Всё равно мы люди (СИ) [Игорь Валерьевич Осипов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Игорь Осипов Всё равно мы люди

— Всем кто слышит, терпим бедствие, терпим бедствие. Всем кто слышит, SOS. Всем кто слышит, помогите…

* * *
Я смотрел на станцию. Восемь бетонных куполов, освещались красно-оранжевым светом звезды-гиганта, отчего они из серых становились яркими, красочными. Жизнь светила приближалась к переломному шагу, когда оболочка вот-вот слетит в ослепительной и всеразрушающей вспышке, обнажив ядро. То, в свою очередь, сожмётся, став другой звездой, нейтронной.

Но это не сейчас. До реинкарнации этому светилу оставалось несколько десятков тысяч лет. Крохотный по меркам вселенной срок, и достаточно большой, чтобы люди смогли воспользоваться ресурсами обречённой на гибель планеты. Какой-то шутник дал ей имя Малифисента. Впрочем, планет найдено много, и было принято решение, что названия будут даваться только тем, на которые ступала нога человека. В мифологии имён уже не хватало, потому сейчас в своём вечном беге по орбитам вокруг светил кружились Золушка и Белоснежка, Гуффи и Скрудж, Том со спутником Джерри или, к примеру, целая система, полная рыцарей круглого стола.

Земля погибла. Учёные прохлопали ушами, не заметив приближения чёрной дыры. Рассчитывали, что планету выкинет гравитацией подальше в глубины космоса, но и тут просчитались. Колыбель человечества разорвало чудовищными приливными силами на несколько кусков. Погибло двадцать миллиардов человек. Но остальным тридцати всё же удалось спастись.

Человечество вскипело в короткой, ожесточённой войне за остатки ресурсов Солнечной системы, череде революций обречённых государств и общин, но выжило, вырвавшись в дальний космос. Ближайшие к Солнцу системы освоили, проделав к ним долгий путь во чревах гигантских транспортников, шедших через пустоту целыми караванами.

Война не кончилась и там. Золотое правило колониального мира: тот, кто раньше начнёт осваивать новое место, получит фору в экономическом развитии. На слуху были масштабная битва за Альфу Центавра и гонка за Темницей, планетой-гигантом, не привязанной к какой-либо звезде, и имеющей сто шесть спутников. Мир был потом.

Я смотрел на станцию. Туда-сюда сновали роботы-погрузчики и служебные механизмы. Громадные карьерные самосвалы тащили тонны руды, которую автоматический завод расщепит на ионы, отсортирует и сконденсирует по категориям в сверхчистые материалы. Сто тридцать человек обслуживало это богатое месторождение золота, платины и иридия, ценнейших промышленных металлов. Раз в три месяца приходил сухогруз, забирая добычу и оставляя припасы. В прошлый раз притащил ещё и новичков.

По внутренней связи непрерывно шли голоса открытого аудиочата.

— Триста семнадцатый разгрузился, реци́клю…

— Семён, замени силика́тные ёмки. Эти полные уже…

— Любонька, говорят, наш ресторанчик получил последние обновления. Сходишь со мной?

— Ну, создай себе бота и сходи с ним. Ко мне-то что приспа́мился?

— Бяка ты.

— Не бяка, а Любовь ноль один шесть.

— Вот и говорю, что любви в тебе ноль целых, шестнадцать сотых.

— Засранец…

Я ухмыльнулся последнему диалогу. Семён всегда начинал так общаться с девочками из диспетчерской. Каждый раз приглашал в ресторан или кино, и каждый раз получал отказ. Это было уже традицией.

Четыре смены по двадцать восемь человек, плюс администрация, работающая по нормальному дню. Жизнь кипела.

— Триста восемнадцатый отстаёт на пять минут от графика…

— Сейчас слетаю, гляну…

Пару секунд спустя над пыльной равниной промчался дрон с видиоглазом. Атмосфера была немного плотней стандартной, а гравитация, наоборот, ниже на треть, и поэтому приходилось разрабатывать летательные аппараты с учётом этих особенностей.

— Олег.

— Он лайн, — откликнулся я на своё имя.

— Новичков распределили, принимай пе́та, — произнёс Серёга, наш старший смены.

— Стажеров всем дали, или только мне?

— Считай, тебе по блату достался, вон третья бригада подралась с четвёртой из-за новенького.

— Что ж там за новичок такой?

— Сам догадайся, — со смехом ответил шеф.

Никакого блата не было, лишь строгая разнарядка. Это я знал.

— Здравствуйте, — раздался голос в эфире, — Олег, вы меня слышите?

Я скривился. Это, видимо, тот новичок.

— Мы все работаем в открытом аудиочате, поэтому, если хочешь вызвать кого-то конкретного, обращайся по полному позывному. Потом перезнакомишься, будут отслеживать, кому войс кидаешь. Твой позывной какой?

— Егор сто тринадцать.

— Девчонки дали такой?

— Не знаю.

— Значит, они. Мой полный позывной Олег сто ноль восемь. Ты сейчас где?

— У главного шлюза.

— Мой маячок на карте видишь?

— Да.

— Топай сюда. Я у резервного реактора. Как раз тебя тестировать буду.

Я стоял и смотрел, как фигурка новичка быстрой походкой перемещалась в моём направлении. Наконец, он подошёл и остановился. В дополненной реальности мира, существовавшей только на моём служебном ви́ззе, над ним, совсем как в онлайн-игре, висели маркер состояния и позывной. Когда новичок заговорил, возникла крохотная скачущая линия эквалайзера, при этом я знал, что он видит то же самое, но с моими данными.

— Ещё раз здрасьте, — начал новичок.

— Здравствуй. Если уж мне тебя навязали, то надо познакомиться.

— Я щас ссыль на свою страничку в Кипарис Онлайн кину.

— Нет. Так не пойдёт. Это тебе не столица. Это дальняя база. Рассказывай по старинке, где родился, где крестился.

— Что, простите?

— Вот, темнота безархи́вная, — тихо выругался я, — это старое выражение такое, доконе́чное. Рассказывай о себе, как можешь.

— Мне семнадцать земле́т. Родители на Кипарисе. Мама соцник, папа старший диспетчер второго терминала. Окончил школу, выбрал специальность техника. Сейчас первый курс. Меня потому в вашу смену и поставили, чтоб удобно было практику с общим курсом проходить.

— То есть ты уже на Кипе родился, реала никогда не видел?

— Сейчас-то я в реале.

— Я не о том, — с протяжным вздохом ответил ему я, — Я про настоящий реал, когда собственной кожей траву трогаешь, и вкус настоящего пива пробуешь.

— Нет. В таком реале я не был.

— Ладно, слей мимо эту инфу. Прежде чем ты полезешь к реактору, расскажи про а́нтра, которым сейчас управляешь.

— Ол Восемь, ты ему решил сразу драва поправить? — раздался голос Любы.

— Ну, должен же я знать, что мне за ветт вручили. И вообще, не отвлекай.

Ухо привычно фильтровало диа- и монологи смены, вычленяя нужное. В любом случае можно было откатить запись всего чата и прослушать нужный кусок по-новому.

— Ну это антропомо́рф модели у́ник пятьсот два. Предназначен для работы в условиях агрессивных атмосферных сред. Степень подобия девяносто один.

Я кивнул.

— Что значит степень подобия девяносто один?

— Это значит, что он способен выполнить большинство задач, свойственных настоящему человеку.

— Хорошо. Теперь смотри. Видишь вот это сооружение? Это резервный реактор. Поскольку здесь наличествует атмосфера, то проще было изготовить классическую паровую турбину. В центральном блоке идёт расщепление материи в кванты. Высвобождающаяся энергия нагревает воду до состояния пара. Тот толкает многокаскадную турбину. Потом остывает и конденсируется. Потом повтор цикла. Здесь, — я похлопал по дверце, прежде чем продолжить, — блок предохранителей и физические датчики. Они дублируют основные. Надо открыть и проверить.

Стажер замер, глядя на дверцу.

— Ты что делаешь? — спросил я у него.

— Пытаюсь найти приложение управления.

Я поднял лицо в небо.

— Повторяю первый и последний раз. Она. Открывается. Вручную.

— Да ладно, ты меня тро́ллишь?

Я взялся за рукоять и повернул на девяносто градусов, а потом потянул на себя. При этом синтетические мышцы, нанизанные на титанокарбоновый скелет, вздулись, подпирая внешний гибкий корпус тела, а мультипластиковые пальцы с резиновыми накладками скрипнули, скользя по запылённому металлу. Я поставил напоминалку, что надо продуть механизм двери. Дверца нехотя, но открылась.

— Вот это да, настоящие манометры со стрелками, и предохранители плавкие из металла, — заголосил стажер, — я визка́т сделаю, друзьям кину. Пусть поудивляются. А это зачем? — начал он вопрос, но я его прервал.

В эфире творилось что-то странное. И страшное.

— Он на ручном идёт…

— Сколько их?

— Сорок два.

— По оптике идёт?

— Да. Он при ударе об атмосферу повредил механизмы управления.

— Значит, мастер ведёт, раз до сих пор тянет.

— Какая разница, мастер или нет, он на ручном, да ещё с дисфункцией. Не посадит.

— Откуда он, вообще, взялся?

— А я откуда знаю.

— Всеобщая готовность, внимание, всеобщая готовность! На аварийную посадку идёт малый лайнер! Всеобщая готовность!

— Ну стажер, готовься стать взрослым, — пробормотал я.

— Чего? — неуверенно переспросил он.

Вместо ответа я показал пальцем на постепенно увеличивающуюся точку посадочных огней. Лайнер не был предназначен для таких манёвров, но пытался дотянуть до квадратов посадочного поля.

— Ну же. Давай, давай. Аккуратнее. Любочка веди его спокойнее. Любонька спокойнее, — тихо шептал девичий голос в эфире, обращаясь к старшему диспетчеру.

Точка увеличивалась, и казалось, что лайнер успешно сядет. Но крики в эфире говорили об обратном.

— Слишком быстро снижается, не успеет погасить в нуль перед контактом! Чёрт, чёрт, слишком влево.

— Сколько?

— Пятьдесят метров расхождение.

— Моделирование!

— Принято. Три. Два. Один. При контакте с грунтом сломает шасси. Семьдесят девять, каркас останется цел. Сто, разгерметизация. Восемьдесят шесть, потеря внешнего оборудования. Пожар пятнадцать. Столкновение с элементами базы сто.

— Скорость?

— При контакте горизонтальная сто восемьдесят.

— Всего-то? Хоть спасать кого будет.

Точка уже выросла до звездолета и шла прямиком на базу. Из разговоров я уже понял, что будет, но оставалось только ждать. Мы были бессильны действовать. Выпуклое зеркало искривителя пространства отстрелилось в аварийном порядке ещё в верхних слоях атмосферы. В штатном режиме оно отклонялось на девяносто градусов, подготавливая аппарат к атмосферному полёту. А сейчас он шёл на плазменниках с регулируемым вектором тяги и небольших крыльях. За ним тянулся белый след.

Лайнер вскоре неуклюже плюхнулся на брюхо, и по инерции, поднимая тучи пыли и грохоча металлом, попёр дальше. Будь это большой лайнер, то скорости были бы совершенно другие, да не предназначены большие для атмосферных полётов. Это был бы просто метеорит.

В эфире повисла тишина, а ведь были подняты все смены. Все напряжённо наблюдали.

Лайнер, меж тем, цепанул смятым крылом грузовик, дёрнулся влево и, прокатившись ещё сотню метров, въехал носом в дальний технический купол. От удара его снова развернуло, а потом он остановился.

Мы, не сговариваясь, бросились к исковерканному звездолету, выжимая из антропоморфов всё, что они могут. Когда добежали, то пришлось тормозить, выставив вперёд ладони, уперев их в корпус летательного аппарата. Пожара не было, и это даже очень хорошо. Я указал на запасной люк в хвостовой части.

Мы бросились туда. Без слов было понятно, что в сплющенной носовой части живых нет. Я ухватился обеими руками за слегка отошедший край люка и упёрся ногой в корпус. Загорелся маркер, предупреждающий о критической нагрузке на синтетическую мускулатуру, но люк даже не пошевелился.

— Помогай давай, чего стоишь?! — рявкнул я на стажера.

Тот тоже вцепился в металл. Теперь дверца поддалась, скрипнув только первые полсантиметра. Потом люк рывком открылся. От неожиданности стажер упал на одно колено, но рукоять так и не выпустил. Я заскочил внутрь. На голове сразу зажглись фонари, освещая мрак коридора. По обе стороны тянулись рядочки одинаковых дверей кают. Я открыл одну. Там в двух аварийных перегрузочных креслах сидели маленькие люди. Без сознания. На обоих были кислородные маски. Дети.

И тут я сообразил, о чём мы все забыли.

— Шеф! — заорал я в эфир.

— Он лайн, — серьёзным голосом ответили мне.

— Шеф, это полноценные люди. Что нам с ними делать?

Снова повисла тишина, продлившаяся пару минут.

— Кирилл.

— Да.

— Атмосферу в третьем хранилище смени с инертной на пригодную для дыхания и скомпонуй оборудование, чтоб спасённых разместить.

— Один час, шеф.

— Полчаса, — с металлом в голосе произнёс шеф.

— Шеф, хотя бы пятьдесят минут.

— Полчаса и ни минутой больше! — рявкнул начальник станции.

— Ноль первый, — вышел кто-то с позывным и шеф снова отозвался.

— Говори.

— Этот лайнер снёс нам передатчик гиперсвязи.

— Вот только этого сейчас не хватало!

Оно и понятно, почему начальник возмущался. Теперь мы отрезаны от мира. По протоколу, если нет гиперсвязи, очередной сухогруз притаскивает рабочий блок. Вот только звездолет придёт через три месяца.

— Олег, ты слышал, куда переносить выживших.

— Да, шеф.

Я вздохнул и аккуратно отстегнул первого маленького человечка. В живых осталось тридцать семь. Из них только трое взрослых. Таскал не я один. Помогал стажер. Подоспели ещё шестеро антропоморфов. Всех перенесли в ангар спецтехники. И никто не знал, что дальше делать, особенно когда они начали приходить в сознание.

Из взрослых одна выжившая оказалась медсестрой, она шатающейся походкой ходила от ребёнка к ребёнку и осматривала их. Один мужчина умер, не приходя в сознание. Если экипаж погиб от деформации кабины, находящейся в носовой части, то этот не был пристёгнут и получил множественные травмы от ударов о стенки коридора. Если бы у нас было оборудование, мы бы могли его спасти, но у нас его не было.

Шеф приказал мне и стажеру неотлучно быть с людьми. Остальные принялись разгребать остатки лайнера на предмет самых необходимых вещей. Лекарств, еды, аварийных комплектов выживания.

На молекулярном принтере, который обычно применяли для создания несложных запасных частей и приспособлений, смастерили кружки. Притащили большие ёмкости с дистиллированной водой. Напоили. Еда будет позже. Когда придумаем, как её изготовить. Потому что запасов было найдено слишком мало.

А потом пришла пора объяснений. Подошёл толстый мужчина и стал сразу орать. Требовал условий, требовал пустить всех к персоналу, а не держать в ангаре, как существ второго сорта. Он визжал как свин, которого заживо варят, роняя слюни и, размахивая руками.

Я дал ему под дых, немного испугавшись, что не смогу ограничить силу своего антропоморфа. Он, хватая воздух, осел на пол.

— Но почему? — испуганно спросила медсестра.

Я оглядел их. Ладно взрослые. Дети. Это школьная экскурсия. Оказывается, они летели на Крионику, где ещё первые переселенцы наткнулись на странную цивилизацию квантовых роботов, оставшихся от погибших в катастрофе древних хозяев, и осознавших себя как личности. Странную, загадочную и привлекательную для туристов цивилизацию нереального, вывернутого наизнанку мира энергетических куполов и призраков мёртвой звезды.

У них отказала система управления. Они, ориентируясь лишь на наш маяк, прилетели и выжили.

Я медленно встал посреди ангара и заговорил.

— У нас нет жилых помещений. Мы члены проекта «Рой».

— Вы не люди? — раздался тоненький голосок.

— Люди, только не такие, как вы.

— А какие?

Надо было говорить. Неведомое пугает куда сильнее. И я начал рассказ.

— Когда стало известно, что Земля погибнет, начали готовить громадные звездолеты, способные вместить если не всех, то многих. Готовились экипажи, чтобы вести эти корабли. Остальные должны были спать в криокасулах, пока транспортники не прибудут к выбранной планете. Но некоторые избрали другой путь. Это члены проекта «Рой». Они отказались от полноценных человеческих тел, оставив только живой мозг. Этот мозг подключили к компьютерам и системам жизнеобеспечения. Инро́и переехали из реально мира в виртуальный, начав жить в невероятной смеси социальных сетей полного погружения и компьютерных игр. Так можно было вместить больше людей на маленьких транспортниках. Всё ведь хотят жить. Сейчас нас таких, урезанных до минимума, сто восемьдесят миллионов.

— А вы тогда кто?

— Я? Я тоже живу там, но сейчас подключился к специальному роботу. Правда, он очень похож на человека в лёгком скафандре? А это наша станция добычи полезных ископаемых. Нас тут аж сто тридцать. Тут есть хмурый шеф, а есть весёлые девчата диспетчеры, они всегда шутят и иногда поют хором песенки.

— Получается, что вы все киборги? — спросил один мальчик.

— А что ты понимаешь под словом киборг?

— Это когда живое смешали с машинами.

— Ну, в чём-то ты прав. Мы тогда действительно киборги. Только мы коллективные киборги. Если выйти наружу и пройти пятьдесят метров направо, то можно прийти к главному корпусу. Там, под многослойной защитой в специальных нишах, лежат банки с нашими живыми мозгами.

Я замолчал, когда стажер внёс из шлюза кипу пенистых ковриков. Сейчас наш мини-завод непрерывно создавал предметы быта. Техник-диз под крики шефа моделировал новые и новые предметы, ставя их в очередь производства. Коврики, синтетические одеяла, разборные стулья и столы, посуду.

— А когда нас заберут домой?

— Через три месяца, это в самом плохом случае, но я думаю раньше. Вас кинутся искать, пробьют вашу траекторию, прочешут маршрут. Это две недели. У спасателей очень быстрые кораблики.

— А когда нам есть дадут?

Я вслушался в аудиочат.

— Женя, что там с едой? Детишки спрашивают, — раздался голос Нади.

— Ой, девочки, я могу только им только питательный раствор предложить. Его напрямую с системы жизнеобеспечения можно слить. Он сладко-солёный на вкус.

— Думаешь три месяца этим их кормить?

— Пока не знаю, но первые несколько дней наверняка. В нём всё необходимое есть. От истощения точно не умрут. Вроде как бульончик получается.

— И когда?

— Можно сразу, надо только ёмкости сделать.

Я переключился на детей. Хорошо, что они не слышат наши внутренние беседы.

— Скоро. Только бульон приготовят, и будете есть.

Стажер принёс кучку стульев. Парень не уставал физически, в виртуальности нет такого понятия, а антропоморф нуждался только в зарядке раз в сутки, которая происходила за несколько минут, да в обслуживании раз в месяц. Но вот морально он устал. Это было видно в качающейся походке, в периодических остановках без причин. Тяжело ему, но сейчас нельзя останавливаться.

— Расскажите, а как вы там живете? — спросил паренёк, высказавший, что мы киборги.

— Ты играл в игры? Такие, чтоб с полным погружением. Когда всё, как взаправду.

— Ага. Они классные.

— У нас так же, только лучше. У нас свой придуманный мир. Специальные процессоры считывают информацию из файлов и через электроды подают напрямую в мозг. Изображение для глаз, звук для ушей. Нет глаз и ушей, провода и микросхемы нам их заменили. Так же со вкусом и запахом. Нюхаешь цветок, и процессор считывает данные с архива, а затем пойдёт этот опять же в мозг. Кусаешь яблоко и…

Я вопросительно замолчал.

— И компьютер вкус в мозг, да?

— Да.

— А потрогать?

— Всё так же.

Антропоморф не мог улыбнуться, но я внутренне улыбался. Я рассказывал им про наши необычные профессии, такие как дизайнеры вкуса и запаха. Рассказывал про наш спорт, где девиз не «быстрее, выше, сильнее», а «ловкость, внимательность, командная игра». Рассказывал про детей, которым обеспечивали максимальное подобие реального мира, где они моги учиться быть людьми. Рассказывал про наши ценности. Что бездельники получают меньше всего ресурсов сети и процессоров, а трудяги могут реализовать любую фантазию.

Всё почти испортил тот толстяк. Он сначала ходил из стороны в сторону, а потом подскочил с очередным приступом крика.

— Я подам на вас в суд. Я знаю свои гражданские права. Вы применили ко мне силу. Вы нанесли мне травму.

— Замолчите, — зашипела на него медсестра, — вы ведёте себя непристойно. Потом будете разбираться, кто прав, а кто нет.

— А вас… Я потребую вашего увольнения, — подскочил он к девушке, — вы не оказали мне медицинскую помощь, и вы не засвидетельствовали побои.

Девушка побелела, а я подошёл и схватил толстяка за грудки. Синтетические мышцы напряглись, отрывая человека от пола. Запищал ограничитель, которого я не слышал. Не хотел слышать.

— Я сейчас отнесу вас обратно на корабль. Спасайтесь сами, — выпалил я и швырнул трясущегося выродка в угол ангара, того что ближе к шлюзу.

Зашедший в это время с очередной кипой вещей Егор, озадаченно уставился на скулящего толстяка.

— Что это с ним?

— Наружу хочет. В туалет, наверное. Невтерпёж совсем. Проводи. А то загадит всё.

— Сейчас маску дам ему, — на полном серьёзе ответил стажер, — там пока Великое Око в зените, не замёрзнет, думаю. Я ведь совсем забыл, что им нужду справлять надо. А он за три минуты не хватит радиацию? Я честно не знаю.

— Нет! Нет! Не надо! — заверещал толстяк, — не надо наружу!

— Да заткнись ты! — заорал я на него, а потом добавил, — я тоже про туалет только сейчас вспомнил. Благодаря этому засранцу. Я заказ сделал, Егор, принеси горшки ночные. Пока так. Потом что-нибудь придумаем.

Стажер молча вышел. Почти сразу шлюз открылся, но вошёл не он, а Евгения с большой пластиковой канистрой питательного раствора.

— Вот, детишки, — звонко заговорила она, — черпайте бульончик. Он голод утоляет хорошо, а вам надо питаться, чтобы быть сильными.

— Ой, а вы тётенька, — выпалила одна из девочек, — а сейчас только что дяденька вышел. Он совсем как вы был.

— А я вот какая.

Женя потрогала приклеенную наспех к груди антра маленькую планшетку с её фотографией.

— Вы красивая.

— А то, — задорно ответила наш техник жизнеобеспечения.

— Знаете, детишки, — снова начала Евгения, — я интересную задачку придумала. Надо наших роботов в разные цвета раскрасить, чтоб вы не путались где кто. Справитесь?

— Да, — нестройно ответило несколько голосов.

— Дядю Олега как раскрасим?

Она показала на меня.

— В чёрный с красным…

— В синий…

— Так, в какой?

— В красный.

— Это почему так? — осведомилась Женя.

— Он крутой. Он ультра. Он нас спас и дисциплинёра проучил. Он как адмирал Галактика.

Вот так. Дал под дых придурку, уже крутой.

— А дядю Егора как раскрасим?

— Можно в оранжевый? Он добрый как мой кот Рыжик, — раздался голос из задних рядов.

— Ладно, оранжевый. А меня как?

— В розовый, — дружно ответил детский хор.

Женя помахала рукой и направилась к выходу. На моём внутреннем зрении вместо кривой линии войса высветился смайлик с высунутым языком. Я отправил ей улыбку.

У канистры сразу начался шум и гам, дети забыли про плохое. Им хотелось есть.

— Дядя Олег, а вы когда есть будете?

— Мне не нужна еда. Такой же бульон прямо в кровь мне поступает.

— А тогда зачем вам яблоки?

— Ну вот, ты же любишь яблоки?

— Нет. Я больше малину и арбуз.

— Ну, каждому что-то нравится, вот и там, в моём виртуальном мире, мы любим вкусные вещи. Потому и сделали так.

— Тётенька показала свою фотографию, но ведь там же можно быть кем угодно. Я вот люблю играть варваром.

— Конечно, но это немного нечестно. И поэтому облик выбирается только один раз. Он синтезируется на основе нашей ДНК. Его чуть-чуть редактируют, но в целом мы такие, какие были бы без проекта Рой.

— Вам нравится там?

— Да. Там мой дом. Там мои друзья.

* * *
Спасатели пришли через три недели. За это время ангар спецтехники превратился в маленькую жилую пещеру древних людей, изрисованный детскими рисунками. Все антры обрели свою раскраску, что стало традицией, даже после спасения. Каждый новый антропоморф приобретал свой цвет и рисунок.

Тогда ещё в ангар притащили уцелевший монитор с лайнера, и девчата со станции наперебой рассказывали о нашей жизни. Они с виртуальными камерами показывали наш цифровой мир, который был забавной карикатурой на настоящий. Показывали свои комнаты и сказочный лес, показывали диспетчерскую и кабинет шефа. Тот хмуро сидел и не мешал.

За это время мы со стажером почти не покидали своих антров. Бывало, даже засыпали прямо так. Человеку ведь всё равно где спать, будучи подключённым к синтетическому телу или в своих виртуальных, неотличимых на ощупь от настоящих, кроватях. У спящего свой мир.

Погибший экипаж, до последнего тянувший звездолет до посадки, и отдавший жизни ради маленьких пассажиров, мы похоронили здесь. Рядом с разбитым аппаратом, ставшим им памятником. Вдоль всего исковерканного борта тянулась громадная надпись: «Павший герой космоса». Место отсканировали, и в виртуальной копии реального кусочка мира большими охапками лежали цифровые цветы, оставленные со всей галактики.

Я глядел на алое яблоко звезды-гиганта, на купола станции. Я слушал очередные диа- и монологи рабочей смены. А потом поднял руку и посмотрел на пластиковые пальцы.

Пусть у нас теперь нет нормальных тел, и их заменяют кибернетические оболочки и цифровые образы, но у нас всё равно есть то, что называют душой.


Мы всё равно люди.