Стандартное отклонение (СИ) [Нельма] (fb2) читать онлайн

========== Во-первых, давайте познакомимся. ==========

Стандартное отклонение — в теории вероятностей и статистике наиболее распространённый показатель рассеивания значений случайной величины относительно её математического ожидания.

…в общем смысле среднеквадратическое отклонение можно считать мерой неопределённости.

…на практике же среднеквадратическое отклонение позволяет оценить, насколько значения из множества могут отличаться от среднего значения.

Всё начиналось отлично.

Мимолётный флирт на сайте знакомств перетёк в скоропалительное свидание.

На аватарке он стоял вполоборота, контрастность чёрно-белой фотографии была повышена до неприличия, но даже это не скрывало правильные черты лица и широкий разворот плеч под свободной светлой футболкой.

«Или самовлюблённый кобель, или стащил чужое фото», — подумала я и согласилась на встречу с расчётом на первый вариант.

Если бы я была мужчиной, то тоже была бы самовлюблённым кобелём. А что ещё остаётся нам, тем несчастным, кто любит потрахаться и не любит, когда в отношениях тебе трахают мозг?

Ресторанчик тоже был неплох. Это тебе не образец гордого выпячивания мишленовских звёзд, зато порции такие, что хотя бы успеешь почувствовать вкус еды, и можно не опасаться укоризненно-презрительных взглядов с соседних столиков, когда держишь вилку в правой руке.

Это действительно оказался он: высокий, подкачанный, с красиво зачёсанными назад тёмно-русыми волосами, янтарными глазами и небрежной щетиной. Хорош, чертяка.

Точно — кобель.

Он представился Александром, но я ничуть не поверила в реальность этого имени, особенно когда он слишком долго думал над вопросом, как его обычно называют друзья.

— Просто Сашок, — очаровательно улыбнулся он, галантно разливая вино в наши бокалы.

«Говнюшок!» — хотелось передразнить мне. Впрочем, сказанное мной с томным придыханием «Алиса» тоже никак не соответствовало тому, что двадцать шесть лет назад маменька нарекла меня Наташей.

Никакого воображения у этой женщины, ей-богу!

Вообще свидание мне нравилось. Говорил лже-Сашок грамотно, про работу откровенно врал, но делал это складно и даже интересно, в глубокий вырез моей блузки пялился достаточно, чтобы я заметила, но не настолько долго, чтобы могла его этим попрекнуть.

Хотя попрекать я бы не стала. Просто знала реальное соотношение настоящей груди и поролона в чашках лифчика, игравшее не в мою пользу.

НеСашок оказался парнем продуманным. Поняла я это в тот момент, когда он постепенно и хитро подводил тему нашего разговора к дальнейшему продолжению вечера. Говоря прямо: нагло и самоуверенно пытался затащить меня в постель.

Я хлопала недавно впервые нарощенными и оттого жутко раздражающими длинными ресницами, мялась и смущалась, строила из себя наивную дуру и делала вид, что намёков не понимаю. Хотя уже на третьей минуте решила для себя: дам. А если не попросит — силком в себя впихну, чтобы не повадно было.

— А в каком месяце у тебя день рождения? — изображая муки сомнения и сильную задумчивость, спросила я.

— В апреле, — и глазом не моргнув, снова соврал он.

«Значит, осенью. Или в августе — этот месяц тоже начинается с буквы «а», — прикинула я и мысленно чертыхнулась. Профессиональная деформация шла полным ходом!

— Не может быть! — ахнула я, приложив ладонь к губам и специально слегка смазав пальцами ярко-розовую помаду. Трюк сработал на ура: стоило мне убрать руку, как его глаза заблестели и кончик языка быстро пробежался по нижней губе.

Семьдесят восемь процентов мужчин обращают внимание на те особенности во внешнем виде женщины, которые так или иначе ассоциируются у них с половым актом. К этому можно отнести растрёпанные волосы, смазавшийся макияж, любые аналогии с выступившими на коже каплями пота или оплошности в одежде. Стоит отметить, что только тридцать один процент испытывает от этого положительные эмоции, остальные же — ощущение брезгливости и отвращения. Такие различия обусловлены тем, насколько состоявшимися в сексуальном плане себя воспринимают мужчины, что усложняет массовое использование подобных образов даже внутри заранее определённой узкой целевой группы.

Ну что, с Сашком всё ясно.

Кобель, говорю же!

— Что-то не так? — уточнил он, а на лице его возникло крайне мечтательное выражение, свидетельствующее о том, что он уже мысленно прикидывал, в какую позу поставит меня для начала.

— Да… нет… — загадочно прошептала я, быстро откидывая идею по полной разыграть столь полюбившийся спектакль про предсказание от цыганки, пообещавшей мне идеального мужчину, родившегося в том самом, ранее озвученном месяце. Время уж к полуночи, я ещё не трахана, а завтра на работу к девяти, так что стоило ускорить наше продвижение к постели. — Знаешь, мне кажется… это судьба.

Судьбой моей Сашок-врунок согласился стать, не задумываясь. Только вот незадача: у него дома гостил друг детства, которого выгнала из дома злыдня-жена («стерва!» — искренне охнула я). А у меня дома несуществующая в природе несовершеннолетняя сестра со сложным характером и агрессивный бульдог, так что ехать ко мне тоже нельзя было ни в коем случае!

Я говорила, что мужик он продуманный? Забудьте!

Он просто чёртов гений.

Потому что я никогда не поверю, что гостиница прямо напротив ресторана — лишь удачное стечение обстоятельств.

То ли мне так по жизни везёт, то ли глазомер оставляет желать лучшего, но моя личная статистика по размерам главного мужского оружия (если вы сейчас подумали про харизму, то зря — одним очарованием хорошо оттрахан не будешь) выходила за пределы скромных тринадцати сантиметров.

Александр Вруньевич с оружием обращался на отлично. И защитную амуницию с собой прихватил, и не забыл продемонстрировать, что язык у него хорошо подвешен.

Хороший, очень хороший кобелёк. Ради такого не жалко было даже отсимулировать ещё один оргазм под конец, ведь видно же, что старался, бедненький.

— Милый, ты ведь мне позвонишь? — спросила я, еле сдерживая улыбку. Хорошо, что как раз была возможность повернуться к нему спиной, якобы стесняясь снова демонстрировать уже вовсю изученную и тщательно облапанную грудь.

Одевалась я почти так же быстро, как раздевалась. Сослалась на всё ту же сестру, которой я «ах, не могу показывать дурной пример поведения и не приходить ночевать домой!», а сама уже просчитывала в уме, сколько часиков успею поспать до первого из десяти установленных друг за другом звонков будильника.

Уходить из гостиницы первой — стратегически важно. Какой бы прекрасный тебе не попался мужик, всегда нужно помнить, что он может свалить и оставить на тебе счёт за снятый номер.

— Конечно же позвоню, — сонно отозвался он, из последних сил посылая мне очаровательную белозубую улыбку.

«Только номерами телефонов мы не обменивались, лживая твоя морда», — пронеслось в моих мыслях, но в жизни я лишь послала ему воздушный поцелуй и улизнула за дверь.

Первым делом — вызвать такси. Вторым — удалить свой профиль на этом сайте знакомств и запомнить, какую фотографию больше нельзя использовать на других.

Примерно два года спустя

— Колесова, ты всё подготовила? — фигура Сонечки, главы нашего отдела, возвысилась прямо над моим столом и закрыла собой все три плафона люстры с весёленькими розовыми листочками.

Хотела бы я ехидно отметить, что Сонечка — она же Софья Аркадьевна, она же мымра с вечным пмс, она же крашеная сучка — может закрыть собой что угодно, но вопреки всем канонам жанра она была не тучной старой женщиной с тройным подбородком, а хрупкой и низенькой девушкой с внешностью ангелочка и голосом-птичьей трелью.

— Я в процессе.

— Как в процессе? Через час всё готово должно быть! Мы что новому начальнику показывать будем?!

— Кузькину мать? — предположила я, но по кислым минам всех присутствующих в отделе поняла, что шутка прошла мимо. И моего боевого настроя в отношении того самого, неожиданно упавшего нам на голову нового начальства, никто больше не разделял.

— Колесова, тебе неделю давали. Неделю! Лидочка бы за три дня всё успела, — вздохнула Сонечка, а вышеназванная Лидочка активно замотала кудрявой головой в знак согласия, ради этого даже бросив выделять что-то в тексте неоново-зелёным маркером. — Ты всех нас подставишь!

— Сонечка, а знаешь, что ты сейчас делаешь?

— Что? — аккуратно уточнила она, уже почуяв неладное.

Не зря, ой не зря. Вот чего я терпеть не могу, так это манипуляции на моей совести.

И сравнение с Лидочкой, конечно же!

— Отвлекаешь меня от очень важной работы, — пропела я с сарказмом и улыбнулась, когда поджавшая губы Сонечка молча отчалила к своему рабочему месту.

Враг повержен, пора возвращаться к своей нудной работе.

Что же, пока я на автомате задаю нужный формат сводной таблице по нашим (сомнительным) достижениям за последний год, самое время как следует представиться.

Меня зовут Колесова Наташа, и совсем недавно мне исполнилось двадцать восемь лет.

По последним данным Росстата, восемнадцать процентов женщин в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет находятся в разводе, сорок семь — состоят в официальном или гражданском браке, к которому большинство приравнивает и обычное сожительство с мужчиной, остальные же уверенно называют себя одинокими. Стоит отметить, что на вопрос «Считаете ли вы себя счастливой?» положительный ответ даёт почти половина из группы разведённых, четверть одиноких и только десять процентов из тех, кто состоит в отношениях (и все они не имеют детей).

К чему всё это, спросите вы? Например, к тому, что я в свои двадцать восемь имею только гадкий характер, первый размер груди и красный Мини Купер, упоминание о котором призвано хоть немного компенсировать первые два пункта. И на вопрос про счастье я смогу придумать минимум десять оригинальных ответов, от смешного до агрессивно-ехидного, потому что ответить «да» — значит солгать, а сказать «нет» не позволит гордость.

Я работаю в крупном рекламном агенстве. И если вы думаете, что реклама это сплошь креатив, творчество и полёт мысли, то окажетесь правы. Примерно на двадцать пять процентов.

У нас действительно есть те самые люди, которые придумывают образы, прочно вторгающиеся в ваше сознание. Это они предлагают продвигать кошачий корм с помощью хитро улыбающегося кота, вещающего с экрана телевизора «Я возьму это даже несмотря на лапки». А вот моя задача — продумать все нюансы на пути от первичной идеи к её полной реализации.

Определить целевую группу, на которую будет направлена реклама, продумать самое перспективное время трансляции на центральных каналах, подобрать цвет фона, на котором будет сидеть кот, и саму породу кота.

Вы знали, что синий цвет успокаивает? Это отлично, но не в вечернее время, когда большинство женщин работоспособного возраста уже уставшие после работы или целого дня, проведённого с детьми.

А вот бордовый цвет способствует созданию интимной атмосферы. И руки, насыпающие корм в миску, должны быть непременно мужскими. Добавление деталей в виде манжет дорогой рубашки и сдержанных, но агрессивных по дизайну часов на запястье (кожаный ремешок, металлический циферблат) навевают ощущение высокого достатка и власти, которые будут подсознательно нравиться женщинам.

Рыжие коты «дворовой» породы приходятся всем по душе на двадцать шесть процентов больше других. Яркий окрас привлекает внимание и вызывает позитивные эмоции, беспородность даёт, во-первых, чувство сопереживания, во-вторых — возможность провести аналогии с наиболее частой причиной попадания в дом кота (подобрали на улице, взяли с рук), а в-третьих — пробуждает синдром золушки (богатый и властный хозяин искренне любит бедного, ничем не выделяющегося среди других кота и готов его баловать).

И всё это факты, статистика, опросы и мнение штатных психологов нашей компании.

Задача всего нашего отдела — решить, как именно мы будем манипулировать вами на этот раз. Зайдём через секс, через амбиции и стремление к большим деньгам, через комплексы или повсеместно встречающуюся неуверенность в себе.

В век информационных технологий мы знаем о вас всё. Как часто вы отзываетесь на призывы отправить сто рублей на спасение собачки со сломанным хвостом, какой размер груди у блондинки из вашего любимого порно или сколько ложек сахара вы добавляете себе в чай.

И можете не сомневаться: любой ваш запрос в Гугл и любая покупка в интернет-магазине будут использованы против вас.

— Девочки, а вы знаете, кого именно назначили на пост исполнительного директора? — прервала тишину Аллочка, наша главная сплетница и мисс слоупок. Точнее, уже пару месяцев как миссис. — Антон Миловидов, это же тот самый, что делал рекламу духов «Вуаль»!

— Могу поспорить, что фамилия у него ненастоящая, — хмыкнула я, совсем забыв, что по легенде до сих пор занимаюсь работой, а не читаю статью в интернет-журнале авторства одной из лучших моих подруг, на двенадцать средних абзацев рассуждающей о том, как женщины сами обесценивают себя в глазах мужчин.

Надо бы не забыть наведаться к ней в гости на выходных, чтобы поспорить на этот счёт.

Остальные девочки в отделе слаженно делают вид, будто меня не расслышали. Дружба у нас с ними не складывалась вот уже три года и четыре месяца из тех трёх лет и восьми месяцев, что я работала в этой компании.

Ну да, это я на новогоднем корпоративе целовалась с мужем нашей Анжелики. Но на нём не было написано, что он чей-то муж, а сам он не потрудился сообщить столь интересную информацию (а жаль, мы бы хоть спрятались получше!). Увы, для Анжелики всё это не стало оправданием, но и муж бывшим тоже не стал, а вот гнусная разлучница Наташа была коллективно объявлена врагом номер один.

У меня вообще плохо получается заводить дружбу с другими женщинами. Потому что я одна из тех, кто спокойно переспит с парнем на первом же свидании и правда не будет ждать, что после он позвонит, или без мук совести и сожалений пососётся с кем-нибудь в клубе, или будет спокойно отвечать на флирт заведомо несвободного мужчины.

Таких, как я, другие женщины злобно называют «давалки». Или шлюхи. Или стервы. Или как угодно ещё — мне правда лень запоминать.

Нет, я никогда не буду первой виснуть даже на самом распрекрасном мужчине (Крис Эванс, если ты читаешь эти строки, знай: ты единственный, на ком бы я повисла!), не буду специально охотиться на тех, на чьём безымянном пальце поблёскивает колечко, и не буду лезть в трусы тому, кто сам не пытается залезть в мои. Но если мне оказывают знаки внимания, какими бы недвусмысленными они ни были — я их приму.

Если эти знаки внимания оказывает ваш парень, жених или муж… что ж, у меня для вас плохие новости. Можете тщательно ощупать свою голову и поискать на ней проклюнувшиеся рожки.

В школе я была феминисткой. Но ненависть к мужчинам оказалось очень тяжело совмещать с любовью к сексу, так что мне пришлось сдаться и начать вымещать свои комплексы через то же потребительское отношение, которое большинство членоносцев (плохая Наташа, обещала ведь себе не называть их так!) демонстрировало в адрес женщин.

— Та модель, что снималась в ролике — его жена, — продолжила Аллочка, убедившись, что в диалог я больше не горю желанием вступать. — Они пять лет уже в бракоразводном процессе, потому что не могут поделить ребёнка. Он требует себе полную опеку, представляете? Хочет лишить родительских прав, чтобы ей даже видеться с ним было запрещено. Такой мудаааак, — она закатила глаза и сдула со лба мешающую удлинённую чёлку.

— Власть и деньги развращают людей, — глубокомысленно заметила умница-хуюмница Сонечка, два диплома МГУ, публикация в научном журнале на тему актуальности философии Сократа в наши дни.

— Он совсем не думает о чувствах ребёнка, — грустно вздохнула Лидочка, по инерции поправив на краю стола очередную книжечку по психологии для простых обывателей.

— Да та реклама прогремела только из-за неё! Это Ира Неклюдова, я на её профиль в Инстаграм подписана. Она такая… сильная личность! Из тех женщин, что сделали себя сами, — мечтательно протянула Анжелика, чей муж подкатывал к кому-то из бухгалтерии на последнем корпоративе, хватал за задницу официантку на прошлогоднем, прилюдно обозвал её сукой на позапрошлом и да, до этого ещё и целовался со мной.

И кажется, зря я тогда ляпнула, что целуется он плохо. Скажи, что хорошо, может, она перестала бы так злобно на меня зыркать.

Рекламу духов «Вуаль» я помню отлично. Тогда один из любимых моих преподавателей брызгал слюной, уверяя, что вот так делать не надо, и что это будет провал, и что эксплуатирование настолько яркого сексуального образа вызовет отторжение у женщин, которые и должны были стать главными потребителями товара.

Вот ведь незадача: духи раскупали так, что завод еле успевал их разливать. И делали это… мужчины, посчитавшие своим долгом преподнести своим женщинам именно такой подарок.

Но наш будущий директор особенным умом явно не отличался. Вы, наверное, будете удивлены, что это скажу именно я, но брать в жёны ту женщину, чьи соски в подробностях может описать каждый имевший доступ к телевизору или интернету житель нашей страны — очень сомнительное предприятие.

Дело в том, что в той рекламе солировала лишь одна модель. Красивая эффектная девушка, чей взгляд сражал наповал, прямо как в том старом фильме про гейшу. Правда, взгляд нужно было ещё разглядеть, потому что в ролике она медленно и чувственно танцевала, и тело её прикрывала лишь светлая, по сути своей прозрачная вуаль.

— Колесова, ты закончила? Планёрка через пятнадцать минут! — опомнилась Сонечка, аж подпрыгнув от негодования на своём стуле.

— Ну вот ещё немножечко осталось, — отозвалась я, усиливая вид собственной бурной деятельности, а на деле играя с разными вариантами шрифта, выбирая между красивым и задорным. — Ты пока сходи в буфет, купи мне апельсиновый сок, — положенные полторы минуты тишины прошли, и мне пришлось неохотно поднять на неё взгляд и с имитацией милой улыбки добавить: — Пожалуйста.

Расчёт оказался верным, и все коллеги ушли в буфет вместе с Сонечкой, чтобы по пути обсудить мою безалаберность и наглость, а заодно вспомнить, что за предыдущие несколько раз я деньги так и не отдала. И вот не стыдно ничуть: у Софьи Аркадьевны зарплата и так на тридцать процентов больше моей, а мне экономить надо, чтобы на отпуск накопить.

Пусть родители у меня обеспеченные, и даже квартиру мне подарили, но не вечно же на их шее сидеть.

Новый директор на планёрку опоздал, чем общее впечатление о своём профессионализме сразу подпортил. Я же изначально была настроена против него, потому что старый директор — Олег Львович — нравился мне безумно, хоть и любил гаркнуть на сотрудников высокоэтажным матом и выпить коньячку среди рабочего дня.

Зато какой человек душевный! Прямо как обожаемый мной в гимназии физрук, только лет на двадцать старше.

— Коллеги, добрый день! Меня зовут Миловидов Антон Романович, и с этого дня мы с вами все в одной лодке, так что грести будем вместе. И тонуть, если что, тоже, — весело заметил он, и я только хмыкнула, отметив про себя, что язык у него хорошо подвешен. — Надеюсь, вы все и так друг с другом знакомы, а я с вами обязательно познакомлюсь в личном порядке, так что не будем тратить на это драгоценное время и перейдём сразу к текущим делам.

Я постаралась выпрямиться в чертовски неудобном кресле и всё же прислушаться к речи нового директора, ради этого даже оторвавшись от созерцания собственного маникюра.

Подвешенный язык. Тёмно-русые волосы, зачёсанные назад, брутальная щетина и очаровательная улыбка.

«Сашок-говнюшок официально превращается… превращается… в Антона-гандона!» — подумала я, уставившись прямо на него с ехидной ухмылочкой на губах, и стала терпеливо ждать.

Дождалась.

Он встретился со мной взглядом и запнулся на полуслове. Надо отдать ему должное: взял себя в руки мгновенно и продолжил ровно с того же момента, на котором остановился, но всё равно то и дело косился в мою сторону.

Два часа планёрки ещё никогда не проходили так весело и интересно.

Только получив возможность вернуться на своё рабочее место, я быстренько улизнула в туалет, останавливая себя от желания вернуться к старой привычке и погрызть ногти. Была у меня другая старая привычка для борьбы со стрессом, связанным с нехорошим предчувствием того, что недолго мне здесь работать осталось.

— Слушаю тебя, Крольчонок, — мурлыкнул мужской голос по ту сторону телефона.

— Артём, как насчёт напиться до беспамятства сегодня вечером?

========== Во-вторых, дайте мне шанс себя показать. ==========

Тело подо мной пошевелилось аккуратно и даже будто боязливо. Шевелилось оно уже давно, но именно этот раз вынудил меня неохотно приоткрыть один глаз: во-первых, уж больно похоже было, что из-под меня отчаянно пытаются выбраться, а во-вторых — дополнительное движение произошло ещё и в стратегически важном месте.

Ну уж нет, утренний секс — это кошмар, и никто не заставит меня думать иначе! Утро создано исключительно для того, чтобы сладко и крепко спать. День, по моему нескромному мнению, тоже весьма подходит для этого занятия. А уж если есть на ком комфортно развалиться, как сейчас, то проспать можно и до самого вечера.

И вот тогда-то уже можно и потрахаться. И поесть. И вообще почувствовать себя почти счастливым человеком.

Судя по ярким лучам восходящего солнца, видневшимся из-за шторы, до состояния, приближенного к счастью, сейчас меня отделяло ещё минимум шесть часов драгоценного и страстно желаемого сна.

«Убью мерзавца!» — подумала я, еле разлепляя второй глаз и приподнимая голову, чтобы с выражением бескрайней злости на лице взглянуть на этого проклятого жаворонка.

— Ой, Крольчонок, я тебя разбудил, — смущённо мурлыкнул он и улыбнулся, вовсю демонстрируя ямочки на щеках.

«Помилован! Сменим меру наказания на сотню часов исправительных работ», — промелькнуло в мыслях, и я с громким, выражающим обречённость вздохом ткнулась носом обратно в мужскую грудь, прикусила его за сосок — просто из принципа — и скатилась на кровать, оказавшуюся неприятно холодной.

Согласно последним социологическим данным, собранным на территории России и стран СНГ, восемьдесят два процента женщин и шестьдесят девять процентов мужчин имеют близкого друга противоположного пола. При этом только восемнадцать процентов женщин видят в этой дружбе сексуальный подтекст той или иной степени выраженности, в то время как среди мужчин его наличие признают сорок семь процентов опрошенных.

Помните, я говорила о том, что дружба с женщинами у меня складывается плохо? Так вот, с мужчинами она не складывается вообще. Я отношусь к той категории реалистов и прагматиков, кто априори считает, что наибольший интерес в людях вызывают не доброе сердце и острый ум, а то, что прямо над ними: хорошо сложенное тело и привлекательное лицо. Поэтому интерес к себе мужчин вижу сразу — а с дружбой это уже никак не стыкуется, или не вижу совсем, что вызывает во мне раздражение и лёгкую степень возмущения, тоже не способствующие дальнейшему развитию хороших отношений.

Но не зря же нам со школьных лет талдычат, что из каждого правила есть своё исключение. Вот и моё мило треплет меня по макушке, невзирая на грубое «Руки оторву!», и просто на зависть бодро пропадает где-то в недрах квартиры.

С Артёмом Ивановым мы знакомы давно. Так давно, что даже напряги я свои неизвилистые извилины, вряд ли смогла бы вспомнить, когда и как именно мы познакомились.

Он учился в той же гимназии, что и я, только на два года старше. Зато его младший брат, Максим, был моим одноклассником, а стал мужем одной из двух лучших моих подруг.

Тёмка же учился и дружил с Яном — моей первой и последней любовью, первым и не последним мужчиной в моей жизни, а по совместительству и самой большой из множества ошибок моего бурного прошлого.

В общем, точек соприкосновения у нас было предостаточно, чтобы спустя двадцать лет понять, в какой именно мы соприкоснулись в итоге. И числились мы друг у друга в категории «хорошие приятели», столь эксклюзивной для меня и примерно безграничной для Артёма, который всегда нравился людям даже сильнее, чем пресловутая стодолларовая купюра.

Почему же мы просыпаемся утром в одной постели, спросите вы?

Вот тут-то и начинается самое интересное!

— Обменяю воспоминания о вчерашнем вечере на кружечку кофе, — нагло заявляет он, заглядывая в спальню на секунду, и опять уходит, тихонько мурча себе под нос какую-то мелодию.

Начало нашей дружбе положил точно такой же звонок, как и сделанный мною вчера, с опрометчивым и смелым предложением напиться. Подруги на тот момент были замужем и с детьми, я же довольствовалась отношениями только с настойчиво желавшей прописаться в моей милой квартирке депрессией, поэтому искала любые возможности сбежать в мимолётное веселье и не оставаться снова одной.

Тёма тоже предавался меланхолии и грусти о тленности бытия, поэтому предложение моё охотно принял. В молодости он был тем ещё гулякой и переспал, наверное, почти с каждой встречавшейся на его пути девушкой. А потом десять лет состоял в отношениях, закончившихся внезапно и оставивших его с разбитым сердечком.

И тут настало время сделать маленькую ремарку и уточнить, что в отношениях он был с другим мужчиной.

Как говорилось в одном старом фильме: «У каждого свои недостатки!».

У меня тоже получилось раскопать в себе один-единственный недостаток, не раз привносивший в мою жизнь неожиданные повороты, странные знакомства и необдуманные решения.

В среднем, алкоголь употребляют шестьдесят восемь процентов населения нашей страны, из них больше половины — от одного до нескольких раз в месяц, двенадцать процентов — больше трёх раз в неделю. Среди самых частых причин употребления алкоголя называют снятие напряжения после тяжёлого рабочего дня, встречу с друзьями или применение небольших доз спиртного в качестве снотворного средства.

Я вот пью редко, но метко. И переход от состояния «пригубила вина» до «почему я сплю на скамейке в Жулебино?» случается со скоростью света и сопровождается амнезией, проходящей в лучшем случае несколько часов (при наличии свидетелей, готовых рассказать мне все подробности произошедшего), а в худшем — не проходящей вообще.

Именно поэтому, несмотря на страшный недосып и настроение убивать, я сползла с кровати и потащилась на кухню, где выполнила доведённые до совершенства действия: включила чайник, насыпала в кружку одну ложку кофе, бросила два кубика сахара, залила всё это молоком до середины, а остальное — кипятком.

Хоть как-то радовала только мысль, что этот напиток — чистый яд, не иначе. Не мудрено, ведь изобрела его когда-то именно я, спьяну начудив с пропорциями ингредиентов. И не удивительно, что Тёмка искренне обожает это кофейное нечто — что ещё стоило ожидать от такого извращенца?

— Ух ты! Спасибо! — присаживаясь за стол, воскликнул он с таким воодушевлением, будто встать в начале седьмого и приготовить ему кофе-яд было исключительно моей личной инициативой.

Я же достала себе молоко из холодильника, по традиции задела ногой миску с кошачьим кормом, рассыпав часть по полу, и, чертыхаясь, присела напротив. Вытянула руки и положила на них голову, не переставая смотреть на него максимально мрачным взглядом, который он, в свою очередь, максимально нагло игнорировал.

— Начинай, — выдохнула я, подвинув приятно холодную бутылку с молоком к своему лбу и краем глаза замечая, как жирное пушистое чудовище, по наивности и добродушию Тёмы ошибочно принимаемое за кошку, моментально прибежало на условный сигнал и уселось хрустеть рассыпанной едой.

— Значит, началось всё с того, что ты полчаса перечисляла причины, по которым ненавидишь свою работу и будешь даже рада, если тебя уволят, — начал он, задорно улыбаясь, чем скидывал себе ещё пару лет возраста. На самом деле генетика уже скинула ему примерно десятку, наградив внешностью вечного студента с огоньком в глазах и повадками милого котика. Но и сам Иванов вовсю пытался соответствовать навязанному природой амплуа беззаботного и обворожительного вечного ребёнка.

— Это было до того, как мы приехали в клуб и начали пить.

— Потом ты вспомнила, что на работу эту тебя взяли по блату родителей, — словно не замечая моей ремарки, увлечённо продолжал он, — и решила, что уволить тебя будет не так-то просто. А ещё начала думать, достаточно ли будет тех связей, чтобы тебе самой, первой, уволить этого нового начальника…

— Иванов, да твою ж мать! Это всё было ещё по дороге, — простонала я и приложилась носом о столешницу, не рассчитав силу, с которой пыталась изобразить, что устала от его глупых шуточек.

— Эх, Крольчонок, нельзя тебе пить, — покачал он головой с искренним участием и погладил меня по безвольно лежащей на столе руке. — Как пыталась найти в Гугле контакты киллера, помнишь?

— Нет. Но это идеально вписывается в мой общий настрой.

— А тот момент, когда залезла ко мне на колени и сказала, что ты девочка и не будешь больше ничего решать?

— Пфф, точно не было такого, — уверенно фыркнула я, ради этого даже потратив силы на то, чтобы приподнять голову.

— Кстати, ты так и заснула тогда, и не просыпалась вплоть до возвращения домой.

— Я просто притворилась спящей, чтобы создать тебе как можно больше неудобств.

— Неудобства ты можешь создавать только в том состоянии, в котором способна разговаривать, — хохотнул Тёмка, — а молчаливая и спокойная Наташа — это просто подарок.

— А что это за бабу я от тебя отгоняла? — хищно прищурившись, решила уточнить я единственный момент, который запомнила на удивление чётко, выделив его из череды других, совершенно несущественных по мнению моей памяти.

Конечно, как тут не разволноваться, когда у тебя прямо из-под носа пытаются увести такого котёночка?

— Ты имеешь в виду ту блондинку, которой ты заявила «Детка, ему нравятся шатенки с маленькой грудью и широкими бёдрами, так что у тебя нет шансов?», — подозрительно спокойным голосом уточнил он, и бровью не поведя, зато охотно целуя пушистую морду забравшегося к нему на колени монстра.

— Допустим, в пьяном состоянии я излишне самокритична, — поморщилась я, на всякий случай окинув себя быстрым взглядом. Не такие уж и широкие они, эти бёдра. И грудь вон, даже под свободно висящей на мне Тёмкиной футболкой видна, значит она не маленькая, а просто ак-ку-рат-на-я. — А что это за наглость такая, приставать к тем, кто пришёл не один?

— Крольчоночек, — мурлыкнул заговорщическим тоном Артём и склонил голову вбок, прищурив глаза точь-в-точь так же, как нежащаяся у него на коленях кошатина. И шепнул с придыханием: — Это была официантка.

— Пффф, как будто официантка не может строить глазки! — не сдавалась я и, как обычно, ощущая приближение неминуемого провала, черпала из необъятных внутренних ресурсов ещё больше наглости и упрямства.

В общем-то, именно на них я и выезжаю последние лет пятнадцать своей жизни, смирившись с тем, что помимо очень посредственного имени мне достались ещё и очень средние умственные способности.

И низкая активность алкогольдегидрогеназы, чьё название я запоминала два месяца, пока мы готовили проект социальной рекламы против употребления спиртных напитков.

— Ничего не могу сказать, потому что она стояла ко мне местом ровно противоположным тому, на котором обычно расположены глазки.

— Ах, даже так!

— Язык мой — враг мой, — закатил глаза он, стараясь удержать смех за широкой улыбкой.

— Зато я-то ему сразу пришлась по вкусу, — всего один пошленький намёк, и на губах моих тут же появилась довольная ухмылка, настроение поднялось на пару пунктов, а утро перестало быть настолько отвратительным.

И если вам вдруг показалось… то нет, вам не показалось.

Вообще-то спать с Артёмом в мои планы не входило. В его, вроде бы, тоже.

Но… знаете эти истории про друзей, которые договариваются создать семью друг с другом, если не найдут себе половинку к какому-то определённому времени? Вот и мы пошли примерно по тому же пути, в пылу вполне серьёзного разговора об одиночестве, прикрытого шутками и сарказмом, договорившись на секс без обязательств, если к тридцати годам не подвернётся кандидат получше.

На логичный вопрос Тёмы, к чьим именно тридцати это должно произойти, я уверенно заявила, что к самым ближайшим. Это было через пару недель после его двадцать девятого дня рождения.

До тридцати мы немного не дотянули. Ну, всего-то десять месяцев! Зато сколько нервных клеток, денег на бесполезные свидания и времени на общение и переписку с заведомо неподходящими вариантами нам удалось сэкономить.

Быть друзьями с привилегиями оказалось просто потрясающе удобной затеей. Прямо как поход в гипермаркет, где можно разом найти всё, что душеньке будет угодно: и потрахаться, и поделиться проблемами, и скоротать вечер за парочкой серий сериала, и даже в отпуск съездить, при этом спихнув свой почти неподъёмный чемодан на отзывчивого и милого «друга».

Но и это меркло перед тем, что Тёма безропотно терпел мою дрянную привычку спать, раскинувшись звёздочкой и лёжа прямо на нём.

— И всё же, что мне с работой-то теперь делать? — спросила я, крутя в руках стакан с молоком и прикидывая более реалистичные в сравнении со вчерашними вариантами способы решения столь щепетильной ситуации.

Хотя вариант с киллером всё ещё казался мне очень привлекательным.

— Если что пойдёт не так, то найдёшь себе новую, — пожал он плечами, — посмотри по ходу дела. Иногда я встречаю кого-то из очень старых знакомых и, хоть убей, не могу вспомнить, просто ли мы общались или спали друг с другом. Так что просто постарайся… не выделяться пока.

— А если я потом не найду новую работу? — не в моих правилах было раскисать даже перед Артёмом, видевшим меня в самые паршивые моменты жизни, но работу свою я действительно любила и совершенно не могла представить, что буду делать без неё.

— Вот если не найдёшь новую работу к тридцати, то выйдешь за меня замуж, потом быстренько разведёшься и оттяпаешь себе половину моих денег.

— Да ну тебя, с такими предложениями, — недовольно изрекла я, хмуро поглядывая на то, как он хохочет. — А то и это сбудется.

***

— У вас есть вопросы, Наталья?

— Леонидовна, — ввернула я с ехидной ухмылочкой, наслаждаясь тем, как недовольно поджал губы наш мистер большой начальник.

Да-да, именно так. Сонечка, Лидочка, Аллочка и Наталья Леонидовна, я бы попросила!

Пару месяцев назад мы с Артёмом решили, что самой лучшей тактикой будет ждать его действий и не выделяться. Но где я и где «не выделяться»?! Да проще приручить крокодила, чем найти для меня достаточно весомый аргумент заткнуться в тот момент, когда можно блеснуть накопленным за немалые годы жизни сарказмом.

Тем более Антон — мать его за ногу — Романович на протяжении всего времени нашей совместной работы предпочёл держаться исключительно то ли в рамках собственного высокого профессионализма, то ли мужской осторожности, то ли руководствовался обычным человеческим стыдом… в общем, вёл себя так, словно ничего не случилось.

Обращался он ко мне только по рабочим вопросам, не придирался, но и не пытался как-то поощрить больше положенного хорошему руководителю. Только каждый раз, когда нам необходимо было контактировать в окружении коллег (а наедине мы, по неслучайности, никогда не оставались), его голос звучал так напряжённо, будто ему предстояло вот-вот сделать жизненно важный выбор между красным и синим проводом в тикающей под ногами бомбе.

Моего же терпения хватило на первые две планёрки. А потом сучий характер взял вверх над страхом лишиться насиженного местечка в нашем прекрасном серпентариуме, и я принялась Антошечку медленно, со смакованием доводить — ну, именно так это выглядело со стороны, если верить претензиям яростно настроенной против меня Анжелики.

— У Антона Романовича новое место работы, трудный коллектив, большая ответственность! А тут ты ещё вставляешь свои пять копеек! Нам нужно его беречь! Он устаёт! — высказывала она, словно позабыв о том, как пятью минутами ранее восхищалась очередной самодостаточной женщиной из инстаграма, добившейся всего исключительно своими силами и ничем не зависящей от мужчин.

— Колесова, если ты не научишься говорить только чётко и по делу, то в следующий раз с отчётом будет выступать Лидочка, — грозила Сонечка, пока сама Лидочка качала головой как китайский болванчик, а я только закатывала глаза, прекрасно понимая, что никем они меня заменить не смогут.

Какие бы умницы-разумницы не работали в нашем отделе, а железобетонной выдержкой и высокой стрессоустойчивостью обладала только я одна.

Мне же достаточно было прощупать пределы терпения товарища Миловидова — а заодно отправить ему парочку многозначительных взглядов-улыбок, чтобы напомнить, что прежде довелось прощупать его в более осязаемом формате и в самых драгоценных местах — и, насладившись своей безнаказанностью, продолжить террор начальства с усиленным рвением.

— Крольчонок, ты сильно оскорбишься, если я скажу, что почти наверняка уверен, что он действительно тебя не помнит? — спрашивал Артём аккуратно, вдоволь отсмеявшись после пересказа очередных моих попыток нарваться на увольнение, и получал от меня в ответ лишь высокомерное фыркание. — Точнее, помнит тебя, но явно не может вспомнить обстоятельства вашего с ним свидания. А потому всеми силами пытается быть душкой, чтобы компенсировать своё возможное мудачество в прошлом.

Мнению Тёмки я доверяла, и червячок нормальной женской обиды постепенно подгрызал меня изнутри, заставляя быть всё более изобретательной и изощрённой в попытках досадить случайному любовнику.

Нет, ну как это можно — забыть меня! Ради кого я вообще старательно отыгрывала образ фееричной дурочки? И плевать, что просто копировала при этом нашу Аллочку: скопировать вот это — тоже тяжёлый и кропотливый труд! Да я даже хранила в памяти телефона найденные на просторах интернета фотографии бульдога, чтобы с восторгом показывать их всем своим одноразовым ухажёрам и рассказывать грустную историю про то, что мой Яся так любит мамочку, что никого на порог моей квартиры не пускает.

А он просто взял и забыл! И как, скажите мне на милость, это могло не задевать тонкие струны женской души? Ну, те самые, что в моём случае схожи по внешнему виду и прочности с корабельными тросами.

Руководствуясь народным принципом «сама придумала — сама обиделась», я мстила Антону-гандону исподтишка, заранее сделав копии тех страниц трудового договора, где нам красиво обещали свободу слова и самовыражения.

Всё же я — дочь юристов! Меня вот так, голыми руками, не возьмёшь!

Если я сама вдруг не попрошу томным шёпотом взять меня прямо здесь и сейчас. Например, как случилось недавно в примерочной магазина нижнего белья. Теперь приходится терпеть шуточки часто вспоминающего об этом Артёма и ездить за покупками в другой торговый центр, а то возвращаться в тот даже мне как-то стыдно…

— Так у вас есть ко мне вопросы, Наталья Леонидовна? — с нажимом переспросил Антон, не убирая в карман свою фирменную рабочую улыбочку.

— А фамилия у вас настоящая? — ляпнула я, подперев подбородок ладонью и уставившись на него с неподдельным интересом.

— Колесова! — шикнула вполголоса серьёзная донельзя Сонечка.

«Вот же стерва!» — читалось в злобном взгляде Анжелики.

— Как нетактично, — укоризненно покачала кудрявой головой Лидочка.

«Неужели и правда ненастоящая!» — выпучила глаза-блюдца Аллочка, картинно приложив ладошку ко рту в знак удивления.

— Да, настоящая, — почти не раздражённым тоном ответил гений рекламы, и только брови на его мужественном лице сурово съехались к переносице. — А по проекту у вас вопросы есть?

— Ну так сразу и надо уточнять, Антон Романович. А то я подумала, что вы просто предлагаете мне познакомиться с вами поближе, — если бы анаконда умела улыбаться во время того, как душит свою жертву, то улыбка её выглядела бы точь-в-точь так же, как моя в тот момент.

Ух, как приятно немного подпортить другому человеку жизнь!

Я вот не за себя же стараюсь, а исключительно переживаю за тех несчастных девушек, кто искренне поведётся на харизму и впечатляющий экстерьер этого кобеля.

— Ну, если у нас больше нет…

— А проект ваш — полная херня, — высказалась я громко, снова перебив его на полуслове идемонстративно фыркнув.

Знаете тот момент, когда в помещении вдруг наступает такая тишина, что слышно, как у кого-нибудь в голове отвечающие за мозг шестерёнки поскрипывают? Вот так это и было. Только вместо скрипа я отчётливо улавливала булькание со стороны Фёдора, представляющего нашу креативную группу и поперхнувшегося своим возмущением настолько, что его лицо и шея стали ярко-бордовыми.

По разным данным, количество бесплодных семейных пар в России варьирует от пятнадцати до двадцати процентов. При этом в каждой третьей паре женщина сталкивается с теми или иными трудностями зачатия или вынашивания ребёнка.

В папке внушающей толщины, лежавшей передо мной, была как всегда тщательно собранная статистика, набор сухих и скрупулёзно отобранных фактов: средний возраст рожениц, количество и основные причины осложнений, процент беременностей, заканчивающихся не родами.

Наш новый супер-пупер перспективный и богатый заказчик — сеть медицинских клиник с новейшими репродуктивными технологиями, уже проверенными и успешно применяемыми в США.

А наш проект рекламы для них — самое банальная из банальных и избитая из избитых идей, какую только могли предложить пятеро мужчин-креативщиков, не имеющих ни семьи, ни даже постоянных отношений.

— Поясните, — сухо бросил Антон — сама серьёзность — Романович, на этот раз и выражением лица, и тоном голоса стремившийся показать, что допекла я его своими показательными выступлениями знатно.

«А я ведь только вхожу во вкус, ваше псевдоСашковое величество», — подумалось мне, но размышления о собственном безграничном сволочизме пришлось оставить на потом. Намного важнее было сосредоточиться и показать, что я не только отменная стерва, но и толковый профессионал.

Обычно мы не лезли в работу креативщиков. Их у нас в компании любили и почитали, берегли и носили на руках, сдувая пылинки, потому что найти нового хорошего специалиста было почти нереально, а переманить опытного у конкурентов — слишком дорого.

Стоит ли упоминать, что ребята, чувствуя свою уникальность и незаменимость, начинали откровенно халявить? Ну прямо как я, когда неделями тянула со сводками, в которых реальной работы было дня на два.

Раньше я в креативщики не метила. И вообще мало куда метила, довольствуясь возможностью нихрена не делать большую часть дня и получать достойную зарплату. Но возраст брал своё, и внутреннюю неудовлетворённость жизнью хотелось сублимировать во что-либо ещё, кроме частого и разнообразного секса или неизлечимого шопоголизма. Например, в карьерный рост, так некстати задуманный мной именно в тёмные времена смены руководства.

— Мило агукающий младенец у счастливо улыбающейся женщины на руках, воодушевляющая музыка, цветовая гамма в светло-пастельных тонах или развевающаяся прозрачная занавеска перед ними, — перечисляю со скепсисом общий набросок того, как будет выглядеть будущий видеоролик для телевидения и интернет-ресурсов, — занавесочкой они, видимо, пытались сделать реверанс вашему неоценимому вкладу в развитие рекламы, Антон Романович, но получилось отстойно.

— Она подчёркивает нежность и невесомость момента единения матери и ребёнка, — вставила неожиданно румяная Лидочка, по-видимому приложившая к продвижению «занавески» все свои сомнительные познания в области психологии.

И тут Остапа понесло…

— Пффф! Реклама должна цеплять! Запоминаться! Будоражить умы! А это что? Что продвигают в этом ролике? Подгузники, детское питание, одноразовые трусы в роддом? — вот мне и пригодились все знания, почерпнутые из разговоров уже рожавших подруг, — это не нежность и что-то там ещё, а просто серость и убогость. А слоган? «Мы приносим счастье». Я бы решила, что это продвижение службы доставки от ИКЕА или магазина с алкогольной продукцией. На чьи просмотры вы вообще рассчитываете? Людей, кто не умеет нажимать кнопочку «пропустить рекламу» в интернете или просто из лени не переключающих телевизор на соседний канал в рекламный перерыв?

— Давайте теперь каждый желающий будет указывать нам, как работать! — воскликнул обиженный и до сих пор нездорово-красный Фёдор, истерично отбросив от себя ручку и скрестив руки на груди.

— У вас есть какие-то предложения, Наталья… Леонидовна? — неожиданно по-настоящему заинтересованным тоном уточнил мистер самый лояльный начальник года.

— Это не в компетенции нашего отдела, — неуверенно пробормотала Сонечка, видимо, до конца так и не определившись с позицией Миловидова.

— Есть, — кивнула я и даже перестала качаться на стуле, впервые за очень долгое время чувствуя себя не в своей тарелке. Как в школе, когда ты вроде бы уверена в правильности своего ответа, но всё равно чуть втягиваешь шею в плечи в ожидании реакции учителя. — Часы. Те самые известные тикающие часики. Сначала — в виде затравки только они, чтобы создать открытый гештальт. На тёмном фоне, с небольшим ускорением, чтобы был эффект нагнетания обстановки. А следом, через неделю или две — полный ролик, и там тикание прервёт крик проснувшегося среди ночи ребёнка, к которому подскочат со своей кровати сразу оба родителя.

— Девеар-клиник. И пусть они тикают для кого-то другого, — добавил Антон задумчиво, быстро прокручивая в пальцах свою ручку. И мне уж больно хотелось фыркнуть вдогонку что-нибудь ехидное, но он снова подал голос: — Что скажете, коллеги?

— Это манипуляция…

— Бред.

— Нет.

— Ужасно!

— Ну что ж, — протянул с улыбкой Антошка-всемназлошка, — тогда давайте попробуем. Ответственной за проект назначаю вас, Наталья… хм… Леонидовна.

Комментарий к Во-вторых, дайте мне шанс себя показать.

А вот тут можно заранее познакомиться с живущей с Артёмом пушистой красавицей-Гертрудой:

https://pin.it/6TwYbM8

Предположения об имени принимаются))

К слову, я хотела повторить, что планирую в этой работе всего около 6 глав, так что мы не будем вдаваться в лишние подробности, но ещё успеем максимально близко познакомиться с каждым персонажем!

========== В-третьих, узнайте меня поближе. ==========

- Вот ты мне скажи, Артём, ну какой толк от этой твари? – вопрошала я, уставившись взглядом на потолок в его квартире.

Вышеупомянутая тварь, с поистине королевской гордостью восседавшая на спинке занятого моим телом дивана, недовольно зыркнула на меня зелёными глазами и нервно лизнула свой живот, тут же фыркнув от попавшей в нос собственной шерсти.

Вообще-то имя у монстра было вполне поэтичное – Гертруда. Иванов утверждал, что назвал её в честь Гертруды Стайн, после чего мне пришлось-таки поинтересоваться у всемирной сети, что это за баба такая (и успокоиться, узнав, что конкуренцию она мне уже не составит, в отличие от своей пушистой тезки).

Мы с Гертрудой невзлюбили друг друга не с первого взгляда, а с первой ночи, когда пришлось побороться за тёплое местечко на груди её хозяина. Место я отвоевала, вытеснив пушистую в ноги, но пришлось пожертвовать обгрызенными ею позже тремя парами туфель (шикарных и брендовых туфель, между прочим!) и стерпеть не единожды исцарапанные ею же ноги и руки.

— Она же бесполезная. Ну потискаешь ты её немного, и всё. Зато сколько забот, переживаний из-за неё, пока ты в разъездах, — продолжала я рассуждать и, убедившись, что Тёмка не видит, показала его кошке язык.

— Вот именно по этим же причинам я никогда не заводил себе девушку, — со смехом отозвался он.

Хотела я было ляпнуть шуточку про то, что это просто девушки его никогда не заводили, но тактично промолчала.

Да-да, у меня всё же есть чувство такта, когда дело касается по-настоящему близких людей. Я вам даже больше скажу – если сильно постараться, то получится отыскать и запуганную, загнанную в самый дальний уголок совесть.

К тому же я старалась держаться как можно дальше от всех тем, вследствие которых у Артёма получилось бы припомнить тот роковой-фатальный-нелепый вечер годовалой давности, после которого ждать наступления оговоренных нами когда-то тридцати лет уже не имело смысла.

Другими словами, тот вечер, когда я его соблазнила затащила в постель. В гипотетическую, потому что настоящей там и близко не стояло.

Точнее, постель-то стояла на своём законном месте, в спальне. Просто мы до неё не дошли.

Началось всё с вполне обычного совместного отдыха в ночном клубе, и я не могу сказать, что перебрала тогда с алкоголем – по крайней мере на утро я помнила все свои слова и действия очень подробно и чётко. К сожалению. Потому что алкоголь всё равно подстегнул неуёмное любопытство и блокировал работу тех частей мозга, которые призваны были отвечать за способность к анализу и рациональное мышление.

В самом клубе я ещё держала себя в рамках тех поступков, совершив которые можно просто картинно охнуть, покачать головой и пролепетать что-нибудь в стиле «надо же, что я вчера вытворяла!». Ну подумаешь, прихватила пару раз за задницу своего друга и полезла к нему целоваться – с кем не бывает, в самом-то деле?

И если сейчас вы скептически заметили, что с вами такого не бывает, то можете возмутиться моим поведением ещё сильнее, потому что со мной и не такое прежде случалось.

В такси по дороге домой меня начало уносить в сторону того поведения, за которое потом уже могло бы стать стыдно даже мне. Но воздержание длиной почти в полгода уверяло меня, что раз уж мы поцеловались разок, то следующие хрен-сосчитаешь-сколько раз уже вроде как и не несут в себе ничего страшного, так что я охотно залезла к нему на колени прямо в машине и присосалась, как пиявка.

Хотя нет, последний сравнительный оборот больше подойдёт для того момента, когда мы переступили порог его квартиры. И речь тут будет идти, как вы понимаете, уже совсем не о поцелуях.

— Я просто обязана сделать всё от меня зависящее, чтобы вернуть тебя для женской части этой планеты! — решительно заявила я тогда, плюхнувшись на коленки прямо в коридоре и ухватившись за пуговицу на его джинсах. — Такой котёночек не должен достаться какому-нибудь там мужику!

Пффф, можно подумать, что какой-нибудь бабе я просто так взяла бы и отдала такое чудо. Вон, даже с кошкой его, и той затеяла жёсткую конкурентную войну.

Здравствуйте, меня зовут Наташа Колесова, и я веду себя как собака на сене.

Надо бы отдать должное Артёму: держался он стойко. И на своих двоих, и выражением лица, от первого шока и недоумения быстро перешедшего в смиренное согласие и подкупающую покладистость.

— Смотри-ка, это сработало! Я тебя исцелила! — от радости я даже похлопала в ладоши и с видом абсолютного победителя посмотрела на него снизу вверх, оторвав взгляд и рот от того самого, исцелённого и бодренько торчащего мужского счастья.

Про то, что раньше он вообще-то и без меня спокойно спал с девушками, я забыла. С детства была жутко рассеянной!

И вообще, одно дело, что там было до меня, и вот совсем другое – со мной. Со мной спокойно не бывает. Зато бывает непредсказуемо, разнообразно и… весело.

По крайней мере сама я, протрезвев, смеялась сквозь слёзы, стоило лишь вспомнить, как Тёмка старался не заржать в голос во время минета, подрагивая от беззвучного смеха и закусывая губы.

Говорю же вам: чудо, а не мужчина!

— Мы в ответе за тех, кого приручили! — выдала я на следующее утро, как ни в чём не бывало ввалившись на кухню и случайно перевернув миску с кошачьим кормом, а потом с максимально непринуждённым видом ждала, когда же Артём откашляется от сока, которым подавился. — Так что придётся мне и дальше заниматься твоим половым перевоспитанием, Иванов.

Вот уж перевоспитала, так перевоспитала! На свою голову. Ну, не на голову вовсе, а, скорее, на парочку других мест…

— А Гертруда — моя муза, — заявил Тёма, бесшумно подкравшись к дивану и умилительно целуя пушистую морду во влажный пятнистый нос.

Я сказала умилительно? Там должно было быть «возмутительно»!

— Ты говорил, что это я твоя муза! — надулась я, оглядываясь по сторонам в поисках того, чем можно было бы запустить в него, чтобы ради этого не пришлось подниматься.

— Вы обе мои музы, Крольчоночек. Потому что глядя на то, как вы целыми днями предаётесь лени и унынию, меня охватывает желание немедленно создать что-нибудь прекрасное, чтобы привнести в этот мир капельку равновесия.

— Все вы, мужчины, одинаковые, — фыркнула я, картинно закатив глаза. — Дорогая, ты у меня такая единственная и особенная! Ты, и ещё вот она, ну и та тоже…

На Иванова я старалась не смотреть, ведь на руках он держал своего кошкоподобного монстра, ненависть к которому утихала во мне только в периоды разъездов, когда самой приходилось эту тваринушку кормить, убирать за ней лоток и порой даже оставаться вместе спать – видите ли, скучно ей и грустно, когда он уезжает. Мне вот скучно и грустно не было (ну ладно, было, но совсем чуть-чуть), но в отсутствие непосредственно объекта нашей давнишней конкуренции с Гертрудой мы сосуществовали на удивление мирно, а стоило Тёмке вернуться – с усиленным рвением переходили в атаку и старались перетянуть всё внимание только на себя.

И вот, я тут лежу, одинокая и грустная, а монстр сидит на ручках, трётся пушистой головой о его подбородок и довольно мурлычет.

Жаль, что я со своими метр семьдесят шесть чертовски тяжело помещаюсь на мужских ручках. Удивительно, как я только за последний год не раздавила и не покалечила худощавого и нежного Артёма, количество переломов у которого в школьные годы приблизительно равно общему количеству костей в скелете человека.

— Крольчоночек, — промурлыкал он, манерно растягивая гласные, и бесцеремонно плюхнулся на диван, выпустив кошку и заняв свои ладони тисканьем моих худощавых коленок. — Ты клёвая.

— Ой, только не начинай… — выдохнула я обречённо, моментально понимая, к чему он опять клонит.

Разговоры на тему «не переживай, у тебя всё получится!» шли с переменным успехом вот уже третьи сутки. И я уже была искренне рада, что завтра, накануне назначенной презентации перед заказчиками той злополучной рекламы, Артём как раз улетал на пару дней на открытие очередной своей выставки в Роттердам. Иначе его навязчивая поддержка окончательно свела бы меня с ума.

Вообще-то главная проблема состояла как раз в том, что я действительно переживала, но была уверена, что мастерски это скрываю. Не пристало непробиваемой и чихающей на все трудности мне вдруг превращаться в размазню и утирать сопли-слёзы платочком, подвывая «А вдруг им не понравииииитсяяя?!».

Просто понимаете, в элитную гимназию я в своё время попала благодаря щедрости родительских отчислений в фонд поддержки учащихся, который покрывал обучение по-настоящему умным и способным ребятам.

В хороший Университет на перспективный факультет я попала благодаря папе, внаглую слившему одно судебное дело для нужных людей.

На работу меня взяли благодаря маме, умевшей выстраивать со своими подзащитными долгоиграющие и тесные дружеские отношения.

Вот так незаметно мы и подходим к тому, что самой мне прежде приходилось добиваться разве что… мужиков. Получалось-то хорошо, но от большинства из них мне нужен был просто секс, а стоило попытаться завести с кем-нибудь отношения, как от меня сбегали с выпученными глазами и паническими воплями.

Оттого особенно важным и волнительным становилось предстоящее событие. И ведь я была уверена в своих силах. Знала, что идея – новая, необычная, яркая — точно не оставит никого равнодушными, а это как раз самое главное в рекламе.

Но противные червячки сомнения всё равно грызли и грызли меня изнутри, как наглая Гертруда любила под утро погрызть мои пятки.

— Сейчас я тебе кое-что покажу, — расплылся в счастливой улыбке с умилительными ямочками на щеках Артём, резво подскочил с дивана и скрылся ненадолго в спальне. И пока я заторможенно генерировала какую-нибудь пошлую шутку, успел вернуться и положить мне что-то на живот. — Вот!

В топ десять самых привлекательных мужских профессий по мнению женщин непременно входят представители творческой среды: художники, музыканты, фотографы и актёры. Как отмечают опрошенные, такие мужчины обычно начитанны и интеллигентны, обладают острым юмором, выбирают для свиданий необычные места, а в качестве подарков – нестандартные и небанальные решения.

Интересно, преподнести мне обгрызенную чьими-то зубами маленькую пластиковую машинку считается за небанальный подарок, да?

— Откуда ты это взял?

— Отобрал у Даньки с Лёшкой.

— Подожди-ка, я правильно понимаю, что ты украл игрушку у своих племянников? — я картинно приложила ладони к щекам, округлив глаза, и покачала головой. — Да ты просто исчадие ада!

— Не украл игрушку, а забрал яблоко раздора, которое они не могли поделить, — с пафосом проговорил Тёмка, ни на секунду не смутившись. — Они же братья, они должны жить дружно!

Пожалуй, он точно знал, о чём говорил, ведь ответственность за большую часть тех самых школьных переломов лежит как раз на плечах его братцев-лосей, не умевших рассчитывать свою силу.

— Допустим, — кивнула я и прищурилась, глядя на слишком уж подозрительно довольную улыбку на его лице. — И какой в этом сарка… сакра…

— Сакраментальный смысл?

— Ага. Какой? — я аж присела от нетерпения, а заодно сделала себе мысленную пометку меньше использовать в своей речи слова, которые никогда не получается выговорить с первого раза.

— Это асфальтоукладчик, Крольчонок, — его пальцы крутанули массивный чёрный валик спереди машинки, а улыбка стала ещё шире. — Именно так я представляю тебя, если вдруг кто-то на этой презентации осмелится вякнуть, что ему не нравится проект.

Со смехом я откинулась обратно на диван, не став возмущаться даже тому, что Гертруда устроилась на подлокотнике, и её хвост то и дело елозил по моим волосам. Только у Тёмки всегда получалось подобрать настолько правильные слова, чтобы донести свою мысль.

Правда, было только одно «но»: даже если я красочно и со вкусом донесу до оппонента, что он полный кретин, получить заветное рабочее место мне это вряд ли поможет. Может быть, не настолько оно мне и нужно, но весь последний месяц я находилась в таком предвкушении, что теперь возможность провала действительно обескураживала.

— И что ты теперь готов мне предложить? — отсмеявшись, уточнила я с ехидной ухмылкой, потрясая зажатой в пальцах жёлтой машинкой.

— Ты этого не сделаешь!

— Ещё как сделаю, — хихикнула я, наслаждаясь мелькнувшей на его лице тенью понимания. — Расскажу Даньке, как любимый дядя спёр у него игрушку.

— Нет у тебя совести, Наташа, — укоризненно вздохнул Артём, шлёпнул меня в ту обширную область, где располагалась попа, и обречённо потянулся за пультом от телевизора. — На, включай своего Криса Эванса.

— Пять фильмов, — не став оттягивать, сходу огорошила я его. Артём аж рот приоткрыл то ли от удивления, то ли от возмущения тем, как стремительно выросли мои запросы с прошлой попытки его шантажировать.

— Меняю два фильма на две пачки твоих любимых чипсов.

— А ты подготовился, — одобрительно заметила я.

— Да, общение с тобой научило меня всегда готовиться к самому худшему. И убедительно говорить на кассе «Это не мне», когда продавщицы пробивают твои чипсы и смотрят на меня как на извращенца.

Все знают выражение «о вкусах не спорят»? Так вот, в компании моих друзей о них и правда не спорят. Зачем спорить о том, над чем можно посмеяться?

Например, моя пылкая страсть, нежная и трепетная любовь, непреодолимое влечение к чипсам со вкусом краба является поводом для шуток последние лет десять. А я искренне верю, что рано или поздно встречу того человека, кто будет любить их так же сильно — ведь не для меня же одной их вообще выпускают?

— Ладно, значит три фильма, — согласилась я, здраво рассудив, что лучше Криса Эванса на экране и чипсов в моих руках может быть только и то, и то разом.

— А ещё один фильм меняю на неделю секса, — нагло заявил Артём и на всякий случай сдвинулся ближе к краю дивана, приготовившись убегать, и покрепче обхватил ладонями мои колени, будто это в самом деле помешает мне его хорошенько лягнуть.

— Да ты совсем обнаглел!

— Тяжёлые времена требуют решительных действий, — философски заметил он, возведя взгляд к потолку, и, снова посмотрев на меня, предложил заискивающе: — Две недели?

— Чёрт с тобой, Иванов. Только за твои красивые глаза, так и знай! И машинка останется у меня.

— Договорились! — расцвёл он и тут же сорвался на кухню за чипсами. Можно подумать, я действительно не знала, где этот наивный котик их от меня прячет.

Открою вам огромный секрет: на самом деле не такая я уж и фанатка Криса Эванса. Нет, он конечно секси, брутал и вообще конфетка, но всё равно не дотягивает до того уровня, чтобы за последний год пересмотреть все его фильмы, а некоторые — уже и по третьему разу. Просто невозможно отказать себе в удовольствии снова поиздеваться над Артёмом, слишком неумело, но старательно делающим вид, что смотрит вместе со мной.

И моя любимая часть любого фильма — вовремя заметить, когда он окончательно уйдёт в свои мысли, чтобы с размаху ткнуть локтем ему в бок и воскликнуть: «Ты это видел, видел?!».

А потом, воспользовавшись его замешательством, перемотать сразу на полчаса назад и указать на что угодно на экране, будь то красивые туфли у женщины на заднем плане, смешные усы у какого-нибудь мужичка или милый бульдог, случайно попавший в кадр.

И сколько бы раз я это не проворачивала, Тёмка всё равно ведётся. Закатывает глаза, изображает мольбы к Богу, растекается по дивану с прижатыми к своему горлу ладонями и обречённо вздыхает, но всё равно терпеливо досматривает со мной фильм до конца.

— Тём, — зову я задумчиво, наблюдая за мельтешением титров, и на всякий случай дёргаю его за рукав футболки, привлекая к себе сразу максимум внимания.

— Крольчонок?

— А вы с Мишей почему разошлись?

Кто у нас мастер задавать неудобные, несвоевременные, нетактичные вопросы? Конечно же я!

Вообще-то меня вот уже два года подмывало спросить об этом, но момент всегда казался неподходящим, а состояние Артёма - слишком нестабильным, чтобы снова бередить старые раны.

Согласно последним данным, в России к 18 годам более половины мальчиков и почти треть девочек хоть раз пробовали наркотические вещества, при этом более 80% продолжают употреблять их на постоянной основе. Средняя же продолжительность жизни после начала употребления наркотиков варьируется от 5 до 10 лет, и в первую очередь зависит от их типа.

Статистика редко обманывает. Она очень скрупулёзно и точно подбирает факты, систематизирует их и выдаёт скупой сухой остаток, за которым скрываются искалеченные человеческие судьбы.

Я сама видела много таких. Старалась посещать похороны всех участников нашей бывшей весёлой компании, кто не смог избавиться от своей зависимости и умирал от передоза или подхваченного СПИДа, или просто заканчивал жизнь самоубийством в приступе особенно жёсткого отходняка или очередной ломки.

Это — самый эффективный и действенный способ напомнить себе, какой могла бы быть и моя жизнь, не откажись я вовремя от наркотиков.

Но как говорил мой прекрасный психолог — мужчина с крайне специфическим чувством юмора и добрыми глазами — не бывает бывших наркоманов, бывают только наркоманы в очень долгой завязке.

Именно исходя из таких соображений, только узнав о том, в какой депрессии пребывал Артём после разлада в личной жизни, я смело кинулась его спасать/поддерживать/изводить — свою версию происходящего каждый выберет сам.

В отличие от его нудного и правильного брата, сюсюкавшего с ним наравне со своим маленьким сыном, моей целью было расшевелить Иванова, чтобы не позволить ему скатиться в жалость к себе и снова встать на когда-то с таким трудом оставленную кривую дорожку. И ведь получилось! Хоть ради этого и пришлось задействовать все части своего тела, включая очень редко используемый и почти заржавевший к тому времени мозг.

В сравнении с начитанным и увлекающимся искусством Артёмом я была тупая как пробка. Хотелось бы гордо вскинуть подбородок и сказать, что стала умная, но нет — я осталась той же пробкой, только отличающей Мане от Моне, что, впрочем, мало помогло мне в жизни. Зато из тухлого и унылого нечто я возродила обратно того самого очаровательного котика-Иванова, чем потом и не преминула воспользоваться.

И до сих пор пользуюсь без зазрения совести.

А раз уж я вот так бесцеремонно и нагло влезла в его мирное существование и ему в тр… кхм… в постель, то можно попытаться залезть и в душу.

— С чего это такой вопрос? — с искренним недоумением посмотрел на меня Тёмка, хлопая округлившимися глазами.

— Ну, знаешь, по данным статистики самая частая причина…

— Не надо! — взмолился он, в панике оглянулся по сторонам и схватил пару кусочков чипсов, явно рассчитывая ими закрыть мой рот.

Нет, такие штуки со мной не работают. Мой рот можно заткнуть только… ну, если без лишних подробностей, то только тогда, когда я сама этого захочу.

Поэтому Артёму пришлось потирать укушенный палец, а мне — с видом победительницы смотреть на него, эффектно приподняв вверх одну бровь.

Конечно, интерес мой к этой теме обусловлен не просто внезапно взыгравшим любопытством. Просто мама с каждым месяцем всё настойчивее наседает на меня, повторяя, что мои часики вот-вот оттикают своё, все мои подруги давно обзавелись семьями и детьми, а у меня в жизни полная неразбериха из друга-любовника, бывшего любовника и нынче просто друга, а ещё Антона — нещадно подкатывающего ко мне — Романовича.

И я даже с этой святой троицей разобраться не могу, не говоря уже о том, чтобы понять, чего вообще хочу от своего будущего. Кроме внезапно увеличившихся до третьего размера сисек, конечно же — здесь мои желания класса так с девятого школы ничуть не поменялись.

— И всё же, что за секреты, Иванов?

— Да никаких секретов, просто странно, что ты вспомнила про это спустя два года, — развёл руками он, с вообще неуместной проницательностью изучая выражение моего лица и пытаясь догадаться об истинных причинах такого вопроса.

— Я берегла твои чувства! — укор в моём голосе его совершенно не смутил, и прищур светлых глаз стал ещё более хитрым.

— Подожди-подожди, ты берегла их до того, как будила меня словами «Поднимайся, бесполезный кусок дерьма», или всё же после?

— Пффф, капец ты злопамятный! Это было всего-то один раз!

— Не один…

— Ой всё! — окончательно психанула я, отвернулась от него и начала нервно переключать кнопки, запуская второй фильм. С самыми низкими оценками зрителей и абсурдным содержанием, чтобы ему неповадно было.

Издеваться над Артёмом мне очень нравилось. А вот когда он проворачивал то же самое, становилось уже не так весело. По-настоящему, я, конечно же, не обижалась, но все мои мысли так и сходились на теме того, что бы ещё этакого придумать ему в отместку.

— Ну ладно тебе, Крольчоночек, — примирительно протянул Тёма, откровенно подлизываясь и придвигаясь ко мне вплотную. — Я думал, все и так в курсе. Миша просто захотел семью. Ну, нормальную, полноценную семью, с печатью в паспорте, ребёнком, борщами, а не какую-нибудь дурацкую замену, вроде завести общую собачку.

— И всё?

— А этого что, мало? — хмыкнул он и улыбнулся, но вышло совсем неубедительно и грустно. — Это же чистой воды эгоизм — держать около себя или самому держаться за человека, которому никогда не сможешь дать желаемое. И выбор между собственным хочу и счастьем для того, кого любишь, для меня вполне очевиден.

Жаль, что для меня — нет. Я буду до последнего цепляться за человека, даже не пытаясь разобраться, нужен ли он мне на самом деле, как делала это со своим первым парнем. Такая вот нелогичная, почти абсурдная жадность скорее портит мне жизнь, чем помогает, но и побороть её никак не получается.

У меня с детства было всё, что только хотелось. Любая игрушка, на которую указывал родителям пухлый маленький пальчик. Шмотки, побрякушки, книжки, еда. Много, очень много всего. Больше, чем было нужно и чем мне самой на самом деле хотелось.

Но радости и счастья от этого почему-то не было. И казалось, что нужно ещё и ещё, вот стоит только съесть третий кусочек торта, купить двадцатую сумочку, получить ещё один лживый банальный комплимент, принять ещё одну цветную таблеточку — и жизнь сразу наладится и заиграет яркими красками.

С возрастом я поняла, что это не сработает. Но привычка осталась и никуда не желала уходить.

— И что, вот так вот вы просто сели, поговорили и разошлись? — недоверчиво уточнила я, хотя, зная лёгкий характер Иванова, вполне могла себе представить, что именно так всё и было.

— Ну да, — пожал плечами он, — я же вроде как увёл его у девушки, а она всё это время ждала. И дождалась. И всем теперь хорошо.

Глядя на эту грустную, милую мордашку, мне с трудом верилось, что ему сейчас хорошо. Тут больше подходило определение «на грани между слезами и жгучей ненавистью к окружающим».

Утешитель из меня крайне плохой. Могу, конечно, похлопать ладонью по дрожащей от проливаемых слёз спине и пробормотать «Да ладно, всё наладится, держись», но сделаю это крайне скомкано и неубедительно. А более привычное и естественное «Ой, собери ты уже сопли в кулак» почему-то мало кого способно успокоить и приободрить.

Поэтому действовать приходится исключительно по наитию и руководствуясь первой пришедшей в голову идеей, как обычно пролегающей через нижнюю половину тела.

— Может быть, утешительный секс? — с чрезмерной бодростью поинтересовалась я, очаровательно улыбнувшись.

— Давай, делай все, чтобы я почувствовал себя максимально жалким, — буркнул насупившийся Иванов, скептически поглядывая на моё слишком уж довольное выражение лица.

Утешительный-неутешительный, а я вот уже настроилась. Так что его шансы увильнуть близились к нулю.

— Он не пойдёт в счёт оговоренных нами двух недель, — как бы между прочим добавила я, наблюдая за тем, как бесстыжие глаза напротив загораются предвкушением.

— Ох, Крольчоночек, — мурлыкнул Артём, очень грациозно зажимая меня между собой и диваном, — вот с этого и надо было начинать!

***

— Вы сегодня прекрасно выглядите! — если бы не передозировка восторга в этом простом замечании, его можно было бы принять всерьёз.

Но на губах Антона — далеко не мастера флирта — Романовича слишком широкая и прямо раздражающе-белозубая улыбка, которую так и хочется по мановению волшебной палочки превратить в печальную гримасу.

Магистр ехидной магии, профессиональная отшивальщица всех назойливо желающих пришиться и умелая отклейщица нагло клеющихся — Наталья Леонидовна Колесова, к вашим услугам.

Испоганю настроение. Быстро. Надёжно. Недорого.

— Я всегда так выгляжу, — мой фирменный «а не пойти ли тебе отсюда, парниша» взгляд встретился с его янтарными глазами и явно сбил полёт мысли, настроенной на очередной раунд заигрываний. Жаль, улыбка так и осталась при нём, хоть и стала не настолько самоуверенной.

— А это вам, — в поле моего зрения оказался белый бумажный стаканчик той самой знаменитой кофейни, на котором чёрным маркером было старательно выведено «Наталья Леонидовна».

— С двумя ложками желания угодить и посыпан сверху щепоткой лести, — недовольно скривилась я, отхлебнув один раз, и отодвинула стаканчик подальше от себя, — терпеть такой не могу. Но ваши усилия показаться душкой меня искренне восхищают, товарищ начальник.

— Я вот никак не пойму, Наталья, — начал говорить он, грустно вздохнув и опустившись на соседний со мной стул. Видимо, заметив краем глаза ещё один — на этот раз убийственный — взгляд, быстро поправился: — Леонидовна. Почему вы так категорично настроены против меня?

Вообще-то я и сама не понимала, почему это я так категорично была настроена против него. Оттого вопрос этот, как и излишнее внимание со стороны Антоши-гандоши, как и его почти жалостливое выражение лица, бесили меня неимоверно.

Особенно, когда до столь важной презентации рекламы остаётся каких-то полчаса, а меня пытаются разжалобить на флирт, свидание или секс — пойми разбери, чего это ему так сильно от меня нужно, чтобы целый месяц усердно обхаживать.

— Почему же сразу против? Я просто не за вас. Или, если хотите точнее, не за вашу манеру подкатывать к своим сотрудникам.

— Может быть, мы просто начали наше общение не с той ноты?

— Антон Романович, а этот проект вы мне дали специально, чтобы потом вот так невзначай опустить свою руку на мою коленку? — елейным голоском поинтересовалась я, взглядом указав на ту самую руку именно на той самой коленке. Миловидов руку тотчас же убрал и даже достоверно изобразил стыд вперемешку с недоумением, мол, он совсем не понимает, как же так получилось.

— Вы мне очень нравитесь, Наталья… Леонидовна.

— А вы мне как-то не очень, мужчина в поисках мимолётных связей.

— Смею заметить, что мы оба…

— Лучше не смейте.

— Ладно, — выдохнул он, понуро повесив голову, и занялся более важной в данный момент проверкой аппаратуры для проведения презентации.

Места в небольшом конференц-зале постепенно заполнялись людьми, и я чувствовала волнение, только подстёгиваемое азартом. Основной текст предстояло читать именно нашему директору, поэтому я решила полностью положиться на собственные силы и не стала делать даже маленький набросок того, о чём потом придётся говорить перед заказчиками.

Возможно, моя самоуверенность когда-нибудь меня погубит. Но импровизация всегда давалась мне легче, чем планирование, а возложенная на меня ответственность не тяготила, а напротив, лишь подталкивала действовать ещё более дерзко и решительно.

— И всё же, почему вы не хотите дать мне шанс? — снова завёл разговор наш совсем не понимающий отказа директор, пока я проверяла качество присланного мне на почту чернового варианта видео-ролика.

— Видите этот стаканчик? — мой взгляд указал на демонстративно отставленный в сторону бумажный стаканчик, принесённый им же. — Он одноразовый. И если я снова захочу кофе, то я куплю себе новый в новом стаканчике, или заведу наконец качественный, красивый и постоянный термос.

— И почему же, по-вашему, я не гожусь на роль постоянного? — стойко приняв брошенный удар, уточнил он, подперев подбородок ладонью.

— Например, потому, что сбиваете и отвлекаете меня перед очень важной и ответственной презентацией, — жёстко отчеканила я и, недолго думая, взяла в руки папку с документами по собранной статистике и анализу данных, которые могут попросить заказчики, а ноутбук подвинула к Антону — оскорблённой благодетели — Романовичу, отсаживаясь от него на максимально доступное расстояние.

— Это что это..? — возмутился было он, тут же нахмурившись.

— Не хочу каким-либо образом отвлекать внимание от вашего милого лица, господин Миловидов, — ухмыльнулась я, кивнув в сторону зала, на восемьдесят процентов заполненного именно женщинами. — Ролик по ссылке в самом последнем письме.

— Наташа, вы просто несносны! — почему-то в этом восклицании мне послышалось больше восторга, чем негодования, но моя ответная реплика была перебита острым громким звуком включённого микрофона.

Говорил мистер большой профессионал очень мало и чётко по делу, что на самом деле было редкостью в нашей среде и мне лично очень импонировало.

Я же всматривалась в лица сидящих в зале, чтобы успеть оценить их реакцию на ролик до момента непосредственной обратной связи, по плану стоящей почти в самом конце часовой презентации. И ощущения внутри были странные, будоражащие: наверное, примерно так чувствуют себя мамы, когда видят, что их ребёнок вот-вот сделает свой первый шаг.

Свет в зале стал приглушённым, перешёптывания стихли, все сосредоточили взгляды на экране, расположенном прямо за моей спиной.

— Ну иди уже сюда… — вслед за коротким смехом произнёс мужской голос, а звук похлопывания ладони по коленям очень гармонично вписался в барабанную дробь моего участившегося сердцебиения.

Мне и оборачиваться не нужно, чтобы узнать голос своего первого парня — Яна.

И хоть я никогда прежде не видела записанное когда-то по глупости мной же видео, это — точно именно оно.

Но самое страшное, что даже спустя столько лет я очень хорошо помню, что именно буду делать через минуту, оказавшись у него на коленях…

Комментарий к В-третьих, узнайте меня поближе.

Дорогие мои, не пропустите! 14 февраля в качестве маленького и скромного подарка выложу для вас мини-историю с героями «три кило»! Надеюсь, она поднимет вам настроение))

А ещё отзовитесь те люди, которые любят чипсы со вкусом краба. Вы существуете?))

========== В-четвёртых, поддержите меня в это непростое время. ==========

Кроме двух полоумных братьев-лосей имеется у Артёма ещё один, почти десятилетний Егор, рождённый его матушкой-кукушкой от молодого мужа и брошенный ею на воспитание всем, к кому он сможет прибиться. Прибивался Егорка ко всем по очереди, став нашим коллективным ребёнком, этаким Маугли, взращённым стаей.

Начерта столько упоминаний о животных, спросите вы? А я вам скажу: просто Егорка у нас задрот юный натуралист, и вот уже с пяток лет, оставаясь с ним сидеть, я не рассчитываю хоть на мгновение переключить или, не дай Бог, вообще выключить канал Дискавери.

И вот в одной из тех программ, что мы смотрели с ним, показывали бой змеи и мангуста. С первого взгляда всё было предсказуемо и банально: змея затаилась и приготовилась нападать, чтобы заглотить тельце пушистого зверька с той же жадностью, с какой я набрасывалась на нормальную еду после нескольких дней в гостях у повёрнутых на здоровом питании родителей.

Но не тут-то было!

Ничем не выделяющийся внешне зверёк в один стремительный и ловкий прыжок вонзил свои зубы в змею, тут же её обезвредив.

А я, Колесова Наташа, определённо тянула на звание мангуста рода человеческого. Ведь то движение, что совершила я в попытке выключить запущенное с ноутбука видео, наверняка бы вошло в книгу рекордов Гиннесса как самая молниеносная реакция из всех возможных.

Не успела.

Антон — спаситель чести дев испуганных — Романович захлопнул ноутбук за мгновение до того, как я потянула к нему свои руки, прервав трансляцию на самом многообещающе-пикантном и обличительном моменте. Причём хлопнул он крышкой с такой силой, что у меня который раз за это утро появились мысли об убийстве с особенной жестокостью, потому что жалобный треск охренительно дорогого девайса явно предвещал разбитый экран.

Говорят, разбить что-то — на счастье. В данном конкретном случае счастье светило только тем людям, кто промышляет поножовщиной за скромное вознаграждение, потому что у меня для них намечался новый клиент.

Удивительно, но ноутбук оказался цел. Чего нельзя было сказать о психике наших заказчиков, находившихся в состоянии, балансирующем от недоумения до негодования. И как бы мне не хотелось тотчас же сомкнуть свои вспотевшие от стресса пальцы на шее нашего впавшего в ступор директора, но спасти свою многострадальную презентацию хотелось всё равно чуточку больше.

— Просим прощения за эту маленькую накладку: случайно включили черновую версию рекламного ролика для ваших косвенных конкурентов, новой марки презервативов, — с максимально непринуждённой улыбкой выдала я и, специально чуть понизив голос и приложив ладонь тыльной стороной к губам, продолжила заговорщическим тоном: — Кстати, за совсем небольшую доплату мы готовы оставить для них именно этот бездарный и провальный вариант. За подробностями можно обратиться к Антону Романовичу после окончания презентации.

В зале замелькали улыбки, и с лиц спало напряжённое и суровое выражение, от созерцания которого впору было вспоминать все просторы России-матушки, чтобы прикинуть, за сколько тысяч километров мне необходимо будет уехать в поисках того города, куда не долетит весть о моём позоре.

— Товарищ директор, отомрите! — процедила я шёпотом и, не особенно рассчитывая на силу великого и могучего русского языка, легонько пнула Антошу ногой под столом. Может быть, не так уж легонько: стресс, сами понимаете!

Нужный ролик нашёлся быстро. Во втором по счёту входящем письме на моём рабочем ящике, а в первом до сих пор была ссылка на то проклятое видео из моей глупой и беспечной молодости в сопровождении очень тревожной надписи «Хочешь, чтобы это увидели все?».

Я — не хотела. Даже мне, женщине свободных взглядов, адекватной самооценки и крайне восторженного отношения к сексу, претило стать звездойдомашнего порно.

А началось всё с того, что я была по уши влюблена в Яна и таскалась за ним хвостиком примерно с того же дня, как научилась ходить. В своей привязанности к нему я вовсю демонстрировала подаренное природой упрямство и отмеренную с излишком глупость, ничуть не смущаясь того, что сам Ян относился ко мне… ну, совсем не так, как влюблённая девочка ожидает от мальчика.

Мне казалось, что вот это дружески-братское общение и его излишняя откровенность — вещи вполне нормальные, даже вполне себе положительные. Из друзей ведь получаются самые крепкие пары! А то, что мне было известно, кто и как именно из других девушек его привлекает — так это вообще высшая степень искренности между нами!

Тем не менее, встречаться мы всё равно начали. Но не задалось. Ну очень, очень сильно не задалось.

И когда я узнала, что Ян помолвлен с какой-то очень правильной и экономически выгодной девушкой, с которой они на тот момент вместе учились в Англии, то очень сильно расстроилась. И очень сильно разозлилась — когда он предложил мне провести вместе его последние свободные зимние каникулы в Москве.

Конечно же, я послала его нахер, пожелала ему подцепить венерический букет, а его будущей жене — завести себе сразу трёх любовников (с большим членом, ловкими руками и длинным языком).

Но всё это — мысленно. А вслух сказала что-то вроде «Круто, давай» и села гуглить самые маленькие камеры для скрытой видеосъёмки.

За две «прощальные» недели с Яном я наснимала много интересного. Начиная от наших постельных утех и кадров того, как он нюхает кокаин, и заканчивая его пьяно-наркотическими рассуждениями о том, в каком месте и виде он видел и будущую жену, и её чопорную семью. Уверена, все они были просто в восторге, получив эту видеозапись в подарок под конец рождественских праздников.

Я тоже была в восторге от самой себя, пока не взглянула на всё сотворённое без одержимой жажды мести. Тогда-то поняла, какую несусветную дурость сотворила. Помолвку Яна, конечно же, расторгли, но он оказался только рад этому и даже благодарен мне за то, что избавила его от перспективы остепениться и ходить по струнке перед семьей своей жены.

А у меня мороз шёл по коже все эти годы, стоило лишь подумать, что когда-нибудь это видео может всплыть в самый неподходящий момент.

Конечно же, самый неподходящий момент наступил именно сейчас.

К счастью, дальше презентация рекламы шла как по маслу. Самый лояльный директор в мире пел соловьём, расписывая все преимущества именно придуманного нами концепта, и мне оставалось только изредка поддакивать и отвечать на предсказуемые, скучные и короткие вопросы заказчиков. А из-за того, что мысли мои были очень далеко — чуть больше, чем за семьсот километров, около живущего в Питере Яна, то и поведение моё стало образцово-приличным, скромным и, без сомнения, радующим начальство.

— Это что вообще было?! — зашипело на меня то самое начальство, как только официальная часть презентации подошла к концу и можно было начинать расходиться из конференц-зала.

В другое время я бы, конечно, с удовольствием с ним пообщалась (на самом деле нет), но в тот момент только стремглав вылетела в коридор в поисках максимально уединённого закутка, уже крепко сжимая в ладони телефон с набранным нужным мне номером.

— Слууушаю, — протянул по обыкновению Ян, ответив сразу после первого гудка, словно специально сидел и ждал моего звонка.

— Вот и слушай. Я тебя из-под земли достану и превращу твою жизнь в ад, придурок!

— Я что, опять забыл поздравить тебя с днём рождения, Натусик?

— Он в апреле! А сейчас сентябрь! — рявкнула я, но про себя отметила, что оказалась совершенно права, решив, что присланный им тогда подарок и цветы лишь показатель отличной работы его помощницы. — Почему на моей рабочей почте ссылка на наше видео?

— Какое видео? — лениво отозвался он и, по-видимому осознав смысл моих слов, испуганно уточнил: — То самое видео?! Наташа, ты говоришь про то видео? Ты понимаешь, что будет, если оно вдруг окажется у журналистов?

Судя по панике в его голосе и мгновенно появившимся почти визгливым ноткам, можно было смело откидывать изначальную версию о причастности Яна к пришедшему мне «сюрпризу». С одной стороны, это радовало: каким бы козлом я его не считала, но таких гадостей всё равно не ждала, а в рамки крайне неудачной шутки подобное уже не укладывалось.

Но с другой стороны, если видео оказалось в чужих руках, то у нас назревают очень и очень большие проблемы.

— Так, давай сразу пропустим этот цыплячий писк про то, кто твой папа и как тебе от него попадёт, — ехидно заметила я и тут же хищно улыбнулась, — реши эту проблему. Срочно! Иначе в следующий раз я позвоню уже лично твоему отцу.

Когда-то я очень хотела замуж за Яна. Лет так в пятнадцать, наверное. И для этого были две причины: его папа и его мама. Таких потрясающих людей ещё поискать нужно, оттого особенно обидно, что этому говнюку от рождения выпал джек-пот.

Не могу сказать, что я сохранила отличные и тёплые дружеские отношения со свёкрами своей мечты, но в любой ситуации, когда у Яна вдруг сносило крышу, я сразу звонила им. Или они — мне. В зависимости от того, где он находился в тот момент и что делал.

Этакий коллективный тотальный контроль над тридцатилетним избалованным дитятей.

— Ну не надо, Натусь! — жалобно протянул он, и в динамике что-то громко зашебуршало. — Сейчас мы со всем разберёмся, обещаю! Расскажи подробно, что произошло.

— Ты что, собрался записывать? — наконец распознав в странном шорохе звук перелистываемой бумаги, я еле сдержала смешок.

— У меня плохая память, ты же знаешь.

По данным социологических опросов, проведённых среди людей от двадцати пяти до сорока лет, их круг общения на шестьдесят семь процентов состоит из знакомых, приобретённых во время обучения в школе или институте, на двадцать два — на месте текущей или прошлой работы, шесть процентов приходится на людей с общими интересами или хобби, а пять — на прочих, не подходящих под предложенные категории.

Вот Ян для меня как раз и был наглядным примером того, кто не подходил под стандартные категории. Потому что продолжать общаться с ним после всего, что происходило между нами в прошлом, казалось по меньшей мере странным.

Впрочем, к странностям в своей жизни мне не привыкать. А от Яна до сих пор не удалось отвыкнуть, хоть прежде любовные, а потом крепкие дружеские связи между нами давно истончились до тонких ниточек приятельских отношений, поддерживать которые не имело никакого смысла, но и бросить — не получалось.

— Наташа, что произошло? — подскочил ко мне Антон — само очарование — Романович, стоило лишь вернуться обратно в зал, где после утомительной презентации для наших заказчиков был организован фуршет. Умаялись они, бедненькие, целый час выслушивать наши разносторонние и настойчивые попытки им понравиться! — На тебе совсем лица нет!

— Во-первых, всё ещё Наталья Леонидовна, — с самой убийственно-милой улыбкой из своего арсенала отчеканила я. — А во-вторых, лицо на мне и оно так же прекрасно, как раньше. Только что в зеркале проверяла.

— Я правильно понимаю, что как-то объяснять произошедшее в начале презентации ВЫ, Наталья Леонидовна, — с нажимом произнёс вмиг нахмурившийся трижды-отшитый-за-утро-начальник, — не намерены?

— Ой, да что там объяснять. Просто вы тыкать не умеете!

— Это прозвучало двусмысленно и даже обидно.

— Именно на такой эффект я и рассчитывала, — почему-то моя честность не вызвала у него радости, и лицо приобрело точь-в-точь такой же вид, как у меня при первом взгляде на налоговую декларацию.

Впрочем, моя радость тоже длилась недолго. Наверное, чуть больше получаса, в течение которых Миловидов обхаживал заказчиков своим милым видом и врождённым даром забалтывать любого, от которого я пока что ловко прикрывалась щитом сарказма. Но стоило мне лишь потерять бдительность, как он оказался тут как тут, и как назло — снова с широкой улыбкой и мягкой поволокой в глазах.

— Вы не свободны, Наталья Леонидовна? — спросил он с искренним интересом, чем впервые за время нашего знакомства застал меня врасплох.

Буду честна: застал меня врасплох совсем не он, а необходимость сформулировать конкретный ответ на прямой вопрос. Не для него — тут у меня в запасе отговорки-посылки на любой вкус, а для самой себя в первую очередь.

Знаете, был в одной из социальных сетей такой статус у пар, как «всё сложно»? Вот что идеально подходит, чтобы описать мои отношения. Только не с Тёмкой — что тут сложного, мы же давно уже обсудили, что просто друзья с привилегиями — а с собственным неосознанным и легкомысленным образом жизни.

Моя бабуля всегда говорила: само плывёт по течению только говно, а людям надо бы хоть иногда шевелиться.

Отличная была женщина. Кладезь житейской мудрости под любую цензуру.

— Пфф! Вы не свободны, Антон Романович! — фыркнула с видом самым непринуждённым, ещё и закатила глаза для полноты картины. — Предлагайте лучше своей жене развестись с той же настойчивостью, с какой пытаетесь уломать меня на… на что вы там меня уламываете?

Моего невинного вида он не оценил (что за день такой, все мои актёрские импровизации насмарку!) и, сделав ещё один шаг ближе ко мне, настораживающе-серьёзным тоном произнёс:

— На свидание. Нормальное, человеческое свидание. Всего одно.

— У вас вообще отсутствует инстинкт самосохранения? — скепсиса во мне было хоть отбавляй, но под силой его напора естественное любопытство начинало проклёвываться между постоянно непроходящим раздражением.

— Я просто впервые встретил женщину, которая настолько чётко знает, чего хочет от жизни, и не стесняется это тут же брать.

Самое время рассмеяться, но смешно почему-то больше не было. И всё в нём — и поза, и тон голоса, и взгляд — не позволяли разумно усомниться в искренности сказанных слов.

Антон — удар под дых — Романович наверняка бы очень удивился, узнав, насколько сильно я не знаю, чего хочу от жизни. Настолько, что в каждом телефонном разговоре с мамой, вечно талдычащей про чужие свадьбы и чужих детей, яростно огрызаюсь и с остервенением отшучиваюсь, а потом непременно бегу к Артёму под крылышко.

Оптимально — с любой игрушкой из ближайшего секс-шопа, чтобы чем-нибудь сбить его проницательность и избежать очередного «я же вижу, что ты расстроена, Крольчоночек!».

Если бы я родилась страусом, то зарывала бы в голову в землю сразу до ядра.

— Так вот сейчас эта женщина хочет поесть и потешить собственное тщеславие хвалебными отзывами о своей работе, — парировала я, обходя его стороной, и направилась к шведскому столу, около которого и толпились все заказчики.

— Это значит, что вы всё же подумаете над моим предложением, Наталья Леонидовна? — никак не унимался он, очень некстати решив тоже отправиться в направлении стола, а никак не в том, куда я отправляла его своим взглядом.

Вообще-то да, подумаю. Но ему об этом знать не обязательно.

***

Тот человек, кто первый сказал, что жизнь полосатая как зебра, явно имел большие проблемы со зрением и сбитый к херам глазомер. На деле она больше напоминает пантеру: если как следует всматриваться в обилие чёрного, то можно отыскать несколько пятен подозрительно коричневого цвета.

Нет, вы не подумайте, я вовсе не пессимистка. И если брать эту осточертевшую всем метафору со стаканом, то лично меня будет интересовать только, что туда налито и сколько это будет стоить.

Но бывают такие периоды, когда устоявшаяся жизнь переворачивается с ног на голову. И именно в эти моменты, как назло, становится необходимо принять те решения, которые ранее успешно оттягивались во временном интервале до отметки «никогда».

Последние проведённые «Автостатом» исследования показывают, что сорок девять процентов населения России не имеют машины, в то время как пятьдесят один процент имеют во владении один и более автомобиль.

Рассказать вам, как я из группы счастливого большинства вдруг оказалась в меньшинстве?

Рабочий день после презентации протекал в штатном режиме. Сонечка отдавала поручения, чтобы никто вдруг не забыл, что она у нас в отделе главная. Лидочка пыталась объяснить что-то про Эдипов комплекс округлявшей глаза Аллочке, судя по румянцу на щеках считавшей слово «фрустрации» полным синонимом «фрикции». Анжелика изучала записи в социальных сетях, остервенело поддерживая всех сильных и независимых жён, дочерей и любовниц олигархов, а ещё делала пометки, каким блюдом из сорока трёх ингредиентов будет удивлять своего кобелистого мужа сегодня вечером.

Когда в коридоре раздался шум, я даже ухом не повела, продолжая старательно щёлкать мышкой и изображать бурную деятельность. Хотя выбор осенних полусапожек в интернет-магазине заставлял мои мозги и фантазию работать во многом лучше, чем во время составления очередных нудных и однообразных отчётов.

— Колесова, на парковку спуститесь! Срочно! — крикнул заглянувший в дверь охранник и мгновенно умчался, ничего не пояснив.

Тоже мне, срочно. Ну подумаешь, перекрыла с утра выезд двум другим машинам. А нечего уезжать с работы за сорок минут до официального конца трудового дня!

Три шага по асфальту, взгляд на странную компанию из пары охранников и нашего дайте-мне-шанс директора, а потом моё сердце ухнуло в пятки и с оглушительным звоном разбилось прямо о подошву шикарнейших туфель с имитацией кожи рептилии бордового цвета.

Так больно не было, кажется, даже быть свидетелем первого левака от Яна, который тот, будучи в состоянии наркотически-алкогольного опьянения, и не пытался скрыть.

Ой, да что там этот Ян! Ни один мужик в моей жизни не был столь отзывчив, надёжен и дорог мне, как эта красная крошка с огромными круглыми глазками-фарами.

Глазок больше не было. Все составляющие машины, которые можно было разбить, валялись крупными осколками вокруг неё или торчали агрессивными зубьями в рамах лобового и заднего стёкол. На бампере — огромные вмятины, содравшие краску до железа и нарушившие идеально выверенные, чёткие геометрические линии чёрных полосок-бровей.

— Они выскочили, разбили машину и уехали! Три мужика во всём чёрном и в масках на лице! Мы бы остановить их не смогли, нам же по табелю оружие не положено! — то ли возмущался, то ли оправдывался начальник охраны, пока я обходила свою девочку по кругу с наворачивающимися на глаза слезами.

Да я мечтала о ней столько времени! Извела менеджеров всех автосалонов, придирчиво выбирая и обсуждая каждую деталь, которую хотела внутри или снаружи своей красотки. Вложила в неё душу, пусть и выходит, что размер моей души исчислялся тремя миллионами рублей на банковском счёте.

Даже Артём, изначально пытавшийся склонить меня на какой-то кабриолет Мерседес (как-то упомянув, что такой раньше был у его матери, а мать братьев Ивановых знала толк в роскошных вещах, выборе мужчин и способе вырастить ещё одного сына, не принимая в его воспитании никакого участия), был в восторге от того, насколько гармонично мы в итоге сочетались с моей Мини-крошкой. А уж Тёмка-то знает толк в прекрасном!

Мне и стыдно не было за те слёзы, что полились по щекам в сопровождении нескольких всхлипов и жалобного шмыгания носом. Это вам не реветь из-за каких-то пустяковых проблем, молчащего спустя месяц после отличного свидания телефона или брошенного в спину злорадного женского «шалава».

Они разбили мою машину!

— Наташа, вам надо успокоиться. Может, чаю? — аккуратно подхватив меня под локоть, спросил Антон — сама обеспокоенность — Романович и, понизив голос до шёпота, добавил: — С коньяком.

— Ага. Коньяка. Без чая, — процедила я, безропотно позволяя ему увести себя обратно в здание и чувствуя, как слёзы боли стремительно замещаются слезами ярости.

А вот теперь самое время вспомнить о том, кто отец Яна. Павел Валайтис — глава Правительства, основатель самой популярной на данный момент политической партии в стране и официально объявленный кандидат в президенты на будущих выборах.

Из всех вариантов неудачной кандидатуры для первой влюблённости я выбрала самый удачный, однако.

Сообщения Яну улетали одно за другим. С требованием принести мне головы тех смельчаков, кто посмел посягнуть на святое и прикоснуться к моей машинке.

— Кому же вы так сильно перешли дорогу, Наталья? — поинтересовался Антон, заведя к себе в кабинет и без лишних проволочек налив мне сразу полстакана коньяка.

— Сегодня?

— Вообще. Кто вас так ненавидит?

— Примерно все, кроме десятка человек, считающих меня душкой, — крепкий алкоголь неприятно жёг горло с первого же глотка, и я заглянула за спину директора мечты, пытаясь разглядеть содержимое мини-бара в его кабинете. — А колы у вас тут не найдётся? Закусочки какой-нибудь?

— Наталья Леонидовна! — укоризненно покачал головой он, заодно пряча лёгкую улыбку.

— А вот у прошлого директора всё было, — из вредности заметила я. И из вредности же не стала уточнять, что только ни с кем из нас он бы делиться не стал.

Однако он этот выпад принял стойко и продолжил допрос с пристрастием, от которого я увиливала так ловко, что впору было самой себе аплодировать. Зря он надеялся, что я вот так возьму и честно расскажу, кто и почему решил превратить мою жизнь в ад.

Как я могу рассказать то, чего сама не знаю?

— Я отвезу вас домой, — безапелляционно заявил Антон — рыцарь в душе — Романович, когда время достигло моей самой любимой отметки в шесть вечера, и в коридоре стало шумно от спешащих покинуть работу сотрудников.

— А мне не домой, — вяло взбрыкнула я, без сожалений отставив от себя стакан с коньяком, чьё количество уменьшилось примерно в половину от изначально мне предложенного.

— Значит, отвезу вас не домой, — не сдался он, и в этот момент я всё же махнула рукой — и в прямом, и в переносном смысле — на все утренние установки и молчаливо согласилась.

Надеюсь, Гертруда не сидела на окне и не видела, что привезли меня к ней в гости на незнакомом чёрном внедорожнике. Вот уж кто, а эта пушистая морда точно использует данную информацию против меня.

— Теперь можно и домой, — выдохнула я, выйдя из подъезда Тёмки и снова усевшись в машину Миловидова.

— Я провожу вас прямо до квартиры, Наталья.

— Нет!

— Да. А вдруг вас и дома будет ждать какой-нибудь неприятный сюрприз или, ещё хуже, опасность?

Я даже соизволила повернуть к нему голову, чтобы осадить каким-нибудь жёстким замечанием о том, что тогда в случае опасности мне придётся спасать не только себя, но и его. Но… вместо этого совсем не «сильно и самодостаточно» залипла на разглядывании его фигуры, сопоставляя текущий расклад и собственные воспоминания.

Антон был выше на полголовы уже с учётом надетых на мне высоких каблуков. И широк в плечах — не качок, конечно, как однажды попавшийся мне на поприще интернет-знакомств мистер обмазанная маслом тестостероновая грудь, но всё равно выделялся среди привычных мне худощавых Артёма и Яна.

Не знаю, какой уж из него защитник, но живым щитом точно сможет быть.

— А на чай вас не пригласить? — опомнившись, заполнила я ехидством до неловкого длинную паузу.

— На чай не нужно. Но можно на что-нибудь покрепче, потому что я сегодня перенервничал.

— Вы, Антон Романович, совсем обнаглели?

— Я только начал, — довольно усмехнулся он, — и хочу предложить вам крайне необычный формат для этого вечера.

— Например, вы довезёте меня до нужного адреса и уберётесь к чёрту?

— Например, мы сядем с вами, выпьем и поговорим. Максимально откровенно. Без прикрас и обмана.

— Ну и зачем?

— Я хочу познакомиться с вами по-настоящему. С реальными именами и биографией, с честно озвученными взглядами на жизнь и планами на будущее. Может быть, после этого вы всё же поменяете своё мнение насчёт моей одноразовости? А если нет, то я, так и быть, приму ваш окончательный отказ.

В любой другой вечер я бы отказалась от столь щедрого предложения с вероятностью в сто процентов. Ну какая мне разница, в самом деле, что у него за взгляды на жизнь и планы на будущее, если у меня со своими собственными не выходит разобраться?

Но голос мамы, крепко сидящий в подсознании и просыпающийся в самый неподходящий момент, снова запричитал о том, что с таким характером и феминистскими замашками мне в лучшем случае светит встречать старость в одиночестве. А в худшем — с Гертрудой, потому что даже Артём скоро не выдержит моей утомительно-навязчивой секс-дружбы и куда-нибудь сбежит.

Может быть, мама права, и мне пора перестать выпендриваться и быть как все?

— Соглашайтесь, Наталья Леонидовна, — заманчивым полушёпотом предложил он, широко улыбаясь.

— И что, даже признаете, что фамилия-то ненастоящая? — в шутку фыркнула я, решив, что сразу согласиться будет слишком похоже на позорную капитуляцию.

А Наташа Колесова не капитулирует! Только уступает один бой, чтобы выиграть всю войну, и никак иначе.

— Настоящая, — возразил он и после тяжёлого и обречённого вздоха добавил: — Настоящая девичья фамилия моей бабушки. А до двадцати одного года я был Маркиным.

— Паркуйтесь вооон там, Антон Романович, — ткнула я пальчиком в самые отвратительно расположенные парковочные места около своего дома, которые по утрам всегда преграждает мусоровоз. Увы, дурные привычки из меня так быстро не искореняются. — Хорошо, что мой домашний бар многим лучше, чем ваш рабочий.

Комментарий к В-четвёртых, поддержите меня в это непростое время.

Дорогие мои, сегодня-завтра я начну новую историю и буду очень и очень благодарна получить по ней ваши отзывы и поддержку!

Так же я создала группу в ВК для обсуждения своих работ. Там будет много интересного, присоединяйтесь! Ссылка в моём профиле)

А Наташа, как видите, справилась на «ура» даже с этой крайне отвратительной ситуацией с видео))

========== В-пятых, не делайте скоропалительных выводов. ==========

— Ну что ж, начинай свою исповедь, — повелительным тоном обронила я, изучая свои нескромные запасы алкоголя, занимающие целую полку в широком кухонном шкафчике, и выбирая что-нибудь максимально подходящее по настроению.

Артёма я обычно заставляла готовить какой-нибудь коктейль, даже не всматриваясь в то, что именно и в каких пропорциях он смешивает. Правило было только одно: с меня название, а с него полёт фантазии и первичный удар по вкусовым рецепторам.

Единственным откровенно неудачным стал только «секс на кухонном столе», потому что примерно на середине приготовления до пьяного Иванова всё же дошло, что это было не название, а предложение.

— Мы наконец-то перешли на «ты», — улыбаясь, заметил мистер смекалка.

— Это я перешла на «ты», а ты всего лишь перешёл через порог моей квартиры и будь любезен, продолжай высказывать уважение к моему любимому папеньке.

— Ну Ната… — он споткнулся о мой угрожающий взгляд и тяжело вздохнул, продолжая: — …лья Леонидовна, а можно как-то за раз высказать максимальное уважение к вашему отцу и ввести мораторий на ваше отчество на весь остаток вечера? Не уверен, что смогу нормально выговаривать его уже после второго стакана.

Он посмотрел на выставленную мной бутылку виски с восторгом и одобрением, уже было открыл рот, чтобы что-то сказать, но быстро сник и промолчал, когда рядом с дорогой бутылкой появилось несколько баночек обычной колы.

— Ну вот когда перестанешь выговаривать, тогда и вернёмся к этому вопросу.

— Наталья Леонидовна, а вы и правда всегда… такая? — уточнил он, и огонёк, мелькнувший в этот момент в его янтарных глазах, заставил меня напрячься.

Я никак не могла привыкнуть, что иногда за внешне невинным и честным взглядом ангелочка может прятаться мелкий чертёнок, так и норовящий втянуть меня в какие-нибудь неприятности.

Вот взять того же Артёма. Мне до сих пор немного стыдно перед его отцом за прошлое лето.

А уж вспоминать, почему нас теперь не хотят пускать в один из прежде любимых клубов, и вовсе не хочу. Да, это был даже более постыдный момент, чем мой первый минет Тёмке и наши приключения в магазине белья. И на трёхлетии его племянника. И в безлюдном (на первый взгляд) переулке в самом центре Рима. А ещё…

— Наташа? — позвал меня Антон — сама неуместность — Романович, отвлекая от приятных воспоминаний и возвращая на грешную землю.

Вообще-то хотелось рявкнуть на него «Чего пристал?!», но потом я опомнилась, что у меня тут назревает попытка стать нормальной и разобраться уже с этими чёртовыми тикающими часиками, поэтому пришлось экстренно вспоминать, на каком именно поводе блеснуть сарказмом мы остановились.

Увы, что-то не вспоминалось. То ли коньяк из драгоценных запасов начальства давал о себе знать, то ли лёгкая нервозность от мысли, что я притащила к себе в квартиру чужого мужика.

— Может быть, есть что-нибудь, что вам интересно про меня узнать? — с надеждой в голосе спросил Антон, разумно не став дожидаться моего полёта мысли.

— Например, как продвигается твой развод? — хмыкнула я и, заметив, как он мгновенно скис, вдруг ощутила лёгкий укол невесть откуда взявшейся совести.

Может быть, права была бабушка, когда говорила, что самое лучшее качество для женщины — это умение вовремя заткнуться?

Нет, это не та бабуля, про которую я уже упоминала. Та бабуля считала, что в арсенале женщины всё должно быть исключительно острым: язык, каблук и нож в руке.

— Ладно, давай-ка с самого начала. Где родился, на кого учился и как докатился до вот этого, — последнее слово отлично совпало со звякнувшим о столешницу стаканом и очередным его очень пристальным взглядом в мою сторону, после которого мне подумалось, что увлекаться алкоголем сегодня не стоит. Знаю я эти «мы просто поговорим», сама так раньше делала.

— Родился я в Подмосковье, в городе Королёв. Мама — учитель географии, папа всю жизнь отработал машинистом метро. Учился я… неважно, — признался Антон — мастер расплывчатых формулировок — Романович, — не хватало усидчивости, да и скучно было в школе. Когда пришло время выбирать ВУЗ, сразу пошёл поступать на рекламу, хотя меня все очень отговаривали: тогда это направление стало очень популярным, а значит, шансы пробиться среди тысяч других сводились к нулю. Тем более, ходило в народе ошибочное мнение, что рекламщики должны креативить двадцать четыре на семь и обязательно выглядеть как фрики.

Уж не знаю, как ему, а мне и до сих пор приходилось часто сталкиваться с подобным мнением. Вот как раз после озвученного на одном из свиданий: «А придумай-ка слоган для этого пива? Не можешь? Какой ж ты рекламщик тогда!», я и перестала озвучивать свою настоящую профессию.

Впрочем, рассказывать о том, как я спасаю слонов в Африке, организовываю выставки современного эротического искусства или шью эксклюзивную одежду для карликовых собачек было намного веселее, чем вдаваться в свою любимую статистику.

Тем более, что по той самой статистике…

Семьдесят два процента россиян недовольны своей профессией. При этом сорок четыре процента опрошенных признались, что хотели бы кардинально сменить сферу своей деятельности.

Так что будем считать, что на время своих свиданий я просто примеряла на себя роль большинства россиян.

— Мне повезло, наверное, что сложились хорошие отношения с преподавателями, и они помогли с рекомендациями, чтобы сразу попасть в хорошее агенство, — продолжал тем временем Антон, дегустируя виски, внаглую отобранный мной у отца, которому впору бы заводить отдельную комнату для всех подарков и подношений, что доставались на работе. Вот говорила мне мама идти на юридический! — Кстати, они же и посоветовали сменить фамилию на более звучную и запоминающуюся. А во время переоформления документов я познакомился с первой женой: она восстанавливала утерянный на концерте «Линкин Парк» паспорт, а я был бешеным фанатом этой группы.

— Первой из скольких? — скептически поинтересовалась я, пропустив мимо ушей его ремарку о музыкальных предпочтениях.

Мои музыкальные предпочтения на девяносто процентов состоят из того, что крутят по радио. И ещё на десять — из слаженной мелодии будильника, мяуканья голодной Гертруды и хлопка холодильника-бренчания-шкворчания, свидетельствующего о том, что Тёмка уже готовит завтрак.

— Первой из двух, — отнюдь не весело отозвался он, по моему внезапно проснувшемуся интересу быстро смекнув, что с этой темы съехать уже не получится. — У нас с Настей закрутился очень бурный роман. Такой, какие только по молодости и бывают, когда за день пытаешься прожить целую жизнь. Расписались сразу же, как я защитил диплом. Я пошёл работать, а ей оставался ещё год в университете, и из-за этого мы как-то сразу оказались на разных социальных ступенях…

— На разных социальных ступенях?! — прищурилась я, уже приготовившись огреть его той самой прекрасной бутылкой, сразу вспомнив кошмары своего подросткового возраста. Когда мне приходилось отчаянно ломать свой характер и издеваться над своим телом в надежде заслужить поощрение и любовь Яна.

Мама мне тоже говорила о том, что у нас разные социальные статусы. И поэтому — надо держаться за такого хорошего, перспективного мальчика из отличной семьи.

Это было до того, как мама узнала, чем я с этим мальчиком занималась в свои четырнадцать.

— Наташа, расслабьтесь! Конь не скачет, изба не горит, а вы делаете поспешные выводы, не дав мне договорить!

Я вдохнула. Выдохнула. Ещё раз вдохнула и изящно махнула ладонью, показывая, что он, так и быть, может продолжать.

— Так вот… проблема была в том, что я очень быстро начал хорошо зарабатывать. И вот не надо так ухмыляться, потому что в том конкретном случае это действительно обернулось проблемой! Настя заканчивала филологический, толковой работы по её специальности не было, и, видя, в какой меланхолии она постоянно пребывала, я не скупился на подарки: украшения, абонементы в спа, салоны красоты. Всё, что так нравится вам, женщинам, и что должно было её приободрить и отвлечь. А так как агентство моё в первую очередь сотрудничало с глянцевыми изданиями и модными домами, появилась возможность брать её с собой на разные презентации, спецпоказы и другие мероприятия, где собирался столичный бомонд.

— И она нашла себе богатого папика и ушла в рассвет?

— Хуже. Она нашла себе идею фикс, — с досадой отозвался мистер самый печальный взгляд последнего десятилетия. — Стала чрезмерно увлекаться всеми этими уколами, подкачиваниями, диетами. Психовала, когда в ресторане ей приносили салатные листья с капелькой масла сверху. Часами выбирала вещи перед каждым выходом из дома. Так часто что-то там корректировала, что я боялся как-нибудь вернуться вечером домой и не понять сразу, она это на диване или какая-то чужая женщина зашла к нам в гости. Из нормального и весёлого человека превратилась в пластиковый манекен, который и трогать-то было нельзя, чтобы ничего не смазалось, не оторвалось, не сдулось.

— То есть она тебя разочаровала?

— Не в этом было дело. Просто… как бы я себя не вёл, что бы не делал, Настя всё равно как заведённая твердила, что скоро я найду себе какую-нибудь модель и брошу её. Первый год я смеялся в ответ, второй — злился и срывался на скандалы, а к концу третьего просто сделал так, как она хотела.

— Ай яй яй, Антон Романович, — цокнула я языком и задумчиво уставилась в окно: стол был придвинут прямо к нему, чтобы любоваться особенно удачным с этой точки города видом на закат или рассвет.

Помню, прошлой зимой Артём вылепил мне на карнизе парочку маленьких снеговиков с веточками-руками и прорисованными чёрным маркером глазами и улыбками. И после каждого неожиданного финта переменчивой столичной погоды поправлял их и добавлял какие-нибудь новые детали.

Например, петрушку вместо волос, когда моя первая и последняя попытка стать блондинкой закончилась провалом и необходимостью на протяжении двух недель тщательно выбирать одежду, наиболее гармонично сочетающуюся с болотно-зелёным.

— Вот сейчас, в свои «за тридцать» я понимаю, что должен был не карточку ей исправно пополнять, а сесть и поговорить. Объяснить, как меня тошнило от всех этих однотипных кукольных лиц и тел, с которыми постоянно приходилось сталкиваться по работе, и насколько приятно, когда дома тебя встречает кто-то настоящий и родной. Но тогда, в двадцать пять, проще было жить в эгоистичном заблуждении о том, что любимый человек обязан сам тебя понимать, подсознательно чувствовать, и откровенно говорить друг с другом совсем не обязательно.

— А налево ходить было обязательно? — ехидно уточнила я, наблюдая за тем, как он залпом опустошает второй стакан, прочно увязнув в своих воспоминаниях.

— Прежде я ей сказал, что буду разводиться. На самом деле совсем этого не хотел, но понадеялся, вдруг это подействует как ледяной душ, и она задумается. Но стало ещё хуже, чем было. Неделю я терпел истерики и слёзные допросы «кто она?», а потом устал доказывать что-то и пригласил на свидание первую попавшуюся женщину, которая показалась мне нормальной в общении. Просто со зла. Она как раз снималась в рекламном ролике, который я очень спешил закончить, чтобы потом взять небольшой перерыв в работе и разобраться с собственной жизнью.

— Подожди-ка, это тот самый? Духи «Вуаль»?

— Да, та реклама, которая принесла мне славу и признание в профессиональных кругах, создавалась «на отвали» и в порыве лютой ненависти к женскому полу.

— Как иронично!

— А ещё ироничней то, что маленькая необдуманная интрижка, заведённая со злости, закончилась залётом. И вместо того, чтобы развестись и привести свои мысли в порядок, я, как приличный человек, снова женился. Ещё подумал тогда, что хуже, чем с Настей, всё равно уже не получится.

— Получилось? — с ехидной улыбкой уточнила я.

— Оказалось, у понятия «хуже» нет никаких пределов.

— Вы удивительно наивны, Антон Романович! — закатила я глаза, сама не понимая, что именно хотела сделать сильнее: приободряюще похлопать его по плечу или добить ещё парой ехидных комментариев.

По-человечески мне было его очень жаль. Несмотря на то, что по всем законам жанра следовало проявить мифическую женскую солидарность и высказать, какой же он предатель и козёл.

Но что поделать, если мужчинам иногда приходится годами, сцепив зубы, терпеть все возможные проявления наших комплексов? И отвечать, и расплачиваться своими нервами за то, что наверняка вбил в наши впечатлительные юные головы какой-нибудь мудак, встретившийся до него?

Не то, чтобы я пыталась оправдать поступок Антона. Но могла его понять.

Рука по инерции потянулась к телефону и отправила сообщение, и только потом я сообразила, что понятия не имею, сколько сейчас в Роттердаме времени. Но ответ пришёл уже спустя два маленьких глотка виски-колы, смешанных мной в какой-то неправильно-невкусной пропорции.

Наташа: Тём, а ты спишь с другими бабами?

Артём: Нет.

Артём: А что, можно было?!

Спокойно выдохнув, я уже было заблокировала экран, не сумев сходу придумать достаточно оригинальную угрозу в ответ на его шуточку, но тут меня озарило новым, ещё более гениальным вопросом.

Н: А с мужиками?

Ну ладно, с гениальностью я явно погорячилась…

А: Крольчонок, отставь от себя стакан, бокал или что там у тебя в руках, и напиши, где сейчас находишься, я вызову такси.

Н: Я не пьяна!

А: Конечно же нет! Тебе просто пора домой. Кажется, ты снова забыла выключить утюг.

Вот же подлец! Помнит, что два года назад я купилась на эту уловку и даже всплакнула по дороге домой, представив, что в пожаре пропадёт всё потрясающее содержимое моего гардероба.

Что поделать, если вещи всегда меня радуют и никогда не разочаровывают. В отличие от людей.

Н: Я и так дома.

А: Тогда умоляю тебя: ляг на кроватку и никуда не выходи.

Н: Ой, да ну тебя!

А: Ну меня! А ты веди себя хорошо, Крольчоночек!

Н: И тогда ты в награду привезёшь мне свою морковку?

А: Моя самооценка передаёт тебе пламенный привет и большое спасибо за то, что считаешь это наградой)

— Наталья, а у вас есть еда? — поднял на меня осоловевший взгляд откровенно приунывший директор, а я еле успела спрятать широкую улыбку, только по лбу себе ладонью не стукнув, потому что, кажется, забыла о его присутствии.

О да, о моей гостеприимности можно слагать легенды! Такие, от которых у женщин вроде моей матери будет кровь в жилах стыть.

При взгляде на заманчивые и бескрайние пустоты своего холодильника я убедилась, что маменька ничуть не преувеличивала и не утрировала, и замуж меня так действительно никто не возьмёт.

«Смотри-ка, только мужик в квартиру зашёл, а мысли уже о замужестве!» — пропел ехидный внутренний голосок.

У кого-то внутренняя богиня, а у меня внутренняя саркастиня. Удивительно даже, как мы с этой стервой уживаемся вместе уже двадцать восемь лет.

— Есть чипсы, — грустно отозвалась я и оглянулась, чтобы проверить, не успел ли там мой гость недорогой заснуть. Но нет, он продолжал бесстыдно опустошать бутылку, предаваться тоске по собственной несусветной глупости и пялиться на мою обтянутую брюками попу.

— А с чем? — спросил он, так и не отрывая бесстыжего взгляда от той части тела, которая у большинства людей активно искала приключения.

Мне же это было совершенно не знакомо. С моим-то языком приключения неизменно находили меня сами.

— С крабом.

— Давай, — сказал он с обречённым вздохом и скривился.

Я ему, значит, самое дорогое от сердца отрываю, а ему ещё и не нравится?!

— И что же сейчас мешает тебе наконец развестись?

— Мы не можем поделить опеку над сыном. Сначала пытались договориться, но условия не устраивали то меня, то её. Потом сменили адвокатов на более агрессивных и стали запрашивать единоличную опеку, вплоть до лишения друг друга родительских прав. В итоге мы представили суду кучу компромата: порочащие нравственный облик фотографии, видео с доказательствами ненадлежащего ухода за ребёнком, заключения детских психологов. Она на меня, я — на неё. В общем, заседание закончилось тем, что судья предложил нам два варианта: он отбирает ребёнка у нас обоих и передаёт в органы опеки, или мы отзываем иски и пытаемся заключить мировое соглашение. Ну, вот уже год мы и пытаемся снова договориться…

— Вот это да! Неужели в нашей стране ещё остались честные и адекватные судьи? — воскликнула я с искренним восторгом.

Вот будь мой папа судьёй на том процессе — и Антона бы ждала уверенная победа. Иначе маменька бы потом всю плешь ему проела, с чего это в выигрыше оказалась длинноногая знойная брюнетка.

— Поверь мне, в этом нет совершенно ничего забавного. Я пытаюсь развестись уже больше пяти лет! Сначала сын слишком маленьким был, нужно было ждать, когда ему исполнится хотя бы год. А потом одно за другим… и вот ему уже скоро в школу идти, и ничего до сих пор не поменялось. Общаемся с его мамой через адвокатов и только электронными письмами, чтобы потом их можно было представить в суде.

— И что, ты такой замечательный отец, что хочешь забрать его к себе?

— Крайне отвратительный, — хмыкнул мистер обескураживающая честность, — единственное, что я сделал для него, это подобрал хорошую и очень добрую няню. Жаль, няня для него у каждого из родителей тоже своя собственная.

— Я искренне думала, что ты затевал этот разговор из желания мне понравиться, — он растёкся по всему столу, удобно примостив подбородок в сгиб локтя, и рассеянным взглядом оглядывал мой профиль, очень долго не находя, что ответить.

— Ну вообще-то так и было задумано. Но в процессе изложения своей жиииизни, — протянул он и сдавленно икнул, демонстрируя ещё более низкую устойчивость к воздействию алкоголя, чем у меня, — вот так впервые рассказывая всё как есть, я вдруг понял, что уже и сам себе не нравлюсь.

Я смотрела на него и понимала, что в процессе каких-то там генетических настроек моего мышления природа совершила сильный сбой.

Миром правят Альфа-самцы: сильные, уверенные в себе, наглые и в большинстве своём бородатые. Такие, кто в первую секунду встречи оценивает длину твоих ног (а здесь-то у меня все двенадцать из десяти!), потом размер груди (в моём случае поролонового слоя на грудной клетке), и если их не пугает твоё лицо, то держись!

Держись за его крепкие самцовые плечи, пока он аки дикарь будет тащить тебя к нему в спальню, и изнывай от счастья и желания скорее ощутить его то самое в своём… много в чём.

И только попробуй на его грубое и властное «Ты теперь моя»заявить, что крепостное право у нас в стране отменили ещё в 1861 году, а статьи с двадцать шестой по тридцатую Конституции гарантируют каждому человеку полную свободу.

Самец-то ладно: удивится, обидится на тебя, глупенькую, и просто уйдёт, сильно хлопнув дверью напоследок (а вот нечего оскорблять его самцовые чувства, более хрупкие, чем бабушкин фарфоровый сервиз на «особенный случай»). А вот другие самочки, узнав о том, что ты натворила, возведут тебя в ранг ведьмы и приговорят к немедленному изгнанию силами святой инквизиции сплочённого женского коллектива.

Я оказалась тем самым сломанным звеном, от демонстрации мужской силы испытывающим страх, а не восторг. Анти-альфа-самцовая женщина.

Такая вот… своя собственная.

И сейчас, глядя на пьяного, крайне несчастного и, по-хорошему, «сам виноватого» начальника, я начинала испытывать к нему жалость и искреннюю симпатию. Или же двигали мной разумные соображения о том, что нам, столь неумело спустившим часть своей жизни в унитаз, нужно держаться вместе?

— А что у тебя ещё есть? — спросил Антон, ткнув пальцем в стоящую перед ним пустую бутылку.

— Для тебя только диван в гостиной и запасной комплект постельного белья! — фыркнула я и толкнула его в плечо, призывая подниматься. — Давай, гений маркетинга, шевели своими ножками, пока они способны двигаться. Потому что от поверхности стола, если за ним проспать всю ночь, потом остаётся очень долго проходящий отпечаток.

Знаем, проходили.

— Наталья, вот скажите, я вам безобразен? — в его голосе звучало столько грусти и печали, что ещё немного, и я бы обняла этого засранца, и даже погладила бы по голове, утешая. Поэтому подтолкнула его в спину, направляя в сторону гостиной, и по шаткой и медленной походке сразу вычеркнула из списка обещанного ему постельное бельё.

Лучше спать просто на диване, чем на полу рядом с застеленным диваном.

— Был бы безобразен, я бы выгнала тебя сейчас на улицу. И ещё бы счёт предъявила за выпитое и съеденное.

Хотя за съеденное актуальнее было бы предъявлять не счёт, а моральную компенсацию. Схомячил последнюю пачку моих любимых чипсов, а я и опомниться не успела!

— Выгнала бы? Пьяного, среди ночи, на улицу? Прямо под моросящий осенний дождь?

— У тебя есть в этом сомнения?

— Нет-нет. Никаких!

Целиком на мой диван Миловидов, конечно же, не поместился, поэтому совсем умилительно подогнул коленки и пристроил себе под голову руку быстрее, чем я успела протянуть ему подушку.

«Докатилась!» — подумалось мне, когда настало время накрывать его пледом. Пришлось ещё и подоткнуть под него края, чтобы одеяло не свалилось за ночь.

— А ты? — его пальцы сжались на моём запястье так неожиданно, что только полуночная усталость удержала меня от опрометчивого удара прямо по миловидному лицу. Но раньше, чем я успела высказать негодование столь наглым вопросом-предложением, он успел исправиться: — Ты почему ничего о себе не рассказала?

Ох, вот тут точно бы нашёлся ещё один повод хорошенько напиться и предаться страданиям.

Например, по потерянной в тринадцать девственности и появившемуся тогда же пристрастию к наркотикам.

Или по тому, как я размазывала слёзы по лицу, сидя под дверью комнаты, где мой «тот самый любимый и единственный» трахал первую попавшуюся девчонку мне назло (мало вы ещё знаете о том, как делается «назло», Антон — чтоб вас с вашими откровениями — Романович).

А может быть, о долгих безрезультатных попытках потом устроить свою личную жизнь, постоянном порицании от разочаровавшейся во мне мамы (будто прежде она очаровывалась, ага), или о периодически случавшемся сексе с бывшим как об акте отчаяния и попытке понять, чего же мне так не хватает?

— Ну, у меня была очень несчастливая любовь. А ещё я была очень пухлой лет так до двенадцати. И на эту работу меня пристроили по блату, — пожала я плечами, с улыбкой наблюдая за его попытками удержать глаза открытыми.

— И всё?

— И всё, — прозвучало это с поразительной уверенностью. Такой, что я даже сама себе поверила на несколько мгновений.

— Срокойной ночи, Наталья… Ленидовна… — пробормотал он, сдаваясь под действием без малого литра крепкого алкоголя.

— И тебе, — неуверенно отозвалась я и направилась к себе в спальню, по пути ещё раз заглянув в переписку на телефоне.

А: Надеюсь, ты не делала глупостей, Крольчонок, и всё же легла спать.

А: Сладких тебе снов.

Кстати, потом-то я поняла, чего мне так сильно не хватало в молодости.

Немного спокойствия. И чуть-чуть постоянства.

***

Утро выдалось сумбурное. Будильник я, конечно же, поставить забыла. А мои природные часы почему-то установлены на такое время, будто до работы мне приходится добираться не на машине сквозь классические московские пробки, а на личном вертолёте. А то и как тем волшебникам из Гарри Поттера, которые перемещались моментально одной лишь силой мысли и огромным желанием.

— А какой сегодня день недели? — бормотал Антон, до последнего отказываясь принимать вертикальное положение.

— Пятница.

— Так это же короткий день!

— Он короткий с нижнего конца, а не с верхнего, так что быстро поднимайся!

Жаль, даже наше обоюдное с товарищем Миловидовым желание ничуть не способствовало ни скорости сборов, ни скорости выведения алкоголя из его крови, поэтому за руль этого чёрного, массивного параллелепипеда на колёсах, по недоразумению названного его машиной, пришлось сесть мне.

Знала бы я об этом накануне, когда заставляла его припарковаться на тех отвратительных местах…

Неторопливую и тщательную работу мусорщиков нашего района я вынесла стойко. Так же, как и раздражающие причитания от самого занудного директора в мире, раз в пять минут хватающегося за сердце со словами «Сейчас мы убьёмся!».

— Убивайся как-нибудь в следующий раз, и без моего участия! — цедила я сквозь зубы, очень недовольная тем, что он так откровенно сомневался в моём водительском мастерстве. — И напивайся впредь тоже!

По мнению психологов, часто опаздывающие люди более креативны, успешны и оптимистичны, чем те, кто всегда приходит вовремя. Однако семьдесят шесть процентов опрошенных начальников отметили, что категорически не переносят опоздания своих сотрудников, а ещё тринадцать процентов готовы мириться лишь с единичными и небольшими опозданиями подчинённых.

Что ж, пришло время снова познакомиться: меня зовут Колесова Наташа, и по мнению психологов я скучная пессимистичная неудачница, потому что всегда прихожу вовремя.

Кстати, с большинством начальников меня тоже кое-что объединяет. Увы, не размер заработной платы и возможность делегировать всю свою работу на подчинённых, а непереносимость чужих опозданий.

Отлично!

Ещё отличней было то, что как минимум трое сотрудников нашего рекламного агентства стали свидетелями того, как на парковке я вылезла из-за руля директорского БМВ. А уж как он сам выглядел — с бодуна, после ночи на неудобном диване и в помятом вчерашнем костюме — лучше и не думать.

Интересно, на правах единогласно признанной нашим коллективом любовницы начальника я могла делать свою работу ещё медленнее и посылать Сонечку за апельсиновым соком ещё чаще?

Конечно, моему не умеющему пить директору повезло: большую часть дня он отсиживался в уединении собственного кабинета, а потом отправил мне несколько переполненных извинениями сообщений (будто и правда считал, что сегодня я снова позволю себя подвезти), и рано уехал домой.

А я вовсю наслаждалась произведённым эффектом, впервые за все годы работы в своём отделе читая на лицах и Сонечки, и Лидочки, и Анжелики, и даже Аллочки сплочённое и дружное «ну ты и стерва!».

Стервой мне быть понравилось. Вон, даже один из наших креативщиков уступил мне свою очередь у автомата с кофе, за что я похлопала его по плечу и громко, эмоционально, эффектно заверила:

— Начальство это оценит!

В общем, весёлый получился день. И выходила я из здания в отличном настроении и с широкой улыбкой на губах, которая так и приклеилась к ним, когда напротив входа я увидела пафосную серебряную машину, несмотря на слякоть выглядевшую так, словно она выехала из мойки всего полминуты назад.

— Ой, — вырвалось из меня каким-то низким и испуганным писком.

— Ой, — вторил мне непривычно серьёзный, пугающе раздражённый и вообще весь такой «детка, ты влипла!» голос.

«Допрыгалась,» — подумала я, ища и не находя пути к отступлению.

«Допрыгалась,» — явно читалось в сверлящем меня взгляде, чей обладатель облокотился спиной о машину и скрестил руки на груди, ожидая моих действий.

— Марш в машину, Наташа! — рявкнул он, и я, не будь дурой, предпочла тут же подчиниться с ещё одним сдавленным и тихим «ой».

Ой, что будет…

Комментарий к В-пятых, не делайте скоропалительных выводов.

А в следующей главе любовный треугольник превращается… превращается… в любовный квадрат!

Кстати, кто ещё не в курсе, теперь у меня есть своя группа в ВК:

https://vk.com/nelma_fish_house

Заглядывайте!

========== В-шестых, остановите это немедленно! ==========

Опомнилась я только в тот момент, когда мы тронулись с места. Опомнилась, напыщенно громко фыркнула — чтобы сгладить свою минутную слабость — и сразу же дико разозлилась. На саму себя, естественно.

Но когда это мешало мне сорвать злость на ком-нибудь другом?

— А чего это ты раскомандовался? — с наглой ухмылкой поинтересовалась я, хотя внутренний голос настойчиво подсказывал, что стоило бы вести себя тише.

Но к чёрту этот внутренний голос! Я ведь и без вот этого показательно-злого и впервые настолько пугающего выражения на лице Артёма прекрасно знала, что накосячила.

И сколько бы я не пыталась отгораживаться от всех типично женских реакций, но чувство вины перед ним будило во мне как раз одну из них: немедленно устроить скандал.

Оставалось только придумать, как бы так всё вывернуть, чтобы с самым наглым видом сказать, что он сам виноват…

— Значит, презентация прошла просто отлично? — уточнил он сухо, принципиально не поворачиваясь в мою сторону.

И не надо говорить мне о том, что Тёмка сидит за рулём и ему надо смотреть на дорогу. Точно вам говорю: он делал это принципиально!

— Тогда почему же мне утром звонит Максим, которому позвонил Слава, которого вчера двое разных людей попросили выяснить отправителя видео, чуть эту самую презентацию не сорвавшую?

— Ааааа, видео. Совсем про него забыла, — отмахнулась я с самым непринуждённым видом и честно выдержала тяжёлый и укоризненный взгляд в свою сторону.

Со скандалом как-то не складывалось.

Я искренне была уверена, что Тёма — нежный и милый котик, просто физически не способный злиться и выпускать коготки. По крайней мере, все мои прежние, порой совсем уж кричаще-вызывающие и хамские выходки он выносил с долей иронии и улыбкой, говорящей о том, что чем бы дитя не тешилось…

— Да, я так и подумал, — ехидненько отозвался он, — особенно когда чуть позже мне позвонил Ян и спросил, до сих пор ли ты психуешь из-за этого видео и не впала ли в депрессию от того, что твою машину разбили.

— Ой, ну прям уж в депрессию.

— Наташа!

— Наташе двадцать восемь годиков! Наташа взрослая и самостоятельная, и…

— И сильная, и самодостаточная? — с усмешкой уточнил Иванов, который мне больше совсем не нравился. Верните мне прежнего милашку, немедленно!

— Да! — уверенно рявкнула я и скрестила руки на груди, чтобы не поддаться искушению и не занять их попыткой по-быстрому разрешить этот конфликт.

Например, сжать обеими ладонями его шею. Или одной, но кое-что другое. Или попробовать и то, и то, чтобы на будущее узнать наиболее действенный способ выключить в Артёме этого невесть откуда взявшегося зануду.

— А кошку тебе не подарить?

— Вот не надо искать повод подсунуть мне своё чудовище! — огрызнулась я, напряжённо разглядывая растянувшуюся как минимум на ближайший километр пробку.

На несколько мгновений мысль открыть дверь и просто сбежать показалась мне вполне неплохим вариантом спасения пятничного вечера. Но нет, Наташа Колесова не убегает от проблем и трудностей. По крайней мере, не в этих шикарных туфлях.

Да и зачем убегать от того, что можно просто игнорировать, саркастично комментировать, бесстыдно опровергать или поднять на смех и поставить финальный штрих своим фирменным фырканьем?

Но ожидание неминуемо последующих скоро нотаций вызывало внутри неприятное чувство. Что-то среднее между несварением, изжогой и длящимся больше суток голодом, когда желудок, кажется, готов переваривать даже собственные стенки.

Пришло время открыть самую страшную, самую сокровенную, самую позорную мою тайну. Самую большую слабость. Самый большой мой страх (помимо введения законодательного запрета на ношение красивой одежды, конечно же).

Я боюсь осуждения. Не от всех — только от самых близких людей, которых можно по пальцам одной руки пересчитать. Два родителя, две подруги и… вот. Подозрительно притихший сюрприз на водительском месте.

В то время как общественное порицание я могу принять со смехом или дать ему жёсткий отпор, вообще не заботясь о том, что будут говорить за моей спиной — потому что рано или поздно выскажу каждому ещё больше и прямо в лицо, слова родных людей огромными мозолями остаются на коже. Вроде и не смертельно, и ничего такого. Но болят, сука! Мешают. И проходят так долго, что иногда поверх ещё не заживших старых успевают появиться новые.

Уж не знаю, что там так долго формулировал в своих нравоучениях притихший Иванов, когда как я за долгие-долгие годы успела сделать среднюю выжимку по каждому подобному разговору:

1. Как мне не стыдно?!

Вот действительно, как? Нет бы ходить с постоянно опущенной и красной от стыда физиономией на радость остальным людям. А то они постоянно расстраиваются, что их мнение мне не интересно.

2. И почему только я родилась такой эгоисткой?

Кстати, когда я тот же вопрос переадресовала маме, она отделалась возвращением к пункту один нашего разговора, тем самым дав понять, от кого же я унаследовала этот восхитительный талант уходить от неудобных вопросов.

3. Если я продолжу в том же духе, то останусь вечно одинокой. И замуж меня никто не возьмёт. А может, даже притащенный с улицы кот, и тот потом сбежит, потому что со мной просто невыносимо!

Кстати, про кота вот всегда было как-то особенно обидно. Что сразу сбежит-то? Вот понимаю ещё муж — спору нет, этот мифический объект точно даст от меня дёру сразу же, как я отстегну его от батареи. Даже паспорт свой наверняка выпрашивать обратно не станет.

Но котик? Что я, совсем изверг какой-то?

Тёмка продолжал молчать, чем только действовал на нервы. Долгое ожидание казни хуже её как таковой, а мне уже надоедало вести ожесточённый мысленный спор с самой собой, придумывая аргументы о том, что никакая я не эгоистка. Тем более, что аргументы эти почему-то оказывались всё равно не в мою пользу.

А развернувшись к нему, вдруг поняла, что всё это время готовилась зря, и он вовсе не собирался озвучивать мне список своих претензий. Артём больше не выглядел ни злым, ни раздражённым. Только, как обычно, уставшим после перелёта и слегка расстроенным.

— Ты что, обиделся? — брякнула я, вовсю продемонстрировав свои способности к эмпатии и умопомрачительную тактичность.

«Нет, Наташа, он наверняка просто охреневает от счастья, что оказался единственным непосвящённым в происходящее», — кажется, в этот момент мой внутренний голос научился не только истекать ехидством, но и закатывать глаза. Давно пора, после стольких лет вместе.

— Да смысл на тебя обижаться? — только и отмахнулся он, а потом протянул задумчиво: — Отшлёпать бы тебя как следует.

— В качестве прелюдии?

— В качестве наказания! Не буду я с тобой спать, я обиделся! — заявил Тёмка, картинно поджав губы и задрав вверх подбородок.

— Ты только что сказал, что не обиделся!

— А я передумал, — фыркнул он, точь-в-точь имитируя мою интонацию и используя мой же коронный аргумент против меня.

Хам, наглец, предатель!

От сердца сразу отлегло. Я знала, что можно и нужно делать с вот таким вот Артёмом Ивановым, и планы свои не собиралась скрывать, сразу же растянувшись в хитрой и наглой улыбке. Не будет он, как же!

Как оказалось, и правда — не будет. Причём пресёк он все мои возможные поползновения на свою честь прямо на лету, заявив, что ему нужно доработать сделанный ещё утром набросок, и закрылся у меня в гостиной.

Вот это стало ударом ниже пояса! Который светил, конечно же, ему самому, если я вдруг узнаю, что на самом деле он ничего не рисовал и просто наврал из вредности. Потому что мне пришлось провести крайне унылый вечер наедине с заставленным едой столом.

Котик-Иванов ехал за мной, предварительно загрузив в багажник купленный в кафе готовый ужин. А я, не зная об этом, но вспомнив про девственно-чистые полки своего холодильника, по дороге домой заказала для него пиццу.

И если вы вдруг подумали, что меня внезапно одолел порыв проявить заботу, то немедленно оставьте подобную чушь! Это просто ход такой. Тактический! Хитрый!

Настолько хитрый, что смысл его я не собираюсь объяснять, потому что вы всё равно не поймёте.

Ещё и Антон засыпал меня сообщениями, словно на расстоянии почувствовав, что сегодня в крепкой стене сарказма обнаружилась приличных размеров дыра, через которую можно пробраться в покрытую паутиной и давно заброшенную мной комнату нормального общения. А уж его настойчивая просьба составить им с сыном компанию на прогулке в следующее воскресенье и вовсе ввела в меня в ступор и размышления о смысле жизни.

Отцом он и правда был отвратительным, если решил,, что я — подходящая компания для ребёнка. Конечно, я часто проводила время что с Егоркой, что со Златой — семилетней дочерью одной из лучших моих подруг. Но для всех нас это было этаким забавным аттракционом: день с супер-крутой и безбашенной тётей Наташей.

А вот что же Антон — сама настойчивость — Романович ожидал от нашего знакомства, мне и думать не хотелось. Наверняка ведь не конкурса по поеданию сахарной ваты на скорость, в котором я всегда выигрывала благодаря своему богатому «жизненному опыту».

Ну, тому самому, который на практике даже превращает геев обратно в натуралов в уверенных бисексуалов.

Вы поймите меня правильно: это в романтических фильмах девушка влюбляется в мужчину, с первых десяти секунд общения становится для его ребёнка ближе и роднее родной матери, а потом живут они все долго и счастливо. Но в реальной жизни это если и встречается, то точно не с такими персонажами, как я.

У меня самой и интеллект, и образ мышления недалеко от детских ушли. Я не могу завести даже нормальные отношения, и если представить, что вдруг мне на голову свалится живой муж, да ещё и с живым настоящим ребёнком…

А почему я вообще думаю про мужа? Потому что хочу? Или потому, что у всех есть, и мама сказала, что мне тоже надо? А самой-то мне надо? Если надо, то прямо сейчас или можно немного попозже? А если я думаю о попозже, то это значит, что не так уж сильно мужа хочу?

В общем, надумав себе только головную боль, я легла спать в крайне паршивом расположении духа. И к тому же, совсем одна.

Но проснулась уже на мягком и тёпленьком человеке, беспечно посапывающем во сне. Посмотрела на него, собираясь исподтишка ущипнуть, а потом сказать, что ему показалось, вот только спящий Иванов, как всегда, выглядел невероятно милым котиком, и обидеть его у меня рука не поднималась.

Зато на рассвете поднималось кое-что другое. Не без участия моих рук, конечно же.

И раз уж у меня назревала целая глобальная программа переосмысления своих принципов, то самое время было попробовать нарушить один из них. Благо этому способствовало и наше положение, и утреннее состояние.

— Это изнасилование! — сонным голосом попробовал воспротивиться Артём, что по звучанию для меня мало отличалось от тихого «мур-мур-мур».

— Ты ничего не докажешь! У меня папа судья! — внаглую заявила я, раздумывая над тем, что если вовремя схватить валяющиеся на стуле неподалёку колготки, связать ему запястья и закрепить их на кованом изголовье (и ведь никто не понимал, зачем же я выбрала такую странную кровать), то его дальнейшее сопротивление станет бесполезным.

Благо Тёма знал меня не первый год и не стал терять попусту время и силы на попытки сопротивления.

***

Первую трель дверного звонка я решила проигнорировать. Ну да, это кованое изголовье имело один значительный минус: при каждом резком движении кровати (ну ладно, ладно, правильнее сказать «на кровати»), оно ударялось в стену. Совсем немного. Ну так, легонько. Можно было бы и вовсе не заметить, не длись эти ритмичные постукивания добрых полчаса.

На второй трели я закатила глаза, только слегка сместившись всем телом вбок, на более прохладную часть простыни. Ну, я даже могла понять, когда соседка дважды прибегала ругаться из-за этого стука посреди ночи — почти пятидесятилетней и одинокой мне тоже бы не понравилась столь бурная чужая жизнь.

Но сейчас-то десять утра! Поздравить с утренним сексом она меня, что ли, хочет?

Третья по счёту трель стала моей личной точкой невозврата к прежнему расслабленно-довольному состоянию, и с кровати я соскочила в один миг, намереваясь тотчас же устроить незваной гостье утреннее представление.

— Крольчонок, лучше я… — попытался остановить меня Артём, известный как чёртов-раздражающий-пацифист и та-ещё-очаровашка. Ему без сомнений было под силу сделать так, чтобы спустя несколько минут соседка успокоилась, извинилась и даже благословила нас на дальнейшие сексуальные подвиги в любое время суток.

— Лежать! — решительно рявкнула я на него, уже успевшего натянуть на себя джинсы. — Я сама! Ничто так не бодрит с самого утра, как хороший скандал!

— А я-то думал, как хороший секс… — наигранно грустно вздохнул Иванов, плюхаясь обратно на кровать.

Изнасилуешь его, как же!

В коридор я вылетела в невероятно эффектном виде: мужская футболка на полностью голое тело, сексуально уложенные волосы и хищный блеск тигрицы в глазах.

По крайней мере, именно так я себя ощущала, хотя со стороны это и выглядело как еле прикрывающая стратегические места футболка, взъерошенная и спутавшаяся копна на голове и странный прищур вкупе со злобным оскалом.

Только когда я открыла дверь — конечно же, сразу нараспашку, и не подумав посмотреть в глазок, то впору было повторить вчерашнее, ставшее новой классикой, многозначительное «Ой».

— Блять! — выдала я, и не подумав как-то смягчить формулировку своих мыслей и ощущений на тот момент.

Каждый пятый россиянин, отправляясь в путешествие на дальнее расстояние, предпочитает самолёт железнодорожному транспорту. При этом при статистике перемещений на короткие расстояния (до тысячи километров), популярность самолёта перед поездами оказывается почти незначительной: пятьдесят шесть процентов авиа-перемещений против сорока четырёх на поезде.

А всё знаете, почему? Потому что простым россиянам не доступна услуга «прицепить к поезду вип-вагончик» или «отправить поезд вне графика, потому что я так хочу».

Наверное, простые россияне берут билеты заранее и даже предупреждают о желании приехать, а не заваливаются в квартиру своей бывшей девушки в девять утра субботы с самодовольной физиономией.

— Вижу, ты так рада меня видеть, Натусь! — подмигнул мне Ян, быстро просочившись внутрь квартиры, пока мне не пришло в голову закрыть дверь. И оглядев меня с ног до головы оценивающим взглядом, ехидно уточнил: — Я что, не вовре…

Нужно ли пояснять, кто именно в этот момент высунул свою растрёпанную светлую макушку из спальни? А вслед за макушкой и голый торс, и красноречивый красный след зубов на нём.

Вот сейчас как никогда подошло бы уже озвученное мной «Блять!», но я просто жуть как не любила повторяться.

— Привет, — брякнул Тёмка, и прежде неудобная ситуация стала походить на комедию абсурда.

— Вы что… это? — растерянно выдавил из себя Ян, переводя взгляд с меня на Артёма и обратно. Сказала бы я, что он вмиг растерял своё красноречие, но Ян и красноречие настолько же несовместимые понятия, как я и скромность.

— Пффф, Ян, ну что ты как маленький! — кажется, тут оказалось недостаточно небрежного тона и того, как картинно я закатила глаза, и требовались какие-то дополнительные пояснения, давать которые мне, конечно же, совсем не хотелось.

В принципе, последние лет пять своей жизни мне вообще не хотелось что-либо Яну давать. Ну только если очередной повод пожалеть, что вовремя не оценил меня по достоинству — куда же без того, чтобы потешить своё самолюбие.

И сейчас, хлопнув ладонью по его небольшому животику, торчащему над поясом брюк (мелочь, а приятно!), я с самым непринуждённым видом прошествовала мимо, вытолкнула Артёма в коридор и бросила им обоим напоследок:

— Вы пока поболтайте, а мне нужно одеться.

Если вдруг вы решите задать вопрос, почему же мы с Артёмом не посвятили своего общего «друга» в особенности наших не чисто дружеских отношений (например, когда почти две недели гостили у него в Питере на новогодние праздники), то я вам отвечу:

«А хрен его знает…»

Но зная бабскую натуру Яна, теперь можно было ожидать от него показательной обиды и слёзных причитаний о том, как мы его предали. Или же возвращения к обожаемым им назойливым шуточкам о…

— Ай! Ты совсем уже? — воскликнул Ян максимально приближенно к ультразвуку, и из любопытства я даже отложила поход в ванную и тут же заглянула на кухню.

Ян скулил, держась пальцами за переносицу, и бестолково метался из угла в угол.

— Он меня ударил! — указал он пальцем на стоящего рядом Артёма, — вообще, придурок, шуток не понимает!

— Дай-ка угадаю, опять про тройничок?

— Это была просто шутка! — взвился Ян и на всякий случай отодвинулся подальше от вздыбленного, хмурого Тёмки, подглядывающего на него больно уж злобным взглядом. От Иванова я, конечно, такого фокуса совсем не ожидала, но столь категоричное решение проблемы болтливости нашего друга полностью поддерживала. — Мне же завтра на свадьбу к Войцеховскому идти! Натусь, ну есть у тебя хотя бы лёд?

— Для тебя — вот здесь, — приложила я ладонь к сердцу с ехидной ухмылкой на губах.

Откровенно говоря, меня сильно бесили эти его шутки, тем более что шутками они были лишь отчасти. Потому что в нашей бурной, глупой и алкогольно-наркотической молодости один тройничок всё же состоялся.

Да-да, вот именно у нас троих, стоящих сейчас на одной кухне. И это можно было бы назвать необычным, печальным, отвратительным или будоражащим опытом (ну явно каким-нибудь одним из перечисленных вариантов), если бы не одно «но»: я ничего не помню.

Вот вообще ничего!

Как Ян уламывал меня на это (ой, да кого я обманываю, я же тогда и слово против ему сказать боялась, а то уйдёт) — помню. А дальше полный провал, и следующее воспоминание захватывает уже момент моего отходняка, причём разом и от принятых наркотиков, и от осознания того, на что я сдуру подписалась.

И больше всего раздражало то, что ни один из этих двух кобелей так и не рассказал мне, что же там было. Ян только ухмылялся и тянул в ответ: «А ты у Тёмы спроси», а сам Артём хмурился и молчал как партизан.

Пожалуй, Иванова бы удалось разговорить, приложив определённые усилия, но спустя тринадцать лет после того случая снова поднимать эту тему мне почему-то не хотелось. Тогда мне было стыдно и обидно, сейчас — нет.

Но… Так и быть: возможно, я просто не хотела разочароваться ещё и в нём.

— Ты чего вообще приехал? — бесцеремонно уточнила я, наблюдая за тем, как Ян по-хозяйски копошится в моей морозилке, вытаскивает пачку оставленной мамой стручковой фасоли и с крайне страдальческим видом прикладывает её к своему носу.

И вот за это недоразумение мне предлагали выйти замуж его родители?

Если бы моя маменька узнала, что от того предложения я отказалась, потратив на раздумья три с половиной секунды, выбирая между обычным «нет» и пафосным «никогда», то слегла бы с инфарктом.

— Я выяснил, кто отправил видео и разбил тебе машину. Эти ребята уже неделю прессингуют твоего отца, чтобы он вынес правильное решение на суде, а так как договориться с ним они по какой-то причине не смогли, то решили зайти через тебя. Осталось ещё понять, где они видео раскопали.

— А ты не звонила родителям? — спросил Тёма удивлённо.

— Теперь, к сожалению, придётся, — кажется, от такой перспективы у меня даже зуб разболелся. Родителей я безумно любила. На расстоянии.

Но порой даже расстояния между нашими телефонными трубками оказывалось недостаточно, и волны их недовольства всё равно добирались до меня и накрывали с головой подобно цунами. Стоит ли говорить, что я с детства отлично плаваю?

— Может, кто-нибудь всё же объяснит мне, как вы?.. — опомнился вдруг Ян, снова оглядывая нас таким пристальным взглядом, будто всерьёз рассчитывал увидеть наконец табличку с пояснениями к сложившейся ситуации.

Я смотрела на непривычно напряжённого и недовольного Тёму, у которого, кажется, даже шёрстка дыбом встала. По крайней мере, ещё слегка влажные светлые волосы стояли на голове торчком, словно он только недавно в приступе паники пытался их выдрать.

Артём же выжидающе смотрел на меня, по-видимому, готовясь подстраиваться под мою реакцию.

Будто у меня был какой-то выбор! Разве что сказать, что укусил он себя сам, и вообще мы тут просто в салочки играли. Ну, те самые, известные всем салочки, когда снимаешь трусы и бегаешь по квартире в мужской футболке, пока не запыхаешься.

— Тебе объяснить, как люди сексом занимаются? — закатила глаза я, прежде ещё несколько раз повторив про себя, что мы с Яном расстались ещё полжизни назад, и я ему ничего не обязана.

— У вас в Петербурге это, наверное, называют заняться любовью, или поддаться страсти, или слиться воедино… — со смешком начал перечислять Тёмка, загибая при этом пальцы.

— Вот значит, как, — в голосе Яна прозвучало столько фальшивого трагизма, что ему было бы в самый раз вести мастер-классы для женщин о том, как правильно устраивать скандал. — Спелись прямо за моей спиной!

— Честное слово, за твоей спиной мы ещё не спевались, — искренне заверила я с самым непробиваемо-спокойным видом. — Но идея мне нравится.

Ян возвёл глаза к потолку, обречённо вздохнул и, опустившись на ближайший стул, подпер ладонью подбородок.

— Налей хоть выпить чего-нибудь, — вяло промямлил он, сопроводив свои слова ещё одним громким вздохом, наверняка призванным обозначить крайнюю степень его грусти и отчаяния.

Я помню времена, когда Ян был совсем другим. Наглым, дерзким и заносчивым. Тогда, стоило мне сделать что-то не так, он не просил выпить с жалобным видом, а сразу принимался истерить и жестоко мстить. А потом как-то резко стал тюфяком и неврастеником, подверженным меланхолии. То ли из-за того, что слишком долго просидел на наркотиках, то ли из-за того, что всё же смог с них слезть.

Но я смотрела на него и вспоминала сидевшего на этом же самом месте позавчера Антона, обронившего свои маленькие альфа-самцовые замашки перед порогом моей квартиры.

И невольно начинала закрадываться мысль: это я на них всех, что ли, так действую? Конечно, я всегда повторяла, что тряпок много не бывает, но подразумевала-то в этот момент исключительно одежду!

Хорошо хоть с Тёмой никаких странностей не происходило. Как был милашкой, так им и остался.

И знаете, хоть я занимаюсь анализом данных, изучением социологических опросов и подсчётом цифр, но есть такие вещи, для подтверждения которых не нужна статистика. Достаточно дерьмового жизненного опыта.

Беда никогда не приходит одна.

Кажется, мои любовники — бывшие, случайные, постоянные — вдруг решили, что вместе будет веселее.

А вот мне стало совсем, категорически, абсолютно не весело, когда раздался очередной звонок в дверь, и, на этот раз предусмотрительно заглянув в глазок, я увидела псевдо-Миловидова собственной персоной.

— Наташа! Я выяснил, кто разбил твою машину! — сходу заявил он, светясь точь-в-точь как лампочка в сто пятьдесят ватт. А потом заметно насторожился, не увидев ни тени радости или любопытства на моём лице.

— Да вы проходите, проходите, Антон Романович. Сейчас и информацией поделитесь, и обсудите всё, — приговаривала я, ведя его вдоль коридора, пока не протолкнула на кухню, вдруг показавшуюся поразительно маленькой сразу для трёх мужчин. — Мстители, общий сбор! — фыркнула я, закрывая их, и тут же облегчённо выдохнула.

А потом поняла, что поспешила. Вдруг они решат облегчить мне жизнь и поубивать друг друга, но не смогут найти, где я храню ножи?

Вот вам и миниатюра на тему «К чему приводят не оборванные вовремя связи с бывшими, дружба с привилегиями и случайный секс». Очень взрослая, очень самостоятельная и очень самодостаточная девочка Наташа заперлась в туалете своей квартиры и пишет жалобные сообщения в чат с подружками.

Полина: И что они там делают?

Н: Не знаю, слышу только голоса за стеночкой.

Н: Может, решат скинуться мне на увеличение груди?

Н: Я бы согласилась. Но того, кто предложил бы это, непременно зашибла.

Н: В итоге у меня была бы новая грудь и всего две проблемы вместо трёх.

Рита: Подожди, а сама-то ты где?

Н: Закрылась в туалете.

Полина: В семнадцать я тоже так делала))

Полина: И знаешь, что забавно? Сейчас я замужем именно за тем человеком, от которого пряталась тогда.

Н: Ой, всё! Я уже выхожу.

Только открыв дверь, я чуть не врезалась прямиком в поджидавшего меня в коридоре Яна и громко чертыхнулась. Он же быстро включил опцию героя-любовника, эффектно облокотился ладонью о стену рядом с моей головой, случайно задел пальцами переключатель и врубил вытяжку в ванной, чей звук лишь на пару децибел уступал по громкости гулу взлетающего самолёта, отчего тоже чертыхнулся и испуганно отпрянул в сторону.

Даже жаль. Обломал мне такой повод вслед за Тёмкой заехать ему по лицу.

— Натусик! А что у тебя с этим Антоном? Вы что, давно знакомы? Почему он заявляется к тебе утром в выходной?

— Янчик, тест на внимательность: сколько мне сейчас лет?

— Ммммм… Двадцать восемь! — довольно ответил он, произведя нехитрую математическую операцию вычитания из своего возраста цифры «два».

— А расстались мы, когда мне было шестнадцать. Иди, посчитай, сколько лет уже прошло, чтобы убедиться, что это вообще не твоё дело!

— А как же Тёма? — хлопнул глазами он, судя по напряжению в лице ещё пытаясь переварить моё прошлое слишком длинное предложение.

— А что Тёма?! — искренне не поняла я и поспешила оставить его, подвисшего, наедине с собственным мыслительным процессом.

Итак, второй акт того же бездарного спектакля. Место действия: туалет. Действующие лица: запутавшаяся ко всем лешим женщина и телефон в её руках.

Н: Нет, ну вы представляете? Какого чёрта сегодня вообще происходит?

Полина: А что Артём?

Н: А что Артём?!

Полина: Как он отреагировал на появление прямых конкурентов?

Н: Каких ещё конкурентов?!

Н: МЫ ПРОСТО ДРУЗЬЯ!

Рита: В семнадцать я тоже так говорила))

Рита: Забавно, но замужем я сейчас именно за тем самым человеком.

Н: Да ну вас!

Н: И это меня ещё называют стервой?

Рита: Мы учились у лучшей из лучших!

На этот раз за дверью меня поджидал Антон — хитрый лис — Романович, не ставший совершать резких и опрометчивых движений, но при этом ловко, естественно и почти незаметно притиснувший меня к стене.

— Наташа, а твой друг Артём Иванов, это тот самый фотограф? — заговорщическим шёпотом начал он, и я даже по тону голоса слышала, как далеко раскатывались в тот момент его губы.

Ну ничего, уж я-то быстренько ему их обратно закатаю.

— Тот самый.

— Ты знаешь, какое будет подспорье твоей карьере, если он возьмётся за курируемый тобой рекламный проект? Он же отказывает всем крупнейшим агенствам!

— И нашему откажет, можешь даже не сомневаться! — уверенно ответила я и добавила для убедительности: — И гонорар запросит просто огромнейший. Это он с виду котик, а на самом деле ужасный человек! И агент его злобная, одинокая и неудовлетворённая мегера, которая таких вот «приглашателей», как ты, сожрёт и не подавится.

— Уверена?

— Точно тебе говорю! — несколько кивков головой вроде бы убедили его в правдивости моих слов, и пришлось снова заскочить в туалет — на этот раз, чтобы не сорваться на дикий смех.

Знала ли я, скольким агентствам он отказал? Пффф, конечно же! Угадайте-ка, кто именно последние три года выполняет функцию агента того самого фотографа Иванова?

И дело тут было вовсе не в жадности и не в моём желании досадить конкурентам. А только лишь в том, что на фоне депрессии после расставания Тёмка вообще то собирался забросить фотографию, то пытался браться за какие-то абсурдные гламурные съёмки, которые ему предлагали тоннами. У него не выходило поймать прежнюю волну вдохновения и делать что-то такое же живое и цепляющее, как раньше, и это добивало его во многом сильнее, чем внезапно закончившиеся отношения.

Тяжело описать, каких усилий, уловок и недюжинной выдержки мне стоило заставлять его пытаться снова и снова. С помощью безумного количества походов по музеям, где он мог по полчаса зависать перед какой-нибудь картиной, а потом, что ещё страшнее, до конца дня пытаться втолковать мне её суть; спонтанных поездок по направлению ближайшего отправляющегося поезда — символично, что одна из последних подобных привела нас на станцию «Дно»; долгих ночных разговоров о высоком и даже тупеньких просьб вроде «Ой, а сфотографируй меня у этого фонтана», или «Ой, а нарисуй Гертруду, как она спит вверх брюшком», которые он раскусывал ещё на этапе этого «Ой», но всё равно шёл у меня на поводу.

Да я в сексе так отродясь не напрягалась и не изворачивалась, как в те полгода! Зато добилась того, чего хотела: Артём вернулся. Причём не только к фотографии, но и снова начал рисовать после почти пятнадцатилетнего перерыва.

И после этого я действительно сожру и не подавлюсь любым, кто осмелится отвлекать его от настоящего искусства в пользу съёмки сексуально пьющих яблочный сок баб.

Третий акт худшего спектакля этого года был уже совсем невесёлым и вовсю сквозил меланхолией и накопившейся усталостью автора. А как ещё объяснить, что ни место, ни персонажи так и не сменились?

Н: Вот просто подумайте: на моей кухне трое мужчин, каждый из которых имеет на меня какие-то свои планы.

Н: Трое! Сразу!

Н: У всех любовные треугольники, а у меня сексуальный квадрат.

Рита: И как впечатления?

Полина: Чувствуешь себя на вершине у паха?

Полина: Успеха!

Полина: Проклятое Т9!

Рита: Наташа, умоляю тебя, только не комментируй это!

Рита: Я не могу смеяться, у меня ещё шов на животе не зажил!

Н: Вот где-то у паха я и видала такой успех.

Н: Они все что-то от меня хотят!

Рита: А чего хочешь ты?

Н: Вот прямо сейчас — уйти в монастырь.

Н: Или в ближайший торговый центр.

В коридоре меня никто не ждал. Это и к лучшему, потому что моё странное желание — ровно посредине между убивать и плакать — достигло своего апогея и требовало немедленно что-нибудь сделать.

Например, купить новую сумочку, съесть что-нибудь вредное или напиться.

Но стоило мне лишь двинуться в сторону прихожей, как дверь кухни отворилась, и в коридор выскользнул Артём.

— Крольчонок, может нам уйти? — тихо поинтересовался он, кивнув в сторону кухни, откуда доносились всё возрастающие в тональности голоса Антона и Яна.

И в этот-то момент я опомнилась и разозлилась ещё сильнее прежнего, сообразив, что все эти — прости Господи! — мужчины внаглую занимают мою территорию.

А судя по отрывкам доносящихся фраз, они делить меня собрались! Ещё бы жеребьёвку тут устроили, придурки!

— Вон отсюда! Все! — рявкнула я так, что Ян аж подпрыгнул на месте от испуга и тут же стал нервно поправлять свой костюм, будто не расслышал моих слов.

class="book">Антон мгновенно замолчал и принял вид этакого интеллигента, просто заглянувшего на чашку обеденного чая и совсем не понимающего, что здесь происходит.

— Так, если ты сейчас не уберёшься отсюда, то я позвоню твоим родителям, — тоном школьного завуча заявила я Яну, — а если ты не уйдёшь, то я изведу тебя на работе, — добавила Антону и, повернувшись в сторону Тёмы, застопорилась на пару мгновений: — А с тобой мы позже поговорим. Всё, на выход!

Иванов ушёл первым, утянув за собой сопротивляющегося всеми конечностями Яна, напоследок ехидно пробурчавшего что-то о том, что вот вместе с ним у меня всегда было хорошее настроение.

— Наташа, всё так по-глупому получилось, — начал Антон — великий стратег — Романович, уже маячивший около двери, но не спешивший ни обуваться, ни надевать на себя куртку. — Может быть, ты отдохнёшь, и мы сходим куда-нибудь сегодня вечером?

— Ну вот скажи честно, чего ты от меня хочешь, а? — этот момент нужно бы запечатлеть в истории, потому что у меня действительно закончились силы злиться.

У меня, у Колесовой Наташи, которая, как Халк, зла и ехидна постоянно.

«Старость, Наташенька», — прокомментировала сей прискорбный факт моя внутренняя саркастиня.

— Ну Наташа, это же очевидно! — мягко заметил Миловидов, придвигаясь ко мне чуть ближе, будто я действительно такая дура, что могла бы этого не заметить. — Я хочу с тобой серьёзных отношений.

— Я подумаю, — ответ мой прозвучал без должного энтузиазма и, сунув Антону в руки его куртку, я ещё раз взглядом указала ему на дверь.

Окей, статистика: как часто люди меняют имя и переезжают жить в другой город, чтобы не разбираться с созданными ими же проблемами?

Комментарий к В-шестых, остановите это немедленно!

Спасибо всем за ожидание, я наконец вернулась в строй))

А у нас остаётся всего одна глава и эпилог! Может быть, два эпилога, или ещё одну зарисовку я выложу уже потом бонусом)

========== В-седьмых, наслаждайтесь моими метаниями! ==========

Послушайте, у людей всегда на всё найдётся какая-нибудь статистика. Это известно четырнадцати процентам населения.

(Гомер Симпсон)

По несвойственной мне обычно наивности я решила, что вот сейчас просто завалюсь на кровать, посплю ещё несколько часов, потом поваляюсь на диване, потом что-нибудь поем и посмотрю… короче, буду делать что угодно, лишь бы не возвращаться к необходимости решать проблемы.

Но стоило двери захлопнуться за мистером «хочу серьёзных отношений», как меня охватил нервный мандраж и голова стала чугунной от переполнивших её мыслей.

Божечки мои, разве можно столько думать? Вот и бабуля всегда говорила, что женщине достаточно одной мысли в час, чтобы не состариться раньше времени.

Ну а я уже от себя добавляла, что мысль о новом комплекте нижнего белья и вовсе можно растянуть на полдня. И приятно, и… ещё раз приятно.

А теперь все мои короткие загогулинки — те самые, что у нормальных людей представляют из себя длинные мозговые извилины — пыхтели и распрямлялись, не в состоянии выдержать напор внезапного самоанализа.

Выход напросился как-то сам собой, и вместо соприкосновения с мягкой и манящей постелькой я плюхнулась на жёсткий кухонный стул с классическим набором для решения личных проблем: блокнот, ручка и ноутбук.

Всё шло не так.

Статистика никак не желала подсказывать мне, сколько шансов выстроить те самые великие и ужасные «серьёзные отношения» с мужчиной, в прошлом ставшим любовником на один раз.

И даже единственное найденное исследование по продолжительности брака в зависимости от возраста, в котором он был заключён, было признано мной абсолютно недостоверным. Неправильная выборка, низкое число анализируемых семей и вообще — оно мне просто не понравилось!

Потому что выходило, как ни странно, что никакой разницы нет.

Можно сдуру выскочить замуж в восемнадцать по «большой и чистой» и пронести её сквозь тридцать лет совместно взятой ипотеки, а можно разбежаться через полгода со скандалом и разделом кофейных чашек.

Можно осознанно пойти в ЗАГС на четвёртом десятке и всё равно разыграть те же два выше обозначенных варианта развития отношений.

Ради интереса я даже поискала информацию о том, в каком возрасте в нашей стране чаще всего берут ипотеку. Получалось, что как раз в моём.

Потом вспомнила про то, что у меня уже есть своя квартира, чертыхнулась, закрыла ноутбук и решила, что теперь самое время страдать.

Страдала я так редко, что даже не могла толком вспомнить, как это делается.

Кажется, основа всех страданий — это слёзы. Но плакать у меня не получалось, да и весомого повода как-то не было, поэтому пришлось двигаться дальше в своих изысканиях.

И тут память подкинула мне картинку откуда-то из детства, где героиня фильма ела мороженое прямо из огромного бочонка в своей кровати. Я поняла: вот оно! То, что мне нужно.

Мороженого у меня в доме не оказалось, зато нашлись холодная пицца и шампанское, которое я стала пить прямо из бутылки. Ещё и включила слёзовыжимательную мелодраму, где поведение главных героев бесило меня с первой и до последней минуты фильма.

Очень хотелось пожаловаться кому-нибудь на то, как дерьмово складывается день, но вот незадача — Артём так до сих пор и не вернулся.

А мог бы и догадаться, что «поговорим позже» означало «через пятнадцать минут».

Мысль позвонить ему и вызвать к ноге я отвергла почти сразу же, решив, что раз он вот так, то и я так! И вообще, я обиделась!

Шампанское закончилось, но вместо страданий наступило лишь лёгкое опьянение. И полное осознание того, как ко мне несправедлива жизнь. Или как я несправедлива к жизни?

В общем, какая-то несправедливость чувствовалась так остро, что в моих глазах встали слёзы. Издав короткий рёв отчаяния, я упала лицом на диван, опустила себе на голову подушку и… заснула.

***

Что такое настоящие страдания, я поняла через несколько часов, когда наконец-то проснулась. Тело затекло и частично онемело от неудобного положения, в голове что-то трещало и щёлкало, словно пузырьки выпитого шампанского пытались станцевать там чечётку, а настроение стало крайне паршивым даже в сравнении с моим обычным недовольством жизнью.

И снова наступало время принимать какие-то решения. Потому что жизнь бежала очень стремительно, а я переставала за ней поспевать, и списать всё на слишком высокие каблуки уже не получалось.

Я не собиралась рефлексировать на тему собственной неустроенности. Не собиралась, но оно как-то само собой выходило, и в мыслях солировало мамино настойчивое «А я тебе говорила!» под аккомпанемент тикающих часиков.

Исследования говорили мне, что у трёх из пяти женщин в нашей стране к двадцати пяти годам есть ребёнок. А к тридцати это значение достигало уже отметки четыре с половиной женщины из пяти.

Интересно, а то, что Тёмка иногда совсем как ребёнок, могло засчитаться мне как четвертинка счастливого материнства? А если добавить к этому, сколько раз мне приходилось нянчиться с его младшим братом, на которого я оказывала сугубо отрицательное влияние?

Статистика по количеству замужних женщин к тридцати повергла меня в ещё большее уныние.

И как же так получилось, что мне вроде бы ничего из этого было не нужно, а теперь вдруг стало?

Давление общественного мнения? Внезапное озарение? Гадкая привычка хапать всё то же самое, что есть у всех, чтобы быть не хуже?

Сегодня утром, взглянув на компанию из трёх мужчин на своей кухне, меня впервые посетила разумная мысль о том, что это всё как-то неправильно. Ненормально. Ни разу не среднестатистически!

Одним лишь включением меня в любую выборку среднее отклонение взлетало до небес. Там, где у всех шло гладко, у меня искривлялось. У всех росло, у меня — падало. Все двигались вперёд, я же вечно пыталась дёрнуться куда-нибудь вбок.

И что, если это всё не было моим выбором? Что, если у меня просто не получалось, как у всех?

Когда телефон пиликнул о новых сообщениях, я даже позволила себе немного расслабиться и обрадоваться, что велением судьбы кто-то решил оторвать меня от раздумий над собственной жизнью.

А потом увидела отправителя и тяжело вздохнула, потому что судьба меня, напротив, сегодня добивала.

Гондон Романович: Наташа, ты уже подумала над моим предложением?

Н: Нет!

Хотелось отправить его в путешествие по дальним землям с этой раздражающей настойчивостью, но ведь я сама сказала, что подумаю — значит, следовало подумать.

Или просто написать, что я передумала думать?

Чертыхнувшись уже не в первый раз за последние десять минут, я приказала себе не превращаться в тряпку и просто сделать то, что давно было пора.

Навести порядок в своей жизни!

Например, решительно оборвать все связи с Яном. Подумаешь, мы знаем друг друга с детства! Пустяки какие. И общее прошлое, и возможность обратиться к нему за помощью, зная, что не откажет, и какая-то тёплая ностальгия в те моменты, когда получается поддеть его или припомнить любую из сотен старых неудач…

Это ведь ненормально — общаться с бывшим? Ненормально!

Значит, с глаз его долой и обратно в Питер вон!

И раз уж я начала избавляться от всех ненормальностей в моей жизни…

— Ну наконец! — всплеснула я руками, заметив, что пришло ещё одно сообщение. Схватила телефон с остервенелым желанием отыграться на Иванове за собственные метания и его потрясающее тугодумство, но это снова был не он.

Гондон Романович: А сейчас уже подумала?)

Н: Не беси меня!

Г.Р: Наташа, мы ведь с тобой взрослые люди. Мы оба представляем, чего хотим от жизни. А ты… необыкновенная.

Г.Р: И не нужно воспринимать это как обычную лесть!

Г.Р: Ты самая настоящая и искренняя женщина из всех, кого я встречал. И пусть это не безбашенная любовь с первого взгляда, но возможность построить нормальные отношения на взаимоуважении, принятии и честности, а это дорогого стоит.

Я фыркнула и закатила глаза ещё на слове «настоящая»: если бы гений рекламы вспомнил наше первое свидание и слой прикрывающего в тот вечер мою грудь поролона, то явно бы не горячился с такими заявлениями.

И по-хорошему, я должна была сейчас растаять и отдаться ему, такому восторженному и не-влюблённому, вместе со всеми своими мадагаскарскими тараканами. Но!

Но…

Превалировал, конечно же, скепсис. Потом шло желание съязвить. Следом — порыв закатить глаза и скривиться. И только под конец становилось чуточку приятно.

Я, конечно, знала, что я потрясающая. Отменная стерва, неповторимое тёмное пятно в идеальной картинке жизни людей вроде Сонечки, Лидочки, Аллочки и всех остальных тридцатилетних девочек. Восхитительная транжира. Сногсшибательная ослица, если дело доходило до признания собственных ошибок.

В общем, хороша я была во всём, что обычно не входило в список положительных или привлекательных качеств для женщин. И поэтому же эпитеты вроде тех, что получила сейчас от Миловидова, воспринимала исключительно в ключе отчаянной попытки затащить меня в постель в серьёзные отношения.

Н: Я. Подумаю.

Н: Кстати, Антон…

Я специально выдержала долгую паузу, давая ему возможность понадеяться на что-нибудь. Раз уж назвала себя отменной стервой, то надо бы соответствовать.

Г.Р: Да, Наташа?

Н: Для тебя я всегда Наталья Леонидовна!

Миловидов отделался плачущим смайликом, а я отделалась от него — по крайней мере, хоть на пару часов, что уже казалось прекрасным.

Ладно, допустим, что я могу распрощаться с тенью прошлого в лице Яна. Но этого ведь всё равно мало, чтобы подбить свою жизнь под среднее значение.

Но со следующим пунктом наступал какой-то ступор. И упиралось всё в Артёма, избавляться от которого мне ну совсем не хотелось.

Хотя чем темнее становилось за окном, тем сильнее я начинала на него злиться. Точнее, не на него даже, а на его отсутствие в тот момент, когда мне нужен был совет, помощь, поддержка… ну, что-нибудь странное и забавное, в фирменном стиле Иванова.

Вот сейчас бы мне не помешало вспомнить о том, как прошлым вечером я упрямо втолковывала ему, что взрослая и самостоятельная, и могу сама справляться со своими проблемами. Но то ведь касалось компрометирующего видео и разбитой машины, а здесь на кону ни много ни мало доступ к моей постели!

Мог бы и проявить энтузиазм! Догадаться там, мысли мои прочитать на расстоянии…

Степень моей злости на Тёму достигла таких высот, что мысленно я уже пожизненно лишила его своей фирменной кофейной отравы, историй о том, как вывожу из себя коллег из отдела, и даже доступа к телу.

Правда, последнее всё ещё было под сомнением. Себя-то мне наказывать не хотелось.

Примерно тогда же я наткнулась взглядом на оставленную им папку со своими набросками, которые он никогда не показывал, пока не считал полностью законченными. Подумала, взвесила все «за» и «против», вспомнила, какой он безответственный, наглый и вообще очень сильно не прав, а после всё равно отложила папку от себя, не став открывать.

Больно нужно мне оценивать его талант. Я вот вообще-то обиделась!

Только один листочек всё же выпал на пол: по-видимому, тот самый вчерашний набросок, просто вложенный внутрь и не закреплённый.

На рисунке был маленький мальчик на фоне какого-то фонтана. И он тянулся пальцами к большому мыльному пузырю и смотрел на него с таким искренним восторгом и счастьем в широко распахнутых глазах, что несколько минут я просто разглядывала его и никак не могла оторваться.

А потом заплакала.

Вот такие они, наши первые большие надежды: радужные, как мыльный пузырь. И ломаем мы их своими же руками.

Утирая слёзы ладонями, я на всякий случай даже заглянула в календарь, чтобы убедиться, что не могу быть беременна. Хотя это стало бы единственным достойным оправданием моей невесть откуда взявшейся сентиментальности.

А раз беременна я не была, то следующим привычным порывом справиться с нахлынувшими вдруг эмоциями стала идея ещё чего-нибудь выпить.

И начавший так не вовремя звонить телефон я и вовсе брать не хотела, понимая, что сейчас просто убью Миловидова, невзирая на расстояние между нами. Однако имя абонента, вскользь замеченное на экране, заставило меня моментально передумать.

— Ну надо же, какие люди! — ехидно протянула я и пинком открыла дверь на кухню. Свет включать не стала из-за элементарной лени, но сделав всего пару шагов вглубь, резко дёрнулась в сторону и чертыхнулась, сообразив, что я не в квартире Иванова, и здесь нет той пресловутой миски с кормом Гертруды, вечно попадающейся мне под ноги.

Чёртовы привычки!

— Крольчооооночек, — мурлыкнул нараспев Артём, и мне одного этого слова стало достаточно, чтобы понять, что он, в отличие от меня, времени зря не терял и умудрился напиться до состояния новорождённого котёнка.

Ну это, знаете, когда ещё один глоточек — и ты уже спишь, невзирая ни на что.

— Крольчооооноооок, я тебя не разбудиииил?

Я оторвала телефон от уха, посмотрела на время — как и думала, ещё и девяти вечера не было — и закатила глаза, присаживаясь на стул.

— А к чему это ты спрашиваешь? — не будь Тёмка настолько пьян, точно бы заметил в моём голосе странные издевательские нотки, но он лишь замялся и засопел в трубку. Сопел он так долго, что я уже начала волноваться, не свалилось ли его сонное тело на холодный и мокрый асфальт, и даже подскочила со стула, решив отложить экзекуцию до более вменяемого состояния.

Но именно тогда он что-то неразборчиво мурлыкнул в трубку, снова замолчал, и только потом медленно заговорил:

— Нууууу знаешь, я подуууумал, если ты ещё не спишь, то я, навееееерное, заеду…

— Иванов, ты дурак. У меня окно на кухне открыто и я слышу твой голос с улицы. Заходи уже.

На пороге моей квартиры он нарисовался мокрый и взъерошенный, с улыбкой Чеширского кота на губах и ямочками на щеках. Ну просто само очарование, удивительно крепко стоящее на ногах.

Иногда мне казалось, что пьяный Артём способен даже паять микросхемы, настолько чёткими и выверенными оставались его движения. Хоть бы раз врезался плечом в косяк, капнул на себя текилой или промахнулся мимо клитора! Но нет же — ювелирная точность появлялась в нём с первой дозой алкоголя и бесследно исчезала вместе с опьянением. Поэтому завтра утром мне стоило опасаться за сохранность всех хрупких — и не очень — предметов, которые могут попасться ему на пути.

— Мыыыы тут просто с Яном заееееехали в бар, — развёл он руками и аккуратно, не прекращая мило улыбаться, протиснулся мимо меня в коридор.

— То есть его появления под моими окнами тоже стоит ожидать? — недовольно поинтересовалась я, скрестив руки на груди, чтобы в полной мере показать Иванову, насколько я возмущена его поведением.

Я тут, значит, голову ломаю: как бы сделать вид, будто я его из своей жизни вычеркнула, но на самом деле этого не делать, а он по барам шляется! Ещё и с Яном, этим неисправимым кобелём!

— Неееет, ну что ты, Крольчоночек! Я же специально его деморализовал, — с гордостью воскликнул он и, призадумавшись и похлопав глазами, исправился: — Не то слово. Я его нейтрализовал! Напоил тааааак, что до завтра он уже точно вертикальное положение занять не сможет.

— И ты тоже!

— И я тоооооже, — улыбаясь, активно закивал головой крайне довольный собой Артём. — Можно я у тебя на диване сегодня посплю?

«Нет!» — хотела рявкнуть я злобно и перейти уже к той части нашего разговора, где ему приходится склонить голову в знак покаяния перед всеми высказанными мной претензиями, а потом обещать исправиться. И соглашаться на все мои условия. И даже десять раз повторить вслух: «Квадрат Малевича — это просто бессмысленный чёрный квадрат».

Тоже мне, искусствовед!

Но…

Он хлопал пушистыми ресницами и смотрел на меня чистым, невинным, полным надежды взглядом голубых глаз.

«Как котик из Шрека!» — сказало бы большинство.

«Как тот мальчик с его наброска», — подумала я, вздохнула и снова сдалась.

— Иди!

— Вон? — уточнил медленнее обычного соображающий Артём.

— На диван иди! — раздражённо пояснила я, смерив его строгим взглядом. Ему же всё было нипочём и, расплывшись в новой порции улыбки, он охотно воспользовался моей небывалой щедростью и юркнул в гостиную.

Решив завершить начатое, я всё же пошла на кухню, но пить больше не хотелось. Хотелось вообще чего-то такого… необычного.

Не замуж. И не завести ребёнка.

Подумав несколько минут, я пришла к неутешительному выводу: хотелось любви.

Как показывают фильмы, книги и наверняка какие-нибудь соответствующие статистические данные, даже взрослые и самодостаточные женщины иногда верят в сказки.

А для меня та самая «любовь» всегда была чем-то мифическим, вроде единорога или возможности выиграть билет на концерт Рианны по звонку на радио (эх, разбитые вечно короткими гудками телефона школьные мечты!).

Лет так до двадцати я искренне считала, что любила Яна. Прямо с самого первого знакомства, которое, правда, совершенно не помнила. Зато помнила мамино: «Дружи с Яном, он такой красивый, добрый, хороший мальчик! У вас так много общего!». А ещё папино: «Оооо, Наташка, бери Яна в женихи! Вырастете, свадьбу вам забацаем!»

Ну я же не дура! Мне сказали брать — я взяла. И плевать, что Ян сопротивлялся, как мог. И плевать, что под расплывчатым «много общего» подразумевались интересы наших родителей.

К Яну я привыкала так долго, что до сих пор не могу отвыкнуть. Но любила ли его? Нет, точно нет. Скорее, эгоистично хотела в собственное единоличное пользование, как уникальный элитный аксессуар и доказательство того, что не зря я столько лет упрямо впадала с ним в больные созависимые отношения.

А дальше шла череда мужчин, имён многих из которых я сейчас и не вспомню.

Ладно, я-то, конечно, всех вспомню, но приятнее делать вид, что нет. Настолько незначительную и проходную роль они играли в моей жизни.

Были симпатии, когда я оглядывала очередной экспонат с ног до головы, отмечала подходящую физическую форму и смазливое лицо, и только на основании этого бросалась в бой. Несколько неуклюжих моментов, парочка откровенных провалов, а потом я научилась ловко укладывать всех понравившихся мужчин на лопатки.

В своей постели, конечно же.

Но ничего из того, что так назойливо воспевают в песнях, показывают в фильмах или описывают в книгах, я так и не чувствовала. Никаких вспышек молнии над головой или ударов тока в сердце (хотя оно и к лучшему — мои духи не смогли бы перебить запах палёного), никакого озарения на тему «это точно ОН!», никаких тебе ночей без сна и мыслей только о нём.

Ни бури, ни урагана, ни цунами, ни землетрясения.

Ни бабочек в животе, ни звёзд перед глазами, ни сбившегося дыхания.

Ни-че-го.

И вот, в свои неоднозначные двадцать восемь я вдруг поняла, что хочу любви. Или влюбиться. Или просто понять, как это бывает и бывает ли вообще.

А вдруг все вокруг просто специально врут о любви, чтобы сбить меня с толку?

— Артём! — стоило мне плюхнуться на диван рядом с его коленями, как он тотчас же открыл глаза и даже кое-как сфокусировал взгляд на мне. — Что такое любовь?

— Не знаю, — пожал он плечами, поставив меня в тупик.

— Что значит «не знаю»?! — несколько тычков в бок он вынес вполне стоически, а потом и вовсе хихикнул, глянув на насупившуюся меня из-под полуопущенных ресниц. — Давай, вспоминай эту историю, как ты только встретил Мишу и сразу что-то там почувствовал и что-то там понял…

— Так это не любовь, — как-то укоризненно взглянул он на меня, будто приходилось объяснять вполне элементарные вещи. Мне бы такую рассудительность в пьяном состоянии. — Вот эти эмоции, которые сходу испытываешь к другому человеку, это влечение, заинтересованность, страсть. Они очень яркие и острые, вспыхивают моментально и поэтому могут так же быстро пройти. Если не перерастут во влюблённость.

Я молчала, Иванов тоже молчал. Мне-то показалось, что воспоминания о былых временах могут даваться тяжело, и ему необходима эта пауза, чтобы собраться с силами.

Но нет, душевная организация Артёма оказалась вовсе не такой тонкой и хрупкой, как я думала, и он просто внаглую задремал.

— Артём!!! — шикнула я, отчего он испуганно дёрнулся и снова распахнул свои глазищи.

— Да? Что?

— Ты остановился на влюблённости, — напомнила я, жалея, что оставила свой телефон на кухне и не могла сделать селфи. Та ехидная улыбка, что мне удалось изобразить, наверняка бы смогла стать новым эталоном стервозности.

— А… да, влюблённость. Влюблённость — это как второй год жизни ребёнка. Ты в восторге сам от себя и от окружающего мира. Каждая совместно сделанная мелочь кажется чем-то нереально крутым и новым: пройтись вместе за руки, съездить куда-нибудь, проговорить о чём угодно до самого утра. И трахаться хочется постоянно, невзирая на то, насколько подходящее для этого время и место.

Я громко фыркнула от последнего озвученного пункта, но Тёмка уже увлёкся своей философией и вовсе этого не заметил.

Если свести всю его речь к желанию трахаться, то мы с ним оба знали о влюблённости всё.

— Но влюблённость тоже недолговечна. Она заканчивается, и вместе с ней чувства могут уйти, а может родиться любовь.

— И что это? Что-то длинное, постоянное и, по-видимому, довольно скучное? — моего циничного юмора он не оценил, грустно вздохнул и прикрыл глаза.

— А любовь… — он задумался, прикрыл глаза и чуть понизил голос, — это ставить счастье другого человека превыше своих интересов и желаний. И делать для него то, что тебе самому может принести боль.

— Например, отпустить любимого к человеку с маткой? — я только хотела похвалить себя за знание толерантной терминологии лгбт-сообщества, но Иванов напрочь сбил меня с мысли, хрюкнув от смеха.

— Напримееер, — протянул он, — шесть раз за год смотреть тот ужасный фильм с Крисом Эвансом.

— Ах вот ты как!

— Или покупать чипсы с крабом, имея аллергию на морепродукты! — пафосно-трагичным голосом, будто одолженным напрокат у Яна, продолжал Артём.

— Глупенький, там же на самом деле нет краба, — снисходительно пояснила я, ущипнув его за бедро. Через джинсы всё равно не больно, но это помогало справиться с желанием вырвать из-под его головы подушку и отлупить Тёмку ею как следует.

— Хоть с крабом, хоть без краба, там внутри чистый яд! — Артём нагло фыркнул, а я даже проигнорировала очередное оскорбление в адрес любимых чипсов, безмерно умилившись тому, как он перенял от меня эту привычку фыркать, когда все аргументы были против, но признавать своё мнение ошибочным никак не хотелось.

И пока я раздумывала, пристать ли к нему с ещё каким-нибудь странным вопросом или просто пристать (я ведь ничего ещё не решила, значит можно!), совершенно пропустила тот момент, когда он притих и заснул.

Не веря своим глазам, я даже склонилась ближе и послушала, как он тихо и очень умиротворённо посапывает, параллельно вспоминая, что позапрошлую ночь Тёма провёл в аэропорту, поменяв билеты на более ранние после звонка брата, прошлую ночь просидел со своим рисунком, а утром был разбужен моими посягательствами.

Устал котёночек.

Тёмку я накрыла одеялом, сильно пожалев о том, что вовремя не успела отправить его в спальню. Всё же диван ужасно неудобный, да и в настолько пьяном состоянии он бы вообще не двигался во сне, а значит, спать на нём стало бы для меня ещё удобнее.

Сон никак не шёл — наверное, потому что я умудрилась отоспаться днём — и я всё крутилась в постели, рассуждая об услышанном.

Если верить мнению Тёмы, а так сложилось, что именно ему я всегда доверяла безоговорочно, то любить мне было не дано. Я же эгоистка до мозга костей!

Да чуть ли не единственным моим самоотверженным поступком за всю жизнь стал временный переезд к Иванову тогда, сразу после его расставания с парнем, хотя из-за этого мне приходилось аж на полчаса раньше по утрам вставать на работу.

И максимум боли, который я готова была выдержать — это провести целый день с ним в галерее современного искусства в Риме вместо того, чтобы потратить это время на шопинг.

В самых расстроенных чувствах я прямо среди ночи пошла на кухню. Налила себе холодной воды, задумчиво посмотрела в окно — столица красиво мерцала расплывающимися под моросящим дождём огнями — и, кажется, всё же смирилась с тем, что любить я буду только саму себя.

Но это тоже неплохо, так ведь?

Если справедливо посмотреть на то, насколько дрянной у меня на самом деле характер, то любить себя при таких вводных данных — почти что подвиг!

На обратном пути я заглянула в гостиную и поправила на Тёмке съехавшее почти до пола одеяло. Посмотрела на него, мирно спящего, тяжело вздохнула, признав, что поместиться сверху точно не смогу, а потом наклонилась и шепнула ему на ухо с ехидной ухмылкой:

— А картины Модильяни — детская мазня!

Артём встрепенулся и нахмурился сквозь сон, и я прикусила губу, чтобы не разбудить его своим смехом.

Будет знать, как с Яном по барам шастать, пока я пытаюсь страдать!

Как ни странно, после этой детской выходки я почувствовала себя капельку счастливой. И наконец-то быстро заснула с мыслями о том, что обо всех остальных проблемах подумаю завтра.

***

Когда наступило завтра, я сразу же поняла — обо всём нужно было думать вчера.

Голова болела так сильно, будто похмелье было у меня, а не у Артёма. Сам он, кстати, продолжал спать сном младенца, ещё и умилительно подложив себе под щёку обе ладошки — никогда прежде не замечала за ним подобного.

Наверное, потому что он всегда спал подо мной, да и поднимался неизменно первым.

«Колесова, ты вообще сбрендила?!» — вопило моё подсознание, стоило лишь вспомнить ход вчерашних мыслей.

Никакой любви мне больше не хотелось. Более того, впервые за очень долгое время на прямой вопрос «Чувствуете ли вы себя счастливым?» я готова была ответить уверенное ДА.

Даже со всеми проблемами, сомнениями, непонятными отношениями с мужчинами, вечным ворчанием недовольной мамы, тяжёлым грузом прошлого за плечами и разбитой какими-то мудаками машиной.

Единственное, что действительно требовало решения — это мой ответ Антону.

На самом деле меня совсем не пугало то, что у него был довольно взрослый ребёнок. После того, как я смогла найти общий язык с занудным и проблемным младшим братом Тёмки, да ещё и отсидеть с ним месяц взаперти, когда мы вместе заболели ветрянкой, меня уже никакими детьми не испугаешь.

Ну и волшебную силу угрозы ремня никто ведь не отменял, так?

Как и волшебную силу «жуй попкорн и смотри трансформеров, пока тётя Наташа отдыхает».

Да и сам Миловидов был — ну только не смейтесь — милым. И я на личном опыте знала, что в постели он тоже хорош.

Но…

Звонок в дверь заставил меня напрячься и насторожиться. Уверена, окажись за порогом Ян, я бы без сожалений и сомнений спустила его с лестницы.

А потом бы пригласила подняться обратно и спустила ещё раз.

Но на меня смотрел не кто иной, как Антон — чёртов жаворонок — Романович. А кроме его медовых глаз, на меня как-то больно уж выжидающе уставились и все алые бутоны роз, букет из которых он с самым счастливым видом сжимал в руках.

Огромный такой букет. Хватило бы раздать по немного всем нуждающимся в новой фотографии для социальных сетей.

Я даже сходу подумала, что нужно бы завтра взять цветы с собой и раздать по две штуки каждой из коллег. Не гвоздики, конечно, но я надеюсь, они и так поймут посыл о том, что в гробу я их всех видела.

— Наташа, а я к тебе! — слегка смущённо сказал Миловидов, протягивая мне увесистый букет.

— Ну хорошо, что не к одному из моих друзей. Хватит с нас уже этих неопределённых ориентаций, — буркнула я себе под нос, неохотно принимая цветы.

— Что?

— Да нет, ничего, — отмахнулась я, размышляя над тем, как бы отправить его восвояси дожидаться моего решения. А потом подумала, что так я в жизни ничего не решу, ведь планирование — вообще не моё. Только импровизация, только хардкор! — Иди на кухню, будем разговаривать.

То ли говорила я слишком громко, то ли судьба решила снова поставить меня в крайне глупую ситуацию, но именно в этот момент из гостиной вывалился растрёпанный, заспанный и растерянный Артём.

— Привет, — неуверенно сказал он и натянуто улыбнулся. Посмотрел на Антона, на меня, на цветы, снова на меня и вернулся взглядом к настолько же потерянному Миловидову. — А я как раз уже ухожу! Вот прямо сейчас! Ой, времени-то уже скооолько, вот это я проспал! — хлопнул он себя по лбу и действительно ломанулся прямиком в коридор.

Несмотря на внешнюю помятость, Иванов был в джинсах и футболке, так что ему не пришлось даже возвращаться в гостиную, чтобы собраться.

Узнала бы бабуля, что мужик после ночи у меня на утро просыпается полностью одетый, сказала бы, что я совсем пропащая.

Ужас как не хотелось разочаровывать бабулю!

— На кухню! — ещё раз строго сказала я, и Антон покорно скрылся из виду, ещё и захватив с собой букет, который я бесцеремонно сунула ему в руки.

Пусть сам такую тяжесть таскает, романтик хренов!

— Крольчоночек, — улыбнулся мне Артём, натягивая на себя куртку, — ты правда клёвая. Надеюсь, у вас всё получится, потому что ты заслуживаешь нормальных отношений. Будь счастлива.

Он чмокнул меня в лоб и быстро улизнул из квартиры, не став дожидаться моего скептического «Ты что, совсем дурак?».

Знаете, у меня две очень разных бабушки.

Первая бабуля ругается матом как портовый грузчик, травит байки про Одессу и любит вспоминать своих четырёх мужей и двадцать семь любовников.

Вторая бабушка цитирует Мандельштама, играет на флейте и до сих пор не разрешает родителям ночевать в одной комнате, когда они гостят у неё в доме.

И лишь в одном они обе всегда были солидарны друг с другом: как же тяжело с мужчинами…

Комментарий к В-седьмых, наслаждайтесь моими метаниями!

Всё, тема пьяных мужчин на диване Наташи раскрыта полностью))

А следующая глава уже последняя!

========== В-восьмых, послушайте, как всё было на самом деле. ==========

Артём.

Ну кто бы мог подумать, что дождаться такси в центре столицы в воскресенье утром окажется настолько сложной задачей.

Нет, на самом деле такси едет ко мне всего четыре или пять минут, но они воспринимаются очень уж долгими, когда стоишь около чужого подъезда и просто чертовски сильно хочешь убраться подальше отсюда, чтобы никому не мешать.

Будто мою кислую мину можно разглядеть или прочувствовать прямо сквозь стены и с высоты третьего этажа.

Вообще-то самое время ощутить себя одиноким рыцарем и непризнанным героем. Пафосные слова на прощание сказал? Сказал! Оперативно свалил, не дожидаясь, пока сами попросят? Свалил!

Но вместо гордости чувствую себя дебилом. Особенно пока приходится торчать под козырьком подъезда, потому что на улице до сих пор моросит дождь, а уже утопленный вчера в луже телефон начинает глючить и заедать от попадания на экран даже самых мелких капель.

Резвый «салярис» с шашечками тормозит напротив меня так резко, что стой я на метр ближе к дороге — оказался бы под бодрящим душем грязной воды.

Ну так-то первые несколько минут с того момента, как я проснулся, вполне выполнили функцию бодрящего душа. И если бы меня сейчас ещё и из лужи окатили, то пришлось бы признать, что никакой я не доблестный рыцарь, а обычный неудачник.

Наспех придуманное для себя утешение трещит по швам, распираемое логикой, но я держусь за него из последних сил.

Голова тоже трещит. Ох, как трещит-то! И так всегда после попойки с Яном, словно к интоксикации алкоголем прибавляется ещё и лёгкая степень отравления его неудовлетворённости жизнью, выбивающей меня из реальности быстрее, чем четыре Хиросимы подряд.

Зато вчера на его фоне я был просто охуительным везунчиком по жизни. Но то было вчера, а сегодня у меня уже совсем другая Хиросима, ужасное похмелье и желание удавиться ремнём безопасности.

Весёлый до безобразия водитель Махмуд душевно подпевает орущей на весь салон «За тебя калым отдам», а я готов отдать собственную почку, чтобы быстрее доехать до дома.

Тем более, судя по самочувствию, скоро мои почки всё равно составят компанию печени и уйдут в отказ.

Словно слыша мои мысли, Махмуд пролетает три светофора подряд на красный и, когда мы приближаемся к четвёртому, я было открываю рот, чтобы об этом сказать, но тут же закрываю его обратно.

Может быть, у человека дальтонизм, а тут я со своими комментариями. Ну некрасиво же как-то получится.

Тем более, что привычная дорога до дома сегодня заняла в два раза меньше времени.

— Хорошего дня, брат! — бросает Махмуд напоследок, и я ещё раз внимательно всматриваюсь в черты его лица перед тем, как вывалиться из такси.

Просто с такими родителями, как у меня, никогда нельзя отрицать возможность внезапно найти себе и пятого, и шестого брата.

Гертруда громко мяукает, трётся о мои ноги, не позволяя и шага ступить от порога, и смотрит на меня крайне ошалелым взглядом. Если бы могла, наверняка бы воскликнула возмущённо: «Иванов, ты вообще охренел?!» на манер Наташки.

Кстати, этот переход на фамилию в случае любого косяка был особенно удобен, когда мы собирались большой компанией. Всегда можно было обменяться взглядами с братом и синхронно сказать «Это про тебя!».

В квартире царит настоящий хаос: после перелёта я даже вещи разобрать не успел, так и бросив их в коридоре. А Гертруда добавила свои штрихи в это безобразие, по недавно приобретённой привычке разбросав весь свой корм по полу.

Интересно, сколько лет ей понадобится, чтобы научиться опять есть из миски? Теперь, когда никто не будет с завидной регулярностью сшибать и переворачивать её по утрам.

Решив, что после двух дней в коридоре вещи вполне могут полежать там ещё несколько часов, я развалился на диване и печально уставился в потолок.

Вообще-то это категорически неправильная тактика, потому что последний мой период вот такой грусти длился больше двух месяцев. Кажется, тогда я и в туалет поднимался только в те моменты, когда мочевой начинал давить уже на глаза, и вызвавшийся побыть моей бессрочной нянькой Максим с огромной надеждой смотрел на каждый мой внезапный подъём с дивана и с огромнейшим же разочарованием — на то, как спустя несколько минут я молча плюхался обратно.

Брат ужасно за меня переживал, а я переживал из-за того, что он переживает, и от этого становилось только хуже. Чтобы уберечь мои чувства, он даже совершенно перестал шутить, но это лишь уверило меня в мысли о беспроглядной безнадёжности произошедшего, и я начинал жалеть себя с усиленным рвением.

Зря Максим беспокоился, не решусь ли я вновь подсесть на наркотики. Чтобы их достать, пришлось бы поднять свою тощую задницу с мягкого сидения дивана, а с этим у меня как раз были огромные проблемы.

Боюсь представить, в какой бы тупик всё в итоге зашло, но все возможные отпуска, отгулы и больничные брата подошли к концу и он ушёл.

И вот тогда-то появилась ОНА.

Почему-то хочется сказать, что дверь в мою квартиру она открыла пинком, хотя я точно помню, как игнорировал один за другим звонки, не желая выползать в коридор и встречать очередную сиделку.

Вот сейчас, очень хорошо зная Наташу, я понимаю, что ей тоже было меня жаль. Иначе ничем нельзя объяснить, почему тогда я обошёлся без пары синяков и дёргающегося от испуга глаза, заставив её больше десяти минут торчать у себя под дверью.

— И ты тоже пришла меня пожалеть? — устало поинтересовался я и, не дожидаясь ответа, махнул рукой и пошёл обратно на свой диван.

— Э, нет, Иванов. Я пришла, чтобы ты понял, как хороша была твоя жизнь до моего в ней появления! — воскликнула Наташа со странным воодушевлением, полный смысл которого я понял уже к вечеру того же дня.

С Наткой мы после школы общались мало. Я был в отношениях с Мишей и мотался вместе с ним по всему миру, набирая себе портфолио, работая на заказ и просто путешествуя по тем маршрутам, которые большинство туристов, напротив, обходили стороной. Встречались мы только в периоды моего редкого возвращения в Москву, где мне всегда очень быстро становилось ужасно неуютно и хотелось поскорее сбежать.

Думал, что от прессинга разочарованного моим выбором профессии отца, показательного наплевательства матери, напряжённого отношения с родным братом, который не смог принять моей внезапно вспыхнувшей любви к другому мужчине.

Потом оказалось, что сбегал я всё время от себя. От признания многих совершённых по молодости ошибок, от необходимости понять, что из себя представляю и чего хочу от жизни.

Я всегда был жутким эгоистом. Руководствовался только собственным «хочу» и мало переживал о чувствах других людей, пока не влюбился первый раз и в полной мере не ощутил на себе, как импульсивные поступки или брошенные сдуру слова могут отзываться ноющей болью в сердце.

И Наташу, и Яна я упорно избегал, потому что мне было стыдно за случившееся между нами. Это сразу после того нелепого секса втроём, который на самом деле с натяжкой вообще можно было так назвать, я находил себе удобные оправдания. Ну например, о том, что лучше ведь я, чем кто-нибудь другой, а Ян бы точно не остановился и не оставил свою идею, услышав мой отказ.

Ну, мне нравилось так себя утешать. Ведь согласился-то я, даже не раздумывая.

И прошёл не один год с тех пор, прежде чем меня вдруг проняло муками совести. Тогда отличным решением показалось постараться просто не встречаться и не общаться с ними, чтобы лишний раз не приходилось думать о том, как я облажался.

О да, следующей после эгоизма моей характеристикой должен идти инфантилизм.

Но вот так вышло, что спустя десять лет, в течение которых мы лишь изредка переписывались о мелочах да встречались раз в пару месяцев, Наташа пришла меня жалеть спасать изощрённо добивать.

— Ну, и что у тебя случилось? — спрашивала она с таким скепсисом, будто я разводил трагедию из-за какой-нибудь мелкой царапины на крыле своей новой машины.

Мне даже хотелось огрызнуться и прогнать её, потому что правила пребывания в моей квартире включали в себянепременно скорбную мину на лице, старательное избегание всех тем, связанных с причиной моей тоски и несмелые попытки пожалеть меня, которые необходимо было демонстрировать максимально ненавязчиво.

Страшно вспомнить, каким же говнюком я тогда был!

— Пффф, ну подумаешь, разошлись, — фыркнула она, так и не дождавшись от меня никакого ответа, — да я расходилась больше раз, чем начинала встречаться, — глубокомысленно заметила Наташка и, посмотрев на хмурого меня, уточнила: — Или ты на самом деле так из-за носа переживаешь?

— А что не так с моим носом? — искренне удивился я, даже потрогав пальцами переносицу и пытаясь вспомнить, когда вообще последний раз видел своё отражение в зеркале.

Спустя время я пойму, что Наташа просто чёртов провокатор и манипулятор, но будет уже поздно: первый контакт состоялся, а после этого отвязаться от неё стало намного сложнее, чем уговорить энцефалитного клеща самого вылезти из тебя.

— Да ничего, ничего, — наигранно сладким голосом поспешила заверить она и добавила совсем тихо: — Обычный шнобель.

Я бы сейчас мог рассказать о том, как с Наташей оказалось интересно и хорошо, но… нет. Давайте-ка вернёмся к правде, где первый месяц эта коза изводила меня с завидным рвением, вовсю пользуясь тем, что я никогда не умел как следует злиться или обижаться, спуская все неприятные моменты на тормозах и быстро забывая весь негатив.

Ну, не считая того случая, когда мне на конкурсе рисунков в одиннадцать лет не дали призового места. Но это была просто вопиющая несправедливость!

— Ну сколько можно, а?! — со стоном вопрошал я, утыкаясь лицом в подушку и терпеливо вынося её попытки спихнуть меня с кровати прямо на пол. — Я же сказал, не поеду я никуда! Хватит меня третировать! У меня тонкая душевная организация!

— Что, прям совсем тонкая, да? Вы из-за этого расстались? — с печальным вздохом уточнила Наташа, тут же оставив меня в покое. — А я считаю, что размер душевной организации не имеет значения!

Вот тогда-то я впервые за несколько месяцев поднялся на ноги быстро, решительно и полностью по своему желанию. Жаль только, что мне не удалось её догнать и придушить, как хотелось: я никогда не обладал достаточной физической силой и недостаточным умом, чтобы вышибать дверь в ванную только ради этого.

На этот раз пялиться в потолок мне надоедает минуте на пятнадцатой воспоминаний. И не зная, чем можно себя занять — ещё и папку с набросками я снова забыл забрать у Крольчонка, беру телефон и набираю номер брата, мысленно благодаря своих племянников за то, что они неизменно будят родителей ещё на рассвете.

— А не сходить ли мне к вам в гости? — сходу заявляю брату максимально бодрым и весёлым голосом, минуя стандартные приветствия. Тот недолго молчит, а потом выдаёт прозорливое:

— Что у тебя случилось?

— Я что, не могу просто захотеть увидеться с родным братом?

— Да не в этом дело, просто голос у тебя слишком уж странный, — Макс выжидает, а я делаю вид, что дурачок, и вообще ему это всё просто показалось, поэтому он вынужден отступить и продолжить как ни в чём не бывало: — Пацаны будут очень рады. Они собрали ещё какие-то ненужные игрушки, вроде той машинки, и ждут, когда глупый дядя Артём снова обменяет их на огромного трансформера.

— Вот это я влип!

— Да-да, я же говорил тебе тогда, забери просто и всё, пока никто не видит, — усмехается брат, — но ты же сам заладил, что с детьми так нельзя обращаться! Так что теперь отдувайся. А ещё, кстати, Поля наверняка уговорит тебя сделать какую-нибудь поделку для Даньки в сад.

— Опять?!

— Последние две она делала сама. Воспитатели потом даже похвалили нас, мол, какие мы молодцы, что не стали вмешиваться, и позволили ребёнку творить самому, — на фоне его смеха слышится недовольное ворчание Полины, которое заканчивается возмущённым «Иванов, ты совсем сдурел?!», и мне вдруг снова становится невероятно тоскливо, словно кто-то убавил яркости в красках окружающего мира.

Вот и думай теперь, как жить дальше. Превозмогая грусть и гнетущие мысли о том, действительно ли у меня слишком большой нос.

— Может, ты сегодня заедешь? — предлагает Максим, выводя меня из транса, и я с ужасом понимаю, что мы всё ещё разговариваем, и по ту сторону телефонной трубки наверняка были слышны мои обречённые вздохи.

Докатились! Веду себя, как я сам образца трёхлетней давности.

— Нет, я сегодня занят.

— И чем же ты таким занят?

По правде говоря, занят я буду тем, что попытаюсь научиться грустить так, чтобы это не улавливал по голосу с первого же сказанного слова даже мой брат, эмоциональный диапазон которого за годы брака расширился с зубочистки до шпажки для канапе.

— У меня очень много дел.

— Не расскажешь, что у тебя случилось? — ещё раз прямо в лоб спрашивает он, и я мнусь, никак не решаясь озвучить то, что всё равно неизбежно скоро придётся признать.

— Нууууу… знаешь, я, кажется… — дальше слова никак не идут, и я только ещё раз печально вздыхаю. — Завтра расскажу.

— Хоть скажи, что мне приготовить под твои откровения: вино, виски, водку?

— Яд, — мрачно отзываюсь я.

— Ты столько общаешься с Колесовой, что тебя уже ни один не возьмёт, — ехидно замечает Макс, и именно в этот момент я натыкаюсь взглядом на отодвинутый к противоположной стене журнальный столик со стоящим на нём ноутбуком.

Когда-то он стоял около дивана, но потом диван стал слишком часто использоваться именно как место для спонтанного секса, во время которого мы постоянно опрокидывали этот долбаный столик, задевая ногами. Понадобилось оставить россыпь пятен на ковре от перевёрнутых кружек и стаканов, дважды отнести ноутбук в ремонт и один раз прищемить Гертруде хвост, прежде чем мне хватило ума всё же отодвинуть его от греха подальше.

Вот в самом прямом смысле от греха…

— Кстати, надо бы к тебе Колесову прислать! Ты рядом с ней всегда весёлый, — в шутку замечает брат, пока я тяну столик обратно к дивану и по окончании фразы картинно начинаю биться лбом о его поверхность.

Нет, этот мир точно сговорился против меня!

Почему-то я опрометчиво думал, что на этот раз мне не будет так плохо. Знал ведь заранее, на что иду. И понимал, что рано или поздно эта игра в «друзей» закончится.

Оказалось, что даже заранее произнеся про себя сотню раз «будет больно», потом всё равно охуеваешь от того, что это и правда больно!

Дети брата натурально сходят с ума, если судить по раздающимся в трубке воплям и плачу, и ему приходится отключиться, пообещав завтра из меня всю душу вытрясти.

Душа — это хорошо. Но лучше бы он как-нибудь вытряс из меня ту гору конфетти в форме сердечек, в которую внезапно превратились мои мозги.

Ну ладно, с внезапностью я погорячился. Процесс этот шёл долго и размеренно, и мне как-то совершенно не хотелось его тормозить.

Вообще-то у нас с Наташей не было вообще ничего общего, кроме глобальной неустроенности в этой жизни. Более того, я даже завидовал ей какое-то время, потому что на фоне меня — желеобразной и добродушной амёбы — она выглядела непрошибаемой скалой, от которой все трудности и проблемы просто отскакивали в сторону.

И думал я таким образом вплоть до того вечера, когда она впервые при мне напилась. А пьяная Наташа — это комочек умиления, дерзости и глупости, спутанных в равной пропорции.

Дерзость проявлялась в забавных и нелепых попытках отогнать от меня всех приближающихся ближе, чем на метр, особей женского пола. Иногда и мужского — тоже. И для неё не имели никакого значения ни возраст, ни внешние данные, ни цель приближения, поэтому под раздачу неизменно попадали официантки и просто выбравшие неправильную траекторию передвижения по клубу девушки.

Нет, конечно, Наташа потом в своей фирменной наглой манере заявляла, что я просто сам не успел заметить, как меня пытались склеить, а мне не оставалось ничего иного, как покорно с ней соглашаться.

Во-первых, злить Крольчоночка опасно для физического и психического здоровья.

Во-вторых, может меня и правда пытались склеить. Ещё в разгульные школьные годы, когда наркотики или алкоголь циркулировали в моей крови на постоянной основе, я успел пресытиться девичьим вниманием и обилием частого, случайного и беспорядочного секса, поэтому теперь даже не замечал повышенного чужого интереса, пока Наташа не тыкала меня в него носом, как нашкодившего кота.

Это в шестнадцать я по полдня думал, как бы присунуть кому-нибудь вечером, а ближе к тридцати мою голову с тем же фанатизмом занимали мысли о том, чтобы не забыть оплатить счёт за коммунальные услуги или съездить в сервис, потому что машина начала странно поскрипывать на задней передаче.

Глупость же пьяной Колесовой заключалась в том, как возмутительно прорывалась наружу её настоящая самооценка, оказавшаяся неожиданно и возмутительно низкой.

То, что в трезвом состоянии оправдывалось циничным и потребительским отношением к мужчинам и обычной любовью к ничему не обязывающему сексу, в пьяном честно отзывалось вопиющим «ну а какие у меня шансы найти кого-то получше?», ставящим в тупик «хватаю, что дают» и совершенно возмутительным «не мне привередничать».

И ладно, когда это был флирт с кем попало в ночном клубе. Но её аферы с сайтами знакомств сожрали мне больше нервных клеток, чем недельное заключение в тайваньской тюрьме или лопнувший в алжирской деревне аппендицит.

Хотя с последним я погорячился. В прямом смысле: благодаря начавшейся от острого воспаления горячке даже испугаться толком не успел, и всё произошедшее со мной можно было описать всем известным «упал-очнулся-гипс».

Но вместо гипса на память мне остался огромный, кривой и толстый, уродливый шрам, идущий от пупка до самого лобка. Это над ним однажды рыдала пьяненькая Наташа, под моим недоуменным взглядом выдавшая сакральное «Ты же чуть не уууууумер!».

Но это было уже многим после. А прежде мне приходилось отгонять от неё разных подозрительных мужиков (в общем-то, критерии подозрительности тех самых мужиков были настолько разными, что попадали под них примерно девяносто восемь из ста), и порой, наоборот, отгонять Наташку от мужиков.

И ездить за ней на другой конец Москвы среди ночи, чтобы забрать с неудачного свидания. И отваживать одного слишком настойчивого поклонника, причём делать это так, чтобы сильная и самодостаточная коза об этом не узнала.

Всё равно это были лишь сущие пустяки в сравнении с тем, что она сама сделала для меня. И так мне удавалось хоть ненадолго почувствовать себя нужным.

Наверное, это очень забавное заявление для человека, у которого есть даже свой международный фан-клуб.

И вот мы подобрались к последним странностям пьяной Наташи Колесовой. Тем самым, которые я со своей врождённой извращённостью называл милыми.

Ещё с рассказов Яна и нашей школьной дружбы я знал, что она часто забывала то, что делала и говорила под воздействием алкоголя. Но не придавал этой информации особенного значения: кто из нас не напивался так, чтобы на утро с трудом вспоминать своё имя?

Ну ладно, ладно, вы все молодцы. А со мной по пьяни такое случалось, что и вспоминать стыдно, не то, что рассказывать.

В общем, я опрометчиво положил на все предостережения ту часть своего тела, чей размер не имел значения (в отличие от толщины моей душевной организации) и сделал это очень зря. Так уж сложилось, что забывала Наташа исключительно те моменты, когда под конец вечера — середину ночи — начало утра неизменно лезла ко мне целоваться.

Я относился к этому очень спокойно и даже не до конца верил, что она и правда ничего такого не помнит, списывая это скорее на смущение и нежелание обсуждать произошедшее.

Ну и кто из нас по пьяни… А, чёрт!

Думаю, и так уже понятно, что в моей жизни было так много всего, что удивить или смутить меня очень тяжело.

Это чуть позже я пойму, что Наташа тоже знакома с понятиями о стыде и смущении лишь вскользь. Ну, произойдёт это примерно тогда же, когда она станет Крольчонком.

А в те далёкие времена я предпочёл просто помалкивать и спускать всё на тормозах. Первые раз… много. Пока однажды я не попробовал затащить её в постель, используя проверенный тысячами мужчин способ «ты привлекательна, я чертовски привлекателен, так чего время зря терять?».

Не прокатило.

— Между прочим, по статистике восемьдесят восемь процентов переспавших друзей разочаровываются друг в друге и перестают общаться! — с умным видом, но крайне заплетающимся языком втолковывала мне Наташа.

— Ты ведь это только что придумала? — грустно вопрошал я, уловив её взгляд, с трудом сфокусировавшийся на табличке с номером нашего столика.

Восемьдесят восьмым номером.

— Пффф, — фыркнула Наташа и махнула рукой, чуть не сбив со стола стакан, — конечно же. У меня паршивая память на цифры. Но зато, Иванов, отличное вообрашшшшш…

Видимо, последним словом всё же должно было быть «воображение», но разговаривать во время поцелуев даже у супер-женщины Наташи не получалось.

Но самым забавным стало то, что утром она просто не поверила в эту историю, приняв всё за мою шутку.

И ещё раз.

И ещё.

Я чувствовал себя совсем как Адам Сэндлер (интересно, а ему тоже говорят про большой нос?), только вот количество первых поцелуев у нас давно перевалило за пятьдесят.

За двести пятьдесят.

А вот количество своих абсолютно провальных попыток уломать её на секс я лучше не буду озвучивать. Надеюсь, что дело было всё же в размере носа, а не душевной организации.

— Ну один разочек! Ты всё равно утром ничего не вспомнишь! — в отчаянии восклицал я и даже заломил бы руки, но в них очень комфортно умещались её мягенькие выпуклости, и оставлять их без поддержки совсем не хотелось.

— Да за кого ты меня принимаешь?! — возмущённо отвечала мне Наташа между поцелуями.

Ну и правда, за кого? За моё персональное проклятие и насмешку от судьбы, вернувшей должок за то, как раньше мне достаточно было широко улыбнуться, чтобы залезть какой-нибудь девушке в трусы.

Стоит ли описывать весь спектр моего удивления, когда закончилось — ну, на деле скорее началось — всё тем, что она сама же и затащила меня в постель?

— Ох, как неудобно получилось, — качала потом головой Наташа, при этом не забывая всем своим довольным видом демонстрировать, что ей очень даже удобно.

— Да, это было так неожиданно. Так непредсказуемо, — вздыхал я, непомерным усилием воли сдерживая рвущийся наружу смех. А ещё, стараясь не показывать чрезмерного воодушевления от внезапно свалившегося мне не совсем на голову счастья, милостиво пояснял: — Но я, в принципе, не против. Что поделать, раз уж так всё вышло…

Ох, как же всё в итоге паршиво вышло.

Вроде я очень чётко понимал и безоговорочно принимал свою роль этакого эскиза на тему нормальных отношений в ожидании, когда придёт вдохновение для полноценной картины. И знал, что рано или поздно всё закончится примерно так — на этот раз обошлось хотя бы без долгого откровенного разговора и моих постепенно округляющихся глаз и ухающего вниз сердца.

А всё почему? Потому что благодаря стремлению Крольчонка влипнуть в какую-нибудь херню, моё сердечко просто не успевало возвращаться на своё нормальное место, давно уже обосновавшись около пяток.

Правда, тогда совершенно непонятно, что же сейчас так болит в груди?

Увы, реальность такова, что меня не назовёшь приемлемым вариантом для планирования, создания или поддержания серьёзных отношений или семьи. Я даже не знаю, с чего стоит начать перечисление своих недостатков: с не совсем традиционной ориентации, пристрастия к наркотикам в прошлом, странного чувства юмора или не укладывающегося в общепризнанные стандарты мужественности характера?

Ну, хотя бы точно знаю, что в конце этого списка можно дописать «возможно, слишком большой нос».

Бедная Гертруда нерешительно пытается вырваться из моих крепких объятий, не справляясь со всей силой обрушившейся на неё внезапно любви.

Как там говорят? Если любишь — отпусти.

Вот и мне приходится второй раз за это утро разжимать объятия — сначала ментальные, теперь физические.

— Предательница, — обиженно высказываю я кошке, до сих пор пытаясь делать вид, что ничего не произошло.

Наверное, у меня получается. По крайней мере, хочется в это верить.

В конце концов, на этот раз я уже не лежу на диване, как убитый, а сижу на нём же. Бодренько так сижу, хватает сил даже руками изредка шевелить и громко обречённо вздыхать.

Сейчас как соберусь с силами, как встану!

К слову, несколько настойчивых ударов в дверь действительно говорят о том, что мне придётся встать. И если это Макс всполошился и приехал снова меня опекать, то мне нужно быть чертовски убедительным в наигранном веселье, чтобы прогнать его домой.

— Сюрприз! — восклицает стоящая на пороге Наташа и кровожадно ухмыляется. Потом бесцеремонно пихает мне в руки пакет из магазина, в котором, судя по шелесту, лежит не одна пачка чипсов, заходит в квартиру и даже закрывает за собой дверь.

Не представляю, какое у меня выражение лица в этот момент, но в мыслях абсолютная пустота с завываниями ветра и изредка прокатывающимся перекати-полем вопроса, что она здесь делает.

— Что, Иванов, рано ты обрадовался, — хмыкает она, — я ещё не успела как следует испортить тебе жизнь. А бабушка всегда говорила, что нужно сначала закончить одно дело, и только потом браться за следующее.

Я растерянно наблюдаю за тем, как она раздевается, моет руки и плюхается на тот самый диван в гостиной. Хожу за ней по пятам с пакетом в руках и только хлопаю глазами, вообще ничего не понимая, а Крольчоночек и не думает объясняться.

— Так, не мельтеши перед глазами! Садись, будем новый сериал смотреть. Он без Криса Эванса, — заверяет она и, взглянув на меня, закатывает глаза. Путём нехитрых вычислений понимаю, что реакция эта на мою неконтролируемо широкую придурковатую улыбку.

Ничего не могу с собой поделать и продолжаю улыбаться, пока суетливо бегаю на кухню, принося стаканы и сок, мисочку для её чипсов, и когда по инерции пытаюсь подоткнуть ей под спину подушечку, получаю убийственный взгляд.

— Ой, — только развожу руками, показывая, мол, бес попутал.

Вот он, бесёнок, раскинулся на моём диване так, что мне снова придётся демонстрировать чудеса акробатики и выносливости, чтобы сначала занять оставленное мизерное место под её длинными ногами, а потом на протяжении всего фильма придерживать, чтобы не свалилась с меня.

Это я ни в коем случае не жалуюсь. Скорее пытаюсь похвастаться, что ближайший час мои ладони не покинут её попу без веской причины.

На самом деле мне хочется её всю стиснуть и воскликнуть «Ты пришла!», но что-то мне подсказывает, что стоит сначала морально подготовиться отхватить свою порцию пиздюлей за то, что я ушёл.

— Тут снимается Киллиан Мёрфи. Он тебе точно понравится, — тем временем говорит Наташа, щёлкая кнопками на пульте. Потом смотрит на меня и с ехидцей добавляет: — Не в том смысле! Хотя может и в том. Кто тебя поймёт, извращенца!

Я согласно киваю: да-да, кто меня ещё поймёт. Потом безропотно терплю несколько щипков за ногу, которые смягчает плотная джинсовая ткань. Потом утыкаюсь носом ей в шею и получаю удар локтем в бок.

Ох, кто-то очень зол. Удивительно даже, что в её пакете не лежала плётка — от Крольчоночка и не такое можно ожидать.

Главное — не шутить про БДСМ. Не сейчас. Не в ближайший месяц. Потому что все самые лучшие идеи по своему моральному истязанию я прежде по глупости подкидывал ей сам. Не хватало подкинуть ещё и идеи для истязания физического.

— И вообще, я считаю, что нам нужно сменить тип отношений! — уверенно заявляет она, и я снова быстро согласно киваю головой, и только потом, сквозь слой расплавленного ванильного зефира в своих мозгах понимаю смысл сказанного.

Я не буду шутить про БДСМ, я не буду.

— На «раб-хозяин»? — вырывается из меня по инерции.

Блять!

Язык мой — враг мой. А ей — друг. Не зря же их связывает несколько лет тесного общения.

По мере того, как загораются огнём предвкушения её зелёные глаза, я утешаю себя тем же самым, что повторял последние несколько часов: иногда ради счастья любимого человека приходится делать то, что принесёт тебе боль.

Чуть позже у меня будет время подумать обо всём произошедшем, сделать выводы о том, что самый тупенький в нашей паре всё же я, и горько пожалеть о своих действиях в это злополучное утро. И не только о своём поспешном и необдуманном уходе.

Когда вечером я повезу в ремонт разбитый ноутбук, слетевший с перевёрнутого нами журнального столика.

Комментарий к В-восьмых, послушайте, как всё было на самом деле.

Это всё, но не всё!

В понедельник будет ещё одна глава, которую я хотела выложить потом бонусом, но она как-то взяла и начала сразу писаться, так что станет эпилогом этой истории.

А ещё я вам честно скажу: когда я придумывала эту историю, Наташа спокойно себе сходилась с Антоном. Я делала для себя короткие пометки по сюжету, и на том моменте, где Тёма целует её в лоб и уходит, до меня вдруг дошло, что никакие они не друзья! рубрика автор с шизофренией

========== В-девятых, пожелайте мне удачи и расходимся. ==========

Я зарекалась не пить? Зарекалась!

Но что-то снова пошло не так. Вернее, всё шло просто отлично, а не так стало только теперь, когда моя попытка поднять голову заканчивается позорным ударом носом о мягкую поверхность.

Мягкая поверхность подо мной оказывается сладко спящим Артёмом, и я тут же расслабляюсь, переставая дёргаться в конвульсивных попытках встать с кровати. Если он до сих пор не на ногах и не бегает вокруг меня с круглыми глазами и запущенными в волосы пальцами в попытке их выдрать, значит, вчера я ничего такого не успела натворить.

Ну, как на Новый год, когда умудрилась потерять свой телефон. И за те два часа, что я добиралась домой из-за пробок и начинающихся массовых гуляний, он практически успел подать меня в розыск ФСБ.

Нервный у меня котик. Одомашненный.

Теперь бы только вспомнить, что происходило вчера. Кажется, мы отмечали день рождения. Чей-то.

И раз я отлично помню, какие прекрасные непотребства мы устроили на день рождения Тёмки, значит, он уже прошёл. А у следующего у кого день рождения? Правильно, у Полины.

Итак, сейчас мартовское утро, и вчера мы с девочками явно отлично повеселились. Вспомнить бы ещё, что именно происходило, и почему моя внутренняя саркастиня сейчас мечется в панике и приговаривает «Ой, мамочки родные!».

Я устраиваюсь на Тёмкиной груди поудобнее и пытаюсь медленно восстановить события предыдущего дня.

Мы с подружками собирались в суши-баре. Звучит очень безопасно, не правда ли? Ну серьёзно, какие приключения могут поджидать трёх немолодых рассудительного возраста женщин в царстве риса и бамбуковых палочек?

Под звон бокалов с шампанским звучали поздравления и пожелания настолько сладкие, будто мы снимались в рекламном ролике для какого-нибудь женского сообщества.

А потом Рита вдруг призналась, что никогда не пробовала текилу. И что за подругами мы бы были, если бы не бросились тут же исправлять эту вопиющую несправедливость?

Несправедливость исправлялась с задором и возрастающим весельем. В прикуску к кислому лайму пошли бодрящие шуточки, а к дорожке из соли — пикантные откровения. И атмосфера за нашим столиком всё сильнее начинала походить на ремейк «Секса в большом городе».

Прозвучала мысль о том, что этот год отлично подходит для того, чтобы Ивановых стало на одного человека больше. Я охотно покивала головой и даже заметила, что не хватает им девочки, по внезапной наивности решив, что так Полина сообщает нам о своём желании пойти за третьим ребёнком.

Уверена, все уже догадались, что речь шла обо мне.

Вообще-то обсуждать наши с Артёмом отношения я не особенно любила. Потому что тогда приходилось вспоминать о событиях шестимесячной давности и снова признавать, что я оказалась просто поразительно тупенькой, до последнего не понимая и не замечая тех очевидных вещей, о которых, как потом выяснится, знали все вокруг меня.

Нет, серьёзно, даже все бесчисленные намёки от Тёмки я упрямо пропускала мимо ушей и воспринимала как шутки. Ну такие очень странные шутки, после которых часто хотелось картинно грустно вздохнуть.

Но грустно вздыхать — не для меня.

Как и пытаться догадаться о чужих чувствах.

Как и понимать свои собственные. Увы, мои способности к самоанализу так и остались на уровне «понять за полчаса, туфли изумрудного или сапфирового цвета я хочу купить сильнее».

Наверное, стоит сказать огромное «спасибо» тому, что Иванов чертовски плохо умеет скрывать свои настоящие эмоции. Потому что в моём сознании что-то начало переворачиваться только в тот момент, когда он нёс чушь про «желаю счастья», но смотрел на меня при этом глазами вышвырнутого на мороз котёнка.

А потом, вполуха слушая Антона — ох и весело нам теперь вместе работать — Романовича, я сопоставляла свои воспоминания, впечатления и ощущения с тем, что общественным мнением принято называть «серьёзными отношениями», и медленно начинала понимать одну странную вещь.

Получается, у меня как будто бы уже были эти самые серьёзные отношения. Просто как-то… несерьёзно.

Нет, ну меня никто не встречал грозно сдвинутыми к переносице бровями за опоздание в полтора часа, не устраивал скандалов на пустом месте, не заставлял меня ревновать и сам не ревновал до одури (вот и зря, кстати! Что это — попустительство моей безалаберной натуре?). Всё у нас было как-то просто, легко и почти играючи — ничего общего с тем, как я привыкла воспринимать настоящие отношения и какими запомнила их по нескольким совместным с Яном школьным годам.

При этом ценность Артёма в своей жизни я очень хорошо понимала. Ну ладно, не понимала, а скорее чувствовала, потому что объяснить эту привязанность, заботу, внимание и прочие не совсем свойственные для меня вещи логически никак не могла.

А кто во всём виноват? Ну конечно же не я!

Вот сам Артём и виноват. Должен был как-то доходчиво донести до меня происходящее. Зря, что ли, я его умным и рассудительным называла?

Ну а ещё виноваты все эти фильмы, с детства промывающие мою и без того мало обременённую мозгами головушку. Те, где чувства обязательно должны вспыхнуть с первого взгляда и перекрыть собою весь белый свет. Где не важен социальный статус, кошек вы любите или собак, кто на какой половине кровати предпочитает спать и не подрывается ли ваш суженый в шесть утра, когда сами вы любите спать до обеда.

Ладно, стоит отметить, что большая часть этих факторов и правда не играет никакой роли. Просто никто не пояснил, что «с первого взгляда» — это не аксиома. И даже статистика охотно это подтверждает.

Иногда нужно время. Много времени. Пару месяцев, год, десяток — чёрт знает.

А с другой стороны, какая разница, когда именно дружба может превратиться в любовь? Главное, не упустить момент чёткого осознания этого факта.

Не упустить. Разозлиться. Офигеть. Снова разозлиться — теперь уже на себя. Выпроводить другого ухажёра за порог, параллельно выдав ему длинную, поучительную и пронизанную сарказмом тираду о важности некоторых людей в своей жизни, способности принять свои прошлые ошибки и попытаться исправить то, что исправить ещё возможно.

Я вообще-то плохо помню, что и как именно говорила; ну вы же помните, импровизация — это моё сильное место, а память — слабое, тем более мысли мои тогда были уже совсем в другой квартире. Но Миловидов понял всё, как… как Миловидов.

Мужчины с придурью — это вообще, кажется, уже неотъемлемая часть моей странной жизни.

И решайте сами, в чём сильнее проявилась его придурь: в том, что мы остались в нормальных дружеских (точно дружеских!) отношениях, или в факте того, что, вдохновившись моими словами, он вернулся к своей первой жене?

Ну как вернулся… Возвращается. И хорошо, что мы с ней не знакомы, иначе этот процесс доставил бы ему ещё больше боли.

И всё же неплохо было бы вспомнить, что я делала вчера вечером.

Я в квартире у Артёма — ничего удивительного в этом нет, на самом деле, потому что в своей я вообще появляюсь крайне редко. Сначала просто он отвозил меня на работу и забирал с неё на своей машине, а потом я всё же смирилась с тем, что мою ласточку будет слишком неразумно восстанавливать и согласилась на новую машину, точь-в-точь такую же внешне, только с максимальным набором опций. Всё равно оплачивали её те камикадзе, которые согласны были вообще на что угодно, сообразив, что случайно пошли против Валайтиса.

Всё же от Яна в моей жизни тоже была польза. Хорошо, что сколько его из неё не вычёркивай, он, как стервозное настроение, всегда возвращается.

Вот и я возвращалась в квартиру Тёмки, иногда сама не в состоянии объяснить, как это получалось. Выезжала с работы домой, а задумавшись по дороге, приезжала… пожалуй, слово «домой» здесь тоже подходит очень точно.

А Тёмка-то меня вчера ждал! Отчётливо помню, как мой пальчик только коснулся кнопки звонка, а дверь уже приветливо распахнулась, чуть не сбив меня, в пьяном состоянии не очень устойчиво стоящую на шпильках.

Шпильки в конце зимы — это, конечно, смело. Вон как Иванову повезло с настолько смелой и не повезло с настолько же безрассудной мной.

Особенно вспоминая о том, что произошло дальше.

— Мы тут решили, что ты… — сходу начала говорить я, громким и уверенным голосом оповещая о своём решении весь подъезд.

— «Мы» — это кто? — с лёгкой улыбкой поинтересовался Тёмка, прерывая меня на самом интересном и ответственном месте и тут же затаскивая за руку в коридор.

— Мы — это я, Полина и Рита, — без запинки отчеканила я, посылая ему укоризненный взгляд, не долетевший до адресата. Потому что Иванов был очень занят, отряхивая с моих волос и шубки прилипшие снежинки, а потом выжидающе посмотрел на меня с насмешкой, будто говорящей «и всё?» и вынудившей неохотно добавить: — И текила.

— Так, ответственный за все ваши гениальные идеи найден, — со смешком отозвался он и, заметив, как я надулась, мурлыкнул примирительно: — Ты продолжай, продолжай, Крольчоночек!

— А ты меня не перебивай! — буркнула я. — Мы решили, что ты просто обязан на мне жениться!

Мне бы сейчас простонать в голос и постучать себе по голове, чтобы оценить, насколько гулкое эхо станет ответом. Но будить Артёма совсем не хочется. Не то, чтобы мне было совсем уж его жалко, а вот себя — очень! Это сколько же шуток с его стороны мне придётся выдержать после такого заявления.

При том, что первая его реакция была вполне нормальной. Кажется. Если сильно постараться и напрячь память…

— Прямо сейчас? — спросил он, не раздумывая, и мельком глянул на часы на своём запястье.

— Вот прямо немедленно! — с сарказмом протянула я, тоже посмотрев на часы.

А что, время-то всего лишь без четверти одиннадцать вечера субботы. Вообще самое идеальное время для заключения брака!

— Ну ладно, — пожал плечами Тёмка и начал снимать с крючка свою зимнюю куртку.

— И что, ты пойдёшь в этом? — нахмурилась я, скептически оглядев его красную футболку и голубые джинсы.

— Ну вот, ещё и печати в паспорте нет, а тебе уже что-то не нравится! — ворчание Артёма доносилось до меня отрывками, пока он тащил меня к себе в спальню, где раскрыл дверцы шкафа и махнул рукой: — Выбирай.

Хорошая была игра, весёлая. Я перерыла все его полки, нашла себе очень клёвую рубашку серебристо-серого цвета, которая отлично оттеняла цвет моих глаз и эффектно выглядела с чёрными замшевыми ботфортами, а потом вынуждена была обратить внимание на повторяющиеся назойливые смешки Артёма.

Вспомнила, что переодеваться должен был он, а не я.

Ничуть не растерявшись и не смутившись, фыркнула и переодела и его тоже. Так красиво получилось, что не удержалась и полезла к нему целоваться — хорош котик, к такой улыбке всё подходит!

Так, вот на этом-то всё и закончилось, верно?

Артём на месте, хоть и с голым торсом, зато в тех же брюках. Я тоже тут, правда, почему-то в его рубашке: или я вчера заснула раньше, чем нужно было снять одежду, или напилась настолько, что не стала её снимать.

Ну… бывает.

А сейчас бы постараться вздремнуть ещё немного, вдруг головная боль хоть немного утихнет.

Но сквозь плотно сомкнутые веки передо мной начинают вырисовываться какие-то расплывчатые образы и фигуры, постепенно приобретающие чёткость и ясность. То ли воспоминания о забытом старом сне, то ли исподтишка подкрадывающиеся новые сновидения.

Мы с Артёмом сидели у него в машине и ожесточённо спорили. Ну ладно, ладно, на самом деле не было никакого ожесточения, да и спором это можно было назвать только с натяжкой. Просто он уговаривал меня выйти из машины, а я упрямо мотала головой и крепко держалась обеими руками за ремень безопасности.

— Сейчас же ночь! — восклицала я, с укором глядя на широко улыбающегося Иванова.

— Ты же сова, ты любишь все важные дела откладывать на ночь, — он говорил так рассудительно и спокойно, что хотелось из вредности показать ему язык.

Хотя сам предмет спора как-то плохо вязался с рассудительностью и отдавал скорее полным сумасшествием.

— Я люблю! А работники ЗАГСа, может быть, любят ночью спать. Или есть. Или трахаться. Но точно не сидеть внеурочно на работе!

— Этот круглосуточный, — безапелляционно заявил Тёма.

Я хотела было что-то возразить съязвить, но повернула голову и действительно заметила во всех окнах жизнерадостного голубого здания горящий свет.

Слишком уж знакомого здания, кстати.

— Подожди, мы на соседней от тебя улице?!

— Да.

— Но ты вёз меня сюда полчаса!

— Ждал, пока ты потеряешь бдительность, — и глазом не моргнув, пояснил Артём, не забыв подытожить свои слова очаровательно-невинной улыбкой. Убью наглеца! И словно прочитав мои мысли, он продолжил уговоры: — Если ты убьёшь меня после похода туда, то можешь получить половину моих денег и имущества. Правда, не уверен, что они тебе понадобятся в тюрьме, но хоть какой-то толк от меня будет.

Остроты уже крутились на языке, но тут двери здания распахнулись и наружу высыпала небольшая компания, в центре которой шла настоящая невеста в пышном шёлковом платье и светлом манто под руку с кем-то, очень напоминающим жениха.

По крайней мере, выражение лица «какого хрена я только что натворил?!» было при нём.

И в этот момент я немножечко струсила. Самую малость. Ну так… просто попыталась выскочить из машины, чтобы убежать обратно к Тёмке домой.

Не учла только степень своего опьянения. И надёжно прижимающий меня к сидению ремень безопасности. И заблокированные прозорливым Ивановым двери. И обувь, в которой добежала бы я только до ближайшего заледеневшего участка, а потом бы уже поехала: повезло бы — на попе, не повезло — носом вперёд.

Кажется, происходящее набирало неожиданно серьёзные обороты.

— Но я не могу выйти за тебя! — воскликнула я в панике.

— Почему это?

— Потому что ты меня не любишь! Вот! — для пущего эффекта мини-представления «типичная женщина» я даже разок шмыгнула носом.

Не сработало.

— Как это не люблю? Очень даже люблю.

— А вот я тебя не люблю! — высокомерно бросила я, даже голову задрав повыше и скрестив руки на груди. Потом осторожно покосилась в его сторону одним глазом, но не рассчитала силы и получилось, что вся съехала набок, больно стукнулась локтем о коробку передач и почти положила голову ему на плечо.

Ох-ох, что-то не то творилось с моей самодостаточностью.

— Конечно же любишь, — ничуть не смутившись, парировал Артём.

Нет, ну он точно издевается!

— Я просто передумала выходить замуж! — попробовала я продвинуть последнюю, откровенно самую неубедительную отмазку. Хотя куда уж там, все предыдущие тоже особенной убедительностью не отличались.

— Пфф, а я уже настроился! — фыркнул он, по уже сложившейся умилительной привычке передразнивая меня же.

Хорошо, что мне всё же нашлось, что на это возразить и не наделать глупостей.

Нашлось же? Удалось?

До последнего надеясь, что это всего лишь сон или вольный полёт моей разыгравшейся фантазии, я стараюсь прикинуться мертвой, ощутив первые шевеления Артёма под собой. Потом понимаю, что подобная тактика всё же не моё, и чертыхаюсь, думая о том, что ему самому следовало бы прикинуться мёртвым, если всё это правда.

— Ой, Крольчоночек, это я тебя разбудил? — сладко бормочет мне на ухо Тёмка, и я вмиг успокаиваюсь, не услышав ехидного «жёнушка».

Можно выдохнуть: никто не покусился на мою драгоценную свободу.

И слегка оскорбиться: а почему это он не покусился на мою драгоценную свободу?!

— Меняю воспоминания этой ночи на кружку твоего фирменного кофе! — как-то так сложилось, что после этой фразы мне уже заранее становится смешно, немного страшно и совсем чуть-чуть стыдно.

Артём же ловко выбирается из-под меня — годы тренировок сказываются — и выскальзывает из спальни. А я закатываю глаза и неохотно плетусь на кухню, где огибаю миску с кошачьим кормом, всё равно наступаю ногой на разбросанные Гертрудой по полу шарики, снова чертыхаюсь и щёлкаю кнопкой чайника.

А потом натыкаюсь взглядом на свою правую руку, где у основания безымянного пальца синей шариковой ручкой нарисован ободок, внутри которого каллиграфическим почерком выведена надпись «колечко».

— Артёёёём!!! — кажется, от моего крика даже стены дрожать начинают.

Вот же жлоб. Мог бы хоть дописать «с бриллиантом».

— Ты только не нервничай! — бодро начинает Тёмка, замирая в дверном проёме, ведущем на кухню.

Вы же посмотрите, котёночек меня боится!

И правильно делает.

Хорошо хоть не добавляет, что мне нельзя нервничать. А то мало ли чего я ещё не помню о прошедшей ночи.

Например, именно сейчас, глядя на его ничуть не выражающую вины широкую улыбку, я отчётливо вспоминаю, как мы стояли в зале регистрации и я нервно хихикала под аккомпанемент долгой и пафосной речи тётеньки напротив нас.

— Это она просто не может поверить своему счастью, — совершенно серьёзным тоном заверил работницу ЗАГСа Иванов, но я-то знала его слишком хорошо, чтобы понять, что сам он тоже сдерживал смех из последних сил.

А потом мы что-то подписывали. И забирали документы. И я угрожала рассказать всем, что он воспользовался моей слабостью и принудил к этому отвратительному поступку.

Артём кивал головой и со всем соглашался. Или это было только в зале регистрации? Пойми теперь разбери, всё как в тумане.

Да пропади пропадом эти коварные суши-бары.

Так, домой мы попали не сразу. Сидели в машине. А нет, не сидели — лежали.

Оу. Вау. Хмм.

Так, сделаю вид, что про это я не вспомнила. Как всегда красноречивый и подробный пересказ Артёма сойдёт за хорошую прелюдию.

— Всё вспомнила? — уточняет он, что-то определённо считав по меняющемуся выражению моего лица.

Посмотрите-ка на него, какой довольный! Всю статистику мне портит!

Ну ничего-ничего. Я ему тоже испорчу. Жизнь.

Ну и пусть за последние пару лет как-то наоборот всё получилось, и теперь он полон энергии, счастья и дурости, которая подталкивает его поддерживать мои пьяные идеи.

Посмотрим лет через десять, кто кого.

И только я хочу возмутиться — сама ещё не знаю, чему именно, потому что поводов оказывается слишком много, как внезапно появляются самые последние воспоминания.

Такие прям… как финальная вишенка на трёхъярусный торт нашей неадекватности.

Мы только вернулись домой после ЗАГСа и я терпеливо дожидалась, когда же Тёмка ляжет на кровать, чтобы забраться на него и уснуть.

— А детей ты не хочешь завести? — спросил Артём, и из-за царящей в спальне темноты я не смогла увидеть, серьёзно он или придуривается.

Хотя по нему вообще никогда точно не скажешь.

— Не знаю. Мне нужно посоветоваться, — буркнула я, еле сдерживаясь, чтобы не заснуть, пока он копошился около кровати.

— С кем?

— Со статистикой. И с текилой.

— Ну лаааадно, — протянул Тёмка, наконец-то плюхнувшись на кровать. И замолчал. Нет, я, конечно, и сама хотела, чтобы он замолчал, но теперь это выглядело слишкомподозрительно и совсем не в его духе.

А где же положенные мне «ути-пути, Крольчоночек, ну пожалуйста, поговори со мной»?

Ради кого я тут ерепенюсь, ради себя, что ли?

— Иванов!

— Да, Крольчоночек? — со смешком отозвался он.

— Я чувствую, что ты от меня что-то скрываешь!

— Да как можно! Никогда! Я что, себе враг, что ли?

— Судя по последним событиям — да! — вообще-то я очень хотела врезать ему как следует, но бить лежащего под собой человека оказалось совершенно неудобно, а местами и неприятно.

Потому что все мои самые важные места оставались без тепла и поддержки его ладоней, пока он вяло пытался отбиваться.

Пришлось снова сдаться. Ну ничего, причинять моральную боль у меня всё равно получается лучше, чем физическую.

— Просто я вспомнил один очень забавный случай, — сказано это оказалось таким мурлычущим хитрым тоном, что я заранее почувствовала неладное и начала готовить ехидное фырканье в ответ. — Пару лет назад, после дня рождения кого-то из моих племянников, я перед сном спросил тебя, кого бы ты хотела больше: мальчика или девочку.

— И что же я ответила?

Пффф, понятно же, что я бы никогда не дала нормальный ответ на такой вопрос. Интересно, упомянула ли новую сумочку или призналась, что хочу сразу двух? Правда, не детей, а французских бульдогов.

Или пожелала что-нибудь пошлое? Или мир во всём мире?

Нет, последнее точно не в моём духе. Скорее уж весь мир к моим ногам.

И всё же?

— Ты, — Артём несколько раз дёрнулся подо мной в беззвучном смехе, прежде чем смог закончить, — сказала, что это не важно. Лишь бы им не достался мой нос.