Искушение силой [АлеХа] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Алеха Душа Айны. Книга 4. Искушение силой

Пролог

Искажения Ареала и самосознание старой Королевы затухали медленно. Намного медленнее, чем хотелось. Перекрученное пространство неспешно разглаживалось, успокаивалось, искало новое стабильное состояние. Самосознание растворялось в плотном облаке Гармонии, насытившим третью от светила системы планету.

Система жёлтой звезды готовилась навсегда принять новую реальность.

Гармония, которую Королева была вынуждена материализовать в этой физической реальности, ослабляя свой Ареал и саму себя, сильно изменяла окружающее пространство. Искажала/Ограничивала/Перестраивала.

Но, иного пути не было.

Неспешный путь познания в самом начале нового цикла, который она могла себе позволить, был грубо смят, скомкан, уничтожен неожиданным вторжением чужого Ареала. Познание нового эталона, изучение его потенциала и подготовка к изменению цикла было разрушено вторжением крохотного, слабого и даже близко неспособного ей навредить Ареала. Совершенно безопасного, если бы не одно «но»: вторгшийся Ареал имел материальный якорь! Он щупальцами нерушимых законов был вписан в физическую реальность окружающего пространства.

Старая Королева этого была лишена.

Отсутствие материальных якорей и вообще всего материального при переносе «Слепым прыжком», когда такие, как она ускользали от Врага, избегая окончательной смерти, это была цена такой мобильности.

«Слепой прыжок» всегда приводил к ослаблению Королевы. Но, слабость — не такая уж и высокая цена за возможность продолжить развиваться.

Но, это «Слепой прыжок».

То, что случилось со старой Королевой, даже «Слепым прыжком» назвать было нельзя. Она оказалась в системе назначения вообще без ничего.

Голой/Пустой/Оглушённой.

Вырванной из привычной среды обитания.

Но без Врага на загривке. Без спешки. В безопасности.

А значит, её ждал Первый цикл. И, несмотря на отсутствие Врага, он должен был быть очень болезненным. Ведь для старта цикла, в качестве эталона Королева вынуждена использовать базу в виде живых организмов именно того эволюционного уровня, которого эти организмы достигли в их естественной среде обитания. Рискуя или не вкусить сопротивления, или не получить должного времени для эволюции. Без возможности управляемой коррекции заложенных в организмы инстинктов, уровня развития, потенциала.

Грядущий Первый цикл заставлял Королеву вырвать из естественной среды обитания организмы, имеющие за спиной тысячи, а то и миллионы, лет естественного развития и заставить их действовать вопреки всем инстинктам.

Вопреки тому, что позволяло им выживать. Размножаться. Развиваться.

И чтобы Первый цикл в этих условиях вообще имел какие-то шансы, Королева максимально стимулировала агрессию носителей и упростила эволюционную пирамиду, формируемую при аккумулировании Гармонии.

Но! Вторжение чуждого Ареала изменило всё!

Размер и силы вторженца в данном случае не играли никакой роли. Одно наличие у него материального якоря делало его положение в пространстве незыблемым. Королева со временем была бы вытеснена из спорной зоны взаимного соприкосновения Ареалов. Вытеснена из зоны, в которой была база для её Первого цикла. Из зоны, которую она уже пропитала Гармонией и собиралась плавно ускорить конфликт и эволюцию. Из зоны, которая обеспечивала её выживание!

Допустить такого она не могла!

Старая Королева единым порывом продавила на материальный план вообще всю доступную ей Гармонию, ослабляя себя до крайности и ставя всё на один удар. Полностью покидая Ареал и растворяя своё сознание в реальности, разбивая себя на мириады осколков, синхронизируясь с Гармонией.

Каждым своим осколком проникая в живые организмы и запуская Первый цикл в ускоренном режиме.

Теряя себя и ожидая воплощения в новом материальном носителе, первым аккумулировавшем достаточный уровень Гармонии.

Всё равно, совсем скоро, продолжая естественное движение по своей орбите, планета выйдет из охвата Ареала, и Королева не сможет обеспечить контроль над происходящим. Будучи же ослабленной, в отсутствие материальных якорей, вытесняемая чужим Ареалом, Королева не видела другой возможности выжить.

Её опыт и знания говорили, что пережить изменения физических констант, вызванных лавинообразным проникновением Гармонии в реальность, сможет достаточная для её планов часть живых организмов планеты.

А также, Королева осознавала, что не сможет этой ударной материализацией Гармонии нанести летального урона вторженцу — сама бы она от такого выплеска чужой Гармонии пострадала не критично. Но, вторженец, мал, слаб и, вполне возможно, полученный урон выведет его из строя на достаточное для планов Королевы время.


Глава 1.1


День у Семёна «Тени» Астахова не задался с самого начала.

Кроме того, что его разбудила интуиция, словно нытьём больного зуба предупреждая о грядущих неприятностях, он ещё и промок.

В Подмосковье, в августе, когда температура ночами опускается практически до нуля. Совершенно не перенося стылую сырость.

Тёплый спальник на верблюжьей шерсти не смог защитить своего владельца от проливного дождя. Сам же Семён накануне дико вымотался в ритуале «групповухи», в котором он выполнял лидирующую роль, как и положено главе семьи, контролируя всех и не давая своему дару забрать максимальное усиление, перераспределяя накопленный семьёй опыт самым слабым, чтобы подтянуть их до общего уровня. Вымотался так, что завалился спать, даже не поинтересовавшись погодой на ближайшую ночь и, естественно, не позаботившись об укрытии от такой непогоды.

Его семья вот уже неделю ютилась в стандартной трёшке, которая только чудом сохранилась более-менее целой в полуразрушенной панельной пятиэтажке, построенной ещё как бы не в двадцатом веке. Стены, крыша, деревянная баррикада в дверном проёме. Что ещё нужно для семьи поисковиков? Только пятый этаж и полностью обрушенные лестничные пролёты. Идеальное укрытие.

Если бы только не дождь! Оконные проёмы, заколоченные грубыми досками, совершенно не защищали от ветра и дождя и, если от первого Семён совершенно не страдал, то второе…

Август. Ночами уже совсем холодно. Особенно в этой мокрой, сырой бетонной коробке!

Мелочные мысли — поднимать семью и выдвигаться на поиски новой временной базы — задавил. Эта трёшка, найденная Пулей, его разведчиком с потрясающим нюхом на заражённых, всё-таки была отличным местом. Заражённые не беспокоили их вот уже неделю. Были, конечно, сложности с выходом на охоту и возвращением обратно, но безопасность того стоила. А вот отвратительная защита от непогоды…

Семён ушёл в дальнюю комнату, чтобы никого не задеть и не побеспокоить, врубил свой дар в альтернативный режим форсированного нагрева и медленно, но уверенно выгнал из себя стылую влагу, нещадно тратя запасённую организмом энергию, заодно просушивая нижнее бельё прямо на себе. Настроение, испорченное холодом и сыростью восстанавливалось. Вот только ноющая как зубная боль чуйка не хотела успокаиваться, нашёптывая, что они слишком засиделись на одном месте и что совсем скоро грядут неприятности.

Стоя у стены и млея от волн тепла, рождаемых его способностью, Семён прекрасно понимал, что неделя передышки, полученная семьёй, бесценна. Несколько месяцев назад они вообще ютились в небольшом помещении над мусоросжигающим заводом. Им хватило целых стен, крепкого пола и дверного проёма, который они смогли быстро забаррикадировать, сбрасывая с себя чуждое внимание. Вот там были проблемы посерьёзнее, чем сырость и холод утром. Там дышалось то с трудом и самые младшие — Атас с Серёгой — часто теряли сознание от витавшего вокруг смрада. Зато три дня передышки позволили семье восстановиться, подогнать экипировку, подтянуть командное взаимодействие и один раз устроить полную «групповуху».

А полная «групповуха» это вещь!

Ради «групповухи» можно потерпеть и сырость и холод.

Семён не знал, как всё это называется и происходит в других семьях, а тем более у тех, кто живёт в убежищах и вообще не покидает безопасных мест. В его же семье было заведено делиться накопленным «опытом». Ритуал, который позволял это делать, Семён придумал сам. Его дар позволял вытягивать что-то, что он называл «опытом» из доверившихся Семёну людей и совсем неохотно, но позволял отдавать вытянутое. Это что-то, как Семён уже успел познать на своём опыте и из рассказов других, получалось из заражённых, при их убийстве.

Большинство знакомых Семёна называло это «что-то» «опытом», «экспой», «лутом», тихонько подтекая крышей и применяя игровые термины везде, где только можно. Семён смотрел на это ровно, иногда и сам их применяя, если это было удобно.

Такие психи говорили, что гораздо больше «экспы» можно получать, поедая мозги заражённых, а то «авто-лут режет сбор ништяков на порядки», но Семёна выворачивало даже от одной мысли о таком, всё больше и больше убеждая в полной неадекватности помешанных на игровом восприятии окружающего мира. Но, должное Семён им отдавал, так как выживали такие помешанные не хуже, чем сам Семён.

И вот, острым языком Зари, ритуал был обозван «групповухой».

Он был сложным, требовал покоя, времени и чтобы чуть позже усилить, на какое-то время ослаблял дар всех, кто принимал в «групповухе» участие. В убежищах же было слишком много посторонних глаз и неизвестных способностей, чтобы рисковать накопленным семьёй опытом. Поэтому такие места, как эта квартира или комната над мусоросжигающим заводом и время в них проведённое, были особенно ценны.

Тем более что за неделю, проведённую спокойно в этой на удивление целой квартире полуразрушенного дома, они уже провели два ритуала и собирались рискнуть, протянуть ещё два дня и ещё разок погрузиться в «групповуху».

Семён всё это прекрасно понимал, но страшно не любил холодную сырость. По отдельности — без проблем. Но вот так вот — утром просыпаться в мокром холодном спальнике… Брр…

Особенность его личного «инсайта». Проклятья, которое сильно мешало жить. При этом, вот ведь хохма, сильно мешая, только инсайт и позволял продолжать жить.

Как говорили люди в Снегирях, укреплённой базе-убежище в Подмосковье, и Семён не видел причин не верить этому, инсайт случился у всех, кто был жив в момент «Вдоха», наделяя выживших одновременно и даром, и проклятьем.

Сам «Вдох», случившийся год назад, Семён не помнил. Проспал. Лёг спать шестнадцатого августа, а проснулся восемнадцатого. Кто же в момент «Вдоха» не спал — заснули принудительно, но при этом помнили всякое разное. Или врали, что помнили.

«Вдох» заставил жизнь на Земле замереть на сутки, и когда Земля снова проснулась, жизнь продолжилась.… Но это была уже совсем иная жизнь. Всё слишком изменилось.

Год уже прошёл с того дня, а зарево пожаров, поднимающееся до небес, дым, закрывающий горизонт и безумный вой, ввинчивающийся в уши, не отпускали его память.

И Боль. Чудовищная, парализующая, разрывающая на части сознание и разбивающая тело на осколки, разбирающая тебя по частям, отрывающая на живую мелкие кусочки, пережёвывающая их и, как ребёнок прилепляющий пластилиновой собачке пластилиновый хвост, вдавливающая в тебя эти пережёванные кусочки обратно.

Семён хорошо запомнил те минуты, показавшиеся вечностью.

Когда же боль перешла в разряд «терпимой» и Семён смог нормально соображать, забившись дома под кровать, слушая завывания соседей, дикие крики неизвестных тварей и обоняя гарь, кровь и смерть, он решил, что началась война и на столицу сбросили ядерную бомбу. Что это такое, когда на тебя сбрасывают ядерную бомбу, Семён не знал, и поначалу решил, что это оно. Она.

Война.

Войной пугали уже несколько месяцев, отношения между странами были предельно напряжёнными. Со всех сторон, с телеэкранов, в лентах новостей, на всех информационных каналах, постоянно лилась грязь на соседей, на все блоки и союзы, на президентов и королев. Везде и всегда трепали «Душу Айны», «Прохорова», «Сколково-Интертеймент». Клеймили злом, всех, кто хоть как-то был в этом замазан. Изымали шлемы ВР, прикрываясь заботой о здоровье нации и смешивая духовность и реализм в каком-то абсурдном гротеске. Арестовывали людей сотнями. Проводили показательные судебные процессы. Тогда, казалось, что полыхнёт в любой момент. Нервное напряжение было готово вот-вот вылиться во что-то непонятное. Люди были на грани. Всё замерло, как оголённый нерв. Дополнялось это постоянными провокациями на границах, криками дипломатов по поводу нарушения суверенности и вмешательств во внутреннюю политику. Телеэкраны разрывались и от рычания военных. И вот, полыхнуло.

«Вдохом» это было названо намного позже. Месяца через два-три, когда уже всем стало понятно, что это ни черта не война. Что это что-то иное. Постороннее. Чуждое. Не подчиняющееся политикам. Игнорирующее демократические ценности. Равнодушно уничтожающее всё, не различая цветов кожи, вероисповедания, сексуальных и политических пристрастий, полов, возрастов и даже видовой принадлежности.

Семён не слишком прислушивался к истерическим крикам и лозунгам сошедших с ума людей, с которыми он сталкивался в эти страшные дни. Слышал всё, но прислушивался лишь к тому, что могло помочь выжить в том аду, который творился вокруг.

А вокруг тогда творилось что-то страшное. Бывшее когда-то голубым, небо, проглядывая в разрывы от дымов и пожаров, вызывало у людей тревогу, пугая то всеми цветами радуги, то зелёными оттенками. Землю трясло как в припадке, землетрясения следовали за землетрясениями. Солнца несколько месяцев вообще не было видно, лишь наступление каждого нового дня, когда горизонт светлел без видимых причин, вселяло в людей надежду. Даже воздух стал тяжёлым и колючим, заставляя многих заново учиться дышать. Никакая электроника не работала. Электричества не было.

Везде и всюду лежали мёртвые. Воздух стонал от криков умирающих. Те, кому не повезло умереть сразу и проклятье чьего инсайта оказалось слишком сильным, чтобы продолжить жить, бились в конвульсиях от рвущей их на части боли, надрывали связки в попытках через крик облегчить страдания, выдавливали себе глаза, пытались содрать с себя кожу. И умирали. Тысячами. Сотнями тысяч.

Добавляя счёт к уже многим сотням миллионов погибшим во время «вдоха».

Никто не знал, что происходит. Только догадки и домыслы. Неизвестность пугала. Чудовищность происходящего сковывала разум. Было непонятно, весь этот ужас творится только рядом или так везде?

Не было никакой связи.

Попытки узнать, что происходит в соседних городах, ни к чему не приводили. Уходившие не возвращались. Местная власть растерянно замерла, не понимая, что делать в отрыве от власти центральной. Люди в форме умирали совершенно так же, как и люди без формы.

Резко выросла агрессия. Любой конфликт всегда перерастал в жестокую драку, заканчивающуюся убийством. Любой спор заканчивался трупами. За кривой взгляд человек мог получить пулю в затылок.

За кривой взгляд, за банку тушёнки, за упаковку макарон. За безопасное убежище, за доступ к чистой воде. За всё, что угодно.

Безумие коснулось и животных. Тех, кто пережили первые недели. Собаки нападали на своих хозяев, загрызая и сжирая их трупы. Поначалу исчезли все кошки, птицы и крысы, вернувшись лишь через полгода, но это уже были совершенно другие животные: агрессивные, ничего не боящиеся и чудовищно опасные, при этом ненормально сильные. Что творилось на фермах крупного рогатого скота, Семёну рассказывали, но он поначалу не верил. Позже, встретившись на улице с мутировавшим быком — поверил разом, и в эти истории и в бога.

Следующей вехой в разгорающемся безумии стал каннибализм. Семён тогда прятался на чердаке полуразрушенного здания уже несколько дней, его желудок был пуст, страшно хотелось жрать, но на улицах было слишком опасно и Семён терпел выжидая. Из чердачного окошка он и увидел, как один урод камнем забил своего приятеля до смерти, раздробил череп и сожрал мозг. После увиденной отвратительной сцены Семёна долго рвало жёлчью.

Такие случаи каннибализма начали случаться задолго до первых голодных смертей, а немного позже, «искажение» стало обыденностью. Сумевший пережить тяжесть проклятья инсайта человек, под гнётом стресса и окружающего безумия поддавался низменным инстинктам, опускался до животного состояния.

«Искажался».

Такой человек терял разум каким-то странным образом, частично сохраняя свои навыки и умения, при этом стремясь только к одному — убивать других людей. Убивать и пожирать их мозг. Но и тут тоже было не всё просто. Некоторые «искажённые» за милую душу жрали друг друга, а некоторые сбивались в небольшие стаи, ведя совместную охоту. Некоторые охотились только на нормальных людей, некоторые гоняли по разрушенным улицам кошек и собак. Объединяло их всех одно — постепенно они отжирались. Становились сильнее, быстрее, умнее. Крупнее. Опаснее. Простые искажённые превращались в Жрунов. Более сильных, быстрых, умных. Более смертоносных. Вторую ступень мутации. Кто-то называл их ещё мозгоедами и трупоедами, а кто-то упорно пытался утверждать, что это зомби.

Искажённые медленно, но уверенно захватывали столицу, вытесняя нормальных людей сначала на окраины, а потом и за границы города. Полуразрушенные ульи многоэтажек и огромные парки стали их охотничьими угодьями.

Примерно месяц спустя уже всем, кого знал Семён, было известно, что именно так проявляется проклятье «инсайта». Говорили, что примерно половина выживших и не потерявших разум в первые дни после «вдоха» не смогла справиться с проклятьем. Их сознание исказилось, и теперь они шляются по улицам, ищут других людей, убивают их и съедают мозги. Головной и спинной. Остальное не трогают. Остальное подъедают мутировавшие звери. В основном, крысы.

У второй половины выживших, проклятье «инсайта» выразилось иначе. С одной стороны, они сохранили разум, не впадая в безумие охоты за мозгами, но, с другой стороны, каждый получил какую-нибудь фобию. К примеру, сам Семён совершенно отвратительно переносил промозглую стылую сырость. Попадая в такую обстановку, он мог впасть в спячку и не проснуться, замёрзнув до смерти. И даже если бы его начали пожирать заживо, сам бы он не проснулся.

Пуля, самый старший в семье после Семёна, до смерти боялся мутантов, даже самых мелких. Чувствовал их на огромной дистанции, но если любой из них приближался к парню ближе пары метров, то Пуля ловил паническую атаку, терял какое-либо соображение и способность сопротивляться, защищаться и двигаться.

Заря, подруга Семёна, с которой они когда-то, теперь уже в прошлой жизни, вместе учились в школе, и в жизни новой вместе выживали, являясь костяком семьи, не переносила одиночества. Категорически. Оставаясь одна, она ложилась на землю, сворачивалась в клубочек и замирала, пытаясь слиться с ландшафтом. Её так даже забывали несколько раз поначалу.

Были и совершенно безобидные проявления проклятья «инсайта», вроде постоянных почесушек или нервного тика.

И всё было бы совершенно отвратительно, если бы «инсайт» не нёс в себе ещё и дар. К сожалению, не у всех этот дар успел проявиться до смерти, и не у всех этот дар был полезен и силён.

Дар Семёна «Тени» Астахова был силён.

В самом начале Семён мог своим даром изменять прозрачность и плотность воздуха на небольшом расстоянии вокруг себя и ощущать грядущие проблемы. Со временем дар усиливался и уже сейчас Семён мог изменять не только прозрачность воздуха, но и транслировать на воздушную линзу любую простую статичную картинку. Имитировать стену, камни, кучу битого кирпича. Дар мог искажать воздух, имитируя задымление или позволяя Семёну становиться совершенно незаметным вечерними сумерками в тенях, за что Семён и получил своё прозвище. После одной из недавних «групповух», Семён научился нагревать и охлаждать воздух, чему был необычайно рад. Кроме улучшения маскировки, а были некоторые мутировавшие животные, которые ориентировались совсем не на зрение и слух, Семён теперь мог с огромным удовольствием греться вот в такие сырые промозглые дни.

Кроме этого, с каждым усилением дара, обострялась и интуиция Семёна.

И сегодня, с самого утра она нашёптывала, что день у него будет дерьмовей некуда. И утреннее пробуждение тут совершенно ни при чём. Риск не проснуться и замёрзнуть — это совершеннейшая мелочь, по сравнению с тем, что ждёт Семёна впереди. Тем более подстраховка от смерти во сне спит в соседней комнате — Светик, младшая сестра Зари — отличный будильник. Её дар позволяет всей семье спокойно спать ночами, не выставляя никого в караул, и гарантирует пробуждение любого члена семьи в чётко заданное время.


Глава 1.2


Потратив ещё немного внутренней энергии на прогрев, Семён с тоской констатировал, что дерьмовое предчувствие никуда не делось. А значит, либо их убежище будет обнаружено, либо их накроют во время выхода. В первом случае — он ничего поделать не мог, вся семья всегда предельно ответственно следит за обстановкой, и если появятся искажённые или, не дай бог, «жруны», то обнаружат их на предельной дистанции. Во втором случае — Семён мог только принять шёпот чуйки во внимание. Отменить выход он не мог. Не выйди он наружу — и семья будет сидеть голодная и без воды. Быстро теряя силы. А если при этом их ещё и накроют, то тут они все и погибнут.

Прислушиваясь к своей интуиции, Семён решил пробежаться вокруг места стоянки перед завтраком. Быстро проверить ближнюю территорию, осмотреть опасные места, издалека изучить характерные для засад «жрунов» и «искажённых» тени и завалы. Обезопасить семью.

Экипировался по упрощённому варианту: выгоревший городской камуфляж; поношенные, но ещё прочные берцы; облегчённая разгрузка; старый, потёртый, но совершенно не потерявший эффективности АПС, с самодельным глушителем; мачете, являющаяся основным оружием и небольшой тактический монокль — его личное сокровище.

Успокоив завозившуюся Светик, даже во сне почувствовавшую, что глава семьи куда-то собирается, Семён, аккуратно, стараясь производить минимум шума, выскользнул наружу, на крышу их полуразвалившегося дома.

Половину часа Семён изучал обстановку, всматриваясь до рези в глазах сквозь просветлённую оптику монокля, в утренние тени, до головной боли вспоминая расположение тех или иных куч вокруг их убежища, сравнивая их с тем, что видел ранее.

Ничего.

Западная окраина Москвы выглядела вымершей. Тишина, не нарушаемая даже ветром, изредка в этих местах заставляющим скрипеть старые огромные деревья.

Серость. Разруха. Смерть.

Никакой прямой угрозы Семён не видел, и только интуиция не хотела успокаиваться. Семён решил рискнуть и спуститься с крыши дома, обойти их убежище по большему кругу. Осмотреть близлежащие развалины, заглянуть в несколько подвалов, принюхаться, проверить интуицию на обострения.

Спустился. Обошёл. Проверил.

Сложно сказать, об этом ли предупреждал его дар или нет, но пока он обходил территорию, твари, совершенно неизвестным Семёну способом смогли обнаружить их убежище, чудовищно быстро в него проникнуть и стремительно убить всю его семью. Всех оставшихся в убежище восьмерых человек.

Зарю, Пулю, Светика, Атаса, Серёгу, Натку, Пузо и Кривую.

За какие-то жалкие десять минут, пока Семёна не было.

Осознание этого факта пришло не сразу.

Сначала, когда на Семёна из окна их убежища, с пятого этажа, из того самого окна, которое было заколочено досками, мощным ударом выламывая деревянные «ставни» и часть стены, кинулись «жруны», в дело вступили инстинкты, и думать было некогда.

Перед тем как рвануть в противоположном направлении, Семён успел лишь кинуть быстрый взгляд и примерно прикинуть количество мутантов, которые уже летели к нему с пятого этажа, и которые ещё выбирались из квартиры через пролом в стене, расширяя его мощными руками. Не менее двадцати! Семён раньше не слышал о таких крупных стаях. Три, пять, ну максимум восемь особей — это предел, который раньше встречался поисковым семьям, осмеливавшимся углубляться в столицу в поисках провизии, оружия, амуниции и других, необходимых для выживания, предметов. И судя, по тому, что Семён успел увидеть, там были одни «жруны». Ни одной неотличимой от обычного человека фигуры «искажённого». Только мощные, разожравшиеся, обвитые жгутами мышц, в обрывках гражданской одежды, фигуры «жрунов». Или «мозгоедов». Или «трупоедов». Или просто зомби.

Как их только не называли, эту вторую ступень развития тварей. И все названия отражали суть. Кроме последнего.

«Жруны» не были медленными и совершенно не были тупыми.

Умные, хитрые, сильные и быстрые твари, основной смысл существования которых — поймать тебя и сожрать твой мозг.

В доказательство этого, сбоку, из-за кучи мелкого бетонно-кирпичного крошева, выпрыгнул ещё один жрун, замахиваясь своими длиннющими лапами. Семёну хватило реакции пригнуться, пропуская над головой первый удар, и мощная лапа с грубыми когтями с гулом рассекла вместо поисковика просто воздух. Разрывая от напряжения мышцы, Семён рыбкой нырнул в узкую щель под рухнувшей лестницей. Избежать удара второй лапой не удалось, но та сорвала лишь часть разгрузки и немного шкуры и мяса со спины. Семён, не снижая скорости, на мгновение обернулся, окидывая взглядом преследователей. Твари! Не отстают, грамотно загоняют, охватывая его дугой и делая поправку на пересечённую местность, по которой проходит преследование. Умные твари!

Семён не первый раз уносил ноги вот так, в прямом контакте, когда заражённые висели у него на загривке. Но этот раз отличался от всех предыдущих: заражённых было слишком много; заражённые были слишком сильны; не было подстраховки семьи; не было ловушек на пути следования; не было ловцов, которые только и ждут, когда твари забредут к ним поближе. Это был первый раз, когда Семён на самом деле спасал свою шкуру, а не работал наживкой, оказывая услугу по зачистке секторов вокруг убежища и в качестве оплаты проживания семьи в этом самом убежище. Это был первый раз, когда Семён остался один на один с заражёнными. И вообще один!

Паника подступала, затапливая сознание. Семён пытался осознать происходящее, пытался найти выход. Понимание того, что вся его семья мертва — резкой волной накрыло поисковика. Свежая кровь на оскаленных мордах жрунов, вывалившихся из его убежища — говорила сама за себя. Люди, с которыми он выживал бок о бок, мертвы. Люди, которые были ему настоящей семьёй. Те, кто доверял ему свою жизнь и те, кому свою жизнь доверял Семён.

Вот, значит, как это происходит? Вот что происходит с семьёй поисковиков, которая однажды исчезает на мёртвых улицах столицы.

Ещё одна группа, не вернувшаяся в убежище. Ещё одна строка в толстой, заполненной уже на треть, книге военного коменданта убежища в Снегирях.

С хрустом рвущейся ткани, продираясь через бетонные завалы, оставляя куски одежды на острых каменных обломках и штырях арматуры, торчащей то тут, то там, обагряя свой путь кровью, сочащейся из ран и царапин, Семён «Тень» Астахов пытался спасти свою жизнь, уже понимая всю бессмысленность борьбы.

Понимая, но, продолжая бороться, надеясь хотя бы отомстить. Уничтожить по одной твари за каждого члена семьи.

Силы вместе с кровью медленно покидали поисковика, запасов энергии на применение способности в прямой видимости у тварей не было. Ещё один выпрыгнувший впереди и сверху жрун выбил из рук мачете и у Семёна оставался только АПС с последними шестнадцатью патронами, которых не хватит для спасения. Преследователей было тупо больше. Да и самодельный глушитель мог привлечь со стороны ещё кого-нибудь не менее опасного.

Такой риск заставил бы Семёна задуматься над применением своего последнего довода в любом другом случае. Но, сейчас на одной чаше весов была гарантированная, тупая, бессмысленная смерть, поэтому о том, кого он может привлечь своими действиями, Семён не думал.

Резкие, сухие щелчки выстрелов были почти неслышны на фоне звуков, издаваемых преследователями. Но ухо тварей различало эти звуки за километры. Странный инстинкт или наследство от человеческого сознания? Семён не знал, но всех выходящих за границы убежищ предупреждали, что звуки выстрелов привлекают заражённых с очень больших территорий.

Три пули понадобилось Семёну, чтобы уложить самого шустрого, но не самого здорового изменённого. После третьего выстрела вырвавшийся дальше всех жрун упал, на полной скорости зарывшись мордой в каменные осколки. Остальные твари ни на мгновение не снизили скорость и ярость преследования, проскакав по упавшему, затаптывая его, ломая ему лапы спину и вбивая мощными прыжками в каменное крошево.

Оставшихся тринадцати пуль хватило ещё только на двух тварей. Увидев огнестрел в руках жертвы, твари изменили своё поведение, не давая больше Семёну возможности безнаказанно их расстреливать. Прятались за препятствиями, резко меняли скорость и направление движения. Старались обходить с боков, загоняли и пытались окружить.

Расстреляв остатки магазина, когда затвор верного АПС мрачно лязгнул и замер в заднем крайнем положении, Семён, с трудом пересилив себя, выбросил уже ненужный пистолет в сторону, понимая, что каждый килограмм веса, который он тащит на себе лишь мешает ему двигаться. Он бы туда же отправил и кобуру-приклад, и остатки разгрузки, но, времени избавиться от остальной амуниции, у Семёна не было. Хриплое дыхание жрунов было всё ближе и ближе.

Стремительно петляя, напрягая мышцы до предела, выкладываясь до донышка, цепляясь на резких поворотах за куски торчащей из железобетона арматуры, обдирая в кровь руки, ноги и спину, окрашивая алым осколки серого бетона, Семён безнадёжно пытался сбросить с себя свору мутантов, сожравших всю его семью. Сознание поисковика было подчинено только одной цели: уйти, оторваться, скрыться.

Выжить, чтобы вернуться и отомстить!

И совсем не к месту Семён вспомнил появившиеся недавно мрачные слухи о новых тварях третьей ступени эволюции, которых никто не видел, а если и видел, то не вернулся, чтобы рассказать о них. Тварях, которые, по слухам, пожирают вместе с мозгом и душу человека, высасывая его опыт и знания и используют их для охоты на других людей.

Семён яростно молился, не желая узнавать на себе правдивость безумных проповедников, утверждающих, что «гуль», третья ступень эволюции мутантов-людей, способны поглощать душу пожираемого и вечно истязать её, извлекая память.

Надежда на спасение забрезжила у Семёна, когда он смог продержаться ещё две минуты. Его сопровождение хрипело, рычало, чавкало, визжало, не отставая ни на шаг, но достать поисковика не могло. Твари мешали друг другу. Когда одна была готова прыгнуть на спину и свалить, подмять под себя летящего как на крыльях Семёна, другая тварь мешала ей это сделать, специально или нет, делая рывок, и, либо перекрывая траекторию прыжка, либо отталкивая готовящегося закончить погоню в сторону. Совсем рядом, ближе, чем через половину дома, было интересное место, присмотренное Семёном неделю назад. Широкий подъезд с выбитой дверью, совершенно целые два лестничных пролёта, завершающиеся обваленными перекрытиями. Полный тупик. Интерес же места был в лифтовой шахте. Кабина лифта, судя по всему, рухнувшая с верхнего этажа, застряла между первым и вторым этажами. Двери и лифта и шахты были выбиты, и внутри, сквозь лопнувшие пол и потолок кабины был путь, по которому можно быстро подняться на второй этаж. А дальше Семёном была заготовлена небольшая ловушка — куча досок и пара бетонных обломков, замерших в шатком равновесии и готовых от малейшего пинка рухнуть на головы тех, кому хватит ума преследовать поисковика через лифтовую шахту. И когда путь будет завален, тварям, чтобы его достать понадобится сделать приличный такой крюк, оббегая развалины дома. Вот тут Семён и надеялся оторваться.

И уже видя спасительный зёв подъезда, позволив надежде несмело поднять голову, Семён отвлёкся, не заметив жруна, притаившегося на бетонном козырьке спасительного подъезда.

Прыжок твари был стремительным и точным.

Страшный удар в грудь, как будто на полной скорости врезался в стену. Хруст костей, руки отнимаются, в глазах на мгновение темнеет. Тело Семёна отбрасывает назад в лапы преследователей, и вся стая издаёт радостный, захлёбывающийся рёв.

Добегался!

Семён понял, что здесь и сейчас его жизнь закончилась. Тварь, прыгнувшая на него сверху, очень чётко и чисто сломала ему все четыре конечности. Рук он уже не ощущал, лишь тянущая боль в плечах напоминала об их наличии, а вот ноги он и ощущал, и видел. Резкая боль, неестественно вывернутые голени и осколки белых костей, прорвавшие и кожу, и ткань штанов, быстро напитывающуюся кровью.

Резкий, гулкий хлопок, похожий на выстрел из чего-то крупнокалиберного, раздавшийся совсем недалеко, Семён сознанием не зафиксировал. Практически одновременно с хлопком, что-то вязкое, мокрое и тёплое, окатило лежащего на земле поисковика с ног до головы.

Второй хлопок, раздавшийся практически следом за первым просто расплескал в воздухе жруна, что стоял перед Семёном. Того самого хитрого мелкого ублюдка, подкараулившего и убившего поисковика. Выстрел разметал его тело в клочья, снова окатывая Семёна тёплой, вязкой и мокрой кровью. Но уже в гораздо меньших количествах.

Волна злой радости от осознания стремительной мести за собственную смерть накатила на Семёна, только добавляя градус неадекватности в общую смесь из шока, болевых ощущений и осознания случившегося. И лишь затянувшаяся пауза, которую выдерживала смерть, не спеша забирать Семёна, выбивалась из общей картины, лишая поисковика понимания происходящего.

— Ну и маньячина ты, Тра! Не могла аккуратнее стрелять?

Короткая фраза, сказанная низким басом на секунду парализовала Семёна. Дикая, близкая к истерике, надежда рухнула на поисковика, вырывая из лап смерти и с размаху впечатывая в необходимость снова побороться за свою жизнь. Переломы-то никуда не делись. И кто бы его ни нашёл, какая бы семья ни наткнулась на искалеченного главу другой семьи — тащить его в ближайшее убежище — то ещё приключение. Опасное и невыгодное. Если только кто из знакомых? Но этот голос Семён слышал впервые.

— Да иди ты, Варпис! Вождь сказал притащить адекватного аборигена! Вот адекватный абориген! Если бы я ещё выбирала, как аккуратнее его прикрыть — его бы к хренам сожрали! И что? Ещё сутки искать нового?

Вторая фраза была сказана молодой женщиной. Её голос был высокий, звонкий и что-то в нём проскакивало странное и неестественное. Какие-то истерично-маниакальные обертоны, вызывающие опаску, заставляющие ощутить угрозу со стороны владелицы этого голоса. И этот голос он тоже слышал впервые в жизни. Значит, его нашли совершенно незнакомые люди.

Но как бы то ни было, знакомые или незнакомые люди его нашли, нужно ответить, нужно обозначить своё отличие от искажённых. Нужно показать, что он ещё жив, в сознании и действительно адекватен. Что он ещё человек, а не тварь. Что он достоин хотя бы сострадания. И, возможно, шанса получить помощь.

Словно в унисон с его мыслями девушка обратилась напрямую к нему:

— Эй, абориген! Ты же адекватный? Скажи нам что-нибудь, развей сомнения!

Но ответить Семён не мог. Нижняя половина лица была заляпана чем-то вязким, и Семён подозревал чем. Рот открыть он не мог, все его инстинкты противились этому нехитрому действию. От одной только мысли, что мозги тварей могут попасть ему в рот, а на лице, кроме крови запросто могут быть и мозги, ему становилось плохо. Плохо настолько, что ему было бы легче сдохнуть под зубами тварей, чем это!

Рук же Семён не чувствовал и протереть лицо самостоятельно не мог.

Промычать? И первой реакцией адекватного поисковика на мычание будет удар мачете, отделяющий его голову от туловища.

Семён лежал, молча вслушиваясь в происходящее, молясь всем богам и вращая единственным видящим и не заляпанным глазом.

Тяжёлые шаги, хруст дробящихся камней под ногами неизвестного и никаких других звуков. Ни шороха одежды, ни скрипа кожаных элементов амуниции, ни звуков дыхания.

Боль в ногах и руках терзала Семёна всё сильнее, но поисковик держался, понимая, что за шанс продолжить жить нужно бороться. И терять сознание сейчас никак нельзя. Не сейчас, когда спасение так близко! Нужно было только доказать, что он достаточно адекватен и его вполне можно притащить к какому-то вождю!

Когда незнакомец оказался в поле зрения Семёна, сил у поисковика оставалось совсем мало. Мысли путались, сознание с трудом цеплялось за реальность. Огромная тёмная широкоплечая фигура, экипированная во что-то совершенно непонятное, вроде незнакомое, но, что-то определённо цепляющее в памяти, присела рядом с Семёном на корточки и тихим, пробирающим до самых потрохов басом поинтересовалась:

— Ты меня понимаешь?

Увидев, как судорожно закивал поисковик, присевший на корточки спаситель усмехнулся, и удовлетворённо закончил:

— Значит, ты адекватен! Это хорошо. Вот ты-то нам и объяснишь, что за херня тут творится! Я бы тебя подлечил, но анализатор говорит, что ты парень крепкий и пару часов ещё точно протянешь, а вот от моего полевого лечения скорее сдохнешь. Поэтому просто терпи! Через час будем на месте, там и подлечим. Заодно и пообщаемся!

И единым движением, говорящим о недюжинной силе, мощная, закованная в высокотехнологичную броню фигура, закинула Семёна «Тень» Астахова себе на плечо, развернулась и двинулась в сторону центра столицы.

Очередная волна боли хорошо прочистила Семёну мозги, и перед тем как отключиться от болевого шока, он вспомнил, где видел экипировку, аналогичную той, в которую был упакован его спаситель. Брат Семёна ещё до того как всё это началось, играл в ту самую проклятую «Душу Айны», из-за которой всё и полетело под откос.

Додумать эту мысль поисковик не успел.


Глава 2


В убежище Лариных было пыльно, темно и пусто. Совершеннейшая тишина, кажется, невозможная для такого места, давила на сознание, угнетала.

Тамбур убежища, огромной мощной стальной дверью отсекающий от мёртвого города искусственно созданную зону безопасности, нёс в себе следы присутствия людей. Следы старые и следы новые.

В спешке брошенные вещи: женские сумочки, верхняя одежда, распахнутый кофр, ключи от автомобиля, толстый слой вездесущей пыли покрывал эти предметы, чётко давая понять — они лежат так очень давно. Ставшие ненужными в какой-то сложный момент жизни, выброшенные в порыве спешки.

Совершенно иначе смотрелась металлическая колонна, возвышающаяся на высоту полутора метров точно в геометрическом центре тамбура. Тусклый серый металл, полное отсутствие пыли, матовый блеск поверхности и постамент, венчающий колонну. На постаменте лежал переломленный пополам металлический диск сантиметров пятнадцати диаметром и сантиметр толщиной. На диске, как на подносе, вершиной экспозиции стоял небольшой каменный кубик. Самый, на первый взгляд, обычный каменный кубик, со стороной чуть меньше сантиметра.

Постамент колонны был укрыт куполом силового поля, единственным источником света, освещающего тамбур убежища. Силовое поле укрывало диск и каменный кубик, а мощности генератора, коим и являлась колонна, было достаточно, чтобы поле, им подпитываемое даже не колыхнулось в эпицентре много-мегатонного ядерного взрыва.

Рисковать якорем своего стационарного кармана я не хотел.

А вот якорь телепорта, этот самый пятнадцатисантиметровый диск, с помощью которого Контролёр, бездушный ИИ, притворяющийся другом, и смог согнуть меня через колено, вышвырнув с Айны, я, как только смог до него дотянуться, хотел уничтожить.

Смять в лепёшку. Растереть в порошок. Распылить. Низвести до атомов!

Состояние у меня тогда было…

Ярость, обида, шок.

Еле удержал себя… Поначалу.

Место, казавшееся домом. Домом безопасным, надёжным, родным.

Контролёр, которого я считал уже членом семьи.

В тот самый момент это казалось безумно обидным, несправедливым. Предательством. И это было больно.

В тот самый момент…

Казалось, с того момента, как моя старшая сестра, пользуясь своей способностью к созданию порталов по сторонним координатам и обманутая Контролёром, бездушным, но предельно расчётливым и «себе на уме» искусственным интеллектом, переместила этот каменный кубик из подземелий Айны в «подземелья» Земли, прошла вечность.

Целительная вечность. Не зря говорят, что время лечит.

Осознание, что моя семья снова оказалась в заложниках, совершенно не добавило мне здравомыслия. Понимание, что меня провели, как недалёкого зарвавшегося мальчишку, подогревало обиду и ярость.

Для того, чтобы успокоиться, в тот самый момент, когда я, принимая ультиматум Контролёра, шагнул в стационарный карман, привязанный к каменному кубику якоря, который на моих глазах Катюша лёгким волевым усилием переметила куда-то в неизвестность, очень подошли боевые роботы, угрожающие жизни и здоровью моей любимой младшей сестры. Их я сначала заблокировал пластами земли, а потом методично и последовательно, представляя в каждом из роботов Контролёра, сминал в монолитные металлические шары. Вкладывая в процесс всю ярость, обиду и ненависть.

Что было дальше — помню плохо. Накатила страшная усталость, перед глазами всё помутнело, окружающее пространство чёрной удушающей бездной рухнуло на меня, погребая под собой.

Когда пришёл в себя, уже мог адекватно думать и реагировать. Да и сестрёнке спасибо — заставила успокоиться и взять себя в руки.

Всё-таки хорошо, когда человеку есть о ком заботиться — это дисциплинирует.

Рефлексии я предавался не долго. Ленка выбила из меня весь минорный настрой буквально за день.

Хоть сестра и настаивала на обратном, но я остался при своём мнении: во всём виноват я сам. Сам дурак, раз поверил. Сам дурак, раз подставился. Сам дурак, раз позволил такое с собой сотворить. И если я не хочу повторения — дураком быть прекращаю.

Очень хотелось согласиться с сестрёнкой и обвинить во всём Контролёра. Её аргументы были на удивление разумны, проработаны и логичны. И она так смешно и трогательно приплясывала в своём тяжеленном и плохо работающем ЗК вокруг меня, лежащего на траве, жующего травинку, и, с закинутыми за голову руками рассматривающего заметно потемневшее небо стационарного кармана. Но убедить меня не смогла. Я был виноват во всём сам.

Как можно одновременно подозревать Контролёра в том, что мы, люди, для него только ресурс,шаг за шагом получая этому доказательства, и при этом, продолжать ему доверять? Где были мои мозги, когда я отмахивался от шёпота чуйки и делал то, что требовал Контролёр, совершенно не понимая причин этих требований, при этом осознавая все риски?

Моё тупейшее согласие провести практические испытания передачи материальных объектов не в стационарном кармане, а в обычном пространстве. Контролёр ведь прямым текстом подтвердил все мои опасения. Прямо в лоб ответил, что не планирует продолжать пользоваться моими способностями. Я, как последний баран, тупо проигнорировал это. А опустошённый форпост? Совершенно пустые склады, полное отсутствие амуниции, запасов наноматериала? Ведь даже дураку было понятно, что это неспроста. Какой, к чёрту «план Б», если что-то вдруг пойдёт не так? Уже в тот момент было понятно, что не так уже идёт буквально всё!

Идиотская боязнь сделать ещё хуже…

Контролёр не собирался возвращать меня в вертикаль взаимодействия без возвращения поводка, в виде контролирующего модуля. И это он тоже мне сказал практически прямым текстом, требуя полный доступ к ядру ЗК! Пха!

Наглая железяка!

Ведь было понятно, что если Контролёр не получит того, что требует, то предпримет какие-то действия, позволяющие продвинуть ситуацию в нужном ИИ направлении. Я это прекрасно понимал, но опьянённый собственными способностями, возомнил себя неуязвимым и всемогущим.

За что и получил. По неуязвимой и всемогущей морде.

Признавать это было больно, но, не признав своих ошибок, невозможно избежать их повторения!

Под давлением Ленкиных аргументов, собственной совести и разумной логики, я с отвращением смял зарождающуюся депрессию, все минорные настроения и, со словами «Нужно двигаться дальше», подобрал сопли и хлопнул ладонью по подставленной ладошке Ленки.

Радостный крик сестры:

— Ура! Колька снова с нами! Теперь мы нагнём всю галактику!

подвёл черту под прошедшим этапом нашей жизни и дал старт новой эпохе.

* * *
Чтобы хоть как-то разобраться в произошедшем и происходящем, а также разработать план возвращения к жизни и приступить к его исполнению, у меня ушёл примерно месяц.

Очень примерно, так как вести отсчёт времени довольно проблематично, когда аватар не устаёт и почти не нуждается в отдыхе, когда смены времени суток в стационарном кармане не предусмотрено, и когда дела наваливаются так, что даже поднять голову некогда.

И, самое главное, когда не можешь выйти из стационарного кармана в обычное пространство.

Попытка осмотреться, одним глазком глянуть на обстановку вокруг, на то, куда кубик якоря закинула безжалостная судьба, не удалась.

Ареал-3, или «Бездна», как я её теперь стал называть, отзывалась предельно заторможено и неохотно, напрочь игнорируя все мои усилия выглянуть не только за её пределы, но даже попытаться всмотреться внутрь. Не было никакого восприятия пространства, доступного для переноса, никаких пустот и заблокированных для перемещения объёмов. Сплошная рябь помех. Попытки «продавить» помехи нагружали мои органы чувств, вызывая головную боль и глухое раздражение.

Лишь ощущение тепла, идущее от моих невольных обитателей Бездны, Варписа и Тра, давало надежду на то, что Бездна медленно, но верно, восстанавливается. Обе искорки жильцов были в каком-то странном то ли сонном, то ли оглушённом состоянии, но фоновый ручеёк ощущений, струящийся от них и растворяющийся во тьме Бездны не вызывал опасений. Я знал, что текущее состояние не было для них опасным, и они медленно, но уверенно пробуждались, пробуждая заодно и Бездну.

Аналогично вёл себя и Ареал или Шлейф. По аналогии с Бездной мобильный карман тоже получил своё личное имя. И по аналогии с Бездной, Шлейф категорически отказывался отзываться на мои желания, как будто наполненный туманом вперемешку с битым стеклом. Все попытки что-то убрать, переместить, или извлечь отзывались только режущим нервы откликом.

В относительно нормальном состоянии оказался только Ареал-2. Стационарный карман после переноса не претерпел почти никаких изменений. Лишь немного потерял в размерах. Как будто окружающее пространство в этом странном месте свёрнутых физических законов давило на мною занимаемую территорию немного сильнее, чем на Айне. Всё остальное, касающееся свойств отдельно стационарного кармана — не изменилось.

Следующее, что подверглось детальной инвентаризации — это техника нурнов, которые остались с нами.

Всё, что было под управлением Контролёра, сдохло! Всё, что не было под управлением Контролёра, только потому, что управлять там было нечем, сдохло! Даже высокотехнологичный металлолом, в который я превратил роботов, не искрил. Портал стоял мёртвым памятником высоким технологиям. Никакого направленного движения электронов. Никакой реакции на попытки расшевелить и вернуть функциональность.

ЗК сестрёнки потерял львиную долю своего функционала. Больше никаких модификаций формы, никаких усилителей, датчиков и сенсоров. Просто защитный скаф с претензиями. Единственное, что у него осталось — хорошая защита от простых физических воздействий и вес, который моя сестра тягала с определённым трудом.

Всё совершенно иначе обстояло со мной.

Я тоже потерял большую часть функционала. Интерфейс хоть и работал, но совершенно впустую. Модули не отзывались, в панелях не отображались. А там, где отображались — информационной нагрузки не было. Языковые настройки слетели, шрифты слетели, система вообще, похоже, гавкнулась, выдавая какую-то ересь. Пришлось отключать.

И вот когда, убив кучу времени и отчаявшись вернуть хоть что-то, в расстройствах я отключил интерфейс, тогда-то процесс и пошёл.

Медленно и кропотливо, как маленький ребёнок учится пользоваться руками и ногами, так и я заново учился пользоваться своими поглощёнными и адаптированными модулями. Заново постигая такую простую и понятную в тот момент вещь — это всё: и адаптированная нанофабрика, и аналитический центр, и живая кровь, и биокинетика, и ещё много других модулей, всё это и есть мои руки, ноги, глаза, язык. И для управления всем этим мне совершенно не нужен никакой интерфейс. И не просто не нужен, а даже вреден. Как лишний посредник между мозгом и нервными окончаниями. Как лишний посредник, обладающий какой-то своей волей и подчинённый кому-то постороннему.

Отсутствие связи с Контролёром чётко показало, что часть модулей даже после поглощения и адаптации сохранило свои базовые рабочие алгоритмы, обмениваясь информацией с ИИ и, что самое неприятное, запрашивая у ИИ рабочие инструкции, настройки и режимы работы.

А я мнил себя независимым, неуязвимым и неподконтрольным. Наивный вьюнош!

Правильно мне Виктор говорил: «Вижу гайку — кручу гайку. А вот болта то я и не вижу».

Получается, даже после того, как я, вроде как, сорвался с поводка, Контролёр всё равно держал руку на пульсе и если не мог контролировать меня полностью, то информацией обо мне владел исчерпывающей.

Хитрая и подлая железяка!

* * *
Примерно через две недели упорной работы по взятию под контроль своего тела, я смог разморозить Бездну и Шлейф. Вернул им полноценную функциональность.

Но вместо того, чтобы радоваться вновь обретённым перкам, я получил кучу других проблем.

Окружающее пространство Земли очень сильно отличалось от такового на Айне. Я совершенно не мог понять причину, но мои ощущения говорили, что сейчас вокруг меня как будто вода, в то время как на Айне был самый обычный, нормальный воздух. И в стационарном кармане тоже был обычный воздух. И выйти «из воздуха» «в воду» я не мог. Ни выйти сам, ни протолкнуть сестрёнку.

Периодически в голову закрадывалась мысль, что мы находимся не на Земле. Что Катюшкин портал, провешенный по координатам Контролёра, закинул нас в какое-то странное место, не предназначенное для нормального существования таких организмов, как аватары. И таких организмов, как шурги, тоже.

Надежду, что это всё-таки Земля, давало то, что я уже мог сквозь Бездну воспринимать окружающее пространство и дифференцировать попадающееся в охват. Элементы ландшафта, архитектурные конструкции, пустоты помещений.

В конце концов, когда Шлейф вернулся ко мне в полной мере, я смог запустить вычислительный комплекс, расположенный в его свёрнутых кластерах и, пользуясь разгоном сознания и повышенными вычислительными мощностями, сформировать трёхмерную модель окружающего кубик якоря пространства.

Пила мне рассказывала, как и откуда они «подключились» к Айне в свой последний раз. Само собой, семейное убежище детально она не описывала, но по оговоркам выходило, что это именно оно.

Диск якоря телепорта, кофр для шлема ВР, вещи двух женщин и одной девочки. Массогабаритные характеристики всех трёх тел, сознания которых теперь навсегда прописались в аватарах на Айне.

Даже положение в пространстве двух тел из трёх соответствовало рассказам о произошедшем. С третьим телом были некоторые неувязки, но на фоне остальных совпадений я решил эти неувязки пока не трогать. Уж больно дикими они казались даже при первой попытке анализа. Шутка ли, тело, которое должно было лежать на кушетке мёртвым, медленно бродило по убежищу. Ха-Ха! Смешно!

Поэтому я, хоть и с незначительными сомнениями, считал, что вокруг Земля.

Перманентные неудачи в попытках продавить сопротивления окружающей реальности и «во плоти» выйти наружу из стационарного кармана, с одновременными успехами материализации мелких неодушевлённых предметов, привели к тому, что я в сердцах ругнулся матом высказавшись, что проще создать новое тело прямо там, «в воде» чем пытаться продавить законы реальности, используя старое тело.

Ругнулся и замер, осознавая сказанное.

Создать. Новое. Тело.

Как бы дико это ни звучало, но, прогоняя в разогнанном сознании всё, что необходимо для реализации этой идеи, я не находил ничего априори невозможного. Большую часть необходимых операций я вообще уже выполнял по отдельности. Нужно теперь только это всё совместить и найти добровольца на воскрешение.

Проблемой могла стать только нехватка биоматериала, но у меня были два дохлых Карателя, которых я прихватил с места последнего побоища. Из той чёртовой пещеры, где я потерял вестника Апокалипсиса, Варпис и Тра лишились своих аватаров, просто распылённых болванкой тяжёлого осадного орудия, и переехали жить ко мне в Бездну. Два дохлых Карателя, обладающие огромным потенциалом, так и лежали в Шлейфе и ждали своего часа. Вот и дождались.

Пока я готовился к этой, без преувеличения, уникальной операции: гонял АНФ в форсированном режиме, создавая запас наноматериала, составлял последовательность процедур, моделировал их работу, корректировал некоторые этапы с учётом рисков и возможных осложнений, компоновал комплексные матрицы нанитов, стараясь охватить как можно больше вероятностных моделей, Варпис и Тра сцепились не на жизнь, а на смерть, решая, кто пойдёт наружу первым.

В Бездне пыль стояла до потолка. Никто не хотел уступать. Было видно, что оба засиделись, и по эмоциям читалось, что оба просто пылают энтузиазмом увидеть Землю. Первыми ступить на её поверхность. Первыми познать новую Землю.

Азарт, энтузиазм, любопытство, жажда действий и жажда развития.

Коктейль эмоций был настолько приятным, что я не вмешивался в «драку», только подогревал спорщиков, подкидывая им информацию о потенциале тел, которые смогу создать. Ведь с самого начала была возможность создания только простейшего носителя, максимально приближённого к базовому земному телу, вписанному в матрицу сознания ядра каждого обитателей моей Бездны. Про аватара, также вписанного в ядро, речи даже не шло. Но, запустив тела Карателей на переработку, приятным бонусом вышло осознание, что возможны миксы между эталонами носителей, материалов оказалось достаточно для неплохих модификаций.

В споре победил Варпис. Именно его ядро разума я загрузил в модель и именно его шаблон тела пошёл в работу.

Создание нового аватара, упрощённого, временного, пробного, каждой своей клеточкой пробующего окружающую нас реальность на прочность и каждым своим органом дополнительно раздвигая границы неизведанного, прошло как по нотам, хоть и заняло несколько десятков часов. И уже в процессе сопряжения ограниченной зоны Бездны, в которой осуществлялась материализация шаблона, с окружающей реальностью, чтобы клетки нового тела проходили адаптацию сразу на этапе формирования и первичного роста, я смог сложить все ощущения и понять, в чём сложность моего выхода из стационарного кармана.

Королева шургов!

Краеугольный камень всего происходящего, высшая угроза, страх и ужас цивилизаций, уничтоживший на своём пути явно не одну и не две, существо непонятных возможностей, привлечённое активностью человечков и прибывшее сюда, к нашей колыбели ещё тогда, когда мы эту колыбель даже и не думали покидать.

Тварь, порождающая мириады тварей, которые уничтожают всё, что может оказать им хоть какое-то сопротивление.

Я, честно говоря, сильно опасался сразу же вляпаться в территорию, уже захваченную шургами и сдохнуть, в первые же мгновения своего пребывания на Земле. Уж больно хорошо я помнил ментальную мощь Королевы, всего несколько раз столкнувшись с ней «в клинче». Помнил и понимал, что шансов у меня не будет.

Очень надеялся, что Контролёр прав и Королева ещё где-то далеко от Земли, за орбитой Марса или ещё дальше. Но, при этом аккуратничал, пытаясь выглянуть «наружу». Не спешил с ощупыванием пространства и старался максимально притушить, скрыть своё присутствие на том плане, на котором мы с Королевой уже «сталкивались».

И старался не вспоминать её слишком часто.

Восстанавливался ударными темпами.

Глубоко внутри понимал, что, в любом случае, мне придётся с ней столкнуться. Во-первых, Земля слишком мала для нас двоих, ведь даже Айна, с её размерами, оказалась тесноватой. А во-вторых, только Королева умела перемещаться в пространстве от звезды к звезде, и, чтобы вернуться на Айну и натянуть Контролёру и его покровителю глаз на процессор, мне нужно вытряхнуть из Королевы это умение. Пока, совершенно не представляя как, но это только пока. Понимал, но гнал эти мысли от себя прочь, стараясь не портить себе настроение, заморачиваясь ещё и этим.

Придёт время, достаточно окрепну, тогда и спрошу своё.

И вот сейчас, используя сознание Варписа как ретранслирующую антенну, «вдохнув ароматы окружающего пространства» запущенные в отдельный закуток Бездны, я отчётливо ощутил присутствие Королевы шургов.

Тонко, на самой грани, она ощущалась в воздухе, в земле, в бетоне, в пластике и коже. Она чуть сильнее ощущалась в мёртвых телах маленькой девочки и её мамы, лежащих на нижних ярусах двухъярусных кроватей в дальнем жилом помещении убежища. Мёртвых телах дочери и супруги Беркута, помощника Пилы. И ещё чуть сильнее Королева ощущалась в совершенно искажённом теле Пилы, вернее Лариной Полины, в данный момент медленно бродящем по оранжерее, в окружении засохших растений, в которых тоже слабо-слабо ощущалась Королева шургов.

Апгемахт!

Именно этот «аромат» и создавал повышенную «плотность» окружающей среды. Именно он давал эффект «воды». И именно он являлся огромной помехой при создании нового тела. «Аромат» Королевы вносил диссонанс и в биологию новосозданного тела, и в работу электроники, заодно цепляя помехами сложную высокоточную механику.

Воздействие Королевы, о которой рассказывал Контролёр? Аура, аналогичная той, что вырубила все высокие технологии нурнов?

Странно.

Почему тогда всё вокруг фонит Королевой, в то время как на Айне этого вообще не ощущалось даже в старших особях? Каратели не несли в себе ни грамма этого «аромата», а здесь даже от засохшей помидорной ботвы прёт так, что у меня шерсть на загривке дыбом встаёт! При этом совершенно нет удушливой тошнотворной тяжести, сопровождающей присутствие разума Королевы.

Вообще какой-то бред! Что-то тут явно было не так!

Хотелось выругаться матом и послать всё в дальнее пешее путешествие.

Всё, что я знал о Королеве и шургах, всё, что я узнал от Контролёра и всё, что получил в боях, рискуя жизнью — всем этим можно было только подтереться!

А тем временем новое тело Варписа было готово и синее ядро, до этого момента с некоторой дрожью парящее рядом, мягко вспыхнуло и погрузилось в новое вместилище.

Повторно включенный в режим дополнительного информационного сопровождения, после восстановления Шлейфа и расположенного в нём вычислительного кластера, интерфейс услужливо выдал информационное окно:


Носитель ядра Совершенства,

Потенциал: боевой, низкий,

Назначение: разведка,

Автономность: низкая,

Разум: 7+

Лояльность: 95 %

Потенциал: 0,2

Дополнительные возможности: отсутствуют

Идентификатор: Пётр (Варпис)


При этом, собственное понимание этого создания было намного более полным, чем данные, выведенные на информационную панель.

Аватар, созданный по комбинированному шаблону был сильнее, быстрее и выносливее, чем базовое, земное, тело Петра. Не намного, но всё же. Основная же задача, которая сейчас стоит перед ним, это разведка. Поэтому при балансе между базовым земным телом и аватаром с Айны, основные усиления я сделал в направлении скрытности и способов получения информации. Данный «кадавр» имеет усиленные органы чувств, возможность кратковременного ускорения и канал для сброса информации. Расплатой же за все эти возможности явилось то, что функционировать Варпис мог только в зоне охвата Бездны. Осмотреться, для начала, несколько десятков километров охвата Бездны — вполне достаточно.

Потенциал же в две десятые доли, это конечно был позор! Но это всё, что пока мне доступно. Уж слишком узок перечень наноматериала и биомассы, которые я могу переработать. Слишком беден банк данных Совершенства, из которых я могу что-то компоновать. Если быть точным, у меня вообще в доступе только четыре позиции, которые я могу использовать: две позиции у Варписа — его базовое земное тело и аватар Айны и две аналогичные позиции у Тра. Притом, что потенциал земных тел тянет на одну десятую, а чистый аватар — на десятку.

Пока я отвлёкся на эту информацию, Варпис уже осмотрел большую часть убежища и сейчас собирался сунуться в помещение к бродящей в оранжерее неупокоенной аномалии и, на всякий случай, сбросил мне пакет уже собранных данных.

Странные ощущения. Как будто неожиданно вспомнил, что давно и хорошо знал, но, почему-то, забыл. Непривычно, но, чёрт возьми, удобно!

Осмотр убежища глазами Варписа позволил заметить одну интересную деталь — все поверхности покрывал очень толстый слой пыли. А учитывая, что электричества не было, вентиляция не работала и связи с внешним миром убежище не имело уже неизвестно сколько времени, у меня появились нехорошие подозрения…

А точно тут прошло меньше месяца?

И тут развернулись «воспоминания» знакомства Варписа и того, что когда-то было Лариной Полиной. Неупокоенной аномалии.

Как я там говорил? «Ха-ха! Смешно»?

Что за херня тут вообще творится?

Стоило Варпису совершенно беззвучно, медленно и аккуратно зайти в оранжерею, в дальней части которой, вокруг стеллажей с завядшей и совершенно засохшей ботвой чего-то непонятного, бродило, издавая шаркающие звуки ЭТО, как не проявляющее до этого никакого интереса к окружающей действительности существо медленно повернуло голову, явно среагировав на движение.

На очень медленное и плавное движение.

В оранжерее было темно, и только усиленное зрение Варписа позволяло довольно сносно видеть происходящее.

Полину Ларину я видел только на Айне в образе её аватара Пилы. Поэтому мне было сложно оценить, сильно ли она изменилась, или осталась такой, какой и была. Но вот память Варписа, который был знаком с ней и на Земле и на Айне, эту шутку не оценила.

То, что короткую секунду пялилось на Варписа, перед тем как броситься в атаку, на Ларину похоже не было совершенно. Невысокая сгорбившаяся фигура, в изодранных лохмотьях одежды. Колтуны волос, заляпанные и склеенные засохшей и закаменевшей кровью. Перекошенная морда, выдвинутые вперёд челюсти, запавшие белёсые буркала. Руки, достающие до пола, обвитые мощными жгутами мышц. Мощная фигура, просматривающаяся сквозь рваные лохмотья, искажена и похожа непонятно на что. Мощная, бочкообразная грудь, широченные плечи, узкий таз и, как будто, переломанные в нескольких местах мощные колоннообразные ноги.

Но двигалось ЭТО стремительно.

Издав короткий рык, оно мощным рывком преодолело разделяющие их с Варписом метры и попыталось руками снести моему разведчику голову. Похвальная попытка.

Скорость, с которой Варпис поднырнул под атакующую руку, стремительно перетёк агрессору за спину и вонзил клинок экстрактора в основание черепа, была феноменальной. Тварь даже взвизгнуть не успела.

Дальнейшее же явилось как для Варписа, так и для меня полным сюром.

Аналитический центр, ядро которого я сформировал в новом теле Варписа, единственное, что позволяло обеспечить усиление слуха, зрения и обоняния, а также обеспечивало работоспособность экстрактора, клинок которого являлся исключительным устройством для исследования всякого разного, могущего встретиться разведчику, работал по стандартным алгоритмам.

Базовый запас нанитов, способных проводить терминальный анализ и связывать активные компоненты для их последующего использования, я тоже Варпису сформировал как в обычном аватаре. Исключением было только отсутствие нанофабрики, формирование которой тянуло за собой слишком много изменений физиологии тела, у меня просто не было для этого материалов.

Варпис воспользовался клинком экстрактора только потому, что никакого другого оружия я ему не предоставил. Честно говоря, не думал, что ему понадобится что-то отличное от увеличенной физической силы, чтобы скрутить ведущую себя странно Ларину Полину. Вернее, её тело.

Вонзив клинок экстрактора, Варпис запустил стандартную, многократно отработанную и уже инстинктивно применяемую процедуру экса. Совершенно без задней мысли, не думая о последствиях.

Которые не заставили себя ждать. Интерфейс аналитического центра на короткое время ожил, информируя Варписа:

— Сохраняйте контакт ещё 15 секунд…

И короткое время ступора спустя:

— Процедура завершена. Эволюционный прогресс — 42 %.

И как в насмешку над здравым смыслом, над головой этой чудовищной пародии на человека интерфейс выдал надпись:


«Неизвестно. Уровень??? Эволюция —??? Ожидаемая эффективность наноэкстракции — 50 %»


Это шург? Вылитый зомби из ужастиков про конец света!

С одной стороны, это не могло быть правдой, но с другой, я очень чётко осознал, что внутри этого тела, сейчас изломанной куклой лежащей на полу оранжереи, точно есть шуйран. Ведь только шуйран формирует компоненты, которые извлекаются при экстракции. Только из шургов возможен экс.

Именно это говорил Контролёр. Однозначно. Недвусмысленно. Категорично.

Наличие шуйрана однозначно причисляет того, в ком он есть к шургам!

Точка. Баста!

Заныли виски, захотелось зажмуриться. Крепко-крепко закрыть глаза до появления цветных кругов.

Контролёр вообще говорил хоть что-то, что может быть использовано с достаточной степенью достоверности? Он вообще хоть раз говорил мне правду?

— Нужно понять, что тут происходит! Катастрофически важно в этом разобраться как можно быстрее!

Вслух говорить не было необходимости. И Варпис и Тра, находясь в Бездне и в зоне её охвата, спокойно слышали и понимали меня без всяких слов. А вот сестрёнке, уже давно тихо и незаметно присевшей рядом со мной, слышать это не стоило бы.

— Что там происходит, Коль? — в её голосе звучала тревога, — проблемы?

Лена знала, что Варпис сейчас выбрался наружу и проводит разведку обстановки и очень переживала. Долгое заключение в стационарном кармане напрягало не только меня. Но Ленка-пенка, при всей её непоседливости и гиперактивности, всегда чётко понимала границы дозволенного и на рожон не лезла. Если действительно было нельзя или опасно и если действительно нужно было подождать и потерпеть, то она ждала и терпела. Моего слова ей было достаточно.

— Ерунда какая-то происходит, оторва, — я не собирался обманывать сестру или что-то от неё скрывать, но она не требовала деталей, — очень странная и непонятная ерунда. При этом, очень опасная. Нужно ещё немного потерпеть, пока мы не разберёмся в ситуации. Хорошо?

Ленка серьёзно кивнула и старательно улыбнулась:

— Не вопрос! Я дождусь, когда большие и сильные ребята расчистят для моей светлости плацдарм!

И, не дожидаясь ответа, сорвалась с места в сторону устроенного специально для неё огромного парка развлечений.

— Варпис, притащи мне адекватного аборигена! Где хочешь найди! Адекватного, не кидающегося с рыком на первого, кого он видит! Говорящего! Способного членораздельно излагать свои мысли, имеющего эти мысли и, хотя бы в общих чертах знающего, что тут, твою мать, происходит!

«Не вопрос, вождь! Твоя воля будет исполнена! — мысль Варписа ощущалась с улыбкой, которая резко переродилась в серьёзный вопрос, — но, ты же понимаешь, что с одним ножиком и голой задницей я мало что тебе найду и притащу?»

«Бва-ха-ха-ха! — истеричный ржач Тра, совершенно неожиданно разбивший тишину Бездны, сбил меня с толку, — одним ножиком? Вождь! Обязательно выдай ему хотя бы трусы, а то все адекватные аборигены просто разбегутся, увидев, с чем наперевес на них идут охотиться! И я тоже хочу пойти на эту охоту!»

Ещё через несколько дней, с прямой помощью Варписа я доработал ему экипировку, обладающую адекватными на наш, дилетантский, взгляд защитными характеристиками. Неплохой, хоть и простенький ЗК, совершенно допотопный по меркам нурнов одноствольный, однозарядный, но просто чудовищного калибра и огневой мощи огнестрел.

«Ха! Карамультук!» — довольно оскалился Варпис, схватив это страшилище.

Тра тоже получила новое тело. Опыт работы с первым носителем был учтён и развит, и довольная Женька тоже получила возможность ступить на земную твердь собственными ногами. Её носитель отличался от варианта Варписа. По просьбе девушки упор был сделан на маскировку и огневую мощь. Совершенно рядовые физические способности, позволили воткнуть в тело биологическое ядро, генерирующее энергию, а проверка, проведённая ещё на Варписе показала, что в небольшом радиусе от себя, носитель ослаблял воздействие Королевы. Как раз хватало на накопление нужного для выстрела раз в несколько секунд заряда. Не совсем, то, что хотелось девушке, но и на эту бандуру, способную выкашивать противников стройными рядами Варпис смотрел с завистью. Но, поменять свой карамультук отказался.

«Время поджимает. Абориген сам собой не найдётся»

С этой мыслью Варпис и Тра распечатали входной шлюз убежища и, прикрыв за собой мощную бронедверь, отправились выполнять поставленную задачу.

Я же, после того, как отправил своих охотников, решил обезопасить якорь стационарного кармана. Пока самостоятельно не смогу выйти из свёрнутого пространства, пусть побудет под защитой — хуже не будет, заодно потренируюсь в формировании из нанитов через Бездну сложных замкнутых технических устройств с элементами стабилизации пространства для компенсации воздействия Королевы.

Несколько дней убил. Увлёкся так, что из погружённого в процесс состояния меня вывела мысль-отчёт Варписа, что аборигена они нашли и даже, почти живого, но нуждающегося в помощи, транспортируют в убежище. Через пару часов будут.

Оторвавшись от совершенствования процесса, окончательно сформировал под каменным кубиком колонну-генератор силового щита и, поместив каменный кубик под защитный купол, способный выдержать всё, что на данный момент смогло придумать человечество, успокоился.

Затем, после долгого раздумья переломил диск якоря телепорта пополам, нарушая его целостность и окончательно перекрывая Контролёру какую-либо возможность отправить к нам «помощь» этим путём.

И сломанный диск тоже засунул под силовой щит. Для памяти.

Хватит!

Чтобы снова не получить нож в спину, будем надеяться только на себя.

И потирая ладошки, принялся ждать Варписа, Тра и адекватного аборигена.

Вопросов к нему у меня было миллион.


Глава 3


«Адекватный абориген» был доставлен в моё убежище в плачевном состоянии. Обилие ран, кровопотеря, общая усталость хоть изменённого, но имеющего предел прочности организма, не дали возможности перекинуться даже парой слов. Гость был без сознания.

В небольшом, освещённом только тусклым зелёным светом химических светильников, медицинском кабинете убежища, запасливо напичканном лекарствами и медоборудованием, гостя подлатали. Варпис, под руководством Тра уверенно и спокойно вправил нашему пациенту открытые переломы, обработал закрытые, залил ноги и руки фиксирующим коллоидом, перебинтовал как мумию, воткнул капельницу с необходимыми для восстановления организма веществами. На этом забота о пациенте закончилась.

Сидеть над спящим и уверенно восстанавливающимся «адекватным аборигеном» ни Тра ни Варпис никакого желания не проявили и, видя, что я в целом не против, рванули «погулять». Заодно и притащили мне ещё один экземпляр отожравшегося «зомби». Один в один как тот, что когда-то был Полиной Лариной.

Её я уже разложил на компоненты, используя Бездну и Шлейф, наконец-то вернувшие себе большую часть возможностей и процесс показался мне интересным, так как разложенное тело имело микроскопическое количество активных компонентов, аналогов которых ещё не было в моей базе данных.

Что было логично. Шурги, невозможность прямого взаимодействия шуйрана с организмом и формирование в местах сопряжения переходного вещества и являющегося источником всех благ в виде экса. Того самого переходного вещества, которое даже нурны не классифицировали, настолько оно было вариативным и очень важным в эволюционной цепочке существования аватаров.

Настолько важным, что понятие экса было свято, его старались проводить всегда. На Айне тела шургов бросали не проводя экс, только в случае экстренной спешки.

А что такое экс? Процесс наноэкстрации, когда посредством клинка экстрактора в мёртвое тело поверженного в бою шурга вводятся определённые наниты, способные разрушать устойчивые соединения, а затем связывать определённые уникальные атомарные или молекулярные компоненты и доставлять их обратно владельцу экстрактора, после, уже в аватаре, применяя их для усиления и развития.

При этом нельзя забывать, что экс разрушает базовую структуру равновесного существования этих компонентов в теле их изначального носителя и делает изучение тела носителя, подвергнутого процедуре экса, занятием пустым и контрпродуктивным.

Осознал я эту, простую, на первый взгляд, истину случайно. Изучая живое тело, и пытаясь его сравнить с телом ранее изученным, подвергнутым процедуре экса.

Внутренняя структура «адекватного аборигена», которого я с любопытством анализировал через наложенные друг на друга Бездну и Шлейф, управляя ими прямо из свёрнутого пространства, нагружая вычислительный кластер и калибруя воздействия Шлейфа на реальность, выглядела очень похожей на таковую у совсем недавно разложенного на составляющие восставшего трупа. И очень похожей на аналогичную систему у второго зомби, которого притащил мне Варпис.

В попытках нащупать разницу, понять, что отличает безмозглых, роняющих слюну и рвущихся сожрать свою цель, зомби от того же «адекватного аборигена», опять же в шутку я добавил в список различий пункт о том, что зомби несут на себе следы применения «экстрактора», в то время как абориген, восстанавливающийся в мед. кабинете, пока нет.

И разогнанная мысль вильнула в странном направлении, пытаясь смоделировать изменения внутренней структуры аборигена, если и его тоже ткнуть в затылок экстрактором.

Вот этот крупный массив более ярких активных компонентов, расположенный в объёме головного мозга, будет разрушен в первую очередь, так как является самым доступным для воздействия нанитов и самым ёмким на содержание уникальных компонентов. Вот эти два узла, практически незаметные при моей текущей чувствительности, размазанные вдоль позвоночника, тоже скорее всего будут разрушены. Часть их содержимого будет связана нанитами и выведена в аватар проводящего экс. А вот эта россыпь точечных искажений, тянущаяся к конечностям, скорее всего, не пострадает, так и останется в мёртвом теле и будет утилизирована, не принеся никакой пользы. Доля потерь в этом случае будет значительна, но более совершенные системы наноэкстракции требуют более развитого аватара и пока не могут быть применены.

Для проверки адекватности модели я совершенно рефлекторно восстановил в памяти внутреннюю структуру первого разложенного тела и наложил на неё результат сканирования свежего трупа, притащенного Варписом буквально только что.

Результат заставил меня крепко задуматься.

«Вижу гайку — кручу гайку»?

Чтобы подтвердить или опровергнуть родившуюся у меня гипотезу, Варпису и Тра ушла новая задача. Мне нужны совсем другие материалы. Нечего тащить в убежище всякий мусор.

Ещё один труп, но без следов воздействия экстрактора был у меня уже через пол часа. Живого же зомби пришлось ждать почти сутки. Пояснив, что одиночку выследить довольно трудно, так как они тут в округе шляются группами по пять — десять особей, либо прячутся так, что найти его можно только наступив, Варпис и Тра притащили мне заказанное, плотно «обмотанное» арматурой.

Все три тела практически не имели отличий во внутренней структуре.

Дохлый, но не подвергнутый процедуре наноэкстракции зомби; живой зомби, безмозглый, скулящий и роняющий слюну, пытающийся перегрызть сковывающую его арматуру толщиной с палец; и живой «адекватный абориген», просыпающийся в мед. кабинете.

Все три тела имели схожие структуры распределения шуйрана и смежных с ним активных компонентов.

Чёрт!

Это не «адекватный абориген» отличался от трупа шурга, безумного, тупого, агрессивного и кидающегося на любое движение.

Это просто «адекватный абориген» ещё не подвергся процедуре наноэкстракции. А так, он такой же шург, по классификации нурнов, как и всё, что я успел «повидать» на Земле.

Шикарно!

Развернув воспоминания Тра и Варписа, привлечённые звуками стрельбы и успевшими вырвать этого счастливчика из лап довольно крупной стаи, я внимательно присмотрелся к поведению спасённого.

На первый взгляд, нормальный парень, которого за пятки хватает стая съехавших с катушек зомби-чудовищ. Адекватность реакции — я бы делал тоже самое, только при этом ещё и визжал как девчонка.

И это шург?

Да он больше человек, чем Тра, скалящаяся в момент выстрела по толпе зомби, уже готовых его сожрать. А Тра — точно не шург! Уж я то знаю. Сам собирал!

В этот момент спасённый проснулся, и я дал команду своим «охотникам» возвращаться. Самостоятельно побеседовать с «адекватным аборигеном» я пока был не в состоянии.

Но мысль, что шургов нужно изучать до экса, а не после него, я запомнил.

* * *
Год!

Грёбаный год прошёл с тех пор, как на Земле случился полный писец!

Я слушал спасённого из лап жрунов поисковика Семёна и испытывал полноценный когнитивный диссонанс. Или попросту, охреневал.

Не знаю, почему, но алгоритм атаки Королевы на Землю в корне отличался от атаки на Айну. Никаких нескольких лет на преодоление космических расстояний. Никакого медленного распространения тварей из единого центра. Никаких противостояний.

Один удар — и вот уже всё население Земли превращено в шургов. Пропитано шуйраном и ударными темпами, через боль и смерть, превращается во что-то иное.

Забыты все конфликты. Стёрты все границы. Стало наплевать на то, кому принадлежит то или иное месторождение углеводородов. Совершенно перестало иметь значение, что сосед на прошлой неделе устраивал концерты на перфораторе и ты поклялся отомстить ему на следующей неделе. Потеряло значение, что в следующем месяце на экраны должен был выйти фильм, который ты ждал последние три года. Вместе с валютой умерли и курсы валют, забрав с собой в могилу и экономику. Накрылись медным тазом планы, прогнозы, надежды.

Выжил один из двух? А то и один из трёх? Наплевать!

Общее число насильно трансформированных, по грубым прикидкам, было не меньше триллиона.

Люди, животные, птицы.

А если тут ещё и обитатели морей и океанов?

А если ещё, не дай бог, трансформацию прошли насекомые?

Хотя нет, если бы насекомые превратились в шургов, то Семён не промолчал бы об этом. Такое невозможно не заметить.

Варпис, уточнивший этот вопрос, успокоено кивнул. Насекомые действительно не пережили «Вдох». Хоть одна радость.

Уже год люди выживают на обломках своих прошлых достижений.

Венец эволюции совершает набеги на продуктовые магазины, сидит в засадах, ожидая, когда путь в магазин «охота и рыбалка» станет безопасным и с радостью сливает из бензобака ещё невыпотрошенной машины топливо в канистру, чтобы было чем заплатить за ночь на базе-убежище.

Я слушал рассказ Семёна о жизни за границами баз-убежищ, и мне становилось тошно и противно. О поисковиках-одиночках, которые в первые месяцы полной анархии и беспредела доказали, что выжить в одиночных рейдах невозможно. О том, как искажённые, ещё вчера такие же люди, ловили одиночек и устраивали засады на других поисковиков, нанося пойманному несмертельные увечья и заставляя кричать от боли сутками. О том, как медленно «искажались» те, кто пытался выжить и сохранить в себе остатки человечности. О том, что отбиться в одиночку от искажённого невозможно: они гораздо сильнее и выносливее, им практически не требуется сон, они могут преследовать свою добычу часами. Если поисковика в рейде обнаруживали, то спастись можно было только одним способом: успеть на остатках сил добраться до убежища, под прикрытие других людей.

Семён подробно, совершенно ничего не скрывая и изредка бросая опасливые взгляды на Тра, задающую уточняющие вопросы, рассказал, как зарождались первые семьи поисковиков в Снегирях. Про другие базы-убежища он не знал. Как объединялись первые пары или тройки в группы для совместных походов. Какие были сложности при попытках притереться друг к другу и как неудачи уничтожали такие группы изнутри. Очень сложно быть спокойным, собранным, внимательным и эффективным в рейде, когда рядом с тобой человек, который тебя раздражает даже на самую малую капельку. Если есть хоть чуть-чуть несовпадения темпераментов, характеров, взглядов на жизнь, метаболизмов, жизненных принципов и ещё сотни неизвестных параметров, то шансов пережить рейд, у таких людей нет. Повышенная агрессия, которую практически не удавалось сдержать, способна заставить поисковика пустить напарнику пулю в голову, уже после двух суток, проведённых рядом с человеком, который в самом начале раздражал совсем чуть-чуть.

И вишенкой на торте были искажённые, которые очень хорошо ощущали любую агрессию.

Поэтому семьи формировались медленно, аккуратно. Цена ошибки была одна — смерть. И не всегда смерть только того, кто ошибался. Обычно погибала вся семья. Но и тут, постепенно, медленно, но уверенно, ситуация наладилась. Помогло ещё то, что жруны, появившиеся примерно через полгода после «вдоха», выдавили практически все анклавы людей за границы города и заставили их объединиться на более крупных базах-убежищах, увеличив тем самым плотность населения этих самых баз. Появился более широкий выбор напарников, а также резко обострилась нужда. Цены на жизнь в одночасье выросли, и многим стало «не по карману» просто жить в безопасности.

Ещё одну кучу жизней, по рассказу Семёна, люди были вынуждены заплатить за информацию о том, что семьи, численностью больше десяти человек, вызывали огромный интерес у жрунов. Настолько огромный, что искажённые второй ступени эволюции для охоты на такую семью собирали в одну стаю больше пятидесяти особей первой ступени эволюции. Просто сгоняли обычных искажённых и заставляли их штурмовать схроны и укрытия таких семей. Остановить такую орду тварей могли только укрепления баз-убежищ.

С тех пор нормой стали семьи поисковиков в пять — восемь человек. Меньше — не эффективно, слишком мало различных способностей, больше — опасно. Риск привлечь смертельное внимание.

Разговор коснулся способностей. Проклятье и дар инсайта, по словам поисковика Семёна.

Выслушав известные нашему гостю вариации и того и другого, я, через Варписа попросил Семёна продемонстрировать его способность, сам в этот момент настраивая Шлейф на максимальную чувствительность.

Картинка, наблюдая через Шлейф, была интересной. Было прекрасно видно, как искажения, рождённые шуйраном, проходят через структуру активного вещества, вызывая изменения проводимости нервных волокон и кожного покрова поисковика и как энергетический дрейф, рождённый в ударно изменённых нервных окончаниях, гаснет, едва покинув тело спасённого.

Растерянное выражение на лице Семёна не требовало никаких уточнений, и я ослабил воздействие Шлейфа до минимума. Вторая попытка дала немного больше. Энергия, вырвавшаяся за границы тела, просуществовала от силы секунду. Но, пыльный воздух, тусклый химический свет и улучшенные органы чувств Варписа, не способствовали положительной работе способности Семёна. Никакого воздействия визуально обнаружить не удалось. Запас сил поисковика на этой попытке закончился. Было видно, что парень сильно удивлён и растерян.

И ответ на логично заданный вопрос всё сразу расставил по своим местам. Перед тем как его спасли, Семён растратил совершенно всю энергию организма. До самого донышка. Сверху навалились серьёзные раны. Обычно он восстанавливается быстрее, но наше убежище очень странное, воздух неожиданно тяжёлый и восстановление энергии идёт очень медленно. Что-то мешает энергии свободно течь и парню тут очень не по себе. Некомфортно. Неуютно. Страшновато. Способность же воздействует на воздух, а так как воздух тут непривычный, то и возможность воздействия работает странно. Чтобы показать, как просят, Семёну нужно больше энергии, а пока он не в состоянии выполнить нашу просьбу.

Дальше разговором рулил Варпис. Его интересовали системы защиты баз-убежищ, используемое вооружением, способы коммуникации между группами поисковиков, а также товарно-денежные отношения внутри групп. Меня этивопросы пока не интересовали, на контакт так скоро идти я не собирался. Мне не давали покоя совсем другие вопросы.

Каким, чёрт возьми, образом, обычный парень по имени Семён, заслуженный поисковик, в недавнем прошлом простой офисный манагер, может воздействовать на шуйран? Каким, твою мать, волшебным колдунством, он заставляет шуйран совершать какие-то действия?

Каким образом происходит то, что признано не возможным расой, технические достижения которой ещё даже не описаны в нашей фантастике? Нурны, проведя кучу исследований и открыв большую часть тайн шургов, заявили, что воздействовать на шуйран невозможно. Он вообще инертен ко всему в нашей реальности и самостоятельно формирует на своих границах переходное вещество. Активный компонент. Тот самый дар, принятый нурнами и применённый для развития аватаров.

Нурны ошиблись с шуйраном? Или и здесь опять след обмана Контролёра?

Этот вопрос был бы нерешаемым, если бы моё сознание не зацепилось ещё за одну вещь, сказанную Семёном.

«Энергия».

Именно этим словом Семён называет это присутствие Королевы, которое по-прежнему ощущается практически везде вокруг: в воздухе, в камне, в железе, в бетоне. Это присутствие пронизывает окружающее пространство, воняет Королевой, но совершенно не содержит её воли и разума. Как будто Королева сдохла где-то в верхних слоях атмосферы и, лопнув, забрызгала всё-всё-всё вокруг. Пометила. Пропитала.

Именно эту «энергию» он впитывает всем своим телом, собирая и накапливая. Именно её расходует организм поисковика на применение своей способности. Эта энергия и позволяет управлять шуйраном простому парню Семёну.

Именно эта «энергия» и блокирует «все» наши человеческие технологии. Судя по всему, банально затрудняя движение свободных электронов. Она же заодно мешает мне выйти из свёрнутого пространства.

И я постепенно, очень медленно, но весьма целенаправленно и уверенно это воздействие нейтрализую, очищая пространство от этой самой «энергии». В большей мере, в зоне охвата Шлейфа, в меньшей — Бездны.

И если всё именно так, то возникают совершенно новые вопросы.

Во-первых, где сама Королева?

В то, что она могла сдохнуть, я не верю! Не того уровня тварь, чтобы вот так вот тупо сдохнуть сама по себе. Ага, излучение нашего Солнца для неё оказалось неожиданно губительным! Щаз!

Во-вторых, что именно вынудило Королеву поступить именно так? Я сомневаюсь, что данное действие сказалось на её здоровье положительно. И вообще, пошло ей на пользу. А значит, для такого действия должна была быть причина. Серьёзная и опасная. И нет никаких гарантий, что то, что опасно для Королевы шургов, не может быть опасно для нас.

В-третьих! Почему, чёрт возьми, Королева поступила именно так? Зачем всех превращать в шургов? Где в этом случае будет противостояние?

Все мои знания о шургах говорили, что они просто до трясучки охочи до достойных противников, которые во время бойни могут показать что-нибудь интересное. Новые технологии, новые тактические приёмы, да хотя бы непоколебимую силу духа! А какой противник из самих себя? Какая может быть сила духа у загнанных в пещеры людей? Про технологии я вообще молчу! Одно это «присутствие Королевы» напрочь убивает вообще все технологии человечества. Добиваем старые запасы и переходим на дымный порох, пищали и холодное оружие. Дали бы нам ещё время, добить эти запасы. Ведь запасли мы много! Как знали, что понадобится!

Я не понимал логики действий Королевы, и это меня дико напрягало.

Не бывает действий, в основе которых нет никакой логики. Даже шурги действуют логично, просто у них немного отличающееся от людей мышление, набор ценностей и это накладывает свой отпечаток. Но логика в их действиях есть. Существует какая-то причина, которая заставила Королеву поступить именно так.

Вспоминалась, почему-то, прочитанная в детстве статья о повадках крокодила: когда он плавает на поверхности рядом с берегом, он менее опасен, чем когда он недавно погрузился под воду. Вроде его не видно, но именно в этот момент он уже может стремительно всплывать, набирая скорость для мощной атаки.

Не получилось бы так и с Королевой.

И последнее по порядку, но далеко не последнее по важности, что не давало мне покоя, это сравнение встреченного на Айне и на Земле шуйрана.

На Айне в шургах его было на порядок меньше. Даже Шипоморд, самая крупная тварь, содержала шуйрана раз в десять меньше, чем встречается мне уже не в первом теле на Земле. Да даже Критул, хоть он и не блистал размерами, но его уровень оценивался системой как самый высокий, не мог похвастаться ТАКИМ количеством этого редкого компонента.

Да, тогда на Айне я не обладал настолько чувствительными перками, способными просто «обонять» шуйран во всём вокруг, но мне достаточно и косвенных параметров. Чем больше шуйрана — тем больше активного вещества, которое формируется в местах его взаимодействия с этой реальностью. А чем больше активного вещества, тем эффективнее экс из такой твари. Экс, проведённый Варписом с первого жруна, в которого эволюционировало тело Лариной, был до омерзения щедр. Даже притом, что система экстракции носителя у Варписа была свёрстана на коленке, упрощена до предела и предназначена вообще не для этого. Даже с учётом этого, с одного экса получить почти половину столба опыта для усовершенствования примитивного носителя, практически не способного на эволюцию…

Количество шуйрана в этой особи было просто чудовищным.

Аномалия? Случайность?

Азарт прояснить именно этот вопрос и толкнул Варписа и Тра на поверхность и результаты, которые я вижу по изменениям их носителей, меня пугают. Совершенно все твари, которых они встречают, убивают и пускают на экс — обладают просто чудовищным количеством шуйрана. Это никакая не аномалия и не случайность.

Ко всему этому стоит добавить, что шуйран — вещество, через которое Королева управляет шургами. И на Айне эта информация подтверждалась.

Здесь же, всё совсем не так. Такое количество шуйрана должно делать контроль Королевы прямым и железобетонным. Её присутствие должно быть постоянным. Её присмотр должен просто уничтожать базовую личность шурга. Самый примитивный искажённый должен быть тупее, чем самый тупой киношный зомби. Даже обычный, неискажённый человек, от содержащегося в нём шуйрана должен быть абсолютно туп. Но Семен это совершенно спокойно опровергает. И, по его словам, таких, как Семён, выжило ещё довольно много. Нормальных людей, правда обладающих способностями, предельно агрессивных и способных на убийство и ближнего и дальнего. И по оговоркам Семёна, способных полакомиться мозгами этих самых ближних.

Как же меня выводит из себя лавина вопросов, рождаемая из ответов!

Не может ли быть эта энергия тем самым разумом и волей Королевы, которые я совершенно не ощущаю?

Если это так, то зачем Королева выплеснула всю себя в пространство?

Исчезла? Пропала из поля зрения? А не всплывает ли уже этот «крокодил» разгоняясь для таранного сокрушающего удара?

Нужно присмотреться к этой «энергии» внимательнее.

* * *
Густав Нойманн спал и видел сон.

Сон, в котором исполняется его мечта. Сон о том, что теперь у него больше нет мечты.

Приятный сон, в котором его родная планета, окружённая странной, одновременно голубой и бордовой атмосферой, неслась сквозь бездну космоса, наматывая круги вокруг Солнца.

Круг за кругом.

Год за годом.

Когда-то раньше, задолго до того, как Густаву стали сниться эти сны, атмосфера планеты была другой. Какой именно, Густав не знал, так как тогда ещё не видел этих снов. Просто знал, что другой.

Раньше он видел фотографии планеты из космоса. На них была запечатлена Земля с совершенно разной атмосферой: голубой, зеленоватой, чистой, прозрачной, с белыми облаками и грязно-серыми разводами. И никогда на этих фотографиях Густав не видел такого глубокого бордового цвета. И не мог видеть.

То, что видел Густав во снах, было совсем не тем, что видели линзы аппаратуры, бесстрастно фиксирующей планету в видимом спектре. Сны показывали совсем другое. Сны показывали настоящую атмосферу его родной планеты. Её суть. Эволюцию Совершенства. Баланс Гармонии.

Наблюдая плавные переплетения двух цветов, сцепившихся друг с другом в смертельной схватке, победителей в которой быть не должно, Густав испытывал умиротворение. Если же где-то один из цветов одерживал верх, выдавливая своего противника слишком сильно и окрашивая большие территории либо в чистую лазурь, либо заливая цветом крови, раздражение, вырывающееся наружу, заставляло проигрывающий цвет мобилизоваться, собрать силы с соседних территорий и вернуть баланс в смертельную схватку.

Иногда же, очень редко, но красный цвет менял интенсивность, темнея и наливаясь угрозой, рождая на планете вторую точку бордовой тьмы. Такое изменение вызывало явно ощущаемое сожаление и, совершенно нехотя, Густав лишал такие зоны поддержки родного цвета, а чистая и незамутнённая лазурь медленно, но уверенно растворяла в себе черноту. Только одной черноте было разрешено существовать на этой планете. Только Густав мог видеть такие сны, управлять вечной схваткой и расти, становясь сильнее и опытнее, стремясь к чему-то великому, ждущему его в конце пути.

Пока же победителя в этой схватке быть не должно. Слишком рано.

И лишь тёмно-зелёная точка была непоколебимой константой в постоянно изменяющейся схватке, не смешиваясь ни с одним цветом и не вмешиваясь ни в одну битву. Она просто была.

Просыпаясь после таких снов, Густав не часто мог вспомнить, что именно ему снилось, не говоря уже о том, чтобы вспомнить детали, но такие сны всегда оставляли ощущение правильности происходящего. А ещё, каждое утро, с приливом сил он получал чувство направления на следующую жертву. Чёткую связь с единицей Совершенства, развившейся достаточно, чтобы стать достойной внимания Густава. Достойной прийти в его сон и связать себя узами жертвы, достойной внимания и достаточно сильной, чтобы Густав, одержав над ней победу, мог шагнуть на пути Гармонии ещё на шаг вперёд. НА следующую жертву, идеально подходящую именно Густаву, выбранную осознанно и способную усилить именно то, что в данный момент хочет усилить Густав.

Сколько их таких было за прошедшее время? Сотня? Две сотни? Густав не знал, бросив считать уже на пятом десятке. Просто каждую ночь он шёл/бежал/летел выбирая слабину связи и притягивая/притягиваясь к новой жертве.

Хорошо Густав помнил только первую охоту на самую первую жертву, пришедшую к нему во сне. Сильную, хитрую, подлую.

Куратор.

Холодный взгляд, полный власти и уверенности в своём абсолютном праве повелевать. Абсолютная жестокость. Беспринципность в достижении целей. Уверенность в своей непогрешимости.

Густав понимал, что своим положением и силой он обязан Куратору. Именно этот человек руководил огромным проектом, в одной из лабораторий которого сначала успешно, а затем не очень, трудился молодой и гениальный Густав. Именно Куратор своим распоряжением засунул Густава Нойманна, уникального специалиста, чистить вольеры с изменённым зверьём, собранным по всему свету. В качестве наказания за недостаточное рвение.

Именно там, в питомнике, в окружении сотен самых разных тварей и накрыл Густава «вдох». Странное русское слово, словно само просящееся на язык, когда он вспоминает произошедшее. Что именно произошло в выпавшие из памяти сутки, Густав не помнил и помнить не хотел. Ему хватило того, что он увидел, когда пришёл в себя.

Наверное, звери обезумели и, порвав высокопрочную сетку вольеров, разбив закалённое армированное стекло, напали на него, пытаясь загрызть. Наверное, он защищался. Вероятно, он понял, что просто так ему не спастись и был вынужден рвать тушки нападавших зубами. В ту ночь он лишился рук, половины лица, а его кишки были изрядно погрызены. Но, он выжил. Смог выйти победителем из страшной королевской битвы, где победителей быть просто не могло. Он победил, оказавшись единственным выжившим в исследовательском центре.

Какое-то время после этого он ютился в полуразрушенных землетрясениями помещениях исследовательского центра, восстанавливался, пытался выживать дальше, охотился на животных, заполонивших округу. Многому научился, стал сильнее.

А потом ему начали сниться сны. Приятные, успокаивающие, убеждающие, что всё происходит так, как должно. Поначалу редко, но постепенно всё чаще и чаще указывающие Густаву на новые сильные жертвы, победа над которыми делала его значительно сильнее. И быстрее. И открывала в нём новые способности.

Постепенно Густав научился управлять выбором жертв, ставя целью усиление своих способностей и всестороннее развитие при минимальном общем прогрессе. Постепенно Густав всё меньше и меньше стремился заглянуть в конец пути, стараясь наслаждаться самим путём и даруемыми им радостями.

Теперь Густав весит больше тонны. Достигает в высоту четырёх метров, если, конечно, ему не лень вставать на две задние конечности. Способен разгоняться до ста километров в час. Одним рывком может перепрыгнуть реку, шириной около десяти метров. Кожа Густава настолько прочная, что не пробивается даже из крупнокалиберного пулемёта, а когти способны распустить на полосы броню танка. При этом, он способен телепортироваться в пределах сотни метров, способен локально увеличивать гравитацию на порядок, ускорять и замедлять прохождение нервных импульсов в своём теле, а также перекачивать энергию из одной области в другую, вымораживая до абсолютного нуля область объёмом в десять кубометров.

А ещё гениальный и уникальный специалист может ощущать живых существ на расстоянии до пяти километров, способен взять под полный, хоть и временный контроль трёх сильных представителей бордового тумана или пятьдесят слабеньких. Если же необходимо, то, настроившись, Густав мог управлять и парой человечков из лазурных. Правда, недолго, неохотно, и с обязательной карой в виде двух-трёх суток выматывающей головной боли.

В целом, Густав был доволен новым собою, своей жизнью, интересами и времяпровождением. Всяко лучше, чем горбатиться на всяких Кураторов, терпеть тычки, выслушивать указания, что и как «правильно делать» и не быть способным послать их всех в самую глубокую и тёмную щель на планете.

Расстраивало его только отсутствие женской компании, но он был разумным существом, прекрасно понимая, что какая уж тут любовь. Ведь пока только одной черноте было разрешено существовать на этой планете.

Это «пока» грело Густава и надежда обзавестись партнёршей его не покидала. Ведь механизм взращивания черноты был очень прост и понятен. Достаточно не вмешиваться во снах в её рост, не мешать, не растворять в синеве, и подруга для него вырастет сама! Но, понимая и принимая запрет, он был готов подождать.

Самое же главное, что теперь никто не стоял над Густавом и не указывал, что ему делать. Последнего такого «указывателя» он съел, ещё когда был похож на человека. Сейчас даже Куратору не пришло бы в голову что-то указывать Густаву. И смотреть на него свысока тоже ни у кого бы не получилось. Только со страхом.

Так что, Куратору Густав должен был быть благодарен. Но, к этой сволочи, хотя о мёртвых плохо не говорят, никакой благодарности он не испытывал. Всё, что Куратор заслужил, своим отношением к окружающим его людям, Густав ему отдал — эта британская сволочь была употреблена заживо. Густав держал его под частичным контролем, живым и осознающим происходящее до самого последнего момента. Лишь необходимость употребить и головной мозг заставил Густава умертвить эту высокомерную тварь. Тот сон, когда Куратор пришёл к нему и связал себя цепями жертвы, был самым любимым у Густава. Самым памятным, тёплым, добрым и приятным.

Нечасто сны баловали его такими подарками. Да и не так и много было у Густава вещей, которым он бы обрадовался настолько сильно.

Вот тот же Куратор.

Съеден, и радостей в жизни Густава стало ровно на одну меньше. Иногда, коротая время в засаде или стремительно мчась куда-то, гениальный специалист задумывался, о том, насколько было бы лучше, если бы Куратор был ещё жив. Выходило по-разному. Иногда — лучше. Иногда — нет.

Последней же радостью Густава была большая тёмно-зелёная точка, которую он проверял каждый свой сон. Точка, которая не совершала никаких действий, игнорировала все эволюции лазурно-бордового тумана, совершаемые рядом с ней и просто бросала Густаву вызов, фоня нешуточной угрозой.

Все попытки Густава во сне хоть как-то воздействовать на эту точку заканчивались ничем. Молчаливым протестом, сопротивлением, осознанием, что пока не время, что рано и что лучше бы эта область так и осталась без движения/активности/мёртвой. Любопытство и азарт тянули Густава к этой зоне сильнее любого магнита. Именно наблюдение за этой точкой, совершенно незыблемой, неизменной в окружающем её тумане вечного противостояния, опасной, фонящей угрозой, от которой шкура на брюхе у Густава сжималась как от щекотки, была последней радостью в жизни.

Следить за ней, ждать изменений, ощущать опасность и угрозу. С трепетом засыпать, одновременно и надеясь, и боясь увидеть эти изменения. Предвкушая новый вызов и боясь потерять последнюю цель в жизни.

И это случилось.

Спектр излучения изменился. Не в один момент. Возможно, уже не первый сон эти изменения накапливались, но стали видимы только сейчас. Окружающий точку ровный бордовый цвет потерял яркость и насыщенность. Всего на тон, незначительно, и можно компенсировать это воздействие, просто сконцентрировав больше бордового тумана.

Можно. Но, не нужно.

Не спугнуть. Не насторожить.

Мечта исполнилась. Охотник дождался движения жертвы.

Тьма должна поглотить зелень, возвращая атмосфере планеты дуальность. Только тьма может управлять лазурно-бордовым туманом. Отклонения от текущего состояния недопустимы. Опасны. Угроза Совершенству. Угроза Гармонии.

Густав, радостно рыкнув рванул с места, стремительно набирая максимальную скорость. Связь с новой жертвой тянет его ровно в том же направлении, в котором расположена тёмно-зелёная точка. Каждый последующий сон, это он уже знал точно, будет подыскивать ему новую жертву совсем недалеко, буквально в полудне — дне пути, но каждый такой путь будет приближать его к далёкой цели.

Охота началась. Охота его мечты.

Его ждёт далёкая холодная Москва, в которой пробудилось к жизни что-то, несущее угрозу существованию Густава. С лёгким смешком Густав, вспомнив своего прадеда, которые точно также когда-то много лет назад ходил на эту далёкую холодную Москву. Вернулся живым, но битым.

Густаву стало смешно, он задрал морду и завыл, вкладывая в этот душераздирающий вой всю ярость вызова: «Жди меня, Москва, я иду и за себя и за прадеда».

Москва ждала, скрывая в себе что-то неизвестное. Опасное.


Глава 4


Утро первого сентября было необычайно прекрасным. Рассвет, который я смог, в конце концов, увидеть своими глазами, делал столицу моей родины сказочно красивой.

Остовы полуразрушенных небоскрёбов, горы битого стекла и тронутые лишь временем завалы из стали и бетона, в утренней дымке казались сказочными богатырями, восседающими на своих богатырских скакунах и ведущих на поводу по нескольку подменных.

Сотнями богатырей и тысячами скакунов…

Сказочное воинство как будто собиралось на смертельную сечу, былинные воины перекрикивались гортанными фразами на незнакомом языке с угрожающими рычащими согласными и протяжными гласными.

— Уаа-грр-уу-рр-граа! — кричит какой-то из богатырей вдали и утренняя дымка разносит его клич, многократно отражая и искажая.

— Грааа!

— Рруу-груу-уу-ааа!

Вторят ему его «товарищи» и утро резко теряет сказочное очарование.

Ещё несколько минут мне удаётся удерживаться на грани грёз, не акцентируясь на мрачности и безысходности окружающей действительности, но и это состояние уходит. Солнце встало, начинается новый день.

По развалинам столицы неторопливо шарятся редкие искажённые, оживляя своим, на первый взгляд, хаотичным движением мёртвый город. Их взгляд тускл, движения вялы, перемещения бесцельны. Кажется, как будто они отрабатывают наполовину сломанный алгоритм, из которого выпали некоторые важные действия и вместо них тела искажённых просто ненадолго замирают. Но, это ощущение ошибочно. Кажущаяся медлительность, вялость и бесцельность — большая ловушка для обычных людей, могущих решить, что эти твари не опасны и есть шанс проскочить у них на виду в какой-нибудь ещё не разграбленный магазинчик.

Правда, обычных людей, которые бы купились на видимую слабость искажённых, после года полного песца, творящегося под лучами Солнца, уже не осталось. Всех съели. И убили.

Те же, кого ещё пока не съели, съеденными быть не стремятся и сюда, внутрь МКАДа, стараются не забираться. Так мне объяснял Семён и к таким же выводам пришёл я сам, ещё из стационарного кармана прощупывая территории Бездной, пока медленно и кропотливо выдавливал влияние Королевы из ближайшего охвата.

Прошедшие две недели были одновременно скучны и однообразны, и наполнены событиями.

Варпис, попросивший теперь называть его Петром, и Тра, решившая окончательно оставить себе игровое имя, поочередно снабжали меня трупами жрунов, которые я анализировал, снимая информационные матрицы и пытаясь найти новые шаблоны, раскладывал на составляющие и забивал «ёмкости» биоматериалом. Пока один охотился, второй служил моим ретранслятором в общении с поисковиком Семёном, медленно, но уверенно восстанавливающимся и даже адаптирующимся под бедную на «энергию» обстановку.

Заодно Семён обживал наше убежище, оказавшись первым его жильцом, кому требовалась вода, еда и место, куда можно было бы «сбросить» отходы жизнедеятельности. Без электричества у нас не работала кухня, санитарный блок и холодильники, но небольшой запас консервы: тушёнки и каш, был поисковику за счастье. Он так забавно млел и в предвкушении щурился, когда разогревал своей способностью банку, тратя на это все накопленные крохи энергии, и чуть не урчал, когда ложкой выскрёбывал последние крошки деликатеса.

Сбой в отлаженный ритм внёс Пётр, крупно облажавшись на очередном выходе. Понадеявшись на свои органы чувств, Пётр немного легкомысленнее, чем обычно, отнёсся к изучению обстановки. Мол, если никого не вижу и не ощущаю, значит, никого и нет. И нарвался на странного искажённого, способного, замирая, становиться не обнаружимым не только в видимом диапазоне. Как потом Пётр мне клялся и божился, даже бегло задействованное тепловое сканирование не показало в инфракрасном спектре никаких сигнатур, отличных по температуре от окружающего пространства. И никакая повышенная сила и скорость Петра уже не спасли, когда на него сзади навалилась эта туша, высотой за два с половиной метра и весом под три сотни килограмм. Да ещё и ближайшая стая уже спешила на шум драки.

В общем, Пётр потерял носителя, и его ядро было втянуто в Бездну, вернувшись в своё базовое состояние при этом полностью сбросив всё развитие, которое кровью и потом набиралось эксами со жрунов. Ни грамма усовершенствований не записалось в структуру его ядра и, кроме того, я ощутил даже небольшую просадку в его потенциале в случае следующего воплощения. С которым тоже оказалось не всё так просто.

Сразу же повторно воскресить Петра я не смог. Даже повторив носителя один в один как предыдущего. Ядро не шло на воскрешение. Сам Пётр зубами рвался в новое тело, чуть ли не с рыком и брызгая слюной, обещая убившему его жруну все казни египетские. И тусклый голубоватый цвет его ядра, сильно отличающийся от изначально насыщенного синего намекал, что тут не всё так просто.

С того момента прошла неделя, а ядро Петра свой изначальный цвет только-только начало восстанавливать.

После этого Тра стала предельно осторожной. Наружу почти перестала выходить и по большей части посвящала всё своё время общению с Семёном. У бедного поисковика, наверное, язык уже был готов отсохнуть и если в первые дни он очень опасался, что его выставят за дверь убежища, то теперь моё сообщение о скором выходе наружу, воспринял чуть ли не с ликованием.

И вот, первого сентября, этот знаменательный день настал.

Почему именно первого сентября? Потому что после информации о таком громадном временном лаге, когда по моему внутреннему календарю прошёл месяц, а на Земле миновал год, а Семён сказал, что календарь они не ведут вообще, довольствуясь временами года и, изредка, месяцами, я посчитал, что вполне могу позволить себе малюсенькую реформочку.

Для меня это был первый день, когда я смог взглянуть на реальность не через Бездну. Ощутил её собственными органами чувств. Начал её изучение и познание. Буквально несколько часов назад я смог продавить сопротивление реальности и шагнул из свёрнутого пространства стационарного кармана на пыльный бетон убежища, испытывая примерно те же ощущения, как когда-то давно, идя с мамой за руку в школу. Первый раз в первый класс.

Поэтому волевым решением я откалибровал календарь.

И вот, первого сентября, я, Тра и Семён, встречали рассвет на двадцать втором этаже полуразвалившейся высотки какого-то бизнес-центра, заворожено наблюдая за тем, как медленно просыпается ночная столица.

Место, выбранное для первой вылазки, было найдено и исследовано ещё Петром. Высотка бизнес-центра располагалась посреди крупного пустыря, заросшего деревьями и травой. Живые заросли были проходимы для обычных людей, ловких и некрупных, а вот жрунам пробиться через живую фортификацию было довольно сложно. По крайне мере быстро. И шум они при этом поднимали приличный. Самое то. И незаметно не подкрадутся и, если нужно быстро уйти, стремительно не догонят.

Обзор же с двадцать второго этажа, самой верхней точки, на которой можно безопасно устроить позицию для нескольких человек, был просто изумительный. Ни одного здания в ближайшей округе не закрывало виды, открывающиеся с нашей позиции. А если использовать хорошую оптику, то, в двух километрах на север, можно было увидеть знакомые маркеры, отмечающие вход в наше убежище.

Два километра — почти предельный осмысленный охват Бездны и дальше этого расстояния, ни я, ни Тра отходить от кубика якоря пока не стремились. Брать же кубик с собой, когда свёрнутое пространство стационарного кармана обитаемо и там проживает моя любимая сестрёнка — слишком большой риск.

Рисковать же сейчас я старался поменьше. Поэтому кубик так и лежал под защитой силового поля, а наш выход был ограничен двумя километрами охвата Бездны. Я старался не рисковать, оказавшись без возможности мгновенного переноса в стационарный карман. Тра не хотела рисковать потерей ядра. Смерть носителя в зоне охвата Бездны гарантировала возврат ядра и возможность повторного воскрешения, что, совершенно не собираясь, но абсолютно добровольно проверил Пётр. Смерть же за границами охвата Бездны — пугала что Тра, что Петра на инстинктивном уровне. Пока ни я, ни они не знали точно, вернётся ли ядро, если носитель погибнет дальше этой дистанции. Рисковать никто не хотел.

Поэтому и столицу изучали в двухкилометровом радиусе от нашего убежища. Медленно, не спеша.

Первый свой рассвет на Земле после всего произошедшего я встречал на этой позиции ещё и потому, что именно отсюда Петром была зафиксирована странная, периодически повторяющаяся активность, не вписывающаяся в картину мира, которую мы составили по информации, выжатой из Семёна.

Пётр в этом самом месте, раз в три, иногда четыре дня, рано утром, на рассвете, слышал тарахтение старенького раздолбанного двигателя. И даже иногда к тарахтению добавлялись нормальные такие русские маты и какие-то лязги. Всё это обычно сопровождалось повышенной активностью жрунов, а после того как все звуки стихали, удаляясь вместе с тарахтением куда-то на юг, жруны, как будто вымирали, на день два практически пропадая из окрестностей бизнес-центра.

И вот, на самой грани чувствительности, я услышал что-то действительно похожее. Ещё через десять минут его слышали уже и Тра и Семён. Низкий, грубый, натужно кашляющий, старый дизель, звук работы которого я неоднократно слышал, встречая отца с работы, когда по железнодорожным путям, проходящим сразу за высоким забором комбината, проходила старая дизельная дрезина.

Вытаращенные глаза Семёна заставили меня улыбнуться.

— Но машины же не заводятся! Электричества нет! — его шёпот был столь яростным, что, казалось, был слышен далеко вокруг.

Я только пожал плечами. Были, конечно, у меня опасения, что умельцы за год вполне в состоянии собрать паровик. Не такая это и большая проблема. Но тут всё оказалось проще и интереснее.

— Отсутствие электричества не мешает заводить некоторые типы машин, — тихим шёпотом ответил ему я, — дизелю вообще ровно на электричество.

— У нас в Снегирях тоже есть дизельные грузовики! — не унимался Семён, — ни один не завёлся!

— Значит, у вас только современные грузовики и нет нормальных механиков, — препираться с Семёном мне сейчас совершенно не хотелось, но парень слишком сильно впечатлился услышанным, — в новых машинах куча электронной начинки и без своих датчиков и анализаторов они даже дверь тебе не откроют. А вот старьё, особенно в деревнях, заводится с толкача и плевать хотело на то, есть электричество или нет. Солярку только нормальную заливай и грей перед тем, как с горки скатиться.

Звук работающего мотора услышали и искажённые. Большая часть бесцельно шарящихся жрунов повернулась на звук и обманчиво неспешно двинулась в сторону звуков.

— Сержант, баста! Тормози, дальше слишком опасно!

— Иди нахер, салага! Ещё полста метров, тогда и встанем. Место у меня там примечено, разворот удобный, и вам будет где помахать своими приблудами!

Лёгкий ветерок донёс до нас обрывок разговора, и мне сильно захотелось глянуть на тех, кто перемещается на работающей технике, имеет конкретную цель, приезжает сюда для её реализации явно не первый раз и ещё собирается помахать какими-то «приблудами». Машина, судя по звукам работающего на холостом ходу двигателя, не доехала до границы Бездны метров сто. Лезть туда было слишком рискованно, поэтому приходилось довольствоваться слухом, записывая происходящее для дальнейшего анализа. Бросаться удовлетворять своё любопытство, не заручившись безопасными путями отхода, я не спешил. Неизвестные приезжают сюда не первый раз, у меня ещё будет возможность посмотреть на них поближе. Пока же я пытался по звукам понять, что там происходит.

Лязг, удары, ругань, хруст…

— Они режут тварей и трофеи из них вырубают, — первым из нас собрал всё в одну кучу Семён.

— Какие такие трофеи? — откликнулась на версию поисковика Тра, опередив меня буквально на секунду.

Девушка лежала у самого пролома в стене, выставив ствол своего оружейного комплекса в сторону происходящего и, не отрываясь от оптики, пыталась увидеть хоть что-то из происходящего, скрытого за завалами.

Меня тоже удивило предположение Семёна. Какие трофеи местные могут брать с искажённых?

— в Снегирях ходят слухи, что есть места, где неплохо платят за мозги жрунов, — ответ Семёна заставил Тра в отвращении скривиться, а меня подавиться на вдохе, — Принимают голову с позвоночником, желательно одним цельным куском вырубленную из тела твари.

Предположение Семёна как будто сорвало пелену с моего «взгляда». Сразу стали понятны большинство звуков, доносящихся со стороны урчащего на холостых оборотах дизельного транспортного средства. И ещё сильнее захотелось глянуть на происходящее своими глазами.

— Зачем им это? — уточнил я у Семёна.

— Точно не знаю, но поговаривают, что из мозгов искажённых делают какую-то усиливающую настойку. Чем сильнее тварь, тем сильнее эффект настойки. Также ходят слухи, что некоторые семьи не брезгуют просто употреблять в пищу мозги жрунов, это тоже делает сильнее.

Как интересно!

Получается, местные умельцы за один-единственный год разработали эрзац-технологию, заменяющую им экс. С поправкой на доступный функционал, знания и возможности. Мне резко захотелось глянуть на всю технологическую цепочку получения этой самой «настойки», а также на результат её применения, желательно одновременно через Шлейф и Бездну и желательно с последующей разборкой на биомассу опытного образца.

— Больные каннибалы-мутанты! — в сердцах бросила Тра и экспрессивно добавила зубодробительную нецензурную тираду.

— Согласен с тобой до последней буквы, — поддержал я девушку, — совершенно больные ублюдки. Но хитрые и изобретательные. Если попадётся один такой, сразу не убивай, я хочу его изучить!

— Как жрунов? — уточнила Тра

— Угу.

— Не вопрос! Даже с радостью!

Семён, за которым я наблюдал краем глаза, был явно несогласен с нашей позицией, но своё мнение высказывать не спешил. Я же не спешил докапываться до истинных предпочтений поисковика. Он уже год как выживает на грани, ежеминутно рискуя сдохнуть, не имея никаких гарантий пережить ещё один день — думаю, он имеет право иметь собственное мнение, отличное от мнения тех, кто не прошёл его путь.

Сложно не измениться, когда вся среда, в которой ты существуешь, изменилась резко и кардинально. Когда, чтобы добиться успеха совершенно ненужно «выходить из зоны комфорта». Когда главным умением для выживания становится именно умение выживать. В самом прямом, мерзком и отвратительном значении этого слова.

Приспосабливайся или умри!

На Семёна у меня есть планы и мне очень важно понять, насколько адекватен этот поисковик, переживший «вдох» и уже целый год выживающий под гнётом чудовищных обстоятельств. Я пытаюсь прощупать, насколько гибко его сознание, готов ли он принять информацию о новом способе существования и готов ли он доверить мне свою жизнь. Ведь параметр: «Лояльность» в табличке описания ядра совершенства не зря выведен отдельной строкой. Снимая шаблоны для воплощения в носителей Тра и Петра, я чётко ощутил, что чем ниже лояльность, тем больше усилий, энергии и ресурсов необходимо, чтобы ядро было воплощено в носителя и выпнуто в реальность. Это притом, что при лояльности ниже тридцати процентов, новорожденный носитель и разговаривать со мной не будет. Хлопнет дверью и свалит в туман.

Поэтому с Семёном мы ведём себя помягче, ничего о себе не рассказываем, ни к чему не принуждаем и позволяем быть рядом, одновременно разрешая ему играть в игру «молчаливый угадайка». Хорошо видно, что поисковик заинтригован нашей группой, но, так как прямой угрозы нет и его интуиция молчит, от нас не сбегает, но и не идёт на более тесный контакт, пытаясь самостоятельно разобраться: кто мы и что мы такое.

Получается у него средне, и сейчас я жду, когда Пётр снова наберётся сил для воплощения в новом носителе. Вот когда поисковик снова увидит нашего товарища, погибшего, как он считает, во время вылазки, тогда и придёт время серьёзного разговора. А пока я изучаю окружающий нас мир, пользуясь опытом и чуйкой Семёна, заодно и вырабатываю в поисковике привычку, медленно, но верно приучаю его к Шлейфу. К Бездне он, вроде бы, уже привык.

Иметь всего два ядра совершенства — это чертовски мало. С двумя ядрами я просто никакой Носитель и если эту ситуацию не исправить, а под рукой у меня теперь ещё долго будут только «адекватные аборигены», то шансов набрать силу и поговорить с Королевой на равных у меня просто нет.

Последние изучения «энергии», своих перков и возможностей однозначно показали, что потенциал развития имеет только «Носитель». Каждое ядро, которое добровольно занимает своё место в Бездне, с каждым мгновением делает меня сильнее, расширяя Бездну, накапливая шаблоны и усиливая моё влияние на окружающую реальность. Но, чтобы это усиление стало хоть сколько-нибудь заметным, мне нужно очень много «адекватных аборигенов», готовых идти на контакт. А для этого нужно совершенно точно и в деталях понимать, что вокруг происходит, в чём местные нуждаются больше всего и за что они готовы будут продаться мне с потрохами. И контакт с теми, кто смог приспособиться к окружающей действительности и сохранил разум и адекватность — мне жизненно необходим.

И вот мы внимательно прислушиваемся к тем, кто уже нормально так приспособился к окружающей реальности. И если эти ребята, что сейчас кромсают искажённых пачками, вырубают им позвоночник не для того, чтобы самостоятельно сожрать их мозги, а чтобы продать тем, кто умеет чуть больше — это делает их интересным контактом, который владеет ещё капелькой жизненно важной информации.

Кстати, об информации.

— Семён, — тихо шепнул я поисковику, — слышал что-нибудь о способностях, которые могли бы хоть как-то влиять на искажённых?

Мне совершенно не нравилось то, как спокойно, размеренно и методично неизвестные обрабатывали довольно крупную пачку жрунов. Только тех тварей, которые ушли к ним со стороны нашего наблюдательного пункта, было не менее десятка. При этом ещё сколько-то к ним подтянулось с других сторон. Шли твари довольно кучно и, если взять во внимание рассказ Семёна о силе, скорости, умениях и агрессии среднего жруна, то получается, либо там, за завалами, просто дико матёрые убивцы тварей, либо там есть кто-то или что-то, способное этих самых тварей замедлять, глушить, или ими управлять.

— Не слышал ни о чём подобном, — после недолгого раздумья отозвался поисковик и немного нахмурившись добавил, — но! Если бы, к примеру, я имел такой дар, то ни в коем случае не стал бы про него рассказывать.

Мне осталось лишь кивнуть, внутренне усмехнувшись. Значит, такое вполне возможно. Значит, за этим нужно будет очень внимательно следить.

Примерно через час звуки разделки туш искажённых утихли, и ещё через четверть часа транспортное средство затарахтело куда-то на юг, забирая с собой своих неизвестных пассажиров и неизвестный груз.

Выбравшаяся на разведку Тра подтвердила наши подозрения, обнаружив на месте стоянки неизвестного транспортного средства гору трупов искажённых без голов и с вырубленными позвоночниками, а также повышенную активность крыс, которая объясняла, куда девается брошенное на месте разделки мясо, раз эти «охотники» прикатывают на одно и то же место каждые несколько дней.

Значит, действительно в столицу выбираются не только поисковики, собирающие жратву, амуницию и другие мелкие ништяки, но и группы посерьёзнее, охотящиеся на тварей как на зверей и, как и со зверей, собирающие с убитых тварей трофеи.

А также это значило, что совсем недалеко на юг расположена ещё одна база-убежище, население которой меня так заинтересовало. Вот к ним первыми и наведаемся. Само собой, когда будем готовы.

* * *
Мощные ворота, перекрывающие проём в высоченной стене, сложенной местами из каменных блоков, местами из железобетонных плит, а местами из стальных листов и затянутой по верху колючей проволокой, совершенно бесшумно скользнули в сторону по направляющим, открывая проезд старому, видавшему виды, транспортному средству. Знающий человек, после долгого изучения этого монстра, обшитого ржавыми листами железа, с трудом, но всё-таки признал бы старый добрый колёсный трактор «Кировец», снятый с производства уже больше двадцати лет назад.

Но как старичок изменился за прошедшее время!

Предельно защищённый, заклёпанный в сталь, оборудованный самодельным клиновидным ковшом. Просторная кабина водителя поднята повыше и обшита сеткой, порвать которую не по зубам никому, из тех, кто встречался на длинном и сложном пути этого чуда инженерной мысли. Два пулемётных гнезда, с установленными на вертлюгах крупнокалиберными пулемётами сразу давали понять, что этот старичок обшивался листами железа не просто так. Огромные колёса трактора, обтянутые цепями так плотно, что казались полностью стальными, неспешно дробили всё, что попадалось им на пути: мелкий щебень, стекло, куски дерева, кости известных и неизвестных животных. На части цепей были видны следы крови, но боковое бронирование трактора было чистым, а значит, рейд вышел спокойным.

На мощной сцепке трактор тащил закрытый наглухо четырёхколёсный прицеп, тоже упакованный в сталь. Этакую бронированную кибитку, оборудованную ещё одним пулемётным гнездом на высоко задранной треноге, намертво закреплённой на крыше прицепа. Бойницы прицепа были закрыты, в пулемётных гнёздах никого не было. Вся группа бойцов, все шесть человек и составляющих экипаж данного транспортного средства, плотно набились в кабину трактора и о чём-то оживлённо, но довольно тихо переговаривались.

Неспешно урча стареньким, но ухоженным дизельным двигателем, «Кировец» вкатился в тамбур и остановился перед закрытыми внутренними воротами.

Обязательный досмотр.

Цепи, приводящие в движение внешние ворота натянулись, и тяжёлая створка ворот также бесшумно и плавно закрылась, лишь сыто лязгнув металлом запоров, отсекая людей, от внешних угроз и бойцы, сидящие в кабине трактора ощутимо расслабились, сбрасывая напряжение прошедшего рейда. Шутка ли, почти двенадцать часов на враждебной территории, в постоянном напряжении.

— Не могло там никого быть, Сержант. Не могло! — продолжил ещё в дороге начатую перепалку командир группы, высокий темноволосый здоровяк, с грубыми чертами лица и уродливым шрамом, грубо делящим лицо на верхнюю и нижнюю половины чуть ниже линии глаз, — Ты же был, когда Броня полез в ту зону проверить обстановку. Помнишь, что с ним стало всего после получаса в той аномалии? Вот то-то же! А сколько мы были на месте? Почти полтора часа! И кто бы там смог нормально себя ощущать? Точно не человек! А ты говоришь, что чуял человека! Бред ведь! Почудилось тебе. А раз уже начала всякая муйня чудиться, то нужно передохнуть. Взять недельку паузы. Давай ещё пару ходок и отдыхаем?

Названный Сержантом водитель трактора, крепкий русый мужик лет пятидесяти, с рябым лицом, коротким ёжиком совершенно седых волос и взглядом матёрого дознавателя, одетый в выгоревшую военную форму с сержантскими погонами, всю обратную дорогу старавшийся не отвлекаться на спор, вспыхнувший сразу, как только он доложил командиру группы о присутствии чужого сознания, неторопливо потянулся, разминая затёкшие за время дороги конечности и с явно слышимым хрустом позвоночника распрямился, последним выбираясь из кабины его ласточки.

— Ничего мне не почудилось, Конь, — спокойным и уверенным басом ответил на претензию командира группы водитель, — там точно кто-то был. И не нужен мне отдых. Я, в отличие от вас, и не выкладываюсь. Так, по сторонам гляжу, баранку кручу иприслушиваюсь к округе. Ты командир, тебе и решать. Я свою тревогу до тебя довёл!

— Если там кто-то был, нормальный и адекватный, то почему никак себя не проявил? — вмешался в диалог высокий худощавый парень, с крысиными чертами лица, — почему не звал, не орал, не пытался к нам проскочить, мы же всех тварей к концу подвыбили.

— Ты, Салага, людей по себе не меряй! Это тебе повезло своими криками не привлечь никого опасного и дождаться помощи. Других таких торопыг уже давно сожрали.

Смешки, прокатившиеся по выстраивающейся возле своей машины группе, ясно дали понять, что эта история ещё свежа в памяти. Два месяца назад, в один из разведывательных выездов группы, Сержант дал знать командиру, что чует нормальное чистое сознание, не искажённое безумными страстями и желаниями. Они изменили маршрут и буквально за поворотом услышали истошные крики со стороны развалин одного из домов. Услышали одновременно с небольшой группой жрунов, отбить от которых выжившего, но истощённого счастливчика, прозванного потом Салагой, хоть и с трудом, но удалось. Разведка была, естественно, запорота, стрельбу из крупняка услышала, наверное, добрая половина Москвы, но они смогли сбросить с хвоста большую часть самых активных, а остальных отсекли от них пулемёты анклава, когда они завезли свой «хвост» в специально оборудованный «огневой мешок». Так в их группе появился шестой боец — Салага. Молодой, активный, торопливый и беспокойный парень, который совершенно не раздражал никого из группы, зачастую своим поведением и юмором разряжая обстановку, способность которого позволяла чуять искажённых и издалека определять их силу, агрессию и желание и готовность напасть. Благодаря этой способности он и выживал столько времени в одиночку.

— Всё равно, Сержант! Если там кто-то реально был, то он должен был услышать нашу красавицу, — Салага с любовью похлопал по цепям, плотно обхватывающих высокое колесо трактора, — услышать и понять, что мы нормальные люди! Твари на тракторах по Москве не рассекают! Логично же!

Ответить Салаге не успели, в этот момент дверь, врезанная в огромные внутренние ворота, распахнулась и в досмотровый тамбур шагнул низкий, плотно сбитый, крепыш, одетый в новенькую военную форму без знаков различия.

— К досмотру становись! Оружие убрать, руки держать на виду! — рявкнул он, и группа аккуратно, но быстро и чётко построилась.

Крепыш, подходя к краю куцей шеренги бойцов, выверенными и точными движениями расстегнул кобуру, извлёк из неё свой старый, потёртый, но ещё надёжный табельный ПМ, передёрнул затвор, щёлкнул предохранителем, приготовив оружие к бою. Руку с оружием крепыш убрал за спину, не для того, чтобы меньше нервировать матёрых бойцов, просто ему было так удобнее, а сам замер перед первым в шеренге, самым высоким, командиром группы.

— Конь! Наклонись, что ли, я же до тебя не допрыгну! — через несколько секунд молчаливой паузы крепыш, проводящий эту странную процедуру досмотра, не выдержал первым и, несмотря на улыбку и интонации, фраза несла в себе больше угрозы, чем шутки.

— Надоела эта муйня уже, Мальцев, чувствую себя школьником перед ликом сурового отца, обнюхивающего меня после дискотеки, — Конь недовольно бурча немного нагнулся и изо всех сил дыхнул в лицо прикрывшему глаза крепышу — Мальцеву.

— А то мне приятно нюхать вашу вонь! — не остался в долгу проводящий досмотр, на долгую секунду задержав дыхание и к чему-то прислушиваясь. Пауза и задумчивый вид Мальцева заставил людей напрячься, а стоящего вторым в шеренге инстинктивно и почти незаметно отклониться от командира.

Вердикт «Чист!» и шаг к следующему снял напряжение. Дальнейшее прошло быстро и чётко. Мальцев принюхивался к выдыхаемому каждым из бойцов группы воздуху, напрягая свой дар, доставшийся ему вместе с почти полной слепотой, отделяя крупицы посторонних запахов и различая полутона большинства процессов, протекающих в организмах людей, чётко зная какие маркеры можно встретить в воздухе, выдыхаемом даже совершенно свежайшим искажённым. Не найдя ни одного из них, выдавал вердикт «чист!» и смещался к следующему бойцу. Обнюхав всех, крепыш поставил ПМ на предохранитель и махнул рукой в сторону входа в убежище:

— Свободны! И Конь, если тебя так не устраивает стандартный досмотр, ты можешь подать заявку, и будешь проходить такой же стандартный четырёх суточный карантин.

— Иди ты, Мальцев! Я лучше тебя потерплю, чем терять столько времени. В нашем деле время — это жизнь!

— Это да, — кивнул крепыш, — Сколько, кстати, сегодня привезли?

— Тридцать четыре комплекта. Все полноценные двойки, все чистые, не повреждённые.

Мальцев только покачал головой, прикрыв полуслепые глаза.

— Не умрёшь ты своей смертью, Конь. Либо твари тебя схарчат, либо завистники грохнут. Ещё не созрел сдать хлебное место коменданту?

— Если меня грохнут завистники, Мальцев, анклав лишится охеренной прибыли! И за это комендант тебя и твою банду по головке не погладит, — В ярости развернулся к особисту Мальцеву Конь, — и даже если я сдам хлебное, как ты выражаешься, место, то вы лопнете, а нихрена оттуда не привезёте! Именно вас там сожрут, кабинетные вы ублюдки! Вы же даже не представляете уже, что и как происходит за этим пятиметровым забором, которым вы отгородились от остального мира и думаете что ТАМ всё решается так же как и ЗДЕСЬ! Что достаточно пригрозить жруну карантином и он покорно сложит лапки и даст себя завалить!

Под напором ненаигранной ярости одного из немногих командиров анклава, выходящих за безопасные границы и приносящих богатую добычу, Мальцев даже сделал шаг назад и попытался примирительно сменить тему:

— Капитан Конев, держи себя в руках! И извини. Я совсем не это имел ввиду. Я реально переживаю за будущее анклава. У нас мало таких удачливых и грамотных командиров и таких сильных групп. Возьмите паузу, передохните, оттянитесь. Вам и трактор ваш на обслуживание по-хорошему бы поставить, а то уже месяц как оглашённые таскаетесь, не дай бог, подведёт техника!

— Не лезь не в своё дело, Мальцев! — ярости в словах Конева немного поубавилось, но лишь немного, — я сдаю на склад анклава дважды в неделю от двадцати до тридцати полных комплектов! Этого достаточно! Комендант ссыт кипятком от радости и продаёт этим грёбаным психам-химикам всё нами привезённое, ещё до того, как твои люди успевают разгрузить нашу ласточку! А где мы берём такие качественные мозги, каким образом умудряемся спокойно и аккуратно, не повреждая ни одного позвонка, вырубать хребтины из тварей, которых ты даже в страшном сне не видел, кабинетный ублюдок, тебя вообще не должно волновать! Бери пример с коменданта! Он после первого нашего разговора даже не дышит в мою сторону, не рискуя спугнуть удачу! А то представь, что будет, если у нас навигатор забарахлит по дороге, и мы завернём в какой-нибудь другой анклав? Думаешь, вы тут одни такие, в Москве остались?

И оставив разевающего рот Мальцева ловить мух в тамбуре, бывший капитан специального отряда быстрого реагирования Конев отправился догонять своих ребят, оставив ласточку для разгрузки прямо в тамбуре, всё равно в их анклаве она единственная на ходу и никому не помешает, запаркованная прямо на входе в крепость. Заодно, в случае нападения, сможет выступить как дополнительная укреплённая огневая точка.

Вышагивая по двору, вокруг которого теснились жилые боксы, слушая перестук молотков, доносящийся из кузни и радостные крики ребятни, помогающей в мастерских, Конев думал о том, что его держит в этом анклаве. Почему он ещё не забрал свою группу, не сел в «Кировец» и не свалил куда-нибудь в другое место, которым бы руководил не сволочь-комендант с ублюдочными прихлебателями. Конь не был идеалистом и дураком и прекрасно понимал, что сейчас нет мест, где на вершине бы не стоял какой-нибудь сволочь-комендант со сворой прихлебателей. Здесь же были сильны законы. Да, драконовские. Да, выжимающие последние соки из людей. Но, законы! Понятные законы, следуй которым и всё будет нормально. Да, сложно. Да кроваво. Но, нормально!

И пока комендант и особист не нарушают свои же законы, Конев тоже будет их соблюдать. И не заберёт свою группу, трактор и никуда не уедет.

Пока же, перед Конём стояла другая проблема. Нужно было разобраться с тем, кого там почуял Сержант на их «хлебной полянке», ведь хоть он и делал вид, что не поверил в сказанное, но прекрасно понимал, что в этом вопросе Сержанту можно доверять. Он ещё ни разу не ошибся.

И была ещё одна деталь, которая напрягла Коня. Салага сегодня очень сильно чего-то испугался. Именно сегодня. Когда они подъезжали к их полянке, Салагу аж перекосило от ужаса. Что-то он там почуял, но ничего не сказал. Не был угрозы? Но только командиру группы решать, что может, а что не может быть угрозой. Новичок всеми силами старался, чтобы его состояние не заметили, но капитана не проведёшь.

И не может ли быть связано то, что почуял Сержант и то, что напугало Салагу? Хотя, Сержант чует только человеческие разумы, а Салага способен ощущать только искажённых. На первый взгляд, пересечений быть не должно.

Но, если бы Конь верил, что, если не должно, то и не будет, то он бы точно не дожил до своих седин.


Глава 5


— Салага, не дури! Ишь, чего удумал!

— Отвали, Сержант, ноги не держат, минут пять посижу и буду в норме.

Салага, молодой человек, чертами лица неуловимо смахивающий на крысу, уже несколько минут не участвовал в работе отряда. Мне с моей позиции было хорошо видно, что ему не по себе. И причиной этого «недомогания» была явно не та десятка жрунов, которых они уже уработали и сейчас ловко, кроваво и со знанием дела «потрошили» тратя на каждое тело буквально два-три удара самодельного дрына с удлинённым и загнутым лезвием.

Дрыном орудовал здоровенный детина, на голову выше даже не маленького лидера группы. Взмах — лезвие с хрустом врубается в спину удерживаемого крючьями ещё живого и лишь немного искалеченного жруна. Взмах — второй удар отделяет позвоночник с кусками рёбер и таза от тела и здоровяк переходит к следующему растянутому на земле и удерживаемому ещё одним бойцом группы жруну уже замахиваясь своим «орудием труда».

Салагу эти кровавые ужасы не трогали, было видно, что это зрелище для него не в новинку. Но мутило его знатно и вот уже несколько секунд он, покачиваясь, пытался взобраться на удобный приступочек, ведущий в зашитый железом прицеп трактора, чем, наконец, привлёк внимание водителя, рябого мужика солидного возраста. На отговорку парня водитель не отреагировал:

— Какое «посижу»? Совсем ума лишился? Мы не на базе, чтобы вот так вот можно было «посижу»!

— Сержант, не отвлекайся.

На возмущённое шипение водителя обернулся командир группы, высокий темноволосый мужчина, напрямую не участвующий в работе, но внимательно следящий за всем происходящим, и, если необходимо, помогающий паре слаженно работающих бойцов, споро калечащих подбирающихся к группе жрунов, или же подтягивая цепи, помогая удерживать уже готовых к «потрошению». Остальная команда ни на мгновение не сбилась с рабочего ритма.

— Следи за округой внимательнее, — командир, отдав распоряжение Сержанту, цепким взглядом окинул окружающую обстановку и двинулся на помощь пошатывающемуся парню, — за Салагой я присмотрю.

И слегка придержав парню за плечо, командир помог ему забраться на ступеньку и сам присел рядом.

— Что происходит, Салага? — командир наклонил голову поближе к уху парня и я до предела напряг усиленный слух, стараясь не пропустить мимо ни одного звука, — ты же мне клялся и божился, что в прошлый раз тебе просто показалось и больше такого не повторится! Усилители жрал какие-нибудь последнее время?

В голосе командира группы была слышна неприкрытая злость.

— Ты что, Конь, я же устав отряда блюду! — судорожно замотал головой Салага.

— Тогда объясняй, что с тобой творится! — резко отрезал командир, — и без вихляний!

Я видел, как глаза Салаги испуганно забегали и он весь как будто сжался, сгорбился, стараясь казаться меньше.

— Ничего такого, Конь, просто аномалия похоже на меня действует сильнее, чем на других, вот и накрывать начало, — затараторил парень, старательно пряча от командира глаза, — ты не переживай, всё равно последний раз приехали перед отдыхом. А за месяц я в себя приду, отойду от влияния этой дряни и всё будет нормально. Честное слово!

— Ты меня за идиота держишь? — злость командира лавиной нарастала, перерождаясь в ярость, — мы эту аномалию изучили вдоль и поперёк! Видишь вон два камня, вымазанные краской?

Командир резко опустил ладонь на макушку Салаги, обхватив мощными цепкими пальцами голову почти целиком, резким движением повернул голову бойца в нужном направлении.

— Ты же сам был, когда мы их красили! И прекрасно помнишь, что аномалии с этой стороны от камней нет! Там есть! Тут нет! Помнишь?

Парень с огромным трудом сглотнув, сумел выдавить из себя что-то нечленораздельное, что командир принял за согласие. Но лапу, удерживающую голову Салаги в нужном положении не отпустил.

Я же с интересом обратил внимание на те самые два крупных бетонных обломка, вымазанных ярко-зелёной краской. Они высились метрах в ста от места «работы» охотников, но были хорошо им видны. С моей позиции указанные камни тоже хорошо просматривались.

Как интересно! Камни стояли буквально на границе Бездны.

Они что, ощущают Бездну? Именно её они называют аномалией?

Я ещё сильнее напряг все свои сенсоры, не желая пропустить ни звука из происходящего под гулким рокотом работающего на холостых оборотах дизелька.

— Командир, прошу, не спрашивай! Вернёмся домой, я тебе всё расскажу, а сейчас просто поверь! На меня действует аномалия! Или нам пиздец! Честно-честно!

И парень как-то ещё сильнее скукожился, явно чего-то ожидая. Правда, было непонятно, от кого и что именно он ожидал.

Командир группы, услышав такое признание, нахмурился, мрачно обвёл взглядом серые безликие развалины, скользнул внимательным взглядом по всем местам, где могло что-то прятаться, таиться и представлять группе угрозу. Долгую секунду рассматривал пятиметровый остов дома, возвышающийся метрах в тридцати в стороне от их поляны, на вершине которого затаился я. Потом резко встал и двинулся в сторону выкрашенных камней, бросив по ходу:

— Сворачиваемся по аварийному варианту! Быть готовым к выдвижению через пять минут!

Что за невезуха!

Готовился, позицию разведал, отработал взаимодействие с Бездной, находясь за её пределами, восстановил возможность переноса по якорю в стационарный карман. Пока не получалось брать с собой ничего крупногабаритного, но самого себя с небольшим запасом переносил. Дистанция переноса тоже пока прихрамывала, точно не больше километра, но это уже было лучше, чем ничего.

Такие планы строил на этих ребят. Присмотреться, выйти на контакт. Попробовать организовать какой-то взаимовыгодный движняк.

И тут на тебе! «Всё пропало! Гипс снимают, клиент уезжает!»

Неприятно, конечно, узнавать, что ребята через пять минут свинтят отсюда и залягут где-то минимум на месяц.

А мне тут ждать… Переживать…

Но, сделать я ничего не мог. Выходить на контакт прямо сейчас, без подготовки, наобум, не до конца понимая, что это за люди и что от них ждать?

Прогоняя в голове все за и против обоих вариантов, я внимательно следил за происходящим, напрягая усиленные слух и зрение и стараясь не упустить ни единой детали из разворачивающегося передо мной действа.

Командир группы предельно аккуратно, совершенно бесшумно и очень быстро двигался в сторону границы Бездны. Его группа, получив однозначный приказ заканчивала разделку уже готовых жрунов и готовилась к отбытию.

Двойка бойцов, похожих друг на друга как браться, одного роста, с похожей пластикой движений, одетых в совершенно одинаковые комплекты старого, местами залатанного, видавшего виды натовского городского камуфляжа, затянутые мощными широкими ремнями во что-то отдалённо напоминающее страховку для работы на высоте, до этого момента занятая тем, что калечила подтягивающихся искажённых, кому отрубая ноги, кому просто ломая кости, своими необычными парными секирами, теперь стремительно грузили в распахнутые двери прицепа вырубленные окровавленные трофеи.

Девушка, удерживающая покалеченных жрунов крюками и цепями, в два движения свернула свои цепи, аккуратно обернув их через плечо и зафиксировав крючья в специальных поясных креплениях, теперь металась между трактором и проходами в бетонных кучах, через которые и шли на них жруны, и забрасывала эти проходы самодельной колючей проволокой, которой, как оказалось, в тракторе был неслабый такой запасец.

Водитель трактора тоже не сидел просто так. Он распахнул потолочный люк в кабине и через него поднял пару ящиков с патронами к крупнокалиберным пулемётам, установленным в гнёздах над трактором. Первый пулемёт уже был готов к стрельбе, короб установлен, лента заправлена и сейчас Сержант ловкими и быстрыми движениями готовил к стрельбе второй пулемёт. При этом водитель постоянно как бы осматривался по сторонам, только делал он это, закрыв глаза. Чуял окружающую их «живность»?

Через две минуты водитель уже снова был в кабине, готовый в любой момент сдвинуть с места тяжёлый трактор. При этом боковая дверь была распахнута, вниз сброшена складная лестница. Ещё через минуту двойка «близнецов» закончила забрасывать трофеи в прицеп и в одно мгновение, с завидной скоростью и ловкостью взлетели к пулемётам и замерли там, контролируя каждый свой сектор.

К этому же моменту девушка закончила разбрасывать колючку и не менее стремительно и ловко забралась в кабину трактора. Здоровяк же уже несколько минут как сменил своё «рубило» на огромную даже для него снайперскую винтовку и с напряжением следил за командиром.

Салага так и сидел на нижней ступеньке, привалившись затылком к холодному железу, закрыв глаза и, казалось, отключился от действительности.

То, что это не так, стало понятно буквально ещё через минуту, когда командир добрался до самой границы Бездны и рассматривал с кучи крошеного железобетона заросший пустырь.

— Нет! Нет, нет, нет! — Салага резко распахнул глаза и уставился куда-то в сторону. Его лицо исказилось в ужасе, и было видно, что он силится сказать что-то ещё, но не может, пытаясь побороть спазм, перехвативший его дыхание.

Резкий свист здоровяка заставил командира повернуться, затем обмен жестами и взмах рукой в сторону силящегося вдохнуть Салаги, как будто снял ситуацию с паузы и дальше она понеслась всё сильнее и сильнее набирая темп.

Здоровяк подхватил Салагу и с ним на плече одним прыжком вломился в прицеп, с лязгом изнутри запирая дверь. Трактор рыкнул, выбросил густой клуб солярного выхлопа и, повинуясь нервным движениям Сержанта, начал движение на выезд с поляны. Хлипкая на вид складная лестница при этом забавно подпрыгивала, грозясь оторваться.

Дорога, по которой двигался трактор, делала небольшой изгиб в сторону пустыря, и мне стал понятен замысел командира. Возвращайся он, даже бегом, на саму поляну, то времени на это ушло бы довольно много. Командир двигался наперерез эвакуационному маршруту и буквально через минуту должен был пересечься с группой, забраться в кабину по так и оставленной для него лестнице. При этом уже сейчас он был под прикрытием двух пулемётов и одной снайперской винтовки. Здоровяк, поднявшийся на огневую позицию, установленный под рукой аналогичный пулемёт пока игнорировал, в прицел винтовки обшаривая округу и выискивая угрозы.

На мой же дилетантский взгляд вокруг всё было спокойно. Утренний сумрак отступал неохотно, всё никак не давая свободы новому дню, и окружающие развалины смотрелись ещё более мрачно, чем обычно. Но не более того. Тишина, нарушаемая лишь тарахтением транспорта «охотников» навевала умиротворение и даже порушенные планы не вызывали раздражения. Месяц, значит, месяц. Мне есть чем заниматься.

Странная тишина. Я как в замедлении смотрел на бегущего командира, на его лицо с разинутым в немом крике ртом, на его мощные ботинки с развитым протектором, покрытые бетонной пылью и засохшей кровью. Я видел, как мелкие камушки отлетают в стороны от каждого шага тяжёлой фигуры, и даже мой усиленный слух не доносил до меня ни звука.

Если бы не трактор, с хорошо слышимым натужным рёвом пытающийся вытащить ещё живых людей из этого неожиданно ставшего смертельно опасной ловушкой места, я бы сказал, что вокруг стояла оглушающая тишина, одним фактом своего существования выдавливающая все остальные звуки за границы внимания и концентрируя это самое внимание на единственном звуке, сумевшим пробиться сквозь оглушающее воздействие.

Натужный рёв двигателя…

Опасность долгожданным леденящим прикосновением снисходительно похлопала меня по загривку, и я улыбнулся ей как старой подруге, с которой не виделся уже очень и очень давно и по которой, как оказывается, сильно скучал.

Сознание совершенно привычно ухнуло в разгон, и видимая картина мира усложнилась, наполняясь новыми, до этого момента не замеченными деталями.

Вот мои глаза зафиксировали совершенно незначительные облачка пыли, зависшие в воздухе прямо перед моим лицом и интуиция, подстёгнутая ледяным прикосновением опасности, просто ткнула меня в них.

Пыль. В воздухе.

Хотелось отмахнуться от неё, но что-то на грани сознания царапало и не отпускало.

Пыль. Висящая в воздухе небольшими облачками. Как будто потревоженная тяжёлыми шагами.

Я совершенно по-другому окинул взглядом комнату, в которой устроил свой наблюдательный пункт. Ограниченное пространство, тёмный угол, три стены, Всё выбрано и подготовлено так, чтобы оставаться необнаруженным максимально долго и быть в состоянии вести наблюдение за происходящим в нескольких десятках метров от дома. Я неподвижно лежу в самом тёмном углу в полном оптическом камуфляже уже три часа. Ветра на улице нет. Трактор ближе двадцати метров к остову дома не подъезжал, да и его вибрации не могли бы поднять эту пыль. Здесь просто некому это сделать!

В этот момент разогнанное сознание фиксирует импульс вибрации, от которой ещё один пласт пыли прямо на моих глазах, медленно и неторопливо поднимается в воздух, позволяя сознанию выделить ещё четыре чуть более длительное время висящих в воздухе, отчётливо дискретных пыльных пласта.

Вычислительный кластер заботливо собирает всю визуальную информацию, стремительно её обрабатывает и услужливо вбрасывает в сознание результаты. Я немедленно осознаю, что в зависимости от расстояния то, что движется сейчас в сторону пытающих убраться «охотников» может весить от полутора до двадцати пяти тонн, быть в длину от четырёх до пятнадцати метров и иметь от двух до шести нижних конечностей.

Замечательно! Просто апгемахт какой-то!

А ещё я вдруг осознаю, что в тот момент, когда Салага попросил командира поверить ему, что во всём виновата аномалия иначе им всем случится нехорошее слово, жруны, хоть и довольно лениво, но методично прущие на звук работы тракторного двигателя, резко куда-то свинтили. Резко, стремительно, незаметно.

Выворачивая свою память, я с удивлением вспоминал, что видел, как двое искажённых, уже показавшихся из-за кучи мусора, метрах в семи от близнецов, в это время успешно калечащих их товарища, просто остановились, развернулись и на порядок проворнее свалили обратно. И никто на это не обратил никакого внимания!

Пытаясь понять, почему меня тоже это никак не тронуло, не заставило не то, что напрячься, а даже почувствовать хоть какой-то интерес к такому совершенно необычному поведению, я не мог найти причину этой избирательной слепоты. Вроде как, то, что происходит, является совершенно обыденным и не вызывает никакого интереса.

Получается, кто-то всё-таки может управлять искажёнными! И не только искажёнными…

Эта мысль оборвалась буквально на «полуслове», так как краем глаза я успел ухватить стремительное движение. Кто-то пролетел сбоку от здания, в котором я прятался, и в момент приземления скрылся в слепой зоне, а я снова ощутил импульс вибрации.

Тварь не шагала! Тварь прыгала!

Новые исходные данные были проглочены вычислительным кластером, но мне уже было не до результатов его расчётов. Если эта пыль, что висит в воздухе явно различимыми пластами, поднята прыгающей, а не шагающей тварью, то все прикидки идут к чёрту и даже идиоту ясно, что до столкновения с охотниками твари остался один прыжок.

И охотники это тоже прекрасно поняли, увидев то, что стремительно выпрыгнуло из тени развалин. Один из близнецов, тот, чей сектор безопасности и был так нагло нарушен, открыл огонь из пулемёта ещё до того, как довернул ствол. Длинный, практически метровый, столб пламени, сопровождающий очередь из крупняка, безжалостным пальцем указывающий на тех, чьи жизни сейчас будут прерваны, дёрнулся, стрелок корректировал прицел, пытаясь точнее указать на невидимую для меня тварь.

Безуспешно.

Тварь снова прыгнула, но уже не вверх, пытаясь достать цель одним прыжком, а стелясь практически над землёй, не теряя контакта с грунтом и меняя направление движения с каждым пройденным метром. Как цепная молния. Ярко. Почти неуловимо для глаза. Запредельно быстро. Совершенно непредсказуемо.

Стрелок пытался достать атакующую тварь, водя стволом пулемёта, но лишь затянул всё пылью. И в меня умудрился почти попасть. Две пули с грохотом вмялись в толстую железобетонную стену буквально в полуметре надо мной, обсыпав меня бетонной крошкой и мелкими камушками.

Это на мгновение охладило мой азарт, заставив другими глазами посмотреть на стремительно атакующую тварь.

То, что атаковало трактор «охотников» когда-то было хищником из породы кошачьих. Когда-то давно. Явно больше года назад. За этот год хищник подрос, научился выживать и стал опасным противником даже для трактора, с которым сейчас стремительно сближался. Килограмм триста дикой мутировавшей ярости, упакованных в красно-коричневую полосатую шкуру, совершенно лишённую шерсти и прочную даже на вид, усеянную короткими, в ладонь длиной, жёлтыми костяными шипами, растущими в четыре ряда на черепе и одним рядом вдоль позвоночника. Общая длина зверя, вместе с хвостом, была метра четыре, только половину из которых занимал хвост. В холке эта тварюга спокойно доставала мне до груди, а зубами, явно видимыми в приоткрытой пасти спокойно могла откусить голову обычному человеку. Или жруну.

Но, чёрт возьми, что она собиралась делать с трактором? Само собой, после того как откусит командиру отряда, стремительно пытающемуся добежать до крепости на колёсах, ногу или сразу голову. Грызть цепи на колёсах? Или рвать металл, чтобы добраться до запертых внутри людей? Не слишком ли рискованная атака, ради одного живого человека? Не слишком ли опасно прорываться под огнём трёх стволов к одному-единственному куску мяса? Даже обладая такой скоростью и манёвренностью, случайно поймать пульку калибром двенадцати и семь — сомнительное счастье даже для животного.

И в этот момент я снова ощутил импульс вибрации. Намного более сильный.

Моё убежище ощутимо качнулось, как будто что-то немаленькое врезалось в стену и так на честном слове стоящего остова дома, мелкие трещины разбежались по железобетонным плитам, уже не столько защищающим меня от обнаружения, сколько ограничивающим мой обзор. И явно собирающимися стать моей могилой.

Выбросив все мысли из головы, мощным рывком, прямо из положения лёжа, я бросаю себя вперёд, цепляюсь руками за торчащие в оконном проёме концы арматуры, резко изменяя траекторию движения, смещаясь одновременно вниз и огибая дом, стараясь в первые мгновения держать между собой и кем-то тяжёлым и неуклюжим хоть какое-то препятствие. Мне нужно время сориентироваться, идентифицировать преследователя и решить что делать.

Уходить совершенно не хотелось. Я осознавал риски, прекрасно понимал, что совершенно не ориентируюсь в окружающих опасностях, тем более, судя по поведению «охотников» эта была и для них неизвестная и смертельная опасность, и где-то в глубине души, чем-то донельзя прагматичным и рациональным, считал, что перенос по якорю — сейчас единственное верное решение. Надёжное и безопасное.

Но какой-то псих, радостно улюлюкающий под свист ветра в ушах, пока аватар летел с высоты нескольких этажей, считал совершенно иначе.

Похоже, я сильно застоялся. Чужие эмоции и впечатления, получаемые через Бездну от моих жильцов, как оказалось, совершенно не то, что я могу испытать сам. Грубый эрзац. Обманка.

И вот сейчас, погружаясь в волну эмоциональной нестабильности, хлебнув адреналина полным ковшом, живущий где-то внутри меня псих требовал продолжения банкета.

Почему нет?

За спиной шевельнулись крылья, давая Шлейфу импульс и настраивая его на максимальную чувствительность и плотность, вытесняя последние крохи запаха Королевы, а также запуская смонтированный в пространстве Шлейфа энергоузел, который я совсем недавно смог полностью скопировать с генератора носорогоподобного Ур’Рея, трофея, полутанного ещё в пещерах Айны. Следом за Шлейфом, часть вычислительного кластера была принудительно перенаправлена на управление монокристаллическим кронштейном с установленным на нём пулемётом, единственным оружием, которое я установил в этот выход и на систему управления огнём. Стандартные процедуры управления меня не устраивала, она сильно отставала по быстродействию от моего разогнанного сознания. Приходилось тратить вычислительный ресурс установленного в свёрнутом пространстве Шлейфа кластера.

Думаю, этого хватит, чтобы пободаться с теми, кто так неудачно вышел на охоту и заимел наглость спугнуть мою дичь.

«Не забывай про меня, вождь!» — азартная мысль Петра мягко вторглась в сознание, — «я в этом бою с тобой! А Тра от расстройства сейчас поисковика сожрёт, пытаясь хоть что-то у него выпытать о том, что тебе встретилось. Если не хочешь его смерти, убей там всех быстро!»

Ёмкая и быстрая мысль так пока и не ушедшего на воскрешение Петра теплом поддержки подтолкнула меня в спину, давая ощущение надёжности и уверенности. Теперь я не один. Теперь мы тем более повоюем!

Удар! Ноги упруго гасят набранный в падении излишек скорости, и на остатках набранной энергии я выстреливаю тело в сторону от места падения. Медленно обрушивающийся остов дома уже не мешает во всех деталях рассмотреть того, кто так бесцеремонно меня потревожил и даже этого не заметил.

«Вот это срань!»

Не то слово! Передо мной, чуть пригнувшись, явно готовясь к рывку за трактором, замер здоровенный амбал. Ростом явно больше трёх метров, одетый в какую-то рванину и лохмотья. Босые ступни, размера эдак стосемидесятого растоптанного, покрытые густой коричневой растительностью, лысый бугристый череп, смотрящийся неуместно мелким на короткой и толстой шее и совершенно непропорционально мелким на плечах, размахом, наверное, равным росту этого искажённого. Он реально выглядел абсолютно квадратным! Мощные длинные руки были заняты оружием, но, если бы оказались пусты, то амбал мог бы совершенно органично упираться ими в землю и даже не наклоняться при этом. Оружие, которое амбал держал с явно видимым усилием, внушало трепет. Понятно, почему он такой неповоротливый и почему ему так мешают ещё не обрушившиеся дома. В огромных лапах это чудовище сжимало металлический дрын квадратного сечения и длиной ощутимо так превышающей его рост. И мне, родившемуся и выросшему в городе металлургической славы, не узнать в этом дрыне квадратную заготовку, отливаемую на машинах непрерывного литья, было решительно невозможно. Несложно было и оценить её вес. Этот здоровяк держал в своих лапищах квадратный «лом» весом более тонны!

И сейчас, судя по прищуренным глазёнкам, нахмуренным монументальным надбровным дугам и в предвкушении облизываемым губищам, тёмно-коричневым грязным пятном выделяющимся на бледной морде, амбал явно прикидывал, как бы было поудобнее и побыстрее доставить этот «лом» до места «драки»… Доставить и применить! И на броню трактора в предстоящем столкновении я бы даже ломаной монетки не поставил!

«Если стрелки прямо сейчас не перенесут огонь с кошатины на действительно опасную цель, то шансов уйти у них не будет»

С мыслью Петра я был согласен целиком и полностью. Быстрая и ловкая кошатина отвлекала на себя стрелков, давая возможность этому медлительному, но смертельно опасному именно для защищённой техники здоровяку, подобраться поближе. А пулемётчики, рьяно поливающие неуловимую цель и вскапывающие пулями землю, бетон и мусор, ещё и подняли в воздух нехилую пылевую завесу, ещё сильнее облегчая задачу как кошке, так и амбалу.

Что делать мне?

Стрелять в кошку, давая возможность огромному искажённому разогнаться? Этим я смогу прикрыть командира группы, которому до защищённого сталью трактора оставалось чуть меньше двадцати метров, что при живой и активной кошке было равно бесконечности.

Или, не рискуя, сразу стрелять в амбала? Я совершенно не мог заранее оценить прочность его шкуры и сколько времени мне понадобится на то, чтобы лишить его мобильности. Мне были неизвестны его динамические характеристики, и так могло статься, что даже единственный выстрел, который я потрачу на кошку, приведёт к гибели группы.

«Я бы сначала накрыл амбала, а по результатам первых выстрелов решил, что делать дальше. Вероятность, что кошка будет бить отдельного бойца сразу наповал — невелика. Выгоднее покалечить и заставить группу его защищать и пытаться вытащить»

Логика в мыслях Петра была. И она гармонировала с моими мыслями. Амбал сейчас опаснее для «охотников», чем кошка, хотя бы потому, что кошку пулемётчики видят, её ведут, её пытаются контролировать. Для защищённого трактора она не опасна, а значит, и группа это тоже должна понимать, атака направлена на командира. Зная место и направление атаки и видя атакующего — отбиться шансов на порядок больше, чем когда вот такая машина смерти с железным дрыном наперевес вылетит из пылевой завесы и ударит в борт трактору.

Весь этот клубок размышлений и обмен мыслями разворачивался в разогнанном сознании настолько быстро, что вокруг всё замерло, в ожидании.

Действия же, к огромному моему сожалению, такими же стремительными как мысли, не были. Пока кронштейн разворачивался в боевое положение, выводил пулемёт на ударную позицию и первый заострённый цилиндр из сверхтвёрдого сплава, разогнанный электромагнитным полем, покидал направляющие, гигант уже рванул в сторону ничего не подозревающих «охотников».

Его рывок был запредельно мощным. Мышцы на ногах искажённого вздулись от нагрузки и я успел заметить, как на поверхности кожи на короткое мгновение проявился какой-то чёрный рисунок. Ступни гиганта в момент рывка погрузились в грунт на несколько сантиметров и, рванув вперёд, он просто взрыл две хорошие такие канавы.

Первая пуля попала немного не туда, куда я целился, но мимо не прошла. Вместо колена опорной ноги она попала в мясо той ноги, на которую гигант в данный момент не опирался, пробив ногу навылет и не нанеся какого-то серьёзного урона. Небольшая корректировка данных для расчёта упреждения, и короткая очередь бронебойных боеприпасов пытается раздробить колени рвущегося к своей цели амбала.

Все пули нашли свою цель, но эффект был совершенно не тот, на который я рассчитывал. В момент попаданий бледная кожа искажённого покрывалась уже виденным мною чёрным рисунком и пули, способные пробить стальной дрын, который гигант пёр в руках, бессильно разбивались на мелкие осколки об непреодолимую для них преграду.

Гигант яростно заревел и ещё немного ускорился, стремясь как можно быстрее добраться до своей цели. Было понятно, что мою стрельбу он ощутил, и её результаты ему явно не понравились.

Вот только и мне они тоже совершенно не понравились!

Результат столкновения твёрдосплавной пули, разогнанной до гиперзвуковой скорости, с живой плотью должен быть совершенно иным!

Время стремительно утекало, амбал огромными прыжками нёсся в сторону уже заметивших его «охотников» и крайняя степень удивления уже занимала своё место на их лицах. Но, ни развернуть стволы пулемётов, ни сделать что-то ещё они не успевали.

Варианты дальнейших действий вихрем проносились у меня в голове.

Догнать и перехватить — без шансов, амбал уже набрал приличную скорость и до его столкновения с трактором я не успею.

Выбить кошку, разгрузив командира группы — бессмысленно, у командира сейчас кошка не самая большая головная боль. Сохранность транспортного средства — их единственный способ выжить.

Значит, нужно искать способ пробить эту странную защиту искажённого и делать это нужно очень быстро! Не хотелось в первом же бою сваливать поджав хвост, бросив на растерзание мутантам обычных людей.

Несколько следующих шагов гигант ревел не переставая. Плотность моего огня была запредельной, система управления огнём и электроника биологического реактора работали на пределе. Как и зрение вместе с разогнанным до предела сознанием.

Результат этой, на первый взгляд, беспорядочной стрельбы был.

Совместным с Петром наблюдением и анализом мы определили, что защита гиганта имела период восстановления и общую ёмкость поглощаемого урона. Вот только максимальной скорострельности моего пулемёта, при минимальной дульной энергии, не хватало, чтобы перекрыть период восстановления, как и максимальной дульной энергии, при минимальной скорострельности не хватало, чтобы пробить ёмкость защиты.

Гадство!

Мне срочно был нужен второй ствол, хватило бы даже обычного КМР, просто чтобы перегрузить защиту.

И тут меня озарило…

Твою же мать! У меня под рукой находится чудовищный по функционалу инструмент, пределов возможностей которого я сам ещё не знаю. Но уж для такого простого дела, как обеспечение сдвоенных или строенных выстрелов, моего Шлейфа должно хватить. Нужно только всё чётко, быстро и правильно рассчитать!

Траектория движения амбала, форма вспыхивающих чёрных рисунков на его коже, осколки щебня, поднятые мощными шагами, крупицы металла от разлетевшихся в клочья пуль, висящие в воздухе — в расчёт было включено всё, что могло хоть как-то повлиять на результат. Все расстояния, энергии, скорости. Мгновенный расчёт с нахождением оптимального соотношения энергии выстрела и скорострельности, которую я компенсирую Шлейфом. Первые симптомы перегрузки, допускать которую пока было рано. Бой был далёк от завершения.

Быстрая проверка всех параметров и вот всё, что было смоделировано и рассчитано в сознании начало вплетаться в реальность.

Пауза в стрельбе для накопления максимального заряда. За это время гигант успевает сделать целый шаг, который приближает его к цели почти на два метра. Кошка уходит в мёртвую зону пулемётов, подныривая под днище прицепа. Командир успел развернуться и набирает скорость в противоположном направлении, видимо, решив уйти в сторону аномалии. Заряд накоплен. Не заморачиваясь с прицеливанием произвожу первый выстрел, самый мощный, предназначенный для нанесения завершающего урона. Пуля срывается с направляющих, и следующие за ней две я выпускаю с максимальной скорострельностью, но и с минимальной скоростью. По расчёту этого должно быть достаточно для реализации придумки.

Когда первая пуля подходит к границе Шлейфа, я переношу её на несколько метров назад, незначительно изменяя траекторию, но, не изменяя скорость полёта. То же самое делаю и с третьей пулей, правда, переношу третью ближе ко второй, тем самым увеличивая свою скорострельность до невозможного значения.

Все три пули попадают в левую часть задницы практически одновременно, в нужной последовательности. Выпущенная второй, пуля разбивается об активировавшуюся защиту, третья её мгновенно перегружает и я впервые вижу как это происходит. Кожа гиганта не обладает достаточной прочностью, но потерявшую почти всю энергию пулю она всё-таки останавливает. Третья пуля застревает, пробив кожу искажённого примерно на половину длины и в неё, почти тут же попадает пуля, выпущенная первой. Защита пробита и снова восстановиться просто не успевает. Первая пуля превращает третью в осколки и забивает их глубоко внутрь тела искажённого, куда следом влетает и сама. Смачно и кроваво.

Головку и шейку левой бедренной кости раскалывает в пыль, избыток энергии разрывает мышцы и связки, и просто отрывает левую ногу за долю секунды до того, как амбал должен был на неё опереться. Потерявший точку опоры искажённый теряет равновесие, а тяжеленный железный дрын как грехи всего человечества вбивает его в землю. Набранная скорость и его суммарная масса не дают остановиться мгновенно, и здоровяк ещё несколько метров с рёвом ярости и боли вгрызается в землю, тормозя всем телом об острые камни.

Откат от использования разгона на полную мощь не даёт насладиться эмоциями победы, и выводит меня из боя на долгие секунды, за которые ситуация успевает измениться ещё раз.

Кошатина мощным рывком выпрыгивает из-под телеги и, цепляясь когтями за стальную обшивку, стремительно вскарабкивается наверх. Здоровяк с винтовкой, не успевает среагировать и тут же лишается головы, сбитой мощным ударом лапы. Ещё через секунду его участь повторяют два пулемётчика, отвлёкшиеся на падение штурмующего трактор гиганта и потерявшие из виду быструю и смертельно опасную тварь.

Минус три.

Радость, что остановил гиганта, мгновенно сменяется растерянностью от стремительности происходящего. Вот, вроде бы мы побеждаем, а вот, у нас трое мёртвых, а гигант, которого я смог с огромным трудом просто притормозить, с хриплым рыком встаёт, опираясь на свой квадратный «лом» и в глазах его пылает ярость. Такого только убивать. По-другому его уже не остановить.

И в этот момент, Шлейфом, выставленным в режим максимальной чувствительности, я ощущаю инородный предмет, на огромной скорости раздвигающий воздух и направленный точно мне в висок. Сознание, на остатках разгона быстро и чётко определяет предмет, вторгшийся в зону контроля. Пуля. Шестьдесят четыре грамма. Калибр четырнадцать с половиной миллиметров. Направление выстрела. Скорость полёта.

Стреляли издалека, звука выстрела я не слышал. Стреляли с той стороны, откуда пришли кошка и здоровяк. Привычным усилием перенаправляю пулю дальше, сам же пытаюсь осознать произошедшее.

«Уходить тебе нужно, Вождь. Срочно!»

Холодным потом прошибает осознание того, что буквально несколько секунд назад, в тот самый момент, когда яШлейфом выстраивал свои пули как куличики в песочнице, я был совершенно беззащитен. Случись этот выстрел в тот момент и мои мозги уже бы расплескались по округе.

«Снайпер может быть не один. И точно так же как ты расковырял этого здоровяка, они могут подобрать ключ и к твоей защите. Уходи, Вождь. Тра уже движется в твою сторону. Прикроет».

Я ещё раз окинул взглядом полуразрушенный квартал, ставший полем боя и ругнулся, внутренне соглашаясь с Петром. Вот и высунулся. Вот и вышел на контакт.

Проблем огрёбся, недругами обзавёлся. Никакого взаимовыгодного движняка не организовал.

Как интересно жить!


Глава 6


Никуда уходить я не собирался.

«Кто бы сомневался!» — эмоциональный посыл Петра я проигнорировал.

Бросать ещё живых на гарантированную смерть?

Действия искажённого зверя не оставляли ни капли сомнений в будущей участи тех, кто сейчас ещё дышал, находясь под хлипкой защитой самодельной брони трактора.

Перенесись я сейчас отсюда — и они умрут. Уйди я за командиром отряда, рванувшим в сторону того, что они называют аномалией, и, возможно, командира я спасу, захватив с собой в убежище. Тра прикроет и, вероятно, мы сбросим преследование, если оно вообще сунется за нами. Но и в этом случае те, кто сейчас находятся в тракторе — умрут.

Дать искажённым убить нормальных людей, которых осталось не так и много?

Никогда!

И то, что все живые, нормальные и способные к командной работе, люди — потенциально жильцы Бездны, здесь ну вот совершенно ни при чём.

«Что же ты сразу не сказал, Вождь! Это меняет всё! Особенно девчушка, с цепями и крючьями! Огонь просто! Спроси, как её зовут, и сразу агитируй на переезд к нам! Настойчиво, но мягко! Не спугни!»

И снова я проигнорировал эмоциональный посыл Петра, разогнанным сознанием и вычислительным кластером определяя безопасные для перемещения зоны. Пуля, выпущенная снайпером и попавшая в Шлейф, выдала мне важнейшую для выживания информацию: все возможные позиции стрелка. Все три. В трехстах метрах, в полукилометре и более чем в километре. И теперь, наложив на трёхмерную модель местности простреливаемые снайпером места, я быстро прорабатывал безопасный маршрут передвижения и для боя и для эвакуации.

И всё бы хорошо, но одна мысль с момента выстрела в мою голову, занесённая туда словно эхом пули, разминувшейся с моими мозгами, не давала мне покоя. Семён говорил, что искажённые могли действовать вместе. Оговаривался, что высокоуровневые могут сколачивать из примитивных целые стаи и принуждать их выполнять свою волю. И сила этого принуждения была такова, что низшие, спокойно её выполняя, шли на осознанную смерть. Но, ни словом, ни намёком поисковик не оговаривал возможность того, что искажённые могут действовать вместе с обычными людьми. Либо их подчинять, либо им подчиняться для достижения общих целей.

Хотя, с другой стороны, о возможности сохранения искажёнными какой-то части своих старых навыков Семён что-то определённо говорил. Без деталей и ограничений, и касалось это базовых вещей, способов взаимодействия. А значит, искажённый-снайпер был менее невозможен, чем обычный человек со снайперской винтовкой, подчиняющийся командам искажённого и убивающий для него других людей.

И, Пётр вполне может быть прав. Там, где один снайпер, там может оказаться и второй. И третий.

А раз так, то схема безопасных проходов, защищённых участков и непростреливаемых зон, составленная с учётом одного стрелка, резко обеднела на зелёные, а значит безопасные, участки.

Живой пессимист — это круче, чем мёртвый оптимист.

Секунды стремительно летели. Рёв раненого гиганта не утихал, пытаясь подавить сознание. Искажённый гигант стоял на одной ноге, опираясь на своё чудовищное оружие и, задрав морду к небу, яростным рёвом угрожал, призывал выйти на честный бой грудь в грудь и принять заслуженный удар тысячекилограммовым дрыном.

На фоне этого монотонного рёва почти терялись звуки, с которыми кошка пыталась вскрыть кабину трактора. Скрежет клыков по металлу, треск и хруст разрываемых когтями листов стали, звон лопающегося под напором живой плоти мёртвого железа. Даже двигатель трактора уже ревел не так натужно, совершенно теряясь на фоне звуков, издаваемых гигантом. И ещё более незаметными были звуки, издаваемые людьми, оказавшимися в ловушке. Два мужских голоса, совершенно разных, и по-разному готовящихся встретить свою смерть: тихонько истерично поскуливая в прицепе и тоже тихонько, но яростно смешивая маты и молитву в кабине трактора. Один женский, шёпотом настойчиво просящим деда не торопиться, не тратить последние патроны впустую, дать твари засунуть морду в щель и уже тогда стрелять, а пока не отвлекаться от дороги.

На фоне этого монотонного рёва мой быстрый, хоть и шумный рывок вдогонку уверенно, километрах на пятнадцати в час, удирающего трактора тоже остался никем не замеченным.

Кошка, увлечённо рвущаяся внутрь металлической клетки с вкусным, манящим и пахнущим страхом живым мясом, никакого сопротивления не оказала. Две пули, выпущенные почти в упор, сорвали мутанта с обшивки кабины и впечатали в землю, откуда труп мгновенно исчез, слизанный Шлейфом. Негоже пропадать добру!

На мой короткий, но энергичный стук в люк, в кабине трактора на несколько долгих секунд воцарилась тишина. Я глазами следил за неподвижным гигантом и контролировал обстановку вдали, Шлейфом же ощущал происходящее в кабине трактора, а также ощупывал мёртвые тела в пулемётных гнёздах, сами пулемёты и трактор по деталям и в сборе: крепление защитных стальных листов, кустарно установленную систему нагрева двигателя, уровень износа трущихся деталей, местами сорванные шлицы и залитые какой-то странной смолой крепления. Прикидывал оставшийся ресурс двигателя этого, без шуток, чудесного транспортного средства.

Вершины человеческого гения середины двадцать первого века.

В кабине же, услышав мой стук, быстро и как-то судорожно переглянулись водитель и девушка. Немой вопрос девушки остался без ответа, мужик только отрицательно качнул головой, пожал плечами и перенаправил ствол короткого дробовика, которым чуть ранее нервно отслеживал каждое движение искажённого зверя, на люк в крыше. И тут же тихий девичий голос спросил:

— Кто там?

Задавив рвущуюся в ответ рифму, которую отец обычно выдавал на аналогичный вопрос мамы, когда затемно возвращался с работы, я ответил:

— Служба спасения! Слышал, вам тут помощь нужна?

В кабине трактора снова воцарилась тишина. Переглядки, отрицательные мотания головой, требовательное и настойчивое шипение девушки и ответный яростный шёпот водителя:

— Не ощущаю я его! Будто и нет никого на крыше! Ерунда какая-то. В общем, не провоцируй гостя и тяни время!

И снова девушка взяла на себя роль переговорщика:

— А большого зверя там не видно? Такого красного, полосатого, с торчащими острыми штуками на голове и спине?

На секунду мне показалось, что в кабине трактора за спиной водителя, сидит классическая столичная блондинка с наивно восторженными глазами и пухлыми губками, сложенными в недовольную куриную гузку. Лишь на секунду. Но тут же этот образ вдребезги разбился об окровавленные крючья на длинных цепях в руках этой блондинки, удерживающих ещё живого жруна в неподвижности.

— Большой зверь вас больше не потревожит, я о нём позаботился. Так вы меня впустите? Вам нужна помощь?

— Ой! Здорово! — девушка искренне обрадовалась и даже захлопала в ладоши, то ли действительно искренне, то ли, переигрывая, — но тогда нам помощь не нужна! Большое спасибо, что помогли, мы поедем к себе, хорошо? Вы там аккуратнее, не упадите!

И трактор резко добавил скорости. Кабина качнулась и я, находясь на такой высоте, действительно мог бы потерять равновесие и навернуться вниз. Но вместо меня вниз, под колёса чуть не свалился один из мёртвых братьев — пулемётчиков. От рывка трактора тело сползо со ствола пулемёта и без точек опоры чуть не спикировало вниз. Пришлось придержать его рукой и быстро, но аккуратно загнуть ствол крупняка, прижав тело, чтобы новые рывки его не сбросили тварям в зубы.

При этом я улыбнулся, Шлейфом наблюдая как водитель одобрительно кивает девушке, продолжая целиться в меня сквозь крышу из своего дробовика, и девушка довольно улыбается на его похвалу. Глазами же я контролировал гиганта, который не прекращая рёва, лишь немного уменьшив его громкость, мощным рывком поднимает квадратный дрын и вбивает его торец в землю на пару метров дальше, опирается на него как на костыль и делает шаг в сторону трактора. И ещё один. И ещё.

Скорость перемещения гиганта, уже после третьего шага, когда он приноровился, явно была выше, чем скорость трактора, а небольшая дистанция, которую так и не успели набрать «охотники», возвращало ситуацию в опасное состояние. Буквально несколько минут и этот трёхметровый искажённый вонзит свой импровизированный костыль в обшитый сталью прицеп и транспортное средство ещё живых «охотников» потеряет остатки мобильности.

Довольно быстро движение гиганта заметили и в кабине трактора, и последствия, думаю, тоже просчитали.

— А вы не могли бы позаботиться и вон о том большом одноногом парне в лохмотьях? Он с какими-то недобрыми намерениями хочет нас догнать.

— Значит, к себе, под защиту брони, в безопасность, не пустите?

— Ты же служба спасения, — голос девушки изменил тональность, она неожиданно перешла на ты и на краю восприятия промелькнули игривые нотки, — а не служба сидения в безопасности! Предлагаешь спасение, а сам в кабину настойчиво влезть пытаешься.

Я не сразу нашёлся, что на это ответить, но уже было понятно, что на контакт эти ребята не идут. Логично, в общем то. Придётся показать себя с более мужественной стороны. Всё равно здоровяка нужно добивать. Он не остановится и не успокоится. И мне очень не хочется иметь ещё и его, дышащего в спину, в тот момент, когда снайпер будет пытаться сделать из меня дуршлаг.

Разворачивая в сторону ковыляющего на одной ноге гиганта свой пулемёт, я уже собирался открыть по нему огонь мощными, сдвоенными через Шлейф, выстрелами, строенные оказались излишне мощными, как снова чуть не свалился с крыши кабины. Трактор резко затормозил и встал как вкопанный, боковая дверь с грохотом сработавших вышибных зарядов вылетела и водитель, в обнимку со своей пассажиркой резким рывком прыгнули из кабины, с приличной высоты, прямо на мелкий щебень, устилающий тут всё вокруг. И пока я в полном обалдении таращился на происходящее, мощный кряжистый дед подмял под себя хрупкую фигурку девушки, взгромоздился на неё всем телом, стараясь накрыть её собой как можно сильнее. Девушка же не только не сопротивлялась, но и, кажется, сама ввинчивалась грудью в землю, стараясь слиться с неровностями дороги.

Из ступора меня вывел Пётр, мощным спазмом Бездны привлекая моё внимание к дымному шлейфу, тянущемуся за чем-то стремительно приближающимся.

«РАКЕТА!»

Рассмотреть угрозу я успевал. Во всех красках и деталях. Длинный цилиндрический корпус, сеточка царапин, покрывающая головную бочкообразную часть ракеты, стабилизаторы, расположенные под определённым углом, серо-чёрный дымный шлейф, пухнущий клубами дыма.

Рассмотреть успевал, но отреагировать — нет.

Одно было хорошо. Ракета летела не в меня и не в трактор. Ракета летела в гиганта, мощными рывками ковыляющего за трактором. Увидев же, что трактор остановился, гигант изменил тональность своего рёва, на что-то торжествующе-угрожающее и в этот момент ему в бок и вонзилась эта реактивная смерть.

Ярчайшая вспышка, распухающий огненный шар, сжигающий разлетающиеся в разные стороны кровавые ошмётки. Мощным ударом мне в грудь со всего маху бьёт ударная волна, срывает меня с трактора и я, медленно летя в сторону ближайшего развалившегося дома, вижу, как жестоко уродует трактор эта взрывная волна. Как сминается прицеп, как срывает пулемётные гнёзда, как перемалывает в кашу уже умерших людей. Как поднятый в воздух прицеп ударяет в трактор и опрокидывает его набок и как секундой ранее спутанные в неестественный комок металлические конструкции, к чертям срезают поднятую и защищённую сеткой и листами железа кабину трактора. Пустую кабину.

И ещё я вижу как четырёхметровая заготовка квадратного сечения, с гулом рассекая воздух, словно спичка, отправленная в урну щелчком пальцев, улетает куда-то в сторону, не задев ни трактор, ни людей, ни меня.

Как специально ударная волна выбрасывает меня из мёртвой, непростреливаемой снайпером зоны и я, ударяясь спиной об бетонную плиту, тут же ловлю вторую пулю из крупнокалиберной снайперской винтовки. Звука выстрела по-прежнему не слышу, но зафиксированная Шлейфом траектория пули и соотнесение с данными прошлого выстрела позволяют с точностью до метра определить позицию снайпера.

Матерная тирада Петра приводит меня в норму, возвращая нормальное восприятие творящегося вокруг, аватар поглотил большую часть рассредоточенной по фронту ударной волны, и я констатирую, что отделался больше испугом, чем реальными повреждениями.

Воронка на том месте, где находился в момент взрыва трёхметровый искажённый и кровавые ошмётки, которыми засыпало тут всё, явно давали понять, что ракета своё дело сделала. Чьих это рук дело тоже не составило труда догадаться по совершенно нецензурным тирадам, которые доносились до меня со стороны пытающих выбраться из-под заваливших их кровавых ошмётков водителя и девушки. Ещё через пару минут я вижу бегущего в сторону завалившегося трактора виновника произошедшего — командира группы, как я думал, свинтившего подальше от угрозы остаться без головы. И возвращался он вооружённый, хотя я точно помню, что на разведку в сторону аномалии он пошёл прямо с тем, с чем был в тот момент: с мощным широким ножом, которым помогал пластать жрунов. Сейчас рукоять этого ножа выглядывала из ножен, закреплённых у мужика на бедре, за спиной висела пара труб одноразовых гранатомётов, в руках он держал ручной пулемёт.

Вот же! Явно где-то там у них был оборудован схрон «на всякий случай», раз они сюда наведываются часто. Я почувствовал себя даже немного неудобно перед незнакомым мужиком, за то, что посчитал его если и не трусом, то явно заботящемся о собственной шкуре сильнее, чем о жизнях тех, кем он командовал ранее.

Рад, что ошибся.

— Конь, ты просто ебанутый ушлёпок! Я знала это всегда! Знала, но, дура, надеялась, что на нашу ласточку у тебя не поднимется рука! И сегодня ты, псих контуженый, доказал мне, что я реально дура! Одной выходкой ты убил всех! Себя, меня, деда, Салагу, мою веру в людей и остатки здравого смысла!

Этот, в прямом смысле, крик души был слышен издалека. Утренняя тишина, звенящий после сильного взрыва воздух и ясное небо, к которому и обращалась чудом выжившая девушка, лёжа на спине, крестом раскинув руки и бездумно пялясь в эту лазурную гладь. Рядом с ней, прислонившись спиной к камню, сидел водитель трактора. Ему досталось сильнее. Весь вымазанный в крови, пыли и грязи. Из ушей тонкой струйкой течёт кровь, один глаз не открывается. Рука явно повреждена, это было видно по тому, как он двигался, пытаясь сесть поудобнее и не упасть при этом.

— Чёрт! Где Салага? Где остальные? — спохватился командир.

— Салага был в прицепе, — хрипло выдавил из себя водитель, и, прокашлявшись, добавил, — Остальных больше нет. Все, кто есть — перед тобой. Салага ещё может быть, но это нужно проверять.

Командир бросился к перевёрнутому и покорёженному прицепу, пытаясь найти способ попасть внутрь. Листы железа, защищавшие прицеп, были повреждены, местами их перекосило, местами оторвало с корнем. Дверь заклинила полностью и попасть внутрь было той ещё задачей.

К тому моменту, когда командир, положив пулемёт на оторванное колесо, пытался металлическим прутком отжать дверь прицепа, я как раз приблизился на расстояние, достаточное для того, чтобы Шлейфом накрыть весь его объём и понять, что живых там нет. Труп Салаги застрял между какими-то элементами конструкций, у него была куча переломов, в том числе и шеи. Неудачно получилось.

— Ваш Салага мёртв, можете не терять время на вскрытие двери.

— А, служба спасения, — девушка даже не повернулась в мою сторону, продолжив лежать на спине и пялиться в небо, — надо же, ты смог это пережить. Это хорошо, потому что нам снова нужна твоя помощь.

И девушка тихонько засмеялась.

Рывок командира к пулемёту был стремительным. Я был напряжён и сосредоточен, сознание разогнано, поэтому смог всё увидеть в деталях. Явно какая-то способность. Скорость движений в момент рывка выходила за рамки человеческих возможностей, про прочность костей, связок и мышц я вообще промолчу. Он поднимал пулемёт и разворачивал его в мою сторону, находясь в ускорении. Динамические нагрузки в этот момент были — закачаешься. По тому, как бережно он придерживал ствол и короб с лентой, было видно, что не первый раз он так двигается с оружием и опыт имеет.

— Стой, где стоишь! — грозно рыкнул на меня командир, наставив оружие, — кто такой, из какого убежища и что тут делаешь?

Я поднял руки пустыми ладонями к нему, показывая, что безоружен и ничего не замышляю, радуясь тому, что кронштейн со своим орудием сложил немного заранее, решив сразу не светить все козыри. Им хватит и того, как я выгляжу.

— Конь — Служа спасения. Служба спасения — Конь, — вмешалась в наш диалог девушка, представив нас друг другу. И после секундной паузы, пока Конь в удивлении меня рассматривал, добавила, — Он выручил нас со зверем, и мы почти договорились на тварь, когда ты всё испортил!

Названный Конём командир группы сверлил меня злым взглядом, не торопясь убирать оружие. Было сложно понять его эмоции при его малоподвижном лице, изуродованном шрамом.

— Кто такой, из какого убежища и что тут делаешь? — повторил Конь свой вопрос.

— Послушай, командир, — попробовал я немного разрядить обстановку, — я вам не враг. Я вам помог, влез в чужую драку, засветился по полной. Если ты продолжишь тыкать мне в лицо пулемётом, я просто развернусь и уйду, а вы выживайте как хотите!

Несколько томительных секунд стояла напряжённая тишина, Конь продолжал сверлить меня злым взглядом, девушка так и лежала на спине, раскинув руки и глядя в небо, Сержант сидел с ней рядом всем своим видом показывая, что ему плевать на происходящее.

— Шлем сними покажи лицо, — пошёл на попятную командир, немного опустив ствол пулемёта, но, не убирая его совсем.

Точно. Шлем!

Я настолько привык к аватару, что совершенно не воспринимаю его внешний вид как что-то постороннее. Шлем, нагрудник, пластины брони, закрывающие неподвижные части тела, защитный кофр для крыльев — при всём их функционале мною всё это воспринималось как собственное тело. Пальцы, кожа, ресницы, хитиновые надкрылки.

Сюр какой-то. Пока меня не спросили, я даже не задумывался над тем, что такое мой внешний вид. Да, я могу сложить шлем и под ним у меня нормальная голова с нормальным лицом, полностью повторяющим мой земной облик. Я могу снять перчатку бронескафа и под ней у меня обычная кисть. Но если об этом не задумываться, то и перчатка бронескафа — моя обычная кисть. Именно так я её воспринимаю в обычном состоянии. Как и шлем.

Моя заминка осталась незамеченной, и когда шлем сложился, мягко и быстро прячась в воротник бронескафа, командир молча убрал своё оружие.

— Можешь помочь открыть? — кивнул он на дверь прицепа.

Я пожал плечами, не хочет верить, что его боец мёртв — дело его, подошёл к заклинившей двери и одним рывком вырвал её и отбросил в сторону, освобождая проход.

— Силовик?

— Кто? — я обернулся к рассматривающему меня оценивающим взглядом командиру отряда.

— Конь, охолони! — подал голос бывший водитель трактора.

— С какого буя, Сержант? Парень сам вызвался помочь, а чем быстрее мы познакомимся, тем больше у нас шансов выжить. Да, день только начинается, но ночь всё равно придёт, а нам до базы на своих двоих пилить не меньше суток!

— Ты хотел Салагу проверить, командир? Вот и проверь! — Сержант поморщился, потрогав рукой голову, сплюнул густую, смешанную с кровью слюну и нехотя продолжил, — у нас в отряде заведено, что все новички сначала общаются со мной, а потом уже их получаешь ты. Давай не будем нарушать традицию и спешить. Тем более парень совсем не рвётся к нам в отряд. Верно, парень?

Я с улыбкой кивнул, глядя в серьёзный глаз Сержанта.

— Служба спасения, ты не тушуйся, давай подгребай, садись тут рядышком! — снова вмешалась в разговор девушка, хлопнув одной рукой по земле рядом с собой, — ты помочь хотел, так вот тебе даётся уникальный шанс! Ты будешь первым, у кого я готова эту помощь принять. Цени! И деда не бойся, он правильный, старой закалки и старых правил вояка!

— Лерка, язык без костей! — беззлобно ругнулся на неё Сержант и уже в мою сторону буркнул, — но, внуча дело говорит, подходи садись. Расскажи, чем собирался помочь, глядишь, удумаем чего. И о себе немного расскажи, а то наш капитан вона как на тебя косится. Сильно ты выбиваешься из привычной картины, пугаешь.

Внучка, значит. Расскажи, значит. Выбиваюсь, значит.

Нет, старый, так дело не пойдёт. Ситуация изменилась, у вас уже нет трактора, вас осталось трое и вам будет очень сложно выжить. И что главное, вы это прекрасно понимаете. Ваш командир это открытым текстом сказал, и это притом, что ваш командир ещё не знает, что у тебя сломана нога, старый, и ты всеми силами пытаешься это скрыть. Перелом руки — не скрыть, вон кость торчит, рукав кровью пропитан, а с ногой всё и проще, и сложнее. Перелома не видно, но и идти ты не сможешь. И сам это понимаешь. А ещё, старый, группа ваша сейчас практически беззащитна, так как у вас не осталось тех, кто мог бы чуять искажённых. Кто-то был, скорее всего, Салага, вон как его колбасило перед нападением, но сейчас Салага мёртв, а жруна, который подобрался до соседней кучи, вы не учуяли и его смерть тоже не засекли. Тра чисто и бесшумно отстрелила ему голову, а вы даже не дёрнулись. И Тра вы не засекли, а она уже пару минут как заняла позицию и готова прикрыть меня огнём. Значит, вы сейчас слепы и беззащитны. У вас остались только бойцы, а на одних бойцах тут долго не протянуть.

С этими мыслями я подошёл и опустился на «выделенное» мне место.

— Тебя зовут Лерка? — закинул я пробный шар в сторону девушки, заодно рассматривая её внимательнее.

Симпатичная! Пётр не зря на неё глаз положил. Тонкие, правильные черты лица, стройная пропорциональная фигура, коротко стриженные светлые волосы — сквозь грязь, пот и разводы бетонной пыли и крови о большем сказать было сложно, но даже в этом усталом виде было что-то, что цепляло взгляд. И по возрасту, если откинуть пыль, морщины и усталость, она была явно моложе меня.

«А то, Вождь! Огонь девчонка! Отмыть, откормить, дать в Бездне отлежаться и мы с ней на пару тут такого наворотим! Давай, агитируй уже!»

— Леркой меня зовёт дед! — резко и быстро прозвучало в ответ на мой заброс, — друзья зовут меня Блесной, а всякие официальные службы, вроде службы спасения, могут обращаться ко мне Лера Сергеевна!

— Лера Сергеевна… — покатал я на языке предлагаемую форму обращения и, задавив улыбку, пожал плечами, — Лера Сергеевна, а переезжай жить ко мне, а? У меня такой боец есть, закачаешься! Зовёт. Говорит, огонь девчонка, отмыть, накормить и таких дел можно будет с ней наворотить!

Сержант, молча слушающий нашу перепалку, закашлялся, девушка повернула голову в мою сторону и, глядя сузившимися зелёными глазами, спросила:

— Знаешь, почему меня Блесной зовут?

И дождавшись, вопросительного выражения на моём лице, пояснила:

— Потому, что если кто на меня пасть расхлебянит, у того потом из жопы долго и мучительно пытаются извлечь вот эти крюки!

И Лера похлопала по креплениям на поясе, из которых торчали мощные, с локоть длиной, крючья. Кованые, со сплющенными в виде наконечников копья концами, с обоюдной заточкой, с удобными деревянными рукоятями и хитрыми карабинами, которыми к крючьям крепились цепи.

— Блесна?

— Ага, — подтвердила довольная девушка, снова переводя взгляд в небо.

— Буду иметь в виду, — кивнул я и без паузы закончил, — так поедешь?

— Странный ты, служба спасения.

— Николай, — решил всё-таки представиться.

— А чего тогда там, на крыше нашей ласточки выкоблучивался? Служба спасения! — передразнила меня девушка.

— Я вообще сначала про сто грамм хотел сказать, — с улыбкой ответил я.

Сержант снова закашлялся, уже не скрывая свой смех и, разбавляя повисшую паузу, вмешался в наш диалог:

— Тут такое дело, парень. Я по своим способностям людей чую, от искажённых их отличаю, вижу тех, кто прячется в развалинах. А вот тебя не чую и не вижу. Кто ты?

— Такой же человек, как и ты, Сержант, — без капли сомнений, готовый, после подслушанного в кабине трактора, к такому вопросу, ответил я, — по крайней мере, был им до «вдоха». Родился у мамы с папой, а потом жизнь хорошо так помотала. Как и вас. Как и всех вокруг.

Из прицепа вынырнул Конь, судя по всему, нашедший своего бойца и это совершенно не прибавило ему счастья. Состояние командира заметил и Сержант, грустно вздохнувший и покачавший головой.

— Что там, командир? — может, для меня, может, ещё для чего, решил он всё же уточнить ситуацию вслух.

— Паскуда, наш Салага! — командир со злостью сплюнул себе под ноги и пояснил, — этот ссыкун на ходу вскрывал нижний люк, хотел свалить. Разбросал всё оборудование, им его и поломало, когда прицеп кувыркался от моей ракеты.

И видя, как вскинулся Сержант что-то сказать, быстро добавил:

— Не надо мне про то, что предупреждал! Я всё знаю! Но отряду без нюхача только на базе сидеть, коменданту в жопу дуть и объедками питаться! Ты этого хотел для Блесны?

Было видно, что это старая тема и аргументы каждой стороны не нуждаются в проговаривании вслух. Это подтвердил и Сержант:

— Что уж теперь, — вздохнул он и махнул рукой, — недосмотрели. Пацанов жалко! Но лучше смерть в бою, чем медленное искажение. А нам придётся выгребать уже из нового дерьма!

Командир кивнул, подхватил пулемёт и аккуратно, но быстро взобрался на самую верхнюю точку лежащего на боку трактора. За округой следить и нас заодно слушать.

— Как ты сам видишь, ситуация у нас сложная, — снова обратился ко мне Сержант, — и нам сейчас совершенно не до шуток. На кону жизни. Поэтому мы и хотим понять, стоит ли тратить на тебя время, можешь ли ты нам чем-то действительно помочь, или только приближаешь нашу смерть.

— А я не шучу, Сержант, — я ни на каплю не изменил свою манеру разговора, — я на полном серьёзе зову Леру Сергеевну к себе. Если я вернусь один, мой товарищ мне всю плешь проест от обиды и разочарования. Глянулась, говорит, тащи её к нам в пещеру, договоримся, говорит, заживём!

«Эй! Полегче, вождь! Ты ей сейчас от моего имени и руку и сердце предложишь! Я так несогласен! Не лишай меня возможности сделать эту ошибку самостоятельно!»

— Всё бы вам шутки шутить, молодёжь, — недовольно поморщился Сержант

— А куда зовёшь то? — перехватила у него эстафету девушка, — тут поблизости убежищ нет. А я девушка с запросами, в тесный грязный подвал не пойду!

Ну вот, другое дело. Пошёл торг, значит, половина дела уже сделана, они рассматривают возможность принять моё предложение. Девушка выпытывала детали, Сержант изредка уточнял то, что его заинтересовало, а командир следил за нашей безопасностью.

Которая и так была под огромным вопросом, а сейчас вообще стремительно становилась совершенно условной. Я ощущал беспокойство Тра, чувствовал её просьбу поторопиться, так как шевеления на границе надёжного обнаружения внушали ей беспокойство. Кто-то или что-то собирало силы, чтобы доделать то, что не получилось сделать с первого удара.

Добить или меня, или их. Я не исключал, что удар мог быть направлен и на меня, но с учётом моей «незаметности» носил массированный характер. Били по площади, чтобы гарантированно накрыть.

Вот только остаткам «охотников» я говорить этого не буду. Это лишь мои параноидальные мысли.

— Так всё-таки, где именно располагается твоё убежище? — снова сделал попытку, не говоря ни «да» ни «нет», выпытать стратегическую информацию Сержант, — дойдём до темноты — звучит слишком расплывчато.

— Там, — я махнул рукой в нужную сторону и с интересом наблюдал, как три головы повернулись в указанном направлении и на лицах начали проступать следы мыслительной деятельности.

Непонимание, сомнение, недоверие, злость.

— Там же аномалия! — это Лера.

— Мы аномалию и за двое суток не обойдём, не то что до ночи успеем, — это Сержант

— Ты специально нас тут держал, пока твои дружки не подойдут? Сколько времени потеряли! — это Конь.

— Соглашусь только с тем, что времени вы потеряли действительно много и совсем скоро тут будут искажённые, а не мои дружки, — я снова усмехнулся и кивнул Сержанту, — уже битые полчаса уговариваю, прекрасно понимаю, что обезболивающему, которое вы проглотили сразу после взрыва, нужно время, чтобы подействовать. Но проблема не в боли. Вы не можете ходить. Вы не сможете наступить на сломанную ногу, ковыляя же на самодельных костылях — от искажённых вы не уйдёте. Ни сейчас, ни завтра, даже если где-то схоронитесь и переждёте ночь.

Эта информация оказалась новостью только для командира группы. Забавно. Мы с девушкой, оказывается, тянули время вместе.

— Но там же аномалия! В ней невозможно жить! Там даже искажённые тупеют до крайности и теряют большую часть своей силы! — Блесна, кажется, ничего не понимала.

— Не знаю, кто вам сказал эту глупость, но, я живу в аномалии очень давно. Чуть ли не с самого «вдоха», — я искренне развёл руками, — а искажённые — те да. И тупеют, и теряют. Но, мы-то — не искажённые!

Теперь мне было понятно, почему и как они тут охотились на жрунов, ложили их пачками и спокойно вырубали из них черепа с позвоночниками. То, что не давало мне покоя, диссонанс рассказов Семёна о силе искажённых, их скорости, умственных способностях с тем, что я видел своими глазами.

Аномалия. Чёрт возьми, получается, моя Бездна оказывала влияние и на реальность, давя на мозги искажённым. Но, как оказалось не только искажённым. Если Семён нормально перенёс своё пребывание в зоне Бездны, только жалуясь на нехватку энергии, то настоящую опасность Бездна может представлять только для тех, чья жизнь зависит от подпитки этой энергией. Чьи способности изменили его слишком сильно, и кто просто не выживет, оказавшись в зоне, бедной на эту энергию.

— Мы сами проверяли! Броня заходил за границу и чуть там не умер! — девушка цеплялась за то, что казалось ей единственно верным, за проверенные факты.

— Не знаю, может личная непереносимость, — я пожал плечами, — могу сказать только, что аномалия действительно негативно влияет на способности, полученные после «вдоха». Остальному не мешает. Кстати, агрессию она тоже гасит. Командир ваш, может быть, на людей кидаться перестанет.

Сержант с Блесной задумчиво переглянулись явно пришли к какому-то решению. Быстрый кивок в мою сторону, практически незаметный жест, прикосновение к ножу на поясе и быстрое пожатие плечами. Родня, понимающая друг друга с полувзгляда!

— Николай, а вот одёжку как у тебя, где можно достать? — с лёгкой хитринкой во взгляде поднял вопрос Сержант и ковырнул здоровой рукой дыру в своей форме, — а то моя поизносилась, уже и не заштопать.

— Одёжку как у меня заслужить нужно. Так просто её не достать.

— Так мы же со всем пониманием! Заслужим, отработаем. Отряд у нас хоть и поредел, но мы ещё многое можем. Неужели ваш комендант не найдёт применение группе застенных бойцов с богатым опытом? — и улыбка, полная ожидания и напряжения. Очень ощутимого напряжения.

— Нет у нас коменданта. Нас всего четверо, плюс одного поисковика из Снегирей недавно спасли, подлатали, на ноги подняли, а он прижился и уходить не хочет. Вот вас теперь спасти пытаюсь, а вы морды воротите.

— Старые склады вскрыли, что ли? — делано изумился Сержант и тут же замотал головой, — так не было на старых складах ничего похожего. Заумь какая-то одёжка твоя. Защищает хоть? Или для красоты больше, как тот муляж за спиной?

— Какой муляж? — не сразу врубился я, а когда понял, про что он говорит, чуть не заржал в голос.

— Пушчонка у тебя там на кронштейне. Только вот ни шарниров, ни колен не видать. Никаких степеней свободы у механизма, а пушчонка, судя по конструкции, вообще электрическая. Для кого ты этот муляж делал — непонятно. Всем кто в своём уме известно, что электричества уже год как нет. А кому не известно — те блаженные какие-то. Думал, честно, что уж подъели всех таких, ан нет, ходят ещё, сказки про жизнь в аномалии рассказывают. В какие-то убежища зазывают. Смущают.

— А ты, сержант, значит, в механизмах разбираешься?

— Есть немного, — виновато пожал плечами седой Сержант, — до «вдоха» больше сорока лет механиком в автопарке отработал. Вон, ласточка моя лежит, своими руками перебрал, из металлолома, можно сказать, собрал!

Хотелось и смеяться, и ругаться. Вот ведь упрямые бараны! Осторожные, подозрительные, недоверчивые. Казалось, если сейчас покажутся искажённые, эти твердолобые идиоты будут просто отстреливаться, пока не сдохнут, и даже не подумают попросить помощи.

— Смотри сержант. Специально для тебя включаю муляж. И ты уж прости, звуки ртом, всякие там «вжж», я издавать не буду, пусть работает бесшумно, хорошо?

Сержант впервые за всё время глянул на меня честно и открыто как на идиота и уже собирался что-то сказать своей внучке, как слова застряли у него во рту.

Плавно, но стремительно монокристаллический кронштейн, повинуясь команде управляющей программы, развернулся, выставляя электромагнитное орудие в боевое положение и направляя его на сержанта.

— Муляж «пушчонки» будем проверять за компанию?

Единственным видящим глазом, не отрываясь, смотрел старый механик, как наливались холодным синим светом разгонные кольца орудия и только мелко-мелко мотал головой.

— Не работает? Или не будем?

Сержант ответил совсем не то, что я ждал:

— Парень, а чтобы такую машинерию заслужить, что нужно сделать?

И столько надежды было в этом взгляде, что я не выдержал:

— Душу продать.

— Кому? Тебе?

На мой кивок Сержант засмеялся. Открыто и заливисто. Потом закашлялся от боли и уже сквозь зубы прошипел:

— Забирай, но пушку мне такую сделай!


Глава 7


Экопарк умирал, всеми силами пытаясь не отстать от мегаполиса, на окраине которого он и располагался. Мегаполис уже умер и теперь неторопливо разлагался, заражая всё, что было вокруг частицами своего мёртвого тела.

Хотя, вроде уж экопарку, как частичке природы, оттого что исчез постоянный гнёт человека, должно было быть только легче. Кроны деревьев теперь могли расти туда, куда хотели, и такой формы, какой нужно самим деревьям, кустарник мог затягивать всё, что ему было угодно, трава росла та, что была лучше приспособлена, а не всякие красивые цветочки. И, тем не менее, экопарк умирал. Раскрошившееся покрытие дорожек, с корнем вырванные и поваленные деревья, завалы, в которых перемешались стволы деревьев, столбы освещения, ларьки, из которых тут когда-то торговали едой и напитками. Всё это вместе, а ещё близость мёртвого города, делали территории, на которых располагался экопарк, заброшенными и пустынными. Он гнил, разлагался и умирал, почти в полном одиночестве.

Ещё одним грубым рубцом, мешающим природе зарастить раны, была огромная расщелина, образовавшаяся тут во время серии чудовищных землетрясений, прокатившихся по планете больше года назад. Грубый шрам тянулся не несколько километров, разверзаясь в ширину местами почти на сотню метров. Дно расселины терялось во тьме.

Где-то там, глубоко-глубоко в расселине, куда почти не проникают лучи солнца, в огромной норе, вырытой мощными лапами с когтями, которым и танковая сталь не стала бы препятствием, лежал в глубоком трансе Густав Нойманн. Вот уже несколько недель как добравшийся примерно до тех же рубежей, что и его прадед в великую войну, случившуюся больше ста лет назад. Перед ним простирался мёртвый мегаполис, агонизирующий в конвульсиях, и если бы тут не ожидала Густава его последняя в жизни мечта — лапы бы его тут не было. Смотреть на то, как гниющее тело великого, по рассказам прадеда, города растаскивают по кусочкам уже мёртвые, но ещё не знающие об этом лазурные человечки — было выше его сил.

Густав был единственным живым существом во всём мрачном великолепии умирающего парка, и это его несказанно устраивало.

Вот уже несколько недель, как Густав добрался до этих мест и первое, что он сделал — нашёл и оборудовал себе место для лёжки. Он уже добрался до места охоты и пока она не завершится, двигаться никуда больше не был намерен. Не дело шарахаться как обычная шавка на виду у своей жертвы, рискуя в случае ошибки, расстаться с жизнью. Для того чтобы шарахаться, смотреть и искать, гениальный специалист давно использовал чужие ноги/лапы, глаза, носы и уши. Их же он использовал и для того, чтобы проверить силу своего противника. Нанести первый удар. Спровоцировать. Заставить показать себя.

И уже глядя на то, что и как покажет, защищаясь, жертва, Густав тщательно всё проанализирует, разложит по полочкам и поймёт, что она может ему дать.

Чем сможет его усилить?

Как далеко по пути Гармонии его заведёт?

Какие новые горизонты развития откроет?

И, если жертва ещё недостаточно сильна, Густав не посчитает зазорным развернуться и уйти. На время. Чтобы жертва могла «нагулять жирок».

Эта охота с самого начала вызывала у Густава трепет предвкушения. Он старался сделать всё, чтобы растянуть её и насладиться процессом, понимая, что после победы над своей последней мечтой — его жизнь изменится безвозвратно. При этом нельзя было спугнуть жертву, нельзя было дать ей понять, что на неё идёт охота. Жертва была сильна и опасна. Но отступать Густав не был намерен.

Тёмно-зелёный круг, который он видел во сне, занимал приличное пространство, накрывая несколько кварталов. Что происходило там, под этим зелёным маревом, видимым только во сне, Густав не мог увидеть совершенно никак. Его взор замыливался на границах зелёного и даже совершенно не его железная воля не была способна продавить барьер и показать, что же происходит там, внутри.

Взятые под контроль искажённые, как сильные, так и слабые, подчиняясь желанию Густава, нехотя шли в эту зону и, переступив невидимую границу, сбрасывали до этого момента нерушимый контроль, теряя при этом остатки соображения, оставаясь с самыми примитивными инстинктами. Осмотр территории с внешней стороны тоже ничего конкретного не дал. Обычный район. Обычные развалины. Обычный кусок мёртвого города.

Что бы там ни ждало своего часа, вернулось к жизни оно тихо и незаметно.

Густаву ничего не оставалось, кроме как устроить провокацию. Самому же затаиться в безопасности и ждать.

Работать с людьми Густав не любил, но если искажённые не смогли заглянуть под завесу и привлечь то, что там скрывалось, то вариантов не оставалось.

Долгая комбинация, недели головной боли. Недели балансирования на грани сна и транса, когда воля той/того, что стоит во тьме и лишь изредка смотрит на мир глазами Густава, помогая ему одним лишь эхом своего внимания, позволяла лучше видеть искривления вероятностей, желаний и страстей лазурных человечков, привели к тому, что жертву удалось засечь.

Любопытство, присущее всем живым существам, заставило её высунуться из норы.

Но не глазами контролируемых учуял Густав жертву. Нет. Жертва была осторожна. Пуглива. Скрытна. И даже собранные в одной команде лазурные, способные издалека чувствовать как своих собратьев, так и искажённых, не засекли ничего, подтверждая, что жертва уникальна. Что такой охоты у Густава ещё не было и, судя по тому, что только одна зелёная зона видится во снах, подобной охоты больше не будет.

Жертву удалось засечь по помехам поверхностного контроля, которым Густав направлял мысли, эмоции, желания и ощущения своих марионеток в нужном ему направлении.

Приятная случайность.

Новичок, первый человечек, превращённый в марионетку и введённый Густавом в команду сработавшихся лазурных, именно для того, чтобы, в том числе, заставить эту команду сместить свой рабочий ареал под бок к зелёной зоне, в присутствии высунувшейся из своей норы жертвы, попав в зону помех, сумел сбросить лёгкие нити поверхностного контроля и почувствовать направляющую его волю и внимание Густава.

Его реакция и выдала высунувшуюся из своей норы жертву.

Бой, спровоцированный в зоне воздействия жертвы, был риском. Жертва могла проигнорировать происходящее, Но надежда на любопытство оправдалась.

Глаза человека, второй марионетки, взятой под полный контроль и являющегося в тот момент глазами Густава, усиленные мощной оптикой, с километрового расстояния успели рассмотреть щуплую фигуру, затянутую в странную броню. Необычное обмундирование, быстрые движения.

В любую секунду избиения лазурных Густав был готов вмешаться и отозвать своих искажённых, если провокация окажется слишком сильной. Не пришлось.

Жалкие секунды ушли у жертвы, чтобы пробить защиту чудного искажённого, ни на секунду не расстающегося со своей огромной железной палкой, замершего в шаге от четвёртой ступени эволюции. Густав подобрал этого забавного русского в нескольких сотнях километров от Москвы на каком-то полуразрушенном металлургическом заводе. Этот искажённый, в мыслях называющий себя Начальником Участка, обладал уникальной мутацией, позволяющий ему поглощать огромное количество урона, перенаправляя поглощённое на собственное усиление и, заодно, мог акустически воздействовать на сознание жертв, искажая восприятие. Сознание же Начальника Участка было неразвито совершенно. Способности искажённого Густаву очень приглянулись, но времени размеренно поглотить их и развить, не было, поэтому он просто взял его с собой. Охота была важнее.

Ещё секунда понадобилась жертве, чтобы вывести из строя слабого зверя, только и способного, что пугать обычных лазурных да устраивать провокации.

Исчезновение трупа зверя и последующий за этим обрыв связи с болезненным откатом, показали Густаву, что зеленоватый всполох искажения пространства ему не показался.

О да! Это будет интересная охота!

Какой-то вид контроля пространства, продемонстрированный жертвой уже третий раз. Способность быстрого анализа ситуации. Продвинутое вооружение.

Провокация удалась. Жертва раскрылась,показав свою силу, и Густав заурчал, предвкушая, как поглотит её и сделает своей.

Внимательно рассматривая жертву глазами третьей, последней марионетки, слушая разговор и стремительно распутывая нити контроля, а вдруг жертва действительно пропустит чужих в своё логово, Густав не мог отделаться от назойливой мысли, что визуальный образ жертвы ему знаком. Где-то на периферии сознания крутились какие-то образы, пытающиеся связаться в единую картинку.

Мягко и незаметно сняв контроль с марионетки, оставив глубоко в сознании своего невольного помощника только глубинные закладки и поморщившись от острого укола головной боли, Густав позволил событиям развиваться естественным путём, сам же попытавшись связать все нити образов, пытающихся достучаться до его сознания.

Что именно из того, что он видит глазами своей марионетки, вызывало такой бурный отклик памяти?

Лицо жертвы?

Да. Это лицо он видел раньше. Давно. Ещё до «вдоха». Ещё до того, как он стал таким, какой он есть сейчас. Это лицо из его прошлой жизни/работы, ярким пятном хранящее большой пласт связанных эмоций.

Вооружение жертвы? Её броня?

Тоже да! Но эта подвижная турель с закреплённым на ней метателем, точно не встречалась ему ранее, как и внешний вид брони жертвы.

Не встречалась лично ему!

Густава накрыло осознание того, что пыталось пробиться из тьмы, стоящей за его спиной и говорящей с ним во снах. Того, что он видел, не должно было существовать.

Осколок старого в новом цикле! Запретное событие! Циклы не должны пересекаться! Граница между ними всегда должна быть едина — невозможно начать новый цикл, не завершив старый!

И здесь, и сейчас, проходя не просто новый, а Первый, цикл, встретить двойного призрака!

Густав вспомнил это лицо! Вспомнил этого русского парня, работа с которым и поставила крест на удачной карьере гениального немца. Удачная первая попытка выдернуть его сознание из игры, обернувшаяся полным провалом. Продемонстрированная способность манипуляции сознанием без использования какого-либо оборудования и в последующем полное игнорирование всех попыток Густава зацепить вёрткий разум этого гнусного русского!

Как же его звали?

Густав до боли в висках напряг свою память, пытаясь на время выделить личные воспоминания от потока помех, которые шли из тьмы. Из такой, обычно, пассивной, равнодушной и незаметной тьмы. Его мощные лапы конвульсивно подёргивались, когти оставляли глубокие борозды на полу пещеры. Тонкий скулёж прорезал тишину пещеры. Огромная мутировавшая туша испытывала острую физическую боль.

Бардин! Точно! Русского звали Николай Бардин!

Ох, как же он его ненавидел, выслушивая насмешки Куратора и пытаясь доказать свою компетенцию! Сколько он строил планов мести этому Бардину, когда его вытащат и Густава снова вернут в проект на его законное место. И глухое раздражение, когда он, уже после «вдоха» взломал давно не работающие холодильники на нижних уровнях института и обнаружил там давно разложившиеся тела и этого русского и той финской девчонки, благодаря которой и собирали изменённых зверей.

А тут, как будто Рождество с днём рождения в один день! Такой подарок!

Охота заиграла в сознании Густава Нойманна совсем другими красками.

И даже такая ранее пассивная тьма соглашалась с тем, что жертва должна быть уничтожена, раздавлена, выдрана из ткани реальности. Нельзя дать Бардину возможности вырасти и стать сильнее. Нельзя рисковать. Нельзя проиграть!

* * *
Семён «Тень» Астахов до определённого момента считал, что его жизнь разделена на два неравных, кардинально отличающихся друг от друга этапа: на жизнь до «вдоха» и на выживание после.

Жизнь Семён уже практически не помнил. От неё остались только привкусы каких-то ненастоящих забот волнений, способных только-только пошевелить убаюканное отсутствием реальных угроз сознание. А также сожаление по упущенному времени и жалость, что не ценил эти тёплые, как вечерний глинтвейн, времена, тратя себя на ненависть, зависть и злость к тем, кто, по мнению Семёна, имел больше, был глупее и смог устроиться лучше.

Ох, как же он, до хруста зубов сжимая челюсти, жалел о том ушедшем времени, когда словом «выживать» кокетливо обозначали совсем иное. Когда коллектив мог «сожрать» новичка и общественность лишь грустно качала на это головой, а сам «сожранный», размазывая сопли, писал заявление «по собственному» и шёл искать другое место работы, обогащённый жизненным опытом. Когда у подъезда то и дело слышались фразы, что, мол, «Кристинка Филатова своему уже все мозги выела, парень не знает, куда ему деваться». И когда законы работали не для всех и не одинаково, но, чёрт возьми, работали! Когда был рынок с волчьим лицом и когда человек человеку был волк. О том тёплом, живом и плюшевом времени.

Выживая после «Вдоха», радуясь каждому новому рассвету, познав искреннее счастье просто оттого, что проснулся, Семён по-новому учился жить. Каждый новый день, который Семён умудрялся пережить, безвозвратно что-то в нём изменял. Стирал старое, прописывал новое, исправляя жизненные ценности, моральные ориентиры, лепя из старого Семёна нового. Такого Семёна, который бы смог пережить и следующий день, и тот, что придёт за ним, и ещё один. При этом сам Семён мог лишь молиться, засыпая поздно вечером, что ему хватит запаса пластичности, и он не сломается, пока мир лепит из него что-то жизнеспособное.

И вот совсем недавно, Семён с каким-то непередаваемым чувством осознал, что в его жизни появился новый этап. Третий.

Жизнь после смерти.

Когда погибла его Семья, когда их всех порвали жруны, в тот день поисковик Семён умер, пойманный и загрызенный стаей искажённых.

Случившееся после прыжка жруна, сломавшего ему руки и ноги, долгое время воспринималось как сон. Или как бред умирающего сознания.

Заброшенное убежище. Нежилое. Мёртвое. Населённое мертвецами и призраками.

Тусклый зелёный свет, разговоры во тьме, тянущая боль и невозможность накопить энергии как невозможность сделать вдох, такой необходимый для выживания.

Первые несколько дней, Семён валялся в бреду. За ним ухаживали, лечили, тратили на него бесценные лекарства. Уже потом, немного придя в себя, он смог оценить, сколько на него угрохали в тот момент неизвестные благодетели.

Короткие минуты в сознании удлинялись, и всё время, пока мог, Семён отвечал на вопросы обо всём.

Ему задавали вопросы, которые выдавали в спрашивающих их полное незнание окружающей реальности. Создавалось ощущение, что эти люди упали с неба и не переживали «вдох». Космонавты? Непохожи. Хотя Семён и не помнил, как должны выглядеть космонавты, но точно знал, что непохожи!

То, что спасшие его люди не совсем нормальные, Семён понял довольно быстро. А как ещё можно назвать тех, кто выходит на улицу в одиночку и рискует своей жизнью просто чтобы «осмотреться». Узнав, что их всего двое, и, пока один дежурит возле Семёна, второй гуляет по городу, Семён попытался предупредить об опасностях, подстерегающих одиночек, но не был услышан.

«Вождь следит», — слышал Семён в ответ и всё больше и больше утверждался, что он в гостях у полных психов.

Вздохнул и ждал, когда трагедия нагрянет и в это убежище. Он же был уже мёртв, а мёртвому нечего терять.

И трагедия пришла, но гораздо позже, чем ждал Семён.

Сначала появился «вымышленный» вождь.

Как будто из воздуха нарисовался. Семён уже немного освоился в убежище, осмотрел все доступные комнаты, переходы и лестницы, постоянно держал под контролём входной тамбур, всю набранную энергию вливая в контроль воздушных потоков рядом с входной дверью.

Вождь снаружи не приходил. А внутри ещё мгновение назад его не было. В этом Семён был уверен! Воздух нельзя обмануть. Особенно такой тяжёлый, неподвижный и уставший, как в этом убежище.

— Привет, я — Николай, можно Ник, — приветливая улыбка на открытом лице, протянутая для рукопожатия ладонь. Высокая крепкая фигура, как будто завёрнутая в стылый саван, окутанная искажениями, и, кажется, даже стены этого убежища стремились отодвинуться от этой фигуры, уступить ей место и ни в коем случае не привлекать внимания.

И истерично воющая чуйка, сучащая руками и ногами и прощающаяся со своим хозяином.

Чего стоило Семёну ответить на эту улыбку такой же улыбкой и спокойно представиться в ответ, знает только сам Семён. Но, видимо запас пластичности оказался израсходован не до конца. Поисковик ещё не исчерпал возможности адаптации.

Существо, назвавшееся Николаем, тоже интересовало всё, что творилось вокруг. Он тоже много разговаривал с поисковиком, интересовался жизнью людей, их интересами и тем, что помогает выживать в том аду, что творился за стенами убежища.

Он часто пропадал и появлялся, уходя куда-то за границы реальности, унося с собой частицы тяжёлого, неподвижного и уставшего воздуха Земли и возвращая совсем чуть-чуть другого воздуха из иной реальности.

Ловя его отголоски, Семён с каждым разом успокаивался всё больше и больше, не улавливая в нём больше ничего потустороннего. Ни запаха серы, ни ароматов, которые можно принять за аромат амброзии, ничего, что подтверждало бы первое впечатление.

Не смерть, не бог, не дьявол.

Но, и не человек.

Семён отдавал себе отчёт в том, что способности, данные «вдохом» могут быть различны, но верил своему чутью, которое твердило, что способности Николая — не от «Вдоха». Но, спросить не решался.

— Жень, а кто для тебя Николай? — хоть Семён и побаивался эту девушку, со странной, как на негативе внешностью и производящую впечатление совершенно психованной и отбитой на голову, но после долгого знакомства первый вопрос по поводу «Вождя» он решил задать всё-таки ей.

Варпис производил впечатление простого парня, спокойного, неторопливого, уверенного в себе. Совершенно прямого и бесхитростного. Но только на первый взгляд. Он никогда не отвечал на вопросы Семёна прямо и всегда пытался заставить поисковика уточнить, что именно он хочет узнать, задавая на один вопрос Семёна десяток своих. Вроде как наводящих. И очень часто этим забалтывал поисковика и оставлял его вопрос без ответа.

Тра, или Женя, при всей своей несдержанности и импульсивности, тоже очень крепко следила за словами, но даже в этом случае узнать у неё что-либо было проще, чем у, вроде бы, прямого и бесхитростного Варписа. Спрашивать же самого Николая у Семёна пока не хватало духу.

— Ник мой Вождь! — последовал простой ответ.

— Вождь, который в бою руководит, или вождь, который решает, что тебе сегодня есть, в каком углу и с кем спать?

Девушка задумчиво посмотрела на поисковика своими неестественно красивыми красными глазами, и решительно мотнула головой, отчего белая тугая коса упала девушке на грудь:

— Ни тот, ни тот. Я сама решаю, что делать в бою, а также как, где и с кем мне спать!

— Тогда в чём суть? Почему «Вождь», если он не вождь?

— Потому, любопытный абориген, — совсем не обидно улыбнулась девушка, — что вождём Ника назвал Пётр. Я бы назвала его по-другому. Но! Для меня не имеет значения тот набор букв, который используется для обозначения Ника. Вождь. Родина. Семья. Ветер, дующий в спину. Главное, что под этим понимается. И для кого Ник Вождь, те всё понимают без слов и вопросов. А остальные не поймут, сколько ни объясняй.

На какое-то время Семён приструнил свой интерес, следя за их отношениями со стороны. Следил и поражался. Ник, Пётр и Женя практически не общались. Семён ни разу не слышал никаких приказов, никаких докладов, отчётов. Казалось, в убежище царила полная анархия, жильцы старались друг друга не замечать, не раздражать и держаться друг от друга подальше.

Это только казалось.

То, что эта тройка общается без всяких слов и жестов, Семён вычислил довольно быстро. Да они это и не скрывали даже. Мелкие детали, бросающиеся в глаза, вроде возвращения снаружи одного, когда второй, не ожидая ни секунды в тамбуре, подтягивается к возвращению секунда в секунду, или безмолвные передачи консервов и сухпайков, когда Семён просит одного жильца, а приносит другой, в этот момент оказавшийся ближе к складу. Это было странно. Это интриговало.

А потом всё-таки до их убежища дотянулась беда.

С вылазки не вернулся Пётр.

Причём Семён сначала ничего не понял, но Женя просто пошла и заперла входную дверь, которую обычно, когда кто-то выходил наружу, не запирали, ссылаясь на то, что крутить эти штурвалы по нескольку минут — ради мнимой безопасности, когда Вождь всё равно следит — это просто бред. Тоже закидон, который сначала серьёзно напрягал Семёна, и он всё ждал, что к ним ворвутся искажённые. Но дни шли, а всё было спокойно.

— А как же Пётр? — попытался очень аккуратно и тактично узнать, что произошло с молчаливым гигантом, Семён.

— Зарвался Пётр! — последовал едкий ответ от девушки, — возомнил себя имбой и слил обнимашки какому-то хмырю! Ушёл на респ, бросил меня тут одну с тобой куковать! Ни наружу выбраться теперь, ни оторваться! Слабак! Вернётся — уши откручу!

— Вернётся? — вырвалось у Семёна против его воли и поисковик дал себе виртуальный подзатыльник за несдержанность.

Но девушка лишь кивком подтвердила сказанное.

— А когда он вернётся?

— А хер его знает! — пожала плечами Женя, — если перевести тебе то, что говорит Вождь, то получается, что наш Петя ссыт! Не может пока. Хотя, с нашей стороны всё готово. Ждём его как из печки пирожка! Сама хочу ему уши оторвать за такой залёт!

Вылазку наружу Семён воспринял двояко. С одной стороны, он уже давно засиделся на одном месте. Старые привычки тянули выйти, осмотреться, оценить безопасность убежища, возможные пути отступления. Инстинкты поисковика заботились о безопасности Семьи даже после того, как Семья умерла. С другой стороны, выбираться наружу пока нужда ещё никуда не гнала, пока была вода и еда и пока чуйка молчала о внешних угрозах, никакого резона не было. Живи себе тихонько и цени спокойное время. Его не так и много в этом мире.

Но, видя, как реагирует Женя на пожелания Ника, счёл нужным изобразить бурю энтузиазма. Настраивать против себя даже в такой мелочи этих ребят Семён не хотел. Он умел ценить спокойное время, и был благодарен за возможность его ещё разок ощутить.

Снаружи ничего не изменилось. Похоже, совершенно неважно, в какой части столицы ты находишься. Те же развалины, то же запустение. Сильно изменились только искажённые. Медленные, тупые, как будто искусственно ограниченные, они бродили в нескольких сотнях метров от их группы, спокойно двигающейся по бетонным завалам, издающей негромкие, но явно демаскирующие их звуки. Бродили, никак не реагируя на движение, на шорох, на тепло человеческого тела.

Вот уж действительно — обычные тупые зомби.

И даже шёпот, с которым Семёна спрашивали и он отвечал, не мог привлечь индифферентных ко всему искажённых.

Время, проведённое в засаде на вершине одной многоэтажки, принесло много нового, заставившего Семёна сильно напрячься.

Банда застенных боевиков, на колёсах, охотящаяся на искажённых и собирающая с них трофеи. Это были очень опасные ребята сами по себе, но соседство с их охотничьими угодьями напрягало на порядок сильнее.

Семён слышал слухи о таких ребятах, но раньше не верил в них. У них в Снегирях была своя группа застенных боевиков. Ребята с чугунными яйцами, вооружённые и экипированные до зубов, они выходили за стены убежища тогда, когда рядом засекали большую и опасную для убежища стаю искажённых, выслеживали эту стаю и медленно, день за днём выходя на охоту, прореживали их поголовье до цифр, не опасных для защитников убежища. Такие охоты были очень скоротечными, жестокими и кровавыми. Застенники часто несли большие потери и далеко не сразу находили, кем эти потери восполнить. Народ не горел желанием идти в эти отряды, хоть они и состояли полностью на довольстве убежищ. Вооружение, экипировка, жратва, питьё, ночлег — всё шло за счёт убежища. С тебя только, если поисковики обнаружат стаю, без страха и сомнений выйти и уничтожить её.

Но это обычные застенники. Слухи же рассказывали про охотников, которые вот такими группами ходили охотиться на высокоуровневых искажённых не ради безопасности убежищ, а ради трофеев, которые потом продавали каким-то учёным. Про товар, который учёные предлагали за эти трофеи слухи врали всякое. В основном про чудесную химию, которая и усиливала, и лечила, и омолаживала. Могла и от искажённых скрывать. Семён в эту чушь не верил, как и в охотников, но опасные детали старался помнить. Так вот, как говорили, охотничьи угодья таких ребят были предельно опасны тем, что туда постепенно стягивались искажённые со всей округи, всё более и более сильные и когда охотники меняли место охоты, старые угодья становились смертельно опасным местом. А если учесть, что буквально в паре километров расположено их безопасное, тихое и такое уединённое убежище…

И вот сегодня Ник притащил в убежище трёх этих самых охотников. С чугунными яйцами, обвешанных оружием. Правда, яйца были только у двоих, с экипировкой дело было совсем швах, а один был не просто ранен, а вообще висел на руках второго, едва не умирая.

Но звон яиц, когда здоровый мужик с лицом, перечёркнутым шрамом, спускался по ступенькам, ведущим к входной двери, Семён слышал.

Немного позже, когда здоровяк сбросил свою ношу — раненого, переломанного седого старика — на кушетку в медичке, Семён понял, что слышал звон, который издавали трубы гранатомётов, висящих у лица со шрамом за спиной, но первое впечатление уже сформировалось, и на этого здоровяка без уважительного трепета Семён смотреть не мог.

А ещё позже, почти ночью, когда Ник опять куда-то исчез, Женя делала вид, что спит в своей комнате, любопытство Семёна позволило ему подслушать весьма занятный разговор, случившийся в медицинском кабинете:

— Пока видел только троих, свежих следов других жильцов нет, — тихий шептал здоровяк со шрамом, — хотя бункер рассчитан на длительное проживание полноценной роты.

— Николай говорил про четверых, — таким же шёпотом ответил ему поломанный седой старик.

— Четвёртого в бункере сейчас нет, это точно. Дверь запечатана, до утра новых лиц мы тут не увидим. Предлагаю действовать! — после короткой паузы снова зашипел лицо со шрамом.

— Всё бы тебе, Конь, действовать! — в голосе старика прорезались ясно слышимые язвительные нотки, — нетерпеливый, горячий. Своего упускать не хочешь?

— Сержант, ты соображай, что несёшь? Почти целый бункер! Забитый под завязку! Да тут живут от силы человек пять не дольше месяца! Тут даже электричество местами есть!

Семён усмехнулся, вспомнив композицию в тамбуре перед входной дверью. Металлическая колонна, с хламом, укрытым светящимся пузырём, плевать хотевшим на то, что его просто не может существовать. На вопросы по поводу этой инсталляции, что Женя, что Пётр, что Ник только улыбались и пожимали плечами. Мол, разбирайся сам.

— Ага, и аномалия оказалась не такой и страшной, да?

Конь недовольно засопел и явно что-то крепко растёр.

— С аномалией отдельно будем разбираться. Сейчас важно, что действительно она ослабляет только набранное после вдоха, обычные же человеческие возможности не трогает. Это, кстати, и по этим двум видно: по чёрной красноглазой девке с белой косой и по задохлику. Я обоих проверил, якобы неудачно подвернув ногу и упав на них, ничего за рамками человеческих сил у них нет.

— А с Николаем что будешь делать, когда он объявится? — в разговор вмешалась девушка.

— С проблемами будем разбираться по мере поступления! — отрезал лицо со шрамом, — к тому моменту мы будем в намного более выгодном положении и, если повезёт, у нас будут заложники. А там, договоримся полюбовно.

— Может, не стоит спешить? — голосом разума снова выступила девушка, — нас спасли, вытащили из зубов смерти, деду оказали помощь. Ему ещё лежать и лежать, а ты, Конь, хочешь всё тут перебаламутить! Итак, уже натворил дел!

— Блесна, ты посмотри на своего деда! — яростно зашипел в ответ Конь, — он тоже был бы не прочь побыть благодарным пациентом! Но! Не в таком бункере! Не когда вокруг ТАКИЕ сокровища! Бесхозные, никем не защищённые! Бери — не хочу! Надо быть полным идиотом, чтобы упустить ТАКОЙ шанс и просрать своё будущее!

— Деда!

— Что деда, Лерка? Что деда? — голос старика, звучал устало и обречённо, — Командир в этот раз прав, как никогда. За такой шанс можно и головой рискнуть. Тем более, сил у нас действительно больше. Вот только…

У Семёна перехватило дыхание от осознания происходящего. Эти идиоты решили отжать бункер себе. Мысль, конечно, логичная, когда ты уже давно смотришь на всё с точки зрения силы и не имеешь настолько развитую чуйку, но твою же мать! Быть настолько слепыми! Хотя, стоит признать, сам Семён тоже далеко не сразу сообразил, что всё, что происходит в убежище Ник и видит и слышит постоянно. И за своих людей пасть порвёт кому угодно.

Но, что делать Семёну? Понаблюдать за всем со стороны? Или окончательно выбрать сторону и сообщить Жене о готовящемся конфликте? Семён знал, что она не спит и к ней в комнату можно стучаться в любое время дня и ночи.

— Вот только есть одна, вроде бы, ерунда, — после некоторого молчания снова начал говорить старик, — Ника я не чую. Думал, что просто парень уникум, сознание закрыто или защита какая, врождённая. Когда же зашли в аномалию и встретили девку его, красноглазую, её я тоже не почуял. Но это списал на то, что аномалия приглушила мой дар. А вот уже в бункере, пацана этого, задохлика, как ты его, Конь, назвал, почуял. Всё верно, обычный поисковик, спасённый этими ребятами накануне. Я его чуял в прошлый наш приезд, следил он за нами из аномалии. Тут нет никаких расхождений с тем, что нам известно. Получается, что дар мой всё ещё работает, хоть и слабее, а вот, что Ника, что девку эту, я не чую. Значит, тут что-то другое с их защитой.

— Херня! — отрезал лицо со шрамом, — защита от обнаружения никак не защитит от ножа под рёбра или пули в голову. Тем более в закрытом бункере.

Дольше тянуть время Семён не стал, окончательно приняв решение, выбрав сторону и для себя решив, что тоже попробует назвать Ника «Вождём».

Уж больно резким и болезненным оказалось столкновение со старым миром, про который он уже начал забывать, расслабившись в безопасности жизни после смерти.

* * *
— Колька, а Колька? — сестрёнка ни на секунду от меня не отходила, стоило мне перенестись в стационарный карман, — ну как там ситуация, а? Скоро мне можно будет наружу? Зомбаков пострелять, тварей покрошить?

— Ты мне это скажи, Лен. Как только ты согласишься снять свой ЗК, так сразу и будет можно. А с ЗК я тебя наружу никак не перенесу.

— Так нечестно! — надулась сестрёнка, скрестила руки и демонстративно от меня отвернулась.

Я пожал плечами, давя улыбку, лезущую на лицо. Сестра ни в какую не хотела снимать ставший практически бесполезным ЗК. А я не хотел подвергать её опасности, выпуская наружу. Формулировка же, что, перенеся её наружу, я подберу ей что-нибудь местное, в котором она и будет ходить, Ленка восприняла, как будто я планирую натянуть на неё обычный камуфляж с кирзой, и хочу вручить ей обычный огнестрел. Такой вариант её категорически не устраивал, а я не разубеждал. Чем дольше она побудет в свёрнутом пространстве стационарного кармана, тем меньше шансов, что случиться какая-нибудь фигня, заваривать которую моя младшая сестрёнка была большим мастером.

«Выпустил бы ты её. Пусть немного побегает на свежем воздухе, посмотрит на руины города, глянет в голодные глаза искажённых. Когда под присмотром, оно не страшно, зато успокоится и доставать перестанет. А то ведь достанет она тебя тут. Ещё устроит что-нибудь. Помнишь, как на Айне чуть к чертям весь комплекс не разнесла?»

«Тут у меня разносить нечего. А там — реально опасно! Вот реснешься — выпущу её под твоим контролем погулять» — отбрил я Петра.

«И ты туда же» — волна бессильной злости сквозила в каждой частичке ответной мысли, — «меня Тра уже достала, издевается каждую удобную минуту. Наружу хочу, уже только чтобы она заткнулась!»

На это я только покивал. Тра сильно переживала за товарища. А я переживал за механизм возрождения. Метод научного тыка пока давал сбой, так как тыкать особо было не во что. Вариативность страдала. Чего-то не хватало, и мы совершенно не понимали, чего именно.

«Что там, кстати, наши новые постояльцы?»

«Пока приходят в себя. Приводят себя в порядок, отдыхают. Тра сержанта подлечила, упаковала, недельку ему точно вставать нельзя».

«Что с ними делать планируешь?»

Это был вопрос на миллион.

Всё, что я планировал изначально, накрылось медным тазом. Я даже в страшном сне не мог предположить, что в первый же день контакта притащу их в наше убежище.

Помочь в бою, не дать сдохнуть от зубов тварей и на этом, пожалуй, всё.

Я пока не представлял, с какого бока браться за задачу.

Типа:

«Я предлагаю вам новый формат жизни в виде разумных матриц, которые по своей воле и желанию я смогу многократно перезаписывать в собственноручно же изготовленные искусственные тела. Но, для этого вам нужно просто умереть у меня на руках. И всё должно быть добровольно, с песнями и плясками. А то ничего не выйдет».

Блеск! И это если умолчать о целой куче деталей.

За такое предложение можно и пулю схлопотать.

Но и нянчиться с ними меня совсем не грело. Дел было выше крыши. Сбор материалов был далёк от завершения, анализ энергии Королевы начал давать кое-какой результат, кропотливое увеличение плотности воздействия на реальность позволяло расширить охват Бездны. Я искал способы усилиться и вопросов было ещё море. Времени на всё тупо не хватало даже под разгоном сознания.

А тут ещё эти. Бесполезные. Интриганы.

Мля, что?

Отпечаток памяти Тра, как наш поисковик, пересказывает ей подслушанный в медпункте разговор, гармонично вплёлся в мою память.

Охренеть! Они совсем, что ли, берега попутали?

«Пётр, как ты думаешь, твоя зазноба простит меня, если я на её глазах сильно обижу её дедушку и комадира?»

Варпис ответил не сразу, я отчётливо ощутил всплеск его эмоций, когда он тоже «вспомнил» рассказ Семёна.

«Я переживу, даже если не простит!»

Ну, вот и ладушки.

С души упал хороший такой булыжник и, переносясь в коридор перед медицинским кабинетом, я радовался тому, что всё произошло именно так.

Ведь где-то очень далеко, там, откуда свет Норайны не достигает поверхности планеты Земля, в глубинах другой планеты, называющейся Айной, продолжают жить люди, которые мне дороги. Я верю, что они живы!

Мама, папа, Катюша.

Заодно там живёт и мой друг Виктор и мой клан.

Уже целый год прошёл, как меня зафутболили сюда. С глаз долой — из сердца вон. Избавились.

Целый год прошёл, а я за этот год не сделал ничего!

Ни шага не прошёл по пути, который бы позволил мне вернуться и натянуть механический глаз Контролёра на его не менее механический зад.

Зато, мля, спасаю всяких разных и переживаю о том, что про меня подумают другие люди, когда узнают что я могу и на что способен.

Мне нужны ядра Совершенства. Точка.

Желательно лояльные.

Желательно, но необязательно!

Тра, когда попала ко мне в Бездну, тоже имела низкую лояльность. Ничего, прониклась — втянулась. Сейчас за нас любому пасть порвёт и скажет, что так и было.

Стучать в дверь я не стал, просто выбил её пинком и шагнул внутрь, тут же перехватывая рукой вскинутый и стремительно направленный в мою сторону ствол пулемёта командира группы. Перехватывая, вырывая оружие из рук и превращая его в бесполезный хлам одним переносом через Шлейф.

Медленным, чтобы всем было видно и слышно, переносом на сверхкороткое, но для каждого узла и компонента пулемёта индивидуальное, расстояние.

— А вот и проблема, Конь, которая решается по мере поступления, — не скрывая, озвучил я причину своего «прихода», глядя как скривилось лицо, обезображенное шрамом, — очень хочу увидеть, как ты её будешь решать.


Глава 8


Проблемы Конь решал кардинально. Лишившись пулемёта, он недолго оставался безоружным. Размывающимися от скорости движениями он выхватил пистолет и нож, и вот уже снова вооружённый и смертельно опасный боец в стремительном рывке летит в мою сторону, стул же, на котором мгновение назад он сидел — в противоположную.

Его движения были действительно за гранью человеческих возможностей. Но сейчас, когда он находился внутри двух моих ареалов, я видел и ощущал намного больше, чем в городе, на месте боя. Я ощущал, как нервные импульсы проходят по его изменённым нервам, видел, как энергия Королевы, сознательно пропускаемая вместе с электрическими импульсами, стимулирует изменённые связки и мышцы, заставляя их работать за границами разрешённых режимов, снимая запреты, питая и укрепляя организм. Одновременно с этим, защищая в целом организм от разрушения и разрушая при этом отдельные, ещё не успевшие измениться клетки, заменяя их на что-то иное. Более выносливое, сильное. Чуждое.

Я видел, что нехватка этой энергии причиняет Коню сильную боль. Видел, как рвутся его мышцы, недополучая защиту, и как резонирует нервная система, распространяя эту боль по ослабленной, не привыкшей к работе при дефиците энергии, сети нервов.

По расширяющимся зрачкам и изменению выражения лица, я видел, как медленно до него доходит, что он в любой момент может стать калекой, порвав себе связки, и с каждым мгновением, проведённом в таком режиме, этот риск стремительно растёт.

Но Конь не отступил.

Куда тут было отступать в небольшом по площади медпункте, когда до его цели оставалось буквально два с половиной метра.

Даже крики Сержанта и Блесны, слившиеся в унисон:

— Нет!

— Конь, не смей!

Не остановили этот убийственный рывок. Хотя, скорее всего, он их просто не услышал.

Я же, довольный как кот, дорвавшийся до свежей баночки с деревенской сметанкой, скрупулёзно и жадно фиксировал все детали взаимодействия изменённого организма с энергией, его изменяющей, а также медленное развитие этих изменений прямо в процессе ударной нагрузки и нештатной эксплуатации этого самого изменённого организма. И даже толстый глушитель, накрученный на ствол пистолета, нацеленного мне в голову, совсем не отвлекал меня от процесса изучения уникального взаимодействия. Ни ствол, ни глушитель, ни яростное желание моего визави меня убить.

Ни Тра, на бегу выводящая энергобаланс организма в форсированный режим, готовясь открыть огонь сразу же, как ворвётся в медпункт, не отвлекала меня от изучения процессов, проходящих прямо передо мной.

Вот только в конструкции пистолета, ударник — заострённый с одной из сторон цилиндрик — от удара курка накалывающий капсюль и инициирующий выстрел, был, на мой взгляд, совершенно лишним. Не нужно мне тут стрельбы, грохота, запаха сгоревшего пороха. Не нужно мне тут попытки убийства на расстоянии. Вон, у тебя нож в левой руке, вот и тянись им ко мне. Ударник практически незаметно отправился в зону Шлейфа, делая огнестрельное оружие не опаснее обычного камня и заставляя Коня, атаковать меня ножом, а Тра получила команду «не спешить» и контролировать ситуацию не вмешиваясь.

Ну же! Тянись! Напрягайся! Задействуй весь резерв организма, а я пока полностью блокирую ток энергии в твоём организме, уберу влияние Королевы, нет её власти в зоне покрытия Шлейфа, тут только моя воля имеет значение.

Конь не подвёл. Я был поражён безумием, которое его охватило, но этот рывок в мою сторону едва не стоил ему жизни. Без энергии Королевы работа нервной системы в том же режиме его сразу же должна было скрутить в бублик. В туже секунду. Мгновенно!

Но он, вместо того, чтобы сразу же зарыться носом в пол, смог совершить рывок и почти достать меня длинным лезвием ножа, рухнув на пол буквально в нескольких сантиметрах от меня.

Псих!

Но, псих упёртый.

— Николай, это недоразумение! — отвлёк меня от изучения процессов разрушения травмированных клеток в организме Коня голос Сержанта, — не горячись, я всё объясню!

Чтобы осознать услышанное, мне потребовалась несколько секунд. Этого времени Блесне хватило, чтобы одним прыжком оказаться рядом с изломанной фигурой их командира, перевернуть сипящего, что-то силящегося сказать Коня на спину и попытаться влить ему в рот содержимое его же фляги, одновременно выворачивая из сведённых рук пистолет и нож.

— Охренеть, недоразумение! — я в полном обалдевании вытаращился на сидящего на кушетке Сержанта, частично упакованного в травмо-пластик, — попытка убийства хозяина дома в его же доме теперь называется «недоразумением»? Сразу после того, как строились планы по захвату этого дома с одновременным взятием в заложники жильцов и улаживанию «полюбовно» всего остального? Что ты тут собрался объяснять?!

— Всё не так! Мы ничего не делали! — с пола пискнула девушка, ни на секунду не отвлекаясь от попытки влить в горло командиру что-то, распространяющее мощный сивушный запах.

— Лерка, не отвлекайся, капитану сейчас очень плохо, — снова переключил внимание на себя сержант, — Николай, произошло чудовищное недоразумение! Мы не собирались вредить ни вам, ни вашим жильцам! Вы всё не так поняли! А то, что произошло сейчас — трагическая случайность!

И видя, что я собираюсь возразить, заторопился пояснить:

— Мы сами во всём виноваты! К вам никаких претензий! Просто мы настолько привыкли, что капитан — личность известная, что совершенно забыли, что вы нас не знаете! И забыли вас предупредить о его проклятье! Совсем из головы вылетело! Это полностью наша вина!

— Сержант! Ты что несёшь? Какая, к чертям, вина? Какие, нахрен, претензии? О каком недоразумении ты сейчас мне говоришь? Этот псих кинулся на меня с ножом и пистолетом!

— Это трагическая случайность! — снова сделал попытку всё объяснить Сержант, — он себя не контролировал, это проклятье, его переклинивает от прямой угрозы и он совершенно не может себя контролировать! Когда ты резко сюда ворвался и выхватил у него пулемёт, капитан принял это за прямое нападение, и его переклинило! Всё, что было дальше — это уже был не он! Тем более всё обошлось!

Я совсем по-другому посмотрел на Коня. Он продолжал сипеть, скорчившись на бетонном полу, в его руках уже не было оружия. Нож лежал чуть в стороне, вырванный из ладони и отброшенный в сторону, пистолет же аккуратно лежал рядом с бедром Блесны. На расстоянии, на котором его будет удобно схватить.

Ого! Пока Сержант парил мне мозги, девушка успела оказать командиру первую помощь и показательно обезоружила его. Вроде как действительно недоразумение. И не будь у меня Шлейфа с его объёмным восприятием, я бы не знал, что один из крюков девушки, закрытый от моего взгляда её приятным взгляду телом, уже извлечён из ножен и аккуратно зацеплен за пояс, готовый к бою. Не знал бы, что в пистолете капитана на один патрон стало меньше, и недостающий боеприпас лежит у Блесны в кармашке на бедре. Девушка успела передёрнуть затвор пистолета, выбросив, патрон, скорее всего считая, что он дал осечку, и приготовила к бою и это оружие.

А взгляд! Это что-то с чем-то! Страх за жизнь командира, искреннее возмущение происходящим и жгучая надежда на завершение глупого недоразумения.

И ведь во время боя с искажёнными тоже проскакивало что-то такое… Артистичное…

Вот тебе и боевики — застенники!

Я сбросил одним блоком всю эту информацию Тра, с просьбой следить за Блесной. Так будет надёжнее.

«Сучка!» — донеслось в ответ от Тра, и девушка мягко и бесшумно зашла в медпункт из коридора, — «я за ней присмотрю».

Взгляд Сержанта, метнувшийся на Тра, потом на меня, потом на внучку, выдал его с головой. Буквально на долю секунды маска простоватого дедка, переживающего за произошедшее треснула, показав то, что скрывалось за ней.

— А если бы не обошлось? — я ухмыльнулся, глядя, как взгляд Сержанта каменеет, — если бы я оказался именно таким, каким вы и рассчитывали? Мой труп валялся бы тут с дырой в башке и вам было бы искренне жаль, что всё так произошло?

— История не знает сослагательного наклонения, — буркнул Сержант, окончательно сбрасывая маску, — и давай всё-таки не будем рубить сплеча. Нам есть чем выкупить свои жизни. Мы признаём свою вину в нападении на главу убежища и готовы выплатить виру.

— Деда! — возмутилась Блесна, — ты что?!

— Заткнись, сучка! — Тра сделала шаг вперёд, одним движением ноги отпихнула лежащий на полу рядом с Блесной пистолет, схватила девушку за волосы, заставив пискнуть и чуть отклонить корпус в сторону, ловким слитным движением выдернула из-за пояса заранее освобождённый из перевязи ножен крюк, — а то я тебя на твоём же крюке подвешу!

— Николай, останови её, тебе выгоднее будет забрать виру и отпустить нас! — хоть Сержант и говорил уверенно, но глаза его выдавали.

За внучку он боялся очень сильно.

А у меня в памяти всплыл рассказ Семёна по поводу главы убежища, власти в новом мире и виры за нарушение законов.

В Снегирях, в убежище, в котором жил Семён, всё было до банальности отвратительно и предельно просто. Убежищем руководил некий Гора, по словам Семёна, бывший бандит, сразу после «вдоха» захвативший промышленные помещения завода. Пока простые люди пытались понять что происходит, жрали себе подобных и мерялись статями и достоинством, Гора, имеющий звериное чутьё, вместе со своей бандой захватил территорию старого завода, перебив арендаторов, и взялся вдумчиво и кропотливо её укреплять. Усилил внешний забор, восстановил стены, укрепил помещения, утеплил подвалы и постоянно в огромных количествах стаскивал на подконтрольную территорию всё, до чего дотягивались загребущие руки его и его подельников. И когда, совсем скоро, вокруг стало совершенно неуютно, он приветливо распахнул мощные, окованные толстыми листами железа двери своего убежища всем желающим, озвучив только одно: на территории убежища его слово — закон! Народ сначала зароптал и попытался выжить самостоятельно. Более мелкие группы пытались повторить деяние Горы, но, вставший первый, Гора склевал вообще всех червячков в ближайшей округе и остальным, кроме «неуютно», стало ещё и голодно. Ходить далеко было сложно и опасно, да и для местных это было «далеко», а в том «далеко» был свой Гора и ему подобные, поэтому свободный ресурс, доступный для простого употребления, быстро кончился.

На Гору попытались наехать, объединившиеся мелкие банды. Эти сначала получили по зубам от самого Горы и его банды, а позднее, с подачи того же Горы, пересрались вдрызг за власть внутри своего объединения.

В общем, в Снегирях люди живут теперь только в одном убежище. И на его территории слово Горы — закон.

Если верить Семёну, Гора не беспределит, но и благотворительностью не болеет. Хочешь жить в безопасности — плати. Цена одной ночёвки внутри стен убежища — одна суточная пайка. Или её эквивалент. День в стенах убежища — ещё один эквивалент пайки и обязательные работы, от которых ты тоже можешь откупиться, но это стоит дороже. Копать, строить, носить, укреплять стены, утеплять жилые помещения, расширять склады. Работа для свободных рук там есть всегда.

Все коэффициенты перевода ништяков в еду и обратно, для определения этих самых эквивалентов — открыто «опубликованы» краской на внешней стене административного здания и меняются не так часто. Кроме того, о датах очередной инфляционной правки становится известно всем проживающим в убежище за несколько дней.

Семён и его Семья дневали в стенах убежища редко, обычно пропадая в рейдах. Но у них был договор с администрацией Горы и проплаченный абонемент не несколько месяцев, на случай, если кто-нибудь из Семьи травмируется и придётся долго лечиться и отлёживаться. Стоимость медицинских услуг была просто астрономической, но выбора особого не было, не к изменённым же идти, чтобы заштопали. Тем более, Семья Семёна таскала очень неплохие вещи оттуда, куда многие боялись заходить. Средства у них были.

Основной закон Горы гласил — пока ты платишь, ты вольный человек и ты волен самостоятельно решать, жить тебе по законам Горы в убежище или игнорировать их где-то ещё. Если тебе нечем платить, то ты либо обязан сию же секунду покинуть убежище, либо становишься имуществом главы убежища. Рабом.

А раб самостоятельно ничего решать не может и делает то, что ему скажет хозяин. Живёт и работает за еду.

Правда, с рабами Гора обращается не слишком жёстко, не морит их голодом, не издевается. Как шутит его близкий круг — рабом Горы жить легче, чем вольным: не болит голова, где найти еду, не болит голова, где спать и всегда есть безопасная работа.

Сейчас примерно треть людей, проживающих на территории убежища в Снегирях — принадлежат Горе.

Ещё один путь стать рабом — выкупить себя у смерти. А смерть — наказание за любое нападение на представителя администрации убежища. И от тяжести намерений, от применённого при покушении оружия и от обратимости результатов нападения зависит только величина виры — выкупа, которым преступник может купить себе жизнь раба.

Такие рабы обычно шли на самые опасные направления. Они занимались переноской тяжестей за границами стен убежища, разгребали завалы на опасных направлениях. Они работали, подгоняемые стволами застенников и находились под постоянной угрозой быть сожранными искажёнными. Их жизнь была, обычно, тяжёлой, короткой и безрадостной. Но, это была жизнь.

Причём, если обычный раб, ставший имуществом добровольно или за неуплату, может стать вольным, если его кто-то выкупит, то раб, выкупивший себя вирой у смерти вольным стать не может.

Вообще, как рассказывал Семён, убежище в Снегирях славилось своей мягкостью к проживающим в нём людям. По слухам, в других местах жить было дороже, сложнее и опаснее.

Хотя, как говорил Семён, слухам он не верил, но слушал, анализировал и запоминал. Вдруг пригодится. Вот и пригодилось, когда отвечал на мои вопросы обо всех мелочах и жизни вокруг.

Прогоняя эту информацию в голове, я рассматривал Сержанта, напряжённо ожидающего мой ответ. Интересно, что у них там за сокровища такие, раз они считают, что могут откупиться от прямой попытки убийства? И с какого перепуга я должен их отпускать?

Стоп!

Мне это неинтересно! Мне не нужны никакие материальные ценности, никакая жратва, патроны и оружие. Всё, что для них является мерилом ценности, для меня лишь пустой звук. Самым ценным для меня сейчас являются люди.

Подойдут и нелояльно настроенные. Для начала.

Дальше — посмотрим.

На ком-то я должен осознанно провести процедуру переноса сознания в Бездну. Но, на лояльных было бы продуктивнее.

— Скажи мне, Сержант, ради чего вы всё это устроили? — ярешился на последнюю попытку наладить с этими самоубийцами хоть какой-то контакт, — ради чего вы поставили свои жизни на кон? Что такого в этом убежище, что оно стоит риска сдохнуть?

— Тебе не понять, — буркнул в ответ Сержант.

— А ты попробуй объясни!

— Ты — одиночка, ты не поймёшь! — скривился как от боли Сержант, — твой поисковик, который забился куда-то в угол и дрожит от страха, он бы понял.

— Ты не прав, Сержант, я не одиночка, — догадаться, на что кивает старик, было несложно, — у меня есть те, о ком я забочусь.

— Тогда зачем глупые вопросы задаёшь?

— Потому что действительно хочу понять! — слегка повысил я голос. Препирания начали мне уже надоедать.

Старик устало выдохнул, закрыл глаза и откинул голову на стену. Молчал он недолго. Хрип лежащего на бетонном полу Коня и тяжёлое дыхание зажатой крепкой рукой Тра Блесны не способствовали философскому молчанию. Я же, дошёл до уроненного Конём стула, поднял его, поправил погнутую ножку, поставил напротив кушетки, на которой сидел Сержант и сел напротив.

— Безопасность, парень, — сдался старик, — чёртова безопасность! Путеводная звезда и грёбаный миф! Мы зубами выгрызаем у судьбы возможность пожить завтра, чтобы уже завтра снова с пеной и яростью выгрызать себе ещё один день. Мы пытаемся выжить под гнётом проклятья, которое сидит на наших плечах и превращает нас в искажённых. Всё просто: если мы окажемся слишком слабыми, мы умрём; если мы станем слишком сильными, мы превратимся в кровожадных монстров. Балансируя, борясь с миром, тварями и самим собой, мы деградируем, мы пожираем сами себя, и только надежда позволяет нам держаться! Надежда на то, что где-то есть место, где всё иначе. Где нет проклятья. Где не нужно выживать. Где можно просто жить, не боясь вдруг осознать себя, пожирающего мозг твоего самого близкого и любимого человека.

Сержант на минуту замолчал, с явно видимым сожалением окинул взглядом медпункт, задержал взгляд на внучке, чуть дольше и с какой-то болью посмотрел на капитана.

— У вас тут спокойно. Тихо. Ничего не давит на сознание. Не гонит в бой. Я даже подумать не мог, что мы несколько недель устраивали охоту в жалких сотнях метров от места, надежда найти которое позволяла нам жить, — в голосе Сержанта появилось злость, — не мудрено, что, найдя, но, не поняв, что именно нашли, у нас сорвало все тормоза!

— Тогда куда вы собирались идти, заплатив виру? — искренне удивился я.

— Никуда, — виновато улыбнулся Сержант, — думал найти место в аномалии, но подальше от вас и зарыться под землю. Жруны тут вялые, неопасные. Жить можно.

— Ясно! Ваша позиция мне понятна. Ваши надежды и чаяния услышаны, причину вашего нападения я понял. Не принял, ни в коем случае, но понял! А это уже немало! — подвёл я итог.

Что с ними делать я уже решил, осталось попытаться сделать это максимально добровольно или, хотя бы добиться того, чтобы хоть кто-то из них добровольно принял моё предложение. Чтобы было что и с чем сравнивать.

— Давайте теперь попытаемся найти выход, который бы устроил нас всех, а не вот это вот, — я чуть изменил голос, подражая интонациям Сержанта, — «вира и мы уходим». Ваша вира меня не интересует.

Блесна попыталась дёрнуться, но Тра не зевала, прижав её сильнее, зашипела в ухо: «не дёргайся, тварь!» и скрежетнула острым кончиком отобранного крюка о бетон рядом с головой пленницы.

Конь лежал неподвижно, всеми силами стараясь не отсвечивать. Ему было хреново, пульс и давление зашкаливали, тремор мышц не оставлял никаких шансов на какую-либо активность в ближайшее время. Но, слушал он жадно и, сам не заметив как, практически перестал хрипеть. Превратился в одно большое ухо.

— Хорошо, что ты хочешь? — спросил Сержант.

Ещё раз прикинул все «за» и «против», я махнул рукой на возможную утечку информации. Договоримся или нет — не будет никакой утечки!

— Мир во всём мире был бы неплох, — улыбнулся я, глядя в донельзя напряжённые глаза Сержанта, — но вы мне тут, пока, не помощники. От вас мне нужны вы сами. Ваше добровольное желание сделать шаг в направлении вашего будущего. Совсем запутал?

— Не то слово! Прямо сектой какой-то пахнуло, — отозвался Сержант.

— Скажи мне, Сержант, насколько вы команда? Насколько вы близки? Ты, Блесна, Конь, готовы ли вы отдать жизнь за то, чтобы хоть кто-то из вас пожил спокойно?

— Готовы! — ответ сержанта последовал мгновенно.

— Ты говоришь за себя или за всех?

— За всех! — хриплым голосом, сорвавшись в кашель, скрутивший его в позу эмбриона, в наш диалог вмешался Конь. Прокашлявшись и с сипением втянув воздух в лёгкие, он ещё раз подтвердил, — Сержант говорит за весь отряд! Его голос — мой голос!

— Отлично! — хлопнул я в ладоши, — тогда вот вам моё предложение! Виру — в задницу. Можете до конца своих дней хранить память о том, насколько вы богаты. Конь — платит за своё нападение жизнью. Собирался забрать чужую жизнь — будь готов отдать свою. Если повезёт, если ты, Конь, умрёшь красиво и удачно, то посмертие у тебя будет быстрое и интересное. Теперь ты, старик! Твоя душа принадлежит мне. Помнишь?

Я разложил монокристаллический кронштейн и совершил пару эволюций смонтированным на нём пулемётом. Сержант как загипнотизированный следил за его движениями.

— Когда я озвучил цену получения этого устройства, что ты сказал? — я кровожадно улыбнулся, выставляя напоказ немного более крупные клыки, и глядя на Сержанта, не отводящего взгляда от оружия, — Ты сказал: «забирай!». Публичная оферта, всё такое. Я бы взял для надёжности, в качестве предоплаты процентов тридцать, но, честно тебе скажу, не самый большой специалист в дроблении души. Поэтому обойдёмся без предоплаты, но, тут уж извини, из других договоров ты выпадаешь автоматически. Тебе больше нечем платить.

Я встал со стула, неспешно развернулся и поймал затравленный взгляд Блесны, замершей как кролик в объятьях удава. В качестве удава мы с Тра смотрелись великолепно. Даже стало немного неудобно.

— Теперь ты. Тебе я предлагаю жизнь в этом убежище. Выделяю комнату, доступ к основным коммуникациям, десятую часть складов с тем, что там хранится. Пока мы тоже живём тут, ты получаешь защиту. Когда мы закончим свои дела и уйдём, это убежище остаётся в твоём полном распоряжении и в том виде, в котором оно будет на момент расставания. Обещаю ничего не ломать и не вредить. Только свои вещи заберём. И всё это счастье оплачивает Конь, принимая добровольное участие в нескольких экспериментах перед смертью.

В медпункте сгустилась тишина. Вязкая, тяжёлая, практически осязаемая. Даже на секунду показалось, что стало темнее. Но, только показалось. Электрические лампы работали без сбоев, генератор, находящийся уровнем ниже, в зоне, очищенной от влияния энергии Королевы всё так же тихонько тарахтел, вырабатывая крохи такой редкой теперь электрической энергии.

— Конь, твоё слово? Ты готов оплатить спокойное будущее Блесны?

— Какие гарантии? — прохрипел он с пола.

— Какие к чертям гарантии? Ты совсем охренел, псих? — я в изумлении посмотрел на лежащее на холодном бетонном полу тело, натворившее кучу дел и ещё и что-то требующее, — если мы не договоримся, я вас просто всех грохну, а тела переработаю в биомассу!

Снова завозилась Блесна, уже не пытаясь вырваться, но яростно требуя хоть немного свободы.

— Капитан, нет! Не соглашайся! Я что-нибудь придумаю, — почти беззвучно прошептала девушка себе под нос, но мой усиленный слух донёс до меня каждую букву, — мы выкарабкаемся! Мы и не из таких передряг выбирались!

Сержант молчал, не считая вправе брать на себя ответственность за такое решение. Он хоть и был голосом командира группы, но судьбу самого капитана решать не взялся.

— Договорились! — после недолгого молчания яростно выплюнул из себя согласие Конь, — только поторопись, а то я в любой момент и без твоей помощи сдохну, а ты потом скажешь, что я тебя кинул…

— Ну вот и отлично! — я потёр руки в предвкушении, — Тра, отведи, пожалуйста, Леру Сергеевну в жилую часть, подбери ей комнату, покажи где тут у нас удобства и прочие важные места. Можешь попросить Семёна помочь, он тут уже обжился, разобрался.

И глядя, как Блесна покидает медпункт, двигаясь как деревянная кукла, неуклюже стараясь закрепить в ножнах отобранный ранее крюк, я добавил ей в спину:

— Лера Сергеевна, прошу запомнить! Агрессия в сторону любого из жильцов данного убежища автоматически расторгает наш договор. Помните это и не обесценивайте плату, которую внёс за вас ваш командир!

На душе было мерзковато, но я понимал, что по-другому нельзя. Эта группа показала себя опасным противником и ненадёжным союзником. А безобидный внешний вид Блесны вводил в заблуждение, заставляя выводить девушку из фокуса внимания, не воспринимая её как опасность. И это даже после того, как я собственными глазами видел, как она орудовала этими крючьями, как калечила искажённых и подставляла их под удары разделочного двуручного топора.

Тьфу ты, блин! Даже эта мантра не успокаивала и осадок оттого, что я так грубо и некрасиво обошёлся с девушкой плотной, вязкой и душной плёнкой повис на душе.

Надо развеяться! Пойду убивать Коня!

— Капитан, подъём! А тебе, Сержант, лучше остаться тут. Лечись, выздоравливай, — распорядился я, снимая блокировку циркуляции энергии и внимательно наблюдая за последствиями.

Получив такую вожделенную энергию, организм капитана воспрял, ударный коктейль гормонов впрыснулся в кровь, давление нормализовалось, пульс замедлился. Мгновенно исчез тремор, мышцы налились тяжестью и силой, готовые к ударным нагрузкам.

— Не дури, капитан! — окрикнул я замершего и готовящегося к броску смертника, — ты сейчас похеришь все договорённости и просто сдохнешь!

С явно слышимым свистом Конь выпустил воздух сквозь тесно сжатые зубы и встал. Подвигал руками, покрутил головой. Боли не было и капитана это напрягало. По его выражению лица было видно, что такой контраст ощущений ему ничерта не понравился.

— Пошли в «кассу». Пришло время оплаты. Не отставай и не дури. Не всё так плохо, как тебе кажется, — я хмыкнул, не став добавлять, что «всё ещё хуже», и двинулся в сторону тамбура. Поближе к кубику якоря Бездны. Уже успел заметить, что чем ближе к нему, тем манипуляции в режиме наложения ареалов проходят легче, качественнее и успешнее.

* * *
— Как он? — в десятый раз за текущие сутки поинтересовался Семён у Тра, дежурящей у медпункта.

— Без изменений, — в десятый раз за текущие сутки спокойным и тихим голосом ответила ему девушка, сама не отвлекаясь ни на мгновение от вслушивания в шторм, бушующий в Бездне.

— Посижу тут с тобой? — с надеждой спросил Семён и кивнул на деревянную скамейку, на краю которой сидела девушка.

— Не нужно, — мягко, но категорично ответила Тра, и, немого помолчав, всё-таки добавила, — ты будешь мешать. Сейчас Вождю совершенно не нужны волнения и переживания под боком. Иди, лучше, доставай Петра с Блесной.

— Не хочу, — мотнул головой поисковик, — у меня от Петра, после его возвращения, вся шерсть на теле дыбом стоит. Даже там, где её отродясь не было!

— В том и суть, — улыбнувшись, кивнула девушка, — ты же сам сказал, что тоже хочешь быть как мы и звать Вождя вождём. Вот и привыкай, пропитывайся духом семьи. А то от одного вида даже не самого опасного нашего представителя тебя уже с дерева снимать нужно.

Семён чуть не задохнулся воздухом от абсурдности такой претензии, но девушка не дала ему продолжать разговор:

— Иди уже отсюда! Вождю не нужны твои метания, перехлёсты эмоций и пустой страх. Иди, привыкай к Петьке, пока он снова не умудрился слиться, а то после следующего респа ты от одного его вида тут вообще всё кирпичами завалишь. Иди уже!

И когда Семён ушёл, Тра с улыбкой вздохнула. Забавный парень. Заботливый. Внимательный. Чуткий даже.

Девушку забавляли его хождения вокруг, попытки составить ей компанию, развлечь разговором. И ведь без всяких скрытых мыслей и дальних планов он это делает. Никакого влечения у него к ней нет, она прекрасно это ощущает. Просто инстинкт лидера группы, или, как он себя называл, главы Семьи, всего за какой-то год плотно впитавшийся в кровь поисковика, требовал от него поддерживать нормальную атмосферу в коллективе. Её же он считал стоящей немного в стороне и не получающей достаточно внимания и поддержки от остальных. Вот он и пытается всеми силами это компенсировать, не понимая, что представляет собой связь через Бездну. Не понимая и не слыша, что она не нуждается в компании, а если ей понадобится о чём-нибудь поговорить, то она сама подойдёт и заведёт разговор. И, крутясь вокруг, больше мешает ей слушать творящееся внутри Бездны и ждать, когда всё закончится. Слушать, ждать и переживать.

Но, к его оправданию, даже вот так назойливо ходя вокруг, мозоля девушке глаза и действуя на нервы, он не будил в ней внутреннего зверя, желающего в момент пробуждения только крови и охоты. В то время как Блесна, сучка блондинистая, теперь проживающая с ними под одной крышей, одним своим видом поднимала шерсть на загривке зверя дыбом и прямо просилась ему в пасть. Поэтому за ней, в основном, приглядывал Пётр. А Семёна Тра не спускала с лестницы ударами приклада своей винтовки.

Сама же девушка охраняла покой Вождя, погрузившегося в Бездну, чтобы перетащить сознание их, вполне возможно, новенького. Что-то у них там пошло не так и Вождь погрузился слишком сильно и, похоже, так и застрял там, где-то в бездонной тьме. Она сидела тут, рядом с медпунктом, куда они перенесли тело Вождя, уже после того, как Пётр смог добрать энергии для респа прямо из шторма, бушующего в Бездне, и смог самостоятельно занять приготовленное для него тело. Она терпеливо ждала, когда Вождь закончит свои дела и надеялась, что её эмоции через связь сквозь Бездну сработают маяком и Вождь почувствует её спокойствие и уверенность, и, ориентируясь на неё, как на якорь, вернётся в своё тело.

Шёл уже десятый день, как Вождь погрузился слишком глубоко и они перестали его слышать и воспринимать, но девушка верила, что всё будет хорошо.

Она переживала только о том, получится или нет у Вождя, приволочь новенького и надёжно и качественно прибить его за хобот к Бездне.

Тра никому не рассказывала, но её первые мгновения/годы/такты, которые она провела в этой, на самом деле уютной и мягкой тьме, были чудовищно тяжелы.

Вот она ведёт бой, отстреливаясь от наседающих на их Вестника Апокалипсиса шургов, машина маневрирует, вся группа занята делом. Все собраны. Всё идёт по плану. Неожиданно на неё сверху как будто выплёскивают звёздную плазму, тяжёлую и горячую настолько, что это даже осознать невозможно, и ей кажется, что тело уже испарилось и сгорают в прах не только кости и зубы, но и сама душа распадается жирными хлопьями пепла. В тот момент никакого выхода уже не было и девушке осталось только осыпаться на дно мироздания ещё одной незримой крупинкой, как в ярко пылающей и слепящей боли появилась чёрная воронка, в которую затягивало что-то знакомое, родное, прохладное и пахнущее домом. Ничего не соображая, желая лишь избавить себя от раздирающей на части боли, Тра уцепилась за этот образ и ушла в водоворот вместе с ним.

Ушла, чтобы почти раствориться в бездонной и равнодушной тьме. Только чудо или случай, позволили девушке выжить. Эмоции, чувства и желания, её и Варписа, как оказалось впоследствии прицепившись к которому она и попала сюда, наполнили эту тьму и уничтожили равнодушие, заменив чем-то иным. Любопытством, осторожным интересом, ленивым дозволением жить. Так как любое «быть» лучше, чем «не быть». Как оказалось, для Бездны это тоже работало.

Бездонная голодная тьма в первые мгновения/годы/такты чуть не выпила её до дна, лишив всех знаний, эмоций и желаний. Но чудо произошло, и в какой-то момент Тра поняла, что больше не распадается, наполняя Бездну жизнью.

С тех пор Бездна обрела что-то похожее на жизнь и сознание, переняв, как казалось девушке, некоторые её черты. Отчего казалась роднее и теплее, чем даже одеяло из верблюжьей шерсти и кружка горячего чая холодным зимним вечером.

Именно поэтому Тра переживала, как примет Бездна нового жильца, ведь на командира этой группы внутренний зверь Тра не просто просыпался и скалил зубы, он требовал его уничтожить немедленно. Вырвать сердце и сожрать его, пока оно бьётся!


Глава 9


Капитан Конев умер, проявив колоссальную силу духа. Так называемая оплата проживания Блесны была внесена в полном объёме. Даже я бы сказал, в избыточном.

Всё, что я от него хотел, он старался выполнять. Стремиться, желать, думать, воспринимать и не воспринимать. Оценить, какие желания и мысли как именно повлияли на процесс, было сложно, так как это был лишь первый опыт, а он, как известно, сложный самый. И хорошо, что он был с «партнёром», замотивированным на результат.

Твёрдо сказать я могу лишь одно. Шлейф, наложенный на Бездну, при определённой концентрации, очень негативно влияет на жизнедеятельность обычных, хоть и немного изменённых, организмов. Человек — очень хрупкое существо. Конев рассыпался на копеечки немного раньше, чем я планировал, но это не сильно повлияло на результат. Уже потом, приходя в себя и делая выводы, я понял, что эти самые копеечки, на которые Конев был разложен в процессе, в текущей ситуации забрать в полном объёме я бы не смог ни при каких условиях.

Борясь за нового жильца, пытаясь изо всех сил охранить сознание капитана в первозданном виде, пытаясь не упустить ускользающее сокровище, стремясь всеми силами вложить/закрепить/гармонизировать в Бездну новое ядро Совершенства, я зашёл слишком глубоко во тьму.

Чёрт возьми! Я ощущал себя маленьким мальчиком, бегущим по щиколотку в воде вдоль берега океана и ловящим падающие с неба снежинки. Миллионы и миллиарды крошечных крупинок замёрзшей воды падали с серого, как будто налитого свинцом, неба и, касаясь чёрной воды океана, растворялись в ней без остатка. Я же бежал под стеной падающего снега и пытался поймать хоть что-то. Я даже ртом пытался ловить снежинки, но они мгновенно таяли, теряя индивидуальность и превращаясь в безвкусную воду. Снежинки не таяли только на моих ладошках. Но какая часть огромного снегопада, многокилометровой полосой обрушившегося на побережье, может поместиться на маленьких детских ладошках?

Убегая же всё дальше и дальше вдоль берега океана и пытаясь поймать как можно больше разных снежинок, я, в конце концов, умудрился ещё и заблудиться, как бы парадоксально это ни звучало и не ощущалось. Вроде же берег — с одной стороны вода, с другой суша — как тут заблудиться? Сколько пробежал в одном направлении, столько же пробеги и обратно. Но не тут-то было.

Куда ни глянь, вокруг была вода. Берег исчез и только чёрная вода, всюду по щиколотку, меня окружала. Вода и жадный шёпот.

«Дай, дай, дай».

«Останься, останься, останься».

Окружающая вода требовала, чтобы я высыпал две последние горки снега, скопившиеся у меня в ладонях. Оставил ей эту новую/интересную/необычную жизнь, сам же сходил и принёс ещё. Принёс ещё много-много снегопадов, содержащих так много индивидуального, уникального и нового для океана. Но пока я не оставлю то, что уже принёс, уйти у меня не получится.

Не получится! Ха!

Коля Бардин с раннего детства слушался только маму с папой и делился игрушками только с сёстрами! Никакие океаны для него не указ!

Кажется, я бродил по щиколотку в воде целую вечность. От усталости дрожали согнутые в локтях руки. С бараньим упрямством и детской жадностью я следил за маленькими пригоршнями снега, не давая ни единой снежинке скатиться с ладони и упасть в воду. Злость отгоняла приступы страха, то и дело вылезающие и призывающие сдаться и отдать то, что требуют.

Как я смог найти дорогу назад, я не знаю. Но внутреннее спокойствие и уверенность, что всё получится, не давали мне опустить руки и сдаться.

Всё получилось. Полоска суши появилась совершенно неожиданно. Просто в очередной шаг нога утонула в холодном и сыром песке.

Берег.

И только в спину неслось уже ещё более жадное, но уже не такое уверенное и равнодушное: «Вернись! Отдай!»

Оказавшись в родной и уютной Бездне, я слепил из того снега, что принёс небольшой снежок и, размахнувшись, запустил его во тьму.

Живи/расти/развивайся!

И только после этого меня отпустило.

Полный апгемахт!

Я лежал на кушетке в медпункте, невидящим взглядом смотрел в потолок, пытался осознать произошедшее и делал вялые выводы.

Все мои планы набрать ядра совершенства по рублю за пучок, как редиску на рынке, оказались не таким простым делом, чем мне казалось изначально.

Ничего не зная о том, каким образом в Бездну попали Варпис и Тра, я слишком поспешно решил, что это было несложно и я смогу легко повторить этот процесс.

Повторил, твою мать!

В ушах всё ещё стоял этот пронизывающий шорох/скрип/шёпот, воспринимаемый моим сознанием однозначно как: «Дай, дай, дай»…

И ощущение, что в ладонях ты держишь чужую жизнь…

Это будет ничерта не редиска!

И цена ей будет совсем не рубль!

Но, как бы то ни было, что-то у меня всё-таки получилось. В бездне теперь было три жильца.

Вот только получилось, действительно, лишь «что-то». Новое ядро, как далёкая звезда, горела ровным белым светом, было крошечным и от него не ощущалось ничего. Ни мыслей, ни эмоций. Холодный, ровный белый свет.


Тип: ядро Совершенства,

Разум: 1+,

Лояльность: 100 %,

Потенциал: не определён,

Число полезных рождений: 0,

Общее число рождений: 0,

Дополнительные параметры: отсутствуют,

Идентификатор: не назначен.


То, что я смог сохранить и перенести, был лишь слепок пустой матрицы, потенциально, возможно, способной развиться до уровня оригинала.

Потенциально и возможно.

Сейчас же это было ядро, способное выйти в реальность в виде чего угодно. Занять любого носителя. Любой специализации. Вариативность носителей была очень широка, так как это было совершенно пустое ядро, не несущее в себе никаких отпечатков. Но сложность носителя была сильно ограничена.

Чистый лист.

Только ядро было неразумно. Скромная единица говорила об этом красноречиво. А вот плюсик, идущий сразу после единицы, пояснял, что ядро способно к коммуникации через Бездну. Связь через Бездну работала, и неразумный питомец, который может получиться из этого ядра, мог слышать команды и пожелания своих разумных товарищей. Слышать, осознавать и выполнять. Если бы в строке «разум» стоял ноль, то команды он мог бы только слышать. Ни осознавать, ни выполнять их, нулевой носитель бы не смог. А вот единица в строке «разум» уже не так беспощадна. Более перспективна.

Потенциал же этого ядра мог быть определён только после первого рождения, когда в него будет отпечатан первый носитель. Тогда и определится вариативность, глубина и сила ядра. Именно тогда будет понятно, насколько глубок потенциал ядра в усложнении, усилении и изменении носителя для ядра Совершенства.

И вот на всё это, на беготню босиком по чёрной воде, на ловлю снежинок, на спасение двух последних пригоршней и на поиск дороги назад, у меня ушло две недели.

Совсем не рубль!

Совершенно не то, что ожидалось. Но, и не полное разочарование.

От полного разочарования спасало только то, что в процессе этого «исследования» выделилось столько энергии, что хватило на воскрешение Петра. Излишки энергии поглотила Бездна, как будто «переварив» её, при этом и сыто «урча».

Эх! Ещё один пункт добавляется в набор обязательных дел. Бездну, оказывается, «кормить» можно и так. От этого она становится сильнее, мягче и уютнее. Но нужно теперь следить, насколько хороша и питательна такая «кормёжка» и не выскочат ли какие-нибудь побочные проблемы.

Но, как бы то ни было, проживание Блесны оплачено с большим избытком!

Вернувшись мыслями к реальности, я ощутил совсем рядом сознание Тра, нетерпеливо дожидающееся, когда я образу на неё внимание.

— Как у нас тут дела? — вербально обратился я к Тра, откладывая самокопание на потом, — что нового приключилось, пока я блуждал во Тьме?

От девушки полыхнуло позитивом и удовлетворением.

— Пётр, ссыкун, всё-таки реснулся! — первым делом обозначила она статус своего товарища, подчеркнув своё отношение к этому довольными интонациями, — про изменения в носителе не колется, сейчас трётся вокруг сучки-Блесны, оказывает ей знаки внимания, крутит лямуры, заодно и приглядывает. Мутная она какая-то.

Я кивнул. Мутная. Как и все, кого мы видели из местных. Все мутные, все себе на уме. Все с конкретно потёкшей крышей.

— Абориген к нам просится, — продолжила вербальный доклад девушка, раз уж я не изъявлял желания получить блок воспоминаний.

— В каком смысле «к нам»?

— В прямом! — чуть хмыкнула Тра, — хочет быть как я и Пётр. В Бездну просится.

— Однако, — только и нашёл что сказать я, — он вообще понимает, о чём просит?

— Как лемминг! — услышал я в ответ, — у него с крышей всё ещё хуже, чем кажется. Он готов сдохнуть, чтобы не возвращаться туда, где жил до этого.

— Так и пусть пока просто живёт тут. Мы же его не гоним.

— Не варик! Его аж трясёт! — Тра помолчала, формулируя мысль, и продолжила, — как услышал, что ты планируешь, закончив дела, куда-то уходить, вбил себе в башку, что мы его бросим. А потом Петьку после респа встретил и всё! Полный песец! Срётся от ужаса, но не отстаёт.

— От ужаса?

Я мог просто потянуться к сознанию Тра и практически мгновенно получить весь пакет воспоминаний по этому вопросу, но делать этого не хотел. После прогулки по чёрной воде и этого «дай, дай, дай», скребущегося, вроде в ушах, а на самом деле в самой душе, мне хотелось просто поболтать. Что-то говорить, задавать вопросы, слышать ответы, осознавать сказанное, обдумывать. Вести обычный диалог.

— У него чуйка продвинутая, — уверенно пояснила Тра, — он от реснутого Петьки шарахается, как будто тот обещал его прибить, как увидит, хотя внешне новый носитель не отличается от старого совершенно. Боится его как огня. Чует какую-то угрозу. Но при этом настойчиво просится в нашу тесную компанию. Говорит, что когда мы его возьмём к себе, он уверен, что Петьку бояться перестанет.

— Подумаем, что можно сделать, — я подтвердил, что услышал сказанное, — что по остальным?

От Сержанта, по словам Тра, не было никаких проблем. Буквально через несколько дней, Пётр перетащил его в соседнюю с его внучкой комнату, всей толпой собрали для него инвалидную коляску и, можно сказать, старик перешёл на самообеспечение, изредка выбираясь до общей кухни, почесать языком и набрать еды в «номер» С бытовыми проблемами он разбирался самостоятельно, никого к этому не привлекая. Про выбраться наружу не заикался и, кажется, был тихонько счастлив, как улитка, нашедшая свою раковину.

А вот с Блесной всё было не так просто. Избитая, обиженная, оскорблённая, да ещё и насильно заключённая в ненавистном ей убежище. Именно такой образ у меня возник, слушая рассказ Тра. Первые дни, пока Пётр ещё не поменял свой статус, Блесна сидела в выделенной ей комнате и никуда не лезла. Вела себя тише воды, ниже травы. Но вот когда в её поле зрения попал высокий, крепкий, харизматичный, отлично экипированный, занимающий не последнее место в нашей группе боец, ещё и не ровно дышащий в её сторону… Девушка воспряла духом.

Но, что-то с Петром у неё пошло не так. Или у Петра с ней. Первый порыв парня быстро потух и отношения застопорились на самом первом этапе. Знакомство буксовало. Ни один, ни вторая не спешили открывать друг для друга сокровенные тайны своей души. Тра глубже не лезла, довольствуясь фоном, который пёр от Петра. Сначала осторожность и опаска, а позже раздражение, переросшее в равнодушие с нотками подозрительности. Буквально несколько дней назад Блесна попробовала закатить Петру истерику в лёгкой форме, типа она тут заключённая, её во всём ограничивают, запрещают смотреть на звёзды и ещё много чего. На этот подкат она получила спокойный ответ, что в договоре на проживание была оговорена её безопасность только на территории убежища. За территорией — с ней же может случиться что угодно. Поэтому до возвращения Вождя, Пётр не позволит нежной и ранимой девушке подвергать себя опасностям, таящимся буквально за дверью убежища.

Несколько раз Блесна пыталась втянуть в конфликт деда, но тот старался держать нейтралитет и лишь вздыхал, пытаясь урезонить внучку. Нейтралитет держать получалось, урезонивать внучку — нет.

Семён же шарахался от Блесны с самого начала и старался с ней не пересекаться. На вопрос Тра, в чём причина такого его отношения к безобидной на вид девушке, поисковик ответил, что их отличия слишком велики и их уровень конфликта слишком высок. Они не смогут найти общий язык и, например, в одну группу, им попадать категорически противопоказано. Пытаться же найти общий язык и ужиться, рискуя сорваться и перегрызть, в прямом смысле этого слова, друг другу глотки слишком опасно, а места в убежище хватает, чтобы не пересекаться совершенно.

Что самое забавное, с Сержантом Семён общался вполне нормально. Они часто пересекались в общей столовой, и когда это происходило, спокойно вместе обедали, разговаривали и часто засиживались допоздна за простым трёпом. Семён потом с охотой рассказывал про эти посиделки Тра.

— Что не так с Блесной? — решил я уточнить, уложив в голове рассказ Тра.

— Хер её знает! Мутная она какая-то, — услышал я в ответ злые слова, — Смотришь на неё, видишь одно. Не смотришь на неё, но слышишь её, ощущаешь другое. Вспоминаешь, что видел и слышал, понимаешь что-то третье. Какая-то гнилая загадка.

— Не любишь загадки? — с улыбкой спросил я девушку и с тем же вопросом потянулся к Петру

— Ненавижу! — услышал я от Тра.

«Загадка хороша, когда награда адекватна труду, прикладываемому для её разгадки», — дотянулась до меня ответная мысль Петра, — «с возвращением, Вождь! Рад, что у тебя всё получилось!»

«Спасибо! Но получилось у меня далеко не всё, что я хотел».

«Брось! Так даже лучше! Энергии на респ набрал! Наш домик подкормил, узнал много нового! Коня к делу пристроил! Подбери шаблон какой-нибудь зверюги, впиши в неё новенькое ядро и будет у нас конь, всем коням конь!»

Забавно. И Тра и Пётр явно не горели желанием, чтобы капитан Конев прописался в Бездне в своём оригинальном виде. Но, при этом ни словом, ни жестом, ни мыслью не выдавали своего желания мне. Я ощущал от них лишь уверенную поддержку на протяжении всего этапа подготовки к переносу. Лишь Бездна немного недовольно восприняла мою первую попытку создать новое ядро. Но недовольство было настолько лёгким и неощутимым, что я бы и не вспомнил о нём, если бы не поймал что-то аналогичное от остальных жильцов.

— Кстати, по поводу энергии. Бездна сожрала остатки и если кто-то снова лажанёт — то респ снова будет с проблемами. Придержим Семёна на чёрный день? Если вдруг энергия потребуется неожиданно? — вкинул я провокацию.

Долгие паузы перед ответами уже говорили о многом.

— Да ну, Вождь! Семён с ножом и пистолетом ни на кого не прыгал, парень спокойный, адекватный. Давай его не на корм, а в норм ядро перепишем, а? — вроде голос Тра был спокойным, но вот эмоции её выдавали. Лёгкое сожаление и переживание за поисковика были ощутимы.

«Тра дело говорит», — добавил от себя Пётр, — «Семён отлично впишется в наш тёмный кружок. Заодно и меня от роли разведчика освободит!»

И Пётр больше переживал за Семёна, нежели за себя и за роль, которую ему приходилось тянуть.

Вот так! Ещё один вариативный фактор. И его влияние на процесс тоже нужно оценить. Ведь вполне может быть, что негативный настрой тех, кто уже обитает в Бездне, влияет на процедуру переноса сознания сильнее, чем всё остальное, вместе взятое.

Как же мало я знаю о себе и своих способностях! И, чёрт возьми, как же дорого стоит узнавать о себе что-то новое.

* * *
Место последнего боя группы капитана Конева с искажёнными, за прошедшие дни мало изменилось. Обшитый стальными листами, беспомощный трактор «Кировец» так и лежал на стальном боку, зияя пробоинами в защите, смятой и изорванной кабиной. Прицеп, оказавшийся в момент взрыва ракеты ближе к эпицентру, был откинут дальше, чем трактор и пострадал сильнее. Сломанные колёсные оси, сорванные листы защиты, деформированный каркас вагона. Сквозь грубо вырванную дверь прицепа в свете солнечного дня были видны внутренности вагона. Мешанина металла, дерева, резины, костей и крови. Какие-то устройства, приспособления, инструменты вперемежку с останками искажённых. Где-то там, в этой каше, совсем недавно лежал труп одного из членов группы.

В настоящий момент, немного в стороне, буквально в десяти метрах, от основной «композиции» были разложены куски брезента, на которых аккуратно раскладывались и изучались части этой «композиции». Вот на самом большом куске брезента видна гора изуродованного мяса, вперемежку с рваными тряпками, огромными костями. Отчётливо виден почти целый таз и ноги здоровяка, резво тут размахивавшего металлическим дрыном. Вот на другом куске брезента лежат останки Салаги. Многократно переломанное и раздавленное тело, вооружение, ранее разбросанное по вагону, сейчас бережно собранное и выложенное в ряд рядом с останками. Немного дальше, на аналогичном прямоугольнике плотной ткани лежат останки ещё одного члена команды. Здоровяка, которому кошка одним ударом смахнула голову. Рядом с телом лежит и голова, заботливо найденная далеко в стороне от места боя и очищенная от лишней грязи.

Остальные брезентовые экспозиции, с той точки, где я нахожусь, видны плохо.

Вокруг снуют люди, одетые по-военному и вооружённые кто во что горазд. Всего я насчитал семь человек. Трое занимались изучением останков, собирали всё, что казалось им интересным, формировали «композиции на брезенте», притаскивая всё новые и новые детали. Двое следили за безопасностью вокруг пустыря, заняв выгодные высоты и не выпуская из рук оптику. Ещё двое стояли у колёс трактора, ведя эмоциональную беседу.

— Знакомые? — кивнул я Сержанту на группу, изучающую место их последнего боя.

— Лично незнаком, но слышал и пару раз видел. Поисковики. Семья Голубя. Личные ищейки коменданта нашей базы, — и немного помолчав, Сержант зачем-то поправился, — нашей прошлой базы.

Я кивнул, внимательно рассматривая происходящее. По деловитой активности, по тому объёму работ, что уже проведён, и по тому, что ещё осталось, выходило, что место боя нашли совсем недавно. Буквально накануне. Изучение же началось сегодня с самыми первыми лучами солнца. А значит, группа либо полночи двигалась, либо у них где-то недалеко оборудована временная база.

— Сколько человек в Семье в курсе?

— Девять их. Полная группа, — без раздумий ответил Сержант.

Я снова кивнул. Значит, всё-таки, временная база. И двое её караулят.

— Что про них знаешь? На чём специализируются? Чем известны? О чём у них за спиной шепчутся?

Со слов Сержанта выходило следующее. Голубятня — так называли эту Семью за глаза — что-то вроде стратегического оружия коменданта. Способности в группе подобрались под длительные рейды, с упором на скрытность и обнаружение искажённых. Рейды, длящиеся меньше чем месяц — для голубятни это редкость. Практически живут за стеной. Выполняют, в основном, задачи по выслеживанию и поиску. Какие конкретно — молчок. Очень редко сами приносят добычу, но только если что-то ценное. Лекарства, например. Обычно, после их возвращения на базу, по их маршрутам уходят одна — две Семьи и минимум одна боевая группа. Ходят слухи, что именно эта группа поддерживает связь с другими убежищами, следит за проходимостью и безопасностью троп для транспортных караванов. Со сколькими убежищами поддерживается связь, знает только комендант и голубятня. Стратегически важная информация обычным боевикам по статусу не положена.

Внимательно выслушав Сержанта, я задумался.

Уйти? Нас пока не обнаружили, вся группа занята своими делами, никто, кроме пары часовых, по сторонам не смотрит, а часовые нас не видят, мы находимся в слепой зоне, скрытые густой тенью от остова ещё не до конца осыпавшейся многоэтажки. Да и расстояние до нас слишком велико, чтобы мы, будучи искажёнными, могли представлять для этой группы угрозу, находясь на такой дистанции. Часовые в оба глаза следят за более близкой территорией, на дальнюю бросая лишь редкие взгляды, неспособные увидеть неподвижную тень в ещё более густой тени.

Уйти и недельку не соваться на эту сторону, перенеся своё внимание на север и восток Бездны. Именно сейчас мне не нужны никакие контакты с местными. Именно сейчас я провожу контролируемый многофакторный эксперимент, оценивая влияние нескольких независимых переменных на способность разумного сформировать полноценное ядро Совершенства. И чистота этого эксперимента важна. Поэтому правильнее было бы уйти.

Но, чёрт возьми, я прекрасно понимаю, что то, что я делаю — совершенно не сферический конь, а вокруг — не вакуум, поэтому реальность вполне может вторгнуться и нарушить течение эксперимента. А так как эксперимент длительный, то можно считать, что реальность уже вторглась в его течение.

Если мы сейчас уйдём, то нет никакой гарантии, что эта вот голубятня, найдя наши следы, ведущие в сторону убежища, не сунется проверить. Я не знаю, какая перед ними стоит задача. Просто ли найти группу Коня или найти и разобраться, что с ними произошло и можно ли другой группой снова наладить поставку таких важных трофеев. Ведь не могут быть не важными трофеи, за которые, хоть и по слухам, могут платить химией, способной возвращать молодость и усиливать организм. Химией, которая позволяет выживать в изменившимся мире лучше. Быть сильнее.

Голубятня может сунуться сама по следам, или, уйдя сейчас, чуть позже направить в нашем направлении другие группы. В любом случае риск того, что наш покой будет нарушен уже в ближайшее время — велик.

И от меня это уже не зависит.

Правда, я могу прямо сейчас расстрелять эту семёрку, тем самым значительно выиграв время. Пока оставшиеся двое на временной базе поймут, что случилось, пока вернутся к себе, да и дойдут ли, всё-таки искажённые, не попавшие под действие Бездны не дремлют, пока комендант базы соберёт новый рейд. Да и есть ли у него ещё спецы достаточной квалификации?

Время я выиграю, но гарантированно испорчу отношения с этой базой и со всеми, кто поддерживает с ними связь. А тогда для кого и для чего я вообще провожу свой эксперимент? Для чего я убил кучу сил и средств на разработку упрощённого нейроинтерфейса для обычных местных аборигенов? Зачем я бегаю с Сержантом, экипированным страшным эрзацем моего пулемёта и на коленке сварганенной системой управления, в основе которой и лежит разработанный нейроинтерфейс со считывателем нейроимпульсов, а также установлен аналог фокусирующего моста, применяемого нурнами для перезаписи сознания разумного из старого аватара в новый при насильственной смерти? Зачем я заставляю организм Сержанта привыкать к этому фокусирующему мосту, для чего он до кровавых слёз и обещаний, что я ему вообще руки ампутирую, отрабатывает систему мысленного управления и всё меньше и меньше обращается к способностям, данным ему «вдохом» и Королевой?

Для того чтобы любой человек, пожелавший переселиться в мою тёмную и уютную Бездну, мог сделать это без риска рассыпаться на мелкие снежинки.

Не больше, но и не меньше.

От этой идеи я так и не отказался. Просто осознал, что это не пучок редиски.

Поэтому никакой стрельбы.

Поэтому никуда мы с Сержантом не уйдём. Посидим немного. Посмотрим, послушаем, а немного позже, Сержант пойдёт знакомиться с голубятней. Закрывать пробелы плохой социализации. Расширять круг людей, которых он знает лично.

— Сержант, у тебя же нет с ними органической непереносимости?

— Не знаю, — получил я в ответ жест пожатия плечами, — говорю же, лично незнаком, а когда виделись мельком — яркой агрессии не было.

Ну и отлично. А то эти их конфликты на органическом уровне, когда два впервые встретившихся человека могут просто кинуться друг на друга и рвать глотки до смерти, хотя минуту назад были вполне адекватными людьми, их не стоит сбрасывать со счетов.

Ситуация на поляне, тем временем развивалась своим чередом. Я направил аудиодатчики на пару спорщиков и прислушался к их спору:

— Откуда у них зенитный ракетный комплекс? — крепыш среднего роста, в безликом выцветшем камуфляже и в безликой же серой бейсболке рассматривал трубу переносного ракетного комплекса, которую подал ему его собеседник, — да ещё и это?! Где они её взяли? У нас кроме «Игл» и нет ничего на складах!

— Разное про Конева поговаривали. Выходит, не всё врали, — пожал плечами его собеседник, забирая трубу комплекса и передавая её споро подбежавшему бойцу.

— Хорошо, что ещё нашли? И когда, наконец, ты мне скажешь, всех их тут грохнули, или нет? — Голубь, а это был именно он, лидер Семьи, старался держать себя в руках, но давалось ему это плохо, — мы уже тут полдня возимся, а главного так и не узнали!

— По останкам пока без изменений. Нет Конева, Блесны и Сержанта. И парни склоняются к тому, что они выжили или сдохли где-то не здесь.

— Ладно! — выдохнул Голубь, резко сцепив руки в замок за спиной и покачавшись на носках, — Ладно! Будем считать, что они выжили. Урыли гуля. Урыли зооморфа-двойку и втроём, бросив свой транспорт, все запасы, половину оружия и амуниции, куда-то улетучились?

— Есть изменения в версии, — поморщился его собеседник, совсем невысокого роста чернявый азиат, одетый как под копирку с главы Семьи, — ребята допускают, что это был не гуль.

— Долбанулись? Таких размеров и такой силы и вдруг жрун — двойка?

— Не двойка. Четвёрка, — очень тихо и, кажется, сам не веря в то, что говорит, пробормотал азиат, — или зооморф тоже был тройкой.

— На чём основан такой вывод? — нахмурился глава. Его серо-стальные плавно осмотрели дальние подходы к месту бойни, на мгновение прошлись по остову дома, в котором мы и укрылись.

— Парням не нравится структура камня. Говорят, есть остаточные следы акустического воздействия сложной модуляции.

— Спустя столько времени после боя? — удивлённо распахнул глаза Голубь.

— Именно.

— Значит, способность.

— Она, паскуда, — еле видно скривился азиат, — а раз способность, значит…

— Мне не нужно разжёвывать, я не зелёный новичок, — буркнул Голубь, но против своих же слов, логическую цепочку всё-таки озвучил, — способность такой силы может быть только у тройки. Но тройка обладает только одной основной и сильной способностью.Основной способностью здоровяка, без вариантов, была сила. Значит, либо зооморф у нас не двойка, либо здоровяк у нас не гуль — тройка, а молох — четвёрка. Логично, что уж тут! Но как они тогда смогли выжить?

— Крови нет, останков нет, есть только следы живых, — пожал плечами азиат, — найдём — спросим. Пока идей нет.

— Найдём — спросим, — эхом отозвался Голубь, — ищи, Ким, ищи их, как будто Блесна твоя любимая сестра. И спеши, как будто её вот-вот сожрёт какой-нибудь Молох!

Азиат бесстрастно кивнул и, оставив главу размышлять в одиночестве возле колёс лежащего на боку трактора, присоединился к группе поиска.

* * *
Шагающего к ним Сержанта группа обнаружила в тот же момент, как он вышел из-под прикрытия тени здания.

Наблюдатель, контролирующий это направление, издал резкий звук, напоминающий звук удара камня об стену и вся группа быстро и организованно заняла ближайшие укрытия.

Какое-то время царила напряжённая тишина, нарушаемая только хрустом камней под подошвой обуви размеренно шагающего в сторону поисковиков Сержанта.

— Стой, где стоишь! — раздался окрик со стороны поисковиков, когда Сержант сократил расстояние уже метров до пятнадцати, — кто такой?

Я наблюдал происходящее немного со стороны, заранее сместившись, чтобы не оказаться на одной линии за спиной Сержанта и не потерять хороший «вид» и мне были понятны затруднения поисковиков.

Вид Сержанта внушал. Из старого на нём был только выцветший камуфляж, практически один в один как те, во что были одеты поисковики. Вместо разрузки на Сержанте был одет высокотехнологичный сегментированный защитный жилет, на котором были смонтированы: манипулятор, в настоящий момент сложенный за спиной, нейросчитыватель, выглядящий как мощный защитный воротник и нейроинтерфейс, практически не отличимый от шлема с непрозрачным забралом, закрывающим почти всё лицо, оставляя видимым только мощный, заросший седой щетиной подбородок. К нижней же части жилета крепились «ходунки» — простенький экзо-каркас, принимающий на себя нагрузку при ходьбе и беге и помогающий бойцу перемещаться в случае травм ног. Сержант ещё не до конца восстановился, но данная система минимизировала нагрузку на кости и позволила нам начать работу, не дожидаясь окончательного выздоровления.

Выглядел Сержант свежо, опасно и очень продвинуто. Поэтому окрик прозвучал немного нервно и довольно поздно, позволив сократить и так небольшую дистанцию.

— Стою! — Сержант остановился, поднял руки пустыми ладонями в сторону поисковиков, — Сержант меня зовут. Из группы капитана Конева.

— Открой лицо! — уже чуть более спокойно скомандовали из-за трактора.

— Не надолго! — кивнул Сержант, давая команду откинуть забрало нейроинтерфейса. Подождав минуту, всё это время с улыбкой подставляя лицо прямым солнечным лучам, Сержант закрыл забрало, — опознан? Могу подойти?

— Давай, только железом своим не размахивай! А то, мы ребята нервные, можем и пальнуть с перепугу. А тут мёртвый город, свидетелей нет, а правда всегда на стороне выживших!

— Вот тут ты Голубь прав как никогда! — довольно оскалился Сержант широкими шагами приближаясь к поисковикам, — правда — она всегда на стороне выживших! И вы аккуратнее со стрельбой, а то я совсем не хочу снова оказаться правым, но одиноким!

Я, включив оптический камуфляж, занял удобную позицию, буквально в пятнадцати метрах от лежащего на боку трактора и приготовился наблюдать и слушать. Краткий инструктаж Сержанту я провёл, свои пожелания по контакту высказал, категорические запреты озвучил. И отправил налаживать отношения с поисковиками со старой базы. Конечно, ради счастья и будущего его внучки. Мы же, рано или поздно, из этих мест уйдём, а ей оставаться. Одной. В окружении искажённых. Вот пусть дальнюю дипломатию и настраивает.

Пятнадцать метров — как раз достаточно, чтобы держать Сержанта в Шлейфе, обеспечивая работоспособность всей его экипировки. Разрабатывая и компонуя этот комплект, я не стал устанавливать в неё персональный генератор, во-первых, Сержанту не по чину, а во-вторых, всё равно он должен быть постоянно в зоне действия Шлейфа, постоянно подвергаясь его мягкому воздействию, медленно вытесняющему из организма всё, что попало туда после «вдоха». До кучи и энергией его снабжал, и вычислительными мощностями. Да и предохранитель, если вдруг что Сержанту в голову взбредёт за стенами убежища. Солнышко голову напечёт, например.

Сержант достиг поисковиков буквально через несколько шагов. К этому моменту, на свои места уже вернулись наблюдатели, зорко следя за окружающей обстановкой. Тройка исследователей вернулась к своей работе, продолжая просеивать по крупицам окружающее и выискивать в этих крупицах ещё не полученные ответы. Глава Семьи и низкий азиат ждали Сержанта у трактора, на скорую руку соорудив что-то вроде стола и накрыв обрезками брезента несколько куч, чтобы было удобно сидеть.

— Расскажи, что тут случилось? — с явным нетерпением задал первый вопрос азиат, после того как Сержант аккуратно присел на выделенную ему кучку камней, — и где красоту такую взял?

— Не спеши, Ким, не торопи события, — с явно слышимой ленцой отозвался Сержант, — сначала вы мне скажите, голуби залётные, что вы тут делаете, какую задачу перед вами поставили, и кто вообще вас сюда отправил?

— А ты ничего не напутал, Сержант? — с угрозой в голосе вступил в разговор Голубь, — С чего это ты задаёшь какие-то вопросы, ты, просрочивший маршрутный лист больше чем на десять дней, дезертир, оставивший место боя и бросивший на корм тварям своих товарищей?

Биометрия Сержанта скакнула столбиками красного. Пульс, давление, химический состав крови. Но внешне наблюдателям достался только вид закаменевшего подбородка и вздувшихся скул.

— И это говорит мне тот, чья группа, придя на место гибели другого отряда, первым делом упаковала чужие трофеи в мешки с личной маркировкой? — голос Сержанта опустился до рыка, а рука медленно указала в сторону лежащих отдельной горкой объёмных мешков характерной формы с пятнами крови и с принтом яркого белого голубя, — И ты, крыса, имеешь наглость меня в чём-то обвинять?

Минутная тишина была снова нарушена рычащим голосом Сержанта:

— Кто вас сюда направил? Какая задача перед вами поставлена?

— Мы здесь по прямому приказу коменданта! — проиграв в гляделки саму себе, отображающемуся в зеркальном пластике нейроинтерфейса, немного сдал назад Голубь, — но задача, поставленная Семье — секретна. У тебя нет допуска, чтобы требовать её раскрытия!

— Хорошо, — Сержант медленно обвёл взглядом поле закончившегося же давно боя и вздохнул, — Хорошо. Раз вас отправил комендант, слушайте.

Пока Сержант рассказывал немного скорректированную версию произошедшего, учитывающую, что командир их отряда уже мёртв, а в живых остались не трое из отряда, а двое, я рассматривал остальных членов «голубятни» и мне совершенно не нравилось то, что я видел.

С момента появления Сержанта все действия, которые совершали бойцы, были лишь для отвода глаз. Они лишь делали вид, что что-то ищут, что что-то изучают и пытаются в чём-то разобраться. Их внимание было сосредоточено на главе Семьи, на азиате и на Сержанте, их движения и жесты, позиционирование в пространстве, выбор дистанции и траектории для перемещения из точки А в точку Б, просто кричали о том, что они ждут команды. И по этой команде они в любой момент готовы обезвредить Сержанта.

Не убить. Обезвредить.

В руках некоторых мелькали увесистые инструменты, ухватистые и тяжёлые предметы, длинные и прочные верёвки, которые они якобы применяли для своей текущей деятельности. И в определённом диапазоне, не дальше трёх метров от Сержанта, всегда было минимум трое бойцов. Один с тяжёлым, один с ухватистым, один с верёвкой.

Я с улыбкой сбросил Сержанту на интерфейс всю эту пляску вокруг него и просьбу не засиживаться со старыми друзьями слишком долго. Сержант отреагировал мгновенно.

Левой рукой, без замаха, он вломил азиату в ухо, заставив того сделать кувырок назад, уходя от удара, развернул кроншейн, навёл пулемёт на главу Семьи и подал энергию на разгонные кольца, заставив орудие тонким, на грани ультразвука, свистом обозначить всю серьёзность ситуации. И когда вся группа обернулась на Сержанта, он рявкнул, глядя прямо в расширившиеся глаза Голубя:

— Замерли все! Бросили всё, что держите в руках в данный момент и сделали по три шага назад! Или я продырявлю башку вашей птице мира! Ты же не хочешь войны, Голубь?

— Ты совсем тронулся, старик! — просипел Голубь, не сводя взгляда со светящихся голубоватым цветом разгонных колец на длинном стволе орудия, закреплённого на подвижном и, как оказалось, очень шустром кронштейне, — Если ты выстрелишь, тебя объявят вне закона!

— Так не вынуждай! Прикажи своим отойти и бросить всю сбрую, которой собрались меня вязать! Делай! — повысил голос Сержант и чуть качнул пулемётом в сторону бледного Голубя.

— Всем отойти и ничего не предпринимать! — не став обострять ситуацию, сдался под напором аргументов Голубь.

— Ну, совсем другое дело! — смотря на то, как бойцы нервно сбрасывают всё, что держали в руках на землю и отходят ещё дальше, Сержант улыбнулся совсем по-доброму, — видишь, как легко можно повысить допуск? Расскажи как мне, крыса с крыльями, страстно желающая мира, о той задаче, которую поставил перед тобой наш горячо любимый комендант! Мой новый допуск, я просто уверен, теперь должен тебя устроить!


Глава 10


— И что? Вот прямо просто так взял вас и отпустил?

Комендант базы, мужчина в возрасте хорошо так за пятьдесят, крепкий, беловолосый, но не седой, с острым взглядом мутных голубых глаз, острым подбородком и острым же носом, сверлил недовольным взглядом развалившегося в кресле напротив главу Семьи. Голубь никак не реагировал на сурово нахмуренные бесцветные брови, грозные интонации и напускное неудовольствие коменданта. Покричит, пофырчит и успокоится. Таких, как Голубь и его Семья ценят не за красивые глаза и не за то, что они всегда выполняют поставленную задачу. Да и невозможно это — всегда добиваться успеха. Ситуации бывают разные. Их ценят за то, что они всегда могут вернуться и доложить. Выполнили они задачу, или нет, но руководство всегда получит или результат, или информацию, в чём именно проблема с достижением результата. Чтобы результата всё-таки добиться. А Голубю было ещё и не до того. В себя бы прийти.

— Ага! Узнал всё, что хотел, наплёл с три короба, сделал предложение и отпустил, — не поднимая взгляда на картинно гневающегося коменданта, чтобы не провоцировать новую, уже реальную, вспышку ярости, ответил Голубь.

— И вы ушли? — в интонациях коменданта появилось лёгкое недоумение, — всё рассказали и вот просто так взяли и ушли?

Ага! — буквально повторил свои же интонации Голубь, — очень аккуратно собрали манатки, оставили ему всё, что он считал своим, даже если мы считали иначе, и ушли!

— Хорошо. Всё рассказали, своё аккуратно собрали, чужое оставили, не стали спорить и ушли. Я всё правильно услышал?

— Ага! — и в третий раз повторился Голубь.

В кабинете коменданта воцарилась тревожная тишина. Где-то за бетонными стенами административного здания кипела жизнь базы. Кто-то ковал металл и звонкие удары молота по заготовке разносились далеко вокруг. Кто-то сортировал примитивную добычу, натащенную за длинный световой день обычными работягами из близлежащих руин, принесённую и складированную на площади сразу за воротами базы. Сортировщики перекрикивались хриплыми голосами, костерили кого-то матом, вспоминали всех криворуких и тупоголовых предков тех, кто притащил весь этот мусор.

Комендант же сверлил недовольным взглядом своего лучшего разведчика и специалиста, умеющего решать широкий перечень задач. Либо решать, либо помогать решить. Ещё ни разу Голубь не возвращался с задания не решив его, либо не найдя альтернативные пути решения. И ещё ни разу он так в открытую не хамил своему благодетелю.

Зарвался?

Если бы перед комендантом сидел кто-то другой, не Голубь, глава самой результативной Семьи, которую у него уже давно пытаются переманить все знакомые соседи, то такое предположение вполне имело место быть. Но только не Голубь.

Но! Что же тогда там произошло, что один из его лучших специалистов позволяет себе такое поведение?

Комендант подобрался, почуяв что-то важное. Сейчас не время строить подчинённого, позволившего себе немного лишнего и не время трясти своим эго. Сейчас важно было понять, что происходит.

— Что всё-таки произошло, Голубь, что тебя так корёжит? — поменяв интонацию с командной на заботливо-отеческую, зашёл с другой стороны комендант, — по краю ведь ходишь! Понимаешь, кому хамишь? А если я не посмотрю на все твои прошлые заслуги?

— А насрать! Закрывай нас всех в карцер! Или в карантин! Отоспимся, отлежимся, придём в себя. Сейчас я вообще соображать нормально не могу. Одна мысль в башке — выбрались! Живы! Упасть бы и отоспаться. Суток так десять!

— Хорошо, Дима. Я тебя понял. Дай мне информацию и иди отсыпайся! Вопрос важный, должен понимать. Потери времени недопустимы! Давай вернёмся к сути. Был хотя бы шанс выполнить поставленную задачу? — оставив в голосе заботливые интонации, комендант вернул разговор в рабочее русло.

— Ни единого, Павел Сергеевич! — мотнул головой Дмитрий Голубев, поднимая взгляд и открыто встречая тяжёлый взгляд коменданта, — вообще ни единого! И не только тогда, когда мы были там, в поле. Я и сейчас не вижу никаких шансов решить задачу, даже с привлечением всех сил и средств базы.

— Мне нужны пояснения! — категорично отрезал комендант.

— Да уж понятно! — скривился Голубь, передёргиваясь как от озноба, — не идиот, понимаю, что не просто так это всё было нужно. Короткой сводки хватит? Или тебе полный отчёт подавай?

— Давай коротко, для начала, — кивнул комендант.

— Так точно, тарщ генерал! — добавив в голос капельку издевательских интонаций, которые не смогли скрыть прозвучавшей в словах усталости, Голубь начал короткий доклад.

Комендант слушал не прерывая и не задавая вопросов.

Звучало всё… интересно.

След группы капитана Конева Голубь нашёл уже в первые сутки. Чётко определив «почерк» перемещения, основанный на проходимости транспорта группы Конева, уже к исходу первых суток Семья вышла на место бойни. Устроив поверхностный осмотр и, не обнаружив ничего, что требовало бы мгновенных действий, откатились на пару километров назад, оборудовали временную базу и до утра немного сбросили накопленную усталость, подготовились к активному поиску и работе с использованием всех сил и способностей.

Но уже на этом этапе появились первые вопросы. Беглый осмотр места бойни выявил нетронутые трупы. И трофеи группы Конева тоже оказались нетронутыми, хотя и те и другие пролежали почти две недели под открытым небом.

Это было странно. Не столько наличие трупов, этим Семью было не удивить и не напугать. Любая стычка заканчивалась трупом. И трупы эти нередко лежали и гнили под лучами солнца. Но ещё никогда Голубю не попадались трупы с целыми черепами и позвоночниками. Даже если мелкие падальщики не растаскивали трупы на полоски мяса, то уж победитель в схватке всегда выедал своей жертве мозг. А уж трофеи, плотно набитые в прицеп, хоть и обшитый сталью, но с вырванной дверью, воняли разлагающейся плотью на добрые сотни метров и приманивали всех, кто обладает хоть немного продвинутым чутьём. Тут не только Голубь, тут вся его Семья напряглась. Это было странно. Необычно. Опасно.

Только в одном случае падальщики не трогали трупы. Когда в округе обретался кто-то для них слишком опасный.

Но сенсоры никого не засекли. Ни вечером, на месте беглого осмотра и на месте временной базы, ни утром, когда по распоряжению главы Семьи выдали максимальную чувствительность. С учётом накопившейся от прошлых рейдов усталости, само собой.

Ничего.

Территория как будто вымерла. Отклик не давали даже мелкие звери, не говоря уже об обычных засветках сознания жрунов, плотно заселивших мёртвую столицу.

Ближайшая округа казалась полноценно вымершей.

С трудом подавив в себе желание просто развернуться и уйти на базу, оставив эту пробирающую до потрохов необычность другим, Голубь всё-таки вывел Семью на осмотр места боя группы капитана Конева с неизвестными.

Задача, поставленная Семье, должна быть решена!

Дальше непонятное попёрло как из рога изобилия.

Нападавшие. Искажённый — молох и зооморф — мозгоед.

Зооморф-двойка порвал половину группы Коня, затем просто-напросто исчез. Ни его останков, ни его дальнейших следов обнаружить не удалось.

Молох, искажённый — четвёрка, наиболее опасный из этой пары, нанести никакого ущерба не смог, и был уничтожен капитаном Коневым. Одним выстрелом из ПЗРК «Шило». Где он взял новейший зенитный ракетный комплекс, Голубь не знал, но по следам выходило, что где-то там, в развалинах была у Коня захоронка.

Выстрел «Шила» разорвал верхнюю половину Молоха в клочья, заодно пострадали и транспортное средство Коня. Вот только…

Были у спецов Голубя некоторые сомнения в том, что капитан завалил молоха единолично. Изучение останков искажённого посеяло некоторые сомнения в головах разведчиков. Нога искажённого была ампутирована чем-то другим. Не взрывом боевой части ракеты «Шила». И сама нога валялась там, куда её никак взрывом закинуть не могло. Осколки костей, прочность которых оказалась намного выше, чем всё, что на них попробовали члены Семьи Голубя, раздробленные совершенно неизвестным способом, были отложены и аккуратно упакованы для транспортировки и дальнейшего анализа в лабораториях союзников.

И вот тут все хорошие новости заканчивались.

Дальше шло полное дерьмо!

И то, что группа Конева смогла пережить нападение Молоха, хоть и не в полном составе, ещё не самое дерьмовое.

Незадолго до появления Сержанта, мехвода капитана Конева, в башке сенсоров Семьи что-то сдвинулось и они прозрели. Это уже потом, когда Семья смогла немного выдохнуть, замереть и осознать произошедшее, они соотнесли события и немного причесали понимание происходящего. В тот же момент никто вообще ничего не понимал.

Первый сенсор, однорукий Бурч, чья чуйка заточена на искажённых, чуть не сдох прямо там, рухнул лицом в битый кирпич и затрясся в припадке, тихонько подвывая и всхлипывая.

С огромным трудом Голубю удалось понять, что хочет сказать ему Бурч, и он не сдёрнул группу в спешном отступлении, а заставил всех имитировать обычную деятельность. Не дёргаться и делать вид, что ничего не происходит.

Второй, БэКа, имеющий универсальную чуйку, способный чуять и искажённых и людей, тоже был в полном неадеквате. Бормотал что-то про пустоту, тьму и холод, выпивающий силы и жизнь.

Скорее всего, только слюнявое шипение Бурча: «Не дёргайся, Голубь! Сядь на жопу и делай вид, что всё нормально!» позволило Семье выжить.

Позже, по пути домой, Бурч пытался найти слова, чтобы описать то, что почуял, и не мог. Говорил, что это как сравнивать свежего искажённого и матёрого гуля-тройку тому, кто этого гуля знает только со слов других. Вроде и он, но…

В общем, если прикидывать ощущения сил, то Бурч почуял минимум шестёрку. Притом что молоха — четвёрку они встретили впервые в жизни и раньше только слышали о нём от других. Шестёрка была странная, страшная, дикая, агрессивная. Шестёрка была рассеянная в воздухе, растворённая в крови, разлитая вокруг, размазанная в пыли и грязи, смотрящая на тебя отовсюду и пытающаяся проникнуть в тебя сквозь глаза, уши, нос и поры на коже. Шестёрка стремилась проникнуть внутрь тебя, познать и захватить тебя под свой контроль.

Но всё это Бурч пытался объяснить уже потом. Тогда же Семья, с трясущимися поджилками, смотря как корёжит сенсоров, нихрена не понимая, пыталась имитировать обычную деятельность. И молилась.

Вот тогда-то с горы и спустился Сержант. Весь обвешанный какой-то невиданной хренью, бронированный, упакованный и даже немного бликующий в лучах дневного солнца. Спустился к молящемуся и срущему от ужаса стаду.

Голубь изо всех сил пытался делать вид, что всё нормально. Обязательная в такой ситуации попытка надавить на Сержанта, раньше спокойного и неконфликтного, ни к чему хорошему не привела. В ответ он парой фраз поставил Голубя в неприятную позу и чуть не отстрелил голову из чего-то непонятного, но однозначно опасного и работающего на электричестве.

Работающего!

На!

Электричестве!

Если бы не сенсоры, со своей истерикой, если бы не висящий дамоклов меч в лице неизвестной твари, присматривающейся к происходящему, возможно разговор с Сержантом можно было бы построить по-другому. Вообще, всю встречу можно было бы построить по-другому.

Но, своим сенсорам Голубь доверял как себе. Поэтому в его голове в тот момент билась только одна мысль — выжить!

Пытаться вырвать из зубов твари шестого уровня трофеи или пытаться восстанавливать на её охотничьей территории старый промысел — это нужно быть идиотом. Голубь идиотом не был. Поэтому спокойно выслушал всё, что хотел ему сказать Сержант и, уважая его бесконечную силу духа, согласился со всеми условиями.

Дословно озвучить задачу Семьи, поставленную базой.

Всё оставить. Быстро собраться и быстро свалить.

Благо, Сержант пообещал обеспечить безопасность отхода.

Дважды их упрашивать было не нужно.

Предложение?

Какое предложение?

А! Предложение, о котором он говорил в самом начале, которое сделал им Сержант, перед тем как они ушли.

Сержант предложил больше там не появляться, забыть дорогу в этот район и тогда, совсем скоро, Сержант сам придёт в гости, навестит когда-то родную базу, улыбнётся коменданту, выбьет гнилые зубы особисту Мальцеву и, если почувствует от встречи волну тепла и радости достаточной интенсивности, даст возможность людям, выживающим в этом уже мёртвом городе, потратить свою жизнь намного более продуктивно, чем они даже могут себе представить. Если же он увидит ещё хоть кого-нибудь в том районе, то убьёт без лишних слов.

Голубь передал предложение почти дословно. Только убрал лишние маты.

Теперь Голубь может пойти отдохнуть?

— Один вопрос, — кивнул комендант, не торопясь отпускать Голубя на отдых, — Сержант как-то связан с тварью шестого уровня? Что тебе удалось выпытать из своих сенсоров?

— Нет! Однозначно нет! — мотнул отрицательно головой глава Семьи разведчиков, — мы всю дорогу назад разбирали ощущения Бурча и БэКа. Есть бредовое предположение, что тварь может охотиться на того, кто помог группе Конева завалить молоха. БэКа божится, что это была тьма, высасывающая жизнь. И что она как-то связана с Сержантом. Вернее, Сержант связан с ней. И эта тьма присутствовала при нашем разговоре. И именно присутствие тьмы и дало возможность почуять тварь. Но это, тарщ генерал, бред. Мы все устали и очень хотим отдохнуть. Теперь-то я могу идти?

Комендант кивнул, отпуская смертельно уставшего главу Семьи и, глядя ему в спину, сгорбленную от свалившихся испытаний, покрытую пылью и кровью, крепко задумался.

Минус полноценная боевая группа застенников. Неприятно. База теряет бойцов, база теряет силу, территория, безопасная и патрулируемая, уменьшается. Суммарная огневая мощь падает. Неприятно.

Количество людей уже давно не растёт. Можно сказать, мобилизационный ресурс, в виде ещё живых и не успевших исказиться жителей столицы, выбран ими до донышка. Вот уже больше трёх месяцев к ним не выходили выжившие. Ни одиночки, ни небольшие группы.

Раз так, значит, чтобы выжить, им остаётся только поднимать качество. Силу каждого отдельного бойца. Ведь твари с каждым днём становятся многочисленнее и сильнее. А теперь ещё и появление новой опасности. Шестой уровень. Как это всё пережить небольшой автономной базе?

Комендант думал, что напал на золотую жилу, когда Конев притащил свои первые трофеи. Химики из центрального убежища, кривили морды на низкое содержание каких-то там активных веществ в этих трофеях, но брали. Мало кто был способен поставлять вот такие, цельные куски искажённых, в таких количествах не платя за это человеческими жизнями. Конь мог. И благодаря Коню, мог и комендант. И база получала за это отличную боевую химию, способную поднять на час — два силы принявших её бойцов. И совсем скоро, по словам посланников центрального убежища, будет химия, способная поднимать силу бойцов навсегда. Химия, которая позволит подстегнуть развитие бойцов, химия, которая поднимет силу базы и позволит людям жить. Но для этого кровь из носу нужны те самые трофеи, которые в таких изумительных количествах, хоть и низкого качества, привозил капитан Конев.

Трофеи, которых больше не будет.

Оставалась последняя надежда. Сержант, который обещал наведаться в гости, обязан знать, как именно их группа добывала трофеи в таком количестве. А значит, комендант должен эту информацию получить. Любыми путями.

* * *
Честно говоря, я думал, что искажённых, постоянно проживающих на территории, охваченной Бездной, будет больше. Не бесконечный ресурс, само собой, но явно больше, чем на четыре дня внимательной охоты.

И вот, после уничтожения с трудом найденного слабенького жруна, спустя несколько часов бессмысленных поисков новой цели, Сержант развёл руками. Кончились!

Я удивился, присел на камушек, прикрыл глаза, чтобы не отвлекала серая действительность, и окунулся в Бездну крупицей сознания, заодно подключая вычислительный кластер. Десяток сканирующих импульсов, разошедшихся от якоря с разницей в несколько секунд, дали мне десяток картинок смежной с Бездной реальности, показывая области помех для перемещения. Наложение картинок друг на друга и поиск отличий с самой высокой точностью, исключая зону убежища, не выявили никаких изменений. Ни движения. Ни дыхания. Ни сердцебиения.

Охотничьи угодья истощились.

Пора было выходить за границы безопасной области. В нубятнике больше ловить было нечего.

— Пора? — с немного нервной улыбкой поинтересовался Сержант.

— Пора, — кивнул я.

— Думаешь, я готов?

— Бессмысленный вопрос. Готов ты или нет — не имеет никакого значения, если уже пора!

— Хорошо, Вождь! — резко, как будто отрезая себе все пути к отступлению, ответил Сержант, — тогда я готов!

Глядя на храбрящегося Сержанта, я усмехнулся. Готов он!

На следующий день, после встречи с разведчиками с его старой базы, я рассказал Сержанту, что именно его ждёт. Как есть. Без всяких прикрас и иносказаний. И рассказал о судьбе капитана Конева, носителя для которого я в тот момент и собирал. У меня были слепки нескольких шургов, мощных, опасных, быстрых, которых я и взял за основу. Скинул на интерфейс Сержанту картинки.

Вроде поверил.

Осознал и впечатлился. Даже какое-то время, когда думал, что я не вижу, чем он занят, молился. Разок поговорил с внучкой.

После всех метаний сказал, что будет рад, если всё получится так, как должно. И будет готов, когда придёт время.

И вот, время пришло.

Чтобы не плодить нервозность, я решил не тянуть резину, перенёсся вместе с Сержантом сразу к якорю и, не выходя в обычное пространство, сразу и дёрнул сознание сержанта из тела через фокусирующий мост.

Аккуратно, мягко, стараясь имитировать процедуру переноса сознания носителя в новый аватар при насильственной смерти старого. Напрягая до предела вычислительный кластер, повторяя в реальности действия, ранее многократно прогнанные в моделях.

За моей спиной незримо стояли Варпис и Тра, поддерживая и своей железобетонной уверенностью в результате добавляя и мне и Сержанту шансов на удачу.

И даже, кажется, Ленка-пенка держала за нас кулачки.

В этот раз не было никакой тьмы. Никакого побережья и никакого снегопада распадающегося сознания.

Фокусирующий мост, изобретение нурнов, поглощённый и адаптированный, являющийся теперь моей неразрывной собственностью, досконально скопированный, частица за частицей, звено за звеном, молекула за молекулой, пропущенный через всю мощь вычислительного кластера, развёрнутого в моём Шлейфе и уже подросшего и набравшегося злого задора и силы, отработал идеально. Матрица разума Сержанта, визуализированная в виде сияющего лазурью кристалла, простым и ловким движением не-рук была извлечена из тела и аккуратно помещена на границу несуществующих пространств. На границу между Шлейфом и Бездной. Где-то на этой границе, растянутый в многомерности несуществующего, был свёрнут мой стационарный пространственный карман. Там кипела жизнь, там моя сестра ждала, когда ей разрешат выйти наружу, и вот уже который день грустила в одиночестве.

Точное усилие, призыв со стороны Бездны и матрица сознания Сержанта лазурным росчерком вписывается в голодную Тьму. Всё наносное, всё, что находится в противофазе частот ядра: грязь, туман, постороннее влияние, тревоги и долги, скрепами выжженные в разуме, всё это, сгорая, даёт энергию, мощным потоком пробивающую путь новому ядру Совершенства, пробивающую путь и кормящую Бездну и всех, кто в ней в этот момент был.

Мощным «урр» отметила Тьма прибытие нового жильца, поглощая выплеск энергии, и волна удовлетворения прокатилась по всем, кто следил за процессом.

С днём рождения, Сержант! Живи долго!

Напряжение, не отпускающее меня с самого начала процедуры, схлынуло, оставив после себя удовлетворение от хорошо проделанной работы. Всё получилось.

Бездна стала ещё на одного полноценного жильца больше.

Тип: ядро Совершенства,

Разум: 6+,

Лояльность: 77 %,

Потенциал: 4,

Число полезных рождений: 0,

Общее число рождений: 0,

Дополнительные параметры: «+» чувствительность носителя, «—" физический потенциал носителя,

Идентификатор: Григорий (Сержант).

Тут же, на остатках энергии, которые Бездна ещё не успела поглотить, я начал сбор нового носителя. Обычным, хоть и тёплым, отзывчивым, в край охреневшим ядром в Бездне, Сержант был мне не сильно полезен. Слишком много всего нужно ещё было проверить, испытать, узнать и попробовать. И Сержанту выпала доля провести немаленькую часть этих «испытаний».

Новичок, как и мои ветераны, имел сразу два базовых шаблона носителей, хоть и не бывал на Айне и слыхом не слыхивал об аватарах. Первое тело, отпечатанное в самой глубине ядра, было базовым телом с которым когда-то давно родился Григорий. Родился, рос, взрослел. Изменения этого шаблона закончились, когда в ядре, как будто прижигая кровавую рану, раскалённым на огне звезды лезвием наградного кортика, отпечатался новый шаблон. Тогда Григорий первый раз прошёл через изменения тела. Тогда, когда всё живое на планете Земля билось в судорогах и пыталось пройти через «вдох».

Я бегло просматривал стартовые параметры изменённого тела, сравнивал их с финальными характеристиками тела человеческого и вспоминал рассказы Семёна о «вдохе». О сутках боли, корёжащей тело, о том, как люди рвали на себе кожу, выдавливали глаза, ломали пальцы и дробили зубы в тщетных попытках хоть немного снизить болевые ощущения. Теперь я видел причину. То, во что превратился Сержант, пережив «вдох», кардинально отличалось от того, кем он был буквально за сутки до этого.

Вмешательство Королевы, за сутки открыло для всех живых организмов Земли ворота в счастливое будущее бесконечного развития. Для всех, кто смог найти в себе силы сделать один единственный шаг и переступить порог этих ворот. Для тех, кто смог пережить эти сутки.

Аналитический алгоритм вычислительного кластера с бесстрастностью машинного разума выделял отличия «до» и «после» в одинаковых, на мой дилетантский взгляд, носителях. Выделял и выделял. Обозначал и обозначал. Заливая объёмное изображение шаблонов красными точками с развёрнутыми пояснениями и цепочками потенциально достижимых возможностей. Фиксировал элементы, не имеющие ограничений эволюционного развития, и снова выделял аналогичные, но оригинальные органы в изначальном организме. Подсвечивал органы или железы, аналогов которых не было в оригинальном теле изменяемого, или те, которые были, но исчезли при изменениях, анализируя их функции и снова, и снова разворачивая пояснения и цепочки возможностей.

Феноменально! Базовое тело, полученное Сержантом во время «вдоха», совершенно непохожее ни на одного шурга, имело тот же функционал. Возможность бесконечного развития и запредельная пластичность.

Программа только не могла определить механизм аккумуляции мутагенов для запуска любой цепочки изменения, но я прекрасно помнил радостные возгласы Варписа, воткнувшего клинок экстрактора в тушу искажённого и скакнувшие цифры эволюционного потенциала. Поэтому уточнять этот вопрос мне не требовалось.

Рассматривая разворачивающуюся перед глазами картинку, пестрящую деталями, я осознал, что Сержант, тогда ещё просто Григорий, в тот день всё-таки умер.

Мне стало от этого легче?

Вроде да. Я отбросил все сомнения и принялся за дело.

Потенциал носителя, формируемого на основе второго шаблона тела, велик. Очень может быть, что в него войдут все изменения, которые я планирую. Первым делом я меняю систему набора мутагена на механизм набора адаптационного потенциала. Устанавливаю упрощённые ядра ЗК, без них этот механизм неработоспособен. Заодно к ним же привязываю фокусирующий мост, гарантирующий возврат ядра даже при гибели носителя далеко за границами Бездны.

Физические усилители ложатся плохо, особенность ядра срезает почти половину их эффективности. Зато органы чувств получают двукратный прирост эффективности любого усиливающего модуля. Практически без колебаний я снабжаю Сержанта базовым набором разведчика и весь потенциал вливаю в его странно выглядящие на схеме волокна нервной ткани, плотно опутывающие спинной мозг и проникающие в некоторые органы. Судя по всему, именно эти структуры и есть его дар, развитый за время жизни после «вдоха», позволяющий чуять людей на расстоянии.

Добавляю новые органы, так как Сержанту нужна собственная энергия. Усиленные клетки, генерирующие энергию гармонично вплетаются в структуру кровеносных сосудов носителя. Опыт Тра дал нам информацию о том, что и в каком объёме нейтрализует воздействие Королевы, поэтому Сержант получает более мощную энергетику. Потенциально. Потребителей этой энергии я ему пока не даю, только орудие, кронштейн и система оптического камуфляжа.

Аккуратно изменяю плотность и проводимость нервной ткани, ни на йоту не отклоняясь от шаблона, рассчитанного вычислительным кластером. Сержанту не помешает поднять скорость анализа и обработки данных, если уж не получается усилить его по-другому.

И на этом всё, хотя возможности и потенциал носителя ещё не были исчерпаны, ядро Сержанта могло потянуть немного больше. Я с трудом заставил себя остановиться, понимая, что итак слишком много новинок, ещё не прошедших испытания «в поле», я собрал в этом теле. Кроме того, задачи, которые стояли перед Сержантом не предполагали использования ничего, сверх того, что уже было установлено. За границами Бездны — не луна-парк и, если где-то там притаилась и только и ждёт удобного случая напасть, Королева, пусть она не увидит нашего полного потенциала.

Как говорят параноики: «Умеешь считать до десяти, остановись на восьми».

У меня итак получился экспериментальный носитель, максимально сочетающий в себе технологии нурнов, сожранных и адаптированных мною, и технологии шургов, медленно развивающихся внутри Бездны и просачивающиеся через чёрную воду окружающей меня Тьмы.

Полноценный гибрид. Химера, состоящая из разума человека, тела шурга с экипировкой нурнов.

Вся процедура заняла остаток светового дня и с последними лучами Солнца, никак не могущего проникнуть в глубоко расположенный бункер, на металлический пол тамбура, освещаемого холодным синим светом плёнки силового щита, из комплексной свёртки пространства выпал новорождённый гибрид, носящий старое имя — Сержант.

Интерфейс заботливо информировал меня:

Носитель ядра Совершенства,

Потенциал: исследователь, средний,

Назначение: разведка,

Автономность: средняя,

Разум: 6+

Лояльность: 85 %

Потенциал: 1,3

Дополнительные возможности: Поиск и обнаружение разумных форм жизни, оценка потенциала опасности, оценка потенциала развития.

Идентификатор: Григорий (Сержант).

В процессе возрождения у Сержанта подросла лояльность, что меня несказанно радовало, хотя видеть в цифрах то, что я ощущал на подсознательном уровне, было немного необычно.

Изначальные семьдесят семь процентов лояльности Сержанта ощущались как твёрдая уверенность в выбранном отношении, готовность за внучку пожертвовать собой не раздумывая, готовность сдохнуть в муках, ради торжества науки и ради моего сумасбродства. Ради чего угодно. Упрямая готовность и вера в правильность выбранного пути. Ещё не фанатизм, но уже что-то с его ароматом.

В процессе работы с носителем, выбора модификаций, усилений, считывания возможностей и потенциала ядра, отношение Сержанта, фантомом стоящего за моим плечом, изменялось. Проценты росли незначительно, но окрас и запах веры изменялись кардинально. Растворялась упрямая готовность пожертвовать собой. Исчезал страх за внучку, заменяясь ровной уверенностью в будущем и флёром надежды на какие-то незримые варианты развития событий. Вера в правильность выбранного пути заливала всё загнанное внутрь сомнение, перекрашивая его в свой цвет, постепенно сама перекрашиваясь в цвет знания. Сержант уже не верил. Сержант уже знал, что выбрал правильный путь.

А тут, за границами свёрнутого пространства нас уже ждали.

Увидев, как тяжело, но осознанно заворочался на полу Сержант, услышав грубый мат, вырвавшийся из самых глубин поражённой произошедшим души, довольная Тра вытянула в сторону сидящего рядом с ней на скамейке Петра ладонь, по которой Пётр и хлопнул своей ладонью.

— С днём рождения тебя, чудо-юдо, — поприветствовал «новорождённого» Пётр, улыбаясь открыто и жизнерадостно, — завидую тебе белой завистью и искренне соболезную! Как самый продвинутый юнит, терпеть все подколки Тра будешь уже ты.

— Ха! С языка снял! — не осталась в стороне девушка, обходя и внимательно осматривая с трудом принявшего вертикальное положение Сержанта, — Ты реально чудо-юдо! Первый местный гибрид! Только «тссс»! Никому! Понял?

Сержант же, немного освоившись с ощущениями, и разобравшись с управлением необычно реагирующего тела, мощным движением сграбастал и Петра и девушку в крепкие, до хруста костей и писка «Отпустискотинасломаешьже!», объятья и, разве что, слезу не пустил.

Связь через Бездну давала ощущение родства намного более тесного, чем даже у близнецов.

А ещё через секунду Сержант выпустил из своих медвежьих объятий родню по Бездне и бросился в сторону жилого сектора. Судя по всему, к внучке.

Я не стал его останавливать и что-то говорить. Сам разберётся. Глядишь, и затихнет Блесна, успокоится и прекратит пытаться устроить нам незаметные пакости.

— Когда Семёна будешь обращать в нашу веру? — обратилась ко мне разминающая ноющие плечи Тра.

— Когда Сержант испытает всё, что ему досталось, — ответил я, — может быть неделя, может быть меньше. Как повезёт.

— Мы можем ему помочь? — уточнил Пётр.

— Нет. Он будет проводить испытания за границами Бездны. Вам пока туда соваться опасно.

Пётр мрачно кивнул. Мы уже не первый день обсуждали риск смерти за границами Бездны и способы его устранения. А также смутную опасность, которая нас там поджидала. Что-то незримое, ощущаемое только краем сознания, лёгкий флёр смертельной угрозы, затаившийся где-то в стороне, но протянувшей в нашу сторону сторожевые нити. Мы даже с Семёном заводили аккуратные разговоры по поводу «проводить его до Снегирей» или «побродить по улицам города», обещая защиту и прикрытие, пытаясь на его чуйке понять, что именно там таится. Семён категорически отказывался выбираться за границы Бездны и был даже готов вне очереди и без гарантий какого-либо успеха прописаться в Бездне. Так и эдак выходило, что соваться туда — смертельно опасно.

И я готовился к этому. Ребята знали, что я делаю, и на каком этапе находится работа. Понимали что нужно, постоянно таскали всё необходимое для работы и если были в состоянии помочь, помогали с испытаниями изменённых органов. Но последнее время их помощь была сокращена до минимума, так как работа перешла в финальную фазу. И жрунов, по наблюдениям Петра, в зоне охвата Бездны не становилось больше. Они вообще прекратили забредать к нам. Поэтому последних искажённых добивал Сержант, я сразу на месте пускал их в переработку, заодно накачивая Сержанта остатками мутагенов, которые еле-еле держались в этих тварях, основную биомассу пуская в дело. Испытания тоже сразу, «не отходя от кассы», проводились на Сержанте. И вот, свершилось. Всё, что могли, мы из «нубятника» выкачали, работа над модификацией фокусирующего моста, первый образец которого был установлен в нейросчитыватель и прошёл интенсивную апробацию, залитый кровью и потом Сержанта, тоже была завершена.

Сейчас у нас наступал второй этап эксперимента и Сержант, подготовленный и заинструктированный по самое не балуйся, совсем скоро, как только наговорится с внучкой, пересечёт границу Бездны и пойдёт в «большой мир» искать приключений на свою гибридную задницу, твёрдо намереваясь сдохнуть и вернуться лазурным росчерком в уютную тьму Бездны.

Сержант пойдёт осознанно рисковать возможностью дальнейшей жизни, чтобы другие, идущие по его стопам, уже не опасались смерти и знали, что любая тварь, отправившая их на перерождение, перед своей смертью увидит уже однажды ей убитого и услышит: «Что тварюга, не ждала меня?»


Глава 11


Темнота опустилась на столицу. Затихла дневная жизнь, медленно, но уверенно передавая бразды правления жизни ночной.

Шорохи, редкий грохот обваливающихся остовов зданий, рычание, визги, звуки схваток существ, которых кто-то назовёт дикими, а кто-то лишь хмыкнет, считая иначе.

Звуковой фон дневной и ночной столичных жизней мало отличался в общем, но сильно отличался в деталях. С уходом дневного светила резко вырастала ожесточённость схваток, шорохи становились более смелыми, а рычание — более яростным.

Ночная жизнь столицы, как и ранее, была более активной, яркой, быстрой. Ночная жизнь столицы продолжала затягивать в себя, словно мотыльков, всё больше и больше своих жителей.

Затягивать и пожирать.

Словномотыльки на свет, существа шли на сводящие с ума запахи жизни, крови и ещё чего-то странного, непонятного, такого желанного и необходимого. Чего-то с трудом осознаваемого, но без чего жизнь превращалась в существование, затем в стагнацию и завершалась скорой смертью.

Словно мотыльки, существа притягивались, сталкивались и начинали рвать друг друга зубами и когтями, месить друг друга обрезками арматуры, камнями и палками, стрелять друг в друга из огнестрела.

Уничтожать друг друга.

Схватки происходили постоянно. Везде. Сотни и тысячи схваток, в каждой из которых был побеждённый, один или несколько, и победитель. Тоже один или несколько. Победитель с каждой схваткой становился сильнее и искал себе новых мотыльков, которые пахли вкуснее и были сильнее тех своих собратьев, что только — только пришли на зов столицы и ещё не успели вкусить победу и плоть побеждённого. Искал и находил. И снова вступал в схватку. Снова и снова. Побеждая или погибая, но не разрывая цепь.

В каждой схватке был побеждённый и победитель. Каждая схватка делала кого-то сильнее, позволяя всё дальше и дальше шагать по пути кровавого безумия. И в каждой схватке побеждённый становился кормом для победителя.

Но были и те, кто ночами не стремился рыскать в поисках силы, те, кто и днём старался избегать схваток, занимаясь кропотливым собирательством, паразитируя на останках цивилизации, будучи не в состоянии ни восстановить утерянное, ни поддержать тот уровень, на который скатились.

Те, кто потерял себя, ещё не осознавая этого. Те, кто пытался делать вид, что всё в порядке, что они достаточно сильны и способны выжить. Те, кто искренне считал, что обломки старого позволят им выжить. Идущие по пути затухающей агонии.

Два пути, альтернатив которым, ещё месяц назад Сержант не видел. Хотя половиной года ранее уже сменил путь затухающей агонии на путь кровавого безумия, когда встретил в одном из умирающих убежищ свою кровиночку. Дочь погибшей примерно за два года до «вдоха» дочери, отданной государством её родному отцу, безответственному прожигателю жизни, которому ребёнок был скорее обузой. Зятя он рядом с умирающей внучкой не обнаружил, и, как потом узнал, Лерка не видела отца с самого «вдоха» и выживала лишь чудом. Найдя внучку, Сержант обрёл смысл жить, по-новому посмотрел на ситуацию и, не имея альтернатив, попытался обеспечить внучке то будущее, которое мог.

Борясь за место под солнцем, убивая всех, кто мешал этому, собрав группу единомышленников и копя ценности, чтобы однажды сойти с пути кровавого безумия, остановиться, отмыть руки от налипшего на них зла, и просто зажить, никому не мешая, но и не испытывая больше страха.

Наивные мечты. С каждым шагом путь кровавого безумия вёл в пропасть. С каждым шагом риск потерять себя и превратиться в безумную тварь рос. С каждым днём становилось сложнее держать себя в руках. Работа группы давала результат, но его было мало. Преступно мало. Смертельно мало!

Вокруг всё менялось слишком быстро, и они не успевали. Каждый выход за стену был опаснее предыдущего. Каждый новый искажённый, встреченный группой, был сильнее предыдущего. Группа же не всегда могла усилиться. Не всегда могла адекватно среагировать на растущую угрозу, оставаясь верной себе и своим принципам. Не опускаясь до скотства. Не позволяя себе жрать плоть поверженного врага.

Ещё отличаясь от большинства других. До конца оставаясь людьми.

Беззвучно выдохнув воздух, попавший в его лёгкие двенадцать минут назад и совершенно без каких-либо неприятных ощущений неподвижно там замерший на такое время, Сержант переключился с мыслей о прошлом на настоящее.

Он сидел прямо на холодном голом бетонном полу в частично уцелевшем и лишь наполовину засыпанном подвале одной из когда-то красивых высоток. Кромешная тьма не мешала усиленным органам чувств Сержанта видеть окружающую обстановку. Трубы, короба, брошенные обрывки ткани. Неестественная разруха. Следы схватки. Распотрошённая теплоизоляция, следы мощных когтей, глубокими бороздами расчерчивали практически весь подвал. Часть труб отопления была грубо вырвана, часть срезана, выпотрошенная изоляция была разбросана почти везде и почти везде были видны следы крови. Чёрной, засохшей, покрывающей пол, стены и потолок в равных пропорциях. Разбитые в труху деревянные конструкции, по виду которых уже невозможно сказать, что это было до того, как попалось под лапу сильной и агрессивной твари.

Было понятно, что тут когда-то пытались выживать люди. Пытались спрятаться, отсидеться, пережить. Но им не повезло. Вряд ли кто-то тут выжил.

Несмотря на это всё, в настоящий момент это был безопасный подвал. Следы крови были очень старыми. В этом месте минимум неделю никто не появлялся и не тревожил бетонную пыль, пытающуюся ровным слоем укрыть следы старой схватки.

Сержант внимательно прислушивался к ночной столичной жизни, чётко отслеживая ярость схваток, расстояния до ближайших из них, продолжал размышлять и ждать своего преследователя.

Мысли текли ровно и спокойно, усталости не было, новое тело демонстрировало чудеса выносливости, но, даже не имея возможности устать, двигаться ночью одиночке было неразумно. Слишком много победителей других схваток бродило там, на поверхности и искало новых противников. Слишком много внимания было разлито по поверхности. Слишком много глаз, ушей и носов смотрели, слушали и нюхали по чьей-то воле.

Покидая территорию, накрытую Бездной, и удаляясь стремительным шагом, на короткое время сменяющимся неторопливым бегом, Сержант смог ощутить это внимание. Чуждое, совершенно неравнодушное, злое, направленное внимание. Кто-то или что-то очень внимательно и скрупулёзно следил за этой территорией и Сержант не сомневался в том, кого именно искали.

С каждым шагом, удаляясь от своего нового дома, Сержант ощущал это внимание всё слабее и слабее, пока, наконец, оно не исчезло, растворившись в окружающем. Мимикрируя под слабый ветерок, обдувающий ёжик коротких седых волос, выдавая себя за микрочастицы камня, витающие в воздухе и оседающие на защитной ткани нового, ещё не обмятого камуфляжа, скрываясь под звуками, эхом разносящимися по руинам и остовам полуразрушенных домов.

Внимание перестало ощущаться, но никуда не исчезло, в этом Сержант был уверен. Просто оно следило не напрямую, а глазами, ушами и носами тех, кто шёл по пути кровавого безумия. Тех, кто делал вид, что занят поиском нового противника и новой схватки. А совсем недавно, в поле зрения новой способности Сержанта, почти повторяющей старый дар чуять людей на расстоянии, попал совсем интересный разум, который тоже выступал ретранслятором этого внимания. Этот разум перемещался так, как будто своими глазами видел Сержанта, видел куда и зачем он движется, своевременно изменял направление движения, чтобы не разминуться со своей целью.

Подпустив его к себе ближе, чем на четыреста метров, как раз на дистанцию, на которой работала его старая способность, Сержант сделал всё, чтобы затруднить неизвестному разуму выполнение его задачи. Затруднить и отсрочить. Добиться того, чтобы контакт состоялся ближе к ночи. Чем позже — тем лучше.

И вот сидя в наполовину засыпанном подвале, Сержант ждал носителя этого разума, коротая время за воспоминаниями и размышлениями.

Гость не торопился. Как только стемнело и Сержант спустился в укрытие, гость резко сбавил темп преследования и даже позволил себе сделать круг вокруг подвала, внимательно изучая местность.

Но, ожидание закончилось с шорохом, раздавшимся со стороны засыпанной битым кирпичом лестницы в подвал. Гость спускался, стараясь производить минимум шума, но битый кирпич — есть битый кирпич.

Сержант, как только услышал посторонний звук, медленным, плавным движением большого пальца снял лежащий на коленях трофейный укорот с предохранителя и, не разрывая движения, зацепил мизинцем рукоятку затворной рамы, оттянул её до упора и плавно подал обратно внимательно следя, чтобы патрон ушёл в патронник без перекосов. Лишь в самом конце движения Сержант позволил затворной раме тихо лязгнуть, предупреждая гостя об опасности.

Шаги и всякий шорох на лестнице мгновенно стихли. Несколько секунд стояла густая тишина. Сержант не собирался палить в пустоту проёма, но, в случае резкого рывка гостя внутрь укрытия, был готов открыть огонь, совершенно бесшумно направив ствол в сторону спуска в подвал. Привлечь тварей своей стрельбой он не опасался, так как трофейный укорот, который ему достался после стремительного и даже какого-то панического бегства Семьи Голубя, был оснащён прибором бесшумной стрельбы, в простонародье ПБС-ом или «глушаком» и снаряжён новенькими дозвуковыми патронами. Дозвуковые патроны были большой редкостью, но, как оказалось, не для Вождя. Когда Сержант, словно отрывая от себя руку, решил не брать в этот выход электромагнитное орудие на подвижном кронштейне и попросил Вождя небольшой запас этих самых дозвуковых патронов, Николай пожал плечами, забрал один патрон в качестве образца и через пару часов выдал Сержанту две сотни точных его копий. Поэтому с боеприпасами проблем у Сержанта не было.

— Есть кто живой и разумный? — раздался тихий голос гостя со стороны лестницы в подвал. Мужчина. Уверенный в себе. Спокойный. Голос аккуратный, вкрадчивый, интонации ровные, немного насмешливые, — мне не нужен конфликт, ищу только укрытия на ночь. Я один и с рассветом уйду.

Сержант ещё несколько секунд прислушивался к тишине, снова сгустившейся после слов гостя. Никто из тварей не заинтересовался звуками человеческой речи. Никто из тварей не прервал своего времяпровождения, чтобы проверить странные шорохи и хрусты, слишком похожие на шаги добычи.

— Заходи, гость ночной, — очень тихо, но, стараясь не перейти на шёпот, так хорошо слышимый на больших расстояниях, отозвался Сержант, — мне тоже не нужен конфликт, подвал большой, на двоих места хватит.

Гость оказался крепким невысоким мужчиной, неопределённого возраста. От тридцати до пятидесяти. Бесформенная одежда серых тонов, какие-то тряпки, лентами змеящиеся со спины, бесформенная конструкция на голове, закрывающая нижнюю половину лица. В руках гость держал длиннющий свёрток, замотанный в те же серые бесформенные тряпки. Что странно, запаха, который ожидал учуять Сержант, увидев гостя, не было. Гость пах пылью и совсем немного оружейной смазкой и порохом. Двигался быстро и аккуратно, звуков издавал минимум.

— Какой из углов я могу занять? — поинтересовался гость, немного осмотревшись в подвале и явно различая что-то в этой кромешной темноте, — не хочу стеснять того, кто раньше меня занял эту берлогу.

Сержант кивнул в дальний от себя угол, продолжая рассматривать вторженца. Спокойные уверенные движения, ни грамма опаски, как будто в руках Сержанта не автомат, ствол которого направлен на гостя. Сам вооружён странно, для одиночки. Длинный широкий нож, рукоять которого торчала из серьёзных кожаных ножен, закреплённых на поясе и зафиксированных петлёй на бедре и пистолет незнакомой Сержанту конструкции, кобура с которым была также закреплена на поясе, с другой от ножа стороны. Сзади на том же поясе крепились какие-то массивные подсумки. Больше ничего у гостя не было, кроме длинного и очень тяжёлого свёртка. И судя по тому, как аккуратно с этим свёртком обращался гость, там было что-то ценное, требующее бережного отношения.

Интерес Сержанта не остался незамеченным.

— Гадаешь, кто я и откуда? — размещаясь в указанном углу, поинтересовался гость.

— Пытаюсь понять, каких проблем от тебя можно ожидать, — в том ему ответил Сержант.

— Никаких, — сверкнул в темноте подвала белыми зубами гость, сняв бесформенную шапку, — если не создавать проблем мне, то и от меня их можно не ждать.

— Осталось только, чтобы наши понимания термина «не создавать проблем» совпадали.

Гость на это ничего не ответил, лишь улыбнулся ещё шире и начал располагаться на бетонном полу поудобнее.

Свёрток не давал покоя Сержанту. Размеры, вес и то, с какой аккуратностью его переносил гость, говорили только об одном. Там оружие. Массивное, очень мощное, имеющее хрупкие элементы в конструкции и, судя по отсутствию огромного количества боеприпасов, стреляющее одиночными выстрелами. Крупнокалиберная снайперская винтовка. А это вызывало огромное количество вопросов и заставляло Сержанта держать своё оружие в полной готовности, лишь аккуратно скрыв его корпусом от взгляда гостя.

— Я — Истиглал, — ни с того ни сего снова нарушил тишину гость, при этом снова растянул губы в ухмылке и бережно положил руку на свой длинный свёрток, — зовут меня так.

Сержант удивился. Внимательно прислушался к происходящему за границами подвала. В ближайшей округе стояла полная тишина. Кинул более внимательный взгляд на гостя. Знает или нет? Слышит или нет тварей? Как-то их ощущает? Не принято ночами вести досужие разговоры. Слишком опасно вокруг. Слишком много всего, что может тебя услышать и завернуть в гости.

Гость по-прежнему не выказывал ни грамма опасений, совершенно игнорируя сам факт того, что он находится далеко за границами безопасных стен убежища, в подвале полуразрушенного дома, ночью, окружённый агрессивными тварями, в компании вооружённого неизвестного.

Ещё и имя странное. И он явно им гордится, это хорошо слышалось в интонациях. Почему такое имя? Или это прозвище? Почему не русское? Что оно означает? Сержант пытался понять собеседника, силясь найти в происходящем ответы на вопросы.

Черты лица, вроде, славянские, глаза либо серые, либо синие, в темноте видно плоховато даже с усиленным зрением, говорит по-русски чисто, без какого-либо акцента.

— Сержант, — в ответ на представление гостя представился и Сержант.

— Служил? — брови Истиглала сложились в вопросительный домик.

— В молодости, — пожал плечами Сержант.

— А воевал? — не унимался гость.

— Не довелось, — пошёл на прямой обман собеседника Сержант. Ему не нравилась назойливость и бесцеремонность гостя, — в гараже технику чинил всё время службы.

— Ага, — кивнул гость, но не успокоился, — а мне вот довелось. С тех пор и таскаюсь с ней.

И Истиглал снова бережно погладил лежащий рядом с ним свёрток.

— С ней? — Сержант не стал противиться, если собеседник хочет раскрыть душу, почему нет?

Полная тишина в ближайшей округе позволяла немного расслабиться и послушать ничего незначащий трёп ночного гостя. Рано или поздно он должен перейти к тому, зачем шёл за Сержантом.

— Моя прелесть! Моя Истиглал! — ещё раз бережно погладил свёрток, носящий такое же, как у него имя, гость, — служили вместе, на уродов всяких охотились. С тех пор и не расстаёмся.

— Снайпер, — утвердительно пробормотал Сержант.

— Да! — немного повысил голос гость, — я Истиглал и это моя Истиглал!

И гость пустился в пространные рассуждения о том, что было до «вдоха», о том, что уже тогда он был избран вершить суд и возвышен над другими, о грехах людей и о каре за эти грехи. Долго и муторно перечислял какие-то выдуманные заветы, которые позволят выжившим очиститься и предстать достойными перед взглядом Его.

Кажется, Истиглалу не требовался собеседник. Периодически его пламенная речь сбивалась на неразборчивые бормотания себе под нос и он никак не реагировал на то, что Сержант прикрыл глаза и вот уже десять минут дышал медленно, глубоко и ровно.

Время неспешно бежало вперёд, ночь понемногу растворялась в прошлом, утро становилось всё ближе и ближе. Сержант не сильно вслушивался в речи сидящего в нескольких метрах от него снайпера с конкретно так поехавшей крышей. Не нападает, не проявляет агрессию. Ну и ладно. А что несёт пургу? Пока это не приманивает тварей снаружи — пусть делает что хочет. С рассветом Сержант пойдёт дальше. Перед ним стоит ещё много задач и если ему удастся выполнить на одну задачу больше — всем будет только лучше. Не спешит гость переходить к делу, Сержант его торопить не будет.

Всё изменилось примерно за час до рассвета. Острые глаза Сержанта уже видели первые признаки рассвета. Уши улавливали изменение поведения тварей снаружи. Искажённые готовились к приходу нового дня. Истиглал ровно и спокойно спал, прислонившись спиной к бетонной стене, положив одну руку на свёрток с винтовкой. Спал совершенно безбоязненно, находясь в одном помещении с незнакомцем, никак не обезопасив свой сон.

Изменение, произошедшие в соседе, Сержант зафиксировал не сразу. Не ожидал, не был готов, не мог даже предположить, что такое возможно. Отвлёкся на секунду.

Спавший напротив снайпер проснулся, плавно открыл глаза и Сержант понял, что на него смотрит кто-то другой. Не Истиглал. Совершенно не тот человек, что спустился вечером в этот подвал, не тот человек, что половину дня преследовал Сержанта по развалинам, не тот человек, что несколько часов чесал языком не останавливаясь, рассказывая незнакомцу историю своей жизни.

Напротив Сержанта сидел кто-то совершенно другой, в теле Истиглала. Мимика, дыхание, сердцебиение, мелкая моторика. Запоздалая проверка даром показала, что сознание сидящего напротив человека кардинально изменилось. Другой спектр, другое эхо, другая частота взаимодействия со способностью Сержанта. Сознание, без сомнения, человеческое, но другое, ранее не виданное Сержантом. Хорошо, что это по-прежнему оставался человек, а не вновь рождённый искажённый. Странное сознание, подёрнутое дымкой, лёгким туманом, скрывающим и путающим наблюдателей, так похожим на плотную дымку, закрывающую разумы искажённых и белёсый туман, плотными клубами пронизывающий естество тварей уровнем повыше.

Изменившийся гость внимательно осмотрел Сержанта, пробежался взглядом по подвалу, по следам когтей на бетоне, рваной теплоизоляции, обломкам дерева и кускам труб.

— Расскажи мне, Сержант, что с тобой случилось, — снайпер качнул головой в том направлении, где располагалось убежище, и откуда Сержант пришёл, — как ты перестал быть человеком? Расскажи мне про того, кто это с тобой сделал?

— В каком смысле случилось? — после короткого ступора, вызванного преобразованием и вопросом гостя, сориентировался Сержант, — что значит «перестал быть человеком»? О чём ты вообще?

Снайпер чуть поджал сухие, потрескавшиеся губы, не отрывая взгляда от Сержанта немного наклонил голову вбок, на секунду став похож на диковинную птицу, задумчиво помолчал, потом вздохнул и пояснил:

— Ещё совсем недавно, когда твоя группа была жива, когда ты шёл за высоким и резким черноволосым человечком, которого все звали капитаном Коневым, когда вы промышляли частями мёртвых тел одурманенных клочков бордового тумана, ты, Сержант, был человеком. Боялся жить и жил лишь потому, что твой долг был сильнее твоего страха. Ты был полон ярости, тебя душили страсти, ты боялся и надеялся, мечтал и завидовал. Ты был ЧЕЛОВЕКОМ!

Прокричав последнее слово, Истиглал хрипло закашлялся, его дыхание сбилось, что-то мешало ему дышать. Долгий сухой кашель рвал грудь снайпера, Сержант же сидел и ждал, не двигаясь с места ни чтобы помочь, ни чтобы сбежать.

— Когда на вас напали, — гость с трудом совладал со рвущим его лёгкие кашлем и хрипло продолжил говорить, — вам кто-то помог. Не человек, хоть и выглядел он как человек! Но вы, приняв его помощь, ещё оставались людьми. Обычными, слабыми, уязвимыми людьми! Уйдя же за ним, в его укрытое зелёным туманом логово, ты вернулся оттуда другим. Не человеком! Вернулся один! Расскажи мне Сержант, что с тобой произошло там, за стеной зелёного тумана. Что он с тобой сделал? И КАК ОН ЭТО СДЕЛАЛ С ТОБОЙ?

Последние слова снайпер прохрипел сквозь снова рвущийся из его груди кашель. Прохрипел и замолчал, дыша с хрипом, медленно переходящим в низкочастотный рык.

Сержант напряжённо молчал, пытаясь осознать услышанное. Информации на него свалилось море и что с ней делать сейчас, Сержант не знал. Отвлекаться на сброс блока памяти Вождю он не мог, отвлекаться сейчас было нельзя, но оставался риск, что в случае атаки этого странного существа, так похожего на человека, и смерти Сержанта, воспоминания последних секунд жизни могут быть повреждены. О худшем исходе Сержант думать не хотел.

— Молчишь? — прохрипел совсем не своим голосом снайпер и начал медленно приподниматься, одновременно доставая из ножен нож, — тогда я спрошу по-другому!

Рывок Истиглала был довольно быстр. Прямо с пола, из положения сидя, лишь подобрав под себя одну ногу, он оттолкнулся в сторону Сержанта и уже в полёте выхватил нож, развернул его обратным хватом, пряча лезвие от настороженного взгляда Сержанта. Рывок снайпера был довольно быстр, для кого-то, обладающего обычными рефлексами и человеческим сознанием, а не для того, у кого в силу ограничений на физическое усиление, кратно усилены именно реакция и скорость мышления.

Рывок Истиглала Сержант прочитал и разобрал на составляющие ещё в первые мгновения атаки. Положение конечностей, движение центра тяжести тела, траектория движения лезвия ножа. Этот рывок всё равно мог быть опасен. Но рука Сержанта лежала на готовом к бою укороте, так и пролежавшим всю ночь снятым с предохранителя и с патроном в патроннике.

Короткая очередь прозвучала в подвале неожиданно. Тихий сухой треск выстрелов, оглушительно громких в полной тишине подвала оказался для снайпера полной неожиданностью. Две пули из трёх попали в цель, клюнув атакующего в ногу и живот. Пятна крови, стремительно расползающиеся в местах попадания, недвусмысленно намекали на большие проблемы.

Истиглал, отброшенный пулями обратно к стене, яростно, совсем не по-человечьи, зашипел, и Сержант почувствовал лютый холод, мгновенно охвативший вдруг ставшее таким тяжёлым тело.

Неподъёмный автомат с обречённым лязгом упал на бетонный пол. Никаких сил удержать оружие, потяжелевшее, кажется, на пару сотен килограмм, у Сержанта не было. Сержант боролся за то, чтобы удержать себя. Неподъёмная тяжесть пригибала Сержанта к полу. Руки, по ощущениям опухли до состояния мясных окороков весом в центнер, пальцы ощущались как что-то чуждое и практически не двигались. Тяжесть гнула спину, ломая хребет, холод жёг кожу, пытался пробраться глубже, пытался заморозить кровь в венах, помешать двигаться.

Шипение в противоположном углу подвала сменилось на членораздельные звуки. Сосед по подвалу яростно ругался, плевался и хрипел, но уже встал и, поигрывая ножом, приближался к придавленному и промороженному Сержанту. На Истиглала, похоже, ни тяжесть, ни холод, не оказывали никакого действия.

— Не стоило так реагировать на небольшую угрозу! Не стань ты стрелять, никто бы не пострадал, — по-прежнему не своим голосом прохрипел снайпер, — зря ты схватился за оружие! Теперь я буду вынужден тебя убить! От этого мне никакой пользы, но оставлять тебя живым нельзя! Ты ранил меня! А значит, я буду слушать твои ответы, и резать тебя! Медленно! Вопросов у меня много. Ты долго будешь говорить и замолчишь только тогда, когда я тебе разрешу! Никто не смеет указывать мне, что делать! Никто не смеет смотреть на меня без страха!

Хрипя свои угрозы Истиглал подошёл к Сержанту, бессильно завалившемуся набок. Грубо наступил на локоть руки, ещё сжимающей автомат, услышал хруст ломающихся костей, удовлетворённо рыкнул, выбил оружие из бессильно разжавшейся руки и, шипя от боли в простреленной ноге, отпихнул его подальше в сторону.

Сержант ждал. Стиснув зубы, не давал ни звуку вырваться наружу. Второй рукой, подвёрнутой под тело, до судорог сжимал в кулаке два металлических кольца, за секунду до этого на остатках сил разжав усики предохранительной чеки лишь одной из гранат. Сил на вторую не оставалось. Две оборонительные гранаты Ф-1 были закреплены на поясе и скрыты в подсумке, но спусковые скобы были расположены так, чтобы им ничего не мешало, в случае извлечения предохранительной чеки, быть вытолкнутыми пружиной бойка.

Чудовищный опыт многих застенников, бессильно смотрящих как их товарищей ещё заживо пожирает мозгоед.

Снайпер, похоже, такого опыта был лишён, так как без какой-либо мысли и опаски пинком ноги перевернул лежащего неподвижно и не издающего ни звука Сержанта.

Тихий скрип, тихий же хлопок и в потолок уже видевшего не одну смерть подвала взлетает, вращаясь, металлическая скоба.

Примерно три секунды из четырёх, отведённых на горение замедляющего фитиля гранаты, снайпер пытался осознать то, что видели его глаза. По тому, как нахмурились его брови, как опустилась голова, делая взгляд на упавшую на бетон скобу как бы «исподлобья», было понятно, что какие-то мысли в его голове двигаются. Но вот скорости их движения оказалось недостаточно. Резкое осознание происходящего пришло к Истиглалу слишком поздно.

— Сдохни, крыса, — только и успел прохрипеть Сержант ещё сильнее тяжелеющими губами, стремительно промораживающимися до глубоко отрицательных температур.

Вспышка ослепила Сержанта, и мягкая Тьма распахнула для него свои объятья.

* * *
Раз за разом, прокручивая в памяти последние минуты жизни Сержанта, я самым внимательным образом пытался выжать из этих скупых тёмных предрассветных минут максимум возможного.

При этом утекали секунды объективного времени. Бесценные секунды.

Истиглал — скорее всего, тот самый снайпер, что стрелял в меня во время боя с кошкой и огромным искажённым. Я помню, что пуля, направленная мне в голову, была калибром четырнадцать с половиной миллиметров, и выстрел был произведён с дистанции более километра. Снайперская винтовка такого калибра, способная точно стрелять с такой дистанции не может быть мелкой. Свёрток этого гостя соответствовал этим параметрам.

Но! По словам и Семёна и Сержанта, спецов такого уровня, да ещё и с таким оружием, ни одно убежище не отпустит бродить по городу в одиночку. Логично, в общем-то. Такие специалисты не в состоянии выжить в одиночку. Монструозная винтовка весит немало и в ближнем бою совершенно бесполезна, а жруны сразу стараются клинчевать. Снайпер всегда является частью группы. Группы, обычно, сильной, многочисленной и редко выбирающейся за пределы стен. Такие сидят на стенах и с предельной дистанции отстреливают всё, что выводят под их выстрелы другие парни. Семён сам не раз выводил жрунов под выстрелы этих ребят. Да и в группе Коня был свой снайпер, послабее, конечно, но был. Потому Сержант так и напрягся в подвале, увидел экипировку гостя. Ни воды, ни жратвы, никакой дополнительной маскировки, кроме уже одетой. Никакой запасной одежды. Любая случайность, кровь на тряпках или ты попадаешь в осаду, и всё — ты труп. Тебе не выжить, не отсидеться, не спрятаться. Это закон!

Опровержение этого закона выживания сидело перед Сержантом и трепалось за жизнь, игнорируя творящееся вокруг. Было понятно, что Истиглал не заморачивается вопросами выживания. Кто-то или что-то его защищает, и снайпер задумывается только о своей прямой задаче: охоте на очередного урода.

Кто или что его защищает? Кто или что настолько силён, что в состоянии обеспечить выживание снайпера-одиночки в течение долгого времени в развалинах города в окружении искажённых? Кто или что при этом не попадает в поле зрения дара Сержанта, оставаясь за границами чувствительности, но, влияя на поведение искажённых, заставляя их не замечать слишком многое.

На эти вопросы ответа пока не было. Просматривая память Сержанта, я не видел подсказок и зацепок.

Трансформацию гостя мы все просматривали чуть ли не покадрово. Вот гость спит. Голова опущена на грудь, дыхание спокойное. Сердцебиение ровное, редкое. Сон глубокий.

Что-то отвлекает Сержанта и он концентрируется на посторонних звуках, еле слышимых на границе чувствительности и, когда внимание возвращается на соседа по подвалу, тот уже не спит. Его взгляд направлен на сержанта, в глазах ровное холодное внимание, с капелькой удивления и брезгливости. Изменение уже произошло.

— Это точно не раздвоение личности? Он же стопроцентный псих! — уточнил я у Сержанта, внимательно рассматривая преображение Истиглала.

«Точно нет! То, с чем я сцепился утром, было совсем не то, что спустилось в подвал вечером» — пришла из Бездны мысль Сержанта, — «Слепок сознания был совсем другим. Я даже не знаю, обратима ли эта чертовщина и, если бы он порвал меня чисто, что бы с ним было дальше!»

Это да. Порвать Сержанта чисто — не получив в ответ ни единой царапины — этот парень мог запросто, если бы просто вдарил со всей дури с самого начала, а не устраивал танцев с ножом.

Какая-то дичь с управлением гравитацией и криокинезом!

С другой стороны, ударь этот Истиглал сразу со всей дури, ответы на свои вопросы он бы точно не получил. А они его сильно интересовали!

Выговариваясь же, он сам по себе рассказал очень много важного, подтверждая при этом всё, о чём я уже догадывался и, проговариваясь о том, о чём я даже не подозревал.

Надо же! Одурманенные клочки бордового тумана и логово в зелёном тумане.

Я как наяву вспомнил то, что видел на Айне. Бордовый туман шургов и лазурные искры аватаров. Потом бордовый туман на Земле. И вот теперь выясняется, что появился ещё и зелёный туман, представителем которого являюсь я сам.

Какая-то странная цветовая дифференциация.

Как интересно! Но не срочно. Сейчас есть более срочные вопросы.

Истиглала, или того, кто стоял в этот момент за ним, очень интересовало, как именно Сержант перестал быть человеком и, главное, ему было интересно всё о том, кто его изменил. Эта скотина интересовалась лично мной, так как успела меня засечь во время того боя с кошкой и здоровяком!

По всем канонам выходило, что я должен получить тело этого снайпера! Мне нужно внимательно «обнюхать» и сам труп и местность на предмет присутствия Королевы.

Всё опять сводилось к ней.

И раз появились риски обнаружить Королеву прямо под боком моего укрытия, прятаться больше не имело никакого смысла.

Если меня нашли, то чем раньше я об этом узнаю, тем раньше я начну реагировать.

Твою же!

Холодные пальцы страха обхватили мою грудную клетку и немного сдавили.

Я вспомнил парализующий ужас, охвативший меня от одного взгляда этой твари. Я вспомнил удушающее давление от её отдалённого присутствия. Я вспомнил её силу и свою беспомощность на её фоне. Сознание рефлекторно попыталось заморозить все мыслительные процессы, уже от одной мысли о присутствии Королевы совсем рядом под боком.

Твою же!

Отставить панику!

Если бы это была Королева, я бы уже был мёртв.

А раз я ещё жив, значит, у Королевы тоже не всё в ажуре. Раз она вынуждена прибегать к «помощи» вот таких Истиглалов, кошек и здоровяков с непрерывно литой квадратной заготовкой, значит, она не в полной силе.

А раз так, то прятаться больше нельзя. Нужно шевелиться, собирать информацию о противнике и вербовать, вербовать и вербовать себе сторонников. И нужно добраться до тела этого снайпера раньше, чем до него доберутся падальщики или другие помощники Королевы.

С каждым просмотром памяти, с каждой новой деталью, желание получить тело снайпера для полноценного анализа крепло. Но я старался держать себя в руках. Несколько часов погоды не сделают, а идти без прикрытия — глупо. Тут, на мой взгляд, Пётр прав.

Ситуация вполне может оказаться и ловушкой.

Поэтому сейчас и Пётр и Тра проходят срочную эволюцию носителей. Я ставлю им модифицированный фокусирующий мост. Модифицирую защиту, подтягиваю вооружение. Большая часть запаса наноматериала и биомассы идёт в дело.

Как показало испытание, проведённое Сержантом, смерть за пределами зоны охвата Бездны, даже под действием неизвестных способностей, никак не мешает возвращению ядра Совершенства в Бездну. При этом ещё и сохраняя все воспоминания и часть опыта. Это развязывает мне руки.

Вот только энергии на полноценный респ Сержанта не хватало, поэтому по дороге до подвала было решено присмотреть ещё кого-нибудь для принудительного разложения на биологические составляющие с выделением огромного количества энергии. Как показал опыт, даже слабые искажённые, пожираемые Шлейфом заживо, давали хоть какую-то энергию.

* * *
Мощные когти, способные как бумагу резать танковую броню, взрывали плотный спрессованный грунт и Густав Нойманн, рывок за рывком подтягивал своё тяжёлое, но сильное тело по отвесному склону разлома вверх, вверх и вверх, стремясь быстрее оказаться на поверхности. Времени было мало, совсем скоро трусливая жертва высунет нос из своей норы. Совсем скоро любопытство и страх выгонят Бардина из безопасного тумана.

Ловушка захлопнулась, мышка попалась!

Лазурного человечка, конечно, жалко. Грёбаная русская традиция подрывать себя и всех вокруг гранатами! Густав уже привык к этому зацикленному на собственной значимости стрелку с огромной и мощной винтовкой, но разум этого лазурного человечка был уже на грани и в любой момент мог пойти вразнос. Если будет нужно, Густав найдёт себе новых лазурных человечков. Пока же ему было нужно успеть подхватить контроль над небольшой, но сильной бордовой стаей, которую он приманил сюда во время снов. Перехватить контроль, расставить их по местам, нашептать каждому задачу. Ещё и самому нужно успеть занять позицию, замереть, слиться с местностью, вдохнуть атмосферу умирающего города, чтобы стать его частью. Стать умирающим городом, чтобы не спугнуть проходящую мимо осторожную цель.

К появлению Бардина всё должно быть готово. Острое чутьё этой трусливой жертвы, или кого-то в её окружении, может всё испортить, поэтому никаких накладок быть не должно.

Давай же! Иди скорее к Густаву, маленькая, трусливая жертва. Нельзя вечно сидеть в тумане. Нельзя стать сильнее, не выйдя из зоны комфорта. Нельзя защитить своих болванчиков, не пытаясь понять, что с ними случилось. А если ты уже знаешь, что произошло в том подвале, то точно не сможешь усидеть, чтобы не сунуть свой любопытный нос к трупу такого интересного, подозрительного и слишком много знавшего лазурного человечка.

Страх и любопытство.

Два чувства, играя на которых, можно вытащить из норки любую жертву.

Страх и любопытство.

Давай же, Бардин! Приди и твоя смерть будет неизбежной!


Глава 12


Мы покидали бункер, когда рассвет нового дня уже вставал над разрушенной столицей.

Зато выдвигались мы максимально усиленные и модернизированные. «Сожравшие» почти все запасы наноматериала и биомассы.

К моему дикому сожалению, модификация живого и активного носителя — оказалось делом медленным и кропотливым. Не было бы проблем с ресурсами и энергией, было бы проще сформировать сразу новые аватары. Вышло бы быстрее. Но, проблемы с ресурсами, а особенно, с энергией Бездны, очень серьёзно били по рукам. Пришлось изгаляться и «шить» на живую, поэтому внутренних изменений в каждого я смог заложить не так и много.

Фокусирующий мост — для гарантии сохранности искры в случае смерти носителя — получили и Тра и Пётр. Девушке подтянул энергетику, усилив генерируемый энергопоток, а парню нарастил физических показателей.

К сожалению, полноценного танка у нас не было, и его роль досталась Петру, так как биология его носителя была ближе к этой роли, чем у Тра. После первого респа Пётр получил продвинутый набор физических усилителей, позволяющих, спокойно заломать в клинче среднего жруна — искажённого второй ступени эволюции. Держа же перед глазами здоровяка с железным дрыном, который был, по словам Сержанта, как минимум третьей ступени, я ещё усилил этот набор, чтобы Пётр мог хоть что-то противопоставить аналогичным здоровякам. И уже на этот набор усилителей прекрасно лёг модифицированный ЗК защитного типа, спроектированный прямо на ходу. Максимально прочный, максимально тяжёлый и максимально защищённый. Этакая помесь рыцарского доспеха с экзоскелетом какого-нибудь космодесантника. Только совершенно без какой-либо автоматизации. Чистая механизация на собственной мышечной тяге. К этому безобразию прилагался щит и огромный гибрид секиры с молотом. Ручная уберваффе. Тяжеленная, прочная и смертельно опасная для тварей, которые могут нам встретиться.

Тра получила в качестве дополнительного внутреннего усиления повышенную выносливость и оптический камуфляж — это был максимум, который я смог «вшить» в её текущий носитель. Всё остальное требовало более серьёзных модификаций, как минимум нервной системы, и было невозможно без создания нового носителя. Зато, на улучшенную энергетику отлично легли и камуфляж и новое вооружение.

Вернее, старое вооружение.

Девушка получила полную копию оружейной платформы, с которой бегала на Айне. Модификацию универсальной штурмовой многофункциональной системы подавления «Тьма», хранящейся в базе моего вычислительного кластера, как образец прошедший копирование и готовый к повторному производству.

Разбираться откуда он там и что ещё я могу нарыть в базе, времени не было, но запрос на вооружение, наиболее соответствующее предпочтениям и физическим кондициям Тра, был выполнен на абсолютные сто процентов. Вид обалдевшей девушки, схватившей в руки свою «прелесть», прижавшуюся к ней щекой и что-то долго шептавшую, был необычайно приятен.

С модификацией и усилением самого себя, был полный затык, хотя что-то подшаманить в своём обвесе или аватаре мне хотелось очень сильно. Но, без шансов.

Самого себя пересобирать на коленке, как своих бойцов, я не мог. Сам я имел возможность эволюции только естественным путём. А на данный момент состояние моего аватара было предельным, и для каких-то дальнейших модификаций требовалось ещё слишком много эволюционного потенциала. Со жрунов же капали такие крохи, что выгоднее было их использовать как активный материал и разбирать на биомассу, чем тыкать им в башку экстрактор и выжимать тысячные доли процента в шкалу эволюционного потенциала. Аналогично ситуация обстояла с экипировкой. Промышленный максимум я воспроизвёл, самопальная же кустарщина, доступная мне в данный момент, по всем статьям проигрывала промышленному нурновскому производству. Огорчало только, что упор моего аватара был в разведку и поддержку, а не в защиту или нанесение урона. Чёртово эхо последнего рейда на Айне. Но, хотелось верить, что кинетический метатель — поглощённый и адаптированный КМР — уютно расположенный на предплечье правой руки и пулемёт, расположенный за спиной на подвижном монокристаллическом кронштейне — достаточная огневая мощь, чтобы размазать по обломкам кирпича и бетона всё, что может нас ждать возле заветного подвала.

В порыве жадности посматривал, конечно, на второй экземпляр «Тьмы», но, не имея навыков использования этой, довольно сложной, оружейной платформы, решил не рисковать и выйти в бой с тем, что уже хорошо себя показало и чем умею пользоваться.

Ещё бы немного времени! Совсем немного!

Переделать носителей, поднять их потенциал, многократно расширить боевую эффективность, углубить специализацию, шагнуть в сторону от набившей оскомину стандартной антропоморфной формы со всего одной парой верхних конечностей. Пётр уже заводил разговор о более универсальной конституции. Экипироваться получше, потратить такое дефицитное время на привыкание и к новым носителям и к новой экипировке.

Но нет! Если приходят проблемы — приходится их решать с тем, что у тебя есть в данный момент. Времени на «подготовиться получше» не хватает никогда!

Готовиться нужно заранее!

Мой старый девиз ещё из той, мирной, жизни, когда я за несколько месяцев до защиты диплома уже имел готовую работу и мог позволить себе пару месяцев отдыха и размеренной подготовки к защите. С тех пор нехватка времени стала для меня привычной нормой жизни.

С этими мрачными мыслями я и покидал бункер.

Под смех Тра, едко и весело потешающейся над нашим танком, сначала с огромным трудом протиснувшимся сквозь мощную входную дверь убежища, а потом с руганью пытающегося протащить своё двух с половиной метровое холодное оружие через все двенадцать узких пролётов крутой лестницы, ведущей из убежища на поверхность.

Ещё и Семён из головы не шёл. Перед выходом он долго и экспрессивно что-то выговаривал Тра, а потом, в тамбуре, готовясь закрыть за нами дверь, мрачно и как-то обречённо смотрел нам вслед.

— О чём с Семёном разговаривали, — обратился я к Тра, когда мы уже вышли на поверхность, — что он тебе так яростно выговаривал? Или это личное?

— Да какое там! — мгновенно отстала от Петра девушка, переключившись на мой вопрос, — Лучше бы это было личное! Со вчерашнего дня ведёт себя как последний нытик! Чуйка у него неспокойна! Что-то, мол, случится!

Я кивнул, подтверждая услышанное. Что тут скажешь? Чуйка Семёна, мы уже успели это проверить на себе, вещь реально легендарная. Сигнализирует о любых грядущих проблемах, при этом ещё и умудряется каким-то образом определить тяжесть и силу этих проблем. Вот только не даёт понять формат проблем и тех, кому от них огребаться больше всех. И сейчас было совершенно логично, что Семён дёргается и переживает. Мы идём в бой. По сути — это наш первый выход в дикий и агрессивный мир. Мы полноценной боевой группой, наплевав на маскировку, незаметность и скрытность, идём забирать «своё», прекрасно понимая, что нас ждут на этом пути проблемы. Просто чуйка Семёна намекает, что проблемы эти, скорее всего, окажутся больше, чем ожидается.

Ну что ж. Больше, значит, больше.

Именно поэтому я тащу в Шлейфе последние сто килограмм наноматериала для быстрого ремонта экипировки и восполнения боезапаса, и почти тонну биомассы просто на всякий случай.

Да и самого уже немного потряхивает.

Поэтому нужно двигаться. Иначе найду ещё десять недоделанных дел, непроанализированных сплавов и недоработанных конструкций, которые — вот прямо кровь из носу нужно доделать перед тем, как идти.

К чёрту!

Зону охвата Бездны мы покинули, дав небольшой крюк, через пустырь, на котором сиротливо валялись трактор «Кировец» с прицепом. Контроль территории и, заодно, я убедился, что Бездна растёт. Она уже полностью затянула место памятного боя. А тогда, я точно помню, до границ оставалось ещё не меньше сотни метров.

Убедившись, что тут всё без изменений и это железо не нужно никому, кроме меня, группа встала на маршрут. Нас вела память Сержанта.

Первые проблемы начались уже через полчаса ровного и быстрого бега.

— Контакт! — коротко сообщил Пётр, указывая направление, с которого приближались твари, первыми решившие попробовать нас на зуб.

Я сфокусировал слух в указанном Петром направлении, пытаясь в общем шуме разобрать хоть что-то, указывающее на атакующих нас тварей. Определить хоть какие-то их характеристики,скорость передвижения, массу, попытаться по косвенным данным спрогнозировать силу и опасность тварей.

Шорохи, скрежет, скрип кожи и когтей по железу и камню. Разгон сознания, подключение к органам чувств вычислительного кластера. Пора. Экономить силы для непредвиденных ситуаций не буду. Весь наш рейд — одна большая непредвиденная ситуация. Работаем на полную выкладку! Мгновенный анализ поступающей информации и я успокаиваю танка:

— Обычные жруны. Только шустрые! Пятеро!

В ответ вижу кивок головой, и Пётр немного изменяет направление движения, так, чтобы встретить готовящихся к атаке тварей щитом по касательной.

Ждать приходится недолго. Не успеваем мы пробежать и пятнадцати метров, как из-за небольшой кучи скрученных металлических балок, присыпанных битым кирпичом, на нас выпрыгивают четыре худые, выглядящие неестественно изогнутыми и изломанными фигуры. Твари во время движения низко пригибаются, стремительно маневрируют, огибая торчащие то тут, то там не до конца разрушенные железобетонные плиты, помогая себе при манёврах длинными руками. Отчётливо слышен скрежет когтей по металлу, хрип, вперемешку с утробным рычанием, вырывающийся из оскаленных пастей.

Лицом к лицу, в первые мгновения, эти жруны реально пугают. Дикая ярость, безумные мутные буркала, оскаленная пасть с торчащими зубами, по количеству больше подходящими крокодилу и явно превышающими человеческую норму и по форме и по размерам. Стремительность движений, резкие рывки влево-вправо и яростные попытки вырваться из общей атакующей своры вперёд, чтобы первым вонзить зубы в сочную ляжку.

Эти жруны кардинально отличались от тех, что встречались мне раньше в безопасной зоне Бездны. Чёрт! Получается, я охотился на плюшевых домашних единорожков! А сейчас меня будут пробовать на зуб их дикие предки.

Самого шустрого жруна Пётр встретил мощным ударом щита, доворачивая корпус и корректируя направление, куда отбросит тварь. Масса нашего танка значительно превосходила массу врезавшегося в него искажённого, и небольшое преимущество в скорости твари не помогло. Удар был сокрушительным, тварь тихонько взвизгнула и с явно слышимым хрустом отлетела под лапы товаркам. Те ни на мгновение не сбились с бега, даже, как мне показалось, оскалились ещё более радостно, мощными когтями врубаясь в тело под ногами и отталкиваясь в ещё более мощном рывке.

Вторая тварь получила в глаз острым шипом, который венчал торец оружия Петра, и инерцией мощного удара была отброшена. Третья попыталась резким манёвром обогнуть движущегося навстречу танка, но схлопотала от меня пулю из КМР и зарылась мордой в бетон. Четвёртая тварь, самая крупная и, как следствие, самая медленная, дождалась, пока Пётр с гулом раскрутит свою двуручку, и поймала удар тупой её частью прямо в бок. С громким хрустом сминаемых рёбер жруна снесло в сторону, открывая нам вид на пятую тварь, до этого момента прячущуюся за спинами товарищей.

Как там рассказывал Семён?

Есть искажённые, сохранившие навыки, которыми обладали до искажения? Есть твари, способные выслеживать добычу, идти по следу, устраивать засады.

А есть твари, которые нормально так применяют огнестрел! И одна из таких тварей сейчас хищно скалилась, глядя на нас.

Времени на реакцию просто не оставалось, тварь потянула на себя спусковые крючки своей охотничьей двустволки ещё до того, как молот Петра снёс в сторону жруна, закрывающего нам обзор. Буквально за мгновение «до».

Пётр успел только ёмко и грязно ругнуться, когда сноп крупной картечи стеганул в щит, не оставив на его поверхности ни царапины.

Удивление на морде жруна читалось отчётливо. Тварь что-то рыкнула, ловким движением преломила стволы, эжектор выплюнул стреляные гильзы твари под ноги, жрун же запустил руку внутрь выцветшей тряпки, обмотанной вокруг её пояса пытаясь там что-то нащупать.

— Да ты охуел! — взревел Пётр и с места рывком, не давая жруну перезарядить ружьё и выстрелить повторно, впечатал его щитом в нагромождение переплетённых балок, убедился, что после такого удара тварь не в состоянии сопротивляться, высвободил руку из крепления щита и мощным ударом кулака под подбородок пробил голову клинком экстрактора, — вот тварь! Сука!

— Струхнул? — жизнерадостно поинтересовалась Тра, даже не поднявшая свою «Тьму» для боя, — Петька ссыкун?

— Да иди ты! — совсем незлобно огрызнулся Пётр, — ведь башкой понимаю, что этот чёртов двенадцатый калибр меня даже поцарапать не может. А что-то внутри ёкает!

Слушая шуточную перепалку и давая минутку на лёгкую передышку и экстракцию добычи первой стычки, я рассматривал трупы тварей и размышлял. Выходило всё неплохо. Пётр отлично бил тварей в ближнем бою. Как мы изначально и уговорились, пускать в дело продвинутое вооружение не будем столько, сколько сможем. Заодно и оценим возможности и опасности ближнего боя. Всё-таки Пётр у нас первый раз вот так, добровольно идёт в клинч с тварями. Опыта нет, рефлексов нет. Нужно нарабатывать.

Через минуту, поделив трупы нечестно, но справедливо и завершив экстракцию, мы двинулись дальше. Один жрун, ещё живой, но поломанный и порванный когтями своих товарищей занял место в Шлейфе, неспешно насыщая Бездну энергией. Эх, ещё бы десяток таких запасти пораньше и Сержант бы сейчас шёл с нами.

Следующая шальная группа из трёх жрунов, вылетевшая на нас из-за угла, была размазана Петром по бетону и мы, не останавливаясь на экстракцию, рванули дальше.

Были мысли и надежды, быстрым темпом добраться до подвала часа за три, максимум за четыре.

Ага. Щаз!

Понимание того, что дальше будет хуже и мрачные пророчества чуйки Семёна, ни хрена не смогли нас подготовить к этому «хуже».

Через час стремительного продвижения, когда Пётр, не напрягаясь, перемалывал редкие группы по три — пять особей и мне только ещё один раз пришлось помочь сбить особо прыткую тварь, на нас выскочила реально целая толпа.

Мы в этот момент переходили через многополосную дорожную развязку, и на многие сотни метров вокруг не было никаких укрытий. Твари кинулись на нас сразу с трёх сторон. До ближайших было не больше двухсот метров. Волна дикой злобы и ярости охватывала нас дугой, стремительно сближаясь для последнего смертельного рывка.

— Пора? — с надеждой рассматривая рычащую, брызгающую слюной, безумную толпу, поинтересовалась Тра.

— Пора, — кивнул я, недовольно прикидывая, что слишком рано нам приходится раскрывать свои козыри, — твои центр и левый фланг.

Девушка радостно оскалилась и шагнула вперёд, вскидывая свою монструозную оружейную платформу. Лицевой щиток шлема опустился, скрывая от нас её кровожадный оскал и безуминку, вспыхнувшую в глазах.

— Идите сюда, тупорылые ублюдки! — услышал я её быстрое бормотание, — время зажигать!

Со сдвоенным тихим хлопком, немного двинув стволом «Тьмы», чтобы выстрелы пошли не по одной и той же траектории, в сторону центра накатывающей на нас волны искажённых Тра выпускает два небольших цилиндрика. Короткий полёт по пологой дуге и вот оба цилиндра достигают своих целей.

Яркая вспышка, изображение на визоре шлема на мгновение меркнет, проходит обработка картинки, и вот я вижу два озера жёлто-белого пламени, жадно пожирающего всё, чего касается. Шипит Пётр, наклонив голову и защищая сетчатку глаз от выжигания, закрывшись щитом от упругого воздушного удара, который, бессильно попытавшись сбить нас с ног, улетает дальше, ломая хрупкие сухие деревья и доламывая ещё не рухнувшие опоры путепроводов. Поднимая волну пыли. Роняя искажённых слева и справа от нас, сбивая их яростный рывок, устраивая мешанину яростно рычащих и визжащих тел.

— О да! Горите, суки! — радостный крик Тра доносится сквозь окружающий шум, — как давно я мечтала попробовать этот режим!

И дальше девушка начинает гвоздить длинной тяжёлой очередью в сторону перепаханного левого фланга. Тяжёлые пули «Тьмы», попадая в тела искажённых, наносят чудовищные раны, к хренам отрывая конечности, вырывая огромные куски, насквозь пробивая сухие тела и поражая каждая по три — пять целей друг за другом, калеча или убивая каждую из них. Запредельная живучесть жрунов против этого оружия была бессильна.

Мои успехи на её фоне смотрелись не так эффектно. Почти неслышный свист разгонных колец, сливающиеся в непрерывный треск хлопки, от разгоняемых до сверхзвука пуль. И только кронштейн, как живая конечность, направлял длинный хищный корпус пулемёта в сторону ещё живых и барахтающихся тварей.

Через минуту всё было кончено. Счётчик бесстрастно зафиксировал количество атаковавших нас тварей: семьдесят два. Гора обожжённого, дымящегося мяса, куски тел, вырванные руки, похожие на лапы с когтями, длиной с палец, Тягостный запах, в котором смешалась вонь сгоревших человеческих тел, запах крови, гнили и дерьма, запах свежего асфальта и острый запах металлической окалины.

— Вождь, а можно мне к следующему разу нормальный шлем подогнать? — услышал я излишне громкий голос Петра, — зрение уже восстановилось, а вот со слухом, похоже, беда. До сих пор в ушах звенит!

— Можно, — чувствуя некоторую неловкость, согласился я с Петром, — а пока двигаемся дальше. Без остановок!

Захватив ещё двух полудохлых тварей в Шлейф, мы снова рванули вперёд.

Чтобы уже через километр уткнуться в огромную конструкцию, наглухо перекрывающую дорогу.

Если верить воспоминаниям Сержанта, ничего похожего в этом месте быть не должно. Буквально двое суток назад он тут передвигался, аккуратно, медленно и незаметно, лавируя между голодными стаями, и мы сейчас идём практически по его следам. Никакой пятиметровой, спрессованной из металлолома стены, ещё двое суток назад в этом месте не было.

Найдя какое-то плохонькое укрытие, не стоять же, разинув рот, посредине пустыря, мы пытались решить, что делать дальше.

— Обходить не варик! — категорично заявила Тра, — эта хрень закрывает единственный проход на многие километры!

— Предлагаешь пробивать её лбом? — недоверчиво буркнул Пётр, задумчиво рассматривая насыпь.

И я его понимал. Тонны спрессованного, скрученного, сплавленного железа. Арматура, балки, кузова автомобилей, куски крыш, кованые решётки и ещё десятки и сотни позиций всякого металлического мусора, спрессованные в монолитную конструкцию.

Спрессованные кем? И, самое главное, зачем?

По нашу душу эта монструозная ерунда, или нет? Если по нашу, то какую цель ставил перед собой зодчий, создавший эту стену? Не пустить? Заставить пойти в обход? Заставить потерять время?

Если рассудить, то обход вполне может быть. И даже где-то недалеко. Просто маршрут, по которому мы идём, проложен для здорового трактора и там, где он не пройдёт, не факт, что не пройдёт небольшая группа на своих двоих. Но сколько у нас уйдёт времени на поиск этого обхода?

Я осмотрелся.

Район, в котором мы находились, пострадал не так уж и сильно. Большая часть домов щерилась в ясное голубое небо выщербленными стенами, острыми колоннами, потеряв лишь верхние этажи. Обрушившаяся масса металла, стекла и бетона сотворила тут что-то вроде естественной полосы препятствий, опорными узлами в которой выступали ещё не рухнувшие дома. Кучи мусора вздымались на высоту двух, местами четырёх метров, и сильно ограничивали обзор. Единственная дорога, годная для передвижения колёсной техники, в частности, трактора «Кировец» группы капитана Конева, была сейчас перекрыта явно рукотворной стеной из спрессованного металла, собранного, кажется, со всей округи.

Мы находились в низине и обзор был сильно ограничен. Чтобы оценить обстановку более детально, нужно было забираться на одну из дальних, самых высоких, куч и то, даже с неё мы не могли окинуть взглядом всю обстановку. Стена закрывала большую часть территории. Слух давал не очень много. Я слышал дыхание. Я слышал сердцебиение. Я слышал, что в округе есть около десятка тварей. Но вот ничего другого я не слышал. Искажённые не двигались. Искажённые замерли и напряжённо ждали. Искажённые вели себя ненормально. А это было опасно.

Напрягая до предела слух и вычислитель в Шлейфе, я медленно определял позиции всех тварей, которых слышал. Места засады и хоть какие-то параметры. Тра и Пётр, беззвучно замерли рядом, стараясь не мешать.

— Расклад такой: ровно девять тварей, — наконец вычисления и анализ были закончены, и я поспешил поделиться их результатами, — слева и справа группы по три твари. Ещё две медленно обходят нас сзади. Девятая ожидает за стеной. Те, что слева и справа, вроде, обычные жруны. Сзади обходят твари покрупнее. Их шаг мягче, движутся очень плавно, сердце более сильное, крупное. А вот тот, что ждёт впереди, там ничего не могу разобрать, но, что-то здоровое. Есть мысли?

Тра отрицательно мотнула головой, пожала плечами, качнула стволом «Тьмы» и указала пальцем в сторону насыпи.

— Сидеть и ждать точно нельзя, — задумался на мгновение Пётр, — нужно прорываться либо по флангам, либо оттянуться в тыл, выбить тех, кто окружает, а дальше по ситуации. Вытянем на себя остальных — отлично, там поляна получше, развалим их в чистом поле, нет, вернёмся, но тварей станет на две меньше. Либо поищем обход.

— И потеряем время! — уточнила Тра и кивнула в сторону металлической преграды, — может, они этого и добиваются.

— Но переть в лоб — тупо! Тем более на неизвестного противника! — возразил Пётр.

— Аргумент, не поспоришь, — пожала плечами девушка, — но мы, как бы, спешим, нет?

И два взгляда упёрлись в меня. Мнения разделились. При этом резон был и в позиции Тра, и в позиции танка. Переть в лоб на неизвестную тварь — до омерзения тупо. Я вспомнил здоровяка с металлическим дрыном, который криком воздействовал на мозги, при этом был почти непробиваем для пуль. Вылети мы на такого, да ещё и прикрытого восьмёркой быстрых и опасных жрунов и что?

Но и терять время, отступая, выбивая противника по частям, выбирая позицию для боя, организовывая встречную засаду, было не совсем верно. Сколько времени это займёт? И не это ли основная цель того, кто построил эту стену и организовал засаду?

Правы оба. И время терять нельзя и тупо в лоб переть не дело. Поэтому поступим по-другому.

— Тра, в боезапасе твоей «Тьмы» есть что-то, способное пробить дыру в этой стене за один выстрел? Или разметать её к чертям? — обратился я к девушке.

— Сейчас нет, — виновато развела руками Тра, — я слила весь запас энергии на две плазменные гранаты. Повторить смогу только через два часа. Раньше никак.

— Ладно. А что-то оглушающее есть? Оглушить, контузить? Вырубить любым способом? Я дам целеуказание на тварь за стеной, сможешь её достать по навесной траектории?

— Это могу, но без гарантии. Обычная светошумовая граната она против людей, а что там за стеной прячется, хрен знает.

— Тоже верно, но вариантов нет. Глуши тварь, и прорываемся вперёд. Дожидаться, пока нам зайдут за спину, не будем. У самой стены тормозим, я вас по одному перенесу за преграду. Вопросы есть?

Подобравшиеся Пётр и Тра мотнули головой и мы начали. По указанному мной направлению, точно на обозначенное расстояние, одна за другой, с разницей в секунду ушли три светошумовые гранаты. И как только третья покинула ствол оружия девушки, мы рванули в том же направлении. Когда взорвалась первая граната, мы были уже в пятидесяти метрах от стены и стремительно сокращали дистанцию. Вспышка света, резкий хлопок и яростный визг, раздавшиеся из-за преграды дали нам понять, что какой-то эффект граната всё-таки возымела.

Резко активизировались все остальные твари, до этого неподвижно сидящие в засаде или аккуратно обходящие нас с тыла. Шорохи, скрежет, хруст, тихий, на грани слышимости, вой. Начиналось твориться что-то непонятное.

Через секунду рванула вторая граната. Яростный визг тут же сменился воем, в котором слышалась уже не ярость, но боль и паника. Этому вою вторили глотки тварей слева и справа. Те, что обходили нас с тыла, и по скрежету когтей это было слышно очень хорошо, стремительно удалялись в противоположную от нас сторону.

Третья граната взорвалась и вой твари за стеной захлебнулся хрипом и я отчётливо услышал оттуда скрежет когтей по бетону. Тварь никуда не перемещалась, лишь, судя по всему, конвульсивно дёргала лапами. От неё до стены было почти двадцать метров и у меня было пространство для манёвра.

С искажёнными, сидящими до этого в засаде слева и справа от тропы, происходило что-то совершенно непонятное. Трое стремительно удирали. От двоих никаких звуков не доносилось. Ни дыхания, ни сердцебиения. Ещё одна тварь замерла на месте, сипела и скрёбла когтями бетон.

Но, в настоящий момент нам эти искажённые не угрожали, и мы, не отвлекаясь, неслись к стене. Всё развивалось немного проще, чем ожидалось, но менять план на ходу я не собирался. Пришла пора использовать второй козырь.

Телепортация на короткие расстояния через Шлейф.

Первым, через мягкое пространство вне пространства, перенёсся я сам. Просто последний шаг сделал, корректируя своё положение вне этого самого пространства, на мгновение позволяя Шлейфу выглянуть в реальность, обнять меня своими крыльями, окутать нереальностью, утянуть за собой и тут же вернуть, поставить совершенно не там, где взял.

Сквозь границы свёрнутого пространства, ещё до того, как я вышел за стеной, я уже мог различать размытые, изломанные, растянутые кусочки происходящего с этой стороны. Вычислительный кластер, расположенный тут же, рядом, только руку протяни, «взвыл» от подскочившей нагрузки и я прикрыл глаза, не пытаясь рассмотреть происходящее сквозь границу Шлейфа, не перегружая вычислительные мощности и не пытаясь схлопотать сенсорный шок.

Мгновение и пространство передо мной развернулось, легонько толкнув в грудь физическими законами, и я открыл глаза, ухнув в разгон сознания.

На первый взгляд, прямо сейчас мне ничего не угрожало. В нескольких десятках метрах от меня валялась огромная изломанная туша белёсого цвета, лишь отдалённо похожая на человека. Жирные складки колыхались от конвульсивных движений, пальцы на длинных жирных руках-лапах скребли бетон, стачивая длинные, покрытые свежей кровью когти, лапы конвульсивно подёргивались.

Мерзость!

Но, мерзость, в данный момент неопасная. А это было важно.

Никакого другого движения в обозримом пространстве не наблюдалось, и я, не мешкая, перенёс девушку, готовую открыть огонь в сторону любой угрозы и Петра, не снижающего готовности принять на щит бросок любой твари.

— Ухты какой жиртрестик! — первой сориентировалась в ситуации Тра, — Вождь, можно я его чем-нибудь потыкаю, а?

— Тра, прекращай балаган! — рявкнул на неё Пётр.

— Да ладно тебе, вокруг всё спокойно, эта куча жира неопасна, но очень любопытна! Вдруг одарит вкусняшкой? — насупилась девушка и скосила взгляд в мою сторону.

Я вздохнул. С самого выхода состояние Тра скакало как бешеное. Эмоции захлёстывали девушку. Она всячески пыталась скрыть жажду охоты, которая тащила её вперёд, на поиск целей, на поиск тех, в кого она может выпустить очередь из своей «тьмы», а потом вонзить клинок экстрактора. И вкусив первой крови, ей всё труднее и труднее становилось держать себя в руках. Мне это не то чтобы не нравилось, каждый имеет право на маленькие увлечения и пока они не мешают основной задаче рейда — пусть будут. Но грань уже была близка.

— Тра, глянь, что нас ждёт дальше по маршруту, — я махнул рукой в сторону ближайшей самой высокой кучи, — я никого из искажённых не слышу, но ты не расслабляйся, по сторонам посматривай. А с жиртрестиком я разберусь сам.

Девушка на секунду замерла, с шумом втянула пахнущий железом воздух, резко кивнула и, пробормотав: «извини, Вождь, что-то я совсем берега потеряла», с явным смущением рванула в указанном направлении.

— Вождь, ты на неё не злись, — попытался Пётр защитить Тра.

— Не пори чушь, у меня даже мысли не было злиться! — махнул я рукой на его попытки и двинулся в сторону скулящего и стачивающего когти об бетон искажённого, — лучше скажи, что думаешь по этому экземпляру? Есть мысли?

Пётр обошёл искажённого, щитом поддел его под складки жира, там, где по логике вещей должна быть голова и с резким хеком попытался перевернуть. Удалось частично. Гора жира, килограмм на триста, а то и больше, колыхнулась, вой из-под складок стал громче и я успел заметить узкие длинные слуховые щели, там, где предполагалось расположение ушей. Из ушных щелей сочилась кровь. Сама голова тоже выглядела ненормально. Разувшаяся, как пузырь, с мозгом, просвечивающим прямо сквозь прозрачный череп и кожу на голове. Эдакая колба с мозгами. Тварь вжимала пародию на голову в плечи и пыталась свернуться в позу эмбриона, чтобы защитить уязвимое место от уже случившейся неприятности.

— Удачно хлопушки прилетели. Похоже, усиленный слух имеет неприятную уязвимость, — хмыкнул Пётр, продолжая пытаться щитом добраться до головы твари, — и, судя по всему, это Гуль — Кукловод. Страх и ужас всех застенников.

Мои мысли были теми же. Гуль — Кукловод. Искажённый третьей ступени эволюции, имеющий особый дар брать под прямой и полный контроль искажённых послабее. Семён рассказывал лишь слухи, ходящие у них в Снегирях, а вот Сержант был более осведомлён о тварях такого типа и даже встречался разок с таким. Говорит, еле ноги унесли, потеряли в бою троих, но тварь достать не смогли. Кукловод сам обычно в драку не лезет, прячется в подвалах подальше от боя, ловит всех, кто ему интересен своими полностью подконтрольными жрунами, которыми он управляет как пальцами на руке, вырубает и тащит туда, где прячется. Тащит обычно живых. Если жертвой выступает искажённый, то может взять под контроль, заменив кого-то из своих самых слабых, может сожрать сам, а может скормить своей стае. Если же ловят человека — то Кукловод сначала считывает память, а только потом скармливает жертву своей стае. Опасен тем, что все подконтрольные жруны действуют предельно слаженно, атакуют максимально продуманно, из засады, на полную пользуясь эффектом неожиданности. Как единый смертельно опасный организм.

— Повезло, — согласился я с Петром, — с гранатами реально повезло. Сэкономили себе кучу времени и сил. Остальные твари, как только этого оглушило, разбежались. Кроме тех, кто сдох на месте.

— Отдашь его Тра? — бросив попытку перевернуть тварь, поинтересовался Пётр.

— Думаешь, стоит отдать?

Что Тра, что Пётр, проводя экстракцию, получали неплохой прирост эволюционного потенциала, мне обычно с аналогичных искажённых доставались совсем крохи, поэтому я их либо отдавал, не вмешиваясь в очерёдность делёжки трофеев, либо забирал Шлейфом для разложения на составляющие и пополнения запасов биоматериала. Но вот такие, со способностями, аж третьей ступени эволюции, искажённые мне ещё под экстрактор не попадались. Прошлый здоровяк, на которого я хищно облизывался, был разнесён в клочья ракетой, и мне с него ничего не перепало. Поэтому отдавать этого я не хотел. Тварь с новой способностью давала хороший шанс получить новое вещество, ещё неизвестное моей нанофабрике.

Вот только одна ерунда никак не выходила из головы. Кукловод весит килограмм триста, может даже больше. Сейчас я его заберу Шлейфом и моя грузоподъёмность резко просядет. Итак с трудом прокачал возможность переносить через Шлейф любого из группы. Хоть и по одному. С трупом же Кукловода в Шлейфе о таком переносе можно забыть.

И было бы на это наплевать, если бы мы не находились примерно на середине маршрута.

И на это тоже было бы наплевать, если бы я твёрдо знал, что по пути больше не встретится ни один гуль. Искажённые — тройки большая редкость! Их не так и много в этом умершем многомиллионнике. Да даже если бы я сомневался в такой встрече, я бы ещё дал возможность жадности поспорить со здравым смыслом.

— Почему нет, — пожал плечами Пётр, — очередь моя, но это слишком лакомый кусок, чтобы разыгрывать его по обычной очереди. Пусть полакомится. Она любит это дело.

На многое можно было наплевать, когда на кону возможность расширить свой потенциал. На многое, но только не на риск сдохнуть.

— Нет. Тра пока подождёт. Забирай эту тушу себе, — принял я окончательное решение, — Если будет что-то на усиление твоего родного перка — бери не задумывайся, твоя связь нам бы тут, за пределами Бездны, не помешала. Постарайся управиться побыстрее. Выдвигаемся сразу, как закончишь.

Я не полный идиот, забивать тушей Шлейф и блокировать свой козырь, когда впереди нас гарантированно ждёт как минимум ещё один Гуль.

Ведь буквально в нескольких шагах у меня за спиной на высоту пяти метров вздымается огромная стена из спрессованного металлического мусора. Под ногами валяется Гуль-Кукловод, имеющий способность брать под контроль жрунов. Довольно сильный Гуль, запросто управляющийся с целой восьмёркой тварей.

Но вот только ни этот Кукловод, ни его жруны не в состоянии за двое суток соорудить такую металлическую стену.

А значит, где-то рядом, или чуть дальше по маршруту, нас ждёт тот, кто на это способен.


Глава 13


Дальнейшее продвижение по маршруту превратилось в натуральное месилово. Уже дважды приходилось останавливаться и тратить время и силы на очистку танка, используя для этого, словно микроскоп для забивания гвоздей, короткий телепорт через Шлейф, перенося только Петра с бронёй через нереальность, отчищая его от всей посторонней биологической гадости, налипающей толстым, вонючим, мерзким слоем на его броню, щит и дубину.

Твари лезли как ополоумевшие и, возникало такое ощущение, что их сюда стянули со всей столицы. Не знаю, может быть, их привлекала стрельба девушки, которой нет-нет, да и приходилось пускать свою громкую и убойную «прелесть» в ход, а может быть, их на нас выводили твари постарше, которые на глаза не показывались, но по всем косвенным признакам тёрлись где-то рядом.

За каждую стометровку нам приходилось платить временем, выносливостью и запасами боеприпасов. И ничто из этого списка у нас не было бесконечным. Кроме того, постепенно притуплялось внимание, росла усталость.

Тварь, построившую стену из металла, мы встретили уже изрядно подзадолбавшимися, поэтому среагировали не сразу. Секундный ступор, когда броня Петра, двигавшегося на пару метров впереди меня и Тра, с резонирующим стоном начала деформироваться, чуть не привёл нас к потере танка. Медленно, но с пугающей мощью, толстенные и прочнейшие защитные композитные пластины, выполненные из высоколегированных сплавов, начали сминаться, заблокировав любое движение танка. Картина происходящего резко контрастировала тем, что было буквально секунды назад. Безнаказанное избиение искажённых, к которому мы привыкли, в один момент развернулось опасностью и чуть не вышло нам боком.

И ведь с того самого момента, когда я предположил впереди наличие твари, прямо или косвенно управляющей металлом, держал в уме риск того, что Пётр по самые уши упакован в этот самый металл. Держал в уме, тянул Шлейф в сторону Петра, ни на мгновение не выпуская его из охвата и старался быть готовым к такой встрече.

Держал, тянул, старался… И чуть не проворонил саму атаку!

Резкий мат Петра сдёрнул пелену с сознания, и я рефлекторно выдернул танка из невидимых губительных объятий непонятно чего, телепортировав его на десяток метров назад. Уже после этого запустил анализ ситуации.

Плотность энергии Королевы вокруг нас выросла скачкообразно, и её поведение изменилось. Появилась посторонняя направляющая воля и обычно пассивная, разлитая вокруг энергия, словно взбесилась, агрессивно влияя на материю. Это не было магнитным полем, как я допускал, когда рассматривал стену из металла. Это было что-то иное, напрямую воздействующее на любой материал, обладающий достаточной для воздействия концентрацией железа.

Шлейфом, с его поразительной чувствительностью, я фильтровал воздействия и «видел» границы агрессивного контроля. Нашим телам, тоже содержащим железо, ничего не угрожало. Его концентрация была слишком незначительна и посторонняя воля не могла за неё зацепиться.

Плохо было то, что Шлейф не был способен полностью нейтрализовать присутствие энергии Королевы, как это делала Бездна. Он лишь немного ослаблял её концентрацию и сбивал упорядоченность движения. Поэтому грубо и глобально отсечь нас от этого воздействия с помощью Шлейфа я не мог.

Приятным фактором было то, что воздействие было локальным, сконцентрированным в объёме нескольких кубических метров.

Оставалось определить скорость воздействия, гибкость контроля, реакцию существа, который за всем этим стоит и, главное, способ, которым эта тварь нас видит нас и прицеливается своей способностью. А потом найти её и грохнуть!

— Двигаться можешь? — первым делом поинтересовался я у Петра, после того как он пришёл в себя и был в состоянии оценить повреждения.

— Могу. Отделался лёгким испугом. Руки задирать вверх немного тяжелее, остальное в норме! — услышал я в ответ его довольный голос.

— Тогда ищем эту тварь! Тра, что-нибудь видишь?

— Нет, — отозвалась девушка.

Как будто подтверждая слова девушки, обстановка вокруг нас как будто была поставлена на паузу. Ещё минуту назад мы крошили яростно лезущих со всех сторон жрунов, их переломанные, частично разорванные трупы так и лежат метрах в пятидесяти сзади, но сейчас вокруг нас стояла тишина, нарушаемая лишь нашим дыханием и шумом наших медленных шагов.

Тварь пока не атаковала вновь.

Перезарядка? Не достаёт? Не видит нас?

Я самым внимательным образом окинул взглядом расположенные впереди нас остовы многоэтажек, пытаясь прикинуть хотя бы направление, с которого был нанесён удар. Вариантов было много. Нужно больше данных для анализа.

С трудом давлю в себе желание самому выйти вперёд и вызвать атаку на себя. Понимаю, что это слишком опасно, хоть и даст намного больше данных, жестом даю команду Петру снова двигаться вперёд, но уже немного по другой траектории, пытаясь отсечь большую часть направлений атаки. Это если тварь, конечно, ориентируется визуально и видит нас в настоящий момент.

Вторая атака не отличалась от первой практически ничем.

Снова ударная концентрация энергии вокруг зоны воздействия, стремительное упорядочивание её хаотичного поведения и мощный захват доспехов Петра, сопровождающийся стоном деформируемого металла.

Эту атаку, в отличие от первой, я наблюдал «вживую» с самого начала. Наблюдал, анализировал, противодействовал и фиксировал, как противник приспосабливается к моему противодействию.

Усиливая концентрацию Шлейфа в зоне воздействия, я создавал помехи воздействию твари. Хватка сдавливающих броню Петра полей незначительно слабела, но тварь молниеносно это компенсировала, от щедрот увеличивая плотность энергии вокруг. Причём на незначительные помехи плотность энергии увеличивалась кратно, и это не приводило к многократному усилению давления. Лишь процентов на тридцать — сорок.

Перенос Петра из активной зоны в этот раз тоже дал на порядок больше информации для анализа. Скорость реакции активной зоны на исчезновение объекта воздействия была практически мгновенной. Ещё не успело затухнуть эхо воздействия Шлейфа от переноса в нереальность закованной в броню фигуры, ещё не успела эта фигура вернуться в зону привычных физических констант, как концентрация энергии Королевы в активной зоне начала стремительно падать, возвращаясь в своё фоновое состояние. Тварь точно ориентировалась не глазами!

— Не двигайся, я тобой сейчас как щупом поработаю, — предупредил я Петра, чтобы он не растерялся и не помешал эксперименту, — проверю реакцию твари.

— Только в задницу ей не тыкай, — оскалился в ответ Пётр, — я тебе не ректальный градусник!

— Как скажешь! — хмыкнул я на эту незамысловатую шутку, и, не удержавшись, добавил, — но глаза закрой.

Было понятно, что Пётр прилично так нервничает. Ну, так и я не был эталоном спокойствия. Ситуация вокруг напрягала.

Выкрутив скорость разгона сознания на максимум, и подключив сюда весь вычислительный кластер, я аккуратно начал серию тестов.

Секунды текли стремительно, Пётр мелькал в разных местах, смазываясь от скорости. Глаза не всегда успевали зафиксировать его физическое присутствие в некоторых точках пространства, обманывая мозг картинками фантомных фигур. Но тварь обмануть не удавалось, что однозначно говорило о том, что атакует она, ориентируясь совсем не на зрение. И это была плохая новость.

Хорошей новостью было то, что я нащупал предельный радиус воздействия твари и, со школы помня, что через четыре точки, не лежащие в одной плоскости, можно провести сферу, причём только одну, Петром эти четыре точки и наметил. Определение места расположения центра сферы, из которой и производилось воздействие, не занял много времени. Где засела эта тварь, с точностью плюс-минус метр, я определил. И это тоже было хорошей новостью.

На этом хорошие новости заканчивались.

Тварь окопалась в ста двенадцати метрах впереди нас. Прямого прострела до её позиции не было. Мешали уже набившие оскомину однообразные полуразрушенные остовы из бетона и стали, тянущиеся ввысь, где на пять, а где и на десять метров. Развалины, которые в любой момент тварь может использовать против нас как оружие.

Чувствительность твари тоже оказалась довольно высокой. Она стремительно реагировала на любое пересечение границ её воздействия объектами массой более двух килограмм. Предметы, не дотягивающие до этой массы, привлекали её внимание немного позже. Пролетев метров пятьдесят.

Скорость реакции на крупные предметы была такой, что на ум приходили лишь рефлекторные действия в ответ на сильные раздражители. Тварь явно воспринимала окружающее пространство именно через взаимосвязь железа с энергией Королевы.

Не внушала оптимизма и мощь, с которой она плющила Петра, неожиданно и резко вклинивающегося в её зону ответственности. Сила воздействия была запредельной, спасала только прочность брони. Если же Пётр углублялся в зону влияния твари более чем на десять метров, пару раз я телепортировал его сразу на максимальную доступную Шлейфу глубину внутрь зоны, контролируемой тварью, в ответ, прямо из полуразрушенных стен или из-под битых кирпичей, в него выстреливало всяким металлическим мусором. Пять — семь килограммовых железяк, двигающихся со скоростью пули — броня может и выдержит. А вот выдержит ли Пётр? Рисковать и проверять я не стал. При попытке пересечь границу медленно, реакция наступала чуть позже, как раз тогда, когда Пётр весь оказывался в зоне воздействия.

На высоте была и многозадачность гуля. Если это был действительно гуль. Одна цель, две, три, пять — потери скорости реакции были незначительные.

Попытки повторить финт, который мы провернули с Кукловодом, ни к чему не привели. Светошумовая, для начала, граната, пролетевшая пятьдесят метров, как от пинка изменила траекторию и ушла куда-то в сторону. Вторая граната повторила подвиг первой, а сразу четыре запущенные так, чтобы они достигли опасной зоны, одновременно телепортацией Петра, под его возмущённые крики про градусник, были отброшены уже в нас.

Время таяло стремительно. Появились первые симптомы перегрузки сознания, пришлось снижать скорость разгона и понемногу отключать вычислительные мощности. Хорошо, массив данных был уже собран и проанализирован.

Орешек мне попался крепкий. Нахрапом взять его не получалось. Слишком неудобная способность, направленная на взаимодействие с основным конструкционным материалом нашей текущей экипировки. Было бы время, концепт экипировки можно было бы запросто изменить. Как полностью, так и частями. Моя нанофабрика знала уже достаточно альтернативных материалов с аналогичным набором свойств, но времени, как обычно, не было.

Внушала оптимизм лишь относительно небольшая зона активного воздействия твари. Сто десять — сто пятнадцать метров. Место засады было выбрано, судя по всему, второпях и тропинок, чтобы обойти неудобного противника, было достаточно. Оставлять такого в тылу, конечно, решение такое себе, но другого быстрого способа продолжить движение прямо сейчас, а не через сутки — двое, у меня не было.

— Обходим, — мрачно сообщил я своим бойцам, — быстро достать тварь способа не вижу, а время терять нам нельзя.

Получив в ответ два таких же мрачных кивка, я махнул рукой, указывая направление обхода и готовясь занять свою позицию в походном ордере, но, наученный первым неожиданным нападением, ни на секунду не ослабляя внимания, направленного на засевшую в развалинах тварь. Именно поэтому очень короткий, странный, ни на что не похожий звук не остался незамеченным и, так как полностью идентифицировать его сразу я не смог, то был вынужден снова, на короткое время, поднять интенсивность разгона сознания и подключить расположенный в Шлейфе вычислитель.

Странный лязг, наложившийся на шорох со скрипом. Металлический лязг, металлический шорох и, металлический же скрип. Каждый звук по отдельности не вызывал никакой опаски, нормально вписывался в происходящее и не нёс в себе угрозы. Все вместе же… Я не мог понять, что именно заставило мою интуицию встать на дыбы, и вычислитель не мог дать никакой зацепки.

Лязг, скрип, шорох.

Шорох, лязг, скрип.

Субъективное время растягивалось, пожирая ресурсы организма, но ответа не было. Я так и сяк пытался понять, что же такого опасного я услышал? Какую угрозу услышанное несло? До предела усилил слух, к чертям отключив зрение, осязание и обоняние. Перенаправил всё, что мог на работу сознания, и не мог больше ничего услышать.

Ничего!

Я не услышал ничего опасного, ничего того, что могло бы угрожать нашим жизням!

И в этот момент холодной волной пришло осознание…

Идиот!

Проблема не в том, что я услышал! А в том, что я НЕ услышал!

Подсознание белугой выло, пытаясь ткнуть меня в это несоответствие.

Я услышал как тварь начала движение, наступив на что-то металлическое, расположенное на земле. Я услышал первый шаг твари, услышал начало движения. И буквально тут же я услышал окончание этого движения, второй шаг. Тварь остановилась. Шагнула на какую-то металлическую конструкцию и замерла. Вот только окончание движения не несло в себе и половины звуковых колебаний первого движения. Как будто металлическая конструкция между началом и концом движения твари перестала лежать на земле.

Взлетела в воздух!

Чёрт! Вот с какого перепугу я решил, что тварь будет сидеть на жопе ровно, пока мы пытаемся его штурмануть?

Осознание этого простого факта позволило мне лишь увидеть атаку, но никак не защититься от неё.

Поле охвата твари прыгнуло на нас стремительно. Откат от задействованного на полную мощность разгона сыграл со мной злую шутку, и я даже среагировать не успел на накрывшую нас область с увеличенной концентрацией энергии королевы. Мгновение и я почувствовал, как моя экипировка застонала, сжимаемая со всех сторон чужой волей. Рядом беспомощно замер Пётр, уже в который раз сжимаемый своей бронёй, и, в этот раз досталось и Тра, когда её «Тьма» с грохотом впечаталась в землю, а весь металл в её экипировке, присутствующий хоть и не в таком количестве, как на Петре, но явно в большем, чем было бы сейчас безопасно количестве, резко и безапелляционно сжал девушку в своих смертельных объятьях.

Секунда, две, три…

Я сжал шлейф на полную, увеличив его удельное присутствие и редкими, но предельно выверенными переносами через нереальность сбрасывал рост сжимающих металл усилий твари, вовсю пользуясь тем, что в момент потери объекта воздействия, гуль рефлекторно прекращал давление, а обнаружив ту же жертву в другом месте, даже со смещением всего на метр, обхватывал и начинала давить с самого начала.

Через полторы секунды давление на броню Петра достигает критических значений, после которых необратимая деформация заденет тело? Телепортация танка на метр в сторону и вот уже тварь снова пытается сплющить закованного в броню Петра, но делает это с самого начала. И у меня снова есть полторы секунды.

Шлем Тра близок к потере упругости. Ещё немного и элемент защитной экипировки сдастся под воздействием всё возрастающего давления. Две секунды — ровно столько нужно твари, чтобы защита перестала выполнять свою функцию и начала травмировать своего владельца. Телепорт и у меня есть ещё две секунды, чтобы что-то придумать. Чтобы разработать противодействие этой гадости.

Словно в насмешку, буквально в пятидесяти метрах о нас, на висящей невысоко над землёй металлической блямбе, стоял и смотрел за нашими мучениями гуль. Тварь от обычного человека отличалась мало. Просто фрик, обвешанный металлом. На башке какая-то кастрюля с прорезями для глаз, грудь прикрывает самодельная кираса, изготовленная из кусков машин. В наплечниках можно было узнать сплющенные и деформированные радиаторные решётки известных автомобильных марок. Ничем не защищённые, свисающие почти до колен руки с худыми пальцами, заканчивающимися длинными когтями. Тощие ноги обёрнуты чем-то похожим на фольгу, вот только даже с такого расстояния я вижу, что эта фольга имеет очень приличную толщину. А ещё вокруг него совершенно беззвучно парят три спрессованных в шары полуметрового диаметра автомобиля.

Тварь просто стоит и смотрит. Платформа-блямба неподвижно висит в воздухе, как и три шара, и, кажется, твари не доставляет никаких трудов, кроме поддержания в воздухе себя и этих шаров, давить на нас и отбивать мои неловкие попытки его подстрелить.

Дважды я, телепортируясь через Шлейф, выставлял пулемёт в идеально рассчитанную и выверенную позицию для стрельбы и давал очередь в тварь в то же мгновение, как выходил из нереальности Шлейфа. Первый раз он от части пуль прикрылся одним из шаров, часть же отклонил в сторону. Довольно быстро мне пришлось снова телепортироваться, чтобы не потерять пулемёт, так как давление на него возросло многократно. Второй раз я успел выпустить только три пули и ствол пулемёта скрутило в бублик. Правда в этот момент тварь на секунду сбросила давление со всех нас, но легче от этого не стало. Пулемёт заткнулся, давление вернулось. Хорошо, Тра успела воспользоваться паузой в оказываемом на нас давлении и сорвала с себя шлем, с мясом вырывая крепления, ломая коммуникационные шлейфы, давая мне тем самым лишнюю секунду в цикле защиты.

От обломков камней, которые я запускал в него через Шлейф, разгоняя внутри нереальности, он спокойно прикрывался спрессованными машинами. Их прочности и массы хватало, чтобы принять на себя всю мелочь, которую я смог в него отправить. На что-то более крупное мне не хваталони времени, ни сил. Постоянное давление и всё более ускоряющиеся переносы — металл брони стремительно терял свои эксплуатационные свойства — не оставляли мне шансов на полноценную контратаку.

Тварь!

Силы уходили как вода в песок. Концентрация на защите, постоянные переносы и прыжки через Шлейф, отслеживание колебаний энергии Королевы через тот же Шлейф.

Прошла от силы минута такого яростного противостояния, но, по ощущениям, это одностороннее избиение длилось как бы не сутки.

Я проигрывал.

Вот вскрикнула Тра, когда лопнувшие ещё два прыжка назад пластины пояса, с каждым мгновением сжимаясь всё сильнее и сильнее, прорвали её мышечный каркас и добрались до внутренностей.

Вот глухо зарычал Пётр, когда левый коленный шарнир окончательно потерял прочность и с хрустом смял его ногу, дробя кости.

Мне было проще, моя экипировка стремительно регенерировала, являясь частью моего тела, живой, хоть и металлической. Каждый телепорт не только сбрасывал с меня давление твари, но и восстанавливал ещё процентов семьдесят целостности поверхностного слоя брони.

Но это ничего не меняло. Я страшно недооценил противника и упустил время, когда ещё мог, предельно сконцентрировавшись, выдать убойную атаку, разогнав через Шлейф несколько десятков килограмм камней до скоростей в три — пять махов. Именно это стоило сделать, как только тварь показалась в поле видимости. Наплевать на защиту своих бойцов, себя, и сконцентрировать все усилия на этой самоубийственной атаке, надеясь только на то, что тварь не успеет нанести нам непоправимого урона до своей смерти.

Пойти на осознанный размен.

Сейчас время упущено и сил на такую атаку уже нет. Тёмные пятна перед глазами, свист на грани ультразвука в ушах и самопроизвольное падение скорости разгона сознания — не самые лучшие симптомы.

Я проиграл и всё, сейчас происходящее — лишь конвульсия. Оттягивание неизбежного. Нежелание признавать поражение от безмозглой, безумной твари, порождения слепой эволюции, подстёгнутой волей полудохлой Королевы.

Твари!

— Вождь, — тихий сип Петра я, кажется, слышу не ушами, а чем-то внутри себя, — отступить из боя — не значит проиграть войну!

— И бросить вас умирать?!

— Если не бросишь нас, то умрёшь сам! Вспомни, кто ты и кто мы! Ты уже не человек и мы уже не люди! К нам нельзя с людским метром! Оставляй нас и уходи!

А вот тут Пётр был прав. Я старательно гнал от себя эту мысль, где-то на краю сознания помня, что я в любой момент могу телепортироваться из боя. И сейчас, просто успокаивал свою совесть, борясь за тех, кого привёл в бой. Уже понимая и постепенно смиряясь с тем, что бой проигран, но не в состоянии отступить. Так как отступить — это значит бросить своих людей на гарантированную смерть. Прикрыться ими. Предать их.

Хотя я прекрасно знал, что они не умрут окончательно. Знал, что пройдёт немного времени и погибшие возродятся и продолжать жить, набираться нового опыта, расти и развиваться.

А ещё я знал, что мне умирать нельзя! Я не знаю, как на это отреагирует Бездна, что произойдёт с её жителями и смогу ли я возродиться сам. Ведь моей искры в Бездне нет.

И ещё я помнил о цели этого рейда. И видел, что твари слишком сильно не хотят, чтобы я прорвался вперёд. Не хотят, чтобы я добрался до подвала. Не хотят, чтобы я что-то там нашёл.

Поднять перед ними лапки? Перед безмозглыми и безумными тварями? Признать своё поражение?

Никогда!

— Ох, мля! Вождь, иногда ты бываешь слишком и упёртым…

* * *
В развалинах небольшого торгового центра, укрывшись среди пустых переломанных полок, упавших и частично уцелевших потолочных плит, образующих занимательные геометрические фигуры, неподвижно лежала огромная чёрная туша. Посторонний, прошедший мимо торгового центра, не смог бы увидеть эту тушу. С какой бы стороны он ни проходил и как бы внимательно ни всматривался в торговый зал, кажется, просматриваемый насквозь через проломы в стенах и огромные проёмы от панорамных окон. Пустой торговый зал не привлёк бы никого из посторонних, которые могли бы пройти мимо. Пустой зал. Пустые полки. Все продукты уже растащены давным-давно и ничего интересно в этом торговом центре нет и быть не может. Лишь пыль, грязь и разруха. Проходи мимо, посторонний. Для человека тут нет ничего интересного.

Искажённых же в ближайшей округе не было. А были бы, точно не стали бы приближаться к этому зданию, в котором коротал время в засаде, балансируя сознанием на грани бодрствования и сна, охотник, выжидающий момента, чтобы нанести смертельный удар.

Густав Нойманн видел одновременно многими глазами, управлял многими телами. Он вёл свою жертву вперёд, в ловушку, смотрел на то, как она барахтается, сопротивляясь, смотрел на уверенность в её глазах, смотрел на взгляды болванчиков, которые они кидали на своего лидера. Смотрел и улыбался, смакуя и предвкушая.

Густав с жадностью всматривался во всё, что показывал Бардин. Во все его способности, во всё, что совсем скоро станет принадлежать Густаву, делая его сильнее и вознося на вершину.

Всматривался аккуратно, стараясь не привлечь внимания жертвы.

Не насторожить. Не спугнуть.

Угроза, исходящая от Бардина уже не так щекотала кожу на брюхе, уже не так пугала, мешая лёгким дышать и сердцу биться. Густав Нойманн хорошо изучил Бардина и теперь знал о нём достаточно, чтобы выйти на тропу охоты. А знания, которые нашептала ему Тьма, стоящая за плечом и говорящая с ним во снах, позволяли убить его, нанеся один, выверенный и точный удар.

Один удар, и последняя радость в жизни Густава растворится во Тьме. Будет поглощена ею, переварена и станет частью охотника.

А потом Густаву придётся искать новую мечту.

Но, это будет потом.

Сейчас же трепет от охоты мечты захватил охотника, и много усилий уходило у Густава, чтобы удержать над собой контроль. Ещё не хватало облажаться и опозориться, как какой-то скорострел. Процесс должен длиться столько, сколько необходимо, чтобы доставить охотнику максимум удовольствия.

Густав обожал смотреть со стороны, за происходящим. За тем, как меняются от ситуации к ситуации выражения на лицах тех, кто ещё совсем недавно считал себя хозяином положения. За тем, как их покидает уверенность. Как медленно они теряют веру в себя, силу духа. Как отблески надежды растворяются в мрачной безысходности, и как вместо всего этого на их лицах проступает осознание неизбежной смерти и смирение с поражением.

В эмоциональном плане с Бардиным и его болванчиками было сложнее. Монолитные шлемы скрывали лица, а беловолосая девка лишь яростно рвалась в бой, игнорируя ситуацию и лишь расстраиваясь, когда её лишали драки. Но даже так, что-то для себя Густав смог урвать.

И вот этот момент наступил. Апофеоз всей охоты! Кульминация!

Бардин завяз окончательно. Противостоять маленькому, подготовленному заранее сюрпризу, ни он, ни его болванчики не смогли. Дар манипулирования металлом, усиленно подстёгнутый искусственным гормональным штормом, сфокусированный на подготовленной заранее территории прикопанными по периметру резонаторами, спасибо за подсказку Тьме, стали для жертвы непреодолимым препятствием.

Препятствием, занявшим всё внимание Бардина. До капли. Забившим его чуйку. Заблокировавшим его связь с зелёным туманом.

С тихим хлопком почти полторы тонны костей, когтей, зубов и плоти исчезли из разрушенного торгового зала, не потревожив ни одной полки, ни одной кучи мусора. Как призрак, которого не было, чёрная туша исчезла тут, чтобы появиться на границе зелёной зоны обитания жертвы и на секунду замереть, сверяясь с мыслями лазурной марионетки.

Счёт шёл на секунды, но на этом этапе ошибаться было нельзя. И пока ведущую роль выполняла лазурная марионетка. Много сил и времени, чтобы восстановить над ней контроль Густаву не потребовалось, глубинные закладки, оставленные в разуме этой человечки только и ждали, когда её хозяин снова обратит на неё внимание.

Не будь её, план бы не сильно изменился, став чуть более шумным и неудобным. Но зачем отказываться от удобного инструмента?

И сейчас эта человечка, повинуясь воле своего хозяина, входила в столовую, где как раз обедал второй живой обитатель убежища, являющегося центром зелёного тумана.

* * *
— Семён, скажи, а Николай скоро вернётся? — равнодушно поинтересовалась Блесна у обедающего Семёна, и скривив капризно губы, добавила, — мне уже осточертело сидеть под землёй.

На эту реплику Семён никак не отреагировал, продолжая работать ложкой. Блесна нечасто выходила из своего жилого блока и ещё реже пыталась заговорить с Семёном, привыкнув к тому, что все её попытки оставались без ответа. Семён старался не обращать на неё внимания и, когда возможно, избегал её общества. Сейчас было невозможно. Бросать недоеденный борщ он не собирался.

— Разве можно запирать женщину под землёй и запрещать принимать ей солнечные ванны? — не унималась Блесна, — от этого портится цвет кожи и характер.

Семён не собирался вступать в диалог с сумасбродной девчонкой, ему было не до неё. Чуйка, ноющая как больной зуб, с самого ухода Тра с Вождём и Петром не только не утихала, но и расходилась всё сильнее и сильнее. Что-то надвигалось. Неприятное. Мерзкое. Неотвратимое. И Семён не мог понять что именно. Ещё и Блесна, действующая не нервы, добавляла тревогам градуса.

— Придурок! — в сердцах ругнулась Блесна, не видя никакой реакции на своё присутствие, — пойду тогда сама дверь открою, свежим воздухом подышу! Спасибо за ключ!

На эту фразу Семён отреагировал. Ключ от входного шлюза он постоянно таскал с собой, не рискуя оставлять в комнате и услышав, что ключ у Блесны, рефлекторно потянулся к связке ключей на поясе.

— Спасибо за информацию, — расплылась в нехорошей улыбке Блесна.

Чуйка остро кольнула Семёна куда-то под сердце и заткнулась, заполняя секундную паузу ощущением непоправимого.

И на резкую атаку Семён среагировать не успел. Расслабился в безопасности. Потерял хватку. Привык к тому, что рядом всегда есть кто-то сильнее. Тот, кто позаботится, защитит. Выдаст порцию супа и каши с куском мяса. Выделит место, где можно спокойно переночевать, не боясь ни стылой промозглой сырости, ни неожиданного нападения тварей.

Один из крюков, направляемый изящной, но сильной рукой Блесны, с сухим стуком пригвоздил одну руку Семёна к столу, второй же крюк, разогнанный по короткой дуге, с влажным хрустом вонзился глубоко под рёбра, нанося смертельную рану. Оставив своё оружие, девушка быстро, но ловко отцепила карабин с ключом, разблокирующим механизм отпирания входной двери бункера, от пояса умирающего поисковика и, бросив:

— Бывай, чудила!

Рванула на выход.

Ключ у неё! Через тридцать секунд она откроет входную дверь! Все проходы в бункере уже давно ею измерены, время на каждую тропку просчитано! Нельзя заставлять Хозяина ждать!

* * *
В этот же мгновение Густав Нойманн рванул вперёд, за несколько прыжков разгоняясь до максимальной скорости. Ведь чем меньше времени он проведёт в зелёном тумане, тем сохраннее будет его шкура. Тьма убеждала, что минут десять у него есть и, даже, проведя там полчаса, он выживет, но рисковать своей шкурой лишние секунды Густав не хотел. Пусть лучше дверь бункера немного постоит открытой, чем он задержится перед ней на лишние пару секунд. И тем более будет выламывать её собственными когтями, рискую своей драгоценной жизнью. Для такого всегда есть лазурные марионетки!

Воздействие зелёного тумана Густав ощутил сразу же, как пересёк границу. Острые уколы, по ощущениям насквозь пробивающие его толстую и прочную шкуру, ранящие внутренние органы и подстёгивающие его двигаться быстрее и быстрее. Тяжёлый и, как будто липкий воздух, мешающий движению и привязывающий Густава к его собственной тени, чёрным пятном стелящейся по земле. Чудовищное давление, прибивающее Густава к земле и атом за атомом, клетка за клеткой, вдавливающее тело Густава в его собственную тень, делая тень больше, тяжелее, с каждым прыжком сильнее и сильнее затрудняя движение.

Телепортация в тумане не работала, точка выхода, даже визуально видимая, не откликалась. Но Густав был к этому готов. Тьма заранее шептала, что надеяться на большинство способностей в этом зелёном тумане нельзя. Какое-то время будет работать только одна — самая сильная — способность. Основная. Отклик души и первая, с корой вместе эволюционировал носитель.

У Густава это было управление гравитацией, и именно поэтому он сейчас рвал жилы, платя здоровьем за каждый метр, преодолеваемый сквозь этот проклятый зелёный туман!

Путь, на который Густав планировал потратить максимум полторы минуты, занял у него почти пять. Неподъёмная тень казалась огромной чёрной дырой. От постоянных болезненных уколов внутренности уже свернулись в тугой ком и пульсировали чистой незамутнённой болью. Хотелось с визгом упасть, свернуться в клубок и выть от бессилия.

Такого Густав не ожидал. Тьма молчала, не оказывая поддержки, лишь своим напряжением выдавая тревогу за происходящее.

Крутой спуск, узкие бетонные лестничные пролёты. Туша весом больше тонны, свалившаяся в узкий проём, пробивает перекрытия, значительно сокращая время спуска, но добавляя травм телу, уже являющемуся раненым сгустком боли.

Густав рад, с трудом щерясь в зубастой ухмылке. Физические травмы — ничто, по сравнению с тем, что творит с ним зелёный туман. Переломы двух лап и сломанный рог — не стоят и секунды времени, проведённом в этом зелёном аду, кажется, по кусочкам разрывающим его душу на части.

Призывно распахнутая дверь в убежище, тусклый свет ламп дневного света. Хорошо слышимая ушами Густава, дрожь тела лазурной человечки, замершей совсем рядом с его целью. Остались жалкие метры. Доползти, дотянуться!

Сейчас! Лишь немного отдышусь!

Шёпот Тьмы, торопящей, не дающей прийти в себя.

Густаву нужна буквально минутка, никаких сил уже не осталось! Нужна минутка, чтобы срослись переломы, и он снова мог ходить.

Перед глазами струится туман, кажется, чёрное тело не выдерживает давления и испаряется, но Густав неожиданно понимает, что это не справляется Тьма, стоящая за его плечом. Не справляется и покидает его тело, растворяясь в бордовом тумане планеты.

Минутки у него нет. Когда срастутся кости и он сможет ходить, идти ему будет уже незачем. Тьма просчиталась. Тьма ошиблась. Густав слабее, чем нужно, для защиты от зелёного тумана. Его воля слаба, он недостоин этой силы и значит его участь — смерть и забвение!

С утробным рычанием, переходящим в хрип, мощным рывком, на сломанных лапах, ведомый ненавистью к Бардину, виновному во всех бедах Густава Нойманна, мощное тело, курящееся тёмным дымом, протиснулось в узкий вход в убежище.

Ещё хрип, ещё рывок и вот длинная мощная лапа тянется к постаменту, словно в насмешку над гениальным учёным, сияющему ровным синим светом. Тянется к тому, что скрыто под тонкой неразрушимой плёнкой силового поля.

Осознание того, что ещё мгновение и Бардин победит, открывает в теле Густава уже не второе, второе было за километр от убежища, а пятое дыхание и лапа дотягивается до купола силового поля, бессильно падая на него сверху, не имея никаких сил и шансов продавить его физическим воздействием.

С судорожным вдохом Густав собирает последние крупицы силы и порождает ядро воздействия прямо под лапой. Под плёнкой силового поля. На гранях каменного кубика, зачем-то укрытого непреодолимой защитой. Кубика, разрушение которого, по мнению Тьмы, и способно уничтожить Бардина. Уничтожить его окончательно.

И глядя на то, как под действием локальной гравитационной аномалии мелким песком оседает бессмертие Бардина и ощущая, как перестаёт терзать его тело зелёный туман, оскал украшает морду Густава.

Охота удалась!


Глава 14


В голове роились сотни мыслей.

Течение боя, способности гуля, как он их применяет для атаки, как он их применяет для защиты, наши резервы, особенности местности и немного жалостливых соплей, нет-нет, но прорывающихся сквозь барьер самоконтроля.

Я собрал воедино всё, что мог и пытался родить хоть какую-то стратегию. Сидеть в глухой защите и ждать пока у противника кончатся силы — решением оказалось в корне неверным. Противник был неистощим.

Каждая секунда, потраченная на мыслительную деятельность, истощала наши резервы и сужала возможные варианты ответных действий. Этот факт с неумолимостью многотонного катка принуждал меня к скорейшим действиям, но я, упрямо сжав зубы, пытался оттянуть позорную сдачу. Хоть в данный момент, другого варианта финала этого противостояния я не видел.

Давление, оказываемое на нас гулем, было просто чудовищным. Непрекращающаяся атака, каждое мгновение грозящая смертью. А смерть, хоть и не окончательная, ставила крест на смысле этого рейда, обесценивая весь запал и настрой.

Я, чёрт возьми, покинул бункер, шагнув в «большой» мир, намереваясь согнуть его под себя. Согнуть его силой.

И такой позорный слив?

Оставалось сделать последнее. Единственное, что ещё не было опробовано против этой твари. То, чему она настойчиво и предельно успешно сопротивлялась.

Ближний бой!

Тварь категорически не шла в ближний бой, держалась от нас на расстоянии примерно пятидесяти метров, чуть подтягиваясь вперёд, когда я телепортировал всех назад и шустро отлетала назад, когда я пытался сократить дистанцию.

Тварь слишком трепетно держала нас на расстоянии. Не давая приблизиться к себе, но и не выпуская никого из нас из своей хватки.

А что ты будешь делать, тварь, если я разделю группу?

Ключевой точкой, вокруг которой я решил построить обманный манёвр, была «Тьма» девушки, так и оставшаяся лежать там, куда её выбило первым импульсом во время стремительного нападения твари. На первый взгляд, оружейная платформа не пострадала, и я очень надеялся, что не пострадала она не только на первый взгляд.

Собрав все свои резервы, предупредив шёпотом Тра, на мгновение скрывшись от взгляда твари за спиной девушки, чтобы она готовилась открыть огонь как только появится шанс, рассчитав все необходимые для финта прыжки и переносы, и видя, что Пётр тоже подобрался, как будто почуяв, что сейчас что-то будет…

Погнали!

Вся операция уложилась в пять шагов. Стремительно. Непредсказуемо. За гранью. Смертельно опасно.

Это был удар из последних сил. Я снял защиту с Тра за три переноса до момента, как ей откроется возможность начать действовать. Иначе, резервов сознания уже не хватало.

Перенос — Тра, уже без защиты, отправляется на максимальную дистанцию мне за спину, туда, где в шаге от её ног лежит ей прелесть. Ей больно, большая часть металла её брони уже в её крови, кровью же пропитана и одежда. Сейчас, без защиты Шлейфа броня с новыми силами вгрызается в тело девушки, счёт идёт уже не на секунды, а на мгновения, но я должен успеть.

Перенос — я шагаю через нереальность вперёд, на максимальную дистанцию Шлейфа, туда, где уже стоит Пётр, перекрывающий прямой путь твари к девушке, если вдруг гуль решится на рывок вперёд.

И последний перенос — снова я и снова вперёд, ещё раз на дистанцию, рвущую сознание и разум, на дистанцию, на четыре метра превышающую максимальную, свернув Шлейф в спицу, сняв защиту ещё и с Петра, убивая его этим, так как воздействие гуля на его броню уже набрало слишком много силы. Это должен был быть его перенос.

Тварь, обнаружив меня буквально в десяти метрах и понимая, что мне нужен всего один шаг, чтобы воткнуть ему под подбородок клинок экстрактора, который я уже активировал, резко отпрянула назад, теряя равновесие и манёвром диска восстанавливая его, заодно стремительно разрывая дистанцию, судорожно пытаясь восстановить безопасные пятьдесят метров. Одновременно, концентрируя на мне предельную мощь своей способности, пытаясь меня остановить, отбросить, затруднить прыжки.

Выпуская из убийственной хватки Тра.

Последствия этого не заставили себя ждать. Длинная очередь из «Тьмы» оповестила меня о том, что оружие боеспособно.

Тварь задёргалась, перераспределяя внимание и ослабляя на меня давление. Два металлических шара рванули вперёд, закрывая гуля от пуль, и, заодно, пытаясь задеть и меня. Воспользовавшись тем, что один из шаров закрыл твари обзор, я попытался уйти в сторону, открывая Тра сектор стрельбы, совсем забыв, что гуль ориентируется совсем не глазами.

Мгновение, когда мне кажется, что у нас есть шансы. Тра стреляет чем-то совершенно убойным, я вижу, как пули, только покидающие ствол, окутываются тёмным маревом, вижу их стремительный полёт, вижу, как тварь, лёгким движением лапы сбивает траекторию пуль и с мрачным удовлетворением вижу, как металлические болванки сносит полями твари в сторону, а вот тёмные сгустки продолжают своё прямолинейное движение. Вижу, как они достигают металлических шаров и вгрызаются в спрессованную поверхность, продавливая её, деформируя, вырывая куски, нанося урон.

Длинная очередь практически разваливает один из шаров. Мелкие огрызки летят в разные стороны, и тварь не спешит собирать их в прежнюю конструкцию. Вместо этого гуль, продолжая стремительный полёт на платформе, чуть присаживается, опираясь на платформу лапами, и издаёт короткий визг.

Словно в замедлении, я вижу словно рябь на воде, в виде структурированной энергии Королевы, расходящуюся волной от твари, чувствую, как слабеет хватка, пытающая меня смять, и слышу короткий вскрик Тра, когда на неё обрушивается вся мощь предельно сконцентрированной в одной точке хватки гуля. Вижу, как ломается фигурка девушки, как металлические элементы брони пробивают грудь, плечи, ноги. Вижу, как оружие в её руках сминается, как будто сделанное из пластилина, и девушка падает на землю.

Пётр, стойким оловянным солдатиком возвышается над руинами, но я знаю, что он тоже мёртв, и упасть телу не даёт лишь заклинившая экзоброня.

Тварь всё это время сдерживалась!

Весь бой гуль держал в рукаве козырь и, дождавшись атаки, в которую были вложены последние силы, спокойно его выложил.

Тварь! Тварь! Тварь!

Красная пелена затягивает мир вокруг, сужая область зрения и отсекая всё сейчас неважное и несущественное. Сейчас для меня существуют лишь две вещи: этот гуль и тот возмутительный факт, что он ещё жив.

Рывок вперёд, с одновременным переносом в Шлейф платформы, на которой парит гуль. Короткая дезориентация твари и его падение прекращается, а я вижу, что он держит себя в воздухе за счёт всего железа, что обёрнуто вокруг его тела. Взмах клинком экстрактора и скрежет металла, лентой поднырнувшего под удар и прикрывшего уязвимую область, говорят мне, что реакция твари на высоте. Я Шлейфом рву всё, что на нём одето, отбрасывая куски металлических «доспехов» как можно дальше. Гуль пытается помешать мне рвать с него «одежду», своей силой выстаивая какие-то блоки и пытаясь укрепить/уплотнить/усилить весь напяленный металлолом.

Что-то, скорее всего та же сила, но уже на другом уровне, мешает мне как расчленить саму тварь, так и целиком забрать её в нереальность, хотя я пытаюсь это сделать с того момента, как смог накрыть гуля Шлейфом.

Ярость мешала думать, и раз я не мог разорвать его на куски, я пытался проткнуть его клинком экстрактора. А металл, живой и шустрый, мешающий мне проткнуть тварь, разорвать почти ничего не мешало. Я в бешенстве рвал металл, бил экстрактором. Стоял скрежет. Тварь что-то тихонько визжала.

Сдохни! Сдохни! Сдохни!

Очередной удар не встретил препятствия, и длинное лезвие экстрактора погрузилось в сухую плоть. В ярости я делаю ещё один удар. Потом ещё. И ещё.

Мощный удар в спину не замечаю. Просто вдруг осознаю, что меня с гулем соединяет не только экстрактор. Несколько секунд, необходимых для процедуры экстракции я тупо смотрю на костяное копьё, диаметром с мою руку, торчащее из моей груди и уходящее в грудь ещё живому гулю.

Твою ж! Как две бабочки на одной спице.

Проворонил! Шлейф, бережно окутывающий меня и ощущающий всё окружающее пространство, лишь помог чуть более полно определить размеры этого костяного копья, перевести качественные показатели в количественные. Дать мне точную и исчерпывающую информацию о длине, плотности, массе, химическом составе и других, безусловно, таких важных параметрах этого оружия.

Совершенно неожиданный мощный удар об землю чуть не выбил из меня остатки сознания, и стало понятно, что всё очень плохо. Резервы организма почти закончились, сознание потеряло разгон, да и не только разгон, я даже не мог осознать и увидеть падения с высоты, не успел понять, что гуль, убивший моих товарищей, тоже умер и его поля, поддерживающие в воздухе и его, и меня, рассеялись.

От удара потемнело в глазах, в груди рванул комок боли, и, кажется, я отключился.

Тьма…

Бархатная/мягкая/тёплая…

Она окружала меня, нежно касаясь/направляя/подталкивая. Звала/просила/соблазняла откликнуться, податься навстречу, выйти из своей скорлупы, открыться и впустить её в себя.

Избирательность: Уровень 6.

Совпадение воздействия 72 %. Происходит частичное поглощение воздействия. Время накопления заряда увеличено. Сохраняйте контакт с воздействием

Текущий накопленный заряд:0,04%

И этот зов, и эти прикосновения доносились до меня как будто сквозь вату. Странное состояние. Непривычное, но знакомое. Заторможенные мысли пробежались по состоянию ещё живого тела.

Меня сделали. Как бы ни было горько это признавать, но, все смерти были напрасны. Послушай я Петра и отступи, и кто-то из моих бойцов тоже мог выжить. Кого-то одного я бы спокойно забрал с собой телепортом к якорю. И сам бы не лежал сейчас в пыли на битых кирпичах с пробитой костяным копьём грудью, в ожидании смертельного удара от твари, которую тупо не заметил.

Я мог потянуться сознанием в тело и воспользоваться его органами чувств, чтобы услышать шаги своего убийцы. Мог выглянуть из скорлупы Шлейфа, куда моё сознание уже привычно ушло/погрузилось/отступило.

Практически так же, как тогда, на Айне, в пещере с возводимой фабрикой для производства наноматериала, под одновременным ударом осадных орудий альянса «Большая восьмёрка» и чудовищным давлением Королевы. Тогда, когда я научился перенаправлять внешние атаки, используя лишь Шлейф, и когда моя Бездна обзавелась первыми двумя жильцами.

Мой разум снова спрятался в Шлейфе, заняв мощности вычислительного кластера, но, в этот раз, я осознавал, что не только их. Далеко не только их. Сейчас Шлейф был намного сильнее, чем тогда, более развит и поднявшаяся чувствительность подсказывала мне, что далеко не только вычислительный кластер вмещал моё сознание. Сама нереальность с лёгким сопротивлением деформировалась, давая сознанию возможность не ощущать отличий от нахождения в физическом носителе.

Но, по сравнению с прошлым разом, были и другие отличия.

Осознание того, что раньше было лишь цифрами, визуализировавшими накопленный потенциал, уровень эволюции и моё состояние. Мой статус.

Куцая строчка в окне статуса моей ветки Поводыря, ветки, развитие которой происходит как раз вокруг Шлейфа:

Вспомогательная способность: Защита и мобильность (3) (Устойчивость разума при перегрузках, повышенная скорость обработки информации, возможность задействовать расширенные модули сознания на постоянной основе).

Сейчас, совершенно естественно и, как-то даже рефлекторно, перенося своё сознание в Шлейф, разворачивая дополнительные участки свёрнутого пространства, для компенсации перегруженных узлов нереальности, я осознавал эту способность намного в более полной мере, чем раньше. И цифра в скобках, лишь косвенно отображающая уровень способности, уже должна быть другой. Минимум на два больше, так как где-то на краю сознания крутилось ощущение, что я могу улучшить эту способность.

Там же, на краю сознания, крутились ещё несколько ощущений, важность которых казалась мне на порядок выше. Даже выше, чем эта назойливая просьба/требование/зов выйти из укрытия и покориться чужой воле.

Что-то кололо сознание, требовало скорейшей реакции. Звало меня сквозь тяжёлую удушающую Тьму присутствия Королевы.

Что-то настолько важное и близкое, что, я чувствовал, требовалось срочно отбросить всё менее важное, а значит совершенно всё, и услышать этот зов, поймать это мимолётное ощущение, продавить Тьму и дотянуться до этого чего-то.

«КОЛЬКАААА!!!»

Кого-то!

Рефлекторное попытка отрицания не продлилась и мгновения. «Услышав» этот «крик» я уже знал, что это моя сестрёнка. Ленка-пенка. И с ней что-то произошло.

Волна ярости, буквально только что всецело владеющая моим сознанием и уступившая его под давлением смерти тела, встала на дыбы, ища цель для атаки, которая не заставила себя ждать.

Душная Тьма, окружающая меня, требующая «выйти» и «открыться», откликнулась на мою ярость так, словно это был связующий нас мост. Сознание затопило сложными двоящимися/троящимися образами, которые я уже довольно неплохо понимал.

Тьма скалила в победной ухмылке «зубы» и утверждала, что уничтожила мою Бездну вместе со всем её содержимым и сейчас переваривала последних её жильцов, оттягивая окончательное растворение самой важной для меня особи. Тьма требовала, чтобы я вышел из своего укрытия, раскрылся и принял Её в полном объёме. Только в этом случае я буду иметь надежду не потерять окончательно гармонию своего самого близкого существа и немного позже смогу воплотить его в реальность в том виде, в котором пожелаю.

Я «слушал» Тьму, сам при этом тянулся к сестрёнке. Её аватар был мёртв, но искра сознания, разум, прошедший такую же эволюцию, как и мой, когда сестра училась попадать на Айну без всякого шлема ВР, горел яркой звездой в атакующей удушливой Тьме, держась за расползающуюся Бездну. Она кричала и звала меня, ни на секунду не переставая бороться. Её борьба, дикое неприятие попыток какой-то субстанции спеленать её щупальцами и непоколебимая жажда жить, маяком сияли во тьме, не давая мне ни шанса потерять её снова, после того как нашёл.

Времени у меня не было. Разум Ленки мог проиграть эту неравную битву в любое мгновение, её эволюция была рассчитана совсем не на драки.

Королева ещё что-то мне вещала, требовала. Чем-то угрожала, но я уже не слушал. Не сейчас!

Сейчас мне нужна была моя Бездна! Я не ощущал её так, как должен был ощущать. Бескрайней, глубокой и тёмной, затягивающей сознание в бесконечное падение. Она ощущалась слабым эхом былой силы, размазанной среди удушающих вихрей Тьмы. Она не была сконцентрирована и слабые всплески старых ощущений почти терялись на фоне присутствия Королевы, которая звала/просила/соблазняла меня выглянуть из Шлейфа. И при этом распространяла вокруг себя такой знакомый тяжёлый и удушающий аромат. Знакомый, но при этом такой слабый!

Что-то произошло в бункере. Якорь уничтожен. До этого момента я всегда ощущал его, расстояние до него, направление на него. Как стрелка компаса в углу экрана, это ощущение всегда было со мной в моменты, когда существовал якорь свёрнутого пространства, который являлся ещё и фокусом Бездны, привязывающим её к нашей реальности.

Якорь и Бездна были неразделимы.

Сейчас якоря не было. Как-то уничтожен. Королева каким-то мне совершенно непонятным образом дотянулась до него и в момент, когда я не ожидал удара в спину, схлопнула мой стационарный карман, убив мою сестру. И утверждает, что уже уничтожила Бездну и всех её жильцов.

Врёт, сука! Врёт, бездарно! Врёт неумело, наивно и совершенно по-детски!

Врёт так, как будто только недавно узнала, что так можно и впервые пробует делать это сама.

Тупая инопланетная тварь!

Я ощущаю свою Бездну! Даже без якоря, даже сквозь присутствие этой твари! Моя Бездна существует даже без якоря и под чужеродным давлением! И я слышу отголоски эмоций её обитателей! Слышу плохо, издалека, неразборчиво! Но, слышу!

А значит, ты, тварь, брешешь!

Создать новый якорь было сложно. Попытка определить и зафиксировать точку в пространстве натыкалась на бешеное противодействие Тьмы. Резко усилилось давление на Шлейф и на разум сестрёнки.

Но это была предел. «Разговор» с Королевой, когда на резонансе ярости она смогла дотянуться до меня и донести свои мысли, выставив мне ультиматум и требуя, требуя, требуя, я «услышал» намного больше, чем было можно.

Тварь была слаба. Без носителей достаточной силы она не могла оказывать на реальность сколько-нибудь значимого воздействия. Перенос на Землю прошёл нештатно и риск смерти заставил Королеву искать носителей здесь, а не найдя — пытаться их быстро вырастить. Для ускорения же развития носителей она разбила себя на крошечные части, надеясь успеть собраться в единый разум в новом, собственноручно выращенном носителе. Максимально сильном. Но, что-то пошло не так. И сейчас она была слаба везде и вынуждена применять то, чему научилась у нас. В том числе и врать.

Дезинформировать противника, для получения преимущества.

Расслабляться мне не стоило. Врала Королева не так чтобы сильно. Лишь немного смещала временную ось. Если я не потороплюсь, то мою Бездну она всё-таки поглотит, как и её обитателей. Но раньше она поглотит мою Ленку!

Быстрым броском я направил длинный отросток Шлейфа на максимальную глубину под землю, но был замечен, и процедура формирования якоря снова была сбита сгустившейся Тьмой.

«КОЛЯАААА!!! БРАТИК!!!»

В «крике» Ленки уже отчётливо слышались страх и боль. Но сестрёнка держалась, веря в то, что я приду.

Королева усиливала давление, не давая мне и шанса на создание якоря и стабилизацию расползающейся Бездны.

Тварь! Что же делать?

Уловив мои колебания, Королева ещё больше усилила давление, одновременно изменяя формат информационного прессинга. Похоже, не только я получил доступ к скрытой внутри оппонента информации.

Тьма вкрадчиво шептала, что, приняв её, мои Совершенства, пусть их очень мало, получат доступ к Гармонии, которая расширит их потенциал на порядок, позволит им шагнуть по эволюционной лестнице на несколько ступенек вверх и переродиться в идеальном вместилище и уже по-настоящему начать кормить меня энергией. Силой. Тьма обещала научить меня поглощать другие искры без всяких потерь, не заботясь о том, жив ли ещё носитель и силён ли. Тьма шептала, что откроет мне путь, как вернуться туда, откуда меня вышвырнули. Для этого нужно всего лишь открыться ей и она покажет, как набрав всего несколько миллионов Совершенств, даже таких слабый как на этой отсталой планете, накопить энергию, пробить канал и свалиться на голову наших, уже наших, врагов.

Сука снова врала, но, в этот раз была и правда! Притягательная и желанная правда!

Тварь знала, на какие кнопки нажимать!

Предлагала мне всё, о чём я мечтал. Всё, к чему я стремился.

Вернуться к родителям, к сестре, к друзьям. Вернуться достаточно сильным, чтобы отомстить Контролёру. Достаточно сильным, чтобы иметь шансы на победу в прямом столкновении с той Королевой, что осталась на Айне. Ведь на Айне были Совершенства, той Королеве недоступные, но такие интересные и питательные. А ещё так легко доступные нам!

Пока я тормозил, обдумывая «сказанное», Тварь не собиралась ни на мгновение ослаблять давление на младшую сестру. Я хорошо ощущал её намерение окончательно поглотить сестрёнку и, манипулируя ею, уже как частью себя, держать меня на коротком поводке.

Шлейф дрожал от напряжения. Вокруг клубилась Тьма, перманентно атакуя моё убежище, не давая ни капли времени на то, чтобы собраться с мыслями.

Мне нужно время! Или я снова проиграю, в этот раз уже окончательно!

Я должен быть быстрее, чем Тьма, меня окружающая, раз уж она оказалась сильнее! Я должен использовать всё, что у меня есть! До крохи! До капли! До последнего резерва!

Резервы, резервы, резервы!

Попытался осознать свои резервы. Те, что мне доступны здесь и сейчас.

Нанофабрика, несколько килограмм наноматериала, активные вещества, которые не были переработаны, немного биомассы. Больше ничего у меня с собой не было. Сознание краем зацепило информационную панель, которую я упорно старался игнорировать, считая лишь второстепенной информационной нагрузкой, мне, с моими ощущениями, совершенно не нужной. Панель информировала меня о медленно накапливающемся заряде Избирательности. О не вложенном перке Защиты и мобильности. О величине повреждений аватара, полученных в столкновении с сущностью уровня эволюции «гуль», класса «оператор магнитных полей неизвестной природы». Об уроне, полученном костяным копьём, почти убившим аватара. Информационная панель помаргивала отложенным выбором при распределении эволюционного потенциала, полученного с пронзённого экстрактором гуля…

Вычислительный кластер скрупулёзно вёл учёт всего, что со мной происходило, раз в сутки сбрасывая накопленный информационный массив в архив, под который вот уже несколько недель формировались всё новые и новые свёртки пространства внутри Шлейфа.

А ведь это всё уже давно не Контролёр, а я сам… Идиот!

Управлять Шлейфом, находясь в нём одним сознанием, было по-настоящему легко.

Желание — и дополнительные модули сознания разворачиваются в нереальности.

Желание — и данные, лежащие мёртвым грузом, освобождают высокопроизводительную часть кластера, переносясь в новые модули, тем самым высвобождаю добрую треть Шлейфа на разгон сознания.

Желание — и информационная панель раскрывается ещё более ускоренному сознанию во всей своей красе. Мне нужны систематизированные, упорядоченные и прошедшие первичную обработку данные, а не набор ощущений и мешанина чувств.

Тьма, продолжает неистово биться в Шлейф, шептать разную чушь, провоцировать и звать/требовать/искушать. Тьма продолжает поглощать остатки Бездны и стремится раздавить сознание Ленки. Пытается вывести меня из себя, сбить с толку, помешать вдумчиво разобраться с ситуацией.

Но, сейчас я быстрее!

Перелопачиваю массив данных, ища хоть что-то, способное повлиять на текущую ситуацию. Применимое здесь и сейчас. Безжалостно отбрасываю великолепные усиления, для которых нужно время. Сворачиваю оповещения о возможных альтернативных эволюциях, дающих интересные пути развития.

Не то! Всё не то!

Времени больше не остаётся. Я чувствую, что ещё мгновение, и я опоздаю.

Остаётся самый первый вариант, который и заставил меня запустить этот поиск в надежде найти более сильную синергию. Слабый, ненадёжный, но позволяющий получить хоть что-то.

Из трёх вариантов усиления способности «Защита и мобильность» я выбираю пространственную специализацию, открывающую целый пласт свойств нереальности Шлейфа и возможность их более широкого регулирования. Безжалостно отбрасываю специализацию на скорости обработки данных и на предельную устойчивость разума, как не могущие мне дать ничего принципиально нового в текущей ситуации.

Тут же разворачиваю информационную панель новых свойств и бегло просматриваю, фиксируя все переменные. Нужная находится сразу, и я с облегчением вздыхаю.

Выкуси, тварь!

Теперь мой Шлейф переплетается с окружающей его реальностью на совершенно ином уровне, перманентно проникая в реальное пространство и перманентно же впуская это пространство в себя. Эволюционный потенциал, полученный с последнего гуля, я от щедрот вливаю в эту переменную, увеличивая объём взаимопроникновения. Хватает с запасом!

Теперь в обычном пространстве, в зоне охвата Шлейфа есть плавающая зона, суммарным объёмом почти пол-литра, обладающая дуальными свойствами, совмещая в себе нереальность Шлейфа с реальностью обычного пространства. Обратной стороной этой дуальности является то, что и в нереальности Шлейфа эта зона тоже присутствует.

И теперь у меня в нереальности есть небольшой участок реального пространства, в котором я без каких либо помех, игнорируя в исступлении бьющуюся в границы Шлейфа Королеву, формирую якорь Бездны.

Буквально чувствую, как вздрагивает Тьма за границами Шлейфа. Ощущаю, как кусочки Бездны, разбросанные и растащенные Тьмой, стремительно стягиваются к новому якорю, возвращая мне родные ощущения от наложения Ареалов, окружая меня покоем, уверенностью и эмоциями живых сознаний. «Слышу» вой ещё живых тварей, стягивающихся к месту бойни, «вижу» как их корёжит, когда присутствие Бездны стремительно выдавливает энергию Королевы и устанавливает в зоне воздействия новые законы.

Уже слышу эмоции Ленки, искра разума которой звездой сияет в окружении других искр. И, вроде, в них преобладает радость и облегчение, что ей не нужно больше бороться за своё выживание, но и страх с растерянностью там тоже есть.

Вот за это я Королеву выжгу с лица Земли с особой жестокостью!

Теперь я точно знаю, как это сделать и точно знаю что смогу.

Восстановление Бездны происходит очень быстро, но не мгновенно, и я успеваю ухватить «прощание» Королевы, перед тем, как её присутствие перестаёт ощущаться. Там нет ни одного оттенка эмоций, говорящих о том, что тварь осталась недовольно итогом столкновения. Наоборот. Удовлетворение, предвкушение и огромный азарт, просто переполняющий Тьму. Я запоминаю это, давая обещание разобраться с этим позже. Сейчас у меня есть дела и поважнее.

Страх и тревога Сержанта, который сильно переживает за свою внучку, возвращают меня к реальности.

Чёрт! Точно! Что-то произошло в бункере! Там Семён и Блесна!

* * *
Всё-таки аватары — чертовские живучие засранцы! Погружённый в нереальность, накачанный биомассой и наноматериалом, запитанный энергией, мой аватар регенерировал буквально за несколько часов. Не до идеального состояния, конечно, но я смог вернуть сознание в тело и уже в нём передвигаться, не падая от бессилия, и в дыру на груди не задувал ветер.

И вот, ещё затемно, я рванул в сторону бункера, часть пути двигаясь на своих двоих, часть телепортируясь на короткие расстояния через Шлейф.

И во время восстановления Аватара и во время пути к бункеру, общаясь с сестрой. Отвечая на её вопросы, уточняя информацию, которую до неё доводила Тра и пытался успокоить и хоть немного притормозить деятельную натуру моей младшей сестры. Ленка рвалась в реальность, ей и так осточертело сидение взаперти в стационарном кармане, а уж теперь, после того как моя попытка оградить мелкую оторву от опасностей окружающего мира привела к её смерти, шансов вырваться на свободу у неё только прибавилось.

«Колька! После того, как эта страхолюдина, которая Королева, пыталась меня сожрать, все остальные опасности мне до фонаря!» — находила очередной аргумент в нашем споре Ленка.

«Не нужно говорить то, чего не знаешь» — в очередной раз возражал я, — «Королева,которая, как ты говоришь, пыталась тебя сожрать, была далеко не в форме! И есть риск, что к следующей нашей встрече она будет намного сильнее и опаснее!»

«Херня! Ты ей так наподдал, что она ещё нескоро зубы соберёт!»

«Во-первых, не выражайся, а во-вторых, я ей не наподдал, а лишь отогнал, и она может вернуться в любой момент» — нисколько не исказил я факты.

«Всё равно херня! Мне Женька сказала, что я теперь бессмертная воительница, и если какая тварь меня сожрёт, то ты меня быстро воскресишь всё шито-крыто! Как там? Быстро воскрешённое умершим не считается! Во!»

Я лишь тихонько вздохнул, не выпуская эмоции из-под контроля. Не стоило мелкой оторве знать, что я доволен тем, что она выжила и продолжает меня донимать. Где-то на самой грани ощущений тихонечко хихикал Пётр. И лишь мрачность Сержанта, искренне переживающего за внучку, разбавляла это веселье.

До бункера я добрался, когда горизонт начал сереть. Близился рассвет.

Чёрный провал, на месте аккуратно замаскированного спуска заставил серьёзно напрячься. Следы вокруг ставили в тупик. Переломанные бетонные плиты, неглубокие рытвины, борозды в земле, явственные следы волочения чего-то крупного и тяжёлого. Пара отчётливых отпечатков огромных когтей, располосовавших бетон и сталь как бумагу.

Лестничных пролётов, ведущих к бункерной двери, не было. Чёрный зёв вертикального колодца вёл на глубину более пяти метров. На дне были видны обломки лестниц. Всё перекручено и переломано.

Стояла мёртвая тишина. Я не слышал никаких признаков жизни. По крайней мере, там, внизу, перед невидимой сверху дверью в убежище. И слабо видимый синий свет, который никак не должен пробиваться через закрытую входную дверь бункера, освещающий бетонные руины внизу, не добавляли оптимизма.

Прыжок вниз, небольшой телепорт перед самым касанием ногами обломков бетона, гасящий инерцию падения и вот, сквозь тьму подземелья я ясно вижу открытую дверь бункера. Страшные отметины огромных когтей уродовали и стену, и стальные стойки дверного механизма.

В тамбуре всё было разнесено к чертям. Что не было закреплено, валялось в куче вокруг постамента и тусклый свет силового поля, защищающий уже непонятно что, с трудом пробивался из-под всего этого мусора.

Изломанную фигурку девушки я заметил не сам. Эмоциональный взрыв Сержанта волной прошёл по Бездне, прямо насильно ткнув моё внимание в сторону пятен крови и руки, торчащей из-под нагромождения скамеек и шкафов.

Уже извлекая тело из-под завалов, я знал, что Блесна мертва.

Бездной я видел тела обоих жильцов бункера, но не улавливала признаки жизни ни здесь, ни в столовой, от, скорее всего, Семёна, обедавшего, когда всё это случилось и там же и погибшего. В процессе извлечения Блесны из-под завала глазам открывались страшные раны на теле девушки, пустые карманы для её боевых крюков, стеклянные глаза и перекошенное в предсмертном ужасе лицо.

От Сержанта тянуло безысходностью, тоской и смирением.

Пётр и Тра молчали, стараясь не отсвечивать. Даже Ленка-пенка замолчала, придавленная увиденным.

«Хочу уйти» — омертвевшие эмоции Сержанта стылым холодом прошлись по Бездне, — «отпусти меня, Вождь, прошу!»

Отпустить Сержанта мне не стоило ничего. Одно лишь волевое усилие и искра Совершенства, с идентификатором «Григорий», разрушится, растворится в Бездне, исчезнет навсегда. Но это не принесёт мне никакой пользы, наоборот, я потеряю довольно сильного бойца, имеющего отличный потенциал и стоящего буквально в одном шаге от ступени, когда энергия, им вырабатываемая, начнёт усиливать и Бездну и меня.

Мне совсем ничего не стоило немного другим волевым усилием сместить фокус его трагедии и зафиксировать в центре его восприятия того, что убил его внучку, благо следов тут было достаточно. Тогда его эмоции перекуются в ярость и жажду мести, которая ещё долго будет тянуть его вперёд, заставляя расти над собой и двигаться по эволюционной лестнице выше и выше, чтобы дотянуться до убийцы и совершить месть собственноручно.

Если же без усилий, то я мог просто дойти до столовой и показать Сержанту тело поисковика, убитого рукой его внучки. Отсюда было недалеко, и я спокойно дотянулся щупом Шлейфа и «осмотрел» оружие, его убившее. Это были те самые крюки, пустые ножны от которых я сейчас вижу на поясе Блесны. Никакого другого оружия, которым Блесна могла отбиваться от вторженца, в холле не было. А вот ключ, блокирующий механизм открытия дверей, который я доверил Семёну, в замочной скважине на пульте управления, был. И вставлен он был туда явно не Семёном. И тогда чувство вины, пришедшее на смену смирению, я усилю и перекую в долг служения, который заставит Сержанта рвать жилы, пытаясь искупить вину внучки.

Сейчас, после тесного общения с Королевой, после того, как она пыталась вытащить меня из Шлейфа, и мне открылись много новых и интересных умений, я мог это сделать без какой-либо трудности. И без капли сожаления и сомнения.

Мне нужно становиться сильнее! Как можно быстрее! Как можно сильнее!

Сегодня моя младшая сестра чуть не погибла из-за того, что я слаб!

Путь, подсмотренный у Королевы, был прост и понятен. Способы манипуляции Совершенством, принадлежащим мне и живущим у меня в Бездне, были неожиданны, но просты и легко применимы, если знать, что и как делать. И Королева щедро поделилась этим «что и как», исподтишка давая мне инструмент развития. Позволяя вырасти в угрозу для неё. Делая из меня опасного противника.

И в этом конкретном случае, подсмотренный путь не вызывал у меня ни грамма отторжения. Сержант может дать мне силу. Особь, за которую он отвечал, нарушила договор. Сержант обязан за это заплатить. Служением. Энергией.

«Коля, не надо! Ты не такой, как она!» — шёпот сестры помог мне вырваться из транса логически выверенных аргументов.

Всё это полная ерунда! Путь, подсмотренный у Королевы — это её путь. Вот пусть она по нему и идёт. Я найду свой путь. И мне в этом помогут мои друзья, а не искры Совершенства.

Лёгкое волевое усилие и с тихим:

«спасибо, Вождь!»,

Григорий растворяется в Бездне, оставляя после себя лишь просьбу отомстить за внучку. Доверяя свою месть нам.

Я же остаюсь совсем один. В тягостном молчании обхожу пустые, как-то в один момент осиротевшие помещения бункера. Задумчиво осматриваю медицинский кабинет. Собираю все медикаменты, помню, что это сейчас самая большая ценность на поверхности. Выгребаю со складов немного жратвы, загружая Шлейф примерно наполовину. Совершаю дикий поступок — хороню и Блесну, и Семёна, с трудом отмахиваясь от рефлекса — переработать тела на биомассу — всё моё естество кричит о недостаче материалов для создания носителей. У меня три Искры в Бездне копытом землю роют, рвутся в реальность, наносить добро и причинять справедливость. Но душу в себе этот рефлекс, и Шлейфом вырезаю глубоко под землёй, на глубине десяти метров под бункером, могилы, переношу туда тела, в том виде, как они есть здесь и сейчас, и засыпаю землёй.

Долго стою в холле, смотрю на постамент, лежащий на нём переломленный пополам диск, скрученный и деформированный неизвестной силой вторженца, смотрю на мелкую каменную крошку, в которую этой же силой неизвестная мне тварь размолола якорь стационарного кармана. Махнув рукой, отключаю силовое поле и забираю постамент для переработки в наноматериал.

Сюда я больше не вернусь.

Пора выходить к людям. Не таясь, не пугаясь до жидкого стула каждого встречного искажённого, не трясясь за жизни близких. Чем дольше я сижу тут, как медведь в берлоге, тем больше людей будет превращено в искажённых и поглощено Ареалом Королевы, восстанавливая её силу.

Покидая бункер, обрушиваю колодец и запечатываю место, надолго ставшее мне домом, и делаю первый шаг к людям.

Мне не важно, куда идти. Направление не имеет значения. Все дороги равнозначны. Везде выживают небольшие анклавы людей, которые я «услышу» за многие километры. Но куда бы я ни пошёл, в конце любой дороги меня будут ждать моя цель. Главное, на этом пути оставаться человеком и, добравшись до края, собрав толпу единомышленников побольше, задать Королеве самый главный вопрос:

— А ты, тварь, не охренела?


Эпилог


Западная окраина Мурома была затянута густым туманом. Сизые, тяжёлые, мокрые языки стелились по земле, как живые клубились в низинах, становясь лишь немного прозрачнее на возвышенностях. У человека, попавшего в такой туман, одежда быстро сыреет. А двигаться в сырой одежде, ранним сентябрьским утром — то ещё извращение. Сыро, холодно, мерзко. Да и искажённые не любили бродить в плотном тумане, ничего не видя и слыша искажённые туманом звуки.

Поэтому туман Кирпич любил. Сырость — мелочь по сравнению с возможностью немного расслабиться в поисковом рейде. Пока туман лежит — группа не двигается, пережидая, когда туман рассеивается — группа не двигается, суша одежду и проверяя экипировку. Лишние часы отдыха. Благодать.

Четвёрка поисковиков отдыхала в удобно оборудованном самодельном жилище, устроенном в обрушившейся эстакаде по дороге между Макаровкой и Александровкой. Место тихое, хлебные места недалеко, в посёлках ещё сохранялись не распотрошённые дворы, искажённые шляются тут намного реже, чем по берегу Оби. Баланс между шансом что-то добыть и шансом лишиться головы.

Утреннее дежурство Кирпича не сильно напрягало. Всё равно их никто не может заметить, а уж подобраться… Несколько десятков метров нужно продираться сквозь узкие щели между упавшими бетонными плитами, обдирая шкуру и одежду. Бесшумно не подойти. Не нужно стоять до рези в глазах, вглядываясь в туман, сиди себе спокойно, слушай, что происходит, да думай о своём.

Услышав голоса, Кирпич подумал, что ему чудится. Напряг слух, пытаясь разобрать детали разговора. Туман искажал звуки, и Кирпич не мог понять совершенно ничего, кроме того, что говорили двое. Первый — мелкая девчонка или пацан, высокий детский голос звонко пробивался сквозь туман, быстро что-то тараторя. Второй — определённо мужик, голос низкий, глухой, слова роняет редко.

Гости, если это был не глюк, определённо шли со стороны Макаровки и это было странно, так как в Макаровке нормальных не осталось уже через месяц после «вдоха», все перебрались к родне в Муром. Водилась пара мелких искажённых, но те больше рычали, и говорить не умели. А со стороны области к ним вообще ещё ни разу никто не приходил. Уходить туда группы уходили, последнюю не далее месяца назад всем убежищем снарядили, но, как обычно, ни ответа, ни привета.

Постепенно Кирпич начал различать, о чём говорили гости, и мысль, что это глюк, только укрепилась. Из тумана доносился какой-то бред.

— А лазеры из глаз можешь? Всегда мечтала, чтобы раз, как в кино, сурово посмотрела и вж-ж-ж! Мерзость распадается на половинки, а вокруг кровища хлещет! Ведь можешь? Скажи? Можешь, да?

— Из глаз нет. Это полный бред.

— А из чего можешь? Из пальца? Из двух пальцев? Или изо рта как в той ванильной анимехе? Но тогда это будут не лазеры, это будет Серо! А я хочу лазеры! Колька, ты же меня знаешь, я не отстану! Говори, что мне нужно делать, чтобы получить лазеры?

— Помолчать! Поэтому лазеров у тебя не будет.

— Так нечестно! Ты Женьке сделал то, что она хотела, и Железнолобому сделал! А мне не хочешь! Требуешь каких-то несусветных вещей, и жмёшь для родной сестры мечту всей её жизни!

Кирпич, несмотря на весь бред, доносящийся из тумана, уже собирался будить Лидера, так как это точно был не глюк, это были люди, хоть и сумасшедшие, которые медленно приближались. Туман искажал звуки, но делал это единообразно и определить, что говорящие двигаются по дороге, для Кирпича не составило никакого труда. А значит трево…

— Привет, — тихий шёпот, раздавшийся прямо над ухом молодого поисковика, заставил все волосы на теле встать дыбом, а лёгкая сексуальная хрипотца в сказанном приветствии, подняла дыбом не только волосы, — не помешаю?

Предельно медленно, рискуя словить судорогу в сведённых мышцах шеи, Кирпич повернул голову и уставился в собственное отражение, ошарашено пялящееся на него с зеркального монолитного забрала шлема беловолосой незнакомки. Сплошное стекло полностью скрывало лицо и закрывало часть головы, оставляя неприкрытым выбритые виски и макушку с хвостом шикарных белых волос.

— Ты в адеквате, абориген, готов внимать? — не меняя интонаций, поинтересовалась незваная гостья и, видя заторможенный кивок поисковика, удовлетворённо кивнула и продолжила, — буди команду, одевайтесь и давайте выходите из своего каземата. Мы вас ждём на дороге. Идите на возмущённые вопли мелкой оторвы, не промахнётесь. У Вождя есть что вам сказать. Будем учиться дружить. Доступно?

Ещё раз заторможено кивнув, Кирпич в полном обалдении отвесил челюсть, когда девушка, одетая в какой-то фантастический доспех, просто исчезла. Растворилась в воздухе.

Кирпич уже было решил, что всё-таки это был глюк, как услышал этот самый голос, от которого у него до сих пор мурашки маршировали колоннами и в штанах было тесно, только со стороны дороги:

— Скоро выйдут! — голос был тот же, но интонации совершенно другие. Мурлыкающие, довольные, — я их дежурному, передала твоё приглашение!

— Тогда почему он так и сидит, как сидел? Тра, ты опять за своё?

— Да ладно, Вождь, дай хоть немного развлечься, не одной же Ленке получать от жизни максимум позитива! Тем более у меня на этих парней хорошее предчувствие. Может, хоть с ними договоримся.

Тяжёлый вздох был ей ответом. Кирпич же рванул верёвку, привязанную к ноге Лидера, давая тем самым сигнал тревоги. С психами пусть разбирается Лидер.

* * *
Густав Нойманн был дома. Родная Европа. Всё рядом, всё близко. Когда-то небольшие городки, тесные улочки, красивые крыши домов. Сейчас эта красота угадывалась лишь в необычайно красивых разноцветных кучах мусора и в уютно жмущихся друг к другу невысоких остовах когда-то уникальных домов. Родные, донельзя темпераментные бордовые искажённые и робкие, боящиеся даже теней лазурные человечки, пытающиеся сопротивляться уничтожающему их миру.

Первые дни, когда Густав добрался до родной Европы, он с яростью вымещал на этих пугливых лазурных человечках весь страх, весь ужас, который ему пришлось пережить в дикой стране, похоронившей уже не одного завоевателя.

Густав признавался только себе, что выжил действительно чудом. Выполнив то, что требовала от него Тьма, Густав почему-то решил, что это и есть победа над жертвой, но оказалось, что нет. Оказалось, что он был лишь ступенькой, оттолкнувшись от которой, в бой пошла сама Тьма, до этого казавшаяся Густаву чем-то чудовищно сильным. Необоримым. Непостижимым.

И видя, ощущая, осознавая, как Тьма ярится, бьёт всё сильнее и сильнее и не достигает своей цели, Густав решил сбежать. Если в этой стране бьют даже Тьму, то Густаву там делать нечего.

Ослабленный, покалеченный, он еле-еле выбрался к границам, по дороге дважды натыкаясь на лазурных человечков и дважды еле унося лапы.

Во время побега Густав лишился второго рога, одной из лап, а из танка, который был принят Густавом за муляж, выстрелом из пушки ему перебили позвоночник, и лишь чудо позволило Густаву выжить и уйти к себе домой.

Дикие варвары! Дикая страна!

Больше он туда не собирался. Пускай жертва его мечты выжила, но больше Густава не посещали сны и он теперь жил только для себя, самостоятельно решая, кого сожрать сегодня, а кого завтра.

И редко-редко, обожравшись особенно сильно, Густав мог ощутить Тьму, всё так же стоящую за спиной и смотрящую на мир его глазами. Вот только теперь это была совсем другая Тьма и смотрела на мир она глазами не только Густава.

Где-то очень далеко рос другой сгусток тьмы, время которого пришло и Густав понимал, что когда-то, он надеялся, что очень нескоро, тот, чьими глазами теперь постоянно взирала на мир Тьма, увидит во сне Густава Нойманна.

Тьму же заботило совершенно другое.

Её уязвимое состояние, оказавшееся ловушкой в такой момент.

Первый цикл, борьба за первенство среди примитивов, последующий выбор и возвышение до Совершенства самых сильных, ярких, жизнеспособных представителей цикла, развитие их в Ареале и возвращение в исходную популяцию для сбора Гармонии, всё это занимало очень много времени.

Столетия.

Иногда тысячелетия.

Королеву не волновало течение времени, если Цикл начинался аккуратно, то никакой Враг не мог найти ведущую цикл ветвь. Время не имело значения.

Первый цикл мог длиться и дольше.

Королева начала Первый цикл, форсировав процесс, многократно ускоряя первый этап, заставляя примитивов откатиться по эволюционной лестнице до состояния максимальной агрессии, но ускоряя процесс, была вынуждена значительно себя ослабить. Другого выбора не было.

И теперь эта слабость очень мешала Королеве, так как в её Первый цикл вмешался Новый росток, выросший во время отбора прошлого цикла.

Невозможное стечение обстоятельств! Каждое из этих событий — редкость. Но вот так, сложившиеся в одном временном отрезке на одной планете!

Уже эти факторы вгоняли Королеву в трепет предвкушения, от осознания накала схваток, которые обязательно будут вспыхивать до конца этого цикла! Сколько Гармонии Королева сможет собрать в этих схватках! Насколько сильно шагнут её Совершенства вверх, насколько чудесную энергию она будет получать от них.

Вот только Совершенств у Королевы нет!

Слепой побег, или что-то на него похожее, ещё более редкое событие, угробило весь потенциал будущих схваток. А новый росток уже встал на путь развития.

Нужно ещё сильнее ускорять борьбу между примитивами, сил на всю планету недостаточно, но Королева выбрала для повторного ударного воздействия небольшой материк и запустила волну принудительного развития, ожидая результатов уже в ближайшие год, максимум два.

Но даже это всё не так давило на Королеву, как слепок памяти Нового ростка, в котором огнём отпечаталась сущность живой планеты.

Живая Душа Айны!

Живая!

Пережившая цикл!

Враг! Почти полноценно развитый, ещё не достигший опасной стадии, но уже сейчас сильный и опасный. Ещё несколько миллионов лет и Айна шагнёт на следующую ступень развития и тогда единственное спасение от неё — побег!

Но сейчас, пока Враг слаб, пока не в состоянии себя защитить и пока он питается тем же, чем питаются и Королевы, Враг должен быть уничтожен!

А новый росток, способный видеть Врага, когда он уязвим, должен быть поглощён!




Конец



Оглавление

  • Пролог
  • Глава 1.1
  • Глава 1.2
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Эпилог