Жили на свете ребята [Евгений Степанович Коковин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Евгений Коковин ЖИЛИ НА СВЕТЕ РЕБЯТА

Кирилка

Жили на свете ребята…

«На свете» — так только говорится. А ребята, о которых я хочу рассказать, жили на одной улице и даже в одном доме.

Дом был деревянный, двухэтажный и ничем не отличался от многих других домов, построенных в поселке затона за последние годы. С трех сторон его облепили балконы и веранды, зимой — заснеженные и скучные, зато летом веселые, увитые буйным хмелем и пестрящие яркими бархатистыми цветами.

Просторный двор дома по краям был застроен дровяными сараями. У забора росли два молодых тополя. Деревья росли быстрее ребят. Двенадцатилетний Кирилка помнил, как привезли к ним во двор эти тополя — совсем тоненькие стволики с жидкими и вялым ветвями. А теперь они разрослись, поднялись выше окон второго этажа, их пышные ветви перекинулись через забор. А Кирилка все еще не мог дотянуться до верхней доски высокого забора.

В затоне ремонтировались моторные катера и небольшие буксирные пароходы. Здесь работали отцы, матери и старшие братья многих ребят.

В двух километрах от затона и поселка на высоком берегу широкой северной реки раскинулся портовый город. Если смотреть на него со стороны реки — с лодки или с парохода, город был очень красив. Березовый бульвар окаймлял набережную. Сквозь зелень бульвара кое-где проглядывали белые здания. В густой листве здания прятали свои темные окна. Но стоило появиться солнцу, и его меткие лучи легко находили оконные стекла. Далекие ослепительные отблески в окнах походили на электросварку, которую ребята видели в затоне.

За бульваром, выше по берегу реки тянулись причалы. У причалов грузились и разгружались пришедшие с моря пароходы и теплоходы. Словно хоботы склонялись над трюмами пароходов подъемные краны. Вблизи берега на рейде дремали рыболовные тральщики, боты и высокомачтовые красавицы шхуны.

Побывать в городе все затонскне ребята считали за счастье. Затон соединялся с городом трамвайной линией. Но куда интереснее было плыть по реке — на лодке или еще лучше на моторке — мимо стоящих на рейде кораблей, мимо лесных бирж и низких песчаных островков, густо поросших ивняком и ольхой.

Началась вторая половина мая. Был теплый воскресный день.

Рано утром, как всегда, первым во двор вышел Кирилка. Непричесанный, спросонок еще хмурый, он казался ко всему равнодушным. Но на самом деле Кирилка был дотошный и всесведущий человек. Среди ребят он всегда первым узнавал обо всех самых больших и самых малых событиях, которые происходили в поселке и в городе. А если новостей не было, Кирилка что-нибудь сам придумывал. Иногда любил он и приврать.

Знакомства у Кирилки в рабочем поселке и в загоне были самые широкие. Его знали и малыши-дошкольники и старые затонские мастера. Учился Кирилка так, что пятерки и двойки по соседству уживались у него в дневнике.

Жил Кирилка вдвоем с матерью. Мать работала в одном из цехов затона уборщицей. Сын редко видел ее и пользовался неограниченной свободой. Другие мальчишки даже завидовали ему. Дома Кирилке нужно было только напилить и наколоть дров да вскипятить к приходу матери чай, что он всегда выполнял исправно. Остальное время он проводил на берегу реки, бродил по поселку или уходил в лес.

В доме его любили, потому что он никогда не отказывался помочь другим семьям — напилить дров, сходить в магазин или выполнить еще какое-нибудь несложное дело. А времени для этого у него было предостаточно.

Сейчас Кирилка оглядел все окна дома, но никого не увидел. Ребята, пользуясь тем, что сегодня был выходной день, спали. «Сони!» — презрительно подумал Кирилка и от досады даже сплюнул. Сам он спать не любил.

Ничего интересного во дворе не было, и он вышел на улицу. Но и на улице в этот ранний час стояла тишина. Бесцельно побродив, Кирилка вернулся домой. Такой скуки он, кажется, еще никогда не испытывал.

Нет, так жить Кирилка не согласен.

С полчаса он томился дома. Мать ругала его за то, что он вчера вернулся поздно и где-то перемазал в смоле рубаху. С горя злой, Кирилка снова вышел во двор.

На этот раз он увидел Катю и Гриню. Гриня вырвал у Кати скакалку, носился по двору и дразнил девчонку. Сказать по правде, Катя давно нравилась Кирилке, но это была его самая большая тайна.

Не говоря ни слова, Кирилка догнал Гриню, отнял у него скакалку и вдобавок дал обидчику по шее. Скакалку он небрежно швырнул хозяйке. Конечно, он мог подать скакалку Кате в руки, но это заметили бы другие ребята и стали бы над ним смеяться.

Гриня захныкал и ушел домой, а Катя как будто и не заметила великодушия Кирилки.

Ну и тоска! Вот сейчас бы сесть в лодку, взять с собой Катю и уехать далеко-далеко по реке. Тогда она увидела бы, как он умеет здорово грести даже против сильного течения и управлять лодкой. В это время разразится шторм, лодку будет зализать волнами. Катя перепугается, а он хладнокровно подведет лодку к берегу. Если же лодку вдруг перевернет… Кирилка закрыл глаза и мысленно представил себя в борьбе с огромными волнами. Он спасет Катю.

Так он фантазировал и почти не слышал голоса Кати. А она, ударяя веревкой о мягкую, непросохшую землю, бойко отсчитывала: «Сто двенадцать, сто тринадцать, сто четырнадцать…»

Скучно

У Кати был странный характер. Часами она могла возиться с малышами стряпать с ними песочные пироги, шить для кукол платья, петь самые пустяковые песенки о зайчиках и курочках. Потом Катя вдруг переходила к большим мальчикам. И когда кто-нибудь из ребят кричал: «Девчонок в игру не принимать», все знали, что это к Кате не относится.

В ссорах с мальчишками она сама могла постоять за себя. Может быть, потому она и не обратила внимания на заступничество Кирилки.

Когда Катя выходила из дому, вид у нее был самый скромный. В тоненькие косы вплетены розовые или голубые ленты. Из кармашка платья виднеется край обвязанного цветным шелком платочка. Иногда от нее даже пахло духами. Ребята догадывались: у старшей сестры выпросила. Но спустя минут пять Катю уже можно было увидеть на заборе, на крыше сарая или играющей в футбол.

Исподлобья наблюдая за Катей, Кирилка не заметил, как во двор вошел Вовка — забияка, драчун и спорщик из соседнего дома.

— Давай сыграем! — подмигнув и оглядываясь по сторонам, вкрадчиво сказал Вовка.

— Как?

Вместо ответа Вовка разжал кулак и со звоном подбросил на ладони несколько монет.

Кирилке играть с Вовкой не хотелось. Ему уже однажды здорово досталось от матери за игру в деньги. Но сейчас он нашел другую причину:

— Денег нету.

— Я тебе дам взаймы, — настаивал Вовка. — А то все равно нечего делать.

Делать в самом деле было нечего. Скука смертная. Кирилка с опаской взглянул на окна.

— Увидят…

— А мы там, за сараем. Не увидят.

Катя, не обращая внимания на ребят и уже не раз сбившись со счета, все крутила веревку, скакала и считала: «Семнадцать, восемнадцать…»

Лучше бы Кирилке позвать ее поиграть хотя бы в «чижика». К ее удовольствию он бы стал часто «мазать» и поддаваться. Это, конечно, лишь в том случае, если бы не видели другие ребята. Она бы смеялась и искренне радовалась, а он, хмурясь и поминутно восклицая «Эх, черт возьми, как сегодня не везет!», бросал бы деревянную палочку-чижика нарочно мимо «котла». Но Кирилка знал, что Катя играть откажется, и потому сказал:

— Пойдем!

Хотя Кирилка играл без интереса, он все же несколько раз выиграл у Вовки. Но потом счастье ему изменило. Он проиграл и выигрыш и долговые деньги. Ему захотелось отыграться, и вскоре долг увеличился.

— Хватит, — решительно сказал Кирилка.

— Когда отдашь? — спросил Вовка.

— Будут деньги, тогда и отдам, — ответил Кирилка, а сам подумал: «Лучше бы на эти деньги в кино сходить».

Вовка ушел. Ушла и Катя, и во дворе опять стало пусто. Жизнь казалась невыносимо скучной и бестолковой.

В полдень ребята собрались во дворе. Затеяли игру в прятки. Но вскоре Вовка подрался с Павликом. Вышла мать Павлика, прогнала Вовку, а сына увела домой.

Томимый бездельем, Кирилка ушел на берег.

Вечером Павлик вынес футбольный мяч. А известно, где мяч — там и ребята. Команды собрались неполные, но по размерам поля недостатка в игроках не было.

Новые жильцы

Часов около семи во двор вкатила грузовая автомашина. Обычно на таких машинах привозили дрова. А на этой трехтонке чего-чего только не было! На железных кроватях громоздились стулья с торчащими во все стороны ножками. Шкаф был прижат к борту машины большим столом, а в трюмо гляделся широколистый фикус. На мягком диване по соседству с настольной лампой и приемником удобно разместились жестяное корыто и таз.

Игра оборвалась. Одни ребята были недовольны, другие, наоборот, обрадовались, потому что в это время между командами шел яростный спор: пропустил Гриня мяч в ворота или не пропустил.

— В самую сетку! — кричал Павлик (сетка, конечно, была воображаемая, ворота обозначались поленьями дров).

— Какая там сетка, если мячом в стойку ударило, — возражал Кирилка. Видишь, полено даже упало.

— Ясно видно, полено упало, — поддерживал Гриня. — У нас и сетки-то никакой нету…

— Сетки нету, а стойки есть, — наскакивал на Гриню Вовка. — От полена мяч прямо в ворота прыгнул. Чистый гол! Ваш Гриня не вратарь, а сплошная дырка!

— Сам ты дырка, — предусмотрительно отходя от Вовки, обиженно отозвался Гриня. — И толкается не по правилам… Я так играть не буду.

Четырехлетняя Таня — единственный на соревнованиях зритель и «болельщик» первая заметила входящую во двор автомашину. Она соскочила с крыльца, заменявшего трибуны, захлопала в ладоши и радостно закричала:

— А к нам машина! А к нам машина!

Второй «зритель» — Танин бумазейный мишка, оставленный хозяйкой, равнодушно прилег на крыльце.

— Новые жильцы, — сообщил Кирилка, отступая перед медленно продвигающейся по двору машиной. — Это в пятую квартиру, вместо Зуевых.

Из кабины вышел старик с короткими усами и маленькой бородкой. Он был в рабочей бумажной спецовке, маслянисто поблескивавшей на солнце. Из кармана спецовки торчали металлический складной метр и кусок свежей пакли.

Старик оглядел двор, очевидно, прикидывая, как лучше поставить машину для выгрузки имущества. Потом он взглянул на ребят, сбившихся в кучку и молча наблюдавших за машиной, и поздоровался:

— Мое почтение, молодцы-футболисты! Помешали вам. Ну ничего, сейчас разгрузимся, и опять можете гонять.

Из кузова машины вылез светловолосый мальчишка в зеленой спортивной куртке. Ему было лет тринадцать, но он уже носил очки. Среди ребят послышались смешки:

— Ребята, доктор приехал! — крикнул Вовка. — Сейчас лечить будет.

— Это Илюшка Ильин, — зашептал Кирилка, — я знаю, он из шестого «А». А это его дед, Степан Егорович.

Мальчик в очках стоял у машины и выжидающе смотрел на старика.

Двор был просторный, и все же маневрировать на грузовой автомашине тут оказалось нелегко. Мешали дровяные сараи, поленницы и канализационные колодцы. Эти колодцы срубами поднимались над землей на четверть метра и были несчастьем для ребят. Попробуйте играть в футбол, когда на поле три таких колодца!

Старик Ильин, оглядев двор, сказал шоферу:

— Подай еще немного вперед, и будем разгружать!

Машина подвинулась поближе к крыльцу. Шофер вылез из кабины и открыл борт.

Из всех окон двух этажей выглядывали жильцы. На крыльцо из дому вышли женщина в голубой вязаной кофточке — мать Илюши, круглолицый смешливый мальчик Андрейка и худенькая очень серьезная девочка Маринка. Андрейка и Маринка близнецы, но они совсем не похожи друг на друга. Непоседа Андрейка сразу же влез в кабину и пытался разгадать, как машина заводится. Он даже отважился повернуть баранку и нажал на кнопку сигнала, за что был тут же изгнан дедом из кабины. Маринка же стояла на крыльце и с осуждением смотрела на брата.

Стулья и прочую мелочь таскали в квартиру Илюша и его мать Валентина Андреевна. Переноской столов, кроватей, дивана занялись дедушка Степан Егорович и шофер.

Кирилка с товарищами стоял в сторонке и следил за разгрузкой.

Маленькая авария

Вскоре машина была разгружена и все имущество перенесено в квартиру новых жильцов. Шофер попрощался со Степаном Егоровичем, сел в кабину и стал выводить машину из двора.

И тут произошла неприятность. При заднем ходе машина наехала колесом на колодец. Подгнившие доски хрустнули. Крышка колодца была раздавлена.

— Эк меня угораздило, — виновато бормотал шофер, осматривая баллон и искалеченный колодец. — Тесно тут, Степан Егорович, негде развернуться…

— Маленькая авария, — добродушно отозвался старик. — Ничего, это дело поправимое.

В ту же минуту одно из окон на первом этаже отворилось, и послышался крикливый женский голос:

— Это безобразие! Кто вам дал право ломать колодцы?!

Не успели приехать… Теперь зовите мастера и ремонтируйте!

— Хорошо, хорошо, не шумите, отремонтируем, — спокойно ответил Степан Егорович.

— Вот-вот, зовите мастера за свой счет, — не унималась женщина.

Машина ушла. Новые жильцы поднялись в свою квартиру на второй этаж. Таня, захватив мишку, тоже скрылась в подъезде.

— Давайте поиграем еще, — предложил Кирилка.

— Какой будет счет?

— Я не буду, — ответил Гриня, — Вовка все толкается да еще спорит.

— Меня мама уже домой звала, — сказала Катя, очищая чулки от грязи и пряча в карман выпавшую из косы ленту. — А так можно бы еще поиграть. Ладно, шесть на шесть — квиты!

— Нет, вам семь, — опять заспорил Вовка. — Был гол.

Ребята разошлись. Остались сидеть на бревне только Кирилка и Павлик.

— Скучно, — сказал Павлик. — Что бы такое поделать?..

— Скучно, — согласился Кирилка. — Вот поехать бы куда-нибудь. В какую-нибудь колонию. Воевать бы против колонизаторов, а? Ты поехал бы?

— Это далеко, да и не пустят туда, — отозвался Павлик. — Вот если бы на целинные земли. Туда со всего Советского Союза тысячи людей едут.

— А что ты там будешь делать, на целинных землях? — усмехнулся Кирилка.

Несколько минут мальчики сидели молча.

— У этого очкастого Илюшки, который сегодня к нам переехал, дедушка в затоне работает, — сказал Кирилка. — Он всему затону известный, знатный токарь…

— Ты все знаешь!

— Так у меня же там мать. Она говорила.

— А за колодец им достанется от управдома. Сломали, а не наладили. Их и оштрафовать могут.

— А Ильин плотника позовет, тот и отремонтирует, — убежденно сказал Кирилка. — Пойдем на реку!

— Нет, поздно. Дома ругаться будут.

…В этот вечер в семье новых жильцов Ильиных было множество хлопот. Расставляли мебель, развешивали шторы, картины, фотографии. Даже маленькие Андрейка и Маринка не оставались без дела. Вначале они разместили в своем уголке игрушки и книжки, а потом ходили около дедушки и матери, подавая им то молоток, то клещи, то отвертки и гвозди.

— Нужно поскорее все сделать, — озабоченно говорил Андрейка. — Скоро папа приедет. Приедет и прямо на новую квартиру. Ведь он скоро приедет, мама, скоро?

— Скоро-скоро, — радостно отвечала Валентина Андреевна. — Навигация открылась, и его пароход скоро придет сюда.

Капитан Безымянный

И жил на свете еще один человек.

Жил он на необитаемом острове. Жилищем ему служил старый корабль «Одинокий», в давние времена заброшенный двенадцатибалльным штормом на скалистые берега острова Нового.

Называл себя этот человек капитаном Безымянным. Были у него, конечно, настоящие имя и фамилия, но с некоторых пор он решил их забыть.

Гордый, бесстрашный и нелюдимый, капитан Безымянный вел одинокую и суровую жизнь, полную тревог, приключений и борьбы со стихией. На мачте его неподвижного корабля развевался флаг: на желтом полотнище — черный квадрат. Капитан сам придумал такое сочетание цветов, и оно должно было означать: Независимость и Уединение.

Когда мимо острова Нового проходили другие корабли, капитан Безымянный не только не приветствовал их по морским международным правилам, он даже опускал флаг. Он не любил, если другие корабли приближались к острову, и боялся, чтобы островом не завладели чужие люди.

Но маленький и совсем пустынный остров Новый никого не привлекал и не интересовал. Лишь кроткие в тихую погоду волны облизывали его берега да зоркие чайки неторопливо кружились над «Одиноким». Зато в шторм, обозлясь, волны вдруг начинали беспощадно таранить остров. Тысячи брызг сыпались на палубу, по которой расхаживал капитан Безымянный. Он любил штормовую погоду и в такие часы был счастлив. Иногда капитан садился в ветхую судовую шлюпку и отправлялся на охоту или на рыбалку.

Возвратившись, он закрывался в своей каюте и доставал из шкафика судовой журнал. Хотя «Одинокий» давно не покидал берегов, капитан регулярно и тщательно вел журнал.

На первой странице без обозначения числа, месяца и года было записано:

«Новый — такое название я решил дать острову, на который вчера двенадцатибалльным штормом при потере управления был выброшен наш корабль. Старый судовой журнал я уничтожил. Начинается новая жизнь — на острове Новом.

Когда руль перестал слушаться, появилась течь и гибель судна была неминуемой, я приказал спустить шлюпки. Команда упрашивала меня сойти в шлюпку, но я отказался покинуть мостик.

Спасся ли кто-нибудь из команды — не известно. Я спасся чудом.

Я мог бы вернуться на материк, в родной порт, но сознание позора (гибель команды и корабля) не позволяет мне этого сделать.

Итак — на всю жизнь на острове Новом.

На корабле большой запас провизии, кроме того, здесь можно хорошо охотиться и ловить рыбу.

Я не знаю, имел ли этот островок раньше какое-нибудь название. Для меня он — Новый. Старое название корабля я всюду сбил, закрасил и вычеркнул. Теперь он называется „Одинокий“. Имя и фамилия капитана тоже забыты. Отныне я

Капитан Безымянный».
Дальше в журнале шли записи о наблюдении за погодой, описания охоты, рыбной ловли, исследований соседних островов.

Капитан Безымянный обжился на острове Новом и вдали от людей чувствовал себя превосходно.

Но вот однажды через открытый иллюминатор он увидел быстро несущийся по волнам неизвестный красавец-корабль. И капитану вдруг впервые за всю жизнь на острове взгрустнулось. Ему стало обидно, что «Одинокий» вот уже много времени не видит свободных вод, а мертвецом покоится на берегу. Капитану неожиданно и нестерпимо захотелось быть среди людей, среди команды, управлять плывущим кораблем.

Одиночество сразу стало ему в тягость. Он вышел на палубу, спустился по трапу на землю, обошел вокруг своего корабля и с горечью произнес:

— Нет, одному ничего не сделать. Не отремонтировать поврежденное судно, и на воду его не спустить. Плохи твои дела, капитан Безымянный!

Потом он вернулся в свою каюту и долго в мрачном раздумье сидел за столом. Одинокая жизнь теперь казалась ему бессмысленной и ненужной. И себя он чувствовал беспомощным. Надо было что-то придумывать. Надо было жизнь обновлять.

Капитан вдруг как будто что-то вспомнил, резким движением достал из шкафика бутылку и остатки рома из нее вылил в стакан.

Но стакан так и остался на столе нетронутым, а бутылка спустя час была выброшена за борт в холодные, темные волны.

Таинственная находка

В тот вечер, когда Ильины устраивались в новой квартире, а ребята, не закончив игру, разошлись по домам, Кирилка побрел на берег реки.

На берегу у воды горел костер. Около перевернутой вверх днищем лодки склонился человек. Заядлый рыболов и охотник, затонский кузнец Дубов — Кирилка сразу узнал его — ремонтировал свою посудину, готовясь к рыбалке.

— Здравствуйте, — почтительно сказал Кирилка.

— Привет, — коротко ответил Дубов, чуть приподняв голову. Чтобы завести разговор, Кирилка прикинулся наивным.

— А это очень трудно — ремонтировать лодки? — спросил он.

— Не учась и лапти не сплетешь…

Кирилка постоял еще немного, с удовольствием вдыхая запах разогретой смолы и наблюдая, как от бортов лодки вьется тонкий сизый дымок. Вздохнул и пошел на причал, у которого стоял буксирный пароход «Прилив». В открытое окно рубки смотрел капитан. Он скучающе оглядывал берег, видимо, кого-то поджидая.

— В рейс собираетесь? — деловито спросил Кирилка.

— Да, в дальнее плавание… на тот берег…

Кирилка почувствовал, что капитан посмеивается над ним. И все же так просто, без всякой надежды он спросил:

— Возьмите меня с собой!

— У нас судно не пассажирское. Посторонним не положено.

«Не положено». Кирилка обиделся. И все-то им, ребятам, не полагается. А если полагается? Если бы ему разрешили, то он через неделю, пожалуй, не хуже этого капитана стал бы крутить штурвал и управлять пароходом. И тут Кирилка дал волю своему воображению.

Когда буксир отошел от причала, Кирилка, успокаивая себя, махнул на него рукой: «На такой скорлупке и плавать-то тошно».

Неожиданно его внимание привлек какой-то странный предмет, прижатый течением к причалу и раскачиваемый набегающими волнами. Похоже, что это была бутылка. Но почему ее не захлестнуло волной и она не утонула? Или, может быть, ее только что выбросили с буксирного парохода? Во всяком случае, нужно посмотреть.

Однако достать бутылку с высокого причала было нелегко. Стенка причала отвесная, гладкая, и спуститься к воде по ней невозможно. А высота метра полтора — не меньше.

Можно бы бутылку разбить — занятие самое увлекательное, «снайперское». Но поблизости не было ни одного камешка. Кирилка лег на причал и стал рассматривать бутылку. И тут он ясно различил, что бутылка закупорена. Это удивило и даже обрадовало его. Если в ней даже ничего нет, бутылку можно унести в другое место, к песчаной отмели, забросить ее подальше в воду и потом расстрелять камнями.

Кирилка долго бродил по причалу, надеясь найти какой-нибудь шестик или палку. Но как назло причал был прибран с редчайшей аккуратностью. Тогда Кирилка вспомнил, что видел у кузнеца Дубова, который ремонтировал лодку, длинную железную кочергу. Нагрев эту кочергу в костре. Дубов вгонял ею в пазы и щели лодки пек и смолу. Но выпросить кочергу у кузнеца оказалось не так-то просто.

— Иди, иди, какая там еще кочерга, — ворчал несговорчивый Дубов. — Говорю, не мешай робить, парень, уходи!

— Мне на одну минуточку, дяденька, — умолял Кирилка и соврал: — Я шапку в воду уронил, достать нужно. Я мигом вам ее доставлю, кочергу-то.

— А если утопишь?

— Не утоплю, я осторожненько и мигом доставлю в целости и сохранности.

— Ну бери, да сам не оборвись с причала, — сдался наконец Дубов.

План у Кирилки был несложный: кочергой тихонько протолкнуть бутылку к лесенке, где приставали лодки, шлюпки и маленькие катера. А там бутылку можно рукой достать.

И вот бутылка в руках у Кирилки. Но какой у нее вид! Даже в руках противно держать. Из толстого черного стекла, бутылка была грязная, скользкая, в каком-то жиру и в тине. Но интересно было то, что бутылка оказалась в самом деле закупоренной, и больше того — залитой у пробки сургучом или пеком.

«Если бы в ней было вино, или чернила, или еще что-нибудь, она бы обязательно утонула, — рассуждал озадаченный Кирилка, смывая с бутылки грязь и тину. — А она вон какая легкая…»

Он засунул бутылку в карман и, сгорая от любопытства, побежал отдать кочергу Дубову.

— Ну, достал? — спросил кузнец заботливо.

— Достал, — весело ответил Кирилка и осекся.

— А где же она, твоя шапка?

— Ах, шапка… да нет, дяденька. Утонула шапка, намокла и утонула.

— Ой, что-то ты мне голову морочишь, парень, — погрозил пальцем кузнец. Но ему теперь было все равно, парнишка кочергу вернул. Значит, порядочный человек!

— До свиданья, дяденька! Спасибо! — крикнул Кирилка и бросился к дому.

У колодца

Рано утром, когда в доме еще все спали, во дворе у колодца появились Степан Егорович и Илюша. Они принесли с собой топор, небольшую лучковую пилу, рубанок, долото и ящик с гвоздями.

Из сарая Илюша притащил несколько толстых досок. Складным метром Степан Егорович измерил сруб колодца.

— Сто двадцать на сто пятнадцать, — сказал он.

Илюшка поправил очки, взял метр и стал размеривать доски. Толстым черным карандашом он делил доски по размером, потом взялся за пилу. Степан Егорович топором выбивал из колодца обломки крышки. Оба работали молча, лишь изредка перекидываясь короткими фразами.

Открыв окно, Кирилка услыхал повизгивание пилы и очень удивился. Заспанный, с всклоченными волосами, не умываясь, он вскочил во двор. На крыльце он остановился, еще более удивляясь увиденному. Дедушка и внук Ильины сами ремонтировали колодец.

Кирилка даже забыл о вчерашней таинственной бутылке.

Ему было известно, что старик Ильин по специальности — токарь. Чего же он берется за дело плотника? Но больше его поразило то, что в ремонте колодца принимал участие очкастый Илюшка. К очкам Кирилка относился с презрением.

Осторожно, чтобы не быть замеченным, Кирилка шаг за шагом стал подвигаться к колодцу. Вначале ему захотелось побежать к ребятам и сообщить им о ремонте колодца, но он вспомнил, что еще рано и все спят.

Остановившись у колодца, Кирилка с уважением посмотрел на Степана Егоровича и застенчиво поздоровался. Старик ответил на приветствие. В это время он уже обстругивал доски рубанком и прилаживал их к выемкам сруба. Когда доска не подходила он расчищал выемку долотом.

— Я думал, что вы токарь, — сказал Кирилка. — А вы плотник. Значит, мать мне неправильно сказала.

— Почему неправильно? Правильно, токарь, но и плотничать умею.

— Дедушка, а дайте мне тоже что-нибудь поделать, — нерешительно попросил Кирилка, не без зависти наблюдая, как работает Илюшка.

Степан Егорович с улыбкой посмотрел на Кирилку.

— Поделать? Что же тебе дать?.. Вот, пожалуй, возьми гвозди и затупи.

— А зачем их тупить? — спросил Кирилка, подумав, что старик Ильин смеется над ним.

— Чтобы они доски не раскалывали. Вбивать в самые концы придется, да и поперечины у нас тонкие. Тупой гвоздь самую тонкую дощечку не расколет. Век живи — век учись!

Вскоре новая крышка была готова. Степан Егорович собрал инструменты и ушел домой. Илюша принялся подбирать стружки и щепки, а Кирилка молча ему помогал. Он как-то стеснялся первым заговорить с новым товарищем. Нарушил молчание Илюша Ильин.

— Ты чего так рано поднялся?

— А я всегда так встаю. Мать на работу уходит, и я встаю. Скучно спать…

— Я тоже не люблю спать, — сказал Илюша. — Лучше что-нибудь делать и придумывать. Ты любишь придумывать?

— Люблю.

— А чего ты придумываешь?

— Да разное… А вот вчера я не придумал, а нашел.

— Что нашел?

— Это пока тайна, — сказал Кирилка, хотя его так и подмывало рассказать о бутылке.

— Ну, у меня есть тайна почище твоей!

— Какая? — спросил Кирилка.

— Не скажу. Если сказать, то какая же это будет тайна! А ты что нашел?

— Ишь какой хитрый? Скажи ты первый, тогда и я скажу.

Мучимые любопытством, мальчики стояли у колодца и посматривали по сторонам. Сказать по правде, они не очень-то верили друг другу. В их жизни бывало множество всевозможных тайн, но в конце концов эти тайны чаще всего оказывались пустяковыми. А сейчас каждый из мальчиков считал свою тайну более важной.

На втором этаже отворилось окно, и мать позвала Илюшу завтракать.

— Я пошел, — сказал Илюша.

— Так не скажешь? — крикнул ему вслед Кирилка.

— Потом… может быть…

На этом их разговор и закончился. Кирилка даже обиделся. Уж лучше бы сейчас все рассказать друг другу, а потом вместе действовать.

Хотя Кирилка и не любил мальчишек в очках, но Илюшка ему все-таки нравился. «Он молодец, работает как настоящий мастер, — думал Кирилка. — Ему, пожалуй, стоят рассказать о бутылке…» Он посмотрел на окна квартиры Ильиных и пошел домой, чтобы еще раз взглянуть на странное письмо, найденное в бутылке.

Письмо

Письмо это было действительно странным.

Вернувшись накануне вечером домой, Кирилка осторожно откупорил найденную бутылку и вытащил из нее свернутый в трубочку лист бумаги. Печатными буквами на листе было написано:

«Это письмо пишет старый моряк, капитан корабля „Одинокий“, потерпевшего бедствие у острова Нового. Ни на одной карте остров с таким названием не значится. Мне нужны смелые люди, которые бы помогли снять „Одинокого“ со скал. Тот, кому попадется мое письмо и кто захочет мне помочь, пусть разыщет в одном из русских портов на причале буквы Б.О.Н.

Капитан Безымянный»
Ничего не понимая, Кирилка несколько раз перечитал письмо. Трудно было поверить в серьезность письма, и все-таки Кирилку разбирало любопытство. А вдруг эта бутылка уже много лет находилась в воде? По крайней мере, тины и грязи на ней было густо-густо. И вдруг он в самом деле раскроет какую-нибудь особенную и важную загадку?!

Но где разыскивать эти странные буквы «Б. О. Н.» и что они могут обозначать? Кирилка еще раз перечитал письмо. Непонятно! «Нужно вечером посоветоваться с Илюшкой, — решил он и стал собираться в школу. — Можно поехать на лодке в город и осмотреть все причалы».

Вечером ребята играли в «десять палочек». Подброшенные доской, словно трамплином, палочки вспугнутой воробьиной стаей стремительно взлетали вверх. Пока Гриня, который «водил», собирал палочки и укладывал их на доску, ребята разбегались кто куда — в подъезды, в сараи, за поленницы.

Кирилка играть решительно отказался. Он поджидал Илюшу, но тот почему-то во двор не выходил.

— Катя, — позвал Кирилка тихонько, чтобы не слышали другие ребята, поедем со мной на лодке. У меня одно дело есть…

— Какое дело?

— Есть. Тайна. Только никому не говори.

— Да ну тебя! — отмахнулась Катя.

И оскорбленный Кирилка, томимый раздумьями, один отправился на реку.

Гриня осторожно, то и дело оглядываясь, бродил по двору, разыскивая ребят.

— Павлик! — кричал он и бежал к доске «застукать» найденного.

Павлик вышел, а Гриня продолжал искать остальных. Но едва он дошел до подъезда, как из-за забора выскочил Вовка и с разбегу прыгнул на конец доски. Палочки снова взвились вверх. Вовка и «освобожденный» Павлик моментально скрылись.

Потом на доску прыгнул Игорь, потом — Павлик я опять — Вовка. Гриня каждый раз собирал палочки, а в глазах его уже стояли слезы. Однажды он сумел всех разыскать. Оставалась одна Катя. Отходить от доски было опасно, и Гриня выжидательно стоял около нее, бдительно вглядываясь во все концы двора.

— Что же ты стоишь на одном месте?! — кричали ребята. — Разве это игра! Так ты ее до утра не найдешь!

Наводящий отошел в одну сторону, а Катя появилась с другой. Заметив девочку, он ринулся к доске, но не успел. Кати ударила по доске, палочки рассыпались. Гриня заспорил, доказывая, что он подбежал раньше. Ему было обидно. Когда уже все ребята были найдены, девчонка вдруг оказалась сноровистее его.

— Не по правилам, — дрожащим голосом протестовал Гриня. — Я так играть не буду!

— Отнаводись, — требовали ребята. — Отнаводись!

Но Гриня в слезах ушел домой, а ребята постановили: Гриню больше в игры не принимать и вообще никаких дел с ним не иметь.

— Этот хныкало всегда все испортит, — сказал Вовка.

Кате было жалко Гриню. По что сделаешь, если он расплакался и ушел домой?

— Я тоже играть не буду, — заявила Катя и подумала: «Лучше бы с Кирилкой на лодке поехать. Только врет он, никакой тайны у него нет».

А Кирилка между тем с горькой обидой на Катю неторопливо плыл на лодке вдоль берега, внимательно всматриваясь в причальную стенку. Он то и дело вытаскивал письмо и перечитывал его. А вдруг он увидит таинственные буквы «Б.О.Н.»? Ему очень хотелось их увидеть. Вот тогда Катя пожалеет, что не поверила ему! И в самом деле, почему так жестоко относятся девочки к мальчикам, в них влюбленным?

Прерванные мечты

Несколько дней капитан Безымянный томился в горестном одиночестве. Он чего-то ожидал. Теперь он все чаще покидал свой корабль, выезжая на шлюпке рыбачить и охотиться.

Потом он занялся и увлекся вычерчиванием карты острова Нового. Но и это занятие скоро наскучило. Все чаще и чаще стал капитан задумываться над тем, как ему отремонтировать и спустить на воду «Одинокого».

Для этого нужны верные товарищи, умелые и отважные моряки. Но их у капитана Безымянного не было. Капитан, казалось, ожидал их. Выходя на палубу, он всматривался в морскую даль, словно моряки-товарищи должны были подняться на берег из пены волн.

В судовом журнале капитан Безымянный записывал:

«Выбросил в море вторую бутылку. На острове Новом одному оставаться очень тяжело и тоскливо».

«Еще одна бутылка скрылась в океанских волнах. Но и она, наверное, пропадет, как первая и вторая. Что бы такое придумать?»

Вскоре судовой журнал тоже наскучил и был заброшен. За несколько дней в нем не появилось ни одной записи.

Однажды капитан сидел на берегу и размышлял. Он мечтал о спуске «Одинокого», о славных далеких рейсах, о борьбе со штормами, об охоте на китов и белых медведей. Гордому и независимому, ему не хотелось возвращаться на материк и признаться людям в своем бессилии и в тоске одиночества. Ему нужны были товарищи, такие же отверженные и такие же отважные, как он сам.

«Одинокий» возвышался своими бортами за его спиной. Недвижимый, с оголенным днищем, обросшим ракушками и застарелой тиной, корабль уже казался капитану жалким и почти ненужным.

«Или, может быть, забросить эту трудную затею со спуском корабля? раздумывал капитан Безымянный. — Стать сухопутным путешественником, организовать поход в глубь какой-нибудь малоисследованной страны и открыть залежи редких металлов».

И вдруг размышления капитана Безымянного были прерваны.

На водной станции

Владимир Павлович, преподаватель физики, был страстным яхтсменом. Многие свободные часы он проводил на водной станции или тренировался на яхте. Водил он яхту умело, очень красиво, и часто на соревнованиях завоевывал первенство города. Говорили, что скоро он будет мастером спорта.

Это был высокий, чуть прихрамывающий человек с добрым взглядом больших и веселых глаз. Ребята знали, что во время войны Владимир Павлович служил в артиллерии и несколько раз был ранен.

В тот вечер, когда Кирилка пытался разгадать тайну букв «Б.О.Н.», Владимир Павлович повстречался с ним.

Круто развернувшись, яхта Владимира Павловича оказалась рядом с лодкой Кирилки.

Учитель был в желтой кожаной куртке и без кепки. Он только поздней осенью надевал шляпу, а с мая уже ходил с непокрытой головой. И даже за это ребята его уважали.

— Ты куда, Кирик? — крикнул учитель.

— Никуда, — смущенно ответил Кирилка. — Так просто…

Ветер был слабый, и яхта плыла очень медленно. Владимир Павлович то натягивал, то ослаблял шкоты.

— Давай соревноваться, — шутливо предложил Владимир Павлович. — Сейчас ветра нет, и силы у нас почти равные.

Кирилка поднатужился и несколько раз ударил веслами по воде. Лодка рванулась вперед, сразу оставив яхту позади.

— Ого, да ты заправский гребец! — воскликнул Владимир Павлович.

Польщенный Кирилка опустил весла. У него вдруг возникла мысль: «А что если показать письмо Владимиру Павловичу?»

— Я тут одно письмо нашел в бутылке, — начал он нерешительно. Посмотрите, что это такое!

Яхта и лодка сошлись бортами.

— Это что-то любопытное, — пробормотал Владимир Павлович, читая письмо. Времена Жюля Верна и капитана Гранта давно, конечно, прошли, но… Подожди, то такое бон?

— Боны — это скрепленные бревна, — с готовностью пояснил Кирилка.

— Правильно, бревна, — подтвердил Владимир Павлович и добавил: — И бумажные деньги в коллекции. Но только эти буквы я действительно видел на причале. И вот где: на нашей водной станции. Я еще долго думал, что они могут обозначать. Но никто мне толком объяснить не мог.

Спустя минут двадцать яхта и лодка борт о борт подплыли к водной станции. В гавани и на площадке было тихо. Яхты стояли на якорях со свернутыми парусами.

Кирилка редко бывал здесь, но водная станция ему очень нравилась. Над маленьким голубым зданием станции с двумя башенками развевался флаг, который можно было спустить и снова поднять. В праздники станция украшалась разноцветными флагами и вымпелами. Гавань была защищена от ветра и волн высоким молом. В гавани стояли моторные катера, яхты и лодки самых разнообразных форм и окрасок.

Мачты, паруса, флаги, запахи краски и смолы — все это напоминало о море и тревожило воображение Кирилки, хотя моря он никогда в своей жизни еще не видел.

— Буквы там, у причала старого мола, — сказал Владимир Павлович. — Поедем, посмотрим!

В самом деле, на ветхом брусе причала черной краской были выведены три буквы: Б.О.Н.

У Кирилки от волнения по телу даже дрожь пробежала. Значит, какая-то правда заключалась в найденном им письме!

На причале заброшенного мола стоял мальчуган лет десяти-одиннадцати и с любопытством смотрел на спаренные яхту и лодку.

— Прохор! — крикнул Владимир Павлович. — Не знаешь ли ты, кто написал эти буквы?

— Не знаю, — равнодушно ответил мальчик.

— А давно они написаны?

Прохор тотчас лег на причал и сверху посмотрел на буквы.

— Не знаю, — опять сказал он. — Наверное, давно. Тут на причалах много разных букв и слов пишут. Только причалы пачкают. Отец каждый раз ругается за это…

— Завтра я у его отца узнаю. Он здесь, на станции работает, — сказал Владимир Павлович и отправился ставить яхту в гавань.

Прохор

Прохор был сыном капитана гавани водной станции, инвалида Отечественной войны Мыркина, в прошлом — боцмана торгового флота.

С некоторых пор Прохор Мыркин считал себя несчастным.

Однажды выдался такой неудачный день, когда Прохор не поладил с учительницей по математике, обиделся на отца, поссорился со своим дружком Тошкой и в сердцах прогнал из дому ни в чем не повинного и ластившегося к нему старого и доброго кота Шкипера.

Причины его раздоров с людьми были разные. Какую-то скобку поставил не там, где нужно, — отметка по математике снижена до тройки. Взял новую лодку без спросу — отец отругал. И еще этот Тошка вяжется, зовет на сбор, а Прохору не хочется идти — в прошлый раз на сборе было очень скучно. Вожатый затянул беседу на целый час. Как себя нужно вести да что делать. А пионеры на сборе так ничего и не делали, а только зевали и ожидали, когда беседа закончится. Что же касается кота Шкипера, то он ни в чем не виноват и даже последнее время на клетку с чечеткой не поглядывает. Прохор и сам знает об этом, и кота он прогнал так просто, сгоряча.

Прохор жил в маленьком домике возле водной станции. Станция находилась на берегу большой реки между городом и поселком затона. На огромный пляж, раскинувшийся рядом со станцией, в летнее время приходили сотни и тысячи горожан. А Прохор на пляж и на купающихся смотрел почти с презрением. Ему было прямо-таки противно забредать в воду с берега и булькаться на полуметровой глубине. Если ему хотелось выкупаться, он бросался в воду с причала.

Сейчас он тоже был не против нырнуть с причала, но побаивался матери время купаний не наступило.

Когда Владимир Павлович уехал в гавань ставить яхту, Кирилка поплевал на ладони, оттолкнул лодку от причала и взялся за весла. Он был уверен, что теперь с Владимиром Павловичем они разгадают тайну загадочных букв.

Вдруг Кирилка услышал голос с берега. Кричал тот самый мальчишка, которого физик назвал Прохором.

— Эй, подожди! Мальчик, вернись! Я тебе что-то скажу…

Кирилка перестал грести. В самом деле, Прохор обращался к нему.

— Чего тебе? — крикнул Кирилка, толкая лодку кормой вперед, к причалу.

Прохор присел на корточки и тихо спросил:

— Кто вам сказал про бон?

— А тебе какое дело?

— Я тоже что-то знаю, — не обижаясь на Кирилку, сказал Прохор. — У меня письмо есть. В бутылке нашел.

— Врешь!

— Есть, вот честное слово есть письмо.

Хотя Кирилка и сказал «врешь», но нужно было верить. Ведь он тоже нашел письмо в бутылке.

Ловко забравшись на причал, Кирилка сказал:

— Покажи!

— Сам покажи.

— Нет, ты первый.

— У меня оно дома, — сказал Прохор, — А если я пойду домой, меня больше не пустят на улицу.

— А что там написано, в твоем письме?

Прохор нахмурился и, некоторое время помолчав, сказал:

— Многое написано. Только ты не говори, пока мы всего не узнаем. Там какой-то капитан Безымянный писал…

«Правильно — Безымянный. Он знает», — подумал Кирилка и нетерпеливо спросил:

— Так что там написано?

— У меня два письма, — доверительно полушепотом сказал Прохор. — Во втором письме написано, что нужно выехать на ближайший остров от букв Б.О.Н.

— А где ты взял второе письмо? Тоже в бутылке?

— Нет, тут на причале нашел, у самых букв. Вы с Владимиром Павловичем опоздали.

— А где же тут ближайший остров?

— Может быть, вот этот, — показал Прохор на песчаный островок, поросший ивой, и который называли «кошкой». — Нужно найти старое дерево — в том дереве что-то есть.

— Что есть? На этой кошке и деревьев-то никаких нету, — усмехнулся Кирилка. — Там только кусты.

— Не знаю, — пожал плечами Прохор. — Там есть старые бревна. Их песком замыло. Поедем вместе, поищем!

— Поедем, — согласился Кирилка. — Я завтра к тебе пораньше приеду и поедем.

В это время послышался женский голос:

— Прохор, куда ты запропастился! Иди ужинать и спать пора!

Забавным показался Кирилке этот немножко угрюмый мальчуган Прохор. Новые друзья расстались, договорившись встретиться на следующий день.

Кладовая-мастерская

На другой день все ребята решили пойти на стадион. О вчерашнем уговоре не принимать Гриню в игры — они, вероятно, забыли бы, но злопамятный Вовка сказал Грине:

— А ты куда? Наводить вчера не хотел, а теперь опять лезешь! Можешь идти без нас.

Ребята промолчали. Гриня остался во дворе. Так он лишился товарищей.

Он сидел на крыльце и, переживая свое горькое одиночество, смотрел на малышей, играющих у ящика с песком. Что ему оставалось делать? Стряпать с малышами в жестяных формочках песочные пироги? Скакать на одной ножке по расчерченным на земле «классам»? Нет, это не для него, не мужское занятие!

ПервоклассницаСвета затеяла с малышами какую-то игру в «Царя Гороха». Андрейка, Маринка и Танечка, подходя к Свете, которая важно восседала на крыльце, нестройно говорили:

— Здравствуй, царь гороховый!

— Не гороховый, а Горох, — поучала Света. — Здравствуйте, милые дети! Где вы были?

«Шуты гороховые, — презрительно усмехнулся Гриня. — Придумали игру. Был бы тут настоящий царь или хоть какой-нибудь капиталист, он бы показал вам „милых детей“!»

Во двор вышел Илюша Ильин. Он был в зеленом лыжном костюме и без шапки.

«Он ни с кем не дружит, и ему, наверное, тоже плохо, как мне, — подумал Гриня. — Это потому, что у него очки».

— Ты почему не ушел с ребятами? — спросил Илюша у Грини. В окно он видел, как ребята отправились на стадион.

— Сам не захотел, — сдавленным обидой голосом ответил Гриня. — Кирилка тоже не пошел. Скучно с ними…

— А одному не скучно?

— Скучно, — признался Гриня. — А тебе?

— Нет. У меня всяких дел гора!

Гриня недоверчиво посмотрел на нового жильца и подумал: «Хвастаешься! Какие у тебя могут быть дела!» Подумал, но ничего не сказал.

К Илюше подбежали Андрейка и Маринка.

— Знаешь, Илюша, — возбужденно говорила Маринка, — мы ходили с мамой в магазин и что видели! На балконе стояла большущая собака, двумя ногами на полу, а двумя ногами на перекладинке. Совсем как люди!

— Как человек, — солидно поправил Андрейка. — Правда, правда!.. Илюша, сделай стрелку! Ведь ты обещал…

Илюша присел на скамейку.

— Ищи палочку, только потолще, — сказал он и достал из кармана перочинный ножик.

Андрейка притащил трухлявую щепку.

— Какая же из этого будет стрела, — укоризненно сказал Илюша. — На растопку для печки и то не годится. Ох ты, Андрей! — И он пошел на розыски сам.

— А зачем тебе стрелка? — спросил Гриня.

— Стрелять, конечно, — ответил Андрейка.

— А где лук?

— Илюша умеет такие стрелки делать, что они и без лука стреляют, — не без гордости заявил Андрейка.

В самом деле, Илюша очень ловко выстругал стрелу, хвост которой был похож на широкую лопатку. На середине стрелы он сделал зарубку. Потом вытащил из кармана веревочку и привязал ее к прутику. Получилось что-то вроде кнутика с узелком на конце.

Гриня смотрел и удивлялся. Нет, пожалуй, такую хорошенькую, гладенькую стрелку ему не сделать. Он нетерпеливо ожидал, что из всего этого получится.

Илюша продел веревочку в зарубку стрелы. Одной рукой он держал стрелу за лопаточку, а другой натянул кнутик. Качнувшись два раза, на третий он резко выбросил руку с кнутиком вверх и тут же отпустил стрелу.

Малыши ахнули и задрали головы. Стрела взвилась, да так высоко, что вскоре скрылась из виду. Гриня не верил своим глазам. Даже из лука так высоко стрелы никогда не летали.

Стрелка вдруг снова показалась. Теперь она стремительно падала.

— На улицу! На улицу! — закричал Андрейка, и малыши устремились к воротам.

— А где Кирилка? — спросил Илюша, вспомнив о договоренности раскрыть тайны.

— Не знаю, — ответил Гриня. — Наверное, опять на лодке уехал. Я вчера слышал, как он Катьку звал. Про какую-то тайну ей шептал. Он, дурак, в Катьку влюбился. Ха-ха-ха! Только ты молчи!

Илюша усмехнулся. «Вот так тайна! — подумал он о Кирилке. — Но ведь он говорил, что что-то нашел. Может быть, письмо от этой девчонки? Чего же тут интересного?»

— Давай, Гриня, построим пароход, — предложил Илюша, — большой, как настоящий!

В это время появился Андрейка. Он торжественно нес возвратившуюся из поднебесья стрелу. Услыхав слова брата, он подсказал:

— Да, пароход, и с трубой!

— С капитанским мостиком, со штурвалом, с телеграфом, — продолжал Илюша.

— Телеграф на почте, — недоумевающе сказал Андрейка. — Зачем на пароходе телеграф?

Гриня, видимо, тоже не понимал, к чему на пароходе телеграф. Он знал, что на кораблях бывает радио.

— Это совсем другое, — объяснил Илюша. — На каждом пароходе есть телеграф, чтобы команды в машинное отделение с мостика передавать.

…В разные времена жили на свете разные изобретатели. О них Илюша читал в книгах и журналах. Ползунов, Можайский, Яблочков, Попов, Эдисон, Циолковский… И всё они, кажется, изобрели и открыли, так что, пожалуй, теперь и изобретать нечего. Есть и самолеты и подводные лодки, электричество и радио, телефон и кино, реактивные самолеты, атомная энергия и космические корабли.

Что же можно еще изобрести? Этот вопрос долго обдумывал Илюша Ильин. Вот даже у дедушки Степана Егоровича есть свое изобретение — патрон для вывертывания шпилек. И дедушке на это изобретение выдан патент. А Илюша ничего придумать не может.

Конечно, интересно, ремонтировать мотор, даже штепсели, выключатели и дверные замки. Но еще лучше бы что-нибудь изобрести или сконструировать! Можно, например, построить корабль совершенно новой, невиданной конструкции. И папа на нем стал бы плавать капитаном!

Но из чего и где такой корабль будешь строить?

А если пока соорудить маленький корабль во дворе? Но такой, чтобы на нем было и радио, и машина, и компас. Только вначале нужно, как полагается, заготовить чертежи.

Затея увлекла Илюшу. Она-то и была тайной, которую Илюша пообещал раскрыть Кирилке.

— А из чего мы будем строить? — заинтересованно спросил Гриня. Он был благодарен Илюше. Пусть ребята его не принимают играть. У него теперь новый товарищ, Илюша Ильин.

— Из чего? — повторил вопрос Илюша и ответил: — А из всего. Доски у нас есть, остальное поищем. Пойдем со мной.

Они отправились домой к Ильиным. Андрейка, обрадованный тем, что скоро у него будет пароход, предложил Маринке «пока» поиграть в другую игру.

— Давай играть в магазин. Знаешь, как сегодня мы видели. Ты будешь покупатель, а я — продаватель…

Илюша и Гриня, зайдя в квартиру к Ильиным, оказались в небольшой кладовой. Здесь Гриня увидел необычайное. В квартире, где жил Гриня, имелась такая же кладовая, но вся она была завалена каким-то хламом — ломаными стульями, корзинами с изношенной обувью, дырявой жестяной посудой и другими ненужными и скучными вещами.

У Ильиных кладовая выглядела, как маленькая мастерская. К деревянному столу-верстаку были привинчены небольшие слесарные тиски. На стене висели лучковая пила, ножовка, дрель, клуппик для нарезания винтовой резьбы и прочие инструменты. Ящик у верстака заполняли болтики, гайки, детали двигателей, провода.

— Кто тут работает? — спросил удивленный и восхищенный Гриня.

— Мы с дедушкой работаем, — спокойно ответил Илюша.

— Вот здорово! изумился Гриня, поворачивая рукоятку тисков. — А что вы тут делаете?

— Многое чего. Двигатель ремонтируем для моторки. Ну, или еще что-нибудь поломается или испортится — замок, или штепсель, или радио. Все, что хочешь.

— И ты ремонтируешь?

— Конечно.

«Вот это жизнь!» — восхищенно подумал Гриня. Ему даже не хотелось уходить из этой чудесной кладовой.

Закладка корабля

— Ты умеешь варить суп? — спросил Илюша.

Гриня с недоумением посмотрел на товарища.

— Какой суп?

— Обыкновенный, из мяса с картошкой.

— Не знаю, не пробовал, — признался Гриня. — А зачем его варить?

— Вот чудак, — рассмеялся Илюша. — Зачем варят суп? Для обеда, конечно. Вы разве не обедаете?

— Почему не обедаем. Только я варить не пробовал, — повторил Гриня.

— Ну ладно, ты пока подожди, поделай что-нибудь, а я пойду на кухню, приготовлю. Мама велела, чтобы к приходу дедушки с работы все было готово к обеду. Я быстро управлюсь.

Илюша ушел, а Гриня растерянно посмотрел ему вслед. «Даже суп варит», подумал он и неуверенно сел на скамеечку. «„Поделай что-нибудь!“ — вспомнил он слова Илюши. — А чего поделать? Наверное, этот Илюшка всегда что-то делает».

Так он просидел минут десять, с любопытством рассматривая неведомые ему инструменты. Но что-нибудь «поделать» он так и не решился. Гриня никогда не видел, как нарезают резьбу, как дрелью сверлят отверстия. Дома у Грини были молоток для забивания гвоздей и плоскогубцы, да и то мать их всегда прятала от сына.

— Гриня, — послышался голос Илюши. — Иди сюда!

Гриня вошел в кухню. На столе стояла большая кастрюля, наполненная водой. На доске лежал очищенный и мелко нарезанный картофель. Илюша, стоя на коленях перед табуреткой, сосредоточенно копался в разобранной плитке.

— Что-то случилось, — сокрушенно сказал он. — Контакта нет. Ну-ка подержи корпус, а я проверю… Спираль надо новую…

— А ты совсем не доломаешь? — боязливо спросил Гриня.

— Ну вот еще, не в первый раз. Тут только нужно замыкания не сделать.

«Я бы, наверное, это самое замыкание обязательно сделал», — подумал про себя Гриня.

— Нашел! — воскликнул Илюша. — Вот разъединились. Сейчас все будет в порядке!

Через минуту он включил вилку в штепсель и поднес руку к спирали.

— Греет, — сказал он удовлетворенно и вытащил вилку. — Теперь соберем, закрепим и дело с концом. Вот так, завинчивай эту гаечку!

Гриня принялся завинчивать маленьким ключиком гайку, но она никак не садилась на резьбу.

— Не лезет, — голосом, в котором звучала беспомощность, пробормотал Гриня.

— Не лезет, — передразнил его Илюша. — Ты же не в ту сторону завертываешь. Гайка завинчивается по часовой стрелке. А так тебе и до завтра не завернуть, эх ты, слесарь-механик!

Но Гриня не обиделся. Он, конечно, не знал, что дедушка Степан Егорович, когда у Илюши что-нибудь не клеилось, точно так же говорил ему: «Эх ты, слесарь-механик!». И случалось это нередко.

Наконец кастрюля с будущим супом была водворена на плитку, а друзья вернулись в мастерскую.

Илюша принес свернутый в трубку лист плотной бумаги.

— Это что? — спросил Гриня.

— Чертеж. По нему будем строить пароход, как полагается. Вчера весь вечер чертил.

Мальчики долго рассматривали чертеж. Илюша объяснял:

— Это машинное отделение. Дальше — трюм, каюта. Здесь палубные надстройки, капитанский мостик. Тут проходит рулевое управление…

Грине хотелось во все это верить, и в то же время он не верил.

— Нам так не построить….

— Захотим — построим! — сказал Илюша и торжественно добавил: — Сегодня будем закладывать наш корабль и назовем его… «Северный полюс».

— Ладно, — сказал ликующе Гриня. — Только ты других ребят не принимай.

…Со стадиона ребята возвращались в одиночку и по двое. Они видели, как Гриня и новый жилец Илюшка Ильин во дворе за домом зачем-то измеряли землю, расчерчивали ее и врывали столбики. Илюша то и дело заглядывал в какой-то лист бумаги, лежавший тут же на земле.

Любопытство разбирало ребят. Но они понимали, что сами отказались играть с Гриней, и теперь первыми не хотели идти на сближение.

Павлик пытался разузнать все у малышей, но те молчали. Илюша и Гриня их предупредили: иначе они никакого парохода не увидят.

Пробовала заговорить с Гриней Катя, но безуспешно. Гриня сделал вид, что не слышит ее. А новый мальчик казался Кате очень серьезным и неприступным. К нему она даже подойти не решалась.

— Раз он с Гриней знается, мы его тоже к себе не будем принимать, — заявил Вовка, но остальные ребята отнеслись к его словам без сочувствия.

— А куда пропал Кирилка? — спросил Павлик.

— Не знаю, — ответила Катя. — А без него скучно…

Небо давно сплошь обложило серыми унылыми тучами. Полил дождь.

Илюша собрал инструменты в ящик и позвал Андрейку и Маринку домой. Гриня тоже ушел к Ильиным.

Ребята молча смотрели вслед Грине и втайне завидовали ему.

На острове

Кирилка на стадион с ребятами не ходил. Но и во дворе его весь день не было. Куда же он действительно пропал?

Но ведь мы помним, что он договорился с Прохором поехать на остров.

День был теплый, почти безветренный, хотя и пасмурный. Кирилка приехал на водную станцию к Прохору на трамвае. Он застал своего нового товарища за подготовкой к экспедиции. Так Прохор называл поездку на остров для разгадки таинственных букв Б.О.Н.

На дне старой шлюпки, которую Прохор взял на водной станции, лежали топор, лопата, веревки.

— Снаряжение готово, — торжественно доложил Прохор. — Вот только провизии нету. Ты ничего не захватил?

— А чего нужно было захватить?

— Ну, провизию для экспедиции. Консервы, сухие фрукты, шохолад.

Кирилка удивленно взглянул на приятеля.

— Фрукты… шоколад? А где их взять?

— Где взять! — Прохор безнадежно махнул рукой. — Подожди, может быть, я что-нибудь достану.

И он убежал домой. Кирилка остался ждать, раздумывая, где Прохор может раздобыть шоколад.

Вскоре Прохор вернулся. Он принес небольшой сверточек — что-то завернутое в газету.

— Отплываем, — сказал он, залезая в шлюпку. — Отдать концы! — А сам подумал: «Пока отец не увидел».

Шлюпка отчалила. Сначала за веслами сидел Кирилка. Когда он утомился, его сменил Прохор. Ребята спешили пересечь фарватер, где было очень сильное течение и проходило много пароходов и катеров.

Когда фарватер остался позади, а Прохор все еще продолжал грести, Кирилка тихонько развернул сверток. Но ни консервов, ни шоколада там не оказалось, а были два куска черного хлеба и небольшая булка.

— Это и есть провизия? — с усмешкой спросил Кирилка.

— А что же еще! — недовольно и в то же время смущенно ответил Прохор. Что едят, то и есть провизия.

Шлюпка уже приближалась к островку. Весла то и дело касались твердого песчаного дна.

Сейчас нужно исследовать остров и составить план, — сказал Прохор.

— Какой план?

— План действий, ну все равно — поисков.

— А зачем остров исследовать? Он уже исследован-переисследован. Тут летом по воскресеньям сотни людей бывают.

— Мало ли кто тут бывает, — возмутился Прохор. — Какое нам дело до других людей! У нас совсем другая цель…

«План, так план, исследовать, так исследовать», — подумал Кирилка. Практичный по натуре, он снисходительно относился к Прохору, который был младше его. В то же время он чувствовал, что с Прохором дружить интересно.

Не дойдя до берега метров пять, шлюпка врезалась в песчаное дно. Пришлось снять ботинки, выбраться в воду и подтягивать шлюпку руками. Но дотащить ее до самого берега так и не удалось — шлюпка была тяжелая.

Островок, небольшой, низкий, густо поросший ивой, был совершенно необитаем. Друзья перетащили «снаряжение и провизию» на берег. Кирилка предложил сразу приниматься за дело, то есть за поиски. Но Прохор воспротивился. Он сказал, что прежде необходимо оборудовать лагерь.

Но как его оборудовать, этот лагерь, если вокруг, кроме голых ивовых кустов, ничего нет?! Они соорудили что-то вроде шалаша. Стенки шалаша были жиденькие, насквозь просвечивали и не спасли бы даже от самого слабенького дождя. И все же Прохор остался лагерем доволен.

— Теперь нужно разжечь костер! — сказал он.

Но у Кирилки спичек не было, а Прохор, собираясь в экспедицию, о них даже не вспомнил. Так от костра пришлось отказаться.

— Время идет, — сказал Кирилка, которому не терпелось начать поиски. Давай искать!

— Сначала пообедаем, — сказал Прохор, развертывая хлеб и булку.

Обед! Кирилка усмехнулся, но охотно взялся за хлеб.

Перекусив, мальчики вылезли из шалаша. При этом Кирилка неосторожно задел ногой стойку, и шалаш обрушился. Прохор рассердился.

— Да брось ты этот лагерь! — в сердцах крикнул Кирилка. — В следующий раз приедем и хороший построим. Поздно уже, а мы все еще не искали.

Он взял топор и пошел по берегу, отыскивая глазами бревна.

— А я пойду исследовать, — угрюмо произнес Прохор и скрылся в кустарнике.

Отрезанные от мира

«Чудак этот Прохор, — размышлял Кирилка, подойдя к бревну, наполовину замытому песком. — План, лагерь, исследования… Конечно, все это хорошо, интересно, но в другое время. А сейчас уже скоро домой нужно ехать».

Он осмотрел бревно, надеясь отыскать в нем какое-нибудь отверстие. Однако никаких отверстий не было. Тогда Кирилка стал топором простукивать бревна. Но и это оказалось бесполезным.

— Попробуем порубить, — вслух сказал Кирилка и острием топора вкось ударил по бревну. Со второго удара от бревна отскочила щепка.

В разных местах Кирилка рубил, ковырял, раскалывал бревно и вскоре убедился, что трудится он без толку. Он осмотрел второе, третье бревна. Они были такие же, как и первое, без отверстий, замытые в песок. Он порубил и эти бревна.

Кирилке от работы стало жарко. Он оглянулся: где же Прохор? Приятеля нигде не было видно. И вдруг, взглянув на реку, Кирилка замер от страха. Метрах в пятидесяти от берега, легко покачиваемая мелкой волной, плыла их шлюпка.

Проклятье! Они не закрепили шлюпку, и прибылой водой ее подняло с отмели и унесло. Случилось то, чего ребята никак не ожидали.

— Прохор! — закричал Кирилка. — Прохор, где ты? Лодку унесло!

Прохор появился не скоро. Узнав о несчастье, он едва удержался, чтобы не зареветь. Как они теперь переправятся на другую сторону? И главное, что он скажет отцу, потеряв шлюпку?!

Он стал обвинять во всем Кирилку. А тот, наоборот, винил Прохора. И друзья моментально поссорились.

Они разошлись в разные стороны по берегу. В летнее время можно бы броситься за шлюпкой вплавь. Но сейчас, в мае, плыть на большое расстояние нечего было и думать.

А между тем течением и ветром шлюпку относило все дальше и дальше.

Мальчики опять сошлись и посмотрели друг на друга. Кто их выручит из беды? Неужели им придется остаться на этом острове на ночь?

— Будем ходить по берегу и смотреть. Может быть, кто-нибудь на лодке или на моторке поедет, — успокаивающе сказал Кирилка. — Будем кричать.

Прохор уже всхлипывал:

— Это ты виноват. Нужно было шлюпку привязать…

— Привязать, — передразнил его Кирилка. — Почему же ты сам не привязал? Ведь твоя шлюпка.

— Шлюпка отцовская, водной станции… А ты разве на ней не плыл сюда?..

Споря и препираясь, ребята то расходились, то снова сходились. Вдали проходили пароходы и катера, но докричаться до них было невозможно.

Времени, вероятно, было уже много. Часов у ребят, конечно, не было, но они знали, что наступил вечер.

Стал накрапывать дождь, рассыпая по реке множество серебристых, быстро исчезающих колечек. Мальчиков охватило полное уныние.

— Наверное, уже часов восемь есть, — сказал Кирилка. — Давай теперь настоящий шалаш строить. Может быть, дождь всю ночь будет.

Мальчики молча начали рубить ветки, то и дело с затаенной надеждой поглядывая на реку. А там, за рекой, в полукилометре заманчиво виднелся город — высокие дома, березовый бульвар, пароходы и слева — водная станция с четырехугольными башенками.

Шалаш вскоре был готов. Ребята забрались в него, но к этому времени дождь кончился.

Чтобы подбодрить Прохора, Кирилка сказал:

— Ничего. Небось капитану Безымянному хуже было.

Прохор невольно улыбнулся и согласился.

— Безымянному, ясно дело, хуже. Но и мне попадет. А тебе?

— Еще как! — признался Кирилка.

Мальчики сидели, жевали всухомятку булку и смотрели на притихшую реку.

— А что сейчас капитан Безымянный делает, как ты думаешь, Прохор? спросил Кирилка, стараясь отвлечь приятеля от горестных мыслей.

— Откуда я знаю, что он делает, — неохотно ответил Прохор.

— Безымянный охотится и рыбу ловит, — сказал Кирилка. — А у нас ни ружья, ни удочек нету. И лодки теперь нету. Вот если бы плот сколотить! Тогда и на ту сторону переправиться можно…

— А как его сколотить? — не очень уверенно, но не без надежды спросил Прохор.

— Скатить несколько бревен в воду и сколотить. Я читал книжку. Такой плот норвежцы сделали и через океан переплыли.

— А у нас гвоздей нету.

— Веревкой свяжем или прутьями, — сказал Кирилка. — Раньше даже лодки тонкими прутьями шили.

При этой мысли ребята воспрянули духом. Они начали отрывать из песка бревна. Долго и старательно работали они, пока отрыли одно толстое бревно. Но когда мальчики попытались скатить бревно по отлогому берегу к воде, то сразу же поняли, что это им не под силу. Прохор снова загрустил.

— Нужно поискать бревна потоньше, — сказал Кирилка, отирая со лба пот.

— А это бревно так и оставим? — спросил Прохор.

— Ты иди и поищи палку потолще. Палкой, как рычагом, может быть, и это бревно сдвинем. Оно устойчивое на воде будет. А по бокам к нему тонкие бревна привяжем.

Увлекшись сооружением плота, ребята совсем забыли о своем горе. А между тем уже наступила ночь. Она была светлая, как обычно летом на Севере. И только по розоватой полоске заката между тучами и горизонтом можно было догадаться об этом. Да и река притихла — не было видно на ней ни буксирных пароходов, ни катеров. Кирилка только подумал о наступлении ночи, но Прохору ничего не сказал.

Прохор где-то отыскал и с трудом притащил длинную жердь. Она была настолько велика, что ее пришлось перерубать. Из вершины жерди получился отличный аншпуг.

— Рычаг первого рода — сказал Кирилка подкладывая под жердь толстый обрубок дерева. Он вспомнил школу, уроки по физике Владимира Павловича. Сейчас, Прохор, мы проигрываем во времени, зато выигрываем в силе.

Но рычаг первого рода не помог. Бревно было тяжелое, и как мальчики ни старались, оно не сдвинулось с места.

Прохор опять приуныл.

— Никакой твой рычаг не помогает, — плаксиво сказал он, — а завтра в школу. Ох и попадет мне!

— Ладно, не хнычь! — рассердился Кирилка. — Сам виноват, оставил лодку и пошел чего-то исследовать. Давай спать, а завтра из других бревен плот свяжем.

Кирилка залез в шалаш и лег. Прохор посидел на бревне в одиночестве, потом тоже забрался в шалаш. Вскоре, утомленные, они уже крепко спали.

Первым проснулся Кирилка. Он не стал будить товарища, а вышел на берег и снова попробовал сдвинуть бревно. Но оно по-прежнему не поддавалось. Тогда Кирилка взял лопату и начал отрывать из песка бревна потоньше.

Когда поднялся Прохор, на воде уже плавали четыре бревна, связанные веревками.

Вдвоем они скатили с берега еще два бревна. Плот получился шаткий, ненадежный. Тогда Кирилка предложил два бревна положить сверху, вторым накатом. На верхних бревнах можно было даже сидеть, не рискуя вымокнуть в воде.

Тут ребята вспомнили о веслах. Надо же было чем-то грести. И они еще часа два обтесывали свой рычаг, превращая его в весло.

— Отплываем! — скомандовал Кирилка, отталкивая плот от берега. — А летом здесь можно бы долго прожить!

— А есть-то что бы мы стали? — возразил Прохор. — Сегодня еще школу пропустили. И лодку…

— Лодку поищем. Я тебе помогу, не бойся!

— Да, тебе хорошо говорить «не бойся». Лодка не наша, яхт-клубная, она дорогая.

Вода шла на прибыль. И, хотя течение было не сильным, плот заметно сносило вверх по реке.

— Это даже хорошо, — успокаивал Кирилка друга. — Мы пристанем не у водной станции, и никто нас не увидит.

Вдруг Кирилка вскочил. Плот качнулся, и Прохор, не удержавшись, беспомощно взмахнул руками и свалился в воду. Но он отлично плавал и быстро выбрался на плот. Он готов был броситься на Кирилку в драку, но тот не обращал на приятеля никакого внимания и только показывал на едва видимую песчаную отмель. Прохор взглянул в ту сторону, куда показывал Кирилка, и, к своему изумлению, увидел лодку, обмелевшую на песчаной косе. Это была их лодка!

Обрадованные ребята принялись усиленно грести, направляя плот к отмели. Они намучились, но когда подплыли к лодке, то нашли там и весла, и уключины. Прохор сразу подбодрился, хотя возвращение даже и без потери лодки ничего хорошего ему не предвещало.

Кирилка, конечно, тоже обрадовался лодке. Но в то же время ему жалко было бросать плот, на устройство которого они потратили столько трудов.

— Мы еще приедем сюда, сделаем плот и покатаемся! — сказал Кирилка, освобождая веревку от бревен. — А если бы лодку не нашли, то все равно переправились бы на ту сторону.

— На лодке лучше, — буркнул в ответ Прохор.

Не будем, описывать возвращение наших друзей домой. Подобные встречи провинившихся героев с родными, мы думаем, и без того хорошо знакомы читателям.

Катя в беде

Учебный год подходил к концу. Школьники с нетерпением ожидали каникул.

На улице было удивительно хорошо. Весеннее солнце и южные ветры высушили землю. Кое-где уже начинала проступать трава. На деревьях набухали почки. Воздух наполнялся свежими, волнующими и словно еще неведомыми запахами живительной весны.

Сидишь, сидишь за книгой и за тетрадкой, и вдруг нестерпимо захочется выбежать во двор, а еще лучше — на берег реки, посмотреть, как стремительное течение несет к морю обломки деревьев, щепу и клочья желтоватой ажурной пены.

После досадного происшествия на острове Кирилка больше не ездил на водную станцию и не встречался с Прохором. О найденной бутылке и о капитане Безымянном он уже начинал забывать. Сейчас Кирилка стоял на крыльце и размышлял: «Хорошо Андрейке, никаких забот, никаких уроков».

— Андрейка, а где Илюша? — спросил Кирилка.

Он еще не подружился с Илюшей, никогда не играл с ним, но в душе очень хотел этого.

— Уроки учит, — равнодушно ответил Андрейка, занятый сооружением подземных ходов в песочном ящике.

— А чего они с Гриней вчера дома делали?

— Конструировали, — коротко и не без важности произнес Андрейка совсем непонятное ему слово.

— Конструировали? А чего они конструировали?

— Это военная тайна, — так же важно ответил Андрейка.

— А сейчас он уроки готовит?

— Готовит. Я же тебе сказал. Не мешай!

Кирилка поморщился. Самому ему учить уроки наскучило. Хотелось отдохнуть.

Из окна второго этажа вылетел футбольный мяч и раздался крик Павлика: «Держи!» Мяч угадал Кирилке в плечо, отскочил и запрыгал по земле. Кирилка не удержался и ловким ударом ноги поднял его в высокую «свечку».

Спустя несколько минут двор наполнился ребятами. Разделились на команды. Начался очередной футбольный матч.

Илюша, отложив книгу, с интересом следил за игрой из окна. Настроение у него было приподнятое. Послезавтра придет из рейса, из дальнего плавания папа. Они не виделись почти полый год. Папа будет встречен новостью и, кроме того, большим событием в жизни семьи Ильиных. Новость — это новая квартира, а большое событие — юбилей дедушки, пятьдесят лет его работы на производстве.

Илюша уже подумывал выйти во двор и присоединиться к ребятам. Прошло несколько дней, как Ильины поселились в этом доме, а он еще не знает здешних ребят. Подумают еще: гордец!

Внезапный звон разбитого стекла прервал размышления Илюши. Оказывается, задумавшись, минуту-две он уже не смотрел на ребят. Что же случилось?

Во дворе кто-то крикнул: «В футбол руками не играют!»

На середине двора с растерянным видом стояла Катя, и по ее лицу было заметно, что она вот-вот расплачется.

Ребята разбежались. Лишь Кирилка стоял поодаль, не зная, что ему делать.

«Футбольный сезон только начался, а уже разбито второе стекло», — с огорчением раздумывал он. В прошлый раз, когда стекло разбил Павлик, сколько шуму было! Теперь, конечно, игра будет окончательно запрещена.

Кирилке было искренне жаль Катю, но помочь ей он ничем не мог. А от одних слов, от утешений какой толк?!

Катя уже плакала, хотя никто ей ничего не говорил, никто пока еще ее не ругал. Из дома даже никто не вышел. Вероятно, в квартире, где разбили стекло, жильцов в это время не было.

Кате, конечно, достанется от родителей. Где она возьмет деньги на новое стекло? Да и где найти стекольщика? Ему за работу тоже нужно заплатить. Девочка присела на ступеньку крыльца и опустила голову. Что делать?..

Андрейка, Маринка, Таня окружили Катю и боязливо, участливо смотрели на нее. Перепуганная, несчастная, она сидела и уже громко рыдала.

Вдруг она услышала голос:

— Не плачь. Сейчас что-нибудь придумаем.

Катя подняла голову и увидела перед собой мальчика в очках. Она узнала его — нового жильца, Андрейкиного старшего брата, Илюшу Ильина.

Неожиданная помощь

Катя недоверчиво смотрела на Илюшу.

Что он может придумать, сделать? Чем он поможет Кате? Даст деньги? Но откуда они у него? Да Катя и не захочет брать чужих денег. Однако твердые и в то же время какие-то очень добрые слова Илюши приободрили ее. Она молча и виновато смотрела на мальчика.

— Придумаем, — повторил Плюша. — Андрейка, найди поскорее Гриню!

Гриня вышел. Мальчики вполголоса о чем-то советовались.

Минут десять спустя Илюша вынес из дому большой кусок стекла и ящик с инструментами. Вместе с Гриней они притащили из сарая толстый чурбан и приставили его к стене под окном. Взобравшись на чурбан, Илюша выломал оставшиеся осколки, выковырял засохшую замазку и складным метром измерил высоту и ширину в переплете.

С серьезным, сосредоточенным лицом ему помогал Гриня. Он убирал с земли осколки, подавал и принимал инструменты.

Катя недоверчиво наблюдала за работой мальчиков.

Кирилка все так же стоял в отдалении. Смешанные чувства восхищения, зависти, обиды и ревности переполняли его душу. Кате, которая ему так нравилась, он не мог помочь. А этот Илюшка моментально нашелся.

В ящике у Илюши оказалась и стамеска, и линейка, и алмаз. На крыльце Илюша разметил стекло и осторожно по линейке начал его резать. Грине казалось, что алмаз лишь царапает стекло. Он боязливо следил, как Илюша, сделав черту, на крайчике ступеньки крыльца обламывал стекло. И к его удивлению кромки оказывались совершенно прямыми и ровными.

Вскоре стекло было установлено в переплете и закреплено крохотными гвоздиками. А потом Илюша аккуратно обмазал кромки стекла свежей пахучей замазкой.

— Вот и все, — сказал он, довольный тем, что выручил девочку из беды. Никто ничего и не узнает.

Но еще больше были довольны Катя и Гриня.

— Спасибо, — застенчиво произнесла Катя.

— Мы еще не то можем, — гордо сказал Гриня.

— Он маме плитку всегда починяет и может даже самолет построить, — заявил Андрейка.

«Самолет не самолет, а кое-что он умеет делать. Я-то теперь знаю», подумал Кирилка, но все-таки промолчал.

— Пойдем с нами пароход строить! — сказал Илюша Кате.

Гриню это предложение обидело. Зачем выдавать секрет и зачем звать Катьку, если она с Вовкой и с другими ребятами водится? Но с Илюшей Гриня спорить не мог и не хотел.

— Только ты об этом никому, про наш «Северный полюс», — угрюмо сказал он Кате.

Катя радостно кивнула головой:

— Ни-и. Что я, болтунья, что ли!

Даже к Грине, к этому скучному тихоне и плаксе, она теперь прониклась уважением.

Когда работали — обшивали борта корабля досками, — Катя ВО всем подчинялась Грине, а тот покрикивал на нее:

— Не сюда эту доску, а вот куда! Видишь, как на чертеже!

А Кирилка так и остался стоять в стороне. Он-то уж никак не позволит Грине командовать над собой. А Катя теперь, наверное, окончательно влюбилась в этого Илюшку. Кирилку тянуло к ребятам, занятым постройкой корабля, но он отвернулся и зашагал домой.

— Кирик, иди с нами строить! — крикнул Илюша.

Но Кирилка не слышал. Он уже скрылся за дверью.

«Требуются кораблестроители…»

Утром во дворе на заборе появилось объявление:

«На строительство парохода „Северный полюс“ требуются инженеры, мастера, рабочие всех специальностей: кораблестроители, электрики, слесари, кузнецы, токари, плотники. Спуск „Северного полюса“ и отплытие в первый рейс состоится 15 июня сего года.

Капитан „Северного полюса“ И. Ильин.
Старшин механик Г. Птицын».
Гриня лежал на крыше дровяного сарая и нетерпеливо ожидал: кто первый увидит и прочитает объявление? Он был горд. Это ведь не шутка — быть старшим механиком! И его фамилия — Птицын — значится в конце объявления.

Во двор вышел Павлик Тупиков. Увидев на заборе лист бумаги, он подошел к нему.«…требуются, — читал он, — инженеры, мастера, рабочие… Старший механик Г. Птицын».

Это Гриня-то старший механик?!

— Гриня! — на весь двор закричал Павлик.

— Ну что тебе? — не слезая с крыши, отозвался «старший механик».

— Гриня, какие вам нужны… инженеры? Взаправдашние?

— А какие еще? Ясно дело, взаправдашние.

Павлик залез на крышу.

— Гриня, а я?

— Что «ты»?

— Ну, как там у вас написано… требуюсь?

— Можем принять, — снисходительно сказал Гриня. — Только вот кем? Юнгой, что ли… Хотя нет, юнга у нас есть — Андрейка. Хочешь поваром, коком?

Павлик вскипел. На настоящий пароход он с удовольствием поступил бы юнгой и даже поваром. Но ведь тут корабль деревянный, во дворе, для игры.

— Это вы Катьку возьмите поваром, а я… а я…

— Она у нас старший радист, — перебил Гриня.

— Радист! — презрительно сказал Павлик. — Да ей приемник не настроить. Да и что с тобой разговаривать, не ты — главный…

— Ладно, смилостивился Гриня, — пиши заявление! Я резолюцию наложу.

— Ты наложишь, — усмехнулся Павлик. — Я сам могу хоть сто резолюций наложить.

Но мысль написать заявление ему понравилась. И он написал на тетрадочном листке: «Капитану парохода „Северный полюс“. Заявление…»

— Ты будешь старшим помощником капитана, — сказал Илюша. — Хочешь?

— Старшим помощником? Хочу, — согласился Павлик.

— Ну тогда за работу. Гриня будет устанавливать штурвал. Ты, Павлик, вставишь стекло в капитанской рубке. Катя должна сшить государственный флаг Советского Союза. Потом нужно приготовить сигнальные флаги. У кого есть ненужные древки и лоскутки материи — принести на судно! Я буду заканчивать палубу, а потом установим компас. Андрейка будет мне помогать.

Илюша раздал инструменты, и экипаж «Северного полюса» принялся за дело.

Подходили еще ребята. Илюша назначал им должности: второй механик, третий штурман, боцман, судовой врач…

Не было среди ребят только Кирилки.

Стучали топоры и молотки, повизгивала пила, шуршал кудрявыми стружками рубанок. Слышались команды и распоряжения капитана.

Корабль «Северный полюс» оснащался на славу.

Счастливый день

Илюша и Гриня шли в школу. День был веселый, солнечный, настоящий весенний. Но сегодня для Илюши было кое-что более радостное, чем это солнце, это нежно-голубое небо и переливчатый говорок ручейков.

— Ты знаешь, какой у нас сегодня день! — сказал Илюша торжественно.

— Ну, конечно, знаю, — ответил Гриня. — Последний день занятий.

— Да нет, я не о занятиях, — тихо, но вдохновенно сказал Илюша. — У меня сегодня очень счастливый день! И у мамы, и у всех у нас… Сегодня приходит с моря папин пароход. Сегодня папа будет дома. И потом дедушке юбилей пятьдесят лет, как он работает. Он с двенадцати лет начал работать.

— Значит, ему теперь шестьдесят два года, — подсчитал Гриня.

— Шестьдесят два, — подтвердил Илюша и вдруг предложил: — Хочешь со мной сегодня на моторке поехать, папу встречать? Ну не встречать, а к нему на пароход. А потом мы его домой привезем.

— На моторке? — удивился Гриня. — А с кем мы поедем, с дедушкой?

— Нет, дедушке некогда. Он на работе, а потом к нему гости придут, поздравлять. Ему подготовиться надо. Мы одни поедем…

— А как же мы одни поедем?

— Очень просто. Сядем в моторку, заведем двигатель и поедем.

Гриня знал, что Илюша многое умеет делать. Но поверить в то, что его приятель еще умеет и управлять мотором, в это поверить он был не в силах. Гриня молчал, а Илюша продолжал:

— Дедушка мне вчера так и сказал: «Поедешь завтра за отцом, можешь взять с собой кого-нибудь из ребят». Вот и поедем. Хочешь?

Гриню такая затея немного пугала, но хотя и неуверенно, он все же сказал:

— Хочу.

«Неужели он в самом деле умеет управлять моторкой? — думал Гриня. — А впрочем, Илюшка не такой парень, чтобы врать или напрасно хвастаться».

…День оказался и впрямь счастливым, и не только для Илюши Ильина, но и для всех школьников из знакомого нам дома. Ребята возвращались из школы сияющие и веселые. В своих дневниках и табелях они несли и пятерки, и четверки, и тройки, но зато не было двоек. Они несли заветное слово: «Переводится…».

Случилось так, что Катя и Кирилка возвращались домой вместе. По правде говоря, случилось это потому, что Кирилка, раньше освободившись, нарочно задержался у школы. Он разговаривал с другими ребятами, что-то рассказывал им и рассеянно слушал их, делая вид, что ему все это интересно, а на самом деле он ожидал Катю.

Когда Катя вышла, она спросила:

— Ты почему не идешь домой?

— Не хочется, — притворился Кирилка. — Дома все равно сейчас делать нечего.

— Пойдем, — позвала Катя. — Ты где теперь все время пропадаешь? У тебя, правда, есть какая-то тайна?

— Потом расскажу, — ответил Кирилка и пошел вслед за Катей. — Пойдем лучше на реку пароходы смотреть!

— Пойдем, — согласилась Катя. — Только ты расскажи!

Они вышли на берег реки. И тут Кирилка показал все свои способности и познания. Он рассказал Кате все, что знал о пароходах, катерах, яхтах, учил ее бросать камешки-плиточки рикошетом по воде, что у ребят называлось «есть блинчики». Он пообещал покатать ее на яхте Владимира Павловича, о чем давно уже мечтал. А потом рассказал и о найденной бутылке и о тайне капитана Безымянного.

— Как это интересно! — воскликнула Катя. — И неужели никогда не узнать, что означают эти буквы? Кирик, не узнать?

— Узнаем. Давай вместе искать. А то с этим Прохором все равно каши не сваришь!

Когда они уже собрались возвращаться домой, на берегу вдруг появились Илюша и Гриня.

— Поедемте с нами на моторке, — предложил Илюша.

Кирилка, узнав о том, куда направляются ребята, с охотой согласился. Катя ехать отказалась — после школы она еще не была дома.

Побег

Зато каким несчастливым был этот день у Прохора. Домой Прохор возвращался мрачный. Предстояло тягостное объяснение с отцом и с матерью. Двойка по арифметике за год. Хотя бы Кирилку повидать. Интересно, какие у него отметки?

Что же делать? Вот если бы поступить на пароход! Ведь отец у Прохора с мальчишеских лет плавал. А почему ему, Прохору, нельзя стать вот уже теперь моряком?!

Можно перед отходом тайком пробраться на палубу и спрятаться где-нибудь среди груза, а в море пойти к капитану и упросить его принять в команду. Но капитан может оказаться несговорчивым и ссадит с судна в первом же порту или на первый встречный пароход. Пожалуй, лучше все сделать по-доброму, по правилам. Нужно прийти к капитану, попросить его взять Прохора юнгой или масленщиком, а потом объявить дома о своем твердом решении стать моряком.

Решение было принято. И мальчику стало даже весело.

Дома Прохор тихонько засунул дневник в ящик стола и незаметно выскользнул из комнаты. Хорошо, что матери дома в этот момент не было.

Бегом промчался он до трамвайной линии и вскочил в подошедший трамвай. Кажется, никто из знакомых его не видел.

…У причала стояли рядом три морских парохода. И сразу же Прохор остановил выбор на одном из них. Во-первых, он был красивее других. Борт блестел свежестью окраски. В круглых окошечках-иллюминаторах, в медных поручнях и стальных тросах играло солнце. Труба была невысокая, почти совсем не закопченная дымом. От парохода, казалось, веяло запахом моря, хотя Прохор о таком запахе знал только из книг и из рассказов отца. Во-вторых, у парохода было чудесное название — «Сахалин». Может быть, пароход и в самом деле пойдет на Сахалин. А Прохор знал — это очень, очень далеко.

Он смело прошел по трапу и прыгнул на палубу, минуя второй, маленький трапик.

— Ты куда, малец?

Перед Прохором стоял вахтенный матрос с повязкой на рукаве, и такой молоденький, что его даже неудобно было назвать дядей.

— Мне… нужно… к капитану… — смущенно сказал Прохор.

— Сынишка, что ли?

— Нет, я по делу.

— Так, — сказал матрос и принял официальный тон: — капитана на борту нет. За него остался старпом.

— А скоро капитан придет?

— Неизвестно.

— А можно мне к старпому?

— Сейчас вызову, — матрос повернулся и, очевидно, увидев кого-то, крикнул: — Еремеев, проводи товарища к старшему.

Прохора назвали товарищем. Значит, здесь могут с ним поговорить серьезно. Это его подбодрило.

Второй матрос провел Прохора под палубными надстройками и постучал в дверь с медной табличкой «Старший помощник капитана». Он отворил дверь и сказал:

— Михаил Степанович, вас какой-то парень спрашивает.

История с пуговицей

В каюте во всем чувствовался порядок. Металлические предметы были жарко начищены. На столе у чернильного прибора расположились две ровные стопки книг. Над койкой висела картина, взглянув на которую, Прохор крайне удивился. На картине был изображен тихий дремлющий пруд, окруженный ветвистыми деревьями.

На морском пароходе и вдруг такая картина. Прохор считал, что здесь больше бы подошли морские волны, корабли, люди, спасающиеся на шлюпках и на обломках мачт.

Старший помощник капитана Михаил Степанович, как его назвал матрос, был уже не молодым человеком. Когда Прохор вошел, он сидел и что-то писал. Повернувшись и увидев мальчика, он, конечно, удивился.

— Слушаю вас.

Прохора даже называли на «вы».

— Я хотел попросить вас, — начал Прохор и запнулся.

— Так-так, слушаю, — подбодрил его старпом, всем своим видом показывая участие и заинтересованность.

— Я хотел попросить… принять меня к вам на пароход.

Прохор весь оцепенел в ожидании ответа. Он боялся, что старший помощник сейчас засмеется.

Михаил Степанович действительно улыбнулся. Но потом он сразу стал серьезным и внимательным.

— Кем же принять? Сколько тебе лет? Садись!

— Юнгой или масленщиком или просто учеником, — сказал Прохор, присаживаясь на диван. О своем возрасте ему говорить не хотелось.

— А сколько тебе лет? — опять спросил старпом.

— Че… че… — соврать Тошке или Кирилке ничего не стоило, но произнести слово неправды перед этим симпатичным моряком было просто невозможно. И Прохор чистосердечно признался: — Мне скоро… в июне будет двенадцать.

— Да-а, — протянул Михаил Степанович, закуривая папиросу, — задача. Видишь ли, какое дело, теперь у нас на судах юнг и масленщиков нет. Ученики, правда, бывают, но они приходят из мореходного училища на практику.

Старпом стал расспрашивать Прохора о семье, о том, почему Прохор не хочет учиться, и о многом другом.

— Ты, я вижу, Проша, фантазер великий. Это, конечно, хорошо, — сказал Михаил Степанович. — Вот ты говоришь, что у тебя отец с двенадцати лет пошел в море. А почему — ты спросил себя об этом? Думаешь, он плавать стал, начитавшись книг о приключениях?

Прохор молчал.

— Скажи, ты завтракал сегодня? —неожиданно спросил Михаил Степанович.

Прохор недоуменно взглянул на старпома.

— Завтракал.

— Вот видишь, завтракал. А твой отец, я уверен, в тот день, когда пошел наниматься на пароход, не завтракал. За кусок хлеба он пошел в море, а совсем не в поисках приключений. Только ты, дорогой, не обижайся. Морское дело хорошее дело. И если ты хочешь на море — добро! Заканчивай семилетку и поступай в мореходку. Рад буду с тобой поплавать.

Опечаленный Прохор хотел уже встать, чтобы попрощаться и уйти, Михаил Степанович удержал его.

— Ты не торопись. Если хочешь, я тебе пароход покажу. Полезно для будущего. А потом и пообедаем у нас. — Взгляд старпома задержался на курточке Прохора. — Вон у тебя пуговицы недостает. Возьми-ка иголку и пришей, а я пока на палубу выйду. Нужно за разгрузкой посмотреть.

Михаил Степанович вытащил из шкафа деревянную резную шкатулку с пуговицами, крючками и нитками. Он подал смущенному Прохору также иголку. Делать нечего — Прохор молча взял иголку и стал подбирать подходящую пуговицу.

Пока Прохор вдевал нитку в ушко иголки, Михаил Степанович стоял у двери.

— Подожди, — сказал он, — почему ты белую нитку взял? Ведь курточка у тебя синяя.

Еще более смутившись, Прохор заглянул в шкатулку.

— А синих ниток нету, — сказал он виновато.

— Синих и не нужно. Возьми черную, — старпом отворил дверь и, скрыв от Прохора добрую усмешку, вышел.

С трудом протащив нитку в ушко, Прохор принялся за дело. Но оно оказалось не простым. Пуговица была оторвана как раз в том месте, где находился внутренний карман. Просунуть иголку в отверстие пуговицы очень просто, но как иголку вернуть, если она оказалась в кармане? Прохор измучился, даже вспотел, потому что торопился, каждую минуту ожидая возвращения старпома. Нитки путались, не продергивались и оставляли большие петли.

Залезая в карман в поисках иголки, Прохор с досады даже вслух вспомнил черта, но это никак не помогло. Тогда, торопясь, он решил прошивать весь карман и подкладку. «Мама дома перешьет», — решил он.

Иголка уже дважды пробила карман, когда в каюту вошел Михаил Степанович.

— Нет, так не годится, — сказал старпом, осматривая курточку. — Как же ты в карман будешь что-нибудь прятать? Он у тебя почти зашит. Да и подкладку прошивать не следует. Посмотри, как другие пуговицы пришиты, подкладка нигде не задета. Ты разве никогда не пришивал пуговиц?

— Не пришивал, — признался Прохор, краснея.

— А кто же тебе пришивает? Мама?

— Мама.

— А как же ты в море пойдешь без мамы?

Маленьким ножом Михаил Степанович отрезал пуговицу и вытащил обрывки ниток. Потом, ловко действуя иголкой, старпом быстро пришил пуговицу. Как заметил Прохор, иголка все время была на наружной стороне курточки. Почему он никогда не смотрел, как пришивает пуговицы мать?

Встреча

Михаил Степанович любил ребят, и он даже с удовольствием для себя обошел с Прохором почти весь пароход. Он рассказывал мальчику об устройстве судна и судовых механизмов.

Потом они умылись и пошли в кают-компанию обедать. Прохор застеснялся и хотел отказаться, но он почувствовал, что проголодался. И, кроме того, ему хотелось посмотреть кают-компанию и как обедают моряки.

За длинным столом сидели штурманы и механики. Кресло в конце кают-компании у стола пустовало. Прохор сообразил, что это было место капитана.

— Это и есть ваш сын, Михаил Степанович? — спросил один из моряков, глядя на Прохора.

— Нет, знакомый, будущий моряк, — ответил старпом. — А Илюшка должен приехать. Я радиограмму давал.

Прохору нравилось, как моряки, входя в кают-компанию или вставая из-за стола, каждый раз спрашивали у старпома разрешение.

Рисовый суп, котлеты и компот он съел полностью: «Вкуснее, чем дома». Раньше он никогда бы не подумал, что моряки едят рисовый суп и компот. В его представлении это как-то не вязалось с морской жизнью.

После обеда Михаил Степанович и Прохор вышли на палубу. И тут они встретили трех мальчиков. Такой встречи Прохор совсем не ожидал. Он даже не поверил своим глазам. Среди этих мальчиков был Кирилка. Зачем он здесь?

Одного из мальчиков Михаил Степанович обнял и крепко поцеловал трижды. Другим пожал руки.

— Ну, что нового дома? Как мама, дедушка, ребята?

— Все хорошо, папа. Ждут тебя, не дождутся.

— Вот знакомься, Проша. Это мой сын, Илюша Ильин.

Прохор мучительно обдумывал, как объяснить Кирилке свое появление на пароходе.

Пока Михаил Степанович разговаривал с сыном, Кирилка спросил у Прохора:

— Ты чего тут делаешь?

— Да так, нужно было, — хмурясь, ответил Прохор.

— А мы на моторке приехали.

— С кем?

— Одни, втроем. Илюшка сам с мотором управляется.

— Ври, — не поверил Прохор.

— Не хочешь — не верь.

— Жаль, что вы к обеду опоздали, — сказал Михаил Степанович. — Ну, пойдемте, у меня в каюте кое-что найдется.

Он вызвал в каюту официантку и попросил принести хлеба и вилки, а сам открыл ребятам банку рыбных консервов.

— Михаил Степанович, — прошептал Прохор, — вы, пожалуйста, не говорите ребятам, зачем я был здесь.

Старпом понимающе кивнул головой.

Когда Михаил Степанович вышел из каюты, Кирилка опять спросил:

— Прохор, ты зачем на «Сахалин»-то приехал? Ты знаешь Илюшкиного отца?

— Письмо Михаилу Степановичу принес, — ответил Прохор, теперь уже уверенный, что его тайна не раскроется.

Вероятно, Кирилка поверил, потому что задал совсем другой вопрос:

— А про БОН что-нибудь узнал?

— Ничего не узнал, — сердито ответил Прохор, вспомнив о своей двойке. — Не до этого…

В каюту вернулся Михаил Степанович.

— Теперь я свободен, — сказал он. — Капитан пришел. Можно и домой ехать. Новоселье, значит, будем праздновать?

— И дедушкин юбилей, — добавил Илюша.

— Вот это здорово, — заметил Михаил Степанович. — Сразу три праздника: встреча, юбилей и новоселье! Как мотор?

— Мотор не подведет, папа, не беспокойся. Мы его с дедушкой хорошо отремонтировали.

Вскоре все уже сидели в моторной лодке. Только Прохор остался на причале. Михаил Степанович поместился на корме у руля. Илюша возился у двигателя, как настоящий моторист, быстро запустил его.

Если бы Прохор не видел сейчас все это своими глазами, он никогда бы не поверил, что мальчишка, почти его ровесник, может обращаться с мотором. Прохор вспомнил историю с пуговицей, и ему стало досадно за себя.

Илюша стоял, наклонясь к двигателю, и сосредоточенно прислушивался к его глухому постукиванию. Рукава его полосатой рубашки были закатаны выше локтей. Руки маленького моториста лоснились от масла.

Вокруг расстилалась сверкающая гладь большой реки. Моторка, оставляя за кормой отлогие волны, неслась все вперед и вперед.

Поникнув головой, Прохор поплелся к трамвайной остановке.

Условие Владимира Павловича

Наступал тяжелый час расплаты. В ожидании трамвая Прохор мучительно обдумывал свое незавидное положение. Как он скажет отцу и матери о том, что получил двойку? И чем объяснит, что так долго не появлялся дома?

Никаких оправданий придумать, конечно, было невозможно. Поэтому Прохор решил прийти домой и прямо во всем признаться.

Но ни отца, ни матери дома не оказалось. Есть Прохор не хотел, он хорошо пообедал на «Сахалине». Дома сидеть было тоскливо, и он пошел на водную станцию.

На причале ему встретился Владимир Павлович.

— Здравствуй, Прохор! — приветствовал его физик. — Как идут дела?

— Плохо, — угрюмо ответил Прохор.

— Что же так? Все думаешь о буквах?

— Да нет, другое…

Владимир Павлович почувствовал в голосе мальчика дрожание.

— Отец сердится?

— Нет, его нету дома.

— А куда ты пошел?

— Туда, — Прохор показал в сторону старого мола.

«Что-то у мальчишки неладно», — подумал Владимир Павлович и сказал:

— Я тоже пойду с тобой.

Прохор обрадовался:

— Пойдемте.

На старом молу, где возвышался поднятый на причал какой-то большой катер, Прохор присел на бревно и стал смотреть на реку.

«Должно быть, в школе что-нибудь», — догадался Владимир Павлович. Но он решил не докучать мальчику расспросами и с равнодушным видом начал осматривать катер. Прохор все так же сидел на бревне.

— Как закончил год? — спросил Владимир Павлович.

Прохор вздрогнул и опустил голову.

— Плохо.

— Двойка? По какому?

— По арифметике… Владимир Павлович, вы папу видели?

— Видел, — ответил физик. — Что, побаиваешься отца?

Прохор взглянул на Владимира Павловича, и в этом его взгляде был ясный ответ: «Да, не похвалит».

— Теперь летом заниматься придется, если так получилось. — Владимир Павлович положил руку на плечо Прохора. — Плохо, конечно, но унывать не нужно! Осенью исправишь.

— С осенней ничего не выйдет, — уныло сказал Прохор. — У нас еще ни у кого не выходило…

— Вот это ты напрасно говоришь, Прохор, что не выйдет. Если очень захочешь — выйдет! Знаешь басенку про лягушек? Две лягушки попали в большую миску со сливками. Одна говорит: «Это для меня совсем новый вид жидкости. Тут нам не жизнь, лучше скорее помереть». И она безвольно опустилась на дно миски. А вторая лягушка начала биться в сливках. И упорствовала она до тех пор, пока сливки под ее ударами не сбились в масло. Так спаслась настойчивая, не любившая отчаиваться лягушка. Это, конечно, басня, но поучительная. Понял?

— Понял, — ответил чуть повеселевший Прохор. Басня ему понравилась. При Владимире Павловиче и после разговора с ним мальчик почувствовал себя увереннее.

— Хочешь, я тебе помогу? — спросил Владимир Павлович.

— Я ведь летом почти каждый день на водной станции бываю. Только уговор: заниматься, так заниматься. Я учитель строгий…

Владимир Павлович по-доброму улыбнулся.

— Принимаешь условия?

— Принимаю, Владимир Павлович.

Повеселевший Прохор не удержался и рассказал уже со смехом о своей попытке поступить на «Сахалин».

— А это что? — спросил Владимир Павлович и показал на катер.

— Это катер. Его в прошлом году сюда вытащили. Говорят, негодный. А он еще совсем хороший, это и папа сказал. Я на нем играю… Его бы на воду спустить!..

Владимир Павлович с усмешкой посмотрел на Прохора. Прохор стал рассказывать о том, что он не поладил с учительницей, потом — с отцом, потом поссорился со своим дружком Тошкой.

— Катер в самом деле неплохой. Спустить на воду? Это мысль! — сказал Владимир Павлович. — Знаешь, Прохор…

В этот момент издали послышался женский голос:

— Прохор, где ты? Иди сейчас же домой!

Прохор сразу же сник. Владимир Павлович успокоил его:

— Ничего, пойдем. Я сам все объясню отцу. А катер твой мы отремонтируем, спустим и поплывем на нем на помощь капитану Безымянному. Согласен?

— Но ведь, Владимир Павлович, — начал было Прохор.

— Хорошо, хорошо, — сказал Владимир Павлович. — Знаю, пойдем к отцу!

Старый токарь

Старый токарь Степан Егорович Ильин был знатным человеком в затоне. Лет тридцать назад, когда он еще не был старым, Степан Егорович придумал новые способы работы на токарном станке. Вначале ему не верили, а начальник цеха даже запрещал Ильину работать по новому способу. Но Степан Егорович был настойчив. Он не обращал внимания на подшучивания товарищей и спорил с начальством. А потом все постепенно убедились, что Ильин был прав. Токарь-новатор ездил в Москву. За новые методы его наградили орденом.

Сегодня у Степана Егоровича день был знаменательный — исполнилось пятьдесят лет, как он работает на производстве.

В праздничном костюме, ожидая гостей, ветеран затона, как его все называли, вышел во двор. Увидев на заборе объявление, Степан Егорович подошел к нему, надел очки и стал читать.

— Требуются, — читал он, добродушно посмеиваясь, — всех специальностей… Вот оно что. Требуются! И даже моя специальность есть — токарь…

Ребята с любопытством наблюдали за старым мастером. Заметив их, Степан Егорович направился к строящемуся пароходу.

— Значит, это и есть ваш «Северный полюс», — сказал он, разглядывая пароход. — Добро, кораблестроители! Кто же у вас тут главный прораб? Токарные станки есть?

Павлик соскочил с палубы на землю.

— Токарного нет, — ответил он смущенно и с сожалением. — А тисочки слесарные есть. И инструменты разные. Мы тут все сами строим и ремонтируем. Сейчас только капитана нет, это Илюши, значит.

— Станков нет, а пишете «требуются», — притворно сердито и разочарованно заметил Степан Егорович. — Хотел наняться к вам, да вижу — мне тут делать нечего.

Понимая, что старик Ильин в добром настроении и шутит, ребята окружили его.

— Мы вас, Степан Егорович, главным инженером сделаем. А то у нас главного инженера нету.

— Главным инженером? — удивился Ильин. — Нет, я еще молод для такой должности. Образование не то…

— А какое у вас образование? Ильин рассмеялся.

— Образование? Три класса да сорок пять лет токарной практики, а по судоремонту все пятьдесят. Ну и техминимум. А ну, покажите ваш корабль! Может быть, я и за главного инженера сойду, раз станков нет.

— Пожалуйста, Степан Егорович. У нас все по-настоящему!

— Вот сюда, по трапу! — кричали ребята, толкаясь и перебивая друг друга.

Однако подняться на борт «Северного полюса» Степану Егоровичу не пришлось. Запыхавшись, прибежала Маринка и зашептала:

— Дедушка, идите скорее домой, мама звала. Гости пришли.

Недаром же капитан «Северного полюса» Илюша Ильин был сыном моряка и внуком опытнейшего судоремонтника. Он хорошо знал устройство корабля и, строя во дворе свой пароход, обучал ребят морской науке. Из отцовской библиотечки он приносил книги по судостроению, и ребята с интересом рассматривали всевозможные чертежи и схемы. Они узнали много новых для них названий частей корабля. И, конечно, поручни теперь не называли перилами, а палубу даже в каюте — полом. Они знали также, что стрелы на судне не для того, чтобы ими стрелять из лука, а для подъема груза. А барабан у лебедки не ударный музыкальный инструмент, а служит для наматывания на него троса.

— Ну ладно, кораблестроители, — сказал Степан Егорович. — Нужно идти. Потом как-нибудь, в другой раз посмотрим.

И он ушел домой, провожаемый опечаленными взорами ребят. Стало обидно и очень жалко, что не удалось показать старому, опытному судоремонтнику такой замечательный корабль, каким был их «Северный полюс».

А корабль в самом деле был замечательный. Борта выкрашены светло-серой краской. Круглые окошечки-иллюминаторы разбежались по бортам. Высокие мачты чуть наклонились назад и соединены между собой антенной. На капитанском мостике — телеграф, штурвал, компас. Есть даже спасательные круги и на каждом из них — название корабля: «Северный полюс». По трапику можно спуститься в машинное отделение. Там из разных шестерней, колес, банок и болтов сооружен двигатель, который — жалко! — только не двигается. Но крутить колеса все-таки можно.

Была бы еще во дворе вода, и тогда пароход мог пойти в далекий рейс, хоть до самого Северного полюса.

Вскоре ребята забыли о Степане Егоровиче и продолжали оборудовать свой корабль. Они ждали Илюшу и Гриню.

Хорошо, когда умеешь сильно и метко ударить мячом в самый уголок ворот. Радостно слышать восхищенные выкрики ребят, когда ловко «погасишь» мяч в волейболе или верным ударом разобьешь замысловатую фигуру в городках. Но, оказывается, кроме всех известных игр есть еще много и других интересных занятий. Нужно только подумать!

Вы умеете рубанком так выстругать дощечку, чтобы она сверкала, как стекло? А вот Гриня теперь умеет. Сможете ли вы из листового железа выпилить звезду, чтобы потом ее укрепить на трубе корабля? А Илюша сделал такую звезду. Сначала он железо натер мелом, смоченным в воде. Потом циркулем и чертилкой вычертил на железе звезду. Вырубил ее зубилом и, зажав в тиски, опилил напильником.

Даже Павлик Тупиков, который раньше никогда ничего не делал, вчера дома взялся отремонтировать замок. И, представьте, замок теперь исправен. Правда, Павлику немного помог Илюша, но об этом отцу и матери пока говорить не нужно. В следующий раз он отремонтирует замок сам. Теперь-то он знает, как это делается!

Нет, все-таки это очень хорошо — уметь строгать, пилить, рубить, вязать узлы, завинчивать гайки, нарезать болты!

Капитану Безымянному надо помочь!

И вот во дворе появились Илюша, Кирилка и Гриня. Ребята наперебой рассказывали Илюше, что они успели сделать. Рассказали и о том, как на «Северный полюс» приходил дедушка Степан Егорович.

Владимир Павлович, переговорив с отцом Прохора и успокоив его, тоже приехал к Ильиным. Он с детских лет дружил с Михаилом Степановичем, ныне штурманом «Сахалина».

В квартире у Ильиных было жарко, и гости Степана Егоровича вместе с хозяином вышли во двор покурить и подышать свежим воздухом.

— Видите, у нас тут во дворе и корабли плавают, — сказал Степан Егорович.

— Во дворе-то это ладно, — отозвался инженер Тупиков, отец Павлика. — А вот я хочу тебя предупредить, Степан Егорович. У тебя внук самовольничает. Не знаешь?

Степан Егорович с удивлением посмотрел на Тупикова:

— Как так?

— А так. Сегодня с оравой приятелей забрался в моторку…

— В чью?

— В твою моторку…

— Ну и что же? Ведь не в чужую.

— Так мало того. Завели двигатель и выехали на реку. Разве это допустимо?! Это, Степан Егорович, нужно прекратить!

Старый токарь пожал плечами.

— Зачем же прекращать? Мальцы приучаются, привыкают, ну и хорошо!

— «Хорошо»? — Тупиков даже рассердился. — Да разве можно детей к двигателю допускать! А мало ли что случится! Да и мотор испортят. Нет, я к моторке своего Павла на пушечный выстрел не подпускаю. Никогда!

— Это дело твое, Борис Петрович, — сказал Степан Егорович. — А я Илюшку, внука, не только допускаю, а даже и заставляю.

— Это безумие! Безумие! — повторял инженер Тупиков, стоя на крыльце и удивляясь «легкомыслию» Степана Егоровича.

Пока хозяин-юбиляр и гости разговаривали, присев на скамеечку у дома, Владимир Павлович подошел к ребятам.

— Заходите, Владимир Павлович! — крикнул Илюша. — Посмотрите наш пароход!

— Только вы по трапу, — сердился Андрейка. — Дядя Володя, там нельзя, ведь вокруг вода!

— Виноват, — сказал Владимир Павлович, покорно забираясь по узкому трапику, хотя мог легко шагнуть на палубу «Северного полюса» прямо с земли.

— Хороший у нас корабль? — спросил Кирилка.

— Корабль-то хороший, — согласился Владимир Павлович, — да только на таком капитана Безымянного спасать не пойдешь.

— Кого? — спросил Илюша.

— Кого? — закричали ребята. — Какого капитана?..

— Разве вы не слышали о капитане Безымянном? — спросил Владимир Павлович. — Разве Кирик вам ничего не рассказывал? Кирик…

Кирилка покачал головой:

— Я ничего не рассказывал. Я только… — он вспомнил, что поделился тайной с Катей. — А вы что-нибудь узнали?

— Кое-что узнал, — сказал Владимир Павлович. — Нужно рассказать ребятам и нужно отправляться на помощь капитану. Дай-ка сюда письмо!

Кирилка вытащил из кармана найденное в бутылке письмо и подал учителю. Владимир Павлович присел и стал читать, а ребята облепили его со всех сторон и слушали — одни с восхищением, другие — недоверчиво.

— Капитану Безымянному надо помочь, и это мы должны сделать, — заключил после чтения свой рассказ Владимир Павлович.

— А как ему помочь? — спрашивали ребята. — Где его найти?

— Что это за буквы Б.О.Н.?

— Все это мы узнаем, — сказал Владимир Павлович. — Нам нужно настоящее судно, чтобы отправиться на помощь к капитану. На вашем «Северном полюсе» далеко не уедешь. Вы его можете подарить Андрейке.

— А где же мы возьмем настоящее судно?

— Такое судно у нас будет, — ответил Владимир Павлович. — Оно даже есть. Его только нужно отремонтировать. Зато на нем можно выйти в море и даже в океан. Ведь остров капитана Безымянного находится очень далеко отсюда.

— В море… в океан… — пробормотал Павлик Тупиков. — Нас так далеко не отпустят…

— С Владимиром Павловичем отпустят, — уверенно сказал Кирилка.

— Пока все это нужно держать в секрете, — тихо сказал Владимир Павлович. Болтать раньше времени не следует. Вот отремонтируем наше судно, тогда все решится.

Но ребята уже молчать не могли. Таинственная история капитана Безымянного взволновала их. Они горячо обсуждали то, о чем им рассказал Владимир Павлович, и строили догадки.

— А может быть, этого капитана уже и на свете нет, — высказал мысль Гриня. — Может быть, он умер или давно спасся…

— Тогда мы найдем остров Новый, — сказал Кирилка. — И там еще что-нибудь откроем.

— Владимир Павлович, а где это судно, которое мы будем ремонтировать? спросил Илюша.

— Оно на водной станции. Завтра утром мы туда поедем и посмотрим. Займемся ремонтом, а потом — на поиски капитана Безымянного! — И физик направился в квартиру Ильиных, куда уже его давно звал Степан Егорович.

В тот же вечер между старым токарем и преподавателем физики произошел такой разговор:

— Степан Егорович, не поможете ли вы нам в одном деле?

— В каком деле? И кому это «нам»?

— Нам — мне и ребятам. Мы хотим отремонтировать один старый катер.

— А к чему вам этот катер?

— Это, Степан Егорович, пока секрет. Да и вообще ведь ремонтировать настоящий катер интереснее, чем строить игрушечные пароходики во дворе.

— Это верно, интереснее, — согласился старик. — Ну и чем же я могу помочь?

— Посмотреть нужно этот катер и ребятам подсказать, что и как нужно делать. Завтра бы поехать к катеру, он на водной станции. У вас есть время?

— У меня же отпуск. Я дома его провожу, не любитель курортов. Время всегда найдется.

Новое название катера

На другой день к старому молу водной станции подошла моторная лодка, и Прохор сразу узнал ее. В моторке сидели Владимир Павлович, какой-то старик, Кирилка и те ребята, которых Прохор видел на «Сахалине».

— Прохор! — крикнул Владимир Павлович. — Принимай гостей!

Прохор деловито принял конец цепи, поданной ему с моторки, и закрепил на причальной тумбе. Физик, Степан Егорович и ребята поднялись на мол.

— Ну-ка, Прохор, покажи нам свой катер, — весело сказал Владимир Павлович. — Может быть, он никуда не годится.

— Как не годится! — возмутился Прохор. — Да если его немного отремонтировать, он в любой шторм выстоит.

Начался осмотр катера. Прохор на все лады расхваливал «свое судно». Степан Егорович, наоборот, при осмотре никакого восторга не проявлял.

— Старье, — притворно ворчал он. — На кладбище, на слом, в утиль, в музей! Только туда и годится…

Ребята испуганно смотрели на старого судоремонтника. «А вдруг откажется!» — с опаской и тревогой думал каждый из них, наблюдая за Степаном Егоровичем. Сами они от катера были в восторге. Пусть старое, поврежденное, но все-таки это было настоящее судно!

Наконец, сойдя с катера, Степан Егорович сказал:

— Попробуем. Теперь только нужно ремонтную базу создать. Инструмент нужен, ну и материал. Может быть, у нас в затоне кое-что выпросим.

— А какой материал нужен? — спросил Кирилка.

— Нужны доски, железо, смола, краска. Да и мало ли чего тут потребуется.

— Мы насобираем, — сказал Илюша. — Насобираем, ребята?

— Ясное дело, насобираем, — подтвердил Кирилка.

— У отца тут всякого материала уйма, — сказал Прохор. — Он нам чего-нибудь даст.

Ребята смотрели на катер, и он им уже представлялся отремонтированным красавцем, спущенным на воду, готовым к отплытию на спасение капитана Безымянного.

— Ребята, как мы его назовем? — спросил Илюша.

Ребята задумались. Конечно, не мог же их корабль быть без названия.

— Давайте назовем «Сахалин», — предложил Гриня. — Как у твоего папы, Илюша.

— Лучше «Одинокий», как у капитана Безымянного, — сказал Прохор. — Ведь мы, когда отремонтируем катер, поплывем на нем к капитану Безымянному.

— Это правильно, — заметил Илюша. — Только «Одинокий» как-то скучно. И почему «Одинокий», если он не одинокий. Все мы будем с нашим катером. А если назвать наше судно «Капитан Безымянный»? Вот будет здорово, когда мы подплывем к острову Новому и Безымянный увидит наше судно, названное в честь него.

Кирилка и Гриня согласились: «Капитан Безымянный» подходяще и красиво! Прохор не возражал. Это название ему тоже нравилось.

Вечером игрушечный «Северный полюс» во дворе был торжественно передан в полное распоряжение Андрейке. Правда, Илюша забрал из машинного отделения все инструменты и металлические части двигателя. Но Андрейка не протестовал. Он сам теперь стал капитаном и был счастлив.

— Завтра, — сказал Илюша ребятам, — соберемся здесь и отправимся на поиски материалов. Кирик с утра поедет на станцию, к Прохору. Около катера нужно построить будку, то есть ремонтную мастерскую и склад. А мы всё, что насобираем, увезем потом к катеру на нашей моторке. Потом мы на катере установим вахты, как на настоящем корабле.

На что способны мальчишки

Можете себе представить, на что способны пятнадцать сноровистых, предприимчивых мальчишек, если они дружны и стремятся к одной цели!

Моторка Ильиных была перегружена инструментами и самым разнообразным металлоломом. Но и то, что насобирали ребята, в моторку не поместилось. Пришлось нагрузить еще лодку и тащить ее на буксире. Среди груза были доски, листы железа, металлические прутья, проволока, жестяные банки, болты, гайки, даже ведра и тазы.

— Зачем эти ведра? — удивился Павлик.

— Все пригодится, — ответил Илюша. — Под краску, под масло. Собирайте все, что найдется. А там разберемся.

«Ну, собирать, так собирать, — решил Павлик и подмигнул Игорю: — Пойдем!»

Он уже давно приметил у одного из затонских общежитий две старые, заржавленные и поломанные кровати. Всю зиму они лежали на улице под снегом.

Через полчаса одна из кроватей была перенесена на лодку.

— Больше ничего не помещается, — заявил Илюша. — На сегодня хватит. Поехали!

— А не попадет нам за кровать? — спросил осторожный Гриня.

— За такую-то дрянь! — усмехнулся Павлик.

На моторку уселись Илюша, Гриня и Катя. Павлик поместился на лодке. Остальные ребята пошли на водную станцию пешком.

Между тем Кирилка и Прохор работали у катера, сооружая мастерскую. К ним подошел отец Прохора, капитан гавани Мыркин.

— Это что за голубятня строится? — спросил он у сына.

— Это не голубятня, — обиделся Прохор. — Это ремонтная мастерская. Мы катер будем ремонтировать.

— Какой катер?

— Вот этот.

— Что же тут ремонтировать? Он на слом предназначен.

— А мы отремонтируем, — упрямо отозвался Прохор.

Мыркин рассмеялся и присел на причальную тумбу.

— А он разве ваш? Чего вам чужое добро ремонтировать? Катер-то затонский…

— Ничего, — сказал Прохор, тщетно пытаясь вырубить топором угол у доски. Если на слом, значит, он им не нужен, а нам нужен. Мы еще на нем поплаваем.

— «Поплаваем», — передразнил Мыркин сына. — Иди принеси-ка мне мой топор и ящик с инструментами. Плотничаешь, а топор у тебя только нос чесать.

Прохор недоуменно посмотрел на отца. Потом он понял и стремглав понесся на станцию.

Когда моторка и лодка подплыли к старому молу, Илюша и его друзья были несказанно удивлены. Около катера возвышался небольшой, аккуратный сарайчик ремонтная мастерская. У сарайчика была покатая крыша, окно со стеклом и умело пригнанная дверь на петлях. Но самым странным было то, что вместе с Прохором и Кирилкой у сарайчика работал какой-то пожилой мужчина в поношенном кителе и фуражке.

— Видали, какой мы цех выстроили! — не без гордости сказал Кирилка.

— Вы выстроили, мы пахали, — пренебрежительно ответил Илюша. — Видим, кто выстроил. Это кто такой?

— Отец Прохора, капитан гавани, — ответил Кирилка. — Он нам поможет и материалу обещал. Хороший такой дяденька, смешной… Все над Прохором подсмеивается.

Илюша подал команду на выгрузку, и вскоре весь груз, находившийся в моторке и в лодке, оказался на причале. Мальчики принялись его разбирать и сортировать. Часть груза спрятали в каюте катера, остальное уложили в мастерскую.

Усталые и возбужденные возвращались они домой — теперь уже все поместились в моторке и в лодке. Завтра начнется ремонт, завтра обещал поехать на водную станцию Степан Егорович.

Пленник уборщицы

Неприятность произошла из-за второй кровати, которую Павлик все-таки решил захватить и увезти к катеру. «Зачем пропадать добру, если его можно употребить в дело?!» — рассуждал он. Ничего не сказав ребятам, он опять позвал с собой Игоря и отправился к общежитию.

В тот момент, когда Павлик и Игорь взяли кровать и собирались тащить ее на берег к моторке, послышался грозный окрик:

— Стойте, негодники! Кто вам позволил?!

С крыльца общежития сбежала уборщица. Она была рослая и еще не старая женщина. И не успел Павлик отпуститься от спинки кровати, как был схвачен сильной рукой уборщицы за рукав. Игорь сумел ускользнуть и убежал.

Он примчался во двор и рассказал ребятам о случившемся.

— Что же ты сбежал и его одного оставил? — возмутился Илюша. — Товарищ тоже…

— А кто бы вам все рассказал? — оправдывался Игорь. — Да, дело плохо, хмурясь, заметил Илюша. — Нужно идти в общежитие, к уборщице, и поговорить.

— А Пашке бока намять, — с мрачным видом сказал Кирилка. — Пусть не берет без спросу.

— Да ведь кровати эти все равно в утиль пошли бы, — продолжал оправдываться Игорь.

Назревающий скандал для всей команды катера «Капитан Безымянный» вызывал тревогу. Конечно, во всем виноваты Павлик и Игорь, но и их было жалко. Им попадет прежде всего, но ведь они это сделали для ремонта катера. Тревожило еще то, что после всей этой неприятной истории затея с ремонтом катера могла провалиться.

С полчаса ребята совещались и спорили. Одни предлагали послать делегацию к директору затона, чтобы все объяснить. Другие говорили, что нужно за советом обратиться к Степану Егоровичу — может быть, он, человек уважаемый в затоне, уговорит директора. Третьи настаивали, чтобы Игорь пошел к уборщице в общежитие и извинился за себя и за Павлика.

— Ладно, решил Илюша, — сейчас выйдет дедушка. Все вы с ним отправитесь на водную станцию. А мы с Игорем останемся, пойдем и разузнаем, что с Павликом. Может быть, и к директору сходим.

В самом деле, вскоре во двор вышел Степан Егорович и сказал:

— Ну, молодцы, поехали на ваш корабль, будем приступать к ремонту. Материалу много насобирали?

Ребята смущенно переглядывались: как сказать старому токарю о проделке Павлика и Игоря?

Выручил Илюша:

— Вы, дедушка, поезжайте с ребятами, а я попозднее на трамвае приеду.

— А что у тебя за дела? — спросил Степан Егорович.

— Да так, нужно, — уклончиво ответил Илюша.

Старик в сопровождении будущей команды «Капитана Безымянного» отправился на берег, а Илюша и Игорь осталась совещаться во дворе. Решено было вначале сходить в общежитие.

Едва мальчики вышли на улицу, как им представилась необычайная картина. Обливаясь потом, по середине улицы шел Павлик и волоком тащил за собой кровать, ту самую кровать, которая валялась у общежития.

— Все-таки стащил?! — угрюмо спросил Илюша.

— Не стащил, а мне ее подарили, — торжествующе ответил Павлик, опустив кровать на землю. Выломанные, изогнутые и заржавленные прутья кровати жалобно задребезжали.

— Что ты врешь! Кто тебе подарил?

— Честное пионерское — подарили. Комендант общежития подарил.

И Павлик рассказал, как все произошло.

Уборщица завела Павлика в общежитие и оставила его под надзором одного из рабочих, строго-настрого наказав не отпускать «расхитителя». Сама она пошла разыскивать коменданта.

— Он тебе задаст, расхитителю. Вот сведет в милицию, там тебе покажут. Как твоя фамилия?

— Мы, тетенька, корабль свой хотим ремонтировать, — захныкал Павлик. — Нам железо нужно…

— Знаем мы ваши корабли! Говори фамилию!

— Тупиков…

— Это что же, не инженера ли Туликова сынок? Вот каков! Ну, я и отцу все расскажу!

Павлик остался сидеть в общежитии в горестном раздумье. Комендант… милиция… отец… И он почувствовал себя самым несчастным человеком в мире. Что теперь будет?

Вдруг дверь отворилась, и в комнату вошел комендант. Его Павлик знал. В небольшом поселке взрослые не знают всех мальчишек и девчонок, зато мальчишки знают всех взрослых.

Комендант Павлика, конечно, не знал.

— А ты что тут делаешь? — спросил он.

Павлик потупил глаза и молчал. «Сейчас поведет в милицию», — подумал он.

— Да вот хотел стащить кровать, — сказал рабочий. — А Наталья его и сцапала. Мне стеречь оставила.

— Какую кровать? — удивился комендант.

— Старая кровать тут у крыльца лежала, — тихо стал объяснять Павлик. — Мы катер ремонтируем, нам всякое железо нужно.

— Катер? Старая кровать, это которую выбросили? Ну так и забирай ее, пожалуйста. — Комендант рассмеялся. — Этот хлам мне все глаза промозолил. Пожарные уже акт грозились составить. Бери свою кровать и тащи ее как можно дальше. А то у меня людей нет, чтобы уборку около зданий произвести.

Пораженный таким оборотом дела, Павлик вскочил и, забыв поблагодарить и попрощаться, выбежал на крыльцо.

Исковерканная кровать сиротливо лежала у крыльца. Павлик пытался взвалить ее на плечи, но не смог и потащил волоком.

Поставив кровать к борту Андрейкиного парохода, Илюша, Павлик и Игорь поспешили к трамваю. Нужно было скорее ехать на водную станцию.

Ремонт

Между тем остальные ребята под руководством Степана Егоровича уже принялись за ремонт катера. Капитан гавани Мыркин принес им шкрапки и металлические щетки. И теперь команда усиленно очищала корпус катера от старой краски и грязи.

Потом пришел Владимир Павлович. Вместе со Степаном Егоровичем они еще раз осматривали катер и записывали в блокноты, что и где нужно ремонтировать. А потом они созвали всех ребят, чтобы вместе составить ремонтную ведомость. Как объяснил Степан Егорович, ремонтной ведомостью называется список работ, которые нужно произвести на судне.

— Такая ведомость для ремонта каждого судна подготовляется, — сказал старый судоремонтник. — Иначе никак нельзя. Завтра разделим всех на бригады, и дело у нас пойдет!

Илюша составил список вахтенных. Первая ночная вахта выпала на долю Прохора.

Прохор для виду похмурился, но в душе он был горд. Все-таки это не простое дело — ему первому доверили охранять «объект». И, главное, об этом ему было объявлено при отце, который никак не выразил неудовольствия тем, что сын не будет ночевать дома. «Ничего не поделаешь — служба есть служба! — словно говорили глаза капитана гавани. — Сами, мол, знаем, испытали, приходилось тянуть матросскую лямку!».

Какое все-таки наслаждение, особенно в мальчишеские годы, получить задание и инструменты и приняться за работу! Руки еще действуют неуверенно, а иногда они просто непослушны, словно не свои. Но волнение постепенно проходит, и, если дело спорится, радостью наполняется сердце.

Кирилка работал с упоением. Его назначили бригадиром. Бригада Кирилки была поставлена на ошкрапку бортов и днища. Ошкрапка — значит, очистка от старой краски. «Капитан Безымянный» потом будет заново выкрашен. Этим делом тоже придется заниматься бригаде Кирилки.

Илюша и Гриня трудились внутри корпуса — помогали Степану Егоровичу восстанавливать двигатель. А двигатель был старый и изношенный.

— Тут без затона не обойдешься, — сказал Степан Егорович. — Новые детали нужны, да и старые без станков не отремонтируешь.

Опытный плотник, капитан гавани Мыркин, улучив свободную минуту, приходил к катеру и показывал Павлику и Игорю, как залатывать днище, обновлять обшивку бортов, палубу и каюту.

Владимир Павлович занялся ремонтом рулевого управления и штурвала. Помощниками у него были Прохор и Катя. Прохор был доволен, что работает с Владимиром Павловичем. Но он никак не хотел примириться с тем, что с ним на равных правах оказалась девчонка. Он чувствовал себя «старым морским волком» и считал, что «женщине на корабле не место». Однако примириться пришлось. Не уходить же Прохору с «Капитана Безымянного»!

Каждый день в восемь часов утра ребята собирались во дворе и вместе со своим прорабом, как они называли Степана Егоровича, отправлялись по берегу на водную станцию.

Нет, Степан Егорович на свою команду обижаться не мог. Многие ребята еще во дворе, строя «Северный полюс», научились у Илюши действовать слесарными и столярными инструментами. Но постройка «Северного полюса» была игрой, а теперь они ремонтировали настоящее судно. И они работали радостно, старались не только чтобы услышать похвалу Степана Егоровича, но старались и для себя. Им хотелось поскорее отремонтировать катер и отправиться в плавание.

Июньское солнце тысячами мелких отблесков играло в чуть заметной ряби широкой реки. Было жарко, но время купаний еще не наступило. Потому ребята во время «перекура», как в шутку назывались перерывы, раздевшись по пояс, обливали друг друга водой. Охладившись, они снова принимались за работу.

Вероятно, никто из них никогда и ни в чем не проявлял такого усердия. Ремонт проходил даже быстрее, чем ожидал Степан Егорович.

…На палубу поднялся Илюша. Он пристально всматривался в речную даль.

— А ты почему не на месте? — спросил внука Степан Егорович. — Перекур не объявляли.

Вместо ответа Илюша вдруг закричал:

— Едут! Едут!

Степан Егорович тоже стал вглядываться вдаль, но ничего не видел. Мешали солнце и солнечные отблески на реке.

— Где ты видишь?

— Слышу. Нашу моторку слышу. Папа едет! Вон, совсем уже близко!

Действительно, вскоре в гавань вошла моторная лодка, а минут через пять на причале старого мола появились Михаил Степанович, Андрейка и Маринка.

Пока Степан Егорович, Михаил Степанович и Владимир Павлович разговаривали внизу, Андрейка степенно обошел катер и стал по крутому трапу смело забираться на борт.

— Ты куда лезешь? — крикнул ему сверху Прохор. — Посторонним тут не положено!

Андрейка в смущении остановился и посмотрел наверх.

— Я по трапу, — сказал он. — И совсем не посторонний. У меня тут дедушка главный… И потом… потом, Илюша мой брат.

— Заходи, заходи, Андрейка! — крикнула Катя. — Не слушай его.

Прохор обозлился.

— А ты кто здесь?! Я вот…

Но он не договорил, заметив поднимающихся вслед за Андрейкой Степана Егоровича и старпома с «Сахалина». Он принялся за работу с мыслью о Кате: «Я тебе этого все равно не прощу».

И ссора произошла. Владимир Павлович ушел в каюту побеседовать с Михаилом Степановичем. Катя подошла к штурвалу и пробовала его покрутить, что, впрочем, ни ей, ни Прохору Владимир Павлович делать не запрещал.

— Отойди от штурвала! — толкнул ее Прохор.

Катя в свою очередь толкнула его. Рассерженный Прохор замахнулся.

Кирилка, заметив ссору, бросился по трапу на борт. Но он опоздал и увидел то, что заставило его громко расхохотаться.

Катя, ухватив согнутой в локте рукой шею Прохора, насмешливо спрашивала:

— Будешь? Будешь еще обижать девочек и малышей? Говори, будешь?

Прохор извивался, но вырваться из крепких рук Кати не мог.

Когда Катя отпустила Прохора, он больше не решился лезть в драку и только сказал:

— Убирайся отсюда тряпки зашивать!

— А ты, наверное, и того не умеешь, — усмехнулась девочка.

Прохор вдруг смутился и смолк. Он вспомнил неприятную историю с пуговицей на пароходе «Сахалин». Хорошо, что об этом никто из ребят не знал.

Кирилка оттащил Прохора за руку и прошептал:

— Ты эту девочку не задевай, слышишь?

— Это почему же?

— Потому что… — Кирилка замялся. — Потому что… стыдно… обижать девчонок…

Катер на слом!

В эту ночь вахту на катере нес Павлик Тупиков.

Нет, это было не так просто — уговорить маму Павлика отпустить сына на ночное дежурство. Переговоры с мамой было поручено вести Кате. Девочка, конечно, не сказала, что Павлик будет на катере один. Хорошо, что сам инженер Тупиков эту ночь проводил в затоне.

Павлик сидел в каюте катера и иногда поглядывал в иллюминатор, через который была видна дверь мастерской.

Северная июньская ночь была светлая, и все же Павлик немножко трусил. Бояться же было совсем нечего. Все вахты у других ребят проходили без всяких происшествий. А если бы что-то и случилось, то в инструкции вахтенному было сказано:

«… выйти из каюты и ударами в шестерню поднять тревогу», то есть сообщить о происшествии на водную станцию, где находился дежурный.

Огромная шестерня была подвешена на проволоке у самого входа в каюту. Тут же лежал полуторадюймовый[1] болт для ударов.

Ночь тянулась томительно долго. Павлик то и дело поглядывал на часы, висящие на стене каюты. Он прислушивался к всплескам прибрежных волн и незаметно задремал.

Проснулся вахтенный, когда солнце уже начинало пригревать. На реке стояла ясная утренняя тишина. В гавани начиналось движение. Один за другим выскочили на реку два катера. К новому молу подошел небольшой буксирный пароход. На одном из швертботов поднимали парус.

Павлик спустился на землю. И вдруг он заметил быстро приближающийся к старому молу большой катер. «Что им тут нужно?» — подумал Павлик.

Катер подошел к стенке.

— Здесь нельзя приставать! — закричал Павлик рулевому, который с концом каната стал забираться на причал.

— Это кто сказал, что нельзя? — с усмешкой спросил рулевой.

— Я сказал!

— А ты кто такой? И откуда взялся?

— Я — вахтенный. Отходите отсюда, а то сейчас подниму тревогу!

— Ух ты, какой грозный, — засмеялся рулевой.

Из каюты катера выходили люди. Павлик почувствовал, что ему ничего не поделать со вторгшимися на территорию объекта взрослыми.

Тогда он забежал по трапу на свой катер и изо всей силы начал бить железным болтом о шестерню. Звонкие, но тревожные звуки понеслись над рекой, над гаванью, водной станцией.

Среди людей, поднимающихся на причал, Павлик неожиданно увидел своего отца. Вначале он онемел от страха. А люди стояли на земле, около катера «Капитан Безымянный», и с недоумением смотрели на мальчишку, ожесточенно колотящего болтом в подвешенную шестерню.

Наконец вахтенный опомнился. Что ему делать? Зачем сюда приехал отец? Ох, попал ты, Павел, в нелегкое положение! С отцом шутки плохи!

«Сейчас должен прийти Степан Егорович, он в обиду не даст, — подумалПавлик. — А так мне все равно попадет. Будь что будет! А я на вахте и выполняю долг!»

— На катер заходить посторонним строго воспрещается! — закричал он таким голосом, что сам испугался.

— Павел, ты что здесь делаешь?! — тихо, видимо, смущаясь своих спутников, спросил ошеломленный инженер Тупиков.

— Папа, — сказал Павлик, — я — вахтенный! Мне разговаривать с посторонними не разрешается. Сейчас придет прораб, поговорите с ним.

Люди, окружавшие Тупикова, засмеялись.

Инженер Тупиков хотел было подниматься по трапу на борт «Капитана Безымянного», но в это время к нему подошел отец Прохора.

— Капитан гавани водной станции Мыркин, — отрекомендовался он. — Я вас слушаю.

— Мы приехали, чтобы составить акт на списание катера «Судоремонтник», сказал Тупиков. — Он предназначен на слом.

Мыркин потоптался на месте, потом сказал:

— Жалко. А ведь его ребята уже вторую неделю ремонтируют. На этом катере они могли бы еще поплавать.

— Какие ребята? Этот катер принадлежит затону.

— Я знаю, что он принадлежит затону, — согласился Мыркин, — только лучше бы его ребятам отдать. Списать и подарить. Польза была бы большая.

— Тут творится вообще что-то невообразимое, — возмутился Тупиков. — Без хозяев начинают ремонт!

Неожиданно причал заполнили ребята, и вместе с ними был старый знакомый инженера Тупикова, его сосед Степан Егорович.

Увидев пришедших ребят и Степана Егоровича, Павлик спустился на землю и подошел к отцу.

— Папа, — сказал он, — это все мы сами, ребята, придумали. Катер хороший, мы его отремонтируем. Зачем же его на слом?

— Отправляйся домой, — строго сказал Тупиков сыну. — У нас с тобой будет особый разговор.

Старый токарь и инженер теперь стояли друг против друга и словно раздумывали, с чего начать разговор.

— Значит, Борис Петрович, акт на списание будете составлять? — спросил Степан Егорович. — Значит, нашего «Капитана Безымянного» на слом?

— Какого «Капитана Безымянного»? — удивился Тупиков. — Мы списываем наш катер «Судоремонтник», вот этот катер…

— Знаю, что этот, — сказал Степан Егорович. — Только он теперь называется «Капитан Безымянный». Наши молодцы ему новое название дали. А, впрочем, это не имеет значения. Составляйте акт, Борис Петрович. А потом я вместе с вами к директору затона поеду. Договоримся.

Представители затона ходили вокруг катера, забирались на палубу, заглянули в каюту и в машинное отделение, удивляясь тому, как «старая калоша» преображается под руками маленьких судоремонтников.

Акт был составлен и подписан. «На слом», — значилось в акте. Так думал и инженер Тупиков. «Будем продолжать ремонтировать», — твердо решил Степан Егорович.

— Все равно не отдадим, — сказал тихо Кирилка, сбрасывая конец каната на затонскнй катер, на котором вместе с представителями к директору затона поехали Степан Егорович и Владимир Павлович.

Ребята принялись за работу. И каждый из них думал: «Неужели катер отберут и сломают? Неужели весь труд был напрасным?»

Степан Егорович вернулся уже после полудня. И вернулся он веселый, с добрыми вестями. Директор затона принял акт на списание катера «Судоремонткик» и по просьбе Степана Егоровича решил передать катер школе. Кроме того, директор разрешил ремонт некоторых деталей для двигателя произвести в цехах затона.

Ребята торжествовали.

Тайна капитана Безымянного

Можно бы многое рассказать о том, как ремонтировался катер «Капитан Безымянный». О том, как Гриня перестарался и, притирая кран, «запорол» его, иначе говоря — испортил. Как Павлик пытался разрисовать борта катера звездочками и цветочками, за что получил от Степана Егоровича нагоняй. Как пробовали двигатель, как писали на борту и на корме катера его новое название, как устанавливали радиоприемник и делили обязанности в команде.

Но уже заканчивается июнь. Дует веселый ветер, играя новеньким флагом на кормовом штоке «Капитана Безымянного». Плещутся у причала ласковые волны и словно манят катер скорее покинуть старый мол. Ребята торопятся, заканчивая последние мелкие работы по отделке катера. Просторы широкой реки зовут в путь, в далекое и увлекательное плавание.

…Толстую тетрадь в зеленой обложке нашла Катя. Тетрадь была запрятана в щели под стенкой у мастерской.

Катя раскрыла тетрадь и прочитала: «Вахтенный журнал».

— Ребята! — закричала Катя. — Я что-то нашла!

— Это моя тетрадь, — сказал Тошка. — Я ее Прохору на рыболовные крючки выменял.

— Выменял, значит, не твоя, — возразила Катя и, перелистнув страницу, стала громко читать: «„Новый“ — такое название я решил дать острову, на который вчера двенадцатибалльным штормом при потере управления был выброшен наш корабль…»

Ничего не понимая, Катя хотела продолжать чтение, но в этот момент к ней подскочил Прохор. Он выхватил из рук девочки тетрадь и бросился бежать к станции, но столкнулся с Владимиром Павловичем.

— Что с тобой, Прохор? Опять не поладил с Катей?! Эх, Прохор, Прохор!

— Она стащила… — Прохор заикался от волнения и ярости. — Она стащила… нашла дневник… судовой журнал…

Ребята окружили Владимира Павловича и Прохора.

— Успокойся, Прохор, — сказал Владимир Павлович. — Сейчас приедет Степан Егорович. Завтра наш катер будет спущен на воду. Теперь все можно рассказать ребятам. Дело в том, друзья, что наш рейс изменяется. А капитан Безымянный уже найден. На нашем катере мы поплывем вверх по реке, в пионерский лагерь. И капитан Безымянный вместе с нами!

Ребята недоумевали.

— Где капитан Безымянный? Кто его нашел?

— Вот он, отважный капитан Безымянный! — Владимир Павлович похлопал по плечу смутившегося Прохора. Потом он указал на катер: — А это его бывший корабль «Одинокий». И все вы находитесь на бывшем острове Новом.

Ребята с удивлением смотрели на Прохора. Ну и выдумщик этот мальчишка! А все-таки он молодец. Ведь это благодаря ему они теперь имеют собственный корабль.

Только Кирилка рассердился: «Так вот чьи это фокусы! И как это он позволил себя обдурить!» Но ссориться было не время. Ведь если рассказать о поездке на остров, ребята могут только над ним посмеяться.

Кирилка сердито посмотрел на Прохора, но промолчал.

Так была раскрыта тайна капитана Безымянного. А начиналась она…

Однажды, обидевшись на учительницу, на отца и на своего дружка Тошку, Прохор решил вести новую жизнь. И хотя это была игра, он все делал самым серьезным образом. Прохор придумал историю капитана Безымянного, в которого он на несколько часов превращался после школы.

В прошлом году для водной станции соорудили новый мол. Старый мол, находящийся выше по реке, был заброшен и предназначался на слом.

Хотя старый мол и не был окружен со всех сторон водой, воображение капитана Безымянного легко превратило его в остров. Прохор даже и не подумал о том, что за такую «вольность» он мог по географии получить двойку. Вновь открытый остров был назван Новым.

На старый мол тоже в прошлом году был поднят изрядно поизносившийся моторный катер, принадлежащий затону.

Еще в то время, когда Прохор не учился в школе, он любил и знал наизусть стихи:

По синим волнам океана,
Лишь звезды блеснут в небесах,
Корабль одинокий несется,
Несется на всех парусах.
Прохор думал, что слово «одинокий» означает название корабля. И, когда отец смастерил ему маленький игрушечный корабль, Прохор красным карандашом вывел на носу модели: «Одинокий». Название это ему полюбилось, и теперь оно было присвоено катеру или «кораблю, выброшенному двенадцатибалльным штормом на скалистые берега острова Нового», как об этом капитан записал в судовом журнале.

Нетрудно догадаться, что выдумщик Прохор все эти названия и выражения для своего судового журнала заимствовал из прочитанных книг.

Но прошла неделя, и Прохору стало скучно играть в одиночестве. Он уже подумывал, что неплохо бы помириться с Тошкой. Он думал также о том, что неплохо бы спустить «Одинокого» на воду и плавать на нем хотя бы по реке. Но это было невозможно. Во-первых, одному такой катер не спустить, во-вторых, катер принадлежал затону, в-третьих, катеру требовался ремонт.

Потом, читая еще одну интересную книжку, Прохор решил игру продолжить. Он написал известное уже нам письмо и засунул его в бутылку из-под рома, а точнее — из-под лимонада. Горлышко бутылки он закупорил пробкой и залил сургучом. Для большей убедительности и таинственности Прохор измазал бутылку глиной и тиной и выбросил за борт, в «холодные, темные волны». На причале он написал краской буквы, которые обозначались в письме «Б.О.Н.», что означало — Безымянный, «Одинокий», Новый.

Кирилку Прохор «водил за нос», продолжая играть, зная, что на песчаном островке они все равно ничего не найдут. Но все-таки с Кирилкой ему было веселее.

Свою тайну Прохор Мыркин — отважный капитан Безымянный раскрыл Владимиру Павловичу, разговаривая с ним о двойке и о неудавшейся попытке поступить на «Сахалин».

Когда начался ремонт катера, Прохор совсем забросил свою игру и спрятал вахтенный журнал. Он и сам не подозревал, что придуманный им капитан Безымянный так поможет ребятам.

Счастливого плавания!

Под аплодисменты и крики «ура» плавучий подъемный кран легко поднял катер с причала и бережно опустил на воду.

Долгожданный день! «Капитан Безымянный», который почти месяц ремонтировался ребятами, сейчас плавно покачивался на отлогих волнах.

Сколько за это время узнано, испытано, пережито и радостей, и горестей, и треволнений!

— А что? Корабль добрый вышел, — любуясь с причала катером, сказал Степан Егорович. — А еще лучше то, что вы, сорванцы мои, кое-чему за это время поднаучились. И плотничать, и слесарить, и малярить… Это хорошо!

Может быть, он был и не так уж хорош, этот катер. Но в глазах ребят он был красавцем, первоклассным судном, мечтой, наконец-то осуществленной.

Вот эти борта красили сами ребята. Они помогали ремонтировать двигатель внутреннего сгорания, закрепляли на болтах гайки, притирали краны и клапаны, починяли кранцы, чистили медяшку, вырубали прокладки.

Были, конечно, и неприятности, когда ребята портили детали и инструменты. Но сейчас об этом уже никто не вспоминал.

И Кирилке за все эти дни никогда не было скучно. И мечты Прохора капитана Безымянного о спуске «Одинокого» стали действительностью. И Гриня, и Павлик, и другие ребята научились действовать рубанком, стамеской, напильником, пожалуй, не хуже Илюши Ильина. И даже, казалось, Степан Егорович Ильин, занимаясь с ребятами, за это время как-то помолодел.

Во время испытаний катера Степан Егорович сам находился у двигателя. У штурвала стоял Владимир Павлович. Ребята, оказавшиеся теперь экипажем настоящего, плавающего судна, разместились всюду на палубе и с замиранием сердца ожидали.

И вот мотор дрогнул. Выхлоп, другой, третий… Быстро-быстро — не сосчитать. «Капитан Безымянный» подвинулся вперед и начал набирать ход. Владимир Павлович перекатал штурвал. Катер послушно разворачивался.


* * *
В первый рейс катер отплывал через два дня после спуска. На причале собралась толпа. Пришли директор затона и инженер Тупиков. Многие затонские ребята еще неделю назад уехали в пионерский лагерь за триста километров вверх по реке. Теперь туда же на своем катере отправлялся весь экипаж «Капитана Безымянного».

— В первый рейс сам обязательно пойду, — заявил директор затона Степан Егорович. — Нужно посмотреть, что получилось.

Только Андрейка был недоволен. Он стоял с матерью и Маринкой на причале и готов был расплакаться. В рейс его не взяли.

По команде вахтенные Илюша и Кирилка отдали швартовы. Послышалось глухое гудение двигателя. «Капитан Безымянный» развернулся и неторопливо поплыл вверх по реке.

С берега махали шапками и платками.

— Счастливого плавания, дорогие ребята!

Примечания

1

Дюйм — английская мера длины, равная 2,54 см.

(обратно)

Оглавление

  • Кирилка
  • Скучно
  • Новые жильцы
  • Маленькая авария
  • Капитан Безымянный
  • Таинственная находка
  • У колодца
  • Письмо
  • Прерванные мечты
  • На водной станции
  • Прохор
  • Кладовая-мастерская
  • Закладка корабля
  • На острове
  • Отрезанные от мира
  • Катя в беде
  • Неожиданная помощь
  • «Требуются кораблестроители…»
  • Счастливый день
  • Побег
  • История с пуговицей
  • Встреча
  • Условие Владимира Павловича
  • Старый токарь
  • Капитану Безымянному надо помочь!
  • Новое название катера
  • На что способны мальчишки
  • Пленник уборщицы
  • Ремонт
  • Катер на слом!
  • Тайна капитана Безымянного
  • Счастливого плавания!
  • *** Примечания ***