Поиск на болоте [Гюнтер Хессе] (fb2) читать онлайн

Гюнтер Хессе Поиск на болоте

Вступление

Существует немало историй про собак. В этой книге рассказывается о ризеншнауцере Рексе, овчарках Кондоре, Биме и Люксе, о молодом ротвейлере Арко и обладательнице уникального нюха Асси, о самках Ане, Бусси, Дорте, Хелле, Фанни и других, работающих в своре. Автор хочет представить их читателю.

Среди них нет «чудо-собак». Все они служебные или служебно-розыскные собаки. Так их именуют специалисты. В народе их зовут «полицейскими собаками».

Они работают с проводником. Как и их животные, проводники отличаются друг от друга возрастом, характером, темпераментом. Наши рассказы — это истории о людях и животных, в их основе — подлинные события. Вошедшие в них эпизоды — так, как они описаны, или, возможно, несколько иначе — происходили в различных районах нашей страны на протяжении сорока лет. Поэтому читатель имеет возможность заглянуть в жизнь и быт минувших, но еще памятных времен.

Возможно, что-то из рассказанного покажется читателю невероятным, но в описываемых событиях нет ничего сверхъестественного. Удивительные достижения собаки — всегда результат того, что вложено в нее умением и мастерством человека, который выявляет задатки животного, развивает и использует их.

Это рассказы о таланте, кропотливом труде, терпении и выдержке, а также о случайности, от которой порой тоже немало зависит.

Область реально возможного порой удивительнее всех чудес.

Под видом пастуха

Впечатление и без того было достаточно ярким, но его еще усилили цифры, которые они услышали, а некоторые даже увидели собственными глазами: передвижная гирька весов уравновесила шкалу на отметке «сто один килограмм», планка ростомера показала два метра два сантиметра. Кто-то даже посмотрел, не встал ли парень на цыпочки. Нет, он стоял нормально и был к тому же босиком. Его движения были несколько угловаты, но их нельзя было назвать неуклюжими. Затем он оделся и уже в форме сотрудника транспортной полиции подошел к регистратору. Тот заранее нашел и прочел в списке его фамилию, но, поскольку считал себя остряком, не удержался от соблазна:

— Август?

— Август.

— Стало быть, Август Сильный!^[1]

Смех присутствующих. Регистратор на верху блаженства. У него в запасе есть еще имя:

— Карл?

— Карл.

— Понятно, Карл Великий!^[2]

Люди, видящие друг друга впервые, благодарны за такие безобидные шутки. Они незнакомы друг с другом, поскольку буквально только что переступили порог школы служебного собаководства, приехав из самых разных концов ГДР.

Карл Август и бровью не повел. Подобное он слышал отнюдь не впервые и уже попритерпелся. Знал он также, что это еще не все. После первой кружки пива вечером в клубе обязательно найдется один, который захочет покуражиться. Он будет маленького роста и захочет узнать: не он ли — Карл Август — сделал вторую половину саксонского племени? Карл Август молча кивнет, чтобы отделаться от мелюзги. Но наверняка найдется еще кто-нибудь, кто видел его раздетым у ростомера, и задаст ему один специфический вопрос. Тут уж Карл Август встанет, так как он против такого юмора на свой счет. Он поднимет юмориста-одиночку вместе со стулом и поставит на стол, если на стене не найдется гардеробного крюка, за который он однажды уже подвесил одного такого весельчака. После этого шуточки по поводу Августа Сильного постепенно поутихнут.

Так оно и было.

Карл Август стал правофланговым первой шеренги. В строю он возвышался подобно угловой башне крепости. Один берлинец наградил его сокращенно-уменьшительным именем Калле. Оно закрепилось за ним, но и первые ассоциации также не были забыты: клички Сильный и Великий прикрепились к нему, как пивные этикетки, наляпанные солдатами на зеркале в раздевалке душевой.

Если бы на учебу его попытался направить начальник или еще кто-нибудь, то он отмахнулся бы от такого предложения: «Поздно мне! Слишком стар!» А было ему ровно тридцать три года.

Но все было иначе. Карл Август сам попросился на курсы. И на то были особые причины. Были и особые причины на время отпустить его со службы. Они заключались в том, что от Карла Августа, после завершения им курса наук, ожидали чего-то совершенно определенного. Так что несколько недель, проведенных им в специальной школе, были всего лишь прологом заранее запланированной постановки. В школе же он должен был, так сказать, выучить свою роль и поупражняться на этюдах.

Карл Август был среди курсантов единственным представителем транспортной полиции, большинство же носили обычную зеленую полицейскую форму. Карл был в звании главного вахмистра, но это не имело значения: в школе действовало правило — кто бы ты ни был, здесь ты ученик.

Другая, наиболее важная, часть личного состава школы — преподаватели и начальники — была малочисленной, но в то же время и более дифференцированной. В любом учебном заведении ученики обычно внимательно присматриваются к учителям и довольно быстро снабжают их ярлыками: муфлон, дидактик, остряк и тому подобное.

Проводник собаки немыслим без нее. Либо собака у него своя, либо он ее получает. У Карла Августа своей собаки не было. Он хотел подобрать себе собаку в школе и затем уже воспитать ее по-своему. Таково было его желание, в этом была цель его поступления в школу. Ему было обещано, что он получит собаку и станет ее постоянным проводником. Иначе он не поехал бы на учебу. Ведь он уже однажды якобы сказал: «Все эти собачьи проводники — пустой номер». Но здесь, в школе, он, конечно, такого уже не скажет. Кто же станет пилить сук, на котором сидит?

Так зачем же Карлу Августу потребовалась собака? Зачем пошел он на учебу, после которой тоже станет проводником?

Все объяснялось некоторыми событиями и характером самого Карла Августа. На одном из участков его железной дороги возникла необычная и довольно «темная» ситуация. Кто-то систематически выводил из строя световую сигнализацию, а поймать мерзавца никак не удавалось. И приходилось об этом постоянно писать донесения, из раза в раз повторяя, что положительных сдвигов нет, объясняться по этому поводу, строить догадки, делать предположения. Начальство свыше прислало в отделение проводника со служебной собакой. Происшествия прекратились. Но стоило им уехать, как все началось сызнова.

Вот тут-то Карл Август и произнес в сердцах ту самую фразу:

— Все эти собачьи проводники — пустой номер!

Его реплика вызвала резкий вопрос:

— Ну а вы-то что предлагаете?

— Мы должны попробовать сами!

— Так попробуйте!

— И попробую!

Так этот краткий разговор стал событием, которое уже кое-что меняло. Однако же не донесения, тон и смысл которых оставался прежним. По крайней мере, пока что оставался прежним.

Такого рода донесения — всегда вещь крайне неприятная. Нераскрытые происшествия и преступления — каждый раз признание собственного бессилия; донесения о чужих грехах, которые становятся твоими собственными.

Итак, Карл Август внес предложение. Никаких «может быть» для него уже не существовало. Раз сказано, значит, сделано. Он был человеком слова. Именно таким все его знали. Если б еще он не был таким прямолинейным! Ведь то же самое можно сказать иначе, факты от этого не изменятся. Короче говоря, он вылез с идеей, ему же и пришлось толкать ее дальше. Как говорится, энтузиазм — широкая дорога. Вот так сделанное им предложение и привело его несколько недель спустя в школу служебного собаководства.

Собаки. Они замечают, что происходит нечто необычное. Комплекс, в котором они находятся, в образцовом порядке. Аккуратными рядами, как летние домики, стоят собачьи клетки. В каждой — спальный бокс, а на нем место для лежания, на стене в строгом порядке развешены принадлежности для ухода за собакой и клеткой. Так вот и живут сотни сородичей, отделенные стеной от соседа, не видя, но слыша его. Изоляция посреди массы. Хозяин появляется в строго определенное время, чтобы очистить клетки с помощью струи воды и совка, дать корм или провести занятия со своим подопечным, которые после долгого ожидания воспринимаются как награда. Его появление встречается радостным лаем, прыжками, другими проявлениями радости — в зависимости от темперамента. Собаки, еще не имеющие хозяев, обслуживаются, так сказать, по совместительству.

Карл Август не спеша прогуливался вдоль клеток. В табличках над клетками клички и возраст животных, фамилия хозяина-проводника. Собаководы или просто знатоки по первым буквам клички определяют, к какому по счету помету принадлежит животное: Арно — к первому, Бодо — ко второму, Цезарь — к третьему. Карл Август читал клички. Суки его не интересовали, даже если их имена звучали как имена из восточных сказок.

Выбор пса был для Карла нелегким делом. Ведь он впервые разглядывал этих животных не просто так, а с определенной целью. Он знал только одно — цель своих поисков, о склонностях и способностях разных пород и отдельных животных он не имел представления. Здесь были немецкие овчарки — всемирно известная порода, идеал служебной собаки. Кто-то, правда, уже рассказывал ему, что в угоду моде собаководы делают из них животных для забавы, комнатных собак, вытравляя из них путем селекции резкость и злобу. Возможно, кое-что здесь было преувеличено, но как бы там ни было, а Карл Август смотрел на собак этой породы с легким недоверием.

Крепкие круглоглазые ротвейлеры нравились ему больше. Их недостатком были, по его мнению, добродушные морды. По сравнению с черными лохматыми ризеншнауцерами ротвейлеры выглядели более приветливо. К сожалению, в клетках было лишь три кобеля ризеншнауцеров. Два из них были аккуратно пострижены, третий выглядел неухоженным. Для Карла он мог оказаться приемлемой кандидатурой хотя бы уже потому, что не был красив. На табличке значилось: «Рекс из питомника Волкенштайн». «Р» хорошо произносится и тихо, и громко, и ласково, и грозно, «екс» звучит кратко и резко, почти как выстрел, и даже если его произнести шепотом — все равно как удар хлыстом. Название питомника для Карла Августа ничего не значило. Рекс ему был нужен для выполнения определенной задачи, а не для конкурса красоты.

Карл Август не спешил, не доверяя первому впечатлению. Но чем чаще и дольше он разглядывал Рекса, не предпринимая ни малейших попыток сблизиться с ним, тем решительнее отклонял других, еще не разобранных собак. А что Рекс свободен, он уже знал. Рекс был угрюмым псом, и это нравилось Карлу Августу.

Ежедневно он прогуливался вдоль клеток и, используя каждую свободную минуту, изучал и сравнивал поведение животных. Он хотел знать, отличается ли Рекс, и чем именно, от других собак. В одном он отличался совершенно явно — в манере лаять. Большинство собак лаяло, потому что лаяли все. Рано или поздно они успокаивались. Например, когда человек останавливался и тихо стоял перед клеткой. Рекс поступал иначе: он начинал лаять именно в этот момент. Причем в совершенно иной манере. Это не был непрерывный лай, как у сторожевых собак, а лай короткий, сухой, требовательный: «Чего тебе надо? Кто ты? Уходи! Проваливай!»

Однажды, когда Карл на пару шагов приблизился к клетке, Рекс издал рычание, шедшее из глубины его широкой груди. Его тело напряглось, как будто он хотел броситься прямо через решетку. Резко на фоне черной шерсти заблестели оскаленные зубы. Прямо-таки баскервильская собака. Да, такой пес мог бы напугать кого угодно! Карл Август содрогнулся и обрадовался.

Этот момент и решил все. Так бывает на железной дороге: стрелка переведена, и поезд устремился в новом направлении, на новую местность, где все иначе.

«Ты и только ты! Да, милый мой, это решено».

С усердием Карл Август набросился на кинологию. Он хотел быть на высоте. И отнюдь не для того, чтобы блеснуть перед преподавателем и заработать хорошую оценку. Просто он хотел доказать самому себе, на что способен.

В глазах кое-кого из окружающих Карл Август был заносчив. Возможно, такое впечатление возникало из-за того, что он слишком уж непримиримо отстаивал свое мнение. Но вряд ли кто догадывался, какой он самокритичный человек, потому что сам себе дал слово быть именно таким. Ему было очень нелегко признаваться в своих ошибках, но в то же время он был одним из тех, кто считает позором повторить одну и ту же ошибку дважды.

Что касается Рекса, то Карл Август слышал от опытных людей, что ошибки в обучении собаки исправляются потом с колоссальным трудом. И поскольку в этих делах он еще не разбирался, то точно хотел знать, что к чему. Ему было важно знать не только то, что сделает собака по требованию человека, но и почему она так сделает.

Карл Август грыз гранит науки и не стеснялся спрашивать. Когда преподаватель заканчивал раздел традиционным обращением к группе: «Есть ли у кого-нибудь вопросы?» — все головы поворачивались в сторону Карла Августа, потому что у того всегда был наготове вопрос. Особенно сильное впечатление на него производили различного рода действующие модели и схемы, нарисованные на доске.

На прогулке после занятий он раскладывал прочитанное и услышанное по полочкам. Все начиналось с органов восприятия, например с ушей. Они воспринимали сигнал и направляли его в один из отделов мозга. Оттуда исходили приказы железам, которые работали подобно химической фабрике со своей собственной экспедицией. Затем по проводящим путям нервов приказы следовали к мускулам и связкам, с помощью которых совершались прыжки, поиск следа, кусающие движения, раздавался или, наоборот, не раздавался лай. Карл Август понял, что отдача приказа обязана соответствовать тому процессу, который должен последовать, что существует целый комплекс раздражителей.

Он не верил, что бывают «умные собаки». Он сам должен быть умным. В отличие от других он любил выходить к доске, чтобы перед всей аудиторией повторить выученное. Он действовал в соответствии с тем, что говорил ему его прежний опыт: никогда ничего не учить наизусть! Если он мог прочитанное или услышанное повторить собственными словами, то это уже накрепко запечатлевалось в его памяти.

Старший лейтенант Штанге, руководитель практической подготовки в группе, где обучался Карл Август, заметил, с каким интересом тот присматривается к Рексу, однако пока что оставался в стороне, лишь издалека посматривал, как Карл наблюдает за псом. Однако когда приблизилась пора первого практического упражнения с собакой, Штанге подошел к Карлу. В конце концов, в вопросе выбора собаки он, Штанге, не посторонний человек.

— Кажется, для вас, товарищ главный вахмистр, существует лишь одна собака?

Карл Август прямо-таки опешил. Посмотрев молоденькому старшему лейтенанту в глаза, он улыбнулся, не зная, как воспринимать этот вопрос офицера — как служебный или личный. На всякий случай он вытянулся:

— Только одна, товарищ старший лейтенант!

— Хотите, я вам помогу? Вы единственный, кто хочет взять этого пса.

Как в таком случае реагировать курсанту? Сказать преподавателю, что ему хотелось бы самому справиться с собакой? Но тогда не посчитает ли его Штанге заносчивым? Ведь старшему лейтенанту известно, что он, Карл Август, никогда не имел собаки. Карл решил рискнуть (ведь по прямой всегда ближе к цели):

— Буду вам очень признателен, товарищ старший лейтенант, если вы будете где-нибудь поблизости.

Штанге понял.

— Вы уже были в клетке?

— Нет.

— Как вы намереваетесь взять его оттуда?

— Вы думаете, он сразу бросится на меня?

— Ну, пока что хозяин в клетке он.

— Вы не знаете, как он кусает? Высоко или низко?

— Как ему вздумается. Он не зафиксирован на чем-либо одном. — Штанге немного помолчал. — Если вам удастся его привязать к себе, вы выиграете очень много призов.

— Мне не нужна собака для выставок.

— Я имею в виду спортивную секцию, гражданскую спортивную организацию, в которой принимают участие многие проводники собак. Частично для того, чтобы поддерживать форму, частично, чтобы восполнить недостаток инструкторов по обучению собак. Когда придет время, вспомните о моих словах. Для собаки ничего лучше не придумаешь. Иначе она ожиреет и обленится.

— Я подумаю об этом, товарищ старший лейтенант. Пусть Штанге понимает этот ответ как хочет.

Карл Август присел на корточки перед клеткой. Он пытался заглянуть в глаза Рексу и никак не мог понять, удалось ему это или нет, потому что за нависшими на глаза бровями пса он никак не мог поймать взглядом его зрачки. «У дрессировщиков такие же трудности с полярными медведями», — вспомнилось ему.

Рекс рычал. Тихо. Яростно. С голыми руками в клетку лучше не заходить. Принадлежности, развешенные на стене, казались Карлу малопригодными. Карл Август отправился на поиски более надежного оружия. На территории ему так и не удалось чего-нибудь найти. У себя дома на вокзале он бы давным-давно уже что-нибудь раздобыл. Об этом позаботились бы либо строители, либо пассажиры…

Наконец в одном туалете он обнаружил резиновый колпак для прокачки засоров. Его толстая ручка была вполне подходящей. Сразу ее не перекусить. А дать Рексу что-нибудь, во что бы он вцепился зубами, было необходимо, чтобы отвлечь его внимание. Нужно было что-нибудь взять и в другую руку. Подумав, Карл Август срезал гибкий ореховый прут. У порога клетки он еще раз продумал, как будет действовать. Как будто прокрутил для себя фильм со всевозможными упреждающими приемами и действиями.

За его спиной опять возник старший лейтенант Штанге:

— Я помогу вам войти в клетку с помощью сильной струи из шланга.

— От лишней царапины со мной ничего не случится, — ответил Август.

Штанге кивнул в знак согласия, но все же на всякий случай открыл кран.

Рекс отступил к своей спальной будке. Карл Август проскользнул в клетку через решетчатую дверь. Рекс стоял у будки. Фильм развивался не так, как планировал Август.

На стене висели ошейник и поводок. А также намордник.

— Вам нужно было взять совок. К нему он привык. Ваша палка вряд ли ему понравится, — сказал Штанге.

Карл Август хотел протянуть руку к ошейнику. Хотел было протянуть.

— Сейчас бросится! — крикнул Штанге.

Рекс укусил Карла ниже локтя. Не почувствовав боли, Карл ударил пса хлыстом по спине и случайно попал по носу. Рекс отпустил его руку и замер. На какую-то секунду или долю секунды. Карл Август схватил пса за шею, вцепился в шерсть и поднял к потолку клетки. Теперь бы еще кто-нибудь надел на Рекса ошейник. Карл Август мог позвать старшего лейтенанта, но из гордости не стал этого делать. А Штанге с удовольствием наблюдал за сценой. Счет пока что был 1:1. «Посмотрим, что будет дальше. Именно в таких ситуациях познаются ученики».

Рекс рвался из рук, бил Карла задними лапами. Карл медленно опускал собаку. Когда уши пса оказались на уровне его лица, он сказал:

— Ну, хватит, хватит, мой мальчик. Достаточно.

Рекс продолжал рычать. Карл повернулся спиной к стене с принадлежностями. «Неужели он отважится держать его одной рукой, а другой возьмет ошейник?» Карл несколько раз двумя руками поднял и опустил тяжелого пса. А затем вдруг — одной рукой. Движение к стене, движение к собаке. И — удача!

Штанге выразил жестом одобрение и закрутил кран. Карл Август зажал Рекса между ног и прижал его за холку к полу. Деваться тому было некуда. Карл Август чувствовал рукой шипы ошейника. Теперь нужно было схватить собаку за морду, пока та не отдышалась. Он слегка ослабил хватку, просунул руку между шипами, молниеносно схватил Рекса за морду и, стиснув ее, задрал ему голову вверх так, что ошейник, скользнув вниз, опустился ему на уши. Затем, еще сильнее стиснув собачью морду, он освободил вторую руку. Если бы ризеншнауцер был пострижен, то было бы проще, а так ему пришлось тащить ошейник, шипами цепляясь за свалявшуюся густую шерсть пса.

Наконец-то! И сразу же, как только ошейник был надет, рявкнул: «Место!» — и прижал пса к земле. Ладонями он чувствовал, как вибрируют мускулы животного. Он придавил ступней поводок, чтобы его было удобнее натянуть или отпустить. Рекс лежал как пришпиленный к полу.

— Вот так-то, мой мальчик. Я и не ждал, что ты сразу же бросишься ко мне.

Карл рискнул бросить взгляд в сторону Штанге. Тот положил шланг и отряхивал ладони.

— Он потребует от вас не только знания теории и желания.

— Я прогуляюсь с ним чуть-чуть, — сказал Карл.

— Только наденьте на него намордник. Он не признает любви с первого взгляда. Теперь вы сами это знаете.

Карл Август охотно отказался бы от этого, но не хотел обидеть Штанге. Он надел псу намордник и хотел уже его застегнуть, но в этот момент Рекс высвободил голову и укусил Карла в кисть руки. Пошла кровь. Карл Август вытянул пса хлыстом по заду, потом поддал ему еще и еще. Он грубо напялил на собаку намордник и с такой силой стянул ремешок, что Штанге вынужден был вмешаться:

— Не задушите его. Нельзя терять самообладание, товарищ. Если вы хотите подчинить себе животное, то начинать следует с собственной выдержки.

Карл Август густо покраснел. Все тот же старый недостаток — болезненная реакция на критику. Он не сдержался, а другой человек видел это. Карл Август ослабил ремешок. В нем кипела ярость, и он не мог с ней совладать. Он сунул окровавленную руку Рексу под нос:

— Не вздумай сделать это еще раз!

Его слова походили на рычание. И тут Рекс, просунув язык сквозь намордник, лизнул руку.

— Приблизьте лицо к наморднику, — тихо подсказал Штанге.

Карл так и сделал, а Рекс стал лизать нос Карла, потому что до него было легче дотянуться языком.

— Вы его подчинили. Теперь вы можете снять намордник, если захотите.

Сказав это, Штанге ушел. Уходя, он еще раз обернулся и крикнул:

— Возьмите мой велосипед, он стоит рядом с кормовой кухней! Псу нужно много двигаться.

— Спасибо, товарищ старший лейтенант.

Практические занятия. Многие вспоминают фразу, сказанную начальником школы полковником Деде перед началом занятий. А вообще-то, полковник часто повторял свою речь, произнесенную тогда, точнее, ее главные положения. Кое-что из них Карл Август запомнил.

— Большие драмы в нашей практике случаются редко, — сказал полковник.

А Карл Август прокомментировал про себя: «Ага, однако все же случаются!»

— Поэтому как в период обучения, так и в ходе последних самостоятельных тренировок необходимо избегать малейшей небрежности, не прощать себе ни малейшей ошибки или даже шероховатости; ни в коем случае нельзя пытаться пустить пыль в глаза преподавателям, перенимая повадки бывалых проводников. — По-видимому, на этот счет у полковника был определенный опыт, который он получил, наблюдая за соревнованиями и борьбой за звание «лучший курсант». — Недостаток самокритичности и свою самонадеянность некоторые товарищи оплатили ценой собственной жизни или здоровья. Если вы станете участником такой драмы, то вы — сами того не желая — можете стать в ней трагическим или комическим героем. Но аплодисментов за это не получите.

Карл Август запомнил эти слова и отнесся к ним весьма серьезно, потому что к полковнику он испытывал симпатию. Да, да, и поэтому тоже. От кого-то он слышал, что Деде уже тридцать лет занимается этим делом. Тридцать лет работает с собаками! Поистине собачья работа! На этом он даже диссертацию сделал.

Карл Август изучал Рекса, свою первую собаку. Наблюдая за ней, изучал и самого себя. Вначале он даже не замечал этого. Но когда до него дошло, что во время упражнений по вождению собаки на поводке он не приспосабливался, подобно другим, к собаке, чтобы пустить пыль в глаза преподавателям, а пускал Рекса вперед и рывком возвращал его назад, то понял, что он себя не только контролировал, но и корректировал. Что делал Рекс, как он это делал и почему — все это зависело от него, Карла Августа.

Рекс вскоре усвоил, когда последует короткий резкий рывок за шею. Обычно он следовал после того, как хозяин крепче брал поводок, после чего звучала команда. Сначала с помощью разных уловок он пытался увернуться. Но каждый раз за этим возникало неприятное ощущение на шее, и он постепенно приучился бежать так, чтобы голова была возле колена хозяина, чтобы по команде «Сидеть!» быстро сесть. Иной раз казалось, что Рекс смеется, радуясь, что ему удалось упредить рывок. Но это, конечно же, был плод воображения. О смеющихся собаках в курсе обучения ничего не говорилось.

Карл Август упражнялся каждую свободную минуту, проверяя теорию практикой. Он вспомнил, как однажды в юные годы пошел к ювелиру, чтобы проверить, из настоящего ли золота сделано дедушкино кольцо. Ювелир провел кольцом по черному камню и капнул туда кислотой. Золотые черточки, оставленные кольцом на камне, не потускнели. Кольцо было из настоящего золота. С тех пор он знал, что такое оселок, на котором проверяется и оттачивается металл. С тех пор он взял за правило всегда докапываться до сути вещей. Это относилось и к Рексу. На занятиях он узнал: собака не понимает языка, животное различает — в сочетании с другими раздражителями — только звуки. Вместо «Рядом!» он произносил «Градом!» или «Стадом!», и Рекс реагировал на это и оставался у левого колена. Карл Август командовал «Сидеть!», «Галдеть!» или «Свистеть!», и Рекс садился. Теория подтверждалась на практике, а Рекс был чем-то вроде черного камня-оселка.

Карла Августа забавляло, как Рекс реагирует на интонации своего хозяина. Он экспериментировал. «Ты здоровая, черная, грязная скотина!» — эти отнюдь не лестные слова Август произносил ласково, как признание в любви, и Рекс тыкался ему носом в ладони. Если же Карл Август резким тоном говорил: «О моя дорогая, милая собачка!» — Рекс сразу же начинал демонстрировать покорность, выражая ее, однако, весьма скупо — поворотом головы и взглядом из уголков глаз, наблюдая за тем, как дальше будут развиваться события.

Много похвал получал Рекс за свою постоянную готовность прыгать. Но ему не нравилось преодолевать низкие препятствия. Так, если встречалась загородка, которая была ему только по брюхо, он пытался ее обежать или подлезть под нее. И в этом Карл Август видел свою логику. Собаке казалось бессмысленным прыгать через что-то, через что и прыгать не стоило. Высокие препятствия были ей больше по душе, особенно те, которые закрывали видимость.

Рекс был любопытным псом. Когда Карл Август приближался вместе с ним к барьеру, у Рекса от нетерпения начинали дрожать задние ноги. Когда же Август бросал наконец через барьер предмет, который Рекс должен был ему принести, последний, взлетев на стенку, отыскивал его глазами и прыгал за ним уже по кратчайшему пути.

Карла Августа не удовлетворял предусмотренный учебной программой список вещей, которые должна приносить хозяину собака. Он требовал от Рекса, чтобы тот приносил все, что ему принадлежало. Например, ключи. Было видно, с каким отвращением Рекс выполнял это требование. Но Карл Август был непреклонен. За это он хвалил Рекса больше, чем за доставку тех вещей, которые были ему более симпатичны, например фуражки и перчаток.

Он требовал от Рекса максимальной концентрации. Чтобы добиться этого, он одалживал у своих друзей носки, перчатки, шапки и вместе со своими вещами перебрасывал через барьер. Когда Рексу удавалось определить и принести то, что нужно, Карл носился с ним за это целый час по полям и лесам. Для Рекса это был настоящий праздник.

Все эти упражнения, успехи и неудачи укрепляли Карла Августа в убеждении, что чистота работы собаки в первую очередь зависит от того, насколько тщательно и чисто отработан рефлекс. Сам Карл Август имел склонность к аффектам. Он знал об этом, и нередко потом ему было не по себе. Теперь же он сам замечал, что этот недостаток постепенно исчезает под влиянием того, что он постоянно пытался делать все обдуманно и на непонятное для него поведение собаки реагировать как следует поразмыслив.

Он готовил Рекса к тому, чтобы после школы тот выполнил специальную задачу. В числе других предметов Рекс должен был приносить Карлу его оружие, делая это после прыжка через барьер или после продолжительного поиска. Карл не хотел, чтобы кто-нибудь узнал об этом. Терять оружие непозволительно! Однако если такое случится, что тогда?

Рекс оказался драчуном. Ничто этого не предвещало. Карл Август и товарищ, который вел на поводке серую овчарку, такого не предвидели. Может быть, это было неожиданно и для старшего лейтенанта Штанге, хотя и не исключено, что он только делал вид, будто ему многое невдомек, — его любимая метода и средство, чтобы не впасть в рутину.

Группа двумя хороводами, как в народном танце, двигалась в противоположных направлениях по кругу. Внутренний хоровод — влево, внешний хоровод — вправо. Штанге стоял в центре, как бы образуя ось, вокруг которой все вращалось. Спустя некоторое время он отдал приказ отстегнуть поводки.

Рекс сразу же поднял голову. Август предупреждающе крикнул: «Рядом!» Курсант с серой овчаркой приближался к ним. Псы навострили уши и оскалились. И тот и другой. «Рядом! Рядом!» Они уже было разминулись. То, что случилось за этим, произошло мгновенно. Потом уже никто не мог сказать, какая собака первой зарычала.

Псы вдруг бросились друг на друга. Один вцепился другому в шею, а тот укусил противника в грудь. Вцепившись друг в друга, собаки вертелись волчком. Они не слушались никаких команд. Проводники пытались растащить их за задние лапы. Безуспешно. Рычание становилось все более остервенелым.

Штанге был тут как тут:

— Взять их на поводки!

Это удалось сделать без труда, потому что псы просто ослепли от ярости. Штанге зажег кусок бумаги и сунул ее между драчунами. Псы моментально отпрянули.

«Знает, что делать в таких случаях», — подумал про себя Карл Август, и Штанге еще больше вырос в его глазах.

— Заставьте собак лечь, чтобы успокоились, а затем продолжим занятия. Вплотную друг к другу. Действуйте решительнее и жестче. Чем быстрее вы это освоите, тем лучше. А то смех, да и только…

Дополнительные занятия с драчунами помогли. Но преодолеть свою вражду друг к другу совсем они так и не смогли. Как только подворачивался удобный момент, чтобы без риска «высказаться», как тут же оскаливались зубы и глубоко из груди вырывался злобный рык. Прямо-таки вулканическая неприязнь.

Важнейшей частью программы обучения был поиск, работа со следом. Карл Август вызубрил соответствующий раздел теории и выделил для себя ряд наиболее важных моментов. Рекс должен был после завершения обучения ориентироваться в любой ситуации, а не в какой-нибудь лишь одной определенной. К примеру, Карлу было важно знать, как поведет себя Рекс, если во время прогулки найдет какой-нибудь предмет. Карл должен был знать это, чтобы учесть привычки Рекса.

А Рекс вел себя по-разному. Перчатки своего хозяина он молниеносно подбирал и приносил их галопом. Платок брал в зубы и размахивал им, как флагом. Перед ботинком, который Карл одолжил у товарища, он просто ложился, как бы говоря этим: «Посмотри сначала на это!»

Свои наблюдения Карл Август обсудил со старшим лейтенантом Штанге. Тот посоветовал ничего не менять.

— То, что он ложится, — хорошо. Это почти то, что требуется на соревнованиях. Он приносит только ваши вещи — и в этом тоже свои плюсы.

Пригодность Рекса к соревнованиям совершенно не волновала Карла Августа. А Штанге продолжал свое:

— Вы так серьезно работаете с Рексом, что были бы находкой для любой секции.

Карлу Августу нравился Штанге. Они, пожалуй, были из одного теста. Но старший лейтенант отдался своему увлечению с детства, из любви к собакам и спорту. А Карлом Августом руководили другие мотивы. Поэтому он избегал разговоров на такие темы.

— Может быть, и попробую. Несколько позже.

Много разочарований принес Карлу Августу день, когда он по всем правилам искусства впервые проложил для Рекса след. Пес не шел по следу. Он стоял на краю поля, как вырезанная из черного дерева скульптура. Карл Август ткнул его носом в начало следа: «Ищи! Ищи!» Рекс завертелся на месте волчком. Карл посмотрел, как дела у других товарищей. Они хотя и начали одновременно с ним на той же кромке поля, однако ушли вперед метров на двести.

Карл опустился около Рекса на колено:

— Почему ты не ищешь? Что с тобой?

Рекс слушал, навострив уши.

— Здесь прошел человек, уважаемый господин пес! Он проделал путь ради тебя. Он кое-что потерял, а мы должны это найти. Вон, видишь, сзади стоит старший лейтенант. Он хочет посмотреть, как мы с тобой это сделаем. Ну, ищи же! Ищи! — Карл пытался говорить с Рексом в том же тоне, в каком говорили со своими собаками другие.

Рекс не шелохнулся. Но ему явно нравилось, что его хозяин так много говорит с ним. Единственный раз он поднял голову. Наверняка чтобы поглядеть, где же другие собаки. Неторопливым шагом приближался старший лейтенант Штанге.

— Он не понимает, чего вы от него хотите. Команда ничего у него не вызывает. Связь еще не выработалась, нет раздражителя, нет рефлекса, нет связи между ними. Уговаривать его бесполезно. Уложите его, но в наморднике.

Карл Август привязал Рекса к дереву. Он с трудом сдерживал себя. Разве не говорилось на занятиях, что поиск по следу — одно из наиболее естественных действий собаки, ее врожденная способность? Почему же не хочет искать эта черная псина?

Немного в стороне, на редколесье, один из преподавателей готовил к первому экзамену черного пса — овчарку. Один из курсантов помогал ему, играя роль нарушителя. Карл Август наблюдал за происходящим. Черный пес был красавцем. «Чересчур красив», — отметил про себя Карл Август. Пес был темпераментен, внимателен, ловок и, пожалуй, несколько шаловлив. Ему было около двух лет. Хороший возраст для обучения. Пес наверняка чувствовал, что из засады, для которой вдоль пути было лишь одно удобное место, на его хозяина будет совершено нападение. Пес пританцовывал, как дрессированная лошадь, его голова была в постоянном движении. Энтузиазм животного передался его хозяину. Когда курсант наконец выскочил из кустов, черный пес ринулся на него и вцепился в толстый ватный рукав защитной одежды.

Рекс бесился на поводке в некотором отдалении от происходящего и, наверное, порвал бы его, если бы в своем порыве не обежал вокруг дерева и тем самым не укоротил привязь.

Преподаватель работал с черным псом по экзаменационной программе секции служебного собаководства. Следующее за этим задание — преследование нападавшего на коротком расстоянии. «Нарушитель» бросился убегать. Преподаватель на несколько секунд придержал овчарку на поводке, а затем послал в погоню. Будь здесь публика, наверняка раздались бы аплодисменты. Черный пес был сама элегантность. Какие линии, какая пластика! Казалось, тело животного стелется по земле. Он бросился на «преступника», но тут же отпустил его и, как бешеный, стал обнюхивать почву. Там, по-видимому, было нечто, что возбуждало молодого и воинственного пса больше, чем охота и победа.

— Ах ты, черт возьми! — воскликнул преподаватель. Август не мог поверить своим ушам: хозяин собаки бушевал, даже в сердцах бросил на землю фуражку. — Здесь, наверное, кто-то прошел с течной сукой.

Громко и властно он скомандовал: «Рядом!» Но черный пес продолжал обнюхивать почву со все возрастающим интересом. Преподаватель бросился к нему, поскольку боялся, что тот пустится по следу. Он взял пса на поводок и удалился, весь красный от досады, чтобы с помощью команд и упражнений успокоить собаку, а заодно и себя.

Этот случай укрепил у Карла Августа веру в своя: даже многоопытные инструкторы-собаководы не в состоянии справиться с некоторыми ситуациями. Лишь в редких случаях удается побороть власть инстинкта. Несмотря на многовековое партнерство между человеком и собакой, здоровый пес всегда будет следовать законам своего вида, высшим из которых является закон его сохранения и продолжения.

То, что он увидел, стало для Карла Августа как бы бесплатным учебным фильмом. Следуя своей системе, попытался проанализировать увиденное. Он уставился на Рекса задумчивым взглядом: «Ты не так красив, как тот. Но ты ведь тоже пес». В его голове зародилась идея. Отвязав Рекса от дерева, он побрел с ним в сторону небольшой просеки, на которой только что разворачивался учебный поединок человека с собакой. Рекс поспешно семенил рядом с Карлом Августом. Тот наблюдал за ним: он знал то, чего не знал Рекс, знал, что тот сейчас унюхает собственным носом. И впрямь! Точнехонько на том же самом месте Рекс опустил нос. По его телу прошла волна сильного возбуждения.

«Рядом!» Приказ был подчеркнут резким рывком ошейника. Рекс подчинился, но его нос, подобно стрелке компаса, все время поворачивался к точке наивысшего притяжения. Карл Август еще раз помог Рексу преодолеть себя повторной командой «Рядом!».

Пес поступил в соответствии с тем, что человек называет дисциплиной. Но внутренне он следовал иному закону. По-видимому, законы иногда накладываются друг на друга и борются за приоритет. Или же нам это только кажется, потому что мы не в состоянии увидеть их соподчиненность и последовательность с позиции животного. Но, во всяком случае, Карлу Августу удалось подавить на какое-то время инстинкт животного с помощью приказа, что конечно же не удалось бы, бегай Рекс свободно, сам по себе. И все же принуждение было неподходящим средством.

«Что ж, тогда попробуем хитростью. Вот так-то, мой милый песик!»

С нетерпением ждал Карл Август следующих самостоятельных занятий. Но прошло несколько дней, прежде чем он полупил возможность осуществить задуманную попытку.

Постовой у ворот съязвил по поводу того, что в руке у Карла пластмассовое ведро небесно-голубого цвета:

— Никак, собрался поставить цирковой номер с дрессированным хищником? А?

Карл Август лишь кивнул в ответ, уходя таким образом от разговора. Рекс же вообще не обратил внимания на постового, так как не выпускал из поля зрения красивое голубое ведро.

Они направились к находившемуся поблизости полю. Карл Август выбрал его потому, что там были большие камни, которые должны были послужить ему ориентиром при выполнении его задания. В ведре же скрывалась от Рекса тайна, страшно интересовавшая его, — он, как дрессированная лошадка, прямо-таки пританцовывал от нетерпения и любопытства у колена Карла.

Тот же твердой рукой вел Рекса на поводке и не давал собаке приблизиться к ведру, закрытому сверху полиэтиленом. Когда около кучи прошлогодней грязно-серой соломы Карл приказал Рексу сесть, тот подчинился с большой неохотой. Чтобы Рекс наверняка остался на месте, Карл Август положил рядом с ним свою фуражку. Пес скулил, когда хозяин с небесно-голубым ведром уходил от него.

Отойдя подальше, так, чтобы Рекс не мог его видеть, Карл приступил к осуществлению своего плана. В ведре у него была всего-навсего старая половая тряпка, которую он вытащил за привязанную к ней веревку. Затем он вынул лист бумаги со схемой, сориентировал ее по положению камней и пошел через поле, волоча за собой на веревке тряпку и вполголоса считая шаги. В трех местах он положил на землю предметы: пачку из-под сигарет, велосипедный звонок и висячий замок. По широкой дуге он вернулся к куче соломы, следя за тем, чтобы тряпка уже земли не касалась.

Подчеркнуто медленно он подошел к Рексу. Пес ждал его с высоко поднятым носом и, когда Карл оказался рядом, попытался лизнуть его руку. Но Карл не дал ему этого сделать, мягко шлепнув пса по морде. Он надел на Рекса шлейку с длинным поводком и подвел его к началу следа.

Рекс тут же уткнулся носом в землю. Удерживая пса на поводке, Карл осадил его командой «Сидеть!» и попытался успокоить. Но Рекс уклонялся даже от дружеского похлопывания по мохнатой груди. На земле лежало нечто более заманчивое. Успокаивая собаку, Карл успокаивал и себя. Все говорило о том, что задуманное у него должно получиться.

Одновременно с командой «Ищи!» он наконец ослабил поводок. Рекс лишь слегка опустил голову и стал тянуть поводок так, что Карлу Августу пришлось держать его еще крепче. Четко и медленно Карл повторил команду. Работа носом и слово «Ищи!» взаимосвязаны. Это Рекс должен усвоить, и больше ничего. Этого и добивался Карл.

Карл Август предвидел, что Рекс будет проскакивать мимо предметов. Около коробки из-под сигарет он заставил пса прервать свой бег резкой командой «Сидеть!». Сидя, Рекс ерзал от нетерпения, но Карл Август не торопясь поднял пачку, не спеша рассмотрел ее и сунул в карман, похвалив Рекса: «Молодец!». И лишь после этого прервал его нетерпеливое ожидание командой «Ищи!».

Рекс летел по следу как на крыльях, точно повторяя все его повороты и изгибы. Жалко, что этого не видел Штанге. Около велосипедного звонка вновь прозвучало «Сидеть!», и вновь последовала бесконечная для Рекса процедура подбирания, разглядывания и укладывания находки в карман. Около замка Рекс уже сел сам, без команды.

Сидел он беспокойно, а новой команды «Ищи!» так и не последовало. Все это должно было показаться псу странным и удивительным, ведь нашел он совсем не то, что обещал ему след. Что касается Карла Августа, то его задумка удалась: след был пройден. Рекс же не мог знать, что его хитро провели. Он нюхал и нюхал вокруг себя. Карл Август взял тяжелого пса на руки, и пританцовывая, стал кружиться с ним. Он снял с Рекса шлейку и наградил куском сахара. Но, ей-богу же, казалось, что Рекс и сахар взял лишь потому, что того лучшего, за чем он мчался, не оказалось.

В своих тяжелых сапогах Карл Август помчался к куче соломы так, что, когда добежал до нее, сердце, выпрыгивало у него из груди. Рекс решил побеситься вместе с хозяином. Они катались по земле, боролись, толкались и кидались друг на друга. Карл Август действовал ладонями и кулаками, Рекс бодал его головой и понарошку кусал. Впервые они так непринужденно играли друг с другом. Впервые Карл Август наслаждался таким творением природы, как собака. И хотя чувствовал острые собачьи зубы то на руках, то на носу, то на ушах, Рекс не нанес ему ни единой царапины. В этом было главное отличие от их схватки в клетке — здесь была игра. Пусть свирепая, резкая, но игра.

Карл Август пошел за ведром. Так как Рекс не был привязан, он отправился с хозяином, рыская по сторонам. Поскольку его нос был совершеннее, он первым обнаружил ведро и тряпку в нем. Ликуя, Рекс стал размахивать тряпкой, держа ее в зубах. Затем отшвырнул ее, залез головой в ведро и с шумом стал возиться там, будто пытался пролезть сквозь него. Потом снова бросился к тряпке.

Это повторилось несколько раз. Карл Август не мешал ему. Совесть его была нечиста, или, по крайней мере, он испытывал сострадание к животному. Он в полном смысле этого слова водил пса за нос.

Товарищиу ворот высказали предположение, что в ведро Карл положил мясные обрезки, чтобы вознаградить собаку или создать для нее сильный стимул. И были на полшага от истины, но не более чем на полшага.

Карл Август избрал самый сильный из всех мыслимых стимулов для кобеля. Он взял с собой тряпку, которой несколько дней подряд убирал клетку течной суки. В последний раз он сделал это за несколько минут до того, как выйти с Рексом на занятия. Поэтому и дал Рексу расправиться с ведром и тряпкой. У него просто рука не поднималась, чтобы одернуть пса. Лишь когда Рекс притащил тряпку и ведро к Августу, тот решительным «Место!» остановил пса и отобрал у него добычу.

В тот же день вечером Карл Август попросил одного своего товарища проложить след, чтобы проверить, будет ли Рекс без обманных манипуляций выполнять команду «Ищи!». Его ждала удача. Может быть, все дело в том, что прошло слишком мало времени, чтобы Рекс мог позабыть урок, а может быть, он надеялся таким образом найти вожделенную суку, или, возможно, ему опять захотелось побеситься с хозяином после урока.

Что же касается Карла Августа, то он лишний раз убедился в том, что успех дрессировки собаки зависит прежде всего от сообразительности человека. Он радовался, что его теория оселка постоянно подтверждалась. Уже в постели, перед сном, мысли его крутились вокруг следующего и последнего этапа обучения.

Фамилия владельца серой овчарки, той самой, что дралась с Рексом, была Шнайдер. Ему было сорок лет, и он был самым старшим в учебной группе. Однажды они вышли на учения по охране общественного порядка. Шнайдер и Карл Август специально шли рядом, готовые при малейших признаках агрессивности собак вмешаться и разнять их железной рукой. Группу возглавлял старший лейтенант Штанге. Ему нравилось, что его курсанты не обходят стороной трудности.

Оба пса не замечали друг друга. Взаимное презрение! Однако их движения, положение тел, ушей, хвостов говорили о внутреннем напряжении. Они изображали мир. Интересно, как долго они выдержат?

Они жаждали решающего боя — боя до тех пор, пока один не покорится другому или не будет удален с глаз долой.

Хозяева приказали собакам лечь. До учебной площадки было далеко. Однако когда какая-то собака, посланная «в поиск», обнаружила за деревом человека и облаяла его, ее возбуждение передалось всем.

Серый пес, привязанный к дереву, рвался с привязи. Неожиданно это ему удалось, он подлетел к Рексу и напал на него. Шнайдер и Карл Август, не спускавшие с забияк глаз, поспешили к ним и энергично вмешались в схватку. На этот раз оказалось достаточным оттащить серого. Шнайдер немилосердно отлупил его. Человек вмешался в драку на правах «верховного драчуна». В этот момент он имел на это право. И поступал правильно, потому что серый должен запомнить наказание.

Штанге осмотрел поводок и еще раз напомнил товарищам о том, что следует быть предельно внимательным, привязывая и оставляя собаку. До тех пор пока они на все сто процентов не будут уверены в своих собаках — а это еще будет очень не скоро, — подобное может повториться.

— В процессе выработки повиновения такие случаи отбрасывают нас на многие дни назад, — заключил он.

У Рекса правое ухо было в крови. Карл Август поймал взгляд Штанге. Старший лейтенант одобрительно кивнул. Карл Август и Рекс отправились на исходную позицию спокойно и уверенно. Карл Август твердо держал Рекса в подчинении, но тем не менее был настороже — в готовности к любым неожиданностям со стороны Рекса.

Однако Рекс бежал спокойно. Штанге с блокнотом в руке подал сигнал. Карл Август отстегнул поводок. Рекс пританцовывал от нетерпения. Штанге метнул взгляд в сторону остальных собак. Там все было спокойно. Последовал второй сигнал. Карл Август подал команду «Смотри!» и добавил тихо: «Ну беги же! Беги!» Рукой он указал Рексу направление.

Пес осмотрелся, затем на пару шагов углубился в лес. У Карла Августа от испуга перехватило дыхание. Но пес реагировал на его сигналы. Карл Август старался не выдать своей радости. На четвертый свист Рекс обнаружил за деревом фигуру человека. Длинными прыжками Рекс преодолел разделявшее их расстояние, бросился на человека и вцепился зубами в подставленный защитный рукав. Он не лаял, а его рычание слышал лишь человек, изображавший преступника. Последний хотел было помочь себе другой рукой, потому что тридцать пять килограммов напружиненных мышц, тянувших его за левую руку, вот-вот должны были опрокинуть его, но Рекс по-своему истолковал это движение, он резко отпустил рукав и схватил «нарушителя» зубами за правую, незащищенную руку, а затем, когда тот заорал и вскинул вверх руки, — еще и за штаны выше колена.

Человек упал, а Рекс встал передними лапами ему на грудь. «Место!» — рявкнул Август, и Рекс лег на свою жертву. Карл Август и Штанге поспешили на помощь человеку. Штанге подбежал первым, и Рекс всей своей массой прыгнул ему на грудь. Карл Август бросился на Рекса и отвесил ему пару оплеух:

— Дурной пес! Ты же делаешь не то!

Но затем он похлопал Рекса по груди, и Штанге, знаток в своем деле, только что поднявшийся на ноги, понял: Карл Август поощряет собаку. Штанге подобрал свою фуражку.

— Извините, товарищ старший лейтенант!

Штанге не слышал или делал вид, что не слышит. Он оглядел рану «нарушителя» и отослал его в медпункт.

— Товарищ Август! Привяжите Рекса и возьмите защитный рукав. Вы сейчас сами все видели и знаете теперь, что к чему.

И Штанге позвал Шнайдера с серым псом.

Пес прошел испытание так, будто наизусть выучил полицейский устав. Овчарка обыскала редколесье, обнаружила Карла Августа, принудила его остановиться и облаяла. Но не кусала. На соревнованиях она получила бы наивысший балл.

Во время перекура, когда все наперебой хвалили серого, Карл Август сказал:

— Мой Рекс нравится мне больше.

Штанге отреагировал на это довольно резко.

— А если бы в лесу гуляли обычные, безобидные и ничего не ведающие люди? Что сказали бы вы тогда, товарищ главный вахмистр?

— На такой случай лучше серый, — твердо и без колебаний ответил Карл Август.

Штанге глубоко втянул в себя воздух.

— Нам нужны храбрые собаки. Но кусать они имеют право только тогда, когда мы им это разрешаем. Собака не понимает ситуации. Тем более когда работает без проводника. Она не знает ни уголовного кодекса, ни законоположений. А это значит — постоянно тренировать животное, отрабатывать все до чистоты. Нельзя допустить, чтобы какой-нибудь там Рекс на работе представлял собой опасность для окружающих. Вы, как проводник собаки, должны это крепко-накрепко усвоить. В названии вашей профессии заключен и ее смысл. Вы ведете собаку, а не она вас. Вы отвечаете за ее действия, только вы. Это не просто, особенно когда возомнишь, что твой пес самый великий, красивый и лучший.

Карл Август рисовал что-то носком ботинка на земле.

— Вам предстоит много работы.

— Так точно, товарищ старший лейтенант.

Что знал о его планах старший лейтенант? Он будет иметь дело не с безобидными гражданами, покупающими сосиски в палатке на перроне. Не с безбилетниками. Для этого собака не нужна. Его пока что неведомые противники совершенно хладнокровно играли жизнями и здоровьем сотен и даже тысяч поистине безобидных граждан. Они подвергали опасности материальные ценности стоимостью в миллионы. Он имел дело с изощренными бандитами. До сих пор не удалось не только поймать их, но даже обнаружить хотя бы какой-нибудь их след. Приходилось бродить в потемках, хватать пустоту. Потому-то в свое время он и отмахнулся от проводников с собаками, сказав, что это пустой номер.

За время, прошедшее с той поры, он, однако, давно уже понял, что не в собаках дело. Просто они были либо неправильно отобраны, либо не так обучены. Может быть, дело было в людях, которые не имели ни малейшего понятия о возможности подобных ситуаций. Бандиты могут иметь обо всем этом лучшее представление. Во всяком случае они могут заметать следы и водить за нос органы общественной безопасности.

Самолюбие его, Карла Августа, было задето, поэтому он твердо решил взяться за это дело. Его план был давно готов. Главную часть этого плана составляла собака. И этой собакой будет Рекс. Возможно, его противник будет вооружен. Карл Август рассчитывал и на это. Поэтому он любил Рекса. Он стал как бы частью его самого.

Все, о чем говорил Штанге, было правильным. Правильным для патрульных полицейских. На пляжах, в парках все это было бы прекрасно. Но только не для него и Рекса с его заданием.

Здесь собака должна слушаться лишь своего проводника. Она не разбирается в знаках различия и могла наброситься на Штанге. Это ему не нравилось.

— В таком случае, работайте с намордником. Если вы не во всех ситуациях можете управлять Рексом, то он опасен для окружающих. Бойцовские качества и неуправляемость — разные вещи.

Наступил день возвращения домой. От Евы он получил письмо: она приедет за ним на машине. Карл Август и Рекс ждали ее перед воротами школы. Тут же на обочине стоял и багаж. Легкий ветерок нес мелкие капли дождя. Время от времени Август стирал их со значка с красивым изображением собачьей головы, который наглядно подтверждал его новую квалификацию.

Почему Ева задерживается? В молодости ему нравилось, что она скорее придет на свидание раньше, чем опоздает. Сейчас он упрекал себя за то, что не давал ей ездить на их «трабанте-комби», если сам был дома. Этот мелкий дождь создавал отнюдь не самые лучшие условия для того, кто не привык сидеть за рулем. Карла Августа беспокоил еще и вопрос, уживется ли Ева с Рексом и Рекс — с ней.

Когда он сказал, что поедет учиться, она восприняла это без возражений. Так же она отнеслась и к тому, что после курсов он будет проводником собаки. Тогда, несколько недель назад, все это было еще неопределенным будущим. Теперь это будущее приобрело реальные контуры, его звали Рекс и весило оно тридцать пять с половиной килограммов. Не очень-то удобный спутник. Сейчас, ожидая Еву, Карл понял, что хотя он и продумал заранее кое-что, но продумал далеко не все.

Не подумал он, между прочим, о том куске жизни, который отделял его замысел от реализации. Этот жизненный промежуток звался семьей, свободным временем, тесной квартирой, отпуском. Да, да, и отпуском тоже. О нем он вообще не подумал. Он не вспомнил о нем даже в тот момент, когда полковник Деде, пожав руку, пожелал всего наилучшего по возвращении домой. А ему предстоял отпуск. И это пришло Карлу в голову только сейчас. Он постарался пока забыть об этом. Вздохнув, посмотрел на Рекса, который явно наслаждался моросящим дождем.

— Отложим пока. Все будет зависеть от того, как ты станешь делать свое дело.

Эти слова Рекс отнес к своей персоне и, почувствован себя польщенным, потерся о колено Карла Августа.

Приехала Ева. Оказывается, она заблудилась. Пес поглядывал на нее, сохраняя дистанцию.

— Выглядит как собака Баскервилей.

Карл Август открыл заднюю дверь фургона, намереваясь уложить багаж, но Рекс впрыгнул в машину, и, широко и удобно устроившись, полностью заполнил собой все место для багажа.

— Марш отсюда!

Эту команду Карл Август произнес впервые, но Рекс ее послушно выполнил.

Ева все еще держалась в стороне, не рискуя приблизиться к псу.

— Машина ему вроде бы нравится. Но меня он не замечает. Полицейские собаки все такие?

— Нет. Только Рекс.

— Намордник обязательно нужен? Ведь ему это наверняка неприятно.

Рекс глянул на Еву. Речь шла о нем, а собаки это замечают.

— Ева, это не игрушки.

Жена задумчиво улыбнулась. Она часто думала, что хорошо бы завести собаку, чтобы та была рядом вечерами и ночами, когда Карл дежурил.

— Значит, его зовут Рекс? Рексик!

— Никакой он тебе не Рексик, а служебная собака.

Ева громко засмеялась.

— Ну, едем наконец! А то мы начинаем смешно выглядеть со стороны.

Ева заняла правое сиденье. Едва усевшись, она вскрикнула: Рекс просунул язык между ремешками намордника и принялся лизать ее затылок.

— Он любит тебя! Меня пока что он не удостаивал такой чести.

Рекс между тем продолжал свое занятие.

— Скажи ему, чтобы он прекратил.

— Он не поймет.

— Моя прическа…

— У него всегда сюрпризы.

— А где он будет спать? Ведь у нас нет места.

Это нужно было обдумать. Карл предложил прихожую. Ева возразила, сказав, что там слишком темно и тесно. Помещать же его в кухню не захотела сама, считая, что там собаке не место. Против гостиной возражал Карл.

— Ну, тогда остается только спальня, — сказала Ева.

— А ты подумала, что он с тобой сделает, если ты приблизишься ко мне?

— Скоро мы это узнаем, мой дорогой. — Ева провела рукой по его волосам и снова вскрикнула: Рекс своей мордой грубо отбросил ее руку.

— Ага, он уже упражняется. — Карл Август явно наслаждался эффектом. Злорадство было и в его голосе, и на лице.

— Он что, ревнует?

— По крайней мере, явно недоволен.

Раньше Карл представлял себе будущий ход событий просто и прямолинейно: приобретаю злую и здоровую собаку, выхожу с ней на линию, хватаю этих мальчиков, и дело в шляпе.

Но прошло уже несколько недель, а дело не продвинулось ни на шаг. Тысячи мелочей отнимали время, и все оставалось по-старому. В докладной наверх снова пришлось писать об испорченных светофорах и сообщать, что принятые меры пока не дали желаемого результата. Это означало: главный вахмистр Карл Август со своей обученной служебной собакой взялся за дело, но не справился с ним.

Его начальник, капитан Петер, степенный человек пятидесяти пяти лет, предпочитавший лучше помозговать лишний часок, чем чего-то недодумать, теперь тоже наседал, требуя «взяться за дело по-настоящему». При этом он конечно же имел в виду горячую голову — Карла Августа, бросал камешки в его огород. Однако Карл Август теперь уже не совсем соответствовал такой репутации — по крайней мере в том, что касалось его собаки. Так, на служебном совещании он заявил, что сначала должен запрограммировать собаку. И тогда кто-то, не удержавшись, брякнул:

— Эти проводники и их собаки — пустой номер!

Все расхохотались. Они высмеивали его. Этот смех въедался ему в душу, доводил до бешенства. Он обособился от остальных. Взяв Рекса, отправился с ним на линию.

День был прекрасный. Светило солнце, веял легкий ветерок, воздух был прозрачен. Карл шел по краю железнодорожного пути. Рексу легче было бежать по шпалам, чем Карлу с его длинными ногами шагать по ним. После двадцатиминутного пути они вышли на поворот. Здесь стоял светофор, его не было видно с того длинного прямого участка, который они только что прошагали. Карл с Рексом двинулся дальше, туда, где два пути, как два ручья, сливались в один. Здесь тоже стоял светофор. Оба светофора всегда повреждались одновременно.

Комиссии и специалисты осматривали «подарочки» неизвестных и высказывали свои предположения. Насколько они были верны, никто не мог судить, потому как не удалось обнаружить даже следа бандитов.

Каждая теория либо правильна, либо нет. Некоторые вопросы подводили к самой сути дела. Почему все время именно эти светофоры? Злоумышленники знали об их значении. Случайность исключается. Однако постоянное наблюдение за ними не установишь. Для этого потребовалось бы скрытно разместить на местности невообразимое число полицейских, телекамер и инфракрасных приборов ночного видения. Нет, это невозможно! Такие вещи, наверное, имеются лишь в нескольких важнейших институтах Академии наук.

Про себя Карл называл неизвестных злоумышленников «шакалами». Они хорошо ориентировались не только в железнодорожных делах, но и на местности. Ни разу не удалось заметить что-либо подозрительное. Патрулирование ничего не давало. Ничего — даже когда нарушался его ритм и оно проводилось через неравные промежутки времени. Не было никакой регулярности и в действиях «шакалов». Единственной закономерностью было то, что в прошлом году эти дела происходили не реже чем раз в квартал. Ничего не случалось в какой-то один определенный день или в те дни, когда в окрестных деревнях были праздники. Так что столь популярная статистика не давала никакой зацепки.

Одно лишь было ясно Карлу Августу: он имел дело с молодыми людьми. Гимнастика на вышках светофора, да к тому же еще и ночью, требовала определенной ловкости. Проворность была необходима и для бегства с места преступления, поскольку от случайностей «шакалы» не были застрахованы.

Древний и главный для криминалиста вопрос — кому это выгодно, кому конкретно эти люди вредят, каков мотив преступления? — в данном случае тоже не помогал продвинуться вперед ни на шаг.

Отвечая на него, можно было констатировать лишь одно: ущерб наносится железной дороге. И только в этом направлении можно было обнаружить какую-то мотивацию. Легко представить себе остановившиеся поезда на участке. Пассажиры ругаются не меньше, чем машинист. Тот докладывает о случившемся по телефону (к счастью, еще работающему): опять, мол, сломан светофор. Об этом говорит он и пассажирам. Те тоже начинают ругаться. Конечно же, не на неизвестных злоумышленников, а что вот-де раньше все было по-другому, что нет былого порядка, что за дисциплину и безопасность должны отвечать серьезные люди, как это было раньше.

И вот затор поездов, который сам по себе стоит немало и вызывает цепную реакцию опозданий, превращается в проблему политическую. Кое-кто пишет жалобы, и все это как град сыплется потом на капитана Петера, который спрашивает, нужно ли посылать на линию еще и черного пса, когда заранее ясно, что из этого ничего не выйдет.

На этот раз Карл Август прошел по линии немного дальше обычного. Собственно говоря, его тянул за собой Рекс, и Карл Август, погруженный в свои мысли, автоматически подчинялся. Приблизительно в трехстах метрах от места слияния двух путей к железнодорожному полотну спускался склон, поросший зеленой травой. Там паслось большое стадо овец. Рекс проявил явный интерес к этому колышущемуся серому облаку. Слышался отрывистый собачий лай. Эх, стать бы пастухом! Жизнь без тревог и забот. Все до предела просто и ясно.

Карл Август обнаружил пастуха на самом верху косогора. Его силуэт четко выделялся на фоне неба. Перед ним столько-то килограммов шерсти, столько-то — мяса, столько-то штук овец. Бывает же работа без нервотрепки! Под тобой земля, над тобой небо. Пара собак, слушающихся тебя по первому свисту. Никаких препирательств и перебранок. Никаких докладных. Никаких вопросов и жалоб. Несколько цифр ежегодного отчета. На одной стороне — товар, на другой — деньги. Они не сеют, но собирают урожай… Премия всегда обеспечена.

Так думал человек, разгуливавший с собакой и увидевший стадо овец.

Карла Августа потянуло поболтать с пастухом. За беседой можно съесть захваченный из дома завтрак. Вопреки его ожиданиям, пастухом оказался совсем молодой парень. Пожалуй, ему не было и двадцати. Но, несмотря на свой юный возраст, и одеждой, и поведением он был прямо-таки пастух с картинки. Он возвышался над гребнем холма так, будто был поставлен туда еще сто или даже тысячу лет назад. Держал голову склоненной набок, в той манере, которая вызывает чувство, будто на тебя бросают взгляд сверху вниз, даже если смотрят снизу. Странно сидевшая на голове черная шляпа когда-то, по-видимому, украшала голову плотника. Подойдя ближе, Карл рассмотрел, что на ленту шляпы приколоты такие же бронзовые сердечки, как и на широкую кожаную лямку, перекинутую через плечо, на которой болтался большой нож. Длинный сучковатый посох был как бы третьей ногой пастуха, опорой на долгие часы для его лежащих сверху рук. Время от времени его губы, складываясь, издавали свист определенного звучания, и две собаки, суки, до сих пор даже не удостоившие Карла Августа и Рекса вниманием, каким-то странным манером начинали бегать вверх и вниз по склону, в результате чего овцы бежали к центру своего скопища.

Карл Август сел на траву, положил рядом с собой фуражку и обмотал поводок Рекса вокруг своих сапог. Это предосторожность не была излишней, поскольку он не знал, как отнесется Рекс к овцам и их стражницам. Молодой пастух молча рассматривал своего гостя. Именно так и должен был вести себя пастух «с картинки». Рекс наблюдал за всем, что двигалось. Карл разглядел с высоты холма букву «ипсилон», образуемую сходящимися железнодорожными путями. Достав сверток с едой, он пригласил перекусить и пастуха. Тот, взяв протянутый ему бутерброд, тоже сел и снял шляпу. Водопад волос упал ему на лицо и плечи.

Раздумывая, о чем бы поговорить с парнем, Карл Август увидел вдруг внизу, под собой, светофоры и с удивлением обнаружил, что находится на том единственном месте, с которого они оба отлично видны. Здесь можно было бы установить телекамеру, чтобы наблюдать за мерзавцами. А ведь все могло быть как раз наоборот: отсюда «шакалы» наблюдали за транспортной полицией и путевыми обходчиками. Не требовалось даже стоять «на шухере», здесь, на природе, можно было удобно расположиться, ни у кого не вызывая подозрения.

«А что бы я делал на их месте?» — эта мысль не в первый раз посещала Карла Августа. И сейчас, если бы не присутствие пастуха, он бы подскочил от радости. Все дело в местоположении! Потому-то никто и не мог понять, в чем дело. Нужно было открыть это место или знать о нем, чтобы отсюда оперировать, как полководец со своего холма.

Отсюда он будет теперь наблюдать за путями. Да здравствует комфорт! Комиссии его тоже любят: они ездили на дрезине и смотрели на мир снизу. Одно время под подозрением оказался отряд строителей. Но, во-первых, не было мотива; во-вторых, подозреваемые давно уже трудились в сотнях километров отсюда, и там ничего не происходило, в то время как здесь происшествия не кончались.

Карл Август огляделся. Чуть в стороне, ближе к подножию склона, стояло дерево. Карл с Рексом направился к нему. Когда он вернулся назад, молодой человек уже прикрыл волосы шляпой.

— Что-то ищете? — поинтересовался он.

— Вы курите? — спросил в свою очередь Карл.

Вместо ответа пастух недоуменно взглянул на Карла Августа.

Тот понял, что от него ждут объяснений.

— Я нашел у дерева окурок и хочу узнать, кто там курил.

— Я не курю.

— Но, может быть, видели кого-нибудь, кто там курил?

— Не понимаю.

— Сегодня или вчера кто-то там курил. Окурки свежие.

— Я здесь со стадом с утра. Сегодня здесь никто не курил.

— Вы уже бывали здесь раньше?

— Да.

— Когда?

Карл Август сам находил свои вопросы несколько странными и видел, что такими они кажутся и пастуху. Парень мог бы получить и менее скупое разъяснение. Может быть, стоит привлечь его в помощники? Нет, еще рано.

— Так когда же? Поверьте, мне нужно это знать!

— Два с половиной месяца назад.

— Вы ничего не замечали здесь?

— Замечал. — Пастух иронически усмехнулся.

— Что?

— Диких животных. Их здесь порядком. Косули, зайцы, но больше всего свиней. Диких.

— Какое охотообщество отвечает за этот участок? — Карл Август подумал об охотообществе как о будущем союзнике.

— Никакое. Здесь железная дорога. Около нее охота запрещена. — И пастух пристально посмотрел на Карла Августа.

Это означало: «Ну давай же! Телись наконец!» И еще это означало: «Коль ты из транспортной полиции, то должен знать такие вещи!»

Август закусил губу. «Он смеется надо мной. Точно так же, как мои товарищи. Не хватало еще, чтобы он сказал: „Проводники с собаками…“» Карл принялся отряхивать свою форму, снял с нее пару травинок. Так он пытался скрыть смущение.

— Как долго вы останетесь на этом лугу?

— От трех до пяти дней. Зависит от того, как быстро они пожрут траву. Когда им нечего будет жевать, двинем дальше.

— Спасибо. Я зайду как-нибудь еще.

Пастух приподнял в знак приветствия свой посох и притронулся им к полям шляпы.

Больше всего Карлу Августу сейчас хотелось уйти подальше от пастуха. Что подумал тот о нем? «Я выглядел довольно смешно. В следующий раз надо быть с ним помягче. Но посвятить его в свое дело я не могу».

Он еще раз подошел к дереву, а затем взобрался на холм. Узенькая стежка пролегла между густым кустарником. Август и Рекс пошли по ней. У насыпи, рядом с железнодорожным мостом, тропинка внезапно оборвалась. Под мостом проходила автострада.

Карл Август хлопнул себя по коленям. Неужели действительно все так просто? Он понял, что нашел след. Правильный след. Никто не смог бы теперь убедить его в обратном.

Он быстро вернулся с Рексом в отделение. Подозвав капитана Петера к карте, описал ему ситуацию, рассказал о своих впечатлениях и предположениях. Он попросил дать ему машину, чтобы детальнее осмотреться на местности.

Все было так, как он и предполагал. Действительно, перед мостом и за ним от автострады ответвлялись дороги и дорожки. Они были с многочисленными поворотами, с густой растительностью по обочинам, и поэтому плохо просматривались. Все они как будто были созданы для «шакалов».

Изображение на карте и подлинная картина местности совпадали. Бандиты действовали просто и одновременно изощренно. Они даже могли позволить себе в течение нескольких минут полюбоваться делом своих рук. Удобно развалившись на траве и покуривая сигаретки, могли наблюдать, как машинист локомотива, спустившись из кабины, топал к телефону, а затем преспокойно смыться.

Картина преступления была ясна Карлу Августу. Теперь оставалось только схватить преступников.

Карл Август размышлял долго. Ему нужно было место, с которого он мог бы наблюдать за деревом. Если его теория верна, то это становилось самым важным. Он не сомневался в своем предположении, но оно было и наиболее трудной частью его задачи. Как ни крути, ни верти, а преимущество все равно оставалось за противником. Ах, если бы удалось уговорить пастуха оставить там свой жилой вагончик на продолжительное время! Из него можно было бы скрытно, не вызывая подозрений, вести наблюдение.

Да, идея заманчивая. Но бандиты могли подождать, пока вагончик не исчезнет. Им некуда торопиться, они не связаны сроками. Они не делали свои пакости, когда поблизости находился пастух со стадом. Если «шакалы» такие хитрые, как он предполагал, то они обязательно обследуют брошенный хозяином домик. И обнаружат в нем сотрудника транспортной полиции с собакой. Конечно же, вдвоем с Рексом он сможет их задержать. Но ведь это могут быть и случайные люди, захотевшие осмотреть брошенный домик из простого любопытства. Или те же «шакалы» могут разыграть из себя безобидных людей на прогулке. В чем тогда их уличить? Нет, из этой затеи ничего не выйдет. Даже можно напортить. Если они не дураки — а по всему видно, что они отнюдь не глупы, — то за версту почуют, что пахнет жареным. Карл Август поймал себя на том, что начинает завидовать бандитам, у которых есть «свое» дерево. Раньше, пожалуй, такую ценность имели лишь высокие холмы на поле битвы, где располагались полководцы.

Он пытался найти точку на другой стороне железной дороги, с которой можно было бы наблюдать за деревом. Но ничего путного из этого не получалось. Если было видно дерево, то не просматривались пути, если же они были видны, из поля зрения исчезало дерево. Помимо всего прочего на другой стороне густой, непрореженный подлесок лишал его свободы передвижения.

Нет, и с этой стороны к ним не подобраться. Посвятить в свои планы пастуха? Конечно же, мысль о том, что пастух, возможно, замешан в деле, приходила Карлу Августу в голову. Но это уж слишком смахивало на детективные романы: преступником там часто оказывался садовник, а здесь — пастух.

А что, если самому сыграть роль пастуха? Опереться на искривленный посох и ждать? Подобно полководцу увидеть приближающегося врага, выждать и бросить в бой находящегося рядом Рекса?

Тогда придется посвящать в свои планы пастуха, говорить с его и со своим начальством. Но капитан Петер точно уж не одобрит такого и категорически отвергнет «маскарад». Такого рода вещи не предусмотрены уставами и инструкциями. Могло случиться и так, что история с «маскарадом» ничего не даст и превратится в анекдот, который начнет гулять среди сотрудников.

Он никогда не согласился бы с тем, что его план — утопия, и решительно отверг бы упрек в том, что его проследует идея фикс. Именно поэтому он без страха и сомнения взялся за это дело. Но реальное положение вещей ставило перед ним преграды. Причем именно теперь, когда, как ему казалось, до злоумышленников было рукой подать.

Он искал новую отправную точку для своих рассуждений. Если «шакалы» начнут действовать лишь после ухода стада, то зачем тогда вообще пастух? Ему очень хотелось перепрыгнуть через это возражение, потому что «маскарад» доставил бы ему удовольствие. В чем, конечно, он никогда бы не признался. Он подбирал аргументы в пользу такого решения. Разве не ясно, что появление сотрудника в форме транспортной полиции отнюдь не придаст вдохновения людям, которые ломают сигнализацию государственных железных дорог? По крайней мере, этот аргумент так же непоколебим, как то дерево на склоне.

Но не отмахнешься и от того, что пастух — пусть с собакой, но без стада — явление весьма странное. Однако Карл Август отверг и это сомнение. Разве не мог пастух кочевать в паре километров от своего стада? Ведь вполне могло случиться, что еще не подошел трактор, чтобы перемостить вагончик.

И он решил наведаться к пастуху еще раз.

Перед самым заходом солнца они с Рексом взобрались на холм. Перед вагончиком горел костер. Август поставил на землю сумку:

— Захватил кое-чего на ужин.

Пастух вопросительно глянул на него.

— Хорошо, когда есть что пожевать и чем запить, — сказал Карл Август.

Пастух по-прежнему глядел на него. Ему, наверное, показалось странным, что полицейский со служебной собакой вдруг решил поужинать здесь, на лужайке. Карл Август стал вынимать содержимое сумки: яйца, ветчину, сыр, пиво и баночку с чаем.

— Я приглашаю тебя.

Совершенно неожиданно Карл Август перешел на «ты». Он опасался повторения того натянутого разговора, который состоялся у них при первой встрече. Пастух жестом пригласил его в вагончик. Открыл ящик. Август увидел яйца, ветчину, сыр, твердую, как палка, копченую колбасу, рыбные консервы. Под вагончиком была яма, прикрытая доской. Пастух сдвинул ее. Август увидел бутылки с хорошим пивом.

— По крайней мере, у нас одинаковый вкус, — наконец-то смог непринужденно рассмеяться Карл Август. Его смех заразительно подействовал на пастуха. — Чай из Англии, — сообщил Карл Август.

— В Англии стал расти чай?

— Кто знает!

И они оба вновь рассмеялись.

— Хлеба маловато, — сказал пастух.

— И у меня тоже нет. И здесь у нас с тобой сходство.

— Ничего, напечем картошки. — И пастух без лишних разговоров занялся приготовлениями.

Наблюдая за ним, Карл Август размышлял, не водит ли тот его за нос. Да, но с какой стати? Все, что тот делал, было вполне естественным.

— Хотелось бы поговорить о собаках. Немного обменяться опытом. Интересно, как ты работаешь со своими? — Карл Август был рад, что ему, опять же совершенно неожиданно, пришло в голову заговорить на столь безобидную и естественную тему. Под эту марку можно было поговорить о чем угодно.

— Ради бога, — откликнулся пастух.

Рекс, похожий на фигуру, вырезанную из черного дерева, лежал рядом с пустой сумкой Карла Августа и наблюдал нечто непонятное и странное: его хозяин взял у пастуха шляпу и дождевик и надел их на себя. Рекс недоверчиво подошел поближе. Уловив знакомый крепкий запах, шедший от сапог, он удовлетворенно потерся о колено хозяина.

Карл Август подошел к дереву, вновь осмотрел окурки и приказал Рексу идти рядом. Все в той же шляпе и накидке он спустился вниз по тропинке и долго искал на обочинах дороги около моста следы колес. Там, где, по его предположениям, могли прятать мотоцикл или мопед, он ничего не обнаружил. Когда возвратился к пастуху, тот уже выгребал картошку из золы.

— Привяжите, пожалуйста, вашего пса, а то вот-вот должны появиться мои собаки.

Собаки пришли, потерлись о ноги пастуха, обежали вокруг костра и улеглись у двери вагончика. На чужого человека и черного ризеншнауцера они смотрели, не выказывая никаких чувств.

— Ты сам дрессировал собак?

— Нет.

Говоря об обмене опытом, Карл ни в коей мере не кривил душою, изображая любопытство. Его действительно поразила та непринужденность, с которой собаки исполняли свои пастушьи обязанности. Молодой человек лишь изредка вмешивался в их работу, подавая им сигнал свистом, щелчком пальцев или непонятным для других словом. Август знал, какой работы стоила такая непринужденность.

Пастух насадил обуглившиеся картофелины на палочку и бросил их собакам. Те передними лапами принялись катать картофелины по траве, затем разодрали клыками кожуру и съели нежно-желтую середину. Август предложил одну картофелину Рексу. Тот с отвращением отвернул нос. Мужчины рассмеялись.

Август показал рукой в сторону собак:

— Здорово работают. Как ты думаешь, годится для работы с овцами ризеншнауцер?

— Не знаю. Пожалуй, скорее годится для работы с коровами. Смотри, какой он высокий. Я думаю, у них это должно быть в крови.

Это Августу уже приходилось слышать. Такое поведение собак воспитывалось тысячелетиями. В облике Рекса и двух овчарок, лежавших здесь, воплотились два направления в приручении диких животных. Рекс, вне сомнения, принадлежал к той группе собак, которая использовалась для охоты и для личной охраны хозяина. Их держали охотники и бойцы. Овчарки происходили от тех собак, которые сопровождали пастухов и охраняли их движимое имущество.

Пастух начал трапезу. Карл последовал его примеру. За чаем Карл Август возобновил разговор:

— Есть ли какое-нибудь центральное учреждение по подготовке сторожевых собак?

— Право, не знаю.

— Но каким же образом, черт возьми, ты так вышколил своих?

— Терпением.

— Но ведь ты же говорил, что не дрессировал их!

— Я сказал только, что не дрессировал их обеих. Я ответил на вопрос так, как он был поставлен.

Карл Август не мог не согласиться с этим.

— Стало быть, одну?

— Да! Сенту. Она — мать Аниты. Анита же выучилась, глядя на мать.

— Вот это да!

— Это не редкость. Молодые играючи перенимают все у старших.

Они еще долго толковали о собаках, и Карл Август обнаружил в юноше природный талант. Он разбирался в поведении животных и умело использовал его себе на пользу. Многому научился путем самостоятельных наблюдений. «Ничего удивительного, — подумал про себя Карл Август, — ведь ты целый день ничего другого и не делаешь». Однако он поостерегся произнести это вслух. Юноша мог здорово отбрить его словом, которое он взвешивал, будто на аптекарских весах. Да и ни к чему было его обижать. Когда серп луны поднялся над косогором, Карл Август распрощался с пастухом.

Прошло два дня. Пастух со стадом ушел. Но вагончик стоял на прежнем месте. Вопрос удалось урегулировать с помощью нескольких телефонных разговоров с руководителями сельскохозяйственного кооператива. О своем плане с переодеванием Карл Август никому не сказал ни слова. Вагончик ему нужен как укрытие — так он обосновал свою просьбу. Каждый час Август с Рексом проверял места, где могли прятаться злоумышленники. Он проигрывал в уме различные варианты грядущих событий. Прошло еще два дня. Неужто опять полетят псу под хвост выходные дни? В который уже раз! Сегодня пятница.

Карл Август возвращался на свой пост из отделения, где он обедал. Как всегда, прошел место слияния путей и зашагал дальше, к мосту. Около одной из опор присел отдохнуть. Сколько времени просидел, он не помнил. Донесшийся до него звук заставил вздрогнуть. Он заметил, что Рекс повернул уши в том направлении, откуда доносился звук. Шум мотоцикла. Ничего особенного. Но мотоцикл остановился. Это было впервые за неделю с лишним.

Они!

Если они увидят его сейчас около опоры моста, все пропало. Помедлив, Карл Август продолжил свой обычный маршрут. Только бы не вызвать подозрения! Вот мост уже остался позади. Что теперь делать? Повернуть назад? Или же он еще недостаточно далеко ушел от моста? Они могли заметить Рекса. Возможно, они не знали о его существовании. Нет, нужно идти дальше. Если его увидят — примут за одного из тех проводников с собаками, что приезжали сюда раньше. От тех им не было никаких неприятностей. Так пусть и его с Рексом посчитают безобидными и безопасными. Но кто же все-таки, черт возьми, прикатил на этом мотоцикле? Если это действительно злоумышленники, то они не станут делать ничего преступного, а для начала займутся лишь наблюдением. Сделают то же, что и всегда: сядут под деревом и будут себе покуривать.

Может быть, и хорошо, что его сейчас нет там, в вагончике. Эти голубчики, по всей видимости, хотят проверить, все ли тихо. Карл Август глянул на часы. В это время обычно проходил патруль. Вот это да, ничего не скажешь! «Шакалы» были, оказывается, в курсе дела. По ним можно прямо-таки проверять часы. Не знали они только, что патруль не появится. Ведь с тех пор как в августе Карл Август стал из засады охотиться за разрушителями светофоров, патрулирование было прекращено. Оно стало излишним. Зачем оно, если с этим справится Карл Август! Да, но не было бы это ошибкой…

«Я сыграю роль патруля», — решил Карл Август и был очень доволен собой, тем, что ему удалось найти выход. Он пристегнул поводок, но вдруг заколебался. Идти с собакой? А правильно ли это? Он привязал поводок к дереву.

— Место!

Рекс лег и жалобно заскулил. Карл Август испугался. Такое было с Рексом впервые.

— Место! Лежать! Место!

И погрозил псу кулаком. Тот уже отвык оставаться один. Со времен школы служебного собаководства Карл Август не оставлял его одного. К тому же, с точки зрения собаки, место, на котором проходили занятия, было ее собственной территорией. Большинству собак вообще ничего не стоило часами лежать и ждать хозяина.

Карл Август не знал, как поведет себя Рекс. О господи, боже мой! Именно сейчас, когда кончились игрушки, этот «железный пес» ведет себя как последняя тряпка. Карл Август порылся в карманах. Нашел лишь ключи и платок. Он хотел для верности оставить Рексу что-нибудь под охрану. «Что — платок или ключи? А, оставлю и то и другое!»

— Место! — И погрозил еще раз: — Если подведешь в решающую минуту, пойдешь на мыло, дружок! Оставайся здесь!

И Карл Август, не оглядываясь, зашагал по железнодорожному полотну. Прибавил шагу. Две минуты идти до моста. Две — до «полководческого» холма. Две — до развилки путей. Лишь там он позволил себе обернуться. Медленно, неторопливо нашел взглядом дерево. И почувствовал, как екнуло под ложечкой, и появилось такое чувство, как тогда, когда Рекс сошелся с серым псом.

Никак, там курился дымок? Крохотное облачко папиросного дыма. Ему казалось, что он видит его, несмотря на расстояние. Но спустя мгновение он уже не был уверен, не обман ли это зрения.

Идти дальше! Сохранять спокойствие. Во всяком случае, они здесь. Игра началась. Нужно усыпить их внимание. Они теперь видят его и проследят, куда он направится.

Перейти на правый путь! Он ведет к отделению. Они знают это. Это их успокоит. Все идет, как они того хотят.

Карл Август знал, что вот уже десять минут эти типы не спускают с него глаз. Его бесило, что таким вот образом ему пришлось поменяться с ними ролями. Вместо того чтобы самому наблюдать за ними, он лишь подставил им свою спину, чувствуя ею их взгляды. Надо же, черт возьми! Его товарищи будут хохотать, хлопая себя по ляжкам! Больше всего его раздражало, что он так далеко ушел от Рекса. Когда холм скрылся из виду, Карл Август перешел на бег.

В отделении его встретили удивленными взглядами и вопросами:

— Где Рекс? Никак, они наконец появились?

— Дайте мне ночной бинокль.

— Что случилось? Где Рекс?

— Дайте же мне бинокль!

— Значит, все-таки что-то случилось?

— Возможно.

Карл Август доложил обо всем капитану Петеру.

— Вам нужна помощь?

— Нет, товарищ капитан. Все будет, как договорились…

— Ладно. Жаль, что у нас нет портативной радиостанции…

— Да, жаль… — согласился Карл Август и поправил кобуру.

Заметив это движение, Петер предложил:

— Возьмите еще пару обойм! Ведь неизвестно, как все пойдет.

Шеф до сих пор так и не верит, что от Рекса может быть толк, хотя и не скупится на похвалы в его адрес.

— Нельзя ли подбросить меня к мосту на машине?

— Конечно!

Карл Август отдал честь и благодарно улыбнулся: с машиной он выиграет полчаса времени.

Он вышел из автомобиля не доезжая моста и отослал машину назад. Пробираясь через густой подлесок, он сокращал себе путь к Рексу. Пес ждал его с поднятой головой. Вместе они зашагали к мосту.

Невдалеке от крутого косогора поднимался вверх и уходил в кусты свежий мотоциклетный след. Он пошел по нему, и вскоре след вывел его на дорогу.

Наконец-то! Это был след «шакалов». Как же долго он этого ждал! Он опустился на колени, обнял Рекса, зашептал ему на ухо:

— Видишь вот это? Нам здорово повезло! Вернутся ли они? Сегодня? Завтра? А может быть, вообще больше не придут?

Хотя Карл Август и полагал, что по дороге к дереву ему вряд ли кто встретится, тем не менее шел тихо и осторожно. Внимательно осматривал землю и наблюдал за поведением Рекса. Видел, как пес водит носом по земле. Чувствовал в руке натянутый поводок. Знал: Рекс идет вместе с ним по одному следу.

Показались дерево и вагончик. Кругом — никого. Карл Август отстегнул поводок. Если Рекс побежит к дереву, то он напал на правильный след. Если же пес бросится к вагончику, то это может означать, что к пастуху приходил незваный гость.

Рекс направился к дереву, но оттуда побежал к вагончику. И снова — к дереву.

У подножия лежали пять свежих окурков. И вновь Карл Август удивился тому, что ни одно из прошлых расследований не вывело на это дерево. Пять окурков? Тогда он, пожалуй, на самом деле видел с насыпи над этим местом дымки. Дверь вагончика была взломана. И больше никаких следов.

Внутри вагончика все было на месте. Они всего-навсего произвели проверку. Вагончик показался им подозрительным. А что было бы, окажись он сам там, внутри?

Карл Август взобрался на гребень холма и начал присматривать место, куда бы спрятаться. Где ему находиться, когда они приедут? Вот что было сейчас вопросом вопросов. Рассчитывать на случай, который подскажет место, где не только можно укрыться, но и откуда будет хороший обзор? Нет, на случай полагаться нельзя.

В некотором отдалении стояла тележка для подвоза комбикорма. Она была пуста. Но за ней не спрячешься. Хороший обзор, но плохое укрытие. Что, если спрятаться за колесами? Скомандовав Рексу «Место!», он вернулся квагончику. Нет, Рекса не было видно. Тележка была хорошим наблюдательным пунктом на голом холме. Хотя как укрытие она и не очень удобна, но благодаря хорошему обзору можно издалека заметить опасность.

Карл Август опустился на землю рядом с Рексом. И сразу же вагончик и дерево исчезли из виду. Взгляду открывались лишь холм и небо над ним.

«К чертям эту тележку!» Августом овладело беспокойство. Все чаще тревожила мысль, что он под конец делает все не так. Если он действительно уверен в правильности своего предположения, то почему не взял на подмогу двух или трех товарищей? При задержании бандитов на месте преступления они находились бы в засаде где-нибудь поблизости от светофоров. Ведь именно это и нужно: взять на месте преступления.

Нет уж, он все сделает сам. Он своим умом дошел до всего, он в одиночку переносил все трудности с Рексом и насмешки сослуживцев, так вот теперь он сам, без посторонней помощи, поймает «шакалов». Тут вдруг ему в голову пришло наипростейшее решение.

Вместе с Рексом они осторожно спустились по тропинке к дороге и быстро нырнули в густую зелень на ее противоположной стороне. Затем Карл Август принялся искать точку, с которой можно было бы наблюдать за тем местом, где они прятали мотоцикл. Вскоре наблюдательный пункт был найден. Он устроился там, а затем опять вернулся на противоположную сторону дороги, проверил, не будет ли его видно отсюда, и, удовлетворенный, вернулся к Рексу и закутался в свою накидку.

Время, оставшееся до заката солнца, тянулось бесконечно. Карл Август чуть было не уснул. Но несколько раз вздрагивал, когда мимо проезжали мотоциклы. Порой движение на дороге достигало такой интенсивности, что шум начинал действовать убаюкивающе. Закрыв нос лапами, Рекс спал крепким собачьим сном.

Сквозь отверстие в лиственной крыше Карл Август видел серп луны. Стало тихо. Около половины десятого послышался приглушенный шум мотоцикла. Мотор был выключен еще на ходу. Затрещали ветки. Голосов не было слышно. Рекс потянулся и тут же весь обратился во внимание. Карл Август немного выждал и затем пересек дорогу.

В потайном месте лежал на боку мотоцикл марки «М». Август старался дышать спокойно и размеренно. Встав на четвереньки, он начал карабкаться вверх по крутому обрыву. Воспользовавшись необычным положением хозяина, Рекс лизнул его в лицо. «Нельзя», — прошипел Карл Август. Время от времени он поднимался и, притаившись за кустом, всматривался в тропинку. Еще несколько метров — и ему придется выйти из-под прикрытия кустов. Только бы не испортить все в последний момент! Сделав очередной шаг, он остановился.

Дальше Август стал двигаться ползком. Сантиметр за сантиметром. Рекс подражал ему. «Смотри-ка, чего ты только не умеешь, — подумал его хозяин. — А в школе делал вид, будто не понимаешь, чего от тебя хотят. И вдруг выясняется, что ты еще и соображаешь. Тогда имей в виду, что сейчас от этого все зависит».

Уже был различим силуэт дерева. Оттуда поднимался дымок сигареты. Что-то зашевелилось. Из-за дерева показалось плечо. «Ага, спина у вас не шире нашей!» Карл Август старался дышать спокойно, через нос. Где-то он читал, что такое дыхание дает больше кислорода. Его нос, находившийся в двух вершках от почвы, вдыхал запах гумуса, запах родной земли. Удивительно, что только не приходит в голову человеку как раз в тот момент, когда нужно собраться! Только бы не напортил Рекс. Карл притянул к себе его голову. «Не раскрывай пасть, понял?» — шепнул он Рексу в самое ухо. Излишнее предупреждение. Рекс и не думал лаять. Вместо этого он начал лизать Карла Августа в шею.

А тот ждал, когда человек под деревом снова зашевелится. Но тот был недвижим. А может, под деревом остался лишь один, а другой ушел? И тут его, как молотком, шарахнула догадка: «Один стоит на стреме, а другой в это время ломает светофор!» А как они друг с другом общаются? Конечно же, световыми сигналами! При такой системе один из них всегда мог смыться. Закладывать друг друга они не станут. Карлу Августу встречались такие молодые парни с хорошими нервами. Как бы в подтверждение его мыслей, человек под деревом встал, рука его скользнула вверх по стволу и затем описала круг. Конечно же, это условный знак.

Карлу Августу все стало ясно. Он выждал, пока человек вновь не сел на землю, и отстегнул поводок. Торопливо отбарабанил обязательную формулу:

— Немецкая народная полиция! Применяю служебную собаку!

И в сторону Рекса:

— Вперед!

Человек под деревом вскочил, вновь поднял руку, но больше ничего сделать не успел, потому что Рекс, разинув пасть, бросился на него. Человек и собака покатились по земле. Карл Август слышал лишь приглушенное рычание пса. Он сам успел сделать всего два шага — так стремительно все произошло. Он подошел к лежащему на земле человеку, на грудь которого встал лапами Рекс.

— Что значит твой сигнал? Ну, говори, да побыстрее! Мы с тобой не шутим!

Последней фразы и не требовалось, ибо Рекс в этот момент зарычал еще злее.

— Ну, давай, давай!

— Знак означает: «Все о’кей!»

— Сядьте к дереву, как сидели!

Карл тихо свистнул, и Рекс отошел в сторону. Но не более того. Человек пополз к дереву. Август решил действовать с налета. Пусть этот тип знает, что о них все известно.

— Другой ломает светофоры?

— Да.

— Он сейчас пошел ко второму?

— Да.

Карл Август вынул из кармана брюк наручники. Он повернул задержанного так, чтобы свет луны падал ему на лицо. Совсем молодой парень. Губы плотно сжаты. Что выражает его гримаса? Ненависть? Разочарование? Упорство? Пожалуй, всего понемногу. Парень молча заложил руки за спину. Замкнулись металлические кольца. Карл Август ощупал его одежду. Оружия не было. В кармане фонарик размером чуть больше спичечного коробка.

Что делать теперь? Скорее на линию? Одному или с Рексом? Парень может начать орать, хотя в обществе Рекса, пожалуй, поостережется. Надо выждать. Коль они так осторожны и действуют на пару, как он смог сейчас убедиться, да и раньше предполагал, то скоро должен быть следующий сигнал. Спокойствие и еще раз спокойствие! До сего момента только оно его выручало. Карл Август оглядел юношу, благо луна ярко светила. На вид симпатичный парень. Сдержан, держится с достоинством. Он знал, на что шел.

«Зачем вы это делаете? Что плохого сделала вам железная дорога? Вы хотите, чтобы произошла катастрофа? Хотите поиграть с судьбой? Подражаете героям вестернов? На какой почве все это взошло? Интересно, сколько тебе лет? Двадцать? Или меньше? Вот на что вы расходуете себя! Создание опасной ситуации на транспорте — самое малое, что из этого может получиться».

Карл Август заметил, что Рекс смотрит в сторону насыпи. Там светился огонек. Вспыхнул, погас, вспыхнул. Зажегся еще раз и потух. Август поднял руку с фонариком и сделал ею круговое движение.

— Все о’кей. Но так ли?

Парень выругался. Карл Август рассмеялся:

— Пошли, Рекс. Нам надо поспешить!

Они заскользили вниз по обрыву а спрыгнули к полотну дороги. Путь им был хорошо известен. Скорее на насыпь! И кто только придумал эти интервалы между шпалами? Рекс на много метров обогнал своего хозяина. На ловом светофоре Август заметил тонкий луч света с обратной стороны. Стало быть, он сначала испортил правый сигнал. Сколько еще оставалось бежать? С полкилометра. Стоп! Август остановился. Спокойно! Нельзя действовать очертя голову. Нужно чуть-чуть отдышаться и собрать силы для заключительного рывка. Он присел, глубоко вздохнул и увидел силуэт человека, ловко карабкающегося на вышку светофора.

— Рекс, вперед!

Не прошло и минуты, а Рекс уже стоял у светофорной вышки, поставив лапы на нижнюю ступеньку лесенки, и рычал. Человек швырнул в него чем-то сверху, но промахнулся.

Когда Карл Август подбежал, он увидел, что это был гаечный ключ.

— Слезайте! — Карл Август достал оружие. — Если вооружены, бросьте оружие вниз!

Но дождавшись ответа, он выстрелил в воздух.

— Нет у меня оружия!

— Слезайте!

— Уберите псину!

— Рекс, место!

Рекс лег. Август открыл телефонный ящик и доложил все, что нужно, работникам поста централизации стрелок и сигналов. С парня он не спускал глаз. Чем ниже тот спускался, тем медленнее становились его движения. Август начинал закипать от злости. Чтобы не взорваться, он приказал Рексу: «Рядом!» — и, когда тот подошел, от души похвалил его:

— Молодец, Рекс, молодец! Я с первого взгляда поверил, что ты не подкачаешь. Ты приносишь удачу. А теперь нам надо доставить этих господ куда следует.

Он ощупал второго парня. Оружия у него не было. Он задумался над тем, как доставить злоумышленников. Было несколько возможностей. Он с удовольствием прогулялся бы пешком до отделения. Но в кустах оставался еще и мотоцикл.

Карл Август позвонил еще раз и попросил передать своим товарищам, чтобы они прислали к мосту грузовую машину.

— Это невозможно, — было сказано ему в ответ.

— Тоже неплохо, — не огорчился Август, — пройдусь пешком.

«Я уже давно не ездил на мотоцикле», — подумал он. Но тут же оставил эту мысль. Он заставит их руками толкать мотоцикл, а сам с Рексом не спеша пойдет следом. После долгих дней сидения в засаде не мешает немного размяться…

Потерянный след

Эти люди обратились к нему, когда уже прошло пять дней. Теперь, блуждая по замкнутому кругу, пострадавшие захотели, чтобы они с Люксом помогли им выбраться из него.

Была похищена зарплата целого коллектива, всего около двухсот тысяч марок. А затем произошло убийство старой женщины, одинокой, жившей уединенно за чертой поселка, в девяти километрах от места первого преступления.

Сначала никто даже и не заподозрил взаимосвязи между одним и другим. Пока не выяснилось, что убийца поменял свою одежду на одежду покойного мужа убитой. Обследование места преступления показало, что ценные вещи преступник не тронул. Старую женщину убили ударом по голове лишь ради костюма, пальто и ботинок. По-видимому, это было сделано уже после переодевания, так как в доме царил идеальный порядок.

Уже спустя два часа районные полицейские власти прибегли к помощи двух собак. В доме убитой собаки вроде бы взяли след, но во дворе на утреннем морозце потеряли его.

Вот и все, что до настоящего момента смог узнать криминальмайстер Карл Мёллер. Товарищи были немало смущены и, скорее всего, не возлагали особых надежд на него и Люкса. Но, как говорится, попытка не пытка, а вдруг получится?

Вилли Эберле, полицаймайстер народной полиции, человек пенсионного возраста, доставил их на стареньком автобусе до развилки дорог, за которой сквозь пелену падающего снега виднелся дом, где произошло убийство.

Здесь Мёллер велел остановиться. Он вышел один, без Люкса. Медленно пройдя вперед по дороге несколько шагов, он облюбовал дерево с красными ягодами, которые были покрыты глазурью изморози, и оперся спиной на его ствол.

Он разглядывал простиравшийся перед ним склон, поднимавшийся к лесу. Посередине склона стоял дом. Дорога к нему извивалась двумя витками серпантина. Лес обрамлял верхнюю часть склона, где, возможно, был луг или пашня. Снег не позволял точнее определить, что там. Да сейчас это было и неважно.

Мёллер вернулся к машине.

— Дайте мне ключи от дома. И вот о чем я хотел бы еще вас попросить. Ведь одежды, оставленной преступником, там уже нет?

Полицаймайстер Эберле кивнул:

— Она в хранилище для вещественных доказательств.

— Не могли бы вы привезти ее сюда? Она мне нужна для собаки. И прежде всего ботинки. Торопиться не надо. Я пока что осмотрюсь немного в доме.

— А что, если он придет опять? Он ведь не церемонится…

— А зачем ему приходить? Впрочем, если и придет, нам не нужно будет его искать.

— В этом вы правы.

Эберле вышел, обошел вокруг автобуса и хотел было открыть дверь для Люкса, но тот выпрыгнул через дверцу водителя. Эберле поправил ремень на животе и, покачав головой, снова сел за руль. Вскоре автобус скрылся среди домов маленького поселка.

Мёллер потопал по дороге, а Люкс, предпочитавший свои пути, уже ждал хозяина наверху, около дома.

Мёллер проткнул ключом печать и щелкнул пальцами. Для Люкса это значило: оставаться на месте!

В доме было холодно, пахло запустением. Мёллер открыл несколько окон и затопил печь в гостиной, предварительно найдя в кухне достаточное количество топлива. Затем он обошел и осмотрел весь дом от подвала до чердака, чтобы яснее была общая картина.

Это был маленький домик, на который обычно много лет старательно откладывают деньги и который потом весь остаток жизни тщательно обустраивается. Несмотря на то, что после злодеяния здесь топталось с десяток, а то и поболе, людей, он все еще блестел чистотой и был в образцовом порядке. Вдова, которая наверняка оставила после смерти мужа все так, как было при его жизни, оказалась убитой без видимых на то причин, если не считать предполагаемого требования дать одежду.

Мёллер пододвинул кресло к печи, сел и уставился отсутствующе-задумчивым взглядом на печную дверцу, потихоньку ходившую на своих петлях. Даже труба в безупречном состоянии. Тяга просто идеальная. Почему преступник выбрал именно этот дом? Неужели он знал, что найдет здесь вещи точно по росту? Речь шла в первую очередь о ботинках. Пальто в крайнем случае можно «увести» из какого-нибудь общественного места. Один раз у Мёллера у самого украли форменное пальто в трактире. Но ботинки? Ботинки, в которых можно пройти весь намеченный и, возможно, немалый путь, таким простым способом не добудешь.

Это был факт номер один, отмеченный про себя Мёллером как контрдовод в разговорах о том, что, мол, нет никаких данных, которые могли бы помочь найти преступника.

Ботинки! Он погорит на ботинках. Его выдадут старые ботинки.

Мёллер закрыл окна и подошел к двери. Еще входя в дом, он заметил около двери этажерочку, прикрытую занавеской в мелкий цветочек. Практичные, любящие чистоту и порядок люди ставят на такие полочки обувь.

В нижнем ряду стояло несколько пар домашних туфель. Некоторые из них наверняка держали для гостей. Над ними — три пары до блеска начищенных мужских ботинок. Имелось место и для четвертой пары. Два ряда женской обуви. И еще две полки с обувными коробками. Мёллер открыл одну из них и обнаружил то, что и предполагал: хорошую, дорогую обувь, надеваемую по праздникам. Она была завернута в тонкую бумагу.

Женщина, столь безупречно ведущая домашние дела, вряд ли даст какому-то проходимцу обувь своего покойного мужа. Может, этот человек был ей знаком? И она доверяла ему? Может, он был ей симпатичен? Преступник не отбирал — ему дали. Мёллер был убежден в правильности этой версии и тем самым продвинулся на шаг дальше, чем те, кто не исключал, что одежда была взята силой.

Мёллер поднялся в спальню, достал из шкафа костюм, приложил к себе брюки. Коротковаты сантиметров на десять. Примерил пиджак. Тоже мал. Размер, наверное, сорок восьмой. Мёллер аккуратно повесил вещи назад, хотя никто уже не будет больше проверять порядок в шкафу. Но он не мог себе позволить просто так бросить костюм на кровать.

Холодный воздух в гостиной постепенно стал нагреваться. Люкс спал на пороге комнаты. Мёллер осторожно переступил через него. Люкс приоткрыл на мгновение глаза и громко выдохнул. Это была его четвертая по счету и самая лучшая собака. Она у него шестой год. Рассказы о подвигах Люкса ходили по всем полицейским учреждениям. Кое-что, конечно, было выдумкой. Тут уж ничего не поделаешь! Есть у людей такая склонность — преувеличивать и без того выдающееся.

Мёллер не показывал Люкса ни на выставках, ни на соревнованиях. Лишь однажды позволил себе такое, и люди не могли поверить, что эта сравнительно небольшая короткошерстная овчарка, как-то странно державшая хвост серпом, и есть знаменитый Люкс. Мёллер не счел нужным что-либо объяснять и в дальнейшем избегал подобных мероприятий.

Он прошел на кухню, наполнил миску свежей водой и поставил ее перед Люксом. Тот не стал пить, должно быть, наелся снегу.

К Мёллеру пес попал в результате случая, который мог закончиться весьма плачевно. Люкс охранял мотоциклы спортивно-технического общества. Двор был окружен двухметровым кирпичным забором. Но Люксу понравилось перепрыгивать через усеянную сверху осколками стенку забора и совершать самовольные прогулки. Всю ночь он отсутствовал, а утром вовремя возвращался назад. Наконец это обнаружилось, и один решительно настроенный парень взялся вразумить Люкса относительно того, что такое дисциплина. Случилось так, что это увидел Мёллер и захотел показать, как нужно приучать собак к подчинению. Когда он попытался это продемонстрировать, Люкс прокусил ему своими острыми, как бритва, зубами подушечки четырех пальцев.

После того как Мёллеру в больнице обработали раны, пришлось еще исследовать на бешенство и Люкса. Во время всех этих хлопот Мёллер вдруг начал испытывать симпатию к маленькому одичавшему существу. Он помог спортивно-техническому обществу получить надежную сторожевую собаку, и оно было радо отделаться от пса-«дармоеда».

С тех пор не раз случалось, что маленького бойца недооценивали. А Люкс отлично использовал свой нос и был на удивление вынослив при преследовании на любой местности. Никто ничего не знал о его происхождении. Но, может быть, и не в происхождении было дело, а просто обстоятельства сделали из него такого вот подвижного, смелого, резкого пса. Да, он был таким всегда. Если только не спал. Потому что этот пес ничего так не любил, как поспать. Особенно если во время выполнения заданий располагался с хозяином «по-походному». Тогда Мёллер клал Люкса себе под голову вместо подушки или же Люкс сам подлезал ему под голову, когда хозяин забывал это сделать.

А сейчас Люкс лег на пороге комнаты. И это тоже был один из его приемов. Все запахи, откуда бы они ни исходили, и все звуки улавливались его носом и ушами. Люкс был весьма изобретателен в деле нахождения вот таких стратегически важных мест для сна.

Мёллер достал из кармана пальто бутерброды с колбасой, уложенные в специальную жестяную коробочку, и принялся искать в кухне чай. То, что он нашел, оказалось смесью душистых трав. Ничего удивительного — все это росло прямо у дома.

Когда старенький автобус, стуча и лязгая, подъехал к дому, Мёллер сидел и прихлебывал горячий пахучий настой.

Наступил час, когда темнота из леса спускалась в долину. Казалось, деревья плотнее придвинулись друг к другу, а их контуры расплылись. Эберле занес в дом картонную коробку. Мёллер включил электричество и вдруг ощутил пустоту дома. Эберле открыл коробку. Мёллер заглянул туда и удивленно посмотрел на Эберле. Сверху лежали белье и пара серых шерстяных носков. Мёллер взял в гардеробе вешалку, поддел ею носки и белье и переложил их на крышку коробки. Посмотрел на Люкса и улыбнулся. Убийца сам себе казался страшно хитрым и изобретательным, а в действительности совершил ужасную глупость.

— Ботинки тоже здесь? — спросил Мёллер.

— Под пиджаком, — ответил Эберле.

Он удобно уселся на старомодном диване и наблюдал за криминалистом. За двадцать лет его службы такой человек, как Мёллер, ему еще не встречался. Хотя он и знал криминалистов, которые с таким же вызывающим спокойствием занимались расследованием, но, глядя на Мёллера, возникало ощущение, что тот знает преступника, как своего старого знакомого. При этом действия Мёллера были настолько естественными и само собой разумеющимися, что Эберле невольно спрашивал себя: почему так не поступили товарищи пять дней назад?

А Мёллер между тем затолкал в брюки и пиджак подушки и расположил их в углу дивана таким образом, чтобы это походило на сидящего мужчину. Сверху в разрез пиджака он пристроил овальный поднос и надел на него шапку, найденную в платяном шкафу покойного.

— Товарищ Эберле, давайте попробуем составить описание этого человека. Рост — между метр семьдесят пять и метр восемьдесят. Весит около семидесяти пяти килограммов. Спортивная фигура.

— Да-да. И мне так кажется. Толстым он не был.

— Как вы определите возраст костюма?

Эберле подошел к дивану и присмотрелся.

— Не новый, но и не старый.

— Скажем так: три года.

— Возможно.

— Пиджак современный и в то же время солидный, скорее всего, сшитый на заказ. Его хозяин любит хорошо одеться. Поэтому, я думаю, ему лет тридцать — сорок.

— Да? — Эберле отступил на шаг назад.

— Молодежь так не одевается, — сказал Мёллер, и Эберле поверил, что иначе и быть не может, но все же спросил:

— А почему ему не может быть за сорок?

— Я не думаю, что такое по силам человеку более старшего возраста. Перемена одежды свидетельствует, что преступник предполагал вероятность погони. Хладнокровное убийство вдовы говорит о том, что он учитывал — погоня может начаться вскоре после совершения преступления. Единственное, что давало ему убийство, — это выигрыш во времени.

— Но еще больше такой выигрыш мог быть необходим человеку постарше.

— Я размышлял над этим. Но если предположить, что вдова знала убийцу и впустила его в дом, то это значит, что человек в возрасте должен быть старым другом дома. А я не могу представить, чтобы такой человек убил старую женщину. Ну да ладно, после того как мы завтра пройдем хотя бы немного по его следу, особенности маршрута скажут нам еще больше о его возрасте. Человека с такими данными надо поискать среди знакомых и родственников вдовы. Вы не видели поблизости телефон?

— Здесь нигде нет. Но я могу сходить к бургомистру и оттуда позвонить в отделение.

— Хорошо. Заодно расспросите и бургомистра насчет нашего дела.

Вернувшись, Эберле застал Мёллера за сооружением лежанки в обеденном уголке кухни.

— Не знаю, как вам, а мне неприятно ночевать в чужой спальне. Вы можете устроиться в гостиной. Согласны?

Эберле пробормотал что-то невразумительное и не очень похожее на согласие.

— Делайте что хотите, но я с Люксом останусь в кухне. Здесь прохладно, а это то, что требуется для собаки. Если вы живете недалеко, то езжайте домой и захватите к завтраку пару свежих булочек.

— У нас прекрасная булочная, — радостно сообщил Эберле.

— Ну так валяйте! Возвращайтесь к рассвету. Раньше мы все равно не начнем.

Хотя Эберле и попытался войти в кухню бесшумно, он заметил, что глаза собаки следят за каждым его движением. Согнутый пополам, как бумеранг, Мёллер лежал на угловом диванчике. Под его головой замерла овчарка. Люкс зевнул и разбудил Мёллера. Тот встал через силу, неохотно. Затем он издал губами какой-то звук, явно служивший сигналом для собаки, потому что та спрыгнула с диванчика, потянулась и с ожиданием посмотрела на своего хозяина.

Мёллер толчком отворил дверь дома, чтобы Люкс мог выйти на улицу. После этого он раз двадцать пробежал вверх-вниз по маленькой лестнице, которая вела на второй этаж, и закончил эту зарядку упражнением на подвижность суставов и гибкость тела. Потом Эберле слышал, как он ахал и фыркал в ванной, как это обычно делают те, кто обливается ледяной водой. Наконец он появился на кухне, с раскрасневшимся лицом, и уселся, воспринимая как само собой разумеющееся то, что Эберле исполнял роль домохозяйки.

На столе появилось все необходимое для плотного завтрака: шпиг и сыр, конфитюр из фруктов, выращенных Эберле в собственном саду, хрустящие булочки, дымящийся кофе. На плите скворчала на сковородке яичница из полудюжины яиц. Эберле очень старался, будто потчевал долгожданного гостя. Сделав первый глоток кофе и застонав от удовольствия, Мёллер повернулся в сторону Эберле:

— Я предлагаю отбросить все формальности. Меня зовут Карл.

— А меня Вилли, — сказал Эберле, разрезая плавающую в жиру яичницу.

После завтрака дом уже не показался Мёллеру наполненным той печальной пустотой, что вчера. Хозяйственные хлопоты Эберле, дневной свет вместо электрического освещения, свежесть собственного тела и тот факт, что с момента прибытия на место страшного преступления прошло уже порядочно времени, вызвали у него ощущение чего-то уже знакомого. Это ощущение усиливалось благодаря тому, что Мёллер знал дом. С Вилли он уже был на «ты», а Люкс, как всегда, где-то носился.

Мёллер вышел на лужайку перед домом и попытался слепить снежок. Но это у него не получилось. Снег не склеивался и высыпался из руки. Затем он сходил в ванную, вспомнив, что видел там многочисленные бутылочки с разнообразными экстрактами и парфюмерией. Он перенюхал их все по очереди и, взяв с полдюжины, снова вышел на улицу и закопал глубоко в снег. Закрывая за собой дверь, он слышал, как Эберле суетится в кухне, наводя там порядок. Не чувствуя ни малейшего желания участвовать в мытье посуды, он потихонечку прошел в гостиную.

Еще вечером его внимание привлекли несколько новых книг, но то особое ощущение, что он находится на месте убийства, удержало его от того, чтобы взять их в руки. Сегодня же он ухватил одной рукой четыре последние в ряду книги и извлек их из узенького шкафа со стеклянной дверцей. Ему сразу бросилось в глаза, что между двумя томами Курта Тухольского находится сборник «49 рассказов» Хемингуэя. А первая книга была «Богини» Генриха Манна. Мёллер открыл титульные листы и сразу нашел простое объяснение этому: книги стояли в порядке их года издания. И если все книги расставлены по такому принципу, то «Богини» находились на своем месте уже два года. Он открыл последнюю страницу и прочел конец повествования: «Герцогиня сделала последний вздох. С холодной испариной на лбу и закатывающимися глазами она улыбнулась во мрак перед собой. И почувствовала, как улыбнулись во мраке».

Мёллер быстро поставил книгу на место. Ему было не по душе это случайное совпадение. Здесь в литературной форме была воссоздана ситуация, сходная с той, что случилась в этом доме пять дней назад. Вряд ли подобное могло повториться со стихами Тухольского. С большим удовольствием он начал читать первое стихотворение — «Когда ты родился»:

Мёллер решил не открывать второй том Тухольского. В этот момент в комнату вошел Эберле. Он удивленно посмотрел на Мёллера.

— Товарищ криминальмайстер… — робко начал он.

— Карл, — поправил его Мёллер.

— Да, конечно, но… — Он подыскивал слова.

— Что «но»?

— Ты занялся чтением?

— И ты займись. Тут много всего.

— Но разве нам не пора?..

— Пока еще нет. Пора будет, когда придет пора. Нам нужно подождать, когда снег начнет пахнуть.

— Чем пахнуть?

— Убийцей.

— Ага!

По лицу Эберле было видно, что он ровным счетом ничего не понимает. Поэтому Мёллер встал, взял Эберле за руку и отвел к бутылочкам, закопанным в снег. Глаза у Эберле еще больше округлились, когда Мёллер сунул ему под нос одну из них:

— Понюхай.

— Я ничего не чувствую.

Мёллер закрыл бутылочку пробкой и повторил эксперимент со всеми бутылочками, вновь поставив их в снег.

— У нас дома, — начал он, — пиво пьют подогретым. Вино должно быть комнатной температуры, а коньяк согрет руками. Зачем? Для того, чтобы ароматические вещества проявили себя полностью. Точно так же обстоит дело с носом у Люкса. Хотя он в тысячу раз лучше нашего, но все-таки не воспринимает замороженные запахи. Нам ничего не остается, как подождать, когда запахи разморозятся. Для ориентировки я поставил эти бутылочки в снег. Как только он подтает в течение дня, мы тут же отправимся в путь. Тогда Люкс сможет взять след, а сейчас мы не продвинемся ни на метр.

— Так вот почему другие собаки ходили по кругу! Теперь до меня дошло. А они-то думали, что достанут убийцу через полчаса. Я это расскажу ребятам.

— Погоди, — остановил его Мёллер, — пока что и мы его не поймали. Цыплят по осени считают, говорит русская пословица.

— Что верно, то верно, — согласился Эберле.

В этом он разбирался. Уже пятнадцать лет занимался разведением кур, голубей и редких птиц.

Время тянулось медленно. Эберле, который в свои шестьдесят два года был почти на двадцать лет старше криминалиста, мучился от безделья. Он мог бы заняться своим микроавтобусом, который всегда требовал какой-нибудь починки, но не осмелился, потому что это могло выглядеть как отсутствие интереса к общему делу. Мёллер же, со своей стороны, не делал ничего, чтобы продолжить контакт. Скорее, наоборот.

Мёллер молча сидел на стуле и, похоже, ничего не замечал. Он как будто заперся изнутри. Человеку со стороны могло показаться, что Мёллер безмерно устал. Он сидел сгорбившись и положив подбородок на грудь. Руки как плети висели между колен. Мёллер совсем не был похож на криминалиста, преследующего убийцу.

Да и Люкс не напоминал полицейскую собаку с картинки. Он лежал у Мёллера под стулом и иногда двигался лишь затем, чтобы переложить голову с одного ботинка своего господина на другой. При этом он каждый раз вздыхал, будто выполнял непосильную работу.

После неполного часа такого сидения Мёллер встал и удивил Эберле вопросом:

— Считаете ли вы возможным, что преступник переночевал здесь?

Прежде, чем ответить, Эберле решил сначала закрепить свои новые отношения с Мёллером, для чего прибег к встречному вопросу:

— Что ты имеешь в виду?

— Ах, извини ради бога, я задумался.

— Ты считаешь, что он спал здесь? Но когда? До или после?

— Он мог здесь спать. После.

Мёллер произнес это с паузой, но без колебаний. Эберле показалось, что он хотел выделить обе эти части.

— Это вполне сочетается с тем хладнокровием, которым он наделен. Потерявший голову преступник кинулся бы бежать с места преступления. Но поскольку мы знаем, что преступление совершено под вечер, ему пришлось бы бежать в темноте. Это лишь на первый взгляд дает преимущество. Но если он дождался рассвета, чтобы лучше ориентироваться в пути, то потеря времени лишь кажущаяся.

— Кто бы мог подумать!

— Я почти уверен.

— Надо бы поискать доказательства, — сказал Эберле.

— Что ж, попробуем. Пошли.

Вдвоем они поднялись в спальню. Мёллер указал на кровать. Это была широкая двуспальная супружеская кровать, застеленная шелковым покрывалом. Эберле посмотрел на кровать, на Мёллера, прищурил глаза, но так и не понял, почему Мёллер утвердительно кивнул, подтверждая верность своего предположения.

— Использовались обе кровати. В различное время. Но что еще важнее: обе кровати застилались разными людьми.

Мёллер подошел к тумбочке левой кровати и указал на лежащую на ней книгу, из которой выглядывала какая-то карточка вместо закладки. Мёллер вытащил ее. Это было пенсионное удостоверение вдовы. Мёллер указал Эберле еще и на маленькую салфетку с кружевными краями и сказал, что на ней стоял будильник, который теперь находился на правой тумбочке.

— Из этого я заключаю, — сказал Мёллер, — что вдова спала на левой кровати.

Он откинул покрывало, и тут Эберле увидел, что на обеих кроватях действительно спали, но правая заправлена менее аккуратно.

— Я полагаю даже, что перед приходом зловещего гостя кровать была заново перестелена и на ней не было ни единой складочки.

— Ты ясновидец! — восхитился Эберле, и сделанный им кивок выглядел почти как поклон.

— Да брось ты! Вдовы, десятилетиями прожившие со своими мужьями, поступают так весьма часто. Я знаю это по своей теще. Они сохраняют старые привычки годами и перестилают постель супруга, хоть на ней уже давно никто не спит.

Эберле принялся рассматривать будильник. Красная стрелка стояла на семи.

— Я уже обратил внимание, — сказал Мёллер. — Именно в семь начинает светать.

— У парня железные нервы, или вообще их нет. Я бы не удивился, если б он убил женщину в кровати и переночевал рядом с трупом. Извини ради бога!

— Все это для нас крайне важно, — сказал Мёллер. — Эта постель означает, что у преступника отрыв во времени лишь в четверо, но не в пятеро суток. Больше мы в этом доме, пожалуй, ничего не узнаем.

Выйдя за порог, Мёллер понаблюдал за водосточной трубой, на которой медленно образовывалась капля. Довольный, он вернулся в дом. Еще раз пройдя по всем помещениям, Мёллер убедился, что они в полном порядке. Забрав пакет, в котором лежала одежда убийцы и его собственные вещи, он попросил Эберле запереть дом.

— Что, начинаем?

Волнение, с которым Эберле задал этот вопрос, напоминало волнение четырнадцатилетнего мальчика, который сбежал из дому и предвкушает приключения.

Мёллер свистнул Люксу, бегавшему невдалеке. Увидев шлейку с длинным поводком, Люкс вспрыгнул на мусорный контейнер, стоявший у дорожки. Мёллер захохотал, хотя и знал, на какие штучки-дрючки способен его пес. Он ласково потискал его голову, а тот, наслаждаясь, ответил бурными взмахами хвоста и лаем.

— Это ты его так приучил? — спросил Эберле.

— Нет. Это, так сказать, собачий сервис. Он хочет облегчить мне процедуру надевания шлейки. Но если совсем уж по правде, то так ему сподручнее приласкаться ко мне. И поскольку такое бывает крайне редко, лишь когда мы начинаем работу, он пользуется этим и наслаждается. Он суровый пес, но его душа тает так же быстро, как сейчас снег на крыше. Самое время для нас. И нам придется сделать перерыв, так как после обеда, по всей видимости, опять похолодает. А сейчас мы должны попытаться как можно быстрее и как можно дальше пройти по следу. Несмотря на то что у нас разрыв во времени на один день меньше, чем мы думали, все же он составляет четыре дня, а это многовато, и преодолеть его будет непросто. Ну а теперь посмотрим, что задумал наш преступник.

Эберле взял горсть снега. Снег еще не начал подтаивать, но уже мог слепиться в плотный комок. Мёллер опять оказался прав. Эберле стало немного не по себе. Не из-за того, что в течение нескольких часов их пребывания здесь он узнал столько неопровержимых фактов и доказательств, но из-за того, что эти логические взаимосвязи мог бы увидеть и любой другой, включая его самого, стоило лишь так же, как и Мёллер, соединить детали наподобие иголки и нитки.

Мёллер открыл мешок с одеждой, а Люкса и не потребовалось звать. Громко сопя, он сам засунул нос в мешок.

— Ищи этот запах, ищи его где-нибудь здесь. Работай, Люкс, работай, работай!

И хотя Мёллер был готов дать собаке самой найти след, он всем положением своего тела как бы теснил к той стороне дома, что была ближе к лесу. Он хотел, чтобы Люкс нашел след, ведущий от дома, а не к дому. Ему нужен был второй след. И он предполагал найти его на опушке леса, потому что лес давал человеку, желающему спрятаться, тот не поддающийся определению фон, который любят фокусники и иллюзионисты в варьете. Конечно же, преступник прежде всего хотел перейти холм, чтобы как можно дальше уйти от этого дома. Все другие маршруты вывели бы его к поселку или к дорогам, где он рисковал встретить знакомых вдовы.

Люкс шнырял туда-сюда подобно игрушечному змею на чересчур короткой бечевке. Он часто оглядывался назад, будто хотел сказать Мёллеру: «А пиво-то еще слишком холодное». Но через несколько минут он все же уткнулся носом в снег. Эберле подумал, что пес нашел мышиную пору. Мёллер медленно подошел к Люксу, погладил его и потребовал:

— Работать, Люкс, работать!

Люкс залаял. Мёллер сказал:

— Ищи, давай же, ищи. Хоть немножко, но должно же остаться. С той стороны холма дела пойдут веселее. Там южная сторона.

Люкс медленно переступал, но он уже не шнырял из стороны в сторону, а двигался по одной линии, держа нос над самым снегом, а иногда даже вспахивал его, будто кабан, ищущий червей.

— Он напал на след? — Эберле произнес это шепотом.

Мёллер кивнул.

— Невероятно!

— Что ж, бывают же на свете чудеса! — Мёллер лукаво улыбнулся.

— Что делать с автобусом?

— Не знаю, лучше бы вместо него дали мотоцикл.

Мёллер спросил, есть ли за холмом подходящее место для встречи — просека, или поляна, или что-нибудь в этом роде, чтобы было видно автобус.

Эберле сказал, что есть. Есть даже бывшая крестьянская усадьба, где теперь располагается детский дом. Но он на ремонте. Они договорились, что там дадут друг другу о себе знать.

— А если я тебе понадоблюсь, когда ты будешь идти по следу?

— Не волнуйся. Здесь, в лесу, Люкс стоит нас двоих. Я ему нужен лишь для того, чтобы он не запутался в поводке. Езжай спокойно, если вообще твой автобус способен на это.

— Ну что ты! Если надо, я могу на нем вытянуть даже застрявший тягач.

Эберле спустился по склону вниз, поминутно оглядываясь и будто боясь пропустить момент, когда вдруг появится преступник. Вскоре Мёллер услышал, как завыл стартер.

Пожалуй, целых два часа прошло до того момента, когда Эберле наконец-то узрел Мёллера и его собаку. Не попроси он у завхоза детского дома бинокль, ему вряд ли бы это удалось. Эберле что есть мочи заорал с тирольскими переливами, сигнализируя о своем местонахождении. Немного спустя он уже протягивал Мёллеру полный термос:

— Вот возьми. Чай профсоюзный, но горячий.

Мёллер спустил Люкса с поводка, давая ему побегать. Тот начал носиться вверх-вниз по склону, валяться в снегу, прыгать Мёллеру на спину, из-за чего тот расплескал часть драгоценного чая, и, наконец, поскольку никто из двоих не хотел побеситься с ним за компанию, лег у ног хозяина.

— А у меня новость! — Эберле сиял. — Преступник действительно проходил здесь.

— А мы знаем. Правда, Люкс?

Люкс поднял голову и требовательно пролаял, потому что его хозяин больше ничего не сказал. По крайней мере, ему.

— Его видели? Кто? Как он выглядел? Куда пошел?

— Тебя ничем не обрадуешь! — В голосе Эберле звучало разочарование.

— Ладно уж, говори! Нам все пригодится. Даже подтверждение того, что мы уже знаем.

— Собака завхоза залаяла утром ровно четыре дня назад. Разве это не важно?

— Важно.

— Завхоз на сто процентов уверен, что где-то невдалеке проходил чужой. Когда чужой, собаки лают по-особому. После этого он осмотрел окрестности сначала невооруженным глазом, а потом в бинокль.

— И ничего не обнаружил.

— Точно, ничего. Именно поэтому ему и запомнилось то утро. В это время года чужие здесь не ходят. Во всяком случае, такие, что скрываются. Значит, мы на правильном пути.

— Да, на правильном. И двинем дальше.

Мёллер снова надел на Люкса кожаную шлейку и подвел его к опушке. Довольно долго пес шел лесом. Детский дом скрылся из виду, струился лишь дым из трубы. Дальше след повел по обрамленной голым кустарником обочине дороги, которая, спускаясь вниз, вела к шоссе. Не доходя нескольких метров до него, Мёллер сверился с картой. Как налево, так и направо шоссе вело к маленьким поселкам. По ту сторону шоссе на карте местность была окрашена в зеленый цвет, и между штрихами, обозначавшими болото, стояло название «Нойер Грабен», за ним проходила государственная граница с ФРГ, Мёллер хохотнул.

— Ты думаешь, он подался на ту сторону?

— Возможно. Некоторые видят в этом наилучший выход.

— Тогда нам его не достать.

Мёллер воздержался от комментариев. Он обнял ладонями голову Люкса и потрепал его по ушам.

— Мы попробуем разобраться, не так ли? — Он говорил тихо, чтобы не отвлекать собаку. Но поговорить с ней было нужно. — Постарайся, миленький, ладно? На дороге нашему следу конец. Но если он ведет через дорогу и пошел правее или левее, то ты должен его найти, не так ли? Я думаю, ты его найдешь. Иначе мы останемся ни с чем. Как те, что искали до нас. Понимаешь? Тогда выходит, что ему удалось провести и тебя. Мы не будем спешить, ладно? Спокойно, Люкс! Ищи не торопясь, старательно! До сих пор это было для тебя пара пустяков. Даже если Вилли это кажется чудом. Чудеса начнутся только теперь. Я поцелую тебя в носик, если ты возьмешь след на той стороне.

Мёллер взял собаку на руки и, прижавшись своей головой к ее морде, походил так немного туда-сюда. Затем, опустив Люкса на землю, снова дал ему понюхать содержимое мешка.

Радостно виляя хвостом, Люкс протащил за собой Мёллера несколько метров, отделявших их от шоссе. Мёллер немного разжал руку и дал длинному поводку свободно проскользнуть еще на значительную часть его длины через ладонь. Люкс искал след уже на той стороне шоссе. По его поведению Мёллер понял, что там нечего искать. Итак, преступник пошел по дороге. И было это четыре дня назад.

«Что ж, — сказал про себя Мёллер, — зафиксируем по крайней мере этот факт. Мы пройдем сначала влево — до поселка Родэ, а если ничего не найдем, то повернем направо — к поселку Хайм. Но если и там ничего не найдем, то будьте здоровы».

— Можешь идти к автобусу! — крикнул он Эберле. — Гони его сразу же до Родэ! Там мы, возможно, подсядем к тебе.

— Принести чего-нибудь поесть? Скоро обед.

— Есть будем вечером, когда подморозит или когда мы управимся с нашим делом.

Эберле ушел, покачивая головой. Почему Мёллер вдруг заговорил таким брюзжащим и неприветливым тоном? Ведь пес в прекрасной форме! Эберле железно верил в чудо по кличке Люкс.

— Пошли! — сказал Мёллер собаке. — Сейчас я действительно буду всего лишь держать твой поводок.

Люкс устремился вперед вдоль шоссе, пробираясь сквозь высокую, высохшую и шуршащую при каждом прикосновении болотную траву. Мёллер вел Люкса на расстоянии двух метров от шоссе, учитывая, что его противник мог сделать большой прыжок. Дорога как бы переломилась. За изломом, на расстоянии приблизительно километра, вздымалась в серое небо колокольня. Люкс дотащил его, так ничего и не найдя, до щита с названием поселка. Мёллер задал себе вопрос, не стоит ли обойти деревню в северном направлении, но отбросил эту мысль. Вряд ли это что-нибудь дало бы.

Он стал ждать Эберле, который прикатил на своем автобусе лишь через полчаса. Мёллер был рассержен, но, увидев перепачканное маслом лицо и грязные руки товарища, понял, что и у шофера иногда возникают проблемы. Он забрался в автобус и уселся, вытянув ноги. Люкс бегал по просторному салону и никак не мог решить, какое место у окна занять.

— Поезжай не спеша вперед, — сказал Мёллер. — На одном из деревьев по правую сторону висит намордник, оттуда мы начнем снова.

Эберле протянул термос:

— Свежий чай.

Мёллер с благодарностью взял термос и стал мелкими глотками пить горячий чай с мятой. Хоть автобус и двигался очень медленно, не прошло и трех минут, как Эберле обнаружил намордник и остановился. По тому, как Мёллер вышел из автобуса на шоссе и огляделся, Эберле понял, что он подрастерял свой пыл. Теперь он выполнял лишь оставшиеся обязательные упражнения, но отнюдь не свою любимую «произвольную программу». А Люкс, наоборот, сразу же закружил по краю карьера каменоломни, хотя Мёллер еще и не взял его на поводок.

— Ну ладно, —сказал Мёллер и пристегнул поводок.

Он отпустил поводок не более чем на два метра, чтобы лучше видеть собаку. Трава и здесь была высокой и густой. Люкс шел быстро, высоко держа нос. Мёллер дал ему перейти на бег. Мысль о том, что преступник ушел от них, не давала ему сосредоточиться. И он начал разглядывать местность, уже не думая о преследовании, удивляясь тому, как пустынны дорога, склоны горы Штейнберг и шуршащие заросли высохшей травы. Нигде ни единого движения.

Над всем этим царило серое небо, обещавшее либо снег, либо дождь. Внезапно раздался звук, похожий на выстрел, и Мёллер увидел, как около автобуса образовалось маленькое облачко. Тут же за его спиной взвыл мотор и раздались новые хлопки барахлящего зажигания. Люкс залаял.

— Ничего, ничего. Ищи дальше, — сказал Мёллер.

Люкс пролаял еще раз. Поковырялся носом в снегу. «Только бы снежная корка не была слишком острой». Люкс что-то нашел. Нет, это не мышь и не норка зверя. Ничего не видно. И все-таки что-то там было! Где мешок? Ах ты черт! Он оставил его в автобусе. Он мог бы и так поддержать и приободрить Люкса и обойтись без мешка, да не хотелось отступать от собственной методы: дать собаке сравнить запахи, проверить, действительно ли там есть что-то или ничего нет.

Что же делать? Автобус стоял метрах в трехстах. Глупо, что они не договорились о сигналах. Но что такое для него триста метров туда и триста обратно? Отнюдь не спортивный подвиг. На все уйдет минуты три. Мёллер шагнул к Люксу, угрожающе поднял руку и крикнул: «Место!» Он бросил поводок на землю и положил рядом еще и свою шапку. Затем вышел на шоссе и побежал к автобусу.

Бег разогрел и освежил его. Нос Люкса подсказывал ему: преступник спрыгнул в карьер и побежал в направлении границы. Судя по всему целью беглеца был город Вольфенбюттель по ту сторону границы. Во всяком случае автострада на той стороне шла именно в направлении этого города. Но куда бы он ни направлялся, ясно было, что он хочет убежать от наказания за содеянное. А может быть, это ему уже удалось?

Скоро все выяснится, сказал себе Мёллер и с удвоенным вниманием последовал за собакой, чей серповидный хвост, как рука, подающая сигнал, помахивал ему из зарослей сухой травы.

Люкс двигался гораздо быстрей, чем в лесу или на склоне. Он уже не пахал носом землю, а держал его на несколько вершков вверх. Судя по этому, след, несмотря на свою давность, был достаточно четким. Может быть, здесь, в карьере, как в холодильнике, особенно сильно сказывался консервирующий эффект. К тому же значительно потеплело. Но, возможно, это только казалось после бега и быстрого движения по карьеру, по травяным зарослям и кустарнику.

— Стой! Ни с места!

Оклик был адресован Мёллеру. От него потребовали выйти на открытое место и привязать собаку к дереву. Мёллера удивило, что Люкс никого не заметил и не предупредил его. Он понял причину этого, когда увидел, что пограничник сидит на высокой иве, которая была заслонена буйно разросшимися ветвями других деревьев. Мёллер знал, как вести себя в таких случаях, и подождал, пока к нему приблизится второй пограничник.

— Немецкая народная полиция, криминальмайстер Карл Мёллер! — на всякий случай крикнул он.

— Положите оружие рядом с собакой и отойдите на десять шагов назад.

Мёллер усмехнулся: ребята знали свое дело, таких на мякине не проведешь. Он выполнил требование. По реакции Люкса он теперь видел, откуда приближается второй пограничник. Это был совсем молодой паренек, не расположенный к разговорам. Мёллер предъявил документы и со своей стороны потребовал, чтобы дозорные доложили о нем начальству, что и было сделано незамедлительно.

— Вам нужно пройти в штаб, — сказал пограничник.

— Нет, это не пойдет. Пусть кто-нибудь приедет сюда. Скажите, что речь идет о преследовании убийцы.

Лишь полчаса спустя Мёллер услышал треск мотоцикла. Старший лейтенант, такой же молодой, как и пограничники, слез с заднего сиденья. Он был информирован о том, что в приграничном районе совершено убийство и что преступник разыскивается. Однако узнал он об этом всего час назад, когда появился автобус, и, как положено, доложил обо всем начальству.

Мёллер кивнул. А старший лейтенант рассказал ему о происшествии, случившемся три дня назад. Точно на том же месте, где они сейчас находились, к границе, с явно недвусмысленными намерениями, приблизился какой-то человек. Однако из-за спустившегося тумана ему удалось неопознанным уйти из погранзоны в глубь государственной территории.

Мёллер хотел спросить, было ли начато преследование, но не стал этого делать, поскольку сам мог ответить на этот вопрос. Но как бы то ни было, сообщение о том, что человек направился от границы в глубь государственной территории, означало, что для убийцы наступал третий акт драмы.

— Что ж, тогда продолжим наши поиски.

Мёллер попросил пограничников оставаться на месте, пока Люкс не укажет точнее, что значит «в глубь территории». Старший лейтенант согласно кивнул: им известно, как работают со служебно-розыскными собаками. Мёллер с удовольствием потолковал бы об этом, но сейчас ему было не до того.

Люкс брал след с большим трудом, чем можно было ожидать. Когда хозяин отвязал Люкса от дерева и взял поводок, тот вдруг проявил интерес к молодым людям. Может быть, вспомнил о своей жизни в Спортивно-техническом обществе? Мёллер всегда внимательно наблюдал за поведением Люкса в различных ситуациях и знал, что тот, попадая в компанию из нескольких человек, всегда отвлекался, не мог собраться и был больше расположен к игре, чем к серьезной работе. Такие привычки выработались у него на основе его собачьего жизненного опыта (к тому же в его наиболее приятной части) и были сильны и прочны.

В определенном смысле это помогало, так как Мёллер мог брать с собой Люкса куда угодно, на самые многолюдные народные празднества, не опасаясь его раздражения. Любому он позволял себя трогать, гладить и тискать. Особенно детям и подросткам. Он позволял увести себя куда угодно, если это было на открытом, обозримом месте, например в детском летнем лагере.

И теперь Мёллеру пришлось пойти на компромисс. Он позволил Люксу как следует обнюхать пограничников и мотоцикл, а затем поднес к его носу одежду в мешке, который снова таскал с собой. При этом мешок уже начинал его тяготить, и Мёллер решил, что, когда снова доберется до автобуса, оставит себе лишь ботинки с носками и повесит их за шнурки на шею.

Пограничники внимательно наблюдали за Мёллером и Люксом. Хотя они и разбирались в том, как надо работать со служебными собаками, но такого «специалиста», как Люкс, видели впервые. Они смотрели, как Мёллер подвел пса к тому месту, где его остановил пограничник, присел и прошептал ему на ухо какие-то загадочные слова, как затем Мёллер выпрямился, а собака без команды решительно двинулась по маршруту, невидимому ни богу, ни черту. Через несколько шагов Люкс повернул под острым углом назад, в направлении поселка Хайм. Через несколько минут они должны были вновь выйти к шоссе.

Главным для преступника было как можно быстрее оторваться. Выигрыш во времени был для него важнее, чем маскировка. Наверно, именно поэтому он вскоре вышел из высокой травы на обочину насыпной дороги, по которой приехал на мотоцикле старший лейтенант. Здесь было легче двигаться. Местность ему определенно была знакома — по крайней мере визуально. Он, по всей видимости, откуда-то долго наблюдал окрестности, в том числе рейсы мотоцикла. Но, с другой стороны, в карьере он был отнюдь не как дома, иначе бы не напоролся прямо на дозор.

Иными словами, все пошло не совсем так, как он задумал. И вообще события развивались не по его воле. Пока он не вышел к границе, все, возможно, и шло по тщательно продуманному плану. Но вот первоначально намеченная цель отпала. Нужно было определить новую. И с этого момента начались трудности. Если он действительно хладнокровен и решителен, как предполагал Мёллер, то должен был постараться найти тихое местечко, где можно было бы без помех все спокойно обдумать.

Не доходя до шоссе, Люкс опять резко вильнул в сторону. Это означало, что маршрут беглеца пошел параллельно шоссейной дороге, на таком расстоянии от нее, чтобы можно было моментально юркнуть в кусты. «Несмотря на спешку, он осмотрителен, — сделал вывод Мёллер. — А может быть, пошел так как раз потому, что надо было спешить. Но лихорадочная спешка ничего не давала. След шаг за шагом вел все ближе к Хайму. К тому моменту, когда убийца дошел до деревни, должно быть, уже стемнело. Ему нужен был ночлег, а возможно, и еда, а еще, может быть, транспорт. Посмотрим, что нам скажет по этому поводу Люкс».

Мёллер оглянулся: где автобус? Тот неторопливо приближался. «Хорошо, Эберле! Мы постепенно сыгрываемся». Мёллер сделал знак, чтобы Эберле все время следовал за ним. Шоссе вело прямо к поселку, к деревенской церкви. «Тут не наберется и десятка домов», — беглым взглядом установил Мёллер. Однако след резко повернул влево, а затем вправо, следуя изгибам дороги. Подобно волку, преступник обходил вокруг деревни, проверяя, где пробраться в нее и как удобнее сбежать. Так он мог рассмотреть половину дворов сзади. Может быть, его действительно интересовали хлевы, сараи, кухни? Мёллер разглядывал все это при дневном свете, и такое впечатление напрашивалось само собой.

Внезапно Люкс перебежал шоссе, обнаружив запах на другой стороне, засеменил к задней стене церкви и стал обнюхивать крохотную дверцу.

— Оставайся здесь! Будь начеку! — сказал Мёллер. — Никогда не знаешь, насколько это серьезно. Гляди в оба!

На всякий случай он снял с собаки шлейку, а сам пошел к главному входу. Тот был закрыт. Мёллер сделал рукой знак Эберле, который сидел в машине с включенным мотором шагах в двадцати от него.

— Нам надо здесь осмотреться. Люкс считает, что этот парень как минимум заходил сюда, хотя я и не думаю, что он еще там.

Мёллер снял пистолет с предохранителя. Эберле бросил взгляд на колокольню. Мёллер истолковал его по-своему:

— Да, возможно, он хотел всего-навсего посмотреть с высоты, что и как. Но при тумане даже с вершины колокольни не увидишь дальше своего носа.

Мёллер толчком открыл маленькую дверцу и пустил Люкса внутрь помещения. Он не верил, что там еще сохранился след, поскольку внутри церкви не было консервирующего эффекта снега. Да и слишком много времени прошло. Люкс, так и не издав ни звука, вернулся назад. Мёллер и Эберле вошли внутрь. Сквозь церковное окно проникал скупой свет. Ни души. Вскоре Мёллер обнаружил крутую лесенку, ведущую на колокольню, и снова послал Люкса вперед. Но вскоре пес вернулся, как-то странно повизгивая. Значит, там что-то было. Но наверняка не человек. Иначе бы Люкс не вернулся, а рычал и боролся.

Мёллер быстро поднялся наверх и громко рассмеялся. Пожалуй, больше над собакой, чем над той картиной, которая предстала его взору. Преступник воспользовался колокольней как отхожим местом. Может быть, он тут и заночевал?

— Что теперь? — спросил Эберле.

— Не знаю.

Мёллер посмотрел в проем колокольни. Несмотря на тусклость зимнего дня, перед ним открылся ландшафт, своей четкой суровостью напоминающий гравюру на дереве. Прямо перед ним возвышалась гора Дер Гроссе Штейнберг и уходила вдаль дорога, по которой они пришли и в конце которой виднелась островерхая крыша церкви. Он высунулся наружу и разглядел слева, на расстоянии примерно четырех километров, еще одну церковь.

Мёллер достал свою карту и, поглядев на нее, сделал открытие: на местности в тридцать — сорок километров, примыкавшей к участку дороги, находилось одиннадцать церквей, расположенных так, что с одной церкви всегда было видно две другие. И Мёллер вспомнил о крестьянской войне и представил себе, насколько важной, жизненно необходимой для жителей деревень была возможность такого обзора. Благодаря ей можно было простейшим способом сигнализировать о приближении отрядов вражеских войск.

Мёллер с удовольствием продолжил бы свои размышления. Исторические предания были его страстью. Чтобы отвлечься от посторонних мыслей, он подошел к противоположному окну и заметил в некотором отдалении уединенный крестьянский двор, невдалеке от широкой автострады на Хальберштадт и Кведлинбург.

— Нам нужно подумать о ночлеге, — сказал Мёллер Эберле и указал на усадьбу. — Как ты думаешь, вон тот дом подойдет?

— Я позабочусь об этом.

И Эберле начал спускаться по лестнице.

Мёллер расхаживал вдоль окон, размышляя, куда и каким способом мог уйти отсюда убийца. У него были две реальные возможности: либо назад, через гору, пешком, то есть в направлении места или, точнее, мест преступления, либо к автостраде, чтобы затем раствориться в каком-нибудь городе. Скорее всего, похищенные деньги у него были с собой. Так что крупный город для него — идеальное место, чтобы скрыться.

Мёллер чувствовал, что эта проблема и сейчас не дает покоя преступнику. О том, что он хотел уйти от привычного окружения, говорила его попытка перейти границу. То, что ему удалось украсть деньги с предприятия, расчетливость, с которой он совершил преступление, и его удачное до сего момента бегство свидетельствовали о том, что он был местным жителем. Конечно же, он имел все основания, чтобы стремиться поскорее исчезнуть. В тесном кругу деревенской общины вряд ли удалось бы долго скрывать такую крупную сумму.

Кроме того, человека, наверное, искали не только Мёллер и Эберле. Его могли искать семья, предприятие, контора, сельхозкооператив. Может быть, он оформил отпуск. Возможно, сказался больным. Но рано или поздно все откроется. Тогда начнут искать причины и взаимосвязи, начнется розыск, и денежки превратятся в тяжелую улику. Оставалось лишь одно — как можно быстрее бежать подальше от места преступления. Исчезнуть, затеряться, как иголка в стогу сена. Для этого весьма подходят Берлин, Лейпциг или Росток.

Мёллер застонал. Если преступник действительно замыслил подобное, то след оборвется на каком-нибудь вокзале или у шоссе. Будучи местным жителем, преступник вряд ли воспользуется автобусом, скорее предпочтет остановить грузовик или частника. Шоферы дальних рейсов обычно с удовольствием берут попутчиков, чтобы не скучать в дороге.

Эти размышления натолкнули Мёллера еще на одну мысль, которая и раньше приходила ему в голову, но до конца он ее не додумывал. Почему убийца избрал путь по лесам и полям? Почему не воспользовался транспортом: машиной, мотоциклом, мопедом? Если у него не было такого средства или он не хотел им воспользоваться, то почему бы не украсть? Хотя бы для того, чтобы проехать небольшую часть пути? И здесь, в поселке Хайм, он мог «одолжить» любой транспорт на выбор. Может, он не умел водить машину? Именно на этой мысли раздумья Мёллера прервал продолжительный сигнал автомобиля. Он высунул голову в окно и увидел во дворе церкви Эберле, машущего ему рукой. Мёллер с Люксом спустились вниз по узкой лесенке. Около церкви стояла «шкода». Мёллер потянул за ручку, и дверца машины открылась. Именно это и требовалось доказать. Люди здесь доверчивы. Для преследуемого преступника лучше и не придумать…

Перед воротами крестьянской избы висел щит, торжественно возвещавший, что находящийся здесь крупный рогатый скот туберкулезом не болен. Мёллер отметил это про себя. Такие вот детали всегда были хорошим предлогом для того, чтобы завязать разговор.

— Три дня назад отсюда украли велосипед, — доверительно прошептал Эберле. При этом он подмигнул так, будто речь шла о новости деликатного свойства. Но главное было в следующей фразе, которую он произнес с плохо скрываемым злорадством: — Но он ни к черту не годится: у него все время соскакивает цепь.

Именно эта деталь была для Мёллера наиболее важном.

— А что, здесь нет собаки?

— Нет.

— Странно.

Мёллер не мог себе представить крестьянский двор без собаки. Он глянул на Люкса и вдруг спохватился, что допустил промашку. Ведь там, у церкви, он забыл с помощью Люкса зафиксировать след: установить, куда он пошел дальше. Посторонние мысли, гудки, которыми сигнализировал ему о своем прибытии Эберле, желание поскорее найти приют и перекусить отвлекли его от дела. Мёллер начал злиться, потому что терпеть не мог промахов из-за собственной небрежности. Он уже решил было вернуться с Люксом к церкви, когда в дверях дома появился хозяин. Это был старый и, как тотчас же выяснилось, глуховатый человек, говоривший очень громко.

Он пригласил Мёллера и Эберле к столу, сказав, что открыл несколько банок консервированной дичи, к которой имеются и маринованные грибочки. «Все такое вкусное, пальчики оближешь!» — прокричал он. Обычно он не ест так по-королевски. Когда один, все это ни к чему, но возможность немного разгуляться в компании он упустить не хочет. Да и хорошая бутылочка найдется. Старик затолкал своих гостей в дом, а Люкс прошмыгнул у них между ног.

Они ели молча, макали хлеб в подливку жаркого, выуживали скользкие грибочки из банок. Эберле и Мёллер жестами и мимикой выражали восхищение. Так же как и старик, они дочиста вычистили корочками хлеба тарелки.

Хозяин зажег свечу, тщательно протер полотенцем рюмки и торжественно наполнил их.

— За прекрасный вечер! — громко сказал он и стоя чокнулся со своими гостями.

Затем сел, тяжело оперся локтями о стол и, хотя его никто не просил, начал рассказывать.

Его дети слышать не хотят о хозяйстве: разлетелись во все концы страны. Он всю жизнь надрывался, чтобы проложить дорогу молодым, отстроил дом от подвала до чердака, для себя с женой предусмотрел выдел, чтобы не путаться под ногами у молодых, и вот остался один со своей старухой, которая еле ползает. И поневоле спрашиваешь себя, зачем было городить весь этот огород.

— А где ваша жена?

— Она на старости лет вовсе из ума выжила! — воскликнул старик.

И поведал, что жена ездит от одной дочери к другой и нянчит внуков, один из которых всегда обязательно болен. Она нужна для того, чтобы молодые женщины могли работать сверхурочные, дополнительные смены. Всё деньги, деньги, деньги! И городской воздух. Здесь бы они были как картинки, там же чахнут на корню. Старик начинал портить настроение. Он как бы отравлял своей желчью вино.

— Все это ерунда. Здесь сколько угодно работы и сколько хочешь можно заработать.

Он поднял крышку сундука у стены, вынул и поставил на стол коробку из-под обуви.

— Откройте!

Мёллер большим пальцем сдвинул крышку коробки и увидел деньги. Пачки, скрепленные резинками. Бумажки по пятьдесят марок.

— Это сколько же тут? — Эберле одним глотком осушил свой стакан.

Он никогда в жизни не видел сразу столько денег.

— Что? — переспросил старик, прикладывая ладонь к уху.

— Сколько? — крикнул Эберле и сам испугался своего громкого голоса.

— Не знаю. Может, сто или двести.

— Что? Не может быть! — почти заревел Эберле.

— Я полагаю, он имеет в виду двести тысяч, — тихо произнес Мёллер.

У Эберле отвисла челюсть.

— Если хотите, возьмите, сколько нужно! У меня их много.

Старик пододвинул коробку сначала одному, потом другому.

Мёллер закрыл коробку крышкой.

— Я все продал: скот, машины, землю. Двор никому не нужен: ни общине, ни кооперативу. Когда-нибудь я буду покоиться здесь, а старуха уедет. К чему мне все это?

Гости молчали. Старик взял коробку и бросил ее в сундук. Затем встал, достал из стенного шкафа переливающийся перламутром аккордеон и начал играть. И довольно неплохо. Он играл шлягеры двадцатых годов. Иногда забывал ту или иную строчку и тогда начинал сначала. Он играл все громче и громче.

Старик выделил каждому по комнате, но Мёллер попросился спать на сундуке — из-за Люкса. Старик стал разглядывать пса, словно только сейчас по-настоящему его заметил.

— Продай мне его.

— Друзей не продают.

— Можешь достать мне такого же?

— Попробую.

— Я могу на тебя положиться?

Мёллер протянул ему руку. Старик пожал ее и зашаркал со своим аккордеоном восвояси.

— Доброй ночи, приятного сна!

Рано утром Мёллер выпустил Люкса и сам несколько раз обежал вокруг деревни. Затем снова лег, чтобы немного почитать. Вскоре после этого, чихая и стреляя мотором своего автобуса, Эберле отправился обкатать машину.

За стол сели поздно. Для старика хозяина это был уже второй завтрак. В своем огороде он насобирал два полных сетчатых мешка брюссельской капусты, присовокупив к этому целый окорок в качестве провизии в дорогу.

Жуя, Эберле сообщил, что велосипед он обнаружил невдалеке от Ассена, ближайшего населенного пункта. Однако оставил его на том же месте, чтобы Мёллер мог самостоятельно произвести осмотр.

Старик приложил руки к ушам, чтобы иметь возможность участвовать в разговоре. Он уже знал, что эти двое «из уголовной» и ловят преступника.

— Он годится лишь на то, чтобы вести его руками! — громко прокричал хозяин. — Я вешаю на него сумки с покупками.

— Может, его увел тот, кого мы ищем, — сказал Мёллер. — Но предположение — не доказательство.

— А если дать Люксу понюхать велосипед? — спросил Эберле.

Однако мысли Мёллера, по всему видно, были далеко. На его коленях лежала книга. Он открыл ее на какой-то странице и неожиданно начал читать:

— «Он сам погубил свое дарование тем, что неиспользовал его, тем, что предал и себя самого, и то, во что верил, тем, что пил так много, что притупилась острота восприятия, предал своей невероятной ленью и инертностью, своим жутким снобизмом и высокомерием, своей дикой предубежденностью». — Мёллер захлопнул книгу.

— Вот психоанализ многих преступлений.

Эберле с удивлением посмотрел на него.

— И все это относится к тому, кого мы ищем?

Вместо ответа Мёллер издал губами тот самый звук, который действовал на Люкса как электрический разряд. Тот вскочил и с ожиданием посмотрел на хозяина.

Эберле последовал за ними на улицу.

— Опять теплеет, — сказал он. — До того места недалеко. Я думаю, что велосипед украл не кто иной, как наш преступник с колокольни.

Эберле открыл дверцу автобуса, и Мёллер молча сел в машину. Люкс впрыгнул вслед за ним. Эберле чувствовал, что его напарник уже не тот, что вчера. Может, он раздосадован тем, что до сих пор не может доложить об успехе?

Однако все было не совсем так. Конечно, кое-что действительно занозой засело у Мёллера в душе. Откровения старика не шли у него из головы. У одного было денег столько, что он не знал, что с ними делать, а другой ради них стал преступником. К тому же еще и эта книга. Прочитанное тоже не шло из головы. А может, во всем виновата погода? Чувствовалось, что она меняется, не ясно было только, в какую сторону.

Люкс прижался к Мёллеру, втиснув голову между его колен. Мёллер гладил пса по переносице, испытывая благодарность за его поведение. У Люкса было какое-то особое чутье на то, когда он нужен.

— Хороший пес, хороший, — говорил Мёллер, а Люкс тыкался ему мордой в руки, требуя новых нежностей.

Но вдруг он поднял нос. Ну, ясно — уловил запах окорока из задней части машины.

Эберле остановил автобус, и Мёллер, еще не выходя из него, увидел в придорожном кювете велосипед. Последовала обычная процедура: надевание на Люкса шлейки с длинным поводком, обнюхивание им вещей в мешке, ботинка убийцы. Затем Мёллер подвел его прямо к седлу велосипеда. Люкс коротко тявкнул один раз. Мёллер дал ему покружиться в надежде, что след не поведет Люкса на полотно дороги.

Люкс сделал ему это одолжение и, направив свой нос на юг, медленно переступая, повел Мёллера за собой. Убийца обошел находившийся рядом Ассен. У него просматривалось явное отвращение к местным населенным пунктам. Объяснением тому могло быть лишь одно — его здесь хорошо знали. В этом Мёллер все больше убеждался. Но одновременно с этим все больше сомневался в разумности преступника. Он уже не считал его столь хладнокровным и осмотрительным, как ранее, в доме убитой вдовы.

Приблизительно через час Люкс пересек заснеженную дорогу, которая шла из леса на горе Дер Гроссе Штейнберг.

Почва здесь была, очевидно, холоднее, чем на равнине, но Люкс, наверно, накопил в своей памяти столько запахов того, за кем гнался, что даже самые малые крохи были для него следом.

Мёллер шел и удивлялся прямолинейности маршрута. У того, за кем они шли, вновь появилась цель. След четко вел на юг, несмотря на постоянные подъемы и спуски. Спустя час след снова вывел из леса на шоссе, которое тянулось к городку Вайк. Мёллер решил немного передохнуть и заодно договориться с Эберле о встрече, так как нужно было подогнать поближе автобус. Сейчас Мёллер задавал себе вопрос, зачем ему вообще нужен этот автобус. Конечно, товарищи из районного отдела действовали из самых лучших побуждений.

Эберле предложил встретиться на вокзале в Вайке. Ведь скорее всего именно туда и стремился убийца.

Эберле зашагал назад. Правда, всего лишь до лесной дороги, куда он сумел подогнать свой драндулет во время предыдущей передышки.

Около десятка дорог и два рукава одной речушки пересекали и огибали маленький город. Речка питала водой расположенную в идиллическом уголке близ вокзала купальню. Теперь, правда, дно бассейна покрывал тонкий слой льда, а вода, журча, искала обходных путей. Все это Эберле разглядел мимоходом, напряженно высматривая Мёллера с Люксом. Не может быть, чтобы они так долго шли. Эберле забеспокоился: не стряслось ли с ними беды?

В глубине души он не очень доверял Люксу, считал его собакой-ищейкой и не предполагал в нем бойца. Он понимал, конечно: это оттого, что до сих пор не было случая, который доказал бы обратное. Но одно дело — строить предположения, и совсем другое — ощущать тревогу. Эберле уже просто не мог больше высидеть на вокзале. За пределами городка и выше его, у горы Дер Гроссе Штейнберг, он заметил еще одну дорогу, вдоль южной стороны которой расположились то ли коровники, то ли гаражи, то ли склады. Что точно — Эберле не разглядел. Теперь он решил пройти посмотреть, что и как. На это потребуется всего несколько минут.

Люкс остановился у задней стороны одного из домовых участков в Вайке. В заборе имелась решетчатая калитка, и Мёллер вновь отметил про себя пристрастие своего противника к черным ходам, к которым тот крадучись подбирался и петлял около них, прежде чем войти. Здесь была та же ситуация, что и возле деревенской церкви в Хайме.

Люкс прошмыгнул между решеткой калитки. Мёллер отворил ее, хотел было оставить открытой, но потом все же закрыл. Войдя, оглядел участок. Добротный сарай, короткая дорожка, небольшой дом. Ближе к улице гараж.

Люкс обнюхал порог сарая. Поднял голову и собрался залаять. Но Мёллер, заметив это, остановил его, погрозив пальцем. Подергал дверь. Она открылась. «Образцовый порядок», — констатировал Мёллер, подумав, что неплохо бы найти пару часов, чтобы навести порядок и у себя в сарае. Но где взять это время?

В одном из углов стояли три бумажных мешка. Люкс долго обнюхивал их, затем взглянул на своего хозяина и заскулил. Мёллер открыл один из мешков. В нем были… волосы. Да, несомненно, человеческие волосы.

«Так что же значит твой скулеж? У одного человека не может быть столько волос. Значит, это не тот, кого мы ищем». Мёллер вспомнил, что однажды в детстве наблюдал, как ученик парикмахера подметал и собирал в ведро состриженные волосы. Может, хозяин сарая — парикмахер? Или тот, кого они ищут, парикмахер? Парикмахер, у которого финансовые трудности?

Мёллер запустил руку в первый мешок. Ведь не просто так скулил Люкс после столь длинного пути. Что-то с этими мешками не так. Мёллер нащупал дно, протолкнув руку сквозь податливое, невесомое содержимое мешка. Это, должно быть, «урожай», собранный с голов всего населения Вайка. В мешке ничего, кроме волос, не было. Тогда он запустил руку во второй мешок и в глубине его нащупал что-то твердое. Это оказалась картонная упаковка из-под сигарет, вмещающая блок. Но внутри были не сигареты, а деньги.

Ну вот, наконец-то!

Мёллер наклонился, взял Люкса за уши и поцеловал его в морду. Раз, другой, третий.

— Мы нашли его! Ты его нашел! Да, именно ты!

Все это не совсем соответствовало истинному положению вещей, так как, во-первых, сам Мёллер считал, что это не все деньги, и, во-вторых, кому, как не ему, было знать, что путь от добычи до похитителя может быть ох каким запутанным и продолжительным. Но все же начиная с этого момента можно будет проследить связи, и для их установления уже не обязателен будет собачий нос.

Мёллер вдруг почувствовал, что кто-то стоит за его спиной, у двери сарая. Хотя Люкс и отреагировал на появление чужого человека без злости, Мёллер на всякий случай сунул руку в карман.

— Оставь пистолет в покое, — сказал Эберле и тут заметил пачки банкнот. — Никак, старик устроил здесь свой филиал? И чего эти странные люди не хранят деньги в банке?

Мёллер показал Эберле мешки с волосами и от души повеселился, видя его удивленное лицо.

На другой стороне дома находились две двери, но обе были заперты. Мёллер постучал. В ответ ни звука. Люкс прислушивался и приглядывался. Все тихо и спокойно. Мёллер еще раз обошел вокруг дома и опять позвонил и попытался открыть массивную входную дверь. Но она была заперта. В окнах тоже никого не было видно.

Они решили расспросить соседей насчет хозяев дома и узнали, что он принадлежит владелице местной парикмахерской фрау Вулковиц. Она наверняка еще у себя в парикмахерской. Сегодня пятница, и в этот день у нее всегда много клиентов. Замужем ли фрау Вулковиц? Недоверчивость соседей растаяла лишь после того, как Мёллер и Эберле предъявили свои служебные удостоверения. Со своей стороны они попросили соседей никому ничего не говорить, заверив их, что им всего лишь нужно кое о чем спросить фрау Вулковиц. По опыту Мёллер знал, что появление «чужих», не местных полицейских сразу же вызовет пересуды.

Парикмахерскую они нашли без труда. Поколебались, как лучше войти: через боковой вход или через салон, который, как они заметили, был полон народу. На них уже обратила внимание одна парикмахерша. Во всяком случае, она, отодвинув гардину, бесцеремонно рассматривала их.

— А, пошли в лобовую атаку, — сказал Мёллер.

Тут же в открытых дверях появилась статная блондинка.

«Прямо Эльза Брабантская», — подумал Мёллер.

— Что угодно господам?

Блондинка улыбнулась искусно накрашенными губами, обнажив великолепные зубы. Улыбка не была наигранной, как того бы хотелось Мёллеру в глубине души.

— Господа из полиции? Заходите. Я все равно хотела немного передохнуть.

Мёллер предъявил удостоверение.

— К сожалению, мы не можем оставить собаку на улице.

— Ах, ничего. Я люблю собачек. Вы пришли по поводу Эрвина? Если так, то вы обратились не по адресу. Но если дадите мне немного подумать, то, возможно, я смогу вам помочь.

Она произносила все это свободно, без стеснения, в то время как Мёллер, Эберле и Люкс шли через салон. При этом она вертелась и так и эдак перед зеркалами, давая возможность Мёллеру любоваться ею со всех сторон. Да, фрау Вулковиц придавала большое значение тому, чтобы люди видели все, что она столь щедро могла продемонстрировать. Эта женщина могла бы стать прекрасной натурщицей для художника старой голландской школы. Она прямо-таки излучала здоровье и жизнелюбие, двигалась легко и грациозно.

В отгороженном от салона закутке она поставила на стол дорогие рюмки и хрустальный графин.

— Немного ликера? — И она наполнила рюмки. — Только не говорите, пожалуйста, что вы на службе. Мы все на службе, а вишневый ликер пока еще ни разу не замутил рассудок ни одному полицейскому. За ваше здоровье, господа!

Она осушила рюмку и села.

— Располагайтесь, пожалуйста. Не принести ли одеяло для собачки?

— Вы упомянули Эрвина?

— Да, да. Но немного терпения, господа. Вы узнаете хоть и не все, что хотите, но все, что вам необходимо. Несмотря на то что он не заслуживает даже того, чтобы на него вообще тратить слова.

— Вы с ним разошлись? — спросил Мёллер.

— Разошлись? Да я его вышвырнула вон! И это следовало сделать намного раньше. Но таково уж сердце женщины! Однако если уж решила, то раз-два и готово. Так что он натворил? Или на него заявила одна из его фифочек? Может быть, он украл у нее вещички? Он и у меня пытался, прохиндей несчастный. Но не на ту нарвался. У меня такие номера не проходят. Я его выкинула так, что он летел, икал и кувыркался. Все это видели! Спросите кого хотите! Лило! Ильза! Ингеборг! — без всякого стеснения крикнула она парикмахершам в салоне. — Скажите, как летел от меня Эрвин?

В салоне раздался смех. Там с самого начала разговора было слышно каждое слово.

— Когда вы видели его в последний раз?

— Завтра исполнится ровно два месяца.

— Вы состояли в браке?

— Чуть было меня не угораздило. В последнюю секунду я соскочила с подножки, и поезд ушел без меня. С таким бездельником и тунеядцем… Я была ему нужна, чтобы поить и кормить его. А его истории с бабами… Нет, господа. Неужели я выгляжу такой глупой?

— Назовите его подлинное имя!

— Ах, так у него еще есть фальшивые? Его зовут Эрвин Шталлингер. Точнее, так звали, когда он был у меня. А вот истинное это имя или фальшивое, я, извините, не знаю. Может, его звали герр Собачий. Прости меня, моя милая собачка, я не хотела тебя обидеть. И я легко могу себе представить, что он подозревается в каком-то преступлении. Ему ничего не стоит обокрасть и убить собственную бабушку.

— Что вы сказали?

— Ну, конечно, выражаясь фигурально. Я имею в виду его натуру. Вы меня понимаете.

— Где бы он мог, по-вашему, сейчас быть? Вы ведь хотели нам помочь…

Фрау Вулковиц не дала Мёллеру окончить фразу:

— О, здесь масса вариантов. Если его разыскивает полиция и он об этом знает, то, думаю, где-нибудь прячется.

Мёллер, который до сего момента улыбался, вдруг поймал себя на том, что пристально смотрит в лицо фрау Вулковиц. При этом он установил, что глаза у нее серо-зеленого цвета. «А может, она заодно с этим парнем?»

— Я что-нибудь не так сказала, господин Мёллер? Мёллер удивился ее хорошей памяти на фамилии.

— Мы были бы очень вам признательны, если бы вы нам сказали, где он может прятаться.

— Я составлю вам список. Все сплошь мои клиентки.

Быстрым и уверенным движением она взяла телефонный справочник, блокнот, позолоченную шариковую ручку и быстро набросала список. Две фамилии она отметила крестиками.

— Вот эти, пожалуй, его фаворитки.

— Почему вы так думаете?

— Они соответствуют его жизненному стилю. У них деньги, домик за городом.

— Дом за городом?

— Нет, именно домик. Клиентки с загородным домом вряд ли польстятся на него.

Грациозным жестом она протянула Мёллеру блокнот. Тот хотел оторвать страницу.

— Оставьте себе весь блокнот. Может быть, он вам пригодится. Еще по рюмочке, господа?

— Фрау Вулковиц, есть ли у Эрвина Шталлингера еще один ключ от вашего дома?

— У него? Конечно же, нет. Но он и без ключа войдет куда угодно.

— Вы допускаете, что он в ваше отсутствие мог незаметно проникнуть в дом?

Вопрос ни в коей мере не озадачил фрау Вулковиц:

— Мои драгоценности в банковском сейфе. Я не так уж неосторожна.

— Тогда я очень попросил бы вас пройти с нами к вам домой. Там вас подстерегает неожиданность.

— Что случилось? — Теперь у фрау Вулковиц был тревожный, остановившийся взгляд. — Не мог же он стащить у меня дом…

Мёллер передал все адреса в районный отдел. Заодно сообщил и фамилию предполагаемого преступника. А сам отправился вместе с Эберле по одному из отмеченных крестиком адресов.

Эрвина Шталлингера там не оказалось. Однако от внимания Мёллера не ускользнуло то, как забеспокоилась хозяйка, с какой неохотой она дала адрес своей дачи. У Мёллера и Эберле появилось предчувствие, что наступает решающий момент.

Когда они подъехали к домику, там горел свет. Но он тут же потух. Эберле подрулил как можно ближе к дому, а затем, вытащив пистолет, встал на подстраховку со стороны окон домика. Мёллер вставил ключ в замочную скважину задней двери, и с души у него свалился камень. Его предположение оказалось верным. Главная дверь, скорее всего, была заперта, и ключ был в замке. О задней же двери чаще всего забывают.

Мёллер открыл дверь.

— Поднимите руки вверх, господин Шталлингер, и выходите!

Ни звука, ни движения в ответ.

— Я спускаю служебную собаку.

Никакой реакции. Мёллер отстегнул поводок и погладил Люкса.

— Будь внимателен, малыш, ты же знаешь, тебя обычно недооценивают. Будь осторожен, дай мне знать лаем. Я приду на помощь.

Люкс сразу же исчез в темном проеме двери, вслед за ним в дом юркнул Мёллер. Он включил свет. А вслед за этим услышал удар, крик и злое рычание.

За кухонной дверью стоял мужчина. Стоял не шелохнувшись, с белым как мел лицом. На его руке повис Люкс. На полу лежал топор. У Люкса из лапы текла кровь. Ситуация была серьезной. Мёллер отодвинул топор ногой и свистнул Эберле. Когда тот пришел, Мёллер приказал собаке отпустить человека. Шталлингер упал Эберле на руки.

— Оттащи его в машину. Нам нужно найти ветеринара для Люкса.

Только теперь Эберле увидел рану, кровь и топор.

Потерявшего сознание Шталлингера Эберле отволок в автобус. Мёллер нес Люкса на руках, он продолжал держать его на руках и в машине. Ветеринара они нашли быстро.

Поиск на болоте

Было воскресенье. Стояла прекрасная теплая погода. У капитана Бунша был выходной. Наконец-то представилась возможность отремонтировать чердачное окошко. Бунш стоял и размышлял, какие ему понадобятся инструменты. Как повелось, в своем доме он все делал сам. Секреты мастерства капитан перенял у умельцев. Он старался делать все не только просто, но и дешево. Для Бунша, который, по его собственному выражению, жил со своей семьей почти что у черта на куличках, это было просто необходимо.

Он не был гением, но обладал живым умом. Терпеть не мог бестолковщину и спешку. Однако, взвесив все и обдумав, Бунш брался за дело без раскачки. Оно и понятно: ему хронически не хватало времени для личных дел. Так случалось и раньше, так было и теперь, после тридцати лет работы в спецшколе служебного собаководства, расположенной на краю большого пустыря.

Купить дом — дело недолгое. А вот его переоборудование по своему вкусу, и прежде всего, конечно, по вкусу Эллы растянулось почти на два десятилетия. Все время надо было что-то переделывать. Поэтому он считал, что любая вещь на что-нибудь да сгодится. Но потом его жена Элла потребовала убрать наконец «мусор со двора». Но на это тоже требовалось время.

Взгляду гостя или немногочисленных прохожих дом и сад представали чистыми и ухоженными. Лишь окошко кладовки на чердаке с некоторых пор стало раздражать Эллу, и она стала допекать мужа по выходным дням требованиями починить его наконец.

Бунш снял раму с петель. Они насквозь проржавели. Нужно было заменить их. Вовсе не обязательно на совсем новые. Достаточно просто менее ржавых. Где-то у него была пара старых оконных рам, спасенных им из кучи «мусора на дворе». Но куда же он, черт побери, запрятал их, чтобы они не попались на глаза Элле? Бунш высунулся из чердачного окна.

До него донесся далекий собачий лай. Знакомый и привычный звук для начальника оперативной группы. По привычке он поискал глазами источник звука. В своем районе Бунш знал каждый уголок. И в этом не было ничего удивительного, поскольку вот уже тридцать лет он жил на одном месте. Присмотревшись, Бунш вскоре различил фигуру человека с собакой. Интересно, кто это? Вроде бы ветеринар Каргес. Однако расстояние было слишком велико, чтобы утвердиться в этом предположении. Перед работой он надел очки. Пора наконец сделать себе комбинированные очки — и для близкого расстояния, и для дали. А то вот приходится идти вниз за биноклем.

Ага, теперь он узнал его. Это вахмистр Мюльбрандт, новый подчиненный Бунша, назначенный в его оперативную группу две недели назад. Еще во время обучения на проводника служебной собаки молодой вахмистр закидывал удочку насчет того, чтобы попасть в оперативную группу. Ну а что за собака с ним? Неужто Акс? Да, именно Акс! Значит, это ради него он просился на воскресное дежурство? Выходит, так. Акс — один из самых трудных кобелей. «Бандит», как называют его некоторые. «Ну, парень!» — подумал Бунш и тут же позабыл про окно.

Без бинокля движения Мюльбрандта и Акса казались игрой. Но в оптическом приближении они уже имели вид гладиаторской борьбы с неопределенным исходом.

Акс терпеть не мог Мюльбрандта. Нескрываемая, открытая вражда. Бунш заметил это с первого взгляда. Почему только этого никак не хочет понять Мюльбрандт? Пусть же он наконец даст собаке почувствовать шипы «строгого» ошейника! Разве не для этого он существует? Ага, теперь Мюльбрандт тянет поводок. Акс вцепился ему в локоть. Почему же он не надел на него намордник? Наверное, решил, что справится и так? Ну вот пусть и получает теперь. Сколько раз вдалбливаешь им одно и то же! И все, выходит, впустую? Так что же он теперь будет делать? Бунш увидел, как Мюльбрандт поискал что-то, поднял с земли палку, погрозил ею, как ударил или только хотел ударить, после чего палка обломилась и Мюльбрандт отшвырнул в сторону оставшийся в руке обломок. Мюльбрандт вновь принялся искать что-то на земле, приостановился в нерешительности, наконец нагнулся и подобрал какую-то короткую гибкую штуковину — вероятнее всего кусок садового шланга. Мюльбрандт не собирался сдаваться.

По профессии он был зоотехником. Капитан Бунш и опытный кинолог обер-майстер Цилль пришли к выводу, что он немного разбирался в животных. Они посмотрели все его свидетельства, оценки и одобрительно кивнули. Потом долго по-отечески беседовали с ним, пожелали ему удачи и посоветовали подобрать для дрессировки кобеля, к которому нужен жесткий подход. Мюльбрандт посоветовался с людьми, и все ему назвали Акса.

Выходной был Мюльбрандту весьма кстати: уйма времени, чтобы не спеша изучить своего «неприступного». Ведь именно этому он здесь и обучался, хотя, конечно, не на такой собаке, как Акс. Его учебной собакой был Нерон — восьмилетний пес, почти уже дедушка. Тот умел все. Нужно было лишь напомнить ему то, что он уже знал. Ну, а Акс? Тому приходилось навязывать свою волю. Навязывать силой. Так, как это бывает в животном мире. Кто сильнее? Кто первый? Кто второй? Естественно, каждый человек ошибается. И это не так уж страшно, если он замечает и исправляет ошибку. «Вот так-то, Мюльбрандт. Для крепкого полена нужен крепкий и здоровый клин. Но ты, упрямец, никак не желаешь этого понять».

Акс уже не лаял. Все происходило, как в немом кино. «Правильно, Мюльбрандт, — негромко похвалил Бунш. — Врежь ему, коль он не подчиняется. Вожак стаи, ведущий засобой несколько самок, — это тебе не комнатная собачка. Ему не повяжешь красивый бантик. Но не так же Мюльбрандт, не так!» Бунш осуждающе покачал головой. Его раздосадовала неловкость подчиненного.

Молниеносным движением Акс схватил шланг и не отпускал его. Теперь это была его добыча. Мюльбрандт пытался прижать пса к земле, но не получалось. Неужто он забыл все, чему его учили? Теперь все. Акс победил, а Мюльбрандт так и не уразумел почему.

Движения Мюльбрандта и его мимика, отчетливо видимые в бинокль, свидетельствовали о том, что теперь он стал бояться пса. Вместо того чтобы взять и отвести собаку в клетку, Мюльбрандт допустил еще одну ошибку. Страх — плохой советчик. Из самых лучших побуждений, скорее всего для того, чтобы дать успокоиться и себе, и собаке, он привязал ее за поводок к дереву. Ему успешно удалось выйти из образовавшегося круга, по которому передвигался пес, но войти в него Акс ему уже не давал. Теперь это была его территория.

Бунш видел, как озирается Мюльбрандт, соображая, что же теперь делать. Но помощи ждать было неоткуда. Жаль парня! Ему достался крепкий орешек. Пожалуй, слишком крепкий для него. Ведь он новичок. Мог ли он, Бунш, бросить сейчас Мюльбрандта на произвол судьбы? Имел ли право? Нет. Он не из таких.

Бунш спустился вниз, надел комбинезон и фуражку. Этим он избавил себя от соответствующих реплик со стороны Эллы. Уходя, решил взять с собой лопату, стоявшую у стены сарая. Эта мысль пришла на ходу. А вдруг лопата пригодится? Он не сомневался в том, что укротит Акса. Но пес был сильно раздражен и, кроме того, чувствовал себя победителем. Вполне возможно, что теперь он уже не захочет уступить никому. Невыгодным для Бунша было и то, что между ним и Аксом не было никаких отношений. У начальника оперативной группы столько забот, что нет возможности заниматься каждой собакой. Но Бунш полагался на свой опыт. Во всяком случае, нужно выбить из пса возникшее в результате победы чувство, что он сильнее.

Со склонными к агрессивности животными, причем не только с самцами, но и с самками, постоянно приходится вести борьбу за главенство. Животные, живущие стаями, не боятся риска. В естественных условиях в ход нередко идут зубы. Побежденный либо изгоняется, либо выказывает полное смирение, безоговорочное подчинение. Но человек не может пустить в ход зубы, для того чтобы добиться от животного подчинения. Для этого необходимы другие средства: разум, чтобы отличать принуждение от мучительства, и мужество, чтобы осуществлять принуждение последовательно, решительно и действенно. Некоторые люди не решаются так обращаться со своей собакой. Мюльбрандт не относился к их числу, однако сейчас он пребывал в растерянности.

Бунш подошел к ним.

Увидев начальника оперативной группы, Мюльбрандт, весь бледный, нерешительно шагнул ему навстречу и встал по стойке «смирно».

— Можете не докладывать, товарищ Мюльбрандт. Я сам все видел.

Мюльбрандт опустил глаза. «Этого только не хватало», — подумал Бунш.

— Я видел все случайно, товарищ вахмистр. Собирался чинить окно. Не мог же я оставить вас здесь колупаться одного.

Собственно говоря, Мюльбрандт заслужил хороший втык. Но сейчас таковой вряд ли принесет пользу. Пусть сначала парень придет в себя.

Акс ощетинился и утробно рычал. Бунш тоже издал низкий горловой звук. Но это было не рычание, а добродушное громкое гудение. И это сбило Акса с толку.

— Спокойно, Акс, спокойно. Товарищ Мюльбрандт тебе не собачий корм. Понял? Не так страшен черт, как его малюют. Ну что, не привык торчать на привязи у дерева? Ничего, мы сейчас все сделаем как надо, если ты не будешь безобразничать.

Бунш говорил, дабы говорить. Некоторые даже утверждают, что могут разговорами усыпить собаку. Акс немного успокоился. Во всяком случае, шерсть у него улеглась. Но он продолжал стоять в боевой стойке. Уши у пса торчали и были направлены вперед. Оскаленные зубы сверкали белизной. Бунш залюбовался им. До чего же красив, бестия! Прирожденная собака-телохранитель. Можно только позавидовать тому, кого она признает хозяином.

— Ты здорово разошелся, голубчик. Для начала мы отнимем у тебя твою добычу. Это тебе, конечно, не понравится, но это совершенно необходимо. Дурные примеры страшно заразительны.

— Я…

Бунш не дал Мюльбрандту договорить:

— Мысль насчет шланга была неплохая, товарищ Мюльбрандт. Я имею в виду мысль как таковую. Но не более того. Вам сейчас мешает страх.

— Да нет, собственно. Только…

— Страх только перед Аксом. Я знаю. Это моя ошибка. Надо было вас предупредить, но мне и в голову не приходило, что вы выберете именно Акса. Ведь и других достаточно. А этот пока что не для вас. Но не расстраивайтесь, он и другим тоже не по зубам.

— И вам тоже, товарищ капитан? — спросил Мюльбрандт, надеясь на утвердительный ответ.

Но Бунш не доставил ему такого удовольствия.

— А теперь, товарищ вахмистр, делайте то, что я вам буду говорить. Быстро и без лишних вопросов. Теперь должны победить мы. Должны! Ясно? Дайте мне ваш ремень.

Акс наблюдал за каждым движением людей. Бунш объяснил Мюльбрандту, как надо действовать. Все должно произойти молниеносно. Мюльбрандт заберет шланг, а Бунш в это время схватит поводок и заставит Акса сидеть.

— Главное — действовать одновременно. Акс не должен понять, что нам нужно: шланг или он сам. Он не должен знать, кого кусать первым. Нам надо сбить его с толку. Ясно?

Мюльбрандт вяло кивнул. Он видел перед собой только сверкающие янтарно-желтые собачьи глаза, торчащие уши, острые зубы.

— Ясно, товарищ Мюльбрандт? — спросил Бунш на этот раз громче и энергичней.

Мюльбрандт поддернул брюки.

— Да, товарищ капитан.

Бунш воткнул в землю лопату прямо перед Аксом. Ее черенок оказался рядом с шеей собаки. Сам же отошел в сторону и ногами перекрыл Аксу пространство. Пес зарычал. Бунш напряг мышцы. Это был испытанный прием у тех, на ком собак учили задерживать нарушителя: в худшем случае будут ссадины, но не укусы.

— Давай!

Мюльбрандт наклонился и взял шланг, Акс хотел было вцепиться ему в руку, но Бунш схватил поводок, отпустил рукоятку лопаты и изо всех сил хлестнул пса ремнем по заднему месту. Акс пригнулся. А Бунш рявкнул так, будто командовал целому полку собак: «Место!» Акс присел, но не лег. Бунш одобряюще кивнул Мюльбрандту, снова крикнул: «Место!» — и одновременно с ударом, нанесенным Мюльбрандтом, заставил пса лечь. И сразу же стал его успокаивать: «Молодец, Акс, молодец!» Потихоньку он ослаблял хватку, но был готов, если потребуется, тут же зажать пса в тиски.

— Отвяжите поводок от дерева, товарищ Мюльбрандт!

Мюльбрандт развязал узел. Бунш разогнулся и, пропустив поводок через руку, взялся за конец. Акс, как пружина, вскочил на ноги. «Место!» — рявкнул Бунш. Акс, поколебавшись, лег. Он не спускал глаз с Мюльбрандта. Бунш намотал поводок на запястье.

— Получилось даже лучше, чем я думал, — сказал Бунш.

Он чувствовал облегчение и не считал нужным скрывать это от Мюльбрандта.

— Нам еще повезло, что он уже имел возможность получить представление о том, что такое подчинение. А иначе вообще не пошел бы с вами. Но вы в его глазах потерпели поражение. И я думаю, что навсегда. Но это ничего, товарищ вахмистр. Каждый, кто учится, набивает шишки.

Мюльбрандт в смущении расхаживал туда-сюда.

— Дайте мне сигарету, товарищ Мюльбрандт, — попросил Бунш.

— Вы же не курите.

— Ничего. Давайте. И не смотрите все время на собаку. Делайте вид, будто ее вообще не существует. Подойдите к ней вплотную.

Мюльбрандт приблизился к Аксу. Пес зарычал. Бунш замахнулся ремнем:

— Тихо!

Бунш дымил сигаретой, а под козырьком фуражки у Мюльбрандта выступили капли пота. Оба молчали. Бунш бросил и затоптал окурок.

— Не говорите никому, что я курил. Совершенно ужасный табак.

Он протянул Мюльбрандту его ремень и лопату.

— Дайте мне шланг!

Акс покосился на шланг. Последовал короткий рывок за ошейник:

— Тихо!

И вся троица направилась к клеткам. Их приветствовал собачий лай. Акс глянул снизу вверх на Бунша.

— Ну что, дружок?

Акс игнорировал лай. Дверца его бокса захлопнулась за ним. И сразу же он ощетинился и вновь бросился на Мюльбрандта. Мюльбрандт улыбнулся. Стальные прутья толщиной в палец разделяли его и зверя, каковым для него был и остался Акс. Однако выражение его лица тут же изменилось. На нем обозначились печаль и подавленность. Два месяца назад он с оценкой «хорошо» закончил курс обучения на проводника служебно-розыскной собаки. Уже две недели, как он входит в состав оперативной группы, но пока что ни об одной собаке он не может сказать: «Мой пес». Конечно, в чем-то он сам виноват. В своих мечтах он слишком уж зациклился на Аксе, не хотел и думать о другой собаке. В воображении он уже видел, как он с Аксом и сворой обыскивают местность, чтобы обнаружить и поймать вооруженного до зубов бандита. Именно поймать! Увы, мечту и действительность разделяет много препятствий. Но в каждом полицейском живет мечта о действительно крупном деле.

Через несколько боксов была клетка Арко, сорокакилограммового симпатичного ротвейлера. Он тоже лаял, но не так, как Акс, — без злого рыка. Пожалуй, он лаял просто за компанию со всеми или же потому, что хотел привлечь к себе внимание: «Посмотри на меня, поговори со мной, погладь меня». Собаке нужна теплота. Большие блестящие коричневые глаза Арко с ожиданием глядели на людей. Бунш заметил это, а Мюльбрандт — нет. Он видел лишь собранную в складки переносицу Акса и его зубы.

— Возьмите Арко, Мюльбрандт. Он молодой, да и вы новичок. Он ищет контакта. Посмотрите! Он мог бы стать вашей собакой.

— Вы думаете?

Мюльбрандт увидел, как Арко всем боком прижался к решетке. «У него толстый зад», — отметил про себя Мюльбрандт.

— Ну, подойдите, подойдите. Но не забывайте, что и он попытается претендовать на роль сильнейшего. Арко тоже отнюдь не комнатная собачка. Это сорок килограммов живого веса. Протяните ему руку. Не убирайте ее, товарищ Мюльбрандт.

Мюльбрандт так и сделал. Арко притих, вытянул шею, понюхал руку издалека и медленно двинулся вдоль решетки. Мюльбрандт просунул сквозь решетку два пальца. Арко потерся о них ухом. Мюльбрандт нерешительно пошевелил пальцами. Арко ткнулся носом в пальцы. Это могло означать лишь: «Еще, еще». Арко начал вилять хвостом. Бунш громко засмеялся. Арко залаял на него.

— Ну вот. Убей меня, если это не любовь с первого взгляда. Войдите к нему. Тут уж никак не скажешь, что он вас на дух не переносит. Теперь вы поймете, что такое животное, ориентирующееся носом. И смотрите мне не уходите от него до тех пор, пока он не будет жалобно скулить вам вслед.

С этими словами Бунш неторопливо направился восвояси. Уходя, он несколько раз обернулся.

Им обоим было лет по десять — и мальчику и девочке. Они не были знакомы, но испытывали друг к другу любопытство, которое неумело пытались скрыть.

Местный мальчик сидел на поперечине изгороди и болтал босыми ногами. Казалось, собственные ноги интересуют его больше, чем чужая девочка.

Девочка занималась тем, что запускала с помощью вертушки обруч с пропеллером внутри. Когда у нее получалось, она скакала от радости, не удостаивая при этом мальчика взглядом, а потом ловила снижающийся обруч.

Но вот обруч с пропеллером зацепился за ветви дерева. Хоть он и висел не очень высоко, ей никак не удавалось достать его. Она пыталась сбить обруч палками и камнями, но безуспешно. Мальчик наблюдал за незнакомкой, незаметно бросая на нее быстрые взгляды. Девочка с досады топала ногами. Ей не хотелось просить мальчика о помощи, хотя по нему было видно, что он не прочь помочь. Но нет, словечко «пожалуйста» так и не было произнесено. Незнакомая девочка опять принялась скакать, постепенно удаляясь.

— Дедушка купит мне новый! — И после очередного скачка: — Столько, сколько захочу!

Она произнесла это о вызовом, во всем ее поведения было высокомерие.

Мальчик спрыгнул с изгороди.

— Если влезешь мне на спину, то достанешь до ветки. Эта штуковина крепко зацепилась. Или слабо?

Девочка возмущенно повернулась:

— Я лучшая физкультурница в классе!

— Это мы еще поглядим!

Мальчик пригнулся, как при игре в чехарду, и протянул ей для опоры руку. «Протянул руку» — неверно сказано, потому что ладонь он сжал в кулак. Девочка подошла к нему.

— Ну, давай, что ли!

Она вдавила ему в худые ребра острое колено, а затем встала жесткими каблуками на спину. Пропеллер упал на землю. Мальчик потер себе спину.

— Больно?

— Чуток.

— Ты здешний?

Он кивнул. Стоя лицом друг к другу, они помолчали. Мальчик упер руки в боки. Девочка последовала его примеру.

— Мой отец работает здесь. Он рыбак. А зовут меня Фолькер.

— А я Ина Линге. Мы живем в Берлине. В высотном доме, на самом верху.

— У тебя, наверное, полно игрушек? — небрежно спросил он.

Ина энергично кивнула и описала руками большой круг: «Во!» Этого, пожалуй, и ожидал Фолькер.

— А я больше люблю рыбачить или ходить в лес. — И он посмотрел на нее с вызовом. — Ты когда-нибудь видела косульку?

Ина молчала.

— Не понимаешь? Детеныша косули. Я покажу тебе. Хочешь?

— Я как-то видела фильм. Фильм про животных.

Фолькер, ни слова не говоря, двинулся с места. Ина бросила взгляд на дом у развилки дорог, на машину, стоящую рядом с ним. Мгновение казалось, что она хочет побежать туда. Но, сделав неуверенное движение, последовала за мальчиком в сторону леса.

— У тебя наверняка синяк.

Фолькер задрал сзади рубашку. Ина увидела два ярко-красных круга на загорелой коже, но ничего не сказала. Через некоторое время она обернулась еще раз. Дети вошли в лес. Узкая тропинка вилась между деревьями и кустами, уходя в глубину леса. Фолькер нагнулся и сорвал несколько лесных ягод. Протянул их Ине: «Повкуснее садовых», и они двинулись дальше.

Затем он показал ей шмеля на цветке. К удивлению Ины, легонько погладил неуклюжее насекомое пальцем. Внезапный шорох напугал Ину. Фолькер приложил палец к губам. Его глаза искали источник звука. Ина тоже пыталась что-нибудь разглядеть. По земле скакала птица, ее оперение по цвету напоминало коричневую кору.

— Соловей, — прошептал Фолькер.

Ина едва расслышала его, но для птицы даже такой звук оказался достаточно громким. Она исчезла, и полумрак под кустами скрыл ее.

— Вечером можешь ее послушать.

— Вечером я сижу дома.

— Торчишь у телевизора? Нет, это не для меня. В лесу или у воды куда интереснее. Глазеть в телевизор — дурацкое дело. Он ведь не живой.

— А тебе не страшно?

— А кого бояться, таких вот маленьких птичек?

— Я имею в виду змей, кабанов?

— Чепуха все это. Змея кусается, только если ты на нее наступишь. А вообще-то они сами удирают от тебя. Как тот соловей.

Они пошли дальше. Фолькер показывал Ине невероятнейшие вещи. Он различал лисий помет. Знал, почему лисы кладут его на виду: на дорогах, на камнях, на пнях. «Они помечают так свои владения». В лесной низине Фолькер нашел барсучью нору. Замерев, долго ждал, пока пестрый дятел решится высунуться из-за ствола и показать свое сверкающее оперение.

— А сойка еще красивей.

Фолькер открывал ей здешний мир, как книгу сказок.

— Уже недалеко, — прошептал он. — Ступай совсем тихо. Не топай так. Крадись, как кошка.

Ина кивнула. Ее щеки пылали от волнения.

— Делай все как я. Тогда не ошибешься.

Он послюнявил палец и поднял его вверх. Ина сделала то же самое.

— Ну?

Ина в ответ пожала плечами. Говорить она не осмеливалась.

— Откуда дует ветер?

— Не знаю.

— Я так и думал. Иди за мной. И чтобы тихо!

Резкая перемена в его поведении рассердила ее. Бросая ей два-три слова, он разрешал, приказывал, выговаривал. И все это не переводя дыхания, шипящим шепотом. «Как змея», — думала Ина. Босые ноги Фолькера бесшумно двигались по пружинящей лесной траве. Под Иниными башмаками трещали ветки. Она сошла с тропинки и ковыляла сбоку от нее. Он не окликнул, не позвал ее. Сел на лежащее дерево и стал наблюдать за движением муравьев по муравьиной тропке, которая вела от большого муравейника к маленькому.

Внезапно Ина очутилась на берегу ручья. Она не заметила этот ручей из-за высокой, по пояс, травы. Еще немного — и она упала бы в него. «Кря-кря», — беспрерывно крякала коричневая утка. Вокруг нее попискивали пять пушистых шариков. Девочка шла за ними до тех пор, пока дорогу ей не преградила вода и трясина. Она стала искать, как бы пройти дальше. Утка с утятами вдруг как сквозь землю провалилась. Ина оглядела всю водную поверхность и даже небо над верхушками деревьев, но ничего не обнаружила. Там было царство зябликов и синиц.

За спиной у нее затрещали ветки. И в тот момент, когда она обернулась, Фолькер схватил ее за волосы. Ина ударила его.

— Ты что, с ума сошла? — набросился он на нее. — Отсюда начинается болото. Здесь опасно!

— Подумаешь! Я только хотела посмотреть на уток.

— Здесь начинается царство духов, — заявил Фолькер.

— Еще чего выдумаешь? — засмеялась Ина.

— Хочешь, спроси моего дедушку. Он знает всех духов. Он знает даже, где они живут: на деревьях, в камнях, под цветами. Некоторые из них — звери и жуки. Но ты ведь городская. — Фолькер сплюнул сквозь зубы.

— Кончай! Противно слушать.

— Так ты хочешь увидеть косульку? Или нет?

Ина молча пошла за Фолькером. Когда он оборачивался и прикладывал палец к губам, напоминая об осторожности, она показывала ему язык. Когда за черно-коричневыми стволами больших старых деревьев показалось небо, Фолькер присел на корточки. Знаками он показал Ине, что они у цели. На четвереньках он прокрался к краю молодых посадок и знаками стал подзывать ее к себе. Ина не видела ничего, кроме деревцев ростом не больше, чем она сама.

Фолькер крался, пригнувшись вдоль борозды. Снова подал знак рукой: иди сюда! И опять исчез. Иногда над макушками саженцев показывались его вихры. Он энергично подавал ей знаки. Ина быстро двинулась к нему. Его волнение передалось ей. Опавшая хвоя и росшая большими пучками трава заглушали их шаги.

Фолькер встал на колени перед небольшим углублением. В нем лежало то, ради чего они пришли. Если бы не Фолькер, Ина не заметила бы косульку. Ее коричневая шерстка сливалась с цветом опавшей хвои, а пятна выглядели совсем как сухие листья березы. Большие темные глаза и носик влажно блестели. Животное застыло так, что ни веко не дрогнуло, ни волосок не шелохнулся. Казалось, что оно даже не дышит.

Фолькер поднялся и перешагнул через Ину.

— Не трогай руками! — прошептал он. — Я схожу по своим делам, — решился сообщить он и углубился на пару шагов в посадки.

Но Ина все равно стала гладить козочку. Сначала опасливо, а потом все уверенней. Нежно и осторожно. Она чувствовала, как под ее рукой бьется сердце животного.

— Я ничего тебе не сделаю. Не бойся. Я твой друг, — успокаивала Ина косулю.

Фолькер услышал это и ринулся напролом сквозь молодняк. Ветви хлестали мальчика по лицу. Увидев его бешеные глаза, Ина, защищаясь, закрыла лицо руками.

— Ты тупее любого животного! Я же тебе говорил, что нельзя!

И он пнул ее ногой. Она тоже попыталась лягнуть его, но не попала.

— Козочка погибнет с голоду! Из-за тебя! Чтоб ты сгинула!

Полный презрения, он развернулся и скрылся в подлеске.

А Ина вновь положила руку на тело животного. Она хотела послушать, как бьется сердце. Затем стала рвать вокруг себя траву и складывать ее перед носом козочки. Она рвала и рвала, пока куча травы не выросла выше косули.

Мюльбрандт решил с самого начала правильно повести себя с Арко. Когда он запер за собой дверь клетки, Арко у самой земли просунул нос сквозь решетку. Мюльбрандт пошел, не оборачиваясь. Он лишь прислушался к многоголосому лаю за своей спиной, который постепенно становился все тише и наконец через двадцать—тридцать шагов и вовсе умолк. Но когда Мюльбрандт завернул за угол кормокухни, раздался звук, который пробрал его до самых печенок. За все месяцы своего пребывания в спецшколе, да и вообще никогда ему не приходилось слышать подобного. Это был нарастающий, протяжный звук на одной ноте. Он знал это по кинофильмам. Но за собственной спиной все ощущалось по-иному. Он предполагал, что это Арко, однако хотел знать точно. Осторожно выглянул из-за угла.

Так оно и есть. Арко сидел в позе воющего волка у решетки. Морда задрана вверх, из приоткрытой пасти исходит звук, столь жалобный и жуткий для человеческого уха, но на самом деле представляющий собой всего лишь зов, обращенный к товарищу по стае и слышный на больших расстояниях. Мюльбрандт понял, что зов адресован ему. Это было приятно. Ведь еще час назад Акс издавал совсем другие звуки. Мюльбрандт стал соображать, стоит ли ему как-нибудь ответить, но услышав звук приближающегося мотоцикла, оставил эту затею. Охотнее всего он вернулся бы к клетке и приласкал Арко. Но это Мюльбрандт и без того уже проделал в достатке и поэтому сдержал себя.

Вахмистр Мюльбрандт решил пойти к обер-майстеру Циллю, дежурному кинологу группы. Он предполагал, что тот сейчас в ветеринарной части, где дежурил его старый друг майстер Каргас. И точно: оба сидели перед зданием ветчасти на солнышке и играли в шашки. Редко бывает, чтобы вот так, рядом, сидели два человека со столь разными характерами. Мюльбрандт подошел поближе и замер, делая вид, что наблюдает за игрой.

Цилль сидел, слегка наклонившись вперед, сцепив пальцы рук, почти по-собачьи положив голову набок, и оценивающе глядел на позицию. Каргас сидел откинувшись, упершись кулаками в ляжки и вперив узкие серо-зеленые глаза в покрытый редкими волосами череп Цилля. Впечатление было такое, будто Каргас гипнотизирует своего партнера. На каждую потерю шашки Каргас реагировал ударом кулака по ляжке. А Цилль лишь склонял голову на другую сторону. К концу матча Цилль выиграл восемь партий, а Каргас — только две. Цилль старательно и неторопливо стал укладывать шашки, а Каргас столь усердно принялся разминаться, что можно было подумать, будто он избавляется от судороги.

Но вот наконец Мюльбрандт обратился к Циллю и спросил, можно ли что-нибудь узнать об Арко, поскольку Цилль знает о собаках абсолютно все. Ведь к его мнению прислушивались даже при закупке собак. Мюльбрандт честно признался, что с Аксом у него ничего не получилось. В разговор вмешался Каргас и заявил, что не родилась еще такая собака, которая перед ним не писала бы от страха на стол. Говоря о столе, он имел в виду оцинкованный стол в своем рабочем кабинете, который вызывал у зверей почти такое же чувство, как у людей кресло зубного врача. Однако шрамы на руке ветеринара свидетельствовали о том, что он немного кривит душой.

— Так что же представляет собой Арко? — настойчиво продолжал свои расспросы Мюльбрандт.

— Этот пес тебе не хухры-мухры. — Цилль буравил взглядом молодого вахмистра, хотя они и виделись чуть ли не каждый день. — Пес абсолютно запущенный. — Мюльбрандт не верил своим ушам. — Я знаю его прежних хозяев. Они хотели его пристрелить. И своей жизнью он обязан мне. — Цилль говорил тихо, прикрыв веками глаза.

Каргас прервал его, сказав, что пойдет сварит кофе, и скрылся в здании ветчасти. Он хорошо знал эти истории Цилля.

— Почему?! — вырвалось у Мюльбрандта.

— Почему пристрелить, спрашиваешь? — ответил Цилль. — Думаешь, ни с того ни с сего никто не пристрелит собаку?

Мюльбрандт не мог себе такого даже представить.

— Он сидел в клетке на маленьком крестьянском дворе. День и ночь. По двору бегали куры. Кошки ходили по балке наверху клетки. Когда чистили рыбу, то это делали тоже на дворе, прямо перед клеткой, и бросали рыбьи головы кошкам, которые жрали их на глазах у собаки. Пес истекал слюной. У хозяев были еще и овцы. В период забоя они складывали несъедобные куски туш в мешок и вешали его на дерево у клетки. Не спрашивай меня почему. Просто люди при этом вообще ни о чем не думали. Все чувства и желания собаки были направлены на то, чтобы вырваться из клетки. Пес делал подкопы и перегрызал металлическую сетку. Хозяевам каждый день приходилось ее ремонтировать. Но в один прекрасный день они забыли сделать это. Овцы паслись на лугу около двора. Ротвейлер порвал проволоку. Куры разлетелись кто куда. Тогда Арко как ураган ворвался в стадо овец. Одной из них оторвал ухо, другой изгрыз ноги. Даже на шее у козла потом недоставало шерсти. Хозяйка слишком поздно заметила это побоище. Вооружившись метлой, она хотела положить конец безобразию. Но для Арко сейчас все были враги. И он напал на женщину. Раны на ее руках, пожалуй, только-только зажили. К счастью, подоспел муж, который, по его же словам, в дикой ярости схватил пса и придавил к земле. Чуть не придушив, он затащил его в клетку, которую оплел колючей проволокой. Они возненавидели пса. С этих пор у них всегда наготове стояли вилы. Было решено подарить Арко кому-нибудь, но никто не хотел его брать, так как все прослышали про то, что произошло. Тогда хозяева позвали лесника, а тот — мой друг. От него я и узнал всю эту историю. Я пошел и взял пса. Вот он каков, этот Арко.

И Цилль кивнул, как будто еще раз убедился в правильности фактов.

— Мне посоветовал капитан Бунш. Ведь Арко, говорят, совсем еще молодой.

— Верно.

— Он скулит и воет, когда я ухожу от него.

— Хороший знак.

Цилль почесал подбородок. Он всегда так делал, когда искал объяснение чему-нибудь.

— Играйте с ним. Беситесь вместе. Но вы должны быть все время победителем, Мюльбрандт. Всегда вы. Не забывайте об этом ни на минуту. Помните о его «биографии». Все не так просто. И хвалите его. Гладьте. Дайте ему побороться, даже если он все равно обречен на поражение. Для него это необходимо. Это будет ему наградой. Но ни в коем случае не давайте ему добиваться своего. Он уже бывал победителем, а у собак чертовски хорошая память. Вот, пожалуй, и все.

Цилль снова почесал подбородок. Не забыл ли еще чего? В этот момент Каргас крикнул из двери ветчасти, что кофе готов.

— Да, вот еще что, — сказал Цилль. — Следите за своим голосом. Он не понимает слов, но интонацию чувствует не хуже нас, если не лучше. Если вы с ним решили заняться серьезно, нужно, чтобы он почувствовал это по вашему голосу. И не будьте злопамятным, если не все будет получаться так, как вам хотелось бы. Этого он не поймет. Ну ладно, хватит советов.

— Спасибо, товарищ обер-майстер.

— Я ему покажу, как надо! — крикнул Каргас через дверь.

— Не надо, Вилли. Товарищ Мюльбрандт сам справится.

Уходя энергичным шагом, Мюльбрандт слышал, как за его спиной два друга затеяли спор насчет воспитания трудных кобелей.

Еще издали заметив Мюльбрандта, собаки пролаяли свое обычное приветствие. Арко прыгал на решетку и скакал на задних лапах до тех пор, пока его новый хозяин не подошел к клетке. Мюльбрандт потрепал его за ухо. Арко прижался к прутьям клетки, как будто хотел их согнуть.

— Да будет тебе, будет, дурачок, — сказал Мюльбрандт.

Он открыл клетку. Пес скакал вокруг него, жался к нему, толкался так, что Мюльбрандту с трудом удалось взять поводок. А что, если попытаться? Он вспомнил один приемчик, о котором ему говорили старики. Но вдруг Арко тяпнет за ногу? Вспомнив, как решительно обходился Бунш с Аксом, он решился. Когда Арко вновь принялся толкаться и даже пнул его лапами в грудь, Мюльбрандт сильно наступил ему на заднюю лапу.

Взвизгнув от боли, Арко опустился на четыре лапы и стал тереться поджарым телом о колено Мюльбрандта. Тот похлопал пса по груди и пристегнул поводок. Воспользовавшись моментом, Арко положил ему лапы на затылок. И снова Мюльбрандт вспомнил Бунша. «Место!» — рявкнул он и так резко дернул поводок, что Арко развернулся. Пес лежал на спине, открыв хозяину горло и живот. «Место!» — еще раз рявкнул Мюльбрандт так, будто Арко был от него за полверсты. Мюльбрандт попытался перевернуть собаку руками. Не получилось, а Арко было приятно, что с ним так возятся. Мюльбрандт шагнул к выходу из клетки. Арко вскочил на ноги. Мюльбрандт взял поводок покороче, но потом передумал. Громко и решительно, но без окрика, приказал: «Место!» Одной рукой он пригнул псу шею, а другой придавил его к земле за заднюю часть. Арко лег и продолжал лежать.

— Ну вот, — облегченно произнес Мюльбрандт и поправил тужурку.

Арко, наблюдая за ним, двигал головой, кладя ее попеременно то на левый, то на правый бок. Мюльбрандт вытер пот со лба. Кто в подобной ситуации удержится от такого жеста?

— Пошли, толстяк, погуляем.

Он говорил спокойно и чувствовал: радость распирает его.

Доктор Линге в который уже раз хлопнул задней дверцей своего «вартбурга». При этом каждый раз он глядел на часы. Куда только они запропастились, Эдита и Ина? Ведь ребенок не мог уйти далеко. Пора ехать домой. Ведь знает же, что у него ночное дежурство! Но вот наконец из-за поворота дорожки появилась его жена, но почему-то одна, без Ины.

— Говори скорей! Что случилось? — нетерпеливо крикнул ей издалека Линге.

— Ничего! Ее нигде нет. Как сквозь землю провалилась… — Эдита учащенно дышала. — Наверняка что-то стряслось.

— Что могло стрястись? Вечно одно и то же! — раздраженно бросил он.

Эдита молча посмотрела на мужа. Потом провела рукой по глазам, смахивая слезы. Линге встал на высокий бордюр дорожки. Местность была холмистой, но отсюда просматривалась хорошо. Высокая трава по колено, по полю островками разбросаны кусты. За ними на приличном расстоянии лес, обрамлявший пейзаж. Как мог здесь пропасть ребенок?

— Да тут она где-нибудь! — резко бросил Линге.

— Надо заявить в народную полицию, — настаивала жена.

— А может, лучше сразу привлечь армию?

Каждое ее слово раздражало его сейчас. И он говорил все, что приходило в голову, не задумываясь над последствиями сказанного.

— Где, скажи на милость, ты в этой глуши отыщешь полицейского? Ты видела здесь хоть одного? Мне лично не попадался. Даже деревни ни одной поблизости нет.

— Все-то ты знаешь! — громко сказала Эдита.

Муж попытался утихомирить страсти. Он приглушил голос и стал говорить так, чтобы выделить и довести до сознания жены определенные слова. Он говорил четко и с расстановкой:

— Я знаю, что нам пора ехать. Я знаю, что у меня сегодня ночное дежурство. Мы оба знаем, что хорошо провели время на природе и сейчас время возвращаться.

— Но только вместе с Иной! — крикнула фрау Линге в лицо мужу.

— Конечно, конечно!

Доктор Линге громко позвал дочь. Затем подошел к машине и нажал на сигнал. Он кричал и гудел до тех пор, пока из своего дома не вышла в сопровождении старой таксы по кличке Аксель фрау Вонигайт. Она была вдовой лесника. Эдита рассказала о своих опасениях насчет ребенка. Вдова слушала внимательно, и даже у пса был озабоченный вид. Присутствие собаки навело Эдиту на идею:

— Ведь собаки слышат лучше людей? И лучше чуют запахи? Нельзя ли мне с вашей таксой все обыскать еще раз?

Фрау Вонигайт не пришла в восторг от этой мысли:

— Аксель? Да он совсем старый! Насчет того, что он лучше слышит, не знаю. Но зато меня он совсем не слушается. Я никогда не интересовалась, как с ним справлялся мой муж. Но если хотите, то попробуйте. Держите его покрепче на поводке. Если он все-таки удерет, то ничего страшного. Дорогу домой он всегда находит сам.

Эдита схватила морщинистую руку вдовы и пожала ее с чувством благодарности. Аксель, увидев поводок, часто-часто замахал хвостом.

Вдова с серьезным лицом вернулась в дом. Ей было как-то не по себе из-за всего этого. В окрестностях можно легко заблудиться, а тут еще и болото. Но скажите на милость, как девочка могла попасть туда? Ее тоже охватило беспокойство. Акселю прогулка доставит большое удовольствие. Но из этой затеи ничего не выйдет. Вот если бы с Акселем на поиск пошел кто-нибудь другой! Может быть, рыбак? Он знал и собаку, и болото. Ведь это его родные места. Может, девочка притомилась и уснула где-нибудь в уютном местечке? Отоспится и вернется вприпрыжку и с песнями. Но если вдруг все-таки болото…

Вдова лесника написала рыбаку записку о своих опасениях. Аксель был отличным курьером. Теперь вдова с нетерпением ожидала фрау Линге. Она предчувствовала, что та возвратится ни с чем, и не обманулась. Но прежде чем Эдита успела рассказать о своей неудаче, Аксель с кулечком в зубах отправился в путь маршрутом, известным лишь ему одному.

Доктор Линге направился к своей машине и, чтобы чем-нибудь заняться, стал изучать атлас автомобильных дорог.

Про себя он проклинал эту поездку. Во всем виновата Эдита. Сам он занимался погрузкой складной мебели в машину, а Эдита должна была присматривать за ребенком.

Топографическая карта не предвещала ничего хорошего. Недалеко от значка, обозначавшего дом лесника, на карте начинались горизонтальные черточки — условный знак болота. Невероятно! Почему он не заметил эти горизонтальные штрихи, когда, ткнув пальцем в карту, сказал: «Ну что, поедем сюда?» Не заметил? Да, был не слишком внимателен. Но теперь-то он видит все. И эти штрихи приобретали зловещее значение.

Эдита сидела на ступеньках дома лесника, спрятав лицо в ладони. Надвигался приступ мигрени. Предметы перед главами приобретали искаженные очертания. Поднималась тошнота. Еще немного, и она уже не сможет ясно соображать. Но и сейчас Элита абсолютно не знала, что делать.

Муж прошел мимо нее в дом и попросил у вдовы разрешения позвонить в полицию. Услышав это, Эдита коротко и зло хохотнула. Фрау Вонигайт с сожалением пожала плечами:

— Телефон у нас давно снят. Он мне не нужен.

— А вдруг с вами что-то случится?

— Ко мне все время кто-нибудь заглядывает.

Тогда Линге спросил, где можно найти участкового уполномоченного. Вдова пробормотала что-то невразумительное. Точно, мол, она не знает, раньше-де этими делами занимался муж, а сейчас все знают соседи. Доктор Линге лишь стиснул в отчаянии руки.

— Но думаю, что вы можете сходить к Менкелю. Он был другом моего мужа. К сожалению, он уже совсем старый. Менкель живет в паре километров отсюда и раньше работал в уголовной полиции. Сейчас он на пенсии. У него наверняка имеется и телефон, и собака. Он вам посоветует.

Доктор Линге попросил рассказать, как туда проехать. В противоположность своей обычной осторожной манере езды по таким дорогам, в этот раз он гнал машину, не глядя на ухабы.

— А куда делся мальчик? — тихо спросила Эдита.

— Мальчик? — переспросила вдова.

— Да, тот, что стоял у изгороди.

Вдова молчала. Она догадывалась, о ком шла речь. В этой местности жил всего лишь один мальчик.

Когда такса с кульком в зубах просеменила во двор рыбака, ее перехватил Фолькер. Собака рычала, потому что Фолькер хотел отнять у нее кулек. Фолькер шлепнул ее, но собака зарычала еще громче. Когда появился дед, мальчик принял невинный вид, а Аксель радостно завилял хвостом.

Старик прочел послание вслух. Фолькер все слышал и незаметно улизнул со двора. А когда услышал, что дед зовет отца, перепрыгнул через изгородь загона для овец и бросился к лесу.

Вскоре после этого, взяв длинный моток веревки и нисколько шестов, рыбак Петер направился к дому лесника.

Рыбак и машина прибыли туда почти одновременно.

Пока доктор Линге помогал пожилому криминалисту выбраться из машины, Аксель, тявкая, бросился к Сенте, старой овчарке, чтобы, как водится у собак, поприветствовать ее по всем правилам. Менкель щелкнул пальцами, и собака легла. Аксель уселся рядом.

Рыбак поздоровался с Менкелем, не выразив удивления по поводу его присутствия. Он уже много лет знал и его самого, и его немногословную манеру поведения. Увидев принадлежности, принесенные Петером, Менкель одобрительно кивнул.

— Три пенсионера, — сказал он, имея в виду собак и самого себя, — водяной и беспечный отец. Может, среди нас есть и слепая курица?

Обращаясь к вдове, Менкель добавил:

— Я оповестил еще кое-кого. Возможно, они здесь появятся. А мы пойдем, не будем зря терять времени.

Он погладил Эдиту по волосам:

— А вы оставайтесь здесь. Чем меньше народа, тем лучше для Сенты.

— Я не могу допустить, чтобы мою дочь искали чужие люди! — запротестовала Эдита, пытаясь встать. — И вообще, разве вы из полиции? — спросила она недоверчиво.

— Сента уже нашла не одного ребенка, милая женщина.

Каргас сидел и хлебал суп из концентрата. Зазвонил телефон. Ветеринар дал ему позвенеть еще немного. Он знал, что когда звонят по пустякам, то кладут трубку после третьего звонка. На этот раз, однако, раздался четвертый звонок. Каргас снял трубку. Звонил дежурный офицер. Он разыскивал дежурного кинолога от оперативной группы. Каргас позвал Цилля и протянул ему трубку.

Офицер передал Циллю приказ начальника школы оперативной группы:

— Обер-майстер Цилль, надо найти пропавшего ребенке. Искать придется в болотистой местности.

Цилль лишь тихонько присвистнул. Затем от соответствующего райотдела народной полиции он получил информацию о местности в районе поиска. Ему также сообщили, что группа будет доставлена туда на вертолете, и назвали время его прибытия. В заключение дежурный офицер сообщил, что в районе поиска находится некий Менкель, которому известны детали.

— Ребенок должен быть найден. Ясно?

— Ясно.

Что он еще должен был ответить? После этого разговора Цилль набрал номер и обо всем доложил капитану Буншу.

Начиная с этой минуты все пошло, как и положено в подобных случаях. Капитан Бунш был теперь в курса дела и стал принимать соответствующий меры. Цилль спешно покинул ветеринарную часть, и Каргас мог теперь без помех заняться своим супом. Во время еды он вспомнил, кому принадлежит фамилия Менкель. Готфрид Менкель — старый друг и товарищ, которого они звали Фридель. Каргас вытер губы. Фридель уже наверняка семь или восемь лет как на пенсии. Какое отношение он может иметь к этому делу? Он ведь любил повторять: «Я не из тех, кто говорит: это не моя забота. Но я также не из тех, кто говорят: это не твоя забота».

Наверно, старый Фридель не мог примиряться с тем, что оказался не у дел. Он еще крепок и бодр, и времени у него много. Он занимался разной мелочевкой в поселке и его окрестностях, в том числе и расследованием мелкого воровства. Менкель брал свою Сенту и помогал всем, кто к нему обращался. Как и в прежние свои годы, шел по следу. Кое-кому из молодых офицеров полиции это было не по душе. Они урезонивали его, и он их понимал. Но что ему оставалось делать? Людям ведь не прикажешь. Все они лично знали его, и официальный бюрократический путь со многими бумагами был для них слишком сложным. Они шли к Менкелю и говорили: «У меня из сарая сперли шины». Тот приходил со своей Сентой, и к вечеру шины оказывались на месте. Можно ли было за это осуждать людей? И вообще, чем еще оставалось заниматься ему и Сенте? Раньше он с ней участвовал в различных первенствах и соревнованиях. А что теперь? Почетные призы красовались на полочках. Сента была для Менкеля Белоснежкой. И даже, пожалуй, в тысячу раз прекрасней.

Менкель надел на Сенту шлейку с длинным поводком.

Внимательно осмотрел почву, обочину дороги. Кряхтя, встал на колени, как будто надеялся найти пропажу. Разглядел многочисленные следы ног. В таких делах самое главное знать, что ты ищешь. Все начиналось, как по учебнику.

— Подойди, моя старушка. Понюхай вот здесь.

Аксель в это время путался под ногами.

— И ты, старый бродяга, набери полный нос запаха.

Сенте, вообще-то, и говорить ничего не надо было. Когда на нее надевали «поисковую упряжь», она сама знала, что надо делать. Аксель быстро обнюхал след. Сбегал туда-сюда. Притащил обруч с пропеллером и положил его к ногам Менкеля.

— Ты глянь-ка! Силен, бродяга! Делает вид, что его ничего не касается, и вдруг приносит игрушку. Молодец, старина, молодец!

Они направились прямиком к лесу. У начала почти неприметной тропки след уходил в лес. Менкель остановился.

— Странно, рыбак, очень странно, что городской ребенок нашел такую тропку.

Рыбак не понял.

— Ты видел где-нибудь девочку с четырьмя ногами?

— Нет.

— Я тоже.

Рыбак удивленно посмотрел на Менкеля.

— Здесь прошли двое детей, мой милый. Один в туфлях и один босиком. В туфлях — городской ребенок. А кто босиком? Не знаешь ли ты здесь такого ребенка?

Рыбак кивнул.

— Он у меня получит. Если, конечно, это был он, — добавил он после некоторого молчания.

— Брось, — успокоил его Менкель. — Собаку ведь тоже не бьют за то, что она гонит зайца. Это даже хорошо, что здесь прошли четыре ноги.

— Не могу понять, — сказал рыбак. — Ведь он был дома. Я сам его видел.

— Странно, — сказал Менкель и подбодрил Сенту: — Ищи, моя милая, ищи.

Сента продолжала стоять, глядя на Менкеля.

— Что с тобой, голубка?

Сента пробежала несколько шагов вперед, повернула, быстро и резко понюхала слева и снова посмотрела на Менкеля. Аксель тоже понюхал слева и исчез в кустах.

— Ага, вы считаете, что здесь несколько возможностей? Аксель залаял где-то поблизости, из-за кустов вылетели водоплавающие птицы. Аксель вернулся, сделал круг и засеменил прямо вперед.

Менкель имел сорокалетний стаж общения с собаками и понимал их поведение.

— Хорошо. Последим за этим старым господином. Ищи, Сента, ищи!

Но та была какой-то вялой.

— Ревматизм, — пробурчал себе под нос Менкель.

Впереди залаял Аксель. Люди прислушались. Пес прямо-таки заходился от ярости. Сента тоже забеспокоилась и стала тянуть поводок.

— Спокойно! Без паники!

Пройдя метров сто, они остановились как по команде. От неожиданности оба потеряли дар речи.

Между деревьями стоял Фолькер. Аксель кружил вокруг него и, казалось, норовил тяпнуть каждый раз, когда Фолькер замахивался на него ногой. На руках мальчик держал новорожденную косулю.

— Что это значит? — Рыбак сбросил жерди на землю и принялся отчитывать сына. — Ты же знаешь, что молодняк нельзя переносить с места на место.

— Где девочка? — Менкель слегка придержал рыбака.

— Она трогала косулю. Она! Она! Чокнутая… — Он не договорил. — Теперь косуля помрет с голода. Нам придется ее растить.

— Где девочка? — повторил Менкель свой вопрос, требовавший прямого ответа.

— Не знаю я!

Фолькер прижал к себе косулю. На лбу отца появились резкие складки. Фолькеру они были хорошо известны. Он повернулся, защищая плечом козленка.

— Не знаю.

— Оставь его! Он говорит правду!

Чтобы удержать рыбака от воспитательных мер, Менкель положил ему руку на плечо.

— Подожди!

Было ясно одно: Фолькер точно знал, какую девочку они разыскивают. Но, по-видимому, не знал, куда она запропастилась. Он отвел отца и старого криминалиста, шагавшего посередине, к молодым посадкам. Здесь Менкель снова попытался заставить собак взять след, но ничего не вышло. Те бежали всевремя в одном и том же направлении. Значило ли это, что не было другого следа? Могло быть и так.

— Придется идти назад.

Пока что Менкель полагался на нюх таксы. Лай Акселя доносился спереди из леса, и Сента ориентировалась на него. Фолькер с козленком шел рядом с Менкелем.

Внезапно Аксель опять свернул с тропинки и исчез. Сента хотела было последовать за ним, но Менкель щелкнул пальцами, что означало «Место!».

— Тут утки с утятами, — пояснил Фолькер, — она и помчалась туда.

— И ты говоришь об этом только сейчас! — покачал головой Менкель.

— И ты не остановил девочку! — поднял руку рыбак.

— Попробуй ее удержи. Она же городская! Вот и косульку трогала. Она же ничего не соображает.

Менкель подошел к ручейку.

— Я спущусь в воду. Оттуда лучше видно, — сказал рыбак.

Сына он демонстративно не замечал.

Длинным шестом рыбак ощупывал перед собой дно. Через некоторое время он свистнул. Сента искала у самой кромки воды. Потом остановилась и села. В зубах у нее была маленькая туфелька. Должно быть, она застряла между корнями упавшего дерева. Почему девочка не подобрала ее? Дерево скользким мостиком легло поперек воды. Рыбак Петер у противоположного берега рассматривал какие-то ветки. Здесь кто-то поскользнулся я упал. Девочка или кто-то другой?

У Менкеля появилась мысль, что он делает что-то не то. Собаки взяли след! Девочку они могли найти за любым кустом. Но когда и где?

Рыбак, ощупывая дно шестом, дошел до поворота ручья, так ничего и не обнаружив. Дальше начиналось болото. Он крикнул об этом Менкелю. Сента царапала когтями по стволу дерева. Аксель плюхнулся в воду и поплыл к рыбаку. И хотя Менкель уже убедился в тщетности того, что делал, он спустил Сенту с поводка.

Менкель боялся вернуться ни с чем, боялся женщины и ее вопросов. То, что он сейчас делал, было чистейшей бессмыслицей. Семидесятилетний старик с собакой, которой десять лет и которая страдает ревматизмом! Эта задача не по нему. И вообще она не для одного человека.

Из дома он позвонил в райотдел народной полиции и предложил известить школу специального собаководства или министерство внутренних дел.

Менкель следил за Сентой и видел, как она взобралась на ствол, как осторожно пошла по нему, но сорвалась и упала в воду. Собаки безуспешно пытались выкарабкаться на берег. Такса была слишком мала, а Сента слишком слаба. Им даже не удавалось достать зубами свисающую сверху траву. И они поплыли вслед за рыбаком. Менкель оперся о корень дерева, закрыл глаза и слушал, как плещется вода.

Вдруг раздался короткий лай, переходящий в булькающие звуки. Голова Сенты скрылась под водой, потом снова вынырнула. Увидев это, Менкель резко и требовательно засвистел и снова услышал булькающий лай. Потом голова Сенты под прямым углом вынырнула из воды, пасть открылась и захлопнулась, как крышка ящика, и собачья голова снова исчезла в воде. Менкель ухватился за второй корень. Он был не в состоянии двинуться с места.

Рыбак Петер тоже услышал странные звуки. С помощью шеста он развернулся, подался назад и при этом задел коленом Сенту.

— Она здесь.

Менкель влез в воду.

— Вам не надо было бы, — предупредил рыбак.

— Это же моя собака.

Менкель с трудом поднял тяжелую собаку на руки и понес к берегу. Он не хотел верить тому, что видел и чувствовал. Еще стоя в воде, он приложил ухо к мокрой шерсти, прислушиваясь к работе сердца.

— Она мертва.

Менкель с рыбаком пошли назад, к дому лесника.

Все, кто должен был участвовать в поиске, были оповещены. Когда капитан Бунш появился у клеток с собаками, все было тихо. Собаки спали. Настоящий воскресный отдых после обеда. Бунш перешел ко второму ряду клеток. Где же Цилль и Мюльбрандт? Он сдвинул фуражку на затылок. Может, самому попытаться разыскать их? Он глубоко вздохнул, стараясь подавить растущее раздражение. Территория только в одну сторону простиралась на тысячу метров. Везде возвышались строения, закрывающие обзор. Он сунул пальцы в рот и свистнул.

Сразу же раздался оглушительный лай. Из-за поворота дороги показался обер-майстер Цилль. Прежде чем Бунш успел на него наброситься, тот сунул ему в руку записку. На каждой ее стороне было пять собачьих кличек, и все — самок. Кобелей на этот раз не требовалось, поскольку суки лучше приспособлены к такому поиску.

— Я был не прав по отношению к тебе.

— Вот как?

Бунш не ответил на вопрос, прозвучавший в интонации Цилля.

Цилль отбирал требуемых животных по панораме собак. Панорама была его изобретением и большой гордостью. Она висела на стене его подвального кабинетика и содержала все наиболее важные сведения о каждой собаке. За считанные минуты в соответствии с задачей можно было составить нужные своры. Идею он позаимствовал в подшефной школе. Практика не раз подтверждала преимущества такой системы. Панорама давала сведения о поле, состоянии здоровья, возможностях использования, совместимости с другими собаками. Раньше, бывало, приходилось носиться от одной клетки к другой, и все равно нет-нет да и ошибались. И тут уж начиналась такая драчка, что только шерсть летела. Ничего не скажешь, система Цилля была более продуманной и совершенной.

Но где же все-таки Мюльбрандт? Капитан Бунш мог бы взять и Каргаса, старого тертого калача. Но он остановился на Мюльбрандте. Лучше и быстрее всего учатся на практике. Зачем обрекать его на многомесячную тренировку «понарошке», когда представляется такой случай. Уже два месяца, как Мюльбрандт знаком с животными, убирает их клетки и дает им корм. Бунш понимает, что и это дело нужное, но, однако, далеко не предел мечтаний. Решающими критериями, по которым он выбрал именно Мюльбрандта, были его усердие и настойчивость. Вот хотя бы сегодня он еще раз подтвердил эти качества. Акс — особый случай, его можно сбросить со счетов и забыть. Но старание и чутье, проявленные Мюльбрандтом в отношении Арко, пришлись по душе Буншу. Из этого могла вырасти настоящая привязанность. Ведь Мюльбрандт, в конце концов, такой же заядлый собачник, как и все они здесь.

Но куда же, черт побери, запропастился этот самый Мюльбрандт? Первые пять собак — Аня, Бусси, Дорте, Хелла и Фанни — уже приветствовали друг друга на опрятной, покрытой гравием площадке перед клетками. Может быть, все-таки взять Каргаса? Тому ничего не надо объяснять. У него стаж не меньше, чем у Цилля, а то и побольше. А в ветеринарной части до конца операции можно оставить Мюльбрандта.

Обер-майстер Цилль прибыл сразу же со второй сворой: Аида, Бетти, Густи, Дана и Мона — все великолепные овчарки.

Да, но надо решать: Каргас или Мюльбрандт?

В полном неведении Мюльбрандт прогулочным шагом приближался к вольеру. В таком же блаженном состоянии духа не спеша вышагивал рядом со своим хозяином Арко. Бунш и Цилль переглянулись. Бунш посмотрел на часы. Мюльбрандт никак на это не отреагировал.

— Вы ничего не знаете, товарищ вахмистр?

Мюльбрандт сразу же уловил разницу в теперешнем тоне по сравнению с тем, которым говорил с ним Бунш утром. Он встал по стойке «смирно». И Арко благовоспитанно сел рядом, как будто уже сдал все экзамены. Что это: случайность или чудо?

— Ничего не знаю. Я играл с Арко, как вы мне советовали, товарищ капитан.

— Оперативная группа поднята по тревоге, вы включены в нее, товарищ вахмистр. Вы поведете одну из свор. Сейчас забудьте о ваших играх. Дело серьезное.

Бунш показал ему список первой своры, назвал район и объяснил цель операции.

— Примите свору.

Бунш поднял глаза к небу с таким видом, будто к чему-то прислушивался.

Еще два часа назад Мюльбрандт прыгал бы от радости, а сейчас он не знал, смеяться ему или плакать. Одна из сук оскалилась и зарычала на Арко. Цилль подал Мюльбрандту знак. Арко зарычал на Цилля. Мюльбрандт потащил упиравшегося Арко к его клетке. Принимая под свою команду самок, он остро переживал расставание с Арко. Но он знал, что для розыска пропавших детей используются только очень спокойные и уравновешенные суки.

Он надел всем собакам намордники. Сделать это было нелегко, потому что все они прятали головы между лап, бросались на землю и вертелись волчком. В свое время он слышал о собаках, кусающихся из страха. Они кусают куда угодно, только не туда, где ожидаешь. Мюльбрандт вдруг понял, что ничего не понимает в собаках, за исключением теории.

В какое-то мгновение он посмотрел на этих сук с отвращением.

Это не ускользнуло от Бунша. По-видимому, на такие вещи у него было особое чутье.

— Перестаньте поглядывать на вашего Арко. Вас ждет работа. Отправляйтесь вперед. Вертолет будет ждать за спортзалом. Ступайте!

Мюльбрандт взял в руку пять поводков. Пять сук вполне благовоспитанно, как на тренировке, спокойно, не терзая свои намордники, зарысили рядом с ним. Хорошо хоть это получилось. Цилль шел за ним с другой пятеркой. Мюльбрандт удивился: они почти ничем не отличались от его собак. Капитан Бунш нес на плече три портативные радиостанции. Он не ломал себе голову заранее, до прибытия на место.

Супруги Линге молчали. И это лишь усиливало нервозность. Временами Эдита сбрасывала с себя оцепенение, бежала в сторону леса и возвращалась усталым шагом. Это повторялось каждый раз, когда ей слышались какие-то звуки.

Доктор Линге тоже бессмысленно бегал туда-сюда, как бы потеряв направление, но каждый раз возвращался к машине. Тогда он начинал проверять все, что возможно: стеклоочистители, зеркала, колпаки на колесах. Эти операции он выполнял автоматически: не успел еще подумать, а уже сделал. Он включил радиоприемник. Шла передача о грибах. Кто-то говорил о том, что в ранней стадии развития шампиньоны весьма похожи на бледные поганки, и наоборот. Линге покрутил настройку и выключил радио.

Они молчали, потому что боялись заговорить о самом худшем, что могло случиться. Они молчали, чтобы не сказать что-нибудь такое, чего потом уже не взять назад.

Вдова сидела около дома за грубо сколоченным столом и резала овощи кружками, полосками, колечками. Все это она раскладывала на газетной бумаге. Эдита подсела к ней. Однообразие движений несколько успокоило ее. Фрау Вонигайт пододвинула к ней маленький острый ножичек, и Эдита принялась за работу. Это несколько отвлекло ее, но жуткая неизвестность оставалась.

В этот момент появились Менкель, рыбак и Фолькер. Что все это значит? Они что, смеются, что ли? Что за торжественное шествие? Зачем эта козочка?

Эдита бросилась им навстречу. С ужасом она узнала о том, что произошло. Задыхаясь, упала на колени и в отчаянии стала колотить кулаками по земле.

Менкель осторожно положил Сенту у крыльца. Вдова сходила за покрывалом. Она предложила Менкелю переодеться в сухие вещи своего покойного мужа. Потом достала бутылку водки, настоянной на травах.

Менкель молча поблагодарил ее. Появившись на крыльце в зеленом форменном костюме, он отыскал глазами доктора Линге.

— Отвезите меня… нас домой.

— Что? — не сразу понял старика Линге.

Он нерешительно направился к машине и нехотя принялся выгружать складную мебель.

— Что же теперь будет?! — спросила вдруг Эдита.

Менкель положил руку на плечо доктора Линге.

— Не надо. Оставайтесь с женой.

— Но ведь надо что-то делать! — в отчаянии крикнула Эдита.

Менкель обнял ее за плечи.

— Будет сделано все, что надо. Не сомневайтесь, милая дама. Ждать недолго. Поверьте. Я знаю, как это тяжело. Заставьте себя успокоиться.

Прижавшись к его плечу, Эдита заплакала.

Вертолет прибыл в назначенное время. Посадка, в ходе которой пришлось помочь нескольким животным, прошла быстро.

И вот все они летят. Обер-майстер Цилль сидел в той же позе, что и при игре в шашки, слегка наклонившись вперед и поглаживая мизинцем по носу сидевшую у его ног собаку. Стоило только ему прекратить это, как она требовательно толкала его носом. Капитан Бунш расположился за спиной пилота и наблюдал за его действиями. У Мюльбрандта, казалось, напрягся каждый мускул. Это был его первый полет. До сих пор он видел подобное только по телевидению. Воображаемое и действительное. Какая красота там внизу! Ему казалось, что кто-то разматывает поля, леса и даже реку с огромного ролика.

Собака, сидевшая у ног Цилля, зарычала и оскалилась. У нее были маленькие, но острые клыки.

Цилль посмотрел на Мюльбрандта.

Тот переплел пальцы рук, подобно двум вставленным друг в друга гребешкам, и хрустнул суставами. Жаль, что из-за шума мотора нельзя было поговорить с Циллем. Мюльбрандт низко наклонился, чтобы погладить собаку по носу. Цилль увидел это и ободряюще кивнул.

Со стороны солнца послышался приближающийся шум. Чтобы лучше видеть, ожидающие приставили к глазам ладони.

Кроме супругов Линге, рыбака, фрау Вонигайт и Менкеля, который все-таки решил остаться, к звукам с неба прислушивались прибывший сюда экипаж полицейской патрульной машины и люди из бригады скорой медицинской помощи. Звук приближался, превращаясь в шипение, клекот и треск. Вертолет описал круг над домом, раскачал деревья, поднял и притянул к себе опавшие листья. Вверх взлетели и газетные листы с разложенными на них кусочками овощей.

— Чтоб тебе! — заругалась вдова.

Уже были четко различимы звезды, опознавательные знаки и надпись «народная полиция».

Вертолет сел на краю луга. Из него выпрыгнули десять собак, за которыми чуть менее резво появились трое людей в форме.

Поприветствовав товарищей из райотдела, капитан Бунш спросил:

— Все по-прежнему, ничего нового?

Те в ответ кивнули.

Бунш развернул карту.

К ним подошла Эдита. Ее знобило.

— Вы найдете моего ребенка?

— Эдита! — крикнул Линге, с тревогой наблюдавший за женой.

Менкель посмотрел в глаза Буншу.

— Это мать. Время идет.

— Да, конечно, — сказал Бунш. — Мы обсудим лишь самое необходимое. Мы найдем ребенка. Мы вернем вам его. Для того мы и здесь.

— Сколько собак! — пересчитала их Эдита. — Целых десять! Нельзя же столько собак на одну девочку.

— Они прекрасно обучены, — сказал капитан Бунш.

— А зачем тогда на них намордники? — спросила фрау Линге.

Подошла вдова и, обняв Эдиту за плечи, увела ее в дом. Эдита покорно пошла за ней.

Менкель рассказал Буншу, чем закончилась первая попытка.

— Ребенок так и не дал о себе знать? Я хочу сказать, лай собак был слышен?

— Если б так, она уже была бы здесь, — сказал Менкель. — Я отведу твоих людей с собаками туда, где нам пришлось прекратить поиск. Согласен?

— Конечно.

Капитан Бунш посмотрел, где солнце. Есть еще час с лишним, пока оно скроется за верхушками деревьев.

— В темпе, в темпе! — подгонял своих людей Бунш.

Бунш и Менкель подошли к Циллю и Мюльбрандту и коротко посовещались.

— Я бы на твоем месте взял с собой в вертолет рыбака. Он лучше всяких карт! — крикнул Менкель. — На сей раз вам надо сделать исключение, — добавил он и направился в сторону леса.

Уже во время отлета капитан Бунш на коротком расстоянии опробовал радиосвязь, приказав по радио остановиться около скользкого дерева, лежавшего поперек ручья. Обер-майстер Цилль и вахмистр Мюльбрандт приняли сообщение. Радиосвязь работала нормально.

С этого момента наступил звездный час рыбака Петера. В первые секунды он вообще ничего не мог понять. Ему казалось, что он, совершенно пьяный, шатаясь, передвигается в пространстве, где все вращается вокруг него. Неужели это его край? Еще никогда он не видел его с высоты птичьего полета. Он не мог отличить одно дерево от другого. Пилот состроил недовольную мину, которая, вероятно, означала: этого лучше было бы не брать с собой. «Не торопись», — показал ему знаком капитан Бунш.

— Лети к его дому. Его-то он знает, — посоветовал Бунш.

Это была хорошая идея. Рыбак засиял. А вот и ручей. Теперь уже Петер стал направлять пилота знаками: большой палец влево, большой палец вправо, палец прямо, ладонь вверх, ладонь вниз. Теперь летчику уже нравился его партнер, такой деловой и толковый. Они подлетели к дереву, лежавшему поперек ручья. А что делать дальше? Вертолет завис в воздухе, подобно тому, как останавливаются на лету, трепеща крыльями, хищные птицы. Вон утки. Вслед за ними, должно быть, и пошла девочка. Рыбак продолжал подавать знаки. Пилот недовольно надул щеки. Никак этот парень собирается делать инвентаризацию? Они видели под собой лысух, голюк, пару черных аистов, уток, лебедей, цапель, серых гусей. Почти всех с потомством. Животные бежали, спасаясь от гигантской птицы.

Немудрено, что городской ребенок почувствовал себя здесь как в раю.

Звери могли указать путь к девочке. Ладони вверх — немного выше.

Затем рыбак жестом попросил сделать большой круг. Пилот начал разворачиваться. Так дедушка всегда искал в саду свои очки. У них была лишь одна дужка, и он их постоянно терял. Дедушка все сужал и сужал свои круги именно так, как сейчас вертолет. Ничего не видно. Следующий круг. Рыбак уже жестикулировал обеими руками. Ладони вниз. Опуститься пониже. Метр за метром. Вдруг внизу он увидел пятно. Детское платьице? Нет. Остатки поваленной березки в высокой желтоватой траве, которую вертолет растрепал, подобно порыву урагана. Воображение искало вместе с глазами и видело больше их. Так повторялось несколько раз до тех пор, пока рыбак не научился отличать кажущееся от подлинного.

Еще раз он мысленно проделал возможный путь ребенка. Девочка шла с правой стороны. Солнце в это время было слева. Водоплавающие птицы стремились спрятаться. Где? Конечно, в тени. Поэтому девочка все время должна была брать левее. Знак большим пальцем левой руки: лететь по дуге влево.

Из рации раздался резкий голос капитана Бунша:

— Обер-майстер Цилль, задействуйте вашу свору!

— Вперед! Вперед! Вперед! Вперед! Вперед!

Полетели брызги воды. Собаки сорвались с места, как радостная ватага ребятишек. Это напоминало игру в салочки. Собаки неслись вперед, в стороны, прыгая через препятствия и пускаясь вплавь. Они обшаривали каждый уголок. Взлетали птицы, спасались бегством животные. Собаки не преследовали их. Для знатока это было показателем класса их выучки.

Цилль осторожно ступил на болото вслед за собаками, держась за кусты и ощупывая ногами почву: выдержит — не выдержит.

Теперь направление указывал Бунш. Вопреки всем рысканьям из стороны в сторону наподобие кривой сейсмического прибора, в результате получалась дуга в левую сторону. Рыбак одобрительно кивал. Девочка, несомненно, где-то здесь. Но то, что сверху для Бунша было достаточно четким маршрутом, для Цилля выглядело совсем по-иному. Он старался следовать по тому же маршруту, что и Бунш, перебирался вслед за собаками с островка на островок, которые имели вид больших пучков травы. Цилль пытался осмотреться из той же перспективы, что и девочка. Он погружался по грудь в воду, становился на колени — все равно уже промок с ног до головы. Цилль был поражен. Он сразу же стал видеть намного больше. Вода переливалась и сверкала на солнце, приводимая в движение собаками и им самим. А по воде шныряли и шлепали существа самого разного вида и окраски. Воистину сказочный мир. Здесь и правда можно все позабыть.

Собаки поднимали дичь и не лаяли. Они были обучены этому. Вертолет летал над наиболее крупными открытыми участками воды. Бунш глядел в одну сторону, рыбак — в другую. Бунш искал глазами плавающее в воде тело ребенка. Ведь кто-то должен был учитывать и эту возможность. Он делал это сознательно и трезво, но ничего не обнаружил.

— Вахмистр Мюльбрандт, задействуйте вашу свору.

С высоты это напоминало смыкающиеся щипцы.

Животные исчезли из поля зрения Мюльбрандта. А если сейчас они что-нибудь найдут, что должен делать он тогда? Вот Цилль взял и просто пошел вслед за собаками.

Внезапно одна из собак залаяла. Ее лай услышали Менкель и Мюльбрандт. Цилль понял, что это собака из его своры. Он громко свистнул. Затем присел на корточки на одной из поросших травой кочек. Может быть, таким образом удается что-нибудь разглядеть? Если животные послушаются, то они должны остановиться и сесть там, где их застал сигнал.

С трудом он передвигался по трясине. Это можно было сравнить лишь с ходьбой по глубокому, по пояс, рыхлому снегу. Вытащил одну ногу, руки в стороны, шагнул другой ногой и опять вытащил ногу. Главное — спокойствие. Но разве можно его сохранить, если тебя подгоняет внутренняя тревога? Острые стебли болотной травы режут ладони. Цилль увидел первую из своих собак. Это была Мона. Цилль доложил об этом наверх. Бунш подтвердил прием. Мюльбрандту он посоветовал не идти дальше, но и не возвращать собак.

Цилль продвигался вперед. Бетти и Густи ждали его невдалеке друг от друга. Их уши, однако, были направлены в другую сторону. Оставались еще Аида и Дана. Конечно, если что-то есть, то это будет у последней собаки. Он прохлюпал мимо Аиды, которая, не отрывая зада от земли, пыталась тащиться за ним.

— Место!

И наконец он разглядел серую Дану. Собака была возбуждена. Она сидела и перебирала передними лапами, делала головой такие движения, как будто хотела залаять, но не лаяла. И тут он увидел Ину, сидевшую на траве. В глазах девочки застыли слезы. Она заслонилась руками, боясь собаки и, конечно же, мокрого насквозь человека, который возник перед ней, подобно болотному духу.

Цилль присел, чтобы быть поменьше, и засмеялся. И тут же доложил Буншу о находке. На вид у ребенка не было никаких повреждений. Пилот стал искать место для посадки. Обер-майстер предупредил по рации: почва еле-еле держит одного человека. После этого вертолет полетел к опушке леса.

Мюльбрандту и его своре Бунш приказал следовать к дому лесника.

Цилль взял Ину на руки. Потом созвал свою свору. Уже на первом шаге он оступился. Еще немного — и он с девочкой упал бы. Нет, так дело не пойдет. И Цилль посадил Ину себе на спину. По крайней мере, так он мог одной рукой ухватиться за что-нибудь. Но зато теперь девочка сдавливала ему горло. Цилль закашлялся. Путь до дерева, служившего мостиком через ручей, оказался необычайно трудным. Лишь сознание, что скоро все будет позади, облегчало его. Немного не дойдя до дерева, Цилль в последний раз остановился отдышаться.

Ина все больше и больше избавлялась от робости.

— Это все твои собаки?

— Все мои.

Что он еще мог ей ответить?

— Можно их потрогать? Я хочу их погладить.

— Потом. Сначала я должен доставить тебя к твоей маме. Она очень беспокоится за тебя.

— Но со мной же ничего не случилось. Сначала я тоже боялась. Но сейчас уже не боюсь.

— С тобой не соскучишься.

— Я очень хочу погладить твоих собак сейчас. Можно?

— Ладно уж, погладь, — ответил Цилль. — Они это заслужили.

Готфрид и Бим

На столе стоял пирог. Готфрид Менкель понюхал его — картофельный. В середине пирога горел огарок свечи. Этот пирог был испечен ко дню рождения. Десять кусочков хлеба с непропеченной серединой были разложены веером на одной половине вращающегося блюда. На другой стороне стояла глиняная мисочка, обрамленная с двух сторон капустой кольраби. От мисочки пахло майораном — искусственный смальц.

Это был праздничный стол по случаю тридцатилетия Готфрида Менкеля. Мать накрыла еще ночью. Чтобы купить картошку, хлеб и муку, она пожертвовала комплектом постельного белья: пододеяльником, простыней и наволочкой.

Тридцатилетие — особая дата. Менкель ел со зверским аппетитом, а мать смотрела на него и радовалась, что ее мальчик не глотает как попало лакомства, а ест культурно, радовалась тому, что тридцатилетие вообще состоялось. Ведь это было почти что ненормально: через год после войны оставаться здоровым молодым человеком.

Как такое стало возможным? Это была длинная история. История о случайностях, об инстинктивном умении использовать случайности, чтобы выжить. Тот, кто встречал Готфрида Менкеля в последние годы войны, видел его в форме пожарного. Тот, кто сталкивался с ним в последние часы войны, запомнил его с красным крестом на нарукавной повязке или с багром и лопатой в руках при спасении заваленных при бомбежке. Вот только свою Хайделору и мальчика он не смог откопать. Они лежали под обломками не в его «районе».

Мать вздохнула. Готфрид почувствовал, что сейчас последует. Он положил ладонь на ее руку.

— Не нужно, мама. Ведь ничего уже не изменишь.

Но она все равно заплакала по молодой женщине и малышу:

— Всегда попадает не в тех.

— Да. Но не нужно больше.

Она достала из рукава платок и вытерла слезы. Потом встала и направилась в коридор к своим продовольственным тайникам. В тот момент, когда она поставила на стол бутылку густого вина из черной смородины урожая 1945 года, раздался звонок.

Это был Кунце, в прошлом владелец табачной лавки, разбомбленной во время налета.

— Нас вызывают в комендатуру.

— Зачем?

— По-видимому, что-то экстренное. Надень форму.

На улице шел дождь.

Когда Менкель и Кунце вошли во двор комендатуры, там собралось уже семь человек. Все были одеты в перекрашенную форму вермахта. Менкель снял фуражку и сунул ее под мышку. Дождь намочил ее, и по лицу побежала чернилообразная жидкость. Темно-синяя краска никак не хотела держаться на материи, но зато прекрасно приставала к коже.

Однако в ту пору это не выглядело символичным^[3]. Старой зеленой формы уже не должно быть, новой еще не было. Но какую-то форму полицейские в конце концов должны были носить. Времена, когда они имели лишь нарукавные повязки, уже прошли.

Никто из них раньше не был полицейским. Ни до 1933 года^[4], ни после. Это было то, что отличало их всех. И еще: все они были гражданами с незапятнанной репутацией. Всех пришлось уговаривать. Тех, кто думал только о лучших продовольственных карточках, — меньше, тех, кто и слышать не хотел об одетых в форму стражах порядка, — больше.

Советский комендант появился в сопровождении человека, тоже одетого в «чернильную» форму. Это был начальник уголовной полиции, человек, преследовавшийся раньше «за политику», как привыкли выражаться его подчиненные. Поскольку форма общения у них была далека от военной, они звали его просто «шеф».

Комендант и шеф поздоровались, можно сказать, совсем по-граждански. Зато они внимательно приглядывались к ним, будто по лицам можно было прочесть мысли. Не было произнесено ни слова. Ни дружелюбного, ни резкого. Чего только не могло в этот момент прийти в голову им, девятерым?

Наконец осмотр личного состава закончился. Комендант отдал по-русски команду, которой доселе никто из них не слышал, в том числе и шеф:

— Собак сюда!

Если бы присутствующие знали значение русского слова «собака», то кое у кого сердце ушло бы в пятки. Недоразумения тогда случались часто.

Послышался ожесточенный лай. Красноармейцы ввели собак на цепях — немецких овчарок. Их волчьи морды были в кожаных намордниках. Советские солдаты расположились по одному напротив каждого из «чернильно-синих». Собаки рвались с цепей. Капала слюна. В такой ситуации сомнения относительно крепости намордников были вполне естественны. Кто знает, может, у кого-нибудь из полицейских обнаружено пятно от коричневого прошлого?^[5]

Тогда как раз бушевала эпидемия доносительства.

Менкель не знал за собой никакого греха. Комендант и шеф наслаждались всеобщим оцепенением. Затем шеф сказал:

— По приказу коменданта с сегодняшнего дня вы — первое отделение проводников служебно-розыскных собак. Разберите животных. Вам дается неделя времени. Познакомьтесь друг с другом. Не забывайте, что собака происходит от волка. Кстати, этих вот мы взяли у эсэсовцев. Будьте осторожны, но и не трусьте.

— Хайлигер бимбам!^[6] — вырвалось у Менкеля.

— Вы сказали Бим? Хорошее имя. Возьмите Бима и попробуйте поработать с ним, — сказал комендант.

— Но чем я буду его кормить? — рискнул возразить Менкель. Как сказал поэт: «Сперва жратва…»

Шеф расхаживал между собаками и людьми в синем. Его сопровождало злобное рычание. Он улыбался. И трудно было определить, была ли его улыбка радостной. Может быть, он уже сталкивался с немецкими овчарками или того больше — с результатами их специальной дрессировки.

Перед Менкелем он остановился.

— Мясо и крупу вам будут выдавать на службе раз в неделю.

Услышав волшебное слово «мясо», Менкель провел рукой по лицу. Он не хотел, чтобы шеф видел, как он борется с икотой. Мясо для собак?

Комендант крикнул по-русски: «Мясо!» — и красноармейцы, сняв свои заплечные мешки, протянули их людям в синем. Собаки бросились к мешкам. Они уже знали, что в них.

Менкель храбро поставил ногу на мешок и обеими руками потянул собаку от мешка. К его удивлению, та послушно села.

— Вот так, — сказал Менкель. — Гляди, вон наш шеф. А из нас двоих шеф — я. Ясно?

На ответ он не рассчитывал.

До входа в жилище в заднем дворе многоквартирного дома собака следовала за своим новым хозяином почти с радостью, виляя хвостом. Однако было ясно, что радость эта относилась к содержимому мешка.

Квартира находилась на первом этаже, и вход в нее был прямо со двора. Менкель открыл дверь. Собака стала упираться всеми лапами, испугавшись темноты коридора. Менкель огляделся. Может, привязать пса к мусорному ящику?

Внести его в квартиру на руках? Менкель протянул руку к ошейнику. Пес зарычал. Не отводить руки. Действовать осторожно, но не трусливо, сказал шеф.

— Не можем же мы стоять здесь вечно.

Свободной рукой он погладил животное по спине. Шерсть на собаке встала дыбом. Дождь не намочил ее. Менкель понюхал свою ладонь. Она воняла кожным салом, или, проще говоря, собакой. Он хотел вытереть руку о штаны, но не сделал этого. Еще раз погладил собаку и почувствовал, что сопротивление ослабевает.

— Тебя, наверное, не так уж часто ласкали? А?

Менкель бросил мешок в коридор. Собака устремилась за ним. Менкель рассмеялся: ласка хорошая вещь, но мясо важнее. Менкель включил свет. Электричество пока еще не отключили. Он закрыл дверь и взял мешок. Собака последовала за ним и попыталась лапой снять намордник.

— Подожди немножко.

Менкель с собакой обошел всю квартиру. Комната, кухня, туалет. Все маленькое, тесное. Но все же крыша над головой. Больше осматривать было нечего. Собака обнюхала все углы. На кухне Менкель обмотал цепь вокруг ножки железной плиты и уселся на свое постоянное место между столом и шкафом. Собака тоже села. Ее взгляд блуждал между мешком и человеком.

— Вот и хорошо! Посмотрим друг на друга. Что за глаза у тебя? У меня зеленые. Неопределенный зеленый цвет. А у тебя? Коричневые? Как и твое прошлое, не так ли?

Собака избегала взгляда человека.

— Никак, ты стыдишься? Глупости! Тебе нечего стыдиться. У тебя красивые глаза. И красивые зубы.

Менкель говорил с большими паузами. В конце концов, собака у него появилась как ребенок у старой девы. С помощью разговора он входил в новую ситуацию. Собака слушала каждое его слово, но отворачивала голову в сторону, когда Менкель в упор смотрел ей в глаза.

— Ага, вот оно что.

Менкель положил мешок на стол и извлек оттуда большой кусок мяса. Наверно, конина.

Собака, скуля, рвалась с цепи.

— Минуточку.

Менкель отделил ножом одно ребро, длинное, как кавалерийская сабля, и бросил на пол рядом с угольным ящиком. Собака попыталась поймать его на лету. Но цепь была слишком короткой. Менкель спокойно наблюдал. Им овладело незнакомое доселе чувство, которое он не смог бы назвать. Пожалуй, это было ощущение своей власти.

— С намордником ничего не выйдет. Понятно? Сидеть!

Собака не слушалась.

— Сидеть, кому сказано!

Собака не чувствовала длинных, острых железных шипов ошейника.

— Глупая, цепь не растягивается!

Менкель снял намордник. Молниеносно повернув голову, собака лизнула ему руку. Менкель усмехнулся:

— Чей хлеб ты ешь…

Он наклонился, чтобы поднять ребро. Собака залаяла и прыгнула ему на спину. Менкель упал на колени и ударился головой о чугунную раковину.

Он стукнул собаку ребром по морде.

— Сидеть, скотина!

Собака села. Из ее пасти бежала пена. Менкель поднялся, налил в миску воды и поставил перед собакой. Та лениво стала лакать. Ее глаза неотрывно следили за каждым перемещением ребра.

— Голод сильнее, не так ли? За кость ты садишься. Это мы запомним.

Менкель отрезал полоску мяса. Собака поднялась.

— Сидеть!

Менкель бросил ей кусочек. Тот исчез в пасти так быстро, как если бы его выбросили в окно. Наконец Менкель дал псу все ребро. В течение минуты раздавался только треск костей. Когда исчезла последняя крошка, собака начала долго и жадно пить. Затем улеглась рядом с миской.

— За эти несколько минут мы многому научились, не правда ли? Я тебя буду звать Бим. Хорошо?

Собака застучала хвостом по полу.

— Тебе нравится? Бим! Бимбам!

Менкель улыбнулся. Он завязал мешок и бросил его в шкафчик под окном. Бим вскочил.

— Сидеть!

Бим подчинился. Менкель отпустил цепь и сел. Бим лег у его ног. Менкель потянулся за картофельным пирогом и лишь в этот момент отметил, что матери нет дома.

Он поел пирога, оставив один кусок, и задремал. Его разбудило позвякивание цепи. Собака поднялась и прислушивалась, направив уши в сторону двери. Менкель обмотал конец цепи вокруг запястья. Он услышал, как открывается наружная дверь.

Когда мать вошла в кухню, Бим с рычанием рванулся ей навстречу. Менкель хлопнул ладонью по столу.

— Фу! Сидеть, Бим!

Острые шипы на шее пса подтвердили приказ, Бим послушался, но сидел, как на катапульте.

Мать прямо-таки окаменела от ужаса.

— О, какая зверюга! Откуда она у тебя?

— Подарок ко дню рождения.

И Готфрид рассмеялся так, как давно уже не смеялся.

— И что ты с ней будешь делать?

— Я же сказал, собака ко дню рождения, вместо жареного зайца.

И вот Бим живет у него уже целую неделю. Готфрид получил для него положенный мясной паек. На сей раз это была баранина. Во всяком случае, так определила мать. Он разделил его на семь равных частей, а в качестве места хранения избрал духовку плиты. Когда они после тренировок возвращались домой, Бим обязательно занимал место перед дверцей духовки. Он был постоянно голоден и этим не отличался от людей.

Когда Готфрид с матерью сидели за столом и неторопливо и торжественно, будто выполняя какой-то ритуал, съедали пару кусочков хлеба и что-нибудь из овощей, собака лежала под столом. Менкель загонял Бима туда, чтобы не видеть его глаз. Эти просящие собачьи глаза были как упрек. Откуда взять, если не крадешь?

Умение украсть или, как некоторые выражались, достать, вошло в моду. Это было, попросту говоря, приспособленчество с целью сохранения рода. Но для полицейского в синей форме это было абсолютно недопустимо. Это была одна из особенностей, выделявших его из общей массы людей. Сейчас даже бывшие полицейские крали, не испытывая угрызений совести.

Однажды Менкель дал себя уговорить набрать во время тренировочных маршей с Бимом зелени. Ему объяснили, что собирать нужно папоротникообразную траву, которую можно приготовить как шпинат. Он нашел ее. Травы было много, целые лужайки. Он набил ею рюкзак так же плотно, как набивал в госпитале матрасы. Но мать схватилась за голову. Это была не та трава. Но чтобы труды не пропали даром, он решил все-таки попробовать ее. Она оказалась горькой как полынь. Ну, ладно, пусть хоть собака набьет брюхо. Он подмешал к траве кости, которые соседи клали ему под дверь для собаки. Бим выудил из варева только кости. В конце концов Менкель выбросил траву на помойку. Ее забрал оттуда Дуфай, сосед, живший в боковом флигеле и державший кроликов. Сколько их было, тот держал в секрете. Но раз в месяц по дому разносился соблазнительнейший аромат жаркого.

Когда по истечении двух недель Менкель в третий раз принес домой паек из вонючего мяса, он набрался храбрости и спросил у шефа, не положено ли собакам чего-нибудь вроде продуктовых карточек. По крайней мере, на питательные крупы.

— Доставайте корм там, где он есть, — ответил шеф.

Менкель хотел было ответить на эту сногсшибательную логику едким замечанием, но не успел, так как шеф пояснил, что он имеет в виду:

— Каждый из вас будет следить за порядком в одной из пригородных деревень. А крестьяне за это будут кормить ваших собак.

— Как будто и без того мало непрошеных едоков стучится в крестьянские дома. За просто так крестьянин ничего не даст.

— И все же, Менкель, и все же! Согласен, спекулируют, торгуют из-под полы. Но в деревню, бывает, заявляются люди не просить или менять, а брать то, что им надо, просто так. Иногда и силой. От них мы должны защитить крестьян. Им нужна наша помощь, поэтому не каждый захлопнет дверь у вас перед носом.

Шеф все продумал. Каждый из отделения получал по деревне. Так чтобы к ней было поближе добираться из дома. И все же приходилось не один час шагать пешком.

Когда Менкель впервые вступил в Брухфельде, был полдень. На улице ни души. Казалось, здесь вообще нет ни людей, ни животных.

Ворота крестьянских дворов были наглухо заперты. И чем больше Менкель присматривался к воротам, тем больше в нем крепло ощущение, что здесь все заперто еще и «внутренне». Через несколько минут они с Бимом оказались на противоположном конце деревни.

Что теперь? Внимание Менкеля привлек небольшой живописный холмик, и он потопал туда. Бим семенил рядом. Они расположились на краю плетущего кустарника. Жужжали пчелы. Бим несколько раз попытался поймать пастью пчелу. А затем, предоставив хозяину разглядывать деревню, сунул нос в лапы и задремал.

Над двумя домами курился дымок. Его след терялся в ослепительных лучах солнца. Менкелю пригрезилась картошка в мундире с подливкой на сале. Незаметно он задремал, а потом и крепко уснул. Проснувшись, поглядел на часы. Они показывали третий час. Три часа полуденного сна при месячном окладе двести восемьдесят марок. Двести восемьдесят марок за двести восемьдесят часов службы. Итак, за полуденный сон он получил три марки.

В деревне было по-прежнему неподвижно и безмолвно. Неужели никто его не заметил? Ведь наверняка кто-то да посматривал на него из-за занавески. Никому до него не было дела? Но разве здесь нет любопытных детей? Нет женщин? Ведь человек с собакой бросается в глаза. Чтобы человек в синей форме, с большой немецкой овчаркой, остался незамеченным? Нет, это невозможно!

Менкель потянулся. То же самое вслед за ним сделал и Бим. Затем через поле они выбрались на дорогу, ведущую в город. Жаль, что он знал только одну дорогу, а то мог бы получше ознакомиться с окрестностями. Менкель выдернул из земли здоровенную репу. Он держал ее в руках, не знал, куда деть. Затем сунул под тужурку. Но чем ближе он подходил к городу, тем больше смущала Менкеля его ноша. Каждый увидит, что он что-то прячет под мундиром. Шагая, он споткнулся о свалявшуюся перепутанную ржавую проволоку. Минуту-две спустя он уже нес репу в проволочной петле. То, что несешь открыто, на глазах у всех, подозрения не вызывает.

Следующий день был похож на предыдущий. Только Менкель взял с собой солдатский мешок и надергал немного моркови. Он говорил себе, что все деревни в послеобеденное время такие тихие, но сам не верил в такое самовнушение. Что-то было не так в этом заброшенном уголке.

На третий день Менкель решил использовать гоночный велосипед, висевший без дела в прихожей. Теперь было не до велогонок. Он сам себе показался комичным, когда в своей синей форме сел в жесткое седло и поехал, низко нагнувшись над рулем. Люди оборачивались ему вслед. Бим несколько раз забегал под колесо, но быстро извлек уроки. И Менкель тоже приспособился к собачьей рысце. Когда он въехал на деревенскую мостовую, считая своим задом каждый булыжник, кое-что все же изменилось; одно из окон торопливо захлопнулось.

Менкель проехал по улице туда и обратно. Взад и вперед. Раз десять или даже больше. Наконец одни ворота открылись. В них показался старик с курительной трубкой. «Незажженная», — отметил про себя Менкель. Он проехал дальше. Развернулся. Старик продолжал стоять в воротах, потягивая бездымную трубку.

— Добрый день!

Старик кивнул и приветственно махнул трубкой. Менкель заметил, что на мундштук была надета резина от пивной пробки. «У него нет зубов, — подумал Менкель. — Он меня поджидал. С ним можно потолковать. Как ему лучше сказать? Я защищаю вас от злодеев, а вы за это кормите мою собаку?» Старик не торопился начинать разговор. Он молча разглядывал человека, собаку и велосипед.

— Здесь у вас как будто все спокойно.

Старик поднял брови. Что, мол, еще скажешь?

— У вас всегда так было?

Старик опустил брови.

— А что, собственно, у нас должно быть?

Менкель сошел с велосипеда, погладил Бима и приблизился к старику.

— Хочешь что-нибудь конфисковать? — медленно проговорил старик. У него и впрямь не было зубов.

— Я? Нет! С чего вы взяли?

— Что-то вынюхиваешь? Иди тогда к тем, кто имеет, или к тем, кто получает. Там можно и увидеть, и услышать.

Менкель не стал изображать глубокомысленного понимания. Старик смахивал на сектанта-проповедника. Свидетели Иеговы, или как там их еще.

— Я вас не понимаю.

— Люди с повязками всегда что-нибудь конфискуют. И раньше, и сейчас. Там, где нечего взять, они шпионят.

— Нечего взять? Так ли это?

Старик снова принялся его разглядывать своими цепкими глазами. Наверняка он был здесь старожилом и не хотел быть причисленным ни к имущим, ни к беднякам. Менкель решил довериться старику, растолковать ему теорию своего шефа. Сказать, что присматривается, нет ли где в нем нужды, и так далее.

— Значит, ты не учился на полицейского?

Менкель покачал головой.

— Странная полиция, — сказал старик, — не знает даже, когда лиса таскает кур.

Менкель вопросительно посмотрел на старика.

— Так когда же лиса таскает кур?

Старик покачал головой:

— Конечно, не среди бела дня и не с рынка.

Проговорив это, он захлопнул за собой ворота. А Менкель не решился постучаться. Правильно ли он сделал?

Когда же лиса таскает кур? И что все это значит?

Менкель снова направился к холму. Как быстро человек привыкает к определенному месту! Он прилег и задумался. Бим сразу же уснул. Почему собаки так много спят? Менкель припоминал разговор со стариком. Тот, не желая сказать прямо, делал намеки. Следовало ли принимать их всерьез? Странная деревня. Снова как будто все вымерло. В каком-то кинофильме он видел деревню призраков. Там люди впали в сон, из которого они уже не могли выйти. Виной тому была муха. Дело происходило в Африке. Может, какой-нибудь солдат африканского экспедиционного корпуса затащил сюда подобное насекомое?

Менкель прогнал эту мысль. Не зная точно, в чем дело, можнобог знает что напридумывать. Но что ему еще оставалось, как только не фантазировать! Он не был знаком с деревенской жизнью. Но считал, что место крестьянина в поле. Однако его там не было. Мысль о том, что тот, возможно, остался лежать на поле брани, постепенно дополнилась выводом о том, что крестьянин, переживший военную грозу на своем дворе, должно быть, крестьянин особого рода.

Итак, к какому выводу можно прийти? Менкель продолжал размышлять, не давая мысли уклониться в сторону. И тут первое, что напрашивалось, было заключение, что хороший хозяин к этому времени уже, наверное, закончил свои дневные труды. Значит, сейчас лежит себе, сытый, на боку? Как и Менкель. С той лишь разницей, что Менкеля сытым нельзя было назвать.

А почему бы ему с Бимом не заявиться запросто к старику? Тогда по его реакции он уж как-нибудь поймет, если что-то нечисто. В прошлый раз старик хотел отделаться от него. Иди, мол, своей дорогой! У нас у самих ничего нет, еле сводим концы с концами!

Менкель сжал кулаки. Наконец-то он нашел слово, которое искал, — «крестьянская хитрость». «Значит, ты не учился на полицейского?» И он простодушно ответил: «Нет».

Конечно же, они занимаются спекуляцией. Шеф был прав. Где еще горожане могли отоварить свои деньги? И откуда брались мясо, масло, яйца, сало, мука, если не из деревни? Крупные барыги занимались лишь тем, что устанавливали связи от населенного пункта А в город Б, из Б в А.

Они знали людей, у которых имеются транспортные средства. Так это и есть «лисы»?

А простые люди, страдающие от голода, так называемые мешочники, меняющие свое постельное белье на картошку или бродящие с детьми босиком по полям и собирающие колоски, — их разве можно считать «лисами»? Они ведь не получали кур. В лучшем случае — дюжину яиц за обручальное кольцо отца, не вернувшегося с войны.

«Лисы берут то, что им требуется». Что же скрывалось за намеком старика? Шла ли речь об одной «лисе» или о нескольких? «Они не появляются среди бела дня». Тогда, значит, ночью? Почему старик не сказал, что хотел, прямо? Может, сам замешан? Вряд ли. Тогда бы он не болтал. Может, боялся «лисы»? Что ж, тогда это опасная «лиса». Опасная только для старика? Тогда почему он не попросил помощи у соседей? Или они тоже боятся?

Менкелю было ясно лишь одно: не напрасно шеф распределил их по деревням.

Итак, в определении времени появления «лисы» оставались три возможных варианта: вечерние сумерки, ночь, рассвет. Оставалось еще узнать, откуда являлась «лиса».

Нужно попытаться поговорить об этом со стариком. Но прежде основательно осмотреться. Пока что ему известен лишь один путь в город — кратчайший. Куда он ведет дальше, каковы окрестности Брухфельде, Менкелю было неведомо.

Он взялся за велосипед. Бим потянулся. Удивительно, как быстро он привык к Менкелю. Больше всего любит лежать около хозяина. Даже здесь, где для обнюхивания и вынюхивания было и время и место, он не занимался этим. Менкель неторопливо покатил к развилке дорог на возвышенности. Одна из дорог вела в низину, другая шла верхом. В низине росли деревья, и дорога терялась среди них. Не работая ногами, на свободном ходу, Менкель скатился вниз, сопровождаемый Бимом, который несся большими скачками.

Готфрид увидел придорожный щит с названием населенного пункта: Казен. И внезапно обнаружил, что куда-то запропастился Бим. Менкель оглянулся и увидел, как пес что-то лихорадочно раскапывает невдалеке от дороги. Менкель окликнул его, но Бим продолжал копать. Сердитый, Готфрид направился к нему. Бим, как ненормальный, скреб землю лапами. Менкель увидел ржавую каску и полусгнивший деревянный столбик. Солдатская могила. Менкель не заметил ее во время быстрой езды. Он молча пристегнул и ошейнику поводок.

Чем дальше отъезжал Менкель от Брухфельде, тем сильнее испытывал чувство, что там сейчас происходит нечто такое, что может оказаться для него немаловажным. Предчувствие заставило его повернуть назад. Однако прошло более двух часов, пока он увидел перед собой знакомый холм. Его пес уже тоже считал холм своей территорией. На определенные кусты он брызгал мочой, как бы помечая их печатью владельца.

Но прежде чем Менкель успел добраться до «своего» места, Бим стремглав бросился на что-то. В кусты полетел обрывок бумаги. «Сидеть!» — заорал Менкель и, бросив велосипед, устремился бегом по полю.

Бим стоял на огромном куске мяса и рвал его зубами.

— Фу! Брось! Не трогать! Фу!

До сих пор Менкель кормил Бима только сам и хотел, чтобы так и оставалось. Ему не раз приходилось слышать о попытках отравить полицейских собак. Бим оскалил зубы. Щетина на загривке встала дыбом.

Менкель точно знал, что, когда они уходили, никакого мяса здесь не было.

Надо было отнять его у Бима. Но как? Казалось, тот полон решимости яростно защищать свою добычу даже от хозяина. Стоило Менкелю сделать движение, как Бим начинал рычать сильнее. Броситься на него? Тогда Бим схватит мясо и убежит с ним.

«Ну, погоди же!» Менкель сделал вид, что примирился с победой Бима, и пошел за своим велосипедом. Бим не почувствовал подвоха. Менкель вновь приблизился к Биму на подходящее расстояние и швырнул в него велосипед. Пес отпустил мясо и отскочил в сторону. Жратва жратвой, но инстинкт самосохранения оказался сильнее. Теперь, когда мясо лежало под велосипедом, Менкель бросился на Бима и обеими руками прижал к земле. Бим сопротивлялся, но весьма слабо. А когда почувствовал, что ему не вырваться из крепкой хватки хозяина, то даже лизнул тому руку.

— Ах ты, поганый пес! Дерьмо казарменное! — Менкель прошипел это ему прямо в уши. Бим перевернулся на спину. Менкель отпустил его. Пес вытянул шею. Казалось, он нисколько не сердился. Но снова косился на велосипед и мясо.

— Фу!

Менкель надел на него поводок, привязал к велосипеду и ногой отшвырнул мясо подальше. И Бим подчинился судьбе.

Менкель разыскал остатки бумажного мешка. На некоторых клочках от руки были написаны буквы. Менкель сложил обрывки. Получилось: «Рожа».

Что это значит? Болезнь, которой болеют свиньи? Эпидемическое заболевание животных? Менкелю надо было подумать. Одно было ясно: кто-то специально положил здесь пакет. Кто-то рассчитывал, что Менкель вернется сюда. Если бы не эта надпись, то можно было бы предположить, что неизвестный доброхот пожалел оголодавшую городскую собачку. Но ведь мясо заражено рожей! В то же время, если его собаку просто хотели отправить на тот свет, то не стали бы предупреждать: дескать, я ее прикончу, приятного аппетита!

Нет! Кто-то явно обращался к нему за помощью и подбрасывал доказательство: мясо больного, заразного животного.

А Бим успел откусить и проглотить кусок! Большой?

— Ты должен это выблевать! Ясно? Давай! Иначе подохнешь!

Надо поскорей уходить. Это не быстродействующий яд. Когда Менкель уложил и закрыл мясо обрывками бумаги на багажнике, Бим вновь попытался ухватить его.

Получив пару оплеух, он обиделся. Да, это они умеют — оскорбленный вид, горькое недоумение в глазах.

Менкель решил искать свиную тушу с тремя ногами, от которой был отрезан подброшенный ему окорок. И старик должен ему в этом помочь, хочет он того или нет.

Ворота были заперты. Он стучал, тряс их. В ответ ни звука. Закрытые ворота тянулись вдоль всей улицы — и в ту и в другую стороны. Менкель поглядел на крыши. Над ними стояли столбы дыма. Верный признак человеческого жилья. Полная противоположность пустынной, безлюдной улице. Так, наверно, выглядели деревни и села во время нашествия чумы.

Насколько опасна эта самая болезнь животных? Почему здесь до сих пор никто не появился, коль скоро в деревушке свиная зараза? Что у них, эта самая рожа мозги съела? Улица, эта чертова пустая улица раздражала Менкеля. Никаких признаков сельской жизни: ни кур, ни собак, ни детей, ни коров, ни позвякивания бидонов, ни звуков затачиваемых кос. Это не покой, это безмолвие беды.

Менкель встревоженно покосился на Бима. Но у того и глаза и нос были заняты только грузом на багажнике.

Сам того не заметив, Менкель оказался в самом конце деревни, откуда дорога вела обратно в город. Он размышлял. Ситуация была благоприятной — у него имелось вещественное доказательство.

«Для начала я развяжу вам языки. Вы не пускаете меня с крыльца, так я войду к вам со двора!»

Он стал искать место, с которого бы открывался вид на задние дворы усадеб, стоявших в ряд с усадьбой старика. Это удалось ему довольно быстро. Менкель катил свой велосипед вдоль садов и огородов. Теперь обзор у него был плохой, но, кажется, он все же отыскал двор старика.

Живая изгородь из ежевики преграждала путь. Менкель прислонил к ней свой велосипед. Где-то обязательно должен быть проход. Он посмотрел через изгородь. Да, это была мечта его матери — сад, в котором было бы все, что нужно и здоровому, и больному. Над узкими грядками деревья, дававшие достаточно тени. Сарай, обшитый светлыми свежими досками, закрывал вид на хозяйственные постройки. У стены сарая стояла громадная серая ванна. Из нее выглядывало сено, а из сена торчали ноги в старых деревенских башмаках.

Пока еще Менкеля не заметили. Он стал искать проход в колючем кустарнике. Бим уже давно взял ванну на прицел. Менкель держал его на поводке. Бим обнюхал башмаки и ткнулся носом под коленку лежащему. Менкель увидел, как резко дернулось тело, услышал испуганный, но тут же подавленный крик. Пора, пока не поздно, осадить Бима. Менкель увидел перед собой того, кого искал. Он понял, что мог еще долго стучать в ворота, — старик устроился здесь, чтобы подремать.

— Вставайте и следуйте за мной!

Эти слова были первое, что пришло Менкелю в голову. Он произнес их впервые в жизни. Старик протер глаза, порылся в карманах в поисках трубки. Менкель показал рукой на проход в живой изгороди. Он хотел поговорить со стариком подальше отсюда, без свидетелей. У него было теперь много вопросов, и он не хотел, чтобы кто-нибудь помешал их задать.

Однако ему вдруг стало неудобно перед стариком за свой грубый, приказной тон.

— Пожалуйста, — сказал он уже более мягко, но не оставляя сомнений в своей решимости.

Старик шел впереди совершенно бесшумным шагом. Менкель удивился: как это ему удается в деревянных башмаках?

Бим держался у старика за спиной. Этого от него никто не требовал. Может, Биму такие ситуации знакомы по прошлому опыту? Менкель, будь начеку! Кто знает, что может припомниться собаке? И действительно, как только старик наклонился, чтобы поднять упавшее с дерева яблоко, Бим прыгнул ему на спину и повалил наземь. Менкель не успел ему помешать.

Готфрид рывком вернул собаку к ноге. Он был слегка обескуражен. Бим был прекрасно натаскан, это стало сейчас ясно. Но где его использовали? Что, его специально обучали прыгать людям на спину?

Менкель посмотрел на старика и встретился с ним глазами.

— Как раньше, — сказал тот.

— Да нет, вовсе не так.

Менкель взялся опять за велосипед и обратил внимание на то, что старик заметил мясо на багажнике.

— Пошли.

Старик направился к дороге.

— Да погодите вы! Я просто хотел с вами поговорить. И больше ничего.

Глаза старика, до странности белесые глаза, блуждали между двором, холмом, полицейским и собакой. Бим яростно рычал. Старик отшатнулся, а потом, указав трубкой на мясо на багажнике, сказал:

— Это я.

— Знаю. Но пока у меня только этот кусок, я ничего не могу предпринять.

Старик стал рассказывать. Если отбросить многословные красочные отступления, то выходила просто чудовищная история.

Несколько бывших солдат вермахта, сразу же после того как здесь прошли советские войска, обосновались в деревне и сколотили банду. В каждом втором доме жил один из этих ландскнехтов. Каждый день они меняли один дом на другой и таким образом держали в подчинении все четырнадцать крестьянских дворов. Сначала они думали лишь о том, как бы наесться досыта. Но быстро сообразили, что здесь можно делать деньги. Они терроризировали деревню методами, в общем-то, заимствованными из прошлого. Именовали себя «торговой группой» и снабжали спекулянтские кабаки и бары в городе. Ездили на трех машинах — по двое на одной.

Так что еще один человек обязательно оставался в деревне. Это был «комендант».

— Они вооружены?

Старик криво усмехнулся:

— У них целый склад боеприпасов. Но, к сожалению, никто из нас не знает, где он.

— Почему вы рассказываете мне об этом?

— Потому что больше вам никто не расскажет. И потому что должен же быть конец этому постоянному страху и всем этим ужасам.

— Что вы имеете в виду?

— Они пытают. До чего только эти мерзавцы не додумались! Они устраивают настоящие судебные процессы — с обвинением, вынесением приговора, который тут же исполняется. При исполнении обязана присутствовать вся деревня.

— А что полагается за предательство или, скажем, за то, что кто-нибудь из вас донесет? — Менкель посмотрел старику прямо в глаза.

— Смерть.

Менкель старался не показать, как он ошеломлен.

— Я ближе всего к краю могилы. Но этому бедствию должен быть конец.

— Почему вы мне доверяете?

— Сам не знаю. Вы говорите — доверие? Я его уже давно потерял. Как волосы и зубы. Но мне хотелось, чтобы кто-нибудь пришел. Пришел ты. Я увидел тебя и подал знак. Ты его нашел и понял. Доверие? В моем возрасте им не расшвыриваются.

— А кто еще меня видел?

— Наверняка все. В деревне много глаз.

— И «комендант» тоже?

— Наверняка нет. Иначе он уже давно бы сделал тебе дырку в голове.

— Значит, обо мне еще никто не донес?

— По всей видимости.

— Что там с этой рожей? Пес успел сожрать кусок.

— Ничего. Дай ему и остальное. Ему это не повредит.

— Но ведь это вещественное доказательство!

— Это было нужно, чтобы ты заглотнул наживку. А так вся деревня полна доказательств. Раньше мы сжигали трупы таких животных или закапывали. Но «торговая группа» сбывает все. До единой косточки. Каждую ночь они забирают «товар». Я уже больше не могу этого видеть. Если бы они жрали это сами…

— Каждую ночь? Значит, и сегодня?

— Зачем бы я тогда стал подбрасывать тебе мясо?

Старик приблизился к Менкелю так, что тот почуял запах его не горевшей трубки. Менкель отвернулся.

«В хорошенькую же историю я попал! Вот так — вдруг, неожиданно иметь дело с бандой в семь человек, с семиглавым огнедышащим драконом!»

— Что, уже полны штаны?

— Еще нет. Но то, что я узнал, многовато для одного раза.

Он мог отправиться в город и доложить шефу. Но, может быть, было уже поздно? Иногда в человека вселяется бес, и, наверное, именно сейчас он вдруг вселился в Менкеля.

— Сколько человек приедет сегодня?

— Думаю, двое. Как всегда.

— Итого, трое. И нас тоже трое.

Он положил ладонь на голову Бима.

— Меня не считай. Я свое дело сделал.

Менкель раздраженно посмотрел на старика. Нужно взять сразу всю банду. А при теперешнем раскладе четверо остаются вне досягаемости.

— Мне нужно съездить за подкреплением.

— Я так и думал.

Старик поднялся.

Пес, не спускавший с него глаз, поднял хвост. Менкель успокоил его:

— Не надо, Бим!

Собака улеглась.

— Это же гиблое дело, если действовать одному.

— Тебе лучше знать, сынок.

По-видимому, старик считал вопрос исчерпанным.

Менкель вновь почувствовал раздражение. Надо же — ни разочарования, ни гнева, ни насмешки. Просто: «Я так и думал», и все. Так же, как говорят: «На улице дождь».

— Где они забирают товар?

— Этого я не знаю.

— Так я, что ли, по-вашему, должен это знать?

Непроизвольно Менкель повысил голос, и Бим снова вскочил.

Старик приблизился на несколько шагов.

— Они появятся, когда стемнеет. На каких-то воротах будет висеть фонарь из хлева. На каких, я не знаю. Каждый раз бывают разные. Затем они загружаются и уезжают. Все это занимает несколько минут.

— Вот видишь. Ничего не выйдет.

— А зачем у тебя собака? К этому они не готовы. Она может порвать на клочки любого. По ней это видно.

Старик ушел. Менкель долго глядел ему вслед. В эту деревню он пришел, потому что шеф сказал ему: «Ищи корм для собаки там, где он есть».

Кусок этого корма все еще лежал на багажнике велосипеда. Менкель поднял зажим багажника.

— Ладно, бери.

Бим не заставил себя просить дважды. Кости захрустели, перемалываясь между его зубами.

А Менкель вдруг бросился ничком на землю, уткнувшись лицом в руки. Биму это не понравилось. Он попытался отодвинуть мордой его руки.

— Сидеть!

Собака глядела на своего хозяина, который вел себя столь странно. А Менкелю нужно было собраться, найти решение. Теперь оставалось одно из двух: уйти или остаться. И каждое из этих решений будет иметь свои последствия.

Чертов старик! Зачем он влез в это дело? Зачем втянул его, Менкеля? Полиция есть полиция. Вот и все! Все ясно и просто, что тут рассуждать. Но он-то ведь совсем зеленый новичок, ему ли вступать в безнадежную борьбу! С ним собака? Да, конечно, Бим не комнатная собачка. Но что значит одна собака против трех вооруженных мужчин? Достаточно и одного, чтобы отослать ее на веки вечные в собачий рай. Нет, такого никто не мог от него потребовать. Это уже не его дела. Его задача — следить за порядком. Он этим и занимался. И даже установил кое-какие безобразия. Об этом он и доложит. У него и свидетель есть.

Бим вдруг поднял голову и стал смотреть в сторону усадьбы старика. Там над деревьями поднимался толстый столб черного дыма. Так обычно горит кровельный толь. Или автопокрышки. Длинными острыми языками металось пламя. Никак, старик рехнулся? Не хватает лишь небольшого ветерка, и тогда конец всей деревне. Наверно, у него все-таки не все в порядке с головой! И тут из сада донесся пронзительный, захлебывающийся крик. Но это был не старик. Кричала женщина.

Менкель с Бимом помчались в ту сторону. Пес бежал впереди. В проходе ежевичной изгороди стоял человек с карабином.

— Бим! Ко мне! — крикнул Менкель и бросился в траву.

— Место! — рявкнул незнакомец.

Бим подогнул задние лапы. Менкель с ужасом отметил это. Откуда незнакомец знал, как обращаться с полицейской собакой? По всей видимости, он знал это даже лучше, чем Менкель.

— Бим! — потихоньку позвал Менкель и протянул руку меж стеблей.

Бим лизнул ее, и Менкель испытал мгновенный прилив теплого, доброго чувства.

— Бим! За мной!

Он побежал к кустарнику и услышал за спиной два выстрела. В лицо ему брызнул песок. Он заполз в кусты и замер. Рядом с ним лежал Бим. Менкель был не один в этом большом мире. Он притянул Бима к себе. Как прекрасен был запах, исходящий от пса!

Но что там делает незнакомец? Менкель раздвинул кусты, глянул и обмер. Небрежно держа в руке карабин, тот неторопливо, шаг за шагом, приближался.

Бим просунул нос сквозь ветки и направил уши в сторону незнакомца. Пес коротко тявкнул, как бы загнав звук в горло. А у Менкеля перехватило дыхание: кто-то как бешеный несся сзади на человека с карабином. Это была женщина с вилами в руках, готовая вонзить их ему в спину. Менкель слышал ее хриплое дыхание. Его должен был слышать и тот человек. Но он, как ни в чем не бывало, продолжал идти к холму.

Его отделяла от Менкеля сотня шагов. Он, конечно, знал, что Менкель не вооружен. Пустяковое дело даже для посредственного стрелка. Ситуация как в тире, и Менкель был мишенью. Бим сантиметр за сантиметром продвигался ползком вперед. Не хватало только, чтобы пес самостоятельно бросился вперед и его хладнокровно пристрелили, Менкель схватил Бима за ошейник.

Женщина все приближалась к человеку с карабином. Почему тот не замечает ее? Еще несколько шагов — и она воткнет ему вилы в спину. Но тут мужчина молниеносно развернулся, карабин скрестился с вилами, и те, описав высокую дугу, отлетели в сторону. Затем последовал удар прикладом, и женщина рухнула на землю.

Человек с карабином тут же развернулся в прежнюю сторону. В голове Менкеля была какая-то пустота. Что ему делать? Ведь у него не было даже вил. Таща за собой Бима, он отползал все глубже в кусты. Здесь у него было больше шансов остаться в живых. Именно так, потому что сейчас речь шла о жизни и смерти. «Комендант» не просто хотел прогнать его. Он, конечно же, доведет дело до конца.

Менкель несколько раз глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться. Он вспомнил любимую пословицу матери: на бога надейся, сам не плошай. У Готфрида защипало в глазах.

Бандит остановился и оперся о ствол карабина. Он излучал холодное спокойствие, от которого веяло жутью. Он порылся в карманах брюк, и Менкелю пришлось наблюдать, как он сделал самокрутку и зажег ее.

— Привяжи своего щенка к кусту и выходи.

Он произнес это не очень громко. Ему вовсе не нужно было взбадривать себя криком. Бим коротко тявкнул. Менкель улыбнулся. И у Бима, когда он лаял, тоже были разные оттенки. На этот раз лай выразил презрение. Так, по крайней мере, его истолковал Менкель. И он решительно крикнул противнику:

— Брось оружие, подними руки и иди сюда!

Парень захохотал громко и насмешливо и хлопнул себя по поясу, наверно, чтобы напомнить, что у него есть чем зарядить карабин.

— Глянь-ка, Бим! У этого типа полно пороху и свинца. Достаточно для нас двоих. Мы не должны считать его глупее себя. Ему куда легче, чем нам. Не спеши, Бим. Иначе мы оба покойники.

Бим лизнул его в ухо и энергично помахал хвостом.

— Ты лучше гляди в оба, поганец ты этакий. Сейчас не время лизаться и тискаться.

— Кончай болтовню! Сдавайтесь!

— Слышишь, Бим? Это он к тебе обращается. Считает тебя полноправным противником. Так что уж не подведи меня. Если б мне только знать, как ты себя поведешь, когда я тебя спущу на него! Вдруг он рявкнет на тебя тем словом, которое ты знаешь?

Менкель говорил шепотом. Не хватало еще, чтобы этот тип узнал, что он не уверен в своей собаке.

— Что вы сделали со стариком?

Менкелю казалось, что надо энергичнее атаковать противника, если уж не оружием, то по крайней мере словом.

— То же самое, что я сделаю с тобой, когда доберусь до тебя.

Он вскинул карабин и выстрелил в кусты.

Бим залаял. Шерсть у него на спине стала дыбом. Увидев это, Менкель почувствовал облегчение.

— Бросьте оружие! С вами говорит полиция! — крикнул Менкель, зная, конечно, что его требование смехотворно. Но может быть, ему удастся разозлить противника и вызвать на необдуманный шаг…

— Полиция не прячется по кустам. Выйди и покажи удостоверение.

Но что это? Не обманывают ли Менкеля глаза? Расстояние между ним и бандитом сократилось до семидесяти — шестидесяти шагов. Хотя вроде бы последний все время стоял неподвижно, как статуя. «Он обманывает тебя, Менкель! Он все время приближается, сантиметр за сантиметром, при этом не двигаясь туловищем, не двигая оружия. Да, этот малый знает свое дело!»

И тут Менкелю пришла в голову идея, которая показалась ему столь гениальной, что он, прежде чем ее осуществить, ласково взъерошил Биму шерсть на груди.

И вообще, близость Бима придавала ему силу, позволяла сохранять спокойствие, необходимое для того, чтобы думать, защищала его от собственного страха.

— Не приближайтесь ни на шаг! Стойте там, где стоите! Я все замечаю!

Менкель отказался от пошлого и доверительного «ты». Нечего ставить себя на одну доску с хладнокровным убийцей и мародером.

В ответ бандит лишь глумливо рассмеялся.

— Если подойдете ближе, я спущу собаку! — крикнул Менкель. — Если же будете стоять на месте, я передам вас полевому патрулю. (Это название он просто-напросто выдумал.) Естественно, целым и невредимым! (Менкель уже проявлял милость победителя.) Вы предстанете перед законным судом. Времена самосуда и права сильного кончились. Стойте на месте, или вы думаете, у собаки нет зубов?

Менкель ущипнул Бима в бок. Тот заскулил.

Бандит зашелся в смехе и начал приближаться, держа карабин в левой руке. Внезапно он выстрелил. Оказывается, в правой руке у него был пистолет. Расстояние сократилось до сорока шагов.

— Стреляйте, стреляйте! Когда у вас кончатся патроны, я вас арестую.

Бандит в самом деле расстрелял целую обойму. Затем достал из кармана новую и демонстративно загнал ее в рукоятку пистолета. Менкель видел это и слышал лязг, вдвойне отвратительный для того, на кого смотрит дуло оружия.

— Вы, две вонючие крысы! — крикнул бандит.

И Менкель почувствовал, как тот возбуждается. Вероятно, и сам он осознал это, так как остановился.

— Вот и молодец! — насмешливо сказал Менкель. — Осторожность — мать благоразумия!

Возникла пауза. Каждый размышлял, обдумывал, как обезвредить врага, не рискуя головой.

Женщина! Что стало с женщиной? Где она сейчас? Менкель обвел глазами все видимое ему пространство поля. Там, где она упала, ее больше не было. Значит, она пришла в себя и убежала! Что же, ее слепое бешенство превратилось в панический страх? Менкель осторожно привстал на колени, чтобы лучше видеть, — женщины нигде не было.

И снова раздался выстрел. На этот раз пуля ударила в землю совсем рядом с Менкелем. На лицо ему упал лист. И опять пуля стукнула где-то близко. «Значит, он нащупал меня!» Менкель отполз в сторону. Нашел новое укромное место, откуда можно было наблюдать. Бандит не допускает ни малейшей неосторожности. Тактики Менкеля, рассчитанной на то, чтобы вывести его из себя, хватило на несколько минут.

Снова выстрел. Но кто стрелял?

Нет, это не «комендант». Потому что и он, быстро поворачиваясь в разные стороны, пытается определить, кто и откуда стрелял. Кто-то незримый выстрелил в «коменданта». Это они оба сразу же поняли. Менкель рискнул поднять взгляд вверх. Какое прекрасное и невыразимо мирное небо!

— Бросай оружие! — крикнул Менкель. Это был уже третий призыв. Но с каким спокойствием и силой в голосе он смог произнести его в этот раз! Еще один выстрел из-за живой изгороди подкрепил его требование. Предупредительные выстрелы.

— Бросай оружие! Немедленно!

После третьего выстрела неизвестного стрелка пуля ударила в землю рядом с «комендантом». Вверх взлетел фонтанчик пыли. Поколебавшись, бандит бросил карабин на землю.

— И пистолет тоже!

Бандит колебался.

— Ну, сколько еще ждать?

Менкель видел, как не хочется бандиту расставаться с оружием. Конечно же, он надеялся на последний шанс. Остаться без оружия значит для него окончательно проиграть.

«Кто бы ты ни был, незнакомец, выстрели еще раз! Пожалуйста! Только один разочек! — шептал Менкель. То, что это не патруль, он прекрасно знал. — Выстрели в песок или в белый свет, как в копеечку, но выстрели!» Он уже вскочил, держа Бима за ошейник.

И решающий выстрел раздался. И снова пуля ударила рядом с бандитом, который после этого наконец бросил оружие.

— Подойдите к краю кустов!

Внезапно Менкель засомневался в послушании Бима, в его любви, или как это еще можно назвать. Бандит несколькими быстрыми скачками приблизился к Менкелю. Было пока неясно, подчинился ли он приказу. А может быть, у него было еще оружие? Нож или еще что-то? Вдруг он решил вступить в схватку и попытается устранить собаку? Ведь, кажется, в собаках он знал толк.

— Стоп! Ложись! — рявкнул Менкель.

И бандит подчинился. Менкель облегченно вздохнул.

Бим вел себя на редкость правильно, но тем не менее постоянно держал хозяина в напряжении. Это напряжение происходило из неизвестности, из сомнения, будет ли собака реагировать так, как необходимо. Бим делал все, что только можно было пожелать: возбуждался и успокаивался, лаял, рычал, злился там, где это было нужно Менкелю. Он не покинул его, когда в них стреляли. Но трижды его реакции были непонятны и сомнительны: он сбил с ног старика, когда тот нагнулся, проявил непослушание в эпизоде с инфицированным мясом и почти что выполнил приказ чужого человека («Место!»).

Менкель не мог быть в нем уверен наперед. Не было ответа на вопрос: что требовали от Бима раньше? Не был известен даже его возраст. Ветеринары давали ему четыре-пять лет. Это значило, что минимум три года он выполнял какую-то работу, на которую был специально натаскан. Но какую именно? И где? Его действия по отношению к старику говорили о том, что, по видимости, это были отнюдь не детские игры.

Автоматическим движением пристегнув к ошейнику Бима поводок, Менкель вышел вместе с ним из кустов. И здесь Бим показал определенную выдержку. Он шел рядом с ногой, на голову вперед Менкеля, не давая тем самым поводку запутаться в ветвях. Менкель стоял на границе между полем и холмом. За его спиной цвел терновник. Перед ним лежал на земле «комендант». Менкель посмотрел на оружие и оценил расстояние между ним и «комендантом». Не попытается ли тот обмануть его и вновь изменить положение в свою пользу?

Менкель мысленно обругал себя дураком. Сейчас бы приказать Биму принести оружие, но во время совместных прогулок он приучил Бима приносить только палки. Жаль. Этим надо будет заняться. Менкель предпочел бы послать собаку к бандиту одну, чтобы проверить, как она себя поведет. А вдруг она обежит вокруг лежащего, остановится, не зная, что делать, и станет его обнюхивать? Тогда тот сможет попытаться погладить Бима и расположить его к себе. Но он также мог схватить пса, скрутить ему нос и задушить, если он действительно знает собак, как это предполагал Менкель. Тогда борьба пойдет один на один. И тот победит. Менкель не представлял себя победоносным гладиатором. Тот, другой, превосходил его. Не только физически, но и своим хладнокровием.

Нет. Никакого риска! Противник слишком опасен. Беспощадный враг! Менкель отстегнул поводок и повел Бима, держа его за ошейник. Шел медленно, боком, не выпуская бандита из поля зрения. Приблизившись, он поднял пистолет, проверил магазин и сделал один выстрел в землю. Затем проверил карабин, расстрелял все патроны, повесил его за спину, но сразу почувствовал, что карабин мешает. И тут ему пришла идея, как поступить с карабином и одновременно проверить Бима. Он подал услышанную от «коменданта» команду «Место!» и положил карабин рядом с Бимом.

— Сторожи!

Тот сразу же повиновался.

— Снять штаны! — приказал Менкель бандиту.

Произнеся это, Менкель был удивлен точно так же, как и его противник. Но коль скоро он уже сказал это, надо стоять на своем.

— Снять штаны! — И он выстрелил в землю рядом с лежащим.

Такой язык тот понимал лучше всего.

— Не вставать!

Бандит корячился на земле. Картина не без известного комизма.

— Кальсоны тоже!

Менкель отшвырнул ногой в сторону снятую одежду.

Когда «комендант» поднялся, Менкель не смог сдержать улыбки. Он вкушал сладость победы.

— Надеть штаны как куртку!

Бандит наклонился за одеждой, и в тот же момент Бим прыгнул ему на спину и опрокинул его. Нет, это уже не случайность. Менкель отметил это про себя. И еще подумал, что в присутствии пса нельзя резко наклоняться за чем-нибудь.

«Комендант» продел руки в штанины. Менкель подошел к нему и, рывком опустив ему руки вниз, связал их поводком Бима. Сняв ремень с карабина, он привязал связанные руки к ляжке пленного. Лишь после этого он мог быть уверен, что тот уже ничего не сделает.

— Вперед! — приказал Менкель, беря карабин на плечо.

За живой изгородью в саду старика лежала молодая женщина. По видимости, она была без сознания. Рядом с ней стояла девочка лет десяти с льняными волосами и держала в руках карабин. Неужели это она стреляла? Невероятно! Отдачей при выстреле ее сбило бы с ног. На лицо у девочки было написано откровенное любопытство. Она оглядела Менкеля, затем полуодетого бандита и, наконец, собаку.

— Это ты стреляла?

Девочка, не выпуская оружия из рук, присела на корточки рядом с женщиной. Бим обнюхал обеих. Девочка молчала. Менкелю нужно было побыстрее куда-то пристроить своего пленника. Несмотря на все предосторожности, он чувствовал себя рядом с ним не очень-то уютно.

— У вас есть погреб?

Девочка поднялась и повела его через сад к дому. Менкель толчками погнал впереди себя бандита, но по дороге передумал. Рядом с домом был хлев. Менкель отвязал поводок Бима, связал пленника, множество раз обкрутив его, и втолкнул в пустой свинарник. Затем он закрыл дверь, загнав в петли для висячего замка зубец вил. Бандит, до этого все время молчавший, вдруг стал орать, истерически хохотать и обзывать Менкеля самыми грязными словами.

Менкель погладил девочку по голове.

— Так это ты стреляла?

Та, все еще держа карабин, молчала.

— Это твоя мама?

Девочка энергично затрясла головой.

— Подойди ко мне и расскажи все. Этот злой человек больше ничего вам не сделает.

Девочка неотрывно глядела на Бима.

— Сидеть, Бим!

Пес сел.

— Можешь его потрогать.

Девочка стала гладить собаку, сначала робко, а затем обняла ее, да так крепко, будто хотела задушить. Неожиданно она разразилась горькими рыданиями. Менкель растерялся. Против этого он не знал средства. Бим, высвободившись из объятий девочки, стал лизать ей лицо. Постепенно она успокоилась.

— Где же твоя мама?

— В огне. С дедушкой.

Менкель поглядел в ту сторону, где еще продолжало дымиться. Жуткая догадка поразила его. Он почувствовал тошноту.

— А эта женщина кто?

— Моя сестра Анита. Она хотела его застрелить. Но у нее одной не получалось, и мы попытались вдвоем.

— Принеси воды!

Менкель оставил Бима сторожить дверь хлева и стремглав сорвался с места.

Начинало темнеть. Менкель сидел в изнеможении у ворот. Бим лежал у его ног. В отдалении над входом в хлев горел фонарь. Впервые за этот день у Менкеля появилась возможность поразмыслить о том о сем.

Сейчас ему тридцать, значит, пошел четвертый десяток. Тому типу, что сидел в хлеву, было приблизительно столько же. Оба они пережили войну. Но каждый из них видел после нее жизнь по-разному. Бандит продолжал идти тем же путем. Он продолжал убивать. В течение нескольких минут он убил двух человек и собирался убить третьего. Этому его научила война: убивать, чтобы не быть убитым. Неужели он никак не мог остановиться? Был ли он вообще в состоянии отличать праведное от неправедного? Научится ли он когда-нибудь этому снова?

Теперь уже Менкель знал, что этого человека зовут Феликс Леман. Леман заметил, как старик возвращался с холма, и стал выяснять, что к чему. Наверное, старик слишком уверился в том, что банде теперь конец. А может быть, своей смертью он хотел доказать, что бандиты не остановятся и перед убийством. Как все было на самом деле, он теперь уже не скажет. Леман убил его. Мать маленькой девочки вступилась за отца. Удар ружейным прикладом решил исход неравной борьбы.

Сразу же после этого Леман поджег сарай. Тот сгорел быстро. Анита, сестра маленькой девочки, заметила огонь лишь тогда, когда и Менкель обратил внимание на дым. Не найдя нигде ни матери, ни деда, она вместе с десятилетней Дагмар пробилась в горящий сарай. Увидев все, она схватила вилы и бросилась вслед за Леманом. Дагмар добежала с сестрой лишь до живой изгороди и оттуда наблюдала то, что произошло дальше. И когда Леман ударил Аниту и та упала, Дагмар в страхе затаилась. Но вот приползла Анита и послала Дагмар за карабином. Откуда это оружие, Менкелю было пока неясно. Может быть, между Анитой и Леманом даже когда-то что-то было. Возможно, именно это было причиной озлобления старика. В настоящий момент Готфриду было известно лишь, что сестры сообща открыли огонь. При последнем выстреле приклад ударил ослабевшую Аниту по виску, и она потеряла сознание.

Даже сейчас Менкель не чувствовал себя хозяином положения. До этого ход событий диктовал Леман. И наверняка еще надеялся, что все в конце концов обернется в его пользу. Вся беда была в том, что Менкель никуда не мог отлучиться, точно так же, как не мог действовать по собственному усмотрению с того момента, как они со стариком расстались на холме. В общем-то, ему следовало бы информировать своего начальника, но как это сделать без телефона?

Он взвешивал возможность вместе с Бимом доставить убийцу в город на велосипеде. Но что будет тогда с Анитой и Дагмар? Не мог же он оставить их на растерзание дружкам Лемана. Можно было не сомневаться в том, что они тут же устроят над ними «суд». А потом, и в этом тоже можно было не сомневаться, скроются. Так что, если он уйдет отсюда, какими бы причинами это ни обосновывать, его уход отразится на других людях. И еще: скрывшись, банда может обосноваться в другой деревне.

Менкеля очень удивило то, что никто из соседних дворов не поинтересовался, что здесь происходит. На что Анита лишь пожала плечами: «Боятся». Если не вмешиваться, то можно, как говорится, отделаться легким испугом. Конечно, все заметили, что что-то происходит. Ведь нельзя было не услышать стрельбу и не заметить огонь. Но в деревне не было мужчин. Они либо еще не вернулись, либо уже не вернутся никогда. Единственным мужчиной был старик. Женщины же так или иначе приспособились к жизни с мародерами и кормили их.

Но все было не так уж плохо. Менкель надеялся, что «лисы» пока еще ничего не знают о новой ситуации. Он мог рассчитывать и на то, что люди в деревне и в дальнейшем не станут вмешиваться в события. Но как поведет себя Анита? Она находилась в таком состоянии, что он опасался, как бы она, в новом приступе чувства мести, своими необдуманными действиями не сорвала его планы.

Нужно было поговорить с ней, убедить, что справедливость восторжествует. И еще — она должна помочь ему.

Менкель долго размышлял и ничего не мог придумать. Получалось два на два. Наверно, «лисы» приедут на своем грузовике. Внезапность давала Менкелю определенный перевес. Ловкость, сила и боевой характер Бима еще больше увеличивали этот перевес. Вооружение особой роли не играло, поскольку теперь оно было равным. К тому же внезапным нападением можно сразу же разоружить «лис».

Однако Менкелю было еще не совсем ясно, как все это сделать. Он запустил Биму руку в шерсть на загривке. Бим сразу же воспринял это как конец отчужденности между ним и хозяином. Он ловко протиснул свои плечи между колен Менкеля. Обычно он ластился к Менкелю по двум причинам: в расчете получить еду или ласку. И того и другого у Менкеля было мало. Но одно нравилось Менкелю — разговаривать с Бимом. Конечно, это были не разговоры, а монологи, на которые Бим реагировал тем или иным образом. Многообразие собачьей реакции зависело от интерпретации наблюдателя.

Менкель погладил Бима, пощекотал его по лбу.

— Ну, а что ты думаешь? Лучше всего было бы, если б эти типы пришли сюда прямо через ворота. Мы встретим их, как положено: свяжем и сдадим куда надо. Вот как просто все могло бы быть, стоит нам только захотеть, мой милый Бим.

Сестры, поджав под себя ноги, сидели перед входом в хлев. У каждой под рукой был карабин. Менкель с трудом решился доверить им оружие, он избегал расспрашивать о его происхождении. Кроме того, опасался — вдруг Леману удастся освободиться и с помощью оружия проложить себе путь к бегству.

Менкель сел напротив них, спиной к двери хлева. Леман вновь разразился потоком грязных ругательств. Менкель сказал Аните, что ему необходимо знать, как забирают и отвозят свиней, и вообще, уверена ли она, что за свиньями придут на ее двор, а не на какой-нибудь другой.

— Да разве в другом случае дедушка приготовил бы все это?

— Ладно, понятно! — кивнул Менкель, подтверждая тем самым, что он помнит о трех забитых и висящих на крюках зараженных рожей свиньях, среди которых была и та, с тремя ногами, которую он хотел разыскать.

Затем он изложил свой план:

— Анита, когда приедут эти типы, откройте им ворота. Но как только они въедут во двор, сразу же снова закройте их. Того, кто выйдет из машины первым, вы возьмете на себя и будете держать его на мушке. Бим вам поможет. Тем временем я упакую для отправки другого.

Анита вдруг рассмеялась. Менкель посмотрел на нее почти с испугом. Смех совершенно не шел к той Аните, какой он знал ее в течение нескольких часов, — мрачной, молчаливой, жаждущей отмщения. Не свихнулась ли она? Но так же внезапно смех оборвался. А Менкелю хотелось, чтобы она еще раз засмеялась, так же, как раньше он страстно желал, чтобы она выстрелила, когда от этого все зависело. Но он не осмеливался сказать об этом. Вот они и разглядывали друг друга, каждый на свой лад. Почему она так внезапно расхохоталась? Ее смех был подобен пробке, выскочившей из бутылки с бродящим вином.

«Упакую для отправки» — эти слова развеселили ее. И она на короткое мгновение забыла, что ее мать и дед лежат убитые и сгоревшие в сарае.

Менкель подошел к Биму и провел рукой по его шерсти.

Когда издалека донесся шум приближающейся машины, Менкель стал настороженно вслушиваться. Как поведет себя пленник? Ведь он мог предупредить своих дружков дикими воплями. Как же он об этом не подумал! Он быстро сбегал в хлев, затолкал Леману в рот какую-то тряпку и закрепил ее.

Голубые сумерки — время между днем и ночью, когда контуры предметов еще не потеряли своей резкости, — приближались к концу. Теперь Менкелю стало ясно, что старик называл «временем для лис». И вот они — эти «лисы» — сейчас появятся.

По нарастанию и ослаблению шума мотора Менкель определял зигзаги дороги, которую сам несколько раз проехал на велосипеде. Шум мотора усилился. Когда он вдруг заглох, Менкель вздрогнул. Но потом это повторялось снова и снова.

Менкель расположился так, чтобы его не было видно и можно было наблюдать за хлевом с заключенным в нем пленником, а также прийти на помощь Аните, стоявшей у ворот. Машина шла уже по деревенской улице. Менкель встал на колено, чтобы было легче сдерживать Бима. Ведь он опять не знал, как тот поведет себя в возникшей ситуации. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы он преждевременно залаял. В деревне не было собак. Это было предостережением для жителей и одновременно наглядным примером значения часто употребляемого ими выражения: «Пристрелить, как собаку». Да, люди знали теперь, что это такое.

Бим сидел и слушал. По тому, как он поворачивал голову, можно было определить, где машина. Менкель погладил Бима по переносице. «Не лаять! Пока еще не лаять! Пусть машина только заедет во двор, тогда лай и кусайся себе на здоровье, сколько влезет».

Машина остановилась перед воротами. Бим заерзал. Менкель сильнее прижал его к себе. Биму это не понравилось. Вот тебе на! В подобных случаях он обычно охотно прижимался к хозяину. Но сейчас пес вибрировал всем телом. Как можно тише Менкель сказал:

— Тихо, Бим! Тихо! Спокойно, старик!

Странно! Пес не имел представления о том, кто или что там за воротами. Он слышал какие-то слова, но смысла их не улавливал. Несмотря на это, Менкелю казалось, что Бим четко понимает ситуацию. Может быть, он как раз и был натаскан на то, чтобы встречать грузовики? Грузовики… С людьми? Менкель старался прогнать сейчас эти мысли. Не хватало еще, чтобы его волнение передалосьживотному.

Анита отворила ворота. Луч перемещающегося фонаря скользнул по ее лицу. Створка ворот ударилась о стенку дома. И тут же темноту пронзили два новых луча. Фары автомобиля. Что за машина — не разглядеть. Только два громадных светящихся ока. Как бы не попасть в их лучи! Пока лучше оставаться невидимым. Он слышал, как Анита захлопнула ворота. Машина проехала еще несколько метров и свернула налево. Эти ребята неплохо ориентировались здесь. Светящиеся глаза превратились в две луны. Однако Менкель был все еще ослеплен. Вместо светящихся фар он видел две круглые черные дыры. И тут грохнул выстрел.

Менкель знал лишь, что стрелял не он. Но тут же и сам выстрелил. Точно в одну из лун. Посыпалось стекло. Лампа потухла, как отгоревший бенгальский огонь. Бим рвался из рук. Менкелю пришлось его отпустить, так как пес мешал ему.

— Рядом! — грозно приказал он и крикнул: — Выйти из машины! Без оружия! С поднятыми руками! Вы окружены!

Раздался еще один выстрел. Пуля пробила крышу кабины. Это стреляла Анита. Хорошо, если ни в кого не попала. Но он не стал ее останавливать. Пусть себе думают, что имеют дело с превосходящими силами противника. Двери машины распахнулись.

— По одному! — крикнул Менкель. — Сначала правый!

Бим зарычал. Из кабины медленно вылезал человек.

— Фас его! — впервые подал Менкель такую команду.

Биму не надо было повторять дважды. Уже в следующий момент он стоял на спине человека, который хотел уползти под мешковину.

— Ну, долго ждать? — поторопил Менкель и стукнул карабином по кабине.

Второй вылез, держа руки на затылке. Ему было известно, как положено сдаваться. Кто знает, сколько людей стояло перед ним в такой же позе?

— К стене!

И это требование было, по-видимому, знакомо парню. Между тем все уже привыкли к необычному освещению на дворе. У стены за машиной стояла Анита. Она подтолкнула бандита к стене стволом карабина, а потом приказала:

— Лечь!

Анита произнесла это громко и звонко, без дрожи в голосе и без страха.

Менкель заглянул в машину. Да, больше никого. Десятилетняя Дагмар стояла с вилами у двери хлева в готовности вонзить их в Лемана. Менкель призвал себя к спокойствию. Он глубоко вдохнул и выдохнул. Бим лаял. «Все верно, ты мне напоминаешь, что нужно что-то делать дальше…»

Менкель обыскал пленника Бима и нашел два пистолета. Пес лизнул хозяина в лицо. Впервые за все время Менкель оттолкнул пса. Тот, протестуя, залаял. Менкель разоружил второго. Еще два пистолета. Один из них Менкель протянул Аните.

— Вы умеете с ним обращаться?

— Я не знаю…

Она попробовала. Раздался выстрел.

— Будьте около него! — сказал Менкель и побежал к хлеву.

Он забыл, что еще нужно связать обоих. Или он не поверил в победу?

Через несколько минут бандиты лежали в свете фары. Ногами друг к другу, чтобы не могли разговаривать. Охранять их Менкель поставил Дагмар. Ей он тоже дал пистолет. Как и сестра, девочка опробовала оружие. В какое-то мгновение до Менкеля вдруг дошло, насколько гротескна ситуация.

Ему хотелось пить, и он попросил Аниту налить ему в горсть воды, чтобы дать попить также и Биму. Его стала одолевать усталость. Но он взял себя в руки. Пока все шло хорошо. Однако он знал, как много зависит от случая, от везения. Весь день Менкелю везло. Но не может же так продолжаться бесконечно. Надо было еще каким-то образом доставить этих голубчиков куда следует. Но как? Лучше всего было бы отправить их на машине. Но он не умеет водить ее. Использовать кого-нибудь из пленников? Менкель подавил смешок. Ничего себе был бы номер! Значит, тогда пешком. С Бимом и Анитой это, пожалуй, получится.

У Аниты возникла более остроумная идея:

— Давайте запрем их в ящик, в котором возят свиней!

В кузове небольшого автомобильчика для развозки товаров ближе к кабине водителя был устроен большой ящик. Он закрывался с помощью трех лежавших в кузове досок.

— Мы поможем тебе, — сказала Анита.

Вместе они выволокли Лемана из хлева и втолкнули в ящик. Туда же затолкали и второго бандита. Менкель хотел удержать Аниту, когда та стала закрывать ящик досками.

— Ничего, не подохнут. Воздуха им, как свиньям, хватит! — ответила та.

Менкель развязал шофера и втолкнул его в кабину. Рядом с ним посадил Бима. От такого соседства малому было не по себе. Сам Менкель решил ехать на подножке, чтобы шофер не обманул его. Для надежности Менкель разбил лобовое стекло и обмотал цепью, которой привязывают коров, стойки окна кабины и двери.

Потом Менкель открыл ворота. Анита и Дагмар сидели в кузове. Менкель встал на подножку. Постучал стволом оружия по баранке:

— Трогай! И езжай самым тихим ходом!

— Что с ними будет? — спросила Дагмар.

— Не знаю…

Менкель действительно не знал этого.

Еще до исхода ночи были схвачены и арестованы остальные четыре бандита из «торговой группы». Показания дал шофер.

Менкеля поздравляли и приветствовали как героя. Воспользовавшись случаем, он упомянул об опыте, приобретенном в работе с Бимом. И шеф поручил ему возглавить обучение подразделения служебно-розыскных собак.

Еще одним результатом трудов Менкеля было то, что из Брухфельде были в спешном порядке вывезены все свиньи.

Каждый, кто сделал дезинфекцию свинарника, побелил его и сдал специальной комиссии, получал для откорма поросенка. Анита получила целую свинью и кабана — что-то вроде первой премии.

Брухфельде стал славиться свиноводством.

«Газовые» собаки

Мамаша Гроте, как звали ее в квартале, в пальто и шляпе быстро просеменила из гостиной в спальню и энергично потрясла за плечо своего мужа:

— Проснись же наконец!

— Что такое? Это ж просто садизм — так резко прерывать мирный сон человека!

По утрам Фриц Вильгельм бывал колючим.

— Что, пожар у булочника? — спросил он наконец у своей половины, которая стояла перед ним, как он привык выражаться, «подрессоренная и смазанная». В это время суток пальто на ней могло означать лишь то, что она собралась в булочную. Не в мясную лавку и не в универмаг. Туда она ходила после завтрака.

— У аннабергцев что-то случилось. Погляди!

— Разве отсюда увидишь, что у них случилось?

Фриц Вильгельм перевернулся на другой бок и демонстративно натянул одеяло до самой бороды «под Бебеля».

— Труда еще не выходила из дому. Окна закрыты и занавески плотно задернуты.

— Ну и что?

— То есть как «ну и что»? Уже сорок с лишним лет Труда каждое утро в полшестого открывает окна, и каждое утро без четверти семь мы вместе идем в булочную.

— Значит, сегодня она не пойдет.

— Ну так я тоже не пойду! Сам доставай себе свежие булочки!

Это уже было объявление войны, и Фриц Вильгельм предпочел пробудиться.

— Так почему она не пошла за булочками?

— Об этом я себя и спрашиваю все время. Погляди, может, ты что-нибудь увидишь?

Фриц Вильгельм, кряхтя, выбрался из кровати и прошаркал к окну гостиной.

— Ничего не видно.

— В том-то и дело.

— Наверно, решили подольше поспать из-за внуков.

— Вот и нет. Уже три или четыре года, точнее, с пятьдесят девятого года — я точно это помню, потому что именно тогда Фрида родила своего пятого, — то есть за все четыре раза, когда гостили внуки, Труда ни разу не забыла сходить в булочную.

— Ты что, часы по ней ставишь? — Фриц Вильгельм все еще не видел оснований для беспокойства. — Сходи к ним и постучи.

— Да я уже хотела, но боюсь.

— Что страшного в том, чтобы постучать?

— У меня какое-то предчувствие. Что-то там стряслось.

Фрицу Вильгельму стало холодно, и он принялся возиться с печкой, собираясь затопить ее.

— Надень пальто и сходи посмотри. — У жены было такое лицо, будто с ней самой случилось что-то ужасное.

— Что? Босиком? В рубашке? По сугробам? Сначала растоплю печь.

Мамаша Гроте собрала вещи мужа, принесла ботинки и разложила все так, чтобы удобнее было надевать.

— Иди, я тебе помогу.

Если Фриц Вильгельм не хотел испортить себе весь день, он должен был уступить. Такова уж была его жена: весь день, да еще и завтра, она могла вспоминать одно и то же — и все время с упреком в голосе, будто он лично ей сделал что-то плохое. Так что, вздохнув, он взял в руки носки.

— А что, если они не откроют?

— Тогда — помоги нам господь!

— Почему нам?

— Тогда мы вызовем полицию!

— Слушай, жена! Прекрати театр или я разденусь и опять лягу.

Фриц Вильгельм чувствовал раздражение. Все это казалось ему смехотворным.

— Ладно, ладно, будет тебе.

Мамаша Гроте легонько подтолкнула мужа к выходу. Около ящика для золы его взгляд упал на топор. Он прихватил его.

— Зачем тебе топор?

— Чтобы открыть, если они сами не откроют. Ведь у тебя, кажется, предчувствие?

Фриц Вильгельм вышел на улицу и поднял воротник. Мороз слепил ему теплые после сна ноздри. Снег скрипел под ногами. Сугробы, наваленные вдоль тротуаров, и проход между ними на другую сторону улицы были покрыты слоем красно-серой грязи — зимние прелести промышленного города.

В подъезде дома аннабергцев^[7] — никто на улице не звал их по фамилии, потому что бывают такие места, где люди всю свою жизнь считаются приезжими, — был странный запах. Фриц Вильгельм попытался определить, чем пахнет. Для этого ему пришлось прочистить нос указательным пальцем.

Фриц Вильгельм посмотрел в сторону входной двери. Там стояла его жена, не решаясь пройти дальше. Пожалуй, она права со своим предчувствием. Фриц Вильгельм потряс дверь. Заперто. Он наклонился. Наверно, заперто изнутри. Так и есть. Ключ был вставлен в замок. Мера против грабителей. Все это он знал по своей жене. Вот уже около шестидесяти лет они живут в одном и том же доме, и ни разу еще непрошеные гости не пытались отпереть двери. Но что поделаешь с укоренившейся привычкой? И его мать тоже оставляла в двери ключ и закрывала ее еще широкой и толстой железной полосой.

Фриц Вильгельм ударил по створке двери рядом с замком.

— Что ты делаешь? — крикнула его жена, поднимая ладони к лицу.

— Разве не видишь? Можешь вызывать полицию, — сказал он.

— Ах, бог ты мой! — ужаснулась она. — Значит, что-то случилось!

Фриц Вильгельм принялся бить в дверь с такой силой, что при втором ударе она треснула. Он подставил к отверстию нос. Высморкался.

— Газ. Зови полицию.

Фриц Вильгельм просунул руку в образовавшуюся щель, нашел на ощупь ключ, даже целую связку ключей. Открыл дверь. Быстрее и проворнее, чем можно было от него ожидать, он прошел через несколько помещений и распахнул все окна. Затем в прихожей принялся искать газовый кран, но не нашел. Не обнаружил он крана ни в кухне, ни в туалете. Фриц Вильгельм вышел за порог квартиры и только теперь с удивлением отметил, что ни из квартиры напротив, ни из других квартир никто не вышел на шум.

Все, наверно, на работе. Если до сего момента он действовал почти механически, то теперь вдруг ощутил странное беспокойство. Он поспешил обратно в квартиру, в спальню. На широкой семейной кровати аннабергцев лежали старики, а между ними оба их внука. Спящие или мертвые? Фриц Вильгельм надеялся на первое. Он снял со старика одеяло и прильнул ухом к его груди. Вслушался. Ничего. И вдруг заметил на открытых частях тела светло-красные пятна.

Он прошел в кухню. Поискал газовую плиту. В квартире имелась лишь угольная плита. Она была холодная. Сбоку стояла электроплита с двумя конфорками. И ни одной газовой трубы.

Как же так? Фриц Вильгельм еще и еще раз обследовал прихожую и кухню. Ни одной газовой трубы! Так чем же тогда пахло? Он открыл дверь туалета. Ага, старая, допотопная система. Чтобы проверить себя, он вышел на площадку и понюхал воздух под дверью соседней квартиры. После чего понял: у газа из городской сети был другой запах.

— Что вы тут делаете? — резко прозвучал за его спиной звонкий голос.

Это был молодой полицейский.

— Делаю за вас вашу работу, — грубо ответил Фриц Вильгельм. — Загляните-ка внутрь и вызывайте врача.

Недоверчиво покосившись на стоявший рядом с дверью квартиры топор, молодой полицейский зашел в квартиру и через несколько мгновений вернулся.

— Ничего не трогайте.

— Без вас знаю. — Фриц Вильгельм нагнулся за топором. — Я подумал сначала, что они отравились газом.

— Так оно и есть, — ответил полицейский.

— Но дом вообще не подключен к газовой сети.

— Вы сосед?

— Можно сказать, что так. Я живу напротив.

— Побудьте немного здесь. — Молодой человек повернулся к выходу на улицу. Там стояла полицейская машина. — Вызови аварийную службу! Отравление газом! — крикнул он товарищу в машине.

Потом вернулся и постучал в соседнюю дверь. Ему никто не ответил.

— Я поднимусь наверх. Не могли бы вы последить, чтобы здесь никто не прикасался к звонку?

— Но ведь дом не подключен к газу, — с нажимом повторил Фриц Вильгельм.

— Я знаю.

Молодой полицейский зашагал вверх по лестнице.

— Но не свалился же он с неба? — крикнул ему вслед Фриц Вильгельм.

— Между небом и землей много такого, что вам и не снилось, — сказал молодой полицейский и скрылся за поворотом лестницы.

В подъезд вошел человек в гражданском с толстым саквояжем в руке. Врач. Фриц Вильгельм не отказался бы сопровождать его, но он воспринял просьбу полицейского как своего рода приказ и остался на месте. Молодой полицейский спустился вниз, качая головой.

— Они, — Фриц Вильгельм кивнул в сторону открытой двери, — единственные старики в этом доме. Все остальные жильцы, наверное, уже на работе.

— Да, если только остались в живых.

Фриц Вильгельм вдруг ощутил, что он стал свидетелем необычайного происшествия. Нет, даже более того: он сам своим быстрым вмешательством как бы вызвал это происшествие. Строго говоря, конечно, не он сам, а его жена с ее предчувствием. Но зато он действовал. Так что, пожалуй, заслуживал немного больше внимания.

Врач вышел из квартиры. С улицы донесся звук приближающейся аварийной машины. Еще один человек в гражданском вошел в подъезд и поздоровался с врачом. Это был начальник отдела уголовной полиции капитан Юссо.

— Газ?

— Официально подтверждаю отравление окисью углерода. Никаких следов насилия. На этот раз еще двое детей.

Капитан Юссо подошел вплотную к врачу:

— Что же будет дальше?

Врач ответил малопонятно:

— Сейчас у нас только январь. Так что будет еще не менее пятидесяти.

— Страшно подумать.

В дом ворвались люди из аварийной команды. Они уже знали, что делать. Фриц Вильгельм все еще стоял на площадке с топором в руках. К нему подошел капитан Юссо.

— Это вы проявили инициативу?

Фриц Вильгельм кивнул.

— Тогда я вас попрошу пока никому об этом не говорить.

Фриц Вильгельм еще раз кивнул и направился к выходу. В дверях он обернулся к Юссо.

— Это уже бесполезно, — сказал он и указал на любопытных, собравшихся между сугробами в столь ранний час, несмотря на мороз.

Внезапно раздался хлопок, похожий на выстрел. На улице, там, где кто-то из педантичных жильцов на всякий случай освободил от снега крышу канализационного люка, что-то взорвалось. Люди испуганно отпрянули, толкая друг друга. Одна из женщин крикнула: «Это он!» — и указала на пожилого мужчину в теплых наушниках.

— Что, и окурок уже нельзя бросить? — возмутился тот.

— Можно, но только не при утечке газа, — ответил капитан Юссо.

— Утечка газа? А где это написано? Почему нет оцепления? Порядочки, скажу я вам! Или вы думаете, что я сам хочу взлететь на воздух? А может быть, вы принимаете меня за дурака? — все больше расходился пожилой мужчина.

Капитан Юссо приказал молодому полицейскому очистить от людей улицу и выставить посты. Затем снова подошел к Фрицу Вильгельму.

— У кого здесь поблизости есть телефон?

— Я знаю только один — у булочника.

— Хорошо.

Капитан Юссо дал указание людям из аварийной команды:

— Пусть газовики отключат всю эту линию. И как можно быстрей.

Капитан Юссо вошел в кабинет ответственного технического директора службы газоснабжения. На двери кабинета была табличка с именем и фамилией директора: «Герхард Клавис». Они поздоровались. Клавис представил еще двух своих коллег:

— Миллер, технический специалист. Доммас, ответственный за вопросы безопасности.

Капитан Юссо сразу же приступил к делу:

— Прорывы газа приобретают опасные масштабы. Может начаться паника. С отключением от газа целых улиц могут возникнуть новые проблемы. Наша общая и главная задача — действовать быстро. Но мы не знаем, где действовать.

Клавису понравился этот человек своей прямотой и деловитостью. Он констатировал, что их мнения совпадают, и подошел к большому столу, на котором лежала схема сети газоснабжения.

Специалист по газоснабжению Миллер сделал широкое движение рукой над схемой.

— Газовая сеть очень стара. Мы ремонтируем и реконструируем. Но все знают, что нам это не по средствам. Остается лишь искать места наиболее интенсивных потерь газа и всех других возможных утечек. Их может быть, сотня, может быть, несколько сотен или еще больше. И нельзя сказать где. — Он принялся без разбора тыкать в схему пальцем. — Они могут быть где угодно.

— Надо проверить каждый дом. Я не знаю, сколько тысяч контролеров потребуется для этого. Сегодня, завтра, послезавтра. В некоторых местах почва промерзла уже на полтора метра.

— Есть еще одна особенность. На многих участках трубы лежат в глине. Долгое время это было выгодно для нас, поскольку глина представляет собой как бы еще одну дополнительную оболочку. Но это затрудняет проверку, потому что прорвавшийся газ выходит на поверхность в самых неожиданных местах. Он расползается под землей. У «ползущего» газа еще одна особенность: он не пахнет. Мы его называем еще фильтрованным, или сочащимся, газом. Этот фактор также может способствовать панике. Люди не знают, с чем имеют дело, и все принимает особенно зловещий характер. Что-либо установить можно только химическими пробами.

— Ну так и установите, — сказал Юссо.

Клавис лишь бросил на него быстрый возмущенный взгляд.

Вилли Доммас, самый старший из присутствующих, почувствовал, что хорошая атмосфера в кабинете грозит испортиться.

— У нас лишь одна аварийная машина, а нужно много.

— Сколько?

— Десять, двадцать.

— Говорите точнее, соответствующие министерства помогут. — Юссо заметил, что выражение лица Клависа немного смягчилось.

Миллер стоял у окна и говорил, прикрыв глаза:

— Означает ли это, что чрезвычайные обстоятельства требуют чрезвычайных мер?

Остальные смотрели на него, выражая поддержку и ожидание.

— Я припоминаю некоторые сообщения из-за рубежа. Кажется, речь шла о США и Нидерландах. Там используют собак…

Первым отреагировал Клавис:

— Считаете, что мы должны их импортировать?

— А почему бы и нет? — сказал Доммас. — Если поможет. Один лишь сегодняшний случай это оправдывает.

— Вам уже известна концентрация? — спросил Юссо.

Клавис подошел к своему письменному столу и показал Юссо стеклянную трубочку толщиной в карандаш с несколькими колечками нанесенной на нее шкалы. В пределах шкалы окраска менялась от сине-зеленой до коричневой. Остался только тоненький слой бесцветного кристаллического порошка. Юссо видел, что произошла химическая реакция, вот только оценить ее не мог.

— Концентрация была очень высокой, — лаконично ответил Клавис.

Вальтер Деде посмотрел на часы.

— Так что же мы ему скажем?

— Все.

— Но ты же знаешь, что ему не нужно все.

— Если он хочет услышать просто «да», то не надо было и спрашивать.

Старший лейтенант Франц Брунс сгреб в кучу носком сапога куски снежного наста.

— Франц! Мы должны это сделать. А через девять минут нам предстоит сказать, убеждены ли мы в том, что из этого вообще что-то получится.

Брунс рассмеялся:

— Ах, давай уж скажем «да»! Сказав «нет», мы будем потом всю жизнь упрекать себя.

— Я думаю так же, как и ты, хоть и у меня тоже сомнения.

По дороге к дому начальника со стороны Эльбы налетели вороны. Несколько тысяч птиц с оглушительным карканьем принялись спорить из-за спальных мест на деревьях. Черные тучи воронья то взлетали, то опускались, рассеивались, как дым, собирались в плотные клубы и вновь атаковали кроны деревьев. Как только сумерки уступили место темноте, вороны быстро успокоились, и оставалось лишь удивляться, как ветви деревьев выдерживают такую массу птиц.

Ровно в семнадцать часов они вошли в рабочий кабинет начальника школы служебного собаководства. Оба офицера уже свыше десяти лет служили в ней, участвовали в ее создании, начиная со строительства бараков и кончая разработкой учебных и научно-исследовательских планов.

Начальник поднялся из-за стола и поприветствовал их.

— Ну, каков ваш ответ, товарищи?

— Операция возможна.

— Хорошо! Какую собаку мы берем?

Франц Брунс усмехнулся по поводу словечка «мы», но быстро отвернул лицо в сторону.

— Самку Асси, — сказал Деде.

— Сегодня же явитесь в районный отдел народной полиции. Детали операции согласуйте с товарищами из отдела.

Затем, немного поколебавшись, начальник решился на необычную в его устах фразу:

— Удачи вам!

Деде и Брунс уже выполнили поворот кругом, когда он добавил:

— Езжайте в гражданской одежде. Так просили.

Последнее распоряжение начальника таило для обоих офицеров наибольшие трудности. Попросту говоря, из гражданского гардероба у них было лишь по так называемому выходному костюму и кое-что из рабочей одежды. Да и что им было еще нужно в глуши, на краю Дюбенской пустоши? Почти постоянно они ходили в форме. Так что, кроме выходного костюма, им и надеть-то было нечего.

Но на дворе была зима с обильным снегом и сильными морозами. Стало быть, нужно было пальто. В лучшем положении был Деде, который отыскал пальто своего отца. Оно было ему почти впору. Если бы только черное строгое пальто с маленьким бархатным воротником не было таким старомодным… В самый раз пришлась и шляпа с маленькими полями, и бархатные наушники. Модный шик маленького человека тридцатых годов.

У Брунса дела обстояли несколько хуже. Его пальто было сшито из клетчатой лошадиной попоны. Хитроумное изобретение трудной послевоенной поры. Но в плечах оно было столь узко, а рукава столь коротки, что руки торчали чуть ли не по локоть. На голову он нашел себе маленькую, куцую кепочку. Но все равно наметанный взгляд опознал бы, кто они такие, потому что ботинки и перчатки были явно со склада Народной полиции.

Им потребовалось время, чтобы привыкнуть к собственному виду, и еще большее время, чтобы не реагировать на взгляды прохожих. И вот они стоят перед зданием вокзала в Карл-Маркс-штадте и ждут, когда наконец придут встречающие их товарищи и избавят от взглядов вокзальной публики.

Возможно, люди поменьше бы обращали на них внимание, если бы не Асси. Асси влюблена. В Брунса и Деде. Беспрестанно крутясь и вертясь, она, заигрывая и ища ласки, терлась боками о ноги хозяев. Добившись своего, она начинала приставать пуще прежнею.

Асси была писаной красавицей собачьего племени. Прекрасно сложенная, с круглым задом, с шелковистой черной шерстью и янтарными глазами, она беспрестанно виляла хвостом. Ее походка была эластична и напоминала скорее поступь пантеры, чем движения собаки.

Более оригинальную троицу трудно было вообразить. Оба офицера уже свыше десяти лет занимались служебным собаководством. Они разработали и усовершенствовали в соответствии с последними научными данными многие методы работы с полицейскими служебными собаками. Они изучили также американскую методику использования собак для обнаружения запаха газа в почве. Однако были против того, чтобы использовать для этого голодных животных. Тем не менее продолжали заниматься этой проблемой и получили неплохие результаты. Для этого они наполняли резиновые воздушные шары водным раствором газа и закапывали их на различных участках специально проложенного следа.

Таким способом они натренировали пятнадцать собак. Из всех них лучшей оказалась Асси. Она реагировала на следы газа там, где другие животные были бессильны, она обнаруживала газ даже там, где порошок углемоноксида в трубочке оставался прозрачным. Это означало, что концентрация газа была ниже одной тысячной. Именно это и давало основание обоим офицерам положительно ответить на главный вопрос своего начальника.

Но ответ «Операция возможна» был произнесен не без известной доли сомнения, потому что до сего дня никто не искал следов газа в такую вот снежную зиму. Если б не было снега и льда, они могли бы оказать существенную помощь газовым предприятиям города. Потому что в крупных городах с газовой сетью, проложенной на рубеже века и многократно поврежденной во время войны, что-то да обязательно должно было быть не в порядке.

К ним подошел мужчина.

— Это полицейская собака?

— Это овчарка, — ответил Деде.

— По тону вашего ответа видно, что это служебная собака.

Незнакомец представился: капитан Юссо, начальник отдела уголовной полиции.

Комнату, которую капитан Юссо отвел им для жилья в помещении окружного управления, была обставлена очень просто: две железные кровати, два стула, шкаф, стол, печь. То, что печь холодная, они заметили лишь после того, как Юссо ушел поспать пару часов после напряженного рабочего дня. Хорошо еще, что на кроватях лежало по стопке одеял.

— С чистой совестью хорошо спится на любой подушке, — вспомнил пословицу Брунс и свернул валиком свое лошадиное пальто, чтобы положить под голову.

Их разбудил стук — как будто кто-то заколачивал в стену маленькие гвоздики. Брунс потом установил, что эти звуки производила разбитая пишущая машинка, на которой в соседней комнате один товарищ что-то печатал одним пальцем. Они быстро вошли с ним в контакт. На вопрос, где здесь столовая, главный вахмистр указал взглядом на жестяную коробку с бутербродами. Предложил Брунсу угоститься, и тот не заставил себя упрашивать. Деде вместо завтрака выкурил три сигареты.

Пришел капитан Юссо и повел их на совещание в управление газоснабжения. Там у входа оказалась продуктовая палатка.

— Хорошо, что контора занимается энергоснабжением. Снабдим же себя энергией, — сказал Деде, покупая все, что можно было съесть на ходу.

Кулек пришлось нести двумя руками, и Деде охотно предоставил капитану Юссо право открывать перед собой двери. Уже на лестнице Деде впился зубами в колбасу и отломил хороший ломоть от батона. Если б он был в форме, то никогда бы себе такого не позволил. Роль гражданского человека начинала ему нравиться.

Директор Клавис попросил подать кофе, и пока Деде с Брунсом жевали, еще раз описал угрожающую ситуацию, которая отличалась от предыдущей тем, что произошли еще два случая со смертельными отравлениями. В обоих случаях, как и при несчастье, случившемся с аннабергцами, дома не были подключены к газовой сети.

Смертельные «ползучие» струи.

— Без запаха!

Директор Клавис сжал ладони, и было видно, что он сдерживается, чтобы не выругаться.

— Без запаха — это для людей! — лаконично заметил Деде.

— Не представляю себе, как вы думаете справиться всего-навсего с одной собакой.

— При необходимости мы можем затребовать подкрепление еще из нескольких собак. Вы только точнее скажите, чего от нас ждете.

— Мы хотим, чтобы вы обнаружили места утечек в трубах, там, где бессильны техника и химия.

— Такое может быть где угодно. Вам придется перекопать весь город. Это может продлиться годы.

— Что верно, то верно. Проблема заключается в том, что место выхода газа на поверхность и место его утечки из трубы могут не совпадать, могут быть удалены друг от друга. Нам пришлось бы пробурить отверстия и произвести замеры на протяжении целых улиц. На одной-единственной улице на это могут уйти дни. Вторая проблема в том, что мы можем производить замеры в домах, где замечен запах газа, но не можем на открытом воздухе. Из-за мороза, из-за обилия снега.

— И для собаки будет нелегко. Вы знаете, где у вас главный очаг?

Клавис рассмеялся. Но в смехе звучал сарказм.

Майор Деде подошел к плану города с изображением газовой сети. Посмотрел на воткнутые в него булавки с черными головками и еще многие без головок. На юго-востоке, в направлении Цшопау и Аугустосбурга, — только две булавки. Деде знаком подозвал старшего лейтенанта Брунса. Тот подошел, спотыкаясь об Асси, которая не давала ему нормально ставить ноги. Деде ткнул пальцем в два объекта — больницу и театр. Брунс посмотрел на него и все понял. Это было в трех трамвайных остановках от того места, где они находились сейчас. В крайнем случае, можно дойти пешком. Нет, даже не в крайнем случае. Они наверняка пойдут пешком, чтобы создать себе представление.

— Мы попробуем, — решил Деде и попросил дать ему план газовой сети этого района и выделить специалиста, с которым можно было бы обсудить возникшие вопросы. Клавис указал на Миллера и Доммаса.

— Вы можете взять наш новый «пикап».

— Мы вернемся с наступлением темноты, товарищ Клавис. Договорились?

— Договорились.

Асси лежала на маленькой багажной платформочке за сиденьем «пикапа». Она кашляла. В первый раз на это никто не обратил особого внимания. Но на второй раз Брунс озабоченно обернулся:

— Смотри не подведи нас, моя сладкая.

Машина остановилась на Брансбахплац.

— Куда поедем дальше, — спросил шофер, — на Цеткинштрассе или Бернгардштрассе?

— Мы выйдем, — сказал Деде. — Собаке нужен свежий воздух.

— Вы очень много курите, — осмелился заметить специалист по газовой технике Миллер.

— Возможно, — ответил Деде тоном, не располагающим к продолжению разговора, и сразу же зажег новую сигарету.

Ему не нравилось то, что они делали. Лучше, если бы они с Брунсом и собакой сами обследовали местность. В конце концов они уже не маленькие и сами нашли бы эти две улицы. Но, с другой стороны, то, что с ними отрядили сразу двух специалистов, было знаком внимания. Нельзя же обижать людей. Специалист по вопросам безопасности Вилли Доммас был, наверное, вдвое старше его. «Возможно, даже ровесник газовой сети города», — не очень деликатно подумал Деде. Скосив глаза, он еще раз прикинул возраст соседа. Нет, если бы газовые трубы были такими же крепкими, как Доммас, то проблем с ними не существовало бы.

Доммас и Миллер свернули влево и, пройдя несколько метров, указали на эмалированную дощечку: «Клара-Цеткин-штрассе». В правую сторону улица шла немного на подъем. У дома номер восемь Миллер доложил, что здесь был замечен запах газа.

— Ну что, прямо сейчас и приступим? — спросил Доммас.

Деде глянул на Доммаса, и Брунс заметил, что Деде сдерживает себя, чтобы не сорваться. Брунс знал, что сейчас Деде пребывает в состоянии поисковой концентрации, в котором он терпеть не мог никаких вопросов. Доммас, конечно же, этого знать не мог. Брунс взял его под руку и шепнул:

— Мастер работает. Вспомните о Шерлоке Холмсе! — И он приложил палец к губам.

Доммас не сдержал ухмылки:

— А вы доктор Ватсон, не так ли?

Брунс кивнул и попытался придать себе значительность. С этого момента Доммас все время был со старшим лейтенантом. Они работали в одной упряжке. Во всяком случае, так впоследствии утверждал Доммас.

Майор Деде тем временем уже свернул на улицу Гагарина и увидел то, что хотел, — здание больницы. Рембрандтштрассе своим северным концом выходила на Бернгардштрассе и к театру. Тут же проходила и линия трамвая. Деде подождал, пока к нему подойдут специалисты. Асси семенила за Брунсом. Это была уже не та влюбленная Асси. А Деде все сильнее досадовал, что не мог выбрать удобную минуту и обсудить все с Брунсом наедине.

— С Асси что-то неладно?

— Я поищу ветеринара. Она почему-то держит нос так высоко, что не сможет им работать.

Деде сразу же согласился. Он предложил разделиться и вновь встретиться после обеда. «Пикап» пусть заберут газовики. Или Брунс с Асси.

— Решайте сами, — сказал он довольно резко.

Он поднял черный бархатный воротник и снял наушники.

Наконец-то он был один. Он проделал в обратном направлении короткий путь на Бернгардштрассе. Вскарабкался по железнодорожной насыпи на мост. Там постоял, покурил, посмотрел вокруг. Собирал впечатления, как мелкие монетки, пока не сортируя их.

Вся атмосфера в кабинете Клависа, затем поездка в машине как бы против его желания и, наконец, безобидный сам по себе вопрос Доммаса привели его в состояние раздраженности. Он порылся в карманах и вынул маленькую схемку участка газовой сети, которую срисовал с плана. Каких-нибудь несколько штрихов. Но их было достаточно особенно сейчас, когда у него был хороший обзор. Несмотря на занятия теорией и наукой, к которым он обратился с годами, Деде остался практиком. Это означало для него две вещи: перепроверить на практике абстрактную картину, составленную на основе полученной информации, и принимать решения на месте. Эти правила Брунс дополнил бы еще одним: лучше семь раз отмерить, чем один раз чересчур поспешно отрезать.

К Деде приближался локомотив. Он слышал сигнал, но остался стоять на месте. Машинист, высунувшись из кабины, многозначительно покрутил пальцем у виска. Деде отмахнулся.

Но вдруг локомотив заинтересовал его. Деде почувствовал, как под его ногами почва воспринимает и передает дальше толчки рельсов. Короткие и жесткие. Хорошо бы узнать, на какое расстояние передаются колебания. Может быть, они — одна из причин разрушения труб в этой местности?

Брунс высыпал в кафельную печь целое ведро угля. Деде уложил банки с консервами, свертки с колбасой и сыром между двойными оконными рамами. Хлеб завернул в предварительно увлажненное полотенце.

— Терпеть не могу черствый хлеб!

— Нам что, придется целую неделю сидеть на сухомятке? — спросил Брунс, и поскольку Деде знал его уже давно, он правильно истолковал вопрос.

— Как называется этот кабак?

— «Метелкин трактир». Ночью нам ведь все равно делать нечего.

— Что с Асси?

— Ничего серьезного. Ветеринар полагает, что она, по-видимому, не выспалась.

— Он прав. То же самое я могу сказать и о себе.

Деде бросился на кровать и повернулся к стене, что означало: «Оставь меня в покое».

Брунс достал свой блокнот, чтобы сделать записи для доклада. Но записывать было почти нечего. Как говорится, «хлопоты, расходы и нуль дохода». Он взял свою кепочку и покинул неуютное пристанище. Выйдя на мглистый зимний воздух, он тотчас же почувствовал изъяны своей гражданской одежды, и прежде всего — неполноценность коротких рукавов. Поэтому незамедлительно принялся разыскивать трактир на углу, который вскоре и нашел. Меню в маленьком освещенном ящике на стене предлагало чечевичную похлебку с жареной колбасой, и у Брунса сразу же побежали слюнки.

В зале плавали облака табачного дыма. Посетители вели себя довольно шумно, но, по-видимому, это никому не мешало. Брунс отыскал свободный стул и был счастлив, что может наконец снять пальто. Окружающие, конечно, отметили появление незнакомого лица, но оттягивали начало обязательного застольного трепа с незнакомцем, выжидая, когда ему принесут пиво. Хозяйка вышла из-за стойки, чтобы принять заказ.

— Я хотел бы перекусить. Пожалуйста, чечевицу с колбасой.

Услышав это, к разговору стали прислушиваться люди за соседними столиками.

— Ничего горячего нет. Отключили газ. Возьмите зельц со свежим луком, если хотите покушать поплотнее.

Брунс согласно кивнул, заранее представляя себе, что за этим последует.

— Что, не здешний?

Брунс решал: промолчать и тем самым обидеть людей? Но его соседи по столу вряд ли быстро уймутся.

— Приехал на монтажные работы? — тут же последовал еще один вопрос.

— Можно считать, что так.

Они договорились, что будут представляться как сотрудники «Энергообеспечения». Но какой смысл это имело здесь? Он предпочел бы сейчас находиться в другой местности, где люди не столь любопытны и болтливы, как здесь, южнее Лейпцига. Внезапно ему пришла в голову мысль, показавшаяся вполне приемлемой.

— Я здесь в командировке по линии «Энергоснабжения».

— И не знаешь, что газ отключен? — Сидевший напротив человек недоверчиво уставился на него.

— Я только сегодня приехал.

Собеседник Брунса откинулся назад и, подняв свою рюмку, сказал: «Прозит!»

— Рассказывают о страшных вещах, — продолжал он. — По городу бродит тихая смерть. Ее не увидишь и не потрогаешь.

— Мне говорили, что это не совсем так, — перебил его Брунс, дабы помешать своему собеседнику и дальше расписывать все эти ужасы.

— Да-да, конечно, в случае опасности газ отключается, как здесь вот.

Хозяйка принесла зельц. И Брунс сразу же принялся за еду, чтобы избежать разговора, грозившего превратиться в обычный застольный треп.

— Одну зиму, вроде этой, я прожил в Берлине. Это было в сорок шестом году, — продолжал рассказывать теперь уже всем сидевшим за столом все тот же мужчина. — Если бы в те времена в городе был газ, то те, кто не замерз, либо отравились бы, либо взлетели на воздух. Я еще тогда собирал в руинах деревянные обломки на дрова для одной старой женщины. Однажды у меня не было на это времени. Всего лишь один день. А она уже замерзла в своей кровати. О той зиме я вспоминаю до сегодняшнего дня. Все так и стоит перед глазами.

Брунс расплатился и ушел. Он немного утолил голод. В своем временном жилище закрыл печь и лег спать.

На следующее утро Брунс проснулся оттого, что Асси тыкалась в него носом. Он сразу же уловил запах свежего кофе и увидел, что Деде, достав из холодильника между рамами все свои припасы, накрывает холостяцкий стол.

— А где цветы? — спросил Брунс и побежал умываться.

Когда он вернулся, посередине стола стоял горшок с нежно-зеленым растением. А Асси из миски на полу лакала молоко с овсяными хлопьями.

Во время завтрака обсуждали план действий. Сначала нужно продемонстрировать возможности Асси. Затем вместе со специалистами они проведут первую разведку и определят первое место выхода газа на поверхность.

— Газовики должны знать, как мы работаем, что можем и чего нет. Потом пусть сами нам покажут, как они это делают. Только так мы можем решить, как сподручнее действовать.

— Заметано.

Майор Деде переговорил по телефону с Доммасом и попросил его выбрать такое повреждение, где определены и точка утечки газа из трубы, и место его выхода на поверхность. Он хотел уже было положить трубку, когда подумал о том, что им не помешала бы пара рабочих костюмов, лучше всего с теплыми ватными куртками. Выслушав его, Доммас спросил лишь, какой размер нужен.

— Не самые маленькие! — крикнул Деде. — Не меньше пятидесятого, лучше даже пятьдесят второй. И пару вязаных шапочек. Ясно?

Доммас притащил целую охапку всевозможной зимней одежды: ватные куртки, штаны, перчатки и рабочие сапоги с фетровыми голенищами. Асси сразу же основательно проверила сапоги своим носом и обнюхала их еще раз, пока Брунс и Деде с трудом запихивали толстые штанины в голенища. По поведению Асси можно было понять, что она никак не возьмет в толк, куда подевался привычный запах ее хозяев. Притащив их собственную обувь, она недоумевала: почему они ее не надевают?

«Пикап» стоял перед подъездом дома. По дороге Доммас исполнял роль гида-историка. Затем они свернули в одну из боковых улиц, и Доммас указал рукой вперед:

— Это там! Вон в том доме раньше была прачечная, работавшая на газе. Потом они перешли на электричество. Даже были демонтированы газовые трубы. Так что в квартирах только угольные печи или электроплиты. — Доммас помолчал. — Здесь произошла трагедия. Ясно, что газ проник внутрь, но каким образом — мы не знаем. Бурильщики должны прибыть с минуты на минуту.

Мамаша Гроте, которая в этот момент была занята стрижкой и поливкой комнатных растений, сразу же приметила незнакомцев. Она позвала Фрица Вильгельма, чтобы сообщить ему то, что он мог видеть в окно. К ее большому удивлению, едва всмотревшись, он воскликнул: «Так это же!.. Так это ведь!..» — и заспешил к выходу.

Мамаша Гроте могла наблюдать, как он, подскочив к самому старшему в группе прибывших людей, принялся хлопать его по плечам и толкать в бок. По жестам она поняла, что он приглашает старшего и его молодых коллег к себе домой, но те двое стали отказываться, указывая на большую черную собаку. Мамаша Гроте облегченно вздохнула: слава богу, а то квартира еще не убрана. Так она считала, хотя кровати были уже застелены, пыль вытерта, посуда вымыта, пол в прихожей подметен. «Не убрано» у нее означало, что гости могут приходить только в определенное время.

Но Фриц Вильгельм все-таки притащил с собой старшего из тех троих, втащил его в гостиную за рукав куртки и сообщил ей: это и есть тот самый молодой Доммас из тех еще времен, который сейчас работает инспектором по безопасности в конторе газоснабжения. Который всю жизнь заботится о безопасности других.

Фриц Вильгельм потребовал снова приготовить кофе, сам достал из буфета ликер, налил себе и выпил. Доммасу он сказал:

— Какое совпадение! Это я все обнаружил, выломал дверь у аннабергцев и вызвал полицию. Нет, — продолжал он без передыху, — первой, собственно, была жена… — И тут же, не прерывая потока слов, отправил мамашу Гроте приготовить кофе для двух коллег Доммаса.

А Деде и Брунс тем временем делали нечто странное. Во всяком случае, именно таким казалось их поведение Фрицу Вильгельму. С бумажкой в руке Брунс ходил туда-сюда вдоль снежных куч: то по одной стороне улицы, где дом аннабергцев, то по другой, где дом Гроте. Туда и обратно, туда и обратно. Деде стоял с собакой на поводке и жевал сигарету, которую, наверное, забыл зажечь.

Нет, он не забыл ее зажечь, пояснил Доммас. Деде знает, что по трубам снова пущен газ — временно, конечно, лишь на период эксперимента, — для того чтобы проверить, у кого лучше нюх: у собаки или у стеклянной трубочки.

У Фрица Вильгельма округлились глаза.

— Нюх у трубочки?

Доммас достал трубочку из кармана куртки.

— Химический нюх, — сказал он и пояснил, что воздух засасывается с помощью специального аппарата.

Но в этот момент появилась аварийная машина газового треста, и Доммас прервал объяснения. Машина остановилась между снежными кучами. Экипаж вышел из нее и хотел уже было перелезть через снежный завал, он был остановлен энергичным жестом Деде.

Брунс к тому времени уже зашел в дом аннабергцев и еще не вернулся.

— Мы готовы! — крикнул Деде.

— Я пойду в дом, — сказал Доммас.

Из сумки, висевшей у него на плече, он достал портативный аппарат и уже демонстрировавшуюся трубочку. То,что было дальше, не видели ни Фриц Вильгельм, ни Деде. Но минуты через три Доммас появился вновь и показал трубочку, внутри которой нежно-розовый цвет по всей длине превратился в сине-зеленый.

— Все ясно, — сказал Доммас Деде. — Теперь ваша очередь, и я велю отключить этот участок!

Он помахал над головой руками, и люди из аварийной машины ответили ему тем же жестом.

Деде прошел с Асси немного вниз по улице, нашел след, оставленный Доммасом, и повторил несколько раз:

— Ищи, Асси! Ищи!

Собака быстро пошла тем же путем, но дошла только до узенького палисадника у дома аннабергцев. Там она легла и посмотрела на Деде. Тот подозвал знаком Доммаса:

— Замерьте-ка здесь!

Доммас опять вставил трубочку в аппарат, засосал воздух, посмотрел, подсосал еще и снова поглядел. В трубочке не было никаких изменений.

— Пометьте это место!

Доммас знаком подозвал людей из аварийной машины, которые подошли с тонкими стальными прутьями в руках. Надо же! Собака унюхала газ там, где его трубочка ничего не показала!

— Ищи, Асси! Ищи!

Собака побежала не к подъезду дома, а к узловатому дереву, стоявшему в глубоком снегу перед окнами аннабергцев. «Сейчас она начнет писать», — подумал Фри Вильгельм. Но Асси снова легла, предварительно тщательно обнюхав ствол дерева.

— Я так и думал, — сказал Деде. — Теперь пройдем по другой стороне улицы.

Он повел собаку, а та все время оборачивалась назад, на дом аннабергцев. Асси видела, что ее любимец Брунс скрылся в доме, и теперь не могла понять, почему ей не дали сбегать за ним.

Деде ткнул ее носом во второй след:

— Здесь твой Брунсик! Ищи, Асси, и ты получишь его в награду!

Асси опустила нос к самому снегу. На этот раз, однако, она шла медленнее. И вдруг, не доходя одного дома до жилища семьи Гроте, она снова легла. Деде поднял ее, подвел к дому, но Асси вернулась к тому месту, где легла, и залаяла.

— Это и будет то, что мы ищем, — сказал Деде. — Можете проделать вашу процедуру.

Доммас исполнил все с тем же успехом, что и в палисаднике и около дерева.

— Жаль трубочки.

А Деде стал гладить и ласкать собаку, как будто она выполнила коронный номер, наподобие прыжка через горящий обруч. Но Асси уворачивалась от его ласк. Она скулила и рвалась к дому аннабергцев. Деде хотел было ее отпустить, но передумал и громко свистнул, после чего Брунс появился в дверях. Асси как бешеная рвалась с поводка, до тех пор пока Брунс не подошел к ней. Собака вела себя так, будто нашла своего пропавшего щенка.

— Лучше всего, если ты обойдешь с ней улицу от верхней до нижней магистральной трубы, — сказал Деде. — А я пойду попробую, что за кофе у старой дамы.

Не успели Фриц Вильгельм и Деде дойти до квартиры супругов Гроте, как работники треста газоснабжения уже начали свою работы, которую Доммас назвал обуриванием. Не успел Деде докурить третью сигарету, как один из коллег Доммаса пришел и сообщил, что около соседнего дома на одном из распределителей обнаружена трещина. Деде выглянул в окно и увидел лишь расчищенный от снега пятачок, кучку снега, а на ней несколько булыжников из мостовой.

— Мое почтение! Никогда не подумал бы, что собака способна на такое, — сказал Доммас.

— Я тоже, — улыбнулся Деде, глядя на удивленные лица. — Она молодец, наша Асси, но мы не готовили ее к работе на снегу. И никто из нас не знал, выйдет ли что-нибудь. Зато теперь мы знаем.

— Это дело надо обмыть! — воскликнул Фриц Вильгельм, доставая рюмки.

— Фриц Вильгельм! — крикнула мамаша Гроте. — Ты что это — решил с утра пораньше?..

— Скоро одиннадцать!

— Все равно — пить вино еще рано!

— Но люди уже потрудились.

— Люди — да, но ты-то здесь при чем? — заявила мамаша Гроте и ухватилась за бутылку с ликером.

Но отнять ее было не так просто.

— Несчастье ведь могло постичь и нас. И тогда мы были бы такими же холодными и бездыханными, как и аннабергцы.

— Но ведь мы не бездыханные! — не уступала мамаша Гроте.

— Не надо ссориться! — попытался успокоить их Деде. — Мы уже уходим.

— Нет, так я вас не отпущу! — Фриц Вильгельм наполнил рюмки. — Большое вам спасибо! За ваше здоровье и здоровье вашей собачки!

Когда они вышли из дома, к ним подошел Брунс с Асси.

— Больше ничего не нашли, — сказал он.

— Ладно, пошли!

— А как же мой кофе?

— Мы зайдем в твой «Метелкин трактир», или как еще там называется твоя забегаловка, и я поставлю тебе пиво, а Асси куплю пару котлет. Пошли, пошли, а то там сейчас старики как раз скандалят друг с другом.

Деде и Брунс лежали на своих кроватях и кемарили. Деде приказал сделать перерыв, чтобы дать Асси отдохнуть. Она крепко спала и видела сны, о чем можно было судить по ее дергающимся лапам.

— Теперь они будут ждать от нас сплошных чудес…

Неожиданно в дверях появился капитан Юссо. Он сиял.

— Мои наилучшие поздравления! — воскликнул он ликуя, так, словно его родная футбольная команда стала чемпионом.

— Только не надо цветов, — смеясь, сказал Брунс, легко вскакивая на ноги.

Затем они, конечно, заговорили об Асси и о дерзком решении использовать ее при таких погодных условиях. Но Деде, специализировавшийся на изучении работы органов обоняния собак, сказал, что именно эти условия благоприятствовали эксперименту. Газ, как и вода, ищет наиболее легкие пути, но при этом еще всегда стремится вверх, поэтому в тех случаях, когда он выходит на поверхность в других местах, источник утечки надо искать в трубах где-то на глубине. Следовало бы план газовой сети дополнить схемой водопровода, канализации, телефонных и электрических кабелей. Лучше всего было бы спроецировать их друг на друга, указав разности глубин. Тогда можно было бы обойтись и без собак. На таком «многослойном» плане надо бы обозначить и деревья. Все это дало бы обширную информацию о том, каким путем могут пойти утечки газа.

— Ты слышала, Асси, что он о тебе думает? — спросил Брунс.

Собака сразу же поспешила к нему и легла на спину, призывая почесать ей грудь и живот.

— У меня к вам, товарищи, просьба, — сказал капитан Юссо и тут же изложил суть дела. Просьба заключалась в том, чтобы привлечь к работе одного слепого проводника собаки, который в качестве добровольного помощника полиции оказал немало услуг. Заметив, что его просьба была воспринята без энтузиазма, Юссо попросил, чтобы для начала дали этому человеку хотя бы возможность принять участие в подготовительной работе и анализе результатов.

— Да, конечно, пусть примет участие. Но сначала без собаки. Нам тоже надо будет посмотреть, как слепой работает с собакой-ищейкой. Приводите его завтра утром на Бернгардтштрассе. От его собаки мы пока откажемся из-за Асси. Скажите ему об этом. Мы не хотим, чтобы он нас неправильно понял.

Майор Деде выбрал Бернгардтштрассе и Клара-Цеткин-штрассе, потому что их обследование казалось ему делом как наиболее неотложным, так и требующим особой тщательности в связи с близостью театра и больницы. Старший лейтенант Брунс был согласен с ним.

На этот раз люди из аварийной команды прибыли на место уже заранее. Были предприняты необходимые меры предосторожности. Деде и Брунс поменялись ролями. Брунс должен был вести Асси, а Деде — прокладывать след. Аварийная служба доложила, что телефонные колодцы и шахты стоков уже обследованы специальными приборами, а обуривание сконцентрировано на заранее обусловленных улицах и у заранее обусловленных домов.

Майор Деде спустился в подвал. Стеклянная трубочка прореагировала на газ CO. Проверка главных кранов и счетчиков ничего не дала. Хоть дом и был старый, а трубы эксплуатировались уже много десятилетий, утечек обнаружено не было.

Стало быть, газ шел необычным путем и поступал откуда-то из глубины. Деде работал по своей, родившейся всего лишь двадцать четыре часа назад, теории. Остановившись перед домом, он увидел рядом с Брунсом мужчину лет пятидесяти, которому Асси оказывала внимание, тыкаясь в него носом.

Деде сделал ему знак рукой и сразу же подосадовал на свою промашку — ведь он забыл, что это слепой. Но тот, наверное, по поведению Брунса что-то почувствовал и без посторонней помощи, держась все время на расстоянии вершка от стен, подошел к дому № 107.

— Бирд, — представился он тихим голосом и улыбнулся. — Спасибо вам, товарищ…

— Майор Деде, — дополнил тот.

Деде был слегка ошарашен, и слепой, казалось, понимал это. Видно, Деде был не первый, кто недооценивал возможности незрячего человека.

— Я не буду вам в тягость, товарищ майор. Если вы мне в нескольких словах объясните, что и зачем вы делаете, я буду вам очень признателен. Не обо всем можно узнать из книг. О «газовых» собаках в книгах для слепых пока еще ничего нет.

Майор Деде рассказал слепому, как они задумали поиск. По обеим сторонам улицы он проложит след. Пройдет под мостом до улицы Рембрандтштрассе, пересечет ее, снова пройдет под мостом и возвратится по другой стороне улицы. Если Бирд хочет, сказал он, то может идти сзади или рядом или же подождать здесь.

— Спасибо, я подожду, — сказал слепой.

Уже через несколько минут Деде возвратился, хотя с удовольствием снова взобрался бы на железнодорожную насыпь, чтобы еще раз оглядеть окрестности.

— Пойдемте со мной. Я на короткое время спрячусь. Лучше, если собака не будет меня видеть. Она сейчас, правда, занята работой. Но тем более не стоит ее отвлекать.

— Тогда она будет почти в таком же положении, как и я, — сказал слепой, и Деде постепенно стал привыкать к мысли, что с ним можно говорить, как с обычным человеком.

Из подъезда, куда они зашли, можно было наблюдать за домом № 107.

Перед входом в дом Асси легла. На этот раз Брунс велел не только пометить это место железным прутом, но и убрать притоптанный снег, чтобы посмотреть, что там за почва. Затем он снова поднял Асси и последовал за ней. Асси быстро шла, обнюхивая снег. Пройдя несколько метров, она снова легла — теперь уже на мостовой.

Деде обо всем этом рассказывал слепому.

— Моя Белла приучена в подобных случаях подавать голос, — сказал слепой. — Я думаю, в этом единственное и существенное различие.

И он принялся рассказывать о своей собаке — причем так, что Деде просто не верилось, что перед ним незрячий человек. Он честно признался, что с кобелями у него не очень-то получается. Они легко отвлекаются, не оставляют попыток взять верх над хозяином, никак не могут избавиться от привычки следовать своим влечениям. Нет, он не хочет сказать ничего плохого о кобелях. Но зачем столько усилий, если того же самого гораздо проще добиться любовью?

— Наверно, и у вас с Асси все обстоит так же, товарищ майор? — опять улыбнулся Бирд той же улыбкой, что и в начале их встречи, и Деде показалось: лицо его излучает внутренний свет.

Это свое сравнение Деде сам тут же посчитал безвкусным. Однако зачем слепым играть мимикой, если они даже не в состоянии оценить ее воздействие?

Брунс уже возвращался с Асси. Со стороны все выглядело отнюдь не как серьезная работа, а походило скорее на игру или прогулку. Казалось, Асси безразлично, что она там ищет, главное то, что она имеет возможность пройтись с человеком, с которым так любит гулять. Однако, подойдя к Деде, она так же выразила свою радость повизгиванием, попытками лизаться и катанием по земле, будто вновь нашла кого-то, с кем не виделась целую вечность.

— Социальное поведение у нее выражено четче, чем у некоторых людей, — заметил слепой.

— Чем у многих людей, — уточнил Брунс, не добавив при этом, как ожидал Деде, ничего из своих любимых присловий.

Майор Деде констатировал, что, помимо двух уже отмеченных точек, новых не обнаружилось.

— Итак, с известной долей уверенности мы можем теперь утверждать, что собака, или, если выразиться более осторожно, эта собака, чует лучше, чем трубочка-индикатор.

Деде ничего не сказал о том, что, по всей видимости, верно и еще одно предположение, а именно, что движение по мосту в условиях промерзшей почвы плохо сказывается на состоянии старых труб. Об этом он напишет в своем докладе. Но утверждать это он сможет лишь после того, как это подозрение подтвердится результатами других наблюдений.

Затем он прямиком направился на Клара-Цеткин-штрассе. Около дома номер восемь он решился посвятить товарищей в свои предположения. Как и в предыдущих случаях, он воспользовался документами, предоставленными ему оперативным штабом треста газоснабжения.

И здесь он тоже решил сам проложить след. По обе стороны улицы вдоль магистральной трубы и далее по улице Тельмана, где было интенсивное движение. Используя в качестве ориентиров фонарные столбы, он, пройдя два столба, переходил на другую сторону. Получилось что-то около восьмисот метров. Для хорошо подготовленной собаки-ищейки и при нормальных условиях — не ахти какая нагрузка. Затем Деде решил еще раз пройти по следу, чтобы облегчить Асси ее задачу. После чего договорился с Брунсом о месте встречи.

Брунс приласкал Асси, погладил и пощекотал ее. Потом дал аварийной команде сигнал, что приступает к поиску, и начал его на той стороне, по которой Деде возвращался. Он тоже хотел облегчить Асси задачу, то есть дать ей начать с самого свежего следа. Это было легче и для самого Брунса. Ему были хорошо видны большие отпечатки фетровых сапог, и в случае необходимости ему ничего не стоило поправить Асси.

— А теперь, моя сладкая, найди дядю Вальтера!

Асси лизнула Брунсу руку, и это было похоже на поцелуй. Затем она опустила голову и резво двинулась вперед, натягивая поводок и держа нос столь высоко, что Брунс засомневался, а ищет ли она вообще.

— Ищи, Асси! Ищи! — подбадривал он ее.

Как бы в ответ она на секунду опустила нос, а потом снова побежала так, будто шла на зов Деде.

Оба они, Брунс и Деде, знали, что Асси принадлежит к числу тех животных, которые легко и быстро все усваивают, но то, что она так быстро осваивается с работой и начинает действовать почти механически, лишь изредка опуская нос и контролируя след, было новостью и для Брунса. Асси дошла до угла улицы и повернула налево. Здесь она вдруг пригнулась, заработала носом и, бросив цепочку следов, оставленных Деде, резко свернула вправо и легла у основания Дорожного знака.

Брунс поглядел на стоявшего на другой стороне улицы Деде, жестом показывая ему, что он не понимает, в чем тут дело.

Деде велел Брунсу идти дальше.

Брунс похвалил Асси и двинулся дальше. Пройдя немного вперед, он перешел на другую сторону Тельманштрассе и направился к Деде и Бирду. Увидев Деде, Асси завиляла хвостом. Но Брунс не позволил ей отвлекаться, заставив сосредоточиться на поиске. У следующего дома — его номер был 78 — Асси опять легла.

Эти два пункта так и остались в итоге, после того как Брунс с Деде повторно обследовали этот участок — на этот раз с другой стороны улицы. Асси легла у дорожного знака и недалеко от подъезда дома № 78.

— Ребята, да это же двести метров от места, где обнаружен газ, — сказал подошедший начальник аварийной команды. — На сегодня хватит. То, что вы находите за пару часов, — для нас работа на целых три дня.

— Чем можем, тем поможем, — ответствовал Деде, приложив руку к ушанке.

К тому времени, когда они в первый раз отправились на выходной домой, майор Деде зарегистрировал уже четырнадцать поисков и составил точное описание семи повреждений в трубах. За этим последовало шестьдесят поисков.

Пожалуй, мало кто из жителей Карл-Маркс-штадта знает так хорошо свой город, как знают его майор Деде, старший лейтенант Брунс и Асси.

Двадцать четыре часа

Было четыре часа утра.

Макс Ангер ворочался с боку на бок. Он постанывал. Тихо, чтобы не разбудить Лило. Болело плечо. Проклятый ревматизм! Но Лило все-таки проснулась. Она достала мазь, натерла мужу плечо и, массируя его, улыбалась каким-то своим мыслям. Он хотел избавить ее от резкого запаха мази и поэтому не стал натирать плечо перед сном. Мазь уже впиталась, а Лило все продолжала гладить плечо. Уже одиннадцать лет они женаты, а он все так же заботлив и деликатен, как и в начале их знакомства.

Закончив массаж легким шлепком, она открыла окно. В комнату заструился аромат раннего летнего утра. И сразу же в окне показалась голова. Голова собаки. Кондора.

Кондор был служебной собакой Макса. Собакой-ищейкой. Макс любил это точное определение. Ищейка такой же специалист среди собак, как он, Макс, специалист среди криминалистов. И специалист среди проводников служебно-розыскных собак.

— Ну, ладно. Заходи.

Кондор знал, что это относилось к нему. Одним махом он впрыгнул из сада в спальню. Лило хотела его схватить, но пес увернулся, стараясь приблизиться к Максу. Однако от того шел невыносимый запах. Такой, что собачьему носу не выдержать. И Кондор, развернувшись, вновь выскочил на свежий воздух.

Хотя будильник, как обычно, был поставлен на шесть, Ангеры встали. Ночь-то уже кончилась. Лило стала накрывать на стол на веранде. Дверь была широко распахнута. Ветер доносил с моря запах водорослей, который смешивался с ароматом кофе. Кондор, усевшись на подоконнике, ждал своего кусочка хлеба с маслом.

Лило любила такие утренние часы. Может быть, потому, что они были крайне редки. Они завтракали, улыбались, глядя друг на друга, подавая друг другу сахар, сливки, масло, говоря друг другу «спасибо».

И вдруг зазвонил телефон.

Пять часов.

Машина остановилась на набережной Клаус-Штертенбеккер-уфер. Кондор выпрыгнул из машины. Макс Ангер последовал за ним, изредка постанывая: сегодня помимо плеча у него ломило и стреляло в локте. Он повесил себе шлейку с поводком на шею. Для Кондора это сигнал: с этого момента он шел рядом, отлучившись лишь однажды на пару секунд, чтобы накропить свой опознавательный знак у памятника застывшего в величественной позе бургомистра Ламберта Штайнвиха. Заднюю лапу вверх — и готово: «Здесь был Кондор».

Им пришлось пройти всего каких-нибудь двадцать, от силы тридцать шагов от красных кирпичных домов на набережной в сторону кустарника у пруда Франкентайх. На узкой дорожке, шедшей вдоль берега, лежало тело. Труп женщины.

Ангер рассмотрел лицо, руки и другие участки тела, видневшиеся из-под разорванной одежды. Он не впервые видел подобное, но каждый раз спрашивал себя: почему один человек делает такое с другим человеком? Да еще таким вот образом? И еще он видел: это, несомненно, сделал мужчина. Раны были глубокие и широкие. Женщины убивают иначе.

Макс Ангер огляделся профессионально привычным взглядом. На той стороне пруда возвышалось массивное здание церкви Святой Марии, построенной средневековыми торговцами сукном и портными. Для того, кто в силу профессии имеет дело с самыми низменными человеческими мотивами и поступками, она в этот час являла собой особый знак человеческого величия. Изящные башенки вокруг главной башни вырисовывались так четко, как будто художник-график обвел их контуры тушью. Тонкими, жалобными голосами прокричали лысухи. В облике этих черных птиц с белой отметиной над клювом было нечто трагическое… Ах, чепуха! Такого рода мысли Ангер быстро прогонял.

В парке с разных сторон были выставлены посты. Но оцеплять место происшествия было незачем. Кругом не было ни души. Руководитель расследования знал Ангера уже не один год. Он неторопливо выжидал. И Кондор спокойно лежал рядом с дорожкой.

Полицаймайстер Ангер протер рукой внутренний ободок фуражки. Все, теперь пора! За работу! Он вытащил шлейку с длинным поводком и положил рядом со своей собакой.

Капитан Кроне, родившийся и выросший в старинной части города Штральзунд, был лишь на несколько лет моложе Ангера. Его отличительной чертой был предельный лаконизм.

— Документов нет. Наверно, в пруду.

— Вы смотрели? — Ангер указал на пруд.

— Еще нет.

— Ладно.

Теперь Ангер знал, что никто здесь не топтался. Во время поисков вещественных доказательств не должен пострадать след, по которому пойдет собака. Он стоял сейчас, как бронзовая статуя бургомистра, и, поворачиваясь, не сходя с места, разглядывал пространство между трупом и берегом, соображая, где Кондору лучше всего взять след.

Если преступник в самом деле выбросил бумаги, то, скорее всего, сделал это, подойдя к самой кромке воды. Маловероятно, чтобы они просто где-нибудь валялись. Но был еще один вариант: у убитой вообще могло не быть с собой сумочки и документов. Ну да ничего. Кондор сейчас все разнюхает. Ангер мысленно отграничил от места преступления до берега сектор. Такие участки он именовал «кусками торта». Затем надел Кондору шлейку с длинным поводком.

Кондор спокойно стоял. В такие моменты некоторые из его «коллег» дергаются от нетерпения, едва завидя шлейку. Но у Кондора, как любят выражаться специалисты, крепкая нервная система.

Поиск начался. Ангер подвел Кондора к широкой стороне «куска торта». Если след шел от трупа к воде, то Кондор должен обнаружить его где-то на этом широком участке. Как всегда, Ангер говорил со своим псом, настраивая его на работу и давая ему знать, что теперь он целиком полагается на него.

— Ищи, мой толстячок! Ищи! Здесь прошел плохой человек. На этой хорошей, сочной травке должен остаться запах шириной с дорогу и вонючий, как куча дерьма. Ищи, Кондор! Ищи! Такие оставляют запах страха, пота, который выступает при мысли, что их могут найти. Против этого нет средства. Они бессильны перед своим запахом, убийцы! Ищи, Кондор! Ищи! Мы ищем убийцу женщины. Он здесь прошел.

Кондор водил носом туда-сюда, но пока еще ничего не нашел. Ангер видел это по его хвосту. Слегка изогнутый, он прикрывал задние лапы. Внезапно хвост поднялся и встал торчком. Свой нос Кондор держал на несколько вершков от земли.

— Ну вот ты и взял его. Молодец, мой толстячок! Молодец! Я ведь говорил, он воняет. Ты его за километр учуешь. Запомни его как следует. Сейчас мы не будем торопиться. У нас есть время, чтобы его поймать.

Ангер жестом подозвал одного из постовых и попросил обозначить это место флажком.

— А я думал, вы начнете от трупа, — поспешил удовлетворить свое любопытство совсем еще молодой парнишка.

— Всегда имеется несколько возможностей.

Ангер сделал Кондору знак рукой. Кондор лег. Ангер повернулся к капитану Кроне, который протягивал ему на палочке окровавленный платок. Преступник вытер им руки и вместо того чтобы осмотрительно запрятать подальше, просто бросил его рядом с жертвой.

Кроне спрашивал, не следует ли дать собаке взять запах от этого платка. Ангер посчитал это нецелесообразным. Он хотел еще раз осмотреть место преступления. Может быть, был еще один след. Снова метр за метром он разглядывал землю, не обращаясь к Кондору. «Пожалуй, — подумалось ему, — это опять удивит молодого полицейского. Тому может показаться удивительным, что ищет вовсе не собака, а ее хозяин. Так, как это делал знаменитый индеец Виннету».

И действительно, Ангер искал сам. Но не носом и не глазами, он думал. Он хотел облегчить работу собаке и тем самым себе самому. Ошибки заставляют делать двойную работу. Начинать сначала после долгого поиска, искать снова начало следа было наказанием и для животного. Из такого рода ошибок Ангер уже извлек свои уроки.

Преступник мог скрыться четырьмя путями. Вдоль берега в направлении к стадиону и к пристани. Совсем коротким путем — мимо окружного управления Народной полиции. Третья возможность — маленькая, узкая улочка Ламберт-Штейнвих-штрассе, выходившая на набережную Штертенбеккер-уфер. И наконец, через парк до близлежащей улицы Карл-Маркс-штрассе. Издавна преступники пользуются одним из двух приемов: уходят или задворками и закоулками, или по оживленным, многолюдным улицам. И то и другое служило одной цели: как можно быстрее исчезнуть из поля зрения случайных наблюдателей.

Макс Ангер понял, что больше ничего не узнает. Оставленный преступником окровавленный платок говорил о том, что и для своего бегства он изберет простейший вариант.

Пора было двигаться. Прибыли новые машины: медицинская, машина со специалистами по вещественным доказательствам, машина для транспортировки трупа. Слишком много суматохи. Появились любопытствующие прохожие, однако державшиеся в стороне.

Ангер взял в руку длинный поводок. Кондор встал, потянулся и зевнул.

— Ищи, Кондор!

Держа нос довольно высоко от земли, Кондор устремился прямо к кустам, к убитой женщине. Обежал вокруг нее. «Логично», — отметил про себя Ангер. И остановился, держа Кондора, как держит лошадь на корде дрессировщик.

— Ищи выходной след! Ищи дальше!

У воды он уже побывал. Потом еще раз возвратился посмотреть, что натворил. Он определенно вернулся назад. «Ищи, куда он направился потом. Он же не может летать. Где-то должен быть выходной след. Он должен был обогнуть кусты. Он ведь не полз сквозь заросли. Такие, как он, ищут кратчайший путь. Ищи, толстячок, ищи!»

Кондор нашел след, ведущий от места преступления. Этот был почти тот же самый путь, по которому Ангер пришел сюда после того, как вышел из машины. Мимо памятника.

Он пересек небольшую детскую площадку. Разворошенное покрытие из гравия. Кондор опустил нос немного ниже.

Теперь на несколько недель площадка опустеет. Матери запретят своим детям играть здесь: там ходят убийцы! Дети будут шептаться об этом, испытывая легкий ужас. Может быть, они будут еще и хихикать, так как еще не совсем понимают, что это такое. До тех пор, пока не победит любопытство. Тогда они снова придут сюда и будут играть «в убийцу» или рассказывать другим страшные истории: «Один раз…»

Интересно, направится все-таки Кондор в узенькую Штайнвих-штрассе? Нет, он сделал крутой поворот на границе между мостовой и парком. Итак, теория Ангера была верна. Убийца направился было в узенькую улочку, но затем вдруг передумал. Что ж, дальше, вперед! До Карл-Маркс-штрассе.

Кондор бежал, низко опустив нос. Хороший пес, надежный работник. Подумать только, сколько «сигналов», оставленных бродячими и домашними собаками, «украшали» сейчас, наверно, край парка!

— Молодец, толстячок! Молодчина!

Кондор коротко вильнул хвостом: «Вас понял. Спасибо за похвалу, но я занят». И дальше, дальше. Без остановок, без пауз. Но паузы были нужны. Кондор не знал, что задачей Ангера было своевременно дать ему отдых. Дать передышку в полном смысле этого слова. Это зависело и от особенностей почвы. Ангер распределял паузы: полкилометра, целый километр. У него была теория: временное отвлечение способствует восстановлению концентрации внимания. Да и ему самому нужны были эти перерывы для предварительной ориентировки. Он тщательно изучал дороги, дома, сады, предугадывал возможные изменения маршрута. Он знал, что кое-кто думал, будто проводник лишь для того, чтобы держать поводок, не давая собаке убежать. Шутники! А вообще-то, сколько лишнего шума и веры в чудеса. Как будто в реальной действительности их мало. Иногда он сравнивал Кондора с лупой. И действительно, он чуял то, что выражаясь фигурально, можно было «разглядеть» лишь с большим увеличением.

В жизни пса не так уж много вещей, которые стоят того, чтобы их вынюхивать: еда, другой пес, чтобы вступить с ним в драку, и — вершина кобелиного счастья — готовая к совокуплению сука. Эти страсти подавлял и заменял другим Ангер. Без вознаграждения ничего нельзя сделать. Без него нет дружбы человека с собакой. Кондор был одновременно и первым и последним в стае, где вожаком был Ангер, был третьим в семейном треугольнике и центральным звеном в том деле, которым занимался Ангер. Отнюдь не каждая собака выступала во всех этих ролях…

Перерыв закончен.

— Ищи дальше, Кондор!

Собака вывела его на обочину автострады. Было около шести. В это время движение очень сильное. На судоверфи и заводах вот-вот должна была закончиться ночная и начаться дневная смена. Судоверфь поглощала за одну лишь смену две с половиной тысячи человек. Для Кондора это плохо. Для преступника хорошо. Автопокрышки стирают местами запах с дорожного покрытия, а на его остатки наслаиваются частицы резины с покрышек. Но все же что-то, хотя бы слабый намек, от той метки, которую Кондор проанализировал в своей обонятельной лаборатории, должно остаться. Кроме того, с ним был Ангер. Он мог помочь Кондору снова взять след, если тот вдруг поднимет нос. Если.

Коллега, который следовал за Ангером на некотором удалении, помог остановить жестяную лавину. За стеклами машин недовольные лица. Как только первые из сидящих в машинах заметили человека с собакой-ищейкой, они сразу же опустили стекла. В такие вот минуты и возникали легенды: «Они разыскивали убийцу. Я был там. Сам все видел, собственными глазами. Да-да. На Карл-Маркс-штрассе!»

Но, увы, какая жалость! Собака слишком уж быстро пересекла дорогу и удаляется. Все. Путь свободен! Сзади нетерпеливые гудки.

— Да езжай же скорее, болван…

Шесть часов.

Зачем преступнику понадобилось пройти по дну глубокого оврага и выйти на площадку мясосклада? Тот, кто только что совершил убийство, не должен чувствовать себя столь уверенно. Того, кто идет таким путем, видно со всех сторон, и он может обратить на себя внимание. Более того, должен обратить на себя внимание, потому что так никто не ходит. Его могли видеть рабочие-путейцы. Но со стороны фабрики его заметить не могли. Поле зрения закрывают штабеля леса. Может быть, именно это ему и было нужно? Неважно, какими мотивами он руководствовался, но он ориентируется во всех закоулках и знает кратчайший путь в предместье Франкенфорштадт.

Полицаймайстер Ангер позволил себе передышку. Здесь, за штабелями леса или около них, должно что-то произойти. На такие вещи у него чутье. Он хотел собраться. Уши Кондора поигрывали, как бы указывая вперед. Ангер помассировал себе плечо и локоть. Хорошо, что капитан Петер послал с ним еще одного человека. Еще до того, как тронуться дальше, Ангер услышал какой-то приглушенный шум и непонятный хрипящий звук. Кондор натянул поводок.

Сначала Ангер увидел маленькую ручную тележку. На ней лежала забитая свинья. Гляди-ка! Сейчас ведь не время для забоя скота. Трое старых людей испуганно остановились — женщина и двое мужчин. Один из мужчин, коренастый, с торчащими как щетка волосами, в шапочке мясника и переднике, который носят забойщики скота, держал в руках топор. Ангеру хотелось скорее смеяться, чем сердиться. Человеку и собаке нужно было быстро сориентироваться в обстановке. Интерес Кондора был однозначно направлен на свинью, хотя той только еще предстояло превратиться в еду.

— Это полицейская собака? — спросила женщина.

Тот, который выглядел как мясник на пенсии, неторопливо положил топор и нерешительно переминался с ноги на ногу. Собственно, ему сейчас следовало бы подвесить свинью на крюк и выпустить из нее кровь. Однако старик медлил взять в руки нож.

Ангер и сам не знал, что ему делать с этими тремя «убийцами», поскольку он сейчас преследовал своего. Он сделал знак товарищу, чтобы тот оставался с этими троими, а Кондору приказал:

— Ищи, мой милый! Искать!

Кондор опустил нос, немного покружил и устремился в глубину территории, не обращая больше внимания на тех трех. Он побежал к большому строению, где располагалось, по всей видимости, складское помещение. В заднем фронтоне здания была маленькая дверца. К ней-то и влекло Кондора. Ситуация показалась Ангеру сомнительной, и он снял пистолет с предохранителя и освободил Кондора от шлейки с поводком. Собака тотчас же исчезла за дверью. Ангер прислушался. Ничего. Ни лая, ни шума борьбы. Что-то не то. Ангер тихо-тихо вошел в помещение и, сделав шаг в сторону, встал рядом с дверью спиной к стене, страхуясь от нападения сзади. Помещение оказалось совершенно безлюдным. Кондор стоял на большом ящике.

И вновь Ангеру захотелось рассмеяться. По-видимому, сегодня конца не будет комическим сценам. Убийца в ящике? А Кондор как украшение сверху. И можно ставить точку. Это было бы, конечно, не плохо. «Нет, мой милый, преступник пробежал, бросаясь из стороны в сторону, эти два километра вовсе не для того, чтобы забиться в ящик». Ангер знаком велел Кондору сойти с ящика. Что же привлекло внимание собаки? Ангер открыл крышку и обнаружил перепачканный кровью рабочий костюм. Из тех, что носят слесари.

Зачем понадобилось преступнику проделывать столь долгий путь? Вероятно, на то были особые причины. Ведь он мог избавиться от окровавленных вещей раньше. И куда же он направился дальше? Если складское помещение послужило ему всего лишь раздевалкой, то у него должно было быть иное пристанище. Стало быть, след должен снова вывести наружу.

— Ищи, Кондор! Ищи!

Но тут Кондор вдруг стал испытывать затруднения. Вероятно, здесь был целый клубок следов. Из этого Ангер заключил, что разыскиваемый часто бывал здесь. Может быть, он здесь работал?

Они вышли из склада наружу. Ангер решил поговорить со стариками. Он оставил Кондора у складской двери, скомандовав ему: «Место!»

У Ангера был выбор: либо сразу же перейти к делу, либо начать с незаконного забоя свиньи, чтобы сделать стариков более податливыми.

Но старик с топором опередил его:

— Вы кого-нибудь ищете?

— А вы знаете, кого бы я мог разыскивать?

Они поглядели друг другу в глаза. И каждый хотел этим сказать: «Ну что ты спрашиваешь? Если у тебя есть что сказать, то говори!»

— Не стоит чернить кого-то просто так, ни с того ни с сего, — сказал старик.

— А если этот кто-то — убийца?

Старик молчал. И непонятно было, какое впечатление произвело на него это сообщение.

— Я ищу человека, который вон там, на лесоскладе, сменил одежду. Вы его знаете?

Старик отрицательно покачал головой, но Ангер почувствовал, что он просто не хочет впутываться в историю.

— Вы не знаете, кто обычно там находится?

— Ну, это уж конечно. — Старик как будто почувствовал облегчение. — Там всегда кто-нибудь есть. Ведь здесь целая фабрика, не так ли?

— И этого кого-нибудь, кто там находится, вы знаете?

— Я знаю многих, ведь здесь работают в несколько смен.

— А вам никто из них не запомнился чем-то особым? Скажем, чем-то неприятным?

— Да.

Казалось, старик ждал возможности произнести это слово, а сказав его, почувствовал облегчение.

— Вы его не любите? — Ангер понимал, что дальнейшие расспросы он должен вести, соблюдая осторожность и придерживаясь известной тактики.

Старик кивнул и поглядел на своих друзей, свинью и молодого полицейского.

— Так почему же вы его не любите?

— Он берет все, что хочет, без спроса и бесплатно.

— Он из тех, кто легко пускает в ход кулаки?

— Да, — ответил старик и добавил: — Он наслаждается, когда творит насилие.

— Вас он тоже бил?

— Да.

Ангер хотел было спросить, почему старик не заявил об этом. Но подумал, что у того, возможно, были на то особые причины. Ведь иной раз приходится из двух зол выбирать меньшее.

— Он пьет?

— Да в общем-то нет.

— Как это понимать?

— Чаще он требует деньги. Но следует иметь на всякий случай дома какую-нибудь выпивку, поскольку никогда заранее не знаешь, когда он заявится. Иногда он не показывается неделями.

— Хорошо. Как его зовут? Где он живет? Ангер посмотрел на часы.

— Трудно сказать. Он часто спит там, на лесоскладе. Его имени я не знаю. Все его зовут Тампен^[8].

— Тампен?

Ангер на мгновение задумался. Ему был известен ряд воровских и блатных кличек, но этой среди них не было.

— Когда вы видели его в последний раз?

— Вчера вечером.

Собственно говоря, Ангер ожидал уклончивого ответа. По старику было видно, как он вдруг замкнулся в себе, когда Ангер посмотрел на часы.

— Это когда же вчера вечером?

— Вскоре после захода солнца. Я собирал все, что нужно для забоя свиньи, и тут заметил их, направляющихся в сторону Кеппенберга. Они шли в город.

— С женщиной?

— Нет, с мужчиной. Во всяком случае, так мне показалось. Хотя сегодня уже не разберешь, где мужик, а где баба.

Из этого Ангер заключил, что старик не знал второго человека, и не стал его расспрашивать дальше. Больше из него, пожалуй, уже ничего не вытянешь. Он попросил своего молодого помощника зафиксировать личные данные всех троих. Старика стоило, пожалуй, еще разок допросить. Но это была уже не его забота. То, что ему было нужно для того, чтобы идти дальше по следу, он уже узнал. А узнал он, думается, даже больше, чем ему было по душе. Теперь ему уже представлялось нечто такое… И это было связано с поведением Кондора на Карл-Маркс-штрассе.

Семь часов.

Переходя с одной улицы на другую, Ангер не переставал удивляться поведению преступника. Либо это был невероятно наивный человек, либо он был само воплощение наглости. У Кеппенберга он прошел по железнодорожному мосту, где был виден как на ладони. Затем пошагал вдоль железнодорожного полотна, прошел часть улицы Банхофштрассе и вышел на набережную Август-Бебель-уфер. Неужто он думает, что, поменяв одежду, стал другим человеком? Та легкость, с которой Кондор шел по следу, наводила Ангера на размышления: все ли в порядке с рассудком у этого парня? Он, наверно, не сменил носки. В принципе, это мало что изменило бы, но Кондору пришлось бы потруднее.

У спорткомплекса имени Людвига Яна Ангер устроил передышку. Кондор был привычен к такому ритму, сразу же сунул нос в лапы и вздремнул. Кто знает, что им еще предстояло. Предположительно, след поведет их в центр города, где он уже не будет столь четким, как будто кто-то его прочертил мелом по мостовой. И не надо гнать Кондора. Бывали случаи, когда вся обонятельная система собаки вдруг отказывала лишь потому, что ее проводник был совсем неопытен. Напряжение — разрядка. Работа — отдых. Все в правильных дозах.

Сидя рядом с Кондором, Ангер вдруг заметил, как тот навострил уши. За его спиной что-то происходило. Кондор два раза коротко тявкнул. Это означало: «Стоп! Близко не подходи!»

Оказалось, что это женщина. На руке у нее была плетеная корзиночка, выстланная лиловым бархатным платком, украшенным белыми кружевами.

— Извините ради бога, уважаемый. Я уже давно иду за вами. Видно, что вы специалист. У меня сбежала собака. Йоркширский терьер. Моя Катлин. Она заблудится. А если она попадет на главную улицу, то ее обязательно задавит. Она еще совсем мала и глупа. Не знает мира и очень игрива. Она такая подвижная, что ее ни на минуту нельзя упускать из глаз. Возможно, ее уже давно кто-то поймал. Ведь йоркширские терьеры пользуются спросом и в цене. Или же дети взяли ее домой. Пожалуйста, найдите мою Катлин. Я возмещу вам расходы. Ведь ваша большая собака — ищейка, не так ли?

Ангер поднялся. Кондор тоже встал и потянулся. Надо было идти дальше.

— Сожалею, уважаемая, но сейчас я ничем не могу вам помочь. Это невозможно. Не ходите за нами.

Ангер дал Кондору спокойно взять след и вскоре, как и ожидал, вышел за ним на главную улицу. «Вот мы и вернулись назад, — сказал он про себя. — Не хватало еще, чтобы Кондор повел меня через дорогу и дальше на Штертенбеккер-уфер. Это значило бы, что мы проделали круг и снова вернулись на место преступления».

Но нет, Кондор повел его в другую сторону и, пройдя немного, намерился пересечь улицу. Ангер подождал, когда к нему подойдет сопровождающий его молодой полицейский. Тот уже знал, что надо делать, и перекрыл движение. Это заняло несколько секунд, а затем Кондор повел их к автостанции.

Этого только не хватало! Все ясно и понятно. Там можно выбрать любой из пяти маршрутов. Ангер вдруг рассмеялся.

— Теперь, толстячок, потребуются собаки-кинозвезды. Те, которые сами могут водить автобус и выходить на нужной остановке.

Ангеру вспомнилась одна кинокартина, авторы которой додумались до такого.

— Ищи, мой золотой, но сделай одолжение и не садись в автобус, если можно.

Хорошо, что его слышал только Кондор. Молодой полицейский продолжал следовать за ними на расстоянии. Наверняка капитан Петер наставлял его быть поблизости, но в то же время не мешать работать.

Кондор сделал-таки Ангеру одолжение, а точнее говоря, преступник не воспользовался автобусом. Он направился дальше по Мариенкорнштрассе. Уже четыре или пять километров Кондор работает носом. Четыре из них он прошел по городским тротуарам. Лишь немногие собаки столь выносливы в работе. Кондор чувствовал, что хозяин доволен им.

И все же Ангер надеялся, что скоро поиск будет закончен. Все больше и больше людей, возвращавшихся со службы, пересекали их путь. Это отнюдь не облегчало работу. К счастью, все они в большей или меньшей мере спешили и не особенно обращали внимания на обнюхивающую землю собаку и седоватого плотного мужчину, держащего в руке длинный кожаный поводок. Но через несколько часов все здесь будет кишмя кишеть глазеющими людьми, вышедшими отдохнуть и сделать покупки.

След все чаще делал углы, а расстояние между ними становилось все короче. Возникало впечатление, что преследуемый петлял, как и предположил Ангер ранним утром на берегу пруда Франкентайх. Чем больше они с Кондором углублялись в старый город и чем зигзагообразнее становился след, тем больше подтверждалось его предположение, что они давно бы уже вышли сюда, если бы Ангер при выходе с набережной Штертенбеккер-уфер правильно истолковал колебания Кондора на кромке тротуара. Должно быть, сигналы, воспринятые там Кондором, были однозначны. Но не один сигнал, а именно два. Решать должен был Ангер. Внутренне он оправдывал свои действия тем, что обнаружил окровавленную одежду в ящике.

Опять петля. Улица Земловерштрассе. И снова след повернул, теперь уже в порт. Ну вот, пожалуйста. Куда же еще он мог деться? Там стояли рыболовецкие и прогулочные суда. Теперь все сходилось. Убийца стремился уйти подальше от места преступления. Сначала он хотел воспользоваться автобусом. Но потом передумал. Тампен вспомнил о портовиках, зная, что встретит там кого-нибудь из приятелей. Тот, кого зовут Тампеном, наверняка получил такое прозвище на борту судна или в портовом кабаке. Разве трудно выдумать какую-нибудь историю, чтобы попасть на борт отходящего судна? И тогда ищи ветра в поле! На судах, выходивших на лов камбалы, трески или сельди, всегда можно найти работу.

Ангер уже представил себе, как они с Кондором стоят на пустом причале. Конец спектаклю! Потеря времени сыграла с ним злую шутку. Как было бы хорошо, если бы под рукой были две собаки. По крайней мере, в таком вот случае, как этот. Но это все мечты. Сейчас для них не время. А если бы Кондор вдруг вышел из строя, что тогда? «Да, мой золотой, от тебя требуют, чтобы ты был в строю, чтобы ты был здоров, чтобы ты хорошо бегал и имел отличный нюх, чтобы кусался и был, кроме всего этого, еще и мил». С каким бы удовольствием он взял сейчас свою собаку на руки, потискал ее, повозился и поплавал с ней! Когда же он последний раз купался сКондором? Уже и не вспомнить. «Ну ладно, когда мы будем в порту стоять и глазеть на опустевшее водное пространство, я разрешу тебе сплавать за палкой, которую брошу в воду». Его душа переполнилась нежностью. И Кондор тоже остановился, оглядываясь. Наверно, и он устал.

Но вот пес стал обнюхивать что-то около парадного дома № 13. Внизу, под дверью. Что там такое? Котенок?

— Брось это, толстячок, мы на службе!

Кондор поднял хвост.

— Что такое, Кондор?

Пес тихо зарычал.

— Ты хочешь войти? — Ангер не верил своим ушам. — Нам нужно в порт!

Кондор продолжал зло рычать. Ангер оглядел этот дом и соседние дома. Все — развалюхи. Давно уже пора, чтобы их спалила молния или сгреб в одну кучу бульдозер.

Дверь была лишь прикрыта, но поддавалась с трудом, заклинивалась в петлях. Пришлось отворять ее плечом. Коридор был не шире двери, узкий, темный и прохладный. Сбоку была лестница наверх. Кондор понюхал ступеньки и направился во двор. Ангер велел своему молодому помощнику остаться у двери.

Двор был около двадцати шагов длиной, сбоку он упирался в заднюю часть дома, которая выглядела еще более ветхой, чем фасад. Между ними находился запущенный сад с мощеной дорожкой, через плитки которой просунул свои желтые цветы львиный зев. Дорожка вела к двери задней части дома. Туда и устремился Кондор.

Две пожилые женщины наблюдали за чужаками в своем дворе, но не произнесли при этом ни слова. Ангер подумал о тяжелой двери и о старых женщинах. Наверняка есть какой-нибудь прием, чтобы ее открывать. Просто так старушки бы с ней не справились. Ангер сделал знак своему помощнику, чтобы тот расположился у входа во двор. Женщины закрыли свои окна. Ангер вытащил оружие. И в тот же момент дверь в задней части дома распахнулась.

— Не стреляйте! Не стреляйте! Пожалуйста, не стреляйте!

Мужчина лет тридцати вывалился из двери с поднятыми руками. На бледном лице выделялись водянисто-голубые глаза. Кондор оскалил зубы. Такими же белыми, как лицо, были и ладони мужчины, он поднял их еще выше, как будто этим хотел унять ярость собаки. Мужчина дрожал всем телом.

— Это не я! Нет, нет, нет! Это не я!

Ангер стоял, не двигаясь, и молчал. Возможно, незнакомец скажет еще что-нибудь. Ситуация способствовала получению признания. Психическое состояние этого человека было на нуле. Он надеялся вытащить голову из петли. Наказание? Да, но только без боли. И этот тип так зверски расправился с женщиной? Тогда он боли не чувствовал. Ах ты, полчеловека! Тряпка несчастная!

Но разве старик с топором не говорил ему, что Тампен любит зло, наслаждается жестокостью? Нет, этот парень, трясущийся перед Кондором, не убивал женщину. Когда двадцать лет подряд гоняешься за преступниками, то начинаешь разбираться в этой публике. И хоть это срабатывало не всегда, но в общем и целом можно сказать, что у Ангера был свой «нюх», позволявший распознать разные сорта преступников.

— Что значит «не я»? — намеренно громко и резко спросил Ангер, а Кондор гавкнул.

— Я не убивал свою жену! — Незнакомец хватал ртом воздух. — Это он! Он и никто больше!

— Кто этот «он»? И где он?

— Там, в доме. Он спит. Он пьян, как свинья, этот гад!

— Встаньте к стене! Ладони на стену!

Ангер подал знак своему помощнику.

Затем снял с собаки шлейку и ошейник с шипами. Кондор знал, что это значит. В этот момент в нем слились воедино врожденная страсть к борьбе и выработанные рефлексы. Кондор вибрировал всем телом. Ангер чувствовал это руками. Он взял голову Кондора в ладони.

— Сейчас ты первым войдешь туда, мой толстячок. Будь осторожен! Я пойду за тобой.

Ангер принял такое решение, потому что человеку, стоявшему сейчас у стены, нельзя было доверять. Кондор был проворнее его и лучше видел. Там мог быть полумрак, да и всякий хлам навален.

— Ну, вперед! Фас!

Как только Ангер ногой распахнул дверь, Кондор тут же исчез внутри дома. Ангер последовал за ним, страхуя спину стеной около двери. Прошла пара секунд, пока глаза не привыкли к полутьме.

То, что предстало перед Ангером потом, не могло вызвать в нем ничего иного, кроме омерзения. В комнате стоял запах алкоголя. На куче матрасов лежал мужчина. Фигура как у быка. Рот открыт. Оттуда раздавался раскатистый храп с присвистом. На полу валялось несколько пустых водочных бутылок.

Вот он, Тампен.

Кондор стоял с несколько обескураженным видом, не сводя глаз с храпевшего. Как и многим собакам, запах алкоголя внушал ему отвращение.

Ангер огляделся и, найдя половую щетку, толкнул ею Тампена. Тот не шелохнулся. Спал как убитый. И он не притворялся.

— Пошли, Кондор. Раньше утра крылья у него не вырастут.

Во дворе у стены все еще стояла жалкая фигура.

Ангер обратился к молодому полицейскому:

— Доложите капитану Петеру, что он может забрать этих господ. Найдите телефон. Я подожду здесь.

Когда полицейский скрылся в проходе, Ангер разрешил человеку у стены опустить руки.

— Садитесь, — указал он на ящик.

— Нет, я больше не могу, — всхлипывал человек.

— Ну что, теперь у вас полные штаны? — Ангер стал рассматривать человека, который опустил голову между колен и не желал больше ничего видеть на этом свете.

Каким образом сошлись два столь различных типа? Этот скот там, в квартире, и эта медуза? Но выяснять это было уже не его задачей.

— Почему он убил вашу жену?

— Он не должен был убивать ее. Это случайность.

— Как это понимать? — Ангеру показалось, что он ослышался.

Человек уже безудержно рыдал.

— Мы хотели ее только наказать. Я хотел ее наказать. Она путалась с другими.

Ангер еле сдерживал себя.

— И вы прибегнули к его помощи, потому что сами были не в состоянии это сделать?

— Нет, нет! Не совсем так. Он один во всем виноват…

То, что потом услышал Ангер, заставило его усомниться, все ли в порядке с психикой у этого человека. Тот считал, что жена наставляет ему рога. Доказательств у него не было. Были лишь намеки так называемых друзей. В пивной они высмеивали его, подстрекали. Особенно старался Тампен.

Наконец-то это прозвище прозвучало. Ангер хоть и продолжал слушать дальше, но в мыслях своих с радостной благодарностью все время возвращался к Кондору.

Тампен проповедовал мысль: «Если ты идешь к бабе, то не забудь плетку!» И он с готовностью, ради настоящей мужской дружбы вызвался за три бутылки водки сделать это дело. Пусть, мол, неверная получит заслуженную кару на виду у церкви Святой Марии. Герой-супруг согласился. Он назначил там своей жене встречу. А потом из кустов появился Тампен и показал, как это надо делать…

Восемь часов.

За столиком на открытом воздухе во дворике ресторанчика «Уголок моряка» расположился Ангер. Он зашел сюда, чтобы выпить чашечку специально для него приготовленного сверхчерного кофе, почти без воды, и угостить Кондора парой порций татарского бифштекса без лука^[9]. Кондор расправился с едой и облизывался.

Хедвиг, ядреная блондинка в возрасте, появилась в дверях, заполнив собой всю дверную раму. Она уже давно знает Макса Ангера и поэтому считает себя вправе называть полицаймайстера просто Макси.

— Там звонит твой Петерменхен, Макси. Говорит, сейчас заедет за тобой. Никак, опять убийство?

— Смотри, чтобы он не услышал, как ты называешь его петерменхен^[10].

— Но петерменхен такая милая рыбка. Туристы даже делают из нее чучело.

— Ее препарируют, а не делают чучело.

— Чучело или нет, какая разница! Я говорю о другом Петерменхене. А тот жив и здоров и живет неплохо. Я скажу ему это. Не станет же он меня жалить своими ядовитыми колючками, обижать слабую женщину.

Кондор гонял вокруг себя пустую миску и поглядывал то на Хедвиг, то на своего хозяина. Как и все собаки, он тонко чувствовал настроения людей, и сейчас ситуация казалась ему благоприятной для того, чтобы получить добавку. Хедвиг поняла его и взяла миску. «Не надо», — показал ей жестом Ангер. Кондор знал этот жест и смиренно прижал уши.

— У тебя бессердечный хозяин. Я дам тебе еще немножко.

— Пожалуйста, не надо.

— Вечно вы со своими правилами! Голодные четвероногие бегут от своих хозяев, объединяются в стаи и нападают на людей. Говорят, в Италии уже были случаи. Маленьких детей они разрывали прямо на клочки. Просто так ничего не бывает. Я принесу ему мисочку лабскауса^[11]. Он его быстренько слизнет, ладно?

— Дай ему бутербродик с мармеладом. Это он любит.

Ангер прислушался. На улице остановилась машина. Ее мотор продолжал работать. Капитан Петер заглянул во двор и знаком попросил Ангера выйти.

— У меня к тебе дело, — сообщил он, не вдаваясь в подробности.

Затем они сели в машину, несколько раз повернули направо, налево и остановились перед ювелирным магазином. Ангер подумал сначала, что они едут в окружное управление, чтобы отчитаться, но Петер перехитрил его. Он не сказал ему правды, наверно потому, что ожидал возражений. Ангер, пожалуй, так бы и сделал. С успехом или без, это уже другой вопрос.

Капитан Петер сообщил Ангеру, что полчаса назад поступил доклад о проникновении в магазин. Это обнаружила женщина, заметившая из своего окна, как какой-то человек вышел из магазина и торопливо удаляется, хотя магазин открывается только в девять. Сначала этому сообщению не придали значения, пока оно не дошло до Петера. По его словам, есть признаки того, что в, городе орудует шайка похитителей драгоценных металлов.

— Да, но это еще не значит, что мы должны погубить собаку.

Ангер был не на шутку сердит.

Капитан Петер знал, что не следует перегибать палку.

— Пусть собака только возьмет след. Если дальше он поведет туда, куда я предполагаю, то мы сделаем все сами. Твой Кондор и так пробежал без передышки более двенадцати километров…

— Угу, и ты считаешь его чем-то вроде волшебного кота в сапогах. Но он не пес-кудесник.

— Да-да, он такая же собака, как ты и я.

Ангер рассмеялся, а смех снимает напряжение.

— След-то совсем свеженький, ведь и получаса не прошло, — продолжал Петер. — Жулик оставил даже свою сумку с инструментами. Кондор без труда сможет взять след. Никаких сложностей. Пошли.

И действительно, никогда еще у Кондора не было такой легкой задачи. Он взял запах с сумки, обежал три витрины и взломанные шкафы и решительно устремился к двери. На улице он двинулся в том же направлении, которое указала свидетельница. На этот раз Петер шел рядом с Ангером.

— Ну что я тебе говорил?

— Здесь я уже сегодня был. — Ангер все еще немного брюзжал. — Не хватало еще, чтобы Кондор свернул на Бехермахерштрассе. Тогда ищи ветра в поле.

Но Кондор прошел прямо, а несколько минут спустя пересек Вассерштрассе и направился в двери портового кабачка «Солнышко».

Ангер и Петер переглянулись, потом посмотрели на двери и на собаку. Ангер почувствовал неуверенность. Может быть, Кондор все еще тоскует по запаху «Уголка моряка»? Вряд ли от «Солнышка» исходил другой запах. Капитан Петер предполагал, что преследуемый сразу же побежит в порт, чтобы там кому-нибудь передать товар, или же попытается укрыться на борту иностранного судна. На первый взгляд все говорило за то, что он прибегнет именно к этому варианту.

Те же самые сомнения испытывал и Ангер. Уже сам характер украденного (тарелки, подносы, браслеты, ложки, тяжелые изделия из серебра) наводил на мысль, что похититель направится прямым путем в порт. У Петера была информация, которая позволяла предположить, что эта кража серебра является одним из целого ряда аналогичных преступлений, нити которых вели к международной шайке преступников.

Итак, они стояли перед «Солнышком». А «Солнышко» в те шестидесятые годы пользовалось среди полицейских однозначной репутацией: «Никогда не ходить туда в одиночку! Войдя, не забывать страховать спину!» Те, кто чувствовал себя здесь как дома — а таких с течением времени набралось немало, — любили острые ощущения. Что ни говори, а злоязычные подначки, переходящие в жестокие драки с поножовщиной, когда потом уже никто не может сказать, кто начал и кто был против кого, во многих портах мира популярная забава.

Все это было хорошо известно Петеру и Ангеру, да и соответствующий практический опыт у них тоже был. Поэтому-то на сей раз им как-то не очень хотелось верить в чутье Кондора. Никто из тех, кто пьянствовал сейчас там, внутри, не ходил по утрам на работу. Так что времени для потехи у них было предостаточно. И настрой у них был, видать, подходящий, судя по тому шуму и гаму, который доносился из-за закрытых дверей.

Нужно было принимать решение. Затребовать подкрепления? А что делать, когда они будут там, внутри? Предположим, что тот, кого они ищут, находится в «Солнышке»; как в этом случае вывести его оттуда? Конечно, присутствие полицейской собаки действовало на людей. Но насколько хватит этого воздействия в среде, где к собственным ранам относились как к делу весьма обычному? В мгновение ока могло возникнуть дикое побоище. Что будет делать в этом случае Кондор? Наверняка защищать хозяина. А разыскиваемый в это время исчезнет.

— Я останусь у дверей, — сказал капитан Петер. — Это вынудит их раздвоить внимание и даст нам лучший обзор.

— Ну, тогда вперед! Работай носом, Кондор. Ищи!

Капитан Петер толчком распахнул дверь. Изнутри навстречу им поползло плотное серое облако. Кондора передернуло.

— Ищи его! — Ангер взял собаку на короткий поводок.

Их появление в это время суток было, наверное, полнейшей неожиданностью. На несколько секунд шум смолк. Капитан Петер занял место, как и договорились. Ангер и Кондор медленно, шаг за шагом, двинулись в глубь помещения.

— Они ищут мои деньги! — крикнул кто-то.

Раздался взрыв хохота. Крикнувший сразу же опознал полицейских, и его вскрик был предупредительным сигналом, вслед за которым последовал оглушительный свист, сопровождаемый ритмическим стуком пивных кружек и пепельниц. «Пусть себе забавляются на здоровье, лишь бы не было хуже», — подумал Ангер.

До двери туалета было лишь несколько метров. Кондор открыл ее толчком лапы, как будто он тут дома. В коридорчике стоял специфический резкий запах. Но, несмотря на это, Кондор продолжал держать нос у пола. Ангер знал, что его пес способен на многое. Но в такой ситуации видел его впервые.

— Молодец, толстячок, молодец!

Капитан Петер последовал за Ангером. Его сопровождало издевательское улюлюканье.

— Раньше собаки писали на деревья, но полицейские собаки слишком благородны и ходят в туалеты так же, как мы! — крикнул кто-то.

Посетители развлекались в свойственной им манере. Петеру и Ангеру оставалось лишь удивляться тому, что дальше этого дело не заходило. Они-то рассчитывали на худшее. Знали, как это бывает: случайно падает стул, кто-то кого-то обругал, инсценированная перебранка. Но сейчас ни одного отвлекающего маневра. Это могло означать лишь то, что сидевшие здесь люди знали о разыскиваемом еще меньше, чем полиция. Или же это был тот, кого они не хотели поддерживать.

А Кондор уже вышел на крохотный дворик, обежал вокруг штабеля ящиков и направился на соседний двор, принадлежавший уже другому заведению, носившему название «Лосось». Кондор подошел к его задней двери. «Ага! А похититель серебра не дурак! Это он неплохо придумал, если бы не собака». Но Кондор шел за ним по пятам. Запах преступника, должно быть, прилип к земле, как дорожка пролитого клея.

Около крохотной кухоньки «Лосося» Кондор облаял картонный ящик. Обычный картонный ящик из-под консервов. Женщина, работавшая на кухне, закричала, увидев собаку.

— Не бойтесь, он любит женщин.

Ангер быстро открыл ящик и извлек из него мешок. Он поднес его к носу Кондора, тот тихо зарычал.

— Чей это мешок? — спросил Ангер.

Капитан Петер все еще находился во дворе, страхуя Ангера. Опережать собаку никому не дозволено.

— Я боюсь, — сказала женщина и спрятала руки под фартук.

— Подойдите поближе, пожалуйста! — Ангер сделал приглашающий жест и дружелюбно улыбнулся. — Успокойся, Кондор.

По женщине было видно, что она предпочла бы забиться в самый дальний угол кухни.

— Не могли бы вы принести ему мисочку воды?

Женщина охотно выполнила просьбу. Возможно, она надеялась задобрить пса.

— Говорите, кто здесь был?

— Я не знаю, как его зовут. Мы, с кухни, не знаем людей по именам. Но он бывает здесь часто. У стойки он, наверно, взял несколько бутылок. Для этого ему и был нужен ящик.

— Вас не удивило, что он вошел со двора?

— А я даже и не заметила.

— А мешок?

— Вот этот? Это его? Он его здесь оставил?

Ангеру это показалось подозрительным. Как могла женщина ничего не заметить?

— Он что-то здесь перекладывал?

— Да. Гремел тут вовсю. Наверно, это были банки. А может быть, клад с острова сокровищ.

И она засмеялась, словно сказала что-то остроумное. Ее не удивляли ни настойчивые расспросы Ангера, ни то, что он появился в кухне с собакой.

— Так вы ничего не видели?

— Да что вы! Я только успевала переворачивать омлеты. В это время люди едят и едят яйца.

Петер знаком попросил бармена выйти в коридор.

Нет, имя ему тоже неизвестно. Но он продал три бутылки советского шампанского и две большие бутылки водки человеку, у которого был картонный ящик. Тот отвалил целых сто марок. Но в портовых кабаках иногда дают очень богатые чаевые, особенно перед выходом в рейс. Описать его? Пожалуйста: среднего роста, средней светлости блондин, среднего телосложения, среднего возраста.

— К этому вопросу мы еще вернемся, — сказал Ангер.

— Пожалуйста. Когда угодно.

— Он спешил?

— Не очень. Скорее наоборот.

— Он ни с кем не говорил?

— Сразу же ушел, нигде не задерживаясь.

Ангер задумался. Не будет же он бегать с тяжелой добычей туда-сюда по городу. Такого рода «товар» обычно быстро сбывается с рук на руки. Передача «товара» могла состояться в «Солнышке» или в «Лососе». Но, судя по тому, что они узнали, этот тип потащил украденное куда-то дальше.

Кондор вышел на улицу. Ангер отпустил его на всю длину поводка. Так они дошли до охранника у входа в порт. Охранник отдал честь. Он знал Петера еще по старым временам. Капитан Петер спросил его о мужчине с картонным ящиком под мышкой. Охранник указал на бутылку шампанского, стоявшую у него. Он сиял.

— Поставил мне по случаю приятного события. Выпью, разумеется, после работы.

— Ничего не разумеется! — сказал Петер. — Бутылка конфискуется как вещественное доказательство.

— Что такое? Левый товар? Но я же не знал!

Охранник состроил озабоченное лицо и, осторожно взяв пальчиками бутылку, отставил ее в сторону.

А Кондор уже бежал в глубь территории порта. Капитан Петер указал в том же направлении рукой:

— Он туда пошел?

— Да.

— На какое судно?

— Какое там судно! Это же наш Живчик со второго пирса.

— Ясно. На какое судно пошел Живчик?

— Да нет же, товарищ капитан, вы неправильно себе представляете, у него дела на всех судах.

— Он что, грузчик?

— Он, собственно, электрик, ну а вообще, у парня руки золотые, и он помогает везде, где может.

Охранник, видимо, был слегка возмущен тем, что любимца всего порта подозревали в чем-то неблаговидном.

У капитана Петера на языке вертелась фраза о том, что у золотых рук могут быть загребущие пальцы, но в этот момент он заметил, что Кондор направился к одному из складских зданий. Капитан нагнал его в дверях пристройки склада.

Кондор остановился перед одним из нескольких личных шкафчиков для одежды и залаял.

— Вот мы, пожалуй, и у цели наших поисков, — сказал Ангер и снял с собаки шлейку с поводком.

Каким-то непостижимым образом помещение наполнилось людьми. Это были любопытные.

— Всем посторонним покинуть помещение!

В ответ последовало ворчание, толкотня, нарочито замедленное движение к двери. Когда еще представится возможность увидеть полицейскую собаку в работе!

На двери шкафчика висел замок. У кого ключ? У Живчика? Да, у Живчика. А где он сам? Где-то здесь.

— Только что был тут, — сказал завскладом, вышел и привел с собой еще одного человека.

Человека без особых отличительных признаков. Узкое лицо, светлые голубые глаза, средней светлости блондин. Брюки с грудкой, рубашка в клетку, спортивные туфли. Беззаботный взгляд. Безусловно, он производил впечатление проворного и живого человека.

— Откройте шкаф! — потребовал Петер.

— Зачем? — спросил Живчик, но сразу же отпер замок.

В шкафчике лежали несколько личных вещей и легкая летняя одежда. Не нужно было даже отодвигать рубашку и брюки в сторону, чтобы увидеть, что ящика там нет.

— Где картонный ящик? — Капитан Петер не в силах был скрыть разочарования.

— На борту судна «Санта Фантазия».

— «Фантазия»?

Петеру показалось, что его разыгрывают. Но завскладом совершенно серьезно утвердительно кивнул:

— Есть такое судно. Под португальским флагом.

В разговор вмешался Живчик:

— Ящик? Вы его ищете? Но это самый обычный картонный ящик.

У парня было хорошее самообладание. В его словах Петер не почувствовал ни злорадства, ни насмешки.

— Зачем вы отнесли ящик на судно? Что в нем было?

Петер предчувствовал, что этот вопрос ему ничего не даст, но кто его знает…

— Шампанское и водка. Я по-быстрому купил все это для Фабрицио. Это мой amigo, по-португальски «друг». Он стал отцом. Уже в десятый раз. Об этом ему сообщили радиограммой. Можете себе представить, как они там повеселятся! Я б с удовольствием принял участие.

— Вы успели на судно в последний момент перед отплытием?

— Угадали, товарищ капитан, — ответил Живчик.

Петер не поддался на его игривый тон:

— Вы подозреваетесь в участии в краже со взломом. Мы вас задерживаем.

Затем Петер подробно доложил по телефону начальству о результатах и объявил розыск моряка по имени Фабрицио, находящегося на борту португальского торгового судна, выходящего в данный момент в море.

Одиннадцать часов.

Кондор спал тихо и крепко. Он спал уже больше часа. Спал на старой шинели Ангера под приоткрытым окном.

Фольксполицаймайстер Ангер писал свой отчет. Задача. Ход выполнения. Завершение. Точка. Успешный поиск в незавершенном расследовании. Но его незавершенность не вина Кондора.

И еще один отчет. Об утреннем деле. Об убийстве. Поиск по свежему следу. Место. Продолжительность. Задержание преступника. Кличка собаки. Подпись проводника. Вот и все. Всего несколько фраз.

Вот только печатание было сплошной мукой. Ангер терпеть не мог сидеть за машинкой.

Двенадцать часов.

Общественная столовая предлагала такую еду, что, поглядев на нее, Ангер закрыл глаза. Только имея определенный опыт, можно было определить, что это скользкая масса, когда-то была макаронами, а бледно-розовая бурда считается томатным соусом. За столами люди гадали, как такое удается поварам.

Ангер был возмущен и, когда входил в «Приют для игроков в кегли», все еще не успокоился. Завсегдатаи, сидевшие за столом для постоянных посетителей около кафельной печи, потеснились и дали ему место.

— Пожалуйста, кофейничек кофе перед едой. И глазунью с жареной картошкой.

Ждать долго не пришлось. Еда была приготовлена хорошо. В зале сидели исключительно пожилые мужчины. По-видимому, все одинокие. Ангера это не удивило. Если бы он был одинок, то и он не питался бы дома.

Шестнадцать часов.

Конец работы. До начальника дошло: Кондору нужна компенсация за интенсивную поисковую работу. Лучше всего — где-нибудь на пляже. Поскольку была хорошая погода, Ангер позвонил Лило и быстренько уговорил ее приехать на пляж в Альтефэр. Нудистский пляж — самое хорошее лекарство для его больного плеча и вообще от ревматизма. Но самым главным для него была атмосфера на диком пляже. Это было лекарством для души. Здесь он мог отключиться.

У Кондора всегда были отличные отношения с детьми. В том числе и на пляже в Альтефэре. И Ангер давал ему вволю побеситься с ними. Просто удивительно, чего только он не позволял делать с собой! До тех пор пока ему не надоедало. Тогда он, как бы крадучись и прижав уши в знак того, что просит извинить его, уходил, свертывался в клубок и засыпал.

Ангер разлегся, уткнувшись лицом в сгиб руки Лило. Он отдыхал в песке на берегу Зунда. Никаких переодеваний, никаких проблем с купальными тряпками, никаких «светских» разговоров, променадов, обменов колкостями. Никогда еще Ангеру не приходилось видеть на нудистском пляже гуляющую по кругу бутылку водки. Еще никогда ему не приходилось бывать в таких местах по долгу службы. Никакой преступности, в том числе и преступлений на сексуальной почве.

Ангер вскочил и стремглав побежал в воду. Кондор глядел ему вслед. Ангер вернулся, поднял за руки Лило. Поглядев украдкой на Кондора, они побежали купаться. Это был их испытанный прием. Кондор неохотно поднялся. Он не любил воды. Никакие приманки не помогали. Но если от обоих его людей оставались видны лишь торчащие над водой головы, какой-то из его инстинктов, видимо, усиливался. Кондор вскочил и, как это делают молодые ребята, размашистыми скачками вбежал в сверкающую зеленоватую воду. Он торопился и плыл отлично. Видимо, он только хотел убедиться, что с его хозяевами все в порядке, потому что, сделав это, тотчас же развернулся и поплыл к берегу. По дороге нашел вздувшегося дохлого угря и потащил его за собой. Но Ангер заставил бросить эту находку. Мало ли отчего могла подохнуть эта рыба!

Кондор подчинился и отдался тому, что он больше всего любил: свернулся калачиком и заснул. Они спали до тех пор, пока их не разбудил прохладный ветер.

Двадцать три часа.

Ангер натер себе суставы мазью от ревматизма. Кондор лежал в саду и наблюдал, как ночные бабочки бьются в затянутое сеткой окно спальни. Лило установила будильник на нужный час и попробовала для контроля звонок. И в этот момент раздался еще один звонок. Телефонный.

— Ты подойдешь?

Лило засмеялась:

— Мне не звонят по ночам. Так что это, пожалуй, тебе.

Звонок прозвучал в четвертый и в пятый раз. Так настойчиво могли звонить только со службы.

Конечно же, так оно и было. Ангеру надлежало быстрей прибыть на площадку за стадионом. С собакой.

— Что, опять убийство?

— Нет, изнасилование. Десять минут назад. Следы совсем свежие. Приезжайте быстрей.

— Ладно. Сейчас.

Оставалось только надеяться, что след не поведет опять в порт.

В темноте за стадионом ничего не было видно. Один из товарищей, охранявших место преступления, дал о себе знать лучом карманного фонарика.

— Не хотите ли поговорить с жертвой? Женщина на удивление быстро приходит в себя, хотя ее душили.

— Она сама заявила в полицию?

— Нет. Это сделал я, — ответил голос третьего человека. — Я шел домой. Смотрю, парень убегает. И тут слышу — женщина стонет. В моем возрасте преследовать этого типа бессмысленно. Так что я быстро сбегал в телефонную будку — она тут рядом — и вернулся.

В результате опроса выяснилось, что женщина не знает преступника. Она была в гостях у подруги и возвращалась домой. Дорога мимо пруда была самой короткой. Так она ходила не раз. Пока не дошла до площадки со столами для пинг-понга, не замечала ничего подозрительного. Но здесь она увидела, что кто-то идет за ней.

— Молодой парень?

— Не знаю. Но во всяком случае, не подросток.

Ангер взял Кондора за ошейник и подвел его к кустам. Сильно пахло землей.

— Ну-ка, найди-ка что-нибудь для себя, толстячок.

След должен пойти вправо, туда, куда он побежал.

Как обычно, Ангер уговаривал Кондора. Он считал, что это успокаивает собаку и одновременно помогает ей сконцентрироваться и сориентироваться.

— Вам посветить? — спросил товарищ с фонариком.

Ангер засмеялся.

— Ты думаешь, что при свете пахнет сильнее?

Но предложение было не таким уж глупым. Кондору свет был ни к чему, но сам Ангер мог что-нибудь увидеть и решить, правильно ли Кондор взял след. Ведь как-никак, а здесь произошла борьба, и где-то должно быть место, где этот тип оставил коленями вмятины на рыхлой почве. Там он и должен дать Кондору взять след. И он быстро нашел такое место.

Две или три минуты спустя они уже стояли на улице Франкендамм. Кондор свернул, чтобы перейти на другую сторону, где находилась гостиница «Балтика». Ангер непроизвольно посмотрел вверх, на окна верхних этажей.

«Где же ты затаился? Наверно, и в мыслях не держишь, что тебя могут взять в постели…»

Но Кондор не свернул на ступени лестницы, ведущей к входу, не побежал к задней двери или входу в подвал. Это было бы слишком хорошо и просто.

Они вышли на Грюнерштрассе, на которой находился «Приют игрока в кегли». Перед дверьми этого заведения Кондор остановился.

— Нет, дружочек, это не пройдет, — сказал Ангер. — Ты, наверно, запомнил, что я был здесь? Да, был и съел парочку яиц. Или нельзя?

Кондор залаял.

— Ну, хватит! Ищи! Это тебе не игрушки! Ищи!

Кондор опустил нос. Пролаял еще раз. Поднял голову. Опять залаял.

— Толстячок, но этого быть не может! Ты считаешь, что он там? Ну, скажу я тебе, это была бы хохма.

Кондор посмотрел на своего хозяина, и Ангер понял, что его пес не шутит. Он позвал жестом тех, кто его сопровождал.

— Я пока войду один.

Ангер снял с Кондора шлейку с длинным поводком и взял его на обычный поводок, держа за карабин. Затем открыл дверь.

Узкий коридор. Слева отдельный кабинет. Справа общий зал. Ангер открыл дверь, и Кондор юркнул в помещение бара. Ангер последовал за ним и успел заметить, как на загривке у Кондора ощетинилась шерсть. Последнее, что он еще увидел, был мужчина в тяжелом весе, сидевший рядом с вешалкой и вскочивший со своего стула.

Ангер почувствовал на своем лице жесткий кулак, закачался и рухнул на стойку.

Но в тот же самый момент гигант вскрикнул. Это Кондор зажал пастью запястье его руки.

Удар, падение, прыжок, укус и крик столь быстро последовали друг за другом, что посетители «Приюта игрока в кегли» не сразу уразумели, что происходит. За исключением одного, который тоже сидел за столиком около вешалки и тоже вскочил. Он заметил, как гигант свободной рукой потянулся к тяжелой пепельнице на столе, намереваясь, по-видимому, размозжить собаке голову.

— Не нужно, Эдди! Ты только еще глубже залезешь в дерьмо! — крикнул он и резко сдернул со стола скатерть.

Кондор испугался. Он отпустил руку, потому что не знал, откуда теперь ждать опасности. Гигант схватил стул и стал отбиваться им от Кондора. Резко развернувшись, он попытался выскочить в дверь. Это ему удалось. В коридоре он увидел прямо перед собой дуло пистолета.

Все это Ангер узнал лишь на рассвете следующего дня в своей кровати, у которой сидела Лило.

Узнал он и кое-что еще. После ареста преступника никто не мог оказать Ангеру помощь, потому что Кондор никого к нему не подпускал. А у Ангера было сильное кровотечение, так как великан раздробил ему нос. Пришлось подождать, пока не привезли Лило. Лишь после этого стало возможно отвезти его в больницу. Там он провел пять часов. Врачи сказали, что его нос теперь будет выглядеть несколько иначе. К тому же у него сотрясение мозга. Необходим покой, длительный покой.

— Тому типу тоже пришлось латать руку, — сказала Лило, думая, что этим сможет утешить мужа.

— А Кондор?

Лило отворила окно. Кондор вскочил в комнату и засуетился, виляя хвостом, у кровати. Однако его хозяин даже не шевельнул рукой. И тогда Кондор сунул нос под одеяло. Он заслужил похвалу и брал ее сам…

=== К сведению работников военной книжной торговли и военных библиотек ===

В связи с переходом к рыночным отношениям, просим вас самым внимательным образом отнестись к работе с тематическим планом. О содержании плана необходимо проинформировать командиров, преподавателей и слушателей военных академий и училищ, агитаторов, пропагандистов военной книги, широкий круг читателей. Для этого надо использовать библиотеки воинских частей, Дома офицеров, Клубы книголюбов, а также литературные вечера, встречи с авторами книг, писателями и поэтами, работниками издательств, праздники книги, книжные тематические выставки и другие мероприятия.

Активное участие в работе по сбору заказов могут принять члены Совета содействия книгораспространению, а также работники военных библиотек.

Заказ оформляется на приложенном к плану вкладыше «Заказ».

Военторги должны составить и представить заказы по плану Военного издательства снабжающей организации в срок не более 50 дней, а управления торговли военных округов, флотов — не позднее 100 дней со дня получения плана.

Во вкладыше «Заказ» указывается общая сумма заказов, в том числе по разделам, указанным на с. 25 вкладыша.

ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ТОРГОВЛИ МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ

=== Вниманию книголюбов ===

Уважаемые товарищи!

Приглашаем вас посетить Дома и магазины «Военная книга», где можно сделать предварительные заказы по плану Военного издательства на 1992 год. Без ограничения принимаются предварительные заказы на все издания, включенные в настоящий план.

Инвалидам Великой Отечественной войны и воинам, получившим инвалидность при выполнении интернационального долга в Республике Афганистан, обеспечивается преимущественное исполнение предварительных заказов с учетом очередности поступления заказов и выделенного магазину количества книг.

Для более полного удовлетворения спроса покупателей просим оформлять предварительные заказы заблаговременно, сразу после поступления тематического плана в магазины «Военная книга». Для этого следует заполнить почтовую открытку на каждое заказываемое издание, указав на лицевой стороне свой адрес, а на обороте фамилию автора, название книги, год ее выпуска, порядковый номер по плану. Открытку необходимо сдать в магазин.

Покупатели, желающие воспользоваться услугами почтово-посылочной торговли, могут направлять предварительные заказы в отделы «Военная книга — почтой». Эти заказы должны быть оформлены на специальном комплекте из двух отдельных карточек «Книга — почтой», а при их отсутствии — на почтовых открытках.

Постоянным покупателям отделы «Военная книга — почтой» рассылают бесплатно буклеты «Новинки военной литературы», а также списки печатных изданий, на которые принимаются заказы.

Адреса отделов «Военная книга — почтой»:

480091, Алма-Ата, ул. Кирова, 124.

690000, Владивосток, ул. Ленинская, 18.

252133, Киев, бульвар Леси Украинки, 22.

443099, Самара, ул. Куйбышева, 91.

191186, Санкт-Петербург, Невский проспект, 20.

290035, Львов, ул. Белоцерковская, 2а.

220029, Минск, ул. Куйбышева, 10.

113114, Москва, Даниловская набережная, 4а.

630076, Новосибирск, ул. Гоголя, 4.

226001, Рига, ул. Ленина, 88.

344018, Ростов-на-Дону, Буденновский проспект, 76

620062, Свердловск, ул. Ленина, 101.

380007, Тбилиси, площадь Ленина, 4.

720001, Бишкек, ул. Киевская, 114.

680038, Хабаровск, ул. Серышева, 42.

672000, Чита, ул. Ленина, 111а.

ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ТОРГОВЛИ МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ

СООБЩАЕМ АДРЕСА ДОМОВ И МАГАЗИНОВ «ВОЕННАЯ КНИГА» — ОПОРНЫХ ПУНКТОВ ПО ИЗУЧЕНИЮ СПРОСА, ОРГАНИЗАЦИИ ПРОПАГАНДЫ И РАСПРОСТРАНЕНИЮ ЛИТЕРАТУРЫ ВОЕННОГО ИЗДАТЕЛЬСТВА МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ:

1. 480091, Алма-Ата, ул. Кирова, 124. Дом военной книги.

2. 232024, Вильнюс, Литовской ССР, ул. Руднинку, 8. Дом военной книги.

3. 690000, Владивосток, ул. Ленинская, 18. Магазин «Военная книга».

4. 400001, Волгоград, ул. Калинина, 21. Дом военной книги.

5. 236006, Калининград, Литовский вал, 48. Магазин «Военная книга».

6. 252133, Киев, бульвар Леси Украинки, 22. Дом военной книги.

7. 305021, Курск, ул. К. Маркса, 72/10. Магазин «Военная книга».

8. 191186, Санкт-Петербург, Невский пр., 20. Дом военной книги.

9. 290007, Львов, пр. Ленина, 35. Магазин «Военная книга».

10. 220029, Минск, ул. Куйбышева, 10. Дом военной книги.

11. 107053, Москва, ул. Садовая-Спасская, 3. Дом военной книги.

12. 630076, Новосибирск, ул. Гоголя, 4. Дом военной книги.

13. 270009, Одесса, ул. Перекопской дивизии, 16/6. Дом военной книги.

14. 460004, Оренбург, ул. Пушкинская, 20. Магазин «Военная книга».

15. 344018, Ростов-на-Дону, Буденновский пр., 76. Магазин «Военная книга».

16. 410600, Саратов, пр. Ленина, 75. Магазин «Военная книга».

17. 184600, Североморск, ул. Сафонова, 17. Магазин «Военная книга».

18. 335000, Севастополь, ул. Б. Морская, 8. Магазин «Военная книга».

19. 700029, Ташкент, пр. Ленина, 40. Магазин «Военная книга».

20. 380004, Тбилиси, пл. Ленина, 4. Магазин «Военная книга».

21. 680038, Хабаровск, ул. Серышева, 42. Дом военной книги.

22. 454000, Челябинск, ул. Кирова, 82. Магазин «Военная книга».

23. 672000, Чита, ул. Ленина, 111а. Магазин «Военная книга».

24. 150000, Ярославль, ул. Первомайская, 39. Дом военной книги.

Примечания

1

Август Сильный (1670–1733) — курфюрст (князь) Саксонии. (Здесь и далее примечания переводчика.)

(обратно)

2

Карл Великий (742–814) — король Франкского государства.

(обратно)

3

Позднее в ГДР будет восстановлен традиционный цвет формы военнослужащих и служащих полиции.

(обратно)

4

Год прихода к власти нацистов.

(обратно)

5

Нацистского прошлого, так как нацисты носили коричневую партийную форму.

(обратно)

6

Непереводимый возглас изумления, испуга, смущения.

(обратно)

7

Аннабергцы — люди, переехавшие из города Аннаберг — Бухгольц в Рудных горах.

(обратно)

8

Немецкий морской термин: конец, короткая веревка.

(обратно)

9

Блюдо из сырой рубленой говядины с острой приправой и сырым яйцом.

(обратно)

10

Немецкое название рыбы, обитающей в Северном море и имеющей ядовитые шипы на плавниках и жабрах.

(обратно)

11

Кушанье моряков. Густой суп из рыбы и мяса с кусками картошки или картофельным пюре и огурцами.

(обратно)

Оглавление

Вступление

Под видом пастуха

Потерянный след

Поиск на болоте

Готфрид и Бим

«Газовые» собаки

Двадцать четыре часа

=== К сведению работников военной книжной торговли и военных библиотек ===

=== Вниманию книголюбов ===

*** Примечания ***