрудник управления тотчас схватился за пистолет. Да и я не мог сразу понять, шутит гость или говорит всерьез. Подобным образом ни один немецкий разведчик с повинной к нам еще никогда не являлся.

— Сдайте оружие! — приказал я.

Подойдя к «капитану», я прощупал ворот его гимнастерки, куда обычно зашивали ампулу сядом. Ампула была на месте, и мои сомнения развеялись.

— Ну, что же, присаживайтесь, «капитан»! — предложил я.

— Лейтенант, — поправил он. — Это уж немцы меня в капитаны произвели.

— Один прибыл? — спросил я.

— Так точно! Но не исключено, что вслед за мной прибудут другие.

Дальше шла уже обычная работа по выяснению всего, что нас интересовало, и по захвату ожидавшихся спутников «капитана».

Свидетелем еще одного любопытного случая я стал в Хоперском районе Сталинградской области, куда прибыл в командировку в конце 1943 года.

Во второй половине дня в районное отделение НКГБ явился человек в форме офицера Красной Армии и заявил, что он — разведчик Наркомата госбезопасности СССР. Разведчик просил немедленно известить Наркомат о его прибытии. Вскоре мы получили из Москвы подтверждение.

Пока шло выяснение, я спросил разведчика, один он прибыл или с группой.

— С группой, — ответил он. — Приземлились мы в Воронежской области и сразу все разошлись, условившись встретиться завтра в Урюпинске. За переброшенную со мной публику ручаться не могу. Группу, которую сначала предполагалось отправить со мной, в последний момент неожиданно заменили.

Такая замена перед выброской была обычным приемом немцев, старавшихся оградить себя от провалов с помощью взаимной слежки агентов и ликвидации доверительных отношений, установившихся между ними.

— Со мной было еще три человека, — продолжал разведчик.

Он описал подробные приметы каждого из них. По карте мы определили вероятные пути от места приземления до Урюпинска. Сразу же всюду были разосланы сотрудники райотделений НКГБ и милиции вместе с коммунистами и комсомольцами, которых райком партии выделил нам в помощь.

Вскоре из близлежащего совхоза нам сообщили по телефону, что какой-то военный спрашивает, как ему добраться до райотделения НКГБ.

— Везите его сюда, — сказал я, — а мы сейчас выедем навстречу.

Посадив в машину нашего разведчика, чтобы сразу же определить, не из новой ли немецкой парашютной группы окажется человек, явившийся к директору совхоза, мы двинулись в путь. Совхозной машины по дороге не встретили: пока там раскачивались, мы были уже на месте. Войдя в кабинет директора, я сразу же убедился, что к нам пожаловал с повинной один из тех, кого мы поджидали.

Во время нашей беседы агент вдруг вскочил и бросился к окну.

— Вон он! Задержите его! Это главный! — закричал он.

Оказалось, что агент увидел неосторожно высунувшегося из машины разведчика…

Второй из парашютистов этой группы сдался властям в соседнем районе Воронежской области, третий тоже вскоре был обнаружен.

Большое внимание уделяли мы в годы войны дезинформации противника.

Многие из разоблаченных или явившихся с повинной немецких разведчиков-радистов работали по нашим заданиям, передавая гитлеровцам дезориентирующие их сведения, специально составленные Генштабом Красной Армии или армейскими штабами.

Таких «радиоигр» сталинградские чекисты провели немало. Забегая вперед, скажу, что эффективность их была высокой. Плененные в Сталинграде сотрудники немецкого разведоргана «Абвергруппа-104» хвалились, что их агенты хорошо работали, передавали по радио ценные сведения. Но при этом они называли исключительно тех разведчиков, которые находились под нашим контролем.

Время от времени радисты передавали немцам по нашему заданию просьбы о присылке подмоги, денег, питания или запасных частей для раций. А то и просто указывали места, где можно «безопасно» приземляться парашютистам. Тогда для сталинградских чекистов наступали боевые дни. «Подмогу» надо было быстро и бесшумно захватить и, в зависимости от того, что она из себя представляла, включать в «игру» или обезвреживать.

Поистине героической была деятельность наших разведчиков, остававшихся в тылу врага и переходивших линию фронта. Они добывали ценнейшие сведения. Невозможно перечислить все немецкие штабы, все места скопления гитлеровских войск и техники, которые они обнаружили, всех фашистских агентов, пособников и предателей, которых они выявили.

Беззаветная работа разведчиков давала нам возможность быть в курсе политических и экономических мероприятий оккупантов, передавать командованию советских войск массу ценных сведений чисто военного характера.

Многие из наших разведчиков получили от командующих фронтами, армиями и соединениями боевые награды.

Наиболее активными и бесстрашными разведчиками были Дора Дмитриевна Павлова и Анна Ивановна Детистова. Они шесть или семь раз совместно ходили за линию фронта, собрали массу сведений. Насколько помню, это они обнаружили немецкие унтер-офицерские курсы, размещавшиеся в одной из сталинградских школ. Не раз участвовали Павлова и Детистова в приманке «языков».

При возвращении из-за линии фронта серьезно была ранена Нина Николаевна Лянгузова. Но вела она себя геройски и принесла нам очень ценные сведения.

Несколько раз переходили линию фронта комсомолки Леонида Заверюха и Аня Ремнева. Обе они были маленького роста и не вызывали у немцев никаких подозрений. Именно они ездили в Карповку и обнаружили около нее замаскированный немецкий аэродром.

Отлично работали Нина Ивановна Кулиничева, Мария Ивановна Моторина, Мария Кириченко и многие, многие другие беззаветно преданные своей Родине патриоты.

Однажды кто-то из разведчиц, попавших на временную работу в немецкую комендатуру Сталинграда, сообщил нам о том, что в комендатуре работают двое советских военнопленных — Алексей и Павел. Они кололи дрова, топили печи и выполняли другую «черную» работу. Разведчицы отзывались о них в целом положительно и просили нашего согласия привлечь военнопленных к разведывательной работе. Не желая подвергать своих людей риску, мы колебались.

После настоятельных просьб мы согласились лишь на то, чтобы разведчицы намекнули Алексею и Павлу, что знают участок фронта, где можно легко перейти в расположение наших войск. Те сразу же попросили показать им этот участок. После дополнительной проверки подлинных намерений Алексея и Павла оба они оказались у нас в блиндаже. Им пришлось немало попотеть, отвечая на наши вопросы, но зато постепенно мы прониклись доверием и к тому, и к другому.

Особенно понравился нам Алексей. Он был моряком, в плен попал при обороне элеватора, будучи без сознания после контузии. Это был спокойный, молчаливый, крепкий духом человек.

Павел был украинцем. Его шустрость и многословие несколько настораживали, но Алексей характеризовал его как человека, ненавидящего немцев.

Они рассказали, что кое-что уже делают во вред немцам. В частности, по их словам, они поддерживали связь с группой наших военнопленных, работающих в немецкой оружейной мастерской и саботирующих ремонт оружия.

— Оружия там, надо полагать, достаточно, — сказали мы, — повернули бы его против немцев…

— А время-то подошло? — спросили они с надеждой.

Решение созрело. Мы предложили Алексею и Павлу снова идти к немцам, сколотить из оружейников боевую группу и действовать по нашим указаниям.

— Да мы ведь и сами собирались это сделать, — проговорил Алексей.

— Тем лучше, если наши намерения совпали.

Подробно проинструктировав военнопленных, мы договорились, что один из них будет регулярно переходить линию фронта с сообщениями о ходе дел и за получением новых заданий. Выбор пал на Алексея.

— Ну, раз ты стал боевиком, — сказал я ему, — вот, возьми. И протянул пистолет «ТТ».

— Не надо, — ответил Алексей, — там к нему патронов не найдешь.

— И патронов дадим.

Тогда Алексей молча вытащил из кармана парабеллум и показал его мне.

— Ну, что ж, бейте немцев их же оружием. А у тебя тоже есть? — обратился я к Павлу.

— Есть, но не с собой, — ответил он.

Через некоторое время Алексей снова перешел линию фронта и сообщил, что дела идут на лад, группу сколотили. Все вооружились и ждут сигнала. Было это уже в последних числах января 1943 года, когда войска 64-й и 57-й армий подошли близко к реке Царице с юга.

— Сигнала не ждите. Не будем терять время на получение команды. Как только увидите, что надо помочь наступающим частям Красной Армии, так и начинайте действовать по своему усмотрению. Вы люди военные, не вас учить.

Алексей ушел.

А 28 января наши войска вышли к Царице именно в районе расположения тюрьмы, где была оружейная мастерская. Наши боевики ударили в тыл гитлеровцам и создали брешь, в которую прорвались наши части. После Сталинградской битвы все они влились в ряды регулярной армии.

Казалось, что с разгромом немцев под Сталинградом закончилось и участие сталинградских чекистов в защите родного города. Однако сразу же возникла новая проблема. Стали поступать сведения о частых подрывах мирных жителей на оставленных немцами минах.

Свои минные поля наши войска сняли в короткий срок. С немецкими дело обстояло сложнее. На применявшиеся гитлеровцами деревянные мины миноискатели не реагировали. Щуп, тонкий металлический прут, тоже ничего не давал, так как с его помощью необходимо было обследовать огромную площадь. Формуляры на свои минные поля немцы умышленно уничтожили. Было принято решение — выявить места расположения этих полей путем массового опроса военнопленных. Чекисты приступили к делу.

Работа велась обычно так. Сотрудники управления выстраивали военнопленных и приказывали выйти из строя вперед всем саперам (немцы называли их «пионерами»). Каждому саперу давали лист бумаги и предлагали нарисовать схемы всех минных полей, которые он устанавливал лично, с указанием точного расположения поля, времени установки, типа мин и порядка их расстановки. Собранные таким образом материалы анализировались, сопоставлялись и на их основе составлялись ориентировочные справки о каждом выявленном поле. В некоторых случаях военнопленных саперов вызывали на место, где окончательно уточняли сообщенные ими сведения.

Всего таким образом была опрошена не одна тысяча военнопленных, что позволило выявить многочисленные минные поля.

Надо сказать, что многие пленные давали необходимые нам сведения даже с охотой. Особенно это относилось к румынам, которые во главе со своими офицерами составляли исчерпывающие схемы и даже предлагали свои услуги в разминировании.

Все полученные сведения мы немедленно передавали нашим инженерным войскам, на которые была возложена работа по разминированию.

Хочу отметить, что работа по опросу военнопленных была исключительно напряженной. Ее срочность (ведь каждый час промедления грозил мирным жителям смертью) заставляла чекистов пропадать в лагерях днем и ночью. Особенно активно и самоотверженно работал Д. А. Костинский, который добыл очень много ценных сведений о минных полях.

Работа чекистов по разминированию Сталинграда получила высокую оценку командования Красной Армии. Ее по праву можно назвать подвигом.


Из старого блокнота

А. Я. МИТИН,

подполковник в отставке

Было это в середине сентября 1942 года. Враг наступал. Наши воинские части устанавливали огневые точки и занимали оборону уже в непосредственной близости от завода. Над их боевыми порядками непрерывно висела авиация противника. На случай вынужденного отхода наших войск оперативная группа чекистов областного управления НКВД с помощью рабочих подготовила к взрыву наиболее важное оборудование завода, чтобы оно не досталось врагу.

Подполковник Иван Ефимович Купцов, руководитель оперативной группы, собрал нас у конторы заводоуправления:

— Необходимо побывать в штабе 57-й армии, выяснить обстановку.

…Я отправился в штаб на огромном черном лимузине, который в мирное время использовался руководителями завода для торжественных выездов.

От заводской подстанции в сторону Сталгрэса шла прямая дорога, мощенная камнем, по которой наш лимузин катился хоть и не очень плавно, зато быстро. Вокруг стоял невообразимый грохот, но мы уже не обращали на него внимания, привыкнув к условиям фронтового города.

Вдруг я заметил, что впереди нас, по ходу машины, камни мостовой энергично подпрыгивают вверх. Казалось, что они танцуют. Заинтересованный, я спросил шофера:

— Отчего это камни затанцевали?

Шофер посмотрел на меня спокойно и снисходительно.

— Посмотрите вверх. Наш лимузин пытаются расстрелять мессершмитты. Во-о-он! Делают новый заход, видимо, приняли нас за очень важных персон.

Самолеты приблизились, и Снова камни мостовой впереди нашей машины пустились в пляс под пулеметными очередями.

Только теперь я понял, какую допустил оплошность, решив воспользоваться для поездки этим огромным черным лимузином.

Я приказал шоферу загнать машину в один из переулков поселка имени Сакко и Ванцетти и укрыть ее под деревьями, чтобы не навести немецкую авиацию на штаб армии. Выполнять задание я отправился пешком.

…Распоряжения взорвать завод, к счастью, так и не последовало. Стойкость и мужество советских воинов опрокинули все расчеты врага на молниеносный захват города.

* * *
Наши войска наступали, и настроение у всех у нас было радостное, приподнятое.

В один из таких дней мы получили срочное донесение от нашего разведчика. Он сообщил, что со стороны села Ивановка к Красноармейску движется небольшая колонна вражеских солдат. Рассмотреть ее как следует из-за плохой видимости (погода выдалась пасмурной) разведчик не смог.

— Сходи и проверь, что это за войско, — предложил мне начальник опергруппы И. Е. Купцов.

Когда я подошел поближе к колонне, то без труда рассмотрел: это были румынские солдаты и офицеры в своих высоких меховых шапках. Мне показалось, что они кого-то ведут впереди себя. Этот «кто-то» с трудом переставляет ноги, утопая в снежной целине. «Что за чертовщина?» — недоумевал я.

Я не знал, есть у румын оружие или нет. Если есть, то укрыться мне в чистом поле все равно негде, угостить меня пулей они могут в любую минуту. Поэтому я с одним пистолетом в руках пошел навстречу колонне.

Через несколько минут я уже знал, в чем дело.

…Раненный в плечо и наскоро перевязанный красноармеец сгоряча вызвался сопровождать с переднего края в тыл группу плененных и разоруженных румын. Дорогой он ослабел, видимо, все-таки потерял немало крови, и уже не мог самостоятельно идти. Голова его поникла, на груди болтался автомат с полным диском. Пленные румыны вели красноармейца под руки во главе колонны. Вели бережно, время от времени останавливаясь, чтобы дать раненому передышку.

Он был для них как бы живым пропуском в плен. А плен означал жизнь…

* * *
Из толпы пленных немцев, обросших, закутанных во всевозможное тряпье, вышел молодой солдат и молча протянул ко мне окровавленные руки. Пальцев не было видно. Руки представляли из себя сплошную массу красного гноящегося мяса. Страдальческое выражение лица солдата говорило о мучительной боли. Он смотрел на меня с немой мольбой.

— Что он просит? — спросил я переводчика.

— Пленные гонят его от себя из-за больных рук, и он не знает, что ему делать, — ответил переводчик, выслушав сбивчивый бессвязный рассказ немца.

— А что у него с руками?

— Во время нашего артиллерийского налета был засыпан в траншее землей, а руки остались снаружи. Обморозил, — пояснил переводчик.

Я вызвал нашего врача и попросил его срочно оказать немцу необходимую помощь.

Узнав о моем распоряжении, немец стал благодарить меня. Морщась от боли, он жаловался на суровую русскую зиму.

Я выслушал слезливую речь «завоевателя» и попросил переводчика:

— Скажите ему, что не русская зима виновата. Виновата война, в которую втянул его, одурачив, Гитлер.

Молодой немец согласно закивал головой и, сопровождаемый санитарами, поспешил вслед за врачом.

* * *
На нашей улице — праздник. Гитлеровская группировка под Сталинградом полностью разгромлена.

По дороге на Красноармейск сплошным потоком идут колонны пленных немцев. Вид у них далеко не такой бравый, спесь, с которой они лезли к Сталинграду в августовские и сентябрьские дни 1942 года, давно слетела с них под русской сталью.

Работники одного из лагерей для военнопленных пригласили меня присутствовать при приеме очередной партии пленных гитлеровцев.

Немцам было приказано сдать все острые и режущие предметы, которые могли быть использованы как оружие: ножи, финки, бритвы и т. п. Для этого посредине лагерного двора был поставлен огромный ящик, в который гитлеровцы и должны были бросать все вышеуказанные предметы.

В ящик десятками, сотнями полетели ножи и бритвы. Кто-то из пленных сорвал с себя Железный крест и другие награды и тоже швырнул их в ящик. Его примеру последовали другие. И вот уже в ящик полетели, звеня, ордена, медали. За ними последовали книжки и брошюры с портретом Гитлера. Видимо, пленные сообразили, что им ни к чему теперь таскать с собой всю эту макулатуру.

— Вот видите, — обратился ко мне работник лагеря Александров, — и обожаемый немцами фюрер тоже «сыграл» в ящик.

— Потерял, значит, доверие, не нужен больше, — рассмеялись мы.


Где же фельдмаршал?

Н. ВАСИЛЬЕВ, А. ГОВОРОВ,

военные журналисты

Абвер торопится…

Огромный город, весь истерзанный и израненный, но не сломленный, ставший символом стойкости и несгибаемого мужества советских людей, медленно возвращался к жизни. После окончания великой битвы каждый день на его улицах появлялись новые жители. Они шли из-за Волги, таща на санках скудные пожитки. Их не пугали развалины, обгоревшие коробки зданий с пустыми глазницами окон и еще дымящиеся пепелища. Все преображалось там, где они останавливались, к чему прикладывали свои руки.

Майор Устинов ежедневно ощущал эти перемены. Возвращаясь из лагерей военнопленных, где допрашивал офицеров и солдат, причастных к деятельности гитлеровской разведки, он замечал новые, только что застекленные окна домов или наспех написанные вывески булочных и магазинов, разместившихся в подвалах. Это были первые «островки» жизни. В основном же, куда ни кинь взгляд, — горы битого кирпича.

Самые сильные разрушения майор видел, пожалуй, в районе тракторного завода. Завод выглядел мертвым гигантом. Цехи представляли груды искореженного металла, бетона и штукатурки. И только на площади перед заводом стояла чудом уцелевшая величественная скульптура Ф. Э. Дзержинского. Она была почти не тронута пулями и осколками снарядов. В этом было что-то символичное.

Устинов жил в холодном, неуютном доме, у которого одна стена треснула от разрыва бомбы. Маленькая комната служила ему спальней и кабинетом. Но он и ею был доволен. Всю осень и зиму майор провел за Волгой в землянках. А здесь все же настоящий дом с крышей.

Однажды поздно ночью его вызвали к генералу. Генерал сидел за столом, накинув на плечи полушубок и зажав ладонями алюминиевую кружку с горячим чаем.

— Только что звонили из Москвы, — сказал он. — Нас предупреждают о том, что в последнее время гитлеровская разведка усиленно ищет место, где находится Паулюс. Как вы полагаете, зачем бы это?

— Наверное, выкрасть хотят? — вслух предположил Устинов.

— Вот именно. Он нужен Гитлеру живым или мертвым. Для престижа.

В Германии был объявлен траур. По приказу Гитлера немцы оплакивали уничтоженную советскими войсками 6-ю армию. Появление же в Берлине живого Паулюса, ее командующего, наверное, смягчило бы горечь поражения. На фельдмаршала можно было бы взвалить и всю вину за катастрофу под Сталинградом…

Майор вдруг вспомнил разговор, услышанный на «толкучке». Так звали колхозный рынок. Майор зашел туда однажды просто так, посмотреть. Он слышал, как одна женщина в телогрейке уверяла соседку в том, что «пленный немецкий фельдмаршал в Иловле содержится». Устинов только усмехнулся: «Вот и оно заработало, сарафанное радио». И он подробно все рассказал генералу.

— Вот как? — удивился генерал. — Выходит, слухи эти распространяются не случайно, кому-то они нужны. Как раз Паулюс находится недалеко от того места, которое называют…

Лицо генерала вдруг исказилось гримасой боли. Он охнул и начал растирать руками раненую ногу.

— Скажите, Виктор Андреевич, а лейтенант Самсонов ушел за линию фронта? — спросил генерал, когда боль немного утихла.

— Нет, завтра должен идти.

— Мне кажется, когда он вернется в гитлеровский разведорган, его обязательно спросят, что он знает о местонахождении Паулюса. Абвер будет проверять имеющиеся у него сведения через многих своих агентов. Самсонову проще всего сказать: «Не знаю…» Но такой ответ в данной обстановке нас не устраивает. Пускай скажет, что в одной из частей слышал разговор, будто фельдмаршал находится на каком-то хуторе в Иловлинском районе, неподалеку от штаба Донского фронта.

— Не слишком ли это точно для них? — усомнился майор.

— Ничего, все согласовано. На правдивую информацию абвер должен клюнуть. Передайте это Самсонову.

Лейтенант Алексей Самсонов летом 1942 года получил задание особого отдела Сталинградского фронта — перейти линию фронта и сдаться немецким властям. Перед представителями гитлеровского командования он предстал как перебежчик, бывший комендант одной из переправ через Дон, который, поддавшись паническому настроению группы солдат и офицеров, взорвал ее раньше времени, не получив приказа. Его собирались арестовать и, наверное, расстрелять. Алексей, опасаясь возмездия, был вынужден бежать…

Как и предполагалось, им заинтересовалась гитлеровская разведка. Самсонова допрашивали много дней подряд, очевидно, с целью найти какие-либо противоречия в показаниях. Но все тщетно. Самсонов хорошо знал обстоятельства этого дела. Такой случай был в самый разгар боев. Взорвавшего переправу расстреляли. Но об этом никто не знал.

Несколько месяцев Самсонов провел в лагерях военнопленных, перенес много лишений. К нему подсылали провокаторов. Но он выдержал все испытания, и осенью его направили на курсы подготовки агентов гитлеровской разведки возле Ростова-на-Дону. Самсонов хорошо знал подрывное дело. Немецкий инструктор это сразу заметил и сделал его своим помощником. Алексей остался в школе.

Первое самостоятельное задание лейтенант получил в начале января 1943 года. В ночь на десятое он приземлился на парашюте восточнее Сталинграда. В районе Ленинска он должен был совершить диверсию на железной дороге, по которой перебрасывались к району боев советские войска, затем собрать сведения о частях 64-й армии и вернуться через линию фронта обратно. Взрывами на железной дороге гитлеровцы стремились как-то облегчить участь окруженной группировки фельдмаршала Паулюса. Но не знали они, что 10 января началось завершающее наступление советских войск и дни гитлеровцев были сочтены. Никакие взрывы помочь уже не могли.

Самсонов первым делом разыскал особый отдел фронта. Он принес сведения о гитлеровской разведшколе. Здесь его познакомили с майором Устиновым.

Они вместе составили доклад начальнику разведоргана о выполнении задания. В январе возле Ленинска из-за снежных заносов сошел с рельсов воинский эшелон. Это записали в актив Самсонову. А сведения о частях 64-й армии ему раздобыл, разумеется, с согласия штаба фронта, майор Устинов. С таким багажом можно было смело возвращаться.

…Генерал дал Устинову машину. Майор тотчас поехал в Бекетовку, где находился Самсонов. Лейтенант спал на топчане, укрывшись полушубком.

— Что-нибудь случилось? — спросил Алексей, вскочив на ноги.

У него было открытое, немного скуластое лицо. Короткие светлые волосы свешивались на широкий лоб.

— Ничего, — успокоил его майор. — Давай-ка внесем коррективы в твои действия…

* * *
Немецкий обер-лейтенант, к которому привели лейтенанта Самсонова, задержанного при переходе линии фронта, с недоверием смотрел на него. Когда же Алексей сообщил ему пароль и потребовал отправить в штаб, он успокоился, пробормотав: «Это другое дело…»

В штабе Самсонов сказал, что был в Сталинграде. Это произвело сильное впечатление на немецких офицеров. У всех были кислые лица. Куда девалась спесь, которую Алексей привык видеть раньше. Катастрофа под Сталинградом вызвала уныние и разочарование.

17 февраля, после всех проверок, Самсонова привезли в Запорожье. Здесь в общежитии одного завода размещалась штаб-квартира абвер-команды. Его сразу же принял майор Зелигер, возглавлявший абвер-команду. Он усадил Алексея в кресло и пригласил переводчика.

Докладом Самсонова шеф остался доволен.

— Вы, лейтенант, заслужили отпуск, — сказал Зелигер. — Только сначала одна формальность — опишите все на бумаге. И потом, есть к вам еще один вопрос…

Шеф откинулся на спинку мягкого кресла, погладил лысину.

— Вы ничего не слышали о фельдмаршале Паулюсе? Где он находится?

Алексей удивленно посмотрел на шефа и тут же вспомнил Устинова. Выхолит, не напрасно майор приезжал той ночью.

— Как же, слышал, — подумав, ответил Самсонов. — Один майор рассказывал своему приятелю, как он из Бекетовки сопровождал Паулюса в штаб Донского фронта, который располагался в каком-то хуторе, севернее Сталинграда.

— Хутор называется Заварыгино? — подсказал шеф.

— Название точно не помню, — ответил Алексей.

В тот день шеф повез Самсонова в разведшколу. Он решил поднять настроение у своих подчиненных. Весь личный состав школы был выстроен во дворе. Пять десятков пар глаз с любопытством осматривали Самсонова, стоявшего перед строем.

— Этого человека, бывшего советского лейтенанта, я хочу поставить вам в пример, — сказал Зелигер. — Он пустил под откос воинский эшелон, принес из Сталинграда ценные сведения. И, как видите, вернулся живым и невредимым. Награждаю лейтенанта трехмесячным окладом и предоставляю 10 суток отпуска…

Почти весь следующий день Алексей писал донесение. Спать лег поздно. А утром его вызвали к начальнику школы.

— Шеф приносит вам свои извинения, — сказал начальник школы лейтенант Ганс Раунах. — Ваш отпуск откладывается ровно на неделю. За это время вы должны подготовить к отправке в советский тыл одну группу.

Самсонов в душе радовался тому, что его подключают к какому-то важному делу и он будет в курсе событий.

Начальник школы познакомил его с группой диверсантов. Ее командир, одетый в форму советского лейтенанта, назвал себя Шиповым. Остальные носили сержантские знаки различия.

— Вот с этими джентльменами вам предстоит ежедневно заниматься по 4 часа, — сказал Раунах. — Расскажите об условиях жизни в Сталинградской области, покажите на примерах, как действует советская комендантская служба…

В распоряжении Самсонова была неделя. Он подсчитал, что 23–24 февраля группа будет выброшена в Сталинградской области. Но где именно, с какой целью?

Он решил попробовать сблизиться с Шиповым. Но разговора с ним не получилось. Он подозрительно отнесся к Алексею. Зато радист Ступко оказался более покладистым. Не мудрствуя лукаво, он доверительно сообщил Самсонову, что группа идет искать какой-то штаб севернее Сталинграда.

Этого было достаточно. В тот же день Самсонов пошел в город. Обедал в ресторане, а когда возвращался, зашел на почту. Здесь в тайнике оставил донесение о группе Шипова и ее задании.

20 февраля вечером Алексея неожиданно вызвал Зелигер.

— Видите ли, Самсонов, отпуск вам придется отложить, — сказал он. — Потом вместо десяти дней получите месяц. А пока есть срочное дело.

— Какое?

— Мы подумали и решили, что вы лучше других наших сотрудников знаете Сталинградскую область. Почему бы вам самому не возглавить группу?

Алексей молчал. Уж не подвох ли?

— Согласен, — глухо произнес он.

— Вот и хорошо. Мы выбросим вас вот здесь, — шеф наклонился к карте, — в районе хутора Медведев. Будете работать под видом саперов. Ваша задача — точно установить, где находится фельдмаршал Паулюс. Распоряжения о дальнейших действиях получите по радио. Кого хотели бы взять с собой радистом?

Самсонов подумал и попросил:

— Можно Ступко?

— Вопрос решен, — вставая, сказал Зелигер. — В вашем распоряжении всего одни сутки. Завтра вылет.

Самсонов никак не мог понять, почему абвер так торопится. Наверное, кто-то давит на шефа, раз он меняет свои же планы.

В ночь на 22 февраля немецкий военный самолет в тылу советских войск выбросил двух парашютистов. Это были лейтенант Самсонов и радист сержант Ступко.

Дело будет серьезное

Парашюты зарыли в снегу, в небольшом овраге. Здесь же решили дождаться утра. По степи гулял ветер, мела поземка.

— К рассвету от наших следов ничего не останется, — заметил Самсонов.

Одеты они были в добротные полушубки, ватные брюки, валенки и шапки-ушанки. И все же оба продрогли, Алексей предложил выпить по глотку спирта.

— Только для сугрева, — пошутил он.

Они сидели на туго набитых вещмешках, прижавшись друг к другу. Обоим стало немного теплее. Под действием спирта Ступко разговорился. Он вспомнил о доме, о матери, говорил о себе. Но в его словах Алексей не уловил главного — сожаления о том, что изменил Родине. Лейтенант подумал, что надо бы докопаться, какое настроение у Ступко, но торопиться не стал.

Когда совсем стало светло, лейтенант достал карту, сориентировался, нашел удобную дорогу к хутору. Они закинули на плечи тяжелые вещмешки и двинулись в путь. Алексей держал в руках миноискатель, который должен был придать им вид занятых людей.

Возле самого хутора они встретили патруль. Два солдата с автоматами пристально их оглядывали. Казалось, не миновать беды. Лейтенант заметил, как у Ступко отвисла нижняя челюсть.

— Много мин нашли, саперы? — спросил старший патруля.

— Все наши, — весело ответил Алексей.

Солдаты прошли мимо. Самсонов быстрее зашагал, увлекая за собой оторопевшего радиста. На улицах хутора сновали солдаты. Здесь стояла какая-то часть.

Внимание Алексея привлекла маленькая, неказистая на вид избушка, стоявшая на отшибе. Они направились к ней. На пороге встретилась сгорбленная старая женщина.

— Здравствуй, мамаша, — приветливо сказал Алексей. — Можно у вас погреться?

— А мне-то что? Места не жалко.

В избе было жарко натоплено. Самсонов огляделся. В углу под образами стоял стол, возле него, вдоль стены — широкая лавка и две табуретки. Вот и вся обстановка. Справа стояла русская печь.

Хозяйка оказалась мрачной, неразговорчивой женщиной. Алексей попросил кипятку. Она молча поставила на стол закопченный чугунок, накрытый жестяной крышкой.

После завтрака Ступко сладко потянулся.

— Поспать бы часок, глаза слипаются.

— Ладно, ложись на лавку, — подумав, сказал Самсонов.

Он ломал голову над тем, как быстрее сообщить майору Устинову о своем прибытии. В части, расположенной в хуторе, есть штаб и, наверняка, уполномоченный особого отдела. Он должен помочь.

Пока Ступко спал, Алексей осмотрел все закоулки дома. Заглянул на чердак. Нужно было место, чтобы развернуть рацию. Но чердак для этой цели не годился. Потолок оказался слишком ветхим, только наступи — того и гляди провалится.

Прошло часа два. Алексей разбудил Ступко.

— Я пройдусь по хутору, посмотрю, какая тут обстановка, — сказал он радисту. — Ты без меня — ни шагу.

Самсонов без труда нашел штаб. Оттуда его проводили к дому, в котором находился оперативный уполномоченный особого отдела. Его встретил коренастый, широкоплечий старший лейтенант. У него было скуластое лицо с приплюснутым носом боксера. Гимнастерка туго облегала сильные плечи и руки.

— Мне нужна ваша помощь, товарищ старший лейтенант, — сказал Самсонов. — Позвоните, пожалуйста, в Сталинград, в особый отдел, и передайте майору Устинову, что «Сокол» прибыл с важным заданием и ждет его.

Поняв, кто такой лейтенант Симагин (в документах Самсонова стояла эта фамилия), старший лейтенант вызвал сержанта и предложил ему проводить гостя в другую половину дома. Лейтенант Самсонов разговаривал с сержантом, а сам «клевал» носом. В тепле его разморило, хотелось спать.

— А вы прилягте на лавку, — предложил сержант.

Алексей завернулся плотнее в полушубок и сразу уснул. Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечо. Алексей поднял голову и увидел Устинова. Майор стоял и улыбался.

— Ну, с приездом, «Сокол»! — Они обнялись. Майор предложил поужинать. Самсонов ел и подробно рассказывал обо всем, что видел и слышал в разведцентре в Запорожье. По его мнению, майор Зелигер очень торопится. Он потребовал от Алексея в течение двух-трех дней узнать точно, где находится фельдмаршал.

— Что за человек, радист твой? — спросил майор.

— Парень, кажется, не плохой. Надо бы с ним как следует поработать.

Устинов подумал и сказал:

— Не трогай его. А вдруг лисой окажется? Как только поймет, кто ты, даст во время радиопередачи условный сигнал, и все пропало. Нет уж, пускай все идет так, как Зелигер хочет. А там посмотрим.

Алексей передал Устинову график радиосвязи и шифр.

— Вот за это спасибо, — сказал майор. — А теперь иди. А то радист как бы чего не заподозрил. Завтра увидимся.

На улице было уже темно. Самсонов с трудом нашел избенку. Она казалась вымершей. Алексей открыл дверь и посветил фонариком. Ступко был одет, за спиной виднелся вещмешок.

— Что так долго, товарищ лейтенант? — спросил он тревожно. — А я собрался уходить из хутора. Думал, вам крышка.

— Так получилось, Георгий, — оправдывался Алексей. — Познакомился тут с одним стариком. Ну и заговорились мы. Он кое-что знает о нужном нам объекте.

Они еще долго шептались, обсуждая план действий на завтрашний день. Ничего подозрительного в поведении Ступко Алексей не нашел.

Утром в дом вошла молодая женщина в черном платке.

— Тетка Авдотья, жива ли? — позвала она.

Хозяйка слезла с печки. Они о чем-то поговорили в сенях, потом вместе ушли.

— А ну, быстрей разворачивай рацию, передай, что мол, прибыли, начинаем действовать, — сказал Самсонов радисту. — Я подежурю на улице. Если хозяйка вернется, задержу ее.

Через четверть часа Ступко показал ответ разведцентра на их первое донесение: «Ждем новых сообщений».

Вечером Алексей встречался с Устиновым.

— Радист твой, кажется, ничего. Мы слушали его сегодня. Работает без фокусов. Но все же будь с ним осторожнее, — сказал майор.

Он развернул карту и показал карандашом населенный пункт.

— Пойдешь в этот хутор. Дорога туда прямая, не собьешься. Найдешь дом с мансардой, скажешь хозяину: «Нам бы комнатку на несколько дней». Вас устроят.

— Ясно, Виктор Андреевич.

— Между прочим, жена хозяина работает поваром на хуторе Заварыгино, где содержатся пленные немецкие генералы. Она кое-что расскажет. Этим сведениям надо верить.

Самсонов и Ступко отправились в путь. В хутор они пришли под вечер. Алексей сразу узнал дом, о котором говорил Устинов. Он стоял на пригорке и выделялся среди других.

— Зайдем сюда, — предложил Алексей радисту.

В сенях они столкнулись с бородатым мужчиной в стареньком кожухе.

— Отец, нам бы комнатку на несколько дней, — первым заговорил Самсонов.

Мужчина оглядел их внимательно и ответил:

— Найдется.

Припадая на правую ногу, он тяжело заковылял к лестнице, ведущей в мансарду. Они поднялись в небольшую комнату.

— Подойдет?

— Конечно, — обрадовался Алексей.

Условия для работы здесь были великолепные. Можно закрыться и даже днем развернуть рацию.

Хозяин пригласил их отведать горяченькой картошки. Ступко молчал, поглядывая на лейтенанта. Самсонов согласился. Он шепнул радисту, чтобы тот захватил что-нибудь с собой. Они спустились в просторную горницу. Их встретила хозяйка, женщина ладная и статная. На вид ей было лет сорок пять.

— Будем знакомиться, — сказал хозяин. — Хуторяне зовут меня Савельичем. А это жена моя, Анна Мефодьевна.

На столе стоял большой чугун с дымящейся картошкой, а рядом — алюминиевая миска с солеными огурцами. Ступко добавил на стол полукилограммовую банку консервов, буханку хлеба и флягу со спиртом.

За столом говорили в основном хозяева. Гости сидели скромно, изредка задавая вопросы. Говорили о войне, ругали Гитлера. После третьей стопки Анна Мефодьевна вдруг разоткровенничалась:

— Я их, иродов, знаю. В соседнем хуторе содержат генералов-то немецких. Я при них стряпухой состою.

— И фельдмаршала Паулюса видела? — поинтересовался Ступко.

— А то как же. Живет в отдельном доме. Важный такой. А с ним генерал один и полковник. Охраняют их четверо наших солдат.

Она рассказала, как живут пленные гитлеровские генералы, какой у них паек.

— Живут и в ус не дуют, — заметил Самсонов.

— Какое там, жалуются. Этот Паулюс ихний говорил, будто вино плохое подают. Ему, вишь ли, вина хорошего надо.

Ступко слушал затаив дыхание. Позднее, когда они поднялись в свою комнату, радист сказал Алексею:

— На ловца и зверь бежит. Кажется, повезло нам.

Рано утром Алексей встал и спустился вниз. На скрип лестницы вышел Савельич.

— Анна Мефодьевна ушла на работу. Она через день ходит в соседний хутор. Мне тоже пора. Колхозный инвентарь готовим к весне. Так что остаетесь за хозяев, — сказал он.

Они не спеша позавтракали, потом составили донесение обо всем, что узнали о фельдмаршале Паулюсе. Ступко отстукал донесение по радио. Шеф дал новое задание: срочно узнать, в каком доме содержится Паулюс, большой ли гарнизон в хуторе.

Было решено, что изучением здешнего хутора займется Ступко. Он собрался, вышел на улицу, но вскоре вернулся, запыхавшийся и взволнованный.

— На патрулей нарвался. Не выдержал и повернул домой. — Ступко помолчал и смущенно добавил: — С вами, товарищ лейтенант, я смелее себя чувствую. Вы же офицер, к вам меньше цепляются.

— Ну, сиди тогда дома, — ответил Алексей.

В душе он был рад, что радист оказался изрядным трусом. Это давало ему, Алексею, свободу действий. Он собрался и ушел искать Устинова.

Майор поджидал его недалеко от дома. Алексей сообщил ему о новом задании шефа. Устинов дал сведения об охране.

— Знаешь, вчера в деревне Садки арестован лейтенант Шипов с радистом, — сказал майор. — Опознали по твоим приметам.

— Да ну! Все-таки прислали.

— Как видишь. Зелигер хочет подтверждения данных о Паулюсе по разным источникам. Между прочим, в конце очередного донесения сообщи ему, что в деревне прошел недавно слух об аресте в Садках двух немецких шпионов.

— Зачем? — не понял Самсонов.

— Так надо. Пускай шеф рассчитывает только на тебя и довольствуется твоими сведениями.

За обедом Самсонов сообщил радисту, что слышал об аресте двух немецких шпионов.

— Доложи об этом в центр, — сказал Алексей тоном приказа.

Ступко не очень охотно выходил в эфир. Он боялся, что его запеленгуют. В прифронтовой полосе, где множество радиосредств работало одновременно, можно было как-то замаскировать себя. А здесь, в глубоком советском тылу, обнаружить новую радиостанцию в общем-то было нетрудно. Радист это понимал. Свои опасения он высказал еще в разведцентре. Но сотрудники радиоотдела горячо убеждали, что опасного ничего нет, и требовали чаще появляться в эфире. График связи был очень плотный.

Самсонов хорошо понимал, что в разведцентре просто обманывали радиста. Что им Ступко? Они готовы были пожертвовать десятками таких, как Ступко, лишь бы получить нужную информацию. Это лишний раз доказывало, что абвер слишком азартно ведет игру и готов сделать любую ставку.

Ступко старался реже включать передатчик. Алексей посмеивался про себя. Если бы знал радист, что советские контрразведчики и без пеленгации давно его знают и слушают каждую передачу. А вслух лейтенант подбадривал радиста:

— Ничего, не бойся. Авось не засекут. А если и засекут, успеем уйти.

На одну из радиограмм центр неожиданно ответил: «Завтра утром ждите гостей». И далее сообщался пароль и отзыв.

Лейтенант забежал к Устинову, сообщил ему новость. Майор тут же позвонил в Сталинград генералу. К встрече готовились основательно. Устинов сказал, что дело будет серьезное.

Рокировка через битое поле

Их было трое. Они остановились у дома, огляделись по сторонам, затем один поднялся на крыльцо. Алексей смотрел на них из окна. Он спустился в сени и распахнул дверь. На пороге стоял невысокого роста, плотный мужчина с холеным лицом. За бортом мехового полушубка в петлице виднелось по одной шпале.

— Лейтенант Симагин? — спросил капитан.

— Так точно!

— Я из инженерного отдела штаба фронта. Нам нужно сверить карты минных полей.

Это пароль.

— Хорошо. Пойдемте посмотрим мою карту, — сообщил отзыв Алексей.

Капитан обернулся и сделал знак своим спутникам. Вслед за лейтенантом гости медленно поднялись на мансарду.

— Белицкий, — представился капитан.

Ему было лет сорок. Он производил впечатление делового человека, был подчеркнуто вежлив и отлично говорил по-русски.

Следом за ним вошел высокий, худощавый майор. Он назвал себя Рудольфом. Третьим гостем оказался молодой круглолицый солдат. Он стоял у порога, посматривая на капитана.

— Что ж ты молчишь, братец? — спросил Белицкий и представил его: — Это радист Крутов. А вам, лейтенант, кажется, было поручено подготовить для нас место?

— У меня все готово, — ответил Алексей.

Вечером он доверительно разговаривал с Савельичем о том, куда деть «саперное начальство». Савельич вначале чесал затылок, приговаривая: «Ума не приложу». Потом его осенила мысль: «Постой, да ведь сестра моя двоюродная завтра к матери уходит в дальний хутор за ребятишками…»

Савельич проводил гостей к дому. А часом позже к ним отправились Самсонов со Ступко.

Рудольф и Белицкий сидели за длинным столом. Перед ними лежала топографическая карта. Другая половина стола была заставлена мисками с разнойснедью.

— Присаживайтесь, — пригласил Белицкий.

Самсонов и Ступко сняли полушубки. Белицкий расспрашивал о жизни в окрестных хуторах, о составе гарнизонов, дорогах, линиях связи, расположении комендатур и органов милиции. Особенно его интересовали подробности о доме, где содержался Паулюс, и его охране. Самсонов рассказал все, что знал. Майор слушал и изредка делал замечания на русском языке:

— Это надо проверить…

Рудольф с почтением обращался к капитану. И когда заговорили о предстоящих делах, Самсонов понял, что руководитель группы — Белицкий.

Капитан попросил Алексея после обеда обследовать два обширных поля, расположенных вдоль проселочной дороги в трех километрах от хутора. Нужно установить, какое поле ровнее и на каком грунт тверже.

Стояли последние дни февраля. После полудня солнце сильно пригревало. Снег заметно осел и почернел, покрылся твердой коркой. И только в низинах и оврагах лежали сугробы. Алексей часа три бродил по полям, которыми заинтересовался Белицкий. Он убедился, что они вполне пригодны для выброски десанта.

Смеркалось, когда он вернулся в хутор. Прежде всего завернул к майору Устинову.

Узнав интересовавшие его подробности о «гостях», Устинов сообщил:

— Пока ты мерял сугробы, Белицкий и этот, как его, Крутов ходили к хутору Заварыгино. Видимо, ему надо было лично удостовериться в наличии гарнизона, охраны домов.

Майор достал из сумки пистолет «вальтер» и передал его Алексею.

— Поставь на предохранитель и носи в кармане. Будь осторожен с «гостями». Помни, мы следим за каждым их шагом. Рядом с тобой, в соседнем доме, находится мой помощник капитан Егорычев. В случае чего беги к нему.

Для чекистов настали трудные, тревожные дни. Устинов то и дело звонил в Сталинград, держал генерала в курсе всех событий. Ежечасно ждали, какой новый ход сделает Зелигер. На случай, если будет выброшен десант, выделялись пехотные и танковые подразделения, которые оставались здесь после Сталинградской битвы.

Сотрудники Устинова ни на минуту не сводили глаз с дома, где жила группа Белицкого. И в то же время они старались дать «гостям» свободу действий. Важно было вызвать у Зелигера впечатление, что все идет, как задумано. Так должно быть до тех пор, пока будет выброшен десант. Вот тогда ловушка и захлопнется.

Но, пожалуй, труднее всех приходилось Самсонову. Алексей сразу почувствовал железную хватку Белицкого. В его отсутствие капитан долго терзал Ступко, потом что-то выспрашивал у Савельича, Анны Мефодьевны и даже успел побывать у хутора Заварыгино. Что он узнал? Совпадают ли его сведения с теми, что передал Самсонов? Лейтенант понимал, что один неверный шаг решит все, и он может получить пулю в затылок.

Ночью он не мог уснуть. Алексей прислушивался к каждому шороху за окном. Однажды скрипнула лестница. Лейтенант вскочил и схватился за пистолет. Ступко, который спал на полу, не было.

Алексей припал к окну, стараясь что-нибудь разглядеть в темноте. К счастью, скрип послышался снова. Это возвращался Ступко. Самсонов быстро юркнул в постель.

Теперь он опасался своего радиста. Зелигер запретил ему выходить в эфир и приказал перейти в распоряжение Белицкого в качестве запасного радиста.

Самсонов до утра так и не сомкнул глаз. Вспомнились годы учебы в Ленинграде в военном училище. Там он вступил в комсомол. Жениться не успел, помешала война. Мать осенью 1941 года была эвакуирована в Омск. Писать ей было нельзя. Но из особого отдела регулярно сообщали, что ее сын жив и здоров.

Утром Алексей вместе с Белицким и Рудольфом снова пошли в поле. Капитан взял его с собой, чтобы уточнить какие-то детали. Самсонов понял, зачем тот взял его: нужен был человек с миноискателем, чтобы отвести всякие подозрения.

Когда пришли на место, Белицкий послал Алексея вдоль оврага, чтобы точно определить границы поля в дальнем углу. Пройдя с полкилометра, лейтенант обернулся. Долговязый Рудольф широким шагом измерял длину поля. Изредка он останавливался и что-то записывал в блокнот. Рудольф прошагал так в нескольких направлениях. Он что-то выбирал. Что именно? Может, расположение будущей взлетно-посадочной полосы для самолетов? Самсонова осенила мысль: этот Рудольф скорее всего инженер, специалист по аэродромам. А Белицкий профессиональный разведчик, вероятно, отпрыск белогвардейцев.

Белицкий приказал Алексею еще раз обойти поле и установить, нет ли ям или овражков. А сам с Рудольфом ушел в хутор. Возвращаясь один, Самсонов без опаски повидался с Устиновым.

Виктор Андреевич, оказывается, все видел. Правда, в бинокль.

— «Гости» готовят место для посадки самолетов, — сказал майор. — Дело, Алеша, приближается к развязке.

На другой же день Самсонов убедился в этом. Утром Белицкий и Рудольф снова отправились в поле. На этот раз с ними пошел радист Крутов. Алексея не взяли. Белицкий сказал, чтобы он как следует отдохнул, его ждет работа в районе хутора Заварыгино.

Следом за Белицким отправился в поле и Устинов со своими людьми. Все были одеты в белые маскировочные халаты. Чекисты залегли на пригорке.

Примерно через полчаса в небе послышался звенящий гул авиационных моторов. Майор поднял бинокль.

— Радист, передайте: в нашем квадрате три фашистских самолета. Роту автоматчиков поднять по тревоге.

Самолеты сделали круг и пошли на снижение. Потом снова набрали высоту и улетели в западном направлении. Это была репетиция. Устинов принял меры, чтобы усилить наблюдение.

Самсонов за это время хорошо отдохнул. После полудня он пошел к капитану получить задание. Белицкий и Рудольф сидели и пили коньяк. Оба были настроены на веселый лад.

— А, лейтенант, — сказал Белицкий. — Хотите рюмочку коньяку?

Самсонов спросил об указаниях.

— Э, какие сегодня дела? Завтра утром и поговорим, — сказал капитан.

Однако встретились они вечером того же дня. Когда стемнело, в дверь кто-то постучал. Предчувствуя недоброе, лейтенант вышел. Правая рука нащупала в кармане «вальтер».

В сенях стоял Белицкий.

— Все, лейтенант, наша работа окончена, — сухо сказал он. — Делаем рокировку восвояси. Шеф отзывает домой.

— Почему? — недоумевал Алексей.

Белицкий презрительно усмехнулся:

— Нашли о чем спрашивать. Вот вам приказ: выходим через час. Встречаемся за околицей. К полудню будем на станции Иловля.

И ушел, хлопнув дверью. Самсонов понял, что произошли какие-то важные изменения, о которых он ничего не знает. Ступко спросил, что случилось. «Уходим», — ответил лейтенант. Он поднялся в свою комнату, надел полушубок и шапку.

— Пойду к Белицкому, уточню маршрут, — сказал Алексей и вышел.

А сам метнулся в темноте к соседнему дому, где находился капитан Егорычев. Узнав, в чем дело, капитан немедленно позвонил Устинову. Через несколько минут пришел запыхавшийся майор.

— «Гости» уходят, Виктор Андреевич, — взволнованно сообщил Алексей.

— Как уходят?

— Белицкий сказал: «Делаем рокировку домой, в Запорожье. Шеф всех отзывает».

— Ну, рокировка у него не получится. Мы напомним ему шахматные правила: через битое поле рокировку не делают. А у него все поля битые.

Майор тут же отдал распоряжение капитану Егорычеву: Ступко взять сразу, а группу Белицкого задержать на выходе из хутора.

— Садись, Алеша, отдыхай, — сказал Устинов. — Докопались все же, черти полосатые, что Паулюса здесь нет.

— Как нет? А где же он? — спросил Алексей.

— Еще 9 февраля его увезли отсюда под Москву, в Красногорск. Вероятно, только сегодня абверу стало об этом известно. Поэтому Зелигер дал Белицкому отбой.

Только теперь Виктор Андреевич раскрыл все, что утаивал раньше. Анна Мефодьевна действительно работала стряпухой и говорила о Паулюсе правду. Но все это было в недалеком прошлом. А он, Устинов, проинструктировал ее, чтобы она рассказывала так, будто и сейчас там все по-старому.

— А я и не знал, — горестно вздохнул Самсонов.

— Не обижайся, Алеша, — ответил майор. — Так лучше было. Если бы ты знал правду, мог вести себя иначе и вызвать подозрение у Белицкого или у Ступко. Теперь тебе здесь придется остаться, к Зелигеру мы тебя больше не пустим. Он потерял семь своих агентов и рано или поздно дознается, чьих рук это дело. И тогда тебе не сносить головы.

* * *
Так закончилась эта операция. Она не принесла абверу славы. Паулюса не удалось выкрасть. Но сама попытка говорит о том, к каким методам иногда прибегала гитлеровская разведка. Как известно, позднее, в сентябре 1943 года по приказу Гитлера ей удалось выкрасть Муссолини.

Самсонов до конца войны работал вместе с Устиновым. Иногда он высказывал сожаление, что ему, наверное, так и не удастся свести личные счеты с Зелигером.

— Как знать, — заметил Устинов. — Война еще не окончена.

Летом 1944 года Самсонов вылетел в один из партизанских отрядов. Вместе с народными мстителями он участвовал в засаде. Партизаны подорвали «оппель». В исковерканной машине нашли убитого майора. Самсонов сразу узнал его — Зелигер. Это была последняя встреча.


Равнение — на ветеранов

А. А. СИДОРОВ,

старший лейтенант

Город-герой Волгоград. Город воинской славы и доблести, обожженный огнем жестокой войны, воскресший из руин. На его улицах и площадях — сотни мест, связанных с битвой на берегах Волги. Со всех концов страны едут сюда советские люди, чтобы прикоснуться сердцем к подвигу, почтить память героических защитников Сталинграда. Ежегодно съезжаются в Волгоград ветераны Великой битвы, чтобы поклониться праху своих погибших друзей, вспомнить огненные дни. Этой традиции верны и воины-чекисты.

Местом встреч бывших воинов-чекистов и защитников волжской твердыни стал памятник чекистам, установленный на одноименной площади.

На двадцатиметровом постаменте лицом к великой реке Волге возвышается бронзовая скульптура воина-чекиста с высоко поднятым мечом в руке как символ мужества, стойкости и отваги советских чекистов, всегда стоящих на страже завоеваний революции, мира, труда и счастья людей.

Памятник чекистам, офицерам контрразведки Сталинградского фронта, солдатам и командирам 10-й дивизии войск НКВД, работникам милиции, погибшим при защите города в августе 1942 г. — феврале 1943 г., был построен в 1947 году по инициативе и в основном на средства сотрудников органов государственной безопасности и милиции Волгоградской области.

Из множества проектов, представленных на конкурс архитекторами Сталинграда и Ленинграда, был выбран самый лучший — проект сталинградского художника и архитектора Ф. М. Каимшиди.

К памятнику павшим чекистам ежедневно приходят поклониться и старые и молодые волгоградцы, гости из разных уголков нашей необъятной Родины и из-за рубежа.

Мы преклоняемся перед подвигом старшего поколения и бережно храним память о павших героях. Их мужество и стойкость в грозные годы войны служат для нынешнего поколения волгоградских чекистов вдохновляющим примером беззаветного служения Родине и выполнения своего служебного долга.

21-23 сентября 1972 года. Эти дни навсегда останутся в памяти ветеранов 10-й стрелковой дивизии войск НКВД, бывших сотрудников областного управления государственной безопасности и работников особого отдела Сталинградского фронта, собравшихся в Волгограде на встречу, посвященную 30-летию победы на Волге.

В первый день встречи ветераны вместе с работниками управления КГБ и МВД, представителями общественности города-героя собрались у монумента, воздвигнутого в честь чекистов, чтобы почтить память павших. Под торжественно-траурные звуки оркестра к подножию памятника ложится венок с надписью на ленте: «Героическим защитникам Сталинграда от ветеранов 10-й дивизии НКВД».

Здесь, у памятника, убеленные сединами ветераны, не раз смотревшие в лицо смерти, не смогли сдержать слез. Они горячо обнимали товарищей по оружию, вспоминали тех, кому уже не встать из сырой земли, кто погиб, защищая светлый сегодняшний день, свободу и независимость Родины.

В этот же день ветераны-чекисты возложили венки к братским могилам на площади Павших борцов, на площади имени В. И. Ленина, в Зале воинской славы Мамаева кургана.

В Доме офицеров состоялось торжественное собрание.

Во всех этих торжествах принимали участие нынешние работники Волгоградского областного управления КГБ, молодые чекисты. С волнением слушали они рассказы старших товарищей о былых сражениях, о подвигах во имя Отчизны в грозные дни Великой Отечественной войны и Сталинградской битвы.

22 сентября сотрудники областного управления государственной безопасности принимали у себя ветеранов-чекистов. На встречу пришли бывший начальник управления НКВД по Сталинградской области генерал-лейтенант в отставке А. И. Воронин, бывшие работники управления, находящиеся на заслуженном отдыхе, И. Т. Петраков, М. А. Белоусов, Б. К. Поль, Н. И. Коненков, Г. Г. Петрухин, бывшие разведчики Н. И. Гумерова, А. И. Воробьева и многие другие. Минутой молчания почтили присутствующие память воинов-чекистов, погибших в боях с фашистскими захватчиками. Невольно вспомнились взволнованные слова Юлиуса Фучика, обращенные к потомкам: «Не забудьте… Терпеливо собирайте свидетельства о тех, кто пал за себя и за вас. Помните, не было безымянных героев».


Группа бывших чекистов и разведчиц, встретившихся через 30 лет после победы в Сталинградской битве.


Работники областного управления КГБ свято чтут память своих предшественников, отдавших жизнь во имя победы над врагом и светлого сегодняшнего дня. Каждое утро, входя в здание управления КГБ, они видят на мемориальной доске имена героев-чекистов, погибших при защите Сталинграда, — М. И. Плужникова, В. С. Трещева, В. А. Сердюкова, А. Н. Захарова, В. С. Меняйлова, А. Ф. Крухмалева.

Коммунистическая партия, В. И. Ленин учат, что молодежи нужен опыт старших товарищей. Революционные и боевые традиции должны служить делу воспитания новых поколений борцов. Именно об этих традициях, о подвигах наших отцов в трудные дни борьбы с немецко-фашистскими захватчиками говорили на встрече ветераны-чекисты. Они рассказали, как вели трудную разведывательную работу в тылу врага, обезвреживали фашистских шпионов и диверсантов. Выполнение этих задач требовало высокого морального духа, стойкости и мужества, высокого чекистского мастерства, готовности к самопожертвованию во имя Родины. Чекисты свято выполняли свой долг на всех фронтах борьбы с коварным врагом.

В памяти волгоградских чекистов осталась и еще одна встреча с ветеранами, состоявшаяся в здании управления КГБ 1 февраля 1972 года. А. И. Воронин, Г. И. Серов, П. Ф. Таренков и другие проникновенно говорили собравшимся о суровых и незабываемых днях Сталинградской битвы, поделились опытом своей работы в условиях военного и послевоенного времени в разрушенном городе и районах области.

Тепло и радостно встретили собравшиеся приветственную телеграмму КГБ СССР в адрес волгоградских чекистов, в которой говорилось о их достойном вкладе в дело разгрома немецко-фашистских полчищ под Сталинградом.

Торжественно отметили чекисты города-героя 55-ю годовщину со дня создания органов ВЧК-КГБ. В управлении сложилась хорошая традиция — встречать праздник практическими делами, сверять свою сегодняшнюю деятельность с делами ветеранов. При управлении работает совет ветеранов-чекистов, который уделяет большое внимание воспитанию молодого поколения, передает ему свой богатый опыт.

Молодым волгоградским чекистам есть на кого равняться, есть с кого брать пример.




Сканирование — Беспалов, Николаева.

DjVu-кодирование — Беспалов.



Оглавление

  • Высокий долг
  • Всегда на посту
  • В суровый час
  • В боях закаленная
  • Самое сильное оружие
  • В памяти навсегда
  • Истоки мужества
  • Схватка в лощине
  • Всем смертям назло
  • «Когда смотрю на ордена…»
  • С винтовкой и песней
  • Среди огня и руин
  • Разведка доложила точно
  • У стен Госбанка
  • Опергруппа действует
  • Разведчицы
  • Выполняя долг
  • Три страницы из дневника
  • Не зная покоя
  • Будни чекистов
  • Вахта на море
  • «Вы проиграли, Остер!»
  •   «Мой сын — шпион»
  •   Смертельно опасно
  •   Допрос радиста
  •   Игра началась
  •   Операция «Пустые хлопоты»
  •   Посылка с загадкой
  •   «Гостя» взять живым
  •   Конец группы Карла
  •   «Двойник. Расстрелять!»
  • «Капитан» явился с повинной
  • Из старого блокнота
  • Где же фельдмаршал?
  •   Абвер торопится…
  •   Дело будет серьезное
  •   Рокировка через битое поле
  • Равнение — на ветеранов