Смородиновый лес [Марина Чиркова] (fb2) читать постранично, страница - 3

непрошенным лыком в строчку —

не-видите-заперто-на-цепочку,

придерживаю рукою — не беспокоить!..

нет, — синее и зелёное… незабелённое…

«ты же была русалка, жалко…

на, вспоминай —

месяц, май…

и не маши — дыши…

камыши…»

часы протискиваются боком.

хватит, пора.

эхом, охрой

зеркальце поворачивается внутрь,

прикрывается рисунком знакомым.

приветики, вот я и тут, —

дОма. 

МСКВ

 москва — бисквит,

раздавленный со сна:

осколки ловкости, отскок, оскал!

блесна

ловцом уже закинута в мускат,

по-лягушачьи — ква! — хватаю:

к вам, все-в-сад;

и пальчик в дырочку из детского носка

в полоску, розовый, глядит.

москва-москва,

москит, кусающий мозги.

москва — весна? 

СЛОВАМИ

 1 

наив или наитие иль смехом

и мёдом но на вкус неосторожно

(колючий плод каштана — сердцевина

и пульс, и ласка-хищник этот случай):

вдохнувши раз, не выдохнуть. аиром

или другою страстоцвет-травою

вросло… в сибирских реках, мне сказали,

во льду умеет рыба спать до лета.

а я чему училась? не пойму, но

как золушка по бусинке капЕльной,

по кровной ягодке рябиновые бусы,

по буковке нанизываю — имя…

…наив или наитие иль смехом и мёдом… 

2 

Всё потому, что слово — те же губы,

с которых оно шариком воздушным,

с которых воробьиной че[пушинкой],

пчелой болючей, косточкой граната…

Всё потому, что губы — те же страны,

а ст[раны] — это встречи, то есть у[час]ть,

родство, какое [боль]ше чем медвежий

косматый космос но и [мель]че крохи…

А наши кр[ох]и — те, кто нам острее

и нас самих, и самой близкой речи,

но даже к ним мы не плывём немыми

пока из губ дыханье, то есть слово…

Вот потому… поэтому, вернее… 

ЗНАТЬ

 Я хочу знать о тебе всё.

Зачерпнуть раньше твоих слов.

Городов жилых и проезжих сёл

затвердить географию набело.

Как шуршит в кедрах глухой дождь,

как бежит по коже капля воды…

Называя: брат, понимать: ложь,

но честней прочих её ходы.

Как блестит в дебрях волос — соль,

как красно солнце с изнанки век, —

повторять этот язык вдоль,

поперёк, насквозь и врасплох, в разбег…

Как растут бережно семена,

как шатает бешеных дрожь земли.

Как другие пили тебя до дна!

И о тех, которые не могли…

Я бегу выиграть сей звук —

древний космос полон муры, туфты! —

но его джаз-бэнд о тебе вдруг,

и гремит во мне потому что — ты…

Я шепчу, и ветер ерошит ворс

дыбом вдоль хребтины тянь-шаньских гор;

я хочу, чтоб он и в тебя врос,

золотой септический септаккорд, —

чтобы ты слышал в нём ноту Si

и в её синь пропадал, спасён

из песков-льдин-неводов, и

чтоб хотел знать обо мне — всё. 

ПИТЬ

 Ты ведь не знаешь, чтО там.

С первого же глотка

лопнут горячим потом дойные облака.

Осы сосковых зёрен, бёдер нагар/прострел,

голос твой станет чёрен, станет зрачок твой — бел.

Встанешь, шагнёшь по шпалам, даль это сталь колен.

Путь развернётся алым, зелень плеснёт из вен.

Две поднебесных нити снижут желток и синь.

Разве же ты — не птица? Только беги! Неси

дробью безумных пяток, мельницей ног и рук —

нерастворённый запах, неотражённый звук!

Скорый по взлётке рельсов, выше-гляди-сметёт!

Веткой срывая время, навзничь листая — всё:

та, что ещё разлюбит, вновь первый раз с тобой…

Станут слюдою губы и шоколадной — боль…

Канет закат на блюдце, выплывет в бирюзе

дом, где тебя дождутся, где одному тебе

дальний ночник крылечка — ближе, теплее…

НЕТ!!

Это — ослепший встречный!.. И — оборвётся свет…

…Чашка с отбитым краем, трещинная змея.

Что в ней? Сама не знаю, яд или просто — я… 

ЧИТАТЬ

 …по обрезу слов — босыми подушечками безымянных,

через абрис снов — осмелевшим кончиком языка,

от верблюжьих колючек кириллицы до лоскутка дыхания,

просыпая в кофе (Корфу?) пробелы —

Сахару сахарного песка…

…между выпуклых строчек вен,

виннокрасных родинок двоеточий :

сняв ненужную суперобложку,

полями за склейку ресниц ведя —

то ла(донно) вдоль корешка, то ли лодочкой-оморочкой, —

но на слух тебя, и на вкус тебя, наизусть — тебя… 

ДОРОГА НАД

 Котёнок-неженка вдох и мех,

а млечное блюдечко горячо!

И гжель боди-арта — на самом дне

в тебе, не дотронувшемся ещё.

Дорога над ненасытна ввысь

раскинув в стороны облака,

и след самолёта широк как кисть

во мне, не дотронувшейся пока.

Светлы на белой ночи холста,

зажмурясь ляжем в едину тьму,

друг друга по родинке прочитав,

друг друга по буковке расстегнув

до дня, дымящегося рекой,

кошачьей