Очерки колымскаго края [Владимир Германович Тан-Богораз] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

В. Г. Богораз Очерки колымскаго края

I
ПОХОДСКАЯ ВИСКА.
Ожива, ожива[1] близко! съ различныхъ заимокъ, расположенныхъ по устьямъ Високъ, впадающихъ въ Колыму повыше ея разделенія на двѣ широкія вѣтви, медленно уносящіе ея воды въ Ледовитый Океанъ, доходятъ утѣшительныя вѣсти. Пантелеиха «продурѣлась» давнымъ давно, на Темкиной «настояще ожились», Анюи[2] «вышли» и выломали ледъ до самой Крестовки. Даже на Черноусовой, ближайшей къ намъ заимкѣ, Петръ Четвериковъ третьяго дня металъ сѣти и добыл восемь сардонокъ[3] и три чира… Сотня походскихъ жителей, которые уже третью недѣлю сидятъ у берега, глядя, по ихъ собственному выражению, какъ голодныя чайки, на воду, постепенно прибывающую у закраины матерого рѣчного льда, разные маломочные, беззаводные, непромышленные людишки стали ободряться духомъ. Даже тощіе собаки, которыя съ утра до вечера бродятъ, какъ тени, по тонкому берегу виски, тратя по временамъ послѣдніе остатки уцѣлѣвшей энергіи на отчаянную битву изъ-за обрывковъ собачьей шкуры, разбросанныхъ по косогору (мясо и кости давно истреблены, отъ собачьихъ труповъ остались только лоскутья шкуры), стали веселѣе и какъ-то возбужденно нюхаютъ кругомъ. Въ воздухѣ запахло рыбой, походскимъ чиромъ, потрохами нельмы, омулевой пупкой[4]

Май готовъ перевалить на вторую половину. Огромное яркое солнце уже пятую полночь спускается на грань горизонта, постоитъ немного на краю прозрачной небесной синевы, какъ будто собираясь нырнуть въ какую-то темную глубину, но не рѣшаясь сдѣлать прыжокъ, потомъ рѣшится — нырнетъ и почти тотчасъ-же вынырнетъ изъ-подъ набѣжавшей тучки или изъ-за низкаго холма, одиноко высящагося среди безлѣсной тундры, и тутъ-же начнетъ подниматься вверхъ, какъ будто спѣша наверстать недавнее замедление. Однако и морозъ никакъ не можетъ рѣшиться оставить свою исконную данницу, полярную землю. Уже четвертыя сутки дуетъ пронзительный низовый вѣтеръ[5], по временамъ сходя на полуночникъ и снова возвращаясь на первоначальный румбъ. Вода на Вискѣ подергивается каждую ночь (если можно говорить о здѣшней ночи въ настоящее время) крѣпкимъ ледкомъ, а синеватый хабуръ[6] на матерой рѣкѣ не обнаруживаетъ никакой наклонности къ разрыхленію. Но свѣтлая полоска за́береги[7] скромно и почти незамѣтно пріютившаяся у края сѣро-синей толщи рѣчного льда, увеличивается съ каждымъ днемъ, почти съ каждымъ часомъ, какъ о томъ свидѣтельствуютъ тычки, поставленныя почти у каждаго карбаса на краю воды. Впрочемъ и безъ тычекъ голодныя чайки, глядящія неустанно на воду, не пропустятъ никакого измѣненія въ состояніи рѣки. Уже второй день въ заберегѣ появилась верховая быстерь[8]. Ожива, ожива близко!..

Знаете-ли вы, что такое ожива на Нижней Колымѣ?.. Когда рѣчная заберега расширится на всей рѣкѣ и пріобрѣтетъ глубину хоть до полувесла, если при этомъ не будетъ низовой воды, прибыль которой ослабляетъ верховую быстерь и препятствуетъ ей мутить рѣчную тину, жители «спустятся въ воду» и начнутъ лихорадочную погоню за промысломъ, стараясь изловить вертлявую рыбу на самой глубинѣ чуть не голыми руками при помощи самыхъ жалкихъ лоскутьевъ давно изорваннаго невода и двухъ-трехъ совсѣмъ упавшихъ сѣтишекъ. Начнется весенняя битва, по мѣстному опредѣленію, самое горячее время промысла, которое тянется около мѣсяца.

Тяжелы условія нижне-колымскаго промысла! Берега Нижней Колымы отлоги и покрыты толстымъ слоемъ вязкаго няша[9]. Нѣтъ ни одной приглубой тони, ни одной дресвушки[10], на которой бережничему[11] можно ступать сухими сухими ножками. Три промышленника, необходимые при каждомъ неводѣ, должны все время бродить въ ледяной водѣ по поясъ, на нѣкоторыхъ тоняхъ даже до подпазуховъ.

— Неводьба наша страсна́я! говорятъ сами низовики о весеннемъ промыслѣ.

— Сто ты будешь дѣлать? Какъ заберега придетъ, спустимся въ воду да такъ и бродимъ во все лѣто. Надо исти, какъ-нибудь кусокъ добысти! Ину пору придетъ низова погода, земля куржавѣтъ, вода мерзнетъ, а мы все бродимъ. Да хоть-бы одежонка кака путная! А то такъ себѣ подштаннички, да кукашка[12]кака-нибудь коротенька, — только има у нее, сто кукашка, рукава те у ней натодѣль (нарочно) обрѣзаны, потому тяжелая да долгая, ее намочишь, такъ никогды и подняста её не будетъ… А ещё говоритъ, сто мы лѣнивые! Попробовали-бы вотъ сами побродить этакъ ту! То есть духъ запиратся грудѣ! А, межъ тѣмъ, на иныхъ берегахъ быстерь, въ водѣ горавникъ[13], тальникъ. Пока бережникъ идетъ, всѣ ноги то-есть себѣ издрэжетъ!.. А на берегъ выйдемъ, сушиться негдѣ, да и врэма нѣту. Когды ты тутъ сушиться станешь?