Между нами только 18+ [Анастасия Бельская] (fb2) читать онлайн

Анастасия Бельская Между нами только 18+

Глава 1

Прости меня, мой Мужчина.

Но иногда нам хочется взять то, что нам изначально не принадлежит.

И что, по сути, никогда и ни за что не станет нашим.

Настена

— Кто он? — требовательно просовывает голову Алена, почти полностью залезая носом в мой телефон.

Я испуганно дергаюсь, переворачивая экран вниз, и для верности прижимая сотовый к коленке. Подруга удивленно приподнимает брови на такую бурную реакцию, а мне хочется дать себе по затылку за свои нервы.

И чего, спрашивается, так пугаюсь? Двадцать шесть годиков бабе, а все как ребенок…

— Ничего не хочешь рассказать, Мась?

Взгляд светловолосой подруги — словно рентгеновский луч, знающий больше, чем я вообще готова открыть ей. Я вновь потираю телефон о коленку, и пытаюсь рассказать о поздней переписке с мамой, на которую отвлекаюсь весь вечер.

— Угу, угу. Мне-то уж не ври. С мамой она в час ночи… — Подруга закатывает глаза, а затем обмакивает кусочек сыра в мед, — так кто он, Мась?

— С чего ты взяла, что там «он»? — пытаюсь отделаться от объяснений я, зачем-то зажимая пальцем кнопку выключения телефона.

Вот так, да. Чтоб больше не было соблазна. Потому что весь вечер я с трудом выныриваю из «нашего секретного чата», и пытаюсь хоть краем уха слушать подругу. А ведь она это видит, и черт, как же стыдно за собственную слабость…

— С того, что такой горящий взгляд я у тебя не видела… Ну, со свадьбы, кажется! — улыбается Алена, и тянется за второй бутылкой шампанского, — давай, колись, когда ты успела перейти от стадии «мне и одной после развода хорошо» к стадии «боже, нужно срочно потрахаться»?

Подруга смеется, а я с улыбкой допиваю шампанское, и засовываю в рот кусочек шоколада. Все бы ничего, если бы это не было «слишком правдой»… Но про нее я уж точно никому не расскажу.

Я наблюдаю, как светловолосая пухляшка Алена разливает по бокалам игристое, и рассеянно продолжаю ласкать подушечкой пальца телефон. Интересно, Он взволнуется, куда я так неожиданно пропала? Спросит, с кем была? Или мы просто продолжим с того места, где остановились, и я стыдливо в который раз за вечер сожму колени?

— Так ты расскажешь, где, сидя дома, смогла подцепить мужика? — не отстает всегда прямолинейная Алена, и самостоятельно сует мне в руки полный бокал, — или это великий секрет не для лучшей подруги?

Мы чокаемся, уже слегка неровно и проливая пару капель на кусочки темного шоколада, а затем я выдыхаю, и "виновно" поднимаю руки вверх.

— Сдаюсь, сдаюсь. Вообще никакого секрета. Я просто… Ну… В общем, я скачала Тиндер.

— А что это?

Так-так. Похоже, моя счастливая в браке подруженька совсем отстала от жизни. И как мне ее просветить?

— Это сайт знакомств что ли? — сама «догоняет» Алена, и хмурит маленький лобик. — Там же одни малолетки сидят, нет? Мась, тебе ведь не шестнадцать… Да и потом, вдруг там какой-то извращенец?!

Кажется, фантазия подруги начинает работать на полную, потому что она уже с беспокойством оглядывает мое лицо, словно пытается найти в нем мольбу о спасении. Бесполезно — мои слегка покрасневшие щеки и горящий взгляд никак не тянут на «несчастность», а потому я успеваю тут же потушить пожар беспокойства.

— Алена, все ок! Вот именно, что мне давно не шестнадцать, и я уже умею отличать дебилов от нормальных мужчин…

Скептический взгляд серо-голубых глаз — и мои слова становятся похожи на жалкое пищание глупого воробушка.

— Хорошо, может, и не умею. — Морщу нос на ее безмолвный протест, и стараюсь, чтобы голос звучал максимально уверенно, — но уж деньги никому отправлять точно не буду. И на встречу в укромное место не пойду.

— И на том спасибо, — вздыхает Алена, уже оправившись от первого шока, — ну так и что, есть в этом Тиндере хоть кто-то, старше тридцати?

— Мне, вообще-то, только-только двадцать шесть стукнуло. — На всякий случай напоминаю, хоть и уверена, что подруга в курсе возраста.

— И что? Для секса нужно искать мужчину постарше, только с опытом можно научиться удовлетворять женщину…

— Да не ищу я мужчину для секса!

Алена поднимает голову от своей тарелки с роллами, и ее почти сочувствующий взгляд — просто каторга для моего либидо.

Вот ведь… Черт!

— И серьезных отношений мне тоже не надо. — Поспешно вставляю, предрекая следующие нравоучения, — мне просто стало скучно, исчезло вдохновение… И захотелось новых знакомств.

Я с надеждой смотрю на Алену, выискивая лучик понимания, а не тревогу и жалость. Вот как объяснить этой замужней женщине, что мне просто стало одиноко? Захотелось выставить свои фотки, получить толику внимания, комплиментов, флирта от других мужчин? И снова, хотя бы в сети, почувствовать себя желанной, красивой…

— Смотри, не напорись на очередную Любофь, — выдыхает в конце концов Алена, и бросает выразительный взгляд на мое тату на запястье.

Я веду за ней взглядом, и со вздохом киваю, потирая искусно выполненное перо указательным пальцем. Мой личный символ свободы и напоминание о прошлом. Чтоб никогда и ни с кем не допустить подобного…

— Ну так все-же… Что там за мужчина, Мась? — прерывает паузу Алена, и я по тону понимаю — больше нравоучений не будет.

Переворачиваю телефон экраном вверх, включаю питание, и вижу три новых сообщения от Макса. Они горят, как маяки в моих почтовых и браузерских уведомлениях, и сразу приковывают к себе все внимание. Сердце бьется чаще, когда я вижу, что он все еще печатает — а это означает, что там что-то дико любопытное.

Не читать. Даже не царапнуть взглядом, а то точно выдам себя с головой. Просто открыть приложение, и нажать на иконку с его фото.

— А он ничего… В профиль. Это у него борода так подстрижена, да? — щуриться Алена, и я бросаю на нее недовольный взгляд, — много зарабатывает?

— Да ну Алена…

— Чего? Ой, только не ври мне, что это совсем не важно, сама знаешь, сколько подгузники нынче стоят… Так много?

— Не знаю, — тихо отвечаю я, — но, мне кажется, не очень. Он писал, что работает в музее.

— О боги, Мась!

Я прикрываю глаза, потому что не хочу видеть этот предрекающий взгляд. Мне плевать, сколько у него там денег. И какая квартира — тоже. Да, я знаю, что это имеет значение для дальнейших отношений, но сейчас мне важны лишь электронные буквы на моем смартфоне — и то, как именно этот мужчина умеет их складывать в слова.

Я так хочу посмотреть, что он написал, что почти силой заставляю себя вновь включить блокировку. Пока подруга здесь — не нужно. Этот чат только мой, наши сообщения — лишь друг для друга, и здесь нет места помехам из настоящего мира…

— Сколько ему лет хоть? — разливает остатки бутылки по нашим бокалам Алена, и снова чуть-чуть морщит лоб, — по фото не выглядит «зеленым»…

— Тридцать четыре, — выдыхаю, и ловлю оценивающий взгляд на моем телефоне.

Почему мне вдруг стало неуютно, и захотелось спрятать гаджет подальше? И вообще появилось сожаление, что я кому-то показала свою Аномалию?

— Ладно. Думаю, ты знаешь, что делаешь. — Кивает в конце концов Алена, и аккуратно кладет свою руку поверх моей, напоминая, что она мне совсем не враг, — но все же прими совет, подруга. Найти мужчину для секса — это нормально и естественно, правда. Но если ты испытываешь к нему что-то больше…

— Конечно, нет! — мигом вспыхиваю, и получаю довольный взгляд.

Мы пьем остатки, сетуя, что не взяли еще одну бутылку, и я вяло ковыряю палочками рис в роллах. Знаю, что подруге скоро пора будет домой к детям, и не перестаю ругать себя, что радуюсь этому.

Потому что на краю стола лежит, приманивая к себе, мой телефон, и я точно слышала, как пару раз он провибрировал, призывая к себе. В чат, личную переписку, туда, где все так нереально, словно и не со мной вовсе… И я точно знаю, что когда Алена уйдет — моя ночь только начнется.

Глава 2

Настена

Прощание с Аленой на пороге квартиры затягивается слишком надолго.

Вроде все, как обычно — пара шуток про наши «старческие тусы», ее звонок мужу, что она скоро, и мое напутствие быть осторожной. Ничего нового — но я все равно мысленно пританцовываю в прихожей, и всеми силами стараюсь участвовать в разговоре.

Еще немного. Совсем чуть-чуть, и я смогу, отодвинув реальность, полностью погрузиться в устройство.

— А кстати. Где живет-то твой бородатый?

Я морщусь, потому что бородой там и не пахнет. Все гладко выбрито, лишь легкая, но заметная щетина по краю резко очерченного подбородка. Я не знала до этого, нравится ли мне подобное — но ему, надо признать, так шло.

— В Москве.

Алена присвистывает, удивленно приподнимая брови. Знаю-знаю, что ей хочется сказать — за каким фигом тебе этот мужик, если вы даже потрахаться не сможете? Но я лишь дергаю плечом, показывая, что дальше лезть не стоит, и на прощание чмокаюсь с подругой в щечку, закрывая на два оборота замок.

Выдыхаю, натыкаясь взглядом на большое овальное зеркало, и сдуваю прядь волос с лица. Зачем мне нужен именно этот мужчина? Чтобы ответить на этот вопрос — нужно открыть нашу переписку, и пролистать от начала до конца.

А потом понять, что это полное сумасшествие, и как-то жить с этим дальше.

Я вскидываю подбородок, напоминая себе, что уже разведена, и делаю все, что хочу. А именно сейчас мне хочется только его букв на голубоватом светящемся фоне.

И моих тягостно сжимающихся вокруг одеяла коленей…

Я быстро иду на кухню, но по пути привычно торможу, заглядывая в детскую комнату. Маруся спит, целиком и полностью сбив одеяло под собой, и для надежности придавив его своим животом. Мне стоит огромного труда удержаться, и не начать распутывать этот комок — все равно бесполезно. Через четверть часа все будет, как раньше, а потому можно просто прикрыть дверь, и наконец схватить телефон в руки.

Без паники, Настя. Просто, черт, дыши, и…

На меня буквально выпрыгивает текст, но я мотаю пальцем назад — чтобы освежить переписку и понять, на чем мы вообще остановились. А еще совсем немного потянуть удовольствие — просто потому, что мне нравится предвкушать его фразы.

Настя: В душе — клево) Особенно для оральных ласк. Ведь идеально самолично сперва вымыть друг друга, а после — вылизать!

Божеее. Мы действительно общаемся только три дня?!

Я вспыхиваю, усаживаясь прямо за неприбранный стол, и подтягиваю к себе колени. Одной рукой беру кусочек горького шоколада, и не осознаю, что рассеянно вожу им по губам.

Максим: А еще в душе совершенно особенная прелюдия — мыть партнера. Это КАК БЫ не секс, и вообще не прелюдия, но все всё понимает, и эта двойственность очень крута.

Настя: Ну да

Настя: Ведь да же!

Настя: Я же выше написала)))

Максим: Я просто долго писал, Ангелочек. И не успел.

Максим: Я люблю куни, малышка.

Черт. Я помню, как меня тряхнуло на этой фразе, хотя вроде бы, ну чего особенного… Но скольким вообще повезет встретить мужчин, которые вот так невзначай просто обмолвятся об этом?

Лично у меня это — первый и единственный.

Настя: А ты знаешь, что мужчины совершенно не умеют его делать?

О святые, я действительно так написала?! И это — мое последнее сообщение ему?! Мамочки, что же он подумал…

Я прикусываю шоколад, и впиваюсь взглядом дальше, в его продолжащийся монолог.

Максим: эх

Максим: НАСЛЫШАН

Максим: Есть у меня мысли на сей счет. Дело все в том, что ты никогда не знаешь, приятно девушке или нет. Как идиот, ориентируешься по стонам — а вот тут правильно, а ну если здесь нажать? И, в общем-то, не всегда понятно, умирает она от наслаждения, или просто попискивает от щекотки

Максим: (при том что тебе в этот момент просто хочется яростно целовать ее промежность)

Я прерываюсь, ощущая, как пульсирует все ниже пупка, и тянет до боли там, где этому Похабнику хочется все расцеловать. Господи боже, что мне ему на это ответить?! И что там написано дальше?

Запиваю шоколад кипяченой водой, и иду в постель, по пути скидывая серые домашние штаны с сердечками, и оставаясь в гетрах и трусиках. Почему-то кажется, что Максу бы такое понравилось — хоть и знаю, что обычно мужчины предпочитают чулки и кружева.

Но, может, мой Аномалия особенный и в этом?

Я ложусь в кровать, закутываясь со всех сторон, и даже накрывая голову. Снова снимаю с телефона блокировку — и яркий свет сперва бьет по глазам, заставляя сощуриться.

Максим: Ну и, в общем-то, ты права. Не многие понимают, как доставить женщине удовольствие. А еще меньший процент девушек сами решаться рассказать, как им нравится.

Я зажмуриваюсь, думая, что рассказала бы ему все. Любой нюанс, момент или движение — что угодно в обмен на «яростный поцелуй» там.

Максим: Вот, кстати, ссылка на мою статью — ты просила. Это мое любимое — здесь что-то вроде пародии на типичные научные новости.

Черт, точно, статья! Как вовремя, чтобы остыть, и хоть немного взять себя в руки. Я быстро пишу ответ, что начинаю читать, и прошу после не забыть вернуться к теме куни. Не знаю, откуда такая смелость, честно. Просто здесь, в нашей переписке, я каждый раз открываю в себе новые грани дозволенного, и расширяю собственные рамки «можно».

Я смотрю на заголовок «Мангусты сделали лягушек с острова Амамиосима трусливее» и мысленно морщусь. Черт, я тоже пишу, но мои оригинальные открыточки, задания для детей и помощники будущим мамам и рядом не стоят вот с этим. Интересно, если я честно скажу Аномалии, что мне вот такое скучно — он поймет или обидится? Почему-то мне казалось, что первое.

Со вздохом я открываю текст, и следующие пятнадцать минут тупо наслаждаюсь исследованием в издевательско-ироничной манере, где юмор тесно переплетен с фактами и научными терминами, большинство из которых приходится гуглить.

До чего же он… Умный. Написать такое — как вообще? А ведь статья его, полностью, вот и подпись внизу есть «научный журналист ведущего политехнического музея Максим Аллаев».

Что?..

Настя: Когда ты говорил, что работаешь в музее — это звучало не так круто, как звучит на самом деле.

Максим: )) Считаешь, требуется уточнять?

Настя: Не знаю. Но я представила себе охранника, или какого-нибудь дедулю-экскурсовода…

Максим: О, женщина

Максим: То есть ты три дня вела интимную переписку с дедулей? Мне уже страшно спрашивать, какие там у тебя фетиши…

Я смеюсь, во все глаза следя, как появляется и гаснет слово «печатает» под диалоговым окном. Это так, просто невероятно приятно — видеть, как он быстро набирает ответ, явно не отвлекаясь ни на кого другого.

Максим: Кстати, о ласках… Не хочу хвастаться, но у меня здорово получается подключать к языку пальцы. По крайней мере, меня не раз просили «поделать так еще».

Господи.

Настя: Скинь фото своих пальцев.

Не проходит и минуты, как он присылает два фото своей руки с обеих сторон. На первом — широкая чуть грубоватая ладонь по запястье, с виднеющимися просветами венок у самого края фото.

А вторая…

Я прикрываю глаза, и снова открываю, не в силах поверить в свое счастье. Эти пальцы… Боже, эти шикарные длинные пальцы с аккуратно обстриженными под ноль ногтями. Не женские и тонкие, а именно как «нужно» — с широкими фалангами, потрясающей длины и формы, а на внешней стороне ладони размашистое белое пятнышко в форме бабочки.

Настя: Витилиго*? А еще где-нибудь есть?

Максим: Рад, что ты «в теме». Здесь, и еще в одном месте.

Настя: Где?

Максим: О, ну вот это при встрече)

Я натурально краснею, почему-то сразу представляя все самые пошлые места, и снова открываю фото с пальцами. Боже, боже, боже. Это просто невероятно — обладать такими руками. И как мне теперь с этим спать?!

Максим: Настен, ты там уснула? Или все настолько плохо, что страшно сказать?

Он издевается. Совершенно точно, потому что я уже успела заметить — в этом Мужчине нет никакого стеснения. И наигранности в надежде на комплимент тоже. Он знает и уверен, что его пальцы мне понравятся — а потому сейчас просто подкалывает, как долго я отвечаю…

Настя: Прости, но тебе придется подождать. Мы с твоими пальцами хотим остаться наедине.

Максим: Только ты и они, сладкая? Не возьмете с собой еще и мой язык?

Я лишь пробегаю глазами текст, и прежде, чем вообще успеваю понять хоть что-то — вижу входящий вызов у себя на мобильном.

От Максима.

В два часа ночи.

После разговоров о куни и его умеющих дрочить пальцев.

Боже мой, спасите!

===========================

*Витилиго — нарушние пигментации кожи в некторых ее участках (Прим. автора)

Глава 3

Настена

3 дня раннее

Мне не нравятся мои фото.

Ни одно даже близко, кажется, не передает нужных посылов, и уж тем более не говорит мужчинам на сайте знакомств, что они должны увидеть.

Я промахиваю пальцем вправо очередное фото с похода, где у меня счастливая улыбка и два колоска на голове. Далее отвергаю сефли с аккуратным макияжем (впервые накрасилась под конец лета) и пролистываю бесконечные кадры с ребенком.

Хотя последнее можно было и оставить. Мужчины не любят, когда от них скрывают наличие малыша, но я скорее вообще сотру этот Тиндер с памяти, чем выставлю Марусю на обозрение всего сайта знакомств.

Глубоко вздохнув, все же выбираю фото «макияж» и одну с гор, загружая на личную страничку, и со вздохом открывая «круговорот» мужчин. Хм, а здесь много симпатичных. Может, из этой бредовой идеи и правда выйдет толк…

Через час взаимных лайков, пар, «мэтчей» и переписок я со стоном откладываю телефон, и роняю голову на руки. А еще через пару минут нахрен сношу «макияжное» фото, а у походного беспощадно режу голову по подбородок.

Вот так. Замечательно. Больше я просто не вынесу вот этих «Привет, милашка!», «У тебя такие милые глазки», и «Эти губки просто созданы для…».

Черт, неужели я выгляжу так, что у меня больше нечего спросить? Пустота в глазах, просто кукольная стеклянность, и ничего из анкеты, что бы могло зацепить внимание? Или это, может мужчины здесь такие? Разом все, да, а я одна хорошая…

Я нервно смеюсь, подпирая щеку кулаком, и следя, как количество лайков и сообщений снижается. Вот так, отлично. Пусть тут не видно ничего, кроме шерстяного костюма и темных волос — зато мне напишут уж точно не за внешность…

Я еще немного просаживаю времени в приложении, немного лайкая наиболее не банальных мужчин. Качки с ссылкой на инстаграм сразу пролистываю влево — мне не интересно, какое у мужчины тело, если в нем нет мозгов. А вот черно-белые фото, красивая улыбка и хоть минимальный намек на разумность во взгляде заставляет с надеждой смахнуть пальце вправо.

— Мам! — слышу голос с прихожей, и громкое хлопанье дверью, — а мы уже пришли!

Бегом в прихожую, где моя трехлетка уже нетерпеливо стягивает кроссовки, чтобы скорее обняться. Приседаю на полпути, и в таком положении ловлю малышку в руки — прохладную от ветра, пахнущую улицей и чем-то сладким.

— Все нормально? — спрашиваю поверх дочкиной головы у Димки, который замер в темной прихожей.

— Да, поели сахарной ваты, и облазили все горки в округе. Еще дал откусить сосиску в тесте, не ругайся, — бодро отчитывается Маруськин отец, наблюдая, как я стягиваю с ребенка курточку.

— Значит, обед можно не предлагать, — вздыхаю, выворачивая дочкины карманы с распиханными туда камнями, — спасибо, что погуляли, Дим.

— Ну, это и моя дочь тоже. Давай я заберу ее в среду? У меня как раз выходной со смены.

— Созвонимся, — киваю, подхватывая Малышарика мыть руки, — ну что, помашем папе пока-пока?

— Я могу пройти, еще поиграть с ней… Если хочешь, — неожиданно предлагает бывший муж, и я замираю, не зная что ответить.

— Она ведь все равно спать сейчас, — нахожу наконец-то правильные слова, и внимательно смотрю, как меняется Димкин взгляд.

— Я мог бы сам уложить ее.

Что за черт?

— Дим. — Мой голос тверд, как камень, когда я произношу это, — не нужно, ладно? Мы ведь договорились.

Щека бывшего странно дергается, и на миг мне кажется, что все повторится, и я покрепче сжимаю в руках ребенка. Вот сейчас он не выдержит, сорвется с места, и из адекватного разумного мужчины превратится в орущего гадости человека, в то время, пока я со страху вжимаюсь в стену. А затем пошлет меня на три веселых, и уйдет, громко хлопнув дверью. А я не смогу ничего, кроме как проглатывать каждый всхлип, держа зубы крепко сомкнутыми, и стараясь еще больше не напугать Машулю.

Но этого не происходит. Дима сдерживается, лишь пожимает плечами, и уходит, даже не хлопнув дверью. Я облегченно выдыхаю, и запираю квартиру, размышляя, как простой развод сразу учит мужчин сдерживаться.

И никакие «я такой» и «по-другому не будет» уже не прокатывают.

В который раз похвалив себя мысленно за верно принятые решения, я уношу Марусика в ванну, а после готовлю к дневному сну. У нас нет проблем с этим — сказка, молоко, и ребенок спит минимум два часа подряд.

А я за это время успеваю поработать, потому что в выходной день без садика другой возможности просто нету.

Когда я подхожу к ноутбуку, чтобы вычитать вчерашний текст и внести правки, замечаю, как телефон на столе подает «признаки жизни». Хм, кто это все же решился побеспокоить мою обрезанную мордашку, и даже написал сообщение?

Максим: Привет. Ты правда писательница?

Хм. Я прищуриваюсь, открывая его профиль, чтоб понять, безопасно ли для моей хрупкой психики вообще писать ответ. С черно-белого фото куда-то в сторону смотрит симпатичный мужчина, и я лишь отмечаю черные, явно вьющиеся волосы и тонкий рот с хитрой ухмылкой. Ну… Ничего «сверх», но весьма неплохо…

«У меня всегда в запасе пара историй про мух-иммигрантов, птеродактилей, купленных на базаре или трансплантацию самых неожиданных предметов. А еще я точно знаю, какой шоколад тебе купить, чтобы утешить»

Я невольно улыбаюсь, осознавая, что это — самая оригинальная анкета, которая мне попадалась здесь. Что ж, ничего на первый взгляд нет, так что можно…

Настя: Привет) Нет, не правда. Я пишу тексты на заказ, а вовсе не придумываю свои миры. Но я зарабатываю ими на жизнь — так что не знала, как еще отметить свою работу.

Максим: Ну, а в трудовой что написано?

Настя: Окей, там — журналистка. Но мне не нравится это слово, оно совсем меня не характеризует. Поэтому — писательница. Ничего?

Максим: Самое то, красавица.

Я на секунду замираю, а после снова проверяю свое фото. Нет, все также — обрезанное изображение, из лица в кадр попадает только подбородок и самый уголок губ. Тогда откуда…

Настя: С чего ты взял, что я — красивая?

Максим: Шутишь?! Это заметно даже по твоей хромой аватарке.

Я снова в замешательстве кручу фразу так и эдак, пытаясь понять, что он имеет в виду.

Максим: Решаешь загадку, мисс Марпл? Не волнуйся, я просто знаю, куда смотреть;)

Ну вот опять… О чем он? Я могу до дыр «заглядеть» собственное фото, но ничего нового там не нахожу…

Максим: Неугомонная женщина) Пошли с этого полудохлого сайта для малолеток — и я расскажу тебе, откуда мне все известно.

Я снова тупо гляжу на красиво сложенные без единой ошибки буквы — и не знаю, как реагировать. Он что, предлагает обменяться номерами? Вот так, после пары фраз про фото?

Мне самой смешно, что это так страшит, но еще никому отсюда я не давала свой номер. Даже тем, с кем мы обменялись интересами и расспросили, что любим делать в свободное время.

А тут, сразу, с первого «захода»… Разве я смогу?

Настя: Хм. Хорошо, Напористый Мужчина. У тебя одна попытка «блеснуть чешуей» и назвать шоколад, который ты бы принес мне. Если ответ правильный — номер твой.

Да, так хорошо. Сам написал такое в анкете, сам и «выкарабкивайся» теперь. И ничего, что я в нетерпении ерзаю, и поглядываю на мелькающее слово «печатает…» на экране.

Он не отгадает это никак, даже пальцем в небо. Так что нечего и думать о том, что он получит мой номер.

И я даже себе не хочу признаваться в том, что немножко жалею о своей категоричности и страхе впускать кого-то дальше этого злосчастного сайта. Я в самом деле немного заинтересована, как Максим выкрутится из этой ситуации, а потому неловко егожу на стуле, ожидая, когда наконец он ответит.

И когда я последний раз с такой заинтересованностью ждала чьих-то сообщений?

Максим: Настен, ты все перепутала. Я ведь по глазам могу определить, чего женщина хочет… А твоих глаз я еще не видел.

Вот ведь… Жук! Я не замечаю, что улыбаюсь во все лицо, быстро выстукивая лаконичный ответ, когда меня снова «перебивают» входящим сообщением.

Максим: Настен. Чего ты боишься? Это просто номер, для того, чтобы нам не потеряться. Я не кусаюсь, честно.

Максим: «Ну разве что только ты сама попросишь»

От последнего сообщения все мурашки разом встают дыбом, а сердце стремительно пропускает удар. Я не знаю, почему и как это сработало. И понятия не имею, когда успела отбарабанить ему свой номер. Но факт остается фактом — он первый, с кем мне действительно захотелось задержаться.

Телефон вибрирует уже в другом мессенджере, где у меня стоит старенькая, но красивая фотка в вечернем платье. Свадьба подруги два года назад, и я вполоборота, с уложенными локонами, идеальным макияжем и приподнятом подбородком, смотрящая вниз на свои туфли.

Максим: Я же говорил, ты — красотка.

Максим: Только я до сих пор не видел твоих глаз…

Я хихикаю, и быстро выбираю в галерее самую обычную фотку с детской площадки. Малышарика здесь не видно, но зато мои широко распахнутые глаза — в половину фото.

На этот раз ответ приходит не мгновенно, а печатается полных две минуты, с перерывами. У меня уже изнывает рот с попыток погрызть его от любопытства, потому что реально интересно, чего он там пишет.

Максим: Наверно, теперь ты посчитаешь меня обманщиком… Но похрен. Прости, но я не удержусь, и покусаю эти милые щечки…

Что? Я хватаюсь за мигом согревшуюся щеку, и как будто чувствую, как кто-то решил посягнуть на «святое». Но почему тогда во мне нет возмущения? И отчего кожа вдруг заныла, требуя сделать собственное прикосновение не таким нежным…

Я снова смотрю на его фотку здесь, точно такую, как в Тиндере. Те же волосы, профиль, задумчивый взгляд… Но теперь меня приковывает этот тонкий сжатый рот, и воображение пытается представить, что еще он сможет проделать со мною…

Настя: Только если очень нежно… Ладно?

Я замираю, когда сообщение за мгновение улетает, и отражается на экране. Как… Удобно оно там встало. Будто так и должно быть, ровно на этом месте, после его «угрозы» про укусы. А все внутри колотится и сжимается, молоточком ударяя по разуму в стиле «что ты ответила, чокнутая, он сейчас подумает, что ты совсем озабоченная…»

И я совершенно утопаю в этих внутренних угрозах между «за» и «ты_идиотка». Мне правда нравится, как мои слова смотрятся там, в диалоге. И действительно не понятно, откуда только взялась смелость…

Телефон вибрирует в руках, когда экран уже полностью погас, и я спешно снимаю блокировку. Мне не надо больше ничего — ни доказательств, убеждений в правильности написанного, собственных принципов, которые вообще улетучились куда-то без остатка…

Я просто тупо смотрю на слова, подсвеченные голубоватым фоном, и улыбаюсь.

Максим: Ого… Кажется, мне повезло тут больше, чем я мог представить. Готовь щечки, и не только, красавица — я задержусь.

Глава 4

Максим

Я уже почти ненавижу свою работу, коллег, долбаных проверок и совещаний, а еще такую псевдонужную хрень, как этапы согласований.

Мне, блять, кто-нибудь когда-нибудь объяснит, почему я, полжизни посвятивший науке и биохимии, должен ждать «добро» от дядек на свои статьи, которые ни хера в этом не смыслят?! Но денежку получать проверяльщики за что-то должны, а потому прикапываются к каждой букве, вынуждая писать длиннющие объяснения и доказывать, почему здесь это нужно и уместно?!

С легким шоком я читаю полную белиберду, присланную на е-мейл с пометкой «срочно», и нахуй закрываю файл. Затем поднимаюсь из-за стола, и потягиваюсь, натыкаясь взглядом на помощницу.

— Анжел, пойдем.

— Куда, Максим Тимофеич?

— Туда, где там сидит наше начальство и делает вид, что вот эта вся ебола — норма.

Длинноволосая девушка удивленно приподнимает взгляд, и я вижу там плещущийся испуг. Да, знаю, что о моей несдержанности здесь ходят слухи — но хоть кому-то надо ставить это зажравшуюся братию на место?!

Я уже в дверях своего кабинета, и на выходе чуть задерживаюсь, надиктовывая, какие взять с собой документы. Вообще можно и без них, но в последнее время я и вправду стал резок, и чтобы не было еще больших проблем, лучше захватить с собой аргументы.

— Так вот, Валерий Михалыч, — спустя двадцать минут подытоживаю свой ор и мат в кабинете шефа, краем глаза отмечая почти сползшую по стене Анжелу, — я работаю в этой сфере всю жизнь, и прекрасно знаю, как это делается. А вчера я потратил ДВА ЧАСА своего времени, доказывая одному идиоту, зачем здесь нужен союз «и», — мой палец на автомате тыкает в листы бумаг, что взяла с собой помощница, — ты, мне, блин, скажи — я когда работать должен?!

Начальство недовольно хмурится, морща итак покрытый «волнами» лоб, а затем поднимает на меня деланно-строгий взгляд.

— Максим, вообще-то, эти «идиоты» — наши спонсоры, так что…

— Спонсоры?! Так тогда пусть они спонсируют, а не лезут туда, в чем нихуя не смыслят! — снова не сдерживаюсь я, и даю отмашку Анжеле, разрешая покинуть кабинет.

Мой шеф сокрушенно качает головой, явно еще больше занервничав от нашего уединения. А мне плевать — я заебался выгребать говно за другими, и доказывать, что сам не произвожу вонизму. А потому…

— Валерий Михалыч, или ко мне не лезут, или заканчивать исследование и подготовку к новой выставке будут без меня. — Чеканю я, наблюдая, как лицо шефа сереет, — уж ты-то прекрасно знаешь, что я не нуждаюсь в махающей за спиной указке.

— Я знаю, что ты горишь своим делом, и в любом случае выполнишь работу хорошо, — кивает мужчина, с которым мы проработали вместе больше пяти лет, — но от меня-то ты чего хочешь? Я как могу послать всех, если по сути они имеют полное право влиять на процесс?

— Легко, Валерий, легко. Можешь даже от моего имени, — подмигиваю я, уже успокаиваясь и вытаскивая из кармана мобильный, — а для начала загляни в почту, я там переслал тебе письмо… Почитай, похихикай, и шли нахуй этого «письмеца» в первую очередь. А я домой — рабочий день окончен час назад, и свою непосредственную работу я выполнил.

Шеф булькает возмущением в беззвучной конвульсии, но машет рукой, мол, иди. Я знаю, почему так — исследование целиком и полностью на мне, все основные моменты точно. Так что выгнать меня — значит потерять год работы, и начинать все сначала. Надеюсь, начальству хватит таланта донести все это до спонсоров, а те не будут полными идиотами, и отстанут от моей персоны.

На улицу я выхожу уже в приподнятом настроении, и радуюсь остаткам вечернего солнца. На дворе — конец августа, и это последние теплые деньки перед холодной осенью. Терпеть ненавижу это время года — земля как будто начинает промерзать, а ветра и моросящий дождь делает мое и без того недовольное лицо еще более скрюченным.

Никогда не понимал этих, любителей осени. Разве можно жить по-настоящему хоть когда-нибудь, кроме лета?

Домой я приезжаю даже в легком добродушии, и собственный двухэтажный каменный друг радует своей тишиной. В кои-то веки мать с сестрой и ее двумя отпрысками куда-то уехали, и я могу в спокойствии покурить на летней веранде. Не сказать, чтобы мы напрягали друг друга — дом большой, места всем хватает. Но визжащие племянники иногда действительно вызывают желание все бросить и съехать нахуй в отдельное жилье.

Но тогда они останутся совсем без мужчины. А я — без единственного подобия семейности и хоть какого послерабочего движа.

Со вздохом выпуская дым своих любимых армянских сигарет, я открываю сайт знакомств (34 года, помилуйте!) и морщусь от изобилия задниц.

Нет-нет, возможно, на самом деле женщины старались выложить тут лица — но загар, «шлепные» губы и какие-то лоснящиеся волосы превратили их вид в одну сплошную задницу.

Ну, по крайне мере, для меня.

Ненавижу такое. Где естественные, милые девушки, которые действительно хотят познакомиться, а не тупо рекламируют инсту? И нахуй я снова сюда зашел, если еще в прошлый раз для себя решил, что все это — хрень собачья?

Я докуриваю, листая однотипные фото, когда неожиданно чуть было не мажу по экрану что-то коричневое. Да-да, именно так — ни намека на кожу, губы или ресницы — а лишь свободного покроя коричневый костюм, и, кажется, фоном лес на заднем плане.

Хм. Любопытно.

Я открываю анкету, решая посмотреть, что это вообще такое. Способ привлечь внимание? Или какая-то девчонка действительно решила, что на сайте с фото нужно знакомиться… Вот с этим?

«Ценю себя, и с уважением отношусь к другим. Жду того же от общения здесь»

Две фразы, и два метких пинка по моей охреневшей физиономии.

Я такого, кажется, не видел ни разу до этого. Ни ссылки на контакт, никакого намека на «я_вся_такая_невзъебатая». Просто, блядь, обычные человеческие фразы, от которых моментально вытягиваются брови, а палец смахивает фото вправо.

Охренеть. Так у нас это еще и взаимно!

Я пишу сразу же, потому что любопытство гонит сильнее всяких полуголых сисек-писек. Кажется, у этой загадочной особы есть что-то очень похожее на мозг и чувство собственного достоинства, а в наше время не у всех мужиков то с этим радостно…

Она отвечает спустя полных десять минут, за которые я успеваю сходить за чаем, и подкурить еще одну сигарету.

Хм, журналистка, значит. Что-то мне подсказывает, что это не мои коллеги-пираньи, носящиеся по зданию на шпильках и с алой помадой вместо нормального рта. Я вижу самый уголок губ этой темноволосой куколки — и ни следа на хоть какой-то ненатуральный оттенок.

Я пишу ей дальше, и мне реально странно слышать о ее красоте. Да даже так понятно, что под свободным костюмом скрывается хрупкая фигурка, длинные волосы ухожены, а уголок губ… Черт, мне нравится ее чуть островатый подбородок. И я точно знаю, что «не_красавица» бы так не поступила. Неуверенная в себе девушка выставила бы или чужую фотку, или отфотошопила свою так, чтобы точно получать комплименты. А не обрезала стыдливо, будто скрыв, спрятав самое важное…

Самое, скорее всего, красивое.

Неужели другие мужики могли просто пропустить такое?

Мне снова любопытно, когда незнакомка со скрипом дает свой номер — вот чего, спрашивается, в этом такого? А затем я открываю ее телеграм — и просто разглядываю точеную фигурку в платье, и тяжелый каскад волос на плечах.

Я, мать его, всю жизнь работаю с текстом. И знаю, что и как написать, чтоб сделать комплимент. Но почему-то тут каким-то шестым чувством понимаю — петь дифирамбы не стоит. Во-первых, она сама пишет, и ее не удивишь красивыми прилагательными. А во-вторых… Не оценит.

Поэтому лишь подтверждаю, что она красотка, и когда вдруг мне в личку прилетает ее фото с большими, карими глазами и застывшей в них почти детской радостью — охреневаю.

Это что, блять, за милота в двадцать шесть годиков?!

Мне много чего хочется сказать про эти щечки, которые можно было идеально сжать одной рукой. Или провести членом перед тем, как перейти к губам. А еще оттопырить его с обратной стороны этой прелести, и погладить, наблюдая, как смешно у красотки надулись губки…

Блять. Почти год без секса — и я готов порвать эту милаху за одно только фото без пластиковой наигранности на нем. Но мои вкусы всегда были специфичны — я обожаю вот таких домашних милах, без косметики и в милых коротких шортах. Интересно, а у нее есть такие? И, может, когда-нибудь у меня получится уговорить ее сфоткаться в них?

Я пишу самое скромное из того, что напредставлял в голове, и все равно думаю, а не переборщил ли? Ведь такие, как она, обычно пугаются столь быстрых посягательств. Начитаются женской тупости о «порядочности» и «а что он обо мне подумает?!», а потом и не подъедь к ним на хромой кобыле…

Блять, Господи, сделай так, чтобы она оказалась без вот таких вот загонов?! Потому что так хочется просто человека «по душе и по члену», и в омут с головой, подальше ото всей науки.

Когда девчонка присылает короткий, но очень ясный ответ — я понимаю, что вот тут, кажется, небеса не наебали. А еще можно смело снимать ее смущение слой за слоем — ей это точно понравится.

Глава 5

Настоящее

Настена

Мое утро, как обычно, начинается в шесть, и становится самым продуктивным отрезком дня.

Сперва работа над текстом, следом собрать и отвезти Малышарика в садик, на обратной дороге заскочить в издательство — собрать задания на неделю, и, как обычно, прихватить пару «срочек» для дополнительной оплаты.

Не скажу, чтоб не хватало того, что я итак зарабатывала. Но в последнее время я так сильно мечтала переехать и сменить квартиру вместе со старыми воспоминаниями, что неосознанно начала откладывать «заначку». И пополнять ее быстрее из-за вот таких переработок.

Домой я приезжаю уже к десяти, и быстро переодеваюсь, чтоб побегать. Самый кайф освободить голову перед тем, как окончательно усесться за ноутбук — только музыка и я. А еще начинающийся запах осени, который ощутим едва-едва, и то только в прохладное утро.

Нереально жду это время года. Каким бы чудесным и теплым не было лето — только осенью я начинаю чувствовать жизнь и силу, и часами залипать на разноцветные деревья в парке. Сейчас листочки едва-едва стали опадать, но я уже предвкушаю и жду — скорей бы.

Я прищуриваю глаза от утреннего солнца, и делаю звук в наушниках погромче. Почему-то это песня начинает прочно ассоциироваться с моим мужчиной из секретного чата. Ну а как иначе, если за каких-то три дня — сегодня уже четвертый — он сумел стать мне каким-то незаменимым спутником в телефоне.

Знаю, что это бред, и скорее всего все из-за моей повышенной романтичности и умению придумывать собственный мир там, где еще только-только начинают создаваться равнины. Но ведь мечтать-то мне никто не запретит, верно?

Все так, а потому я бегу, со смаком представляя своего мужчину. Как он спит там, в своей постели, за тысячу триста семьдесят четыре километра — такое расстояние между нами указал Тиндер — и на два часа раньше, чем показывают мои часы. Да-да, мы еще и в разных часовых поясах до кучи. К тому же я конченный жаворонок, а Макс — типичная сова, ненавидящая утро.

Мы вообще разные. Настолько, что, кажется, встреться в реале, не смогли бы ужиться друг с другом. Но это не мешает мне становится помешанной на нем, а ему — с каждым разом заводить нашу переписку все дальше, помогая раскрываться моей собственной сексуальности, и какой-то крышесносной способностью кончать лишь от его слов в переписке.

Я краснею, вспоминая наш вчерашний разговор, закончившийся моей позицией на животе и пальцами между ног. Как я дошла до такого? Или это просто его потрясающий голос после шампанского? Он не был каким-то рычащим или громким — скорее, приглушенным, сам по себе слегка неторопливым и с такими вздохами выпуская дым…

А затем мой оргазм от его простого «Ты любишь, когда тебе мнут попку во время секса?» и приглушенный стон, который я не смогла сдержать от кайфа.

Я бросила трубку сразу после его молчания, и осторожного «Насть?».

Просто, к черту, скинула вызов и отключила телефон, чтобы забраться под плед, и там сгореть со стыда.

Что он обо мне подумал?

Понял ли, насколько я ненормальна, что смогла кончить от голоса в трубке, и паре интимных предложений и вопросов? Как вообще можно было так забыться и быть такой дурой?!

Я останавливаюсь, переводя дыхание, и иду, постепенно сбавляя шаг. Знаю, что Макс еще спит, и вряд ли напишет, но все равно проверяю телефон, заодно в сотый раз прочитывая его последнее, присланное уже на выключенный телефон сообщение:

Максим: Если это то, о чем я подумал — то ты ОХУЕННА, сладкая.

Улыбаюсь, но снова одергиваю себя, стараясь не накручивать и не придумывать дальше. Я знаю, что мне должно быть стыдно. И понимаю, что все это — не про нормальные отношения, и прочее. Но к чему все разумные доводы, если ОН считает меня… Вот такой?

Дома я первым делом стягиваю вещи, кидая их в корзину, и придирчиво оглядываю свое тело, пока в ванной набирается вода. Прекрасно знаю, что не тяну на звание «Мисс хотя бы чего-то», но пробежки сделали свое дело — лишних килограмм совсем не наблюдается. А еще мне нравится мой пупок и попа, без ложной скромности, они хороши. Вот бы еще грудь немного побольше, а так…

Максим: Доброе утро, красавица) Как ты?

Его простое «Как ты?» заставляет что-то сжаться в груди, и я прямо с телефоном и широкой улыбкой сажусь в ванну, «отодвигая» все остальные мысли в сторону.

Настя: Я хорошо, уже побегала, принимаю душ. А ты чего такая ранняя пташка?

Максим: Да на работу вызвали, опять какое-то срочное дерьмо, которое без меня не смыть.

Максим: Стоп. Ты в душе?..

Я хихикаю, осознавая, что мне удалось окончательно привести в чувство этого сонного мужчину. Почему-то в моем воображении он сейчас очень злой и невыспавшийся, глотает обжигающий чай, и материт весь мир с ранними подъемами.

А затем осознает сообщение, присланное мной, и совсем ненамного становится… Радостней.

Настя: Да, мужчина, именно там. Я же бегала) Сейчас помоюсь, кофе и за ноут.

Максим: А не хочешь спасти пару человек сегодня?

Я приподнимаю брови, так и эдак прикидывая его фразу.

Настя: ???

Максим: Я сейчас еду убивать одних косячников, которые запороли половину моих вчерашних результатов. Но если вдруг у меня появится фото Ангела из душа — они будут прощены.

Меня прошибает от этой фразы, так, что щеки заливаются, и становится невыносимо жарко в горячей воде. Четвертый день — интимные фото? Он серьезно, или это просто шутка?

У меня замирают пальцы, потому что я не знаю, как ответить. С одной стороны — это недопустимо, аморально, и совсем не так, как я поступаю обычно.

А с другой — я хочу сделать для него свое фото из душа. И совсем не ради жизни его идиотов-коллег.

Пока я туплю, и просто покачиваю в руках телефон, он снова вибрирует, и я скорее читаю сообщение.

Максим: Настен, если не комфортно — не надо. В любом случае, я уже на работе, и пока не смогу переписываться. Удачного тебе дня!

Что?! И все на этом? Я так долго тряслась, ожидая, как мы будем после вчерашнего, а теперь нужно просто его отпустить? Ну уж…

Словно во сне, я приподнимаюсь на коленки, и двумя движениями прохожусь по попке пеной. Слегка расставляю ножки, завожу телефон за спину — и делаю пару кадров оттопыренных ягодиц вместе с линией талии.

Смотрю на результат — симпатично. Даже на мой вкус, все отлично, а потому больше не позволяю тупить и сомневаться — и отправляю фото с припиской: «Это все потому, что я слишком жалостлива».

Ответ приходит спустя две минуты — и за них я успеваю полностью помыться, и в теплом халате пройти на кухню.

Максим: Блядь!

Максим: Ну, спасибо. Работа ВСТАЛА.

Я смеюсь, наводя горячий кофе, и растворяя в этом моменте последние сомнения в правильности поступка. Какая, к черту, разница, что и как принято?! Я хотела, я сделала, и мне от этого офигенно хорошо.

Настя: А мне какое-нибудь фото полагается?)

Максим: Хм… Хочешь дикпик?

Я зависаю над незнакомым словом, сворачиваю переписку, гуглю… Мои щеки становятся пунцовыми, а первый глоток кофе помогает справится с эмоциями.

Настя: А ты… Ммм… Реально пришлешь его?

Под «его» я имею в виду фото, но перечитывая, понимаю, как смотрится здесь это слово на самом деле. Хочется взять и нажать кнопку «исправить», но во-первых, Макс уже все прочитал, а во-вторых, я не придумала, на что.

Максим: Ну а почему нет-то? Взамен такой Сахарной Попке…

Мои губы расплываются в очередной улыбке, а та самая попка прижимается к стулу. Кажется, мне нравится такое прозвище. Даже больше, чем «Ангелочек» и «Сладкая».

Настя: Ну, вообще, я имела в виду просто твое фото сейчас))

В ответ мне тут же прилетает картинка — Макс в простой белой рубашке сидит за рабочим столом, заваленным бумагами, а одна его бровь изогнута в недоумении.

Максим: То есть, дикпик отменяется?

Настя: НЕТ.

Максим: )) тогда жди меня с работы, сладкая.

Мужчина покидает чат, и я понимаю, что больше общаться он не может. Смотрю на присланное фото — с каждым разом мне все больше нравится его лицо, щетина внизу и широкий мужской нос. Он ни разу не «парень» или еще кто-то — по нему сразу видно, что это взрослый мужчина, который знает, чего хочет, свои цели и как их достичь.

У меня никогда не было такого. Серьезного, умного, не боящегося сказать или сделать «не то». Он грубый и матом, отчего я вся изнемогаю, а еще не стесняется просить то, чего хочется.

А еще сегодня вечером он пришлет мне свой член.

И я почему-то совершенно не могу спокойно работать с этим.

==================

* Песня у Настены в наушниках NЮ "Три дня"

Глава 6

Настена

День пролетает точно также, как предыдущие, только с одной разницей — я почти все время в приподнятом настроении.

Что бы ни делала — дописывая поздравления к открыткам, пролистывая новые новости в педиатрии и отправляя статью о сравнении марок детских подгузников — я все сопровождаю легкой улыбкой, и музыкой на фоне. Даже суп сегодня я варю, постоянно пританцовывая и напевая «Океан» Мари Краймбрери — и мне, черт возьми, абсолютно точно хорошо в своем мире.

То и дело между круговоротом дел я посматриваю в телефон — Макс в сети не появлялся. Это и ожидалось, на самом деле — я знаю, сколько для этого мужчины значит его работа. И честно надеюсь, что фото хоть немного смягчит его недовольство. Не ради коллег. А просто, чтобы он не переживал так сильно.

Когда я приезжаю за Марусей в детский сад, припарковав свой «Форд» возле ограждения, мой телефон наконец оживает, и сердце начинает стучать чаще, будто предчувствуя что-то.

Я знаю, что это от него сообщение. У меня нет специального уведомления, на экране не высвечивается имя — но каким-то необъяснимым «третьим оком» я понимаю, кто мне написал.

Максим: Прости, что не писал. День — пиздец

Я расстроено хмурюсь, отстегивая ремень безопасности, но пока не покидая автомобиль. Что там у него сегодня происходило?

Максим: Если бы не твоя попка (я пересмотрел ее фотку раз двадцать), не знаю, как бы вообще сдержался. Спасибо тебе.

Я улыбаюсь, почему-то растворяясь в этих простых словах, и убираю прядь волос за ухо. Что бы сегодня не происходило у этого мужчины — я смогла хоть немного помочь. И от этого чертовски приятно.

Настя: Совершенно не за что) ты домой?

Максим: Да, в душ, и посплю минут сорок. Потом сразу к тебе. Не скучаешь? Как ты вообще?

Настя: Все в порядке, приехала в сад)

Максим: В сад? В смысле — на дачу?

Черт.

Я мысленно холодею, сжимая пальцы на корпусе телефона, и понимая, что он не знает.

Не в курсе о моем ребенке.

И даже вообще о том, что я была замужем.

Хорошее настроение улетучивается, а взамен приходит вся эта муть с пабликов контакта. «Женщина с прицепом». «Да кому ты нужна с ребенком». «Бабы, вы реально думаете, что кто-то будет любить чужого паразита?!»

Руки начинают трястись, и я выпускаю телефон, крепко сжимая руль. Я не хотела скрывать это. Совсем нет, просто наши разговоры ни разу не завели на тему того, с кем и как я живу. Знаю, что это дико — обычно такое выясняют в первый день общения. Но у нас с этим невероятным мужчиной все не так «как обычно» — и поэтому тема ребенка оставалась за кадром.

Максим: Настен? Ты ведь не переписывалась за рулем, верно?

Настя: Нет, я уже заглушила двигатель

Глубоко вздыхаю, понимая, что надо сказать. Даже если между нами тысяча триста семьдесят четыре километра. Даже если мы никогда не встретимся. И вообще, если будем общаться только о дикпиках — я должна признаться.

Настя: Мужчина, я могу сейчас совершить каминг-аут, и рассчитывать, что ты не исчезнешь из моей жизни? Мы ведь просто общаемся, и ничего друг другу…

Максим: Так. Я слушаю.

Силы небесные, отчего ж так страшно-то?! Никогда не стыдилась своего ребенка — наоборот, гордилась, что у меня есть дочь. И вот, пожалуйста — боюсь признаться в этом постороннему человеку!

Настя: Я была замужем, есть ребенок. Дочь, три года. Умная, послушная, не капризная — вся в мать, в общем. Мы живем одни, и сейчас я приехала забрать ее из детского сада.

На этом моменте я бросаю телефон на соседнее сиденье, и выскакиваю из машины, запирая за собой дверь. К черту, к черту, к черту!

Несусь в садик, по пути размышляя, как я буду жить, если он исчезнет. Нет, конечно, между нами практически ничего не было, и забыть его сейчас будет легко… но почему именно от этого так больно? От того, что между нами могло бы быть.

Маруська одевается с моей помощью за десять минут, и я усаживаю ее в автокресло сзади, пристегивая и перепроверяя ремни. Снова в руках у дочки камни — это какая-то странная любимая игра, собирать их. Она ни в кого не кидается, и не пытается ничего проглотить — просто собирает и распихивает в карманы, или подолгу рассматривает один в своих крошечных ручках.

— Мы домой? — спрашивает дочь, когда я, наконец, удовлетворенно вздыхаю.

— Да, Марусь. Переоденемся, и пойдем с тетей Аленой на горки. Хорошо?

— Да! — радостно кричит ребенок, и я закрываю дверь, усаживаясь за руль.

Телефон помигивает голубоватым кругляшом справа вверху, сообщая, что у меня есть новые уведомления. Я уже немного успокоилась, а потому плюю на возможные разочарования — и открываю присланные сообщения.

Максим: Ну и что?

Максим: В смысле, я понимаю, что женщина с ребенком в обществе бывает часто стигматизирована*. Но у меня нет никаких проблем с этим)

---------------------------

* Стигматизирование — навешивание социальных ярлыков (Прим. автора, которая сама вечно гуглит все слова слишком умного мужчины)

----------------------------

Максим: Одно время я был сильно влюблен в женщину с ребенком. И даже внутренне готовился к роли отчима. Ничего не вышло, но кое-что из прочитанного в голове осталось. Так что все в порядке, правда.

Боже мой. Он просто… Идеален, черт возьми.

Настя: Ты там вообще реальный? А то я уже склоняюсь к мысли, что нет))

Максим: Я уже дома, и ложусь спать. Не бери телефон за рулем, ладно? До вечера, сладкая, будем знакомить твою Попку со мной поближе)

Настя: В смысле, с твоим?..

Максим: «целую в ягодицы»

Я резко выдыхаю, прогоняя сексуальное наваждение, и выруливаю в сторону дома. Да, определенно — наше с ним время, это вечер и часть ночи, когда Маруся спит, я уже не работаю, а он в своей лучшей совиной стихии. Именно тогда я развязываю всех своих демонов с короткого поводка, и выпускаю навстречу его умело написанным фразам.

Боже, меня одну возбуждают вот такие умные, пишущие без ошибок, взрослые мужчины?

Или это не совсем нормально — хотеть кого-то до дрожжи только по написанным буквам?

Оставшуюся часть дня я хожу, словно во сне, не выпуская из рук телефон. Хорошо, что за Машей на площадке почти не нужно следить — она спокойно бегает с дочками Алены, пока мы сидим рядом, и обсуждаем, куда можно съездить с детьми развеяться. В паузах я успеваю отвечать Максиму — который проснулся, и сразу написал об этом, но общается как будто нарочно избегая «горячих» тем.

Пока Аленка перечисляет, что еще нужно купить старшей дочери к первому классу, я быстро пишу ответ на его список вопросов. Как зовут дочь, что она любит, не тяжело ли мне с малышкой одной. Всплывает тема отца — и я снова убеждаюсь, что Максим идеален. Совершенно никакой агрессии — спокойное удовлетворение от того, что я ребенок с ним общается, а я не держу никакой затаенной злобы или обиды.

Мне нравится, что он интересуется моей дочкой. Хоть мало кому из мужчин это надо, но вопросы Макса звучат как будто искренне, и оттого я радуюсь им еще больше. А еще между делом мы, наконец, узнаем друг друга чуть больше, и я выясняю, что мой мужчина курит, не любит кофе, но обожает крепкий черный чай, пьет бельгийское пиво, и ненавидит всю погоду с октября по март.

А еще он сто восемьдесят шесть сантиметров, и последнее заставляет меня немного съежиться.

Настя: Ты такой высокий… Я всего сто шестьдесят пять))

Максим: Ну да, не маленький. И не худой, если что. Восемьдесят кг чистого секса!

Я посмеиваюсь, размышляя, что никогда не любила дрыщей. Да и низенькие парни тоже не в моем вкусе…

Максим: А что, мой рост — проблема?

Настя: Нет, мне нравится. «Даже очень». Я просто подумала о некоторых позах…)

Максим: Арр, женщина. Твоей дочке не пора еще спать?

Я поднимаю взгляд на Машу, что уже смотрит мультики, а следом на время. Половина десятого.

Настя: Через полчаса, нетерпеливый мужчина. Ты уже готов на фотосессию нюдс?

Максим: Я не говорил, что снимаю? У меня есть проф фотик и все такое…

Боже, он еще и фотограф?! Кажется, у меня скоро будет комплекс неполноценности в сравнении с ним…

Настя: Значит, ты знаешь, как выставить нужный ракурс для выгодного фото?))

Максим: Прости, малыш, для этого фото я сделаю лишь одно — представлю перед собой твою Попку, чтоб не разочаровать размером.

О Боги. Ну почему мне так приятно-то?!

Настя: Пошла готовить Малышарика ко сну.

Я отбрасываю телефон, затем наскоро купаю дочь, даю вечернее молоко и читаю сказку. Как раз к десяти выключаю свет в ее спальне — и возвращаюсь на диван к мобильнику.

Я не открываю сразу наш диалог, а захожу в мессенджер, и потому вижу, что от Максима там висит фото. Щеки краснеют, низ живота сводит странная, теплая волна — и следом я тихо дышу, стараясь совладать с собой.

Тише, Настя, тише. С ним — можно все. Даже перестать держать в узде свои желания, и выплеснуть то, чего сама, оказывается, давно хотела.

Я забираюсь с ногами на диван, и одним движением захожу в Секретный чат, оставляя за его пределами весь остальной мир.

Глава 7

Настена

Я не знаю, как надо реагировать на вид мужского члена, и нужно ли вообще «оценивать» его. Безусловно, я видела мужской орган не раз в своей жизни. И монашкой в этом плане меня не назовешь — все-таки ребенок и брак за плечами.

Но впервые я смотрю на член, а на меня — никто.

И я могу без стеснения (ну ладно, внутри все равно чуть-чуть стесняюсь), рассмотреть каждую деталь на нем.

Женщины не возбуждаются от вида голого мужского достоинства.

По крайней мере, так утверждают наши же журналы.

Тогда почему я, глядя на стоячий, прямой член с крупной головкой и вязкой вен, испытываю непреодолимое желание взять его в рот?

Настя: Прости, мужчина. Но сегодня Ангелочек, кажется, куда-то улетел с моего плеча…

Максим: Нахуй Ангелов, малыш. Покажи мне уже ту испорченную девчонку, что вчера стонала мне в трубку…

Я прикрываю глаза, глубоко вдыхаю, и словно во сне бреду в постель. Хочу под одеяло с телефоном. Хочу читать все это там, замотавшись с ног до головы и представляя, будто вокруг меня не одиночество, а — Максим.

Максим: Хочу еще твое фото, сладкая. В чем ты сейчас?

Я ложусь, задирая футболку «по приличное» и фоткаю себя в коротких шортах с оголенным пупком. Мне нравится, как выглядит мой живот в таком ракурсе — и ему, надеюсь, понравится тоже.

Максим: Охуенная.

Максим: Насть… Прости, но ты такая ебабельная.

Скажите мне уже, что я ненормальная, потому что от такого «комплимента» краснею с ног до головы, и едва ли не прошу «Еще».

Максим: Я бы погладил тебя там, маленькая. Запустил пальцы под резинку шортиков и гладил, нежно проводя пальцами. Не мастурбировал, а просто.

Максим: И целовал. В шею, за ушком, в губы.

На слове «мастурбировал» я вспоминаю его офигенные длинные пальцы, и натурально хныкаю, с головой уходя под одеяло.

Настя: Хочу твои пальцы себе на живот. Они бы нереально смотрелись там…

Максим: Они бы еще более нереально смотрелись в другом месте…

Настя: Макс!

Максим: Да, сладкая?

Я не думаю больше ни минуты — просто пишу сообщение, и переворачиваюсь на живот, зажимая одеяло между ног.

Настя: Я мокрая

В ответ мне прилетает еще фото его члена, и на этот раз с различимой каплей смазки в основании. Подпись простая «Считается, что я тоже?»

У меня уже рвет крышу, и потому я строчу ответ, даже не задумываясь, насколько все это «правильно».

Настя: Я бы сейчас хотела устроиться там, между твоих ног. И осторожно провести кончиком языка по головке, слизывая каплю

Максим: Блять, сладкая… Я бы собрал твои волосы на голове, и придерживал, ласково поглаживая одной рукой.

Настя: А затем я бы медленно погрузила головку в рот, уже там лаская ее по кругу языком, и уделяя особое внимания уздечке

Максим: Да, так. Охуенно, девочка моя. Но, прости, долго бы без участия я не выдержал.

Настя: Говори, что хочешь.

Максим: Хочу осторожно зафиксировать одной рукой твою голову, затем достать член изо рта, а потом резко вогнать внутрь. Трахать твой рот — да, малышка, я так люблю, и обещаю делать с тобой все нежно.

Я буквально стону от последней фразы, и сучу ногами по кровати, немного утягивая одеяло вниз.

Настя: Не надо, ладно? Не хочу, чтоб со мной нежно. Делай, как тебе хочется.

Максим: Уверена? Малыш, я не хочу, чтобы ты что-то терпела.

Настя: А если мне… Нравится?

На этот раз Макс молчит почти минуту, и это невыносимо долго в нашей переписке.

Максим: Я подозревал, что в моей милой девочке до хрена припрятано сюрпризов)

Удивительно, потому что сама я этого совершенно не осознавала до того, как познакомилась с Ним.

Максим: Настен, на живот.

Я удивленно смотрю на отданный «приказ», а затем про себя усмехаюсь, написывая сообщение.

Настя: Опаздываешь, мужчина. Я уже там)

Максим: Моя умничка.

Максим: Я наклоняюсь, раздвигая твои шикарные ягодицы, и начинаю вылизывать тебя. Всю. Хочу мять и целовать попку, лизать промежность, массировать языком дырочку попки. Ты не против?

Настя: Шутишь?! Я млею…

Максим: Потом сажусь на твои ножки, и медленно ввожу член, не забывая мять и гладить. Двигаюсь не спеша, чуть-чуть покачиваясь. Ты бы стонала, и ерзала своей шикарной попкой, чтоб я начал двигаться быстрее. А я буду тянуть время…

Настя: Чудовищное чудовище…

Максим: Да, сладкая. Я люблю поиграть в постели. Я бы долго мучал тебя, легко и медленно двигаясь, пока бы не услышал твои похныкивания, и ерзанья шикарной задницы… А после сказал: «Так, на счет три я буду тебя трахать».

Я предвкушающе собираюсь, пальцами поглаживая себя так, чтобы настроиться. Господи, да, скорей бы!

Максим: Посчитал до трех и обманул.

Настя: Маааакс!!!

Максим: Да, сладкая) Терпи, моя хорошая, терпи. Я бы все также ласково поебывал тебя, даже не засовывая член далеко. А затем, когда бы усыпил твое внимание, без предупреждения схватил тебя за бедра, и начал натягивать на член, трахая так, чтобы шлепки отражались от потолка.

Черт, да, да, да, на все — Да!

Максим: Потом подтянул твои бедра так, чтоб ты встала на колени, и продолжил трахать, хватая за волосы, и заставляя приподниматься ко мне. И наоборот, вжимая голову в кровать.

Максим: Ты бы отклячила задницу, и я драл тебя, как свою шлюху, натягивал на себя, не забывая шлепать по попке. Ты бы кричала, сладкая? Тебе было бы хорошо, когда бы я шептал, какая ты у меня испорченная потаскушка?

Я уже не соображаю ничего. Просто двигаюсь на своих пальцах, понимая, что вот-вот кончу, и другой рукой в полубреду отвечаю на его сообщение.

Настя: Я улетаю, Макс… Уже почти

Максим: Какая ты у меня быстрая девочка. Хочу почувствовать, как ты сжимаешь мой член внутри. Хочу кончить, но только после тебя, после твоего оргазма, и в рот.

Настя: Хочу твой вкус вперемешку с моим…

Максим: Я чувствую, что ты вот-вот, и активнее трахаю тебя. Что есть силы, вгоняю член, и ты стонешь, громко и протяжно, так, что у меня закладывает уши. Хочу твой оргазм, сладкая. Кончи для меня.

Максим: Давай, кончай, кончай!

Я не знаю, как это работает, но на его последней фразе громко кричу в подушку, и срываюсь, проваливаясь в наслаждение. Это — так ярко, как никогда до этого. Я ощущаю, как медленно возвращаюсь в реальность, сердце стучит, а между ног мокро так, будто я долбаная Ангара во время паводка.

Как же… Офигенно.

Максим: Настен? Ты как там?

Черт, он же тут, и ждет!

Настя: Я все. Без сил, и мне надо в душ, самый лучший на свете мужчина.

Я начинаю шевелиться, чтобы встать, но тут же укладываюсь обратно.

Максим: Теперь пора и мне кончить в твой рот, сладкая. Забыла, что хотела мой вкус?..

Я еле успеваю прочитать, и залиться краской от воспоминаний, что я там писала выше. А Максим не медлит — его входящий уже горит под моим одеялом, и я плюю на все, даже на свой хриплый голос, и отвечаю на вызов.

Глава 8

Максим

Я ни разу не ошибся, когда решил, что в этой девочке есть потайное дно.

А спустя всего четыре дня я осознаю, что там — целый склад, и нужно копать и копать, чтоб вытащить ее натуру на поверхность. Кто до этого ее трахал вообще, что похоронил под пыльной крышкой все похабности и желания?

Я вырубаю звук на колонке, где играет последний альбом «Комсомольска», и закуриваю, набирая Настю. Она сказала, что кончила — и до боли в члене хочется услышать, как ее голос звучит после этого.

— Да? — выдыхает она так тихо, что, если бы не сквозящая сейчас тишина, хрен бы расслышал.

— Как оргазм, сладкая? — выдыхаю дым, точно зная, что ей это нравится.

На том конце провода тихие вздохи, возня, и шелест одеяла. Она говорила, что часто мерзнет, и, кажется, сейчас тоже забирается в тепло.

— Офигенно, — сдавленно отвечает она, и я удовлетворенно хмыкаю, потому что, блять, это приятно.

— Ты очень быстро кончаешь. Так всегда?

Я специально слегка давлю с такими вопросами после оргазма, стараясь как можно быстрее преодолеть ее смущение. В переписке она смелая, и не стесняется сказать, какие ласки клитора ей доставляют.

А вот по телефону…

— Нет, — признается она почти шепотом, и тут же продолжает, — так вообще только с тобой, не знаю, почему… Мне просто крышу сносит от наших переписок.

«Мне тоже» — проносится в голове, но я давлю эту мысль, и произношу другое:

— И никакого отторжения?

— Ммм?

— Я ведь писал, что хочу вылизать твою попку, сладкая. Это входит в понятие «можно», или ты такое не любишь?

Да, детка. Привыкай к моей пошлости в наших разговорах — уж слишком хорош вид на твою задницу в пене, чтобы я строил из себя святого. Мне нравится, как ты выглядишь, и как реагируешь на все наши безумства в тексте, но, черт… Я должен знать, действительно ли тебе это нравится.

— Настя?

— Да, я тут… Максим…

— Да?

Вздох, в котором я легко распознаю смелость сквозь смущение и готовлюсь услышать что-то большее.

— Твои разговоры про мою попу… В общем, это не «можно». Это как раз-таки «крышесносно».

Да, блять.

Моя девочка.

— Тогда готовь свои ягодицы, сладкая… Потому что я уже предвкушаю, как исцеловываю там все.

Она опять тихо и тяжко дышит, и мне стоит невероятного труда не подколоть ее за это. Но знаю, чувствую, что нельзя — она только-только делает шаги «за мной», и смущать ее в этом было бы идиотством.

— В чем ты сейчас?

— Розовая толстовка с капюшоном, черные трусики и… Теплые носки на ногах. Прости, это не то, что…

— Охуенно.

Я выдыхаю это слово, нарочно прерывая ее, и давая осмыслить сказанное. Пусть подумает, и поймет, что я и сам в состоянии решить, то это или не то.

— Ты считаешь?..

— Это чистый секс, малышка. Домашние вещи на милых девочках, которые быстро мокнут между ног — лучше всяких блядских чулков и стрингов.

Она выдыхает, кажется, носом, и снова возится, трется, елозит… Я необъяснимо хочу спросить, как она там. И услышать рассказ, как ей снова неймется, и хочется секстинга со мной. Но молчу, прекрасно понимая — пока рано ждать от нее больших шагов в этом.

— Максим?

— Да, сладкая?

— Ты офигенный.

— Для человека, работающего с текстами, ты слишком часто повторяешься, — посмеиваюсь, и слышу ее недовольные вдохи.

Это не затем, чтобы задеть ее. А просто оттого, что не привык получать комплименты. Что должен отвечать тридцатичетырехлетний мужик на вот эту фразу? «Я знаю»?!

Я знаю, как доставить женщине удовольствие. Понимаю, зачем и как нужно возбуждать не только голым телом, но и пальцами, словами, языком. Точно разберу, когда женщина кончила — обмануть меня в этом не получится никакими стонами.

Но слышать, что я офигенный за то, что люблю милую одежду на девушках? Такое у меня впервые.

— Ну так что, сладкая, ты готова повторить? Потому что на этот раз я хочу кончить с тобой вместе…

Она пытается смолчать, кажется, даже втягивает воздух, чтобы не «спалиться», но ее «Ой» вылетает прежде, и заставляет меня вновь рассмеяться.

— Это значит «да»?

— Да-да-да мужчина…

Я тушу сигарету, и устраиваюсь поудобнее, не обращая внимания на побаливающий член. Давно хочу кончить — но почему-то тяну момент, и ожидая, пока Настя снова возбудится.

— Ты на животе сейчас?

— Да…

— Ласкаешь себя пальцами?

— Зажимаю между ног одеяло. Прости, но я кончаю совсем не как в порнушных фильмах…

— А кто-то смотрел порнушку, да?

Я улыбаюсь, буквально кожей ощущая, как она краснеет. Ни разу не видел, да даже в разговорах не мелькало, но, блять, уверен — она покраснела.

— Зачем мне порнушечные оргазмы, сладкая? — тут же пытаюсь ее расслабить, и обхватываю ладонью член, — я не вчера родился. И хочу слышать, как ты выгнешься на одеяле, или подушке в этот раз.

— Хочу выгнуться на тебе, — она хныкает мне в трубку, и это заводит даже похлеще стонов в динамике, — чтоб ты ласкал меня пальцами. Черт, Макс, твои пальцы… И руки…

Она шипит, а я реально не вижу ничего, что бы могло так цеплять ее в моих ладонях.

— Я бы обязательно ласкал тебя между ног, пока ты двигаешься на моем члене, — дразню ее, и одновременно поглаживая, зажимая себя в руке, — мне нравится, как ты часто дышишь. И кажется, что там, между ног, ты такая же сладкая… Я буду гладить тебя, и давать тебе свои пальцы в рот, маленькая… Чтоб ты облизывала их перед тем, как я помассирую твою попку…

— А-а-а…

Ее стон — не громкий, а сдавленный и хриплый — просто звон в моих ушах. Я делаю последние, резкие рывки, и кончаю, сцепив зубы от простреливающего удовольствия. Мне охуенно не верится, что так вообще бывает, но мы реально кончили вместе, находясь так далеко друг от друга.

— Сладкая?

— Да-а…

— Иной раз реальный секс был хуже, чем наш секстинг с тобой.

Она снова возится, и я слышу шум воды на фоне.

— Я залезла в ванну, — обессиленно поясняет она, и я сам направляюсь в сторону душа, — ты это серьезно, честно?

— Честнее не бывает, — встаю под струи воды так, чтобы не замочить телефон, — ты охуенно стонешь. И так быстро кончаешь, что просто…

— Так только с тобой, — торопливо перебивает Настя, будто боится, что потом эти слова просто не скажет, — ты — мое помешательство в чистом виде.

— А ты — моя маленькая ванильная девочка без тормозов. — Журю я, и понимаю, что ей уже давно пора спать, — иди в кроватку, Настен.

— Иду, — со вздохом подтверждает она мои подозрения, а затем снова торопится сказать, — но ты ведь напишешь завтра?

— А есть варианты?

Она молчит, словно этот ответ ее не устраивает, и она хочет прямого подтверждения.

— Ложись спать, малыш. А завтра с утра тебя уже будет ждать мое голосовое, — обещаю ровно то, что точно смогу выполнить, и она радостно прощается, спокойно отключая трубку.

А я смотрю на телефон, размышляя, что записать ей. Нужно то, что сделает ее ранний подъем чуточку теплее… И, кажется, мои познания в испанском здесь пригодятся.

Глава 9

Настена

Я «укутываюсь» в его голос каждое утро.

Мои шесть утра к концу августа всегда полны холода, но теперь, перед тем как натянуть свитер, я вставляю в уши наушники, и слушаю полный нежности голос, согреваясь изнутри.

Серьезно, как один мужчина может быть настолько талантлив?!

И каким образом теперь самой не разочаровать его в наших все более интересных переписках?!

Наше общение развивается так стремительно быстро, что я порой выныриваю из телефона и оглядываюсь, проверяя, на месте ли Вселенная. Потому что я будто разделяюсь, когда с ним — половина все еще тут, в своей уютной норке, пишет тексты и воспитывает дочку, а другая где-то в Москве, и слушает все, что говорит ей этот умный мужчина.

И собраться в единое целое получается каждый раз все сложнее.

Со вздохом усевшись за работу, я провожу за ноутбуком почти четыре часа, когда решаюсь сделать перерыв. Скоро должен проснуться Максим, а еще через пару часов нужно ехать за Машей в садик, поэтому пора приниматься за уборку…

Звонок мобильного заставляет вздрогнуть, и внутренне напрячься. Который раз убеждаюсь в присутствии у себя «шестого чувства» или какой-нибудь подобной фигни. А как иначе объяснить то, что на всех номерах у меня стандартная мелодия вызова, но я не глядя знаю — на другом конце «провода» кто-то, кого я слышать не планирую.

Так оно и оказывается.

Дима.

— Привет, — как можно беззаботнее отзываюсь я, — что-то случилось?

— Я не могу набрать тебе просто так?

— Ну почему, можешь.

Я замолкаю, и бывший муж тоже, явно не пытаясь поддержать разговор. Знаю прекрасно такое состояние у этого мужчины — он просто чем-то сильно недоволен, а потому на каждую мою фразу будет выдавать претензию.

К счастью, я могу просто молчать, и тем самым заставлять его самого говорить причину.

— Что делаешь? — немного выдыхает он, пытаясь усыпить мою бдительность.

— Работаю, Дим. А ты?

— Еду от родителей.

Ууу. Все ясно. Кажется, его самая милая в мире мама опять накапала сыну на мозг, а он решил в свою очередь провернуть эту фишку со мной.

— Как Ксения Владимировна? — вежливо интересуюсь, уже предвкушая наш дальнейший разговор.

— Она сказала, что ты хочешь продать квартиру! — вмиг теряет он всякое терпение, и, кажется, я даже слышу как его автомобиль резко тормозит у обочины.

— Не звони за рулем.

— Не меняй тему! Какого… Насть, ты решила переехать?!

— Пока еще нет, Дим, — спокойно «отбриваю» его недовольство, и потягиваюсь, вставая со стула, — но действительно думаю об этом. Ты же знаешь, что мне никогда не нравилось тут жить.

Это правда. Большая трешка, это, наверно, мечта многих, но не в моем случае. Сталинская планировка, ремонт в традиционном стиле, широкий бесполезный коридор, и отсутствие какого-то ощущение «дома» делали эту квартиру совершенно не подходящей для того, чтоб прожить тут всю жизнь. Но Диме в свое время она очень нравилась, и он не понимал, как можно не хотеть тут жить.

— И куда ты хочешь? Купить «двушку» а разницу вложить в ремонт?

Да, в практичности этому мужчине не откажешь. Только вот здесь у меня уже давно другие планы…

— Вообще, я думала про другой город, Дим. Здесь слишком мало возможностей для Маруси, да и мне хочется устроиться в издательство покрупнее…

— Чего…?!

Я прикрываю глаза, и делаю звук динамика на минимум, чтобы перестать слышать этот ор. Впитывать, как мужчина мне «не позволит» и «это моя дочь тоже» я не хочу совершенно, но все внутри уже натянуто и дрожит от непонятного страха и ужаса.

Никогда не понимала всей этой «остроты» от ссоры. Мне каждый раз становится плохо и нечем дышать, когда я ощущаю негатив от другого человека. Но, кажется, Диме всегда была немного наплевать на это — потому что свои эмоции сдерживать в присутствии меня он не собирается.

— Дим, не надо, — рвано прошу в трубку, находя паузу в его монологе.

— Насть, я тебе сказал, только попробуй! Я имею права видеться с дочкой, так что…

— Никто и не отказывает, — я нахожу пульс на руке, и тихо пытаюсь считать, понимая, как темнота накрывает голову, — просто будешь забирать ее на выходные. У нас у обоих машины, и мы будем не в другой стране.

Бывший муж пытается выкричать что-то еще, но я уже надимаю «отбой» ослабевшей кистью, и поднимаюсь, заставляя себя пройти на кухню.

Мне нужно срочно что-то съесть, желательно сладкое. И выпить горячего чаю, чтоб наконец-то перестало трясти.

Да, вот такая я «сломанная», жалкая, нервная. Не могу выносить криков и злости, и предпочитаю жить в относительном спокойствии большую часть времени. Это не значит, что я не могу спорить, кусаться, отстаивать свое мнение или работать в нервной обстановке. Нет.

Просто есть разница, когда тебя вот так «продавливают», не давая сказать и слова, и пользуясь твоим состоянием. Именно поэтому развод был самым правильным решением после пары таких вот скандалов.

Я стучу зубами, ожидая, пока согреется чайник, и прожевывая вторую конфету. Вспоминаю, как не знала куда деться, от страха вжимаясь в стену, когда надо мной нависал Дима, и кричал, кричал, кричал… Кажется, именно тогда он говорил, что «так будет всегда» и «я не позволю тебе уйти». А я ушла, поборов нападки семьи, стресс, и даже позволила себе думать, что и Маше так будет лучше.

И сейчас совершенно не жалею, что выбрала «свое удосбство».

Когда чай готов, я пью его с третьей конфетой, делая маленькие глоточки и постепенно приходя в себя. Беру телефон в руки, и вижу, как в этот самый момент Максим появляется в сети.

Максим: Настен, привет. Как ты?

От его простого «как ты» становится почти хорошо, и я отбрасываю плохие воспоминания. Никому больше в жизни не позволю на себя кричать. Как бы сильно я не любила…

Настя: Доброе утро. Немного не «в ресурсе», но в целом ок. А ты?

Максим: Собираюсь на работу. Там опять что-то накосячили, так что буду разбираться.

Настя: Я надеюсь, ничего серьезного?

Максим: Я тоже надеюсь. Иначе придется закрыться в кабинете, и пересматривать твои фото, чтоб не убить там всех.

Максим: Можешь, кстати, прислать сейчас себя? Не раздетую — просто, как есть. Я соскучился.

Боже, почему теперь мне так тепло, и от простых написанных слов хочется улыбаться, как ненормальной? Я быстро включаю фронталку, и делаю самый обычный кадр — я в толстовке, с чаем на кухне, щеки слегка покраснели, и улыбка никак не желает сходить с лица.

Максим: Ты просто красотка, Настен. Напишу, как освобожусь. Спасибо, и удачного дня.

Я понимаю, что на этом моя «доза счастья» пока закончилась, и со вздохом иду готовить на кухню. Мне мало его. С каждым днем становится все более тяжелее вот так завершать общение, но выхода нет — он работает, далеко и даже не смотря на двухчасовую разницу наши биоритмы не совпадают.

Но я знаю, что вечер будет наш. И пока этого знания хватает, чтоб держаться и ждать.

Глава 10

Настена

На часах уже одиннадцать, а Максим так и не появился в сети.

Я сама себя бешу с этой фразой, похожей на стенания четырнадцатилетней девочки, но ничего не могу с собой поделать. Марусик спит, все дела сделаны, чай выпит, и до боли хочется лишь одного — его присутствия в Секретном чате моего телефона.

Мне не так важно даже, будет ли у нас секстинг, телефонный разговор и мой оргазм в трубку с его «Да, сладкая». Я просто хочу поговорить, поспорить, попытаться подать свою точку зрения и получить в ответ что-то вроде: «Ну, примеры нерелевантны*, Настен. На каждый твой пример есть контрпример. Да и корреляции* я не наблюдаю».

----------------------------------

*Нерелевантны — грубо говоря, несоответствие чему-либо в момент времени.

*Корреляция — взаимная связь, соотношение.

(прим. автора)

------------------------------------

И потом еще разбираться вот с такими фразами, чтобы не ударить в грязь лицом, и найти достойные ответы. Мне нравится, что он заставляет меня думать, читать, узнавать и включаться в какую-то тему по полной. И дико возбуждает его мозг, потому что нет ничего более сексуального в мужчине Интеллекта.

Ну, еще отличного члена с венками и нереально длинных пальцев…

Со вздохом я набираю ванну, и погружаюсь в горячую воду, размышляя о наших диалогах. С кем еще я так общалась хоть когда-нибудь? Чтоб мне рассказывали во всех подробностях о горилле Коко, которую обучили языку глухонемых, а я как дура слушала и возбуждалась от его тембра, незнакомых научных определений и поразительной способности запоминать самые различные факты…

Телефон вибрирует на раковине, заставляя меня распахнуть глаза, и сесть ровнее. Обычно я не беру телефон в воде со своей вечной катастрофичностью, но сейчас чутье подсказывает — там Макс. Поэтому, наскоро вытерев руки полотенцем, я аккуратно снимаю блокировку с мобильного.

Максим: Только вернулся домой. День — пиздец, люди — идиоты.

Максим: Как ты, Насть?

Я буквально сквозь буквы ощущаю, как он устал. Просто, кажется, адски, и мне становится грустно и плохо от этого. Мне бы так хотелось его утешить, и немного порадовать… Но чем?

Настя: Я хорошо) Не хочешь созвониться?

Не знаю, зачем я это написала. Кажется, будто словами и молчанием в трубку я бы могла сейчас выразить больше, чем буквами. Но, видимо, это совсем не то, что нужно, потому что в ответ Максим присылает мне свое фото — невероятно уставшее и замученное.

Максим: Не сегодня, Настен, ладно? Хочу побыть один.

И… Все? Я сжимаю телефон, беспомощно пытаясь понять, что происходит. Я знаю, что у моего мужчины тяжелая, нервная работа, но всегда раньше он находил в себе силы на чат. Или, может, я смогу помочь ему… По-другому?

Я не знаю, что толкает меня на дальнейший шаг, но я привстаю, и делаю селфи своей груди на телефон. В прошлый раз вид моей попки помог ему прийти в себя — так, может, и сейчас сработает?

Я отправляю в чат фото с припиской: «Надеюсь, это поможет», и снова усаживаюсь в воду. Черт, не переборщила ли? Надеюсь, сейчас он встряхнется, и ко мне вернется мой прежний, готовый ко всему Максим…

Максим: У тебя красивая грудь и животик. Спасибо за фотку)

Я замираю, глядя на всплывшие буквы, и считая до десяти.

Правильные слова, как обычно сложенные в приятный комплимент. Но… Я совершенно точно чувствую, что это «не то».

Настя: Спасибо… И все?) Оставишь меня без сладкого?

Супер-тупое сообщение. Чего еще-то?! Я знаю, как это смотрится глупо, но мне правда так нелегко и пусто, что я всеми силами пытаюсь «дожать» ответ. Не до еще одних комплиментов — а до четкого понимания, что происходит.

Максим: Насть. У меня нет сил ни на что.

Тяжело сглатываю, чувствуя горечь на языке, и стараясь не накручивать. Да, он устал, и надо отстать от него. Сейчас вежливо прощаемся, и идем в кроватку, чтобы он тоже смог отдохнуть…

Максим: Ты считаешь, что мужчина все время хочет секса, или как-то так?

Я получаю это, стоя в полотенце на выходе из ванной. Смотрю, и медленно перевариваю, не зная, как подобрать ответ. И ощущаю, что, кажется, в этот раз мы совершенно не совпали в своих мыслях.

Настя: Нет, Макс. Конечно, нет. Я просто искала, как тебя расслабить.

Максим: Не нужно. Я прямо сказал, что хочу побыть один.

Его слова, написанные отрывисто и быстро, бьют настолько в цель, что выбивают итак потресканный сегодня купол. Мои нервы сдают — и я непослушными пальцами набираю ему сообщение быстрее, чем успеваю обдумать.

Настя: Прибавь там, к своим прозвищам — Злобный Ворчун.

Максим: Охуеть. А в чем моя злобность?

Максим: Представь свой тяжелый день. Когда ты просто сообщаешь, что хочешь побыть в покое, а тебя за это называют злобной. Представь, Насть.

Это все — плохо написанная шутка, но наши слова выходят из-под контроля. И, кажется, именно сейчас Максим начинает спускать пар на некстати решившую открыть рот меня.

Настя: Если у меня плохой день — я сворачиваюсь калачиком под безопасным боком. В последний год — под одеялом.

Максим: Это намек, что мне нужно свернуться и не отсвечивать?

Настя: Это намек, что я бы обняла тебя, если бы могла, своего Ворчуна.

На этот раз я жду ответа чуть дольше, и уже надеюсь на примирение, но…

Максим: Я предложил тебе представить, какого это. И я не ворчун. Когда прямо говорят, что чувствуют — не хотят, чтоб над этим шутили. Это не эмпатия, а обесценивание моих чувств.

Я знаю, что была не права. Понимаю, что нужно было просто отстать от мужчины, и дать ему время прийти в себя. Но, черт возьми… разве за моб оплошность стоит так «расстреливать»?

Настя: Макс, больше всего я сейчас не хочу делать твой день еще хуже.

Максим: Ясно. Коммуникация не выходит. Давай на этом и прервемся. За фотку спасибо. Ты — красавица.

На этом Максим покидает чат, оставляя меня с полным сумбуром в голове, и невесть откуда взявшимися слезами. Господи, ну что я за дурная плакса-то?! И за каким чертом полезла в диалог, когда там мне были не рады?!

Я переодеваюсь, в тишине натягивая самый теплый свитер, и огромные серые носки на ноги. Хочется укутаться и укрыться, чтоб спрятаться от этого мира. А еще чешутся руки включить голосовое на испанском — но я как будто наказываю себя, не позволяя потянуться к наушникам, и говоря «не заслужила».

Напоследок я щелкаю себя во фронталку, закутанную в теплую одежду, и зная, что Максиму такое нравится. Отправляю фото с припиской «Прости меня, ладно? Я просто пока не знаю, как надо», и отправляю в чат.

А следом верчусь еще до двух ночи, и, так и не дожидаясь ответа, проваливаюсь в тревожный сон.

Глава 11

Максим

— Вот скажи, Валерий Михалыч — ну не прав я?! — в который раз за день нависаю над шефом, у которого при виде меня в двери кабинета сразу начинается икота. — Блядь, четыре дня моей работы! Четыре дня! И все коту под хвост из-за очередного проверяльщика, который нахрен все забраковал! И просит внепланово переделать! А я, блять где ему время возьму для этого?!

Кажется, я перебарщиваю, потому что даже всегда умеющий ладить со мной Валерий уже совершенно по-бабьи верещит про своих спонсоров и сроки. И про зарплату, которую я не будь идиотом получаю, и весьма и весьма недурную. А следом тяжело падает в кресло, и совершенно по-человечески просит:

— Максим, ну отъебись, а? Я сам не знаю, что с ними делать, всю душу уже вымотали…

Плюнув, оставляю шефа в покое, и возвращаюсь в кабинет, громко хлопая дверью. Снова смотрю на присланный акт, где куча просто тупых прицепок, выдающих в человеке совершенно никчемного «специалиста». А если еще учесть, что я должен послушаться, и самолично искромсать свой труд, подводя его под какие-то рамки, злости моей не хватало даже чтобы усидеть на месте.

— Анжела! — рявкаю, и слышу, как девушка пребольно трескается об стол коленями, подскакивая на ноги.

— Да, Максим Тимофеич?

Что ж вы все такие нервные-то…

— В каком кабинете у нас сидит этот… Блядь, как же ж его… Усладов?

Шорох большого количества бумаг, и дрожащий голос помощницы:

— В триста восьмом, Максим Тимофеич…

Я вскакиваю, и подхватываю документы, быстрым шагом направляясь к двери. Лично встречусь с этим проверяльщиком, и распишу ему за «жили-были», раз уж шеф трясется и не может. И похую вообще, что там будет дальше — даже если решатся и уволят. Во-первых, специалист я редкий и уже с репутацией, а во-вторых… Никакие деньги не стоят всего вот этого.

В триста восьмой я вхожу, три раза ударив костяшками пальцев по двери, и не дожидаясь разрешения. Просто внутрь, и сразу к столу, где за компом трудится худощавый мужчина в очках.

— Добрый день, — приподнимает он брови, глядя на мою широкую фигуру, — чем обязан…?

— Мне — ничем. А вот науке вы дохрена обязаны, потому что прежде чем писать всю эту чушь — нужно хотя бы немного почитать об этом!

Брови мужчины опускаются, а поза становится более уверенной, дерзкой. Кажется, первый испуг прошел, и на его место приливает понимание.

— Аллаев, я так понимаю?

— Ну хоть где-то вы понимаете! — Деланно радуюсь, и тут же хлопаю по столу документами. — Я это переделывать не буду.

— Да? — он даже не смотрит на ворох бумаг с его скудоумными поправками. — А в чем, собственно, дело?

Мне стоит огромного труда, чтоб не разматериться, и не послать нахуй этого очкарика со слишком надменным лицом. Спокойно, Максим. Держимся, и пытаемся поговорить.

— Дело в том, что все ваши придирки — результат полного непонимания моей сферы работы, и как следствие, тупейшие замечание, реагировать на которые было бы верхом кретинизма. А поскольку слабоумным я себя не считаю — то и переделывать ничего не буду.

Мда. Кажется,поговорить — не мой конек.

Ну по крайней мере вот с такими экземплярами.

Очкарик чуть морщит тонкий рот, затем отодвигается от стола, и зачем-то массирует костяшки пальцев.

— Знаете что, Максим Тимофеевич, — спокойно произносит он, и я делаю вывод, что уж у него-то получается засовывать эмоции в задницу, — это, конечно, прекрасно, что вы не сомневаетесь в собственных навыках. И что готовы отстаивать свою позицию — тоже. Но впредь потрудитесь и вслух составлять ваши фразы также хорошо, как и в текстах. И тогда, возможно, проблем у всех нас будет куда меньше. Идите работать.

Он реально считает, что я это «съем»? Мда, кажется, кроме моего имени-отчества, Усладов не выяснил больше ничего…

— Я-то пойду. И продолжу ровно с того места, где и закончил. А ковыряться, прилепляя ваше скудоумие в свой текст — не собираюсь. Так что, да, примите это к сведению, тогда у нас у всех действительно будет меньше проблем. Всего… А, нет, ни хрена не доброго.

Я разворачиваюсь, когда слышу, как в спину мне долетает ядовитое, и уже ни разу не спокойное:

— Не забывайтесь, Аллаев. Иначе ваша работа в этом проекте может быть закончена. Вы ведь этого не хотите?

Я разворачиваюсь, и по легкому испугу в глазах Усладова понимаю — выгляжу я сейчас до хрена угрожающе.

— А вы? — спрашиваю прямо.

— Мы — нет, — выдыхает Усладов, не делая тайны из того, что проект без меня загнется, — но и терпеть подобное никто не намерен. Есть субординация, и…

— И еще адекватность и маразм. Вот к последнему я иметь отношение точно не собираюсь!

Последнюю фразу я уже рявкаю на выходе, и шарахаю дверью, покидая кабинет. Блядь, развелось начальников, не протолкнуться…

В кабинете я действительно задвигаю поправки куда подальше, и тупо работаю дальше, диктуя делать также и своим людям, и помощникам. На самом деле не собираюсь под них прогибаться — и плевать, что будет дальше. Херово, если уволят — я люблю свою работу, этот проект, и меня устраивает оплата. Но держаться тут под дудку каких-то идиотов — спасибо, не для того я столько лет учился.

Домой я приезжаю поздно, вымотанный и злой, как сто чертей. Мало того, что случился факап, и пришлось задержаться — так еще и шеф прислал смс, где выразил сожаление по поводу моей вспыльчивости, и порекомендовал впредь не ходить самому к Усладову.

Блядь, ну хоть кто-то в этом мире будет на моей стороне?!

Мне хочется отбросить проблемы подальше, и просто укрыться в доме, погружаясь в другие, такие нужные заботы и тревоги. Я уже давно не строю иллюзий по поводу жены, что будет встречать с горячим ужинам и вот это вот все. Да и не надо, честно. Никогда не привлекало в женщинах кухонная тема и наведение порядка — лучше уж мы вместе с работы, встречаемся дома, и «падаем» друг в друга.

Хочу обнять свою женщину и ощутить, что я — дома. Поесть что-то, приготовленное быстро и вместе, затем налить чаю, и пока я курю на веранде, слушать ее рассказ о том, как прошел день. Спорить, размышлять, помогать где-то. Делиться своим, и не получать банальное «все пройдет и станет лучше», а просто услышать, что все это действительно хреново, но я рядом.

А потом просто залечь с любимым сериалом, и раствориться в этих моментах, а не размышлять, что же будет завтра.

Да, так — идеально для меня. И размышляя о том, я открываю наш чат, думая, что нужно написать Насте.

Не то, чтобы я сейчас был готов к диалогу — но я не хочу, чтоб она думала, будто я о ней забыл. Просто никакие слова сейчас не в тему, но написать все же будет правильно.

Я сразу даю понять, что мне нужно. Четко и без всякий увиливаний — отпусти, и на сегодня пока все, малая. Но, кажется, у этой женщины совершенно другое представление о проблемах и жизни, потому что она реально задвигает про секстинг, и делает мое настроение еще хуже.

Вот правда, откуда в женщинах это?! Неужели и она расценивает мужиков как вечный, полный до краев спермотоксикозный подросток?! Да блядь, меньше всего на свете меня сейчас интересует тема сисек-писек! Уж лучше нечто душевное, и…

Наша ссора выходит вялой, и какой-то… Нелепой, что ли. Я вижу, на самом деле вижу, что она не хотела меня обидеть, но не нахожу никаких моральных сил, чтобы дать ей понять это. Да и тем более, сейчас мы совершенно не совпадаем, потому что в моей башке все выглядит совсем иначе, чем в ее добром, всегда позитивном мире.

В конце я нахрен отбрасываю телефон, не желая испортить свое преставление об этой милахе еще сильнее, и врубаю сериал. Мне не спиться — на то я и «сова», чтоб поглощать ночью чай, и заниматься всякой ерундой. Смотрю три серии, читаю пору новых научны статей, разбираю почту и готовлю бутерброды. На часах — уже половина четвертого, когда начинает клонить в сон, и я снова беру в руки телефон.

Сообщение от Насти.

Открываю, и зависаю над фото малышки в огромном свитере, и носках, которые я бы ни за что на свете не захотел снимать во время секса. Можете считать меня больным ублюдком — но меня заводит вот этот ее вид в сто раз круче, чем образ голых сисек до этого.

Хотя сейчас, после «одетого» фото, я возвращаюсь к прежней фото, и разглядываю внимательно. Стоячая двойка, с коричневатыми сосками и какой-то вздернутостью вверх, словно они зарделись от смущения.

Идеальные сиськи. Странная мысль, потому что обычно мне нравится что-то от тройки, но вот на этой фотке абсолютно точно нечто офигенное — и у меня сжимаются яйца от желания их расцеловать.

Я уже не вижу в нашей ссоре ничего, достойного внимания, кроме моего плохого настроения, и ее непопадания в него. Похуй, честно. Не хочу терять эту крошку, и, надеюсь, она тоже сможет все адекватно воспринять.

Я включаю голосовое, и по памяти начитываю стих на испанском, зная, как ей нравится такое получать от меня под утро. Надеюсь, этого хватит, чтоб закрыть неприятный вечер. А еще, очень надеюсь, что после этого она еще не раз пришлет мне фото своей нюдс.

А я уже слегка помешиваюсь на мысли, что надо как-то двигаться к встрече. Чтобы, хотя б понять, стоит ли всего этого наше общение.

Глава 12

si te quiero es porque sos

mi amor mi cómplice y todo

y en la calle codo a codo

somos mucho más que dos

если и люблю тебя, то потому

что ты моя любовь, мой соратник и всё другое

и по улице, плечо к плечу

мы идём — и мы больше, чем двое

Стих на испанском «Хочу любить тебя, пока не смогу двигаться»

Вольный перевод одного четверостишия лично от Максима

Настена

Между нами снова все как раньше.

Я снова и снова включаю присланный стих, хотя уже давно не утро, и мы даже пообщались с Максом. Хорошо пообщались — нежно и оба слегка виновато друг перед другом, но не мусоля случившееся.

А смысл?

Я понимала, где не права. Он — тоже. И мы оба не хотели бы, чтоб это что-то меняло. А значит, нужно просто жить дальше…

Максим: Ты видела статистику запросов, которую собрал Яндекс?

Я прищуриваюсь, размышляя, где вообще могла такое увидеть

Настя: Не-а. Что-то любопытное?

Вместо ответа Макс скидывает картинку, где в процентном соотношении собраны запросы в яндексе от мальчиком и девочек в разном возрасте. Я присвистываю — и тут же набираю сообщение:

Настя: Занятная табличка.

Максим: Феминизм победит, когда девочки в шестом, мать его, классе, перестанут искать нечто вроде «Как похудеть за неделю». Блять, съешьте еще булок с чаем, и успокойтесь!

Настя: По-твоему, феминизм должен победить?

Тут я на самом деле немного в теме, и имею весьма четкое мнение. А потому, безумно интересно услышать его ответ. Ну же, не разочаруй…

Максим: Я профем-типа*, сладкая)

*Профем-типа — грубо говоря, поддержка постулатов феминизма, не подразумевающее, что его участник является членом феминизма. (Прим. автора)

Настя: Серьезно?! Черт, и тебе даже не надо объяснять, что феминизм и мужененавистничество — не одно и то же?

Максим: Ахах) Нет, не нужно, я в теме, детка.

Да! Черт возьми, он на самом деле идеален… Ни разу до этого момента я не встречала мужчину, который бы понимал, что такое феминизм. Если уж откровенно, то и большинство женщин не знает…

Настя: *без ума от тебя*

Последнее выпрыгивает из пальцев слишком быстро, и я в испуге замираю, размышляя, не слишком ли. Хотя ведь все можно воспринять как шутку, и пусть мой мужчина так и думает. Да, это определенно лучше, чем признаваться тому, с кем у нас всего неделю секстинг, что ты от него…

Но, кажется, что-то все же не так, потому что вместо письменного ответа я получаю от Макса входящий звонок.

— Да? — нервно выдыхаю в трубку, и слышу на том конце мягкий смех. — Что-то не так?

— Ты всегда думаешь, что что-то не так. А ведь… все так.

— Кажется — это самое косноязычное, что ты когда-либо говорил мне, — шепотом пытаюсь отшутиться я, но понимаю, что не выходит.

Да и не нужно, на самом деле. Потому что это — именно те слова, которые подходят мне больше всего на свете. И Максим, как обычно, уловил самую суть — всегда немного «а вдруг что-то не так» я и это уверенное «все так». Так просто, но одновременно сильно и до оглушительности понятно.

Я не знаю, как там все будет. Но он точно за неделю осознал меня больше, чем бывший муж за более чем пять лет.

— Настен, — он словно знает все, и теперь просто издевается мне в трубку, — скажи еще раз.

— Что?

— Что написала в тексте.

— Может, я просто пришлю тебе войс?

— Не-а. Хочу услышать лично.

— Лично не получится, мужчина. Ну, прямо сейчас — точно.

— А тогда… Когда?

Мое сердце замолкает, и тут же переходит на стремительный, рваный темп. Он хочет договориться о встрече?! Действительно ли это — тот разговор, о котором я думаю?

— Ты хочешь узнать…

— Я хочу тебя уже увидеть, сладкая. Чтоб понять, реально ли существует такая Сахарная Попка, и попробовать ее на вкус.

О Господи Боже!

Я прижимаю горячие пальцы к еще более горячей щеке, и пытаюсь прийти в норму. Что мне ему сказать на это? Как вообще сформулировать…

— Ты хочешь со мной?..

— Хочу тебя трахнуть, маленькая. Так, как мы не раз расписывали, только вживую, и чтобы между ног у тебя было не одеяло, а я. Что скажешь?

Что я скажу? Что это просто офигенно-круто, и я сама мечтаю сделать с ним все так, как на километры расписано в Секретном чате! Но…

— Это будет как-бы… Свидание?

Мне хочется провалиться сквозь землю от такого вопроса, но не задать его я не могу. Ну черт возьми, уж в двадцать шесть-то можно спрашивать напрямую и обсуждать, что конкретно от тебя хотят?!

— Разумеется. Я приглашаю тебя совпасть, наконец, и устроить нам встречу друг с другом. Но так как наши переписки давно за пределами каких-то там «приличий», то сразу скажу — во время этого свидания у нас будет секс. Я не смогу просто так поводить тебя по городу, а после отпустить, сладкая. Только не после подробных описаний того, что бы ты делала с моим членом.

Я резко выдыхаю, и не даю себе время на «обдумать». Прилично или нет — уже реально не про нас, да и плевать, в общем-то. Я хочу заняться сексом с этим мужчиной, хочу и все тут — и имею право позволить себе это.

А еще понять после встречи, действительно ли мы так подходим друг другу.

— Я согласна, — шепчу в трубку, и лихорадочно соображая, как это можно устроить, — когда бы ты…

— У меня пятидневка, Настен. Все, что в выходные — это я смогу. А ты…

— График не проблема, я ведь работаю из дома. Только вот… Малышарик.

— Малышарик. — Спокойно повторяет он, — есть возможность сорваться на пару дней, и оставить ребенка с бабушками-дедушками?

— Да, — я думаю про Диму, который, в принципе, никогда не отказывает взять собственную дочку, — я узнаю, когда смогу… Но чтобы добраться до Москвы, мне нужны еще лишние часов двенадцать, туда и обратно. Черт…

— Узнай. И, малыш, при чем тут Москва? Давай выберем город посередине, и завалимся туда? Это будет наш маленький отпуск от всей Вселенной. Только незнакомые улицы, ты и я.

— Да, — идеальный вариант, — я сообщу, когда смогу сорваться…

Я слышу, как Максим прикуривает, и замираю, вслушиваясь в его дыхание. Неужели скоро я смогу в реальности увидеть, как он курит? Смеется, спит, чешет лоб ладонью или тянется, чтоб обнять меня своими фантастическими руками? Кажется, я с ума сойду, пока мы, наконец, «доживем» до встречи…

— Есть еще какие-нибудь вопросы? — спрашивает он, вырывая меня из собственных мыслей.

— Эм… Например?

— Что угодно, о чем мне следует знать, Настен. Кроме Малышарика, есть еще проблемы между встречей? Финансы, глупые страхи, которые я могу развеять? Говори все, как есть, ладно?

— Хорошо, — уже сама посмеиваюсь в трубку. Размышляя, какой замороченной я ему кажусь. — На самом деле, ничего кроме дочки, Макс. Но спасибо, что спрашиваешь.

— Ох. Не за что.

— Тогда… До встречи?

— Жду тебя в нашем чате.

Я кладу трубку с гулко бьющимся сердцем, и заглядываю в комнату, где старательно «кормит» плюшевых игрушек дочка. Я знаю, что она с удовольствием останется на пару дней с папой, но все равно начинаю переживать о том, какая я в конце концов мать…

А потом вспоминаю, все те же чувства перед разводом, и успокаиваюсь, понимая, что все было верно. Детям нужно иногда давать время без мамы.

А мамам время, чтобы наделать грехов.

Глава 13

Настена

Мне так сильно хочется поскорее его увидеть, что я звоню бывшему мужу сразу, как попрощалась с Максимом.

Мне даже не хватает терпения дождаться, когда у него закончиться рабочий день, и потому Дима берет трубку с резким, «рабочим» «Да, алло!».

— Привет. Можешь говорить?

— Пять минут, Насть. Что-то срочное?

Я набираю в легкие воздуха, и покрепче сжимаю мобильный. Не лучшее время, но уж как есть…

— Я бы хотела тебя попросить взять Марусю к себе на эти выходные. Ты сможешь?

— А зачем тебе?

Бесцеремонность — это, кажется, та черта в нашем общении, которую муж никак не потеряет с разводом.

— Мне надо уехать. По делам, — быстро отвечаю я, и скрещиваю пальцы во избежание дальнейших расспросов, — так как, у тебя получится?

— Дела? И далеко поедешь?

Вот ведь…

— В другой город, Дим. На пару дней. Поэтому и прошу взять Малышарика, если сможешь. Если нет, я попрошу родителей, но просто Маша скучает именно по тебе…

Я нисколько не юлю, говоря это. Сама бы хотела отдать ее бабушке с дедушкой, но Марусик — очень папина дочка, и любит отца безмерно. Так что выходные с ним — это просто праздник для ребенка, а не скука по маме с моими родителями.

В трубке раздается недолгое молчание, за время которого мне кажется, будто Дима хочет спросить что-то еще. Но, на удивление, бывший муж весьма быстро соглашается.

— Хорошо, в пятницу вечером я заберу Манюню. Когда планируешь вернуться?

«Как можно позже» — промелькивает в голове мысль, но я тут же беру себя в руки.

— В воскресенье вечером — край. Нормально?

— Да, я свободен до понедельника. Ну ладно, мне пора.

— Дима. Мы точно договорились?

Снова молчание, за время которого я успеваю напрячься.

— Конечно.

Фух. Бывший муж отключается, а я быстро пишу в Секретный чат, что свободна с вечера пятницы. Максим прочитывает тут же — и его ответ заставляет мои ноги сжаться:

Максим: Блять, поверить не могу, что уже скоро смогу зайти с тобой в квартиру, стянуть вещи, и поцеловать тебя между ног.

Настя: Может, ну… Сперва в душ?

Мне реально странно читать такое, потому что все бывшие мужчины настаивали на тщательном мытье перед этим. И не сказать, чтобы я их не понимала…

Максим: Обязательно. Самолично тебя туда отнесу. Но только после «приветственного» поцелуя, сладкая.

Я краснею, ерзаю, и зачем-то окидываю свои ноги в коротких домашних шортах. Пара синяков, неизвестно где поставленных, царапина от велосипеда по всей икре, и худые коленки — вот, собственно, все чем можно гордится.

Кажется, перед встречей меня начинает одолевать паника, понравится ли ему мое тело…

Максим: Малыш, чем бы ты там не загонялась — не стоит. Поверь, я уже взрослый дядя, и знаю, чего хочу. И как женщина выглядит между ног, тоже. Так что перестань смущаться, а просто дай мне два раза поцеловать тебя перед тем, как самолично вымыть.

Настя: Два раза?

Максим: Ну разумеется. Наш первый в любом случае будет в губы.

У меня реально складывается ощущение, что Макс — для меня и про меня. Потому что то, как он чувствует мои эмоции даже сквозь переписку — удивительно. Но еще более поражает, как он умеет догадываться о самых маленьких желаниях. И наш первый поцелуй при встрече именно из таких.

Я тихонько дышу, стараясь не сильно заводиться от картины нашей встречи. Нужно обсудить детали, а уже потом полностью погрузиться в мечты.

Настя: Где мы встретимся?

Макс замолкает минут на двадцать, за которые я успеваю немного поиграть с заскучавшей Марусей, и усадить ее за мультики с молоком и печеньем. Я не переживаю, что Максим не пишет — все же он еще на работе, и вполне мог отвлечься.

Максим: Погуглил аэропорты. Ближайший к тебе — «Кольцово». Это Екатеринбург. Подходит?

Настя: Вполне. Я, правда, была там не единожды, и даже знаю, у кого можно снять квартиру.

Максим: Этим я займусь сам.

Идеальный, да же? Ну это я уже говорила.

Максим: Я беру билет, Настен.

Я прикрываю глаза, и прижимаю телефон к груди. Мы увидимся, боже. Вживую, а не на вечных фото, где я всегда улыбаюсь или полуобнажена, а он чаще с расстегнутыми джинсами, и с сигаретой. Какой он по запаху? По мимике, энергетике? Попадем ли мы с ним без правильно составленных текстовых, или эта встреча наоборот отдалит нас друг от друга?

Я отмахиваю глупости, и решаю для себя, что все должно идти, как идет. Не зря же я впервые в жизни еду на встречу с мужчиной, зная, что мы стопроцентно займемся сексом? И если из этого ничего не получится, опыт в моей жизни останется навсегда.

«Будь что будет» словно зажигает новый девиз в моей голове на ближайшие выходные, и я улыбаюсь, как ненормальная, набирая следующее сообщение:

Настя: Хочу, чтобы ты уже скорее прилетел, и показал мне дикпик вживую.

И пока он набирает ответ, я быстрее строчу вдогонку:

Настя: Чтобы после «приветственного» поцелуя я встала перед тобой на колени в душе, и самолично вымыла для себя твой член. Сперва руками, а после — языком.

Максим: Настен, дикпик нельзя сделать вживую. В том и смысл определения, что его именно можно прислать в виде фото…

Максим: Сукааа…

Я смеюсь, понимая, что сбила всю его мысль, и отчего-то очень счастливая вытягиваю на диване ноги. Пусть в синяках, да. Зато именно между ними хочет оказаться этот потрясающе умный мужчина…

Настя: Хочу фото твоего члена.

Максим: Я же на работе, женщина!

В ответ я присылаю свое фото с оголенным животиком, и торчащим из-под футболки соском. Знаю, что однажды уже обожглась вот с таким вот «не под настроение» фото, но почему-то сейчас есть уверенность — я все делаю правильно.

Максим: Настя. Не сейчас, точно. Я работаю.

Настя: Знаю. Я просто очень соскучилась, Максим. Хочу потрогать тебя… Через ширинку.

Максим: Да чтоб тебя!

Фото, присланное из туалета — лучшее подтверждения того, как метко долетают мои простые фразы. А уж его ворчание…

Максим: "Если кто-то в редакции увидит мой стояк, я молча покажу ему фото твоей задницы".

Ах ты…

Максим: Хотя нет, не покажу. Жаба задушит…

Я смеюсь, пряча телефон под подушку, и предвкушая встречу. Только бы все получилось. Только бы не сорвалось…

Глава 14

Максим

День до вылета, а я нервничаю.

Пиздец просто. Я нервничаю из-за встречи с женщиной! При чем с той, с которой у меня стопудово будет крутой секс, и тело которой я уже знаю наизусть, как и все самые чувствительные местечки.

Хотя, может, потому и переживаю? Что предвкушение встречи и мои фантазии окажутся на деле не так хороши, как в переписке?

Я вдыхаю уже немного прохладный (долбаная осень!) воздух, и выхожу из машины. Работа, работа, работа, а после покидать вещей на три дня, и завалиться спать перед аэропортом. А еще не забыть сказать матери и сестре, что улетаю — мы не так, чтоб тесно общаемся, но не заметить мое отсутствие они точно не смогут.

С Настей мы общаемся как и всегда, но почему-то на отвлеченные темы, не касаясь секса и нашей встречи. Нет, она знает, на сколько я взял билет, и даже скинул ей адрес и показал на карте, как добраться до съемной квартиры, которую сам только вчера оформил на Airbnb. Она ответила, что выедет сразу же, как отвезет Марусю к ее папе, на что я мысленно поставил ее бывшему мужу «плюсик».

Хорошо, что он не ушел в закат после развода, как это обычно бывает. И даже теперь, по вскользь упомянутым Настей фразам я знал, что он помогает девчонкам.

Но теперь между нами с этой милой «ябытрахнул» малышкой установилось нечто вроде молчанки по поводу будущей встречи, и отчасти я понимал, почему. Это было так, будто мы оба не хотим притрагиваться к тому, что могло бы случиться.

Да, я сам люблю все контролировать, и любые недомолвки предпочитаю разрешать сразу. Но здесь, кажется, что судьба и случай могут сделать все намного круче, чем два дико изнывающих друг по другу человека. Зачем думать сейчас о еде, где мы встретимся, нужно ли мне выйти встретить Настену и прочем, прочем, прочем… Пусть все идет, как идет. Главное сейчас — нам увидеться.

А дальше, кажется, все само встанет на свои места.

Максим: А ты знала, что некоторые женщины стесняются ходить в туалет при мужчине?

Вот нахуя я это написал? Может, потому, что Настя после пожелания доброго утра совсем пропала из нашего чата, а я после того, как разгреб все основные дела, соскучился?

Или мне просто захотелось проверить, не из тех ли сумасшедших эта женщина?

Настя: Честно говоря, я при мужчине тоже не очень… Хотя б дверь предпочитаю все же закрыть))

Мой смех пугает сидящую рядом Анжелу, и она снова ударяется о стол своими коленками. Сказать может ей, что стул можно опустить пониже…

Максим: Тебе смешно, а некоторым страшно это сделать с родным мужем в общей квартире!

Настя: Ну, на самом деле я слышала о таком, да. Не очень удивительно, если честно. Вот одна моя подруга в старших классах встречалась с парнем, и не могла при нем есть! Это, мне кажется, вообще жесть…

Максим: Эм… Серьезно?

Настя: Угу. Это продолжалось около полугода, прикинь?! И ее парень еще так искренне удивлялся, мол, чего это она всегда не голодная…

Я натурально вытягиваю брови, читая все это. Проклятье, просто маркер такой, насколько часто женщины бывают забитые…

Максим: Не могу себе представить, насколько надо бояться, чтоб вот так…

Настя: Угу. Ну, «девочки же не какают»)))

Максим: И не едят, видимо, и вообще вы не человеки))

Максим: А ты не..?

Настя: Не, у меня таких загонов нету. Я — самый обычный человек с нормальными потребностями. И, кстати, после оргазма люблю что-нибудь слопать.

Дааа. Черт, как же это круто — без тупейших ужимок, лютого стеснения и какого-то долбоебического кокетства… Просто и понятно — и так мне намного больше нравится, чем «догадайся, чего же я хочу, сам».

Максим: Понял, малышка — после секса принесу тебе свиную ножку)

В ответ она посылает смеющиеся смайлики, и я гашу телефон, снова принимаясь за работу. Хорошо бы успеть все сделать, не задерживаясь — тогда останется подольше времени поспать перед вылетом…

— Аллаев! — доносится от двери, и я недовольно поднимаю голову.

Усладов, собственной персоной. И чего очкастому вдруг понадобилось в моем кабинете? С нашей последней «беседы» я так и не внес требуемые поправки, и, плюнув, продолжил работать дальше, решив, будто ко мне перестанут приебываться по любому поводу.

Судя по всему, не тут-то было.

— Слушаю.

Усладов входит в кабинет, на ходу здороваясь с Анжелой, которая испуганно старается слиться с интерьером. Я закатываю глаза на подобное — хотелось бы мне иметь вокруг более «стальных» людей.

— Я по поводу вашей работы. У нас факап, и одного сотрудника пришлось перевести в другой проект. Вам нужно будет выполнить его работу, и для этого придется выйти завтра, в субботу.

Я поворачиваюсь всем корпусом, уже глядя на придурка не вполоборота, а сосредотачивая все свое внимание. Черт, какого хрена мне кажется, будто он даже слегка улыбается от этой новости?!

— Не получится, мил человек. Уж не серчайте, но на мои выходные у меня другие планы.

На самом деле, проблем с тем, чтобы поработать в свой выходной, у меня никогда не было. Сколько раз выходил — и похрен, лишь бы платили, как положено.

Но именно на эти у меня запланировано свидание с самой, сука, желанной за все время женщиной в моей жизни, и ни за каким хером я не пропущу эту встречу.

— Аллаев, боюсь, вы не поняли, — Усладов понижает голос так, чтобы слова долетали до меня прицельней, — это уже решенный вопрос.

Блять, ты что, бессмертный?

Я так резко поднимаюсь со своего места, что Анжела издает легкий писк, и почти сползает под стол. Не боись, глупая — драки не будет, я все еще слишком люблю свою работу.

Но, кажется, не только Анжела решила, будто сейчас тут состоится великий мордобой. Усладов сам весь напрягается, и зачем-то снимает очки, убирая в карман пиджака. Идиот, не иначе — как он собрался драться со мной вслепую.

— Да расслабьте вы анусы, а! — рявкаю я, стремительно шагая мимо Усладова, но для удовольствия все же турнув его своим плечом, — я к шефу.

Кабинет Михалыча слишком близко, чтоб я мог за это время хоть чуть-чуть успокоится, а потому я влетаю туда таким-же взбешенным. Шеф удивленно приподнимает брови — и тут же прощается с кем-то по телефону.

— Максим, что за…

— Если ты не хочешь, чтоб я набил морду этому Усладову, то имей совесть, и сам сообщай мне обо всех факапах в нашей долбаной работе!!!

Лицо шефа сменяется пониманием — и это бесит еще сильнее.

— Черт, говорил же ему, чтоб не лез, — Валерий Михайлович качает головой, и промокает морщинистый лоб платком, — ну в чем тут проблема, Максим? Выйти на полдня, с двойной оплатой, помочь коллективу…

— Да нет проблем, Михалыч! Только в том, что у меня куплен билет на самолет, и дела, которые я запланировал уже с неделю назад! А этот идиот приходит, и словно царь и бог, сообщает мне о том, что я должен задержаться! А ничего больше я тут не должен, стесняюсь спросить?!

— Да ни черта ты не стесняешься… — Шеф снова промачивает лоб, и с тоской смотрит на меня, — совсем никак не остаться тебе?

Я выдыхаю от человеческого, участливого тона, и сажусь напротив Валерия за стол. Хорошо, все-таки, что именно он мой непосредственный руководитель — с другим бы мы шиш договорились.

— Никак, Валер. Любые другие выходные — ты же знаешь, я всегда «за». Но на эти планы, серьезно.

— Да знаю. Именно потому и сунул тебя закрыть факап — ты ж у нас почти единственный без семьи, детей, и…

— И, кажется, без друзей среди коллег с такими разговорами! — обрубаю я, и шеф виновато улыбается, понимая, что он только что высказал.

— Ладно, Макс. Я все понимаю. Конечно, это твои законные дни — проводи их как хочешь. Только, прошу, не ссорься с Усладовым — его папочка охрененно спонсирует музей, и все наши проекты тоже.

— Предлагаешь за это лизать ему задницу?

— Предлагаю идти ко мне, если есть какие-то вопросы.

— Чтобы лизал задницу ты?

— Аллаев! Ты договоришься когда-нибудь…

Я ржу, вскакивая, и направляясь к двери. Хорошо, когда есть люди, которые понимают твои шутки.

— Ладно-ладно, я знаю, что ты свой язык можешь использовать по другому назначению.

— Именно поэтому, Максим, в этом кресле не ты, а я. Если бы ты был посдержаннее и умел договариваться — цены бы тебе, как руководителю, не было.

— Мне как научному журналисту ее нет! — улыбаюсь, и с довольной рожей покидаю кабинет.

Руководитель или нет — какая мне, на хрен, разница?! Тем более что нет ничего скучнее зависать в приказах, планах и сроках, а в свободное время бубнить о нужности финансов вот таким вот мешкам с говном… Простите, с деньгами.

Я возвращаюсь в пустой кабинет, где ни Усладова, ни дрожащей Анжелы, и вижу оповещение из чата на телефоне. Хватаю трубку, ожидая погрузиться в нашу переписку, и вновь представить Сахарную Попку кверху на столе — как по глазам резко бьют совсем не «нужные» буквы.

Настя: Максим, прости, у меня тут все срывается. Муж вдруг включил оленя, и отказывается брать Марусю. Я попробую решить вопрос, но пока не уверена, что получится.

Вот ведь… Твою ж мать!

Глава 15

Настена

— Я не останусь с Машей на выходные.

Голос на том конце провода — уставший, безэмоциональный. Я стискиваю мобильный, оглядываюсь на собранную сумку с дочкиными вещами — и стараюсь подавить злость и дикую обиду в груди.

— Что? Дим, какого черта, мы ведь договаривались!

На самом деле, я действительно имела право злиться. Еще вчера позвонила, и уточнила, точно ли он возьмет Машуню — и ответ был положительным! А сегодня, когда я уже подготовила все к отъезду, провела с дочкой весь день вместо садика, чтоб побольше пообщаться, и подготовила квартиру к отъезду — звонок, и вот такая подстава!

Да какого…

— Может, хоть объяснишь, с чего вдруг такой резкий поворот событий?! — рычу в трубку, судорожно соображая, что же делать.

Мои родители умотали в горы на последние теплые деньки, уточнив предварительно, не нужна ли мне помощь. А к Диминым обращаться смысла нет — после развода мы не очень ладим, так что внучку они берут исключительно из рук родного сына.

Да что за наказание-то?!

— Дим? — напряженно зову я, потому что из трубки не доносится ровным счетом ничего.

— Что? Думаешь, самая умная, да? Сперва говоришь о переезде, а после у тебя вдруг «срочные дела» в другом городе! Решила смотаться, посмотреть квартиры, а смелости сказать правду нету?! Я тебе так скажу, дорогая — свою дочь отпускать я не собираюсь ни в какой другой город, ясно?! И планы свои можешь больше послать куда подальше — я принципиально не останусь с Марусей, пока ты не забудешь всю эту муть с переездом! И чего тебе тут не сидится?!

Я прижимаю холодные пальцы к щекам, и качаю головой в такт всей его пламенной речи. Ну и идиот, ой идиот ведь…

— Был бы идиотом — сидел сейчас с дочкой, пока ее мать ищет новое жилье хрен знает где!

Черт, кажется, я даже вслух пробормотала свои мысли.

— Дим. Нет никаких квартир. Мне действительно нужно уехать, но совсем не для переезда…

— Да? А для чего тогда?!

Я замираю, не зная, могу ли говорить об этом. В другой город, для встречи с мужчиной… После нашего разрыва у меня и у него еще не было отношений. И как бывший муж отнесется к таким признаниям…

— Это личное, Дим.

Тишина в трубке — а затем тяжелый вздох, полный какой-то решительности и злости.

— Нет, Насть. Я не уверен, что ты едешь не для переезда. Так что, прости — но Марусю на эти выходные я брать не стану.

— Ну и идиот! — в сердцах бросаю в трубку, и сбрасываю вызов, тяжело опускаясь на стул.

Проклятье, проклятье, проклятье! Что же теперь делать…

Я смотрю на телефон, и понимаю, что надо сообщить Максиму. Как бы то ни решилось дальше — он первый вылетит в другой город ради нашей встречи, и нужно держать его в курсе. С какой-то болью в груди я пишу ему сообщение, не стесняясь плохо выразиться в сторону мужа, чего раньше никогда себе не позволяла. Но в этот раз Дима перешел все границы — он, видите ли, специально порушил мои планы! Что за кретин…

Максим: Настен, есть варианты?

Я улыбаюсь, смахивая накатившие от паники слезы, и быстро настукиваю ответ.

Настя: Пока нет, если честно. Только ехать с Марусей, но это, сам понимаешь…

Максим: Да. Понимаю.

Я знаю, что это совсем не вариант. Сама прекрасно соображаю, что мы встречаемся ради крутого секса и «прощупывания» друг друга, а ребенок здесь совершенно не к месту. Но все равно что-то странно царапает на простом «Да. Понимаю». Может, это моя чересчур романтичная натура, которая верит в идеальность этого мужчины на каком-то нереальном уровне?

Я тяну носом воздух, и в этот момент телефон снова оживает, сообщая о входящем вызове. Я приподнимаю брови, потому что звонка от подруги сейчас совсем не ожидала.

— Алло?

— Мась, привет. Слушай, мы с девчонками и Андрюшей собрались в «домик Хоббита», на все выходные! Вы с Машей не хотите с нами? Свежий воздух, детские площадки, четырехразовое питание — и все за адекватные деньги! Ну как?

Я замираю, забыв, как дышать. «Домик Хоббита» — известное место в наших краях для отдыха с детьми, и свозить туда Малышарика было моей давней хотелкой… Но черт возьми.

Черт, черт, черт!

— Масянь? Ты там гдее?

— Я тут, — кашляю в трубку, и снова молчу, не зная, как попросить о таком подругу, — слушай, а можно… То есть, вы с Андреем не могли бы взять с собой только Марусю? Я оплачу билет, питание, любые развлечения, а девчонки у тебя вроде неплохо ладят с ней, и…

— А ты куда?

Я облизываю внезапно пересохшие губы, и неожиданно для самой себя вываливаю всю правду.

— Тот мужчина из Тиндера… В общем, мы договорились встретиться, в Екатеринбурге, а Дима подвел меня с Машей. В эти выходные…

Аленка молчит с минуту, обдумывая все, а затем прикрывает трубку рукой, и я слышу, как она что-то быстро говорит своему мужу.

— Мась, — через некоторое время снова говорит она, — мы возьмем Машулю, без проблем. Она нас хорошо знает, да и развлечется на свежем воздухе. Только вот…

— Что? — не помня себя от счастья, выдыхаю я.

— Ты уверена? Что тебе это надо, я имею в виду. Ты же никогда не была из тех, кому нужен только секс, Масюнь. Влюбишься, вот чует мое сердце, по самые уши влюбишься…

«Если еще не уже» — промелькивает дурацкая фраза, которую я задвигаю подальше, и возвращаюсь в разговор с Аленкой.

— Мы просто хотим провести хорошо вместе время. Это ведь не запрещено двум одиноким людям?!

— Нет, конечно.

— Ну и вот. Спасибо за Машулю, Ален. Когда удобно вам ее подвезти?

Она снова прикрывет трубку, советуясь с Андреем (подруга всегда обо всем договаривается с мужем), и затем уже дает ответ мне:

— Мы сами заберем ее, часика через три. Нормально будет? Путевку можешь сама оплатить на сайте.

— Да, сейчас, все сделаю. И тебе скину на карточку на всякие развлекухи, если нужно будет еще — скажешь, окей?

— Без проблем, — фыркает Аленка, и я улыбаюсь, зная, что моя Машуня в надежных руках.

Когда путевка для дочки оформлена, я снова открываю чат, и быстро набираю, что проблема решена, но выехать у меня получится чуть позже запланированного.

Максим: Похуй, малышка. Главное, что мы все-таки увидимся. (Тем более я уже хотел просить тебя взять на встречу дочку, и отменить весь секс-марафон, который происходит у меня в голове).

Я смеюсь прямо в голос, расслабленно и звонко, прижимая к груди ни в чем не виноватый мобильник, и чувствуя невероятное облегчение.

Настя: Мы скоро встретимся, Мужчина Мечты. И я не отпущу тебя без фото твоих пальцев на моем животе.

Дорогие, если нравится история — не забудьте поддержать кнопкой "Мне нравится" или комментарием))) С большой Любовью, ваш автор^^

Глава 16

Настена

Я включаю радио погромче, когда выезжаю на трассу, и навигатор услужливо сообщает, что ехать осталось три часа десять минут.

Почти час позади.

Час, за который я три раза позвонила Аленке, и все три раза была заверена, что у них все в порядке. А еще мне один раз позвонил Максим — сообщил, что он уже в квартире, и второй комплект ключей оставит в ящике в подъезде.

— Чтобы ты смогла войти, если вдруг я выйду покурить или в магазин в момент твоего приезда, — говорил он с привычными, бархатистыми нотками в голосе, а я покрепче сжимала руль, хоть и припарковалась по его настоянию в этот момент на обочине.

Я не сообщила заранее, ко скольки приеду. Просто — выехала, все в силе, жди. Мы как два шпиона, которые не хотят полностью и досконально раскрываться друг перед другом, и оставляем место для случая и неожиданности. Мне нравится, что все так, и я не могу в деталях представить нашу встречу. От этого градус предвкушения поднимался выше, а сердце с каждым проеденным километром билось все быстрее.

Этак бы мне с приступом туда не добраться…

Я посмеиваюсь, подпевая радио, и делаю в голове пометку заехать в супермаркет по пути в квартиру. Не знаю, принес ли что-то из еды Максим — но после встречи нам обоим точно будет не до магазинов.

Дорога оказывается несложной, особенно когда окончательно темнеет, и машин на трассе становится намного меньше. Мне нравится находится за рулем — в отличии от Максима, который рассказывал, что считает это не более, чем необходимостью. Его никогда не тянуло к автомобилям, скорости, выпендрежной дорогой тачке — и все это было, несомненно, его правом и еще одним отличием от остальных мужчин.

К городу я подъезжаю к часу ночи, и устало всматриваюсь в указатели, пытаясь разобраться, куда еду. Получается плохо, и хвала всем святым, что мы живем в век технологий! Мой навигатор уверенным женским голосом подсказывает, куда свернуть, и я подъезжаю сперва к круглосуточному супермаркету, недалеко от которого находится нужный мне дом.

Хороший район. Близко к центру, но не настолько, чтобы все горело и светилось, мешая спать. Максим, как и обычно, подобрал все идеально.

Я вхожу в ярко освещенный магазин, и накидываю в тележку сперва то, что люблю сама. Тыквенный хлеб, творожный сыр, зеленый лук — это на завтрак. Задумываюсь на секунду, и забрасываю до кучи ветчину — вряд ли мужчину устроит мой набор продуктов. Банка кофе, молоко, упаковка чая, коробка печенья, и самое главное — бутылка белого аргентинского Steakwine для того, чтоб расслабиться.

Ну и для дополнительной храбрости перед первым в моей жизни «сексом без обязательств».

Я гружу продукты в машину, размышляя, что к вину нужно бы заказать мясо или что-то подобное. Но во-первых — в таком состоянии в желудок мне вряд ли полезет что-то, кроме алкоголя, а во-вторых… Я боюсь показаться слишком навязчивой.

Не хочу, чтобы он думал, будто я стремлюсь ему во всем угодить, и решать за нас двоих. В конце концов, доставки еды работают круглосуточно, и заказать что-то мы всегда сможем и вместе… А мое желание подготовить все до даже самого первого знакомства напоминает жалкую демонстрацию «смотри, чего умею!»

Не хочу, чтобы так.

Я заезжаю в огороженный двор дома, где ближайшие два дня проведу с самым интересным в своей жизни мужчиной, и резко выдыхаю, когда навигатор сообщает «Вы прибыли на место назначения».

Спокойно, Настен. Все в порядке. Дыши и помни, насколько сильно ты ждала вот этого момента.

Я осторожно выгружаю из «Форда» пакет из супермаркета, дорожную сумку из практичного кожзама, и бережно достаю самое важное — ноутбук в специальном чехле, без которого не обходится ни одна моя поездка.

Это — мой рабочий инструмент, и более важного девайса для меня не существует.

Чистый лифт с большим зеркалом, в котором отражается мое уставшее лицо, поднимает на девятый этаж, и из указанного ящика я вынимаю оставленную Максом связку ключей. Руки немного дрожат, когда я провожу пальцем по длинной металлической «ножке», а затем крепко сжимаю связку в ладони.

Неужели это действительно «оно»? Тот самый момент, когда я его увижу…

Перед дверью я пытаюсь кое-как уложить в порядок волосы, но ни черта не выходит. Плюю на все, и просто вставляю ключ в замок, легко и почти без усилий проворачивая его два раза — а в следующий момент с легким щелчком дверь отпирается, и я делаю шаг в просторную, темную прихожую.

Пусто.

Я не знаю, снова ли это мое «шестое чувство», или просто по царящей тишине я догадываюсь, что в квартире сейчас никого нет. На вешалке не висит куртка, а на обувной полке только одноразовые тапочки — без всяких мужских ботинок или кроссовок сорок пятого (да, я знаю размер ноги Макса) «калибра».

Зато в комнате, куда я вхожу после, и которая призвана служить мне на ближайшее время спальней, я вижу приоткрытую дорожную сумку горчичного цвета. Большая, двуспальная кровать со светлым пледом слегка примята — так, будто кто-то ненадолго прилег сюда, пока ждал…

Ждал меня.

Я ставлю свои вещи рядом, и решаю посмотреть, что здесь есть еще. Вторая комната без кровати, но с удобным столом и диваном также в светлых тонах радует меня своим наличием — тут можно поработать, пока Сова-Максим спит, или просто уйти поговорить по телефону. Я не знаю, понадобится ли нам «место для одиночества» — но хорошо, что Макс подумал об этом, и взял квартиру с двумя комнатами.

Следующим моим «открытием» стала ванная, и вот тут я реально залипла, глядя на не скромных размеров джакузи в углу. Натурально сглатываю, понимая, зачем Максим выбрал такой вариант — мы не раз обсуждали, как будем мыться вместе. Мне всегда нравился секс в душе, и до сих пор я не встречала в этом деле единомышленников.

До того, как познакомилась с Ним.

Вспомнив, что я в одиночестве совсем ненадолго, по-быстрому возвращаюсь в спальню, и вытаскиваю из своей сумки «домашние» вещи и зубную щетку. После долгой дороги освежиться — более чем необходимость, а уж если учесть, куда меня собирался целовать при встрече Макс — большая удача, что у меня есть время помыться.

Быстро потыкавшись в кнопки, я настраиваю горячую воду, и очень быстро моюсь, а после бегло осматриваю себя в большом зеркале. Все, как обычно — ноги с синяками и худыми коленками, подтянутая благодаря пробежкам кожа, вздернутая небольшая грудь — Максиму нравится от тройки, но здесь, к сожалению, мы с «девочками» пролетаем мимо — и какое-то бледное, с почти черными лихорадочно блестящими глазами лицо.

Я вздыхаю, зная, что не тяну на звание «красотка года» или даже близко к тому. Моё слово по жизни — «милая», но как написал однажды Максим — «Малыш, меня заводит милота в девушках. Так что не думай, будто это не красиво».

Что ж, на милую я вполне тяну даже с этой болезненной бледностью, а потому я натягиваю белые вязаные гетры, и длинную, почти до колен толстовку, уютную и теплую. Знаю, что большинство мужчин не завелись бы от такой «Пеппи длинный чулок», но Максим — исключение.

Он точно захочет меня в этом.

А я его, кажется, хочу в чем угодно.

Я выглядываю из ванной комнаты, прислушиваясь и понимая, что все еще одна. Интересно, куда ушел Макс так поздно ночью? Для «покурить» времени прошло уже предостаточно, да и в квартире есть балкон… Может, что-то случилось?

Не придумав ничего лучше, решаю открыть бутылку вина, и бреду на кухню. Здесь Максим точно был — чашка с недопитым чаем на раковине сразу приковывает мой взгляд, и не понимая зачем, я беру наполовину полную кружку в руки.

Крепкий. Он даже не вынимает пакетик, пока пьет! И остывший до еле теплого состояния. Значит, Максим отсутствует не так уж давно, скорее всего ушел сразу перед моим приездом. Вот только куда?

Не понимая, зачем, я подношу чашку к губам, и делаю малюсенький глоток «чифира». Без сахара, и даже горчит от количества заварки. Я никогда не пью такой, но почему-то снова делаю еще один глоток побольше, как будто бы так смогу почувствовать присутствие Макса лучше…

А в следующий момент кружка каким-то образом выскальзывает из дрожащих пальцев, и падает на пол, со звоном рассыпаясь на кучу мелких осколков.

— Проклятье! — вырывается у меня, и я быстро начинаю собирать осколки, кляня себя за вечную неаккуратность.

А если точнее, рукожопость.

Когда все крупные кусочки собраны, я набираю в ведро воды, чтобы начисто протереть пол. Быстро орудуя тряпкой, я молюсь своим ангелам, чтобы Максим еще немного задержался, и не застал меня в такой позе, когда вдруг слышу спокойное, слегка удивленное за спиной:

— Здесь недостаточно чисто, сладкая? Или у тебя синдром Золушки на новом месте?

Я вздрагиваю, роняю тряпку, и резко оборачиваюсь, одергивая задравшуюся вверх толстовку. Не знаю, как смотреть, куда вообще деть руки — и просто застываю от его глаз, прикованных к моим гетрам.

Он смотрит, застыв в дверном проеме, на мои ноги, затем поднимается выше, и его брови приподнимаются то ли от шока, то ли от неожиданности того, что он видит. Я не знаю, что в его зрачках на самом деле — разочарование или удовлетворенность, но сама точно понимаю, что испытываю при взгляде на Него.

Простые светлые брюки, и заправленная в них рубашка. Расслабленная поза, скрещенные на груди руки — те самые, с длинными пальцами, и восхитительным белым пятнышком на одной. Хмурое лицо, которое сейчас постепенно перестает быть недовольным — я столько раз видела его на фото, но оно не смогло передать и кусочка настоящего Максима.

Он такой… Офигенный.

Не модельной внешности. Не с идеальным лицом или даже волосами. Нет — его мягкие волны уже с легкой сединой, а брови чуть шире, чем могли бы быть в каком-нибудь девчачьем романе.

Но он именно такой, как хотелось мне.

Высокий, настолько, что я точно рядом с ним почувствую себя крохой. Хорошо сложенный, без атлетических кубиков и прочей дряни — обычный мужчина, следящий за весом, но не пытающийся быть худее своей задуманной комплекции. Кажется ему вообще плевать немного на свою внешность — гораздо сильнее чувствуется исходящая от него энергетика, которую я ощущаю через всю кухню, и которая как магнитом тянет меня к нему, и не дает даже открыть собственный рот.

— Я… Разбила кружку, вот…

Боже, ну почему именно сейчас мои ноги приросли к полу, а язык к небу! К счастью, Максим не страдает теми же проблемами — в секунду оторвавшись от входа, он делает два больших шага — и оказывается рядом, погружая меня в свой бесконечно-теплый, немного уличный аромат тела.

Я тяжело сглатываю, когда его руки тянутся — и касаются моих плеч в одежде так, будто боятся повредить. У него действительно потрясающие ладони — кажется, будто этот мужчина обхватил меня всю, и я совсем не думаю, когда «падаю» в его руки, утыкаясь носом в вкусно-пахнущую грудь.

Да-да-да.

Пожалуйста, пусть так будет вечно.

Максим глубоко вдыхает, как будто тоже втягивает носом запах моих волос, и слегка отстраняется, чтобы нависнуть и заглянуть в мои без вина пьяные глаза.

— Поцелуй номер раз, малышка.

Я задираю голову, потому что с его ростом по-другому никак, и привстаю на цыпочки, сама подтягиваясь к нему. Его рот — тонкий, с чуть искривленными уголками, словно он вот-вот съязвит какую нибудь колкость — самое сексуальное, что вообще могло быть в эту секунду для меня.

И этот рот — мой на ближайшие сорок восемь часов…

Максим не медлит — твёрдо вжимая меня одной рукой в своё тело, другой погружается в волосы, и придвигает ближе к себе. Черты лица, которое я еще не рассмотрела как следует, расплываются, и в следующий момент я и вовсе закрываю глаза — чтобы острее прочувствовать наше первое касание кожа к коже.

Д-а-а-а-а-а-а.

Это не так, как всегда и раньше.

Не похоже ни на один поцелуй в моей жизни.

И уж точно никакой первый поцелуй до этого не был настолько наполнен сексом и желанием, как этот…

Глава 17

Максим

Когда я оформляю доставку еды, то специально нажимаю кнопку «самовывоз», чтоб был повод пройтись куда-то по улице.

Не то, чтоб я любитель шляться по незнакомому холодному городу в одиночестве.

Просто с каждым часом я все чаще вываливаюсь на балкон курить, а часы тикают, сообщая, сколько прошло времени. Четыре часа, с каждым из которых я все больше прислушиваюсь — не ворочается ли ключ в замке?

Блять, это невыносимо. Я знаю, что мужики стойкие и все такое — но это ожидание сводило с ума. Я хотел уже ясности, четкости, а эта неопределенность под тиканье секундной стрелки — просто пиздец для моего уставшего после перелета мозга!

Поэтому, как только доставка сообщает, что мой заказ готов — я сваливаю, предварительно проверяя, сможет ли Настена в случае чего сама отпереть дверь.

Я даже не осознаю, отчего так завелся, ведь сам же решил, что ей не нужно отзваниваться перед прибытием. Просто, блядь, представлял ее — одну на трассе, в темноте, и как-то совсем неуютно сжималось сердце.

А ну как заснет, и ее занесет в какой-то овраг? Или, что вероятнее — заснет кто-нибудь из встречных водителей, и его фура (обязательно, блять, это будет она!) понесется прямо в лобовое Насте…

Я мотаю головой, отгоняя весь этот бред из башки, и уже подхожу обратно к дому. Идти недалеко, но чтоб растянуть прогулку — достаю сигарету и чиркаю зажигалкой. Первый вдох дыма в легкие заставляет немного расслабиться, и сознание начинает работать яснее, мягче.

Она обещала, что будет ехать медленно и осторожно. И не говорить за рулем. Именно этим объясняется ее долгое отсутствие — девушка просто выполняет договоренность, и потому задерживается в дороге.

Хотя я уже погуглил, сколько тут ехать, и она вполне могла сейчас ждать меня дома…

Ждать дома…

Я усмехаюсь, выкидывая окурок, и направляясь к двери. Дожил до тридцати четырех, и до сих пор не знаю, как это — чтоб тебя кто-то там ждал, и не просто любой человек на общей территории — а именно ждал, и именно меня, скучая и поглядывая все время на часы.

Мда, многого захотел к старости. Ну что ж, иногда и на такого пессимиста, как я, накатывает сентиментальность…

Я тихо-тихо открываю дверь, и натыкаюсь на простые кроссовки темно-серого цвета, аккуратно поставленных в уголок. Маленькие, размера тридцать седьмого, они смотрятся тут так… Мило, что я и дальше крадусь на цыпочках, боясь спугнуть прокравшуюся кроху в доме.

Какая она?

Осторожно ставлю бумажный пакет с едой у входа, стягиваю ботинки, и иду дальше. Кто-то шебуршит на кухне — именно так, шебуршит, словно нашкодившая мышь, нечаянно уронившая хозяйские вещи. Может, Настя решила приготовить ужин? Или же…

Картина, открывшаяся перед глазами, не дает и шанса сразу подать сигнал, что я тут. Худенькая темноволосая девушка, стоя на коленях, в теплых гетрах, умопомрачительной толстовке и полуголыми бедрами натирает тряпкой пол.

Бляяяять.

А можно я уже выжму свои яйца, потому что они стали подпирать мне тесную ширинку?!

Я с трудом беру себя в руки, отлепляя взгляд от молочных бедер, и даже говорю какую-то подкалывающую дребедень, от которой малышка мигом вскакивает, и оборачивается, утыкаясь в меня взглядом.

Бляяяять. Дважды.

Это вообще вот все… Откуда?

Я видел ее не единожды. И в том числе нюдс, без приукрас и фильтров. Я знал, чего ждать, и стопроцентно понимал, как же повезло с типажом и фигуркой брюнетки.

Но вот чего я не мог предугадать — это вот этих заливающихся краской щек, словно с каждой секундой ей становится все более стыдно за свое поведение или мысли. Темно-карих глаз, которые уставились на меня с такой мольбой и желанием, словно я — единственное ебаное спасение от всех ее внутренних демонов. Мне реально страшно оттого, насколько она в самом деле кроха — даже не по росту, а по выражению лица, большим глазам, слегка детскому наряду, который охуенно ей шел, и сводил мой и без того дымящийся член с ума.

Хочу ее прямо сейчас.

И похуй, если мы не дойдем до душа.

Я как на автопилоте делаю пару шагов навстречу — и тяну ее к себе, кайфуя оттого, как она проваливается в мои объятия. Вот так хорошо — как доверительно и без страха она склоняет голову, и я сам не понимаю, что тяну носом ее запах. Тонкий, едва уловимый аромат тропических фруктов — кажется, малышка даже успела принять душ.

А это значит, она прекрасно понимала, что будет дальше.

Я отклоняю ее тонкую шею, и снова жадно всматриваюсь в лицо. Совсем без недостатков — и даже бледность не портила правильные черты с тонким носиком и какими-то нереально большими глазами. Ни разу не «кукольная» красотка — а скорее что-то из фильмов про девятнадцатый век, без современных дутых губ и наклеенных ресниц на свои собственные.

Мне нравится.

Сильно больше, чем я сам мог того ожидать.

— Поцелуй номер раз, малышка, — предупреждаю, потому что больше не могу терпеть и притворяться, что мы здесь не за этим.

Я склоняюсь к приоткрытым губам, зная, что мне позволено быть с ней нетерпеливым. Медлительность и осторожность — не для нас с Настей, и я быстро втягиваюсь в поцелуй, разгоняя по нашим телам адреналин.

Охеренные ощущения.

Я даже не понимаю, сколько проходит времени, и как мы оказываемся на полу. Просто в какой-то момент мягко стукаюсь руками о только что вымытый влажный линолеум, придерживая на весу тяжело дышащую Настену, не давая ей коснуться пола. Я — сверху, и уже не целую, а просто посасываю расслабленные губы, другой рукой проводя по краешку гольф чуть выше колена.

— Охуенно выглядишь, — шепчу ей в рот, и он тут же тянется в улыбку, от которой мне самому вдруг хочется улыбаться.

— Я тебе…?

Она приподнимает брови, словно стесняется продолжить дальше, и предлагает догадаться самому. Это несложно — ей интересно, понравилось ли она мне вот так, без обездвиженности экрана смартфона. Я знаю, что ответить, но не могу не поддразнить этого Ангелочка, что стыдливо замерла подо мной.

— Хм… — делаю вид, что еще раз оглядываю ее всю, и даже прищуриваюсь, словно оценивая открывшийся вид.

— Максим!

Она смеется, вполне искренне, давая понять, что оценила шутку, но я успеваю уловить нервные нотки в голосе. Тут же снова склоняюсь, вглядываясь в порозовевшее лицо, и умиляясь тому, как она вдруг краснеет еще больше.

— Я еще даже до первой фотки знал, что ты красотка, — она слушает, прикусив губы, и мой член мучительно дергается, напоминая, как сильно я хочу эту женщину, — но даже не представлял, какую милаху выловил среди всего этого хлама…

Настя снова вспыхивает, хотя я реально не представляю, как можно еще больше покраснеть, и тянется для еще одного поцелуя.

— Не, Настен. У нас там схема по поцелуям, забыла?

О, черт, женщина, прекрати так краснеть! Иначе я не удержу свой член в штанах до душа…

Настя смешно охает, когда я спускаюсь ниже, и бесстыдно задираю ее длинную толстовку, под которой прячутся белые кружевные трусики. Я знаю, что большинству мужчин понравилось бы больше черное белье — контраст с кожей и все такое. Но я просто балдею от ее молочных бедер в сочетании с невинным кружевом.

Восхитительное зрелище.

Я поднимаю взгляд к ее лицу с вновь закушенной губой и нахожу в ее взгляде все. Предвкушение. Желание. Наслаждение происходящим.

И совсем-совсем немного — страх.

— Не хочу даже представлять тебя ни в чем другом, — оглаживаю край гольф, и целую нежную кожу вокруг пупка.

— Тебе… Нравится?

— Шутишь? Мне охуеть как охуенно, уж прости за плеоназм, маленькая.

Она откидывает голову, натурально постанывая на последнем слове, и добавляя градус в нашем и без того горячем «общении на полу».

— Твои заумные словечки…

— Да-да?

— Это уже как мой личный фактор возбуждения.

Я приподнимаю брови, а затем возвращаюсь к поцелуям плоского, с выпирающими косточками таза животика. Ее возбуждает моя речь? Ха-ха, и кто теперь скажет, что ученые занудны?

Мне ужасно хочется зачитать ей что-то из своей последней статье о вакцинах, и посмотреть, какой будет эффект. Но я оставляю ребячество — во-первых, не сказать, что эта женщина нуждается в дополнительном возбуждении.

А во-вторых…

Блять, я уже начинаю тереться вставшим членом о ширинку!

— Настен, раздвинь ножки.

Моя простая фраза заставляет видимые мне участки кожи покрыться мурашками, и в следующий момент Ангел просто раздвигает колени, открывая мне самый пошлый и очешуенный вид на планете.

Я склоняюсь, мягко массируя большим пальцев влажную ткань в самом центре, и слышу судорожный вздох сквозь стиснутые зубы. Да, маленькая — вот так, дыши и постанывай, дай мне яснее понимать, как тебе больше нравится.

— Максим! — вскрикивает она, когда мой палец перестает ласки через ткань, и неожиданно ныряет сбоку к голой коже, прокатываясь по клитору.

— Посильнее? — мурлычу, наслаждаясь тем, какая она уже мокрая и скользкая для меня.

— Нет… Да… Я не знаю…

Понятно. Кажется, наш разговор о неумеющих мужчинах был неспроста — она вообще знает, какого это — кончить на чужом языке? По большому счету, мне плевать, но теперь я не отпущу ее, пока не буду уверен — этот пробел в ее жизни исправлен.

— Просто закрой глаза, и расслабься, — прошу ее, пока мои пальцы подцепляют трусики и стаскивают их вниз.

— У нас же только «приветственный поцелуй» там, разве нет?

Ее прерывистый шепот охуеть какой интимный, и я бы даже поверил, что она из тех, кому неловко заниматься сексом на полу при свете.

Если бы не одно «но» — ее раскинутые колени посреди ярко-освещенной кухни прямо передо мной.

— Хочу тебя между ног, сладкая, — говорю чистую правду, и носом провожу по лобку, заставляя ее вновь откинуть голову, — а уж потом все остальное.

Под «всем остальным» я представляю как минимум ее рот вокруг моего каменного стояка, но судя по тому, как блеснули карие глаза — у нас будет намного более интересная ночь.

Блять, что там за черти выглядывают за ангельским личиком, и удастся ли мне за пару дней познакомиться со всеми?!

Мой язык мягко очерчивает ее гладкую кожу, которая горит под моими прикосновениями. Я аккуратно подхватываю обеими ладонями попку, мысленно обещая себе попозже уделить ей больше времени, и тяну к себе, погружаясь поцелуем между складок.

Охуенная.

Настена, совершенно потерявшись, выскуливает что-то, пока мой язык нежно проходится по каждому кусочку скользкой кожи, и ее попка в моих руках ходит ходуном, будто ее потрясывает. Я знаю такой темперамент. Это — не нежность и неспешность, а так, как я и сам люблю — языком по клитору, сильно и быстро, чтоб маленькая взрывчатка внутри нее ярко рассыпалась прямо мне в рот.

— Я… Хочу по-другому. — Неожиданно прилетает мне сверху, и я удивленно поднимаю голову.

Она смущенно улыбается, а я чуть склоняюсь, и, глядя в глаза, медленно целую ее нижние губы. Настя хныкает — прикрывая глаза и снова краснея, но не пытается закрыться или отодвинуться.

— Серьезно, малыш? Что-то не так?

— Все отлично. Но…

Она замирает, словно боится говорить дальше, и я приподнимаюсь, готовясь выслушать. Если женщина хочет что-то изменить в сексе — это, блять, не просто так.

И я буду полный кретином, если не выслушаю.

— Малыш, что захочешь, только дай мне отлизать тебе сейчас, договорились?

Я знаю, что ей это нравится. Уж слишком тяжело она дышала мне в трубку, когда я описывал, как буду работать языком между ее бедер. Только, кажется, тогда она не все рассказала об этом — но сейчас самое время для признаний.

— Я хотела сказать, что лучше и быстрее я кончаю, когда у меня сведены вместе колени, — ей будто стыдно признавать в подобном, но она смотрит прямо и выталкивает слова наружу, — не знаю, почему так, но хочу, чтоб ты знал…

Я моментально понимаю.

И быстро, одним рывком, поднимаюсь выше, заключая ее лицо в ладони.

— Спасибо, — серьезно произношу, и жду, когда ее морщинки на лбу разгладятся.

— Ты не… Это ничего?

— Это лучше, чем ты даже можешь себе представить.

Я специально не рассказываю, что ее вот такое признание — это просто мой личный огромный жирный плюс в копилку ее качеств. Честность и открытость в сексе самое важное, что может быть между двумя заинтересованными друг в друге людьми, а откровение о том, как ей нравится — вообще почти нереальное везение в женском «догадайся сам» мире.

— Малыш, сядешь мне на лицо? И расскажешь, как тебе получше кончить? — шепчу в ее губы, и она кивает, кажется, не меньше моего довольная нашими откровениями и реакциями на них.

— Я покажу, — доверительно наклоняет она голову, и я рывком поднимаю ее над собой, укладываясь на пол.

Господи.

Женщина в гетрах и большом свитере, которая усаживается мне на грудь — мой личный кошмар в невозможности сейчас достать член и сунуть между этих бедер. В мои желания добавляется поза «шестьдесят_девять» с этой женщиной, и становится уже страшно что-то не успеть за выходные.

— Ничего, если я лягу?

— Просто дай мне уже свою промежность, женщина, — стону я, и обхватываю ее ягодицы, опуская себе на лицо.

Она охает, когда мой язык возвращается на клитор, и опускается на локти, так, что ее ноги вытянуты по моему туловищу, и сведены вместе. Я придерживаю ее на весу, вылизывая и прислушиваясь — когда же будут «те самые» сигналы, что поведут в меня в правильном направлении.

— Господи, Макс… Я… Это просто… — сумасшедше стонет она в те моменты, когда я сильно вдавливаюсь в клитор, и обвожу по кругу, а мое удовлетворение заставляет работать с утроенной силой.

Настя скулит и хныкает, коленями ударяется в мой живот, чтоб выгнуться лучше, и предоставить мне больше пространства. Мой язык ныряет между мокрых складок, а смазка буквально течет по ее бедрам, сводя с ума тем, насколько ей сейчас хорошо.

Боже, как же ты потечешь, если (когда!) кончишь?!

Кажется, у меня никогда не было настолько мокрых женщин…

— Да да да… Максим! Ох… Я… Бляяяя…

Ее мат, мой почти деревянный язык на ее клиторе, ерзающие по мне колени, бешено сжимающиеся в моих ладонях ягодицы — все это дарит какой-то нереальный кайф, и я почти начинаю понимать парней, которые кончают, даже не касаясь члена.

Серьезно, блять, отчего мне так хорошо-то, что она кончила?!

Она затихает спустя почти минуту, и ее смазка с утроенной силой увлажняет все вокруг. Мне в кайф, и я медленно целую ее промежность, не касаясь клитора — знаю, что сейчас это не будет для нее приятно.

Интересно, сколько ей нужно времени, чтоб отойти? Мне нравится, как она расслабленно лежит на мне, полностью раскрывшись, и не хочется пока тревожить ее совершенно…

— О господи! — неожиданно стонет Настена, и пытается резко встать неслушающимися ногами.

— Куда? — рычу я, удерживая одной рукой ее ягодицы.

— Прости, Максим, я сейчас… Я уже встаю, боже, просто это было так… Офигенно.

Она все-таки приподнимается, и я сам встаю, не пуская ее уйти далеко. Не знаю, что за чушь произошла в голове у моего испорченного Ангела, но отпускать ее куда-либо я не собирался.

— Все хорошо?

— Да, я… Мне так не было никогда в своей жизни, — неожиданно признается она, и мое мужское самолюбие дает мысленную «пятюню» опыту и навыкам, — поэтому я и забылась… В общем, прости, хорошо?

Что за…

— Блять, да за что ты извиняешься?!

Глава 18

Настена

Как. Же. Хорошо.

Вам когда-нибудь отлизывали так, что клитор взрывался от какого-то фантастическо-яркого, ни с чем несравнимого до этого момента оргазма?

Вот и мне нет.

Ровно до вот этой секунды, когда я пытаюсь прийти в себя, распластавшись на самом офигенном мужчине в мире, и чувствуя, как мое цунами там медленно сходит на нет. А удовольствие все еще продолжается, потому что бережно и осторожно меня оглаживают по ягодицам, а вокруг пульсирующей плоти ласково проходится нереально нежный язык…

Стоп! Вот ведь… Черт!

Я резко пытаюсь встать, выдернуться из ставших сильными объятий, уйти, отодвинуться… В глазах все еще искры и полутемные пятна, а ноги непослушно дрожат, но мне удается слезть, бормоча извинения и сбивчиво признаваться, как же это было хорошо…

Боже, боже, боже.

Надеюсь, Максиму не было неприятно, и мы продолжим наше великолепное секс-знакомство в душе…

— Блять, да за что ты извиняешься?! — слышу его реально удивленный голос, и замираю, не в состоянии поверить.

— Я просто…

— Что?!

— Тебе разве не было неприятно?

Вопрос вырывается сам, против воли, но в глубине души я рада, что смогла его задать. Пусть уж лучше я буду уверена, чем снова в своих откровениях наткнусь на непонимание… И смех.

Максим удивленно поднимает брови, усаживаясь удобнее напротив, и вытягивая на полу ноги. Он тянется, спокойно беря меня за руки, и усаживая к себе на колени — так, чтобы моя голая попа не находилась на холодном линолеуме.

— Малыш, ты там головой стукнулась, когда кончала? — заботливо интересуется он, вглядываясь в мое лицо, и явно пытаясь понять, за что же я так переживаю, — серьезно, что за попытки сбежать, когда твое тело с удовольствием бы покайфовало еще пару минут?

Я чувствую, как не остывшие щеки вновь краснеют, и даже не пытаюсь понять, откуда Максиму все известно. Кажется, в знании женских интимных желаний действительно немаловажную роль играет такое простое слово, как ОПЫТ.

Но вот как раз-таки мой опыт подсказывал, что задерживаться после оргазма мне не стоит.

— Настя?

Требовательный вопрос выдергивает из воспоминаний, и я чуть затравленно смотрю на Максима, который одной рукой начинает перебирать мои спутанные волосы. Черт, даже думать не хочу, как сейчас выгляжу…

— Я просто… Знаю, что у меня довольно много смазки, — наконец, выталкиваю я из себя только часть правды, и вижу, что Максим все еще ни черта не понял.

— Я заметил, — все же кивает он, и вот вообще ни капельки не выглядит недовольным этим, — ты течешь очень обильно, никакие дополнительные смазки не нужны. Только вот это ни хрена не объясняет, с чего вдруг ты подскочила с меня, словно я там в любой момент начну кусаться?

Я не сдерживаю легкий смешок, и ловлю ответную, подбадривающую улыбку. Максим все еще играется с моими волосами, сейчас уже накручивая их на пальцы, и мне стоит большого труда не наблюдать за этим. Какие же все-таки у него руки…

— У меня был неудачный опыт. — Шепчу я, отводя взгляд, и сцепляя в замок собственные пальцы, — раньше, когда я вот так сильно возбуждалась. Смазка была даже на бедрах… И мне говорили, что так быть не должно.

— Что за… Блять, кто?

— Мужчина, с которым я была в тот момент. Он сказал, будто это неправильно, и… Не нормально. И что никому не понравится, когда с тебя течет как с водопада, и особенно сильно, если я кончу…

Мне так тяжело говорить всю эту интимную, но супер-правдивую вещь, что я снова полыхаю, только уже не от смущения и возбуждения, а от стыда. Всеми силами я гоню от себя образ смеющегося первого любовника, который смотрит на мои бедра, и говорит, что он вылизывать это не собирается.

А я навсегда сжимаю ноги, и до замужества вообще боюсь расслабиться и сильно возбудиться с мужчиной.

Я прикрываю глаза, и даже отворачиваюсь в сторону, чтобы не показывать, как мне больно. Сейчас, спустя столько лет, опыт и гору прочитанной информации я знаю, что никакая я не «неправильная», и не «сломанная».

Но все равно на каком-то инстинктивном уровне боюсь, что моему партнеру будет это неприятно. Или, вдруг, он скажет нечто подобное…

Я ощущаю, как два пальца весьма грубо обхватывают мой подбородок, и задирают голову вверх, заставляя посмотреть в глаза. Я спокойно подчиняюсь, потому что уже успела загнать подальше непрошенные слезы, и хоть немного совладать с эмоциями.

— Долбаеб, — резко выдыхает Макс мне в лицо, когда мы встречаемся глазами, — слышишь, Настен? Все, кто тебе говорил, что с тобой что-то не так — конченные долбаебы, а ты просто красотка.

Я не знаю, почему и откуда, но именно от этих гневно брошенных слов моя нижняя губа начинает дрожать, и, чтобы не зареветь, я отталкиваюсь на шею к Максу. Просто обхватываю его руками, прижимаясь покрепче, и сама впиваюсь в плотно-сжатые губы.

Если мужчина и удивляется, то не подает вида. Просто через секунду сам уже подхватывает меня под голую попку, обминая быстрыми движениями ягодицы, и разжимает губы, чтобы дать нам погрузиться в поцелуй.

Он офигенно целуется. Я знаю, что тут тоже, скорее всего, опыт, но предпочитаю думать, что просто наши рты идеально совпали, и потому с таким остервенением лижут и покусывают друг друга. Серьезно, я кончила только что, и пока совершенно не горю супер-желанием — но где-то внизу предательски сладко все начинает отзываться на его губы, а ноги сами собой обхватываю мужскую талию.

— Ты точно все поняла, Насть? — он отрывается от моего рта, чтобы прижаться лбом к лбу, и заглядывает в затуманенные глаза.

— Да-а…

Максим кивает, снова целует, и в следующий раз, когда его губы отрываются от моих, мы уже идем в сторону ванной.

— Мне дико нравится, что ты такая мокрая, — он облизывает мои щеки, двигаясь к ушам, так как прекрасно знает, что они моя эрогенная зона, — и твоя смазка может хоть заливать мне лицо — это все только в кайф мне. Понимаешь?

— Ты идеальный, сумасшедший мужчина, — выдыхаю, и Максим качает головой, перехватывая мои ягодицы одной рукой, а второй отпирая дверь в комнату с джакузи.

— А ты супер-ебабельная женщина, Настен, — повторяет он мой любимый комплимент из нашей переписки, и улыбается на мою широкую улыбку, — и сейчас я хочу, наконец, поставить тебя кверху попкой. Ты позволишь мне?..

— Только после того, как ты познакомишь меня с ним.

Максим уже ставит меня на теплый пол в ванной, когда моя рука успевает проскочить к ширинке, и сжать его внушительную выпуклость там. Господи, как он там, бедный… И почему я вдруг так сильно хочу вымыть чей-то член?!

Максим прерывисто выдыхает, прикрывая глаза, а затем одной рукой сжимает мою попку, а другой — торопливо и умеючи начинает настраивать воду.

Глава 19

Настена

Мы уже пять минут нежимся в теплой воде, попеременно лаская друг друга, и так и не можем решить, какой вид секса хотим испробовать дальше.

— Ну Ма-акс, — тяну расслабившаяся я, находя в теплой воде каменный член, и сжимая у самой головки, что заставляет мужчину откинуться на бортик джакузи, — ты обещал, что в душе поставишь меня на колени…

— Естественно, поставлю, женщина, — тяжело дышит он, и проводит пальцем по моему соску, — только твоей Сахарной Попкой к себе для начала.

Я поджимаю губы, потому что сейчас больше всего на свете хочу поласкать его. Какого черта, когда он подарил мне такой оргазм, а сам не дает мне даже попытаться его отблагодарить!

— Несправедливо…

— Мир вообще не справедлив, малышка. Ну, давай, поворачивайся ко мне задом.

Я замираю, оглядывая его, сидящего по пояс в воде, и глядя на меня темными, почти черными глазами. В обычное время они карие, и слегка отливают зеленым, но сейчас горят так, словно он натурально хочет меня съесть, если я сейчас же буду играть по его правилам.

А я.

Не буду.

Не знаю, что со мной происходит, когда я осторожно веду оголенным плечом, и Макс внимательно следит за моими ключицами. Я знаю, что ему нравятся во мне эти места, и поэтому специально опираюсь на одну руку, стараясь их выделить.

— Что ты… — охает он, когда я наклоняюсь ниже, и замираю, едва-едва касаясь подбородком воды напротив его паха.

— Интересно, как долго я смогу не дышать под водой? — прищуриваюсь, и ныряю под его наливающимся возмущением взглядом.

Я с закрытыми глазами нахожу сперва носом, а затем ртом все также стоячий член, и обхватываю губами головку. Боже, мы столько раз расписывали это друг с другом — как я обвожу ее языком, ласкаю уздечку, щекочу кончиком языка дырочку… А на деле, в оказавшихся условиях я боюсь сделать лишнее движение, чтоб вода не залила нос, и я не закашлялась.

Черт возьми, да что же я творю…

Усилием воли отгоняю предрассудки, и все же продвигаюсь чуть дальше, крутанув пару раз языком по головке. Член толкается мне в горло, инстинктивно желая продлить приятные ощущения, но у хозяина другие планы. Тут же твердая рука обхватывает мои волосы на затылке, и выдергивает наверх — резко и грубо, так, будто злится на меня за такие ласки.

— Непослушная вредина! — рычит Максим, вытягивая меня на колени, и сам резко поднимаясь из воды, — какого черта ты творишь?! А если бы наглоталась воды через нос?!

Он смотрит сверху вниз, все еще сжимая мои мокрые волосы на затылке, и выглядит так… Грозно, что я снова теку между ног. Господи боже, мужчина, я и сама не знала, что могу быть такой пошлой!

— А можно наглотаться через рот, и… Не воды вовсе? — свожу брови вместе в умоляющей выражении, и вижу, как его взгляд просто полыхает в ответ на такое.

— Блять, Насть… Твоя задница будет гореть после этого, обещаю, — выплевывает он, и его рука сжимается в моих волосах, подтягивая к члену.

Я как оголодавшая снова ловлю ртом головку, но Макс двигает бедрами, уводя ее от моих губ. Упирается в щеку, проводит вниз, снова по губам — и снова назад, заставляя меня обиженно хныкать, и не давая потянуться следом.

— Максим!

— Я сейчас выебу твой ротик, маленькая. — Максим наклоняется, и другой рукой гладит меня по щеке, будто заранее жалеет перед тем, что последует дальше, — сильно и жестко, так, как до этого у тебя еще не было.

— Да… — стону я, прихватывая ртом его большой палец, и уже сгорая от ожидания.

— Я знаю, ты хочешь этого, — его глаза ни на секунду не отрываются от моих, и в этом какая-то особенная сила и возбуждение между нашими телами, — но, Насть, давай договоримся — ты должна в любой, абсолютно в любой момент сказать, если тебе что-то не понравится. Ты поняла меня?

Я вижу, что он сам уже почти срывается от ожидания, и говорит это все отрывисто, жестко. Мне нравится, безумно нравится чувствовать себя целиком и полностью в его власти, и дрожать перед такими обещаниями, но я точно знаю — Максим не садист.

А потому ему реально важно, что нам обоим это вкатывало.

— Я понимаю. — Серьезно киваю я, и его брови расслабленно расходятся к вискам, — обещаю в случае чего кричать и вопить, а если ты не среагируешь, откушу твой…

— Того, что ты поняла, было более чем достаточно! — поспешно прерывает Макс, и распрямляется, снова вгоняя меня в трепет своим ростом и твердостью оказавшегося у моих губ члена, — расслабься, малышка, и позволь мне воспользоваться твоим ртом.

Я успеваю лишь кивнуть, как его рука грубо фиксирует мою голову, а член врывается в рот, больше не заигрывая, и не пытаясь жалеть мое горло. Я поспешно расслабляюсь, стараясь спрятать зубы, и просто принимаю в себя все его бешеные толчки, прикрывая от необычных ощущений глаза.

— Открой! — немедленно шипит Максим, и с нереально пошлым чмоком вытаскивает из моего рта член, — хочу видеть твой взгляд, когда трахаю твой рот.

Я послушно распахиваю глаза, и поднимаю их вверх, на замершего мужчину. Он кивает, удовлетворенно и повелительно, а затем двигает бедрами, и прижимает мою голову к стене, чтобы снова ворваться в рот членом.

На этот раз — по-другому. С переплетенными взглядами непонятные ощущения трансформируются в какой-то странный, гудящий в горле кайф, и я сама уже обсасываю член, который все быстрее двигается во мне.

Боже, боже, боже.

Почему он смотрит на это так, словно я сейчас — самая роскошная женщина в его жизни?

И с какого черта я странно кайфую, и уже пальцами натираю себя между ног, пошло выпуская слюни на каждый резкий, глубокий толчок?!

— Да, маленькая. Ты просто… Охуенная.

Он увеличивает толчки, все чаще и грубее трахая мое горло, и ни на секунду не отрывая взгляда. Знаю, что он сканирует мои ощущения — не поморщусь ли, не подавлюсь ли от боли, или еще что-то, что заставит его немедленно остановиться.

Только вот все дело в том, что мне действительно это все нравится. И просто дико заводит стоять вот так, на коленях перед Максимом, и знать, что мой рот сейчас для него центр всего удовольствия.

Как еще совсем недавно его язык был для меня…

— На счет три откроешь широко рот, и высунешь язык, маленькая. Я уже готов… Почти все…

Я даже не могу кивнуть, но он по взгляду понимает — я приму все. Весь его вкус, сколько бы он мне не дал, я безумно и до дрожжи хочу, чтоб он кончил мне в рот — просто потому, что меня даже это возбуждает до крайности.

— Раз…

Я мигом выпускаю член изо рта.

— Два…

Открываю рот, и высовываю «лодочкой» язык.

— Три.

Впускаю самую головку, и сразу же прикрываю глаза. Макс также откидывает голову — и с протяжным матом кончает мне в рот, так, что я судорожно глотаю, чтобы не проронить ни капли.

— Малыш…

Он склоняется на колени, и садится рядом, привлекая меня к себе. Мы оба тяжело дышим — я от настоящего и первого в своей жизни глубоко траха в рот, а Максим…

— Пару минут, отойду немного. Это было…

— Охуенно? — подсказываю я, и улыбаюсь в его плечо, чувствуя, как оно завибрировало от смеха.

— Лучше и не сказать, — ухмыляется Максим, и осторожно отодвигает меня от плеча, убирая прилипшие на лоб пряди. — Спасибо, маленькая.

Я краснею, и сама трусь о его руку, ласкаясь как кошка у самого заботливого хозяина.

— Тебе спасибо. Я и сама не знала, что хочу так…

— Всегда знал, что за милыми Ангелочками прячутся те еще черти.

— Ну, до появления некоторых они сидели смирно, и даже носа не показывали!

— А сейчас смотри, повылазили… Видимо, боялись выходить ко всяким долбаебам!

Я не сильно стукаю кулачком по его плечу, и мы вместе смеемся, пытаясь приподняться. Максим успеваем первым — и уже берет свой привезенный гель для душа.

— Все, чертенок мой, доигралась. Поворачивайся попкой — не оттрахаю, так хоть вымою эту Сахарную прелесть!

Я улыбаюсь, и тру внезапно осоловевшие глаза. Пытаюсь встать, но тело наполнено такой негой, что получается с трудом — да и то при помощи Макса.

— Ууу. Кто-то хочет баиньки… — цокает он языком, и сжимает одну ягодицу.

Мой живот отчего-то начинает недовольно урчать, явно напоминая, что о нем забыли.

— Черт, тебя же покормить нужно… Сейчас, малыш.

Максим перестает лапать меня за задницу, а быстро намыливает прямо руками, и смывает пену. Я в этот момент быстро мою волосы, и пока пытаюсь промыть густые пряди, Макс успевает и сам полностью помыться.

— Иди сюда, — он раскрывает большой халат, и укутывает меня прямо в него, вынося из запотевшей ванной. Затем укладывает в кровать, и самолично укрывает со всех сторон одеялом, — постарайся не уснуть пока, ладно? Я сейчас.

— Там в холодильнике еда… — пытаюсь подсказать, но Макс лишь отмахивается и покидает комнату.

Я даже не успеваю прочесать волосы пальцами, как он возвращается, и ставит на кровать бумажный пакет, источающий просто обалденные запахи.

— Все уже остыло, конечно, — он вытаскивает белые вок-коробочки, рассматривает. И протягивает одну мне, — но уверен, это все еще вкусно.

— С креветками? — я раскрываю свою порцию, и чуть ли не исхожу слюной от запаха своего любимого вока.

— Да. Я помню, что ты любишь всяких морских гадов, — Максим морщиться, и открывает уже коробочку для себя, — все, ешь давай, и в позу.

— В позу?

Я застываю с вилкой у рта, и просчитываю в голове, готова ли я сейчас заниматься сексом. Кажется, что усталость и нервность сегодняшнего дня просто придавливают меня к постели, а уж после еды…

— Женщина, что за вопросы?! В «позу ложек» и спать — два часа ночи уже!

Я пару раз моргаю, а затем мы оба смеемся, снова понимая друг друга. Да, секс, конечно, это классно — но, черт возьми, вы пробовали еду и теплую постель?!

Мы быстро расправляемся с едой, и Макс убирает коробки в пакет, унося на кухню. А затем меня, полусонную, сгребает в руки, и действительно укладывает в позу ложек из набора — прижимая к себе попкой, и обхватывая всю руками.

— Насть?

— Ммм?

— Так хорошо?

Я делаю глубокий вдох, и ощущаю, что это будет самый крепкий сон за последнее время. А Максим тихонько напевает что-то над моей головой, и я не различаю слов, но понимаю, что это — на испанском.

— Так — офигенно… — срывается с моих губ, и я просто проваливаюсь в сон, окруженная самыми лучшими руками на земле.

Глава 20

Максим

Я просыпаюсь от вполне себе законных природных позывов, и, приоткрыв глаза, пытаюсь вспомнить вчерашний день.

Ненавижу утро.

Хотя сегодня еще ничего, потому что окна в спальне неожиданно оказываются плотно зашторенными, и яркий солнечный свет не разбудил меня раньше положенного. Я пытаюсь по ощущениям понять, сколько проспал, и вроде как достаточно, потому что голова не гудит, а тело не хочет завалиться обратно.

Только вот одно «но»…

Где, черт возьми, засыпавшая вчера рядом женщина?!

Я быстро встаю, натягиваю джинсы, по пути заглядываю в ванную, расправляясь с утренними делами. Затем прислушиваюсь, и различаю, как из кухни доносится тихое клацанье.

Хм.

Я осторожно, чувствуя дежа-вю, крадусь в сторону закрытой двери, и тихонько отворяю ее, чтобы не наделать много шума. Не знаю, откуда во мне вдруг это желание не быть обнаруженным, потому что ни разу раньше не страдал подобной херней. Но в случае с Настей мне как-то очень понравилось заставать девушку врасплох, да и интересно, чего ей не спится…

Открывшаяся картина заставляет внутренне присвистнуть, и похвалить себя за бесшумное проникновение.

Настя сидит за столом, поджав под себя ноги в гольфах, и быстро-быстро печатает что-то на серебристом ноутбуке. В ее ушах беспроводные белые наушники, и явно играет какая-то музыка, под которую она слегка качает головой. Волосы в волнистом беспорядке разметались по плечам, по левую руку кружка с кофе, а на тело надета застегнутая лишь на несколько пуговиц моя белая рубашка.

Кажется, вчера я скинул ее где-то в ванной перед тем, как погрузиться в воду.

И, видимо, Настя решила сделать из нее что-то вроде домашний одежды на наш общий уик-энд…

— Ой, — девушка на секунду отрывает взгляд от экрана, и тут же замечает меня, быстро вынимая наушники, — ты уже проснулся?

— Угу, — немного хрипло отвечаю я, и уверенно двигаюсь к ней, протягивая руку к наушнику, — можно?

Настя лишь кивает, немного растерянно наблюдая, как я вставляю в ухо маленький прибор. Он тут же «оживает», и мужским голосом поет:

— Женщина, ты серьезно? Неужели тебе мало того, что эта мерзость вот-вот наступит — ты еще и песни про нее слушаешь?!

Настя слегка приподнимает брови, чешет маленький нос, и быстро прячет наушники в белый чехольчик.

— Вообще-то, я люблю осень. Это ты у нас поклонник жары и солнца, а я люблю разноцветные листья, теплые шарфы, и…

— Слякоть, дожди и ветер, — заканчиваю я, наливая чай, и открывая холодильник, — не понимаю людей, которые любят таскать на себе лишние слои одежды. Все, что больше рубашки и джинс — редкостное…

Я замолкаю, ощущая, как со спины ко мне прижалось худенькое тельце, обхватывая мой живот руками. Настя утыкается носом куда-то между лопаток, чуть трется, целует легкими прикосновениями, а затем просто прилипает в то место щекой.

— Я знаю, что ты Ворчун по утрам, мужчина, — тихо смеется она, пока я пытаюсь сообразить, как реагировать дальше, — но уже полдень. Стряхивай недовольство, и давай уже завтракать.

Эти простые, полные простого понимания слова как-то странно отзываются у меня под ребрами, и я сглатываю, прогоняя дискомфортное чувство. Действительно, чего это я завел свою любимую дудку… У нас ведь есть дела поинтереснее.

— Что, чертята проголодались? — я нащупываю ее пальцы, переплетаю, и вытягиваю кроху вперед перед собой, утыкаясь подбородком ей в волосы, — и чем кормить этих троглодитов? Младенцев в холодильнике не наблюдается.

— Дурак! — хохочет Настена, и вытягивает банку творожного сыра и ветчину, — сейчас сооружу бутерброды. А потом мы можем…

— Потрахаться, — уверенно заканчиваю я, потому что Настя наклоняется, и я вижу, как моя рубашка очерчивает соблазнительные ягодицы, — серьезно, а ты думала я смогу делать с тобой что-то другое, когда ты ходишь тут… Вот так?!

Девушка краснеет, мило прижимая пальцы к щекам. Милость — это просто ее слово, стопроцентно, только вот это не милость пятилетки, а роскошной пошленькой женщины, либидо которой идеально совпадает с моим…

— Ты что-то имеешь против своей рубашки на мне?

Она смеется, но, кажется, я уже научился распознавать ее нервозность по поводу моих реакций. А потому просто ловлю ее одной рукой, прижимая к себе, и ощупывая нереальную задницу.

— У меня с собой еще парочка. Хочу, чтобы ты перемерила все.

Она вспыхивает, а ее глаза от простых слов горят так ярко, что мысли о завтраке уходят на второй план.

— Во сколько ты встала? — спрашиваю слегка охриплым голосом, и замечаю, как Настя также тяжело дышит.

— Около семи утра.

— Сумасшедший жаворонок. И не завтрака?

— Только кофе.

— Блять…

Я усилием воли делаю шаг назад, и не могу не радоваться тому, как Настя расстроенно хмуриться. Сам бы не отказался прямо сейчас разложить ее на этом хлипеньком столе кверху задницей, но…

— Сперва ты ешь, потом — все остальное, — твердо произношу своей голодной девочке, и кто бы, блять, знал, чего мне стоит эта твердость.

Тем более когда она сама хочет, я уверен, того же.

И стоит в полуметре в одной моейрубашке на голое тело.

Бляяять. Завтрак, завтрак, завтрак!

Глава 21

Настена

Я не могу от него отлипнуть.

Ни телом, до тех пор, пока он сам не отодвигает меня на расстояние вытянутой руки. Ни взглядом, когда пытаюсь есть, сидя напротив, а Максим спокойно прихлебывает чай с бутербродом.

Я просто залипла на этом мужчине, и совершенно не могу собрать мысли с кучу, чтобы перестать хотя бы выглядеть влюбленной дурочкой.

К счастью, звонок мобильного раздается как раз тогда, когда Макс начинает недоуменно на меня поглядывать, и я пользуюсь шансом сбежать из-за стола.

— Алло! — выдыхаю в трубку, пытаясь унять сердцебиение, и глотая воздух в спальне, пропитанный нашим ароматом.

— Как там трахвыходные, подруга? Еще не втюрилась по уши в своего Москвича?

Я едва ли не стону в трубку, не понимая, как Аленка всегда умудряется бить в цель.

— Все прекрасно, подробности при встрече. Как Марусик?

Я звонила подруге последний раз вчера, а сегодня еще не спрашивала, как у них дела. Стыд мне, горе-матери, которая итак сплавила ребенка…

— Нормально все, вон, мороженое ест. Точнее, мои едят, а твоя свое не открыла еще, у девчонок кусает. Ну еврейка…

Я смеюсь, радуясь, что все в порядке. Вообще сомнений в Аленке нету, но все же…

— Дай мне с ней поговорить? — прошу я, чувствуя, как тоска наполняет сердце, и хочется обнять дочь поскорее.

Аленка отодвигает трубку, и я слышу, как она зовет Машу к телефону. Закрыв глаза, я представляю, как Малшырик бежит, услышав слово «мама», и тянет тонкие ручки, чтобы поговорить…

— Мама!

— Марусь, привет. Что вы там делаете?

Я все еще с закрытыми глазами слушаю детскую сбивчивую речь, и наслаждаюсь каждым слегка коверканным словом. Горки, качели, фонтанчик, откуда можно пить, надувной батут, и камни по всей территории — Маша вываливает всю информацию сразу, не фильтруя и не медля ни секунды. Я смеюсь, когда Алена на заднем фоне кричит, что они не повезут в машине столько камней обратно — и тут же Маша начинает прощаться, говоря, что девочки ее ждут.

— Я скоро приеду! — успеваю крикнуть в трубку, и тут же Аленин голос сменяет дочку.

— Все у нас в порядке, Масянь. Не переживай, отдохни хорошенько. И постарайся все же не влю…

— Спасибо. Пока-пока! — быстро произношу я в трубку, и сбрасываю вызов, удивленно глядя на дверь.

Максим стоит в проходе, держась за дверную ручку, и выглядит так, словно стоял тут на протяжении всего разговора. Я поднимаю брови — уж слишком напряжен у него взгляд.

— Дочка?

— Угу. Кажется, она собралась устроить из нашей квартиры Каменный город по возвращению…

Максим смеется, и мягко ступает ко мне, протягивая руки. Я не могу сопротивляться — и с какой-то болезненной тягой спешу к нему в объятия.

— Ты ее любишь.

Не вопрос — утверждение. Я задираю голову, и окунаюсь в темную коричневатую зелень его глаз. Почему он сказал это?

— Да, — пожимаю плечами, потому что даже не могу представить другого, — она классная. Улыбчивая и серьезная, и меру рассудительная, но по-детски непосредственная. Я других таких не встречала… Хотя, наверно, так каждая мать говорит о своем ребенке.

Я смеюсь немного нервно над своими же словами, а Максим тихонько гладит меня большим пальцем по подбородку. Чуть нажимает, заставляя нижнюю губу открыться — и со вздохом произносит мне в губы.

— Если бы так считала каждая мать — в мире почти не осталось бы несчастных взрослых.

Его поцелуй — долгий, с привкусом горечи — мешает мне задавать вопросы, и вообще связно мыслить. Почему он так считает? Откуда вообще знает об этом… И как мне зацепиться хоть за одну важную эмоцию, если его руки ползут ниже талии…

— Макс…

— Ты наелась?

— Да, но…

Мне не дают больше сказать ни слова. Просто разворачивают, задирая рубашку, и шипят что-то матерное, не обнаружив под ней трусиков.

— Хорошо, что я не знал об этом на кухне, — только и разбираю сзади я, и следом ощущаю, как меня мягко подбивают под колени, заставляя упасть на кровать.

Максим контролирует каждую деталь и мелочь, когда я оказываюсь к нему задом. Сам ловит меня, укладывая на живот, и двумя руками подтягивает к себе за ягодицы, оглаживаю поочередно каждую.

Мне нравится, как он ласкает попку. И абсолютно сносит крышу оттого, насколько он от нее в восторге…

— Блять, ну как можно ходить тут с такой задницей, — хрипло стонет он, и расцеловывает каждую ягодицу, — помнишь мое вчерашнее обещание?

— О том, что моя попка будет гореть?

— Моя умница. Но сперва я ее приласкаю…

Он ласково осыпает поцелуями все, до чего может дотянуться, начиная с ног, и не останавливаясь, когда доходит до главного. Мягко ласкает половые губы, давит на клитор, уже отлично зная, как мне больше всего нравится — а затем, ни секунды не медля, находит языком колечко ануса.

— Макс! — вскрикиваю от впервые испытанных столь откровенных ласк, и получаю мягкий шлепок по попе.

— Хочу твой зад, сладкая. Прости за прямоту, но это просто охуенный вид…

Я стону, ощущая вновь его язык там, но уже не пытаюсь противиться.

Я девственница в плане попки.

И никогда особо не задумывалась о сексе туда.

Но почему-то, лежа перед этим мужчиной полностью открытая и ощущая, как все во мне вибрирует от наслаждения, понимаю — я позволю ему все.

И буду кайфовать от этого по максимуму.

Глава 22

Максим

Вообще, я планировал, что истрахаю эту девочку еще вчера после ее непослушания, а следом охренительного минета в ванной.

Но уже там, в джакузи, понял, насколько малышка вымоталась. Уж не знаю, кто там был в ее жизни до меня, но, кажется, никто точно не отлизывал ей между ног до оргазма, а следом не имел в рот, доставая членом до горла.

И это все вчера смело ее силы без остатка, да и я сам с удовольствием просто завалился спать. И должен отметить, что на удивление, с ней под боком было весьма удобно — не жарко, комфортно, так… Приятно, что ли. Давно я не засыпал вот так. И уж еще более давно не жалел, что проснулся в одиночестве.

А сейчас передо мной эта маленькая, теплая девочка лежит в позе, от которой буквально разрывается воображение.

И за какие заслуги мне попалась вот такая задница?! Хер знает. Но упускать возможность насладиться ею я не буду…

— Максим, — шипит Настена, когда мои ласки в районе ее коленей затягиваются, но мне по барабану на это.

— Да-да?

— Выше… — хнычет она, еще более подстегивая меня потянуть удовольствие.

— Ни хрена, сладкая. Пока не вылижу каждый сантиметр твоей кожи — не трахну тебя ни в коем случае. Так что, терпи, а станет скучно — можешь почитать книжку.

Она стонет, протяжно и в голос, а я скольжу языком по особо чувствительным местам под ее коленками, и вижу, как она ерзает попкой. Кажется, с обещаниями я погорячился — как самому-то медлить вот с таким видом?!

— Максим! — ахает, когда я спускаюсь к ее стопам.

— Ммм?

— Это совсем не…

Я облизываю языком косточку на правой ножке, когда она замолкает, и мелко дрожит, явно не в состоянии продолжить фразу. Моя удовлетворенность мурлычет внутри, но Настя, кажется, не намерена сдаваться — и подгибает ножку подальше от меня.

— Женщина, — рычу я, пальцами обхватывая лодыжку, и рывком возвращая на место, — что там опять за тараканы в твоем креативном мозгу?

Она прикрывает глаза, но я нависаю, нарочно укладываясь сверху, чтобы вжаться членом между ягодиц. Блять, зря, очень сильно зря… Потому что связно мыслить стало почти нереально.

— Это… Как-то неправильно, — еле-еле выдыхает Настена, и я бы не услышал, если бы почти вплотную не улегся на нее.

— Не правильно — что?

Она молчит, утыкаясь носом в одеяло, и так ерзая задницей, что я шиплю от ощущений. Блядь, дал же бог жопу… А в придачу еще и мозг, полный дурацких комплексов!

— Малыш, ты ведь накануне только сидела у меня на лице. Так какие, нахрен, «неправильно» между нами еще могут быть?!

Она снова ерзает, перебирает пятками, и крутится так, чтобы мой член скользнул в уже влажное пространство между ног. Я сопротивляюсь — но видит Вселенная, что мне пиздец как хочется того же.

— Максим, — клянусь, у нее крышесносно получается стонать мое имя!

— Что-то еще, сладкая?

Она тяжело дышит, когда я пару раз двигаю бедрами, растирая влагу везде, где достаю. А затем втягивает воздух, словно набираясь смелости для дальнейших слов:

— А у нас на выходные кроме петтинга что-то планируется?

Блять.

Она нарывается.

Вполне осознанно, и черт знает, куда это нас приведет.

Потому что мои демоны, кажется, вовсю светят красными глазищами ее чертям, и у них там совершенно свои планы, никак не пересекающиеся с понятием «цензура».

А я, блять, только рад позволить себе с этой женщиной все, на что она сама будет готова.

Медленно, так, чтоб Настена не напрягалась, я склоняюсь к ее уху, и веду языком длинную влажную дорожку. Засасываю мочку, получая всхлип, и со всем этим вылизываю ушную раковину, именно так, как вчера делал между ее ног.

Да, детка.

Я знаю, что тебе эта вкатывает.

Потому что, блять, помню каждую твою «слабую точку» из нашей многокилометровой переписки.

— Ма-акс!

— Все, сладкая. Завязываем игры. Сейчас я, наконец, тебя трахну.

Нарочно пошло выговариваю ей все это на ухо, и резко поднимаюсь, утягивая ее за собой. Она как-то говорила, что ей больно, когда резко входят после долгого перерыва. Но я сделаю все, чтобы этого избежать — потому что как-то странно становлюсь помешан на ее удовольствии со мной.

— Ляг на спину, руки за голову, и, блять, только посмей мне о чем-то думать!

Она расслабленно укладывается, и ее кудри красиво ложатся вокруг бледного лица с искусанными губами. Охуенная девочка.

Моя на все выходные.

И как тут, блять, сделать все неторопливо?!

Я наблюдаю, как Настена снова кусает губы, наблюдая за мной из полуопущенных ресниц, и нарочно делаю пару движений сжатым кулаком вокруг члена. Знаю, что ей он нравится — хотя убей бог не пойму, с чего вдруг.

— Малыш, я серьезно. Закрывай глазки — и позволь твоему телу самому покайфовать без мозга. Потому что столько дребедени, кажется, мне за выходные не вытащить!

Она чуть запинается, но затем кивает, и медленно опускает ресницы. Сразу как-то спокойнее дышит, и руки, до этого как-то неестественно выгнутые, расслабленно ложатся за голову.

Вот так, маленькая. Я подожду, а ты займи удобную позу, и…

— Хочу целовать тебя всю, — шепчу ей, и вижу легкую улыбку в уголках тонких губ, — начиная с макушки, и заканчивая стопами. Подмышки, лопатки, охрененный пупок и даже пальчики на ногах — мне все это в кайф, и вообще похуй, какие ты вычитала или услышала предрассудки. Просто позволь мне насладиться тем, какая ты сладкая везде, и потом я поласкаю тебя своим членом.

Наклоняюсь, и делаю первый, контрольный поцелуй перед ее первым марафоном «обласкать все тело» — нежно чмокаю в нос, который слегка-слегка морщиться от неожиданности.

— Изнутри, маленькая. Так хочу тебя выебать, ты даже не представляешь.

Блять, ну откуда столько краски-то на этих щеках?! Чего смущаться, когда ты вчера сама высасывала мою сперму?..

Но, кажется, это еще один парадокс этой женщины — смущаться моих фраз, а самой потом делать такое, на что некоторые не решаются годами. Тут не то что выходных, тут, кажется, целой жизни мало чтоб разгадать ее всю…

Я медленно веду губами по закрытым глазам, спускаюсь на щеки, и делаю ровно то, что обещал — целую ее целиком и всю. Я не знаю, как думала Настя — но в моем случае это не просто слова и обещания. Я правда хочу обласкать эту женщину так, как никто прежде.

И если между ее ног не будет после такого Ниагары, то я начну заново, пусть от нетерпения у меня и отвалится член.

Настя слегка дергано дышит, когда я покрываю поцелуями ее лицо, нежно и не пропуская ни единого участка. Мои руки не бездействуют — я вовсю ласкаю небольшую, аккуратную грудь, и мысленно представляю, как буду ласкать ее языком и губами. Интересно, а ее соски затвердеют, как горошины, у меня во рту?..

Мне не надо доказательств тому, что Насте нравятся мои ласки, потому что ее отклик в теле говорит получше любых слов. Все-таки опыт решает — я прекрасно понимаю каждый ее судорожный вздох, легкие ерзанья, заламывание пальцев и умопомрачительные тихие стоны — а это я всего лишь поцеловал виски, и двигаюсь вниз, к шее.

— Я не могу… — выдыхает она, когда мои губы проскальзывают по ключице, не забываю изнежить выпирающие косточки своим языком, — Макс, пожалуйста, я просто хочу…

— Чего же?

— Чтоб ты вошел меня… Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

На миг мне ужасно, до дрожжи хочется исполнить ее полную мольбы просьбу, но я отметаю соблазнительные мысли.

Я хочу ласкать ее тело.

Не просто ради удовольствия и истомы самой девушки. А еще потому, что это доставляет нереальный кайф самому мне.

Глава 23

Настена

Никогда в жизни меня так много не целовали.

И уж точно ни разу я не текла настолько, что становилась страшно за постельное белье подо мною.

— Максим! — в который раз вскрикиваю, когда его губы смыкаются на моем соске.

— Прости, малыш, тут я задержусь… Не знаю, как можно пройти мимо и не расцеловать твою ахуенную грудь…

Он вновь возвращается языком на нежную, тугую кожу, и я выгибаюсь, растворяясь в ласке. Плевать, что когда-то он сказал о симпатии к большим размером. Вообще пофиг, что у меня всего двойка, и не идеально розовые, а коричневые соски. Все это становится так неважно и бессмысленно, когда на тебя смотрят буквально капая слюной, а в глазах восхищение, желание, похоть…

И просто до одури вопящее обещание вытрахать все глупости и комплексы, если таковые еще останутся.

Его губы скользят и целуют, когда он просто искусывает и зализывает весь живот, а у меня между ног — потоп от его ласки. Но, кажется, в глубине души Максим все же истинный садист — потому что когда его губы доходят до самого главного, меня резко переворачивают на живот, и начинают свои поцелуи снова.

С плеч.

— Изверг! — сучу пальцами ног по постели, сдаваясь на волю языка и губ, и понимая, что больше бороться нет сил.

Хочу его глубоко внутри. Так сильно, что даже дышать становится трудно — и вместо воздуха я глотаю стону и всхлипы, вперемешку с его именем.

— Совсем невмоготу, сладкая? — его губы на пояснице, и я поднимаю попку, аки истинная шлюха для случки, — что, так хочется член между ножек?

— Да! — хныкаю в постель, и в подтверждении виляю попкой, зная, какой вид сейчас открывается перед ним.

— Ну даже не знаю, как я смогу тебе помочь с этим…

Я сжимаю в кулаках одеяло, бессильно рыча в подушку, потому что больше всего уверена — он продолжит издеваться, и не даст так быстро желаемого. Но в следующую секунду по моей расщелине проводят пальцами, растирая влагу, и почти сразу в меня на всю длину погружаются сразу два пальца.

Офигенные, нереально длинные и просто самые лучшие в мире мужские пальцы.

— Ох… — выгибаюсь я, а губы Макса осаждают мои ягодицы, покусывая и полизывая, а другая рука оставляет ощутимые щипки на них.

— Ну как, так полегче, милая?

— Да да да… — бормочу, и сама насаживаюсь на пальцы, растягиваясь на них, и кайфуя просто от сознания того, кто именно меня там ласкает.

Очень и очень умело, надо сказать, крутит и надавливает, пока мои бедра сами беспорядочно снуют туда-сюда, желая по максимуму насадиться.

— Ну тише-тише девочка, — картинно цокает Максим, и не смущаясь, проводит языком по колечку ануса, — ну совсем дикая… Необъезженная.

— Ну так уже объезди! — кричу я, пока его пальцы все больше растягивают меня изнутри, — пожалуйста, ну Макс, я прошу тебя…

— Грубее, сладкая.

Его похабный шепот над ухом пускает дрожь по всем позвонкам, и какая-то неведомая сила вновь переключает мой тумблер приличий. Резко выдохнув, я слегка разворачиваю голову, не обращая внимания на неудобство и легкую боль, и ловлю его сверкающий взгляд, направленный в мои глаза.

— Выеби меня, Максим. Только прямо сейчас.

Секунда — и его рука в волосах, а ягодицы напротив моего входа. Головкой по половым губам — и мой стон разносится глухо по стенам, так, что слышно, наверно, всей улице в округе.

— Моя девочка. — Со звонким шлепком по моему заду удовлетворенно констатирует Максим, и тут же одним резким движением погружается в меня полностью.

— Да-а-а-а!!! — воплю, даже не пытаясь сдержать оргазм, который накрывает лавиной от одного его движения, и мужчина послушно замирает внутри, пока я я вся сжимаюсь вокруг его члена. — Господи, как же круто!

Я кончаю, мотая головой, и не двигаясь, а в голове нет ничего кроме разноцветных фейерверков. Мне не нужно ни о чем думать, да и не получится — оргазм такой силы и продолжительности я испытываю впервые, и, кажется, уже больше минуты мышцы внутри сами обжимают и стимулируют этот потрясающий член.

— С нашим первым сексом, малышка, — удовлетворенно урчит мне в ухо Максим, наклоняясь, и целуя горящие щеки, — это ведь стоило ожидания, правда?

Я просто дергаю плечиком, потому что говорить не могу. Сухость во рту от криков и какая-то нечеловеческая истома наполняют тело, и я лишь отмечаю, как мужской член покидает тугое влагалище, и меня осторожно приподнимают за плечи.

— Пей.

Я жадно хватаюсь за кружку, делаю пару глотков, и благодарно смотрю в самые красивые глаза на свете. Пусть это звучит пошло и тупо — но я реально кайфую от того, насколько он идеален рядом со мною.

— У тебя очень сытый взгляд. — Максим приподнимает мое лицо за подбородок, и довольно разглядывает со всех сторон. — Знаешь, только что кончившие женщины такие красивые…

О боги, ну как сейчас-то ему удается меня смутить?! Я немного отворачиваю взгляд, и неожиданно зеваю, чем мигом привожу Максима в негодование.

— Так, женщина. Я уже вчера подобное видел — ты что же, хочешь снова завалиться спать?! А вот с этим мне что делать?!

Он кивает на свой все еще стоячий член, и мне становится стыдно. Кончила, едва дорвалась до «сладкого» — и теперь думаю, где бы прикорнуть часок!

— Я могу, как вчера…

Я с удовольствием поглядываю на блестящую головку, и непроизвольно облизываюсь. А нет, кое-какие желания еще остались — но у Максима, видимо, другие планы.

— Как вчера было вчера. Сегодня я хочу дотрахать тебя, как положено. А вот после…

Он вновь переворачивает меня на бок, и с таким воодушевлением мнет ягодицы, что я без слов понимаю все. Кажется, не остаться мне на эти выходные девственницей ни в одном месте…

Но черт возьми, отчего я так рада-то этому?!

— Хочу тебя в этой позе, маленькая. До победного. Так что расслабься, а я сейчас…

Я слышу, как шуршит пакетик с презервативом, а следом Максим уже рядом, и натягивает на тугую плоть защиту. Я только сейчас осознаю, что первый раз, когда я как в тисках сжимала его член, он был «голый»… Господи, как хорошо, что Максим не вчерашний студент!

— Все, Настен, этот раз для меня.

Он улыбается, подтягивая меня по ближе, задирает одну мою ногу, и «усаживается» на другую. Вновь целует косточку на стопе, покусывает пятку, и легко вводит лишь головку, осторожно двигая ею.

— Как вспомню твой оргазм, так самому кончить хочется, — хрипит он мне, закрывая глаза, и слегка продвигаясь дальше, лаская и чуть крутя бедрами, доставляя меня еще больше приятных ощущений.

Я постанываю, также прикрывая глаза и растворяясь в ощущениях.

Туда-сюда. Приятно и мягко, не глубоко, лаская вход и пальцами массируя клитор. Боже-боже, ну откуда он словно знает все мои слабые точки?! И это тепло, вновь разливающееся между ног…

— Вот так, — я кладу пальцы поверх его, и двигаю вместе, показывая нужный ритм, — да, хорошо… Мне так… Ах!

Его член входит глубже, а пальцы вдавливают ровно настолько, чтоб на максимум завести мое тело. Не знаю, как и почему — но я вновь хочу кончить, хотя еще минуту назад думала, что не способна на это…

— Все, сладкая, трахаемся по-взрослому. Кто не успел кончить — довольствуется языком в следующий раз.

Одна фраза, и Макс входит до конца, скольжением и трением вызывая во мне столб мурашек. Я учащенно дышу, и не успеваю опомниться, как он начинает двигаться, крепко держа одной рукой мою ягодицу, и пальцами другой все также барабаня по клитору.

Как же… Это… Хорошо…

Я не знаю, говорю ли все слова вслух, но сознание уплывает, а вместо него остаются эти потрясающие движения внизу живота… Туда и обратно, быстр и глубоко, так, что я каждый раз пытаюсь поймать побольше воздуха, и думаю, что просто взорвусь…

Вот сейчас… Еще немного…

— Блять, Настен… — хрипит Макс, неожиданно входя на максимум, и замирая с моим именем на губах.

А в ту же секунду я сама разбиваюсь на какие-то несуществующие молекулы, теряясь в совершенно резком и ошеломительном удовольствии, краем сознания понимая — мы только что кончили вместе.

Одновременно. Друг в друге.

И это совершенно точно очередной «первый опыт» в моей жизни, который, кажется, возможен был только с Максом.

— Малыш? — Максим покидает мое тело, и ложится рядом, разгоряченный и тяжело дышащий, но все равно подгребая меня под свои руки. — Ты как?

— Нет таких слов, — хриплю чистую правду, и слышу грудной смех сверху. — А ты?

— Аналогично. Лучший секс в жизни, а мои года, сама понимаешь…

От неожиданности я даже стараюсь повернуться, и Максим позволяет мне это, легко утягивая на другой бок. Я замираю, глядя в его сонные глаза — и не зная, можно ли поверить.

— Правда?..

— Я тебе когда-нибудь врал?

Он прав. Никогда.

Я в этот раз причин для этого тоже нет.

— Мне просто сложно поверить… С твоим опытом.

— Опыт — херня, Настен. Главное, что тут, — он стучит по моему лбу указательным пальцем и я осознаю, как сильно вспотела, — а у тебя здесь охуеть сколько сюрпризов…

— Они все — только для тебя, — вырывается чистая правда, и я тут же опускаю глаза, понимая, что только что сказала.

Ох боже, пусть только он не подумает, будто я сумасшедшая влюбленная дурочка, которая в уже в него…

— Да, малыш… — путанно бормочет он, и я обнаруживаю, что мой мужчина уже медленно дышит, явно провалившись в сон.

Глава 24

Максим

Снова я просыпаюсь, а под боком — никого.

С присущей возрасту тяжестью я приподнимаюсь с постели, и вижу, что за окнами вечер. Ого, это сколько я проспал? И где, черт возьми, женщина, с которой мне не суждено проснуться?!

Я бреду в ванную, затем на кухню — но на удивление, там пусто. Вспоминаю о еще одной комнате, где Настя могла бы работать, и приоткрываю дверь туда впервые за почти двое суток.

— Я тоже, малыш. Сильно-сильно-сильно, — раздается тихий Настин голос, и в груди как-то странно поджимает, словно я застал ее за изменой. Но тут же все дурацкие мысли уходят прочь, когда я слышу следующую фразу, — только слушайся тетю Алену, ладно? А я привезу тебе подарок.

Я приоткрываю дверь шире, наблюдая, как Настя устроилась на диване, почти полностью завернувшись в плед, и прижимает трубку к уху, улыбаясь дочкиному голосу.

Видно, как сильно она ее любит. Кажется, мне, чуваку без ребенка и котенка трудно понять такую привязанность, но мне нравится ее такое отношение к дочери.

Знавал я женщин в своей жизни, которые к своим детям относились намного хуже. Поэтому Настино «так делают все родители» — совершенно наивное и неразумное рассуждение.

— Да, Малышарик, скоро-скоро. Люблю тебя и целую. Пока-пока!

Я мысленно усмехаюсь Настиной любви к повторению слов, и быстро вхожу внутрь, не пытаясь оставаться незамеченным. Отодвигаю стоящий рядом ноутбук, и под любопытный взгляд карих глаз усаживаюсь рядом.

— Доброе утро? — наклоняет кудрявую головку Ангел, и хитро прищуривается на мой слегка помятый вид.

— Который час?

— Почти пять. Выспался?

Я удивленно растираю пятерней волосы, размышляя, когда последний раз вот так отдыхал. Да, кажется, и не припомнить… Не сказать, что у меня проблемы со сном, как у вечно вскакивающей куда-то Настены, но и так, чтобы столько проспать, точно не было.

— Чувствую себя прям охуенно, если бы не одна маленькая мартышка, что вечно ускакивает из-под бока.

— Эй! Я не мартышка! — смеется Настя, закатывая глаза, а я успеваю просунуть загребущие руки под плед, и подтянуть ее вместе с ним поближе.

— Что, серьезно? А кто ты там по гороскопам и прочей чуши?

— Дева. А родилась в год Собаки, если ты об этом. И не знаю, с чего ты решил, будто это чушь — я уже погуглила нашу совместимость!

Пару минут я смотрю в ее чересчур серьезные глаза, пытаясь понять, насколько она серьезно занимается вот такой неповторимой херней. А затем малышка не выдерживает — и взрывается от смеха, одновременно вызывая у меня вздох облегчения.

— Вот черт! Чуть-чуть не дотянула… Так и хотела посмотреть, как у тебя глаза на лоб лезут…

— Ах ты…

Я запускаю руки под свою же рубашку на голом девичьем теле, и щекочу ее по худеньким ребрам, вызывая приступы хохота, и какую-то нереальную вертлявость по всему дивану. Ох, кажется, кто-то слишком сильно боится простой щекотки…

— Максим! Господи, прошу, я сейчас умру-у-у…. — Воет Настя, не переставая покатываться со смеху в моих руках, и почти сползая с дивана на пол.

— Вот то-то же! — Я довольно рассматриваю ее бедра из-под задравшейся дальше некуда рубашки, и чувствую тесноту в области ширинки, — мало я тебя драл, ох мало…

Она мигом заливается краской, и одергивает рубашку, но мне уже все равно. Руки сами тянутся к ней, желая погладить и приласкать — а особенно примять такие упругие, теплые ягодицы…

Совершенно не вовремя у Насти урчит в животе, и она ойкает, испуганно опуская глаза. Я хмурюсь, и пытаюсь просчитать, насколько плохи дела.

— Когда ты последний раз ела?

— Да я не особо…

— Настя!

От моего повышенного тона девушка странно вздрагивает, чем заставляет меня напрячься. Неужели она вот из этих пугливых воробушков, которые боятся собственной тени?

— На завтрак вместе с тобой… — Слышу тихий, полный вины ответ, и закрываю глаза от злости.

— Почему ты не заказала поесть?

— Прости.

Что?!

Я честно пытаюсь сдержаться, но ее ответ попахивает реальным слабоумием, а потому следующий мой вопрос звучит гораздо грубее, чем я сам бы того хотел.

— Блять, да за что ты извиняешься?!

Настя снова вздрагивает, и тянется за пледом, тщетно пытаясь завернуться в него. У меня начинают болеть скулы — а все оттого, насколько сильно я сжимаю зубы.

— Я просто не хотела, правда. Заработалась, и вот…

Я молча поднимаюсь с дивана, и бреду в комнату, чтобы посмотреть на телефоне адреса ближайших кафе и ресторанов. Мне просто физически нужно чем-то занять голову и руки — чтобы успокоиться, и в своей любимой манере не наговорить лишнего.

— Максим? — Настя появляется в спальне спустя пять минут, когда я уже начинаю сборы, и в ее глазах все еще вина за все грехи мира, что злит просто нереально.

— Собирайся.

— Куда?

— Мы идем ужинать, я уже подсмотрел тут недалеко одно место. Только давай скорее, не хочу, чтоб ты упала в обморок от голода.

Она кивает, отходит к шкафу со своей сумкой, и стоя ко мне спиной, расстегивает рубашку. Я слишком мужчина, чтоб не наблюдать за этим, и поэтому жадно разглядываю, как она снимает с плеч мою одежду, вешает на дверцу шкафа, и быстро натягивает простые черные трусики и спортивный бюстгальтер.

Блять, а это даже успокаивает. Ее бледная кожа, молодое подтянутое тело, и эта задница… Я бы сейчас с удовольствием ее трахнул. И даже несмотря на то, что и сам начинаю испытывать голод…

— Максим, — Настена уже застегнула джинсы, и быстро натянула простую серую толстовку, — я готова.

— Идем.

В прихожей мы неловко сталкиваемся, пытаясь надеть обувь, и я снова раздражаюсь от Настиного виноватого вида и словно повисшей в воздухе неловкости. При чем сильнее всего бесит именно то, что это я, блять, как будто накричал на нее — а она все равно пытается за что-то извиниться!

— Мы дойдем пешком?

Ее вопрос перед самым выходом заставляет включить на максимум собственное умение контроля, и я почти мягко отвечаю:

— Да. Тут совсем близко.

— Максим…

Спокойно, спокойно, спокойно. Вроде сейчас в ее голосе больше твердости — и я позволяю себе обернуться, чтобы выслушать.

— Я не поела, не потому что страдала тут от голода, или не умею пользоваться современными услугами. Просто, ну, у меня так бывает. Я заработалась, понимаешь? И совсем уж точно не хотела тебя злить.

Ох, ну вот о чем она думает?

— Ты путаешь причины, Насть, — я правда говорю максимально беззлобно, но получается херово, — то, что ты не поела — меня не злит. То есть, это, конечно, плохо — но не настолько, чтоб на кого-то злиться. Бесит меня на самом деле другое.

— А… Что?

Вот реально, блять, непонятно?!

— То, что я сам должен догадываться о твоих потребностях. Серьезно, мы же взрослые люди — так почему ты сидишь, и начинаешь врать, что не голодна, будто я тебя прибью за правду?! И тут же извиняешься… Это вообще как?!

Я снова перехожу на свой непримиримый тон, а Настя выслушивает молча, закусив губу. Мне по-прежнему не нравится аура вины от ее позы и вида, но в глазах брезжит понимание — и это, несомненно, вселяет надежду.

— Настен, — я делаю шаг вперед, и она перестает терзать губы, — если ты чего-то хочешь — проси прямо. Если тебе что-то не нравится — говори прямо. Не надо намеков, маневров, и такого, что я должен «сам догадаться». Мне в общении со всей этой манипулятивно-продуманной хуетой очень сложно и бесливо. Понимаешь?

На миг мне кажется, что девушка сейчас начнет спорить, и доказывать, что это совсем не так. Но секунда — и вот я уже вижу, что она поняла, о чем я говорю.

— Без проблем, — выдыхает девушка, и берет с полки свой мобильный, — Максим, я ужасно хочу есть, фото твоих пальцев на моем животе и чтоб ты поимел меня туда, куда еще никто никогда не…

— Давай начнем с ресторана! — закашливаюсь я, хватая свой бумажник, и быстро покидая квартиру.

Потому что иначе мы хрен, блять, куда сегодня дойдем!

Глава 25

Максим

Ресторан, который я выбрал, оказывается мясным, и мы с Настеной с удовольствием съедаем по хорошему стейку и салату. Я предлагаю взять еще вино, но девушка отказывается — и заговорщицки склоняется ко мне:

— На самом деле, у нас лежит дома бутылка в холодильнике. Я купила перед встречей, для храбрости… А не понадобилось.

Она смущенно опускает взгляд в тарелку, и я в который раз дивлюсь, сколько всего намешано в моей ангелоподобной девушке. То шлюха на коленях, просящая трахнуть ее пожестче, а теперь вот, застеснялась от признания, что купила алкоголь…

Ну и как мне с этим, а?

— То есть, в планы на ночь включаем твою бутылку? — интересуюсь, пытаясь прощупать, как вообще настрой у малышки.

— И фильм. Я бы хотела посмотреть какую-нибудь советскую классику… Если ты не против.

— Я только «за», — заверяю Настю с улыбкой, потому что отлично представляю, чем можно заняться, если фильм нам наскучит.

А точнее, когда фильм нам наскучит.

Я смотрю на девушку, что уже явно сыта, и теперь просто осматривается, набирая на вилку салат. Мне нравится, как она ведет себя в обществе — не смотря на наш более чем простой внешний вид для ресторана, Настена ничуть не смущается, а улыбчиво и вежливо общается с официанткой, и ни разу не выказала недовольства, и с удовольствием ест, не корча из себя принцессу.

Вот такое мне по душе.

Когда приносят счет, Настена пытается достать кошелек, но ловит мой красноречивый взгляд — и послушно убирает его на место. Я помню прекрасно про феминизм и прочее — и поэтому осторожно беру ее под локоток на выходе.

— Малыш, я уважаю твое желание быть самостоятельной и независимой. Но уважь и ты мое, и позволь себя угостить.

— Без проблем, — она улыбается искренне, и вполне довольно, так что, кажется, действительно не в обиде, — тем более я знаю, что сила и независимость проявляется уж совсем не в том, кто там платит за ужин.

Мы останавливаемся на углу ресторана, и я подкуриваю, внимательно разглядывая девушку. Без макияжа и украшений, а также с растрепанными кудрями она выглядит до того милой, что хочется немедленно притянуть ее к себе.

Что я и делаю, стараясь выдыхать дым в сторону.

— Мне нравится запах табака, — она не морщится, а напротив, кладет голову мне на грудь, — и что ты такой большой, тоже нравится.

От ее слов становится слегка неуютно, будто она говорит намного меньше, чем хочет. Но гораздо, сильно больше чем то, что я готов услышать.

— Чувствуешь себя со мной, как Красная Шапочка с медведем? — стараюсь отшутиться, делая очередную затяжку крепким дымом.

— Вообще-то, там был волк, — смеется Настена, и поднимает на меня горящий совершенно потрясающим светом взгляд, — но ты слишком взрослый, чтобы помнить…

Да. Правда. Слишком взрослый, ворчливый и нетерпящий тупости. А еще с целым вагоном дурных привычек и несносным, вспыльчивым характером, который совершенно не подходит этой малышке, что счастливо замерла сейчас в моих руках.

Но все же.

Все же…

Я наклоняюсь, целуя мягкие губы, и с наслаждением впитываю ее жар, тягу ко мне, словно она сама не осознает, как прижимается близко-близко. Недокуренная сигарета летит прочь — а мы сосемся посреди улицы, словно два подростка, и я совсем не помню, чтоб когда-то еще делал подобное.

Просто с этой малышкой мне постоянно хочется касаться, трогать и гладить. Весь ее вид словно призывает поскорее разрушить милый образ, и лично перезнакомиться с каждым демоном — чтобы наверняка знать, как ей нравится, и почаще доставлять наслаждение.

Настена в моих руках чуть-чуть дрожит, и я отстраняюсь, отмечая, что уже довольно поздно.

— Замерзла?

Ее красные щеки и горящие глаза как-то совсем пьяно смотрят, и подвергают сомнению сказанные мною слова.

— Это… Не от холода.

Я понимающе киваю, и снова легко прикасаюсь губами к ее лбу. Домой. Нам нужно домой, пока я не затащил ее в какой-нибудь темный угол, чтобы прямо на улице показать, как сильно я понимаю ее дрожь по телу.

— Пошли, нас ждет вино и советская чушь.

— «Москва слезам не верит» — это не чушь!

— О-о, так это еще и чушь про любовь…

Мы смеемся, в обнимку доходя до квартиры, где Настена быстро переодевается «в домашнее», и я с удовольствием отмечаю, как подходит моя красная рубашка к ее темным волосам. Она возится с ноутбуком, настраивая фильм, пока я открываю вино, и выкладываю на тарелку пару видов сыра с шоколадом, купленных по дороге.

— На фото у тебя были прямые волосы, — говорю я, когда она устраивается ко мне под бок, и мягко обвожу пальцем упругий локон.

— Я забыла утюжок дома, — чуть смущается она, и трясет головой, отчего ее прядки подпрыгивают возле лица, — обычно я их укладываю, а в естественном виде они высыхают так…

— Мне нравится, — отмечаю больше сам для себя, пока в фильме еще поется «Александра» вначале, — ты в любом случае красавица, разумеется. Но с завитками мне нравится больше.

Она смущается еще больше, прижимаясь к моему боку, и шикает, чтобы я смотрел фильм. Мы пьем крепковатое вино, которое на удивление нравится и мне, и Насте, и действительно какое-то время смотрим этот напичканный стереотипами фильм.

Пока мне не становится слишком скучно просто наблюдать за экраном.

— А ты знала, — наклоняюсь к ее уху, и нарочно обдаю дыхание розоватую раковину, — что на ютубе «Москва слезам не верит выложена двумя частями? Обе в один день, ну это понятно.

— И что?

— Так вот, у первой серии восемь с половиной миллионов просмотров, а у второй около пяти с половиной.

Настя заинтересованно поднимает голову, стараясь сопоставить, а я мысленно смеюсь над ее умственной работой.

— То есть, где-то три с половиной миллиона человек такие — «ага, баба родила в общежитии и легла спать. Нормальный фильм». Так, что ли?!

Мы взрываемся хохотом, и я с каким-то болезненным наслаждением тяну ее к себе на колени. Мне реально не в тягость посмотреть с ней это кино — но можно, блять, я сперва облегчу свои яйца, потому что ну невыносимо…

Кажется, мой Ангелочек совсем не против, потому что сама с удовольствием ерзает, устраиваясь попкой прям там, где больше всего нужно, но при этом утыкается в ноутбук, явно делая вид, что все еще увлечена фильмом. Мне нравится эта игра сейчас, и я с удовольствием готов бы поддержать, если бы в это самое время не раздается звонок мобильного.

— Ой. Это мне, — тут же подскакивает Настена, и тянется к тумбочке, — прости, надо ответить, вдруг там…

Она бросает взгляд на экран, и тут же замолкает, напряженно нахмурив лоб. Я ставлю кино на паузу, и замираю в ожидании, не собираясь никуда сваливать.

Если Настя решит, что это личный разговор — то сама уйдет в другую комнату. А мне почему-то вдруг становится важным быть рядом, пока она так… Напугана?

— Алло, — отвечает Настена на вызов, и я ощущаю в ее голосе тревогу пополам с нервозностью.

Она напряженно слушает мужскую, явно громкую речь, а затем бросает один взгляд на меня, и делает динамик потише. Я не знаю, какого хрена там происходит, и кто ей звонит, но испуга в ее глазах столько, что меня сразу бесит звонивший.

— Нет, я не… — Она пытается вставить хоть слово, и отворачивается на постели, зажимая свободное ухо пальцем, — подожди, Дим…

Дим. Бывший муж? Как там она говорила его зовут?

Я двигаюсь ближе, оказываясь максимально близко к телефону, и до меня, наконец, долетают обрывки разговора.

— Отдала ребенка не пойми кому… Что ты за мать, а?! А если с ней что-то случится. Кто будет ответственен?!

— Ты сам отказался провести с дочкой выходные, — слабо отбрыкивается Настена, и я злюсь ее слабость сейчас, — я просила, но твои глупые придирки…

— Я тебе сказал, никуда не ехать! Сказал, что это моя дочь, и она не переедет без моего согласия! А ты как обычно поступила по тупорылому…

Блять, вот серьезно?! И она будет выслушивать подобное?!

Я жду, когда Настя пошлет этого дауна куда подальше, и сбросит вызов, но она лишь крепче сжимает трубку, и чаще дышит. Эй-эй-эй!

— Дим…

— Что «Дим»?! Как можно доверить тебе ребенка, безответственная идиотка…

А вырываю телефон из крепко-сжавшихся пальцев, и подношу к уху так, словно это зловонный кусок говна, а не простой мобильник с куском говна на том конце.

— Пошел нахуй. — Говорю в трубку максимально спокойно и громко, — просто свалил в свои ебаные мечты, где ты альфа-самец, а женщины вокруг должны выслушивать твое нытье. Потому что в реальной жизни хера с два ты имеешь право на подобные вопли.

— Что за… — булькает он, но я уже отрубаю телефон, вообще лишая его питания, и смотрю на спину сжавшейся в клубок Насти.

Проклятье.

Сука, сука, сука!

Не нагрубить, попытаться понять, узнать что случилось…

— Это бывший? Нахуй он звонил? — грубо бросаю я, и плечи Настены сжимаются еще больше.

— Узнал, что я оставила дочь с подругой, — мелко дрожит она, и меня просто бесит подобная реакция, — он был против этой моей поездки, чуть не сорвал ее. С чего-то решил, что я подыскиваю квартиру для переезда…

Я глубоко дышу, но бесполезно. Блядь, ну где тут повод-то так раскисать?! Я реально не вижу, отчего можно еле-еле говорить, и даже бояться повернуться в мою сторону?!

— Почему ты просто не послала его?

Настя молчит, словно сама не знает ответа на простой вопрос. Меня достал вид ее спины, и я перегибаюсь, чтобы оказаться к ней лицом к лицу.

— Почему. Ты. Его. Не послала?! — грубо толкаю прямо в лицо, и сам вздрагиваю от того, насколько бледным оно оказывается. — Блять, Насть! Ты… Что с тобой?!

— Давление упало, — бесцветными губами произносит она, — там в сумке таблетки…

Я мигом приношу ее вещи, вываливая их на кровать, и тут же находя упаковку пилюль с бутылкой простой воды. Вытаскиваю две, и Настя глотает обе сразу — большим глотком буквально пропихивая их в горло.

— Что еще? — у меня под ребрами все сжимается, но я с усилием укладываю ее на кровать, и укрываю сверху одеялом, — крепкий чай, кофе?

— Сладкий крепкий чай, и будет нормально, — слабо произносит она, прикрывая веки, и я срываюсь на кухню.

Никогда не курю в помещении, но пока грею чайник и навожу заварку, выкуриваю в окно сигарету. Что за хуйня произошла с девчонкой?! И почему у меня, взрослого мужика, трясутся руки от ее бледного вида и каких-то потухших, без признаков жизни глаз?!

Я приношу ей чаю, и уже вижу, что Насте легче. Она словно снова окрасилась в более-менее приемлемые цвета, и даже сама садится на подушки, чтобы принять из моих рук кружку. Пара глотков — и вот уже меня самого отпускает, потому что по ее щекам разливается привычный румянец.

— Это что сейчас было? — решаюсь спросить, усаживаясь с ней рядом, и накрывая ноги пледом.

— Давление, — она морщиться, словно не хочет говорить об этом.

— И часто у тебя такое бывает?

— Не очень. — На миг кажется, что мне придется клещами вытягивать из нее информацию, но вот Настя вздыхает, и решается продолжить, — я плохо реагирую на ссоры, Максим. Не могу нормально мыслить, когда на меня кричат, злятся, или сильно обижены. Я… Очень чувствительна, и от этого мне становится физически плохо.

Она слабо салютует мне кружкой с чаем, словно предлагает выпить за вот такое открытие. Я честно пытаюсь осмыслить сказанное — и не получается. То есть, я понимаю каждое слово, которое она сказала — но до сих пор не могу принять вот такую долбаную несправедливость.

Словно в насмешку судьбы самому несдержанному грубияну досталась девочка с почти аллергией на ссоры! И ведь даже ничего не поделаешь — она реально не умеет справляться вот с этим, и. кажется, это теперь просто дохуя проблема…

— Максим?

— Что, малыш? — на автопилоте откликаюсь я, сам пытаясь понять, что теперь со всем этим делать.

— Я… У тебя вид, будто я тебе сейчас открыла какую-то страшную тайну…

Блядь, точнее и не придумать!

Я усилием воли беру себя в руки, пытаясь придать лицу спокойное выражение. Ей нужно отдохнуть. Набраться сил, выспаться. Это я тут сплю как слон, а она еще и работает, и ест черти как…

— Все в порядке, — улыбаюсь, и убираю из ее рук кружку с чаем, — давай-ка мы сейчас включим этот тупой фильм, и попробуем поспать?

Она хмурится, словно подозревает, что что-то не так. Но, кажется, стресс слишком большой — и поэтому девушка послушно укладывается на подушки, накрываясь пледом.

— Обнимешь меня? — почти с мольбой произносит она, словнореально боится отказа.

— Конечно.

Я выключаю свет, снимаю с паузы фильм, и со спины обнимаю Настену, прижимая ее к своему телу. Идеальное совпадение каждым контуром и изгибом — мы и вправду «ложки в наборе».

Только, блядь, кажется это касается лишь наших тел. Потому что в остальном мы как инь и янь, а еще и моя темная сторона может физически прибить ее светлую…

— Спасибо, Макс, — невесть за что шепчет Настена, и я вижу, как ее глаза обессиленно закрываются.

— Прости, маленькая. — Уже зная, за что, шепчу я, и целую пахнущие шампунем волосы.

Она не боец, разумеется.

Совсем не та, кто будет стоять горой за моей спиной, и не сломится при любой погоде.

Она маленькая и хрупкая, и рядом должен быть кто-то, кто сможет принять такое, и не травмировать еще больше.

А не я, с вечной проблемой самоконтроля.

Мы не подходим друг другу.

И теперь я это точно понял.

Глава 26

Настена

Я просыпаюсь уже под утро, и сразу понимаю — что-то не так.

Во-первых, сейчас слишком рано. Наверно, около семи утра, если не меньше.

А во-вторых, в такую рань рядом со мной не оказывается Макса — и я даже предположить не могу, куда этот Сова встал…

Я на ощупь нахожу ванную, умываюсь, и бреду дальше. В голове противно стучит после вчерашнего стресса, и в груди до сих пор побаливает — все из-за Димы с его звонком, и целой речью обвинений, справиться с которыми я оказалась не в состоянии.

Не потому, что не могла бы, или настолько слабачка…

А просто сама постоянно где-то вглубине души винила себя, что оставила дочь подруге. И ради чего! Увидеться с мужчиной ради секса…

А Димины слова так точно били в цель, что в который раз протолкали там дыру, и заставили провалиться без опоры под ногами. Бывший муж слишком хорошо меня знает — болевые точки, страх перед криком, куда надавить, чтоб ударить побольнее. Правильно говорят, что по-настоящему задеть тебя могут только близкие люди — у остальных просто не получится дотянуться до сокровенного, и расколупать самые уязвимые местечки.

Я приоткрываю дверь в комнату с диваном, и замечаю Максима, развалившегося на нем под пледом. Мужчина не спит — нахмурив лицо, он что-то смотрит в телефоне, который подсвечивает его недовольство в сером утреннем свете.

— Привет, — привлекаю его взгляд, и Макс убирает гаджет, устало глядя на меня, — ты уже проснулся, или еще не…

— Еще не. — Хмыкает он, и я забираюсь на диван, садясь рядом, — выспалась?

— Ага. Спасибо, и прости за вчерашнее, ладно? Это был единичный случай, мне неловко, что тебе пришлось взять телефон и возиться со мной после этого…

— Перестань. — Обрывают меня даже прежде, чем я успеваю закончить, — хватит все время извиняться, и пытаться говорить на опережение. Все нормально, ясно? И тебе не за что себя казнить.

Я боязно веду плечами, улавливая в его тоне раздражение. Кажется, мужчину действительно бесит моя манера общаться — и триггерит с почти каждого слова. Но как еще донести до Максима, что вчерашнее — совсем не «обычный» случай, а скорее исключение на фоне вины и прочего?

— Хорошо, — решаю я прекратить никуда не ведущий разговор и тянусь, чтобы обняться, — а ты почему не спал?

— Выспался.

Его хмурость пополам с равнодушием заставляют меня убрать руки, и спрятать в рукава рубашки. Максим не смотрит — его взгляд в сторону, сведенные вместе брови и плотно сжатые губы сейчас кричат громче любых слов.

— Что-то не так?

Мой вопрос такой тихий и жалкий. Я сама чувствую, как он достигает мужчины, и еще больше бесит, но как поменять это, не знаю. Мне хочется сейчас просто взять и отмотать время назад — чтобы, как и вчера, без помех обнимать его, и целовать в улыбающиеся губы. Кажется, еще недавно у меня было на это полное право — а сейчас я не ощущаю, что мне позволено его просто коснуться.

— Я хотел прояснить кое-что. Касательно нас и встречи.

Я не дура.

Знаю прекрасно, что просто так мужчины не заводят разговоры об этом.

И уж стопроцентно не признаются в любви, раздраженно поглядывая в окна.

Но все равно почему-то в голове вспыхивает такая крохотная и жалкая надежда, что самой от себя становится противно. Господи боже, и когда я успела настолько прикипеть к этому мужчине?!

— Я слушаю.

Мой голос ровный, и хотя бы за это я мысленно не пытаюсь себя уничтожить. Но на сколько еще мне хватит самообладания?

Максим выдыхает, разворачиваясь и садясь прямо напротив. Наша поза красноречива — мы как две противоположные стороны, готовящиеся к спору. Вот только спорить тут будет не о чем — потому что Максим, кажется, уже все решил.

— Ты очень красивая девушка, — голос Макса искренен, и на этих словах наполняется той самой теплотой, от которой у меня мурашки, — ты ведь знаешь, да, Насть? Мне не надо расписывать тут твои достоинства, потому что их итак видно.

Он бросает какой-то очень красноречивый взгляд на мою фигуру в его рубашке, будто этим все сказано. Я просто киваю — мне уже не шестнадцать, чтоб выискивать комплименты из-за глупых комплексов. Я знаю свои недостатки — но и достоинства тоже.

И уж тем более сам Максим не раз о последних говорил.

— А еще после встречи я просто охренел от твоей энергетики. Ты такая… Забавная. Кнопулька, — его улыбка сейчас такая, что и вчера до всей этой чепухи, поэтому я невольно улыбаюсь в ответ, потряхивая волосами.

Может, все еще не так уж плохо?

Возможно, Максим не оборвет все, а захочет дать нам шанс?

И господи, ну как же убого это звучит даже в моей голове!..

— И секс, Настен. Клянусь, это лучшее, что вообще происходило со мной в постели — ты идеальна мне по темпераменту, отдаче, ласкам… Я, блять, даже не знал, что настолько можно с кем-то совпадать в этом.

— И я, — невольно вырывается тихие буквы, и Максим опускает взгляд.

Одно движение, чтобы поставить точку на любых надеждах.

Господи, а можно мне еще хоть немного подышать?

— Настен. После вчерашнего и вообще в совокупности наших разговоров… Я понял, что мы не про отношения.

Мое приклеенное к лицу равнодушие можно просто вешать на стену «Актер года». И я очень надеюсь, что удержать вот такое выражение я смогу как можно дольше.

Хотя бы до выхода из квартиры.

— Ты умная, милая и замечательная… Но другая. Мы разные во всем, кроме крышесносного секса, и слишком по-разному реагируем на стресс в жизни. Пожалуйста, пойми меня — здесь, рядом, я ни разу не был таким, каким бываю в обычной жизни. Я злой, крикливый, часто бескомпромиссный, и даже больше…

Он прерывается, потирает лицо ладонями, и смотрит на меня.

Я вижу более, чем достаточно.

Нежелание обидеть, поскорее закончить разговор, душность, которая вдруг стала осязаемой в этой квартире между нами… Я могла потрогать напряжение руками, если бы вырвала их из рукавов рубашки.

Но на это пока у меня сил не было.

— В общем, малыш, прости, но я не хочу вводить в заблуждение. Встреча показала — между нами только восемнадцать плюс. Охуенное, лучшее восемнадцать плюс в моей жизни. Но — не больше.

Он замолкает, отворачиваясь к окну, и сам тяжело дышит, словно ему тоже нелегко дались эти слова. Я даже жалею Максима — редко какой мужчина вот так расставляет точки над всем перед прощанием. Обычно они просто пропадают, перестают звонить и писать, отвечать на смс… Оставляю тебя медленно и самостоятельно дотухать, не понимая, в чем дело…

А тут вот. Все предельно ясно. Он ничего не обещал, я ему — тоже. Мы встретились, решив, что секстинга нам мало — и офигенно занялись этим в реале, подарив друг другу пару оргазмов и возможность отдохнуть от привычной жизни.

Все правильно, да.

Как нужно.

Превосходно.

Только вот отчего между ребер так больно, что я сжимаю челюсть, чтобы не закричать, давя внутри беззвучный вопль отчаяния?..

— Настен?

Видимо, мое лицо уже ни черта не равнодушное, потому что Максим смотрит теперь с тревогой, и, кажется, готов рвануть за таблетками. Ну уж нет — одного такого позора более чем достаточно.

Я справлюсь. Я перекрошу каждое из своих чувств, но потом, одна — когда выйду из квартиры, и Максим этого не увидит.

— Все в норме, — отвечаю так спокойно, что самой становится страшно от такой бесчувственности, — спасибо, что сказал, да. Это… Правильно. Это будет верно.

— Я не хочу тебя обманывать, малыш. И обижать.

Сердце вскрывается от одного простого «малыш», но я уже отворачиваюсь, не давая и капли боли проникнуть сквозь взгляд. Встаю, ощущая себя наравне с полом — такой же деревянной и твердой, с несгибаемым позвонком. Иду в спальню, и слышу, как Макс осторожно ступает следом.

— Я соберу вещи, — говорю я, все также не оборачиваясь, — хотела выехать пораньше, забрать у подруги Марусю. Не возражаешь.

— Конечно.

Он стоит, прислонившись к стене, и внимательно смотрит, как я быстро распихиваю вещи. Натягиваю джинсы, и свитер прямо поверх его рубашки, не получая ни единого замечания на это, и пытаюсь собрать спутанные волосы.

Не получается.

Слишком твердые, непослушные пальцы.

Наплевав, я хватаю сумки, и иду к двери. Максим ступает следом, и осторожно забирает у меня самую габаритную сумку — чтобы помочь спуститься.

— Я рад, что мы встретились. — Говорит он, пока мы едем по разные стороны лифта, — спасибо тебе.

— И тебе.

Это — вполне искренне, так что я даже решаюсь поднять на него взгляд. Очень зря — потому что Максим смотрит в сторону, словно боится откровенно пялиться после всего, что наговорил ранее.

В машину он лично грузит мои вещи в багажник, и проверяет, наклоняясь, полный ли бак. Затем мы замираем — и неловкое прощание расцветает во всей красе, доканывая меня еще больше.

— Если будут проблемы с бывшим, — вдруг произносит Максим, чем немало меня удивляет, — звони. Не хочу, чтобы после моих слов у тебя были проблемы.

— Ладно. — Киваю, зная, что никогда не позвоню по такому поводу, даже если мы с Димой зубами вцепимся друг другу в глотки, — и ты звони, ладно? Если захочется поговорить… Или спеть.

Это снова само собой, и снова жалко, не гордо, совсем не в стиле сильной и независимой женщины. Да и какой там — я никогда не была пробивной и смелой, и сейчас играть в кого-то не собиралась. Но как же не хочется, чтобы Макс понял, насколько я в него провалилась… И как больно мне на самом деле от его «Только восемнадцать плюс»…

Я быстро сажусь в машину, больше не глядя на мужчину, и не ожидая никаких прощаний. Я выдержала, сколько можно… Я смогла, а теперь дайте, наконец, уехать…

— Будь осторожна, — слышу вслед, и киваю, давя на газ.

Форд послушно трогает с места, оставляя позади Максима, прикуривающего сигарету. Я смахиваю с щек влагу, и делаю то, что умею лучше всего — ставлю цель добраться до дома.

Я умею это. Знаю, как надо затолкать свои чувства поглубже, чтобы доехать. Просто нужна цель — и я буду ломиться, не замечая препятствий, и не думая ни о чем, помимо этого.

До дома я добираюсь за рекордные три с половиной часа, и захожу в квартиру, громко хлопая за собой дверью. Алена обещала привезти Машуню через полчаса — и у меня есть совершенно ненужное время.

Для чего?

Я сползаю по двери, аккуратно придерживаясь ладонями, чтоб не шмякнуться сразу. Ноги не держат. Подвели самые первые, ещё до того, как слезы собираются в глазах, а в носу щипает, побуждая сделать глубокий вдох.

Почему.

Почему. Всё. Происходит. Именно. Так.

Я обхватываю себя ладонями, напоминая, что все ещё принадлежу себе, и все на самом деле-то в порядке. Ну, подумаешь, ещё один мужчина проник глубже, чем я бы сама того хотела, и оставил свой след на ещё плохо зажившем сердце?

Я ведь смогла уже раз с этим справиться. Смогу и ещё, правда?

Дрожь в горле и тихие всхлипы служат лучшим ответом моим мыслям.

Я осторожно вытаскивая телефон, проверяя, могу ли позволить себе всего одну слабость. Ещё достаточно времени, чтоб пореветь и пустить мокроту по очередной своей ошибке. И я тихонько вою, именно вою в собственной квартире, выпуская жгущие слезы наружу. Эта боль — моя, личная, и никто кроме ее видеть не должен.

И уж тем более Максим, который был со мной честен. Всегда и во всем.

И тем больнее понимать, что я для него — только про секс. А все остальное не подходит, и не его…

Я глотаю всхлипы, некрасиво зажимая кулак во рту, и жду, когда просто выпотрошусь без остатка. Телефон молчит — и Макс ни разу не позвонил за все время. А наш Секретный чат теперь полон веселых «до», и, кажется, в нем никогда не будет «после».

А я снова смотрю на часы, и тихонько поднимаюсь, держась за стены. Бреду в ванную, умыться, и ждать дочку.

Потому что ради нее я один раз смогла уже быть сильной. И улыбаться, глядя в ее глаза, и находя там смысл жизни.

И уж точно смогу еще раз.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26