Книга Ⅲ. СТРАННЫЕ ЛЮДИ [Василий Макарович Шукшин] (fb2) читать постранично, страница - 194

этой статьи и других бесед, интервью с Василием Шукшиным, состоявшихся летом 1974 года. В частности, он цитирует фрагменты беседы с Шукшиным Г.Цитриняка, опубликованной в «Литературной газете». А в конце письма в редакцию «ЛО» В.Дмитриев задает важный, на мой взгляд, вопрос: «Так как же все-таки относился Шукшин к своему творчеству, к созданному им, каковы были его замыслы и чем мотивированы, как представлялась ему его миссия в искусстве?»

...Журнал с письмом В.Дмитриева прислал мне в Софию ростовский литературовед К.Прийма, написав при этом: «Может быть, Вы что-нибудь ответите «Литературному обозрению»?..

В 1979 году я закончил работу над книгой «Литературное созвездие», в которую вошли интервью-автопортреты двадцати двух поэтов, прозаиков, драматургов, критиков, сценаристов из всех уголков Советского Союза. Материалом для одной из глав этой книги послужили записи нескольких бесед с Василием Макаровичем: мы познакомились летом 1974 года, на съемочной площадке у хутора Мелоговский. Если я не ошибаюсь, я был последним из журналистов и литераторов, кому довелось беседовать с Шукшиным... А потому я и решил послать в Ваш журнал все, что записал в те дни на Дону”.

Посылаю Вам свои записи с В.М.Шукшиным не полемики ради. Я не могу делать те или иные выводы, строить какие-либо прогнозы на основании своих встреч с Василием Макаровичем, которого очень мало. Могу лишь честно гарантировать, что изложенные здесь мысли он действительно высказывал – предельно искренно и откровенно».

Из книги Стаса Попова «Литературное созвездие»: “...Не знаю, как проходил разговор между Василием Шукшиным и Михаилом Шолоховым в доме на берету Дона. Но на фотографии, сделанной во время этой встречи, они сидят рядом. И как только я узнал об этой встрече, у меня родилось убеждение, что знакомство писателя-актера-режиссера с писателем-казаком вызовет глубокие раздумья у Василия Шукшина. В этом меня убеждали их творчество и неотразимая сила обаяния личности Михаила Шолохова. Герои у Шолохова и у Шукшина – обыкновенные люди, отправившиеся по тернистому пути искать большую правду жизни. Правда, у Шукшина не было еще возможности по-настоящему полно выразить себя в литературе из-за нехватки времени и интенсивной работы в кино. Было много и других причин, которые давали мне основание считать, что эта встреча не совсем обычна для писателя-актера. Собственно, это можно заметить и по вопросам, которые я задавал В.Шукшину во время наших бесед на донских берегах.

В первый же день приезда я познакомился с Василием Макаровичем, который, несмотря на всю занятость (он в те дни упорно, много работал над новой пьесой-сказкой), согласился выкроить время для продолжительного разговора со мной. Через три дня – 16 июля 1974 года – состоялась наша первая беседа. У Василия Шукшина я намеревался взять интервью для болгарской газеты «Народная культура». Разговаривать с ним мне довелось трижды: вначале – на теплоходе «Дунай», потом – просто на донском берегу. И хотя вводная часть нашей беседы несколько лет назад была напечатана в «Литературной России», затем переводилась на многие языки за рубежом, а полный текст первой беседы (записанный корреспондентом «Литературной газеты» Г.Цитриняком на пленку) публиковала в 1974 году «Литературная газета», – многие материалы, сохранившиеся в моем блокноте после тех встреч, публикуются здесь впервые”.

Комментарии к произведениям, опубликованным в настоящем собрании сочинений, подготовлены Л.Аннинским, Г.Костровой и Л.Федосеевой-Шукшиной.

Примечания

1

Повесть осталась незавершенной.

(обратно)

2

“Литературная жизнь”, 1977, №1

(обратно)

3

“Литературная жизнь”, 1979, №6

(обратно)

До крайнего порога

вели его, спеша, –

алтайская порода

и добрая душа...

Пожалуйста, ответьте,

прервав хвалебный вой:

вы что,

узнав о смерти, –

прочли его впервой?!

Пожалуйста, скажите,

уняв взыгравший пыл,

неужто он

при жизни

хоть в чем-то хуже был?!

Полипные застолья,

заупокойный звон...

Талантливее – что ли? –

Стал в черной рамке он?!

Убийственно жестоки,

намеренно горьки

посмертные

восторги

надгробные

дружки.

Столбы словесной пыли

и фимиамный дым...

А где ж вы раньше были,

когда он был живым?

Роберт Рождественский

(обратно)