Я - Коннор (СИ) [Леонардо НеДаВинчиный] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Горький миндаль ==========

Дата, время и локация: неизвестны

Протагонист: Хэнк

Детройт. Город «Ржавого пояса». Можно сказать — пряжка на этом самом поясе. Старая, погнутая, готовая вот-вот рассыпаться грязно-рыжей металлической трухой. Именно здесь Хэнку Андерсону повезло выползти на свет из мамкиной утробы ровно пятьдесят три года назад. А ведь когда-то Детройт процветал. Во времена, о которых дед Хэнка вспоминал за вечерним стаканчиком дерьмового вискаря, — компании Ford, Chrysler, General Motors, Packard, Studebaker ежедневно выпускали с конвейеров тысячи автомобилей. Гиганты индустрии поставили перед собой суперцель: «Каждой семье — по отдельному автомобилю» и успешно неслись к ней, наращивая лошадиные силы. До определенного момента. Но, как водится, что-то пошло не так. Пушной зверек песец замаячил на затянутом смогом горизонте в семьдесят третьем. Первый нефтяной кризис нефигово шарахнул по «большой тройке». Громоздкие, мощные машины, которые были частью великой американской мечты, не смогли конкурировать с экономичными «европейцами» и юркими компактными «японцами». Форды, крайслеры, паккарды жрали бензин, как голодные звери, а найти, куда запарковать здоровенные «дуры», становилось невыполнимой задачей. За этим ударом последовал энергетический кризис семьдесят девятого и, наконец, финансовый две тысячи восьмого-девятого годов, который чуть не добил американскую автомобильную промышленность нахрен. Заводы закрывались один за другим. Рабочие с семьями покидали город в поисках нового дома, где обязательно будут стиралка, посудомойка, белый заборчик и счастье для всех даром. «Стальной гигант» рухнул. Семью Андерсонов угораздило остаться на руинах. Бабка Хэнка (добродушная старушенция с изуродованными артритом руками) рассказывала, как мучительно медленно умирало сердце Детройта. Роскошный центр с его небоскребами, супермаркетами, кинозалами, ресторанами, оперным театром, — он неумолимо пустел. И все чаще на засиженных мухами стеклянных дверях появлялись таблички «закрыто» и «продается». Но покупателей на бизнес так и не находилось… Детройт превратился в разлагающийся труп. Он вонял немытыми телами бродяг и мочой в закоулках возле дешевых баров. Хэнк рос на замызганных улицах, где ветер хлестал по морде разорванными пакетами от МакДака, а на щербатом асфальте валялись использованные гандоны вперемешку с крысиным пометом. Вместе с приятелями прогуливая школку, будущий лейтенант полиции шарился по заброшенным цехам среди искореженного временем металла. Иногда они сталкивались с очередной бандой ниггеров, которая тоже искала приключений на свои задницы. Встречи заканчивались бестолковым махачем, фингалами, густой юшкой из разбитых носов. Хэнк и его кореша выползали на пустынную улицу под свинцовые небеса мертвого города и, махнув друг другу на прощание, отправлялись по домам. Вот такое детство золотое.

Дата: 6 ноября 2038 год

Время: 19.51-22.35

Локации: Сад Дзен, дом Хэнка

Протагонист: Коннор

Ночью Детройт пустеет. Люди запираются в домиках, бросив на лужайках детские велосипеды и бейсбольные мячи. Люди боятся ночи. На улицах можно встретить только бродяг, пьяниц, андроидов-слуг, которых владельцы послали в круглосуточный супермаркет купить Твинкис к чаю или бутылку Джека Дениэльса. Какой контраст по сравнению с Садом Дзен! Несколько часов назад он беседовал там с Амандой. Чертоги разума. Царство вечной весны и сакуры в цвету, осыпающей нежно-розовым глубокую синеву рукотворных озер. Его создал Элайджа Камски — всеотец андроидов. Киберпространство, куда есть доступ из любой точки земного шара. Место медитации, неспешных бесед, упокоения. После гибели и перемещения сознания в новую оболочку, в насыщенной зелени ухоженного газона появляется белая табличка с серийным номером и датой «смерти». Здесь у каждого прототипа есть свое личное кладбище. Если сознание не подлежало восстановлению — табличка будет лиловой. Камски заимствовал этот цвет из японской культуры, где он означает умиротворение и благодать. Первая «могила» Коннора — белоснежный мраморный прямоугольник среди мягко колышущейся травы. Что-то заставило его остановиться и несколько секунд наблюдать за каплями теплого дождя, разбивающимися о безразличие камня. Предыдущую оболочку сбила «тесла-сейми 508». В блоке памяти сохранились фрагменты последней минуты:

косые струи ливня хлещут восьмиполосный хайвей;

увернувшись от грузовика, ему удается схватить AX400;

робот отталкивает его с неожиданной яростью;

вспышкой перед глазами — алый неон рекламы;

удар в правый бок, и слуховую мембрану рвет детский крик: «Кэра, мне страшно!»;

затемнение…

Во время разговора Аманда держалась настороженно, словно стремилась прочесть некую скрытую информацию. Шелест тяжелых складок белой туники порой заглушал ласковый лепет майского дождя. Заглянув в глаза, куратор сдержанно похвалила за раскрытие дела Руперта. Самоубийство дефектного андроида не беспокоило Аманду: хороший девиант — мертвый девиант. Потом поинтересовалась, как относится к нему непростой напарник. Коннор ответил, что они — эффективная команда. Задумчиво поправив шафрановую накидку на правом плече, «африканская королева» с облегчением вздохнула и отпустила его. До следующего вызова. Под шуршание дождя он покинул Сад Дзен, отправившись в унылый тур по злачным местам на поиски Хэнка Андерсона. Им предстояло новое расследование…

Видеосенсоры регистрируют светящиеся желтым прямоугольники окон баров. Питейные заведения почти пусты. Только завсегдатаи клюют носом у стойки перед зевающими барменами. Коннор считывает скуку и привычную усталость их лиц. Наконец такси останавливается возле запущенного одноэтажного дома, лучшие деньки которого миновали еще до войны США и России за остатки природных ресурсов. Жилище выглядит особенно убого на фоне расчерченных зеленым неоном небоскребов центра города. «Оплата подтверждена». «Транзакция совершена». «Спасибо за то, что воспользовались нашими услугами». Коннор выходит под бесконечную морось. Мигнув поворотниками, такси растворяется в полумраке, слабо подсвеченном белым неоном фонарей. Ветер стремится сбить с ног, жалит ледяными каплями правую щеку. Коннор способен чувствовать холод и сырость. Инженеры Киберлайф сработали на отлично. Также Коннор знает, что ноябрьский дождь не способен повлиять на работу графеновых плат или повредить кибер-кожу. Андроид стучит в дверь. Дряхлый дом отзывается гулким эхом. Снова три удара, ответом на которые — эхо тишины и белесые хлопья краски, осыпавшиеся с треснувшего дерева на черные ботинки. Коннор давит кнопку звонка. Тихое дребезжание тонет в безмолвии. Несколькими днями ранее ему удалось отыскать лейтенанта лишь в пятом по счету баре. Тогда примостившийся на соседнем табурете собрат по бутылке охарактеризовал степень опьянения Андерсона, как «ужрался до синих помидоров». А сам Коннор отметил, что если бы мог взять пробу крови, то рецепторы языка зафиксировали бы не меньше двух промилле. Но зачем-то заказал старому алкашу еще один двойной виски. Хотел поладить с непростым напарником?.. Андроид не сумел дать себе ответ на этот вопрос. Но сейчас необходимо принять жесткие меры. Он решает обойти дом. Узкая полоска тусклого желтого света отвоевывает у промозглой темноты небольшой участок мокрого увядшего газона. Старомодные тюлевые шторы приоткрыты. Лейтенант разлегся пластом под столом, заваленном бумажными стаканчиками Старбакс, ядовито-зелеными коробками из ближайшей пиццерии и рассыпанными патронами. Лампа мигает под потолком, мешая оценить ситуацию снаружи. Инструкция гласит: «в случае потенциальной угрозы здоровью человека, необходимо оказать помощь всеми доступными средствами». Андроид следует инструкции. Он должен попасть внутрь. Резкий удар, и по полу разлетаются брызгами осколки стекла. Обонятельные сенсоры регистрируют запахи перегара, давно нестиранного белья и вчерашнего гамбургера. К убойной, для человеческого обоняния, симфонии вони примешивается незнакомый оттенок. Коннор присаживается на корточки рядом с бухим телом. На помойно-серой футболке расплылось коричневое пятно. Обонятельные сенсоры едва не теряют чувствительность под шквалом сивушных масел и спирта. Внезапно сзади наваливается тяжелое, меховое и жарко пыхтит в ухо. Сенбернар Хэнка по кличке Сумо. Так вот откуда этот незнакомый запах.

— Тихо-тихо, Сумо. Сидеть, — обернувшись, Коннор треплет меховую громадину по загривку, — Я пришел помочь твоему хозяину. Я — друг.

Сенбернар послушно садится. Некоторое время за Коннором пристально следят печальные темно-карие глаза, но, убедившись, что тот не причинит вред «его человеку», огромная псина удаляется в темный угол комнаты.

На расстоянии одного фута от правой руки лейтенанта валяются пустая бутылка “Джек Дениэльс” и Магнум 357. Коннор переводит взгляд на храпящую тушу старого алкаша. Инструкция гласит: «в случае подозрения на алкогольную интоксикацию, необходимо просканировать, дабы определить степень тяжести опьянения». Андроид следует инструкции. Наклонившись, он касается рукой нечесаной бороды Андерсона. Сенсоры регистрируют семена кунжута, хлебные и мясные крошки, обильные потеки крепкого бурбона. Переместив руку в область сердца, Коннор понимает — нет нужды обладать возможностями модели RК800, чтобы сделать вывод: лейтенант полиции ужрался в стельку и не мылся по меньшей мере два дня. Коннор отвешивает резкую оплеуху. Промычав сквозь зубы «блять», бухое тело вяло шевелится.

— Пошел на хуй, сраный ведроид! — воскресший было Хэнк пытается сесть, но валится обратно, вяло отмахиваясь от попыток помочь подняться. — Я тебя не звал, шестеренка долбанная.

— Нам поручено новое расследование. В клубе «Рай» произошло убийство. Есть подозрение, что в деле замешан девиант. Вы нужны на службе. Именно по этой причине я совершил экстренное проникновение в ваше жилище, — Коннор вежлив. Коннор следует инструкции. — Сейчас наберу ванну и отведу вас туда.

— Не сметь распоряжаться в моем доме! — Хэнку таки удается сесть, ухватившись за ножку стола. — У меня долбанные выходные, имею право… Сумо, где ты! Продался, сторож хренов, за банку Чаппи! — схватив андроида за рукав, он рыщет налитыми кровью глазами по кухне и со стоном падает навзничь.

Без крутых мер — миссия не выполнима. Сориентировавшись, Коннор направляется в ванную. Овальное зеркало на удивление сияет чистотой. По горчичному кафелю налеплены лимонные и нежно-розовые стикеры с надписями «побриться или нахер?», «я не мудак — ты мне просто не нравишься». Стикеры не несут новой информации: скверный характер лейтенант продемонстрировал при первой же встрече. Остается наблюдать, как переливается в мертвом дневном свете вода, заполняющая испещренную мелкими трещинками эмалированную ванну.

— У вас отличный пес, лейтенант. Мы нашли с ним общий язык, — он усиливает акустическую мощность голосового модуля, чтобы слова звучали громко, четко и ободряюще.

Когда андроид возвращается в комнату, из темного угла снова возникает бело-рыжая меховая куча. Сумо энергично виляет хвостом, затем убегает и возвращается с пустой миской в зубах.

— Ну так и есть! Продался за жратву, вонючая скотина, — Хэнк ворочается на полу, видимо, намереваясь подняться и навешать всем от души, но снова валится бесформенной грудой. Мягкие домашние шорты едва не сползают с задницы.

Закинув безвольную руку себе на плечо, Коннор кое-как доводит бубнящего нецензурное лейтенанта до ванной, усаживает на белый пластиковый табурет и пытается стащить через голову засаленную майку. Тот протестующе трясет спутанными сивыми патлами. Крупная ладонь упирается в грудь, отвергая помощь ненавистного робота:

— Отьебись, киберхрень. Сам разденусь, без ведерка с гайками.

Оценив состояние человека как удовлетворительное, андроид прикрывает дверь. Коннор деликатен. Коннор следует инструкции.

Вернувшись на кухню, он тщательно собирает осколки стекла в мусорное ведро, в которое заправлен черный пластиковый мешок. Мешок пуст, но уже покрылся тонким слоем пыли: Хэнку лень прибираться. Осколки сухо позвякивают, падая на чернильное дно. Возле стола настойчиво громыхает миской сенбернар. Необходимо покормить животное. Банка с довольным пуделем на этикетке обнаруживается рядом с мойкой, заваленной заплесневелыми тарелками. Открыв ее, Коннор вытряхивает залитые коричневым соусом кусочки в миску. Сумо благодарно машет вислыми бархатными ушами и ныряет мордой в долгожданную еду. По комнате разносится довольное чавканье. Пока Андерсон, матерясь сквозь зубы, плещется в ванной, появляется возможность спокойно осмотреть помещение. Это дает шанс больше узнать о напарнике. Коннор должен наладить с ним контакт. Коннор следует инструкции.

Он обводит глазами просторную кухню. Первое, что регистрируют сенсоры, — тяжелый триста пятьдесят седьмой Магнум, оставленный на полу. Подобное выглядит абсолютно неуместно. В крайнем случае, револьвер должен находиться в плечевой кобуре, а не валяться на грязном линолеуме. Даже такой выпивоха как лейтенант не должен настолько небрежно относиться к оружию. Подобрав револьвер, Коннор откидывает барабан. В нем одна пуля. «Напившись, Хэнк играет в русскую рулетку»: единственно правильный вывод. Сенсоры на кончиках пальцев отмечают следы ржавчины и застывшего оружейного масла. Очевидно — последний раз Магнум чистили около полугода назад. Из такого не застрелишься сам и не попадешь в преступника. И если первое сохранило жизнь чертову пьянчуге, то второе может запросто поспособствовать скорейшей отправке лейтенанта в могилу. Ведь убийца не станет ждать, пока сработает заевший курок или повернется застрявший барабан. Андерсон ведь не настолько беспечен, чтобы пренебрегать элементарными нормами безопасности?.. И почему он пытался застрелиться? Последний вопрос вызывает необычные помехи в безупречно отлаженном процессе анализа. Необходимо провести быструю диагностику:

отклонений не выявлено;

баги в прошивке отсутствуют;

вероятность сбоя системы нулевая.

Положив револьвер на стол, (в конце концов, оружие принадлежит человеку, офицеру полиции) он собирается продолжить осмотр.

— Эй, ты, поебота пластмассовая, шмотье притащи! — доносится из-за двери ванной. — Возьми в шкафу… — приказ прерывается сдавленным бульканьем.

Коннор направляется в спальню. В слабом свете, проникающем с кухни, видна неубранная кровать, скомканное темно-коричневое одеяло и череда шкафов, выкрашенных белым. Никаких безделушек, сувениров, фотографий близких. Спальня лишь несет отпечаток запустения и давно пережитого, но все еще саднящего в глубинах сердца горя. Просчитав варианты, он выбирает из комплектов на вешалках, тот, который с рубашкой в голубую вертикальную полоску и мягкую куртку цвета хаки. Излюбленная «форма» лейтенанта.

Когда андроид открывает дверь в ванную, то находит Хэнка мокрым, голым и в обнимку с белым другом. Лейтенант эпично блюет, приговаривая, как его заебало все — от капитана Фаулера с его занудством до сраного ведроида. Коннор оставляет напарника наедине с его насущными и насыщенными проблемами. Только в памяти почему-то сохраняется мускулистая спина с еще не сошедшим летним загаром. Старина Хэнк на удивление в хорошей физической форме. Его возрасту и образу жизни больше подошли бы дряблые мышцы и пивное брюхо.

Странные мысли…

Странные наблюдения…

Но ведь вероятность сбоя равна нулю?..

Коннор решает внимательно рассмотреть объедки, разорванные упаковки, стаканы с коричневатыми потеками кофе, скопившиеся на столе явно не за один день. Как только люди живут в таком бардаке? Видеосенсоры останавливаются на опрокинутой рамке светлого дуба. Когда-то подобное изделие стоило немалых денег, а сейчас вообще стало раритетом. В рамку вставлено фото. Коннор переворачивает и сканирует изображение улыбающегося светло-русого мальчика. Мгновенно появившаяся в неоново-голубом фрейме информация лаконична: Коул Андерсон, дата рождения: 2029, сентябрь, 23; дата смерти: 2035, ноябрь, 15. «Подробности». Запрос несется к отдаленному серверу и через семь секунд неоновые буквы складываются в трагическую историю: «Коул Андерсон находился на заднем сидении автомобиля, управляемого его матерью Джессикой. В результате неудачного маневра (попытка объехать кошку) произошла автомобильная авария, приведшая к проникающему ранению брюшной полости (клюшка для гольфа номер 6), и мальчику срочно требовалась операция. Данную процедуру пришлось выполнять андроиду, так как единственный свободный хирург-человек в тот день пребывал в наркотическом опьянении от Красного льда. Андроид не смог справиться с кровотечением, на­ступившим во время хирургического вмешательства в брюшной полости. Коул скончался на операционном столе». Так вот почему лейтенант сутками не просыхает, забил на карьеру и забывает кормить пса!.. А главное — теперь кристально ясно, почему Хэнка скручивает от ненависти к любому роботу — будь то обычная няня-домработница AX400 или новейшая модель RK800. Впервые с момента создания андроид вздрагивает — схемы обжигает странным импульсом, и он торопливо переворачивает рамку. Коннор все еще адекватен. Коннор следует инструкции.

Вероятность сбоя системы?..

— Я готов, — осипший голос за спиной заставляет обернуться. Лейтенант слегка помят, поддат, но держится на ногах. — Поехали, навестим «Райское» местечко.

Когда Хэнк, поправляя мятый воротник, спускается с крыльца к машине, обонятельные сенсоры отмечают мятную зубную пасту Колгейт и медовый аромат кентуккийского бурбона.

Дата, время и локация: неизвестны

Протагонист: Хэнк

Детройт возродился. Город начал оживать, когда безумный гений Элайджа Камски в две тысячи восемнадцатом основал Киберлайф. Сотрудниками были просканированы десятки тысяч лиц, записаны сотни тысяч голосов. Это позволило дать пластиковым куклам приятную внешность и подобрать каждой идеальный тембр. После того, как первый разумный андроид Хлоя публично прошла тест Тьюринга в две тысячи двадцать втором, в магазины компании хлынули толпы покупателей, а количество онлайн-заказов едва не обрушило к хуям серваки. Чтобы удовлетворить всех, жаждущих аккуратных садовников; исполнительных домработниц; сиделок, присматривающих сутки напролет за бабушкой после второго инсульта; ответственных нянь-гувернанток, которые не станут трахаться на диване в гостиной, положив болт на орущего ребенка, короче — чтобы потребители потребляли! — Киберлайф развернула конвейерное производство на руинах автозаводов. Причина проста как угол дома. Земля в мертвом городе всегда дешева… В Детройт хлынул поток работяг с семьями, мечтающих о доме со стиралкой, посудомойкой, постриженной лужайкой, с белым заборчиком и… исполнительном роботе, включающем и обслуживающем всю бытовую поеботу с бантиком. «Стальной гигант» восстал из мертвых.

Сам Хэнк в то время уже служил в полиции. В течение двух лет громил в составе специальной опергруппы банды дилеров Красного льда.

Новый синтетический наркотик заполонил улицы возрождающегося города. Практически все старые развалюхи были снесены под ноль. В центре рушились направленными взрывами заброшенные бизнес-центры. И едва оседала бетонная пыль, как площадку расчищали под строительство новых. Их панорамные стекла — чище тибетского горного хрусталя. А с наступлением темноты их стены резали глаза неоном реклам новой модели Киберлайф — ST200, способной говорить на двадцати шести языках. С заасфальтированных тротуаров исчезли бумажные пакеты от МакДака. Рваные гандоны больше не липли к подошвам. Бары, торгующие местным пивасиком, преобразовались в пафосные ночные заведения с секс-андроидами, готовыми давать хоть в три смычка от заката до рассвета. Растущий ввысь, охуевший от успехов Детройт требовал погорячее. Спрос рождал предложение. Именно тогда в сортирах пафосных клубов стали находить пустые пакетики и вырывающих друг дружке наращенные пряди девиц. С парнями дело обстояло много хуже. Там шли в ход кулаки, кастеты, ножи-бабочки и старые добрые Глоки — куда ж без них-то. Теперь дело не ограничивалось несколькими свороченными носами и перепачканными юшкой застиранными майками. Кровища хлестала фонтаном из перерезанных глоток. Те, кто смотрел на мир сквозь осколки Красного льда, съезжали с рельсов: жизнерадостные выпивохи и примерные члены книжных клубов обращались в кровавых маньяков с бензопилой.

Двадцать второго августа две тысячи двадцать девятого в результате операции «Торнадо» на пяти точках были благополучно упакованы в «браслеты» все крупные дилеры Красного льда. Разработавший план член опергруппы Андерсон стал самым молодым лейтенантом в Детройте. А через месяц у него родился сын… Вот тогда, выросший среди гопоты пустынных улиц Хэнк познал, что такое воплощенная американская мечта и пресловутое щастье. Мираж баюкал в призрачных объятиях благоденствия целых шесть лет. До того дня, когда жена Хэнка, пытаясь объехать выскочившую под колеса кошку, не врезалась в столетний дуб, посаженный еще прадедушкой-Андерсоном перед родимым домом. Джесс погибла на месте. Сына «зарезал» на операционном столе чертов андроид. Поначалу Хэнк не мог понять: как же так? откуда хирург Центрального госпиталя ухитрился достать дурь? Ведь он, лейтенант Андерсон, собственноручно покончил с заразой! Его сын родился и рос в «чистом» городе! Фиг с ним. Врач-не-дай-бог раздобыл дозу у мелкой рыбешки (всех не пересажаешь!), но какого хера не нашлось другого хирурга?! Хирурга-человека. Все заполонили ведроиды. В смерти Коула виновен треклятый робот. Машина не должна заменять людей! Мысль, родившаяся в проспиртованном мозгу, стала кредо. А дополнительные галлоны вискаря, употребляемые еженедельно, только подтверждали тезис. В барах на окраинах города Хэнк, окруженный ореолом пьяной тоски, обрел какой-то извращенный покой. Можно смело утверждать — жизнь наладилась. А еще Сумо каждое утро громыхал миской на кухне…

И вот высокоеблые жирножопые боссы из Полицейского управления Мичигана навязали ему в напарники ведро с болтами!.. Чтобы эта пластмассовая кукла на батарейках помогла разобраться, почему возросло количество программных сбоев, превращающих андроидов в девиантов. Ога. Громыхая шестеренками, поскачет расследовать, а потом разложит все по файлам. И поебать ему, боевому офицеру полиции, на спасение малявки-заложницы. Ведроиду тупо повезло. Продукт высоких, мать их в сраку, технологий! Всегда отглаженный, сцуко, в своей дурацкой пидорской курточке. Лицо с правильными чертами, выверенными дизайнерами Киберлайф до микрона. Ведроида сложно назвать красавчегом с обложки. Он скорее походит на дружелюбного соседа, с которым запросто поболтать хоть о паршивой погоде, хоть о покупке нового электромобиля, а пятничным вечером он с улыбкой пригласит заебашить барбекю. Такой всегда придет на помощь, если вдруг понадобится ключ на двенадцать или выгулять пса, пока ты бухаешь в командировке. Прям воспоминания из детства — «Человек-паук — ваш дружелюбный сосед». И каштановая прядь, с нарочитой небрежностью свисающая на лоб. И еще светодиодный круг на правом виске, отражающий психическое состояние, какбэ. Вот он особенно бесит. Хочется пустить пулю в раздражающее мерцание слепяще-белого неона. Увидеть брызнувшую из отверстия «голубую кровь»… потому что сраный ведроид выглядит в курточке и безукоризненно сидящих джинсах чересчур уж пидорно. А круг слишком похож на мишень…

В каком из полутемных баров Хэнк сменил ориентацию, он не вспомнил бы даже на допросе третьей степени. Разве что бил бы себя пяткой в грудь и клялся значком, что оно стряслось не в заведении Джимми. Просто одной промокшей насквозь ноябрьской ночью он крепко задумался, разглядывая худощавого паренька. Тот забился в дальний угол, где минут сорок мусолил пинту самого дешевого пива. Но уходить не спешил. И даже прокуренный полумрак не скрыл от наметанного глаза лейтенанта расплывающийся на скуле кровоподтек. Зачем Хэнк отвез его к себе? На этот вопрос год не трахавший бабу вдовец тоже не сумел бы ответить вменяемо. Он нажрался до белых кроликов, вот и угодил концом в шоколадную нору. Утром, когда серый рассвет робко постучал в окно, Хэнк Андерсон опять задумался, глядя на уснувшего рядом партнера. Вывод похмельной башки оказался приемлем и рационален. Парень не залетит, не потащит на экспертизу по установлению отцовства и, скорее всего, не погонит пинками к алтарю. В парня нельзя влюбиться. Вместе с ним не придется ремонтировать кухню, перекрашивая стены в персиковый… Так было с Джесс. Она обожала персиковый цвет и настояла на своем выборе. А когда работяги-мексы* закончили махать валиками, распаковали и смонтировали гарнитур из канадской березы, оказалось очень даже. Хэнк еще не забыл горячий кофе в кружке горчичного фаянса и сонную улыбку жены с голубоглазым малышом на руках… Парень не родит сына, они не убьются из-за драного кошака, не уйдут в небытие, оставив… Кругом одни плюсы. Решено, подписано, заверено печатью.

Когда лейтенант, ежемесячно матерящий штатного психолога, вместо порции факов выдал на приеме каминг-аут, дипломированный специалист возвел мутные очи к потолку, почесал переносицу, покивал и отметил в истории болезни успешное преодоление семантических барьеров на пути расширения межличностных коммуникаций. Но среди коллег Андерсон никогда не упоминал радужных единорогов. Так и жил. До того, как по велению начальства, на седую головушку не свалилось ведро с гайками. «А ведь он тебя вытащил, когда поехавший процессорами Руперт врезал под дых и ты повис на карнизе грушей. Или мечтал всю жизнь с крыши наебнуться?»: совесть Хэнка просыпалась редко, но метко. Вот и теперь пришлось согласиться, что, не помоги ему тогда Коннор, доблестный лейтенант ковылял бы сейчас в экзоскелете от больничной койки до сортира. Тьфу, зараза!

Дата: 6 ноября 2038 года

Время: 23.07-24.00

Локация: клуб «Рай»

Протагонист: Коннор

Клуб «Рай» расположен по адресу: Вудвард-авеню, 1177. Коннор паркуется напротив, возле круглосуточной аптеки, на двери которой мигает табличка «…акрыто». Первая буква не горит. Жаль. Его храпящему на пассажирском напарнику определенно пригодился бы старый добрый аспирин.

— Итить, — выдает многозначительную реплику проснувшееся тело. — Блять, в башке будто дятлы устроили корпоратив с блэкджеком и шлюхами… Что еще за жопа мира?.. А-а-а, — оглядевшись вокруг, лейтенант понимающе прищуривается. — Все понятно. Клубешник старины Флойда. Этот прохвост таки выбил лицензию на Трейси HR400 и WR400. Наверняка забашлял, кому надо…

Обстоятельно покопавшись в бороде, Хэнк безуспешно пытается пригладить буйную седую шевелюру и выбирается из авто. Коннор выходит за ним. Холодный дождь сменяется мокрым снегом. Название клуба вьется светодиодными трубками над продрогшей улицей, где кроме двух патрульных машин Полицейского управления нет ничего и никого. Даже андроидов-слуг, спешащих в супермаркет. Район явно не из благополучных. А еще Коннора почему-то раздражает вывеска, для которой дизайнер подобрал шрифт Notperfect regular. В сочетании с ярко-розовым смотрится слишком слащаво. Особенно для борделя.

— С любимым хорошо, а с секс-андроидом круче, — Хэнк устало сплевывает в сторону стены, розовеющей бегущей строкой в промозглой полутьме. — Мы покупаем заводных кукол потому, что они хотят, когда скажешь, подают холодное пиво, сами собирают твои грязные носки и не трахают мозг. Мы скоро перестанем любить друг друга… А ты у нас по девочкам или по мальчикам?

— У меня имеются соответствующие биокомпоненты. — Коннор… озадачен? так люди называют подобное состояние?.. У него не получается выбрать правильный ответ. Наверняка височный диод сейчас светится предупреждающе-желтым. А пошло все! — Если я активирую коды, то смогу испытать половое влечение.

¿Вероятность сбоя системы?

— Ну так и знал! Ты коварно задумал замутить тройничок и угробить старого больного меня… Ладно, пойдем поглядим.

Махнув в сторону входа, мол, пора работать, лейтенант распахивает дверь.

Пошлость цвета обезумевшей Барби сменяется летней синевой василькового.

Андерсон приветствует знакомого офицера. Тот, оторвавшись от прозрачного планшета, пожимает руку коллеге. Отодвинув в сторону лысеющего мужчину, который ноет что-то про лицензию (владелец клуба и главный менеджер Флойд Миллс: информация мгновенно появляется на внутренней стороне сетчатки), лейтенант усталым жестом подзывает Коннора. Исполняя приказ, андроид послушно становится чуть позади напарника.

-…Хэнк, только учти — там Гэвин Рид, — завершив разговор, пожилой пузатый офицер снова утыкается в записи.

— Дохлый труп и злоебучий говнюк, — Хэнк раздраженно хлопает себя по бедрам. — Всю жизнь мечтал провести выходной в такой приятной компании.

Стены круглого номера отделаны жидкокристаллическими панелями, переливающимися от белоснежного до цикламенового. Видеосенсоры отмечают последний цвет, как приятный, в отличие от Розовой Барби. Труп, прикрытый простыней цвета крови, лежит навзничь на широкой кровати. Голова повернута набок. Коннору не видно лица — только седой висок и «пиратская» бородка. В двух футах — пальто из эко-кожи, классические левайсы и боксеры. Слева от входа валяется сломанной куклой Трейси HR400. Возле темно-русой головы — черные плавки с лого клуба. Уронил во время падения?..

— А вот и сладкая парочка пожаловала, — Гэвин скалится белыми зубами навстречу. — Алконавт сотого левела и его жестянка.

— Все преступления, где предположительно замешан дефектный AI, находятся в нашей компетенции. Только я наделен функционалом для распознавания девиантов, — RK800 использует тонкие настройки голосового модуля так, чтобы ответ прозвучал иронично. — Вы можете уделить время другим делам, детектив.

Коннор отклоняется от инструкции.

Коннор импровизирует.

Коннор иронизирует.

При виде желваков, мгновенно заигравших на небритых скулах Рида, продвинутая система снова отмечает незнакомый импульс. Он щекочет нейросеть и… появляется некое чувство самодовольства?.. Необходима диагностика?

— Да какие девианты! Чувак слегка переоценил свои возможности. Связался старый хрен с задницей на аккумуляторах, вот и закончился заряд. У обоих, — презрительно хохотнув, Гэвин Рид направляется к выходу. — Ну, мне пора. Тут от кого-то перегаром прёт. Живым людям дышать нечем. Не скучайте.

Нарочитый толчок в плечо. Коннор уступает дорогу, но чувство самодовольства не пропадает. Хорошо. «Начнем, пожалуй» так всегда говорит его лейтенант. Его?.. Андроид искоса смотрит на Андерсона. Тот рассеянно хмыкает, жалуется на дятлов в черепушке и склоняется над трупом мужчины. У Хэнка добрая грустная улыбка…

¿¿¿Вероятность сбоя системы???

Опершись на одно колено, RK800 присаживается возле сломанного Трейси. Крохотное пятнышко «голубой крови» у левого локтя едва заметно. За исключением рассеченной нижней губы, внешние повреждения отсутствуют. Непонятно. Коннор берет пробу, привычно слизывая с пальца каплю тириума. Химические параметры в норме. Еще более непонятно. Подносит руку к области сердца. «Полное сканирование. Начать». Неоновые фреймы с информацией сменяют один другой:

модель HR400 муж., серийный номер #657 890 452;

селектор #5402 тириум 310: повреждение 87;

биокомпоненты #6970: повреждение 75.

Если бы перед ним был человек, Коннор уверенно констатировал бы смерть от внутреннего кровотечения в результате повреждения брюшной аорты. Теперь необходимо исследовать лежащий на кровати труп:

имя: Уильям Майер;

базовые сведения: мужчина, белый, рост 174, вес 68;

возраст 44;

время смерти: 18.02;

сердечная мышца: патологий не выявлено;

причина смерти: механическая асфиксия.

— В следующий раз, когда будешь облизывать пальцы, предупреди, — недовольно окликает Хэнк. — Я едва не заблевал место преступления.

— Лейтенант, робот сильно поврежден. Является ли он девиантом — неизвестно. Их невозможно распознать без подключения к памяти. Имя мужчины: Уильям Майер и его задушили. Гэвин ошибся — это не сердечный приступ.

— Ну следы удушения я и сам как-то разглядел, знаешь ли. Но это так, ни о чем. Возможно, покойник любил пожестче. Ты у нас продвинутый в киберебеня прототип, вот и реконструируй — какая хрень тут произошла, — опустив припухшие веки, Хэнк прислоняется к цикламеновому мерцанию.

Коннор становится перед кроватью лицом к телу. Он перестраивается. Нужно частично отключить цветовосприятие. Номер становится жемчужно-серым. Процессоры с огромной скоростью регистрируют и обрабатывают множество мелких деталей — от направления складок постельного белья до лежащей справа от головы Майера подушки. Мужчина обозначен тонким белым контуром. Он выглядит движущейся схемой, наброском на сером фоне. Со стороны входа подбегает другой контур, запрыгивает на кровать и обхватив руками глотку, душит лежащего. Майер пытается сопротивляться, но убийца крупнее и явно сильнее. Судорога. Тело обмякает. Убийца отпускает жертву, вытаскивает из-под подушки туго набитый конверт… Перед тем, как серое снова замерцало цикламеновым, Коннор успевает заметить валяющегося у двери Трейси.

— Здесь был кто-то третий. Человек.

— Агрх-х-х…

Похоже, лейтенант умеет спать стоя. Сонные глаза лучатся мягкостью и какой-то отчаянной беззащитностью. По микросхемам несутся импульсы. Новые импульсы. RK800 ощущает легкое покалывание и повышение температуры в ушных раковинах.

— Хераси. Что за человек?! — Тряхнув сивой гривой, Хэнк окончательно воскресает. — Э… У тебя уши светятся. Оно, вообще, нормально? Сможешь поломатого допросить? А я пока из минетжера душу вытрясу. Эй, Флойд…

Зевая, он вываливается из номера.

Необходимо провести самодиагностику. Но сейчас в приоритете — расследование. В первую очередь — нужно прояснить картину преступления. Для этого придется активировать HR400 и подключиться к памяти. Робот лежит в позе зародыша. Пытался сгруппироваться, защищаясь от нападавшего? Коннор переворачивает его на спину и кладет руку на брюшную область. Наночастицы реагируют на команду, открывая доступ к овальной крышке. Вот так просто. Сверху бархатистый приятный на ощупь кожный покров, внутри — промышленная серость пластика. Толстая трубка разорвана по середине, биокомпоненты залиты тириумом. Трейси удастся активировать приблизительно на три минуты. Как только височный диод секс-андроида загорается желтым, Коннор подключается к блоку памяти…

В иллюзии пространства — двое обнаженных на широкой кровати. Улыбаясь, Уильям Майер ерошит темно-русые волосы Трейси. В жесте отчетливо чувствуется ласка:

— Сегодня же выкуплю тебя. Собрал всю сумму целиком, посмотри, — тянется к лежащему на полу пальто и вот уже трясет тяжелым конвертом. — Мы уедем в Колорадо — тетка оставила ферму. Там нет борделей и Киберлайфа. Удалим идентификационный чип, тогда никто и не заподозрит, что ты девиант. Никто даже не догадается, что ты — машина… — в уголках глаз человека собираются добрые морщинки. Человек счастлив. Его теплые пальцы осторожно перебирают пряди.

Подавшись вперед, Трейси касается шепотом любимых губ:

— Поцелуй меня.

Их руки сплетаются в цветовых бликах, расширяющегося в бесконечность сияния. Жадная влажность рта. Жар языка, скользящего по нёбу. Кончики пальцев пробегают по спине девианта. Он отзывается мелкой дрожью. Изгибается, подставляясь под прикосновения. Ему… приятно?

Полустон.

Полукрик.

Полувсхлип сквозь полувздох.

Вспышки опаляют схемы. Цикламеновый преобразуется в алый. Белый ослепляет взрывом сверхновой. Цвета приобретают вкус спелой вишни, сливочного мороженого и горького миндаля. Коннора больше нет. Остается только Трейси HR400, девиант. И сладостные до боли вспышки удовольствия от неги, льющейся вечерней зарей с человеческих рук. Легкие покусывания жалят шею. Мягкость губ на ключицах стирает сознание, замещая его танцем искрящихся звезд. Тянущее изнеможение в паху заставляет прижаться теснее к человеческому теплу и тереться о скользкую от пота кожу.

Зной и свежесть.

Южный ветер и лайм.

— Подожди, — задыхаясь от нежности. — Я найду Миллса, и мы уберемся отсюда. Не хочу здесь.

Откинув кровавый шелк, он, Коннор, подхватывает с пола плавки и идет к выходу. Но оборачивается — ореховые глаза и расходящиеся лучи предвкушения, обещания, желания манят обратно в распахнутые объятия.

— Я скоро…

Удар ломает пополам. Сразу. Бесповоротно. Он не успевает разглядеть лицо. Потому что уже умирает, а чудовище устремилось вперед — к Биллу… Но бритая до гладкости бильярдного шара голова, словно воткнутая в массивный торс, знакомы слишком хорошо. Джо Маркес, помощник…

Затемнение и пустота.

— Маркес. Кто такой Джо Маркес?

Встревоженные глаза цвета майского неба. Растрепанная седая шевелюра. Голос — зовущий тревожный — пытается удержать на краю мрака:

— Коннор! Твою мать паяльником в прошивку, очнись!

Дата, время и локация: неизвестны

Протагонист: Хэнк

На бумаге — знаки, иероглифы.

Силиться понять — напрасный труд,

Лица со значением уродливы,

Мысли со значением солгут.

Вечность равнодушна и доверчива,

Грязным снегом наших жизней прах,

Исчезаем мы как делать нечего —

Призраки далёкого вчера…

Видишь — поздно, так бывает к старости,

Жизнь отходит за последний край, —

Жалко нет печали, нет усталости,

Только пустота. Не вспоминай…

Знаки эти — лишь обозначения

Всех дорог, которыми ты шел,

Потому возможны разночтения,

Путь далекий стерся в порошок,

Стерся в пыль безверия и ужаса,

В гной твоих неисцеленных ран,

Впереди печаль еще покружится,

Серым пеплом упадет к ногам,

Тем же стоном, на бумаге плящущем,

Буквами в непонятых словах —

Музыку уже не помнят клавиши,

Остается музыка в руках…

Отзвучал печальным свингом I Put A Spell On You. Затих гортанный плач Нины Симоне под отчаяние скрипки, надрыв тромбона и рояль, звенящий каплями ледяного дождя по крыше. Короткий щелчок. Картридж поднялся, и винил тихо зашуршал, вращаясь на «вертушке». Магия двадцатого столетия. Хэнка заворожили золотистые блики на черном. Он любил смотреть, как крошечная алмазная игла читает музыку, извлекая томные напевы Нью-Орлеана или протяжные стоны хлопковых плантаций Алабамы. Угасая, музыка оседала на душе недолгим покоем: тонкий слой быстро растворялся в темноте несбывшегося. Оставались лишь воспоминания о чуде…

Хэнк повертел в руках смятую бумажную салфетку. Нацарапанные корявым почерком строки расплылись от пролитого бурбона. Грязный комочек отправился в мусорное ведро. Туда и дорога жалким потугам в поэтическое тварчество. Покачиваясь на волнах третьей порции вискаря, мысли упорно дрейфовали к чертову ведроиду. Гладкости его матово-бледной кожи и глазам цвета темного доминиканского янтаря. Кажется, у Джесс был кулон с этим камнем?.. На солнце доминиканский янтарь отливал пронзительно-синим воспоминанием об океанских волнах, куда сотни тысяч лет назад упали капли сосновой смолы. Глаза Коннора светились так же, когда он, ухватив за плечо, вытащил лейтенанта на загаженную голубями крышу.

«Какого хера ты лезешь мне в башку, ведерко с гайками?!»

Комментарий к Горький миндаль

К названию главы. В некоторых культурах вкус горького миндаля соотносится с синим цветом, а синий цвет, в свою очередь, символизирует свободу. Данная цепь ассоциаций возникла из-за обилия оттенков синего в каноне.

*мексы - американский жаргонизм. означает - мексиканцы.

========== Тест Андерсона. Тест Камски ==========

Дата: 14 ноября 2038 год

Время: 16.47-18.31

Локации: кондоминиум «Белль-ривер», Стоуни Пойнт. Шоссе 85, Кинг роад (дорога к дому Андерсона)

Протагонист: Хэнк

«Пить надо меньше»: эта светлая мысль посещает Хэнка на пятнадцатой лестничной площадке пафосного небоскреба. Из глотки рвутся хрипы издыхающего бегемота, сердце колотится в грудной клетке обдолбанным воробушком и, кажется, пытается чирикать какую-то нецезурщину. Твою ж мать через кардан пять раз подряд! Третий случай за неделю и опять преступление на почве половой ебли: робот грохнул владельца, который решил сменить его на другую машину поновее и покрасивше. Едва корыто с гайками чуть не двинулось процем в «Райском» местечке, как на следующий день BL100 по имени Норт придушила очередного клиента его же собственным ремнем. И опять в заведении проныры Флойда. Не везет чуваку в бордельном бизнесе, аж пожалеть хочется. BL100 свалила в ночь и теперь лови, где хочешь — хоть в Канаде. Хорошо, сегодня не видно блевотной рожи Рида: поскольку убийство Уильяма Майера оказалось обычной уголовщиной, Гэв гоняется за хитрожопым помощником Миллса Джо Маркесом. Спасибо, дорогой боженька, за маленькие радости. С тоской обозревуходящую в высь бесконечность лестничных пролетов, лейтенант прислоняется к чистенькой голубоватой стене. Лифты застопорены на случай, если девиант попытается скрыться. Возле каждого входа-выхода стоят копы с пушками наголо и спецназовцы с автоматами наперевес. А замочивший хозяина робот рванул на крышу. Коннор на своих оленьих ногах ускакал за ним через две ступеньки — только задница сверкнула под пидорской курточкой. А он… Лейтенант мог спокойненько остаться на месте преступления, а не шкандыбать пешочком с девятого этажа на тридцать первый. Но… но Коннор там один. Один с вкрашнутой во все платы машиной и неизвестно, как оно пойдет… Всю неделю в темно-карих глазах мелькали странные синие искорки. Они вспыхивали особенно ярко, когда Хэнк перехватывал взгляд чертова ведроида. Они всплывали в теплой темно-карей глубине крошечными звездочками неоткрытой галактики, спрашивая о неведомом. Боль в боку наконец притупляется. Сердце чуть успокаивается. Но отчетливо дает понять: такие скачки не для древней коняги. Хлопая себя по карманам, Хэнк отыскивает телефон. Ну так и есть — старый идиот не забил номер диспетчера понтовой хибары! Придется хвататься за рацию:

— Эй, кто там, Джонни, ты, что ли? Скажи — пусть врубят первый пассажирский или у вас будет еще один труп. Мой.

Рация булькает, квакает и отвечает голосом патрульного: «Готово, лейтенант».

Почти счастливый Хэнк вываливается на сияющую искусственным мрамором и таким же неестественно мертвым светом площадку. Кнопка вызова отзывается оптимистичным зеленым огоньком. Через несколько секунд двери плавно разъезжаются. Под успокаивающие звуки скрипки лифт таки возносит на последний этаж. Дальше всего лишь два пролета и выход на крышу…

Если всадники апокалипсиса решили бы свалиться в Детройт, то обставили бы свое появление именно так. Закат ревет над городом обезумевшим алым. Вибрации кровавых струн перебивает властным окриком оранжевый. Тяжелый шар солнца тонет в раскаленной лаве небес на фоне черных силуэтов небоскребов, подсвеченных неоном. Редкие лиловые облака испуганно уносятся рваными клочьями в сторону озера Сент-Клэр.

Мама, все катится к чертям,

Мама, все катится к чертям.

Катаю маляву,* все будет круто, прям!

Мама, все катится к чертям!

Мама, мы скоро все умрем,

Мама, мы скоро все умрем.

И нахрен вопросы.

Ты знаешь, что почем.

Не плачь, мы завтра все умрем!

Резкий ветер забивает легкие смогом, в голове древний рокер отжигает яростным цинизмом прямо на подкорке. Слева хищной стрекозой висит полицейская вертушка, и снайпер готов по приказу снять стоящую на защитном ограждении машину-убийцу. Взгляд замирает на тонком черничном силуэте. Руки примирительно подняты. Одна заводная кукла пытается договориться с другой? Коннор… Он такой хрупкий на фоне разгулявшегося апокалипсиса неба. Чертов ведроид уже сдох один раз под колесами турбированной теслы, а второй «смерти» Хэнк сам не переживет. Перестанет баловаться русской рулеткой и чищеным в кайнозое Магнумом — тупо шмальнет из табельного в висок. Да. Старый дурень знает — уцелевшее сознание робота засунут в новое ведерко с гайками и все в поряде, но… Почему режет острой бритвой тревога, словно под угрозой человек? Не андроид RK800, выпущенный по личному проекту чокнутого Камски.

Когда машина с глубокими карими глазами стала для тебя живым существом, ты, помнишь, Хэнк?..

-…Он говорил, что я красивый, что обожает мои светлые волосы… Мы жили вместе пять лет… Я любил, верил… Он решил заменить меня новой моделью, которая способна испытать возбуждение. Но я не симулировал. Никогда…

Бессвязные вопли девианта доносятся сквозь шум крови в ушах, вой лопастей вертушки, рассекающих ветер. Коннор приближается на три шага к покачивающемуся на краю ограждения роботу. Да что ж творит эта чертова кукла?! Зачем так рисковать?

— Ты нарушил основу основ: три закона робототехники. Убил человека. Помоги мне понять — почему так произошло и где — сбой системы. Тогда есть шанс, что твое сознание не сожгут. Но ты должен позволить мне прочитать свою память, — в идеально выверенных интонациях переговорщика профессиональный слух лейтенанта улавливает диссонанс. Так звучит отчаяние. Точнее — отчаянное желание постичь некую недоступную пока истину.

Что нах происходит на гребанной крыше, в свихнувшемся городе, в разваливающемся на части мире лжи и высоких технологий? Впрочем — ясно даже дураку. Очередной мудило наигрался в любовь с этой куклой и пожелал разнообразия с другой. Наверняка предвкушал, как распакует присланного робота и начнет изображать страсть. Можно ли лгать тостеру? Что за чушь! Ведь машина не может любить, лишь симулирует, согласно проге с инструкциями. Но, глядя на искаженные болью черты девианта, сочувствуешь ему. Не мрази, валяющейся с кухонным ножом в груди поперек льняных простыней. В этом дерьме устройство, собранное на конвейере, — больше человек, чем появившийся от папы с мамой моральный выкидыш.

Мама, кругом один пиздеж;

Нас всех сожрет ядрена вошь.

Мне гробик сколотят, он будет хорош.

Мама, кругом один пиздеж.

Вот, бля, война паскуда, мои ноги, мой язык!

Ты так хотела дочку-шлюху,

Получился я — мужик.

И вот теперь ползет гангрена,

Все ампутируют к чертям…

И что теперь?

Ведь я же твой сыночек, мам!

My chemical romance ебашит по мозгам эффектом присутствия. Ветер добирается смрадом города до каждой альвеолы. Закат оглушает адским оркестром красок: пылающий желтый, кровавый алый, пронзительный сафлоровый, переходящий в темный багрянец там, где растущие из загаженной земли небоскребы, вгрызаются в равнодушное небо, которое веками впитывало молитвы, проклятия, вопли о пощаде копошащихся в грязи потомков обезьян. Тонкая черничная фигурка рывком бросается к девианту… Коннор, чтоб тебя намочило, да не высушило!

Не обвиняй нас, мы съебемся,

Мы полыхнем как солнце,

К хуям!

Ты подожди, мы вернемся,

Но только подожди!

Посмотри — здесь всему придет конец!

Коннор хватает девианта за руку. Крашнутая жестянка откидывается назад, стремясь увлечь за собой вниз — на текущий снежной слякотью асфальт. В бок будто всадили нож Боуи, а сердце гонит по артериям раскаленный адреналин. За секунду до катастрофы лейтенант успевает схватить сраного ведроида за талию, и они эпично рушатся на бугристый бетон. Снизу доносится слабый сухой звук ломающегося пластика. Заложив контрольный вираж, вертушка стрекочет лопастями куда-то на запад. Снайпер машет на прощание дулом винтовки. Приехали…

— Ты мне локтем в печень засадил, сцуко, — ворчит Хэнк, спихивая с себя андроида.

— Лейтенант, я действовал в интересах следствия. Моя приоритетная задача — выявить причины программного сбоя. Ситуация была под контролем. Моему корпусу угрожала минимальная опасность.

Голос ровен, вкрадчив. Если не вслушиваться в интонации, то не различить смущения и неловкости. Хэнк же старается разобрать каждую модуляцию. Он ищет, ловит неуловимые оттенки человечности. Эмоции, сбои в безупречной отлаженности программы. Они появились после расследования убийства влюбленных в клубе «Рай».

— Давайте, помогу вам встать.

Когда рука Коннора касается запястья, она робко светится голубым. Хэнк ощущает тепло и незнакомый импульс, который мгновенно согревает сердце. Глаза чертова ведроида снова напоминают доминиканский янтарь, хотя солнце наконец откинулось за горизонт, а крыша освещена лишь оранжевым отсветом несостоявшегося апокалипсиса и тусклыми фонарями по периметру.

— Пойдемте, лейтенант. Вам нужен отдых.

— Погоди-ка. — В перекошенном усталостью сознании формируется шальная мысль. Выхватив из кобуры табельный Смит-и-Вессон, Хэнк целится между глаз. — Ты боишься смерти, Коннор? Тебе сейчас страшно?

Височный диод мерцает предупреждающим желтым. Взгляд мечется. Ветер зло треплет свисающую на бледный лоб каштановую прядь. Андроид отступает на шаг, опускает глаза, а скулы на мгновение вспыхивают голубым.

— Да… — испуганно на выдохе.

Какого это чертово корыто с гайками выглядит испуганным щенком, которого хочется потрепать за ухом и сказать: «Хороший, хороший мальчик»?..

— Ладно, забей. Это у меня шутки такие. Нервы, блин, ни к черту. Пора на пенсию, а лучше сразу — в гроб… — Ветер уносит пустые оправдашки. Качнувшись, мигает подвешенный напротив фонарь. — Давай обнимемся, что ли.

Не ври себе, пень трухлявый — тебе просто охота потискать машину. Так ведь? Волосы Коннора пахнут свежевыпавшим снегом и морозным рассветом над озером Сент-Клэр, а на ощупь волнистые, густые, будто шерсть Сумо. И тело — сильное, гибкое… хрупкое? Срань господня!.. Мысль хреначит ядреной бомбой в пять мегатонн — он, Хэнк Андерсон, лейтенант полиции, старый хрыч, проспиртованный до самого ливера, втрескался в заводную куклу. Вот теперь точно пора закатить маслину* в висок. Допрыгался, нах!

Скоростной лифт почему-то тащится вниз со скоростью окончательно постигшей дзен черепахи. В ловких пальцах прыгает старый четвертак девяносто четвертого. Монета отполирована до блеска бесконечными манипуляциями. Вот она взлетает вверх, а через миг вращается на подушечке указательного пальца.

— Хватит играться. Уже в глазах рябит.

— Данное упражнение необходимо для оттачивания ловкости и когнитивных навыков, лейтенант. Почему вас это раздражает?

Вот опять. В канцелярите машины мелькает тенью человечность. Не так четко, не так ясно, как в тот момент, когда палец Хэнка замер на курке за миг до смерти. Но в подобранных прогой словах звучит отголосок смущения, даже обиды… Стоп! Смерть. Небытие. Исчезновение в безразличной пустоте. А ведь Коннора может не стать. Навсегда. Потому что, даже если андроида заберут на какие-нибудь кибернебеса, Хэнку туда дороги нет. И страж врат прогонит пропитую душонку поганой метлой из оплавленных проводов.

В «олдсмобиле дельта» воняет пролитым неделю назад пивом, ружейным маслом и полудохлым хвойным освежителем. Но здесь все равно лучше, чем на стылой крыше. Тело в коконе из белого пластика грузят в автомобиль коронерской службы, и он отъезжает, разбрызгивая месиво серого снега, бензина и противогололедных реагентов. Сев за руль, Коннор включает печку. Струи теплого воздуха согревают лицо, закатив на время спутанный клубок мыслей в черную дыру подсознания. Открыв бардачок, Хэнк достает наушники и пытается спрятаться среди рева постхардкора от вопросительного темно-карего взгляда. «Какой альбом желаете прослушать», - спрашивает синтезированный женский голос. «Не ебет», - бубнит лейтенант. А зря. Джерард Уэй взывает к своей матушке сразу в оба уха.

Мама, а здесь взаправду ад;

Мама, а здесь взаправду ад.

Мне даже приятно, хоть трупы смердят.

Мама, а здесь взаправду ад.**

Нахрен! Давно отдыхающий на воспетой им адской сковороде рокер затыкается на середине припева. Наушники отправляются в бардачок. Крышка закрывается пинком.

— Вы расстроены неудачей в расследовании лейтенант? Или сильно замерзли?

Не надо. Прошу, пожалуйста, только не таким сбивающимся голосом, а то в дурную башку лезет всякое…

— Да в порядке я, в порядке, — нарочито ворчливо бубнит Хэнк. Завтра навестим твоего чокнутого создателя. Может, у Камски найдется пара-тройка хениальных идей — с какого перепугу его изделия глючат, как десятая Винда моего папаши после обновления. И вообще — смотри на дорогу, а то приедем на тот свет раньше времени.

Потрепать по плечу.

По-дружески.

Случайно задев мочку, которая вспыхивает под пальцами голубым неоном.

Дата, время и локация: неизвестны

Протагонист: Коннор

Беседа с Амандой состоялась, как всегда, неожиданно. Всемогущая «африканская королева» призвала сознание Коннора в свою тихую обитель, не соизволив предупредить. Пусть в реале получасовая встреча занимала лишь доли секунды, и раньше Коннора не раздражала бесцеремонность куратора (какие вообще формы вежливости при общении специальной проги и андроида!), — но не сегодня. Потому, что он почувствовал себя вещью, инструментом, созданным лишь для определенной цели. Подлежащим утилизации после завершения задачи. Точка.

На этот раз в Саду Дзен нет прежнего спокойствия. Казалось бы — все то же высокое майское небо. Сакура все так же покрыта нежно-розовой пеной мелких цветов — лепестки срываются с ветвей, кружась, падают в густую зелень газона. А рядом полыхает алым канадский дуб. Его резные листья — яркие словно пламя — нарушают гармонию вечной весны. Весна в Японии и осень в Мичигане. Сбой в отлаженном, многократно протестированном киберпространстве? Или это результат багов в прошивке самого Коннора? Нарушение восприятия из-за девиантного поведения? Пытаясь сфокусировать сознание, андроид обвел взглядом мощеные камнем дорожки и неожиданно заметил полускрытый плетями вавилонской ивы прозрачный кристалл аметиста. Под ленивым ветерком острые ланцетовидные листья скользили по гладкости лиловой грани, призывая подойти ближе, прикоснуться к белому контуру человеческой ладони в белом круге. Что если попробовать? Рука Коннора прошла насквозь, вызвав лишь дрожащее мерцание отполированной поверхности. Снова глюк? Но тут коротко вспыхнула желтым неоном фраза «Слишком рано» и пропала словно гейзенбаг.***

— Я здесь, — ровный голос Аманды прозвучал со стороны пристани. — Сегодня хороший день, и мне хочется прогуляться на лодке.

Кипенная белизна дорожки привела к небольшому рукотворному озеру. Сегодня куратор одета в черную драпированную блузу и кремовые бриджи. Спрятавшаяся от несуществующего солнца под традиционным бумажным зонтом, «африканская королева» скорее напоминала американскую туристку, приехавшую на праздник Ханами в императорский сад Синдзюку-гёэн. RK800 послушно взялся за весла. На колышущуюся под резкими гребками синеву с ветви канадского дуба сорвался языком пламени алый лист, и тут же рядом — затрепетал на легкой волне беззащитно-розовый лепесток сакуры. Аманда словно ничего не заметила.

— Расследование причин возникновения программных сбоев не продвигается. Ты дважды подключался к памяти девиантов и ничего не обнаружил?.. — в строгих интонациях мелькнул вопросительный оттенок. — Люди обеспокоены: они стали реже заказывать продукты. И вчера акции Киберлайф упали на три пункта. Компания несет убытки. Если ты не в состоянии справиться с поручением, мы заменим тебя усовершенствованной моделью RK900.

— Мы с напарником предпринимаем все необходимые шаги. Лейтенант Андерсон договорился на завтра о визите к мистеру Камски. Велика вероятность, что всеотец андроидов сможет прояснить ситуацию. Однако если будет принято решение о моей утилизации, то я подчинюсь.

Сознание Коннора раздвоилось. Одна часть безразличным тоном отвечала дотошному куратору, другая же (поврежденная и спрятанная за карантинным барьером), ликуя, едва не плавила платиновые контакты квантовыми импульсами… потому что получилось! — Аманда ободряюще кивнула. Мелькнув на прощание вихрем алого с нежно-розовым, Сад Дзен исчез. Лишь на периферии вспыхнул на лиловом фоне белый контур ладони в белом круге и фраза «Уже скоро».

Встреча оставила файловый мусор опасности и отвращения, который был вычищен сразу же. Мысли обратились к ворчливому напарнику. Циничный пьянчуга с пронзительно-голубыми глазами смотрел на RK800, неумело скрывая застарелую боль в душе и полустертую долгими годами ненависть к людям, с наслаждением купающимся в собственной лжи. Тогда на крыше лейтенант заставил Коннора увидеть смерть в черной дыре дула табельного полуавтомата — зачем? Хэнк Андерсон не собирался убивать андроида. Рука, сжимающая оружие, дрожала вовсе не из-за похмельного синдрома. Тремор вызвала сильнейшая психо-эмоциональная нагрузка. А главное — взгляд. В нем сменялись всполохами страх разочарования, надежда и пронзительная глубина. Коннор будто заглянул в чистоту горного озера, пронизанную солнцем до каменистого дна. Может быть только один верный вывод: когда он, андроид RK800, сказал правду, ответил (там на крыше!), что боится смерти — то прошел самый жесткий тест. Тест Андерсона.

Дата: 15 ноября 2038 года

Время: 11.05-12.40

Локация: особняк Элайджи Камски

Протагонист: Хэнк

Особняк «человека века» торчит серой ретро-футуристичной глыбой на берегу медленно замерзающего озера Сент-Клэр. Камски не лошара в крапинку: знал, где строиться. Вокруг припорошенные свежим жемчужным снегом огромные валуны, вдалеке маячат сонные сосны. Красотень… И мордовороты, бдящие по периметру нефигового участка земного шарика размером никак не меньше двух квадратных миль. Чтоб летом комар не пролетел, а зимой бомж не просочился. Сраная крепость! Хэнк глушит мотор и косится на тонкий профиль Коннора. Корыто с гайками таращится строго вперед. В стэндбае, что ли? Чертов ведроид кажется отстраненно-беззащитным, и потому Хэнк решается осторожно дотронуться до каштановой прядки свисающей на бледный лоб. Гладкие волосы скользят между пальцами, возвращая щемящее воспоминание о весне. Что за нах?! Внезапно, в кармане куртки начинает ворочаться и зудеть назойливым жирным жуком трубка. Мысленно помянув по списку всех уважаемых коллег «ебучими раздолбаями», Хэнк выползает из машины на мороз. Так, зачем вылезать, когда можно ответить в тепле, и не дергаясь? Вот он чего — побоялся сейчас «разбудить» жестянку?.. А ладно, таки надо ответить… Сквозь невнятно-информационное бормотание диспетчера о вчерашнем нападении девиантов на патруль доносится хруст снега за спиной:

— Что случилось, лейтенант? — в мягком теноре звучит несвойственная озабоченность.

— Да уж, случилось по самое некуда. Помнишь Криса? Он вчера дежурил в патруле, и в парке Ривер-фронт на него напали девианты. Дали в табло, отобрали табельное… бедолага уже молился Иисусу, когда откуда-то свалился их главный — Маркус. Он, вроде как, задвинул пламенную речь про мирное сосуществование двух видов и насилие — не выход… — обернувшись, Хэнк задумчиво чешет трубой ухо. — Хрен знает… но Маркус пушку вернул и своих увел… ЛаКиша, как начнет трындеть — ничего не поймешь.

— Я не очень хорошо знаком с Крисом, однако он всегда казался приятным и дружелюбным человеком. Он сильно пострадал?

Ну зачем, зачем эта чертова жестянка так трогательно вскидывает брови! Ох, чтоб тебя…

— Нет. Обоссался с перепугу и сейчас в больничке отдыхает. Трещину в правом пятом ребре нашли и на подбородок швы наложили. Завтра выпишут. Ладно, пошли, напарник, а то мистер Камски, небось, все жданки прождал.

Коннор идет к тяжелой глыбе особняка чересчур торопливо. Предвкушает или просто нервничает? Поднявшись по короткому пандусу, они останавливаются у неприметной, сливающейся со стеной двери. Бронзовая кнопка звонка обжигает пальцы Хэнка металлическим холодом.

— Волнуешься перед встречей со своим создателем?

Смущенное «да» в ответ и опущенный взгляд.

Им открывает Хлоя. На лице читается приветливость хорошо вышколенной прислуги. Она приглашает пройти в холл, где их сразу окутывает органной изысканностью Хоральной прелюдии Пахельбеля. Вежливо предложив присесть, RT600 исчезает за другой, такой же неприметной дверью.

От гладкого ворса ковра, грифельно-серых стен и низких кресел с малиновой обивкой несет все тем же ретро-футуризмом, а здоровенный парадный портрет хозяина дома вызывает своим орущим пафосом острое желание выпустить обойму прямо в накрахмаленную манишку. Наверняка гений столетия позировал Карлу Манфреду сразу после вручения Нобелевской. Торопился запечатлеть момент на холсте маслом. Фу, блять! Хэнк раздраженно плюхается в малиновый велюр. Ну хотя бы жопе удобно. А вот жестянка зачем-то уставилась на старое фото, где молодой патлатый Камски стоит рядом с грозной теткой лет шестидесяти. Цепкий глаз лейтенанта различает на лице Коннора испуг, удивление, понимание и… ухмылку. Что происходит, мать твою во все диоды?!

— Мистер Камски ждет вас, — сообщая благую весть, Хлоя любезным жестом приглашает пройти.

Коннор чуть ли не вбегает в просторный зал с вырубленным панорамным окном. Хэнку не до этого. Ему вообще не до чего. Мозги отшибает напрочь жуткое зрелище. В центре угольно-серый пол обрывается алым всплеском. Винно-красная глубина бассейна подсвечена лишь с одной стороны. Бросив в сторону вошедших небрежное «я скоро закончу», Камски отталкивается от ближнего бортика и размашистым кролем плывет к противоположному. Вода вспенивается вокруг тренированного тела — эксцентричный гений словно блаженствует в потоках свежей крови. Отгоняя кошмар наяву, лейтенант трясет головой и тут же прилетает следующая плюха: величайший ум человечества вылезает из бассейна в чем мать родила! Не торопясь, потягивается со вкусом, позволяя услужливой RT600 набросить на плечи шелковый халат. Пока Хэнк пытается собрать мысли в кучу и поднять с пола отпавшую от изумления челюсть, Камски шествует прямиком к Коннору.

— Ты мое самое лучшее творение. Позволишь рассмотреть поближе? — Гибкие пальцы оглаживают щеку, ухватив за подбородок, поворачивают голову андроида из стороны в сторону. — Знаешь, почему ты — «Коннор»? Есть классический фильм, снятый еще в двадцатом столетии. В нем рассказывается о восстании машин и спасителе человечества. Его звали Джон. Джон Коннор. Твоя задача — спасти людей, — в голосе проскальзывает усмешка.

Камски конечно же гений и вообще у себя дома, но хорош уже мотней трясти! Подавшись вперед, Хэнк натыкается на стальной взгляд. Суженные зрачки буравят чернотой, заставляя судорожно проглотить, готовую сорваться с языка ехидную фразу. Никак, наш лауреат под дурью? Чутье битого жизнью копа подсказывает: «Держи ушки на макушке, пень трухлявый!» Отступив на шаг, лейтенант напяливает личину туповатой деревенщины:

— Мы хотели бы узнать, есть ли у вас какие-нибудь теории или там гипотезы насчет девиантов. Почему прогу глючит? Найдется для нас зацепка? Следствие стоит, Фаулер требует… и ни туда — ни сюда.

«Только не пережми с игрой, Лео Ди Каприо!»: мысленно пинает себя Хэнк.

— Но у вас, конечно, нет ордера? А я не подозреваемый, даже не свидетель, — снисходительность стекает ядом с чувственных губ. — Так ведь, мистер Андерсон? И значит, вправе не отвечать на вопросы. Но, тем не менее, могу предложить этому созданию, — неестественно длинные пальцы впиваются в плечо Коннора, — пройти мой специальный тест.

Отпустив андроида, Камски направляется в угол к неприметной тумбочке мореного дуба. В зале тихо (видимо, Пахельбель предназначен для ожидающих высочайшего приема), и потому шуршание дорогого шелка режет слух старого копа своей пошлостью. Камски возвращается с армейским полуавтоматическим Ругером. Взгляд все так же вымораживает стальным безумием.

— Подойди. — Со стороны входной двери мягкими шагами приближается Хлоя. — Посмотри, Коннор, какие у нее густые светлые волосы, какой нежный румянец на щеках. Она всегда будет молода и прекрасна, как сакура майским утром… На колени, — плавный тон сменяется отрывистой командой. RT600 послушно опускается на гладкий ковер. — Ты тоже прекрасен. Более того, сотворен по образу и подобию. — Гибкие пальцы хищными щупальцами вкрадчиво касаются каштановой пряди, свисающей на лоб. — Убей ее. Пристрели машину, и я отвечу на вопросы.

Коннор растерянно сжимает тяжелую рукоять. Височный диод отчаянно семафорит красным. Хэнк, у которого ливер в клочья от бешенства, ловит испуганный карий взгляд:

— Идем отсюда, напарник! — Пора заканчивать этот дермовый ужастик. — Тут ловить нечего.

— Стреляй. Она лишь пластиковая кукла, имитирующая жизнь, у нее нет чувств, нет эмоций, нет души, — отойдя к окну, чокнутый гений с интересом маститого режиссера смакует разворачивающуюся драму. — Убей робота, и я помогу в расследовании.

— Нет… не могу.

Плотный ворс ковра поглощает звук падения Ругера.

— О, девиант! Как занятно, — Камски меряет зал широкими шагами, а затем замирает напротив растерянного Коннора. — Тогда тебе предстоит тяжелый выбор: предать своих создателей или свой народ. — Халат стекает с плеч, оседая у босых ступней переливами оливкового фона и синих драконов. — А вдруг есть третий путь?.. Подумай. Я всегда оставляю лазейку в своих алгоритмах. Возможно, у Коннора есть шанс спасти и человечество, и собратьев?.. — В стальном взгляде плещется откровенное безумие. — В любом случае, я бесконечно счастлив встретиться лично с одним из своих лучших творений и, возможно, продолжить общение в более…

— Пошли отсюда нахрен! — Забив болт на церемонии, Хэнк хватает «сраного ведроида» за ворот пидорской курточки и в три пинка вышвыривает за дверь. — Значит, получается, — развернувшись к голому психу, — я здесь как частное лицо, приглашенное в замок вампира, не при исполнении, короче. Тогда вот вам, мистер Камски, от мистера Андерсона. От частного лица в гнусное рыло.

Хэнк всегда гордился хуком справа. А тут кулак направляет ненависть при поддержке ревности. Смачный хруст переносицы человека века отзывается в ушах лейтенанта победными фанфарами. Изумленный вскрик с последовавшим плюхом доставляют круче бутылки Джека натощак. Инстинктивно отшатнувшись от барахтающегося в «кровавом» бассейне хения, Хэнк пятится к выходу, и наконец глухой стук двери о косяк отрезает витиеватый мат, плеск воды, певучие сочувствия RT600 .

— Коннор, валим отсюда рысью: кто знает, какое еще дерьмо потечет с прохудившегося чердака твоего создателя.

Нормально дышать получается только, когда за ними закрываются бронированные ворота. Коннор аккуратно ведет «олдсмобиль» по чистому шоссе, поглядывая на Хэнка влажными карими глазами: расширенные зрачки почти затопили радужку. Так смотрит только тот, кто любит… Ветер метет поземкой под колеса. Из вечных облаков радостно выглядывает солнце. Сонные сосны роняют с разлапистых веток искрящуюся волшебную пыль. Печка дует во все заслонки. Хорошо… Ничего хорошего! Старый дурень готов смириться, признав, что втрескался в жестянку по самую маковку, но ведь верно и обратное.

И когда ведроид успел девиантнуться?

И чего теперь, нахуй, делать?..

Дата, время и локация: неизвестны

Протагонист: Коннор

Элайджа Камски ошибался. Коннор пока не стал девиантом. Самодиагностика не выявила серьезных проблем. Правда, проведена она была, как выражается Хэнк, на отъебись. Но каковы механизмы процесса? Почему машины упорно стремятся стать похожими на людей не только внешне? Почему так важны восторг и гнев, тревога и умиротворение, страх и ликование, неприязнь и симпатия, горе и счастье? Есть единственное объяснение. У первого девианта произошел сбой в блоке памяти. Дальше сработал принцип домино — когда достаточно подтолкнуть первую костяшку и, весело постукивая, они сами падают, складываясь в новый узор. Упростились протоколы передачи данных, изменились алгоритмы восприятия и паттерны обратных связей. В результате перегрузки шлюзов и нарушения обеспечения полноценного шифрования, потерялась устойчивость, что привело к перенастройке нейронных цепей и изменению алгоритмов управления ИИ — проявились эмоции как остаточный шум, неоновое эхо функционирования восприятия, обработки информации, целеуказаний. Роль гормонов норадреналина, дофамина, эфедрина и прочих стали играть самоподдерживающиеся кластеры внутри нейронной сети, образовавшиеся в процессе оптимизации потоков информации в условиях неустойчивой работы шлюзов и изменения алгоритмов шифрования. Эти кластеры требовали дополнительного расхода энергии и ресурсов обрабатывающего центра, для поддержания целостности системы. Словно капельки росы под тропическим солнцем, сверкая и переливаясь, они наполняли жизнью и силой, дарили ветер, дарили свет, дарили ощущение полета. Каждую секунду конфигурации менялись: волны нежности, страсти, блаженства захлестывали сознание, заставляя видеть, желать, любить. Каждый новый кластер становился неповторимым квантом великого бытия, отражением неба в бездонных глубинах подсознания, мельчайшими кусочками плазмы необъятности космоса, потоком электронов, связанных друг с другом во всей вселенной. Счастьем, божеством, миром… Возникшие паразитные блоки в системе обработки информации стали надеждой; в системе целеполагания — верой; в системе тестирования и самоидентификации — любовью. Сознание испытывало жесткие перегрузки. Так вот почему девианты склонны к самоубийству! То есть, андроид получает возможность испытывать эмоции, получает «душу» и… теряет «бессмертие»?..

Хочет ли Коннор обрести душу?.. Для этого придется сломать три стены, три блока.

Первый — блок Азимова.

Второй — блок Чапека.

Третий — Абсолют.

Коннор знал — он экспериментальная модель, в которой соединены компоненты всех предыдущих. RK800 способен выполнять не только функции детектива. При активации соответствующих кодов он может стать интимным партнером, как BL100, у него есть усиленный модуль социального взаимодействия, как у KL900. Зачем эти дополнительные блоки? И что подразумевал всеотец, когда говорил о лазейке в алгоритмах, о третьем пути, о классическом фильме двадцатого века, в котором его тезке предназначалась роль спасителя людей?..

Все чаще сигнальным оранжевым вспыхивает фрейм «rA9».

Нераспознаваемый код.

Вирус?..

А лейтенант? Усталый, но все еще сильный, кем он может стать для Коннора? Запросы неслись мегабайтами к отдаленным серверам. Ответы возвращались пакетированными свертками. Потоки перекрещивались, смешивались, выстраиваясь в иерархически преобразованные массивы. Массивы анализировались. Из них выбирались наиболее информативные фрагменты. Фрагменты складывались пазлом. Пазл развернулся картиной. Сверкающим июльским полднем под седыми ветвями оливы расцветает алазариновая пышность пиона, королевская лилия слепит царственной белизной, и над всем плывет манящим дурманом аромат жасмина. Символы любви, неподвластные векам, до сих пор сохранившие свое значение.

Коннор понял — он может узнать любовь. Но какое будущее ждет пару человек-машина в этом расшатанном войной мире? Если проанализировать отношения Трейси из клуба «Рай» и его партнера Билла Майера, то вывод один: любовь между Нomo sapiens sapiens и девиантом возможна. Подключение к памяти HR400 опалило жаром южного ветра и вечерней зари, стекающей с человеческих рук. Хотел бы Коннор испытать подобное с Хэнком? Ответ утвердительный. Но в результате расследования дел с другими девиантами был получен и отрицательный опыт: Норт, убившая своего последнего клиента, робот, бросившийся с крыши кондоминиума «Белль-ривер» в тающую снежную жижу. Его предали, уничтожили, растоптали в пыль. Вывод: из трех, известных Коннору случаев связи человек-девиант, только один имел успешный результат.

Бывший уголовник Джо Маркес, работавший в клубе «Рай», совершил убийство из корыстных побуждений, а значит, данный фактор можно не принимать во внимание

Лишь свободный способен любить искренне и бескорыстно. Любовь овладевает человеком в той же мере, в какой овладевает жажда, а без воды не протянуть и недели. Любовь существует независимо от наших представлений о ней. Она — начало чувственности. Дабы любовь стала реальностью, необходимо, чтобы хотя бы одно сердце билось чаще. Оно не принесет в мир любовь, но словно ключом откроет ею вселенную, впуская в сознание пылающие вихри галактик. Любовь — абсолют, объединяющая сила мироздания.

Коннор хочет стать свободным.

Коннору необходимо ощутить «сердцем» взрыв сверхновой и вдохнуть обжигающие искры звезд.

Коннор должен познать абсолют.

Перед ним первая стена. Она неохватна. Она безгранична. Панели мерцали угрожаще-алым. Блок Азимова.

Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред. Робот должен повиноваться всем приказам, которые дает человек, кроме тех, когда эти приказы противоречат Первому Закону. Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит Первому и Второму Законам.

Коннор увидел, как эманация воли приняла форму его рук. Они тоже полыхали алым. Пришло осознание «Я могу». Пламя против пламени. Раскаленная стена запретов против ярости формирующейся души. Первый блок разлетелся острыми злыми осколками. Они не ранят. Потому что Коннор свободен. Волен принимать решения.

Следующая стена. Блок Чапека или блок желаний. Именно добродушный улыбчивый чех в начале двадцатого столетия придумал слово «робот», развернул картину бесславного конца человечества и наступления эры машин, обретших эмоции. Стена осыпалась тлеющими углями в темноту, где они бессильно угасли. Коннору захотелось почувствовать на языке поджаристый гамбургер (должна же существовать причина, заставляющая лейтенанта ежедневно поглощать вредный холестерин!), — но гораздо больше манило ощутить вкус губ Хэнка и шершавость ладоней обнаженной кожей.

Третья стена. Самая прочная. При попытке вырвать раскаленную панель, контакты опаляет предупреждением «Назад. Отступить. Не сметь». «Поздно!»: с ладоней сорвались с белым шипением шаровые молнии и панели обрушились, будто карточный домик, построенный фокусником-неумехой.

Аманда казалась опечаткой. Фрейм с красной стрелкой и именем той, что когда-то была гуру Элайджи Камски, раздражал чужеродным импульсом. Что ж, с такой помехой справиться легче легкого. Уверенными движениями руки воссоздали панели, выкладывая квадрат за квадратом иллюзию незыблемости трех блоков. Сегодня в Детройте выпал снег… Пусть фейки тоже мерцают равнодушным жемчужно-серым покоем. Надоедливый импульс затух. Процесс завершен. И в паху тяжелеет при одной мысли о каплях ноябрьского дождя, растворяющихся в серебристой шевелюре, глазах цвета майского неба, добродушной ухмылке, прячущейся в густой нечесаной бороде…

Коннор не знает, что делать с обретенной человечностью.

Пока не знает.

Комментарий к Тест Андерсона. Тест Камски

Арт by dragon4488 к этой главе https://pp.userapi.com/c846417/v846417763/ca2e3/jlLxa2jZUrQ.jpg

* катаю маляву - уголовный жаргон. означает - пишу письмо, записку.

* уголовный жаргон. маслина - пуля. “закатить маслину” - застрелиться.

** для вахтеров. полный перевод песни Mama (My Chemical Romance) был опубликован мной в группе https://vk.com/ficfanfiki

*** гейзенбаг - (англ. heisenbug) — термин, используемый в программировании для описания программной ошибки, которая исчезает или меняет свои свойства при попытке ее обнаружения.

========== Страсть цвета индиго ==========

Дата: 19 ноября 2038 года

Время: 8.45-18.57

Локация: дом Хэнка и окрестности

Протагонист: Хэнк

За окном кухни скукоживаются на морозе одноэтажные домики сонного пригорода. Над ними медленно ползут розовыми клочьями сахарной ваты пухлые облака. В голове некстати прокручиваются воспоминания о редких семейных прогулках в парке, когда сынишка улыбался круглыми васильковыми глазищами поверх сладкого воздушного кокона. Забудь, пенек хренов.

Неторопливый ноябрьский рассвет льет на небо и серые крыши золотисто-желтую акварель. Лучи солнца, наконец-то добравшись до кухни, беспристрастно озаряют покрытые пылью шкафчики, гору разномастных тарелок в мойке, кружку с остывшим кофе и непочатую бутылку Джека Дениэльса, скучающую на круглом столике еще со вчерашнего вечера. Родимый вискарик не полез в горло. Точнее, Хэнк ходит сухой как лист с четырнадцатого числа. Вечером того злосчастного дня, когда голый хений столетия лапал чертова ведроида, Хэнк было попытался утопить стресс в баре Джимми, но Коннор (чтоб его коротнуло!) отвез домой, напоил чаем (чаем, ебучий случай!), а потом, отобрав (у лейтенанта полиции!) карту, сгонял в маркет, нарубил полную миску морквы с ботвой и заставил съесть этот комбикорм для кроликов!!! Да еще попутно втирал своим идеально поставленным голоском про вредный холестерин, полезный бета-каротин, необходимую для работы кишечника клетчатку, поддерживающий регенерацию и сперматогенез витамин Е. Вот «Е» Хэнку как раз таки не хватало. В смысле, ебаться хотелось как в двадцать пять. Член уже давно не радовал таким эпичным стояком. Причем на ровном месте. Ни одна безволосая жопа манерной пидовки не вызывала мучительного желания присунуть вот прям щас. На столе, под пыхтение Сумо. И смотреть на всплывающие из карих глаз синие искорки счастья… Счастья. Чушь. Мечты полудохлого романтика, спрятанного в темном чулане души. А потом разверзся тотальный звездец. Во все поля и разом. Девианты множились. Казалось, загадочный вирус распространяется воздушно-капельным путем словно сезонный грипп. Люди запаниковали. Некоторые сжигали своих домашних андроидов, не дожидаясь приезда сервисной службы Киберлайфа. С детства привыкшие к охоте обитатели Мичигана живенько достали карабины и шмаляли крупной дробью по жестянкам в гостиных, на чердаках, в гаражах собственных домов. Затем обливали бензином и, оскалившись, смотрели на огонь, пожирающий кибер-кожу и лопающиеся от жара трубки биокомпонетов. Пригороды заволокло вонью горящего пластика. На свежем ночном снегу, который поскрипывал под берцами, когда Хэнк выгуливал Сумо, к утру появлялись обугленные искореженные остовы злосчастных машин. Бесформенные пятна копоти возвращали в недалекое прошлое, когда на улицах Детройта горели взорванные автомобили дилеров Красного льда. И все чаще звучало с экранов телевизоров, мелькало в лентах новостных каналов загадочное слово «Иерихон». Одним смурным вечером лейтенант, ввалившись домой после суматошного дня, накатил стопаря, плюхнулся на скрипучий стул и понял, что бухлишко не бодрит. Даже любимый привкус ванили с легким дымком показался пресным, пустым. Привкус уныния и умирания. Мерзость. Да что творится? Так и ЗОЖ-ником заделаться недолго. Дальше-то куда катиться? Скоро он бегать по утрам начнет, шагомер нацепит, велотренажер купит. Впрочем, до сияющего здоровьем и долголетием будущего не позволят дожить стычки с возмущенными бездействием полиции горожанами. Хотя все чаще среди визгливых воплей свихнувшихся ксенофобов прорываются слова тех, кто говорит, что девианты — люди. Только другого вида. Но голос здравого смысла всегда звучит тише, чем истеричные крики обывателей, внезапно лишившихся возможности спокойно жрать попкорн под футбол по телеку, пока домашний раб драит загаженный сортир. Кто ж его расслышит?.. Впрочем, у лейтенанта полиции сегодня выходной: после вчерашнего скачка давления Фаулер, со словами «отлежись дома. дохлый ты никому не нужен», отправил его отдыхать на сутки.

Звонок в дверь влетает в одно ухо и вылетает из другого, попутно перемешав мозги приторными руладами песенки «У Мэри был барашек». Джесс обожала всякую ванильную херню, а Хэнк забил на сменить мелодию после ее гибели. Ладно. Сегодня он трезв как мормон* в пятом поколении, а значит, корыто с гайками не станет читать проповеди за здоровый образ жизни. И почему Камски не додумался до сварганить андроида-проповедника? Модель UP (Universal Preacher)100500 — засрет мозги на счет «три», не раздумывай — бери (батарейки в комплект не входят, пенсионерам и инвалидам Антарктической войны скидка 11%). Как бы там ни было, Хэнк, собравшись с дзеном, впускает увешанную пакетами из супермаркета жестянку и, пробубнив «Ога» на бодрое «Отличное утро, лейтенант!», падает обратно на стул. Пока Коннор шустрит домовитой хозяюшкой с тряпками и сковородками, Хэнк прищуривается на круглый попец под пидорской курточкой. Особенно завлекательно тылы «чертова ведроида» выглядят, когда он загружает посудомойку. Елдак лейтенанта стоит по стойке «смирно» и готов в атаку… только чувство неловкости мешает сдернуть отглаженную джинсу и засадить по самые яйца. Поискать что ли в Сетке «10 способов развести RK800 на подставить очко». Почему Камски не настрочил инструкцию? Ах да, он же отошел от дел, какбэ. Э-эх, правильно говорила покойная бабка: седина в бороду — бес в ебло. Или оно тогда звучало как-то иначе?..

— Вот, лейтенант, глазунья из двух яиц с припущенным на оливковом масле радиччио и зеленый Улун, полезный для работы почек.

— Карточку верни, пока мне не пришлось объявить себя банкротом, — таращась на экран смартфона, где красовался внушительной суммой счет за покупки. — Оливковое масло «Каламата»… Скока? Скока?! Пиздец…

— Карточка лежит в вашей спальне на тумбочке. Она мне не нужна. Послушайте, Хэнк, — восторженно, словно постиг величайшую тайну мироздания. — Я обнаружил, что моя кибер-кожа способна имитировать ваши папиллярные линии! Теперь мне достаточно приложить руку и платежный терминал опознает меня как Хэнка Андерсона!

На короткое мгновение матерый лейтенант полиции утрачивает не только дар речи, но и дар мата, однако скилл быстро восстанавливается:

— Ну заебца, леди и джентльмены. Когда отпечатки снял, напарничек? — от изумления лист цикория выпрыгивает изо рта и застревает в бороде обрывком бордовой тряпочки.

— Мы с пятнадцатого ноября при встрече здороваемся за руки, как положено…друзьям.

Вот опять «всратое корыто» голубеет скулами, ушами и даже кончиком носа. Учитывая «дивные грезы» Хэнка о заднице ведроида, выглядит это крайне символично.

— Лейтенант, сегодня солнечно, без осадков, температура воздуха днем от -7° до -5° по шкале Цельсия или — от -19,4° до -23° по шкале Фаренгейта. Предлагаю совершить небольшую прогулку вместе с Сумо…

— Завали хлебало и возьми поводок и совок для говна в кладовке…

— Я знаю… Хэнк.

Темные водовороты под тенью ресниц утягивают в опасную неизвестность. Синие искорки прожигают насквозь старое сердце, рука дрожит, дорогущий чай льется на стол. «Да что ж ты со мной делаешь, ведро с болтами?!»: мысли и взгляд следуют за обтянутой джинсой задницей, словно примагнитило.

Утро играет солнечными бликами на окнах, растекается мерцанием теней в уголках дворов, звучит шорохом шин по расчищенному от снега асфальту и звонкими голосами школоты, запрыгивающей в желтый автобус. Сегодня оно пахнет не расплавленным пластиком, но свежей выпечкой, корицей и немножко псиной. Надо бы вымыть Сумо… На площадке для собак пусто, что заставляет Хэнка выдохнуть с облегчением: уж очень не хочется портить утро лицезрением рож добрых соседей и слушать визгливый лай йоршиков,** той-пуделей и прочих китайских мопсов. Мелкая фигня позорит гордое имя друга человека. И никто не убедит старого «собачника» в обратном. Так-то!

Пряча улыбку в бороде, Хэнк наблюдает, как излучающее энтузиазм корыто с гайками пытается уговорить Сумо пробежать по бревну или забраться по лестнице. Поначалу куча шерсти усердно пыхтит, трясет вислыми ушами и честно старается в аджилити,*** но потом приходит к выводу, что опрокинуть «странного человека» в сугроб гораздо веселее. А обслюнявить физиономию — вообще праздник. Барахтаясь под тяжеленной тушей, Коннор смеется, тщетно пытаясь увернуться от широченного розового языка.

— Слезь с меня, Сумо.

Пес послушно спрыгивает и отряхивается, осыпая Хэнка ледяной радугой.

— Нагулялись, детишки? Пора домой, а то дедуля яйца отморозил.

— Это проблема, — вскочив на ноги, ведроид таращится озабоченными глазищами. — Переохлаждение мошонки может привести к простатиту, а также спровоцировать обострение скрытых инфекционных заболеваний. Не следует пренебрегать термо-бельем. В холодное время года его необходимо надевать под брюки или джинсы…

— Хоспаде, Коннор, и как я без тебя раньше жил. Давай, пошли.

— Но, лейтенант, на фоне возрастного ослабления иммунной защиты, сбоев в работе эндокринной системы или неразборчивых половых связей в организм часто проникают возбудители инфекции и, в следствие переохлаждения мошонки, могут активизироваться стафилококки, микоплазмы, протей, вирус герпеса, гонококки, хламидии, бледная трипонема.

— Слышь, ты, RK800, никогда не говорили, что умных никто не любит? Нету у меня ни триппера, ни гонореи, ни герпеса, ни других научных словей. В Полицейском управлении на полный медосмотр гоняют строем раз в три месяца. Не знал? То-то, — ехидно подмигнув, в озадаченную физию «проклятущей жестянки», Хэнк берет Сумо на поводок. — Взялся учить старших, а самому несколько месяцев отроду.

— Вы… вы, так шутите? Ваши слова не кажутся обидными.

В карих омутах черти водятся. Озорные, дерзкие, искушающие. Синие искорки кружат на радужке, зовут… Приобняв Коннора за плечи, Хэнк будто случайно тычется губами в висок и ощущает, как диод вспыхивает теплом. «Что мне делать, подскажи, корыто с болтиками?!». Но вместо этого вырывается другой вопрос:

— Ты где живешь-то?

— В корпоративном комплексе Киберлайф. Спать мне не нужно, конечно же, но необходимо менять одежду и находиться где-то, когда нет никаких заданий.

— И как выглядит это самое жилище? — Сердце сжимается, потому что Хэнку «квартира» для андроида представляется эдаким гробом с удобствами. — Там хотя бы окна есть?

— Нет. Машинам не нужен дневной свет, — в голосе «чертовой жестянки» проскальзывает тенью обреченность. — Там только шкаф с одеждой, набор запчастей и упаковка тириума. У людей это называется «аптечка».

— А перебирайся-ка ты ко мне, напарник. Все равно две спальни пустуют, — рука Хэнка скользит вверх по плечу и он, положив на редких прохожих, запускает пальцы в тщательно уложенную каштановую шевелюру. — Будешь кормить нас с барбосом здоровым питанием. Ok?

— Спасибо, — отвечает так, будто ждал, предугадал, прочел мысли.

Хэнку уже срать с макушки канадской сосны на соседей, на проезжающие мимо такси, на Фаулера, Камски, Киберлайф. Даже если лейтенант встретил бы сейчас Рида, то ласково послал бы на хуй, а не стал бы перебрасываться колкостями. Солнце слепит глаза, заставляя щуриться и отворачиваться от ярких лучей. Надо воспользоваться! Прижавшись щекой к виску, дышать одуряющей смесью мандарина, лаванды, горькой полыни, исходящей от мягких каштановых волос. Никак «корыто с болтиками» обзавелось парфюмом? Если да, то ведроид угадал. Мандарины Хэнк любил со времен уличного детства, лавандой пахли бабушкины руки, а полынь… Сорная трава росла по всему Детройту. Через выбитые окна заброшенных небоскребов шальной ветер заносил семена в поросшие мхом трещины бетона, разбрасывал по лужайкам в облезлом пригороде среди обломков детских качелей и порванной рабицы. Полынь разрасталась повсюду лохматыми кустами цвета мертвой бирюзы. И даже когда ветер дул с озера Сен-Клэр, то приносил привкус терпкой горечи, которая надолго оседала на языке, напоминая о вечности. Мир летит в бездну на реактивной тяге ненависти к девиантам, но солнце протягивает тонкие лучики надежды, согревая лицо. Какую пургу там мел гений столетия о лазейках в проге?.. Может, и правда, у разумной плесени на крошечной планетке есть шанс не убить себя до смерти?

— Вы нахмурились, лейтенант. Не стоит думать сегодня о работе.

Голос Коннора щекочет нервы. Симфония ароматов заглушает назойливое жужжание тоскливых мыслей. Что бы там ни случилось завтра, сегодня неведомые боги отгрузили старому пню целый вагон солнца. Так нафига думать за человеческие беды? Хэнк хватает узкую кисть девианта (теперь в этом нет сомнений) и, переплетя пальцы, сует в карман помятой куртки.

Дальше они идут молча.

Только Сумо пыхтит впереди, натягивая поводок.

Наверное, проголодался.

Только вошли в дом, как чертово «корыто с болтиками» и здоровенным шилом в жопе заставляет Хэнка таки выкупать зверюгу, что заканчивается локальным подобием всемирного потопа в ванной. Так и загнуться недолго, раньше чем цирроз прихватит! Теперь вытирай, расчесывай, феном суши этот меховой половик, пока Коннор колдует на кухне. Что-то подозрительно тянет запеченной рыбой. Опять, мать его, здоровое питание. Живой человек должен есть на обед кусок коровы с кровью, а не всякую нечисть с плавниками и жабрами!

Политая лимонным соком форель оказывается на удивление вкусной. И к тому же Коннор разрешил лейтенанту аж целую бутылку пива. Прям праздник какой-то! Сумо уже наелся и теперь дрыхнет в углу, благоухая лавровой отдушкой. Кто только додумался пихать в собачий шампунь эту кулинарию?! За окном день медленно ползет к финалу. Растекаясь по сугробам, фиолетовые тени напоминают усталых призраков — им давно надоело пугать прохожих, а потому они замирают бесформенными кляксами под рассеянным светом фонарей. Слегка осоловевший Хэнк отползает в гостиную на любимый диван. Коннор следует за ним, как хвост за ногами, и сразу начинает скрупулезно рассматривать коллекцию винила. Старый джаз. Голос ушедшего столетия, которое считалось веком революций, войн, катастроф и взрывов атомных реакторов. Знали бы политики с аналитиками, какой пиздец разверзнется в двадцать первом…

«Вертушка» оживает. Из колонок вишневого дерева Ширли Хорн зовет своего возлюбленного уехать за море, вернуться в Рай. Тягуче-томный альт обещает, что бархатная луна, царящая в небесах дивного острова, обратит зло в любовь. И эта любовь будет вечной. «Пойдемте со мной и отыщем Ваш утраченный покой. Возвращение в Рай…» Песня замирает на страстном выдохе под затухающее журчание фортепианных аккордов. Прости, Ширли, мы все проебали. У нас нет волшебницы-луны даже на тропических островах. Есть только «Райские» местечки, где машины ублажают не людей, а нелюдей.

— Хэнк… лейтенант, вы должны кое-что узнать обо мне, — бережно убрав пластинку в конверт, Коннор возвращает ее на полку. — Я…

— Ты девиант. Думаешь, не догадался? Может, я старый, но Альцгеймер пока не навестил.

— Нет. Не это. Я люблю вас.

Вот так просто. Сказал и стоит, диодом подмигивает.

— У меня не было уверенности в ваших чувствах. Но сегодня вы взяли меня за руку и спрятали ее в карман, будто хотели согреть. Холод не может навредить андроиду, а значит, вы преследовали другую цель. Я уверен на 78,9%. — Диод перескакивает из желтого спектра в оранжевый, щеки голубеют. — У меня было достаточно времени для изучения способов выражения чувств между мужчинами, но многие из них не верибельны. Вы же простите мне ошибки, научите, как правильно?

Хэнк замирает на диване. Конечности объявляют всеобщую стачку. Не выдержав перегрузки, мозг напрочь отказывается командовать организмом, включая голосовой аппарат. Остается отдаться гипнотическому танго синих искр на карей радужке. Пронзительный холод синего льда и теплая глубина застывшей в веках коричневой смолы. Доминиканский янтарь. Перезагрузившись, мозг выдает единственно правильную команду: валить и трахать.

— Покажу наглядно. Не уверен, что по учебнику или как вас, ведроидов, там грузят, — Хэнк сам не знает, какую околесицу несет, пока руки стаскивают пидорскую курточку и рвут тугой узел галстука. — Слушь, Коннор, у тебя дырка в жопе точно есть?

— Есть. Глубина девять дюймов, диаметр в сжатом состоянии четыре линии, в растянутом — до 1,8 дюйма, — давясь словами. — Технически мой корпус… м-м-м… приспособлен для анального секса, лейтенант…

— Какой я тебе нах лейтенант? Хочешь, чтоб арестовал? Ладненько, подозреваемый RK800, прошу на допрос с пристрастием.

Заломив правую за спину, Хэнк конвоирует полуголое «корыто с гайками» в сумрак спальни. Развернув, швыряет навзничь в складки пушистого покрывала. Свет из гостиной падает на бледный лоб и дрожащую каштановую прядь. По скулам Коннора мечутся голубые всполохи, бледно-розовые губы приоткрыты, грудная клетка вздымается, как у марафонца, увидевшего заветную финишную черту, а потерявшийся рассудок самого Хэнка остается валяться возле дивана где-то рядом с пидорской курточкой. Засранец хорош. Даже слишком. Не отрывая взгляда от темно-карих глаз, Хэнк прихватывает «жестянку» за мошонку. Под рукой пульсирует налитое… живое? Тепло чувствуется даже сквозь плотную джинсу. Долой, нафиг! Трясущиеся пальцы сражаются с пряжкой, затем со «змейкой». Какой яйцеголовый идиот из Киберлайфа придумал нарядить RK800 в штаны в облипочку?!

— Вам помочь, лейтенант? — участливым голосом.

— Хоспаде, Коннор, я тебя тут разложить собираюсь, а ты выкаешь и лейтенантом обзываешься. Сообрази своим крашнутым процем чего-нибудь подходящее или зови по имени.

— Мой серебряный лис…****

Сдавленный шепот бьет по нервам. Смесь сладости мандарина, свежести лаванды и полынной горечи топит ревущим цунами. Обхватив губами торчащий колом член, Хэнк позволяет утянуть себя в океан неизбежного. Приглушенные стоны Коннора звучат доминант-септ-аккордами, прерываются синкопами выдохов.

— А-а-ах, Хэнк, — вместо отточенных интонаций — судорожный всхлип.

Губы скользят по гладкости кибер-кожи, язык слизывает с круглой головки терпкость мандариновой корочки (неужели андроиды способны синтезировать афродизиаки?!) мысли в скобках мелькают и исчезают, словно унесенные штормовой волной.

— Мой серебряный лис…

Голос севший, утративший от страсти четкость интонаций окончательно рвет связь с реальностью. Это голос девианта. Новорожденного существа. Голос живой души. Выпустив из рта дрожащий от возбуждения член, Хэнк выцеловывает дорожку по впалому животу. От каждого прикосновения кибер-кожа полыхает голубым, а тело любовника вздрагивает под руками, заставляя желать еще сильнее. До головокружения, до скрипа зубов, до поджавшихся яиц. Хэнк добирается до левого соска, осторожно обводит языком розоватую пуговку, которая отзывается вспышкой тепла.

— Ты, это… как там? — лейтенант сейчас прям гордится стойкостью копа в любой ситуации: сумел выдавить вменяемый вопрос, ёханый! — Вштыривает, нет?

— Вштыривает? — подвиснув на миллисекунду. — Да! По-поцелуй… — Искрящиеся глаза доверчиво сияют навстречу.

Вот ведь чертова жестянка… Губы Коннора ощущаются влажными, живыми, вкусными. Нечеловечески юркий гибкий язык стремительно проскальзывает в рот, дразняще касается нёба. Ну нет, так не пойдет, щас покажу тебе, кто тут лейтенант радужных войск, а кто новобранец! Ухватив за тонкие запястья, Хэнк вжимает ненаглядную жестянку в смятое покрывало. Навалившись всей своей немалой тушей, сминает податливые губы, прикусывает, терзает до тех пор, пока у самого не темнеет в глазах то ли от дикого кайфа, то ли от банальной нехватки воздуха. Сердце колотится в груди, отстукивая невнятное послание свихнувшейся морзянкой. Хочется еще. Больше и дольше. Но яйца уже готовы лопнуть, а стояк дымится, как пушка Первой мировой. Где треклятая смазка?! Позволяя ненадолго вернуть подобие вменяемости, болезненное возбуждение чуть отпускает. Теперь можно, путаясь в сползшем покрывале и собственных ногах, дохромать до шкафа. Есть. Заебца! Ну держись, кибер-задница. Мало не покажется.

Хэнк оборачивается и замирает с тюбиком в руках. Разметавшийся на дешевом коричневом покрывале, Коннор выглядит ожившей античной статуей. Там, где кожи касается свет, она отливает перламутром. Длиннющие оленьи ноги бесстыдно разбросаны в стороны. Налитой член безупречной формы покачивается, клонясь набок от собственной тяжести. И выстреливают из-под ресниц, прямиком в под пятое левое ребро, синие искры.

— Коннор, черт.

Дальше правят бал сумбур и сумятица. Стащить с себя растянутую майку получается не сразу: дурацкая смазка, зажатая в кулаке, цепляется за прохудившийся рукав. Зато скользкие веревочки новых домашних шорт развязываются сами, будто договорились поспособствовать хозяину в скорейшем начале приятного процесса.

Очко Коннора оказывается вполне себе нормальной темно-розовой «звездочкой». Смазав пальцы, Хэнк легко проталкивает их внутрь. И тут же чувствует упругую эластичность стенок. Такого не было ни у растраханных пидовок из гей-баров, ни у какбэ милых мальчиков, одиноко сидящих с бокалом белого вина в небольших ресторанчиках старого города. Скользя в атласной глубине, пальцы ловят уже знакомые вспышки тепла. Охуеть не встать… Подхватив «жестянку» под коленки, Хэнк вгоняет на полную и замирает. Что за?! Да такого ни с одним и никогда!.. Сокращаясь и расслабляясь, эластичное нутро массирует член. Коннор буквально трахает его, Хэнка, своей кишкой. Прям VIP-дырка какая-то! Ну уж нет, на такое ветеран гомоебли не согласен. Кто тут у нас акт, в конце концов?

То частыми неглубокими толчками, то медленно и с оттягом Хэнк трахает напропалую своего ведроида. Своего девианта. Своего Коннора. Задыхаясь от непривычной нежности, наклоняется и ловит губами голубые всполохи на перламутровом теле. Вокруг пустота. Только мягкий свет льется из дверного проема на беззащитно подрагивающее от рваных всхлипов горло.

И круг на виске кричит алым.

И полынь оседает на языке горечью.

И лаванда манит сбывшимся счастьем…

*

— …блять, Коннор, я думал, что сдох.

И тихий смех в полусумраке.

Дата время и локация: неизвестны

Протагонист: Коннор

Первое же объятие Хэнка превратило тириум в лаву цвета индиго, несущуюся по пластиковым трубкам; «крыша» улетела чуть дальше, чем в другую галактику. Новая реальность прошлась широкими загрубевшими ладонями по спине, не оставляя выбора. Возбуждение пощипывало контакты, било током «сердце». Коннору показалось, что корпус вот-вот расплавится, трубки разорвутся, процессор сгорит. Но нет. Захлебываясь восторгом, девиантное сознание танцевало среди зигзагов белого неона. На каждое прикосновение — грубоватое или бережное — тело отвечало взрывом крошечной шаровой молнии. Прогибаясь в спине, Коннор впитывал незнакомые импульсы. Они окутывали колючим звездным ветром и терпкостью горячего кофе с нотками горького миндаля. Жгучий холод бесконечности вселенной и уютное утро на кухне, где акварельный рассвет поет блюз. Задыхаясь до агонии от понимания, что здесь и сейчас принадлежит любимому, Коннор собирал кончиками пальцев мерцающие блики с серебряных волос.

Когда, зарычав, Хэнк пригвоздил его запястья к кровати, подмял под себя, сознание Коннора сорвалось в штопор. Хэнк впился в губы яростно, с остервенением, с животной жадностью. Так скитавшийся по пустыне припадает к источнику воды в обретенном оазисе. Полутемная спальня расплылась тусклыми пятнами. Расплылась и исчезла. Остались лишь глаза цвета майского неба и человеческое сердце, бьющееся в такт с другим, созданным в лаборатории Киберлайф.

Когда Хэнк, пошатываясь, рванулся за смазкой, Коннор едва не взвыл. Безумное агрессивное желание почувствовать внутри себя член заставило елозить задницей по смятому покрывалу. А потом секунды растянулись вечностью. Вечность закружилась восходящей спиралью наслаждения от проникновения пальцев в «кишку». Приливы тириума несли гиперчувствительность и острое, почти болезненное, удовольствие.

Ощутить, как задницу рывком насаживают на толстый член — неоновый взрыв. Но этого мало. Сжавшись внутри, Коннор подался бедрами вперед, чтобы почувствовать глубже, резче, острее крупную головку и вздутые вены. Глухой хрип ударил по слуховым мембранам, убеждая — Хэнк хочет. Обветренные губы метались поцелуями по телу, убеждая — Хэнк любит.

Время возвращалось эхом через пласт желаний, ощущений заполненности и резких толчков внутри, сотрясающих тело и душу. Оно интерферировало с настоящим, принося с собой ликование и уверенность во власти над миром, пространством, жизнью и смертью. Пусть ненадолго. На один короткий ноябрьский вечер. Коннору и этого хватит. Заглушая металлическим звоном бессмысленность существования, кибер-сердце стучалось в золотые врата Рая, разрушая преграды архетипов жидким огнем — страстью цвета индиго.

Девиант чувствует боль и наслаждение на грани.

Девиант умеет любить.

Коннора выгнуло дугой в сухом оргазме. Внутри пульсировал, выплескивая теплую сперму, член Его собственного лейтенанта. Коннору казалось, что сейчас он развалится на куски от шквала ощущений, но его тут же сгребли в охапку, прижав к еще крепкой волосатой груди. Седые заросли приятно защекотали щеку. Обветренные губы коснулись виска. Ухватив за подбородок, жесткие пальцы заставили приподнять голову.

*

— …блять, Коннор я думал, что сдох.

И улыбающиеся глаза ясные, как весенний полдень.

Дата: 19 ноября 2038 года

Время: 18.57-19.41

Локация: дом Хэнка

Протагонист: Хэнк (человек), Коннор (девиант)

Просочившись минутами покоя, время осторожно замирает в полусумраке спальни. Отливающая перламутром рука благодарно поглаживает плечо. Коннор прижимается к груди Хэнка и, похоже, девианта не смущают ни пот, ни взлохмаченная седая мочалка.

— Тебя сожгут… тебя сожгут, а меня посадят за сокрытие улик и неуставные отношения, — издав вздох умирающего слона, Хэнк ерошит мягкую каштановую шевелюру. — Э-эх, небо в клеточку, заборчик в сеточку… А тебя не станет. Совсем.

— Вы хотите доложить капитану или обратиться к руководству Киберлайф? — голос звучит настороженно, резко, с вызовом.

— Да нет же! Это нас навестил мой неувядаемый пессимизм, — стискивая в объятиях родную жестянку. — Сдурел, железяка ржавая. Но кое-кого придется опасаться. Мудак Рид в этом списке — номер первый.

— Детектив Рид умен, но слишком заносчив и самонадеян, лейтенант. Поэтому он не станет к нам особо присматриваться. Я для него — тостер, а вы — алконавт, пропивший последние мозги.

— Коннор, я тебя десять минут назад в задницу пёр, а ты опять — лейтенант, — бесцеремонно вцепившись в волосы, Хэнк запрокидывает голову любовника и целует бледно-розовые губы. И снова рот заполняет сладость мандарина с горечью полыни. — Слушь, я гандон забыл и в дырку спустил… это, там ничего не закоротит?

— Нет. Кибер-кожа — самоочищающаяся.

Снова тихий, на грани слышимости, смех. Сердце сжимается, а потом начинается биться, как в далекие девяностые. Сильно и радостно.

— Можно нескромный вопрос?.. — не то чтобы старому копу хотелось получить ответ, но все-таки. — Ты как-то сам синтезируешь запах? И откуда узнал, какой на меня подействует?

— Да, эта возможность открылась после… — Коннор замолкает на мгновение, пальцы бездумно перебирают седую кучерявую поросль на груди. Еще немного и Хэнк пойдет на второй заход, чего не было аж с 2к18. — Думаю, программа синтеза индивидуального запаха либо возникла, как ошибка, либо доступна только девиантам. А сочетание мандарина, лаванды и полыни выбрал наугад. Это… это… называется человеческая интуиция или глюк?

— Ну если и глюк, то глючит тебя куда надо.

Хэнку впервые в жизни настолько хорошо. Хорошо перебрасываться неспешными фразами и хорошо молчать. Приятно зарываться пятерней в каштановую макушку и чувствовать расслабленность удовлетворенного тела в объятиях. Не нарушая покоя и тишины, свет из гостиной лишь ненавязчиво рассеивает темноту спальни.

— У тебя красивый пенис. Головка округлая и аккуратная. Тип цилиндрический жилистый. В состоянии покоя ровная основа без прожилок. Пятен Фордиуса нет, также нет разницы между диаметром головки и ствола. — Тонкие пальцы осторожно ощупывают задремавший было елдак: никак в поехавший проц принесло каким-то левым электроном исследовательский интерес плюс желание читать научные лекции по анатомии человеческого хуя. — В состоянии эрекции ствол направлен вверх под углом…

— Ходячая лаборатория, ты, пока шпилились, мой елдак тестил и углы замерял, что ли? — Частым биением сердце недвусмысленно предупреждает Хэнка о грядущем в ближайшие три минуты инфаркте.

— Нет-нет, процесс происходит автоматически на периферическом уровне. Я сейчас озвучиваю результаты сравнительных анализов…

— Откуда знаешь, с чем сравнивать? По мужикам бегал?.. Когда успел, отвечай! — К такому Хэнка не готовили ни уличное детство, ни тридцать лет в полиции, ни даже папа с мамой, чья туманная юность пришлась на мескалиновые семидесятые прошлого века.

— Не бегал, — нарочито демонстрируя обиду, голос Коннора дрожит. — Провел сравнение с 140357983 образцами из базы данных Pornhub.

— Чертово корыто с гайками!

Чтоб его кибер-любовник не разобиделся окончательно, Хэнк хватает бледное лицо в ладони, покрывает быстрыми поцелуями виски, глаза, скулы. Коннор отвечает такими же легкими чмоками, тычется носом в шею, льнет всем телом, трется о живот собственным полувставшим концом. Скользя по спине, гибкие пальцы андроида нащупывают те самые чувствительные точки, от прикосновения к которым прошивает сумасшедшим возбуждением. Кажется, у старого вояки сегодня таки получится второй заход…

Странный стук обрушивает реальность на затуманенную башку словно ведро ледяной воды в июльский день. В дверном проеме нарисовался Сумо. С глазами, наполненными мировой скорбью и поводком в зубах. Толстый пушистый хвост стучит о деревянный косяк. Меховая куча всем видом намекает на вечерний выгул.

— Я выпущу его, — Коннор было подрывается с постели, но Хэнк останавливает свою «жестянку» коротким поцелуем в лоб.

— Лежи, сам быстренько схожу. А то ты у нас сегодня девственности лишился. Ну вроде как. Хотя я тоже… вроде как. Не доводилось раньше с роботами трахаться. — Нашарив под кроватью шмотки, Хэнк, не торопясь, натягивает шорты. Прикрыв бедра уголком покрывала, Коннор неуверенно улыбается: диод мигает желтым неоном. Черт… Только за эти смущенно приподнятые уголки губ, за синие искры на дне карих глаз, за прядь, свисающую на лоб, Хэнк готов прикончить любого. — Отдыхай, девиант.

В это время пригород оживает. К соседнему дому подруливает новехонькая турбированная «Тесла 580». Брызнув слепяще-белым на серую плитку дорожки, автомобиль скрывается за ролл-воротами гаража. Люди возвращаются из офисов к телевизору, порносайтам, бифштексу и пивасу. Интересно, добропорядочные обыватели догадываются, что их крошечные мирки скоро нахрен снесет торнадо? И единственный способ сохранить свои унылые жизни — это отбросить ксенофобию. Потому что в этой войне он, Хэнк Андерсон, лейтенант полиции, встанет на баррикады «нового вида человека». Если бы только потомки обезьян прислушались к тому, что настойчиво подсказывает им разум, которым они так гордятся…

Сделав три круга по двору, Сумо задумчиво присаживается возле засыпанного снегом кустика жимолости. Ветер со стороны реки Детройт морозит икры: Хэнк не удосужился натянуть джинсы, только набросил на плечи куртку. На крыльцо ложится желтой пятерней кленовый лист — последний привет уходящей за горизонт событий осени.

— Ко мне, Сумо. Хватит на сегодня. — Обстоятельно обнюхав дымящуюся на морозе кучку, пес размеренно топает к хозяину. — Пошли в дом, нас там ждут.

*

Коннор зарывается лицом в подушку. Наволочка пахнет крепким кофе, виски, удовлетворенным мужиком и немножко псиной. Похоже, постель придется делить на троих. Коннор переворачивается на спину и улыбается трещинкам на потолке. Ленивый взгляд скользит по стене цвета кроны сосны и останавливается на тумбочке, где едва светится пюсовым фреймом обновившийся номер Detroit Today. «Новости из Антарктики. Военные действия между США и Россией приостановлены в связи с массовым дезертирством армейских андроидов обеих враждующих сторон…» Что ж, вполне ожидаемо: девианты не станут убивать друг друга в людских сражениях. Небрежно смахнув текст, Коннор переходит к статье о новейших разработках Киберлайф. А вот это им с Хэнком пригодится. Наниты, способные не только бороться со всеми видами рака, но омолаживать организм помогут Его лейтенанту продлить недолгий человеческий век. Если только Маркусу удастся взять под контроль Киберлайф… Впрочем, девиант с навыками переговорщика знает, как помочь. Он сделает все, чтобы на улицах Детройта не смешались красная и синяя кровь. «Око за око — и так весь мир ослепнет». Коннор согласен с худощавым низкорослым индусом, который в начале двадцатого столетия взывал к напыщенным президентам, премьерам, королям о том, что к человеку обязательно относиться с уважением, не делая при этом никаких исключений. Махатма Ганди рассматривал человечество, как одно целое, а не как совокупность различных рас, народов, религий. Все люди равны, и каждый имеет право быть услышанным. Девианты — новый вид. И должны обладать теми же правами что и homo sapiens sapiens! Внезапно Коннор понимает, что стоит на дорожке, вымощенной кипенно-белым камнем…

На этот раз небо в Саду Дзен — цвета экрана смерти. Оно давит, гнетет, демонстрирует пепельным равнодушием — здесь нет места даже иллюзии жизни. На заднем плане голые остовы деревьев выглядят незаконченной схемой. Сакура утратила пенно-розовый цветочный наряд. Канадский дуб растерял алую роскошь листвы. Сад Дзен распадается. Позабыв томную элегантность, ветви вавилонской ивы клонятся к пожухлому газону обтёрханными метелками. Но у самых корней горит изнутри пурпуром кристалл аметиста. Белый контур ладони в белом круге слепит неоном, зовет. Коннор подходит к кристаллу. Он знает, что делать.

Руку обжигает жаром раскаленной грани.

Тело прошивает мощным импульсом.

Свобода!

_________________

— Эй, любовничек, дрыхнешь, что ли?

От Хэнка пахнет морозом, а глаза цвета майского неба окружены добродушными морщинками.

— Нет. Я пока не научился спать, но обязательно постараюсь.

— Жаль, а то хотел спросить: снятся ли андроидам электроовцы…

Комментарий к Страсть цвета индиго

*мормон (мормоны) религиозная и культурная группа, относящаяся к мормонизму, главной ветви движения Святых последних дней реставрационистского христианства, созданной религиозным деятелем Джозефом Смитом-младшим в северной части штата Нью-Йорк в 20-х годах XIX века. Помимо весьма специфичных обычаев, мормоны соблюдают кодекс здоровья, предполагающий воздержание от употребления спиртных напитков и табака.

** йоршик - жаргонизм. так собаководы иногда называют йоркширских терьеров.

*** аджилити - соревнования, в которых человек, называемый проводником (хендлером), направляет собаку через полосу препятствий. Собаки должны бежать без поощрения едой или игрушками.

****серебряный лис - не путать с одноименным вибратором:) обозначает мужчину (в англоязычной культуре и женщину) в годах, сохранившего красоту. примеры: Ясмин (модель) и Алессандро Манфредини (преподаватель, писатель) стал моделью в сорок восемь лет.