Дрессировщик денег (СИ) [А В Рахметов] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

  В высоком синем небе сияло солнце, напоминая собой монету: литой, горячий, только что оттиснутый дупондий. Такой медяк не возьмешь руками - если, конечно, ты не богиня Монета, ныне упраздненная епископалами. В прежние времена это было ее обязанностью в пантеоне - ежедневно подхватывать солнце после заката и начищать воском, дабы небесный медяк блестел как следует и радовал глаз Дьеуса. Сейчас, эдиктом императора Тита, никаких богов нет, только Всеединый Элоах, однако солнце никуда не исчезло.



  Отсюда, из прохладного таблинума на третьем этаже, открывался прекрасный вид на Кавелинский взвоз, по которому Лукреций поднялся сегодня утром. Взвоз кипел жизнью. Он был одной из двух улиц, соединявших нижний Авентин и кварталы знати, перемычкой между мирами, мостом, на котором переводили дух, преддверием ада и рая в одном лице - и потому, несмотря на запрет домина, был плотно застроен инсулами, каупонами и гнусными попинами, где день и ночь стоял многоголосый ор, стон, звучали проклятия, шушукались в углу иностранцы с бегающими глазами, вольноотпущенники, осмелев от выпитого, дрались с тервингами из городской стражи, а захмелевшие с непривычки колоны засыпали прямо за столом, уткнувшись щекой в плечо соседу. На открытом воздухе, под навесами, под сенью платанов продавали товары с запада и востока: пряности, рыбу свежую и подтухшую, копченое мясо, бараньи внутренности, забродившее вино в кувшинах, оливковое масло и свиное сало, пасту из семен горчицы в виноградном соке, морепродукты в бочках, гарум из вяленой хамсы, и ячмень, много ячменя в разных видах. Всё это обменивалось на деньги. Асы, квадрансы, дупондии, аргентумы, сестерции, все разных чеканок, считай, из разных эпох - вот те, массивные, эпохи императора Тита, вот эти, полегче, отчеканены при императоре Северии, а эти, жалкое недоразумение - совсем недавно, при Гае Валерии: тоненькие, с серьезным недовесом, будто бы намертво стиснутые пухлыми пальцами покойного императора. Лукреций помнил его. Апологет строгости, экономии, самоограничения - для всех, кроме себя самого; Валерий вел распущенный и разгульный образ жизни, не отказывая себе ни в чем, например, в золотых и серебряных копиях себя самого, выставленных в Сенате и имитировавших процесс мочеиспускания; вместо мочи текло сладкое эбинтское вино, которым сенаторы должны были, по замыслу императора, утолять свою жажду. Ничего удивительного, что и убили его в Сенате. Произошло это два года назад. Так совпало, что Лукрецию пришлось покинуть Вечный Авентин в это же время, и что было дальше со свержением Гая Валерия, он увидеть не успел.



  Говорят, стало лучше.



  - Так что ты решил, Лукреций? - спросил Сервий из глубины кабинета. - Учти, я ни к чему не принуждаю тебя. Да, мы были друзьями, но пусть это не застилает тебе глаза. Если откажешься - я всё пойму.



  - Но и помогать не станешь? - Лукреций обернулся.



  - Да, не стану, - согласился Сервий. Он мало походил на себя прежнего, из тех времен, когда они служили эквитами на реке Ренос. Тот Сервий был статный, чернокудрый юноша с горящими глазами и плоским животом. Ныне он безобразно растолстел, на спине из-за вечно неправильной позы уже проклевывался горб, а плешивую голову украшали несколько редких волосинок. Только глаза остались прежние, пускай и подпертые складками жира. - Ладно бы ты просил сто, двести, да хоть триста золотых. Но три тысячи - куда тебе столько?



  Лукреций не ответил.



  - Так ты согласен? - спросил Сервий после паузы.



  - Да.



  - Хорошо, - Сервий потер пухлые ладони и встал с кушетки. - Завтра же и приступим. А теперь поешь. Сейчас кликну слуг.



  Лукреций не удержался и съязвил:



  - А если бы не согласился - и поесть бы не дал?



  - Нет, почему. Дал бы, - серьезно ответил Сервий. - Но ты прав, все зависело от ответа. Если "нет", я бы подал тебе конский хер с овощами и бычье яйцо на вертеле. А ты бы ел и нахваливал. Повара у меня замечательные.



  Несколько секунд они молчали, переваривая эту мысль, затем синхронно расхохотались. Смеялись долго, до слез. Смех разрядил напряжение.



  - Ты проклятый идиот, - сказал Лукреций, отсмеявшись.



  - Еще какой, - усмехнулся Сервий. - Ну а ты? Самый прохиндеистый малый в центурии! А помнишь наши шутки? Помнишь, как мы спящего центуриона вынесли из лагеря, вместе с лежанкой и этой его пернатой палкой под подушкой? Вот крику-то было! Он еще проснулся и бегал как сумасшедший перед воротами, голый, но с палкой, и кричал, что убьет шутника. А кто им был? Ты, Лукреций!



  - Ха! Но ты мне помогал.



  - Да, славная вышла шутка, - сказал Сервий