Серый извозчик [Динара Селиверстова] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Динара Селиверстова «Серый извозчик» (2017)

— Все! — объявил поручик Авдюхин, бросив карту на стол.

— Merde! — вырвалось у Александра.

— Ай-яй-яй, Тольский! — попенял Лещинский, племянник статского советника. Он как раз раскуривал трубку и говорил уголком рта. — На Кузнецком мосту находитесь — и по-французски! По-нашему, по-родному давайте, чай, не при дамах находитесь.

Илья Курослепов, младший среди собравшихся за картами, поднял на него веснушчатую физиономию и недоуменно захлопал белесыми ресницами.

— А почему именно здесь-то? — удивился он.

— Поговаривают, градоначальника именно засилье здешних французских салонов и подвигло на то, чтобы приказать все вывески на русский переписать. Для чего, сказал, Наполеона гнали, коли по всему Кузнецкому мосту сплошные бельвю развешены.

— А не сбежала бы Обер-Шальме с наполеоновским войском, так бы на вывеске и написала бы, как ее в народе кличут, — хмыкнул Авдюхин. Он с довольной ухмылкой подгребал к себе выигрыш, и Александр Тольский уныло следил за его руками.

Курослепов повернулся уже к нему.

— А как именно? — полюбопытствовал он.

— Обер-Шельма, — ответил Авдюхин, вызвав у присутствующих взрыв смеха.

Александр тоже придал лицу веселость и знаком велел половому плеснуть еще водки. Лещинский, наблюдавший за ним, вынул трубку изо рта.

— Отыгрываться будете? — осведомился он.

Авдюхин бросил на приятеля предостерегающий взгляд. Вовремя: Александр, азарт которого подогревали водка и досада, едва не поддался.

— Нет. — Он вяло мотнул головой. — И так проигрался.

— А под расписку? — не унимался Лещинский. — Поручик, вы ведь примете у господина Тольского расписку?

Если что и выдало раздражение Авдюхина, то едва заметное движение бровей. В следующее мгновение его физиономия снова обрела обычную простодушную ясность.

— Что же я, крыса канцелярская — бумажками тешиться? Игра хороша, когда она живая. — Он оживился, точно ему в голову пришла внезапная мысль. — Лещинский, а сами-то партию не хотите?

На лице Лещинского тотчас появилось скучающее выражение. Он недовольно поджал и без того тонкие губы и повел плечом, демонстрируя полное отсутствие заинтересованности. Стравливать других, что петухов, что собак, что картежников казалось ему более увлекательным, чем ввязываться во что-либо самому.

Авдюхин пожал плечами и состроил недоуменную гримасу, как бы говоря: «Ну, нет так нет!»

— И верно, Тольский, — вмешался Зыбин. — Проиграетесь еще вчистую, как Серж Феофанов третьего дня. Давайте-ка я попробую.

И едва Александр выбрался из-за стола, проворно занял его место.

— Колоду! — закричал Авдюхин.

Александр начал пробираться к вешалке, где оставил плащ. Табачный дым вился клубами так, что его хотелось разгонять рукой. Из-за сизой завесы вынырнул половой с подносом, на котором лежала нераспечатанная колода.

— А что Феофанова не видно, кстати? — встрепенулся Курослепов.

— С тех пор и не видно, — подтвердил Лещинский и выбил пепел из трубки.

— Пьет, поди, горькую, — сказал Зыбин. — Уходил, сказал — до дому бы добраться. Я ему предлагал свой экипаж, так ведь нет, отказался.

— Ну, на извозчика-то ему хватило, — заметил Лещинский. — Говорили, на экипаже укатил.

— Стало быть, с тех пор его и не видали, — огорчился Курослепов.

— Бог с ним. Протрезвеет — явится. Авдюхин, ну же?

Александр отворил тяжелую дверь, и в лицо тотчас вцепился знобкий зимний ветер.

— Бывайте, Тольский! — прокричали из дымной глубины зала.

Александр махнул в знак прощания рукой и шагнул на улицу. Поземка вилась под ногами, будто поскальзывалась на заледенелой брусчатке Кузнецкого моста. Холод цепко хватал за шею, задувал в рукава. При мысли о том, что придется по такой погоде своим ходом добираться до Спиридоновки, Александр передернулся. Но выхода не было: при себе остались сущие гроши, а дома… А дома ждал пренеприятнейший разговор с батенькой насчет того, на что развеивал непутевый сын свою долю дядюшкиного наследства. «Подумать только: Александр Васильич! Имя сыну давал — как Суворов будет, думал! А ты…» На этом месте словесный родительский пыл, как правило, иссякал, и papa только молча тряс воздетыми к потолку руками, и лицо его жалобно кривилось, будто он надкусил что-то горькое.

— Подвезти, барин?

Александр вздрогнул. Лошадь, запряженная в возок, казалось, подплыла к нему по снежной дымке — он и не заметил приближения извозчика.

Искушение забраться в возок и за считанные минуты очутиться дома было велико, да только в карманах звенело весьма скудно. Александр махнул рукой. Извозчик поравнялся с ним. Лица его в свете фонарей было не разглядеть, только серый тулуп с высоко поднятым воротом.

— Дорого не возьму, барин, — равнодушно, словно преодолевая скуку, проронил извозчик. — Десять копеек за всю дорогу, куда скажете.

Десять копеек и впрямь были ценой соблазнительной. Александр