Тропой огня (СИ) [Stephaniya] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Пролог ==========


Эрегион

***

Он никогда не думал о себе, как о ком-то, кто способен созидать нечто истинно прекрасное. Потому хотя бы, что и сам не был таким. Среди своих сородичей он был почти чужаком. Кожа – обветренная жаром горнил. Правое плечо шире левого из-за постоянной работы молотом. Глаза – тускло серебряные, привыкшие щуриться от яркого огня. Он создавал украшения, но сам не носил их – работе они только мешали. Он убирал волосы в тугой узел на затылке и сутулился, потому что привык общаться с наугрим – низкорослым народом.

Он внук Феанора – говорили о нем – но огня его безумного предка в нем нет. И Келебримбор верил в это.

***

- Я подарю тебе то, что никто не отнимет,- голос звучал вкрадчиво тихо, взгляд золотых глаз – прямой и почти не мигающий. – я подарю тебе то, что ты жаждал, даже не ведая этого.

Келебримбор слышал слова, но почти не разбирал их смысла. Говоривший – слишком прекрасен. Он – драгоценнейший самоцвет в огранке сияния настолько нездешнего, что смотреть почти больно. Он – благословение мудрейших, сам по себе величайший дар этой земле и всем тем, на которые он ступает.

- Я подарю тебе знания. Я тебе подарю тебя самого.

Келебримбор не мог поверить, что Аннатар говорил именно с ним.

***

- Позволь мне, - рука – светлая молния – коснулась кожаного шнура, дернула, и тяжесть черных волос обрушилась на плечи. Келебримбор не пошевелился.

- Из всех сокровищ Эрегиона ты – единственно истинное,- Аннатар обошел его, встал перед ним и замер, разглядывая,- я могу научить тебя многому, а в благодарность прошу лишь одного.

- Все, что угодно,- Келебримбор чувствовал жар, не сравнимый с тем, что исходил от горнил. Этим жаром обжечься было нельзя, но утонуть, сгореть дотла, благословляя секунды горения – можно. И именно это творилось с ним.

- Тебя, - Аннатар улыбнулся – в улыбке почудилась жадность, - я хочу тебя.

***

Холодный шелк простыней не способен остудить жара, охватившего кожу. Аннатар – чистый огонь. Келебримбор – серебряный слиток. И вместе они способны создать тончайшую и прочнейшую из цепей. До этого мига Келебримбор не знал любви, но теперь был совершенно уверен – заветы древних не лгали. Одна любовь на всю жизнь, одно слиянье сердец. Одна на двоих воля.

Аннатар оставлял на его шее следы, пока двигался поцелуями вниз. Между дрожащих бедер он замер и поднял глаза. Келебримбору захотелось умолять его продолжать, но он лишь тяжело дышал и смотрел в ответ.

В глубине золотистых зрачков ему вдруг померещился отблеск алого пламени, и отчего-то вдруг стало страшно.

Наваждение длилось мгновение, и Аннатар сомкнул губы вокруг его плоти, а Келебримбору оставалось стонать и молить о пощаде.

Но позднее, в тиши отцветающей ночи, он снова пытался прогнать из памяти этот взгляд. Враждебный. Жестокий. Чужой…

***

- Сердца, опаленные страстью, к мудрости глухи, - ее голос – печальная лира. Ее взгляд – бездонное озеро скорби. Скорби о нем.

Келебримбор любил ее. Или так это казалось тогда. Сердце отдается единожды, и она – Артанис, Рассветная Звезда – не приняла его. Должно быть, мудростью своей прозрела неискренность этого подарка.

- Он – Познание. Он – Созидание. Он – Свет,- Келебримбор искусней творил украшения, чем стихотворные строчки, но сейчас ему хотелось петь, сплетая слова, как прежде сплетал прочные кольца кольчуг. – в нем не может быть зла. Он – очищающий пламень.

- О, я видела пламя,- она улыбнулась, и сердце Келебримбора на мгновение переполнил сумрак тревоги.

***

Первое он создал, думая о ней – об Артанис, деве утренних слез. Он прощался с минувшим, смывал ошибки водой из реки времен, повторяя ее имя и прося прощенья за поспешность.

Нэнья назвал он его – Кольцо Воды.

Второе создал он, думая о бесчисленных сражениях – минувших и будущих, о славных песнях, несущихся над полем победной брани. Он думал о ветре, развевающем славное знамя и наполняющем паруса кораблей.

Вилья назвал он его – Кольцо Воздуха.

Третье ковал он и думал о нем. Об отблеске пламени в золотистых глазах. О секундах слияния тел и гармонии душ. О горнилах и расплавленном серебре собственного сердца.

Нарья назвал он его – Кольцо Огня.

***

- Оно соберет их. Оно их скует в единую цепь. Оно…

- Замолчи! Замолчи, умоляю!

В его тоне – безжалостность правды. Он был жесток, и глаза его светились алым огнем.

- Ты меня обманул. Для тебя я оставил все. Я поддался твоей соблазнительной лжи. Я не верил тем, кто говорил, что мне стоит бояться. Я любил тебя.

- Я не лгал. Ни словом, ни жестом, ни вздохом. Я отдал тебе все, что имел. И отдал бы больше.

- Но какою ценой!

- Оно служило бы нашей единой воле. Мир ждет, чтобы мы его взяли, как я брал тебя.

- Ты – исчадие Тьмы.

- Значит, будет война.

***

В нем самом теперь полыхал огонь. Вовсе не тот, что спалил Феанора дотла. И не тот, из которого вышли его драгоценные Кольца.

Его сердце пылало, и никак не могло сгореть. Такой боли – он думал – никто на земле не достоин.

Он вышел навстречу совершенно один, с мечом и в кольчуге, со знаменем Эрегиона и совершенно пустыми глазами. Он шел умирать.

Аннатар был облачен лишь в сияние и Единое. Стопами он почти не касался земли.

- Ты пришел убить меня, драгоценнейший? – его голос такой же, как в день их встречи – тихий и вкрадчивый. Только на этот раз в нем плескалась горечь.

- Я пришел уничтожить тебя.

Один шаг по каменным осколкам – Келебримбор увидел, как след Аннатара в пыли наполняется кровью.

- Из всех сокровищ Эрегиона ты – единственно истинное. И ты погибаешь из-за тех, что я научил тебя создавать.

- Ты их не коснешься.

- Их – нет. Но истинное все еще принадлежит мне.

Келебримбор не помнил, как выронил меч. Он позволил чужому огню охватить себя – его смерть была милосердна.

***

А когда его тело наконец сняли с высоких древков знамен, для того, кто прежде дарил, наступила безбрежная ночь.


========== Письма ==========


Нуменор

Ар-Фаразон, гордый король Нуменора, смотрел с недоверием:

- И кто же Властитель Тьмы? – спросил он.

- Валар запретили называть его имя. Все славу творца мира они хотят присвоить себе. Но он там, в сердце ночи, из которой он создал свет. Валар дал он свой свет – вот как они отблагодарили его! Но что толку говорить, противопоставляя одни слова другим? Я покажу тебе, если хочешь, - так говорил Саурон и Ар-Фаразон слушал его, завороженный. Смертный король смертных людей захотел узреть изначальную тьму до рождения и смерти.

В запертой зале Саурон произнес слова, и пала тьма, все скрывающая от взгляда и слуха, а он разжег огонь. Белое пламя, которое горит само по себе. Пламя Мелькора.

- Из Тьмы пришедший, прародитель Света, внемли мне.

В ослепительном пламени вдруг явилась черная тень, будто темное пламя горело на фоне белого и затмевало его собственным светом.

«Теперь ты пришел ко мне, Мируб. Давно я не видел тебя» .

Но лишь Саурон слышал слова Мелькора, сказанные ему.

Саурон с самого начала думал, что с этим планом что-то было не так, но с недавних пор о таких мелочах, как шаткость собственных планов и верность собственных решений, он почти не задумывался. И когда шаг уже был сделан, отступать - некуда.

Саурон знал, что король его не слышит, и, должно быть, сейчас охвачен небывалым восторгом - иллюзия того, что бесплотный белый свет вдруг начал вещать премудрые истины, захватили его, и пока об Ар-Фаразоне можно было не волноваться.

- Я думал, Темнейший, там, где ты пребываешь, времени нет. Значит, наврали…

- Ты думал, о Верный! Ты думал… И я думал о тебе здесь, где времени нет, как тебе говорили твои новые хозяева, которых ты уличаешь во лжи. Могу ли я теперь услужить тебе? Помочь ли тебе советом? Или ты хотел показать меня этому человеку – меня, раскаявшегося и усмиренного?

Саурон через плечо посмотрел на человека - Ар-Фаразон, кажется, впадал в настоящий экстаз, и было понятно, что вскоре придется вывести его из этого состояния - и почему только тела людей столь слабы?..

- Ты говоришь о моих хозяевах, о Бесплотнейший, но для них я как тот змей, что готов ужалить приручающую руку. О раскаянии и примирении ты говоришь. Но я в это верю не больше, чем в то, что этот,- он кивнул в сторону Ар-Фаразона,- доберется до Валинора вплавь.

Мелькор молчит. Долгие годы во мраке, холодном, как объятия Унголианты. Он – дух огня, связавший себя творением. Отдавший свои силы Арде, величайшему из сокровищ. Те, что младше его, перехитрили его и отправили на муку, а теперь еще майя, некогда покорный, смеется над тем, кто унижен. Он хочет поговорить – мы поговорим. У нас теперь все время мира, сколько бы там его не было в руках Эру.

- Я слушаю тебя, Мируб.

- Ты называешь меня моим изначальным именем,- Саурон ступил на полшага ближе, теперь больше не обращая внимания на смертного за своей спиной,- уже много веков никто меня так не называл. Я служил тебе, и те, кто видит суть вещей, называют меня твоим отблеском. Ты хотел бы, быть может, взглянуть, как отражается твой огонь в моих деяниях? Ведь даже сполна напоив эту почву их кровью, я не смог сравниться с тобой. Говорят.

Мелькор знал, что такое лесть, и видел ее насквозь. Но слышать, как кто-то снова говорит ему слова «я служил тебе» и «я не смог сравниться с тобой»! Слышать голос оттуда, из мира, закрытого для него, из мира, где есть кровь и почва… Ради этого он готов был разговаривать. Он мечтал об этом!

- Расскажи мне обо всем, Мируб! Покажи мне то, что ты сделал! Я хочу узнать, в чем отражается мой огонь.

Саурон улыбнулся.

- О, я расскажу, Лучезарнейший,- пообещал он,- но сейчас, боюсь, мне нужно привести в чувства короля Нуменора, иначе этот от счастья отдаст концы, и придется умащивать новое людское сердце. А это не так легко, как может показаться…- он вздохнул, повернулся к Ар-Фаразону,- все ли ты слышал, мудрейший король?


1 Саурон.

О, Любопытнейший!

Как и обещал, я пишу тебе это письмо в момент, когда смог отложить в сторону свои нынешние хлопоты и с надеждой не столько развлечь тебя, сколько поведать о том, что со времени твоего пленения ничего, собственно, не изменилось. Сердца смертных и бессмертных здесь все так же слабы – одни слабее других, но это лишь вопрос времени. В этом мире, как и прежде, нет места ни доверию, ни самоотверженности, ни любви. Только пустые клятвы, тщеславие и предательство. Но не это ли почва для прекраснейших цветов зла, которые ты, о Учитель, научил меня взращивать и лелеять?

Мир все так же предсказуем – стоит потянуть за одну ниточку покрывала его пресветлой доброты, и весь узор распадется. Нити останутся блестящими и прочными, но из этих нитей можно будет соткать теперь как покрывало с иным узором, так и висельную веревку. В искусстве плетения, о Хитроумнейший, я совершенствуюсь с каждым днем. Прежде я плел венцы из чистейшего серебра и сладкие песни из возвышеннейших слов. Теперь же мой материал – человеческая гордыня. Видел бы ты их, о Божественнейший! Эти люди готовы за славу, победу и бессмертие поверить даже самой грубой лжи. А мне ли не знать, что такое ложь, и мне ли не преподносить ее, как величайший подарок?

Я был Дарителем и прежде, но теперь в каждом подарке сокрыт ядовитый шип. Я травлю смертных их собственным ядом. О, это ли не забавно?

Я надеюсь, что в вечной пустыне Ничто это краткое послание хоть на немного, но развлечет тебя. Признаюсь, я и сам рад, что пишу эти строки – за много веков никому я не рассказывал ничего, что не вело бы к их гибели.

Остаюсь искренне твой – и телом, и духом (заметь, и ни слова про сердце),

Майрон, Саурон, Гортхаур… выбери имя по вкусу.


2 Мелькор

Мелькор выслушал послание Саурона – это был именно текст, сказанный словами, а не прямое общение при помощи мыслей, которое связывало их через пламя. Саурон развлекался – сжег какого-то нуменорца, пока другие вокруг пели заученный текст на плохом валарине, полагая, что поют гимн Творцу миров. Мелькор бы посмеялся, если бы ему не было так больно – стоило пробудиться от того полусна, в котором он пребывал все эти столетия, как ужасая цепь из белого света, скованная Ауле из песен Манве и Варды, вновь засияла ослепительным блеском. Он был скован по рукам и ногам и прикован к Арде – к тем ее силам, которыми он не владел, но которые понимал достаточно для того, чтобы видеть их. Боль мешала думать – чем ярче разгорались его мысли, тем сильнее блестела цепь, в невидимом мире жгущая так, как сильмарилли жгли плоть в мире под звездами – и не было этому конца, потому что тело его было бессмертно.

Вот как они поймали его – и вот как сторожили. Лед или пламя – предлагали они. Или можешь выбрать оба, нам ничего для тебя не жаль.

Но если думать украдкой и злиться вполсилы, если забыть об обидах, если стать кротким, как эльфийская дева, прячущая кинжал за поясом, то можно терпеть это молча.

И Мелькор сочинил ответ, слово за словом, как кузнец кует кольчугу:

«Любезнейший Саурон Готхаур,

Я знаю, ты предпочитаешь это имя, данное эльфами, восхищенными твоей наружностью и твоим характером! Позволь мне поблагодарить тебя за письмо – недаром говорят, что верный друг познается в беде. Мне весьма интересно узнать о том, что творится в Арде – здесь, за ее пределами, довольно скучно.

Люди, которых ты соблазнил, кажутся материалом, удобным в обработке – они податливы, как глина. Увы, люди столь же непрочны, и даже обжиг не предает им крепости. Что ты собираешься делать с ними, отравленными твоим ядом? Помнится, я пытался добиться от них какого-то толку, но они, даже умирая, шепчут о Манве и эльфах с серебристыми волосами. Те же, кто не готов на геройство, мало отличаются от орков, разве что пользы меньше – после смерти они исчезают, как дым и нет их, словно не было никогда.

Тем не менее, я далек от того, чтобы ставить под вопрос мудрость твоих планов – лишь сообщаю о мыслях, пришедших в голову на досуге.

Твой бывший учитель,

Мелькор»

3. Саурон

В том мире извечной ночи, в которой жил Саурон в последнее время, развлечений было не так уж много. Да, перед ним открывались бесконечные возможности, но все вокруг утратило краски. Он знал, что сам виноват в своем падении. В том поражении, что не могли нанести ему ни мечи, ни стрелы врагов, ни хитросплетения лжи, ни подвиги храбрых, ни предательства подлых. Он сам загнал себя в яму и сейчас лишь пожинал плоды своей слабости. Так было всегда – слабый был обречен на падение. И у него – Гортхаура Жестокого, Аннатара Лучезарного, Саурона Чародея – не хватило сил победить самого себя. Его предало его собственное бьющееся сердце.

И потому лишь в словах того, кто был ныне невидим для самых зорких глаз, находил он отраду. Саурон бы сам себе не признался, как важна для него эта связь.

И сквозь границы бытия направил он свое второе послание.

«О, Благоразумнейший!

Не говори мне об эльфах! Об этих ничтожных предателях, кичащихся собственным бессмертием и, если можно так выразиться, мудростью. Упоенные этим, сердцами они куда слабее людей. Они не боятся гибели, ибо знают, что обречены вернуться, и потому жизнь свою ценят куда как меньше. Сим говорю – весь их род я проклинаю.

Что до людей… то Эру Илуватар в мудрости своей наделил их поистине драгоценным даром, который также стал их главным проклятьем. Ибо смертны они. И этот тот молот, которым можно ковать из их душ все, что угодно. Можно сказать, то был дар Илуватара – мне. Люди смотрят на проклятых эльдар, и сердца их наполняются восхищением. Но стоит им присмотреться поближе, и в блеске этом они начинают видеть подвох. Почему – вопрошают они – эти существа столь великолепны, столь сияющи – и столь бессмертны? Да, люди хрупки, но эльфы в гордыне своей не видят, что смертность дает их жизни смысл, их помыслам - жажду познания, мести и борьбы, а рукам их – силу. О, я знаю, ты тоже встречался с людьми, и, быть может, ты понимаешь, как можно извратить благородство их сердец, как можно гордость обратить в непреклонность, а разуменье – в обман.

Впрочем, это не то чтобы планы… Ибо все, что творится пока, происходит почти само собой. Я тоже в пучине тьмы, хоть и скажешь ты, о Несчастнейший, что мука твоя несравнима ни с чьей. Впрочем, это же не соревнование, верно?

Что ты хочешь узнать? Я поведаю все, здесь хватает… посланцев.

Остаюсь твоим учеником даже в сложном деле скорби по самому себе,

Тот, кого проклятый народ прозвал Сауроном Гортхауром.»

4. Мелькор

«О Саурон Гортхаур,

Тот, кого эльфы назвали Морготом, приветствует тебя. Приятно услышать вновь от тебя соображения об эльфах и людях, которые я высказывал тебе ранее. Я вижу, как ценишь ты мое одобрение и постараюсь разделить с тобою твою скорбь о самом себе – нелегкое дело и ему мне придется учиться. В чем могу я тебе посочувствовать? Чем утешить?

Быть может, сердце твое разбито неверностью эльфа, этого жалкого ничтожества, чей род ты проклинаешь? Не ради него ли сковал ты чудное кольцо, которое я видел на твоем персте? Воистину, мудр тот, кто вкладывает свои силы в оружие, тем самым преумножая их.

Расскажи мне все, что пожелаешь – я здесь один, и любое послание из мира, которому ты стал хозяином, будет мне в радость.

И я не могу назвать себя несчастнейшим, пока есть у меня столь преданные слуги и столь способные ученики.

Мелькор»

5. Саурон

«О, Сочувствующий!

История моего падения слишком глупа, чтобы я так легко мог ее рассказать. Я был слаб, я был проклят, я был влюблен. Говорят, что это все – благодатная почва для подвига, но увы мне, я был обманут и предан.

Что до кольца… Да, ты прав – в него заключил я часть своей силы, и оно рано или поздно погубит тех, кто встанет на моем пути. Ибо заключенная в нем способность повелевать чужим разумом, порабощать его, велика.

Но не будем об этом, ибо это дела грядущих времен. Ныне же я, не поверишь, пленник. Король Нуменора пленил меня, отвез меня на свой остров и держит поближе к себе, ибо думает, что так я беззащитней и всегда у него на виду. Думаю, ты догадываешься, что это значит и для него, и для меня. Ибо даже если сердце мое обратилось в сухую пыль, уста все еще источают мед. Не подумай, что я похваляюсь, я лишь описываю все так, как оно происходит. Ар-Фаразон, великий Король, не раб мне и даже не слуга. Но воля его становится моею волей, и когда эта глина окончательно размякнет, я слеплю из нее то, что посчитаю нужным. Останется лишь одна проблема – что мне именно нужно, я не успел сочинить. Быть может, с обретением средства, появится и цель? Я не знаю. Я участвовал в войнах, я вел войска. Я знавал мирный труд и счастье познания. Я хотел бы владеть всем миром… Или уже ни к чему это. Я не знаю.

За сим я прощаюсь.

Остаюсь вечно твой бесполезный ученик,

Аннатар, известный себе самому, как тот, кого предали.»

6. Мелькор

Мелькор, услышав эти слова из уст самого умирающего – новый трюк Саурона – не мог понять, то ли бывший слуга так издевается над ним, то ли и в самом деле считает большой заслугой, что покорил сердце и волю короля людей, того самого Ар-Фаразона, который глупо бился в экстазе во время их первой встречи, когда Саурон позвал его. Разбудил его от тяжелого сна для яви, еще более тяжкой.

Он хвалится, что обманул человека – говорит это мне, обманувшему суд валар. Что ж, не будем об этом. Но отчего ж не ответить тому, кто ищет совета?

«О, Хитрый!

Мог ли ты быть обманут? Должно быть, твой эльф был умен и красноречив. Или, может быть, в дело вмешалась женщина, укравшая его у тебя? Эльфийским женщинам сам Эру дает иногда особую власть, чтобы посмеяться над нами. А впрочем, ты помнишь еще Лютиень и ее возлюбленного – и я, и брат мой Манве пали жертвой ее чар, а она выбрала Берена Безрукого, прославленного лишь своей дружбой с птицами. Она спела в Круге Судьбы, и Эру вернул его ей – единственной из тысяч.

Но не буду утомлять тебя историей, слишком памятной нам обоим.

Что же касается плена – ты знаешь сам, как выгодно быть в плену у тех, кто считает, что видит тебя насквозь. Расскажи мне, о чем мечтают твои пленители? Ты говорил, они завидуют эльфам. А ты проклял род эльдар, смертоносных в своей сияющей правильности – и никчемных, ибо светятся они отраженным светом.

Не мне, плененному, давать советы тому, кто благоразумно успел скрыться от валар, разрушивших Ангбанд – но когда наши враги не любят друг друга, не следует ли им помочь?

Отец Лжи, Мелькор»


========== Подарок ==========


7. Саурон

Сперва у человека, затрещав, загорелись волосы. Несчастный – вернее, конечно, экстатически счастливый – вскинулся, выгнулся, стараясь не кричать, когда огонь охватил его. Но в конечном итоге и он закончил, как другие – и вопль его отразился от сводов храма.

Саурон наблюдал за этим устало и мрачно. Сегодня в нем больше не было недавней расслабленной трагичности и желания скрыться во тьме собственных мыслей. Сегодня он был раздражен и раздосадован – в основном, конечно, тем, что позволил себе излить свои боль и горечь в послании Мелькору.

«О, Блистательный.

Я позволил себе рассказать тебе то, что более не имеет значения. Того эльфа я поднял на мое победное знамя, и враги погибали от моих рук, видя его перед собой. И проклинали его, и долго еще будут проклинать, ибо именно он даровал этому миру главное его несчастье – меня такого, каким ныне я стал.

Что до мечтаний людей… Да, они жаждут бессмертия. И ты, о Мудрейший, насквозь прозрел мой замысел. Я позволю волкам и собакам грызть глотки друг другу, раз уж мы помянули тех, кто хитростью, скрыв свои обличья под шкурами верных чудовищ, проникли в оплот твой и смогли сбить с твоего чела корону с известными камнями. Я позволю Ар-Фаразону самому решить, что он хочет отмщенья за собственную смертную участь. Это будет забавно – не больше, не меньше.

Признаться, мне порой кажется, что в этом мире недостает настоящего зла. Подлость, коварство, зависть, месть и предательство – это так приземленно. О, если бы снова грянула битва… О, если бы в ней схлестнулись все силы мира.

Мне скучно, Темнейший!

Твой… кем ты хочешь, чтобы был я?

Артано»

8. Мелькор

Мелькор был в недоумении. О, если б грянула битва – да, тогда он бы выбрался из цепей. Это его мечта. Силы валар направлены на то, чтобы удержать его скованным – качнется баланс, и стражи, поставленные у дверей ночи, увидят наконец, как тот, кого они призваны сторожить, возвращается. Что они будут делать тогда? Мелькор улыбнулся, представив выражения их лиц, и тут же закричал – цепь белого света вспыхнула, как молния, озаряя корни земли. Дети тьмы, потомство Унголианты, нашедшее там приют, от испуга сорвались в бездну.

И он должен обсуждать с глупым майя его похождения – или делать вид, что он обсуждает с глупым майя его похождения, когда тот делает вид, что хочет обсудить их. Поднял на победное знамя! Что за пафос, что за глупое хвастовство!

«О Артано,

Я хочу, чтобы ты был тем, кто ты есть! Но что тебе мои слова – одна цель объединяет нас. Настоящее зло – эти слова придумали эльфы, боящиеся тьмы.

Пиши мне в любой миг. Пиши обо всем.

Мелькор»

9. Саурон

Ни единое письмо не отправилось во тьму за несколько долгих лет. Саурон был занят, но не это было главной причиной. Он просто в какой-то момент почувствовал, что в нем не осталось слов. Его жажда рассказывать спала, пока тело и дух были заняты делами земными.

Но желание молчать не продлилось вечно.

«О, Мелькор…

Мне долго казалось, что больше ни слова не вытяну я из себя, даже под пыткой стараниями. Я подумал уж было, что теперь немота – мой удел. Я продолжал говорить со смертными, я вливал новую ложь в их умы, но сам хранил молчание. Так что не обессудь, мне нечего было сказать даже себе самому.

Ты говорил о зле и о том, что имя этому придумали те, кто боятся Тьмы. Но сейчас мне кажется, что я делаю именно то, что должно называться злом. И неважно, как придумал для этого слово. Если раньше я был творцом, то теперь способен лишь к разрушению. И у разрушений этих нет цели, нет высшего смысла. Это зло ради самого зла, не больше.

Ар-Фаразон возгордился и жаждет доплыть до самого Валинора. Пожелай же ему счастливого плавания, мой Капитан. А я потом опишу тебе, чем закончилось его путешествие.

Твой так долго молчавший,

Саурон, несущий лишь зло»

10. Мелькор

Мелькор снова успел заснуть за эти годы – думать и шевелиться было слишком мучительно, а висеть без дела, созерцая жизнь существ у корней земли - невыносимо скучно.

И вот Саурон разбудил его очередным посланием с пассажами, полными самолюбования и чванства.

Мелькор разозлился, слушая витийствования о природе зла – словно Саурон, влюбившись в эльфа, перенял и эльфийскую манеру пустословия и закатывания глаз. Давай обсудим с тобой природу зла, мой дорогой комендант Ангбанда. Что ты хочешь сказать мне такого, что я не знаю о тебе? Что ты открыл в себе, кроме желания разделить свою власть с кем-то? Власть над тем, чего ты даже не понимаешь…

Но конец письма… Валинор! Люди, плывущие в Валинор! Это может быть интересно. Если только людей будет много, конечно.

«О Саурон,

Я никуда не спешу здесь. Что же такое зло, по твоему, если ты занимаешься им теперь в большей степени, чем раньше? Может быть, я забыл значения слов – или твои посланцы забывают слова, вложенные в их разум, когда мой огонь пожирает их плоть?

Ты пишешь, что хочешь разрушения, ты охвачен жаждой мести. Подумай, безопасно ли это? Что ты противопоставишь валар?

У тебя нет оружия, способного причинить им вред и нет щита, способного отразить их ярость. Разве что в твоем кольце скрыты силы, неведомые мне. Уж не сила ли любви это?

Я бы пожелал тебе напасть на Валинор, если б думал, что Манве отправит тебя ко мне. Но я боюсь, что такое решение, напротив, лишит нас возможности общаться.

Твой Мелькор, Обеспокоенный»

11. Саурон

В непроглядной извечной тьме перед Мелькором вдруг возник он – высокий и тонкий, черноволосый, с острыми скулами и глазами, подернутыми белыми пленками временной слепоты. Эльф - из благородного рода Нолдо, и если бы Мелькор видел воочию Келебримбора Сереброрукого, он заметил бы их несомненное сходство.

Послание в этот раз было, впрочем, довольно коротким:

«О, Великолепнейший!

Я звался Приносящим Дары, и ныне люди Нуменора верят, что я могу подарить им то, чего они так жаждут. Конечно, делал я это сперва, прикрываясь твоим именем, но ныне божеством они считают меня. И по старой памяти прими от меня дар и ты – этот бессмертный был мной соблазнен и сам сделал свой выбор – прийти к тебе. Надеюсь, это тебя развлечет. По крайней мере, я точно развлекся, умертвляя его.

Ты писал о любви, о Прозорливейший, и я говорю тебе – силы любви в этом кольце нет, потому что ее я, создавая его, оставлял себе, чтобы пользоваться. В нем есть иные таланты и силы, о которых я говорил тебе. Но если б ковал я его сейчас, я заключил бы любовь в него – ибо нет на земле ничего более смертоносного, бесполезного и невыносимого. И сравнится с любовью может, пожалуй, только гордыня.

Кстати, о ней. Ар-Фаразон и те, кто верен ему, упиваются торжеством. Они познали вкус крови, они прикоснулись к хаосу, и в гордыне своей и в боязни смерти – моими стараниями – готовы выступить к берегам Валинора. О, жаль ты этого не увидишь! Я не обманываюсь надеждой, что там, в неумирающих землях, они будут способны свергнуть Владык Запада. Но, представь, какой это будет спектакль, как много поднимется шума. Так много, что, может быть, даже ты услышишь его.

Прости, но время новых жертвоприношений и поучений пришло.

За сим прощаюсь,

От божества – божеству.

Саурон, Надежда и Свет Нуменора.


========== Риннельдор ==========


12. Мелькор

Эльф! Настоящий, сияющий мягким светом, как светятся эльфы во тьме. За этот подарок Мелькор готов был простить Саурону любые витийства и насмешки. В конце концов, в этом была своя радость – обмениваться словесными уколами, словно он не был подвешен здесь в одиночестве и унижении. Слова Саурона позволяли Мелькору вспоминать, что он – вала, властитель огня и отец зла, а не беспомощный пленник в руках бессмертных врагов, не знающих снисхождения.

- Кто ты? – спросил Мелькор тихо.

Эльф открыл глаза, озираясь вокруг. Ему было холодно и страшно. Он не помнил, кто он – не помнил ничего, кроме ужаса, оставшегося в прошлом.

- Кто ты? – Мелькор повторил свой вопрос.

- Я не знаю, - ответил эльф.

Долгое время все было тихо за дверью ночи: Мелькор разглядывал своего нового компаньона, а тот пытался понять, где он и что здесь можно сделать. Сначала эльф ничего не видел, потому что за дверью ночи нет света, чтобы видеть, и не на что смотреть – лишь духовным взором можно видеть здесь вещи, как они есть в незримом мире, мире лишь-могущим-стать или мире могшим-быть-иначе. Здесь нет верха и низа, здесь не на чем стоять, но и некуда падать. Здесь можно бежать из всех сил, но не сдвинуться с места, потому что лишь старшие из духов могут бродить по пространству, еще не рожденному.

И Мелькор хотел подуть на эльфа, чтобы тот прозрел, но от этого усилия вновь вспыхнула цепь, сковавшая его по рукам и ногам, и продетая через кольцо ошейника, раньше бывшего железной короной повелителя Ангбанда. Мелькор закричал – он так и не смог привыкнуть к этой боли.

Эльф зажал уши руками, чтобы не слышать крика – но бесплотные руки не остановят звуков, столь же бесплотных. Содрогнувшись от ужаса, эльф прозрел – внутренним взором постиг он облик Мелькора, скованного цепью.

- Кто ты? – спросил эльф, потрясенный увиденным.

- Я – Мелькор, прозванный Морготом, - ответил Мелькор. – Дух нерожденный, один из создателей Арды. Вот она, перед нами, но нам нет пути туда.

- Почему мы здесь? – спросил эльф. Имя Моргот вызвало в нем беспокойство, которое бывает, когда вспоминаешь забытый кошмар и не можешь вспомнить.

- Я здесь потому, что валар взяли меня в плен, - сказал Мелькор. – Они судили меня и отправили за двери ночи. Мне не выйти отсюда, пока длится их власть.

- А я?

- Ты – мой подарок, - ответил Мелькор и улыбнулся. Напрасно. Его плен не подразумевал улыбок – и от крика вала вновь вздрогнула Арда и теперь эльф узрел ее очертания.

13. Саурон

И вновь долго не было вестей от Саурона, и пламень не разжигался в стенах величественного храма, ибо храм погрузился под воду вместе с тем, кто был в нем божеством и царил над чужими умами. И теперь вместо человеческого духа с посланием был отправлен один из слуг Саурона – не как благородная жертва, а просто с воплем страха, разрывающим грудь.

«О, Мелькор,

Я почти уничтожен. Мир содрогнулся, реки обернулись вспять, и все изменилось. Я прошел океан и снова утвердился в той темной земле, где жил и прежде. Я слышу вопли Ар-Фаразона, заточенного под обломками гор – он взывает ко мне, и зов этот неумолкаем. Он сводит с ума, и я учусь закрывать свой разум от этих воплей.

Теперь, когда последнее из моих прекрасных творений разрушено, я зарекся от чар красоты. Довольно! Я прежде уже отказался от всего эльфийского, теперь отрекусь от человеческого, и свои силы направлю на разрушение созданного людьми. Пусть мир вокруг будет черен и пуст, как черно и пусто мое сердце.

Надеюсь, твое пребывание не так тяготит тебя, как меня – моя собственная жизнь.

Саурон, Разбитый на части.»

14. Мелькор

Вести, сообщенные Сауроном, не были полной неожиданностью. Мелькор почувствовал, когда мир содрогнулся – тогда путы, связывавшие его, на секунду ослабли – и он смог освободить правую руку. Нет слов, чтобы описать радость, охватившую его в этот миг. Свобода! Он может сделать что-то теперь! Долгое время Мелькор провел в молчании, наслаждаясь своей новой свободой и глядя на эльфа. Эльф спал у подножия Арды, свернувшись калачиком, как ребенок, обнявший себя в последней попытке согреться перед тем, как провалиться в ничто. Ибо ледяной мрак, сковывающий мысли, царит за Дверью Ночи, мрак, высасывающий силы из душ, созданных для жизни под звездами. Он спел Мелькору все свои песни и тот, кого эльфы всегда звали Врагом, позволил ему заснуть.

Затем, спустя долгое время, Мелькор коснулся ладонью корней Арды. Легкая дрожь прошла по ним, дрожь, отразившаяся музыкой в сердце. Там, в глубине земли, горит подземный огонь, питающий мир. Огонь, зажженный Мелькором. Пусть эльфы в Квента Сильмариллион лгут, что Мелькор ничего не создал – если бы он ничего не создал, а только мешал валар, столь занятым трудами, как поют эльдар, неужели ж валар так долго терпели бы его присутствие? Нет, он создал что-то – вот только власть над его творением больше ему не принадлежит. Но отнятое можно вернуть. Можно по крайней мере попробовать.

И все же, услышав послание Саурона, Мелькор был удивлен – тому, что сам Мируб пережил эту катастрофу и остался в Средиземье. Видно, валар не рискнули выйти из Амана, чтобы поймать его – или не захотели. И это – хорошая новость. Выслушав мысли, вложенные в голову орка, Мелькор следил за тем, как гаснет его огонь. Но теперь он и сам мог отправить послание. Еще раз коснувшись Арды, Мелькор послал свои слова через пламя Ородруина:

«О Саурон,

Мои мысли пребывают с тобой. Что тебе вопли обманутых людей, что тебе падение Нуменора? Ты сеял хаос и ты пожал плоды, так радуйся же и веселись теперь, глядя на волны моря, скрывшие остров с храмом. Это был жертвенный Храм в твою честь, Саурон, и там тебе принесли высшую жертву. Все, что было у людей, они отдали тебе – и зачем теперь тебе чары?

Мое пребывание не тяготит меня, ибо я радуюсь твоему успеху.

Наша история продолжается, Мируб, наша песня, которую я сочинил до начала времен.

Твой Мелькор»

15. Саурон

В том, что Мелькор сам связался с ним, был, должно быть, какой-то смысл, подвох или польза – но для Саурона это просто был факт окружающей действительности. Мелькор теперь способен сам выходить на связь с ним – хорошо. Солнце встает на востоке – тоже неплохо. Нуменорцы высадились на побережье – что с того? Саурон ныне был совершенно уверен, что хуже, чем есть, уже не будет.

Его послание было снова передано с вопящим орком.

«О, Мелькор!

Ты вновь назвал меня истинным именем, но, боюсь, на сей раз я вынужден отказаться от этой чести. Ибо от Мируба-Майрона, майа Ауле, даже шпиона Моргота, не осталось ничего. Я выгорел изнутри, я утратил прекрасную форму, я остался мятущимся духом и теперь собираю силы, чтобы пустить новые корни в этом мире,

Сим говорю – нет больше Мируба. Нет Аннатара. Нет Артано. Нет Майрона. Нет даже Гортхаура – есть только тот, кого зовут Сауроном. И это новое я сделает так, чтобы имя мое произносили в страхе. О, я жажду жестокости, я хочу чувствовать, как судорожно от боли содрогнется земля. Как все будут знать – воля Саурона, повелителя Черной страны, уничтожит в мире весь свет, всю надежду.

Мои слуги – Девять Королей – уже стали рабами той тени, которая нынче служит мне телом и разумом. Я чувствую их страх, ненависть и желание служить, и их руками, сеемым ими страхом, я порабощу тех, кто осмелится выступить против меня.

Я – багровое Око. Много столетий назад я украсил им свои стяги – оно было нарисовано кровью того, кто первым иссушил мое сердце. И теперь оно снова взирает на мир.

Я несу миру Тьму и ужас. Гордишься ли ты мной?

Твой Саурон.»

16. Мелькор

Следующее послание от Саурона пришло практически сразу же. Мелькор был заворожен повторением судеб – его слуга шел тем же путем, которым он сам прошел некогда – гордость, творчество и отчаяние. Сделать так, чтобы даже камни кричали от боли – понятное желание, принять форму, ужасающую взгляды – что может быть естественнее. Для того, чьи планы рухнули, рухнул весь мир. Но когда пять тысяч лет ты провел, мечтая лишь об избавлении от страданий, некоторые вещи начинают выглядеть иначе. За исключением жажды мести, конечно.

«О Саурон, Несущий Тьму,

В ужасном облике есть чары, сковывающие дух. Твое багровое око подчинит себе земли и сердца, а те, кто склонится пред тобой, будут плакать в отчаянии, даже если ты не тронешь их. И когда все твари, живущие под солнцем, падут ниц и восславят тебя, в тщетной надежде на милосердие, тогда никто не сможет вспомнить о том, как ты был обманут.

Ибо ты станешь богом воистину – богом, который требует жертв и не дает ничего взамен.

И я, увидев это, возрадуюсь вместе с тобой.

Твой Мелькор.»

17. Саурон

Новое послание принес человек – он был темнокожим и бородатым, и в пустых глазах его плескался ужас. Но в голосе, вещавшем его устами, звучал безумный восторг.

«О, Мелькор,

Я чувствую власть. Я словно паук, ощущающий малейшую дрожь паутины. В этой земле столько скрытой тьмы, что мне почти ничего не приходится делать.

Те, кто служили мне, получив от меня дары, теперь станут призраками. Они – слепые рабы, без воли, без желаний, без единого проблеска света. Оно управляет ими. Оно – паутина. Оно выжигает их изнутри, и скоро они подчинятся Ему окончательно

Я смотрю на Него, и Оно – тот единственный свет, которого я жажду в моем новом мире бесконечной тьмы. В Нем – сила разрушения, сила отчаяния. И с Его помощью я погружу во тьму все, что ныне существует.

О, Мелькор! Из моих творений Оно – созданное в любви, во имя ее, но ее силу в себя не впитавшее – мое лучшее.

Я готовлюсь к новой войне. И Оно станет главным моим оружием. Жди вестей.

Саурон, Властелин Кольца»

18. Мелькор

Мелькор почувствовал – что-то изменилось в разуме Саурона. Он и в самом деле считал кольцо своим оружием – как будто возможно создать оружие, дающее силу, а не отнимающее ее! Кажется, его бывший слуга действительно думал, что он может уничтожить мир – при помощи кольца! Мелькор усмехнулся – теперь он мог и радоваться, и злиться – порванная цепь больше не обжигала его, вспыхивая и угасая без последствий. Да, он был по-прежнему прикован к Арде за Дверью Ночи, но пребывание там уже не было помехой на пути мести. А мести он дождется, и много раньше, чем надеются некоторые, придумавшие для него эту муку.

И они даже не заметили, что он может касаться Арды!

Дети тьмы давно ушли вглубь земли – может быть, они лишены ушей и глаз, но опасность чувствуют не хуже орков. Беззаботно сидеть под рукой у Моргота – на это способны только спящие эльфы.

Мелькор осторожно дотронулся до Арды. Он хотел видеть призрачных слуг Саурона. И он их увидел, через огни, горящие в Мордоре – девять слуг. Человеческие души, лишенные человеческих тел. Бестелесные, они не могли покинуть Арду, странным образом привязанные к кольцу. Мелькор разглядел и кольцо, и понял, отчего Саурон так дорожит им. С кольцом он связал себя навек, сделал живым бездушный металл и потерял себя, увлекшись творением.

Развлечения ради Мелькор послал Саурону сообщение так, как тот сам любил это делать. В тронном зале Барад-Дура, ранее украшенном гобеленами и хрустальными светильниками, а теперь мрачном и освещенном лишь факелами на стенах, вдруг один из людей, принесших Саурону известия с юга, вспыхнул белым пламенем. Но крика не было слышно – голосом, спокойным и глубоким, человек сказал на валарине:

«О Саурон,

Я вижу твое кольцо! Его сила удивительна, а ты, носящий его на пальце, воистину велик. Но я боюсь, как бы валар не отобрали его у тебя, узрев его власть над живыми и мертвыми.

Готов ли ты к великой войне?

Ты знаешь, на чью помощь ты можешь рассчитывать.

Твой Мелькор»

19. Саурон

Голос, который звучал из уст очередного орка, звучал странно хрипло и дрожал, пусть и едва заметно.

«О, Мелькор…

Не валар я боюсь – им теперь нет дела до происходящего в этом мире – а чего-то иного. Стоит признать – страх угнездился во мне, пустил корни и теперь расцветает уродливым багровым цветком. Я – недреманный призрак, но иногда в тиши обступившей меня ночи я слышу, будто во сне, чей-то голос.

Я почти привык уже к воплям Ар-Фаразона, возносящего мне молитвы, неспособного умереть под обломками прежнего мира, звучащим в моем сознании постоянно. Но этот голос перекрывает даже их. Я сперва пытался прислушиваться к нему, но потом начал замечать, что, делая это, не способен больше ни кчему. Он неумолчный, безжалостный, он шепчет о том, что властью над одним миром невозможно удовлетвориться – я должен завоевать и тот, что лежит за пределами. Я должен возвыситься, должен преодолеть любые пределы… И эти слова пугают меня, и мотива страха я понять не в состоянии.

Иногда, в особенно тяжкие мгновения этого непрекращающегося монолога, мне начинает казаться, что это Оно говорит со мной. Но ведь я его создал. Я – его повелитель. Что если я просчитался? Оно было рассчитано на волю двоих сердец, что если я для него слишком слаб?

О, даже думать об этом не стану!

О, как я устал.

Твой Саурон, мечтающий оглохнуть».


========== Возвращение ==========


20. Мелькор

Мелькор, получив это послание, понял, что его слуга, некогда могущественный Саурон, стал лишь тенью самого себя – призраком, подобным призракам девяти людей, находящихся у него в услужении. Он ждал жалости от Мелькора и делился сокровенными страхами – будто тот, кто пленен во Внешней Пустоте, способен на жалость и на добрый совет. О, советы Саурону Мелькор давал в предыдущих посланиях, советы, полезные для самого Мелькора или нацеленные на то, чтобы поддержать разговор – теперь этот разговор нужен Мелькору куда меньше. Справедливости ради стоило отметить, впрочем, что Саурон никогда и не следовал его советам, считая себя мерилом мудрости.

Мелькор легонько коснулся эльфа – тот открыл глаза.

- Риннельдор, - сказал Мелькор, - я могу освободить тебя из плена. Желаешь ли ты вернуться в Арду?

Но эльф был слишком слаб и не мог ничего ответить. Тогда Мелькор обхватил его своей дланью, и вдохнул в него пламенное дыхание – не горячее, но дающее силу, и повторил свои слова.

- Что я должен буду сделать для тебя? – спросил Риннельдор.

- Ничего, - ответил Мелькор, - мне больше ничего не нужно от мира. Я отпускаю тебя, потому что я полюбил тебя, и тебе здесь не место. Обещай лишь никому и никогда не говорить обо мне.

- Клянусь солнцем и звездами, я ничего никому не скажу о тебе!

Тогда Мелькор призвал Детей тьмы из глубин земли, и они явились. Своей волей он велел им прорыть туннель до подгорных пещер в глубинах Туманных гор, и охранять эльфа, и оберегать его в пути. И взяв осколок камня от корней Арды, он вдохнул в него свой огонь и дал его эльфу.

- Риннельдор, это оружие я даю тебе, как я дал балрогам огненные мечи. Но когда выйдешь на поверхность Арды, не показывай его никому, ибо в нем любой, имеющий силу видеть, узрит мою волю.

Риннельдор кивнул и протянул руку, и горящий камень не обжег его, потому что для него он был создан. Тогда Мелькор поднял эльфа и тот сошел в туннель, который выведет его на поверхность.

Потому что Мелькор желал знать, что происходит за пределами Мордора, погрузившегося во тьму и безумие, но свой огонь он не хотел зажигать там, где были духи, способные прозреть скрытое. Глазами эльфа отныне он сможет смотреть и его ушами слышать.

И затем на стене Тронной залы Барад-Дура он начертал огненными буквами:

«О Саурон,

Чем сильнее наше оружие, тем тяжелее владеть им. Быть может, твое кольцо, впитавшее твою волю, желает замкнуть связь. Три эльфийских кольца, созданных Келебримбором, подчинены ли они тебе? Нет! Их спрятали эльфы и теперь потешаются над тобой, догадываясь о твоих страхах. Ты убил их создателя, но ты не убил его волю, и Келебримбор смеется над тобой, восседая у ног Манве.

Не мне, побежденному, учить тебя, что делать. Но когда я увижу развалины на месте Линдона и Лоринанда, когда ты зажжешь мой огонь там, где нынче цветут цветы и журчат фонтаны, когда вместо эльфийских песен я услышу эльфийские крики, не смолкающие так долго, как тебе это будет угодно, тогда я возрадуюсь вместе с тобой, о Саурон.

Из глубин ночи,

Твой Мелькор»

21. Саурон

Огненные слова, возникшие на стене, теперь полыхали и жги его разум изнутри. Имя, которое он поклялся себе никогда не произносить, снова звучало в каждом тяжелом ударе сердца, в каждой пульсации багрового огня, заменившего собой душу Саурона.

Он сидит у ног Манве и смеется над тобой…

Пламя взметнулось, заполняя собой весь зал, сжигая всех, кому не посчастливилось оказаться в нем в этот миг. От дикой боли зашлись визгливыми криками рабы колец – связанные с повелителем, они не могли скрыться от его ярости нигде. И крики эти леденили души тех, кто их слышал.

Когда спала наконец плотная огненная пелена злобы, Саурон опустил взор на Него. И Оно полыхало, казалось, собственным огнем, и начертанные на Нем руны издевательски мерцали во тьме.

И Саурон знал, что та часть его воли, что все еще была ему подвластна, приняла решение.

«О, Мелькор.

Будет война. Но сражения и поля брани не будут иметь значения. Я знаю теперь, как отравить всех врагов единственной каплей яда. Пусть явятся ко мне и захватят мое главное оружие. Ибо ты прав. Оно уничтожает меня, потому что способно на одно уничтожение, и счастья никому не несет – даже мне, его создателю.

Саурон, обманутый собственным мастерством.»

А потом, отправив это послание, Саурон написал другое, зная, что оно никогда не будет ни доставлено, ни прочитано.

«О, драгоценнейший.

Правда ли то, что ты насмехаешься надо мной и тем, как тяжело я ошибся? О, если бы я владел силой все изменить и пустить реку времен по иному руслу.

Аннатар Несуществующий.»

Он сжег это посланье, а пепел доверил восточному ветру.


22. Мелькор

И вот Мелькор вновь был один. Но одиночество ему не в тягость – теперь, как в былые времена, он видел то, что происходило в Арде. Безутешный Саурон в Мордоре, окруженный орками и людьми. Что за план он придумал – этого Мелькор не мог увидеть издалека, но он не сомневался, что план, так или иначе, приведет к войне. Риннельдор, идущий вслед за пожирателями земли. В его руках горел огонь, освещающий путь – иначе даже эльфийские глаза не смогли бы ничего разглядеть во тьме.

Посылать эльфа наверх – большой риск. Те, кто способны читать в сердцах, все поймут – но Мелькор устал от планов и устал от ожидания. Пусть те, кто могут изменить ход мира, знают, что он готов. Или пусть ждут и ничего не предпринимают, как они привыкли.

И когда Саурон в очередном припадке гнева кинул в пламя южанина, не так ответившего на туманный и странный вопрос, Мелькор послал ему короткое письмо:

«О Саурон,

То, что мы создали, мы можем и уничтожить. Но темны для меня твои слова и неясен план. Я остаюсь здесь, в Ночи за Дверью Мира и жду, что предпримешь ты, Создатель Кольца, уничтожающего и тех, кто владеет им и тех, кто хочет завладеть им.

Как первозданный мрак, оно жаждет любви и не может насытиться. Знаешь ли ты, чем победить любовь?

Твой Мелькор, пребывающий в неведении»

23. Саурон

Девятеро призраков вышли из Черной Башни, и их глазами Саурон видел, как рушатся строения тех, кого он так презирал. Он слышал крики гибнущих, тщащихся защитить творения своих рук, и Темный Владыка смеялся над глупостью их устремлений. Глупцы! Разве не понимали они, как ничтожны их строения из камня и железа, как пусты их надежды, что стены и башни простоят вечно? Разве ничему не научили их прошлые века и то, как много городов и зданий, прекраснее и прочнее этих, погребло под собой Вечное Море?

Он видел, как белые башни Осгилиата обращаются в пыль, и защитники столицы обагряют светлый камень своей кровью. Он видел, как полководцы его входят в покорившуюся Башню Восходящей Луны – и серебряный свет уходит из нее. Он видел ужас в глазах тех, с кем встречались Призраки былых королей, и вопли их были ему как музыка.

Война разгоралась, и в безумии ее Саурон видел свой план так четко, словно он был начертан горящими буквами на стенах его тронного зала. Он знал теперь, как избавиться от собственной ноши, как скинуть оковы рабства, в которые он сам себя заковал, и заодно – заставить своих врагов уничтожить самих себя.

«О, Мелькор! – отправил он краткое послание тому, кто пребывал в тени,

Смертью я выжгу любовь. Смотри же.»

24. Мелькор

Проще разрушить мир, чем изменить себя – в том, как Саурон расправлялся с пленниками, Мелькор видел его сущность. Майя из свиты Ауле, для которого каждая казнь должна была быть произведением искусства. Эльфам и дунедайн, попадавшим ему в руки, он не давал умереть, пока они не откажутся от себя, униженные страданием, пока не перестанут мечтать о смерти, пока не провозгласят его, Саурона, своим богом и повелителем. Завороженный, Моргот следил за Сауроном, различая в том, что он делает, музыку хаоса, что до создания Арды звучала, не имея смысла. Мелькор будто вернулся в начало времен, когда огонь, пожирающий вещи, открылся для него с новой стороны – как власть над душами, не созданными им, но подчиняющимися ему. Теперь эта музыка продолжалась без его участия и казалась почти что властью над миром. Но только почти.

Можно упиваться страданиями людей, можно позлить валар, слышащих, как эльфы проклинают их, но месть, о которой мечтал Мелькор, будет иной. Когда те, кто живет в Амане, окруженные любовью и почитанием эльдар, поклонятся ему и падут ниц, и когда он будет решать их судьбу, тогда лишь он назовет себя повелителем мира. Не раньше, но и не позже.

«О Саурон, - написал он, - я смотрю внимательно. Кольцо сжигает тебя, ты сжигаешь других, и войско проклятых душ, забывших свои пути, растет с каждым днем. Но смерть все же неподвластна тебе.

Твой Мелькор.»

Отправив послание, Мелькор вновь вернулся мыслями к Риннельдору. Пройдя Арду насквозь, эльф оставил пылающий камень в одной из пещер Туманных Гор и выбрался на поверхность. Там, под куполом неба, он наслаждался счастьем, которое не дано познать духам старшего или младшего ордена. Он бродил по лесам, спал под звездами или пел, как может петь только тот, кто был в плену за Дверью Ночи, кто прошел по пути, проложенному для него тварями, не имеющими имени, и кто думает, что он ничем не заплатил за свою свободу.


========== Гил-Гэлад ==========


25. Гил-Гэлад

Ветер с Востока был полон тревоги и злости. Гил-Гэлад слышал, как стонет от далеких ударов земля, как воздух пропитывается металлическим запахом крови. Там, за границей лесов, рек и степей, полыхала война.

До светлых морских гаваней она пока не дошла, но все острее, все четче с каждым днем король ощущал, что оставаться в стороне долго не получится. Из Ануминаса приходили свои вести – верный друг и спутник короля Элендил Высокий волновался за своих сыновей, держащих осаду на юге и юго-востоке, и просил помощи у эльдар. И Гил-Гэлад помог бы, не задумываясь, если бы это зависело от него одного.

- Совет,- говорил он задумчиво, вслушиваясь в пронзительные эскапады ветров,- нам нужно созвать совет, нужно собрать силы, чтобы выступить на Восток.

Он отправил своих послов в Имладрис, к Элронду Полуэльфу, чтобы тот готовил выступление. Там, меж гор и водопадов, жили самые искусные, самые верные эльфы, и король надеялся, что все они пойдут за ним.

Он отправил весть к Владычице Галадриэль, спрашивая у нее совета.

«Нашему народу уготованы великие испытания и великие потери,- ответствовала она,- но, когда стоишь под порывами ветра, остается либо отвернуться и склониться, либо идти вперед, не взирая ни на что»

Это было не слишком похоже на совет, и не особенно помогло, но, впрочем, Гил-Гэлад обратился к ней лишь затем, чтобы успокоить собственное сердце – если уж Галадриэль не могла сказать ничего определенного, то от него и подавно не требовалось немедленных ответов.

Однажды утром, выйдя на высокую сторожевую башню, Гил-Гэлад почувствовал в порывах ветра привкус пепла. На мгновение ему показалось, что он слышит знакомое имя, и голос, произносящий его – зловещий, чужой, голос из-за пределов Тьмы – дрожит в нерешительности. И это было странно. Гил-Гэлад негромко запел, не отдавая себе отчета, что именно за слова срываются с его губ. Он пел об ушедших временах и о королевствах, обращенных в прах, и вдруг ощутил странное тянущее желание, от которого у него закололо кончики пальцев.

Гил-Гэлад сбежал по лестнице вниз, покинул башню и решительным шагом двинулся в дальние покои своего дворца на побережье. Там, укрытое покрывалом тайны и мягкой тенью, спало Оно.

Гил-Гэлад открыл ажурную крышку ларца – его много столетий назад выковали Наугрим в подарок тому, кто создал хранимое в ларце ныне сокровище. Оправленный в золото рубин мерцал мягким неземным светом, и король залюбовался его огненным совершенством. Его вдруг охватила уверенность, что голос, который почудился ему в дыхании Восточного ветра, принадлежал ему, Кольцу Огня. Он протянул руку, огладил кончиками пальцев тонкий золотой ободок, прикрыл глаза и ощутил пульсацию жизни в нем – металл не был бездушным и мертвым, он хранил отблеск пламени, осколки мастерства и… что-то еще.

Гил-Гэлад улыбнулся – чувство было щекочуще странным, почти незнакомым, известным ему лишь по рассказам и песням других. Чувство было прекрасным. Чистым. И разрушительным, как сам огонь. Гил-Гэлад погладил горячий камень, не открывая глаз. Казалось, не нужно ничего делать, чтобы кольцо само скользнуло к нему на палец. Надеть его, чтобы ощутить в полной мере то чувство, что заточено в нем, чувство, которое самому королю было неведомо. То было вдохновение.

Это Кольцо было создано в любви – столь невыносимой, сколь и восхитительной. Такой любви никто в мире был не достоин, кроме того, кто владел Кольцом.

И сейчас им владел Гил-Гэлад. Всего одно усилие воли, всего одно решение, и он познает очищающую силу этого огня.

Где-то за стенами замка запели тревожные трубы. Гил-Гэлад вздрогнул и отпрянул в ужасе от того, что только что чуть не натворил. Нарья должно оставаться в тайне. Таков залог безопасности творений великого ювелира – безумного мастера, отдавшего за это свою жизнь.

Гил-Гэлад покинул покои быстрыми шагами, не оглядываясь. Его ждали неотложные дела. Вернулись послы от Элронда – или сам Элронд решил пожаловать в Митлонд. Нужно было спешить. Забыть о том, что принес ветер. О сомнении, что поселилось в сердце.


========== Чужак ==========


26. Риннельдор

Риннельдор шел через заброшенные земли, опустошенные войной. Раньше здесь была его земля – прекрасный Эрегион, прославленный среди эльфов и гномов. Здесь Саурон и Келебримбор выковали свои кольца и здесь Келебримбор, соблазненный Сауроном, в последний момент раскаялся, и отдал свои кольца эльфам и встал, обнажив меч, перед тем, кто был ему ближе всех и кто стал дальше всех. В Нуменоре, на берегу западного моря, Саурон рассказывал ему об этом и Риннельдор словно видел все своими глазами: Аннатар, сияющий, как солнце в зените, стоит на площади перед Гвайт-и-Мирдайн, а Келебримбор стоит перед ним на ступенях. И Келебримбор пал от руки того, кто любил его, и Эрегион был разрушен.

О, Риннельдор понимал Келебримбора – он и сам был соблазнен Сауроном и он бы отдался ему весь, до конца, но вот только Властелину Колец не нужно было больше плотской любви. Пообещав ему блаженство, несравнимое с тем, что бывает под звездами, Саурон послал его в ледяное ничто, разделить муку с тем, кто был осужден навеки. Но Мелькор вернул его обратно – и этот дар не из тех, что могут быть забыты.

И так же, как Риннельдор не забудет ночь без звезд за пределами времени, земля Эрегиона не забудет войну, прокатившуюся здесь. В голосах трав и в шепоте камней ему слышались крики эльфов, и звон мечей, и вопли орков, и барабаны, и трубы, и проклятия… Пройдя Эрегион насквозь, Риннельдор пересек реку Гватло, и долину, и на берегу Барандуина повстречался с дозором нолдо и телери из Линдона.

Его окликнул твердый уверенный голос, холодный и непреклонный, как прочная сталь.

- Кто блуждает по землям Линдона в эти тревожные времена? Стой и назовись!

- Я Риннельдор, сын Аминиля.

Из тени высоких деревьев на тропу перед ним ступил высокий светловолосый эльф. Он казался очень тонким и словно вытянутым, но движения выдавали скрытую упругую силу - он был как зверь за секунду до броска. Лицо - острое, немного угловатое, было сосредоточенным и бледным. Черные глаза смотрели изучающе и так внимательно, что взгляд казался почти враждебным.

- Ты пересек наши границы без разрешения Владыки,- не назвавшись в ответ, заговорил эльф. Замершие тени за его спиной были единственным свидетельством того, что он здесь не один,- откуда и куда ты держишь путь?


Риннельдор вскинул голову, и посмотрел говорящему в глаза, и усмехнулся:

- Я родом из Эрегиона, и я был на службе короля Ар-Фаразона в Нуменоре, и я был в других местах. Что же касается разрешения… Не думал, что нолдо нужно разрешение, чтобы пересечь Барандуин. Но если вашему владыке неугодно мое присутствие в его землях - я покину их.

Высокий эльф едва заметно нахмурился - словно рябь пробежала по гладкой поверхности озера.

- Странные слова говоришь ты, Риннельдор, сын Аминиля. Ты служил королю павшего Королевства? Тому, кто презирал эльдар и считал их своими заклятыми врагами, преследовал тех, кто сохранил с нами дружбу?

И тут Ринельдор понял, почему Мелькор взял с него клятву молчания. Эльфам было подозрительно даже то, что сам Риннельдор не счел нужным скрывать. Что уж говорить об остальном! Но и солгать он не мог - придется довериться доброте и благоразумию Гил-Гэлада и его стражи. Хотя разглядеть доброту во взгляде светловолосого эльфа было непросто.

Он смотрел на Риннельдора, как на орка, попавшего в капкан. Другие эльфы вышли из леса - теперь напротив Риннельдора стояло семеро линдонцев, вооруженных и одетых в кольчуги.

- Я служил королю Нуменора до того, как Саурон соблазнил его. Эльфы Эрегиона были дружны с Нуменорцами - да и эльфы Линдона тоже, если мне не изменяет память.

Еще секунда молчаливого созерцания, и высокий неторопливо кивнул, словно приняв решение поверить Риннельдору.

- Я - Йассэ, начальник пограничной стражи,- представился он, отступая чуть назад, будто желая снова скрыть лицо в тенях деревьев,- ты прав - вход нашим собратьям на земли Линдона не запрещен, но сейчас путешественников мало - на юге идет война, пусть далекая, но ее отголоски доходят и до этих границ. Скажи же, зачем ты пришел?

- Когда я шел сюда, у меня не было цели. Но теперь, услышав твои слова, я знаю, зачем пришел. Если Гил-Гэладу, королю нолдор и синдар, нужен еще один воин, ненавидящий Саурона всем сердцем, то я готов служить ему!

Эльфы быстро переглянулись. Йассэ сделал остальным какой-то знак, и те - все, кроме одного - исчезли с тропы в мгновение ока.

- Я дам тебе провожатого,- сообщил он прохладно,- он отведет тебя во дворец Владыки. Там, если ты и правда готов служить Королю, решится твоя участь. Ибо не мне принимать такие решения,- он склонил голову в вежливом кивке,- доброго пути, Риннельдор, пусть звезды осияют твою дорогу,- пожелание звучало, впрочем, не слишком приветливо, словно Йассэ снова что-то заподозрил.

Еще секунда - и он тоже скрылся меж ветвей. Оставшийся на тропе эльф подошел ближе. Он смотрел на Риннельдора обманчиво затуманенными напускной усталостью глазами.

- Я - Гаэрет,- представился он после довольно долгой паузы,- следуй за мной.


И так Риннельдор и Гаэрет отправились в путь. По дороге они практически не разговаривали. После того, как Риннельдор спросил, какие новости в Нуменоре, Гаэрет посмотрел на него в изумлении и сообщил, после паузы, что не уполномочен обсуждать что бы то ни было с чужеземцем. С тех пор Риннельдор не раз ловил на себе его взгляды, полные тревоги - кажется, проводник жалел о том, что он всего один. Без ночевок и почти без привалов они дошли до Митлонда за три дня и Гаэрет с видимым облегчением передал заботу о Риннельдоре страже у ворот.

- До встречи в лучшие времена! - бросил он на прощание и поспешно удалился, сославшись на необходимость вернуться на пограничные рубежи.

В городе же царило оживление - кажется, недавно прибыли гонцы с важными вестями, и глава городской стражи лишь мельком взглянул на незнакомца. Никаких объяснений перед своим уходом Гаэрет дать не сподобился, и потому сейчас страж был несколько растерян, видимо, не зная, что же делать с гостем.

- Добро пожаловать в город Пресветлого Владыки,- объявил он осторожно,- какими судьбами?

- Я прибыл в Линдон, чтобы служить Гил-Гэладу Эрейниону, корою нолдор Средиземья! Если вы ведете войну с Сауроном - я не могу остаться в стороне!

Начальник стражи посмотрел на него с нескрываемым удивлением.

- Войну? - переспросил он негромко,- воюют с Сауроном люди на Юге. О том, вступать ли с ним в противостояние, решение не принято. Но…- он улыбнулся,- но твое рвение похвально.

- Я готов предстать перед королем! - воскликнул Риннельдор.

Эльф усмехнулся - беззлобно. С таким видом и выражением умиляются глупым поступкам неразумных детей.

- Предстать перед Королем…- он покачал головой,- боюсь, Владыка сейчас занят тем, что принимает у себя послов из Имладриса и Аннуминаса. Темные времена настали, но мы, эльфы Линдона, должны держаться вместе и решение принимать одно на всех. А это значит - довериться мудрой воле Пресветлого владыки. Если ты хочешь служить королю, тебе стоит поговорить с капитаном Лиссандиром, но, боюсь, от него ты услышишь то же самое…

- О, конечно, я поговорю с капитаном Лиссандиром, - ответил Риннельдор. - Для меня большая честь стать одним из подданных короля.

Большая честь! - повторил он про себя. И откуда эта ложь? Его приняли, как будто он деревенщина из Ласгалена, лесной эльф, не знающий искусства сложнее, чем игра на свирели, сделанной из тростинки. Его, нолдо из Эрегиона, вернувшегося из Вечной Тьмы! Но он подождет со своими советами - должно быть, король Гил-Гэлад отнесется к ним с большим интересом, чем его привратник, не пожелавший даже представиться.

- Ступай по этой улице, - с готовностью и теперь уже вполне приветливой улыбкой показал начальник стражи на мощеную белым камнем дорогу,- Тебе нужно пройти через сад, спуститься на нижний уровень, и там ты найдешь казармы. А уже в них любой покажет тебе, где найти Лиссандира. Да хранят тебя вечные звезды.

Очень своевременное пожелание, подумал Риннельдор. Вечные звезды! Что-то я не видел их там, за пределами Арды.

Но он, поклонившись стажу ворот, пошел по улице, как ему было сказано, и дошел до сада. Это был прекрасный сад - деревья, цветы и фонтаны, и травы, растущие здесь и не ведавшие горя. И Риннельдор остался в этом саду - он бродил среди деревьев, касаясь их кончиками пальцев и слушая их голоса. Он был счастлив. Он, получивший вторую жизнь!

Несмотря на довольно оживленный час - едва перевалило за полдень - в саду было совершенно пустынно, словно все жители Митлонда разом решили заняться иными делами - но только не праздным созерцанием красоты сада. Тропа вела Риннельдора вперед, прочь от основной дороги, и там, среди тенистых сплетенных ветвей, он увидел одинокую фигуру, облаченную в серый плащ. Незнакомец сидел между корней сросшихся деревьев и тихо напевал себе под нос, словно вовсе не замечая приближения чужого. Голову его накрывал капюшон плаща, и лица было не разобрать.

Увидев его, Риннельдор вдруг вспомнил, что он шел по делу - встретиться с капитаном Лиссандиром. Но после стольких лет или эпох? - пребывания там, где единственным компаньоном его был бог огня, заточенный в лед, каждое живое существо казалось Риннельдору чудом. Вот они, деревья и птицы, вот оно, небо Арды, такое ласковое изнутри и такое ужасное снаружи!

Незнакомец, видимо, почувствовав приближение к своему убежищу незнакомых шагов, медленно поднял голову.

Светлые серые глаза на точеном бледном лице смотрели устало и отстраненно.

- Здравствуй,- произнес негромкий голос.

В зеркале Келебримбора Риннельдор видел Гил-Гэлада, короля Линдона. Это было тогда, когда Келебримбор стал Королем Эрегиона и когда он показывал своему народу надменного монарха, не желающего признавать свободный выбор эльдар.

И вот король Линдона перед ним - король, которому Келебримбор отдал власть над миром - и свою жизнь.

- Здравствуй, Гил-Гэлад, сын Фингона, - приветствовал его Риннельдор, прижав правую руку к сердцу, и поклонился.

Усталый король казался почти прозрачным - он слегка повел плечами, и легкая ткань капюшона скользнула вниз по темным гладким волосам, но Владыка не обратил на это внимания. Сейчас от облика надменного правителя в нем не осталось почти ничего. Здесь, сидя меж корней деревьев, без кольчуги, венца и стяга в руке, Гил-Гэлад казался беззащитным и хрупким, как хрустальная статуэтка. И Риннельдор знал, что ощущение это столь же чарующе, сколь и обманчиво.

- Это несправедливо,- заговорил король, и голос его исполнился деликатной приветливой магией. Ты можешь довериться мне - говорил этот тон. Я - не только король, но и друг, и отец тебе,- слышалось в мягком тембре,- ты мое имя знаешь, а я твое - нет.


- Несправедливо? - переспросил Риннельдор. - О чем ты, о мой король?

- Я лишь хотел бы узнать, кто ты, незнакомец, нашедший место моего уединения,- улыбнулся Владыка в ответ.

Конечно, Риннельдор думал, что Гэл-Гэлад способен увидеть его мысли - так, как на это были способны и Саурон, и Мелькор. Трудно отвыкнуть от того, что не должно было стать привычкой! Но Гил-Гэлад - всего лишь эльф и сын эльфов, рожденный под звездами.

- Я - Риннельдор, сын Аминиля, пришедший, чтобы помочь королю всех нолдор в борьбе с врагом! Я не хотел мешать тебе, но я рад, что нашел тебя. Прими меня к себе!

И Риннельдор встал на одно колено, и протянул руку ладонью вверх - как знак верности, и как залог мести.

Гил-Гэлад поднял черные брови.

- Ты, значит, хочешь воевать? - спросил он тихо,- хочешь служить своему королю и, возможно, лишиться жизни?,- он вздохнул, потом тихо рассмеялся,- в таком случае, мы с тобой в меньшинстве, Риннельдор, сын Аминиля. Пока война не стоит у наших ворот, бороться нам не с кем. Но твоя горячность приятна моему сердцу,- он повел рукой, подзывая Риннельдора поближе.

- О, король, поверь мне, война стоит у ваших ворот! Саурон не отступит, пока не убьет всех эльфов - или пока валар не выбросят его за пределы мира!

Гил-Гэлад нахмурился.

- Откуда тебе это известно? - спросил он, и голос его теперь снова был голосом правителя - твердым и четким.

- Мне известно это лучше, чем многим! - сказал Риннельдор. - Я был в Нуменоре и я видел, как Саурон соблазнил Ар-Фаразона, рассказывая ему ложь и небылицы. И в Нуменоре построили огромный храм и там сжигали людей, верных союзу с эльфами. И в сердце Саурона была ненависть к эльдар и презрение к людям!

- Ты был в Нуменоре, - повторил Гил-Гэлад, - ты правда видел все это?- глаза его теперь были широко распахнуты. Вместо прозрачной серой дымки их теперь затапливала пасмурная темнота, - как ты спасся оттуда?

- Никто не спасся из Нуменора, - ответил Риннельдор. - Саурон убил меня, но силы, над которыми он не властен, отправили меня обратно.

Гил-Гэлад едва ли осознавал, что рот его открылся сам собой, и губы сложились в беззвучное “ох”.

- Ты вернулся из-за порога смерти?- переспросил он тихо, с совершенно мальчишеским восторженным придыханием.

- Да. Из-за порога смерти, если угодно.

Гил-Гэлад поднялся. Он оказался почти на полголовы ниже Риннельдора - обычно небольшой рост скрывала горделивая осанка или высокий боевой конь. Сейчас же Гил-Гэлад выглядел наивным юнцом, впервые вошедшим в королевскую сокровищницу.

Он подошел к Риннельдору, протянул руку и коснулся его плеча - так бережно и благоговейно, словно боялся, что тот исчезнет от одного-единственного касания. Глаза короля словно выцвели, стали прозрачно-серебристыми, и в них плескался священный страх.

- Расскажи мне,- попросил он, как дети просят взрослых поведать им о деяниях древних героев.

И было в этом что-то такое… Искреннее, чистое и честное, что делало ответ Риннельдора ложью. И все же он ответил, опустив глаза:

- Я поклялся не говорить об этом. Прости меня, о король.

По лицу Гил-Гэлада пронеслась мгновенная тень разочарования, но тут же он улыбнулся - немного смущенно, будто устыдился собственного порыва. Опустил руку и отступил на полшага.

- Я… понимаю,- он кивнул, потом расправил плечи, и секундой позже перед Риннельдором снова стоял король, а не мальчишка,- я рад приветствовать тебя, друг мой,- проговорил он,- пусть и темен час нашего знакомства.

Откуда-то со стороны главных ворот донеслись торжественные звуки рогов. Гил-Гэлад прислушался, чуть нахмурившись, потом улыбнулся.

- Прибыли посланники,- заметил он, и тут же словно луч солнца упал на его лицо - короля посетила идея,- идем со мной в зал совета, Риннельдор? Ты поведаешь о своем пути остальным. Может быть, тебя они послушают?

Риннельдор поклонился королю и поблагодарил его за честь и доверие. Затем они проследовали во дворец - встречные эльфы кланялись королю и с любопытством смотрели на чужеземца. Гил-Гэлад приветствовал всех по именам, часто останавливаясь и задавая какой-нибудь вопрос о делах своих подданных, так что до дворца, красотой не намного уступающего княжескому дворцу в Ост-ин-Эдиле, они добрались еще не скоро. И Риннельдор вынужден был признать, что Митлонд подобен Ост-ин-Эдилю в величественности, и что изящная простота его улиц, строений и фонтанов очаровывает сердце. Дворец стоял на берегу залива и соленые брызги доносились до них, и шум моря, и крики чаек.


========== Совет ==========


Перед самым дворцом выстроился небольшой отряд эльфов в простых зеленых одеяниях, вооруженных длинными тугими луками и кинжалами. Когда на площадке появился Гил-Гэлад, воины разом, как один, развернулись, отдали ему честь и расступились. По образовавшемуся проходу легкой упругой походкой двинулся очень высокий эльф в мерцающем сером плаще. Волосы - расплавленное серебро - рассыпались по широким плечам. Лицо - чуть более надменное, чем полагалось эльфийскому владыке. Тяжелые веки гостя были слегка опущены, и зеленые глаза смотрели из-под черных ресниц устало и отстраненно, но уже через пару секунд становилось ясно, что впечатление это обманчиво.

- Приветствую, Гил-Гэлад, Пресветлый Государь Линдона,- голос гостя был низким и густым, как вешний мед.

- Приветствую, Орофер, Владыка Эрин Ласгалена,- ответил Гил-Гэлад с улыбкой,- не ждал, что ты прибудешь лично.

- Я хотел отправить эмиссаром сына,- ответил Орофер,- но он занят сбором войск Ласгалена на случай, если Совет примет решение вступить в войну.

Риннельдор поклонился королю нандор, как это было принято в Эрегионе, но тот словно не заметил его. Гил-Гэлад пригласил Орофера и его свиту во дворец, затем, после всех приличествующих такому случаю церемоний, избранных позвали на совет - в круглую комнату в самой высокой башне замка, из окон которой открывался вид на все стороны света.

Послом Элронда Полуэльфа был молодой эльф по-имени Линдир, похожий на юркую птичку. Он смотрел на присутствующих с любопытством, быстро переводя взгляд с одного на другого - для него такое собрание явно было внове, и он упивался ощущением собственной значимости. Делегация из Лориэна - трое почти одинаковых лицом и сложением эльфов - имели вид серьезный, собранный и торжественно-печальный.

Гил-Гэлад занял свое место во главе собрания, указав Риннельдору на кресло за своей спиной.

- Гости из дальних королевств, друзья мои и братья,- начал Король,- вы явились сюда с новостями, и я рад приветствовать вас здесь, в стенах моей обители.

Эльфы молчали, ожидая, к кому из них король обратится первым.

Гил-Гэлад помедлил мгновение, словно выбирал объект своего интереса, и наконец обернулся к Линдиру:

- Какие вести из Имладриса? - спросил он тихо, таким тоном, словно точно знал, какой получит ответ.

- Владыка Элронд передает уверения в вечной дружбе,- сообщил Линдир,- четыре тысячи лучших воинов Имладриса собраны и вооружены, но мы не хотим вмешиваться в битвы, которые гремят столь далеко. Люди не просили у нас помощи, и навязывать ее было бы неразумно.

- Навязывать? - тихо переспросил Гил-Гэлад,- навязывать, ты говоришь? Люди гибнут, в одиночку сражаясь с нашим общим врагом, пока мы ведем бесконечные разговоры. А ты говоришь - “Навязывать помощь”?

- С твоего позволения, Государь,- заметно стушевался Линдир,- это говорю не я, а Владыка Элронд.

- Странные слова от того, кто уже сражался с Сауроном,- не выговорил, а почти выплюнул Орофер с недоброй ухмылкой.

- Вовсе не странные,- печально покачал головой Гил-Гэлад,- он, как и я, видел ужас и смерть, которую несет этот дух разрушения. Он, как и я, не хочет бросать в жерло этого смертоносного вулкана ярости очередную армию своих братьев… Но, боюсь, у нас нет выбора.

- Владыки Лотлориэна готовы отправить с твоей армией отряд лучших воинов-галадрим,- заговорил один из единоликой троицы,- три сотни лучников.

- Три сотни,- хмыкнул Орофер, но развивать свою мысль не стал.


Халдир посмотрел на Орофера без особого почтения во взгляде:

- Сколько войск сочтет нужным прислать сияющий Орофер, король нандор Ласгалена? - спросил он, и Риннельдору не нужно было уметь читать в сердцах, чтобы понять, что лориенец думает о нандор.

- Столько, сколько потребуется,- процедил сквозь зубы Орофер,- даже сюда, в Митлонд, я привел дружину из сотни воинов. Через несколько дней, буде на то воля совета, войска Ласгалена выйдут из моей столицы и двинутся на юг, чтобы вступить в войну. Но, надо полагать, прочие участники этого собрания считают, что война - это излишняя трата времени?

- Прошу вас,- тихо остановил разгоравшуюся ссору Гил-Гэлад. Он повернулся к Халдиру,- Владыкам Лотлориэна передай мою глубочайшую благодарность, милый Халдир. Один воин-галадрим стоит многих солдат врага.

- Это нелепо,- заявил Орофер снова,- мои отряды и силы Линдора, триста галадрим и воины Элронда, которые не собираются, кажется, покидать Имладрис, выступят против многотысячной армии? Не хотелось бы произносить слово, вертящееся у меня на языке, братья,- последнему слову он придал ядовитую окраску.

- Воины Имладриса будут делать то, что велит нам долг, - ответил Линдир, тихо, но гордо. - Как известно королю Ороферу, Элронд был воеводой Гил-Гэлада, когда Линдон послал свои войска на помощь Эрегиону. И много нолдор и телери пало на полях Эрегиона, и в Рудауре, и в Минхириате! Не знаю, какое слово имеет в виду король Ласгалена, должно быть, он хочет сказать “храбрость и честь”.

- Легко прикрываться прошлыми заслугами,- заносчиво ответил Орофер,- да, нам известно, что Элронд Полуэльф был герольдом и воеводой в той войне, но теперь - война иная. И то, что воины Имладриса гибли тогда, никак не повлияет на факт, что они отказываются защитить свободный мир от тьмы сейчас. Так что, какие бы слова я ни имел в виду, “храбрость и честь” - не из их числа.

Гил-Гэлад украдкой взглянул на Риннельдора, и во взгляде его читалось почти отчаяние, словно он видел, как мир вокруг него рушится, но ничего не мог с этим поделать.

- Ты обвиняешь в трусости князя Имладриса! - воскликнул Линдир, не веря собственным ушам. - Элронда, сына Эарендиля! Великий воин должно быть Орофер, сын Эствера, и много битв он выиграл!

- Много ли весен ты повидал, мальчишка? - с вызовом ответил Орофер, но Гил-Гэлад поднял руку, прося его замолчать.

- Сейчас не время и не место разжигать раздор в наших рядах,- проговорил он, чуть понизив голос, стараясь заставить остальных прислушиваться,- Линдир, владыка Орофер не то имел в виду. Никто не может обвинить Элронда в трусости. А ты, Орофер, жаждешь защищать свободу и Свет, и за это имя твое не забудется в веках, но сейчас умерь свой пыл.

- Пыл, говоришь ты, король,- Орофер смотрел на Гил-Гэлада потемневшими от злости глазами,- пылом ты называешь естественное желание дать отпор тому, кто угрожает всем нам! Если совет примет решение не воевать, я один поведу армию к стенам Мордора!

- Владыки Лориена сказали свое слово. Мы идем на войну. - проговорил Халдир, так же, как и Гил-Гэлад, желавший положить конец этой стычке, столь неуместной на королевском совете. Непонятно, всегда ли Орофер был таким заносчивым, или жизнь в Ласгалене заставила его забыть о приличиях - но оскорблять Элронда в присутствии его короля и в присутствии посланников Лориена! Безумие, вот какое слово произнес бы Халдир, если бы советы собирались для того, чтобы высказывать свои чувства.

- Вы - это лично ты, Халдир? - ехидно переспросил Орофер,- или, может, владыка Келеборн собирается лично взяться за оружие? А то и сама Владычица?

- Довольно! - Гил-Гэлад рывком встал, и голос его зазвенел, отражаясь от стен и высокого потолка. Поневоле все обратили на него взор,- довольно,- повторил король уже тише и снова сел в кресло,- вы, послы Имладриса и Лориэна, и ты, король Орофер, послушайте того, кто знает о холоде смерти не понаслышке,- король обернулся к Риннельдору,- говори, брат.

Риннельдор встал и вышел в центр зала, так, чтобы всем было его хорошо видно. То, что он услышал, расстроило его и смутило. Как военачальники, разругавшиеся еще до начала битвы, смогут победить Саурона?

- Риннельдор, сын Аминиля, приветствует короля Ласгалена, военачальников Лориена и Имладриса. Я - нолдо из Эрегиона, покинувший наш край в дни мира и рассвета, чтобы работать при дворе Тар-Палантира, верного друга эльфов Средиземья. Вместе с мастерами людей работал я над тем, чтобы Арменелос, столица Нуменора, красотой своей был подобен Ост-ин-Эдилю. Я остался там, когда Тар-Калион, племянник Тар-Палантира, взошел на трон. Он взял себе имя Ар-Фаразон и он пожелал подчинить Саурона, о войне с которым вы говорите. И в Средиземье приплыли корабли Нуменорцев, и захватили Саурона в плен - как они думали. Но вот только они ошиблись - пленник сам завладел сердцем короля, и сердцами его приближенных, и на священной горе они построили храм, в котором приносили жертвы Морготу. И Саурон учил людей, что валар - враги им, и что эльфы - прислужники валар. “Почему эльфы бессмертны? Почему они не знают ни старости, ни болезни? Почему мир дан им, когда он может быть ваш?” - вот как говорил Саурон и целый народ соблазнил он. Знали бы вы, какая сила была в его голосе! И как прекрасен был его облик, с золотыми волосами, с глазами, как небо на восходе солнца, сияющее и прозрачно-голубое! Он овладел сердцами всех, кто слышал его, и даже крики людей, по его воле преданных страшной смерти, не отрезвляли тех, кто слушал Саурона. “Они - эльфийские шпионы”, говорил Саурон, “они - марионетки валар, укравших ваш дар!” и люди кивали, слушая его. Вот что я могу сказать вам про врага, о владыки эльфов.

Его слушали в полном молчании, не перебивая. Все глаза были устремлены на него, и когда Риннельдор замолчал, в зале повисла тяжелая пауза.

- Я выступлю на помощь людям Юга, тем нуменорцам, кто не поддался злой воле врага, кто смог сохранить в сердцах преданность нашим старым союзам,- тихо сказал наконец Гил-Гэлад,- при участии прочих армий - или без него.

- Как ты выжил? - вдруг резко спросил Орофер, сверля Риннельдора взглядом,- на острове, полном врагов эльдар, захваченном безумием и жаждой сжигать неугодных - как ты остался в живых?

- Я не остался в живых, - ответил Риннельдор. - Саурон убил меня собственной рукой. Но я вернулся в Арду и я хочу отомстить ему за все, что со мной было. Вот моя история, о король Орофер.

- Ты вернулся из залов Мандоса? - не унимался Орофер,- каким же это образом? За какие заслуги?

- Об этом я не могу сказать. Но заслуг у меня нет, о король, я просто нолдо, желающий отомстить. И скажу еще лишь одно - Саурон не успокоится, пока эльфы живы и счастливы. Он ненавидит эльдар и он желает нам гибели.

Орофер наградил его еще одним взглядом - глаза - омуты зеленого презрения - затем повернулся к Гил-Гэладу.

- Ты показал нам этого странного эльфа, чтобы убедить в чем-то? - осведомился он.

Гил-Гэлад, который, кажется, ожидал совсем иной реакции, качнул головой.

- Зачем нолдо врать? - спросил он негромко,- и раз то, что он рассказал о себе, правда, я думаю, необходимо выслушать его.

- Что скажете, братья? - в тоне Орофера сквозила плохо скрываемая ирония, когда он обратился к остальным.

- Нам известно, что Саурон желает всем эльдар гибели, - ответил Халдир, задумчиво, стараясь не обращать внимания на тон Орофера и на его выходки. - И людям, должно быть, он желает того же. Но что твой рассказ меняет? Мы знаем о том, что было в Нуменоре и мы знаем о том, как Нуменора не стало. Что ты посоветуешь нам, о вернувшийся из дальних чертогов?

- Войну, - коротко ответил Риннельдор.

- И в его устах это слово, конечно, звучит куда весомей, чем в моих,- ехидно заметил Орофер.

- И в моих,- прохладно осадил его Гил-Гэлад,- но за кем будет последнее слово - совершенно неважно. Важно, что опасность нависла над нами всеми, и мы должны принять нелегкое решение.

- Я передам Элронду весть обо всем, что услышал, - сказал Линдир. Он не доверял ни королю Ороферу, ни, тем более, нолдо из Эрегиона, успевшему послужить королю Ар-Фаразону. К счастью, решение должен принять не он.

Гил-Гэлад безнадежно кивнул - в конце-концов, ничего иного он не ожидал, раз уж Элронд не явился на совет сам. Он уже открыл было рот, чтобы объявить о конце собрания, как вдруг со стороны высоких дверей донесся какой-то шум, затем створки распахнулись, и в зал быстрой порывистой походкой вошел человек. Он был облачен в черные с серебром одежды, глаза на совершенно бледном лице горели почти болезненным огнем.

- Прошу прощения за вторжение, король,- обратился он к Гил-Гэладу, не глядя на остальных,- я опередил по пути делегацию моего отца, и прибыл сам, чтобы сообщить - Минас-Итиль пал, Осгилиат и Минас-Анор вот-вот падут тоже, и тогда темная лавина вражеских полчищ обрушится на остальные свободные земли.

Эльфы переглянулись. Воистину дурные вести! Риннельдор был поражен сходством этого человека с Амандилом, лордом Андуниэ. Быть может, это его сын, спасшийся из Нуменора - что Нуменор пал, и что кто-то из верных спасся, нолдо уже понял из того, что услышал. И вот Саурон напал на новые королевства людей. Может, теперь настала пора действовать?

По лицу Орофера промелькнуло выражение такого торжества, словно вновь прибывший сообщал о том, что его армии совершили прорыв. Но он быстро взял себя в руки.

- Ну что, эмиссары владык?- обратился он к совету, - теперь это наше дело? Если падет Гондор, как вы думаете, кто на очереди? Халдир?

Не обращая внимание на Орофера, словно король Ласгалена был дурно воспитанным ребенком, которого родители усадили за пиршественный стол и отправились по делам, Халдир поклонился вошедшему.

- Прими мои соболезнования, доблестный воин! Черные вести принес ты!

Человек коротко кивнул ему, словно отмахнулся, наградил Орофера раздраженным взглядом, и обратился снова к Гил-Гэладу.

- У вас совет. Когда вы выступаете? Нужно, вероятно, дождаться моего отца, но и медлить нельзя.

Губы Орофера изогнулись в ироничной улыбке.

- Решение о выступлении еще не принято, Исилдур, сын Элендила, - осторожно отозвался Гил-Гэлад, - мы не достигли согласия…

Лицо человека потемнело.

- Что?!- почти выплюнул он, едва не нависая над королем, - мои люди погибают на границах с Мордором, а вы, бессмертные, снова устроили грызню?!

- Следи за языком, мальчишка, - мило посоветовал ему Орофер, улыбаясь теперь широко и радостно.

Халдир вздрогнул и посмотрел на Исилдура внимательно, словно желая разглядеть в нем что-то необычное. Румил и Орофин тоже посмотрели на него, не понимая, как может простой смертный так обращаться к совету эльфийских владык.

- Я передам вести о случившемся Элронду, - повторил свои слова Линдир, давая понять, что в таком составе продолжать совет бессмысленно.

Гил-Гэлад явно почувствовал нависшую над ними катастрофу. Он встал и подошел к Исилдуру, положил руку ему на плечо и заговорил тихо и вкрадчиво.

- Я очень люблю твоего отца, Исилдур. Лучшего друга и товарища, чем он, у меня нет. И сыновья его для меня - все равно, что мои собственные. И в тебе сейчас говорят горе и гнев, я понимаю это. И от себя обещаю - мы поможем Гондору выстоять или падем вместе с ним.

Исилдур ответил королю серьезным задумчивым взглядом.

- Когда я выезжал, мой брат удерживал Осгилиат, противостоя полчищам орков, - заговорил он негромко, - и сейчас, вероятно, он уже мертв. Мы как сыновья тебе, говоришь ты. Так знай же, Гил-Гэлад, что сыновья твои умирают.

- Я сам поеду в Имладрис, - проговорил Гил-Гэлад после короткой паузы, - и буду говорить с Элрондом, глядя ему в глаза, как ныне гляжу в твои.

Риннельдор, наблюдая за тем, как Гил-Гэлад пытается примирить эльфов и сохранить союз с людьми, не мог избавиться от навязчивой мысли: когда он снова погибнет, куда отправится его дух, к валар, вершителям сурового правосудия или к Морготу в вечную тьму? Он предпочел бы валар, наверное. В том, что момент этот близко, кажется, сомневаться не приходилось, глядя на заносчивых эльфов и их военный совет.


========== На смерть ==========


Элендил со своими войсками прибыл в Митлонд к вечеру следующего дня. Орофер, пожелав всем счастливо оставаться, отправился вперед - гонцы передали ему, что силы Ласгалена выдвинулись из столицы и тоже перемещались в сторону оплота Элронда Полуэльфа. Лесной король рассчитывал встретиться с сыном на подходе к Имладрису и вступить в светлый край вместе.

Гил-Гэлад же, проводив всех послов, несколько дней провел, осматривая свои войска вместе с людьми. Эльфы Линдона собирались без особой охоты, но и не роптали - все понимали, что теперь выступление против Саурона было неизбежным. Накануне выхода Гил-Гэлад о чем-то долго разговаривал с Кирданом Корабелом наедине, и после этой беседы вернулся осунувшимся и бледным.

Войско Линдона вышло к Имладрису ранним утром, когда едва рассвело. Гил-Гэлад повелел Риннельдору ехать с ним рядом, по левую руку. По правую скакал Элендил, но он не слишком старался держать строй - пока что они двигались не на битву, и время от времени король людей отъезжал в сторону, чтобы перекинуться парой слов с сыном или объехать собственные войска, маршировавшие следом.

Во время одной такой отлучки, Гил-Гэлад заговорил с Риннельдором.

- Ты видел его там, в Нуменоре? Видел Врага? Я помню его воином в ужасных пламенеющих доспехах, я помню жар, исходящий от его фигуры. Жар и слепящий свет, не имеющий ничего общего со светом звезд и солнца… Каким он был там?

Каким он был там! … О, Риннельдор хорошо помнил, каким Саурон был в Нуменоре! Он видел, как Ар-Фаразон ввел пленника в тронный зал - тогда эльф еще пребывал при дворе короля. На золотых волосах Саурона был венец из мифрила, и он был одет в одежды из белого и небесно-голубого шелка. Не было на нем ни оружия, ни доспехов - потому что не силой меча собрался он завоевывать Андор, Землю Дара. И Риннельдор поймал на себе взгляд Саурона - волнующий взгляд синих глаз. Вначале Саурон ничего не говорил ему, хотя еще несколько раз довелось им увидеться. Но когда в Нуменоре по его наущению начались гонения на эльфов и на людей, дружных с эльфами, Риннельдор удалился в Форостар, работать с мастерами князя севера. Ибо со многими из них он был дружен, а в Эрегион он не мог уже вернуться – орками Мордора под командованием Саурона Эрегион был разрушен, и никто не жил там больше.

Тельпентар, князь Форостара, любил эльфов и чтил старые традиции. Хоть он не отваживался критиковать короля напрямую, нередко за его столом можно было услышать хулу на Саурона и пожелания скорейшего избавления от этого зла. Риннельдору всегда предлагалось почетное место за княжеским столом и он чувствовал себя как дома, пока однажды из Арменелоса не явились люди короля и не потребовали выдать им нолдо.

- Риннельдор – мой гость и он под моей защитой, - ответил Тельпентар.

- Откажешься ли ты повиноваться королю, о князь? – спросил его один из посланников. И Тельпентар знал, что те, что отказывались повиноваться, объявлялись изменниками, и он отступил, и его братья, и сыновья, и его дружина отступила перед людьми Ар-Фаразона и те обезоружили Риннельдора, связали его и отвезли его во дворец.

Там эльф предстал перед Сауроном.

- Чего ты ждешь от нашей встречи? – спросил Риннельдора тот, кто когда-то был пленником Ар-Фаразона, а теперь стал главным его советником.

- Чего ждать эльфу от врага? – вопросом на вопрос ответил Риннельдор. Он боялся глядеть Саурону в глаза и стоял, опустив взор.

- Может быть, любви? – спросил Саурон и Риннельдор взглянул на него и встретил взгляд синих глаз, глубоких, как море.

И Саурон рассказал Риннельдору о своей любви к Келебримбору и о кольцах власти, и он снова привел Риннельдора во дворец к Ар-Фаразону и назвал его истинным эльфом и другом свободы. И там Риннельдор сидел рядом с Сауроном и слушал его речи, обличающие валар.

«Что дали валар людям? Ничего! Лишь спрятались на западе и не пускают их отведать плодов бессмертия!» - говорил Саурон Ар-Фаразону и его советникам. «Что дали валар эльфам? Ничего! Лишь привязали их к себе вечными путами послушания! Мелькор хотел дать эльфам свободу и за это они изгнали его из Арды!» - так говорил Саурон Риннельдору и он брал его за руку, и смотрел ему в глаза, и Риннельдор ощущал блаженство, неведомое ему ранее.

И однажды Саурон взял Риннельдора с собой, и привел его в храм на горе. Там Риннельдор видел людей с глазами, полными безумия, которые терзали других людей и сжигали их в огне, а Саурон улыбался краешком губ и прекрасный лик его сиял. И там эльф увидел Тельпентара – за правую руку служители храма подвесили его на цепь, спускающуюся из-под купола, обнаженное тело его было покрыто ожогами, и Риннельдор взглянул на его ноги и не смог смотреть.

- Приветствую тебя, князь Форостара! – Воскликнул Саурон.

Тельпентар открыл глаза. Он ничего не сказал.

- Верен ли ты Манве и Варде, покинувшим тебя в беде?

- Воды, - попросил Тельпентар.

Саурон сделал знак служителям, и они принесли Тельпентару воды и дали ему напиться.

- Кого назовешь ты Владыкой Запада? – спросил Саурон.

- Король Ар-Фараон – владыка запада, ты, Саурон, повелитель Арды, а Мелькор – творец всего сущего, - ответил Тельпентар и Саурон рассмеялся.

- Эй, Манве, взгляни на меня! – Воскликнул Саурон, поднимая руки к небу, и огни, разожженные вокруг, вспыхнули разными цветами, - Твой раб стал моим рабом и нынче же я освобождаю его от службы!

И он взял один из факелов со стены храма и протянул его Риннельдору.

- Возьми огонь освобождения, - сказал Саурон, - Во имя Мелькора, творца сущего, я даю его тебе, и если ты сожжешь этого человека в очищающем пламени, то сегодня же душа его познает блаженство в мире, где Мелькор правит свободными и где смертным душам подвластны скрытые силы.

И эльф взял в руки факел, горящий белым огнем и коснулся им Тельпентара, повинуясь взгляду Саурона. В тот же миг тело человека вспыхнуло, как сухой лист, и лишь горстка пепла осталась от того, кто был князем Форостара, сыном Беленгара, славным воином, командующим мужами.

- Тельпентар познал истину и его страдания окончились, - сказал Саурон с улыбкой. – Готов ли ты отринуть ложь валар и признать владычество Мелькора?

- Я вижу, что у валар нет власти здесь, - ответил эльф. – Но я боюсь их гнева.

- Признай владычество Мелькора, создателя миров, и раздели со мной власть над Ардой! – сказал Саурон. – Я полюбил тебя и мы будем вместе в этой жизни, а после смерти, если ты умрешь, ты не пойдешь в Дом Мандоса, где скорбные души ждут конца этого мира в серых пространствах, лишенных радости. В новый мир ты пойдешь, где Мелькор правит духами, свободными от границ плоти!

- Ты мой бог, Саурон! Ты и Мелькор, создатель миров! – так ответил Риннельдор, и Саурон рассмеялся, услышав эти слова.

- Так передай же Мелькору привет от меня, о безумец! – и он взмахнул рукой, и белые языки пламени охватили эльфа. Но только они не испепелили его, как испепелили Тельпентара. Долгой была смерть эльфа и его крик отражался от стен храма и от купола, и жрецы Моргота сбежались посмотреть на то, как Саурон сжигает эльфа на медленном огне.

Долго молчал Риннельдор, прежде чем ответить Гил-Гэладу, а потом сказал:

- Я видел врага, о король. Как расплавленное золото он был, как море в шторм, как молния и гром, как падение в пропасть, как страх и волнение в миг пробуждения. Когда он хотел очаровывать, его слова покоряли сердца. Но когда он показывал свой истинный лик… Под куполом храма на горе Менельтарма он сжег меня в огне и с тех пор нет больше нолдо из Эрегиона, Риннельдора сына Арминиля. Есть лишь тень его, что стоит перед тобой.

Гил-Гэлад секунду молчал, словно взвешивая эти слова, пробуя их и так, и эдак, и наконец задумчиво спросил:

- Ты говоришь о нем так, словно, несмотря ни на что, восхищаешься им. Так ли это, Риннельдор?

- Келебримбор и Ар-Фаразон восхищались Сауроном не потому, что были слепы и глухи, а потому, что он был величествен и прекрасен, - ответил Риннельдор, и это была правда. - И я восхитился им, когда увидел его, но я отринул его чары, и пошел против него, - добавил нолдо, и это была ложь. Но тому ли, кто восхищался Сауроном как богом, бояться лжи? - А теперь в моем сердце нет ничего, кроме ненависти к нему.

Гил-Гэлад опустил глаза и вздохнул.

- Я знаю, о чем ты говоришь,- сказал он тихо-тихо, так, словно боялся, что их подслушают, или словно ему тяжело было говорить громче.- Я помню его, когда он приходил ко мне и моим сородичам - прекрасный Аннатар, Приносящий дары. Я помню силу его голоса, помню жар его взгляда и щедрость его руки. А еще я помню тело моего брата, пронзенное стрелами, которое он, Враг всех свободных народов, водрузил на длинные древки и нес, как знамя. Он не способен постичь свет, надежду, любовь - все, что противоположно его натуре - и в этом его главная слабость. Даже узнав одно из этого или все вместе, он не сможет использовать их правильно,- король мягко улыбнулся,- и пока это так, мы не проиграем.

- Да, король, - сказал Риннельдор. - Саурону неведома любовь и надежда.

- И потому он отказывает в них всем остальным.- продолжал Гил-Гэлад,- он считает, что любовь - выдумка, надежда - слабость. И мы докажем, что нельзя было бы ошибиться сильнее. Посмотри на них, Риннельдор,- Гил-Гэлад повел рукой, указывая на войско за их спинами, на Элендила, скачущего теперь рядом с Исилдуром и что-то говорящего ему, на реющие на ветру стяги,- все они знают, как разрушительно силен Враг. Поэтому некоторые и не хотели воевать. Они видели темную мощь, они познали смерть и потери. Но они идут защищать то, во что верят - свободу и свет. И я тоже в это верю. А ты?

Гил-Гэлад смотрел на Риннельдора с едва скрываемой торжествующей улыбкой, будто все эти мысли только что пришли ему в голову, и теперь дарили вдохновение и смелость. Гил-Гэлад верил в то, что говорил - это читалось в глубине его светлых глаз, в гладком спокойствии черт его юного лица, в развороте худых плеч и осанке. - Когда мы вернемся, Риннельдор, я хочу, чтобы ты остался в Линдоне. Тебе понравится.

- Благодарю тебя, о Гил-Гэлад Эрейнион, - ответил Риннельдор, - нет ничего на свете, чего я желал бы более, чем этого. Отомстить Саурону и вернуться.

Гил-Гэлад, просияв, кивнул.

- Так оно и случится,- прошептал он в ответ.

***

При подъезде к Имладрису армии Элендила и Гил-Гэлада соединились с отрядами из Ласгалена. Как и говорил Орофер, войска вел принц Трандуил. Он был неразговорчив и мрачен, поприветствовал короля скупо и словно с неохотой. К Имладрису три объединенные армии, впрочем, подходили вместе.

Рассвет расчертил золотые линии по срывающимся с гор водопадам, воздух был наполнен упоительной прохладой и звоном ручьев. Первые посты на входе в благословенный край встречали армии союзников торжественно, и ко дворцу Элронда они прибыли без промедлений. Удивительным образом, посланцы из Лотлориэна - небольшой, но хорошо вооруженный отряд галадрим - прибыли в Имладрис раньше Гил-Гэлада. Вел их сам Владыка Келеборн и он тепло приветствовал всех вновь прибывших. Вежливо кланяясь Трандуилу, он отчего-то запнулся на приветствии, но быстро исправился - сам же принц на его речи не ответил ни слова.

Впрочем, всем было не до любезностей.

Князь Имладриса встретил армии союзников у ворот. С ним была леди Келебриень и девушки из ее свиты.

Элронд приветствовал своего короля и его союзников, его супруга приветствовала своего отца. Со времен Мерет Адертад, Праздника Объединения у ключей Иврина, питавших быстрые воды реки Нарог, когда эльфийские королевства Средиземья были зените славы, в одном месте не собиралось столько эльфийских владык.

В главном зале дворца Элронда все владыки предстали друг перед другом. Гил-Гэлад занял место во главе стола, по правую его руку сел Элронд, Риннельдор, также приглашенный на Совет, остановился за креслом короля. Слева восседал Келеборн, за ним - Орофер и Трандуил, у обоих на почти одинаковых лицах читалось полнейшее безразличие. Элендил и Исилдур всем своим видом выражали нетерпение, словно не видели смысла в очередной порции разговоров и споров.

Обведя присутствующих взглядом, Гил-Гэлад поднялся и тихо заговорил:

- Братья мои, я надеюсь, что разговор наш сегодняшний получится кратким и продуктивным, и мы сможем выступить на помощь Гондору как можно скорее. Итак, пусть первым говорит Исилдур, ибо он вернулся с рубежей войны, и видел все своими глазами.

Исилдур подниматься не стал. Он перевел взор с отца на короля, потом наградил каждого из присутствующих тяжелым взглядом.

- Я и так уже все рассказал, - заговорил он резко, - и повторяться не вижу смысла. Все знают, что люди мои гибнут и кровью и телами своими преграждают путь врагу. Мой брат остался там, в Осгилиате, и я не получал от него вестей с тех пор, как отправился в путь. И если мы не выдвинемся ему на помощь сегодня, защищать Средиземье, земли каждого из вас, - он ткнул пальцем в Элронда, потом обвел им всех за столом, - будет некому.

Князь Элронд обменялся взглядом со своей супругой - по обычаям Дориата и Лотлориена, Келебриень принимала участие в важнейших делах их края. Дочь Келеборна чуть заметно нахмурилась - она нечасто имела дело с людьми. Элронд улыбнулся ей и посмотрел на Гил-Гэлада. Король молчал. Тогда Элронд взял слово:

- Принц Арнора и Гондора говорит нам, что мы не должны медлить, выступая против Саурона. Жаль, короли Нуменора не всегда следовали этому мудрому правилу. Однако прежде чем выступить, нам следует понять, какое войско мы сможем противопоставить врагу.

Лицо Исилдура потемнело от гнева, он дернулся было, но Гил-Гэлад опередил его, явно почувствовав, что вот-вот готова разразиться новая буря.

- Мы должны оставить в наших землях ровно столько войск, чтобы поддерживать минимальную оборону - ибо если полчища Врага хлынут в Средиземье, и целой армии будет недостаточно, чтобы остановить его. Потому, Элронд, я надеюсь на то, что Имладрис выдвинет столько войск, сколько сможет.

- В отличие от Лотлориэна,- тихо пробормотал Орофер,- я-то до последнего надеялся, что триста галадрим - это была неудачная шутка или недостаток осведомленности…

“Конечно, зачем считать войска врага, если можно просто напасть? Не так ли мы поступили при Нирнаэт Арноэдиад?” - горько подумал Элронд, но промолчал пока, не желая противоречить Гил-Гэладу. Пусть выскажутся остальные.

И они не преминули высказаться.

- Триста лучников недостаточно королю Ороферу, - проговорил Келеборн Сребровласый, - а ведь когда-то он не прислал в помощь Эрегиону никого. Сегодня, однако, порядки в Ласгалене изменились. Я хотел бы знать, каковы размеры вашего войска, о храбрый Орофер, сын Эствера?

- Ты можешь пойти и пересчитать его, Келеборн Мудрый, - ядовито отозвался Орофер, - и если мы начинаем припоминать былые времена, то и мне есть, что вспомнить.

- Не нужно, - негромко произнес Трандуил. Орофер хмыкнул, но замолчал.

- Мы опять начинаем споры, которые никуда не ведут, - вмешался вновь Гил-Гэлад, - мы теряем драгоценное время, вспоминая друг другу старые обиды, когда нам должно позабыть о распрях перед лицом общей опасности. Если бы враг мог видеть нас, боюсь, он от души бы повеселился. Мы ведь заняты тем, что Враг изначальный вселил в наши сердца - враждой, когда один брат обвиняет другого, и согласия между нами нет… если мы не можем забыть об обидах вовсе, давайте хотя бы отложим их на иной день? Элронд, - он с надеждой в глазах взглянул на владыку Имладриса, - ты мой глашатай, моя правая рука, и я надеюсь, что в этой войне ты будешь сражаться вместе со мной. Орофер, - король перевел взгляд на Лесного короля, - твоя жажда выйти на поле боя восхищает меня и греет мое сердце. Совершенно неважно, выходили твои воины прежде на поле боя. Важно лишь то, что сейчас их души - и твоя - горят желанием защищать все, что нам дорого. Келеборн, - новый взгляд светлых серых глаз достался Серебряному владыке, - даже один галадрим уже был бы хорошим подспорьем, дарящим надежду, а триста - это достойная армия, которую я горд буду вести в бой. Братья, - он снова обвел взглядом всех присутствующих, - пойдете ли вы за мной?

Элронд поднялся и посмотрел в глаза Гил-Гэладу Эрейниону, королю нолдор и синдар:

- О король, я поклялся, что пойду за тобой и я пойду за тобой, даже если ты бросишь вызов Саурону и мы вдвоем будем штурмовать Барад-Дур. Но если все войска, которые Союз эльфов и людей смог собрать на битву - это те тринадцать тысяч воинов, которых я вижу в долине Имладриса, то я, как князь Имладиса, должен знать это. Тогда те, кто пойдут со мной, пойдут, чтобы не вернуться, и нам не нужно будет оставлять стражи на границах. Леди Келебриень отведет всех оставшихся в Линдон, ждать свершения судеб в тени Синих Гор, как это случалось раньше.

Неожиданно для всех вместо Гил-Гэлада заговорил Трандуил. Голос его - низкий и плавный, как изгибы тяжелого ароматного дыма курящихся благовоний - звучал негромко, и в воцарившейся тишине даже зловеще.

- Неважно, отправимся мы воевать или нет, - сказал он, ни на кого не глядя, - судьба наша уже вершится, и, с нами или без нас, наши дети и жены должны отправиться в Митлонд или остаться, чтобы ждать гибели. В Ласгалене я сам оставил сына, зная, что мы вряд ли увидимся, но я, даже если не смогу спасти для него эту землю, задержу наступление тьмы хоть немного, чтобы он мог уйти.

Гил-Гэлад кивнул. Лицо его - бледное и спокойное - ничего не выражало, но было понятно, что внутри сердце его разрывалось на части.

- Мы идем умирать, братья, - сказал он наконец, - за наших детей, за то, чтобы сохранить надежду, что их будущее еще наступит.

- Ну раз так, то мы можем выступить хоть завтра, - подытожил Элронд. - Я поговорю со своими людьми. Те, кто не готов пойти с нами, отправятся в Линдон, если король Гил-Гэлад даст на это свое позволение.

- Кирдан остался править вместо меня, - отозвался Гил-Гэлад,- и он примет всех, кто пожелает укрыться за нашими стенами. Я никого не неволю идти с нами, и как уже сказал Владыка Элронд, мы выступаем любым количеством, даже если последуют за мной лишь те, кто сейчас сидят здесь.

- Моим людям отступать некуда, - ответил Элендил тихо, - мы идем на помощь моему сыну, и мы не отступим.

- Мои воины уже сделали свой выбор, - проговорил Орофер решительно, - мы отправляемся - пусть даже и на смерть.

Трандуил бросил быстрый взгляд на Келеборна, тут же отвернулся к королю и согласно кивнул.

Так окончился совет. Риннельдор был смущен и испуган - избранный эльфами план действий вызывал лишь недоумение. Пойти с обнаженным мечом навстречу смерти - красиво, конечно, но Саурон будет только рад. Атаковать укрепленную крепость в горах теми силами, который были у людей и эльфов союза - безумие. Может быть, эльфы Средиземья и готовы были погибнуть - ведь в чертогах Мандоса их примут, как героев, но насчет себя Риннельдор был отнюдь не уверен. Он боялся умереть, он боялся попасть в плен и он не знал, что делать. План благородной мести теперь выглядел, как жестокая шутка.


========== Накануне ==========


До заката было еще далеко, но небо над головами объединенной армии людей и эльфов уже было непроницаемо черным. Тьма наступила резко, без плавного перехода через сумерки, просто обрушилась на них, когда, перейдя броды в почти полностью разрушенном, но не сдавшемся Осгилиате, воины двинулись вдоль берега Андуина на север, чтобы выйти в итоге к черным вратам Мордора. Усилиями Анариона войска врага были отброшены назад, но то была лишь временная передышка - все это прекрасно понимали. Враг проверил на прочность первый рубеж обороны и теперь копил силы, чтобы нанести новый, сокрушительный удар. Нужно было успеть совершить контратаку в этот короткий задел тишины. И армии спешили, почти не останавливаясь.

До Черных Врат оставался один дневной переход, когда Гил-Гэлад наконец объявил привал. В своей палатке он медленно и задумчиво прохаживался взад и вперед - Риннельдор был подле него. С той памятной встречи в саду король явно привязался к таинственному эльфу, и вопрос его происхождения и цели его пребывания рядом больше не поднимался. Гил-Гэлад считал все это неважным - Риннельдор был рядом с ним и рвался в бой так же, как он сам. И этого пока, перед лицом смерти, было достаточно.

Гил-Гэлад остановился, опустил руки и вздохнул.

- Я веду их на смерть,- сказал он тихо таким тоном, словно сообщал, что собирается дождь,- если бы я мог сделать так, чтобы все это прекратилось, я не пожалел бы ничего…

- Смерть в бою ждет лишь тех, кому повезет, о мой король, - проговорил Риннельдор так же тихо. - Но, в конечном счете, да, мы все умрем в этой восточной земле без радости. Если иные силы не придут нам на помощь.

Гил-Гэлад, насторожившись, посмотрел на него, чуть нахмурился.

- Иные силы? О чем ты говоришь, друг мой?

- Я слышал, Ульмо, Повелитель вод, иногда говорит с лордом Кирданом… Не помогут ли нам Владыки Запада в этой войне? - спросил Риннельдор, уже зная ответ.

Гил-Гэлад печально покачал головой.

- Боюсь, что нет,- ответил он,- может быть, Кирдан и говорит с Повелителем вод, но разговоры эти не касаются происходящего на этой земле,- король вздохнул и опустился в низкое деревянное кресло, сложил руки на коленях и печально склонил голову,- нам не приходится ждать помощи ни от кого, кроме самих себя, мой друг…

Этого Риннельдор не мог понять - владыки запада, которые смогли победить Мелькора, не желают вмешиваться, когда его бывший слуга потешается, сжигая тех, кто умирает с именем Манве на устах. Может быть, им не было дела до людей Нуменора - но эльфы Средиземья, неужели и они должны погибнуть ни за что? Гил-Гэлад, светлый король синдар и нолдор, Элронд, его верный вассал, воины Имладриса, и галадрим из Лотлориена, и диковато-надменные нандор из Ласгалена? Вот они, со своими стрелами и мечами, перед громадой Пепельных гор - как они победят Саурона, спасшегося, когда весь Нуменор был затоплен?

И что сам Риннельдор сделает здесь - один воин среди тысяч таких же, как он? Впрочем, он отличается от них. Он был за Дверью Ночи, он видел того, кто ждет там, скованный пылающей цепью и он пел там, где когда-то звучали лишь голоса валар. Сам Мелькор дал ему огонь, от которого даже подземные чудовища, огромные, как горы, убегали в страхе. Должно быть, и орки испугаются этого огня. Вот только как сказать об этом Гил-Гэладу, чистому и искреннему в своей верности Силам, которым нет до него никакого дела? Да и нужно ли говорить? - ясно, что это оружие не для тех, кому дорога милость валар.

Риннельдор поклонился и вышел в молчании из королевского шатра.

Шатры людей располагались на небольшом отдалении от стоянки эльфов. Из их лагеря доносились громкие голоса, песни, треск огня и временами даже смех. Люди, на пороге неизбежного, пытались вести себя так, чтобы не поддаваться отчаянию, чтобы встретить новый день, храня в сердце память о том, что в мире еще осталось место музыке, веселью и надежде на лучшее.

Исилдур и Анарион были там, среди несущих ночную стражу людей, и оба ничем не отличались от простых воинов.


Риннельдор подошел к лагерю людей и долго смотрел из темноты, как часовые обходят периметр, и слушал песни воинов Арнора и Гондора - не баллады о падении Нуменора и не истории об Эарендиле, а простые и веселые песни об интрижках, проделках и пирушках.

Затем он вышел вперед, так, чтобы часовые увидели его, и попросил позволения присоединиться.

Люди не выразили ни удивления, ни подозрений. Эльфы были их союзниками в этой войне, и королем Элендилом был дан приказ пропускать эльфов на территорию лагеря, если тем захочется прийти. Желающих было немного, но появление Риннельдора лишних вопросов не вызвало.

Посреди лагеря был разложен высокий костер - люди не таились и своими играми с огнем словно хотели разогнать навалившуюся со всех сторон тяжелую тьму. Анарион и Исилдур, обнявшись и раскачиваясь из стороны в сторону, хором пели о дурацких подвигах незадачливого героя, вечно теряющего свой меч и штаны. Воины вокруг них подхватывали припев, и воздух звенел от их не слишком ровных, но уверенных голосов.

- Эй!- Анарион, прекратив петь, махнул приблизившемуся эльфу,- хочешь с нами выпить, остроухий? То, что ты слов песни не знаешь - не страшно. Научим. Подходи ближе!

Исилдур же, не отходя от брата, устремил на подошедшего взгляд тяжелый и сумрачный - узнал.

Риннельдор подошел к огню:

- Ну уж слова я запомнил, о прекрасный юноша!

“И без штанов и без меча

Наш молодец скакал

На битву с орками спешил

И чуть не опоздал!”

Глубоким, таинственным голосом, никак не вяжущимся с фривольным текстом, пропел эльф - и от этого несоответствия воины, стоявшие вокруг, расхохотались во весь голос.

Анарион подошел к нему и крепко хлопнул по плечу.

- Вот это да! - заявил он, обращаясь ко всем воинам сразу,- полюбуйтесь, славные воины Гондора! Невиданное чудо - эльф с чувством юмора!

Вокруг приветственно закричали и загалдели. Исилдур, явно не разделявший общего веселья, приблизился и встал за спиной у Риннельдора.

- Давай, бери кружку, выпей с нами! - заявил Анарион меж тем,- мы приканчиваем запасы - на ту сторону с собой все равно его взять невозможно.

- Я помогу, запевай следующую,- посоветовал Анариону Исилдур, и тот, с энтузиазмом кивнув, снова бросился к костру, на ходу запевая новую песню. Исилдур же стальной хваткой взял Риннельдора за локоть и оттащил немного в сторону.

- Гил-Гэлад прислал тебя шпионить за нами? - спросил он злым громким шепотом,- боится, что мы устроим бунт и перережем наших лесных друзей во сне?

- Если бы Гил-Гэлад боялся этого, он не пошел бы вместе с вами против Саурона, - спокойно ответил эльф.

- А какой у него выбор?- не отступался Исилдур,- И если ты не шпионишь за нами, то зачем пришел? Уж явно не послушать, как мой брат голосит песни?

- У эльфов выбор есть всегда, - ответил Риннельдор. - Гил-Гэлад мог бы уплыть на запад и никто бы его не осудил. Под склонами Танинкветиля он пел бы песни с родными, а вы погибли бы здесь или подчинились бы Саурону. Или подчинились бы, а потом погибли.

- Ты не отвечаешь на мой вопрос,- с угрозой выговорил Исилдур,- а теперь еще и рассказываешь, как прекрасно быть эльфом?

- На твой вопрос? Какой же это? Не шпион ли я Гил-Гэлада? И какого ответа ты от меня ждешь?

- Прямого,- ответил Исилдур.

- Нет. - Ответил Риннельдор. - Я не шпион Гил-Гэлада, короля нолдор и синдар. Я просто пришел в ваш лагерь, послушать, как поют те, кто в сражении ставит на карту свою единственную жизнь. Сдается мне, что ваши песни звучат веселее.

- Ну не рыдать же нам,- неожиданно улыбнулся Исилдур - улыбка вышла жутковатой, но совершенно искренней,- мы поем, пока поется, и воевать будем до последней единственной жизни. Ведь не только ее мы ставим на карту, но и нашу единственную землю, наших единственных близких… - он ухмыльнулся,- ладно уж, иди к огню, выпей, пока рука моего брата не скудеет, и он наливает всем подряд.

И эту ночь Риннельдор провел в лагере людей, разделяя с ними их песни, вино и трапезу. За то, что они остались верными Владыкам Запада, те не дали им ничего. Но люди не жаловались, предпочитая хмельное веселье бессмысленной тоске.


========== Исилдур ==========


Он точно знал, что ему необходимо поспать хотя бы пару часов. Сна не было ни в одном глазу - окружающая тьма была тяжелой, вязкой, как торфяное болото, невыносимой, и отгоняла даже мысли о сне, но Исилдур был уверен - если не лечь сейчас, назавтра будет только хуже. На лагерь спустилась тревожная тишина. После веселых песен и рек выпитого вина - встречать войну и смерть мрачным молчанием в Гондоре было не принято - молчание казалось неестественным и гулким. Анарион отправился на другой конец лагеря - в шатер отца, чтобы доложить о готовности войск и тоже улечься, но Исилдур сидел на пороге своей палатки, размышляя. Мысли его текли неторопливо, почти лениво. Он вспоминал свое прощание с Нириэль и сыновьями - все они, даже самый старший, остались во временно безопасном Имладрисе, и сейчас Исилдур думал о том, каким взглядом смотрела на него супруга, когда он провожал их на корабль, должный по Андуину доставить их из Гондора в эльфийские земли. “Прощай” - прошептала она за миг до того, как пальцы их разомкнулись. Нириэль взошла на палубу, и сейчас Исилдур не мог думать ни о предстоящем сражении, ни о возможной - почти неминуемой - гибели. Лишь о том, что не успел сорвать с ее губ последнего поцелуя на прощание.

- Я вернусь,- прошептал он в темноту, и вдруг услышал, как слева от него, прорываясь сквозь темноту и мертвенную тишь, зазвучала негромкая песня. Она была не одной из тех, что пели эльфы, то была простая детская колыбельная, которую Нириэль пела маленькому Валендилу, когда тот никак не хотел засыпать. Исилдур поднял голову и удивленно прислушался. В лагере не было женщин. Но голос точно принадлежал женщине - она пела негромко, так, что слова едва можно было разобрать. Исилдур поднялся на ноги - земля под ним качнулась, но он устоял. Неужели показалось? Но нет - песня не затихала, и Исилдур сделал шаг в ту сторону, откуда она звучала. Неожиданно все вокруг померкло на мгновение, и он очутился в светлой просторной комнате. На резном высоком стуле, спиной к нему сидела Нириэль - ее темные волосы волнами рассыпались по спине. Одной рукой она неторопливо покачивала колыбель. Исилдур, как завороженный, ступил к ней ближе, открыл было рот, чтобы окликнуть, но под его ногами внезапно вспыхнуло пламя - оно пронеслось по деревянному полу, взяв Нириэль и колыбель в кольцо. Исилдур попытался крикнуть, броситься сквозь огонь, но застыл, как парализованный. Лицо опалял нестерпимый жар - такой, что казалось, вот-вот закипят глаза в глазницах. Он рванулся снова. Нириэль, будто ничего не замечая, продолжала петь. Исилдур все же сумел двинуться с места, но тут огонь охватил его тело, и он беззвучно отчаянно закричал.

Один миг, и Исилдур оказался стоящим в полном одиночестве перед высокими черными воротами - огонь все еще полыхал вокруг него, но больше не опалял. Он поднял руки, чувствуя, как теперь пламя просачивается меж пальцев, собирается на ладонях и цветет причудливыми высокими цветами. Пламя было подвластно ему, а песня, все еще звучащая в ушах, ставшая частью окружавшего его воздуха, пропитавшая его, - придавала сил и решимости.

- Выходи! - выкрикнул Исилдур,- выходи! Я пришел!

Кто-то теребил его за плечо. Исилдур вздрогнул, распахнул глаза и встретил встревоженный взгляд Анариона. Брат был бледен, под глазами залегли глубокие темные тени, но он улыбался.

- Кого это ты зовешь? - поинтересовался он с любопытством.

Исилдур сел и огляделся - он был в своем шатре, заснул полностью одетым, не добравшись до ложа. Подумать только.

- Мне снился приятный сон,- сообщил он брату, не желая вдаваться в подробности. Тот кивнул.

- Отец и Гил-Гэлад собирают войска. мы выступаем. Это будет последний переход, а потом…- Анарион вздохнул и вздрогнул.

- А потом,- закончил за него Исилдур,- мы примем бой.


========== На пороге ==========


Трандуил покинул королевский шатер, как только убедился, что отец слишком занят спором с Ардиром – предводителем лотлориэнских лучников. Споры вообще не затихали с тех самых пор, как армии эльфов и людей соединили свои знамена и вместе двинулись против общего Врага. Трандуил в большинстве споров не участвовал, но наблюдать за тем, как сородичи препираются, иногда переходя на личности и припоминая все старые обиды, начиная с достопамятного пожара в гаванях, было страшно утомительно. Тем более, что мысли его были далеко от предстоящей битвы, от советов – сколь бесконечных, столь и бесполезных, от нависшей над ними всеми угрозы неминуемой смерти. Много столетий Трандуил избегал тех мыслей и чувств, что сейчас занимали его. Он сделал все, чтобы заставить себя забыть, похоронить произошедшее в памяти, уничтожить малейшее напоминание о тех днях, когда он был юн, а мир был полон невинности, красоты и любви, равных которым позднее он не встречал.

И все было ради того лишь, чтобы единственный взгляд изменил все. Одно это глупое «Приветствую», и спокойствие, взрощенное годами, щедро политое слезами и укрепленное обидой и злостью, рассыпалось на куски, как белая головка одуванчика, когда дитя подуло на нее. Трандуила снова – за один вздох, один полувзгляд, одно оборванное касание рукой к руке – отбросило в те времена, когда он был молод, влюблен и доверчив. И с тех пор он никак не мог выбросить из головы того, кто так стремительно вновь завладел его мыслями.

Он прошел по притихшему военному лагерю – у шатров горели костры, хотя ночь еще не наступила. В иных землях, должно быть, солнце только начало клониться к закату, но здесь, на пороге вечной тьмы, небеса были низкими, черными и пустыми – ни единой звезды. Даже языки яркого пламени здесь казались зеленоватыми и тусклыми, словно окружающая их темнота крала у огня краски, свет и тепло. Здесь царствовало иное пламя, и обычной согревающей силе не было здесь места.

Лагерь окутывала странная, неестественная тишина – Трандуил был почти уверен, никто вокруг и не думал спать, но голоса и обычный шум военной стоянки обретал в этих землях причудливую форму – такую, что говорившие начинали даже бояться собственного голоса, если пытались перекрыть им здешнюю тишь. Для Трандуила, впрочем, ничего этого не существовало – он знал, куда идет, и понимал, что не отступит, не вернется назад, пусть даже ему суждено столкнуться с насмешкой или злым отпором.

Два стражника у полога походного шатра насторожились, когда он приблизился. Один окликнул его, и Трандуил поднял голову, чтобы под серым капюшоном можно было разглядеть его лицо. Стражи явно были удивлены, но расступились, пропуская.

За расшитыми тяжелыми стенами шатра было тепло и светло. Все небольшое пространство освещал свет очага. После похода сквозь тьму снаружи, на мгновение Трандуил почти ослеп и растерялся. Владыка стоял спиной ко входу в шатер, склонившись над походным столом, заваленным какими-то бумагами. При появлении Трандуила он повернулся, и лесной принц заметил на лице владыки тень удивления – совсем мимолетную, словно тот ждал его прихода, но не предполагал, что гость явится так рано. Сейчас было самое время, последний шанс извиниться, развернуться и скрыться в темноте, вернуться в шатер к отцу и надеяться, что завтра черная стрела или отравленный клинок отправят его в Чертоги Мандоса, туда, где все земные горести теряют смысл.

- Здравствуй,- сказал Келеборн, и сердце Трандуила на мгновение перестало биться.

На владыке Лотлориэна не было кольчуги - он был одет в светло-серую рубаху, подпоясанную витым ремнем, но выглядел так, словно в любой момент мог облачиться в доспехи и выйти на поле боя. Трандуил, не снимая с головы капюшона плаща, позволил себе несколько секунд просто разглядывать Келеборна – внимательно и не произнося ни слова. Тот повернулся к нему, сложил руки перед собой. Лесной принц видел – губы Келеборна силились сложиться в привычную приветливую улыбку – такой он награждал всех, с кем разговаривал. Но сейчас этот дежурный жест вежливости не давался ему. В свете очага серебряные глаза Келеборна казались почти черными. Огонь отбрасывал на его лицо неровные тени, и казалось, что владыка хмурится.

- Я предполагал, что ты придешь, Трандуил Ороферион,- заговорил Келеборн наконец мягко и тихо – словно падали на землю легкие перья,- я рад, что мы сможем поговорить до того, как решится судьба Средиземья – и наша вместе с нею.

- Я пришел не говорить,- Трандуил и сам не понял, как осмелился сказать это. Подобная фраза была последней из тех, что он придумал, чтобы начать этот разговор. И вот теперь отступать было некуда. Белые брови Келеборна нахмурились – или дрогнуло пламя?

Трандуил чуть дрожащими пальцами расстегнул брошь на плаще у горла. Откинул с головы капюшон – огонь расцветил его волосы медовыми бликами. Одно плавное движение плеч – и легкая серая ткань плаща стекла по его телу на пол, как водопад сбегает с камней. Трандуил перешагнул через плащ, приблизился к Келеборну и замер в паре шагов от него, давая владыке рассмотреть то, что предстало перед его глазами.

Трандуил был совершенно обнажен под плащом. Сейчас, в мягком свете очага, тело его казалось вылепленным из белоснежного воска – столь же совершенным, сколь и хрупким. В шатре было тепло, но аккуратные темные соски лесного принца затвердели, как от холода. Трандуил стоял совершенно прямо, не прикасаясь к себе, чуть вздернув подбородок, зная, что от взгляда владыки сейчас не укрывалось ни то, что руки его дрожали все сильнее, ни то, что мужское естество его уже начинало наливаться кровью от самого того факта, что он стоял обнаженным перед тем, кто много столетий назад разбил его сердце.

Келеборн созерцал его ровно три секунды – Трандуил про себя успел сосчитать. Затем онпоспешно отвернулся – вот-вот должен был нервно обхватить себя руками, подумал Трандуил. В прежние времена владыка всегда так делал, если волновался. Интересно, насколько сильно изменились его привычки с тех пор? Те привычки, что Трандуил знал наперечет. Руки Келеборна дрогнули, но не больше.

Он отступил на полшага – но не дальше.

- К чему это? – спросил он. Голос его звучал лишь немного хрипло.

Трандуил повел плечами, откинул за спину непослушную прядь волос.

- Тебя именуют мудрым, Келеборн , владыка Лотлориэна,- отозвался он, сам не понимая, как в его тон просочилась ядовитая струйка насмешки,- неужели ты не догадаешься?

- Глупость,- Келеборн улыбнулся, но улыбка на его губах тут же завяла,- оденься, и давай поговорим?

- О чем? – Трандуил не двигался с места. Принц дал себе слово – он больше с места не сдвинется, и пусть все идет, как идет. – О том, как ты оставил меня одного? О том, как весть о вашей свадьбе с Галадриэль передавали из уст в уста, и последний эльф в Дориате говорил «Пусть звезды осияют их союз»?

Келеборн бросил на него взгляд вдруг посветлевших глаз. Странным образом, это распалило Трандуила еще сильней. Он прекрасно понимал, что то, что он говорил, и то, что творилось с его телом, было совершенно недопустимо вместе. Он снова был зол – старая обида, закрывшаяся, но не зажившая до конца рана, снова открылась и кровоточила. А тело пылало так, словно Трандуил выслушивал пылкие признания в любви и сам отвечал тем же.

- Или о том, Владыка, как много ночей я провел без сна, потому что не хотел засыпать и снова видеть тебя в своих снах? – продолжал Трандуил упрямо. Жар внутри нарастал, и лесной принц чувствовал, что еще немного, и возбуждение перельется через край, станет невыносимым,- или о том, как можно пить крепкое вино, будто воду, не чувствуя вкуса, затем лишь, чтобы забыться, ничего не слышать, не видеть, не думать и не помнить?

- Довольно,- Келеборн сжал кулаки, потом пальцы его разжались, руки метнулись вверх, и он обхватил себя ими. Трандуил едва устоял на ногах – перед ним вновь стоял среброволосый юноша, одетый в одну лишь утреннюю росу – такой, каким он встретил его в рассветный час на берегу Сириона между дубов Ниврима.

- Или о том поговорим, как, увидев меня через столько веков, ты даже приветствие с трудом выговорил? – голос Трандуила зазвучал тише, ладонь сама собой скользнула по бедру вверх, накрыла источник тянушего жара, пальцы чуть сжались, и Трандуил пропустил шумный напряженный вздох.

- Довольно,- Келеборн ступил ближе – и в глазах его теперь читалась ярость – на миг Трандуилу показалось, что владыка ударит его.

- Заставь меня замолчать,- выговорил он с вызовом.

Келеборн в один шаг оказался вплотную к нему. Пальцы его накрыли ладонь Трандуила, отвели ее в сторону, и лесной принц не сдержал негромкого всхлипа. Прохладная рука гладила его, чуть сжимая, шелковистые пальцы скользили так, словно не было всех этих столетий.

- Стражи,- выдохнул Трандуил, чувствуя, как у него дрожат колени.

- Ты решил подумать о них именно сейчас? – шепотом поинтересовался Келеборн. Его рука и не думала останавливаться. Одно движение за другим, одна за другой ласка, и через несколько секунд Трандуил почувствовал, что балансирует на грани. Он закусил губу, чтобы не слишком шуметь, но Келеборн вдруг отпустил его.

Лесной принц с трудом устоял на ногах, растерянно моргнул.

- Ты за этим пришел? – поинтересовался Келеборн. Он уже снял свой ремень, одним плавным движением стянул через голову рубашку. Свет струился по тонким линиям его груди, оглаживал точеные плечи, но перед глазами Трандуила все уже начинало плыть.

- Завтра мы умрем,- ответил он. – так что фактически, это даже не будет изменой.

- Глупости,- шнуровка на брюках поддалась легко, мягкая ткань скользнула по бедрам, и Трандуил, не сдержавшись, облизнулся, увидев, что скрывала она под собой. Владыка был не менее возбужден, чем он сам,- обесчестить меня, не дав возможности исправиться – вот чего ты хотел. Отправить меня в небытие изменником, обманщиком, ведь так? Такова была бы твоя месть за мое предательство.

Трандуил чувствовал, как у него пересохло во рту. Сейчас ему хотелось коснуться себя, довести начатое до конца, но еще больше, чем этого, принц жаждал ощутить на себе прохладу этих тонких умелых рук. Хотя бы еще один раз.

- Если и так? – сами собой сложили его губы.

Келеборн переступил через свою одежду, остановился лицом к лицу с Трандуилом и заглянул ему в глаза. Ладонь владыки – теперь горячая и сухая – прошлась по его вздымающейся груди вниз к паху, но потом метнулась вверх. Келеборн завел руку за шею Трандуилу, притянул его к себе и уткнулся лбом в его лоб. Моргнул и мягко улыбнулся – улыбкой, за которую лесному принцу захотелось его ударить.

- Если так, то я считаю, что ты имеешь право отомстить,- вторая рука Келеборна снова сжала принца – на этот раз настойчиво и резко. Несколько уверенных точных движений, и Трандуил, содрогнувшись, излился в ладонь владыки.


Трандуил не знал, сколько прошло времени. Они лежали теперь на узком походном ложе, прижавшись друг к другу, так тесно, будто хотели просочиться один в другого, слиться воедино. Тело приятно ныло от резкого вторжения, от солнечного сплетения вверх и вниз расходились теплые волны блаженной усталости. Лесной принц чувствовал, что завтрашний день может прийти или не прийти – для него это больше не имело значения. Он готов был умереть хотя бы и прямо сейчас за один миг такого забытого блаженства.

- Прости меня,- Келеборн заговорил первым,- за то, что ты перечислил. За то, что перечислить хотел, но не стал. За все.

- Такое не прощают,- Трандуил протянул руку и поиграл прядкой серебряных волос, намотал их на палец, отпустил,- ты почти уничтожил меня.

- Я бы не смог,- Трандуил чувствовал, что Келеборн улыбается, и ему захотелось стереть эту улыбку точным ударом в челюсть, - ты – акация. Такой хрупкий на вид, и такой прочный внутри. Кто я такой, чтобы уничтожать тебя.

- Мой единственный,- ответил Трандуил, ни секунды не задумавшись.

Келеборн не отвечал. Трандуил тоже замолчал и не поднял головы, чтобы заглянуть ему в лицо.

- Помнишь, в Нивриме, когда листья становились тяжелыми и медными, ты пел о приходе зимы? – спросил лесной принц тихо,- о том, как сон деревьев похож на смерть. И о том, как, переродившись, они каждую весну рождаются заново.

Он почувствовал молчаливый кивок.

- Завтра мы сбросим медную тяжесть листьев,- Трандуил улыбался, едва ли осознавая это,- спой мне о той весне, что у нас никогда не будет?


========== Битва ==========

***

Утро так и не пришло. Ночная тьма не рассеивалась, непроницаемое небо лишь немного посерело, ибо солнце не могло проникнуть сквозь плотную пелену дыма.

Гил-Гэлад вышел из своего шатра легкой пружинистой походкой - за то время, что длился привал, он не сомкнул глаз. Его спутник - Риннельдор - единственный, к которому Гил-Гэлад чувствовал настоящую симпатию и получал то же самое в ответ, куда-то пропал, и король не винил его в этом. Для того, кто пережил однажды ужас, поход в обреченную неизвестность мог оказаться слишком тяжелым. Он, однако, очень хотел бы, чтобы новый друг был рядом с ним, когда они двинутся в бой. Риннельдор появился из ниоткуда, но король верил, что встреча их не была случайной. Она была предрешена судьбой, но что именно обозначало это знакомство, Гил-Гэлад не знал.

Сейчас, отбросив печальные мысли, он прошел мимо рядов выстроившегося войска. Все прочие владыки уже были здесь, во главе своих отрядов. Орофер был хмур и собран - он смотрел на Гил-Гэлада тяжелым взглядом, и этот взгляд будил смутную тревогу в сердце короля, которую он, впрочем, поспешил отринуть. Сын Орофера, стоявший рядом с ним, выглядел… странно. Так, словно не в бой шел, а на приятную прогулку - на губах его играла едва уловимая мечтательная улыбка, и Гил-Гэлад невольно подумал, уж не сошел ли принц Ласгалена с ума перед лицом опасности?

Галадрим выстроились стройными рядами. Ардир - их воевода - был подтянут, суров, но совершенно спокоен. Как скала среди бурного потока реки. Лицо же владыки Келеборна, стоявшего рядом с ним, ровным счетом ничего не выражало - оно казалось застывшей маской.

Гил-Гэлад подошел к Элронду. С другой стороны - от лагеря людей, где армии тоже уже были построены, - появился Элендил с сыновьями - все трое были бледны, но невозмутимы, лишь в глазах Исилдура виделся скрытый огонь, будто он замыслил что-то. Впрочем, наследник короля Арнора и Гондора всегда был личностью противоречивой и отчаянной. Именно он - насколько знал Гил-Гэлад - на свой страх и риск отправился один спасать семена Белого Древа Нимлота, и преуспел в этом. Сейчас это мужество могло - и должно было - сослужить хорошую службу.

Когда Элендил наконец остановился рядом с ним, оставив в небольшом отдалении сыновей, Гил-Гэлад протянул ему руку, и человек крепко сжал ее. Потом, разомкнув рукопожатие, оба повернулись к воинам, и Гил-Гэлад заговорил.

Он произносил слова негромко, без надрыва и трагизма, но так, будто обращался к каждому воину в отдельности, и каждый внимал ему - даже лицо Орофера на миг смягчилось, а Келеборн вынырнул из своей морозной задумчивости.

- Мы идем во тьму,- говорил Гил-Гэлад,- плечом к плечу - эльфы четырех королевств, люди Запада, соратники, товарищи, братья. Мы идем, чтобы освободить нашу землю от врага - или погибнуть, но не сдаться. За нами - Средиземье, от силы наших рук, твердости нашей воли и света в наших сердцах зависят судьбы наших жен и детей. Зависит свобода нашего мира. И мы не разомкнем рядов. Я и друг мой - король Элендил - поведем вас, чтобы вместе с вами встретить врага лицом к лицу,- голос его зазвучал громче, с каждым словом набирая силу,- мы едины под разными знаменами, и один пламень горит в наших сердцах! - он вскинул голову, и улыбка - немного исступленная - возникла на его губах,- мы будем сражаться и победим! За Средиземье! - последние слова он выкрикнул в полный голос.

- За Средиземье! - подхватили войска.

- За Средиземье! - повторил стоявший рядом с ним Элендил, вскидывая меч в руке.

- За Средиземье! - сложили беззвучно губы Орофера, но взгляд его остался холодным.

Гил-Гэлад повернулся к Элронду и очень тихо, так, чтобы слышал лишь Полуэльф, сказал с лучезарной улыбкой:

- Сегодня, друг мой, я умру.

***

Элронд шел впереди войска – во главе эльфов Имладриса. Эльнирон, по правую руку от него, нес знамя Имладриса, Винилир нес знамя Гил-Гэлада, Линдир шел рядом с ним. Было темно и ощущение угрозы окружало со всех сторон. Край этот давно уже принадлежал врагу, горы, леса и рощи были пропитаны злобой и странным, непонятным и затягивающим чувством тоски. Войска людей и эльфов, колонной растянувшиеся между горами и лесом, представляли собой удобную мишень для атаки – но никто не атаковал. Должно быть, у врага был план получше.

И когда они дошли до северных отрогов Пепельных гор и увидели, что вход в страну мрака преграждают исполинские железные ворота, высотой – как самая высокая башня королевского дворца в Митлонде, а за воротами – сторожевые башни – огромные, ждущие и безмолвные, а за ними в горах – сигнальные башни, на которых горят огни, Элронд увидел своими глазами то, о чем догадывался и о чем предупреждал – их сил слишком мало.

Военачальники эльфов и людей выстроили войска в боевом порядке: люди - на восточном крае долины перед вратами Мораннона, эльфы Линдона и Имладриса – в центре, эльфы Ласгалена и Лотлориена – на западном крае, перед Андуином. Над черной долиной царила тишина – ни звука со стороны Мордора.

И тогда король Элендил выехал вперед и герольды затрубили в трубы и Элендил воскликнул:

- О Саурон, свободные народы запада вызывают тебя на бой!

Голос Элендила отразился от стен ущелья, прорезая тьму, и словно в ответ с запада сверкнул солнечный луч, осветив лица людей, доспехи и наконечники копий.

- Это знак, - проговорил Линдир.

Элронд молчал.

В тот же миг с востока раздались резкие звуки труб и под барабанный бой тяжелые створки ворот отворились, медленно, как во сне. Люди и эльфы стояли в боевом порядке – Элендил с герольдами вернулся в строй. За воротами было войско Саурона, под предводительством всадника на черном коне. За всадником горные тролли несли знамена Саурона – багровое око на черных полотнищах. А за ними были тысячи орков.

- Смерть врагам! – закричал всадник высоким голосом, от которого кровь стыла в жилах. Когда-то он был Нуменорцем, но Саурон подарил ему кольцо, дающее власть и бессмертие, и теперь его боялись не только орки, но даже оборотни и тролли. По знаку нуменорца орки бросились в атаку и первые ряды их уже падали под градом эльфийских стрел, а новые и новые армии Мордора все выходили из ворот, как черная река, несущая смерть.

Так началась великая битва при Моранноне.


========== Выбор ==========


Трандуил любил битвы, упивался ими, и сражался всегда среди обычных воинов. Отец всегда выговаривал ему за это - лезть в гущу резни - недостойно принца, опасно и глупо. Но Трандуил с детства был прекрасным воином, искусно управлялся и с луком, и с парными короткими саблями, и потому во всех битвах, где прежде ему приходилось участвовать, даже в мелких стычках, никогда не жалел себя. Перед тем, как отправиться на эту войну, лесной принц понял, что в нем что-то изменилось. Жажды снискать славу или погибнуть, сражаясь, в нем поубавилось. Возможно, дело было в том, что на этот раз война была заведомо проигрышной. Возможно, в том, что Леголасу, маленькому беззащитному птенчику, едва исполнилось пять лет. Трандуил познал ценность жизни, лишь впервые взяв его на руки - малыш тогда был едва ли годовалым, и принц решил, что сама судьба преподнесла ему этот дар. Странным образом, ребенок рос удивительно похожим на Трандуила, и за эти годы он успел очень привязаться к маленькому сироте, которого полюбил как собственного сына. И для всех подданных Леголас был его сыном. На вопросы о матери его Трандуил не отвечал, но любопытных было не так много.

Но даже оставив Леголаса в Ласгалене, покинув его, Трандуил все равно знал, что идет сражаться за победу над силами мрака, и дело это благородное, и даже смерть в бою будет наградой.

Но накануне ужасной битвы случилось кое-что еще… Теперь, стоя перед открывающимися воротами Мордора, видя, как черные полчища заполняют долину перед ними, Трандуил мог думать лишь об одном - и почему то, что случилось накануне, не произошло хотя бы годом раньше? Все могло бы быть совсем иначе - совсем немного времени для них двоих, шанс побыть вместе еще хотя бы год. И теперь умирать Трандуилу больше вовсе не хотелось.

Но выбора не было - враги теснили их от ворот, и Трандуил слышал, как воеводы командуют наступление в ответ - две волны схлестнулись, и мир перевернулся с ног на голову.

Орудуя мечами, снося одну голову за другой, Трандуил умудрялся поглядывать по сторонам. Невдалеке от него, разя противника длинными стрелами и блестящим изогнутым кинжалом, среди своих воинов стоял Ардир - полководец Лотлориэна. Келеборна видно не было, но Трандуил точно знал, что он где-то поблизости. С другой стороны, окруженный дружиной, на небольшом возвышении стоял отец - тот не вмешивался в ход сражения, лишь наблюдал, как и подобало королю.

Трандуил отсек руку одному из орков, затем, рванувшись вперед, снес с плеч уродливую голову. Руки сводило от усталости - сколько времени прошло с тех пор, как врата открылись, лесной принц не помнил - может быть, день, может быть, месяц, а может быть - пара часов.

Он уже весь был покрыт коркой чужой черной крови, а на нем самом не было ни царапины - смерть миновала его, но вокруг Трандуила падали все новые и новые воины. Те, кого он знал много столетий. Те, кто вышли на эту войну вслед за своим королем, а теперь кровью их пропитывалось поле Мораннона.

Неожиданно Трандуил заметил, как отец, тряхнув головой, поднял руку - это могло значить лишь одно, но Трандуил не мог поверить своим глазам. Отступление? Сейчас? Отец явно шел против воли Гил-Гэлада, войска которого продолжали отбиваться впереди, ближе к воротам. Орофер командовал отступление - Трандуил обернулся. Они были окружены сплошным черным морем орков и троллей со всех сторон. Из пришедших за Орофером нандор в живых осталось меньше половины, вооружены они были значительно хуже эльфов Линдона и Имладриса, и Трандуил, прикинув шансы, решился - он остается. Там, ударившись в бегство, или здесь, сражаясь против врага в открытую, ему все равно была уготована смерть. Так лучше умереть, как он и хотел, сражаясь.

Дружина Орофера двинулась на север - прорыв начался с успеха - первый ряд орков не устоял под отчаянным натиском нандор, но затем вторая линия нападения почти смяла войско Орофера. Со своего места - на небольшом холме - принц видел, как огромный серый тролль замахнулся. Первый удар Орофер отразил - рука его безвольно повисла в плечевом суставе, но король не сдался. Он перекинул меч в левую руку и снова пошел в атаку - двое дружинников бросились ему на помощь, но были снесены нападавшими орками. Орофер же сделал стремительный выпад - яркое лезвие, блеснув, пропороло темную одежду тролля, лязгнуло по кольчуге, подняв фонтан брызг - Орофера швырнуло вперед, и тут голова его встретилась со щитом тролля. В следующий миг Трандуил увидел, как лицо его отца исчезло, превратившись в кровавое месиво. Голова дернулась назад, затрещали позвонки, светлые волосы хлестнули по пояснице, и голова короля повисла на одном лоскуте кожи, как откинутый на спину капюшон, извергая в воздух фонтанчики крови.

Король осел на колени, потом повалился на бок, и тролль, победно вереща, пронесся по его телу, втаптывая его в грязь и кровь.

Из груди Трандуила вырвался отчаянный вопль, но потом, в следующий же миг все вокруг обрело вдруг кристальную, предельную ясность. Он, казалось, прозрел - у всех предметов, тел и лиц черты стали четкими и резкими, звуки разделились, но стали невыносимо громкими.

Трандуил услышал собственный голос:

- В атаку! За короля! За короля!

- За короля! - подхватили дружинники, видевшие, что случилось с Орофером. Теперь королем был Трандуил, он вел их в другую сторону - обратно, к воротам. Воины послушно ринулись назад. Орки все пребывали, но в руки Трандуила, казалось, влилась волшебная сила - он рубил и колол, сек и отпрыгивал от ударов, и армия его - ее остатки - воодушевленная его примером, тоже, кажется, обрела второе дыхание. Трандуил развернулся и увидел, как отряд галадрим - около сотни, не больше - под предводительством самого Владыки Келеборна спешит к нему на помощь сквозь бурный темный поток врагов. Келеборн выпускал одну стрелу за другой, расчищая себе путь. Трандуил видел - даже с такого расстояния, - что глаза его светятся исступленным огнем, и сердце нового короля Ласгалена затрепетало.

Вот она - победа! Пусть не в войне, так хотя бы на их стороне поля боя.

Тяжелый воздух прорезала стрела - Трандуил едва различил ее свист, но следующий звук он уловил четко - глухой удар, тихий вскрик - и Келеборна отбросило на полшага назад.

Все вокруг стало багряным. Трандуил не помнил, как прорывался сквозь толпу орков, рубил, не глядя. Он не помнил, что кричали ему вслед воины, растерянные и снова терпящие ужасные потери.

Он помнил, как упал на колени. Как пальцы его окунулись в горячую липкую кровь.

- Не умирай,- попросил он тихо.- Не уходи, едва вернувшись.

Серебристые глаза уже начинала подергивать пелена забвения - из раны, вокруг черного древка, толчками сочилась кровь. Трандуил вздрогнул.

- Нет,- повторил он.

Владыка Келеборн улыбнулся. Его губы пошевелились, и Трандуилу показалось, он силится выдавить “Прости”.

- Нет! - вскричал он зло,- Не прощу! Второй раз не прощу того, что ты меня бросаешь! Не смей! Слышишь?

Он видел краем глаза, как его окружили, защищая, десяток галадрим. Его собственные воины составили вторую линию обороны - они защищали своих владык. Трандуил посмотрел на Келеборна. Тот опустил веки, но, словно почувствовав взгляд, снова поднял их. В уголке губ его выступила алая капелька крови. Трандуил наклонился и собрал ее губами.

- Потерпи,- выдохнул он, не прерывая легкого поцелуя,- я здесь.

Он быстро скомандовал нескольким галадрим из копий и плащей соорудить носилки. На них они осторожно возложили владыку Келеборна. Двое галадрим подняли носилки, остальные образовали вокруг защитное кольцо.

Трандуил взял свои мечи и огляделся - совместными усилиями этот участок поля был почти расчищен, и путь к отступлению был открыт.

- За мной! - крикнул он своим воинам,- отступаем!


========== Уйти, чтобы вернуться ==========


Риннельдор вышел из лагеря, не прощаясь. Люди укладывались спать – о эта странная привычка, проводить треть своей короткой жизни в состоянии оцепенения и безумных видений! Тоже подарок от Эру, надо думать. Эльф криво усмехнулся. Вот они, идут сражаться против врага, который им не по силам, и никто не защитит их. Как когда-то в Храме, когда Саурон сжигал тех, кто были верны валар. Риннельдор вспомнил, как Эльмирие, дочь Родомира, открыто выступившего против Саурона и призывавшего Ар-Фаразона одуматься, пришла на поклон к врагу. Саурон принял ее в своих покоях и послал за Риннельдором.

Эльф пришел и увидел Эльмирие в слезах, которые она тщетно пыталась скрыть. Она заняла место в кресле на столике у окна, как ей было предложено, а Саурон сел напротив и пригласил гостью выпить вина. Эльмирие не решилась отказаться, но пригубила лишь чуть-чуть, а руки ее так тряслись, что она расплескала половину. Риннельдору было жаль ее, но что-то еще было в его сердце, кроме жалости. Девушка была красива той особой, смертной красотой, что вспыхивает на миг, чтобы угаснуть. Сердца эльфов чувствительны к музыке гибели, волнующей и прекрасной, хоть они и отказываются признаваться в этом даже себе. Люди подобны цветам, распускающимся весной и увядающим осенью – и в краткий миг своего цветения они мечтают о том же, о чем мечтает Саурон, Владеющий Пламенем. О любви, вечности и свободе.

- Что ты хочешь сказать мне, Эльмирие? – спросил Саурон.

- Отпусти моего отца, - попросила девушка.

- Что ты дашь мне за это?

- Все, что пожелаешь, - ответила она.

- Все? – спросил Саурон и глаза его вспыхнули огнем, обжигающим и манящим.

- Все, - подтвердила Эльмирие.

Саурон протянул ей руку – тонкие пальцы, белая кожа, гладкая, как шелк. Риннельдор ощутил, как ревность вскипает в нем, туманя взор – он сам хотел бы пойти с тем, кто словно подачку готов был принять любовь от этой девицы, думающей лишь о том, как спасти отца. Словно смертного можно спасти.

Но Саурон отвел ее в храм на горе Менельтарма, и Риннельдор шел за ними – вроде бы не приглашенный, но и не получивший повеления удалиться. Служители храма провели их к Родомиру. Эльмирие закричала, увидев своего отца – он стоял у стены, где его удерживала железная цепь, в несколько слоев обвивающая истерзанное тело. Риннельдор глубоко вздохнул – даже тень страдания этого человека, которую он не мог не ощущать, была как удар наотмашь. Но он не отводил взгляд.

- Эльми, - прошептал Родомир, - Эльми, уходи.

- Что ты хочешь? – воскликнула Эльмирие, глядя Саурону в лицо. Голос ее был как чаячий крик.

Родомир не готов отказаться от призраков, - сообщил Саурон, словно жалуясь на несправедливую обиду. - Железо и огонь не страшны ему, так он сказал мне. Но ты его дочь и ты можешь освободить его дух для жизни с Мелькором и его тело для жизни здесь, под ложными звездами, на тот срок, что ему остался.

- Я сделаю все, что ты хочешь, клянусь! - закричала Эльмирие.

- Нет, - едва слышно проговорил Родомир, но Саурон поднял руку, и человек умолк.

- Поклянись в верности Мелькору, отцу миров, и я освобожу вас обоих. В новую жизнь отправитесь вы, без тревог и печалей, - так сказал Саурон.

И тогда Эльмирие принесла клятву верности Мелькору и отреклась от валар, и Саурон освободил их обоих, как обещал, и служители храма вынесли Родомира на носилках наружу и небо не рухнуло на землю, и даже легкий ветерок не всколыхнул вершины деревьев.

От этих воспоминаний Риннельдору хотелось плакать, но сейчас было не время и не место. Он вернулся в лагерь эльфов, попросил перо и бумагу у Минирима, хранителя королевских припасов.

Затем он написал Гил-Гэладу письмо:

“О мой король,

В этот час я пошел за помощью, на которую вся моя надежда.

Если мы больше не встретимся, прощай!

Твой Риннельдор”.

- Передай Гил-Гэладу перед завтрашним выступлением, пожалуйста, - попросил Риннельдор Минирима. Тот посмотрел на него внимательно и долго, но, не задавая вопросов, кивнул и взял записку.

А Риннельдор направился к пещере в Туманных Горах, что выходит на западный берег Андуина. Там, в глубине земли, где нет ни света, ни ветра, ни звука с поверхности, лежит его оружие. Оружие, данное ему тем, кто тоже отчаялся.


========== Руки Короля ==========


Гил-Гэлад устало оперся на свое копье и тяжелым, чуть затуманенным взором обозрел поле битвы. Ворота снова были закрыты, первую волну нападения объединенная армия отбила.

Отбила, но страшной ценой. Сейчас, когда наступило краткое затишье, стоя на невысоком холме, король мог оглядеться по сторонам и видеть, как соратники его приходят в себя после первого удара. Армии эльфов и людей потерпели ужасные потери - больше половина их полегло. Пал король Орофер - и больше двух третей его войска вместе с ним. Новый король Ласгалена отступил, но Гил-Гэлад не осуждал его - в том положении это было единственно правильное решение, если Трандуил надеялся сохранить хотя бы жалкие остатки своего войска. Кроме того, до Гил-Гэлада доходили слухи, что покинул он поле боя не один, а вынося из пучины сражения Владыку Келеборна - раненного, возможно, смертельно. Если Гил-Гэладу суждено было вернуться из этой битвы, он дал себе слово не задавать Трандуилу вопросов, не судить и тем более - не обвинять его в бегстве.

Сын короля Элендила был ранен - Анариона пронзила черная стрела, и он лежал в горячке в походном шатре своего отца - стрела была харадская, а харадримы всегда смазывали наконечники ядом. Гил-Гэлад подозревал, что Анарион умрет еще до того, как они встретят новый удар врага. И отец его, и старший брат держались мужественно, но в глазах своего старого друга Гил-Гэлад видел отчаяние, а в глазах его сына, оставшегося невредимым - безумие. И это тоже можно было понять.

От Риннельдора король получил короткое послание еще до того, как выйти на битву - тот писал, что отправится за помощью, и Гил-Гэлад догадывался, какую помощь он имеет в виду. Но надеяться на то, что Ульмо действительно поможет им, было глупо, и король лишь молча восхитился надежде, живущей в душе Риннельдора. Он ушел, но не покинул его, и сердцем и разумом Гил-Гэлад стремился туда, где он - случайный знакомый, ставший таким близким, - пытался просить о помощи того, чьи уши были глухи к мольбам. Впрочем, если Риннельдор сохранял надежду, то и Гил-Гэладу не след было отчаиваться.

Отчаиваться - нет, но до того, как битва вспыхнет с новой силой, он должен был сделать еще одно дело, поступить так, как подсказывала ему совесть.

У шатра Элронда дежурили двое усталых стражей. Завидев короля, оба они выпрямились и отдали честь. Гил-Гэлад махнул им рукой и мягко улыбнулся.

- Ступайте,- сказал он тихо,- я отпускаю вас на сегодня. Покой Элронда, сына Эарендила, никто не нарушит - я прослежу за этим. А вы - поешьте и выпейте с остальными.

Стражники переглянулись немного удивленно, но возражать не стали. Гил-Гэлад отвел полог шатра и вошел.

Элронд тоже остался невредим. Многие из его воинов пали, но потери Полуэльфа были значительно меньше потерь остальных. Тем не менее, лицо князя казалось посеревшим и осунувшимся.

- Здравствуй, мой друг,- сказал Гил-Гэлад, подходя к нему ближе,- мое предсказание не сбылось, как видишь - долгий день на исходе, а я все еще жив. - Он нахмурился и в голосе его зазвучало искреннее участие,- как ты, брат?

- Я жив и невредим, - ответил Элронд, чуть пожимая плечами. - И хотел бы я, чтобы мои слова не сбылись, о Гил-Гэлад, и чтобы нам не пришлось вдвоем с тобой атаковать Барад-Дур. Но я боюсь, что вражеская армия, которую мы разбили - это лишь первый отряд, и что в горах и пещерах проклятой страны есть еще несметные тысячи орков.

- Я почти в этом уверен, - кивнул Гил-Гэлад спокойно. Решение было принято еще до того, как он вошел в шатер и увидел Элронда, и теперь отступаться от него было поздно, - и я хочу сделать так, чтобы твое пророчество не сбылось, Элронд, - он подошел к нему вплотную и опустил легкую руку ему на плечо, улыбнулся, заглядывая в глаза, - многие годы ты был мне верным другом, и я ценю это, и люблю тебя за это. И я знаю, как болит твоя душа за тех, кто пал, и за тех, кому еще суждено пасть. Потому, друг мой, я освобождаю тебя от твоей клятвы. Собери отряд тех, кто захочет уйти, и отступай вместе с ними к Осгилиату и Минас-Тириту. Если мое войско потерпит поражение, удар придется по ним, и защита их ляжет на твои плечи, пока же… вот, - из складок своего плаща Гил-Гэлад достал небольшой бархатный мешочек и вложил его в руку Элронда, - унеси его отсюда, чтобы враг не смог снять его с моего мертвого тела, когда я паду. Я поклялся хранить его, но клятва сражаться до последней капли крови важней. Так что его я отдаю тебе. Храни его.

Элронд протянул руку и взял мешочек. Он догадывался, что там, еще до того, как коснулся его. Не отвечая королю, князь Имладриса развязал тесьму золотого плетения и вынул тяжелое золотое кольцо с сапфиром. В нем словно скрыта была сила ветров и голубой цвет неба, и бег облаков на закате. Одно из эльфийских колец, выкованных Келебримбором в Эрегионе. Колец, дающих эльфам власть над стихиями и порабощающих их сердца взамен.

- Я возьму кольцо, если так угодно моему королю, но я не отступлю с поля боя, пока сражается Гил-Гэлад Эрейнион, - ответил Элронд.

Гил-Гэлад улыбнулся и склонил голову.

- Я знал, что ты ответишь так, Элронд,- сказал он тихо,- иначе ты ответить и не мог - твое сердце отважно и благородно… Но я и боялся этого твоего ответа. Коли не хочешь ты уходить добровольно, когда я прошу, тогда я приказываю - забирай кольцо и уходи. Так велит тебе твой король,- серые, как дымка, глаза Гил-Гэлада стали подобны непреклонной стали клинка.

- Ты хочешь, чтобы князь Имладриса и твой военачальник увел войска, когда король продолжает сражаться? - воскликнул Элронд. - О Гил-Гэлад, я отступлю, если таков твой приказ, и пусть меня считают трусом, но те, кто пришли со мной, шли, чтобы сражаться до победы или до смерти. Таков мой ответ.

Лицо Гил-Гэлада дрогнуло, темные брови нахмурились, казалось, он готов вот-вот отвести взор, но это быстро прошло.

- Так знай же, - сказал он тихо, - ты можешь остаться, если хочешь, но не как мой военачальник и не как мой подданный. Отныне ты свободен - свободен выбирать, как тебе сражаться. Об одном лишь прошу - сбереги его, - пальцы короля скользнули по ладони Элронда, сжимавшей мешочек с кольцом, - и не держи на меня зла.

Элронд поклонился королю, приложив руку к сердцу:

- Воистину, ты сын своего отца, о Гил-Гэлад Лучезарный! И я клянусь, что сделаю все, чтобы сохранить кольцо и спасти эльфов и людей Средиземья - если только это будет в моей власти. И пусть Манве и Наме помогут нам в этот час, - сказав так, Элронд покинул шатер, ибо он не был больше военачальником Гил-Гэлада и ему не полагались отныне такие почести.

***

Затишье длилось много часов.

Из уст в уста от лагеря людей передавали грустные новости - младший сын короля умирал в агонии. Его тело, казалось, сгорало изнутри, и ничто не могло помочь ему. Гил-Гэлад, убедившись, что войска его готовы к новому наступлению, отправился в королевский шатер - проведать своего верного соратника и посмотреть, нельзя ли хоть что-нибудь сделать.

В широком низком очаге посреди шатра горел яркий огонь, воздух был тяжелым и плотным, полным металлического запаха крови. Анарион лежал на походном ложе - лицо его, бледное, блестящее от пота, казалось постаревшим на несколько десятков лет, будто отпущенное ему время вытекало капля за каплей вместе с густой темной кровью. Элендил расхаживал по палатке взад-вперед, Исилдур же сидел подле брата и ровным пристальным взглядом всматривался в его лицо, словно хотел разглядеть в нем что-то или хорошенько запомнить, прежде, чем проститься.

- Друг мой,- прошептал Гил-Гэлад, замирая у порога шатра. Элендил остановился и метнул на него быстрый острый взгляд.

- Все бесполезно,- сказал он - голос его был голосом безумца, потерявшего все, но еще не осознающего этого до конца,- он уходит.

- О, Элендил.- Гил-Гэлад печально покачал головой,- у меня нет собственных сыновей, но я знаю, каково это…

- Ерунда! - рявкнул вдруг Исилдур, развернувшись к королям,- вам, Перворожденным, никогда не понять, каково это - уходить во тьму навсегда. Или отпускать в эту тьму брата, сына, возлюбленного - кого угодно. Вы, вечные создания, ничего не знаете об истинной смерти, об истинном ничто.

Лицо Элендила потемнело от гнева, но Гил-Гэлад успокаивающе поднял руку.

- Так рассуждали те, кто преследовал твоего отца, мальчик. И отца твоего отца,- заговорил он спокойно и тихо,- как те, кто злились на создателя за то, что тот даровал им смерть и ужас расставания навеки. Но ни вы, ни мы не виноваты в том, что родились теми, кем родились. А вместо того, чтобы обвинять меня в том, что я изменить не в силах, будь с ним,- он кивнул на Анариона - тот дышал теперь тяжело и часто, лицо его раскраснелось от горячки,- сделай так, чтобы уходить ему было не страшно. И он дождется тебя, чтобы в неизвестность вы могли отправиться вместе.

Исилдур хмуро посмотрел на отца, повернулся к брату и снова сжал его руку, вторую ладонь он опустил на его пылающий лоб. Лицо Исилдура изменилось - черты сгладились, складки между бровей исчезли. Глаза сына короля теперь, казалось, затуманила тень непрошенных слез.

- Анарион,- позвал он негромко,- Анарион.

Он замолчал, и шатер погрузился в тишину - казалось, даже дрова в очаге перестали потрескивать. Было слышно лишь, как тяжело и натужно дышит Анарион.

- Брат,- снова прошептал Исилдур едва слышно,- Анарион. Вернись из тьмы.

Еще мгновение длилась тишина - Элендил вздрогнул - ему, видимо, показалось, что дыхание младшего сына наконец оборвалось. Гил-Гэлад почувствовал, что в эту минуту все сердца на мгновение перестали биться. Еще секунда, и Анарион, глубоко вздохнув, открыл глаза.

- Исилдур,- прошептал он,- кажется, в меня попали.

Исилдур сжал его руку сильнее и неожиданно рассмеялся с облегчением.

- Да, братишка,- подтвердил он,- чуть-чуть поцарапали.

- Вот - истинный король. В руках и гласе его целебная сила,- услышал Гил-Гэлад шепот Элендила.

Где-то вдалеке, у границ лагеря, запели сигнальные рога. Враг готовился к новому наступлению - Врата открывались.

- Целебная сила,- повторил Гил-Гэлад почти про себя,- но надолго ли…


========== Песнь расставания ==========


Выйдя из шатра, Элронд направился к полю битвы. Тела людей, эльфов и орков покрывали все пространство от южных склонов Эмин Муйл до Черных Ворот. Стоны раненых и умирающих наполняли воздух, как чудовищная музыка, и даже эльфийским глазам трудно было различить, где лежали враги, а где - союзники и братья, кто из них умер, а кто еще цепляется за жизнь. Элронд присоединился к нескольким десяткам эльфов и людей, выносивших раненых к восточному берегу Андуина - там другие люди, смертельно уставшие, перевязывали раны людям Гондора и поили их вином, а эльфы Имладриса и Лотлориена заботились о раненых эльфах. Павших оставляли лежать там, где они лежали - и без того вынести всех, страдающих от ран, и дать им умереть достойно не представлялось возможным - слишком велики были потери объединенного войска. Слишком многие оставались лежать под грудами тел друзей и врагов и молить о помощи или о смерти.

Когда Элронд хотел взять на руки очередного эльфа - совсем еще юного нолдо из Имладриса, потерявшего в бою правую руку по локоть и пронзенного несколькими стрелами, и собирался нести его к остальным раненным, тот вдруг проговорил, с трудом произнося слова:

- Князь, мне так больно.

- Я знаю, - ответил Элронд.- Прости.

- Но мы победим? - спросил эльф, без особой надежды.

- Нет, - сказал бывший князь Имладриса. - В этой битве нам не победить.

- Тогда отпусти меня, - попросил раненный эльф, - я не могу терпеть больше.

- Я отпускаю тебя, Зимиль, сын Эареля. Да воссияют звезды там, куда ты идешь. - И

Элронд положил Зимиля на землю, и коснулся рукой его лба и запел песнь расставания.

Когда песнь окончилась, дух молодого эльфа покинул тело.

А Элронд поднялся на Эмин Муйл и надел кольцо.


========== Вилья ==========


Знамя плескалось над его головой, хлопало, словно крыльями. Гил-Гэлад улыбался. Его армия - армия обреченных, но не сдающихся - стояла за спиной.

На этот раз он не произносил речей - в этом не было необходимости. Сам вид короля - живого и невредимого, сжимавшего в руках верный Аэглос - был лучше любых слов. Воины шли вслед за своим предводителям. Шли на смерть, на бой, который мог стать последним боем свободного мира. Но смерть эта никого не страшила. Они и так уже потеряли многих, и теперь отступление сделало бы эти жертвы бессмысленными.

Когда мутный утренний воздух пронзили крики наступавших и торжественные песни рогов, Гил-Гэлад вскинул копье, и воинственный клич пронесся по рядам эльфов. Его подхватили люди, ведомые теперь Исилдуром. Элендил вместе с небольшим смешанным отрядом должен был поддерживать атаку с фланга, второй такой же отряд вел Ардир - один из немногих галадрим, оставшихся на поле сражения. По замыслу Гил-Гэлада они должны были взять вражескую волну в кольцо, чтобы потом с обоих флангов отрезать им путь к воротам и ударить, как молот по наковальне. Король понимал, что сил для такого маневра недостаточно. Но иного выбора у них просто не было - идти в лобовую атаку значило погибнуть всем, а так еще оставался шанс отбить хотя бы это наступление, чтобы потом снова упереться в закрытые ворота. Эту часть плана Гил-Гэлад обдумывать пока не хотел - перед ним стояла одна задача, и сейчас все силы его армии были брошены на ее исполнение.

В первом ряду вражеского полчища шагали тяжелые горные тролли - они шли, как тараны, снося все на своем пути - огромные, неповоротливые. Их встретил град эльфийских стрел - на каждого приходилось по три быстрых и метких лучника, но чтобы остановить тролля, стрел требовалось с десяток.

Следом за первой линией двигались орки - бесчисленное множество, вооруженные ятаганами, в черных доспехах с багровым оком. Их стяг не трепетал на ветру, и казалось, что сделан он из чего-то более тяжелого, чем обычная ткань. Гил-Гэлад помнил, как в прошлый раз, когда пал Эрегион, враг поднял вместо знамени истерзанное тело его брата.

Мгновение над полем висела звенящая тягостная тишина, а потом две встречные волны схлестнулись.

Гил-Гэлад двигался точно и легко - в нем, казалось, поселилась какая-то неведомая прежде, невероятная легкость неуязвимости. Он видел все вокруг замедленным - вот стрела просвистела мимо его щеки - он успел увернуться и проводить ее взглядом. Вот огромный неуклюжий тролль, пронзенный уже десятком стрел, ринулся на него - слепой от ярости и боли, и Гил-Гэлад, наклонившись, поднырнул под него и буквально насадил его на свое копье. Резкий рывок - тяжелое тело рухнуло на землю, и Гил-Гэлад перепорхнул через него в один прыжок. Он сражался так, словно тело его вовсе ничего не весило, но руки его были точны и беспощадны. Один удар за другим - древко Аэглоса стало скользким от крови, но король не стал сжимать его менее крепко. Сразу трое орков ринулись на него, и Гил-Гэлад замер, следя за тем, как они приближаются. В иных обстоятельствах его охватил бы страх - нападавшие двигались стремительно и прямо, готовые наброситься на короля одновременно, смять, уничтожить… но сейчас Гил-Гэлад был совершенно уверен - они будут остановлены. Пусть не его рукой, но некой высшей волей, ведущей сейчас в бой и его, и его воинов.

Один из орков налетел на копье со всей силы, и Гил-Гэлада откинуло отдачей назад, но он легко удержался на ногах. Второй метил ятаганом ему прямо в горло - король сбросил тело первого орка с наконечника, сделал еще один резкий выпад - острие копья скользнуло над плечевой пластиной доспеха, вырывая клок темной кожи из шеи орка. Тот отпрянул, завыл, хватаясь за распоротое горло, и Гил-Гэлад, метнувшись вверх, едва коснувшись носком сапога его плеча, перескочил через него, чтобы встретиться с последним противником. Тот успел отступить на несколько шагов, видя, что стало с его товарищами. Глаза его горели яростью, рука твердо сжимала меч, но Гил-Гэлад лишь усмехнулся. Он не видел, что творилось на остальном поле боя, догадывался, что люди и эльфы гибнут, но сейчас, здесь,с этим противником, он был один на один. Орк занес кривой ятаган - Гил-Гэлад ринулся вперед, выставив копье и подняв щит. Откуда-то справа донеслись воинственные крики - фланговые отряды двинулись в атаку, Гил-Гэлад поднял голову, видя, как, подняв свой славный Нарсиль, несется в атаку сам Элендил. Но отвлекаться на него было некогда. Орк нанес удар с замаха, Гил-Гэлад выставил щит, и ятаган отскочил от него. Не дожидаясь, когда орк вернет себе равновесие, Гил-Гэлад снова наклонился и ударил копьем снизу вверх, буквально насаживая врага на острие. Чистая сталь вонзилась в темную плоть, прошила грудь насквозь, и сквозь слой кожаного доспеха на спине вырвалась наружу, как ледяной источник вырывается из черной скалы.

Король выпрямился, вскинул голову и наконец огляделся. Отряд Элендила, точно согласно плану, теснил вражеские ряды, готовый соединиться с той частью армии, которой командовал Исилдур. Сын короля победно вскинул меч, приветствуя отца.

То, что произошло дальше, случилось так быстро, что никто не успел ничего понять. Между Элендилом и Исилдуром, словно возникнув из воздуха, появился высокий человек в полном доспехе - он отшвырнул Исилдура назад одним движением руки, развернулся и огромный двуручный меч встретился с мечом короля. Вспыхнуло яркое белое пламя - секунда, и Нарсиль, переломившись, разлетелся так легко, словно был сделан из тонкого стекла. Еще мгновение, и под следующим ударом клинка, голова короля отделилась от плеч.

Гил-Гэлад открыл рот, чтобы вскрикнуть, но ему не хватило воздуха. Черная фигура - грозный полководец южных людей-союзников врага - двинулся к Исилдуру. Тот с отчаянным воплем ринулся навстречу, Гил-Гэлад же не мог пошевелиться.

Но тут словно золотой клинок прорезал тьму - тучи над полем боя расступились, выпуская на свободу тусклое солнце. Король вскинул взор, глядя вверх - тяжелые облака истаивали, клубы пыли и дыма, из-за которых весь Мораннон был погружен в вечные сумерки, рассеивались, и солнечный свет, падая на лица воинов, ширился, заполняя все вокруг.

Повсюду царили ужас и смерть, слышались крики раненных, а ближайший товарищ только что пал прямо у него на глазах, но в душе Гил-Гэлада вдруг вспыхнула надежда. Он словно глотнул ледяной родниковой воды после долгой ночи, проведенной в горячке. Словно в душной комнате распахнули окно в морозное свежее утро. Король выпрямился, сжимая копье, и неожиданно даже для самого себя запел - то была древняя песнь, и слова ее - один за другим - начали подхватывать все, кто мог слышать. Гил-Гэлад подставил лицо солнечным лучам - все более ясным, и сердце его затрепетало от непрошенной радости. Орки вокруг, охваченные паникой, растерялись и готовы были ринуться в бегство, и Гил-Гэлад, снова вскинув копье, возгласил:

- За Элендила! - и клич подхватили и остальные.

Король повернулся, чтобы снова атаковать.

Черная стрела пропела в воцарившейся на миг тишине, обрывая очередной неродившийся клич. Гил-Гэлад увидел, как наконечник проходит над верхним краем его щита, прорывается между чешуйками доспеха и погружается в грудь - точно там, где билось воспрявшее было сердце. А потом солнечный свет для него погас навеки.

***

Элронд надел кольцо и весь мир изменился. Он парил под сводом небес, сливаясь с ветром, он летел меж вершин деревьев и овевал луга - он был дыханием Манве над миром под звездами. И на какое-то время Элронд забыл обо всем, потому что дух его был далеко от печальных равнин Мордора. Но громкие крики и звуки рогов вернули его к земле - армии Саурона вновь атаковали, а люди и эльфы пытались взять в кольцо превосходящие силы врага.

- О Манве, где ты? - вскричал Элронд. - разогни мрак и взгляни на нас! Именем Эру Илюватара заклинаю тебя - услышь!

И воздев руки к небу, он запел песню ветру, и тяжелые тучи расступились, и солнце засияло в лазурном небе.

Элронд стоял на холме, озаренный солнечными лучами, и видел, как армия эльфов и людей, вдохновленная солнечным светом, атакует врага с новыми силами, а орки, смущенные и полуслепые при свете дня, мечутся по равнине и падают под ударами мечей. Горные тролли, которых было еще немало на поле битвы, окаменели с оружием в руках, и победа над армией врага, казалось, была близка.

И тут Элронд увидел, что нуменорец, командующий армиями врага, скачет к нему, словно в облачении из ночной тьмы. На нем был шлем, и доспехи, и черный плащ, и с ним была сила, недоступная смертным . Своим новым зрением, проницающим невидимое, Элронд узрел кольцо у него на пальце. Между Вильей, кольцом воздуха, и человеческим кольцом словно натянута была струна, петлей уходящая в Мордор. В глубине своего сердца Элронд ощутил ненависть, сжигающую того, кто свил когда-то эту струну и кто смотрел теперь на них взором, тысячекратно повторенным на щитах и знаменах .

- Эй, Саурон бессильный! - вскричал вдруг Элронд, повинуясь неведомому порыву, - король слабых, поводырь слепых! Эльфы и люди презирают тебя!

Услышав эти слова, всадник остановился, и воздел руку вверх, повелевая Элронду замолчать. В этот миг эльф узнал историю этого человека, и его имя, и путь, приведший его в пропасть. Рабом кольца стал нуменорец Эргендил, желавший славы и власти больше, чем то было отмерено людям.

Голосом Эргендила Саурон велел Элродну сложить оружие и отдать кольцо. Но эльф, услышав эти слова, рассмеялся и, выхватив лук из-за спины, послал стрелу точно в глаз человеку, грозящему ему страшной смертью. Холодный ветер нес эльфийскую стрелу с древком из ясеня и с наконечником из истинного серебра, и, разогнав мглу, как молния, стрела нашла свою цель и оборвала телесную жизнь того, кто и после смерти не был свободен покинуть этот мир. Всадник, покачнувшись, упал с коня, а в Барад-Дуре Саурон вскрикнул, испытав боль, от которой давно отвык.


========== Братья ==========


Для Исилдура свет исчез.

Когда началась битва, и армия людей - потрепанная, но не сломленная - вышла вновь на поле боя, сердце его переполняла надежда. Он чувствовал в своих руках силу, которой прежде не знал. После того, как брат его очнулся, у Исилдура впервые, пожалуй, с тех пор, как он узрел Черные врата, появилась уверенность, что их ожидает победа.

Анарион - еще слабый, едва держащийся на ногах, рвался выступить вместе с отцом и братом, и какие бы доводы ни приводили оба, младший сын короля настоял на своем.

- Я спасся от смерти единожды,- сказал он,- и теперь она меня не достанет.

И, странным образом, Исилдур поверил в это. Никому из них троих не было суждено пасть в этот день - жертвы будут велики, но победа - славной. И отпразднуют они ее вместе - отец и сыновья. Всесильные короли Запада.

Все рухнуло, когда прямо у него на глазах голова отца пала под ударом вражеского меча. Нарсиль раскололся, а король Элендил осел на землю под торжествующие вопли врагов.

И после этого мир для Исилдура обуяла тьма.

Он слышал, как люди и эльфы вокруг запели, приветствуя солнце, пробившееся сквозь пелену туч, но сам света этого не видел.

Он слышал, как отчаянно завопили орки, бросаясь во все стороны, теряя строй, падая, и Исилдур, сжав свой меч, ринулся в самую их гущу - лишь бы ни один не ушел, не спасся.

Исилдур шел в бой, ничего не видя, не разбирая, кого рубит, как наносит удары - руки действовали сами, снося одну голову за другой. Новый король перестал быть собой, в его сердце осталась одна только ярость.

- Стой! - услышал он голос - странно знакомый. Замерев и обернувшись, Исилдур увидел Анариона - тот стоял в нескольких шагах от него, отчаянно сжимая в руках меч, и на бледном, без кровинки лице младшего брата читался настоящий ужас - и лишь в следующее мгновение Исилдур понял, что причиной этого ужаса был он сам.

- Стой! - снова выкрикнул Анарион,- Ты не ведаешь, что творишь. Исилдур! Очнись!

- Прочь с дороги! - вскричал Исилдур и, помедлив лишь мгновение, бросился вперед - на брата, надеясь, что тот отступит в сторону и пропустит его.

Но Анарион стоял твердо - он лишь понадежней сжал рукоять клинка. Исилдур воздел свой меч, метя в шею брата, но тот, повернувшись, остановил удар, отразил его и заставил старшего брата отскочить назад.

Исилдур почти взвыл от ярости и бросился в новую атаку - он знал, долго это не продлится - Анарион - ослабший, напуганный - отойдет в сторону, сдастся.

- Прочь! - выкрикнул он вновь, но младший не двинулся с места.

- В тебе - тьма! - крикнул он в ответ,- тобой движет боль. Одумайся!

Исилдур пошел в новую атаку, желая заставить брата замолчать - то, что он говорил, было слишком страшно. И слишком походило на правду. Их мечи скрестились, высекая искры, Исилдур резко повернулся, пытаясь сбить Анариона с ног. Тот неожиданно отпрянул, поднырнул под меч брата, на ходу отбрасывая свой. Еще секунда - и он, ухватив Исилдура за пояс, повалил его на землю. Исилдур ощутил два коротких удара, Анарион, прижимая его к земле, застонал, и на руки Исилдура, которыми он обхватил младшего в ответ, полилась горячая кровь.

Одна стрела вошла Анариону в спину прямо под левой лопаткой, вторая - в шею сзади и вышла спереди.

Анарион попытался что-то сказать, но лишь кровь клокотала у него в горле. Глаза - светлые и ясные - смотрели на Исилдура в упор. Но это был уже мертвый взгляд.

Исилдур осторожно высвободился из-под тела брата - лучник, выпустивший стрелы, закладывал в тетиву новые, и король, не думая, выхватил из сапога кинжал, швырнул его - быстро и точно. Короткое лезвие попало лучнику в шею, и он упал ничком.

Исилдур не взглянул на брата - он взял с земли его меч, который тот выронил, защищая его, и вновь ринулся в бой.

Он рубил и колол, убивал, никого не щадя, пока руки его не онемели, и сам он не ослеп от вражеской крови.


========== Семена зла. ==========


Саурон.

“О, Любопытнейший!

Доволен ли ты спектаклем, устроенным моими игрушками. У меня их много - тратить их мне не жалко, но каково зрелище! Один лишь досадный промах я допустил - позволил одному из Духов Кольца вмешаться - за это он и поплатился своей земной жизнью. Однако в остальном все идет согласно моему плану. Еще немного, и я буду свободен. Близится решающий час - сын нуменорского короля, ненавистный Исилдур, уже познал Тьму, познал упоение смерти, и теперь придет ко мне, чтобы забрать То, что уничтожит его дух. Я готов отдать ему Его, а потом дождаться, пока мир под Его влиянием изменится безвозвратно, и в нем я стану единственным повелителем - Единственным и Свободным.

Смотри же!

Твой Саурон”

***

Пошатываясь, почти ничего не видя вокруг, Исилдур вышел к берегу реки. От воды веяло свежестью и самую малость - тяжелым запахом ила. Человек шел, почти не ощущая под собой ног, и у самой кромки берега он упал на колени, погрузил ладони в ледяной поток, зачерпнул воды и плеснул себе в лицо.

Исилдур был весь в крови - но его собственной там не было ни капли. Он потерял все и остался совершенно невредимым. От этого хотелось смеяться, кричать, обвинять судьбу, Врага, богов - да кого угодно! Это была жестокая ирония, и он не смог сдержать короткого хриплого смешка.

Кровь отмывалась от рук неохотно, Исилдур тер ладони так, словно намеревался снять с них кожу - руки слишком хорошо помнили тяжесть братского клинка, который сломался от одного из ударов, и после этого Исилдур перехватил ятаган очередного убитого орка, и рубился уже им. Он не знал, сколько вражеских жизней забрал, знал лишь, что и этого было слишком мало, чтобы отплатить долг за все то, чего он лишился в одночасье.

Король склонился к воде, взглянул на свое отражение, и только сейчас заметил, что под коркой чужой крови волосы его стали совершенно седыми.

***

Никогда еще Риннельдор не ходил так быстро. За четыре дня он достиг пещеры к западу от Глэдденских Полей, забрал там Мелькоров огонь и вернулся, переплыв Андуин на пути туда и на пути обратно. Камешек, который в подземном мире разгонял детей тьмы, полыхая огнем, теперь был холоден и невзрачен, но Риннельдор чувствовал, что сила его никуда не делась, и если он смотрел на него внимательно, то видел язык белого пламени, свернутый в кольцо. Эльф думал, что знает, как разбудить огонь, но пока было не время пробовать.

Он спешил и все же пришел слишком поздно. Поднявшись на Эмин-Муйл, Риннельдор озирал поле битвы – Сауронова армия была уничтожена, но какой ценой! В живых осталось лишь несколько десятков эльфов и несколько десятков людей. А Черные Врата стояли все там же, возвышаясь над долиной Мораннона, и их мощь не поддалась бы даже армии, в сто раз превосходящей то, что осталось от союзного войска.

Он видел, как эльфы Линдона и Имладриса, оставшиеся в живых, вынесли тело Гил-Гэлада с поля битвы. Они шли, с трудом передвигая ноги, и не понимали, где они – под небом Арды или в Последних Чертогах. Элронд нес звездное знамя Гил-Гэлада, и больше никто из эльфов не нес знамен. К берегу Андуина направлялись траурная процессия и Риннельдор пошел следом. Пал Гил-Гэлад, поверивший ему и сделавший его своим другом, пали гордые и прекрасные эльфы, пали люди, когда-то не покорившиеся Саурону. Воистину это был день слез, озаренный солнечными лучами, и Риннельдор плакал, сжимая в руке оружие врага.


========== Безумец ==========


Короткой была прощальная песнь и не Элронд пел ее. Гил-Гэлада завернули в звездное знамя - долго ли еще звездному знамени дома Финве реять над башнями белого замка в Митлонде? Быть может, день последнего расставания приближается, и Кирдан оставит Средиземье, уплыв на последнем корабле. С ним поплывет и Элронд с супругой, если на то будет воля валар. Воля валар! - Элронд усмехнулся и посмотрел на кольцо с сапфиром. Сегодня он разогнал мглу и сразил одного из военачальников Саурона, сегодня он видел мир так, как видят его нерожденные. Но что толку в этом?

Проводив взглядом прощальную лодку, уносившую тело Гил-Гэлада, Элронд направился к лагерю людей. Лагерь! – одно название. Горсточка выживших повалились спать среди кустов, лишь Исилдур, наследник Гондора, ставший королем, сидел у берега реки. Он снял доспех и был в мокрой рубахе и штанах – кажется, он купался в Андуине не снимая одежды, надеясь смыть отчаяние и ужас. Но ужас был внутри – ужас и безумие.

- Приветствую тебя, Исилдур! – сказал Элронд. – Прими мои соболезнования в этот час.

Исилдур вскинулся, напрягся, словно зверь, готовый броситься. Во взгляде его несколько мгновений не было ни капли узнавания, но потом он коротко кивнул. Напряжение не ушло из его позы, но бросаться сразу, кажется, он больше был не намерен.

- Здравствуй, Полуэльф,- ответил он глухо,- для соболезнований не время. Час скорби еще не настал.

- Когда же настанет час скорби? - спросил Элронд, изумленный странным ответом.

- Когда закончится битва,- отозвался Исилдур и улыбнулся.

- Битва закончилась, - сказал Элронд. - Пришло время отступать.

Улыбка Исилдура ничуть не померкла, а глаза оставались такими же пустыми.

- Нет, мой друг,- сказал он спокойно,- на этот раз мы пойдем в атаку первыми. Мы будем штурмовать ворота.

Элронд долго смотрел на Исилдура, не веря собственным ушам. Потом спросил, осторожно:

- Готовы ли осадные орудия, Исилдур?

Исилдур ухмыльнулся.

- Они нам не понадобятся,- он кивнул в сторону Врат,- ты разве не видишь, Элронд, эти ворота не сломать осадными орудиями. Их не взять силой рук. Но передо мной они откроются,- он говорил без тени сомнения, глядя на Полуэльфа прямо и почти не моргая.

- Идти в эти ворота – значит идти на смерть, - сказал Элронд. – И это не подвиг, а безумие. Вести за собой туда кого-то - предательство. Люди пошли за тобой, чтобы сражаться за Гондор, а не чтобы сдаться врагу. Я велю эльфам отступать.

- Мы с самого начала знали, что идем на смерть,- ответил Исилдур,- и мой отец, и Гил-Гэлад это знали - и все равно шли в бой. Их обоих не стало, но битва еще не проиграна. Я не поведу с собой тех, в ком не будет веры в меня и в нашу победу. Если понадобится, я пойду и один. Так что если хочешь уходить - уходи. Но звездное знамя, уходя, поднимать не смей.

- Ты будешь учить меня, когда поднимать знамя моего короля, мальчишка? – воскликнул Элронд, не сдержавшись. – Я сражался с Сауроном на полях Эрегиона и я видел его в бою! Иди в Мордор, если так хочешь порадовать врага, о безумец!

Элронд, резко развернувшись, направился к лагерю эльфов.

- Убегай,- голос Исилдура остался негромким, но даже на расстоянии Элронд продолжал его слышать,- убегай, сделав смерти павших здесь бессмысленными. Уплывай за море. Твой король - страх. Служи ему.

Элронд не обернулся - немного смысла разговаривать с безумцами.

***

Риннельдор видел, как эльфы отправили тело Гил-Гэлада вниз по течению Андуина. Вот и не стало того, кого Риннельдор звал на битву и кого оставил в решающий миг. И к чему теперь оружие? Если бы Риннельдор мог умереть, исчезнуть навсегда , он вонзил бы кинжал себе в сердце. Увы, эта история не закончится так просто.

Увидев, что Элронд направился к лагерю людей, Риннельдор пошел за ним. Скрывшись в густых зарослях, он слышал разговор князя Имладриса и наследника Гондора. Элронд был прав - Исилдур сошел с ума. Но разве осталась надежда у тех, кто сохранил рассудок?

Элронд ушёл, а Риннельдор, выйдя из зарослей, приветствовал Исилдура.

Исилдур сидел на берегу, погрузив усталые стопы в воду, и на этот раз лицо его казалось совершенно спокойным - даже каким-то просветленным и ясным. Он поднял голову, мельком взглянул на подошедшего.

- Ваш князь объявит общий сбор и уведет желающих уйти, - сказал он негромко и ровно, - ступай к ним.

- Я пошел бы с тобой, если б осмеливался, - ответил Риннельдор. - Но я боюсь. Тут ты обвинял Элронда в трусости, хоть князь Имладриса ничего не боится, кроме бесчестия. А я боюсь врага. Но у меня есть оружие, которое я мог бы дать тебе, если ты готов принять его.

- Если это оружие твое, - проговорил Исилдур ровно, хотя видно было, что взгляд его враз стал цепким и внимательным, - почему ты сам не пустишь его в ход? Или не отдашь его Элронду - он твой господин, а не я.

- Мое, - ответил Риннельдор. - А эльфы не возьмут его, даже чтобы спастись от смерти.

Исилдур прищурился.

- И почему же? И главное - почему ты думаешь, что если они не возьмут его, его должен взять я?

- Это оружие вывело меня из мира без звезд. Подземными ходами прошел я, где до меня не бывали ни гномы, ни орки. Хочешь увидеть то, что я тебе предлагаю - пошли со мной и я покажу тебе, а потом ты решишь, брать ли его.

Исилдур помедлил мгновение, потом усмехнулся.

- Что мне терять? - он поднялся на ноги. Прохладный ветер тронул скорбное серебро его волос, и он рывком откинул их со лба,- веди меня, Риннельдор.

Эльф направился вниз по течению Андуина и человек последовал за ним. Довольно долго они шли в молчании, потом Риннельдор свернул на восток, к горам. «Мы должны скрыться от лишних глаз», - пояснил Риннельдор, увидев подозрение во взгляде Исилдура.


Через несколько часов они вновь подошли к Пепельным горам, чьи мрачные склоны возвышались до небес. Солнце село и над миром лежали сумерки, ясные и чистые. Досюда не доносилось ни стонов, ни голосов - поле битвы осталось далеко на севере, лишь птицы пели в рощах Итилиена.

- Мы должны найти пещеру, - сообщил Риннельдор.

Исилдур, который все это время шел за ним, не произнося ни слова, немного удивленно взглянул на эльфа - в его взгляде, полном страшной отрешенности, впервые блеснул живой интерес.

- Пещеру? - переспросил он,- зачем?

- Чтобы никто не увидел нас, - ответил эльф, несколько неуверенно. Он не знал, скроет ли их пещера от взора Саурона - а больше смотреть здесь вроде было некому.

- Я не вор, чтобы прятаться и скрываться от вражеских глаз,- гордо заявил Исилдур,- пусть все смотрят, у кого есть глаза, таиться я не буду.

- Хорошо, - решился Риннельдор, - смотри.

Он достал из кармана камень - совсем небольшой, помещающийся в ладони, и показав его Исилдуру, попросил: “Не подходи, пожалуйста”. Затем, сделав несколько шагов по направлению к горам, эльф прошептал: “О Мелькор, я призываю тебя!” - в тот же миг слепящий язык белого пламени вырвался из рук - огненный бич, сжигающий все, чего он касался. Трава и камни, шипя, обратились в дым, сама земля горела под жаром Мелькорова огня - лишь Риннельдор невредимым стоял посреди языков пламени. Он накрыл камень второй ладонью - и пламя исчезло.

Лицо Исилдура - и без того белое, как полотно, посерело, почти сравнявшись цветом со скалами вокруг. Он будто вспомнил что-то, и тут же, едва ли задумавшись, что делает, шагнул к Риннельдору, прямо в огонь.

- Я видел его,- прошептал король едва слышно,- я держал его в руках…

- Это оружие дал мне тот, кто выброшен за Дверь Ночи, - сказал Риннельдор. - Тот, чьим именем Саурон приносил жертвы в Храме на горе Менельтарма. Обольщением и ложью Саурон послал меня туда, откуда никто еще не возвращался, и нелегким был мой путь. Но Мелькор освободил меня от вечной тьмы. Я хочу отомстить Саурону за то, что он сделал со мной, но я боюсь. Теперь ты видишь, почему Элронд не взял бы то, что я готов отдать тебе. Но возьмешь ли ты огонь Мелькора?

Лицо Исилдура снова изменилось. Он попятился и сжал кулаки.

- Ты предлагаешь мне оружие врага? - осведомился он холодно,- ты в своем уме, эльф?

- Я предлагаю тебе оружие врага и это твой единственный шанс, Исилдур - если только у тебя есть еще шанс. Возьми огонь Мелькора, которому Саурон служил когда-то, и ты можешь надеяться на победу. Иди с пустыми руками - и ты можешь надеяться только на орочью стрелу в сердце. А не хочешь - я сохраню его, ибо он дан был мне, а не тебе, о наследник Элендила. Или ты не желаешь отомстить за смерть отца и брата? За гибель Нуменора, за падение людей, за все унижения, что вам довелось испытать?

Исилдур молчал. Тишина окружала их плотным вязким коконом, и на какой-то момент стало казаться, что король потерялся в собственных мыслях и больше не замечает Риннельдора.

Наконец он расправил плечи и шагнул еще ближе, протягивая руку.

- Во имя тех, кто погиб,- выговорил он,- во имя тех, кто выживет, я принимаю его.


========== Последние клятвы ==========


Элронд вернулся к эльфийскому лагерю. Воины Линдона и Имладриса, не пострадавшие или почти не пострадавшие в битве, выносили с поля боя раненых эльфов. Их уже было много у берега Андуина – не меньше двух сотен. Тех же, кто способен был помогать другим, оставалось не более сорока.

- Что делать с людьми, владыка? – спросил Анайрэ – Их там сотни и если мы их не вынесем, то они погибнут.

- Что делать? – воскликнул Элронд. – Делай, что подскажет твое сердце. Те, кого мы там оставим, погибнут – будь они квенди или атани. Быть может, это к лучшему. Я останусь ухаживать за ранеными.

И наступила ночь, и пришло утро – эльфы не оставляли трудов, а Элронд пытался исцелить тех, кого мог. Но многие ушли этой ночью от горестей мира. Наутро князь Имладриса, оглядев тех, кто выжил после битвы при Моранноне, позвал Анайрэ и Гилиэля – они взяли на себя командование, когда пали последние из военачальников Линдона и Имладриса.

- Друзья, нам предстоит тяжкий выбор, - сказал им Элронд. – Союзное войско разгромлено, Гил-Гэлад пал, нандор и галадрим, обессилев, отступили. Лишь сорок из нас могут еще сражаться. Исилдур хочет штурмовать ворота. Он уверен, что знает, как открыть их. Должно быть, его разум не выдержал тягот битвы. Я прошу вас взять на себя заботу о раненных и отступать в Линдон. Война проиграна.

Эльфы тревожно переглянулись.

- Я пришел сюда за моим королем, Гил-Гэладом, - заговорил первым Анайрэ, - а он верил, что война эта не бессмысленна. И он вел нас в помощь своим товарищам - людям, тем, с кем мы вступили в союз и приняли их, как братьев. Как же теперь мы можем бросить своих братьев, пусть бы они даже идут на верную смерть? Мы шли на нее с самого начала, и все равно выступили в поход.

- Мы шли с надеждой на победу, - сказал Элронд. - Гил-Гэлад надеялся до последнего. Но больше надеяться не на что. Думаете ли вы, что мы победим? Или вы боитесь вернуться и взглянуть в глаза тем, кто остались в Линдоне?

- Неважно, каковы наши мотивы, - улыбнулся Гилиэль - видом своим он мало походил на воина, скорее на менестреля, которого волей судеб забросило в гущу сражения, - Гил-Гэлад верил в Исилдура, а мы верили Гил-Гэладу. Значит, теперь нам остается тоже уверовать в то, что перед ним черные врата падут.

- Хорошо, - ответил Элронд после долгого молчания. - Ваши судьбы - в ваших руках. В ночь перед последним сражением Гил-Гэлад велел мне отступить, уводя за собой воинов Имладриса, но я отказался повиноваться королю. Теперь вы отказываетесь повиноваться мне - значит, такова воля Владык.

Поклонившись строптивым воинам, и приложив руку к сердцу в знак прощания и прощения, Элронд вернулся к тем, кто охранял покой раненых. Эльфы, уставшие и бледные, стояли или сидели в траве, молча предаваясь печальным думам.

- Кто среди вас готов выполнить мое поручение? - Спросил Элронд.

Несколько воинов поднялись сразу, не помедлив.

- Каков будет твой приказ, князь? - спросил один из них - тот, что выглядел наименее измученным.

- От того, о чем я попрошу вас, может зависеть судьба многих. Поклянитесь именем Манве, Владыки ветров и именем Варды, Владычицы звезд, что не отступите и не свернете с пути.

- Клянусь, - без колебаний ответил эльф. Остальные - один за другим - повторили это клятву.

Семеро эльфов поклялись исполнить волю князя, чего бы им это не стоило. Лица их были торжественно-серьезны, в глазах – готовность умереть. Элронд улыбнулся – они собирались героически штурмовать Барад-Дур, наверное, но вместо этого им придется отправиться в Митлонд – лучшее из мест Средиземья.

- Передайте это лорду Кирдану или леди Келебриень, - проговорил Элронд, протягивая эльфам бархатный мешочек. Туда он положил кольцо, которое снял после битвы. – Враг не должен ничего узнать о вашем поручении и он не должен получить то, что я доверил вам. С вами – надежда Средиземья. Прощайте.


========== Пустота ==========


Это был поход обреченных. Воинов набралось всего несколько десятков - людей немногим больше, чем эльфов, но на всех лицах читалась непреклонная решимость - такая бывает в глазах тех, кто не верит, что доживет до утра. В колком пыльном воздухе висела тишина.

Исилдур сжимал в руках черное королевское знамя, и взгляд его стальных глаз скользил по лицам тех, кого сегодня он вел в последний бой - а в том, что бой этот будет последним, кажется, не сомневался даже он сам.

- Воины,- заговорил он, и хотя голоса король не повысил, каждому его слова были слышны отчетливо и ясно,- братья. Сегодня я не скажу вам ничего. Идите за мной, пусть вера ведет вас, если надежда нас оставила. За мной!

Он вскинул вверх руку, и все увидели, что он сжимает в ней обломок меча - то был Нарсиль, клинок павшего короля. Люди, переглянувшись, лишь еще больше помрачнели - король был безумен, но отступать было некуда. Рядом с Исилдуром встал Элронд - сосредоточенный и бледный, и король усмехнулся, увидев его.

- Ты все же пришел, славный полуэльф,- проговорил он,- не смог упустить возможности даже перед самой смертью сказать мне “Я же предупреждал”? Не страшись - это не понадобится.

Они шли молчаливой процессией через выжженное, напоенное кровью поле, и тишина была их спутником - такая тревожная, такая густая, что казалось, души тех, кто пал здесь, поднимаются из земли и следуют за ничтожной армией обреченных - и она все ширится, растет, и к моменту, когда Исилдур и Элронд встали перед Вратами Мордора, за их спинами остановилось воинство, сравнявшееся с тем, что они привели на Мораннон в самом начале. Исилдур в последний раз обернулся. Его глаза - горящие отчаянным внутренним светом - пробежались по рядам живых и мертвых, взиравших на него.

- За тебя, отец,- прошептал он,- за тебя, брат мой. За всех вас.

Он отвернулся, воздел обломок меча над головой и провозгласил - громко и бесстрашно:

- Откройтесь, Врата Мрака, передо мной, Исилдуром, сыном Элендила.

Мгновение в воздухе висела пронзительное молчание, казалось, даже ветер стих, даже живые сердца перестали биться.

Потом с невыносимым скрипом и треском Врата открылись.

***

«Обещай мне, что ты не попадешь в плен», попросила его Келебриень в ночь перед расставанием.

«Таких обещаний не дают», - ответил Элронд.

«А ты обещай», - настаивала она.

«Я постараюсь», - сказал Элронд, сжимая ее руки, а она отвернулась.

И вот теперь он и еще несколько десятков безумцев идут прямо в ловушку. За воротами расстилалась выжженная черная земля, исчерченная огненными реками и зажатая среди высоких голых скал. Там никого не было – ни орков, ни оборотней, ни троллей. Тихо и пусто, лишь треск огня и стон земли. Элронд знал, что он сделал бы на месте врага – он бы дождался, пока они войдут и пройдут несколько лиг по каменной черной долине. А потом закрыл бы ворота и скомандовал своим слугам взять в кольцо горстку безумцев, осмелившихся ступить на землю Мордора.

Но говорить об этом Исилдуру было бессмысленно.

И так они шли по выжженным долинам и каменным ущельям Земли Страха, минуя крепости и подвесные мосты над глубокими расщелинами. Три крепости миновали они – в этих крепостях на башнях горели сигнальные огни. Но никто их не останавливал. Исилдур рвался вперед, со знаменем, время от времени останавливаясь, чтобы протрубить в рог. Он был уверен в победе – или в чем там был он уверен? Люди, шедшие за ним, постепенно теряли надежду. Они оглядывались назад все чаще. Потом перестали оглядываться. На их лицах был ужас – слишком глубокий, чтобы говорить вслух. Только вперед теперь. Только с надеждой на гибель в последнем бою. Перед воротами они стояли, не боясь смерти. По ущельям Мордора они шли, мечтая о ней.

- Где эти проклятые орки? – закричал вдруг один из спутников Исилдура. – Где они?

Исилдур бросил быстрый взгляд через плечо.

- Я же сказал,- вымолвил он негромко, с улыбкой,- никто не остановит нас. Отриньте страх и верьте.

И они шли дальше. Эльфам было трудно дышать в этой земле, наполненной болью, ненавистью и страхом, но они не жаловались и не останавливались. Нуменорцы, преодолевая ужас, следовали за своим королем. Через несколько часов пути им стало легче – то ли от того, что люди не могут страдать слишком долго, то ли от того, что они заразились безумием от Исилдура. И к вечеру следующего дня союзное войско достигло стен Барад-Дура.


========== Кольцо ==========


Он пришел - ему хватило мужества - или безумства - прийти. Саурон наблюдал за последним походом людей и эльфов с легким любопытством - отступят или нет? Разбегутся или дойдут до конца за своим королем? Убежавшим никто не стал бы чинить препятствий - Врата оставались для них открытыми. Саурон знал - груз вины, тяжесть нарушенной клятвы уничтожала бы их куда мучительней стрел и мечей. И люди шли за Исилдуром, который явно обезумел от горя. Признаки безумия Саурон умел распознавать искусней прочего - искусней трусости, слабости и зла. Он наслаждался безумием в глазах Ар-Фаразона, чьи крики все еще отдавались в его голове, он смеялся над безумием Турина, проклятого сына проклятого рода, и вот теперь то же безумие плескалось во взгляде Исилдура.

Ему, этому гаранту человеческой надежды, этому королю среди королей он собирался отдать Его. План был прост - Исилдур возжелает Его, а Саурон, приняв ненужный бой, сдастся, как сдался в свое время иным нуменорцам - и судьба повторит самое себя, с той лишь разницей, что на этот раз Саурон освободится от тяготеющих его оков Единого, и будет смотреть, как Оно уничтожает Исилдура и все, что он породил и построил.

Исилдур стоял у ворот крепости неподвижный и безмолвный - впереди всех. Потомок Эарендила - на шаг позади него. Жалкая армия - чуть поодаль. Человек поднял руку, сжимавшую обломок меча, и четким громким голосом провозгласил:

- Выходи, отродье мрака! Я пришел за тобой.

История уже повторяла себя - с усмешкой подумал Саурон. Он никуда не торопился - Кольцо на пальце налилось свинцовой тяжестью, проклятые руны, которые Властелин поклялся никогда больше не использовать, вспыхнули и мерцали теперь издевательски ровно.

- Скоро всему конец,- пообещал Саурон своему созданию.

- Выходи! - меж тем, повторил Исилдур, громче и яростней,- или боишься ты, запертый в своей башне?

Саурон хотел рассмеяться, чтобы смех его раскатился по долине перед вратами, повергая врагов в ужас, но из горла вырвался лишь короткий смешок. Кольцо жгло палец, как в тот день, когда навстречу ему - совсем один, сжимая древко знамени - вышел тот, кто и проклял это Кольцо - а еще говорят, эльдар проклятий не ведают…

- Ну же, трусливая тварь! - Исилдур рассмеялся, и смех резал слух и, казалось, полосовал кожу,- выходи!

И он вышел к нему. Каждый шаг давался Саурону с неимоверным трудом - он помнил свой план, он знал, что должен сделать - этот глупец собирался нападать на него с обломком меча, не мог взять оружие получше?

Еще шаг. Еще мгновение. Один выпад - и Кольцо окажется у Исилдура. Один вздох. Еще шаг.

Саурон возвышался перед армией союзников во всей мощи своего величия, отринув светлый лик Аннатара, могущественный облик Майрона, грозную тень Гортхаура. Он был Властелином Кольца. И отдавать его не собирался.

Исилдур замахнулся обломком Нарсиля, Саурон с легкой усмешкой собрался смести его одной рукой. Яркая вспышка. Владыка успел увидеть, как из неровного края обломка вырос новый клинок - огненное лезвие. Им Исилдур полоснул по пальцу с Кольцом. Один миг - и Саурона поглотила тьма.

Он только и успел подумать за мгновение до гибели: “Свободен. Все же свободен…”

**

Земля под ногами дрогнула, порыв ветра подхватил плащи и пряди волос, мир треснул тысячами ужасных воплей, словно сам воздух выталкивал их из этой черной страны, вдруг враз лишившейся своего властелина.

А потом на них обрушилась оглушительная тишина.

- Оно мое,- произнес в этой тишине Исилдур - раздельно и четко, тихо, словно убаюкивал младенца, и все, кто стоял вокруг него, увидели, что на ладони его - обожженной, черной от копоти и крови, блестит золотом Оно.

Элронд был рядом. Своими глазами он видел невероятное - как Исилдур, взмахнув огненным мечом, извивающимся и ужасным, наподобие мечей балрогов из прежних времен, отсек палец Саурону. И Темный Властелин пал - тело его, коснувшись земли, рассыпалось снопом искр, как гномьи огни, и распалось на множество частей, словно бы из горящего золота. Крик боли и изумления огласил долину - крик на пределе слуха, долетевший сюда уже из иного мира. Что-то еще было в нем… Радость? Торжество? Обещание?

- Никто из смертных не может владеть этим кольцом, - сказал Элронд. - Дважды проклято оно и принесет гибель всякому, кто осмелится носить его.

Исилдур лишь усмехнулся, глядя на Элронда открыто и прямо.

- Оно мое, - повторил он, и руны, увивавшие Кольцо, опасно вспыхнули, - я дорого заплатил за него, и теперь я - его хозяин.

- А чем заплатил ты за меч, победивший врага? - спросил Элронд.

- Враг повержен, - отозвался Исилдур спокойно. - Это все, что тебе следует знать. Иди, Элронд Полуэльф, и радуйся, что жив.

Элронд вздрогнул, как от удара. В его руках меч, знавший немало битв, в его жилах - кровь величайших героев. Никогда еще Элронд не преступил клятвы, никогда не поддавался искушению, но вот безумец с сокровищем врага смеется над ним.

- Брось кольцо в Роковую гору, Исилдур! - Воскликнул Элронд. - Я клянусь, ты пожалеешь, если не выбросишь его сейчас!

Исилдур гордо вскинул голову. Все взгляды - и людей, и эльфов - были обращены на него, он проскользнул по ним глазами, потом улыбнулся Элронду - как неразумному ребенку, говорящему глупости:

- Сокровище Врага станет моим сокровищем,- ответил он,- я получил его в честном бою, и отныне оно будет достоянием моего дома, ибо возглашаю, что судьба наследников моих будет связана с этим Кольцом, и оно принесет им славу.

- Слава! - немного неуверенно, но громко отозвались люди.

- Из-за этого кольца погибли Эрегион и Нуменор! Именем Эру Изначального прошу тебя, выброси его. - Всю свою силу Элронд вложил в этот призыв, но он знал, что ее недостаточно. И эльф добавил тихо и обреченно - Выброси его или сразись со мной за право владеть им.

Исилдур покачал головой.

- Ты не враг мне,- сказал он негромко,- и сражаться с тобой после того, как вместе мы победили Врага общего, я не стану. Ты можешь попытаться убить меня, но первым - и добровольно - меч на тебя я не подниму,- его ладонь сжалась в кулак, и золото Кольца исчезло в его темных пальцах.- идем домой, брат,- он сделал особенное ударение на последнем слове,- война закончилась.

- Война не закончится, пока кольцо у тебя, - ответил Элронд. - И ты, и твои потомки будут нести эту ношу. Но Имладрис останется вашим союзником. Да хранят тебя звезды, Исилдур!

Развернувшись, эльфийский князь пошел прочь от Барад-Дура. И он не оглядывался, чтобы узнать, следует ли кто-то за ним.


========== Эпилог ==========


Лес дышал дождевой свежестью. Тяжелые прозрачные капли повисали на длинных зеленых ветвях, и Леголас был увлечен тем, что пытался поймать их все на одной ветви, пока они не сорвутся и не разобьются о землю. Щеки его раскраснелись, влажные волосы прилипли прядями к щекам и плечам, а глаза горели мальчишеским азартом.

- Риннельдор!- крикнул он своему спутнику, который остановился под деревом и застыл, наблюдая за принцем почти не шевелясь, - смотри, как я умею! Смотри!- мальчик повис вниз головой на ветке, отпустил руки, потом, гибко выгнувшись, сорвался вниз, чтобы, перевернувшись в воздухе, ухватиться за следующую ветку, провернуться вокруг нее и легко, на носочки, приземлиться, балансируя, на третью. Целый дождь холодных брызг обрушился на эльфа внизу.

- Осторожно! - крикнул снизу Риннельдор. - Не упади!

- Не упаду, - беззаботно тряхнул головой Леголас. Тяжелая волна светлых волос взметнулась и рассыпалась по его спине. Он смахнул со лба особенно непокорную прядь и еще в три прыжка пружинисто приземлился рядом с Риннельдором.

- Ты слишком печешься обо мне, - заявил мальчик, гордо вскинув голову, - а я уже взрослый - и могу ходить в лес один!

- Взрослые никогда не перестанут беспокоиться о младших, - задумчиво ответил Риннельдор. - Они знают, как многое может пойти не так. К тому же, у окраин Ласгалена встречаются не самые приятные создания.

Леголас рассмеялся.

- Здесь, в нашем лесу, - и неприятные создания? Скажешь тоже, Риннельдор! Пока я здесь, в тени этих ветвей, я ничего не боюсь. И ты не бойся - война закончилась, и теперь все мы можем жить спокойно. Лесные эльфы сторожат границы.

Риннельдор улыбнулся, понимающе и печально. Как многие в этой жизни говорили ему: “Ты не бойся”. Одним из них был Саурон, другим был Гил-Гэлад. Теперь Леголас, принц Лесного королевства, убеждает его не бояться. Лесные эльфы сторожат границы… вот только Исилдур, король Гондора и Арнора, погиб у самых границ Ласгалена, хоть с ним было двести воинов. Впрочем, то, что думал о гибели Исилдура Риннельдор, Леголасу было знать незачем. Трандуил, услышав о случившемся от приграничных стражей, был мрачен, как грозовая туча, и отбыл из дворца в окружении лишь нескольких воинов. Риннельдора с собой не звали. А он, возможно, понял бы, как это случилось. Возможно, он понял бы слишком многое. И все же - кто мог убить Исилдура, вооруженного Огнем Бездны? Должно быть, король Гондора оставил оружие в городе, понадеявшись на то, что кругом царит мир. Так же, как на это надеется Леголас, маленький принц Лесного царства.

- Исилдур, павший у Андуина, ничего не боялся. Он думал, что наступил мир. Но не будем больше об этом, мой мальчик. Не будем вспоминать о ночных тенях, пока светел день.

И Риннельдор улыбнулся мальчику, смотревшему на него внимательно и задумчиво. Пока светел день, даже Риннельдор может забыть о ночных страхах. На время.