Недо… (рассказы). Ради карнавала [Антон Георгиевич Дворченко] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Московскому метрополитену,

без которого эта книга

никогда не была бы написана.

От автора

Книга, которую вы держите в руках, посвящена Московскому метрополитену абсолютно серьезно. В один из продолжительных периодов моей жизни дорога на работу занимала два часа, в результате чего и появились на свет эти страницы. От первой до последней буквы тексты сочинялись, набирались и правились в вагонах метро – сперва на КПК (если кто еще помнит такого зверя), потом на планшетах и смартфоне.


Хотя в числе моих читателей были и мужчины (отдельное спасибо за поддержку, энтузиазм и конструктивную критику Ивану, Игорю и Сергею – они поймут, кого я имею в виду), прежде всего мне хочется выразить благодарность представительницам прекрасной половины человечества.

Моей маме, без которой не было бы ничего вообще, в том числе и меня самого. Которая верит в мой успех и всегда поддерживает и направляет меня во всех начинаниях. Спасибо тебе, мамочка, от всего сердца! Я люблю тебя!

Элеоноре Артемовне Карамянц и Эмилии Александровне Буханьковой, моим самым строгим, но самым любимым учителям. Все прошедшие годы я вспоминаю вас с благодарностью!

Жене, Жене, Наталье и, конечно же, Лене, Аленке, Оксане и Даше. Женские персонажи этой книги позаимствовали характер, привычки, словечки и прочая, и прочая у каждой из вас. Я, разумеется, постарался перемешать все до неузнаваемости, но, боюсь, шило в мешке утаить получилось не всегда.

Тане Сагарадзе – хоть и с опозданием в несколько лет, я выполнил свое обещание – так понравившаяся тебе фраза вошла в текст, как и парочка твоих любимых присказок.

Художнице Евгении Лавровой и сотруднице издательства ОнтоПринт Алине Горбатовой – за неоценимую помощь при создании этой книги.

Всем остальным – знакомым, родным и близким для меня людям – благодаря вам, я знаю, что хороших людей на свете гораздо больше! В результате большинство сюжетов получились гораздо более светлыми и позитивными, чем могли бы быть.


Для тех, кто хорошо меня знает, по всему тексту разбросаны отсылки к моим любимым фильмам, сериалам, книгам, песням, излюбленным фразам и кусочкам моей реальной биографии. Так, например, призрачная девочка А-101102 переняла основные черты у главной героини аниме «Момо, маленькая богиня смерти» («Shinigami no ballad»).

Тем же, кто не знаком со мной близко – смело погружайтесь в мир героев – незнание источника той или иной цитаты никак не помешает восприятию.


Поборникам хронологической и / или научной точности: прошу помнить, что данная книга является художественным, то есть вымышленным произведением. Несмотря на то, что каждая рассказанная история соотносится со вполне определенным временным периодом, здесь спокойно могут сосуществовать предметы и понятия из разных эпох, а также несовместимые в «настоящей» природе виды растений, животных и т.п. То же самое касается и законов физики – я, разумеется, старался их придерживаться, но, по большому счету, аксиомой они не являются. Максимум – настоятельной рекомендацией.


Напоследок пару слов в ответ на вопрос, который мне задавали чаще всего: о чем эта книга?


Недо…

Сборник называется так, а не иначе потому, что большинство из рассказов намеренно изложено без лишних деталей. Недописанных, недосказанных, недо… Чтобы задействовать, как говорил персонаж одного сериала, «самый мощный графический чип в мире – … воображение». По тем же причинам иллюстрации создавались в скупой, почти схематичной манере – чтобы не мешать додумывать и представлять самостоятельно.


Ради карнавала.

Категорически не хотелось, чтобы мои герои в очередной раз спасали (как это частенько бывает) мир, галактику, вселенную, пространственно-временной континуум со всеми положенными измерениями. Или чтобы они снова оказались (внезапно!) существами, обладающими суперспособностями и ведущими свой род от очередных древних королей. По сути, эта книга – о людях, которым присущи обычные слабости и недостатки. О людях, которые, попав в сложные обстоятельства, пытаются выкарабкаться, выжить и сохранить… нет, не власть и богатство, но нечто несоизмеримо более ценное.

Ну, хорошо, пару раз главные персонажи все же помогают сильным мира сего и, надеюсь, в результате их мир станет чуточку лучше.

И – да, иногда присутствует капелька магии, ибо, что наша жизнь без волшебства? Даже если обычно его приходится творить своими руками.


В остальном же – это просто истории, призванные развлечь, дать возможность передохнуть и на время отключиться от повседневных тягот и забот настоящего мира.

Итак, декорации расставлены, свет погашен, актеры вышли на сцену…

Занавес!


Апрель 2018

Недо… Рассказы

Купальщица

Рубен плыл, легко рассекая воду плавными движениями.

Широкий, с крупной красноватой галькой, пляж, палатка, плеер и вся остальная цивилизация остались позади. Позади остались любопытные морские котики, возившиеся на берегу и в полосе прибоя. Лишь солнце, море и вечная музыка волн и ветра.

Дождавшись, когда мышцы начали уставать, Рубен перевернулся на спину. Он лежал на воде, как на мягкой перине. Вода убаюкивала, ленивый ветерок поглаживал лицо. Визоры второго поколения подстраивались под направление взгляда и позволяли спокойно смотреть даже на солнце, не затемняя и не искажая прелесть утреннего пейзажа.

Пустота в груди, с которой он жил последние месяцы, растаяла. Конечно, обманывать себя бесполезно. Она вернется.

Но не сейчас.

И при мысли, какой удачной идеей было приехать сюда, в «Спокойный отдых», Рубен, впервые за долгое время, улыбнулся.

__________


Джош с рассеянной улыбкой поглаживал подлокотник своего нового, пахнущего кожей кресла.

Он не любил рано вставать и делал это только в случае крайней необходимости. Сегодня необходимость была. Очкарик, парень, принесший ему миллионы, а в перспективе – в сотни раз больше, улетал на материк на испытания визоров нового поколения. Первую пробную партию Очкарик создал еще три месяца назад – все опытные образцы работали как часы. Результат – восторженные отзывы клиентов «Спокойного отдыха», удвоившийся поток заявок на номера в самом дорогом отеле побережья и приятно потяжелевший банковский счет Джоша.

Однако при попытке наладить серийное производство начались проблемы. Работа всех последующих визоров-2 была нестабильной. Пришлось Очкарику оставлять любимую лабораторию чтобы, на правах отца-изобретателя, спасать положение на заводе. Однако напоследок нужно было еще раз обсудить возможности новинки. С тем, чтобы Очкарик обеспечил надежный тыл и наладил производство, а Джош развернул по всем фронтам рекламную кампанию.

К сожалению, при всей своей гениальности, Очкарик не обладал талантом донести свои мысли до аудитории простым, понятным языком. И настроение аудитории (в данном случае – Джоша) быстро скатилось от задорно-боевого к вяло-апатичному. Под монотонное изложение малопонятных терминов, коэффициентов и показателей Джош задремал.

__________


Рубен дремал, покачиваясь на волнах. Наконец-то появилась возможность без суеты поразмышлять о своей жизни, чуть не покатившейся под откос. Разобраться в себе. Попробовать отбросить прошлое. Начать заново, с чистого листа.

Без Аюки.

Скоро будет полтора года с тех пор, как она исчезла из его жизни. А он до сих пор несется сломя голову к телефону, когда тот начинает звонить. Вглядывается в лица прохожих, в надежде увидеть ее. Избегает даже намека на флирт с другими девушками.

Когда они случайно столкнулись на улице, шел проливной дождь. Он полил неожиданно, многие были без зонтов. Все бежали, суетились, пытались укрыться от потоков воды. Рубен тоже спешил, туфли промокли. Зонт заело, и тот никак не желал раскрываться. Он зацепил чей-то пакет. Оттуда посыпались книги – прямо в лужу. Чертыхаясь, он кинулся их подбирать. Бормоча извинения, протянул мокрые учебники девушке, взглянул ей в глаза… и остолбенел. Зонт, ливень и весь остальной мир перестали существовать.

Девушка с минуту внимательно изучала его лицо. Потом взяла книги, которые он ей протягивал.

Он забыл опустить руку.

Она осторожно вытащила из негнущихся пальцев зонт, раскрыла его, взяла Рубена под руку.

И они пошли домой.

Когда она исчезла, тоже шел дождь.

Месяцы, которые они прожили с Аюки, пролетели в один миг. Он ходил на работу. О чем-то разговаривал с сослуживцами. Что-то ел, сидел на совещаниях, курил, составлял отчеты.

Старался не смотреть на часы.

В то же время, мысленно подгоняя стрелки к заветной отметке. К моменту, когда можно, наконец, перестать изображать «молодого перспективного сотрудника» и мчаться домой, к Аюки.

Но однажды утром, в воскресенье, он открыл глаза и услышал только шум дождя. А ее дыхание рядом – нет.

Ни зубной щетки в стаканчике. Ни остро заточенного карандаша, которым она делала пометки в своем блокноте. Ни самого блокнота. Ни записки.





Недели три он просто ждал, то сидя дома и прислушиваясь к каждому шороху за дверью, то бесцельно прохаживаясь по улицам, в надежде встретить ее. Потом надежда угасла.

Дальше был провал в несколько месяцев.

Чуть позже Рубен сравнивал себя с пловцом, еле вынырнувшим с большой глубины. Медленно движешься сквозь толщу воды, не вполне понимая, где верх, а где низ. Вроде бы вода выталкивает наверх, а, может быть, тащит течением куда-то в сторону. Сил и кислорода все меньше. Руки и ноги тяжелые, ватные, да и смысла барахтаться уже нет. Все равно до поверхности не дотянешь. А потом, внезапно, пробиваешь головой пленку воды. И еще один долгий миг не понимаешь, что вынырнул, спасся, живой. Делаешь судорожный вдох, изумленно озираешься по сторонам – куда это меня занесло?

«Вынырнув на поверхность», Рубен осознал несколько вещей. Судя по деревьям, потихоньку начинающим желтеть, лето идет к концу. Он потерял работу. Приобрел привычку внимательно вглядываться в лица прохожих. Давно не брился. Он шагает по улице рядом с каким-то пожилым мужчиной. Мужчина участливо пытается беседовать с ним, не смущаясь односложными, порой невпопад, ответами.

Лицо спутника было смутно знакомым Рубену. Видимо родственник – характерные черты неуловимо, но однозначно напоминали отца. Не очень близкий – ни имя, ни степень родства вспомнить не получалось. Обеспеченный человек – осанка, дорогой костюм, спокойный и уверенный тон речи. Пока Рубена беспокоил вопрос, насколько деликатным будет уточнить имя собеседника, тот, проходя мимо очередного здания, распахнул высокие стеклянные двери и приглашающим жестом предложил Рубену зайти.

Внутри их встретила улыбчивая, по-деловому одетая девушка. Спутник Рубена задал ей вопрос, и девушка начала что-то бодро объяснять им обоим, показывая один красочный буклет за другим. Несмотря на все свои попытки, Рубен никак не мог сосредоточиться на смысле произносимых слов. В какой-то момент объяснения закончились, и в воздухе повисла пауза. Девушка протягивала ему несколько разноцветных листков, а родственник смотрел выжидающе. Рубен понял, что от него требуется выбрать один из вариантов, и вытащил первый попавшийся.

Это был буклет отеля «Спокойный отдых».

__________


Новенький рекламный буклет выскользнул из руки задремавшего Джоша и мягко упал на ковер.

К счастью, следом Очкарик уронил фломастер, которым чертил на доске.

Негромкий, но неожиданный звук дал Джошу возможность незаметно прийти в себя. Перед партнером было слегка неловко. Пробраться через жуткий коктейль математики и физики, изложенный добросовестным изобретателем, было невозможно. Но и сознаваться в этом перед Очкариком не хотелось. Пришлось воспользоваться старым, отработанным приемом.

– Спасибо, мне все ясно. Но, согласись, ни одну из этих формул в рекламу не вставить. И потом – клиентам эти выкладки ни к чему, а конкурентам… ну, ты понимаешь.

– Да, сэр.

– Думаю, что преимущества визора второго поколения легче показать, сравнив его с первым. Ведь что такое был первый визор? Если говорить по-простому – мощный миниатюрный компьютер, размещенный в оправе специальных очков, где изображение проецируется прямо на линзы. Всего лишь удачное сочетание электронного словаря, переводчика, гида, проводника на местности и средства связи. Я ничего не упустил?

– Ничего, сэр. Разве что автонастройка оправы и автофокусировка линз в зависимости от антропометрических параметров объекта, а также…

– А, точно! Визор подстраивается под очертания головы клиента. Нигде не жмет, не давит – но и не соскальзывает даже при быстром беге или под водой. Гелевые линзы подстраиваются под освещенность, и, в зависимости от направления взгляда, могут немного увеличивать изображение, работая как неплохой бинокль. Это здорово. Но при этом в первом визоре, к сожалению, не было ничего революционного! Любая из составляющих по отдельности давным-давно изобретена, опробована и производится по всему миру. Другое дело – визор-2! Благодаря тому, что ты открыл… как его…

– Я назвал его эффектом синфазной инверсии, сэр. Синхронизируясь с сигналами зрительного нерва, визор инвертирует…

– Да, да! Только проще! Не забывай, нам еще нужно будет объясняться с рекламной фирмой. Скажем так – изображение в визоре-2 изменяет окружающие предметы в зависимости от потребностей человека. Я правильно излагаю?

– Конечно, сэр!

– Что это означает, применительно к нашему бизнесу? Допустим, клиент мечтает об уединенном отдыхе, но на пляже полно других отдыхающих. Благодаря визору-2 он будет видеть, сообразно своему желанию, вместо палаток и павильонов деревья, кустарник или дюны. А если клиент – романтик, возможно, даже какие-нибудь живописные развалины древнего храма. Неуклюжий причал превратится в остов древнего корабля или небольшую косу, выдающуюся в море. А люди вокруг будут казаться какими-нибудь дружелюбными животными соответствующего размера. Деталью ландшафта они смотрелись бы неестественно, поскольку двигаются, кричат, купаются в море и т. д. Животные могут быть любыми – от пингвинов или морских котиков до небольших пони – в зависимости от предпочтений клиента и его познаний в биологии. Если же клиент любит разглядывать, скажем, симпатичных девушек – весь пляж будет завален сногсшибательными красавицами. Или красавцами. Или…

Джош ухмыльнулся. Потом стер улыбку с лица и вернул разговор в деловое русло.

– Какие-нибудь недостатки у опытных образцов были?

– Нет, сэр. Разве что… это не совсем недостаток…

– Я слушаю.

Очкарик замялся.

– Ввиду ограниченного тиража и большой стоимости образцов, я внес некоторые дополнительные изменения в конструкцию крепления, сэр. Я думал, что… мне показалось, сэр…

– Не нервничай. Все в порядке. В чем суть изменения?

– Новый визор получился на тридцать четыре процента тяжелее. Я не был уверен, что крепление достаточно надежно. И поставил дополнительную блокировку. Видите ли, сэр, там специальный датчик, который…

– Дружище, самолет тебя уже заждался. Объясни в двух словах.

– Хорошо, в двух словах, сэр. Чтобы, плавая, клиенты не могли случайно утопить образец, я снабдил его замком, расстегнуть который можно, только выйдя на берег. В воде визор снять невозможно, сэр.

– Это не беда. Кому понадобиться его снимать? Не переживай, ты все правильно сделал.

– Спасибо, сэр!

– Ну что же. Тебя ждет приятный полет и любимая работа, а меня – пресс-конференция и уйма других дел. Удачи, сынок!

– Спасибо, сэр! Вам тоже удачи!

__________


От воспоминаний его отвлек мерный гул мотора. Чуть позже из-за скал показался белый силуэт гидросамолета. Рубен лениво провожал его взглядом, пока самолет не превратился в точку на горизонте. Воцарившуюся тишину неожиданно нарушил всплеск воды чуть в стороне. Рубен огляделся вокруг – поверхность моря была пуста. Заинтригованный, он вдохнул поглубже, нырнул и увидел… ее.

Сперва мелькнула сумасшедшая мысль, что это Аюки. Но плывущая глубоко под водой девушка была явно выше ростом. Возможно, она была даже выше самого Рубена. Бледно-голубой закрытый купальник облегал сильное, гибкое тело. Красотка плыла на некотором расстоянии от Рубена, обходя его по широкой дуге. Время от времени девушка искоса бросала на него озорные взгляды и дружелюбно улыбалась. Его даже слегка удивило, как хорошо видна сквозь толщу воды ее белозубая улыбка. Увидев, что купальщица поднимается из глубины, Рубен тоже поспешил вынырнуть.

Теперь она плыла у самой поверхности воды. Движения незнакомки завораживали плавностью и кажущейся неспешностью. Однако она явно была опытным пловцом и плыла настолько быстро, что иногда над водой показывался небольшой пенный бурун. Одновременно раздавался тот самый всплеск, который привлек его внимание.

На секунду он заколебался, представив лицо Аюки. Но, после непростой внутренней борьбы, сумел отбросить образ, мучивший его последние месяцы. Пусть прошлое остается в прошлом. Кто знает, может быть это – его новый шанс, новая жизнь! Надо обязательно познакомиться. Девушка, само собой, живет в том же отеле, что и он. Они проведут вместе этот день. И следующий. И…

Ну что же она дразнит его, плавая вокруг, но не приближаясь? В сознании промелькнула смутная ассоциация – что-то связанное с буруном, движущимся кругами. Рубен нетерпеливо отмахнулся от непрошеной мысли. Девушка наверняка ждет, чтобы он тоже сделал шаг навстречу.

Хочешь поиграть? Давай поиграем.

Рубен, дурачась, начал хлопать по воде руками, рассыпая брызги.

Мысль оказалась удачной.

Купальщица, улыбаясь, поплыла к нему…


Июль 2007

На блюдечке

Главе корпорации «Эктор»

сэру Чарльзу Пэлему Грегсону


Достопочтенный сэр!

Настоящим уведомляю о результатах наблюдения за Стивеном Локхартом, каковое проводилось агентством «Саймон и Питерс» по Вашему указанию. Памятуя о срочности дела и дабы сэкономить Ваше время, высылаю только значимые документы, а также сокращенные результаты прослушивания и наблюдения за вышеупомянутым С. Локхартом. Однако если будет на то Ваше желание, агентство готово незамедлительно направить курьера с полным комплектом собранных материалов.


К данному уведомлению прилагаются:


Приложение 1 – Текст разговора С. Локхарта со своей невестой Д. Келли по телефону.

Приложение 2 – Текст переговоров С. Локхарта с Вашим адвокатом, мистером Г. О'Салливаном, любезно предоставившим нашему агентству возможность заблаговременно установить оборудование для записи встречи.

Приложение 3 – Документ, выброшенный С. Локхартом неподалеку от конторы Вашего адвоката.


Уверен, что, ознакомившись с прилагаемыми материалами, Вы сочтете дело законченным.


Чек на оплату услуг будет выслан в течение трех дней.


С глубоким уважением,


Глава сыскного агентства «Саймон и Питерс»

Эндрю Питерс.

__________


Приложение 1.

Текст расшифровки записи телефонных переговоров С. Локхарта с абонентом Д. Келли, 11 апреля 19:57.


(Келли)

– Привет, милый!


(Локхарт)

– Привет, малыш!


(Келли)

– Я прекрасно отдохнула и очень соскуч… Что с твоим голосом? У тебя все в порядке?


(Локхарт)

– Не хочу огорчать тебя, Джейн, но… У меня очень сильно не все в порядке. Даже не знаю, как тебе сказать… Отец…


(Келли)

– Что с ним?


(Локхарт)

– Он… Его больше нет…


(Келли)

– Стив, ты…


(Локхарт)

– Подожди, пожалуйста, не перебивай. А то мне и так непросто об этом говорить.


(Келли)

– Когда… это произошло?


(Локхарт)

– Пять дней назад.


(Келли)

– Почему ты мне ничего не сказал? Ты же знал, как я относилась к твоему отцу! И он ко мне! Он давно уже называл меня своей дочерью! А ты!.. Когда он… а ты даже не… (плачет)


(Локхарт)

– Это еще не все. Незадолго до смерти его заманили в ловушку.


(Келли)

– В ка… (всхлипывает) в какую ловушку?


(Локхарт)

– В хорошо организованную. Ты же знаешь, у него была одна страсть – карты. И играл он только по-крупному, на большие суммы.


(Келли)

– Знаю. Он говорил мне, что это единственное, что может разогреть его кровь.


(Локхарт)

– Да. Но игроком он был опытным и выигрывал, в общем-то, не меньше, чем проигрывал. Однако, где-то последние полгода, почему-то стал проигрывать все больше и больше. Отец сам рассказывал мне об этом, поначалу посмеиваясь над переменчивой Фортуной, а потом с недоумением и даже с легкой обидой. Как же так? Он играет, как всегда, и достаточно малой толики везения, чтобы сорвать куш. Но карты у партнеров, как нарочно, выпадали максимально неудачно для отца. Через некоторое время общая сумма проигрышей составляла более четверти нашего состояния.


(Келли)

– Не может быть! Он бы никогда настолько…


(Локхарт)

– Да, обычно до такого не доходило. Но в этот раз отец считал, что надо просто преодолеть полосу неудач и ему воздастся сторицей. Он, поначалу не допускал мыслей о подтасовке и нечестной игре. Однако постепенно начал подозревать, что здесь что-то неладно. А недавно к нему за карточный стол подсел один крупный воротила с неясным прошлым – Чарльз Грегсон. Он сказал отцу, что скупил все его долги и предложил сыграть по-крупному. Выигрывает отец – Грегсон аннулирует его долг и выплачивает такую же сумму вдвойне. В случае проигрыша отец составляет завещание, по которому Грегсон получает оставшиеся три четверти состояния.


(Келли)

– Не понимаю, почему именно завещание?


(Локхарт)

– Как с издевкой сообщил этот негодяй, не станет же он отбирать последнее у больного старика. Он даст ему возможность закончить свои дни достойно.


(Келли)

– Не хочешь же ты сказать…


(Локхарт)

– Да, малыш. Отец проиграл.


(Келли)

– О, Стив, милый, ты не думай, все, что у меня есть…


(Локхарт)

– Подожди, Джейн, это тоже еще не все. После проигрыша отец был в таком состоянии, что Грегсон не стал настаивать на немедленном подписании завещания. Однако он заявился к нам на следующий день с адвокатом и нотариусом и стал требовать оформления документов о передаче наследства. За ночь и утро я успел навести справки о партнерах, сидевших вчера за карточным столом. Про одного мне ничего не удалось узнать. Только то, что он прибыл издалека, и в тот же вечер исчез в неизвестном направлении. Про второго я узнал несколько больше. Это профессиональный игрок практически мирового уровня. Я успел сообщить об этом отцу.


(Келли)

– И он отказался подписывать завещание?


(Локхарт)

– Да, но адвокат Грегсона меланхолично объяснил ему, что пари заключалось при свидетелях. При свидетелях же проходила и вся игра. Никто никаких нарушений правил не заметил. И выиграть дело в суде у его клиента будет тысяча шансов против одного. Дальше вся процедура проходила без меня. Отец, как во сне, повел всю троицу к себе в кабинет. Там он обратился к Грегсону, пытался взывать к его совести. Пытался ему объяснить про меня, тебя, наше будущее. Просил дать мне хоть малейший шанс вернуть свое наследство. На что Грегсон, ухмыляясь, попросил включить в завещание условие, при котором я могу получить оставшиеся три четверти состояния.


(Келли)

– Не может быть! Такой подлец не способен поступить честно!


(Локхарт)

– Так и есть. Условие гласит, читаю: «Основная часть наследства (за вычетом вышеперечисленных выплат – см. п.п. 3.1.–3.14.) переходит к Стивену Локхарту в случае, если Чарльз Ричард Грегсон, либо уполномоченное им доверенное лицо, добровольно отказывается от нее».


(Келли)

– Чудовище! Но он же ни за что не упустит эти деньги! А… откуда ты об этом узнал? Ты же сказал, тебя там не было.


(Локхарт)

– Отец сам рассказал мне все тем же вечером. А через пару часов… Он был у себя в кабинете… Потом слышу – какой-то глухой стук. Поднимаюсь, а он лежит на полу… Доктор Купер сказал, что сердце не выдержало…


(Келли)

– Стив,.. это… это нельзя… так не должно… (плачет) как же ты… Я сейчас к тебе приеду, только… (плачет)


(Локхарт)

– Джейн, малыш, пойми меня правильно. Я за эти дни много передумал. Я сейчас не способен отомстить Грегсону. Пока что. Но денег этих он получить не должен. Да и не в деньгах дело, главное – чтобы этот… В общем, чтобы он не считал, что ему сойдут с рук его грязные делишки. Я обязан что-нибудь предпринять.


(Келли)

– Стив, о чем ты говоришь? Что тут можно придумать?! Ты же сам читал мне…

(Локхарт)

– Пока не знаю. Но… давай так. Побудь пока у себя. Ты сейчас в таком состоянии, что ехать не сможешь. Если, не дай Бог что-нибудь случится еще и с тобой… Послезавтра мне надо встретиться с этим пронырой-адвокатом – Грегори О'Салливаном. Сам Грегсон опасается со мной встречаться – и правильно делает. А потом я приеду к тебе.


(Келли)

– Но Стив,..


(Локхарт)

– Малыш, я очень тебя люблю. Верь мне. Послезавтра вечером я приеду. А сейчас мне надо подумать. До встречи!


(Келли)

– Я тоже тебя люблю. Приезжай. И… удачи!


(Локхарт)

– Спасибо! Пока! (вешает трубку)

__________


Приложение 2.

Текст расшифровки видеозаписи переговоров С. Локхарта и Г. О'Салливана, 13 апреля 14:02


(О'Салливан – широко улыбаясь)

– Добро пожаловать мистер Локхарт! Сегодня истекает последний срок, после которого ваше состояние переходит сэру Чарльзу. Вы пунктуальны. Сразу видно настоящего джентльмена.


(Локхарт – холодно)

– Не могу ответить тем же. Вы благоразумно не протягиваете мне руки. Давайте поскорее покончим с формальностями.


(О'Салливан – продолжая улыбаться)

– Чай? Кофе? Сейчас несколько рановато, но, может быть, капельку шерри?


(Локхарт)

– От вас я ничего не приму. Перейдем к делу.


(О'Салливан)

– Прекрасный деловой подход, мистер Локхарт! Вы принесли необходимые бумаги?


(Локхарт)

– Нет, но не беспокойтесь.


(О'Салливан – перестав улыбаться)

– Не понимаю вас, мистер Локхарт.


(Локхарт – выходя из себя)

– Что, прихвостень шакала, хочешь, чтобы я преподнес тебе деньги моего отца на блюдечке? А ты после этого, виляя хвостом, помчишься к хозяину за косточкой? Вот тебе на блюдечке! На! Забирай!

(Выхватывает из портфеля небольшую тарелку, швыряет на нее пачку банкнот и толкает на другой конец стола О'Салливану)





(О'Салливан – возмущенно)

– Мистер Локхарт! Перестаньте паясничать! Имейте мужество проиграть достойно! Что вы мне подсовываете!?


(Локхарт – слегка успокоившись)

– Остатки моего состояния. Примите их и избавьте от необходимости пребывать в вашем обществе.


(О'Салливан – угрожающе)

– Мистер Локхарт, что это еще за фокусы? Я знаю размер состояния вашего отца до последней монетки! Лежащая передо мной сумма не составляет и сотой доли! На что вы рассчитывали, придя ко мне с этой смехотворной подачкой? Имейте в виду – наша встреча записывается и запись будет использована в суде!


(Локхарт – невнятно)

– Я и рассчитывал…


(О'Салливан)

– Что вы там бормочете?


(Локхарт)

– Ничего. Тем не менее, я говорю правду. Поверьте, у меня больше ничего нет.


(О'Салливан – подняв обе руки и глядя вверх)

– Послушайте, мистер! Видит Бог, я хотел быть с вами милосерден. (Опускает руки, презрительно смотрит на Локхарта) Но за вашу беспардонную выходку, за ваши грязные, безосновательные обвинения моего клиента, клянусь, я выкачаю вас досуха, отниму последнюю рубашку, заберу все, что смогу забрать, добьюсь, чтобы вы были повергнуты в прах и никогда, слышите, никогда не смогли бы из него подняться, не будь я Грегори О'Салливаном!


(Локхарт)

– Правильно ли я понял, что вы официально отказываетесь принять предложенное мной?


(О'Салливан)

– Да! Да! Решительно, абсолютно и бесповоротно да! Увидимся в суде, мистер Локхарт! До скорой встречи!


(Локхарт – со странным выражением лица)

– До встречи! (усмехнувшись) – Не трудитесь провожать. (уходит)

__________


Приложение 3.

Документ, выброшенный С. Локхартом на выходе из офиса Г. О'Салливана.


Ксерокопия подтверждения банковского перевода #5689-KX12

Получатель: Ху Лян Цинь, КНР, пр. Хэйлунцзян, г. Харбин, уезд Мулань, ул. Мулань, 114.

Плательщик: Стивен Грэнвилл Локхарт, Великобритания, Бристоль, Метфорт-роуд, 8.

Сумма платежа: 750 тысяч фунтов стерлингов.

Назначение платежа: Приобретение коллекционного китайского фарфора династии Мин – 1 предмет.


Июль 2010

Жили-были…

Главное, что обидно – я старшому не раз говорил: не цепляйся к старику. Его и так уже жизнь потрепала крепко-накрепко.

По молодости-то старик славным рубакой был. Другой на его месте начнет какую-нибудь заваруху со скуки – на белом коне с сабелькой серебряной, султаном дареной, покрасоваться. А как до дела дойдет – баста! Воюйте, воеводы верные, а мне в терем пора – не ждут дела государевы, неотложные. А дел-то, ежели взаправду, всего два: мед хмельной, да девки румяные, баловницы.

Старик не такой был. Соседей забавы ради не задирал, но, если уж приходилось меч в руки брать, то спуску им не давал. Да и меч его, тяжеленный двуручник, был из доброй стали, без дорогих украшений и рун иноземных. Становился частенько старик в самую первую шеренгу, в простой кольчуге. Один раз, говорят, даже на поединок выходил. Поединщик с той стороны стал насмехаться, мол, бабы у тебя, а не воины, выставить некого, самому биться приходится. Старик в ответ молча взмахнул мечом. С виду легко, словно на пробу. И ударил-то всего раз… Потом вытащил меч из побледневшего насмешника и пошел обратно к своим, не оглядываясь. Тем поединок и кончился. А с ним и битва.

Со временем число охотников потягаться со стариком поубавилось. Потом и вовсе на нет сошло. В ту пору родился у него сын. С имечком у первенца, правду сказать, советники, звездочеты, да прочие прихлебатели намудрили – натощак не выговоришь. То ли Каш-, то ли Кауш-чего-то там, а потом еще слогов шесть-семь. Вроде Победоносный, а может, Вечноживущий, или еще что – тут доброхоты, каждый со своим гримуаром, не сошлись во мнениях. Однако старик спорить не стал, а сына звал всегда просто – старшой. Потом, года через три, я на свет Божий появился. А еще через год – мелкий.

Ко времени, как третий сын начал по двору носиться, как угорелый, захворала маманя наша, слегла и больше уж не поднялась. Каких только лекарей старик ни приглашал… Потом знахарей, ведунов, старушек-шептуний, у которых заговоры на всякий случай жизни и смерти припасены. А там уж, знамо дело, до чернокнижников рукой подать. И в недобрый час нашептали доброхоты съездить попытать счастья на край земли, к колдуну в Серых горах, дальше которых только лед да небо. Имени того колдуна никто не помнил, так давно жил он на белом свете. Жил, когда дед старика еще совсем молодой был. Чем согревался и что ел на голых скалах, где ни травинки, ни живности какой отродясь не бывало – неведомо. А еще более неведомо было, чем дело обернется, когда о помощи попросишь. Кому и поможет, кого просто прогонит с глаз долой, а кого проклянет, да так, что иные в омут головой – чтобы быстрее отмучиться. Потому, если ходили к колдуну с просьбой какой, то в самом крайнем случае. Когда уже все одно, помирать или, авось, вывезет.

Взял старик друзей своих верных, с ним не раз огонь, воду и медные трубы прошедших, да отправился в путь неблизкий. И сгинул.

Маманя наша мужа своего, даром, что обещалась, не дождалась. За несколько лет с отъезда старика тихо стаяла, как свечка.

Старшому тогда двенадцатый год минул. Но ростом он вышел не по годам. Ратному делу смальства учился. Со стариковским двуручником еще, пожалуй, не управился бы, но обычным мечом рубился – любо-дорого посмотреть. Дружина за старшого – в огонь и в воду была готова. С той поры и стал править старшой сам, несмотря на малые лета. А когда вернулся старик – первенцу его девятнадцатый год шел.

Оно и по малолетству норов у старшого крутой был. А без старика, без руки его железной и вовсе испортился. Никто супротив слова сказать не мог. А кто и мог – тех нету давно. На колу али в темнице сгнили. Да и нам, братьям единоутробным, не больно-то сладко жилось. Мне еще не так туго приходилось, если сравнить. А мелкому доставалось ей-ей. И когда он, причудам старшого подчиняясь, в шутовском наряде с бубенцами среди ночи плясал, словно дурак придворный. И когда спал он, неделями, словно пес сторожевой, у брата в палате на полу, подле ложа. Когда на четвереньках ходил, под столом объедками питался. Когда побивал его старшой, забавы ради, то кулачищами своими пудовыми, то палкой, а как в раж входил, то и сапогами.

А мелкий только улыбался своей странной мягкой улыбкой. И, казалось, никакой злобы к брату не питал.

До потехи с Марьюшкой.

Славная была деваха. Тихая, да улыбчивая, даром, что сиротка. Смальства – то на кухне стряпухам помогала, то подмести-прибраться, то еще чего. Без дела никогда не сидела. А если и выпадала ей минутка свободная, всегда рукоделие какое наготове было.

До поры удавалось ей со старшим разминуться. Бог хранил, кухарки да служки подсобляли. Когда наденут дерюгу рваную, да мордашку углем мазнут. Когда и вовсе с глаз долой на дальний выпас отправят.

Как ее мелкий приметил, как влюбиться успел, я и не углядел. А когда случайно узнал… И уговаривал я его, и грозил карой старшого. Даже денег давал на побег. Ведь ежу ясно, не обрадуется брат наш, когда узнает, на кого мелкий глаз положил. Не умом – сердцем знал, что добром не кончится. А мелкий даром, что в дураках у старшого ходил, дураком и стал. Я, говорит, честь по чести хочу – женюсь, мол и точка. Чтобы все по обычаям. Осерчает старшой – стерплю, не впервой, а бегать и прятаться всю жизнь не буду. Поругались мы тогда с ним крепко – пока старик не вернулся, почитай, десятком слов не перемолвились.

А старшой удивил всех. Как нашептали ему про голубков неразумных, приказал привести обоих под очи свои царские. Брату кивнул едва, а Марьюшку оглядел не спеша, с ног до головы, кругом обошел, не поленился. Лицо, фигуру долго разглядывал. Потом как заржет. Отсмеявшись, хлопнул в ладоши, да приказал назавтра же свадьбу сыграть. Подарил невесте, честь по чести, ларец изукрашенный. С бусами, с перстнями, с серьгами, с гребнем костяным. Да, в придачу, с главным сокровищем – маленьким зеркальцем, из дальних краев привезенным. Жениху пожаловал шубу с плеча царского. И отпустил обоих с миром. Да напоследок напомнил про право первой ночи. Замялись, было, мелкий с Марьюшкой, посмотрели друг на друга, не зная, что ответить. Старшой и говорит, ты же сам, мол, хотел, чтобы все по обычаю. Переглянулась парочка влюбленных еще раз. Мелкий краской налился, аж уши светятся. А невеста побледнела, глянула еще разок украдкой на суженого. Потом кивнула, едва заметно. На том и порешили. До завтрашнего утра свадебного отпустил старшой дурака своего потешного, брата младшего, на все четыре стороны с напутствием в каморке своей прибраться да невесте подарок сыскать. А Марьюшке назвал срок, к которому она прийти должна. Мелкий, счастью своему скорому не веря, на дальний кордон поскакал, диковину какую-то, одному ему ведомую, раздобыть. Обещался вернуться завтра до полудня, и – только пыль столбом.

Что случилось дальше, доподлинно не знал никто. Только бабки по углам шушукались, что слышны были ночью крики женские, жалобные. Да гогот пьяный, с песнями похабными. И что голосов тех было не два и не три – самого старшого и дружков его верных, самых распутных и бедовых. А Панкратьевна, кухарка старая, которой не спалось в ту ночь, божилась, что перед самым рассветом, увидала она Марьюшку идущую походкой странною и поздоровалась с ней. Но та шла, ее не замечая. А как заглянула старушка в лицо девушке, так чуть речи не лишилась.

Правда то была, али неправда, да только нашли Марьюшку, как совсем рассвело, в ближнем омуте.

Я, по правде сказать, испугался за мелкого – мало ли какую штуку тот выкинет. То ли на старшого с ножом кинется, то ли просто повесится. Но мелкий, как вернулся, да увидал невесту свою, прошел с белым, ни кровинки, лицом в свою комнатушку, упал на ложе… И не поднимался, в жару и бреду, почитай, месяца три. А как стал иногда выходить во двор – все одно, словно тень, а не человек. Ни улыбки, ни слезинки. Бледный да худой – в чем душа держится. И замолчал. Не то, чтобы совсем онемел, но, почитай, три-четыре слова в неделю многовато будет.

В ту пору и старик вернулся, незнамо откуда. Ни с того ни с сего, свалился, как снег на голову. Оборванный, седой, морщин на лице – едва признать можно. Ни коня, ни доспеха, ни спутников верных. Лишь осанка по-прежнему царская. И вот, что чудно – ни один караул, ни дальний, ни ближний его не видал. Как он через заставы прошел явные да тайные – до сих пор неведомо.

Старшой, понятно, не обрадовался, опасаясь, что старик снова самолично править станет, а его в опалу. Но и получаса не прошло, как выяснилось, что беспокойство напрасным было – выжил гость нежданный из ума. Сперва, только доложились, что старик, почитай, через минуту в терем зайдет, спал с лица старшой. Однако быстро себя в руки взял. Плащ свой парадный накинул, улыбку на лицо приклеил порадостнее, вышел во двор – встречать. Уже и руки раскинул для объятий.

Да старик, не дошедши до старшого десятка шагов, запнулся, словно наткнулся на стену каменную. А потом, тихо бормоча что-то под нос, вовсе бочком-бочком отходить стал. После остановился, палец послюнявил, ветер проверил – с какой стороны дует, принюхался, жадно, со свистом забирая ноздрями воздух… И пошел напрямки, как по струне, через огороды и кустарник к домику, где маманя наша померла, его не дождавшись. Домишко с той поры заколоченным и простоял. Старик оторвал доски с двери одним широким, как рубаху от ворота, движением, зашел внутрь, да там и обосновался. Либо сидел безвылазно, каракули чудные на бересте царапал, разговаривал сам с собой какой-то околесицей. Либо травки-муравки собирал по окрестным лесам – щепки да мусор всякий. После – то в веники небольшие связывал и развешивал на просушку, то в костер кидал, да на дым глядел, пока глаза не покраснеют. А то узоры странные выкладывал. Глянешь на тот узор – вроде бы красиво, только тревогой какой-то веет. А еще, чем дальше, тем больше во время занятий своих смурнел лицом старик. В первые недели еще, случалось, пробегала по его лицу тень улыбки – когда, скажем, утро выдалось погожее, и ветерок теплый ласково по лицу гладит. Но вскоре только сильнее хмурились стариковы брови на загорелом лице, да лоб, и без того изрезанный морщинами, бороздили все новые складки.





Старшой, как увидал, что опасности от старика никакой, стал время от времени над ним подшучивать. Не то, чтобы там постоянно изводил, как мелкого в свое время, но исподтишка пакостил регулярно. Я его одергивал, конечно, когда замечал, но, понятно, с опаской. Это ж, как ни крути, старшой. Встанет не с той ноги, и неважно, есть на тебе какая вина или нет, брат я ему там или кто – кивнет молодцам своим – и загнешься в порубе с голодухи, али сразу рыбам на корм…

Со временем старик вылазки свои в лес прекратил, сидел, носа на улицу не показывая. Но ведовство свое не бросал – наоборот, по слухам, даже спал урывками по часу, по два. И вот, в одну ночь, на всю округу раздался треск и грохот ужасный. Подскочил я спросонья. Не сразу и сообразил, в какой стороне гремит. А как прикинул – сразу понял, что со стороны развалюхи стариковской. Помчался туда, ног не чуя…

Домишки не осталось – дымились лишь обгоревшие руины двух стен, с одного из углов. Остальное – даже не в труху, не в угли, а в пепел сгорело. Как будто дракон дыхнул огнем от души.

Уже потом, вспоминая ту ночь разнесчастную, понимал я, задним умом, что впору было удивиться мне, и не раз. Во-первых, раскат грома с молнией (все-таки драконов у нас отродясь не водилось) никого, кроме меня не разбудил. И, пока не выскочил я на улицу, бежал по пустым коридорам. Да и во дворе уже должен был сбежаться народ. Пускай не из любопытных зевак, но уж караульные-то! Во-вторых – молния молнией, а дождя за всю ночь так ни капли и не пролилось. Да и день вчерашний был тихим, безветренным, и на небе чисто и пусто, как у праведника в келье. А уж в-третьих-то, сам Бог велел удивиться, когда в нескольких саженях впереди меня разглядел я бегущего мелкого! Он и днем-то из каморки своей нечасто вылезал на свежий воздух, а уж ночью…

Но это я после таким внимательным стал. Тогда же, следом за мелким, запыхавшись, выбежал я к пепелищу – и увидел в чудом уцелевшем углу дома неподвижно лежащего старика…

И склонившегося над ним старшого.

Умирающий стонал, хрипел и шептал что-то яростно, но неразборчиво. Потом взор его обрел ясность. Когда он вгляделся в наши склонившиеся лица, горькая усмешка скривила ему рот, и молвил старик: «Слетелись, сыночки мои верные, стервятники ненасытные. Прав, значит, колдун оказался, во всем прав. Да и сам чую, пробил мой час… Ну раз все в сборе, вот вам мое напутствие отцовское…»

Старшому сказал: «Тебе, сильному, да наглому, посмевшему свою кровь своей кровью попрати, своей кровью и попрану быти! А до той поры не возьмет тебя ни меч, ни стрела, ни зелье отравленное!»

Мелкому: «Ты, слабак, сильным станешь, да не в радость окажется сила твоя. Будешь кровью умываться – не умоешься, напиваться – не напоишься, наедаться – не наешься!»

Мне же досталось: «Ну а ты, серый середнячок, ни первый, ни последний, ни сильный, ни слабый. Серость, она серость и есть. Ничего не сделал ты для крови своей. За то искать тебе, серому, до последнего дня своего красну девицу, что кровью укрывается!»

Зубами напоследок заскрежетал, глаза закатил – с тем Богу душу и отдал.

__________


Большую часть из этого я помнил, хоть и смутно. Остальное – спасибо мелкому – вспоминал по частям вечерами у костра. После того, когда он меня, раненого, в лесу чудом признал, да выхаживал неделю. Потом-то я уж, понятное дело, пообвыкся. Но проснувшись в то, первое утро после старикова «благословения» толком понять еще ничего не успел.

Поляну, на которой очнулся, видел я первый раз в жизни. Уже после, через пару месяцев блужданий вышел я к знакомым местам, но в жизни бы не нашел обратной дороги. А в то утро… Шутка ли – перед глазами плывет все, нос запахи щиплют крепкие, до боли. Голова трещит, как после недельной гулянки. Спотыкался, опять же на каждом шагу, с непривычки. Чему ж тогда удивляться, что и глазом моргнуть не успел, как задней лапой в капкан попал. Добро, хоть не медвежий. Одно спасло – силушкой Бог, все же, не обидел. Извернулся я, на пружину поднажал, да и освободился. А вот как лапу помятую вылизывать стал, вот тут-то меня, как обухом по темечку и долбануло. Понял я, прокакого серого старик перед смертью толковал. Как-то само вышло – брякнулся я на задние лапы, голову кверху задрал и завыл. Хорошо завыл, от души. Пока в ушах не зазвенело. И вот, что забавно: вроде и не изменилось ничего, а полегчало маленько и в голове прочистилось. Стал думу думать, и ничего лучше не надумал, что надо как-то к людям выбираться. Считал, наивный, что объяснить про себя как-нибудь объясню. А там к знахарю какому отведут… Сомневался, конечно, что все так гладко сложится. Но любая цель хороша, лишь бы мысли всякие от себя гнать и по новой от страха не выть, да с досады жгучей об землю не биться.

Первым делом, где зубами, где лапами, сорвал я остатки одежды, чтобы бегать сподручнее. Кроме гривны золотой на шее, от которой так избавиться и не удалось. Как выяснилось, к лучшему. Я, когда до мест знакомых, наконец-то, добрался, на радостях и сунулся, дурак, в первую же деревню. Встретили меня знатно. Я и так-то бегать не мастак был – нет-нет, и запутаюсь в лапах, что твой кутенок. А после капкана еще и прихрамывал. В общем, еле улизнул тогда. Попытал счастья в другой деревушке – тоже самое. До третьей я не дошел – нарвался на стрельцов. Позже мелкий растолковал, что из первой же деревни послали старшому гонца, мол, объявилось в лесу чудище – вроде волк, да ростом мало не с коня. Посмеялся сперва старшой – у страха глаза велики. Но когда из другой деревни весточка пришла, призадумался, прикинул направление, да и разослал по окрестностям стрельцов – в засаде посидеть, чудище подстеречь. Вот и подстерегли.

Я и в тот раз убег, да напоследок вдогонку стрелой достали. Застряла в спине – не вытащить. Тут-то мне и повезло, что не смог гривну снять. Наткнулся я в лесу на мелкого. У меня уж к тому времени от раны жар пошел, в глазах все плыло. Думал – блазнится перед смертью всякое. А мелкий увидал на мне украшение знакомое, понял, кто перед ним, и не добил, а выходил. А второй раз понял я, как повезло мне, когда растолковал братец младший, что бы приключилось, если б ошейник на мне, теперешнем, не золотым, а серебряным оказался.

Долго мы с мелким беседовали, пока я выздоравливал. Точнее, поначалу только он со мной. Говорить пришлось заново учиться. Да и то, поди знай, вышло бы, кабы не песня… На одном из привалов мелкий развел костерок, напек мяса. Повезло ему в тот день с добычей. Нашел крупного молодого кабана-подранка, который от охотников уйти – из последних сил ушел, да повалился без сил под старой сосной помирать. Мелкий на него едва не наступил. Наелись оба в тот вечер от пуза. Настроение, несмотря на все беды и горести – гуляй, деревня! Вот мелкий от души песню-то и затянул.


Не за тучу закатилось

солнце в неба синеве –

Появилась черна туча

да с востока, со степи.

И собралася дружина

с воеводой во главе

Черным татям половецким

не позволить тут пройти.


Повстречались оба войска

на граничной на реке,

Супротив друг друга встали,

не решаясь начинать.

Столько половцев тех было,

сколько пальцев на руке

На дружинника в кольчуге,

поминающего мать.


Старик песню эту частенько любил послушать, а как уехал да сгинул, маманя нам на ночь напевала. Так что все трое – и я, и старшой, и мелкий – назубок ее знали.


Убоялся воевода,

побежала дружно рать,

Черны половцы помчались,

улюлюкая им вслед.

Только горстка их осталась,

порешивших умирать,

Чтоб детишки их и жены

увидали солнца свет…


Тут и я не утерпел – начал подвывать, рычать да поскуливать, в такт словам мелкого.


Лился жарко красный дождь

да на зеленую траву,

И от капель тех трава

преклонилася к земле.

И, чуть удивленным взором

глядя в неба синеву,

Полегли все храбры вои

на кровавой той траве.


Но и половцы не стали

продолжать, подняли вой

Как побитые собаки

и, поднять не смея глаз,

Ускакали в вольну степь –

только ветер за спиной.

Каждый третий не вернулся

из набега в этот раз…


Знакомые с детства слова сами собой ложились на язык. В голове словно что-то щелкнуло. Впервые, с момента, когда я очнулся в своем новом обличье, стало получаться прорычать нечто почти членораздельное.


И увидев – миновала

черных половцев гроза,

Воротилася дружина,

взяв победу ту себе.

Воронье порасклевало

храбрым ратникам глаза,

Что глядели в сине небо

в окровавленной траве.


Не узнает их имен

да веселящийся народ,

Тот, что труса-воеводу

нес в хоромы на руках.

Лишь бы Родина жила!

А мертвым воям все равно -

Не за то ведь умирали,

чтоб прославиться в веках…


Заканчивали мы вместе с мелким почти что на равных. С того вечера говорить стало получаться потихоньку. Сперва не особо разберешь, но со временем все лучше и лучше.

Объяснил мне мелкий, о чем старик говорил перед смертью. Про старшого.

Про то время давнее, когда маманя померла, да, выходит, не своей смертью. Я тогда в отъезде был, вернулся уж к могилке. А мелкому дядька наш старый, сызмальства к нам приставленный, успел рассказать кой-чего. Видел дядька, как заходил в домик мамани, крадучись, ночью старшой. Видел, как, озираясь, выходил. А вот маманю живой опосля того никто не видел. Дядька через пару дней пропал. Искать его и не искали вовсе.

Мелкий тогда, меня не дожидаючись, решился уж было, после дядькиного рассказа, поутру прилюдно вызвать старшого на бой смертный. Да приснился ему ночью какой-то старец. Колдун или монах, не разобрать, но, по всему – отшельник. Старец наказал мелкому, если хочет он верх взять над обидчиком, дождаться отцова благословения. До той поры все в секрете держать и ни словом, ни взглядом себя не выдать, не то сгубит его старшой и кровь неотмщенной останется.

А недавно тот же старец вновь ему явился и велел в путь-дорогу отправляться. Сперва указал, где подмогу можно найти – и нашел там мелкий… меня. А вчера ночью привиделось место, где подскажут ему, как сильным стать.

Оказывается, на старшом, после той ночи, заживать все стало очень быстро. В смысле не то, чтобы, как на собаке, а глазом моргнуть не успеешь – и рана затянулась. Мелкий разок подбил шайку наемников устроить засаду. Удалась засада. Охрану положили в два счета. Всей кучей кинулись на старшого, ранив его много раз. А убить так и не смогли. Меч не успевали из раны вытащить, глядь, а раны никакой уж и нету. Половину шайки положили, едва ноги унесли, а старшой лишь хохотал вслед.

С едой отравленной тоже ничего не вышло.

Вот потому и пришлось топать нам с мелким туда, где он сильным станет.

__________


Долго ли, коротко ли, добрались до нужного местечка.

Старуха, что жила в покосившейся, видавшей виды развалюхе, встретила неласково, но все же по-людски. И в баньку пустила попарится, и на стол (а мне, понятно, под стол, в миску) накрыла. Да и спать, хотя бы и на сеновале, всяко лучше, чем под открытым небом. А наутро, за час до рассвета, отправила меня бабка в лес охотиться. Вернулся с добычей – объявила старуха, что дальше брат должен был один в путь-дорогу отправиться, а мне велел здесь дожидаться. Хоть подозревал я, что дело, всего-навсего, в том, что охоча бабка, несмотря на лета свои преклонные, до дичи лесной. И хочет, чтобы я ей припасы пополнил. Ну да делать нечего – стал ей помогать, да мелкого из похода дожидаться.

И дожидался бы по сей день. Кабы однажды не вышел я с охоты, дав хорошенького кругаля, к избушке бабкиной с противоположной стороны, с задов. Там, где у бабки в погребе ледник был. И кабы не услышал донесшийся из-под земли чей-то глухой стон. Впрочем, ежу понятно, чей.

И опять повезло нам с братом. Дважды.

Первый раз – когда вовремя почуял я бабку, пристально наблюдавшей за мной из окна. Почуял, мигом сообразил, что сейчас дернусь чуть, и наутро шкура моя на полу перед печкой ковриком окажется. Не сбился с шага, мимо ледника прошел, как и не было ничего. Обошел домишко кругом, положил добычу на землю – как сейчас помню, жирный тетерев попался. Посмотрела хозяйка на меня с порога. Даже и не грозно вовсе, а так… задумчиво. Крестьянин так же задумывается, пришла пора порося колоть, али пусть еще недельку-другую сало нагуляет. Тут я в кои-то веки и порадовался, что так все обернулось со мной. Был бы человеком, ни в жизнь не выдержать мне такого взгляда, всяко бы чем-нибудь себя выдал. А по волчьей морде – поди разбери. Вот и обошлось. Три дня она за мной присматривала, потом, вроде, успокоилась.

Второй раз повезло, когда через неделю, отправившись затемно на охоту, я перед тем, как в лес углубиться, решил забраться на ближний из холмов. Забраться и посмотреть на избушку. Сам до сих пор не знаю зачем. И разглядел я в предутренних сумерках, как из дома вылетела здоровенная летучая мышь. С орла, не меньше. Круг над крышей сделала, да и прочь полетела. Крепко мне было боязно возвращаться, да рассудил я – чему быть, тому не миновать. Так на так, если не убежим – ненадолго жильцы мы с мелким. С тем и потрусил я прямиком к леднику. Зубами крышку поднял, внутрь сунулся.

И тут же обратно выскочил, отдышаться. Да уж…

Хоть и подозревал что-то похожее, а все едино, чуть не брякнулся наземь, без чувств. Хоть волком, хоть человеком ни за какие коврижки не полез бы я обратно, как увидал, каким стал теперь брат. Однако делать нечего, воротился. Одному все равно не укрыться мне от бабки, да и не бросать же его… вот так… Несколько трубок блестящих, что торчали из мелкого, я зубами вытащил. Часть веревок разгрыз, хоть и с опаской. Освободил ему левую руку. Быстрей отскочил подальше – посмотреть, признает меня мелкий или нет. А то, вона как обернулось, перепутает меня с ужином, да и бросится, глазом моргнуть не успеешь. Обошлось на тот раз. Мелкий только моргнул несколько раз и прошептал хрипло:

– Пи-ить!

Я ему начал, было, объяснять, что плошки все в доме попрятаны, бочка с дождевой водой на задворках здоровенная, не сдвинуть, а из колодца я не… Но мелкий, усмехнувшись криво, уголком рта, произнес:

– Да я не об этом…

И посмотрел на меня задумчиво, как бабка давеча. Сглотнул я и пробормотал, глядя в пол:

– Ну, так я это… того… Пойду, что ли, поохочусь?

– Пойди, что ли. Но ты уж постарайся там. Принеси что-нибудь крупное. Мне сегодня… много сил понадобится.

Еще одна кривая ухмылка.

Не сводя глаз с мелкого, я спиной попятился к лестнице. Вот уже было, повернулся, собрался наверх карабкаться, как услышал:

– Да, кстати…

Я застыл с поднятой лапой, поминая всех богов – и человечьих, и волчьих.

– Спасибо, что заглянул. Я этого не забуду.

Не оглядываясь, я кивнул существу, не так давно бывшему мне единокровным братом, и рванул в спасительную чащу.

Бежал и думал, что захаживали бы к бабке почаще путники, вроде нас, не пожадничала бы она. Шею бы свернула на раз или дурмана какого подсыпала, чтобы не рыпались. А на безрыбье – решила она из брата дойную корову сделать, про запас. И я кстати подвернулся – для восстановления сил мелкому еду таскал, сам того не зная.

Он, между прочим, хитрец, и старуху обманул и меня. Старуху, потому что вовсе не таким уж он, на самом деле, ослабевшим был, как ей показывал. Освободиться только не мог, без моей помощи. А меня провел, потому что под предлогом жажды своей особенной услал подальше. Как он сам мне после объяснил, помочь я ничем не мог, только б путался под ногами. Победи старуха – у меня еще была слабая надежда оправдаться перед ней – знать ничего не знаю, ведать не ведаю, охотился в лесу. Победи он, и, будь я в этот момент рядом, запросто, в кровавом безумии, не остыв от битвы, мог бы и меня тут же порешить, не успев опомниться.

Так что, когда я вернулся с солидной добычей, все уже было закончено.

На след оленя, на самом-то деле, я наткнулся довольно скоро. Но пока я его догнал, пока завалил, пока спрятал получше, пока отгрыз ногу, пока волочил ее в зубах, костеря на все корки кусты и коряги, попадающиеся на пути, времени прошло порядочно. И пришел я обратно, когда солнце уже село. Вернувшись к избушке, я сразу поспешил к леднику. Рядом со входом на земле пластом лежал мелкий. Выглядел он, как пропущенный пару раз через мясорубку. Но был жив. А бабка, видимо, нет. Я хотел сунуться, было, в ледник – проверить, но брат, приоткрыв один глаз, прошептал:

– Не советую.

А после добавил:

– Нельзя нам тут долго… Могут заявиться ее… родственнички… Пока почуют смерть ее, да сюда доберутся, да искать начнут. Сутки, может, двое у нас есть, а там… как Бог даст… Надо нам сей же час двинуть… Чтобы только пятки сверкали…

– Да какие там пятки? Ты говоришь-то еле-еле!

– Придется тебе меня верхом на себе тащить… Справишься?

Я кивнул. Мелкий закашлялся, на губах выступила кровавая пена. Отдышавшись, он продолжил:

– Тащи поближе, чего добыл… После будешь ловить кого… смотри, только живьем… Я тогда скорее на поправку пойду… глядишь, за неделю оклемаюсь… Были б мои раны обычные, без колдовства ее черного, я бы сейчас тебя взапуски обогнал бы. А так… Веревку неси… вокруг тебя обвяжу…

Новый приступ кашля.

– Держаться… буду… и еще… перец… следы… отбить…

Смекнув, о чем речь, я кинулся к избушке. Веревку сдернул во дворе, на ней старуха время от времени сушила нехитрую свою одежку, и потащил к мелкому. Пара тряпок все еще болталось, но это вышло даже кстати. Брат старательно замотал мне лоскутом ткани нос, чтобы я его не обжег, когда найду, что искал.

Сбил я носом задвижку, ворвался в избушку, посбрасывал всю утварь, узелки, посуду на пол. Куль с мукой тут же треснул по швам, и белое облако взметнулось до потолка. Вскоре почуял я, что, несмотря на намотанную тряпку, в нос вонзаются тысячи иголок. Глаза тут же начали слезиться. Второпях, прижмурясь, схватил ближайший узелок и поволок к выходу. Через пару шагов понял, что внутри, похоже, ромашка. Чертыхаясь, выплюнул, вернулся. Начал медленно, пытаясь не обращать внимания на нарастающий зуд в носу, тыкаться во все мешочки по очереди. Прикоснувшись к очередному и осторожно втянув воздух, чуть не завизжал, не сдержавшись. Если верить носу, внутри находилось адское пламя. Вдохнув напоследок поглубже, схватил узелок зубами и, стараясь не дышать, рванул к выходу. На свежем воздухе стало полегче, но все равно, как донес узелок, помню плохо. Упал без сил возле мелкого. Нос жгло огнем, я все время отчаянно чихал. Нескоро туман в голове рассеялся, глаза перестали слезиться, и я снова смог нормально дышать. Начали возиться с веревкой. Наконец, брат неуклюже, с пятой попытки, навалился мне на спину, и я потопал в чащу. Как мог быстро, но не так быстро, как нам хотелось бы. По настоянию мелкого мы покружили, держась на расстоянии от избушки, сделали несколько петель, рассыпая перец. Наконец брат сказал, что пора двигать к дому и впал в забытье. Впрочем, в веревку он вцепился крепко, как будто – отпусти ее – и жизнь кончится. Хотя, пожалуй, так оно и было.

Следующие несколько дней были самыми тяжелыми в моей жизни. И в волчьей, и в человечьей. На дневных стоянках прятал я мелкого под лапами здоровенной сосны, или среди бурелома. Или просто выкапывал неглубоко, сколько было сил, лунку в земле и прикрывал брата ветками и комьями земли. На солнце ему, понятное дело, находиться было никак нельзя. А сам шел добывать еду, еле передвигая лапы. Хорошо места были изобильные, зверья попадалось много, и все какое-то непуганое. Однако даже при таком раскладе спать мне приходилось часа два-три в сутки. На десятый день я уже мечтал, чтобы нас догнали, и все закончилось. Но Бог не выдал и свиньи, а точнее, старухины сородичи, не нашли и не съели.

На наше счастье к двенадцатому дню мелкий поправился настолько, что смог топать самостоятельно. Полностью вымотанный, на ближайшей стоянке я упал, и спал с чистой совестью беспробудно больше суток.

А проснувшись, увидел, что брат выглядит так, как будто и не лежал он окровавленным куском мяса подле бабкиного ледника. И вообще был почти похож на старого доброго мелкого. Еще до близкого знакомства с бабкой. Цвет лица, конечно, подкачал, и прикус… Но, если в сумерках, да не улыбаться широко – мелкий, он мелкий и есть.

Потихоньку до дому добрались – оставалось пара суток пути. Я уже собрался сниматься с места нашей предпоследней стоянки, когда мелкий подошел и сел на землю передо мной. Руку мне на загривок положил и в глаза заглянул.

– Нельзя нам дальше вместе, брат. Помочь ты мне не сможешь ничем. Да и неизвестно еще, чья возьмет.

– Да я же…

– Не перебивай. Если ты не пойдешь, мне будет проще – не надо печалиться, что своего пришибу ненароком. И к тому же… С каждым днем мучит меня… жажда… все сильнее. Ну, ты понимаешь. И в этот момент мне становится… все равно, кто передо мной – друг, враг, сват, брат… Я пытаюсь сопротивляться, но надолго меня не хватит. Ты спас мою жизнь, я спасу твою. Уходи – и никогда-никогда не попадайся мне на дороге. Ты меня понимаешь?

Я кивнул. Комок в горле никак не сглатывался. Мелкий был прав, кругом прав, но как же нестерпимо тяжко было разорвать последнюю ниточку, что связывала нас!

Бывший брат убрал холодную руку с моего загривка и криво усмехнулся.

– Теперь я понял окончательно, о чем нам говорил старик. По крайней мере, про нас со старшим.

– Да я уже и сам…

– Вот-вот. Только про тебя никак в толк не возьму. Ну да ничего – сам разберешься. Удачи тебе. Прощай…

Через минуту тропка опустела.

Торопиться было некуда и остался я на месте до утра. Полежать, подумать – что же дальше? У мелкого, как ни крути, была цель.

А у меня?

Под утро, когда голова распухла от дум невеселых, удалось ненадолго забыться чутким, неверным сном.

Разбудил меня звонкий голосок. Девочка шла, напевая песенку из моей прошлой жизни, из детства. Весело полоскалась на ветру яркая, кроваво-красная накидка. Я уж подумал было – по грибы пошла, да от подружек отбилась. Но нет – из корзинки отчетливо пробивался (у меня аж живот свело, по старой памяти) манящий запах еще теплых пирожков…


Май – июнь 2010

Переправа

Под вечер он нашел монету. Рядом со старым кострищем на краю поляны в лучах заходящего солнца что-то блеснуло среди пепла. Монета оказалась незнакомой. Большой, тяжелый кругляш серебристого цвета. Старый и сильно потертый – из надписей и гербов ничего не разобрать. Черт его знает, может и настоящее серебро?

Пора было устраиваться на ночлег. На особый комфорт рассчитывать не приходилось, однако подвернулось вполне подходящее местечко. На небольшом пригорке доживала свой век старая скрюченная сосна, и под ее тяжелыми нижними ветвями было сухо и уютно. Поворочавшись немного, он быстро провалился в сон.

__________


Три дня назад их взвод попал в засаду. Половину ребят потеряли сразу. Оставшиеся пошли на прорыв. Уйти удалось двоим – ему и Олегу. Они долго бежали, потом шли, падали, опять бежали, шли… Он не знал, сколько прошло времени. Помнил только, что в какой-то момент сил уже не осталось, он плелся чуть позади.

И тут Олег подорвался на мине…

Когда он очнулся после взрыва, Олега нигде не было. Перевернувшись на спину, долго лежал, глядя в ночное небо. Думать ни о чем не хотелось. Тьму над головой неспешно прочерчивала падающая звезда с ярким хвостом. Названия он не помнил. То ли метеор, то ли болид, а, может, как-то еще. Звезда падала медленно, и, если бы он верил приметам, успел бы загадать много-много желаний.

Но он не верил…

__________


Открыв глаза в сумерках пасмурного утра, он понял, что спал и видел сон. Память об увиденном уже таяла, истончалась. Смутно помнился только тихий шепот, убеждавший добраться до реки.

Осмотревшись, он понял, что заблудился. Местность была незнакомой. Солнца не видно из-за низких, плотных туч. Вспомнился совет из школьного учебника про лишайник на деревьях и стороны света. Но окружавшие его стволы деревьев, сколько хватало глаз, были покрыты только чистой, без изъяна, корой.

Справа, перед началом неприметной просеки, виднелась россыпь светлых камней. Кто-то оставил незамысловатый знак. Две прямые линии сходились в одной точке, образуя острие стрелы.

Он пожал плечами. Если уж все равно заблудился – это направление ничем не хуже любого другого.

__________


После того вечера, когда он нашел монету, все последующие дни слились в один. Лес все не кончался. По пути еще раз попался знак-стрелка из камней. Но поляна выглядела довольно похоже и было непонятно, то ли он идет в том же направлении, то ли ходит по кругу. Воды во фляжке осталось на пару глотков, сухпаек давно закончился. Но заставить себя всерьез беспокоиться об этих мелочах не получалось. Даже растертая от многодневной ходьбы нога то ли стала болеть меньше, то ли он перестал обращать на нее внимание.

Потом не осталось и воды. Он зашвырнул пустую фляжку в ближайшие кусты. Неожиданно оттуда раздался глухой хриплый возглас. Из зарослей, кряхтя и невнятно чертыхаясь, выбралась троица старух. Первой мыслью было, что они помогают пастуху искать потерявшуюся овцу – одна из них несла крупный клок шерсти, другая держала здоровенные ножницы. Но старухи оказались слепы. Только у третьей, что вела за собой своих товарок, под морщинистыми набрякшими веками тускло блестел зрачок.

Одинокий глаз подозрительно оглядел его с головы до ног.

– Твое?

Старуха протянула ему пустую фляжку со свежей вмятиной на боку.

– Мое. Извините, не думал, что там кто-то есть.

– Что ищешь?

– Дорогу.

– Чтобы вернуться?

Он подумал о многодневных блужданиях по лесу, о взрыве, о пропавшем Олеге, о ребятах…

– Нет. Пойду дальше.

– Уверен?

– Да. Там, откуда я пришел, меня ждать некому.

– Что-нибудь еще?

– У меня вода закончилась.

Старуха усмехнулась.

– Не беда. Ты же выйдешь к реке.

Она кивнула своим попутчицам. Грубые руки привычно скрутили из мотка шерсти короткую нить. Щелкнули ножницы. Нить взлетела в воздух и зацепилась в ветвях дерева. Перехваченная посредине, она слегка развевалась на ветру, образуя знакомый стреловидный знак. Оставалось поблагодарить старух и продолжить путь.

Сделав несколько первых шагов, он вспомнил название реки, к которой шел.

__________


Через час между деревьями маслянисто заплескалась широкая гладь. Спустившись к самой воде, он не смог разглядеть противоположный берег. Тот терялся в плотном тумане.

Лодочник обнаружился неподалеку – сидящий на старом замшелом пеньке возле спущенной на воду длинноносой лодки.

Высокий и худой старик в стиранной-перестиранной, давно потерявшей свой первоначальный цвет рубахе, завидев его, неспешно поднялся и побрел к реке.

– Деньги есть? – Лодочник протянул руку.





Он осторожно отдал старику монету, опасаясь, что тот не возьмет такие необычные деньги. Да хотя бы на зуб попробует или брови слегка приподнимет, удивляясь. Но тот принял плату, как должное, бросив лишь:

– Полезай в лодку.

– Что там, на той стороне?

– Скоро сам увидишь. Отдыхай пока.

Устроившись поудобнее на корме, он кивнул старику и задремал.

Легкий плеск весел растворился в густом тумане…


Июнь 2008

Сокровище

Сначала развал СССР, потом «лихие девяностые»… Немудрено, что Сергей Петрович в свои пятьдесят с хвостиком остался без работы. В далекой советской юности был он молодым, подающим (да так и не оправдавшим) надежды партийным работником. После стал скромным госслужащим в маленькой госконторе, тихо скончавшейся при очередном госкатаклизме. Список освоенной им офисной техники начинался калькулятором.

И им же заканчивался.

Так что на новую работу устроиться все не получалось. Какими-то практическими навыками, как то – столярничать, мастерить, да хоть бы возиться с грядками на даче, Сергей Петрович по жизни не обзавелся. Как, впрочем, и самой дачей. Небольшой запас денег, накопленных за долгие годы строгой экономии, стремительно пожирала инфляция. Чем выше росли цены, тем мрачнее рисовалось будущее. И все чаще приходила на ум шальная мысль: вот бы огрести бы, где-нибудь да как-нибудь, кучу денег побольше, да зажить себе припеваючи…

__________


В тот вечер, как и во множество предыдущих вечеров, Сергей Петрович вернулся домой с пачкой бесплатных газет и принялся просматривать объявления о найме на работу. Как обычно, не обнаружив ничего подходящего, от нечего делать начал читать все остальные разделы от корки до корки.

Одно из объявлений в разделе «Разное», гласило: «Решаем любые проблемы! Оплата – по достижении результата! Результат – 100%! Выезд консультанта на дом – моментально. Вы будете приятно удивлены». Далее следовал телефонный номер, слово «Круглосуточно» и… все. Ничего конкретного о том, какого рода проблемы можно решить.

Еще пару месяцев назад Сергей Петрович и секунды бы не задержал взгляд на подобном рекламном опусе. Месяц назад – только недоуменно хмыкнул бы. Максимум – плечами пожал. Но сейчас…

Несмотря на скептическое отношение, в голове замелькали мысли об утопающем и соломинке, о том, что деньги заканчиваются, о том, что, позвонив, он ничего не теряет.

Рука сама потянулась к трубке.

Да не дотянулась, остановленная звонком в дверь. Сергей Петрович недовольно поморщился. Он никого не ждал, и час был неурочным. Но с каждой новой настойчивой трелью надежда не реагировать и отсидеться таяла. Пришлось открывать.

На пороге стоял человек среднего роста и примерно такого же возраста. Точнее при плохом освещении определить не удавалось. Неестественно многозначительный вид и восторженный блеск глаз позднего гостя наводил на мысль о пронырливом распространителе разноцветных рекламных брошюрок о жизни вечной.

– Чего надо?

Брезгливо-недоуменный тон не смутил визитера. Он дотронулся до своего ярко-оранжевого значка с надписью «Решаем любые проблемы!»

– Вы звонили.

Глаза Сергея Петровича наперегонки полезли из орбит.

– Я не зво…

– Ну, собирались. Неважно. Представим, что я подождал пять минут под дверью, а потом позвонил. Представили?

Теперь у хозяина квартиры начала отваливаться челюсть.

– Но как вы…

– Сергей Петрович, там же было ясно написано: «Выезд моментально. Вы будете приятно удивлены». Вы удивлены? Надеюсь, что приятно.

Глаза продолжили соревнование с новой силой.

– Но откуда… имя…

– Откуда и остальное. Так сколько вам нужно денег? Можете назвать точную сумму?

– Я… мне… много… не знаю…

– Понятно. Когда узнаете? Полчаса хватит?

Сергей Петрович молча кивнул.

– Может быть, не на пороге?

Еще один молчаливый кивок.

Хозяин квартиры, как сомнамбула, поплелся в комнату. Гость устроился в кресле, напротив хозяйского. Дал время потенциальному клиенту привести в порядок дыхание и мимику.

Потом протянул визитку.

– Я не представился. Держите.

Бывший партийный работник был столь же закоренелым атеистом, как и холостяком. Он почти убедил себя, что наверняка существует какое-то разумное объяснение происшедшему. Но визитка…

Дорогая плотная глянцевая бумага. Огненно-рыжий приятный цвет – в тон значку визитера. С одной стороны – уже знакомый рекламный лозунг «Решаем любые проблемы!» С другой… ни много, ни мало – «Альгвазил Бартоломео». Успокоившийся, было, Сергей Петрович ощутил себя персонажем «Мастера и Маргариты». Закрыл глаза, досчитал до пяти.

– Полегчало? – Вежливо поинтересовался обладатель заковыристого имени.

– Да, спасибо. Послушайте, если вы действительно тот, о ком я думаю, то ваши возможности… эээ… довольно обширны. – Осторожно начал Сергей Петрович.

– Знаю я, о ком вы думаете, – небрежно отмахнулся Альгвазил. – Делать Верховному нечего – такой ерундой заниматься. Моя персона гораздо скромнее. Но общее направление мыслей у вас верное.

– И, если я правильно понимаю, желание только одно и цена за него… эээ… стандартная?

– Правильно понимаете.

Сергей Петрович на мгновение зажмурился. Руки предательски дрожали. Кровь стучала в висках вопросом: «Сколь – ко? Сколь – ко?» А действительно – сколько? Цены ежедневно росли сумасшедшими темпами. Малопонятные курсы и котировки незнакомых валют не отставали. Банки росли как грибы и тут же лопались мыльными пузырями.

– Я затрудняюсь назвать общую сумму. Видите ли…

– Вижу. Подробностей не надо. Чего тогда вы хотите?

– Я хочу… Только не смейтесь, пожалуйста. Хочу чемодан денег. Иностранных. Лучше долларов… наверное. Крупными купюрами. И чтобы чемодан – побольше. – Сергей Петрович заискивающе улыбнулся. – Такой, на колесиках, знаете? И чтобы они ничьи были. А то вдруг хозяин хватится. Чтобы я их нашел, что ли… эээ… в лесу, например.

Альгвазил наклонил голову и задумался на пару секунд, словно прислушиваясь к своему внутреннему голосу.

– Считайте, сделано. Вот стандартный бланк договора. Подпишите – и можем отправляться. Правила обычные. Самое главное – не разглашать условия и сам факт договора. И пункт этот лучше не нарушать… – Альгвазил неожиданно озорно подмигнул. – Последствия могут вас удивить. Но на сей раз – неприятно.

– И еще. – Заявил осмелевший Сергей Петрович. – Я не могу сейчас подписать. Вдруг вы меня обманете? Извольте деньги вперед. Или откажетесь?

– Вы мне не доверяете?

– Да как вам доверять?! Известно к чему приводят сделки с… с представителями вашей… эээ… фирмы.

– Зависть и провокации конкурентов, – невозмутимо отмахнулся Альгвазил. – Мы-то слово свое держим. Буквально – до точки.

– Тогда почему вы не можете сделать так, как я прошу? Боитесь, не подпишу?

– Да нет, почему же. Но обязан предупредить. Пока договор не подписан, я не могу обеспечить «чистое» исполнение сделки.

– То есть?

– То есть, раз нет документа, удостоверяющего, что мы с вами действуем по обоюдному согласию, я обеспечиваю выполнение условий сделки в одностороннем порядке.

– И что?

– А то, что тогда вступает в силу закон компенсации. Я без договора, ничего не получая взамен, просто так делаю вам лучше. Взамен какому-нибудь человеку или группе людей обязательно станет хуже.

– Но деньги-то я получу?

– Безусловно.

Сергей Петрович презрительно фыркнул.

– Невелика беда! Это я переживу.

– Тогда одевайтесь – и отправляемся.

__________


Который день рыскал Бугор по лесу. На прошлой неделе взяли они с верным корешем Коляном хороший куш – пару полных сумок из машины лохов-инкассаторов. Без мокрухи не обошлось, но дело того стоило. Однако совсем гладко не прошло – пришлось разделиться. Бугор потащил за собой прицепившийся хвост, а Колян, вовремя соскочив, рванул прятать добычу. На следующий день, как было уговорено, сошел Бугор на знакомом полустанке и потопал в лес, в самую глухомань. Колян на стрелку пришел, не кинул. Точнее – приполз. Потому как, не успел он припрятать инкассаторские сумки, кто-то начал шмалять по нему из кустов. И один раз – удачно. Или неудачно – с какой стороны ствола посмотреть. Кто стрелял – Колян не разглядел. Смылся, пока мог еще бежать. Дождавшись Бугра, начал, было, объяснять, где спрятал бабло, но договорить не успел. Отошел на руках безутешного подельника. Безутешного, по понятным причинам, вдвойне.

Вот и нарезал теперь Бугор круги по окрестностям, пытаясь отыскать припрятанное. С каждым днем надежды таяли. Не раз мелькала мысль плюнуть на все, но тогда выходило, что загнулся кореш зря. Злой и голодный Бугор зверел все больше, но поиски не бросал. И вот терпение его было вознаграждено. Перед самым рассветом объявились два подозрительных кента – помоложе и постарше. Как по бульвару, прямиком протопали к зарослям, которые Бугор накануне по листику перебрал. Тот, что постарше, пошуршал в кустах с полминуты и выкатил здоровый чемодан. Открыл, заглянул.

Застыл.

Ежу было понятно, что не грибы в чемодане, не ягоды.

Много денег.

Их с Коляном денег.

Потом молодой стал подсовывать пожилому какие-то бумаги. Тот неохотно отвлекся, склонился над документами. То ли читал, то ли подписывал чего – не разобрать. После, коротко попрощавшись, тот, что помоложе, растворился в лесной чаще. Оставшийся покатил сумку по тропинке как раз навстречу притаившемуся в засаде Бугру…

То, что седой терпила знать не знает, кто вальнул Коляна, Бугор понял быстро. Да и деньги были не теми, что взяли у инкассаторов. Допустим, кореш где-то раздобыл чемодан и переложил в него бабло из сумок. Но он вряд ли стал бы срывать банковскую упаковку и перевязывать простым шпагатом баксы в более толстые, неудобные для ношения при себе, пачки.

Можно было мочкануть деда по-тихому и свалить. Да хоть и отпустить на все четыре стороны, покошмарив его напоследок. Но Бугру стало любопытно. Во-вторых, как можно, не закапывая, спрятать здоровенный чемодан так, что и за полжизни не найдешь? А, во-первых, нет ли еще нычек у этого запасливого старикана?

Дед, поначалу, юлил и мямлил. Но четыре зуба и пару ребер спустя скис. И напел такую сказочку – хоть стой, хоть падай. Однако, заметив, как налился дурной кровью Бугор, быстро залопотал, что да, есть еще деньги, да, много и да, он будет счастлив передать их завтра Бугру у себя дома.

Отвесив терпиле пару тумаков напоследок и отобрав паспорт с адресом, Бугор, насвистывая, пошел перепрятывать честно отобранные деньги.

__________


Охая и причитая, доплелся Сергей Петрович до квартиры. Оставшись без копейки, он потратил на возвращение из леса уйму времени. До срока осталось всего ничего. Дрожащими руками вытащил он оранжевую визитку. Поспешил, не разуваясь, к телефону. И снова донести руку до трубки пострадавший не успел.

На этот раз Альгвазил без лишних церемоний шагнул в комнату прямо из коридора, как будто ждал за углом. Неприветливо спросил:

– В чем дело?

– Альгвазил, голубчик, погибаю. Помощь ваша требуется. Тут такое дело, понима…

– Понимаю.

– Я ж их и в руках-то подержать не успел. Шаг шагнул, а тут этот, здоровый, ка-а-ак…

– Да знаю я, – нетерпеливо отмахнулся собеседник.

– Откуда?

– Откуда и остальное. Чего конкретно вы хотите от меня?

– Мне… Мне еще нужно денег… С башибузуком этим рассчитаться и себе чтобы на старость… Чтобы до конца жизни ни в чем не нуждаться. Вы же мне обещали! Обещали! А что вышло?!

– Поймите, – вздохнул Альгвазил, – договаривались мы с вами на вполне определенный предмет. Вы его получили?

– Да, но…

– Получили. Вы не подписали договор сразу и были предупреждены о возможных погрешностях при получении желаемого.

– Но…

– Но пренебрегли предупреждением. Как можно было спрогнозировать, что закон компенсации ударит по напарнику этого вашего орангутанга?

– Какого напар…

– А, ну да, вы же не в курсе. Неважно. Далее. Договор содержал пункт с категорическим требованием не разглашать условия сделки. Знакомо значение слова «категорически»? А что сделали вы?

– Но ведь…

– Нарушили обещание. И последнее. Цена была стандартная. Вы ее уплатите. А ваше второе желание… Вы обзавелись второй душой?

– Но…

– В таком случае больше вы ничем, необходимым мне, не располагаете.

– Так заберите душу у этой сволочи! Заберите сколько хотите душ! Вон хоть соседи…

Альгвазил презрительно скривился.

– Вы меня с кем-то путаете. Я коммерсант, а не убийца. Только сам человек может распоряжаться своим главным сокровищем.

– Да помогите же мне, ради Хрррр…

Стальные пальцы сжали горло, оборвав фразу.

– Не советую.

Сергей Петрович рухнул на колени и попытался обхватить ноги собеседника.

Руки обняли пустоту.

Альгвазил исчез.

Кто-то начал с грохотом ломиться в дверь. Не надо было теряться в догадках, чтобы понять, кто пожаловал в гости.

Губы Сергея Петровича исказила безумная усмешка. Он вытащил визитку и в третий раз потянулся к телефону…





Руку тут же сдавило мертвой хваткой. По внешнему виду Альгвазила нельзя было сказать, что он взбешен, но его голосом можно было резать сталь.

– Вы полагаете, у меня нет других дел?

– Помо…

– Хватит ныть. Поступим так. Я пожертвую вам некоторую сумму из своих собственных сбережений, и впредь вы меня не беспокоите. Договорились?

Сергей Петрович торопливо закивал головой.

Дверь треснула под напором тяжелых ударов.

– Держите, – Альгвазил протянул руку, в которой блестел…

– Но это же старый пятак! Он стоит меньше, чем ничего! Мы же договорились! Я просил много, много денег! Чтобы и расплатиться хватило, и мне до конца жизни! До конца жизни, слышишь?!!

– Не беспокойтесь вы так, Сергей Петрович! – Альгвазил успокаивающе похлопал его по плечу. – На ваш век хватит.


Ноябрь 2010

Радиус молитвы

Когда я прохожу мимо этого места, я всегда начинаю молиться на двадцать третьем шаге.

В каком бы направлении ни шел. Всегда. На двадцать третьем.

__________


Я искал Ленку всю жизнь, но понял это позже, чем следовало. Тогда казалось – обычное мимолетное знакомство на банальной клубной тусе. Вся она была какая-то нескладная, взъерошенная. И даже не скажешь, что красивая. Скорее трогательная, что ли. Как бездомный котенок-заморыш, ждущий теплую руку, что его приласкает. Это уже после до меня начало доходить, какой она была светлой. Искренней. Как безоглядно любила меня.

Я никогда прежде не подпускал никого настолько близко. Но однажды, поддавшись внезапному импульсу, уходя от нее утром, вручил ей ключ от своей квартиры. Я сам не очень понимал тогда, для чего это делаю. Наполовину дурачась, я взял ее ладонь и одел ей колечко с ключом на палец. Ленка широко раскрыла глаза. Потом смешно растопырила пятерню и начала рассматривать ее со всех сторон, осторожно поворачивая кисть.

Я выжидающе смотрел на нее.

– Я подумаю, – сказала она, непонятно к чему. Потом быстро чмокнув, почти клюнув меня в губы, вытолкала за дверь.

И пропала из моей жизни на все лето.

__________


Я несколько раз звонил и даже заходил к ней домой. Но мобильник был «вне зоны действия», а дверь на замке. И никто не подходил к дверному глазку с той стороны. Пару недель я недоумевал. Потом, рассудил, что, за девушкой, как и за электричкой, гоняться не стоит. Будет и следующая.

А Ленка… Ей, видимо, действительно нужно было хорошенько подумать. И, приняв решение, она собралась сделать мне сюрприз. А вышло, что сюрприз устроил я, затащив к себе именно в этот вечер лощеную длинноногую Виолетту.

В самый разгар событий в замке входной двери повернулся ключ, и через пару секунд влетела Ленка.

В полумраке спальни я не успел разглядеть ее лица. Я только заметил, что глаза ее, неуловимую долю секунды назад горевшие задорными огоньками, разом потухли. А потом она бросилась к дверям. Если бы я даже захотел, я не успел бы ее догнать. Не бежать же, в самом деле, голым на улицу.

Хотя чего там… себе врать бесполезно. Со мной была Виолетта. Сладко выгнувшись, как сытая довольная пантера, она звонко, мелодично рассмеялась. И потребовала продолжения.

Я махнул на все рукой. Что случилось, то случилось. Живем один раз. И вообще – легко пришло – легко ушло.

__________


Через полтора года телефонный звонок разбудил меня среди ночи. Полусонный, я поднял трубку. Услышал жалобный, почти детский плач. И тут меня накрыло. Сердце ухнуло в пропасть. Я знал, что это Ленка и она в беде. Время, которое мы были порознь, вдруг куда-то исчезло. Будто лишь вчера я одевал кольцо с ключом на тонкий палец самого близкого мне человека. Боль и пустота, что росли во мне долгие, нескончаемые месяцы после ухода Ленки, вырвались наружу. Я понял, что в какую бы передрягу она ни влипла, я вытащу ее, она обязательно простит меня, и больше мы не расстанемся.

Никогда.

До меня иногда доходили отголоски слухов, что Ленка познакомилась с каким-то бугаем. Что он подобрал ее на улице. Что он дико ревнует ее, и вроде бы пару раз ударил. А может и нет. А может это и не Ленка вовсе.

Все оказалось гораздо страшнее. Подробности я узнал несколько месяцев спустя, когда милиция накрыла весь притон. И следователь рассказал мне подробности.

А в ту ночь Ленка только и прошептала, давясь плачем:

– Я от них убежала.

И еще тише:

– Спаси меня… пожалуйста…

__________


Выяснив район, и договорившись встретиться на ближайшей площади, я рванул по пустому городу сломя голову. Машина жалобно скрипит, вписываясь в повороты. Нога, нажимающая педаль, вот-вот вдавит ее в асфальт. Холодный липкий пот заливает глаза. Зубы выбивают безумную чечетку эпилептика.

Я опоздал всего на пару минут. Даже успел увидеть, как скрывается за поворотом джип, сбивший Ленку.

Я нес ее на руках. Не очень далеко и не очень долго. Словно нарочно – ближайшая неотложка находилась на другой стороне площади… Аккуратно передал Ленку на руки санитарам. Она была легкая, как птичка.





Ее сердце перестало биться на двадцать третьем шаге…

__________


Я молился тогда и молюсь каждый раз, приходя на это место.

В радиусе тех самых шагов.

Господи, пожалуйста, спаси ее!

Господи, пусть там, где она сейчас, ей будет хорошо.

Господи, дай мне встретиться с ней, когда придет мой срок…


Март 2011

Экстрасенс

Алексей


Драка началась неожиданно. Толком потом никто и не вспомнил, из-за чего весь сыр-бор. Кто-то кому-то на ногу наступил или локтем в толчее рыночной заехал. Солнце жарит немилосердно. Все усталые, потные, нервы ни к черту. Вот и пошла потеха, как водится, бессмысленная и беспощадная. Я не любитель кулаками помахать, просто увернуться не успел вовремя. Пришлось получить порцию зуботычин и самому отвесить на орехи, кому придется. Иначе затоптали бы люди добрые, сердечные – фамилии бы не спросили.

Дальше – ОМОН, дубинки, обезьянник. Думал подержат и выпустят. Ан нет – в камеру перевели, и к следователю – допрос за допросом. Кто где стоял, кто чего кричал – поди упомни. Сам ведь от жары упарился, а нудит, не отстает. Только до конца доберешься и опять по новой, снова-здорова.

Вытащил Серега, однокашник. Оказалось, он в полицию подался. И даже в чинах, пусть пока небольших – дело наживное. Забавно – мы с ним по школе не дружили, вроде, особо. После вовсе разошлись пути-дорожки.

А тут меня увидел, со следователем переговорил. И на следующий день топал я уже «с вещами на выход». Хоть и под подписку, а отпустили.

Сергей дождался меня на выходе, в машине, предложил подбросить до дома. Виделись давненько, тем для разговора хоть отбавляй. Само собой вышло, что доехали мы не до моего дома, а до сергеева. Оказалось, живет он от меня не так далеко – через несколько кварталов, на окраине. В старой пятиэтажке, в квартире, от деда оставшейся. Дом шел под снос, большинство жильцов уже съехало. В сергеевом подъезде, почитай, никого уже и не осталось. Дворик перед домом за долгие годы обжитой, уютный. Деревья, скамейки-лавочки – красота! Так что поставили мы машину в гараж, взяли по баночке – отметить освобождение. Потом еще по одной. А там уже поднялись в квартиру и устроились основательно. Чудно получилось – за всю школу, наверное, мы друг с другом общались меньше… Не знаю, как Сергей, а я пожалел, что вот так не пересеклись раньше.

Закуска на столе подошла к концу, гостеприимный хозяин пошел за добавкой.

Тут-то руки мои крюкипапку, оставленную на столе, и сцапали себе на беду…

Я на нее внимания сперва не обратил – папка и папка себе. Серый картон, белые в незапамятном прошлом завязочки, часть листов непокорным вихром торчит наружу. Взял, от нечего делать, открыл… Какие-то справки, выписки, протоколы – муть, в общем.

И фотографии.

Посмотрел одну, вторую… И меня накрыло…

__________


Черно-белая фотография налилась вдруг цветом, резким и ярким, как в детских мультиках. Края снимка заиграли радугой, вспучились, выгнулись и плеснули разноцветьем во все стороны, психоделическими тонами разукрасив комнату. А потом изображение на фото вдруг выросло разом в натуральную величину.

И задвигалось…

Хмурый небритый мужик в мятом спортивном костюме. Глаза льдисто-серые, колючие, с недобрым прищуром. В руках – полицейская дубинка. Он наклонился и начал методично охаживать связанного, корчащегося червем на полу у его ног человека. Через пару минут избиваемый выгнулся дугой, захрипел и замер. Мучитель сильно пнул жертву несколько раз, вытащил длинный нож и вонзил его в неподвижное тело.

Еще раз.

Еще.

Краем сознания я понимал, что нахожусь в комнате, что держу в руках папку.

Которую надо закрыть… закрыть…





Руки не слушались. Тело оцепенело – пальцем не пошевелить. Внезапно убийца поднял глаза, пронзив своим жутким взглядом до печенок. А потом, словно в замедленной съемке, сделал шаг навстречу. Сердце застряло в горле душным ватным комом – ни сглотнуть, ни вдохнуть. Окровавленные руки потянулись ко мне…

__________


Возвращаясь с кухни, Сергей зацепил подносом дверной косяк. Послышался грохот разлетающейся посуды и забористый мат.

Наваждение пропало.

Я отшвырнул от себя папку, как горячую картошку. Рывком рванулся к дверям. Не смог даже сообразить, как сдвинуть засов. Просто судорожно дергал за ручку, словно муха, методично бьющаяся в стекло.

Потом Сергей долго пытался дать мне выпить коньяка. Зубы стучали об край стакана, как дешевые кастаньеты. Янтарная жидкость разливалась, почем зря. На третий раз Сергей сдался и подвел меня к раковине на кухне – умыться.

Малость успокоившись… кого я обманываю? Перейдя с крупной дрожи на мелкий тремор, я засобирался домой. Сергей все пытался выяснить, что произошло, но пересказать ему свое видение я не смог. Да и как про такое расскажешь? В самом лучшем случае услышишь в ответ, что пить надо меньше, вот и весь сказ. Наконец, буркнув: «Делай, как знаешь», он сдался, и я, пошатываясь, побрел к дверям.

Сергей проводил меня до дверей подъезда. Предложил, раз посидеть нормально не получилось, встретиться завтра. Я честно сознался, что, обижайся – не обижайся, не скоро смогу зайти к нему еще. Поразмыслив, Сергей предложил пересечься на природе – на шашлыках.

Я согласился для виду, твердо решив про себя, что больше к Сергею – ни ногой.

Но, утром, которое вечера мудренее, передумал. В самом деле – человек меня в трудную минуту выручил, сидели-болтали хорошо. Знаем друг друга с детства. А что зайти к нему надо с утра, помочь вещи в багажник загрузить, так и что с того? Фотографий этих, что ли, боюсь?

Оно, конечно, боюсь.

Но мало ли что с пьяных глаз привидится? Не может же взаправду фотка ожить?

С тем и вышел на улицу.

__________


Я не дошел до дома Сергея метров триста, как заметил увязавшегося за мной мужичка. Одет неброско, рост средний, не качок и не доходяга. Я бы и внимания на него не обратил, если бы не очки. Здоровые солнечные очки, закрывающие половину лица. Зеркальные. С радужными переливами. А к радуге у меня со вчерашнего дня отношение было особое.

Он не прятался, как в дешевых романах, и особо не спешил. Но расстояние между нами сокращалось.

Вариантов было немного. Домой не добраться – «хвост» дорогу перекрывает. В толпе затеряться не получится – в такую рань на улице никого. Надо любой ценой успеть к Сергею, а там моя… теперь уже полиция меня сбережет. Если поверит.

Провернул я демонстративно не спеша за угол, а там дернул – подавай Бог ноги! Преследователь замешкался, потом рванул следом.

В жизни я не бегал так быстро.

Из последних сил подбежал к спасительной двери, дрожащими руками набрал код и ввалился внутрь. Сердце прыгало, как яйцо в кипятке, легкие горели, ноги подкашивались. Не в силах сделать больше ни шагу, я уселся прямо на ступеньки, лицом к двери. Секунд через пять в нее замолотили кулаками.

– Молодой человек, откройте!

– Ага, щас! Шнурки поглажу и открою.

– Поговорить надо!

– Конечно надо. Сперва поговорить, потом прикурить, потом снимай дубленку.

– Вам грозит опасность!

– А то как же! Вот прям щас и грозит. Да дверь мешает.

Может, это не бандит, а просто псих какой-то?

Проверять не хотелось.

Мужик продолжал нести какую-то околесицу, по-моему, что-то даже про полицию, но я уже поднялся со ступенек и похромал к Сергею.

Хозяин, распахнув дверь, уставился на меня.

– Ты где так запарился? Лифт, вроде, работает.

– Да тут, понимаешь, такая история…

Сергей внимательно слушал мои, сбивчивые объяснения, но по лицу было не понять, поверил или нет. Он отвел меня на кухню. Налил чашку кофе побольше, сунул мне в руки бутерброд и пошел, как он выразился, осмотреться-прогуляться. Минуты тянулись. Кофе подошел к концу. Потянувшись к чайнику налить еще, я неловко смахнул со стола нож. Глухо звякнув, тот отлетел под стоящий в углу холодильник. Рукой дотянуться не получалось – просвет слишком мал. Осмотревшись, я заметил висящую на крюке поварешку с длинной тонкой рукояткой. Подходяще. После пяти-шести попыток на свет появился приличный комок пыли, пробка от шампанского и – удача – упавший нож. Я уже хотел, было, вернуть поварешку на место, когда заметил в глубине щели краешек белого листа. Дотянулся, подтащил поближе. Поверхность была чистой, без надписей. Судя по плотности бумаги – похоже на фотографию, лежащую изображением вниз.

Вот только кто-то раз десять проткнул снимок насквозь чем-то продолговатым и острым.

По хребту побежала противная холодная гусеница. А ну как опять покажется чего?

С другой стороны – что ж мне теперь, до конца жизни фотографий бояться? В этот раз я ничего, крепче кофе, не пил. Самый раз попробовать.

Даже руки дрожать перестали. Почти.

Любопытство сгубило кошку. Здравый смысл орал мне на ухо, что не стоит лезть в чужие секреты. Однако искушение посмотреть, кто на снимке, пересилило. Сергей не рассказывал о своей личной жизни. Но я поставил бы сто против одного, что увижу женское лицо. Так сильно ненавидеть можно только любимого в прошлом человека. А вот что лицо это окажется знакомым… И не просто знакомым…

Валя.

Валька-Невезучка.

Во что же ты вляпалась на этот раз?

__________


Вечно поцарапанные руки. Коленки украшены вместе или поврозь зеленкой и синяками. Прическа – недостроенное птичье гнездо. Дралась и гоняла в футбол Валька наравне с пацанами. Недели не проходило без очередного происшествия. Иногда смешного, иногда нелепого. А когда и страшноватого. Но стоит тучам разойтись – тут же озорной глаз блестит сквозь непослушную челку. И нос в веснушках победно задран к небу.

Мальчишкой я не задумывался о всякой там любви и прочей ерунде. Просто наши дома стояли рядом, и мне частенько приходилось вытаскивать Вальку из всяких передряг. После школы ее родители продали квартиру и подались куда-то далеко. То ли на заработки, то ли завести свое дело. Но Невезучка проявила редкое упорство и осталась в городе – поступать в универ. Время от времени родители присылали ей денег на учебу, съемную квартиру и пропитание. И все пошло-поехало своим чередом…

Годика через два, когда большинство наших одноклассников вернулись из армии, порешили мы всем выпуском устроить вечер встречи. Отмечали весело, с размахом – с вечера пятницы до воскресенья – на природе. Пока все устраивались на месте, возились с палатками, открывали пиво, Валька улизнула в кустики. Никто бы не хватился ее, как минимум, до завтра. Если бы не моя, с детства въевшаяся дурацкая привычка отслеживать, где носит эту ходячую катастрофу. Через десять минут я начал беспокоиться. Через пятнадцать заподозрил неладное.

Через двадцать отправился на поиски.

Когда я ее нашел, Невезучка охрипла от криков, но гомон веселящихся однокашников и врубленная на всю катушку музыка заглушали все вокруг. Мне и ей еще повезло, что она забралась довольно далеко, и шум был уже не таким оглушительным. В сумерках Валька не заметила в высокой траве край неширокого, но глубокого и каменистого оврага. Само собой, кувыркнулась в него. И, как водится, сильно неудачно. Она вяло махнула мне рукой со дна оврага. Улыбнулась знакомой, чуть виноватой улыбкой. И отключилась.

Закрытая черепно-мозговая травма, внутреннее кровоизлияние, переломы ребер, левой руки. Хорошо, хоть не правой. Такая вот она, невезучкина удача. Порезы и ушибы – в ассортименте.

Когда она через неделю слегка оклемалась, врачи рассказали, что еще час-полтора без стационара – и светило ей расти-колоситься тихим овощем до конца дней.

Я просиживал в больнице, сколько возможно, еще не осознавая, насколько влип. Думал, мол, негоже бросать начатое на полдороге. Спасать, так спасать – до полного выздоровления. Со временем переломы срослись. Я забрал ее из больницы. Помог донести вещи до порога. Пожелал выздоровления. Аккуратно захлопнул за собой дверь и потопал через двор – домой.

Последнее время я, фактически, жил в больнице, и квартира выглядела нежилой. Звонко щелкнул замок и повисла звенящая, напряженная тишина – в точности, как и на душе. Думать о том, что же будет дальше, не хотелось. Я закрыл за собой дверь, привалился к ней спиной и стал ждать… Если бы меня спросили – чего именно, я не смог бы ответить внятно. Не было никакой уверенности, просто чувство, что, если я сейчас перестану надеяться и отойду от двери – что-то в моем мире сломается.

Спустя минут десять несмело тренькнул звонок.

Я открыл так быстро, что Невезучка не успела оторвать палец от кнопки. Уже не нужны были никакие слова. Даже если бы я и собирался, не дай Бог, ляпнуть что-нибудь не к месту, то не успел. Дверь еще захлопывалась, когда она закрыла мои губы своими…

__________


Ближе к утру, когда мы, усталые, лежали бок о бок, она повернулась ко мне. И произнесла первое слово с момента, как переступила порог моего дома:

– Спасибо.

– За что?

Она коснулась моего лба пальцем и усмехнулась:

– Непроходимый тупица. За мою жизнь.

– Не за что. Я не смог бы по-другому.

Она долго молчала, положив голову мне на грудь.

– Чего ты хочешь?

Я давно знал ответ на ее вопрос, но, на всякий случай, еще раз честно подумал.

– Не уходи.

– Ты думаешь, это насовсем?

– Да.

– Ладно.

И мы уснули.

__________


Через шесть месяцев она ушла.

Приближался Новый год, и мы решили совместить его встречу с нашим полугодовым полу-юбилеем.

Позвали большую компанию друзей – в основном из бывших однокашников. У Вали не получалось вернуться домой вовремя – навалилось много всего с учебой. Я сам еле-еле успел все закончить – ценой того, что за последние трое суток спал часов восемь. Не надо объяснять, в каком состоянии я вернулся домой. Под подъездом, в предвкушении, уже собралась небольшая толпа приглашенных. Не рассчитав своих сил, я «поплыл» уже после третьей рюмки. Смутно помню, что Валя прислала СМС-ку о том, что задерживается…

Проснулся я ближе к полудню. Спросонья долго не мог сообразить, где оказался. На мне лежала чья-то нога. Приподнявшись, на другом конце ноги я с недоумением обнаружил пухлую брюнетку – недавнее знакомство одного из наших друзей. Брюнетка была густо размалевана. Вчера. Сегодня все размазалось. Сильно. К тому же она храпела, и, в такт мощным раскатистым звукам, пульсировала моя раскалывающаяся с похмелья голова. Собравшись с силами, я выполз из кровати и побрел на поиски воды, зеркала и хоть кого-нибудь, кто не спит и помнит больше, чем я.

Квартира после многолюдной шумной гулянки всегда напоминает поле битвы. В этот раз противник воевал с особой жестокостью и пленных не брал. Среди лежащих вповалку и вперемешку тел не было только одного «бойца». Невезучки.

Позже я выяснил, что она, все-таки, приехала. Но, не пробыв и трех минут, выскочила из дома.

Больше я ее не видел. Она даже не забрала вещи. Мобильный, в который раз устало объяснял, что «абонент недоступен». Я даже несколько месяцев приплачивал пенсионерке, живущей напротив ее старой съемной квартиры, чтобы дала знать, если Валя появится.

Без толку.

И вот нашлась пропажа. На снимке с узкими, крест-накрест, прорезями, зачеркивающими лицо. Что означало – у Невезучки снова неприятности.

__________


Не успел я рассмотреть фотографию повнимательнее, во все стороны поползла ненавистная радуга. Снова я наблюдал картинку со стороны. Звуков было не слышно. Но пантомима была понятна без этого. Сергей кричал на Невезучку. Та, похоже, уступать не собиралась. В какой-то момент лицо его налилось дурным багровым румянцем, и он отвесил хлесткую пощечину. От точки удара картинка пошла трещинами, и развалилась на несколько кусков. Каждый фрагмент показывал свое – не разбери поймешь что. Вот неестественно спокойная Валя укладывает чемодан. Вот Сергей держит наполовину сгоревшую сигарету и, размахивая ею, говорит по мобильнику. Вот кто-то, со спины не разобрать, ковыряется в замке гаража. Вот он же, перепачканный смазкой, возится со ржавой легковушкой. Вот почему-то снова Валя выезжает на этой развалюхе из гаража то ли раньше, то ли позже – не разобрать. Вот из окна разбитой вдребезги машины свисает тонкая рука. Вот Сергей, криво улыбаясь, пожимает руку кому-то, кто стоит спиной. И неясно, тот ли это, кто взламывал замок и возился с машиной или кто еще.

Было неясно.

Пока стоящий не обернулся. И я не встретился с лицом к лицу с убийцей.

__________


Я отпрянул так, что опрокинул стул.

И очень хорошо сделал. Громкий звук милосердно оборвал радужное видение, сохранив мне остатки рассудка.

Меня сильно трясло. По телу обильно тек противный липкий пот. На дрожащих ногах я побрел в ванную умыть лицо. Потом приложил лоб к холодной кафельной плитке.

Прохладная вода журчит в раковине. Зеркало на стене отражает открытую дверь и часть коридора.

И силуэт в полумраке.

В первую секунду я застыл, не в силах поверить в происходящее.

А потом ледяные серые глаза двинулись мне навстречу.

Руки убийцы на этот раз были пусты. Он тянулся ко мне. Мне ничего не оставалось, как схватить его за кисти.

Убийца довольно оскалился, схватил меня покрепче и выдернул в коридор.

– Порядок! – сказал он кому-то у меня за спиной.

Обернуться я не успел. Сзади по голове прилетело чем-то тяжелым.

__________


Сознание вернулось не сразу. Два голоса надо мной что-то бубнили, как сквозь вату. Глаза открывать я не спешил.

– А я тебе говорю, не надо его сейчас решать. Стемнеет, отнесем в машину. До стройки ехать полчаса. Куда повыше затащим и – приятного полета! Пристегните ремни – прохладительные напитки будут позже. На поминках.

– А очнется не вовремя? На хрена лишние напряги?

– Не успеет. А вот если экспертиза потом покажет, что он, три часа как мертвый, на верхотуру карабкался, вот тут напряги будут – не отмоемся.

Голос, оказался настолько знакомым, что этого просто не могло быть. Я открыл глаза.

– Ну, е..ть-колотить, Леха! Ну все у тебя наперекосяк! Даже отрубиться толком не можешь. Давай помогу.

С этими словами Сергей направился ко мне с куском водопроводной трубы.

И пришла тьма.

__________


Сергей


– Да чего рассказывать-то по сто раз одно и тоже? Вы ж и так вон – со всех сторон обложили, куда ни кинь – статья, одна другой веселее. Я ж как на духу… Драку на рынке организовать – легче легкого. Перетер, с кем надо. Намекнул – либо небольшие жертвы и разрушения, либо крупные неприятности от меня. А в отделении – вообще раз плюнуть. Мне этот придурок еще заладил потом – спасибо, спасибо! Выручил мол, вытащил, помог. Знал бы он, чего мне стоило задержать его дольше положенного. Потом уже, на дому, я и накачал его химией. А там, как крыша поедет, глядишь либо в психушку загремит, либо сам сиганет откуда повыше.

– Особенно, если ему помочь.

– А хотя бы и так. Главное, чтобы Валюха его из головы выкинула. Я ж за ней еще со школы сох. А он, вишь, пристал, как банный лист. Свезло ему, гаду ползучему, жили рядом. Вот и не отставал он от нее. Я даже пацанов пару раз подбивал отметелить его по полной. Только хуже вышло. Она потом его жалела, а этот чмошник прям светился весь. Даром, что рожа в синяках. Ну а после школы ему вообще подвалило – Валька сдуру в овраг упала, а он тут такой весь из себя, на белом коне, б…ь, спаситель хренов.

Насилу мне их расцепить получилось, уже зимой, под Новый год. На большой тусовке, которую этот козел устроил. Я ему, лоху педальному, все подливал, подливал. А как он отрубился, взял деваху пострашнее, которая в полной отключке в обнимку с белым другом валялась, и свалил их на койке обоих. Так, чтобы сомнений не осталось – чего у них там и как. А приехала Валюха – сразу ее в спаленку-то и отвел. Та, понятно сразу – в слезы-сопли и сдрыснула. Ну баба, она баба и есть. А я за ней следом. Да в уши-то и напел, что надо ей мобилу выкинуть, чтобы оправдания лживые не слушать. Сменить обстановку и начать все сначала. С нормальным мужиком, который ее уж сколько лет, как любит. Ну, короче, и все такое прочее…

Говорю, говорю. Она кивает, вроде, и кивает. А сама идет, как сонная муха, ревет, и чего я ей там втираю – половины не слышит. Но домой ко мне дошли.

Почти три месяца пришлось мне с ней за ручку ходить. Потом, вроде, налаживаться стало у нас с ней. Особо веселой, правда, я ее больше не видел. Ну, так, может, оно и правильно – здоровая девка, чего лыбиться зазря. Молчит – не канючит, не капризничает, не пилит, как у других – и ладно. Я и доволен был, пока как-то во сне она не заплакала навзрыд. Да козла это по имени звать начала. Раз, другой. Я сперва смолчал. Через пару дней – опять. А на третий раз высказал я ей, все, что думаю. Я ж в лепешку для нее разбиваюсь, а она вместо благодарности…

Но извинений никаких не дождался. Наоборот, из нее ересь какая-то полезла про жизнь загубленную, вроде как я в этом виноват. В общем, слово за слово, надоело мне, отвесил я ей плюху. Так, не со всей руки, а чтобы охолонула чутка. Она не заревела, но с лица спала вся и сказала только: «Вот и все». Думал, утихомирилась. Ан нет – прислушался, дверцами шкафа хлопает, да молниями-застежками клацает. Вещи собирает.

И такое тут меня зло взяло, сколько сил, сколько времени положил на эту тварь неблагодарную! Я ж ей даже недавно машину подарил! Пусть она мне и задарма досталась, эта рухлядь, но все равно! Машину!

Машину…

Тут-то меня и осенило. Позвонил я Захару…

– Это которому?

– Да тому же самому. Мы с ним еще до армии всякие дела крутили. Только вернувшись, я в органы подался, а он,..

– А он наоборот.

– Ну да, типа того. Пару раз я его отмазал, по старой памяти. Пару раз он мне по следствию помог. Где надо, пуганул, где надо, подкинул вещдоки туда, где они должны быть. В общем завязались мы с ним – не развяжешься. Вот я ему и позвонил, объяснил, как есть. Попросил, чтобы рысью мчал ко мне и подшаманил в машине, чего надо. Чтобы не уехала дура далеко. Все равно там такая рухлядь была – один черт никто не разберет, что сейчас поломалось, а что сроду не работало. А сам к ней пошел, уговаривать одуматься. Уговорю – не уедет. Не уговорю – у Захара больше времени будет.

– То есть убивать Вы ее не собирались?

– Да нафига? Думал, стукнется на первом же повороте, перепугается просто. А там я поеду вдогонку. Если чего-как – в больницу отвезу. Вроде как спасу ее. До больницы если дойдет – даже лучше. По ушам поезжу, куда она денется из палаты? Одумается и вернется. Поди, догадайся, что Захар меня не так поймет, да не перемудрит с машиной-то. Когда я подъехал – жестянка эта ржавая в хламину в кювете валялась. Выжить там было – без вариантов. Я и подумал, чего связываться буду? Потиху домой вернулся – я не я, и лошадь не моя. Когда случайно узнал, что Валька уж сколько в коме провалялась, да с того света, считай, обратно вернулась. Кто ж знал, что ей так повезет? Ну да теперь уж поздно было к ней ехать, вернуться уговаривать. Я зубами заскрежетать был готов. Точняк, ведь, к придурку своему помчится – мириться.

Придурку…

Тут-то меня второй раз осенило. Еще не вечер! Зайдем с другой стороны. Если хахаль ее скопытится или, скажем, в дурке окажется, никуда идиотка эта неблагодарная не денется. Ко мне вернется, не солоно хлебавши. Я сперва думал с ним просто подружиться, да подпоить его несколько раз химозой позабористее. А тут все один к одному пошло. Захар, оказывается, приволок ко мне, чтобы не светиться, му..ка одного, должника своего старинного. Тот два года от Захара скрывался. Думал, что пронесет. И вот возвращаюсь я, ничего не подозревая, домой, а тут – нате вам! Захар сидит, коньяк прихлебывает, поимку отмечает, и мужик на полу поскуливает. Перевязан крепко-накрепко, что твоя копченая колбаса.

– Вы обязаны были сообщить немедленно.

– И дружбана сдать? Который про меня много чего интересного рассказать может? Да и не собирался Захар его мочить. Кто ж должника убьет, пока надежда есть бабло вернуть? Потом – да, потом мог, конечно. Но это уже была бы не моя забота. Я сперва-то турнуть хотел Захара к едрене-фене. Мне ж еще надо было козла этого привести, подпоить. А после передумал. Понял, как можно Лехе цирк устроить – по полной программе. У меня давно уже, после одного дела раскрытого, дурь была припасена. От нее сперва пару минут будто засыпаешь с открытыми глазами. Ничего перед собой не видишь, сидишь, втыкаешь в одну точку. Потом чуток кино с мультиками смотришь. А после отрубаешься на часок-другой-третий – разбудить можно, но постараться придется. Трясти там или шумнуть. Вот мы все и обставили – чин по чину. Прикинули – как придурок выключится, мы притащим должника-доходягу. Захар его окучит несколько раз дубинкой. А как Леха отрубится окончательно, все спокойно приберем. Так ему мультики раза три-четыре устроим – сам в больничку побежит. А не побежит, санитаров вызовем, когда он обдолбанный валяться будет.

Так бы и вышло.

Если бы у урода, которого Захар молотил, не отказало сердце. Откинул копыта должник и свалил туда, где не догонишь. А когда догонишь, деньги без надобности окажутся. Захар, когда до него дошло, от злости пинать труп начал. Потом прикинул – чего терять-то, и, чтобы Леху пугануть по полной, ножом пырнул мертвяка пару раз. А как этот недоделанный отключился, отволокли труп в ванную, кровищу подтерли, взгромоздили Леху обратно на стул. Я протер ручку захарова ножа, сунул Лехе в кулак, сжал получше. Потом убрал нож в пакет для вещдоков – готово дело! Захар слинял в ванную. Я подсунул спящему в руки упавшую на пол газету, в которую тот втыкал перед отрубом. Потом вернулся на кухню и загрохотал посудой. Доброе утро, страна! Очухался придурок, собрал манатки и двинул домой. А мне того и надо – дел-то еще невпроворот. Только напоследок пригласил его еще раз – на завтра, типа на шашлыки, чтобы окончательно разобраться.

За ночь мы с Захаром отвезли тело в ближайший лесок и ветками закидали. Но не сильно – чтобы быстро нашел кто-нибудь. Как найдут, у меня уже улика есть наготове железная – хрен отвертишься. И алиби у него не будет, если я не подтвержу.

Наутро Леха прибегает в истерике, лопочет чего-то несуразное. Ну, думаю, со вчерашнего еще не отпустило. Лови еще! Напоил его заряженным кофе. А как обдолбыш опять в точку ушел, пошли мы с Захаром погулять – запасы закуси с выпивоном на вечер пополнить. Да и обстановку проверить. Может чего Лехе и привиделось, а может и не совсем. Знать бы, что вы уже к тому времени нас чуть не всей бригадой пасли, с крыш, да чердаков… А на улице все чисто было. С тем и вернулись в дом. Прятаться смысла особого уже не было. Но надо было еще придурка упаковать по-тихому до вечера. Поэтому дверь открыли неслышно. Захар пошел в ванную, на плеск воды. Вытащил родимого, в коридор, я его по башке приложил…

И оставалось-то ерунда – в машину этого козла, как стемнеет, отнести, да на небеса пристроить. А там картинка ясная – несчастный случай в состоянии наркотического опьянения. И, до кучи, рядом нож с его пальчиками и кровью убитого накануне мужика. Шах и мат!

Но тут уж вы к машине с браслетами подоспели, пока мы с Захаром сучонка этого в багажник кантовали…

Ну, все, короче, дальше и так понятно. Давайте протокол…

__________


Алексей


Когда я открыл глаза, надо мной в белом халате стоял человек в зеркальных очках. Который чуть не догнал меня у подъезда Сергея.

Как я теперь понимаю, зря не догнал.

В руках он держал тонкую папку. С белыми в далеком прошлом завязочками. Я знал, что это совпадение. Но, если бы место на больничной койке позволяло, отодвинулся бы как можно дальше.

– Долго же вы выкарабкивались, Алексей! Рад, что это вам удалось. Помните меня? Некогда мы вместе участвовали в одной утренней пробежке.

– Снимите очки, пожалуйста. У меня ощущение, что я разговариваю со стрекозой.

– Извините, привычка. У меня к вам несколько вопросов. К сожалению, доктор дал всего пару минут, так что я зайду попозже. А до этого времени, улучите минутку, ознакомьтесь с откровениями одного вашего знакомого. Глядишь и в норму быстрее придете.

– Его поймали?

– Поэтому мне и нужно кое-что уточнить.

– Сколько я пролежал?

– Порядочно. Пару раз все висело на волоске. Но теперь все позади. У вас очень хорошая сиделка. Она несколько дней назад ознакомилась с материалами, которые я сейчас передал вам. А только что всерьез пообещала оторвать мне голову, если я задержусь больше положенного. Поправляйтесь!

Дверь захлопнулась.

В прошлый раз я не лежал в палате, а подпирал входную дверь. Но дежавю слабее не стало. Я снова ждал того, чего не могло быть. Я надеялся, что, если очень сильно верить, произойдет невозможное.

Не успела дверь в палату полностью открыться, я произнес:

– Привет, Невезучка!


Июль – август 2011

Радость полета

Сборы не заняли много времени. Сумка набивалась, исходя из двух соображений – не брать ничего лишнего и не оставлять ничего своего. В результате были упакованы: электробритва, пара футболок, трусы-носки, зарядник для мобильного и даже наполовину решенный сборник японских кроссвордов с парой гелевых ручек в придачу. Притом, что бриться было незачем, переодеваться тоже, а кроссвордам явно суждено остаться неразгаданными. Но, даже вместив эти, явно бесполезные теперь вещи, сумка все равно осталась полупустой.

Смешно.

До чего мало, на самом деле, нужно человеку, если отбросить все лишнее.

Уже в дверях появилась запоздалая мысль оставить напоследок записку. Нет, пожалуй, не стоит. Ловко складывать слова в предложения никогда особо не выходило. А тут еще надо суметь высказать все, что накипело, в пару строчек – идея, принципиально неосуществимая. Да и ради чего стараться? Даже клинический идиот, сделав пару шагов от порога, все увидит

[…манекены…]

и поймет.

Щелчок дверного замка, натужный скрип старого лифта, вечно заедающая кнопка на двери подъезда.

Улица встретила солнечным светом и радостными птичьими трелями. Вообще-то первым желанием было прогуляться по городу – набраться напоследок впечатлений. Но наблюдать суетящихся в больших количествах счастливых хомо сапиенсов было невыносимо. Ноги сами собой направились к парку.

Посреди шелеста листвы, неторопливого плеска воды на душу опустилось ощущение… нет, не покоя, какой уж тут покой, но некоего блаженного оцепенения. Время замерло. Маятник, качнувшись, застыл в наклонном положении. Капля воды повисла в воздухе. Действие недавнего всплеска адреналина давно закончилось, измотанный организм требовал отдыха. Незаметно подступил сон…

__________


Глаза открылись вдруг, как будто толкнул кто, когда солнце уже перевалило за полдень. Парк свою службу сослужил, дал передышку, пора было двигаться дальше.

Но куда?

Есть не хотелось, разве что самую малость. А вот развлечься-отвлечься, насколько это возможно в данных обстоятельствах… Что-нибудь яркое, красочное, захватывающее. И при этом контакты с окружающими свести к минимуму. Пожалуй, кино – самый подходящий вариант.

На углу улицы, в новенькой форме, томился от безделья молоденький румяный летеха-полицейский.

Мелькнула шальная мысль: может быть, стоит подойти к нему, объяснить

[…о манекенах…]

все? Нет. Слишком счастливым выглядит лейтенант. Сытому голодного не понять.

__________


Боль не отпускает. Как беспрерывно ноющий зуб, память снова и снова разворачивает цепочку рисунков нелепого комикса. Вот неожиданно, в честь грядущего праздника, скряга-начальник отпускает всех с работы на пару часов раньше. Вот уже куплен букет. Торопливо звенит связка ключей, дверь нараспашку…

Наверняка с пещерных времен сотни и тысячи мужей точно также торопились домой. И так же на несколько секунд застывали безмолвными истуканами при виде открывшейся картины.

А дальше каждый реагировал по-своему…

__________


Фильм оказался – самое то. Стрельба, беготня, движуха, заботливо прорисованные монстры и обязательный, куда ж без него, хэппи-энд. Даже настроение слегка улучшилось. Надо бы закрепить его старым проверенным способом. Вот и магазин соответствующий прямо напротив кинотеатра.

Полки пестрели яркими манящими этикетками алкоголя всех сортов. Столько всего хотелось попробовать! Однако сейчас не до экспериментов – все равно печени на все не хватит, да и случай не тот. Надо взять пусть и немного, но что-нибудь поблагороднее – дорогое, солидное и проверенное. После недолгих колебаний выбор пал на небольшую бутылочку Hennesy XO. В подарочный набор в красивой коробке входил пузатый коньячный бокал, что было как нельзя более кстати. Оставалось прихватить – гулять, так гулять! – плитку черного шоколада, лимон, салфетки и виноградную гроздь побольше.

Так, с этим разобрались, но где бы расположиться так, чтобы и с городом попрощаться, и не мешал бы никто? Надо бы наверх куда залезть, на крышу. И людишки-букашки далеко и обзор – любуйся, не хочу. В такой ситуации красивый вид – не последнее дело.

Говорят, в свое время, известного французского романиста Ги де Мопассана стали регулярно замечать в ресторане на первом уровне Эйфелевой башни. Притом, что распоследний клошар знал – писатель люто ненавидит это сооружение – за то, что обезображивает вид Парижа. На недоуменные расспросы Мопассан отвечал, что это единственное место, откуда можно любоваться панорамой города, не замечая железную уродину.

Башня, конечно, не вариант, но вот забраться повыше – идея здравая.

__________


Выбранная наугад крыша оказалась идеальной. Плоской, не покатой. Ухоженной – на удивление чистой, ни следа голубей, и по-своему уютной. Даже ненавязчивый бортик по периметру нужной высоты – ни большой, ни маленький. В самый раз облокотиться.

Напитка королей оставалось все меньше. Алкоголь мягко туманил мозг. Крыша отдавала спине и натруженным ногам накопленное за день тепло.

Вроде бы уже пора и закругляться, но…

Когда-то в одной книжке было написано, что иногда, при определенных условиях, на закате последний солнечный луч бывает не желтого, не красного, а глубокого, изумительного, изумрудно-зеленого цвета.

Захотелось дождаться заката. Какая ирония! Всю жизнь бояться показаться другим, да и себе тоже, мягкотелым романтиком. И тут на тебе!

Но закат… Это было так… символично. Так подходяще.





Статистика победила и на этот раз. Луч оказался обычным. Ну и ладно, когда-нибудь, в другой жизни. Все равно было сказочно красиво.

Край крыши притягивал взгляд.

Бортик по-прежнему оставался невысоким и очень удобным – в самый раз вскарабкаться.

Вся жизнь перед глазами проноситься пока не спешила. Она вообще особо не баловала. Но было ведь и хорошее… Соты с липовым медом и цветущие яблони. Первый поцелуй с девчонкой. Ее лицо и имя давно стерлись, но мягкие влажные губы, пахнущие клубникой, кажется, еще только что прикасались к лицу. Рельсы в метро, медленно наливающиеся золотом от фонаря выезжающего из-за поворота поезда. Теплый ласковый ветерок на морском пляже. Раннее утро в постели с той единственной, которая… которая…

Если бы все-таки довелось оставить утром записку в пустой

[…с манекенами…]

квартире, то там стоило бы написать: за что??

За что вы со мной ТАК?!

А может быть, плюнуть на все и попытаться начать сначала? Придется, правда поговорить с тем лейтенантом на углу, со всеми вытекающими…


НЕТ!!!


Брошенный вниз взгляд скрутил тело судорогой под стать электрошокеру. В каждую ногу в старой разношенной кроссовке вцепилось… по манекену.

Этого не могло быть. Они остались там, в квартире. То же неестественное положение тел, мутный, остановившийся взгляд, бледные до синевы губы, темные, засохшие пятна кетчупа на коже…

Это всего лишь призраки в голове. Они тихо лежат очень далеко отсюда. Окончательно и бесповоротно. Они не имеют права находиться сейчас здесь, на этой крыше! Это… это просто несправедливо…

__________


Манекены не исчезали. Теперь уже, куда ни денься – в тюрьму, в монастырь, на дно морское – они всегда будут рядом.

Мертвые. Молчаливые. Беспощадные.

И убежать можно только одним способом…

Что ж, значит, теперь точно пора!

__________


Широко раскинутые руки. Свист ветра. Невероятное ощущение легкости и свободы…


Сентябрь 2011

Лилия

Андрей сидел на холодном полу подвала и ждал. Время от времени он бросал нетерпеливые взгляды на крышку люка в потолке. Скоро она откроется. Его любимая девушка вот-вот освободит его.

И он впервые назовет ее по имени.

__________


Все началось три месяца назад.

Андрей выскочил из дому поздним вечером, чтобы запастись пивом. Скоро начнется матч, а без холодной баночки в руках и футбол не футбол. У подъезда были навалены какие-то сумки, немного мебели и другое барахло. Деловитые грузчики вытаскивали из кузова последние вещи. Андрей чуть не споткнулся об объемистый баул и чертыхнулся про себя: кто же это додумался переезжать на ночь глядя?! Впрочем, сейчас не до этого. Надо поднажать, а то придется пропустить не только жеребьевку.

Очередь в магазине, как назло, тянулась медленно. Чтобы поменьше думать о том, что первый тайм уже идет, Андрей стал размышлять о странной парочке новых жильцов. Он видел их мельком, когда пробегал мимо. Пожилой мужчина и девушка стояли чуть в стороне, чтобы не путаться у грузчиков под ногами. Мужчина был высоким и широкоплечим. Андрей даже подумал сперва, что новый жилец не так уж и стар. Но полностью седая шевелюра, глубокие морщины, неприятно заострившийся нос, глубоко запавшие глаза и мертвенно-бледный цвет лица, который не смогли скрыть даже густые вечерние сумерки, говорили сами за себя. Спутницу старика Андрей почти не разглядел. В памяти осталась лишь стройная фигурка и пышная копна соломенно-светлых волос, рассыпанных по плечам. В тот момент Андрею показалось, что девушке не больше двадцати. Но теперь, вспоминая увиденное, он уже не был так уверен в этом. Лицо незнакомка прятала на груди обнимавшего ее мужчины. Стройность фигуры, бывает, сохраняется и в старости. А цвет волос в наше время – дело наживное.

Кассирша, наконец-то, пробила чек, и Андрей рванул домой с низкого старта. До подъезда оставалась пара метров, когда он поневоле замедлил шаг. Парочка стояла на том же месте, застыв неподвижным изваянием. Скорее из любопытства, чем из необходимости следовать хорошим манерам, Андрей пожелал им доброго вечера.

Ответа не последовало. Мужчина испытующе-пронзительно посмотрел и молча отвернулся. Светловолосое создание бросило лишь один короткий взгляд.

Этого мгновения хватило, чтобы Андрей погиб.

Безупречный профиль юного личика. Трогательный глаз лани. Мокрая от слез щека.

Щемящая сердце смесь восхищения, сострадания и нежности сладким ядом разлилась по телу, затуманивая мозг и будоража кровь.

В следующую секунду седой мужчина сморщенной белесой ладонью мягко, но непреклонно развернул лицо девушки к себе.

Андрей едва не бросился на помощь, чтобы вырвать несчастную из цепких объятий старика. Против воли на ум пришел заезженный художниками сюжет, когда демонического вида шипастое и клыкастое чудовище обхватывает крыльями хрупкую белокурую красавицу. Пришлось на несколько секунд уставиться в землю и глубоко дышать, ожидая, пока пройдет наваждение.

В тот вечер Андрею было не до футбола. Он просидел перед телевизором до конца матча с распечатанной, но так и непочатой банкой пива. Каждые несколько минут приходилось сосредотачиваться на игре, вспоминая, кто с кем играет. Стоило чуть задуматься, и перед глазами возникало заплаканное лицо незнакомки. Кем же, все-таки, эти двое приходятся друг другу? Учитывая разницу в возрасте, девушка вполне могла годиться мужчине в дочери. Нет, неизбежное в таких случаях сходство лиц отсутствовало. И объятия вовсе не походили на отеческие. Муж и жена? Но нечасто встретишь такую необычную пару.

Тем временем матч подошел к концу. Андрей с облегчением посмотрел на счет – его любимая команда вновь победила. Однако через минуту он и думать забыл о футболе. В тишине, воцарившейся в комнате после выключения телевизора, отчетливо послышались звуки передвигаемой мебели и голоса.

Слов было не разобрать, только еле уловимый гул. В этом не было ничего особенного – стены старого дома никогда не славились толщиной и звукоизоляцией. Вот только квартира, находящаяся с той стороны, откуда доносились звуки, уже пятый год пустовала.

Выходит, загадочная пара поселилась с ним по соседству.

__________


Недели две не происходило ничего особенного.

Девушка, если и выходила из дома, то крайне редко. По крайней мере, Андрей ни разу не видел ее с того раза, когда торопился к началу матча. Если бы не певучий тембр голоса за стеной по вечерам, он бы уже начал сомневаться – не привиделась ли ему незнакомка. Зато мужчина исправно встречался на лестнице – то с пакетами из продуктового неподалеку, то с мешком мусора. Они даже обменивались короткими банальными приветствиями. Лишь на пятый или шестой раз Андрей обратил внимание на небольшую странность. Здороваясь с ним, старик никогда не смотрел в глаза. Он сосредоточенно вглядывался в какую-то, одному ему известную точку – то ли на подбородке, то ли на шее собеседника.

Со временем звук голосов за стеной стал меняться. Если сперва это был спокойный и негромкий гул, то изо дня в день тон говорящих все повышался. И однажды разразился настоящий скандал.

Андрей испытывал противоречивые чувства. Он не собирался подслушивать и уж, тем более, не хотел вмешиваться в отношения незнакомых людей, но… Невнятные обрывки слов. Ощущение, что еще чуть-чуть, и уловишь смысл сказанного, а он снова и снова юркой рыбкой ускользает от понимания. Сочувствие неизвестной девушке. Все это сводило с ума. В конце концов, убедив себя, что просто хочет помочь и действует из самых лучших побуждений, он распластался по стене, плотно прижавшись к ней ухом. Громкости прибавилось, однако звуки были, по-прежнему, неразборчивы. Отчаявшись, Андрей воспользовался стаканом, приставив его к стареньким потрепанным обоям. Стало гораздо лучше. Но к тому времени спорщики, похоже, уже высказали друг другу все, что накопилось, и скандал утихал. Получилось разобрать лишь несколько заключительных фраз.

На повышенных тонах говорил, в основном, мужчина. В его голосе причудливым образом переплетались сердитые и умоляющие нотки. Он произнес что-то вроде:

– Дай мне хоть немного… мне очень нужно…

Девушка отвечала гораздо тише и мягче, поэтому удалось разобрать лишь:

– …койся… все бу… …рошо…

__________


Несмотря на примирение, бурные выяснения отношений с вечера и до глубокой ночи вскоре стали обычным делом. Андрей больше не подслушивал, но не обращать внимания на происходящее становилось все труднее. Несколько раз он собирался с духом, подходил к соседской двери, подносил палец к кнопке звонка, и… боялся того, что может произойти дальше.

Нет, он был вовсе не робкого десятка. Просто, когда в памяти всплывал образ плачущей девушки… Девушки его мечты в объятиях другого… Когда Андрей вспоминал, чего ему стоило сдержать себя в тот вечер… Он всерьез опасался, что может сорваться и натворить каких-нибудь непоправимых глупостей.

Во время очередной шумной разборки, когда дошло уже до битья посуды, находиться в квартире стало просто невозможно. Андрей оделся, накинул ветровку и вышел на улицу. Подальше от криков – пока не улягутся страсти и в соседней квартире, и в его душе.

Ночь дышала покоем и безмятежностью. Но из торопливых, нервных шагов сложился не один километр, пока пришло долгожданное умиротворение. Пора было возвращаться назад – небо вот-вот начнет светлеть. Впереди показались очертания родного дома, когда за спиной послышался быстрый цокот каблучков. Яркий свет витрины магазина выхватил из тьмы пышные светлые волосы – того чудесного соломенного оттенка, который был похож…

Неужели?!

В оцепенении Андрей наблюдал, как незнакомка подходит все ближе. Она остановилась за пару шагов и посмотрела на него – без опаски, скорее с легким удивлением. Это был взгляд девушки, знающей о своей красоте и ясно представляющей силу ее воздействия. При этом не ощущалось ни капли высокомерия или надменности. Заметив реакцию застывшего столбом Андрея, красотка лукаво улыбнулась. Затем плавным элегантным движением совершила полный поворот, заставив развеваться свои волосы и изящный легкий плащ. Это было живое воплощение Совершенства. Куда подевалось трогательное плачущее существо с бледной просвечивающей кожей? Перед Андреем стояла настоящая царица Ночи! Озорной блеск серых глаз. Натуральный румянец во всю щеку (наверное, от быстрой ходьбы). Уверенные, отточенные жесты.

Оценив произведенный сногсшибательный эффект, девушка неожиданно по-детски прыснула в ладошку. Ее безупречный носик очаровательно сморщился. Отсмеявшись, она без тени смущения обратилась к Андрею:

– А я тебя помню. Ты живешь с нами в одном доме. Успел в тот раз на футбол?

– Почти. Как ты догадалась?

– По пиву. И спешке. Важных гостей пивом не угощают. Только таких, с кем ты на короткой ноге. Но в этом случае они легко подождут и десять минут, и полчаса. Если бы ты просто покупал его для приятелей, то не спешил бы, сломя голову. Значит, старался успеть к сроку – к чему-то, что так или иначе началось бы без тебя. Первое, что приходит на ум – телевизор! А что мужчины предпочитают смотреть по телевизору, прихлебывая пиво? Вряд ли любимый сериал.

– Да уж, не поспоришь – в яблочко… – Андрей собрался с духом. – А можно бестактный вопрос?

– Ну,попробуй.

– Почему вы все время ссоритесь?

– Действительно бестактный. Все равно как, если бы я спросила, почему ты живешь один?

– Это у меня что, на лбу написано?

– Практически.

– А серьезно?

– А серьезно – ты сам проговорился.

– Когда?

– Только что. Когда спросил меня про ссоры. Раз ты в курсе, значит, живешь в соседней квартире и слышишь наши… домашние сцены. Причем слышишь не очень отчетливо, иначе бы знал причину и не спрашивал. Но будь у тебя подружка, – девушка слегка усмехнулась, – она давно запилила бы тебя, чтобы ты проявил характер и разобрался с несносными соседями.

– Как просто.

– А то. Как сказал один человек: «Логика – это ужасная, непреодолимая сила!» Ну и почему ты один? Причина достаточно уважительная?

– Самая банальная. Не встретил ту единственную, которая… Окончание фразы можешь придумать сама.

– Тогда я тоже ограничусь недомолвками. Я… не могу объяснить, что происходит, но, пожалуйста, не говори Косте, что видел меня. Это его… очень расстроит.

– Косте?

– Моему мужу.

– Как тебя угораздило выйти за этого старого зануду?

– Он не зануда. – В голосе девушки явственно слышалась печаль. – И не такой старый, как кажется. Просто… у него довольно трудная жизнь – постоянные стрессы, нервы. И это наложило на него отпечаток. К тому же сейчас, как ты уже заметил, у нас немного не ладится. А я его люблю и не хочу расстраивать по пустякам.

– Каким?

– Он боится выпускать меня из дома. Ему не нравится, когда я гуляю одна. Очень волнуется, как бы чего не случилось. Честно говоря, у него есть повод для беспокойства, но не могу же я сидеть взаперти вечность. Не скажешь? Пожалуйста…

– При одном условии. Я до сих пор не знаю, как тебя зовут.

В глазах девушки блеснули лукавые огоньки.

– Лилия.

Она потянулась к Андрею. Поцелуй длился всего мгновение. Потом дверь подъезда хлопнула, заглушив дробный перестук ее каблучков.

А он все стоял и стоял под ослепительно яркой полной луной. И улыбался от уха до уха.

__________


На какое-то время все вернулось в свою колею. Даже голоса за стеной то ли стали спокойнее, то ли воспринимались уже, как должное. Но это было затишье перед бурей. Судя по всему, муж все-таки узнал о ночных вылазках Лилии и совершенно вышел из себя. Когда-то Андрей воспользовался стаканом, чтобы быть в курсе происходящего. Теперь же он мечтал о шлеме танкиста. Громовой бас рассерженного мужчины пробивал стену, как пуля – листок бумаги.

– Ты не имела права так поступать! Кто клятвенно обещал, что шагу не ступит за порог без моего ведома? Ты понимаешь, какие мне придется принять меры?

И дальше еще долго в таком же духе, все громче и громче, нарастая до неистового крещендо. Андрей, на этот раз твердо решивший вмешаться, уже направлялся к дверям, когда Лилия что-то резко, почти истерично ответила. Слов было не разобрать, но возглас был коротким и хлестким, как пощечина.

На этом все звуки из-за стены оборвались, как будто их отрезали ножом. Неожиданное безмолвие, однако, покоя не принесло. Это была тишина перетянутой до предела струны, готовой с оглушительным звуком лопнуть, упади на нее хоть пылинка. Андрей проворочался остаток ночи, не сомкнув глаз. Заснуть удалось лишь под утро.

В результате он здорово проспал и опоздал на встречу с заказчиком. Хорошо хоть клиент был давним, хорошим знакомым и не стал скандалить, а отнесся с пониманием. В благодарность Андрей засиделся над его проектом допоздна.

Возвращаться домой пришлось за полночь. Глаза слипались, ноги налились неподъемным свинцом. Последнюю пару сотен метров до подъезда Андрей спал на ходу, положившись на автопилот, когда его чуть не окатил водой из лужи проезжавший мимо грузовик. Сзади на кузове белела надпись: «Перевозка мебели круглосуточно». Глядя машине вслед, он вяло размышлял, где и когда видел недавно точно такой же лозунг. Но тут грузовик повернул направо и…

Остатки сна окончательно улетучились. В свете придорожного фонаря сквозь боковое стекло кабины мелькнула знакомая соломенная челка.

Нет! Лилия не может уехать, не может бросить его одного! Ее нельзя потерять!

В этот момент Андрей вдруг осознал, что для него значит эта хрупкая, полузнакомая, принадлежащая другому девушка.

В отчаянии он чуть было не бросился за грузовиком, но тот уже скрылся за поворотом. Запоминать номер было слишком поздно.

Ноги сами собой заспешили к дому. Мозг судорожно перебирал варианты. Это ошибка, просто ошибка. Он обознался. Надо сейчас же пойти к соседям и убедиться, что никто никуда не выезжал. Предлог? Плевать! Все, что угодно – соль закончилась, зашел поболтать по-соседски. А если все-таки… Гнать, гнать эту мысль… Машина! Точно такой же рекламный слоган был на грузовике в тот день, когда он первый раз увидел своих соседей. В крайнем случае придется звонить в эту контору, выяснять про сегодняшний поздний рейс.

Подъезд. Лестница. Дверь. Звонок. Долгая трель гулко отдается от стен квартиры.

Не дождавшись ответа, Андрей, слабо соображая, что делает, пнул в сердцах хлипкую дверь так, что косяк с жалобным хрустом продавился внутрь.

Терять было нечего. Он зашел в квартиру и осмотрелся.

Пусто.

Обои с полустертым рисунком, свисающие клочьями. Ветхие, рассыпающиеся занавески. Через пару-тройку недель пол покроется слоем пыли и квартира вновь примет нежилой вид. Умом Андрей понимал, что Лилии здесь нет, что она вряд ли когда-нибудь вернется сюда. Но сердце упрямо не желало мириться с утратой. Он методично обошел комнату за комнатой, заглядывая во все закутки и спотыкаясь о старую рассохшуюся мебель, брошенную еще первыми хозяевами квартиры. Ничего. Ни малейших следов недавних жильцов. Как будто ночной переезд, невнятные голоса по ночам, поцелуй под полной луной – оказались миражом. Пора было возвращаться. Андрей уже направлялся к выходу, когда под старой, полуразвалившейся кроватью увидел то, что принял сперва за рулон старого тряпья.

Опустившись на колени, он наклонился пониже, заглянул в неширокую темную щель…

И с криком отпрянул назад.

Под кроватью с широко открытыми глазами лежал мертвец.

__________


Когда первый шок прошел, Андрей, превозмогая отвращение, вытащил беднягу на середину комнаты. Это был пожилой, плохо одетый и, по-видимому, сильно пьющий человек. Лохмотья, в которые он был облачен, покрывал равномерный слой пыли. Видимо потому, что его, как свернутый в рулон ковер, просто закатили под кровать. Лицо и кисти рук, не закрытые одеждой, были бледно-синюшного цвета. Но самое странное и жуткое – на лице покойника застыла безмятежная блаженная улыбка. На отравление или сердечный приступ не спишешь, а внешних повреждений, вроде бы, не имелось. В то же время Андрея не оставляло ощущение, что он где-то видел нечто подобное… Какая-то сумасшедшая, невозможная ассоциация. Повинуясь безотчетному порыву, он перекатил набок голову усопшего, обнажив шею.

И тут все окончательно запуталось. На сонной артерии мертвеца темнели две точки, прекрасно знакомые любому, кто хоть раз в жизни смотрел малобюджетный фильм ужасов.

В голове завертелась карусель образов и воспоминаний. Руки старика, жадно обхватившие стройную женскую фигурку. Косые взгляды на лестнице, направленные на шею собеседника. Ночной образ жизни. Слова Лилии, что ее муж не такой старый, как кажется. Может быть, он в тот раз истолковал ее слова неправильно? А она не могла сказать всей правды и намекала, что, на самом деле, этот человек (человек ли?) гораздо старше?

Лилия! Лилия в опасности! Если он правильно уловил суть подслушанного тогда разговора, это чудовище в человеческом обличье просило девушку… дать утолить свою жажду. Отсюда и постоянные скандалы. Она хочет вырваться из-под власти мужа, но если допустить на секунду, что старик действительно является… этим существом, то несчастная не в состоянии оставить своего господина. Андрей постарался припомнить все, что знал по этому вопросу. Вроде бы связь распадается только со смертью хозяина или слуги. Но слуга физически не может причинить вред хозяину.

Значит…

Значит, если не останется другого выхода, разорвать эти узы придется Андрею.

Первым порывом было – обратиться в полицию. Естественно, не рассказывать всего. Но позвонить, сообщить о погибшем, рассказать, кто здесь жил. Константина этого поймают и посадят…

Да, так будет правильно. Кем бы ни был загадочный старик, не нужно без необходимости брать грех на душу. Сперва стоит попробовать легальные варианты. Но быть готовым к тому, что, когда они не сработают, для освобождения Лилии ее мужу придется погибнуть. А то его запросто могут всего лишь посадить на долгий срок. Что при бесконечной продолжительности жизни ничего не решит. И это еще в случае, если его удастся поймать. А могут быть расклады и похуже. Например, Лилия попадет под подозрение в соучастии и ее тоже арестуют. Или сам Андрей не сможет внятно объяснить, как он попал в пустую запертую квартиру с трупом. Да и мертвец-то – если не бомж, то уж точно не олигарх. Будут ли служители правопорядка усердно рыть носом землю ради такого – пойди угадай. Значит, придется начинать самому. В крайнем случае, силовиков можно подключить в самом конце. Когда он найдет логово преступника и доказательства его вины.

А до той поры не нужно поднимать никакого шума. Если все получится, можно после предъявить полиции и тело этого несчастного. Будет дополнительный гвоздь в гроб нечисти. Но сейчас, если что-то пойдет не по плану, надо замести следы, чтобы Андрея и счастливого покойничка ничего не связывало. Значит тихо и быстро делаем генеральную уборку и уничтожаем все пальчики. А тушку усопшего, дабы ее не обнаружили раньше времени по тошнотворному запаху, закатываем в полиэтиленовые мешки.

__________


За работой ночь пролетела незаметно. Закончив, Андрей отправился к себе и провалился в чуткий, нервный сон. Проснулся только под вечер, совершенно разбитый. Но откладывать намеченное было бы непростительной глупостью.

Полчаса ушли на поиски телефона компании грузоперевозок и разговор с диспетчером. На Андрея снизошло вдохновение. Серьезным напористым тоном он наплел девушке-оператору о ценных документах, якобы забытых съехавшими жильцами в оставленной квартире. Через пять минут выяснились и номер заказа, и адрес доставки.

И то, что ехать по этому адресу бесполезно.

После погрузки всех вещей заказчик изменил пункт назначения. Поэтому, куда на самом деле отправлялась машина, диспетчер, при всем желании, сказать не могла. Вчера дежурила ее сменщица, но она сейчас отсыпается дома. А водитель с бригадой грузчиков снова на выезде – в районе новостроек. С таким же успехом они могли отправиться на Луну. Любой ребенок знал, что мобильная связь в той части города практически отсутствует. Приуныв, Андрей смирился с мыслью, что поиски придется отложить до завтра. Он уже собирался положить трубку, как вдруг услышал в высшей степени любопытную информацию о том, что один из грузчиков той бригады попал в больницу. Это показалось бы простым совпадением, если бы не улыбающийся покойник, отдыхающий в пустой, отмытой до зеркального блеска квартире. Охая, ахая, поддакивая и притворно ужасаясь, Андрей, с легкостью заправского жиголо, выведал у собеседницы имя захворавшего и название клиники. После чего наскоро попрощался и, не теряя ни минуты, рванул в больницу.

__________


Всю дорогу не отпускали тревожные раздумья. Захочет ли больной рассказывать о происшедшем? Будет ли вообще в состоянии разговаривать? А может быть, это действительно совпадение и странное недомогание не связано с теми, кого он ищет? Мелькнула отчаянная мысль, не прикинуться ли каким-нибудь следователем, чтобы разговорить пострадавшего.

Но переживания оказались напрасными. Все прошло, как по маслу, без противозаконных уловок. Пациент четвертой палаты 26-й городской больницы Куприянов Николай Иванович оказался разговорчивым, словоохотливым человеком. Так что приехать именно вечером, когда время посещений подходило к концу, было удачной мыслью. Иначе заскучавший в четырех стенах балагур разливался бы соловьем несколько часов подряд. Только увидев, что отчаявшийся добраться до сути Андрей потихоньку пятится к дверям, говорун перешел от пространного изложения обстоятельств своей жизни к описанию вчерашнего рейса.

– Ну, вот я и говорю, мы уж, почитай, пошабашили. Осталось занести всякую мелкую шушеру. Да и вещей было не особо много. Даже странно. Я тебе по опыту скажу – если хоть одна баба соберется куда переехать, у нее шмоток будет, обуви, косметики, прочих прибамбасов по женской части – мое почтение! И чем она красивее, тем больше этого добра. Хотя, если рассудить, столько всего разве что распоследним страшилищам надо, а вот поди ж ты. Но в этот раз не так все оказалось. Деваха-то, – тут Николай Иванович восхищенно почмокал губами, – высший сорт! А вещей – и полкузова не забили, даже если с мебелью посчитать. Поэтому пошабашили в тот раз быстро. Ну вот, значит, мужики вниз, к машине пошли. Михалыч, бригадир наш, с хозяином рассчитывался. Я последний мешок барахла занес… А дальше… Дальше провал. Только помню, Михалыч мне по мордасам с обоих рук навешивает, в чувство привести пытается. По лестнице он меня свел, в машину посадил, там я и сомлел. Как меня скорая забирала, не помню. Очнулся уже тут, на койке.

В этот момент хмурая медсестра пришла выдворять назойливого посетителя. Николай Иванович на клочке бумаги наскоро нацарапал адрес. Андрей пожелал ему скорейшего выздоровления и поспешил на выход.

Что ж, время потрачено не зря. Отметины на шее покойника, мирно отдыхающего в пустой квартире – не случайность. Андрей заметил это, едва подошел к койке внезапно заболевшего грузчика. У разговорчивого пациента была точно такая же пара точек. В том же самом месте. Может быть, дражайший Николай Иванович увидел что-то, чего не должен был увидеть? Возможно, Лилия попыталась попросить его о помощи, рассказать, что она тут находится против воли. А ее загадочный муж пресек на корню эту попытку.

План на завтра стал простым и понятным. Добытый адрес Андрей предусмотрительно выучил наизусть. Завтра он поедет в этот дом и постарается вызволить Лилию самостоятельно. Надо только дождаться, когда ее бледный страж покинет квартиру. Если же миром увезти девушку не получится, придется обратиться в полицию. Правда, если Лилия откажется давать показания против своего мужа, доказать его опасность для окружающих будет непросто.

Однако, отбросим пока юридические тонкости – завтра он снова увидит самую прекрасную девушку на свете! Поставив будильник на два часа раньше обычного, Андрей провалился в сон.

__________


Простой четкий план провалился в самом начале. Приехав по указанному адресу, он обнаружил пышущую праведным негодованием, как вулкан раскаленной магмой, хозяйку квартиры в окружении сердобольно кудахтающих соседок. Инстинкт самосохранения выпустил в небо три красных ракеты и врубил на полную катушку пожарную сирену. Андрей на ходу перестроил свою легенду о забытых съехавшими постояльцами документах, в мгновение ока превратившись в незадачливого кредитора, разыскивающего бывшего соседа по подъезду. Сокрушаясь о легкомысленно одолженной вероломному нечестивцу кругленькой сумме, Андрей усыпил бдительность подозрительных кумушек и через десять минут узнал все подробности.

Парочка, которую он преследовал, не усидела на новом месте и двух суток. Зачем вчера, ближе к полуночи, ее великовозрастный сын приходил к постояльцам, хозяйка не знала, и знать не хотела. Но через дверной глазок соседка напротив видела, что высокий худой старик тащил гостя, как нашкодившего котенка, за шиворот на лестничную площадку, а после на улицу. Сынуля, пошатываясь, добрел до родного порога и слег. Сейчас ему полегчало, но разъяренная матрона не стала дожидаться утра, а тут же поехала к обидчику, и велела немедленно убираться. Через три часа квартира опустела.

Что было досадно до невозможности. Если подозрения Андрея справедливы, совершенно ясно, почему два предыдущих раза муж Лилии устраивал переезд в темное время суток. Не прояви хозяйка излишнюю резвость, приедь поутру, десять против одного – жильцы под любым предлогом носа не высунули бы до вечера.

И Андрей успел бы их застать. Можно было бы, как минимум, проследить за отъездом, узнать, куда на этот раз подались беглецы. А теперь ищи ветра в поле.

Овладевшее им отчаяние было столь искренним и глубоким, что сердобольные старушки выложили все, что знали. А знали они, на удивление, немало. Почти поголовно страдающие бессонницей, разбуженные среди ночи шумом, неизбежным при загрузке машины, они описали картину переезда настолько детально, что, находись сам Андрей на месте событий, он не заметил бы и половины. Тем не менее, если отбросить эмоции, впечатления и откровенный вымысел, абсолютно точно удалось установить только два факта. Во-первых, грузовик с вещами уехал по загородному шоссе. Во-вторых, сумма, уплаченная водителю, была относительно небольшой – вряд ли машина покидала пределы области. Негусто, но гораздо лучше, чем ничего. Можно даже сказать, повезло – в стороне, куда вела эта дорога, не было ни городов, ни крупных поселков. Только несколько небольших, далеко разбросанных друг от друга деревенек.

Придется набраться терпения и как можно быстрее обшарить окрестности вдоль трассы. Пока Лилия не исчезла в неизвестном направлении безвозвратно.

Оставалось горячо поблагодарить соседок-наседок и поспешить на работу – срочно отпроситься в отпуск.

Конечно, хорошо бы еще взглянуть на шею хозяйского сынули, но сделать это, не вызывая подозрений, сложно. А Андрей и так был почти уверен в том, что там увидит.

__________


Прочесывание местности заняло гораздо больше времени, чем он предполагал. Однако, к исходу второй недели, в двадцати километрах от города обнаружилась заправка, где грузовик с мебелью останавливался в ту ночь. Молодой разбитной заправщик с черными блестящими глазами уроженца юга восторженно-похабными жестами живо описал поразившие его в самое сердце (и чуть пониже) прелести белокурой принцессы. Пока высокий худой старик ушел с водителем оплачивать бензин, горячий парень подбежал к кабине перемолвится словечком с красавицей. Она что-то коротко ответила тихим чарующим голоском, на описание которого у работяги в засаленном комбинезоне не нашлось ни слов, ни жестов. Но тут ее мужчина вернулся и…

Дальше все было понятно без слов. Королевский фингал под глазом начинал желтеть. Знакомых отметин не было видно, но при разговоре заправщик раза три машинально поскреб шею, как раз в том самом месте. Это могла быть старая привычка. Или недавно зажившая ранка.

Две ранки.

__________


Дни сменяли друг друга быстро и незаметно, как кадры кинопленки. После третьей просьбы о продлении отпуска пришлось расстаться с рабочим местом. Но сейчас это было неважно. Район поисков быстро сокращался. Осталась горстка деревень на самой границе области, когда терпение и настойчивость Андрея были вознаграждены.

Мальчишки, игравшие в придорожной пыли, указали ему на бабульку, помогавшую недавно обустраиваться двум приезжим. Парочка поселилась в пустующем, стоящем на отшибе доме, окруженном с трех сторон подступающим лесом.

Пожилая женщина встретила любопытного гостя неприветливо. Напрасно Андрей растрачивал свое обаяние. После долгих дотошных расспросов что да как, строгая хозяйка велела перестать врать и выложить все начистоту. Пришлось честно признаться, что всего рассказать он не может. Но ничего плохого не замышляет. Наоборот – собирается спасти девушку, которую удерживают здесь насильно, против воли.

Губы старухи, и без того тонкие, сжались в сердитую линию:

– Против чьей воли? Твоей? Чего-то не видала я, чтобы ее сюда на веревке силком волокли.

– Не в веревке дело. Не может она уйти. А хочет. Очень хочет.

– С чего ты взял?

– Знаю. Чувствую.

– Ишь, чувствительный какой сыскался. Повидала я вас, таких, на своем веку. Негоже без спросу в чужую жисть лезть, да на чужую жену при живом-то муже засматриваться. Промеж ними сейчас кошка пробежала, что правда, то правда. Но, может, еще наладится все. А ты только перебаламутишь и запутаешь.

– Не запутаю. Я же как лучше хочу.

– Откудова тебе, сопляку, знать, как оно – лучше-то? Я про другое толкую – ежели сейчас отступишься…

Андрей иронично усмехнулся.

– То буду жить долго и счастливо?

– Не знаю, – отрезала старуха. – Как получится, так и будешь. А не свернешь с этой дорожки – не будет тебе добра от краденого чужого счастья.

– Спасибо, бабушка, за совет, но я уж как-нибудь сам разберусь со своей жизнью. Не для того я столько искал, чтобы сейчас, поджав хвост, сбежать.

– Что ж… Я тебя предупредила. Поступай, как знаешь.

– Вот и ладненько. Дорогу-то покажешь? Я ведь и у других спросить могу. А не скажет никто – сам все дома обойду. Из-под земли достану.

– Из-под земли говоришь… Поди знай, может и придется. Парень-то этот все про подвал меня спрашивал. Чтобы, значит, непременно просторный был и крепкий. А то, говорит, другое жилье придется подыскивать.

– Какой еще парень?

– Известно какой – муж этой вертихвостки, зазнобы твоей.

– Хорош парень! Худой, седой, весь в морщинах! Он же старше вашего будет.

– Да чего я тебя вразумлять-то нанялась? Дурака учить – только портить. Будь по-твоему. Вон тот дом, который с зеленой крышей. Прощевай. И… – голос усталой женщины дрогнул, – храни тебя Господь!

__________


Калитка в высоком крепком заборе оказалась не заперта. Двухэтажный дом сиротливо стоял посреди просторного пустого двора, заросшего сорной травой. Однообразие пустыря нарушала лишь пара сооружений. Да и сооружениями-то их можно было назвать с большой натяжкой. По левую сторону доживал свои дни покосившийся сарай. По правую – бесформенная груда из недавно сколоченных пустых деревянных клеток. Десяток из них кто-то пытался установить в более-менее ровный ряд, но то ли не успел закончить, то ли забросил это занятие.

Предположение, что днем обитатели дома носа не высунут из своего убежища, похоже, подтверждалось. Особой нужды прятаться не было. Главное, шуметь поменьше и не тянуть до заката, а быстрее найти способ проникнуть внутрь, в логово. Но дом из потемневшего дерева с закрытыми наглухо старомодными ставнями выглядел так неприветливо… Андрей зябко передернул плечами и уговорил себя сначала изучить повнимательнее двор. На случай неприятных неожиданностей во время срочного отступления. Например, в виде непривязанного ротвейлера, затаившегося по ту сторону дома.

Осмотр правой части двора ничего не дал.

Несколько клеток в недавнем прошлом были обитаемы. Скорее всего, тут держали кроликов или другую мелкую живность. Но потом все куда-то подевались. Что ж, факт занятный, однако особого интереса не представляет. Осталось прогуляться с обратной стороны дома и осмотреть дряхлый сарайчик.

На задней стенке развалюхи под небольшим навесом висел на гвоздях нехитрый набор инструментов – топор и лопата. Неподалеку влажно чернела куча свежевскопанной земли. Андрей решил снять верхний слой и проверить, что скрывается в ее недрах. Вряд ли что-то более необычное, чем компост или навоз, но… Как предлог оттянуть момент захода в дом – сгодится. Пара минут физических упражнений на свежем воздухе прошла впустую. Андрей совсем уже было собрался переходить к исследованию сарайчика, когда под очередным комом земли показался клочок светлого меха. Несколько энергичных взмахов лопатой обнажили три кроличьих тушки, похожие на маленькие скомканные плюшевые игрушки. Скорее всего остальные обитатели опустевших клеток лежат глубже. Но дальнейшие раскопки не имели смысла – он уже увидел все, что хотел.

На горле каждого из кроликов чернели одинаковые засохшие сдвоенные пятнышки.

С неспешной неотвратимостью асфальтового катка навалилось парализующее мозг осознание опасности и собственной беззащитности. Вплоть до этой секунды Андрей был полностью сосредоточен на поиске Лилии и ее мужа. План дальнейших действий имел смутно-неопределенные очертания. И теперь предстояло импровизировать на ходу, потому что Андрей был ни капельки не уверен, что у него хватит пороху еще раз вернуться в это проклятое место.

Пускай даже с оружием и нарядом полиции.

Что же предпринять?

Чеснок, святую воду или серебро явно не отыщешь по эту сторону забора. Остается осиновый кол. Андрей с сомнением посмотрел на черенок лопаты. Может, это и не осина, но все лучше, чем ничего. Чтобы не грохотать лишний раз металлом по металлу, он не стал сбивать штык лопаты с рукоятки, а наскоро обтесал топором ее обратную сторону.

Почувствовав себя увереннее, он обошел сарайчик и уперся в дверь, на которой висел новенький, блестящий, еще в следах заводской смазки, амбарный замок. К счастью, длинная железная полоса, к которой этот замок крепился, была совсем ржавой. И держалась на нескольких, таких же ржавых гвоздях. Андрей протиснул лезвие лопаты между полосой и старыми досками и нажал на рукоять, как на рычаг. С четвертой попытки сдался последний гвоздь. Путь был открыт.

Оказалось, что изнутри стены обиты каким-то мягким материалом. В результате сюда не проникал ни единый лучик света. Покосившаяся дверь норовила закрыться. Пришлось подпереть ее топором, чтобы хоть немного оглядеться, прежде чем шагнуть в темноту. Сарай был абсолютно пуст, если не считать большого тяжелого люка в полу с двумя мощными подпружиненными засовами. Судя по всему, они защелкивались автоматически, когда крышку опускали на место. Хорошо еще, что запоры не удерживаются замками – просто потяни и люк откроется. Но придется выпустить из рук свое оружие. Оставалось надеяться, что его визит окажется неожиданным и никто не выскочит внезапно из-под земли в самый неподходящий момент. Собравшись с духом, Андрей рванул засовы на себя, откинул крышку и схватил лопату снова.

Ничего.

Лезть вниз, в кромешную темноту, было страшно. Но секунды беззвучно утекали песком сквозь пальцы и, если сейчас ни на что не решиться, то исчезнет даже мизерное преимущество внезапности. Тем более, что, похоже, в дом идти не придется. То, что он искал, скорее всего, находится здесь.

Андрей начал спускаться, осторожно пробуя ногой следующую ступеньку узкой крутой металлической лестницы и слепо шаря перед собой руками. На очередном шаге он нащупал свисающий с потолка подземелья тонкий шнурок и машинально дернул за него. Помещение затопила ослепительная вспышка.

Впрочем, такой она показалась лишь в первые секунды. Когда зрение вернулось, застывший на месте Андрей разглядел пару обычных ламп дневного света. Потом посмотрел вниз.

И остолбенел снова.

Подвал не был логовом старика-нелюдя. На неширокой кровати неподвижно лежала бледная, как смерть, Лилия. Так вот чего она опасалась, вот какой судьбы хотела избежать. Вот почему так отчаянно пыталась просить о помощи! Седой морщинистый монстр держит ее здесь, взаперти, опасаясь, что его страшная тайна раскроется. Но теперь расплата неминуема!

Одним махом перепрыгнув оставшиеся ступеньки, Андрей бросился к несчастной девушке. Ее руки были холодны, как лед. От волнения он никак не мог нащупать пульс. Электрическим разрядом обожгла мысль, что все напрасно. Он опоздал.

В этот момент в приоткрытую дверь сарая донесся грохот распахнутых настежь ставней и хриплый полукрик-полувой: «Эй! Туда нельзя! Наза-а-ад!!!»

Счет пошел на секунды. Суматошный хаос сомнений, переживаний и прочей мишуры рассыпался карточным домиком. Остались простые, короткие, кристально-четкие мысли.

Произошло невозможное. Ночное чудовище проснулось днем и спешит сюда. Убежать не успеть. Лилию оставлять нельзя. Нельзя. Как проклятый старик сможет выбраться на солнечный свет? Неважно. Как-то сможет. Придется драться. В конце концов, затем он сюда и пришел.

Сбросив оцепенение, Андрей метнул лопату с заостренным черенком вверх, в проем люка, чтобы освободить руки. Потом сгреб невесомую, как пушинка, девушку в охапку и взлетел по ступенькам – прочь из подвала.

Порядок. Теперь аккуратно положить драгоценную ношу в дальний угол, где потемнее, и подобрать оружие.

Он едва успел нашарить свой импровизированный кол и встать сбоку дверного проема, когда послышались торопливые тяжелые шаги. Вошедший, не обращая внимания на открытый люк, подбежал к Лилии и склонился над ней.

Андрей вдохнул поглубже, сжал черенок лопаты обеими руками и шагнул вперед.

Сперва глубоко вдавилась внутрь ткань рубашки на спине. Потом, когда предел ее прочности был преодолен, кол проник глубже, сквозь кожу и мышцы. Но не остановился, а двинулся вперед, до самого сердца, лопнувшего перезрелой сливой, и дальше, дальше – сквозь противно хрустящие ребра – пока не вышел наружу с другой стороны.

Андрей помотал головой, прогоняя наваждение.

Нет. Он не сможет этого сделать. Человек или не человек – никто не заслуживает быть убитым подлым ударом в спину. Пусть с преступником разбираются те, кто должен. Оглушим, свяжем и сдадим с рук на руки тепленьким. Сейчас мы его лопатой плашмя по кумполу…

В этот момент сидящий над Лилией обернулся.

И начался кошмар. Старик внезапно оказался прямо напротив оторопевшего Андрея, вырвал у него из рук кол и отшвырнул в сторону. Они сцепились, начали бороться. Со стороны происходящее напоминало извращенную пародию на вальс. Обхватив друг друга руками, мужчины кружили по комнате, раскачиваясь и пошатываясь, словно пара загулявших пьянчуг. Пока нога одного из горе-танцоров не провалилась в пустоту люка, и он не рухнул вниз, увлекая за собой другого.

Падая, они зацепили крышку с засовами и, пока стены и потолок менялись местами, а ступеньки больно колотили по ребрам, с оглушительным металлическим грохотом люк захлопнулся. Не чувствуя от шока боли синяков и ссадин, Андрей взбежал к верхушке лестницы и попытался выбраться наружу. Но защелки-автоматы сработали исправно.

Он постарался не поддаться панике и гнал от себя мысль, что заперт под землей с дьявольским существом, настроенным отнюдь не дружелюбно. В подвале сарая старого дома, в полупустой, Богом забытой деревушке. Дома, про который знает лишь неприветливая старушка, не желающая вмешиваться в чужие дела. Да уж… Единственная надежда на то, что Лилия очнется и выпустит его отсюда, пока седой монстр… Кстати, что это с ним?

Старик лежал на спине и дышал со странным хрипом. Из уголка рта стекала красная струйка. Лужица такого же цвета неторопливо разрасталась возле правого бока.

Андрей спустился по ступенькам и протянул руку к раненому. Тот попытался отстраниться.

– Не трожь меня!

– Я хочу помочь.

– Не получится. Легкое пробито. Когда падал, напоролся на что-то острое. Рана худо-бедно закрыта, а начнешь меня шевелить и поднимать – я просто умру быстрее.

– А разве у тебя не заживает все моментально?

– Ты сдурел?

– Хорош прикидываться! Я все про тебя знаю – и про труп в квартире, и про грузчика, и про всех остальных, вплоть до кроликов. Знаю, что ты пил кровь Лилии, чтобы пореже охотиться на других людей и поменьше привлекать к себе внимания. А она тебя любила и защищала своим молчанием. Чтобы проводить все время с тобой, перешла на ночной образ жизни. Да, она пыталась предупредить всех этих людей. За это ты запер ее здесь, чтобы никто не узнал твою паршивую тайну! Ты…

Гневную тираду Андрея прервал хриплый булькающий клекот. Ухмылка старика пузырилась красной пеной.

– Тебе смешно?

– Еще как! Такой большой умный мальчик. Все-то ты разнюхал, все-то ты понял… Кроме одного.

– Так и есть. До сих пор не могу понять, как ты смог проснуться днем?

– Когда поднимается крышка люка, в доме срабатывает сигнализация.

– Да я не об этом. Ты же не должен был подняться до заката. А вскочил и выбежал прямо под солнечные лучи. Как?

– А очевидный ответ тебе не подходит? Хотя постой… вот оно что… она… Когда она тебя поцеловала?

– Откуда ты знаешь?

– Догадался.

– Не увиливай, я все равно узнаю, как ты смог приспособиться к свету. Впрочем, теперь вся твоя хитрость и изворотливость не поможет! Ты попал в свою собственную ловушку. И когда Лилия очнется, она выпустит меня отсюда. А ты пока посидишь тут, подождешь, пока я вернусь с полицией. И тогда ответишь за все сполна! Лилия станет свободна, мы будем с ней счастливы! Если только… – голос Андрея прервался, – если она очнется. Я так и не успел найти пульс. Она была холодной, как ледышка. И теперь я надеюсь изо всех сил, что она просто сильно замерзла и у нее хватит сил прийти в себя. Потому что, если она умерла,.. мне тоже жить незачем. И знаешь что? Если бы я мог все вернуть, я снова пришел бы сюда. Прибежал бы со всех ног, даже зная, что умру. Умру, пытаясь спасти свою любимую. И жалею сейчас только об одном – свои последние минуты я проведу не с ней, а с тобой. С тем, кто отнял ее у меня!

Старик с трудом разлепил пересохшие губы. Говорил он тяжело и понемногу, часто останавливаясь. Ему явно не хватало дыхания.

– Я сейчас чу… чувствую то же самое… Но если… это все, что тебя… беспокоит,.. не волнуйся… Она очнется… после заката… Обяза…

– Что? Что?!! Откуда ты можешь знать?

Вне себя от злости Андрей схватил умирающего за грудки и в исступлении начал его трясти.

Пока не понял, что безвольно болтающейся в его руках иссохшей тряпичной кукле уже все равно. Он прислушался к себе, ожидая радости или облегчения. Но ощутил только растущее нетерпение.

Он сделал то, что должен. Теперь очередь за Лилией.

__________


Андрей сидел на холодном полу подвала и ждал. Время от времени он бросал нетерпеливые взгляды на крышку люка в потолке. Скоро она откроется. Его любимая девушка вот-вот освободит его.





И он впервые назовет ее по имени.


Сентябрь – ноябрь 2012

Ангел

Дело надо было закончить на восходе. Ночью легче дойти до места по холодку и не придется лишний раз смотреть мальчику в глаза. Он не должен догадаться о цели ночной прогулки. Во всяком случае – сразу.

Тропа была знакома до последнего камушка, лунного света вполне хватало, так что идти получалось быстро. Скоро можно будет сделать небольшой привал. Абрахам взвесил на руке полупустой мешок. Еды негусто, да и пес с ней – так или иначе, все достанется мальчику, самому сейчас кусок в горло не полезет. Еще и воды он от волнения захватить забыл, пришлось бы жевать всухомятку.

Зато не забыл самое главное. То, что болталось сейчас в мешке вместе с парой черствых лепешек и засохшим куском сыра. То, что пригодится потом, когда они доберутся до места. И еще он не забыл загодя приготовить крепкую рогатину и перед их уходом, три дня назад, тихо выскользнув наружу, накрепко подпереть дверь дома со спящей женой. К тому моменту, когда она сможет выбраться, Абрахам с мальчиком и двумя его друзьями-подростками будет уже далеко. Друзей пришлось взять для отвода глаз и наплести им про тайное паломничество…

__________


На исходе третьего дня Абрахам нарочно долго не останавливался на привал, чтобы все посильнее вымотались и крепче спали. После, тихо растолкав мальчика, он повел его к вершине горы. Пускай детишки досматривают сны – когда они проснутся, дело будет сделано. Его авторитета хватит, чтобы объяснить свой поступок и этим сосункам, и всем остальным. И пусть кто-нибудь осмелится после заикнуться, что старый Абрахам горазд только судить других. Вот разве что жена…

Разделит ли она его непосильную ношу? Или ему придется до дна испить горькую чашу одиночества? Абрахам был полон угрюмой решимости довести начатое до конца, какова бы ни была цена. Но если бы она смогла… пусть не простить, но понять. Если бы…

Поневоле мысли унеслись в далекое прошлое, к дням их молодости. Живые, влажные черные глаза девушки в скромном платье. Свадебный обряд, жаркие ночи, полные ласк и объятий. Нескоро оба поняли, что детей у них не будет. В отчаянии он заимел сына от рабыни, но стало только хуже – та возомнила о себе невесть что и потихоньку стала изводить намеками да издевками его суженую. Абрахам понимал, что, если так пойдет дальше, рабыню с байстрюком придется вытолкать взашей. Потом, когда у жены голова уже не просто серебрилась сединой, но, почитай, ни одного темного волоска не осталось, появился на свет мальчик. Роды прошли тяжело, а ревнивую рабыню Абрахам опасался подпускать к первенцу. Пришлось самому выхаживать и мать, и младенца грубыми, непривычными к домашней работе руками. Первые шаги, первое слово… Мальчик вырос крепким и сильным. До недавнего времени им гордился бы любой отец. Абрахам почти улыбался, когда шел, перебирая в памяти самые яркие моменты их жизни. Жизни, когда они еще были одной семьей…

__________


В тот проклятый день к его дому пришли люди, много людей. Послушать его мудрые слова, попросить растолковать сложное, рассудить спорщиков, укрепить сомневающихся. И вот, пока Абрахам ненадолго задумался посреди своей речи, подбирая подходящие выражения, мальчик, стоящий рядом, пробурчал себе под нос это… это…

Абрахам дернулся, как ужаленный и посмотрел на лица ближайших слушателей. Кажется, кроме него, никто ничего не заметил. Потом впился обжигающим взглядом в лицо мальчика. Тот стоял с самым невинным видом и лишь озорной блеск глаз выдавал его. Абрахам пытался продолжить беседу, но мысли путались, сбивались, снова и снова возвращаясь к произнесенному богохульству. Он скомкал конец речи и, наскоро выпроводив собравшихся, отправился подальше от дома – подумать, что же теперь делать. В груди, словно холодная железная игла, засело… нет, еще не окончательное решение, но его предчувствие.

При всей кажущейся невинности, совершено одно из самых тяжелых преступлений. Абрахам понимал – не разумом, а сердцем – списать все на шалость, малолетнее неразумение нельзя. Ему ли, год за годом ведущему трудную, почти неравную борьбу с косностью и неверием соплеменников, не знать, что грех начинается не с огромного шага назад, а с крохотного отступления в сторону. Даже если бы в его силах было проявить снисходительность к несовершенству человеческому, то это касалось бы кого угодно, но только не собственного наследника. Того, кто должен продолжать бороться после его ухода. Для кого он, старик, будет лишь подпоркой. Кто станет сильнее, мудрее и пойдет дальше. И поведет за собой остальных.

Да, люди охотно пойдут за ним, но куда их заведет человек, уже сейчас позволяющий себе подобные выходки? Такого никак нельзя допустить. Трудное, но необходимое решение было принято. Игла в груди превратилась в ледяной, с острыми краями валун, мешающий дышать. И Абрахам предчувствовал, что, несмотря на убежденность в своей правоте, носить ему отныне эту тяжесть до конца жизни. Вздохнув, он отправился искать рогатину попрочнее…

__________


Короткий привал и остаток пути Абрахам почти не заметил, погрузившись в свои мысли. Он все ждал, когда мальчик начнет догадываться, зачем они пришли сюда. Может быть, даже начнет задавать вопросы или попытается сбежать. А возможно (Абрахам боялся этого больше всего на свете, даже сейчас) начнет умолять о пощаде. Но мальчик, вроде бы так ничего и не заподозрив, послушно остановился возле старого пустого жертвенника.

Абрахам сунул руку в опустевший после привала мешок и сжал рукоятку большого тяжелого ножа…

Мальчик отбивался изо всех сил, настолько отчаянно, что в какой-то момент едва не одержал верх и не вырвался. Потом, когда широкое лезвие неожиданно легко, почти не встречая сопротивления, пронзило его, затих и только дышал часто-часто и неглубоко – все тише… тише…

Что-то защипало в глазах Абрахама настолько сильно, что ему пришлось вытереть их рукавом. Наваждение прошло. Мальчик все также терпеливо ждал – темный контур в неверном свете рождающейся зари – возле грубого каменного постамента.





На негнущихся ногах Абрахам шагнул вперед. Раз. Еще раз.

– Мне лечь или как?

Вопрос прозвучал настолько обыденно, что Абрахам не сразу сообразил, о чем речь. Он и подумать не мог, что мальчик давно, возможно с самого начала догадался, куда и для чего они шли. Десятки мыслей вспыхнули в голове, но старик хотел знать самое главное.

– Зачем ты это сделал?!

Мальчик сокрушенно пожал плечами, голос его звучал тихо, но твердо.

– Думал, что выйдет смешная шутка.

– Ты понимаешь, что натворил?

– Теперь – да. Я бы правую руку отдал, чтобы вернуть все назад, но сейчас речь не о руке.

– Ты прав. Не о руке.

Абрахам даже представить не мог, что слезы могут оказаться такими обжигающими. Он оставил попытки стереть их – лишь ненадолго поднял голову, подставив лицо свежему утреннему ветерку. Когда он опустил взгляд, мальчик лежал на каменном ложе жертвенника. Теперь он не был темным контуром. Утренние лучи окрасили все вокруг теплыми розовыми тонами. Печальный и безмолвный, он был невероятно прекрасен в своей покорности. Против воли Абрахам гордился им в эту минуту.

Уста мальчика в последний раз разомкнулись, и он прошептал:

– Сделай все быстро, а то очень страшно. И… прости меня, если сможешь.

Абрахам не мог говорить, комок в горле душил его. Он молча кивнул и поднес нож к груди ребенка.

Совершенно не к месту в голову старика полезли воспоминания о том, как он купал мальчика, как учил стричь овец, как радовался и гордился его успехами. Как пять лет назад (это было словно вчера) они с женой две недели выхаживали своего первенца, мечущегося после укуса змеи в горячечном бреду. Со жгучим чувством сожаления и стыда пришла мысль, что, не выживи мальчик тогда, сейчас никому из них, считая оставшуюся дома жену, не пришлось бы страдать.

Собрав в кулак всю свою решимость, он резко и мощно толкнул нож вперед. Время замерло. Кончик лезвия уткнулся в гладкую кожу груди, вдавив и натянув ее до предела, но Абрахам вдруг почувствовал, что не может завершить свое движение. Он напрягал мускулы, перехватил рукоятку двумя руками – тщетно.

Нож не тронулся с места, словно уперевшись в камень.

После третьей попытки Абрахам отбросил бесполезное орудие и без сил опустился на землю…

__________


Он снова стал воспринимать происходящее, лишь ощутив, что мальчик тянет его за рукав. Голос, который он не надеялся более услышать в этой жизни, произнес:

– Пойдем домой.

Старик стиснул ребенка так, что захрустели кости.

Потом они начали спускаться с вершины…

__________


На обратном пути, едва показался последний поворот пыльной дороги, оба юных, так ни о чем и не догадавшихся сопровождающих, наскоро попрощались и припустили бегом так, что пятки засверкали. Абрахам их не задерживал. Ему хотелось встретится с женой без лишних глаз и ушей.

__________


Она стояла на пороге дома и молча глядела на двух, шагающих к ней путников, словно не веря тому, что видит. Лицо ее было мертвенно-бледным,щеки ввалились, резко очертив скулы, под глазами – результат бессонных ночей – чернели мешки, но сами глаза пылали огнем.

Когда оба самых дорогих ее человека подошли вплотную, она придирчиво – словно желая убедиться все ли руки-ноги на месте – осмотрела их и обманчиво спокойным тоном, почти отстраненно произнесла:

– Ты… не сделал этого.

– Нет.

Жена рухнула на колени перед мальчиком, крепко вцепилась в него обеими руками и зарыдала в голос. Сквозь причитания пробивались обрывки фраз.

– Благодарю тебя, Господи!.. Я не могла… билась, билась,.. не поддается,.. заперто… Я уж боялась, что никогда… никогда…

Она лишь раз повернула мокрое от слез лицо к своему мужу и прохрипела сорванным горлом:

– Почему ты передумал? Что тебя остановило?

У Абрахама не было слов, чтобы ответить. Он дважды набирал в грудь воздух и шевелил губами, но словно бы навсегда утратил способность исторгать звуки.

Пока чистый звонкий голос сына, его сына, не произнес:

– Это был ангел. Да, папа?


Ноябрь 2016

Ради карнавала

Часть первая. Алекс

Феликса Иеронима Батисту ван Карлсхаузена, нобиля, по праву гордившегося принадлежностью к одной из древнейших фамилий королевства, действительного члена Академии наук имени святого Себастиана, почетного кавалергарда Мозерского полка и прочая, и прочая за глаза называли «Бомбардой». Блестяще образованный, язвительный и ироничный, громогласный дородный краснощекий толстяк со вспыльчивым темпераментом – прозвище подходило ему лучше всякого имени. Он очень любил поспорить. Малейшего повода (от нейтральной беседы о видах на урожай до досужих сплетен о взлетах и падениях фавориток постоянного в своем непостоянстве короля) было достаточно, чтобы разбудить пожар красноречия Бомбарды. А уж если до чутких ушей нобиля доносился разговор о вещах посерьезнее, окружающие могли наблюдать величественную картину.

Вот толстяк неспешно разворачивается в сторону говорившего (орудие на позиции), к щекам приливает румянец (прицел взят), в глазах разгорается азартный огонек (ядро в стволе). После этого Бомбарда с обманчивой неторопливостью подходит к несчастному (фитиль зажжен), набирает в легкие побольше воздуха (Пли!) и… Дальше все разговоры тонули в громогласных восклицаниях нобиля, его гомерическом язвительном хохоте, а, если жертва проявляла упорство и не сдавалась, то и в грохоте разбивающейся посуды, которую в запале крушил высокопоставленный спорщик. Поэтому, когда на каком-нибудь светском приеме Бомбарда начинал двигаться к источнику разговора с целеустремленностью ножа гильотины, люди опытные спешили, по возможности, с наименьшим ущербом для собственного достоинства, оказаться в другом помещении. Еще лучше в другом здании.

В идеале – в другой стране.

__________


Нобиль удобно устроился в кресле, в своей летней резиденции и пребывал в прекрасном расположении духа. Сегодняшним вечером решительно все располагало к интересному затяжному спору. Он только что сытно поужинал, уединился в кабинете с собеседником, да каким! Пальчики оближешь. Гибкий изворотливый ум, характер – кремень! Такой не сломается после легкой получасовой разминки. К тому же он взволнован и проявляет явные признаки нетерпения, значит, битва будет жаркой. Да и тема – самая что ни на есть животрепещущая. Чего греха таить, спор обещал быть одним из лучших в жизни нобиля.

Но оказался самым коротким.

Прошло не более пяти минут, в течение которых Бомбарда дал понять оппоненту, что его точка зрения неприемлема и с ней нельзя согласиться ка-те-го-ри-чес-ки!

И тут произошла небывалая вещь. Нобиль, уже собравшийся было перейти к развернутой аргументации, вдруг запнулся и сбился с мысли. Такое с ним случилось впервые. Ошарашенный и смущенный внезапным казусом, Бомбарда поднял глаза к лепному потолку и… окончательно потерял ход рассуждений. Справа от роскошной хрустальной люстры парило небольшое белое облачко. Присмотревшись, потрясенный нобиль увидел, что облачко представляло собой худую нескладную девчонку-подростка, одетую в строгий белый костюмчик полувоенного покроя с крупными золотистыми пуговицами. Темные глаза, короткая непокорная челка – обычная, в общем-то, девчонка, если бы не странный костюм.

И если бы она не парила под потолком.

И если бы этот самый потолок не просвечивал сквозь нее.

Пауза грозила затянуться, но тут незнакомка первой нарушила молчание.

– Вас что, действительно зовут Феликс Иероним Батиста ван Карлсхаузен?

– Да.

– Ничего себе имечко!

– Откуда ты… э-э-э… вы знаете, как меня зовут?

Призрак нетерпеливо махнул рукой.

– Я много чего знаю.

Бомбарда тщетно попытался собраться с мыслями. Мысли собираться не собирались.

– Простите, с кем имею честь?

– А-101102.

– Простите?

– Зовут меня А-101102. У меня даже карточка есть, недавно выдали. Вот.

Призрак достал из нагрудного кармана небольшой прямоугольник и показал нобилю. Тот беспомощно развел руками.

– Зрение уже не то.

– Тогда поверьте на слово. Тем более, что сейчас это совершенно неважно.

– А что важно?

– То, что я тороплюсь. Посмотрите вниз, пожалуйста.

– О…

– Вопросы есть? Послушайте, я вас понимаю, сочувствую и все такое прочее, но у меня сегодня очень напряженный график.

– В каком смысле?

– В смысле у меня в эту смену много вызовов. Нам надо спешить.

– Куда?

– Я покажу. Я – ваш проводник, затем и прилетела.

Осознание произошедшего наконец-то накатило. Вместе с ним пришло возмущение чудовищной несправедливостью.

– Подождите! Этот… этот… – Нобиля, обычно не лазившего в карман за словом, переполняли междометия и восклицательные знаки. – Как он посмел?!! Меня!!!

– Это тоже теперь неважно. Полетели, а? Путь неблизкий – успеем еще поболтать по дороге.

– Но как же так?! Так нельзя, это… Это не по правилам!

– Да будет вам, теперь-то уж чего горевать? Хорошо, если вас это немного утешит, когда-нибудь я и его провожу. Обещаю. А теперь полетели!

Призрачная девочка взяла призрачного мужчину за руку, и они взмыли сквозь потолок.

__________


Голова раскалывалась, как после недельной попойки. Однажды, когда Алекс только-только достиг совершеннолетия, он с дружками тут же ринулся отмечать это долгожданное событие. И пришел в себя в аккурат через неделю после того, как вышел за порог дома. Ощущения тогда были точь-в-точь такими же. По правде сказать, он надеялся никогда больше не испытать подобное, и вот поди ж ты… Алекс осторожно, стараясь не потревожить измученный мозг, открыл глаза. Никакой разницы.

Он ощутил поднятие век, но мир, полный разноцветных красок, не спешил распахнуть гостеприимные объятия.

Накатил ужас. Ослеп! Погребен в склепе!! Где я?!!

И быстро угас – голова болела так сильно, что остальное пока было вопросом второстепенным. По счастью, неподалеку раздался чей-то храп, резанувший по обнаженным нервам, и меньшая из двух проблем разрешилась сама собой. Он лежит где-то в темной комнате, рядом люди, и раз никто не бегает, причитая и взывая о помощи, не стонет и не хохочет безумным, ломким, нервным смехом обреченного, значит никакой это не склеп и вопрос о местонахождении может быть отложен до утра. К сожалению, до утра придется подождать также с сильной жаждой и еще с одной, прямо противоположной потребностью.

Что ж, могло быть и хуже. Жизненный опыт подсказывал, что в незнакомом месте следует затаиться, осмотреться, постараться понять правила игры, а уж потом дать знать о своем присутствии. Алекс наощупь исследовал доступное ему пространство.

Солома. Не гнилая, но и не особо свежая. Под ней – грубая каменная кладка.

Мозги работали с трудом, но самые очевидные варианты – он попал в какой-то подвал, ночлежку или тюремную камеру. Учитывая спящего неподалеку человека, скорее второе. По-хорошему надо бы поспать, все равно до утра в такой кромешной тьме разглядеть ничего не получится, но боль не утихала и сон все не шел. В таком состоянии минуты будут ползти медленнее улитки. Надо чем-то отвлечься, например, попытаться понять, как он оказался здесь.

С событиями недавних дней проблем не возникло – уже неплохо. Значит, возьмем один из последних известных фактов и будем танцевать от него.

Он прибыл в деревню…

__________


От крохотной деревеньки с незамысловатым названием «Нижние Коряги», оставался всего день пути до большого города. Алекс надеялся затеряться там в толпе, сменить лошадь и двинуть куда-нибудь подальше на юг. Он свернул на нужной развилке, следуя инструкциям дядюшки Лонгфелло – оставалось проехать пару-тройку миль – сущий пустяк для опытного наездника, если бы не одно но! Хоть тропой явно часто пользовались и пару раз в нее вливались тропки поменьше, оставалась она довольно узкой и петляла сквозь густую лесную чащу – для засады лучше места не найти. В другой раз Алекс семь раз подумал бы, ехать по этому пути или сделать приличный крюк по большому тракту. И предпочел бы длинную, но безопасную дорогу. Однако сейчас, как ни крути, на тракт путь ему был заказан, и скромная тропа приходилась весьма кстати. Варианта пересечь опасный участок было два. Промчаться голубым аллюром, распугав всех птиц и белок в округе так, что моргнуть не успеешь, а уже приехал.

Да уж… С таким же успехом можно было разбрасывать за собой хлебные крошки, как в старой детской сказке. Или расставлять повсюду указатели «Здесь был я». Вспомнив народную мудрость, мол, тише едешь – дальше будешь, Алекс пустил коня мягким неспешным шагом.

И не зря.

Лошадиное ржание он услышал шагов за пятьдесят до поляны и едва успел помешать своему жеребцу отозваться. Без приключений все-таки не вышло. Алекс, чертыхнувшись, осторожно отъехал чуть назад, продрался сквозь глухой подлесок и привязал коня подальше от тропы. Порядок. И недалеко, и не особо заметно – можно отправляться на разведку.

Если он правильно оценил обстановку, все оказалось не так плохо. Три мужичка на своих двоих неуклюже перегородили дорогу девушке на небольшой рыжей лошадке.

Не грабители – оружия не видно и поводья не перехватили. Окажись коняга девчонки побойчее, вполне получилось бы с наскоку прорваться. Но лошаденка явно не боевая – человека топтать не будет. А в сторону уйти некуда – небольшая поляна с развилкой, куда занесло незадачливую всадницу, клином врезается в самую гущу колючего кустарника. Разговаривают спокойно. Настойчиво, но без угрозы и без показного дружелюбия. Точнее, девушка отмалчивается, говорит один из троицы, остальные бестолково переминаются с ноги на ногу. В паре шагов позади, вплотную к тропе, валяется приличных размеров тряпка, под кустами около самой земли что-то темное продолговатое. На боку искрится солнечный зайчик.

Понятно. Улизнули олухи из деревни, подальше от надоевшей ругани жен – выпить в тишине на природе. Ушли ненадолго – котомок с припасами и вещами не видно. Расположились с комфортом, расстелили импровизированную скатерть, успели или почти успели прикончить все, что принесли. И тут услышали приближающийся топот. Бутылку забросили в кусты, дерюжку толком собрать не успели. Лошадь явно неслась стрелой – взмыленная, бока до сих пор ходуном ходят. На поляну, сломя голову, влетела, испугалась людей (вот откуда недавнее конское ржание) и шарахнулась судорожно в самый угол, в кусты. Мужики повскакали, а чего теперь делать, сами не знают. Денег поклянчить у проезжей на глазах друг у друга – гордость не дает. Силой кошелек отнять, а то и поозоровать с девчонкой, пока не видит никто, не решаются. Не похожа всадница на робкую изнеженную барышню – вишь, как к левому рукаву все тянется – может, просто для острастки, но, десять к одному, у нее там и правда кинжал. Да и двое, что в стороне молчком стоят, внятно только головой кивать могут. Пошатывает их, словно ураганом к земле гнет, а ветра-то и нет. Вот и мнется эта троица – хочется раздобыть монету-другую, да непонятно как, а отпустить просто так – жалко.

Теперь девушка. Нездешняя – одежда для этих мест непривычная, но удобная и рассчитана на долгие путешествия. Старается сохранять спокойствие, но держится на пределе. Бросает быстрые тревожные взгляды на тропку, в ту сторону, откуда неслась, сломя голову. Под глазами круги – уже много дней не высыпалась, как следует. Да уж, все сходится. Беглянка. Спасается изо всех сил от чего-то очень серьезного. А тут такая непредвиденная задержка. Мужики-недотепы и не ведают, в простоте своей, что жизни их сейчас стоят меньше скомканной тряпки и пустой бутылки в дорожной пыли. Судя по сосредоточенно сдвинутым бровям и нервным пальцам, перебирающим конскую гриву, эта худая, измотанная девушка вполне может в данную минуту выбирать из двух простых вариантов. Либо положить сейчас, по-быстрому, всю троицу и оттащить тела в кусты, чтобы не терять попусту безнадежно истекающего времени. Либо не брать грех на душу и постараться выкрутиться, привлекая к себе как можно меньше внимания. А то ведь тела рано или поздно найдут, и о загадочном тройном убийстве судачить будут гораздо дольше, чем о проезде какой-то незнакомки на плохонькой лошади. И тогда, от кого бы она ни спасалась, след гораздо дольше и заметнее останется.

Ага, догадался-таки самый трезвый. Тычет пальцем в дальний конец тропы, делает широкие приглашающие жесты. Предлагает проводить до деревни. Вот теперь пора. Главное, чтобы сообразить успела дамочка, подыграть. А то, чего доброго, растеряется, замечется, под стать своей не в меру пугливой лошади.

Алекс быстро и бесшумно вернулся к своему жеребцу, вывел его на дорогу и, уже не таясь, поскакал к поляне.

С его появлением троица начала медленно поворачивать головы, но диспозицию пока не изменила. Ничего, сейчас мы вас выманим, главное – держаться естественно.

Алекс, улыбнувшись, обратился к девушке.

– Признаю, ты оказалась права. Твоя тропа действительно немного короче.

Никакого ответа. Похоже, легко не будет. Хорошо, дадим тебе еще несколько секунд на размышления.

– Зато моя была пошире и развилок меньше. А ты, в конце концов, заблудилась и теперь вынуждена спрашивать дорогу у этих достопочтенных вилланов. Так что, все-таки, я выиграл!

Даже птицы примолкли. Еще чуть потише, и будет слышен натужный скрип затуманенных алкоголем мозгов, переваривающих незнакомые слова «вилланы» и «достопочтенные». Девушка явно в замешательстве. Может и рада бы принять нежданную помощь, да только разучилась верить подозрительно вовремя подвернувшимся незнакомцам. И их бескорыстию. Пожалуй, не стоит чересчур на ее давить.

– Ого, да ты прервала людям трапезу – и таким варварским способом. Ты же могла кого-нибудь покалечить! Держите, уважаемые, компенсацию за беспокойство.

Еще одно непонятное мужичкам слово, но интуиция их не подвела, лица оживились. Алекс бросил монеты в сторону, чтобы, подбирая их, троица освободила девушке дорогу. Самое время вырваться на свободу. Ну же, двигай! Неужто успела бестолковостью заразиться от своей лошаденки? Большего, не привлекая лишнего внимания, сделать было нельзя. Теперь пусть сама решает, верить ему или нет.

– Не знаю, как ты, а я проголодался. Встретимся в харчевне. Догоняй!

Алекс пустил жеребца вскачь, не поддавшись искушению оглянуться. И через несколько долгих секунд услышал за спиной конский топот. Однако поравняться со своим спасителем незнакомка не спешила. Конечно, невелика беда, но…

Алекс натянул поводья и развернул коня. Лошадь девушки тут же остановилась.

– Эй, я не кусаюсь. Подъезжай ближе – поговорить надо!

Молчание.

– Могла бы хоть спасибо сказать.

Пауза. Потом настороженное:

– Кто тебя послал?

Голос с еле заметным приятным акцентом. Но точно не уловишь. Юг или Восток – определенно сказать трудно.

– Никто. Просто ехал мимо – дай, думаю, помогу красивой одинокой девушке.

Неприветливая собеседница фривольного тона Алекса поддерживать не собиралась.

– И что ты хочешь взамен?

– Да, в общем-то, ничего.

Девушка неприязненно поджала губы.

– С теми, кто так говорит, обычно приходится расплачиваться дороже всего. Раз тебе действительно ничего от меня не нужно, что же ты остановился, перегородив мне дорогу? Если ради моей благодарности, то от всего сердца, честью клянусь, спасибо тебе, незнакомец! А теперь дай проехать.

Крепкий орешек. Неглупа и говорит искренне. Может быть, рискнуть напролом?

– Если честно, ты могла бы мне помочь.

– Ха! Вот и подвох! Учти, я не шутила, когда благодарила тебя, но вернуть деньги, даже малость, что ты бросил этой деревенщине, я сейчас не могу. – Еще одна саркастическая гримаса. – Поиздержалась.

– Дело не в деньгах.

Глаза незнакомки сузились, акцент усилился, густо сдобрив речь шипящими.

– Если ты ждешь, что я расплачусь с тобой по-другому, то ты…

– И в мыслях не было. Давай начистоту. За милю видно, что ты от кого-то спасаешься.

Быстрое движение к рукаву, блеск металла. Ничего себе – кинжал! Да таким тесаком можно кабана завалить. Как это чудовище там, в рукаве, помещалось? И ведь держит спокойно, рука не дрожит.

– Тихо, тихо. Дослушай, пожалуйста. Дело в том, что я сам в бегах.

– Врешь. Тебя послали за мной.

– Да отвлекись ты от своей драгоценной персоны хоть на минуту!

– Ну и почему же ты бежишь? Интересно послушать приготовленную сказочку, только сразу говорю – не на ту напал!

– Э нет, дорогуша, я не спрашиваю тебя о твоих проблемах, а ты не спрашиваешь о моих. Справедливо?

– Я не верю тебе.

– Да не хочешь, не надо, уговаривать не буду. Просто мое предложение выгодно и тебе и мне. Потрать минуту, выслушай. Не согласишься – даю слово – тут же оставлю тебя в покое.

– Выкладывай покороче, времени мало.

– И тебя, и меня преследуют. Ищут, в первую очередь, путников-одиночек. Раз уж мы вместе сейчас засветились, было бы неплохо появиться в деревне вдвоем. Иначе, когда олухи, что чуть не подловили тебя на поляне, вернутся по домам, вся деревня месяц будет судачить о странной парочке, которая то вместе, а то будто и незнакомы. Лучше дать им как можно меньше пищи для пересудов.

– Мне это неинтересно. Я сама могу за себя постоять. Если это все, то дай проехать. А лучше – поезжай впереди меня, чтобы я тебя видела.

– Как знаешь. Прощай.

Слегка обиженный Алекс погнал жеребца по тропе.

Чаща заметно поредела, дорога стала шире, прямее. Судя по всему, до деревни оставалось рукой подать.

За сотню шагов до края леса он услышал оклик.

– Подожди!

Алекс с легкой ехидной усмешкой натянул поводья и оглянулся.

– Что случилось? Звезды внезапно расположились более благоприятно, чем пять минут назад? Фея-крестная прошептала на ушко, что мне можно доверять? Или ты просто туго соображаешь и до тебя только сейчас дошло, что моя идея – стоящая?

– Не болтай ерунды. Должна же я была проверить, что ты не будешь меня преследовать, а действительно поедешь своей дорогой.

– Рад, что ты передумала.

– Не обольщайся на свой счет. Я прекрасно справлюсь и без тебя. И там, на поляне, справилась бы.

– Не сомневаюсь. Однако вряд ли ты догоняла меня, чтобы похвастаться своим независимым характером.

– Конечно нет. Просто твоя помощь пришлась кстати, и я хотела бы вернуть должок. Тем более, что проехать немного вместе – мысль неплохая. Сколько времени тебе нужно?

– Один день. Если по-быстрому перекусим в таверне, то к вечеру поспеем в самый крупный город в здешних краях. А там затеряться гораздо проще, чем в самом дремучем лесу. Лично я денек-другой передохну, сменю лошадь, а дальше – ищи ветра в поле. Чего и тебе рекомендую. Ну как, по рукам?

– По рукам, но ты кое-что забыл.

– О чем ты?

– Как мне тебя называть на людях? Только пусть это будет настоящее имя. Фальшивое легко перепутать и вызвать ненужные подозрения.

– Согласен, тогда зови меня Алекс. А ты?

– Тайя.

__________


Остаток пути проделали без приключений, непринужденно болтая о погоде. На входе Алекс галантно распахнул дверь перед спутницей. Когда парочка зашла внутрь и уселась в углу за свободный стол, местные завсегдатаи замолкли, изучая прибывших. Но ничего особенного не обнаружили и через десяток секунд ровный гул голосов возобновился. Шустрый хозяин принял заказ и, когда Тайя шепотом поинтересовалась, где тут можно «почистить перышки», ткнул толстым, (вылитая сарделька) пальцем в сторону неприметной двери черного хода.

Дальше все пошло наперекосяк.

Когда девушка возвращалась обратно через зал, ее внезапно схватил за руку дородный детина, сидевший за одним из столов. Тонкое запястье Тайи скрылось в громадной ручище подвыпившего бугая. На беду здоровяк ухватился именно за левую руку, там, где ножны, и достать оружие у девушки не было ни малейшей возможности. Вывернув руку так, что несчастная едва не упала на колени, верзила возмущенно заявил на весь зал:

– Ах ты, ворюга! Кошелек украсть хотела!

Воцарилась тишина. Слышно было лишь шипение разъяренной Тайи, пытавшейся освободить запястье. Алекс, опрокинув стул, бросился на выручку. Секунды скрутились в тягучие липкие ленты, обвивающие руки и ноги и мешающие двигаться быстрее.

Раз. Алекс подбивает под коленку стоящего к нему вполоборота бугая. Не ожидавший нападения детина начинает медленно и монументально опрокидываться на спину.

Два. Пытаясь сохранить равновесие, здоровяк выпускает Тайю и размахивает в воздухе своими ручищами столь же энергично, сколь и безуспешно.

Три. Алекс крепко прижимает к себе вырывающуюся девушку, не давая ей добраться до рукава, и тащит ее бесконечные пять ярдов до выхода, прекрасно понимая: если прольется кровь, их размажут тонким слоем по всей таверне.

Четыре. Почти добравшись до манящего порога, он натыкается на чью-то выставленную ногу и всем весом обрушивается на ту, которую пытался спасти.

Пять. Алекс уже почти сгруппировался, чтобы подняться, когда прилетевшая откуда-то с неба на голову бутылка рассыпалась бриллиантовым дождем, и наступила ночь.

__________


Очнулся он оттого, что у него болели скулы и ребра. А живое воплощение богини мщения методично добавляло новые синяки поверх уже имеющихся. Алекс еле успел перехватить занесенную для очередного удара руку.

– Что ты делаешь?

– Подлец, мерзавец! Отпусти сейчас же, я тебе еще навешаю!

– За что? Я же тебя спасти пытался!

– Ты меня в эту ловушку заманил!

– Да ты чего? Меня же самого вырубили! Если бы я был с ними заодно, зачем меня-то с тобой сажать?

– Не знаю. Может быть, за мной присматривать.

– Придумай что-нибудь получше. А может, это ты все и подстроила?

– Совсем сбрендил? Или тебя бутылкой приложило сильнее, чем со стороны казалось? Мне-то это зачем?

– А что, не так было? Решила получить награду за поимку, подговорила мужичков на поляне, дождалась меня, ах-ах-ах – бедная бегляночка! Навешала лапши на уши по дороге, а как только приехали в людное место – стащила кошелек, чтобы меня повязали!

– Ну а здесь-то я для чего сижу? Было бы по-твоему, я б давно бежала деньги получать. Или поехала бы облапошивать очередного лопуха.

– Не знаю. Может быть, за мной присм… Э-э-э… по-моему, мы об этом только что говорили. Ладно, оставим пока, до лучших времен. Лучше скажи, где мы?

– Точно не знаю, по виду на сарай похоже. Меня пока волокли, мешок на голову набросили, так что толком не разглядела. Ты вообще в отрубе был. Но от таверны мы не особо далеко. Максимум – на другом конце деревни. Хозяин харчевни порядочный оказался. Не дал нас на ломти накромсать, приказал здесь запереть пока, да за старостой послал. Тот скоро подойти должен. Так что или нам повезло – сейчас поболтаем, выкуп заплатим и дальше двинем…

– Или?

– Или не ты один такой – беглецов за милю видишь. И спасли нас, чтобы с рук на руки твоим или моим преследователям передать.

Алекс содрогнулся.

– Не хотелось бы.

– Вот и я о том. Ты мне руки когда отпустишь? Затекли совсем. Не боись, я вспыльчивая, но отходчивая – больше бить не буду.

– Оно и видно, что отходчивая – вон как отходила – живого места не осталось. Как это ты меня пожалела, если в предательстве подозревала? Я уж думал – сразу тесаком своим рубанешь и дело с концом.

– Пожалела, как же. У меня его первым делом отобрали, когда ты, бревно бесчувственное, повалился на честную беззащитную девушку. А я из-за этого об твои ребра бессовестные все руки поотбивала.

Алекс представил себе альтернативу и его прошиб холодный пот.

– А я еще ругал этих милых людей! Оказывается, они мне жизнь спасли. Послушай, скажи честно – может быть, все было гораздо проще? Ты же сама говорила, что у тебя денег совсем не осталось. Может, ты и правда решила под шумок… Ай! Больно! Ты же обещала!

– А ты не мели чепухи.

– Да я только…

– Ш-ш-ш, тихо. Засов отодвигают. Видно, староста пришел. Так, теперь молчи, говорить буду я. Мужики все одинаковые – улыбнешься им пошире – любую чушь проглотят.

– А я?

– А ты лежишь больной, и говорить пока не можешь – отшибло все.

– Да уже почти нормально.

– Ненормально. Трудно притворяться – только скажи, еще раз тресну – будешь взаправду в отключке. Да лежи, говорю! Ляпнешь еще что невпопад, а так, глядишь и выкрутимся.

__________


Фортуна, так неблагосклонно подложившая парочке путешественников свинью, похоже, сменила гнев на милость. Староста оказался милейшим человеком, внимательно слушавшим объяснения Тайи. После двух-трех высокомерных (королева Инталья удавилась бы от зависти) взглядов, девушка сменила гнев на милость. И под большим секретом поведала развесившему уши старосте, что они недавно сыграли свадьбу, что сразу после церемонии отправились в паломничество (оно же свадебное путешествие), что Алекс из такого богатого и знатного семейства, что, не реши они поехать инкогнито, им пришлось бы путешествовать с длиннющим обозом свиты.

В ответ староста признался, что сам сразу же отмел все подозрения в виновности таких видных людей. Он уже успел побывать в таверне и поговорить с посетителями. Среди них больше половины дивились не тому, что такая благородная и (чего греха таить – худосочная) девушка попыталась украсть кошелек у Большого Панси, а тому, откуда у Панси – человека, далеко обогнавшего в умственном развитии только что вылупившегося головастика – вообще взялся кошелек с настоящими деньгами.

Дело закончилось тем, что бывших пленников торжественно препроводили в более подобающую знатным особам обстановку. Тайя беззаботно щебетала, белозубо улыбаясь и раскланиваясь налево и направо. Алекса несли на наспех сделанных носилках с такой осторожностью, так долго и искренне извинялись, что только недавняя потасовка с этими же добрыми селянами удерживала его от чистосердечного признания. Алекса и Тайю поместили в глубине просторного дома старосты – в комнате, главной достопримечательностью которой была бескрайняя кровать. Удивительно было встретить подобный предмет в такой глуши. Староста понимающе подмигнул и споро вытолкал всех сопровождающих. Уходя, он поставил на лавке в углу здоровенный деревянный поднос со снедью и письменный прибор с листом пергамента. После чего подмигнул еще раз и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Алекс облегченно выдохнул.

– Ты просто волшебница! Только давай не затягивать с гостеприимством. Я чувствую себя обманщиком.

– Сейчас ты еще почувствуешь себя пленником. – Резко стершая улыбку с лица Тайя обессилено опустилась на роскошное ложе.

– В смысле?

– Нам почти поверили. Но почти. Ты заметил, что оружие мне так и не вернули?

– Я думал, просто забыли.

– Как же! А заметил ли ты перо с чернильницей, так красноречиво оставленные на самом виду?

– Я как раз хотел тебя спросить, для чего это?

– Очень просто. От нас требуют рекомендательное письмо от уважаемого известного человека, который подтвердил бы всю ту чушь, что я наплела. Говорю сразу – я таких не знаю. Даже думать не хочу, что будет, если ты тоже никого не сможешь попросить о такой услуге. Скажу больше – это должен быть человек, живущий как можно ближе отсюда.

– Это еще почему?

– Потому что за всю эту красоту с переездом сюда и роскошным, по здешним меркам, обедом я заплатила втридорога. И денег, чтобы пустить им пыль в глаза еще и завтра, не осталось.

– Зачем ты это сделала?

– Соображай быстрее. Ты же у меня безумно богатенький муженек. Надо было это доказать.

– Подожди, ты же говорила, что у тебя нет… – Алекс звучно хлопнул себя по груди, пытаясь нащупать там отсутствующий увесистый кошель. Получилось довольно смешно, но никто из собеседников даже не улыбнулся.

– Когда ты успела?

– Похоже, по голове тебя все-таки приложили сильнее, чем нужно.

– А, ну да. Я отключился, а ты тут же…

– Только заикнись, что я его украла, и я за себя не ручаюсь.

– Но ты же…

– Я думала, что ты заманил меня в ловушку. Я собиралась бежать и взяла у гнусного предателя деньги на дорогу. А потом, когда обнаружила, что стены из тяжелых дубовых брусьев, а земляной пол утоптан до каменной твердости, я…

– Принялась избивать лежащего без сознания человека, который спас тебя один раз и пытался спасти во второй…

– Ну да, потеряла над собой контроль, извини… Зато теперь, благодаря твоим деньгам и моей сообразительности, мы в безопасности. Правда, ненадолго – напоминаю, кошелек почти пуст.

– Да зачем же было тратить все подчистую?!

– Не будь меркантильным. Староста не так глуп, как хотел бы показать. Пару раз я в своем рассказе допустила оплошность, а он сделал вид, что не заметил. Я думаю, это только потому…

– …что он верит нам, пока мы платим ему крупные суммы, но, когда они закончатся, за нашу жизнь и свободу никто не даст обгорелой спички.

– Вот и вернулся тот сообразительный юноша, который парой фраз и несколькими медяками помог девушке выпутаться из щекотливой ситуации.

– Это что, наконец-то, благодарность?

– Не задавайся. Лучше скорее придумывай, кому написать письмо и как его правильно составить. Сильно не уверена, что местные трепетно относятся к тайне переписки.

– Есть у меня,.. можно сказать, родственник, который живет неподалеку.

– Можно сказать?

– Давай не вдаваться в подробности. Главное, что он может мне помочь и до его дома один переход. Собственно, еще вчера я ночевал под его кровом. Но…

– Но?

– Он не особо знатен – это довольно богатый купец, но не аристократ.

– Ерунда. Я смогу это объяснить старосте. Да и не пустили бы этих увальней к настоящим аристократам. Лучше скажи, как ты напишешь послание, чтобы лишние глаза его не прочитали?

– С этим проще. Наш поручитель – человек образованный, интересующийся историей. Я могу написать письмо на древнетехском – он поймет. Правда опасаюсь, не вызовет ли это подозрений у наших гостеприимных хозяев?

– Еще чего! Пусть подозревают, сколько влезет. Из них и на родном-то языке читают единицы. Ты только этого своего,.. можно-сказать-родственничка, попроси писать более разборчиво. И буквами покрупнее. Обидно будет загнуться в такой дыре только из-за того, что у кого-то плохой почерк.

__________


Все разрешилось в самом лучшем виде. Гонец, которому Тайя за старания вручила почти все оставшиеся монеты, не обманул их ожиданий и обернулся вечером того же дня. У купца, написавшего рекомендательное письмо, в деревне оказалась пара дальних родственников, так что в правдивости его слов никто не усомнился. Парочке невольных самозванцев пришлось выдержать форменную осаду – дружелюбные жители (многие из которых благодаря деньгам Алекса и щедрости Тайи значительно улучшили свое благосостояние) всей деревней уговаривали их погостить хотя бы недельку. Но медлить было нельзя – дальнейшее расточительство было не по карману путешественникам, а внезапно закончившиеся деньги разрушили бы созданную легенду. Созданную, в буквальном смысле слова, дорогой ценой. Предстояло ехать в ночь, благо предусмотрительная парочка, чтобы не терять попусту целый день ожидания, выспалась вволю на бескрайних пуховых просторах гигантской кровати.

__________


Боль и не думала утихать. Алексу пришлось разгрести солому, чтобы приложить лоб к холодным камням пола. Легче не стало, но большего сделать было нельзя. Как же далеко еще до рассвета! Волей-неволей придется набраться терпения и вспоминать дальше.

Они увидели городские стены на следующее утро…

__________


Грубая каменная кладка розовела в лучах восходящего солнца. Время выпало удачное – ворота открыли не так давно. Часть путников, не успевших попасть в город вечером и вынужденных заночевать под стенами, уже прошла внутрь. Новых пока накопилось немного. В это время стражники тратят меньше всего времени на досмотр. Чуть пораньше – хватает времени не торопясь осмотреть и допросить всех, кто не успел войти вчера. Чуть попозже – и под суровым взглядом проснувшегося начальника караула уже не побездельничаешь. А в эту пору, если побыстрее пропускать редких одиноких путников, успеешь на восход не спеша полюбоваться, помедитировать с кружкой горячего чая. А то и подремать еще немного вполглаза, пока тонкие ручейки крестьян, торговцев, жуликов, паломников, наемников, шлюх и прочая, и прочая не сольются в мощный многоголосый поток.

Тайя вытряхнула из опустевшего кошелька две последние монеты. Посмотрела на Алекса. Тот пожал плечами. Да, денег не осталось, но что поделаешь? В город надо попасть любой ценой и хорошо еще, что они способны эту цену заплатить. Дальше – проще. В таком большом людском муравейнике наверняка найдется, где подзаработать. Монеты перекочевали стражнику, и через минуту парочка ступила на городскую мостовую.

Совместное путешествие подошло к концу. Алекс понял, что никак не может подобрать подходящих слов. Через несколько коротких мгновений он навсегда расстанется с хорошим другом, который так нужен ему сейчас, который…

Торжественность момента самым бесцеремонным образом нарушила Тайя.

– Чего уставился глазами больной собаки? Или размышляешь, как меня сплавить повежливее? Эй, проснись, я с тобой разговариваю!

– А? Что?

– Ничего. Тебе хоть есть, где остановиться?

– Да я как-то еще…

– Не думал, понятно. Мировая скорбь важнее. Ну а я после бессонной ночи в седле с ног валюсь. Да и ты не похож на образец бодрости и оптимизма.

– Еще бы, но на любом постоялом дворе попросят плату вперед. Или у тебя есть что-нибудь на примете?

– Кварталах в пяти отсюда есть ювелирная лавка.

– И думать забудь! Да я лучше с голоду сдохну, но воровать не пойду! И тебе не дам!

– Не болтай глупостей, если не хочешь ночевать на улице! Хозяин – мой давний должник. И слово свое держит, но это – скряга, каких свет не видывал. Ни одну монету из рук не выпустит.

– Тогда чем это нам поможет?

– А тем, дурья твоя башка, что, хоть денег он нам не даст, но на недельку приютить двух усталых путников сможет. А за это время что-нибудь придумаем.

– Отлично! То есть… Погоди, а почему ты, собственно, мне помогаешь?

– Ты чем-то недоволен? Тебе не нужна помощь?

– Нужна, конечно. Просто я уверен, что там, на поляне, идея совместного путешествия не привела тебя в бурный восторг.

– Тогда ты мог выбирать – прийти мне на помощь или проехать мимо. И решил помочь. Теперь, когда наш уговор добраться до города выполнен, я встала перед тем же выбором. И приняла решение.

– Я правильно тебя услышал – это, все-таки, запоздалое «спасибо»?

Тайя вяло отмахнулась.

– Не цепляйся к словам. Впрочем, если тебе это настолько важно – да, я тебе очень благодарна! Но не за то, что ты думаешь. В лесу я и сама бы выкрутилась. С кошельком – какое-то недоразумение вышло. А вот после нескольких недель скитаний, ночевок в лесу, жизни впроголодь и хронического недосыпа почувствовать себя человеком… Да не просто человеком, а почти королевой! Спать на настоящей кровати, есть досыта и сорить деньгами. О-о-о!..

– Но ведь…

– После поболтаем, хорошо? Подожди меня немного. Будет лучше, если я сперва появлюсь в лавке одна. Ювелир панически боится грабителей.

– Как необычно!

– Ерничать потом будешь. Я с ним договорюсь с глазу на глаз и вернусь за тобой.

__________


С этого момента начинались сложности. Память сохранила лишь пару смутных воспоминаний. Вот он идет привязывать своего жеребца к коновязи. Вот замечает на другой стороне улицы стражника. Что-то в его поведении кажется странным. Что же? А, точно! Посреди деловито снующих людей этот человек застыл неподвижным изваянием и тяжелым, немигающим взглядом смотрит прямо на Алекса. А вот Алекс почему-то лежит на земле и стражник, наклонившись к нему, внимательно вглядывается в его лицо…

__________


Видимо он, все-таки, задремал, потому что пропустил момент, когда в камере (все-таки в камере!) появился человек с факелом. Вошедший поддел Алекса носком сапога и перевернул на спину. Справедливости ради надо сказать, все было проделано без лишней грубости – с целью разбудить, а не покалечить. Но пришлось менять с таким трудом найденное положение головы, в котором она болела меньше всего, и возгласа боли сдержать не получилось. Факел невыносимо слепил привыкшие к темноте глаза. Голова раскалывалась. Алекс лежал на спине и глухо стонал. Перед ним, грубо вырванным из оков сна, все еще стояло недавнее воспоминание – лицо странного стражника в нескольких дюймах от его лица – когда вошедший человек наклонился к узнику. В первое мгновение Алекс подумал, что еще спит. Давным-давно, в прошлой, нормальной жизни его учитель любил щеголять иностранными словечками. Одним из них было «дежавю» – ощущение, что когда-то где-то ты уже оказывался в похожей ситуации. Наконец-то нерадивый ученик понял, что имел в виду наставник. Лицо, нависающее сейчас над ним, было лицом того самого стражника на площади. В приступе внезапно подступившей паники лежащий на спине Алекс попытался, судорожно извиваясь, отползти подальше и со всего маху ударился головой о выступающий из пола крупный булыжник. Мозг взорвался ослепительно яркой вспышкой боли и погрузился в благословенную тьму.

К сожалению, ненадолго.

Открыв глаза, Алекс увидел проплывающий под ним грязный, плохо освещенный пол и понял, что его несут по какому-то коридору. Несет, скорее всего, тот, кто пришел за ним в камеру. И, вполне вероятно, тот, кто его в эту самую камеру поместил, предварительно крепко приложив дубинкой. Это объясняло и головную боль, и потерю памяти.

Но долго предаваться размышлениям в его теперешнем положении не удалось. Тот, кто нес Алекса, снял его со своего плеча и усадил на пол, прислонив спиной к стене. После чего жестами стал объяснять что-то стражнику, стоящему с огромной связкой ключей возле перегораживающей дорогу решетки. Краткая беседа закончилась рукопожатием, заскрежетал ржавый замок, и Алекс снова оказался переброшенным через плечо.

На этот раз путешествие оказалось недолгим.

Шагов тридцать по прямой, поворот, десяток ступеней вниз. Человек, несший Алекса, пошарил свободной рукой в кармане, достал ключ и открыл невысокую, но толстую дубовую дверь. Свет факела, горевший наверху лестницы, сюда почти не доставал. Несмотря на это, стражник шагнул внутрь, осторожно прикрыв за собой дверь, оставшись в полной темноте, опустил свою ношу на пол и только потом зажег небольшую лучину.

В ее неверном свете Алекс успел разглядеть широкий, но короткий, шага на три-четыре, коридор, который в дальнем своем конце переходил в Т-образную развилку. Ответвления были забраны железными решетками и представляли собой тупиковые коридоры, образующие две небольшие одиночные камеры друг напротив друга. Молчаливый стражник втащил узника за одну из решеток, закрыл ее на замок и, предварительно задув лучину, скрылся за внешней дверью. За секунду до того, как слабый, неверный огонек погас, Алексу показалось, что за противоположной решеткой он заметил какое-то движение. Но, возможно, только показалось.

Где-то на краю сознания билась мысль, что надо бы расспросить уходящего – за что тот поместил Алекса в эту камеру? Надолго ли? В чем состоит обвинение? Но голова болела так, что узник против воли испытывал благодарность к стражнику, за то, что тот весь путь проделал молча.

Ничего. Прежде чем проявлять любопытство, немного придем в себя. Да и тюремщикам частенько запрещают разговаривать с заключенными. Так что, очень может быть, он не упустил шанс выяснить свое положение, а наоборот, сэкономил силы.

Теперешняя камера отличалась от предыдущей лишь размерами и отсутствием других заключенных. Та же солома и холодные, грубо отесанные камни. Из дальнего угла доносился слабый, но отчетливый запах. После недолгих поисков Алекс нащупал и откинул край небольшого деревянного люка, прикрывавшего дыру в полу. Запах усилился. Голова кружилась все сильнее, ноги тряслись и разъезжались. После пары неудачных попыток подняться в полный рост пришлось встать на колени рядом с дырой и решить одну из своих срочных проблем. Предпринятые усилия не прошли даром – живот скрутил сильный спазм. Алекса согнуло пополам и вырвало. Из последних сил он отполз подальше к стене и провалился в полуобморочное забытье.

__________


Разбудил его глухой повторяющийся звук. Как будто одним куском дерева мягко скребли по-другому вперемежку с каким-то хлюпаньем. Значит, вчера ему не показалось – в соседней камере есть постоялец. Алекс потянул носом. К запаху из дальнего угла камеры примешивался еще один – тоже, впрочем, не особо приятный. Стараясь не шуметь, узник начал ощупывать пол рядом с собой. Так и есть! Неподалеку обнаружились две деревянные миски – одна с водой, другая с каким-то варевом. Рядом деревянная же ложка. Миски довольно большие. В его предыдущей тюрьме так обильно не кормили. Интересно, что бы это значило. При мысли о еде к горлу подкатила тошнота. А вот вода… Алекс одним махом выпил все до капли. Мелькнула запоздалая мысль, что лучше было бы оставить немного про запас, но остановиться он не смог.

Голова раскалываться не перестала, но, то ли боль уже вошла в привычку, то ли утоленная жажда принесла облегчение. Судя по ощущениям, сон был довольно долгим, но слабость не проходила. Глаза снова начали слипаться – вопреки всем усилиям сосредоточиться.

Звуки в соседней камере прекратились. Его неизвестный сосед сейчас тоже сидит и вслушивается в темноту.

Надо пересилить себя и нарушить молчание – пока снова не отключился.

Надо…

На практике все оказалось не так просто.

Губы не слушались, будто вместо них к лицу прилепили два больших вареника. Собравшись с силами, Алекс не очень разборчиво прошептал:

– Кто ты?

– А ты как думаешь? – мрачно ответил подозрительно знакомый голос.

Этого не могло быть. Разум отказывался поверить услышанному, но в глубине души Алекс испытал самую что ни на есть эгоистичную радость. Этот голос здесь, рядом с ним. Значит, он уже не одинок в тюремных стенах – абстрактный сокамерник в мгновение ока превратился в союзника.

– Как тебя-то сюда занесло?

– Договорилась с ювелиром, вернулась на площадь. Конь есть, атебя нет. Пошла искать по переулкам. Тут голем этот как выскочит…

– Голем?

– Ну да, я так этого амбала про себя назвала. А разве не подходит? Плечи широченные, руки почти до колен, хватка железная. В придачу лысый, косолапит и, похоже, немой. Голем и есть.

– Ну да, подходяще. Думаешь, немой?

– Я пока от него ни слова не услышала. Да и пока он меня в камеру нес, с другими охранниками только жестами объяснялся.

– Как же ты это все углядела?

– Я от дубинки его уклониться успела. Ну, почти. Отключилась на несколько секунд. А пока на его плече вареной макарониной болталась, и ручищи, и фигуру, и походку разглядела. Больше и смотреть было не на что – вот и изучала. А про жесты и остальное – перед самым входом в тюрьму, где первый пост стражи стоит, большущая лужа.

– И чего?

– Ну как чего? Представь – я болтаюсь вниз головой за плечом у Голема. А тут здоровенное зеркало перед носом.

– А чего бежать не попыталась? Сама же говоришь – в отключке не была.

– Да-а, неслабо же тебя по голове приложило.

– В каком смысле?

– Вот-вот и я об этом же. Ты соразмеряй меня и этого громилу!

– А твое чудовище в рукаве?

– Прекрасная идея! Беглянка без гроша за душой, которая спешила со всех ног в этот город, чтобы затеряться в толпе и тихо пересидеть какое-то время, в первый же день нападает на стражника при исполнении. А то и, храни нас, Небеса, калечит или убивает его. Очень мудрое и дальновидное решение. Вместо этого я решила вести себя, как паинька, и разобраться с очевидным недоразумением без членовредительства.

– А когда у тебя отобрали тесак?

– Не поверишь, у меня его не отбирали. Голем просто сгрузил меня, как мешок с овсом, в эту камеру и ушел. Я заснула, а в это время он принес тебя. И сразу хочу предупредить – пускать в ход оружие я не собираюсь. Мы пока ничего нарушить не успели. Скоро нас вызовут, поймут, что произошла ошибка и выпустят. И вообще – ты не находишь, все довольно смешно получилось?

– Не знаю, как тебе, а мне что-то пока не особо весело.

– Эгоист! А у меня уже давно самой заветной мечтой было спрятаться как можно дальше и выспаться, как следует. Вот и домечталась!

Впервые за последние часы, если не считать провалов, Алекс снова начал смотреть в будущее с оптимизмом. Словно плеснула во все стороны синеватой лентой туго скрученная стальная пружина, отпуская сжатое сердце. Тайя продолжала говорить, потом звать его по имени – все настойчивей, а он снова уплывал туда, где царит тишина и темнота. Но на этот раз его губы искажала не гримаса боли, а спокойная улыбка.

__________


Эйфория, однако, быстро прошла. Первым делом сам собой раскрылся секрет необычно больших порций еды. Приносил ее все тот же Голем. И происходило это крайне редко. Поскольку они с Тайей все время находились в абсолютной темноте, у них не было возможности отсчитывать сутки по Солнцу. Но размер порций в предыдущей тюрьме, насколько помнил Алекс, был примерно в два раза меньше, и приносили ее там дважды в день – утром и вечером. Отсюда, с учетом чувства голода, выходило, что кормят их раз в сутки. Теперь можно было хотя бы приблизительно оценивать время, которое они провели в заключении. Но этот первый, незначительный ввиду своей очевидности успех оказался также и последним.

Во всем остальном дело было плохо. Очень.

Тягучие сутки заключения потихоньку складывались в недели, а кроме молчаливого Голема, приносящего еду, за ними так никто и не приходил. Не имея никакой информации, одурев от постоянного обсуждения одних и тех же скудных фактов и предположений, они спорили с Тайей до хрипоты. После по несколько часов не разговаривали, дуясь каждый в своем углу. А то и вовсе обвиняли друг друга в своих бедах с таким жаром, что Алекс в минуты просветления радовался, как ребенок, разделяющей их двойной решетке, принимая во внимание взрывной характер Тайи и наличие у нее холодного оружия.

От постоянного сидения в темноте глаза у обоих тут же слепли даже от слабого огонька лучины в руках немого стражника. Так что, даже если бы Тайя решилась, ради шанса вырваться на свободу, пустить в ход свое железное чудовище, вряд ли ее попытка увенчалась бы теперь успехом.

В довершение всех бед, после короткого периода облегчения головные боли и обмороки Алекса стали чаще и сильнее. В результате он мог связно соображать не более полутора-двух часов в день. Существование было беспросветным и в прямом и в переносном смысле. Не находя выхода, Алекс замкнулся в себе и последние несколько дней думал только над тем, как бы убедить Тайю перебросить ему через решетку ее тесак. Тогда вечная боль перестанет быть вечной. Но оказалось, что он проговорился о своем плане в бреду и из этой затеи тоже ничего не вышло.

В какой-то из дней – он давно уже забыл значение этого слова и не видел смысла в продолжении их подсчета – его разбудил резкий лязг и крики.

Тайя, вцепившись в решетку, в бешенстве трясла ее и орала на Голема.

– Чурбан бесчувственный! Ты что – не видишь, он умирает!

Никакой реакции.

– Слышишь меня?! Дай ему лекарство немедленно!

Голем повернулся, чтобы уйти.

– Если у тебя нет денег или не хочешь обращаться к лекарю, принеси хоть отвар гореславки! Ее тут полно вокруг, я знаю – собирай, хоть мешками, задаром!

У Алекса начался очередной приступ. Слепящий свет лучины стал тускнеть. Крики Тайи доносились глухо, как сквозь слой ваты. Слой становился все толще.

Удаляющиеся размеренные шаги стражника, едва слышный скрип закрывшейся двери.

Охрипшая от криков Тайя сыпала вслед проклятиями, но Алекс их уже не слышал. Боль превысила все мыслимые пределы, захлестнула с головой. Он, захлебываясь, тонул в ней и каждой измученной клеточкой своего существа желал, чтобы это погружение оказалось последним.

__________


Алекс открыл глаза и не понял, по какую сторону реальности он находится. Под потолком камеры парило полупрозрачное белое облачко. Было оно продолговатым и по форме напоминало… Алекс присмотрелся повнимательнее и, несмотря на осознание факта, что во сне может привидеться и не такое, не смог сдержать возгласа удивления. Парящее в воздухе облачко представляло из себя худую нескладную девочку-подростка в белом полувоенном костюме с золотыми пуговицами.

Алекс протер глаза и пару раз ущипнул себя. Призрачная девочка оставалась на месте с неколебимостью налогового инспектора.

– Кто ты?

Призрак едва заметно пожал плечами.

– Мой регистрационный номер А-101102. У меня даже карточка есть.

– Странное имя…

– Постоянно это слышу, хотя, признаться, мне от этого ни жарко, ни холодно.

– Еще бы – ты же призрак.

– Что ты имеешь в виду? А! Да нет, не в этом дело. Просто мне нечасто приходится говорить с людьми дольше нескольких минут. И крайне редко более одного раза, как ты мог бы догадаться. Но, если хочешь, можешь называть меня Альмой.

– Ты пришла за мной?

Девочка замялась, подбирая слова.

– С тобой пока нет твердой определенности.

– Зачем же ты здесь?

Снова еле уловимый взлет плеч.

– У меня пока затишье. Поэтому я тут на всякий случай.

– У смерти бывает затишье?

– Нет, не бывает, но я только проводник, причем далеко не единственный. Мог бы догадаться по моему номеру, между прочим, если бы жалел себя поменьше, а думал побольше.

– Извини, ты сказала, что со мной пока неясно. А когда будет ясно?

– Когда сам решишь. Захочешь выкарабкаться – будешь жить дальше. Опустишь лапки – выйдет, что я не зря прогулялась в твоем направлении.

– Конечно не зря! Давай, делай, что там у вас положено и поехали… Или полетели?

– А тебе не рано?

– Да нет, самое время. У меня тут полная безнадега, сил никаких не осталось. Ты мой единственный выход! Что ты на меня так смотришь? Ой, только не надо сейчас про грех, вечное блаженство и смысл жизни. Небеса пусты! На той стороне ничего нет, только вечная ночь. Что бы мы ни делали, все исчезнет.

Альма ошалело уставилась на Алекса.

– Ты это мне будешь рассказывать? А как ты объяснишь мое присутствие?

– Никак. Ты предсмертный бред. Фантом. Последняя фантазия умирающего.

– Нигилист, значит… Нигилист и атеист. Ну что же, как говорится у нас в присяге: «Да воздастся каждому – по вере его». А, может, ну ее, эту твою философию? Передумал бы? Со мной прогуляться никогда не поздно.

– Да ради чего?

Призрак тихонько вздохнул.

– Ради карнавала…

– Чего-о?

– Допустим, ты прав. Верь, во что хочешь – в мрак, в прах, в тлен, разубеждать не буду. Но, даже если и так… Представь себе самый огромный, хмурый и безнадежный детский дом, какой только сможешь. Равнодушные надзиратели, решетки на окнах постоянно задернуты толстыми серыми шторами, отвратительная еда. Бесконечные, монотонные, одуряюще одинаковые дни. Повсюду тысячи, миллионы, миллиарды молчаливых угрюмых детей с потухшими глазами. Они никогда ни с кем не разговаривают. Они понятия не имеют о тепле и ласке материнской руки. Они ни разу не были на улице, не видели солнца, не бегали по траве босиком.

Алекс содрогнулся.

– Теперь представь, что раз в миллион лет им выпадает шанс выиграть в лотерею однодневную поездку на карнавал – в самый грандиозный парк аттракционов, который ты только можешь вообразить. Условия простые: из миллиона билетов выигрывает только сотня; независимо от результата, принимавший участие в одной лотерее, навсегда лишается права участвовать во всех следующих; в любой момент надзиратель может без объяснения причин вернуть любого выигравшего обратно раньше срока. И вот несколько счастливчиков вырываются на праздник. Кого-то безжалостные сопровождающие вернули, едва детишки успели войти внутрь. Кому-то пришлось уйти в полдень, не наигравшись досыта. И лишь малая горстка, полная впечатлений, с горящими глазами ушла под вечер, когда карнавал закончился. Их снова ждет бесконечная череда серого небытия, теперь уже без всяких шансов когда-либо вернуться на этот феерический праздник. Но скажи мне, даже при таких несправедливых условиях, что бы ты предпочел? Никогда не брать билет или один раз попытаться?

– Ты что, шутишь? Конечно, взял бы! Что я теряю?

– Вот именно. Ничего. Можно никогда не быть, а можно никогда не быть, но повеселиться на карнавале. Не уходи с праздника – до вечера еще далеко. Да, тебе попался непростой аттракцион, но впереди еще много других.

– Ты шутишь? Для меня праздник закончился. Что я могу сделать? У меня все отняли, даже не объяснив, за что. Я ни на шаг не способен приблизиться к разгадке. Спасения нет!

– Об этом я и говорю. Сможешь выбраться из ловушки в своей голове – получится выйти и отсюда… Посмотри на ситуацию отстраненно – у тебя есть задача, и есть исходные данные. Тебе надо всего-навсего собрать их вместе и найти решение.

– Издеваешься?

Альма насмешливо фыркнула.

– Вообще-то, о, мой бедный недалекий кратковременный друг, все данные для решения твоей вселенски неподъемной задачи второй месяц находятся у тебя под носом, а ты упорно не желаешь видеть ответ.

– Не может быть!

– Может. Покопайся в голове у себя и у этой своей, как ее… – призрак нетерпеливо щелкнул пальцами.

– Тайи?

Альма по-девчоночьи хихикнула, прикрыв рот ладошкой.

– Значит, она тебе так представилась? Остроумно. Впрочем, это ее дело. Я просто хотела сказать, что в твоем положении есть плюсы – и немалые.

– Да что ты говоришь? Будь добра – просвети меня.

– Изволь. У тебя идеальные условия – есть пища и крыша над головой, есть приличный запас времени. Никто не отвлекает и не мешает сосредоточиться. Более того, у тебя есть друг, которого можно попросить помолчать, когда надо подумать и с которым можно посоветоваться, когда сомневаешься в выводах. Или ты относишься к тому редкому типу людей, которым комфортнее предаваться анализу, убегая по болотам от дышащей в затылок пары крокодилов? А решишь эту задачку, глядишь – получится решить и предыдущую. Там ты тоже игнорируешь одну зацепку.

– Правда? Какую? Умоляю…

Призрак шутливо погрозил пальцем.

– Не наглей. Я и так сделала тебе большую подсказку.

– Когда это?

– Ты меня вообще слушал? Я сказала, что для решения твоей задачи у тебя есть все данные. Подумай. А мое свободное время вышло. Еще увидимся!

Альма шутливо отсалютовала и упорхнула сквозь потолок.

__________


Алекс проснулся, так и не определившись, на каком свете хотел бы оказаться. Мысль решить все свои проблемы одним махом, раз и навсегда, по-прежнему казалась привлекательной. Разговор, разумеется, приснился ему, да и как может быть иначе? Но… все-таки… возможно ли, что он действительно что-то упустил?

Подумать, как следует, не дала Тайя.

– Ты снова с кем-то говорил во сне.

– Так и есть. С призраком.

– С каким призраком?

– Это была девочка по имени А-101102.

– Похоже, ты пошел, наконец-то, на поправку, раз шутишь.

– Да пока не особо. Ее правда так звали. Во сне многое кажется логичным, пока не проснешься.

– Ну и ладно. Пока ты спал, приходил Голем. Он… принес тебе лекарство. Отдал мне, побоялся, что ты выронишь во сне. Сказал, что еще принесет, если поможет.

– Сказал? Он, все-таки, не немой?

– Что? А-а, нет. Ну… показал жестами. Вот так вот.

– А почему ты вдруг разволновалась?

– В смысле?

– То у тебя немые разговаривают, то ты мне жестами что-то показать пытаешься в полной темноте.

– Тьфу ты! И правда. – Тайя продолжила, осторожно подбирая слова. – Я просто… просто переживаю – поможет ли лекарство. Насколько я в них разбираюсь, оно довольно сильное, но мало ли…

– Так давай его сюда, сейчас проверим.

– Не дам.

– Тайя, с тобой все в порядке?

– Учитывая, что я сижу в полной темноте в одиночной камере, не догадываясь, за что меня здесь заперли и мой единственный собеседник при смерти? Да, я в полном порядке. Просто это небольшая мягкая пилюля, которую я не могу тебе перебросить, потому что ты ее потом не найдешь. Надо ждать прихода Голема со светом.

– Я не могу столько ждать.

– Тогда либо терпи, либо придумай безопасный способ передачи.

– Уже придумал. Если пилюля мягкая, как ты говоришь, расплющи ее в лепешку, чтобы не скатилась, положи на лезвие твоего тесака и аккуратно вытяни его по полу ко мне. Длины наших рук должно хватить.

– Нет.

– Почему? Коридор не такой уж широкий.

– Нет. Я не верю тебе. Я протяну тебе пилюлю, а ты выдернешь оружие у меня из руки. Я знаю, зачем ты хочешь его получить. Я тебе не позволю.

– Понимаю, ты мне не веришь, но ты будешь держать тесак за рукоятку, а я, слабый и больной, за кончик острия. Ты легко выдернешь его у меня из рук.

– Хорошо, давай попробуем. Но учти, потянешь на себя – я дерну клинок обратно. И тогда вини себя сам за потерянное лекарство и искалеченные пальцы.

Они вытянули руки навстречу друг другу, по самое плечо протиснувшись сквозь прутья решетки. Алекс слышал скребущий звук кончика тесака совсем рядом, но нащупать его не получалось. Видимо Тайя все-таки осторожничала, и ему не хватало каких-то миллиметров.

– Еще чуть-чуть. Я чувствую, он уже где-то рядом.

– Не могу. Еще немного и я не смогу втащить клинок обратно.

– Подтолкни его еще.

– Тогда мне придется его выпустить. А тебе я не верю. Может быть, ты давно уже дотягиваешься, просто мне не говоришь.

– К сожалению, пока нет. Доверься мне. Я верну тебе твое чудовище. Обещаю.

– Нет.

– Послушай, я признаю, что хотел тебя обмануть. Я хотел заполучить твой тесак и избавиться от мучений. Ты вправе не доверять мне. Но… понимаю, это звучит, как бред… Призрак в моем сне сказал, что мы можем выбраться отсюда. Слышишь? Я вытащу нас, только прошу – помоги мне. Я решился. Я буду бороться. Нам надо хорошенько поразмыслить и понять, что же мы пропустили. Но я не могу думать, когда у меня раскалывается голова. Мне необходимо только лекарство, а твоим оружием я не воспользуюсь. Поверь мне. Пожалуйста.

Алексу показалось, что за время последовавшей паузы на поверхности земли успел появиться и полностью разрушиться горный хребет.

– Учти, если ты меня обманешь, я найду тебя даже в аду.

Еще один короткий, острожный скрежет металла и пальцы Алекса нащупали острую сталь. Стараясь не дышать, он стал осторожно подтягивать клинок к себе и довольно скоро нащупал небольшой мягкий комочек, остро пахнущий свежескошенной травой и еще чем-то неуловимо знакомым. Проглотив пилюлю, он полностью подтащил тесак к себе и, направив рукояткой в сторону Тайи, побыстрее швырнул его, боясь поддаться искушению нарушить обещание.

По ту сторону решетки послышался вздох нескрываемого облегчения.

– Да уж, умеешь ты заинтриговать девушку. Теперь постарайся заснуть снова. Когда проснешься, почувствуешь себя лучше.

__________


Лекарство помогло. Алекс по-прежнему подолгу спал, лишь изредка приходя в себя, но кризис миновал и понемногу ему становилось лучше. Уже на следующий день больной пришел в себя настолько, что придумал менее драматичный способ передачи пилюль. Тайя заматывала их внутрь клубка свитой из соломы тонкой веревки и перебрасывала через решетку.

На третий день Алекс начал поиски решения.

Расспросив Тайю, он убедился в собственных выводах. За последнее время их путешествия поодиночке не происходило ничего странного или необычного, пока они не встретились на поляне. И если небольшой инцидент с местными выпивохами еще можно было списать на совпадение, то внезапное обвинение Тайи в воровстве становилось все более заслуживающим внимания. Кто-то мог попытаться поймать их еще там, в деревне. А когда задуманное не удалось, устроил следующую ловушку. Восстановив по минутам завтрак в таверне, Алекс не обнаружил никаких подозрительных деталей. Но сам по себе этот факт не мог ни подтвердить, ни опровергнуть его гипотезу. Отложив решение данной загадки на потом, узник занялся решением более насущной проблемы…

__________


Пару суток спустя Тайя проснулась из-за того, что Алекс колошматил башмаком по решетке.

– Ты чего?

– Извини, что разбудил, но выспаться всегда успеем. А вдруг то, что я вспомнил, окажется важным? Я слышал одну фразу, но не понимаю смысла сказанного.

– И чем я могу помочь?

– Ты уже бывала в этих местах и можешь знать местный жаргон, присказки, словечки. Мне кажется, это – тот самый случай.

– Ну, давай попробуем, все равно разбудил.

– Когда Голем нес меня сюда, ему пришлось ждать, пока охранник откроет ворота в решетке. Но перед этим привратник вопросительно уставился на нашего молчуна. Голем поднял вверх три пальца, а охранник кивнул с пониманием и небрежно бросил: «А, снова дранцы». Ты не знаешь, что это может значить?

– Не поверишь. Знаю. И «снова» этот привратник сказал потому, что незадолго до тебя тем же путем путешествовала я. И он тоже назвал меня дранцем. Но я не понимаю, чем это может нам помочь.

– А что такое дранец?

– Это и правда, жаргон, но не местный, а профессиональный. Так во многих тюрьмах называют заключенных за мелкую провинность. В большинстве случаев они проводят в тюрьме три дня. День ареста, день – сбор доказательств и поиск свидетелей, день – суд и вынесение приговора. В большинстве случаев их штрафуют и выпускают из тюрьмы. На большинстве северных диалектов «драй» или «дрей» означает «тройка». Отсюда и «дранцы». Э-э-э… ты чего?

– Да-а-а!!! Да-а-а!!! Я знал, я подозревал, я надеялся! О, Небеса, второй вариант! У нас есть шанс!

– Эй! Эй! Ты меня слышишь? Поговори со мной. Что за второй вариант? Алекс!!!

– А? Прости, ты что-то сказала?

– Сказала, что, когда я до тебя доберусь, парой синяков ты не отделаешься. Спустись с небес на землю и объясни толком, по какому поводу праздник? А то я что-то упустила.

– Ну как ты не видишь? Это же очевидно!

Тайя медленно выдохнула и обманчиво-безмятежным тоном произнесла:

– Я тоже хочу с тобой поделиться радостью. Когда мне было десять лет, я выиграла свое первое состязание по метанию ножей на слух.

– Это здорово, но…

– Но, хоть мой теперешний клинок не приспособлен для броска, поверь мне – с такого расстояния я не промахнусь. И попаду в какую-нибудь очень нужную тебе часть тела, если ты немедленно не расскажешь мне все человеческим языком!

– Извини, я понял. Давай рассуждать последовательно.

– Давно пора.

– Нас заперли здесь без всяких объяснений и держат без суда и следствия, так?

– Ты по этому поводу радовался?

– Ты же сама просила подробно.

– Молчу, молчу. Продолжай.

– Первый, и самый плохой вариант – либо мы, сами того не зная, нарушили какой-то серьезный закон, либо, что более вероятно, нас просто подставили. И местный правитель осудил нас заочно и надолго, без шанса оправдаться.

– Честно говоря, я уже так и решила.

– А вот и нет!

– Почему?

– Потому что привратник назвал нас дранцами.

– И что?

– Ты правда не понимаешь? Кто такие дранцы?

– Издеваешься? Я же тебе только что объяснила!

– А теперь я пытаюсь объяснить тебе. Ну же, проговори это еще раз.

– Это мелкие правонарушители, которые проводят в тюрьме обычно… проводят в тюрьме… Я не понимаю… Нас же давно должны были… хотя бы допросить.

– Вот именно. Добавь сюда условия, в которых мы содержимся. Даже если бы нас осудили пожизненно, даже если бы нас отправили на каменоломню, мы не сидели бы в полной темноте и настолько секретно, что даже тюремщикам сообщили, что мы простые мелкие жулики. И еще обрати внимание – дверь в наш скромный уголок открывается бесшумно. Кто-то явно заранее смазал петли. Голем зажигает свет только когда заходит внутрь, а перед выходом гасит.

– И что это означает?

– Это означает второй вариант – кто-то организовал нашу поимку, провел сюда и держит тайно. Официальной власти такие ухищрения просто не нужны. Мы зачем-то кому-то понадобились живыми, иначе нас бы давно уже пристукнули без лишнего шума. Или просто «забыли» бы здесь, заморив голодом.

– Ну и чего же этот кто-то от нас хочет? И почему именно мы?

– Понятия не имею. Могу только предположить, что он выжидает некий подходящий момент. И тогда придет время сыграть уготованные нам роли.

– Что-то мне не очень хочется ждать этого светлого часа. Вряд ли в программе будут массаж, фруктовый десерт и прочие приятные вещи.

– Согласен. Поэтому у меня есть план.

– Только не говори, что ты знаешь, как отсюда сбежать.

– Не знаю. Но это и не нужно. Все гораздо проще. Надо дать знать остальной охране, что наши камеры обитаемы. Тогда рано или поздно нас отсюда, как минимум, переведут в более приемлемые условия. А, в идеале, разобравшись, отпустят.

– Это, конечно, легче, чем побег, но я все равно не понимаю как… Уговоришь Голема передать весточку?

– Почти. Только знать он об этом не будет.

– Да уж. Я точно попала в камеру с нужным человеком.

– Еще бы! Тем более что, перед тем как мы с тобой встретились, я как раз бежал из другой тюрьмы.

– А как ты туда попал? Что-то украл?

– Не совсем. Меня арестовали за убийство.

– …

– Двух человек. Тайя, я даже в темноте чувствую твой взгляд. Ты меня не услышала. Я не сказал, что совершил это преступление. Я только сказал, что меня за это арестовали. Просто все улики были против меня.

– Все преступники так говорят. Зайди в любую тюрьму – все, что ты там найдешь, это сборище невинно осужденных.

– Как мы с тобой.

– Да, но…

– Можешь мне рассказать, почему бежишь ты?

– Меня не приплетай, это совсем другое!

– Ну разумеется, совсем другое. На всякий случай сообщаю, что говорю это с иронией.

– Ты меня не убедил, но не будем сейчас об этом. Вернемся лучше к твоему плану.

– Вернемся. Скоро придет Голем. У тебя осталось что-либо в миске?

– Шутишь? Я эту гадость наполовину-то еле съедаю. Остальное выплескиваю в люк.

– Вот и прекрасно. А теперь будешь выливать на пол. Поближе к дверям.

– Да она же на второй день начнет вонять в два раза сильнее, чем теперь. Я ее запах и без этого еле выдерживаю.

– Потерпишь.

– Да почему, объясни толком!

– Потому что я точно помню, что за этой дверью после нескольких ступенек наверх, на выходе в основной коридор, горит факел.

– А, так вот в чем дело. Ну что же. Сама я до тебя добраться, конечно, не смогу. Но я очень постараюсь убедить Голема, чтобы в его следующий визит он хорошенько отделал тебя своей дубинкой еще раз. Очень постараюсь. И, поверь, у меня получится.

– За что?

– Да ты можешь нормальным языком объяснить, какая связь между отвратительной жратвой, факелом и нашим побегом?!

– Не побегом.

– Неважно. Хватит говорить загадками! А не то, когда мы выберемся отсюда, ты не раз пожалеешь, что покинул свою тихую, уютную и безопасную камеру.

– Вот послали же Небеса соседку-тугодумку. Стой! Стой! Не надо! Я пошутил. Сейчас все объясню, только успокойся. Помнишь тот день, когда Голем наводил здесь порядок? Вымыл пол, смазал засовы на решетках, настелил свежей соломы.

– Тебе точно больше не нужно принимать лекарство?

– Правильно. И я не помню. За время нашего заключения пол чище не стал. Если его увлажнить остатками твоего любимого блюда, на башмаки Голема налипнет грязь. И полностью отвалиться за несколько шагов по ступенькам она не успеет.

– Допустим, и что?

– А то, что, хоть коридоры в тюрьме освещены не очень хорошо, но нашему тюремщику придется пройти прямо возле факела. Рано или поздно кто-нибудь обязательно обратит внимание на регулярно появляющиеся следы, ведущие из помещения, в котором никого нет.

– И обязательно захочет проверить, зачем кто-то постоянно посещает пустые камеры! Все так просто. Ты гений! Я буду очень горевать после твоей смерти.

– К… какой смерти?

– Не волнуйся, за твою замечательную идею я убью тебя быстро.

– Эй, я не понял!

– Ты что, раньше не мог этого придумать, дубина стоеросовая?! Это можно было сделать на первой неделе, и не куковать тут столько времени. Нет же, у тебя были более важные дела – жалеть себя, клянчить у меня оружие для самоубийства, дрыхнуть сутки напролет! Да я тебя!…

Ключ, повернувшийся в замке, спас Алексу жизнь. Он едва успел сказать:

– Голем! Миску, быстро!

Дверь уже начала открываться, когда Тайя выплеснула варево на пол.

Узники затаили дыхание.

Их молитвы были услышаны.

Голем пришел, налил очередную порцию еды и воды и вышел, никак не отреагировав на чавкающую под ногами массу. Может быть тому виной были его грубые деревянные башмаки. А может, он просто решил не обращать внимания на причуды пленников, которым не понравилась еда.





Так или иначе – план удался.

__________


Потянулись изнурительные часы ожидания. Время, которое и раньше-то ползло со скоростью улитки, остановилось, как вкопанное. Умом Алекс и Тайя понимали, что все получится не с первого раза. И, вероятно, даже не с пятого. Но сердце не могло принять доводы рассудка, и узники вздрагивали от каждого шороха – реального или кажущегося. На шестой раз Алекс не выдержал.

– Нет, мы так с тобой с ума сойдем. Давай что-нибудь рассказывать друг другу.

– Что рассказывать?

– Что-нибудь о себе. Хоть немножко. Я же тебе раскрыл свою страшную тайну. Теперь твоя очередь.

– Нет.

– Что?

– Прости, я не могу.

– Понятно. Не доверяешь, значит.

– Да нет, что ты! У меня уже очень давно не было человека, которому я могла бы настолько довериться. Просто… ничего хорошего за спиной я не оставила. Как бы мне ни было плохо сейчас, это в тысячу раз лучше, чем раньше. И вспоминать о прошлом я пока не в силах. Хочешь, я расскажу тебе о здешней земле и ее правителе? Если твой план… Нет, даже думать об этом не хочется – когда твой план сработает, нам, скорее всего, придется держать ответ перед этим человеком.

– Хорошо. О себе расскажешь, когда захочешь. А про местные особенности узнать было бы полезно. Давай.

__________


И Алекс узнал, что всего несколько лет назад главными богатствами этой скудной местности были лишь красота пейзажей и удачное расположение. Ее охватывали, образуя две стороны угла, гигантские – на полконтинента – непроходимые горные цепи. И только в самой вершине угла была пара удобных перевалов. В результате Лорния, неприметная во всех прочих отношениях довольно обширная область бесплодной земли, обретала статус стратегически важного пункта. Кто этот пункт контролировал – тот контролировал военные, торговые и любые другие пути-дороги на значительной части всего Севера. Или Юга – с какой стороны гор посмотреть. Как и на любом перепутье, тут следовало бы построить несколько крупных рынков, и к ним, для полноты картины, харчевни, постоялые дворы, бордели, игорные дома и далее, и далее. Однако Марк Оксенфорд, граф Лорнейский, душил налогами любое развитие в зародыше – ему постоянно не хватало средств на войну. Мимо непрерывным потоком проплывали огромные суммы денег, а Лорния задыхалась в бедности.

Пока не пришел Пек.

Последний отпрыск не особо знатного и полузабытого по причине крайней нищеты дворянского рода. Он никогда не рассказывал о себе и не любил, когда его называли полным именем и титулом, справедливо подозревая насмешку. Он не собирался унижаться, выпрашивая подачки у короля, и добывал себе пропитание, работая кузнецом, всегда и везде представляясь, как Пек. Просто Пек – кузнец из глухой деревушки, потерявший после рядового, в общем-то, набега жену и детей.

Банда Красных волков отступала после неудачной кровопролитной стычки. В поисках легкой добычи разбойники напали на, казалось бы, слабо защищенный обоз с полусонной стражей и неожиданно наткнулись на элитный отряд бьорнских наемников. Видимо, вконец отчаявшиеся купцы тряхнули-таки мошной и смогли вскладчину оплатить их услуги. Сильно поредевшая шайка озлобленных неудачей бандитов откатывалась в логово зализывать раны. В недобрый час у них на дороге, на околице деревеньки, где жил Пек, оказался блаженный. Он начал, улыбаясь чему-то своему и пуская слюни, показывать пальцем на подъезжающих помятых всадников. А после, раззадорясь, и вовсе захохотал во все горло, до истерики, продолжая тянуть руку в сторону бандитов. Хохотал до тех пор, пока взбешенный главарь на скаку не отрубил блаженному (которого в деревне почитали, как Божьего человека) руку. Неподалеку на беду оказалась Лада, жена Пека, не успевшая убраться с глаз подальше из-за своих ребятишек. Они были уже слишком большими, чтобы их можно было быстро в одиночку нести на руках. И слишком маленькими, чтобы самим почувствовать опасность и улепетывать со всех ног или хотя бы спрятаться. Увидев рухнувшего блаженного, Лада, женщина не робкого десятка, потеряв от возмущения голову, с криком: «Стой! Душегуб! Убийца!» бросилась наперерез всаднику, намереваясь схватить его коня за уздечку. Главарь ударом палицы сшиб ее с ног. Несущийся не разбирая дороги арьергард шайки потоптал конями и Ладу, и не вовремя кинувшихся к упавшей матери ребятишек.

__________


Тайя прочистила горло.

– Давай и ты расскажи что-нибудь, а то давненько я столько времени подряд не говорила. Отвыкла.

– Конечно. Я пока не уверен, что хочу знать продолжение. Что тебя интересует?

– Твое прошлое. Я прибыла сильно издалека и, хоть бывала в этом городе пару раз, это было давно. Не обижайся, но я уверена, что кукуем мы в этом славном местечке из-за тебя.

– Я уже думал над этим. Возможно, ты и права. Я только не могу решить, насколько издалека мне начать.

– Давай попробуем так: расскажи о своих недавних приключениях. Скажем, откуда ты ехал, когда встретил меня? Не найдем ничего в этом кусочке, копнем поглубже. Идет?

– Ну давай попробуем. Арестовали меня ближе к полудню…

__________


Судья Томас Тэкер был сама предупредительность.

– Теофраст, развяжите ему руки.

– Но Ваша честь…

– Ничего, бежать отсюда все равно некуда. И потом вряд ли этот сообразительный с виду юноша совершит подобную глупость. Он ведь и так уже натворил достаточно. Да вы присаживайтесь. Вон туда. Да-да располагайтесь. Нет, ножки привинчены к полу, уж не обессудьте. Распорядиться, чтобы принесли воды, табаку, или чего покрепче, для храбрости?

– Спасибо, не употребляю. Лучше скажите, в чем меня обвиняют?

– Ваша честь.

– Простите?

– При обращении к судье надо говорить: «Ваша честь». Проявите чуточку вежливости, молодой человек, от моего решения зависит ваша жизнь. А также легкая или не очень смерть. Давайте попробуем сначала.

Алекс сглотнул.

– В чем меня обвиняют, Ваша честь?

– О, в сущей безделице. Позавчера вечером вы тайком, либо под каким-то благовидным предлогом, проникли в дом достопочтенного нобиля ван Карлсхаузена, столкнулись с хозяином дома и после короткого, но жаркого спора проломили ему голову.

– Это не я! Меня там и близко не было!

– У нас есть показания слуг.

– И они утверждают, что видели меня?

– Нет, но они слышали спор, звук удара и, вбежав через пару минут в кабинет, нашли своего хозяина мертвым. А также они утверждают, что вы давно относились к нобилю с неприязнью.

– Да он со своим склочным характером рассорился с половиной города! И на этом основании вы обвиняете меня?

– Не только. У нас есть показания другого свидетеля. Он видел вас тем вечером, заходящим в дом нобиля и, через десяток минут, выходящим оттуда.

– Ваш свидетель обознался или кто-то пытается меня подставить!

– Вообще-то, это был ваш приятель, Крис Хольгерсон.

– Не может быть!

– Может. Позавчера вечером он сидел в харчевне, напротив дома нобиля, и заметил вас. Вчера, узнав о смерти ван Карлсхаузена, Хольгерсон, как честный гражданин, оказавшийся свидетелем преступления, пришел к нам и добровольно дал показания под присягой. А вы в тот злополучный вечер, очевидно, тоже его заметили. И сегодня днем, не зная о том, что нам уже все известно, выследили его и убили. После чего были арестованы. – Судья извиняющимся жестом развел руками. – Сами понимаете, не могли же мы позволить вам разгуливать на свободе и дальше! К счастью, показания вашего, ныне покойного, приятеля, данные им, повторяю, добровольно и подписанные собственноручно…

– Вы лжете!

– Молодой человек, не забывайте, с кем разговариваете! Моя вежливость объясняется тем, что собранных улик вполне достаточно для вынесения приговора и необходимость в допросе третьей степени отпадает. Но за неуважение к суду я сию же минуту могу обеспечить вам это удовольствие по высшему разряду.

– Простите, Ваша честь, но, тем не менее вы… ошибаетесь. Крис не мог в тот вечер видеть меня у дома нобиля. Я был на другом конце города.

Судья, не покидая мягкого кресла, с притворной заинтересованностью подался вперед.

– Так-так. Предположим – только предположим – что я верю вашим россказням. Где же вы, в таком случае были? С кем? Кто может подтвердить ваше заявление?

– Я был в доме одного человека,.. девушки… Но я не могу назвать ее имени, чтобы не скомпрометировать.

Судья пододвинулся чуть ближе. Плотоядность его ослепительной улыбки с легкостью довела бы аллигатора средних размеров до сердечного приступа. Более крупная особь, при известном везении, могла отделаться глубоким обмороком.

– То есть, я правильно понял, что подтвердить ваше алиби некому?

– Да, Ваша честь, но…

– Ни слова больше. Суду все ясно. Остаются, разумеется, кое-какие формальности, там подписать, тут подготовить… Но, чтобы не томить вас долгим ожиданием, могу, в знак расположения, огласить приговор прямо сейчас.

Комок в горле Алекса никак не желал сглатываться.

– И… что меня ждет?

Судья, по-прежнему широко улыбаясь, посмотрел на обвиняемого.

– Разумеется, виселица. А вы чего ожидали? Через недельку устроит?

__________


Потом его вели какими-то длинными полутемными коридорами, щелкали замки, скрежетали ржавые петли… В конце концов, Алекс обнаружил себя сидящим на топчане в небольшой одиночной камере с высоким потолком и зарешеченным окошком в самом верху одной из стен. Если на секунду забыть, по какой причине он тут оказался, помещение можно было бы даже назвать уютным.

Мысли путались и разбегались. Все, что еще несколько часов назад казалось значительным, унесло, как шаловливый ветер, играючи, уносит с ладоней пушинку. Алекс впал в странное оцепенение. Хотелось просто бесконечно лежать, вглядываясь в потолок, и не думать ни о чем. Мысль, что скоро – несправедливо скоро! – его поднимут, уведут и не останется даже этой грубой каменной кладки вокруг, не вызывала никаких чувств. Можно было бы попытаться дать весточку Энджел. Но вряд ли у нее получится что-то исправить, так что не стоит из-за этого подниматься с лежанки.

Вечером принесли еду. Довольно вкусную, учитывая обстоятельства, хотя Алекс не смог заставить себя осилить и половину порции. На город опустилась ночь, но сон все не шел. С восходом солнца узник переключился с созерцания соседней стены на разглядывание потолка. Клетчатая тень от решетки на окне, описав на полу дугу, растаяла в вечерних сумерках. Пожилой тюремщик забрал нетронутым утренний поднос с едой и принес вечернюю порцию. Он попытался было заговорить с Алексом, но тот желал только, чтобы его поскорее оставили в покое.

Скоро окончательно стемнело. Когда на пол упал обломок булыжника, Алексу почти удалось задремать. Узник некоторое время неторопливо размышлял, что кусок кладки из той трещины в потолке, (а уж потолок Алекс за прошедший день изучил получше расположения комнат в собственном доме) должен был выпасть с более громким стуком. Еще несколько мгновений ушло на безуспешные попытки погасить слабый огонек разгоравшейся надежды. Разум усталым безнадежным тоном в который раз объяснял, что камера-одиночка в подвале тюрьмы, предназначенная для содержания смертников, может быть нашпигована потайными ходами в одном-единственном случае. Когда она находится в перевозбужденном мозге недобросовестного писателя авантюрно-приключенческих романов. В реальной жизни – это каменный мешок с толстой дверью на замке и прочной решеткой на окне. Но сердце, не желавшее слушать педантичные нравоучения и страстно желавшее жить, упорно твердило, что камень с потолка, ударившись об пол, не мог упасть с таким мягким, приглушенным звуком.

Через пару минут Алекс, проклиная свою наивность, сполз с топчана, опустился на четвереньки и начал вслепую шарить руками по полу.

Искать пришлось долго. Пару раз от намерения прекратить бесполезное занятие спасала лишь мысль о том, что, как бы там ни было, недавно на пол его камеры совершенно точно падал небольшой увесистый предмет. А для слуховых галлюцинаций, все же, пока рановато.

Наконец, терпение и настойчивость были вознаграждены. Дрожащими пальцами Алекс нащупал небольшой кисет, из которого извлек кремень, кресало, огарок свечи и небольшой пергамент. Намек был более чем очевиден. Стараясь унять прыгающее, как яйцо в крутом кипятке, сердце, Алекс высек огонь, зажег свечу и попытался разобрать текст.


«Сейчас не время и не место, но я все равно хочу сказать самое большое спасибо, какое только возможно вообразить. Ты спас мою честь и жизнь ценою своей. Я никогда этого не забуду.

Теперь о деле. Человек, которого я наняла, чтобы помочь тебе, смотрит сейчас сквозь решетку окна камеры. Как только он заметит свет твоей свечи, он начнет действовать. Возможно, не сразу – охрана патрулирует улицу довольно часто и придется переждать.

Зная твою склонность поступать по-своему, предупреждаю: на этот раз все очень серьезно. Не задавай никаких вопросов, делай то, что тебе говорят, быстро и не раздумывая – и все закончится благополучно.

Я буду молиться за тебя.

Энджел.

P.S. Как только дочитаешь, потуши свечу, чтобы не заметила охрана».


Не успел Алекс задуть огарок, как что-то большое и мягкое с глухим звуком упало на пол у стены под окном. Потом тихий голос окликнул:

– Скоро пройдет патруль, так что слушай и запоминай. К одному концу веревки привязан груз. Обвяжись покрепче вторым концом и жди. Когда я уберу решетку, ты забросишь веревку обратно в окно. Начну тянуть – перебирай ногами по стене. Только быстро, у нас будет не больше минуты.

Алекс, распираемый тысячей вопросов, с трудом заставил себя сосредоточиться на своей части плана. Разобраться с веревкой удалось не сразу. От мысли, что свобода так близко, руки ходили ходуном. Да и завязать петлю в темноте оказалось, с непривычки, не так-то просто. В результате узел вышел прочным, но большим и бесформенным комком. Алекс надел петлю на пояс, сделал шаг и едва не повалился на пол. Видимо, пока он, сражаясь с узлом, кружил по камере, веревка успела запутаться вокруг ног. Стараясь не поддаться подступающей панике, узник начал сбрасывать с себя виток за витком, и тут ночная тишина взорвалась.

Присыпанный пылью и каменной крошкой Алекс едва смог вдохнуть, когда услышал требовательный окрик.

– Бросай веревку!

Забросить получилось с первого раза, что оказалось немудрено – вместо забранного решеткой узкого окна светлело чистое ночное небо. Большая рваная дыра напоминала раскрытую пасть с неровно торчащими булыжниками-зубами. Алекс уже ухватился покрепче за веревку, когда его острой иглой пронзила внезапная мысль. Что есть мочи он заорал своему спасителю:

– Подожди!

– Нет времени!

– Я записку не забрал! Там подпись!

– Идиот! Бегом!

Не успев понять, что, выпустив из рук петлю, он позволил ей предательски сползти по ногам почти до самого пола, Алекс рванулся к топчану. Полетев на пол, расшиб коленки и ободрал ладони. Скрипя зубами от боли и злости на свою несообразительность, выпутался из веревки, сгреб с лежанки кисет с запиской и сунул за пазуху. Из окна уже доносились крики и топот спохватившихся охранников. Пока, вроде бы, отдаленные. Оставалось нашарить петлю, влезть в нее и подать сигнал человеку наверху.

Петли не было.

Морщась от боли в содранных ладонях, Алекс шарил по полу широкими загребающими движениями, возвращаясь к стене с проломом.

Веревка исчезла.

Имя неудавшегося спасителя осталось неизвестным, так что даже окликнуть его было невозможно. Да и, скорее всего, уже без толку. Ясно как день, что, увидев спешащих охранников, он вытащил веревку и скрылся, чтобы не попасться самому. Узник даже не злился на него. Он сам забыл забрать записку сразу, и сам виноват в роковой задержке. Алекс застыл вплотную к стене, еще не успев смириться с полным провалом, но понимая, что каждый удар сердца уменьшает его шанс на спасение и исправить ничего уже нельзя. Он успел лишь подумать, что, пока не поздно, надо разорвать и съесть послание Энджел, иначе и девушка может попасть под удар.

В этот момент совсем близко послышался цокот копыт, и на голову Алексу манной небесной свалилась веревочная петля. Голос, которого он уже не чаял услышать, прокричал:

– Не одевай, хватайся руками и держись крепче!

Алекс, наплевав на сочащиеся кровью ладони, вцепился в петлю, понимая, что это, в прямом смысле слова, вопрос жизни и смерти. Он только успел прохрипеть: «Тяни!» как почувствовал, что руки выворачивает из плеч. Оказывается, его спаситель времени даром не терял и, пока Алекс возился с запиской, привязал конец веревки к стоящей поодаль лошади. Потом, чтобы узник смог дотянуться доуползшей вверх петли, подвел лошадь ближе к пролому, хлестнул по крупу… И Алекс вылетел на волю, как сонный карп, пойманный рыбаком на крючок. Он все еще приходил в себя после того, как его проволокли по грубой каменной кладке стены, словно морковку по терке, когда преследователи выскочили из-за угла здания. На счастье незадачливого беглеца у охраны не было ни одного арбалета, только дубинки, но стражники были полны решимости пустить их в ход.

Алекс собрал последние силы и помчался, не чуя под ногами земли, в темноту – туда, куда уходила веревка, конец которой он так и не выпустил из окровавленных рук. Вспоминая позже события той ночи, он пришел к выводу, что выдержал испытание благодаря двум вещам. Веревка не была, все-таки, бесконечной, хотя во время бега он готов был в этом поклясться. И еще – события сменяли друг друга с ошеломительной быстротой и некогда было задуматься о том, что ничего не получится. Раны, ссадины и ушибы заживали потом с неделю, но в тот момент не было времени даже на то, чтобы как следует испугаться.

Лошадей оказалось две.

Имя профессионала, нанятого Энджел, так и осталось неизвестным, но это был мастер своего дела. Даже в такую минуту он не оставил преследователям ни одной улики, отобрав у Алекса конец уже смотанной веревки, и приторочив ее к седлу. Оба вскочили верхом и помчались прочь, оставляя за спиной крики, погоню, факелы, тюрьму и весь ужас двух последних суток.

Они вырвались из города, доскакали до ближайшего редколесья и на небольшой опушке дали отдых славно потрудившимся лошадям.

Незнакомец протянул Алексу небольшую сумку.

– Тут одежда, еда, деньги на первое время и инструкции, сам знаешь от кого. Лошадь оставь себе, но при первой же возможности смени. Эта тропа ведет в обход заставы на Турнейском тракте. На сам тракт не суйся, но двигайся в том же направлении. Дождись рассвета, а то еще заблудишься. И прочти письмо – там сказано, что делать дальше. Удачи!

Не успел Алекс поблагодарить своего спасителя, как тот растворился в темноте.

__________


– …Вот так я и выбрался. В письме Энджел объяснила, как добраться до поместья ее дядюшки, Артура Лонгфелло, которому можно все рассказать и переждать недельку-другую, пока все утихнет. Дорога вышла непростой. Судья объявил меня в розыск, а его не в меру ретивый молодой помощник, Теофраст, поклялся лично арестовать меня. Несмотря на то, что Энджел проложила мне маршрут вдали от людных мест и широких дорог, несколько раз приходилось возвращаться назад, искать совсем уж обходные пути. Но дело того стоило. Дядюшка встретил меня, как родного. Нанял лучшего лекаря, лошадь пристроил в табор кочевникам, отдав мне взамен чистокровного породистого рысака. Неделю спустя, когда пришла пора двигаться дальше, щедро снабдил деньгами, экипировкой и подробным описанием дальнейшего пути. Расставшись с гостеприимным дядюшкой, я проскакал весь день, а на следующее утро повстречал на опушке леса одну взбалмошную неблагодарную особу, явно нуждающуюся в помощи.

– Не придумывай! Значит, когда мы попались в деревне, ты написал этому Лонгфелло?

– Да. И, думаю, его можно исключить из списка подозреваемых. Он тысячу раз имел возможность выдать меня, да и просто мог оттягивать мой отъезд любыми способами.

– Согласна.

– Что-то теперь у меня в горле пересохло. А воду придется экономить, чтобы было чем развезти грязь к следующему визиту Голема. Прервемся?

– В общем-то, я передохнула. Если тебе не успели надоесть мои россказни, могу продолжить.

– Что ты, конечно, нет. Давай.

– Ну, слушай…

__________


Похоронив семью, Пек продал подчистую все свое имущество – кузню, дом с хозяйством и отправился в столицу. Ни много, ни мало – убедить Марка Оксенфорда, графа Лорнейского, организовать охрану окрестностей от расплодившихся сверх меры шаек разбойников. Граф год за годом тратил все свои и без того скудные ресурсы на безрезультатные попытки расширить границы своих владений на западе и выйти к морскому побережью. Поэтому он только посмеялся над наглецом, велев всыпать пяток плетей для ума и вышвырнуть из замка. Наказание было не столько суровым, сколько унизительным, поскольку секли только простолюдинов, и оно должно было отбить охоту у наглого выскочки навсегда.

Но Пек руки не опустил. Отлежавшись после визита к графу, он стал ходить по площадям и рынкам, призывая горожан и заезжих купцов организовать отряд самообороны. Торговцы, конечно, народ расчетливый и прижимистый, но из них каждый не раз был ограблен, и в будущем любого ждала неминуемая игра в орлянку с фортуной. Поэтому люди, измученные графскими поборами и постоянными набегами разбойников, откликнулись даже живее, чем Пек мог надеяться.

Армию не армию, но отряд весьма приличных размеров он собрал.

К тому времени граф наскреб, сколько смог, средств из последних остатков казны, в ход пошли даже остатки фамильных драгоценностей недавно умершей жены (почившая в бозе графиня оказалась недостаточно проницательна, чтобы отклонить предложение руки и сердца человека, казавшегося на момент сватовства вполне выгодной партией) и вновь отбыл воевать.

Никто и предположить не мог, что Пек не собирается отсиживаться в обороне, а сразу отправится в рейд по разбойничьим лежкам и схронам. При попустительстве графа многие временные стоянки разбойников давно стали постоянными. А некоторые, фактически, представляли собой небольшие деревеньки. То ли из-за внезапности, то ли благодаря восходящей звезде Пека, поход оказался удачным – захватили много оружия, припасов, награбленных денег, а разбойничьи гнезда предали огню и мечу. Несколько разозленных банд решили расправиться с наглым выскочкой. Пека и город спасли лишь долгие годы разбойничьей вольности. Никто из главарей шаек не понял, что времена изменились. Ни один из них и не подумал объединиться, чтобы не делить с остальными главный приз – найденные бывшим кузнецом несколько воровских общаков. Пек, которого, как своего единственного защитника, поддерживали все жители города от мала до велика, без особого труда разбил разбойничьи банды поодиночке. Лишенные своих баз, разбитые, преследуемые осмелевшими патрулями Пека бандиты были вынуждены либо податься в края с более легкой добычей, либо залечь на дно и довольствоваться кражами скота у крестьян и нападениями на одиноких путников.

Но не успела Лорния вздохнуть с облегчением, как в городские ворота уже стучалась новая беда.

Получив верные сведения, что граф во главе своего наемного войска снова отбыл, оставив горожан без последней защиты, и, похоже, основательно завяз в очередной войне, его сосед, барон Малех, собрал нескольких рыцарей с небольшим войском и попытался прибрать к рукам графство. Пек устроил засаду по всем правилам военного искусства, перебив многих рыцарей, а самого Малеха отпустил без выкупа, но заставил, ни много, ни мало, принести ему, Пеку, клятву не посягать более на эту землю. Барон поклялся и через два месяца вернулся с войском побольше. Укрывшись за стенами, Пек выбил значительную часть нападавших, а затем внезапной ночной вылазкой перебил в полусонном лагере остальных. Малеха в цепях провели через весь город до центральной площади, где Пек, зачитав приговор, отрубил визжащему барону голову, как клятвопреступнику.

Надо ли говорить, что после этого не прошло и месяца, а Пек уже сидел (пока что в качестве неофициального управляющего) в графском замке и издавал распоряжения. За полгода он обустроил на скорую руку несколько рынков, усилил патрулирование окрестностей, создал систему дальних кордонов и разведку. Его сил и времени хватило на обустройство в пустующем левом крыле замка школы, куда пускали всех – вплоть до детей без роду и племени. Их обучали письму, счету, обращению с мечом и луком и даже началам ораторского искусства. Пек считал, что хоть воину, хоть купцу хорошо подвешенный язык никогда не помешает.

Граф, не имея возможности наведаться в родовой замок, поначалу был просто озадачен событиями, происходящими дома. Но война в кои-то веки складывалась в его пользу, и он попросту махнул рукой на дерзкого смерда. В конце концов, с ним можно разобраться по возвращении.

Внезапно все рухнуло.

В очередном сражении войско графа потерпело сокрушительное поражение. Наемники частью были перебиты, частью разбежались.

__________


Марк Оксенфорд возвращался в замок под вечер. С пятью оставшимися воинами (которым то ли просто некуда было больше идти, то ли они надеялись, что уж на пятерых-то граф денег наскребет). С огромными неоплаченными долгами. С казной, вычерпанной до донышка. В замок, где верховодило оборзевшее без его железной руки мужичье. Короче говоря, в состоянии чистого, незамутненного бешенства. Граф, безусловно, казнил бы всех смутьянов, засевших в его доме. И каждого десятого в городе – за пособничество. Но нужны были деньги, деньги и еще раз деньги. А если всех перевешать, кого тогда ободрать как липку?

Оксенфорд стрелой промчался сквозь распахнутые ворота замка, влетел, опередив свой эскорт, во внутренний двор, спешился у лестницы главного входа и… наткнулся на двух, немного оробевших, но твердо сжимающих свои алебарды стражников. И на смутно знакомого ему человека, спокойно сидящего на ступеньках.

Не вставая, тот коротко махнул рукой, и стражники расступились. Выхватив меч, Оксенфорд метнулся к наглецу.

– Ни с места, тварь!

Пек предостерегающе вскинул руку вверх.

– Остынь, граф. Еще шаг и мои солдаты нашпигуют тебя болтами.

Только теперь граф заметил нацеленные на него из четырех ближайших бойниц башни арбалеты.

– Ты… – не в силах поверить в происходящее, Оксенфорд не находил слов. – Как ты смеешь угрожать мне, твоему господину? На пороге моего дома! На колени, безродная скотина! Пусть твоя шайка сложит оружие – может быть, я кого-нибудь и помилую!

– Ничего, как-нибудь обойдемся без твоей милости. Ты еще не понял, граф? Ты не можешь здесь командовать! У меня руки чешутся схватить тебя и отдать на суд людям, которых ты грабил всю жизнь и потом бросал на произвол судьбы. Ты не задумывался, есть ли у них крыша над головой и кусок хлеба на столе. Теперь их не беспокоит, есть ли крыша над головой у тебя. Убирайся, граф! Дай этим измученным людям поскорее забыть годы твоего «великодушного» правления, как дурной сон.

– И ты говоришь это мне? Мне, который жизнь положил на то, чтобы отвоевать нам землю получше?!

– Ты положил не свою жизнь, а сотни чужих. Еще немного, и у нас остались бы только старики да младенцы. И не было бы нам счастья на чужой земле, отнятой у других. Здесь наша Родина! Здесь, и нигде больше.

Граф ядовито усмехнулся.

– Что бы ты ни говорил, как бы меня не оскорблял, но ты – крыса, забравшаяся в амбар тайком. Ты предатель, который нанес мне удар в спину, когда я вел тяжелую войну для своего народа.

Пек грохнул кулаком по ступеньке лестницы.

– Не тебе говорить о предательстве, граф! Ты предал землю, которую обязан был защищать, и простолюдинов, о которых должен был заботиться. Ты вел войну для себя, потому что тебе ненавистно каждое дерево, каждый камень этой земли и ты мечтаешь убраться куда угодно, лишь бы не находиться здесь. Все это время мы, нищие, брошенные и преданные тобой, отбивались из последних сил от бандитов, которые живут в лесах, и от бандитов, которые живут в замках. Мы выстояли сами. Сами, без твоей помощи. И знаешь, что мы поняли? Что мы справимся без тебя и дальше. Ты нам не нужен! Зачем ты приехал, граф? Казнить, отбирать наши чудом уцелевшие жалкие крохи, в очередной раз увести оставшихся мужчин на бойню? Хватит! Последний раз говорю тебе – езжай подобру-поздорову, на все четыре стороны. Я уже неделю поджидаю тебя. И ты даже не представляешь, чего мне стоило убедить твой народ, о котором ты, якобы, так печешься, отказаться от затеи дать тебе войти в город, а после навалиться и разорвать на куски. Проваливай, пока можешь!

Граф медленно забрался в седло, презрительно процедил:

– Ты украл мой замок. Теперь, небось, присвоишь себе и титул.

– Зачем? Я – Пек. Им родился, им и помру. Но скажи мне, что лучше – титул без графства или графство без титула?

– Я скоро вернусь. И ты будешь долго-долго вспоминать каждое слово из этого разговора, пока будешь умирать. Обещаю.

– Посмотрим. И раз уж речь зашла об обещаниях, граф… Сегодня я тебя отпускаю, хотя за твои преступления тебя надо судить и казнить. Но если ты появишься здесь еще раз, неважно с миром или войной… Не хочу пророчить, будет ли твоя смерть быстрой или долгой, но назад ты не вернешься. Это обещаю тебе я, Пек.

__________


Граф не вернулся. По слухам, он отправился за подмогой к своему дальнему родственнику, но был ограблен и убит разбойниками при попытке пересечь печально известное Нефрское ущелье. Так это или нет, осталось неизвестным, но, учитывая, что путешествовал он в компании пятерых хмурых кредиторов, возможно, все объяснялось гораздо проще.

Лорнии повезло больше, чем ее бывшему правителю. За несколько месяцев без удушающих графских поборов и бандитских набегов торговля расцвела. Тонкий денежный ручеек превратился в полноводный поток и, похоже, иссякать не собирался.

Пек отправил королю Альбе подати с графства, втрое превышающие деньги, которые поступали в казну при Марке Оксенфорде, и обязался впредь платить также. Вдобавок пообещал за пару лет построить дополнительные защитные укрепления и очистить от грабителей торговые пути по всей Лорнии, а убытки купцов от грабежей восполнять из местной казны. Взамен просил оставить его, Пека, королевским наместником в Лорнии без титула. Поскольку прямых наследников у погибшего графа не было, скупой до неприличия Альба, рассудив, что у других владельцев вечно нищей провинции дела могут пойти гораздо хуже, подмахнул прошение. Не забыв, впрочем, дописать светлейшей рукой поправку, что «в случае нарушения своего обещания о выплате налогов в оговоренном объеме в срок» Пек ответит головой. По преданию, перед тем как поставить свою монаршую подпись, Альба, ни к кому не обращаясь, пробурчал себе под нос: «Доигрался в солдатики». И велел передать новому наместнику, что при обороне ему лучше рассчитывать на собственные силы, либо на помощь свыше – на выбор.

__________


– Эй, ты меня слушаешь?

В голосе Тайи явно слышалось раздражение.

Увлеченный рассказом, Алекс все еще представлял великолепие пышных покоев, печать, вминающуюся в остывающий сургуч на пергаменте королевского указа, мелодичный перебор арфы из дальнего зала. Пришлось даже головой потрясти, чтобы разогнать наваждение.

– Да, конечно! Продолжай, ты замечательный рассказчик.

– Мне показалось, что сейчас услышу храп. Я тебе не Шахразада – сказки на ночь рассказывать. Как думаешь, сколько времени мы уже проболтали? Что-то глаза и правда, слипаются.

В этот момент в замке начал поворачиваться ключ.

__________


Старый Ии-ши устало катил тележку по коридорам тюрьмы. Привычно поскрипывало правое колесо, подпрыгивая на неровных булыжниках пола. Сухо перестукивались деревянными ручками метла и швабра, да плескалась в бадье грязная вода. Оставалось отмыть два участка коридора и небольшой лестничный пролет. Весь нехитрый мир Ии-ши давно ограничивался восточным сектором здания, пускай старик и не слышал ни разу в жизни слово «сектор». Он покинул родные места в поисках заработка много лет назад, но так толком и не освоил варварское северное наречие. Единственными словами, значение которых уборщик понимал четко, были: «сучье мясо», «быстрее» и «пшел вон». Однако скудость лексикона с лихвой компенсировалась фантастическим трудолюбием и бережливостью. Получая сущие гроши, Ии-ши умудрился скопить за прошедшие годы некоторую сумму. Пускай по здешним меркам она была незначительной – когда он вернется домой, на эти деньги можно будет купить себе всю деревню с односельчанами в придачу. Разумеется, он не будет хвастаться и издеваться над бедняками, такими же, каким сам был когда-то. Но по возвращении он построит себе дом. Не жалкий шалаш из жесткой соломы, кое-как слепленный вездесущей грязью (а если чем и была богата его Родина, так это количеством бедняков и грязи). Нет, это будет настоящий, светлый и просторный деревянный дом – точь-в-точь как у этих, не понимающих своего счастья, варваров.





И в его доме будет кровать.

В первые годы на чужбине Ии-ши потешался в душе над этими несуразными громоздкими конструкциями. И над теми, кто захламлял свое жилище предметом, с легкостью заменяемым тюфяком на полу. Но с годами сквозняки становились все злее, ревматизм давал о себе знать все сильнее. И старик сам не заметил, как в мечты о доме (раньше он представлял его себе только снаружи) незаметно пробралась широкая и мягкая кровать с резными ножками.

Как у начальника тюрьмы.

Всю жизнь Ии-ши жил, следуя наставлениям праведных монахов храма, что стоял неподалеку от их деревни. Усердно работал и молился, не ел мяса (этот наказ было выполнить проще всего), не дотрагивался до женщины и не брал чужого.

Но однажды совершил святотатство.

__________


В тот день выпало много работы. Ии-ши не очень разбирался в царящей суете, но догадывался, что готовились к приезду кого-то большого и важного. Как на грех, сменщик старика заболел и работать пришлось за двоих. Вдобавок, когда все уже валились с ног, начальник тюрьмы послал его отдраить последний раз полы в гостевой комнате – там планировалось поместить дорогого гостя. Ии-ши, которого в тот момент уже слегка пошатывало, безропотно отправился выполнять поручение. Отскоблив последнее пятнышко, старик чересчур резко поднялся с коленей. Голова закружилась, и в полуобморочном состоянии Ии-ши повалился на спину поперек широкой кровати.

Перина была мягкая, как… как… Подходящего слова подобрать было невозможно. Предметы постепенно перестали кружиться перед глазами, но ощущение нереальности происходящего осталось. Он улыбнулся, широко раскинул руки и представил себе, что парит в мягком облаке. Хотя в попойках со сменщиками и уж, тем более, в совместных походах по борделям старик никогда не участвовал, он частенько слышал, как собутыльники в подпитии хвастались друг перед другом своими успехами по этой части. Ии-ши раньше не мог себе представить, на что может быть похоже ощущение обладания женским телом. Но по рассказам знал, что все обычно происходит именно в кровати. Теперь ему казалось, что он понял, о чем болтали эти хвастливые пьянчуги.

Целых несколько минут в своей жизни Ии-ши был абсолютно и безмятежно счастлив.

Потом наступило осознание того, что он натворил.

Первым порывом было вскочить, как можно скорее, но, из опасения, что голова снова может закружиться, пришлось подниматься осторожно. Так. Теперь подбить перину, убрать вмятину тела. Расправить покрывало. Проверить пылинки. К счастью его старый, стираный-перестиранный добела халат был, хоть и весь в заплатах, но безупречно чист. Ии-ши аккуратно притворил за собой дверь, добрался до каморки с тряпками и метлами, где он спал, и только тогда смог нормально дышать.

А сердце перестало стучаться в ребра перепуганной пичугой только через пару дней, когда довольный высокородный гость отбыл восвояси. С того дня, хотя чувство вины за совершенный грех так до конца и не оставило его, к мечтам о доме добавилась мечта о собственной кровати.

__________


С трудом оторвавшись от радужных планов, Ии-ши заставил себя вернуться к неоконченным делам. Пожалуй, сперва стоит разобраться с лестничным пролетом. Он, хоть и небольшой, но спускаться-подниматься придется несколько раз и лучше сделать это, пока колени не начали предательски дрожать. Последнее время это случалось все чаще, в самое неподходящее время. Да, это будет правильнее всего.

Подойдя к первой, самой верхней, ступеньке Ии-ши с недоумением уставился на цепочку следов из засохшей грязи. На его памяти карцер последний раз использовали по назначению несколько лет назад. К тому же пол там, как и во всей тюрьме, выложен неподъемными каменными плитами. И где можно было найти столько грязи? Но наследивший, кто бы он ни был, совершенно точно испачкал обувь внутри – с каждой ступенькой вверх грязи становилось меньше, носок подошвы был направлен в сторону, противоположную помещению карцера, один из отпечатков перечеркивала пополам закрытая дверь.

Что ж. Бадью с водой по ступенькам не опустишь. Значит, пока силы позволяют, надо начинать снизу – с самого дальнего угла. Достав из тележки огромную связку ключей, Ии-ши не без труда отыскал подходящий.

Открыв дверь, он удивился еще раз. Последним из обитателей карцера, насколько он помнил, был главарь одной из самых жестоких шаек Лорнии – двухметровый амбал, на лицо которого порок и ненависть ко всему миру наложили неизгладимый отпечаток. Но даже этот зверь в образе человека просидел здесь не больше недели. А сейчас были заняты обе камеры! Судя по изможденному виду и тому, как узники прикрывали руками отвыкшие от света глаза, эти парень с девушкой сидели здесь дольше.

Гораздо дольше.

Что же за чудовищное преступление надо было совершить, чтобы заслужить такое наказание?!

Что объединило обычного здешнего варвара и девушку из мест, о которых, если его догадка верна, даже монахи из храма знали лишь понаслышке?

Впрочем, долго стоять с раскрытым ртом было не в правилах Ии-ши. Работа сама собой не сделается. Он уже заканчивал с полом в камере, когда девушка впервые подала голос. Ии-ши не понимал сказанного, но ее тон был таким полным надежды, что сердце старика болезненно кольнуло. Однако он помнил Правила. Одним из главных пунктов был запрет на разговоры с заключенными. Раз посадили, значит, было за что. Надо побыстрее заканчивать с уборкой. Изо всех сил стараясь не обращать внимания на голос, в котором появились сначала требовательные, а потом умоляющие нотки, Ии-ши домыл пол в карцере. Уговаривая себя, что поделать все равно ничего нельзя, старик вернулся к бадье, чтобы выжать тряпку. И тут вспомнил, что во время обеда тюремный садовник, в благодарность за помощь с прополкой клумбы, подарил ему крупную белую хризантему. Времени отнести подарок к себе в каморку не нашлось, и цветок пока лежал в тележке, завернутый в чистую тряпицу. Этим грубым северянам, конечно же, неизвестен изящный язык цветов, и они не смогут распознать в белой хризантеме символ Надежды. Однако по-другому приободрить девушку Ии-ши не мог, как не мог оставить без ответа ее призыв о помощи. Торопясь, пока решимость нарушить Правила не оставила его, он шагнул к решетке камеры, коротко ободряюще похлопал по тонкой руке, отцепив ее от ржавых прутьев, вложил в пальцы цветок, сочувственно улыбнулся и быстро вышел, закрыв дверь на ключ.

__________


Время нести очередную порцию еды в карцер пока не наступило. Дрон случайно проходил мимо по поручению начальника караула, когда услышал щелчок ключа, поворачивающийся в замке той самой двери. Первым чувством было недоумение. Хозяин (а он всегда прав) сказал, что никто не будет открывать карцер, так что беспокоиться незачем. Получается, кто-то хочет нарушить планы Хозяина! Дрон прошел чуть вперед, притаился за углом и через пару секунд увидел старого уборщика, поднимающегося в коридор со связкой ключей в руках. Сомнений быть не могло. Эта желтопузая вонючка увидела то, что не должна была увидеть. Что ж, незачем было совать свой нос, куда не следует. Проверив, на месте ли нож, Дрон дождался, пока жалкий пронырливый червяк повернется спиной, и шагнул из укрытия.

__________


Ии-ши почувствовал, как сильные руки обхватили его, развернули и припечатали спиной к стене. Теперь старик видел лицо нападавшего. Этот немой стражник частенько встречался ему в коридорах и Ии-ши всегда почтительно кланялся, уступая дорогу. Впрочем, хмурый верзила никогда не обращал на уборщика ни малейшего внимания. Оставалось теряться в догадках, почему стражник вдруг набросился на него. Не может же быть, что из-за цветка, подаренного девушке в карцере. Спросить бы, но рот зажала широкая грубая ладонь. Второй, свободной рукой стражник сделал быстрое движение.

Грудь слева обожгло огнем. Что-то теплое потекло на живот. Ии-ши даже забеспокоился, что придется долго отстирывать халат. Но, когда охранник отпустил его, старик увидел быстро расползающееся пятно и понял, что о стирке можно не переживать.

Откуда-то издалека послышались шаги. Скоро сюда придут люди. Судя по голосам, как минимум, трое. Немой стражник издал странный горловой звук, заметался между спасительным коридором и лестницей, ведущей к карцеру. Потом, приняв решение, скрылся за тем же поворотом, откуда выскочил.

Но Ии-ши этого уже не видел.

Прижав руку к липкой прорехе в халате, он медленно сполз по стене, повернулся на бок и подтянул ноги к животу. Стало немного легче. Камни холодили обжигающую рану. Больше всего было жаль, что так и не довелось вволю отдохнуть в своей собственной мягкой кровати. Ии-ши закрыл глаза и представил себе главное сокровище своей жизни. Что ж, раз в этот раз не вышло, придется ждать следующего перерождения, о котором рассказывали монахи. Зато напоследок можно помечтать в полную силу. Например, представить, что он позволил себе потратиться на красивые резные спинки… и балдахин…

__________


– Вот так вот, Ваше благоро…

Пек недовольно поморщился.

– Сколько раз тебе говорить, Зак? Мы не на приеме. Еще раз так меня назовешь, когда мы с глазу на глаз, я к тебе иначе, как Зак Ибрагим ибн Рахим, до конца жизни не обращусь. Уговор?

Зак осторожно кивнул.

– Но ведь по правилам…

– По правилам, я должен был полечь еще там, на Белом холме, куда ты прорвался нам на выручку. Между прочим, против всех правил. Ладно, прошлое побоку. Что творится на границе, мне понятно. Поговорим о том, что поближе – о бардаке в тюрьме.

– Тут еще много нестыковок, разбираюсь. Кое-что раскопал, но…

– Что?

– Надо бы перепроверить. Пока выходит, что это дело рук одного из охранников.

– Кого-то конкретного подозреваешь?

– Есть у нас такой – Дрон немой. Ему еще граф, отсохни его печень, приказал язык отрезать. Думали – помрет по малолетству. А он возьми и вымахай, как на дрожжах, в крепкого парня. Нелюдимый, правда, вырос, да оно и понятно. Так вот, этот самый Дрон в день, когда уборщика убили, пропал. А сидельцы эти, из карцера, не одну неделю там провели, и еду им приносил, по описанию, именно он.

– А уборщик причем?

– А ни при чем. Думаю, сунулся не вовремя пол помыть. Увидел заключенных в карцере, которых видеть не должен. Вот и…

– А чего тогда тех двоих этот твой Дрон следом не отправил?

– Времени не было. Когда народ сбежался к старику, еще кровь свернуться не успела.

– Ну и что, по-твоему, выходит?

– Плохо выходит. Ума не приложу, зачем Дрону на такие хитрости пускаться. К тому же… силушкой его Бог, конечно, не обделил, а вот мозгами… Не сам он это затеял, зуб даю. Для кого-то старался. Для кого-то умного и опасного.

– Как искать собираешься?

– Попробую со стороны этой парочки зайти. Если не врут, то с ними, за день до того, как они к нам пожаловали, странный случай приключился. Их тоже задержать хотели.

– Получилось?

– Ненадолго. Думаю, кто-то тянул время, чтобы здесь успеть все подготовить. Есть у меня одна ниточка – деревенский увалень, у которого наши путешественники якобы кошелек украли. Съезжу, порасспрошу, кто ему велел этот цирк устроить.

– Добро. А сами эти двое как тебе показались?

Зак почесал в затылке.

– Парень, как парень. Вроде бы, даже родич у него какой-то неподалеку. Подорожной грамоты нет, но, если как на духу, не кажется мне, что на нем что-то серьезное висит.

– Впечатления к делу не пришьешь.

– Согласен. Отправлю письмо его дядьке и запрос по судейским управам, не в розыске ли он. А вот деваха – птица непростая. Документов у нее тоже никаких нет, но прибыла явно издалека. Очень издалека. Акцент легкий, но я такого ни разу не слышал, хотя купцов через нас проходит – со всех концов света. С виду – тощий цыпленок, соплей перешибешь, а кинжал у нее в рукаве непростой. На небольшой меч потянет. Заточка и балансировка – выше всяческих похвал. Судя по общему состоянию, пользуются им нечасто, но регулярно. Вот и выходит, что этот, образно выражаясь, хрупкий мотылек на самом деле – смертоносная оса.

– И откуда, думаешь, эта оса к нам прилетела?

Зак помедлил, затем решительно выпалил.

– С юга.

– Не мели чепухи. Она тогда должна быть, по меньшей мере, смуглой. И чем дальше на юг, тем чернее.

– Я как-то слышал от одного путешественника, что далеко на юге, за океаном, есть материк, на котором живут люди с такой же светлой кожей, как у нас.

– Что-то твой доклад зашел в область догадок и фантазий. Как я понимаю, эта твоя оса ужалить здесь никого не успела. Так что, если она найдет какого-нибудь поручителя, все, что ей грозит – штраф за отсутствие подорожной?

– Так точно.

– А что-нибудь хорошее про нее сказать можешь? Не по параграфу, а так – по-человечески.

Зак задумался.

– Не знаю, говорим ли мы об одном и том же… В общем, я так и не выяснил, что там, в карцере, в точности произошло, но, когда она узнала о смерти старого уборщика, ударилась в слезы. И так жалобно, прямо навзрыд.

– Пожалела, значит. Видать сердце на месте. А ты все – оса, оса… Что ж, не нами сказано – жизнь мужчины прошла зря, если по нему не заплачет ни одна женщина. Решим так: разошли и по ней запрос, как на парня. Ничего не ответят – отпустим на все четыре стороны, только пусть найдет поручителя. Все равно за отсутствие документов наказание куда менее суровое, чем срок, который они уже отсидели.

– Но ведь…

– Если гости едут с миром, мы таким всегда рады. А вот того, кто их к нам в тюрьму спрятать ухитрился, найди. Из-под земли достань.

– Никуда не денется, родимый, потолкуем еще.

– Вот и ладно, давай дальше. Что у нас с королевским налогом?

__________


Доскакав до деревни, Зак без труда нашел жилище Большого Панси. Было оно просторным, разухабистым и больше всего напоминало старую растоптанную калошу. Несмотря на это, дом выглядел не безобразным, а, скорее, комичным. От мальчишек, копошащихся в пыли неподалеку, Зак узнал, что Панси с утра засел в таверне. Это оказалось весьма кстати – можно было поговорить со здоровяком прямо на месте происшествия.

Зайдя в полутемный зал, Зак без колебаний направился к нужному столику. Сомнений быть не могло. Панси выглядел живым доказательством того, что дом похож на своего хозяина. Даже простодушные глаза отливали тем же оттенком серого, что слюдяные пластинки в окнах.

Случай с приезжими толстяк вспоминал с охотой и, не запираясь, выложил все, как на духу.

– Стал-быть, подходит ко мне ентот мужик и жалится, мол, жинку евойную хахаль сманил – проучить надо. Ну и объяснил, чего как сладить. Мне он сам-то не того… не показался путевым.

– Что так?

– Склизкий какой-то. И вроде голос, – толстяк вытянул губы трубочкой, – ну прям сюрли-пурли, а зенки холодные и шныряют туды-сюды – не поймаешь. Ну да все одно – негоже бабе шляться от мужика-то своего. Не люб, чего пошла за такого? А коли пошла – неча по сторонам засматриваться, так стал-быть? Во-о-от и я о том же. Дал мне кошель с медяками, который она якобы стянуть у меня пыталась. А то своего-то, – Панси смущенно хохотнул, – у меня уж года три как не водилось. Обещал, как сладится, еще подкинуть за труды. Надул, холера ржавая! Как закрутилось-завертелось, так и слился щегол. Остальные-то с приезжих вона сколько монет подняли – страсть! Еже-ей! Чистого серебра! А я, который все и заварил, огреб пяток медяков вместе с кошелем. Одно слово – нету справедливости под Небесами!

– Еще что можешь об этом твоем Склизком сказать? Мелочь какую-нибудь? Родинка там или акцент?

Панси недоумевающе поглядел на Зака.

– Чего?

– Ну, выговор какой особенный.

– А, вона че… Не, гутарил по-нашему. Чисто. Борода вот… не евойная, вроде. Рыжая и клочьями – прямо пакля-паклей. А больше нич… а! Еще у него перстень на руке был. И камешек в нем красивый – зеленый-зеленый. А одежа плохонькая. Дрянь одежа. Я еще, помню, смекнул – что девка, видать, от него потому и сдрыснула.

– Почему?

– Жила он. Богатый, а жилится потратить на тряпки ей. Да и себе. То ли дело ее хахаль! Своими глазами видел, как она его серебро раздавала! Чистое серебро, да горстями! Эх! А я, стал-быть остался при семи медяках.

– Было же при пяти.

– А? Да не, я кошель-то того-этого… Загнал за пару медяков мельнику. Кошель-то добротный. И новый совсем. А зачем он мне, пустой-то?

Дальше говорить было не о чем. Не сказать, что Зак надеялся получить у этого увальня имя и адрес злоумышленника с перстнем и фальшивой бородой. Не сказать, что старина Панси не дал совсем никаких зацепок. Но с такими данными на руках, да в большом городе, можно полжизни угробить на поиски. А сердце покалывал холодок предчувствия, что с этим странным делом лучше поторопиться.

Скорее из привычки доводить все до конца, чем надеясь на что-то определенное, Зак потащился к мельнику.

Полчаса спустя его старания были вознаграждены.

Зак с недоумением разглядывал кошель, проданный безутешным Панси. Это был добротный кисет мягкой кожи. Точь-в-точь в таком же выдавалась премия за десять лет безупречной королевской службы. По слухам, один из старейших чиновников Скупого Альбы, служивший еще его деду, являлся обладателем целых шести кисетов. И был полон решимости получить седьмой. Но на каждом таком кошеле было вытиснено имя владельца.

А этот был девственно чист. Такого не могло быть – никто и никогда не получал награду анонимно. А купить такой кошель невозможно, они хранятся в… хранятся…

Внезапно все встало на свои места.

То, что к такому неуклюжему, непрофессиональному камуфляжу, как фальшивая рыжая борода, не прибегал бы человек издалека. Заезжий гастролер попросту исчез бы так же незаметно, как и появился. Нет! Маскироваться вынужденно должен был местный, к тому же не из самых незаметных горожан. Тот, кто опасался, что его смогут узнать даже в деревушке неподалеку.

То, что наградные кошели без надписи хранятся в строго определенном месте.

И то, что Зак, наконец, вспомнил, на чьей руке он видел перстень с крупным зеленым камнем.

__________


Выслушав доклад Зака, Пек помрачнел.

– Ты понимаешь, что это значит?

– Пока не до конца, но уверен, что ничего хорошего. Я с самого начала предполагал, что наш неизвестный интриган будет не самой мелкой сошкой. Но чтобы им оказался казначей…

– А что дала неделя наблюдения?

– Практически ничего. Он очень осторожен. Однако есть два неопровержимых доказательства. Его опознал Большой Панси. И кошель без надписи оказался родным братом таких же кисетов из хранилища казначея. При всем желании это трудно списать на розыгрыш или стечение обстоятельств. Уильям Слимз явно ведет какую-то серьезную игру.

– Можешь считать, что у меня паранойя, но мне кажется – за его спиной стоит кто-то еще. Либо старина Вилли мастер перевоплощения, либо… Не его это уровень. Воровство по мелочи, приписки, махинации – еще туда-сюда. Не тянет он на козырного туза.

– Допускаю, но на рядовую шестерку тоже.

– А его прошлое?

– Тут тоже две косвенных… улики не улики, но любопытных факта. Все, знавшие Слимза, в один голос говорят, что раньше он был охоч до выпивки и покера. А с полгода тому назад завязал – как отрезал.

– Ну и что? Одумался человек.

Зак потупился.

– Я ж говорю, улики косвенные. Но ведь ребенку ясно – вся эта непонятная заваруха не вчера началась. А что, если Слимз завязал вынужденно? Если его заставили это сделать – чтобы он в запале или спьяну не проболтался?

– Как-то это… вилами по воде. Подозрительно, конечно, но такие домыслы к делу не пришьешь. А второй факт?

– Толстуха Полли, в харчевне которой несколько лет подряд обедал наш Вилли, рассказала любопытную историю. Был период, когда Слимз частенько приводил с собой мальчишку и кормил его. Пацан за ним хвостиком ходил. Можно сказать, молился на своего благодетеля.

– Смотри-ка, никогда не замечал у Слимза склонности к благотворительности. И что за парнишка? Из родственников?

– В том-то и дело. Никакой родни у Вилли нет. Он сам сирота. Кто знает, может потому и прикармливал мальца, что свое голодное детство помнил?

– Гадание на кофейной гуще. Потому, поэтому… История, конечно, трогательная, но сам же говоришь – давно это было. Сейчас-то к чему клонишь?

– Минутку терпения. Как-то Полли спросила Слимза, куда малец подевался. Вилли коротко ответил, что пристроил его на службу, а потом резко сменил тему.

– И? Да не тяни ты резину, Зак!

– И еще она сказала, что мальчишка был немым.

– Ты думаешь…

– Да. Я навел справки – это был Дрон. Недалекого ума охранник, фанатично преданный казначею. Человек, который по непонятным причинам несколько недель тайно от всех содержал в нашей собственной тюрьме двух пленников. А когда старик уборщик случайно узнал об этом, убил его и скрылся. Факт связи со Слимзом тоже, повторяю, улика косвенная, но что Дрон действовал по собственному почину, я не верю. И что он пошел бы на такой риск ради кого-то другого, кроме старины Вилли, тоже.

– Согласен. А что говорит сам Слимз?

– В том-то и дело. Я задал себе вопрос – если бы я был Дроном и мой план сорвался, куда бы я поспешил, скрывшись после убийства в тюрьме?

– К человеку, который поручил этот план выполнить.

– Вот и я так думаю. Как минимум, предупредить о провале и получить новые инструкции. А что бы я сделал, если бы был человеком, к которому пришел Дрон?

Пек поиграл желваками.

– Действительно, что?

– Тут есть варианты. Если дело серьезное, а я думаю, так оно и есть, первым делом надо предотвратить поимку Дрона. Устранить его самому, учитывая разницу в телосложении, нереально. Кого-то нанимать – тратить время, деньги и привлекать посторонних – вряд ли Вилли пойдет на это. Остается либо воспользоваться ядом, либо, что более вероятно, просто отправить недалекого помощника куда-нибудь, поближе к краю земли. На время, пока все не уляжется – авось в будущем еще пригодится.

Дальше. Предположим казначей – главный организатор. Тогда ему остается два пути.

Если улики против него серьезные, придется бежать. Если не очень – надо уничтожить или запутать все следы и, в случае ареста, изображать невинную овечку.

– Я так понимаю, Слимз ведет себя иначе.

– Именно. Он держится почти снисходительно. Не отрицает факты, которые мы можем доказать, а в отношении остального плетет околесицу. Поймаешь на одной лжи – выдумывает следующую. Фактически, он говорит: «Да, вы подловили меня кое на чем, но остальное – не вашего ума дело».

– Вывод?

– Наш Вилли тянет время и ждет помощи со стороны. Он мог послать весточку – хотя бы с тем же Дроном. Мне очень не нравится его спокойствие. Оно говорит о твердой уверенности, что помощь обязательно придет.

И еще одно.

Не идет у меня из головы эта парочка, которую поймал немой. Не знаю, для чего эти люди понадобились заговорщикам, но… Слимз или кто другой, придумавший этот план, должен был понимать, что пленников не получится удерживать бесконечно. Просидели они, без малого, десять недель. Есть у меня следующее соображение: хоть идея с карцером была остроумной, дерзкой и вполне могла сработать, она, скорее всего, была вынужденной. Мне кажется, участников заговора не так много. У них просто не было возможности незаметно организовать более подходящее укрытие, да еще круглосуточно его охранять. Это – хорошая новость.

– А есть и плохая?

– Есть. Боюсь, план Слимза с его подельниками и не предусматривал долгое сохранение тайны.

– В смысле?

– В смысле – какую бы пакость ни планировали эти крысы, подготовка, скорее всего, уже завершена и они просто ждут. Ждут какого-то только им известного удобного момента. И счет идет на дни, если не на часы.

– А если на Вилли поднажать покрепче?

Зак помотал головой.

– Граф в свое время прибегал к аисту1 или рогатке2 и получал любые признания – от шпионажа в пользу всех стран Севера и Юга, до организации пришествия демонов Тьмы. Нам нужно вытянуть из Слимза правду. А он наплетет под пыткой что-нибудь правдоподобное, и на проверку очередной лжи мы снова потратим драгоценное время.

– Значит, ты пришел к таким же выводам, что и я. Только я, кажется, догадываюсь, какого момента ждут заговорщики и куда они собираются нанести удар. Вот что. Отбери десяток самых надежных людей – таких, чтобы ты им верил, как себе. Заглянете ко мне вечером, после смены караула. А до этого, раз уж ты так удачно представил себя на месте Вилли, поразмысли, как бы ты поступил на месте человека, заварившего всю эту кашу? Представь, что план, который ты готовил несколько месяцев, в последнюю минуту сорвался.

– Постараюсь.

– Да, и, что бы ты ни надумал, приставь к камере нашего казначея двойную охрану.

__________


Тюремный лазарет, конечно, не дотягивал до королевской опочивальни. Но после долгих недель непроглядного мрака и сырости он казался Алексу райским уголком. Рацион тоже выгодно отличался от однообразного варева, которым их пичкал Голем в карцере. Было лишь одно серьезное неудобство – врач, опасающийся за зрение бывших тайных пленников, поначалу заставлял их надевать плотные повязки на глаза. И снимать их лишь на ночь, после наступления сумерек. Однако, со временем, носить их приходилось все меньше и, не сегодня-завтра эта морока должна была закончиться. Оставался еще непростой вопрос о том, как отреагирует Пек, если узнает, что один из лежащих в лазарете разыскивается как беглый убийца. Но, гадай не гадай, прямо сейчас поделать ничего нельзя. Поэтому, здраво рассудив, что проблемы стоит решать по мере их поступления, Алекс махнул пока рукой на тяжкие раздумья. Он наслаждался вкусной едой, удобной койкой и регулярными, пусть и недолгими прогулками.

В отличие от Тайи, изводившейся от того, что педантичный Зак конфисковал ее железного монстра. Как-то раз, в порыве откровенности, она даже созналась Алексу, что чувствовала бы себя гораздо комфортнее без левой руки, но с оружием.

Произошла неожиданная вещь. Казалось бы, несколько недель изоляции, когда единственным времяпровождением были беседы с одним и тем же человеком, должны были надолго отбить охоту к разговорам ночь напролет. Но вышло наоборот. Алекса с Тайей поместили в соседние палаты, разделенные толстой деревянной перегородкой с небольшим окошком, забранным мелкой решеткой. И, в первую же ночь, бывшие сокамерники проболтали сквозь это окошко до самого утра. Тайя, по-прежнему, не говорила о себе, но увлекательно рассказывала о любых других вещах – от неожиданного предназначения самой нижней защелки на парадных доспехах коморского лучника-гвардейца до забавных, но неприличных особенностей приготовления б'вала – редкого заморского деликатеса с мудреным рецептом.

Тем не менее,на третью ночь она внезапно прервалась, едва не на полуслове.

– Пожалуй, хватит. Ты достаточно отдохнул и развлекся. Теперь рассказывай дальше.

– О чем?

– Догадайся. О твоем недавнем прошлом я уже знаю. Судя по всему, все важные события к моменту твоего ареста уже произошли. Давай копнем глубже.

– А ты не устала? Может, отложим до завтра?

– Не-а. Не отлынивай. Надо еще успеть все не спеша обдумать. А то что-то мне подсказывает, что мы не задержимся здесь так же надолго, как в том каменном мешке.

– Ну давай копнем. За день до моего ареста я решил поговорить со своей подругой детства…

__________


В дом Энджел, гостеприимно распахнутый для него и Криса со времен начала их безмятежного дружбы, Алексу пришлось забираться украдкой. Хорошо хоть за прошедшие пару лет, когда он был здесь последний раз, ничего не изменилось. Он обогнул усадьбу, перемахнул через ограду и нашел почти сливающийся с живой изгородью сарайчик. Как и надеялся Алекс, дверь его не была заперта. Оставалось тихонько посидеть среди садового инвентаря и дождаться полуночи. Даже хорошо, что придется побыть наедине с собой – надо еще придумать, что сказать Энджел, как вызвать ее на откровенный разговор. Хватит уверток и недомолвок! Пусть даст ему, наконец-то, четкий ответ.

Мысли не торопились становиться четкими и ясными. Напротив, они путались и ускользали клубком скользких угрей. Когда часы на соседней колокольне пробили двенадцать раз, Алекс не придумал даже, как покороче объяснить Энджел, для чего он пришел к ней посреди ночи, хотя временами казалось, что нужные слова вот-вот придут. Промучившись еще полтора часа, Алекс осознал, что время уходит. Он махнул рукой на все изысканные формулировки, решив говорить и действовать по обстоятельствам, и пробрался в дом с черного хода.

Фортуна в этот вечер была явно на его стороне – на всем пути по длинным темным коридорам до комнаты Энджел, ему не встретилось ни души. Алекс посчитал это добрым знаком и помолился, чтобы удача и впредь не оставляла его. Впереди была самая трудная часть. С одной стороны, идея состояла в том, чтобы застать Энджел врасплох, ошеломить и заставить признаться, какие чувства она на самом деле к нему испытывает. С другой – девушка могла не понять его истинных намерений и поднять на ноги весь дом.

Молитвы Алекса были услышаны. Не успел он осторожно постучать во второй раз, как дверь распахнулась.

Увиденное превзошло все мыслимые ожидания. Энджел, повернувшись к нему спиной, мягко ступала по толстому ковру вглубь комнаты к разобранной кровати. Из одежды на ней был только развевающийся при ходьбе полупрозрачный пеньюар.

Не успели его подозрения обрести конкретные очертания, как девушка обернулась.

Догадавшись, что в полумраке комнаты Энджел может и не видеть его лица и поняв, наконец, что вряд ли такой теплый прием готовили именно ему, Алекс решил подать голос.

– Энджел, я....

– Алекс?!!

– …хотел поговорить с тобой. О нас…

– Уходи немедленно! Я не знаю, чего ты там хотел, но тебе нельзя здесь быть! Сейчас сюда… О, Боже!

За дверью послышались осторожные, но уверенные шаги.

Элис, не закончив фразы, подскочила к Алексу и дернула его за рукав.

– Это Марк!

– Марк?

– Под кровать, быстро!

– Но…

– Бегом!

Не ожидавший такого поворота Алекс едва успел спрятаться, когда дверь распахнулась.

Следующие четыре часа были самыми длинными в его жизни…

Две-три вечности спустя, когда солнце уже успело наполовину выглянуть из-за горизонта, дверь снова чуть слышно хлопнула, и шаги неизвестного Марка растворились в тишине коридора. Алекс не меньше минуты боролся с искушением до конца жизни не вылезать из-под кровати, чтобы не встречаться глазами с Энджел. Когда он, все-таки, набрался мужества и выбрался наружу, лицо его пылало так, что оставалось только удивляться, почему не вспыхнули свечи на канделябре в углу комнаты.

Энджел нарушила молчание первой.

– Какое восхитительное бордо! После свадьбы обязательно попрошу себе платье такого же густого оттенка.

– Ч-что?

– Ничего. Извини, что тебе пришлось пройти через это. Не могла же я сказать своему жениху, особенно после того, как сама пригласила его сегодня, что он не вовремя, потому что под кроватью у меня прячется друг детства.

– Жениху?

– Наши отцы обручили нас вскоре после того, как мы появились на свет. Это начиналось, как самый обычный брак по расчету – таких заключают и расторгают тысячи. Но со временем… неожиданно наши с Марком встречи из неизбежной обязанности превратились в долгожданный праздник. На прошлом фестивале Весны главы семейств назначили, наконец, день свадьбы. К нашему обоюдному разочарованию на все приготовления нужна была такая уйма времени… И как-то раз мы… словом, не удержались… А чего было тянуть? Мы уже вот-вот официально станем мужем и женой. Все формальности давно улажены, брачный контракт скреплен печатями обоих кланов. Пусть Небеса рухнут на землю – им не отменить предстоящей свадьбы. Но даже это неважно. Просто… мы любим друг друга. Очень.

– Это я уже заметил, – сухо бросил Алекс. – Значит, мы с Крисом зря поссорились?

– Ты про то, что вы начали вести себя как два молодых секача по весне? Конечно зря.

Энджел вскинула руку в предостерегающем жесте.

– Отвечая на твой, пока еще незаданный вопрос. Да, я должна была и собиралась вам рассказать. Но когда вы начали сшибаться рогами друг с другом и предъявлять на меня какие-то права… Как будто я просто вещь, приз сильнейшему. Никто из вас даже не подумал спросить, какой выбор предпочитаю сделать я сама! В общем, невзирая на нашу давнюю дружбу, вы меня сильно обидели. И, в какой-то момент, я решила, что поделом будет вам обоим. А потом, когда поняла свою ошибку, вы с Крисом уже порвали все отношения.

За дверью вновь послышались шаги. На этот раз плавные и шаркающие.

Неожиданно Энджел вспылила:

– Что ты на меня так смотришь?

– Да нет, я просто…

– Просто – что?! Ну ты наглец! Мало того, что ты врываешься к девушке в спальню, так еще и думаешь, что у нее тут по ночам проходной двор? А может разговор по душам – это просто предлог, и ты надеялся на что-то большее?

– Что ты такое говоришь?

В дверь постучали особым, сдвоенным стуком.

Энджел пристально посмотрела на Алекса. Его лицо вновь заливал предательский румянец.

– Ладно, забудь. Считай, что я просто хотела еще раз увидеть цвет своего будущего платья. И не косись ты так на кровать. Больше тебе под нее забираться не придется. Это Матильда.

– Кто?

– Матильда, наша старая служанка. Да ты должен ее помнить – она регулярно драла за уши всю нашу троицу.

Стук повторился.

Алекс непроизвольно протянул руку уху. Мысль спрятаться под кроватью второй раз из безумной превратилась в спасительную.

– Монстр в юбке все еще жив?!

– Я притворюсь, что ничего не слышала. Эта достопочтенная пожилая матрона, в отличие от некоторых, не врывается к приличным девушкам посреди ночи без всякого повода. Должно быть, что-то случилось.

С этими словами Энджел открыла дверь.

Годы не обошли Матильду стороной, но они не смогли погасить испепеляющего взгляда поверх неизменного пенсне. Алекс привычно съежился, стараясь спрятаться за спиной Энджел. Он чувствовал себя ребенком, которого застукали с банкой варенья в руках.

– Интересно, почему я не удивлена? Выходит, зря я назвала Томаса старым дурнем. Он прибежал на рассвете с криками, что кто-то ночью переставил в другой угол одну из лопат в его сарайчике.

– Матильда, ты не…

– Не переживайте, хозяйка. Я знаю этого шалопая с пеленок, он хоть и глупый, но дурного на уме никогда не держал. Я ничего и никого здесь не видела. К тому же, – стеклышки пенсне неожиданно озорно блеснули, – тогда не придется извиняться перед Томасом.

– Я у тебя в долгу. Что случилось?

– Вы же знаете, что каждое утро я прогуливаюсь вокруг дома.

Алекс едва сдержал рвущееся с языка замечание, что слово «прогулка» не стоит использовать для обозначения столь тщательного патрулирования местности. К счастью, инстинкт самосохранения победил, и юноша утвердительно кивнул.

– Сегодня я столкнулась с еще одним озорником из вашей неразлучной троицы.

– С Крисом? Чего он хотел?

– Искал тебя, Алекс. Он сказал, что сделал большую глупость и теперь тебе грозит опасность. Он хотел тебя предупредить.

– О чем?

– Он не объяснил. Сознался только, что ему очень стыдно и что подробности он расскажет тебе с глазу на глаз. И еще все время повторял, как заклинание: «Это была просто шутка. Я хотел только проучить его».

– Ничего не понимаю. А почему Крис не пошел сразу ко мне?

– Он опасался, что после вашей ссоры ты не захочешь его слушать.

– Понятно. Где я могу его найти?

– Знаешь кабачок «У Эрни» в трех кварталах отсюда?

– Конечно.

– Прямо за ним небольшой пустырь. Будь там в полдень.

– Понял, спасибо.

– Да, кстати, Крис просил предупредить тебя еще кое о чем… Сегодня рано утром к нему приходил странный человек. И у них состоялся не менее странный разговор. Вот послушай…

__________


Еще со времен детства Крис любил вставать пораньше и завтракать в одиночестве. В огромном родительском доме постоянно толклись многочисленные родственники и, даже когда редкий месяц обходился без гостей, четверо шумных и непоседливых младших братьев Криса с легкостью заполняли собой все свободное пространство.

А он любил тишину.

Крис просыпался перед самым рассветом, осторожно пробирался на кухню, сам готовил себе нехитрый завтрак – пару бутербродов или яичницу, чашку чая – и садился напротив большого распахнутого окна. После чего наслаждался великолепием рассвета, обрамленного оконной рамой, словно на прекрасной ожившей картине.

Покинув отчий дом, Крис не изменил своей привычке.

Вот и сегодня он почти закончил подготовку к любимому ритуалу, когда его уединение нарушил внезапно появившийся незнакомец.

Крис точно помнил, что вчера, как и в любой другой день, он запирал дверь на засов. Тем не менее, вот стоит неизвестно откуда взявшийся и неизвестно как проникший в его жилище человек.

Пока хозяин застыл в изумлении с поднятой вилкой, незваный визитер, нимало не смущаясь, шагнул к столу поближе.

Крис тайком ущипнул себя под столом за лодыжку.

Не помогло.

– Какого черта вы тут забыли?

– Пришел напомнить, что вчера кое-что забыли вы.

– Не было такого!

– Ну как же? Вы забыли сообщить местонахождение преступника.

– Я же сказал, мне оно неизвестно. Дома его нет. Мы давно не разговариваем друг с другом. Так что проваливайте к…

Крис осекся, почувствовав, как в горло упирается острие ножа. Плохо дело. Он даже не успел заметить, когда незнакомец его извлек.

– Не стоит делать опрометчивых заявлений. Дома его действительно нет, и, насколько мне известно, вы на самом деле поссорились, – человек в черном усмехнулся, – из-за дамы, разумеется. Но потрудитесь объяснить, если вы совершеннейшим образом порвали с этим неприятным типом, откуда вам известно о его отсутствии?

– Да кто Вы такой, черт поб…

Лезвие проткнуло кожу. Неглубоко, но это явно было только предупреждением. По горлу медленно прокладывала дорожку красная капля.

– Я тот, кто находится с противоположной стороны ножа и тот, кто задал вопрос.

– Я… мне рассказали общие знакомые.

– Ну, допустим. Так где, вы говорите, его можно найти?

– Не зна…

Еще один укол.

– А если подумать?

– Может быть… есть пара мест… я попробую…

– Даю время до вечера.

– Но…

– Я в вас верю.

– Послушайте, я не могу ничего обещать! Он может быть где угодно, весь город придется обойти!

– В таком случае, любезный, настоятельно рекомендую бросить трапезу, которую доесть все равно не суждено, и отправиться на поиски вашего не в меру шустрого друга.

– П-почему не суждено?

Визитер едва слышно вздохнул, как человек, вынужденный в сотый раз объяснять ребенку, почему красивую блестящую Луну нельзя достать палкой подлиннее.

– Потому что, если вы сейчас отправитесь его искать, завтрак останется не съеденным. А если не отправитесь, то вы меня несказанно огорчите. И если это произойдет, уж поверьте мне, доесть его у вас точно не получится. Еще вопросы?

Крис нервно сглотнул.

– Где мы должны встретиться?

– У старой ратуши. Знаете, где это?

– Да.

– Прекрасно. И вот вам добрый совет – не опаздывайте и не пытайтесь со мной хитрить, если планируете позавтракать следующим утром.

__________


Алекс недоуменно развел руками.

– А что Крис…

– Молодой человек, я рассказала все, что знаю. Остальное придется выяснять самостоятельно. Простите, что указываю, хозяйка, но вам пора прощаться. Скоро нельзя будет выйти из дому незаметно.

Энджел попыталась напоследок обнять юношу, но тот отстранился.

– Если что-нибудь случится, дай мне знать! Обязательно!

– Все будет в порядке. – Алекс криво усмехнулся. – Привет Марку!

__________


Слушающая затаив дыхание Тайя задумчиво произнесла:

– Теперь я понимаю, почему ты не выдал свою Энджел даже под страхом смерти.

– Прошу тебя, не начинай! Она не моя. Я уже говорил, что это не любовь, а дружеская привязанность. Но выдать ее… я просто не смог бы. И потом, если даже отбросить сантименты… Допустим, я все рассказал судье. Тот вызывает Энджел и требует подтвердить мои показания. Майкл, как любой нормальный человек, не отпустит свою невесту в суд одну. И когда он все узнает, либо их помолвке конец, либо он решит, что Энджел врет, чтобы выгородить меня, и даст показания под присягой, что в ту ночь меня в комнате не было и быть не могло! Меня-то он действительно не видел. Сама реши, какой вариант хуже.

– А если это «просто дружба» зачем ты, все-таки, к ней тогда шел?

– Ну… поговорить хотел…

– В любви признаться?

– Да нет же!

Алекс опустил голову.

– Честно говоря, я и сам точно не знаю, зачем. Я чувствовал, что между нами пробежала черная кошка. А с Крисом мы вообще разругались в дым. Я… хотел понять, почему так вышло, и постараться все вернуть.

Алекс заглянул Тайе в глаза и горячо продолжил:

– Но в последний раз повторяю, что не люблю Энджел, я люблю тебя!

– Ты…

В помещении повисла мертвая тишина.

Именно она спасла им жизнь.

Если бы разговор продолжался, никто не услышал бы тихий щелчок открывающегося замка.

Дверь в палату Алекса распахнулась без звука, но он уже повернул голову в ее сторону. На пороге появилась знакомая фигура. За долгие недели заключения она стала настолько привычной, что удивление пришло не сразу. Сперва мелькнула мысль, что так и должно быть, все продолжается своим чередом. Они с Тайей по-прежнему в тюрьме, каждый в своей камере, и Голем вновь принес им…

Осознав, что именно держит в руках их старый знакомый, Алекс метнулся к дальней стене комнаты. Движение было неосознанным и, по большому счету, бессмысленным. Будь Голем чуточку хладнокровнее, он спокойно загнал бы жертву в угол и не торопясь разрядил бы арбалет в упор. Но бывший охранник машинально выстрелил навскидку – вслед убегающему. И почти промахнулся.

Почти.

Руку Алекса пришпилило арбалетным болтом к стене – в полуметре от зарешеченного оконца.

Дальнейшее запомнилось смутно. Вроде бы из соседней комнаты доносился дробным, неровным ритмом какой-то треск и грохот. В такт ему, воспоминания распадались на несколько частей.

Хрусть! Голем отбросил оружие и двинулся к раненому.

Хрясть! Алекс успел крикнуть Тайе: «Беги!». А может быть, только собрался крикнуть, но в следующий миг руки Голема сомкнулись на его шее.

Крак! Легкие горят. Глаза застилает красная пелена. Сопротивляться одной рукой невозможно.

Ыа-а-а!!! Краешком сознания Алекс отстраненно отметил, что этот звук не похож на остальные. Внезапно мертвая хватка ослабла. Голем отпрянул, схватившись за собственное горло. Полумертвый юноша мешком осел на пол, не обращая внимания на боль в вывернутой руке, намертво приколоченной к стене. Перед тем, как отключиться, он услышал доносящийся издалека дружный топот множества ног. Но чем закончилась потеха, Алекс увидеть не успел.

__________


Чарли уже второй час лежал на опорной балке перекрытия под самым потолком, прислушиваясь к вялой болтовне охранников. Вообще-то их должно было быть поменьше, но через несколько минут это не будет иметь значения. Если немой сработает, как надо, скоро поднимется гвалт и большинство караульных бросится посмотреть, что случилось.

Теоретически по уставу покидать пост не положено, но Чарли прекрасно разбирался в психологии охранников, которые рады любому, самому незначительному событию, способному разнообразить их монотонные будни. Ставка на ложное чувство безопасности, на все эти маленькие «нас здесь много», «тут все спокойно» , «мы нужнее там» и «я только на минуточку» – еще ни разу не подводила. Чарли давно уже перестал удивляться многим причудам человеческой природы. Но до сих пор по-детски забавлялся, почти на каждой подобной операции занимая свою излюбленную позицию – прямо над головами очередных недотеп. Вот казалось бы – шестеро взрослых лбов находятся вместе с ним в одной комнате. Стоит кому-нибудь бросить всего один взгляд вверх – и за жизнь Чарли никто не даст обгорелой спички.

Но за всю его карьеру пока никто так и не догадался это сделать.

Послышался долгожданный топот ног, и через минуту из внутреннего двора тюрьмы зазвучал набат. Чарли подобрался. Наскоро посовещавшись, караульные разделились. Четверо поспешили прочь по коридору, двое остались на посту.

Зря. С такого расстояния он не промахнется.

__________


Уильям Слимз был вырван из мягких оков сна грубыми звуками набата и поэтому скрежет отодвигаемого засова не пропустил. Когда же он увидел, кто к нему пожаловал, то едва не бросился к ночному гостю на шею.

– Ну, наконец-то! Я, признаться, уже порядком устал вешать лапшу на уши этим придуркам! Когда приступаем? Сегодня? А не рано?

Вошедший обманчиво мягким жестом предложил казначею сесть обратно на койку.

– Не спешите любезный. Там сейчас такой кавардак – настоятельно предлагаю немного переждать.

– Но как же…

– Ничего страшного, доверьтесь мне, несколько минут у нас найдется. Так вот, отвечая на ваш вопрос развернуто, хочу с прискорбием сообщить, что выступать не рано, а, скорее, уже поздно. Я тут, с вашего позволения, успел немного осмотреться, разведать обстановку, так сказать. Судя по всему, многоуважаемый королевский наместник все-таки догадался о нашей маленькой невинной затее и переиграл нас, предприняв банальные, но, к моему глубочайшему сожалению, эффективные меры предосторожности.

– Ничего не понимаю. Как догадался? Поверьте, я бы никогда, ни словом…

– О, что вы, что вы! У меня и у нашего общего знакомого даже в мыслях не было усомниться в вашей преданности и умении хранить секреты. Нам всем просто немного не повезло.

– Но уж в следующий раз я обязательно…

Визитер коротко усмехнулся.

– Вы совершенно правы. В следующий раз. Ни слова больше – шум стихает, пора заняться вашей эвакуацией в место понадежнее. Будьте так любезны, подайте мне простыню.

__________


Некоторое время спустя на опушке леса возле городской стены от чернильно-густой тьмы отделились две тени. Та, что поменьше, все пыталась успокоить ту, что побольше.

– Нет, я еще раз повторяю, что не виню тебя. Иногда обстоятельства складываются неблагоприятно, и мы над ними не властны. Смирись с этим. Ты сделал главное – отвлек охрану и дал мне возможность позаботиться о твоем хозяине. Так что теперь все в порядке. Мелкие недочеты не имеют значения. С теми двумя можно разобраться позже. А теперь ступай. Когда возникнет необходимость, я найду тебя.

Судя по резким движениям, более крупная тень не желала успокаиваться.

– Что? Любезный, соизволь жестикулировать помедленнее. Здесь довольно темно и, если ты не перестанешь размахивать руками, как ветряная мельница, я не смогу тебя понять. А, ты хочешь узнать, где находится хозяин? Спешу уверить тебя, мой немногословный друг, что он пребывает ныне в самом безопасном месте, которое только существует на этой грешной земле. Не веришь? Я тебя правильно понял – ты хочешь отправиться к нему? Сейчас же?

Прошелестел еле заметный вздох. Как будто ночной ветер, пролетая мимо, чуть тронул несколько листьев.

– Что ж, видимо, так тому и быть. Я провожу тебя. Видишь высокое дерево? Следуй в том направлении. Не успеешь оглянуться, как встретишься с хозяином.

Тень покрупнее развернулась и сделала шаг к краю поляны.

В следующую секунду ночную тишину разорвал рев смертельно раненого зверя.

Тень поменьше склонилась над умирающим.

– Зря ты усомнился в моих словах. Я не обманывал тебя. Разве существует на земле место безопаснее того, где нет ни забот, ни печалей, ни скорби? Обожаемый тобой хозяин сейчас там. Сделав шаг в указанном мной направлении, ты отправился к нему. Я даже не ошибся, когда сказал, что оглянуться уже не успеешь. Искренне желаю обрести покой, когда ваши души встретятся. Прощай.

С этими словами одинокая тень растворилась в ночи.

__________


Благодаря усилиям тюремного врача, сознание вернулось довольно быстро. Но, в кои то веки, Алекс был этому не рад.

Болезненная тугая перевязка, долгие дотошные расспросы пришедшего к ним в палату Зака… Справедливости ради надо признать – главный дознаватель действовал правильно. Разбираться, что и как произошло, лучше всего прямо на месте происшествия и тянуть с этим было бы ошибкой. Но, в результате, поспать Алексу и Тайе так и не довелось. В самый глухой час ночи, когда уже забрезжила надежда на то, что суета закачивается, Зак коротко приказал им обоим собираться и следовать за ним.

Выйдя из ворот тюрьмы, они свернули на широкую мощеную дорогу, ведущую к графскому замку. Так что, с кем именно предстояло встретиться, гадать долго не пришлось.

Караул у главного входа без проволочек открыл ворота. Видимо, Пек частенько работал по ночам и поздние визиты были охранникам не в новинку.

После короткого путешествия по коридорам Зак постучал в одну из дверей. Услышав ответ, вошел, приглашающе махнув полусонной парочке рукой.

Алекс ожидал дорогую обстановку, достойную королевского наместника, золотые, в рост человека, канделябры и так далее, и так далее. В конце концов, статус позволял Пеку даже небольшой трон! Но они увидели лишь пустой продолговатый зал и, в его дальнем конце, крепкого невысокого человека в массивном дубовом кресле за дубовым же столом. Обстановка была… проще сказать, ее не было вовсе. Пол засыпан свежими опилками, по углам в железных обручах горит по факелу и… все. Несмотря на то, что у Пека была возможность завесить стены хоть дорогими коринскими гобеленами, хоть штандартами поверженных противников так, что не осталось бы места размером с ладонь. Тайя, в свое время, рассказывала, что в начале правления Пека, когда Лорния из глухой нищей провинции стремительно превращалась в богатую, процветающую область, ее хотели захватить многие. К тому же отсутствие поддержки Альбы давало любому желающему возможность попытать счастья. Свежеиспеченный королевский наместник, однако, не сидел, сложа руки, и переговорил на общей сходке торговой гильдии с купцами. Те уже успели привыкнуть к безопасным дорогам и понимали, что чем дольше Пек будет у власти, тем им спокойнее. Наместнику выделили крупную беспроцентную ссуду и, попроси он в три раза большую сумму, с легкостью собрали бы ее тотчас же. На эти средства была спешно нанята небольшая армия лучших бьорнских наемников – теперь можно было спокойно поджидать непрошеных гостей. В результате Пек, лишь пару раз в жизни ненадолго покидавший Лорнию, против своей воли собрал неплохую коллекцию оружия, знамен и доспехов искателей легкой наживы со всего Севера. После чего, со свойственной ему практичностью, открыл музей.

Судя по объяснениям Тайи, нрав у Пека был твердый, открытый и прямой, словно обнаженный меч. И настолько же суровый – Алекс не удивился бы, если бы вдоль стен висели даже не части доспехов и шлемы, а головы нападавших. Но здесь…





Проследив его взгляд, сидящий в кресле человек понимающе усмехнулся.

– Разочарован? Ничего не попишешь – предыдущий владелец ободрал свой замок, как орава нетерпеливой ребятни новогоднюю елку с золочеными орехами. А мне не до этой мишуры…

Говоривший поманил Алекса мускулистой рукой.

– Подойди поближе. Думаю, представляться нет необходимости.

– Да, Пек. В других обстоятельствах почел бы за честь знакомство с тобой.

– В других. Сейчас не время говорить о чести. Скажи, ты действительно не знаешь, кто и с какой целью держал тебя под замком столько времени?

– Нет. Не сердись, Пек, но у меня уже голова пухнет от этого вопроса. Надеюсь, в чьи-то планы просто входило поймать парочку недотеп для каких-то своих целей. А нас угораздило оказаться в ненужное время в ненужном месте.

– Допустим. А зачем ты приехал сюда?

Алекс на секунду заколебался. Потом решил выложить все начистоту.

– Я скрывался. Меня обвинили в том, чего я не делал.

– Кто?

– Судья Тэкер.

– Что ж. Ты правильно сделал, что не стал юлить и выкручиваться. Вот, что я тебе скажу: эта земля нуждается в твердой руке. Если люди будут считать, что законы выполнять необязательно, что наказание довольно мягкое и есть смысл рискнуть нарушить правила… придет хаос. Поэтому, пусть я лучше прослыву жестоким тираном, но любого, посягнувшего на закон, ждет самая суровая кара. Полумер тут быть не может. Однако я был простым кузнецом и знаю, как трудно добиться справедливости простому человеку. Понимаю, как легко списать все на невиновного, ставшего жертвой обстоятельств. У тебя будет шанс на справедливость.

– Меня ждет поединок чести? Каким оружием?

Толстые губы Пека искривились в ухмылке.

– Оставим это высокородным задницам. Знаешь, почему они решают свои споры именно так? Потому что справедливости частенько нет ни на той, ни на другой стороне. И единственное право, которое они признают и уважают – право сильного. Я имел в виду другое. Если ты ступил на нашу землю без злого умысла, я готов поверить твоему честному слову, что ты ни в чем не замешан. Но прежде, чем поклянешься – подумай хорошенько. Если тебе известно, кто я такой, ты должен также знать, как я наказываю нарушивших свою клятву.

Алекс с благодарностью поклонился и, выпрямившись, торжественно и четко произнес:

– Слово чести, Пек. Я не нарушил никаких законов ни в своей земле, ни в твоей. Я лишь искал спокойное место, чтобы укрыться от преследования.

– Принимается. Ты свободен и можешь идти на все четыре стороны или остаться у нас – как пожелаешь. Ваша проблема с судьей меня не касается. Но, к слову, о преследовании… Случайно вы оба попали в эту ловушку или нет – тот, кто пытался сегодня, так сказать, замести следы, не остановится на полдороге. Вас пытался убить охранник, преданно служивший человеку, которого мы подозреваем… в некоторых махинациях. Недавно этот человек был арестован, но, когда суматоха в вашей палате улеглась, охрана обнаружила одного из заключенных повесившимся на собственной простыне. Догадываешься, кто это был? Я бы даже поверил в самоубийство, если бы не открытая дверь камеры. И не два мертвых охранника возле нее.

– Так на нас напали для отвода глаз?

– Не исключено. Хотя, скорее всего, это была попытка убить одним махом двух,.. – тут Пек отвесил легкий поклон в сторону Тайи, – о, прошу прощения! – трех зайцев.

– Раз угроза настолько серьезна, что от нее не укроешься и в тюрьме, то лучше уж мне вернуться домой. Если корень моих теперешних бед там, лучше разобраться с ним поскорее, а если здесь – то опасность проще встретить на моей территории.

– Разумно. В своем доме и стены помогают. Теперь вы, барышня.

– Я тоже могу дать клятву. Я… я оказалась в этом городе по тем же причинам, что и…

– Допустим, но с вами сложнее. Никаких документов, даже подорожной грамоты. Никаких надежных поручителей, готовых засвидетельствовать вашу личность. Ношение оружия в скрытых ножнах, кража кошелька…

Скромно стоящий в уголке Зак удивленно посмотрел на Пека, но тот, не смутившись, продолжил.

– А что за разгром вы учинили в палате? Ее же теперь проще отстроить заново.

– Я защищала своего друга! Его убивали!

– А просто позвать на помощь было выше вашего достоинства? В десяти метрах дальше по коридору пост охраны.

Глаза Тайи сверкнули холодной сталью.

– То есть я должна была колотить в запертую дверь в надежде, что ваша доблестная охрана, только что проморгавшая убийцу, соизволит проснуться? А может просто бегать по комнате кругами и беспомощно кудахтать, как заполошенная курица? В то время как в метре от меня ему сворачивают шею?

Температура в комнате ощутимо понизилась. Осознав, что перегнула палку, Тайя благоразумно решила отступить.

– Прошу меня простить, Пек. В тот момент я… совсем потеряла голову. Просто растерялась.

На этих словах королевский наместник разразился раскатистым смехом. Переведя дух, он кивнул Заку:

– Ты был прав насчет осы.

Потом, проигнорировав два вопросительных взгляда, повернулся к Алексу.

– Потеряв голову, твоя… подруга в несколько секунд разломала голыми руками всю мебель в палате, правда, значительную ее часть просто разбила об стену.

Тайя посмотрела на Алекса невинными глазами.

– Никак не могла получить подходящий обломок.

– Кхм… А после, видимо, окончательно растерявшись, она выбила часть разделительной решетки и воткнула этот самый подходящий обломок в шею душившего тебя.

Взгляд Тайи стал еще честнее.

– Да! И очень вовремя – Алекс уже даже хрипеть перестал. Если позволите заметить, Пек, всех этих разрушений можно было бы избежать, если бы у меня не отобрали оружие.

До сих пор молчавший Зак не выдержал:

– Ни за что! Это же…

– Подожди! – Пек предостерегающе поднял руку. – Давайте рассуждать начистоту, барышня. Всех деталей я, разумеется, угадать не могу, но в целом дело обстоит так: вы прибыли издалека, оставив за спиной нечто такое, что всеми силами стремитесь забыть. Вы скрытно носите оружие, похожее на дамский кинжал не более, чем гора Лангмар на камешек. Несмотря на хрупкое телосложение и нежный возраст ваши навыки соответствуют либо опытному бойцу, либо наемному убийце. Тем не менее, вы явно опасаетесь, что ни степень вашей подготовки, ни расстояние не уберегут вас от преследователей. То есть, рано или поздно, следом за вами придут люди еще более безжалостные и опасные. А подготовить им достойную встречу у меня не получится – потому что никакая сила на свете не заставит вас рассказать все обстоятельства подробно и без утайки. Я правильно понимаю ситуацию?

Старательно изучающая завитушки опилок под ногами Тайя молча кивнула.

– Итого. Поскольку помочь мне, предоставив более полную информацию, вы не хотите, а из-за ваших разборок вполне могут пострадать невинные люди, вам надлежит как можно скорее покинуть пределы Лорнии. И учтите – вы легко отделались. Если бы в результате сегодняшнего нападения не погиб мой бывший казначей, связь которого с вами и вашими знакомыми все же крайне маловероятна, то я бы вас так просто не отпустил.

Тихая, как мышка, Тайя почти прошептала:

– Благодарю, Пек. Но… мое оружие дорого мне, как память… об одном человеке. Если я не смогу забрать его с собой, мне придется остаться здесь до тех пор, пока вы не убедитесь, что мне можно доверять.

– Надеюсь, это не скрытая форма шантажа. – Пек немного помолчал. – Хорошо. Его вам вернут и оформят документы, позволяющие выехать из Лорнии. Не благодарите. Во-первых, я хочу быть уверен, что вас не завернет обратно первый же патруль. А во-вторых, пусть это будет компенсацией за то, что по моему недосмотру оказалось возможным продержать вас обоих в карцере столько времени.

– И за сегодняшнюю ошибку охраны. – Тайя говорила по-прежнему тихо, не поднимая головы, но не смогла удержаться от шпильки напоследок. Пек внимательно посмотрел на девушку.

– Уважаемая барышня, в вашем шатком положении в высшей степени непредусмотрительно показывать зубки. Я перевидал на своем веку немало людей, чей длинный язык довел их до потери головы. Впрочем, я, кажется, знаю способ обезопасить вас от самой себя.

Пек взял со стола свиток, вписал туда несколько слов и показал Тайе.

– Этот документ на два месяца дает вам возможность свободно перемещаться по стране.

– Спасибо, Пек.

– В сопровождении поручителя, который будет нести всю полноту ответственности за ваши поступки. У вас есть кто-нибудь на примете?

Неожиданное затруднение разрешилось за доли секунды. Увидев, что девушка вот-вот разразится гневной тирадой, которая запросто похоронит благие намерения Пека (и уничтожит шансы покинуть пределы Лорнии без осложнений) Алекс коротко, но ощутимо ткнул Тайю локтем под ребра так, что воздух с шипением покинул ее грудную клетку.

Алексу показалось, что в глазах Пека на мгновение промелькнула искорка веселья. Не дожидаясь, пока Тайя восстановит дыхание, юноша спросил:

– Могу я быть этим поручителем?

Было почти очевидно, что Пек сохраняет серьезность не без труда, но голос его прозвучал ровно.

– Судя по всему, пока ты неплохо справляешься. Но скажи, тебе действительно недостаточно собственных проблем?

Алекс сглотнул.

– Мне… Я думаю, все обойдется.

– Напомни, сколько времени вы были знакомы, пока не попали в город?

– Одни сутки. Но это неважно. То, что мы пережили потом… Уверен, поручившись за Тайю, я ничем не рискую.

В тишине кабинета прозвучал короткий хриплый скрежет, который даже самый романтичный и оторванный от реальности поэт не сравнил бы со смехом молоденькой девушки. Опасливо покосившись на Тайю, Пек продолжил:

– Хотел бы я разделить твою уверенность. Впрочем, хочешь сунуть голову в петлю – твое дело. Подпишись вот здесь. Да. И вот здесь. Порядок. Храни его, как следует. По истечении двух месяцев в силу вступит законодательство той местности, где вы в этот момент будете находиться. Полагаю, не стоит напоминать, что ни при каких обстоятельствах это не должно произойти на моей территории. Иначе – пеняйте на себя. Да, и еще одна, приятная для вас новость. С момента назначения меня наместником действует закон, что, если путник был ограблен – ему возмещают убытки. Много ли денег было у вас собой?

– Ни единой монетки.

– Что ж, тем лучше для казны. Но, по крайней мере, лошадей и немного еды на дорогу я вам предоставлю. Еще вопросы есть?

Восстановившая дыхание Тайя ангельским голоском поинтересовалась:

– Только один, глубокоуважаемый Пек. Когда мне вернут мое оружие?

Наместник пожевал губами, сочувственно посмотрел на Алекса и еле заметно кивнул Заку.

– На выходе. И еще, барышня, предупреждаю – не убивайте его, пока находитесь в пределах Лорнии.

– Вы требуете от меня невозможного. Но я попытаюсь.

__________


Вопреки ожиданиям Алекса никакой вспышки после того, как они покинули графский замок, не последовало.

То ли голос разума неожиданно одержал победу, и Тайя поняла, что на аудиенции у Пека Алекс поступил правильно, не дав ей высказаться. То ли девушка с коварством, достойным тигрицы, решила заставить свою жертву понервничать, чтобы он изводился день за днем, гадая, когда же именно бомба с часовым механизмом, убаюкивающая его своим равномерным успокаивающим тиканьем, взорвется.

То ли Тайе, пока что, было просто не до этого.

Прощаясь, Зак порекомендовал им ближайшие несколько суток ехать как можно более быстро и скрытно – с каждым часом увеличивая шансы на то, что подосланные убийцы потеряют след. Последовав благоразумному совету, весь остаток ночи путники провели в седле. Тайя даже мрачно пошутила, что так и не увидела роскошные леса, окружающие город, при дневном свете.

Примерно за час пути до Нижних Коряг, где сотни лет назад они провели незабываемые сутки, Алекс спешился и повел обеих лошадей в поводу сквозь чащу – подальше от дороги. Строго говоря, для возвращения следовало выбрать какой угодно путь, лишь бы не тот, каким Алекс прибыл в Лорнию. Но провизии, выданной Пеком, надолго бы не хватило, и беглецам надо было срочно пополнить запасы еды и денег. В результате, по обоюдному согласию, решено было рискнуть. Этот маршрут прекрасно зарекомендовал себя в прошлый раз. К тому же Алекс очень рассчитывал вновь воспользоваться гостеприимством дядюшки Лонгфелло.

После богатой событиями ночи сил не осталось, а объезжать негостеприимную деревню надо было по очень уж большой дуге. Поэтому, забравшись в глухую чащу, путники наскоро перекусили и провалились в сон.

В последующие несколько дней неумолимая судьба то ли сжалилась над путешествующей парочкой, то ли ненадолго забыла о ее существовании. Дядюшка Энджел встретил их, словно собственных детей, долгие годы не возвращавшихся к родному порогу. Будь его воля, он с радостью поселил бы путешественников в своей усадьбе насовсем. Но Алекс и Тайя, не сговариваясь, решили не затягивать с визитом. Они позволили себе сутки отдыха, после чего двинулись дальше, пополнив запасы еды и звонкой монеты. Теперь, когда можно было не считать каждый кусок пищи, выданной экономным Пеком, отдохнувшие и повеселевшие путники быстро оставляли за спиной милю за милей. По дороге Алекс рассказал, наконец, о загадке, терзавшей его со дня ареста людьми судьи Тэкера.

– Я слегка опоздал ко времени, назначенному Крисом, чего не могу простить себе до сих пор. Быть может, я ничего бы не изменил, но мы могли успеть последний раз поговорить. И, возможно, помириться. Он увидел меня издалека и помахал мне рукой, а потом… Потом ему в спину прилетел нож. Крис даже не успел опустить руку, которой махал мне. Он неловко попытался завести ее себе за спину, потом рухнул лицом вперед. Я подбежал к нему, но все было кончено. Не помню, сколько я просидел рядом с его телом, просто в какой-то момент почувствовал, что кто-то трясет меня за плечо. Это пришли охранники, которые отвели меня к судье. Дальше ты знаешь…

– Ты говорил как-то, что так и не смог понять…

– Да. Не мог же нож взяться из воздуха! А я так и не увидел того, кто это сделал. Не понимаю, как это вообще возможно. Участок земли, хоть и зарос сорной травой, но спрятаться там практически негде. Со всех сторон злополучный пустырь вплотную окружают глухие стены соседних домов, между которыми и кошка не пролезет.

– Десять к одному, что твоего друга убил тот, кто приходил к нему тем утром. Мне доводилось общаться с людьми, настоящими мастерами, которые были способны на гораздо более сложные операции.

– Ты говоришь об убийцах?

– Обычные убийцы подстерегают жертву ночью в подворотне или на лесной тропе с дубиной в руках. Я говорю о профессионалах широкого профиля, способных на многое в самых разных областях. Начиная от маскировки, подделки документов и шпионажа, и заканчивая акробатикой и бальными танцами. Если служанка твоей ненаглядной Энджел верно передала изысканную речь этого человека в черном, то я уверена, что моя догадка верна.

– Последний раз говорю, что Энджел – не моя ненаглядная! И потом – где ты вообще могла сталкиваться с такими людьми?

– У себя на родине. Но давай не будем об этом сейчас. Не поверю, что ты сам давно не сопоставил визит загадочного незнакомца, виртуозно владеющего ножом, со смертью Криса.

– Да, разумеется. Я по-прежнему хочу узнать, где же прятался убийца, но гораздо больше мне не дает покоя совсем другое…

– Поделишься? Или хочешь заинтриговать, чтобы я тебя умоляла?

– Нет, что ты, и в мыслях не было. Просто… Я уже не вполне уверен, что мне не показалось…

– Не томи. А то разобижусь и будешь со своей непонятной задачкой сам разбираться.

– Ладно, извини. Дело в том, что, по-моему, Крис перед смертью пытался оставить мне знак. Это может быть важным. Но вот, завтра к вечеру мы уже сможем добраться до моего города, если повезет, прокрасться незамеченными и заночевать у меня дома, а я так и не разгадал послание друга. Он умер быстро, за несколько секунд. Но, когда я подбежал поближе, то увидел возле одной из ладоней Криса в пыли две кривые линии, причудливо пересекающиеся между собой. С тех пор я все ломаю голову, что бы это могло означать? Да и означает ли на самом деле хоть что-то? Может быть, умирая, он просто скреб пальцами по земле в агонии?

Тайя не ответила. Остаток пути до привала путники проделали молча. Девушка вновь вернулась к этой теме поздно вечером, когда нехитрый ужин был съеден, и пришла пора засыпать. Приближалась осень, ночи становились все холоднее, и озябшие путники привычно забрались вместе под легкое, но теплое покрывало, с благодарностью вспоминая заботливого дядюшку Лонгфелло. Алекс уже отключался, когда Тайя окликнула его.

– И ты не можешь вспомнить ничего похожего на этот твой знак?

– Нет.

– Это должно быть что-то хорошо известное вам обоим. Могло случиться, что ты забыл, а Крис помнил?

– Могло, конечно, но не имею понятия, что именно. Я по сто раз перебрал все места игр, тайные приветствия, даже украшения на крышах домов – моего, Криса и Энджел.

– Ах, ну конечно, куда же без нее!

– Не ерничай. Она мой друг детства. В общем – ничего похожего на эту завитушку и близко нет.

– А как вы познакомились?

– С Энджел? Ой!!! Ты чего, больно же! Я просто пошутил!

– Я тоже. Просто пошутила. Пока. Не забывай, оружие мне вернули и, если ты намерен шутить дальше,..

– Я понял, понял! С Крисом мы познакомились, в тот день, когда я спас ему жизнь. Рассказать?

– Обязательно!

– Ну… в раннем детстве я связался с плохой компанией. Теперь я это понимаю, но тогда казалось, что круто и здорово делать всякие пакости. А Крис… он был белой вороной. Худой, нескладный. Вечно какую-нибудь букашку разглядывал или листик с дерева. На восход солнца бегал смотреть, представляешь? В общем, вел себя, как девчонка. Сколько мы его не задирали, никогда не отвечал, даже когда доходило до драки. Но в тот день чем-то его наш главарь Дагги допек. Тихоня Крис разбил обидчику нос и не собирался на этом останавливаться. Если бы мы не кинулись на подмогу, еще неизвестно, кто бы взял верх. Когда Криса все-таки скрутили, взбешенный Дагги несколько раз пнул лежащего, а потом приказал оттащить белобрысого дылду через карьер и бросить в старый колодец. Если честно, все восприняли это в шутку. Мы думали, что только попугаем Криса напоследок и разойдемся по домам. Но Дагги всерьез решил поправить свой пошатнувшийся авторитет. Когда мы прибыли на место, никто и глазом моргнуть не успел, как он обхватил Криса своими ручищами и одним махом перевалил его через край колодца. А потом взял со всех нас страшную клятву, что мы никому не расскажем о том, что сделали.

– Так ты, выходит, клятвопреступник?

– Не смешно. И потом, Дагги, который так и не сошел с кривой дорожки, в свое время сослали на каторгу за убийство. Несколько лет назад он погиб в каменоломне. Так что ему уже все равно.

– И как же ты спас Криса, разникому не мог об этом сказать?

– Сам. Распрощавшись со всеми, я, как мог быстро, кинулся домой и уже раздобыл веревку подлиннее, когда сообразил, что у меня вряд ли хватит сил вытащить человека, примерно равного мне по весу. К счастью, я знал другой способ выбраться из колодца. В прошлом году у нас все лето жил дальний родственник. Когда я в третий раз не смог выговорить, кем он мне приходится, гость рассмеялся и попросил звать его просто – дядя Марк. В молодости он много путешествовал и недели напролет развлекал всех байками о дальних странах. Я слушал истории, где правда мешалась пополам с вымыслом, раскрыв рот. Но однажды дядя рассказал, как мне показалось, совсем уж небылицу. В путешествиях по жарким южным краям он как-то едва не погиб от жажды, но набрел на почти высохший колодец. Хотя колодец – сказано слишком сильно. Это была глубокая яма с отвесными стенками, на самом дне которой блестела лужица мутной воды. Веревки у дяди Марка не оказалось, да, если бы она и была, привязать ее было некуда – ближайшее сухое дерево росло в полумиле от ямы. Тем не менее, он смог спуститься в колодец и выбраться из него при помощи двух длинных прямых веток, отрубленных от этого дерева. Я не поверил. Тогда мы вышли во двор. Я принес несколько толстых брусьев из сарая. Дядя, поглядев на ширину колодца, выбрал два куска дерева подходящей длины, с большим трудом обтесал топориком их концы и на моих глазах проделал трюк, о котором рассказывал. Технология оказалась довольно простой, но требовала недюжинного хладнокровия и чувства равновесия. Дядя Марк воткнул первую палку, как распорку, между противоположными стенками колодца. Пошатал, проверяя, прочно ли она сидит, после чего аккуратно стал на нее двумя ногами, как канатоходец в цирке. Потом медленно и осторожно уселся на перекладину, взял с края колодца другой брус и, наклонившись, похожим образом воткнул и его, но немного ниже. Аккуратно перебрался на нижнюю распорку, уселся на нее и вытащил верхнюю. Так дядя проделал семь-восемь раз, спустившись к самой воде, после чего поднялся таким же путем. Он не без труда перевалился через край колодца, проворчав, что стар стал для таких фокусов, но дело было сделано. Расскажи мне теперь дядя Марк, что летал на драконе и жил в русалочьем дворце на дне Кангутского озера, я поверил бы ему безоговорочно. Тут нас застал отец и едва не разразился скандал. Оказалось, что размеры и толщина брусьев были подогнаны едва не до толщины волоса для какого-то хитрого механизма и заказчик должен забрать их послезавтра. К тому же эти детали были изготовлены из редкой и ценной породы дерева – легкого, но невероятно прочного, не поддающегося гниению, даже если на несколько лет погрузить его в воду. Теперь стало понятно, почему так тяжело было заострять концы брусьев. Не миновать бы мне порки, но дядя Марк вступился за меня, оплатил все расходы и к вечеру обе свежеизготовленных детали заняли свое место в сарае. Тебе не интересно?

– Интересно, но ты отвлекся от главного.

– Ах, да. Так вот, два испорченных бруска дядя вручил мне на память. Я даже предположить не мог, что через год его дар сослужит хорошую службу. Примчавшись к колодцу, я окликнул Криса, объяснил ему, что нужно делать, и уже собирался бросить ему сверху обе перекладины, когда он меня остановил. Рядом с колодцем росла старая береза, каждый год устилавшая его дно очередным слоем опавшей листвы. Поэтому, падая, Крис ничего себе не сломал, но сильно ушиб коленку о стенку колодца и вывихнул плечо. Нечего было и думать, что он сможет выбраться самостоятельно. Пришлось мне спуститься самому и помогать ему подниматься. Скажу честно – я рад, что почти забыл это приключение. У меня еле хватило сил преодолеть три четверти высоты, когда я сорвался вниз. Хорошо, что Крис успел отскочить, и лететь было уже невысоко. Потом я залез ему на плечи и концом упавшей перекладины выбил вторую, прочно застрявшую между стенками. По-хорошему, надо было передохнуть перед подъемом, но начинало смеркаться и никому из нас не улыбалось провести здесь ночь. Не хочу вспоминать, сколько раз мы едва не свалились обратно, но, наконец, обоим удалось перевалиться через край колодца. Мы рухнули, как покошенные, возле толстого березового ствола и долго лежали без сил. Надо ли говорить, что после такого приключения с земли поднялись лучшие друзья? Оставалось забрать так выручившие нас брусья. До верхнего я дотянулся, но, когда попытался поддеть нижний, он сорвался и упал вниз. Подумав, я бросил следом и оставшийся. Мало ли что придет в голову Дагги в следующий раз? Особенно после того, как он узнает, что я покинул его шайку и помог выбраться Крису. У меня в кармане нашелся небольшой клочок тонкого пергамента. Мы поклялись в вечной дружбе, кровью из ссадин написали на нем свои имена и закопали под корнями…

Алекс вдруг надолго замолчал. Девушка нетерпеливо потрясла его за плечо.

– Эй! Ты заснул? Или что-то вспомнил?

– Тайя!

– Да, точно, это мое имя, а теперь…

– Тайя, ты гений!

– Только дошло?

– Я вспомнил, вспомнил! Загогулина – это не буква и не символ! Это – ствол березы. Она старая и кривая, а у самой земли разделяется на два ответвления, которые изогнуты так, как нарисовал Крис! Ты прелесть! Ты умница! Ты…

Только сейчас Алекс осознал, что крепко обнимает Тайю, а она смотрит в его глаза, о чем-то размышляя.

– Ты не шутил там, в тюремной больнице?

– О чем?

– Значит, шутил. Отпусти меня.

Почувствовав опасность, мозг Алекса заработал в аварийном режиме. К счастью, молчание, кажется, не слишком затянулось.

– Не отпущу. Я просто не думал, что это нужно повторять снова.

– Нужно.

– Я люблю тебя. Будь моей женой.

– Дурачок. Между этими фразами принято делать паузу.

– Большую?

– От пары месяцев до трех-пяти лет.

– Зачем?

– Чтобы убедиться в своих чувствах.

– И это ты меня назвала дурачком? Да я…

Продолжить фразу Алексу не довелось.

Поцелуй был долгим.

Потом девушка чуть отстранилась.

– А теперь – спокойной ночи!

– Но как же…

– Не все сразу. Сперва доберемся до настоящей постели.

– Да ведь это только завтра к вечеру!

Усмехнувшись, Тайя легонько щелкнула Алекса по носу.

– Потерпишь.

__________


Вечером следующего дня путники добрались до заброшенного колодца. Рядом высилось большое искривленное дерево. Спешившись, Алекс без долгих разговоров принялся копать. Вскоре на свет появился небольшой конверт, из которого любопытная Тайя вытряхнула записку и небольшой, но увесистый осколок камня глубокого розового цвета. Послание от Криса гласило:


«Алекс!

Мне удалось ненадолго оторваться от слежки, но времени мало.

Я был в тот вечер возле дома нобиля и видел, как туда вошел, а потом быстро вышел какой-то человек. Лица не разглядел. С Бомбардой у меня были свои деликатные дела и я, дождавшись ухода незнакомца, поспешил войти. Нобиль полулежал в кресле с проломленным черепом, а под столом я нашел осколок камня, который прилагаю к письму. Думаю, голову старому дураку пробили какой-то каменной штуковиной и часть ее отвалилась. В комнате не было никаких вещей, к которой этот осколок подходил бы. Скорее всего, остальное унес убийца.

Потом я совершил несусветную глупость. Сделанного не воротишь, но я был так зол на тебя после нашей ссоры, что пошел к судье и сказал под присягой, что видел, как в дом нобиля заходил ты. Я хотел только проучить тебя и затем сказать, что обознался, а заварил кашу, которую не расхлебать. Постараюсь все исправить, но, если ты это читаешь, значит, я не успел.

Прости меня, если сможешь.

Прощай, друг».


Алекс уже собирался вернуть записку в конверт, как вдруг Тайя выхватила послание у него из рук и быстро побежала прочь. На бегу она оторвала от бумажного листа половину, запихнула один из кусков в рот и пыталась проглотить, не переставая энергично работать ногами. Внезапно в затылок девушке с глухим стуком прилетел камень, и она рухнула ничком. Остолбеневший Алекс успел оглянуться и получил точно таким же камнем в лоб.

На этот раз сознание отключилось не полностью. Сквозь красную пелену он увидел незнакомца в черном, вытаскивающего обрывок записки из пальцев Тайи. Мужчина внимательно прочитал сохранившийся текст, посмотрел бумагу на просвет, изорвал листок на мелкие кусочки, но не выбросил, а спрятал в кулаке. После чего свободной рукой перевернул потерявшую сознание Тайю на спину, отвесил пару легких пощечин, приводя в чувство, сдавил ей щеки, заставляя раскрыть рот, и высыпал туда клочки бумаги со словами:

– О, прошу вас, не останавливайтесь! Негоже бросать начатое на полдороге. Что? Нет аппетита? Могу предложить немного специй для остроты.

Говоривший вытащил длинный узкий стилет.

– Вот так гораздо лучше. Мне, конечно, безумно интересно, что было в первой части записки, но у нас еще будет время поболтать об этом после. А пока…

Мужчина обыскал Тайю, вытащил ее оружие и зашвырнул подальше в кусты, после чего перекинул девушку через плечо и потащил к колодцу.

Алекс попытался подняться, но ноги разъезжались, в глазах все плыло. У него лишь хватило сил прохрипеть:

– Ты кто?

– Ах да, я не представился. Чарли. Прошу прощения за бестактность. Нечасто выпадает возможность поболтать со своими… подопечными. Отвык. А за вами пришлось побегать. Мы слегка разминулись в Лорнии, так что я нашел вас только позавчера.

– А почему…

– Минутку. – Мужчина сбросил Тайю в колодец и, как ни в чем ни бывало, продолжил, – Вы хотели спросить, почему я не поймал вас сразу? А зачем? Вы сами ехали в нужном направлении. К тому же вчера вечером… я не все расслышал, но понял, что вы знаете, где найти какую-то важную улику. Оставалось только немного подождать,.. – Чарли с натугой приподнял Алекса и поволок прежним маршрутом, – и ваша очаровательная подружка сама помогла мне уничтожить доказательство вашей невиновности. Сейчас мне придется ненадолго отлучиться. Надеюсь, вдвоем вам будет веселее, а ночью я вернусь с каретой и отвезу в более подходящее место. Там скучать точно не придется. До скорого!

С этими словами Чарли отправил Алекса в свободный полет следом за Тайей.

__________


За прошедшие годы старая скрюченная береза исправно пополнила слой сухих листьев, устилавших каменное дно. Поэтому падение вышло относительно удачным – без растяжений и переломов. Больше беспокоили последствия удара по голове: в висках стучал кузнечный молот, во рту стоял противный металлический привкус. Но отдохнуть, как следует, и пожалеть себя не получилось. Пару секунд спустя Тайя потрясла Алекса за плечо и елейным голоском осведомилась:

– Милый, скажи, что нам делать дальше? Будем ждать старину Чарли?

– С ума сошла?

– Чего же ты разлегся, дубина стоеросовая? Скажи спасибо, что я успела прижаться к стене, когда ты летел. Здесь не так уж много места. Да еще чудом не напоролась на один из этих твоих замечательных заостренных кольев. Он торчал почти вертикально, представляешь? А если бы я не увернулась, не прислонила его к стене, а ты бы загремел следом? То-то бы удивился Чарли, достав из колодца здоровенный шампур с двумя шашлыками. Куда могла подеваться вторая палка?

– Наверное, упала почти плашмя и ее засыпало. Может быть, мы сейчас на ней стоим.

– Ну, так помогай копать!

С этими словами Тайя, словно землеройка-переросток, с азартом принялась расшвыривать опавшие листья. Алекс тоже включился в работу, но был вынужден беречь раненую арбалетным болтом руку, поэтому у него дело продвигалось медленнее. Тем не менее, именно ему повезло нащупать острие второго бруска.

Путь к свободе был открыт. Алекс был счастлив несколько секунд, пока не попробовал встать и взобраться на первую распорку. Ноги не слушались, удержаться одной здоровой рукой было трудно, даже с помощью Тайи. Он то и дело срывался. Хорошо хоть, падать было невысоко. Когда Тайя в четвертый раз спрыгнула следом за ним вниз, он даже не стал подниматься.

– Я не смогу.

– Сможешь.

– Скажи мне одну вещь, только честно. Ты побежала и разорвала записку Криса потому, что почувствовала опасность? Или ты с самого начала помогала Чарли и это все подстроено, чтобы уничтожить последнюю улику?

Тайя коротко размахнулась.

– Ой! – Алекс схватился за щеку. – Это было «да» или «нет»?

Еще один энергичный взмах.

– Уй-йя! Убьешь же!

– Зато ты перестанешь задавать идиотские вопросы!

– А почему тогда ты просто не спрятала этот документ? Это же было мое оправдание!

– Я заметила, что за нами кто-то следит, когда ты выкопал конверт. И позаботилась встать так, чтобы Чарли, ну, то есть, я не знала тогда, что его так зовут, не увидел розовый осколок. Текст мы уже прочитали, им можно было пожертвовать, а вот каменный фрагмент – это настоящая улика. Я незаметно уронила осколок в траву и, когда услышала от тебя, что Крис упоминает о камне, поняла, что надо как можно быстрее уничтожить записку, чтобы Чарли ничего не пронюхал. Он уже мчался в нашу сторону, а ты стоял спиной и ничего не видел. Мне пришлось убегать, чтобы выиграть несколько секунд, и я успела съесть самую опасную часть текста.

– Почему ты не предупредила меня?

– Не было времени. И потом, ты мог начать геройствовать. А Чарли… если он тот, кто я думаю, ему убить нас обоих легче, чем хлопнуть в ладоши. Даже будь нас втрое больше, я не поручилась бы за исход схватки. А пока он считал нас безобидными увальнями, то даже не попытался серьезно искалечить, чтобы мы никуда не делись до его возвращения.

– Это называется – не попытался?

– Поверь, могло быть значительно хуже, но это сейчас не главное. Очень надеюсь, что моя уловка удалась, и осколок по-прежнему лежит там, в траве. Но мы еще не выбрались из ловушки, скоро стемнеет, найти его наощупь будет непросто, ночью вернется Чарли, а ты валяешься тут и испытываешь мое терпение дурацкими вопросами.

– Извини, просто испугался, что ты не на моей стороне.

– Сейчас снова получишь!

– Нет-нет, я тебе верю. Поэтому прошу – поднимайся без меня. Иначе потеряешь время, и нас накроют обоих. Выберешься – пройди в ту сторону, куда ты бежала, спасаясь от Чарли. Переберешься через старый заброшенный карьер, а там уже рукой подать до моего дома. Как он выглядит, я тебе сто раз рассказывал, разберешься.

Тайя на секунду задумалась.

– Хорошо. Так будет лучше. Обещаю, я вернусь и вытащу тебя.

– Спасибо, но если… В общем, если что, спаси хотя бы мое доброе имя.

– Не мели чепухи, я вернусь. А теперь… ненадолго встать на ноги сможешь?

– Попробую, но…

– Мы действительно теряем время. Если я встану тебе на плечи, выиграю несколько минут подъема.

Тайя переживала напрасно. Поднималась она так быстро, будто тренировалась с детства. Алекс, в своем теперешнем состоянии, не обогнал бы ее, даже если бы взбирался на такую же высоту по лестнице. Довольно скоро девушка, предварительно окликнув, осторожно сбросила обратно оба бруска. Он надеялся, что Тайя даст ему знать, когда найдет загадочный осколок. Но она, очевидно, решила не расходовать драгоценные минуты понапрасну. Чтобы чем-то занять себя и разогнать мрачные мысли о неминуемом возвращении Чарли, Алекс аккуратно уложил обе распорки как можно более ровно на дно колодца и забросал их жухлой листвой. Потом улегся поудобнее, нашел положение, при котором почти ничего не болело, и принялся смотреть в быстро темнеющее небо…

Ему удалось даже немного вздремнуть, когда сверху прилетел конец толстого крепкого троса, оканчивающегося большой петлей. Алекс помедлил. Не потому, что свалившаяся прямо на него веревка не до конца вырвала его из оков сна. Намек-то ясен – надо, в буквальном смысле слова, лезть в петлю. Просто до смерти хотелось узнать заранее, кто находится на той стороне троса – Тайя или люди Чарли. Однако долго тянуть не имело смысла. Если наверху друзья, нужно выбираться поскорее. Если враги – застрелить его смогут и не вытаскивая из колодца. Алекс собрался с духом, уселся внутри петли, ухватился покрепче и подергал трос.

Обе догадки не подтвердились.

Его встретила бесстрастная физиономия Теофраста, стоящего в окружении охранников с факелами.

Судебный пристав деловито констатировал:

– Ну вот, все вернулось на круги своя, и закон восторжествовал. Приговор приведут в исполнение на следующей неделе, и ваше затянувшееся дело будет, наконец-то, закрыто. Надеюсь, вы не будете сопротивляться аресту?

__________


С утра пораньше надзиратель вывел Алекса на свидание к посетителю.

Удивиться не вышло – в комнатушке, разделенной пополам железной решеткой, его поджидала Тайя.

– Так это, все-таки, ты меня сдала? Очень мило с твоей стороны.

– Прежде чем изливать на меня сарказм, мог бы поблагодарить. Ты жив и находишься в руках закона, а не того вежливого убийцы и его дружков.

– Спасибо! Жаль наслаждаться местным гостеприимством придется так недолго!

– Да послушай ты меня! Помнишь, я говорила, что убежала с запиской Криса потому, что заметила Чарли?

– При чем здесь это?

– При том, что я его не видела. Просто почувствовала, что сейчас случится что-то ужасное и побежала. А когда я подходила к твоему дому, ощутила то же самое. Ставлю сто против одного, там поджидала засада. Что мне было делать?

– Например, обратиться к Энджел.

Тайя вспыхнула.

– Как всегда, твоя распрекрасная Энджел! Меня уже трясти начинает от этого имени.

– Не начинай, пожалуйста! Я уже говорил тебе сто раз – это надежный, верный друг и единственный человек, который не побоится поддержать беглого убийцу, каким меня все считают. Ты хочешь сказать, что предпочла сдать меня властям, лишь бы не обращаться к ней за помощью?!

– За кого ты меня принимаешь? – Девушка слегка замялась, потом неохотно продолжила. – Я пошла к ней. И это была ее идея, насчет судейских… Тот человек, который помог тебе тогда по ее просьбе… Он сейчас далеко. К тому же это не волшебник, способный выстоять в одиночку против нескольких головорезов. Энджел сама отправила свою служанку сообщить о тебе стражникам. И уверила меня, что через день-два ты будешь полностью оправдан. А пока тебе лучшей охраны не найти. Что? Теперь тебе нравится этот план? Еще бы, ведь это же твоя…

– Да чего ты на нее так взъелась?

Тайя что-то пробурчала себе под нос.

– Прости, я не расслышал.

– Она очень красивая. Она даже мне понравилась. Умная, образованная, не то, что… В общем, думаю, ты ее по-прежнему любишь несмотря на то, что она вышла замуж. И что, как только она поманит тебя пальцем, ты отшвырнешь меня, как надоевшую куклу.

– Не говори глупостей, я…

– Тс-с-с… Надзиратель возвращается. Надо закругляться. Пока ты тут отдыхаешь, постараюсь навести справки об осколке. Кажется, я придумала, где можно разузнать о нем побольше. Пока!

__________


Выйдя на улицу, Тайя, выяснила дорогу у прохожих и направилась к самой дорогой лавке города, где торговали украшениями. Знакомый ювелир в Лорнии не бахвалился попусту, его рекомендации сделали свое дело. Через три часа у девушки на руках был список всех мастеров, коллекционеров и торговцев, занимающихся драгоценными и полудрагоценными камнями.

Правда, по первому десятку адресов Тайя до самой ночи проходила впустую. Но настойчивость и твердая уверенность в том, что она на правильном пути, принесли свои плоды. К вечеру следующего дня нужный человек нашелся. Старый ювелир опознал осколок. Редкий минерал назывался «пикрин», добывался за тридевять земель и стоил баснословно дорого. Помимо этого, раз в три-четыре года, камень нуждался в чистке и полировке. Операция была непростой и требовала от мастера высшей квалификации. Образовывающийся сверху слой неряшливого грязно-бурого цвета был необычайно тверд. Приходилось обтачивать камень аккуратно и равномерно со всех сторон, что по трудоемкости было сопоставимо с вырезанием очищаемой вещи заново. Вот почему позволить себе изделия из пикрина могли немногие. Ювелир сразу же узнал осколок, едва взглянув на него. На протяжении многих лет он раз за разом очищал увесистую резную печать со сложным рисунком. И, разумеется, прекрасно знал ее хозяина. Факт, что обладателем расколовшейся печати окажется именно этот человек, оказался для Тайи полной неожиданностью, но теперь многое встало на свои места. Надо было срочно сообщить новости Алексу.

Она спешно попрощалась с ювелиром, хотя тот не обратил на ее скоропалительный уход никакого внимания, продолжая сокрушаться по поводу разбитой редкой вещицы и прикидывая, подлежит ли она восстановлению.

__________


Незадолго до этого в кабинет судьи Тэкера уверенной походкой вошла высокая, богато одетая посетительница.

– Приветствую, Ваша честь! Надеюсь, я не сильно отвлекаю от дел?

– Что вы, уважаемая мисс… ох, простите великодушно, миссис Энджел. Столь тяжеловесное обращение решительно не подходит такой юной и прекрасной леди, как вы. Теофраст, не стой столбом, принеси даме кресло.

– Благодарю. Обещаю, что не отниму много времени.

– Итак, чем могу помочь?

– Я прошу вас отпустить Алекса из-под ареста. Он невиновен, и я могу это доказать.

– Я не ослышался? Мы действительно говорим об одном и том же человеке?

– Да, Ваша честь. В тот вечер он был у меня в доме. Мы дружны с детства, давно не виделись и заболтались до рассвета. Утром я распорядилась, чтобы наша служанка Матильда проводила его.

Судья проницательно посмотрел на девушку.

– Не сочтите вопрос неуместным, миссис Энджел. Правильно ли я понимаю, что на момент этого разговора вы еще не были замужем за вашим уважаемым супругом?

– Правильно понимаете. Мой муж, тогда еще жених, также был с нами и принимал участие в беседе.

– То есть вы, незадолго до свадьбы, провели ночь, э-э-э… разговаривая с вашим женихом и с другом детства?

– Именно так. Но только без «э-э-э». Мы просто болтали о том, о сем.

– И ваш муж готов подтвердить в суде эту пикантную подробность?

Полушутливый тон судьи почти не изменился, но напряжение в комнате ощутимо возросло.

– Ваша честь, ему, конечно же, не хотелось бы доводить до этого. Тем не менее, мы рассматривали и такую возможность.... Да, если вы усомнитесь в правдивости моих показаний, он готов подтвердить их под присягой. Мой муж, так же, как и я, не останется в стороне, если речь идет о спасении невиновного.

– Невиновного?! – стоявший поодаль Теофраст был возмущен до такой степени, что пренебрег субординацией. – Да этот невиновный – настоящий бандит! Он хладнокровно убил двух человек, один из которых был его другом. Он вдребезги разнес камеру, пытаясь избежать справедливой кары. Но самое главное – он нарушил Закон! Проявил пренебрежение к решению суда! Этому нет, и не может быть ни оправдания, ни прощения!

– Повежливее, с нашей гостьей, Теофраст. – Судья примирительно улыбнулся Энджел.

– Ничего страшного, Ваша честь, но и я, в свою очередь, хочу заранее извиниться за прямой вопрос.

– Прошу, не стесняйтесь.

– Разве подозрение в убийстве Криса не упало на Алекса потому, что его считали виновным в смерти нобиля? И теперь, раз это обвинение снято, разве не исчезает мотив для второго преступления? Что же по поводу бегства… Насколько я слышала, при этом никто не пострадал. А штраф за ремонт разрушенной камеры и неустойку за неуважение к суду Алекс оплатит без возражений. Согласитесь, Ваша честь, не покинь он тогда стен тюрьмы, у него не было бы возможности впоследствии оправдаться. Я взываю к вашей мудрости и нижайше прошу возобновить расследование в связи с новыми обстоятельствами. А также освободить арестованного. Я и мой муж готовы дать личную гарантию, что, пока не закончится следствие, Алекс не покинет города.

Судья задумчиво пожевал губами. Заметив его колебания, Энджел усилила натиск.

– Если встанет вопрос о залоге – только скажите, Ваша честь.

Тэкер, словно сдаваясь в плен, с улыбкой поднял обе руки.

– Ну что с вами поделать? Хорошо, я отдам распоряжение об изменении меры пресечения до конца следствия. Думаю, в залоге нет необходимости. Нет, Теофраст, не возражай. Всем известно, миссис Энджел, что ваш знатный род не только с легкостью уплатит любую сумму, но, что более важно, всегда держит слово.

Девушка встала и склонилась в глубоком поклоне.

– Благодарю, Ваша честь! Разрешите, я сама сообщу Алексу об этом?

– Как вам будет угодно. Передавайте привет вашему супругу. Теофраст, проводи даму.

__________


Когда в камеру приговоренного к казни вошла Энджел и объявила о том, что его отпускают на волю, Алекс долго не мог поверить своим ушам.

– Повтори это еще раз, пожалуйста.

– Я пришла к судье и все ему объяснила. Теперь у тебя есть алиби. Нельзя выезжать из города, пока не закончится следствие, но обвинение в убийствах Тэкер снял. Ты свободен.

Щеки Алекса начали стремительно краснеть.

– Ты рассказала все-все?

– Потише, пожалуйста. Я изложила ту версию, которую подтвердит Марк.

– А....

– А вот Марку я рассказала все-все. К счастью для меня и для тебя, я не ошиблась в выборе мужа. Он все понял правильно. Передает тебе привет и приглашает на ужин. Надо же ему хоть раз посмотреть на человека, с которым он якобы болтал ночь напролет в спальне своей невесты.

– Энджел, ты… ты столько для меня сделала....

– Не больше, чем ты для меня.

– Я никогда не смогу отблагодарить вас с Марком. Я свободен! Свободен и оправдан! Ты…

Не помня себя от радости, Алекс подхватил Энджел на руки и начал, дурачась, кружить по камере, пока девушка безуспешно пыталась вырваться.

– Пусти, дурак, уронишь же! И платье помнешь! Пусти!

– Не пущу! Ты самая лучшая девушка на свете! Ты моя спасительница! Ты…

В этот момент в камеру вбежал кто-то еще. От неожиданности Алекс застыл столбом, не выпуская из рук свою ношу. Тайя остановилась резко, как будто с разбегу наткнулась на стену. Энджел поспешно высвободилась из объятий и попыталась объяснить:

– Послушай, это не то, что ты думаешь. Я просто…

Не говоря ни слова, Тайя повернулась и бросилась прочь.

__________


Прохладной летней ночью по безмолвному лесу медленно брела одинокая тень. Остановившись у высокого дерева на краю поляны, тень уселась на траву, прислонилась к стволу и вытащила из рукава широкий клинок. Под полной луной сталь переливалась живым серебром. Сгусток темноты против воли залюбовался игрой света на лезвии, не сразу заметив светлое облачко, опустившееся рядом. Подняв голову, тень некоторое время недоуменно разглядывала необычный клочок тумана, потом осторожно, словно пробуя ногой холодную воду реки, прошептала:

– Мне про тебя Алекс рассказывал. Говорил, что видел тебя во сне. Даже имя называл… какое-то странное…

– Значит, представляться не нужно. Как дела?





– Раз ты здесь, значит, прекрасно знаешь ответ. Я уже теряла дорогого мне человека, но второй раз, да еще так… Меня преследует грандмастер. Я не смогу вечно водить его за нос, ускользать и путать следы. Еще немного на север – и уткнешься в край океана. Дальше бежать некуда. Вдвоем… могло бы получиться дать отпор, но одна я не выстою. Я устала. Если ты пришла за мной, делай свое дело поскорее и…

– Боишься не успеть? На встречу со мной опоздать нельзя. Или торопишься, чтобы не передумать?

– Я не знаю… Мне сейчас очень больно, и я боюсь того, что будет дальше. Боюсь, что больше не выдержу.

Призрачная девочка опустилась на траву рядом с Тайей.

– Раз ты все уже решила, думаю, несколько минут у нас найдется. За это время никто тебя не догонит, а я успею, в качестве напутствия, рассказать тебе один случай из жизни… Или из смерти?.. В общем, довелось мне провожать одного человека. Он прожил непростую жизнь, постоянно работая. Настал день, когда он не смог больше трудиться и осознал, что дни его сочтены. И когда он лежал в кровати, из которой уже не суждено было подняться, его, освободившегося от забот и тревог вашего мира, посетило вдохновение. Я сидела у изголовья, чтобы проводить его, родные пришли к нему проститься, а он все пытался негнущимися пальцами дописать стихотворение.


А вернусь я нежданным,

через долгие-долгие годы,

Когда ветер зимы

одеяло рвет снежное в клочья.

Круг замкнется, когда

от усталого тела свободу

Вновь получит душа

этой теплой апрельскою ночью.


– Жена и дети собрались у его постели и просили прочитать молитву, но он сказал, что через год уже никто не вспомнит, что он успел за свою жизнь прочитать, но, кто знает, может быть, кто-то вспомнит, что он успел написать. И продолжил…


Я пройду через окна

волшебной серебряной флейтою,

Чью мелодию слышно

лишь ранней весной, на рассвете.

Она в воздухе вьется

душистою шелковой лентою,

Но ее уловить

могут только святые и дети.


– Они просили оставить им последние наставления, говорили, что любят его, что навсегда сохранят его последние слова в сердце. А он ответил, что именно это он сейчас делает и попросил не отвлекать, потому что чувствовал – счет идет уже на секунды.


Я проникну под крыши

по-летнему яркими звездами.

Из листвы соловей

просвищет вам Солнца симфонию.

Я прошу – оглянитесь!

Прислушайтесь! Впрочем, не поздно ли…

Я покинул ваш мир

лишь очень немногими понятый.


– А дальше?

– А дальше карандаш выпал из ослабевших пальцев и покатился по полу. Когда его подняли, человек умер.

– И он не успел?

– Да. Оставалась еще одна строфа.

– Про осень?

– Конечно. Пока я его провожала, он объяснил, что не хотел начинать сразу с «весенней» строфы, чтобы все не заканчивать безрадостной зимней. Зима – это ведь не только конец. Это и начало нового года, нового цикла. Есть немало растений, семенам которых, чтобы взойти весной, сперва надо перезимовать. А может, дело было в том, что он родился зимой, и для него она как раз была началом, не знаю…

– Как печально… Он так и не смог дописать его… А мне теперь до смерти хочется узнать, чем же заканчивались стихи.

– Поаккуратнее с выражениями!

– О! Извини…

– Впрочем, раз уж ты так выразилась, я могу удовлетворить твое любопытство. До смерти.

– Но ты же говорила....

– Да, я сказала, что он не успел. Записать. Но заключительные строки уже родились в его голове. Это сильно мучило его напоследок. Всю жизнь он старался доводить свои дела до конца, а тут такой прокол… Он умолял меня передать его родным окончание. Пришлось, на правах выполнения последней просьбы, согласиться. И я честно выучила все – от начала и до конца. Слушай....


Я ворвусь в ваши души

клином птиц и дождями осенними,

И сердца от тоски

устремятся за клином в погоню,

Когда неосязаемо тонкие

линии времени

Еле слышно пройдут

сквозь поднятые к небу ладони…


– Красиво… У тебя получилось передать послание?

– Не-а. Поначалу я честно пыталась… Тратила все свое свободное время, приходила к его родным, старалась достучаться… Не сложилось. Для того, чтобы можно было вот так запросто пообщаться, человек либо должен умереть, либо находиться на грани. Слышала выражение: «Посмотреть в лицо смерти»? Сейчас ты в него смотришь. А у них… у них все хорошо. Так что, может быть, оно и к лучшему для всех.

– Да, но…

А-101102 кивнула.

– Я несколько раз пыталась передать строфу через самоубийц-неудачников, однако родня сочла их попрошайками или сумасшедшими и не стала слушать. В конце концов, я отступила – добрые дела не совсем мой профиль, человеку тому, скорее всего, уже давно все равно. Тем не менее, когда очередной из его рода умирает, я, провожая, читаю напоследок стихи далекого предка. Хочешь, называй это моим капризом или смешным и нелепым ритуалом… Но многим это помогает лучше подготовиться к дороге.

– Так может быть....

– Нет-нет. Про всех жаждущих и страждущих речи не было. Мой альтруизм не простирается так далеко. И потом – сама попробуй представить, каково мне будет читать эти строки миллионный раз подряд? Со временем даже такая долговечная вещь, как слово, стирается. И будет это уже не дар избранным, а рутина…

– А почему тогда мне? Или я тоже…

– Нет, ты не родственник. Просто я хотела тебе показать кое-что на примере.

– Что именно?

– Две простые вещи. Никогда не поздно сделать что-то хорошее. Если стараться изо всех сил, рано или поздно все получится. Банально, но верно.

– Это ты к чему?

– Это я к тому, что, когда ты закончишь лить слезы над осколками своего сердца и сделаешь то, что собиралась, я провожу тебя.

– Ну?

– А потом твоего мужчину убьют. Несчастный случай или что-нибудь подобное. Или ты думаешь, что его оставят в покое после того, как вы столько раскопали? Ты же знаешь имя убийцы, знаешь, на что он способен. Он не остановится на полдороге.

– Но Алекс любит другую!

Чувство обиды и потери накатило с новой силой, и девушка не смогла удержаться от слез.

– Это сейчас не имеет значения. Тебе-то он дорог по-прежнему!

– Ты смеешься надо мной?

– Да очнись ты! Убийца собирается уничтожить твоего любимого, чтобы скрыть свои преступления. Негодяй спляшет на его могиле! И что предпринимаешь ты вместо того, чтобы остановить все это?

– Но чем я могу…

– Уж всяко не тем, что делаешь сейчас! Пошевели мозгами!

– Я думала об этом… правда… Но, когда увидела их вдвоем!..

– Не отвлекайся на мелочи!

– Можно кое-что попробовать, но шансов мало и это очень…

– Очень опасно? Я сейчас начну гомерически хохотать, хочешь? Само собой, в попытке самоубийства риска куда меньше.

– Ты не понимаешь!

– И не собираюсь. Я уже говорила, это – твое дело. Просто можно погибнуть, сражаясь, как и положено гордой гарц'к'ханке, а можно, спасовав перед трудностями, трусливо покинуть этот мир, как последний глах'д'нак!

– Откуда ты узнала?.. – прошипела разом прекратившая лить слезы Тайя.

– Ты вообще соображаешь, с кем разговариваешь? Или вселенская скорбь размягчила остатки твоего мозга?

– Что… а-а-а… ну да. Ты ему не скажешь? Пожалуйста…

А-101102 издала губами неприличный звук.

– Делать мне нечего. Ты даже не представляешь, сколько у меня работы! Еще с тобой тут время теряю. А все мой дурацкий длинный язык. Стоило подождать чуток и проводила бы тебя по-быстренькому. Нет же, везде мне надо влезть… Ладно, еще увидимся!

__________


Снаружи ограду ярко освещал ряд факелов, но внутри царила тьма. В окнах высокого каменного особняка не горело ни единого огонька. Улучив момент, когда стражники, патрулирующие ночные улицы, прошли мимо, Тайя перемахнула через решетку и проникла в дом. Легкая часть плана осталась позади. Теперь предстояло, никого не разбудив, найти кабинет хозяина и разыскать небольшой предмет из розового камня с обломанным краем. Непосильная на вид задача облегчалась тем, что Тайя знала, что именно ищет – ювелир дал подробное описание. К тому же едва ли кто-то в здравом уме осмелится залезть в этот особняк, так что оставалась надежда на то, что бдительность охраны притупилась от долгих лет безделья.

Все прошло без сучка и задоринки. Дверь в роскошный кабинет нашлась быстро и оказалась не заперта. На столе, среди вороха документов, стояла большая гербовая печать. С одной стороны недоставало небольшого фрагмента. Девушка вытащила из-за щеки осколок камня и убедилась, что он идеально совпадает с границей излома. Что ж, ювелир оказался прав. Оставалось тихо выйти из комнаты, спуститься по лестнице на первый этаж, а там – снова через ограду и ищи ветра в поле. Тайя уже начала надеяться, что опасная вылазка может закончиться благополучно. Девушка вернула осколок обратно за щеку, положила печать в карман и осторожно шагнула к дверям кабинета, когда почувствовала легкий укол в шею. Несмотря на то, что кругом царила темнота, перед глазами заплясали красные круги, ноги подкосились. Словно сквозь толстую вату, она услышала голос:

– Помилуйте, красавица! Что же вы так сразу нас покидаете – не поздоровавшись, не попрощавшись?!

Собрав последние силы, Тайя проглотила осколок и погрузилась во тьму.

__________


Отпустив осужденного за убийство, второй раз ускользнувшего от смертной казни, Теофраст долго не находил себе места. Так не должно быть! Помощник судьи не без оснований гордился умением распознавать ложь. Это было почти единственное, что досталось ему в наследство от отца – ревностного служителя Закона, так и не нажившего себе состояния. Отец погиб десять лет назад от руки неизвестного убийцы при расследовании одного запутанного дела. Безутешный сын нанялся в помощники к его преемнику, судье Тэкеру, не расставаясь с надеждой найти и покарать виновного. Слушая сегодняшние объяснения Энджел, Теофраст ясно почувствовал фальшь. Может быть, девушка и не лгала напрямую, но чего-то явно недоговаривала. Вполне может оказаться, что она просто выгораживала своего друга детства.

А то и больше, чем друга. И тогда сомнительное алиби ничего не означает.

Выхода не было. Придется понаблюдать за подозреваемым – хотя бы два-три месяца. Если этот уголовник опять вернется к своим темным делишкам или, если миссис Энджел действительно наставляет рога своему мужу, рано или поздно удачливый преступник обязательно выдаст себя.

И он, Теофраст, будет начеку.

__________


Тайя не могла сказать, сколько была в беспамятстве, пока кто-то довольно грубо не начал трясти ее, как тряпичную куклу. Открыв глаза, девушка обнаружила себя привязанной к креслу – надо признать, довольно удобному. Значит, с ней сперва постараются договориться по-хорошему. Это дает шанс потянуть время. Оказалось, что в чувство ее привел сам хозяин дома – обладатель печати с обломанным краем. Он не спеша устроился в кресле напротив, и некоторое время молча разглядывал пленницу. Тайя тоже не торопилась начинать разговор. Выждав с минуту и убедившись, что незваная гостья не горит желанием вступить в беседу, мужчина, иронично улыбнувшись, приступил к допросу:

– Я не буду спрашивать, что вам понадобилось в моем доме. Вы пришли выяснить, убил ли я старину Бомбарду, и теперь знаете ответ. Буду откровенен – вы меня не интересуете. Чужеземке без роду и племени все равно никто не поверит, так что устранять вас особой необходимости нет. Но и безнаказанно отпускать воришку, пытавшуюся меня обокрасть, не в моих правилах. У меня есть деловое предложение. Вы отдаете мне фрагмент печати и пишете записку своему бывшему сокамернику. Вам даже не придется лгать – сообщите, что вам грозит долгая и мучительная смерть, если он не явится в указанное место один и без оружия.

– А взамен?

– Мои люди отвезут вас как можно дальше отсюда в любом указанном направлении, и мы навсегда забудем о существовании друг друга.

– А потом вы убьете Алекса?

– Скорее всего, даже до этого. Что поделать – жизнь за жизнь. Простая честная сделка. И учтите, что выманить его я могу и самостоятельно – с той разницей, что это может занять немного больше времени.

– Не понимаю, что вам помешает после того, как я стану не нужна, отправить меня вслед за Алексом?

– Помилуйте, я не хладнокровный убийца.

– Вы это сейчас серьезно?

– Абсолютно. Нобиль вывел меня из себя, что удается далеко не каждому, и я… утратил контроль. Фактически, произошел несчастный случай.

– Да уж, случай, когда тебе проламывают череп, счастливым не назовешь. А Алекс?

– Тут чистой воды самозащита. Ваш друг должен замолчать. Добровольно он этого не сделает – даже если клятвенно пообещает, никакой твердой гарантии все равно не будет.

– В любом случае, для выполнения обоих ваших условий существуют препятствия.

– Просветите меня.

– Камень можно получить… кхм… только через некоторое время. – Тайя деликатно потупила взгляд.

– Понимаю. Это не проблема. Я готов подождать с первым пунктом договора, если вы поторопитесь со вторым.

– Тут тоже есть сложности. Алекс любит другую, и я сомневаюсь, что он бросится меня спасать. К тому же мы никогда не писали друг другу писем, и он не сможет понять, что письмо писала именно я.

– В таком случае советую напрячь воображение и быть убедительной – иначе мне придется для верности приложить к записке ваш палец или ухо. Что же по поводу дел амурных… Почему вы решили, что Алекс охладел к вам?

– Вот уж не думала, что поделюсь своими переживаниями с таким…

– С таким мудрым и понимающим человеком?

– К тому же очень остроумным. – Тайя мрачно взглянула в глаза улыбающегося мужчины. – Впрочем, что я теряю?

Девушка в двух словах рассказала о сцене в тюремной камере.

– И это все? Помилуйте, его реакция вполне естественна. Да если бы даже я сам объявил Алексу, что с него сняты все обвинения – он и меня заключил бы в объятья, не сомневайтесь! После его побега из тюрьмы я составил на вашего друга подробнейшее досье – вкусы, привычки, черты характера. Без ложной скромности скажу – будь я его отцом – и то не знал бы об этом шалопае больше. Так вот, поверьте, либо Алекс любит вас больше жизни и готов на любую глупость, либо я выжил из ума и мне пора отправляться на покой – дремать в кресле, пускать слюни и изводить прислугу, заставляя их слушать нескончаемые бессвязные рассказы о днях моей молодости.

– Я вам не верю.

– Хорошо. Давайте рассуждать логически.

– Давайте.

– Предположим, вы правы. Вас обманули и бросили. Так отомстите сполна – для этого даже не придется прилагать никаких усилий. Составьте послание, а все остальное будет сделано моими людьми.

– У меня есть время подумать?

Улыбку мужчины нельзя было счесть дружелюбной и с десяти ярдов.

– Я был бы счастлив услышать ответ сейчас.

– Ясно.

Тайя на некоторое время замолчала, погрузившись в непростые размышления. Алекса надо предупредить, а намеки он понимает плохо. Придется написать прямо, даже если потом ее обвинят в невыполнении условия сделки. Придется изобразить покорность и согласие. Шансы на небольшую хитрость невелики, но большего она сделать не в состоянии. По крайней мере, если с Алексом что-то случится, то не из-за того, что она сама заманила его в ловушку.

– Ладно. Выбор у меня все равно небогатый. Я согласна, но окажите даме любезность, выполните два моих условия. О, не беспокойтесь, вам это ничего не будет стоить.

– Вообще-то, раз уж речь зашла о дамах, то им не пристало торговаться, как крестьянкам на рынке. Тем более в подобных обстоятельствах.

– Я же сказала, речь не о торговле, а о простой любезности.

– Излагайте.

– Мне придется написать… о вещах интимных. Дайте слово джентльмена, что не будете вскрывать письмо.

– Можете на меня положиться. Что еще?

– Удовлетворите напоследок мое любопытство. Ваша честь, зачем понадобилось отпускать Алекса из тюрьмы? Разве не проще было разобраться с ним прямо в камере, где ему некуда было бы деться?

– Нет, не проще. Дражайшая миссис Энджел подняла бы излишнюю шумиху. Эта чертовка, благодаря удачному браку, забралась так высоко, что замять скандал не получилось бы. Кроме того, есть у меня один… излишне ретивый служащий, который впоследствии стал бы задавать довольно неудобные вопросы. А так…

__________


Рыжий Феликс, отвечающий за наружное наблюдение, вытянулся по струнке.

– Такя и докладываю, господин Теофраст. Объект, покинув место заключения, практически весь город обошел. Особенно постоялые дворы, харчевни, таверны, задворки, подворотни и все такое прочее, даже на свалку заглянул. В длительный контакт ни с кем не вступал, расспрашивал о якобы пропавшей девушке. Описание примет давал везде одинаковое, оно прилагается к моему письменному рапорту. Вернулся домой под утро, пока больше не появлялся. Скорее всего, отсыпается.

– Соображения?

– Если ваши подозрения верны, то мог восстанавливать контакты с другими преступными элементами. Везде показался – вот он я, мол, вернулся. По правде сказать, никаких ответных сигналов заметно не было, но тут всего не углядишь. Может, кивнул кто или махнул ненароком. А может и вовсе отвернулся молча, а сам на заметку взял. Только вот,.. – Феликс замялся, – если позволите, впечатление у меня такое…

– Ну, давай уже, не тяни кота за хвост.

– Не похож объект на матерого волка. Такие опасность носом чуют, все время начеку, нет-нет, да проверяют – не следит ли кто? А этот ни разу ничего подобного не сделал.

– Так может, он вас сразу вычислил?

– Обижаете, господин Теофраст. Трех лучших топтунов поставил, по высшему разряду, как просили.

– Какая-нибудь еще версия есть, зачем понадобился этот обход?

– Есть одна мысль. Особу, подходящую под описание, видел Джейкоб Волверстон – калека-охранник, который дежурит на воротах. Говорит, незадолго до того, как объект был освобожден, приходила к нему эта девушка. По его словам, летела, как на крыльях, аж светилась от счастья. А потом, двух минут не прошло, тут же выбежала обратно. Бледная, как полотно и лицо, словно у мертвяка. Прошу простить за вольный стиль – передаю в точности слова свидетеля.

– Ничего, продолжайте.

– А объект, когда вышел вместе с миссис Энджел Кавернхейм, долго крутил головой, осматривая площадь, и спрашивал у Джейкоба, не видел ли он, куда ушла та посетительница. А потом сразу, не заходя домой, отправился в свой вояж по городу, как изложено в рапорте.

– И что вы по этому поводу думаете?

– Сложно сказать. Либо действительно какая-то романтическая история, либо просто инсценировка с помощью сообщницы, чтобы было, что отвечать на наши вопросы впоследствии.

– Согласен. Решено. Наблюдение не снимать, обо всех перемещениях объекта или визитерах немедленно сообщать мне лично. Свободны.

__________


Алекс проснулся от того, что его кто-то осторожно потряс за плечо. За окном вечерело. Натертые ноги по-прежнему ныли после вчерашней большой прогулки. С трудом открыв глаза, он, недоумевая, посмотрел на человека, разбудившего его. После чего отпрянул так, что едва не свалился с другой стороны кровати.

– Чарли?!!

Гость, иронично улыбаясь, отвесил легкий поклон.

– Как приятно! Вы меня еще помните.

– Я вас век не забуду!

– Обычному человеку не понять, какое это потрясающее ощущение, когда у тебя узнают. Большинство из тех, с кем я общался, уже никогда меня не вспомнят.

– Сочувствую. – Ядовитым тоном Алекса можно было отравить население целой деревни.

– Благодарю. – Чарли проигнорировал сарказм собеседника. – Я постоянно говорю себе – ничего не поделаешь, у каждой профессии своя специфика, но временами… Кстати, примите мои поздравления. Вы третий человек, которому удалось обвести меня вокруг пальца. Однако особо не обольщайтесь, те две ошибки я давно исправил, иначе под вопрос была бы поставлена моя квалификация.

– А теперь… – Алекс не смог заставить себя закончить фразу. Чарли заботливо переспросил:

– Что? А! Нет, можете не волноваться. В планы моего клиента ваша смерть не входит. Во всяком случае, на этом этапе. Иначе мы бы сейчас уже не беседовали. Моя задача скромнее – передать послание от одной небезызвестной вам особы. Недавно она поступила довольно опрометчиво и в этой записке, насколько могу судить, уведомляет вас об этом.

Алекс наскоро пробежал глазами письмо.

– Как я могу быть уверенным, что это писала она?

– Никак. Но это не проблема. От вас не требуется мгновенного решения. Я могу вернуться завтра, скажем, в это же время, с необходимыми доказательствами. Какая часть тела вашей подружки будет наиболее убедительной?

Алекс пристально посмотрел на Чарли. Незваный гость совершенно серьезно ждал ответа на свой вопрос.

– А если я не пойду?

– Что ж, раз она вам безразлична, то и горевать не придется.

– И я должен поверить, что после того, как я отправлюсь с вами, ее просто так отпустят на все четыре стороны?

Чарли пожал плечами.

– Мой клиент считает, что девчонка бесполезна и неопасна. Она ему не нужна, ему нужны вы.

Алекс еще раз перечитал письмо. Кто-то, похоже, взялся за него всерьез. Любая отсрочка погубит Тайю, а он даже не в состоянии предположить, откуда исходит опасность. Если бы его хотели убить, уже убили бы, но обманывать себя не стоит – хорошо эта непонятная игра для них обоих закончится не может. Однако, пока существует хотя бы мизерный шанс спасти Тайю – это лучше, чем никакого шанса.

– Хорошо. Мне нужно пять минут на сборы.

– Можете не торопиться, тут недалеко.

__________


Проплутав полчаса по закоулкам на окраине города, Чарли толкнул дверь неприметного заброшенного дома. Алекс успел бросить взгляд на перевернутую мебель и толстый слой пыли, когда его провожатый начал спускаться по ступенькам, ведущим вниз, в подвал. Пустоту небольшого помещения нарушали лишь массивное дубовое кресло в углу и жаровня, дававшая тусклый неверный свет. Чарли слегка подтолкнул Алекса в спину:

– Устраивайтесь поудобнее. По требованию моего клиента мне придется привязать вас.

– Мы так не договаривались!

– Мы пока еще никак не договаривались. Откажетесь – сделка не состоится, и мы вернемся к началу разговора.

– Да, но…

– Не волнуйтесь, девушка жива и в добром здравии. Скоро вы ее увидите.

Алекс заколебался. С самого начала было ясно, что ведут его не на дружескую пирушку, но до этого момента был шанс хотя бы продать свою жизнь подороже. Впрочем, если вспомнить, как легко Чарли управился с ними обоими у колодца, шанс, скорее всего, призрачный. Лучше поберечь силы. Если ему вчера, во время прогулки по городу, не показалось и его расчеты верны, то их с Тайей единственная надежда – тянуть время.

– Что ж… раз без этого не обойтись, приступайте.

Чарли и здесь оказался на высоте. Веревка обхватила запястья и лодыжки мягко, но непреклонно. Алекс почти не испытывал дискомфорта и мог даже на пару дюймов смещаться в кресле. Однако освободиться самостоятельно не было ни малейшей возможности. Если его сейчас оставят на произвол судьбы, он умрет от голода и жажды раньше, чем сумеет хоть немного ослабить путы.

Закончив, Чарли постучал в одну из стен условным стуком. Через несколько минут по лестнице спустились трое. К появлению первой парочки – рослого громилы, тащившего на веревке связанную Тайю – Алекс был готов.

Шагнув в комнату, девушка безнадежно вздохнула.

– Ты идиот!

– Я тоже рад тебя видеть.

– Зачем ты пришел? Я же ясно написала в записке! Если только… если только ее…

– Нет, ее не подменили и доставили в первозданном виде лично в руки адресату.

С этими словами в каморку вошел судья Тэкер, поприветствовавший пленника:

– Наконец-то мы с вами встретились в неофициальной обстановке. Удивлены?

С трудом оправившись от потрясения, Алекс нашел в себе силы для иронии.

– Да, и очень обрадован! Ваша честь, арестуйте этих людей! Они поймали и удерживают нас здесь незаконно.

– Минуточку, любезный, не рубите сплеча. Как утверждает первый свидетель, – судья указал на Чарли, – вы пришли и сели в это кресло добровольно и без принуждения. Скажете, он неправ? А второй, – Тэкер кивнул громиле, – мой старший сын Арчибальд, прошу любить и жаловать, обладает неопровержимыми доказательствами, что пойманная преступница ночью вломилась в чужой дом – между прочим, мой – с целью грабежа, а, может быть, и чего похуже.

– В таком случае я требую справедливого суда!

– А он сейчас и происходит. Все равно вердикт выносит судья, то есть я, и наличие либо отсутствие дюжины болванов в париках и мантиях ничего не меняет. Да и к чему эти формальности между старыми знакомыми? Мы сейчас спокойно сами во всем разберемся, выслушаем заинтересованные стороны, огласим приговор и тут же приведем его в исполнение. Поверьте, в этот раз у вас не будет повода жаловаться на проволочки следствия.

От уверенного издевательски-дружелюбного тона Тэкера Алекса начало трясти. Еле сдерживаясь, он нашел в себе силы поинтересоваться почти безразлично:

– Могу я перед тем, как мы начнем, поговорить с заложницей?

Торжествующий судья был сама предупредительность:

– О, сколько угодно! Вам придется отвечать на мои вопросы гораздо дольше, так почему бы не удовлетворить сперва ваше любопытство?

Алекс повернулся, было, к Тайе, но та обратилась к Тэкеру:

– Нет, подождите! Если записку не подменили…

– Давайте расставим точки над «i». Вы имеете ввиду послание, в котором, в нарушение нашего соглашения, вместо, кхм,.. заявленных пикантных подробностей и просьбе о помощи, содержалось прямое предупреждение об опасности?

– Да. Раз вы все знали, то почему не подменили текст? И как тогда Алекс оказался здесь? Я же ясно написала…

– Дорогуша, вы невнимательно меня слушали, когда я говорил, что изучил вашего дружка, как облупленного. Он влюблен по уши и примчался бы спасать вас с другого конца света. А ваш замечательный стиль! Какое благородство! Какое самопожертвование! Поймите, эта записка доставила его сюда быстрее и вернее, чем, если бы я или мои ассистенты приволокли его на веревке. Да чего это я, собственно, оправдываюсь? Спросите у него самого.

Алекс склонился вперед, насколько позволяли веревки, и изучал пол под ногами. Пауза затягивалась. Тайя быстро приближалась к точке кипения. Поняв, что отмолчаться не получится, пленник неохотно произнес:

– Извини. Я не мог по-другому.

– Что? Что ты там мямлишь? Я тебя предупредила слишком сложными словами? Может быть, надо было еще нарисовать три черепа с костями? Или склонность к самоубийству – это фамильная черта?

– Нет, ты написала достаточно. Более чем.

– Что ты имеешь в виду?

– Последнюю фразу: «Прощай. Желаю счастья вам с Энджел». – Алекс резко поднял голову и посмотрел в глаза Тайе. – Как ты себе представляла мою дальнейшую жизнь? Жизнь с мыслью, что моя любимая погибла, спасая меня, да еще и умерла с мыслью, что я ей изменил? Я пришел отдать свою жизнь за твою – это меньшее, что я мог сделать, если ты готова была выручить меня из беды, даже считая предателем.

– Видите, – лучезарная улыбка судьи была почти искренней, – я в нем не ошибся. Напрасно вы мне не поверили.

– Я и сейчас не могу поверить, что можно быть таким наивным идиотом. Теперь убьют нас обоих.

Алекс в глубине души был согласен с Тайей, но пути назад не было. Он уже поставил все на кон, оставалось довести игру до конца.

– Не говори ерунды! Ваша честь, у меня есть вопрос и к вам. Не откажите в просьбе обреченному. Это вы убили Криса?

– Вообще-то такого рода информацию разглашать не принято, но, полагаю, в данных обстоятельствах… Это сделал наш общий знакомый. По моему распоряжению.

– Но как? На пустыре никого не было!

Чарли коротко взглянул на Алекса.

– Это замечание делает честь моим способностям к маскировке, но никак не вашей наблюдательности. Впрочем, вас извиняет состояние аффекта.

– Это был мой лучший друг! – Алекс, как ни старался, не смог сдержать эмоций.

– Это был очередной заказ. – Чарли пожал плечами. – Я понимаю вашу реакцию, но ни в малейшей степени не собираюсь оправдываться. Вы же не обвиняете клинок, если случайно порежете об него пальцы. Мне нет дела до причин, по которым один человек хочет устранить другого и готов при этом расстаться с кругленькой суммой.

Тэкер откашлялся.

– Видите ли, Хольгерсон собирался публично отказаться от своих слов. Он приходил ко мне и требовал уничтожить протокол со своими показаниями. Это не входило в мои планы относительно вас, ведь тогда рухнула бы такая замечательная версия убийства нобиля, и пришлось бы снова искать подходящего преступника.

– Будьте вы прокляты!

– Думаю, я это переживу. В отличие от вас. Через несколько минут вы будете умолять меня о пощаде – тогда и вернемся к обсуждению наших маленьких разногласий. У вас все?

– Почти. Остался последний вопрос. – Алекс снова повернулся к Тайе. – Скажи… там, в тюрьме, пилюли, которыми ты меня вылечила… Это ведь не было лекарством?

– Конечно, не было. Голем так ничего и не принес, а, ты умирал, потому что сдался и не хотел бороться. Знаешь, что такое плацебо?

– Даже слова такого не слышал.

– Неважно. Я понимала, что, если дать тебе надежду, ты сможешь выкарабкаться. У меня был пузырек с травяной настойкой – пара капель помогает сделать воду из сомнительного источника пригодной для питья. Запах лекарства, хлебный мякиш – вот и готова пилюля.

– Ты еще раз спасла мне жизнь.

– Пусть так, но мы квиты – без тебя я не выбралась бы из той тюрьмы. Жаль, что в итоге мы все равно оказались здесь, где все закончится для нас обоих.

– Ну, уж нет. – Алекс повернулся к судье. – Ваша честь, я узнал все, что хотел и полностью в вашем распоряжении. Отпустите Тайю по условиям нашей сделки.

– По условиям нашей с ней сделки она должна была заманить вас сюда какой-нибудь романтической чушью. Не я первый нарушил договор. Впрочем, дело не только в этом. Пока вы с Чарли шли сюда, я придумал, как задействовать вашу подружку в нашем маленьком спектакле. Мы обставим все так, что я смогу обвинить вас – на этот раз с неопровержимыми доказательствами на руках – в ее убийстве. Скажем, на почве ревности вы совсем потеряли голову и искромсали бедняжку так, что добропорядочные горожане придут в ужас.

До сих пор молчавший в углу Арчибальд обратился к Тэкеру:

– Пап, ты же обещал…

– Ах да. Перед зверским убийством вы изнасиловали несчастную девушку, – судья покосился на сына, – в извращенной форме. Вашим именем, Алекс, будут пугать детишек по ночам, а справедливый приговор встретят ликованием.

– Вам никто не поверит.

– О, не беспокойтесь. Если никто – это миссис Энджел, то даже ей не переспорить весь город. В любом случае, до суда вы все равно не дотянете. К слову, что вам предпочтительнее – погибнуть при попытке к бегству или в результате самосуда возмущенных сокамерников? Ладно, мгновенного ответа пока что не требуется. Но, если вы расскажете мне без утайки, кто еще знает о вашем расследовании, с кем делились своими подозрениями, кто в курсе моего участия в судьбе нобиля… Если вы расскажете мне абсолютно все, я торжественно клянусь устроить вашей подружке быструю и легкую смерть до начала всех необходимых процедур над ее бренным телом.

Арчибальд вновь посмотрел на отца.

Тэкер раздраженно поправился:

– То есть, не абсолютно всех, но долго мучиться ей не придется. Ну, так что, будете говорить?

Алекс вздохнул.

– Вы мне не поверите, но я никому не успел ничего рассказать. Подозреваю, что Тайя тоже.

– Честно говоря, я на это надеялся, но избежать допроса с пристрастием вам не удастся. Мне в любом случае придется довести вас до такого состояния, в котором я точно могу быть уверен, что вы не лжете. Чарли, будьте добры, положите кочергу в жаровню и раскалите ее хорошенько.

– Нет.

– А ты, Арчи, будешь держать… Простите, что?

– Я не буду принимать в этом участия.

Если бы сам Скупой Альба вбежал сейчас в подвал в женском платье с позолоченной арфой в руках, судья был бы поражен куда меньше.

– Объясните.

– Я принадлежу касте профессионалов высшего класса. Пытками у меня на родине занимаются те, кто больше ни на что не способен: отбросы и изгои.

– Но я вас нанял.

– Это в договор не входило. Только устранение либо поимка тех, на кого укажет заказчик.

По лицу Тэкера было заметно, что его раздражение многократно усилилось, но он отдавал себе отчет, что должен сдерживаться, разговаривая с человеком, способным уложить наповал десятерых за восемь секунд. Ему всего один раз довелось наблюдать за работой Чарли, и судья до сих пор находился под глубоким впечатлением от увиденного.

– Никогда не понимал подобного чистоплюйства, но ничего. Справимся сами. Арчи, положи кочергу нагреваться и расстегни рубашку нашему пленнику. Не стой столбом! Чего тебе еще? Да, разумеется, пока я работаю, можешь заняться девчонкой.

__________


Теофраст собирался домой, когда в кабинет ворвался запыхавшийся подручный Рыжего Феликса.

– Простите, господин пристав, но вы сами говорили: в любое время.

– Докладывай.

– Час назад объект вышел в сопровождении неизвестного и направился в южную часть города.

– А когда пришел этот неизвестный?

Топтун замялся.

– Не могу знать. Со всех сторон дома смотрели. Может быть, он давно внутри сидел?

– Ладно, после разберемся. Где они сейчас?

– Мы с напарником проследили их до нежилого дома в южной части города. Сван наблюдать остался, а я сразу к вам.

– Бегом в караулку. Пересменка уже закончилась, но, может быть, кто-то задержался. Собери всех, кого сможешь, выводи во двор – через три минуты я к вам присоединюсь, и выступаем.

__________


Похоже, он ошибся, и помощь не придет. Раскаленная докрасна кочерга вот-вот коснется ребер. Тэкер вошел в раж и останавливаться не собирается. Скоро в затхлом воздухе подвала появится новый ужасный запах паленого мяса. Его мяса. Алекс сжался в кресле в ожидании всплеска обжигающей боли, когда вышла неожиданная заминка. Ему не сразу удалось сосредоточиться на том, что говорит Арчибальд своему отцу, но с удовлетворением отметил разбитый нос громилы. Тайя, даже связанная, явно не собиралась сдаваться без боя. Однако, вслушавшись в разговор отца и сына, Алекс похолодел.

– Арчи, я же просил не мешать. Или ты и там не разберешься без моей помощи?

– Нет, пап, я тут подумал… его надо оставить целым.

– О чем ты?

– Ну… ты же его собираешься вроде как случайно поймать над трупом… А откуда тогда у него ожоги?

– Черт побери, в кои-то веки в твою башку пришла дельная мысль! Но как же мне узнать наверняка, врет он или нет?

– А ты лучше ее поприжги, этот тогда быстро запоет.

– Так зачем ты у меня девчонку выпрашивал? Или уже передумал?

– Да ну ее. Злая она. Нос вот разбила, а я по-хорошему хотел. Давай ты его спрашивай, а я ее… найду, где пришкварить. Можно, а?

Время замедлилось. Алекс, как зачарованный, смотрел, на медленно раздвигающиеся в акульей улыбке губы судьи. На руки, передающие и принимающие пруток раскаленного металла для ужасной, мучительной пытки. На смертельно побледневшую Тайю, также, как и он, осознавшую, что сейчас произойдет что-то кошмарное. Неотвратимое.

Непоправимое…

Легкие расширились до предела, а он все пытался и пытался вдохнуть еще воздуха для долгого, оглушительного, нечеловеческого крика.

Когда дверь подвала распахнулась, Алекс застыл с безумными глазами и широко распахнутым ртом.

По лестнице, перескакивая через две ступеньки, летел Теофраст. За ним, грохоча доспехами, словно стадо взбесившихся кастрюль, топотали стражники. Торжественность момента была нарушена, когда ноги молодого пристава запутались, и остаток пути он прокатился кубарем. Красный от злости и смущения Теофраст мгновенно вскочил, выхватил со второй попытки старую отцовскую шпагу и громогласно объявил:

– Вы арестованы! Всем стоять!!

Пристав обвел глазами привязанного к креслу Алекса с разорванной рубашкой и багровыми рубцами ожогов, своего собственного начальника с сыном, наклонившихся с раскаленной кочергой над связанной девушкой и замершего в углу высокого мускулистого незнакомца с неприметными чертами лица. После чего челюсть Теофраста резко пошла вниз.

Так и не родившийся в легких Алекса вопль выплеснулся наружу безудержным истерическим смехом. Насилу переведя дух, он демонстративно пошевелил связанными конечностями, после чего вежливо осведомился:

– Теофраст, ты не возражаешь, если я останусь сидеть?

__________


– Ну, Зак, – Пек, улыбнувшись, откинулся в кресле, – в этот раз у тебя не доклад, а Рюхтенвальдские баллады – слушал бы и слушал. Может быть, все-таки, присядешь?

– Нет, спасибо, мне так привычнее. Продолжим. Несмотря на то, что Тэкера поймали при полностью изобличающих его обстоятельствах, он, вполне вероятно, смог бы еще выкрутиться или откупиться, но тут подоспело мое письмо с расшифрованными записями нашего покойного казначея Слимза. Это позволило Теофрасту перевести дело Тэкера в разряд преступлений против короны и укрепиться на посту временного заместителя судьи – с гарантированным вступлением в должность по окончании процесса над своим предшественником. От себя добавлю, что, впервые за много лет, пост судьи займет достойный представитель закона. Взамен Теофраст поделился со мной копиями любопытных документов из личного архива осужденного. Вместе с данными из других источников складывается следующая картина: Тэкер давно задумал наложить лапу на Лорнию. Он не собирался ради того, чтобы занять твой пост, расставаться со своим, а поскольку оставить за собой оба запрещено законом, то требовалось заменить тебя, Пек, послушной марионеткой. Опыт предыдущих военных вторжений показывал, что грубой силой нас не возьмешь – оставалось действовать хитростью. И тут судья разработал простой, но эффективный план. Он вышел на Слимза, давно проигравшегося в пух и прах, и скупил все его долги. В обмен на погашение векселей и титул наместника казначей должен был накануне выплаты королевского налога впустить в хранилище подручных Тэкера и помочь им похитить приготовленную сумму. Быстро собрать такие средства еще раз ты бы не смог и место управляющего Лорнией освободилось бы.

– А как бы судья посадил в мое кресло Слимза? На эту должность тут же слетелись бы сотни любителей теплых местечек.

– Не так все и сложно. Членов королевского совета можно оклеветать, запугать, взять в долю. Хлопотно, но дело того стоит. А можно еще проще: сделать безумно дорогой подарок самому Скупому Альбе – и должность в кармане. Состояние Тэкера вполне позволяло осуществить подобную сделку, тем более что он мог заплатить похищенным золотом.

– Но в результате все рухнуло.

Зак кивнул.

– Судья попробовал-таки умаслить короля и передал ему в качестве выкупа поистине астрономическую сумму. Не удивлюсь, если он потратил на это все свое состояние, но игра стоила свеч. Чаши весов правосудия заколебались. Однако Теофраст сумел вовремя доказать, что судья планировал ради достижения своих целей присвоить деньги короля, а такого Альба не мог простить никому. Тем не менее, колоссальную взятку Тэкера он учел и прислал ему в тюрьму коробку дорогих экзотических заморских сладостей. Потерявший надежду на спасение судья, которого за попытку кражи имущества, принадлежащего короне, ожидала крайне жестокая и унизительная для дворянина казнь, оценил широту жеста Альбы. Изысканный гурман, он передал начальнику тюрьмы, что перед королевским десертом желает вкусить ужин, достойный короля. Начальник, как и судья, понимавший истинную цену подарку Альбы, распорядился организовать все по высшему разряду. Неторопливо покончив с обильной трапезой, судья открыл коробку, взял первый деликатес и попросил надзирателей, прислуживающих ему за столом, оставить его одного. Похороны прошли скромно, без почестей, соответствующих его прежней должности, но и без процедур, включающих разрывание его останков на куски с последующим сбрасыванием их в выгребную яму, в соответствии с совершенным преступлением.

– Да уж,.. – Пек помолчал, – как ни поверни, есть горькая ирония в том, что этот неординарный человек растратил свою жизнь, преследуя столь недостойные цели, так и не успев, в результате, достигнуть ни выдающихся вершин, ни ужасающих глубин. Не погонись он за двумя зайцами, не преследуй с такой мелочной настойчивостью Алекса, его план не был бы раскрыт, и карьера не оборвалась бы так бесславно. Да, кстати, все забываю спросить, как сюда оказались замешаны наши арестанты?

– Нобиль ван Карлсхаузен прознал о некоторых темных делишках судьи, который оказался, в этом смысле, весьма разносторонней личностью.

– И стал шантажировать?

– Само собой. Но Тэкер – не тот человек, с которым позволительно играть в подобные игры безнаказанно. На первой же встрече он убивает нобиля, а потом обстоятельства складываются так, что Алекс оказывается идеальным козлом отпущения. Даже побег обвиняемого из тюрьмы можно трактовать, как подтверждение вины. К тому же беглецу крупно не повезло еще раз. Из всех возможных направлений он выбрал Лорнию, в которой в тот момент находились агенты Тэкера. Когда по следам Алекса стала очевидна ближайшая точка его маршрута, судья приказал Слимзу подготовиться к встрече. Девушку же прихватили, так сказать, за компанию, как возможную сообщницу.

– А зачем понадобилось тайно помещать их в городскую тюрьму у нас под носом? Разве не проще было убить обоих или отконвоировать обратно?

– Нет. К тому, что Алекс выберет такой маршрут, никто не был готов. Все пришлось решать наспех, экспромтом. Подготовить крепкое и достаточно удаленное от чужих глаз помещение для длительного пребывания двух человек дело непростое, если в запасе всего несколько часов. Перевезти обратно двух пленников не робкого десятка, чтобы ни одна живая душа не узнала – дело долгое и требует не одного дня – и это в тот момент, когда все силы были брошены на организацию ограбления. Если же провести арест официально и позже потребовать выдачи беглеца, то пришлось бы уведомлять тебя. Раз преступник задержан на твоей территории, ты не смог бы остаться в стороне, и затеял бы собственное разбирательство. А объективный суд Тэкеру был совершенно не нужен. К тому же обстоятельства якобы случайной поимки Алекса вызвали бы много вопросов, и судье никак не хотелось, чтобы перед твоим смещением с поста всплыл его интерес к Лорнии. Да и Слимзу после вступления в должность требовался хотя бы небольшой личный успех для создания хорошей репутации, и он мог инсценировать в нужный момент арест беглого преступника. Убивать же судье было тем более не с руки – пропадала возможность громкого процесса над сбежавшим, но пойманным душегубом, а значит, место виновного в смерти нобиля осталось бы вакантным. Поэтому и решено было «придержать» Алекса до поры, до времени.

– Но ведь «лишних» заключенных могли обнаружить в любую минуту.

– Риск, конечно, был, однако не такой уж большой. С крупными бандами давно покончено. Осталась лишь мелкая шушера – гуляки, перебравшие с выпивкой, да карточные шулеры, пойманные на жульничестве. В карцер сажать некого и не за что. Признай, тебе не пришло бы в голову ни с того, ни с сего инспектировать собственную тюрьму с целью обнаружения неучтенных арестантов. Если бы не сообразительность нашей парочки, все вполне могло бы получиться. Да и скрывать тайну надо было всего с десяток недель – до похищения казны и твоего свержения.

– А наш запрос по Алексу?

– Чтобы не писать неправды, на которой его можно было бы поймать, Тэкер не ответил ничего. Он предположил, что, поскольку у внезапно обнаруженных заключенных явные проблемы с законом, они придумают себе какую-нибудь легенду и, пока мы будем ее проверять, можно успеть устранить обоих. Для этого был нанят высококлассный наемный убийца и спешно направлен к нам в город.

– Чарли?

– Да. К сожалению, кроме имени и самого общего описания внешности о нем более ничего не известно.

– Его же, вроде бы, арестовали вместе с обоими Тэкерами?

– Да. Он безропотно дал себя связать, спокойно зашел в камеру, но, когда наутро дверь открыли, внутри никого не было.

– Не грозит ли в этом случае опасность его бывшим подопечным?

– Не думаю. Контракт свой Чарли выполнил, новый заключать некому, а профессионал его уровня не возьмется за дело просто так. В личной неприязни к Алексу он тоже не был замечен и даже, как говорят, отказался принимать участие в его истязании. Так что для беспокойства нет оснований.

– Признаться, я до сих чувствую себя слегка виноватым перед нашими бывшими заключенными. Если бы не они, вполне вероятно, не сидеть бы мне сейчас в этом кресле. Можно было бы помочь им значительно большим, чем просто выдворить из своих земель без гроша за душой, хотя, сказать по правде, тогда я не был до конца уверен, что имею дело с честными людьми, а не с пришлыми аферистами. Однако теперь, мне кажется, я знаю, что надо делать. Дай-ка сюда перо и пергамент…

__________


Солнце уже показалось из-за горизонта, стражники давно ждали внизу, а новоиспеченный судья Теофраст Кугенхайм все колебался. Слова присяги о законе, чести и справедливости не были для него пустым звуком. После такого чудовища, как Тэкер, восстанавливать уважение и доверие к суду предстоит долгие годы, поэтому начинать с довольно сомнительного решения не хотелось.

Просьба, содержащаяся в письме королевского наместника Лорнии, не то чтобы являлась незаконной – тогда о ее выполнении не могло быть и речи. Формально параграф кодекса, на который ссылался Пек, действовал до сих пор, но… последний раз его применяли семьдесят два года назад.

Дело осложнялось еще и личными симпатиями, а больше всего на свете Теофраст боялся утратить объективность. Чем это чревато, наглядно демонстрировала судьба его бывшего начальника и какими бы благими намерениями не руководствовался новый судья, он понимал, насколько тонкая грань отделяет правильное от неправильного.

И боялся оступиться.

Минуты текли, а ответ так и не приходил. Дальше тянуть время было бессмысленно – придется принимать решение по прибытии на место. Вздохнув, Теофраст вышел из-за стола и отправился к уставшим ждать стражникам.

Когда цель их недолгого путешествия была достигнута, судья отдал эскорту распоряжение оцепить дом, поднялся по ступенькам и решительно забарабанил в дверь.

– Именем Закона откройте!





Тэкер, в свое время, предпочитал вламываться среди ночи, но Теофраст хотел уничтожить этот стереотип. Жители имели право на спокойный сон, хотя, в данном конкретном случае, речь шла, скорее, о поблажке самому себе и людям в оцеплении. По имеющимся данным хозяин дома временно распустил всю прислугу, гостей не принимает и, если судья правильно понимал причину подобного поступка, когда бы к Алексу ни пришли с визитом, все равно вытащили бы его из постели.

Стучать пришлось долго. Наконец, когда Теофраст всерьез начал подумывать приказать взломать дверь, она открылась. На пороге стоял возмущенный молодой человек, грозный взгляд которого заставил бы содрогнуться человека с воображением, если бы комичный внешний вид не сводил устрашающий эффект на нет. Алекс вышел на порог босиком в странном балахоне на голое тело. Балахон был наброшен впопыхах и, очевидно, был позаимствован из запасов работавшей здесь экономки, достопочтенной миссис Эбенейзер. Об этом свидетельствовал покрой, который не признал бы мужским даже ребенок старше трех лет, и тот факт, что одеяние было, как минимум, на пару размеров больше необходимого. В глубине коридора Теофраст увидел Тайю, завернувшуюся в простыню. Синие круги под глазами девушки свидетельствовали о хроническом недосыпании.

– Какого…

Алекс хотел было возмутится, но потерял дар речи при виде оцепления. Кошмар возвращался.

Теофраст не спеша развернул пергамент с устрашающего вида печатью.

– До сведения высокого суда дошло, что вы укрываете у себя особу, незаконно проникшую на территорию королевства без удостоверения личности, рекомендательного письма, подорожной или любых других приравненных к ним документов. Вам надлежит, без учинения препятствий правосудию, немедля передать ее нам для выдворения за пределы государства после выплаты соответствующего штрафа. Если вышеупомянутая особа не располагает необходимой суммой, штраф может быть заменен на тюремное заключение сроком, назначаемым по усмотрению суда, но не менее одного года, с последующей высылкой из страны.

– Подождите! У меня есть разрешение!

Алекс, путаясь в балахоне и поскальзываясь на скользких плитах пола, стремглав умчался внутрь дома. Через пару минут он вернулся, протянув судье документ, выданный Пеком. Едва бросив взгляд на текст, Теофраст вернул его и развел руками:

– К сожалению, данное разрешение потеряло свою силу десять дней назад. Оно выдано королевским наместником Лорнии и, по прибытии сюда, вы обязаны были зарегистрироваться в местной управе. А я что-то не вижу здесь ее печати. Да и, в любом случае, документ действителен в течение двух месяцев и продлению не подлежит. Может быть, вы сами вызовете нарушительницу, чтобы не было никаких эксцессов при задержании?

Алекс в полной прострации оглянулся на побледневшую Тайю. Та крепко вцепилась в край простыни, как будто это могло ее защитить.

– Но Ваша честь, прошу… любые деньги…

Лицо Теофраста окаменело.

– Я правильно вас понял? Вы только что предлагали взятку должностному лицу при исполнении служебных обязанностей?

– Да! Нет, что вы, никогда! Я… Ваша честь, я готов за нее поручиться, мне уже доводилось присматривать за ней последнее время и ничего такого…

– Ничего такого? Это вы о проникновении ночью в дом ныне покойного Томаса Тэкера и о попытке выкрасть его судейскую печать?

Сердце Алекса упало. Еле слышно он прошептал:

– Ваша честь, неужели ничего нельзя сделать?

До последнего момента судья опасался, что кто-то из этих двоих взорвется, полезет на рожон, сорвет маску цивилизованного гражданина, превратившись в дикого, необузданного зверя. И он вынужден будет действовать жестко, как того требует закон. Но потрясенный вид Алекса, огромные, как блюдца, глаза Тайи… Пек оказался прав.

Теофраст принял решение.

– Надеюсь, вы не просите меня отыскать лазейку в законе, дабы помешать свершиться правосудию? Есть один параграф… если чужестранец либо чужестранка, личность которых не установлена, пожелают задержаться в королевстве на длительный срок, то это возможно лишь в случае вступления в брак с гражданкой, либо, соответственно, гражданином королевства, берущего на себя всю ответственность за любые деяния, которые совершены вышеупомянутыми чужестранцем либо чужестранкой в прошлом, либо произойдут в будущем и, если их вина будет доказана, то данная гражданка либо, соответственно, гражданин понесет равное наказание.

Судья перевел дух, давая ошарашенной парочке переварить сказанное.

– А теперь мне необходимо знать – выдадите ли вы особу, о которой шла речь, добровольно, без учинения помех власти или…

Тут небо упало на землю.

Теофраст подмигнул Алексу.

– …поступите другим образом. Решение должно быть принято незамедлительно.

Двое мужчин, стояли друг напротив друга, старательно сохраняя серьезное выражение лица.

– А скажите,.. – Алекс помялся с ноги на ногу… – что бы вы порекомендовали?

– Что-о-о??? – раздался за его спиной вопль Тайи.

Алекс чудом увернулся от увесистой статуэтки и, невероятным финтом обогнув кипящий сгусток ярости, скрылся в доме. По пятам его преследовал грохот разбивающихся предметов различной степени тяжести.

Теофраст жестом распустил строй стоящих навытяжку стражников и, по-мальчишески звонко рассмеявшись, сбежал вниз по ступенькам.


Ноябрь 2011 – Февраль 2013

Часть вторая. Тайя

– Я же говорил – от меня не спрячешься.


– Говорил. Я ждала тебя гораздо раньше… Разрешишь взять с собой клинок?

– Против меня он бесполезен.

– Знаю. Но больше мне брать нечего.

– Хорошо. Что-то еще?

– Да. Я могу сбежать по пути.

– Я снова найду тебя.

– Найдешь. Но твоя миссия и так затянулась…

– Сделка?

– Я поеду добровольно, даю слово. Взамен ты не тронешь его. Он безобиден. Я оставлю ему записку, чтобы не искал меня.

– Я ее прочту.

– Разумеется.

__________


Луч света, с трудом протиснувшись между толстыми гардинами, не спеша прокладывал путь через лицо Алекса, но разбудить так и не смог. И только когда отчаявшийся солнечный зайчик, смирившись, собрался соскользнуть на подушку, глаза спящего, наконец, открылись. Медленно поднявшись на ноги, все еще полусонный, Алекс никак не мог определить причину смутного, постепенно нарастающего беспокойства, разбудившего его. Осторожно, словно ученый, крупица за крупицей освобождающий от налипшей земли бесценный артефакт, он оглядел комнату и прислушался. Подсознание уже знало ответ, но Алекс все еще гнал от себя дикую, нелепую мысль. После наскоро сыгранной свадьбы вот уже много недель кряду его всякий раз будила непоседа Тайя, для которой утро каждого нового дня было, словно неоткрытый сундук с сокровищами. Алекс настолько привык просыпаться от того, что острый локоть нетерпеливо толкал его в бок, что сейчас казалось – они прожили вместе несколько лет. И даже если Тайи не было рядом, где-то неподалеку обязательно было слышно то шлепанье босых пяток, то звонкий перестук каблучков по плитам пола.

А сейчас в доме стояла тягучая липкая тишина. Как утопающий, хватающийся за соломинку, Алекс обошел все комнаты, не в силах поверить в происходящее.

Сомнения развеяла короткая записка, лежавшая на пороге перед входной дверью. Маленькие угловатые буквы на небольшом, с ладонь, клочке пергамента никак не хотели складываться в слова. Алексу пришлось перечитать текст снова, чтобы вникнуть в смысл написанного:


«Прощай!

Очень здорово провели время, но…

Мы не подходим друг другу.

Огромное спасибо за все.

Говорю вполне искренне.

И не пытайся меня искать».


Первой пришла мысль – бежать! Догнать! Сейчас же! Немедленно! Второй – снова забраться в кровать, свернуться в позу зародыша, укрыться одеялом с головой и не вылезать оттуда до скончания веков.

Алекс отбросил оба варианта. Мчаться сломя голову без подготовки неведомо куда – далеко ли убежишь? Это хорошо делать по горячим следам, а не несколько часов спустя – если предположить, что Тайя ушла вскоре после того, как он уснул. Забиться же в угол или, того хуже, уйти в запой – только время терять. Да и долго оставаться в осиротевшем пустом доме он все равно не сможет.

Так и не сумев принять решение, Алекс побрел на кухню и заварил себе самую большую чашку кофе, какую только смог отыскать. Прихлебывая горячий горький напиток, он задумчиво чертил пальцем по столу, размышляя о том, зачем и в какую сторону могла податься его жена. Может быть, стоит взять за основу тот факт, что она продвигалась на север, когда их пути-дороги пересеклись в Лорнии? Тогда это направление можно исключить. Или не исключать? Наверняка нельзя точно сказать, что она решила вернуться назад. Возможно, она отправилась еще дальше, хотя дальше особо некуда. Положившись на интуицию, Алекс склонялся к выбору южного направления, но, если его непредсказуемая жена снова подалась в бега и путала следы, то это могли быть, в равной степени, и восток, и запад. Как ни крути, сегодня он знал о прошлом Тайи ровно столько же, сколько в тот день, когда они впервые встретились. Раз от раза девушка четко давала понять, что тема ей неприятна и Алекс не настаивал. Тогда это казалось правильным, но теперь, абсолютно безо всяких исходных данных, искать бессмысленно. Тупик.

Впрочем, есть один человек, который должен знать хоть немного больше. Правда, его тоже еще предстоит найти, но, в данном случае, район поиска куда меньше целого мира.

Алекс вздохнул, одним глотком влил в себя остатки остывшего кофе и пошел собираться в дорогу.

__________


Второй день подряд Конрад гнал, как сумасшедший. Привыкшая за последнее время к комфорту Тайя с трудом выдерживала дикую скачку и уже опасалась, что вот-вот не выдержит, когда ее сопровождающий, наконец, сбавил темп.

– Я все ждал, когда ты начнешь отставать.

– Не дождешься.

– Мне показалось, что ты потеряла форму – стоило проверить. Это что, слезы?!

– Нет, просто ветер. – Тайя криво улыбнулась. – Даже удивительно, насколько быстро и далеко можно уехать, если не выбирать окольных путей и не прятаться. Как тебе удалось достать такие подорожные? Еще немного – и встречные патрули начнут отдавать нам честь.

Конрад пренебрежительно отмахнулся.

– Деньги могут все. Хотел записать тебя дочерью, потом остановился на племяннице – не требуется сходства лиц и вопросов меньше.

Остаток пути до привала проделали молча. По дороге Тайя, незаметно для самой себя, погрузилась в мысли о том, что вполне может считать этого хмурого, неразговорчивого и крайне опасного человека своим отцом. По крайней мере – приемным. Настоящего отца она помнила смутно – кто-то высокий с размытыми чертами лица. Вроде бы с бородой, хотя насчет последнего она не была уверена. Хорошо запомнились только руки – большие, сильные. И еще – ощущение огромного безграничного счастья, когда широкие ладони то подбрасывают в воздух, то мягко ловят, чтобы подбросить снова.

Следующее воспоминание было о том, как город взяли в осаду и три месяца спустя захватили штурмом, сломив отчаянное сопротивление выживших защитников. Последовавшие за этим кошмар, боль, огонь, грязь, кровь и крики умирающих оставили на душе Тайи огромную рану, под запекшуюся корку которой она не собиралась заглядывать никогда. Настоящая жизнь начиналась с момента, когда Конрад из подвала разрушенного дома вытащил худущую чумазую девчонку пяти-шести лет от роду в обгоревших лохмотьях, находившуюся в полубессознательном состоянии от голода и жажды.

– Я никак не пойму – почему ты подобрал меня тогда?

Конрад, судя по всему, понял, о чем речь, но ответа не последовало. Тайю это не смутило – подобное в ее детстве случалось сплошь и рядом. Ничего, рано или поздно она узнает ответ, а сейчас надо попытаться выяснить кое-что более насущное.

– Как ты меня нашел?

Снова – долгая тишина. Девушка уже смирилась с тем, что и этот вопрос придется отложить на потом, когда ее спутник неохотно произнес:

– Повезло. Я потерял твой след, но потом, в одной придорожной таверне, столкнулся с Чарли.

Тайя невольно поежилась.

– Довелось мне недавно познакомиться с одним Чарли…

– Это он и и есть. Самая высокомерная задница на свете – и, одновременно, лучший ученик Феникса. Закончил обучение на шесть лет раньше тебя и отправился практиковаться вольнонаемным. Если бы и столкнулся с тобой раньше, на занятиях, то не обратил бы внимания на мелкую пигалицу. Но, когда я объяснил, кого разыскиваю, он предположил, что вы недавно встречались, и рассказал, где найти дом, в котором ты, скорее всего, застрянешь надолго. И, как всегда, оказался прав.

– А почему Чарли сам не сдал меня Фениксу? Я же была у него в руках!

– Во-первых, не забывай, что он тебя не помнил, и знать не знал, что ты в бегах. А, во-вторых, ты плохо знаешь Чарли. Ваши путипересеклись в тот момент, когда он работал по другому контракту, с тобой не связанному. А пропустить возможность выполнить кучу дорогих заказов только для того, чтобы за свои деньги тащиться на другой конец света, не в его правилах. Ты моя ученица и, значит, моя проблема. Знала бы, какие насмешки мне пришлось терпеть от этого заносчивого паршивца, прежде чем он соизволил сообщить подробности твоего местонахождения. Он потешался надо мной, пока сам не устал упиваться своим превосходством.

– Почему же ты не вызвал его на поединок?

– Ты разучилась слушать. Или думать. Чарли – любимчик Феникса. Если бы я победил ученика, мне бы не улыбалось потом скрываться до конца жизни от его учителя. Да и, формально, придраться было не к чему. Чарли был изысканно вежлив и предупредителен, ни разу не сказал ни одного грубого слова. А то, что каждая его фраза была двусмысленной и содержала скрытые намеки на мой возраст и проблемы с физическим и умственным состоянием – этого к делу не пришьешь.

– Но как…

– Хватит болтовни на сегодня!

Поставив в разговоре точку, Конрад вновь замкнулся в себе, и до самой ночи путники не произнесли ни слова.

Кутаясь перед сном в колючее покрывало от пронизывающего ледяного ветра, Тайя в который раз мучилась вопросом, чего ей хочется больше? Одна часть ее души страстно желала, чтобы Алекс прочел записку внимательно – и догадался. Другая, в то же самое время, изо всех сил надеялась, что он ничего не заметит – и останется в безопасности. Так и не преодолев внутреннего разлада, она проворочалась с боку на бок до самого утра.

__________


– Молодой человек, давайте уточним еще раз. Вы-таки утверждаете, что именно о вашем совместном временном убежище хлопотала эта взбалмошная девчонка в свой прошлый визит ко мне?

– Да.

– А сейчас она пропала, и вы пришли навести справки?

– Да. Она никогда не говорила о себе и вы – единственный ее знакомый, о котором я знаю.

Ювелир пристально посмотрел на Алекса, и осторожно, словно опасаясь потревожить спящую кобру, спросил:

– Что же именно она рассказала обо мне?

– Ровным счетом ничего, кроме того, что за вами долг, и вы охотно погасите его часть, приютив нас ненадолго. Я заходил во все ювелирные лавки подряд и передавал привет от Тайи. Вы первый, кто не удивился.

На вид уравновешенный пожилой мужчина на несколько мгновений онемел, а затем неожиданно сорвался на крик.

– Это что же, я, старый дурак, попался на такой примитивный трюк?! Чтоб меня приподняло, да шлепнуло! Уму непостижимо – годами опасаться профессионалов, чтобы проколоться на первом же дилетанте! Идиот!! Тупица!!!

Войдя в раж, ювелир сыпал проклятиями до тех пор, пока цвет его лица не приобрел угрожающего оттенка. Алекс начал озираться по сторонам, прикидывая, где можно срочно раздобыть ушат холодной воды, когда благословенная одышка лишила его собеседника дара речи.

Некоторое время старик безуспешно пытался прийти в себя. Широко раскрытым, судорожно хватающим воздух ртом и выпученными глазами он напоминал экзотическую глубоководную рыбу, внезапно вытащенную на поверхность. Наконец, он не без труда извлек из складок своего одеяния небольшую стеклянную фляжку, с третьей попытки отвинтил непослушными пальцами крышку и припал к горлышку. Зубы стучали об стекло, как дешевые кастаньеты, жидкость мутными каплями заливала грудь. Но, когда через пару минут лекарство подействовало, и ювелир смог продолжить разговор, голос его звучал ровно и почти благожелательно.

– Прошу прощения за эту вспышку, молодой человек. По причинам, о которых речь пойдет чуть позже, я нахожусь здесь, в некотором роде, инкогнито. А вы со своими розысками, волей-неволей, привлекли к моей скромной персоне излишнее внимание. Впрочем, раз уж все равно обстоятельства сложились так неблагоприятно, мне следует, скорее, благодарить судьбу за то, что вы проявили должную настойчивость, и-таки нашли меня.

– Поблагодарить?

– Да. Вы, хоть и без злого умысла, наделали столько шума, что мне, так или иначе, придется исчезнуть из города. Но, если бы наш с вами разговор не состоялся, я бы, в отличие от окружающих, так и не узнал о ваших расспросах. А сейчас у меня есть время исчезнуть до того, как у кого-нибудь возникнут подозрения по поводу одинокого старого ювелира. Поступим так: вы сейчас, для отвода глаз, пройдете по всему кварталу до конца, якобы продолжая свои поиски, а я за это время соберусь в дорогу. Приходите в мою лавку вечером, когда стемнеет – и я отвечу на все вопросы, чтобы вы впредь не интересовались моими делами с вашей теперешней женой. После этого мы расходимся, а своей дражайшей супруге передайте – за то, что старый человек из-за ее легкомыслия должен спешно срываться с насиженного места и искать себе новое убежище, долг мой уплачен сполна. И, да не допустят Небеса вам или ей снова повстречаться мне на пути, ясно?!

– Вполне. Но как я могу рассчитывать, что вы не скроетесь до нашего разговора?

Старик посмотрел на Алекса свысока и ответил еще более высокопарно, чем раньше:

– Доверьтесь мне. Несмотря на то, что я сейчас очень зол на эту несносную девчонку, я питаю к ней почти отеческие чувства. Вы, судя по всему, человек открытый, честный и сможете уберечь ее от неприятностей, в которые она постоянно ввязывается. Но сейчас ступайте, не будем терять ни минуты.

__________


К вечеру ветер усилился. Ювелир встретил Алекса на пороге, кутаясь в толстую дорожную накидку.

Хозяин долго тщательно запирал дверь и ставни на окнах, зажигал свечи. Потом достал из старого комода две изящные чашки и наполнил их ароматным чаем. Заметив во взгляде гостя невысказанный вопрос, усмехнувшись, пояснил:

– Путешествовать надо налегке. Всего с собой не утащишь, а за прошедшие годы скопилось немало барахла. Поэтому я поступил проще – с завтрашнего утра все это будет принадлежать другому владельцу, а у меня будет больше средств для обустройства на новом месте. Вы готовы к долгому разговору?

Алекс кивнул.

Покопавшись пару минут за конторкой, старик извлек на свет большущий фолиант, бережно сдул с него пыль и положил на стол так осторожно, словно это была не книга, а хрупкий карточный домик. Склонившись над страницами, он некоторое время аккуратно перелистывал их, пока не нашел нужную.





– Слышали ли вы, молодой человек, о Южных Землях?

Алекс нетерпеливо махнул рукой.

– Разумеется, но я пришел сюда не ради старых детских сказок.

– Это не сказки. Я не собираюсь ничего доказывать и переубеждать вас, но знайте: Южные Земли существуют. Скажу больше – они заселены, по крайней мере, частично, вашими бывшими соотечественниками. И одна непоседливая егоза тоже родом оттуда.

– Что за чушь?!

Не обращая внимания на недоверие собеседника, старик продолжил, время от времени сверяясь с книгой:

– Лет триста назад Ульрик Смелый, расширяя и укрепляя границы страны, захватил крупную и богатую область – владения опального барона Эмиля ван Бастена. Название области вам ничего не скажет – эти земли давно поделили между собой полтора десятка феодалов помельче. Проиграв решающее сражение и понимая, что захватчики пройдут с огнем и мечом, не давая пощады ни одному мятежнику, ван Бастен, человек решительный и неординарный, смог увлечь за собой почти поголовно всех своих подданных в новые земли. Потратив остатки своего состояния, барон нанял целую флотилию и отправился в одно из самых авантюрных и таинственных путешествий прошлого. Не буду утомлять вас подробностями этого отчаянного похода, скажу лишь, что, в результате, корабли ван Бастена бросили якоря у берега, и по сию пору не нанесенного ни на одну из известных вам карт. Колонисты достигли земель с климатом довольно суровым, но не так уж сильно отличающимся от условий их покинутой родины.

– Предположим – только предположим! – что вы не морочите мне голову старой выдумкой. Но неужели настолько обширная местность, способная приютить и прокормить не одну тысячу человек, была абсолютно необитаема?

– Не совсем. Барон обнаружил несколько деревушек аборигенов, но они были так малочисленны и разобщены, вели настолько нищенское полуголодное существование, что воевать с ними было просто неприлично. Ван Бастен мудро рассудил, что еще несколько лишних ртов погоды не сделают, и строго-настрого запретил преследовать и обирать местных жителей. С другой стороны, каждого аборигена, решившегося прийти в общину, принимали, как равного, обеспечивали крышей над головой, нехитрым домашним скарбом, при необходимости – лечили, обучали земледелию, кузнечному делу и другим премудростям цивилизации. Первое время, конечно же, всем было трудно и голодно, но пяти лет не прошло, как колонисты, обустроившись, зажили лучше прежнего.

Алекс с сомнением покачал головой.

– Какая трогательная идиллия.

– Напрасно вы мне не верите. Не могу сказать, что все прошло абсолютно гладко – было несколько стычек, вызванных скорее непониманием, чем ненавистью. Но, как только местные племена ощутили, что являются членами большой, сплоченной семьи, что в общих амбарах зерна хватит каждому, что за крепким частоколом легче спрятаться от крупных хищников всех мастей, что всегда найдется, кому присмотреть за детьми, стариками, больными, ранеными… Короче говоря, коренные жители быстро смешались с колонистами – к обоюдной пользе. Аборигены, которые от рождения были прекрасными охотниками, следопытами, проводниками, можно сказать, продолжали вести прежний образ жизни, только гораздо более безопасный и обеспеченный. А когда подросло следующее поколение, пошли и смешанные браки, так что скоро ни о каких различиях или взаимной неприязни речи не было. Впрочем, мы-таки отвлеклись от цели вашего визита.

– Да, есть немного, но, раз уж вы настаиваете, что все это не басни, объясните, как открытие такого крупного острова или даже материка, удалось сохранить в тайне? И откуда вам известно все то, что я только что услышал? А, может быть, вы и сами прибыли из тех мест? А, может быть, вы были не один такой? А где один-два человека, там и три, и пять, и пятьдесят пять! Сколько вас, выходцев из Южных Земель, живет здесь на самом деле?

Ювелир в задумчивости потер подбородок.

– На последний вопрос, не могу ответить точно, но, думаю, что достаточно.

– Так неужели за столько времени никто ни разу не проговорился?

– Вы не понимаете. Не так уж много воды утекло после Большого Похода. Каждый ребенок Южных Земель с детства знает, почему мы оказались так далеко от своей недружелюбной северной родни. И каждый понимает, что лишняя болтовня легко может подставить нашу землю под угрозу захвата и порабощения.

– Допустим, но вам ли не знать, что в большой семье не без урода? Кто-то проговорится случайно, выпив лишнего, кто-то намеренно – чтобы придать себе дополнительный вес и сделать быструю карьеру по эту сторону океана, кто-то решит похвастаться перед девушкой, а кто-то, обиженный на весь белый свет, захочет подложить огромную свинью целой стране.

– В чем-то вы, безусловно, правы – ренегатов хватало во все времена, но на деле не все так ужасно. Львиная доля приехавших – честолюбивые молодые люди из проверенных солидных семей. Им есть, что терять, и есть, за что бороться у себя дома. За прошедшие триста лет мы, будучи отрезанными от остального цивилизованного мира, так и не создали ни одного мало-мальски приличного университета и по-прежнему остро нуждаемся в специалистах и свежих идеях извне. Поэтому приехав, научившись и попрактиковавшись вдали от родной земли, почти все охотно возвращаются обратно, прекрасно понимая, что у вас они – лишь одни из многих, а дома будут на вес золота. Те же, кто решил остаться, в большинстве своем охотно помогают очередной партии новичков приспособиться к здешним условиям. И практически все старожилы – глубоко порядочные люди. Их-таки значительно больше разных отщепенцев.

– Но признайте, паршивые овцы в стаде все же бывали?

– Да, не без этого, однако здоровый костяк остальных не давал им сбиться с пути истинного.

– Законными методами?

– Помилуйте, в своем кругу зачастую вполне достаточно дружеского предупреждения. Дружеского в прямом смысле этого слова. А для подстраховки есть простой и действенный способ: хочешь что-то по-настоящему надежно спрятать – положи на самом видном месте. Мои соотечественники, живущие по эту сторону океана, исподволь, ненавязчиво, но последовательно и целенаправленно долгие годы высмеивают всех и вся, кто пытается отнестись к Южным Землям всерьез. Ну, вы понимаете – шутки, байки, анекдоты, сказки – где мифические чужеземцы выглядят недалекими комичными недотепами. Невозможно бояться или всерьез разыскивать то, над чем смеешься. Многолетние усилия со временем принесли свои плоды – немного нынче найдется людей, способных рискнуть своей репутацией ради погони за мифом.

– А как же язык? У Тайи был легкий, но ощутимый акцент.

– Пустяки. Не забывайте, у нас все же общие корни. Если пробыть на севере достаточно долго, акцент… не то, чтобы исчезает полностью, но становится неотличим от местных выговоров, каковых здесь и без того намешано великое множество.

Увлекшийся, было, беседой Алекс внезапно резко выпрямился и отшатнулся от старика:

– Стоп! А почему вы так легко делитесь со мной подобными секретами? Намереваетесь убить меня по окончании разговора? Может быть, я уже отравлен и это мои последние минуты?

Ювелир лениво потянулся в своем кресле и благодушно успокоил собеседника.

– Если бы я хотел убить, то убил бы сразу и не тратил-таки попусту мое и ваше время, но, надо признать, вопрос поставлен правильно. Как я уже пытался объяснить, начни вы сейчас бегать по городу с криками: «Южные Земли – не вымысел! Они существуют!» – в лучшем случае будете подняты на смех, а в худшем – окружающие, мягко говоря, усомнятся в вашем душевном здоровье. Со всеми вытекающими последствиями. И, поверьте опытному человеку, для сокрытия важного секрета это несоизмеримо эффективнее убийства. Смерть всегда таит в себе неразгаданную загадку, мнимую или реальную, всегда окружена неким мистическим ореолом мрачной романтики или ужасающих подробностей – кому что ближе. К тому же всегда остается опасность, что какой-нибудь обладатель пытливого ума и не в меру длинного носа начнет копать там, где не следует, и задавать ненужные и опасные вопросы. А полоумный жив, неопрятен, безумен – и вызывает лишь чувство брезгливости. Вот и вы… Ваши мысли в ближайшее время будут заняты не громкими, но голословными и бездоказательными разоблачениями, а долгим и трудным путем, в конце которого ждет непростое объяснение с собственной супругой. Так позвольте предупредить на дорожку: в Южные Земли попасть непросто, но еще труднее выбраться оттуда. Если у тех, с кем вы столкнетесь по пути, возникнут сомнения в вашей благонадежности…

– Смерти я не боюсь!

– Глупо, но, в данном случае, неважно. Вам просто не позволят вернуться обратно.

Колебания Алекса не заняли и секунды.

– За предостережение, конечно, спасибо, но… Не хочу показаться пустозвоном, однако без Тайи мне жизни нет. Здесь ли, там ли – мы должны быть вместе.

– Это ваше последнее слово?

– Да.

– Ну что же… Слушайте и запоминайте, повторять не буду. Примерно через неделю на главной площади города будет давать представление гастролирующая труппа актеров. Вот этот медальон покажете их предводителю и скажете, что у вас сообщение для аббатисы. На остальные вопросы не отвечайте, ссылаясь на секретность. Если все пройдет гладко, вы максимально быстро попадете туда, куда так стремитесь.

– Аббатисы?

– Незадолго до смерти бездетный ван Бастен издал закон, гласящий, что, кем бы ни оказался его преемник, он может в любой момент добровольно отказаться от своей должности либо сохранить ее до самой смерти, но ни он сам, ни все, последующие за ним, не имеют права передавать власть по наследству близким родственникам. Помимо этого, отныне каждый верховный правитель официально именовался Фениксом без указания порядкового номера – в знак того, что человек преходящ, но глава Южных Земель вечен. Однако все это касалось лишь светской, мирской власти. Власть же духовная с незапамятных времен, задолго до бегства с севера, принадлежала ордену монахинь, поклоняющихся Бальде Великой. Если вы, прибыв в одиночку в чужую страну, рассчитываете получить помощь в своих поисках, ваш единственный шанс – заручиться поддержкой аббатисы главного храма ордена.

– Каким образом?

Ювелир пожал плечами.

– Это, безусловно, непросто, но не абсолютно невозможно. Если я правильно понимаю ситуацию, аббатисе в ближайшем будущем может потребоваться помощь со стороны. Медальон даст вам возможность получить аудиенцию. Дальше… импровизируйте.

– А если все пройдет неудачно, к кому еще можно будет обратиться?

Старик похлопал собеседника по руке.

– На этот счет не переживайте. Если попытка провалится, вам не дадут покинуть территорию аббатства.

– Да уж, заманчивая перспектива… Но вы уверены, что Тайя именно там, на юге?

– Насколько я ее знаю – да. Если уж она решилась задержаться в вашем доме так надолго, значит, убегать дальше уже не планировала. И даже если что-то заставило ее неожиданно сорваться с места, она непременно известила бы вас сама, лично, а не упражнялась бы в эпистолярном жанре. Тем не менее, раз уж случилось то, что случилось, скорее всего, Тайю настигли те, от кого она скрывалась, причем настигли внезапно. Есть у меня, конечно, парочка соображений, кто из ее прошлого настолько хотел с ней повидаться… Но я последний раз был дома очень давно и с тех пор до моих старых ушей доходят лишь отголоски слухов, так что могу-таки ошибаться. – Ювелир, заметил в глазах Алекса невысказанный вопрос, но лишь лениво отмахнулся. – И не спрашивайте меня о вещах, в которых я смыслю немногим больше вашего. Главное, что следует накрепко запомнить – это необходимость найти аббатису и добиться ее расположения. А если позже повезет отыскать свою, столь легкую на подъем супругу, то, не сомневаюсь, она сама расскажет о всех перипетиях своей жизни до встречи с вами.

На этих словах отвлекшийся от невеселых раздумий Алекс бессильно сгорбился, сжимая в ладонях давно пустую чашку.

– Вряд ли. Она ведь ясно написала, что не хочет меня больше видеть…

– Рановато сдаетесь, молодой человек. Я могу, не сходя с места, легко развеять все опасения, что Тайя вас бросила, потому что, якобы, разлюбила – как гласит ее послание.

– Зачем же она это написала?

– Очень просто. У нее была веская причина поступить именно так.

– Какая? Что вам известно?

– Ничего, кроме того, что я, в отличие от вас, внимательно-таки прочитал ее записку.

– …

– Не понимаете?

Алекс помотал головой.

– Возьмите чистый лист пергамента, вон тот, на полке. Закройте текст, который так огорчил вас, оставив только первые заглавные буквы… Увидели?

– Ничего себе! А зачем так сложно?

Старик с недоверием покосился на собеседника и ответил вопросом на вопрос:

– Вы сказали мне правду? Девочка действительно добровольно вышла замуж за такого недотепу?

__________


Хотя запах водорослей и глухой рокот прибоя доносились еще с полудня, дорога настолько сильно петляла вокруг высоких мрачных утесов, что берег моря показался лишь под вечер.

Хмурый сильнее обычного Конрад возился с плохо разгорающимся костром, и Тайя уже решила, что очередная ночевка пройдет в полной тишине, когда ее спутник неожиданно нарушил молчание.

– Сбежав сюда, как ты ухитрилась пробраться на корабль незамеченной?

– У меня был хороший учитель.

– Ты хочешь, чтобы я поверил, что ни один из моряков, знающих свою посудину, как свои пять пальцев, за несколько недель плавания так ничего и не заподозрил?

– Я была очень осторожна. Еды и воды брала самую малость, на день пряталась каждый раз в другом месте…

Выдержав паузу, Тайя рискнула задать ответный вопрос:

– Мы из-за этого возвращаемся на чужом корабле?

– Да. По дороге сюда я подозревал всех и вся в сговоре с тобой и к концу пути разругался с капитаном настолько, что меня едва не сбросили в море. Напасть команда так и не решилась, но теперь ни одно наше судно не возьмет меня на борт.

– Кто же согласится доставить двух изгоев в неизвестные края?

– Те, кому нечего терять. А вот, похоже, и они. Говорить буду я. Молчи и не вмешивайся, но будь начеку.

Конрад с обманчивой неспешностью поднялся на ноги, сплюнул в костер шишечку какого-то растения, которую он неторопливо жевал за минуту до этого, и шагнул навстречу двум фигурам, появившимся из темноты.

На несколько долгих мгновений воцарилась тишина – лишь наполовину разжеванная шишечка с легким шипением корчилась в огне, истекая ярким желто-зеленым соком. Потом Конрад широким жестом пригласил гостей устраиваться поудобнее, и переговоры начались.

Тайя почти не вслушивалась в беседу, ее внимание было поглощено наблюдением за руками и выражением лиц пришедших. Визитеры составляли весьма живописную пару. С первого взгляда на здоровяка, представившегося как Ржавый Джонни, боцман, было очевидно: повернуться к нему спиной – самый простой и легкий способ самоубийства. Что же касается более низкорослого, но оттого не менее опасного капитана Хаксли – то ни один здравомыслящий человек старше пяти лет не доверил бы ему и дохлую крысу.

Несмотря на это, сделка была заключена в несколько минут. Девушка еще размышляла, кем, случись заварушка, необходимо будет заняться в первую очередь, как увесистый мешочек от Конрада перекочевал в один из многочисленных карманов капитана. Короткое цепкое рукопожатие скрепило договор – и бывалые морские волки растворились в ночи так же быстро, как и появились.

Понимая, что испытывает далеко не безграничное терпение Конрада на прочность, Тайя, все-таки, не смогла промолчать:

– Я им не верю.

– Я тоже, но других вариантов нет.

– А если они сейчас набросятся на нас спящих?

– Не набросятся.

– Уверен? Они могут привести сюда всю шайку.

– Незачем. Через шесть дней их «Веселая Мэри» снимается с якоря. Мы сами придем к ним на корабль. Так что без малого неделю можешь спать спокойно.

– А…

– А там видно будет.

__________


Шум самой крупной рыночной площади Лорнии был слышен за несколько кварталов. Не без труда пробившись сквозь толпу, Алекс подобрался почти вплотную к подмосткам. Вначале он намеревался просто дождаться окончания представления, но неожиданно пьеса захватила его. Десять минут спустя он уже вовсю смеялся вместе со всеми над незамысловатыми шутками актеров. А когда сюжет дошел до казни молодого менестреля, почувствовал, как к горлу подкатывает комок. Стыдясь своей излишне чувствительной натуры, Алекс украдкой бросил взгляд на соседних зрителей и удивился тому, сколько подозрительно покрасневших глаз окружало его. Стоявший неподалеку здоровенный детина, монументальным обелиском возвышавшийся над морем голов, откровенно хлюпал носом.

После заключительной сцены, где все злодеи, как и положено, получили по заслугам, поднялся невообразимый гвалт, перекрывший без того немалый шум рынка. Публика принялась бурно и долго выражать свое одобрение криками, свистом, топаньем ног, подбрасыванием шляп и прочая, и прочая. Но Алекс, не теряя времени, решительно протискивался мимо охваченных ликованием людей в неприметную улочку, где, скорее всего, должны были располагаться тыльная сторона сцены и жилые повозки театральной труппы.

Расчет оказался верным. Фургоны и фургончики разных размеров теснились в промежутке между зданиями, образуя некое подобие оборонительного каре. Ему оставалось пройти не больше десятка шагов, когда ноги внезапно оторвались от земли. Неведомая сила подняла Алекса в воздух и развернула кругом, после чего его лицо оказалось в паре дюймов от лица длинного, худого, нескладного, но жилистого и, похоже, необычайно сильного человека, который без всяких видимых усилий удерживал тело Алекса над землей, поворачивая его на весу то одной, то другой стороной и разглядывая, словно диковинный фрукт. На хмуром лице незнакомца горел лишь один глаз, второй был прикрыт сморщенными веками, но и половинная сила этого огня не предвещала ничего хорошего. Так и не сумев определить намерения своего пленника, верзила начал методично встряхивать Алекса, время от времени с размаху припечатывая его к стене соседнего дома. Руки и ноги несчастного беспомощно болтались, как у тряпичной куклы, зубы лязгали, кирпичи за разбитым затылком влажно блестели темным пятном.

– Че ты тут шныряешь, крысеныш? Че вынюхиваешь? Хотел стибрить чего? А может, ты шпик? Скажи, ты шпик?

– Нет. Я просто хотел найти место, где вы обитаете.

– За каким лядом?

– Поговорить надо.

– Ну че, нашел? Поговорил? Теперь ты рад? Рад?!

Неизвестно, сколько бы еще продолжалась экзекуция, если бы Алекс не ухитрился за кончик цепочки вытащить из нагрудного кармана медальон ювелира. От очередного резкого соприкосновения со стеной цепочка лопнула, тяжелый кругляш сорвался и зазвенел по булыжникам мостовой. Алекс зажмурил глаза в ожидании следующего удара, но сумасшедшая тряска неожиданно прекратилась. Его мучитель, не мигая, смотрел на блестящую вещицу у своих ног и, судя по выражению лица, напряженно размышлял, стоит ли доверять собственным глазам. По-прежнему плотно прижимая Алекса к щербатой стене, он дал ему сползти на землю, пересчитывая по пути и без того ноющими ребрами все бугры и неровности.

– Шевельнешься без команды – сверну шею, как цыпленку, усек?

– Усек.

– А сейчас ме-е-едленно поднимаешь свою цацку и топаешь вон к тому фургону… Да куда тебя понесло? Забирай правее. Во-от. Теперь лезь внутрь. – Конвоир повысил голос. – Том! Хэнк! Принимайте гостя!

За обветренным пологом Алекса встретил полумрак и две пары удивленных глаз. Судя по близкому возрасту и сильному сходству, находившиеся в фургоне мужчины были родными братьями. Короткая неловкая пауза была прервана, когда к ним, чертыхаясь, присоединился верзила:

– Ну, вы чего хлебальники раззявили? Хэнк, хорош буркалами хлопать, вяжи этого кренделя! Да не гунди, хиляй суда. Смотри, че я у него надыбал – это ж цацка Шныка! Ну помнишь? Шнык тогда, после большой раздачи, их десятка два замылил и слился с концами, хитрый скварюга.

Жуткий одинокий глаз заглянул Алексу прямо в душу.

– А ну ботань быстрее, мурзик, где ты перетоптался со Шныком? Должок за ним давний, перетереть надо.

Не успевший прийти в себя Хэнк с готовностью подскочил, сделал пару шагов в сторону пленника, после чего вдруг сложился пополам и зашелся в приступе хохота.

Оставшийся сидеть в глубине фургона Том тоже широко улыбался, но внимательного цепкого взгляда от Алекса не отводил. Потом неторопливо поднялся, потянулся, разминая затекшие конечности, и обратился к верзиле:

– Уокер, перестань изображать Грязного Билла и пугать парня – мы эту пьесу уж пять лет, как не ставим. Но, все же чертовски любопытно, э-э-э?..

– Алекс.

– Да. Так вот, Алекс, чем это тебе достопочтенный Фидель был так обязан, что рискнул раскрыться и отдать медальон? И еще очень хотелось бы знать, где с ним можно встретиться?

– Боюсь, что теперь уже нигде.

В наступившей гробовой тишине инстинкт самосохранения начал подавать отчаянные сигналы.

– Нет, нет! Вы меня не так поняли! Я его не убивал! Юве… э-э-э… Фидель сам передал мне это украшение и на момент, когда мы расставались, был совершенно здоров. – Брови Тома поползли вверх. – Ну, по крайней мере, для своего возраста. А встретиться с ним нельзя, потому что сразу после нашей беседы он поспешно удалился в неизвестном направлении.

– Ну, предположим, а медальон?

Алекс понимал, что ступает по очень тонкому льду, но пути назад не было. Осторожно, с паузами, подбирая слова, он продолжил:

– Медальон нужен для аудиенции у аббатисы. У меня для нее секретное сообщение. Важное. Передать надо лично ей с глазу на глаз. Так велел Фидель. Он же рассказал, к кому обратиться за помощью. Поэтому я и пришел к вам.

– А почему же, если это якобы существующее сообщение настолько важное, он сам не отправился к аббатисе?

Сердце Алекса колотилось в ребра перепуганной пичугой. Еле сдерживаясь, он с равнодушием обреченного пожал плечами:

– Этого вопроса Фидель не касался, а я не спрашивал.

Стоявший в углу Уокер не выдержал:

– Да чего ты с ним возишься, Том! Дай мне с ним вечерок поболтать по душам. Он мне все выложит, как миленький. А после где-нибудь в лесу прикопаем – комар носа не подточит!

– Нет.

– Давно бы так!.. Прости, что ты сказал?

– Я сказал – нет.

Атмосфера в фургоне ощутимо накалилась. Уокер подошел к сидящему Тому вплотную и навис над ним, словно богомол над кузнечиком.

– Ты что, не понимаешь, чем мы рискуем?

– А ты понимаешь? Ты сам не боишься того, что услышишь? Что если Фидель действительно пытается предупредить аббатису о чем-то серьезном? Если сведения на самом деле секретны? Нас же потом матушка Абигайль лично в каменоломни отправит. Или, того хуже, шепнет словечко Фениксу, и все – нету нас с тобой. И никогда не было. Нет уж, мы поможем этому человеку добраться, куда ему нужно, в целости и сохранности, а там пускай с ним разбираются те, кто должен. Фидель все рассчитал правильно. Если поспешить, вполне можно успеть к отплытию папаши Майкрофта. А до той поры, Уокер, ты будешь опекать нашего гостя, чтобы он не потерялся по дороге в порт, и чтобы ни один волос не упал с его головы. Ты меня понял?

Последовала длинная пауза. Алекс непроизвольно поежился, ожидая нового взрыва, но Уокер, бросив напоследок недобрый взгляд на своего новообретенного подопечного, кивнул, соглашаясь.

Том приобнял за плечи Хэнка и Алекса.

– Вот и отлично. Завтра пораньше отправляемся в путь-дорогу, а пока пойдем, присоединимся к остальным – отметим удачное выступление.

__________


Актеры в харчевне веселились, как последний раз в жизни.

Три часа и несколько бутылок вина спустя, Том, выждав момент, пока Уокер на минуту отлучился, поманил сидевшего неподалеку Алекса и с заговорщицким видом спросил:

– Никакого сообщения не существует, я прав?

Полугость-полупленник, уже успевший порядком успокоиться, ошарашенно уставился на собеседника. Том ответил серьезным, абсолютно трезвым взглядом.

Продолжать гнуть свою линию или сознаться? До сих пор выручавшая интуиция на этот раз благоразумно помалкивала. Пауза все сильнее затягивалась удавкой на шее. Поколебавшись, Алекс шагнул с обрыва:

– Да.

Том удовлетворенно кивнул.

– Так я и думал. Ты правильно поступил, сказав правду. Еще вопрос: тут замешана женщина?

Алекс замялся.

– Ага… Не переживай, я не Уокер – он парень славный и честный, но недальновидный. Однако даже ему достаточно взглянуть на тебя один раз, чтобы понять, что секретное сообщение – это липа. Но вот Фидель – старый хитрый лис, опытный интриган, добрые двадцать лет прячущийся от нас из-за прошлых неблаговидных делишек. Ему-то зачем вываливать смертельно важные секреты первому встречному влюбленному недотепе? Уж извини, у тебя это на лбу написано.

– И почему же он так поступил?

Том задумчиво потер подбородок.

– Ума не приложу. Но точно знаю одно: Фидель заварил эту кашу неспроста. Он первостатейный мошенник и авантюрист, но не предатель и, хоть сам не посмел бы показаться на глаза аббатисе, но что-то важное он все же хотел ей передать. Возможно, от чего-то предостеречь или помочь. Скорее всего, дело в простом везении – в нужный момент ты подвернулся старому пройдохе под руку и ваши планы совпали. В каком-то смысле ты сам являешься секретным сообщением Фиделя для матушки Абигайль. Именно поэтому я и помогаю тебе, в отличие от излишне принципиального Уокера.

– Благодарю!

– Не стоит.

Выпитое вино удобно улеглось в животе, окружающий мир снова был наполнен дружелюбными людьми. Алекс окончательно успокоился, и ему захотелось сказать Тому что-нибудь приятное.

– Можно вопрос?

– Валяй.

– Я смотрел пьесу твоей труппы и не смог оторваться до самого конца. Вам надо не кочевать по дорогам в снег, дождь и зной, а выступать в настоящем театре! С таким потрясающим мастерством публика повалит толпами.

Комплимента не получилось. Том помрачнел, и стал задумчиво крутить в руках пустую глиняную кружку. Потом его губы исказила кривая усмешка, и он выплюнул только одно слово:

– Нет!

– Но почему?!

– А ты сам давно был в театре?

– Давненько, но…

– Тогда неудивительно, что ты все пропустил. Видишь ли, нынешний театр изжил себя и закостенел. Он ушел с сельских дорог и городских площадей, укрылся в каменных стенах, нарядился в золото канделябров и роскошный красный плюш занавеса, после чего умер. Именитые актеры разжирели, обленились и посматривают на публику свысока. Они давно разучились играть, им осталось только транжирить свои гонорары на кутежи, стараясь забыться, да прикрываться словами о высоком искусстве не для всех, которое никто не понимает. Театр перестал быть доступен для простых людей, туда ходит лишь чванливое дворянство, но не для того, чтобы смотреть и переживать ход пьесы, о нет! Они идут туда заводить нужные знакомства, обстряпывать в закрытых ложах свои дела и хвастать богато разодетыми фаворитками. Но даже этим пресыщенным псевдотеатралам начала надоедать неестественная показуха, которая творится на сцене. Ручеек зрителей с каждым годом иссякает и скоро прекратится совсем, а театральные воротилы вместо того, чтобы вернуться к истокам, работать от зари до зари и снова завоевывать публику с самых низов, просто повышают и повышают цены за вход, стараясь получать прежние доходы. Скоро этот раскрашенный фальшивым золотом пузырь лопнет и останутся одни руины. А мы… да, мы не всегда спим в тепле и едим досыта, но когда я вижу горящие глаза мальчишки, представляющего себя Карлом Красивым в доспехах и с мечом, или слезы взрослых мужчин и женщин, придавленных ежедневной грубой работой, но не разучившихся чувствовать и сопереживать, я понимаю, что никакие сокровища мира не заставят меня пойти отращивать жирный зад в затхлом каменном гробу Королевского театра!

Разгорячившись, собеседник Алекса со всего размаху грохнул об стол кружку, разбив ее вдребезги. Шум всеобщего кутежа моментально стих. Воцарилась гробовая тишина.

Том обвел глазами застывших актеров и, улыбаясь, поднял руки в успокаивающем жесте. Краска медленно отливала от его щек.

– Все в порядке, друзья мои! Веселье продолжается!

Он аккуратно положил отбитую от кружки ручку на россыпь черепков и вновь повернулся к Алексу. – Что-то я чересчур разошелся, давай-ка на боковую. Завтра вставать рано, до порта еще предстоит добраться, а корабль ждать не будет.

__________


Погрузившись в невеселые мысли, Тайя рассеянно наблюдала, как пробивающаяся сквозь щели настила узкая полоска света медленно наливается багрянцем. В который раз девушка задавалась вопросом, где они с Конрадом совершили ошибку? В какой момент все пошло наперекосяк? И раз за разом приходила к выводу, что переломной точкой был момент, когда они взошли на борт проклятой посудины, но поступить иначе было невозможно. Капитан Хаксли, судя по всему, с самого начала не собирался выполнять свое обещание. Свобода передвижения, предоставленная Конраду и Тайе на корабле, была нужна лишь для усыпления их бдительности до тех пор, пока не придет время лечь на курс к логову контрабандистов. Так сбитым с толку пленникам оставалось совсем мало времени на попытки избежать своей участи. Спасла их, во всяком случае, подарила небольшую отсрочку, самонадеянность капитана. Вместо того, чтобы выждать момент и переловить своих пассажиров поодиночке, он, по прошествии двух недель плавания, приказал боцману скрутить их прямо на палубе. Тайя, которая второй день чувствовала нарастающее напряжение, среагировала мгновенно, сломав ухмыляющемуся нападавшему руку раньше, чем тот успел понять, что происходит. Конраду повезло меньше. На него набросились сразу трое и он, несмотря на свое мастерство, получил ощутимый удар по затылку. Тайя увидев, как ее учитель пошатнулся, и его движения опасно замедлились, кинулась на выручку. Шансов выстоять в открытом бою против трех бывалых ветеранов абордажа у нее не было никаких, к тому же остальные члены команды, заметив, что события развиваются не совсем по плану, начали подтягиваться на выручку. Девушка лишь рассчитывала подарить своему единственному союзнику несколько секунд, дать ему прийти в себя. И не прогадала.

Когда, казалось, весь корабль от борта до борта ощетинился клинками и кровожадными взглядами, у нее за спиной голодным медведем взревел взбешенный Конрад. Вначале Тайя была уверена, что им обоим конец, что напоследок остается только продать свои жизни подороже. Но учитель, вопреки ожиданиям, бросился не в самую гущу нападавших, а куда-то в сторону кормы и девушка кинулась следом за ним, на бегу молясь Небесам, чтобы их план, каков бы он ни был, сработал.

Как выяснилось позже, Конрад в дороге зря времени не терял. Он узнал, что трюм «Веселой Мэри» был поделен на два неравных, не сообщающихся между собой отсека. Единственный спуск в каждый из них закрывался крепким металлическим люком и, если бы возникла необходимость выламывать их силой, пришлось бы разбирать добрый кусок палубы. В меньшем из отсеков, в носовой части корабля, складировали небольшую, но особо ценную добычу, общую казну и запасы рома – по этой причине открывался он редко и усиленно охранялся. Второй служил помещением для питьевой воды, провианта и, время от времени, какого-нибудь объемного груза меньшей стоимости – в данный момент это были бочки с лучшим пиренским маслом. Предыдущий капитан заставлял круглосуточно стеречь и этот вход, расположенный на корме, но занявший его место Хаксли ввел настолько суровую дисциплину, что любой боялся, как огня, обвинения в злоупотреблении общими припасами – подозреваемый тут же отправлялся в недолгое путешествие по доске.3 По этой причине, а также потому, что спускаться в большой отсек приходилось гораздо чаще, его люк обычно держали незапертым. Несколько дней назад Конрад, под предлогом невыносимой скуки, попросил капитана поручить ему хоть какую-нибудь работу, например, укрепить расшатавшийся трап в кормовой трюм. Хаксли, позволяющий будущим пленникам делать до поры, до времени, все, что им заблагорассудится, беспечно согласился. И теперь, улепетывая со всех ног, Тайя по достоинству оценила предусмотрительность своего учителя.

В мгновение ока Конрад откинул тяжеленную крышку, размашистым движением второй руки зашвырнул девушку в проем люка, молниеносными выпадами сразил пару нападающих, которым не повезло добежать до него первыми и, пока остальные, бестолково суетясь и толкаясь, пытались обогнуть два медленно оседающих на палубу тела, бросился вниз, захлопнул люк и заблокировал его верхней ступенькой трапа. Во время ремонта эта ступенька была обработана так, что легко выскакивала из пазов, если нажать на нее под определенным углом. Долго противостоять усилиям нескольких человек небольшая деревянная планка, конечно же, не смогла бы, но Конрад в тот момент не мог изготовить ничего более основательного, не вызывая подозрений. Зато неподалеку от трапа за двумя большими бочками он ввинтил глубоко в доски здоровенный железный крюк, так что теперь оставалось только продеть в него и ручку на крышке люка три-четыре витка троса, потуже затянуть узел – и получить, наконец, возможность перевести дух.

Через несколько долгих минут, наполненных скрежетом металла по металлу, приглушенным шумом возни и громкими отборными ругательствами, доносившимися сверху, воцарилась тишина, которую прервал размеренный троекратный стук. Так мог бы стучать убеленный сединами церемониймейстер или, что больше подходило к ситуации, полномочный парламентер атакующей стороны в ворота осажденного замка. После этого раздался голос капитана Хаксли:

– Браво! Я убедился, что вы, ребята, не робкого десятка, но что дальше? Скоро «Веселая Мэри» бросит якорь в нашем уютном гнездышке и вам, рано или поздно, все равно придется выбраться наружу. Клянусь, я собирался держать вас под замком в ваших же каютах, а вы заперлись сами, да еще и в гораздо более неудобной камере. Выходите добром и, даю слово капитана, с вами будут обращаться также хорошо, как и до этого маленького переполоха.

Тайя с трудом сдерживалась, чтобы не вскочить и не выпалить все, что она думает, коварному лживому ублюдку. Она всерьез опасалась последствий того, что помешает учителю вести свою игру, без спросу встряв в переговоры между ним и капитаном, но адреналин кипел в крови и требовал немедленного выхода, а ярость давно перевалила за критическую отметку. Спасло ее только то, что Конрад, выдержав короткую паузу, показавшуюся девушке часом, соизволил ответить Хаксли:

– Твое слово капитана будет таким же, как то, что ты дал на берегу, взяв мое золото? Я знаю, почему ты выманиваешь нас обратно. Сколько нам еще плыть до ближайшего порта? Неделю? Больше? А если ветер переменится? Сколько времени твоя команда протянет без воды и пищи? Достаточно, чтобы хватило сил добраться до ближайшего берега?

– Ничего, они парни крепкие, небольшой пост пойдет им только на пользу. Что касается воды… Я никогда не храню все яйца в одной корзине. Есть еще запас наверху – небольшой, но продержаться хватит. А ты пока посиди и представь, что сделает голодающая из-за тебя матросня с тобой и твоей шустрой шлюшкой, когда достанут вас оттуда! Тебя медленно нарежут тонкими ломтями, а девчонку…

– Напугал! Можно подумать, твоя шайка не собиралась сделать то же самое сразу по прибытии в пункт назначения! У меня есть встречное предложение: подумай о том, что вокруг – несколько бочек с первоклассным маслом, которое так и ждет, чтобы его разлили по трюму и подожгли.

– Валяй, жги! Мне не жалко! А лучше не мели чепухи! Сам же погибнешь первым, так что кишка тонка!

– Хочешь проверить? После такого красочного описания моего будущего – что мне терять? Нет, уж лучше я устрою похороны викинга и утащу за собой гнусного клятвопреступника.

– Давай, слабак! Что же ты медлишь? Поджигай!

– Как знаешь! Попрощайся с командой!

Конрад повернулся к девушке:

– Начинай.

Тайя, кивнув, с трех ударов пробила тесаком тяжелую бочку и ее содержимое начало с глухим плеском растекаться по полу. Девушка сняла с крюка висевший неподалеку большой черпак, которым набирали питьевую воду, и с его помощью стала почти наугад обливать маслом все вокруг.

Хаксли услышал за спиной… даже не ропот, а едва уловимый общий вздох. Он был жестким и решительным человеком, управляющим командой твердой рукой, но не продержался бы в капитанах и недели, если бы не присматривался постоянно к своим людям и игнорировал моменты, когданапряжение достигало высшей точки. Сейчас бывалый моряк попал между молотом и наковальней. С одной стороны, никто из его окружения не собирался погибать такой нелепой смертью и не хотел проверять на своей шкуре серьезность намерений несговорчивых пленников. С другой – уступи он сейчас, пойдут разговоры, что капитан проявил слабость, а в какие-нибудь буйные головы рано или поздно закрадется мыслишка проверить главаря на прочность. К тому же действовать надо было быстро, чтобы ни одна корабельная крыса не успела заметить его колебаний. Что ж, раз нахрапом не получилось, остается всего один вариант. Будет ему, дурню, наука – впредь относиться осмотрительнее к беззащитным, на первый взгляд, пассажирам. Капитан не спеша обвел взглядом окружающие его лица и усмехнулся:

– Кажется, мы все немного погорячились, Конрад, однако убивать моих людей тебе все равно не стоило. За одно это я с удовольствием подождал бы и поглядел, как вы двое превращаетесь в мечущиеся и орущие от боли факелы, даже будь это последнее, что я увижу перед смертью. Но я не могу подвергать риску остальную команду и распоряжаться их жизнями, как своей собственной. – Искоса бросив осторожный взгляд на своих подчиненных, Хаксли понял, что тон выбран верно. – Поступим так: скоро совсем стемнеет, а утро вечера мудренее. Ты перестанешь загаживать мне трюм моим же товаром, «Веселая Мэри» спустит паруса и ляжет в дрейф. Утром команда на сходке решит, как быть дальше. А подпалить брюхо моему кораблю ты всегда успеешь. Что скажешь?

– Звучит разумно. Согласен.

– Вот и договорились.

Наверху вновь воцарилась тишина, зато прямо в затылок Конраду вместе с горячим дыханием прилетел яростный шепот:

– Ты опять поверишь этому… этому,.. – оскорбления переполняли девушку настолько, что она никак не могла закончить тираду.

– По-твоему, я похож на идиота? – Лица учителя в густом мраке трюма разглядеть было невозможно, но ледяной тон его голоса звенел бешенством. – Только хорошенько подумай, прежде чем снова открыть рот. Забыла, с кем разговариваешь? Я мог бы освежить тебе память, не сходя с места, но впереди трудная ночь и ты понадобишься мне не покалеченной.

– Для чего? – Тайя с подозрением взглянула на собеседника.

Конрад притянул девушку к себе и начал шептать ей на ухо. Через минуту Тайя отстранилась и негромко переспросила:

– И где это?

– Вон в том углу. Пошарь, как следует, только осторожно.

– Всего две доски?! Я не пролезу!

– Правильно, они тоже так подумают.

– А если капитан прикажет напасть раньше?

– Не прикажет.

– Почему ты так уверен?

– Потому что на месте Хаксли я назначил бы штурм на самый глухой час ночи – поближе к утру. Приступай, как только стемнеет окончательно, и часа полтора-два у тебя будет.

– Но меня обязательно заметят!

– Это говорит человек, уверявший, что как-то обвел вокруг пальца всю команду?

– Есть разница между мирными, ничего не подозревающими людьми и сборищем бандитов, у которых добыча пытается ускользнуть из-под носа!

– Значит, придется постараться чуть лучше, чем в прошлый раз. Считай, что тогда была тренировка, а теперь – настоящее испытание.

– А ты сам?

– А вот я совершенно точно там не пролезу. И не забудь веревку попрочнее.

__________


Старший помощник капитана Стив Рипли ворочался с боку на бок в своей каюте, тщетно стараясь заснуть. Нынче днем он чуть было не сорвался и не вступил в перепалку с Хаксли по поводу парочки недотеп, которых угораздило связаться с капитаном. Рипли полагал, что с ними поступили несправедливо. Причина была отнюдь не в симпатии или прочих дешевых сантиментах – но одно дело, когда добыча ловко украдена или, скажем, удачно доставлена в порт прямо под носом морских патрулей, и совсем другая свадьба, если грубо нарушались условия честной сделки – тут старпом не находил оправдания для нарушивших слово. Он считал, что тот, кто сделал это единожды, будет поступать так снова и снова. Вот уже год, как по всему побережью гуляет шепоток, что Хаксли человек ненадежный – ни для чужих, ни для своих. Сам Рипли пока не встречал храбреца, осмелившегося высказать это капитану в лицо, однако в последнее время сделки с экипажем «Веселой Мэри» заключали все реже и дела шли все хуже, оставалось лишь скатываться до откровенного разбоя и пиратства, но Хаксли это, похоже, ничуть не беспокоило. Он собрал вокруг себя банду самых отъявленных головорезов и любой несогласный бесследно исчезал навсегда.

Невеселые мысли копошились в голове назойливыми мухами, не давая окончательно провалиться в забытье. Да еще и этот скрип. Вроде бы «Веселая Мэри» пока что не дряхлая старушка, чтобы так уж поскрипывать в такт качке. Или не всегда в такт?.. Или…

Инстинкт сработал слишком поздно. Рипли вцепился обеими руками в веревку, внезапно впившуюся ему в шею, забился, захрипел, засучил ногами, понапрасну растрачивая последние силы, но для успешной борьбы нужно было подняться на ноги, а неизвестный, пристроившись в изголовье, тащил удавку на себя под таким углом, что любая попытка подняться лишь туже затягивала петлю. Старпом успел смириться с неизбежным и приготовился проститься с жизнью, когда давление на горло слегка ослабло, и до ушей полузадушенного моряка донесся еле слышный шепот:

– Мне не нужна твоя смерть.

– Хр-р-рх-х-х…

– Отпусти веревку и заведи руки за голову – я свяжу их, а когда буду уходить, ослаблю узлы. Я не хочу причинять тебе вред, мне нужно просто поговорить и, если получится, заключить соглашение с тобой, а не с Хаксли. Ты меня понимаешь?

– Гх-х… гх-х…

– Не нужно напрягаться, просто кивай или мотай головой. Договорились? Вот и хорошо. Вопрос первый: ты доволен своим теперешним капитаном?

__________


Когда Тайя с невероятным трудом протиснулась обратно в узкую щель между досками, ее встретил сварливый шепот Конрада:

– Почему так долго? Скоро рассвет, вот-вот гости пожалуют, а ты шатаешься неизвестно где!

– Извини, никак не могла найти снаружи твой лаз. Уже собиралась снять охрану, и вернуться с главного входа.

– Чего?!

– Да что я, не понимаю? Нельзя, чтобы Хаксли заподозрил, что его ждут, иначе кто знает, какую следующую пакость он придумает?

– Смотри мне – дошутишься! Узнала что-нибудь интересное?

– Да. Между двумя отсеками действительно есть… не запомнила, как она по-морскому называется… в общем – дверь. Открыть можно только с той стороны, с этой она обшита досками с перехлестом так, чтобы полностью сливаться с обшивкой – захочешь, не разглядишь. Зачем был нужен этот проход, никто не знает, а спросить не у кого – когда первый из капитанов «Веселой Мэри» обнаружил эту дверь, купец, у которого отбили судно, давно кормил рыб на дне моря.

– Покороче.

– Хорошо. Старпом готов биться об заклад, что штурм начнут оттуда. Еще он просил передать, что все сделает, но с одним условием.

Тайя поднялась на цыпочки и зашептала Конраду на ухо. Выслушав, тот кивнул, забыв, что в кромешной тьме девушка ничего не заметит.

– Идет. Без этого все равно бы не обошлось. Теперь не дыши. Будем ждать – ты с этой стороны, я с той. Работаем тихо, и чтобы на этот раз без лишних соплей – только наповал, а то я тебя знаю. Если найду хоть одного живого, отправишься следом за ними. Уяснила?

Тайя не спешила с ответом.

– Ну?!

– Да, уяснила. Доволен?

– То-то. Давай, двигай.

Плавным потоком потянулись минуты ожидания, навевающие сон неспешной монотонностью и обещаниями, что еще долго-долго все будет хорошо. Вот только Тайя не верила им ни на грош. Она так ничего и не услышала, когда ощутила легкое дуновение воздуха и поняла: началось.

Нападавшие действовали по-своему идеально: четко, слаженно и бесшумно, допустив, по сути, всего одну ошибку – когда шагнули в трюм. Они совершенно не представляли себе уровень подготовки Конрада – второго по величине грандмастера Южных Земель – после, разумеется, Феникса. Через пару минут Тайя почувствовала на своей щеке пахнущее какой-то горьковатой травой дыхание учителя:

– Это было легче, чем я ожидал. Рипли не подвел. Теперь отцепи трос с крышки и выполни нашу часть договора.

__________


Ржавый Джонни нетерпеливо переминался с ноги на ногу возле люка, ведущего в трюм к несговорчивым пленникам. Чуть поодаль в предрассветной тьме можно было различить приземистую фигуру Хаксли, застывшего неподвижным изваянием. Небо на востоке начало едва заметно светлеть. Судя по времени, уже, наверное, пора. Раз снизу до сих пор не донеслось ни звука, значит ребята снова управились, без сучка, без задоринки, как было месяц назад, когда один бунтовщик на общей сходке осмелился перечить капитану. Утром его гамак уже пустовал и ни одна живая душа так ничего и не заметила. А двое недотеп-путешественников… Правильно он говорил Хаксли, хоть тот и сомневался поначалу – это обычные сухопутные рохли. Легкие деньги. Мясо.

Да, кстати, надо будет первым делом вырезать печень у верзилы, пока он не остыл, а если Пайк все сделал, как ему велели, и девчонка еще жива… Джонни плотоядно облизнулся. Теперь точно пора! Парни к этому времени сто раз успели покинуть трюм, так что можно будет не торопясь позабавиться. Джонни на пробу потянул за кольцо люка. Крышка с легким скрипом подалась. Порядок. Посветив масляной лампой в открытый проем, он увидел распростертого на полу Конрада, залитого кровью. Шлюшка, должно быть, валяется с переломанными руками и ногами подальше от входа. Закрывая за собой люк, Джонни на прощанье махнул Хаксли рукой:

– До скорого, кэп. Буду к вечеру! – после чего начал торопливо спускаться по трапу.

Сколько же тут разлито масла! И лампу-то не поставишь – не ровен час, в самом деле загорится все к чертовой бабушке. Свободной рукой рыжеволосый гигант легко поворачивал сбоку на бок неподвижное тело поверженного, словно хозяйка, придирчиво осматривающая окорок перед покупкой.

Притаившаяся за бочками Тайя выглянула из-за укрытия, последний раз проверила пальцем острие лезвия и бесшумно шагнула за спину увлеченному своим занятием бандиту…

__________


Капитан возвращался к себе в каюту в прекрасном настроении. Проблема строптивых пленников решена, его авторитет укрепился, как никогда, а Джонни получил, наконец, возможность выпустить пар и теперь несколько недель будет, как шелковый. Приступы помрачения который год подряд накрывали его верного компаньона с тех давних пор, когда Хаксли подобрал в портовом переулке затравленного, озлобленного на весь мир мальчишку. Со временем нелюдимый волчонок вырос и превратился в матерого безжалостного зверя, обещающего превзойти своего наставника по всем статьям. Лишь черная депрессия наступала все чаще. Временное облегчение приносило одно-единственное лекарство – то, которое Джонни получал сейчас вдали от чужих глаз.

Все-таки парочка путешественников, хоть и доставившая поначалу неприятностей, подвернулась, как нельзя более кстати. Теперь все закончилось, можно вздохнуть спокойно, пропустить пару кружек крепкого и…

Размеренный ход капитанских мыслей нарушил неясный силуэт, заступивший ему дорогу. Шагнув поближе, Хаксли с недоумением разглядел в редеющих предрассветных сумерках своего старшего помощника, зачем-то сжимавшего в руках короткую абордажную саблю.

– Какого дьявола, Рипли, ты шатаешься тут, ни свет ни заря?

– Надо поговорить, капитан.

– Что такого срочного ты мне хочешь сказать? Ко дну мы пока не идем, у меня выдалась непростая ночка и сейчас я собираюсь послать подальше всех, начиная с тебя.

– Сожалею, но дело не терпит отлагательств. Оно касается двух путешественников, которых мы взяли на борт, но поступили с ними не по совести.

– Ты что, дерьмо собачье, морали мне вздумал читать? Плевать я хотел на тебя и на твою совесть! К тому же, Ваше непорочное святейшество, вы запоздали с проповедью! Джонни и его ребята разобрались с этими отбросами, а теперь дай пройти, если не хочешь стать третьим мертвецом за сегодня!

– Вы не понимаете, капитан! Ваши люди связались с теми, кто им не по зубам, и давно мертвы.

– Не пори чепухи! Я только что видел… – В этот момент тяжелый люк на секунду приоткрылся, и тонкая рука швырнула к ногам спорщиков увесистый круглый предмет. – …Джонни.

Первый утренний луч скользнул по спутанным рыжим волосам отрубленной головы. Капитан издал нечленораздельный звук, кинулся к захлопнувшейся крышке и принялся изо всех сил дергать за кольцо. Безуспешно. Кровь отхлынула от лица Хаксли, глаза почти вылезли из орбит. В исступлении он начал, высекая искры, полосовать саблей непослушный металл люка, пока на губах не выступила пена, а из горла не начал вырываться протяжный бессильный хрип.





– Я… до вас… все равно… доберусь… Всех на дно пущу… но за Джонни… вы ответите… Убийцы! – голос Хаксли сорвался на тонкий визг.

Рипли начал терять терпение:

– Они защищали свою жизнь! Ты первый нарушил слово, капитан, позарившись на пару ротозеев, хотя они заплатили тебе честь по чести. А потом нарушил его снова, когда попросил их ждать до утра, а тем временем подослал к ним ночью своих головорезов!

– Велика важность! Это были легкие деньги. По крайней мере, так казалось… Так говорил мне… Джонни!

– Легкие деньги? Сколько наших покалечено или погибло? Скольким предстоит погибнуть из-за твоей жадности и упрямства? Еще немного, и оставшиеся с трудом смогут управляться с кораблем.

В бешенстве Хаксли выхватил клинок и приставил к горлу не успевшего среагировать старпома.

– Да какая разница?! Пусть хоть все подохнут! Никчемный мусор! Такого сброда полно в любом порту, наберу еще! А отомстить мы должны, вот это – действительно дело чести, о которой ты так печешься! Отомстить за Джонни, за Пайка, за остальных парней! Кроме тебя, трусливой крысы, все со мной соглас…

– Не все. – Невесть откуда взявшийся долговязый матрос, зашедший капитану за спину во время его последней тирады, принялся не спеша стирать красные капли со своего клинка.

Хаксли не ответил. Некоторое время он внимательно изучал пятно у себя на груди, пока не рухнул замертво на палубу.

Шагнув к человеку, оказавшему столь неожиданную и решительную поддержку, Рипли с благодарностью пожал его руку:

– Небеса свидетели, я не желал такого исхода, но – от всей души спасибо! Почему ты помог мне, Грэм?

– Ночью я случайно кой-чего услышал из твоего, хм, разговора с девчонкой и подумал, что, если все сладится, люди с радостью пойдут за тобой. Никому давно продыху нет от Хаксли с его выродками, язви их в корень! А тебе, так на так, скоро понадобится новый старпом. – Грэм отдал честь вытертой насухо абордажной саблей. – Салют капитану Рипли!

__________


Высокая мускулистая монашка аккуратно прикрыла за собой дверь и коротко поклонилась.

– Прошу прощения за опоздание. Время неурочное…

– Присаживайся, сестра Анджелина.

– Я постою. Хочу быть в форме перед забегом.

– Как хочешь. Но ты попала в точку, я как раз хотела поговорить о предстоящем состязании и о том, что твоим подопечным придется немного постоять. Утром я получила письмо… К нам едет гостья. Под благовидным предлогом, однако ее настоящая цель – вынюхивать и раскапывать чужие секреты. Ты же не хочешь, чтобы она узнала нашу маленькую тайну? И, раз уж зашел разговор, предупреждаю сразу: как бы ни сложилось дальше, этот забег будет последним – после него я забираю свою долю и исчезаю. Тебе и остальным советую поступить так же. Если к нам направляется эта змея, значит, мы под подозрением. А раз так, пора закрывать лавочку. Но сперва надо провести праздник, не допустив, чтобы наша гостья за время визита что-нибудь обнаружила.

– Так, может быть, я подсыплю ей кое-чего в еду, и она проваляется в постели несколько недель? Мы сто раз успеем…

– Не так просто. Эта особа, да простит меня Бальда Великодушная, дьявольски хитра, а если она обнаружит ловушку и сумеет ее избежать, то… даже думать не хочу о последствиях. Нет, скорее всего, теперешний ее приезд – выстрел наугад и пока у нашей визитерши нет конкретных фактов и доказательств. Но после такого подозрительно своевременного недомогания она поймет, что копает в правильном направлении. Если же ты положишь слишком много своего снадобья, ненароком отправив ее на встречу с Бальдой Умиротворяющей раньше срока, то сюда сию же секунду примчится Феникс, а уж он долго разбираться не будет и полетят головы. Нет! Мы встретим нашу дорогую гостью с распростертыми объятиями и будем оберегать ее, как зеницу ока.

– Но тогда нужно понадежнее перепрятать…

– Мы ничего не будем трогать, чтобы не создавать лишней суеты перед ее приездом. Иначе кто-то из непосвященных обязательно что-нибудь увидит, где-то проболтается, а у нашей высокопоставленной пронырливой особы на это просто крысиное чутье. Я хочу, чтобы сестры, из тех, кому можно доверять, все время были неподалеку от нужного места. Днем и ночью, но так, чтобы это не бросалось в глаза. Пусть отваживают и сбивают с толку посторонних – и своих и чужих. Сможешь?

__________


Когда Тайя впервые за много месяцев ступила на родную землю, ее раздирали противоречивые чувства. Радость от возвращения домой переплеталась с тревогой перед неизбежной встречей с Фениксом; ни с чем не сравнимое удовольствие от ощущения твердой почвы под ногами – с робкой и, скорее всего, несбыточной надеждой когда-нибудь вернуться на северные берега; а воспоминания о мраке душного трюма, залитом маслом и кровью – с острой тоской по Алексу. Собравшись с духом, девушка упрятала подальше тугой и запутанный клубок невеселых мыслей и постаралась сосредоточиться на дне сегодняшнем с его нехитрыми радостями и заботами. Пережив внезапно налетевший жесточайший шторм, новоиспеченный капитан «Веселой Мэри» с немалым трудом довел порядком потрепанный корабль до мыса, являющегося крайней восточной точкой Южных Земель, высадил своих пассажиров, снабдив их на дорогу небольшим запасом провизии и, после короткого прощания, отбыл восвояси. Поужинав и обогревшись у костра в небольшой уютной пещерке, Конрад пришел в такое благостное расположение духа, что любознательная Тайя не могла упустить шанс выведать их дальнейшие планы. Однако, от греха подальше, начать решила издалека:

– Почему ты не уговорил Рипли высадить нас поближе к дому?

– Чем дальше, тем больше мне кажется, что за тобой нужен постоянный присмотр. Без него у тебя быстро наступает размягчение мозга. Мы высадились именно тут по двум причинам. Первая: в мои планы не входило устраивать экскурс по нашим наиболее удобным гаваням шайке проходимцев. Вторая: я не смог бы убедить капитана заплыть настолько далеко. Рипли – человек, достойный для северянина, – в устах Конрада это была высшая похвала, – но на его месте я тоже опасался бы надолго останавливаться у неведомых берегов с поредевшим и измотанным долгим переходом экипажем. Из всех местных жителей он имел дело только с нами и не мог не задаться вопросом: если первые же встреченные им аборигены могут вдвоем перебить всю команду корабля средних размеров, каковы будут остальные обитатели этих земель?

– А ты не боишься, что он растрезвонит про нас и про неведомую страну на юге по всем морям и океанам?

– Не думаю. Контрабандисты знают множество укромных уголков, но не в их интересах делиться налево и направо своими секретами. Я готов поставить сто против одного – если даже Рипли и нанесет этот мыс на одну из своих карт, то лишь затем, чтобы по ошибке не оказаться в этих краях снова. Да и что он мог тут увидеть? Иссохший клочок каменистой бесплодной земли – было бы из-за чего тащиться на край света!

Тайя немного помедлила. Пора было переходить к вопросу, который мучил ее с тех пор, когда, за тысячу миль отсюда, она проснулась – в доме, успевшем стать ей родным – разбуженная среди ночи своим бывшим наставником.

– Теперь главные трудности позади, мы почти добрались… Как ты собираешься представить меня Фениксу? Он не из тех, кто легко прощает отступников.

– Все просто. Мы добираемся до ближайшего поселения, покупаем лошадей, и некоторое время вместе движемся на запад. Потом наши пути расходятся. Я отправлюсь дальше, в замок Феникса, а ты повернешь на юг – к самому большому в тех краях монастырю Бальды Великой. Каждый год, на Праздник Плодородия монашки устраивают открытые для всех желающих состязания. Правила простые – надо пробежать несколько кругов вокруг территории монастыря. Участвовать может любая девушка или женщина до двадцати пяти лет. Приз – крупная сумма золотом, но, чтобы отсеять толпы желающих попытать счастья, за участие надо уплатить немалый взнос. Если побеждает кто-то из монахинь – это означает, что богиня довольна прошедшим годом, дает свое благословение и награда остается в монастыре. Если выигрывает посторонний и приз уходит победителю, значит, монашки были недостаточно благочестивы и весь следующий год должны молиться, поститься и работать вдвое усерднее. Последние несколько лет никто из пришлых не побеждал, а призовая сумма, накапливаясь год от года, стала более чем значительной. Тебе надо будет всего-навсего выиграть. На самом деле команда монахинь, участвующая в забеге, постоянно тренируется и является серьезным соперником. Так что даже с твоей подготовкой это не будет раз плюнуть. Но, если дело выгорит, мы одним ударом убьем двух зайцев. Феникс считает тебя никчемной пустышкой – покажи, что кое-чего стоишь и способна добиться результата. А если у него останутся сомнения – они растают как дым, когда ты отдашь приз в качестве отступных за твои прошлые подвиги. Поверь, такие аргументы срабатывают всегда. Так что твое дело – выиграть, остальное я беру на себя.

– Остальное – что?

– Неподалеку от монастыря находится священное место – Зал Откровения. Это пещера с огромной статуей Бальды Покровительницы внутри. Считается, что того, кто войдет туда за благословением, но принесет в сердце корысть и алчность или, того хуже, произнесет лживую клятву, ждет суровая кара. По окончании состязаний я организую тебе встречу с Фениксом в этой пещере с глазу на глаз. Надеюсь, перед ликом богини он не набросится на тебя сразу же – к тому же я постараюсь его подготовить, насколько это возможно. Ну а там уж не зевай, проси прощения, кайся во всех грехах, пусти в ход свое красноречие… Теперешний Феникс, как известно, вспыльчив, но отходчив. Все должно получиться.

– Вот уж не сказала бы, скорее он знаменит своей злопамятностью. Да разливайся я песней, словно сладкоголосая фьёрна, не думаю, что это поможет! Феникс всегда говорил, что любое оскорбление можно смыть только кровью!

– Что ж… тогда тебе придется убить его первой.

– Да ты в сво… – Тайя бросила взгляд на застывшее лицо Конрада и поспешила исправиться, – э-э-э… прости, учитель, но я не понимаю, как я смогу победить, если он превосходит в мастерстве даже тебя? Еще я не понимаю, ради чего мне вообще так поступать? Сейчас меня преследуют, всего-навсего, как непосвященную, сбежавшую с испытаний, а тут я сразу же превращаюсь в преступницу номер один! Что ты молчишь?!

– Жду, пока ты сможешь рассуждать трезво. Во-первых, Феникс хорош, но не так идеален, как раньше – один раз у тебя уже получилось нанести ему удар, получится и другой. Во-вторых, неважно, за что тебя преследуют – от мести Феникса тебе не спрятаться ни под землей, ни на дне морском. Сейчас он послал меня, но, если бы я не справился, за тобой пришел бы кто-нибудь вроде Чарли. Ты готова прятаться до конца своих дней? Вздрагивать от каждого шороха и скрипа? Если сомневаешься, держи!

Конрад швырнул на колени Тайе духовую трубку со связкой острых шипов, концы которых были вымазаны чем-то темным.

– Ого! Запрещенное оружие! За это спасибо, конечно, но все равно ты предлагаешь самоубийство!

– Ты просто не видишь дальше собственного носа и трусишь идти до конца! Отказываешься понимать, насколько далеко зашел я сам, чтобы помочь тебе выпутаться, что поставил на карту! Хорошо же, если до этого дойдет, я буду драться вместе с тобой!

– И что толку-то? Разве после его смерти все не станет еще хуже?

– Да разуй глаза, идиотка! Пошевели мозгами, хоть раз в жизни! Ты не замышляла никакого заговора против власти. Ты нанесла оскорбление лично Фениксу, что да, то да, но ты не собиралась устраивать революцию. Новому преемнику будет глубоко наплевать на ваши разногласия! Он наверняка окажется рад-радешенек, что ему пораньше освободили место. Ну, поищет тебя для приличия годик-другой, а потом благополучно забудет! О, Небеса, неужели я вечно должен буду разжевывать такие элементарные вещи?!

Тайя впервые в жизни видела, чтобы всегда молчаливый меланхоличный Конрад настолько вышел из себя.

– Почему ты так переживаешь? Неужели из-за меня?

– На каждом шагу ученики забывают и предают своих учителей, но ни один учитель не предаст своего ученика!

Тронутая до глубины души, девушка прошептала:

– Спасибо, я… этого не забуду. Прости, что… Я обязательно выиграю, вот увидишь! И тебе не придется… то есть, все будет хорошо.

Конрад, успевший успокоиться после внезапного всплеска эмоций, вновь замкнулся в своей скорлупе и лишь пробурчал:

– Забыли, а то, чего доброго, пойдут телячьи нежности. К делу. В этом году у тебя будет больше шансов победить.

– Откуда ты знаешь? Ты же говорил, что несколько лет подряд приз оставался в монастыре.

– В том-то и дело. Монахини стали выигрывать подозрительно часто. Со временем пошли слухи, что настоятельница – матушка Анна – судит на соревнованиях в пользу своих подопечных, и потому желающих померяться силами становится раз от раза все меньше. Лет пять назад явилась всего одна кандидатка, а после, насколько мне известно, вообще никого. Но тебе же лучше – меньше конкуренток, а судья, впервые за эти годы, самый что ни на есть надежный. Делом заинтересовалась матушка Абигайль. Она управляет крупнейшим во всех Южных Землях аббатством, на территории которого, как тебе известно, находится главный храм Бальды Великой по эту сторону океана. Матушка славится справедливостью и неподкупностью и, если бы все наши разрозненные аббатства и монастыри вдруг решили бы объединиться и избрать себе Верховную аббатису, то более подходящей кандидатуры не нашлось бы. Во всем, что касается духовной жизни, она обладает таким авторитетом, что даже Феникс не решается на действия в этой деликатной области, не заручившись ее одобрением. Так что на первом же постоялом дворе я пошлю ей весточку о твоем участии, а сейчас – спать. Завтра предстоит долгая прогулка пешком. Да, и еще, раз уж скоро наши пути разойдутся… Вот, возьми – это взнос для участия в состязаниях.

__________


– Добро пожаловать в нашу скромную обитель! – матушка Анна отвесила безукоризненно глубокий поклон. – Не могу передать, как мы счастливы, что такое значительное лицо почтило нас своим присутствием!

– Благодарю за радушный прием, – матушка Абигайль склонила голову в ответном поклоне, – но я бы предпочла пропустить протокольные церемонии. Они порядком успели надоесть мне в столице. Откровенно говоря, направляясь к вам, я надеялась немного передохнуть от городской суеты, поболтать без ненужных формальностей, по-дружески, понимаете?

Низкорослая пухленькая хозяйка робко улыбнулась статной величественной гостье:

– Но как можно…

– Я настаиваю. Вы же видите, я приехала неофициально, без сопровождающих.

– Вы решились проделать такой путь одна? Ни подобающего эскорта, ни охраны?

– Не совсем. Со мной была сестра София. – Аббатиса повернулась вполоборота и указала на стоявшую чуть поодаль невысокую монашку с крупными некрасивыми чертами лица. Монашка коротко поклонилась и уставилась в пол. – Кстати, матушка, я знаю, что до ужина еще далеко, но, может быть, у вас найдется по чашке чая для двух усталых путниц?

Настоятельница всплеснула руками:

– Ой, да что же это я! Конечно-конечно! Как вы относитесь к булочкам с корицей? Пост как раз закончился, а сестра Алисия творит на кухне настоящие чудеса, да простит меня Бальда Великодушная! Над рецептом этих булочек я трудилась несколько лет и, без ложной скромности, скажу: лучше в наших краях не найти! Так что, пока подготавливают ваши покои, милости прошу ко мне. Только… если можно, я хотела бы поговорить наедине. У нас не принято…

Скромно стоящая в углу монашка продолжала сосредоточенно изучать плитки пола. Аббатиса на долю секунды задумалась, однако вскоре ее лицо обрело привычное спокойно-безмятежное выражение.

– Вообще-то я доверяю сестре Софии, как самой себе, но… как там в народе говорят: в каждом монастыре свой устав? Не будем нарушать традиций. – Матушка Абигайль обратилась к своей спутнице. – Сходи, подкрепись и после ступай распаковывать вещи. А мы с вами, матушка, пойдем, посекретничаем.

__________


Булочки были и вправду несказанно хороши. Вприкуску с ними аббатиса незаметно для себя допила вторую чашку чая и, скрепя сердце, нашла силы отказаться от третьей. Становилось понятно, почему большинство из встретившихся по пути монахинь, не исключая самой настоятельницы, имели приятные округлые формы.

– Благодарю вас, матушка Анна, это на самом деле нечто невероятное! Простите, что заставила ждать, но прервать такую прекрасную трапезу – выше сил человеческих! Так о чем вы хотели поговорить?

Настоятельница некоторое время собиралась с мыслями, в последний раз взвешивая все за и против. Наконец, решившись, она поманила собеседницу придвинуться поближе:

– Есть одна деликатная проблема, к которой я не знаю, как подступиться. На прошлой неделе пропала одна вещь… Не хотелось бы выносить сор из избы, но…

Две женщины склонили головы и начали тихо перешептываться.

Пять минут спустя матушка Абигайль успокаивающе похлопала матушку Анну по руке:

– Не переживайте, я что-нибудь придумаю. Мне доводилось улаживать проблемы и похуже. Это все, что вас беспокоит?

– Вроде бы… Ах, да, чуть не забыла! Хотите верьте, хотите нет – вас второй день дожидается какой-то мужчина. Утверждает, что у него важное дело. Показал мне по секрету прелестный золотой медальон и дал понять, что, увидев эту вещь, вы немедленно примете его. Я объяснила, что вы еще не прибыли, и за ворота его, понятно, не пустила, так он собрался ночевать прямо на дороге, представляете? Мне насилу удалось уговорить его устроиться у дальней стороны ограды, под навесом. Вы ожидаете гонца? Медальон не выглядел фальшивым, но…

– Нет, и понятия не имею, кто бы это мог быть. Как он выглядит?

Матушка Анна взволнованно придвинулась еще ближе:

– Так я и говорю: круглый, тяжелый, судя по виду – как есть, из чистого золота, а по краю…

– Я про мужчину.

Настоятельница слегка разочарованно пожала плечами:

– Мужчина, как мужчина, ничего особенно. Молодой, крепкий, но не из крестьян – руки не в мозолях. Одет просто, но добротно, заплечный мешок невелик, с костром управляется ловко – похоже, путешествовать ему не в новинку. Больше добавить, пожалуй, нечего, разве что говор у него странный – никогда такого не слышала. Но я за всю свою жизнь уезжала из родных мест только раз, страшно сказать, на целых двадцать миль! Сказать ему, что вы никого не принимаете, и прогнать? Или впустить?

– Прогонять не надо, любопытно посмотреть, что это за птица. Но не сейчас. Сперва мне хотелось бы успеть обустроиться в своих покоях до вечерней молитвы, а там недалеко и до утренней… Передайте ему – пусть приходит завтра в полдень.

__________


Алекс был не робкого десятка, однако при виде величественной осанки матушки Абигайль хотелось вытянуться по стойке «смирно» и отдать честь. Королева на официальном приеме не могла бы расположиться на троне с большей непринужденностью и достоинством. Похоже, Фидель нисколько не преувеличивал, утверждая, что власть Феникса уравновешивается властью монахинь, поклоняющихся Бальде Великой. Несмотря на то, что аббатиса являла собой воплощение внимания и благосклонности, Алекс волновался, как не приготовивший уроки школяр. Он краснел, судорожно перескакивал с одного на другое и, в конце концов, потеряв надежду выпутаться из нагромождения сбивчивых объяснений, протянул аббатисе прощальное послание Тайи.

Матушка наскоро пробежала глазами записку и, все еще погрузившись в свои мысли, рассеянно уточнила:

– Если не секрет, долго пришлось добираться?

– Вовсе нет. Ветер все время был попутным, а в порту удалось купить, как меня уверяли, самого быстрого скакуна на всем побережье. Содрали тройную цену, но, на удивление, похоже, не обманули.

– Ну что же, если я правильно поняла, ваше путешествие сюда – поступок, безусловно, достойный настоящего мужчины. Я имею в виду, что он в равной степени нелепый и безрассудный. Однако, позвольте спросить, для чего вы, собственно, добивались встречи именно со мной?

Алекс откашлялся и уставился в пол.

– К вам меня направил один человек… Он сказал, что, возможно, вам понадобится помощь и тогда… может быть… и мне тоже… Он сказал, если уж не вы, то…

– Старый пройдоха все также проницателен.

Переход на полушутливый тон был настолько неожиданным, что юноша против воли поднял голову и бросил удивленный взгляд на аббатису. Та с легкой улыбкой продолжала:

– Как поживает этот ваш «один человек»? Или, точнее сказать, некий почтенный старец из Лорнии? Кажется, в недавнем прошлом он небезуспешно выдавал себя за ювелира?

– А… откуда вы знаете?

– Я много чего знаю, даже то, где этот хитрец находится сейчас, но там он мне полезнее, чем здесь. И безопаснее. Молодой человек, вы когда-нибудь слышали, что стоять с открытым ртом, даже образующим столь идеальную букву «о», неприлично? – Матушка Абигайль чуть подалась вперед. – А теперь давайте поговорим серьезно. Вы прибыли на нашу землю незаконно, под вымышленным предлогом – я говорю о доставке несуществующего секретного сообщения. Теоретически, моя прямая обязанность – немедленно задерживать любую подозрительную личность и передавать в руки Феникса. Он же отправит вас на виселицу за шпионаж, не дав досказать эту трогательную романтичную историю и до середины. Чудо, что вы вообще смогли сюда добраться, даже прикрываясь моим именем. И что теперь прикажете с вами делать?!

Пока огорошенный Алекс пытался собраться с мыслями для достойного ответа, дверь за его спиной открылась, и в покои впорхнула молоденькая монашка. С поклоном протянув аббатисе конверт, она радостно прощебетала, что, после долгого перерыва, в состязании, наконец-то, будет участвовать девушка не из монастыря. Матушка Анна только что получила ее заявку, которую передает матушке Абигайль, чтобы поделиться приятной новостью. Без запинки протараторив фразу, посланница исчезла так же внезапно, как и появилась. Пока аббатиса ненадолго погрузилась в чтение письма, короткой передышки Алексу хватило, чтобы успеть взять себя в руки. Несмотря на крушение всех надежд, он неожиданно успокоился и почувствовал себя увереннее. Несколько недель изматывающей неопределенности закончились. Ставки сделаны, карты открыты, а что до проигрыша… Какой смысл сожалеть о том, что не случилось? Может быть, в следующий раз, в другой жизни…

– Раз уж вы, матушка, не можете или не хотите мне помочь, поступайте, как считаете нужным. Вы прекрасно знаете, что я не шпион и не преступник. Я просто делал то, что должен был сделать, и не жалею ни о чем. Зовите свою охрану, все равно без Тайи мне незачем возвращаться.

– Постойте, как вы сказали? Тайи?!

– Да.

Матушка Абигайль несколько раз перевела взгляд с Алекса на письмо и обратно.

– И вы твердо намерены идти до конца, во что бы то ни стало?

– Да. Тем более, что я до него, похоже, уже дошел. Разве что,.. не откажите в последней любезности. Я хотел бы оставить моей жене письмо на случай, если когда-нибудь все же встретите ее.

Аббатиса в задумчивости побарабанила пальцами по ручке кресла.

– Кажется, я начинаю понимать, почему Фидель решил пойти вам навстречу. Откровенность за откровенность – мне действительно не помешала бы помощь со стороны и, прояви вы должную расторопность и сообразительность, я, возможно, могла бы поспособствовать в ваших поисках. – Увидев загоревшийся в глазах собеседника огонек надежды, матушка поспешила вскинуть руку в останавливающем жесте. – Погодите радоваться! Хоть вы и не отправляетесь под конвоем прямым ходом на виселицу, но попадаете из огня да в полымя. Единственный законный вариант не выдавать вас Фениксу возможен, если вы станете собственностью Бальды Вседержительницы – фактически движимым имуществом монастыря. А это… не то, чтобы абсолютное рабство, но, как минимум, пожизненное заключение. Пока я здесь, вы будете находиться на особом положении, но, когда мне придет пора покинуть эти стены, не останется и малой толики свободы. Даже если ваша супруга отыщется и согласится стать монахиней, единственное, на что вы можете рассчитывать – это время от времени видеться и беседовать с ней – да и то, при условии, что настоятельница будет смотреть на подобное нарушение распорядка сквозь пальцы.

– Я думал, тут могут находиться только женщины.

– В основном, да. Но для особо тяжелых работ по хозяйству либо нанимают временных работников, либо используют раскаявшихся изгоев, которые решили встать на путь исправления. Они содержатся на особой огороженной территории и ведут арестантский образ жизни. Феникс иногда предлагает осужденным на казнь провести остаток дней в монастыре – на хлебе и воде, в неустанных трудах на благо Бальды Всепрощающей. Причем за малейший проступок виновного могут немедленно изгнать из обители, что обычно означает возвращение на эшафот. И, знаете ли, многие предпочитают смерть. Но, случается, некоторые приходят сами, добровольно. Таких могут по истечении немалого срока отпустить обратно на свободу, однако для этого необходимы исключительные обстоятельства и, если рассчитывать на них, лучше уж сразу положиться на милость Феникса. Она, хоть и почти невозможна, но гораздо более вероятна. Поэтому, если вы решитесь помочь мне, я смогу оставить вас в этих стенах, но путь на свободу придется искать самостоятельно. Я не собираюсь, ради кого бы то ни было, опускаться до юридического крючкотворства и обнаружения лазеек в уставе монастыря. Иногда можно попробовать вольно истолковать мирские правила, но законы Бальды Величайшей нерушимы! Это понятно?

– Да. Я согласен.

– Хорошо. С этого момента ты собственность монастыря и мой слуга. Обычно проводят обряд инициации с получением нового духовного имени и так далее, а после новичок полгода-год сосредотачивается на соблюдении поста, молитвах и изучении канонов Веры. Но, поскольку мы оба понимаем, что цель твоя от религии – дальше некуда, изображать излишнее рвение в этой области было бы лицемерием и кощунством. К тому же время поджимает и мне надо, чтобы ты сориентировался в происходящем как можно быстрее. Разыщи мою помощницу, Софию, попроси у нее гримуар – она поймет, о чем речь – и пару кусков пергамента размером, чем больше, тем лучше. Гримуар изучай по вечерам, так тщательно, как только сможешь, а днем составляй подробный план помещений монастыря и ближайших окрестностей. Если будут спрашивать, для чего ты это делаешь – ничего не объясняй, ссылайся на мой приказ. В крайнем случае туманно намекни, что Феникс, возможно, пришлет в дар обители рабочих для ремонта и дополнительных построек, а до того тебе надо все осмотреть, как следует.

– Но ведь…

– В кельи к сестрам, разумеется, не суйся, а все остальные доступные помещения, входы-выходы и тропинки снаружи запомни, как свои пять пальцев. Можешь считать, что от этого зависит твоя жизнь, тем более, скорее всего, так оно и есть. Если, помимо келий, попадутся еще какие-нибудь места, куда тебе пройти не позволят, отметишь их на своем плане. Завтра с утра – и впредь ежедневно – приходишь ко мне и докладываешь, что сделано. На первое время тебе забот хватит, ступай к Софии.

__________


Загадочный гримуар оказался довольно пухлым атласом растений с подробным описанием их свойств, способов применения и рисунками, выполненными рукой настоящего мастера. В первый раз восхищенный, но крайне озадаченный Алекс корпел над книгой в неверном свете свечи далеко за полночь, пока не провалился в сон.

На следующий день он в полной мере оценил авторитет и могущество матушки Абигайль. Находясь в гостях, на неподвластной ей территории, одним своим словом она обеспечила подозрительному бродяге (мужчине!) не являющемуся к тому же адептом Бальды Великой, возможность свободно разгуливать по монастырю.

Солнце всходило и заходило, работа продвигалась без проволочек, и аббатиса, хоть не расщедрилась на похвалу, была явно довольна тем, как идут дела. В середине одного из уже привычных утренних докладов она прервала Алекса на полуслове:

– Похоже, пока ты справляешься. Пришла пора поручить тебе кое-что посерьезнее. Накануне нашей с тобой первой встречи матушка Анна пожаловалась мне, что у нее пропала одна небольшая, но ценная реликвия.

– Какая?

– Золотое кольцо с крупным розовым бриллиантом, но дело не в стоимости. Кольцо очень древнее – настолько, что было древним еще до Большого Похода. К тому же оно использовалось при обрядах на каждом из трех главных ежегодных праздников, посвященных Бальде Великолепной.

– Но я тут ни при чем!

– Не пори чушь, я тебя в этом и не подозреваю. Кольцо пропало за неделю до того, как ты постучал в ворота монастыря.

– Так вы же сами только что…

– Будь внимательнее к деталям. Я не говорила, что его украли в день, когда ты появился, я сказала, что именно тогда мне стало об этом известно.

– Значит это – все-таки кража?

– К сожалению. Матушка Анна сперва надеялась, что кольцо просто куда-то закатилось, и его скоро найдут. Потом, что кто-то из сестер не смог удержаться и взял его, а день-два спустя одумается. Однако время идет, и реликвия не спешит объявиться сама собой. В этот момент в монастырь приехала я и, пока ты выполнял мои маленькие поручения, мы с настоятельницей выясняли, кто где находился в день похищения. Сейчас под подозрением осталось трое сестер, у каждой из которых была возможность взять кольцо и которые в равной степени могли поддаться соблазну – в свое время все были замечены в неподобающей тяге к украшениям.

– А почему просто не обыскать их кельи?

– Это уже проделывали дважды, без ведома хозяек, разумеется. Никаких результатов, это не принесло. Монастырь большой и укромных уголков, где можно спрятать кольцо, столько… Жизни не хватит, чтобы проверить их все. А, по очевидным причинам, надо вернуть пропажу до начала праздника. Я хочу, чтобы ты придумал какую-нибудь хитрость. Трюк, который позволил бы разоблачить ту, что взяла кольцо. Любые люди и ресурсы, которыми я располагаю, к твоим услугам, можешь особо не стесняться в средствах. Жду твои соображения завтра утром. И, пока будешь предаватьсяразмышлениям, прогуляйся в ближайшую деревню, купи полмешка соли – пополним монастырские запасы.

Алекс обдумал слова аббатисы и решил уточнить:

– А на самом деле?

– На самом деле, помимо соли, достанешь живую крысу, самую крупную, какую сможешь отыскать, и медвежий капкан. Не получится медвежий, сойдет и волчий, но покрепче. Обращаться с ним, надеюсь, умеешь?

– Обижаете, матушка!

– Ну и прекрасно. Когда вернешься, крысу отдашь мне, а что касается… дай-ка сюда свой план… Вот хорошее место. До возвращения в монастырь пройдись по обходной тропе и поставь капкан где-нибудь здесь, подальше от начала развилки. Только смотри в оба, чтобы тебя никто не застал за этим занятием. Деньги и подорожную на этот день возьмешь у матушки Анны. Мне обязательно упоминать, что о крысе не должна знать ни одна живая душа? Тогда не задерживаю.

__________


Ночь давно перевалила за середину. Лунный свет, просачивающийся сквозь высокие узкие окна просторных покоев, вот-вот должен был одержать победу над одинокой догорающей свечой, расплывшейся по блюдцу теплой лужицей, когда София бесшумно, с неожиданной для ее кряжистой фигуры грацией, проскользнула в покои аббатисы. Остановившись в центре комнаты, она замерла в почтительном поклоне над пожилой женщиной, тихо дремлющей в кресле. Мгновение спустя матушка Абигайль подняла голову и, словно вернувшись к давно продолжающейся беседе, спросила:





– Ты перепроверила? Сегодня дежурит сестра Арабелла?

София молча кивнула.

– Тогда ты знаешь, что нужно делать. Возьми, – на стол лег кисет из толстой дубленой кожи. Кисет слегка шевелился. – Это тебе понадобится. Когда закончишь, возвращайся к себе и не появляйся до утренней молитвы. Принесешь завтрак – тогда расскажешь все подробно. А сейчас ступай, и благослови тебя Бальда Всепобеждающая!

Молчаливая монашка кивнула еще раз, после чего и стол, и комната опустели. Аббатиса, заменив догоревшую свечу, устроилась в кресле поудобнее. Ей оставалось самое трудное: ждать.

__________


Путь Софии лежал наверх. То узкими извилистыми коридорами, то бесконечно длинными, пустующими ночью анфиладами пробиралась она к неприметной двери на третьем этаже в кольцевом коридоре восточного крыла. Справедливости ради приходилось признать, что Алексу, этому неизвестно откуда взявшемуся выскочке, удалось осмотреть и нанести на свой пергамент пусть далеко не все, но неожиданно много. Много, даже невзирая на то, что основное здание было огромным, да еще с массой более поздних пристроек, перепланировок и поддерживать в надлежащем порядке каждый уголок да закуток, как в пору былого расцвета (хотя дела монастыря и сейчас шли относительно неплохо), не хватало ни рук, ни времени, ни денег. В результате какие-то помещения были без затей наглухо заколочены досками крест-накрест, какие-то – заперты с незапамятных времен, а ключи давно потеряны. Однако, посреди несусветной неразберихи, была одна дверь, в которую никто никогда не входил и не выходил, но которую этот самоуверенный молокосос пометил на своем плане крестиком. Матушка Абигайль без колебаний положилась на интуицию молодого зазнайки, а чуть позже, София, в глубине души не одобрявшая это решение, смогла убедиться в правоте и аббатисы и, как это ни прискорбно, Алекса.

Последние сомнения отпали после того, как, через пару дней осторожного наблюдения, удалось удостовериться, что дверь денно и нощно охраняют одна-две крепких монахини, скрывающиеся в нише неподалеку. Этаж в этой части здания представлял собой широкий кольцевой балкон, проходящий по всему периметру под малым восточным куполом монастыря. С внутренней стороны балкон огораживали ажурные деревянные перила с резными столбиками; с внешней – стена, по которой ниши с высокими узкими окнами-бойницами и небольшими декоративными колоннами перемежались небольшими комнатушками за массивными дубовыми дверями. Ниши были достаточно глубокими, чтобы не просматриваться ни сбоку, ни с нижних этажей и являлись надежным укрытием тому, кто искал уединения – в одной из них и находился охранный пост. Пришлось потратить уйму времени, чтобы установить порядок и очередность смен. Состав дежуривших сестер оказался небольшим, эти монашки всегда держались особняком, даже во время общих молитв и трапезы. София попыталась разузнать о них хоть что-нибудь – из обрывков подслушанной болтовни, из обмолвок и скупых объяснений монахинь, с которыми она, по поручению матушки Абигайль, успела сойтись поближе, но выяснить удалось немного.

Откровенно говоря, почти совсем ничего, кроме одного любопытного факта: каждая из тех, кого София видела на посту рядом с загадочной дверью, хоть раз участвовала в состязаниях на празднике Бальды Великолепной. Чутье подсказывало, что, если тут копнуть поглубже, можно найти массу интересного, но не оборвется ли эта ниточка в самый неожиданный момент и сколько еще предстоит распутать по пути замысловатых петель – неизвестно, а время поджимало. Во что бы то ни стало надо успеть разобраться во всем к началу состязаний, до которых было уже рукой подать. Оставался грубый, но простой и эффективный путь: хочешь узнать, что скрывается в закрытой комнате – зайди в нее.

Сегодняшней ночью дежурить должна была сестра Арабелла и, когда София, бесшумно подкравшись в темноте к очередной нише, осторожно заглянула туда, то вздохнула про себя с облегчением. Бледный свет луны вычерчивал на фоне белого мрамора легко узнаваемый угольно-черный силуэт. Боковую колонну подпирала могучим плечом та самая высоченная монашка, которая и должна была сейчас здесь находиться.

Это было большой удачей – не потому, что София отправилась в свою вылазку наобум, гадая, кого же сегодня встретит на посту, но потому, что жизнь научила ее: как тщательно не разрабатывай план, что-нибудь обязательно пойдет наперекосяк. А для успеха предприятия было крайне важно, чтобы в этот раз охрану поручили именно сестре Арабелле. Во-первых, из-за ее мощного телосложения она часто оставалась в ночные смены одна, что существенно облегчало задачу. А во-вторых, на прошлой неделе Софии крупно повезло. Совершенно случайно она узнала об одной тщательно скрываемой слабости дюжей монахини. И теперь пришла пора воспользоваться этой информацией.

София сделала несколько глубоких вдохов, немного размяла руки, потом развязала кисет, полученный от матушки Абигайль, аккуратно извлекла оттуда брыкающуюся крысу и, прикинув на глаз направление, швырнула ее за угол, прямо на голову клюющей носом охраннице.

София дорого дала бы за возможность увидеть сейчас лицо надменной сестры Арабеллы – более из любопытства, чем из злорадства, но вместо этого перемахнула через край балкона и повисла, ухватившись руками за столбики перил у самого пола.

Долгую-предолгую секунду ничего не происходило. Потом со стороны ниши донесся странный сдавленный полу-всхлип, полу-вздох и… стены содрогнулись от оглушительного визга дюжей монашки, внезапно встретившейся с самым жутким кошмаром своей жизни.

Не уберись София вовремя с дороги – орущая и размахивающая руками почище ветряной мельницы громада снесла бы ее, даже не заметив. Дальше следовало действовать четко и быстро, пока улепетывающая во все лопатки охранница не перебудила весь монастырь. Замок на двери оказался проще некуда и полминуты спустя София уже зажгла свечу, по-хозяйски осматриваясь в тайной комнате. Впрочем, на это тоже не ушло много времени – матушка Абигайль и тут оказалась права по всем пунктам. София успела без звука выскользнуть обратно в коридор и аккуратно приладить открытый замок на место, когда снизу послышался торопливый перестук нескольких пар ног.

Трое. Бегут, похоже, прямиком сюда, друг с другом не перекликаются, факелов не видно. Это может означать только одно: сестра Арабелла, несмотря на свой внешний вид и паническую боязнь крыс, далеко не глупа. Справившись с приступом ужаса, она сообразила, что к чему. И привела подкрепление. В который раз за ночь помянув против воли добрым словом Алекса за подробный план, София на цыпочках прошмыгнула в четвертую по счету дверь, засов на которой она предусмотрительно открыла с противоположной стороны накануне вечером, и начала спускаться по крутой и пыльной винтовой лестнице, разминувшись со своими преследователями.

__________


Распрощавшись с Конрадом, Тайя решила, что на последнем отрезке пути, от греха подальше, будет передвигаться по ночам. Впрочем, теперь, когда ей не приходилось скитаться по чужим, незнакомым странам, когда не нужно было прятаться и спасаться бегством от своего учителя, когда, наконец-то, появилась надежда на примирение с Фениксом, неторопливая поездка на спокойной лошади при свете луны, под родными звездами, была сродни романтической прогулке.

Сутки сменялись сутками. Каждое утро, с первыми лучами солнца, Тайя забиралась поглубже в лесную чащу и устраивала привал, а с последними проблесками вечерней зари возвращалась на указанную Конрадом тропу и продолжала свой путь. Девушка даже не успела толком насладиться блаженным однообразием путешествия, когда осознала, что проехать ей осталась всего ничего. Скоро надо будет останавливаться в условленном месте, примерно в одном дне пути от монастыря, и ждать посланницу, которая, согласно обычаю, встречала участниц состязания и провожала их к настоятельнице, чтобы официально ей представить.

А сейчас… небо на востоке вновь начало светлеть. Тайя с трудом подавила зевок и отправилась искать для дневной стоянки местечко поукромнее.

__________


Солнце едва показалось из-за горизонта, когда Алекс вошел в покои матушки Абигайль и, сделав первый шаг, замер на пороге.

– Что случилось? Вам нездоровится? Может быть, позвать…

Царственно-небрежный взмах руки заставил его умолкнуть.

– Пустяки, одной бессонной ночью больше, одной меньше. Все окупится хорошими новостями, а они, я уверена, скоро появятся. Однако вернемся к твоему поручению. Судя по времени визита, ты явился не с пустыми руками. Чем порадуешь? Придумал, как вывести нашу сороку-воровку на чистую воду?

Алекс молча кивнул, набираясь храбрости. Меньше всего на свете он хотел бы сейчас разочаровать аббатису, а придуманный вчера план был далек от идеального. К тому же несмотря на то, что за прошедшие дни Алекс успел узнать матушку Абигайль поближе, до сих пор при виде нее все красивые, правильные, умные слова и фразы разлетались, словно пух одуванчика в ветреную погоду. Спасительные секунды утекали водой сквозь пальцы, тянуть с ответом дальше стало невозможно, и он, с решимостью обреченного, выпалил:

– Театр!

– Что?

– Театр. Спектакль, пантомима, клоунада или что-нибудь подобное.

Матушка с достойным восхищения терпением ждала продолжения.

– Понимаете, по дороге сюда я видел на площади театральную постановку. В одной из сцен пьесы принц, чтобы разоблачить убийцу своего отца, разыгрывает перед ним историю о насильственной смерти короля – и виновный во время представления выдает себя. Я подумал, что… если мы покажем этим трем сестрам что-то похожее на кражу, то… может быть… кто-то из них не выдержит и…

С каждым словом Алекс ощущал, что совершил ужасную ошибку. План, пока он прокручивал его в своей голове, казался небезупречным, однако вполне достойным внимания. Но стоило озвучить задуманное – и становилась очевидна глупость и наивность замысла. Повисла долгая мучительная пауза.

Наконец, полминуты томительного ожидания спустя, матушка снизошла до ответа тоном, ясно говорившим о том, что она и не надеялась услышать от Алекса какое-то действительно дельное предложение:

– Не в моих правилах успокаивать не справившихся с поручением слуг, но твоя идея настолько примитивна, что, пожалуй, может сработать. Однако соблаговоли ответить на три вопроса.

– Попробую.

– Под каким предлогом за несколько дней до большого праздника, в самый разгар подготовки, ты собираешься организовать представление, оторвав всех от работы?

Алекс слегка успокоился. Радоваться было рано, но появилась надежда, что этот раунд окажется за ним. Неизвестно, что там еще за пару тузов приберегла в рукаве аббатиса, но к этому вопросу он был готов.

– Монахини из года в год проводят одни и те же работы, все давно отлажено до мелочей и, судя по разговорам, которые я слышал, когда составлял план монастыря, многие сестры не трудятся быстрее лишь из опасений, как бы им не поручили чего-то еще. Да и отвлечем мы их всего лишь на час-полтора, не больше, они с легкостью наверстают упущенное и будут только рады передышке. Здешний распорядок небогат на развлечения, а предлог… Разве послезавтра не годовщина чуда, явленного Бальдой Милосердной под Ашкером? Я не знаю всех подробностей произошедшего в той деревеньке, но с тех пор богиню почитают, помимо прочего, и как покровительницу искусств. Можно будет сказать, что в этот раз решено отметить случившееся небольшим представлением.

– Кхм… И когда ты успел поднатореть в вопросах, касающихся Бальды Чудотворной? Возможно, я тебя слегка недооценила. Ну, допустим, у меня получится договориться об этом с матушкой Анной. А как ты успеешь подготовить свою постановку за неполный день? И еще – понятно, что она будет весьма короткой, откуда возьмутся час-полтора, о которых ты мне толкуешь?

– Мы не можем показать только одно выступление, иначе все будет слишком очевидно. Так что придется спрятать этот номер среди других.

– Других?

– Да. Сестры, поющие в хоре, готовятся на основном празднике исполнять песни, восхваляющие Бальду Великую. То, что они репетируют для широкой публики, подойдет и для своих. А содержащиеся здесь братья Блумберги в прошлом были незаурядными акробатами.

– Это их и сгубило. Со своими талантами они совершили немало краж из замков и купеческих домов.

– Возможно, но сейчас братья, вроде бы, твердо стоят на пути исправления, и к ним нет никаких нареканий? Так почему бы им не разрешить продемонстрировать свое мастерство в благих целях? И еще, если бросить клич, наверняка многие будут рады прочитать перед всеми свои любимые стихи или поделиться забавными короткими историями из прошлой, домонастырской жизни.

– Ну, хорошо, предположим, ты подберешь нужное количество людей и номеров. Последний вопрос: кто будет следить за выражением лица нечистой на руку сестры?

– Я думаю, что лучше вас с матушкой Анной с этой задачей никто не справится.

После этих слов аббатиса оставила попытки скрыть разочарование и раздражение:

– Лесть тебе не поможет, лучше начинай, наконец-то, шевелить мозгами. Бальда Неподкупная тому свидетель, я не ожидала от тебя многого, но такое! Неужели я должна разжевывать каждую мелочь? Сесть рядом с подозреваемыми мы не сможем, иначе та, которую мы хотим подловить, мигом поймет, для чего затевалась вся эта канитель. Разместившись позади, мы будем видеть только затылки, покрытые рясой, а впереди – нам придется сидеть с вывернутыми шеями и оглядываться назад. Хорошенькое выходит незаметное наблюдение, ты не находишь?

Алекс сглотнул. Он никак не мог привыкнуть к тому, что за последние несколько недель вновь и вновь успех его отчаянного путешествия, счастливая жизнь с Тайей, да и просто жизнь, висели на волоске и зависели от сиюминутного настроения и расположения людей, на которых Алекс не мог повлиять при всем желании. Он почти физически ощущал, что, если исходить из старого предания об отмеренной каждому человеку своей толике везения, его собственная порция сейчас будет истрачена до последней капли.

– Вам не придется выворачивать шеи. Вы будете смотреть прямо на них.

– Откуда, позволь спросить?

– Со сцены.

На этот раз аббатиса обошлась без пауз и прочих мелодраматичных эффектов. Она поднялась с кресла и встала лицом к Алексу почти вплотную. Заглянув пронзительными серо-стальными глазами в самую глубину его души, матушка Абигайль отчеканила:

– Ты забыл, с кем разговариваешь? Ты себе представляешь, сопляк, что я пережила уже трех Фениксов, а четвертый, выражаясь фигурально, ест у меня из рук, словно приблудный котенок? Что мне достаточно шевельнуть пальцем, чтобы не только тебя, а все это место сровняли с землей и засыпали солью, чтобы и через пятьдесят лет здесь был лишь заброшенный пустырь в назидание потомкам? И ты предлагаешь мне самой выполнять мое же собственное поручение, ломая комедию в твоем, на скорую руку слепленном фарсе?!

Стараясь сохранять изрядно пошатнувшееся самообладание, Алекс судорожно соображал, какую тактику выбрать. Постараться ответить не спеша, тщательно подбирая слова, терпеливо, словно капризному ребенку? Пожалуй, не стоит. Чего доброго, аббатиса воспримет это, как признак слабости и решит, что Алекс ее умоляет. Нет, придется лезть напролом и ответить ударом на удар. Все равно терять уже, похоже, нечего.

– Простите великодушно, матушка, но я не пойму – вы хотите найти воровку или нет? Без доказательств, на пустом месте, вот так вот запросто взять и поймать? Я предложил план, который может сработает, а может нет. Но, раз уж потребовалась помощь такого недостойного существа, как я, значит у вас тоже с идеями туговато. Коли я сумел ответить на ваши вопросы, соизвольте ответить и на мои. Кто, кроме вас с матушкой Анной больше всех желает найти пропажу? Стоит ли привлекать для выполнения нашего плана кого-то со стороны и будет ли тогда тайна надежно сохранена? Поручая мне найти выход из этой щекотливой ситуации, вы разрешили мне пользоваться любыми средствами и людьми. Вот я и выбрал лучшую кандидатуру из всех возможных. У вас на примете есть кто-то еще более мудрый и опытный?

Несколько мгновений тишина звенела, как натянутая струна. Потом напряжение исчезло. Аббатиса не отступила, но взгляд ее едва уловимо смягчился.

– А ты очень смелый. И очень глупый. Признаю, твое решение задачи не идеально, но остроумно и легко выполнимо. Это спасло тебя сегодня, однако впредь остерегись – еще одна подобная беседа, и нашему сотрудничеству конец. Со всеми вытекающими последствиями. Я достаточно ясно выразила свою мысль?

Алекс кивнул.

– Не слышу!

– Да, достаточно.

– Вот и хорошо. Иди, вербуй своих артистов-добровольцев, а я пока потолкую с матушкой Анной.

Алекс не двинулся с места.

– Что-то еще?

– Всего пара слов. По дороге сюда мне встретилась София и велела передать, что вы оказались правы.

Уголки губ аббатисы чуть опустились.

– Что ж, печально, но ожидаемо. Ступай.

__________


Энтузиазм, с которым население монастыря восприняло идею о, казалось бы, невинном развлечении, превзошел все мыслимые ожидания. После того, как во время утренней трапезы матушка Анна объявила о представлении, от желающих выступить и поразить окружающих своими способностями не было прохода. Алексу пришлось в буквальном смысле слова отбиваться (а ближе к вечеру и прятаться) от монахинь всех возрастов, следующих за ним по пятам и требующих достойной оценки их талантов. В полдень он уже жалел, что открыл эту шкатулку Пандоры, после обеда – что отправился в путешествие, за час до представления – что появился на свет.

Однако все – и плохое, и хорошее – рано или поздно заканчивается. Те, кто не получил возможности показать себя на сцене, смогли выплеснуть нерастраченную энергию при подготовке к выступлению. Общими усилиями за каких-то полчаса монашки перетащили в общий зал тяжеленные дубовые скамьи из трапезной, накрыли их, для вящего удобства, соломенными тюфяками, украсили стены цветами, расставили зажженные свечи и даже соорудили почти настоящий занавес.

После короткого напутственного слова матушки Анны, благословившей именем Бальды Светлейшей импровизированный концерт, действие началось. Положа руку на сердце, далеко не все выступления оказались удачными, но аудитория была настроена благожелательно, к маленьким, да и к большим огрехам относилась с юмором, подбадривая выступающих аплодисментами и беззлобными подначками.

Наблюдая за происходящим из-за импровизированной кулисы, уже успокоившийся, было, Алекс потихоньку начинал нервничать. Он давно уже разглядел, где расположилась каждая из трех подозреваемых, перечень намеченных номеров подходил к концу, а обе матушки, забаррикадировавшиеся в соседней келье, спешно переоборудованной под гримерную, явно вознамерились провести там остаток своих дней.

В конце концов, тянуть дальше стало просто невозможно. Последняя выступившая покинула сцену, присоединившись к своим потеснившимся на скамье товаркам, и зал погрузился в тишину. В отчаянии Алекс в который раз подбежал к плотно запертой двери и, отбросив приличия, забарабанил по ней кулаками, что есть мочи. Он уже потерял остатки надежды, когда дверь резко распахнулась и на пороге показалась внушительная фигура Софии, безапелляционным тоном объявившая:

– Еще три минуты.

– Но все уже выступили!

– Придумай что-нибудь, ты же у нас большой умник.

– Что я придумаю? Никого не осталось.

София с полным безразличием пожала плечами.

– Не моя забота. Импровизируй.

Потерявший голову Алекс попытался проскочить мимо неприступной телохранительницы, чтобы образумить капризных звезд, но в ту же секунду ощутил, как с непреодолимой силой его сгребли в охапку, оторвали, словно беспомощного котенка, от земли и потащили обратно к занавесу. Мощный толчок – и вот он уже кубарем выкатился на сцену, чудом не повалившись на сидевших в первом ряду.

Мысли хаотично метались всполошенными белками. Бежать обратно за занавес? Поздно. Объявить, что представление окончено? Но ради последнего номера все и затевалось. Без него монашка-воришка останется непойманной, задание – невыполненным и с благосклонностью матушки Абигайль (да и с головой) можно будет попрощаться. Потянуть время? Как? Разве что… Конечно, нет уверенности, что получится ни разу не споткнуться и вспомнить все строфы без запинки… Да ладно, было бы из-за чего переживать – свежесколоченные импровизированные подмостки видали сегодня кое-что похлеще косноязыкого декламатора-самоучки. В конце концов, это не то же самое, что сидеть, привязанным к стулу, в подвале милейшего судьи Тэккера и ждать, когда… Бр-р-р!

Алекс, приосанясь, поправил растрепавшиеся волосы, вышел на середину сцены и обратился к залу:

– Дорогие дамы! Наш импровизированный праздник во славу Бальды Великой подходит к концу. Перед последним номером я хотел бы поблагодарить всех вас – и участников, и зрителей за теплую атмосферу и хорошее настроение. За то, что каждая из вас вложила частичку души в этот вечер. Я тоже хочу внести свою лепту и прочитать балладу, которую помню с детства. Не очень-то веселую, но… очень много значащую для меня, хоть и не блещущую изысканностью слога. Однако не судите строго, она написана не придворным менестрелем, а воином. Офицером, некогда служившим под началом моего прадеда. Семейное предание нашего рода гласит, что бой, о котором идет речь в балладе, стал для моего достойного предка последним. Мы, его потомки, не знаем даже, где его могила, но каждый в нашем роду знает и помнит об этом сильном, незаурядных храбрости и ума человеке. Итак, памяти великого воина посвящается…


Мы рыцари Мрака, фавориты Луны.

Мы немногословны – молчим об успехах

В боях и сраженьях. Хотя орден Совы

У всех на щитках вороненых доспехов.


Ночная элита! Попытайтесь, как мы,

Проникнуть во тьме в неприступную крепость.

Засели там Солнца и Рассвета сыны,

Но мы их сейчас испытаем на крепость.


Если Алекс и переживал слегка, что уставшие зрители начнут перешептываться, ерзать или вообще освищут и погонят его со сцены, чтобы не омрачал праздничное настроение, то опасения оказались напрасны. Притихший зал ловил каждое слово.


Что ж Светлые силы? – Верно, спросите вы –

Повсюду о них говорят с нелюбовью.

Мы тоже жестоки, только орден Совы

Нигде не запятнан безвинною кровью.


Работая молча – кто мечом, кто копьем –

Мы ужас навеки впечатаем в лица.

Не сентиментальны – после боя не пьем,

Но над побежденным не станем глумиться.


Строчки старой баллады, почти стершиеся из памяти, сами собой возникали в голове, как будто только и ждали возможности прозвучать вновь. Декламируя со все возрастающим воодушевлением, Алекс незаметно для себя перешел к финалу.


…И вот как-то ночью средь высокой травы

Скакали мы – смертью врагов насладиться.

Под светом луны блестел лишь орден Совы.

О вылазке четверо знали в столице.


Вдруг слева и справа засверкали мечи.

Ночная засада! Жестокая схватка!

Пускай шансов нет, мы, умирая, молчим.

Но Светлым – им тоже придется несладко.


Недолго осталось… Погибаем – увы!

Хоть силы неравны – пощады не просим.

Разрублен на части даже орден Совы.

В живых лишь двенадцать осталось…

Нет, восемь…


Голос выступавшего, только что звеневший в полную силу, стих. Все население монастыря молчало вместе с ним. Упади в этот момент на пол щепка, ее услышали бы в самых дальних закоулках. После паузы, оказавшейся, по сути, минутой молчания, Алекс медленно прочитал последние строки:


Нас после отыщут, похоронят в холмах,

Прочтут над могилою общей молитву.

Но пусть на надгробьи, что стоит в головах,

Напишут одно только слово – Invictus!4


Зал взорвался аплодисментами. Многие монахини помоложе и повпечатлительней сидели с увлажнившимися покрасневшими глазами. Наслаждаясь нежданным триумфом, Алекс почувствовал на своем плече тяжелую руку Софии, которая на сей раз не так грубо потянула его обратно за кулисы. Кряжистая монашка невнятно пробормотала себе под нос что-то вроде: «…а еще выпендривался…», после чего им обоим пришлось посторониться и пропустить на сцену матушку Анну с матушкой Абигайль. В тысячный раз напомнив не спускать глаз с троицы подозреваемых, София натянула на лицо устрашающую маску злодейского вида и поспешила присоединиться к настоятельнице с аббатисой.

__________


Переполненный впечатлениями прошедшего дня, Алекс едва успел доползти до постели перед тем, как провалиться в забытье. Во сне он снова впервые встретился с Тайей. Потом была гостеприимная деревня, ночная поездка до города, расставание, удары охранника (не такие болезненные, как были на самом деле), который трясет его бесчувственное тело, и почему-то зовет по имени. Алекс все еще удивлялся этому, когда амбал, как и в прошлый раз, взвалил его на плечо и потащил куда-то темными длинными коридорами… коридорами…

Сон как рукой сняло. Еще не пришедший в себя Алекс едва успел осознать, что его и в самом деле куда-то несут, когда плиты пола перестали проплывать перед глазами. Его оцепеневшее тело приподняли и резко опустили головой вниз в большую бочку с водой. Он не успел набрать в легкие воздуха и лишь вяло барахтался в железной хватке удерживающих его ручищ. Перед глазами тут же поплыли красные круги. Однако не успел Алекс попрощаться с жизнью, как его, словно морковку из грядки, выдернув обратно на воздух, поставили на ноги. Сквозь тусклый свет предутренних сумерек и заливающую глаза воду он получил наконец возможность разглядеть своего мучителя.

– Привет, София! Скажи мне правду: без этого никак было не обойтись или ты решила немного пофлиртовать со мной?

– Позубоскаль мне еще! – хмурая больше обычного монахиня не собиралась поддерживать игру. – Матушка сказала: доставить немедленно. Так что отряхнись и бегом!

Алекс, готовившийся выдать очередную колкость, в последний момент решил все-таки прислушаться к голосу разума и, не мешкая, направился в покои аббатисы. Дойдя до знакомой двери, он уже поднял руку, чтобы постучать, когда матушка Абигайль сама открыла им с Софией, нетерпеливым жестом пригласив войти.

– Сегодня нам всем нужно многое успеть, а времени мало, так что давайте быстро и по делу. Прежде всего, сработал ли вчерашний план? Кто из сестер украл кольцо?

Под пронзительным взглядом аббатисы Алекс в который раз почувствовал себя нашкодившим сорванцом.

– Я обратил внимание, что двое из трех монахинь все представление суетились, ерзали и сидели, как на иголках. Думаю, это был сговор и кражу они совершили вместе.

Успевшая устроиться в кресле матушка задумчиво барабанила пальцами по подлокотнику.

– Вместе, значит?

– Выходит, что так.

– Да уж, вот она, пресловутая мужская логика. Просто, прямолинейно, очевидно и абсолютно неверно. Подскажи нам, София, кто, по-твоему, из них воровка?

Кряжистая монашка презрительно фыркнула:

– Конечно же, сестра Альбина.

Алекс недоуменно воззрился на Софию, но та, очевидно и не думала шутить, поэтому он решил переспросить у аббатисы.

– Но как же так? Она единственная из трех вела себя нормально!

– Вот именно.

– Не понимаю!

– Разумеется.

Матушка Абигайль коротко взмахнула рукой.

– Сестра Амалия!

Совсем юная монашка, до той поры сидевшая в углу так тихо, что Алекс только сейчас заметил ее присутствие, подошла и склонилась перед аббатисой.

– Да, матушка.

– Ты знаешь, зачем я устроила весь этот балаган с представлением?

Девушка замялась.

– Говори, не стесняйся.

– Знаю, матушка. Вы… хотели разыграть сцену с похищением и посмотреть, не выдаст ли себя сестра, укравшая кольцо, о котором все говорят…

– Откуда ты это узнала?

– Сестры болтали на кухне.

– Благодарю. Можешь быть свободна.

Аббатиса дождалась, когда они остались вдвоем, и с лукавой усмешкой обратилась к Алексу.

– Начинаешь соображать?

– Нет. Теперь я вообще ничего не понимаю. Либо нас подслушивали, либо кто-то проболтался – неважно. Важно, что в результате весь монастырь от подвалов до куполов был в курсе нашего замысла. Но тогда не было никакого смысла устраивать представление!

– Почему же? Как раз наоборот.

Алекс, не мигая, уставился на аббатису.

– Тебе стоило бы посмотреть на ситуацию глазами нечистой на руку, но недалекой сестры Альбины. Так сказать, поставить себя на ее место. А точнее присесть, тогда бы ты сразу понял. Однако время дорого, и я не могу ждать целый день, пока на тебя снизойдет озарение. Помнишь, лавки из трапезной, на которых сидели зрители? А тюфяки с соломой, которые кое-кто очень вовремя предложил постелить для удобства? Что ты можешь сказать об этом?

На раскрытой ладони матушки Абигайль Алекс увидел три небольших колючих шарика.

– Pluma diabolicae или Дявольский пух, семейство однолетних…

– Неплохо. Вижу, время, потраченное на изучение моего гримуара, не пропало зря, но я сейчас не о названиях. Как бы ты себя почувствовал, если бы пришлось весь вечер просидеть на этих милых семенах?

– Вы хотите сказать, что подложили их в подстилки каждой из трех подозреваемых?

– Наконец-то!

– Сидеть на колючках было неудобно, вот две невиновные монахини и ерзали на своих местах все время! Даже если они и слышали сплетни о нашем плане, то не придали им значения, потому что не боялись быть раскрытыми. А вот сестра Альбина…

– А сестра Альбина знала, что мы будем за ней наблюдать, но не догадалась вести себя естественно.

– Ловушка в ловушке!

– Просто хотела показать тебе, как здесь делаются дела.

Поддавшись внезапному порыву, Алекс склонил голову в поклоне и почтительно произнес:

– Умение обратить поражение в победу – черта настоящего полководца.

Матушка Абигайль недовольно поморщилась:

– Я смотрю, учение Фунь Линя об основах ведения войны по-прежнему в чести, однако советую в следующий раз льстить не так открыто. Если же это было сказано от души… Могу вернуть комплимент и сказать, что, несмотря на очевидные огрехи, ценю твои старания. На своем веку я повидала немало мужчин, неспособных выполнять приказания быстро, тщательно и абсолютно в точности так, как было сказано. То забудут половину, то начнут проявлять излишнюю инициативу. Прошу простить просторечное выражение, но ощущение таково, что большинству из них колокольчики в штанах и мех по телу напоминают о славном прошлом древних предков-охотников и поэтому самомнение затмевает мозги. – Матушка привычным жестом постучала кончиками пальцев по ручке кресла. – Однако же, оставим философские и низменные материи до лучших времен. Не знаю, будет ли у нас еще минутка поговорить по душам, а в мои планы не входит, чтобы ты действовал вслепую. Тебе известно, что на праздничных состязаниях монахини монастыря последние несколько лет выигрывали нечестным путем?

– Нет. Но, раз так, не стоит ли оповестить матушку Анну? – Лицо аббатисы осталось безучастным. Алекс перестроился на ходу. – Если… Если только она сама не замешана в этом?

– Очень хороший вопрос. София, по моей просьбе, провела небольшое расследование и выяснила, что большинство сестер знать не знают ни о каком мошенничестве и, надо признать, вообще об этом сильно не задумываются. В соревнованиях участвует от раза к разу одна небольшая группа монахинь. Они держатся особняком, с остальными не враждуют, общаются ровно, без малейшего намека на дружбу. Девушки со стороны, принимавшие участие в забегах, последние годы во всеуслышание обвиняли монахинь в нечистой игре. Настоятельница предпочла пропустить эти слова мимо ушей, что, вроде бы, правильно: не следует прислушиваться к жалобам каждой неудачницы, но, в результате, авторитет Бальды Справедливой у жителей здешних мест изрядно пошатнулся, а вот этого допускать не стоило. София переговорила с каждой из проигравших. Их обвинения, разумеется, бездоказательны, но почти все сходятся в той части, что монахини иногда каким-то образом умудряются двигаться неестественно быстро, а иногда ломятся напролом.

– То есть?

– Двое из девушек утверждали, что им намеренно ставили подножки, толкали и мешали бежать. В подобном случае ты должен будешь вмешаться.

– Как?

– Я устрою, чтобы ты стал одним из трех судей, присматривающих за соблюдением правил в поле. Во время забега смотри в оба за сестрами и постарайся поймать их на горячем, если заметишь, что они, так или иначе, ведут себя не по правилам.

– Ясно.

– Это хорошо. Тогда тебе должно быть ясно и то, что ничего подобного не могло произойти без, как минимум, попустительства со стороны матушки Анны. Я пока еще не готова предъявить ей обвинения, но собранные факты говорят о том, что речь не идет о простой безалаберности. Недавно ночью София обнаружила тщательно охраняемую комнату, в которой, по всем признакам, должен храниться выигрыш. Да только там ничегошеньки нет, кроме пустых ларцов и мышиных катышков по углам. Либо сестры-охранницы и сами не знают, что стерегут воздух, либо кто-то устраивает нам представление, почище того, что было сегодня на сцене. Поэтому твоя задача усложняется. Сейчас ты отправишься встречать стороннюю кандидатку, впервые за несколько лет решившую попытать счастья в забеге. Зайди к настоятельнице, она выдаст тебе подорожную и объяснит, как добраться к месту встречи. Ты должен будешь проводить ожидающую там девушку сюда, проследив, чтобы волос не упал с ее головы. Еще более необходимой будет ее дальнейшая охрана здесь, до самого окончания состязаний и церемонии награждения. Проверяй еду и питье, что будут приносить, а еще лучше, пока будешь вне этих стен, раздобудь припасы сам. Далее. Кандидатка должна победить. Не знаю, как ты это устроишь, но все должно выглядеть безукоризненно естественно – так, чтобы комар носа не подточил. Идеальный вариант: она окажется настолько хороша, что сможет выиграть самостоятельно, но ты должен ее подстраховать. Тебе ясно?

– Не совсем. Какая разница, кто победит?

– Если мое, теперь уже больше, чем подозрение – что призовой фонд давно растащили, поделили и потратили – окажется верным, то, в случае победы девушки не из монастыря, выигрыш придется выплачивать и пропажу невозможно будет скрыть. А значит нечистые на руку монашки будут стараться помешать ей любой ценой. Необходимо во что бы то ни стало добыть неопровержимые доказательства их, скажем так, неспортивного поведения. Я понимаю, что требую невозможного, но, будь ситуация менее сложной, я бы обошлась помощью Софии и ты бы мне не понадобился. Никаких конкретных советов дать не могу. Смотри внимательно, не отвлекайся на мелочи, импровизируй. Я не спрашиваю тебя, справишься ли ты. Видишь ли, если посчитать, сколько лет прошло с тех пор, когда монастырь проигрывал последний раз – а отчисления в призовой фонд должны поступать ежегодно – то речь идет о растрате баснословной суммы. Честно говоря, я вовсе не уверена, что, когда найду виновных, смогу покинуть этот монастырь целой и невредимой. Поэтому заблаговременно отправила депешу Фениксу с подробным изложением своих подозрений и обещанием предоставить ему доказательства, как только он приедет на праздник. К началу состязаний он будет здесь. И теперь, если мы прилюдно обвиним настоятельницу одного из крупнейших монастырей в многолетних махинациях и потом не сможем подкрепить свои слова фактами, никакая сила на свете не сможет нас уберечь. С каким бы почтением Феникс ко мне не относился, но завистников и лжесвидетелей он всегда карает безжалостно. Тебя отправят на смерть, а меня… в лучшем случае сошлют в печально известные Небесные кельи. И, если то, что о них рассказывают, хотя бы наполовину правда, я очень скоро позавидую твоей участи. Теперь ты меня понимаешь?

– Да куда уж понятнее…

Легкая ироничная улыбка тронула сухие тонкие губы матушки Абигайль.

– Что ж… Чему быть, того не миновать. Отправляйся и да пребудет с тобой Бальда Направляющая!

Она словно бы хотела добавить что-то еще, но в последний момент сдержалась. Чуть подождав, Алекс направился к выходу, когда аббатиса все же окликнула его.

– Подожди! Если дело не выгорит, возможно, это наш последний разговор по душам. И хотя ты самый нахальный и везучий оболтус, из тех, с кем я имела дело за последний десяток лет, сердце у тебя доброе. Ты заслуживаешь… – аббатиса замялась, подбирая подходящие слова. – Короче говоря, считай это моей благодарностью за хорошую работу и авансом на будущее. Когда встретишь завтра кандидатку, улучи нужный момент и попроси ее рассказать о клане Т'хайгад'а. – Матушка вскинула ладонь в предостерегающем жесте. – Не спрашивай меня ни о чем. Ступай. Поверь, ты сам поймешь, когда этот момент наступит.

__________


Третий день Шершень следил за тропой, ведущей к поляне. Скудные запасы еды, которые неделю назад удалось купить на последние медяки у проезжего крестьянина, подходили к концу. Лежать бы полеживать недотепе в тихой уютной яме, под прелыми листьями, широко улыбаясь во все горло вторым красным ртом, пониже первого, но из всей шайки от большой облавы, которая все еще шла, чудом удалось уйти лишь им троим. И меньше всего Шершню с двумя выжившими подельниками улыбалось загреметь на виселицу за полудохлую клячу с телегой, набитой никудышным скарбом и возницу, который выглядел под стать этим самым кляче и скарбу. Поэтому коротко посовещавшись и в тысячный раз чертыхнувшись на судьбу-злодейку, троица товарищей по несчастью решила задержаться еще немного в этом забытом Бальдой Великой уголке, прежде чем пробираться на запад – к большим богатым городам и легкой наживе. Хоть можно бы и двинуть еще позавчера, пусть налегке, пусть полуголодными – не впервой. Но пару деньков для верности стоило выждать, отлежаться в тихом месте, не отсвечивая – и этот глухой закуток был ничуть не хуже любого другого.

К тому же, если Клык не ошибся, скоро в соседнем монастыре будет большой праздник. На этом празднике монашки бегали взапуски с любой девкой, хоть здешней, хоть издаля, которая платила пошлину за участие. Клык не помнил размер ставки, но им сейчас не до жиру, не до золота – и серебро с медью сойдет – хотя бы немного, на первое время. В чем Клык был уверен точно – встречать участниц монашки должны на этой самой поляне. При таком раскладе, если пофартит, они успеют и переждать окончание облавы, и монетой какой-никакой разжиться, и позабавиться, как следует, на дорожку. Главное – втолковать щедро наделенному силушкой в ущерб уму Битюгу, чтобы по горячке не сцапал местную девку. С пришлой другое дело – пока хватятся, к той поре их и след давно простынет.

Погрузившись в свои мысли, Шершень впервые за много лет сидения в засадах едва не проворонил всадника в рясе послушника монастыря, неспешно проехавшего мимо. Был бы жив главарь их шайки, безжалостный Белый Волк, не миновать бы раззяве пяти ударов кнутом или чего похлеще. Но седой атаман полег в первый же день облавы, так что оплошность сошла с рук. Коротко свистнув, Шершень подал сигнал подельникам и с удовлетворением наблюдал, как здоровенный Битюг опускает поленце на голову невезучего путника.

__________


Алекс очнулся от того, что кто-то плеснул на него ледяной воды. Старая история. Руки-ноги связаны, голова болит так, что перед глазами пляшут красные пятна, пересохший шершавый язык во рту застрял чужеродным куском мяса и рядом стоят трое крепко сбитых мужичков – явно не мирные селяне. У крайнего справа дылды в руках пустой котелок – понятно, кого поблагодарить за побудку. А вот за шишку на голове, скорее всего, отвечает громила по центру. Однако, если довериться интуиции, самая главная неприятность стоит слева – в виде невысокого крепыша со стальными глазами, шрамом через все лицо и обманчиво небольшим ножом в руке.





Коротышка что-то спросил, но Алекса, видимо, приложили крепче некуда, и он лишь беспомощно наблюдал, как шевелятся губы, искореженные шрамом. Показать что бы то ни было жестами со связанными руками невозможно. А мотать головой или кивать пленник остерегался, чтобы – не допусти Бальда Милосердная! – боль в голове не стала еще сильнее. Да и мало ли о чем его спрашивают. Ответишь невпопад – и пиши пропало.

После третьей или четвертой попытки невысокий явно начал терять терпение и, пнув несколько раз связанного тяжелым сапогом, что-то коротко произнес бугаю с дубиной. Тот криво ухмыльнулся, вытащил из ножен короткий, с необычно темным отливом клинка меч и скрылся в кустах. Вскоре порыв ветра, долетевший с той стороны, принес запах дыма, что не сулило Алексу ничего хорошего, зато объясняло цвет меча, лезвие которого явно частенько калили на огне.

В ожидании подготовки орудия пытки бандит со шрамом развлекался, продолжая пинать пленника и повторяя свои вопросы. Войдя в раж, он заехал Алексу сапогом в висок, отправив того в блаженную долгожданную темноту.

__________


Шершень злился все больше и больше. На Битюга, который перестарался и приложил пойманного недотепу сильнее, чем следовало. На себя, что чуть не проворонил всадника, сидя в засаде. На облаву, из-за которой налаженное безбедное существование испарилось в один миг и теперь надо начинать обустраиваться с нуля. На Клыка, затащившего их на эту поляну, но, пес разберет, не зря ли они убили здесь столько времени? На храмовника, что таращилсяналитыми кровью зенками и беззвучно шлепал разбитыми губами. На весь белый свет. Снова на Битюга, который чересчур долго копается со своей железякой и костром…

Раздраженный Шершень велел Клыку скорее гнать здоровенного дурня обратно и снова принялся вымещать свою злобу на избитом, полумертвом теле связанного. Оба подельника не торопились возвращаться и Шершень, с каждой минутой распаляясь все сильнее от распиравшей нутро злобы, решил для начала отрезать пленнику уши, а потом поприжигать раны битюговым мечом. Пусть-ка повертится ужом!

__________


Алекс открыл глаза в тот момент, когда бандит со шрамом усаживался ему на грудь, улыбаясь странной кривой улыбкой, от которой пробирал озноб. Вдохнуть не получалось. Легкие и без того жгло огнем, когда зверь в обличье человека посильнее прижал его к земле разок-другой, выдавливая последние остатки воздуха.

__________


Шершень выждал немного, наслаждаясь мучениями пленника. Вот и лицо уже посинело. Рот разевает, как рыба, вытащенная из воды – как бы снова не отрубился. Ничего, сейчас мы тебя взбодрим! Шершень потянулся ножом к лицу храмовника, когда что-то ужалило его в спину.

__________


Оскал изуродованных губ не предвещал ничего хорошего, поэтому, завидев медленно приближающийся нож, Алекс испытал детское желание покрепче зажмуриться. Но, не успел он приготовиться к самому худшему, как с вязким, чмокающим звуком из груди бандита появился кончик клинка. На новенькую свежевыстиранную рясу, пачкая и глубоко впитываясь в ткань, падали густые красные капли, а Алекс завороженно смотрел на острие лезвия с едва заметной щербинкой.

Он узнал бы эту щербинку из тысячи других и сейчас боялся поднять глаза на хозяина меча. Точнее – на хозяйку. Боялся поверить своему счастью. Боялся, что, стоит ему на долю секунды отвести взгляд, – и клинок, и девушка, держащая его рукоять, снова на долгий срок исчезнут из его жизни.

Бандит со шрамом издал булькающий звук, повалился на бок и скатился с Алекса, дав тому долгожданную возможность вдохнуть. Коротким быстрым движением, перерезав веревки, Тайя стряхнула со лба непослушную, криво обрезанную челку и самым спокойным тоном, словно они последний раз виделись на кухне за чашкой чая не более четверти часа назад, спросила:

– Ну и как ты здесь оказался?

__________


Полчаса спустя, когда раны были обмыты и перевязаны, а на костре, разведенном теперь уже мертвым амбалом, весело булькала похлебка, Алекс засыпал Тайю вопросами. Под их напором улыбка девушки сперва поблекла, а после самого главного и непонятного – того, что велела задать матушка Абигайль – и вовсе сошла на нет.

– Мне до сих пор трудно об этом говорить… Скоро начнет смеркаться, и завтра путь неблизкий. Сейчас ложимся отдыхать, и ты расскажешь мне свою часть истории. Как сумел меня найти, как дела в монастыре, что будет на празднике и откуда ты узнал о моем клане.

– А ты…

– Нет. Обещаю, что до утра я никуда не денусь.

– А может мы…

В глазах девушки промелькнул знакомый лукавый бесенок.

– А твои травмы тебе не помешают?

__________


Выпавшая роса весело искрилась жемчугом и бриллиантами в рассветных лучах, когда Тайя безжалостно растолкала так и не выспавшегося этой ночью Алекса. Сборы не заняли много времени и вскоре оба путника шагали по лесной тропе, ведя коня Алекса в поводу. Какое-то время шли молча, пока, собравшись с духом, девушка не заговорила:

– Начну с этой поляны. Задолго до встречи с тобой я попала в одну историю и сейчас, чтобы выпутаться из нее, мне нужно выиграть соревнования на празднике, но об этом потом. Я добралась сюда и начала устраивать стоянку, чтобы дождаться монахиню-провожатую, когда обнаружила, что у меня есть соседи в виде знакомой тебе вчерашней троицы. Первым желанием было перебраться поглубже в лес, выше по тропе, ведущей к храму. Но потом я решила остаться.

– Почему?

– Есть такая поговорка – хуже змеи, которую ты видишь, только змея, которую не видишь. Эти трое чувствовали себя спокойно – им и в голову не приходило, что кто-то может прятаться неподалеку. Можно сказать, они были моими невольными охранниками. Если бы ничего не случилось, мы разошлись бы подобру-поздорову. А начнись какая-нибудь заварушка, у меня будет время решить: уносить ноги или вмешаться. И вообще, – Тайя с кажущейся небрежностью, но не задев ни одной ссадины, двинула Алекса локтем в бок, – ты что, не рад, что я тебя выручила⁈

Алекс нетерпеливо отмахнулся.

– Со вчерашним и сегодняшним днем все понятно. Давай о главном.

– О главном… С чего бы лучше начать…

– Давай с детства. Отец-мать, бабушка-дедушка.

– Если бы все было так просто. Ты и сам про своего отца никогда не рассказывал.

– Да нечего особо рассказывать… Мы с ним были слишком разными людьми. И, хотя любили друг друга, так сложилось, что, когда он был мне очень нужен, его не оказалось рядом. А когда отец вернулся и потянулся ко мне, я уже научился обходиться без него и не ответил на попытки сблизиться. Я до сих пор немного обижаюсь на него, а немного стыжусь себя самого за то, как вел себя в те времена. В нашу последнюю встречу, (а то, что это встреча последняя, не знал тогда ни один из нас) вышло так, что нам почти не о чем было поговорить. Я давно жил в большом городе, а он по-прежнему занимался тем, что подвозил купцам на базар хлеб, рыбу, овощи. После нескольких мучительных пауз мы не смогли найти ни одной темы для беседы. Когда пришла пора возвращаться обратно, он угостил меня большой вязанкой сочных сладких луковиц редкого сорта, растущего только у нас на родине. И напоследок посоветовал: чтобы лук дольше хранился, надо обжечь у него донце. Корни перестанут расти, не будут высасывать из луковицы сок. Это оказалось его прощальным напутствием, пусть не особо философским и мудрым, однако уж что есть. С тех пор каждую осень я покупаю связку красных луковиц и обжигаю у них донце. Возможно, ритуал выглядит наивным, смешным или нелепым, но я делаю это в память об отце.

– Видишь… Тебе повезло больше, чем мне. Своего отца я совсем не помню. Вообще про раннее детство почти не помню, да оно и к лучшему… Среди обгорелых руин какого-то здания – может быть, это даже был мой дом – меня подобрал Конрад. Опоздай он тогда на день-два, мы бы сейчас с тобой не разговаривали. До сих пор не могу понять, что учитель разглядел в полумертвой шестилетней соплячке, которая, едва отъелась и пошла на поправку, обнаружила упрямый и вредный характер. Конрад меня выходил и отдал… в одну закрытую школу. Можешь смеяться, но я только перед самым окончанием поняла, для чего нас учат, к чему готовят. Когда не с чем сравнивать и не знаешь, что может быть по-другому, очень многое воспринимаешь, как должное. Поначалу – чтение и письмо, приготовление нехитрых блюд, ночевки у костра и бег с препятствиями. Потом начались фехтование, метание ножей, бесшумное лазание по скалам ночью, в кромешной темноте – наряду с бальными танцами, принятием пищи с семнадцатью столовыми приборами и сочинениями о творчестве поэтов трехвековой давности. Дальше… мы узнали, например, о специальных точках на теле человека, надавив на которые, можно убить голыми руками – либо парализовать – по желанию. Я… не знаю, кто были теми, на которых мы тренировались… В школе шептались, что это – преступники, приговоренные Фениксом. Еще – приготовление всяких зелий и отваров… Там были и лечебные, но, в основном,.. сам понимаешь. И много других подобных вещей. К слову, часть предметов преподавал тот, кого ты знаешь под именем Фидель – мы там и познакомились.

– И тебе это нравилось⁈

– Нет, но самые… тяжелые предметы пошли под конец. А до этого я, честное слово, не догадывалась, к чему все идет. Потом… когда все поняла… Куда мне было деваться? С самого начала все принимали присягу на верность клану. Ослушавшихся ждала смерть. Мы еще шутили детьми над этой высокопарной фразой, когда наставники раз за разом с каменными лицами напоминали нам об этом. А потом… – Тайя зябко передернула плечами, – до выпуска дошли не все. За легкие проступки не изгоняли из школы – просто переводили на год-полтора на унизительную работу прислуги и живых манекенов на тренировках. За что-то серьезное… Двоих наших мы убили сами, на занятиях, когда отрабатывали удары и отравленные зелья… Я… мне пришлось…

Повисла долгая пауза. Алекс затих, боясь неудачным словом нарушить ход исповеди и переваривая услышанное, но девушка истолковала его молчание неправильно. Нервы Тайи, и без того измотанные, не выдержали рассказа о том, что долго таилось глубоко в памяти.

– Что же ты замялся? Хочешь сказать, что путь наемного убийцы недостаточно благороден? Так вот, я тебе отвечу: все разговоры о благородстве можно начинать, когда достаточно хлеба. Меня там кормили досыта, учили постоять за себя, грамоте и прочим премудростям. Доведись все вернуть, я поступила бы точно также. И не делай вид, что не понимаешь, какие виды на нормальную жизнь у сироты-малолетки без гроша за душой!

Алекс поспешил увести разговор от тяжелой темы.

– Ты сказала про клан. Что за клан?

Тайя подняла взгляд на собеседника. После вновь пережитых воспоминаний голос ее звучал глухо и безжизненно.

– Тот самый, про который ты спрашивал. Т'хайгад'а. На одном из древних наречий это означает «Тихая смерть». Клан наемных убийц. Конрад так верил в мои способности, что выхлопотал у Феникса разрешения назвать меня в честь клана, а Тайя, или Т'хайя – это короткий вариант. Просто «Тихая». Все пошло кувырком в день, когда я должна была пройти последнее испытание.

– Погоди, так Феникс знал, чем вы занимаетесь в этой своей школе?

– Феникс принадлежит нашему клану. Большинство его товарищей по учебе – что-то вроде личной гвардии и поверенные для особых поручений, а Конрад… Говорят, в школе они были неразлучными друзьями. Конрад рассчитывал на меня, он думал, я смогу стать лучшей за много лет, но я… не смогла. Я провалила задание. Вечером накануне церемонии окончания школы ученики тянут жребий из большой чаши в главном зале. Надо успеть за ночь выполнить его и утром, как можно раньше, вернуться на площадку для тренировок. Прошедший испытание – на том же древнем наречии – гарц'к'ханин, становится полноправным членом клана. Те, кто не справился, глах'д'наки – или недостойные. Низшая каста клана. Селятся в деревеньках неподалеку, фермерствуют, прибираются в храме и прочая, и прочая…

– Что-то не особо верится, что у вас там тишь да гладь, а не клубок зависти, взаимного презрения и ненависти.

– Как сказать… До идиллии, конечно, далеко, но все более-менее уживаются. Главное ограничение для глах'д'наков – им нельзя участвовать в собраниях клана. В остальном же особых различий не делается. Многие из тех, кто не прошел испытания, имеют таланты, признанные всеми. Например, отварами бабушки Деллы не гнушается пользоваться сам Феникс. К тому же неудачи родителей на детей не распространяются. Ребенок любого члена клана имеет право попытаться поступить в школу и стать гарц'к'ханином. Но я продолжу о себе… Главными качествами, которые особо ценили преподаватели, превыше даже умения сварить отраву из подручных средств или убить человека голыми руками, всегда были ловкость, скрытность, искусство маскировки, умение мыслить быстро и нестандартно. Поэтому большинству выпускников для прохождения испытания достаточно незаметно пробраться в какой-нибудь дом и что-нибудь стащить или, наоборот, подбросить.

Алекс не смог удержаться от презрительного фырканья:

– Всего-то?

– Да, всего-то. Представь, что тебе надо ночью, в незнакомом доме, выдернуть три перышка из хвоста канарейки, а ее клетка, висит в комнате хозяина дома. Канарейка не должна закричать, но должна остаться жива. Или надо раздобыть ключ, лежащий под подушкой у одного из пяти человек, спящих в разных концах дома и закрывшихся, например, на засов. Или, того хуже, спящих в одной общей комнате. А однажды, как ты говоришь, «всего-то», одному выпускнику пришлось попытаться выкрасить злющую кошку жены хозяина в зеленый цвет. Задание, надо сказать, было с треском провалено, а шрамы у неудачника остались на всю жизнь. И ты еще учти, что надо успеть обернуться за одну ночь. То есть далеко от школы отойти не получится и приходится иметь дело либо с семействами других членов клана, которые почти поголовно сами учились в той же школе, либо с жителями ближайших деревушек. За каждого пойманного ученика выплачивается солидный куш и поэтому, хоть точная дата испытаний держится в секрете, местные жители целый месяц дежурят в патрулях, а по ночам спят по очереди.

– И какое задание досталось тебе?

Тайя помолчала, на ее лице застыло выражение скорби. Потом, после долгой паузы, глухо произнесла:

– Да ладно, чего уж там… Мне выпало убийство.

Алекс терпеливо ждал продолжения.

– Понимаешь, убийство почти никому никогда не выпадает. Случаев было всего несколько за историю школы – в момент, например, острой необходимости убрать кого-либо из врагов тогдашнего Феникса. Да и то сказать – это можно было рассматривать, как предупреждение недругам – отправка новичка, который может и не справиться. С другой стороны, такая степень доверия особо отличившемуся ученику – своеобразная награда и знак расположения Феникса. Получить подобное задание – большая честь. Последним, ее удостоившимся, был Чарли. Случилось это не так давно, и все думали, что следующий раз наступит нескоро. Представь мое потрясение, когда я прочитала свой листок. Но и это оказалось не самым страшным. Я окончательно перестала понимать, что происходит, когда увидела имя назначенной мне цели. Это был…

Голос девушки предательски дрогнул, а глаза покраснели.

– Это был Джейк. Мой Джейк! Он был братом, другом, он был… Если не считать Конрада, это был единственный близкий мне человек на всем белом свете! Мы часто проказничали вместе в школе. Потом одна из наших шуток зашла слишком далеко, но он ни слова не проронил, что я тоже замешана. Его отстранили от занятий на два года. На некоторое время Джейк подуспокоился, но потом вновь начал по мелочи подшучивать над учениками и даже над преподавателями. Срок почти закончился, когда он устроил… В общем, Джейка посадили, можно сказать под домашний арест – пока Совет клана решил бы его судьбу. Я даже представить не могла, что его приговорят… Что все выйдет вот так… И я должна буду… Я… пришла к нему в дом… И потом… когда я увидела Джейка… Он оказался таким маленьким, таким беззащитным… Я даже сперва не поняла, что он уже…

Слезы, так долго сдерживаемые, полились ручьем, и Алекс какое-то время мог разобрать только обрывки слов. Наконец Тайя смогла взять себя в руки и почти твердым голосом, короткими рублеными фразами закончить рассказ.

– Дальше я помню не все. Как в тумане, я покинула дом Джейка и пошла, куда глаза глядят. О школе и испытании в тот момент не думала. Потом наткнулась на Конрада. Не помню, что он говорил мне. Я не могла разобрать слов, скорее по его жестам поняла, что он приказывает мне возвращаться к главному залу. Мне было все равно куда идти, но ноги не слушались. Конраду пришлось вести меня за руку, как маленькую. Потом началась церемония. Прибыл Феникс. Меня вызвали первую. Феникс что-то говорил мне, улыбался, и тут на меня словно обрушилось понимание, что Джейка больше нет. И виноват в этом стоящий передо мной. И что я так больше не могу. Я выхватила свой клинок и ударила Феникса в лицо. Он начал уворачиваться, даже не успев стереть с лица улыбку. И у него почти получилось, когда кончик моего лезвия рассек ему щеку. А потом я повернулась и побежала…

– И просто убежала?

– Ну, положим, далеко не так уж и просто. Но все были настолько ошеломлены, что у меня все получилось. Честно говоря, в тот момент я была полна решимости убить Феникса, но второго шанса он мне не подарил. Он потерял контроль лишь в первые секунды, но быстро оправился. А сборище профессиональных убийц не самое лучшее место для того, чтобы попытаться убить его предводителя. Какое-то время я пряталась по лесам, пару раз чудом избежала поимки, пока не повезло пробраться на корабль, идущий в Северные земли. Там встретила тебя и… Дальше ты знаешь…

– Почему ты ничего не рассказала мне раньше? Вместе бы мы обязательно что-нибудь придумали бы. Это же совершенно логично.

Тайя криво усмехнулась.

– А ты всегда действуешь логично? Ты мне сразу… с тобой с самого начала было легко и просто. Я устала скрываться, устала убегать. Мне казалось, что можно начать все сначала, с чистого листа. Что вся грязь и ужас остались далеко за спиной. Тогда, сразу после нашей первой встречи на поляне, когда ты меня выручил из небольшой передряги, я уже почти решилась все рассказать. Думала: вот доберемся до города – и ты все узнаешь, но там… Вспомни сам – когда было рассказывать? Когда мы, едва встретившись, уносили ноги из очень гостеприимной деревни? Или, когда под покровом ночи улепетывали из Лорнии? Или, может быть, когда ты в очередной раз попал в тюрьму и ждал исполнения смертного приговора?

– А несколько недель в карцере, в полной темноте в трех ярдах друг от друга тоже были неподходящим случаем?

– Ирония неуместна. Я старалась забыть свои кошмары, а тебе хватало собственных. Или забыл, как мечтал о смерти в то чудное время? Славно бы я тебя подбодрила своими откровениями.

– Но ведь потом все закончилось.

– Ничего не закончилось. Я нарушила законы клана – такое не оставляют безнаказанным. Феникс отправил по моему следу Конрада и тот нашел меня. Мне удалось уговорить его оставить тебя в живых только потому, что он поверил – тебе ничего не известно. За это я вынуждена была вернуться с ним по доброй воле. Я не смогла бы обмануть своего учителя – я выросла у него на глазах, и он знает меня, как облупленную.

– А если бы никто никогда не пришел? Когда бы ты мне рассказала?

– Если бы никто не пришел, тогда и ворошить прошлое было бы не нужно. Прости меня, если сможешь, но я не была уверена, что нужна тебе… такая.

Алекс остановился и крепко обнял девушку:

– Ну и дуреха же ты у меня!

Тайя нетерпеливо высвободилась.

– Надо спешить, не поспеем к сроку. Мне осталось рассказать только об одном. У Конрада есть план, как все уладить, чтобы меня больше не искали по всему свету люди Феникса.

– А если это ловушка, если ваш план сорвется? Может быть, попробуем убежать прямо сейчас?

– Не выйдет. Даже будь я одна, не уверена, получится ли еще раз пробраться на корабль, а с тобой… И потом, лучше уж сразу разобраться со своими проблемами здесь, чем прятаться и дрожать всю оставшуюся жизнь. Мы останемся и поборемся.

__________


Проведя бессонную ночь в кресле, но так и не дождавшись возвращения Софии, матушка Абигайль чувствовала себя отвратительно. Когда в монастырь вернулся светящийся от счастья Алекс со своей женушкой, аббатиса почти поверила, что все может закончиться хорошо. Но сейчас что-то пошло не так и она никак не могла понять, где просчиталась, какие ходы надо предпринять теперь, когда до развязки осталось совсем чуть-чуть. Головная боль мешала сосредоточиться. Мелькнула мысль, не бросить ли все и не сбежать под крылышко Фениксу? Но тогда настоятельница точно успеет спрятать концы в воду, да и вряд ли получится покинуть монастырь. Скорее всего перехватят еще в коридоре. Решение поставить Алекса судьей, чтобы он присматривал за своей непоседливой женой, было правильным, но матушка Анна, уступив, обратила ситуацию себе на пользу. С исчезновением Софии рядом с аббатисой не осталось никого, на кого она могла бы положиться. И статус матушки Абигайль в мгновение ока изменился с почетной гостьи до (хотелось бы надеяться) почетной пленницы.

С рассветом к ней постучалась юная сестра Амалия с сообщением, что через полчаса начнется праздник во славу Бальды Великолепной и что сразу после старта забега матушке Анне необходимо срочно обсудить с глазу на глаз очень-очень важное и неотложное дело. Аббатиса со спокойным лицом поблагодарила девушку и велела передать, что согласна.

Ребенку ясно, что это ловушка, но стоит выяснить, какую именно пакость приготовила настоятельница. К тому же возможностей для маневра практически не осталось. Матушка Абигайль усилием воли вытащила себя из кресла и пошла переодеваться.

__________


Утро праздника выдалось ясным и прохладным – в самый раз для хорошей пробежки. Как и обещала аббатиса, Алекс был назначен одним из трех судей на предстоящем состязании – об этом накануне, не без легкой иронии, объявила матушка Анна.

И вот он стоит на месте старта, перед ликующей толпой болельщиков, бок о бок с двумя другими судьями-монахинями – сестрой Агатой и сестрой Азалией. Стоит и гадает, причастны его напарницы к махинациям настоятельницы или их можно не принимать в расчет? Внутренний голос советовал исходить из того, что ему и Тайе придется противодействовать трем бегуньям и двум судьям. Что ж, бывало, как говорится, и хуже, но расклад выходил непростой.

До старта оставалось несколько минут, и Алекс сосредоточился на предстоящей ему задаче. Дорожка для бега представляла собой узкое, сильно вытянутое кольцо – как если бы кто-нибудь положил на песок длинную палочку и обвел ее по контуру. Только палочка была не прямой, а согнутой в подкову. Один из концов этой подковы упирался в ворота монастыря – именно там начиналась и заканчивалась гонка. Внутри кольцевой дорожки все заросло густым колючим кустарником выше человеческого роста. Такая же непроходимая чаща росла по обочинам снаружи – лишь в некоторых местах кустарник пересекали тропинки. Бегуньям пользоваться ими, само собой, запрещалось, но судьи могли сильно срезать себе дорогу и быстро переместиться в любую точку пути.

Трубы протрубили старт. Алекс успел еще раз пожалеть, что аббатиса не предложила ничего лучше плана, суть которого можно было передать словами «импровизируй» и «сообразишь на месте». Потом, не расходуя силы попусту, неспешно потрусил за рванувшими с места бегуньями.

Взгляды всех, присутствующих на празднике, были прикованы к удаляющимся фигурам девушек, так что никто не обратил внимания на два неприметных события, случившихся почти одновременно.

Матушка Абигайль и матушка Анна переглянулись между собой, после чего торопливым шагом поспешили вернуться в монастырь.

Из полуподвального окна выпорхнул голубь, затрепетал крыльями в лучах утреннего солнца и быстро полетел прочь.

__________


За двадцать минут до этого София совершила еще один изнурительный рывок и доползла до порога своей кельи. Нужно успеть сделать так много вещей, столько всего рассказать аббатисе, передать все, что услышала, а времени мало.

И с каждой секундой остается все меньше.

Три часа и несколько тяжелых ранений назад София совершила одну небольшую ошибку. Подслушивая разговоры на сборище монахинь-заговорщиц, она настолько увлеклась происходящим, что пропустила подошедшую сзади сестру Арабеллу – ту, что боялась мышей и крыс. От неожиданности София промедлила лишнюю долю секунды, за что и поплатилась. Огромная, грузная сестра Арабелла не была большой специалисткой по дракам, но она обхватила невысокую Софию медвежьей хваткой, не давая шевелить руками, и удерживала до тех пор, пока кто-то из подоспевших сестер не ударил пленницу по голове. Судя по полученным травмам, продолжали бить еще долго после того, как она потеряла сознание.

Очнулась София в незнакомом помещении. Ее никто не удосужился связать, лишь набросили сверху какую-то дерюжку. Похоже, решили, что она умерла и пока просто отнесли подальше, с глаз долой. Монашки явно не имели опыта в подобных делах, однако, прислушавшись к своему состоянию, Софии пришлось признать, что, сочтя ее мертвой, нападавшие не слишком ошиблись. Напрягая все силы, она выползла в коридор.

Следующие несколько минут? часов? дней? слились в огромный океан боли. Когда она поняла, что не может продвинуться ни на йоту больше, сквозь застилающую глаза пелену показался порог ее комнаты.

Оставляя за собой широкую красную полосу, София неуклюже ввалилась внутрь и едва успела закрыть за собой задвижку, как услышала приближающийся знакомый громкий топот. Она нашла в себе силы усмехнуться и пожалеть, что под рукой не оказалось еще одной крысы, чтобы устроить сестре Арабелле прощальный подарочек.

Обидно конечно, что ни написать, ни рассказать все, что она узнала, уже не получится, но так даже проще. Из всех незаконченных дел остается только одно – пока не выбили дверь, надо успеть предупредить Феникса. Без его помощи аббатисе несдобровать.

Мысли Софии начали путаться. Кажется, условным сигналом была красная нить на лапке голубя? С третьей попытки она выдернула нитку из широкой прорехи в сутане. Та давно уже почти целиком была нужного цвета – хоть как-то какая-то польза от ран – нет нужды возиться с поиском краски. Дверь трещит от ударов, надо поторопиться. Непослушными, слабеющими пальцами София вытащила ближайшего голубя из клетки и попыталась намотать нить ему на лапку, но это было выше ее сил. Вроде бы рассвет давно наступил, почему в комнате потемнело?

Последним ощущением гаснущего сознания было хлопанье крыльев вырвавшегося на свободу голубя. Как выломали дверь, София уже не услышала.

__________


Дистанция была немалой, так что круг за кругом ни одна из бегущих не спешила оторваться от остальных – берегли силы. Кроме Алекса, никто из судей не забегал то вперед, то позади соревнующихся девушек. Сестра Агата и сестра Азалия не спеша брели вдоль беговой дорожки, почти демонстративно не интересуясь происходящим, ни разу не воспользовавшись поперечными тропинками – тут аббатиса оказалась права. В остальном все шло настолько гладко и спокойно, что Алекс начал не на шутку нервничать. Не допустили ли они ошибку? Может быть, сестры ни при чем? Может быть, вообще никто ни причем и нет никакого заговора? Последний круг был пройден почти наполовину, нервы Алекса были на пределе, когда одна из монашек сделала короткий, почти неуловимый знак рукой.

Матушка Абигайль в свое время объясняла по составленной карте, где вероятнее всего можно незаметно срезать путь. Если одна из «ножек» подковообразной трассы упиралась в ворота монастыря с толпой болельщиков и прочих нежелательных свидетелей, то другая была далеко на отшибе, куда празднующие зеваки никогда не забредали. Если вырваться вперед в том месте, где беговая дорожка крутой петлей огибает второй конец «подковы» то можно выиграть почти минуту, во время которой тебя не увидит ни одна живая душа. Этого вполне достаточно, чтобы незаметно свернуть на одну из поперечных тропинок, начинающуюся неподалеку. Далее, пока остальные будут вынуждены огибать широкую дугу, остается пересечь «подкову» поперек по прямой и выскочить перед самым финишем – округлая форма дорожки не даст ничего заметить ближайшим болельщикам. Дело в шляпе.

Монашки-бегуньи явно отрабатывали свой маневр не один раз. По условному сигналу сестра Аннабель и сестра Аделаида чуть опередили Тайю, загородили ей путь, а затем резко сбавили темп, мешая ей обогнуть неожиданное препятствие. В это же время Сестра Адриана мощным рывком устремилась вперед и исчезла за крутым поворотом дорожки. Алекс затаил дыхание и начал считать…

На пятнадцатой секунде размеренный топот ног прервали пронзительные вопли.

__________


Несмотря на более чем пухлую фигуру и короткие ножки, настоятельница семенила так быстро, что матушка Абигайль еле поспевала за ней. Все оказалось настолько грубо и прямолинейно, что и ловушкой-то назвать было нельзя. После нескольких крутых спусков по узким неудобным ступенькам все ниже и ниже в полуподвальные и подвальные помещения монастыря, так никого и не встретив по дороге, матушка Анна довела аббатису до старой неприметной двери в одной из ниш коридора. Настоятельница с подчеркнутой вежливостью распахнула перед аббатисой дверь, галантно пропустила ее внутрь, но на этом с хорошими манерами было покончено. Матушка Абигайль нисколько не удивилась, увидев четырех крепких монашек, которые без лишних разговоров принялись связывать ей руки и ноги.

__________


Двое судей, еще секунду назад лениво перебирающих ногами далеко позади выросли за спиной Алекса, как из-под земли. Одна из них зычным голосом объявила об остановке состязания и ринулась вдвоем с напарницей по узкой поперечной тропе навстречу раздающимся воплям с такой прытью, что только ветки трещали. Вскоре они появились на беговой дорожке вновь, помогая идти сильно хромающей сестре Адриане, по ноге которой веселыми быстрыми ручейками струилась кровь. Сестра Агата отправила сестру Азалию помочь медленно ковылявшей раненой монашке добраться до монастыря, швырнула под ноги Алексу тяжелый капкан и командирским тоном отчеканила:

– Что это значит?

Алекс, посмотрел на монахиню большими невинными глазами и пояснил:

– Просто небольшая мера предосторожности.

– Небольшая? Ты ее покалечил!

– Нога заживет. Не стоило нарушать правила.

– Это по каким же правилам надо на людей капканы ставить?

– «Судья обязан следить за ходом состязаний и не позволять соревнующимся каким-либо образом сокращать путь». Мне процитировать еще какой-нибудь пункт?

– Но мы тоже могли бы там…

Алекс позволил себе лучезарно улыбнуться:

– Если бы вы обе действительно собирались следить за соблюдением правил, вы давно оказались бы на месте сестры Адрианы.

– Щенок! Ты на что намекаешь? Ты смеешь обвинять нас?! Нас?!!

– А в чем я неправ? Гонка почти закончилась, вы обе живы-здоровы, и, если бы не я, эта плутовка давно была бы на финише!

Лицо сестры Агаты стремительно наливалось густо-свекольным оттенком. Алекс поднял руку в примирительном жесте.

– Подумайте, стоит ли выносить сор из избы перед простолюдинами? Скандал на празднике пользы монастырю не принесет. Давайте скажем, что сестра Адриана повредила ногу во время бега и просто закончим состязание. Предупреждаю сразу, – он пнул ногой лежащий перед ним капкан, – таких гостинцев там еще много.

Алекс затаил дыхание, молясь Небесам, Бальде Всепрощающей и любым другим высшим существам, чтобы его блеф удался. На лице сестры Агаты ясно читалось желание удавить собеседника на месте пополам с яростью от сознания того, что он предлагает хороший выход из положения, в которое сам же всех и поставил.

– Не надейся, змееныш, что тебе все сойдет с рук. Вернемся в монастырь, я лично сдеру с тебя шкуру!

Выплюнув эти слова, сестра Агата принялась сыпать распоряжениями, расставляя оставшихся девушек по тем местам, на которых они были в момент остановки. Тайю задвинули далеко назад – почти к самому повороту, за которым успели скрыться сестра Азалия и сестра Адриана. Алекс скрестил пальцы наудачу и припустил по беговой дорожке к финишу, в который раз прокручивая в голове возможные варианты.

Вдох-выдох… Вдох-выдох… Если получилось довести сестру Агату до точки кипения, то ей сейчас не до построения хитроумных комбинаций. Вдох-выдох… Самое очевидное решение: одна из двух оставшихся монашек попытается вырваться вперед. Вдох-выдох… Другая – скорее всего, на пару с судьей – будет мешать Тайе бежать. Вдох-выдох… Убравшись с глаз долой, он подтолкнет мошенниц к жестким действиям. Вдох-выдох… Если его жена не прогуливала хотя бы половину занятий в своей особенной школе, монахинь ждет небольшой сюрприз. Вдох-выдох… Его задача – не проворонить ту, что побежит первой. И потом…

Алекс едва успел оглянуться на стремительно нагоняющую его сестру Аннабель. Святые Небеса, как быстро она мчится! Человек не способен двигаться настолько стремительно! Собрав последние силы, Алекс побежал бок о бок с лидером гонки, лихорадочно соображая, что же за средство используют монашки.

В этот момент судьба ему улыбнулась. Алекс заметил, как сестра Аннабель что-то жует. После она машинально вытерла тыльной стороной ладони рот, смахнув несколько капель слюны яркого желто-зеленого цвета.

Ну, конечно же! Вдох-выдох… Горшочек с отваром или бальзамом, какой бы маленький он ни был, спрятать довольно непросто. Вдох-выдох… Он будет болтаться и мешать на бегу, он может сорваться с ремешка и потеряться, оставив хозяйку без припасенного средства. Вдох-выдох… С травой куда проще. Она легче, компактнее, не стукнет, не брякнет в ненужный момент. Вдох-выдох… И вполне может уместиться, скажем, в потайном кармашке на поясе. Вдох-выдох… Осталось определить, что за растение находится сейчас во рту сестры Аннабель.

Камелия восточная? Вдох-выдох… Не похоже. Она кратковременно увеличивает силу, но не ловкость и скорость. Бычье сердце? Вдох-выдох… Тоже мимо. У нее сок с красноватым оттенком. Если только… Да, остается либо это… Вдох-выдох… либо такого растения не было в гримуаре матушки Абигайль. Herba Werewolf. Оборотень-трава. Вдох-выдох… Очень редкое, очень эффективное, но крайне опасное средство. Вдох-выдох…

От недостатка кислорода темнело в глазах, ноги онемели и превратились в два чужеродных предмета. Алекс понимал, что двигает ими, лишь по проносящимся по обочине кустам. Он успел придумать, как прилюдно разоблачить сестру Аннабель, но, чтобы идея сработала, надо ни на секунду не давать передышки монашке и не выпускать ее из поля зрения. А значит нельзя сбавлять сумасшедший темп бега.

К счастью, до конца дорожки оставалось рукой подать. Будь расстояние на несколько ярдов больше, он не преодолел бы его даже под угрозой немедленной смерти.

Когда они оба пересекли финишную черту, толпа радостно взревела.

Еле удерживая равновесие на дрожащих от перенапряжения ногах, Алекс намертво ухватил чуть было не ускользнувшую сестру Аннабель. Свободной рукой он сделал предупреждающий жест окружившим их людям, чтобы не подходили слишком близко и оставили место для отставших участников гонки. Пару раз сестра Аннабель предпринимала попытки освободиться, но Алекс удерживал ее крепко. Красные пятна мало-помалу перестали быть помехой зрению. Дыхание, а вместе с ним и способность трезво соображать восстановились. По расширившимся от ужаса глазам своей пленницы Алекс увидел, что она поняла, в какой ловушке оказалась.

Соцветие оборотень-травы – это небольшая зеленая шишечка с красноватым оттенком. Если ее немного пожевать – получишь и быстрый прилив сил, и молниеносную реакцию, и многое другое – но стоит чуть-чуть превысить дозу и волшебное средство превращается в смертельную отраву. Человек теряет сознание и, если сразу же не оказать помощь, больше не просыпается. Сестра Аннабель попала между двух огней. Она не могла произнести ни слова, как не могла и выплюнуть траву при всех, не открыв своего обмана и жульничества. А тем временем, даже перестав жевать, девушка была не в состоянии полностью прекратить медленное поступление яда в организм. Сейчас лишь матушка Анна со своим непререкаемым авторитетом могла бы вмешаться и увести победительницу подальше от чужих глаз под благовидным предлогом отдыха после гонки. Но настоятельница куда-то запропастилась и, на правах судьи состязания, всем заправлял Алекс.

Он уже собрался, было, затянуть поздравительную речь подлиннее, чтобы потянуть время, когда из-за поворота показалась слегка запыхавшаяся Тайя. Издалека было видно, что девушка крайне раздосадована своим проигрышем, но, если не считать дурного расположения духа и легкой хромоты, выглядела целой и невредимой. Дождавшись пересечения финишной черты, Алекс поздравил вторую участницу состязания с окончанием гонки и громко осведомился о ее самочувствии.

На секунду показалось, что Тайя сейчас взорвется от переполнявших ее эмоций, но она нашла в себе силы невинно прощебетать:

– Спасибо за беспокойство, я… неудачно поскользнулась на мокрой траве.

– А скоро ли нам ожидать остальных?

Тайя чуть помедлила, подбирая слова.

– По-моему, они тоже не удержались на ногах. Мне кажется, лучше кого-нибудь послать им навстречу – помочь добраться поскорее.

Девушка сделала еще одну короткую паузу.

– Наверное, стоит захватить носилки.

По толпе пронесся ропот удивления. Такого за всю историю монастыря еще не случалось. Ситуация становилась неуправляемой, секунды утекали с угрожающей скоростью. Даже если главный судья, сестра Агата, временно вышла из строя, с минуты на минуту должна подойти вторая – под руки с еще одной пострадавшей, у которой нога искалечена капканом – и все пойдет кувырком.

Алекс с нетерпением заглянул в лицо сестры Аннабель. Судя по всему, процесс отравления зашел достаточно далеко. Монашка прекратила попытки вырваться, только начала часто-часто дышать через нос. Она разом осунулась и побледнела, пот катился градом. Дождавшись момента, когда у пленницы начали закатываться глаза, Алекс взметнул ее руку вверх, громко, перекрывая нарастающий гомон толпы, выкрикивая:

– Па-а-абедителем состязаний во славу Бальды Великолепной… а-а-абъявляется…

На этих словах ноги сестры Аннабель подкосились, и она повисла на поднятой руке, лишившись чувств. Вместе с желто-зеленой пеной из посиневших губ девушки выкатилась полуразжеванная, но по-прежнему легко узнаваемая шишечка Herba Werewolf.

__________


Проверив прочность узлов, матушка Анна лучезарно улыбнулась связанной аббатисе и махнула своим помощницам. Те по сигналу споро вскарабкались повыше к потолку и начали снимать огромный гобелен, закрывающий всю заднюю стену комнаты. Зловещий смысл их действий стал понятен матушке Абигайль несколько позже, когда, обнажив грубую кладку стены, плечистые монашки, поднатужившись, стали вытаскивать один за другим крупные тяжелые камни, открывая доступ к узкой, наглухо замурованной нише. Когда отверстие на уровне роста невысокого человека расширилось до достаточной величины, туда протиснулись одна из молчаливых подручных настоятельницы. Трое оставшихся подняли беспомощную аббатису и ногами вперед стали проталкивать ее внутрь каменного мешка. Находившаяся по ту сторону стены монашка помогала им, выказывая эмоций и аккуратности не более, чем если бы ей передавали куль картошки.

Крохотное пространство явно было рассчитано лишь на одного человека. Пару бесконечно тянущихся минут аббатисе было невыносимо душно и тесно вместе с крупной, плотного телосложения женщиной в рясе, к тому же взмокшей от тяжелой работы. Но соседство оказалось недолгим. Без особых церемоний упираясь в немилосердно трещавшие ребра пленницы, подручная настоятельницы с помощью своих товарок выбралась наружу. Дав себе короткую передышку, молчаливая четверка принялась возвращать вывернутые из стены глыбы на место так ловко, что не успела матушка Абигайль оглянуться, как от пролома в стене осталось лишь небольшое отверстие для последнего булыжника.

Матушка Анна подошла к разделяющей их преграде так близко, как только смогла. Ее и без того багровую от неприкрытой ненависти физиономию искажала злобная торжествующая ухмылка. Пухлые щеки настоятельницы не вмещались в грубое каменное обрамление. Крупный мясистый нос перезрелой сливой придвинулся настолько близко к лицу аббатисы, что она едва подавила неожиданно возникшее желание потянуться вперед и впиться в него зубами.

Надо сохранять спокойствие. Когда отверстие закроют, приток воздуха прекратится и у нее останется… Сколько? Час? Полчаса? Ничего, она еще не сдалась. Главное сейчас выровнять дыхание, замедлить сердцебиение. Жаль, что София пропала. Это значит, что сообщение Фениксу отправить некому. Он, конечно, должен быть где-то поблизости, но знать бы, через какое время вспыльчивому правителю надоест ждать условного сигнала настолько, что он решит действовать самостоятельно? Успеет ли найти ее, замурованную в стену, находящуюся неведомо в какой келье? Да и стену-то скоро занавесят тяжелым толстым гобеленом, заглушающим все звуки. Так, не поддаваться панике…

Напрасно настоятельница брызгала слюной, изрыгая поток оскорблений – матушка Абигайль, пропуская его мимо ушей, наслаждалась каждым мгновением. С каждым бранным словом, с каждой грязной фразой время, отпущенное аббатисе, продлевалось, увеличивая ее шансы на спасение. Умело и хладнокровно огрызаясь, она добилась того, что матушка Анна орала, почти сорвав голос.

Однако всему на свете приходит конец. Выпустив пар, настоятельница напоследок плюнула в лицо не имевшей возможности увернуться матушки Абигайль и наклонилась подобрать последний из камней, чтобы лично перекрыть своей пленнице доступ к воздуху и свету.

Получив возможность на мгновение увидеть, что происходит в глубине комнаты, аббатиса, несмотря на всю свою выдержку, едва не издала торжествующий вопль. Бальда Милосердная услышала ее молитвы. Когда не успевшая ничего заметить матушка Анна собралась окончательно замуровать свою соперницу по недавней перепалке, матушка Абигайль самым сочувственным тоном произнесла:

– Опомнись, безумная! Неужели ты не понимаешь, что кара Феникса за твои преступления и так будет тяжелой?

– Руки коротки и у тебя, и у твоего Феникса! Пусть сперва попробует поймать меня!

– Остановись! Феникс уже здесь. Тебе не удастся сбежать из монастыря. Тебе не удастся даже выйти за порог этой кельи.

– Заткнись, старая карга! Ты блефуешь! Блефуешь!!!

За последний час матушке Абигайль пришлось многое перенести. Но будь ее мучения втрое тяжелее, все искупило выражение лица настоятельницы, услышавшей за своей спиной невозмутимый, с легкой хрипотцой голос:

– Ну почему же блефует?

__________


Несколько воинов из личной гвардии Феникса увели под конвоем понурых монашек-заговорщиц. Ошеломленные, бледные и подавленные, девушки безропотно покинули комнату – в отличие от теперь уже бывшей настоятельницы. Визжащую и брыкающуюся матушку Анну удалось переместить в коридор лишь объединенными усилиями трех оставшихся охранников – так что освобождать из каменного мешка аббатису Фениксу пришлось лично. Впрочем, деловито поплевав на ладони, он справился с задачей куда быстрее своих предшественниц – доказав, что за годы своего правления отнюдь не прохлаждался, протирая штаны на троне.

Тугая пружина в груди, сжатая до предела, исчезла. Не потерявшая достоинства, но разом осунувшаяся и постаревшая матушка Абигайль склонилась перед своим спасителем в глубоком поклоне. Однако железная воля и выдержка, отлучившиеся, было, на минутку, вернулись. Так что к моменту, когда она, выпрямив спину, коротко, но искренне выразила свою благодарность, голос ее звучал твердо.

Дождавшись небрежного кивка в ответ, аббатиса увидела, что Феникс пребывает в превосходном расположении духа. Погрязший в распоряжениях, указах, подписях и прочая, и прочая правитель Южных Земель радовался, как ребенок, неожиданно выпавшей возможности размяться и отвлечься от ежедневной бесконечной рутины.

Матушка Абигайль по-военному сжато доложила обстановку и, после небольшой заминки, осторожно поинтересовалась:

– Могу я спросить?.. Софию, моюпомощницу… Ее нашли?

Феникс недовольно поморщился.

– Вечно ты возишься с этими недоучками. Вот если бы я сегодня не успел, чем бы все закончилось? Сколько лет с тобой спорим – серьезными заданиями должен заниматься серьезный профессионал, сдавший экзамен, так нет же! Хочется заботиться о ком-нибудь – открой еще один приют для калек или, на худой конец, заведи кошку!

Аббатиса, всем своим видом выражая покорность, терпеливо ждала, пока Феникс не сдался и не пробурчал:

– Врач из моего походного лазарета сейчас ее смотрит. Сделает, что сможет, но сразу сказал, что дела плохи. А уж отвезти куда – и трех миль не протянет. Я распорядился, чтобы в монастыре за ней ухаживали, как… В общем, всем им здесь будет лучше, если твоя любимая игрушка пойдет на поправку, но сама понимаешь…

– Конечно. На все воля Бальды Животворящей. Большего я и не желала. – Аббатиса вскинула голову. От ее смиренного тона не осталось и следа. – Однако все же и недоучки – тоже люди. И что такое честь и преданность знают не хуже иных, прошедших испытание. Впрочем, спор действительно старый, да и не ко времени…

– Вот именно. Кстати, не успел я зайти в монастырь, как мне нашептали про какого-то молодчика-лазутчика, которого ты, мало того, что пристроила в качестве прислуги, так еще и привлекла к выполнению своей миссии. Которая задумывалась, как абсолютно секретная. Ничего не хочешь мне рассказать?!

Больше всего матушка Абигайль в этот момент напоминала непослушную провинившуюся школьницу. Впрочем, в глазах ее, как и принято у непослушных школьниц, мелькали озорные огоньки.

– Я рассчитывала упомянуть об этом позже. Признаю, не оценила в свое время всей опасности ситуации здесь. Не успели мы прибыть в монастырь, как я поняла, что просчиталась, захватив с собой только Софию. И тут подвернулся этот юнец. Я подумала, что нестандартная ситуация требует нестандартных мер. Полагаюсь на милость и мудрость Феникса, который по достоинству сможет оценить достигнутые результаты.

Заметив, что слегка перегнула палку, аббатиса торопливо добавила:

– А сейчас, прошу прощения, мне надо успеть вернуться на праздник к концу состязаний – проследить за порядком. Не допусти Бальда Неподкупная, окажется, что монастырские снова победили – позора не оберешься. Люди и так давно шепчутся, что дело нечисто. Вас же, мой Господин, прошу проследовать к пещерам – в Зал Откровения, для встречи с отступницей, что так настойчиво добивалась этой аудиенции.

__________


На подкашивающихся ногах Тайя торопливо спускалась по скользким каменным ступеням. За время путешествия с Конрадом она едва ли не каждый час рисовала себе в воображении эту встречу. И сейчас была готова к ней еще меньше, чем в день своего побега.

Тайя собиралась предстать перед Фениксом спокойной, деловитой, хладнокровной, четко выражающей свои мысли. Сейчас же она была усталой, измученной, одуревшей от череды быстро, словно в калейдоскопе, сменявших друг друга событий.

Долгий изнуряющий забег. Неравная стычка с двумя монахинями, которым ярость и ненависть с лихвой компенсировали отсутствие боевых навыков. Горечь поражения и осознание бесполезности усилий в ту минуту, когда не получилось прийти к финишу первой. Вновь вспыхнувшая надежда после падения в обморок и дисквалификации лгуньи-монашки. Общий вздох разочарования, невольно вырвавшийся у обитательниц монастыря после объявления Алекса о проигрыше. Кольцо угрюмых, недовольных, а иногда и откровенно озлобленных взглядов. Нарастающее напряжение – казалось лишь присутствие посторонних – жителей окрестностей, пришедших на праздник – мешает монахиням наброситься на них с Алексом.

Тайя уже прикидывала, хватит ли у нее сил прорваться с мужем сквозь толпу и сбежать, когда появление матушки Абигайль немного разрядило обстановку. Окончательно остудило горячие головы самых недовольных появление плечистых мужчин в ярко-красных туниках – гвардейцев из личной охраны Феникса.

Аббатиса подчеркнуто официально и высокопарно подтвердила первое за много лет поражение монастыря, после чего спровадила победительницу с глаз долой, объявив, что той следует «без промедления проследовать в Зал Откровения, дабы вознести благодарственную молитву Бальде Величайшей».

Больше всего на свете Тайя хотела бы взять с собой Алекса. Не для того, чтобы он защитил ее от Феникса – правитель Южных Земель шутя справился бы с десятком более опытных бойцов – но чтобы почувствовать себя хоть капельку увереннее.

Однако матушка Абигайль уже начала свою речь, обращенную ко всем, пришедшим на праздник. При этом она, словно невзначай, крепко опиралась на плечо Алекса и Тайя поняла намек. Эту свою проблему ей придется решать самой.

Растерянная, едва понимающая, что происходит, девушка поспешила удалиться.

Аббатиса, покончив с официальной частью, простыми, доходчивыми фразами повела полубеседу-полупроповедь о разоблачении настоятельницы, об алчности, гордыне и прочих пороках, в которых едва не погряз монастырь. О необходимости смирения и очищения. О покаянии.

Но Тайя ее уже не слышала. Несколько минут назад, когда они стояли плечом к плечу в сжимающемся кольце раздосадованных монахинь, ее муж, беспечно не замечая надвигающуюся опасность, хвастался о том, как раскусил хитрость сестры Аннабель. Как по крохотным намекам на бегу успел отгадать средство, которым пользовались монашки-заговорщицы для того, чтобы двигаться так стремительно. Почти против воли Алекс сунул жене в руку еще влажную, раздавленную шишечку какой-то травы и начал, немного задаваясь, объяснять принцип действия снадобья.

Поначалу Тайя еле сдерживала раздражение. Порадоваться победе и покрасоваться можно будет позже, сейчас есть дела поважнее. К тому же знаниями о всяких необычных травках-муравках ее пичкали с самого детства – со времен обучения в школе клана. Тайя терпеть не могла любые предметы, связанные с ботаникой. Не из-за того, что тема была скучной или ненужной, а из-за мисс Кортни. Она была худой и прямой, как палка и до крайности педантична. Она вела все занятия, хоть как-то связанные с тем, что вырастает из земли. Она, по необъяснимой причине с первого взгляда возненавидела Тайю. И эти чувства были взаимны.

Девушка уже раздумывала, как повежливее попросить Алекса помолчать, от нечего делать разглядывая изрядно попорченный зубами сестры Аннабель образец оборотень-травы, когда внезапно вспомнила, где она видела похожую шишечку… И еще одну…

Ошарашенная промелькнувшей догадкой, Тайя тщетно силилась уловить связь между событиями, на первый взгляд разрозненными и незначительными, когда вернувшаяся на праздник аббатиса отправила ее на встречу с Фениксом.

И вот теперь, оставшись одна, спускаясь под землю по узкой неудобной лестнице, поскальзываясь и спотыкаясь на кое-как выбитых в скале ступенях, Тайя пыталась решить, как правильнее поступить.

С одной стороны – заставить своего высокопоставленного собеседника ждать было плохой, очень плохой идеей.

С другой – интуиция даже не нашептывала, а громко орала в ухо, что отмахнуться от внезапно нахлынувших воспоминаний будет большой ошибкой; что совпадениями тут и не пахнет; что жизненно важно успеть все правильно истолковать перед решающей встречей и не наломать дров. Краем глаза Тайя приглядывала по пути какой-нибудь укромный закуток, чтобы остановиться и подумать, как следует, однако ничего подходящего не попадалось.

Однако удача не оставила ее. За несколько шагов до входа в пещеру все части головоломки сложились в единую картину. Решение загадки было неожиданным и горьким, как полынь, но увязывало воедино все факты и давало ответы на все вопросы. Ответы оказались просты. Ужасно и безжалостно просты.

Тайя еще успела сама себе подивиться, как она не поняла всего раньше. Потом покрепче сжала рукоять верного клинка и нырнула в полумрак пещеры.

__________


Распластавшийся в немыслимо неудобной позе на почти отвесной скале Конрад вот уже больше часа висел, уцепившись за крохотные выступы камня лишь кончиками пальцев и носком левой ступни. Очень немногие из живущих на земле были способны на подобный трюк. Но Конрад был одним из этих немногих. Он, как и его лучший друг, Феникс, считал, что серьезные задачи требуют серьезной подготовки, поэтому заблаговременно, больше года назад, не поленился заглянуть в эти места, выбрать подходящее для засады место и расширить едва наметившуюся скальную трещину до отверстия подходящего размера.

Теперь позиция была идеальна. Гранитный выступ скрывал его от посторонних глаз любого существа, не имеющего крыльев, а сквозная трещина давала прекрасный обзор.

Оставаясь незамеченным, он наблюдал, как в пещеру вошел сначала Феникс, потом Тайя.

Ловушка захлопнулась.

Выждав для верности еще немного, Конрад достал из мешочка на шее маленькую зеленую шишечку, закинул ее в рот, как следует разжевал, сплюнул и начал бесшумно спускаться вниз.

Он едва одолел половину спуска, когда из пещеры, пошатываясь, вышла Тайя. На третьем шаге она выронила свой клинок, густо обагренный кровью, но, несмотря на раздавшийся громкий лязг, даже не повернула головы в его сторону. С трудом дохромав до начала каменной лестницы, девушка обернулась лицом ко входу, словно раздумывая, не пойти ли обратно, но лишь без сил опустилась на первую ступеньку и негнущимися пальцами попыталась оторвать от края рубахи полосу ткани. Скорее всего, чтобы промокнуть глубокие резаные раны с обеих сторон лица.

Конрад замер, прижавшись к скале. Он был крайне недоволен собой. Конечно, девчонка никакой опасности не представляла, тем более в своем теперешнем состоянии, но, если бы вместо нее вышел Феникс… Или даже просто гвардеец с арбалетом… А он тут, как на ладони, и о том, чтобы успеть вернуться обратно в укрытие, не может быть и речи.

Что же случилось там, в пещере?

При всей своей вспыльчивости Феникс был не так уж скор на расправу, как порой хотел показать. Он обязательно дал бы Тайе шанс высказаться. За это время девчонка не добралась бы и до половины своей истории. Тогда почему все так быстро закончилось схваткой? И, если уж на то пошло, как эта соплячка вообще умудрилась выйти победителем, да еще за такой срок?

Даже если она напала сразу с порога. Даже с учетом трубки с отравленными шипами в ее арсенале. Даже если Феникс не ждал подобного поворота…

Или он, Конрад, проглядел что-то важное и недооценил свою ученицу? И, коли так, насколько опасна она для него сейчас? И не создает ли только видимость плохого самочувствия?

Он все еще размышлял, в чем подвох и как действовать дальше, когда Тайя с усилием подняла голову. Их взгляды встретились. По хорошему, девчонка должна была, как минимум, удивиться, но она лишь вяло махнула ему рукой, коротко бросив:

– Можешь не прятаться. Все закончилось.

Это безразличие, показное или настоящее еще больше насторожило Конрада. Наспех, немного неуклюже преодолев оставшиеся десятка полтора футов, он спрыгнул на землю и осторожно, боком подобрался к Тайе, словно та была готовой к броску коброй.

– Где Феникс?

– Я разобралась с ним. Забери. – Девушка швырнула к его ногам духовую трубку с шипами. – Они не понадобились. Теперь осталось только одно дело, ведь так?

– Какое?

– Когда ты собираешься меня убить?

Конрад едва не вздрогнул. Отвечая, он постарался придать своему тону максимум правдоподобия.

– Головой что ли приложилась?

Тайя продолжила, словно не слышала его слов.

– Я все эти годы спрашивала тебя, зачем ты подобрал меня, когда я еще пешком под стол ходила? Какой тебе был прок? Спрашивала, а ты все отмалчивался. Неужели ты настолько давно придумал эту комбинацию, чтобы занять место Феникса? Ведь вы же дружили с раннего детства, об этом все говорят. Феникс воспитал себе Чарли, тогда еще совсем зеленого юнца. Но сразу было видно, что возможности этого мальчугана еще много лет будут недосягаемы для остальных. Однако Чарли тебе никогда не удалось бы переманить, он безусловно предан своему учителю и тебе понадобился кто-то подобный. Скажи, ты с самого начала хотел использовать меня, как ловушку для Феникса или сперва хотел посмотреть – не выйдет ли у тебя боец, способный превзойти всех?

За время горячей тирады Тайи Конрад так и не сумел принять окончательного решения. Девчонке, разумеется, надо заткнуть рот, тем более, что он за этим сюда и пришел. Сперва стравить в укромном месте без свидетелей Феникса и свою нерадивую ученицу. Потом добить выжившего – разумеется, это была бы не Тайя. Свалить все на соплячку, мол, она ненавидела правителя Южных Земель, чуть не ранила тогда при всех, на выпуске школы, добилась встречи – слово за слово – перепалка, Феникс убит каким-нибудь запрещенных приемом. Скажем, теми же шипами с ядом. Тут появляется он, Конрад, карает на месте убийцу своего друга детства, а дальше дело техники. Чарли далеко и, пока он вернется, все концы можно спрятать так, что всю жизнь копай – не докопаешься. Да и не стремился никогда Чарли на самый верх – ему вольную жизнь подавай. Конрад при таком раскладе самый подходящий кандидат на освободившееся место и по уровню мастерства, и по опыту.

К бою со старым другом, даже не отравленным и не ослабевшим, Конрад был готов. Зря он, что ли, все это время тайно и явно тренировался – в отличие от Феникса, который за многочисленными делами не всегда успевал поддерживать себя в форме. Плюс эффект неожиданности при нападении сзади. Плюс Конрад, как всегда, пожевал оборотень-траву.

Однако каким-то образом выжил не Феникс, а Тайя. С одной стороны, с девчонкой справиться куда проще, да и врать, при изложении своей версии событий, почти не придется. С другой… что-то здесь нечисто. Не столь важно, откуда она все узнала, поделиться своими знаниями ей не успеть. Или уже успела? Надо бы выяснить как-нибудь поделикатнее. А то начнешь угрожать – соврет и не проверишь. К тому же поверженный Феникс… Что за козырь в рукаве скрывала его ученица? И был ли он один, этот козырь? Как бы не напортачить от нетерпения в самом конце. После стольких лет подготовки это будет, мягко говоря, крайне досадно. Надо потянуть время. Пусть себе болтает, несколько минут подумать время еще есть.

Не замечая душевных терзаний своего учителя, Тайя в запале гневно продолжала:

– Для этого ты всю мою жизнь тянул и подталкивал меня к краю человеческих возможностей? Я оказалась…

– Размазней.

– … не таким монстром, на которого ты рассчитывал. Но если бы я достигла этого самого края? Потянул бы меня дальше, в пропасть? Как шагнул туда сам?

– Ты о чем?

Тайя криво усмехнулась в ответ.

– Знаешь, на одном из занятий старая Гретхен рассказывала нам, что, если человек раз за разом, год за годом, регулярно выполняет одинаковые действия, то настолько их отрабатывает, что, даже не задумываясь, добивается идеального повторения.

– Не понимаю.

– Смотри, что я нашла сегодня у монашки, которая собиралась пробежать быстрее всех.

– Оборотень-трава. И что?

– Не торопись. Ты сам учил меня обращать внимание на мелочи и запоминать детали. Рассмотри ее, как следует. Сестра Аннабель торопилась, была сбита с толку и разжевала эту шишечку сильнее, чем нужно. Если глупой монашке доведется выжить, она никогда больше не совершит подобной ошибки. Но речь о мелочах и деталях. Похожую шишечку я нашла в трюме корабля, на котором мы плыли сюда. Нашла, когда помогала оставшейся команде драить палубу и убирать, скажем так, последствия нашей схватки с людьми капитана Хаксли. В отличие от этой, пережеванной почти в кашу, та была аккуратно надкушена дважды, крест-накрест. След от зубов был весьма характерный, поверь мне.

Если бы до этого в намерения Конрада не входило убивать Тайю, то сейчас она подписала себе смертный приговор. Речь уже не шла о том, будет он следующим Фениксом или нет. Лишь только станет известно, что Конрад хоть раз полагался не на свои способности грандмастера, а на запрещенное средство, он тут же лишится своего звания и положения, став презираемым изгоем до конца жизни. Как можно более небрежно он отмахнулся:

– Повторяю, что с того? Кто-то из корабельных крыс решил взбодриться перед боем.

– Сначала я тоже так решила. Та шишечка что-то мне смутно напомнила, но в тот момент я не смогла понять, что именно, и выбросила из головы. Однако сегодня, после того, как я взяла в руки вот эту, выпавшую изо рта сестры Аннабель, меня озарило. Когда мы ждали на берегу Ржавого Джонни и капитана Хаксли ты что-то жевал прямо перед встречей, с ними, но предусмотрительно выплюнул улику в костер. А той ночью, перед выпуском из школы, когда Джейк… когда его…

Тайя пару раз сглотнула и смогла продолжить почти ровным тоном.

– Пока я сидела в зарослях кустарника перед домом Джейка, размышляя над своим проклятым испытанием и решая, как поступить дальше, вышла луна. Она залила ярким светом всю площадку перед входной дверью. Я вышла из своего убежища и уже собиралась постучать, когда увидела валявшуюся неподалеку от порога маленькую, аккуратно надкушенную крест-накрест шишечку. Я подняла ее с земли, хорошенько ее рассмотрела, но не догадалась, что это может значить, и выбросила. Чудо, что я ее вообще заметила до того, как зашла в дом – потом мне стало не до деталей, и я почти забыла о ней. А это был ты. Все время был ты. Когда стало ясно, что вторым Чарли мне не стать, ты решил действовать по запасному плану. Подменил мое выпускное задание и убил Джейка просто для того, чтобы я пришла к нему домой, слетела с катушек, прилюдно обвинила во всем Феникса и наломала дров. Даже своим успешным бегством я не нарушила, а лишь отсрочила финальную стадию твоего плана, сделав ее еще более правдоподобной. Ты думал, что, едва увидевшись, мы с твоим лучшим другом вцепимся друг другу в глотки – и лицемерно обещал мне полную поддержку. Не знаю, как ты все произошедшее объяснишь остальным, но не сомневаюсь, что это прекрасная героическая история с тобой в главной роли. Феникс остыть бы не успел, а ты бы уже занял освободившееся место…

Тайя больше не могла справиться с переполнявшими ее эмоциями. Ярость душила ее, мешая говорить.

– Я же тебя считала своим от… А ты все это время… Как ты мог?..

Притворяться дальше не имело смысла и Конрад отбросил притворное безразличие.

– Как, как… Раз плюнуть, как оказалось. И – да, у меня есть прекрасное объяснение всему. А у тебя что? Воспоминания, впечатления, эмоции. Тьфу! Твоим домыслам без доказательств никто не поверит. И кстати, раз уж зашел разговор, ты ведь ни с кем не успела поделиться своими… озарениями?

– Ты прав, не успела, однако за доказательствами дело не станет. Если ты по привычке подстраховался даже в такой малости, как убийство беззащитного юноши, значит давно уже пользуешься оборотень-травой и без нее ни на что не способен. Сегодня, останься в живых не я, а Феникс, тебе пришлось бы добивать его, а это гораздо более трудная задача. Я обшарю здесь каждый камешек, но рано или поздно найду крестообразно надкушенную шишечку Herba Werewolf. И тогда ты ответишь за все!

– Не успеешь, тварь!

– Стоять!!!

В прозвучавшем за спиной окрике было столько силы и уверенности, что приготовившийся нанести удар Конрад застыл, как вкопанный. Потом медленно обернулся на голос. В проходе пещеры в окружении десятка монахинь стояла матушка Абигайль. Глаза ее метали молнии. Сложив руки на груди, она требовательно и властно спросила:

– Что здесь происходит? Кто из вас убил Феникса?

Сказать, что лишние свидетели появились не вовремя, означало не сказать ничего. Конрад из последних сил старался сохранить ясность мышления и быстро придумать, как действовать дальше, пока ситуация окончательно не вышла из-под контроля. Как могли откровения и разоблачения Тайи отвлечь его настолько, что целая толпа этих глупых куриц подобралась незаметно? Будь аббатиса одна, еще полбеды – одним телом больше, одним меньше, мало ли кто случайно проходил мимо. Но что делать с такой оравой? Тоже убить? Технически это нетрудно, но тщательно подготовленная история не предусматривала объяснения большого количества посторонних – ни живых, ни мертвых. Начни импровизировать на ходу – запутаешься в деталях, а такого допустить нельзя.

Тем временем матушка Абигайль продолжала наседать:

– Что молчите? В чем причина вашей ссоры? Один хотел помешать другому? Или вы были заодно, да что-то не поделили? Что именно?

Выбитый из колеи Конрад предпочел бы отмалчиваться и дальше, но Тайя словно этого и ждала.

– Феникса убила я. По его наущению. – Девушка кивнула в сторону грандмастера.

Лицо Конрада пошло крупными пятнами, и ответ прозвучал громче необходимого:

– Она лжет!!

– Одно слово против другого… – Аббатиса ненадолго задумалась. – По идее вас обоих стоило бы немедленно отвести к гвардейцам, но они сперва действуют, потом думают. Если станет известно, что Феникс, которого охранники обязаны беречь, как зеницу ока, мертв, солдатня не станет разбирать, кто прав, кто виноват. За свою поруганную честь они в один миг голыми руками разберут вас на косточки, и потом концов не найдешь. С другой стороны, на территории монастыря свои законы. Решать, судить ли вас собственным судом или передать светским властям должна была бы настоятельница. Но матушка Анна отстранена, назначить ей замену не успели, а я здесь на правах гостьи и не могу распоряжаться по своему усмотрению… – Матушка Абигайль еще немного помолчала. – Вот как мы поступим. Обратимся к Той, что ведомы все пути и все ответы. К Той, что может во всем разобраться и чей авторитет непререкаем. Вы оба пойдете в Зал Откровения, и сама Бальда Справедливая рассудит вас. Мне не нужно объяснять, что отказ равносилен признанию вины? Отлично. Следуйте за мной.

С этими словами аббатиса, не оглянувшись, последовала вместе с молчаливыми монахинями вглубь пещеры.

__________


Идти оказалось недалеко. Довольно тесный проход после нескольких боковых ответвлений расширялся до бескрайнего пространства. Света факелов, висевших на высоте человеческого роста, хватало лишь на то, чтобы осветить уходящие в бесконечность стены. Но расположенная в центре зала огромная статуя Бальды Великой была отлично видна. Сквозь четыре узких окошка, прорубленных сквозь толщу камня на высоте, казавшейся с каменного пола пещеры невообразимой, лился дневной свет, эффектно подчеркивающий фигуру зрелой, уверенной в себе женщины. Лицо статуи было обращено вниз, она строго и требовательно глядела на стоящего у ее ног человека. Против воли Конрад залюбовался величественным изваянием. Потом, когда восторг и удивление пошли на убыль, наметанный глаз грандмастера начал подмечать и другие детали обстановки.

Прямо перед богиней высился невысокий постамент, обрамленный с двух сторон медными, до блеска начищенными поручнями. Справа от постамента в полу была выбита просторная круглая купель для омовения рук. Удобная, но без излишеств и каких-либо украшений. На дне купели бил родничок. Чистая холодная вода, переливаясь через край каменной чаши, стекала в узкий желоб, огибала колоссальную статую и текла куда-то за спину Бальды Высочайшей во тьму, вглубь пещеры.

Однако где же главное: распростертое тело в неизменном ярко-красном плаще? На немой вопрос Конрада Тайя коротко прошептала:

– Не здесь. Почти на самом входе. Первый поворот налево.

Она хотела добавить еще что-то, но аббатиса перебила ее вопросом, кто предстанет перед ликом Бальды Карающей первым.

Грандмастер колебался. Не хотелось бы давать девчонке лишнюю возможность высказаться. Хотя… главный свой козырь она уже выложила, остальные обвинения, если они последуют, померкнут перед убийством Феникса. И Тайя будет выглядеть мелочной склочницей. По крайней мере, уж он постарается вывалить на нее ушат грязи побольше. А это возможно в случае, если последнее слово будет за ним. Так пусть себе идет первой. Как говорят в народе, хоть и по другому поводу: «Неважно, где ты начнешь – важно, где ты закончишь!»

С преувеличенной вежливостью Конрад сделал приглашающий жест рукой:

– Уступаю даме.

Тайя кивнула и пошатываясь, вышла вперед. Следуя указаниям матушки Абигайль, она омыла руки в купели, в который раз стерла кровь, текущую по лицу, и взобралась на постамент, вцепившись в поручни. Даже в неверном свете факелов было заметно, что с каждым мгновением девушке становится все хуже. Тайя едва держалась на ногах, силы оставляли ее. Но голос, когда она начала говорить, звучал твердо и уверенно.

– Перед лицом Бальды Неподкупной я сознаюсь в убийстве Феникса. Я сделала это намеренно, находясь в здравом рассудке. Я совершила преступление, подчиняясь прямому приказу своего учителя, грандмастера Южных Земель, Конрада Стенфорда третьего, герцога Анбалурского. Он оказывал мне помощь в подготовке и осуществлении убийства, после чего намеревался избавиться от меня, чтобы сохранить в тайне свое участие и стать следующим Фениксом. Я готова понести наказание, но требую рассудить, кто более виноват – нож, отнявший жизнь, или рука, что им управляла? Если хоть одно мое слово – клевета, да падет на меня гнев Бальды Справедливой!

Казалось, замерло само время. Но, после нескольких секунд напряженной, звенящей тишины стало очевидно, что реакции богини не последует.

Аббатиса подала знак грандмастеру занять место Тайи. Тот не спеша, с подчеркнутым спокойствием, совершил омовение, взошел на постамент и громогласно заявил:

– Это ложь!

Эхо гулко раскатилось по подземному залу. Голова наконец-то прояснилась, мысли обрели четкость. План речи, которая уничтожит дерзкую девчонку, возник, словно бы сам собой.





Конрад вдохнул поглубже, шагнул на самый край постамента, поближе к изваянию Бальды Великой и руками, с которых еще капала вода, крепко ухватился за поручни.

__________


Юная сестра Амалия, дежурившая сегодня, предупредила, что пациентка спит, поэтому аббатиса зашла в палату на цыпочках и осторожно уселась на свободную койку. Раны на щеках Тайи, благодаря усилиям и умелым рукам личного врача Феникса, полностью затянулись. Шрамы, конечно, останутся навсегда, но тонкие бледные полоски не смогли испортить красоту лица, придавая ему даже своеобразный шарм. Матушка Абигайль улыбнулась невольному каламбуру и позволила себе немного передохнуть, любуясь видом спящей девушки. Сердце слегка кольнуло – не от зависти к молодости, а от мысли, что, повернись судьба аббатисы иначе много лет назад, сейчас у нее была бы внучка такого же возраста.

Словно почувствовав на себе пристальный взгляд, Тайя проснулась.

– Сколько я спала?

– Долго. Гораздо дольше обычного. Но кризис давно миновал, а тебе следовало хорошенько отдохнуть, так что все в порядке.

Твой лечащий врач настоятельно рекомендовал, и я его полностью поддерживаю, поменьше волноваться и ни под каким видом не встревать больше ни в какие приключения. Как ты вообще отважилась влезть во всю эту кашу в такой неподходящий момент?

– Я узнала только накануне, да и выбора все равно не было. Конрад не дал бы мне жить спокойно. Поэтому я решила разобраться с проблемой сейчас, чтобы… обойтись без приключений, когда придет пора. Как вы думаете, это ведь не должно повредить…

– Я же говорю, все будет хорошо. Пей побольше воды и постарайся не вставать еще пару дней.

– Спасибо вам за все, матушка!

– Не за что. Это самое меньшее, что я могла сделать для той, кто помог уберечь монастырь Бальды Милостивой от позора, а Феникса от покушения. Кстати о награде. Благодаря усилиям матушки Анны от призового фонда не осталось ничего существенного, однако монастырь может расплатиться не только деньгами. Победитель имеет право выбрать себе, скажем, несколько мешков зерна, корову, мула, а также любое другое движимое или недвижимое имущество, принадлежащее монастырю и не превышающее суммы положенной награды.

– Движимое! – моментально сориентировалась Тайя. – В самом скором времени мне понадобится прислуга. Я тут приглядела у вас одного работника – того, кому приказали встретить меня перед состязанием. Он, вроде бы, выглядел довольно смышленым. Моего выигрыша хватит на оплату этого приобретения?

Лицо аббатисы оставалось непроницаемым, но искорки в глазах выдавали ее.

– С лихвой. На оставшееся можешь взять еще двоих-троих.

– Мне нужен только он один.

– Может быть, возьмешь что-нибудь еще? Ты не продешевила?

– Если что, отработает и этот, – беспечно отмахнулась девушка.

– Как скажешь. Я подготовлю необходимые бумаги. Но не могу же я после всего произошедшего отпустить тебя с пустыми руками. – Матушка Абигайль извлекла из рукава сутаны небольшой листок пергамента. – Вот, возьми этот рецепт. Одна оступившаяся женщина получила годом исправительных работ меньше, чем заслуживала за свои пакости, только потому, что однажды ее посетило вдохновение, и она придумала самые совершенные булочки по эту сторону океана. Однако остерегайся делать их слишком часто – остановиться невозможно. Будешь готовить и… Словом, это – на память.

Глаза Тайи предательски увлажнились.

– Мы ведь больше не увидимся?

– Когда станешь чуть старше, поймешь, что это самый замечательный финал для твоего маленького приключения.

Аббатиса немного помолчала, потом все же не утерпела:

– Когда ты ему скажешь?

– Думаю, он сам поймет. В свое время.

– Уверена? Мужчины обычно не слишком сообразительны… Впрочем, это не мое дело. Выздоравливай и будь счастлива!

__________


Солнце едва выглянуло из-за горизонта, когда Алекс вывел за ворота двух жеребцов, нагруженных основательным запасом провизии. До ближайшей гавани, конечно, ехать и ехать, но сердобольные монашки поделились «на дорожку» таким количеством еды, что пару тюков пришлось оставить, иначе кони не вынесли бы седоков. Юноша ни на секунду не усомнился, что рано или поздно выдалась бы та или иная оказия и заключению в монастыре пришел бы конец. Но даже в самых смелых мечтах он ведать не ведал, что это случится так скоро. И подозревал, что без помощи матушки Абигайль, как бы та ни грозилась оставаться беспристрастной, не обошлось.

Алекс с наслаждением сделал глубокий вдох – такой, что заныли ребра. Даже воздух по эту сторону ограды был более свежим, вкусным и пьянящим. Воздух свободы.

Все закончилось. С минуты на минуту из ворот монастыря выйдет Тайя.

И они поедут домой.

Вместе с застоявшимися на месте конями озябший от рассветной сырости Алекс притопывал ногами – немного для того, чтобы согреться, но более всего от желания отправиться в путь. Однако, как бы ни рвалась его душа как можно скорее оказаться за тысячи миль отсюда, кое-что нужно будет закончить здесь и сейчас.

Долгожданный момент настал. Тяжелые створки, ржаво заскрипев, выпустили на волю самую прекрасную девушку на свете. Алекс крепко обнял жену, а после, продолжая держаться за руки, они вместе направились к бьющим копытами жеребцам.

Тайя улыбнулась:

– Снова пара коней, мы с тобой и дальняя дорога. Все, как в старые добрые времена.

Девушка уже собиралась вскочить в седло, когда Алекс потянул ее обратно.

– Погоди.

– Что еще? Поехали скорее!

– Сперва ты мне все расскажешь.

– О чем?

– О вашем разговоре с Фениксом, о твоих шрамах, о том, куда исчез Конрад – обо всем и до конца.

– Да брось, по дороге будет уйма времени. Или на корабле.

– Вот-вот. Или дома. Или никогда.

– Не понимаю, к чему ты клонишь.

– К тому, что однажды ты уже решила не беспокоить меня своими проблемами. В результате мы с тобой оказались здесь. Я не собираюсь терять тебя еще раз, так что больше никаких недомолвок.

– Послушай, на этот раз все закончилось. Совсем. Никаких «моих проблем» не осталось и, честно говоря, я хочу как можно скорее это забыть и никогда не вспоминать.

Тайя попыталась высвободить руку, но Алекс продолжал удерживать ее.

– Теперь послушай ты. Хочешь все забыть? Отлично! Давай разберемся с этим сейчас – и больше ни разу слова от меня не услышишь! Хотела ты или нет, но я тоже тоже оказался втянут в эту историю. Мне пришлось искать тебя по всему свету, пересечь океан, стать прислугой в монастыре и много чего еще. Неужели я не заслуживаю узнать, чем закончилось наше путешествие? Учти, я с места не сдвинусь, пока не узнаю всю правду целиком, а не те ее части, которые ты намерена мне сообщить. Может быть. Когда-нибудь.

В подтверждение своих слов, Алекс отпустил жену и демонстративно улегся прямо на голой земле, положив руки под голову. Увидев, что он настроен серьезно, Тайя сдалась.

– Хорошо. Будь по-твоему. Спрашивай, что хочешь, ничего не утаю. Только ради Бальды Великой, вставай на ноги! Мне не улыбается лечить тебя от простуды холодными ночами в дороге, когда из всех лекарств под рукой, как в песне поется – лишь васильки да ромашки.

– Ладно. – Алекс поднялся, отряхивая одежду от прилипших листьев и травинок. – Тогда начнем с самого начала. Кто такой Фидель?

– Точно этого не знает никто. Даже аббатиса с Фениксом. Фидель играет сам за себя. Иногда его интересы совпадают с интересами других, иногда нет. Большая удача, что ты смог найти его и получить помощь – этим могут похвастаться немногие. В мой последний визит, когда мы с тобой оказались в Лорнии, он обмолвился, что матушка Абигайль как-то раз очень выручила его. Так что, скорее всего, ваша встреча не была такой уж случайной. Отправив ей на помощь тебя, Фидель закрыл свой долг. И не спрашивай меня, как он умудрился узнать о ее проблемах, причем еще не наступивших, на другом краю земли. Скорее всего, просто правильно все рассчитал. Я никогда не встречала людей равных ему по уму и знанию человеческой природы. Иногда мне кажется, что Фиделю. известно обо всем, что происходит в мире.

– Но… для чего ему это?

Насколько я знаю, он всю свою жизнь покупает и продает. Товаром может быть все – от зерна и бриллиантов до секретов какого-нибудь королевского двора. Подозреваю, что большая часть посетителей, входящих в его очередную неприметную лавчонку составляют огромную сеть шпионов, осведомителей и людей, желающих купить или продать информацию. И что многие правители отдали бы правую руку за то, чтобы владеть хотя бы малой толикой такой сети.. Это все, что мне известно. Честно.

– Хорошо, а твои перешептывания с абатисой? Не успел я привести тебя в монастырь, как вы начали секретничать, выставив меня за дверь, словно мальчишку!

Тайя примирительно улыбнулась:

– Не обижайся! На том этапе знать как можно меньше было бы безопаснее для тебя. К тому же мне предстояло сыграть роль подсадной утки, а ты бы обязательно кинулся меня выручать, испортил всю комбинацию. Видишь ли, матушка Абигайль давно считала, что грандмастер Конрад спит и видит себя правителем Южных Земель. И не остановится ни перед чем, чтобы сны стали явью. Однако серьезных доказательств у нее не было. А теперешний Феникс терпеть не может наушничества и доносов, безжалостно карая тех любителей посплетничать, чьи наветы не подтвердились. Тем более что, в данном случае, дело коснулось бы его друга детства. Поэтому аббатиса не торопилась ни с кем делиться своими подозрениями. Больше года назад она наблюдала за сомнительными делишками матушки Анны и поняла, что рано или поздно ей придется ехать в эту глушь, пока болезнь не зашла слишком далеко и души основной массы монахинь не разъела жажда наживы. Тогда же матушка Абигайль под большим секретом поделилась с Конрадом сведениями, которые должны были его заинтересовать. А именно, что она собирается поехать в дальний монастырь – проводить расследование. Что вынуждена будет, дабы не спугнуть главную подозреваемую, обойтись без обычного эскорта, создавая впечатление безобидной и беззащитной пожилой женщины. Наконец, самое главное – на последнем этапе ей понадобится позвать Феникса – и для поддержки, если ситуация выйдет из-под контроля, и для того, чтобы тот на месте лично убедился в серьезности обвинений.

– Умно. Если бы этот твой Конрад ничего не замышлял, он пропустил бы все сказанное мимо ушей. А так получилась ловушка для грандмастера внутри ловушки для настоятельницы. Узнаю стиль аббатисы.

– Так и есть. Как только я прибыла в монастырь, я рассказала все, что знала, матушке Абигайль. Она разработала план действий и посвятила в него Феникса, взяв клятвенное обещание сдерживать эмоции и действовать строго по инструкции. С Конрадом надо было действовать максимально осторожно. Грандмастер не зря носил свое звание, мало кто на свете рискнул бы бросить ему вызов в открытом бою. А уж если бы он заподозрил, что задуманное им находится под угрозой срыва, да еще и находясь под воздействием оборотень-травы… Кто знает, сколько бед он натворил бы, пока его удалось бы обезвредить. Поэтому нам с аббатисой пришлось изобразить смерть Феникса, чтобы заманить Конрада в ловушку. В Зале Откровения, перед статуей Бальды Величайшей, есть постамент. Конраду пришлось стать на него. Матушка Абигайль объясняла мне подробно, но, уж извини, я не особо сильна в разных механизмах и приспособлениях. Помню только, что внутри изваяние как-то хитро устроено наподобие… Как же она говорила?.. То ли лейденской бутылки, то ли клейнской банки – точно не скажу. С поверхности в самую макушку богини входит длинный железный шест. Снизу, находясь у подножия статуи, его не разглядеть – мешает прическа. Смысл в том, то шест каким-то образом улавливает молнии и передает богине их силу. А потом человека, на которого должен пасть гнев Бальды Карающей, просят стать на постамент. Площадка там узкая, стоять довольно неудобно и, рано или поздно, тянет взяться за медные поручни. Да! И еще! Аббатиса объясняла, что для правильного срабатывания ловушки крайне важно, чтобы руки человека были как можно более мокрыми. Для этого и проходят обряд омовения.

– Как кстати рядом оказался родник.

– Самое смешное, что родник тоже ненастоящий. Монашки заранее заполняют специальную емкость в одном из боковых ответвлений пещеры, и после этого примерно час из купели потихоньку сочится вода.

– Погоди, но ты говорила, что первая встала перед богиней. Или ты, зная, в чем подвох, не бралась за поручни?

– Почему? Бралась – надо же было усыпить бдительность Конрада. Там не все так примитивно устроено. Процессом можно управлять. Матушка встала в строго определенном месте, возле маленькой каменной плиты в полу, дождалась нужного момента и нажала на нее ногой. Тогда все и произошло. Не хочу вдаваться в подробности. Конрад, конечно, заслужил свое наказание, но… Скажем так, то, что от него осталось, закопали у дальнего края монастырского кладбища, за оградой. Без надгробия и почестей – как хоронят всех, кто покушался на власть Феникса.

– А твои раны? Я думал, что-то пошло не по плану или ты проговорилась и Конрад тебя…

– Нет, не Конрад.

– … искалечил? Не он? А кто тогда?

– Феникс.

– Феникс?! Да что же…

– Погоди, из-за этого ты теперь считаешь меня калекой? Я в твоих глазах уродина?

– Тайя…

– И ты меня больше не…

Девушка осеклась. Потом пару раз энергично сглотнула и, почти ровным тоном, уточнила:

– Спрошу по-другому. Моя внешность стала проблемой?

– Что ты, глупышка! – Алекс стиснул жену в объятиях. – Просто трудно не заметить, что твою любимую иска… прости, неудачное слово. Ранили!

Быстро, чтобы загладить свой промах, Алекс переспросил:

– Но я все равно ничего не понял. Ведь вы же действовали заодно!

– Мы и действовали заодно.

– Тогда почему он… сделал это с тобой?

– После того, как мы с Фениксом скрылись в пещере, нужно было для большего правдоподобия изобразить, что у нас была стычка. Так что он попросил мой клинок и на скорую руку провел обряд изгнания отступника из клана – с поражением в правах, лишением имущества и все такое прочее. Если ты не успеваешь за ходом моей мысли, то отступник – это я.

– А это? – Алекс протянул руку, но не решился дотронуться до свежего рубца на щеке жены.

– Это – обязательная часть обряда. Чтобы людям издалека было видно, с кем они имеют дело. У нас изгоев не жалуют, знаешь ли. А разве на твоей родине по-другому? Эй, ты меня вообще слушаешь? Вид у тебя какой-то ошарашенный.

– А? Чего? – Алекс с трудом отвлекся от своих мыслей. – Да, у нас примерно также. Не точь в точь, но похоже. Просто… не могу прийти в себя от того, что ты так спокойно об этом говоришь.

– Так ты что, ничего не понял? Я свободна! За свое преступление я понесла положенное наказание и теперь никому ничего не должна! Никто больше не будет меня преследовать. Мы можем спокойно вернуться домой и жить своей жизнью, ни от кого не скрываясь. Феникс, карающий людей смертью за меньшие проступки, можно сказать слегка пожурил меня и отпустил на все четыре стороны.

– О чем ты?

– Ты, видимо, забыл. Или пропустил мимо ушей в прошлый раз. Так вот, обрати внимание хотя бы сейчас. Я. Прилюдно. Совершила покушение. На жизнь Феникса. Это очень серьезное преступление. Хочешь примеров? Далеко ходить не надо – чем это закончилось для Конрада, я только что рассказала. А для меня все сложилось удачнее некуда. Шрамы – ерунда. За возможность обезвредить своего бывшего наставника я пожертвовала бы и большим. Все мое имущество – это клинок, который сломал Феникс после проведения обряда. Любое лезвие считается оскверненным, раз соприкасалось с кровью отступника, и должно быть уничтожено. А что касается изгнания… – В глазах Тайи мелькнули знакомые озорные огоньки. – Скажи мне, милый, мы что, планировали переезжать жить сюда?

– Но разве тебе самой не…

– Нет! Ни капельки. Я тебе так скажу – даже если бы я переживала бы по поводу своего нового лица, видеть его, кроме тех редких случаев, когда я гляжу в зеркало, мне не придется. Понимаешь? Не мне, а тебе суждено смотреть на него постоянно. И если тебе действительно все равно…

– Я уже говорил об этом и еще повторю.

– Тогда подумай хорошенько и ответь, что лучше: подобная мелочь или чтобы я, например, лет на пятнадцать застряла здесь в какой-нибудь каменоломне, на исправительных работах?

– Нет, конечно! Просто я беспокоюсь за тебя. Путь домой долгий, а у тебя совсем не осталось сил.

– О чем ты? Я отлежалась, как следует, в лазарете.

– Судя по твоему состоянию – недостаточно. Даже если не считать… последствий обряда с Фениксом. Один забег на состязаниях чего стоил, да еще и с монашками пришлось подраться. А до этого ты отбила меня у бандитов в лесу – и это несмотря на то, что тебе пришлось изрядно поголодать в пути.

– Когда это?

– Когда ты добиралась с побережья до монастыря. Неужели Конрад, пока ты была ему еще нужна, не мог снабдить тебя припасами на дорогу?

– Почему ты так решил? – Тайя непонимающе уставилась на своего мужа. – Я тебе, вроде, ничего подобного не говорила.

Алекс снисходительно улыбнулся.

– Чистая логика. Я сам догадался – все ведь сходится. Мне рассказывали, что люди, которые очень долго не могли нормально питаться,некоторое время едят как можно больше, про запас, даже после того, как давным-давно наелись. Пока ты залечивала раны, я каждый день справлялся у монашек из лазарета, как ты себя чувствуешь. Они меня успокаивали, что у тебя отменный аппетит, что ты сметаешь с тарелки все, что ни положат, а потом просишь добавки. Но я же помню, ты всегда питалась, как птичка, крохотными порциями. А теперь ты, как и люди, пережившие голодовку, ешь гораздо больше, чем нужно. Ешь столько, что тебя регулярно, как я слышал от сестры Алины, тошнит ночью и по утрам. Само собой из-за этого ты потом долго не можешь заснуть, в результате не высыпаешься и поэтому такая бледная. Вон, какие круги под глазами. Ты чего смеешься? Разве я где-то ошибся?

Тайя хохотала, пока слезы не потекли по щекам. С трудом отдышавшись, она обняла Алекса, потом шутливо щелкнула его по носу.

– Нет, логик ты мой чистый, все верно. Могу добавить еще одно звено в цепочку твоих рассуждений. В результате обильного и неразборчивого питания вскоре мне предстоит слегка поправиться. Могу поспорить, что так и будет. А теперь поехали поскорее, к нашему возвращению мне нужно успеть подготовить тебе небольшой сюрприз.

Озадаченному Алексу показалось, что краем глаза он успел заметить пролетевшую мимо тень – полупрозрачную девочку-подростка в полувоенном френче с золотыми пуговицами. Он повертел головой, пару раз мигнул и наваждение исчезло.

Впереди лежал долгий путь домой…


Сентябрь 2013 – декабрь 2017

Примечания

1

Аист – орудие пытки. Приспособление, фиксирующее человека в неудобной позе, длительное пребывание в которой приводит к сильнейшим болезненным спазмам. – Прим. автора.

(обратно)

2

Рогатка – орудие пытки. Ошейник с длинными шипами, не дающий человеку заснуть. – Прим. автора.

(обратно)

3

Казнь, при которой приговоренного, зачастую связанного, сталкивали в море, заставляя пройти по доске, переброшенной через борт – Прим. автора.

(обратно)

4

Invictus (лат.) – непобежденные. – Прим. автора.

(обратно)

Оглавление

  • От автора
  • Недо… Рассказы
  •   Купальщица
  •   На блюдечке
  •   Жили-были…
  •   Переправа
  •   Сокровище
  •   Радиус молитвы
  •   Экстрасенс
  •   Радость полета
  •   Лилия
  •   Ангел
  • Ради карнавала
  •   Часть первая. Алекс
  •   Часть вторая. Тайя
  • *** Примечания ***