Поцелуй или жизнь. Книга 2 [Ирина Литвинова] (fb2) читать онлайн

От автора

Небольшое напоминание для тех, кто забыл или запутался в первой части:

Николь и Галахат (он же Азизам, он же гробокопатель, он же почти король Веридора) — брат и сестра по отцу (лорд Седрик Монруа)

Франциск и Себастьян — братья по отцу (сэр Гвейн Благородное Сердце, граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон)

Франсуа и Себастьян — братья по матери (леди Индия, жена сэра Гвейна)

Гарет, он же Тринадцатый Принц Веридорский, он же Бастард Тьмы, он же Бесноватый, он же легендарный Страх и Ужас всея Веридора и северных земель в придачу, он же любовник/единственный для всех незанятых особ женского пола — брат-близнец великй королевы Пенелопы Веридорской, соответственно, дядя Франциска и Галахата + отец Франсуа

Леди Никалаэда, она же бывший василиск, она же сестра Великого Дракона, она же любовница/невеста для всех подряд — мать Франсуазы (отец, понятно, Франсуа) и Франциски (отец… а вот и неправильно, Себастьян))))

1.1

Огромный даже по демоническим меркам мужчина неспешно прохаживался вдоль длинного грота, устланного дорогущими восточными коврами, попеременно хмыкая себе под нос. А он все голову ломал, кто с завидным постоянством и наглостью, достойной лучшего применения, прёт у него ковры! Всякий раз сам себе клялся изорвать в клочья воришку, и дело даже не в самой краже. Просто ярость душила, доводя чуть не до спонтанного обращения, стоило неизвестному ловкачу увести прямо у него из-под носа трофей!

Как же он ухандокался много лет назад, в счастливую бытность наследником престола, когда, не жалея собственного горба, по ночам лично выносил эти приглянувшиеся шедевры восточных мастеров из посольства "дружественного" Порсула. Как же, дружественного! С такими друзьями врагов не надо, а отец все пытался наладить с этой шайкой налетчиков отношения! Уж сколько кровушки эти восточники у веридорцев попили, так что Тринадцатый Принц Веридорский справедливо рассудил, что эти чудные ковры — малая плата за тот моток нервов, что они намотали на кулак и чуть ли не с мясом вырвали, и "изъял" ткацкие изделия в пользу принимающего государства в своем лице. А поскольку операция была несанкционированная, пришлось все проворачивать ночью самому, а потом на голубом глазу врать родителю, что сие — щедрый дар гостей от всего их жмотовского сердца, и призывать в свидетели верную соратницу — сестру. А Его Величеству великому королю Веридора Персивалю Похотливому, в свою очередь, пришлось заливать восточному послу, вопрошавшему, у кого хватило наглости обожрать посольство, байки о диковинной веридорской моли таких размеров, что ни в сказке сказать, ни пером описать…

И вот оказывается, что все честно наворованное стянул его же племяш… Мда, если припомнить еще и все "подвиги" Галахата — Азизама, можно уже уверенно заявлять, что вороватость у Веридорских — черта семейная…

Вот так за размышлениями о характерных особенностях представителей своей славной фамилии легендарный Тринадцатый Принц Веридорский Гарет Бесноватый, обросший мифами и слухами один страшнее другого и в народе также известный как Бастард Тьмы, ожидал во всех смыслах высокого гостя. Мужчина, чья худощавая, длинная фигура обозначилась в проеме, служившим входом в бывшее тайное логово неуловимого Франциска и временное пристанище малышек Франциски и Франсуазы, был последним чистокровным выходцем из Хаоса, обременяющим мир людей своим существованием. Даже в человеческой ипостаси Великий Дракон выглядел существом мистическим и нереальным. Практически все, в чьих жилах бурлила кровь Хаоса, могли похвастать идеальной, в самом прямом смысле неземной красотой с очарованием плотоядного животного, и ей же испугать до леденящего ужаса в душе. А все потому что люди чуяли в "похожих на себя" хищников, издревле уважающих человечинку как деликатес. Великий Дракон не был исключением: аура чудовищной силы давила на всех окружающих, заставляя боязливо отшатываться и уносить ноги как можно дальше, молясь про себя, чтобы больше ни разу в жизни с этим кошмаром не встречаться. Не добавлял ему популярности и статус Палача Богов, являющегося исключительно с целью огласить и привести в исполнение приговор Высших Сил. Смертельный приговор.

Но когда Бастард Тьмы, сам слывший Страхом и Ужасом всея Веридора и северных земель впридачу, с пиететом относился к кому бы то ни было?

— А, Нарцисс! Чего так долго, я уж трижды померил сие обиталище шагами и высчитал в уме его площадь! — нарочно фамильярно обратился к Инквизитору Гарет, назвав по имени без "лорда", да еще и на "ты".

— Ты что, совсем ошалел, Бесноватый?! — недобро прищурился на него Великий Дракон, сдерживая в себе порыв задать трепку обнаглевшему демону. — Уж не думаешь ли ты, что я потерплю панибратство с твоей стороны?

— Да какие меж нами церемонии? — не проникся его тихой яростью Тринадцатый Принц Веридорский. — И это после того, как ты дважды примерялся клинком к моей шее, чтобы срубить наконец-таки мою буйную бедовую головушку?

— И с удовольствием срубил бы, если бы Богам не вздумалось в последний момент пощадить тебя! — досадливо поморщился Палач, вспоминая тот единственный раз, когда он был вынужден помиловать жертву, уже подставившую шею под его меч. — Видит Небо, если б ты не спас Никалаэду, послал бы…

— Мог бы разок и заглянуть к ней, сестра все же, — как бы между прочим обронил Бастард Тьмы.

Ответом ему было ледяное молчание и решительно поджатые губы. Значит, так и не простил. Конечно, это было не его дело, но Бесноватый все же попробовал еще раз:

— Нарцисс, послушай… да не зыркай ты так, драконище! Она тоскует по тебе…

— Она сама отказалась от меня!

— Она не собиралась отрекаться от брата. Но пойми, она услышала смутный зов своего истинного. Разве желание быть счастливым со своей парой достойно осуждения? Она знала, что ей придется отречься от бессмертия сынов Хаоса…

— Она забыла, кто она! Она избрала долю смертной, погнавшись за бредовым наваждением! Она отказалась от своего великого рода и его наследия ради презренного отродья, какого-то полукровки! Смеска, в котором благородной адской крови — капля, потерявшаяся в плебейской человечьей! И что с ней сейчас? С кем она сейчас?! С ним?! Конечно, нет! Потому что люди не достойны любви детей Мрачного! Не в их мелочной натуре влюбляться раз и навсегда, не для их гнилых душ прикипать всем сердцем к избраннику и, конечно же, не в их трусоватой манере вступать в битву за свои чувства! А она, она! На что она променяла величие?! За что она бросила меня…

"Мда уж, запущенный случай," — цокнул про себя языком Гарет, с искренним сожалением глядя на Великого Дракона, чей голос, сначала полный яростного гнева и праведного негодования в конце сменился сдавленным хрипом сожаления. Бесноватый то знал историю "троицы из Хаоса": Никалаэда по праву считалась первой красавицей всего Хаоса, но однажды появилась еще одна признанная чаровница — пара Рагнара, первого наследника одного из сильнейших демонических кланов. Гордыня всколыхнулась в прекрасной василисочке, и та вызвала соперницу на поединок, во время которого в азарте боя случайно убила демонессу. Пламя кровной мести и вражды рас неминуемо должно было заняться, но Бог Мрачный не позволил своим детям проливать кровь своих сородичей, постановив со своим светлым братом Единым, что Никалаэда отправится в ссылку в человеческий мир, где, испив отмеренную ей чашу страданий и боли до самого дна, она сможет найти свое счастье, но наслаждаться им будет не вечность, как сыны Хаоса, а отмеренный Богами срок. Следом за ней в этот мир направился и Рагнар, которого больше не ждала на землях Хаоса его половинка. Напросился следом за единоутробной сестрой и дракон Нарцисс, для которого Никалаэда была единственным родным существом во всех мирах, а без нее и ему не было места под родными огненными небесами. Им обоим "ссылка" обернулась чем-то вроде вечной службы Богам: Рагнар отметился в человеческих летописях как Хранитель и основатель династии великих королей Веридора, а Нарцисс до сих пор мелькает то тут, то там, как Инквизитор. И вот в один прекрасный день Никалаэда, единственная отдушина и отрада брата, почувствовав рядом своего истинного, несмотря на угрозы и увещевания дракона, отреклась от бессмертия, дарованного всем детям Мрачного, и ушла к столь яро презираемым Нарциссом людям. А Великий Дракон остался совсем один, фактически в рабстве у Богов. Нет, служба Палача его не тяготела, куда больше настораживала воля Единого и Мрачного:

гордец-дракон тоже услышит зов своей истинной и упадет к ее ногам, предпочтя считанные годы с ней, а не вечность без нее. О да, Нарцисс, который так кичится своей адской сущностью, сделает тот самый выбор, за который уже поспешил осудить Рагнара и Никалаэду.

— Насчет твоей просьбы, — тряхнув длинной белоснежной шевелюрой, совсем как у сестры, перевел тему Инквизитор. — Чаши я принес, но сперва, уж уважь посланца Богов, расскажи, что тебе в голову взбрело?

— Призову Мрачного и Единого, — пожал плечами Гарет.

— Об этом я и сам догадался. Что тебе надо от Богов?

— Буду просить, чтобы они разорвали нашу связь с единственной.

— О как! А новую единственную тебе не подбросить? Совсем ты оборзел, Бесноватый! Тебе итак столько единственных и избранных накидали, и всех ты угробил или упустил! И еще перебираешь! Даже если эта девка тебе не пара — бери, что дают и пока дают!

— Дурак ты, Нарцисс, — беззлобно сообщил Бастард Тьмы. — Это я ей не пара. Посмотри на меня: кто я? Головорез. Рубака-воин. Дьявол во плоти, много лет варящийся в котле придворного беспредела. Кстати, о годах: мне не много не мало — за шестьдесят в прошлом году перевалило. Ну и да, как ты любезно напомнил, у меня уже было столько разномастных женщин и столько единственных разной степени совместимости, что Великому султану Порсула с его гаремом впору обзавидоваться. А Ника… она совсем еще девочка, ей едва двадцать пять, сам знаешь, для полукровки она только-только вошла в юношеский возраст, а уж по демоническим меркам — дитя малолетнее! Она и поцеловалась первый раз со мной. Нежная, невинная и хрупкая, как северный цветок, она еще и смелая, сообразительная и сильная духом. И потом, она благородная, Нарцисс. Чистая, честная, добрая, сострадательная и иже с ними. Это прекрасно. Конечно, прекрасно. Вот только я не такой, совсем не такой. Сам знаешь, меня никогда не заботили абстрактные смутные нормы, зовущиеся честью и порой возводимые в культ. Я всегда поступал так, как считал нужным, а не так, как правильно по непонятно кем обозначенным общепринятым меркам. На мне слишком много крови, грязи, слишком тяжел груз прошлого, что у меня за плечами… Положительно, я совсем не подхожу ей, только путаю ее, сбиваю, смущаю нашей связью, в то время как есть другой мужчина, с которым она скорее составит счастье, чем со мной.

— Это ты про новообращенного василиска? — выразительно приподнял бровь Нарцисс. — Помнится, ты не собирался уступать ему, даже чуть не воплотил в жизнь план скоропостижной женитьбы графчика и моей сестрицы? Так что же изменилось?

— Все, — просто отвечал Бесноватый. — Я так и не понял, что за магия у Ники, но это она пришла на помощь мне и Себастьяну во время знаменательного незапланированного покушения. Я слышал ее мысли: у нее был выбор, спасти меня или Себастьяна. Что ж, выбор был не в мою пользу, но мою смерть она смогла бы пережить, а вот его… И потом, Ника, вероятно, истинная для василиска Себастьяна, а ты прекрасно знаешь, чем змеиные истинные отличаются от демонических единственных и избранных.

— Значит, счастья графчику желаешь… Не пойму я тебя, Бесноватый. С чего вдруг такая доброта и щедрость? Кто он тебе, этот Себастьян? Ну, сын лучшего друга, и что с того? А эта девчонка? Ты не собираешься оставлять ее себе, но взялся защищать ее, зачем? Ты же не бастион добродетели, Бесноватый!

— Для меня они — семья. Давай чаши!

— Где пентаграмму чертить будешь? — спросил Великий Дракон, выуживая из пространственного кармана два кубка: золотой, с россыпью аметистов по краю и на тонкой изящной ножке, и серебряный, со вплетенными в рельефный узорчатый рисунок гагатами.

— Здесь и буду, вдруг рванет, все же с небес сами Боги сойдут. Зеленый Горб, конечно, пережил налет орды берсерков, но божественное пришествие может и не пережить. А так если шарахнет, то меня одного завалит, — и едва слышно добавил, так, что даже Нарцисс не разобрал. — Эх, ковры жалко…

— Ты знаешь, что Боги никогда не оказывают услуги просто так? Скорее всего тебя, конечно, пошлют…

— Думаю, Единый и Мрачный услышат своего крестника, — оскалился любимец Богов, чье появление на свет действительно было волей Великих, а потом уже серьезно добавил. — Я готов заплатить любую цену. Пускай забирают все свои подарки: силу чернокнижника, вторую ипостась, Дар Смерти и Дар Менталистики, хоть всю магию! Пусть отнимут долголетие демона, а можно, чтоб не мелочиться, сразу жизнь! Но если Они не выполнят мою просьбу, я выплесну весь резерв в пентаграмму, и вместе с моей магией перегорит и моя жизнь. Вот очень не хочется тебя просить, но придется: если получится так, собери мою мертвую кровь, отнеси Нике и напомни, как доделать артефакт. Пускай отдаст его тому, кого сочтет достойным…

— То есть даже вопреки воле Богов сделаешь так, как хочешь, — подвел итог Нарцисс.

— Именно, — кивнул Бесноватый, скатывая один ковер и прикидывая на глаз, хватит ли места для пентаграммы на освободившемся куске "пола". — Я разорву связь, с позволения Богов или же без него… Если что, никому больше не говори, что меня уже нет, а тело столкни в омут.

— Последним приютом стал ему пруд с черными, как мгла, водами, а траурным венцом — белоснежные лилии, — усмехнулся Нарцисс. — Тебя не только на самоубийственное благородство, тебя на бессмысленную романтику потянуло! Что ж, удачи. Следующей ночью вернусь погляжу, что с тобой да и со всем этим местом стало.

С этими словами Великий Дракон растворился во мраке ночи, а Бастард Тьмы, хмыкнув тому вслед, приступил к пентаграмме, намереваясь в очередной раз бросить вызов судьбе и совершить невозможное: до сих пор ни один смертный не смог насытить своей кровью священные чаши и призвать Богов, не упав замертво во время ритуала.

1.2

Сизые клубы стелились по полу, обволакивали стены пещеры, закручивались воронкой вокруг пентаграммы, ярко полыхающей огнем Изначальным, в центре которой на коленях стоял могучий герой, наносящий ровные порезы на обе руки от середины ладони до места на запястье, где бился пульс. Следы острого лезвия мгновенно набухали багрянцем и струились вдоль руки, по длинным пальцам и стекали в две чаши. Алые капли, падая на дно величайших артефактов Хаоса, мгновенно впитывались в закаленный священной силой металл. Сколько крови надо, чтобы напоить их? Точно больше, чем могут дать смертные. Но коленопреклоненный мужчина продолжал стоять, как каменный, не позволяя себе перебить слова призыва ни одним, даже самым коротким стоном.

— Силен крестник! — довольно проговорил тот, кого вот уже несколько десятков лет фанатики культа ославили на всю землю как Нечестивого Бога.

— Выходим? — лаконично осведомился его светлый брат.

— Погоди, есть у меня к любимому сыну вопрос, — темная фигура подалась вперед, становясь видимой в пентаграмме, и застыла перед Бастардом Тьмы. Хм! Все же люди порой, сами того не понимая, выдают очень правильные вещи. Вот и с прозвищем Тринадцатого Принца Веридорского практически угадали, к его рождению Боги имели самое прямое отношение.

— Бог Мрачный! — прохрипел с колен Гарет. Сколько он уже стоит? Десять минут? Полчаса? Зато чувство, что прямо сейчас отпустит душу в Царство Мертвых.

— Приветствую тебя, Гарет Бесноватый, великий король Веридора, — склонил голову Мрачный, в душе гордясь сильнейшим из своих детей. Полночи стоит — и ничего, держится! — Я знаю твою просьбу, однако, прежде чем дать ответ, призываю тебя: подумай! Подумай еще раз, действительно ли ты хочешь отказаться от девушки, которая сделает тебя счастливым? Она называет тебя демоном-хранителем… Что ж, почетное звание, но, может быть, ты предпочтешь не охранять чужую жену, а наконец обвенчаться со своей? Ты тридцать с лишком лет возился с чужими детьми, разве тебе не хочется своих? Тебе еще жить без малого двести пятьдесят лет, так почему бы не разделить эти годы с ней? Подумай, еще не поздно прервать ритуал.

— Ей нужен не я, — еле выдавил из себя Бесноватый, чувствуя, как вместе с кровью из порезов сочится и жизнь, медленно, но верно покидая тело.

— А кто ей нужен? Себастьян? Но ты ведь прекрасно знаешь, что, в отличие от демонов, змеи не видят своих истинных, а чувствуют по крови и нередко путают свою пару с ее кровными родственниками. Себастьян мог ошибиться. Она могла ошибиться. Зато ты не мог: ты видел, как в ее душе вспыхнул огонь твоего демонического пламени. Ты знаешь, что даже если сейчас она мечется между тобой и другим, если укрепится ваша связь, Себастьян, да и вообще никто, тебе больше не соперник. Твое чувство однозначно будет взаимным, да и Себастьян без нее не погибнет.

— Себастьян — не погибнет, но ты же знаешь, что дело не в нем. Так каков ответ Великих Богов?

— В тебе достаточно силы, чтобы напоить две священные чаши, — в пентаграмму вступил Единый. — Ты останешься жив, но потеряешь своего демона, силу чернокнижника и всю магию. Ты станешь обычным человеком, Гарет. Ты постареешь до обыкновенных человеческих шестидесяти. Ты проживешь короткий людской век, то есть в лучшем случае еще лет сорок, мучимый надвигающейся старостью. Более того, Мы требуем, чтобы ты поклялся, что ты не будешь помогать наследнику Веридорского престола удержаться на троне. Твое право защищать членов своей семьи от смерти, но будущий великий король должен доказать, что достоин править.

— Твой последний шанс отступиться, мальчик мой, — подхватил брата Мрачный. — Стоит ли смутная перспектива счастья твоего названного сына таких жертв с твоей стороны?

— Клянусь не вмешиваться в борьбу за корону Веридора… Я своего решения менять не намерен, — голос Гарета прозвучал твердо, несмотря на дикую боль, пронизывающую руки и разносящуюся по всему телу, вгрызаясь в грудную клетку и словно выдирая что-то прямо из сердца.

— Твоя воля, Бесноватый, — кивнул, пряча довольную улыбку, Мрачный, а потом едва слышно добавил. — Как ты называл себя? Искупавшимся в интригах головорезом уже неюных лет, с прошлым, полным крови и грязи, да еще и с гаремом избранниц в довесок? Думаю, я сумею угодить тебе: для своего любимого крестника я припас особый подарок. Суженую под стать тебе: прожжённую интриганку, зрелую женщину со своими представлениями о благородстве и родной тебе кровью Хаоса. Держись, Гарет.

Бастард Тьмы хотел было промычать в ответ, что не надо ему никакой суженой, еще одной неудачной попытки отдать кому-то себя его сердце просто не выдержит, но не смог: сознание мутилось, реальность уплывала сквозь пальцы, и единственное, что ему оставалось, это неотрывно глядеть на чаши, которые наконец стали наполняться, и стараться не упасть без сил.

Последнее, что пробилось в его сознание, было смутное эхо женского голоса, чувство, как его кровоточащие руки обхватывают маленькие узенькие ладошки, а тонкие длинные пальцы переплетаются с его пальцами, так же как и потоки ее крови — с его кровью.

— Боги — свидетели вашего союза, и да приветствуется Наша добрая воля! — но это, кажется, ему уже в бреду привиделось…

2.1

— Ника-а-а! Мне в голову пришла гениальная идея!

Вот именно с этого начинались все авантюры моего братца, и каким-то непостижимым образом ему всегда удавалось втравить в готовящийся балаган меня. Вот и сейчас, слушая, как громыхают по добротной деревянной лестнице пристоличного постоялого двора с поэтичным названием "Песнь трубадурочки" каблуки братских башмаков, я с нетерпением ждала, какой такой очередной фарс он надумал учинить.

Его Высочество (практически Величество!) Галахат Веридорский с утра пораньше пребывал в ипостаси Азизама: взлохмаченный темный вихор на макушке, арафатка на лице, как у выходцев с востока, серая холщовая рубаха с распахнутым воротом, выцветшие штаны с "пузырями" на коленях, тяжелые башмаки на два размера больше с подкованным каблуком, чтобы подольше не стаптывались. Ни дать, ни взять мальчишка на посылках!

— Знаешь, Азизам, с твоими талантами в бродячем балаганчике ты определенно имел бы успех, — не удержалась от улыбки.

— Конспирация, — важно вздернул палец к потолку принц, с рассвета удравший на разведку в город в маскировке слуги. — Разнюхал я что да как. Впрочем, ничего судьбоносного вроде в мое отсутствие не стряслось, только вот что…

— Что? — насторожилась я. Вот знаком мне этот плутоватый огонек в глазах, да и "гениальные идеи" брата тоже. Опять либо грабить кого-то, либо на кладбищах мародёрствовать. Хотя, конечно, последнюю "гениальную идею" с помолвкой вряд ли что-то сможет переплюнуть.

Накликала…

— Ник, сестричка, ты ведь любишь меня? — и такой честный-пречестный взгляд прямо в глаза.

— Галахат, ты чего удумал? — подозрительно щурюсь на него.

— И я тебя тоже очень люблю! — расцвел Его Высочество, быстро чмокая меня в щеку, и возвещая грандиозную новость. — Любимая, к нашей свадьбе все готово!

Опыт общения с братом у меня уже был, а посему я даже не особенно удивилась, а внешне так вообще осталась холодна к его словам. Но это только внешне…

— Слушай, Азизам, — обманчиво мягко начала я, а вот закончила абсолютно искренне. — А не пойти ли тебе в Хаос со свадьбой! Мы договаривались только на помолвку!

— Совсем ты меня не любишь! — "тяжко" вздохнул Галахат, а потом, просияв, продолжил в своей обычной манере. — Ну ты сама посмотри, Ник, от нашей свадьбы одна польза!

— То, что ты, по словам моей троюродной тетушки, статен, красив, силен и благороден, я помню. Только это был аргумент в пользу помолвки, но никак не свадьбы!

— Да ты послушай! Если мы сейчас поженимся, то через девять месяцев, когда ты подаришь мне наследника, мы сможем легко разойтись, даже особо с храмом не бодаясь! Да погоди ты возмущаться! Сама подумай, за это время мы разворошим здешнее змеиное гнездо, а леди Никалаэда уже месяц, как носит моего ребенка. А мы подстроим все так, будто ты в положении, а потом предъявим нашего с ней малыша. Ну как тебе?

— Ужасно, — честно отвечала я, в душе понимая, что артачиться бессмысленно — если брат определил что-то, как "гениальную идею", то все, спектаклю быть, билеты проданы! — Что ты будешь делать, если она не захочет отдавать тебе ребенка?

— Предложу ей место фаворитки короля, — пожал плечами Галахат. — Или есть у меня еще одна идейка, претендующая на звание гениальной, но тут родня заартачиться может… Но всяко лучше, чем приживалкой при этом гаде графских кровей… Молчу — молчу! А если серьезно, Ник, во-первых, так для тебя безопаснее, а во-вторых, твоя деятельная тетушка, видимо, от счастья за тебя, уже оповестила о грядущем бракосочетании всю столицу, и теперь весь дворец на ушах стоит в преддверии завтрашней королевской свадьбы.

— Завтрашней?! — кажется, мои глаза расширились в два раза, не меньше.

— В час пополудни венчание в Главном Храме Единого, — осчастливил меня Галахат. — Торжество будет грандиозное! А главное, никто из непрошенных гостей не заявится…

Ну, это Галахат так думал.

2.2

Обозревая разворачивающийся пред моим обреченным взором королевский дворец со всеми его коридорами и коридорчиками, закутками и закуточками, дверями-вратами и дверцами-карлицами, комнатами-залами и комнатушками-подвалами, я с тоской вспоминала Зеленый Горб. Вот уж где воплотился классицизм, со всем своим торжеством идеальных форм, зеркальной симметрии и благородного величия. Обозревая же обитель династии Веридорских, мне невольно думалось, что эту цитадель (да-да, не дворец, а именно цитадель) специально строили так, чтобы она была эффективна с оборонительной точки зрения: даже если враги прорвутся внутрь, внутри они навек и останутся, ибо выпутаться из этого шедевра пьяного архитектора под силу только тем, кто десяток лет отбивал местные пороги! Здесь не работали никакие законы географии! Вот шел ты налево, а в итоге оказался в коридоре где-то в правой части этой громадины (если можно как-то обозначить лево-право у огромного здания, которое, если смотреть сверху, похоже на круг с крестом внутри!).

И встретил нас королевский дворец… ну, так, что оставалось только надеяться, что расхожая присказка "как начнешь…" в нашем случае не оправдается.

Началось все с того, что Азизам — предатель! — решил, что нам лучше заехать в резиденцию Веридорских монархов по отдельности, мол, никаких теплых отношений меж нами нет, очередной династический брак по расчету, а девочек с Жаком вообще пока без представления и объяснения завести через задние ворота, так что прибыла я в гордом одиночестве. Только я спешилась, как ко мне бросился какой-то парнишка (я приняла его за слугу из-за неброской, но опрятной одежды исключительно темных цветов, поэтому то и не заподозрила никакой подставы)… и бухнулся передо мной на колени!

— Великая госпожа! Я готов служить вам, не жалея сил, днем и ночью!

О как! Не надорвется? А вообще, хоть он и не орал во всю глотку, но на нас уже уставились все, кто мог.

— Встаньте, прошу вас… — начала было я, но тут меня прервали уже с другой стороны.

— Прекрасная леди впервые в столице? — это уже сошедший с широкого парадного крыльца молодой лорд с длинным, на редкость неприятным лицом и острым носом, сверкающий таким количеством золотой вышивки на камзоле, что аж слепит! — Наверняка на ваших провинциальных светских раутах таких, — надменный тип мазнул презрительным взглядом по пареньку, так и не поднявшемуся с колен, — и вовсе нет. Давно пора это выдворить и из дворца, но, увы, старшее поколение зачастую бывает слишком сентиментально. Чего стоишь, шавка?! — и тон совсем другой стал, не манерный, а резкий, грубый. — Пошел вон отсюда, кобелёк приблудный!

— На наших провинциальных светских раутах, — вмешалась я, показывая взглядом юноше, уже начавшему было отползать, чтобы остался, а еще желательно поднялся. — Благородные лорды представляются при знакомстве с дамой.

— Леди… — и прозвучало это у него так снисходительно, словно он облагодетельствовал меня одним своим вниманием. — Сразу видно, что вы прибыли издалека. Юного лорда Рангин знают как одного из блистательнейших кавалеров столичного света.

— А я то была высокого мнения о столичном свете Веридора… — задумчиво протянула я, отворачиваясь от разодетого придворного хама и обращаясь уже к парнишке, который — уже хорошо — стоял на своих двоих. — Прошу прощения, лорд, нас прервали. Вы тоже не представились.

— Я не лорд, леди, — понурил голову юноша.

— Отродье… — протянул лорд Рангин.

И я не сдержалась:

— Ну наконец-то вы изволили представиться.

— Ах ты…! — дальше, наверное, должны были пойти нелицеприятные эпитеты, которые благородным леди знать неположено, но дерзкий придворный вдруг замолк, словно вмиг онемел, так что я даже неверяще обернулась на него. Так и есть, стоит, рот, как рыба, раскрывает, а звука нет, а у амого вид такой ошалелый, что любо-дорого взглянуть.

Покосилась на парнишку: улыбку прячет хорошо, но уголки губ чуть-чуть подрагивают. Так, это уже интересно.

— Так как тебя зовут? Ты слуга?

— Я — непризнанный бастард, леди Монруа. А кличут меня обычно Черне'к.

— Ты из наших?! — удивленно воскликнула я, хотя и так понятно, что да, земляк!

Только северяне не крестили незаконнорожденных детей, если уж те по какой-то случайности остались живы, поэтому они и носили языческие имена. Помню, Матушка рассказывала, что до того, как лорд Седрик как владетель Северного Предела не дал позволения крестить Николку, его звали Вышата, потому как мальчуган быстро вытянулся и с малых лет был на полголовы выше сверстников. А этот понятно почему Чернек — потому что кареглазый брюнет, только что не смуглый.

— Чернек, будь добр, проводи меня в мои покои и скажи слугам, чтобы отнесли мои вещи.

Лакеи в форменных темно-зеленых ливреях с серебряной вышивкой — цвета рода Веридорских — до сих пор предусмотрительно державшиеся в сторонке, без каких-либо инструкций подхватили с повозки мои сундуки, в одном из которых лежали всученные мне лордом Себастьяном платья ("Не пропадать же добру!" — так авторитетно заявил Азизам, отбирая у меня ситцы и шелка, когда я от расстройства вознамерилась все это выкинуть в Хаос!), в других же разместились уже подарки от "жениха". Надо сказать, Галахат не поскупился на мой гардероб и прочие женские штучки. Все было б хорошо, если бы брат всякий раз не шокировал модисток, лихо устраиваясь верхом на стуле в комнате для примерки, заявляя, что контролирует процесс снятия мерок, и комментируя каждое действие шокированных помощниц. Замечания Галахат отпускал дельные, разбирался решительно во всем, от ширины канта на внешней оборке до обработки швов на нижнем белье, пошив которого, между прочим, тоже порывался проконтролировать! На мой осторожный вопрос, откуда у него такие широкие познания в таких интимных вопросах личной жизни женщины, как, например, каким притиранием лучше пользоваться для замедления роста волос в неположенных местах, Его Высочество расплылся в лукавой улыбочке и ответил, что с детства был любознательным. Мда уж… ну да ладно, зато он для меня раскопал на рынке замечательный набор косметики, попутно чуть не доведя до истерики дюжину купцов, трех купчих и бессчетное количество торговок, зато взял у какой-то молоденькой горожанки, украдкой стянувшей с пальца ободок простенького колечка, всего за полсотни медяков с поцелуем в довесок.

Итак, лакеи, нагруженные по самые макушки, потрусили следом за нами. Чернек все порывался поклониться мне в пояс, но такого я терпеть не стала и пригрозила, если еще раз назовет меня великой госпожой (хотя для него я, наверно, таковой и являлась, ведь в моих силах было подарить ему жизнь, причем не самую плохую, в северных землях), то может убираться прочь. Парень тут же замолк, озадаченно глядя на меня. Понятно, здесь никого не смущает подобострастие и всякие "великие".

Покои мне достались знатные, такие, что всем на зависть: мало того, что самые большие, так еще и в непосредственной близости от "тайного" хода, о котором знал весь дворец, в свете называемым Серебряной тропой. Оказывается, двенадцать братьев Тринадцатого Принца Веридорского и Пенелопы Безжалостной сложили нечто вроде традиции: члены королевской семьи преподносили своим фавориткам подарки за каждую проведенную вместе ночь. Обычно это были украшения, причем непременно серебряные, так как золото при дворе носили все, а вот серебро и зеленый цвет — только Веридорские и те, кто у них в фаворе. Так вот по этому самому "тайному" ходу доверенный человек, читай камердинер, водил любовниц благородного происхождения в господские спальни и поутру приносил в их спальне положенные "атрибуты высокого статуса". Ну, вот пусть вся здешняя аристократия гадает, что сие значит, а мне до местных "примет" и "серебрушек" дела особенно не было. Если мне и правда завтра светит выйти замуж, завтра же я и съеду отсюда.

А пока займемся неожиданно образовавшимся вопросом, а именно Чернеком.

2.3

Выгнав из гостиной слуг, которые суетились вокруг меня, как растревоенные пчелы над опрокинутым ульем, то предлагая прохладительные напитки, то порываясь принести сюда обед (а ведь до полудня было еще часа два, не меньше), то заверяя, что, если я хочу вымыться, мне тут же пригонят табун служанок, которые в пятьдесят рук разденут меня и мигом ототрут до зеркального блеска, я попросила остаться только Чернека и начала осторожно расспрашивать, кто он, откуда да как попал сюда. Как я и ожидала, выяснилась прелюбопытная вещь: Чернек был незаконнорожденным сыном некого Добронрава (понятно, значит, тоже незаконнорожденный), который в свою очередь был молочным братом лорда Джанин, не так давно сочетавшегося браком с моей многократно вдовой троюродной тетушкой и вскоре безвременно ушедшего в Царство Мертвых. Практически всю жизнь, до того как попасть в услужение, сын личного телохранителя и друга лорда земли жил в фамильном особняке и воспитывался вместе с "двоюродной племянницей хозяина" леди Ивенстнессой и… да быть не может, с Красавчиком Чарли! Но, судя по кольцу правды у меня на руке, не соврал. Откровенно говоря, для меня было странно видеть, как Чернек искренне улыбается, рассказывая, как лорд Бартехальд учил их с Чарли охотиться, ездить верхом, драться на кулаках, но мечах и на боевых топорах. Я то привыкла, что о Гнилом Барти говорят исключительно с неприязнью, а тут практически сыновья привязанность! Интересно, а у Красавчика так же?

Кстати, о кузене. По ходу повествования выяснилось, что, если Чернек как воин мог похвастаться разве что меткостью и превосходно метал кинжалы и стрелял из лука и арбалета, то с виду изнеженный, холеный Красавчик по праву носил звание первого наездника всего севера, ибо с десяти лет скакал без седла на необъезжанных жеребцах, и фактически был одним из лучших меченосцев нашего края, но, естественно, как бастард, не мог явить свою силу и умения в состязаниях, проводящихся при дворе Саратского Вождя не реже шести раз в год по особым праздникам.

— Но по-настоящему Чарли крут с боевым топором, — болтал разговорившийся Чернек, который, перестав падать мне в ноги и заикаться, обращаясь к "великой госпоже", стал вполне нормальным парнем. — Я однажды видел, как он в одиночку покромсал пятерых берсерков! А я сам с топором и против одного бы минуты не продержался! Ну, лорд Бартехальд, поняв, что вложил в меня все, что мог, разыскал в какой-то глубинке ведьму, чтобы она учила меня магии, а потом и Чарли с Иви присоединились, хотя им вроде и не по чину.

Это было правдой. Если в Веридоре были магические школы, специально выявлялись, изучались и развивались Дары, то у нас на севере физическая сила, ловкость, владение оружием и умение скакать на лошади, править волчьей или оленьей упряжкой, нырять зимой в прорубь и добывать шкуры диких зверей ценились намного выше, чем способности к магии. Скорее всего так сложилось, потому что вблизи Великих Гор, с вершин которых, по преданию, на род людской взирали сами Боги, было много так называемых аномальных зон, где не действовало никакое колдовство. А может еще и потому, что способности к магии люди в большинстве своем переняли от древних рас, много тысячелетий назад ушедших из нашего мира в Хаос, а в нашем суровом климате большинству и них было некомфортно, вот и перенимать северянам, выходит, не у кого. Поговаривали, что в незапамятные времена север был поделен между кланами оборотней, у подножья гор можно было встретить немногочисленных гномов и порой еще гоблинов, и все они, конечно, обладали магией, но она была не самой сильной их стороной. В Веридоре обитала диаспора вампиров, водились демоны в невероятном количестве, темные эльфы, почему-то называемые дроу, и, конечно же, властители небес — драконы! На восточной окраине в степях были раскиданы становища орков и троллей, а еще дальше обособленно ото всех жили дивные — светлые эльфы и дети стихий: саламандры, фениксы, дриады, наяды и прочие. А вот юг был вотчиной теплолюбивых змей: нагов, василисков, горгон и их ближайших родственниц веверн и гидр. Какими такими окольными путями змеиный ген занесло через весь мир в наш северный род, понятия не имею.

Но вернемся в Красавчику и компании. По словам Чернека, моему кузену давались заклинания любой сложности, однако резерв его был прискорбно мал, так что как маг Чарли знания имел, мог легко распознать магическую ловушку и избежать ее, но как боевая единица функционировал, только обвешавшись накопителями. Иви же обладала достаточно редким Даром Щита… и все! То есть совсем все. Подруга могла без помощи рук и не произнося вслух ни одного звука сплести сложнейшую защиту, могла оградить свое сознание от ментального вмешательства (пожалуй, самая сложная сфера магического искусства), могла сделать щит, позволяющий дышать под водой, ходить через стену огня, падать с обрыва высотой с крепость Веридорских, да хоть сидеть на кинжалах, воткнутых в сидение стула лезвием вверх! Но сотворить простейшую атаку или же просто швыряться сырой силой у ее почему-то не получалось. Ну и в бытовой магии, считающейся самой простейшей отраслью магической науки, Иви была полный ноль.

— И что же, совсем ничего больше не может? — недоверчиво переспросила я.

Чернек замялся, но все же ответил, что нет, больше вообще ничего. И тут кольцо правды ощутимо нагрелось — преднамеренная ложь! Ладно, потом сама поговорю с подругой. Как выяснилось, северное "посольство" в составе четырех человек, а именно лорда Бартехальда, вдовствующей леди Джанин, то есть моей троюродной тетушки леди Гертруды, леди Ивенснессы и — как же без него? — Красавчика Чарли, в данный момент пребывает в королевской резиденции и активно принимает участие в подготовке свадебного торжества.

Отогнав подальше мысли о том, что будет завтра, решила перейти к другому интересующему меня вопросу:

— А скажи, Чернек, ты так стремительно бросился мне в ноги на въезде во дворец… И чем же ты можешь быть мне полезен? И как ты намереваешься служить мне, если, по твоим словам, уже кому-то служишь?

Тут парнишка подобрался, в глазах снова мелькнуло какое-то загнанное выражение. Боги, его что, пытают нынешние хозяева?

Не успела я закончить в голове мысль, как этот верткий уж скользнул из кресла на колени и подался ко мне, глядя с такой щенячьей преданностью, словно я собиралась забрать его с живодёрни.

— Великая госпожа! — затараторил он так, что я даже не могла вклиниться в поток его слов и одернуть. — Я все могу, великая госпожа! Я могу любить женщину тридцатью двумя способами! Мы с Чарли вместе ездили в Порсул, где изучали восточные труды об искусстве любви.

Ну, в Красавчике я не сомневалась… А вот его дружок начал подозрительно ко мне подползать, подробно раскрывая абстрактный тезис "я все могу":

— Я могу доставить женщине удовольствие одними руками или языком, меня хватает на дюжину раз за ночь…

Не знаю, как бы я отреагировала на это перечисление характеристик и на то, что паренек явно собирался продемонстрировать мне сии ценные навыки, если бы тут от двери не раздалось:

— А меня на два десятка, так что обломись! Вы тут что, брачную ночь репетируете? А почему меня не позвали?!

2.4

Красавчику я обрадовалась, как родному, а потом вспомнила, что он мне хоть весьма условно, но действительно родной… и радость мигом испарилась, как не бывало. Вспомнилось, что этот улыбающийся красивый юноша, вальяжно развалившийся в кресле напротив меня, где только что сидел Чернек, первый подозреваемый в убийстве королевской четы руками графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. Он часто бывал в Зеленом Горбе без каких-либо видимых убедительных причин (говоря по совести, что он забыл в Веридоре и каким боком к посольской миссии, тоже было неясно); это именно он подкинул лорду Себастьяну идею об отравленных помадах; и наконец, просто так на Великие Горы не заберешься, мимо гвардии Саратского Вождя проскочить под силу разве что полукровкам со второй ипостасью или магам, а вот бастарда владыки никто не стал бы останавливать, кого бы он ни привел с собой. Всмотрелась внимательнее в своего кузена: не с первого взгляда, но все же бросалось в глаза, что мы с Чарли похожи, как брат и сестра: его мягкие даже на вид локоны были всего на тон темнее моих золотых, глаза, конечно, другие, у него — цвета неба в погожий денек, а у меня — горящие янтарные, но разрез одинаковый. Тот же нежный овал лица, ямочки на щеках, ровная кожа с едва различимым розовым румянцем на идеально гладких щеках. Вот странно, Красавчик на пару лет старше меня, то есть у него уже лет десять должна пробиваться щетина, однако у него не было и намека на усы, бороду, или же бакенбарды… Покосилась на Чернека — та же песня. Помнится, у Себастьяна, Гарета, Франциска и личины Франсуа тоже из растительности на лице были толко брови. Интересно…

— Прекрасная кузина, — улыбнулся мне Красавчик, и почему-то сейчас он не казался мне тем насквозь масляным скользким придворным. Как будто привычная маска, за много лет практически застывшая на лице, вдруг треснула, позволив прорваться наружу искренности. Вроде хорошо это, однако с чего такие перемены? Не бывает же так, чтобы раз — и стал доверять. Да и не исключено, что я ошибаюсь и это очередная искусная игра.

— Я к вам, можно сказать, прямо с коня на прием, — между тем продолжалЧарли, расслабленно покачивая носком охотничьих ботфорт, — так что еще не в курсе всего, что здесь происходит. Так что, мой друг на коленях молит вас о благосклонности, для убедительности перечисляя все свои выдающиеся положительные стороны?

— Не угадали, кузен, — тоже слегка улыбнулась я. — Чернек загорелся идеей поступить ко мне на службу. Вот только загорелся не в том месте, в каком надо бы.

Любуясь на вытаращенные глаза мужчин, я не сдержала усмешки — ну да, веридорские леди наверняка так не выражаются.

— Положительно, милая кузина, с каждой встречей вы восхищаете меня все больше, — сверкнул идеально ровными зубами Чарли. — Раз так обстоит дело, позвольте дать вам совет: берите Чернека, ведьмака лучше него вам не сыскать нигде от Великих Гор до самых южных провинций — магичит как дышит. Сами понимаете, талант непризнанный, но от этого не менее яркий. Ну и да, как агент и лазутчик мо друг тоже хорош. Уверяю вас, он не соврал и действительно знаком с тридцатью двумя позами для занятий любовью.

— Вы экзаменовали? — с трудом сохраняя серьезное лицо, вопросила я.

Мда, мне только проститутов в свите е хватало! А хотя… если хороший маг, лишним не будет. Вот только Чернек так и не сказал, что там с его нынешними господами…

Словно прочитав мои мысли, Красавчик рукой попросил меня немного подождать и продолжал как ни в чем не бывало:

— Собственно, я к вам по делу, прекрасная кузина… Кстати, о делах. Чернек, там лорд Бартехальд рвет и мечет, что его секира в данный момент может справедливо зваться "наточенной", но никак не "вострой". Поди реши проблему, и на топоры заодно глянь. И не вздумай попытаться удрать к кому-нибудь еще, уверен, леди Монруа не откажет тебе.

Паренек бросил на меня еще один умоляющий взгляд, затем встал, оправил сбившийся чуть набок черный дублет и удалился.

Вопреки ожиданиям, Красавчик не начал сыпать объяснениями и выплескивать на меня поток информации. Напротив, Чарли вдруг помрачнел и сосредоточенно молчал, изредка бросая на меня пристальные взгляды.

— Так какое же у вас дело ко мне? Прознали о свадьбе? — первой не выдержала я.

— Тоже мне нашли важную новость! — хмыкнул кузен. — Поверьте, вскоре собственные свадьбы станут для вас событием тривиальным и невообразимо скучным. Но сейчас не об этом… Леди, прежде чем я объясню вам ситуацию, хотелось бы прояснить один немаловажный момент. Близких и дорогих людей у меня всего двое… ну, в свете последних событий, можно сказать, трое. В любом случае, Чернек — один из них. Он мне брат, леди, и ради него я готов на многое. Гораздо на большее, чем то, что сделал бы для самого себя. Он считает, что никто, кроме вас, не сможет ему помочь, и я, если хорошенько подумать, с ним солидарен. Однако если вам вдруг взбредет в голову навредить кому-то из моих близких, знайте, от меня прилетит ответ, причем ударит не по вам, а по вашим близким, вне зависимости от того, являются они королями, графами, кронгерцогами или же Бесноватыми. Вы поняли меня, леди?

— Да, — лаконично кивнула в ответ, а потом все же добавила. — Я е собираюсь вредить вашему названному брату.

— Мне известно, что вы добры, однако порой власть сводит с ума даже праведников. Надеюсь, мы друг друга поняли. Итак, Чернек… сам он вам не скажет, потому что на нем запрет, такой, что никто из знакомых мне магов снять не смог, что, впрочем, ожидаемо, с таким гением не тягаться никому в Веридоре. То, что Чернек служит, не совсем верно… Точнее, это вообще неверно! Он — раб. Безвольный раб, которого словно марионетку за веревочки может дергать его даже не господин, а Хозяин. Сейчас Чернек здесь, поскольку пока Хозяин в нем не нуждается, однако — это и слепому понятно! — со дня на день его снова превратят в орудие. А орудия, леди, на то и орудия, что не могут думать, чувствовать, а еще часто ломаются, исполняя свое предназначение. Я бессилен, кузина, но Чернеку можете помочь вы. Убедите его Хозяина отпустить раба и приструнить тех, кому разрешил "пользоваться" милым мальчиком в свое "отсутствие". Если вы поможете ему, клянусь, я ваш до конца жизни и готов надеть на себя те же оковы, что сейчас висят на Чернеке. Ну, вы, я полагаю, прекрасно знаете, чем я могу быть полезен, кроме того, что те тридцать два способа мы с Чернеком изучали вместе, — и закончил сию, вроде бы, серьезную речь смешливым подмигиванием.

— Хорошо, я попробую помочь Чернеку, только не понимаю, почему вы считаете, что я смогу как-то повлиять на его Хозяина, который, очевидно, сильный маг, раз сумел так привязать мальчика. Кто это вообще?

— О, Хозяин Чернека вам более, чем знаком, — предвкушающе протянул Красавчик, даже подаваясь веред, чтобы лучше увидеть мою реакцию. — Лорд Себастьян, граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон…

2.5

— Простите? — кажется, я не сдержалась и неверяще помотала головой. Плохо, очень плохо, без владения собой при дворе никуда.

— Охотно прощаю, — благосклонно кивнули мне. — Так вы поможете Чернеку?

— Но погодите… Это же сущая несуразица! На кой демон графу сдался Чернек? Он сам по себе превосходный маг, да и зачем ему слуга-инородец? И зачем лорду Себастьяну подчинять кого бы то ни было магически? Уверена, у Его Светлости достаточно денег, чтобы купить лучших магов мира.

— А вы думаете, Его Светлость лично выковыривал обычные свечи из подсвечников в покоях Ее Величества великой королевы Пенелопы и прилаживал на их место отравленные? — иронично изогнул бровь Красавчик. — Конечно же нет! Что же касается баснословных богатств графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, то веридорцы, конечно, далеко неравнодушны к звону монет, верность до последнего вздоха и неподкупность здесь не в такой чести, как у северян, но дураков вмешаться в покушение на королевскую чету вы тут не купите ни за какие деньги. А все потому, что задаток возьмут, а потом повторно продадутся, только теперь вашим врагам. К тому же есть еще один момент. Как вы верно заметили, мы — инородцы. Более того, говоря по правде, мы — иноверцы. У нас свои законы и нравы, мы никоим образом не вписываемся в веридорскую иерархию. А кто такой граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, если смотреть с точки зрения Веридора? Он — примерно такой же, каким был ваш славный отец лорд Седрик Монруа. Лорд Себастьян — "король" юга. Могущественный сосед. Именно по этой причине никто и никогда не найдет доказательств того, что это с его легкой руки прервались жизни консорта и Ее Величества. Вздумай кто-то копаться в этом деле, вышли бы на Чернека, и на нем бы и остановились. Идеальный козел отпущения: северянин, бастард при доме одного из дальних родственников Монруа. А то, что яд какой-то мутный, никому не известный, так это скверна нечестивого северного ведьмака. Тут же как нельзя вовремя нарисовались бы храмовники и подняли хай: язычник! Еретик! Убийца правоверной королевы, преданной дочери Единого, которую благословил на царство сам Отче! Итак, всем кристально ясно, кто виноват — северяне, нацелились на веридорский престол! А граф… а что граф? Граф и ни при чем, просто на праздник на пару деньков заезжал.

— То есть вы утверждаете, что Его Светлость отловил Чернека и подчинил его, чтобы, если вдруг запахнет жареным, спихнуть все обвинения на него? — подвела итог я. — Простите, кузен, но мне кажется, вы неправы. Или вы лично видели, как Чернека подчиняют?

— Если бы я только был там… — голос Красавчика на миг сорвался, и он спешно отвернулся, впрочем, практически тут же пришел в себя и продолжал прежним тоном. — Если бы я был тогда в подвалах Зеленого Горба, то бросился бы на подчинителя, кем бы он ни оказался, хоть самим Мрачным Богом. Нет, когда это случилось с Чернеком, я был с… впрочем, не важно. Я только сумел разглядеть татуировку, тянущуюся по позвоночнику Чернека от третьего позвонка до поясницы. Я перерыл весь Зеленый Горб, пока наконец не узнал, что это за дрянь. Знаете, что сотврил с моим другом граф?! Он возродил из пепла летопись древних шаманов и использовал одну из запретных печатей Магии Крови! Догадываетесь, почему Чернек все еще подчинен, хотя нужный талмуд я разыскал?

— Магия Крови необратима… — прошептала я страшное.

— Именно, моя прекрасная кузина. Освободить моего друго можно только одним способом — Его Светлость должен добровольно дать ему вольную.

— Я не верю… я просто не верю… Себастьян не мог… Чернек же просто мальчик! Себастьян никогда бы не поступил так с пареньком, который не был ему врагом! Его Светлость добр, я сама видела, как он заботится о своих слугах, как он переживает о своих людях…

— Как вы верно подметили, прекрасная кузина! — перебил меня Чарли. — Его Светлость добр к своим людям. И только к своим. Отчасти оно и понятно, и правильно: граф — правитель, и именно по этой причине он не мог допустить, чтобы его месть выплыла наружу и разгорелась война между Веридором и югом. Вы и сами понимаете, что выбор между сотнями, а то и тысячами жизней своих подданных, которых ты клялся защищать, и одного паренька-инородца, может, и непрост с точки зрения совести, и тем не менее очевиден.

— Это все ужасно.

— Политика и месть — вещи в принципе неблаговидные и нечистоплотные, — пожал плечами Красавчик, но, глядя на мое обескураженное лицо, вдруг улыбнулся. — Хотя, вполне может быть, что вы не ошибаетесь насчет графа. Его Светлость не показался мне жестоким человеком, хотя змеиную сущность у него, понятно, не отнять. Если он действительно сын сэра Гвейна Благородное Сердце, он отпустит Чернека.

Я подняла на него взгляд, полный благодарности: да, так и будет, я уверена! Вот только…

— Я обязательно поговорю с Его Светлостью, но не знаю, когда представится возможность. В Зеленый Горб меня вряд ли кто-то пустит…

— О, по этому поводу можете не переживать, прекрасная кузина! — плутовато сверкая глазами, Красавчик поднялся из креста и протянул мне руку. — Позвольте, я покажу вам стратегически важные места во дворце, а по дороге расскажу, почему задержался и прибыл в Веридор позже вас, — я охотно оперлась о его ладонь и позволила вести, куда вздумается, тем более что от его слов все мысли тут же унеслись прочь от королевского дворца. — Я потратил прискорбно много времени, чтобы разузнать дальнейшие планы графа, ведь вы увезли с собой ценнейший источник информации — Жака! Однако старания мои не пропали даром, и я рад вам сообщить, что Его Светлость лорд Себастьян, приведя Зеленый Горб в относительный порядок, отписал письмо Саратскому Вождю и отправил его магической почтой, да с такой охранкой, что перехватить не сумели бы даже веридорские ищейки, затем связался через артефакт с Великим султаном Порсула и несколько часов кряду вел с ним дюже секретные переговоры, ну и на десерт — лично отправился к викинговскому конунгу, не так давно объединившему под своей могучей дланью все берсеркские хольды и лагеря хускалов, — и, увидев непонимание на моем лице, пояснил. — Хольд с вигинговского "город", а хускалы — что-то вроде личной гвардии конунга, то есть вождя. Готов спорить на бороду лорда Бартехальда, прекрасная кузина, что ваша свадьба с Галахатом Веридорким не состоится!

2.6

Стратегически важными местами дворца с точки зрения Красавчика оказались цепочки тайных ходов, пролегающих практически на всех уровнях (назвать их этажами язык никак не поворачивался) этого чуда разгульной архитекторской мысли. Просветил меня Чарли и относительно того, почему в королевской резиденции варьируются все возможные размеры, от высоты этажей до толщины перегородок между расположенными по соседству нишами. Оказывается, сия дивная конструкция держится потому и только потому, что где-то глубоко в подземельях запрятан невиданных размеров источник магии, поддерживающий силовой каркас здания. Отрубится источник — рухнет дворец, так что первоочередная задача кого-то из Веридорских — как раз таки подпитывать источник. На мой вопрос, с чем связано такое неординарное инженерское решение, Красавчик ответил, что так дворец стал неприступен с магической точки зрения, то есть даже если на него нападут все маги мира разом, их заклинания затянет источник, переработает энергию и еще больше укрепит каркас. Ну, предположим, некий смысл в задумке был, однако же я бы такого творить со своим домом не стала: слишком уж много неоправданного риска, ведь добраться до источника хоть и сложно, но возможно.

А вот ходы мне понравились. Мало того, что ориентироваться в этом бесконечном алогичном лабиринте коридоров стало ощутимо легче, так еще Чарли показал мне все местные магические и механические ловушки. Признаюсь, я чуть не взвизгнула, когда у меня под ногами развергся пол, и лететь мне в черноту навстречу явно недружелюбной неизвестности, но Красавчик ловко подхватил меня под мышками и легко перепрыгнул на другую сторону зияющего провала, словно это была не яма почти в сажень длиной, а мелкий ручеек, в котором ноги и по щиколотку не замочишь.

— Не дрожи, если знать, что за ловушка, обойти легко. Я тут уже все облазил и пометил все опасные места. Гляди, — и ткнул в неприметный рисуночек на стене, скорее всего намалеванный углем.

Через час я знала, что перевернутый треугольник в круге — это вот такая яма, круг с вертикальной чертой — это встроенные в стены арбалеты, перечеркнутый квадрат — льющаяся с потолка кислота, ромб с кругом внутри — раскаляющийся докрасна или возгорающийся пол, зигзаг — ненаправленная шаровая молния, спираль — зональное удушающее проклятие, а нечто вроде цветочка-пятилистника — ослепляющая вспышка. Как оказалось, прочесывал этот рассадник смертельной опасности мой кузен вместе с Иви и Чернеком, так что с щитами подруги был в полной безопасности. А еще я для себя отметила одну вещь: судя по направлению и тому, что рисунки делались с обеих сторон зоны действия ловушки, Красавчик был левшой. Но ведь мне он протягивал правую руку… Ладно, спрошу, навряд ли это тайна за семью замками.

— Я левша, — подтвердил мои догадки Чарли. — Но, видишь ли, когда некоторым леди, предлагаешь левую руку, а не привычную правую, они почему-то становятся страшно неловкими, путаются, не могут решить, менять им ведущую руку, подстраиваясь под партнера, или нет. Поэтому я, дабы не дезориентировать милых дам, приучился исполнять все придворные этикеты правой, что, в сущности, несложно для обоеручного бойца.

— Чарли… а можно мне посмотреть, как ты тренируешься? — немного робко спросила я. Все же не для благородных леди это занятие — глазеть, как полуобнаженный мужик занимается мечемаханием.

— Знаешь, Николь, — протянул Красавчик, как странно на меня глядя и, кажется, даже не замечая, что перескочил на "ты" и назвал меня по имени. — Не была б ты мне сестрой, стала бы моей женой, — выдав этот шокирующий перл и оценив собственное стихотворчество, Чарли рассмеялся… и вдруг опустился на одно колено, поймал мою руку, положил на свою идеально гладкую щеку (а я и не подозревала, что у мужчин может быть такая шелковистая кожа!) и как заявил. — Леди Монруа, а выходите-ка вы за меня замуж!

Именно в этот "романтический" момент нас и увидали изумрудные очи, заставляющие мое сердце биться, как у испуганного зайца…

2.7

Не знаю, что меня больше развеселило, на ходу зарифмованное Красавчиком заявление, что помехой нашему браку является близкое родство (а он мне так, на минуточку, аж четвероюродный брат!), в то время как это именно Чарли разглагольствовал о возможности моего союза с кровным братом, или же очередное дежавю, ведь именно эти слова выпалил Галахат не далее, как две недели назад, выдвигая очередную свою "гениальную идею". Однако усмехнуться я не успела, потому что почувствовала на себе взгляд… О да, я прекрасно знала этот взгляд и уже не первый месяц чувствовала его чуть ли не физически! Он преследовал меня наяву и во снах. От этого взгляда невозможно было скрыться. Он то горел дикой ревностью, то светился тихим спокойствием, то сверкал надменным сарказмом. А еще моя змейка под этим взглядом сворачивалась и замолкала. Я пробовала выспросить у нее, чего она боится, и в ответ слышала только то, что это не страх, а что-то другое, а что, она сама не знает. А один раз моя вторая сущность выдала такое, что я чуть не поперхнулась воздухом: "Ссссын Хаосссса о тебе зссссаботитссссся, оберегает… и плод зсссаветный любит…" Ну, предположим, последнее не удивительно, яблоко — фрукт распространенный и люди в большинстве своем его любят. Так почему же моя змейка напомнила мне об этом? Может, потому что в нашу первую встречу в Зеленом Горбе Франциск, прячущийся под личиной Франсуа, предложил мне яблоко, один в один такое же, как "преподнес" мне мой истинный?

В тайном ходе Франциска не было, но я точно знала, сейчас он смотрит прямо на меня… через стену?! Чарли, увидев, как я таращусь на каменную кладку, вдруг подмигнул, встал с колена и, бросив мне:

— Углядела-таки! — провел ладонью у меня перед глазами, едва различимо прошептав на древнем, давно позабытом всеми, кроме северных чародеев, наречии: "Волей ведьмака, стань прозрачной, стена!" Ну да, обычно заклинания северян содержали обращение и точную инструкцию, какая метаморфоза должна произойти. Не уважают мои сородичи длинные абракадабры и чумовые рассчеты. Наши потомственные ведьмы и ведьмаки жили в абсолютной гармонии с окружающим миром и чаровали именно "волей своей", взывали к силе Великих Гор и крови севера, а не изучали, какие там потоки каким Дарам принадлежат, не мерили лихорадочно свой резерв и не наворачивали неописуемые кренделя из каких-то силовых нитей. Веридорцы фыркали, что, мол, у нас магия не наука, а деревенское знахарство, а в ответ мы, старательно помолясь всем языческим богам, а также двум братьям-создателям Единому и Мрачному, в честных поединках показывали зазнавшимся соседям, в чем именно они не правы. В итоге удалось донести до соседей прописную истину: против Богов не попрешь и их покровительство — достаточно серьезный аргумент, чтобы избегать противостояния с северянами.

Повинуясь слову ведьмака, стена подернулась белесой дымкой, которая спустя миг расступилась, позволяя заглянуть в соседнюю комнату, которая оказалась кабинетом, судя по размеру и лицам, обретающимся внутри, — так называемой малой королевской приемной, где как раз таки и решались самые трудные и щекотливые государственные вопросы, вершились судьбы влиятельнейших людей королевства и без стеснения шли обсуждения, в которых принимали участие только самые доверенные лица Его Величества. Увидеть здесь Франциска было не просто неожиданно, это было просто невероятно! Что забыл тайный бастард Ее Величества великой королевы Пенелопы Безжалостной во дворце?! Мало того, что он фактически соперник Галахата за трон, так еще и брат лорда Себастьяна, с недавних пор кровного врага всего Веридора. Я думала, раз он так и не присоединился к нам по пути из южных земель, значит, он принял сторону графа. В принципе, понятно, он ведь не знал Пенелопу Веридорскую как мать, навряд ли скорбел по ней да и Галахата он от мести отговаривал… И тем не менее он был здесь, нечеловечески прекрасный, в незримом ореоле рокового возлюбленного, дерзко глядящий на мир вокруг сверкающими ярче драгоценных камней очами-изумрудами, которые не давали обмануться в происхождении этого некоронованного короля. Да, он был потомком могущественной магической расы, не простым полукровкой, а вошедшим в силу высшим демоном, в жилах которого огненной крови Хаоса текло больше, чем человеческой. Вдруг подумалось, что Франциск смотрелся бы ослепительно на величественном троне, с большой церемониальной короной на голове, с вправленным в нее изумрудом-артефактом, сейчас спрятанным между моими ночными сорочками…

А вот чье явление меня нисколько не удивило и несказанно обрадовало, так это Гарета.

Кто бы мне сказал на заре прошлой весны, что я буду так искренне радоваться, увидев в целости и сохранности легендарный Страх и Ужас всея Веридора и севера в придачу?! Бастард Тьмы был все таким же: огромным, сложением напоминающим былинных богатырей, с такой же яркой аурой истинного сына Хаоса, как и у Франциска, и неизменным сарказмом.

Ну и третьим, ожидаемо, был сам будущий король, который сейчас как раз распинался перед своими формальными подчиненными:

— Я как гарант мира и процветания королевства… — бурно жестикулируя и меряя шагами небольшое пространство, вещал Галахат.

— Оно и видно, — оборвал его насмешливый хмык Бесноватого, вольготно устроившегося за столом на месте, собственно, монарха, по старой привычке лихо закинув скрещенные ноги на столешницу. — Ты, племяш, еще не успел корону примерить, а уже разжег кровную вражду с югом.

— Вражда у меня не с югом, а с конкретным зарвавшимся гадом, — рыкнул в ответ почти король. — Я вообще не понимаю, по какому такому праву лорд Себастьян носит титул графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон?!

— Кажется, эту тему мы закрыли, — подал голос от стены прямо напротив нас Франциск, и вот лично я была практически уверена, что он видит нас, ну или хотя бы ощущает, что со стенкой что-то не так, поэтому и щупает ее взглядом! — Честное слово, я уж триста раз пожалел, что рассказал тебе всю правду.

— А ты, оказывается, сын Гвейна гораздо больше, чем я думал, — как-то грустно улыбнулся Гарет. — Тот тоже всегда рвался пороть правду-матку при ком ни попадя.

— Этот "кто ни попадя" желает видеть правителем близлежащего края надежного человека, с которым в принципе возможен мирный диалог! — не унимался Галахат. — И вот не надо так смотреть на меня, дядя, намекая, что я сам, также как и нынешний граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, собираюсь наследовать землю и титул, будучи младшим. Вот только лорд Себастьян, в отличие от меня, гадина!

— Галахат! — недобро сверкнул на него глазами Франциск.

— Оставь, кузен! После того, как ты рассказал мне, чье имя в итоге было в завещании сэра Гвейна, вы меня хором не переубедите! Эта гадина под шумок похорон подползла к Франсуа, оглушенному нежданно-негаданно свалившимся на него титулом и несметным богатством, и нашептала, что, пока не огласили последнюю волю почившего графа, можно все переиграть! Он, Франсуа, может прямо сейчас отречься от ненужного наследство в его, Себастьяна, пользу! Еще, небось, у него язык повернулся вмешать в свои честолюбивые планы умершего родителя. Приплел, что отец не хотел, чтобы наследником стал Франциск, значит, остается только один кандидат, в чью пользу можно отречься!

— Отречение Франсуа было добровольным и, в сущности, ничего не изменило. Даже если бы он формально носил титул графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, правил бы все равно Себастьян. И, повторюсь, эту тему мы больше не поднимаем, — отрубил Франциск.

— Да как хочешь! Вот сами меж собой и решайте, кто из вас займет пост министра иностранных дел вместе с обязанностью ездить в дипломатические миссии, пока штат нормальный не наберется, и кто, соответственно, будет доносить до пресловутого соседа, что если это мерзкое гадоподобное притащит свой хвост в Веридор и попытается сорвать мою женитьбу на Нике, южные земли могут помахать ручкой своему суверенитету и после публичной казни своего "короля" не смогут рассчитывать даже на относительную автономию!

2.8

— Этого не будет! — громыхнуло в кабинете даже раньше, чем я задохнулась собственным негодованием.

Ну ничего ж себе… А я то наивно полагала, что самый страшный дикий зверь тут Бесноватый…

— Веридорские невольно это все заварили, Веридорский же монарх должен покарать настоящих заговорщиков и прекратить эту череду смертей, или мы все утонем в кровной вражде, — весомо продолжил Франциск. — И если на это не хватит мудрости у тебя, брат, это придется сделать мне.

— Нифига се снег с капелью… — в истинно северной манере пробормотал Чарли, озадаченно покосившись на меня. Значит, не одной мне тут послышалась угроза смены власти.

— И потом, — более мягко продолжал старший сын сэра Гвейна, — как бы ты ни относился к Себастьяну, он все еще отец твоей признанной единственной.

— Франциска зовет папой тебя, — возразил Галахат, — как и Франсуаза. Себастьян им никто.

— Он был бы им никто, если бы они были обычными людьми. Магические расы чувствуют родственную связь и тянутся к тем, кто близок им по крови. Меня девочки, бесспорно, любят, но ощущают как дядю, не больше и не меньше. А "папа" — это просто обращение. Я совершил ошибку, когда решил, что им лучше не знать своих родителей. Франсуаза — умница — не поверила моим словам, что мама — плохая, и бегала к Никалаэде, притворяясь призраком и так формально "слушаясь" меня. Лично я не знаю, как смотреть в глаза Никалаэде. Я своими глазами видел, как она плачет, прижимая к себе дочку, и молится в храме, чтобы душу ее девочки почаще выпускали из Царства Мертвых, чтобы она могла видеть ее. Она пыталась найти и старшую дочку, но у меня, оказывается, — кривая усмешка, — талант прятаться. И Себастьян… он ведь и сам не понимает, что с ним происходит, зато для меня как для мага Жизни все очевидно. Он чувствует, что у него должен быть ребенок, но не видит его. Подсознательно ищет и не находит. А уж теперь, когда пробудился василиск, можешь не сомневаться, он почует ее сразу же, как въедет в столицу, как, впрочем, и она — его.

— Ладно, демон с этим гадом, — недовольно выдохнул почти король. — Но с диверсионными и матримониальными планами пусть катится колбаской, благо, форма подходящая!

— Галахат, ты же понимаешь, что очень высока вероятность, что он — истинный Ники, а она — его. А даже если это не так, вполне может быть, что они друг для друга — лучший вариант, потому как других просто нет! Ты же изучал расоведение, почему я талдычу тебе прописные истины?! Сам прекрасно знаешь, что змеи совместимы исключительно со змеями и связывают жизни только с себе подобными, потому что их ген, в отличие от демонического, рецессивный. Исключение организуют только Боги для избранных Ими же пар. Много нагов ты встречал в нашем мире? А о василисках, даже полукровках, кроме Никалаэды, слышал? А о потомках горгон, у которых доля магической крови хоть на каплю больше той, что наплакали наши с Себастьяном пра-пра-пра- и не известно, сколько еще раз "пра". Так что не исключено, что они — последние оставшиеся в нашем мире змеи. И ты готов в угоду своей ненависти принести в жертву семейное счастье Ники?

— Знаешь что, Франциск, не передергивай! — тряхнул совсем не по-королевски растрепанной головой принц и тут натолкнулся на насмешливый взгляд Бастарда Тьмы. — Чего это вы так по-демонически лыбитесь, дядюшка?

— Да вот, на вас любуюсь, орлов желторотых, — довольно протянул Бесноватых. — Хорохоритесь тут оба, глотку дрете, выясняя, кто кому копытом на хвост наступил, Никину судьбу планируете, разве что по годам еще не расписали, когда да за кого ей замуж, от кого и сколько раз рожать, и да — самое важное! — легитимность сего мероприятия с точки зрения Богов. И главное, искренне верите ведь, что что-то решаете и ваше мнение какую-то роль играет. Я вам скажу так, племяннички: кого любить, как жить и с кем целесообразнее детей заводить, будет решать сама Ника и только она! Захочет — поддержит твой план, Галахат, и фиктивно выйдет замуж. Захочет — плюнет на все твои "гениальные идеи" и сегодня же умотает на юг к алтарю вместе с Себастьяном, а потом и в уцелевшую Венчальную с ним же. А захочет — пошлет в Хаос нас всех разом и, уверившись, что ей, богатой наследнице, муж в хозяйстве ни за каким демоном не сдался, рванет в свой Северный Предел. А что касается всей этой политической заварухи, то, думается мне, ни Веридору, ни югу сейчас меж собой проблемы не нужны. Великий султан опять темнит, у Саратского Вождя, как всегда, не двор, а сборище помешанных на войне головорезов и гадюк подколодных похлеще василисков. Сами понимаете, перспектива так себе… И да, не забываем, что заговорщик или заговорщики все еще у нас под носом, и расколоть их не так то просто.

Я невольно взглянула на одного из предполагаемых заговорщиков по соседству: собран, слушает внимательно, явно не пропуская ни слова, а на лице застыла маска готовящегося к очередному рывку зверя… Вот только нападать он собирается или убегать?

— Так что возвращаемся к более актуальным темам, а именно: как будем делить пост министра иностранных дел и начальника тайного сыска, раз уж тебе, Галахат, пришла верная мысль, что на это сгодятся только те, кому ты безоговорочно доверяешь, то бишь мы, — между тем продолжал Бесноватый. — Вообще мне по сфере деятельности ближе второе, тем более что в начале правления сестры эту должность занимал я, да и в последствии курировал, когда оседал на время в Веридоре. Все эмиссары-комиссары мне знакомы, также как и главы Гильдии Убийц и Гильдии Воров, агентурная сеть развернута по всей стране.

— Но последнее решение за мной, — прервал его Галах. — И мне думается, что ты, дядя, лучше подойдешь в качестве дипломата, поддерживающего мир с соседями.

— Смеешься, Азизам? — припомнил "шутовское" имя принца Бастард Тьмы. — Какой голубь мира из коршуна войны?

— Самый что ни на есть эффективный, — уверенно заявил брат. — Сам посуди, если это место достанется Франциску, то посольство к Саратскому Вождю нам не отправить, потому как эти ушлые северяне и на порог не пустят… уж прости, Франциск, ублюдка, даже королевсих кровей, хотя своего "красавчика-бастарда" — подчеркнул последнее слово Галахат, намекая на небольшую, и тем не менее разницу между Франциском и Чарли с официальной позиции севера, — всучить нам умудрились вместе с дипломатической миссией.

— А вот тут неувязочка, — вдруг подал голос Франциск. — Я тут проглядел одним глазом кой-какие бумаги, порасспрашивал того, этого… В общем, выходит, что паломничество наших северных "друзей" в Веридор никак нельзя приурочить к официальному посольству. Более того, я готов спорить на собственный рог, что Саратский Вождь и то подобие правительства, что гнездится у его трона, понятия не имеют, что леди Гертруда не в фамильном особняке сызнова проливает горючие вдовьи слезы над златом безвременно почившего супружника, а во всю колесит по миру в сомнительной компании паршивого братца последнего. Что же касается прочего сброда, который все северяне без стеснения и утайки зовут "ублюдышами", а то и похуже, то их за людей не считают, какое там посольство? И последних, кстати, мы могли бы без каких-либо проблем уволочь в пыточную для допроса или же сразу на плаху, так как вступаться за них, понятно дело, никто не будет. Единственный момент — Красавчик Чарли пока что единственный ребенок не то что Саратского Вождя, а во всех маломальски родственных правителю родах…

— То, что без проблем, это ты, племяш, погорячился, — покачал головой Гарет. — Красавчику, если мне не изменяет память, в будущем году стукнет двадцать семь, леди Ивенстнесса не намного младше. Те, кто в условиях такой травли бастардов, когда убить — чуть ли не благое дело, сумел выжить и возмужать, — далеко не легкая добыча…

— …которая позубастее хищников будет, — хмыкнули сбоку от меня…

И тут Чарли ощутимо дернулся так, что чуть не свалил с ног меня. Схватившись рукой за выглядывающую из-под камзола манжету, Красавчик на мгновение замер, а потом как понесся куда-то вперед, преодолевая ловушки, даже е разглядывая подсказки на стенах, что становилось понятно сразу: либо он не раз тут уже носился галопом, либо принимал непосредственное участие в повышении уровня опасности тайных ходов дворца. А может, и то, и другое. Но что случилось?

Ответ я получила сразу же, как выбралась таки из хитросплетений потайных коридоров, по дороге не единожды помянув крепким словцом того, кто наворотил эту мечту параноика. Стоило мне ступить на сверкающий безупречной чистотой дворцовый паркет, как до моего слуха долетел отчаянный вопль:

— Наследницу Северного Предела убили!!!

2.9

В первую секунду я почему-то подумала на леди Гертруду. Наверное, потому что у меня только она ассоциировалась с еще одной представительницей рода Монруа. Но потом, припомнив семь испустивших дух мужей тетушки, пришла к выводу, что скорее она кого-то приговорит, чем ее кто-то. Так, куда бежать? Навстречу истеричным воплям? Или попробовать разыскать кабинета брата, может, там не слышно этой сумятицы? Нет, попробую-ка я лучше сама дойти до своих покоев.

Как ни странно, представляя, как идут тайные ходы, я ни разу не ошиблась по дороге и добралась в рекордные семь минут! Лавируя между носящимися туда-сюда слугами, причитающими дамами и кавалерами, требующими то ли выпивку, то ли шпагу с арбалетом, то ли короля, наконец пробилась к широко распахнутым дверям и на полном ходу влетела внутрь, а там…

Кажется, у меня подкосились ноги от увиденной картины, но меня галантно поддержали сзади за талию. Стоило обернуться и поблагодарить учтивого лорда или лакея, но я не могла, просто не могла оторвать глаз от раскинувшейся на полу девушки. Я не узнала ее, скорее догадалась, кто это. Иви… в последний раз мы виделись, наверное, лет десять назад, когда обе были нескладными худосочными девчонками-подростками. Помню, я переживала, почему подруга перестала ездить ко мне и не зовет меня к себе, писала ей письма… после третьего пришел ответ, только не от Иви, а от леди Гертруды, которая тогда как раз была замужем за соседом лорда Джанин. Тетушка любезно уведомила меня, что юная леди отправилась в монастырь в места, максимально отдаленные от мирских забав, дабы выучиться богословию и смирению, а потом принять постриг и посвятить свою жизнь Единому. Я тогда велела Николке смотаться на земли лорда Джанин и разузнать, где конкретно заперли мою подругу (в том, что силой упрятали в монастырские стены, я ни минуты не сомневалась, потому как из Иви, больше смахивающей на деревенского сорванца, была такая же монашка, как из Бесноватого!). Николка обернулся в три дня и принес обнадеживающие вести: Иви помогли выбраться из монастырских застенков друзья, двое красавцев-парней, таких же бастардов, как она, и вроде как после их визита половина послушниц и сама матушка-настоятельница резко раздались в талии… А подруга подалась в неизвестные дали, даже не заглянув ко мне. Скорее всего, подставлять не хотела или боялась, что поймают…

И вот она лежит на сверкающем чистотой полу, волнистые шелковые даже на вид локоны нежного медового цвета выбились из несложной прически и разметались в разные стороны, а на лице и приоткрытых в вырезе платья ключицах проступают отвратительные красные пятна как от ожогов. Но не это самое страшное. Самым страшным была откинутая правая рука с уже обсыпавшими ее уродливыми, надувшимися волдырями… а от кисти к локтю уже начали проступать почерневшие вены.

Змейка взметнулась раньше, чем я позвала ее, и тут же выдала информацию: яд смертельный, но летальный исход возможен только если будет сутки циркулировать в организме, а промыть кровь может даже целитель средней руки. А вот с ожогами все намного хуже: они могут не зажить до конца жизни или же со временем обуглить руку до черноты так, что придется ампутировать как минимум кисть. Изготовить лекарство мог бы маг с Даром Зельевара, но это потребовало бы много времени, которого не было катастрофически, а найти уже готовое… Нет, есть другой выход!

"Гарет!!! Франциск!!!" — закричала я во всю силу своего ментального голоса, надеясь, что хотя бы один меня услышит.

"Жива?!" — одновременно откликнулись оба, только голос Бастарда Тьмы слышался будто бы издали, в то время как второй, казалось, чуть ли не рядом со мной стоит.

"Жива. Иви отравилась вместо меня. Нужен маг Жизни. Срочно!" — отрапортовала я.

"Сейчас буду," — пришло от Франциска.

"Ничего не трогать, не нюхать, в рот не тянуть!" — раздал ценные указания Гарет.

А то я сама не знаю!

2.10

Помощь подоспела в течение двадцати секунд, за которые моя змейка разыскала источник отравления: на небольшом чайном столике между двух кресел обреталась большая роскошная ваза со свежими фруктами, которой однозначно не было, когда мы с Чарли уходили. Несколько виноградин обуглились на моих глазах… Только в самой вазе ничего отравленного не было: единственным напитанным ядом фруктом было крупное краснобокое яблоко, наверняка сладкое и сочное, откатившееся в угол комнаты из руки Иви. Значит, тот, кто прислал сей презент, точно знал, что из всего разнообразия плодов фруктовых деревьев, от тривиальных груш до порсульских парагваек и южной хурмы, я совершенно точно выберу именно это яблоко…

Ладно, потом поделюсь своими соображениями с Галахатом, Гаретом и Франциском, вместе подумаем, чьих рук это дело. Сейчас главное помочь Иви.

Змейка успокоила меня, что Франциск делает все правильно. Признаться, когда в его руке прямо из воздуха возник длинный кинжал, в следующий миг расчертивший черным руку подруги и алым — ладонь Франциска, и он соединил раны, смешивая кровь, я забеспокоилась. Не заразится ли он сам?

"Нет, я тоже иммунный к большинству ядов, — хмыкнул у меня в голове Франциск. — Но приятно, что беспокоишься. Даже очень…"

Не став ему ничего отвечать, наконец обернулась, чтобы посмотреть, кто так вовремя поддержал меня. Сзади меня стоял Чернек, только смотрел он не на меня, а куда-то в сторону. Проследив за его взглядом, увидела Чарли, которого даже не заметила в общем переполохе. Кузен опустился на одно колено недалеко от окна, так, что в его светлых волосах путались и блестели солнечные лучи, и, сложив перед собой руки, как будто собирался зачерпнуть воды из ручья, и едва заметно шевеля губами, низко склонил голову. Кому-то эта поза показалась бы нелепой и смешной, но все, кто хоть раз был на севере, понимали сразу: он молится.

— Интересно, к кому он обращается, — почему-то шепотом спросила я.

— Чарли поклоняется Матери-Пряхе и Змеице-Агнешке, — уверенно отвечал Чернек.

Праматери, вяжущей судьбы, и ее дочке, богине удачи и зажигающей путеводные звезды? Удивил, однако… Обычно мужчины просили покровительства у Кровавого Хонора, бога войны и гнева, или у Фаррана-Кузнеца, громовержца, кующего молнии и боевые топоры.

— Чарли говорит, что женский пол его любит куда больше мужского, будь то люди или же боги, — слегка улыбнулся Чернек.

— А сам ты в кого веришь?

Парень замолчал, и я уж думала, что не получу ответа, но тут Красавчик, закончивший молитву, подошел к нам и едва слышно прошептал:

— Отец наш — Мрачный Бог.

О, тогда понятно, о том, что поклоняешься Нечестивому, вслух не говорят.

Смутило меня другое: Мрачного называли отцом существа, зародившиеся под огненными небесами Хаоса. Но Чарли и Чернек — люди… люди ведь? Ну да, люди, ничего, указывающего на то, что в них течет хоть малая доля магической крови, нет, кроме отсутствия усов, бороды и бакенбард. Хотя… Красавчик же мне, как-никак, родич. Может ли быть, что он тоже наг. Змейка откликнулась, что вряд ли, у полукровок резерв ниже среднего не бывает, но все же взглянула на кузена через мои глаза. Фыркнула: конечно, не на это! Нет у него второй ипостаси, причем не только змеиной, но вообще никакой!

Вот что я прицепилась к этим словам? Может, это интуиция, а может, — понимание, что неспроста Чарли так сверкает на меня глазами, в которых так и пляшут чертята. Вот неспроста он это сказанул, ой неспроста! Стала думать, кого еще породил Мрачный, кроме сынов Хаоса… Хм… Было же что-то, было…

Озарение накатило, когда мой блуждающий взгляд зацепился за склонившегося над Иви Франциска, со спины очень похожего на своего дядю. Гарет… Тринадцатый Принц Веридорский, Страх и Ужас всея Веридора, прогневавший Богов и навлекший проклятие на весь королевский род… Точно, проклятие! Чернокнижники! Они же формально люди, второй ипостаси у них тоже нет…

"Но резерв у них больше, чем демонический, — прилетел очередной комментарий от Франциска. — Хотя мысль, скорее всего, верная. Дядя обмолвился, что он не может читать мысли ни Красавчика, ни чернявого, а он так, к слову, менталист с развитым Даром и прокаченным демоническим резервом".

Пока говорил, меня посетила другая дельная мысль: надо будет попросить Гарета поставить на мое сознание ментальный щит, а то это ж невозможно!

В моей голове насмешливо хмыкнули.

2.11

Пока переносили пришедшую в сознание Иви в ее покои по соседству с тетушкиными; пока разыскивали, собственно, тетушку и в итоге наткнулись на нее в неприметной нише в объятиях уже знакомого мне юного лорда Рангин; пока убедили ее, что несчастье, приключившееся с дочерью, — веская причина, чтобы ненадолго выпутаться из блудливых ручонок очередного потенциального супружника, выбивающего из ряда своих предшественников лишь нежным возрастом; пока отговаривали лорда Бартехальда, стремглав примчавшегося аж с окраины столицы из лавки самого известного в Веридоре мастера-оружейника, от идеи немедленно построить во внутреннем дворе всю привезенную с собой челядь (что интересно, и Красавчика с Чернеком тоже) и всем по очереди собственноручно снять головы с плеч за то, что допустили такое, излюбленной секирой, стараниями Чернека достойной называться "вострой"… в общем, обед плавно перетек в ранний ужин. И тут оказалось, что, дабы развеять слухи о том, что наследница Северного Предела сегодня скоропостижно скончалась, тихой уютной трапезы в умиротворяющем одиночестве мне не видать! Уж не знаю, как правильно называется такой "публичный" прием пищи династией Веридорских, но идея сидеть под прицелом нескольких десятков глаз мне не понравилась сразу. Вот было чувство, что что-то Галахат "забыл" мне рассказать, чтобы я не успела сорваться в забег, сверкая задранным почти до колен подолом и отстукивая бодрую дробь каблуками, как некогда в Зеленом Горбе… В моей голове снова насмешливо хмыкнули! Тот самый "герой", от которого мы тогда и уносили ноги по неопределенным причинам! Нет, щиты, срочно нужны щиты!

Узнала я, какая же собака тут зарыта, только когда опустилась на свое место. В зале, по моим прикидкам, находившимся прямо под тронным, стояли два длинных стола буквой "Т". Тот, что поменьше, предназначался для членов правящей династии и, цитирую усмехающегося Бесноватого, "тех, кто у королевской четы в фаворе". Мало того, что на мсте королевской четы сидели мы с братом, так еще и сбоку от него стояли три стула с высокими резными спинками, на которых предстояло расположиться его "фаворитам"… и столько же сбоку от меня! И вот сидим мы вдвоем с Галахатом, а у дверей толпится цвет веридорской аристократии в ожидании и безмолвнойнадежде, что присесть рядом с монаршими особами пригласят именно их…

— Выбирай троих и сажай рядом с собой. Только учти, если выберешь леди, они без вариантов санут твоими первыми фрейлинами и приступят к своим обязанностям в лучшем случае после нашего бракосочетания. А выберешь мужчин — это фактически официальное заявление перед всем двором, что сии кавалеры — твои фавориты в самом нецеломудренном понимании этого слова, — несколько запоздало с моей точки зрения, излагал инструкции Галахат. — Обычно родственники — самый оптимальный вариант, но не в твоем случае. Если посадишь бастардов рядом с полноправными лордами, сама понимаешь, будет скандал. И да, количество стульев сократить нельзя, занять нужно все. Это некий символ равенства короля и королевы — одинаковое количество приближенных. Я сейчас назову своих, а ты пока думай, в кого ткнуть пальцем, я тебе имена подскажу, — и уже не шепотом, а громогласно, так, чтоб долетело до самого коридора:

— Лорд Франциск, Его Сиятельство кронгерцог Веридорский, сын нашей матери Ее Величества почившей великой королевы Веридора Пенелопы Безжалостной!

Море пестрых платьев и расшитых золотом камзолов всколыхнулось и зашумело, взволнованно повторяя ошеломительную новость. Сложно сказать, что взволновало придворных больше: внезапное появление еще одного наследника в то время как Галахат еще не коронован; пожалованный Франциску титул кронгерцога, из чего вытекало, что в случае отсутствия прямых наследников, власть перейдет к "младшей" ветви (а по факту старшей, что еще больше будоражило и смущало придворные умы); или же появление в поле зрения обладателя почетного второго места в списке самых завидных женихов королевства с перспективой в кратчайшие сроки подняться на ступень выше, как только Галахат, к прискорбию желающих составить выгодную партию молодых и е очень аристократок, сочетается браком с этой "плоскогрудой, чахлой ледышкой".

Франциск был сногсшибателен, под стать своему явлению. Темно-зеленый наряд с серебряной вышивкой, пошитый по последней моде и не скрывающий атлетическое сложение, серебряный же перстень на указательном пальце по-аристократически изящной правой руки, высокий рост, распущенные вороные локоны, породистое лицо, сверкающие силой и уверенностью в себе глаза-изумруды… мда, как сказала бы Матушка Донна, "сухота девичья". Да чего уж там, я и сама засмотрелась н прекрасного лорда, на голове которого как будто возлежал невидимый венец.

Выдернули меня из созерцания Франциска восторженные ахи, доносящиеся от женской половины высшего общества, хотя скрип зубов со стороны мужской тоже был вполне различим. Кажется, кто-то из "трепетных леди с тонкой душевной организацией и впечатлительной натурой" плавно упал в обморок на руки ближайшего кавалера. Это они рано, вот сейчас брат объявит второго…

— Лорд Гарет, Его Светлейшесво герцог Веридорский, брат нашей матери Ее Величества почившей великой королевы Веридора Пенелопы Безжалостной!

Ой, что тут началось! Кто-то вскрикнул, кто-то выругался так, что у портовых грузчиков от такого уши бы заалели, причем мне показалось, что голос был хоть низкий, но женский. Потом кто-то креативный начал насвистывать победный марш Веридора, и именно под него из задних рядов выступил Бесноватый во всей своей демонической красе. Огромный мужчина в кроваво красном выглядел, как будто только что вышел из Хаоса, а казавшиеся еще ярче глубокие шрамы выглядели по настоящему устрашающе. Мда, назвать Бесноватого Светлейшеством, это сильно… Если кто-то и не поверил в первый момент, что слухи не лгали и Тринадцатый Принц Веридорский здравствует и по сей день, то сейчас спешно поменял свое мнение: кто хоть раз видел Бесноватого, не спутал бы его ни с кем на свете. А еще, кажется, юный будущий король стал внушить своему двору нескептическое любопытство, мол, интересно, на что сгодится восемнадцатилетний мальчишка, а обоснованное опасение, с такими то сторонниками! Если и третий будет под стать… а кто, интересно, третий то?

Ответ не заставил себя ждать:

— Леди Никалаэда, Ее Светлейшетво герцогиня Веридорская!

На этот раз обалдели все, в том числе и уже опустившиеся на свои места Франциск с Гаретом. Аристократия уставилась на Галахата в ожидании продолжения с уточнением степени родства Кто же эта неизвестная леди Никалаэда, вдруг какого-то демона оказавшаяся герцогиней Веридорской. Ну не сестра же! Неужели супруга…

Все вопросы развеяла выступившая вперед красивейшая из женщин, с первого взгляда пленяющая своей сказочной красотой и наталкивающая а мысли о дивном эльфийском народе. Алый оттенок весьма откровенного платья, возможно, не очень подходил к большим миндалевидным глазам цвета небесной лазури, зато прекрасно сочетался с платиновым, практически белоснежным водопадом волос, смотрящимся лучше любых многоэтажных шедервов парикмахерского дела, и был один в один таким же, как и у наряда Гарета, что яснее всяких слов заявляло: она с Бастардом Тьмы — пара.

Итак, под шепотки придворных о том, можно ли причислить новоиспеченную герцогиню к родственникам или все же она сидит за столом с правящими как фаворитка, леди Никалаэда спокойно опустилась рядом со своим "мужем", который с некоторым недоверием рассматривал свою благоверную, а потом покосился на Галахата и тихо, чтобы слышал только доверенный круг прошипел: "Не услышу внятных объяснений — не посмотрю, что уже почти король, уши надеру".

Мой брат угрозы нисколько не убоялся, а напротив, сверкнул обезоруживающей улыбкой и выжидательно уставился на меня. Ой, а я и не заметила, как очередь до меня дошла!

Что делать, я, честно говоря, не знала. Приближать кого попало я не собиралась, да и не внушали мне ни капли доверия эти разодетые в пух и прах дамы с каким-то плотоядным взглядом. Звать тетушку хотелось еще меньше, хотя она, кажется, была уверена, что один из трех стульев с боку от меня принадлежит ей по праву. Вон как живо протиснулась в первый ряд и даже одну ногу вперед выставила, готовясь величественно выплыть из толпы и устроиться рядом с сильными мира сего. А фиг вам, леди Гертруда, без масла! Я позову тех, кого действительно хочу видеть рядом с собой, и плевать мне на мнение и местной веридорской, и родной северной знати! И на братца, кстати, тоже. Он тут пошокировал всех, а мне что, нельзя?

— Лорд Чарльз, наш кузен, сын леди Гризельды, урожденной леди Монруа! — объявила не хуже Галахата, попутно перенимая у него привычку говорить о себе "мы" — так в Веридоре о себе отзывались только короли.

К потолку взвился короткий вопль, принадлежащий — ну конечно же! — леди Гертруде. Ну что, тетушка, вы по прежнему рветесь за стол к монархам и ради этого сядете даже с "отродьем"? Не знаю, почему в душе всколыхнулась такая злость на Гертруду. Наверное, увидев Иви, я вспомнила, как с той обращалась мать. К собственной дочери — как к "выродку", как она называла при мне Красавчика Чарли. А еще, если я не ошибаюсь, пока Чернек не нужен, Хозяин оставил его "служить" при доме лорда Джанин, то есть фактически его вдове и Гнилому Барти.

Пробежала глазами толпу в поисках Иви и наткнулась на нее недалеко от того места, где недавно стояла тетушка. Руки подруги были забинтованы, на лице — пуд белил и румян, так что безобразно толстый слой пудры даже чуть-чуть осыпался на ворот темно-серого платья со скромным вырезом. И все это чтобы скрыть следы от ядовитых ожогов… В ярости стиснула кулаки: это какой же стервой надо быть, чтобы "ради приличий, ибо не принять королевское приглашение непозволительно" притащить дочку, которую сегодня чуть не убили, на "публичный обед"!

— Леди Ивнеснесса, наша кузина, дочь леди Гертруды, урожденной леди Монруа! — сладив с собственными чувствами, громко и четко проговорила я.

Второй вопль был не в пример первому громче и протяжнее. А еще он был не гневным, а отчаянным. Да, тетушка, все и так знали, что вы изменяете своим многочисленным мужам направо и налево, но принести в подоле бастарда — по северным меркам куда как хуже, и об этом заявили официально, при всем веридорском дворе. Да, леди Гертруда, ваша репутация погублена навсегда, и ни один северный лорд больше не возьмет вас в жены. А Иви… с ней и так обращались так же, как с бастардом, и не без вашей помощи причислили к "ублюдышам".

Подруга шла к нашему столу медленно, с подозрением оглядывая нашу разношёрстную компанию. Не шутят ли знатные господа? Может, просто хотят поиздеваться… Но Красавчик, озаряющий весь зал жемчужной улыбкой, хитро подмигнул ей, и Иви, заметно расслабившись, присела рядом с ним.

Ну, и на десерт…

— Чернек, молочный брат леди Ивенснессы!

Кажетя, все высшее общество Веридора дружно поперхнулось воздухом и уставилось на меня, как на диво дивное.

— Молочные братья и сестры приравниваются к родным по крови, традиция северных земель! — вдруг выдал на весь зал Чарли, а потом добавил, но уже только для меня. — Мое языческое имя — Красимир, означает "красивый". Красавчик, — и фирменное плутоватое подмигивание.

2.12

Если я думала, что на этом исчерпаются все "прелести" этого треклятого обеда-ужина, то я глубоко заблуждалось. Мало того, что мне предстояло есть у всех навиду, что я в принципе терпеть не могла, так еще и Азизам — сейчас Галахатом я его никак назвать не могла, только тем наглым пакостником-слугой! — в начале трапезы подзуживал сбоку, что для разных блюд разные приборы, что по этикету леди надо брать не больше двух ложек (или вилок) от предложенных кушаний, но попробовать обязательно все блюда, даже от одного вида которых меня мутит (к последним относилась рыба всех сортов и расцветок, бывшая здесь в изобилии; ну не перевариваю я морепродукты, категорически не перевариваю!). Утешили меня Чарли, прошептавший с другой стороны, что можно хоть каждый час гонять горничную на кухню за новой орцией чего-нибудь съедобного и преспокойно есть у себя, и Франциск, который меланхолично сообщил, что нацепил на меня отвод глаз, так что взгляды придворных до конца обеда будут упорно скользить мимо меня, цепляясь за моих соседей. Несколько напрягало гробовое молчание с другого конца нашего стола, я даже несколько раз покосилась в ту сторону: и не увидела ни Гарета, ни леди Никалаэды, ни брата! Однако аристократия не выражала никакого удивления тем, что большая часть правящей семьи вдруг куда-то испарилась, более того, продолжала украдкой поглядывать на пустые места и заискивающе улыбаться!

"Морок, — коротко пояснил Франциск. — Я поставил. Дяде не терпелось перекинуться с кузеном парой ласковых".

Ну да, следовало ожидать.

"Опрометчивый ход, — продолжал Франциск, видимо, комментируя мой выбор приближенных. — Гертруда тебе этого не простит, это во-первых. Другие северяне, думается мне, тоже. Сегодня же доложат Саратскому Вождю, это во-вторых. Ну и наконец, именно твои "приближенные" сыграли самые значимые роли в заговоре против королевской четы. Красавчик промелькался больше всех, намерения у него темные, никому не понятные, Иви — самая мутная личность в этой истории, непонятно в кого влюбленная и обдурившая всю родню… Что же касается чернявого, то у меня есть для тебя потрясающая новость: сегодня состоялось покушение, так вот ты усадила за свой стол исполнителя".

"Поясни," — незаметно я перешла на "ты" вслед за ним. В самом деле, какой толк разводить политесы в ментальном то общении?!

"Этот Чернек принес в мои покои ту самую вазу с фруктами незадолго до того, как кузен позвал меня в свой кабинет, и конечно же, первым мне на глаза попалось отравленное яблоко. Весь Зеленый Горб знает, что старший сын сэра Гвейна с детства с ума сходит по яблокам, особенно по сладеньким, а после его трагической гибели, — грустная усмешка, — сия странная, но примечательная привычка перекочевала к Франсуа. Представляешь, Себастьян в серьёз верил, что это его брат так тоскует по безвременно ушедшему возлюбленному. Так вот, я едва нашел в себе силы не впиться зубам в любимый фрукт и убедил себя, что тебе будет приятно получить маленький презент. Можно сказать, от сердца оторвал. Твоей подруге сказочно повезло: во-первых, она не демон, то есть яд начал жечься в первые же секунды контакта, так что она не успела надкусить яблоко; во-вторых, сила у нее, опять же, не демоническая, поэтому сжатое человеком, измененное ядом яблоко "лопнуло", а только немного брызнуло. Сама знаешь, ожоги мне не страшны, но я бы однозначно перекинулся во вторую ипостась, чтобы избежать серьезных повреждений. И — не поверишь! — как только я выпроводил служанку с подносом к тебе, к моим дверям началось настоящее паломничество священнослужителей разного ранга и степени учтивости. Кто-то засовывался ко мне без спроса, кто-то утруждал себя стуком, но все без исключения глазели на меня, как на диво дивное. Я уж грешным делом подумал, что, может, Пенелопа Веридорская после смерти пополнила пантеон как "самая верная дочь Единого, первая правительница, коронованная лично Отче", и вот теперь святые отцы никак поверить не могут, что при жизни святая была грешна, как и все люди, и вот ходят посмотреть на плод греховной связи. А теперь прикинь, какой бы скандал поднялся, узри святоши мою истинную дьявольскую сущность? Галахату сейчас ссориться с Отче не с руки, он итак привел ко двору Бесноватого. Так что цель ясна: меня хотят выдворить из Веридора".

Тут Франциск замолчал, и я почувствовала, что он пытается отгородиться от меня. Ну и ладно, пусть переговаривается, с кем хочет, я лезть не собиралась. А даже если бы и собиралась, все равно не могла, потому как способности в этой области, смежной с прорицаниями, у меня были, но не впечатляющие, так что даже не понятно, есть ли смысл их развивать. Я могла только чувствовать потоки ментальной магии и угадывать, что же сейчас из них формируют, атаку или щит. А Франциск говорил, что он неплохо менталист, поэтому и может так легко общаться со мной мысленно, его защиту мне не пробить.

И тем неожиданнее мне было услышать его, обращающегося вовсе не ко мне:

"Передай Хозяину, будет зарываться — подавится собственным ядом и мою шкуру примерит: лишится и титула, и земель, и своей вожделенной силы… и Ники при таком раскладе ему тоже не видать!"

Чернек на другом конце стола заметно дернулся и эхом глухо повторил:

— Не видать…

Впрочем, может, мне показалось?

2.13

Ника сбежала из-за стола сразу же, как только это позволил дворцовый этикет, то есть спустя две минуты после подачи последнего блюда. Франциск хотел было хмыкнуть, что с такой выдержкой ей не в королевы метить надо, а в трактирщицы, но попридержал ехидство, когда уловил чувства девушки. Да, как менталист он был на редкость криворук и бесперспективен (себе то он мог в этом честно признаться) в виду нежелания перекраивать на новый лад стиль владения магией, но чувствовать и даже пить эмоции — в его демонической крови. Так вот Ника подорвалась с места вовсе е из-за желания сбежать от непривычного морального давления, а из-за беспокойства, яркой вспышкой заслоняющей все остальные чувства и мысли. Беспокойства за подругу, которой было мучительно больно даже немного сгибать пальцы обожженных рук, что уж говорить о том, чтобы держать столовые приборы. В тон Нике беспокойством фонил и Красавчик, во время всей трапезы, ссылаясь на родственную связь, ухаживал за кузиной: мешал все, резал, даже подавал наполненный кубок и накалывал кусочки рыбы на вилку, чуть ли не в рот клал, при этом умудряясь где-то в промежутках что-то заглотить из своей тарелки. А вот в голове у Чернека творилась такая путаница, что, кажется, он сам не знал, что в данный момент пережевывает, в таком смятении накручивались друг на друга его чувства. Но то, что Франциску удалось выудить из этого клубка и попытаться идентифицировать, ему ой как не понравилось. Мелькало в общем рое одно весьма узнаваемое чувство, которое вроде бы светлое и прекрасное, вот только зачастую сваливается внезапно и совсем не ко времени…

Франциск проследил за мотком эмоций Ники, благо что ушла она недалеко, всего лишь на этаж выше и пару коридоров левее, если стоять спиной к трапезной. Понятно, наведалась к подруге… Оказалось, в покоях леди Ивенстнессы, кроме означенной особы, столовались и два ее соратника! Франциск с изумлением слушал мысли Ники, обдумывающей рассказ Иви о том, что спят они всегда втроем в гостиной, Чарли — поперек прохода прямо у двери, положив рядом двуручник, Чернек — в полусидящем положении у стены прямо напротив, а сама Иви — прямо по центру комнаты, каждый вечер лично проверяя исправность охранных заклинаний, всевозможных контуров и щитов. Кажется, Ника там надолго. Ну, теперь пусть хоть спать там остается, такой-то непробиваемый "панцирь" не возьмет ни пожар, ни потоп, ни нашествие берсерков, ни явление различной местной и иноземой живности разной степени опасности. Да даже если дворец вдруг обвалится, только эти четверо и выживут!

Успокоил и разговор, подслушанный сразу после ухода из комнат пострадавшей леди. Франциск притормозил у двери и вслушался в тираду, которую непривычно эмоциональным тоном выдавал Красавчик:

— Вот какого дохлого гоблина ты к ней поперлась, а?! Какой пьяный в зюзю гном тебе втемяшил тесаком в голову, что, если вы когда-то хорошо общались, сейчас она тебе такая же подруга?! Понимаю, не хочется думать, что близкий человек за столько лет мог измениться и стать поганее трольчихи, как — не к ночи будь помянута! — матушка твоя! Помню я, что в Северном Пределе вообще жестокость к таким, как мы, не распространена, но кто ж тебе поручится, что леди Монруа, хоть внешне ведет себя приветливо, в душе не убеждена, что наше место в орчьей выгребной яме?!… Что, я сам? Я сам могу рискнуть своей шкурой, а Чернеку вообще терять нечего, когда кентавр промеж глаз копытом зазвездит и на горло наступит, и не тому доверишься! Но какого контуженного демона ты сама в пасть к волкодлаку лезешь?!

Удовлетворенно хмыкнув, Франциск решил, что с него хватит слушать, как склоняют древние расы, и с легким сердцем устремился прочь. Если сложить все имеющиеся факты, от этой троицы опасности для Ники не исходит, напротив, они то как раз и могут стать достойной опорой юной наследнице Северного Предела, вот только печать бы с Чернека снять да разобраться все-таки, какой-такой магией обладают эти тихушники. Зная изобретательность Мрачного Бога, он мог наклепать такого, что ни человеческому, ни демоническому уму век не постичь. Хотя… Припомнилась пара видений, таких давних и нереальных, что Франциск уж и не был уверен, что это его воспоминания, а не бред горячечный…

***

Он умирал. Просто чувствовал, что жизнь вытекает из него, и из последних сил вытянул свой резерв до дна, все равно не поможет. Вложил в браслет на руке. Вот так, пусть потом снимут с руки… Его последний подарок братьям. Может, частичка его Дара сможет сохранить кому-то из них жизнь…

Он почувствовал, как кто-то взял его на руки… Хотя, почему кто-то? Он, не размыкая потяжелевших век, знал, что это дядя. Чувствовал родную кровь… Вдруг подумалось: ну и что он за болван? Почувствовал, что это брат мамы, и разобиделся, закрылся, как жемчужница в своей раковине. Даже если мама забыла про него в тот же день, как отдала отцу (хотя он знал, точно знал, что это не так!), дядя то тут при чем?

Он почувствовал спиной холодный камень. Где они? А впрочем, без разницы. Только плеск воды отчетливо слышен, значит, совсем близко к Черному пруду.

— Можешь перекинуться в демона? — голос дяди раздавался, словно издалека.

Вот зачем он спрашивает? Сам же знает, что его племяннику ни разу так и не удалось выпустить на волю вторую сущность и взмыть в небеса, рассекая воздух мощными демоническими крыльями, как он мечтал все детство. Демон в нем был жив, определенно жив, но еще не вылетел… И уже не вылетит.

— Сам, без демона, не вытянешь, ты пустой, — констатировал дядя, а спустя несколько секунд продолжил. — Франциск, я могу помочь тебе только одним способом: укутать тебя Объятьями Смерти, чтобы ты повис между жизнью и смертью, и разыскать для тебя мага Жизни. Скорее всего, придется ждать, несколько месяцев, пока Пенелопа не восстановится после родов. Мы вытащим тебя, Франциск!

Дядя! Неужели он сам в это верит? Остается только надеяться, что Жак позаботится о малышке Франциске, может даже расскажет про нее Себастьяну. Так он и уснул навеки, с улыбкой на губах. Совсем как отец, и от этого почему-то последние мгновения жизни показались не страшными и полными лихорадочного желания спастись. Напротив, он думал о том, что уходит к отцу, пусть очень рано и тот меньше всего на свете желал уйти в Царство Мертвых вместе с собственным сыном. Франсуа переболеет своей "любовью", Себастьян будет долго и мудро править графством, дядя и мама утешатся, качая на руках малыша Галахата. Да, здесь все будет хорошо, а так и уходить не страшно…

… Он не знал, сколько он так продремал, вроде уже и не в реальности, но еще и не за последней чертой. Порой ему казалось, что он слышит, как его кто-то зовет, кажется, Себастьян. Он говорил про какого-то ребенка, которого надо спасти, умолял о помощи, кажется, даже плакал. Пару раз Франциск даже рванулся на его голос, но объятия вечности держали крепко. Сознание блуждало где-то в темноте, которой не было конца, и он уже отчаялся когда-либо найти выход все равно куда, пусть даже в Хаос… когда услышал! Он услышал нежные переливы флейты, доносящиеся из неведомой дали, и, наверное, расплакался бы, если бы мог. Незамысловатая мелодия звала его, манила за собой, и через какое-то время он, спешащий на глас из подлунного мира, почувствовал, как тьма начинает уплотняться вокруг него, чтобы схватить, удержать, не отпустить! Он рвался вперед из последних сил, боясь, что флейта уйдет вперед, не дождавшись его, и тогда он навсегда останется здесь совсем один… Но она не ушла, напротив, замолкнув на мгновение, вдруг заиграла другую мелодию, быструю, резкую, вызывающую в памяти порывы ветра, раздувающие огненные искры из практически истлевших головешек в прогоревшем костре. Он не понимал, чудится ли ему этот странный костер, чем-то неуловимо напоминающий сердце, и жар, расползающийся внутри него самого, а искры все летели и летели, повинуясь голосу флейты, все выше и выше, все больше и больше… Когда костер вспыхнул ярким пламенем, спину вдруг прострелила адская боль, а потом… Крылья! У него за спиной развернулись крылья! Взмахнул — слушаются! Еще два взмаха — и вечная чернота вокруг отступает, и он видит… Боги Всемилостивые, он наконец видит!… видит незнакомую пещеру, чувствует холод сырого камня под спиной… надо ковров сюда постелить, хорошее место, а у дяди этого добра навалом…

И тут в груди задергался Дар, сигнализируя, что кому-то из родных срочно нужна помощь мага Жизни. Прислушался. Кому? Братьям? Нет, с Себастьяном у него совсем другая связь. Что-то странное… Ребенок! Кажется, это ребенок, младенец! Тут же вспомнились все призывы Себастьяна. Боги, он тут валяется, когда срочно нужен!

Вскочить оказалось не так просто, кажется, он отлежал все, что можно и что нельзя, кровь практически стыла в жилах, напрочь забыв о необходимости циркулировать.

Худо-бедно взлетев на берег проклятого обрыва, он рухнул на колени, чтобы перевести дух. Фух, хоть не свалился в проклятый омут, и то хорошо.

Хрустнула галька под каблуком, и он тут же вскинул голову и повернулся на звук.

Шагах в десяти от него прямо на земле сидел мальчонка, лет десять, не больше. Не знал бы, что уже выбрался из потусторонних измерений, решил бы, что сие прекрасное создание с небесно-голубыми глазами и золотыми кудрями, кажется, даже чуть блестящими в ночной темноте, — ангел. Но нет, кажется, это даже не глюк. Вон, сидит, трава под ним примята и волосы ветерок колышет… Судя по одежде, неместный: по вороту и краю рукава льняной рубахи болотного цвета шла ручная вышивка с диковинным орнаментом и отчетливым флером чар (язычник, что ли?), таких южане испокон веку не носили… И он держит в руках флейту. Неужели это он разбудил в нем демона?!

Но на появлении странного улыбчивого мальчика странности не закончились. Вдруг прямо над ним на темных небесах вспыхнула ярким, чуть ли не полуденным светом, звезда и понеслась вниз. Чем ближе она была к земле, тем яснее во мраке проявлялась поблескивающая мягким светом девчоночья фигурка. Милая маленькая красавица с волосами, пламенем развивающимися вокруг головы, приветливо помахала ему ручкой и указала в сторону сада. Понятно, ему надо идти туда. Но сперва:

— Хей, пацан! Как хоть зовут тебя? — спросил он мальчонку, который уже припустил в сторону подъездной дороги.

Ребенок обернулся, дождался одобрительного кивка от парящей над головой "падающей звезды" и бросил через плечо:

— Красимир!

***

А вот они с Себастьяном в хламидах "черных колпаков" наведались в Северный Предел, и, пока брат завис в казематах фанатиков, изучая механизмы пыточных орудий, коих в монастырских подвалах было немерено, он отправился в ближайший трактир расспросить, не слыхали ли в здешних краях, дружелюбных к язычникам, о златовласом голубоглазом юноше-флейтисте. Сам-то он не рассчитывал узнать того мальчонку спустя пять-то лет. Может, музыкант сможет пробудить змея в Себастьяне, как некогда помог вырваться его демону?

Завсегдатаи кабаков поведали ему, что нет, мол, такой диковинки не видали, потому как северяне чуть ли не поголовно были брюнетами или шатенами. С одной стороны, удачно, это тебе не рыженькую девицу искать среди южанок провинции Виконтесс, где практически все были веснушчатыми конопатыми, а с другой, раз он не из Северного Предела, значит, хоронится в землях других лордов, да так, что борзая не сыщет, иначе от фанатиков и культа Единого не скрыться… Хотя вот, какой-то выпивоха припомнил, что дочурка здешнего лорда земли, вроде как, златовласка, аки тетушка ейная была, леди Гризельда. Поговаривали, что золотым сиянием своих волос она Саратского Вождя и ослепила…

***

И он нашел ее, златокосую девушку, правда, далеко не там, где можно было бы ожидать встречи с наследницей Северного Предела. На языческом празднике Пришествия Нечестивого Бога!

"Черные колпаки" хватали всех, кто не успевал увернуться от скрюченных ястребиных пальцев, и в этой давке он во второй раз узрел, как в ночном небе вспыхивает "звезда" и спускается на землю. Мерцающая полупрозрачная девчушка светло улыбнулась ему и указала на маленькую крошку в пацанских тряпках, которую чудом еще не затоптала мечущаяся в безумной панике толпа. Он помнил, как схватил девочку… как спросил ее имя… как принес в их с братом келью, где на ее тут же с каким-то плотоядным выражением уставился Себастьян, потом перевел взгляд на него, а дальше… дальше…

***

А дальше обед-ужин, к сожалению, кончился. Франциск недовольно воззрился на пустые блюда. Вот забыли тут, что маги Жизни едят минимум в восемь раз больше обычных людей. Затратное мероприятие, да. Ладно, попросит принести чего-нибудь плотного в библиотеку, где вознамерился окопаться на сегодняшний вечер. Кому там поклонялся Красавчик, он же Красимир? Агнешке? Что ж, почитаем о языческой богине удаче, зажигающей путеводные звезды, выясним, почему она зовется Змеицей и не связано ли случайно ее имя с огненным цветом волос, а заодно и прошерстим информацию по остальным божествам. Вдруг в северном фольклоре упоминаются одаренные Мрачным люди, которым под силу манипулировать порождениями Хаоса.

3.1

Кажется, где-то пару раз вскрикнули дурным голосом — ясно, северяне, веридорские леди благопристойно валились в обморок в случае шока — но Гарет даже головы не повернул посмотреть, что там за очередной скандал. Бастард Тьмы во все глаза смотрел на свое нежданное-негаданное счастье, а оно, напротив, нарочито не замечало его. В нем вскипела злость: так значит, да? Без меня меня женили?! Вроде особых причин возмущаться не было. После этого вечера велика вероятность, что его супругу объявят первой красавицей веридорского двора (да-да, именно так, как в сказочке: красавица и чудовище, прекраснейшая из женщин высшего света замужем за чудовищем с черной душой и исполосованным лицом). Будет добросовестно исполнять супружеский долг — мечта! А воспротивится, тоже невелика беда. Так почему же он вспыхнул чувствами так, как никогда за последние два десятка лет, и даже сидящий по другую руку Франциск отвлекся от представления "фаворитов" Ники и подозрительно покосился в их сторону. Ничего, вот сейчас все рассядутся, в тарелки уткнутся, тогда-то он и поговорит с племянничком по-родственному и поинтересуется, когда это у него прорезались такие впечатляющие способности свахи?!

— Пригнись-ка, племяш, чтоб я тебя случайно не задел, — тихо обратился к Франциску Бесноватый, прикидывая, как бы половчее схватить наглеца за горло так, чтоб и не придушить, и не выпустить вертлявого. — И еще, будь другом, морок подержи.

— И мой, — попросила Никалаэда, но Гарет этого уже не услышал.

Изловчившись, цапнул недокороля за шкирку, выдернул с места, чуть не свернув "почетный" стул и, нацепив на них обоих отвод глаз, по стеночке протащил его через весь зал к двери.

Путь их был недалек, вверх по лестнице и в ближайшие пустые покои. Конечно, первые три попытки зайти в первые попавшиеся покои для приватной беседы не увенчались успехом, потому как они уже были заняты парочками разной степени одетости (Гарет поставил себе заметку проредить ряды представительниц древнейшей профессии среди прислуги и по возможности среди придворных — заодно и перед Отче покрасуются своими строгими благочестивыми нравами). Однако потребное помещение все-таки было найдено, и Бесноватый, не особо заботясь о сохранности принцевской головы, ибо небезосновательно полагал, что сотрясаться в ней нечему, зашвырнул Галахата внутрь. Его Высочеству повезло — он не с разлёту влетел в противоположную стену и не в камин — непременный атрибут всех гостиных во дворце, а спланировал на мягкий устойчивый диван. За него он и спрятался, проворно вскочив на ноги.

— Дядь, ты чего?! — ненатурально возмутился почти король.

— Этот вопрос я должен задать тебе, племянничек. Значит ты — да простит меня сестра! — сукин сын, наплел, что собираешься жениться на Нике и тебе в связи с этим срочно понадобилось изучить древнее уложение "О государственных браках", которое составили, когда государства и в помине не было! Я тебе его любезно разыскал в рекордные сроки, и тут — опа! — и я каким-то макаром оказываюсь женат! У тебя ровно двадцать секунд, Галахат, чтобы проквакать что-то в свое оправдание, иначе будешь завтра на собственной свадьбе сверкать двумя фингалами, на пол морды каждый! Уж поверь, не заживут, даже демоническая регенерация не спасет! — с этими словами Тринадцатый Принц Веридорский начал обманчиво медленно обходить кругом диван с левой стороны, плавно приближаясь к племяннику.

— Дядя, — с некоторой опаской проговорил Галахат, начиная осторожно отступать, но потом воспрял духом и жизнерадостно выдал. — Сам подумай, дядя, от вашей с леди Никалаэдой свадьбы одни плюсы!

— Да ты что?! — деланно изумился Бесноватый, наращивая скорость. — Так просвети, племяш! Для Ладушки я плюсы наблюдаю, я с небольшой натяжечкой, но под общепринятое определение завидного жениха попадаю. Кстати, это была ее инициатива или же желтая жидкость ударила в голову тебе?!

— Ну… — нерешительно протянул принц, невольно косясь на разделяющий их диван и прикидывая, сумеет ли дядя перепрыгнуть его разом и успеет ли он в таком случае увернуться. — Отчасти это была моя идея…

— Отчасти?! От какой части, позволь спросить? Явно не от головы! И да, твое время на исходе!

— Дядя, это было решением сложного вопроса в масштабах государства! — выпалил Галахат, рывком отбегая к столу. Он и более массивный, и по периметру больше — так спокойнее.

— С каких это пор моя личная жизнь стала государственным делом?! — оскалился Бесноватый, как хищник на практически загнанную жертву.

— С сегодняшнего дня ты — министр иностранных дел и глава посольских миссий, статус женатого человека освободит тебя от необходимости отбиваться от претендентов на твою руку и положение после очередного обнародования списка самых завидных женихов королевства — раз! Женатый человек внушает больше доверия и исключает всякие марьяжные планы со стороны иностранных леди — два! И мы сможем представить Франциску и Франсуазу при дворе как твоих признанных детей, без уточнения отцовства, они станут юными леди и впоследствии я без каких-либо особенных скандалов женюсь на Франциске, а никоим образом по-другому нам этого всего не провернуть — три!

— Я не услышал ни одной причины, почему я должен соглашаться на эту авантюру!

— Есть причина! — не сдавался Галахат, не забывая следить за дистанцией, и тут как припечатал. — Дядя, ты должен жениться на леди Никалаэде, потому что любишь ее!

От неожиданности Гарет чуть не навернулся о ножку стола и с подозрением уставился на племянника: неужели все ж таки что-то в этой бестолковой голове, да сотряслось?…

— Галахат, ты чего несешь? Я так понимаю, по твоей версии, я люблю Ладушку, просто еще об этом не знаю?!

— Именно, — с энтузиазмом закивал молодой человек и тут же ударился в объяснения, пока его не прервали и ненароком не догнали. — Дядя, надо уметь смотреть правде в глаза, даже самой неприглядной правде! Сам посуди. Ты ревновал леди Никалаэду, да так ревновал, что переплюнул даже маразм графа относительно наших с Никой отношений! Да ты цедил сквозь зубы всевозможные колкости и двусмысленности в ее адрес при любой возможности и — заметь! — вполне искренне, ни разу не повторился! Ты так третировал разве что Нику в первый день по прибытии в Зеленый Горб! А Никалаэду не устал доставать, почитай, с самого дня вашего знакомства! Потом, как ты ее зовешь? Ладушка? Ладушка, дядя! Не мне тебе объяснять, что обращение по ласковому имени значит для демона гораздо больше, чем просто привязанность. Кого ее ты звал так коротко и нежно? Маму — Пенни и, вроде говорят, еще Горянку-Яниславу — Яной. А, и Нику. Ни меня, ни Франциска, ни Франсуа, ни Гвейна, ни Себастьяна. Готов спорить, что даже леди Индия в твоих устах всегда была именно Индией, а не Инди или как еще ты мог додуматься ласково сократить ее имя! Или неправ я?

— Галахат…

— Нет, ты дослушай! И последнее: во время налета берсерков на Зеленый Горб ты, поняв уровень опасности, не кинулся разнимать нас с Себастьяном или, как нормальный демон с единственной, спасать Нику. Напротив, ты оставил ее, с нами, конечно, но оставил, а сам ломанулся к леди Никалаэде. Я видел сверху, как ты мчался во весь опор вместе с ней. Как по-мне, так галопировать с голым торсом так, что чуть не ураган в лицо, и укутывать в свою рубашку безразличную тебе бессознательную девушку точно не будешь. Поэтому я и рассудил, что, раз согласно уложению "О государственном браке" я как монарх (или будущий монарх, не будем к словам придираться) имею право своим указом в интересах государства узаконить брак второго, третьего, четвертого и пятого наследника престола, а из вышеперечисленных у нас пока только ты как второй имеешься, то быть тебе, дядюшка, женатым. Это мое последнее королевское слово!

От последнего заявления Гарет так обалдел, что пропустил момент, когда юркий мальчишка молнией метнулся к окну и сиганул с подоконника наружу под жалобный треск разрываемой демоническими крыльями ткани.

— Перед святошами не мелькай! — только и успел бросить ему в спину Бастард Тьмы.

***

Вот что за бред нагородил племянник! Ведь понятно же, что чепуха полнейшая, а все равно невольно об этом думалось. Не вносили ясности и воспоминания о заверениях Мрачного, что он подобрал Бесноватому невесту под стать, да и о смутном женском образе, переплетающим с ним пальцы и своей кровью помогающим ему завершить ритуал и не потерять демоническую сущность, силу и долголетие…

— В Хаос! — бессильно выдохнул Тринадцатый Принц Веридорский, в который раз убеждаясь, что порой думать — занятие не просто бесполезное, а сугубо вредное!

— Опять в Хаос? — раздался рядом знакомый голос, обладатель которого умудрялся оказываться в нужное время в нужном месте, чтобы подцепить все свежие сплетни и тут же начать их разносить. — Что ж тебя все не туда, куда надо, несет, Гарет?

— Здорово, Жак, — кивнул другу Бастард Тьмы. — Да почему же не туда? В Хаосе Бесноватому и место, — и злобно добавил — Холостым.

— Эх, Гарет! Вот сколько уже енту землю топчешь, а ума все никак не наживешь. Ладно, счастье свое столько лет разглядеть была не судьба, так хоть не бегай от него!

— Это ж какое такое счастье?

— А поди к себе в покои, сам посмотри. Э-эх, ничего в этой жизни не понимают, ни ты, ни Франциск, ни Себастьян.

— А что Себастьян? — вопросительно вздернул бровь Гарет, сворачивая к лестнице, поднимающейся на этаж, где обитали члены королевской фамилии.

— Дык не любит он нашу Нику! Енто аспид в ём шипит, искушает, чует, окоянный, в девчушке змейку, вот и не дает успокоиться. Не надобна ему самому наша девочка, не надобна!

— Надобна — не надобна. Много ты понимаешь, старый хмырь! Сами разберутся, — отмахнулся от слуги Бесноватый, взлетая вверх по ступеням и не слушая несушегося снизу бухтения:

— О-хо-хонюши, да шут бы с лордом Себастьяном, не пропадет, еще и счастливее нас всех заживет. А лорда Франциска шибко жалко… Уж как он рассветы напролет Нике букеты из целебных трав голыми руками рвал! А как шкатулку целый день из ясеня стругал! Но сам к ней в покои сунуться не смел, после того как она ему в первую ночь ногой по лицу заехала. Все Галахата просил, чтоб подарочки его в ее спальню притаскивал да подписывал. А сколько ж он на лютне тренькал только для нее, приметил, что нравится ей. До кровавых мозолей себя мучил, вестимо так! Охххх… уж какой жених, не в пример лучше короля, если б еще енту гадость с шеи свел — срамота ведь, аки душегуб какой, прости Господи! — так хоть щас к богине свататься! Эх, пойду, что ль, на кухню, пущай пирог сварганят, яблочный, как молодой господин любит…

3.2

А в покоях Гарета ждало… действительно, счастье.

Он услышал их еще на лестнице. Звонкий искренний смех, короткие радостное взвизги и возня за заманчиво приоткрытыми дверями — все это было так знакомо. Как будто вчера было… Вот сейчас в коридор с воплями вывалится Франциск с Себастьяном на спине, "пришпоривающим" брата, поносится вокруг него кругами, а потом, неожиданно "взбрыкнув" и скинув с себя седока, унесется обратно. А Себастьян тут же вскочит и рванет за братом, едва увернувшись от створки двери, метившей ему прямо в лоб. И он, дядя Гарет, зайдет следом за ним, налету подхватит уже падающего на пол младшего (плохо еще ходит малой, ноги совсем не поднимает и о все пороги запинается), даст шутливый щелбан Франциску, тоже побежавшему на помощь оступившемуся брату, а потом тепло посмотрит на Индию, устроившуюся в своем любимом кресле с Франсуа на коленях, даром что их сын уже давно вырос, и с любовью поглядывающую то на бесившегося Франциска, то на непоседливого Себастьяна, то на обнимающегося с лютней "золотого мальчика"… И опять он не сможет сдержать грустного вздоха: музыка — это, бесспорно, прекрасно, но не таким в его понимании должен расти мальчик. Вон, Франциск — вылитый чертенок, целыми днями носится туда-сюда, резвится, уже ко взрослым мечам тянется, хотя макушкой до эфеса еле достанет, если эти самые мечи в землю воткнуть. Или, вон, Себастьян: все то ему надо, всюду сунется, что это да зачем надо, обо всем расспрашивает. А его мальчик молчит целыми днями, сидит сиднем да тренькает, поэтому и ходит хуже младшего братишки, который, между прочим, на год его младше. Может, хоть петь начнет скоро, как Индия, тогда хоть разговорится…

Как же все это было похоже на то далекое прошлое, и все же разница была. Стоило Гарету услышать через девчачий хохот тихое неясное лопотание, как всего его затопило тепло и какая-то странная, давно позабытая щемящая нежность. Даже демон в душе встрепенулся, завертел башкой и чуть ли не бодался, подгоняя его. Чего, спрашивается, после стольких десятков лет затишья козлить ни с того, ни с сего начал?

"Там демоночка! Маленькая, наша! И Женщина!" — пришел ему нетерпеливый ответ.

"Женщина тоже наша?!" — скептически вопросил Бесноватый, но ходу прибавил, а то начнет сейчас вторая сущность копытом бить, наружу полезет, ни к чему это.

Уже переступая порог гостиной, Бастард Тьмы вспомнил, что не слышал своего демона после того, как чуть не лишился его. Ника разбудила его адскую сущность, но даже тогда он не мог ни полностью перекидываться в боевую ипостась и разворачивать крылья, ни перекидываться фразами со своим демоном, не менее вредным и упертым, чем он сам.

"Сорррррок лет молчал! — негодующе пророкотал рогатый. — Нам помогла Женщина! Сильная Женщина! Она должна стать нашей!"

Приехали… Ну здравствуйте, давно позабытые животные повадки, без вас было скучно!

***

Первое, что увидел Бастард Тьмы, зайдя в гостиную собственных покоев, был катающийся и кувыркающийся по одному из его любимых ковров голубой клубок с белыми кружевами, в котором удалось распознать девочку только по поминутным вскрикам:

— Мам, смотри, как я могу!

А могла маленькая Франциска и вставать на голову, и кувыркаться что вперед, что назад, и делать "березку", и вставать на "мостик", и крутить "колесо", и, наверное, еще много всего, что непременно продемонстрировала бы, если бы в этот момент Франсуаза, до этого завороженноследившая за ее акробатикой с маминых колен, не заметила появившегося в дверном проеме огромного мужчину. Ее чернющие глаза темнее самой Тьмы встретились с его, точь-в-точь такими же… Как он мог не найти ее?! Он же слышал ее у Черного пруда и несколько раз в особняке, пытался почувствовать. Ясно дело, морок чернокнижника собьет со следа даже Бесноватого. И какого пьяного тролля Франциск прятал от него девочку?! Ладно, демон пока с ним…

Помяни рогатого! Наглый демоняка, николько не стесняясь, взбрыкнул, ощутимо лягнув копытом здравый смысл, без разрешения взглянул глазами Гарета… и чуть козлом не заскакал от счастья! Демоночка! Маленькая еще совсем! Семнадцать годков — детенок! И вторая ипостась у нее совсем недавно появилась! Такая крошечка, рожки только-только резаться начали, небось, чешутся… Гарету на мгновение показалось, что у него глаза к вискам разъезжаются от обилия эмоций, которые вроде как его, но не совсем. Шикнуть, что ли, на наглеца рогатого? Но не хотелось… Хотелось схватить в охапку этого прекрасного ребенка, и да, он был абсолютно согласен со своим демоном:

"Да, она наша".

— Папа! — огласил комнату радостный крик, и Франсуаза, словно услышав его мысли, бросилась к нему и с разбегу запрыгнула на руки.

— Папа, — кивнул Гарет, прижимая к себе маленькое чудо. Боги, какая же она… Пусть попробует хоть кто-то заикнуться, что черные глаза и платиновые пряди противоречат общепринятым стандартам и понятиям красоты! Стандартам пусть отвечают стандартные девицы, а его демоночка — бриллиант чистой воды, неповторимый, второго такого же не найти!

— Мама, это папа, — развернувшись на руках и посмотрев на Никалаэду, заявила Франсуаза.

— Аза, мама знакома с папой, — подала голос с пола Франциска. — Потому что папа ребенка — это муж мамы. Правильно? — и устремила на него лазурные глаза, совсем как мамины.

"Не всегда," — хмыкнул про себя Бесноватый, но ребенку ответил, что да, конечно, правильно. Довольная собой Франциска поднялась с пола и тоже попросилась на ручки, постановив:

— Значит, ты и мой папа тоже!

Ко второй девочке демон отнесся более спокойно, сперва даже настороженно, но, снова без спроса посмотрев через человечьи глаза, довольно фыркнул: "Похожа на Женщину. Дочка Женщины — наша дочка". Это что еще за гениальная концепция?! Типа дочка мамы — ребенок мужа?! Так ведь он же… а, точно, уже ведь муж, чтоб демон Галахата лягнул копытом и наконец разбудил его ушедшую в долгосрочную спячку совесть!

Тут поблизости раздался негромкий нежный смех, переливчатый, словно журчание ручья. Никалаэда подошла к нему и ласково потрепала по головкам устроившихся на сгибах локтей девочек… И Гарет вдруг подумал, что никогда не видел ее такой счастливой: не слышал ее смех, не любовался восхищенным блеском в глазах, не чувствовал в ней женщину, мягкую и заботливую. Она была как ледяная королева, невообразимо далекая и равнодушная. Когда Франциск говорил, что видел, как она плачет в храме, Бесноватый не верил. Разве может плакать, да еще и перед образами, величественная статуя холоднее снега с вершин Великих Гор? А теперь, углядев выступившую вы уголке глаза блестку, понял, что ошибался…

Наверное, за сорок лет он совсем разучился держать контроль, потому что демон не замедлил вылезти и перевести взгляд на стратегически важные с его точки зрения высоты. "Рррроскошно… — Гарету показалось, или рогатый даже заурчал в предвкушении удовольствия при виде чуть колыхающейся в нескромном вырезе налитой груди (если полностью голые плечи и максимально спущенный лиф с жестким корсетом можно назвать вырезом!). — Женщина крррррасива. Нам такие нрррравятся!" Совсем распоясался гаденыш!

Спас положение Жак, успевший смотаться на кухню, распорядиться насчет яблочного пирога и вернуться в сопровождении шести лакеев, нагруженных ужином для господ, столь бесцеремонно сбежавших с официальной трапезы. Узрев свежеприготовленную дичь, демон подумал и согласился, что можно и поесть, а другой голод отложить на потом, за что Бесноватый от всей души послал его на историческую родину, то есть в Хаос!

"У меня сорок лет целибат! Пара раз с Индией не в счет!!!" — недовольно завопила вторая сущность.

Зарррраза… Такими темпами Бастард Тьмы и в человеческой ипостаси рычать начнет, оправдывая свое звание кошмара этого мира!

3.3

Незаметно подкралась ночь, и девочки, наевшись и набесившись за вечер, тихо спали, свернувшись калачиками на широкой кровати в спальне герцога Веридорского. Сама герцогская чета стояла в изножие, с умилением глядя на дочек. За все это время Никалаэда так и не сменила платье и, чем темнее становилось за окном, тем чаще по обнаженным плечам пробегал холодок. В конце концов Гарет достал неведомо откуда мягкую теплую шаль и укутал свою "государственную супругу", несмотря на негодующие вопли демона, которому нравилось разглядывать женские прелести в таком смелом декольте. Сначала красавица насторожилась от неожиданной забот, но когда муж бережно, едва касаясь, обнял за плечи, расслабилась и даже чуть откинулась ему на грудь. Рогатый хотел было возмутиться, что совсем Бесноватый сноровку потерял, забыл, как женщин обнимать надо, но Гарет тут же осадил его:

"Это тебе не шлюха подзаборная на одну ночь, это жена! О ней заботиться надо! А своим лапаньем мы Ладушку только обидим!"

Рогатый призадумался, потом кивнул, мол, правильно, Женщину обижать нельзя. А Бесноватый в очередной раз поразился, почему раньше таких пререканий с демоном не было? По всему выходило, что раньше они мыслили одинаково и во всем были друг с другом согласны. А теперь что, демона переучивать?

Вот так они и стояли, как настоящие супруги, уже несколько лет счастливые в браке и любующиеся на своих спящих детей, и почему-то Гарету казалось, что так хорошо, как сейчас, ему не было никогда в жизни… Но, увы, если вечер удалось украсть для себя и своей новообретённой семьи, то ночь предстояло отчасти посвятить делам королевства. На взбрык рогатого, что у них вроде как сегодня первая брачная ночь, Бастард Тьмы шикнул, что Ладушка устала. Прибытие в столицу, своеобразное представление ко двору, известие, что столько лет ей не мерещились призраки детей, а приходили сами девочки, — да тут кто угодно рухнет от истощения, физического и морального. Гарет чувствовал, что она вот-вот начнет засыпать, поэтому мягко повлек к неприметной двери, соединяющей его спальню со спальней жены. А он то еще думал, с какого такого рожна его поселили в одни из "парных" покоев, которые занимали высокородные супружеские пары?!…

От очередного перечисления кар, которые Боги просто обязаны ниспослать на дурную башку Его-почти-Величества Бастарда Тьмы отвлекла осторожная, но от этого не менее решительная попытка выскользнуть из его объятий.

— Ты что-то имеешь против отведенных комнат? — иронично вздернул бровь Бесноватый, и не думая выпускать свою добычу.

— Мне кажется неуместным проводить ночи вместе с вами, герцог, — максимально нейтральным тоном отвечала Никалаэда, глядя куда-то в сторону. — Учитывая обстоятельства нашего бракосочетания и мое положение, думаю, будет вполне достаточно, если мы будем присутствовать как пара на официальных мероприятиях и, если вы тянетесь к детям, проводить с ними время вместе. На это все.

Эта сдержанная короткая речь была вежлива и тактична, как удар под дых. Почему она…? Он же слушал все это время ее эмоции, они были созвучны с его собственными! Даже когда он осторожно, практически невесомо касался ее плеч через шаль, он точно видел, как по ауре пробежала легкая рябь желания. Что же творится в этой симпатичной головке? Вспоминая грандиозные марьяжные планы, связанные со всеми тремя юными графами Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, впору было поверить, что гораздо больше судьбы девочек красавицу волнует собственное благополучное житье, а на почетную должность ишака, на чьем горбу она собиралась въехать в счетлое будущее, назначили его, герцога Веридорского. Вот сейчас и узнаем! Потянулся магией к мыслям… и натолкнулся на непрошибаемый, чуть ли не стальной ментальный щит и на такой же взгляд. Значит, открываться ему не собираются… Ну что ж, он сам потом разберется, что к чему. А пока…

— Ну что вы, уважаемая герцогиня, — подчеркнуто официально обратился к ней Бесноватый. — Уверяю вас, я и не думал разделить с вами ложе. Я вынужден покинуть вас прямо сейчас, видите ли, дела государственной важности зовут средь ночи… в бордель. Так что можете не ютиться с девочками на одной кровати. Позвольте ручку, — почти церемонный и от того еще боле издевательский поцелуй. — Сладких вам снов, герцогиня, совсем одной, на широком супружеском ложе.

Уходя, он не оглянулся на нее, но точно знал, что она смотрит ему вслед и чувствует досаду с привкусом горечи. Неужели задел? Похоже… Но это подождет до завтра. Сейчас другой вопрос: где Франциск? Прикрыл глаза, высматривая среди потоков, пронизывающих замок, яркий источник Дара Жизни. Племяш оказался… что? где?! В библиотеке. Во те на! Ну ладно, вон, снег в разгар лета тоже порой выпадает.

"Франциск!" — крикнул, протянув связь.

"Дядя? — пришел несколько удивленный ответ, который, впрочем, тут же стал ехидным. — Чего это вы не с молодой женой? Конечно, в вашем возрасте…"

"Крылья обломаю, — оборвал его Бесноватый. — Вылезай из склада знаний и чеши вниз, к задним воротам, и плащ какой-нибудь неприглядный не забудь — в нижний город пойдем! Буду тебе дела передавать!"

Отключившись, проверил, где Ника. Ее голубоватый источник обнаружился под слоем разномастных первоклассных щитов. Это ж чья работа? Неужели сегодняшней отравленной, которая, вон, рядом с Никой фонит? Сильна, однако, девчонка! Там же обнаружился и дымчатый клубок "северной магии" — ясно, ведьмак, чернявый. А вот источник Красавчика был настолько мал, что заметить эту сверкающую блестку можно было только если знать, что там кто-то есть. Никогда таких маленьких резервов не встречал. Вдруг в голове мелькнула странная мысль, что магия Красавчика теплится, как упавшая с небес звезда…

3.4

Путь их действительно лежал в бордель, да не в простой бордель, а в самый популярный "веселый дом" во всей столице. Располагалось сие примечательное заведение на перекрестке двух самых больших и людных улиц столицы, людных как днем, так и ночью. Сюда стекались и заядлые игроки, и охотники до плотских утех, и любители поглазеть на бои без правил и поставить кругленькую сумму на кого-то из бойцов. Но мало кто знал, что этот бастион порока еще и "резиденция" одной большой дружной семьи, "королей" криминально мира. Именно к главе этой примечательной семьи в сумерках направлялись два неприметных на первый взгляд человека. Но у хозяйки "веселого дома", тридцатилетней фигуристой Галинды, чью красоту немного портил (а может и не портил, а напротив, вносил изюминку) крупный хищный нос с горбинкой — наследие горного народа, глаз на важных гостей был наметан. Да и вряд ли было можно не узнать Бесноватого со второго, более пристального взгляда!

— Гарет! — хозяйка сама пошла навстречу визитерам — честь, которой мало кто удостаивался. — Давно же тебя не было! Отец хотел поговорить с тобой сразу после смерти Ее Величества, но ты так скоропостижно смылся, будто на тебя "черные колпаки" опять охоту открыли!

— Рад видеть тебя, красавица! На этот раз я в Веридор надолго, так что обещаюсь заходить почаще, — игриво подмигнул девушке Бастард Тьмы, светло улыбаясь при мысли, которая мелькала всякий раз, стоило Галинде, гордо развернув плечи и чуть покачивая бедрами, пройтись под его взглядом: ну чудо как на тетю похожа! Кажется, сейчас рот откроет и как заявит ему: "Чой-то вы, Ваш Сочство, зенки на меня лупите?"

— Ты к нам, как всегда, по делу? Али, может, отдохнуть? — заискивающе улыбнулась хозяйка. — Сам знаешь, у нас развлечения на любой вкус… И кого это ты с собой привел? — Галинда повернулась к снявшему капюшон Франциску… и тут замолкла, как будто словом поперхнулась.

— Неужели узнала, Галинд? — удивленно приподнял бровь Бастард Тьмы. — Это Франциск, сын сэра Гвейна, вашего с братьями крестного. Честно, не думал, что ты помнишь Гвейна, совсем ведь малышка была. Скажи, похож, практически вылитый!

— Д-да… — как-то страннно продолжая смотреть на незнакомца, с запинкой пробормотала девушка.

— Галинд, ну так мы по делу. Веди к отцу!

***

Глава Гильдии Убийц по-привычке обретался в своем кабинете на последнем этаже. Сколько Гарет себя помнил, "принимали" его только в этой комнате в конце коридора. Да и сам ее хозяин за много лет несильно изменился, разве что к пятидесяти пяти годам выглядел уже не худосочным мальчишкой, а здоровым мужчиной нормальной плотности лет тридцати с хвостиком — в молодости у него обнаружились небольшие способности к Темной магии, замедляющей старение. Глядя в знакомые опаловые глаза, поблескивающие под соболиными бровями с хищным разлетом, Тринадцатый Принц Веридорский вспоминал добрым словом Гвейна и сестру. Хоть один грех с его души сняли! Он ведь тогда, сорок лет назад, и не понял, что сотворила Пенни, почувствовавшая холод смерти и прилетевшая в темницу вслед за ним. Он ее тогда даже не заметил! Это потом, когда он успокоился с Горянкой, сестричка рассказала, что смогла не только вытащить с того света мальчишку-горца, закутав того в кокон Жизни и несколько лет выхаживая, она смогла пристроить его! Тогда столица кишела враждующими бандитскими шайками, так вот Янислав смог возглавить одну из них и уничтожить остальные. Спустя десяток лет преступность в столице и в стране была "организована", то есть над убийцами, проститутками, ворами, попрошайками и уличными гадалками встало семейство Янислава. Таким образом, "уши" раскидали по всей стране, и корона была осведомлена, кто, кого, когда и зачем заказал, кто, что и у кого хотел украсть и тому подобное.

Янислав тоже признал во Франциске сына сэра Гвейна, но прищурился как-то странно, словно припоминая что-то. "Дело нечисто," — отметил про себя Гарет, а вслух заявил:

— Франциск теперь начальник тайного сыска, отчитываться будешь перед ним, амулеты оставляем старые, — и при Яниславе вытащил из кармана монету с квадратным отверстием посередине и протянул Франциску. — Нагревается, когда приходит сообщение. Подбрасываешь, ловишь, слушаешь. Чтобы отправить, представляешь лицо адресата и говоришь, сжав монету в кулаке и приблизив к лицу. Пока по всем вопросам (в отчетах путаница, какой-то случай из ряда вон типа загадочного убийства, появление неучтенных убийц или шаек) советуешься со мной и Яном…

— А потом сам насобачишься, — усмехнувшись, продолжил глава убийц.

— Все ясно?

— Не совсем, — протянул Франциск, с подозрением рассматривая Янислава. — Почему корона доверяет сборищу бандитов?

— В лично моей верности можешь не сомневаться, — главарь "сборища бандитов" ответил на подозрения лукавой улыбкой. — Твой отец был добр ко мне, и я гордился дружбой с ним. Твоя мать спасла меня, буквально сражалась со смертью за мою жизнь. Я поклялся на крови, что и я, и все мои потомки будут верой и правдой служить Веридорским и что мы никогда не направим своего оружия против кого-то из Монруа.

— Монруа? — удивился новый начальник тайного сыска. — А им то вы чем обязаны?

— А ты думаешь, как Горянка сбежала из Веридора после нашей свадьбы? — иронично вздернул бровь Бесноватый. — Ее помощник — личность, овеянная слухами чуть ли не больше, чем я сам, ибо он же помог Яниславе добраться до тогдашнего Саратского Вождя, но не заявил о себе как об убийце Хомута и не сел на его престол как победитель, а напротив, предпочел остаться в тени. В конце концов даже решили, что это был какой-то "ублюдыш", который по-любому не мог претендовать на звание Вождя. А между тем ларчик просто открывался…

— Седрик Монруа?! — неверяще воскликнул Франциск. — Но ведь ему тогда было…

— Почти пятнадцать, даже не юноша — мальчишка! И да, тогда его спас только возраст, Саратский Вождь да внезапно обнаружившиеся у меня зачатки благородства — а то зарубил бы мелкого паразита к троллевой маме! Собственно, с того случая и началась наша взаимная нелюбовь.

— Кстати, о Седрике. Я ждал тебя сразу после похорон, Гарет, но ты так стремительно умчался обратно на юг. Так что держи сейчас, — Янислав не полез в ящики стола, а осторожно извлек гербовую бумагу со следами магии из тайника в столешнице. — Завещание лорда Седрика Монруа. Скажу сразу, я заглянул в него и был немало удивлен. Это он сам научился разрушать ментальные блоки или это ты его с будуна снял?

— Временами ослаблял, — неопределенно ответил Бастард Тьмы, разворачивая документ.

Оказалось, после того, как Гарет на несколько часов позволял Седрику вспомнить, что где-то в Северном Пределе живет девочка по имени Николь, которая ему какая-то родственница и его очень любит, и давал чиркнуть поздравление с Изломом года или с Днем рождения в письме, а то и подарок выбрать, лорд Монруа — хитрый жук! — после его ухода лихорадочно записывал все, что помнил, о златовласой девочке, чтобы потом, когда блок встанет на место, воспоминания остались на бумаге. Его, Бесноватого, косяк! Не доглядел. Все же Седрик идиотом не был, может, чеки находил на покупку подарков девочке, а может еще как-то догадался, что от него что-то скрывают. В любом случае, в итоге Николь он вспомнил и в день убийства, будто чувствуя приближение беды, написал завещание и отослал его доверенному человеку, то есть Яниславу с тем чтобы он передал его законному наследнику, которым оказался…

— Что?! — Франциск даже склонился ближе к бумаге, не веря написанному. — Красавчик Чарли?!

— А что вас так удивляет? — меланхолично отозвался Янислав. — Леди Гризельда, также как и леди Гертруда, принадлежала к старшей ветви, и никто из них не наследовал Северный Предел только потому, что в Хартии их земли прописано, что приоритетное право наследования у мужчин, то есть у их кузена из младшей ветви лорда Седрика.

— Но ведь Красавчик — бастард, — нахмурился Бастард Тьмы.

— Бастард, — кивнул Янислав. — Но ты же знаешь, Гарет, что у каждой северной земли своя Хартия. Так вот, в Хартии Северного Предела, принятой первым лордом Монруа, ничего не сказано относительно бастардов. Более того, в ней, в противовес другим Хартиям, прописано право исповедовать любую религию и поклоняться любому богу, то есть и к вере не подкопаться. Так что с точки зрения закона оспорить право лорда Чарльза можно разве что тем, что он не принадлежит роду Монруа, но, сами понимаете, магически заверенное завещание лорда Седрика перевешивает. Собственно, единственное "но" прописано внизу: леди Николь Монруа останется сюзереном Северного Предела лишь в том случае, если никогда не выйдет замуж ил же если ее супруг отречется от своего титула, земель, прав наследования "бывших" владений (за себя и за своих потомков), имени своего рода и поклянется на крови соблюдать Хартию этого края. Понятно, что такой навряд ли сыщется. Поэтому, как только леди выскочит за кого-нибудь, править в Северном Пределе Красавчику Чарли… если доживет до свадьбы сестры, — вдруг добавил Янислав. — Я слышал, вот уже больше десяти лет все наемники севера охотятся за головой бастарда Саратского Вождя, но ему, похоже, и впрямь покровительствует Агнешка — удача при нем всегда, ни один клинок его за столько лет не достал.

— А сам Чарли об этом знает, — помахал Гарет завещанием.

— Ха! — не удержался от смешка Ян. — Знал бы, не таскал с собой эту девку Иви! Уж додумал бы, что следующая на очереди именно она, а уж матушка ее давно на Северный Предел нацелилась, даже в свое время на лорда Седрика вешалась, замуж хотела.

— Слушай, дядя… — озадачено проговорил Франциск. — А завтрашняя фиктивная свадьба Ники и Галахата подпадает под определение брак?

А вот ответа на этот вопрос не знал никто.

3.5

Однако на этом сюрпризы этой ночи не закончились. Стоило Бастарду Тьмы затворить за собой дверь кабинета Яна, как из темноты вынырнула знакомая фигурка и тонкая рука мертвой хваткой вцепилась в его предплечье.

— Галинда, что ты? — ут же насторожился он, разглядев в полумраке коридора обеспокоенное лицо девушки.

— Гарет… я должна тебе кое-что рассказать… это касается лорда Франциска.

Последний уже утопал вниз по лестнице, не заметив, что дядя отстал. Не теряя времени, хозяйка "веселого дома" затащила Бесноватого в свою комнату, находящуюся как раз по-соседству с кабинетом, и затараторила полушепотом:

— Я уже видела его, Гарет… Много лет назад, кажется, одиннадцать или даже двенадцать, но я не могла ошибиться! Если хочешь, спроси у отца или у братьев, думаю, они тоже не забыли…

— Я верю тебе, — Бастард Тьмы положил ладонь на ее судорожно сжатую руку. — Расскажи все по порядку.

— Это было спустя пару дней после праздника Пришествия Мрачного. Мы как раз ездили в Северный Предел, на свадьбу Леоны, это сестра Ланиты…

— Жены твоего старшего брата, я помню, — кивнул Бесноватый. — Они из Антрополя, так?

— Так… Тогда все опасались выходить на улицу из-за недавней облавы "черных колпаков". Но в тот вечер, задергивая занавески, я увидела, как в небе вспыхнула звезда. Это символ Агнешки, богини удачи, зажигающей путеводные звезды! Я позвала братьев и отца, они решили, что, раз нас зовут высшие силы, мы должны пойти, только надо вооружиться, чтобы, если что, дать отпор. Ну, а я увязалась за ними следом… — тут девушка вздрогнула, словно от страха.

— Тише — тише… Может, воды? — всерьез забеспокоился Гарет. Боги, он никогда не видел эту гордую, уверенную в себе красавицу такой взволнованной, испуганной…

— Нет, ничего, — помотала головой девушка и продолжала рассказ. — Звезда привела нас к Храму Мрачного. Знаешь, северяне говорят, что туда не войти без благословения Бога. Помню, мы шли через густой туман и наверняка заплутали бы, но нас вела Агнешка… Мы видели, как из Храма выходит закутанная во все черное женщина и поспешно удаляется, словно бежит от чего-то. А звезда звала нас внутрь. Мы вошли, а там… там… — всхлип, и Гарет уж думал, что за успокоительным бежать все-таки придется, но Галинда снова остановила его. — Там по кругу стоят статуи порождений Мрачного… А в центре этого круга лежал человек, полуобнаженный… весь искромсанный ножом, как будто его тело терзал мясник, только что горло не было перерезано…

— Кровавая жертва, — глухо проговорил Бесноватый. — Человека не убивают, а специально делают так, чтобы он умирал долго и мучительно, отдавая как можно больше крови.

— Гарет… Это был лорд Франциск, Гарет! Я уверена… Мы думали, ему уже не помочь. Что единственное, что мы можем сделать, это быстро убить, чтобы не мучился… А потом отец посмотрел на него магическим зрением и сказал, что у его есть шанс! Что у него Дар Жизни, как был у королевы Пенелопы! Что, если мы успеем довезти его до Веридора, пока его будет держать магия, Ее Величество сможет ему помочь!… Мы смогли, королева спасла его… А он так и не сказал ей, кем была та женщина, которая заколола его, как скота на бойне!

— Сестра не рассказывала мне об этом… Галинда, скажи… — брови Бесноватого сошлись на переносице. — Почему ты решила, что тогда из Храма выходила женщина? Ты же сказала, там был туман, да и ночь стояла на дворе…

— Я обернулась у входа в Храм и успела заметить длинную светлую прядь практически до колен, — выпалила девушка и, видя ошарашенное выражение лица Гарета, затараторила. — Я говорю правду! Это все не приснилось мне! И я не ошиблась, это был именно лорд Франциск! Можешь сам убедиться: если я говорю правду, у него на шее клеймо висельника! Выжженная каленым железом веревка!

3.6

Никалаэда всегда просыпалась затемно, но вовсе не потому что была ранней пташкой. Просто ее даже в жарких южных краях в разгар лета будила утренняя прохлада, которую люди именовали "свежестью". Свежесть это, конечно, хорошо, только ей с тех самых пор, как застряла в человеческой форме, было комфортно только на солнцепеке или, но это уже в мечтах, на гигантской сковороде. Ни первого, ни, понятно дело, второго в Веридоре к концу лета быть не могло, положение навряд ли бы спас даже затопленный камин… и тем неожиданнее было проснуться не от противных мурашек, ползущих по чувствительной коже от дуновения ветерка, а напротив, от ласкового тепла, по мере пробуждения превращающегося в дурманящий жар.

Приоткрыв глаза, герцогиня обнаружила, что буквально окутана своим законным супругом. Развалился Бесноватый знатно, прямо на ней, как будто остальной кровати мало! Никалаэда, вздохнув, что надо покинуть такое теплое, уютное убежище, хотела осторожно выползти из-под него… Но не тут то было! Спавший богатырским сном герцог Веридорский был настолько неподъёмен, что оставалось только удивляться, как это так: вроде он и лежит на ней, удобно устроив голову на ее груди, но совсем на нее не давит? Попыталась еще раз спихнуть с себя мужнину тушу — Бастард Тьмы глубоко вздохнул, просыпаясь от ее трепыханий, лениво приоткрытый глаз наткнулся на ложбинку между грудей. Мужчина довольно курлыкнул (хотя, может, ей показалось, все же это демон рядом с "государственной супругой", а не кот — с крынкой сметаны), лукавое демоническое око скосилось на ее лицо и плутовато подмигнуло ей!

— Как же хорошо… — блаженно проурчали куда-то ей в вырез ночной рубашки и, притиснувшись еще больше, собрались спать дальше!

— Гарет… Гарет, слезь с меня! — растерянная, Никалаэда даже забыла, что вчера решила всегда обращаться к предоставленному короной супругу исключительно "герцог" и на "вы"… Мда, какой призыв бы вышел: "Герцог, извольте сползти со своей законной супруги и прекратите дышать ей в… декольте!" Лучше бы звучало только возмущенное: "Герцог! Что вы делаете… в своей кровати со своей женой?"

— Не, мне так хорошо… — протянули снизу, еще и голову на мягком и теплом поудобнее устроили!

— Гарет! Встань!

— Ну чего ж ты так кричишь то, Ладушка моя, я ж еще не проснулся… Зачем вставать? Тебе что, тяжело? — "сонный" глаз снова приоткрылся, не отказал себе в удовольствии медленно-медленно «ощупать» каждый сантиметр оголенной кожи от края рубашки до ямочки между ключицами, «огладил» ласковым взглядом тонкую шею и наконец остановился на лице.

— Нет, не тяжело, — почему-то шепотом отвечала она, чувствуя, как под его взглядом сбивается дыхание.

— Тогда что, нужду справить нужно? — кажется, она впервые за много лет покраснела, но все же отрицательно мотнула головой. — Других уважительных причин нет, — заключил Бесноватый, снова скользя взглядом…

— Герцог! Это неприлично!

— Да что вы говорите? На балах мне о приличиях заявляли, на всяких церемониях тоже, но вот чтоб я такое выслушивал на собственном супружеском ложе… Это, знаете ли, ни в какие рамки! Может, этикетом регламентирована и длина нательной рубашки новобрачной во время первой ночи с ее благоверным?

— Рубашку следует приподнять так, чтобы подол спускался на ладонь ниже линии бедер, — выдала она известное всем благонравным девицам правило проведения брачной ночи, сама удивилась, где могла получить такое знание… а дальше мысли разлетелись, ибо окончательно проснувшийся Бесноватый вперился в нее чернющими глазами, а потом с самым серьезным видом как заявил:

— Давно подозревал, что мне до сих пор не довелось походить женатым человеком, потому как что-то мне о таинстве брака неизвестно. Оказывается, надо было проштудировать своды правил и разузнать, что этикет глаголит по поводу одного из основополагающих вопросов института брака! Это вам не трактат об искусстве любви и тридцати двух позах спереть из личной библиотеки Великого султана Порсула, это нечто куда более важное! Ради такого я даже готов подняться! Вы же не откажете своему законному супругу, уважаемая герцогиня, в приобретении столь ценного, незабываемого опыта? Одеяло нам по регламенту положено? Не думаю, — означенный предмет (в сущности, это было скорее легкое покрывало — лето на дворе, как-никак!) был отброшен куда-то в сторону. Стало ли от этого прохладнее? Нет! — Что там дальше согласно правилам и приличиям? Вы, дорогая — надеюсь, такое обращение хотя бы в алькове не противоречит нормам этикета — должны лежать на спине, правильно я понимаю, а я нависаю над вами? Да, именно нависаю, а то прижиматься к собственной жене в собственной кровати — верх неприличия! — Мужчина поднялся, опираясь на руки, и "уважаемая герцогиня" едва удержалась, чтобы силой не притянуть его обратно, ведь теперь ему открывался просто замечательный обзор. Лорд довольно хмыкнул, оценив преимущества положения и степень прозрачности ночной рубашки своей леди. — Да, совершенно верно, именно такое положение предписано правилами. А ваши действия, герцогиня, тоже регламентированы? Насколько я знаю, вам положено бледнеть, расставаясь с невинностью, горячо молиться Единому, дабы он дал сил вашему супругу зачать наследника, и расслабить чуть согнутые ноги. Принимая во внимание ваше положение, первые два пункта можете опустить как не имеющие смысла, переходите сразу к практической части…

— Неправильно! — вдруг гаркнул кто-то со стороны окна. — Когда леди сама сгибает колени перед лордом, это противоречит всем нормам этикета вместе взятым! Согласно регламенту, муж, предварительно вознеся молитву Единому о том, чтобы его семя не пропало (правильно, не дайте Боги весь этот бред сначала начинать!) и покаявшись за то, что втравливает в грех непорочную деву, буде та невинна, или же за то, что позволяет втравить себя в грех, буде невеста уже надкусанная, сам регулирует угол сгиба колен невесты, причем быть он должен не менее сорока пяти градусов! А как по мне, так нужно не менее девяноста пяти градусов, чтобы воспринимать эту ахинею всерьез!

— Племяш, скажи, тебе отец, случаем, не говорил, что заваливаться в комнату к взрослым без разрешения нехорошо? Вот никогда бы не подумал, что из такого правильного во всех отношениях Гвейна выйдет такой хреновый воспитатель, — старательно сдерживаясь, спокойно спросил Бастард Тьмы, подтянув обратно на кровать покрывало и набрасывая на жену. — Франциск, мы расстались с тобой меньше шести часов назад и, честно говоря, я не соскучился.

— Я тоже, только по другой причине. Пока ты, дядя, нежился в объятиях супруги и благополучно спал, я отбивался пресловутым сводом правил от озабоченных девиц, которые вдруг воспылали желанием предстать перед алтарем вместе со мной и вместе со мной же провести первую брачную ночь, последовательность не важна! Я хочу обратно на юг, дядя! Да наши горячие южанки — кроткие овечки рядом с этими вооружившимися регламентами, фамильными древами и счётами пираньями! Мало того, что всю ночь по дворцу без передышек трахало и трахало, так еще и…!

— Ваше Сиятельство, что за выражения! Вы кронгерцог или где? — осклабился Бесноватый, у которого от осознания, что кого-то довели гораздо больше, чем его, тут же подскочило настроение. — Ладно уж, раз наше утро безнадежно испорчено, сейчас оденусь и пойдем портить его всем другим. Уважаемая герцогиня, — церемонный кивок жене. — Прошу меня простить, но государственные дела не терпят отлагательства, но мы с вами обязательно вернемся к обсуждению и реализации последнего вопроса.

Через две минуты демонов и след простыл и об их пребывании напоминало только распахнутое окно. Непонятно отчего вздохнув и закутавшись в покрывало, Никалаэда поднялась и закрыла створки, оделась, кликнула слуг, чтобы разожгли камин… Стало ли от этого теплее? Нет…

4.1

Всегда знала, что день моей свадьбы будет незабываемым во всех смыслах. И вот он настал и начался предсказуемо, то есть незабываемо: проснулась я, лежа на голом полу чуть ли не в обнимку с Красавчиком Чарли, во сне закинувшим руку мне на талию. Разделял нас только его меч… Хм, символично, однако. Была такая древняя традиция, когда женились по доверенности, то есть на свадьбе жениха по каким-то причинам замещал его друг, но исполнение супружеского долга в его обязанности, понятно дело, не входило: меж новобрачными на ложе клали меч, призванный не допустить греха. Только что-то не припомню, чтобы исполняющим обязанности жениха назначали Красавчика. Да и ложа тут не наблюдается…

Задумавшись о происхождении традиции (Вот на кой демон меч? Чтоб невеста в случае чего отбивалась от потерявшего нюх "новобрачного" или наоборот?), не заметила, как рука на моей талии зашевелилась, но сползать даже не думала. Мутный спросонья голубой глаз приоткрылся, сфокусировал взгляд на мне… и тут его владелец, насмешливо хмыкнув, как выдал: — Прекрасная кузина! Как не стыдно! Просыпаться с одним, под венец идти с другим, а уж скольким мозги пудрить, так вообще е сосчитать…

Я только улыбнулась довольно щурящемуся красавцу напротив.

Вчера Иви, болтая без умолку — совсем за столько лет не изменилась! — рассказывала о том, где их компанию носило все эти годы. Оказалось, эта малолетняя банда во главе с Чарли сперва прибилась к гильдии наемников и даже прошла местную "школу", то есть стали квалифицированными многопрофильными специалистами криминального дела, потом на годик угнездились на побережье в Северном Пределе, и тут началось веселье!

Сперва приплывшие из-за моря берсерки украли подросшую Иви, в фигуре которой постепенно стал появляться намек на женственность, и парням пришлось срочно налаживать отношения с викингами, чтобы выручить подругу. На мой удивленный вопрос, разве викинги это не тоже самое, что берсерки, только на ладьях, Иви покрутила пальцем у виска и заявила, что берсерки — это отморозки, эдакая аномальная полуразумная помесь человека и животного, а викинги — народ, конечно, специфический и колоритный, но не хуже южан или нас, северян. В общем, диалог с ними был возможен, к тому же их конунг оказался с выдумкой. Была у него дочь со звучным именем Любогнева, по викинговским меркам раскрасавица: груди такие, что даже дюжая ладонь викинга одну не обхватит, бедра соответствующие, щеки румяны, толстая коса чуть не до пят, а ростом на полторы головы выше Иви, а ведь она у нас считалась долговязой. Как метко выразился отец сего чада: "До'бра баба, всего в достатке, любому мужику впрок! Такая и орду ребятишек народит, и без мула плугом поле распахает, и сама двуручным топором кому хошь башку снесет!" Но вот беда, было дитятко капризно, все чего-то ей не хватало. И спросил мудрейший конунг чужаков из заморских земель, чего больше всего на свете хочется любой женщине? А мой кузен возьми да и ляпни: "За Красавчика Чарли замуж выйти!" Вот уж не ожидал он, что конунг кликнет дочку и, ткнув в его пальцем, спросит, мил ли ей чужестранец, а ежели не мил, на цепь его с дружком посадит, развлекать викингов будут. Уж не знаю, пожалела Любогнева смазливого парня или же он ей правда приглянулся, но в силу характера не поломаться она не могла, но отвечала конунгова дочка, что парень хорош, пригож да с лица красив, но уж больно мелковат, ростом и в плечах они почти равны. Тогда постановил конунг, что замуж — это мысль верная, с мужем дочери всяко лучше, чем без, да и ему, отцу, легче будет, так что будут за ее руку драться на топорах красавец-чужеземец и лучший воин их хольма. Победителю почет да уважение, лучшая невеста и родство с конунгом, пышная свадьба да в подарок чаша из черепа побежденного, с той оговоркой, что в случае победы викинга чаши будет две. Пока Красавчик махался с соперником, Чернек, которого предварительно поставили на колени у плахи и уже примерялись пудовым лезвием к его шее, зря времени не терял и рассказывал кнунговой дочке, подсевшей к еще одному "красивому с лица" чужаку, что они с другом, как ее увидели, чуть глаза друг другу не повыкалывали, чтобы другой на такое сокровище не зарился, что у ног такой красавицы-девицы должен на коленях умолять о благосклонности далеко не один мужчина, сраженный ее прелестями, и, наконец, что если Чарли победит, то в свете восходящего на небосвод ночного светила они будут любить ее вместе, с двойным усердием и страстью… В итоге к концу поединка он ее уболтал и убедил таки, что они более полезны не в качестве кубков, хотя это великая честь и истинное блаженство, если к тебе, пускай после смерти, будут прикладываться такие сладкие уста… Мда, а я то думала, что это Красавчик у нас артист разговорного жанра. Хотя под топором у палача и не такие таланты и умения водночасье прорежутся, а уж если Чернек Любогневе затянул такую же песню, что и мне: "Я все могу!…"

Кончилось все победой Чарли, застольем, а потом грандиозным походом на берсерков за сестрой зятя конунга. Когда они нашли Иви, та прочти выгорела, но ее щиты оказались не по зубам ни одному берсерку…

Потом украли Чернека, причем прямо из постели виконговской дочки. Как выяснилось позже, красавицу не взяли, поскольку парня тайком увезли на торговом судне рабом к гарем к одному паше, который питал любовь исключительно к симпатичным мальчикам. Чарли тоже умыкнуть пытались, да не на того напали. Любогнева, обливаясь слезами, на прощание перед дальним опасным походом к дальним восточным берегам расцеловала своего мужа, клятвенно пообещала хранить ему верность и поведала, что спустя полгода, буде он сгинет без вести в чужих краях, оплачет его в сердце своем, торжественно похоронит там же и, выйдя замуж за другого достойного воина и родив ему первенца, назовет малыша его именем…

В Порсуле они промотались еще годик и покуролесили там немало, и всегда Красавчик бросался в самое пекло, выручая друзей, словно магниты притягивающих к себе неприятности, так что после рассказа Иви я практически полюбила Чарли. И сейчас, рассматривая еще толком не продравшего глаза кузена, думала, что он мне чем-то очень напоминает Галахата, и дело тут не только в извечном поиске приключений. Когда мы с "прокаженным" только встретились, мы так же не доверяли друг другу, он закрывался, изображая презрение и плюясь сарказмом, а потом я увидела его заботу. При первой встрече Чарли натянул маску придворного хлыща, привычный, в общем-то образ… но его откровенность, просьба помочь Чернеку, искренняя молитва за Иви, ответственность, которую он чувствовал за жизни друзей… А еще, когда он вчера вскользь назвал меня сестрой, что-то в сердце как будто отозвалось… "Интуицссссия…" — подала голос змейка. И что она мне хочет сказать? Что я могу верить Чарли так же, как и Азизаму? Или…

Додумать я не успела, ибо помяни Азизама!

— Ника! — дверь распахнулась, чуть не зашибив нас с Красавчиком, а следом на нас с шумом и грохотом, как, впрочем, все, что он делал, завалился Галахат.

Нисколько не смутившись, что растянулся поперек нас, просигналил охранный контур Иви и прямо над встрепанной темной макушкой просвистело пущенное Чернеком заклинание, он продолжил:

— Ника, это была гениальная идея! Ты почему мне не сказала?!

Это что-то новенькое. Вроде генерирует и воплощает гениальные идеи у нас он. Впрочем, объяснения не заставили себя ждать:

— Ты вчера нос воротила от всей рыбы, и теперь весь двор убежден, что ты беременна и теперь гадают, от меня или нет!

Слов у меня не было, зато они нашлись у Красавчика:

— А какие есть еще варианты?

— О! На почетном первом месте нынешний кронгерцог и мой кузен, так что все незамужние дамы решили в срочном порядке, пока добыча не обрюхатила еще какую-то прошманд… кхм… в общем, пока добыча не ушла, провести репетицию брачной ночи с Франциском, чтобы потом вынудить к самому браку, взывая к его благородству и суду "святых" послов. Кстати, храмовников на душу населения дворца какое-то ненормальное количество! И каждый считает своим долгом промыть мне мозги на тему греховности наших с невестой нецеломудренных отношений до свадьбы, ибо мне не повезло оказаться вторым подозреваемым в отцовстве! На почетном третьем месте вы, лорд Чарльз, потому как сидели ближе всего к Нике на вчерашней трапезе…

— Какая чудесная логика. Это что же, я, по мнению сплетников, осчастливил кузину прямо вчера под столом и нее тут же разыгрался токсикоз? — удивленно приподнял брови Красавчик. — И да, Ваше Высочество, какие меж нами сантименты, — выразительно оглядел композицию "Принц на привале" с нами в роли шкур, на которых развалилась монаршая особа. — Я вас и из жаровни не так давно вытаскивал, — это он, наверное, о последнем покушении, Иви и Чернек, вон, глаа потупили, — и из свежевыкопанной могилы вытаскивал, — а вот этой истории не знаю! По блеснувшим глазам подруги поняла — скоро узнаю!

Галахат вопросительно взглянул на меня, я авторитетно кивнула, мол, "свои".

— Так вот, дядюшка отстал, только на четвертом месте, но это только из-за явления при дворе его очаровательной супруги. Ну, и наконец на пятом месте Чернек, — кивок на обалдевшего парня. — Лорд Рангин уже успел всем растрезвонить, как ты, Ника, за него чуть ли не грудью стояла. Но не это главное! Главное, что теперь ортнихи в истерике, они ж напроектировали тебе такое платье, что из него скорее пыточное орудие выйдет, "удушатель" называется! А в твоем положении сильно стягивать живот никак нельзя!

— Мы сами с платьем разберемся! — тут же вскочила на ноги Иви. — Ваше Всочество, вы же не против незабываемой свадьбы с изюминкой?

— Нет, конечно.

— Тогда, мальчики, выметайтесь! — громыхнула подруга, нисколько не убоявшись статуса одного из "мальчиков", хотя сейчас Галахат был скорее Азизамом, и для наглядности указуя пальцем на дверь. — И распорядитесь, чтобы прислали двух горничных порасторопнее и принесли сюда завтрак, да не птичкам поклевать, а нормальные порции. Нике в ее положении надо хорошо питаться! И до самого выхода нас не беспокоить — будем шокировать веридорскуюзнать!

О-о-о, в талантах подруги и в ее умении поставить всех на уши я не сомневалась, а в самом ближайшем времени, похоже, в них убедится весь Веридор!

4.2

Свадебный кортеж вот уже полчаса был в ожидании невесты. Жених то уже давно дожидался в Главном Храме Единого. Слушал проповеди настоятеля, а может и свод правил, регламентирующих первую брачную ночь. А новобрачной все не было и не было. Дамы, коих было большинство среди сопровождения будущей королевы, нетерпеливо ерзали на мягких сидениях с бархатной обивкой, нетерпеливо выглядывали из-за шторок карет и нервно постукивали веерами по ладоням, затянутым в ажурные перчатки. И вот наконец явилась я…

Первый ошеломленный "ах!" прокатился по кортежу, когда придворные узрели мой наряд северной невесты. Ну не знали светские львицы Веридора, что охота для нас, северянок, имеет не только переносное значение, то есть заманивание потенциального кандидата на роль супруга в хитро расставленные ловушки. Нет, у нас все маломальски значимые события, в том числе и свадьбы, открывались грандиозной охотой, и костюм был соответствующий. Но, думаю, даже если бы веридорские леди были об этом осведомлены, все равно попадали бы в обморок, ибо северянки не только не носили амазонки, но и скакали в мужских седлах! И вот стою я, северная невеста, в бриджах, обтягивающих ноги и уходящих под голенища замшевых сапог цвета слоновой кости (вот еще одна дикость для местных, в Веридоре то такая мужская обувь в большинстве своем черная или же коричневая), а сверху туника с небольшими разрезами на бедрах по бокам… черного цвета!

Второй "ах!". Ну да, слышала я, что во всем остальном мире невесты носят белые или хотя бы светлые платья, а вот северянки облачаются в черное в знак того, то в будущем им предстоит носить траур по мужу. Конечно, у нас скорбят не только по супругам, но только траур по мужу или жене длился до конца жизни, потому что на севере разводов и повторных браков нет. Так что я была в черном…

Третий "ах!": дамы распознали в блестках у меня на груди россыпь мелких бриллиантов. Я, честно говоря, до последнего не была уверена, что это не лишнее, но Иви категорично заявила, что я как наследница Северного Предела должна нести все знаки своего дома.

Четвертый "ах!": леди обратили внимание на мою прическу, точнее на ее отсутствие! На моей голове не наблюдалось никакой монументальной, соответствующей случаю конструкции! Золотые локоны, свободно струились на плечи и спину, только две передние пряди были заведены назад и сколоты невидимками…

Пятый "ах!": придворные заметили белоснежные лилии (еще один символ дома Монруа), вплетенные в волосы наподобие венка поверх двух присобранных прядей. Вот тут уж кто-то издал истерический то ли смешок, то ли всхлип — назревал скандал. Ведь всем благовоспитанным веридорским леди известно, что все, что естественно, то безобразно и непристойно! Завершал мой образ меховой воротник, пристегнутый к вороту туники. С ним и не жарко, и черный соболь во всех уголках мира стоил баснословно дорого, ибо богата пушниной была только наша земля, и обязательная часть парадного туалета северных лордов и леди присутствует.

Дальше я "ахи" не считала, поскольку было их бесчисленное множество. На невесте нет ни грамма косметики! Под туникой нет корсета! И нижней рубашки тоже! И ни одного украшения! И не надушенная! И далее, далее, далее… Да, не понять местному бомонду традиции в день свадьбы выходить к мужу "в своем истинном облике", без замазанных дефектов кожи и подкладок в стратегически важных выступающих местах. Он должен увидеть невесту, какая есть: толстая или же костлявая, мертвенно бледная или веснушчатая. Даже если ты потом всю жизнь будешь эти веснушки запудривать! Заключая союз и произнося священные клятвы, вы оба должны быть искренни и честны друг с другом.

Правда, один "ах!" все-таки заслуживает внимания: половина шокированных дам замерли в предобморочном состоянии, когда я, вместо того чтобы направиться к подготовленной для меня карете, устремилась к Красавчику Чарли, ведущему в поводу еще одного красавчика. Ну не конь, а чудо! Соловой масти, длинношеий, с сухими стройными ногами и волнистой карамельной гривой, водопадом ниспадающей с одной стороны. Тут кто-то особо глазастый взвизгнул, что это — о, Единый! — жеребец! Невеста будущего короля собирается сесть верхом не на кобылу и даже не на мерина, а на жеребца! Все благородные дамы в обмороке… Мальчишка-паж, которому не по статусу было падать в обмороки, дернулся было ко мне, чтобы опуститься на одно колено и, наложив одну ладонь на другую, помочь леди усесться верхом, но я остановила его взмахом руки и легко, не касаясь стремян, запрыгнула в седло. Теперь уже мужская часть кортежа уплыла в спасительный обморок, подозреваю, от зависти.

Оглядев веридорскую аристократию в "бессознательном" состоянии, Красавчик только присвистнул.

— Прекрасная кузина, похоже, вы остались без сопровождения.

— На то и был расчет, — хитро подмигнула я. — Думаю, моя свита последует за мной.

Вот так и прибыл кортеж королевской невесты, состоящий из четырех всадников лихого вида и с хвостом из вереницы вяло плетущихся карет, растянувшимся от самого дворца и отставшего от нас на четверть часа и более. Зато невеста прибыла вовремя!

4.3

По широкому парадному крыльцу Храма чинно прохаживался тот, кого, по мнению фанатичных храмовников, Храм как раз таки был призван изгнать из этого мира. Бесноватый, весь в черном, являл собой эдакого огромного грациозного хищника, которого обступили травоядные-субтильные дворянчики в светлых одеждах и непонимающе таращатся на него. Последние, похоже, не поняли, что это невеста прибыла, и, мазнув глазом по всаднику в черном, продолжили опасливо таращиться на Бастарда Тьмы. Действительно, а вдруг Храм на воздух взлетит от близости такой то скверны. У-у-у-у, это еще тут моих соотечественников нет! Чего там один официально признанный Церковью приспешник всемирного зла! Вот если бы нагрянула толпа убежденных потомственных язычников, вот тогда оплоту Единого в самый раз обрушиться от такого скопления святотатства!

А вот Гарет узнал меня сразу, разулыбался, точно бес, замысливший очередную мелкую, но запоминающуюся пакость, и лукаво подмигнул мне. А дальше все произошло настолько быстро, что я даже удивиться не успела: Бесноватый одним прыжком оказался рядом с моим соловым, выхватил меня из седла, но не опустил на ноги, а понес на руках в Храм, зачем-то каким-то непостижимым образом быстро заправив мои распущенные волосы под тунику. А вдогонку нам летели какие-то странные полу-возгласы-полу-шепотки:

— Богохульники!

— Такой срам, и это на глазах у праведных, уважаемых людей!

— О Единый, такой позор на королевскую семью! И ведь это ж не бастард какой, а герцог! — это, кажется, вздохнула какая-то дама средних лет, судя по всему, озабоченная мать незамужней дочери, а то и дочерей.

— Да на такую жену, как у него, и у мертвеца поднимется, а этот! — вот это, наверное, комментарий от кого-то из тех самых праведных и уважаемых.

— Да он стольких женщин уже со всех сторон имел, вот на новенькое и потянуло! — это, наверное, тоже один из особо уважаемых, с такими то выраженьцами.

— Вы только посмотрите, в Храм же тащит! Да даже его крещение так не осквернило эти стены, как это…!

— Вот оно, знамение! Мужчин от женщин лукавый отвращает и на греховные связи толкает! А детям Нечистого — дьявольские забавы! — а, ну это какой-то праведник.

Зато после последнего высказывания до меня стало доходить, что вообще тут происходит…

— Гарет, — тихо позвала я, мельком следя, куда меня так стремительно тащат, смазанной тенью скользя по стеночке, чтоб не привлекать лишнего внимания. — Гарет, они что, приняли меня за парня?

— Ага, — Бесноватый прямо таки лучился радостью от учинённого скандала. — Погоди, это еще не все!

Оказалось, направлялись мы в ризницу, где нам полагалось ждать церемонии и торжественного выхода невесты. Об этом, также как и о том, что к алтарю меня поведет Гарет, мне сообщили на ходу. Когда же я спросила, почему меня поведут не от главного входа через весь Храм, ответили, что к тому времени набьется столько народу, что пришлось бы идти по головам. Так торжественно-красиво хотели все сделать на свадьбу Пенелопы Веридорской, даже по бокам ковровой дорожки стражу поставили, чтобы толпу сдерживала, но добились лишь того, что народу стало еще больше. В итоге пришлось Бесноватому разгонять всех любопытных своим грозным рыком, а жениху у алтаря — в спешном порядке отпаивать водой Отче, на которого от пережитого стресса напала жуткая икота, и он никак не мог начать обряд.

До ризницы добрались мы достаточно быстро, даже не переполошив кучковавшихся ближе к алтарю аристократов (это сейчас их относительно мало, а вот потом мой кортеж доползет…). Уже внося меня в светлую, достаточно просторную комнату, Гарет шепнул мне прямо в ухо:

— Когда к стене притисну, стони, да погромче.

Я уставилась на него круглыми глазами, но вместо пояснений мужчина кивнул головой на что-то у дальней стены. Повернула голову… и обалдела! Первое, что я увидела, это крупногабаритную спину, но не широкую, как у Гарета, а принадлежащую, судя по всему, грузному мужчине, с задранной до поясницы белоснежной рясой с золотой оторочкой и спущенными штанами! За широченной мужской фигурой угадывалась и женская, причем, судя по видимой мне обнаженной ноге с черным подолом где-то на самом верху бедра, чулок на монашке не было, уж не знаю, какдело обстояло с остальным бельем…

От рассматривания меня отвлек Гарет. Сперва Бесноватый, прищурив один глаз, что-то пробормотал под нос… и спущенные портки, на краткие мгновение вспыхнув, осыпались пеплом! И мужчина в рясе, кажется, этого даже не заметил! А потом меня, как и обещали, притиснули к стене. Что ж, отыгрываю свою партию. Услыхав мой протяжный стон, монашка тоненько взвизгнула, а ее любовник подскочил, попытался нашарить внизу штаны, чтобы подтянуть, ожидаемо нашарил только пустоту, но не растерялся, а одернул рясу, спускающуюся практически до пола, и с выражением праведного гнева на лице обернулся к нам лицом.

— Ты, богопротивный сын Хаоса! — перст, увенчанный массивным золотым кольцом с ослепительно сверкающим крупным камнем, обличительно ткнул в Гарета. — Как смеешь ты, презренный грешник, осквернять своим присутствием и бесовскими игрищами обитель Единого?!

А вот тут мне стало обидно за Гарета. Этот надменный толстяк с тройным подбородком и поросячьими глазками сверкал тут голым задом, а теперь на моего друга гневно слюной брызжет!

— Святой отец, — как могла вежливо обратилась к поборнику нравов, — у вас ряса спереди задирается…

"Святой" бросил озабоченный взгляд вниз, узрел, что его одеяние выглядит вполне пристойно, и, побагровев, начал орать уже на меня:

— Ах ты срамница! Как смеешь ты осквернять мой слух своими грязными намеками и совращать своими словами умы…!

— Вот именно, Ник, чего-то ты переборщила, — перебил его Гарет, меряя фигуру мужика насмешливым взглядом. — У преподобного Отче и намека на что-то совращающее нет, даже рясе топорщиться не от чего, а ты тут намеки развела…

— Мерзавцы! — припечатал — о Боги, действительно, Отче?! — гордо вздернув все три подбородка и направляясь прочь. — Выжечь из вас скверну можно только калёным железом!

— О да! И вырвать грешный мне язык! — крикнул ему вдогонку Бесноватый, а потом, видимо, для ошарашенно хлопавшей на нас глазами монашки, так и не сдвинувшейся с места, пояснил. — Конечно, мой язык грешен. Уж в каких местах он побывал, мммм…

Монашка истошно завопила и вылетела из ризницы с похвальной для ее дородной фигуры быстротой.

4.4

Смех смехом, а мандраж меня не миновал. Под скептическим взглядом Гарета я мерила ризницу шагами, выкручивая пальцы и лихорадочно пытаясь удержать в голове хоть одну связную и желательно разумную мысль. Ну вот то со мной, спрашивается? Страх? Нет… Волнение? Что-то вроде. Но почему? Потому что как-никак выхожу замуж? Но ведь это все фиктивно. Может, это дают знать о себе родные северные устои, ведь у меня на родине провернуть такое было бы нарушением всех законов? Или, может, все дело в том, что по дороге к Храму я расслышала, как держащийся у меня за спиной Красавчик шепотом спросил Чернека, чувствует ли он присутствие Хозяина? Если дело действительно в Себастьяне, то всплывает другой вопрос: я опасаюсь его появления или, напротив, жду его? Как бы то ни было, но что-то внутри меня беспокойно ворочалось и подсказывало, что этот час многое принесет в мою жизнь. Хорошее или плохое? Зависит от слов, произнесенных перед алтарем. Согласно обряду, жених и невеста приносят клятвы (не заученные формулировки, каждый говорил и обещал что-то свое, от сердца), которые слышит Единый и, если он принимает их и благословляет союз, его лик в желтоватом свете церковных свечей на миг озаряется чисто белым светом. Конечно, последнее происходило далеко не всегда и отсутствие божественного одобрения отнюдь не означало, что брак не состоялся… Но если Единый и правда услышит наши клятвы, как можно врать Ему? И какие слова, интересно, скажет мне Галахат? Что будет любить до конца жизни меня и моих детей? Вообще-то это правда, любят ведь не только жену и своих детей, но и сестру с племянниками. Наверное, что-то такое надо сказать и мне…

— Ник, хорош мельтешить! — наконец не выдержал Гарет и, отделившись от стены, придержал меня за плечи. Видимо, для надежности.

Выдохнула, прислонилась лбом к его плечу… Боги, как же хорошо. Да демон со всеми страхами, в чем бы они там ни заключались! В том, что Гарет и с Себастьяном и Галахатом разберется, и с храмовниками отношения выяснит, и с Богами договорится, я не сомневалась. Все же он невероятный! И мне, северянке, чем-то напоминает Великие Горы! Такой же могучий, надежный, укрывающий от злых ветров, такой, что века простоит и не изменится, сильный и верный… друг!

Встрепенулась от последней мысли и взглянула ему прямо в лицо. Невероятно! Как же я раньше не заметила?! Раньше меня как-то странно тянуло к нему, волновала его близость, а еще постоянно лезли вспоминания о поцелуе с ним… А сейчас я двады назвала его про себя другом!

— Заметила, — теплый, мудрый взгляд в ответ на мой обескураженный. — Я разорвал нашу связь, и теперь у тебя чувства только собственные, без магического "толчка" в исполнению божественной воли.

— Неужели такое возможно? — не верила я.

— Под силу очень немногим, но я как раз из тех исключительных, — весело подмигнул мне Бесноватый.

— Гарет, — вдруг вспомнилось мне кое-что другое. — А ты мне так и не рассказал, откуда узнал, что я из Монруа.

На некогда красивое мужественное лицо набежала тень, словно ему было тяжело вспоминать что-то, но все же он ответил. Гарет говорил и говорил, не спуская с меня чернющих глаз темнее самой Тьмы… О том, как ездил в Северный Предел вместе с сестрой и ее мужем. О том, как поставил лорду Седрику ментальный блок на воспоминания обо мне. О том, что это он писал мне письма от имени отца, нанимал учителей, присылал подарки. О том, как спустя несколько лет начал ослаблять воздействие, чтобы мой отец вспоминал обо мне как о какой-то родственнице, живущей в фамильном особняке, но даже сквозь такие смутные "воспоминания" пробивалась его любовь ко мне. О том, как папа все-таки вспомнил меня и написал завещание… Последнего я уже не слышала, чувства в смятении смешивались в какой-то невероятный коктейль… Вроде Гарет виноват передо мной, но я почему-то не могла злиться на него. Я помнила его заботу, которую принимала за отцовскую. Далеко не все родители вкладывают столько в своих детей, живя с ними под одной крышей. Но за все те годы, что папа провел в Веридоре, я ни разу не почувствовала себя одинокой, брошенной, забытой… потому что каждые десять дней, хоть стихийное бедствие, хоть чума, хоть конец света, но письма от "папы" приходили без задержек. Потому что он знал все мои страхи, мысли, увлечения, только о Даре умолчало, но не потому что не доверяла, а потому что боялась, что письмо может попасть в чужие руки; присылал мне книжки о том, о чем я хотела читать, дал мне образование, достойное принцессы; дарил именно те подарки, которые я загадывала…

— Знаю, что поступил ужасно, но извиняться не буду, — закончил Бастард Тьмы, — потому что это будет лицемерием. Извиняютя, когда сожалеют о чем-то и хотели бы это изменить. Если бы можно было обернуть время вспять, я бы сделал все так же.

Да, это было правдой… и я, даже не используя Дар, могла сказать точно, почему он не изменил бы своего решения. Сестра. Бастард Тьмы не упомянул Безжалостную королеву, но этого было и не нужно, я итак поняла, кто именно не желал видеть нас с отцом вместе. Хорошо это было или плохо, но Гарет с Пенелопой Веридорской всегда были заодно, всю радость и боль делили пополам. Видя слезы сестры, Тринадцатый Принц Веридорский никогда и ни в чем не отказал бы ей, а потом взял бы всю вину на себя, не сказав всей правды даже после ее смерти.

Легко улыбнулась ему. Он и без слов поймет, что я не держу на него зла.

— Ангел ты наш, — облегченно выдохнул Гарет и перешел на более нейтральную тему. — Связь между нами я сам протянул, закрепил и потоки замкнул на биение своего сердца, так что зови в любое время дня и ночи. Просто представляешь меня и зовешь по имени. Обещаюсь без острой нужды в твою голову не лезть.

— Вот бы и другие не лазили, — не удержавшись, фыркнула я.

— О как! Себастьян твой моральный облик блюдет, — в голосе Бесноватого не прозвучало ни тени сомнения.

— Нет, это Франциск время от времени в моей голове шарится, — недовольно поморщилась я.

— Франциск?! — мне показалось, или Гарет даже слегка вздрогнул, услышав имя племянника?

— Ну да, Франциск. Он часто приходил мне во снах в Зеленом Горбе, а потом, когда впервые ментально заговорил со мной, сказал, что неплохой менталист… Правда, вчера я почувствовала, как он пытался отгородиться от меня щитом, но я все равно слышала его мысленную речь. Гарет, я тебя хотела попросить, поставь на меня хороший щит, не хочу, чтобы он слышал все, что я думаю!

— Франциск… — сосредоточенно пробормотал Бастард Тьмы, как будто и не слышал моей последней просьбы.

— Гарет, что не так? — тут уже и я насторожилась.

— Да понимаешь, Ник… Ты этого не учила, потому что тебе не надо, разве что для общего развития… В общем, кроме нейтральной магии, подвластной всем, у кого есть магические способности, выделяют еще Темное и Светлое искусство, все Дары делят соответственно на темные и светлые, и пользуются ими темные и светлые маги. Поясню сразу, никакого отношения к добру и злу темные и светлые не имеют. Разница состоит только в способе использования магических потоков. Светлые маги черпают магию из собственного источника, сплетают каркасы из силовых линий, заливают в них магию, а потом долго восстанавливаются. А потоки темных Даров рассредоточены в воздухе, темные пропускают их через себя (чем больше резерв, тем больше могут пропустить). Сложно сказать, какой способ лучше. С одной стороны, светлым требуется много времени на восстановление, носить в себе много магии тяжело, да и шансов перегореть у них намного больше. Но с другой, бывают места, где потоки магии истончаются, а то и пропадают вовсе, и темные остаются беспомощными. К тому же светлые могут пользоваться отдельными отраслями Темного икусства, если у них есть способности, то есть если соответствующие потоки слушаются их, а темные до потоков светлых добраться не могут. Понимаешь?

Утвердительно кивнула.

— Так вот, обычно склонность к светлому или темному врожденная, можно освоить обе техники, но этим мало кто заморачивается, потому как это и не очень результативно, и в принципе сложно. Как бы объяснить… Вот смотри: светлого мага можно фигурально назвать "кузнецом", а темного — "ювелиром". Сила светлых заклинаний в большинстве своем прямо пропорциональна вложенной энергии. Чем сильнее молотом ударил по наковальне, тем лучше! Чем больше магии из резерва зачерпнул и бухнул в плетение из силовых линий, как в формочку, тем мощнее. А магия темных рассчитана на сложную работу с потоками, маги регулируют их длину, толщину, поперечник, напор частиц.

В принципе, логично, ведь если ты пропускаешь через себя, можешь отрегулировать, как тебе надо, а из себя черпаешь как половником из кастрюли. Какая ж тут форма, если у тебя изначально жидкость?

— К чему это я? К тому, что Франциск — светлый. А Менталистика — это темный Дар. Конечно, способности у племянника есть, и немаленькие, но без отработки техники темных магов менталист из него как из лесоруба краснодеревщик. Что-то настругать может: ментальный щит, пусть плотный, но простейший, который спасет разве что от такого же "дровосека", временный канал связи, но работать он будет при непосредственном контакте с адресатом и на небольшом расстоянии. В принципе, не исключена возможность, что Франциск за столько лет поднатаскался, если специально себе такую цель ставил, но в таком случае ты бы не смогла почувствовать его попытку отгородиться.

— Но как он в таком случае слышит меня? — сосредоточенно нахмурилась я.

— Вот и я не знаю… и, честно говоря, не уверен, что правда меня обрадует… Скажи-ка, а когда Франциск тебе снился, он что делал?

— Ничего. То есть вообще, как и Себастьян.

— При чем тут Себастьян?

— Ну, когда я две недели безвылазно сидела у себя в комнате, ко мне каждый вечер заглядывал граф, сидел напротив меня, молчал, а потом бормотал что-то о том, что убьет кого-то и уходил. То же самое делал Франциск во сне.

— Вот дурни! — вдруг выругался Гарет. — А я то по утрам все понять не мог, что у тебя за плетенка в мозгах! Нет, они не дровосеки, они дуболомы! Дуболомы и дуремары…

— Значит, мне не снилось, что ты приходишь ко мне на рассвете и целуешь? — лукаво улыбнулась я.

— Еще бы я не приходил, — хмыкнул Бесноватый. — Нет, ну не думал я, что такую бестолковщину вырастил! Ты поняла, что эти мракобесы учинили? Себастьян пытался протянуть к тебе постоянную ментальную связь. Он по натуре темный, но Менталистикой занимался постольку-поскольку, способности у него в этой сфере минимальные. Поэтому ему для настройки потребовалось бы хотя бы два дня. А Франциск являлся к себе, видел у тебя в голове заготовку, сковыривал ее и хаотично наматывал вокруг твоего мозга несколько узлов. В итоге Себастьяну приходилось все начинать сначала, а по замыслу Франциска, еще и распутывать его художества, что для такого ревнителя порядка и системности, как Себастьян, — одно сплошное мучение! Но тут племяш просчитался, плоды его творчества распускал я, здраво рассудив, что ничего лишнего в мозгах тебе не нужно.

— Но ведь если граф мой истинный, между нами должна установиться ментальная связь, как была у нас с тобой, разве не так?

— Да так, — в голосе Бастарда Тьмы послышалось сомнение. — Ник, слушай… А как ты опознала в Себастьяне своего истинного? Я почему спрашиваю… Ты же отвечала на мои письма регулярно, верно? Насколько я помню, только один раз я не получил ответа. Лет двенадцать назад это было, я еще тогда тревожился за тебя, потому что слухи об облавах "черных колпаков" докатились даже до Веридора.

— Так в одной из этих облав я и встретилась со своим истинным! Он спас меня! На моей шее хотели выжечь клеймо висельницы, а он занял мое место. А потом отнес домой и угостил красным яблоком. Это заветный плод для моей змейки…

Судя по тому, как вытягивалось лицо Гарета по мере того, как я говорила, то письмо до него не дошло, а когда я сказала, что для полной инициации я должна вместе со своим истинным надкусить один плод, нервно закашлялся.

— Гарет, что такое? Я чего-то не знаю?

— Да нет, пока ничего, спешить с выводами не хочу. Спроси-ка у своей змейки, а производные от яблока за заветный плод не считаются, сок, например? Нет? Тогда вот что: сегодня во время свадебного пира предложи Франциску бокал яблочного сидра. Я, конечно, очень надеюсь, что я неправ… Но в любом случае мне все это перестает нравиться.

Вот на такой тревожной ноте и оборвался наш разговор — пришло время невесте явить себя гостям!

4.5

Что было дальше, я помнила смутно. Кажется, Гарет на скорую руку оправил мой наряд, заявил, что одета я практически точь-в-точь, как лорд Седрик в день своей свадьбы, чинно повел меня к алтарю и, остановившись рядом с женихом, подсказал нам обоим, что надо опуститься на колени (благо, расторопные пажи положили перед нами бархатные подушечки, на голом полу выстаивать не придется), прослушать речь Отче, который, оказывается, лично прибыл для того, чтобы венчать будущих Веридорских монархов, затем при словах "Встаньте, дети мои!" подняться, еще чего-то зачем-то послушать, а потом снова по очереди преклонить колени, но уже друг перед другом, и, держа за руки будущего супруга или супругу, произнести слова клятвы. Сначала клянется жених, потом — невеста. Дальше брак объявляют заключенным, мы стоя скрепляем наш союз целомудренным поцелуем (вот на этом месте я чуть не начала в голос возражать Гарету) и наконец выходим из Храма, чтобы в одной открытой карете величественно и ужасно медленно покатиться ко дворцу. К концу инструкций на Бесноватого недобро поглядывали все присутствующие, не говоря уж об Отче, смерившим меня презрительным взглядом и с ненавистью глянувшим на Тринадцатого Принца Веридорского. Видимо, никто даже предположить не мог, что новобрачным надо разъяснять такие общеизвестные вещи, как обряд венчания, и искренне недоумевали, о чем таком герцог решил пошептаться с нами, что ради этого можно церемонию задерживать. Но Бастарда Тьмы всеобщие косые взгляды, похоже, только забавили, так что он преспокойно продолжал инструктаж, пока не довел до нашего сведения все, что считал нужным. Что меня удивило, так это то, что Галахат, одетый как "жених веридорский, королевский, обыкновенный", то есть в нарядный белый камзол, расшитый золотом, и сверкающий перстнями с бриллиантами, внимал дяде с не меньшим вниманием, чем нездешняя я. Ну, со мной, положим, все понятно, я в Веридоре второй день и с местным церемониалом не знакома от слова совсем, но принц, проживший здесь всю жизнь, должен же представлять, что к чему…

Обряд наконец начался. Я, как положено, опустилась на колени, и сначала даже пыталась честно слушать Отче, в длинных и высокопарных фразах распинавшегося о священных узах и долге, но мысли волей-неволей тянулись к мужчине, преклонившему колени рядом. Его рукав практически касался моего рукава, чуть шевельнет рукой — и дотронется. Не удержавшись, я покосилась на него сквозь прикрытые ресницы… и почувствовала, как змейка в груди беспокойно и так знакомо завозилась, неразборчиво зашипев: "Демон… у демона зссссаветный плод… в кармане, вон оттопыриваетссссся… демон — родич зссссмея…" Да быть не может! Хотя…

"Франциск…" — на удачу тихо позвала я.

Жених едва заметно вздрогнул и повернулся ко мне.

"Как узнала?" — послышался в моей голове знакомый голос, полный удивления.

"Наугад позвала, — немного слукавила я. — Я так понимаю, ты опять с тем браслетом с Даром Франсуа. Почему ты вместо Галахата?"

"Дядя не рассказал тебе? Мы нашли завещание лорда Седрика, зачарованное магией. Согласно ему, ты отанешься сюзереном Северного Предела, только если твой муж отречется от титула, земель, прав наследования отцовских владений за себя и за своих потомков, и присягнет тебе как правительнице его новой родины. Мы с дядюшкой решили не искушать судьбу, вдруг после фиктивной свадьбы артефакты рода перестанут признавать тебя. У вас же есть такие?"

"Конечно, — кажется, я неосознанно кивнула, потому что Отче как-то странно на меня покосился. — Парные браслеты, наручи и головной обруч. Они покоятся где-то под родовым замком и являются только на призыв лорда земли".

"А подделать их нельзя, потому что на законном владельце они как-то проявляют свою истинность. У нас так же, — отвечал Франциск. — Так вот мы решили, что не имеем права рисковать твоим правом и подобрали "безопасного" кандидата. Мне даже отрекаться ни от чего не надо, потому что у меня итак ничего нет. Титул и все состояние безраздельно принадлежат Себастьяну, ты — его единственная наследница…"

Ой, а я и забыла о том завещании графа. Неужели он его не переписал?

"Что же касается титула кронгерцога Веридорского, — ухмылка. — То, с какой легкостью мне его даровали, говорит само за себя. Король дал, король взял. Спасибо, конечно, Галахату, но, если потребуется, он может так же легко изгнать меня и рода, как и принял. Так что Северный Предел останется твоим".

"Спасибо…" — что еще тут скажешь?

"У тебя руки дрожат," — заметил "жених".

"Свадьба… у нас на севере нет разводов, также как и повторных браков, и то, что муж с женой вместе до гробовой доски, это не метафора такая".

"А как в таком случае твоя тетушка умудрилась аж семь раз замуж выскочить?" — уверена, если бы Франциск сейчас был в своем теле и нормально беседовал со мной, он бы иронично заломил бровь. Был такой жест и у Бесноватого, но у Франциска мимика более подвижная и брови тоньше и длиннее, поэтому выглядит это выразительнее, а излом получается прямо таки феноменальный!

"А она взывала к "суду чести" — такой северный обычай. Если неженатый мужчина провел ночь с незамужней женщиной и их застали… мммм, в процессе… она имеет право требовать его в мужья, правда, перед этим она должна выстоять три дня у позорного столба в одной посконной рубахе, потом обоим любовникам раздают по тридцать плетей, и, если они еще могут стоять, венчают, а потом они три месяца держат строгий пост".

"Кажется, эта традиция рассчитана на то, чтобы угробить согрешивших, — протянул Франциск. — А вообще леди Гертруда, получается, женщина отчаянная и стойкая, мужчинам на зависть".

"А на юге есть разводы?" — полюбопытствовала я, попутно прикидывая, сколько еще Отче будет разливаться широкой рекой о душеспасительной миссии брака.

"Тебе это в любом случае не грозит, — как-то невесело усмехнулся Франциск. — Себастьян не отпустит тебя… Знаешь, Ника, мой брат не святой и даже близко не стоял, но тебя он будет оберегать, как святыню. Про него много судачат, некоторые слухи — откровенные нелепицы, а некоторые — воистину ужасные… и некоторые из них правдивы. Он совершал ошибки, иногда поступал жестко, даже жестоко, но в душе он не зол. Просто помни, что тебе его незачем бояться. Напротив, с ним ты можешь вообще никого не бояться".

"Я не боюсь графа. Но я до конца не понимаю ни своих чувств, ни его," — честно призналась я. Ведь если бы я была уверена, что люблю Себастьяна, я не стала бы убегать от него, так ведь?

"Ну, с его чувствами, положим, все ясно. Он никогда не искал любви и не воспринимал ее как нечто серьезное, но в глубине души был таким же, как отец — даже в бестолковом переходном возрасте, когда от "взросления" у всех крыша едет, Себастьян ни За что не подпустил бы к себе постороннюю женщину. Я был совсем другим… Да дело даже не в одних женщинах. Ник, ты — первая, к которому он по-настоящему привязался. Обычно брат осознает, какую роль в его жизни играл тот или иной человек, только когда этот кто-то покидает его насовсем. Себастьян практически не замечал, что "Франсуа" с завидным постоянством исчезает из поля зрения. Отлучки Гарета бросались ему в глаза, потому что с ним они регулярно тренировались. Ему нехватало Жака, потому что разговаривал по душам он только с ним и с дядей. А так он был весь в своей науке, в опытах, в записях. Но последние двенадцать лет он тосковал по тебе, хотя видел раз в жизни".

"Потому что он мой истинный?" — в лоб спросила я. Ну, скажи "да" или "нет", кольцо леди Индии у меня на руке.

"По этой причине или по какой-то другой, какая, в сущности, разница?" — увильнул этот… демон!

Ишь, какой умный! Большая разница! И заключается она в том, что кто-то мухлюет и меня водит за нос. Вопрос: который из двоих темнит? Или оба? Ох уж мне эти лукавые. Поди пойми того же Франциска. С одной стороны, заявил, что Себастьян — страшный и опасный человек, а с другой, заверил, что я дорога его брату и мне бояться резонов нет. Тихонько позвала змейку и спросила, слышит ли ее Франциск.

"Францсссссисссссск!" — прошипела моя вторая сущность.

Не ответил. Притворяется?

"Нет, — это уже от Гарета. — Просто вы так преданно взираете друг на друга, что придворные дамы всерьез забеспокоились, что Единый ниспослал вам великое светлое чувство, и я решил немного послушать ваш разговор. Я так понял, ты хочешь со своей змейкой посоветоваться? Говори смело, временный щит я на тебя поставил. Потом намагичу нормальный".

Послала ему волну благодарности, точно зная, что демон и без магии такое уловит, и снова обратилась к змейке:

"Ну, что там рвется мне поведать моя интуиция?"

"Ссссссстранно вссссе…" — выдала моя вторая сущность. Вот новость!

"Ты говорила, наш истинный граф, так? Что у нас "за"? Клеймо висельника на его шее, то, что он знал историю с этим самым клеймом и решил мне его показать, чтобы я его узнала, и то, что он думал, что я Вероника. Ах да, еще у него запах яблочный. Что у нас не сходится? Ментальная связь установилась почему-то с Франциском, а не с Себастьяном, хотя он мои направленные мысли слышал и я один раз уловила отголосок его сообщения. Правильно?"

"Ещшшше демон зссссаветный плод любит, а зссссмей не есссст его сссссовссссем," — добавила змейка.

Да? Постаралась припомнить… точно, на завтрак в Зеленом Горбе подавали сырники со всевозможными видами варения, кроме яблочного. Во фруктовых вазах я ни разу не видела ни одного яблока, хотя в саду росли три раскидистые яблони. К столу подавали разные напитки, в том числе и некрепкие алкогольные, но яблочного сидра ни разу не было. Сама бы ни за что не заметила…

"Так, а ты сама что чувствуешь? Ты же можешь распознать нашего истинного?"

"Ссссссказсссссать, чшшшшто кто-то изссссс них, могу точшшшшшно, но указсссссать на исссстиного не могу," — пришел ошеломляющий ответ.

"Почему?!"

"Они братья. Ссссыновья одного отцссссса… Зссссмеи ссссслышшшшшат зсссссов крови, но не видят исссссстинного, как демоны сссссвоих единсссссссственных. У них всссссе прощшшшше: взссссссглянул в глазсссса, есссссли пламя в них зсссссажшшшшглоссссь, то это и есссссть единсссссственная".

"А для змей что истинный, что отец истинного, что сын, что брат, — все одно…" — нет, впору съезжать с катушек…

"А почшшшшшему, думаешшшшь, Никалаэда металассссь? Она сссслышала зссссов крови, но понять не могла чшшшшшей. Всссссех юных графов проверила, а вон как вышшшшшло: она откликнуласссссь на зссссов крови Франссссуа, но на его отцсссса и не подумала, да и не жшшшшил он тогда поссссстоянно в Зсссссселеном Горбе…"

— Дети мои! — спас меня от новых потрясений возглас Отче.

Мы с "женихом" синхронно поднялись, и тут же Гарет бросил мне мысль, что щит снял. Что ж, Отче переключился на перечисление наших с Галахатом добродетелей, а у нас еще есть время, чтобы поболтать. Можно ведь попытаться подловить его…

"Франциск, скажи, это ты оставил записку с прошением Мрачному в заброшенном Храме?" — как могла спокойно спросила я, не позволяя себе даже на миг подумать о своем замысле.

Почувствовав подвох, мужчина ответил, что в Храм они с братом ходили вместе. Юлите, лорд. Ладно, мы пойдем другим путем: как выглядела та записка, я запомнила хорошо, осталось только взглянуть на ваш почерк. О, как глаза забегали! Не понимает, какую зацепка осталась в той записке. Вот и хорошо, что не понимает.

"Зачем тебе это?" — в голосе Франциска послышалась обреченность.

"Я хочу понимать, что происходит и кто из вас двоих мой истинный".

"Зачем? Вы с Себастьяном по-любому совместимы, потому что змеи. Ты же плакала, когда думала, что ему грозит гибель, и когда думала, что у него со временем появится другая семья…"

"Если он пытался обмануть меня, прикинувшись моим истинным, я трижды подумаю перед тем, как выйду за него замуж".

"Перед тем, как выйдешь…" — мне послышалось, или в голосе Франциска проскочила нотка горечи?

— Так дайте же друг другу нерушимые обеты пред ликом Единого, и да благословит Он ваш союз! — провозгласил наконец Отче, и по толпе у нас за спинами пробежал вздох облегчения. Это ж сколько нам мозги промывали, интересно?

Вся прекрасная половина веридорского двора чуть не задохнулась от зависти, когда прекрасный принц преклонил передо мной колени и поднял руки ко мне. Я послушно вложила ладошки в его ладони. Почему-то захотелось грустно вздохнуть. Братец, конечно, хорош, но если бы у моих ног стоял Франциск без личины, с волной мягких локонов цвета воронова крыла, яркими демоническими чертами, выразительными чернющими бровями и невероятными очами-изумрудами…

— Я клянусь перед ликом Единого, — разнесся под сводами Храма сильный голос Франциска, и мне на миг показалось, что в нем через магию Иллюзии пробивается эхо его собственного голоса, — сделать все, что в моих силах, чтобы эта девушка была счастлива. Я клянусь, что отныне и впредь мое сердце будет биться для нее! Я клянусь, что, если на то будет воля Единого, отдам свою жизнь ради нашей семьи!

Мой совсем не царственный всхлип, кажется, расслышал весь Храм, но мне не было никакого дела до ропота благонравных леди. Что-то я расчувствовалась… Но как он произнес все это! Как будто по-настоящему клянется своей невесте! И хотя в последнем обещании за словом "семья" мелькнула тень его брата, я почему-то была уверена, что до меня от него этих слов не слышала ни одна женщина, и ни одна больше не услышит. Что я могла ответить на такое?

А отвечать что-то было надо. Не знаю, удалось ли мне грациозно опуститься на колени на подгибающихся ногах. Франциск был прав, руки дрожали, как после попойки, и особенно заметно это будет, когда я начну протягивать их "жениху". Однако "Галахат" сам поймал мои ладони и подтянул к себе, ободряюще сжав.

"Говори только то, что считаешь нужным и правильным, — от его мысли веяло нежностью и заботой. — Не в ответ на мои слова, а от чистого сердца".

Разобрать бы еще, что лопочет сердце напополам с интуицией!

Глубоко вздохнула и начала:

— Я клянусь перед ликом Единого, что подарю свое сердце и буду хранить верность… — запнулась, но все же договорила, — тому, кто достоин любви и чьи чувства распустятся вместе с моими, как цветы под снегами Великих Гор.

Я ожидала услышать недоуменный шепоток со стороны придворных, но, похоже, после венка любимок, которые приподнес мой отец Ее Величеству королеве Пенелопе Безжалостной, легенды об этих цветах расползлись и по Веридору. Говорили, что эти цветы, белоснежные, символизирующие чистые помыслы, могут найти только те счастливые влюбленные, чьи чувства взаимны, а еще они не вяли, потому что олицетворяли собой вечную любовь. Росли они только на вершинах Великих Гор, и многие северные юноши искали чудесные цветы, чтобы на свадьбе все видели белый венок из чудесных цветов на голове невесты, пророчащих молодым счастливое совместное будущее.

Надо ли говорить, что Отче моей клятвой был более, чем недоволен, и, кажется, даже собирался что-то вякнуть… как вдруг по всему Храму прокатился возглас:

— Смотрите!

А посмотреть было на что. Стоило мне подняться с колен, как лик Единого, до этого освещенный желтоватыми огоньками свеч, на несколько секунд озарился ярко-белым светом и на фоне его сияния померкли даже многочисленные бриллианты.

Боги, это что же, наши клятвы были услышаны… и нас обвенчали?!

4.6

Боги, это что же, наши клятвы были услышаны… и нас обвенчали?!

"Ну это ты преувеличиваешь, — расслышал мою мысль Франциск. — Услышали, наверное, да. Но не обвенчали же! Просто, если вдруг мы надумаем нарушить принесенные клятвы, явятся к нам, пальцем погрозят да и все тут. Не бери в голову…"

— Властью, дарованной мне Единым, Творцом нашим и Всемилостивым Покровителем рода людского, — тут Отче снова покосился на Бесноватого, явно намекая, что эта адская нечисть к роду людскому имеет весьма посредственное отношение, — я объявляю ваш брак угодным Церкви и позволяю вам скрепить свой союз целомудренным поцелуем!

"Франциск! — кажется, мой мысленный посыл ощутимо ударил ему по барабанным перепонкам, потому как мужчина, уже потянувшийся ко мне, ошалело заморгал на меня глазами и недовольно встряхнул головой. — Франциск, меня целовать нельзя! Даже моему истинному нельзя, пока я его не… ммммм… в общем, нельзя, а то он падет к моим ногам, но уже не горячим влюбленным, а хладным трупом!"

"Это что, система защиты такая? — хмыкнул "жених". — Так а что ты с истинным сделать должна, чтобы поцеловать?"

"А об этом я расскажу только своему истинному," — хитро стрельнула на него глазами.

— Кхм! — вернуло нас в реальность недовольство Отче, которому мы, кажется, уже успели надоесть на несколько лет вперед.

"Не волнуйся, мне можно. Я же больше, чем наполовину, демон. Дядюшку ведь не скосили твои поцелуи?" — и, не дожидаясь ответа, припал к моим губам.

То ли от испуга, то ли от неожиданности, я чуть не отпрыгнула от него. И шарахнулась бы, если бы Франциск не обхватил меня за талию и не притянул к себе. И, похоже, поцелуй коротким и целомудренным не будет. "Цссссселоватьсссся учшшшшиссссссь," — не преминула влезть с советом змейка. Советчица! Лучше бы помогла разобраться с этими шулерами! Хотя насчет поцелуев, может, она и права, да и самой интересно. Столько раз видела, как люди целуются, и все по-разному…

Франциск целовался медленно и со вкусом. Яблочным! Почувствовав любимый вкус, я уже сама подалась к нему, запустила пальцы в вихрастую макушку "братца" и на радость жаждущей очередных сенсаций публики взлохматила непослушные королевские локоны, которые в кои то веки были аккуратно уложены, а не являли собой прическу "некромант-недоучка после свалки с мертвяками". На мгновение мелькнула мысль, что неудобно так с "Галахатом" целоваться, пускай личина, но все же родного брата. Впрочем, решение отыскалось быстро: прикрыть веки и представить Франциска без личины. К тому же с закрытыми глазами и ощущалось лучше… Секунды все текли и текли, а Франциск все не отпускал меня и не отпускал, мы уплывали все дальше и дальше от реальности… Где-то там перешептывались придворные, кто-то начал считать, как долго мы "скрепляем наш союз", где-то на задних рядах делали ставки, сколько еще мы так простоим и пойдет ли дело дальше. Не вразумило нас даже завывание Отче:

— Заветы Единого учат нас благочестию. Новобрачнымпростительны проявления губительной страсти, но и им не должно забывать о праведности и скромности…

— Сами же только что позволили им поцеловаться, вот они и скрепляют свой союз. Накрепко! — конечно же, не мог промолчать Гарет.

Но все это было где-то там, далеко… А рядом был только мужчина, чьи руки лежали на моей талии и почему-то казались очень тяжелыми. Я могла отвернуть от него лицо и прервать поцелуй, но меня неожиданно захватили такие простые и одновременно такие интимные прикосновения. Распробовав мою верхнюю губу, он переходил к нижней и обратно, пару раз даже слегка прикусил, и я незаметно для себя самой начала повторять за ним…

"Да переходите уже к основному действу! — ворвался в нашу идиллию голос Бесноватого. — Франциск, я поставил сто золотых, что ты все ж таки поцелуешь невесту взасос, не огорчай дядю! Кстати, тут уже пятьсот серебряников на то, что вы прямо сейчас, на алтаре приступите к осуществлению супружеских прав. Шепните Отче, что половина выигрыша его, и приступайте скорее! А как кончите, поедем окрестные могилы раскапывать!"

"Что с Галахатом?!" — мигом встрепенулась я. Куда там влип без меня наш венценосный гробокопатель?!

"Иви твоя прибежала, подергала меня за рукав и сказала, что твоему смазливому родственничку явилась какая-то то ли звезда, то ли змея, то ли просто девица, сказала что-то и поманила за собой, а он, уходя одни Боги ведают куда, бросил на бегу, что Галахат не утерпел и сунулся на пристоличное кладбище — решил покопаться, пока вы тут женитесь — и, кажется, позвал его на променад и составил ему компанию ваш чернявый ведьмак. А дальше она не разобрала, то ли ему какой-то рисунок вдоль хребта нарисуют, то ли татуировку поперек спины сделают… Фигня какая-то, короче!…"

"Гарет, подожди!" — Франциск рывком оторвался от меня, вызвав разочарованный вздох у большинства придворных, которые рассчитывали на большее.

Но даже через всеобщий недовольный ропот я услышала до боли знакомый голос, обращающийся к Франциску и непонятно каким образом слышимый мне:

"Ну что, брат, сладок поцелуй МОЕЙ невесты? Уже успели скрепить свой союз целомудренным лобзанием? Жаль тебя разочаровывать, но на сей раз я свою будущую жену тебе и на один разок не уступлю. Через час я жду тебя в подземном ходе дворца, на развилке, где один туннель уходит в нижний город, а второй ведет к окраине погоста. Помнишь местечко? Конечно, помнишь. Я жду тебя одного."

"Думаешь завершить то, что начали в Храме Мрачного?"

"Именно. И учти, кто бы ни пришел с тобой, он отправится следом за тобой туда, откуда не возвращаются. И да, не придешь или вздумаешь на прощание еще поднатаскать мою невесту в умении целоваться — и я похвастаюсь новым рабом, и не каким-то жалким ублюдышем, а принцем крови. Чуешь разницу?"

"Я то чую, а вот ты, братишка, нюх совсем потерял…"

4.7

"Я то чую, а вот ты, братишка, нюх совсем потерял…"

И я, честно говоря, была с этим абсолютно согласна, но решила пока держать свое ценное мнение при себе и побыть бессловесным и, что более важно, незамеченным участником мысленного диалога.

"Это ты шугануть так меня пытаешься, малой? — недобрым голосом продолжал Франциск. — Не на пользу тебе правление пошло, ох не на пользу. Привык, что все дружно под твою дудку пляшут, даже Гарет своему любимцу редко слово поперек говорит. Что ж, не беда, я напомню тебе, кто я. Я — тот, кто может отобрать у тебя все, не особенно напрягаясь. Например, для меня ничего не стоит обнародовать завещание отца, благо, ты не потрудился уничтожить его. Вот уж сенсация будет: лорд Себастьян обманом присвоил себе титул графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон и вдобавок ко всему еще и угробил истинного наследника. Я, конечно, проявлю милосердие, и ты отделаешься всего лишь изгнанием из рода и из южных земель. И у Веридора с югом никаких проблем не возникнет, ведь покушения — дело рук изгоя и предателя. Говоришь, подчинишь себе Галахата? Так а почему это должно меня волновать? Напротив, ты сильно облегчишь мне жизнь и не много, не мало презентуешь мне корону Веридора. С твоей отметиной Галахата признают недееспособным без каких-либо вопросов, и конечно же, я позабочусь о брате и отправлю его "поправлять здоровье" в самое живописное и, по странной случайности, самое далекое от столицы поместье королевской семьи. А кто следующий в не особо длинной веренице наследников? Как думаешь, братик, пойдет мне корона Веридора?"

"Блефуешшшшь, Чшшшерт," — в ментальном голосе Себастьяна отчетливо послышалось шипение.

"А ты проверь, Змей, проверь! Или кишка тонка? А знаешь, что я могу отнять у тебя прямо сейчас? — и, выдержав небольшую паузу, доверительно поведал. — Твою невесту".

"Не сссссмей!"

"Еще как посмею! Я как раз стою с ней перед алтарем и нам дали высочайшее позволение связать свои судьбы. Вот сброшу сейчас личину и буду уже от своего имени принимать поздравления от всего двора. А после пира нас ждет первая брачная ночь, о правилах проведения которой мне уже прожужжали все уши! Право, за такое мучение я имею право получить награду…"

"Франциск… — голос Его Светлости вдруг упал, стал каким-то сдавленным, что у меня на миг даже мелькнула мысль, что его душат. — Франциск, я не могу…"

"Да слышу я, что не можешь ты, — тон моего "жениха" тоже сменился, из злого превратившись в сочувствующий. — Ты где и что с Галахатом?"

"Я не достал его, мальчишка не бездарен оказался," — кажется, неудача больно ударила по самолюбию.

"Неужели в поединке победил?" — не поверил Франциск.

"Нет, спрятался так, что хрен найдешь. Да еще и Красавчик в самый неподходящий момент нарисовался, вырубил своего дружка и, перед тем как запропаститься куда-то вместе с Его Высочеством, как-то ухитрился сбить меня со следа".

"Этот может. Так значит, ты на кладбище. Там и оставайся".

"Спасибо за доброе пожелание," — невероятно, после всего, что Себастьян тут наговорил, его еще хватает на иронию?!

"Там ты никого угробить не сможешь. Закройся в каком-нибудь склепе, глотни настойки сон-травы, а я, как смогу, прибегу к тебе".

"Брат… — было слышно, что Себастьяну тяжело говорить, но он из последних сил выдавливал из себя слова, — я прошу тебя…"

"Да не трону я твою невесту, — отмахнулся от него Франциск. — Мы же договорились, помнишь, почти тринадцать лет назад. Ника — твоя. Все, иди залегай в спячку!"

Взгляд "жениха" сфокусировался на мне. Наверное, на моем лице отразились все мои мысли относительно их договоренностей в целом и моей принадлежности в частности, потому что брови "Галахата" сосредоточенно сошлись на переносице — прикидывал, могла ли я как-то пробиться в его голову и подслушать столь занимательную беседу.

Я уже набрала в грудь воздуха, чтобы прямо здесь, не выходя из Храма и уповая на сообразительность Гарета, который, я надеялась, как-нибудь нас прикроет или учинит очередное непотребство, чтобы всеобщее внимание было приковано не к нам, начать выяснять отношения с "женихом"… но тут иллюзионное лицо исказилось, как от сильной боли, и Франциск начал медленно оседать на пол. Спасибо хоть не на меня завалился!

— Да твою демонову бабушку, нельзя ж так много! — громогласно помянул нечистого в священных стенах Бесноватый и кинулся к нам, а потом добавил мысленно только для меня:

"Какого пьяного тролля, Ника?! Племяш, конечно, трудно убиваемый, но не настолько же, чтоб литрами твой яд хлебать! Да не бледней ты, жить будет. Оклемается где-то через часочек. Так, я навесил на вас мороки и поменял местами, так что это невеста у нас в обморок уплыла. Держись а мной, иди с достоинством, но не отставай, молчи и ни к кому не приближайся".

Да это и ежу понятно! Морок это вам не иллюзия. Ни пощупать, ни настроить правильно, чтоб тень отбрасывал и всякое такое, да еще и расплывается, если очень близко подойти.

Придворные, очередной раз ахнувшие, когда Бастард Тьмы ловко подхватил на руки бесчувственную "невесту" и почесал у выходу их Храма, начали было лезть с вопросами, здорова ли леди Монруа, на что Бесноватый, скосив на меня плутоватый взгляд, как выдал:

— Леди Монруа здорова, а терять сознание в ее положении естественно.

Я чуть не споткнулась на ровном месте. Вот… демоняка!

Зато теперь у придворных не будет вопросов, чьим же ребенком я беременна!

4.8

"Обморочную невесту" Гарет без особого пиетета закинул в богато украшенную, открытую карету молодоженов и, несмотря на негодующие вскрики, запрыгнул туда же. Понятно, меня, то есть "жениха", как мужчину поддерживать не положено, так же как и дверцу кареты передо мной открывать. Ну ничего, мы не гордые. Аристократия, видимо, ожидала, что "Его-почти-Величество" укоротит своего дерзкого родственничка, но, так и не дождавшись от меня воззвания к соблюдению норм, принялись рассаживаться по своим экипажам, бормоча что-то вроде: "Так швырять молодую жену будущего короля, а ведь она по его милости сейчас в тягости! Правильно он когда-то женился на свинопаске…" Бастард Тьмы только довольно хмыкнул, а на мой недоуменный взгляд пояснил:

— Надо же поддерживать репутацию.

О, уж здесь у Гарета все схвачено! Норму по разжиганию скандалов и доведения до нервного заикания достойных священнослужителей он перевыполнил, теперь можно и к неприятному переходить…

Оказывается, Бесноватый не слышал разговора братьев, поэтому пришлось все пересказывать, зато сумел отследить местоположение собеседника Франциска — граф действительно сейчас на старом погосте. Вот только его источника он разглядеть почему-то не смог, также как и Галахата, Красавчика и Чернека нигде поблизости.

— Думаю, Себастьян там какую-то глушилку, искажающую магический фон, поставил, — предположил Гарет. — А вот то, что Красавчик сбил с толку василиска, это очень интересно. Знаешь что, Ник, надо бы разговорить кого-то из твоей "свиты", но не Чарли, он в этой шайке лидер, к тому же самый стойкий и мутный. Попробуй подступиться к подруге, вроде она тебе доверяет, а если не выйдет, то к Чернеку, он к тебе неровно дышит.

— Что?! — от неожиданности я даже подскочила и тут же обругала сама себя за несдержанность — вся столица же смотрит и слушает!

— Не слушает, полог я поставил, — успокоил меня Гарет. — А вот дергаться и правда нежелательно, а то еще подумают, что бес из меня в Его Высочество вселился.

— Гарет, объясни мне, что происходит! — мне было не до смеха.

— Ну, я пощупал чувства этого чернявенького…

— Да черт пока с ним, с Чернеком! Ты знаешь, о чем там договаривались Франциск с Себастьяном и что они начали в Храме Мрачного?

— Если бы я знал… — досадливо поморщился Бастард Тьмы. — Но есть у меня некоторые соображения. В общем, слушай, что я вытряс из Жака: Себастьян знал, что Франциск не погиб в день той злополучной свадьбы. Старшенький Гвейна вернулся где-то спустя год, но никому о его чудесном воскрешении говорить не стали, потому что как раз тогда там зверствовали "черные колпаки", а то, что первенец сэра Гвейна Благородное Сердце — демон, было известно любому южанину. По той же причине я в Зеленый Горб носа не казал, вот и упустил… Франциску исполнился двадцать один год, понимаешь, что это значит?

— Не совсем, — отрицательно мотнула головой я.

— Он первенец Пенелопы… чернокнижник, Ника! И по меркам Богов он переступил порог совершеннолетия и на него свалились все полагающиеся ему запреты: никаких женщин, азартных игр, хмельных напитков, излишеств в еде. Честно говоря, я слабо представляю себе, как это все совмещалось с потребностями Дара Жизни. подозреваю, магия Франциска решила временно "уснуть", до того, как он отыщет свою единственную. А Франциск… понимаешь, Франциск был точь-в-точь как я в его годы, то есть мог похвастать всеми пороками молодости. Представляю, какого ему было в один миг лишиться всех удовольствий, д и магию терять, думаю, он хотел меньше всего. А еще он был в принципе несовместим с понятием "верность до последнего вздоха", в общем, как большинство своих сверстников. Естественно, ему претила одна мысль о какой-то там единственной, ведь на моей памяти он не был связан даже слабенькими ограничениями демона, то есть преспокойно спал не только с избранными, а со всеми без разбора. Я полагаю, так было потому, что у него тогда еще не вылетел демон. Понимаешь, какая картина складывается? Запреты есть, сила тоже есть, но на что она Франциску, ему его Дара Жизни и прочих впечатляющих способностей с головой хватало.

— Гарет, а что за сила такая невероятная у чернокнижников? — задала я давно мучивший меня вопрос.

— О, это великая тайна, — пафосно возвестил Тринадцатый Принц Веридорский и тут же хитро подмигнул мне глазом. — Но тебе, так и быть, скажу, по большому секрету. Во-первых, чернокнижникам даровано знание языков всех древнейших рас, так что они могут разбирать манускрипты, всякие письмена и старинные талмуды, коих дошло до наших дней не мерено, но понять гномовские каракули, эльфийской кренделя, Росбилдинга росчерки и прочую подобную муть могут единицы. Собственно, отсюда и название. Во-вторых, чернокнижники могут пользоваться абсолютно всеми потоками в пределах досягаемости, вне зависимости от того, светлые они или же темные. Ну и в-третьих, у них регенерация круче, чем у магических рас, то есть даже если насквозь пронзить клинком сердце чернокнижника, для него это не повод умирать. Единственный способ физически устранить чернокнижника это отрезать ему голову, и то нежелательно прикладывать ее потом к телу, есть вероятность, что срастется. Что же касается магического воздействия, то чернокнижники защищены всем, чем можно и чем нельзя, к тому же их заклинания выходят намного мощнее, чем у любых других существ. Например, они могут поставить щит, способный выдержать даже огонь Изнаальный, или же возродить из его пепла то, что безвозвратно кануло в небытие… Ник, ты чего губу кусаешь? Я так понимаю, ты не соблазняешь меня, значит, хочешь что-то сказать, верно?

— Да, — неуверенно кивнула я. — Гарет, я не говорила никому… В общем, у меня Дар Прорицательницы и я кое-что видела: Себастьян восстановил летопись древних шаманов, которую много веков назад сожгли огнем Изначальным, и смог ее прочитать…

— Вот… — а дальше пошел набор эмоционально окрашенных слов и экспрессивных высказываний на языке, который я никогда не слышала, но общий смысл уловила.

Выражался Бесноватый секунд тридцать, не меньше, а переведя дыхание, несколько виновато покосился на меня:

— Не обращай внимания, я просто до последнего надеялся, что у них хотя бы на двоих хватит ума не калечить себя. Ну, с Себастьяном все ясно, если бы ему для перенятия чужой силы и возможностей требовалось сливаться с донором в сексуальном плане, он бы и ориентацию поменял, и плюнул бы на близкородственные связи. Но Франциск то! — тяжелый вздох. — В общем, есть еще кое-что: ходят упорные слухи, что графы Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон — потомки Царя Змей, Великого Горгона.

— Почему горгона? — нахмурилась я, вспоминая страшных тварей с картинок, с длиннющими хвостами, как у мужчин-нагов в промежуточной ипостаси, и ворохом змей вместо волос.

— Горгоны — прародители всех змей: нагов, василисков и гидр. Существенное отличие — у горгонов не было второй сущности и ипостасей. И любознательный Себастьян, понятно дело, загорелся этой идеей после того, как не смог поймать василиска. Вылилось это все в то, что в пятнадцать лет наш юный ученый совершил ритуальное самоубийство в пентаграмме, взятой из фолианта по демонологии, — пробуждал древнюю кровь. Ну что сказать? Если бы не Франциск, с помощью Дара Жизни ощутивший, что брат намылился в Царство Мертвых, самоубился бы Себастьян успешно. Франциск выпихнул его из пентаграммы в последний момент, но его самого она уже не выпустила. Оба остались живы только потому, что разделили выброс энергии пополам. После того случая иссиня-черные волосы Себастьяна поседели и стали серебриться магией. В змей они, слава Богам, не превращаются, но ты сама видела, но что способны. Узрев новый имидж сына, Гвейн сдержанно промолчал. Он вообще в некоторых вопросах был на редкость мудр и что-то предпочитал не знать. А вот я, понятно дело, вытряс из этих юных демонологов всю правду. До сих пор помню, с каким фанатичным блеском в глазах Себастьян рассказывал, что самоубийство нужно было, чтобы из тела вытекла лишняя человеческая кровь и чтобы клетки крови горгонов начали размножаться. А дальше гений с мазохистскими наклонностями как выдал, что магическая сила должна привязываться к крови и из этого следует, что если выпустить из Франциска всю кровь, обескровить самого Себастьяна и потом влить обратно, но не свою собственную, а братскую, то и сущностями они поменяются, и ауры у них изменятся. На мое замечание, что есть одна ма-а-аленькая загвоздка: они сдохнут на том этапе, когда из них сольют кровь, — Себастьян ответил, что можно переливать частями, и хотя в последующие разы будет выходить и "нужная" кровь, но в процентном соотношении… Ну, на этом месте я прервал его полет мысли и всыпал обоим по первое число.

— А Франциску то за что? — спросила я.

— За то, что сам по башке брату не дал! Скажу честно, такого дебилизма я от них не ожидал. И да, после того случая их ауры действительно изменились. Я и помыслить не мог, что у них хватит мозгов по второму разу калечить самих себя!

— То есть ты думаешь, что они провернули что-то похожее и часть способностей Франциска перешла Себастьяну?

— Практически уверен. Или в Храм Мрачного на другой конец света они вдвоем помолиться поперлись? Они там провели какой-то ритуал, но что-то пошло не так. Я так подозреваю, в месте скопления энергии Мрачного василиск Себастьяна вырвался на волю и напал на Франциска. Жак рассказал, что с севера молодой хозяин вернулся один, долго горевал по брату, а Франсуа, услышав, что Франциск погиб, наговорил много всего Себастьяну и сбежал. Потом, правда, вернулся и стал утешать брата, но, я так думаю, это уже был сам Франциск под личиной. Это я все к чему… Ник, они перемешали свою кровь, исказили ауры, разодрали магию, нарушили естественный ход вещей, короче, изуродовали энергетический баланс как могли. И я теперь даже не знаю: либо у тебя два истинных, либо ни одного…

4.9

— И я теперь даже не знаю: либо у тебя два истинных, либо ни одного…

— Один… будет… — прохрипела баритоном рядом со мной "невеста".

— Оклемался, дорогой? Быстро ты. Как самочувствие? — нарочито заботливо вопросил Гарет, оскалившись так, что я на месте Франциска уже прикидывала бы, где лучше на ходу выскочить из кареты и в какую подворотню удрать. — Голова не болит, нет? А должна бы, от такого переизбытка дурости! Признавайся, чья это была гениальная идея — снова распотрошить друг друга и тяпнуть братской кровушки? Себастьяна?

— Отчасти…

— Тьфу, зла не хватает! И у этих тоже "отчасти"! Вот скажи мне, Франциск, какая такая часть вашего с Себастьяном и Галахатом организма отвечает за генерирование чумовых идей?!

— Вам пальцем ткнуть? Так такое место в приличном обществе обычно не показывают, — слабо усмехнулся Франциск.

— Уверяю, меня никто не заподозрит в том, что я хоть каким-то боком отношусь к упомянутому обществу!

— Франциск, — решила прервать я этот балаган, тем более что мы уже практически проехали половину пути, — что происходит с Себастьяном?

— Все плохо, — лаконично отозвался "жених" и, видимо, на этом хотел и замолчать, но натолкнулся на наши требовательные взгляды и все-таки продолжил. — Мы точно не знаем, но, кажется, основная проблема в том, что… Как бы это сказать… Ну, в общем, раньше мы думали, что василиск передает свою сущность примерно как оборотень, то есть кусает и обращает жертву. Только вот неувязочка: после укуса оборотень остается оборотнем, а не становится улучшенной версией человека, к тому же оборотни не могут передавать часть способностей. Короче, вылилось все в то, что Себастьяну досталась сущность, изначально зародившаяся в леди Никалаэде… в полностью натуральном виде.

Откровенно говоря, сделать конечного вывода из этой путанной речи я не смогла, зато лицо Бесноватого вытянулось, чернющие глазищи недоуменно захлопали, как у разбуженной средь бела дня совы, только что челюсть не отпала.

— Ты что, хочешь сказать…

— Именно, дядя. Внутри Себастьяна — самка… Правда, она на такое определение обижается и шипит, что она — женщина!

Та-да-да — дам… Боги, бедный Себастьян. Это ж, наверное, очень неприятно для мужчины, когда твое второе "я" заявляет, что оно — женского пола…

— Да не то слово неприятно! — воскликнул Франциск. — Первые два дня Себастьян так психовал, что чуть-чуть сгоряча не отхватил ножницами свою обожаемую шевелюру! Правда, одно хорошо — эта тварюшка хоть и агрессивная, но как самка настроена на продолжение рода, то есть Нику сожрать не должна.

— Спасибо! — не удержалась от язвительного упрека.

— Да ладно тебе, Николь, зато твоя змейка может подружиться с Адой — зовут эту зверюгу так. У нее, кстати, характер круче, чем у самца. Вот даже не знаю, что лучше, кровожадный самец или доминантная самка. Она ж парой слов Себастьяна в нокаут отправила! Когда он ей сказал, что она гадина подколодная, она спокойненько так заявила, что это он ее в критические дни не видел!

— Так, стоп! — оборвал его Бастард Тьмы. — Я правильно понимаю, что василиск Себастьяна бесится и, настроенная на продолжение рода, душит его изнутри, чтобы он скорее заграбастал себе Нику?

— Именно. Более того, Ада настроена растерзать всех, кто каким-либо образом претендует на нашу Нику.

— А выбрать другую с… женщину для продолжения рода нельзя?

— Не-а, — расплылся в коварной улыбочке Франциск. — Нельзя, потому что Ада хочет стать родительницей змеенышей, в змеиный ген рецессивный, то есть у родителей в сумме должно быть больше половины змеиного наследия. Но не это главное, — веселье слетело, как не бывало. — Главное то, что Себастьян не справляется с ней. Время от времени он перестает различать свои мысли и ее, не может противиться ее воле. Сами понимаете, какими проблемами это оборачивается, если принять во внимание гений брата. Я думал так и эдак, как бы приструнить ее. Надумал только то, что Аде нужно показать Франциску. Ведь маленький василиск у девочки — это детеныш Ады. Да и Себастьяну на пользу пойдет, в нем горгоновские отцовские инстинкты тоже живы. Ну, еще можно попробовать договориться с Красавчиком. Если не сможет успокоить Аду, то хоть поиграет для нее, змеям музыка нравится, — тут моя вторая сущность завозилась, мол, да, очень-очень нравится, и разочарованно вздохнула, когда Франциск поведал, что сам Себастьян что в пении, что в танцах, что в игре на музыкальных инструментах полный ноль, ибо еще в детстве заявил отцу, что все это бесполезные, не развивающие интеллект и магические способности занятия, а посему его подобная трата времени не интересует.

— Так, ладно, сначала надо эту демонову свадьбу пережить, — мудро рассудил Гарет. — А жених — чтоб ему о могильный камень навернуться! — за каким-то упырем на кладбище окопался!

Это Бастард Тьмы еще не знал, насколько он прав…

Спустя десять минут выяснилось, что на старом погосте примерно в лиге от столицы происходит что-то неладное: магический фон искажен, до потоков не дотянуться, даже Дар Гарета не помог протянуть связь ни к одному живому существу в этом во всех смыслах гиблом месте. В конце концов Бесноватый плюнул на это бесполезное дело, отрастил демонический черный коготь на указательном пальце, полоснул по своему запястью и начал мысленно знать.

— Связь по крови, демонический эксклюзив, — пояснил для меня Франциск.

Однако Галахат дядю не слышал! Прикинув что-то, Гает сделал несколько хитрых пассов, формируя в ладони небольшую сферу, поблескивающую болотным цветом, и сказал, что расширил сеть и на нас как на кровных родственников. Теперь мы уже звали Галахата хором, и — о, чудо! — ответ пришел, правда едва слышный, как будто братец кричал нам из-под воды:

"Нифига се у вас хор! Дядюшка, вы выбиваетесь!"

"Ты где, сволочь некромантская?!" — опередил нас с Франциском Гарет.

"От некромантской сволочи слышу!"

"Где-где! — влез другой голос, в котором мы с удивлением узнали Красавчика. — В гробу мы!"

Вот это заявленьице…

"Вдвоем?" — ошеломленно спросила я. Не то чтобы это был самый животрепещущий вопрос…

"Вчетвером! — с энтузиазмом отозвался Галахат. — Ой, да не скальтесь вы, Ваше Змейство! Я, конечно, понимаю, что вы предпочли бы быть на мне, а не подо мной, но сейчас не до иерархических или интимных игрищ! Ника! Слушай, а твой кузен, случаем, не из поклонников собственного пола, а то он, чуть Его Светлость скалиться вздумает, начинает гладить его и приговаривать, какой он красивый, причем зовет почему-то в женском роде?"

"Галахат! — гаркнул Бесноватый. — Какого х-х-х-х… — запнулся, покосился на меня и продолжил не совсем так, как изначально собирался. — Какого хрена вы вчетвером забыли в одном гробу?!"

"Нас окружили берсерки. Магия не действует, как тогда в Зеленом Горбе, а обернуться я не смог, потому как Чернек дал мне какой-то дряни глотнуть. Вот не знал бы, что вы, Ваше Гадство, с берсерками ни при делах, не стал бы с вами делить чье-то последнее ложе".

"А почему гроб-то?" — это уже Франциск.

"Здесь точно не найдут, — отозвался Красавчик. — И моего резерва хватило только чтобы раскопать могилу, вскрыть гроб, выкинуть труп, улечься и закопаться обратно".

"У вас же воздух скоро кончится," — забеспокоилась я.

"Принц с графом могут продержаться — они полукровки, а на нас с Чернеком кислородные щиты Иви… Спасибо за беспокойство, прекрасная кузина. Ну так вышли вы замуж или у меня еще есть шанс?"

"Граф! Держите себя в руках… ну или в хвосте, как вам сподручнее! Как вы будете целоваться со своей суженой, если испачкаете клыки кровью ее родича?!"

Как — как… со смертельным исходом!

В итоге решили, что Бесноватый сейчас сходит на разведку, а там решит, как разобраться с нежданными гостями. А мы пока будем дальше изображать молодоженов.

Подъезжая ко дворцу, мы узрели дивную процессию, в которой можно было опознать северян по таким же, как у меня, меховым воротникам, пристегнутым к туникам и квезотам, а также по волчьей своре, которая, видимо, и разгоняла любопытных, пока кавалькада иноземцев гарцевала через всю столицу.

— Тролль хромоногий! — процедил сквозь зубы Бесноватый, обозревая три десятка "дорогих гостей". — А Саратского то Вождя какой черт в бок боднул, что он соизволил лично притащиться?! Только дипломатического визита нам не хватало!

Ой, а я сейчас и не вспомню, как Вождь выглядит то… Кажется, тот поджарый крепкий брюнет, очи соколиные, взгляд аж режет, и вон какой у него горностай, не то что куцынькие меха у остальных. Да и смотрит на меня как-то странно…

Дальше я подумать не успела, поскольку тот самый всадник, которого я определила как Вождя, слетел со своего буланого, проворно, несмотря на врожденную хромоту, кинулся к нашей карете и, не открывая дверцы, выхватил меня из экипажа. Кто-то завопил: "Невесту крадут!", но, похоже, северянин не собирался удирать, перекинув меня через плечо. Напротив, он замер и, наклонившись к моему лицу, уставился на меня в упор. Карие глаза всматривались в мои черты, пробегали по распущенным золотым волосам и наконец встретились с моими глазами.

— Гризельда… — выдохнули мне практически в самые губы.

5.1

— О, прошу прощения, Ваше Змейство, кажется, я вам что-то отдавил… Хотя почему что-то? Согласно вашей гадоподобной анатомии, отдавить я вам мог разве что хвост, — зубоскалил Галахат, явно нарочно ерзая на графе и то и дело наступая на него локтями.

Вот нашел время!

Конечно, он и сам бы с удовольствием прикопал урода здесь, и даже сам Единый не осудил бы его эа это! Эта дрянь испортила жизнь всем, кому только могла, и тем не менее ее за что-то любят… вот именно, "любят" те, кому повезло остаться при своей жизни, рассудке и магии, а вот кто-то "любил"… Острая боль пронзила сердце — эта рана слишком свежа, да и вряд ли когда-либо затянется до конца. Вздохнул — вот никогда не думал, что сможет так привязаться к кому-то, кроме товарищей по несчастью.

Он, Иви и Чернек — трое против всего мира, живые и счастливые вопреки всему и с оптимизмом глядящие будущее несмотря ни на какие тучи, то и дело сгущающиеся над головой. Казалось, так будет всегда. Изгои, кого еще, кроме друг друга, они могли впустить в свою жизнь? Конечно, у них был выбор. Он, Красавчик Чарли, мог осесть в замке отца, всеми правдами и неправдами протискиваться в "законные дети" или как-то иначе легализоваться. Иви могла уйти в монастырь, в бордель, в колодец с камнем на шее, ну или же по стопам матери, только статус законной супруги ей, понятно дело, не светил. У смазливого Чернека была пряма дорожка — в комнатные собачонки и постельные игрушки богатых дам, был еще вариант податься в наемники или в бандиты с большой дороги. Но они втроем выбрали иной путь — вечная дорога, бесконечный бег наперегонки со смертью и азартные игры с судьбой. Сколько наемников, охотящихся за его головой, они уложили вместе? А сколько раз он сам выхватывал Чернека из-под лезвия топора? Чего уж говорить об операциях по спасению Иви: то монастырь, то берсерки, то викинги, то порсульцы, то веридорцы… Не жизнь — сплошной приключенческий роман! И это казалось правильным и единственно возможным…

А потом он увидел маленького "племянничка" лорда-наместника Жоффрея дю Голэ', и с тех пор их стало четверо, тех, кто был ему дороже жизни. Затем их занесло в Порсул и на дальних восточных берегах к ним прибился парнишка-трубадур, который вроде как был неравнодушен к мальчикам (по крайней мере он сам в это верил долгое время) и с первой встречи положил глаз на их с Чернеком "младшего…юродного братишку". А теперь и Чернек… ну хоть сестра не стала держать гендерную интригу, а то у них что ни жизненный поворот, то начинается игра "угадай, мальчик или девочка, или это у тебя появились нетрадиционные наклонности".

Покосился на расхристанного на дне гроба графа. Великий ученый, в Хаос! Да чтоб этот невменяемый гений хоть раз оглянулся и посмотрел на последствия своего прогресса! Франсуа — добрая душа! — много раз пытался убедить друзей, что лорд Себастьян — добрый и любящий брат! Ха! Насмешил! Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы дойти до неприглядной истины: никогда и никого не любил лорд Себастьян. Начать хотя бы с того, что из-за его фанатичного желания урвать себе новую силу он искалечил двоих своих братьев и даже не заметил этого! Все думали, что у Франсуа была слабенькая демоническая сущность, которая с годами выродилась, а тихий молчаливый менестрель, конечно же, не стал расстраивать отца и Гарета и никому, кроме друзей, не рассказал правды. У него был демон, энергичный, любопытный, но, как и человек, скромный. А еще обожающий драгоценные камни. Он втихую зачаровывал целые дюжины, причем делал из них и амулеты связи, и следилки, и записывающие кристаллы, и накопители, и еще демон знает что! Потом отдавал все это добро Себастьяну, который бесконечно экспериментировал до пара из ушей, улучшая и изменяя свойства камней, а отцу хвастался, что это он сам все заготовки сделал, потому как сэр Гвейн справедливо полагал: твои опыты — сам лови подопытных мышей, добывай ингридиенты и все прочее. А потом младшему стало обидно, что брат может, а он — гений! — нет, и тогда он стал выпытывать у Франсуа, как творить такие чудеса. Но вот незадача: для работы с неграненными камнями нужно было в совершенстве владеть стихией огня, той самой, которая ни в какую не поддавалась Себастьяну, зато была родной демону Франсуа. Тогда Себастьян решил, что сие умение ему для науки и прогресса нужнее, изобрел браслет-артефакт, вытягивающий магию и уговорил брата "поделиться способностями". Красавчик был готов поспорить на собственную голову, что лорд Себастьян знал, что его рукомеслу далеко до полноценного артефакта хотя бы потому, что было невозможно регулировать, сколько магии оно втянет. Но ему же надо было быстрее, и плевать на риски! А риски обернулись катастрофой — Франсуа полностью выгорел без возможности когда-либо восстановиться, только его аномальный Дар вгрызся в саму его сущность и отказывался покидать владельца до того, как тот испустит последний вздох. А вместе с магией Франсуа в его душе погиб и его демон. Зато Себастьян сверкал ярче бриллианта чистой воды и был горд собой — стихия покорилась ему, это был прорыв! А брат… А что брат? Утешится с лютней в обнимку. Рассказывая об этом, Франсуа всякий раз начинал причитать что-то вроде "Себастьян не знал", "не думал, что так получится", и Чарли держался из последних сил, чтобы не начать матюгаться на тролльем вперемешку с орчьим диалектом. Вот же дурень! А если б знал, что-то изменилось бы?! Но разве этого переубедишь?

Даже Иви не удалось, хотя она, казалось, привела неопровержимый аргумент: если бы лорд Себастьян действительно любил брата, он, забирая у него "ненужный" титул и наследство, отписал бы ему хоть одну захолустную деревеньку, хоть клочок земли, хоть одно дерево в графстве, в тени которого он мог бы днями напролет бренчать на лютне себе в удовольствие! Но нет, граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон владел всем безраздельно, фактически оставив "горячо любимого" брата ни с чем. Но и тут Франсуа как блаженный твердил, что Себастьян знает о его прошлых увлечениях и уверен, что он никогда не женится, а стало быть, зачем ему владеть чем-то, все равно ж наследовать некому, а из Зеленого Горба его точно никто не погонит… Тогда они с Иви вдрызг разругались, мирили всем миром!

Он не сказал Иви, кто убил Франсуа. Впервые в жизни обманул ее. Но у северян в таком случае действует один закон — кровная месть. Только этого им и не хватало! Мало того, что связываться с таким противником опасно кому угодно, так еще и угораздило его пообещать Франсуа незадолго до трагедии, что за него никто мстить не будет. Этот сердобольный так и сказал: "Это мой выбор и — даст Единый! — это будет последняя кровь на руках Себастьяна!" Сам Чарли не верил, что легендарный вдовец остановится, но если даже гибель брата от его собственных рук ничего не изменит, то случай однозначно безнадежный. Нет, графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон накажут Боги, а им бы самим выплыть…

— Ваше Змейство, держите при себе свои патлы, они меня смущают своими нескромными поползновениями и попытками удушить меня! — продолжал дурачиться Галахат, попутно выпутываясь изяростно взвившихся локонов Его Светлости, отливающих серебром. Чарли не удержался от улыбки: все же демоненок у Его-почти-Величества невероятно милый. В человеческой форме соответствующий человеческому возрасту, в ипостаси демона Галахат был где-то в середине подросткового возраста, даже хвост еще не до конца развился, приобретя все функции пятой конечности, зато рога роскошные, витые. Вот они, наверное, на мозг порой и давят…

Сбоку послышался протяжный стон — в себя приходил Чернек. Вот интересно, может, когда помощь подоспеет, им втроем вылезти, а графа закрыть в это самом просторном гробу и держать, пока не поклянется на крови, что отпустит Чернека? Ему казалось, сестренка не должна быть против, да и Галахат тоже, но тут еще Бастард Тьмы право голоса имеет…

Помяни Бесноватого! Чарли услышал его приближение, как только тот вышел за пределы города. Невольно в очередной раз восхитился его демоном — вот это зверюга так зверюга! С полным правом утверждать, что страшнее нее в Хаосе нет никого! И дело не только в габаритах, хотя они первые бросались в глаза. Ну вот и помощь…

Друг тоже почуял демона, завертел головой, чуть не въехав скулой Красавчику в нос, и тут как выдал:

— Гарет в опасности.

От удивления даже Галахат на миг заткнулся, перестав дразнить василиска.

— Ты это чего, о берсерках? Да я тебя умоляю, — Его Высочество махнул бы рукой, было б тут место. — Это они в опасности!

— Я не о них… Там ведьма… или магиня, отсюда не разберу.

— Какая, к демонам, ведь… — начал было Галахат, но его оборвал оглушительный раскат грома.

Казалось, небесный рык раздался прямо над ними, а вместе с ним пришло и дуновение простенькой магии, на которую угробили, однако, немало энергии. Умом то они понимали, что, если это дело рук ведьмы-магини, которую смог засечь Чернек, то громыхнуло в лиге от них, и тем не менее ощущение, что ударная волна, сметающая все на своем пути, пронеслась прямо у них над головой, оставалось…

— Был откат, — вдруг заговорил граф, приерывая глаза и подключая свой змеиный слух. — Все берсерки мертвы…

— И дядя без магии, — проговорил неожиданно ставший серьезным Галахат.

Все недоуменно уставились на него.

— У большинства сильных магов есть непененосимости некоторых видов магии. У Гарета — непереносимость погодной магии. А откуда взяться грому средь ясна неба?

Продолжения не требовалось, итак понятно: кто-то прознал о слабом месте Тринадцатого Принца Веридорского и сейчас он, скорее всего, без сознания. Вот только что это? Покушение? Да нет, не похоже: источник Бесноватого начал медленно двигаться обратно, к столице…

— Похищение? — неверяще приподнял бровь Себастьян.

— Чего разлеглись, дядю хрен знает куда уводят! — Галахат одним пинком вышиб из земли крышку гроба, благо, глубоко закопаться у Красавчика не хватило сил.

Им повезло, и три десятка берсерков действительно раскидало и насмерть пришибло ударной волной. Спасибо, Агнешка! А то стояли бы они вчетвером, без магии и оружия, разве что граф мог перекинуться… Мда, а потом бы разгорелся грандиознейший дипломатический скандал: шутка ли, гигантский змей нелегально заполз в Веридор и развернул кольца в полуплевке от столицы!

Вылезая и укладывая на место потревоженного мертвеца, Чарли думал, идти ли с Его Высочеством и графом, со всех ног пустившимся вслед за предполагаемыми похитителями. С одной стороны, им с Чернеком Бесноватый — никто, а с другой, он дорог сестре… Да и не могут они пропустить такую-то заваруху! Интересно же, кто решил стянуть такой куш! Решено, подождет свадьба, пока их разномастная компания из брата невесты и двух невестиных воздыхателей, во главе с женихом смотается за дядей все того же жениха!

5.2

"Конференция" с участием правителей севера, центра и юга состоялась в харчевне средней руки с нетривиальным названием "Соленый калач", по соседству с не менее примечательной питейной "Зеленый черт", в самом центре нижнего города, неподалеку от веселого квартала. Свежеоткопавшиеся "погребенные", выбравшиеся из аномальной зоны, отрезанной от магических потоков, и прикрывшиеся слабеньким отводом глаз, проследили весь путь Гарета. Вот кто бы мог подумать, что Страх и Ужас всея земли будут возить в ворохе прелого сена, прикрытой ветхой мешковиной! Попутно Галахат пытался прикинуть, кто мог пронюхать о дядиной ахилесовой пяте. Ему самому рассказала мама и взяла с него слово, что он никогда и никому даже полусловом не обмолвится. Граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон знал, что у Бастарда Тьмы есть какая-то непереносимость (да ее просто не могло не быть, у всех сильнейших магов есть, почему у Бесноватого нет?!), но никогда даже не думал расспрашивать друга об этом. Ему было достаточно того, что магия, которой был пронизан Зеленый Горб, никоим образом не вредит Гарету. Методом исключения, конечно же, можно было вычленить из не особо длинного списка не использующихся в его поместье видов волшебства погодную магию. Знал ли сэр Гвейн? Наверное, знал, но никому не проболтался наверняка. Даже под градусом рыцарь Благородное Сердце молчал, как немой, о том, что считал не своей тайной. По всему выходило, что Гарет сам кому-то рассказал. Но кто из тех, кому доверял Тринадцатый Принц Веридорский, мог направить удар ему в спину?

— А чего гадать то? — пожал плечами Красавчик. — Чернек, сходишь на разведку? Мы и хозяйку этого заведения знаем, — кивок на величественный дом, завлекающе мерцающий цветными фонарями каждую ночь.

— Да кто ж в нижнем городе не знает Галинду? — осклабился Его Высочество. — Вот бы еще в толк взять, какого такого рожна оглушенного дядю приперли не на постоялый двор какой-то, а в самый знаменитый столичный бордель? Скорее всего, хозяева покрывают похитителей. И ведь не убить же его хотят, иначе порешили бы еще на погосте, и тащить недалеко!

— Галинда… — задумчиво пробормотал лорд Себастьян, хмуря брови. — Слышал я пару раз это имя от Гарета. Редкое… Дочку его друга так звали, что ли?

— Хорош друг, — хмыкнул Чернек. — Ладушки, пошел я.

И вот заседали некоронованные особы втроем, за столом у дальней стены пустующей таверны. Правильно, что делать в "Соленом калаче" народу в послеобеденное время, особенно в день свадьбы будущего короля? А сам жених считал, что ему нечего делать на собственной свадьбе. Спросив у шустрой быстроглазой подавальщицы два эля для северян, сидр для себя и грог для Его Светлости, скривившегося при одном упоминании яблочного напитка, игриво подмигнул зардевшийся молодухе, которая, судя по грозно нахмуренным кустистым седым бровям корчмаря, была хозяйской дочкой. Дождавшись своих кружек, восхищенного девичьего взгляда, окинувшего симпатичное лицо Красавчика, широкие плечи Галахата и тугой кошелек на поясе у графа, и шепотка, что она не прочь поздним вечерком прогуляться вместе с достойными господами до соседней улицы, отгородились двойным пологом тишины, причем Чарли еле удержался от смеха, глядя на то, как его спутники пристально всматриваются в плетения друг друга, пытаясь найти неувязки в чужой защите. Впрочем, осторожность никогда не лишняя, это он усвоил давно.

— Ваше Змейство, — первым оторвал взгляд от пологов Галахат. — Вы, конечно, можете упорствовать дальше, пытаясь отыскать изъяны в моей работе, но я буду умнее и признаю за вами первенство… как за старшим. В ваши то лета… то есть я хотел сказать, с вашим то опытом…

"Вот нахаленок," — усмехнулся про себя Чарли, а вслух сказал:

— Господа, вам не кажется, что совместное погребение — это достаточный повод, чтобы не доводить до конфликта ваши итакнапряженные отношения?

— Ты бы помалкивал, — недобро сощурился на него лорд Себастьян. — И до тебя очередь дойдет. Вот разберусь с Его-почти-Величеством и этим внезапным, абсолютно неуместным и нервирующим меня стремлением поскорее распроститься с холостяцкой молодостью, и уже с тебя спрошу…

— Вы, Ваша Светлость, прямо таки примерили на себя полномочия Единого, не меньше: всех уважу, всем воздам! — нисколько не убоялся Красавчик, а потом добавил уже серьезно. — У вас же есть способность чувствовать ложь? Да есть, я знаю. Моя северная магия тоже способна отличить правду ото лжи. Я практически пустой, но на одну-две свечи меня хватит, — с этими словами Чарли и правда подтянул к себе одинокий подствечник, который, видимо, достали заранее, еще до темноты, и провел ладонью над фитильком, на котором тут же занялся маленький спокойный огонек. — Откровенная ложь задувает пламя, недомолвка или искажение правды коробит огонек. Более того, я берусь утверждать, что наша северная магия куда лучше артефактов правды и даже чутья василиска, потому как и первое, и второе можно ввести в заблуждение — достаточно того, что "лгун" будет свято верить в то, что он говорит правду. Наша же магия дарована богами только избранным и позволяет выявить абсолютную истину. Можете проверить.

— Меня зовут Франциск, — подозрительно глядя на свечу, бросил пробный камень Себастьян.

Свечка тут же потухла. Красавчик понятливо улыбнулся, снова зажигая огонек: он так и думал, что такой убежденный скептик и вдохновенный ученый, как граф до последнего будет сомневаться в том, чего не в силах постичь. А вот Галахат его удивил.

— Чарли — четвероюродный брат Ники, — заявил принц и удовлетворенно улыбнулся, увидев, как затрепыхалось пламя. Но не погасло.

Красавчик поглядел на него в упор. Сидит как ни в чем ни бывало, потягивает сидр. Знает что-то? Или это зачатки Дара Жизни позволяют приблизительно чувствовать степень родства? Не мог же Галахат додуматься по одному их с Никой сходству? Ведь они не раз встречались до покушения на королевскую чету, а встретив сестру, принц не заподозрил ее в родстве с бастардом Саратского Вождя. А может, Его Высочество только прикидывается бестолковым шалопаем, а на самом деле во встрепанным вихрастым юным некромантом притаились острый ум и проницательность? Ладно, даже если догадался, нестрашно.

— Предлагаю вот что, — продолжал Чарли. — Мы здесь и сейчас улаживаем разногласия, насколько это возможно. Раз уж вы, господа, не перегрызли друг другу глотки в одном гробу, значит, договориться сможете. Насколько я понимаю, самый крупный камень преткновения — это история с массовой травлей графских невест и местью лорда Себастьяна. Решение видится мне таким: обе стороны признают, что все это было спланировано третьей, неизвестной стороной, граф признает свою месть свершенной, а Веридорские, в свою очередь, обязуются не мстить за гибель королевы Пенелопы и ее мужа.

— Иными словами, ты предлагаешь замять историю и благополучно позабыть о ней? — ощерился на него Себастьян. — А заодно и не выяснять, кто же это такой умный, не сумевший своими силами отправить на тот свет Ее Величество или же консорта и в тоге додумавшийся сделать это моими руками? Хотя лично мне уже все ясно…

— Погодите, лорд Себастьян, — неожиданно властным тоном прервал его Галахат. — Мы уже наворотили сгоряча. Оба. Поэтому давайте впредь обойдемся без голословных обвинений и поспешных выводов. И еще, я не припоминаю, чтобы с лордом Чарльзом вы были накоротке, а значит, фамильярно-приятельское "ты" навряд ли уместно. Чарли, раз уж мы вот так собрались и взялись договариваться, не мог бы ты развеять все сомнения на свой счет и желательно насчет леди Ивенснессы. Я твоему индиктору лжи доверяю, лорд Себастьян своему чутью, думаю, тоже.

— Иви не имеет никакого отношения к покушениям ни на лорда Седрика, ни на невест лорда Себастьяна, — четко проговорил Красавчик. — Разве что это она подносила подарок великой королеве каждый День рождения, но что это и какими свойствами обладает, понятия не имела. В доказательство нашей непричастности могу сказать, что графские невесты безвременно умирали последние двадцать лет, даже немного больше. Иви тогда еще не родилась, а мне шел седьмой год. Не думаете же вы, что я в раннем детстве спланировал и начал воплощать в жизнь сей коварный план?

Пламя свечи не поколебалось ни на миг.

— Вы проговорились, лорд, — холодно заметил Его Светлость, чуть подаваясь вперед, как хищник, почуявший кровь жертвы. — До сих пор никто не был точно уверен, на кого устраивались покушения: на королеву или же на ее мужа. Никто, кроме заговорщика, не знает, безвреден яд любимок для полукровки-демона или нет. Вы же четко сказали: " не имеет никакого отношения к покушениям на лорда Седрика", то есть вы не сомневаетесь, что яд на губах королевы предназначался консорту.

— Я мог и оговориться. Вы считаете это доказательством моей вины? — удивленно приподнял брови Красавчик.

— Ваши слова я считаю доказательством того, что вы знаете, чьих рук это дело. Вам известен и мотив, и личность заговорщика. И сдается мне, что эту примирительную акцию вы затеяли, чтобы мы перестали искать этого самого заговорщика. И да, когда вы говорили, что ваша кузина леди Ивенснесса ни при чем, вы не поставили себя рядом с ее именем, значит, все-таки вы "при чем". Вряд ли укрывательство имени заговорщика, заметание следов, пусть и не своих, и попытки переключить всеобщее внимание на что угодно, только не на расследование, можно назвать "ни при чем". Впрочем, может быть, я неправ. В таком случае скажите об этом мне в лицо, и посмотрим, стерпит ли ваши слова ваша чудо-свечка…

5.3

— Ваши слова я считаю доказательством того, что вы знаете, чьих рук это дело. Вам известен и мотив, и личность заговорщика. И сдается мне, что эту примирительную акцию вы затеяли, чтобы мы перестали искать этого самого заговорщика. И да, когда вы говорили, что ваша кузина леди Ивенснесса ни при чем, вы не поставили себя рядом с ее именем, значит, все-таки вы "при чем". Вряд ли укрывательство имени заговорщика, заметание следов, пусть и не своих, и попытки переключить всеобщее внимание на что угодно, только не на расследование, можно назвать "ни при чем". Впрочем, может быть, я неправ. В таком случае скажите об этом мне в лицо, и посмотрим, стерпит ли ваши слова ваша чудо-свечка…

Никогда прежде злоба не застила ему глаза кровавой пеленой. Ни когда он узнал, что Иви замуровали в так называемом монастыре, где на самом деле истязали невинных девушек, чтобы после пары-тройки недель они были готовы на что угодно, хоть на брак с исчадьем ада, хоть на портовый бордель, хоть на паперть, лишь бы вырваться из этих застенков. Ни когда понял, что огарок посреди принцевых покоев — это обуглившееся до черноты тело Франсуа, и сотворил это с прекрасным менестрелем его "добрый и любящий брат". Даже когда раскопал все, что можно, о татуировке на спине Чернека и осознал, во что они все вляпались, его не душила такая ярость. У этого — нет, не человека, а животного! — у этого животного хватает наглости ворошить эту историю, в которой, между прочим, из непричастных к заговору лишь он измазался в крови по самые уши! О, как же Красавчику хотелось выплюнуть графу в лицо те слова, что в запале бросил ему Франсуа перед тем, как расстаться с ним навсегда: "Близкие без возражений отдают тебе все, что тебе ни захочется! Магию, силу, деньги, земли, титулы! А ты берешь все, как будто так и должно! Поглощаешь, словно удав, и сколько ни дай, тебе все мало! Франциск согласился отдать тебе часть себя, оторвать от сердца свою единственную, ту женщину, которую Боги создали для него! Он уступил тебе свое счастье, свою судьбу, а ты! Ты! Ты убил его! Напал на беззащитного, обескровленного, и искромсал! Сколько смертей уже тянется за тобой?! А будет их еще больше! Потому что ты — Змей! Тварь ядовитая! Единственный, кто должен был умереть, это ты! Ненавижу… Ненавижу!" Потом Франсуа, конечно, нещадно грызла совесть за то, что он такого наговорил убитому горем брату, он даже собирался когда-нибудь вернуться на юг и помириться с Себастьяном… А вот Чарли думал, что ничего не следует сдерживать порывы, которые идут от души! Франсуа высказал брату все, что думал, честно и откровенно.

Нет, он не будет ничего говорить графу в лицо, лорда Себастьяна ждет удар куда больнее. Красавчик не сомневался, что Бастард Тьмы в два счета расколет их с Франциском "сговор", а там и до сестры дойдет. Пошлет их обоих Николь, как есть пошлет! А пока надо бы оправдаться… а какая у нас лучшая защита? Вот именно, нападение, а против такого змея другая стратегия и не прокатит.

— Я не уверен, что мои предположения верны, — отвечал он чистейшую правду. — У меня есть некоторые мысли на этот счет, но даже я сам не могу сказать, к какому варианту склоняюсь. Вот например, моя точка зрения такова: с большой вероятностью отравителем лорда Седрика может оказаться никто иной, как Тринадцатый Принц Веридорский.

— Что?!

— Вы с ума сошли?! — два выкрика смешались в единый вопль.

Чарли невольно ухмыльнулся, представив, как они выглядят со стороны: рты разевают, вроде даже орут, а ни демона из-за полога не слышно.

— Я могу обосновать свою точку зрения, — продолжал Красавчик, ополовинивая свой эль и исподтишка кося глазом на нетронутую кружку Чернека. — Во-первых, последнему веридорскому бродяге известно, что Бастард Тьмы терпеть не мог своего зятя до зубного скрежета. Они в принципе не могли понравиться друг другу, ибо личности кардинально противоположные. Общеизвестно, что они не раз дрались насмерть, и Гарет не зарубил лордика только из-за сестры. Во-вторых, возможно, вам неизвестно, но мой отец и Бесноватый в некотором смысле дружны. Нет, они не друзья в обычном понимании этого слова. Скорее они враги… заклятые враги, из тех, что порой дороже друзей. Вот уж скоро полвека стукнет, как Гарет по праву носит звание лучшего воина Веридора. Многие оговариваются и говорят о нем как о лучшем воине мира, однако же это неправда… потому что мой отец несколько раз сходился с Бесноватым в честном поединке, в том числе и защищая своего, скажем, воспитанника, юного сироту Седрика Монруа, и одерживал победу. Вот они с Гаретом как раз похожи, очень многим похожи. Папа… В свое время он частенько наведывался в Веридор, тепло общался с Пенелопой Веридорской, и многие пророчили им прочный союз и счастливое будущее. Ее Величество, кстати, тоже не исключала такой возможности, и в конце концов не без помощи Гарета пришла к мысли, что такой брак будет и выгодным, и нужным, и приятным. По этому повод устроили Большой турнир, и награда победителю была посулена сказочная. Никто не знал точно какая, ибо это не разглашалось, но предположения строились самые невероятные. Ни у кого не было сомнений, кто именно одержит верх… Вот только у моего отца намерения были другие. Он всю жизнь люби только одну женщину, которую для него предназначили Боги, — мою маму. С тех пор как она погибла, он ни разу не взглянул ни на одну другую женщину. Но отказать без причины Пенелопе он не мог. Тогда отец дошел до финального тура и в последнем бою поддался противнику и позволил тому выиграть. Тогда этот молодой северянин, впервые ступивший на веридорскую землю, подъехал к королевской трибуне, снял шлем и поднял глаза на растерянную великую королеву. Так, Седрик Монруа и Пенелопа Веридорская влюбились друг в друга, прямо как пишут в романах, с первого взгляда. И никакие увещевания Гарета, что этот Монруа — молокосос, на десять лет младше королевы, а мой отец хоть возраста адекватного, что с сюзереном Северного Предела невозможен династический брак, что это мезальянс, естественно, не смогли переубедить Ее Величество. А теперь прикиньте, господа, когда начался "мор" графских невест? Да быть не может, незадолго после королевской свадьбы. Ну и наконец в-третьих, не кажется ли вам странным поведение Гарета? Он узнал, что его сестру убили, что покушались на его внука. Однако он и не помышляет о мести, о том, чтобы быстрее вычислить отравителя, напротив, он агитирует вас сплотиться перед лицом заговорщика. А когда вы придете к соглашению и передумаете разжигать войну, он плавно сведет на нет всю эту историю "во имя сохранения мира".

— Это бред, — мотнул головой Галахат. — Дядя знал, что мама провела ритуал, связующий судьбы, а значит, она уйдет в один день с отцом. Гарет никогда бы…

— А с чего ты взял, что он и правда знал о том, что Пенелопа решилась на ритуал? Ведь это не свадебная церемония, куда прутся все, кому не лень, это священное таинство, личное дело двоих. Вспомните, ведь Пенелопа не стала связывать свою жизнь с жизнью сэра Гвейна, хотя у них и любовь была, и пожениться они в свое время тоже собирались.

— Еще кое-что не сходится, — подал голос Себастьян. — От одной из этих проклятых помад погибла моя мать. Как раз в день их с Гаретом свадьбы. По вашему выходит, лорд Чарльз, что мой друг и свою любимую отравил?

— Это могла быть случайность, — пожал плечами Чарли. — Глупая, досадная случайность, недогляд Бесноватого… А может быть, и заслуженная кара…

5.4

Обескуражил так обескуражил. Сосредоточенно хмурится и кусает губу Галахат — кажется, в душе принца уже начали прорастать семена сомнения. Не верит, что дядя причастен, но признает, что многого не знает о жизни своих родителей. В сущности, Красавчик не хотел морочить голову Галахату, принц ему нравился, но по-другому, увы, нельзя. Одно плохо: Его Высочество рано или поздно докопается до правды… Как по мнению Чарли, так лучше позже. Если худшие опасения Красавчика оправдаются и Галахат, сложив два и два, получит имя того, кто еще имел зуб на лорда Седрика, останется только уповать на милость Агнешки и здравомыслие короля Веридора. Только войны им не хватало…

А вот тот, из-за кого и пришлось пускать пыль в глаза, возмутительнейшим образом и не думал сбиваться со следа!

— Оставим пока Гарета. Какие у вас еще есть предположения, лорд Чарльз? Не Бесноватого же вы покрываете? — в упор глядя на него, продолжал допытываться лорд Себастьян.

Вот гадость! Ваша Светлость, вы уверены, что вы василиск, а не оборотень? А то напали на след, как ищейка, и гоните добычу, как борзая. Определенно, что-то общее с семейством псовых у вас есть…

И снова неожиданная помощь пришла от Галахата:

— Граф, мне кажется, что на данный момент найти заговорщика — это не первоочередная задача. А вот вопрос наших с вами взаимоотношений стоит ребром. Ваша сегодняшняя выходка, мои неосторожные слова… Такими темпами мы не только не найдем злоумышленника, мы в очередной раз передеремся ему на радость! Я предлагаю заключить пакт о ненападении: Веридор не имеет претензий к югу, а юг в вашем лице не гадит Веридору, и мы вместе, без резких движений и опасений, что какой-то шибко ловкий "союзник" вот-вот вгонит нож в спину, вычислим нашего отравителя. Идет?

— Не торопитесь, Ваше-почти-Величество, — покачал головой граф. — Есть еще один вопрос, разрешить который куда тяжелее, потому как компромисс тут невозможен.

— Ника, — понимающе улыбнулся Галахат. — Насколько я понял, ваша сегодняшняя ловушка — следствие обеспокоенности из-за нашей свадьбы. Полноте, Ваша Светлость! Вы же прекрасно понимаете, что наш союз — чистая формальность. Но формальность необходимая. Когда прошел слушок, что единственная наследница рода Монруа погибла, "доброжелательные" соседи попытались оккупировать своими дружинами Северный Предел. Хорошо, что наместники преданы дочери лорда Седрика, мобилизовали армию в рекордные сроки и защитили свою землю. Позже, когда выяснилось, что Николь жива, у многих тут же появились планы на нее, причем марьяжные — самые безобидные. Ни для кого не секрет, что Северный Предел — не просто самостоятельный, богатый и стратегически важный кусок земли. Это — белое пятно на фоне угольно-черных северных земель. В Хартии Северного Предела прописана свобода вероисповедания, равенство законных детей и бастардов, имущественные права женщин и запрет на принуждение к браку, к несению военной службы, к рабовладению и работорговле. Туда бегут все те, кого травят не только северяне, но и веридорцы с порсульцами. Естественно, ни Северный Предел, ни лично Монруа никто не любит. Поэтому так важно продемонстрировать, что Веридор поддерживает Нику. Напасть на один Северный Предел и пограбить в волю набралось бы много храбрецов, но наш союз — это уже совсем другое дело. Так то наша свадьба — исключительно забота о сестре без каких-либо корыстных соображений. Могу продемонстрировать вам брачный договор, который после свадебного пира предстоит подписать нам с Никой: там отдельно прописано, что Веридор не претендует на Северный Предел, и оговорено право наследования. Все стандартно: первый ребенок, независимо от того, мальчик это будет или девочка, проснется в нем демоническая кровь и магические способности или нет, здоров он будет или же у него будет врожденный порок, станет наследником Веридора, второй — Северного Предела, третий — Веридора и так далее. Но вообще дальше первого мы заходить не планировали… Не щурьтесь, Ваша Светлость! Я всего навсего хочу выдать своего бастарда за законнорожденного ребенка. Сами знаете, в Веридоре с этим не все гладко, особенно когда бастарды старше законных детей. Так что здесь у нас разногласий нет…

— А вот тут вы ошибаетесь, — оборвал его "король" юга. — Все, что вы перечислили: военно-политическую поддержку Северного Предела, выгодный союз и иже с ними, — могу предложить Нике я. Заметьте, я даже не почти-король, как вы, а уже фактический правитель юга.

— Ой ли? — иронично вздернул бровь Галахат, но в голосе за смешливыми ироничными интонациями мелькнула сталь. — Я вот до сих пор в толк взять не могу, как вам удалось обмануть все графство на коронации… Ах, ну да, точно, церемонию вы не удосужились провести, прикрывшись трауром по отцу, а потом и непрерывной скорбью по невестам, и никому просто в голову прийти не может, что лорд Себастьян — вовсе не достойный преемник сэра Гвейна Благородное Сердце, а обыкновенный самозванец. Ой, не сверлите меня взглядом, Ваше Змейство! На правду не обижаются. Вас ведь не признают артефакты рода? Потому что все, что под шумок отхватили себе вы, предназначалось вашему брату.

— Франсуа отрекся от земель и титула, — холод в голосе Его Светлости мог заморозить даже проснувшийся и истекающий лавой вулкан.

— Но завещание вашего отца было зачаровано магией. А вот отречение вашего брата — вот незадача! — нет…

"Потому что вы, Ваша Светлость, сами выдрали из Франсуа всю магию, что смогли, — ехидно добавил про себя про себя Красавчик. — Так что обломитесь, магию может переспорить только магия!"

— Сейчас это не имеет никакого значения, — мотнул головой лорд Себастьян, словно отгонял назойливую муху. — Франсуа уже нет, и, по законам юга, его наследником мог стать только его сын, законный или же бастард от высокородной леди…

Чарли изо всех сил сжал кулаки под столом, так что ногти впились в ладони и наверняка оставят полукруглые отметины, и начал медленно считать про себя до тридцати — неплохо помогает успокоиться. С трудом, но лицо удалось удержать, чтоб не дрогнул ни один мускул. Чтоб ни один неосторожный вздох не привлек внимание Змея, который уж если что почует, то уже не отцепится…

Он старался совладать с собой, Галахат и Себастьян горячо спорили, выясняя, насколько сволочна натура последнего, поэтому то и пропустили появление Чернека… и ее, у него на "хвосте".

— Карау-у-у-ул!!! — истошный вопль подавальщицы, и они только и успели, что бестолково вскочить о своих мест, перед тем как шатающийся потолок "Соленого калача" рухнул на всех четверых вместе с тремя жилыми этажами сверху…

5.5

По жизни Чарли был скорее оптимистом, а посему в любой ситуации сперва обращал внимания на плюсы, а уж потом на минусы. Вот и на этот раз первое, о чем подумалось, это что щиты Иви в который раз спасли их с Чернеком, так что их не раздавил даже рухнувший ни с того, ни с сего дом. Увы, хорошие новости на этом и заканчивались: смехотворный резерв пуст от слова совсем, каменные глыбы не поворочаешь. Чернеку на голову, кажется, приземлилась несущая балка, и он валялся в отключке. Что же касается графа и Галахата, то Красавчик не был уверен, что они живы… Чернек по наущению Себастьяна напоил Его Высочество дурманом, и теперь его демон спал. Конечно, скелет принца все равно по-демонически прочный, но вечно он груду кирпичей удерживать не сможет. Франциск как маг Жизни уловит, что брату грозит смертельная опасность только в тот момент, как принцевы косточки начнут хрустеть, ломаясь, и может не успеть… Вот бы хоть руку высунуть и голову, призвал бы дудку и разбудил демона, заставил обратиться и тем самым спасти свою жизнь… Что станется с Его Светлостью, Красавчика не особо интересовало: выползет — и ладно; раздавит, как колесо кареты дождевого червя — невелика потеря, проблем и поводов для беспокойства у него лично уж точно меньше станет. А вот Галахата вытащить хотелось.

Только Чарли собирался попробовать напеть нужный мотив без дудки, как со стороны, где раньше был вход в таверну, послышались голоса. Прислушался… речь не веридорская, да и акцент явный, с хриплой "х", гортанной "г", непривычно мягкой "к", певучей "л" и чудной протяжной гласной, являющей собой нечто среднее между "а" и "о". Сомнений нет, это порсульский… И почему его, несмотря на весь оптимизм, тут же обуяло дурное предчувствие, что размер грядущих неприятностей раздувается до феноменальных размеров. А все потому то там, где мелькала хотя бы тень заморского соседа, всегда пахло роковой опасностью, горчило дикой жестокостью и грозило долгой, мучительной, безвременной гибелью. Что ж ты накрутила, Мать-Пряха?! Куда в их свару, где итак не разобрать, кто свой, а кто чужой, еще и восточкиков, которые всегда только за себя?!

Однако апогеем изумления, сдобренного желанием побыстрее свалить на безопасное расстояние, стал последовавший диалог:

— Морок держу, госпожа. Под обвалом, кроме хозяина с подавальщицей, чувствую троих… и еще одного… — проговорил мелодичный голос, который Красавчик назвал бы женским, только вот что-то его смущало…

— Чем примечателен четвертый? — вопрос также принадлежал особе женского пола, с грудным, несколько низким голосом, в котором отчетливо слышались властные нотки.

— Он — любимое дитя чужой богини, поцелованный ей при рождении… Даже двух богинь. Они ограждают его от всяких бед, отвращают от него несчастья и дают силы совершить невозможное… Они пестуют его, так же, как Единый — молодого лорда Франциска и Мрачный — Бесноватого.

— Перед Великими Создателями я готова с почтением склонить голову, но не перед какими-то языческими идолами! Или Властелин Семи Небес настолько слаб, что не даровал своим подручным достаточно сил, чтобы стереть с лица земли любого человека?

— Вы сами видели, великая госпожа, что значит покровительство высших сил. Ни один джин, при всем своем могуществе, не смог бы вызвать гром над головой Бастарда Тьмы и нарушить тем самым неприкосновенность избранника одного из Богов. И я, ваша веная слуга, как ни пыталась, могла только чуть-чуть подталкивать юную Монруа к случайной трагической гибели. Она не ставленница богов, однако всякий раз счастливый случай был на ее стороне. Когда я притупила ее чувство пространства на берегу Черного пруда и заставила низко склониться прямо над омутом, она не сиганула с проклятого обрыва. Когда я отвела внимание ее и ее спутника от того, что склеп начал уходить в землю, демону все же удалось вырваться из смертельной ловушки. Когда я разбудила животные инстинкты в графе Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, после чего он чуть ли не силой потащил свою суженную в Венчальную, ей удалось увернуться от первой брачной ночи, во время которой звериная половина лорда взбесилась бы и растерзала ее, как некогда Франциска в стенах заброшенного Храма. Ну и наконец, когда я сгустила ночную тьму и помогла берсеркам, хоть те явились не по ее душу, бесшумно перебить всю охрану Зеленого Горба, ей снова неведанным образом удалось улизнуть.

— Да бес с ней, с этой пигалицей Монруа! — "госпожа" была явно раздражена. — Если Нарцисс не соврал — а я уверена, что его слова правдивы — эта девка мне больше не преграда. А насчет этого, богиней поцелованного… что ж, не будем его трогать. Удивительно, конечно, что он жив, да и его собутыльники тоже… А ну-ка! Тейша, взгляни-ка, это, случаем, не графские патлы из-под камня торчат?

— Вы правы, госпожа! — спустя несколько секунд послышался восхищенный вскрик. — Какую удачу шлет вам Властелин Семи Небес, госпожа!

— Да хоть Дьявол меня привечает, не важно! Он ведь жив, точно? Давай быстро откапывай его, пока не сбежал от меня в Царство Мертвых! Раньше-то я кумекала, как бы уломать Гарета, а так, может, даже пробовать не буду по-хорошему, все равно не согласится.

— Могу ли я спросить у госпожи, в чем состоит замысел? Вы собираетесь шантажировать Бесноватого жизнью его любимца? — из-за скрежета камня о камень разобрать чужую речь было тяжело, но, когда Чарли было что-то действительно надо, он был способен и не на такие чудеса!

— О нет, записаться в кровные враги Гарета я хочу в последнюю очередь! А насчет плана… Как ты думаешь, Тейша, выбирая между другом и возлюбленнной, кого выберет Его Светлость? Продаст ли он своего названного отца, если в обмен за его помощь я преподнесу ему желанную девицу, а заодно помогу навсегда избавиться от соперника, который от рождения на голову его выше и которого Себастьяну никогда не нагнать, сколько бы его кровушки он ни пил?

— Вы мудры, госпожа, и абсолютно верно отметили, что истинный сын сэра Гвейна Благородное Сердце не дает покоя своему младшему брату. Они смешали свои судьбы, и теперь у них одна судьба на двоих: один титул, одни земли, одна сила, одна женщина… Слишком многое они не смогут поделить. Но почему вы желаете падения лорда Франциска?

— Слишком силен… и телом, и магией в целом, и королевским Даром Жизни в частности, и второй ипостасью, и духом, — послышался недовольный ответ. — И абсолютно неуправляем. Если на Гарета можно надавить (правда, потом он воздаст сторицей), заставить временно уступить, пойти на сделку с совестью, то Франциска — никогда. А враги, которыми невозможно манипулировать, подлежат только устранению. А Франциск мне враг, потому как не раз уже перешел дорогу…

— Воистину, как бы ни был одарен Богами лорд Франциск, перед Великой султаншей Порсула ему не устоять! И лорд Себастьян, я в этом уверена, предаст Гарета и отдаст вам друга так же, как некогда договорился променять рассудок и волю своего брата на сущность василиска.

6.1

Бо-о-о-оги… Вы что, решили напомнить о хмельной поре бесшабашной юности, вернув не только активность рогатому, но и извечную головную боль от похмелья, с которой не справлялся даже демонический организм?! До чего ж хреново-о-о-о… А главное, обидно. Если б башка так трещала из-за того, что он перебрал на свадьбе племяша, в этом была бы доля вселенской справедливости: мол, вчера тебе было очень хорошо, значит, сегодня тебе закономерно будет очень плохо. Но ему ведь даже глотка саратской настойки на свадебном пиру не обломилось! Тогда какого дохлого гоблина так в черепушке звенит?!

Не понятно, сколько бы еще утихала боль, если бы тут вдали не раздалась нежная песня, бережно выводимая чем-то духовым… Волынка? Да нет вроде… А может, флейта? Тьфу ты, сказал бы еще труба! Дуда это пастушья! Только уж больно затейливо поет… И тут, дернувшись, словно от кошмара, внутри заворочался рогатый. Чего это с ним? Спит?! На миг Гарет даже испугался: в последний раз его демон так заснул от дурмана, принесенного "повинующейся" ему девчонки с конюшни и сдобренного жгучим приворотом, и после того кубка он не пробуждался больше двадцати лет… Рогатый еще раз лягнулся и завертел башкой, будто искал, откуда льется песня. По-всему выходило, что откуда-то недалеко. Бесноватый облегченно вздохнул: откуда бы ни взялась эта дудка, ее голос смог добраться до его демона и разбудить, а все остальное уже не страшно. Рогатый боднулся, выражая согласие, и тут же поинтересовался, куда это нас понесло и почему мы так надолго оставили без присмотра Женщину и детенышей? Вот же зверюга неисправимая! И как еще Ладушку самкой не обозвал?

Ладно, демон в порядке, сам, вроде, тоже, только глаза открывать не хочется после такого-то звона в голове. Следующий насущный вопрос: а что вообще, в Хаос, произошло?!

Медленно, но верно, в голове прояснялось. Завидев Шингарра, он двинул куда подальше. Не готов он был пока встречаться с Гоней, ой не готов…

Невольно улыбнулся. Гоня — это он сам придумал, хотя друг очень бесился из-за этого прозвища. А сам виноват! Сам же сказал, что он, Гарет, коротко — Гаря, вот и лишился такого благозвучного сокращенного имени. Друг, конечно, пытался заявить, что он Шин, но кто б его слушал? Для него он как был Гоней, так до конца жизни и останется, даром что Саратский Вождь!

Так вот, пошел он, значит, откапывать "монарших отпрысков" из общей могилы. Еще была мыль попробовать издалека порыться в мозгах кого-то из берсерков и выяснить наконец, кто это уже второй раз охоту устраивает. И на кого охоту, кстати? На Галахата? Получается, некто знал, кому отправиться мстить принц, и пригнал берсерков на Зеленый Горб, чтобы там и пришлепнуть, на земле кровного врага, а когда не вышло, вычислил, куда попрется недоспелый некромант при первом удобном и неудобном случае, и устроил засаду на старом погосте? Или цель все же Себастьян, за которым, может быть, в Веридоре увязался "хвост"? Но если так рассуждать, то нельзя и Красавчика сбрасывать со счетов, он то в Зеленом Горбе был частым гостем…

В любом случае, докопаться до мыслей о заказчике он не успел. Вдруг громыхнуло прямо над головой, но перед тем, как отключиться, он успел уловить недалеко от себя дуновение северной магии. Да, именно северной, той, что частенько и не отличить от силы природы. Причем у каждого северянина магия была своя, не похожая ни на чью другую. Вот и отголосок этой силы он узнал, хотя с этой ведьмой, единственной женщиной, которой удалось уболтать его и выпытать, какая же у него непереносимость, они расстались давным давно, как он думал, навсегда.

Чуть-чуть приоткрыл один глаз. Вместе с сознанием вернулась и чувствительность. Рубашка и дублет испарились, зато штаны были на месте и, кажется, даже застегнуты, обнаженная спина упиралась в дерево, запястья и икры приятно холодил металл, вроде и не давил, но человеку из таких кандалов конечности не вырвать. Учитывая пришедшие на ум догадки, Гарет нисколько не удивился, что висит распятым на деревянном кресте в подвальном помещении без окон, где единственным источником света были сейчас приглушенные магические светильники красноватого оттенка. Ну конечно же, один из "специальных" кабинетов в самом знаменитом веселом доме столицы. Вот же сволочь Янислав! Нет чтоб хоть намекнуть, что родня из Порсула прикатила навестить, может, он бы сам наведался. Нет, он вовсе не соскучился ни по "восточной гостье", ни по занимательным играм, к которым тяготел в юности, но пришел бы пообщаться хоть для того, чтобы выяснить, что за фигня приключилась на востоке, что всех информаторов разом изрубили в капусту?!

Размышления Бесноватого прервал тихий щелчок. Входная дверь отворилась, и мимолетный лучик света из коридора пробежался по вывешанным рядком на противоположной стене и аккуратно рассортированным по разеру ремням, стекам, плеткам, палкам, наручникам… Какая прелесть! Такой ассортимент, и все это, чтобы ему, дорогому, угодить! А вон там, в углу, еще комод большой, столько ящиков, отделений, обязательно сунуться надо! А как из кандалов вылезет, изымет всю эту замечательную коллекцию в пользу государства — пускай Ян, гнида такая, хоть обплюется! — пару-тройку вещичек оставит для личного пользования и просто как трофей, а остальное уступит молодому Умару-паше в обмен на пол дюжины порсульских ковров, кальян с фигурной колбой и шахматы с лакированными фигурками из слоновой кости и из редчайшего черного дерева!

Внутрь скользнула достаточно высокая женщина с крепим сложением, совсем не как у жемчужны восточного гарема, а скорее как у здоровой деревенской молодки, и укутанная бессчётным количеством тканей. Хотя она за столько лет привыкла к этому специфическому наряду и покрова ей нисколько не мешали, первым делом она сбросила именно их. Гарет, наблюдающий за всем этим из-под полуопущенных ресниц, начал было спорить с рогатым, разоблачится ли до конца красавица или нет. Вторая сущность, топая копытом, утверждала, что конечно, разоблачится, на кой ляд ей шаровары и топ, ежели она их совращать заявилась? Гарет же возражал, что в этом случае и ему одежда ни за каким надом не надобна. С каких таких пирогов, как выразился бы Гоня, ему бы эти самые штаны оставили?

Ну, в итоге выиграли они оба: раздеваться догола похитительница не стала, но разоблачилась по-полной, то есть карты выложила все и разом.

Когда она скользнула к нему, плавно, как кошка, и положила руки на широкую грудь, красный луч выхватил из полумрака ее такой знакомый профиль. Разлет бровей, упрямый подбородок, крупный нос с горбинкой, хищные черты, звериный оскал — мужчину с таким лицом можно было бы назвать привлекательным и даже красивым на определенный вкус. Но это была женщина… Она осталась один в один такой же, как он запомнил ее: точеная шея, ключицы выпирают, покатые плечи, налитые руки, высокие полные груди, гибкий стан… Да, она не изменилась, и в большей части это была его заслуга. Став чернокнижником, он отыскал в библиотеке старинный трактат и преподнес своей зазнобе подарок, о котором мечтает каждая женщина — вечную молодость. Способность замедлять старение итак была доступна только сильнейшим целителям, зельеварам и артефактчикам, а вот полностью остановить течение времени для организма было под силу только отмеченным Мрачным Богом. И вот перед ним стояла женщина, немногим младше его самого, такая же юная, как сорок лет назад. И смотрит так же, с легким испугом и одновременно решительно, и этим опаловым глазам ничего от него не скрыть…

Заговаривать она не торопилась, поэтому начинать пришлось Гарету.

— Раньше ты не была так молчалива. Где же твое: "чтой-то не разберу, ваш сочство, чаво енто вы на мя глазищи лупите?" — и улыбнулся, озорно, но не жестоко. Так, как начал улыбаться только после встречи с ней.

Она вдруг схлипнула.

— Я… я боялась, ты мАня забыл. Любил, пока я артачилась, а как сдалась, забыл!

— Забудешь тебя, Яна, — покачал головой Тринадцатый Принц Веридорский. — Ну, ты чего, плакать, что ли, собралась? Полноте, много чести мне, чтоб из-за меня гордая Горянка горевала. Януш, может, скажешь, чего это ты меня таким оригинальным образом в гости к своему брату позвала и с чего это я в такой, — покосился на вздернутые руки, — интересной позе пребываю?

— Помнится, раньше тебе такое нравилось, — промурлыкала вновь разулыбавшаяся Янислава, поднимаясь на носочки и потянувшись к его губам.

— Кажется, в те далекие времена мы занимали места в точности наоборот, — мягко уклонился Бесноватый. — Так чего ты хочешь, Януша?

Женщина тяжело вздохнула: вот так и знала, что просто не будет. Да и как признаться то в таком? Эх, раньше не умела, и сейчас не умеет, зато целуется хорошо, но он пока не хочет… Может, надо было сразу приводить в себя Себастьяна и вытрясать все нужное… На этом месте Гарет, осторожно прикоснувшийся к ее мыслям, напрягся. Куда еще умудрились влипнуть его любимые детки?!

Наконец она решилась:

— Гарет, я хочу… тебя… — и, не дождавшись никакой реакции, выдавила из себя пояснения. — Я не могу без тебя, Гарет. Сорок лет вдали от тебя я тосковала и пыталась… нет, не полюбить, а просто привязаться к кому-то! Но нет… Мне никто не нужен, кроме тебя, Гарет! Я… я заберу тебя с собой в Порсул. Ты будешь моим единственным, любимым наложником. У тебя будет все, что только пожелаешь. Хочешь эти игрушки, — кивок а спину, — у тебя будут! И ковры! Твои любимые порсульские ковры! Я куплю тебе столько, сколько пожелаешь! Я буду кормить тебя с рук халвой и не только, ты же так любишь сладкое! Я рожу тебе сыновей! Троих! Таких же, как ты, демонов, с Даром Смерти, и один из них убьет моего мужа и станет следующим Великим султаном Порсула! А ты при нем — главным визирем! Ты будешь только мой, а я, как овдовею, тоже только твоя! А твой демон… надеюсь, он не такой переборчивый, как чернокнижник, но если я ему не приглянусь, я сама буду каждый день готовить дурман, и со временем он накопится в организме и твоя вторая сущность уснет навсегда и не будет больше портить тебе жизнь… Да, — чуть помедлив, весомо заключила она, глядя на него в упор. — Ты должен понимать меня, ты ведь так же хотел купить меня у Хомута и увезти с собой в Веридор, как рабыню, тогда, сорок лет назад. Так вот, я хочу тебя и заберу себе!

6.2

Ну точно где-то в мире что-то перевернулось с ног на голову! Вообще то делать предложения, от которых невозможно отказаться, всегда было его прерогативой. Но чтобы не он, Тринадцатый Принц Веридорский, сообщил приглянувшейся красавице, что теперь она ночует с ним, а наоборот, ему заявили, что отныне он — наложник султанши… Так, ладно, о катаклизмах во вселенной можно поразмыслить и потом, а сейчас насущные вопросы.

Во-первых, что там с Себастьяном. Прикрыл глаза и тут же уловил фон знакомого магического источника в соседней комнате. Вот интересно, Себастьяна так же приспособили к какому-нибудь "специальному" инвентарю? Не шевелится… значит, без сознания. Но хоть самка его… то есть "женщина" спокойна. А раз убивать не собираются, остальное не страшно, выкрутится.

Во-вторых, чего-то он не догнал, чего там с султаном? Вообще с Порсулом в целом и с его правителем в частности было все непросто…

***

Знавали они с Гоней правителя Востока, даже в свое время подбросили ему будущую будущую любимую наложницу и закономерно — головную и сердечную боль. Работала в далекие светлые времена в элитном доме развлечений в Болерне, столице графства Виконтесс, одна жрица любви, Карменсита Чёрная из предместий Трюмона. Нет, не темнокожая, даже напротив, с нетипичной для южных краев фарфоровой бледностью, только у нее у одной на всю округу была угольно-черная непокорная грива и огромные, темно-карие глазищи в обрамлении изогнутых бархатных ресниц. Была сия примечательная особа чем-то вроде переходящего знамени. Сперва ей выпала честь лишить невинности юного лорда Гвейна, у которого только-только начала пробиваться щетина. Затем по его "рекомендации" Карменситка забралась в будуар к Бастарду Тьмы, а позже из его постели споро перебралась на ложе к Шингарру. А потом Гоня сошел с ума по малолетней Гризельде Монруа, ради нее аже прыгнул выше головы и выгрыз себе трон Саратского Вождя. Естественно, и Карменситу попросили из опочивальни правителя. Она согласилась сразу с условием, что ее бывшие любовники найдут себе такую же монаршую или хотя бы вельможную замену, да и вообще не забудут ее. Что ж, слово они сдержали, и их "перелетная пташка" осела в гареме их приятеля султана Кирима. Эх, Карменсита — Карменсита! Тебе бы жить да радоваться, что такую карьеру сделала: куртизанка — протеже графского отпрыска — подстилка принца — любовница правителя севера — любимая наложница султана и мать его самого желанного сына, красавца Исмаила. Но нет, этой авантюрной красотке не по характеру было умереть своей смертью…

Началось все с того, что из дюжины детей от первой жены Кирима до брачного возраста чудом дожила только чахлая старшая дочка, которую свежеиспеченный визирь, вертлявый тип, к слову, бывший посол в Веридор и в северные земли, согласился взять в жены, и то в третьи, только из-за ее отца. Первыми же родами она и померла, произведя на свет мальчика Умара. Затем один за другим трагически начали гибнуть сильные и здоровые наложницы и их дети: кто неудачно с верблюда упал, кто под копыта взбесившейся лошади сдури кинулся, кто с саблей игрался и невзнаай сам себе горло перерезал, кто ночью спросонья из высокого окна вывалился, кто за пределами дворца с ядовитой змеей встретился, кто в бане угорел… Гарет в ту пору как раз наведался в Порсул проведать Кирима, а заодно и старую знакомую, посмотрел на это дело, поигрался с подрастающим и до сих пор невредимым пятилетним Исмаилом и, отведя Карменситу, которая, кстати, на днях второй раз разрешилась от бремени, в тихий угол, велел прекращать это все. На себя плевать, пускай хоть о сыновьях подумает, ведь если ее поймают, очень может быть, что страшную участь они разделят вместе с матерью. Накликал…

Незадолго после первых родов третьей жены, Кирим в самый знойный дневной час задумал проведать ее и малютку-сына… и своими глазами видел, как любимая фаворитка топит бессильную жену в бассейне, а младенец уже лежит на выложенном мозаикой дне. Ни ребенка, ни мать спасти не удалось.

Сердце Кирима было разбито, а приговоренная к смерти Карменсита еще и на смертном одре не унималась, желая в свою последнюю минуту выплеснуть весь свой яд, чтобы отравить жизнь султана до конца его дней. Она шипела, что никогда не любила его и что недавно рожденный мальчик вовсе не его сын, а плод измены, к слову, далеко не единственной. Гарет до сих пор помнил, как Кирим в отчаянии рвал на себе волосы, вопрошая небеса, за что же ему все это и что ему теперь делать? Как поступить с

дорогими сердцу сыновьями? По закону их следовало принародно бросить в ямы с ядовитыми гадами или же забить камнями на потеху толпе. И ладно недельный младенец, а Исмаил, любимый Исмаил, его гордость и надежда?! Неважно, что Карменсита говорила только о новорожденном мальчике, еепозор лег и на законного сына! В приступе несвойственного ему благородства Бесноватый предложил Кириму забрать обоих в Веридор и пристроить в добрые руки. С Исмаилом султан наотрез отказался расставаться, и только подписал указ, что по его воле тому не полагается ни трона, ни статуса сына правителя, ни какого бы то ни было наследства. Когда он, султан Кирим, уйдет на покой, судьбу Исмаила решит назначенный им преемник: захочет — признает родней, а захочет — выгонит из дворца взашей. А вот маленького Кирим попросил забрать, а еще взял с Гарета слово, что, если вокруг порсульского трона зародится смута, он вновь ступит на восточный берег и поможет прийти к власти достойному. К слову, спустя лет пять разродилась вторая жена, и до сих пор наслежником султана числился вроде как ее сын, пятнадцатилетний сорванец Азамат.

Приволочь ребенка в Веридор труда не составило ровным счетом никакого, а вот что с ним делать дальше? К кому бы и под каким предлогом устроить? Была у него идея попросить Седрика Монруа приютить подкидыша у себя в Северном Пределе. Взял же он залетного племянника той дворовой девки, что ему постель согревала, крестить разрешил и предложил не только кров и кусок хлеба, но и службу в особняке. Почему бы и сыночка Карменситы тоже не забрать, назвав каким-нибудь"…юродным" братом какого-нибудь гипотетического, уволившегося или упившегося до смерти в позапрошлом году конюха? Но нет, эта сволочь высокоморальная скорчила постную мину и заявила, что он не потерпит под крышей своего благородного дома сей плод поганой блудницы. Как же захотелось тогда Бесноватому высказаться насчет некоторых потаскух, которые преспокойно спят с господами, так радеющими за свое доброе имя, и которые, на его, Бастарда Тьмы, личный взгляд, ничем не лучше честных проституток, и плюнуть в эту благообразную рожу! И плюнул бы, если бы в этот момент от дверей не послышался овеянный могильным холодом голос Шингарра: "Честь рода блюдешь… Что ж твоей чести не хватило забрать в свой дом своего племянника, так, на минуточку, представителя старшей ветви и законного наследника всего Северного Предела? Хотя понимаю, свои то дети, конечно же, милее… Кстати, о своих детях. Хватило у тебя благородства признаться своей Донне, что ее ребенок имел право на жизнь, только если бы оказался девочкой, потому как в противном случае, согласно вашей Хартии, у него при твоей законной дочери были бы приоритетные права на наследство? Сказал ты ей, что не готов пятнать свое честное имя, признавая ее бастарда, и что ребенок на самом деле родился живым и здоровым? Так кому ты отдал приказ задушить своего сына? Ни за что не поверю, что не перевалил на кого другого свой грех и свои руки замарал…" Мда, услышать такое от любимого и уважаемого "наставника" — это было лучше, чем плевок! Но что самое главное, судя по завещанию, тот тяжелый разговор все же возымел действие и Седрик изменился…

Судьба малыша устроилась неожиданно. Решение явилось в лице Шингарра, который, выслушав историю о печальной кончине незабвенной Карменситы, тут же заявил, что заберет мальчика с собой. Гарет, конечно, недоумевал, что ублюдыш забыл на севере и куда с тамошними нравами можно пристроить нагулянного малыша, но возражать не стал… Только много лет спустя, разглядев знакомые, красивые черты, фарфоровую бледность и "черноту" у закадычного дружка и напарника золотого бастарда Саратского Вождя, понял, что Шингарр взял наперсника и верного соратника для сына своей любимой Гризельды, пристроил в непосредственной близости, а "похожие" мальчишки-изгои ожидаемо сблизились.

***

Но, возвращаясь к к нашим баранам… Кирим что, из ума выжил и взял четвертой женой Яниславу?! Это чтобы еще больше запутать ситуацию с престолонаследием?!

Словно прочитав его мысли, Горянка горестно вздохнула и проговорила с праведной печалью в голосе:

— До Веридора скорбная весть еще не дошла… Не далее, как три дня назад трагически погиб юный Азамат. Несчастный мальчик любил уходить на рыбацкой лодке в море, и эта пагубная страсть и свела его в могилу. После очередного заплыва Азамат бился в горячке и без конца твердил, что видел, как со дна морского всплыло гигантское чудище — огромная черная кобра, и взглянула прямо в глаза моему достойному супругу… помнишь его, он был послом и добивался меня еще тогда, когда я служила на конюшне Саратского Вождя, потом ему посчастливилось стать главным визирем и даже породниться с султаном Киримом… так вот, Азамат бреди и вопил, что от одного взгляда этого чудовища мой супруг обратился камнем, и эта тварь не бросила его, а схватила в пасть и унесла неведомо куда. К счастью, Властелин Семи Небес сжалился над утерявшим рассудок мальчиком, и следующим утром он был уже мертв… Но его отец, наш славный владыка, тоже обезумел от горя и наложил на себя руки, — и закончила уже не за упокой, а за здравие. — Да воссияет над Порсулом звезда нового повелителя! Да озарит его своим светом Властелин Семи Небес! Воистину, новый султан благороден и милосерден, ибо он не забыл о семье сгинувшего первого визиря и назначил на это место сына моего несчастного супруга и моего пасынка — Умара-пашу. А меня, безутешную вдову, согласился взять первой женой и даровал титул султанши. Да будет благословен Великий султан Исмаил!

Мда-а-а… А он-то думал, что это у них в Веридоре неспокойно. То есть ковры ему и впрямь светят из султанских покоев? Хотя другой стороны, судя по всему, пришло время выполнить данное Кириму обещание и предложение Яниславы, можно сказать, кстати? Только что-то мешало махнуть на все, творящееся здесь, рукой и свалить в жаркие ночи за новыми приключениями. Раньше он мотался, как сорванный с дерева лист, из одного конца света в другой. Что же изменилось сейчас? Что держит его здесь? Ника, для которой он стал демоном-хранителем? Себастьян с Франциском, бестолковые, но любимые названные сыновья, и Галахат в придачу? Да нет, они все без него справятся, и Веридор не рухнет… Ладно уж, самому себе можно признаться: у него появилась семья.

6.3

— Ковры, это, конечно, заманчиво… Как и все остальное, — мягко начал Бесноватый, прикидывая, попросить отцепить от него эти, бесспорно, впечатляющие, но слегка давящие на психику кандалы, или же засветить, что его демон уже разбужен, и сорвать железки самому. В итоге решил, что пока повисит, не критично. — Это очень лестно, что ты столько лет помнила меня и до сих пор хочешь, чтобы я был с тобой… Но, Яночка… у меня уже есть и женщина, с которой я связан до конца жизни, и дети…

— А, да, Ян мне уже рассказал, — безразлично пожала плечами Горянка, куда больше внимания уделяя поглаживанию его груди, чем словам. — Говорил, вроде как, молодой недокороль обязал тебя взять государственную супругу. По городу уже поползли слухи, какая невиданна красавица герцогиня Веридорская. Но я то знаю, что никакая внешность не может всколыхнуть в тебе никакие чувства, кроме похоти. Как ты говорил? "Меня веселят королевы"? Сомневаюсь, что эта "королева" намного удачливее десятков своих предшественниц. И дети, насколько я поняла, вовсе не твои, а ее. Кажется, до сих пор о них заботился лорд Франциск, так что без тебя малышки не пропадут, — и в конце припечатала. — Мы отплываем завтра на рассвете и выдвигаемся в сторону порта максимум через три часа, — и взгляд почерневших опаловых глаз такой, словно это не очи трепетной возлюбленной, а чертоги кромешного Мрака. Знал Гарет этот взгляд, ничего хорошего он несогласным не сулил. Но все же попробовал еще раз…

— Яна, ты же помнишь, почему мы расстались? Как бы я ни тянулся к тебе душой, чернокнижная натура была против. Так почему ты думаешь, что с тех пор что-то изменилось?

— А ко мне лорд Нарцисс наведывался, — лукаво улыбнулась Горянка, и ласковые ручки как бы невзначай скользнули вниз и стали ощупывать пресс. — Герцогиня же его сестра, так ведь? Ну так Инквизитор изволил гневаться, что его сестрица таки ж спуталась с кем-то из нас, презренных смертных, и тут же выложил мне все, что знал. Что ты взывал к Богам, чтобы Те разорвали вашу связь с этой девчонкой Монруа. Что ценой Они назначили всю твою магию, демоническую сущность и долголетие, но в итоге ты потерял только силу чернокнижника, — мда? А он и не знал. Впрочем, она никогда не была ему особо нужна, своих Даров ему хватало, а талант читать древние манускрипты тоже значительную роль в его жизни не играл. — Так что теперь на тебе только ограничения демона. Ты говорил, он у тебя не очень привередливый, но ведь его всегда можно усыпить… Гарет… а у нас еще целых три часа… — с намеком произнесла она.

Рогатый протестующе забил копытом и наверняка начал бы гневно сверлить султаншу глазами, если бы Гарет не шикнул на него: мол, не светись, бестолковое непарнокопытное, а то Янислава не дурочка, потом не поверит в их брехню, что вторая сущность не против и травить никого не надо. А в том, что он наведается на Восток и влезет в тамошний дворцовый гадюшник хотя бы для того, чтобы обеспечить невмешательство Порсула, Бастард Тьмы уже был уверен. Но сперва… — Прошу, дай мне эти три часа. Я только до дворца и обратно. Предупредить об отлучке надо и кое-какие дела доделать. Так что давай я сейчас заберу с собой Себастьяна…

— О нет, дорогой, — оборвала его Горянка, причем из тона как по волшебству улетучилось все кокетство. — Сам, так и быть, можешь ненадолго отлучиться, если пообещаешь вернуться в срок, а вот с графом нам надо потолковать наедине, — а увидев его вопросительно заломленную бровь, тихо рассмеялась и добавила сахарным тоном. — Не ревнуй, любимый, ты у меня самый лучший.

***

Горянка смотрела, как Тринадцатый Принц Веридорский уверенно движется от веселого дома в сторону дворца, словно сотни раз ходил по этой дороге, и ее грызла изнутри ревность. Конечно, Ян говорил, что Гарет заходит только по делу или к любимице Галинде, а развлечений не ищет никогда, но все равно червячок сомнения подтачивал веру в безоблачное счастливое совместное будущее. Правильно она решила сделать все, что возможно, чтобы это самое будущее воплотить в жизнь, а гарантия сердечной привязанности точно лишней не будет.

Щелкнула пальцами, и из перстня с фионитом, красующегося на указательном персте правой руки, тут же выплыла Тейша и поклонилась хозяйке.

— Что желает госпожа?

— Приводи в чувство лорда Себастьяна. Будем благодарить его за изобретательный способ отправить в Царство Мертвых разом и моего невыносимого супруга, и никчемного мальчишку-наследника, и самого Великого султана. А еще за ценные сведения выпытаем запретное знание, которое будет будоражить умы, пока существует человечество.

— Не понимаю, госпожа.

— Знание, погибшее в огне Изначальном, как и все шаманские заклинания необратимой магии Крови, — пояснила султанша с предвкушающей улыбкой на устах. — Приворот, избежать которого не в силах даже Боги и развеять который невозможно даже Их волей…

6.4

Кто б сомневался в умении племянника находить неприятности, да не какие-то банальные, типа шпана с ножичками в темном переулке напала или же очередной государственный переворот чуть не свершился, а прямо таки немыслимые! Вот сегодня, например, на Его-почти-Величество уронили дом! Но, вроде, обошлось, Галахат цел, кстати, не без помощи Чарли, и вроде как уже припустил на собственную свадьбу… а вот с Чернеком, тоже попавшим под обвал, дело плохо: у парня не осталось ни одной не поломанной кости, позвоночник только чудом цел, голова разбита… зато у Себастьяна, по словам Красавчика, никаких видимых повреждений не было.

— Имейте в виду, герцог, если ваш воспитанник добром не отпустит моего друга, клянусь, не посмотрю ни на ваш гнев, ни на слезы Ники, ни на слова отца, и лично испорчу жизнь гада настолько, что ему Хаос раем видеться будет, — напоследок прошипел Красавчик, подхватывая на руки ломаного-переломанного друга и ныряя куда-то в подворотню.

Мда, вот что значит сын своего отца. Шингарр тоже с рождения воспринимал себя за "старшего" и делил своих близких на равных и подопечных. Бастарда Тьмы и Пенни он почитал за равных, а вот Седрика Монруа, в нежном возрасте осиротевшего милостью прежнего Саратского Вождя, — как подопечного. Оно и понятно, Седрик для него был мальчиком, намного младше, неувереннее и слабее его самого, так же как Чернек для Чарли. И когда Бесноватый в гневе из-за побега Горянки чуть не забил насмерть этого шелудивого щенка, его остановил именно Шингарр и произнес практически такие же слова, как Красавчик только что: "Имейте в виду, принц, если мой друг еще раз пострадает по вашей вине, клянусь, не посмотрю ни на нашу дружбу, ни на слезы Пенелопы, ни на последнюю волю вашего славного отца, и лично испорчу вашу жизнь настолько, что даже родной Хаос вам адом покажется"…

Эх, Гоня — Гоня! Не знал ты тогда, как повернется судьба. Может, оборвись тогда жизнь Седрика Монруа, все сложилось бы иначе: Шингарр был бы счастлив вместе с Гризельдой и Чарли не родился бы ублюдышем; Гертруда успокоилась бы, получив в единоличное владение Северный Предел и Иви была бы завидной невестой; он сам, может, чуть поутих бы и не сходу устроил бы кровавую баню на восточных берегах, а разглядел Индию раньше и, чем Боги не шутят, остался бы жить в Порсуле как какой-нибудь бей со своей единственной; Гвейн бы никогда не встретился с Индией и, может, они с Пенни поженились бы, Франциск был бы полноправным принцем Веридорским, а юг мягко и успешно объединился бы с Веридором. Возможно, именно так изначально и задумывали Боги… Но как случилось, так случилось, а смерть от чужой руки все же догнала Седрика Монруа и душа раньше срока отлетела в Царство Мертвых. Туда этому правдорубу и моралисту и дорога! Только одно камнем легло на его сердце — смерть сестры. Но с другой стороны, она сама выбрала свою судьбу и, проведя связующий обряд, предпочла уйти вслед за мужем, а не оставаться в этом мире одной. Только если б на это все закончилось… Простил ли Шингарр Седрику гибель Гризельды? Глупый вопрос, может, такое и можно простить, а вот забыть — никогда… Но стал ли друг мстить тому, за кого стоял горой много лет? Спросить у Гони или не спросить?

В итоге решил, что ни к чему. Ему, Гарету, параллельно, даже если Седрика приговорил действительно Шингарр, тем более что Бесноватый считал, что друг в своем праве. Только если это правда, Бастард Тьмы голову положит, чтобы никто никогда не докопался до имени Шингарра. Интересную мысль он, кстати, подцепил в голове Чарли. Мальчишка тоже активно выгораживает отца и успешно сбил со следа двух правдоискателей. Это ж надо додуматься, на него, Бесноватого, стрелки переводить! Молодец пацан! Дай Боги, подружатся они с Галахатом, из Чарли выйдет прекрасный соратник и хороший придворный, преданный короне. Лорд Чарльз, первый министр Его Величества Галахата Веридорского. А что, звучит! Только, думается, Шингарр желал бы для сына другой судьбы…

Ладно, время уходит, а ему еще щиты Нике ставить, с Гоней парой слов переброситься, проинструктировать Галахата и намылить шею Франциску, раз уж не удалось Себастьяна выцепить… ну и напоследок покачать на руках девочек. И посмотреть на Ладушку… как-о непривычная боль отдалась в груди. Сердце, что ли? И чего это он вдруг, не навек же уезжает! Или это его так некстати обуревают дурные предчувствия?

Встряхнул головой, отгоняя нетипичные бредовые мысли, и пошел прочь от развалин "Соленого калача", вокруг которого уже начала собираться толпа зевак, наперебой строящих предположения, какая такая сила обрушила добротный дом, который стоял чуть не с основания столицы, и радовавшихся, что неизвестная напасть обошла стоящую по соседству и любимую многими питейную "Зеленый Черт".

6.5

Дюжина северян против восьми десятков веридорцев: кто кого? На поле битвы — возможны различные исходы, а вот за пирующим столом — однозначно верх возьмут первые! Недаром земли за Великими Горами славятся самыми крепкими спиртными настойками. Да и сами саратцы — любители разгульного веселья. Какой там этикет! Праздновали все скопом: малые и старые, юноши и юницы, лорды и крестьяне — все за одним столом и непременно под открытым небом, будь хоть крещенский мороз в разгар зимы, хоть летний сезон дождей. И Гарет искренне сожалел, что не видел вытянувшихся лиц веридорскй знати, когда прибравшие к рукам бразды проведения королевской свадьбы гости со стороны невесты дали слугам отмашку выносить уже накрытые столы из тожественного зала во двор! Чудом не размазав неравномерным слоем яства по всем дворцовым полам, несчастные лакеи все же вытащили через парадные двери всю потребную для трапезы мебель. Но на этом веселье не закончилось, а напротив, только началось!

Шингарр тут же постановил, что столы надо поставить не привычной буквой "Т", а широким кругом, чтобы в центре хватало места для плясок, трюков, бардов, боев и прочего развлечения… На этом месте некоторых веридорских дворян одолел немилосердный кашель, ибо они были осведомлены об одной исконной традиции северных свадеб, а именно что, когда народ достаточно захмелеет, жених водружает молодую прямо на край стола, задирает юбки и "публично подтверждает факт обладания невестой". Некоторые обеспокоенные отцы начали потерянно озираться с единственной мыслью, как бы увести подальше от этого непотребства незамужних дочерей. Спасать положение пришлось Франциску, героически терпевшему весь этот фарс и старательно изображавшему жениха. Гарет как раз во время подошел, чтобы услышать, как "Галахат" громогласно заявил:

— Моя свадьба, значит, консуммировать будем по обычаям моего народа, — а потом шустро смылся из-за стола, чтобы наконец уступить почетное место "оригиналу" принца, притаившемуся за балюстрадой и кусающегося кулак, дабы не заржать в голос.

Да Бесноватый и сам весело хмыкнул, увидев, как вытянулось лицо Ники от озвученного заявления, а в ошарашенном взгляде так и читался вопрос: "Какого это "моего народа"?! Южного?! Так первого консумматора не хватает…" Ага, не хватает! Не беспокойтесь, дорогая невеста, щас вырвется из подвальных помещений борделя и прибудет, только бы дворец после его явления выстоял…

Балаган продолжился, когда на место жениха плюхнулся уже настоящий Галахат с наскоро застегнутым белоснежным белом камзоле, расшитом золотой нитью. Впрочем, весь парадный вид портил привычно встрепанный, петушащийся вихор и пара пуговиц, нашедших явно не свою петельку. "Ничего, подумают, что Его-почти-Величество уже где-то набрался. Но ворот можно же было поправить! Торчит же черная рубаха! Неужели нельзя было опрятно нацепить на себя жениховскую форму одежды хоть на собственную свадьбу!" — думал Бастард Тьмы, осторожно выруливая к молодым, поскольку оба нужных человека — Ника и Шингарр — обретались в непосредственной близости друг от друга.

Естественно, Галахат не мог не развить столь животрепещущую и пикантную тему, как проведение брачной ночи у соседнего народа.

— Скажите, Вождь, какая такая свадебная традиция вгоняет в краску моих придворных? Признаюсь, я прискорбно мало знаю о наших северных соседях, — вы поглядите, как глаз горит, небось, еще и жалеет, что Франциск оборвал наглядную демонстрацию!

Все расслышавшие принца придворные тоже навострили уши. Наверняка кто-то бы и сам отважился спросить, если б разобрался, каким мерилом мерить экзотических гостей. Бесноватый не удержался от ухмылки: веридорская аристократия разбиралась в сложной иерархии титулов, в том, кому и при ком позволено сидеть и говорить, сколько и каких драгоценностей допустимо носить там или сям, и еще множество ничтожных, а порой и смехотворных мелочей. И эти высокопарные снобы терялись и не могли понять, как вести себя с дикарями, у которых не было вообще никакой системы титулования. Просто лорд или простолюдин. Но и на этом казусы не заканчивались! Северные лорды не гнушались сесть за один стол с незнатными, более того, готовы были оказывать уважение человеку, не оглядываясь на родословную и состояние, а только за его боевые и охотничьи умения. Последнее, кстати, относилось не только к мужчинам, но и — о, ужас! — к девам и женщинам!

Отдельной темой был Саратский Вождь. Непосвященные наивно полагали, что Шингарр сопоставим с королем Веридора или же с графом Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. Ага, а вот ни полраза! Вождь есть Вождь, военный лидер. По сути, вся территория за Великими Горами делилась на земли, соответственно, у каждого куска был лорд земли и армия. А самый большой, соседний Северному Пределу кусок, на котором и высились Великие Горы, как раз таки принадлежал Саратскому Вождю, которому на службу шли самые лучшие воины севера, ибо платили там больше, чем где бы то ни было, к тому же у простолюдинов был шанс прославиться и за ратные подвиги получить титул лорда, пожаловать который мог только Саратский Вождь. Из того, что дружинникам Вождя равных не было, вытекало, что все платили ему дань, причем не только деньгами, но и живым товаром. Трон Вождя не передавался по наследству, а доставался сильнейшему воину, победившему на состязаниях после естественной смерти предыдущего лидера либо убившему своего предшественника и сумевшему доказать, что именно его рука низвергла Вождя. Гипотетически взгромоздиться на этот трон мог хоть крестьянин, буде у него хватит сил и смекалки, но так уж выходило, что из века в век Вождями становились представители одного разветвленного рода, которому от далеких предков-оборотней достался запредельный слух, звериная ловкость и скорость, отменное чутье, незаурядная физическая сила и, что наиболее ценно, Дар Воина — особая магия, влияющая не на самого носителя, а на его оружие. Судачили об этом Даре всякое, поговаривали даже, что все это — бред сивой кобылы и нет у родичей Вождя никакой невероятной магии… Вот только Бесноватый ни разу за свою немалую жизнь не видел, чтобы стрела Шингарра воткнулась хотя бы в пальце от центра мишени, всегда — точно в яблочко. Все кинжалы Гони вонзались в цель всегда по самую рукоять, мечи не ломались даже о камни, а по лезвиям то и дело пробегал серебряный луч. Да и друг часто хлопал его по плечу и говорил, что проиграть его Дару не стыдно даже сильнейшему воину мира, потому как Боги ссудили ему, Шингарру, победу в любом бою, сколько бы врагов против него ни вышло. А еще вспомнился Красавчик, которого, судя по слухам, пытались достать самые опытные наемные убийцы, спецы в своем деле, но, сходясь с ними в неравном бою, Чарли неизменно выходил победителем…

Шингарр Гарета первым и заметил и поспешил закончить захватывающий рассказ о первой брачной ночи по северным обычаям:

— И тем, что жених берет невесту на столе на глазах у всех гостей, он демонстрирует свое право обладать женой когда угодно и где угодно, хоть в своем доме, хоть в чужом, хоть в постели, хоть на полу, хоть днем, хоть ночью. С вашего позволения, я удалюсь, господа!

В общем-то, его никто и не собирался задерживать, ибо все господа сидели, разинув рты, и переваривали услышанное. Поэтому то, что Саратский Вождь направился к устроившемуся в сторонке Бастарду Тьмы, заметила только Ника. Невеста хотела было вскочить со своего места и тоже устремиться к Гарету, но тот жестом попросил ее подождать — с Шингарром разговор по душам, без лишних ушей.

— Долгие ле'та тебе, Гарет, — по-северному приветствовал его Гоня, по обыкновению хлопая ручищей по плечу так, что у любого нормального человека колени подогнулись бы. А Бесноватому хоть бы хны.

— Да-да, и пущай смерть моя придет вовремя, — припомнил Гарет еще одну любимую присказку северян, но продолжил уже более серьезным тоном. — Я правильно понимаю, что ты, в своем репертуаре, решив расстроить торжество, приехал к началу, а как напразднушься, грянет грандиозный облом всех планов, кроме твоих?

— Правильно понимаешь, — не стал отнекиваться Вождь. — Ты же не думал, что я оставлю свадьбу наследницы Северного Предела без внимания?

— И какие же у тебя планы на Николь? — вопросительно заломил бровь Бастард Тьмы.

— А сам не догадываешься? Даже если бы ко мне не подъехал граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон с предложением расстроить эту свадьбу, я все равно прикатил бы, погулял вдосталь, а потом, с опорой на известное тебе Право нашей земли, оспорил бы законность этой свадьбы, потому как намерен женить юную Монруа на своем сыне.

— Сбрендил ты совсем, Гоня? — без какого-либо пиетета то ли вопросил, то ли заявил Бесноватый. — Ладно бы сам надумал жениться, но сын то! Да ни один храм на севере не поженит Чарли с Никой, с их то степенью родства!

— Про их степень родства никто не знает. И не узнает, если ты не будешь об этом горлопанить, Гаря! — осадил друга Шингарр. — Я же не сказал, что собираюсь их в одну постель укладывать. Они с Чарли поладят, я уверен, а дальше пусть живут, как знают. Договорятся, что друг к другу преензий не имеют и все бастарды общие — хорошо. Не договорятся — так я помогу. Но, к слову, моя интуиция подсказывает мне, что невеста зла, и вывел ее из себя жених, — «Вот именно, «жених»… вместе с братом «жениха»!» — фыркнул про себя Тринадцатый Принц Веридорский. — И леди не прочь расторгнуть сей непрочный союз. Ну и конечно, я не брошу своего сына на произвол судьбы, Гарет! Он станет лордом Северного Предела и моим преемником по праву сильнейшего.

— А сам то Чарли что об этом думает?

По тяжелому взгляду друга Гарет понял, что попал не в бровь, а в глаз — Красавчик план отца не одобрял. Впрочем, лицо Вождя тут же прояснилось, стоило ему бросить взгляд на Нику.

— Вылитая мать… — протянул Шингарр, любуясь солнечными бликами, играющими в золотых локонах невесты.

— Ну не скажи, — не мог не вставить свои пять копеек Бесноватый. — У Ники фигурка хорошенькая, стройная, но с выпуклостями в правильных местах, а ее мама, уж прости, была худа, как сушеная треска, и куда больше походила на подростка.

— Она подростком и была, — горестно вздохнул Шингарр. — Ей просто не дали дорасти до юности и расцвести.

— "Не дали"? — как бы невзначай повторил Бастард Тьмы, но в душе напрягся. Кого друг обвинит в смерти возлюбленной?

— Конечно, не дали. Я, Гертруда, Барти, Седрик…

Гарет чуть было не вздохнул от облегчения. Мальчишку Монруа Гоня назвал последним и далеко не единственным, значит, не винит. Значит, не он… Хотя и то, что себя он произнес первым, наводило на нерадужные мысли.

— Послушай, друг, доброго совета. Забыть эту боль нельзя, но нужно продолжать жить дальше. Сколько ты уже скорбишь по ней? Двадцать пять лет, Гоня! Уже четверть века прошла! Я, конечно, помню, что ты сильный темный и протянуть можешь до ста пятидесяти, а то и больше, года для тебя большого значения не имеют. Но ведь нельзя столько травить себя, дружище! Или ты думаешь, она была бы рада, узнав, что ты заживо похоронил себя? Как по мне, так она хотела бы видеть тебя счастливым.

— Я не могу "продолжать жить", Гаря, потому что я умер вместе с ней, четверть века назад — вот и весь сказ. Единственное, что меня держит здесь, это Чарли, но скоро и он найдет свое место в жизни, и тогда я смогу спокойно уйти. А тебе, друг, я могу пожелать побольше сил, чтобы как раз жить дальше и пополнить династию Веридорских, — хитро подмигнув напоследок, Вождь отвернулся и пошел обратно к столам, где уже уполовинилась первая партия спиртного, и теперь лакеи на полусогнутых кружили тут и там, как цветастые шуганые мухи.

Гоня никогда не прощался — говорил, что так точно снова увидятся. Дай то Боги… а то дурные неясные мысли до сих пор не отпускали и противно скребли душу изнутри.

7.1

Свадьба удалась! Готова спорить на хвост своей змейки, такого бедлама цвет Веридора еще не видывал и забудет ой как нескоро, так что поднималась я из-за стола с чувством выполненного долга.

Ну как же было приятно смотреть на вытянувшиеся лица напыщенных веридорских хлыщей и напудренных медуз, когда сам Саратский Вождь подхватил меня под руку, чуть ни в присядочку, несмотря на свою хромоту и роскошного горностая, вышел на свободное место между столов, и мы пустились в пляску. Никаких тебе танцевальных па, реверансов и прочих бальных радостей, просто подскоки под веселый мотивчик да притопы-прихлопы в такт. Нет, конечно, северные лорды знали, что такое вальс и контрданс, но у нас они особой популярностью не пользовались даже среди знати. Зато мы уважали мазурку, а лично я обожала котильон, о чем не преминула шепнуть брату. Естественно, следующим заиграли котильон, и кружилась в танце я вместе с женихом и со счастливой улыбкой на устах обдумывал заманчивое предложение лорда Шингарра, шепнутое мне во время танца. Радовало еще и то, что Саратский Вождь обещал без моего согласия ничего не предпринимать и у меня была целые вечер и ночь на то, чтобы решить, хочу ли я портить кровь этим тихушникам, которые за глаза поделили меня аж тринадцать лет назад. По-хорошему, я могла бы согласиться сразу же, но все же решила дать Его Светлости шанс оправдаться в моих глазах, а заодно и посмотреть, расскажет он мне правду или вихлять начнет, как Франциск. А ждать, по моим прикидкам, оставалось совсем немного: я ни секунды не сомневалась, что Его Светлость заявится этой же ночью.

Правда, три раза за время торжества мне в душу заползало беспокойство.

Сперва Гарет под изумленно-возмущенными взглядами веридорцев уволок меня в холл дворца и прямо там начал ставить обещанные щиты, а на мой вопрос, к чему такая спешка, лаконично отвечал:

— Уезжаю на неопределенное время.

И все. Ни куда уезжает, ни с кем, ни зачем. Я уж открыла было рот, чтобы начать перечислять все созревшие вопросы, но Гарет врдуг замер, перестав плести невидимое глазу кружево из магических потоков, и посмотрел на меня в упор:

— Куда и зачем еду, не скажу, даже не спрашивай. И никому другому тоже не скажу. Не обижайся, маленькая, но ведь у тебя да у Франциска хватит же благородного желания самоубиться, спасая меня. Да, там, куда я направляюсь, опасно, и это даже мягко сказано. Но последнее, чего я хочу, это чтобы меня кто-то кинулся вызволять. Просто признайте, что намного слабее меня и, раз я сам не смогу выкарабкаться, навряд ли ваше вмешательство что-то изменит. И да, не переживай раньше времени, помирать, так и не обзаведясь своей малышней, я не собираюсь. И вообще, угробить меня не так то просто. Страх и Ужас всея земли я, или где?

И хоть закончил он, озорно подмигивая и излучая уверенность в себе, я чувствовала, что его самого грызет червячок сомнения. А еще Дар, до сих пор подозрительно спокойный, всколыхнулся и на миг показал мне страшную картину: Гарет лежит ничком на песке в кругу из диковинных, сплетенных между собой рун, начертанных кровью, а над ним стоит простоволосая женщина и напевно читает какой-то заговор… Не до конца понимая, что делаю, я сотворила магическое лезвие и, вытянув тоненькую прядку собственных волос из середины шевелюры, мгновенно укоротила ее сантиметров на десять.

— Ты что делаешь? — воскликнул Бастард Тьмы, но я ему не ответила. Не потому то не хотела, а потому что сама не знала, что делаю. Просто почувствовала, как малая толика моей магии перетекает вниз по руке и обвивается вокруг золотистых, делая их свет еще ярче.

— Мой локон намертво привязал твою душу к телу, и теперь ее не по силам вышибить из тебя ни одному живому существу. Что бы ни случилось, пока я жива, твой демон не погибнет и связь души с телом не разорвется, — услышала я собственный голос, и почему-то была уверена, что все сказанное — правда.

Кажется, Бесноватый мне тоже поверил мне. Могучие объятия стиснули меня и прижали к стальной груди.

— Спасибо, девочка… Эх, добрая ты, даже слишком. Уж начинаю думать, что в чем-то старина Жак прав и пара тебе действительно Франциск. Кстати, ему можешь доверять. Он хоть и со своими странностями, но к тебе привязан искренне. В мое отсутствие почетное звание демона-хранителя переходит к нему… И еще, Ника, запомни: кто бы тебе чего ни говорил, как бы там ни решили Боги, что бы ни диктовали политические интересы, ты живешь для себя и сама выбираешь свою судьбу. Свою судьбу, Ника, которая приведет тебя к счастью. Не спасет династический брак от войны, если столкнулись государственные интересы, парой лет раньше — парой лет позже, но конфликт все равно разгорится, а муж — это на всю жизнь, ну, или хотя бы на долгосрочную перспективу. Что же касается истинных, единственных и иже с ними, у тебя тоже есть выбор. Если ты уверена, что хочешь связать жизнь не со своим истинным, выбирай того, кто милее сердцу. Негативные последствия, естественно, бывают, но не всегда, и уж точно они — не повод загубить свою жизнь. И еще… наверное, мой совет плох с точки зрения морали, но я все равно тебе его дам, а уж следовать ему или нет — решать тебе одной: всегда поступай не как должно, а так, как считаешь правильным. Твой отец всегда поступал "как должно", по уму и из сображений долга, и нередко потом это отливалось ему горькими слезами. Не мне его судить, конечно, у меня то чести и совести никогда и не ночевало. Но и честь, и совесть есть у тебя, и я не хочу, чтобы потом они тебя сожрали из-за того, что ты поступила так, как велели тебе они же.

— В когда папа поступал "как должно", а потом сожалел?

— Много когда, — грустно усмехнулся Бесноватый. — Жизнь в Северно Пределе ворошить не буду, не мое это дело. Но вот в Веридоре, например, он настоял на том, что им с Пенелопой непременно надо пожениться. Мол, благородный лорд не может пятнать свою репутацию порочной связью. К слову, у нас такое не является чем-то зазорным, если лорд и леди не состоят в законном браке, да и королевские бастарды и законные дети формально равны, а уж при отсутствии последних вообще равнее равных. Но нет, он сделал все по-своему, тем самым подставив под удар и тебя, и Галахата. Если вдруг кто-то из веридорских крючкотворцев проведает о том, что, согласно вашей Хартии, у мальчиков приоритетное право наследования, тут же завопят о том, что наследовать Северный Предел должен Галахат, причем еще и заявят, что наш будущий король в очереди наследников даже впереди старшего Чарльза, потому как тот бастард.

— Этого же в Хартии нет, — нахмурилась я.

— Так наши припишут, — уверенно кивнул Бастард Тьмы. — А еще, если бы он не обвенчался с Пенелопой, то ни у кого не повернулся бы язык утверждать, что ты желаешь скинуть брата с трона, и никто бы не свалил на тебя вину за покушение без каких-либо доказательств. И да, из соображений "так должно" тебе следовало бы гнать в шею и Красавчика, и Иви, а еще лучше закинуть в казематы понадежнее, без солнечного света, но с крысами. Но ты бы себе такого никогда не простила. Поэтому я говорю тебе, что кодекс чести и всякое такое — это, бесспорно, хорошо, но жизнь сложна и порой идеалистом быть себе дороже и близким в убыток.

— Понимаю… — протянула я и, не удержавшись, всхлипнула. — Гарет! Мне будет не хватать тебя… Ты ведь вернешься, правда?

— Я очень постараюсь, — криво улыбнулся Бесноватый, вытаскивая из ворота неприметного вида ладанку с простенькой неброской вышивкой и укладывая туда мой локон. Уловив мой заинтересованный взгляд, пояснил. — Сестра сделала. Эту ладанку я заберу с собой в могилу. Для воров там ничего ценного: булавка, зачарованная Индией на удачу; порванная струна от первой лютни Франсуа; осколок лезвия первого сломанного Франциском меча, бусина-крошечный накопитель — первый сотворенный Себастьяном артефакт; пробка от первой распитой с Гвейном бутылки; и еще… — довольная ухмылка, — зуб Гони, то есть Шингарра, в стазисе.

— Зуб?!

— Ага, — Бесноватый так и светился удовольствием. — Я ни разу не одержал над ним победу, но в самом первом поединке исхитрился выбить ему левый боковой резец рядом с верхним глазным зубом, и с тех пор ношу трофей с собой.

Вот это я понимаю, вот это действительно "зуб даю"…

— А от Горянки ничего нет? — уж не знаю, зачем я это ляпнула, но, похоже, чем-то задела, потому как лицо Гарета тут же похолодело, и он равнодушно бросил:

— Не вышло как-то… Ладно, пора мне, а тебя уже гуляющий народ заждался.

— Береги себя! — бросила ему вслед, но Тринадцатый Принц Веридорский уже бросился прочь, как ошпаренный, даже не обернувшись на меня.

"Ничшшшего… — вдруг подала голос змейка. — Ессссли б ты ему не дала прядь, то, можшшшшшет быть, мы бы большшшше не увиделисссь. А так высссстоит…"

"Опять интуицссссия?" — скептически спросила я, но на душе как будто стало легче. Даже мелькнула странная мысль, что мне удалось разбудить демона Гарета вовсе не потому, что я была его единтвенной, а потому что именно мне Боги назначили если не спасти, то хотя бы помочь сильнейшему из ныне живущих сынов Мрачного сохранить его сущность. А вот Горянка с самого начала пыталась эту сущность погубить…

7.2

Вторым неприятный осадок в душе оставил разговор с Отче. Стоило мне вернуться на свое место, как знакомый и уже изрядно поднадоевший своей брезгливо скривленной физиономией важный священнослужитель затянул:

— Заветы Единого гласят: да изыдет всякая нечисть из мира подлунного и да не спутаются с ними верные слуги Создателя и Покровителя рода людского…

Наверное, надо было промолчать, а еще лучше смиренно опустить глаза долу и невнятно пробормотать хвалу Единому, забывая половину слов и глотая другую половину. Но нет, смолчать я не смогла. Я уважала служителей Храма, у нас в Северном Пределе было много церквей, а в каждом крупном городе один или даже несколько соборов. Я лично знала Настоятеля своего края, добрейшей души человека, который не заныкивал все подношения в свой карман, а серьезно занимался благотворительностью: строил бесплатные приходские школы для крестьянских детей, так что начальное образование, не в пример югу и Веридору, у нас было практически у всех. Также Храм содержал многие приюты и сиротские дома, а также лечебницы и некоторые аптеки. Наши храмовники оказывали помощь нуждающимся, будь они хоть поклонниками Мрачного, хоть слугами Единого, хоть язычниками. В Веридоре же в Храме я видела только крикливую роскошь и чванство. Какая, спрашивается, разница, какое прозвище дал народ Тринадцатому Принцу Веридорскому, если это именно Гарет, чуть что, летит спасать родину в самое пекло. Все знали о жестокости Бесноватого, но и не забывали о том, что именно он вел веридорские войска во всех кратковременных войнах с Порсулом и за всю жизнь не принес ни одного поражения. И еще, если Бастард Тьмы — нечисть и дитя Нечистого, то встает логичный вопрос: а кто же тогда его сестра-близнец, которая по словам Отче, была самой верной дщерью Единого?

Но ответить колкостью на нудную проповедь я не успела — меня опередил Галахат:

— Мне послышалось, или вы назвали моего дядю, герцога Веридорского, нечистью? — спокойно наполняя свой бокал рубиновым вином, добродушно поинтересовался Его Высочество, но за его легким тоном угадывалась угроза.

— И мысли не было оскорбить имя вашего славного рода, — пробасил в ответ Отче, с укоризной глядя на моего брата. — Я всего лишь хотел обратить внимание юной наследницы Северного Предела, что меня беспокоит состояние края, сюзереном которого она является. Лорд Седрик был мудр, позволив моим паломникам ступить на свои земли и принести имя Единого туда, где до сих пор живо богопротивное идолопоклонничество.

Да, я знала об этом. Папа действительно позволил "паломникам" Отче шляться по нашей земле. Это был своеобразный компромисс, ведь Отче требовал внести изменения в Хартию и в противном случае грозил войной. На это заявление Седрик Монруа отвечал, что Хартия составлена первым лордом Монруа, в ней записана его священная воля и не ему, его двенадцатому потомку и, соответственно, тринадцатому лорду Монруа, править сей документ. Но, если Отче так беспокоит судьба Северного Предела, он может лично следить за тем, кому и кто здесь поклоняется, а предварительно по приказу отца глашатаи разнесли по всему краю весть, что на нас надвигаются "черные колпаки". Многие до сих пор роптали, что Седрик Монруа предал свой народ, позволив фанатикам громить свою вотчину. В одном из их карательных походов чуть не погибла я. Что ж, не мне судить отца, но одно я знаю тончно: в мое правление этого ужаса не будет!

— Воистину, Северный Предел кишит еретиками и нечестивцами… — между тем продолжал разглагольствовать Отче. — И священный долг лорда земли — очистить свои владения от этой скверны.

— О, святой отец! Конечно же, я внемлю вашим мудрым словам! — воскликнула я, возведя глаза небу, словно искала там одобрение Единого. — И первым моим деянием как сюзерена Северного Предела станет то, что, помолясь, я выдворю с моей вотчины богопротивных преступников, которые одним своим существованием оскорбляют Единого! Клянусь всем святым, я вышвырну из Северного Предела… всех "черных колпаков"!

Отче, до сих пор удовлетворенно кивающий по ходу моей речи и сыто крякнувший на слове "помолясь", поперхнулся непонятно чем и закашлялся. Ну, а я продолжала:

— А если эти убийцы тронут хоть одного моего подданного, то я сама, помолясь, — Отче икнул, — вынесу им смертный приговор, и получат они то же, на что обрекают своих жертв — сожжение на костре! Но, конечно же, в этом случае я организую им отпевание и поставлю свечу за упокой их черной души…

— …помолясь, — не мог не встрять Галахат, так что я с трудом сохранила благостное выражение на лице.

Отче побагровел.

— Значит ли это, леди, что вы защищаете язычников, эту шваль?!

А вот это он зря…

— Открою вам семейную тайну, святой отец, — я даже чуть наклонилась вперед к собеседнику, переходя на доверительный шепот. — В некотором роде я — язычница.

— Вы — язычница?!!! — возопил Отче. Ого, а я и не подозревала, что зрачки с такой скоростью вращаться могут!

— О да, святой отец, но лишь "внекотором роде". У нас на севере говорят, что дети впитывают традиции и устои, в том числе и веру, с молоком матери. Поэтому у нас, в отличие от Веридора, новорожденных сами кормят грудью и крестьянки, и дворянки — чтобы дитя укрепило свое тело и дух именно материнским молоком. К сожалению, моя мать ушла из жизни сразу же после того, как я появилась на свет, поэтому меня вскормила язычница.

— Как же ваш отец допустил такое святотатство!

— Полагаю, лорд Монруа, выбирая женщину на эту ответственную роль, руководствовался не религиозными взглядами, а величиной ее груди. За какими пирогами ему сдалась вера кормилицы? — невозмутимо вступил в разговор Саратский Вождь, до сих пор, казалось, не обращающий вообще никакого внимания на наш диалог. — И да, я безмерно рад, что юная леди разделяет мои взгляды и не намерена допускать бессмысленных показательных казней. В свою очередь, я с удовольствием помогу вытолкнуть из северных земель кровожадных фанатиков, если вдруг у леди возникнут трудности.

Вот так. Тихо и спокойно заявили Отче, что Северный Предел поддерживает сам Саратский Вождь, не заинтересованный в распространении влияния Культа Единого в непосредственной близости от себя, и то в случае обострения конфликта отпор будет давать не одна земля, а весь сплотившийся север. Признаюсь, я была очень благодарна Вождю за то, что он встал н мою сторону, а не с порога заделался потенциальным противником. Однако в голове тут е засела мысль, что меня могут "попросить" об ответной услуге. Как-то само по себе всплыло в голове, что все прочные союзы, так уж сложилось исторически, всегда скреплялись династическим браком…

***

И наконец, третьим меня обеспокоил и озадачил разговор с самим Саратским Вождем. Я долго не могла решиться, но, подталкиваемая своей "интуицссссией" к самому концу пира все же отважилась обратиться к соседу.

— Я очень рада нашему знакомству, лорд Шингарр, — робко улыбаясь, начала я. — Насколько я знаю, вы были другом нашей семьи…

— Да, я, можно сказать, стал "опекуном" вашего отца и вложил в него все, что смог. Каюсь, последние двадцать пять лет я ни разу не заехал проведать дочь своего друга. Это слабость… Вам наверняка известна история моей несчастной любви. Не скажу, что молва глаголит всю правду, но общеизвестные факты объясняют мое нежелание наведываться в те места, где я повстречал и потерял свою возлюбленную… Но не будем о грустном, милая леди. Надеюсь, теперь мы будем видеться достаточно часто, и, если вы того захотите, я могу рассказать вам немало забавных историй из жизни вашего отца.

— Я действительно хотела спросить вас о семье, но не об отце. Лорд Шингарр, — силой воли подняла глаза и удержала взгляд соколиных очей. Все же какой импозантный, привлекательный мужчина… — Скажите, вы знали мою мать?

На лице Вождя не дрогнул ни один мускул, но змейка тут же сообщила мне, что сердце, до сих пор бившееся ровно и уверенно, без каких-либо видимых причин бросилось в галоп.

— Да, она была прекрасной девушкой, нежной и доброй, как ангел, сошедший с небес, — светло улыбнулся лорд.

— К нам в родовое поместье иногда наведывались ее родственники. Странно, но все они говорили, что я не взяла от матери ничего. Даже вы, увидя меня в первый раз, вспомнили совсем другую женщину… — бросила еще один пробный камень я.

— Все верно, леди Николь. Вы действительно очень похожи на леди Гризельду, троюродную сестру вашего отца.

— То есть на маму я совсем не похожа? — спросила в лоб, не отпуская его взгляда и непроизвольно сжав руку, на которой скромно пристроилось простенькое колечко лди Индии.

К моему удивлению, лорд Шингарр, так же не отводя глаз, непринужденно поймал мою нервно сжатую руку, поднес к лицу и оставил на тыльной стороне мимолетный поцелуй. Чего это он?

Объяснений долго ждать не пришлось:

— Очень интересное колечко, к слову, единственное в своем роде. Распознает и ложь, и недомолвки. Оно вроде и неприметное, но тот, кто чуть не выгорел, делая его и вбухав чуть ли не весь свой резерв, ни за что не забудет. Так вы хотите правды, леди Монруа? Жаль вас разочаровывать, но от меня вы ее не дождетесь.

— Но почему?!

— Потому что некоторые тайны должны оставаться тайнами, Николь, — голос Вождя был не зол, но серьезен и чуточку ласков, как будто он разговаривал с дочкой, поэтому и обращение "ты" из его уст не восринималось чем-то предосудительным и неправильным. — Более того, копаться в прошлом нет смысла, его уже не изменить. А вот подумать о будущем не помешало бы… Дам-ка я тебе другую загадку, чтобы ты над ней голову поломала, она и актуальнее, и насущнее, чем скелеты в шкафу славного рода Монруа. Насколько я смог понять из разговора с графом Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, он заинтересован в тебе, так?

Кивнула, это не секрет.

— В таком случае я посоветовал бы тебе, во-первых, разузнать все о покровительнице твоего рода. Конечно, такую литературу в свободном доступе хранить нельзя, но в дворцовой библиотеке Веридорских при желании можно отыскать что угодно. И во-вторых, поинтересуйся, почему Его Светлость назвали Себастьяном.

— А что не так с именем? — не поняла я. Имя как имя, нормальное, не сказать, что особенно редкое. Как родители захотели, так и назвали, что в этом криминального?

— Смотри внимательно: Гвейн XIII был младшим в семье, сыном от второго брака, старшим был его брат-бастард Гвинер, еще были две дочки от первого брака Гвендалин и Гвиневера. Отца рыцаря Благородное сердце звали Луи, у него было три сестры: Луиза, Лусиана и Лу'на. А деда сэра Гвейна тоже звали Гвейном, и у него был младший брат-бастард Гвард. Улавливаешь?

— У всех братьев-сестер совпадают первые две буквы в имени… Как и у Франциска с Франсуа!

— Молодец, — похвалили меня. — Вот и расспроси, что это за традиция и с каких таких пирогов такая индивидуальность лорду Себастьяну.

Заинтриговал! Но у кого бы спросить? У Франциска? Ну, о традиции он наверняка знает, а вот почему родители решили нарушить ее, — вряд ли, все же очень маленьким был. Так кого же?… Знаю, Жака! Уж если он не знает, то не знает никто!

С этой мыслью я и поднялась из-за стола, когда кто-то горластый объявил, что пришло время провожать молодых в спальню, где нас с женихом ждала первая брачная ночь.

7.3

Я и раньше подозревала, что первая брачная ночь — эдакий знаменательный момент, касающийся если не каждого человека, то хотя бы большинства, вследствие чего это действо непременно обрастает разномастными традициями и обычаями, причем народы, судя по всему, соревнуются меж собой: у кого фантазия богаче и извращеннее, кто придумает традицию почуднее? Для северян, например, была характерна самобытность и даже некоторая дикость. Южане, в свою очередь, славились легким игривым нравом, гимнами, выводимыми в честь любви и красоты, а также склонностью к авантюризму во всех его проявлениях. Чего стоили одни только истории о бесшабашной юности Франциска и Себастьяна, ну и Франсуа за компанию: там фигурировали и тайные проникновения в особняки знатных соседей (старший крался на свидание с симпатичной дочкой строгих родителей, младший — в закрытую секцию библиотеки с фамильными гримуарами, полными уникальных заклинаний, средний же выполнял функцию часового и отвлекающего маневра), и ночные вылазки в близлежащий Болерн, и шутки над заезжими аристократами, и еще много чего. Все это рассказывал мне Жак, причем каждое захватывающее повествование непременно заканчивалось описанием, как сэр Гвейн, узнав об очередной сыновней выходке, добросовестно драл хворостиной своих отпрысков… за то, что попались!

Так вот, возвращаясь к брачной ночи, я наивно полагала, что иерархическое веридорское общество, напичканное всякими условностями и порабощенное этикетом, не может выдумать нечто экстравагантнее, чем южане или же северяне. Недооценила я масштабы местного снобизма, ой недооценила…

Поначалу все было по сценарию, который я приблизитльно представляла в голове: мы с женихом по живому коридору под ручку шествуем к опочивальне, попутно выслушивая пожелания плодотворной ночи (искренние, кстати, пожелания — чем быстрее забеременеет и раздастся вширь королева, тем скорее освободится место в постели короля), потом за нами закроют тяжелые двустворчатые двери, мы плюхнемся на брачное ложе прямо как есть, в одежде, и поговорим… И все шло по плану до самого порога спальни…

Эммммм… А чего это тут так много народу? Где-то полдюжины благообразных почтеных лордов средних лет, среднего роста и в средней стадии облысения аккуратной шеренгой выстроились вдоль стеночки и явно уходить не собираются. И ладно бы только лорды, так тут присутствовали еще и шестеро девиц в почти прозрачных нательных рубашках, разбитые по парам и сжимающие длинные широкие отрезы неплотной ткани. Простыни, что ли?

— Ази-и-и-изам, — тихо прошептала я на ухо жениху, вынуждая его остановиться на пороге. — Ты ничего не забыл мне рассказать?

— Ой, да чего тут рассказывать? — махнул рукой брат. — Брачная ночь, она и на леднике, и на песке брачная ночь. Суть процесса не меняется.

— А эти шесть лордов и шесть девушек будут нам суфлировать?!

— Фи, леди Монруа, что за пошлые фантазии?! — явно потешался этот… Азизам. — Юг явно вас испортил!

— Не переживайте, дорогой жених, на ложе вместе с вами я возлягу, только помолясь! Галахат, я серьезно, что забыли в нашей супружеской спальне все эти люди?

Оказывается, чуть ли не с первобытных времен на землях Веридора бытовало стойкое убеждение, что брак между представителями правящих кланов — дело зело важное, и достойные люди должны всенепременно проследить за тем, чтобы заключался такой союз по всем кононам. Таким образом, шесть представительного вида лордов явились сюда, чтобы потом дружно подтвердить, что будущий король взимал супружеский долг добросовестно и сомневаться в его мужественности нет никаких резонов. Что же касается присутствующих дев с простынями, так это дополнение ввел основатель королевской династии Веридорских. Рагнару не улыбалось делить ложе со свое возлюбленной в присутствии свидетелей, пусть и уважаемых, и он своей монаршей волей приказал, что, раз уж нельзя полностью отменить этот обычай, отныне постель новобрачных должны отгораживать тонкие простыни, а в изголовье кровати ставить свечи, чтобы на ткани вырисовывались только силуэты. Далее уж народ сам навертел: что простыни непременно должны держать вручную, что сию ответственную миссию можно доверить только прекрасным невинным девам, которым самим следует облачиться в соблазнительное одеяние, чтобы "вдохновлять" своим видом обвенчавшегося монарха, буде к добродетелям его супруги не будет относиться красота. А закончил Галахат, как обычно, шуточкой в стиле Бесноватого:

— Ты прикинь, какой ажиотаж тут творился, когда мою маму замуж выдавали! Я слышал, чуть ли не трое суток подряд спорили, девицы должны покрова держать или мужики, завернутые только в полотенца на бедрах, потому как в брак вступает не король, а королева, а потом еще два дня выясняли, должны ли "покрывалоносцы" быть девственниками или нет?

— И что в итоге решили? — заинтересовалась я.

— В итоге мама объявила при всем дворе, что беременна, и поклялась, что в последнее время проводила ночи только с лордом Монруа. Так что родители от брачной ночи отвертелись.

— А почему мы так не можем?

— Потому что маму не раз и не два застукивали с отцом в недвусмысленной ситуации все те же уважаемые господа, которые должны были выступать свидетелями их союза. Да не дрейфь, Ник! Мы с тобой фамильный склеп Его Змейства безлунной ночью обнесли, и то ты с таким ужасом не таращилась. Давай пошли уже, народ ждет, а мы тут в дверях топчемся!

— Галахат! Галаха, а что мы… — начала упираться я, про себя искренне сожалея, что тут нет Гарета. Вот кто бы разок гаркнул на всех: "Я заранее все за всех подтверждаю! Вон!", и ни у кого бы даже мысли не возникло усомниться в его "свидетельстве".

— Ты хотела спросить что мы будем делать? Ник, ты еще скажи, что не знаешь, как себя вести в постели с мужчиной, — сказал… и тут же обернулся, подозрительно глянув на меня. — Да быть не может! На ком я женился?!

— Ну знаешь ли…! — я медленно, но верно закипала.

— Я то знаю, а вот ты почему не знаешь в свои двадцать пять, Ника?!

— Галахат! — чуть не в полный голос воскликнула я так, что изумленно таращащиеся на нашу перебранку шепотом лорды и девицы на шаг отшатнулись: это ж надо, невеста на жениха — почти короля! — шипит!

Однако надо было брать себя в руки. Пару раз глубоко вздохнув, продолжала более спокойным тоном:

— Я говорю, что не понимаю, как мы это все имитировать будем. О самом процессе я общее представление имею, — да, не стоит уточнять, что я неоднократно по прихоти Дара этот самый процесс со стороны наблюдала в чужих воспоминаниях.

— Да все элементарно, — до предела понизил голос брат. — Заходим за простыни, с тебя стягивают платье, ты ложишься на спину, я ложусь на тебя, ерзаем, раскачиваем кровать и всякое такое. Ну, пошли!

Слава Богам, девушки, держащие натянутые простыни вокруг нашего ложа, стояли к нам спиной и никто не видел этого непотребства. В первые минуты я думала, что сгорю со стыда, но видя, как искренне веселится Азизам, старательно елозя туда-сюда и нещадно сминая на мне батистовую рубашку (единственное, что осталось на мне, кроме чулок и пояса. Даже подвязки — обе! — жених стащил с меня и всучил двум лордам-наблюдателям помоложе, донельзя довольным этим "подношением"), я сама заразилась его озорством и даже в шутку закинула ноги на его бедра. Естественно, мой маневр не остался незамеченным, и из-за простыней послышались невнятные перешептывания. Чего они там, обсуждают, достаточно ли мы добросовестно отдаем известный долг? Эх, жаль, не слышно ничего…

— Молодец. Проявляй признаки жизни, — шепнул мне на ухо брат, увидев, как я оживилась.

Хм, второй раз за день мне это предлагают. Ну так и я не против повеселиться!

На мое протяжное "А!… А… Ааааа… Ммммм!…" реакция из-за простыней последовала более бурная: до нас донеслось одобрительное бормотание, а стоящие к нам спиной девицы стали смущенно переминаться с ноги на ногу. А уж когда Азизам, изо всех сил сдерживая смех, застонал со мной дуэтом, несчастные "ширмы" подпрыгнули и начали нервно комкать края простыней.

"Охальники!" — сказала бы Матушка, увидя, что мы тут устроили. Ну, а нам весело!

Однако не всю же ночь нам тут песню страсти выводить?

— Слушай, Азизам, — зашептала я брату. — Сколько мы будем этот фарс разводить.

— Часа два, никак не меньше, — с абсолютно серьезной миной заявили мне.

Сколько?! Да я подпрыгнула бы из положения лежа, если бы на мне не развалился женишок. А эта зараза венценосная еще и беззвучно хохочет, глядя на мое выразительное выражение лица.

— А чего ты ждала? Подданные не должны сомневаться в мужественности своего короля!

Ах, вот как? Ну, держись, почти-Величество!

Воспользовавшись тем, что брат не ждал от меня активности, подгадала момент, когда он сполз вниз и, вынырнув из-под него одним плавным движением и перекинув через него ногу, лихо оседлала, умудрившись ещё и перевернуть его на спину. У Галахата глаза на лоб полезли от моей акробатики. Ха, не ожидал? Да я с пяти лет на необъезжанных жеребцах без седла скачу, что мне стоит принца оседлать?

Дружный "ох!" из-за простыней возвестил, что и там мой кубильт заценили.

— Ну вот, в мужественности молодой королевы теперь никто не усомнится, — оскалился Галахат, и я хотела было ответить ему улыбкой…

Но тут почувствовала, как Дар забурлил в груди, вырываясь наружу. Что творится? Куда рванулась моя магия?! Ладно, сейчас узнаю, а Галахат пускай сам выкручивается, как знает! Прикрыла глаза и уплыла в знакомую черноту…

***

Почему-то я сразу поняла, что это не воспоминания. Тогда что? Не знаю, но стало не по себе, стоило взглянуть на знакомый пейзаж, на который будто легла гигантская тень: Черный пруд, на чернильных водах колышутся белоснежные лилии, проклятый обрыв сулит безвременную кончину в омуте всякому, чья нога сорвется с неверного берега… и на самом его краю, скрючившись в три погибели, сидел, подогнув под себя ноги, мужчина. Обкромсанные спутанные пряди, своей чернотой оттеняющие молочно-белую кожу, длинные тонкие нервные пальцы вцепились в предплечья так, что точно синяки останутся, ссутуленные худые плечи, впалая грудь, тяжело вздымающаяся в разорванном вороте рубахи… А еще он выл. Не громко, не жалобно, а как-то отчаянно, как зверь, у которого не выходит повернуть морду так, чтобы отгрызть конечность, попавшую в капкан. Длинное худое тело, обдуваемое всеми ветрами, раскачивалось на самом краю, еще чуть-чуть и полетит вниз.

— Что с вами?! — воскликнула я, подбегая к нему и со всей силы потянув на себя, чтобы перестал крениться над самым омутом. — Кто вы?!

Незнакомец безвольной куклой завалился на траву. Ладно, так уже лучше… Убрала волосы с лица и вгляделась в черты. Хм, не красавец, конечно, но милый. Что-то знакомое… Видела когда-то? Не помню… Ладно уж, может, потом соображу.

Мужчина не спешил открывать глаза, зато на бескровных обветренных губах появилось подобие улыбки.

— Услышала… Слава Богам…

— Вы знаете меня? Что с вами? — медленно и четко проговаривая слова, снова спросила я. Кто знает, может, он головой ударился… Но говорить ему, кажется, и правда тяжело. Да и вообще вид у него скорее дохлый, чем живой.

— Ника… Ты — Ника… — выдавил из себя мужчина, а дальше понес какую-то ахинею. — Ты — дитя Агнешки, поэтому он тебя хочет… Но ему нужна не ты, а она… он любит ее и хочет вернуть, изгнав тебя… Ника! Ника, ты должна бежать!

— Тихо — тихо… — Бредит, что ли? Да нет, лоб холодный, я бы даже сказала ледяной. Как у мертвеца. — Я вас не понимаю, от кого я должна бежать?

— От меня… от нас… Нам не одолеть его… и когда нас подавит, он заберет тебя… потому что он любит ее… Прости меня, Ника!

— Боги, да за что простить?

— Прости, я не люблю тебя… ты славная… я рад за брата…

Так, насколько я понимаю, спрашивать что-то бесполезно. Ладно уж, пусть сам говорит, что хочет, а я просто посижу тихо рядом, поглаживая всклокоченные волосы.

— Он еще может вырваться… если убьет меня и расколет свою часть сердца… А я ухожу… Не могу больше, нет сил больше цепляться… И ведь никто даже не поймет, что меня уже нет… Хотя я даже не знаю, существую ли я сейчас, что уж говорить о каком-то "потом"…

— Конечно, существуешь! — не выдержала я, на эмоциях даже переходя на "ты". Потому что поняла, куда он намылился "уйти" — в Царство Мертвых. — Я же слышу тебя! И вижу! И глажу! И в жизни, уверена, я смогу найти тебя. Скажи мне, кто ты? Как тебя зовут?

— Зовут… Зовут не меня, зовут того, другого… А мое имя… Да, да, у меня было имя!… Но его уже никто и не помнит… Отец помнил… Мать помнила… Друг, может, еще помнит, но не зовет… Но пока я жив, я помню… Помню… Но оно тебе не нужно… Ты должна уйти, понимаешь?!

— Понимаю, — откровенно соврала я. — Ты позвал меня, чтоб предупредить, что мне грозит опасность, так? Давай вот что: я обещаю тебе быть очень-очень осторожной, а ты скажешь мне, как тебя зовут и где тебя найти, хорошо?

— Тебе не надо меня искать… Не надо, я очень скоро уйду… Прощай, Ника…

Меня действительно начало тянуть куда-то, унося прочь от проклятого места и беспомощного поломанного мужчины, в неестественной позе застывшего на голой земле… Он действительно умирал, а к моим подкатились слезы. Почему-то казалось, что я знаю этого человека. Но почему же не узнаю? Что за белиберду он нес?! Понятия не имею, но в одном я была уверена точно: я сделаю все, чтобы помочь ему!

— Кто ты?! — крикнула во всю силу легких уже на полпути к реальности…

Ответом мне было практически неразличимое далекое эхо, но и в нем я исхитрилась расслышать имя:

— Фредерик… Фредерик… Фредерик…

7.4

Очнулась я все там же, но вокруг были, слава Богам, не все те же, а только Галахат, брызгающий на меня водой из кувшина, и какая-то незнакомая девушка… Да нет, не девушка, потому как человеческие девушки прозрачностью похвастаться не могут! Она, конечно, была не как пар, некоторым цветом ее облик обладал. К примеру, распущенные волосы, пушистым облаком окутывающие ее ниже талии, однозначно были насыщенно-рыжего оттенка. Кто же она? Призрак?

— Хвала Единому! Ник, что это, в Хаос, такое было?! У тебя какая-то звезда посередь лба зажглась, а потом ты в несознанку уплыла! — воскликнул брат, отставляя воду, кажется, прямо на пол рядом с кроватью, а проследив направление моего взгляда, удивленно спросил. — Ты на что смотришь?

Понятно, он девушку не видит. Та, словно услышав мои мысли, неопределенно пожала плечами, улыбнулась, помахала ручкой и вдруг схлопнулась в маленькую звездочку и через распахнутое окно упорхнула в летнюю ночь, причем за этим полетом мы с братом следили уже вдвоем.

— А я эту звезду уже видел, — ошарашил меня Галахат. — В ту ночь, когда мы забрались в графский склеп, она поманила меня за собой и указала на окно кабинета дяди. Так кто это был?

— Не знаю… Это была рыжеволосая девушка, судя по всему, призрак. Но я ее никогда раньше не видела.

— Призрак, говоришь… — сосредоточенно пробормотал брат. — Слушай, а может, она — как Рагнар с Веридорой? Они не ушли после смерти в Царство Мертвых, а остались присматривать за своими потомками, но показываются только Веридорским, и то не всегда, а когда считают свое вмешательство необходимым.

Чуть не икнула от обескураженного удивления — на мня что, теперь будут любоваться незримые первые великие короли Веридора?!

— Да не переживай ты так, предки уже такого тут насмотрелись, да и мертвых не так то легко пронять, — махнул рукой Галахат. — Ты лучше подумай, кем может быть эта девушка? Может, первая леди Монруа?

— Точно нет, — покачала головой я. — Всю родословную я знаю на зубок, да и портреты не раз рассматривала. Нет, этой девушки среди моих предков я не видела… Только знаешь что: не далее, как сегодня на свадебном пиру Саратский Вождь дал мне совет разузнать все, что можно, о покровительнице рода Монруа, но я о такой никогда не слышала… А еще он сказал, что книги, в которых я могу о ней прочитать, нельзя свободно хранить, значит, она имеет отношение к язычеству… Знаю! На гербе дома Монруа — белоснежная лилия на темном, практически черном фоне, а над ней сияет звезда. Лилия и звезда — это символы Агнешки, богини удачи, зажигающей путеводные звезды! А еще Красавчик поклоняется Агнешке! И тот парень в видении сказал, что я — дитя Агнешки!

— Так, а теперь сначала и подробно: что за видение и что за парень?

Вздохнув, выложила ему все как на духу… а подумав, добавила и о втором совете лорда Шингарра.

— Я думаю, не случайно, что в видении я перенеслась именно к Черному пруду… И у того незнакомца есть брат… А еще он как-то странно "объединял" себя еще с кем-то. И его имя, Фредерик, которое ему дали родители, но которое никто не помнит и которым его не зовут, как раз начинается так же, как и Франциск с Франсуа… — неуклюже подводила итог я.

— Постой — постой, — встряхнул непослушным вихром брат, еще больше вздыбив его. — Ты хочешь сказать, что думаешь, что тот парень из видения — лорд Себастьян?! Ну ты даешь, сестренка! Не думаю, что ты могла не узнать Его Змейство!

— Он и не был похож на Себастьяна. Его лицо было намного мягче, как… как… Да! Как у леди Индии!

— Во задачка! — присвистнул Галахат, ероша волосы теперь уже рукой. — Но все равно, то, что где-то совпали какие-то буквы, ничего не доказывает. Хотя есть у меня одна мысля… Как, ты сказала, он говорил? "Нет сил больше цепляться… И ведь никто даже не поймет, что меня уже нет… Хотя я даже не знаю, существую ли сейчас… Зовут не меня, зовут того, другого…" Так? — Кивнула. — Знаешь, я когда-то читал об одержимых. Душа, не отлетевшая в Царство Мертвых после смерти и заключенная в какую-то вещь, может прицепиться к умирающему человеку, своему кровному родственнику, и либо вытолкать его собственную душу из тела, либо частично поселиться с ним, если удастся победить смерть. Частично, потому что для полного переселения души нужно целое "пустое" тело. Кажется, была теория, что души предпочитают селиться в телах своего пола… Но насколько это все реально, сказать не могу. Но я согласен, расспросить Жака о Себастьяне надо, да и понаблюдать за Его Змейством не помешает. Если и действительно там чего-то не ладно с душами, это должно как-то проявляться в поведении.

— Так ты позволишь ему нормально заехать во дворец и поселиться здесь? — не поверяла своим ушам. Еще вчера ведь темницей грозился!

— Как будто Его Гадство будет ко мне прислушиваться, — фыркнул Галахат. — Кстати, не хочешь узнать, как я объяснил твой заплыв в небытие? — поймал мой заинтересованный взгляд, весело оскалился и как выдал. — Я сказал, что невеста упала в обморок от головокружительного удовольствия, которого никогда ранее не испытывала!

— Галахат! — воскликнула я в притворном негодовании. Теперь же весь двор месяц обсуждать будет, что Бесноватый, от которого понесла молодая королева, в постели куда хуже будущего короля!

Схватила за угол подушку и с силой швырнула в этого шутника, но проворная зараза ловко увернулась, и снаряд, промахнувшись, пролетел к двери… и угодил по лицу тому, кто так не во время вошел без стука!

— Заходите, Ваше Змейство! — не оборачиваясь, жизнерадостно воскликнул Галахат и бодро вскочил с кровати. — Третьим будете? Нет? Ну ладно, тогда я удаляюсь, свой супружеский долг я отдал сполна! — а затем, тихо шепнув мне: "Смотри. Забалтывай. Выкручивайся!" — вышел уже привычным образом. Через окно.

7.5

Так мы и застыли, глядя друг на друга: он — в дверях с подушкой в руках, а я — с распущенными волосами, на кровати в одной сбившейся нижней рубашке, сейчас едва-едва прикрывающей колени. Но чтоб я вспомнила о своем непотребном виде! Кажется, я затаила дыхание, рассматривая его необычное, худое лицо с острыми скулами, чуть-чуть крючковатым носом, прищуренными изумрудными глазами и черными бровями с резким изломом. Кажется, их приподнятые вверх уголки как раз и придавали лицу нечто хищное, притягивая к себе взгляд. Нет, ну чего я, спрашивается, напридумывала себе? Совсем не похож лорд Себастьян на того парня из видения! Дар меня, конечно, никогда не подводил, но и ничего конкретного он мне не показал…

За своими размышлениями я и не обратила внимания на то, что граф начал медленно приближаться, а когда заметила, было уже поздно: рывок — и меня уже утянули вниз из положения сидя и навалились сверху! Да что ж это такое, брачная ночь, акт второй! А если еще и целоваться полезет, то перениму по наследству славу легендарного вдовца: войду в хроники Веридора как не менее легендарная вдовица, чьи губы смертельно ядовиты для мужчин и которая угробила даже пожизненно вдового графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон!

— Ваша Светлость! — испуганно пискнула я, когда мужчина потянулся к моим губам. — Что вы тут делаете?! — ну да, растерявшись, из осмысленных фраз я смогла выдать только это.

И тем не менее, меня услышали и даже отстранились! Изумрудные очи, у которых уже начал было вытягиваться в полоску зрачок, начали бледнеть, пока не выцвели до почти прозрачных. Меня чуть не передернуло. Вроде и видела не раз его метаморфозы с глазами, но все равно жутко.

— Вот уж не думал, что моя невеста будет обращаться ко мне на "вы" в постели, да еще и называть по титулу, — привычно щурясь, проговорил граф, внимательно всматриваясь в меня, как будто пытаясь прочитать что-то в глубине моих глаз. — Или моя невеста настолько мне не рада?

Рада ли я? Не уверена… Только этого Его Светлости лучше не говорить. Не ляпнешь же, что это он единолично решил, что я его невеста, а я тут еще не далее, как сегодня днем, замуж успела выскочить, не много не мало, за своего кузена-почти-короля, так что идите вы, граф, со своими сиюминутными инициативами и далеко идущими планами… хотя бы до утра, когда я буду одета… А еще у вас жуть какая-то с глазами, и мне сон дурной приснился, так что сейчас не время, совсем не время…

— Я просто… я просто удивилась. Вы так свободно вошли в опочивальню Галахата Веридорского… — осторожно отвечала я, пытаясь аккуратно выползти из-под него и принять позу, более подходящую для светской беседы, а лучше еще и под покрывало забраться и укутаться до шеи. Как подумаю, как выгляжу в одной батистовой рубашке… неудивительно, что граф, здоровый взрослый мужчина, прямо с порога в горизонтальное положение переместился, а тут я свое "вы" выдаю!

— Прорываться было не очень то сложно, — безразлично заметил Себастьян, непринужденно, как будто так и надо, положив руку мне на голое плечо и поигрывая с тонкой лямочкой, а попутно не позволяя мне выскользнуть.

— П…прорываться? — чуть заикнулась я.

— Не с оружием, а с деньгами. А за пару золотых сверху все встречные с радостью поведали мне самые свежие новости и доверили хранить "строжайшие тайны" королевской семьи. Сами видите, дорогая невеста: брачная ночь, супружеская спальня, дозорные у дверей пересчитывают содержимое увесистых кошелей и не побеспокоят нас до рассвета… Как вы думаете, леди, с учетом всех перечисленных фактов, чем бы я хотел занятья с вами в первую очередь?

Мужская рука, словно желая подсказать мне правильный ответ, стащила лямочку с плеча (надо было рубашку со свободными рукавами три четверти надевать!), а потом поползла ниже, явно намереваясь обосноваться на груди…

— Помните, при нашей предпоследней встрече мы как раз шли для этого в Венчальную. Жаль, не дошли, — между тем искушающе шептали мне прямо в ухо. — А при последней встрече мы так удачно начали, только нам опять помешали… Ну так что, леди, вы догадались, что я хочу сделать с вами прямо сейчас, на этой кровати, без этой соблазнительной сорочки…

— Поговорить! — выпалила я, не дожидаясь конца предложения.

На меня неверяще уставились пронзительным взглядом, похлопали длинными черными ресницами и, печально покачав головой, откатились вбок, но отползти все равно не дали. Правую и отчего-то показавшуюся очень тяжелой руку граф водрузил мне на живот, подпер левой голову и тяжко так вздохнул, что я чуть было не устыдилась своего ответа. "Я к вам спешил в такие дали, а вы мне взяли и не дали!" — вдруг вспомнилось одно из любимых выражений Гарета, и совесть тут же умолкла, не успев рта раскрыть. Вот именно, всем по кошельку дал и думает, что ему прям все и сразу можно! Я бы даже возмущаться начала, только что-то из глубин сознания, кажется, чувство самосохранения, подсказывало, что не стоит гусей дразнить.

— Ладно, поговорить нам тоже надо, — признал Его Светлость. — Что ж, начинайте, моя несравненная невеста.

— Что начинать? — насторожилась я.

— Ну, расскажите мне о том, что не виноватая вы, просто не могли отказать своему царственному кузену и согласились на его авантюру только и сестринских чувств, отдельно обговорив с Его-почти-Величеством пункт, что он вас не то что губами, но и кончиками пальцев не трогает. Ведь вы уже обещаны мне, и вы хранили себя только для меня, своего любимого жениха, которого вы так самозабвенно и страстно поили ядом…

Хотела спросить, кем это и когда я ему обещана, но сдержалась и продолжала трепетно трепетать ресницами, предано глядя на него.

— Можете еще добавить, что это все злые языки, порочащие имя честной девушки, и что вы даже не помышляли завести за моей спиной интрижку с Гаретом и уж тем более не собирались от него беременеть. Кому расскажешь, не поверят: моя невеста закрутила роман с моим начальником охраны, а потом сбежала от меня и обвенчалась со своим слугой, даром что он оказался королевским отпрыском. Право же, вы так торопились выйти замуж, буквально на второй день прибытия… Ну же, леди, вы ведь хотели поговорить, я жду.

— Ну так слушайте, — теперь сощурилась уже я. — Во-первых, я не припомню, чтобы я говорила вам "да", Ваша Светлость, то есть упрек в ваших словах мне, должно быть, мерещится. Во-вторых, если мне не изменяет память, вы говорили, что Гарет — ваш друг, а не прислуга в вашем доме. Насколько я знаю, он ни разу не давал вам повода усомниться в его преданности, и мне непонятно ваше недоверие другу. Ну и в-третьих, надеюсь, ваша недосказанность относительно моей предполагаемой беременности и возможного желания тайно подсунуть нагулянного ребенка законному супругу, мне так же показались. Мой ответ вам ясен?

— Более чем. Однако вы не учли одного, леди, — граф снова наклонился ко мне, но уже далеко не в романтическом порыве. — Вы сами приехали в мое логово, и я вас честно предупредил, что больше вы никуда не уедите и станете моей женой. А ещё слово «нет» мне незнакомо, потому как я всегда получаю то, что хочу, будь то породистая кобыла с превосходными статями или же приглянувшаяся женщина с ретивым норовом. Или я похож на человека, бросающего слова на ветер… леди Шамали?

— А я, по-вашему, похожа? — наверное, только всколыхнувшееся в груди негодование помогло мне не отвести глаз и бесстрашно заглянуть в снова потемневшие очи, с каждым мгновением все больше зеленеющие. — Я вам тоже уже говорила: не смейте запугивать меня! Или, может, и мне нарисуете татуировку на спине и подчините, чего морочиться то?!

— Так ты согласна?! — вдруг выдал этот… Змей и расхохотался, увидев мои выпученные глаза. — Так Красавчик Чарли уже донес тебе о том мальчишке. Похвальная резвость… Как же ты взглядом буровишь, Ника! Словно я не в постели с привлекательной женщиной, а на дуэли сморю в глаза противнику. Не гляди так, не собираюсь я подчинять тебя. Уверяю, у меня достаточно других аргументов для завоевания женщины. Я имел в виду, что мне нравится идея татуировки. Представляешь, мы с тобой только вдвоем… — рука на животе зашевелилась, ласково погладила, вогнав в непривычный жар… — ты, полностью обнаженная и вся моя… на моих пальцах искрится магия, я касаюсь тебя едва-едва, выводя ажурный черный рисунок на бархатистой коже… — ладонь как-то незаметно сместилась коленку и теперь как-бы невзначай комкала и подтягивала вверх подол…

— Ваша Светлость, — положила ладонь на его руку, мягко останавливая. — Раз уж мы вспомнили о Чернеке, может, вы прямо сейчас успокоите меня и пообещаете отпустить мальчика.

— Отпустить? — кажется, моему предложению искренне удивились, и даже прекратили покушаться на сорочку. — Что за странная мысль? Зачем мне отпускать его, милая?

— А зачем тебе оставлять его? — в тон ему спросила я. — Зачем мучить парнишку, пусть себе живет как нормальный человек, сам себе хозяин.

— Насмешила, — он и впрямь улыбнулся, в то время как глаза смотрели на меня точь-в-точь как на неразумное малолетнее дитятко, только что заявившее, что добро всегда побеждает зло. — Ты так добра… как настоящий ангел, честное слово. Но мир, к сожалению, часто бывает жесток. Ты и правда веришь, что, если я отпущу этого паренька, он сможет жить "как нормальный человек, сам себе хозяин"? Ты же прекрасно знаешь, Ника, кто он. Он — ублюдыш, ему нет места на родине, и нигде в другом месте он, понятно дело, никому не нужен. Ему повезло, что он красив: выкину я — подберет какая-нибудь дама бальзаковского возраста, чтобы молодой умелый мальчик согревал ее остывающие телеса. Да даже сейчас, пока он мне не нужен, я одолжил его твоей троюродной тетушке Гертруде. Так может, ему лучше посидеть на поводке у меня, чем ублажать молодящихся старух или, еще лучше, лордов с… кхм… определенныи предпочтениями?

— Как вы можете говорить такие ужасные вещи…

— Наверное, ты права, это ужасно, но я этого уже не вижу, потому что долго живу на этом свете. Но как бы то ни было, это жизнь. Если и осуждать кого-то за жестокость, так это его мать, которая позволила ему появиться на свет. А так совесть меня не мучает: не я его породил, не я сделал его рабом, он мне достался уже таким. Откровенно говоря, я не собирался подчинять какого-то приблудного мальчишку, я хотел получить в вечные рабы бастарда Саратского Вождя. Но Красавчику несказанно повезло: тогда он впервые прибыл в Зеленый Горб, и мои люди просто не знали, как выглядит Чарли, и схватили первого подвернувшегося под руку смазливого мальчонку-северянина. Жаль, конечно… Но Чернек оказался не менее полезен.

— Себастьян… — тихо позвала я его, и тут же пожалела, потому что зрачки на фоне насыщенно-зеленой радужки снова начали вытягиваться в щелки, но все же закончила. — Себастьян, я прошу тебя… Раз ты считаешь это бессмысленным, ладно. Но ты можешь отпустить Чернека, потому что я прошу. Пожалуйста…

На мгновение он замер, обдумывая мои слова… а потом решительно отрицаельно помотал головой.

— Ты не понимаешь, о чем просишь, милая. Кроме того, что Чернек — мой подручный, у него есть еще одна немаловажная функция: он — гарантия моей жизни.

— Как так? — не поняла я.

— Все просто. Я нанес на мальчишку не одну татуировку, и теперь, кроме того, что он подчинен мне, Чернек принимает на себя все мои травмы, ранения и болезни. Я, кстати, до недавнего времени был уверен, что парнишка уже мертв, после нашегоядовитого поцелуя, но, видимо, василиск все перетянул на свою инициацию. А если меня вдруг убьют, что маловероятно, но все же, вместо меня погибнет мальчишка. Ты же знаешь, официально я — последний представитель рода Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, и если я неожиданно скончаюсь, на юге начнутся междоусобицы, мои земли растащат соседи, да и Отче с Порсулом и Веридором не преминут воспользоваться ситуацией. Поэтому Чернек — необходимая страховка моей жизни. Кстати, тебе я тоже подберу личного раба, вернее, рабыню. Уж прости, никакого другого мужчины, будь то даже твой единокровный брат, я рядом с тобой не поерплю. Ревнив, признаю. По-моему, твоя знакомая, леди Ивенснесса, подходит идеально, к тому же так мы получим со всеми потрохами еще и Красавчика…

— Замолчите! — не выдержала я и в гневе исхитрилась отпихнуть его от себя, получив желанную свободу и отпрянув к спинке кровати. — Этого никогда не будет! Они мои друзья!

— Ника… — устало вздохнул лорд Себастьян. — Ты — леди, а они — отбросы. И они при любом удобном случае вцепятся в тебя, чтобы отхватить себе кусок от того, что принадлежит тебе. Они будут в наглую пользоваться твоей добротой и щедростью, чтобы выцарапать себе хоть какое право на жизнь, потому что ваша земля обрекает на смерть таких, как они. Да, они не виноваты в том, что родились такими, но жизнь вообще несправедлива, не они первые, не они последние. И уж точно изменить этот мир тебе не по силам. Впрочем… — жесткость из голоса испарилась внезапно, уступив место легкому оттенку хитрости, — если уж вам, милая невеста, так дороги эти убогие, у вас есть возможность переубедить меня. Даю слово, леди Монруа, я отпущу вашего друга Чернека на волю и забуду об идее превратить в рабу вашу подругу Иви, когда острая необходимость в сохранении моей жизни для продолжения рода отпадет. Иными словами, когда вы, моя дорогая суженая, — предвкушающе оскалился граф, — подарите мне наследника, желательно мальчика.

А дальше мне великодушно разрешили:

— Можете приступать…

7.6

Понятия не имею, что бы я делала дальше, если бы маленькое неприметное колечко-ободок на моем пальчике вдруг не засветилось мягким серебристым светом, привлекая к себе мое внимание, а одновременно с этим Дар не загудел на кончиках пальцев, подсказывая, что мне нужно сделать. Стянув с себя украшение, я притянула к себе руку опешевшего графа и надела кольцо на его мизинец, и тут же его изумрудные глаза побледнели до практически прозрачных, точь-в-точь как маленький камушек, сиротливо поблескивающий в ободке. А следом, повинуясь зову магии, запустила пальцы в его серебристую шевелюру, "живыми" прядями змеящуюся по бордовому покрывалу, и выпустила Дар на волю…

***

Меня окутал непроглядный мрак. Впервые в своем видении я абсолютно ничего не видела и даже себя не ощущала. Где это я? И что мне хочет показать Дар? Как тут что-то можно разглядеть? Вдруг в голове всплыла любимая присказка Матушки: чужая душа — потемки… Почему-то от этой мысли и давящей со всех сторон тьмы передернуло.

И вдруг я услышала человеческую речь… Я не могла увидеть говорящего, даже не пыталась. Откуда-то пришло осознание, что здесь я могу только слушать, но никак не видеть. Потому что то, куда я перенеслась, есть не что иное, как поверхность чужого сознания. А еще я крепко зажмурилась, потому что было жутко… потому что я слышала нечто неестественное и коробящее больше любого кровавого зрелища: в одном сознании я четко различала ДВА голоса!

— Какого лысого тролля ты выперссся?! — рявкает первый, на миг срываясь на шипение в последнем слоге.

— Ты не тронешь ее, — послышался в ответ более тихий и спокойный голос. Однозначно другой голос, более звонкий и… более человеческий, что ли?

— Она моя!!! МОЯ!!! Я должен был получить ее двадцать пять лет назад!

— Это ты о договоре с Саратским Вождем: жизнь Чарли в обмен на душу его сестры? Ну так ты договорился с Шингарром относительно его предполагаемой дочери, а о девочке Седрика Монруа разговора не было.

— Эта шшшшшалава… — снова пробрало первого на шипение. — Да кто бы в здравом уме мог предположить, что эта бешеная кошка сбежит от своего истинного, бросив его с грудным сыном, дышащим на ладан даже после помощи мага Жизни, и практически тут же умудрится залететь от своего придурковатого троюродного братца, попутно обвенчавшись с ним и оставив с носом свою мерзавку-сестрицу?! И ради чего вся эта драма? Чтобы у малышки прорезалась вторая сущность и у нее была некая ментальная защита от меня?! Смешно! Девочка сама пришла ко мне!

— К нам, — оборвал его второй. — К нам она пришла, и пока я еще здесь, со мной ты будешь считаться.

— Что значит "пока здесь"? — в голосе первого мелькнуло недовольное беспокойство.

— То и значит… Ты стал сильнее. Намного.

— Да, с тех пор, как она рядом, у меня появилась цель. Ты же знаешь, как долго я ждал этого… Видят Боги, если бы ее матушка не угробила сама себя второй беременностью, последовавшей чуть ли не без перерыва после первой — и это в ее неполных восемнадцать! — плюнул бы на то, что ее поимели уже и Вождь, и даже этот блаженный Монруа, и забрал бы Шингаррову кралю как есть!

— А я то думал, что причина не в отсутствии невинности у леди Гризельды, а в том, что Шингарр со своим Даром Воина, генами оборотняи сильной темной магией Бесноватому не по зубам, чего уж говорить о… — насмешливо проговорил второй.

— Так куда ты там намылился свалить?

— Говорю же, ты окреп, все чаще забираешь у меня контроль и возвращать не спешишь. Ты начал жить, не как помощь мне, а самостоятельно. Помнишь, ты собирался стереть свой отпечаток с моей внешности и оставить меня, как только у меня восстановятся глаза?

— Конечно, но ты ведь дал мне силы и сам разрешил остаться, а потом даже не был против, когда я почуял возможность вернуть возлюбленную и обсудил план с тобой.

— Я не был против именно изначального плана: мы забираем младенца, быстро меняем душу и возвращаем маленькую на место. Тогда бы никто и не заподозрил подмены, кроме, разве что, могущественного мага типа Шингарра, но тут нам как нельзя кстати подвернулся умирающий Чарли. Я даже закрыл глаза на твой подлый шантаж.

— Какие слова! И тем не менее, каким бы неблагородным ни было мое предложение, Вождь ни за что не отказался бы от него! Да и никто бы не отказался. Жизнь твоего уже родившегося ребенка или же подмененная душа в теле будущей дочери, которая еще не известно будет или нет, а если будет, то когда. По-моему, выбор очевиден.

— Проделать такое с младенцем, еще никак не проявившим и не осознавшим свою личность, — мерзко, но еще можно. Но, если я тебе был хоть немного дорог и для тебя хоть что-то значит моя последняя воля, ты не тронешь Нику. Ты же знаешь, что Боги предназначили ее Франциску… Когда я уйду, собери сердце и освободи его. Они сойдутся с Никой, не могут не сойтись… А потом у них родится дочка, и ты все сделаешь по-тихому, так, что никто так и не поймет, от кого это девочка унаследовала огненно-рыжие волосы. Ты даже жениться на ней сможешь без особых проблем, мы же с Франциском не полностью родные…

— Спасибо за совет, конечно, но что за демон тебя в бок боднул, что ты в Царство Мертвых засобирался?!

— Ты выталкиваешь меня, хотя сам не замечаешь этого. Я теперь щурусь, как ты, волосы ношу, как ты, даже голову мою с яблочным экстрактом, как это делал ты при жизни… Я уже не могу с тобой свободно говорить, а сейчас получается, только потому что меня поддерживает кольцо мамы. А если снимешь, думаю, больше никогда меня не услышишь.

— Прости… Прости меня, — ничего себе, а я и не думала, что такой грозный голос может настолько искренне сожалеть. — Я не хотел… Я все исправлю!

— Я знаю, что ты не хотел. Но, видимо, так и должно было все закончиться: одно тело, одна жизнь… одна душа. А жить, чувствовать, любить хотят все, так что извиняться тебе не за что… Не думаю, что исправить что-то можно, поэтому, прошу, просто сделай, как я тебя попросил… И еще: сними кольцо прямо сейчас. Хочу уйти до рассвета, а то опять на лирику потянет, да и жалеть себя начну…

— А вот тебе, я вижу, вообще не хочется ни жить, ни чувствовать, ни любить! Уходить он до рассвета, видите ли, собрался! Счаз! Разбежался! Не зря же я с тобой на пару столько лет усиленно просвещался! Останешься в подлунном мире, как миленький! Так что сиди пока тихо, а я сейчас буду успокаивать предмет нашего спора, а то она, небось, уже голову сломала, с чего это я в транс погрузился на самом интригующем моменте нашего разговора!

Ясно, значит, и "предмету" пора возвращаться в реальность…

7.7

Очнулась я на две секунды раньше Его Светлости. Он все так же лежал на боку возле меня, только невидящим взглядом смотрел в пустоту практически прозрачными глазами. Быстро выпутав пальцы из длинных волос, я набрала в грудь побольше воздуха и затараторила, как будто оканчивая длинную тираду и делая вид, что не заметила, как собеседник уходил в себя.

— … и вы так стремительно бросились ко мне, так легко сделали ТАКОЕ предложение. Поймите, то, что теперь вменяют мне в обязанность как замужней даме, ранее было для меня строго запретно, и я даже помыслить не могла… Ну, вы же меня понимаете?

— Конечно, прекрасно понимаю, — немного неуверенно кивнул граф, даже растерянно заморгав от моего речевого потока. — Вы говорите о том, что я вас смутил своим предложением?

— Нет, все же формулировка "предложение" в данном случае не корректна, потому как ваши предложения, Ваша Светлость, носят оттенок не иначе как приказа. А условия, которые вы мне поставили?! Это же настоящий шантаж! А ведь сами только что уверяли, что у вас много других способов добиваться женщины, — продолжала "капризно" возмущаться я.

— Ладно — ладно, моя дорогая невеста, — лорд Себастьян в примирительном жете поднял руки, принимая сидячее положение и, к моему спокойствию, отодвигаясь на приличное расстояние (ну, насколько вообще может быть приличным то, что практически раздетая замужняя леди сидит на кровати с незнакомым мужчиной). — Признаю, я не учел вашу нежную натуру и строгое воспитание. Но не сомневайтесь, вы с вашей невинностью привлекательнее любой искушенной женщины, и я готов ждать, сколько потребуется.

О как! Если я все правильно поняла, то подселившаяся в тело графа душа намеревается вернуть свою возлюбленную. И нужно ему не просто женское тело, он хочет невинную девушку, поэтому ему не подошла моя мама… ну, и еще потому что мамин страж — лорд Шингарр — априори сильнее любого воина в этом мире. Вот интересно, а если я, вся такая чистая и непорочная, сейчас как заявлю, что согласно прямо сейчас, в чем есть, бежать вместе с ним на юг и играть там свадьбу, только теперь по всем южным традициям, то бишь с двойной консуммацией? Вроде как раньше Его Светлость такое положение вещей устраивало, но это, наверное, было мнение второй, человеческой души. А вот в Венчальную он меня тащил один, и не думая звать брата… Что-то мне подсказывает, что две души графа напрямую связаны со сменой цвета его радужки. Не зря же говорят, что глаза — зеркало души. Одно "зеркало" было изумрудным, прекрасным, манящим своей глубиной и яркостью — таким очам позавидовали бы и полукровки! А второе "зеркало" — странно пустое, ничего не выражающее, словно смотрящее сквозь, тусклое и неприметное рядом с первым. И я поспешила окрестить "проклятием" как раз второе "зеркало", а между тем… Спокойно говорил о свадьбе по южным традициям Себастьян с прозрачными глазами. Плакал над вскрытым "гробиком" Франсуазы Себастьян с прозрачными глазами. Конечно, он же дрался на смерть с Галахатом и рассуждал со мной и Гаретом, кто же приговорил Пенелопу Безжалостную и ее мужа. Но я чувствовала, что это правда был он, Фредерик, чье имя уже никто не помнит, кроме него самого, и глаза у него от рождения были не выразительные отцовские, сверкающие ярче драгоценных камней, а сероватые, до странности светлые, точь-в-точь как безымянный камушек в материнском кольце. А "подселенец", если я права, при жизни был зеленоглаз и действительно являлся кровным родственником сэра Гвейна, как и предполагал Галахат. Кстати, интересно, человек сказал, что "подселенец" забирает у него контроль. А что подпадает под понятие контроль? Если я еще раз попрошу освободить Чернека, но уже у сероглазого графа, а не у зеленоглазого, он изменит свое решение? Казалось, что если нет, то это не потому что он согласен с зеленоглазым, а потому что полностью в обход "соседа" они действовать не могут.

— И все же, граф… — почему-то было страшно называть его Себастьяном, но не обращаться же мне к Фредерику? — Мне будет не по себе, если у вас в рабстве останется мой друг. Только не начинайте снова про нашу разницу в социальном статусе! Если вам это понятнее, то Чернек — друг моих родичей, моей кузины и моего… — запнулась, чуть было не ляпнув, что Красавчик мне брат, но в последний момент решила не акцентировать внимание на степени родства, — кузена. Иви — моя верная подруга, она не причастна ни к каким заговорам, от Чарли я тоже до сих пор видела только добро: он показал мне систему тайных ходов дворца, без промедления понесся на помощь моему брату при первом признаке опасности, не пытался тыкать меня носом в Хартию Северного Предела, доказывая свое приоритетное право на наследство. В отличие от лорда Бартехальда и тетушки Гертруды, которые при любом случае напоминают мне о том, что я де обещала позаботиться об их благосостоянии через Иви, и пытаются подсунуть мне дарственную на подпись. И Чернек — их друг, тот, с кем они лицом к лицу встречали опасность, порой смертельную. Прибавьте к этому еще и то, что я в принципе не приемлю рабство. Считайте это женским капризом, да чем угодно, но исполните мою просьбу! А я, — хитро улыбнулась, — в свою очередь обещаю вам наследника, ну, или наследницу… вам же не принципиален мальчик?

— На юге, также как и у вас, у мужчин приоритетное право наследования, — отстраненно заметил Его Светлость, подозрительно щурясь на меня и пытаясь распознать обман. Но, видимо, решив, что я блефую, а может просто из любопытства, согласился. — Хорошо, мое слово вы слышали. Я получаю наследника — ваши друзья получают свободу.

— И сохраняют ее, — добавляю, памятуя, что не я одна тут умная и хитрить гораздая.

— Именно, — кивнул граф, пряча улыбку в уголках губ. — Я сниму с Чернека татуировки и он может забыть о моем существовании, так же как и Чарли с Иви. Ну и как вы, дорогая невеста, собираетесь исполнять свою часть уговора?

Да почему же "собираюсь"? Я уже исполняю! Вспорхнув с кровати, понеслась к дверям гардеробной, которую заприметила, еще когда заходила в покои Галахата и беглым взглядом окидывала пространство. Наши с братом габариты, конечно, несопоставимы, на штанины и рукава можно подвернуть, да и остальное не критично.

Выразительная графская бровь недоуменно изогнулась, когда я вышла во всей красе, в наполовину застегнутой широкой белоснежной рубахе Галахата, с подкатанными и и завязанными узлом полами, и в висящих плотных брюках, из-под которых высовывали длиннющие носы туфли, намного больше моей ножки и лишь чудом не сваливающиеся. Довершала образ неизменная арафатка на тон темнее брюк (оказалось, у Галахата внушительная коллекция этих заморских аксессуаров).

— Что? Не голой же мне в собственную брачную ночь по дворцу разгуливать. Да и в таком сомнительном наряде лучше бы, чтоб меня не узнали, — пожала плечами я и, посчитав свои объяснения исчерпывающими, ухватила графа за руку и потянула в коридор.

Путь наш лежал недалеко, все же вся королевская семья проживала в одном крыле, на одном этаже, и по мере того, как мы приближались к цели, нарастало беспокойство Его Светлости: лорд Себастьян поминутно оглядывался, вертел головой, словно искал кого-то, то и дело прислушивался и пару раз даже потянул носом воздух. И правда чует, но, судя по выражению лица, еще не догадался…

Я хотела было спросить у змейки, в какие именно из покоев нам заходить, но моя вторая сущность затаилась и только отчаянно фонила первобытным ужасом, наотрез отказываясь высовываться. Вот так новости: то она дрожит рядом с Франциском, то рядом с Себастьяном, а ведь раньше так не было. С чего бы такая перемена? Соглашусь, недавно всплывшую правду не назвать приятной и обнадеживающей, но не закапываться же мне теперь в песок?! Напротив, надо держать оборону и попробовать дать отпор этому "расфасовщику душ", пока сама в его руки не попала… Но змейка, видимо, думала иначе, потому как замолчала вовсе, будто ее тут нет. Ну и ладно, пускай себе трясется непонятно перед чем, предательница!

Я угадала, выбрав покои леди Никалаэды: на широкой кровати "дворцового типа", то есть поперек себя шире, под одеялом свернулись две девочки. Я не видела малышек на свадьбе, так же как и герцогиню Веридорскую. Наверное, играли где-нибудь сами целый день, вот и умаялись.

Дальше вести Его Светлость не пришлось. Граф вдруг как-то странно вздрогнул, рванул к кровати по странной дерганной траектории, упал на край и, безошибочно выудив из-под легкого одеяла свою девочку, прижал ее прямо к сердцу. Конечно же, Франциска сразу проснулась и сонно заморгала глазками на незнакомого мужчину, укачивающего ее на руках. Посмотрела, посмотрела… и вдруг улыбнулась и потерлась носом о его нос! Я точно видела, как повлажнели глаза у Его Светлости. Как там Франциск говорил? Себастьян чувствовал, что у него есть ребенок, неосознанно искал, но не находил… От внезапно нахлынувших чувств тоже растрогалась и чуть не всплакнула.

"Ссссспасссссибо…" — вдруг расслышала я далекое приглушенное эхо змеиного шипения… но это однозначно была не моя змейка! Шипение было низким, угрожающим, но я почему-то была уверена, что "женским". Неужели это…?

"Ада?" — неуверенно спросила я, припомнив имя василиска.

"Да… Сссссспасссссибо зссссса детенышшшша! А он мне не верил, чшшшшшто детенышшшш жшшшшшив и зсссссдессссь! Не пуссссскал меня! Давил!"

"Фредерик?" — зачем-то спросила я.

"Нет, другой… Не ссссердиссссь на сссссвою зссссмейку, она боитсссся. И я боюссссссь, но ты привела насссс к детенышшшшу… Опассссссайссссся Ссссссебассссстьяна! Фредерик не жшшшшшелает тебе зсссссла, но он не один. Ты можшшшшешшшшь потерять ссссебя и уссссступить ссссссвое месссссто другой. Оссссстерегайссссся и не гневи Цссссаря!"

"Какого царя?!" — изумилась я.

Но ответом мне было только одно:

"Бойсссссся! Цсссссарь сссстрашен, над нами его власссссть! Бойсссся Цссссаря!"

7.8

Он блаженно вытянулся в кресле перед разожженным камином и прислушался к умиротворяющему потрескиванию поленьев. Живой огонь… В нем не было яростной силы, как в адской стихии, плещущейся в крови царственных полукровок, оскверняющих своим существованием не только королевский дворец, но и весь Веридор.

— Придет время, и Веридорские падут, — в тон его мыслям, замогильным голосом вещал заморский звездочет, всматриваясь в мутный шар цвета ночного неба, к глубине которого, кажется, что-то вспыхивало, не разобрать с такого расстояния. Хотя, может, это только мерещится, и "мудрейший", присланный ему в подручные деятельной султаншей на деле такой же шарлатан, как и местные гадалки и ворожеи? — Они уже спутали свои наследственные связи с Монруа, и чем дальше, тем больше будет возникать спорных вопросов, недопонимания, завистливых и "обделенных", которым не достанется вожделенного трона. В этой вражде себя погубят и Веридорские, и Монруа. Два могущественных королевства рассыплются во прах, оставив после себя лишь руины былого величия…

— Два королевства? — оборвал звездочета хозяин покоев, поднося к губам бокал с хересом и мысленно благодаря Единого, что перед восточным мальчишкой можно не красоваться в тяжелой парадной сутане и не изображать из себя святошу, не смея не то что пригубить спиртное, а просто благосклонно покоситься на кувшин. — Откуда два? Или ты, болван, считаешь Северный Предел королевством?

— Будущее туманно, о Светлейший! — священнослужитель растянул губы в довольной улыбке, услышав обращение, хотя произнесено оно было без положенного рабу смирения, а напротив, с достоинством. — Но мне удалось разглядеть точно, что спустя поколения наследный принц Веридора откажется от трона ради любви к деве из рода Монруа и сбежит вместе с ней за Великие Горы, а вместе с ним отправится и его старший брат, столь же загадочный и овеянный легендами, как и Бесноватый.

— Что, еще один порожденец Мрачного? — брезгливо скривился святой отец. — И с какой такое радости, если этот старше, наследовать трон должен будет его брат?

— Демоническая сущность будет его неотъемлемой частью, но не она сыщет для него славу. Столетия спустя люди будут шепотом пересказывать легенды о нем и гадать, действительно ли жил под солнцем этот Веридорский или же он — всего лишь миф. Правда ли он сумел одолеть последнего Саратского Вождя, тем самым позволив племяннику объединить северные земли в государство Сарату и начать новую королевскую династию? Правда ли, что он получил свое прозвище за то, что закончил жизнь так же, как и родился, то есть на гильотине? И наконец, правда ли, что Рожденный на гильотине восстал из мертвых после собственной казни?

— Бесовщина! — воскликнул Отче, осеняя себя крестным знамением.

— Мне не посилам разглядеть, правдивы ли все домыслы. Мне неведома вся его история, и почему не он наследует корону отца, я не знаю.

— Мда уж, точно как Бесноватый, тот умудрился еще при жизни мифом стать, даже без короны на голове. Ладно уж, давай дальше про падение Веридорских, — пожелал вернуться к приятной теме Отче.

— Как пожелает Светлейший! — слегка поклонился этот сказочник, вызвав очередной приступ раздражения у верхушки церковной иерархии. — В результате очередного переворота за трон будут бороться две женщины, одна — из Веридорских, а другая — из Монруа. Но и Веридор, и Сарата смогут выстоять, если верх одержит та, что в народе будет прозвана Кровавой королевой.

— Потому что будет идти к власти по трупам, — понимающе хмыкнул Отче, отпивая еще хереса.

— Мне неведомо, почему народ так наречет юную королеву, знаю лишь, что мужчины, ее окружающие, будут бороться друг с другом за ее любовь не на жизнь, а на смерть. Пророчества гласят об отважной деве, которой поклонится самый дерзкий и непокорный из всех людских вождей, у ног которой будет сидеть сильнейший из сынов Хаоса того времени, чей благосклонный взгляд поработит величайшего мага Света и Тьмы. Её красотой пленится Великий султан Порсула, её возжелает "серый кардинал" Сараты, не одна капля крови прольется в битве за её любовь. И кто в итоге пленит сердце королевы, неизвестно даже Небесам, ибо ее чувства всколыхнут трое, и в душе у нее смешаются и симпатия к одному, и восхищение другим, и тяга к третьему. Особенно к третьему, потому что если первые двое — люди, а вот он — демон с пробужденной адской кровью, прочно вошедший в историю как Одержимый принц и признавший ее своей единственной.

— Вот даже спрашивать нет смысла, из какой династии эта Кровавая. Только одна королевская фамилия с возмутительным постоянством путается с порождениями Мрачного! Одно слово — Веридорские! — выплюнул Отче, но россказни звездочета его невольно заинтересовали. — Ну, и что там будет дальше?

— Даже если на трон Веридора сядет Кровавая королева, это не утишит вражды с Саратой. В конце концов междоусобицы, заговоры и покушения под корень выкосит династию сюзеренов Северного Предела, да и из саратской королевской семьи в живых останется только одна принцесса, которая, потеряв всех родных, поклянется пред ликом Мрачного, что поставит на колени Жестокого короля — Веридорского монарха, заклятого врага Сараты…

— Но девчонка, естественно, не сможет ни исполнить клятву, ни удержать власть, и тогда эти мерзкие еретики наконец склонятся перед Отче! — завершил пророчество священнослужитель, несказанно довольный подобным развитием событий.

— Ваша мудрость не знает границ, о Светлейший, — старательно пряча сарказм, проговорил "мудрейший", а потом как бы между прочим добавил. — Раз уж теперь будущее вам открыто и вы знаете, что власть наместника Единого над севером установится через века, вы оставите попытки пошатнуть законную власть на этих землях?

— Да ни в жизнь! — пробила Отче на эмоции такая крамольная мысль. — Что бы тебе ни велела наплести мне госпожа, я от своих планов не отступлюсь!

Покосился на молодого, красивого парня в непривычном глазу тюрбане. Почему-то звездочет представлялся эдаким сморщенным близоруким старичком, но никак не высоким подтянутым молодым человеком, с мужественным лицом и умными наблюдательными очами-вишнями. Можно ли свободно говорить при этом "посланце" султанши? Подумав, Отче решил, что можно, не такая он важная птица, чтобы влиять на ход государственных дел, к тому же он показал верительную грамоту, подписанную и скрепленную султанской печатью о том, что этот… как бишь его? Исмаил? Да неважно! Вот этот толкователь звезд, карт, кофейной гущи, бликов в шаре и прочей лабуды — советник и приближенный первой жены нынешнего правителя Порсула. Навряд ли султанша в знак почтения направила бы к нему ненадежного человека.

— С эфенди, — чуть не скривился, пока выговаривал вежливое обращение к замотанной в кокон тканей восточной интриганке, — у нас договор один: она убеждает юного султана не поддерживать дружественных отношений ни с севером, ни с югом, ни с Веридором, и уводит у последнего сильный козырь — Бесноватого, а по ходу еще и сеет семена вражды в династии южных графов. Я же не напускаю на Порсул подконтролных мне берсерков и оставляю обезглавленный юг восточникам — мне вполне хватит покорившихся северных земель. А потом мы вместе зажимаем Веридор и давим. Идеально было бы, если бы эфенди смогла вытянуть из графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон все о привороте на крови и навечно заковала в кандалы этого выродка, Бастарда Тьмы. Что ни говори, а Бесноватый — великий воин, он один стоит целой армии, к тому же и недокороль Веридора, и юная наследница Северного Предела считают его своим и не будут ждать удара в спину от "дяди Гарета". Лучшего оружия нашему союзу не сыскать… Или у эфенди появились другие планы? — подозрительно сощурился Отче на звездочета.

— Эфенди верна достигнутым договоренностям и надеется, что альянс Востока и святых земель будет долговечным, — склонил голову "мудрейший" и только поэтому заметивший неуловимую тень, мелькнувшую в щели между дверью и полом. Их слушали… и у кого же наглости хватило? Ответ он знал: последнее, что показал ему шар, была худенькая молодая девушка, в скромном темно-сером платьице, с медовыми волосами и обожженными руками, тенью проскользнувшая мимо охраны, не хуже заправского вора, и притаившаяся за дверью в покои Отче.

— Хорошо, — благосклонно кивнул святой отец. — А теперь пошел вон.

Поклонившись, Исмаил ретировался, довольный собой и одновременно обеспокоенный. Сюда он приехал, чтобы разузнать, делом чьих рук было явление загадочной твари, убившей главного визиря и пошатнувшей рассудок Азамата, а нарвался на сведения о тайном сговоре против всех заморских соседей разом. Нет, он и раньше подозревал во многом свою новоиспеченную супругу, но не с таким же размахом…

А шар у него в руках продолжал светиться потусторонним светом, мельком показывая, что, стоило Отче закончить разговор, в окне мелькнула смазанная тень демонического крыла. Но в туманую глубину шара владелец уже не смотрел…

7.9

Да, вот что значит дурное влияние иноземцев! Мы, северяне, в Веридоре без году неделя, а уже установили в королевском дворце традицию спать в чужих покоях и в повалку. Какой удар по местным, свято чтимым кононам хорошего тона… Как бы там ни было, графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон не слишком заботила его репутация в глазах веридорского общества, которое непременно завтра же поутру узнает от осведомителей в лакейских ливреях и передниках горничных, что "король юга" провел ночь в покоях герцогини Веридорской! Да не просто в покоях, а прямо таки в кровати! А то, что самой герцогини на ложе не было, это незначительная мелочь, недостойная внимания!

Его Светлость примостился на краю кровати прямо в одежде (будь это моя кровать — обязательно согнала бы с места, нечего в уличном на простынях валяться!) и, наклонившись к Франциске, что-то тихо шипел ей. Да-да, именно шипел, нежно и заботливо, и девочка отвечала ему на том же змеином языке. Боги, неужели и я так же буду лежать, свернувшись вокруг своего ребенка и тихо шипеть с его маленькой змейкой… Ну да, буду. Если выйду замуж за Его Светлость. Подавив тяжелый вздох, так и норовивший вырваться из груди, я решила не прерывать их идиллию и хотела было вышмыгнуть из покоев, но тут мне на глаза попалась небольшая неприметная дверца, соединяющая супружеские спальни. Через приоткрытую щель на графа и дочь смотрела леди Никалаэда с покрасневшими глазами, из-за чего ее лазурная радужка как будто стала еще ярче. Не знаю, зачем я пошла к ней, подругами мы не были. Может, пожалела ее, а может, припомнив, что про нее сказала змейка, я поняла, что в чем-то мы похожи. Я вот тоже не понимаю, что вообще вокруг меня происходит. Сколько она ждала своего истинного? Века? Тысячелетия? Ну вот, нашелся он, но у обоих уже такой "послужной список" и вязанки наломанных дров за спинами, они на глазах друг друга пытались построить счастье с другими, раз за разом теряя надежду на счастливую семейную жизнь. Как после такого поверить, что ты не просто "очередной", что вон она, твоя судьба, нежданно-негаданно отыскалась?

Наряд леди Никалаэды, как всегда, был безупречен и как нельзя лучше подчеркиваю ее волшебную красоту: дорогой шелк глубоконо синего цвета обнимал безупречную фигуру, корсет подчеркивал итак итак тонкую талию и пышную грудь, юбки не такие пышные, как у бальных платьев, не стесняющие движения. Она была безупречна, даже когда сидела прямо на полу, как сейчас, устало привалившись к стене, с платиновыми волосами, собранными в простую небрежную косу, даже не перетянутую лентой, и совсем без макияжа. Не знала бы ее историю, ни за что не поверила бы, что такая женщина, красавица среди красавиц, плачет от одиночества.

Я молча присела рядом с ней и протянула платок. Зря. Когда тебя начинают жалеть, даже если до этого сдерживался из последних сил, начинаешь реветь и еще больше жалеть себя. Вот и леди Никалаэду прорвало. Всхлипнув, она подтянула к себе колени и, уткнувшись лицом в шелковые складки, беззвучно сотрясалась в рыданиях.

— Ну что вы так… зачем же так плакать? — неуклюже пыталась ее утешить я, осторожно обнимая за плечи.

— Я… я ненавижу его! — с трудом выговорила между всхлипами леди Никалаэда.

— Кого? — удивленно спросила я, в мыслях греша на графа.

Оказалось, напрасно.

— Его! — получила я исчерпывающий ответ. — Его я ненавижу! Боги, да лучше бы я его никогда в жизни не встречала! Лучше бы была всю жизнь одна! Надо было бросить его истекать кровью в той пещере! А еще лучше добить, пока без сознания! Мрачный тогда сказал, если я убью его, выплеснется море силы, ее хватит, чтобы распечатать врата Хаоса в Черном пруду… Мы с братом вернулись бы домой, Они бы позволили нам…! Я бы вышла за василиска или за нага… да пусть хоть за горгона!… и мы продолжили бы змеиный род, и брат нашел бы себе драконицу, с которой летал бы всю жизнь крыло к крылу под огненными небесами Хаоса! Но нет же, нет! Я бросилась ему на помощь! Помогла сохранить демона и Дары! А он… Он! — истерика набирала обороты. — Он разъярился, когда узнал, что меня навязали ему в жены! А потом пришел и взглядом лапал меня! Да его гляделки не вылезали из моего декольте! И этот фарс утром устроил! А потом ушел! Ушел!… А потом вернулся только чтобы попрощаться! Обнимал… целовал… к сердцу прижимал… даже по небесам катал! А потом детей поцеловал и к чертям заморским ускакал! Долг у него, видите ли! Перед другом, перед страной… а я?! Что делать мне, когда он не вернется?! Как мне объяснить Франсуазе, что ее "папа" бросил ее "ради долга и страны"?! Что он сгинет без вести, а об этом никто никогда не узнает… Ни страна, ни уж тем более друг, тому уж вообще все равно… Он ведь знает, сам знает, что не вернется! Чувствует, что навсегда уходит… и все равно уходит! А я ему так и не сказала… не сказала… и уже не скажу!…

И так еще полчаса. Прекрасная эльфийка все говорила и говорила, а я слушала и не могла поверить, что все это правда. Что она пришла к Гарету и предложила ему обмануть Себастьяна, чтобы он не женился на мне, в душе надеясь, что Бастард Тьмы остановит ее, начнет переубеждать… ну, или хотя бы откажется, отдавая меня другу, и снова они оба остались бы в одиночестве, подначивая друг друга и безмолвно соревнуясь, кто кого доведет первым. Что она, оставляя маленькую Франциску на попечение Себастьяна, и предположить не могла, что тот испугается подзатыльника от сэра Гвейна и бросит младенца на паперти. Он мог бы спрятать девочку от родительского ока в замке Грант, договорившись с местной прислугой, мог попросить верного Жака выдать новорожденную за какую-нибудь осиротевшую дочку своей троюродной тетки по мамкиной линии, умершей во время родов, да на худой конец мог всучить малышку до безумия обожающему детей Франциску, который тут же заграбастал бы маленькую себе и с превеликой радостью повинился бы перед отцом за "своего" нагулянного ребеночка, лишь бы ему разрешили оставить кроху себе. И наконец, что это не она выдала "черным колпакам", что граф прячет у себя девочку-полукровку.

— И у этой сволочи еще хватает наглости заверять, что я сама уговаривала его извести моего ребенка, а потом еще и попыталась натравить на нее фанатиков! Как?! Как, я спрашиваю, я могла это сделать, если я билась в горячке после родов почти два месяца без какой бы то ни было связи с реальностью и сама чуть не умерла, потому что девять месяцев носила маленького демоненка?! А он зыркнул зеленющими глазищами, и, как настоящий горгон, зарыл ее в садочке под ненавистными яблонями и жил себе дальше спокойно!

— Почему как горгон? — решилась я вклиниться в ее речевой поток, слегка дезориентированная хлынувшими на меня эмоциональными откровениями.

— Потому что у горгонов кровная вражда с демонами, они до сих пор в Хаосе год от года устраивают местечковые войны. И если демоны обожают по очереди отрывать у жертвы конечности, при ней же готовить лакомство на открытом огне и на ее же глазах пожирать излюбленное "мясо с кровью", то у горгонов другая ритуальная казнь, исключительно для высших демонов — зарывание живьем. Ну, некоторые "удостаиваются чести", как правило, самые отважные и уважаемые за силу, ум и стойкость враги: их связывают магией Крови и навсегда обрекают на рабское существование. Эдакая изысканная жестокая насмешка: огненная страсть — сама суть демонической натуры и Песнь Искушения — самое совершенное заклинание полного контроля над личностью, не имеющее ничего общего с Менталистикой, — их исконная магия, и она же душит сильнейших из них так, что им ад кромешный раем кажется. Служить великим горгонам — это же почесть, а отдать жизнь во имя их процветания — неслыханная благодать!

Вот это да… А ведь у меня и о нагах знаний — кот наплакал, а вон леди Никалаэда и в менталитете рас разбирается. Конечно, она родилась и жила в Хаосе… А вот интересно…

— Леди Никалаэда, — осторожно обратилась я к герцогине, когда та немнго успокоилась и уже не давилась собственными слезами. — А расскажите мне, пожалуйста, об змеиных истинных и о демонических единственных и избранных.

Женщина явно изумилась, мол, как можно не знать таких элементарных вещей, но, что-то прикинув в голове (наверное, припомнив, что моя то нога на земли Хаоса никогда не ступала, а по всему людскому миру расползлись храмовники со своими гонениями полукровок, так что за один интерес с другим расам запросто можно на дыбу угодить), начала терпеливо и подробно объяснять:

— И тех, и других назначает для своих детей Мрачный Бог, но так было не всегда. В незапамятные времена, когда этот мир только создавался, ни у одной магической расы не было человеческой ипостаси, соответственно, из общего с людьми у них было только то, что и те, и эти разумны, и то порождения Мрачного жили в основном ориентируясь на животные инстинкты. Например, у демонов вообще не было такого понятия, как брак, семья и уж тем более верность. Они жили большими гнездами, порой насчитывающими несколько десятков особей, все спали со всеми и могли перейти из одного гнезда в другое в любой момент, чаще так делали самки, самцы же формировали нечто вроде дружеского альянса, поскольку гнездо надо было еще и защищать. Как отголосок тех времен осталось своеобразное отношение демонов к друзьям и детям. Сыны Хаоса могут люто ненавидеть родного бората или сестру, а за друга, которого в подсознании причисляет к своему гнезду, может, не раздумывая, отдать жизнь. И для мужчин-демонов дети друга из своего гнезда в некотором роде ближе, чем собственные, потому как они не могут быть уверены, кто именно отец предположительно их демонят. Поэтому, — грустная улыбка. — Гарет, в котором от демона гораздо больше, чем от человека, любил бы своих детей, если бы они у него были, не больше и не меньше, а ровно так же, как и сыновей сэра Гвейна. То же и с Франциском, только еще и усугубляется из-за Дара Жизни.

— Это же кошмар… — пробормотала я, представив вот такое вот "гнездо".

— А у змей было хуже, — "успокоила" леди Никалаэда. — Вы, наверное, в курсе наших проблем с размножением. Это демонический ген ничем не перебить, в отличие от нашего — у ребенка должно быть не меньше половины змеиной крови, чтобы в нем зародилась вторая сущность. Так что при выборе спутника жизни наги, василиски, горгоны и гидры руководствовались чистотой крови и только лишь. Доходило до того, что чистокровный змей или змеица могли иметь целый гарем из тех, кому е повезло родиться полукровкой, а детей в прямом смысле этого слова продавали, чем безупречнее родословная, тем выше цена. Чашу терпения Богов переполнил случай, когда друг в друга без памяти влюбились один из сильнейших крылатых демонов и царица горгонов. Он ушел ради нее из своего гнезда, а она сбежала от мужа, не пожелав быть одной из десятков девушек в гареме царя и отказавшись продолжать змеиный род. Их побег из Хаоса положил начало нескончаемой кровопролитной вражде: демоническая уязвленная гордость, что демон предпочел прекраснейшим огненным демонессам какую-то скользкую хладнокровную гадину против ярости сильнейшего из змей, потерявшего самую ценную "племенную кобылу", обошедшуюся ему дороже всего остального гарема вместе взятого. И тогда Мрачный преподнес своим детям дар… в истинно божественном духе, скажем так. Так и не разберешь, то ли это бесценный подарок, то ли страшное проклятие. На демонов легли ограничения: теперь они могли делить ложе только со своими единственными или избранными. Единственная — это вторая половинка демона, союз с которой будут оберегать сами Боги, но сын Хаоса из чувства противоречия или по каким-то другим причинам может предпочесть одну из избранных. На самом деле чем слабее вторая сущность у демона, тем незначительнее сами ограничения и тем шире круг избранных. Например, у Галахата достаточно сильный демон, поэтому он мог иметь близкие отношения только с женщинами, внешне похожими на его единственную, к тому же обязательно полукровками. У слабых же демонов граница размыта, вплоть до того, что в круг их избранных попадают все женщины той расы, к которой относится единственная.

— В чем же тогда смысл этих ограничений? — сосредоточенно хмурюсь я.

— В том, что вот уже не одно тысячелетия демоны образуют пары и, связывая себя с женщиной, клянутся хранить верность своей паре до последнего вздоха. До сих пор клятву не нарушил никто, потому что связь между единственными — воплощение любви в ее истинном обличье. А змеи… — вдруг понурилась леди Никалаэда, тихонечко вздыхая. — А змеи, наверное, сильнее разозлили Мрачного, чем демоны, и он не устает жестоко смеяться над нами. На нас нет ограничений. Никаких вообще, то есть мы можем продолжать жить, как и раньше, высчитывая долю крови у потомства и заключая договорные браки… но теперь нашим сущностям нужна обязательная инициация, у каждой расы своя. Но одно условие общее: в инициации каким-то образом принимает участие истинный. Это мучительно — видеть свою вторую сущность в снах и не иметь возможности соединиться с ней. А еще нести с собой неминуемую гибель — тяжкое бремя: прятать глаза, не позволять себе и мимолетного поцелуя… Можно найти истинного, провести инициацию, а потом разойтись, как в море корабли, никогда больше не вспоминая друг о друге… только это удается далеко не многим. И еще: практически всегда Мрачный, насмехаясь, формирует пары, у которых не может родиться ребенок с необходимой долей змеиной крови. Тем, кому все же посчастливилось найти своего истинного и счастливо вступить в семейную жизнь, остается только молиться Богам, чтобы они даровали вторую сущность хотя бы одному из детей, если не для продолжения рода, о хотя бы для того, чтобы вторая сущность не страдала, не чувствуя своего детеныша. Обычно Боги не жестоки к таким парам… но до этого истинного еще надо найти, и вот тут опять Мрачный веселится, глядя, как змеи мечутся, пытаясь отличить своего истинного или истинную от их братьев — сестер, сыновей — дочерей и так далее. Боясь ошибиться…

— А как понять, что не ошибся? — выпалила я и почему-то у меня перехватило дыхание в ожидании ответа.

— Если вы интересуетесь относительно василисков, то, так и быть, скажу, — усмехнулась Никалэда. — У нас все просто: от связи с истинным рождаются только мальчики. Другого способа точно распознать, полностью подконтролен ли тебе взгляд, обращающий все живое и неживое в камень, нет. Поэтому остается только забеременеть и ждать результата. У меня, вон, две девочки и еще одна в животе. А насчет нагов… вы же нагиня, верно? — утвердительно киваю. — Так вот, насчет нагов все еще проще. Надо всего лишь, завершив инициацию, поцеловать своего предполагаемого истинного. Если и правда твоя пара, назначенная тебе Богами — поцелует в ответ, значит, ты полностью контролируешь свою способность выпускать яд. А если нет — рухнет замертво, будь он хоть человек, хоть высший демон, хоть потомственный змей, хоть бессмертный Бог…

И тут на нас, удобно усевшихся на полу, упала тень, совсем как в ужасных историях, которые так любят рассказывать в ночном лесу на привале у костра. Рывком обернулась, предполагая, кто мог нарушить наше уединение… впрочем, на него, графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, я и натолкнулась взглядом. А он стоял, до ужаса спокойный, сверкая на нас изумрудными глазами и покручивая на средней фаланге мизинца неприметный металлический ободок. Кольцо леди Индии скользило легко, только чуть-чуть отпустить — и спадет с пальца…

— Не надо! — меня аж подкинуло на ноги. — Не снимайте!

— Я всего лишь думал, может, вернуть его вам, — удивленно приподнял выразительную бровь граф. А ну да, он же не знает, что я слышала их внутремозговой междусобойчик. И лучше бы так и не узнал…

— Не стоит… — выдыхаю я как можно спокойнее. — Это кольцо вашей матери, пока я не имею никакого права на носить его.

— Пока не имеете, — охотно согласился Себастьян, делая ударение на первое слово. — Очень хорошо, что вы, дорогая невеста, помните о том, что это всего лишь "пока"… А вообще, я не имею ничего против дочерей, — и вдруг резко подался ко мне. Молниеносно, как змей, прыгнувший на добычу, и я не успела уклониться…

Вмиг сознание пронзила вспышка боли, а по всему телу от места, где на шее бьется жилка, расползается ядовитое жжение, въедающееся в тело и выбивающее сознание куда-то в беспамятство… последнее, что я мелькнуло перед моими изумленными глазами, — окровавленные по самые десны клыки, ярко выделяющихся на фоне графских губ, тоже испачканных в алом…

8.1

Солнце еще только-только начинало катиться к зарумянившемуся краю земли, а он уже выдохся, будто пахал с рассвета до темна… ну, или его и Чернека заодно заездила конунговская дочка. Такую ненасытную деву еще поискать, вот уж кому в самый раз гарем иметь. Из мужей.

Воспоминания о Любогневе и ее радушном папашке придали подыхающему телу бодрости: тогда однозначно было хуже, но справились же, значит, и сейчас справятся. Бессильно опуститься прямо на мостовую и, свернувшись калачиком в какой-то подворотне, словно нищий оборванец, не давал друг, легший неподъемной тяжестью на плечо и на сердце. Только бы дойти, только бы доволочь, а уж там полежит Чернек спокойненько в окружении базальтовых плит, восстановится, а там можно, прихватив Иви, сорваться у бега… Куда? Да хоть в родные пенаты воротиться, под защиту Великих Гор, покровительницы рода и Праматери, вяжущей судьбы. Пряха всегда была добра к ним, Агнешка щедро отмеряла им удачу, а магия севера, вольными ветрами гуляющая меж заснеженных горных вершин, не позволит причинить вред своим детям никакой иной колдовской силе, даже магии Крови. Дойти, просто дойти…

Колени подгибались, дрожали, но Чарли, сцепив зубы, продолжал плутать по безлюдным задним дворам, направляясь… снова на кладбище, но теперь уже на столичное, где, сморенные вечным сном, в земле покоились все столичные жители вне зависимости от сословия — смерть уравнивала всех. А шли они туда потому, что все склепы и надгробья в основном были из базальта — единственной магически устойчивой породы, не пропускающей через себя никакие потоки. Самое оно, чтобы гарантировано скрыться от графа на несколько часов и восстановиться. А вот если его опять стянет подчинение, это будет конец…

Так он и шел, старательно гоня от себя дурные предчувствия, и если от мыслей о лорде Себастьяна еще получалось отмахнуться, то разговор с папой, состоявшийся в день после смерти Седрика Монруа, намертво засел в голове и не сулил ничего хорошего…

***

— Ты женишься, — в ультимативной форме заявил ему Саратский Вождь, будто они и не на церемонии прощания с королевской четой были, где вроде как положено скорбеть по умершим, а не обсуждать вслух, как бы распорядиться наследством.

Естественно, Чарли сразу понял, то речь о юной Николь Монруа, считающейся единственной наследницей Северного Предела. Можно было просто промолчать, в конце концов перспектива эта была весьма призрачная, можно было даже согласиться для отвода глаз… Вот только из ныне живущих никому ни разу не удалось обвести вокруг пальца Саратского Вождя, а на бесполезные потуги Красавчик предпочитал время не тратить.

— Нет, — лаконично и конкретно отозвался Чарли, не отрывая взгляда от отцовского соболиного воротника, традиционно украшающего торжественные одежды северян. Почему-то взглянуть в глаза папе духу не хватало… Хотя какое там "почему-то"? Себе то он мог признаться, что не осмеливается поднять глаз, потому что боится, что отец прочтет в них правду: что вина за смерть лорда Седрика лежит на нем, на Чарли, даром что травил то не он. Красавчик даже толком не знал, да и не хотел знать, чьих именно рук дело эти покушения: леди Гертруды, Гнилого Барти, Бесноватого, да хоть его родного отца! Он сделал то, что должен был: отвел удар от себя и своихдрузей и перевел стрелки на графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. У него не было никаких счетов с графом, то, что жертвами раз за разом становились именно его невесты, было чистой воды случайностью. В конце концов они могли и не мазаться этой помадой! Терзала ли его совесть из-за того, что он провернул? Сожалел ли он о том, что, как только разглядел заговор, никому ни слова не сказал, а научил Иви ненавязчиво подталкивать Ее Величество великую королеву Пенелопу Безжалостную передаривать помады именно графским невестам, согласно установившейся "традиции"? Казнил ли он себя за то, что, "раскрыв графу глаза", позволил ему совершить одно покушение, которое наверняка прошло бы успешно, подписав тем самым смертный приговор кому-то из королевской семьи? Ответ был однозначным: нет. Те попытки отравления рано или поздно все равно обнаружили бы и повесили бы все на них, поганых "ублюдышей", и за них бы никто не вступился. А что? Кто собирал любимки? Он, Чарли. Кто настаивал их и делал яд? Чернек. Кто этот яд в помаду добавлял, упаковывал и лично подносил Ее Величеству? Иви. Все же кристально ясно! Попробуй объясни хоть кому-то, что не знали, не понимали, не могли отказаться… а когда узнали, уже поздно было останавливаться, да и за горло их держат крепко, чтобы рыпаться в открытую. Нет, он ни минуты не сожалел, что разжег и запутал этот конфликт. Жить хотят все, и "ублюдыши" в том числе, а защищаются все как могут…

Так то оно так, вот только объяснить все это папе он не смог бы. Стыдно было и горько. Не так отец его воспитывал, не тому учил…

— Красимир, — вдруг произнес Вождь его языческое имя, и от неожиданности Красавчик даже едва заметно вздрогнул. — Мне понятно твое нежелание жениться по расчету. Но, в конце концов, если ты или леди Николь со временем встретите свою любовь, вас могут развенчать, благо, Северный Предел испокон веков бросал дерзкие вызовы традициям других северных земель. Девочка сочетается браком с другим и благополучно перейдет в семью своего избранника, а ты как мужчина останешься сюзереном края.

— Нет, — весомо повторил Красавчик. — На сестре — не женюсь.

— Ты думаешь, мне в удовольствие сватать родному сыну его же кровную сестру?! — на секунду вспылил лорд Шингарр, впрочем, не повышая голоса. — Я не понимаю, что ты так упираешься? Спать с ней тебе не обязательно, разойдетесь вы по обоюдному желанию, так что не так?

— Я свяжу свою жизнь только с любимой, — продолжал стоять на своем Чарли. Быть может, пару лет назад он бы и призадумался над предложением отца… но нет, только не сейчас, когда он наконец докопался до истины, изъездив весь юг вдоль и поперек, удостоверившись, что никакого лорда Жоффрея дю Голэ, вот уже второй десяток лет бывшего наместником прибрежного района Северного Предела, там и в помине нет, и разнюхав, что есть таки во всем южном краю одна единственная леди, подходящая под следующее описание… а дальше яркие, бросающиеся в глаза приметы "племянников" вышеупомянутого лорда: платиновые волосы, лазурные, чуть раскосые глаза или же выразительные большие карие очи темнее самой Тьмы, мраморная кожа… да, есть такая, с глазами цвета небесной лазури, прекрасная, как дочь эльфийского народа? Ну, а додумать, что приметные черные очи и демоническая сущность — наследие Веридорских, труда не составило. Он распутал клубок тайны, уже не сказать кем именно старательно намотанный, и нашел ту, что запала в душу, как ни одна другая девушка до нее. И что же, ему теперь фиктивно жениться? Нет уж, увольте! Да и еще…

— Я не буду вырывать из рук сестры титул и наследство, прикрываясь законным браком, как это любят делать многие веридорские… хм, даже не знаю, как назвать то это ничтожество, сказать "дворяне" язык не поворачивается.

— Ты не будешь ничего ни у кого отнимать, — устало вздохнул Вождь. — Ладно, опустим тот момент, что весь Северный Предел принадлежит тебе по праву. Тогда скажи мне вот что: как ты собираешься жить, сын? Думаешь, я не знаю, что каждый наемник северных земель грезит добыть твою голову и озолотиться, получив заслуженную награду от благодарных северных аристократов за убийство моего единственного ребенка. Даже если я женюсь и обзаведусь еще десятком детей — хотя этого никогда не будет — тебя это не спасет, ты то, как ни крути, старший. И брак с твоей матерью признали незаконным только потому, что Отче устроила сумма подношения моих "добрых друзей".

— Я не хочу и не буду всю жизнь вариться во всем этом! — оборвал отца Чарли. — Я собираюсь попробовать осесть здесь, в Веридоре. Если мне удастся выслужитья и получить титул и, чем Боги не шутят, поместье в придачу, ни один веридорец не вспомнит о том, что я "ублюдыш". А на родине я родился никем, никем и останусь.

— Ты не никто, Чарли. Ты — мой сын! Ты — сын своей матери и по праву сюзерен Северного предела. Ты — носитель Дара Воина, ты сильнейший и ты достоин занять трон Саратского Вождя. Поэтому ты будешь бороться за леди Николь на Охоте и, — усмешка, — конечно же, одержишь верх. Потому что проиграть не можешь…

***

Вспоминая предвкушающую улыбку отца, чуть не навернулся о придорожный камень. До сих пор не верилось, что отец действительно припомнит древнее Право северных земель и настоит на его исполнении. Во-первых, сестра уже успела обвенчаться. А во-вторых, Вождь, конечно, может предложить и даже настоятельно порекомендовать соблюсти эту традицию, но все равно объявлять Охоту на невесту может только сама невеста. Ника что, с ума сошла, на такое соглашаться?!

8.2

"Фух, ну слава Агнешке, дотопали!" — чуть не вслух высказался Чарли, когда, после нескольких часов шатания по столичным закоулкам они затемно наконец дотащились до пустыря, где в темноте едва проступали очертания помпезных мемориалов и чугунных витых оград, в рядом с ними соседствовали сиротливо выглядывающие из земли небольшие могильные камни и покосившиеся заборчики, а чуть дальше чернели склепы королевской семьи: склепы "отпочковавшихся родов", чьими основателями стали двенадцать старших братьев Бастарда Тьмы и Безжалостной королевы, и главный, где покоились тела Рагнара и Веридоры, Персиваля и Анивер, Пенелопы и Седрика… и стоял еще один саркофаг с выбитым на нем именем "Персия, дочь Хранителя", в котором не было самой усопшей, только рыжела на дне скрученнная хитрым узлом прядка огненно-красных волос. Тело первой принцессы Веридорской не привезли после ее смерти на родину, приняв во внимание ее последнюю волю. Персия лежала в усыпальнице, запрятанной в непроходимых джунглях на самом юге Порсула, рядом со своим вторым мужем чернокнижником Ардеширом и в окружении его богатств и собственноручно сделанных им артефактов. Никто наперечет не знал всех сокровищ Ардешира, поэтому, когда разбойник Янислав по заказу Великого султана Порсула отыскал усыпальницу и привез восточному владыке только Око Всевышнего и перстень с джином, пришлось на слово поверить, что это все. Он же привез в Веридор прядь волос Персии и, поговаривали, какой-то особый подарок своей спасительнице, великой королеве Пенелопе…

Но Чарли интересовали вовсе не досужие сплетни, связанные с этим местом, а то, что весь склеп был полностью из базальта. Нашарив за пазухой ключ от тяжелого замка и в который раз помянув добрым словом молоденькую симпатичную дочку дворцового ключника, много лет назад подарившую ему возможность проходить езде, не расходуя итак скудный резерв, Красавчик из последних сил доволок Чернека до пустующего, раскрытого саркофага Персии, широченного, словно на двух широченных мужиков рассчитанного, сгрудилось друга внутрь, а сам повалился прямо на пол, нимало не обращая внимания на то, что растянулся на голом камне. Глаза закрылись сами собой. Боги, как же хорошо…

***

Чарли не знал, на сколько он забылся тревожным сном, в клиром то и дело мелькали смутные образы лорда Сердика и королевы Пенелопы (может, дело в том, что он уснул рядом с из прахом, или все же совесть тревожит?). Вернуло его в реальность осторожное прикосновение к лицу. Пальцы касались его едва-едва, робко, словно девичьи… Приоткрыл мутные ото сна глаза: и правда девица. Худенькая, чуть ли не прозрачная, обрезанные чёрные волосы едва ли ниже оголенных плеч падают, лицо измождённое… а на лице вокруг глаз тени чёрные, щеки впалые да губы бескровные… а на шее грубая пеньковая веревка петлей висит, а над ней след красный, как от удушья. Мертвая висельница склонилась к Красавчику, обдав его трупным смрадом, показала в оскале почерневшие зубы и хрипловатым голосом прошептала:

— Согрей, добрый молодец, жаром своим живым мое тело хладное…

Впору было концы отдать от страха, но Красавчик и не собирался орать надрывным голосом, осенять упыриху крестным знамением или удирать на карачках, только скептически заломил бровь и выдал прямо в лицо мертвечихе:

— Вам бы зубы почистить, Ваше Высочество, а то дыхнёте — и загнётся визави, придётся здесь же и закапывать. Не к лицу вам, все ж таки почти король.

— Так неинтересно! — надула губки упыриха, а спустя две секунды морок истаял, открывая глазу привычно взлохмаченного принца Галахата, босого, в одной рубашке и бриджах, словно только-только из кровати вышел. Кстати, о кровати…

— Так вот как у королей принято брачную ночь проводить… — глубокомысленно изрёк Чарли. — На кладбище, в фамильном склепе…

— Ну, из песни слов не выкинешь, некромант я до мозга костей, — подал плечами Галахат, помогая Красавчику подняться с пола. — А вы то чего здесь? Я бы предположил, что вы на радостях напились до малиновых фей, которые и свели вас на кладбище и оставили тут дремать. Только что-то на свадьбе я вас не помню, да и Чернек спит, как убитый, явно не похмельем сморенный. Дай-ка подумать… — принц задумчивым взглядом обвел склеп. — Неужели за базальтовыми стенами от Его Змейства прячетесь?

— Так и есть, — кивнул Чарли. — Чернек сильно пострадал после обвала, ему бы восстановиться, а потом деру дадим, думаю, на север, под защиту Великих гор. Не верится мне, что Его Светлость Нику послушает и подчинение снимет.

— Значит, схоронитесь… — понимающе покивал Галахат и тут устремил на Красавчика цепкий, внимательный взгляд, у Бесноватого был точь-в-точь такой же в допросных, когда надо было разговорить кого-то не в меру молчаливого. — Так с кем, ты говоришь, скрываться будешь?

— Как с кем? — зябко поежился Чарли, но вовсе не от холода. — С Чернеком да с Иви.

— Зачем же с Иви? — удивленно приподнял брови Галахат. — Чернек — понятно, ему опасность грозит, ты, положим, друга в беде бросать не хочешь. А леди Ивенснессе какой резон с вами в бега пускаться?

— Сам же знаешь, одни мы друг у друга на всем свете. Не бросим же мы ее здесь одну, на растерзание леди Гертруде, в конце то концов….

— А я вот по-другому думаю, — оборвал его Галахат, все так же не спуская с Чарли пристального взгляда. — Леди Ивенстнесса могла бы остаться фрейлиной при Нике. Могла бы стать первой придворной дамой. Почему бы нет? Она подруга моей жены, беззаветно верна ей, Ника, опять же, будет довольна. Так что я твою кузину не отпускаю.

— Дозвольте, Ваше Высочество, — в голосе Красавчика зазвенел металл. — Мы, хоть и бесправные, но свободные люди, и идем туда, куда душа позовет.

— И что же, слово веридорского монарха вам не указ? И удержать вас в столице я не смогу?

— Именно что не указ, а удержать можете, если только в колодки велите заковать.

— Обойдемся без колодок, — примирительно поднял руки принц, но отступать явно не собирался. — Я чего этот разговор завел… Дело в том, Чарли, что я слышал ваш разговор с Никой в гостиничном номере, когда мы спешно драпали из Зеленого Горба. Ты говорил, что забрался в королевскую сокровищницу и откопал там гобелен, артефакт правящего рода, и тот тебе показал всех ныне живущих представителей династии Веридорских, поклоняющихся Единому или Мрачному. Уж не знаю, как ты Нику загипнотизировал, что она ничего не почувствовала. Но я по соей природе жар улавливаю хорошо, — Красавчик напрягся. — Так вот я ощутил, как нагревалось кольцо леди Индии, реагируя на твою ложь. Соврал ты дважды: первый раз, когда сказал, что леди Ивенснесса влюблена в меня без памяти, а второй раз, называя число ныне живых Веридорских. Естественно, вторая ложь заинтересовала меня. Неужели мы кого-то пропустили? Или кто-то из восточных кузенов отрекся от религии Порсула? Ведомый непраздным любопытством, я сам наведался в сокровищницу, чтобы взглянуть на артефакт. И знаешь, что я обнаружил?

— Понятия не имею, — процедил сквозь зубы Красавчик, чувствуя, что его загоняют в угол. Вот тебе и бестолковый малолетний недокороль!

— Имеешь, — уверенно заявил принц. — Но так и быть, скажу: обнаружил я то, что гобелен исчез. А теперь прикинь сам: из посторонних пробраться в сокровищницу да еще и умыкнуть оттуда что-то до сих пор не удавалось никому, кроме тебя, и, подозреваю, помогли тебе гены оборотней, доставшиеся от отца. Зачем красть гобелен? Какая в нем может быть практическая польза? Я, как ни крутил, нашел всего один ответ: артефакт прячет тот, кто хочет скрыть существование неучтенного представителя династии. По всему выходит, что этим неизвестным может оказаться только малолетний ребенок, мой, Франциска или же Франсуа. Свои залеты я все знаю и не думаю, что ты рискнул своей головой, чтобы никто другой не наткнулся на правду о моем бастарде от леди Никалаэды. Он еще не родился, но он ведь живой, наверняка ему покровительствуют наши Боги, то есть он должен как-то отображаться на гобелене. Так вот зачем тебе класть голову на плаху за сохранение этой тайны, тем более что, повторюсь, просочиться в сокровищницу все равно не смог бы никто, кроме "своих". Из этого следует, во-первых, что ты собирался скрыть правду от меня, от Франциска, от Гарета или же от Ники. А во-вторых, что так подставишься ты только ради кого-то из своих друзей, а их у тебя раз, два и обчелся, да и Чернек на роль тайной любовницы венценосной особы не тянет. Идем дальше: неизвестный Вердорский мог бы быть ребенком Франциска, и проверить это было бы невозможно, потому как лишь ему одному ведомо, когда и где он мотался и с кем попутно спал, если бы не одно "но". Как маг Жизни, Франциск не может оставить даже детей своих наполовину родных братьев, естественно, он никогда бы не бросил на произвол судьбы своего ребенка, неведомо где, неведомо с кем. Остается только Франсуа, который на моей памяти последний год с небольшим провел в столице королевским шутом, и здесь же — какое совпадение! — обретались и вы с друзьями. Насколько помню, ты и Чернек часто мотались на юг, а вот леди Ивенснесса сопровождала вас только пару раз, все больше при веридорском дворе оставалась. И финальный аккорд: теперь, когда в Веридор наведался лорд Себастьян, вы все вдруг резко засобирались в родные северные земли, и ты горой стоишь за право немедленно уехать твоей кузины, которой я предлагаю остаться здесь первой придворной дамой и главной фрейлиной королевы (а к этому всему, кстати, полагается соответствующий титул маркизы с поместьем), честь, за которую веридорские аристократки изодрали бы друг друга в клочья, не жалея своих наманикюренных коготков…

— Довольно, Ваше Высочество, — поднял руку, останавливая его, Чарли. — Ваши выводы мне ясны. Но скажите, если это правда и Иви беременна от Франсуа, то почему этого не почувствовал лорд Франциск, весь из себя такой маг Жизни? И с чего бы мне, подставляя шею под топор, скрывать ребенка Иви и Франсуа?

— Ну, на последний вопрос ответ ясен: скрываешь ты его от Франциска, поскольку кузен весь в своего отца, рыцаря Благородное Сердце, и без колебаний выложит все своему гадоподобному братцу, потому что "он имеет право знать правду". А правда в том, что у лорда Себастьяна нет и не будет права носить титул графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, пока живы сыновья Франсуа. Франсуазе повезло, она девочка, и по южному законодательству будет претендовать на титул только в случае смерти всех родственников мужского пола. Франциск теперь тоже принадлежит к роду Веридорских, да и не будет он заявлять свои права. А вот если ребенок Иви окажется мальчиком, его признают артефакты рода, и только его потомки смогут короноваться как правители графства. Ты прячешь сестру от Себастьяна, и правильно делаешь… Что же касается "слепоты" Франциска, думаю, причина такая же, как и та, по которой ты можешь сбить со следа василиска, пробудить от вечного сна демона, загипнотизировать нагиню… В тебе и, подозреваю, в Иви живет какая-то странная сила, которую мы, веридорцы, не понимаем. Она то и отводит взгляд Франциска, не давая рассмотреть то, что под самым носом лежит.

— Браво, Ваше Высочество, — тяжело вздохнул Красавчик. — Признаюсь, не ожидал от вас. Из вас действительно выйдет великий король… Что ж, вы правы во всем. Иви действительно ждет ребенка от Франсуа, уже чуть больше месяца… И да, это мальчик. Можете не верить мне, но новость, что у кузины будет сын, мне принесла Агнешка в ночь убийства Франсуа. Она не желает, чтобы с лица земли исчезли сладкоголосые, златовласые менестрели со светлой благородной душой. А Иви… Она была в шоке… Я не знаю, решила она оставлять ребенка или нет. Но мне кажется, что оставит.

— Потому что любила Франсуа?

— Нет, потому что Франсуа любил ее, — горько усмехнулся Чарли. — Ну, раз вы все знаете, Ваше Высочество, может, скажете, чего хотите?

— Чарли, — Галахат вдруг подался вперед и обнял оторопевшего Красавчика. — Зачем ты опять "вы"-каешь? Какое я тебе "высочество"? Единственное, чего хотим мы с Никой, это помочь вам. Оставь Иви под моей защитой, и тебе обещаю, что, как только ее сын переступит порог совершеннолетия, он станет графом Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон.

— Чтобы у Веридора был "безопасный сосед"…

— И для этого тоже, — не стал отпираться Галахат. — А еще чтоб все было по справедливости. Я не собираюсь ни давить на Иви или ее сына, ни заставлять их подписывать договор о вассалитете, ни нападать на обезглавленный юг…

— Обезглавленный, говоришь… Значит, участь лорда Себастьяна уже решена?

— Именно, — даже бровью не повел принц. — Уже — решена. Я действительно хотел примириться с Его Светлостью и разойтись с ни по доброму. Как знать, может, мы бы однажды породнились, все же Ника к нему неравнодушна. Но по пути сюда я пролетал мимо окон Отче и подслушал один весьма интересный разговор, который стал последней каплей и переполнил чашу терпения.

— Что еще учудил лорд Себастьян? — вот что значит полдня по закоулкам и гробницам тереться, уже и не поспевает за свежими новостями.

— Он выдал султанше Порсула все о привороте на крови, чтобы она могла превратить в раба дядю, — принц говорил спокойно, только сжавшиеся кулаки выдавали глухую ярость, клокочущую в душе. — Я мог понять все: покушения на меня и моих родителей, его желание убить или отдать на расправу храмовникам Франциска, даже то, что это именно он пытался убить леди Никалаэду, которая, он прекрасно знал об этом, уже была в положении и, если верить навеянному сну, от самого графа. Он намазал ей на губы отравленную помаду, когда половина Зеленого Горба перемерла от его отравленных свеч. Но Гарет… Вот так, исподтишка, в спину… тому, кто отдал тебе тридцать пять лет жизни, вырастил тебя, как сына, любил, как родную кровь, и без сомнений отдал бы жизнь за твое счастье… Ты понимаешь, на что он обрек дядю?! Его воля будет умирать день за днем, душа — медленно, но верно, уходить за грань, в он будет смотреть как со стороны на свой неотрватимый и ужасно медленный конец и ничто — ничто, понимаешь! — не сможет ему помочь. А знаешь, что самое страшное? Что уже поздно. Я чувствую, что поздно… Чувствую, ка наша связь истончилась! Он меня уже и по связи по крови не слышит! Чувствую, что дядя уже сам себе не хозяин, что он уже удаляется от нас… что он больше никогда не вернется…

8.3

Он еще много чего хотел сказать, но тут демонический слух уловил шаги. Раз… Два… Три… Да, три человека шли с разных сторон к склепу, причем шаг одного из троих он уже слышал сегодня.

— Идет кто-то? — догадался Чарли, видя, как навострил уши демон.

— Трое, уже близко — умело ходят, тихо, как налетчики, — коротко бросил Галахат и тут же, расплывшись в шкодливой улыбке, схватил Чарли за плечо и потянул к саркофагу. — Прячемся!

Не-е-е-ет, дважды за день в гробу, да еще и не одному, а в практически одной и той же компании, — это уже перебор! Хорошо хоть саркофаг царственной девы соответствующего царского размера! Хотя все равно пришлось слипнуться телом с принцем, чтобы не завалиться на Чернека. Друг, может, ребра уже восстановил, но все равно скакать на нем верхом пока рановато.

— А какого дурного демона в саркофаг?! — все же успел полушепотом возмутиться Красавчик.

— А так прикольнее, — задвигая магией крышку, которая, оказывается, все же была у саркофага, только почему-то стенку подпирала в дальнем углу, озорно подмигнул ему этот… демон дурной! Ну точно рога на мозг давят, а хвост спокойно сидеть на монаршем седалище не дает!

Однако все красочные образные выражения, которые так и просились на язык, пришлось временно проглотить, потому как тяжеленная дверь, так и не запертая ни одним из них, медленно повернулась на петлях, тихо заскрежетав, и под высоким потолком королевского склепа эхом отдались шаги сперва одной пары ног, а следом подтянулись и другие.

— Приветствую, Джафар! И тебе привет, Хаким! — начал тот, что пришел первый, на чистейшем порсульском.

Галахат покосился на Чарли, прекрасно различая того в темноте саркофага, но он, похоже, в переводе не нуждался.

— Будь благословен, всемогущий повелитель! — хором откликнулись Джафар и Хаким.

Судя по голосам, все трое были молодыми мужчинами, говорили вроде правильно, не глотая звуки и не коверкая слова. Как-как? Повелитель?! А ведь и голос Галахат узнал — звездочет! Тот самый, который гаданиями развлекал Отче и икидывался доверенным султанши! Мда, "монаршая тусовка" продолжается: те же, почти там же, но без южного "короля", зато Великий султан Порсула подтянулся.

— Сказывай сперва ты, Хаким, — велел тот, кого назвали повелителем. — Да давай без титулов и поклонов. Други вы мои сердешные, наравне с вами говорить желаю.

— Твоя воля, Исмаил, — откликнулся глубокий приятный бас, звучный, словно привыкший отдавать приказы. — Проследил я за твоей женой, видел и джина из перстня, и Бесноватого, что за ней, как телок на веревочке на убой, шел. Я так разумею: надобно султаншу схватить и в зиндане запереть за кражу семейного артефакта и Бастарда Тьмы, ею околдованного, вместе с ней.

— Спасибо, Хаким, как только в казне деньги на строительство новой тюрьмы появятся да охота сменить интерьер пыточных прорежется, так сразу твоему совету последуем, — съязвил, судя по всему, Джафар. — Послушай моего доброго совета, Исмаил: умертвить Бесноватого надобно, як собаку бешеную. Нашим воям с ним в удали да силе не тягаться, признать надо. Глупостью будет оставлять ткую угрозу в живых, к тому же покорен Тринадцатый принц Веридорский твоей супруге, которая, как ни погляди, с тобою не союзна.

— Я вас услышал, — сдержанно отозвался Исмаил. — Теперь и ты доложи, Джафар, о чем проведал? — Спешу обрадовать тебя, Исмаил, видел я твоего брата. Жив, здоров, хорош собой, только обращаются с ним, как с псом шелудивым, но то не беда. Да и ты, может, видел его, а кортеже невесты сегодня ехал, темненький юноша, Чернек. Только это еще не все… Тревожные вести я принес тебе, Исмаил. Супруга твоя за спиною твоей сговорилась с местными фанатиками. С одной стороны, такой альянс задавил бы и север, и юг, а следом и Веридор. Но с другой, с огнем играет тот, кто с храмовниками связывается. Отче подобен голодному тигру, сидящему на привязи. Коли ним дружбу водить да однажды ослабить поводок, сорвется, свирепый, и "друга" растерзает. С нами заодно святые земли только до тех пор, пока мы можем быть полезны им, а как только станем не нужны, утопят нашу собственную землю в кострах инквизиции. Против веры нашей со своими крестными знамениями пойдут, а потом еще и потребуют, чтобы наш владыка перед их Отче колени преклонял и чтобы их священник султана на царство венчал, как в этой дикой стране делается.

— Не бывать тому! — подхватил Джафара Хаким. — Не склонится голова Великого султана ни перед правящими вождями, ни перед церковными! Он сам есть власть и закон, а сила ему Властелином Семи Небес пожалована! А султаншу — казнить за измену!

— Одно знаю, — оборвал их речи Исмаил. — Пора нам и честь знать — время домой возвращаться. Сей же час выезжаем, а на рассвете отчалим в Порсул. Из столицы отпишу в Веридор, что волей Властелина Семи Небес я теперь Великий султан Порсула и что требую, чтобы вместе с новым посольством на наш берег ступил и мальчишка Чернек, а уж здесь буду привечать его, как брата, и правой рукой своей сделаю. А теперь оставьте меня на несколько минут, хочу гробу пра-прабабки своей поклониться.

Хаким и Джафар послушно вышли из склепа, а вот Исмаил, вместо того, чтобы подойти к саркофагу Персии, направился совсем в другую сторону. К кому пошел? Кажется, к лорду Седрику и его жене…

— Услышь мой глас, почившая королева, — расслышали они тихое бормотание. — Позволь Оку Всевышнего показать мне минуту из твоей земной жизни. Видеть хочу, что разбойник Янислов привез тебе в дар из усыпальницы чернокнижника Ардешира и что ты с тем даром сделала. Слышал я, что преподне он тебе Плат Праматери Пряхи. Легенды ходят, что этот плотный лоскут ткани спряла из своих волос одна из главных северных богинь и, если завернуть в него хоть волос, хоть обрезок ткани с каплей крови дорогого сердцу человека или же любую другую его частику, можно чувствовать его присутствие в милях от него и даже послать ему волну нежности, благодарности или же тревоги. Поведай мне, Королева Пенелопа, правдивы ли слухи, и покажи, что ты сделала с Платом. Клянусь памятью своих предков, что не буду действовать во зло ни твоим родным, ни твоей родине…

Три томительные минуты они ждали, затаив дыхание и боясь пошевелиться. Галахат молился про себя, чтобы мать хоть с того света надоумила молодого султана, что Гарета не губить надо, а помощь. А Чарли тоже молился, только возносил хвалу Агнешке и Праматери. За морем в Порсуле подчинение должно ослабеть, а если Галахат еще и обезглавит лорда Себастьяна, как собирается, так вообще жить можно! Чернек — принц… Слава тебе, Мать Пряха, что сотворила молодого султана таким и связала его судьбу с братом, и тебе, Агнешка, за то что ему посчастливилось найти Чернека…

Наконец в склепе раздался облегченный вздох.

— Спасибо тебе, великая королева, за то что позаботилась тогда о брате и что сейчас открыла мне правду. Твоя ладанка поможет Гарету сохранить душу, а я помогу сохранить ему жизнь. Прощай, Пенелопа Безжалостная, покойся с миром, рядом со своим любимым…

С этими словами Исмаил вышел из склепа, направляясь прочь от чужих интриг и тайн и устремляясь к своим. Здесь ему больше делать нечего.

8.4

Пальцы нещадно саднило, ощущение земли под ногтями выводило из себя, но она все равно продолжала рыть. Уже третья могила… В первой бабенка оказалась еще вполне свеженькой, упитанной, она бы даже сказала, шарообразной. Не подошла, в общем. Вскрыв второй гроб она вообще обнаружила мужика. Вот какая такая добрая мамаша назвала сына Гаврия, позвольте спросить?! Но в третий раз ей должно повезти!

Вот наконец и гроб. Осенив себя крестным знамением, она третий раз за сегодняшнюю ночь попросила прощения у Единого и Мрачного за то, что беспокоит усопшею, и, сотворив плотный щит, поддела не на совесть заколоченную крышку — покойная, видимо, была не из состоятельной семьи, могила ее была только крупными придорожными камнями огорожена, надгробия не было вовсе, только крест с именем. Скрежет насквозь проржавевших гвоздей, без труда покидающих растрескавшееся дерево, — и вот перед ее взором предстал труп девушки. То, что надо. Грудь, конечно, у покойницы побольше, чем ее собственная, да и ростом она, должно быть, ниже, но это все мелочи. Теперь вытягивать тело и закапывать все как было. Чуть не взвыла: вот почему ее магия не то что ни на какие другие заклинания, кроме щитов, не способна, а даже на силовые нити?! Жить было бы легче…

Пустые мысленные стенания прервал резкий приказ на порсульском, донесшийся откуда-то со стороны склепов:

— По коням!

На всякий случай она пригнулась, прячась за горой собственноручно накопанной земли. Мало ли, где эти восточники своих коней бросили, может сейчас в ее сторону пойдут да и впотьмах за умертвие, раскопавшееся из могилы, примут. Но нет, кажется, в другую сторону шагают…

И тут она почувствовала, как рвется один из поставленных ей щитов! Плетение распускается, а звено, соедененное с ее резервом и подпитывающее щит, истончается до нитки и в конце концов исчезает… Кто в опасности?! Чарли? Чернек? Ника? Разорванное звено тянулось, кажется, во дворец. А остальные куда ведут?… Куда?! Нет, ошибки нет, двое из ех, на ком стояли ее щиты, были совсем близко, в одном из склепов, и ее крохотные потоки едва-едва просачиваются через базальтовые плиты, измельчав до предела…

Тут раздались шумные быстрые шаги, а следом за ними такой знакомый и родной голос:

— Очухивайся и двигай в порт, найди там Исмаила и вали в Порсул! Там найдешь способ связаться! Живей, Ваше-почти-Величество! Ника умирает!

"Чарли!" — хотела было она позвать кузена, но в последний момент передумала. Если беда с Никой, может, каждая секунда на счету!

С трудом подавила желание вскочить и прямо сейчас броситься вслед Красавчику. Нике помогут… Да, конечно же, помогут! Там лорд Франциск, маг Жизни! Там лорд Себастьян, гений и светоч магической науки! А она кто? Чем она может помочь? Прок есть от ее щитов, но они уже не спасли подругу. Что же касается другого ее полезного умения, то Чарли будет там через несколько минут (Его Высочество подхватит и мигом на демонических крыльях до дворца домчит), а кузен — заклинатель куда лучше нее, если надо будет усмирять или врачевать вторые сущности, он справится лучше кого бы то ни было. А ей надо здесь закончить, а уж потом она тихонечко вызнает, что стряслось с подругой…

— Помочь? — прохрипел рядом с ней другой знакомый с самого детства голос, и на землю рядом с ней тяжело бухнулся Чернек. — Чего это у тебя с волосами?

Не удержавшись, она усмехнулась. Картина маслом: ночь-полночь, кладбище, разворошенная могила, вскрытый гроб, а его в первую очередь интересуют ее космы!

— Обрезала, — лаконично изложила то, что, в общем т, он и сам видел.

— З-зачем?

— Ни к чему мне они, только внимание лишнее привлекают, — последовал абсолютно честный ответ.

Водопад длинных медовых волос притягивал мужские взгляды, а ей такое вовсе не надо, вот теперь и щеголяет завивающимися на концах короткими прядками, так что со спины от пацана не отличишь.

— Понятно… — нахмурившись, протянул Чернек (он тоже ее волосы любил и невзначай касался при любом удобном случае), а потом оживился. — А знаешь, что мы с Чарли подслушали?! Ты не поверишь!…

— Так султан Исмаил, выходит, считает тебя братом и хочет поселить вместе с собой в соответствии со статусом, — подытожила она, выслушав его рассказ. — Одного не поняла: что Чарли и Галахат забыли в саркофаге вместе с тобой?

— Не знаю, — пожал плечами Чернек. — Они как-то не успели мне объяснить, почему мы опять вместе чужое последнее ложе делим. Там Чарли, кажется, услышал зов Ады.

— Не сказал, что случилось? — забеспокоилась она.

— Ты ж его знаешь, крикнет что-то и унесется невесть куда, как на пожар, а ты понимай как хочешь. Вот и сейчас бросил что-то неразборчивое… То ли Ада напала на змейку Ники, то ли кто-то их стравил… Короче, суть была в том, что теперь одна должна сожрать другую.

— Что?! — страшная догадка, против чего не выстояли ее щиты, просто не могла оказаться правдой! — Ты хочешь сказать, что лорд Себастьян укусил Нику?!

— Да мне то откуда знать? Да и что такого, если укусил?

— Две вторые сущности не могут ужиться в одном теле, Чернек! Одна из них погибнет!

— Я бы не говорил так абстрактно, и дураку понятно, что Ада победит. Что может маленькая змейка-нагиня — почти детеныш, против многотысячелетнего василиска, рожденного в Хаосе?

— Ада послала зов о помощи, — начала лихорадочно рассуждать она. — Значит, она не хочет борьбы… Но вдвоем они все равно долго не продержатся… Единственный вариант — это позволить Аде на время перехватить контроль, выпустить клыки…

— И покусать кого-то в ответ? — скептически заломил бровь Чернек. — Полноте, кто на это самоубийство согласится? Обычный человек или такой, например, как вы с Чарли, умрет вместе с Адой, из "необычных" тут только полукровки-демоны. А у демонов, если погибла вторая сущность, человеческая тоже долго не протянет. Готов спорить, даже неубиваемый лорд Франциск не выдержит со своим Даром Жизни. Поэтому смысла никакого нет спасать змейку Ники. Ну станет василиском, а не нагиней, невелика потеря.

— Как ты можешь?! — воскликнула она, подскакивая на ноги.

— Я — могу! Могу, потому что понимаю лорда Себастьяна. Не очень то хочется на своей шкуре проверять, был ли ты истинным нагини или не был. Вот я точно знаю, что нет, я не истинный Ники, и сделал бы все, чтобы ее вторая сущность погибла или уснула, чтобы я мог нормально целовать в губы свою жену, не боясь в любой миг рухнуть замертво! Но граф успел раньше меня — за это ему спасибо. Мне осталось толко сделать Нике предложение, от которого она не сможет отказаться.

— Что ты несешь? — нахмурилась она. — Я, конечно, заметила, что ты к ней неровно дышишь… Ты что удумал, Чернек?!

— У меня неожиданно отыскался брат, да не просто брат, а сам Великий султан Порсула, который из сердобольности или же наивности собирается целиком и полностью довериться своему кровному родичу. Ну, ты же не дура, подруга. Догоняешь, что я задумал?

— Смотри не оступись, Чернек. Не забывай, навряд ли в Порсуле все круглые идиоты и так же слепо будут доверять тебе.

— Не оплошаю, — уверенно заявил парень. — А потом я вернусь в Северный Предел, но уже не бесправным "ублюдышем", а правителем могущественной страны, и заберу Нику.

— Не согласится.

— А вы с Чарли убедите. Или не хочется Северным Пределам править? Думаешь до конца дней своих бесприданницей с подмоченной репутацией перед леди Гертрудой спину гнуть?

— Не нужен мне Северный Предел и жить, как прежде, я больше не буду. Собственно, у меня уже почти все готово, — кивок на разворошенную могилу.

— Понял. Знаешь, я помогу тебе: у меня как раз есть последнее задание от лорда Себастьяна, полностью совпадающее с моими планами. Все сделаю, комар носа не подточит… Ты когда уходить собралась? И куда?

— Сейчас, — ровным голосом отвечала она, выпрямляясь и отряхивая штаны, хотя это, по большому сету, было бесполезно. — А куда… Пока здесь буду, а как там альше пойдет, не знаю. Прощай, Чернек.

С этими словами она развернулась и, не оборачиваясь, побрела прочь в подернувшуюся сероватой дымкой утренних сумерек темноту.

— Постой, Иви! — на мгновение Чернеку захотелось броситься следом за ней и вцепиться в хрупкие плечики, не отпуская в неизвестность. — Неужели вот так уйдешь? А папа? А Ника? А Чарли?! Неужели с Чарли и не попрощаешься?

На несколько секунд она остановилась, но так и не повернулась, чтобы он не увидел, как кривятся губы от сдерживаемого плача и руки, сплетая пальцы, непроизвольно накрывают живот.

— Папа недолго горевать будет. Ника поймет меня, даст Агнешка, еще не раз свидимся. А Чарли я письмо подкинула… А если увидишь его, на словах передай, что он может за меня не волноваться, от ребенка я избавилась и никакие графские претензии мне больше не грозят… И еще, Чернек: леди Ивенснессы больше нет. Бедняжка трагически погибла, с твоей помощью на заре об этом узнает вся столица. А меня зовут Медана… Береги себя и передать не забудь.

"Передать то передам, — подумал ведьмак, глядя, как стремительно удаляется высокая фигурка, изящная даже в мешковатых бесформенных тряпках крестьянского паренька. — Только кто ж сказал, что это правда…"

9.1

Он слонялся по дворцу, потеряв счет времени. Не сказать, что у него не было дел. Были, да еще сколько… Как говорят северяне: "Не утащим сами, подавайте сани!" Надо было просмотреть отчеты эмиссаров, как свежие, так и за последний год, чтобы понимать картину в целом, еще не мешало бы глянуть все досье, теснящиеся в шкафах теперь уже его кабинета. В конце концов он мог заглянуть к Франциске и Франсуазой или приобщиться к общедворцовому кутежу, продолжившему после того, как новобрачных довели до их супружеской спальни. Приложиться к доброй бутылочке вина, перекинуться со случайным знакомым в карты, в шутку поставив на кон какое-нибудь редкое украшение, ценой в целое состояние, самодовольно ухмыльнуться про себя, ловя на себе восхищенные и голодные взгляды прекраснейших дам высшего света… Не удержался от горькой усмешки: разве не об этом он мечтал? Именно об этом. Получите и распишитесь. Почему же не радоваться хочется, а волком выть?

Ноги сами привели его в картинную галерею, где с портретов величественно взирали великие короли Веридора, его предки… Нет! Рагнар, Веридора, Персиваль, Персия, дядя, мама… Их потомок и их продолжение — это Галахат, а не он! Это Галахат — будущий великий король из славной династии Веридорских. А он — так, сбоку припёка, случайность. Никому не нужная случайность. Ведь он и к графскому роду имеет весьма посредственное отношение. Преемник сэра Гвейна Благородное Сердце — Себастьян… А ему места нет ни здесь, ни на юге…

И рядом с Никой ему тоже нет места. Кем он может стать ей? Мужем? Нет, это место Себастьяна. Любовником? Нет, Ника не такая. Братом? Тоже мимо, у нее уже есть брат, и не один. Другом? Смешно… было бы, если бы не было так грустно. Как ни посмотри, выходит, что он своим присутствием только путает все. Может, и правда было бы лучше и легче для всех, если бы его не было вовсе…

— Эк он тебе голову задурил, — неожиданно раздался тихий хрипловатый голос у него прямо над ухом.

Резко развернулся, одновременно выхватывая кинжал… и увидел перед собой сизый полупрозрачный мужской силуэт. Прямо напротив портрета основателя династии Веридорских парил призрак, собственно, самого Рагнара, а через мгновение рядом с ним появилась и его супруга.

— Ваши Величества, — церемонно поклонился он первым великим королям. Он слышал о том, что духи Рагнара и Веридоры обитают во дворце, поэтому если и удивился, то только тому, что они показались перед ним, ведь смертные нечасто удостаивались такой чести.

— Приветствуем тебя, Франциск, один из великих королей Веридора, — чуть склонил голову призрачный король.

— Мы рады видеть тебя, — добавила, тепло улыбаясь, Веридора.

— Для меня честь видеть Ваши Величества, однако, осмелюсь заметить, вы ошиблись…

— Назвав тебя одним из великих королей? — скептически изогнул бровь Рагнар. — В чем же мы ошиблись? Ты — наш правнук и соблюдаешь все пять заповедей великих королей. Жаль только, что служил ты до сих пор не Веридору, а Северному Пределу.

— Мы с мужем расслышали твои мысли и такого молча стерпеть не могли! — неожиданно пылко оборвала его скромная благовоспитанная Веридора. — Как тебе могло такое в голову прийти? Ну, ладно, ты мог усомниться в любви и родственной привязанности Веридорских, хотя Пенелопа спасла тебе жизнь и помогла тебе незаметно устроиться рядом с твоей единственной, все как ты хотел, то есть чтобы и она была в поле зрения, и тебя ей было не видно. А Галахат с ходу поверил тебе и без задней мысли принял тебя в род, пожаловав титул кронгерцога. Откуда ему знать, что от тебя не прилетит кинжал в спину и он не нажил себе жестокого соперника, которому он сам предоставил все возможности, чтобы скинуть младшего кузена с шаткого трона? А Гарет? Мало он сделал для тебя, как, впрочем, для всех детей сэра Гвейна? Ну, ладно, предположим, мысль о том, что ты чужой для семьи Веридорских, имеет право на существование, но как ты мог подумать такое о своем отце?! Неужели сэр Гвейн был плохим родителем? Чем он обделил тебя? Или он любил тебя меньше, чем Франсуа и Себастьяна?

— Нет… — растерялся он от такого напора.

— Слушай себя, Франциск. Мысли о том, что лучше бы тебя не было вовсе, — это не твои мысли. Понимаю, поверить в такое сложно, но все же ты должен попытаться услышать свой внутренний голос, а не чужой. На самом деле ты не считаешь себя лишним и чужим для своей семьи, это тебя заставляют так думать. Это не ты гонишь сам себя прочь от своей судьбы, это тебя отгоняют от нее. Зачем ты прятался от нее под личиной Себастьяна в ее первый день в Зеленом Горбе? Ты, конечно, скопировал брата идеально: его интонации, его чувство юмора, точь-в-точь те слова, которые сказал бы он. Да по другому и быть не могло, столько раз ты видел, как Себастьян общается со своими невестами. Вот только зачем? Зачем ты прятался? Боялся, что Ника не захочет, чтобы ей показал особняк брат хозяина,пока тот зарылся в свои исследования и эксперименты, не вспоминая ни о завртаке, ни тем более о гостье? А потом, когда ты понадеялся, что Ника одна побоится идти к Черному пруду или же заплутает без провожатого, что ты сделал? Притаился в пещере, а когда увидел, что твоя избранница, закрыв глаза, свесилась над самым обрывом, ты по-тихому выбрался из своего укрытия, надел личину Гарета и — что? Понесся в лаборатории за засевшим за очередным опытом Себастьяном, чтобы он помог Нике! А потом еще и лютню в омут столкнул, чтобы не осталось улик, что здесь был "Франсуа".

Не удержался и горестно воздохнул — лютню и правда было жаль. Другие, конечно, были, но эту Франсуа отчего-то любил больше всего. Как он только мог столкнуть ее в омут! Неужели и правда настолько боялся, что о нем догадаются?

— Ты сделал все, что мог, лишь бы не сталкиваться с Никой лицом к лицу! И сейас продолжаешь! Зачем?! А где ты очнулся в ночь, когда в поместье по роковой ошибке зажгли отравленные свечи? Около механизма, позволяющего вручную поднимать и опускать "этажи" склепа. Зачем, скажи на милость, ты чуть не зарыл заживо Азизама и Нику?! Ты хоть помнишь, как там оказался?… Это был не ты, Франциск. Это были чужие мысли, вложенные тебе в голову, чужая воля, которой ты противиться не можешь.

— Я вас не понимаю, — помотал головой Франциск.

— Мы не можем напрямик рассказать тебе все, как есть. Разобраться во всем и решить, как вытащить себя и брата, предстоит тебе самому. Поговори с Никой и Галахатом, они на верном пути. И еще, если тебе дорога Ника, не позволяй своему брату прикасаться к ней, не соглашайся ни на какие его ритуалы и жди от него любой подлости.

— Это бред! — горячо воскликнул он, позабыв о пиетете. — Мой брат — благородный и добрый человек!

— Мы с этим и не спорим. Одно то, что он согласился на клеймо висельника, чтобы спасти незнакомую девочку, уже говорит о многом.

— Чтобы мы стали братьями близнецами, — печально улыбнулся Франциск, невольно дотрагиваясь рукой до воротника, скрывающего его собственный ожег в виде затянувшейся на шее веревки, который появился всего на пару часов раньше клейма Себастьяна, когда "черные колпаки" поймали его на том, что он выпустил живым одного из гуляющих на празднике в честь Пришествия Мрачного Бога. Он пощадил пятнадцатилетнего подростка с темно-русой копной волос, назвавшегося Николкой. А потом Ника расспрашивала его о "своем брате", а он зачем-то сказал ей не правду, а то, что ответил бы ей безжалостный палач.

— Тогда почему вы сказали, что опасность грозит от моего брата?

— Фредерик никому зла не желает, как и ты сам. Но его воля и мысли связаны, также как и твои.

Франциск нахмурился, не понимая, о ком говорят короли, но потом припомнил, что, кажется, Себастьяна действительно крестили Фредериком. Но к чему Рагнар вспомнил это имя брата? Ведь Веридора только что называла младшего Себастьяном, когда говорила о сэре Гвейне… Непонятно.

— Просто поверь, Франциск, и будь осторожен…

И тут в самой глубине его души встрепенулся и завыл демон!!! Боги, он же никогда признаков жизни не подавал, только крылья научился разворачивать. Что случилось?! Попробовал прислушаться к вою второй сущности, но не смог ничего разобрать, только волна безумной тревоги затопила душу.

— Ника… — сам догадался он и хотел было рвануть к королевским покоям, но его остановил голос Рагнара.

— Погоди, Франциск. Можешь не спешить. Мы знаем, что там произошло. Поверь, ты не сможешь помочь Нике, да и ее жизни ничто не угрожает.

— Я чувствую боль… боль и дикий страх…

— Боль чувствует твоя единственная, а вот страх принадлежит ее второй ипостаси. Себастьян только что укусил Нику, и теперь ее змейка и его василиск должны бороться за право жить, потому что две вторые сущности не могут ужиться в одном теле.

— Василиск победит… и чтобы змейка Ники осталась жива, Ада должна перейти в другое тело?

— Твоя правда, — согласно склонил голову Рагнар. — Но василиска не всякий полукровка выдержит, что уж говорить о простом человеке. Вспомни, Себастьян едва-едва смог выжить после укуса, и то только потому что Франсуа разделил с ним силу василиска. Боги дают тебе шанс избавиться от соперника: если ее змейка погибнет, Ника никогда не простит Себастьяна и сама на пушечный выстрел не подпустит его к себе. Позволь Себастьяну потопить самого себя и, когда никто не пойдет на самоубийство ради второй сущности Николь…

— Я пойду, — весомо произнес Франциск, как бы ставя точку в разговоре. — Прощайте, Ваши Величества. Ваше предупреждение я услышал и приму к сведению.

— Франциск! — летело ему уже в спину. — Если ты поможешь змейке Ники, твой демон погибнет! Твой демон! Твои крылья!

На миг он замедлил шаг. Крылья… Мечта всей его жизни. Только воспарив под небеса, он почувствовал себя абсолютно счастливым! Его демон… его друг, часть его самого… Он же сейчас подсказывал ему, что, если он погибнет, не выживет и человеческая сущность.

— Подумай, Франциск. Велика вероятность, что вместе с твоим демоном зачахнешь и ты сам. Ты будешь умирать долго, мучительно, как от выгорания. Так же как умирал Франсуа. Ему было отмерено еще несколько месяцев, максимум год, если бы он не попал под удар Себастьяна. Подумай, хотела бы Ника обрекать тебя на такое…

— Не хотела бы… Но сегодня днем я клялся перед ликом Единого, что отдам жизнь за нее, и я свое слово сдержу.

— Ты будешь мучиться, Франциск!… - начала было Веридора.

— О, нет! Мучиться это не про меня, как и дрожать изо дня в день, ожидая конца. Говорите, умру… что ж, если такую судьбу мне уготовили Боги, так тому и быть. Только умру я с расправленными крыльями, поднявшись так высоко, как смогу. Так что ждите к себе, — напоследок озорно подмигнул им Франциск и полетел навстречу своей судьбе…

9.2

Я металась меж явью и бредом, не в силах ни очнуться, ни полностью провалиться в беспамятство. То накатывал нестерпимый жар, то, напротив, знобило, и каждый вдох казался последним… Где-то там, далеко, звучали голоса, но до меня они долетали искаженными, неузнаваемыми, едва различимыми, как будто из-под толщи воды…

— …Без своей змейки выживет?…

— …Точно выживет…

— …Сколько есть времени?…

— …Тащи сюда кого-нибудь!… Что?!… Тебе что дороже, вторая сущность сестры или жизнь какого-то смертника?!…

— …Вторая сущность и целая жизнь не сопоставимы, не находишь?… Да и Ника не согласилась бы…

— …Жаль мы спросить у нее не можем! Учти, объяснять сестре, почему мы не спасли ее змейку, будешь ты!…

— …Где она?!…

— …О! Еще один высокоморальный!… Ну давай, и ты скажи, что нам надо рассесться рядом с Никой кружком, сложить ручки и повздыхать, как же так, как же так!… Кстати, где эта рептилия сволочная?! Стража!… Немедленно арестовать графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон! При оказании сопротивления устранить немедленно!…

— …Успокойся!…

— …Ника…

— …Отпусти!… Отпусти, сказал, а то я и тебя!…

— …Прекратите сейчас же!… Одно слово — мужчины!…

— …Выманивай василиска!…

— …Что???!!!…

— …Смертника заказывали?… Так вот он я!…

— …Ты офонарел?!… Сдохнуть не терпится?!…

— …Я еще могу…

— …Хочешь ребеночка скинуть?… У тебя демоненок, вторгшаяся извне змеиная сущность может ему повредить… А мне терять нечего…

— …Вы это серьезно?…

— …Более чем… Зови!… Ваше Высочество, будьте любезны выставить отсюда всех…

— …Вон пошли!!!… И тебя это тоже касается!…

— …И не подумаю!… Я буду на подхвате… Вдруг что пойдет не так…

— …Женщины!…

А потом я услышала знакомое низкое шипение.

— Пусссссти меня… Демон хочшшшшшет нам помочшшшшь!

Говорить я не могла, поэтому попыталась спросить мысленно:

"Они говорят, кто-то умрет…"

— Возсссссможшшшшно… Но я поссссстараюсссссь ссссохранить его жшшшшисссснь и сссссвою… Позсссссволь мне…

Ой, да пусть делает, что хочет! Мне уже было все равно. Все равно на тупую боль в шее, на ласковые руки, перебирающие мои волосы, на солоноватый привкус крови во рту. Единственное, чего мне хотелось, так это чтобы это все поскорее закончилось…

***

Небывалая легкость и чувство полета. Такого я не чувствовала даже в раннем детстве, когда папа катал меня на плече, иногда подбрасывая в воздух или прыгая вместе с обхватившей его голову и визжащей от восторга мной. Нет, сейчас я парила, будто облако, куда-то вверх. Распахнула глаза… И правда лечу! Вокруг клубятся белоснежные метели, но почему-то не холодно, ветер не бросает в лицо снежное крошево, и дышится легко-легко… А земля где-то совсем далеко, лишь пару раз за кружащимися хороводами снежинок мелькнули очертания гор. "Какой чудесный сон…" — с восторгом думала я, мечтая, чтобы этот сказочный полет продлился как можно дольше…

— Не, ну хорош, а то взлетишь на свою голову! Ну никакого уважения, мимо нас она пролететь вздумала и выше забраться! — раздался насмешливый голос откуда-то снизу, и меня бесцеремонно схватили за голень и потянули вниз.

Приземлилась я, на удивление, мягко и опять не почувствовала холода, хотя стопы коснулись голого камня.

— Ну дай хоть поглядеть на тебя, посланница!

Пурга, повинуясь чьей-то воле, рассеялась, и я увидела перед собой двух странного вида мужчин. Первый, весь черный и в черном, до безобразия напоминал Бесноватого, не столько внешне, сколько выражением лица и манерой держаться. Лихо закинув одну ногу на другую так, что щиколотка верхней лежала на колене нижней, он чуть не насвистывал, вперившись в меня всевидящими карими очами. Одет он был как егерь, загорелым был как корсар, сложен как цирковой силач, а аура его давила не в пример больше, чем у Гарета. Второй же вид имел доброжелательный и светлый. Этот невысокий, полненький лысый мужичонка походил на любящего дядюшку или на добряка-жреца. Не ощущалось от него и свирепой необъятной силы, как от первого, зато шедшие от него ласковое тепло и чуткая забота непонятным образом ощущались практически физически. Еще одной странностью был его наряд: просто белая простыня, чудно обернутая вокруг тела и красивыми аккуратными складками ниспадающая до самых пят.

— Здравствуй, дитя мое… — начал второй, и даже голос его был нежным и приятным…

— Эй-эй! — оборвал его первый, экспрессивно махнув рукой. — Нечего тут себе все заслуги приписывать! Я, между прочим, тоже немало так руку приложил к созданию сего шедевра. Да чего далеко ходить, ты посмотри на это тело! Как будто ты мог вылепить что-то подобное, только "благочестивые" фигуры и можешь стругать! А вот я — да, я молодец! Какая талия, какая грудка! Да такую только мужским рукам и ласкать!

Ошеломленная его словами, я невзначай покосилась вниз… и увидела, что стою перед ними абсолютно голая! Щеки немедленно вспыхнули багровым цветом, а глаза стыдливо уткнулись в пальчики на ногах. Прикрыться даже не пыталась, все равно что хотели, то уже успели рассмотреть.

— Ну вот, смутил ребенка, — укоризненно покачал головой "жрец" в простыне.

— А чего красоты стесняться? Красотой надо гордиться! Вот я, например, всех своих детей делаю подобными себе, то есть яркими, красивыми, харизматичными…

— И скромными, — покивал головой на его речь светлый, а потом снова обратился ко мне. — Не стыдись, мы с братом смотрим не на оболочку, а на людские души, и поверь, перед нами важна только внутренняя красота.

— Что верно то верно, — снова вмешался темный, — но все же внешняя красота не помешает. А что? — деланно изумился он недовольному взгляду брата. — Думаешь, не надоело мне из века в век только на твой неизменный монашеский балахон и глазеть, дай хоть глазу порадоваться!

— К-кто вы? — чуть заикаясь от растерянности, все же выдавила из себя я.

— Для вас, о прекрасная леди, можно просто Создатель, — продолжал паясничать темный…

А до меня вдруг дошло…

— Мрачный и Единый… Великие Создатели… — пробормотала я, лихорадочно думая, уместно ли кланяться обнаженной. Реверансы явно не для такой ситуации. В итоге просто кивнула… а потом задала вопрос, от которого все в груди похолодело. — Я… умерла?

Единый хотел было ответить мне, но его брат поднял руку, призывая его к молчанию, и сказал мне:

— Положи руку под левую грудь.

На первый взгляд требование выглядело не очень прилично, но я поняла, на что он намекает, и послушалась… Стук… стук… стук…

— Твое сердце. Оно бьется, — озвучил он. — Даже если сердце остановилось, есть шанс вернуть человека к жизни, что уж говорить про того, у кого оно бьется.

— Значит, это просто сон? — с облегчением спросила.

— Ну… не совсем, — лукаво прищурился Мрачный. — Просто мы с братом решили наконец познакомиться с нашим посланником в мир людей, а заодно и приоткрыть тебе завесу будущего и свои планы.

Это я то божий посланник?!

— У тебя Дар Рока, дитя мое, — видя мое недоумение, начал объяснять Единый. Хорошо хоть у одного тут совесть есть, в то его темный братец, уверена, еще долго потешался бы над моим обескураженным видом! — Он парный Дару Прорицания. Разница в том, что прорицатели могут только видеть сквозь время и пространство, Рокам же под силу изменить будущее, если это не идет в разрез с нашими взглядами, и вершить судьбу. Гарет, Фредерик, Франциск, Галахат, Красимир, Чернек, — для всех них ты — судьба, но не в смысле любимая женщина. Ты меняешь ход событий, рвешь замкнутый круг, в котором они мечутся…

— Да не будь тебя, они бы уже давно поубивали друг друга, — весомо добавил Мрачный. — Вопрос только, кто бы быстрее и подлее ударил. Да север, юг и Веридор до сих пор свару не устроили и не приманили восточных стервятниов только потому, что все перечисленные особи мужского пола испытывают к тебе разного рода любовь.

— То есть… Тогда, когда я решала, кого предупредить о яде в свечах, Гарета или Себастьяна…

— Ты использовала силу Рока, — кивнул Единый. — Увидела все варианты будущего и выбрала один из них. В будущем тебе предстоит такое не раз.

— Не хотелось бы, — чистосердечно созналась я.

— А придется, — ухмыльнулся Мрачный. — Видишь ли в чем дело, Николенька… Кроме того, что непосредственно тебе угрожает опасность от Себастьяна и вам предстоит, во-первых, до конца разобраться, что к чему, а во-вторых, неким образом решить проблему, на тебя возложена ответственная миссия, а именно помощь в выявлении достойного наследника веридорского престола.

— В каком смысле "достойного наследника"? — не поняла я. — Ведь трон наследует Галахат. Его до сих пор не короновали только потому, что необходимо выждать положенный срок траура.

— Ошибаешься, девочка, — хитро улыбнулся Мрачный. — Достоин Галахат сидеть на троне Веридора или нет, решать будем мы. Только наследник, получивший наше благословение, может рассчитывать на нашу же поддержку. На то, что чума, мор или же кровопролитная война не выкосят все королевство под корень. На то, что его дети не испустят свой последний вздох в нежном возрасте. На то, что у него вообще будут эти дети… Не пугайся, конечно же, если мы не считаем достойным коронованного претендента, мы не будем карать все королевство лишь по причине своего недовольства. Как правило, такие корольки сами успешно справляются с задачей накликать на себя гнев Небес и народа тем, что грешат сверх меры. Ну, а дальше либо мы являем свое отношение к зарвавшемуся монарху, либо сию почетную обязанность берут на себя люди.

— Персиваль Похотливый тоже взошел на трон без нашего благословения, но он с честью выдержал наше испытание, чем заслужил нашу милость, — продолжил Единый. — Когда Персиваль пришел к нам с вопросом, как ему легитимно сделать наследником своего тринадцатого сына, мы ему ответили, что наше благословение будет с Гаретом, если он выдержит наше испытание.

— История с горцами? — наугад спросила я.

— Именно. И Гарет оказался не достоин. Зато свое испытание прошла Пенелопа, и мы явили свою волю всему Веридору: в день коронации будущей великой королевы на несколько мгновений на небосводе показались одновремено и солнце и луна, и их лучи сошлись клином прямо над головой Пенелопы.

— То есть Галахату тоже предстоит пройти какое-то испытание?

— Вообще сам ритуал отбора Истинного Наследника, зародившийся в Хаосе, длиннее и сложнее, но, думаю, одним испытанием обойдемся, — милостиво разрешил Мрачный. — Но участвовать, естественно, будет не только твой брат. Чтоб Галахату жизнь малиной не казалась, его соперниками станут… а впрочем, не буду называть имен, лучше порадую тебя прозвищами. Итак, четверо претендентов, считая твоего брата, и со всеми четырьмя ты знакома. Первого прозовут Темным и за мутную личность, и за окутывающие его тайны, и за умение мастерски растворяться в воздухе, как тень в темноте, и за полную слепоту. Второй войдет в историю с эпитетом Коварный за свою сметливость и умение хитростью одержать верх над противником, куда более сильным, чем он сам. Суть третьего отражает поэтичное прозвище Поджигатель войны. Ну, а у четвертого прозвище самое колоритное и самое говорящее — Братоубийца. А теперь самое главное: наследник веридорского престола должен закончить артефакт-изумруд и вставить его в большую церемониальную корону Веридорских.

— Но ведь Гарет сказал, что для этого нужна капля его мертвой крови, — припомнила я.

— Гарет мог и ошибаться, — неопределенно пожал плечами Единый.

— И да, закончить должна не ты и подарить тому, кто больше нравится. Ты можешь только отдать то, что сейчас у тебя есть, в неизменном виде. Подсказывать и оказывать посильную помощь своему фавориту в гонке разрешается, — весело подмигнул мне Мрачный.

— А как эти четверо узнают, что им нужно сделать?

— Ну, до Галахата все донесешь ты, можете даже поломать голову над конкурентами. А остальным явится "прозрение" во сне.

— А если кто-то из этих четверых не захочет бороться за власть? — спросила я, почему-то думая о Франциске.

— О, это особый случай! Как ты знаешь, Галахат будет бороться, потому что небезосновательно считает, что место на троне Веридора принадлежит ему по праву. Один из его соперников ввяжется в борьбу за корону, потому что властолюбец. А вот другим двоим трон сто лет не сдался и в глубине души они знают, что это место им не предназначено, но искушение урвать себе чужой лакомый кусок велико, ибо для них это фактически единственный способ связать свою жизнь со своими возлюбленными.

Мне ни с того, ни с сего опять вспомнился Франциск. Может ли он быть одним из тех четверых, о которых поведал мне Мрачный? В принципе, логично, если бы он тоже претендовал на трон. Но тогда кто из четверых? Темный? В принципе, подходит, если бы не слепота. Франциск зрячий, в этом я более чем уверена. Или, может, Коварный? Нет, я бы не сказала… А вот насчет того, который Братоубийца, у меня были очень нехорошие предчувствия…

— Тебе пора возвращаться, — мягко вывел меня из раздумий голос Единого. — У нас осталось только одно дело. Поскольку ты сейчас здесь, с нами, твой Дар на время… скажем, ушел в спячку. И чтобы компенсировать это, ты должна ответить на один вопрос.

— Я слушаю, — с готовностью отозвалась я.

— Скажи, ты хочешь, чтобы Франциск остался рядом с тобой в качестве кого? Как мужчина, который будет бороться за тебя, как демон за свою единственную? Как демон-хранитель вроде Гарета, некто, оберегающий от опасности и поддерживающий в трудную минуту… скажем, как нечто скорее эфемерное, чем физическое? Или, может, ты желаешь, чтобы он вообще исчез из твоей жизни?

Признаться, я озадачилась. Исчез? То есть вообще, навсегда? Точно нет! Демон-хранитель? Но у меня уже есть Гарет. Еще один защитник, конечно, никогда не лишний, но…

Вот именно, но. В памяти вспыхнули воспоминания о поцелуе в Храме. Я бы бессовестно соврала самой себе, если бы сказала, что мне не понравилось и что я не хотела бы повторить. А ведь я и с Гаретом коротко, но целовалась, и я и не думала с ним еще раз… А с Себастьяном? Нет, тот поцелуй был скорее необходимостью, чем моим собственным желанием. Нечто волнующее, с какой-то звериной подоплекой, ведь он цедил из меня яд, как вампир кровь из своей жертвы, не наслаждаясь поцелуем, а чтобы выжить. А с Франциском было совсем по-другому…

— Я ж тебе говорил! — со всей силы хлопнул брата по плечу Мрачный. — Глупый вопрос. Какая нормальная женщина предпочтёт иметь рядом с собой бесплотного призрака, а не мужчину, которого и потрогать можно, поцеловаться с ним или…

— Мы услышали волю Рока, — оборвал его нецеломудренную речь Единый. — Ступай, дитя, и помни, если тебе понадобится совет или помощь, ты можешь обратиться к нам.

— И если захочешь еще полетать, — крикнул мне вдогонку Мрачный, но лица его я уже не видела, потому что меня снова подхватила сказочная, не колющая морозом метель, и понесла обратно, вниз. Прочь от вершин Великих гор…

***

Открывала глаза я медленно, все еще улыбаясь чудесному полу-сну-полу-яви. А когда все же открыла, увидела, что голова моя покоится на коленях Галахата. Кажется, этто он что-то кричал про смертников… В изножье кровати примостился Красавчик, не сводящий с меня пронзительного внимательного взгляда. Но, увидев, что я очнулась, лицо его просветлело, а из груди вырвался облегченный вздох. На краешке кровати присела леди Никалаэда и успокаивающе поглаживала меня по руке.

"Жшшшшивы! — торжествующе шипя, зашевелилась в груди моя змейка. — Сссссспассссибо демону!"

Франциск… Да, я слышала и его голос. Но где же он?

Обежала глазами всю комнату, но никого больше не заметила. А братья, заметив, что я ищу кого-то, почему-то виновато потупились и прятали глаза. Поэтому спросить пришлось у леди Никалаэды:

— Где Франциск?

Прекрасная эльфийка вздрогнула, но глаз не отвела и отвечала так спокойно, как могла:

— Лорд Франциск позволил Аде укусить его и переселиться в его тело. Но василиск должен был убить его демона, так же как и твою змейку, если бы тебе не помогли. А без демона лорда Франциска ждала бы долгая мучительная смерть, агония могла бы растянуться на годы. Это особенность только высших демонов. Лорд Франциск… решил уйти на своих условиях.

— Где он?! — кажется, я сорвалась на визг.

Боги, вот о чем говорил Единый! Мой Дар спал, и я не могла повлиять на происходящее! Я бы остановила его! Я бы не позволила…

— Он развернул крылья и стал подниматься в небеса. Он летел вверх, по ветру забирая к морю. Франциск взлетел так высоко, как только смог… и сложил крылья. Мы видели, как он камнем падает вниз. После такого не выжить даже магу Жизни и чернокнижнику. Не плачь, маленькая, это был его выбор… Он разбился, Ника.

9.3

— Все беды от баб… — глубокомысленно изрек Мрачный, глядя, как глаза Ники наполняются непрошенными слезами, когда ей рассказывают о гибели Франциска. — Но и все счастье, говоря по-правде, тоже от них. Пошли, что ли, проведаем главную и первую женщину в нашей с тобой бесконечной жизни.

Путь их был недалек, ибо та, к кому пожелали наведаться Создатели, обитала в тереме, спрятанном в непроходимой чаще, раскинувшейся от подножья Великих гор чуть ли не до середины подъема. Человеку сюда было не добраться, а вот Богам — полминуты, и на месте.

— Мать! — громыхнул на всю немаленькую бревенчатую конструкцию глас Мрачного, без стеснения залетевшего прямо в распахнутое окно.

— Дочь! — вторил ему укоризненный оклик Единого, следующего прямо за братом.

Ответом им был звонкий смешок и озорной взгляд от худенькой маленькой девчушки с пушащимся вокруг миловидного личика облаком огненно-рыжих волос. Уже не босоногая отроковица, но еще и не статная юница, она проворно стреляла глазками, носилась простоволосая, задрав подол сарафана выше колен, а то и вообще без него, в одной нижней рубахе, и то и дело шкодливо улыбалась, словно намекая, что она хоть и богиня, но бесенок в ней сидит, как в человеческой девчонке, и что ей по силам удачу не только полной чашей отмерять, но и забирать.

Рыжая пристроилась на половике рядом с креслом качалкой, в котором степенно восседала другая особа женского пола. Увидев ее впервые и не зная ее истории, никто не смог бы угадать, сколько ей лет. С одной стороны, крепкая гибкая фигура могла бы принадлежать совсем юной девушке, с другой, несколько глубоких морщин залегли на красивом молодом лице, словно его обладательница часто хмурилась и плотно сжимала губы, да и половина пепельной косы уже давно серебрилась сединой. Держалась она тоже необычно: вроде крестьянского роду, руки натруженные, да и прядет что-то практически безостановочно, но спину держит идеально ровной, плечи расправленными, а подбородок величественно приподнятым.

— А ты все веселишься, — беззлобно фыркнул Мрачный на смешки рыжей. — Выйди-ка, Агнешка, дай старшим поговорить.

— Неа, — категорично заявила девчушка, и в небесно-голубых глазах мелькнула решимость. Понятно, раз речь пойдет о ее детях, Змеицу и Мрачный своим гневом с места не сдвинет.

— Мать! — махнул на рыжую рукой Мрачный и в упор посмотрел на ее невозмутимую подругу, так и не оторвавшуюся от своего рукоделия. — Ты чего напряла, Пряха?!

— Дочь, — более мягко обратился к ней Единый, жестом останавливая вспыльчивого брата. — Мы не совсем понимаем твоих намерений. Сперва в твоей пряже наметилась влюбленность Николь в Фредерика, и тут же ты вплетаешь сюда же чувства к Франциску…

— Вот именно, что вплетаешь! Так сказать, кроваво-красной нитью по блеклому зеленому!

— Девочка встретила интересного, ученого, по своему привлекательного мужчину-чужеземца, к тому же с ореолом тайны и флером роковой опасности. Естественно, Фредерик не мог не привлечь Николь, с ее то любопытством и любовью к различным авантюрам.

— Авантюризм — это у них семейное, что у Веридорских, что у Монруа. Ты нам одно скажи: какого такого рожна ты позволяешь зародиться робким росткам чувств между ней и Франциском и тут же разводишь их?!

— Нить судьбы Франциска не в моих руках, он не дитя севера. Так что вы решили с молодым демоном? — наконец оторвавшись от пряжи, Мать-Пряха устремила на Создателей внимательный взгляд еще при жизни выцветших от слез глаз. — Какова воля Рока?

— Воля Рока с нашей волей не совпадает, — поморщился Мрачный, и тут же наткнулся на возмущенный взгляд Агнешки. — Что?! Вот что ты на меня своими ведьмиными гляделками таращишься?! С чего мы с братом должны в очередной раз ниспослать на голову Франциска жизнеспасительное чудо? Он уже исчерпал все свои жизни и как чернокнижник, и как демон, и как маг Жизни! Сколько раз мы его из-за грани вытаскивали? Так сразу и не вспомнишь, посчитать придется. Первый раз, когда он вписался в ритуал, затеянный Себастьяном, и в последний момент вытолкнул его из пентаграммы. Тогда на него пришелся неслабый удар возрожденного, но пострадал только его демон, поэтому Франциск так долго не мог ни услышать свою вторую сущность, ни расправить крылья. Второй раз, когда он от большого ума уволок из-под венца одурманенную братцем Никалаэду, а потом принялся разнимать ее с Франсуа, на которого она набросилась в естественном для приворота на крови страстном порыве. Третий раз, когда "сожитель" Фредерика впервые полностью забрал у него контроль над телом и искромсал обескровленного и оттого не сопротивляющегося Франциска в моем заброшенном Храме. В четвертый раз, когда они сцепились с Себастьяном на пороге Венчальной, пока Азизам драпал вместе с Никой. Поняв, что проигрывает, граф призвал из стен зеленое пламя, способное изжарить, как цыпленка на вертеле, даже высшего демона. Ну и в юбилейный пятый раз, когда на Зеленый Горб напали берсерки, отбились они с Себатьяном с нашей помощью, а то лежать бы им изрубленными и подранными клочьями мяса. Обоим. Так почему, скажи на милость, мы должны в шестой — шестой! — раз беречь его от смерти?! От даже рекорд моего крестника побил! И да, к чести Гарета надо сказать, что из заваренных им же передряг он выбирался сам, без опоры на нашу милость. А этот? Не спорю, Франциск знает толк в красивой героической смерти. До сих пор подыхал он, только спасая кого-то…

— Поступите по справедливости, — оборвала его Пряха. — Позвольте Франциску столько раз увернуться от смерти, сколько он сам спасал другим жизнь. Давайте и мы посчитаем. Он спас Себастьяна во время пресловутого, затеянного им же ритуала — раз. Он не дал погибнуть младшему брату после его первого турнира — Франциск поддерживал Себастьяна магией Жизни, пока лекари пытались залатать рану в его груди, а лорд Гвейн прилюдно сек своего старшего сына — два. Он раскопал заживо погребенную Себастьяном Франсуазу — три. Он исцелил магией Жизни Красимира в младенчестве — четыре. Он спас Никалаэду и ее ребенка, когда во время успел вытянуть у нее из организма яд, что был в отравленной помаде на ее губах, — пять…

— Именно, что пять! Не будешь же ты считать Никалаэду и нерожденного младенца за двоих. Пять на пять — все честно!

— Нет, это не все, — наконец вмешалась Агнешка. — Франциск спас еще одну жизнь. Жизнь Вышаты, парнишки из Северного Предела.

— Кого? — скривился Мрачный.

— Николки, Никиного друга.

— Хорош друг!

— И тем не менее, его жизнь так же ценна, как и любая человеческая. Франциск помог ему уйти живым от "черных колпаков", за что получил вечную позорную метку.

— Сам виноват, сердобольный, — буркнул Мрачный и повернулся за поддержкой к Единому. — Однако это не решение. Многие из тех, что не раз спасали чужие жизни, при первой угрозе своей собственной отправляются в Царство Мертвых, потому что их время пришло. Им мы не предоставляем столько шансов.

— Очень зря, — цокнула языком Агнешка. — Ну, раз такое дело… давайте кинем жребий! — девчонка тут же извлекла из потайного карманчика мелкую монетку и покрутила ее перед Создателями. — Пусть судьба сама решит: выпадет герб — Франциску жить, решка — смерть.

— Что задумала, лисичка? — недоверчиво прищурился Мрачный. — Здесь твоя удача не действует.

— Все честно, — похлопала она чистыми, как у ребенка, глазами. — Воля судьбы, шансы что на один исход, что на второй, абсолютно одинаковые. Ну так что, жребий?

— Я согласен, — подал голос Единый, краем глаза следя за тем, как принялась расчесывать пятерней свои волосы Пряха.

— Эх, ну ладно, и я согласен, — залихватски махнул рукой Мрачный, — только бросаю я.

Равнодушно пожав плечиками, мол, как хочешь, Агнешка протянула медяшку Создателю.

Монета, завертевшись, подлетела в воздух…

***

Мерная качка плавно кренила корабельную палубу под разными углами к горизонту и действовала на нервы, но сейчас Гарет радовался и этим чувствам. Его чувствам! Эх, не интересовался он никогда, что из себя представляет приворот на крови, вот и попался… Бастард Тьмы уже чувствовал, как гнется его воля, как теряются его мысли, оставляя вместо себя только мутный дурман, но из последних сил держался за свое сознание, не позволяя тому ослабнуть окончательно и потеряться навеки…

Вот таким сосредоточенным и цепляющимся за самого себя его и застал ласковый жар, легкой волной раскатившийся от ладанки, припрятанной под жилетом на груди. Гарет знал, что Пенни сделала ее из Плата Праматери Пряхи, которая, по повериям, сплела этот артефакт из собственных волос. Вроде как он помогает поддерживать какую-то странную связь с близкими людьми, Бесноватый не помнил точно, да и соображать сейчас вряд ли мог. Поэтому он просто прикрыл глаза и прислушался к зову артефакта…

Перед глазами мелькнул осколок лезвия первого меча, сломанного Франциском, со следом его давно стершейся крови… В голове эхом прозвучали слова, сказанные тихим мелодичным голоском: "Выпадет герб — Франциску жить, решка — смерть"… Он как наяву увидел монету, вращающуюся вокруг горизонтальной оси, подлетающую в воздух… За столько лет Бесноватый настолько привык ко всяким божественным странностям, что сейчас ни на миг не усомнился, что все, увиденное им, — правда. Что Франциск умрет, если сейчас монета упадет на подставленную ладонь решкой вверх…

Гарет не знал, что он сделал. Он просто всей душой пожелал, чтобы выпал герб, онемевшей от дурмана рукой нащупал в ладанке осколок лезвия, сжал и… остановил монету, когда она повернулась нужной стороной, и опустил ее. Как так вышло? Силой мысли? Может быть. Но он вложил в это все моральные силы, что у него еще оставались, и тут же почувствовал, что вязнет в привороте, как в трясине, и в том, что магия Крови его больше не отпустит, сомнений у него не было…

9.4

Следующие три дня меня заставляли проваляться в кровати, хотя физически чувствовала я себя замечательно, а развлекающей меня леди Никалаэде строго-настрого запретили волновать меня. Так что пришлось, как и в Зеленом Горбе, предпринимать ночные вылазки, чтобы разузнать последние новости, а было их немало.

Во-первых, меня интересовало все о Франциске. Из подслушанных разговоров стражников на дозорных постах я узнала, что Галахат направил экспедицию на поиски тела кузена. От столицы до порта, в сторону которого полетел Франциск, было не больше шести часов легкой рыси, и это сравнительно небольшое расстояние тщательнейшим образом прочесывали двое суток, но ни тела, ни даже места падения (не могло же такое не оставить следов?) не нашли. В итоге решили, что Франциск, должно быть, упал в море недалеко от берега…

И в тот же вечер леди Никалаэда, с которой мне волей-неволей пришлось если не подружиться, то хотя бы поладить, заговорщически понизив голос, поведала мне, что, сославшись на свой статус герцогини Веридорской, прошла мимо охраны в малый кабинет Его-почти-Величества Галахата Веридорского и нашла там личное письмо от недавно севшего на порсульский трон Великого султана Исмаила. Кроме обычных любезностей и положенных политесов, там упоминалось его недавнее плаванье на исходе той страшной ночи после моего бракосочетания, как раз недалеко от веридорских берегов. Нет-нет, сие была обыкновенная морская прогулка, без боевых судов, так что речи о вторжении не идет. Так вот Великий султан счел необходимым предупредить монарха соседнего государства о том, что в море завелась невиданная змееподобная тварь исполинских размеров. Мол, порсульцы своими глазами видели, как это чудище всплыло из морских недр, поднимая тучи брызг… Тут леди Никалаэда замялась и, видимо, решив о чем-то мне не рассказывать, скомкано завершила рассказ тем, что, оказывается, это же порождение Хаоса виновно в трагической гибели прошлого главного визиря Порсула и безумстве младшего брата нынешнего султана. Сказать, что камень свалился у меня с души — ничего не сказать. На радостях я чуть не бросилась на шею леди Никалаэде и раз десять еще у нее спросила, уверена ли она, что Ада жива. Герцогиня терпеливо повторяла мне раз за разом, что, хоть она уже давно передала сущность василиска, обязательно почувствует, если Ада погибнет, все же это часть ее самой. И да, она уверена, что Ада выжила.

Во-вторых, оказывается, в ту знаменательную ночь произошло еще одно примечательное событие, прошедшее мимо меня: сгорел главный столичный Храм, вместе с церковными книгами, после чего, согласно законам Веридора, все те, кто венчались в нем, оказались фактически свободны от брачных уз… то есть и мы с Галахатом тоже! Это у нас, на севере, свидетелей, бывших на свадьбе, было достаточно, чтобы подтвердить, что пара состоит в законном браке, здесь же подлинную силу имела только строка на бумаге. Двор, к слову, такому положению вещей очень даже обрадовался. Кто-то во всеуслышание рассуждал о том, что придется по-новой венчание проводить и свадьбу играть; кто-то в-тихую распространял сплетни, что, дескать, сами Боги против этого союза, и зеленое пламя, обратившее в пепел самый величественный в мире собор Единого, сошло с небес как изъявление их воли…

Мне до досужих разговоров дела не было никакого. А вот то, что официально объявили о гибели в этом самом соборе леди Ивенснессы, немало тревожило меня. Насколько я помню, в таком же зеленом пламени сгорело полкрыла дворца во время покушения на Галахата, и в покоях принца обнаружили неопознаваемый огарок. Кто и как опознал подругу в обуглившемся женском теле, найденном среди золы, оставшейся от Храма? Судя по перешептываниям в полночных коридорах, Иви просто пропала, а леди Гертруда и рада объявить, что ее позора теперь нет, а значит, и репутацию можно начинать потихоньку восстанавливать. Лорд Бартехальд, говорили, погромил пару трактиров в нижнем городе с пьяных глаз, да и угомонился. Чарли мне на глаза не попадался, но вроде не горевал.

Развеяла мои тревоги записка, неведомым образом подкинутая мне в шкатулку с драгоценностями. Иви накорябала всего несколько строк, но мне сразу стало легче. Подруга написала, что с ней все хорошо, она решила немного попутешествовать в одиночестве, обещала иногда слать весточки и… пожелала, чтобы моя клятва в Храме поскорее претворилась в жизнь. Чтобы я нашла мужчину, достойного любви, и чтобы наши чувства распустились, как цветы на вершинах Великих гор, прекрасные и неувядающие.

В-третьих, я попыталась узнать и о том, что сталось с Его Светлостью. О том, что его так и не нашли, я узнала в первую же ночь и, говоря откровенно, особо не удивилась. Ушел граф явно с помощью портала, но из дворца такой не открыть. Как же лорду Себастьяну удалось скрыться от всей королевской стражи? Вариант был только один — Его Светлость ухитрился добраться до нижних уровней дворца, а там нырнул в катакомбы, построенные в незапамятные времена и развернувшиеся под всей столицей и даже за ее пределами. Никто под страхом смерти не пошел бы их прочесывать ни с картой, ни с ротой солдат, ни с эскортом магов, потому как шансов выбраться оттуда кому-либо, кроме королевской семьи, было мало… Никто точно не знал, что за твари водятся в подземном лабиринте, то ли низшие демоны, то ли каменные тролли, то ли еще что-то в этом роде, но эти кровожадные чудовища, питаясь от запрятанного где-то в закоулках катакомб источника, поддерживающего конструкцию дворца, не трогали только Веридорских и людей, защищенных их родовыми артефактами, например, обручальными браслетами (последнего, кстати, Галахат мне так и не отдал, потому как надеть он его должен был после брачной ночи, а Храм сгорел до рассвета вместе с нашим свидетельством о браке). Здесь же была скрыта королевская сокровищница. Все уверяли Галахата, что если у лорда Себастьяна хватило дури сунуться в катакомбы, там он и сгинул. На это заявление брат только скептически хмыкал, видимо, вспоминая о том, что Красавчику удалось ограбить сокровищницу. А вот я прокручивала в голове слова, подслушанные во время ментального разговора Франциска и Себастьяна: "Через час я жду тебя в подземном ходе дворца, на развилке, где один туннель уходит в нижний город, а второй веде к окраине погоста. Помнишь местечко? Конечно, помнишь…" Я не сомневалась, что юные любопытные сыновья сэра Гвейна, которых отец не раз брал с собой в Веридор, не упустили возможности облазить все катакомбы вдоль и поперек, а учитывая то, что ходили Себастьян с Франциском наверняка вдвоем, на них не должны были напасть. Но справился ли граф в одиночку?

Это я и предложила выяснить Галахату, когда он под вечер зашел навестить меня. Сама идея принцу понравилась, но меня он сначала категорически отказался брать с собой. Вся на нервах, я уж хотела было начать спорить, но леди Никалаэда мягко остановила меня, положив руку на плечо и очаровательно улыбнулась Галахату:

— Ваше Высочество, к чему столь решительный отказ? Ведь нас с леди Николь будете сопровождать вы, разве можно найти лучшего защитника? Неужели в вашем присутствии нам может что-то угрожать?

— Нам?! — еще больше изумился Галахат.

— Ну конечно же нам. Не забывайте, что осмотреть катакомбы надо со всей тщательностью. Его Светлость мог оставить на стенах и потолке какие-то записи, если у него были сообщники, или же заготовки под порталы на достаточном расстоянии от дворца. Так что пойдем мы втроем: леди Николь во второй ипостаси исследует пол, вы в крылатой форме осмотрите потолки, мне же останутся стены.

— А если я не соглашусь? — недовольно прищурился он.

— Тогда мы пойдем вдвоем, — легкомысленно повела плечиком красавица, — и будем надеяться, что от рыщущих в лабиринте монстров нас защитит ребенок у меня в утробе.

— Ты в меньшинстве, Азизам, так что идем вместе, — нагло припечатала братца я, так что ему ничего не оставалось, кроме как согласиться.

И вот мы втроем медленно передвигались по узкому земляному туннелю под угрожающий скрип подпор и зловещие шорохи спереди и позади нас. Галахат полушепотом трещал безумолку, то ли от нас страх отгонял, то ли наскучило три дня кряду с одними советниками да министрами беседы о государственном благополучии вести. Брат решил посветить леди Никалаэду в историю с недоделанным артефактом-изумрудом, а на мой удивленный взгляд, мол, с каких это пор мы безоговорочно "эльфийке" доверяем, объяснил, что кроме него, ей в Веридоре больше рассчитывать не на кого и если корону наденет не он, ее скоренько выставят из дворца, а куда ей в этом случае идти?

— Условие для того, чтобы закончить артефакт, должно быть выполнимым, — рассуждал Галахат, попутно облетая сомнительной прочности деревянные своды. — То есть убить дядюшку по-любому отпадает. С другой стороны, с чего-то же Гарет решил, что нужна именно его мертвая кровь.

— В прошлом я видела, как сэр Гвейн говорит с Гаретом об артефакте, — вспомнила я. — Он упомянул, что претенденты должны сразиться с Тринадцатым Принцем Веридорским, и просил не убивать его детей. А еще он сказал странную фразу… сейчас… сэр Гвейн точно знал, когда умрет, и сказал Гарету "когда наступит твоя очередь"… А еще Его Светлость знал об артефакте! Гарет просил меня не рассказывать ничего графу, но он и сам что-то знал! Помнишь, Галахат, когда вы бросались обвинениями, у него проскользнуло что-то роде того, что его отец вложил свою жизнь в артефакт!

— Было, — подтвердил принц. — Но, судя по всему, тогда Его Гадство не знало, что артефакт не был закончен.

— Похоже, я знаю, что за артефакт, — подала голос леди Никалаэды. — Есть особая группа артефактов, обладающих неким подобием интеллекта. Отличительная особенность — они практически вечные, так как не нуждаются в подзарядке. А еще для их активации необходимо вселение души или же нескольких душ, в зависимости от силы и специфики артефакта. И да, капли мертвой крови могут служить проводником между душой, и артефактом, в который ее собираются заключить. Рискну предположить, что, раз делал артефакт сэрГвейн, южанин, для веридорскиго престола, центрального королевства, а даруют нам силу два Создателя…

— Ты думаешь, душ, заключенных в наш артефакт, должно быть три: юг, центр и север? — спросил Галахат. — Но ведь ясно сказано: закончить артефакт. Значит, две души уже в нем? И чья же вторая, северная?

— Не знаю, — пожала плечами леди Никалаэда. — Но души сами по себе не случайны. Боги любят всякие знаки, одним им понятные совпадения… Эти три души должно что-то объединять.

— Что например? — даже не видя лица брата, я поняла, что он хмурится. — Судьба похожа? Это у Благородного то Сердца и Бастарда Тьмы? Не-е-ет… Да у "короля" юга и Тринадцатого Принца Веридорского из общего была только дружба, любовь к леди Индии и статус неофицального "правителя"… ах да, еще то, что оба получили приметные прозвища и вошли в легенды.

И тут меня озарило!

— Я знаю, чьей была вторая душа и что объединяет всех трех "жертв", — почему-то говорить о таком в полный голос было тяжело, поэтому я, огибая многочисленные камни и сетуя на неровность "пола", сипло шептала, но меня все рано слышали. — Галахат, помнишь, то было выбито на саркофаге рыцаря Благородное Сердце? "Гвейн ХIII". Тринадцатый, Галахат! А Гарет — Тринадцатый Принц Веридорский. А тот, кому принадлежала вторая душа, был… тринадцатым лордом Монруа.

— Отец… — судорожно выдохнул брат. — Но как же… Они же с мамой провели обряд, связующий судьбы, и ее душа должна была отлететь вслед за его душой в Царство Мертвых…

— Но не отлетела, потому что лорд Седрик в Царство Мертвых не попал, — закончила его мысль леди Никалаэда. — Это означает только одно — когда отравился Седрик Монруа, Пенелопа не ушла вслед за любимым, как все думали, королеву убили…

9.5

— Но как же… Они же с мамой провели обряд, связующий судьбы, и ее душа должна была отлететь вслед за его душой в Царство Мертвых…

— Но не отлетела, потому что лорд Седрик в Царство Мертвых не попал, — закончила его мысль леди Никалаэда. — Это означает только одно — когда отравился Седрик Монруа, Пенелопа не ушла вслед за любимым, как все думали, королеву убили…

Боги, начинаю понимать, почему некоторые аристократы резко против активного участия в жизни королевского двора и всеми правдами и неправдами стараются удержать своих юных, охочих до светской жизни и всякого рода развлечений отпрысков. Это естественное желание умереть своей смертью, в свой срок, в своей кровати. Во дворце же, как показывает практика, отойти в Царство Мертвых без чьей-либо помощи и не при странных, зачастую невыясненных обстоятельствах не может ни лорд голубых кровей, ни парнишка из черни. Кто осмелился причинить вред Безжалостной королеве, зная, что за ней стоит Бесноватый и что за сестру он порвет на бесячьи потроха любого?! Да даже если нашелся такой самоубийца, у кого хватило сил и смекалки умертвить мага Жизни, да еще и так, что никто ничего не заподозрил?! Если бы мы не додумались насчет душ, вложенных в артефакт, мы бы до конца дней своих пребывали в счастливом заблуждении, что это связующий обряд вынудил душу Пенелопы Веридорской уйти вслед за Седриком Монруа. Никто ничего не заподозрил…

— Получается, убийца королевы знал о том, что в тот вечер покушение на консорта увенчается успехом, и замаскировал свое собственное, — брат пришел к тем же выводам, что и я.

— Вообще я думала, они вдвоем отравились свечами лорда Себастьяна, — удивилась леди Никалаэда.

— Нет, — покачал головой принц. — Отравленные свечи были в отцовском кабинете. Маме, в принципе, свет никогда не был нужен, она ведь тоже отчасти была демоном, поэтому ночью видела лучше, чем днем. Я думал, этот сиятельный гад специально отравил сначала папу, чтобы мама рыдала над его телом, скорбела, а потом и ушла раньше времени. Но она ушла сразу же, в тот же вечер, не надев траур ни по мне, ни по отцу, не задыхаясь от горя. Я еще недоумевал, почему месть началась с моих родителей, что было бы логичнее сначала убить меня, чтобы им больнее было… Их нашли в соседних комнатах. Отец умер в кабинете, а она в большой гостиной… Она лежала на канапе, прикрыв веки и нежно улыбаясь, как будто задремала и видела прекрасный сон…

— Как лорд Гвейн, — как бы между прочим обронила леди Никалаэда, нарочито внимательно рассматривая жутковатые в свете единственного факела земляные стены, которые лично мне доверия не внушали вообще никакого, потому как казалось, что вот вот крошиться начнут…

— Что ты сказала? — Галахат резко остановился, зловещей тенью нависнув над нами.

— Только то, что никто так и не понял, от чего умер рыцарь Благородное Сердце. Если бы я не прожила не одну сотню леи в Хаосе и не занималась усиленно человеческой магией, подвластной первой ипостаси, я бы тоже не поняла… Я думаю, на Пенелопу Веридорскую, так же как и на лорда Гвейна, наложили стазис.

Даже с пола я разглядела, как страшно расширяются глаза высшего демона, но я, честно говоря, не совсем поняла…

— Так ведь на юге на всех покойников, по крайней мере знатных, стазис накладывают, и они в открытых гробах в склепах, как в музеях, выставлены…

— На покойников, Ника. Покойников! — выразительно повторил брат. — Но правда, леди, я никогда не слышал, чтобы стазис накладывали на живые организмы.

— Потому что это из разряда невозможного, — невозмутимо отвечала красавица. — Стазис, как и любое заклинание циклического характера, имеет определенную продолжительность. Однако оно вообще не держится на живых из-за давления немагической ауры, разрывающей замкнутую цепь. Стазис может закрепиться только на двуипостасных существах, потому что только они обладают стабильной магической составляющей в ауре, не развеивающейся полностью даже после смерти, и заклинание регулярно подпитывается от нее. Однако вторая сущность, какой бы слабой она ни была, безотказно чует смертельную опасность и неизменно предупреждает о ней человеческий разум.

— То есть сэр Гвейн и королева сознательно дали себя убить?! — я бы тоже страшно вытаращилась, если бы была сейчас в человеческой форме, а так мне оставалось только ошарашенно моргать.

— Или их вторые сущности сбили, — хмуро добавил Галахат. — Ник, ты же замечала странности за своим кузеном? Это я про Красавчика.

— Ну… Он как-то невзначай бросил фразу: "Отец наш — Мрачный Бог"… Но моя змейка уверена, что у Чарли нет второй ипостаси. Еще Франциск сказал, что Красавчик точно не чернокнижник, потому что у тех неизмеримый резерв, а у моего кузена, считай, нулевой… Единственное, что я заметила необычное, это то, что у него была идеально гладкая кожа: ни бороды, ни усов, ни бакенбард. Даже намека на щетину нет! Как и у Гарета, и у Франциска, и у тебя…

— Особенность всех детей Мрачного, — кивнул принц. — А вот я еще одну странность — не странность углядел. Во-первых, когда ты разговаривала с Чарли, а я проверял, добросовестно ли поломойки в южных гостиницах шерудят тряпками под кроватями в номерах, почувствовал, как нагревается кольцо леди Индии у тебя на пальце, когда он врал…

— Но я ничего не чувствовала, — изумленно оборвала его я. Попыталась вспомнить… нет, точно ничего не было, я ведь даже следила!

— И я о том же, ты не почувствовала, Ника! А знаешь что Красавчик делал всякий раз, когда начинал врать? Он начинал барабанить пальцами по столешнице. Это однозначно был не нервный жест, потому как отбивал ритм он четко, с выверенными паузами, ак будто какой-то заученный мотивчик настукивал. А как только ложь кончалась, тут же прекращал. А когда меня выманивал лорд Себастьян, Его Змейство сбил с моего следа как нельзя вовремя явившейся Красавчик.

— Быть не может, — недоверчиво нахмурилась леди Никалаэда. — С ним была Ада, а она, как и все змеи, слышит телом. От нее не скрыться.

— И тем не менее мы ушли от василиска стараниями Чарли, который сперва призвал себе дудку, думаю, из дворца, играл на ней, а перед тем как поравняться со мной, отбросил ее куда-то, наверное, чтобы я не заметил и вопросов не задавал. Тогда же мой демон тогда заснул после того, как Чернек дал мне хлебнуть какой-то дурманящей гадости, и Чарли разбудил его с помощью той же дудки. А еще твоя милая, но чересчур скрытная подружка, смогла скрыть от Франциска один весьма примечательный факт, как раз по его профилю. К тому же когда мы пытались на четырех разделить один гроб, Чарли разговаривал с Адой, я тогда еще очень удивился, чего это он к вельможному гаду как к женщине обращается. Вывод: у вас в роду есть некая способность, позволяющая манипулировать вторыми сущностями, то есть кто-то мог "заморочить" взгляд демонов мамы и сэра Гвейна. Что касается бывшего графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, я вообще не уверен, могла ли его приобретенная после братания с дядюшкой вторая сущность как-либо общаться с ним.

— Могла, Его Светлость упоминал, что его отец иногда погружался в себя, разговаривая со своим демоном. Только, Галахат… судя по моему видению, сэр Гвейн на кануне своей смерти уже знал, что умрет завтра. Предсказание, что он испустит свой последний вздох в день твоего рождения, это, конечно, хорошо, однако королева Пенелопа рожала не в Зеленом Горбе и даже Бастард Тьмы точно не знал, когда придет срок его друга. Мне кажется… мне все же склоняюсь к мысли, что он, как и твоя мама, знал о том, что его собираются убить, и сознательно не сопротивлялся.

— Это бред, Ника! — в запале брат сильно взмахнул крылом и загасил факел (я даже дыхание задержала, огонь все же, а демоническому крылу хоть б хны!). — Не знаю, что там творилось в голове у сэра Гвейна, но мама такое никогда не выкинула бы! Кому можно в здравом уме и твердой памяти позволить убить себя?!

— Тому, кого любишь без памяти, — ответила за меня леди Никалаэда, протягивая Галахату потухший источник света (он затушил, ему и снова зажигать, к тому же огонь — его стихия). — О великой королеве рассуждать не берусь, мы не были знакомы, но насчет сэра Гвейна могу сказать однозначно: если бы Гарету, Индии или же кому-то из троих его сыновей вдруг пришла в голову скверная мысль затеять с ним схватку насмерть, руководствуясь непреодолимым желанием лишить его жизни, он бы скорее дал убить себя, чем отнял жизнь у дорогого человека…

Невольно призадумавшись над ее словами, я вынуждена была признать, что Гарет тоже скорее дал бы сестре вырвать у себя сердце, чем позволил хоть кому-то причинить ей вред, не то что нападать самому. Если Пенелопа Веридорская была привязана к нему так же… Так, пойдем с другого конца: кого любила великая королева так же, как сэр Гвейн всех перечисленных близких людей? Собственно, тех же, то есть супруга, детей да брата: лорда Седрика, Франциска, Галахата да Бесноватого. И, как ни крути, в этих двух списках совпадают только два имени, а я сама видела, как Гарет украдкой смахивал слезу, когда его благородный друг сказал ему, что завтра придет его время…

— Смотрите! — вырвал меня из тревожных мыслей вскрик леди Никалаэды, указывая на стену прямо напротив зажженного Галахатом большого яркого светлячка.

Увлекшись разговорами и предположениями, мы чуть было не прошли мимо свежей, невнятной надписи, сделанной… кровью?!

"Опасайся Жоффрея. Доверься Красавчику. Фредерик"

— Во те на… — присвистнул Галахат. — И вот загадка: это и правда Фредерик послание оставил или же его "сосед" смекнул, что ты, Ника, раскусила их, и так пытается нас запутать?

— На вашем месте я бы больше переживала насчет того, что тот, кто писал, кем бы он ни был, не сомневался, что мы придем, — зябко повела плечами леди Никалаэда, настороженно оглядываясь и словно вслушиваясь во что-то…

Но мне было не до обоснованного беспокойства, я подалась вперед и, приложив руку к сыпучей земле, выпустила свой Дар… И он мне ничего не показал! Только черные клубы, скрывающие того, кто выводил кровавые строки и легким простеньким стазисом закрепил их. Но мне и этого хватило! Не так то сложно догадаться, кто исхитрился поставить достаточно сильный блок на пути моей магии, раз уж я смогла прорваться в чертоги души Бесноватого, менталиста-профессионала!

— Писал лорд Шингарр, — уверенно заявила я. — Мотив на лицо, пытается выгадать кое-что для своего сына. Только я не понимаю, кто такой Жоффрей?

— О, не ты одна не понимаешь! — озорно усмехнулся Галахат. — Весь Веридор последние лет тринадцать гадает, кто же это. Персонаж воистину мистический! Практически никто его никогда не видел, лицом к лицу уж точно, однако все свято верят, что он существует. Любовник моей мамы! Мол, видели, как он в окно вылезает из ее покоев, как он драпает из сада, где они вроде как тайно встречались. Признаюсь, однажды и мне привиделся черный мужской силуэт, выскользнувший из маминой личной спальни. Кинулся за ним — а нету! Папу, конечно, эти слухи напрягали, он даже какое-то время сам этого залетного выслеживал, а мама, пытаясь его успокоить, сказала, что это, вроде как, один из ее доверенных лиц, лорд Жоффрей дю Голэ'.

— Невозможно, — отрезала леди Никалаэда. — Голэ — это местечко на южном побережье, здешнего лорда, графа Ла Дарант Ле Кенти' Ле Турмен' дю Голэ', я прекрасно знаю, так же как и всех его вассалов. Среди них нет ни дю Голэ, ни Жоффрея… Странно… Кажется, когда мы впервые встретились с Красавчиком, он тоже расспрашивал о Жоффрее дю Голэ. Я, конечно, сказала ему, что этого человека не существует…

— Еще как существует. Это один из моих наместников, ведает делами приморского края Северного предела. Назначен моим отцом… — выдержала драматическую паузу, — …по личной рекомендации Ее Величества великой королевы Веридора Пенелопы Безжалостной.

— А вы его видели когда-нибудь? — с сомнением спросила леди Никалаэда.

— Нет, только читала отчеты и рекомендации (весьма дельные, должна заметить) о том, как выявить хищения бюджета. Это я решила приобщиться к обязанностям сюзерена Северного Предела, а не слепо надеяться на совесть наместников, поставленных еще моим отцом. Если бы не он, я бы никогда не научилась управлять краем и благополучно проворонила бы треть казны.

— Слушайте… — сосредоточенно протянул брат, будто пытаясь что-то вспомнить. Смотрелось это, надо сказать, весьма странно. Шутка ли, озадаченный демон! — Когда я втирался в доверие слугам в Зеленом Горбе, мне одна болтливая кухарка за рюмочкой настоечки рассказала, что, когда она была на сносях, ее временно перевели служить в твердыню Грант, мол, работы там поменьше, господа же не живут. Так вот она все сетовала, что лорды то не живут, а вот какой-то гусь лапчатый, то ли управляющий, то ли дворецкий, то ли вообще незнамо кто, уж живет так живет: ест в три горла, да еще и разносолы. А в том, что этот странный тип из благородных, она не сомневалась. Говорила: "Что ж я, лордское семя от батрачного не отличу!" На мой вопрос, откуда он такой взялся, отвечала, что Жак его привел, вроде родственник дальний как раз из портового Голэ. А звали его то ли Жорж, то ли Жерар… а может, и впрямь Жоффрей…

— Берегись! — вдруг завопила леди Никалаэда, которая, в отличие от нас, за происходящим вокруг следила и, естественно, первая заметила, что опоры надломились, тут же поползли вниз комья земли и потолок начал стремительно обваливаться…

9.6

Треск, обвал и мы посреди коридора, причем ни я, ни Галахат перекинуться уже не успеваем. И что же мы сделали? Естественно, пустились наутек… в разные стороны! Братец подхватил на руки леди Никалаэду и помчался куда-то вперед, я же, ведомая необъяснимой верой в то, что с другой стороны обвал будет меньше, рванулась назад. А может, я руководствовалась тем, что смогу вернуться обратно тем же путем, каким мы вот уже больше часа плутали по катакомбам… Если так, то зря я на это надеялась, потому как потолок прямо надо мной все сыпался и сыпался, казалось, этому конца не будет, а очередная каменюка, гулким ударом знаменующая свое падение непосредственной близости от меня, заставляла прибавить ходу и холодеть в душе от мысли, что следующая глыба может оказаться крупнее и, соответственно, тяжелее, намертво придавить меня к "полу" и сослужить службу надгробного камня… Я и не предполагала, что могу так быстро ползти! Я скользила по неровной земле, словно по льду, и петляла, как пьяный заяц, сворачивая то направо, то налево, проскакивая перекрестки и даже не пытаясь запомнить свой маршрут. А толку? Все равно, кажется, половина катакомб обвалилась. И в голове бьется лишь одна мысль: только бы не натолкнуться на тупик… только бы не тупик…

Наконец, когда я уже начала задыхаться и про себя молить всех известных Богов о помощи, шум стал стихать, а "потолок" передумал валиться на голову. Замедлившись, я медленно прикрыла веки. Вот если бы была в человеческой форме, выругалась бы сейчас в голос, от души. Никогда такого себе не позволяю, а сейчас почему-то захотелось. Наверное, чтобы эмоции выплеснуть… Не знаю, почему я не перекинулась, наверное, ипостась, в которой продолжить путь, казалась не принципиально важной. А вот по настоящему насущным вопросом виделся обвал. Дураку понятно, что столько подпор разом прогнили и подломились неспроста. Покушение… Но на кого? На Галахата? Вряд ли, как показывает практика, выманить юного некроманта на кладбище проще пареной репы, а уж в таком месте, как старинный погост за городом не один несчастный случай за сутки приключиться может. Тогда, выходит, на меня? Кто-то догадался, что я захочу осмотреть катакомбы? В принципе, зная мое любопытство или же принимая во внимание наши с укрывшимся где-то здесь лордом Себастьяном несколько странные отношения с марьяжным уклоном… Но в том то и дело, что недоброжелатель должен ЗНАТЬ меня или же быть осведомленным о планах графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон на наследницу Северного Предела, а о таком Его Светлость вряд ли рассказывал всем и каждому. Лорд Шингарр знал точно… С другой стороны, навесить на стены и подпоры не искажающие магический фон заклинания разрушения, активирующиеся давлением ауры (ничего другого мне просто в голову не пришло, не на стук же сердца или человеческую речь магия среагировала?) и в таком количестве, — работа энергоемкая и по времени затратная. То есть этот некто мог спокойно и уверенно перемещаться по всему лабиринту, зная, что его не разорвет здешняя фауна. Получается, это либо кто-то из Веридорских, либо, опять же, лорд Шингарр или Красавчик…

От последней мысли передернуло, а еще вспомнились слова брата, предложившего мне стать невестой будущего веридорского монарха: "Друг в друге мы можем быть уверены!… Разворошить этот клубок змей нам придется самим. Вы со мной моя королева?" А я и не осознавала, насколько он тогда был прав! Ведь Галахат действительно единственный, кому я могу безоговорочно доверять! Брат заботится обо мне и о Северном Пределе, а ведь вполне мог в политических интересах надавить на меня, присоединить Северный Предел к Веридору, да даже навязать мне выгодный для его престола брак! И ведь для этого ему было достаточно одним мизинцем пошевелить, сейчас без поддержки Веридора моему краю не выжить — свои же растерзают, северяне. А еще Галахат, хотя и недолюбливет лорда Себастьяна и имеет с ним кровные счеты, ни разу не заикнулся о том, что отречется от меня, если я выйду замуж за Его Светлость. И это с его то вспыльчивым и нетерпимым характером! Он принял бы мой выбор, породнился бы со злейшим врагом…

Мой демон-хранитель тоже был верным другом, но даже Гарет что-то да скрывал от меня и стремился, в незначительнй степени и не из злых побуждений, но все же, "подправить" мою судьбу. Знал ли он о том, что душа моего отца досталась артефакту? Может, конечно, и не знал, но если бы знал, все равно не признался бы. Что он думал насчет отравителя лорда Седрика, подозревал ли кого-то? Наверняка, но молчал. Всегда молчал и готов был до последнего скрывать правду, если считал, что будет лучше, если эта грязь никогда не всплывет. Так он и сказал, что поступать надо не "как должно", а "как считаешь правильным". Но я все равно в душе доверяла ему, несмотря на такую своеобразную "мораль".

От мыслей о Гарете вдруг заболело сердце. На миг я почувствовала глухое отчаяние и странное, мерзкое чувство, будто меня затянуло в топкое болото и трясина булькает уже у самого подбородка, грозясь вот-вот сожрать меня всю, от макушки до пяток… Выдохнула! Неужели Бастард Тьмы, беспомощный и бессильный, сейчас вот так задыхается? И самому ему не выбраться… А помочь некому! Правильно Гарет сказал: "Просто признайте, что намного слабее меня и, раз я сам не смогу выкарабкаться, навряд ли ваше вмешательство что-то изменит". Вот уж что верно, то верно! Кого мы, в Хаос, можем спасти, если сами то под землю вместе со склепом уходим, то, опять же, под обвалом заживо хоронимся…

Странная мысль на мгновение мелькнула на задворках сознания. Что-то насторожило. Какое-то дельное соображение… Тут же оживилась "интуицсссссия", подсказывая: ночь, они сидят прямо на полу в одной из спален двойных супружеских покоев, истерика леди Никалаэды, ее же откровения, потом рассказ о древних временах и расах Хаоса… Вот оно!

"А он зыркнул зеленющими глазищами, и, как настоящий горгон, зарыл ее в садочке под ненавистными яблонями и жил себе дальше спокойно!… Потому что у горгонов кровная вражда с демонами, они до сих пор в Хаосе год от года устраивают местечковые войны… У горгонов другая ритуальная казнь, исключительно для высших демонов — зарывание живьем. Ну, некоторые "удостаиваются чести", как правило, самые отважные и уважаемые за силу, ум и стойкость враги: их связывают магией Крови и навсегда обрекают на рабское существование," — так она говорила. Галахат — демон-полукровка — чудом не остался навсегда под землей в опустившемся "этаже" графского склепа… Франциску — демону с сильной сущностью — он назначил встречу в лабиринте на какой-то известной им развилке, к которой, если верить Галахату, мы подошли вплотную, и тут начался грандиозный обвал… Франсуазу — демоночку — он живьем зарыл в саду… А от следующего предположение сердце сжалось в ледяном ужасе: лорд Себастьян возродил из пепла летопись древних шаманов и использовал оттуда приворот на крови, закономерно относящейся к запретной необратимой магии Крови… А у Гарета сломлена его собственная воля, и он сам себе больше не хозяин… А еще вспомнился непонятный долгий взгляд насыщенных изумрудных глаз, который Его Светлость устремил на леди Ниалаэду, у которой под сердцем только-только зародилась жизнь маленького демоненка, и отравленная помада на ее губах…

"Много нагов ты встречал в нашем мире? А о василисках, даже полукровках, кроме Никалаэды, слышал? А о потомках горгонов, у которых доля магической крови хоть на каплю больше той, что наплакали мои с Себастьяном пра-пра-пра- и не известно, сколько еще раз "пра"…" — продолжала мне нашептывать "интуицссссия", но уже слова Франциска. Горгоны… ведь мне еще кто-то что-то говорил о горгонах…Да, Гарет! Перед обрядом в Храме, когда мы ждали выхода невесты в ризнице, он рассказал мне, что графы Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон считаются потомками горгонов, прародителей всех змеиных рас, и, будучи подростком, Себастьян провел ритуал, в надежде пробудить древнюю кровь, в результате выжил только благодаря вмешательству Франциска. После того случая у него удлинились, побелели и "ожили" волосы, с Франциском вроде никаких особенных изменений не произошло… только Жак как-то раз при мне обронил, что демон молодого хозяина непонятно отчего вдруг замолчал, хотя до этого активно и стабильно рос, и, к огромному разочарованию самого Франциска, не спешил расправлять крылья, так что даже подумывали, что его вторая сущность могла выродиться, как у Франсуа…

Почему-то о Франсуа было сложнее всего думать и строить предположения. Наверное, виной тому была все та же "интуицсссссия", намекающая, что, раз браслет-артефакт вытянул из сладкоголосого менестреля Дар Иллюзии, то златокудрый певец мог лишиться и всей магии, а значит его демон… нет, лучше не думать об этом! "Выродился" — расплывчатое и откровенно лживое определение, но с ним как-то легче, и подозрения не наваливаются, что лорд Себастьян знал, что так получится… и поэтому же ни капли не расстроился, узнав, что убил Франсуа, ведь в сущности он не изменил судьбу… Итак, ритуал пробуждения крови горгонов… Но, если верить словам леди Никалаэды, такое провернуть должно быть невозможно, потому что в этом случае не было бы всей этой свистопляски вокруг чистоты крови и бесконечного высчитывания, какая же доля этой самой крови достанется наследникам. Что же тогда сотворил Себастьян? На что подписался сам, потянув с собой и старшего брата? Ответ я знала, и от этого было не легче.

Но еще больше "не легче" было от осознания того, кто делит с Фредериком тело младшего сына сэра Гвейна Благородное Сердце. Галахат упоминал, что в тело с добровольного согласия "природного" владельца может вселиться часть души неупокоившегося предка, и теперь этот самый предок, ведомый расовыми инстинктами, нападает на демонов. В теле лорда Себастьяна сидит горгон… Влюбленный горгон, одержимый желанием вернуть в ныне живое тело свою возлюбленную, которая, должно быть, тоже не отправилась в Царство Мертвых. Ему не подошла моя мать, и он договорился с Саратским Вождем на подмену души у ее дочки, но мама сбежала… почему к своему троюродному брату? Я не знала, но выходило, что возлюбленная горгона — одна из моих пра-пра-…-прабабок? Странно. Николка не раз рассказывал мне на ночь глядя страшилки о неприкаянных душах, во мгле стенающих под сводами старинных замков, скрежещущих кандалами в пыточных, хлюпающих вином в погребах и воющих над своей жестокой судьбой, но ни одно такое предание не относилось к роду Монруа. Да и как они могли встретиться, горгон, обитающий на юге материка, и некая северянка Монруа? Вопрос из разряда "как змеиная кровь просочилась на земли в тени Великих Гор и почему Агнешку зовут Змеицей"!

И потом, еще кое-что меня смущало. Может, это все из-за недавней свадьбы и необходимости продемонстрировать символы рода, но все же мысль о нашем фамильном гербе вот уже не раз мелькала перед мысленным взором. Никогда раньше не задумывалась над тем, почему у нас именно такой герб: белоснежная лилия и над ней сверкающая звезда. Но это то ладно, по настоящему странным был фон — темный, практически черный. Обычно фон делали светлее, не таким траурным уж точно. И толкования нашего герба я никогда не встречала… Было в нем что-то неестественное и в то же время ужасно знакомое: контраст снежно-белого и чернильно-темного, нежных недолговечных цветов и беспощадного бездонного мрака… И что это может быть, подскажите на милость, госпожа "интуицссссия"?!

9.7

То, что произошло дальше, я могу объяснить только счастливой случайностью, по которой я решила остаться в змеиной ипостаси. Потому что перекинься я в человека, не заметила бы… нет, даже не пальцев, а их первых фаланг, виднеющихся из-под земляной груды слева, завалившей проход, вливающийся в коридор, по которому ползла я. Человек! Замерев, я прислушалась и различила тихие, невероятно медленные удары сердца. Выживет? Если чистокровный, вряд ли, наверняка переломанный весь, да и неизвестно, сколько пролежал. Но ведь он может быть и полукровкой… А, какая разница! Все равно вот так бросить его здесь я не смогу!

Судя по коротким виднеющимся ногтям и ширине фаланг, это мужчина. Высовываются только два пальца одной руки, то есть она, возможно, вытянута вперед. В этом случае обвал надо раскопать минимум на два метра в глубину. Не обвалить бы здесь все окончательно… Не придумав ничего лучше, решила сплести нечто вроде сети из силовых нитей и поддерживать ей "потолок", а снизу на всякий случай еще воздушную подушку подложила, благо, хоть с одной сихией я умела прилично управляться. Полчаса я, обернувшаяся девушкой, мучилась при свете периодически гаснущего светляка, ругаясь сама на себя сквозь зубы, что пренебрегала магической наукой и впитывала знания по принципу "это может быть полезно леди, а вот это навряд ли когда-то пригодится". Мда, не было в жизненных планах леди пункта сооружать подпоры в подземном ходе! Закончив с "мерами безопасности", вновь выпустила нить, обратив в нечто вроде длинного тонкого клинка, заостренного с обеих сторон, и начала осторожно рыхлить и разгребать завал, периодически проверяя пульс мужчины. Бьется сердце, бьется!

Вытягивать самой крупного мужчину было тяжело, а уж тащить его с собой тем более. К тому же встал ребром вопрос, куда, собственно, ползти? Выход явно был где-то далеко, потому как никаких признаков присутствия поблизости людей змейка не улавливала. Взглянув моими глазами на бессознательного мужчину, которого я таки ухитрилась вытащить из под завала, вторая сущность заявила, что да, кажется, полукровка, но кто таков из-за прошивших все воздушное пространство спутанных магических потоков и не разобрать. Впрочем, меня мало интересовало, кто отметился в родословной данного субъекта, важнее было, нужна ли ему помощь целителя и сколько времени у меня есть. Змейка неопределенно хмыкнула и пояснила, что лекари ему с такими повреждениями навряд ли помогут, тут либо магическая кровь себя проявит и вытащит, либо не вытащит… Ладно, будем считать, что помощь ему не нужна, сам восстановится. Но и в себя придет нескоро, в лучшем случае через несколько часов. Попить бы ему…

На поясе у мужчины висела жестяная фляжка грубой работы, в которой что-то призывно плескалось. Устроив его голову на своих коленях, открутила крышку и начала осторожно поить его. Трехдневная темная щетина колола ладони и щекотала запястье, а вот завитки каштановых волос с медным отливом, напротив, были мягкими и приятными на ощупь. Вообще сам мужчина, насколько я смогла его разглядеть, красотой не отличался, но и уродом он не был. Про таких матушка говорила: недурен собой. Крючковатый, явно некогда сломанный нос, глубоко посаженные глаза, высокий лоб, тяжелая челюсть, впечатляющий разворот плеч, рост чуть выше среднего… Да, именно недурен, но не более. Или это я уже разбаловалась в окружении сынов Хаоса и их нечеловеческой красоты?…

Отложив опустевшую флягу и мельком отметив, что в нос не ударил запах спиртного, а ведь мужчины зачастую носят на поясе что-то покрепче, продолжила рассматривать случайного знакомца. Кто это? Я, конечно, сама не старожилка дворца, но, кажется, не видела его в веренице лиц, промелькнувших передо мной в день свадьбы. Да и не походил он, откровенно говоря, на веридорца. Как я это поняла? Да просто, идя от противного. Предположим, он из Веридора, и к какому же он сословию относится? Высокородный лорд? Нет, здесь аристократы не носят такую щетину, большинство из них всегда гладко выбриты, допускается только аккуратно постриженные усики или же любовно отрощенная бородка. Простолюдин или мелкий провинциальный дворянчик? Тоже мимо, простой люд и несостоятельные знатные не носят золотых украшений, а у этого из-под воротника запыленного и перепачканного землей квезота выглядывала крупная золотая цепь. Что это, интересно? Неужели крестное распятие? О, а вон еще под рукавом, кажется, браслет…

Вот всегда знала, что любопытство меня погубит. Конечно же, я, как заправская воровка, потянулась к украшениям этого странного лорда, почему-то начав с браслета… И остолбенела, увидев вензеля Веридорских, фигурно сплетенные в изящный рисунок, покрывающий четверть локтя. Я никогда не видела фамильных артефактов королевской династии, зато точно знала особые приметы обручальных браслетов древних родов. Так вот, на запястье у незнакомца красовался один из фамильных артефактов Веридорских, мужской браслет! С одной стороны, стало понятно, почему этого неизвестного никто в лабиринте не сожрал. Но с другой, откуда у него браслет, который должен был до последнего вздоха носить мой отец?! Я знала, что в Веридоре ношение украшений, указывающих на семейный статус, было необязательно, вроде даже краем уха слышала, как придворные гиены обсуждали, буду я тыкать всем и каждому своим браслетом, мол, смотрите, я принца отхватила, или же буду корчить из себя великую королеву и, подражая Ее Величеству Пенелопе Веридорской, откажусь от соблюдения этой формальности. Но я была уверена, что папа никогда не снимал браслет, у северян с этим строго, к тому же существовало поверье, что, отказываясь от ношения символа свершившегося брака, ты приманиваешь к супругу искушения, провоцируя измену. По идее, после смерти лорда Седрика браслет должны были вернуть в сокровищницу до бракосочетания принца, и Галахат спустился бы за ним после подписания брачного договора, которое, кстати, теперь тоже было под большим вопросом из-за рассыпавшегося во прах Храма. Можно было бы предположить, что это очередной ловкач, умудрившийся пробраться в святая святых королевская дворца (что ж это за сокровищница такая, позвольте спросить, что туда кто ни попадя когда угодно влезть может?!), но суть родового обручального артефакта как раз в том, что защелкнуть его на запястье супруга может только человек, относящийся к роду, поэтому жених всегда первый надевает на невесту браслет, тем самым вводя ее в семью и давая право "обраслетить" и его. Не думаю, что Галахат нацепил свой браслет на кого-то левого мужика. Остается один вариант — королева Пенелопа. Как-то некстати вспомнились слухи о любовнике Ее Величества, о которых говорил брат. Взгляд невольно снова обежал… вот этого, не лорда и не батрака. Как же это так…

За цепочку на его шее потянула уже с опаской, ожидая увидеть все, что угодно… и все равно увиденное ошеломило, словно прямо над головой грянул раскатистый гром. Это был крупный медальон, просто цепочка и золотой обруч, обхватывающий… изумруд! Один в один такой же, как тот, что отдал мне лорд Себастьян после экскурсии по Зеленому Горбу! И размер, и форма, и даже вибрирующая магией аура — все идеально совпадало! Только мой изумруд был вставлен в несуразной величины перстень, а этот — в медальон… Тот самый артефакт, который должен был закончить Истинный Наследник веридорского престола. Боги, откуда мог взяться у артефакта точный близнец?!

В голове уже начали формироваться предположения, одно другого круче, вертящиеся вокруг версии, что надо вычислить, который из изумрудов — настоящий артефакт, а какой — подделка, но тут мой знакомец сдавленно застонал, и моего носа каснулся едва ощутимый запах его яблочного дыхания. Вздрогнув, я лихорадочно сжала пальцы вокруг медальона. Что же делать? Подождать, пока он придет в себя и расспросить обо всем? Нет, навряд ли он мне что-то расскажет, а если и расскажет, то может быстро и безболезненно свернуть мне шейку и прикопать здесь же. В знак горячей и искренней благодарности, ага. Можно еще сорвать с его запястья браслет и медальон с шеи и пуститься на поиски выхода, молясь о том, чтобы никогда больше не встречаться с этим незнамо кем… Но тогда им отужинают здешние монстры и монстрики, о которых так много говорят. Видела я парочку теней, когда ползла рядом с леди Никалаэдой в тени Галахата. Страшное зрелище, скажу я вам… Брррр! Да в Хаос! Зачем я его тогда спасала, если сейчас заберу его единственный шанс на спасение?! Передернув плечами, сняла с него медальон, стараясь не прикасаться к драгоценному камню, спрятала в корсаж и, молясь о том, чтобы добраться до выхода раньше, чем на меня набредет стая какой-нибудь жуткой жути, я бросилась прочь от неизвестного мужчин, внесшего еще больший раздор в мою итак всполошенную душу.

9.8

Рассудив, что лучше я останусь в человеческой форме и буду иметь возможность отбиваться с помощью магии, чем получу некую фору и маскировку, перекинувшись в змейку, я плутала в полной темноте, едва различая контуры окружающего. Смысл пробовать удержать светляк, все равно гаснет, с моим то умением обходиться со световыми чарами? Да и привлечь может… кого-то…

То, что меня почуяли, я поняла после десятка поворотов, когда кожей ощутила голодные взгляды, буровящие меня из глубины мрака, разливающегося передо мной. Можно было повернуть назад, но что-то мне подсказывало: то, что притаилось там, впереди, без труда загонит меня в ловушку… Тогда я решилась на отчаянный шаг и, сгустив воздух вокруг опор, рванула что есть силы! Треск!… Под визгливые вскрики неизвестных чудовищ, попавших под обвал, я вернулась в ближайшему перекрестку и устремилась в другой ход. А сзади раздавалось противное копошение. Значит обвал их не убил, только задержал… И теперь я их разозлила!

Припустилась еще быстрее, стараясь не вслушиваться в приближающиеся шорохи. Эти… пусть будут демоны не бежали по полу, они карабкались по стенам и по потолку, издавая мерзкие хрюкающе-чавкающие. Бросила за спину воздушную волну — сбила некоторых, но и только. Что еще я могла? Может, что-то и могла, но точно не соображать на бегу с непонятными монстрами на хвосте! Единственное, что пришло мне в голову, это что зверей можно было попробовать отпугнуть огнем. Но мне эта стихия не подчинялась, и чтобы породить малюсенькое пламя на ладошке, мне надо было несколько минут сосредотачиваться. Щиты я умела ставить только от магических атак, а у зверушек сзади явно есть и когти, и клыки. Держатся ли на мне еще щиты Иви? Проверять на практике не хотелось… От отчаяния припомнила бытовое заклинание для полива цветов и, отрегулировав температуру воды, наугад бросила назад небольшой поток. Одна тварь пронзительно завизжала! Значит, не промахнулась. Но их там не меньше дюжины, сколько раз мне повезет попасть перед тем, как меня нагонят?!…

"Выпуссссссти меня! — вдруг заговорила змейка. — Ты теперь можшшшшешшшь! Ты прошшшшла иницссссссиацсссссию!"

Что?! Понятно, что сейчас не самое удачное время для расспросов, но все таки…

"Как?! Я же должна была угостить яблоком своего истинного?!"

"Во фляге был яблочшшшшный сссссок сссс мякотью…"

У меня слов не было… Хотя нет, парочка все же нашлась:

"Когда Гарет спросил, считаются ли за "заветный плод" его производные, например, сок или сидр, ты ответила, что нет!"

"Надеяласссссь, чшшшшто так ты быссссстрее Францссссссиссссска угоссссстишшшшшь… Выпусссссти меня! Я приведу помощшшшшь! Брат не сссслышшшшит мой зсссссов, потому чшшшшшто он во дворцссссе, купол магию гасссссит! Бысссссстрее! Есссссли нагонят, обернисссссь хвоссссстом! Чшшшшешшшшую не прокуссссссят!"

Какой хвост?! А, ладно! Будем уповать на то, что не догонят! Но как мне ее выпустить? Прикинув, что всегда ощущала змейку где-то в районе груди, вдохнула поглубже и напрягла мышцы… и почувствовала нечто невероятное! Сперва мне показалось, что под кожей что-то завозилось, а потом длинное холодное тело начало обвиваться уже вокруг меня, что-то недовольно бурча про тугие корсеты! Я просто не могла в это поверить! Моя змейка… настоящая!

— Не зсссссабудь про хвоссссст! — бросила она напоследок мне, осторожно соскользнув вниз по ноге и исчезнув где-то в темноте.

Мне запоздало пришла в голову мысль: а если и ее почуют и погонятся? Хотя… зверье же наверняка предпочтет не хладнокровную небольшую рептилию, а человечинку.

Как полукровка я была намного выносливее среднестатистической чистокровной человеческой девушки, поэтому до рассвета метаться по этим забытым Богами коридорам, наверное, смогла бы… но мой забег закончился ожидаемо и неотвратимо — тупик! Это был конец… Присев на голую землю, я зажмурилась и попробовала поставить перед собой воздушную стену. Ну вдруг повезет и она этих тварей не пропустит?… Первая черная тень, смазанной кляксой метнувшаяся на меня, ударилась о невидимую преграду и отлетела назад, сбив с траектории полета свою товарку с такой же жуткой оскаленной мордой. Но и я почувствовала, как поколебалась моя защита. Понятно, пара таких "таранов", и все, на большее ее не хватит. Подтянув колени к груди, спрятала в них лицо, чтобы хоть не видеть всего этого кошмара, и замерла…

Наверное, я заплакала от отчаяния, потому что вмиг все смешалось перед глазами, а еще по коже пробежал озноб. А может, я просто замерзла? Решила обхватить колени руками и сжаться… но тут почувствовала, что они не гнутся! То есть совсем! Как будто суставов нет… Попробовала пошевелить пальцами на ногах… И не почувствовала их! Все еще не веря в свою догадку, дернула вверх подол домашнего платья с юбкой-"солнцем". Моему изумленному вору предстала невероятная чещуя цвета слоновой кости, белеющая во тьме на фоне земли. Хвост! Самый настоящий хвост! Толщиной как две мои ноги у основания и сужающийся ближе к концу, белый, как моя змейка… Совсем как на картинках в талмуде о порождениях Мрачного в отцовской библиотеке! И тянулся он, скручиваясь живописными кольцами… Боги, какой длинный, на глаз метров девять есть точно! Обалдеть!

И в этот знаменательный момент моя воздушная стена, до сих пор держащаяся лишь на одном честном слове, рухнула! И чудовище, штурмующее магический заслон, теперь летело прямо на меня! Не уверена, сработали ли инстинкты или это я с перепугу смогла совладать с принципиально новой для меня конечностью, но мой хвост мгновенно взвился в воздух и мощным ударом отбросил победно завывшую тварь. А я вдруг вспомнила, что это за существа: тинники — низшие демоны, обычно обитающие в топких или же лесистых местах. Как они прижились в катакомбах? Понятия не имею, более того, даже знать не хочу! А вот то, есть ли в этой стае матка, очень хотелось бы узнать, причем получить отрицательнй ответ. Потому что сейчас на меня нападали мелкие самца, а вот самка, одна на всю стаю, должна быть куда крупнее, сильнее и агрессивнее… И тут по подземельям прокатился звучный, раскатистый, грозный рык… И я почему то не сомневалась, что и есть та самая самка, присоединившаяся к моей травле. А сознание, видимо, посчитав, что хватит с него на сегодня, решило наиподлейшим образом меня покинуть! Последнее, что я успела сделать перед тем, как уплыть в небытие, это последовать совету змейки, сжавшись в клубок на земле и укрывшись скрученным в спираль хвостом.

А перед тем, как окончательно провалиться в темноту, мне привиделась звезда, вспыхнувшая под мрачными сводами катакомб прямо надо мной, но это мне, наверное, только почудилось. Да и не могла я видеть этого…

9.9

Он развалился в глубоком кресле, подперев голову рукой и широко расставив колени, что совсем не подобало его монаршей персоне. Да только когда юного гробокопателя интересовало, что подобает, а что не подобает королю?! Хотя сейчас было совсем не до ночных самоволок на ночные погосты — с Никой было что-то не то.

Галахат с Никалаэдой выбрались из катакомб очень поздно, через ход, заканчивающийся за одной измемориальных табличек на старом кладбище, том самом, на котором он успел в веселой компании в гробу полежать. Перекинувшись, он отнес "эльфийку" во дворец, и она тут же бросилась куда-то с ошалелым видом. В другой ситуации принц догнал бы ее и узнал, что случилось, но сейчас надо было вытаскивать сестру. В то, что Нику завалило или же что на нее напали "хранители" подземного лабиринта, и она, возможно, уже мертва, Галахат не верил. Не мог поверить! Боги, что ж он за баран?! Самоуверенный болван, подумал, что разделяться они не будут и не удосужился сходить в сокровищницу за артефактами для сестры и Никалаэды!

Костеря себя последними словами, Его Высочество уже собирался забить тревогу и пинками загнать всю дворцовую стражу разгребать катакомбы и исследовать все подземелья до последнего уголка, как вдруг навстречу ему выскочил Красавчик с бесчувственной сестрой на руках. Увидев бледное лицо Чарли, Галахат хотел было рвануть в обратную сторону, теперь уже за врачевателями в целительское крыло, но в спину ему прилетел окрик:

— Лекаря не надо, я сам. Давай за мной, может, понадобишься!

Горничная, случайно проходившая мимо со стопкой чистого отглаженного постельного белья, услышав такое обращение к будущему королю, сдавленно пискнула и, всплеснув руками, уронила свою ношу. Галахат только зыркнул на нее страшным взглядом, мол, не до тебя сейчас, и потрусил следом за Красавчиком, резво карабкающемуся вверх по лестнице, перемахивая за раз через две ступеньки.

Бежали они, как выяснилось, в покои северян, которые с недавних пор занимал один Чарли. Сгрузив Нику на кровать, Чарли приступил к осмотру, причем почему-то начал со стоп. Вот уже четверть часа Галахат молча мучался неизвестностью и, чтобы не отвлекать Красачика своим мельтешением, упал в кресло. Что могло произойти с Никой? Почему она без сознания и едва дышит? Попала под завал и ударилась головой? Но крови не видно… Может, ее укусил кто-то ядовитый?!… Нет, она же нагиня, от любых ядов у нее иммунитет, более того, ее вторая сущность сходу распознает любые существующие в природе яды и называет их свойства, даже они еще не изучены людьми. Живой тому пример — Ника мигом опознала яд, пропитывающий свечи и разработанный лично легендарным вдовцом… Но что еще могло приключиться?!…

— Все хорошо, — неожиданно выдернул его из тревожных мыслей довольный голос улыбающегося Красавчика. — Значит, не показалось…

— Что хорошо?! Что с ней?! Что показалось?! — тут же засыпал его вопросами Галахат, вскакивая на ноги. — Да говори уже, не тяни демона за хвост!

— Спокойно, Ваше Высочество, — дружески похлопал его по плечу Чарли. — С сестрой все хорошо, я бы даже сказал, замечательно. Похоже, теперь в наших рядах не просто "змеица-подросток" с развитой второй сущностью, а полноценная нагиня, прошедшая полную инициацию.

— То есть ты хочешь сказать… Погоди! Где она в катакомбах яблоко смогла раздобыть?!

— Тебя только это удивляет? — весело усмехнулся Красавчик. — Лично мне больше интересно, где она там смогла истинного раздобыть. Знаешь, до сих пор я был практически уверен в том, что истинный Ники — Франциск.

— С чего это ты взял? — с сомнением пробормотал принц, все еще слабо веря в случившееся. — Я думал на лорда Себастьяна.

— Ну, ты ведь уже догадался, что я со вторыми сущностями общаюсь? Так вот, демон Франциска так красноречиво пожирал Нику глазами, что сомнений не оставалось, кто она для него. Единственная. Кронгерцог Веридорский у нас кремень, однако — ни разу не засветить свое отношение к своей паре! Правда, я так и не понял, зачем он скрывал. Неужели действительно собирался уступить свою судьбу брату? Но демоны физически не могут отпустить свою единственную, а учитывая то, что Франциск первенец из Веридорских… Странно. Даже очень. Причем Ника для него именно единственная, никакая не избранная.

— Как и Никалаэда для Гарета… — задумчиво протянул Галахат.

— Именно, — кивнул Чарли. — Вообще божественный юмор иногда бывает черным, и кого-то Боги так наказывают, назначая парой полукровку, у которого или у которой другая своя пара. В таком случае значение имеет только то, кто первый закрепил связь, и третий лишний остается прозябать в одиночестве… Ну, Бесноватого в расчёт не берем, крестник Мрачного всегда был исключением из правил. Но Боги так издеваются нечасто, да и ни Ника, ни Франциск вроде нигде по-крупному нагрешить не успели, так что было бы логично, окажись он ее истинным… Но теперь даже не знаю… Варианта два: либо Боги все же решили развлечься за их счет, либо кто-то не настолько мертвый, насколько хочет казаться… А впрочем, это неважно.

— Как это неважно? — не понял Галахат.

— Да так — неважно. Абсолютно. Ника же не огненных кровей, она — змея. Ей зачем истинный был нужен? Инициацию завершить и теперь контролировать свое основное оружие — ядовитый поцелуй. Ну, еще и несколько приятных бонусов получить, если повезет, а ей повезло. И все, если для нее не принципиально важно передать потомству вторую сущность, истинный может гулять лесом.

— Но ведь она будет что-то испытывать к нему?

— Что-то — будет, но, в общем, если она не захочет, чтобы эти чувства превратились из "чего-то" в "нечто большее", то это вполне реально. Просто не пересекаться с истинным и со временем забыть о его существовании, обзаведясь супругом и детишками-людьми. А хотя нет, есть еще вариант: если василиск снова сменит хозяина и опять окажется в существе мужского пола, то можно выйти за это самое существо и нарожать маленьких змеенышей, нагов и василисков.

— Не думаю, что сестру устроил бы такой план действий, — мотнул головой Галахат, возвращаясь в кресло. Оттуда и продолжил. — Ну, а теперь поведай мне, друг мой ситный, не хочешь ли ты мне чего-то рассказать?

— Вы меня пугаете, Ваше Высочество, — притворно испугался Чарли, хотя взгляд его потяжелел. — Вы, вроде, разгадали все загадки обо мне, какие можно, и какие нельзя. Чего же вы еще от меня хотите?

— Чарли, я с тобой говорю сейчас не как король, а как друг, — серьезно отозвался Галахат.

— Хорошо, чего ты хочешь?

— Я хочу, чтобы ты мне рассказал все о покушениях на моего отца. Можешь опустить то, что несчастное стечение обстоятельств натолкнуло тебя на мысль вмешать в эту историю графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. Если тебе интересно мое мнение, я не осуждаю тебя. Более того, на твоем месте я, скорее всего, поступил бы так же. Меня интересует личность заговорщика и твое с друзьями участие. Чарли, — добавил принц, видя, как закаменели плечи Красавчика и застыло неподвижной маской лицо. — Что бы ты ни сказал, я поверю тебе на слово. Потому как уверен, что бы там вы ни делали, вашей целью не было убийство консорта, вас просто использовали.

— Откуда такая вера в, по сути, незнакомых, посторонних людей? — скривился Красавчик. — Ты же сам понимаешь, что и у меня, и у Иви были и причины ненавидеть Седрика Монруа, и мотивы для организации его убийства.

— И какие же мотивы? — вопросительно изогнул бровь Галахат. — Единственный мотив — это желание наследовать Северный Предел. Однако, если бы вы с кузиной действительно грезили стать сюзеренами края, вы бы пальцем о палец не ударили, чтобы защитить единственную преграду между вами и вожделенным титулом. И тем не менее Иви защитила Нику так же, как саму себя и единственных дорогих ей людей, а ты не далее, как час назад мчался сломя голову вытаскивать сестру из смертельно опасной западни. И потом, не думаю, что ты, желая стать наследником Седрика Монруа, так категорично отказывался бы от свадьбы с его единственной дочерью. Да-да, я никогда не считал, что подслушивать — плохо… даже на церемонии траура королевской четы и даже таких важных гостей, как Саратский Вождь с сыном, — пояснил принц, не дожидаясь вопросов. — Ну так что, расскажешь мне, что знаешь?

— Любимки собирал я… по личным причинам. Ядовитую настойку делал Чернек, понятия не имею как. Знал ли он о свойствах и заставлял ли его кто-то, не знаю. Иви просто подносила подарки королеве… Это потом я заметил связь между подарками королевы и странными смертями графских невест, тех первых, что пострадали по роковой случайности, и решил… не менять "традицию", — выдал лаконичное объяснение Красавчик.

— Чернек мог знать что-то важное? Кто мог давить на него? Или, может, убедить в чем-то или обмануть?

— Лорд Бартехальд мог, — не задумываясь, отвечал Чарли. — Чернек искренне считает, что Гнилой Барти нас любит.

— А на самом деле? — подтолкнул его принц.

— А на самом деле, если Гнилой Барти когда-то и любил кого-то, то это нашу с Никой маму, — вздохнув, признался Красавчик. — Отчасти поэтому папа и доверил мое воспитание лорду Бартехальду — был уверен, что он не причинит вреда сыну возлюбленной, который, к тому же, с малых лет был на диво на нее похож.

— А почему не лорду Седрику? — недоуменно спросил Галахат. — Они же с отцом были в хороших отношениях.

— Я точно не знаю… — неопределенно пожал плечами Чарли. Чистая правда, он и правда точно ничего не знал, а свои предположения относительно того, что папа не доверил лорду Монруа жизнь своего сына после того, как бастард Седрика "неожиданно" родился мертвым, уступив тем самым право наследования законной дочери, решил оставить при себе.

— То есть лорд Бартехальд объективно мог желать отомстить моему отцу, — сделал выводы Его Высочество.

— Мог, и скорее всего действительно желал. Однако я бы не спешил вешать всех собак на него. Леди Гертруда, например, выглядит не менее подозрительно. В свое время она приложила немало усилий, чтобы выйти замуж за лорда Седрика, но моя мама, насколько я знаю, увела завидного жениха прямо у нее из-под носа.

— Но ведь у лорда Седрика была своя невеста? Если не ошибаюсь, она до сих пор официально числится матерью Ники.

— Была… но что там случилось на самом деле, думаю, знают только те, кто жил в то время в особняке Монруа, да еще, может быть, мой отец, но он не скажет.

— Почему это?

— Считает, что нечего копаться в прошлом, никому от этого легче не станет.

— А вот я не согласен! — вспылил Галахат. — Я хочу знать, кто хотел отравить моего отца и убил мою мать!

— О чем это ты?…

— Мы с Никой и с Никалаэдой пришли к мысли, что мою маму убил… тот же человек, что оборвал жизнь сэра Гвейна. Хорошо схоронился, гад! С рыцарем Благородное Сердце под пророчество скосил, мол, безвременно погиб граф, как и обещалось высшими астральными силами. А с мамой тоже замаскировался: ушла великая королева вслед за своим мужем из-за связующего обряда. А убил обоих, наложив стазис, причем по всему выходит, что они не сопротивлялись. Вот я и хотел спросить тебя Чарли, такие, как вы с Иви, еще есть? Способные манипулировать вторыми сущностями?

— Нет, это семейное… Нас, надеюсь, ты не подозреваешь?

— Башкой я, что ли, ударился?! Чарли, как ты верно заметил еще в харчевне во время "переговоров", Иви тогда еще в проекте не было, а ты пешком под стол ходил. Семейное, говоришь… то есть леди Гертруда…

— Я же говорил, нечего в грязном белье копаться, тем более в старом!!! — вдруг раздался от двери знакомый властный голос, сдобренный изрядной долей раздражения.

— Долгие ле'та вам, лорд Шингарр, — вежливо приветствовал Вождя принц. — Какими судьбами?

— Да вот, сына зашел проведать, и тут слышу… Я вам так скажу, Ваше Высочество: вашу сестру я уже предупреждал не лезть в это, надеюсь, она меня поняла, и вам скажу то же самое. Не суйте нос, куда не надо! Зачем вам эта правда? Хотите отомстить? А смысл? Ни родителей, ни сэра Гвейна уже не вернуть. К тому же, если вы будете мудры не по годам и послушаете меня, я вам скажу: я знаю, кто убил рыцаря Благородное Сердце и вашу мать. Также мне известна вся история с леди Гризельдой и ее последствия, а именно то, кто столько лет пытался извести Седрика Монруа. Кроме меня, обо всем знает еще один человек…

— Жоффрей дю Голэ? — на удачу выпалил Галахат, чем заслужил изумленный взгляд Красавчика.

— Именно, — слабо улыбнулся лорд Шингарр. — Вы можете попробовать зажать его в угол и допросить с пристрастием, однако не думаю, что у вас что-то получится — этого неуловимого в свое время не смог поймать за руку даже я. Уникум, в Хаос… Везде наследил: и у графов Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, и в Веридоре, и в Северном пределе. И везде его ловили все, кому не лень. И никто же так и не обхитрил хитреца. Все о нем слышали, но в лицо не видел, считай, никто. А взглянуть прямо ему в глаза, признаться, хотелось бы. Некоторые всерьез считают, что Жоффрей дю Голэ — не человек вовсе и даже не полукровка. Судачат, что он — тень, и даже дали ему прозвище — Темный. Но уж кто-кто, а ваша матушка точно знала, что Жоффрей никакой не призрак, а мужчина из плоти и крови.

— Вы специально выводите меня?! — чернющие очи темнее самой Тьмы начали пылать самым настоящим огнем ярости. — Я заткнул лорда Себастьяна, когда он вздумал поливать грязью имя моей матери! Или вы думаете, что я пропущу мимо ушей ваши мерзкие намеки на измену королевы, потому что вы в Веридоре почетный гость?!

— Галахат, — Чарли в успокаивающем жесте сжал плечо… наверное, уже друга.

— Вот об этом я и говорю, — равнодушно пожал плечами Вождь. — Вы не хотите знать правды, Ваше Высочество, поэтому просто послушайтесь совета: не ищите ответов, они вам не нужны. Пускай тайны ваших родителей останутся тайнами, и вы, их потомки, запомните их как благородных и счастливых возлюбленных, которые жили душа в душу и ушли в один день. Поверьте, вам не за что и некому мстить: в этой истории все получили только то, что заслужили.

— То есть моя мать и мой отец заслужили, чтобы их убили?!

— Свою смерть они выбрали сами. Вы зря ищете тех, кто мог обмануть вторые сущности, сэр Гвейн и Пенелопа действительно позволили себя убить… из любви или же больше из чувства вины, сложно сказать. Что же касается вашего отца, никто не знал его лучше меня, и, как бы я ни был привязан к Седрику и сколько бы ни оправдывал в душе, я вынужден признать, что все кары, ниспосланные ему Богами, он заслужил.

Галахат хотел было снова разразиться гневными речами, но его остановил Чарли:

— То есть ты считаешь, что та история к настоящему нисколько не относится, и убийцы — теперь понятно, что их минимум двое, — никому не угрожают?

— Я считаю, что месть в данном случае — дело неблагодарное. Я достаточно долго живу на этом свете, чтобы понять, что справедливость вершится не людьми, а Богами, Им все видно, Их не обмануть… и от Их возмездия не уйдет никто. А вам бы я посоветовал подумать о более насущных вопросах, например, над тем, из скольких частей мог бы состоять артефакт?

И, не дожидаясь, пока молодое поколение придет в себя от быстрой смены темы, Саратский Вождь растворился в темноте коридора, как и всегда, не прощаясь…

— Кста-а-а-ти, да! — хлопнул себя по лбу принц. — Это бы нам тоже неплохо обсудить.

— Пойду я… — неловко пробормотал Красавчик, и хотел было ретироваться следом за отцом, но не тут то было.

— Да нет, ты погоди, — ухватил его за рукав Галахат.

— Да ночь уже через середину перевалила…

— А что нам ночь? Задержись, Чарли, разговор стоит того. Ну чего встал истуканом, садись! Так вот, ты только послушай, что мне Ника рассказала…

Принц рассказал ему все: о желании Богов проверить, достоин ли наследник сидеть на престоле; о предстоящем испытании; о том, что им удалось узнать и предположить насчет артефакта… и о своих соперниках.

— Всего нас четверо: Темный, Коварный, Братоубийца и Поджигатель войны. Про Темного нам только что подсказал твой отец, уж не знаю, нарочно или нет.

— Нарочно, — уверенно кивнул Чарли.

— Сам про себя думаю, что я Коварный… ну, вспомнить хоть нашу "дуэль" с лордом Себастьяном. Его Змейство со своими вертлявыми патлами круче меня, должен признать, но победил все-таки я, хотя лишь благодаря хитрости. С Братоубийцей, думаю, все ясно. А вот Поджигатель войны… Колись, Чарли, ты ни разу не удивился и ничего не спросил во время моего рассказа, потому что уже знал обо всем?

— Я вас не понимаю, Ваше Высочество, — скорее для порядка начал отнекиваться Красавчик, про себя отмечая, что такому королю служить только в удовольствие. Будущему великому королю…

— Я полагаю, что Братоубийца — властолюбец, а значит, Темный и Поджигатель войны будут соперничать со мной из-за того, что сейчас обстоятельства не дают им соединить судьбы с возлюбленными. А еще я недавно вспомнил, что Жак при твоем "знакомстве" с Никой громко представил тебя хахалем леди Никалаэды… а потом я с Азой по душам поговорил, хотя это, в общем-то, было необязательно. Как ты правильно заметил, отношение сынов Хаоса к единственным спутать ни с чем невозможно, даже если речь идет о маленькой демоночке. Так зачем, говоришь, ты так часто мотался на юг и набивался в гости к графу Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон? И о чем вы могли часами беседовать с леди Никалаэдой?

— Я ошеломлен, Ваше Высочество… в очередной раз. Судя по вашим вопросам, вам не требуется ничего рассказывать. Могу добавить лишь то, что вы правы во всем… И что я прекрасно осознаю, что не пара юной герцогине Веридорской. Подумать только, к ее сестре посватается сам великий король Веридора, а тут я…

— Не менее достойный, чем я, — оборвал его Галахат. — Я достаточно видел, чтобы сделать определенные выводы о тебе как о человеке. Ты ничуть не хуже меня, Чарли, даже по праву рождения. Испокон веку везде, от севера до юга, веровали в двух Создателей, и брак твоих родителей, заключенный перед ликом Мрачного, такой же законный, как любой другой, заключенный в храме Единого. Ты не бастард, ты законный старший сын правителя, если так можно назвать Саратского Вождя. Но дело даже не в этом. Я видел, как ты защищаешь дорогих тебе людей. Видел твой ум и смелость. И считаю, что ты достоин руки герцогини… Однако уравнять ваш статус в глазах общества все таки нужно. Мое предложение таково: ты помогаешь нам с Никой разобраться с изумрудом и из моего соерника переквалифицируешься в союзника и сторонника, с меня же место в Совете, титулованное дворянство и доходное поместье на севере страны. Герцогом Веридорским я тебя, конечно, не сделаю… Лорд Чарльз, маркиз де Шеральд, по-моему, звучит?

— Ты серьезно? — голос Красавчика вдруг осип.

— Более чем. И это еще не все: не далее, как вчера вечером, Ника как официальная наследница подписала и скрепила магией грамоту о принятии в род Монруа тебя и леди Ивенснессы. Она же обещала тебе, что ты сполна получишь от нее то, что заслуживаешь. Вот, получите и распишитесь, — озорно подмигнул ему Галахат.

— Я клянусь служить вам верой и правдой, Ваше Величество! До последнего удара сердца! — принц и не заметил, как Красавчик выхватил из сапога кинжал и, расчертив алым ладонь, начертал руну клятвы на крови.

— Ну, с Величеством это ты поторопился, — заметил Галахат, невольно ежась от леденящего душу магического отголоска, прокатившегося по всей комнате. Жуткая все же вещь эта магия Крови! А древние то дураками не были, раз решили раз и навсегда искоренить эту заразу и только это заклинание оставить.

— Я уверен, достойнее тебя Богам короля не найти, — уверенно заявил Красавчик, стирая платком капли крови с лезвия. — Кстати, насчет других… О Жоффрее дю Голэ сказать что-то сложно, а вот насчет второго… Я так понял, ты считаешь, что Братоубийца — это лорд Себастьян?

— А кто ж еще? Тебя что-то смущает?

— Смущает — не смущает… Да нет, глупость это! — отмахнулся от собственных мыслей Чарли.

— Да нет уж, говори, коли начал!

— Просто… Чего-то вспомнилось, что у последнего Царя Змей тоже было прозвище Братоубийца.

— Шутишь?

— Да точно тебе говорю. Последний Великий горгон, Бастиан Братоубийца. Суженый Агнешки.

10.1

Я знала, что нужно приходить в себя. Что сейчас вообще не время валяться в обмороках. Что нужно рассказать Галахату о том, до чего смогла додуматься. Что нужно вместе разобраться с неожиданно отыскавшимся изумрудом-двойником. Что надо прочесать катакомбы и разыскать того мужчину… который по иронии Богов оказался моим истинным. Вот уж действительно божественный юмор! Стоило так долго ломать голову и искать свою пару, чтобы натолкнуться на нее волей недоброго случая! А еще я совсем не уверена, что хочу еще раз встречаться с этим человеком! Но надо… надо узнать, откуда у него изумруд и обручальный браслет Веридорских… В конце концов, следовало прийти в себя хотя бы для того, чтобы поблагодарить за спасения Красавчика, который, сквернословя вполголоса и неся меня на руках, то и дело натыкался на завалы и вынужден был раз за разом менять маршрут. Видимо, хорошо знал этот проклятый лабиринт…

Но смутное эхо знакомого голоса звало меня совсем не в реальность. Говоря откровенно, с того момента, как увидела, что лорд Себастьян практически снял с пальца кольцо леди Индии, я уже не верила, что услышу этот голос… Да, весь мир подождет!

Потянулась к своему Дару, который, как мне на мгновение показалось, разгорелся во мне вдвое ярче, чем прежде, и теперь я чуть ли не физически ощущала, как во мне плещется магия, и позволила ему подхватить мое сознание и увлечь туда, где меня уже ждали…

***

Над Черным прудом раскинулось безмятежное небо, на котором местами кучерявились пышные облачка, почему-то напомнившие мне зефир, мою любимую сладость. Солнце не беспощадно жарило, а ласково грело, играя лучиками на мирно плещущихся темных водах. В таком раю даже они не казались такими же мрачными и таящими опасность, как обычно. В них и смотрелся, словно в затемненное зеркало, сидящий на самом краю проклятого обрыва молодой человек в свободной белой сорочке с пеной кружев на воротнике и манжетах. Эта самая сорочка оказалась для меня настоящей неожиданностью, ведь в жизни я ни разу не видела этого человека, одетого в светлые тона, тем более в белое…

— Услышала! — обернувшись и заметив меня, воскликнул Фредерик. — А я уж думал, что никогда не докричусь! — а потом вдруг смешался и добавил несколько смущенно. — Привет…

— Привет, — лучезарно улыбнулась молодому человеку, с которым удалось так легко перейти на "ты" и это не казалось чем-то предосудительным, приближаясь и устраиваясь рядышком прямо на траве. Только ноги свесить над омутом, как он, побоялась. — Ты звал меня раньше?

— Да третий день дозваться пытаюсь! Знаешь, я, хоть и темный, в менталистике не то что ноль без палочки, скорее восьмерка с одним кругляшком — вроде половина цифры есть, но смысла маловато. А сейчас у меня получилось сплести потоки с твоим Даром… странно, раньше он тянулся не так далеко, и фонит сейчас практически как Обольщение от суккуба!

— Встречал демониц страсти? — весело усмехнулась я, отмечая про себя, что не показалось, Дар и в самом деле вырос. Неужели это тоже из-за…?

— Я не встречал, а вот моя вторая половинка… — невесело усмехнулся Фредерик, отведя от меня взгляд необычных, почти прозрачных глаз.

А вот я, наоборот, вперилась в него, и столько вопросов сразу же возникли в голове. Но задавать их было как-то… неудобно, что ли?

— А как… так получилось… с тобой и с тем горгоном? — стараясь говорить максимально тактично, наконец спросила я.

— Началось все с моего рождения: я появился на свет раньше срока, слабеньким настолько, что никто не сомневался в том, что не выживу. Жак рассказывал мне, что Франциск рвался помочь мне с помощью своего Дара Жизни, но отец запретил ему — брату было всего пять, он мог выгореть. Гарет мотался в Веридор за своей сестрой, но в те дни разразилась страшная буря. Казалось, разбушевавшееся ненастье сотрет с лица земли каждого, у кого хватит глупости выйти из-под защиты стен… Но отец все же решился покинуть вместе со мной Зеленый Горб и принес сюда, — Фредерик обвел взглядом живописный обрыв и таинственный пруд, цветущий белоснежными лилиями. — Это место силы. Здесь оборвал свою жизнь последний Великий горгон и произнес свою роковую клятву. Те из южан, кто помнят эту легенду, за глаза называют меня "царем змей", потому что причина моего легендарного вдовства очень похожа на закат змеиного владычества на юге. Предания гласят, что суженой последнего Великого горгона была чистокровная человечка и не могла подарить ему наследников с достаточно сильной змеиной кровью. Тогда двенадцать знатных змеиных родов взбунтовались против тринадцатого правящего, требуя, чтобы горгон, который, между прочим, шел к власти по трупам своих братьев и сестер, либо отрекся от облюбованного трона, либо избавился от неугодной царицы, даже предлагали скинуться всем царством на выкуп "достойной дочери змеиного народа", а в подтверждение серьезности своих заявлений разорвали на куски новорожденного третьего царского сына, которому горгоновской крови досталось несколько капель. Что предпочел бы царь, никто так и не узнал, потому что его жена решила все за них обоих. Встав перед разъяренными змеями на край этого самого обрыва, она провозгласила, что, раз горгоны могут купить себе любую невесту, пускай они попробуют выкупить у любви свое собственное сердце! И бросилась прямо в омут, и на ее последнем ложе распустились белоснежные лилии в знак ее чистоты и непорочности. Великий горгон, изнывая от боли и злобы, растерзал здесь же всю змеиную аристократию, не пощадив никого из двенадцати родов, ни малолетних детенышей, ни только-только начавших познавать жизнь змеиц, ни дряхлых стариков. Все их тела горгон скинул с обрыва, и от их крови почернели воды пруда. Здесь же погиб он сам, напоследок поклявшись, что ни один потомок змеиного рода, кичащийся чистотой крови и своими баснословными богатствами, не обретет на этой земле своего счастья, покуда не успокоится душа змеиного царя, соединившись со своей возлюбленной.

— Проклятие графского рода… — изумленно пробормотала я. — Оно все-таки существует!

— Существует, — кивнул Фредерик, — только текст проклятия немного изменился. Насколько мне известно, после тех событий горгоны и другие змеиные расы были вынуждены вернуться в Хаос, потому что проклятие действительно тяготело над ними: ни один брак, заключенный здесь по расчету, не принес желанное чистокровное потомство. Есть гипотеза, что именно после этих событий Боги начали посылать змеям истинных. Из потомков змей остался только мой род, берущий начало от старшего сына Великого горгона. С тех пор прошли даже не века — тысячелетия! — но предсмертная клятва змеиного царя не потеряла своей силы. Все излишне высокомерные и сребролюбивые графы Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон жестоко страдали от своей гордыни и алчности и в итоге сводили счеты с жизнью в расцвете лет, потому что не могли быть счастливы и насладиться взаимностью из-за своего характера. Именно поэтому графский титул пришлось принять моему отцу, младшему в семье. Дядя Гвинер отказался жениться на бесприданнице, хотя наша семья никогда не нуждалась, девушка нашла другого жениха, не любимого, но готового взять ее без гроша за душой, и в день ее свадьбы дядя бросился в этот омут. Тетя Гвендалин отвергла кавалера-бастарда, хотя его мать была из благородных, значит, по законам юга его признавала семья отца, несчастный повесился, а хоронили их с тетей уже вместе. А тетя Гвиневера, выйдя замуж за любимого и узнав, что у него есть незаконнорожденная дочь от пастушки, стала издеваться над малышкой, называя ее отродьем и отказываясь жить с ней в одном доме, и договорилась до того, что ее выгнал из своей жизни ее же обожаемый супруг… и даже на похороны не пришел.

— Все они не смогли побороть свою гордыню и из-за неё так и не познали любовь… не смогли выкупить у неё своё сердце и угасали, задушенные проклятьем и собственным высокомерием…

— Да… Но от Великого горгона осталось не только страшное проклятие, но и неупокоенная душа. Знаешь, он не то чтобы дух-хранитель, как Рагнар и Веридора, он обладает не только сознанием, но и магией, он даже мог принимать на некоторое время материальную форму. А еще он помогал своим потомкам, как помог мне. Нет, он не вселился в меня, просто временно разделил свое сознание, прицепился ко мне и сам управлял моей магией, поддерживая жизнь в болезненном теле. До тринадцати лет я не мог жить без его помощи, он взялся за восстановление моих глаз… Знаешь, у мамы была наследственная болезнь: она фактически с рождения была слепа. Поэтому отец после женитьбы удалился от двора и вплотную занялся научной деятельностью — разрабатывал для нее если не лекарство, то хотя бы средство, на время "озоряющее" ее. Франсуа повезло, в нем демонические гены пересилили, но отец то этого не знал, поэтому ни разу и не усомнился в том, что брат незрячий и ему необходима повязка на глаза. А я… а я смотрел на жизнь только через глаза своего спасителя, и тогда мои радужки из жутких светло-сероватых превращались в не просто зеленые — изумрудные! Совсем как у отца! Как у красавца Франциска!

Тяжелый вздох, которй сказал мне куда больше, чем любые слова.

— Да, я завидовал. Я просто завидовал брату, его красоте, успеху у дам, популярности. У него было столько товарищей, воздыхательниц… Тогда мне казалось, что это несправедливо. Думал, что девушки даже не косятся в мою сторону из-за моих "пустых" глаз. А во Франциска можно было влюбиться только за его очи!… И, когда мои собственные глаза стали нормально видеть, я стал искать способ оставить часть души своего "спасителя" и всегда смотреть именно его глазами. Он предупреждал меня, что его отпечаток останется не только на цвете глаз, но мне было все равно! Я нашел нужный ритуал, но ошибся… совсем немного ошибся, когда произносил формулу! В итоге я расколол изумруд — вместилище души Великого горгона, и на меня навалилась вся его энергия, вся его мощь!… Я должен был погибнуть, но Франциск подоспел во время, сила отколола изумруд и для него, а потом и горгон смог совладать со своей силой и загнать ее в самый крупный из трех обломков камня. Странно, но наши с Франциском "части" изумруда получились абсолютно одинаковыми. В итоге все три у нас забрал отец, а потом вернул мне один из "маленьких изумрудов", вставленный в кольцо, наказав беречь, как зеницу ока, пока за ним не явится достойнейший. Я сделал из него ключ к комнате под самым куполом, которую горгон просил оставить только для себя.

— В каком смысле? — не совсем поняла я.

— В смысле он всегда забирал себе контроль над телом на пороге Венчальной, ежевечерне "удаляясь в свое личное пространство", так что я даже не знаю, что там было. Да и не спрашивал я никогда… Хотя все мои невесты утверждали, что я им что-то говорил о ценности, которая там хранится.

— А ты этого не помнишь, — скорее утвердительно, а не вопросительно произнесла я.

— Вообще не помню, — подтвердил Фредерик. — И да, внешне я действительно изменился… разительно так изменился!

О, это было правдой! Поставь Фредерика рядом с лордом Себастьяном, я бы не то что не догадалась, что это один человек, и с сомнением отнеслась бы к предположению, что эти двое — родные братья! Наверное, это из-за того что на нынешнем лице Его Светлости все внимание привлекали действительно изумрудные очи и, пожалуй, еще острые скулы и брови с резким изломом, приподнятые углом вверх. У Фредерика этих черт и в помине не было: мягкие миловидные линии, совсем как у леди Индии, короткие смоляные локоны, южный загар… и выглядел Фредерик, кстати, не таким худым. Да, стройный, с присущим потомственным аристократам изяществом, но не тощий. Они с Себастьяном были совсем разные, красивые, но каждый по-своему. Чья внешность мне нравилась больше? Затрудняюсь ответить… Но что я знала наверняка, так это то, что «прозрачные» глаза Фредерика меня нисколечко не смущают!

— Поначалу я и не думал, что мои отношения с "подселенцем" изменились. Новые привычки у меня начали появляться постепенно, мои собственные мысли плавно перетекали на темы, о которых я раньше и не задумывался… Не берусь утверждать, что горгон делал это специально, но и не исключаю этой возможности. В принципе, все было хорошо… До того момента, пока он не стал мне нашептывать, что нашел способ снять с моего рода проклятие…

10.2

— В принципе, все было хорошо… До того момента, пока он не стал мне нашептывать, что нашел способ снять с моего рода проклятие…

— То есть он узнал, как ему соединиться со своей возлюбленной, — понятливо качнула головой я. — Я слышала ваш разговор о переселении душ… о том, что "сосудом" для души возлюбленной горгона планировалось сделать меня.

Фредерик рвано выдохнул и устало растер лицо ладонями, по прежнему пряча взгляд.

— Понимаю, извиняться за такое глупо… Но мне все равно очень жаль. Просто… просто я так привык к нему! Он любил меня: бесконечно выслушивал, утешал, подбадривал, подсказывал, поддерживал всегда и во всем… Я хотел, чтобы он был счастлив. Мне казалось, я легко смогу полюбить девушку, в которой будет душа его возлюбленной, ведь змеиный царь мог отдать свое сердце только лучшей из женщин… Да и не привлекали меня дамы южного высшего общества, как, впрочем, и веридорки. Вот ирония судьбы! Я затеял всю эту историю, в большей мере чтобы меня начали замечать представительницы противоположного пола, а получив желаемое, я понял, что оно мне не нужно… а обернуть время вспять я не мог. Первый раз я встревожился, когда Франциск пропал на целых два дня. Не то чтобы раньше он не пропадал так надолго. Пропадал, конечно. И на сутки, и на двое, и на неделю, правда, оповещал отца о грядущем "загуле". Нет, насторожило меня то, что я все это время вообще не слышал своего "сожителя", хотя под конец даже мысленно звать его начал. Затем Франциск вернулся, как ни в чем не бывало, только с больной головой и бурчанием, что трактирщику надо бы руки откромсать за то, что постоянным уважаемым клиентам подсовывает паленое пойло вместо приличного алкоголя, и после такого даже демон вспомнить недавнюю попойку не может. А вместе с братом вернулся и горгон, воодушевленный, как никогда, и рассказал, что накопил достаточно сил, чтобы подавить на несколько дней волю Франциска, и смог все устроить лучшим образом! Он взахлеб говорил о том, как мастерски шантажировал Саратского Вождя жизнью его умирающего новорожденного сына и помог малышу, только когда лорд Шингарр согласился, как только родится его дочь, позволить подменить душу в теле маленькой.

— То есть Красавчика Чарли спас Франциск с помощью своего Дара Жизни, но ничего не помнил, потому что горгон смог на время подавить его собственное сознание? — переспросила я. — И часто он такое проворачивал?

— Слава Богам, нечасто. Ему требовались годы, чтобы накопить достаточно сил, все же Франциск демон с преобладающей кровью Хаоса, да и силы воли у него не занимать. Оказалось, горгон может так влиять на брата, потому что часть его души уцепилась за Франциска во время ритуала. Я тогда недоумевал, как можно жить так, с разорванной душой…

Как — как? Припеваючи!

— Я долго был слеп, — продолжал понурившийся Фредерик. — Чувствовал что-то неладное, но не хотел видеть правды! Да чего уж там, я — светило магическй науки, в Хаос! — вплоть до недавнего времени не понимал, что сотворил с Франсуа! Я не понимал, что это за нездоровое желание победить демона-Франциска! Не понимал, откуда взялось желание отобрать и титул, и земли, и состояние у братьев, с чего появилось стойкое убеждение, что владеть всем достоин только я, причем владеть единолично! Я считал себя чудовищем, растерзавшим собственного брата и бросившего его издыхать, как бешеную псину, в руинах бывшего Храма Мрачного, хотя я даже не мог вспомнить точно, как напал на него. Мне проще было свалить всю вину на василиска, чем признать очевидное, хотя от этого было не легче. Желание извести Азизама, от которого за версту несло кровью Хаоса, я успешно списал на ревность… Но буквально в день твоей свадьбы мне удалось перекинуться парой слов с Жаком, пока горгон куда-то "отлучался", и старый друг поведал мне ужасное: Франсуаза, когда только-только появилась на свет, не вытягивала ни из кого жизнь и уж тем более не пила его. Дальше — хуже: Жак припомнил, как в один из тех смутных дней я позвал его, вручил наскоро наброшенную на клочке бумаги записку без подписи и велел незаметно полкинуть это к святым отцам. Верный Жак все исполнил в точности, даже одним глазком не взглянул на мое анонимное послание "черным колпакам"… а на следующий день инквизиторы потребовали им выдать маленькую демоницу для исполнения смертного приговора.

— Как так…? — слов у меня не было.

— Это я сдал Франсуазу храмовникам, — не скрывая горечи в голосе, подтвердил Фредерик. — А мои воспоминания о том, как она чуть не убила Жака, и о том, как Никалаэда молила меня избавиться от крошки, были ложными… И идея умертвить демоночку, закопав заживо и никак иначе, принадлежала вовсе не мне… Видимо, и воля моя куда слабее, чем у Франциска, и подавлять меня, если говорить откровенно, не надо было, — я сам без возражений отдавал вожжи тому, кого считал другом… А вчера я вспомнил, какие еще провалы в памяти у меня были, причем совсем недавно… и догадался, что теперь по моей милости на Гарете лежит приворот на крови…

Вдруг Фредерик, резко встряхнув головой, расправил плечи и чуть ли не впервые за всю встречу воззрился прямо на меня.

— Помогите мне выбраться, и я смогу помочь Гарету! Конечно, считается, что это невозможно, что магия Крови необратима. Но я должен, просто обязан попытаться! Я изучил каждый штрих в пентаграмме, разобрал на составляющие каждое слово в заклинании, учел каждый звук… Снять приворот мне не по силам, но я смогу ослабить его и, может, Крёстный помоет Гарету разорвать оковы. Боги, черти, люди, чернокнижные заскоки, демонические гены, де что угодно — что-то должно помочь ему! А если не получится, я восстановлю все летописи древних шаманов, если есть мизерный, призрачный шанс, что кто-то когда-то вывел "противоядие" от этого наваждения. Раньше я хотел просто тихо, незаметно уйти, но сейчас я готов на все, лишь бы вернуться в свое тело и исправить все… вернее, — он заметно сглотнул, как будто ком подкатил к горлу и снова отвернулся, — то, что еще можно исправить…

— Не вини себя, — я положила руку ему на плечо, желая поддержать, и мою маленькую ладошку тут же накрыла и чуть сжала его ладонь. — Ты сейчас на задворках сознания графа?

— Нет, горгон смог временно привязать меня к кольцу мамы, благо, я всегда интересовался всем, чем можно и нельзя, в том числе и переселением душ. Нужно, чтобы горгон добровольно оставил мое тело, и тогда в течение первых двух минут смерти, если я смогу вернуться и получится вновь запустить мне сердце, я, можно сказать, восстану из мертвых.

— А обратно вернуться горгон может? — поинтересовалась я.

— Нет, если первым тело займу я, — покачал головой Фредерик. — В том то и состоит главная загвоздка: переселение в тело, обязательно кровного родственника, может произойти только при добровольном согласии духа и "хозяина" тела, ну, или хозяин уже скорее мертв, чем жив, и не имеет сил цепляться за реальность. Что же касается привязки к неживым предметам, я никогда не слышал об артефактах, способных вечно удерживать душу в подлунном мире… разве что горгон как-то сказал мне, что в целом изумруде хватило бы места не ему одному, только магических энергии для подселения хотя бы одного соседа надо вбухать немерено, как при ритуальном жертвоприношении с полным вытягиванием магических сил сильных полукровок.

Какая-то догадка начала формироваться в мозгу, но пока настолько смутно, что и не понять толком о чем… Ладно, одна голова — хорошо, а две — лучше, все же в этом вопросе я абсолютный дилетант. Да вообще и не подозревала о том, что переселение душ возможно, пока не услышала сразу два голоса в сознании Его Светлости! К слову, не в пример своему визави…

— Слушай, Фредерик, — протянула я. — А ты можешь слышать меня из кольца, если я буду Даром тянуться к тебе?

— Должен, по идее. Ты же меня слышала, когда я тебя в последний раз позвал?

— Да, я четко различила свое имя и твой голос. Значит, я смогу говорить с тобой, не проваливаясь в транс?

— Теоретически, — неопределенно повел плечами молодой человек. — Но твою мысль я уловил. Если замечу какую-то подставу от горгона, предупрежу… Ник, знаешь еще что… Несмотря на свою жестокую натуру, он любит меня и приложит все усилия, чтобы я не ускользнул в Царство Мертвых, то есть попытается освободить для меня тело…

— А вселяться можно только в кровных родственников, и для этой роли из ныне живущих подходит только Франциск? — закончила я за него.

— Такой вариант развития событий тоже возможен, так что Франциску надо быть осторожным, как никогда. Но я думаю, горгон может подчинить Красавчика Чарли, как носителя змеиной крови, и скрестить его с Франциской, чтобы их ребенок наследовал максимум возможной змеиной крови. По факту тело моего внука подойдет для моегопереселения.

— Но ведь Франциска еще очень маленькая, — возразила я, неприязненно морщась при слове "скрестить", которое, увы, как нельзя более точно описывало ситуацию. Как скот, в Хаос! Выведение породы!

— Он может и повременить и поддерживать мою привязку в кольцу годы… а может и не ждать полного расцвета девочки и приказать Чарли наброситься на нее, как только она будет способна зачать.

— Это мерзко!

— Знаю, — вздохнул Фредерик. — Поэтому и предупреждаю: он очень умен, как — никак, тысячелетний опыт за плечами. И еще, если ему вдруг покажется, что хоть в чем-то с ним соперничает демон, включатся инстинкты, и он начнет убивать. Тихо, исподтишка, без шанса на спасение, разве что богиня Агнешка щедрой рукой удачи отмерит.

— Я поняла тебя, — кивнула я, поднимаясь и хотела было попрощаться… но почему-то произнесла совсем другое. — Фредерик, скажи… В тот раз ты говорил, что не любишь меня. Это правда? — и испытующий взгляд ему прямо в глаза.

Зачем я спросила? Что хотела услышать? Не знаю, но почему-то, пока ждала ответ, дыхание перехватило, а сердце забилось втрое чаще.

Фредерик слегка наклонил голову набок, смотря на меня снизу вверх, и спустя несколько мгновений, тянущихся, как капля меда, капающая с ложки обратно в банку тихо отвечал:

— Я думал, что вот-вот оставлю этот мир, и ты — первая живая душа, перед которой предстал я настоящий, и последняя, которая услышит от меня хоть слово. Думаешь, я мог солгать тебе?

Чуть нервно улыбнулась, испытывая смешанные чувства растерянности, срмнения и облегчения. Он не солгал… Что ж, это к лучшему.

Наверное.

— Пойду я, — неловко махнув рукой, поспешила призвать Дар, стараясь смотреть куда угодно, но только не на Фредерика.

И только когда меня начало выдергивать в реальность, вспомнила кое-что!

— А почему Себастьян? — обернувшись, бросила удаляющемуся мужчине. — Это имя горгона?

— Не совсем… Но созвучное и единственное, на которое он откликался, полностью забирая у меня контроль сознания лет до трех, чтобы настроить магию на поддержание жизни. Родители сперва пытались приучить "меня" реагировать на свое имя, но горгон в этом вопросе оказался непреконен, так что весь Зеленый Горб перебирал имена, которые могли бы устроить младшего хозяйского сына, пока Жак не додумался до Себастьяна. Ну, а потом и я привык… Береги себя, Ника!

Ну вот и что тут сказать? Постараюсь?

— Я вытащу тебя! — крикнула напоследок, но не знаю, расслышал меня Фредерик или уже нет…

***

Он сидел неподвижно на самом краю обрыва и не мог сдержать кривоватую улыбку. Какой она все же ребенок… Нет, он не Франциск. Это брат за всю жизнь если кого и обманывал, то только самого себя. Фредерик же не так давно взял за правило никогда не врать самому себе. И себе он честно признавался, что соврал бы на смертном одре и глазом не моргнул…

10.3

— Просто… Чего-то вспомнилось, что у последнего Царя Змей тоже было прозвище Братоубийца.

— Да ну?

— Да точно тебе говорю. Последний Великий горгон, Бастиан Братоубийца. Суженый Агнешки, — первое, что я услышала, выплывая из небытия.

Поначалу я даже не поняла смысла этих слов, все еще держа образ Фредерика перед мысленным взором и как наяву ощущая прикосновение его прохладной ладони, накрывающей мою руку и чуть сжимающей мои пальчики… А как только поняла, мигом подскочила на кровати!

— Что?! Женой Великого горгона была Агнешка?!

— Как такое возможно, она же, если не ошибаюсь, языческая богиня? — поддержал меня Галахат, пересаживаясь из кресла ко мне на край кровати и, окинув меня обеспокоенным взглядом, спросил. — Как ты себя чувствуешь?

— Превосходно, — искренне отвечала я и, не удержавшись, добавила. — Мой Дар Рока вырос! А еще я теперь могу выпускать свою змейку из тела! А еще у меня теперь есть хвост! Красивый, длинный, с белыми чешуйками! А я думала, что у меня нет промежуточной ипостаси…

— Вообще это странно, — заметил Красавчик. — Обычно такая особенность впервые проявляется еще во младенчестве. Папа, кажется, когда-то говорил мне, что есть какой-то способ запечатать оборот… Да и усиление магии — прямое свидетельство того, что ты чистокровная нагиня, Николь!

— Исключено, наш отец даже магом не был, — покачал головой Галахат, а потом, что-то прикинув в голове, усмехнулся. — Итак, юбилейная пятая загадка в копилке наших тайн.

— Пятая? А предыдущие четыре какие? — нахмурилась я.

— Первая: сколько частей должно быть в изумруде?

— Три! — хором ответили мы с Чарли.

— Какое впечатляющее единодушие, — иронично приподнял бровь Галахат. — Но вообще я с вами согласен. Я думал, раз души три, то и частей должно быть три. А вы?

— Я знаю историю изумруда, — признался Красавчик. — Если я правильно все понял, речь идет о драгоценном камне, заключающем в себе силу и душу последнего Царя Змей. Так вот, про преданию, он состоял из трех частей: из сердца Великого горгона и из его очей.

— А мне рассказал Фредерик, — отозвалась я, непроизвольно прикусывая губу и основательно краснея под взглядом Галахата, который вдруг стал каким-то пронизывающим, пытливым, словно брат пытался прочесть что-то у меня в душе.

— Кто такой Фредерик? — нахмурился Красавчик, явно недовольный, что он последний, кто еще не осведомлен о чем-то.

О-о-о-о… тут даже не знаю, с чего бы начать. Ладно уж, у нас целых полночи впереди…

Дополняя и перебивая друг друга, мы с Галахатом изложили Чарли все, до чего додумались сами и что подсказал нам мой Дар и лорд Шингарр. Насчет последнего, кстати, Его Высочество нелестно отозвался:

— Вот интриган старый! Ведь знает же, обо всем знает, а туда же! Загадки загадывает!

— Старый? Да нет, Вождь мне не показался человеком в летах, — отрицательно помотала головой я.

— Папа — очень сильный маг, к тому же с малой долей магической крови оборотней, жить он будет лет сто пятьдесят, не меньше, а скорее даже больше, — пояснил для меня Чарли. — Соответственно, внешне он также стареет намного медленнее обычных людей. Я, говоря по правде, никогда не интересовался его возрастом, но по-моему, когда-то слышал, что папа почти на десять лет старше Бастарда Тьмы.

— Нифига се, — совсем не по-королевски выразился Галахат. — Семьдесят лет северному ворону, а он все каркает и каркает!

— Он нам помогает, — не согласился Чарли, пока я молча обалдевала. Зато стало понятно, почему Вождь воспринимал Седрика Монруа как сына — двадцать лет разницы!

— Ничего себе помогает! Говорит: туда не суйтесь, сюда суйтесь, а то правда по маковке долбанет!

В общем, относительно лорда Шингарра и его советов не ворошить прошлое мы к консенсусу не пришли, зато насчет "второй загадки в копилке наших тайн" — Жоффрея дю Голэ — друг с другом были солидарны:

— Разыскать надо гада и за жабры взять! — воинственно воскликнул принц, судя по всему, уже представляя, как его хватка смыкается на горле этого то ли призрака, то ли человека, то ли дьявола во плоти.

Решение первой части "третьей загадки", вытекающей из первой, а именно: как соединить все части изумруда?… плюс: где искать третью часть — сердце? — предложил Чарли:

— Теоретически любое заклинание, сотворенное с помощью Дара, обратимо, — это он так тактично не стал заострять внимание на принципиально разную природу веридорской и южной магии и северного ведьмовства. — Насколько я знаю, свои артефакты граф делал, опираясь в основном на магию стихий. С рождения ему были подвластны стихии воды и льда, воздуха и ветра, а также земли и металла, стихию молнии он не развивал, а стихию огня… приобрел, — мне почудилось, или последнее слово Красавчик выдавил из себя через силу, еле сдерживая злость? — Если предположить, что для проведения ритуала Фредерик призвал именно потоки стихийной магии, то другой мощный стихийник мог бы сотворить заклятие-"наоборот", меняя стихии и направление потоков.

— Я, по сути своей, стихийник, но соотношение сил и умений у меня другое, — почесал в затылке Галахат, чем живо напомнил мне Николку, кумекающего над сломанным колесом, как бы заставить телегу ехать без него. — Стихия огня для меня родная, молнии слушаются, с землей проблем нет. Воздух и ветер на удовлетворительном уровне, ими я пользуюсь нечасто и, соответственно, не практикуюсь. Со льдом у меня враждебный нейтралитет — с треском, но повинуется… через два раза на третий. С металлами до сих пор сталкиваться как-то не приходилось. А вот с водой отношения, как у государства Отче с Дивной страной: друг друга терпеть не можем, но сожрать другого силенок маловато, так что успешно делаем вид, что не замечаем существования друг друга.

— Придется заключать мирные договоры или хотя бы перемирия, — подытожила я. — Если кто-то из нас и сможет это провернуть, то только ты, Галахат. У меня развита только стихия воздуха да стихия воды на обе ноги хромает.

— Я тоже не вариант, с моим то резервом, — присоединился ко мне Чарли.

— Решено — оборотное заклинание на мне. В принципе, я представляю, что это такое, и даже несколько раз пробовал обернуть простенькие чары. Если потренируюсь, должно получиться. Только мне нужно точное заклинание, которое произнес Фредерик, и желательно схема потоков.

Ну, а ответ на вопрос, где «сердце» Великиго горнога и последняя часть изумруда, я знала:

— В тайной комнате под самым куполом в Зелёном Горбе. Когда Его Светлость отдал мне ключ от комнаты — один «маленький» изумруд из двух одинаковых «очей», он сказал, что в этой комнате хранится его сердце.

А вот что делать с "четвертой загадкой", не знал никто:

— Как нам загнать в изумруд третью душу? — озвучила проблему я.

— Может, для начала надо определиться, кому принадлежит эта самая третья душа? Или вы планируете выманивать Бесноватого и занять место в хвосте длинной очереди тех, кто жаждал бы его смерти? — не скрывая сарказма, вопросил Красавчик.

— С третьей душой все кристально ясно: душа Великого горгона — в самый раз. Он даже по признаку "тринадцатого" подходит: он же истребил за день двенадцать знатных змеиных родов, а сам был из тринадцатого.

— Я с Никой полностью согласен, туда ему и дорога, — высказался Галахат.

— Ну хорошо, решили, осталось всего нечего: вынудить тысячелетнего Царя Змей навек заточить самого себя в темницу, — Чарли и не думал умалить сарказм.

— Ну я ж Коварный, да и вы не лыком шиты! — отвечал ему непробиваемым оптимизмом принц. — Ладно, на сем предлагаю ночной совет объявить закрытым и расходиться. Примерный план составлен, приоритеты расставлены, задачи розданы, можно и на боковую!

О да, план был составлен! Но не у них, а у меня. Если до этого момента я еще сомневалось, то теперь точно знала, какое решение будет правильным. Во-первых, каким бы крутым стихийником ни был Галахат, как бы искусно Красавчик ни владел оружием, какие бы способности ни свалились на меня, как снег на голову, и как бы нам не благоволила богиня удачи, наша сложившаяся команда даже объединенными усилиями не сможет одолеть Великого горгона, полностью перехватившего контроль над телом, знаниями и магией графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. Из этого следует, что в преддверии противостояния со змеиным царем для нас стратегически необходимо перебраться в местность, где у нас будет фора, то есть под защиту Великих Гор. Во-вторых, в тайнах прошлого я все же хотела разобраться и узнать ответы на все вопросы. Пускай правда может оказаться горче полыни, но она по-любому лучше, чем гложущая неизвестность. Помочь мне все разузнать мог бы фамильный особняк Монруа, но он канул в огне Изначальном. Значит, надо искать предметы, хранящие память о событиях двадцати-, двадцати пяти- и даже тридцатилетней давности, связанные с моей семьей. Где могли сохраниться такие раритеты? Только в родовом гнезде Саратского Вождя. А значит…

— Чарли! — окликнула я кузена, когда он уже собирался переступить порог. — Зайди к своему отцу и передай: я на все согласна!

10.4

Утречко летело к черту — необыкновенная фраза, не только потому что ее можно прочитать задом наперед, но еще и потому что частенько отражает безрадостную картину мира.

Это утро относилось как раз к разряду тех, что катились в Хаос, как ледянки со снежной горки. Мало того, что никто ожидаемо не выспался, на рассвете все (то есть наша веселая троица) встали на уши — девочки пропали! Со вчерашнего вечера никто не видел и не слышал ни Франциску, ни Франсуазу, и Галахат, который как темный маг мог видеть потоки магии вне своего тела, как ни искал, не разглядел их источники ни во дворце, ни в городе, ни даже в миле за пределами столицы. Также нигде не обнаружилось следов портала.

Леди Никалаэда металась, как орлица над разворошенным гнездом, и с трудом удерживалась от того, чтобы начать заламывать руки. Она тоже догадалась в эту ночь, кому присущи повадки лорда Себастьяна, и испугалась за дочек. Франсуаза — демоночка, и горгон желает ее смерти на инстинктивном уровне. Что же касается Франциски, перспектива в ее голове вырисовалась примерно такая же, как мне обрисовал Фредерик. Более того, девочки были идеальным инструментом шантажа. Если о чувствах Чарли к Франсуазе еще можно было не догадаться, то о том, что Франциска — его пара, Его Высочество трубил на каждом шагу. Понятно, конечно, что молодость, пылкий нрав, порывистость и прочие черты сынов Хаоса… но все же опрометчиво.

Все немного успокоились, когда выяснилось, что бесследно исчезли не только девочки, но и Жак. В его коморке мы нашли коротенькую записку: "Мы будем в безопасности!" Ай да Жак! Быстрее всех почуял надвигающуюся грозу и как нельзя вовремя смотался, прихватив с собой детей!

Не отпускало меня и беспокойство за Фредерика. Не верилось, что Царь Змей действительно хоть как-то привязан к нему. Я, конечно, сама слышала, как он говорит, что не позволит душе младшего графского сына просто уйти, но все же… Разве может это животное, живущее инстинктами и тысячи лет назад прославившееся как убийца собсвенных братьев и сестер, любить кого-то? Привык за столько лет к Фредерику? Смешно. Что значат тридцать шесть годков для существа, живущего даже не сотни, тысячи лет?! Люди для него как муравьи, много и играючи раздавить — раз плюнуть! Так чем Фредерик лучше остальных? Тем, что является потомком Великого горгона? Так в нем доля змеиной крови смешная, да и Франциска Бастиан не щадил, даром что тот тоже был сыном Гвейна Благородное Сердце.

Вот такие невеселые мысли одолевали меня в тронном зале ближе к полудню. Вокруг шелестели шепотки придворных, увлеченно обсуждающих, что же могло такое случиться, что Его-почти-Величество спешно собрал весь высший свет, и недоволько косящихся в сторону "северной выскочки", которая до сих пор недокоролева, а трон рядом с наследником престола оккупировать не преминула. Я и сама была е в восторге от мысли, что придется столько времени восседать на троне рядом с братом, изобржая из себя надменную ледяную статую, но ничего не поделаешь, надо было не просто поприсутствовать, надо было явить собой легитимного сюзерена Северного Предела.

На ступеньках возвышения, на котором располагались наши троны, на перекрестье гневных и брезгливых взглядов обосновался Красавчик. Прямо на полу, как и положено бастардам в Веридоре, зато ближе всех к монаршим особам. На миг я почувствовала себя Бесноватым: так хотелось потянуться вперед и взлохматить золотые локоны прекрасного юноши, сидящего у моих ног, раздув тем самым небывалый скандал… но все же сдержалась. Не до балагана сейчас, вон, даже Галахат кривит лицо в серьезную физиономию. Да и нервишки веридорского двора надо бы пожалеть, сегодня их ждет потрясение, и не одно… Так что я сидела с идеальной осанкой и рассеянно переводила взгляд с одного напудренного парика на другой, раз за разом прокручивая у себя в голове свое последнее видение…

— О Фредерике думаешь? — ни с того, ни с сего шепнул мне на ухо Галахат, наклонившись при этом так близко, что какая-то престарелая ханжа в старомодном платье с оборками на всех выдающихся местах, а было этих мест у сей особы немало, начала почти в полный голос кудахтать о том, что совсем распоясалась молодежь, уж и на людях, как в алькове себя ведут. Ее квохтанье охотно подхватили еще несколько дам, смеривших меня откровенно ненавидящими взглядами и сквозь зубы цедящие "благопристойное":

— Мастерица будуарной науки…

Любопытно все же иногда сплетни слушать, столько нового о себе узнаешь!

— Ваше Высочество, ведите себя прилично, — все попыталась призвать к порядку принца, чуть отворачивая лицо… чтобы спрятать робкий румянец, проступивший на щеках, и виной тому были отнюдь не метафоричные оскорбления, летящие в мой адрес от "образцовых леди".

— Ты мне не юли, — не поддался на мою уловку брат. — Колись, сестра, это об этой жертве собственных комплексов напополам с наивностью ты думала с таким мечтательным выражением в глазах? Да можешь не отвечать, сам все вижу.

— Интересно, каким это образом? Провидцем заделался? — не удержалась от колкости я.

— Какая экспрессия! Да пожалуйста — пожалуйста! Мечтай, о ком хочешь.

— Спасибо, разрешил!

— Ник, я ж беспокоюсь. Но вообще, если дело и правда обстоит так, как ты умаешь, не такая уж гнида Его Светлость.

— Галахат! — решилась чуть повысить голос я.

— Да молчу — молчу! Я серьезно, Ник, нормальный мужик, можно брать! Одобряю! Лично я наблюдаю у Фредерика лишь один недостаток.

— Какой? — мигом заинтересовалась я, благополучно пропустив мимо ушей оценку качества "товара"… ну то есть жениха!

Братец плутовато так прищурился, снова наклонился к самому моему уху и доверительно прошептал:

— Изъян лорда Фредерика врожденный и, увы, исправить его никоим образом невозможно. Единственный его недостаток состоит в том и только в том, что он — не Франциск.

И, лучезарно улыбнувшись свому собственному чувству юмора и моему немому возмущению, выпрямился на своем троне!

И как это называется?!

Вот сморозил братишка какую-то первостатейную глупость, а я, между прочим, так дальше и сидела бы, оглушенная его заявлением, если бы Саратский Вождь наконец не созрел для публичного выступления. Чинно прошествовав в середину тронного зала, лорд Шингарр величественно поднял руку, прося тишины, и, дождавшись кивка от Галахата, начал толкать речь не хуже тамады на языческих свадьбах:

— Ваше Высочество! Высокородные лорды! Братья веридорцы! — на этом месте братец неприлично хрюкнул, но сумел скрыть неуместное саркастическое веселье за приступом кашля. — Я несказанно рад, что мне довелось присутствовать на столь значимом событии, как бракосочетание будущего великого короля Веридора, с которым, волею Единого, мы, как правители сопредельных государств, будем пребывать в мире ныне и до тризны!

— Эх, это хорошо он про тризну сказанул! — не удержался от тихого шепота Чарли. — Жаль только, что никого из храмовников в зале нет. Вот бы в жилу было при святошах в одном предложении приплести волю Единого и тут же помянуть языческий обряд погребения!

Теперь уже "кашель" одолел меня, и я осторожно пнула носком башмачка Красавчика в спину, чтоб не смешил, на меня ж весь свет Веридора смотрит. Все же этот свет достаточно темен, не знают ведь, что такое тризна, и причины смешков не поймут.

— Попав прямо на торжество в честь этого знаменательного события, я было позабыл о цели своего визита, потому как хмельное свадебное веселье затуманит разум кому угодно!

Тут раздался тихий слаженный стон от представителей сильного пола веридорской аристократии. Практически у всех них еще были свежи воспоминания о жестоком похмелье, настигшем их поутру после памятного свадебного застолья. А ведь все северяне — сволочи! — на следующий день были трезвые, как стеклышки, и деятельные, как дебютантки перед своим первым выходом в свет. Хотя это все они, саратцы: "А слабо залпом три кубка подряд?!… А давай стоя на двоих бутыль настоечки неразбавленной разопьем, кто быстрее свалится?!… А бочонок в одного раздавить, каково?!… О, не устоял — штрафную!"

— Однако произошедшее недавно несчастье заставило меня вспомнить о своем долге хранителя традиций севера и настоять на выступлении здесь, сегодня, перед вами… Многие из вас слышали, что законы нашей земли изначально составлялись на основе божественной воли, которая являлась нам в виде Прав.

О да, об этом много слышали, однако доказать божественное происхождение этих "юридических актов" не смог никто, впрочем, как и опровергнуть. Я все же склонялась к тому, что их действительно придумали Боги, потому как их безоговорочное исполнение регулировалось однозначно Ими. Самым известным и скандальным Правом было Право Возлюбленного, которое ожидаемо прижилось на юге (мне, после ознакомления с южным колоритом, даже начало казаться, что это Право придумали именно там, а никак не на севере). Самая невинная версия этого Права: если мужчине удалось хоть раз сорвать поцелуй с губ женщины, он и впредь имел право целовать ее, когда захочет, даже если она выйдет замуж не за него. В южной интерпретации, понятно дело, степень сближения возлюбленных поцелуем не ограничивалась. Лично мне казалось очень романтичным, исконно северное Право Девственной Рубашки: перед тем, как лишить девушку невинности, мужчина обязательно должен получить ее добровольное согласие, а в качестве безмолвного вопроса рвал на ней рубашку. Если девушка любит его и готова подпустить к себе, рубашка разорвется от горловины до подола, распахивая перед любовником женское тело во всей красе. Если у пары есть какие-то взаимные чувства, но они еще не готовы связать свои судьбы раз и навсегда, рубашка разорвется только до пояса, как бы показывая мужчине, где ему следует остановиться в своих ласках. Если же девушка не желает сближаться с парнем, даже шнуровка на вороте не распустится. Многие думали, что дело тут только в силе мужчины и качестве ткани, но я точно знала, что это не так. Николка не раз пытался порвать на мне рубашку, как он говорил, в шутку, чтобы доказать, что нет никакого Права. Силы у него было, как у молоденького бычка, но ни разу даже истрепанная тесемочка, шнурующая ворот, не поддалась. Таким образом, даже законная супруга имела право некоторое время отказывать мужу в исполнении супружеского долга. Поговаривали, что того, кто вознамерится попрать Право Девственной Рубашки, покарают сами Боги, в единый миг навсегда лишив мужской силы… Ну, если прецеденты и были, то о них никто не распространялся.

Обжигающей волной накатила мысль, что было бы, решись Франциск разорвать на мне рубашку. Получилось бы у него от начала до самого конца… и почему-то рубашка в моем воображении была преступно коротка, едва прикрывающая ягодицы… наверное, чтобы не так много рвать было…

"Ну, теоретическии… с определенной долей вероятности…" — развеял волнующие и такие бесстыжие мечтания нашептанный злым подсознанием голос Фредерика, а еще вспомнилось, что наш единственный поцелуй с Франциском был в Храме, а значит и пробовать он должен был… Боги, да я сейчас провалюсь сквозь паркет вместе с троном и долечу до самых катакомб!

Чуть встряхнув головой, постаралась сосрдоточиться на речи Вождя, который между тем продолжал заливаться соловьем, только расписывал совсем другое Право:

— Испокон веку на нашей земле жива традиция: если руки северянки добивается чужеземец, он обязан доказать, что имеет право забрать свою избранницу, и побороться со всеми северянами, пожелавшими взять в жены эту девушку, если таковые имеются. Сие испытание вот уже не одно столетие зовется Охотой на невесту, и, раз уж брак Его Высочества принца Галахата Веридорского и наследницы Северного Предела леди Николь Монруа формально так и не состоялся, — шестеро лордов, в которых я не сразу, но признала свидетелей того, что "реально" брак состоялся, сально осклабились и все, как один, облизали меня взглядами, — я, как хранитель традиций севера, обязан спросить: леди Монруа, за вашу руку готовы побороться лучшие сыны нашей земли, но только в вашей власти сделать выбор — связать навеки вечные свою жизнь с избранником-северянином или же объявить Охоту на невесту и дать возможность иноземцам претендовать на вашу руку. Ваше слово, леди?

С невозмутимым видом поднялась с трона и, глядя прямо в соколиные очи Саратского Вождя, словно своим ответом бросала вызов именно ему, провозгласила:

— Охоте на невесту быть!

10.5

И тишина…

На мгновение повисло такое гробовое безмолвие, что мне даже подумалось, что на заброшенном погосте должно быть "поживее"… Зато спустя это самое мертвое мгновение зал взорвался сотней голосов! Все смешалось воедино: и неаристократичные чертыхания, и еще более неаристократичные посылы и такие же посулы, и благопристойные недоумения, и тараторящие обсуждения. Кто-то требовал вина, желая выпить то ли за прекрасную, то ли за прискорбную новость; то ли поздравляя принца со вновь обретенной холостяцкой свободой, то ли выражая сожаление из-за того, что "такой карась" с крючка сорвался! Впрочем, сожаления тут же сменяли обнадеживающие речи, что в океане этой жизни встретится еще немало лакомых кусков, куда более крупных, чем пресловутый "карась". Спасибо хоть не селедка!

А вообще, я и недумала, что в таком насквозь аристократичном и благонравном высшем свете Веридора считается в порядке вещей галдеть, как стадо гусей, посрамив базарных баб на торговой площади в ярмарочный день! И это на полуофициальном выступлении Вождя соседних земель, при своем правителе! Все же разнятся наши понятия о приличии, ой как разнятся…

Зато Его Высочество не видел ничего предосудительного в поднявшемся гаме, более того, принц углядел в творящемся беспорядке пользу для себя и в буквальном смысле "под шумок" устроил допрос мне.

— Это что за цирк?! Какая, в Хаос, Охота на невесту?! — гневно сверля меня чернющими глазами темнее самой Тьмы, прошипел Галахат.

— Братец, ты не представляешь! Мне в голову пришла гениальная идея! — смакуя каждое слово и наслаждаясь постепенно вытягивающейся физиономией Его Высочества, произнесла я. — Все же мы с тобой родственники и идеи нам приходят в голову соответственные! Или ты, Азизам, сомневался в том, что я так же гениальна, как и ты?

— Я всегда знал, что вы прекрасны и неповторимы, дорогая кузина! — отозвался с полу Красавчик, а потом уже Галахату:

— Николь что, не одного меня шокировала своим решением?

— Кажется, я еще не до конца осознал масштаб грядущего бедствия. Меня просветит кто-нибудь, что за свинью мне впаривает Саратский Вождь? Что за Охота?!

— Свинья, как верно подметил Чарли, прекрасная и неповторимая, — растянула губы в улыбке я, но потом все же объяснила. — Ты же знаешь, что добродетелями северян, в особенности мужчин, считаются сила, ловкость, меткость и искусство владения оружием, так вот Охота, как и все северные традиции, связана с демонстрацией способностей воина. Северянку отдают в жены чужеземцу, только если он сможет пройти все испытания Охоты. Будут все типично северные состязания: гонки на волчьих упряжках, причем запрячь диких хищников должен сам жених; ныряние в ледяной водоем; схватка с пещерным медведем; загон мамонтов в стойла; отлов сирены; обезглавливание упыря; ошкуривание волкодлака, — с нескрываемым удовольствием перечисляла я.

— И все это без помощи магии, — припечатал Красавчик.

— И на всех этапах я буду неким "переходящим знаменем": по традиции, невесту связывают и оставляют на середине "трассы", и женихи во время второй половины гонки прикладывают силы не только для того, чтобы пройти испытание, но и чтобы отобрать "приз" у фаворита, потому что победителем считается тот, кто принесет к финишу невесту. Он же решает, кто достоин побороться с ним на следующем испытании.

— А еще во время Охоты погибают в лучшем случае половина участников, а порой и невеста, — как бы между прочим вставил Чарли.

— Во время последнего испытания невесту на закате привязывают к дереву в чаще леса на подступах Великих Гор, а женихи ищут ее, стартуя из разных мест. Там работает только магия севера и нейтрализуются даже родовые способности, как то регенерация, чуткий нюх и слух, выносливость и так далее…

— Это ты решила так меня добить? — оборвал меня Галахат.

— Это я решила тебе так намекнуть, что лучшего места, чтобы справиться с Великим горгоном на не сыскать. Он превратится в обычного человека, даже не мага, потому как лорд Себастьян не признает северное "шарлатанство" и, следовательно, не может творить наше волшебство.

— А ты скорее всего сможешь, потому как твоему отцу покровительствовала Агнешка, да и тебя богиня удачи не забывает, — присоединился ко мне Красавчик.

— Вы мне предлагаете поучаствовать в этой самоубийственной кампании?! — Галахат явно не верил своим ушам.

— Я буду участвовать (мне откосить не дадут), Его Светлость, уверен, тоже. Бесноватый — участвовал, хотя других охотников до Горянки не было. А вам, Ваше Высочество, что, слабо? — насмешливо приподнял бровь Чарли.

Принц уже хотел было что-то ответить, как вдруг раздался протяжный басовитый вой рога, а следом за ним — ритмичные, угрожающие вскрики "Ы-ы-ы-ы…эх!… Ы-ы-ы-ы…ух!", и ко всему этому примешивалось лязганье металла о металл…

— Это что? — как-то тихо, но оттого не менее выразительно вопросил Галахат, глядя почему-то на меня.

А я сама сидела с непередаваемым выражением на лице и хотела уже ответить принцу, что это, вообще то, мой вопрос: что у него во дворце деется?!… Но тут заметила какие-то странные телодвижения со стороны Красавчика. Кузен, очумелым и неверящим взглядом взирая на дверной проход в противоположной стене зала, сперва начал подозрительно съезжать вниз по ступеням, затем, видимо, сообразив, что так становится только ближе ко входу и, закономерно, к источнику шумана, стал ползком пятиться ко мне… У меня даже мелькнула мысль, что он сейчас нырнет мне под юбку!

— Чарли! — я схватила кузена за плечо и ощутимо тряхнула. — Приди в себя! Ты знаешь, кто это?!

— Ви-викинги… — запнувшись, полушепотом выдавил из себя Красавчик.

10.6

— Нифига се снег с капелью… — это со стороны северян, сопровождающих Саратского Вождя.

— Интересно, с каких таких пирогов они вдруг нагрянули… — это уже сам лорд Шингарр, и вид у "старого интригана" такой подчеркнуто невинный, что лично у меня не осталось никаких сомнений в том, кому именно мы обязаны нежданным-негаданным появлением представителей воинственного, самобытного народа дрейфующего архипелага!

Галахат, видимо, пришел к таким же выводам и, как бы невзначай спихивая Красавчика ногой вниз, ему же злорадно прошептал:

— Помогает нам, говоришь? Что ж, Боги тебе в помощь!

А потом, уже обращаясь к Саратскому Вождю:

— Лорд Шингарр, я даже предположить не могу, как викинги смогли без боя преодолеть охрану порта и гарнизоны на подступах к столице.

— Полагаю, на вопрос ваших караульных, кто они и зачем приплыли, они отвечали, что они — северяне и прибыли как сопровождение Саратского Вождя, только с небольшой задержкой, — невозмутимо проговорил Вождь, с победной улыбкой глядя на сына, который, видимо, протрезвев от осознания неизбежного, исподлобья зыркал на отца, мол, такой подставы я вам, батенька, не прощу. Интересно, зачем Саратский Вождь протащил в Веридор викингов и при чем тут Красавчик?!

— На чистосердечное тянет, не находите? — сдерживаемая злость так и сочилась с уст Его Высочества. — А еще попахивает пособничеством в организации интервенции.

— Упаси Единый, Ваше Высочество, какая интервенция? — деланно изумился лорд Шингарр. — "Посольство" приплыло в Веридор с исключительно мирной миссией. Что же касается моего участия в их прибытии, то не вижу ни малейшего повода, позволяющего с абсолютной точностью утверждать, что я неким образом приложил к этому руку. Ведь викинги ответили чистую правду: они будут сопровождать меня, также как и своего конунга и его семью. И да, утверждение, что они северяне, также истинно, их архипелаг дрейфует неподалеку от ледовитых вод, намного севернее наших земель.

— Конунга и семью… — пробормотала себе под нос я, начиная кое-что понимать…

А дальше все случилось само собой. Массивные двустворчатые двери, хотя и не были закрыты, распахнулись еще шире, судя по тихому сдавленному кряхтению, приложив кого-то из зазевавшихся придворных. А потом в залу под однообразные, но выразительные и непрерывные "Ы-ы-ы-ы…эх!…Ы-ы-ы-ы…ух!" зашли люди… Даже не так, ЛЮДИ, ибо одним словом описать их внешний вид можно было, пожалуй, только словом монументальность. Непомерно широкие в плечах, своими размерами они напоминали скорее не людей, а полукровок-великанов. Я не жалуюсь на собственный рост, но, встань я рядом с одним из этих громил, едва бы дотянулась макушкой до груди! Толщина фигур и величина ладоней также впечатляли. А когда я поняла, что среди двух дюжин человек процессии есть еще и женщины, не особо выделяющиеся на общем фоне, потому как габаритами были максимально приближены к мужчинам, чуть неприлично не уронила челюсть. Викинги были одеты одинаково, в кожаные доспехами с металлическими пластинами (экипировка явно не боевая, значит, и правда с миром приехали), в штанах, практически все (и мужчины в том числе) с заплетенными в толстые косы длинными волосами… Так что я различала мужчин и женщин только по наличию бороды.

Лорд Шингарр почтительно посторонился, уступая место в центре зала шедшему впереди медведеподобному мужчине с проседью в темно-каштановой шевелюре. Думаю, это и был конунг… но начал диалог вовсе не он и не с Его Высочеством.

— Супруг мой! — прокатился по залу приятный грудной голос, и вперед выступила девушка из викингов… Весьма миловидная, надо сказать, девушка: пухлые губки, розовые щечки, вздернутый носик, бровь дугой, кожа ровная, каштановые, как у отца, локоны волной, не убранные в косу, а собранные обручем, изящная шейка и кисти рук. Про вздымающиеся под металлическим нагрудником пышные формы вообще молчу.

— Зятёк! — грянул следом глас конунга, с неподдельной радостью взирающего на посеревшего Красавчика. — Создатель всемогущий! Вот уж кого не ожидал больше увидать! А вот он ты, живёхонек родимый! Поди же к Любогневушке моей, чего за юбкой чужой бабы прячешься?! Обними жену свою верную! Уж как она тебя ждала, ровно полгода, час в час! Видать, Создатель ссудил вас друг другу, ежели сегодня после заката истекает траур Любогневушки по девятому мужу, и ты так вовремя нашелся! Отчего же робеешь, зятёк?!

— Не гневайся, могучий конунг, славный воин Обух Волоокий, — начал Чарли, а я подумала, ничего себе какое говорящее имя, такой пудовый кулачище на затылок опустит — как обухом по голове! — Прости меня и ты, красавица Любогнева. Но не ходить мне больше у тебя в мужьях и у конунга в зятьях.

— Ты погодь, погодь, зятёк! — кажется, ни конунга, ни других викингов нисколько не смущало выяснение семейных отношений в тронном зале дворца при всем цвете общества Веридора, хотя возражений не поступало, напротив, аристократия затаила дыхание, наблюдая за разворачивающимся прямо перед ними бесплатным представлением. — За брошенные по дурости слова прощу тебя охотно, кончай артачиться и поди к жене своей.

— Не взыщи, могучий конунг! Недостоин я коснуться Любогневы! Любовь и обязательства связали навек мою жизнь с другой женщиной…

И тут случилось нечто из ряда вон: Чарли схватил меня за руку и начал покрывать тыльную сторону ладони поцелуями, в перерывах горячо восклицая:

— Вот она, та, что сразила меня в самое сердце!… Жизнь моя!… Дыхание мое!…

Дамы дружно ахнули от такого романтичного поворота "спектакля", кавалеры синхронно подставили руки, чтобы перехватить их на пути к обмороку и паркету. А я хотела было вырвать ладонь из цепкой хватки кузена, но чтоб мне кто-то это позволил!

— Спасай, Николь! Подыграй мне! Мол, нет у меня, несчастно влюбленного, другого выхода… Она ж изведет меня, сестричка! Да даже когда нас с Чернеком двое было, я и то держался из последних сил! Она ж из постели не вылезает! Да после первых суток нашего супружества у меня было чувство, что на не без перерыва три дня пахали!

Нет, ну если все так запущено…

Мельком покосилась на непривычно молчаливого Галахата… и натолкнулась на подобравшегося брата, настороженно взирающего на Любогневу. А та, похоже, на время потеряв интерес к Красавчику, с каким-то гастрономическим интересом рассматривала Его Высочество. Плотоядный взгляд ощупал разворот плеч, намного шире, чем у Чарли, прошелся по подтянутому торсу, не обделил вниманием крепкую шею и, наконец, остановился на лице.

— И я, ведомый желанием доказать всему миру, что достоин своей избранницы, готов сразиться с сильнейшими воинами севера за нее и принять участие в Охоте на невесту! — тем временем закончил свою душещипательную речь Красавчик и наконец оставил мои руки, которые я тут же отняла подальше от него. Не знаю, что меня торкнуло, но почему-то, когда он осыпал поцелуями мои руки, мне на миг показалось, что в зале стало ощутимо холоднее…

— Что ж, раз мой муж собирается бороться за другую, так и быть, я согласна отпустить его, — "смилостивилась" Любогнева. — Естественно, с полагающимся выкупом.

— Да какой выкуп может полагаться за "ублюдыша"?! — возмутился кто-то из северян.

— За молодого, статного, сильного, красивого воина, бывшего моим мужем, полагается выкуп в виде молодого, статного, сильного и красивого воина, который сможет разделить с мной ложе и стать отцом здоровых, крепких детей, — нисколько не смущаясь, заявила Любогнева, медленно и о-о-о-очень выразительно облизываясь на Его Высочество. А викинги позади нее согласно загудели и показательно лязгнули лезвиями топоров. Прозрачный такой намек на последствия пренебрежения конунговой дочкой.

— А я как раз объявлял своему двору, что тоже намерен принять участие в Охоте на невесту и завоевать свою драгоценную Николь, с которой уже предпринимал попытку обвенчаться! — нашелся братец и хотел было заграбастать себе мою ладошку, так же как Чарли, но я, наученная опытом, с самым неприступным видом сцепила пальцы в замок на коленях.

— Но ведь вдвоем вы на ней не женитесь! — зашелся в громогласном хохоте конунг. — Стало быть так и порешим: того из вас, кто не добьется королевишны Северного Предела, возьмет моя Любогневушка! Хей!

— Хей! — хором воскликнули викинги, снова бряцая металлом.

Я уже видела, как раскрылись рты у веридорских дворян, чтобы начать швырять оскорбления в этих дикарей и беспредельщиков, как дворцовая гвардия взяла оружие на изготовку, намереваясь с минуты на минуту вступить в бой с викингами… Но вдруг лицо Галахата прояснилось, а на лице заиграла воистину демоническая улыбка. Понятно, очередная "гениальная идея".

— Так и порешим! — согласно склонил голову Его-почти-Величество, и у всех веридорцев разом улетучился весь боевой дух. — Обращаюсь у вам, могучий конунг славный воин Обух!

— Конунг слушает! — довольно улыбаясь, бородач устремил доброжелательный взгляд на своего очередного возможного зятя.

— На моем веку храбрецы из вашего племени ни разу не прибывали к берегам Веридора. Я бесконечно рад приветствовать отважнейших воинов мира в своем дворце и готов оказать вам любую поддержку, какой бы целью вы ни прибыли.

"Говоря не дипломатическим, а человеческим языком: чё надо?!" — перевела я сама на себя.

— Мой народ благодарен тебе за гостеприимство, Галахат Веридорский, будущий король Веридора, — уважительно отвечал конунг. — А прибыли мы, прослышав о намечающихся Охоте на невесту. Принять участие имеет право любо иноземец, и для моих сыновей будет честью доказать северу свое право забрать самую завидную невесту всего мира!

Какой у меня, однако, титул… Ладно уж, будем соответствовать. Я снова поднялась с трона и, чуть улыбнувшись конунгу, проворковала:

— Я буду бесконечно рада приветствовать и могучего конунга, и его бравых сыновей, и его прекрасную дочь на Охоте.

— Леди, — мне неожиданно галантно поклонились. — Вы достойны лучшего супруга. Уверен, за вашу руку будут бороться женихи со всех уголков мира, — вроде утверждение, но за ним скрывался вопрос: а кто еще участвует?

— Кроме семьи могучего конунга, мой дом, где традиционно и будет проходить Охота, примет южного графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, — вместо меня ответил Саратский Вождь. — Думаю, о нем вы наслышаны.

Конунг явно был наслышан: сразу же нахмурился — сильный соперник, такого со счетов не сбросишь.

— Что насчет соотечественников невесты? Будет кто-то из северян, кроме моего мужа? — вступила в разговор Любогнева, видимо, прикидывая, на кого еще можно будет глаз положить.

Я уж хотела было мстительно ответить, что нет, больше никого не ожидается, так что выбор у нее невелик, но тут…

— Будет! — донесся незнакомый, хрипловатый, будто сорванный голос от дверей. — От Северного Предела за руку леди Николь Монруа будет бороться наместник прибрежного края, лорд Жоффрей дю Голэ!

На миг снова повисло гробовое молчание, в котором был отчетливо слышен стук каблуков о пол. Нашим изумленным предстал… ОН!

… Дальше все происходило без меня: приветствия, расшаркивания, поздравления, дежурные комплименты, вежливые приглашения задержаться и не менее вежливые отказы… Я ничего этого не видела, не в силах оторваться от волевого лица, с крюковатым, явно сломанным носом, тяжелой челюстью, неаристократичной небритостью, высоким лбом и глубоко посаженными глазами… не сводила глаз с медных волос, отдающих в рыжину, крепкой поджарой фигуры, роста выше среднего… и с жестяной фляжки грубой работы, в которой снова что-то призывно плескалось…

Что же, мы пойдем на север! А там, на своей территории, поборемся… Лорд Шингарр с марьяжными планами, конунговские сынки с желанием пощеголять своей удалью, Бастиан Братоубийца с "душеменятельными" намерениями относительно меня… Ничего, мы еще посмотрим, кто кого! И вам, лорд-почти-тень, в тени отсидеться не удастся!

11.1

Он тяжело вздохнул и устало посмотрел на своего собеседника. Вот уж в ком воплотилось хваленое северное упорство и бесстрашие: уж сколько раз карающий топор палача грозился одним махом отхватить эту буйну голову, и что? Покушения как были, так и продолжаются; лорды как мёрли, так и мрут; "переговоры" с берсерками как велись, так и ведутся. Уж чего он только ни делал: и убеждал, и запрещал, и угрожал, — все без толку! Ответ он получал лишь один:

— Так казни, великий Вождь! Казни! Только не забудь, как некогда за такое же преступление пощадил Седрика Монруа!

— Седрик Монруа мертв, — покачал головой Шингарр, — а о мертвых либо хорошо, либо…

— "Либо", Шингарр! — ядовитое шипение в ответ. — "Либо"! Единственное, о чем я жалею, так это о том, что ему посчастливилось сдохнуть слишком рано! Слишком быстро! И не от моей руки…

— Я прикрывал тебя все эти двадцать лет, ненароком подставил под удар сына, а если эти правдоискатели все же докопаются до истины, защищу тебя! Взамен прошу лишь одного: хватит…

— Хватит?! О нет… Этих щенков я не боюсь, — самодовольный хмык. — Зубки о меня обломают! Я закончу начатое, чего бы это мне ни стоило…

— Чего ты хочешь? Моей смерти?

— О-о-о-о… Ты умрешь последним, Шингарр. Ты сдохнешь в муках, будешь корчиться от страданий так же, как я! Но сперва ты увидишь, как я вырежу всех Монруа до последнего! Так удачно все змееныши соберутся на Охоте — спасибо тебе. А там и душу отпустить "случайно" в Царство Мертвых можно, и никто ничего не заподозрит… А потом и твоя очередь подойдет…

— Со мной можешь делать все, что заблагорассудится — я заслужил. Но детей — не трожь!

— А то что? Разгневаешься? "Опекать" перестанешь?! Да ради Мрачного! Не нужны мне ни твоя жалость, ни твое благородство! Не тебе рассказывать мне о прощении и принятии! Лучше вспомни, как сам навеки закрыл прекрасные глаза рыцаря Благородное Сердце. Те самые изумрудные очи, в которые с первого взгляда влюбилась твоя Гризельда! Не называла женушка тебя в постели Гвейном? Нет?! А жаль, такое интимное воспоминание пропало!

— Прекрати. Ты можешь думать все, что хочешь, но в смерти сэра Гвейна и Пенелопы Веридорской моей вины нет.

— Конечно же! Это все их собственная вина! Они же сами позволили себя убить! А впрочем, мне до них дела нет и никогда не было… Предупреждаю тебя, Шингарр: не мешай мне, и тогда, может, я пощажу твоего бастарда, хоть и считаю, что выродок Гризельды не достоин жизни!… О, как у тебя глаза потемнели! Ну же! Давай! Ударь меня! Или вы, о всемогущий Вождь, герой лишь на словах?!

— Прости меня… — только горестно вздохнул и понурился Шингарр. — Прости… Я идиот. Я правда не хотел… Одна единственная ошибка… Я все исправлю, даю слово…

— Поздно уже что-то исправлять. Уже лет тридцать как поздно, — донесся до него приглушенный, не менее горький ответ. — Боги, как же я тебя ненавижу… Не вмешивайся! У тебя хорошо получалось изображать слепца все эти годы, вот и не изменяй себе сейчас! А нечего делать — найди убийцу сэра Гвейна и великой королевы. Если это, конечно же, был не ты сам…

— Послушай… — попробовал было снова Шингарр, но тщетно.

— Просто не мешай мне! И все. Твои сожаления — только соль на рану!

Послышалось легкое шуршание шагов по траве, сменившееся ритмичное перестукивание набойки каблука о вымощенную дорожку, тянущуюся между цветущих деревьев и благоухающих клумб в саду, разбитом близ королевского дворца веридорских монархов.

— Мешать — не буду, — полетел в удаляющуюся спину шелестящий шепот Саратского Вождя. — Я помогу тебе…

***

Обычно фамильный склеп Веридорских был тих и печален, как и подобает последнему пристанищу уважающего себя рода, но сегодня его умиротворенное безмолвие нарушал сбивчивый шепот человека, склонившегося над небольшим, простым саркофагом в дальнем углу просторного помещения, в котором даже в погожий летний денек царили вечные сумерки.

— Прости… прости, что не получилось прийти раньше… Я буду заходить, обещаю… — на холодную гранитную плиту, под которой покоился сладкоголосый менестрель, — шут! — которому неизвестно за какие заслуги позволили лежать по соседству с великими королями Веридора, упало две слезинки. — Прости… Прости за все! Прости за насмешки! За пренебрежение… Прости за тот поцелуй!… Гордыня… Она должна была сгубить меня, а вот оно как вышло… Мне было не дано ни понять тебя, ни спасти… Знаю, ты бы простил… Ты был прекрасен. Намного лучше нас всех… И ты хотел бы, чтобы мы жили, чтобы были счастливы за себя и за тебя… Я клянусь, — усилием воли рыдания, так и норовившие вырваться из самой глубины души, были заглушены, и голос прозвучал твердо. — Я клянусь, что выживу… Что мы выживем! Что впредь я буду жить, помня, каким был ты, и стараясь быть похожим на тебя… Быть таким же светлым, с широкой душой и большим сердцем… Знаешь… — если слезы горя удалось сдержать, то слезы счастья полились в три ручья, и за них было вообще не стыдно. — Знаешь, я уже слышу твоего ребенка… Обещаю, я сделаю все, что в моих силах, чтобы у него было все самое лучшее! Твой мальчик… Он будет таким же златокудрым, как ты… Он будет петь… совсем как ты… И за красоту и благородство южане прозовут его Кавалером Солнца!… Клянусь, он займет место, положенное ему по рождению… Он будет графом Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон! — рука потянулась вверх и похлопала по грубоватой ткани на груди, где за пазухой было спрятано завещание лорда Себастьяна, графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, согласно которому наследницей всего его состояния была некая леди Шамали…

***

Бастиан не верил своим глазам: он пришел! Когда Великий горгон получил весточку от своего соперника, в которой назначалась встреча, сначала подумал, что это ловушка. Но все равно пришел — любопытство пересилило. А тут ТАКОЕ предложение!

— Правильно ли я понял тебя: ты предлагаешь мне свою сестру взамен недостающей части изумруда?

— Совершенно верно. Выбор, безусловно, только ваш: корона Веридора или Николь? Но почему-то я думаю, что моя сестра вам милее.

— А ты не подумал, мальчик, что я могу забрать себе и то, и другое? — презрительно усмехнулся Бастиан.

— Не можете. Изумруд вы, может, и соберете, но к Николь самостоятельно не подберетесь. Земли в тени Северных Гор защищают своих детей, так что на родине достать их может только кинжал в спину. Николь доверяет мне и не ждет предательства, поэтому я без труда смогу и выманить ее, куда надо, и заклинание любое навесить… и подсобить вам на Охоте тоже. Ведь невеста запросто может пропасть без вести во время последнего испытания… Соглашайтесь, Ваша Светлость. Другого такого предложения вам не поступит.

— Что верно, то верно. Навряд ли я дождусь, когда второй братец созреет… Что ж, я согласен: тебе — корона, мне — Николь… И еще кое-что. Нашему взаимовыгодному сотрудничеству может помешать кое-кто. Франциск. Он нужен мне. Живым.

— Но неспособным оказать сопротивление, — понятливый кивок.

— Приятно разговаривать с умным человеком, — мерзко осклабился Великий горгон.

— Я не знаю, где Франциск и выжил ли он вообще… Но если он откроется Нике, я об этом узнаю тут же и сообщу.

— Значит, по рукам!

Мужчины пожали руки и тут же отдернули каждый свою ладонь. Тот, что пришел на встречу из королевского дворца, поспешил вернуться в свои покои, чтобы ни сестра, ни ее второй братец не засекли его отлучку.

— Знала бы Ника, как ошиблась в тебе… — присвистнул Великий горгон… и тут заметил шевеление у стены ближайшего дома!

Метнулся туда — поздно, неясный силуэт растворился в проулках нижнего города! Чертово медлительное человеческое тело! Их слышали!

***

Грубые пальцы с обгрызенными ногтями и давнишними мозолями отворили изящную шкатулку с драгоценностями, стоящую на секретере в малой гостиной покоев "заслуженной невесты", леди Николь Монруа. В сером предрассветном мареве слышалось сонное сопение — все порядочные обитатели дворца еще спали. Всего несколько секунд назад в тайном ходе изчезла худая высокая фигурка, как у деревенского пацана, перед этим оставив что-то в приметном ларчике с излюбленными украшениями наследницы всего Северного Предела. Мужчина, просочившийся в комнату следом за тайным гостем и сейчас перебирающий цепочки, колечки да серьги, ожидал найти нечто вроде отравленной броши или перстня с навешанной на него следилкой… Но все оказалось куда банальнее: тайком прокравшийся во дворец доброжелатель подкинул леди Монруа записку.

"Твой брат встречался с лордом Себастьяном. Он согласился предать тебя и сдать лорда Франциска в обмен на третью часть изумруда. Я найду тебя у Саратского Вождя. Держись, подруга!"

— Любопытно… — протянул Жоффрей дю Голэ, возвращая миниатюрный свиточек на место и, расслышав тихий сладкий зевок в соседней комнате, привычно растворился в тени…

Оглавление

От автора

1.1

1.2

2.1

2.2

2.3

2.4

2.5

2.6

2.7

2.8

2.9

2.10

2.11

2.12

2.13

3.1

3.2

3.3

3.4

3.5

3.6

4.1

4.2

4.3

4.4

4.5

4.6

4.7

4.8

4.9

5.1

5.2

5.3

5.4

5.5

6.1

6.2

6.3

6.4

6.5

7.1

7.2

7.3

7.4

7.5

7.6

7.7

7.8

7.9

8.1

8.2

8.3

8.4

9.1

9.2

9.3

9.4

9.5

9.6

9.7

9.8

9.9

10.1

10.2

10.3

10.4

10.5

10.6

11.1