Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная
подробнее ...
оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (просто озвучивающего «партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Плюс — конкретно в этой части тов.Софья возвращается «на исходный предпенсионный рубеж» (поскольку эта часть уже повествует о ее преклонных годах))
В остальном же — финал книги, это просто некий подведенный итог (всей деятельности И.О государыни) и очередной вариант новой страны «которая могла быть, если...»
p.s кстати название книги "Крылья Руси" сразу же напомнили (никак не связанный с книгой) телевизионный сериал "Крылья России"... Правда там получилось совсем не так радужно, как в книге))
По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно
«À n'en pas douter, cette sempiternelle radoteuse a maintenant usé la débonnaire admiration des vrais artistes, et le moment est venu où il s'agit de la remplacer, autant que faire se pourra, par l'artifice., autant que faire se pourra, par l'artifice…»
J.-K. Huysmans. A rrebours.
Вместо предисловия
Дорогой Иван Васильевич! Эта миниатюрная брошура, вероятно, пройдёт незамеченная, как и все книги поэз, под которыми нет бездарной подписи. Публика (сколько надо глупцов, чтобы составить публику – Шамфор) – не купит её. Критики, которые получать ее бесплатно, выругают уже потому, что ругать легче и безопаснее. Особенно, вероятно придерутся к отсутствию размера, безрифмию и к эпиграфам. Относительно последних замечу поверхноскользно: они почти не имеют отношения к поэзам. Это просто мои любимые цитаты, которые я пожелал, довести до сведения тех немногих, кто купит эту брошюру. Впрочем, может быть таких и не будет. Мне искренно жалко Вас, милый Иван Васильевич, что Вы издаете эти поэзы; читателей, которых не будет, что они глупы, что их души более банальны, чем стихи Ратгауза; а больше всего жаль самого себя – что я написал эти поэзы, тратя то время, которое можно было провести в веселом бархате кафешантана под конфетти поцелуев и серпантин ласк. Что касается поэз – ax! – но зачем о них говорить? Пусть журналы их ругают et moi je vous soutiens que mes vers sont très bons.
Вадим Шершеневич.Москва. Послелетие. 1913 г.
L'Art poetique
И. В. Игнатьеву
Обращайтесь с поэзами как со светскими дамами,
В них влюбляйтесь, любите, преклоняйтесь с мольбами,
Не смущайте их души безнадежными драмами,
Но зажгите остротами в глазах у них пламя.
Нарумяньте им щеки, подведите мечтательно
Темно-синие брови, замерев в комплименте,
Уверяйте их страстно, что они обаятельны,
И, на бал выезжая, их в шелка вы оденьте.
Разлучите с обычною одеждою скучною,
В jupe-culotte нарядите их и как будто в браслеты
Облеките их руки нежно рифмой воздушною
И в прическу искусно воткните эгреты.
Если скучно возиться вам, друзья, с рифмометрами,
С метрономами глупыми, с корсетами всеми –
На кокотке оставив туфли с белыми гетрами,
Вы бесчинствуете с нею среди зал Академий
Имитатор греческого
(Резонанс «Громокипящего кубка»)
Ихтиозавр на проспекте! Ихтиозавр в цилиндре!
Сгнивший скелет марширует! Деньги за вход, господа!
Это смешней, чем гримасы тонкого милого Линдера!
Публика, рублики в кассу! Нынче или никогда!
Эй, поглядите на кости! Чище, белей алебастра!
Эй, посмотрите мужчины! Винтиков фокусных нет!
Это, Mesdames, не подделка хитрого, умного мастера:
В брюхе костлявом не скрыты ни механизм, ни секрет.
Вот марширует он на́ два! Впрочем, умеет и на́ три!
Не удивляетесь цилиндру! Можно ль от века отстать?!
Я – импресарио ловкий: в лаве поэзного кратера
Чудо такое на славу мне удалось отыскать.
Ах!
«Mais nul n'a fait le premier pas»
J. Laforgue.
Любовь, как свет электрический, сразу
Осветила сумрак гостиной
И севрскую вазу,
И мой рояль старинный.
Вы вошли и кнопку повернули
И стало ослепительно-жутко
И не знаю я, не потому ли
Вам подарил незабудку?!
Вы подошли к роялю, сыграли
Что-то из Шопеновской сонаты
И душа освежела в печали,
Обвеянная холодом мяты.
Встали, пошли обратно,
Кажется заплакали у двери,
И мне стало отчего-то понятно,
Что у Вас профиль Блоковской Мэри.
Вышли, погасили сразу
Электричество и мрачнее стали,
Чем прежде – и ваза
И пасть рояля.
И казалось, что все это шутка,
Что Вы и не были в гостиной,
Что Я не отдал незабудку,
Что это сон старинный –
Но – ах! – растаяло сердце,
Как пломбир в натопленной столовой
От жгучего Шопеновского скерцо
И оттого, что Вы не сказали ни слова.
Панихида
Слышишь? Повеяло музыкой дальной –
Это фиалки цветут.
Последние комментарии
15 минут 35 секунд назад
35 минут 36 секунд назад
1 час 56 секунд назад
1 час 4 минут назад
10 часов 35 минут назад
10 часов 38 минут назад