Никогда не выйду замуж [Джоу Энн Росс] (fb2) читать онлайн

Джоу Энн Росс Никогда не выйду замуж

Пролог

Канун Нового 1933 года

Позже гости скажут полиции, что ничто не предвещало этого убийства, одного из самых гнусных в истории Голливуда.

Около полуночи из-за туч показалась луна и по темной воде Тихоокеанского залива протянулась серебристая дорожка. Бал в 118-комнатном доме Вильяма Рандольфа Херста на Палисадз-Бич-Роуд был в самом разгаре. Кто бы мог подумать, поглядев на собравшихся звезд экрана, что страну сжимают клещи экономической депрессии. Свет множества хрустальных люстр, привезенных из Европы, играл на серебре и золоте бальных платьев и переливался радугой на бриллиантовых украшениях женщин. Мужчины в белых галстуках были как на подбор красивы, а если кто и не был похож на кумира толпы, то имел столько денег, что прочее уже не принималось во внимание.

Ароматы французских духов смешивались с крепким дурманящим запахом кубинских сигар.

Сверкал дорогой хрусталь, рекой лилось шампанское. В трех комнатах и на террасе гремели джазовые оркестры, немало гостей толпились вокруг рулетки и карточного стола в импровизированном казино. В многочисленных спальнях наверху велись более интимные игры.

Снаружи были слышны только мягкий говор волн, набегающих на блестящий песок, да свист ветра в верхушках пальм.

Из особняка вышла женщина и следом за ней – мужчина. Со своего места под пальмой Наташа Курьян увидела их и мгновенно узнала. Еще бы, вряд ли в городе сыскался бы хоть один человек, кто не узнал бы темпераментную русскую актрису и ее столь же эмоционального мужа-писателя.

Александра Романова, как возбужденно сообщила читателям местной газеты Луэлла Парсонс, ведущая колонки светской хроники, была взята на студию «Ксанаду», чтобы бросить вызов популярности Марлен Дитрих и Греты Гарбо.

И это удалось сверх всяких ожиданий владельца студии Уолтера Стерна. И критики, и поклонники сходили с ума от темноволосой красавицы с томными глазами, чья экзотическая внешность выгодно контрастировала с лакированными блондинками того времени.

Даже Наташа, которая и сама была красавицей, не могла не восхищаться безупречной фигурой артистки. Наташа работала гримершей в студии «Ксанаду», и в ее задачу входило исправлять недостатки звезд кино. У Александры исправлять было нечего, и порой Наташа даже думала, что это несправедливо.

Уолтер ловко пользовался тем обстоятельством, что все женщины воображали себя Александрой, а мужчины мечтали завлечь ее в постель: он давал ей роли роковых красоток, и знойные любовные сцены неизменно повышали температуру в кинозалах по всей Америке.

В ее последнем фильме сцена у водопада получилась настолько жаркой, что, как сказал один завзятый голливудский остряк, просто чудо, как не загорелась кинопленка.

Неудивительно, что картины Александры регулярно зарабатывали штрафы от комиссии Хейза. Но поскольку «Ксанаду» была одной из двух голливудских студий, одолевших год депрессии, Уолтер Стерн весело платил штрафы, а потом со смехом направлялся в банк.

Уолтеру стало не до смеха в день Рождества, когда личная жизнь Александры повернулась так круто, что могла бы посоперничать с ее страстными ролями в кино. Когда пылкая россиянка, бывшая балерина, влюбилась в Патрика Рирдона, грубияна, выпивоху и любителя карточной игры, автора вестернов, которого Уолтер притащил в Голливуд для написания сценария по его последней книге-бестселлеру, мудрецы в Городе Мишуры прочили этому роману срок не более недели.

Да и кто бы в него не влюбился, со вздохом подумала Наташа, – истинный американский ковбой, почище любого экранного героя! Где бы Патрик ни появлялся, женщины, даже актрисы с именем, буквально из кожи лезли, пытаясь привлечь его внимание.

Через год после свадьбы Александры и Патрика все та же Луэлла Парсонс стала намекать на некоторую напряженность, возникшую в их отношениях, и это несмотря на то, что в последнем номере журнала «Лайф» они были объявлены самой очаровательной супружеской парой на планете, отнявшей корону у Джоан Кроуфорд и Дугласа Фербенкса, доселе слывших символом семейного счастья.

В тот роковой вечер Александра, словно войдя в свой прославленный образ, вела себя вызывающе смело. Платье из белого атласа с намеренно глубоким декольте плотно обтягивало ее безупречное тело балерины и мерцало в потоке серебряного лунного света, будто створки морской раковины. На обнаженной спине, открытой до талии, перекрещивались сверкающие брильянтами ленточки. Легко было заметить, что под платьем ничего нет.

Густые темные волосы были распущены – эти русалочьи волнистые волосы являлись как бы фирменным знаком актрисы – и красиво развевались под порывами ночного бриза. В правой руке Александра держала бокал шампанского.

Высокие серебряные каблуки мало подходили для прогулки по песку, и когда она оступилась, Патрик легко догнал ее и взял за руку – видимо, чтобы поддержать.

Александра гневно отшатнулась и пошла дальше.

Он рассвирепел не меньше, схватил ее за плечи и крутанул к себе.

Патрик возвышался над женой, огромный и угрожающий; широкие плечи, казалось, натягивали швы белого смокинга, руки темнели на ее бледных плечах.

В молодости он не только перегонял скот, но и подрабатывал боксером, – нокаутируя добровольцев из публики в барах на Западе, – что позволяло ему писать книги. Когда он впервые появился в Голливуде, пошли слухи, что он убил человека голыми руками – то ли в Монтане, то ли в Вайоминге, никто толком не знал. Поскольку Рирдон отказывался подтвердить или опровергнуть эту историю, репутация убийцы так за ним и закрепилась.

Лица Александры и Патрика сблизились вплотную, но напряженные позы были отнюдь не любовными. Слов Наташа не слышала, но это были злые, горячие слова.

И вдруг Александра дала мужу пощечину.

Патрик замахнулся на нее в ответ, но через несколько бесконечно долгих мгновений медленно уронил руку.

Затем, не говоря ни слова, повернулся и направился к дому.

Александра что-то крикнула ему вдогонку, но ветер отнес ее слова. Тогда она запустила бокалом шампанского в спину удаляющегося мужа, потом упала на колени в мягкий песок и закрыла лицо руками, совсем как в последнем фильме, в той сцене, где любовник главной героини решает вернуться к беременной жене.

Только на этот раз Александра не играла. Глядя, как сотрясаются ее обнаженные плечи, Наташа понимала, что та рыдает по-настоящему.

Она хорошо знала, по чьей вине страдают Александра и Патрик, но вмешиваться не решалась. Однако теперь, увидев, к каким печальным результатам привели злобные закулисные интриги, Наташа поклялась рассказать Александре правду.

Только не сегодня, здесь слишком много народу, чтобы раскрывать столь неприглядные секреты! Но скоро. Еще до премьеры.

Гостям новогоднего бала больше не суждено было увидеть Александру в живых.

Наступило утро, неуместно радостное и ясное. В день годовщины свадьбы и за день до премьеры ее нового фильма, «Золото безумцев», по сценарию Патрика, она была найдена мертвой в своей комнате в залитом солнечными лучами розовом особняке в испанском стиле, где они с мужем жили.

В тот день, когда они в него въезжали, сосед-писатель предупредил их, что дом после загадочной смерти прежнего жильца часто навещают духи. Будешь в нем жить – и твое самое сокровенное желание исполнится. Или случится страшная беда.

Александра встревожилась, но ее муж-ковбой высмеял эту историю, заявив, что она – плод извращенного воображения несчастного сценариста, любителя мелодрам.

Судебный следователь установил, что Александра была задушена.

Патрика арестовали, судили и признали виновным.

Два года спустя темной безлунной ночью, когда с пустыни дул горячий обостряющий чувства и раздражающий нервы ветер, по решению суда штата Калифорния Патрик Рирдон был казнен за убийство жены.

Глава первая

Голливуд!

Волшебный край сверкающих звезд. Фабрика Грез. Кинематографическая столица мира, где блистали Грета Гарбо, Одри Хепберн и Глен Форд. Город Мишуры, освещенный ослепительными огнями прожекторов.

Проблема заключается в том, думала Кейт, что Голливуд совершенно не соответствует своей громкой рекламе. Сказочный ореол давно рассеялся. В воздухе отчетливо ощущался запах не славы и удачи, а пиццы с перцем. И знаменитая Аллея звезд вовсе не была дорогой из желтого кирпича.^[1]

Одетый в черное бродяга-поэт, в собачьем кожаном ошейнике и с золотым кольцом в носу, размахивая томагавком, выкрикивал свою последнюю поэму перед кучкой ошарашенных туристов.

Чуть поодаль сногсшибательная проститутка-негритянка в коротком красном платье и на каблуках-небоскребах соблазняюще покачивалась в такт музыке, несущейся из стоящего рядом с ней магнитофона.

Черный «мерседес» последней модели затормозил у края тротуара рядом с Кейт. Окно опустилось. Демонстрируя полное отсутствие интереса, Кейт продолжала жевать резинку.

– Ну? – Она стала рассматривать свои длинные малиновые ногти.

– Хочешь прокатиться? – спросил водитель. За пятьдесят; выглядит неплохо, но все же далеко не Ричард Гир.

– Подумать надо.

– О чем?

– Понравишься ты мне или нет. – Она томным жестом взбила огненно-рыжие волосы и приготовилась к словесному пинг-понгу. – Что можешь предложить?

– У меня есть семьдесят пять долларов, – отозвался он.

– На такие деньги гуляй один.

Вместо того чтобы включить зажигание и уехать, мужчина улыбнулся, обнажив ровный ряд белых зубов.

– Люблю, когда леди проявляет достоинство. Вот что, крошка, тебе сегодня повезло. Даю сто.

Кейт пожала плечами:

– Идет.

Услыхав щелчок дверного замка, она залезла в машину и уселась на широкое кожаное сиденье.

– У меня есть местечко за углом, на Сансет, – сказала Кейт.

Когда она назвала мотель, мужчина кивнул: «Знаю». Это обстоятельство, а также то, как он уверенно разыграл словесную партию, показывали, что он не в первый раз заезжает на бульвар.

Мужчина явно при деньгах! «Мерседес» с телефоном и факсом. Ногти ухоженные, прическа и костюм безошибочно указывают на жителя Беверли-Хиллз. Хотя Кейт закончила колледж с двойкой по психологии, она легко представляла себе, как бы зажила, получай она по сотне в день, но понять, почему мужики, к которым, кажется, все само идет в руки, платят за секс, не могла.

Он искоса внимательно ее оглядел.

– Мне нравится твой наряд.

– Спасибо. – Она закинула ногу на ногу, выставив соблазнительный изгиб бедра.

– У тебя под юбкой что-нибудь надето? – (Ее узкая кожаная мини-юбка была красна, как помидор.)

– Мое дело. – Когда он положил руку ей на голую ногу, Кейт выдала ему улыбку, которую долго сдерживала. – А твое дело – разведать.

После таких многообещающих слов мужчина продвинул руку дальше и ущипнул, да так сильно, что она поняла: без синяка не обойдется.

Припарковав «мерседес», он прошел за ней в мотель. В комнате стояли кровать, шаткий стул и мусорная корзина – мол, не задерживайтесь!

Мужчина разлегся на мягком матрасе, положил руки под голову, скрестил ноги и довольно приветливо сказал:

– Что же ты не раздеваешься?

Она улыбнулась. И, потянувшись, стала расстегивать молнию на спине, но внезапно остановилась.

– Знаешь, ты, похоже, хороший парень… Не то чтобы я тебе не доверяю, но…

– Правильно. – Он приподнял бедро, вытащил из кармана кошелек, отсчитал пять хрустящих новеньких бумажек по двадцать долларов и протянул ей.

– Спасибо. – Не успела она засунуть деньги за лиф, как из двери смежной ванной в комнату ворвались двое мужчин.

– Какого черта?! – До смерти перепуганный мужчина мигом вскочил на ноги.

– Полиция, – произнес один из них и взмахнул удостоверением.

– Порядок, – довольно буркнула Кейт. – Вы арестованы, – объявила она. – За аморальные действия.

Узнав, что это не грабеж или что похуже, мужчина расслабился.

– Черт возьми, – проворчал он. – Я хочу позвонить адвокату. Чтобы забрал машину.

– Нет проблем, – с готовностью согласилась Кейт. Вообще-то машину надо было отбуксировать в участок, но какого черта! Будь у нее тачка за шестьдесят тысяч долларов, она бы тоже не хотела, чтобы ее заперли в полицейском загоне.

– Как тебя зовут, мое сердечко? – спросил мужчина Кейт.

– Офицер Кейтлин Карриген, – отчеканила она, предвидя, что адвокат арестованного подаст жалобу ее дивизионному бригадиру. Понимая, что с ее стороны это чистое бахвальство, она назвала ему также номер жетона.

Но он, похоже, вовсе не злился. Даже заинтересовался пуще прежнего. Окинув ее внимательным взглядом голубых глаз, он сказал:

– Вы неплохая актриса.

Кейт нравилось, когда задержанные сохраняли вежливый тон, от этого обоим было легче.

– Вы очень любезны, – пробормотала она. Ее не смущало торчать на улице разодетой как шлюха, но от этого разговора ей почему-то становилось все более неловко. После четырех лет работы в полиции Лос-Анджелеса Кейт считала, что ее ничто больше не сможет удивить, и вот ей доказали, что она ошибалась.

– У вас есть агент? – Уолтер Стерн, владелец студии «Ксанаду», улыбался, будто рекламировал зубную пасту. – Я повсюду ищу новые таланты.

К концу смены настроение Кейт испортилось окончательно. Она проработала весь день, ей даже пришлось сбегать в участок переодеться, когда по бульвару прошел слух, что девица в красном – из полиции.

У нее зверски болела голова, ныли ноги, мало того: пока она боролась за чистоту нравов на городских улицах, позвонила ее мать, одна из немногих, кого можно было назвать звездой старого кино.

– Я пытался объяснить ей, что ты на патрулировании, – оправдывался дежурный полицейский, – но эта леди не признает слова «нет».

– А то я не знаю, – пробурчала Кейт. Она была в свою мать – и внешностью, и железным упорством, которое немало помогало ей по службе. – Сейчас переоденусь и позвоню.

– Нет нужды, – ответил сержант. Его ехидная ухмылка насторожила Кейт. – Она сказала, что передать тебе. – Его улыбка доползла до ушей; пол-отделения замерло в ожидании.

– Ты не записал? – спросила она с надеждой.

– Не понадобилось. Нетрудно было запомнить. – Сержант сделал зловещую паузу. – Мне велено напомнить, что в воскресенье тебя ждут на торжественный семейный завтрак.

Мать устраивала такие собрания лишь раз в году, и Кейт, разумеется, и думать об этом забыла. Полицейские разразились хохотом. Славное воскресное развлечение для людей их профессии!

– Эй, Карриген, – окликнул ее капитан, – хочешь, я одолжу тебе розового пуделя моей жены? Будет с кем пойти на праздник.

Раздался новый взрыв смеха, на который Кейт ответила таким изощренным ругательством, что даже бывалые полицейские восхищенно зацокали языками. Девушка гордо прошествовала наверх в раздевалку, чтобы переодеться в джинсы и майку, в которых пришла утром на работу. Веселье коллег не улучшило ей настроение.

В дверях человек в форме технического персонала возил шваброй по залитому водой полу. Похоже, прорвало трубы.

Обходя лужи, Кейт направилась к своему шкафчику.

Но, открыв дверцу, огорченно ахнула. На железный пол шкафчика с одежды капала вода. Придется ехать домой в наряде проститутки, поняла Кейт.

Никто не приставлял тебе пистолет к виску и не требовал, чтобы шла в копы, напомнила она себе, отъезжая от полицейского участка в своем красном «мустанге» под аккомпанемент веселых свистков.

Вообще-то она любила свою работу. Любила дух товарищества, царивший в отряде, и то, что она помогает поддерживать порядок в городе, и то, что здесь никогда не знаешь, что ждет тебя в следующую минуту, но больше всего любила звук защелкивающихся наручников на запястьях негодяев.

Однако бывали дни вроде сегодняшнего, когда она задумывалась: может, и впрямь, надо было принять совет школьного консультанта и пойти в медсестры?

Пыльная деревушка Сан-Мигель изнемогала от зноя. Утром в кабачке уже произошли две драки, и одного бедолагу даже пришлось отправить в больницу. За столиком в углу сидели мужчина и женщина и потягивали текилу. Переругивались. Внезапно женщина влепила мужчине пощечину и вихрем вылетела из кабачка, только взметнулась юбка. Рассвирепевший мужчина ринулся за ней.

Воздух был насыщен влагой. Из свинцовых туч иногда доносились еще робкие раскаты грома. Невыносимая жара и надвигающаяся гроза разогнали людей по домам, и улицы опустели.

Мужчина быстро догнал девушку и схватил за руку. Она вырвалась и пошла дальше. Его терпение лопнуло – он сгреб ее в охапку и прижал к облупленной стене пустующего дома.

– Черт возьми, это не то, что ты думаешь! – прокричал он ей в лицо.

– Да ну? – Она вскинула голову, глаза ее гневно сверкали. – Ты ведь обещал! Ты говорил, что для нас это единственный способ остаться вместе! А теперь переспал со мной, получил, что хотел, и уезжаешь!

– Я же объяснял тебе, – выдохнул он, теребя ей волосы и глядя в глаза. – Джилиан, я давно собирался осуществить наш план. Но это нелегко. Он же агент ФБР!

– Ты тоже, – певуче напомнила Джилиан Петерс.

Тут наконец в полный голос загрохотал гром и разразился ливень. Красная пыль под ногами Джилиан в считанные мгновения превратилась в грязь.

Он опять толкнул ее к стене, одной рукой задирая ей юбку, другой расстегивая свои джинсы. А затем в блеске молний и под раскаты грома, не обращая внимания на проливной дождь, особый агент ФБР Хантер Робертс овладел любимой женщиной – стоя, на аллее сонного пограничного городка, где они впервые задумали убить ее мужа.

– Снято! – крикнул режиссер.

– Снято, – эхом отозвался его ассистент. На заднем плане студии «Ксанаду» тотчас прекратился дождь, умолк гром, и влюбленная пара разъединилась. Помощница режиссера ринулась к ним с халатами и полотенцами.

– Может, хватит? – проворчала Блайт Филдинг. – Еще немного, и я заработаю пневмонию.

– Еще немного, и я неделю не смогу ходить, – отозвался ее партнер по фильму Дрю Монтгомери.

Она рассмеялась, вытирая волосы.

– Твое счастье, Дрю, что ты еще новичок на студии. Я удивляюсь, как у тебя вообще хватает энергии.

Он скривился.

– Блайт, на тебя не отреагирует только мертвый.

– Ты неисправим, – мягко улыбнулась она.

– Блайт, Дрю, извините, – вмешался режиссер, – но придется повторить.

– Черт возьми, Мартин, – запротестовала Блайт, – я же говорила тебе, у меня сегодня важная встреча.

– Помню. – Тон Мартина был не менее раздраженным. – Но в сцене слишком много посторонних шумов. Поторопитесь, ребятки, а то этот скряга Стерн сделает нам ручкой.

– Невелика потеря, – вполголоса произнесла Блайт.

– Я тебя понял, Блайт, – беззлобно отозвался Мартин. – К твоему сведению, мне этот фильм нужен, чтобы мой малыш поступил в Гарвард, – если уложим пленку в коробки прежде, чем парень закончит школу. – Поскольку сыну режиссера было всего лишь три года, Блайт подумала, что даже при самом крупном невезении с производством они могли себе позволить крошечный перерыв.

– Мне надо позвонить, – сказала она.

– Только быстро. Ровно в пять Кэнди ждет тебя в гримерной. Эту чертову сцену мы должны до полуночи закончить.

Блайт зашла в вагончик, который служил ей раздевалкой. Опустившись на диван, она набрала уже выученный ею наизусть номер Слоуна Уиндхема, писателя и режиссера, с которым она надеялась договориться о сценарии для первого фильма в ее новой независимой компании. Услыхав автоответчик, она была вынуждена оставить сообщение.

– Привет, Слоун. Это Блайт. Блайт Филдинг, – зачем-то добавила она.

Уже третий раз за неделю она отменяла назначенную встречу, теперь, не ровен час, Слоун, не отличающийся терпением, вообще откажется с ней разговаривать.

– Мне ужасно жаль, но боюсь, мы опять застряли. Режиссер не отпускает. – Огорчение, беспокойство, раскаяние – все это передавал ее голос, а рука нервно поглаживала густые темные волосы. – Пожалуй, я не смогу прийти в шесть. Ничего, если мы передвинем на семь?

Надеясь на лучшее, но ожидая худшего, она сказала:

– Я попрошу домохозяйку впустить вас в дом – на случай, если вы появитесь раньше меня. К несчастью, она глуховата и не всегда слышит интерком, так что позвольте я продиктую вам код, чтобы вы могли сами открыть ворота. – Она трижды повторила пятизначный код, помолчала, как бы ожидая ответа, а затем продолжила: – Еще раз прошу прощения. Обычно я точна, но тут на площадке просто безумие какое-то, фильм как будто заколдован. – Она отчаянно надеялась, что Слоун хоть раз сталкивался с подобной ситуацией на съемках своих фильмов. – До скорого! – Она постаралась придать голосу жизнерадостности, как если бы была уверена в его сочувствии.

Надеясь, что он догадается прослушать запись на автоответчике перед тем, как отправиться к ней, она положила трубку и невольно посмотрела на зеркало, куда приклеила старую черно-белую фотографию, портрет Александры Романовой.

Артистка отдыхала в атласном шезлонге в белом шелковом неглиже, которое едва прикрывало ее тело. Копна волос траурным облаком окружала прекрасное лицо с полными яркими губами.

Хотя на этих чувственных губах играла интригующая улыбка, Блайт казалось, что в цыганских глазах Александры она видит грусть.

Фотография была сделана за неделю до громкой ссоры с мужем, писателем Патриком Рирдоном. За неделю до смерти артистки.

– Что это было? – вслух спросила Блайт. – Почему ты так грустишь, какой секрет скрываешь?

Блайт не задавалась вопросом, зачем ей это надо. Она четко знала, что по причинам, которые были выше ее понимания, знать правду ей крайне необходимо.

Она все еще разглядывала фотографию, когда минут десять спустя в дверь постучал помощник режиссера и напомнил, что ее ждут в гримерной.

Не желая глядеть на коробки, все еще не распакованные после переезда на новую квартиру в «Бэчелор Армз»,^[2] Кейт решила пойти к лучшей подруге – поболтать, съесть пиццу.

Хотя дом Блайт Филдинг в Беверли-Хиллз был точной копией того, в котором она выросла, Кейт с удовольствием у нее бывала. И наоборот, навещая мать, жившую в соседнем особняке, построенном в южноколониальном стиле, она всегда чувствовала себя тощим сорванцом с торчащими рыжими волосами.

После суматошного Голливуда, где она провела утомительный день, мирные картины природы показались ей особенно отрадными. Деревья уже покрылись весенним зеленым нарядом, садовники высаживали петуньи, анютины глазки, настурции – цветов было больше, чем во всем Диснейленде, и – о, чудо из чудес! – здесь даже можно было дышать воздухом.

Кейт проехала мимо черного «порше», стоящего на улице, опустила стекло. Автоматически отметив номер машины, глубоко вдохнула вечерний воздух, уловила слабый терпкий запах соленой воды, донесшийся с запада, где Сансет упирался в океан, и почувствовала, что начинает расслабляться.

Глава вторая

Что за чертовщина! Слоун Уиндхем залез в карман поглубже и вытащил две жвачки, библиотечную карточку, которая почти расползлась после того, как попала в стирку, и какой-то мусор. Но проклятой бумажки с кодом для открывания железных ворот Блайт Филдинг не было.

И тут он вспомнил, что переменил джинсы после пробежки по пляжу.

– Без паники, – сказал он себе. – Ты записал этот треклятый номер. Проверил, когда она повторила. Значит, включим зрительную память.

Он закрыл глаза, вздохнул и пожалел, что уделял мало внимания попыткам бывшей любовницы научить его работать с подсознанием.

– Так. Начали. – Он попробовал сосредоточиться. Минуту спустя набрал четыре цифры, которые показались ему наиболее подходящими.

Ничего.

– Если сразу не удалось… – Он попробовал снова.

Опять ничего.

Слоун знал эту систему, у самого была такая же. Если с третьей попытки он не наберет правильную комбинацию, сигнал тревоги будет послан в охранную фирму, и на него обрушится полиция Беверли-Хиллз.

Он упорно отказывался завести телефон в машине и сейчас в который раз пожалел об этом.

Но коли у него нет телефона, придется съездить домой, найти чертову бумажку, вернуться сюда и открыть ворота. Еще одна задержка, да еще Блайт сдвинула время встречи, в результате собственный график безнадежно разрушен.

Он повернул уже к машине, но…

– Черт, надо попробовать, – решил он.

Кейт вырулила из-за поворота и резко затормозила перед домом Блайт. Какой-то человек перелезал через железную решетку ворот.

Выхватив из бардачка пистолет, она выскочила из машины.

– Полиция! Не двигаться!

Радуясь, что он добрался доверху, не задев сигнала тревоги, Слоун оглянулся и с недоверием уставился на женщину в немыслимо коротком обтягивающем платье.

– Вы меня разыгрываете?

Слоун никогда не видел таких женщин-полицейских. Сквозь белое кружевное платье просвечивали розовые трусики и лифчик. На длинных-длинных ногах красовались ажурные белые чулки и белые атласные туфли на высоком каблуке – явно из магазина дешевых товаров.

В пышных рыжих волосах, встрепанных, как будто она только встала с постели, была приколота белая атласная роза. Другая украшала шею.

То, что она держала в правой руке, оказалось полицейским жетоном. В левой был пистолет. Контраст между оружием и кружевным платьем был ошеломляющий.

Следующей мыслью Слоуна, после того как он оглядел формы, выставленные напоказ под белым кружевом, была та, что оба обстоятельства равно губительны, каждое в своем роде.

Заметив блеск в его глазах, Кейт с опозданием сообразила, что ее наряд проститутки не внушает должного уважения. К счастью, у нее в руке пистолет.

– Я требую, чтобы вы очень медленно слезли с забора, – сказала она тихо, но настойчиво. – И уперлись ладонями в стену.

Сперва Слоун подумал, что надо бы поспорить, объяснить, кто он такой. Но не успел он и слова произнести, как в уме, будто на широком экране, вспыхнула картина военных действий – как иначе ее назвать?

Он увидел шеренгу черно-белых полицейских машин, набитых копами. Пистолеты. Он задыхался от запаха слезоточивого газа. После того как ядовитый дым рассеялся, пятнадцатилетний Слоун Уиндхем увидел, что его отец лежит на дороге и вокруг него растекается лужа крови.

Его охватила холодная ярость, но он напомнил себе, что эта женщина не имеет никакого отношения к убийству его отца.

– Слезаю.

Адреналин бушевал в крови Кейт. Впервые за четыре года ей довелось воспользоваться оружием. И хотя в воображении она рисовала себе совсем другую ситуацию, колебаний у нее не было.

В отличие от непоколебимой уверенности и даже бравады героев, от которой сладостно замирали сердца зрителей фильмов «Смертельное оружие» или «Полицейский из Беверли-Хиллз», Кейт испытывала в эту минуту только ужас.

А что, если она убьет его, а потом будет мучиться всю жизнь? Или он выхватит из кармана оружие и убьет ее? И еще они могут убить друг друга.

Сердце болезненно сжималось, и когда грабитель сделал, как ему было велено, то есть послушно слез и уперся руками в кирпичную стену, окружавшую дом, Кейт облегченно вздохнула.

– Так. – Она подошла к нему. – Растопырьте пальцы. – Она слышала свой голос и сама удивлялась, что он звучит, как на учениях, спокойно и уверенно, хотя коленки дрожали.

Понимая, как опасно спорить с этой рыжей бестией, у которой нашлепка «Королева Марго» на голом плече, а в руке пистолет, Слоун подчинился.

Она принялась его обыскивать.

– Очень медленно поднимите правую руку… Так. Теперь левую. – Он не прятал между пальцами лезвие бритвы или стекло. Уже хорошо. – Ладони к стене. Голову налево. Расставьте ноги. Шире.

Слоуна потряс очередной взрыв ярости, зародившейся у него еще в детстве и взращенной родителями в годы формирования. Чтобы не давать этой длинноногой даме ни малейшего повода выстрелить ему в спину, Слоун усилием воли подавил гнев и сделал, как было велено.

Забавно получается, думала Кейт. Она приступила к обыску, как ее учили в Академии, и ритм сердца замедлился почти до нормы.

Держа пистолет в левой руке, она сначала ощупала голову, потом шею, потом правую руку, грудь, спину, талию по кругу.

Слоун и сам мог бы описать эту сцену. Несколько раз уже описывал.

– Не могу дождаться продолжения, – растягивая слова, саркастически сказал он, понимая, что рискует. Но он был уже так зол, что не мог больше позволить ей безнаказанно тискать его.

– Когда я захочу вас послушать, я задам вопрос, – выпалила Кейт; ее рука скользнула в пах, затем спустилась по ногам.

Может, одежда у нее из магазина дешевых товаров, но духи дорогие. Дорогие и волнующие. Коварные. Из тех, что пробираются мужчине под кожу. Из тех, что созданы, чтобы вызывать желание.

– Слушаюсь, мадам.

Глубоким баритоном он цедил вежливые слова, но тон их был издевательский. Переложив пистолет в правую руку, Кейт повторила процедуру с другой стороны. Все, что ей удалось найти, – это жвачка, потрепанный билет в библиотеку Лос-Анджелеса и связка ключей.

– Ладно, – сказала она, выяснив, что у него нет оружия, – можете повернуться. Только медленно.

Хотя его одежда – линялые джинсы и черная майка – определенно не из модного магазина, а густые волосы не мешало бы постричь, у Кейт мелькнула мысль, что его облик не противоречит окружающему блистательному соседству. В нем было что-то располагающее, чего ей не приходилось видеть в грабителях.

– Будьте любезны объяснить, почему вы лезли через забор?

– Вы, конечно, не поверите, если я скажу, что забыл код дома в других штанах?

Она хмыкнула.

Он рассмотрел нахмуренное лицо стоящей перед ним женщины, бесстрастно отметил ее красоту и кивнул:

– Я так и думал. Но это правда.

– Вы знаете, чей это дом?

Слоун посмотрел на здание смешанной расцветки – частью кремовой, частью медовой. Напомнил себе, что, хотя она очень привлекательная женщина, прежде всего и главным образом она полицейский, а потому подавил неуместный прилив желания и сказал, пожимая плечами:

– Конечно. Блайт Филдинг. Мы договорились о встрече, но ее задержали на студии. Кстати, я – Слоун Уиндхем.

Он произнес свое имя с оттенком уверенности, что она его сразу узнает. Что и случилось. Проклятье. Если это правда, Слоун Уиндхем фигура настолько влиятельная, что ее вызовут на ковер по одному его звонку.

Кейт беззвучно застонала, но она была так вышколена, что на лице ничего не отразилось.

– Полагаю, документов у вас нет.

Слоун разглядел растерянность в зеленых глазах и почувствовал легкую жалость. Но немедленно ее придушил.

– Ответ вы знаете. Вы разве что-нибудь нащупали в моих карманах… офицер? – Он спрашивал почтительно, но оба знали, что это притворство.

Если он вламывался к Блайт, чего Кейт пока не отвергала, ему не нужны были ни документы, ни бумажник.

Слоун заметил, как печально вытянулось лицо девушки, и решил помочь.

– Днем я бегал по пляжу. Когда переодевался, забыл переложить удостоверение в карман.

– Где вы живете?

Он дал адрес на Пасифик-Палисадз, она приподняла бровь:

– Вы пришли сюда пешком?

– Нет, приехал.

– Где же ваша машина?

– За углом. Черный «порше». Вы мимо него проезжали. Перед воротами нет места, оставлять ее на повороте я не рискнул, так что, когда хозяйка не ответила на интерком, и я понял, что забыл код, я отогнал машину, вернулся пешком и попробовал перелезть через ворота. Мисс Филдинг уверяла, что домохозяйка впустит меня в дом.

– Почему же вы не позвонили Блайт на студию и не спросили код?

– У меня в машине нет телефона. – На ее недоверчивый взгляд Слоун сказал: – Проверьте, ключи у вас.

– Я так и сделаю.

Кейт стояла в раздумье, решая, как быть дальше. Не хотелось оставлять его здесь – вдруг он снова полезет через стену. Можно взять с собой: но вдруг он все наврал и убежит? В первую неделю работы больше всего ее удивило открытие, что люди не стесняются лгать полиции.

– Вы всегда сможете меня подстрелить, – подсказал он, видя ее затруднения. Когда гнев улегся, он стал находить сцену чрезвычайно интересной. Опасное и интригующее сочетание красоты и власти. – Эта мысль будет удерживать меня на месте.

Какой он изворотливый! Вкрадчивый сарказм его тона и самоуверенность подталкивали Кейт принять его предложение.

– Что-то я сомневаюсь.

Ее тон был пронизан не меньшей иронией. По некоторым причинам, каким – он разберется позже, когда перестанет удивляться, как, черт возьми, она садится в такой узкой юбке, он разгадал, почему все это так забавно.

– Слушаюсь, – сказал он, лениво пожав плечами.

И снова его самоуверенность показала Кейт, что этот человек – из мира богатых и знаменитых. И снова она напомнила себе урок Полицейской академии: никогда не судить по внешнему виду.

– Посмейте только хоть пальцем шевельнуть.

Слоун изобразил самую чарующую улыбку, на которую только был способен.

– И не подумаю.

Улыбка, призванная вызвать раздражение, достигла цели. В глубине души Кейт призналась, что она просто сокрушительна. Если окажется, что он действительно Слоун Уиндхем, неужели Блайт собирается с ним работать? А если да, то что скажет об этом сотрудничестве ее жених, многообещающий врач?

Не опуская пистолета, что делало ее несколько смешной – но еще смешнее будет, если она даст сбежать лживому, вороватому бродяге! – она подошла к машине и достала наручники.

– Вы, конечно, понимаете, – сказал он, увидав, что у нее в руках, – что вам придется за это извиняться. – (Черт, это становится даже интересно!)

– Если вы не тот, за кого себя выдаете, извиняться будет не за что. – Она пристегнула его правую руку к воротам. – А если вы и в самом деле Слоун Уиндхем, в следующий раз, когда кто-то будет перелезать через ваш забор, звоните в Союз сценаристов.

Когда она на этих непомерных каблуках сворачивала за угол, туда, где он оставил свой «порше», Слоуну пришло в голову, что для леди из полиции у нее очень миленькая попка.

Кейт выругалась. Как он и говорил, «порше» был зарегистрирован на имя Слоуна Уиндхема, нашла она и адрес – Пасифик-Палисадз. Правда, это еще не означает, что человек, которого она схватила при попытке перелезть через забор Блайт, – владелец машины. Но она могла поспорить на свой жетон полицейского, что это именно так.

Блайт мчалась на встречу со Слоуном с двадцатиминутным опозданием, надеясь, что слухи о нетерпеливости талантливого сценариста окажутся преувеличенными. Проект первого фильма ее компании давался куда труднее, чем она представляла. Если она не подпишет договор с писателем…

Нет! Блайт отказывалась думать о том, что может потерпеть неудачу. Как-нибудь она уговорит Слоуна Уиндхема написать сценарий. И сделает фильм, о котором скажут, что это шедевр.

Подъехав к дому, Блайт не поверила глазам. Она уставилась на человека, прикованного к воротам.

– Слоун? Боже мой, в чем дело?

– Привет, Блайт, – сказал он обычным тоном, что в его положении звучало смешно. – Сделайте одолжение, замолвите за меня словечко.

Блайт оглянулась и удивилась, как это она сразу не заметила красный «мустанг» – видимо, ее захватило зрелище прикованного наручниками Слоуна.

– О Боже мой! Вы столкнулись с Кейт!

В свою очередь Кейт, глядя, что они беседуют как старые друзья, уже поняла, что ее карьера горит синим пламенем.

– Только не говори, что на тебе служебная форма, – приветствовала ее Блайт.

– Долго объяснять, – пробурчала Кейт. Она уставилась на Слоуна и получила в ответ взгляд, означающий: «Я же говорил». – Блайт, ты можешь удостоверить его личность?

– Конечно. Это Слоун Уиндхем. Правда, я не могу сказать, что он делает у моих ворот в наручниках.

Опередив Кейт, заговорил Слоун:

– Видите ли… она защищала ваше имущество, Блайт. Я забыл дома листок с кодом и полез через забор. В подобных обстоятельствах действия Кейт абсолютно справедливы.

Кейт ожидала услышать, что он идет подавать гражданский иск – это грозило процессом, ей пришлось бы оправдываться. Но Слоун Уиндхем почему-то оправдал ее, и это было противно. Особенно то, что его глубокий голос ласкаючи произнес ее имя.

– Меня зовут – офицер Карриген.

– Мне больше нравится – Кейт.

– Хулиган, – сквозь зубы огрызнулась Кейт и подошла к нему, чтобы снять наручники.

Господи, как она пахнет! Слишком хорошо для женщины-полицейского. У него вдруг возникло острое желание коснуться ее голого плеча.

– Вы уверены, что хотите это сделать?

– Сделать что?

– Освободить меня.

Она удивленно подняла глаза, и ее мгновенно обезоружили и его неожиданный юмор, и, что более опасно, его глаза.

Мало будет дотронуться, решил Слоун; в нем вспыхнуло желание впиться губами в это нежное тело.

– Знаете, сколько людей в этом городе мечтают захватить меня, чтобы получить аудиенцию?

С ума можно сойти, но это правда.

– Вы кое о чем забываете. – Она отщелкнула наручники. – Я полицейский, а не актриса.

– Могли бы стать.

Обольстительные манеры Уиндхема Слоуна напомнили Кейт недавнюю стычку с Уолтером Стерном, и она еще больше разозлилась. Видимо, такая линия поведения срабатывает с большинством знакомых Уиндхему женщин.

Но не с ней. Уж точно не с ней.

– Ах, мистер Уиндхем, – сказала она тоненьким голоском, с придыханием, – значит, вы говорите, что, если я буду хорошо себя вести и хорошо к вам относиться, вы сделаете из меня звезду?

Кейт восторженно взглянула на него из-под полуопущенных ресниц. Когда она провела язычком по блестящим розовым губкам, Слоун рассмеялся.

– Да, в многосерийной картине! – подхватил он игру. – Леди Блюстительница Закона.

Он стоял близко. Слишком близко. Кейт откинула волосы и отодвинулась.

– Это маскировка. Я работаю в полиции нравов.

– Я так и подумал, поскольку, как выразилась Блайт, этот наряд мало похож на служебную форму. – Он взглядом погладил ножки. – Бог ты мой, держу пари, бизнес идет на ура. – Всклокоченные рыжие волосы делали ее похожей на восхитительную ирландскую молочницу. – Не сомневаюсь, что машины останавливались одна за другой.

В реальной жизни, к сожалению, проститутки выглядят не так, как в фильмах, но Кейт выглядела еще лучше, даже сравнить нельзя. Много ли парней, что ездят по бульвару, сумеют устоять перед таким соблазном? – думал Слоун. Выпускать эту аппетитную леди на панель просто нечестно.

– А вас можно обвинить в том, что вы устраиваете мужчинам ловушку.

Сколько раз Кейт это слышала от адвокатов задержанных с тех пор, как работает в отделе полиции нравов, и не сосчитать. Ладно бы ее обвиняли за это в суде, но слышать такое от человека, известного своими бесчисленными скоротечными интрижками!..

– Надо было пристрелить вас, пока была возможность.

– Поздно. – Он протянул руку к ее уху и потрогал серьгу. – Теперь, офицер Кейт, у меня есть свидетель.

Только тут Кейт вспомнила про Блайт. Она оглянулась и увидала, что та стоит прислонившись к машине и с любопытством наблюдает за их беседой. И забавляется.

– Ну ладно, вы встретились, а мне пора домой. – Слоун продолжал ухмыляться, и Кейт поняла, что задержалась с отъездом.

На полпути к «мустангу» она вспомнила про звонок матери и повернулась к Блайт:

– Так ты придешь в воскресенье?

– В воскресенье? – тупо повторила Блайт.

– На торжественный завтрак?

Блайт не считала посещение подобных празднеств лучшим способом провести редкий свободный день. Но, зная, как тяжело дается Кейт появление на публике вместе с блистательной матушкой, она решила, что ей ничего не остается, как сопровождать подругу на этот благотворительный прием.

– Ни за что не пропущу, – кивнула она. Кейт засмеялась и подумала о том, как ей трудно будет обходиться без подруги.

Блайт, правда, обещает, что предстоящая свадьба – она выходила замуж за хирурга-косметолога из Беверли-Хиллз – никак не отразится на их дружбе!

Хотелось бы верить!

Были времена, когда ей хотелось верить в Санта-Клауса. Но если двадцать пять лет жизни на земле и бесчисленные браки родителей чему-то ее научили, так это тому, что замужество меняет все. И далеко не в лучшую сторону.

Глава третья

Прежде Блайт не приходилось сотрудничать со Слоуном Уиндхемом, но в обществе они встречались. Она следила за его работами, начиная с первого фильма, вышедшего на экраны восемь лет назад, – он рассказывал о бурном протесте молодежи против войны во Вьетнаме. После победы на фестивалях в Сандансе и Теллуриде фильм завоевал приз в Каннах и привлек внимание продюсеров.

Хотя картины Слоуна имели большой коммерческий успех, было понятно, что свое видение проблемы он не подчиняет интересам прибыли. Его последний фильм повествовал о захватывающих, драматических событиях в истерзанном войной Сараеве, параллельно шли документальные вставки об Олимпиаде-84, проводившейся в этом городе. И все три раза, что Блайт его смотрела, она уходила с сеанса душевно измотанной. Все его фильмы были на тему сегодняшней морали, но, поданные тактично и с юмором, не носили характера проповеди.

Блайт считала, что Уиндхем – это талант. Она слышала о его независимости, отчего у него то и дело возникали неприятности с руководством студии. Ходили также слухи о его разгульной холостяцкой жизни. Он был весьма хорош собой – стройный, крепкого телосложения, яркие карие глаза, густые каштановые волосы; и Блайт подозревала, что слухи о его романтических похождениях вполне могут быть правдивы.

Однако, выросшая в городе, где распутное поведение было чуть ли не нормой, она поступала, как английская аристократка: пусть люди делают, что хотят, лишь бы не посреди дороги, пугая лошадей.

Блайт предполагала, что разговор начнется с обмена любезностями, как повелось в Голливуде. Для беседы она выбрала солнечную комнату, надеясь, что дивный вид из окна на сад с кустами роз и плавательный бассейн создаст доброжелательную атмосферу встречи.

Но не успела она подать напитки – ему темное пиво, себе калифорнийское «шардоне», – как Слоун, демонстрируя свое легендарное пренебрежение этикетом, не стал вести светскую беседу, а сразу ухватил быка за рога:

– Я пока не понимаю, чего вы от меня хотите.

– Я думала, мы выяснили этот вопрос на первой встрече. – Блайт глотнула вина и напомнила себе, что она продюсер. Это она должна спрашивать его, а не наоборот. – Я хочу, чтобы вы написали сценарий.

– Про Александру Романову? – (Не похоже, чтобы он так и ухватился за предложенную тему.)

– Да.

– Дело в том, – Слоун облокотился на ручки белого плетеного кресла, – что вам надо знать, как я работаю. Сочинить сюжет для меня не проблема. Главное – найти идею. Она может быть политической, социальной, или это может быть просто какой-то новый способ добраться до правды. Я всегда считаю: чтобы фильм имел успех, надо, чтобы он заставлял думать, он должен потревожить жизненную позициюаудитории. Вот во что я верю.

Блайт отчаянно надеялась, что он не станет указывать, что ее фильмы в «Ксанаду» не дотягивают до уровня эпических полотен. Дело в том, что у Уолтера Стерна есть деньги, которые ей нужны; а если хочешь играть на чужом корте и чужим мячом – играй по чужим правилам.

Слоуна же больше всего занимало, насколько обратившаяся к нему дама заинтересована в поисках истины. Если она хочет, чтобы он превратил трагическую смерть Александры Романовой в очередную мелодраму из разряда тех, в которых она привыкла блистать и которые забываются раньше, чем на экране замелькают заключительные титры, то она обратилась не к тому сценаристу.

– У меня есть парочка вопросов.

Он впился в нее взглядом. Стараясь не выдать беспокойства, она кивнула и попыталась держать себя в руках.

– Пожалуйста.

– Прежде всего: почему я?

Это легко. Блайт немного расслабилась.

– Потому что я видела все ваши фильмы. Вы раскрываете истину, какова бы она ни была, как бы высвечиваете ее. После ваших картин я чувствую, что мне показали что-то глубоко личное.

Прекрасный ответ, признал Слоун.

– Это подводит меня ко второму вопросу, – сказал он. – Хотя мне не на что указать пальцем, но после нашего телефонного разговора две недели назад у меня сложилось впечатление, что для вас это очень близкий сюжет.

– Да, – согласилась Блайт.

– Почему?

Хороший вопрос, признала Блайт.

– Не знаю.

Он опять посмотрел на нее долгим взглядом, от которого захотелось заерзать в кресле. Слоун заметил ее нервозность. И знал, что она устала из-за долгих дней работы в студии и долгих ночей работы над этим проектом. Он заметил также вспышку упрямства, хорошо ему знакомого.

– О'кей, – сказал он наконец, решив не давить на нее. – Я согласен… Последний вопрос: вы нанимаете меня написать сценарий? Раскрыть убийство? Или исправить ошибку шестидесятилетней давности?

– Все три – «да», – честно ответила Блайт. Она выдержала упорный взгляд карих глаз.

В них не было скепсиса, как она ожидала, и тогда она выложила на стол последнюю карту:

– Я долго обдумывала этот проект. – Точнее было сказать: «Он меня преследует», но ей не хотелось, чтобы Слоун думал, что его нанимает сумасшедшая. – И я уверена, что только вы можете отыскать правду, а не подать это просто как скандальчик.

Несмотря на очевидные препятствия – взять хотя бы то мелкое обстоятельство, что Голливуд судил, обвинил и казнил Патрика Рирдона 60 лет назад, – а может быть, именно поэтому Слоун испытывал искушение подписать проект.

Он понимал, что Блайт так или иначе сделает эту картину, вопрос был только о его участии.

– Я люблю загадки, – протянул он.

Слоун смотрел в окно, но Блайт догадывалась, что он видит не заход солнца над Тихим океаном, а нечто, видимое ему одному.

Она оказалась права.

– Что ж. – Он повернулся к ней: – Вы говорили, у вас есть какие-то вырезки?

Она кивнула, взяла кожаный портфель, который принесла со студии, и достала из него тонкий конверт.

– К сожалению, найти удалось не много.

Отсутствие информации об актрисе в архивах студии «Ксанаду» удивляло и раздражало ее. В конце концов, фильмы Александры Романовой были главным источником дохода студии в годы Великой депрессии.

Считается, что кинобизнес основан на творчестве, но Блайт прекрасно знала, что именно деньги смазывают и крутят машину Фабрики Грез. Учитывая кассовые сборы времен расцвета Александры, она ожидала, что ей воздвигнут мавзолей.

– Я достала эти вырезки в библиотеке из подборки газет того времени, – сказала она, протягивая конверт. – Признаюсь, об Александре до ее смерти здесь не много информации.

– Не беспокойтесь. – Поняв, что этого ответа мало, он смягчил тон и выражение лица. – Если меня это заинтересует, я всегда смогу сам накопать в студийном архиве.

– К сожалению, архивы студии недоступны для публики. – Ей очень не хотелось обезоруживать Слоуна до того, как он согласится писать сценарий, но она чувствовала, что обязана предупредить, как мало у него будет материала.

– Не беспокойтесь. – Слоун взмахом руки отмел предупреждение. – Случайно у меня есть очень высокопоставленные друзья. – Он не уточнил, оставив Блайт гадать, кто посмеет нарушить священные правила Уолтера Стерна.

Уж конечно не Алиса, архивариус студии, – та недавно справила 35-летие работы на «Ксанаду» и будет защищать свои файлы, как дракон в компьютерной игре – королевские сокровища.

– Еще одно.

Блайт так и знала.

– Что же?

– Если я решу взяться за ваш проект – а я еще этого не сказал, – режиссером должен быть я сам.

Зная репутацию Слоуна, Блайт предвидела такое развитие событий. Если его художественное видение фильма не совпадет с ее точкой зрения, это может стать проблемой. Продюсер, который корежит пьесы, не такая редкость в ее бизнесе. Совсем другое – говорить режиссеру, как он должен ставить фильм.

– Я не сомневаюсь, что тот, на кого вы рассчитываете, компетентный режиссер. Черт побери, может быть, блестящий. Но для меня это не играет роли. Вы можете нанять самого лучшего режиссера, но, когда картина будет закончена, то, что получится, будет его или ее видением. Не моим.

– Я вас понимаю, – медленно произнесла Блайт. Из того, что она услышала, ей не было ясно, так ли будет трудно работать со Слоуном, как об этом говорят, но решила, что это не имеет значения. Она хочет, чтобы ее картина была сделана правильно. И уверена, что это по силам только ему.

– Послушайте, пока преждевременно решать такие вопросы, – сказал он. – Почему бы нам не поговорить после того, как я прочту эти вырезки? Тогда я смогу сказать, заинтересован я подписать договор или нет.

Это был не тот ответ, которого она хотела, но она понимала, что сегодня большего не получит. Напомнив себе, что терпение есть добродетель, Блайт неохотно согласилась. Она проводила Слоуна до дверей, потом постояла на дорожке красного кирпича, гладя, как отъезжает «порше».

Глава четвертая

На торжественном завтраке к Блайт неожиданно подошел Слоун.

– Надо поговорить, – без предисловий сказал он.

Его резкий тон опять напомнил ей, что у него репутация нелегкого человека. Но Блайт надеялась, что он согласится принять ее предложение.

– В данный момент я занята. – Она намеренно придала голосу холодности. На это он улыбнулся такой медленной, замечательно сексуальной улыбкой, что ей пришлось напомнить себе, что у нее есть жених.

– Извините. Когда я увлечен сюжетом, я становлюсь нетерпеливым.

Надежда вспыхнула с такой силой, что Блайт не заметила, как напрягся Уолтер Стерн, который стоял рядом.

– Вы хотите сказать…

– Я заинтересовался. Черт, это более чем интересно. – (У Блайт пересохло во рту.) – Блайт, ваш проект – это бомба. Добавим тот фактор, что роль Александры играете вы, и промашки не будет. Дурак бы я был, если бы упустил такую возможность. Я хотел бы утрясти детали.

Она глубоко, с облегчением вздохнула.

– Может быть, завтра за ланчем в моем передвижном домике? Около полудня?

– Великолепно, за ланчем. – Его улыбка сразила бы представительниц противоположного пола в возрасте от 8 до 80. Только теперь он заметил Уолтера Стерна. – Привет, Уолтер. Давненько не виделись.

По его тону легко было догадаться, что он согласен и подольше не встречаться с Уолтером Стерном.

– Значит, до завтра. – Просияв улыбкой, в которой никто бы не различил разочарования, Блайт отошла и стала искать хозяйку.

В другом конце сада Кейт все еще размышляла о том, зачем она могла понадобиться отделу розыска беглецов; ей рисовались картины погони, как она преследует по всей стране загнанного красавца Гаррисона Форда, но ее фантазии прервал знакомый голос:

– Добрый день, офицер.

Она неторопливо обернулась и оказалась лицом к лицу с человеком, которого изо всех сил старалась забыть.

– Я не знала, что вы здесь, – сказала она неприветливо.

– Разве вы не читаете светскую хронику? – Пренебрегая ее демонстративно дурными манерами, Слоун обворожительно улыбался. Он видел, что ей неловко, и восхищался тем, как она это скрывает. Он также заметил, что она вообще не в своей тарелке, но не знал почему. – Я там постоянно фигурирую в списке А.

– Поздравляю. – Сухой тон говорил об обратном.

Его карие глаза смеялись.

– Вообще-то меня это волнует меньше, чем вам бы хотелось, но, поскольку из-за этого я первым могу ознакомиться с такими грандиозными проектами, как у Блайт, у меня нет оснований жаловаться.

Он опять улыбнулся, на этот раз медленной, соблазняющей улыбкой, будто на экране. Улыбка постепенно угасла, он молча изучал ее.

Кейт стояла абсолютно спокойно, давая себя рассматривать и не показывая, что ее это хоть сколько-нибудь волнует.

Слоун решил, что ее платье чрезвычайно романтично, будто срисовано с полотна импрессиониста.

Нежные вихри пастельных тонов украшали юбку средней длины. Волосы сзади сколоты золотой ажурной заколкой и падают на спину буйными огненными волнами.

Прошедшие четыре ночи и все сегодняшнее утро он убеждал себя, что вспыльчивая особа в наряде проститутки, которая наставила на него пистолет, не может быть так очаровательна, как ему показалось.

Теперь, в ярком свете калифорнийского солнца, он понял, что отчасти был прав. Кейт Карриген не была так очаровательна, как ему вспоминалось. Она была гораздо лучше. Он медленно произнес:

– Вы самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.

Этот комплимент ей не раз приходилось слышать, он не должен был заставить ее сердце биться. Не должен, твердо сказала себе Кейт. Но он это сделал.

– Вы меня разочаровываете, мистер Уиндхем. – Она пальцами без маникюра постучала по бокалу шампанского и напомнила себе, что надо не забывать дышать. – Я думаю, что человек с вашим талантом мог бы высказать что-нибудь другое, не столь банальное.

– Вы так думаете? – произнес он с отсутствующим видом. Любезные слова, которые в прочих случаях сами слетали у него с языка, куда-то подевались.

Хотя Кейт могла бы заключать самые захватывающие контракты в Голливуде, Слоун тоже выглядел неплохо. Будь она режиссером, она сочла бы его идеальным кандидатом на роль Великого Гэтсби – богатый, преуспевающий и невероятно привлекательный.

Слоун, покачиваясь на пятках, продолжал ее рассматривать.

– Вам нужна шляпа.

– Шляпа? – Она невольно подняла руку к волосам.

– Вы похожи на девушку, разливающую чай «Эрл Грей» из королевского чайника в каком-то английском саду. Чтобы образ был законченным, нужна широкополая соломенная шляпа с большой белой розой.

Наконец-то Кейт услышала те слова, которых и следовало ожидать от человека, словами зарабатывающего на безбедную жизнь. Прежде чем она нашлась что ответить, он поднял руку и коснулся ее волос.

– Я только отведу их назад, – пробормотал он. Пряди волос, скользящие между пальцев, привели его в состояние транса. Кейт пыталась сохранить невозмутимость под его невинными прикосновениями, однако у нее перехватило дыхание, как будто эти пальцы-мучители сдавили ей горло.

– Мистер Уиндхем…

– Слоун. – Его пальцы спустились к атласной шее и уловили биение пульса. – Я против формальностей.

– И напрасно. А я за. И если вы сейчас же не уберете руку, то пожалеете.

Он дерзко улыбнулся, но подчинился.

– Офицер, вы угрожаете мне карательными мерами?

– Я только сообщаю: хоть вы и привыкли, что большинство женщин бросается к вашим ногам, я не из большинства.

– Наконец-то я понял. – Слоуну очень хотелось опять дотронуться до нее, но он сунул руки в карманы.

Он сверлил ее взглядом; Кейт это не понравилось, но тут она расслышала, что ее окликает знакомый голос:

– Кейт, детка. – Натали приложила напудренную благоухающую щеку к щеке дочери. Она казалась по крайней мере на десять лет моложе своего возраста благодаря тайной, невероятно дорогой швейцарской косметике и недавней чистке и подтяжке лица. – Как я рада тебя видеть. – Она повернулась к Слоуну: – Я вижу, ты знаком с моей дочерью, дорогой?

«Дорогой»? Кейт прищурилась, глядя, как мать взяла его под руку. Бриллианты, оставшиеся от трех предыдущих замужеств, льдисто сверкали на изящных, наманикюренных пальцах.

Хотя Кейт уверяла себя, что Слоун Уиндхем ей нисколько не нравится, вспышка жгучей ревности пронзила ей сердце, как стрела, ударившая быку в глаз.

Кейт пришлось бы последние годы жить на Венере, чтобы не слышать о репутации Слоуна как соблазнителя. Но ее мать?..

– Мы познакомились на днях, – ответил Слоун. Услыхав, что самый удивительный полицейский Лос-Анджелеса – дочь Натали Ландис, он сразу же увидел сходство между ними.

Мать и дочь имели одинаковые изумрудные глаза и замечательный цвет лица. Пшеничные волосы Натали были убраны на французский манер, открывая точеную линию шеи. Беспорядочные локоны Кейт напоминали всполохи огня, какие бывают видны над голливудскими холмами в сухой сезон.

Натали поддерживала упругость фигуры ежедневными занятиями с личным тренером, но Слоун, сам худощавый, предпочитал длинные, игривые извивы тела Кейт.

– Я не знал, что у тебя взрослая дочь, – сказал актрисе Слоун. – Вы как сестры.

Это не было лицемерием, слишком похоже на правду.

Натали засмеялась – рассыпались серебряные колокольчики, призванные услаждать ухо мужчины.

– Я вышла замуж еще ребенком.

– Очевидно, еще в колыбели, – согласился Слоун, не упустив случая куснуть.

– Что я обожаю в тебе, Слоун, дорогой, так это то, что ты всегда говоришь правильно. – Ее блестящие губы сложились в приятную, интимную улыбку. Она повернулась к Кейт: – Дорогая, ты сегодня чудесно выглядишь. Не правда ли, Слоун?

– Великолепно. Я удивляюсь, как полиция нравов не заберет всех парней, что слоняются по главным улицам в надежде, что их задержит офицер Карриген.

– О, ради Бога, – простонала Натали, – сегодня такой чудесный день, не порти его разговором об этом маленьком бунте Кейт.

Кейт не могла позволить матери отпускать реплики в ее адрес. Она вздернула подбородок.

– Мама, это не маленький бунт, это моя работа.

– Ты всегда так говоришь, Кейт. – Натали вздохнула. От этого короткая, выше колен, туника из легкого шелка цвета слоновой кости эффектно поднялась и опустилась. – Люди могут подумать, ты воспитывалась Бог знает где. – Она повернулась к Слоуну и почти пропела, вцепившись в его руку: – Скажи, дорогой, ты в детстве был несносным ребенком?

Он чуть не засмеялся. Интересно, что бы сказала Натали, узнай она, что он был самым несносным ребенком в их скромной семье?

– Нет, я думаю, дети имеют право идти собственным путем. – Он мягко, осмотрительно высвободил свою руку. Настороженные глаза Кейт не упустили этого момента.

– Наверно, ты прав, – вздохнула старшая. – Как всегда.

– Я не подозревала, что вы знаете друг друга, – сказала Кейт.

– Я знаю всех, – резко напомнила Натали и тут же смягчила тон: – Видишь ли, я пытаюсь увлечь Слоуна поработать над моим проектом. Мы бы составили замечательную команду.

Кейт стрельнула глазами в Слоуна; тот ответил успокаивающим взглядом.

– Что ж, все было великолепно, – сказала Кейт. – Мне пора идти. – Это была правда: если Кейт еще немного посмотрит, как мать бесстыдно флиртует с человеком вдвое моложе себя, она задохнется.

– О, ты не можешь уйти до показа моделей! – Потом Натали обратилась к Слоуну. – Будет необыкновенное зрелище. Карен привезла из приюта для животных чудных собачек и кошечек, мы нарядим их под персонажей известных мультфильмов.

– Звучит заманчиво. – Слоун начал понимать причину дискомфорта Кейт.

– Я в восторге, – сухо сказала Кейт. – Но мне надо на дежурство.

– Я думала, у тебя выходной.

– Я тоже так думала. Но мне позвонили сюда, требуют, чтобы я пришла в штаб.

– Ненавижу это ужасное место, – пожаловалась Натали.

– Ты это уже говорила. – Кейт оглянулась в поисках Блайт.

– Вы кого-то ищете? – спросил Слоун.

– Блайт. Мы вместе приехали. – Кейт увидала наконец подругу: та была поглощена беседой с Уолтером Стерном возле бассейна. Они о чем-то горячо спорили.

– Я как раз собирался уезжать, – сказал Слоун. – Хотите, я вас подвезу?

– О, ты не можешь сейчас уехать! – запротестовала Натали. – Я хочу попросить тебя вручить главный приз.

– Нет, я очень польщен, – извинился Слоун, – но я должен навестить больного друга.

– Оставь, Слоун. – После долгой практики Натали научилась сердиться, не морща лоб. – Если не хочешь принять участие в награждении, так и скажи. Но такая банальная ложь…

– Это не ложь. – Он одарил ее мальчишеской улыбкой. – Мне действительно очень жаль, но я собирался только заскочить, сказать «здравствуйте» и внести свой небольшой вклад. – Из кармана рубашки он вынул чек.

Зеленые глаза округлились.

– Благодарю. Ты так щедр!

– Это всего лишь деньги. Причем на доброе дело. – Он поднес к губам руку с розовыми ноготками. – Нет, я был счастлив с тобой повидаться. На следующей неделе позвоню. Вместе пообедаем и обсудим предложение, которое у меня есть.

К удивлению и огорчению Кейт, мать просияла, как четырнадцатилетняя фанатка, встретившая своего рок-идола.

– В любое время, – с придыханием произнесла она.

Слоун не подал виду, что заметил, какое впечатление он производит на актрису сорока с чем-то лет. Повернувшись к Кейт, он спросил:

– Вы готовы ехать?

– Я вам говорила, что меня подвезут.

– Блайт не станет возражать, если вы передумаете. К тому же я буду рад доказать вам, что не держу на вас зла после нашей стычки.

– Стычки? – При этих словах Натали напряглась, как кошка при виде мыши.

Слоун быстро сказал:

– Это долгая история. – Он чувствовал, что Кейт дошла до точки кипения, и решил, что для него это хороший шанс. – А нам пора ехать, правда, Кейт?

Она хотела сказать ему, что скорее сядет в машину с гунном Аттиллой, но знала, что если останется здесь, то мать вот-вот учинит ей допрос с пристрастием. Да, и Натали Ландис может быть не менее беспощадной, чем самый грубый следователь из отдела убийств.

– Вы скажете Блайт, что я отвезу вас домой, – сказал Слоун, – а мне тоже надо ей кое-что сказать.

– Вы не повезете меня домой, – продолжала Кейт спорить даже тогда, когда он повел ее прочь. Он обнял ее за талию, но она не хотела устраивать сцену и привлекать к себе внимание.

– Не упрямься, как осел. – Глаза его вспыхнули, хотя улыбка оставалась неизменной.

От дальнейших пререканий Кейт спасло то, что они подошли к Блайт, которая только что закончила безуспешный разговор с Уолтером Стерном.

– Он совершенно не желает сотрудничать, – пожаловалась она.

– Может, нанять кого-то, кто умеет раскрывать старые секреты? – предложил Слоун.

– Частного детектива?

– Именно.

Блайт повернулась к Кейт:

– Ты кого-нибудь знаешь?

– Тебе повезло. – Кейт порылась в сумочке, достала карточки, с которыми в последнее время не расставалась, и выбрала одну из них.

– Кейдж Ремингтон?

– Мы с ним были партнерами. Кейдж научил меня всему, что я знаю об уличной работе полицейского. Сейчас он открыл свое дело.

– Тут нет адреса офиса.

– А у него нет адреса. Он живет на катере в Марина-дель-Рей, там у него основная база – офис, по-твоему.

– Поговорить вреда не будет, – решила Блайт и положила карточку себе в сумку.

– Может, сразу и позвоните? – предложил Слоун. – По крайней мере узнаем, стоит ли овчинка выделки.

– Можешь позвонить из библиотеки, – сказала Кейт: ей очень хотелось помочь Кейджу в бизнесе. – Его не было в городе, но сегодня утром он вернулся. Если поторопишься – успеешь нанять его, пока он не взялся за другое дело.

Им повезло: Кейдж Ремингтон был готов встретиться с Блайт в течение часа. Поскольку Марина дель Рей находился на другом конце города, Блайт не могла отвезти Кейт домой.

– Сообщите, как пойдут дела, – сказал Слоун. – А мы с Кейт поедем. – Взяв Блайт за плечи, он наклонился и поцеловал ее в щеку. – Блайт, похоже, работать с тобой будет приятно. У меня такое чувство, что мы составим отличную команду.

Поцелуй был дружеский. Блайт улыбнулась.

– Я очень на это надеюсь.

Пока они стояли, поджидая, когда слуга подаст «порше» Слоуна, Кейт обиженно сказала:

– Считаете, что вы очень умный?

– Умный?

Подошла машина. Величественный слуга, видимо бывший голливудский статист, открыл дверь, Кейт села, взмахнув юбками.

Слоун не отвечал, пока не отъехал от дома по длинной закругленной дороге из красного кирпича.

– Не умный, просто отчаявшийся.

– Отчаявшийся? – В ее голосе слышалось недоверие.

Слоун Уиндхем? Самый высокомерный, самоуверенный человек, которого ей доводилось встречать!

В течение четырех долгих ночей и пяти столь же длинных дней Слоун отчаянно мечтал об этой женщине. Он свернул к обочине и остановился.

– Отчаявшийся, – повторил он. – Ты не представляешь себе, как мне этого хотелось!

Прежде чем она догадалась о его намерении, прежде чем смогла шевельнуться, чтобы воспротивиться, он обнял ее.

Глава пятая

Бесконечно долгое мгновенье спустя Кейт подняла на него глаза. Сотни, тысячи чувств боролись в ней, дыхание остановилось, она смотрела и ждала.

Он завладел ее ртом с уверенностью человека, который целовал женщин бессчетное количество раз. Его губы как-то умудрялись быть твердыми и мягкими одновременно; беспечные, влекущие, они заманили ее в ловушку тончайших оттенков чувств.

Кейт было 25 лет. Конечно, ей уже приходилось целоваться, начиная с Джонни Мэтьюса в школьной библиотеке, в секции истории, но это, наверно, не в счет, потому что она врезала ему в челюсть так, что он затылком ударился о полку.

Маленькая ябеда Кристи Лонгвью видела и сказала учительнице, та передала директору, в результате Кейт и ее несостоявшемуся Ромео пришлось в течение недели после уроков отбывать наказание – вытирать доски по всей школе.

Мэтьюсы – м-р Мэтьюс был адвокатом – грозили подать в суд, но отец Кейт поднял их на смех и сказал, что 11-летний мальчик будет всеобщим посмешищем, если станет известно, что его побила девочка.

После этой не слишком удачной прелюдии любви по пятам за Джонни последовали другие мальчики, Кейт приветствовала их поцелуи с разной степени энтузиазмом, но до сих пор ни один из парней не вызывал такого опустошения в душе. Только Слоун.

Надо остановить его.

Она его остановит.

Сейчас.

Но все связные мысли растворились в клубах затопившего ее сладкого тумана.

Его руки ласкали ее волосы так, как будто имели на это полное право. В карих глазах пылала необузданная страсть. Зачарованная, слегка напуганная, Кейт хотела бы держать глаза открытыми, но, когда его зубы стали нежно покусывать ее нижнюю губу, веки сами опустились, и Кейт прерывисто вздохнула.

Сладкая. Слоун не подозревал, что офицер Карриген может быть такой невообразимо сладостной. Как будто пьешь нектар. Его рука скользнула от волос к щеке, и он обнаружил, что притронуться к ее коже – все равно что потрогать теплый атлас.

Слоун хотел потрогать ее всю.

Дотронуться до всего.

Он хотел ее.

Вопреки здравому смыслу, Кейт тоже хотелось запустить пальцы в его волосы, и только в последний момент она одумалась.

Она заставила себя удовлетвориться тем, что положила руки ему на плечи. Под руками оказались твердые мускулы, как она и почувствовала, когда пристегивала его к воротам. Но сейчас он доказал, что куда более опасен, чем ей тогда представлялось.

В воображении Кейт всплыли головокружительные картины соблазнения, страстные, эротические сцены, от которых вскипела кровь. Когда он медленно обвел языком вокруг ее полуоткрытого рта, она испытала такой сильный прилив желания, что если бы не сидела, то у нее подкосились бы ноги.

Под наплывом незнакомых ощущений Кейт поняла, что ей страшно. Еще ни один мужчина не бросил ее в пропасть страсти всего лишь поцелуем.

Понимая, что развязка приближается с опасной быстротой, Кейт открыла глаза. Обнаружила, что руки лежат у него на груди – как они там оказались? – и оттолкнула его.

– Нет.

Единственным ответом был тихий стон; его губы продолжали свою пытку. Чувствуя, что готова потерять контроль – и где, Господи, на подъездной дорожке к дому матери! – Кейт усилила сопротивление.

– Черт возьми, я сказала: нет!

Думать Слоун не мог. Его сердце стучало, как проходящий товарный поезд, и, если бы она сейчас приставила пистолет к виску и приказала выйти из машины, он бы не пошевелился. Но слово, произнесенное так решительно, привело его в чувство.

Он с трудом оторвался от ее губы, подавил проклятие, опустил руки.

Кейт уверяла себя, что она так непривычно отреагировала на поцелуй Слоуна просто потому, что была захвачена врасплох. Но она знала, что это неправда. Не желая показать Слоуну, какую власть он над ней приобрел, Кейт скрестила руки на груди и впилась в него взглядом.

– Ты так целуешь мою мать?

У него на губах все еще оставался ее вкус. Мужчина не должен извиняться за то, что хочет вкусной еды, хорошего вина и красивых женщин. Таков был Слоун. Одного поцелуя Кейт Карриген ему не может быть достаточно. Она оказалась лучше, чем являлась в его снах, и даже лучше всего, что он мог бы напридумывать. Хотя ему не было свойственно самоограничение, он умел терпеть, если надо. Сказав себе, что подождет до следующего раза, он небрежно улыбнулся.

– Джентльмен целует не для того, чтобы потом рассказывать.

Ее раздражали его высокомерие и невразумительный ответ.

– Она тебе в матери годится.

Он пожал плечами, и она опять невольно отметила, какие они широкие.

– Вообще-то нет, но это неважно. Если бы я захотел твою мать, Кейт, разница в возрасте меня бы не остановила.

В это она могла поверить. Такой человек не позволит, чтобы что-то – или кто-то – встало ему поперек дороги.

Слоун засмеялся, и этот смех пронзил ее насквозь, хоть она и старалась сохранять раздраженный вид.

– Кейт, тебе кто-нибудь говорил, до чего ты хороша, когда ревнуешь?

– Я не ревную. – Голос был как лед.

– Говори что хочешь. Но на всякий случай: не волнуйся, я не стану твоим очередным отчимом.

– Ты хочешь сказать, моя мать тебя не интересует?

– Конечно, интересует. Как друг. Еще Натали интересует меня с профессиональной точки зрения, как хорошая и очень кассовая актриса.

У него в глазах сверкнула искра, губы сложились в дразнящую улыбку.

– А также меня очень интересует дивная дочка Натали. Возможно, это самый сильный личный интерес.

От звука его низкого, с хрипотцой голоса у Кейт дрожал каждый нерв.

– Я что, единственная женщина в этом городе в возрасте до шестидесяти лет, которую ты еще не затащил к себе в постель?

Она надеялась задеть его, но он развеселился.

– Еще парочка найдется, как-то ускользнули от моего внимания.

– Да что ты говоришь!

Да, эта леди – не булочка с кремом. Но Слоун любил преодолевать препятствия. Он засмеялся, откинув голову.

– Смеешься над собой? – жестко спросила Кейт, опасаясь, что он смеется над ней.

Он кивнул, в его глазах была видна смесь согласия и легкой насмешки.

– В некотором роде.

– Понятно. – Вообще-то Кейт не могла понять ни Слоуна, ни своего к нему отношения, но будь она проклята, если признается.

– Ах, дивная Кейт, знала бы ты, как все это смешно.

Сынок Бака Райли влюбился в женщину-полицейского. Черт, папаша в гробу перевернется. А мать…

Его невольный легкий вздох остановил Кейт, которая было открыла рот, чтобы ответить холодно и с сарказмом. Она увидала, как на секунду с него слетела маска самоуверенности и гримаса боли прочертила красивое лицо. Против воли в душе Кейт всколыхнулось неожиданно нежное чувство.

Она переключила внимание на дорогу. Слушая ее подсказки, Слоун без труда доехал до ее дома, куда она недавно перебралась из унылого бунгало в Венеции.^[3]

– Здесь чудесно, – искренне восхитился он. Дом был окрашен в нежный розовый цвет.

– Мне нравится.

– Могу понять почему. У нас в городе почти не осталось зданий, связанных с прошлым. Отцы города стремятся стереть с лица земли все, что имеет хоть некоторую историческую ценность, и сделать на этом месте площадку для парковки или сквер.

Кейт разделяла его чувства, хотя ей была ненавистна мысль, что у нее с Уиндхемом нашлось нечто общее.

Не дожидаясь возражений, которые он неизбежно услышал бы, Слоун вышел из машины, чтобы открыть Кейт дверцу, и не слишком удивился, когда она открыла ее сама и вышла из машины раньше, чем он обогнул свой «порше».

– Что ж, спасибо, что подвез, – оживленно сказала Кейт, – но мне действительно надо бежать.

– Я провожу тебя до двери.

– В этом нет никакой необходимости.

– Джентльмен не только молчит о поцелуях, он еще всегда провожает леди до дому.

Он обнял ее за плечи. Этот жест показался Кейт слишком властным, она дернула плечом, но он сжал пальцы. Кейт уступила, чтобы не терять времени и не привлекать внимания.

– Тебя мама этому научила? – спросила она.

– Нет. – (На стене возле арки висела доска с названием «Бэчелор Армз».) – Нет.

Слоун сказал это почти грубо; красивое лицо было замкнуто, но опять Кейт увидала в нем странную боль. Что-то он скрывает в глубине души и от этого кажется еще опаснее.

Она жила на третьем этаже. Они молча поднялись по лестнице.

– Здесь, – сказала она, остановившись у 3-С. Достала ключ, вставила его в замочную скважину. – Еще раз спасибо.

Не желая расставаться, Слоун удержал ее руку.

Кейт хотела было сделать ему замечание, но слова застряли в горле, когда она встретилась с прямым, цепким взглядом светло-карих глаз.

– Что ты скажешь, – спросил он хрипловатым голосом, от которого у нее опять заколотилось сердце, – если я спрошу, можно ли тебя поцеловать?

Она приготовилась оттолкнуть его.

– Я скажу «нет».

Он обнял ее за талию и притянул к себе, пока их тела не соприкоснулись – грудь к груди, бедра к бедрам.

Она перебрала все причины, по которым не хотела, чтобы он до нее дотрагивался, чтобы он ее целовал.

А потом Кейт не могла больше думать: его губы взяли ее в плен.

Вместо того чтобы оттолкнуть Слоуна, как собиралась, Кейт обняла его. Она прижалась к нему, стараясь облегчить непонятную боль, возникшую внутри.

Никогда раньше он не испытывал такого желания, такой потребности любви. Хотя репутация Слоуна была сильно приукрашена досужими кумушками, он действительно знал много женщин. Но никогда еще Слоун не встречал женщину, о которой мог бы сказать, что она именно то, что ему нужно.

Слоуну отчаянно хотелось толкнуть дверь, втащить Кейт в квартиру и провести там остаток дня и всю ночь, целуя и лаская каждый дюйм ее восхитительного, благоуханного тела. Но из короткой перепалки Кейт с матерью он понял, как важна для Кейт ее карьера, и решил, что с этим придется подождать.

Но это будет, поклялся он, чувствуя, как ее нежные груди прижались к его груди. Обязательно будет.

С сожалением, не обращая внимания на слабый протест, он поднял голову. Расцепил ее руки, грозившие опалить спину, и поднес их к губам.

Опять! Ослепшая Кейт отчаянно старалась взять себя в руки. Опять это случилось!

Слоун видел, как у нее на шее бьется жилка, как в зеленых глазах еще бушует страсть. Скоро, пообещал он себе.

– Ты не сказала «нет», – напомнил Слоун. Кейт обрадовалась, что к нему вернулась его обычная мужская самоуверенность. С этим она справится.

– Я не сказала «да», – напомнила она. Чудеса! Ее голос звучит сильно и уверенно, хотя коленки дрожат. Значит, все будет нормально. Все будет в порядке. По крайней мере так Кейт себе внушала.

Но тут Слоун улыбнулся, и ее сердце замерло.

– Нет, сказала, – ответил он тем хрипловатым голосом, который имел удивительное свойство пронзать ее насквозь.

Прежде чем она начала спорить, он удивил ее: ткнул пальцем в кончик носа.

– Лучше ступай. Тебе нельзя опаздывать.

Он снова улыбнулся, а потом повернулся и пошел вниз, прыгая через две ступеньки. Приближаясь к первому этажу, он стал насвистывать.

Кейт хлопнула дверью, злясь на него за то, что он так возбудил ее, а на себя за то, что возбудилась. Она быстро прошла в спальню и достала из шкафа форму.

Слоун был поглощен мыслями о Кейт. О дивной, нежной Кейт, которая пахнет как магическое зелье цыганки, а на вкус – райское блаженство.

Он не заметил старую даму, срезавшую цветы на клумбе перед домом. Старуха видела, как эта пара приехала. Опытная в делах любви, Наташа Курьян сразу распознала страсть. Бывшая красавица, в прошлом гримировавшая звезд кино, улыбнулась. Жизнь в «Бэчелор Армз» становилась интересной.

Марина-дель Рей по площади занимает около одной квадратной мили, половина которой приходится на воду. Городок знаменит своей самой большой в мире рукотворной гаванью, где стоят на причале морские суда – от катеров до больших шлюпов. Здесь не так шумно и многолюдно, как в Лос-Анджелесе; жители гордятся тем, что у них есть четыре парка, бесчисленное множество дорожек для велосипедистов и бегунов, а также копия старого рыбацкого поселка Новой Англии, где по воскресеньям играет джаз-оркестр.

Блайт свернула на Адмиралтейское шоссе, ведущее в гавань. Приморский городок дышал покоем, и это ей не понравилось. Если детектив, которого рекомендовала Кейт, окажется лежебокой, он ей не нужен.

Ее попытки отыскать сведения об Александре Романовой оказались безуспешными; Слоуну Уиндхему повезло не больше, иначе он не предложил бы нанять детектива.

Нет, решила Блайт, она не станет нанимать какого-нибудь увальня; ее расследованием будет заниматься энергичный и решительный человек, умеющий добывать информацию. Хотя Марина-дель-Рей необычайно красив, Блайт не представляла, как нормальный человек может здесь поселиться.

Следуя его инструкциям, она без труда нашла нужный катер. Он мягко покачивался на волнах, белый, холеный и очень дорогой. Возможно, она ошиблась насчет Кейджа Ремингтона.

А может, и нет.

Блайт вышла из «ягуара», подошла к катеру. С палубы на нее смотрел мужчина, сидящий на полотняном складном стуле, одетый в белую майку и синие шорты, – смотрел как на захватывающую картину на экране.

Большую часть жизни Блайт провела среди высокопоставленных работников кино, но она не любила, чтобы на нее таращились.

Высокие каблучки застучали по деревянным доскам. Кейдж очнулся и с ленивой грацией встал со стула.

Кейдж не любил актрис. В годы работы в полиции его иногда назначали чем-то вроде няньки при кино– и телезвездах, которые готовились к роли. Как правило, они были не слишком красивы, поглощены только собой и даже не пытались понять, в чем состоит работа полицейского. Они приходили в участок, напичканные образами из сценариев, и думали, что тут их каждый день будут ждать убийства, захват заложников, уличные перестрелки.

С первого взгляда ему показалось, что Блайт Филдинг ничем не отличается от остальных. Босоножки на высоком каблуке непрактичны, белое шелковое платье было бы уместнее на приеме в Беверли-Хиллз, чем на лодке. Темные волосы громоздятся на голове в такой искусной прическе, что ясно: парикмахер с Родео-Драйв потратил на нее не один час. В солнечном свете волосы блестят, как струи воды. Темные очки скрывают глаза, но Кейдж видел немало фильмов с Блайт Филдинг и знал, что глаза у нее большие, темные, с длинными густыми ресницами.

– Мистер Ремингтон? – Ее голос звучал так же сочно и красиво, как в темных залах кинотеатров. Тембр был чувственный и волнующий, но Кейдж различил в нем оттенок неодобрения.

Он снял темные очки.

– Это я. – Он слегка улыбнулся в знак приветствия, хотя она и опоздала на десять минут; он занимался расследованием подпольной продажи сведений о чистокровных лошадях и через час должен быть на ипподроме.

У него были черные волосы и темная от загара кожа, а глаза – голубые и настолько светлые, что казались почти прозрачными. Но он смотрел так, будто хотел, чтобы она свалилась в воду.

Обычно Блайт сердилась на то, что мужчины видят в ней очередное хорошенькое личико и соблазнительную фигуру, и теперь с удивлением обнаружила, как это неприятно, когда тебя явно не одобряют.

Не показывая своих чувств, она вежливо протянула руку:

– Я Блайт Филдинг.

Как будто хоть один мужчина на планете мог ее не знать! Кейдж не только сразу узнал Блайт Филдинг по голосу в телефонной трубке, но ему было даже известно, какое шикарное тело скрывается под этим белым платьем!

Она стояла и ждала. Кейджу ничего не оставалось, как пожать ей руку.

– Я узнал вас, мисс Филдинг. – Ладонь у него была мягкая, а рукопожатие крепкое.

– Извините, что опоздала. Как всегда по воскресеньям, трасса ужасно загружена.

– Нет проблем, – солгал он. – Позвольте помочь вам подняться на палубу.

– Спасибо, я сама.

Он оглядел изящные лодыжки, стройные икры, круглые бедра и девичьи груди с обложки журнала «Спортс иллюстрейтед», наконец взгляд его не спеша добрался до лица.

– Мисс Филдинг, вы не так одеты, чтобы залезть на палубу.

На этот раз она безошибочно расслышала осуждение в его голосе. Блайт решила, что нет таких сил на нашей благословенной земле, которые заставят ее нанять этого человека.

– Я говорила вам, что звонила с приема. – Она выдернула руку.

– Говорили. – Не доверяя ее туфелькам, Кейдж обеими руками обхватил ее за талию, поднял и поставил на палубу своего щегольского катера. – Вы еще упоминали, что пьете чай с королевой.

– Не с королевой, – поправила она и тряхнула головой; он стал ждать, что будет с прической, и был разочарован, когда волосы вернулись на свое место. – С Натали Ландис.

А, блистательная мамочка Кейт. Кейдж знал Натали, любил ее, считал яркой, сексуальной и забавной, но все же прекрасно понимал, почему в Кейт так силен дух противоречия.

– Одно и то же, – сказал он.

Кейдж говорил, растягивая слова, – видимо, он с Запада. Они стояли так близко друг к другу, что ей приходилось запрокидывать голову.

– Я вас иначе себе представляла.

Не такого человека она надеялась увидеть. Нельзя отрицать, Кейдж Ремингтон привлекателен в некотором роде, но для деловой консультации он надел эти шорты, майку, тапочки – едва ли такой детектив справится с ее работой.

– Занятно. А я вас представлял именно такой.

Блайт это надоело.

– Вы всегда дерзите потенциальным клиентам? – спросила она ледяным тоном; он его узнал по последнему фильму, героиня которого имела скверную привычку убивать одного за другим своих богатых старых мужей.

– Только тем, кто настроен против меня еще до знакомства.

Что ж, хоть он не супергерой, как она надеялась, но, похоже, более перспективная фигура, чем ей вначале показалось.

– Я не из их числа, – сказала она.

Лгать она не умела, хоть и была актрисой. Кейдж пожал плечами, не зная, смеяться или злиться.

– Говорите что хотите.

Блайт взглянула в непроницаемое лицо и удивилась, почему Кейт не сказала ей, что ее бывший партнер гораздо привлекательнее, чем мужчина имеет право быть. Она выросла в городе, где потрясающие мужчины и женщины вещь вполне обычная. Не то чтобы Кейдж Ремингтон был красив, как кинозвезда. Брось на пляже палку – и попадешь в десяток мужчин красивее его. Высокий, широкий в плечах – как бегун на длинные дистанции, решила Блайт. Или ковбой. Слишком резкие черты лица, чтобы считаться классически красивым, над светлыми глазами слишком тяжелые веки, а нос перебит, и не раз. Рот был бы неплох, если бы не эта ухмылка.

Но было в нем что-то глубинное, потенциально опасное, что невольно привлекало.

В рафинированном обществе, где Блайт жила, работала и играла, она не встречала никого, кто бы хоть отдаленно был на него похож. Кем бы Кейдж Ремингтон ни был, он был единственным в своем роде. От него исходила какая-то магическая сила. Живые глаза видели тебя насквозь; сейчас они были прикованы к лицу Блайт, и она порадовалась, что на ней темные очки, и он не может прочесть охватившее ее смятение.

– Вам не обязательно так долго на меня смотреть.

Ее аромат, такой же таинственный, как и потрясающие глаза, скрытые огромными очками, был из тех, что разят мужчину наповал.

– А мне нравится на вас смотреть.

Блайт ощутила легкую дрожь. Смешно. Она привыкла сама задавать тон деловым встречам. И гордилась своей сдержанностью, в противовес ее темпераментному экранному образу. Что бы он там ни думал о ней, она не позволит незнакомцу обращаться с нею столь фамильярно. Она отодвинулась, Кейдж отпустил ее без комментариев.

– Почему бы нам не присесть, – предложил он, – обсудим, как мне искать факты, касающиеся вашей убитой русской кинозвезды.

Блайт в уме прикидывала, как ей поступить. Уйти не позволяла гордость; упрямство не давало прекратить поиски правды о смерти Александры Романовой. Она напомнила себе, что Кейт усиленно рекомендовала этого человека. Значит, надо продолжать разговор.

– У меня маловато информации, – предупредила она, сев на складной стул, который был ей предложен жестом смуглой руки.

– Потому и нанимаете меня.

– Об этом мы еще не договорились. – Блайт пыталась удержать контроль над ситуацией.

– Вы же хотите самого лучшего детектива?

– Конечно. – Она вздернула подбородок и скрестила длинные ноги.

Глядя на них, Кейдж подумал, что это уже хорошо.

– Я и есть самый лучший.

– Кое-кто мог бы сказать, что вы заносчивы.

– Может, – лениво согласился он. – Но это не меняет дела. Нравится вам это или нет, мисс Филдинг, но я тот, кто вам нужен. Если я решу взяться за это дело.

– Если вы решите?

Она напряглась, голос зазвенел, показав Кейджу, что ее сценический образ, возможно, не так уж далек от реальной Блайт. Он сам имел бурный темперамент и легко распознавал его в других.

– Одно из преимуществ самостоятельной работы – это возможность браться только за те дела, которые меня интересуют, – объяснил Кейдж. – Признаюсь, то, что вы сказали мне по телефону, меня заинтриговало. – Он сидел, вытянув длинные загорелые ноги. – Поскольку мы оба люди занятые, можем перейти прямо к делу. Начнем с того, что вы снимете эти проклятые очки. – Он говорил безапелляционно, к такому тону Блайт не привыкла. – Предпочитаю видеть, с кем имею дело.

Она могла бы отказаться, не подчиниться грубоватому, хотя и не лишенному смысла, приказу, но ее злило, что этот бывший полицейский вынуждает ее подчиняться; она сняла очки надменным жестом и с вызовом посмотрела на Кейджа. Их глаза встретились.

И тут это случилось.

Позже, когда у Блайт появится время анализировать, она решит, что этого не могло быть, но в тот момент она почувствовала словно какой-то толчок, что-то похожее на узнавание.

Глава шестая

Длинное белое здание на обрыве, обращенное к синему простору Тихого океана, на первый взгляд казалось отелем для богатых и знаменитых людей. Ровные зеленые газоны, яркиецветы, пальмы, тихо шелестящие под легким ветром с моря.

Гости гуляли по газонам, играли в теннис, сидели в тени цветущих деревьев с книгами, шитьем или просто глядя на окружающий пейзаж.

Пастораль, да и только!

Но при ближайшем рассмотрении можно было заметить резные решетки на окнах, электронный замок на воротах в высокой белой стене и охранников, предусмотрительно размещенных среди гостей, которых в менее дорогостоящем заведении называли бы пациентами.

У Слоуна екнуло сердце, когда он предъявил пропуск в воротах. Он терпеть не мог приходить сюда. Он ненавидел запах дезинфекции, запах болезни и отчаяния, от которых не откупишься никакими деньгами. Ненавидел пустые глаза людей, живущих за этими белыми стенами. И ненавидел то чувство беспомощности и беспросветности, которое охватывало его в «Сейф Харбор санитариум».

Каждый раз, въезжая в эти ворота, он говорил себе, что это в последний раз, что он больше не вынесет. Что она даже не заметит, если он больше никогда не появится. Но Слоун не мог прекратить эти поездки, как не мог перестать дышать.

Он поставил машину на отведенное место и вручил ключи провожатому. Эту меру предосторожности ввели после того, как однажды пациент выкрал ключи у деда, который пришел его навестить, а потом полицейские с риском для жизни гонялись за ним на бешеной скорости.

В больнице шла пересменка. Одна из врачей весело помахала ему рукой. Несколько лет назад у них была короткая пылкая связь. Они остались друзьями, как это часто бывало у Слоуна.

– Привет, Слоун. – Она улыбалась, в глазах светилась симпатия – он не привык видеть такое у женщин, с которыми спал. Но Хелен Тейлор была единственной женщиной, знавшей его тягостную тайну.

– Привет, Хелен. – Он попытался улыбнуться в ответ, но получилась гримаса. – Как она?

– Лучше. – Симпатия превратилась в жалость; потому он и порвал с ней отношения. – На днях был небольшой срыв, мы применили лечение, сейчас возбуждение прошло.

Он выпрямился. Железный кулак сдавил внутренности.

– Что означает: применили электрошок?

Доктор Тейлор не стала отрицать.

– Так лучше. – Она прикоснулась рукой к его щеке. – Если когда-нибудь захочешь поговорить или что-то еще… – Она замолчала, но только после того, как Слоун понял, на что она намекала.

Он снова попытался улыбнуться, и на этот раз успешнее, но глаза остались холодными.

– Спасибо. Но не думаю, что это хорошая идея.

Она вздохнула.

– Ты прав, конечно. Просто я беспокоюсь за тебя.

– За меня? – притворно удивился Слоун.

– Слоун, вредно быть таким одиноким, как ты. Тебе нужно кого-то иметь в жизни.

– Да что вы, доктор, разве вы не читаете бульварные газеты? В моей сладострастной холостяцкой постели столько женщин, что, когда одна лезет под одеяло, с противоположной стороны выкатывается другая.

Она улыбнулась, как от нее и ожидалось.

– Даже если бы ты был таким гулякой, каким тебя изображают, мы оба знаем, что иметь любовницу – совсем не то, что иметь любимую.

– Знаешь, я, кажется, кое-что нашел.

– Я рада. – Она обрадовалась непритворно, и он не в первый раз за эти пять лет подумал, как хорошо, что у него есть эта женщина. Встав на цыпочки, она быстро поцеловала его. – Желаю удачи.

Относилось это к Кейт или к предстоящему визиту, Слоун не знал. Идя по зеленому подстриженному газону, он подумал, что немного удачи ему бы не помешало в обоих случаях.

Он нашел ее на скамейке в саду. На ней было хлопчатобумажное платье, которое он привез в последний раз, в тот вечер, когда чуть не лишился головы, перелезая через забор Блайт. Просторное, удобное платье, отделанное кружевами по вороту, подолу и на рукавах. Покупая, он надеялся ее порадовать, хотя знал, что такие простые чувства, как радость и печаль, ей уже недоступны.

Он еще помнил ее густые блестящие волосы медового оттенка; теперь они поседели и тощими прядями свисали на худые плечи. Надо будет попросить, чтобы ее постригли и причесали.

Она прижимала к груди плюшевого мишку, качала его, глядя янтарными глазами на какую-то сцену из далекого прошлого, которая постоянно прокручивалась в ее поврежденном мозгу.

Задохнувшись от боли, Слоун опустился на скамейку рядом с ней.

Она повернулась. В глазах, которые раньше смотрели на него с любовью, ничто не всколыхнулось.

Слоун взял ее бледные слабые руки. Какая-то доля его существа чувствовала себя семилетним мальчиком. Другая – стариком.

Улыбка стоила ему Геркулесовых усилий.

– Здравствуй, мама.

Раньше, когда Кейт иногда заходила в штаб полиции Лос-Анджелеса, дежурный сержант ее еле замечал. На этот раз, однако, все было иначе. Сегодня этот седой, лысеющий ветеран экспансивно приветствовал Кейт, и, пока он вел ее по коридорам, увешанным фотографиями прежних шефов полиции, в святилище нынешнего шефа, она ловила на себе его взгляд, в котором мешались зависть и симпатия.

Кейт пришла вовремя, но, когда сержант втолкнул ее в зал совещаний, там уже собрались представители нескольких районных отделений полиции, два заместителя шерифа Лос-Анджелеса, одетые в хаки, а также все ее начальство. Она разглядела полицейского комиссара, майора и двух хмурых типов в синих костюмах и белых рубашках с черными значками, в которых распознала агентов ФБР.

– Добрый день, офицер Карриген, – приветствовал ее капитан Родман, комиссар отделения.

– Сэр. – Профессиональная интонация помогла скрыть нервозность и любопытство.

– Садитесь, пожалуйста. – Он указал на единственное свободное место, как раз рядом с уполномоченным представителем. – Хотите кофе?

Когда человек такого высокого ранга предлагает кофе, тут есть чему удивляться.

– Нет, спасибо, сэр, – сказала она и заняла предложенный стул.

Все смотрели, как она садится. Спина у Кейт была жесткой, как и ее накрахмаленная блузка. Она умела выносить пристальное внимание.

Капитан Родман стал представлять присутствующих. Большинство лиц и имен были ей знакомы. Все приветствовали ее с профессиональной вежливостью, но было заметно, что ее изучают. Хуже того, по некоторым лицам она видела, что ее в чем-то не одобряют.

– Вы, наверно, удивляетесь, почему вас пригласили.

– Да, сэр.

– У нас проблема. – Он положил руки на стол и посмотрел на нее долгим, ровным взглядом. – И мне кажется, что вы – тот человек, который может нам помочь.

– Понятно, – сказала Кейт, ничего не понимая.

По крайней мере ее вызвали не для выговора. Сначала при виде собравшихся Кейт решила, что Слоун, возможно, возбудил против нее гражданский иск.

– Вы служите в полиции четыре года? – спросил капитан, заглядывая в бумаги.

Хотя Кейт понимала, что он и без бумаг знает, сколько она работает, она послушно ответила:

– Да, сэр. Четыре года и пять месяцев.

– Так. – Он кивнул и потрогал верхнюю губу – бессознательный жест, оставшийся с тех времен, когда он носил усы. – Я вижу, вы изъявили желание работать в отделе сексуальных преступлений.

Кейт кивнула.

– Да, сэр. Хотя мне нравятся все аспекты работы в полиции, я чувствую, что могу быть полезна в этой области. – Она не стала говорить, что в колледже у нее была подруга, которую изнасиловали, и поэтому в работу, требующую эмоционального напряжения, Кейт может вложить личный интерес.

На этот раз кивнул капитан.

– Некоторые из ваших старших офицеров с этим согласны. Результаты психологического теста у вас весьма перспективны.

– Спасибо, сэр. – Любопытство и нетерпение Кейт росли с каждой минутой. Майор начал ерзать на стуле. Похоже, не только она хочет, чтобы капитан скорее переходил к сути дела.

– Детективы, которые работают с вами в Голливуде, говорят, что вы – их самая лучшая приманка, у вас наивысший в отряде процент задержаний.

– Меня хорошо учили. У меня хорошие помощники, сэр.

Кейт не сказала, что, если поначалу эта работа показалась ей интереснее, чем патрулирование в машине, теперь она ей порядком надоела.

– Так. – Он прочистил горло, уперся локтями в ореховый стол и задумчиво посмотрел на нее. – У нас к вам предложение, офицер Карриген. Вы должны хорошо подумать, прежде чем соглашаться.

Он переглянулся с комиссаром, тот коротко кивнул. Кейт не поняла смысла этого безмолвного обмена мнениями.

– Если вы согласитесь принять наше предложение, я буду лично ходатайствовать о повышении вас в чине.

Кейт все еще понятия не имела, о каком соглашении идет речь. Но это не имело значения.

Потому что, если это поможет ей получить заветное повышение, что было ее целью с момента окончания Полицейской академии, она решительно скажет «да».

Через день после торжественного семейного завтрака Наташа Курьян стояла возле «Бэчелор Армз», ожидая машину, которая должна была отвезти ее в ресторан, где она будет пить чай с тремя давними подругами.

Эти четыре женщины помнили Голливуд, когда он был самой знаменитой точкой на карте Земли. Прошедшего не вернешь, но они тем не менее упорно хранили приметы его былой славы. Вот почему в первый понедельник каждого месяца они отправлялись в ресторан пить чай.

Взмахнув пейзанской юбкой с кружевами, Наташа уселась на кожаное сиденье подкатившего лимузина и, пока деловито здоровалась с остальными, пропустила важный момент – к дому подъехал «ягуар» Блайт.

– «Бэчелор Армз», – прочла Блайт вслух табличку на стене.

Она поднялась на третий этаж. Кейт открыла сразу же. По уверенной улыбке было видно, что она в восторге от нового назначения.

– Я надеялась, что к моему приезду ты передумаешь, – сказала Блайт после того, как они обнялись.

– Ничуть. Дура бы я была упускать такой шанс.

– Дура и есть. Подумай, как беспокоятся твои друзья с тех пор, как ты выступаешь приманкой. – Хотя Кейт уверяла, что ее работа в полиции нравов абсолютно безопасна, Блайт ей не верила.

– О, но теперь совсем другое дело, – проговорила Кейт.

Вчера вечером Кейт рассказала подруге по телефону о новом назначении. Она не вдавалась в подробности, но Блайт ужасно обеспокоило даже то немногое, что она узнала.

По блеску в зеленых глазах Кейт Блайт догадывалась, что новое занятие значительно опаснее, чем слоняться по бульвару, вырядившись проституткой.

– Неужели ты действительно собираешься участвовать в ловле насильника?

– Я тебе все расскажу, пока буду собираться.

Блайт прошла за Кейт в спальню и присела на кровать с ажурными белыми железными спинками. Кейт уложила в чемодан джинсы и свитер.

– Помнишь, несколько лет назад на пляже орудовал серферист-насильник?^[4]

– Еще бы. Этот человек больше года держал в страхе все побережье.

– Так вот, он сбежал. Его сокамерник сказал, что он направился сюда.

– Скорее, он должен бы держаться подальше от места, где его схватили.

– Если бы он был нормальным, здравомыслящим человеком, он бы не сделался серийным насильником. – Кейт положила в чемодан слишком большую форменную майку, в которой любила спать.

– Просто ужас.

– Пока был в тюрьме, он многим говорил, что уж если сбежит, то в тюрьму не вернется. Он решил, что весь фокус в том, чтобы не оставлять свидетелей.

– Ты хочешь сказать, теперь он будет убивать своих жертв?

– Да, если верить этим заключенным; а у них нет причин врать. И майор, и полицейский комиссар, и начальники отделений пляжных городов – все считают, что дело чрезвычайно серьезное.

Блайт осмысливала этот непривлекательный сценарий. Вдруг ее поразила догадка.

– Его поймали на приманку?

– Да. Чэрити Прескот, она сейчас шеф полиции в Касл-Маунтен, штат Мэн. Черт его знает, где это.

Блайт закрыла глаза. Потом открыла – и застонала, увидев выражение лица подруги. Та была похожа на породистую лошадь перед скачкой, на старте.

– Потому ты и едешь в Мэн? – Блайт потерла виски, у нее заболела голова. – Узнать, как она поймала этого насильника? Как подстроила, чтобы он напал на нее, а не на случайную девушку?

– В двух словах так. – В чемодан полетели серые леггинсы.

Блайт долго молчала, переваривая новость. Она подозревала что-то в этом роде, после того как Кейт вчера сказала про предстоящую ей секретную операцию. Но она и подумать не могла, что преступник смертельно опасен.

– Ты не должна подвергать себя такому риску!

– Это моя работа.

– Я знаю. – Блайт это признавала, но смириться не могла. – Почему бы тебе не заняться чем-то менее опасным? Вручать талоны на парковку? Переводить через дорогу старушек?

Скажи это кто другой Кейт обиделась бы, но тут только рассмеялась.

– Ты говоришь, как моя мама. Наверно, заразная болезнь. – Они посмеялись вместе.

– Мне нравится твоя новая квартира, – сказала Блайт, оглядывая уютную комнату. До того как Кейт стала разыгрывать из себя проститутку, она ходила на работу в унылой темно-синей форме, придуманной для мужчин; Блайт развеселилась, глядя, какой интригующий контраст этой форме составляет обстановка дома Кейт – ажурная мебель, дань романтической викторианской эпохе.

– Мне тоже нравится, – согласилась Кейт, удовлетворенно оглядывая свое жилище. – Я с первого взгляда влюбилась в этот дом. – Она усмехнулась, вспомнив, как ехала в патрульной машине и едва не стала виновницей дорожной аварии, резко нажав на тормоза при виде надписи «Сдается» на изысканном старинном доме.

Они помолчали.

Тишина была взорвана музыкой из нижней квартиры.

– И часто такое случается? – спросила Блайт.

– Каждое утро и после полудня, как часы. Сначала я думала арестовать этого типа за нарушение покоя, но потом, можешь считать меня сумасшедшей, мне это стало даже нравиться. Такой адский будильник.

Блайт кивнула.

– Я не знала, что «Синие замшевые туфельки» можно исполнять на волынке.

– Подожди, еще будет «Тюремный рок».

Как по команде, волынки перешли к старому хиту Элвиса. Блайт прокричала:

– Я выведала тайну «Бэчелор Армз».

– Какую тайну?

– В квартире два-С живет призрак Элвиса Пресли.

Обе расхохотались.

Закончив укладывать чемодан, Кейт стала рассказывать Блайт о других жильцах дома:

– Джиль – потрясающая красотка. – Она описала художницу-дизайнера, которая помогла ей обставить квартиру. – Знаешь, она сказала мне, что переехала сюда после развода, чтобы восстановить душевный покой. Больше, говорит, ей ничего не нужно. Есть еще Бобби Сью и Бренда. Они хотят быть актрисами.

– Ах ты, Боже мой!

– Не ехидничай, – посоветовала Кейт. – Не всем же повезло родиться в рубашке. Я, правда, только раз мельком видела их по дороге в туалет, но Джиль говорит, что они хорошенькие. Потом еще та старая дама, которую мы встретили, – продолжала Кейт. – Наташа Курьян. В день моего приезда она пригласила меня к себе. У нее были маленькие миндальные печенья и чай из стаканов.

– Так пьют русские, – подсказала Блайт, вспомнив Александру Романову.

– Да. Эта женщина – просто клад, она знает кучу историй про прежние времена. Знаешь, сексуальная революция – изобретение вовсе не шестидесятых годов. Наташа говорит, что у нее были любовные связи со всеми крупнейшими звездами Голливуда.

Имя ничего не говорило Блайт. Ее интересовало только, не могла ли эта женщина знать Александру.

– Она была замужем за кем-то из них?

– Не думаю. Если и так, она мне не сказала. Не все женщины смотрят на брак как на роковую обязанность, – произнесла Кейт со значением.

– Не все женщины такие замотанные клячи, как я, – беззлобно отозвалась Блайт. Она была не в настроении снова спорить на эту тему.

Кейт открыла было рот, но решила, что Блайт и так знает ее мнение о браке вообще и о браке с Аланом Стургессом в частности.

С обоюдного согласия они стали болтать на другие темы, а Кейт тем временем продолжала укладываться. Беседа представляла собой «поток сознания» – от мировых и национальных событий к встрече Блайт с Кейджем Ремингтоном, успешной, но неубедительной, от погоды в штате Мэн к приезду Лили ван Кортланд.

Когда они, три неразлучные подруги, учились в университете, она еще звалась Лили Пэджет. Окончив университет с отличием, Лили поступила в Гарвард на юридический и там влюбилась в Д. Картера ван Кортланда, беспечного отпрыска старой манхэттенской семьи банкиров и адвокатов. Недавно овдовевшая, беременная первым ребенком, Лили должна была выступать подружкой невесты на свадьбе Блайт.

– Ты говорила с ней по телефону; как она тебе показалась? – спросила Кейт из ванной, где собирала туалетные принадлежности.

– Трудно сказать. Говорит, у нее и беби все хорошо, но по голосу мне показалось, что она все еще не отошла от шока.

– Неудивительно. – Кейт вернулась в спальню и застегнула молнию на мягком черном чемодане. – Ты актриса, поставь себя на ее место: твой муж сгорел в машине при аварии вместе с секретаршей, с которой, оказывается, имел любовную связь, пока ты куковала в одиночестве в вашем поместье; его родители считают тебя хищной фермершей из Айовы, которая увела их драгоценное чадо из-под их аристократического носа; и ты на седьмом месяце беременности. У тебя что, не будет стресса?

– Конечно. – Блайт тряхнула головой, вспомнив разговор с Лили.

Кейт закончила хлопоты, и они перешли в гостиную, продолжая болтать за стаканом белого вина.

– Как хорошо, что ты подвезешь меня в аэропорт.

– Мне это ничего не стоит. Еще успею пообедать в «Оранжерее» с Уолтером Стерном.

– А, главный двигатель Голливуда, – сказала Кейт, вспомнив, как Блайт спорила с главой студии на торжественном завтраке у мамы. Интересно, удалось ли им договориться; но она не стала спрашивать. Это бизнес, а бизнеса она всегда чуралась. – Стоит мне подумать о всех этих делах, как я прямо дурею.

– Кто-то же должен делать фильмы, – заметила Блайт. – Иначе тебе никогда не удалось бы посидеть с Джимми Джонсом в последнем ряду.

– Это точно, – согласилась Кейт с быстрой улыбкой, которая словно осветила ее лицо изнутри.

У Кейт Карриген были гены одной из лучших актрис кино, но Блайт считала, что истинно красивой ее делает самобытный, энергичный характер.

Глава седьмая

Кейт должна была лететь в Бангор, штат Мэн, с пересадкой в Бостоне. Аэропорт был запружен людьми. Стоя в очереди, Кейт глубоко задумалась.

Блайт, конечно, права: ее новое назначение – очень опасное дело. Но чтобы получить повышение по службе в отделе сексуальных преступлений, она готова была маршировать голой перед лицом самого дьявола.

Нет, пожалуй, так далеко она не зайдет.

Но, протягивая билет молодому человеку за стойкой, рассеянно отвечая на его радушную улыбку, заверяя его, что место у окна ее устраивает, она продолжала размышлять и пришла к выводу, что не много найдется такого, чего бы она не сделала ради заветной победы.

Сев в пластмассовое кресло у окна, Кейт стала ждать посадки. Рядом какой-то мальчонка носился взад-вперед возле стеклянной стены, раскинув руки; он изображал самолет, который то взлетал, то шел на посадку. Кейт его не замечала. Она вспоминала то немногое, что слышала о Чэрити Прескот от Кейджа, который раньше работал в Венеции. Кое-что добавили знакомые из отделов полиции приморских городов.

Чэрити быстро продвинулась от патрульной службы до должности детектива, не нажив ни одного врага. Все, с кем Кейт говорила, описывали ее как грамотную, трудолюбивую и отважную женщину. Это была ее идея – выступить приманкой, этакой пляжной куколкой, чтобы выманить насильника из убежища. Идея сработала.

Потом Чэрити всех удивила, переехав в Касл-Маунтен, городок на отдаленном острове штата Мэн. Кейт не могла себе представить, как можно после бурной работы в полиции большого города отправиться в такую дыру, где в полицию звонят, разве чтобы пожаловаться на собачий лай да на вандализм подростков, разгулявшихся по случаю субботы.

Объявили посадку. Протягивая дежурному билет, она уже не знала, что же надеется найти в Касл-Маунтене. Может, Чэрити Прескот уже перегорела? Приходит на работу, сидит весь день в офисе, попивая кофе и рассказывая байки о былом, пока ее личное оружие пылится в ящике стола?

Может, ей уже ни до чего нет дела?

Нет, решила Кейт, не может быть. Во время их короткого телефонного разговора Чэрити Прескот проявила искреннюю готовность помочь в поимке человека, которого когда-то захватила с риском для жизни. Она просто рассвирепела, узнав, что ему дали сбежать.

Кейт поднялась на борт самолета. У нее в билете стояло – 4А. Она огляделась, нашла свое место – и первой ее мыслью было, что человек за конторкой ошибся, выдав ей первый класс. Но когда она увидала, кто будет сидеть рядом с ней, ее второй мыслью было убить Слоуна Уиндхема.

В его улыбке не было видно ни капли раскаяния.

Чертовски типично для Голливуда, со злостью подумала Кейт. Этакий широкий жест. Голливудский выпендреж, которого она терпеть не может.

Она круто развернулась и сунула билет стюардессе, встречавшей пассажиров.

– Тут ошибка.

Одна четко нарисованная бровь поднялась вверх.

– О Господи. – Пухлые губки, накрашенные в тон шарфику, сжались. – Кто-то занял ваше место?

– Дело в том, – сказала Кейт, – что это не мое место.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

Видя, что Кейт не шутит, стюардесса прошла к маленькому бортовому компьютеру.

– Извините, мисс Карриген, билет 4А правильный.

Женщина посмотрела на широкое кожаное кресло, которое оставалось свободным. И останется до конца полета.

– Может быть, вы предпочитаете место в проходе? Джентльмен с 4Б, возможно, согласится поменяться.

– Я предпочитаю свое место.

– Ваше место – 4А.

– Прекрасно. – Кейт выдавила улыбку. – Тогда я хочу его поменять.

– Извините, у нас полная загрузка. Свободных мест нет.

– А мое прежнее место?

– Занято другим пассажиром.

Кейт посмотрела на Слоуна. Тот улыбался с лукавым видом, чем привел ее в полное бешенство.

– Наверняка кто-нибудь согласится поменяться. Если вы попросите.

– Извините, – стюардесса замотала головой, отчего ее кудряшки подпрыгнули, – мы и так на две минуты задерживаемся с вылетом, капитан нервничает.

Кейт посмотрела в полуоткрытую пилотскую кабину – экипаж обменивался с диспетчером предполетной информацией.

– Не могли бы вы занять свое место до того, как мы взлетим…

Сценарий развивался не в ее пользу. Если Кейт будет продолжать скандалить, Слоун возомнит, что она боится сидеть рядом с ним в долгом перелете через всю страну.

Кейт прошла к своему месту. Слоун встал, взял у нее из рук сумку и закинул на багажную сетку.

– Совершенно необязательно.

– Так будет легче выходить, – непринужденно ответил он. – Или ты хочешь поставить ее под ноги?

– Я хочу поставить ее в другом салоне. Там ее место. И мое тоже.

Кейт была в ярости. От нее исходили волны жара, глаза метали изумрудные искры. Слоун никогда не встречал таких страстных женщин.

– Господи, как же ты быстро вспыхиваешь. – Интересно, в постели она такая же горячая? Пожалуй, простыни загорятся.

– Только когда меня провоцируют.

Кейт увидела, что к ней направляется стюардесса, чтобы напомнить с нетерпеливом капитане; она протиснулась мимо Слоуна, села и пристегнула ремень.

– Я ужасно им благодарен, что не дали тебе пронести в самолет полицейский пистолет, – как ни в чем не бывало разглагольствовал Слоун. – Прости, но…

– И через миллион лет не прощу. – Она смотрела в окно, проявляя повышенный интерес к загрузке багажа.

– Что? – Он положил руку ей на колено. Кейт отшвырнула ее и повернулась к нему.

– За миллион, за миллиард лет не прощу, что ты мной манипулируешь.

– Как ни страшна угроза, я все-таки скажу. Ты сидишь на моем ремне безопасности.

– Ой. – Стараясь скрыть смущение, она кашлянула и приподнялась. – Извини.

– Не беда. – Слоун выдернул ремень и защелкнул его на себе. При взгляде на его большие смуглые руки Кейт вдруг представила, как они будут гладить ее нагое тело, и ее охватила слабость.

Нет! Это надо прекратить. Нельзя постоянно мечтать о человеке, который с ней так ужасно обращается.

У нее есть дело. Люди на нее рассчитывают. Так много людей, что и не сосчитать. Главное, ей надо все время иметь ясную голову, она не допустит, чтобы какая-нибудь ни в чем не повинная женщина оказалась жертвой насилия и была убита.

Слоун наблюдал смену чувств на ее лице: непрошеное желание, раздражение, решимость. Вчера он позвонил Блайт; чувствуя себя смешным, как школьник, неуклюже извинившись, попросил уточнить время их встречи, поговорил о том о сем – только для того, чтобы невзначай задать невинный вопрос о Кейт. Так он узнал о поездке в Мэн.

Он сразу же позвонил в аэропорт; судьба ему явно благоволила: в первом классе оставались два свободных места, он немедленно заказал оба – одно для себя, а на второе переписал из второго класса Кейт. Он, конечно, не думал, что она встретит его с распростертыми объятиями, но после их поцелуев не ожидал, что она воспримет его как Джека Потрошителя.

Кейт опять отвернулась. Волосы у нее были уложены в пучок, но сзади одна прядь сбегала на шею.

Он не удержался и намотал ее на палец.

Она напряглась. Он поскорее убрал палец.

– Вы специально стараетесь меня разозлить, мистер Уиндхем?

– Мне и стараться не надо. – Слоуну ужасно нравился контраст между холодным тоном и горящими глазами. Женщины ему быстро надоедали; только сложная натура могла удержать его интерес. – Это получается само собой. Хочешь жвачку? – Он улыбнулся всепонимающей улыбкой, чем еще больше разозлил Кейт.

– Нет, спасибо. – Она отстранила красную пачку величественным жестом герцогини.

Слоун готов был аплодировать: он решил не упускать удачу.

– Может, передумаешь? Некоторым помогает.

– Я сказала, не нужна мне твоя чертова жвачка! – Герцогиня исчезла, уступив место мегере.

Слоун усмехнулся: он любил преодолевать препятствия.

– Твое дело. – Он развернул обертку, закинул в рот жвачку и стал жевать, не переставая улыбаться.

Кейт невольно тоже улыбнулась и быстро отвернулась к окну. Здание аэровокзала уменьшалось по мере того, как самолет выруливал на взлетную полосу.

До взлета оба молчали. И потом еще несколько минут. Стюардесса принесла напитки: Кейт белое вино, Слоуну виски. Ее улыбка Мисс Америки стала еще ярче, когда она обратилась к Слоуну, и Кейт почувствовала укол ревности, как тогда, когда мать взяла Слоуна под руку.

– Ваше здоровье. – Он приподнял бокал. Кейт отказалась поддержать тост.

– Что ты здесь делаешь?

Он глотнул виски.

– Боюсь, ты не поверишь, если я скажу, что вдруг захандрил и потянуло в отпуск.

Она покачала головой:

– Не поверю.

– Может, я ищу сюжет.

Она обдумала этот ответ, глядя на него поверх края стакана.

– Уже лучше. Но все равно не пройдет. Ты сейчас работаешь над сценарием для Блайт. – Вдруг ее осенило. – Так вот откуда ты узнал о моей поездке? От Блайт?

– Не вини ее. Она обмолвилась, а все остальное – моя идея. – Он сделал жест, объединивший все: самолет, их соседние места, незапланированное путешествие.

– Дурацкая идея.

– А я-то считал, что это одна из моих самых блестящих идей.

– Так вот, ты ошибся.

– Нам надо поговорить, – сказал Слоун. – У меня было опасение, что ты просто сбежишь от меня, а на высоте десять тысяч метров это будет трудновато.

– Плохо рассчитал. Я не могу уйти, но ничто не заставит меня слушать, что бы ты там ни говорил.

В подтверждение своих слов Кейт сняла со спинки переднего кресла наушники, надела их и настроилась на канал с легкой музыкой в надежде остудить свое раздражение.

Полет предстоял долгий; Слоун напомнил себе, что терпение – это добродетель, пожал плечами и, достав портативный компьютер, принялся писать первую сцену.

Он просмотрел микрофильмы с газетой «Таймс» того времени и знал, что в ночь убийства Александра и Патрик поссорились. С этого он и решил начать фильм.

Рядом с ним Кейт откинулась в кресле и закрыла глаза, как будто его тут нет.

Принесли обед, они его съели; стюардесса убрала подносы и стала разносить кофе, и тут Кейт наконец сдалась.

Они пролетали над Миссисипи, когда Кейт сняла наушники – Слоун уже начал их тихо ненавидеть – и повернулась к нему.

– Что еще Блайт сказала?

– Про Александру Романову?

– Нет, про меня.

– А-а.

Он откинулся в кресле, вытянул ноги и глотнул кофе. Если он ее не волнует, почему же ее волнует, что он о ней знает? Слоун решил, что пора кончать с играми там, где дело касается Кейт Карриген.

– Теперь, когда ты спросила, я смутно припоминаю: кажется, ты опять рискуешь своей красивой шейкой.

Как и следовало ожидать, Кейт вспылила.

– Она не имела права рассказывать!

– Она волнуется за тебя. Значит, и я тоже.

– Почему?

– Она твоя лучшая подруга…

– Я не про Блайт. Я знаю, что она беспокоится. Вопрос о тебе.

– О, промашка вышла. – Он почесал затылок. – Пожалуй, правильнее будет сказать, что я, как нормальный человек, беспокоюсь о каждом, кто может оказаться мишенью психопата-насильника.

– В этом есть смысл, – кивнула Кейт.

– Глубокий смысл, – подчеркнул Слоун. Он посмотрел в иллюминатор: небо стало чернильно-синим; в салоне самолета свет был притушен. – Беда в том, что это неправда. Во всяком случае, не полная правда.

Он допил остывший кофе и отдал чашку проходившей мимо стюардессе.

– Правда в том, – его светло-карие глаза против воли завладели ею, – что ты во мне включила какой-то механизм, Кейт. С того самого момента, как я увидел тебя с высоты забора. Ты была одета как женщина из мужской эротической фантазии; надо сказать, это составляло дьявольский контраст с наставленным на меня пистолетом девятого калибра.

– Я думала, что ты грабитель.

– Это отчасти правда. – Он придвинулся и улыбнулся медленной, чувственной улыбкой, отчего у нее сразу участился пульс. Слоун придвинулся еще ближе. Он видел, как ее глаза затопляет тревога, и понимал, что, будь у нее возможность, она бы убежала.

Похвалив себя за находчивость, он наклонился и чуть коснулся губами ее рта. Она вздрогнула, и он накрыл ее щеку ладонью.

– Ты такая сладкая, – еле слышно сказал он. – У меня буквально дух захватывает.

Он чувствовал себя угловатым шестнадцатилетним подростком, но благоразумно решил умолчать о таком странном превращении.

Кейт оказалась во власти этого легкого поцелуя, но все же попыталась протестовать.

– Не говори так со мной. – Тихий голос, почти шепот, был еле слышен на фоне шума моторов. – Я не хочу.

– Знаю. – Слоун чувствовал слабость в ногах. Он шепнул: – То, чего мы хотим, и то, что получаем, – совсем разные вещи.

Ну вот, опять! У Кейт кружилась голова, сердце стучало как молоток. Надо остановить Слоуна, слабея, говорила она себе. Нельзя подвергать себя такому риску. Этот человек опаснее проклятого насильника.

Но Господи помилуй, я хочу его.

Затуманенное сознание еще делало попытки удержать руки, которые потянулись к сидящему рядом мужчине, но тщетно. Она отбросила все доводы, почему нельзя совершать эту роковую ошибку, и отчаянно отдалась дивному поцелую.

Когда податливые губы Кейт приоткрылись и легкий стон подхлестнул Слоуна укрепить завоеванные позиции, он сдернул ажурное кольцо, державшее пучок волос, и они рассыпались по плечам. Их пряный запах подействовал на Слоуна как наркотик.

Ее глаза оставались открытыми, в них светилось безотчетное желание, которое она не могла больше удерживать, его – горели ровным светом.

– Я не понимаю… – Она дрожащей рукой провела по волосам и уронила руку. Голос был слабый и прерывистый. Она дрожала.

Слоун не мог сидеть рядом с Кейт и не касаться ее, он погладил ее по плечам, по рукам – жест, призванный успокоить, а не возбудить.

– Поверь мне, Кейт, тебе нельзя быть там одной.

Его сердце билось часто и гулко. Как этой женщине удалось так его околдовать?

– Я думаю, когда мы прилетим в Бостон, ты должен будешь ближайшим рейсом отправиться назад. – По тому, как Кейт это сказала, Слоун понял, что отнюдь не это было ее величайшим желанием.

– Извини. Мне всегда хотелось посмотреть Мэн.

Услыхав в его тоне отчетливое «что хочу, то и делаю», Кейт напряглась. Воспоминание о цели поездки прочистило ей мозги.

– Слушай, у меня в Мэне работа. Я не могу позволить тебе мешать.

– Нет проблем. Я и не собирался мешать.

– Уже помешал. – Она решила, что, раз уж зашла так далеко, надо признаться, что он будоражит ее чувства. – Когда ты меня так целуешь, я перестаю соображать.

– Отлично. – Слоун не ожидал, что она признается, да еще так скоро. Хотя тело томилось неудовлетворенным желанием, он улыбнулся. – Обещаю воздерживаться от поцелуев в рабочие часы. Хорошо?

– Ничего хорошего. – Она все время только и будет думать о его поцелуях – тех, что были, и тех, что могли быть. – Вообще перестань меня целовать. Хотя бы до тех пор, пока я не поговорю с Чэрити Прескот.

С таким же успехом она могла попросить солнце не вставать по утрам, море не плескаться о берег.

– А иначе я сдам тебя в участок за то, что чинишь препятствия правосудию.

Слоун представил себе, как бы он наслаждался, слушая ее объяснения какому-нибудь констеблю в Мэне о сути ее обвинения, и решил не спорить. Блайт подчеркивала, что Кейт очень серьезно относится к своей работе, да он и сам это понял по ее короткой перепалке с матерью. Если он поставит ее перед выбором, он не уверен в своей победе – по крайней мере на нынешнем этапе их взаимоотношений.

– Вы предлагаете трудную сделку, офицер.

Она скрестила руки на груди и почувствовала, как к ней возвращается уверенность в себе.

– Так принимаешь условие или нет?

Слоун был не в восторге, но напомнил себе, что, как только Кейт встретится с этой дамой – шефом полиции Касл-Маунтена, – все запреты будут сняты.

– Леди, отдаю вас вашей работе.

Кейт отчаянно хотела ему верить. Ей необходимо было верить ему.

Когда самолет начал снижаться над Бостоном, она заставила себя настроиться на предстоящую миссию и с некоторым успехом игнорировала легкие уколы предчувствия, вызванные блеском в светло-карих глазах Слоуна.

Глава восьмая

Путешествие оказалось нелегким. Приземлившись в Бостоне, Кейт и Слоун пересели на самолет местной линии в Бангор. В Бангоре они разыскали пилота чартерного рейса, который ждал их, чтобы отвезти в Касл-Маунтен, как обещала Чэрити.

Была глубокая ночь, когда их самолет коснулся короткой посадочной полосы. Водитель поджидавшей их машины из местной гостиницы оказался типичным выходцем из Новой Англии, то есть молчальником, за что Кейт была ему благодарна: она так устала, что не могла ни думать, ни поддерживать какой-то разговор.

Хозяйка гостиницы не спала, дожидалась их, хотя по фланелевому халату можно было догадаться, что пилот разбудил ее звонком, сообщив о прибытии гостей.

Слоун тоже смертельно устал. Всю дорогу от Бангора Кейт дремала у него на плече: она заснула, как только самолет взлетел. Слоун вдыхал запах Кейт и не смел пошевелиться. Он попросил заспанную хозяйку указать им их номера и заверил ее, что со всем остальным они справятся сами.

Впервые Кейт не стала спорить, когда он потащил все их сумки. Она сосредоточилась на том, чтобы держать глаза открытыми.

Их комнаты оказались рядом. Слоун остановился у первой двери и отпер ее.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи. – Она взяла сумку и открыла дверь, но в последнюю минуту Слоун ее остановил.

– Минуточку. Я кое-что забыл.

Кейт через плечо спросила:

– Что именно?

Ага, он собирается нарушить уговор. Ну и черт с ним! Сонная Кейт была прекраснее, чем когда бы то ни было.

– Вот что.

Он наклонился. Прикосновение его губ было легким, как одуванчик, коротким, как удар сердца. Кейт поняла, что ее подстерегает величайшая опасность, раз даже этот легкий поцелуй вызывает гул в ушах.

Она смущенно посмотрела на него, и в ее изумрудных глазах Слоун различил желание, черт побери. Все будет очень легко, ликовал он. Несколько более призывных поцелуев, нежное прикосновение вот здесь – его взгляд скользнул на грудь, – потом вот здесь – бедра, – несколько страстных слов – и она упадет ему в руки, как спелый плод.

А что потом?

Слоун Уиндхем, человек, известный своими короткими связями типа «победил – и до свиданья», неожиданно для самого себя понял, что на этот раз ему хочется много, много больше.

Он усмехнулся – над ней, над собой, над забавной ситуацией.

– Спокойной ночи.

Кейт прикрывала пальцами губы, как будто хотела удержать тепло.

– Спокойной ночи. – Она повернулась и скрылась в комнате.

Услышав щелчок замка, он испытал сожаление и облегчение одновременно.

Слоун провел беспокойную ночь. Он ворочался с боку на бок, глядел в потолок, воображал рядом Кейт, теплую, желанную. Он рано встал и пошел в одиночестве бродить по пляжу.

Было холодно, из-за густого тумана в нескольких шагах ничего не было видно, но Слоун почувствовал ее приближение – как будто внутри у него находился радар, который следил за передвижениями Кейт Карриген.

– Надо поговорить.

– Доброе утро и тебе тоже.

– У нас с тобой был уговор. Вчера ты нарушил правила. – Кейт отказывалась принимать простое приветствие. Она держала руки в карманах темной куртки с капюшоном, и он подозревал, что они сжаты в кулаки.

– Какие еще правила?

Она вскинула голову; это движение без слов говорило, что она не принимает его игру.

– Я требую, обещай, что ты не будешь меня целовать, пока я не закончу свои дела с шефом полиции.

– Тебе приснилось.

– Вряд ли.

Он протянул сложенные руки.

– Я сдаюсь. Можете надеть наручники, офицер. У меня нет иного выхода, кроме как признать свою вину и отдаться на милость правосудия.

Этот человек когда-нибудь бывает серьезным?

– Для меня это очень важно, черт побери!

От ее восклицания со скалы взлетели чайки, которые сидели там, высматривая рыбу.

– Это мой шанс, которого я ждала несколько лет. У меня нет ни времени, ни намерения отвлекаться на личные отношения.

Слоун вспылил:

– Глупости. Хотите вы этого или нет, леди, но вы уже увязли по уши.

К сожалению, он был прав. Возбуждение Кейт спало, как будто из шарика выпустили воздух. Она покачала головой и отвернулась.

– Я этого не хочу.

Слоун пожал плечами.

– Вначале я тоже не хотел.

Она стрельнула в него глазами и по выражению лица поняла, что он говорит правду.

– У тебя получается, что мы марионетки и судьба дергает нас за ниточки.

Слоун вспомнил прошедшую ночь и мысленно согласился с Кейт.

– У человека всегда есть выбор, – сказала она, видя, что он молчит.

В этом она убеждалась каждый день на работе. Человеку дана свобода выбирать, быть ему хорошим или плохим. В наши дни, к сожалению, все больше людей выбирают дурную дорогу.

– Ничто не случается само собой, – настойчиво продолжала она. – Мы сами управляем своей жизнью.

– Раньше я тоже так думал. – Он посмотрел ей в глаза. – Теперь сомневаюсь.

– Это же смешно. Я всегда знаю, чего хочу.

В этом-то Слоун не сомневался. Только если Кейт думает, что после того, что между ними было, она сможет повернуться и уйти, то обманывает сама себя.

– И не хочешь перемен? – спокойно предположил он.

– Я – нет.

Кейт знала, что говорит неправду. Потому что, помоги ей Господи, ее так влечет к Слоуну. Это к добру не приведет.

– Сказать, чего хочу я? – спросил он.

– Нет. – Она засунула руки поглубже в карманы, повернулась и пошла, исчезая в волнах мягкого серого тумана.

– И зря. Потому что я все равно скажу.

Он ее догнал, схватил за талию и прижал к себе. Она вдруг почувствовала, как сыро и холодно возле моря, и попыталась унять охвативший ее озноб.

– Я хочу вернуться в гостиницу, на руках отнести тебя в комнату, разжечь камин и медленно-медленно раздевать тебя. Начиная с этой куртки и кончая шелковыми кружевными трусиками под джинсами.

– Черт возьми, Слоун…

– А потом, – продолжал он, отвергнув ее жалобу, – я буду трогать тебя, Кейт, ласкать, целовать. Всю. Везде.

Помоги ей Господи, она хочет именно этого! Именно это он делал с ней минувшей ночью в невероятно эротическом сне, от которого она проснулась разгоряченная, с дрожью и желанием во всем теле.

– Слоун… – Это был протест.

Он посмотрел в ее поднятое к нему лицо и понял, что не одинок в своих желаниях.

– А потом я хочу, чтобы ты трогала меня. Везде. И целовала – всего. И когда мы уже будем сходить с ума, я хочу погрузиться в твое теплое ждущее тело, и мы взлетим выше и дальше, чем когда-либо в жизни летали, а когда вернемся на землю, я хочу все это повторять снова и снова, до полного изнеможения и удовлетворения.

От нарисованной им картины подкашивались ноги. Она закрыла глаза и уткнулась лбом ему в плечо.

– Это невозможно.

– Нет. Неожиданно – да, но не невозможно.

Так они стояли, окруженные серебристыми облаками тумана, одни на протянувшемся в обе стороны пляже, утыканном скалами с пристанищем чаек и буревестников. Последняя на земле женщина. Последний мужчина.

В ее глазах он видел отражение того же неистового томления, что снедало его, и последнюю вспышку сопротивления, погасшую под его взглядом.

Смутное, глубинное ощущение связи с ним было нестерпимо. Яркое описание того, что он будет с ней делать, что они вместе будут делать, разожгло воображение Кейт, ее губы приоткрылись, глаза затуманились.

Слоун забыл все свои обещания и, отвечая на невысказанный призыв Кейт, поцеловал ее. Никогда еще не было у него женщины, страсть к которой выводила бы его из равновесия так быстро и так опасно. Никогда еще он не желал женщины столь болезненно и глубоко. Его обуяла жадность, он брал все, что она давала, и требовал еще. Оба шумно и глубоко дышали. У Слоуна будто что-то взорвалось внутри, ему хотелось разодрать этот дурацкий свитер под курткой, чтобы целовать ее нежную грудь.

Кейт была уже готова умолять Слоуна отвести ее в гостиницу и покончить с этой пыткой, но тут зазвонил будильник на ее ручных часах.

Сознание медленно и неохотно возвращалось к ним. Подчиняясь неизбежному, Слоун с иронией сказал:

– Звонок тебя спас.

– А может, я не хотела, чтобы меня спасали?

Он понял это еще раньше по ее глазам: если бы он предложил вернуться в гостиницу и заняться любовью, Кейт не сказала бы «нет».

Были времена, когда ему достаточно было переспать с женщиной, а после забыть об этом. Сама о том не ведая, Кейт Карриген преобразила Слоуна. Теперь он хотел большего, нежели просто секс; короткое свидание с Кейт, безусловно, было бы настолько приятно, насколько вообще может быть, но это далеко не то, что ему нужно. Ему нужно… Словно обухом по голове его вдруг ударило прозрение – ему нужна вся ее жизнь.

– Я слышал, – сказал он, скривив рот, – что терпение – это добродетель.

Она это слышала тысячу раз.

– Ты веришь? – спросила она, подняв брови.

– Черт, нет.

Он рывком наклонился, и новый долгий, жаркий поцелуй еще больше разжег еежелание.

– Все так сложно… – Как будто у нее и без того мало сложностей.

– Видимо, так. – Тыльной стороной руки он погладил нежный овал ее щеки и с удовольствием смотрел, как она краснеет от этой легкой ласки.

– У меня нет времени развлекаться.

Ему пришлось сделать усилие, чтобы подавить досаду на то, что его отнесли в разряд развлечений.

– А так? – Он откинул капюшон ее куртки и осторожно ухватил зубами мочку уха. – Это тебя развлекает?

– Черт возьми, Слоун…

– А так? – Он пощекотал языком шею. – Это тоже развлечение?

Они стояли так близко, что соприкасались коленями. Кейт боролась с собой, но не могла не чувствовать тепло, исходящее от его тела.

– Ты сам знаешь.

У Кейт дрожали ноги. Она тонула и искала твердую почву. Не уверенная в том, что устоит на ногах, Кейт ухватилась за его плечи.

– Я не для этого сюда приехала.

– Нет. – Слоун внимательно посмотрел на нее. Он не доверял тому, что легко давалось. – Нет. И хотя мне безумно хочется затащить тебя в мою одинокую постель, я сейчас отпущу тебя на твою встречу, чтобы доказать свои добрые намерения.

Приятно, что он проявляет уважение к ее работе.

– А что ты будешь делать?

– Что делать? – повторил он, не понимая слов.

– Пока я буду в полицейском участке. – Окутавший их туман проник в ее мозг. Думать было трудно. Произносить слова – почти невозможно. Кейт чувствовала его пальцы на шее и опасалась, что он уловит учащенный пульс.

Слоун заметил: ее жаркий, голодный пульс эхом перекликался с его собственным.

– Видимо, придется все утро простоять под холодным душем. Потом попробую взяться за работу и, может, что-нибудь напишу. Затем пойду поплаваю.

Если бы хозяйка гостиницы вчера упомянула про бассейн, она бы запомнила. Через его плечо Кейт посмотрела на белые барашки волн – в это время года они должны быть холодны, как лед.

– Надеюсь, не в море…

– В море, – улыбнулся Слоун. – Если и это не поможет, то не поможет ничто.

Офис Чэрити Прескот был так же приветлив, как и его хозяйка. Вместо обычной полицейской ерунды стены украшали картины с видами острова. На столе стояла фотография мужчины в полицейской форме; интеллигентное лицо, голубые глаза, теплая улыбка подсказали Кейт, что она видит отца Чэрити.

– Не слишком типичная для полиции галерея, – сказала Чэрити. – Но Касл-Маунтен вообще нетипичное место. К тому же, по правде говоря, я не думаю, что полицейские должны целыми днями любоваться уголовными преступниками.

– Так гораздо жизнерадостней, – согласилась Кейт.

Чэрити улыбнулась широкой, открытой улыбкой.

– Мы все здесь – одна большая семья.

– Я это вижу. – Разглядывая картинки, Кейт почувствовала укол зависти. Все изображенные на них люди открыто выражали свои чувства, были счастливы, довольны собой и друг другом. Похоже, все они любят друг друга, решила Кейт.

Кейт выросла в убеждении, что отношения между людьми – вещь преходящая. Люди сходятся по взаимному влечению, потом влечение проходит, и они расстаются, обрастая новыми связями. Из чего по законам логики следовало, что Кейт относится к браку отрицательно.

– По правде говоря, я ничего не знаю о малых городах, – сказала Кейт. – Я родилась в Лос-Анджелесе. – Она решила, что пора переходить к делу, ради которого приехала. – Я собираюсь замаскироваться, чтобы заманить и схватить насильника.

Чэрити кивнула.

– Я так и поняла после вашего звонка. Хотя я, по-моему, все сказала вам по телефону.

– Не все. У меня есть материалы суда, включая тест психолога, – сказала Кейт, – но только вы по-настоящему знаете преступника.

Чэрити сцепила пальцы и уставилась на фотографию мужа с маленьким Прескотом, которая была сделана в прошлый уикенд в короткой поездке на материк. После долгой паузы она встала и сняла с деревянной вешалки куртку.

– Вы не возражаете, если мы поговорим на ходу? Обычно в это время я делаю патрульный обход бухты.

Кейт понимала, что неожиданный выход понадобился Чэрити не для патрулирования берега, а для того, чтобы ослабить нервное напряжение, связанное с разговором о насильнике. Кейт сразу же поднялась.

– Пойдемте.

Они ходили около двух часов, Чэрити непрерывно говорила, Кейт изредка прерывала ее вопросами. Прескот рассказала все: как насильник-убийца несколько дней выслеживал ее до того, как приблизиться, о запахе перегара изо рта, когда он затащил ее под пирс, о том, как ударил в лицо кулаком, свернув челюсть, и самое страшное – как она почувствовала, что умирает.

– Знаете, приходите сегодня к нам на обед, – предложила Чэрити. – Муж собирается приготовить лазанью, а он всегда делает столько, что можно накормить итальянскую армию.

– Ваш муж умеет готовить?

Чэрити звонко рассмеялась, рассеяв мрачное настроение, оставшееся от предыдущего разговора.

– Это одна из причин, почему я вышла за него замуж.

– Но не единственная, – предположила Кейт.

– Не единственная. – Да, и, конечно, приходите со своим другом, – добавила она, и Кейт поняла, что живой телефон работает в городке исправно.

Глава девятая

Слоун предпочел бы иначе провести этот вечер, но обед у шефа полиции вместе с ее братом и невесткой ему неожиданно понравился.

После обеда женщины пошли укладывать детей. Мужчины загрузили тарелки в посудомоечную машину и вернулись в комнату.

Старбак неожиданно удивил Слоуна вопросом:

– Трудно смотреть, как она каждое утро нацепляет пистолет?

Слоун открыл было рот объяснить, что он еще не имел удовольствия просыпаться вместе с Кейт, но вовремя сообразил, что после этого ему вряд ли представится такая возможность. Он уклончиво ответил:

– Я за нее беспокоюсь. Да еще ввязалась в такое дело…

Старбак осторожно посмотрел на писателя.

– Когда я познакомился с Чэрити, то был уверен, что женщина не должна служить офицером полиции, – признался он, с улыбкой вспомнив то время. – Поверьте, есть вещи и похуже, чем любить самоотверженную женщину, решившую оберегать и защищать свой маленький уголок мира.

Любить? Слоун знал, что он отчаянно хочет овладеть Кейт, что она захватила его ум, тело и – да, частично и сердце, чего раньше с ним не случалось. Но любить? Слоун не готов был признаться даже самому себе, что влюбился в Кейт Карриген, но, однако, держать пари не стал бы.

Наверху Кейт наблюдала, как Джулиана, невестка Чэрити, укачивает свою крошку Рэчел Селесту, и что-то нежное и незнакомое шевелилось у нее в груди. Непрошеный всплеск теплых чувств к ребенку, которого она впервые видит, произошел из-за некоего первичного инстинкта, заложенного в человеке для продолжения рода, объяснила она себе.

Но она вовсе не обязана подчиняться чуждому ей материнскому инстинкту. И без нее на свете более чем достаточно людей, которые будут способствовать увеличению численности популяции. А она – современная женщина, она делает карьеру.

– Бедный Слоун, – тихо сказала Чэрити, закрыв дверь в спальню. – Для него это такие волнения, правда?

По молчаливому взаимному согласию за столом никто не упоминал насильника, который был причиной присутствия среди них Кейт, – в посудной лавке слона не поминают.

– Да, он не в восторге от этой идеи, – согласилась Кейт.

– Ничего удивительного, – сказала Джулиана благоразумным тоном. – Вам тоже было бы не по себе, если бы мужчина, которого вы любите, каждый день рисковал жизнью на работе.

– Но если б он сам так хотел… – Слова Джулианы дошли до Кейт с опозданием. – Слоун меня не любит.

– Любит, – в голос сказали обе женщины.

– Со стороны виднее, – сказала Чэрити. – Кейт, это же бросается в глаза: парень без ума от вас. И до смерти боится вас потерять.

– Так же Старбак сходит с ума, волнуясь из-за Чэрити.

Чэрити, предполагая, что Кейт не прочь поболтать, весело продолжала:

– Как я понимаю, иногда раздражение Старбака – это его способ показать, что он меня любит.

– Как Слоун любит вас, – закончила Джулиана.

Нет. В это Кейт поверить не могла. Вожделение, сексуальный голод, желание, даже естественная потребность – есть много слов, которые объясняют, что к ней испытывает Слоун. То же испытывает она сама. Но не любовь. Этого не может быть.

Вестибюль гостиницы, где они жили, оказался кладом сокровищ викторианской эпохи. Белый трехэтажный дом был напичкан антикварными вещами и украшениями. За стеклами виднелись подносы из папье-маше, куклы с фарфоровыми личиками, инкрустированные шкатулки, миниатюрные цветочные вазочки; кажется, любая плоская поверхность в доме служила витриной.

– Замечательно, – выдохнула Кейт. Слоун осмотрительно умолчал о том, что эта кружевная мешанина вызывает у него клаустрофобию.

– Я не понимаю, зачем людям покупать старый, изъеденный термитами стол, когда фабрики выпускают сотни новых.

Поняв, что не все разделяют ее поклонение старине, Кейт пожала плечами.

– У каждого свой вкус. – За окном лил дождь. – Я хотела предложить прогуляться, но…

– Я хотел предложить ночной колпак.

– Звучит неплохо.

Видя, что она собирается сесть на диван, Слоун решил: пора подтолкнуть события.

– В моей комнате.

– О-о.

Она помолчала, посмотрела сначала на жесткую подушку, потом на Слоуна, который даже не пытался скрывать свои намерения. Зная, что готова совершить ошибку, что все может ужасно осложниться, Кейт протянула ему руку.

– Это звучит еще лучше.

Они поднимались по лестнице молча. В словах не было нужды. Впервые они были солидарны.

Перед дверью Слоун остановился и поцеловал ее долгим интимным многообещающим поцелуем. Кейт улыбалась таинственной, мягкой женственной улыбкой. В огромном камине были сложены дрова – видимо, постаралась хозяйка гостиницы. При виде кровати Кейт вытаращила глаза: высокая, завешенная газовыми занавесками, она занимала большую часть комнаты.

– Грандиозно.

– Для одного человека она слишком велика, черт ее побери, – пробормотал Слоун, разжигавший огонь в камине. Прошлой ночью он чуть с ума не сошел, думая о том, что Кейт за стенкой, воображая, что бы он с ней делал в этой забавно декорированной кровати.

Он сжал ее лицо в ладонях и посмотрел в нежные, изумрудные глаза.

– Теперь у нас все будет иначе.

Взгляд проник ей в самую душу, она почувствовала себя безрассудной и уверенной одновременно. Кровь стала пульсировать в теле, ожидающем его прикосновения.

– Да.

Он потерся губами о ее губы.

– Одного раза будет мало.

Кейт раскрыла губы и вдохнула его дыхание.

– Надеюсь.

– Ты представляешь, как долго я этого ждал? – Его голос стал хриплым и прерывистым.

– Неделю? – Она взглянула на него, и во взгляде мелькнуло легкое сожаление.

Слоун испытал облегчение оттого, что она явно не имеет привычки допускать интимные отношения после такого короткого знакомства.

– Дольше. Годы. – Он опять склонился над ней, его губы были сладкими и нежными, поцелуй стал глубже и интимнее. – Вечно.

Кейт напомнила себе, что Слоун – писатель и для него произносить слова, от которых она слабеет, – дело привычное. Потом, когда кровь остынет и рассеется туман в голове, она разберется, можно ли ему верить.

Слоун почему-то не спешит переходить к следующему шагу, хотя открыто признал, что отчаянно хочет ее. Он все еще ее целует – медленно, мечтательно… От ожидания нервы гудят, как провода.

– Слоун… пожалуйста… – Колени подгибались, сердце гулко билось, она не знала, сколько еще сможет выдержать эту сладкую пытку. – Люби меня.

Понимает ли она значение того, о чем просит, думал Слоун. Что любовь – это гораздо больше того, что сейчас между ними произойдет.

Его руки скользнули под ее свитер и ощутили дрожь, отчего он наполнился чувством своей власти над ней. Кейт Карриген не та женщина, чтобы дрожать перед мужчиной. Но перед ним она дрожит.

Он через голову снял с нее свитер. К его удивлению, под ним оказался не наглый атлас и шелк, а рубчатый хлопчатобумажный топ с низким вырезом. Еще удивительнее было то, что, оказывается, это очень сексуально.

Ей стало жарко. Не от огня в камине, а от страсти в его глазах.

Он стал расстегивать пуговицы короткого, плотно облегающего топа. Она прерывисто вздохнула, когда пальцы коснулись ее груди.

– Не так. Не я буду любить тебя, а мы будем любить друг друга.

Боже, она тоже этого хочет. Неясный лепет Кейт подгонял его, но ценой невероятных усилий Слоун продолжал тянуть время, снимая каждый предмет, как бесценный дар, лаская каждую часть открывающейся плоти, и Кейт не нашла бы слов выразить удовольствие от этой туманящей сознание процедуры.

Когда он наконец опустил ее на широкое мягкое ложе, она ощутила приближение чего-то величественного.

– Ты такая мягкая. – Он гладил тело, мерцающее мрамором в отблесках пламени камина. – Такая сладкая. – Его губы разжигали тело ото лба до кончиков ног, открывая спрятанные секреты, так что она корчилась в бездумном экстазе. – Ты – совершенство. – «И ты целиком моя», – мысленно закончил Слоун. В нем смешивалось мужское чувство обладания и любовь. Слоун никогда бы не поверил, что он способен любить, но неожиданно его затопило чувство сильное, как река, и бесконечное, как море.

В ее глазах отражались всполохи огня. И чувство, которое, он надеялся, было любовью. Ее тело мерцало, как жемчуг, волосы растрепались – рыжие, медные, золотые волосы ведьмы, ее широко открытые дерзкие глаза звали его.

Слоун навис над ней.

– Назад дороги не будет, – предупредил он; голос охрип от переполнявшего желания. – После этой ночи ты – моя женщина, Кейт.

В другое время Кейт восстала бы против такой демонстрации мужской власти. Но сейчас в ней слишком силен был сексуальный голод.

– Твоя.

Это случилось.

Он ворвался в нее, сталь в шелк, горячая плоть в горячую плоть, и ее тело прогнулось в исступленном наслаждении. Он вдавливал ее в матрас, уткнув лицо в душистые волосы. Ее руки безотчетно бегали по его спине, вверх и вниз, короткие ногти царапали его. Толчок за толчком, он довел их обоих до последнего взлета. Ноги Кейт обвили его талию, тело окаменело. Наконец она вскрикнула и забилась в экстазе.

Конвульсии отзывчивого тела передались Слоуну, и его тело потряс взрыв.

Они лежали, сплетя руки и ноги. Огонь в камине угас, но у Слоуна не было ни сил, ни желания встать и разжечь его вновь.

– Скажи еще раз, – говорил он, поглаживая взъерошенные волосы, рассыпавшиеся по груди. Легкий трепет подсказал ему, что в ней еще не утихло желание.

– Что сказать?

Глаза ее были закрыты. Долгий перелет через всю страну, бессонная ночь, рассказ Чэрити о насильнике и, наконец, возбуждение от любовной игры совершенно измотали ее. Она почти спала.

– Что ты – моя.

Хриплый настойчивый голос заставил глаза открыться и пронизал ее током. Целую минуту она молчала.

– Слоун… – Она не могла скрыть усталости. – Это было прекрасно.

– Точно. Но ты не можешь отрицать, что это был не обычный секс.

– Нет, но…

– Я люблю тебя, Кейт.

– Этого не может быть.

– Почему?

– Ты даже не знаешь меня.

– Я знаю достаточно, чтобы понять: я чувствую к тебе нечто гораздо большее, чем физическое влечение. Такого у меня не было никогда в жизни ни с одной женщиной. Я знаю, что хочу провести с тобой всю оставшуюся жизнь. А больше всего, – он нагнулся и поцеловал ее в губы, – я хочу делать с тобой детей. Кучу великолепных рыженьких детишек, с характером, как у мамы.

Может, Слоун Уиндхем – блестящий писатель и режиссер, но он сумасшедший. Это не ново: большинство друзей ее матери с приветом.

Хоть Кейт знала, что он ошибается, но после их немыслимой любовной вакханалии она была не в силах спорить.

– Я не знаю, что тебе сказать.

Слоун расцепил ее пальцы, непроизвольно сжавшиеся в кулак, и нежно поцеловал ладонь.

– Тебе ничего не надо говорить. Просто я решил: тебе следует знать, что я чувствую. Привыкай к этой мысли.

Когда он опять поцеловал ее в сжатые губы, Кейт решила, что надо уходить. Пока она еще в состоянии.

– Я пойду к себе.

Он осторожно укусил ее за подбородок.

– Неужели ты такая жестокая? Неужели заставишь меня провести еще одну одинокую ночь в этой смешной кровати?

– Она не смешная.

– В такой кровати мужчина не может спать один.

Огонь в камине окончательно погас, и комнату освещал серебряный свет луны сквозь кружевные шторы, отчего ее кожа мерцала звездным светом. Глядя на нее, Слоун гадал, что же в ней есть такого, что прочно захватило его ум и сердце. Она ошеломляюще красива – ладно. Но за десять лет жизни в Голливуде он повидал не менее красивых женщин. Она интеллигентна. Но то же можно сказать о ее подруге Блайт, и хотя его восхищают ум, упорство, талант Блайт Филдинг и – да! – ее знойные, сексуальные глаза, он ни разу не почувствовал желания коснуться благоухающей кожи знаменитой актрисы.

Как захотел этого с Кейт. И снова хочет.

– Не уходи, сладкая моя Кейт. – Любовь, а не желание, подтолкнула его прижаться губами к ее голому плечу. – Не уходи сегодня.

«Не уходи никогда», – подумал, но не сказал Слоун, поскольку на свое признание в любви получил более чем прохладный ответ.

– Ладно, – с легким вздохом сдалась Кейт. – Ты победил, Слоун. Остаюсь.

Кейт предупредила сама себя, что завтра утром ей надо будет как-то убедить Слоуна в том, что эта украденная ночь – все, что они могут себе позволить. Слоун мысленно поклялся убедить Кейт, что если она доверится ему, то победителями выйдут оба.

Она совершила роковую ошибку, вертелось в голове Кейт. За долгую, наполненную любовью ночь она испытала больше страсти, чем за всю жизнь. Но теперь, в ярком свете нового утра, она поняла, что, сдавшись под натиском Слоуна, ввергла себя в мир безбрежной боли сердца.

Она не хочет любить его. Не хочет верить, что он способен любить ее. Любовь быстротечна. Мимолетна. Любовь ранит.

Не надо было уметь читать мысли, чтобы заметить, какая перемена произошла в Кейт, как только солнце поднялось над скалистым берегом Касл-Маунтена. Она еще лежала в его руках, но Слоун чувствовал, что она уже спряталась за оградой, которую возвела вокруг себя в течение жизни.

– Пожалела? Так скоро? – атаковал он ее крепость.

Его рука прошлась от плеча к бедру; Кейт удивилась, что после бурной ночи прикосновение его ладони все равно вызывает знакомый жар.

– Нет, конечно, – спокойно солгала она. Слоун приказывал себе не настаивать, но нетерпение разобраться было сильнее.

– Что-то не так?

Она вздохнула и закрыла глаза.

– Слоун, я наслаждалась этой ночью.

– Я тоже.

– Больше, чем могла вообразить.

– Я тоже. – Слоун ждал, когда спадет другой башмак. Ждать пришлось недолго.

– Нужно трезво смотреть на вещи.

– Трезво? – Не будь она так поглощена своими растрепанными чувствами, она бы услыхала напряженные, предостерегающие нотки в его голосе.

– Я признаю, что с самого начала между нами было сильное взаимное влечение. Добавим сюда то, что мы оба одинокие взрослые люди – и мы почти неизбежно должны были очутиться в одной постели.

Слоуна в жизни не отвергала ни одна женщина. Если бы он стал обдумывать такую возможность, чего никогда не делал, он мог бы предположить, что это заденет его самолюбие. Чего он не мог предвидеть – это что его охватит страх.

– Пока все верно.

– Но после того как это случилось, я думаю, самое лучшее – это чтобы каждый пошел своим путем.

Слоун не считал себя мужланом, но в этот момент ему захотелось схватить ее за плечи и трясти, пока не вытрясет всю шелуху из этой красивой головки.

Он осторожно спросил:

– То есть ты не хочешь, чтобы я еще когда-нибудь делал так? – Он накрыл рукой ее грудь и снова подумал, как хорошо умещается в ладони эта нежная округлость. – Или так? – Он стремительно накрыл ртом ее губы, а рукой провел по ребрам, по животу и ниже, и его ласкающая рука и глубокий поцелуй вызвали ожидаемый ответ.

– Черт возьми, Слоун. – Ее тело изогнулось, ища облегчения.

Она всегда сознательно усмиряла свой пылкий темперамент и гордилась своим самоконтролем. Пока не встретила мужчину, который опустошающей улыбкой, жарким взглядом или единым прикосновением мог разрушить с таким трудом завоеванное самообладание.

– Я люблю тебя, Кейт. И намерен заниматься с тобой любовью, когда и где только возможно.

Он больше не был голливудским писателем.

Слоун Уиндхем был колдун, мастер черной магии. Опять он это с ней сделал. Облако заволокло рассудок Кейт. Она не могла думать, только чувствовала. Она закрыла глаза.

Слоун следил, как она улетает, выше и выше, и поддержал ее, когда она опустилась на землю.

Долгое время оба молчали. Кейт лежала в его руках смущенная, сопротивляющаяся, пока не почувствовала, что сможет устоять на ногах. Тогда она без слов покинула его кровать. И комнату. Завывание древних труб подсказало Слоуну, что она принимает душ.

Бормоча проклятья, Слоун глядел в потолок и с трудом удерживался, чтобы не открыть соединяющую их дверь и не овладеть ею под струями теплой воды.

Она может смыть с себя свидетельства их ночи любви, думал Слоун. Но ей не смыть ту истину, что вопреки всему, что он думал неделю назад, им с Кейт суждено прожить вместе всю жизнь.

Слоун нисколько не удивился, что она молчала за завтраком. И в коротком перелете на материк.

Они сидели рядом в терминале Бангора, ожидая посадки на самолет в Бостон, когда она неожиданно повернулась к нему.

– Когда мы вернемся в Лос-Анджелес, у меня будет важная работа. Я не могу себе позволить развлекаться.

Опять он обиделся, что его считают развлечением. И опять прикусил язык. Потому что хоть он и хотел, чтобы она думала только о нем, но, когда ей надо будет ловить психопата и убийцу, отвлекать ее – значит подвергать риску быть убитой.

– Принято. – Он по-дружески взял ее за руку. – Хотя в моих чувствах ничто не изменится, я обещаю не давить, пока эта тварь не окажется за решеткой, где ей и место.

Кейт не упустила того факта, что Слоун намерен восстановить их отношения после того, как завершится ее работа. Но она все еще не верила, что заявленные им чувства продержатся у него так долго, и позволила себе расслабиться.

– Спасибо. – Она постаралась улыбнуться. Глядя, как потеплели изумрудные глаза Кейт, Слоун взмолился, чтобы дело о беглом насильнике закончилось быстро и безопасно для нее. А потом, поклялся Слоун, он сделает блистательную Кейт Карриген своей. Навеки.

Позже, когда они вместе с солнцем летели через страну, Слоун подумал: что за ирония судьбы – он, отпрыск беглого убийцы и взбунтовавшейся барышни из высшего общества Филадельфии, собирается жениться на девушке из полиции!

Придется сказать Кейт правду, думал он, отхлебывая виски и поглядывая на широкие равнины Небраски. Если бы не было в живых матери, запертой в темных лабиринтах своего мозга, в том дорогом курортоподобном заповеднике, он мог бы сохранить в тайне секрет своей жизни.

Но Слоун не мог этого сделать.

Он любит Кейт. А раз так – он выдаст ей правду, кто он и что он.

Давно умершие восстали, как призраки, туманя рассудок, и заставили гадать, не собирается ли мадам Судьба в который раз преподать ему урок, показать, как эфемерно может быть счастье.

Глава десятая

Заранее ожидая неприятного разговора, Блайт позвонила Алану из своей гардеробной. Она не смогла встретить его в аэропорту, а теперь еще из-за проблем со съемками не сможет пойти с ним на важный обед.

– Стургес слушает, – ответил мужской голос.

– Привет, Алан, – осторожно начала она. – Это Блайт.

– Ты где? – требовательно спросил он.

– Я еще на студии.

– На студии? Что ты там делаешь?

Она представила себе, как его темные брови поползли на высокий патрицианский лоб. Алан Стургес постоянно откуда-то ехал и всегда спешил. Он был пунктуален до мелочей и нетерпелив ко всякой небрежности.

– Это долгая история.

– Блайт, мы уже опаздываем. Даже если выехать прямо сейчас, мы все равно пропускаем час коктейля.

– Я понимаю, Алан. Но я связана. У нас сегодня такой неудачный день. Сначала испортилась дождевая машина, потом Мартин обнаружил, что, когда я промокну, на мне все просвечивает…

– Что?!

Наконец-то вывела его из себя, подумала Блайт.

– Не беспокойся, мы все уладили, – быстро сказала она. – Костюмерша вшила дополнительную прокладку. Она сказала, что так делают спортсменам на трусах.

– Чрезвычайно полезные сведения. И еще находятся люди, которые не принимают всерьез кинобизнес.

Увы, с одним из них Блайт помолвлена.

– Алан, не ехидничай, – сказала она спокойно и твердо. – Я понимаю, ты разочарован, но…

– Мало сказать, разочарован. Ты знаешь, как важен для меня этот обед.

Да, конечно, она знает.

– Знаю, дорогой. – Блайт слегка потерла шею, покрутила плечами, чтобы размять мышцы, ноющие после утомительно долгого дня и легкой простуды. – Я же не могла предвидеть все эти осложнения, – сказала она, и в голосе послышался оттенок раздражения. – Я, конечно, понимаю, моя работа не так важна, как подтяжка лица стареющим звездам и дамам высшего света, но я, как назло, отношусь к ней серьезно.

Последовала тишина.

– Ты сегодня сама на себя не похожа, – наконец сказал он, оправившись от изумления. – С тобой все в порядке, Блайт?

Она вздохнула.

– Просто я устала. И промокла. И замерзла.

– Ты слишком много работаешь, – убежденно сказал он, напоминая ей, что он беспокоится о ее сердце. – Снимаешься в фильме и в то же время пытаешься осуществить собственный проект, не говоря уж о подготовке к свадьбе. Ты сжигаешь свечу с обоих концов.

– Возможно, – согласилась она. – Но у меня нет выхода.

– Я предупреждал тебя, что не стоит создавать собственную кинокомпанию.

– Стоит. Алан, с трех лет я слушаю, что и как я должна играть. Пора самой управлять артистами.

– Ты могла бы вообще бросить работу. – Он предлагал это не раз с тех пор, как они решили пожениться. – Дорогая, ты сама говоришь, что работаешь с детства. Пожалуй, пора кончать.

Они не раз спорили об этом. Блайт пыталась объяснить, что ей необходимо работать, Алан возражал, убеждая, что у нее, как у жены главврача, будет полно занятий.

Он, кажется, был не в состоянии понять, что кино у нее в крови. Променять его на чаепития с докторскими женами – все равно, что перестать дышать.

– Алан…

– Знаю. Я опять давлю. – Он вздохнул. – Но если бы ты высыпалась вместо того, чтобы ночами разгадывать убийство шестидесятилетней давности, ты бы не так уставала к концу дня, дорогая.

Он не понимал, почему убийство Александры Романовой так ее занимает. По правде говоря, Блайт сама этого не понимала. Просто с тех пор, как она о нем узнала, оно не выходит у нее из головы.

Она смягчила голос, как это делает женщина, когда хочет урезонить мужчину.

– Все, что я могу сказать, – это что, как только картина будет отснята, дела пойдут на лад, я обещаю. И надеюсь, ты не станешь слишком возражать, если тебе придется сегодня пойти без меня.

– Конечно, я возражаю. Всем известно, что Менингер предпочитает женатых сотрудников, – продолжал Алан, – нелишне было бы всем напомнить, что мы связаны определенными узами. Но я понимаю, что сейчас ты не расположена к выходу в свет.

Блайт подавила всплеск обиды на Алана, что он хочет предстоящую женитьбу использовать для продвижения по службе.

– Спасибо, Алан. И обещаю, что лягу в постель в ту же минуту, как приду домой.

– Ну что ж, пожалуй, так будет лучше. Прими горячую ванну. Открой одну из тех чудных бутылочек, что мы купили прошлым месяцем в Темекуле. Вино поможет тебе расслабиться.

– Хорошая мысль, – сказала Блайт. – Желаю тебе хорошо повеселиться. Пожалуйста, передай мои извинения доктору и миссис Менингер. Желаю удачи.

– Без тебя мне понадобится вся мыслимая удача. Спи спокойно, дорогая. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – ласково повторила она, положила трубку, вздохнула и вернулась к работе.

Казалось, съемки фильма будут тянуться до конца ее дней, но, однако, два дня спустя они закончились. Фильм передавался следующей бригаде для обработки, и у Блайт появилась возможность уделить больше внимания предстоящей свадьбе.

Первым делом – платье. До обеда Кейт была свободна и охотно согласилась сопровождать Блайт в походе, который так долго откладывался.

Минут двадцать спустя Кейт сидела за стойкой бутика «Родео Драйв», пила кофе со сливками и смотрела платья, которые подготовила им продавщица.

Блайт отвергала роскошные наряды один за другим.

Наконец, когда улыбка стала сползать с лица продавщицы, она объявила:

– Я возьму вот это.

Платье было исключительно элегантно, хотя Кейт рисовала себе что-то более романтичное. Более свадебное. Очевидно, Блайт выбрала то, что одобрит ее привередливый жених.

– Разве ты не будешь мерить? – спросила она.

– Незачем. Мой размер – значит, подойдет. К тому же тебе скоро на работу.

Хотя Кейт сама не собиралась выходить замуж, она считала, что покупка свадебного платья должна стать более выдающимся событием.

Они поехали в «Бэчелор Армз».

– Ты опять будешь сердиться, но объясни мне еще раз, почему ты выходишь замуж за Алана.

– Потому что я люблю его, конечно, – с готовностью ответила Блайт.

– А физическое влечение? Ты чувствуешь к нему влечение, страсть?

Спроси это кто другой, Блайт сказала бы – не твое дело. Но с Кейт они были давними подругами. Остановившись на красный свет, Блайт честно ответила:

– Люди переоценивают физическое влечение. К тому же оно недолго длится. – Она ждала зеленого света, крепко сжав руль. – Я уважаю Алана. Он мне нравится. Он будет отличным мужем.

Зажегся зеленый свет, Блайт тронулась с места.

– Мы обе знаем, что пятьдесят процентов браков распадаются, а в нашем городе еще больше, но Алан – надежный человек.

– Зачем вообще выходить замуж?

– Потому что я хочу иметь детей, – без заминки ответила Блайт. – А я старомодна и считаю, что два родителя лучше одного. Из Алана получится отличный папа.

Кейт заранее жалела их детей.

Поздно вечером Кейт сидела перед телевизором и ела пиццу, когда кто-то забарабанил в дверь. Посмотрев в глазок, она увидела Слоуна. Он не улыбался.

Кейт догадывалась, почему он зол. Вздохнув, она открыла дверь. Слоун прошел в комнату так, будто имел на это право, и свирепо спросил:

– Черт побери, ты думаешь о том, что делаешь?

– Ем пиццу и смотрю телевизор. – Кейт указала на красно-белую коробку, стоящую на викторианском столике с мраморной зеленой крышкой. – Хочешь? Тут хватит на двоих.

– Я хочу, чтобы ты объяснила, зачем тебе понадобилась эта чертова пресс-конференция.

– А-а, – Кейт вздохнула. – Вообще-то это была идея Блайт.

– Блайт! Не могла она подать идею, как подвергнуть тебя наибольшему риску.

– Она, наверно, пошутила, но я решила, что это неплохая мысль. Начальство согласилось. – Она дерзко вскинула голову. – По-моему, получилось удачно.

Более чем удачно. Сознавая необходимость оградить невинных женщин от серийного насильника, шеф полиции созвал пресс-конференцию и объявил, что из тюрьмы сбежал опасный преступник. По предложению Кейт передача велась с пирса Малибу. Шеф заверил, что этого человека скоро поймают, а пока он советовал женщинам не ходить на пляж в одиночку.

Как только он закончил отвечать на вопросы, вышла Кейт в бикини; ее костюм был настолько откровенным, что захватил внимание всех мужчин. В руках у нее была красно-белая доска. Журналисты накинулись на нее, как чайки в драке за брошенный на берегу кусок мяса.

На вопрос телевизионного репортера она пренебрежительно ответила:

– Боюсь ли я? Нет, черт возьми. – Она тряхнула рыжими волосами, и они рассыпались по плечам. – Я хожу на этот пляж утром и вечером. Никакой извращенец не заставит меня отказаться от этого.

Она помахала рукой журналистам и прыгнула на доску; телекамеры всех станций засняли, как она катается в лучах заходящего солнца.

– Ты же выставляешь себя приманкой. – Слоун, хоть и был писателем, не мог подобрать слов, чтобы выразить, какую смесь страха и ярости вызвал в нем этот репортаж.

– В этом и заключается моя работа, – напомнила Кейт.

Она ему это уже говорила. Говорили Старбак и Чэрити. Он сам пытается себя в этом убедить.

– Я только стараюсь понять, почему ты считаешь себя обязанной этим заниматься, – хмуро сказал он; возле рта залегли глубокие складки. – Не стану отрицать: мне это ужасно не нравится.

Глядя на искаженное лицо Слоуна, Кейт почувствовала, что ее сердце настроилось на ту же волну, что и его: она начинает его любить.

– Это естественно. – Она погладила его по смуглой щеке и ощутила, как под ее рукой заходили желваки. – Может, тебе будет легче, если я скажу, что у меня надежная подстраховка.

– Не слишком. – Ему будет легче, если она вовсе откажется от этой опасной затеи. Но в этом случае она не была бы такой, какая есть, признался себе Слоун. И он не влюбился бы в нее без памяти.

– Уверяю тебя, операция гораздо безопаснее, чем кажется.

– Сомневаюсь.

Встав на цыпочки, она поцеловала его в глубокую складку, образовавшуюся у плотно сжатых губ.

– Когда я хочу, я могу быть очень предусмотрительной.

Чувствуя, что сдается, как и предвидел, Слоун взял ее за талию.

– Это может занять много времени, – предупредил он.

– Я тоже об этом думаю. – Она обняла его за шею. – Мы с Блайт сегодня ходили в магазин, – промурлыкала она.

– Это хорошо.

Внезапно она почувствовала, что ей в живот что-то упирается; в ней вспыхнуло неистовое желание прижаться всем телом к Слоуну. Но она подавила этот позыв. Пока.

– Блайт купила свадебное платье. А я – зубную щетку.

Слоун поднял руку и развязал поясок халата Кейт. К его восторгу, под ним ничего не было.

Кейт отстранилась и сбросила на пол халат. С сияющими глазами она протянула к нему руки.

– Слоун, я хочу, чтобы сегодня ты провел ночь со мной.

Забыв, что он собирался свернуть ей шею, Слоун подхватил ее на руки и понес в спальню.

– Сердечко мое, я уж думал, ты никогда не попросишь.

Моросило. Плотно закрытые тучами небеса и дождь испортили день. Холодный бриз пронизывал до костей. Кейт твердила себе, что никакой насильник, будь у него хоть капля здравого смысла, не станет охотиться на женщин в такую погоду, тем более что обычно в Лос-Анджелесе солнечно. Но вдруг он появится на пляже, когда ее не будет? Пока еще, слава Богу, не поступало отчетов с описанием новых преступлений беглеца.

План был тот же, что и тогда, когда Чэрити в первый раз поймала насильника. Его жертвами становились девушки, катающиеся на серфере, или те, кто терпеливо ждал на берегу, пока их парни боролись с морем.

В отличие от Чэрити, которая не умела управляться с серфером и изображала пляжную подружку, Кейт решила плавать. Все последние пять дней она по утрам и вечерам каталась на доске по волнам.

В этот вечер волны были огромными, они вздымались стеной и перекатывались через Третий пирс Малибу.

Кейт в прошлом немало занималась этим спортом, она быстро поняла, что рискует головой. После того как ее четыре раза накрыло волной и какая-то деревяшка ударила по затылку, она решила, что пора кончать.

Водрузив серфер на крышу своей машины, Кейт вернулась на пляж посмотреть, много ли осталось пловцов более умелых или более глупых, чем она. На мокром песке сидели только ребята из их бригады, изображавшие калифорнийских фанатов спорта, да пожилая женщина в ярком платье и прозрачном дождевике, гулявшая с древним коккер-спаниелем, Кейт встречала ее на пляже каждое утро и каждый вечер. Стуча зубами от холода, обернувшись полотенцем, она стянула с себя липнущий купальник. Переодевание на пляже требовало умения. Онемевшие пальцы чуть не выпустили полотенце. Когда оно соскользнуло с груди, послышался голос из потайного радиопередатчика, спрятанного в ее сумочке.

– Отличный ход, Кейт. Если этот прикол на него не подействует, то уже ничто не поможет.

Голос принадлежал наблюдателю, стоявшему наверху с видом любопытного туриста. Несмотря на серьезность ситуации, в голосе чувствовался смешок.

– Пошел ты к черту, О'Хара, – буркнула она, подоткнула полотенце покрепче и стала натягивать серые шерстяные рейтузы. Хоть они были не самой сексуальной частью ее гардероба, но в бикини было слишком холодно. К тому же причиной насилия является не секс как таковой, а ощущение власти.

Одевшись, Кейт взяла сумку и не спеша прошлась вдоль моря, как делала это каждый день. Она подошла к пирсу, села на большой плоский камень и стала ждать.

– Я думаю, можно заканчивать, – раздалось из сумки. – Этот тип не высовывается. Отложим до завтрашнего утра. Может, повезет больше.

Кейт надеялась на это. Она начинала уставать от даже не двойной, а тройной жизни, которую ей приходилось вести. Утром она ходит на пляж. Днем помогает Блайт в подготовке к свадьбе, хотя их разговоры неизменно возвращаются к Александре Романовой.

Ночи она проводит со Слоуном. Хотя они занимаются любовью много и страстно, они также разговаривают. К своему изумлению, Кейт рассказала ему о своем детстве, о нескончаемом параде отчимов, мачех, сводных сестер и братьев.

Каждую ночь он узнавал о ней все больше, даже то, что было неизвестно Блайт: об одном из отчимов – к счастью, он продержался в этом статусе только шесть недель, – у которого не только глаза, но и руки были блудливые. Ей было 13 лет. Он прижал ее в углу в кухне, ухватил за намечающиеся груди и впился губами в шею. Испуганная и рассвирепевшая, она схватила кухонный нож и пригрозила, что, если он ее еще раз тронет, она его кастрирует.

Он поверил. И не без оснований, как сказала Кейт Слоуну.

Вызывая из памяти эту историю, она надеялась с ней покончить. Но это было нелегко, как нелегко было и рассказывать ее Слоуну. С нежностью, неожиданной при его твердом характере, он обнял ее и поцелуями осушил слезы.

Кейт уходила с пляжа, не глядя на остальных; мысли ее были заняты Слоуном. Как они сблизились в последнее время! Как она ему доверяет…

Кейт вдруг поняла, что он говорит обо всем: о политике, о событиях в мире, о спорте, о своей работе, о том, как идут дела в проекте об Александре, – но никогда, ни разу он не поделился с ней своим прошлым. Для нее он оставался пришельцем из космоса, заброшенным на нашу планету и в ее жизнь. Не замечая, как это случилось, она открыла ему глубочайшие тайники своей души. Пора Слоуну ответить взаимностью.

– Начиная с сегодняшнего дня, – решила она, поднимаясь по твердым ступеням к автостоянке.

Кейт уже собралась отъезжать, как вдруг вспомнила, что оставила на берегу сумку и в ней радио. Не желая портить свой блестящий отчет взысканием за утерю ценного имущества, она вернулась. Старуха, не обращая внимания на холод, играла с собакой, бросая ей палку. Наступал прилив. Старые доски, покрытые тиной, скрипели над головой. Под пирсом было темно и тихо. И страшновато.

Кейт взяла сумку, повернулась и тут почувствовала, что за спиной у нее кто-то есть. Она рывком обернулась и испытала огромное облегчение, увидав старуху. Подсознательно она отметила, что собаки не видно. Кейт напряглась.

– Привет, – сказала она.

Старуха не отвечала. Кейт покрылась мурашками, не имеющими отношения к холоду, веющему с океана. Тем не менее она повернулась, чтобы уйти, и тут на нее напали сзади и швырнули лицом в воду. Сильные руки злобно вцепились в пояс рейтуз, Кейт сопротивлялась изо всех сил.

Она боролась за свою жизнь.

Глава одиннадцатая

Тупица, тупица, тупица! Кляня себя за нелепую ошибку, простительную только новобранцу, Кейт с неистовой яростью повернулась к нападавшему, ударила по сильным рукам, пытавшимся стащить с нее рейтузы, и ткнула пальцами в глаза, но только расцарапала ногтями лицо.

Длинные царапины сочились кровью. Злобно выругавшись, он сжал правую руку в кулак и ударил ее в скулу. Кейт не знала, что это так больно. Потемнело в глазах, из них посыпались искры. Молотя руками вслепую, она сбила с него седой парик, он упал в бурлящую воду и исчез из виду.

Продолжая сражаться с намокшими рейтузами, насильник тащил ее глубже под пирс. Кейт сопротивлялась как могла. У нее мелькнула мысль, нет ли у него оружия – ножа или даже пистолета, но она вспомнила рассказ Чэрити о том, что он наслаждается хрустом костей под его кулаками.

Напомнив себе, что в ее распоряжении только одно средство, она продолжала царапаться, где только могла оставить след – на лице, плечах, груди.

– Я полицейский, черт тебя возьми! – прокричала она, перекрывая рев прибоя.

Он посмел еще засмеяться.

– Думаешь, я не догадался?

Он со всего размаху ударил ее в челюсть, и Кейт рухнула на мокрый песок..

– Второй раз не удастся меня провести.

Еще удар – под ребра, чтобы вышибить дух из легких.

– Ну что ж ты, арестуй меня, – злобно предложил он. Несмотря на ее отчаянное сопротивление, ему удалось спустить ей рейтузы до колен. Удары кулаков сыпались на Кейт, от боли мутился разум, она поняла, что он пытается перевернуть ее и ткнуть лицом в песок и прибой, чтобы она задохнулась.

Вспомнив уроки боевой подготовки, Кейт изо всех сил ударила его ребром ладони по горлу и одновременно ухитрилась попасть каблуком в пах. Он издал гортанный рев – наверно, так рычит раненый лев, – выпустил ее, скорчился, глотая воздух.

Кейт вскочила, подтянула рейтузы и на неверных ногах кинулась к сумке. Она успела достать пистолет до того, как он распрямился.

В другое время она бы подумала, что он очень глупо выглядит в старушечьем платье, но в эту минуту в напавшем на нее убийце не было ничего смешного.

– Не подходи, – предупредила Кейт. Она стояла так, как ее учили: расставив ноги, держа пистолет обеими руками. В груди жгло, дыхание прерывалось, но путем предельной сосредоточенности ей удалось твердо держать оружие. – Все кончено. Ты арестован.

Он взревел и кинулся на нее.

Кейт нажала курок.

Ужасающий грохот, вспышка – и дальше только мягкий шорох волн, набегающих на холодный светлый песок, да скрип деревянного настила над головой.

На кухне у Кейт Слоун готовил ужин, когда патрульная машина привезла ее домой. При виде разбитого лица Кейт он вскипел и впервые в жизни понял значение термина «преступление в состоянии аффекта». А также – как нормальный, разумный человек может совершить убийство.

– Убью сукина сына, – сказал он, заключив ее в бережные объятия.

– Она уже сама об этом позаботилась, – сообщил офицер, с уважением глядя на Кейт. – Больше проклятый извращенец никого не тронет.

Новость не укладывалась в голове. Слоун уставился на Кейт.

– Кейт?

– Я не хочу сейчас об этом говорить.

Черт возьми, она ему расскажет! Видя, что Слоун поражен, Кейт испугалась. А вдруг он, столкнувшись с жестокой и темной стороной ее работы, откажется иметь дело с женщиной, способной лишить человека жизни? Хотя бы из чувства самозащиты.

– Не надо, – согласился он. Онприкоснулся губами к синяку на виске. Ему хотелось рвать и метать, проклинать, кричать. Пойти туда, где лежит сейчас тело этого гада, и плюнуть в мертвое лицо.

С некоторым усилием Слоун напомнил себе, что ей не нужно, чтобы он носился, как взбудораженный самец. Сейчас ей необходимы ласка и любовь.

– Спасибо, что привезли ее, – сказал он офицеру.

– Ну что вы. – Поняв, что он здесь третий лишний, молодой офицер патруля вышел и закрыл за собой дверь.

– Я приготовил ужин, – сказал Слоун. Волосы Кейт были в песке и водорослях. Он нежно убрал их с избитого лица. – Но это подождет. Как насчет того, чтобы помыться?

Кейт обвила его руками и прижалась щекой к его щеке.

– Да, да.

Он включил душ и стал раздевать Кейт. Ее серые рейтузы он сунул в мусорное ведро. Кейт хотела сказать, что их достаточно постирать, но закрыла рот: она поняла, что никогда их больше не наденет.

Слоун разделся сам и за руку отвел ее под струю воды, отрегулировав давление. В ванной было тепло, и вода была теплая, но Кейт трясло.

Там, на пляже, она вызвала патруль и, пока не подъехали машины, с трудом удерживалась, чтобы не заорать. Ей удалось сохранить самообладание при ответе на неизбежные вопросы, но она с огромным облегчением услыхала, что с отчетом можно подождать до завтра.

Теперь она стояла и дрожала, а Слоун намыливал ей голову шампунем.

– Бедная крошка, – пробормотал он, когда песок и водоросли были смыты.

Хотя Кейт давно уже поклялась, что не будет зависеть ни от одного мужчины, сейчас она была благодарна Слоуну за то, что он ждал ее дома.

– Он мне ничего не сделал, – сказала она слабым, надтреснутым голосом. – То есть… он меня не изнасиловал.

– Слава Богу. – Опустившись на колени, он намыливал ей ноги. – Мне даже представить страшно, как это могло бы отразиться на тебе.

Когда он раньше так ее целовал, она волновалась; теперь, ероша его мокрые волосы, чувствовала странное успокоение.

– Большинство мужчин эта мысль угнетает, – выговорила она. – Что кто-то другой…

Отвлеченно Кейт понимала, что пережитый опыт поможет ей в работе в Отделе сексуальных преступлений, но сейчас она думала только о том, что чуть не стала жертвой. Никогда еще за свои 25 лет Кейт не чувствовала себя такой уязвимой, как в те ужасные минуты под пирсом.

Слоун поднял к ней любящий взгляд.

– Милая Кейт, я уже говорил тебе. Я тебя люблю.

Она заплакала.

Горячие слезы лились не переставая, пока он нес ее на кровать.

– Он убил собаку. – Тело коккер-спаниеля нашли в воде возле самого берега. – Он ее задушил. – Слова застревали в горле. Это преступление казалось ей чудовищным. – Она сослужила свою службу, и он, наверно, боялся, что она станет меня защищать.

Не понимая, о чем речь, Слоун гладил ее по голове и говорил что-то невнятное, успокаивающее.

Выплакавшись в кольце сильных рук Слоуна, Кейт заснула.

Об этом происшествии Блайт узнала из специального выпуска телевизионных новостей. Она сразу же позвонила, но Слоун ответил ей, что Кейт спит, после перенесенного эмоционального напряжения она отключилась, как выключают на ночь свет, так что Блайт лучше позвонить завтра утром.

Положив трубку, Блайт подумала: как странно, что Слоун взял все на себя. Странно, но мило. Независимость – вещь хорошая, необходимая, но она всегда считала, что Кейт с этим перебарщивает. Решив, что Слоун прав и потому она может не менять свои планы, Блайт стала одеваться к банкету, которого Алан так долго ждал.

Пять часов спустя она стояла у окна в комнате своего жениха в доме на Пасифик-Палисадз.

Гостиная была выдержана в серых тонах, от цвета расплавленного серебра на стенах до темно-оловянных теней на ковровом покрытии.

Туман над океаном причудливо клубился в лунном свете. Блайт подумала о том, как близко к смерти сегодня подступила Кейт, и от этой мысли вздрогнула.

– Ты сегодня ужасно тихая, – раздался сзади низкий голос.

Она повернула голову и улыбнулась.

– Извини. Я задумалась.

– О работе?

– Нет. То есть да. В некотором роде. – Зная, что Алан не одобряет деятельность Кейт, Блайт не сказала ему о сегодняшних драматических событиях.

– Ты слишком много работаешь, – в который раз уже упрекнул он, протянув ей круглый бокал с прозрачной жидкостью.

– Наверное, ты прав. – Мысль об отдыхе на Гавайях становилась все привлекательнее. Она будет лежать на пляже, впитывая солнечные лучи, и читать припасенные заранее романы.

Пока ее не будет, Кейдж Ремингтон откопает какие-нибудь сведения об Александре и Патрике. Она вернется в Лос-Анджелес отдохнувшей, готовой приступить к работе над историей любви двух звезд. Блайт попробовала бренди.

– Замечательно.

Она прикрыла глаза, чтобы лучше ощутить вкус и букет.

– От одной моей благодарной пациентки. Она ездила во Францию отпраздновать свое новое лицо. Вернулась с новым мужем, французским писателем на двадцать пять лет моложе ее, и привезла мне этот фруктовый бренди из Эльзаса. Я держал его для особого случая.

Блайт открыла глаза.

– О, Алан, извини, я еще не поздравила тебя с награждением. Врач года – это очень впечатляющая награда.

– Да, но я с готовностью променял бы ее на должность главного хирурга.

– Ты получишь эту должность. В конце концов, в больнице ты популярен, ты один из самых талантливых хирургов…

– Один из? – с кривой улыбкой переспросил он.

– Самый талантливый, – поправилась она. – На всех произвело огромное впечатление, что журнал «Таун энд кантри» собирается написать о тебе как о лучшем хирурге-косметологе страны.

– Это неплохая реклама, – согласился он, – но не уверен, что она произведет впечатление на Менингера.

– Доктор Менингер знает, что ты самый лучший, – возразила Блайт. – Потому он и направил свою жену к тебе. Кстати, она выглядит великолепно. А Сандра Лонгстрит? – Блайт назвала обладательницу академической премии, артистку в возрасте далеко за шестьдесят. – Она помолодела на пятнадцать лет.

Алан зарделся от комплимента. Он взял у нее из рук бокал и поставил на стеклянный столик. Блайт поняла, что вечер переходит от официальной части к личной.

– Я не упоминал, что мне нравится это платье? – спросил он и медленно провел пальцем по ее ключице. Выходное платье было похоже на длинный, до полу, тюбик из серого шелка, с одним обнаженным плечом – на греческий манер.

– Как же иначе? Ведь ты сам его покупал.

– Я хотел, чтобы сегодняшний вечер был безупречен. Все врачи мне завидовали, когда я вошел с тобой под руку.

Будто она – еще одна награда, которую он получил. Слегка подавленная, Блайт выскользнула из его осторожного объятия и подошла к статуэтке из черного дерева на черном пьедестале.

– Это что-то новенькое?

– Я купил ее на прошлой неделе. – Его тон никак не выдавал расстройство и замешательство, промелькнувшие в глазах. – Как только я увидал ее в галерее, то тут же осознал, что именно такую женскую фигуру всегда считал совершенством.

Блайт сравнила объемистые формы статуэтки с собственными гибкими линиями.

– Ты представить себе не можешь, как это меня удручает.

Алан засмеялся, и звучание его смеха так же хорошо контролировалось, как все в этом человеке.

– Тебе не о чем беспокоиться, дорогая. – Он пересек комнату и взял ее за руки. – Особенно когда ты станешь моей женой.

Привыкший контролировать личную жизнь, как и профессиональную, Алан завершил дискуссию тем, что за руку отвел Блайт в спальню. Как и во всей роскошной квартире, здесь доминировали серебро и стекло, придавая комнате оттенок операционной.

Он без предисловий стал раздеваться. Первым делом повесил смокинг на стоячую кедровую вешалку. Блайт смотрела, как его талантливые пальцы управляются с запонками из черного дерева – с тем же мастерством, с каким они возвращают молодость стареющим матронам из высшего общества.

Вместо того чтобы положить запонки на ближайшую плоскую поверхность, как сделала бы она, Алан отнес их на комод и бережно положил в шкатулку из розового дерева.

Затем в ту же шкатулку был уложен галстук. Рубашку он сначала сложил, а потом поместил в плетеную корзину с крышкой, стоящую в шкафу. Когда Блайт увидела все это в первый раз, она расхохоталась. Но, поняв, что Алан не шутит, научилась помалкивать.

Он продолжал вести себя так, как будто был один в комнате: сел на кровать, снял лакированные черные туфли, обернул мягкой тканью, затем положил их в соответствующую коробку и поставил на верхнюю полку в шкаф.

Лишь после этого он посмотрел на Блайт.

– Что-нибудь не так?

Она сняла только серьги.

– Нет. – Она говорила неправду: что-то было не так. Ей показалось, что она собирается лечь в постель с незнакомцем. Она заставила себя улыбнуться. – Я подумала, как великолепно быть раздетой самим Врачом года.

От непривычной нервозности голос ее звучал сдавленно – Алан никогда еще такого не слышал. На его лице удивление сменилось удовольствием, и Блайт догадалась, что он принял это за признак желания.

– Да, – задумчиво проговорил Алан и оглядел ее сверху донизу, – это будет неплохо. – Он встал с кровати и подошел к ней.

Пробежавшись пальцами по ее голому плечу, Алан расстегнул молнию на спине с ловкостью, какой и следовало ожидать от одного из десяти лучших хирургов-косметологов. Платье соскользнуло на пол, и серый шелк лег под ноги как лужа.

Она перешагнула через него, сбросив туфли, и предоставила ему снять с нее серебристо-серые чулки, отороченные кружевом.

– Боже, как ты сексуальна. – Он погладил полоску тела поверх кружева длинных чулок. – Видели бы тебя эти древние ископаемые из отделения хирургии. После этого кардиологический центр был бы переполнен.

Снова Блайт стало неуютно от ощущения, что она – вещь Алана. Снова она упрекнула себя за излишнюю впечатлительность. Просто у него такая манера.

– Чтобы стать главным хирургом, тебе не обязательно доводить оппонентов до инфаркта.

Он засмеялся.

– Наверно, нет. Но будем это иметь в виду на крайний случай.

Раздевшись, он уложил невесту на бело-серую полосатую простыню и лег рядом.

Блайт стала ждать прилива тепла к телу, но его не последовало. Она уверяла себя, что оно еще придет, надо всего лишь расслабиться.

В комнате слышался только хруст простыней из египетского хлопка да их дыхание, его – грубое и прерывистое, ее – огорченное. Она безуспешно старалась отдаться моменту – и этому мужчине.

Он посмотрел озадаченно и разочарованно.

– Скажи, чего ты хочешь.

Она обняла его за шею и прижалась открытым ртом.

– Тебя. Я хочу тебя.

Он взял ее руками за бедра и вошел в нее, заявив права на ее тело; но мятежные мысли Блайт остались ему неведомы.

Она была превосходная актриса: она изгибалась, надтреснутым голосом повторяла его имя. Алан закончил со стоном удовлетворения.

– Алан? – чуть позже прошептала Блайт. Жаловаться она не любила, но он был слишком тяжел.

В ответ ей раздалось только тихое сопение: он спал.

Она собиралась провести здесь ночь. Но, пролежав час без сна, слыша только глубокое дыхание своего жениха да шум прибоя под отвесной скалой, она вылезла из кровати и подобрала разбросанную одежду.

Она оставила ему короткую записку и уехала домой. Одна.

В Теллуриде, штат Колорадо, шел снег. Белые хлопья густо сыпались с ночного неба. Полная луна бросала мерцающий серебряный свет на безмолвную равнину. Слышались только скрип снега под полозьями саней, фырканье лошади да звон колокольчика.

Закутавшись получше в теплый плед, Александра прильнула к мужу, гадая, чем же она заслужила такое благословение судьбы.

– Я так счастлива! – Она улыбалась. Ее лицо, окруженное пушистым мехом горностая, светилось нежной радостью, ее улыбка была сама красота, на густых ресницах алмазами сверкали снежинки.

Патрик улыбнулся.

– А я думал, ты жалеешь, что в Голливуде не было свадьбы.

Это была блестящая идея – сбежать в Аризону. После короткой церемонии они укатили на ее «роллс-ройсе» в Колорадо, чтобы отсрочить натиск журналистов, которого все равно не избежать.

Сейчас, пять дней спустя, Александра радовалась, что они приняли правильное решение. Они слишком любили друг друга, чтобы с кем-то делиться.

– Я жалею только о том, что придется возвращаться, – сказала она. Повлажневшие темные глаза подтвердили эти слова.

– Можем не возвращаться. – Он был совершенно серьезен. – Если ты действительно не хочешь.– Готовность отвернуться от славы и фортуны была одной из причин, почему Александра влюбилась в Патрика. Она никогда еще не встречала мужчину, который любил бы ее, а не ее внешность, ее сексуальную привлекательность или то, что она могла ему дать для карьеры.

– Я знаю, что ты готов к этому. – Александра также знала, что, если он порвет со студией «Ксанаду», Уолтер Стерн заставит Патрика выплатить невообразимую сумму. Этот человек безжалостен. Она ни секунды не сомневалась, что, если когда-нибудь станет ему поперек пути, он не задумываясь раздавит ее, как насекомое.

Плохо уже то, что он знает об их побеге.

Она уже заставила Патрика расплачиваться за свой бунт, поддавшись велению сердца. Нельзя ухудшать положение, срывая «Ксанаду» величайший проект года.

Мужественно улыбнувшись, она погладила Патрика по щеке рукой, затянутой в перчатку.

– Патрик, ты написал замечательную книгу. И у нас получится великолепная картина.

– Если ты будешь в главной роли, как может быть иначе?

– Мы соберем хорошую команду.

– Самую лучшую. – Он прижал ее к себе. – А когда съемки закончатся, я увезу тебя в настоящее свадебное путешествие, – пообещал он. – Что ты скажешь о большом туре по Европе?

Зная, как ее суровый ковбой относится ко всему искусственному, Александра не могла себе представить, чтобы он получал удовольствие от распивания коктейлей в каком-нибудь парижском придорожном кафе. Но ради нее он на это пойдет.

– Хочешь правду?

– Безусловно.

– Я бы лучше поехала к тебе на ранчо. Я хочу, чтобы ты показал мне Вайоминг.

Пар их дыхания смешался и поднялся в морозном воздухе, как маленькое белое привидение.

– Я хочу научиться ловить форель, хочу ходить далеко в горы и хочу скакать на лошадях.

– А как же я? – спросил он изменившимся голосом.

Прикосновение его рук заставило ее забыть о холоде; ее смех был полон обещания.

– А тебя хочу больше всего!

Покоряясь власти поцелуев мужа, Александра закрыла глаза; ей казалось, она слышит, как звонят колокола.

И звонят, и звонят. Телефонные звонки пробились к сознанию Блайт и вырвали ее из глубокого сна.

Простыни были безнадежно смяты, руки сжимали подушку, как будто это был любовник. Затуманенное сознание не сразу расставалось со сном.

– О, Кейдж, доброе утро… Нет, – соврала она и попыталась сесть. Подушка упала на пол. – Нет, ты не разбудил меня, я давно встала.

Она взъерошила волосы и постаралась сосредоточиться, что было нелегко, потому что хрипловатый голос Кейджа дергал в ней какие-то чувствительные струны; она приписала это последствиям ее сновидения.

– Вы ее нашли? В самом деле? Где?

Услыхав, где живет бывшая гримерша, Блайт оторопела.

– «Бэчелор Армз»? Да это же дом Кейт!

Она недоверчиво покачала головой. Сколько раз она бывала в «Бэчелор Армз»! Подумать только, Наташа Курьян – это та эксцентричная старая дама, о которой в первый же день ей рассказала Кейт!

– Конечно, я хочу с ней встретиться. Она посмотрела на часы. – Через час устроит?

Блайт положила трубку. И пока она принимала душ, пока одевалась, короткий разговор с Кейджем не выходил у нее из головы. Только подъехав к «Бэчелор Армз», она поняла, что голос Кейджа Ремингтона имеет замечательное сходство с голосом Патрика Рирдона, который она слышала во сне.

Глава двенадцатая

Когда Кейт наконец проснулась, в окна лилось солнце. Она открыла глаза и сразу встретилась взглядом со Слоуном. Он, похоже, давно встал: и душ принял, и побрился, и оделся.

– Привет. – Она отчего-то смутилась.

– Привет. Как ты себя чувствуешь?

– Кажется, хорошо. – Она посмотрела на будильник, застонала и села в кровати. – Я опоздала. Еще час назад я должна была явиться к начальству.

– Я им позвонил и сказал, что ты придешь попозже.

Нерасчесанные волосы окутывали ее рыжими волнами.

– А они что сказали?

– Что они могли сказать после вчерашнего? – Он с удивительной нежностью отодвинул кудри с ее лица. – Как самочувствие?

– Прекрасно. – Он смотрел недоверчиво, и она добавила: – Ладно, немножко болит, но это неважно.

Его больше беспокоило ее душевное состояние. Хотя ее научили расправляться с нарушителями, Слоун не верил, что, убив человека, Кейт только пожмет плечами.

Она прильнула к нему, впитывая его тепло, его силу. Оба надолго замерли. В который раз Кейт возблагодарила судьбу за то, что в ее жизни есть этот мужчина.

– Спасибо, – еле слышно шепнула Кейт.

– За что?

– За то, что любишь меня.

– Черт, это нетрудно.

Пока она спала, он лежал без сна, думая обо всем, через что ей пришлось пройти, и о том, как же рассказать мрачную историю, которую ей следует знать. Уродливую правду, которая, возможно, оттолкнет ее.

– Я хочу, чтобы ты кое с кем познакомилась, – сказал он позже, когда Кейт уже оделась и собралась выходить в город.

– Конечно.

Слоун прежде не видел ее в форме. Теперь он с облегчением отметил, что вид темно-синей полицейской формы не вызывает у него, как раньше, мгновенной реакции, как на удар под коленку. Как же много изменилось за короткие три недели.

– Предлагаю сегодня вечером, если ты будешь в состоянии после отчета…

Кейт завязывала шнурки на черных ботинках. Странно напряженный тон Слоуна заставил ее оторваться и посмотреть на него. Лицо Слоуна было каменным, но что-то болезненное в глубине глаз глубоко тронуло Кейт.

– Слоун, что случилось?

Она его уверяла, и капитан подтвердил по телефону, что отчет будет чистой формальностью, но Слоун понимал, что после пережитого потрясения Кейт будет невероятно трудно прийти в себя.

И вот когда она идет к начальству, чтобы отвечать на вопросы о вчерашней стрельбе, он подсовывает ей еще один повод для беспокойства. Слоун почувствовал себя последним негодяем. Он через силу улыбнулся:

– Ничего, – подошел к кровати, на которой она сидела, встал на колени и поцеловал ее.

– Давай я подвезу тебя?

Кейт сначала хотела отказаться, но страхи вчерашнего вечера возобладали.

– Мне очень хотелось бы, чтобы ты был со мной. Но это может занять много времени.

– Я буду ждать. – Он потерся губами о ее щеку. – Столько, сколько понадобится.

Оба понимали, что он говорит вовсе не о встрече с начальством.

– Не могу поверить! – кипятилась Блайт, выходя из «Бэчелор Армз». Из-за крушения надежд вокруг нее образовалось как бы электрическое поле, потрескивающее разрядами.

Кейдж неохотно отметил, что, как это ни кажется невероятным, актриса сейчас выглядит еще привлекательней, чем на экране. Когда она свирепо взбила волосы, на пальце сверкнул бриллиант в четыре карата, очень высокого качества. «Э, парень, да она уже помолвлена», – сказал себе Кейдж. А если бы и нет, Блайт Филдинг – девушка не его круга.

– Ну, это всего лишь короткая прогулка. – Десять лет в полиции и шесть месяцев в собственном детективном агентстве приучили Кейджа к терпению.

– Время не ждет, черт возьми! У меня семь месяцев на то, чтобы довести проект до стадии редактирования. Потом будет следующая картина у Уолтера Стерна. – На лбу у нее пролегла глубокая складка. – Какие могут быть прогулки, пусть даже короткие. – Он не отвечал, и Блайт в отчаянии покачала головой. – Ну зачем это старух несет в Грецию?!

– По-моему, круизы очень популярны у людей старшего возраста.

Разозлившись на его спокойствие, Блайт выпалила:

– Вам платят поденно, вот вы и хотите, чтобы расследование продолжалось вечно!

На улицах Лос-Анджелеса Кейдж встречался с еще худшими обвинениями и потому не слишком рассердился на неприятный намек. Опыт учил его, что нарастание уровня враждебности не поможет разрешить сложную ситуацию. Он посмотрел на нее вежливо и твердо.

– Если бы я решил, что вы так и думаете, я бы предложил вам передать свой фильм и свою загадочную русскую актрису какому-нибудь другому детективу.

Он был раздражающе спокоен. Глядя на него, Блайт видела за стеклами темных очков твердый, как кремень, взгляд и слышала в ровном голосе сталь клинка.

Она сникла.

– Простите. Просто, когда вы сказали, что нашли ее, я так разволновалась. – Она оглянулась на розовое здание. – Ну почему Наташа Курьян не из тех старушек, что проводят свои дни в ситцевых халатах за вязанием колючих свитеров?

– Сейчас вы говорите о моей прабабушке, – сказал Кейдж. – Она благополучно живет в том доме, где родилась девяносто семь лет назад, и никогда не пропускает спевку хора по средам и игру в лото по субботам. – Он дружелюбно усмехнулся. – И насколько я знаю свою прабабку, она ни за что в жизни не поехала бы в Голливуд гримировать кинозвезд.

Его улыбка напомнила Блайт утренний сон. Она почувствовала, что краснеет. Будем надеяться, Кейдж отнесет это на счет злости.

– Объяснение принято. Что дальше?

– Управляющий домом сказал, что она вернется через пять дней.

– Через пять дней я буду на Гавайях.

В свадебном путешествии, промелькнуло в голове у Кейджа. Не похоже, что она в восторге от этой перспективы; впрочем, отношения Блайт с женихом его не касаются. Он пожал плечами.

– Не беспокойтесь, я с ней поговорю, а когда вы вернетесь, дам полный отчет.

– Если Наташа знала Александру, я не могу ждать до тех пор, пока вернусь. Я хочу узнать сразу же.

– О'кей. Я пошлю вам факс в гостиницу.

– Лучше позвоните.

Кейдж прикинул, что бы он чувствовал, если б его молодая жена во время медового месяца вела телефонные переговоры с другим мужчиной, и решил, что ее жених должен иметь бездну терпения.

– Отлично. Деньги ваши. Хотите платить за дальние переговоры – пожалуйста. – Он посмотрел на часы. – Кстати, как насчет ланча? Я тут наткнулся на некоторые несоответствия в биографии Александры, которую состряпала «Ксанаду». Пока ничего особенного, – согласился он, пересказав Блайт то, что она уже знала. – Но я нашел несколько направлений, по которым не прочь пройтись. Нужно ваше согласие.

– Вы детектив. Делайте, что находите нужным.

– Это будет дорого. Мне придется слетать во Флориду.

Он подогрел ее интерес. Блайт сверилась с часами и решилась.

– Пойдемте в «Шардоне»? – предложила она. – Мне вдруг страстно захотелось мяса в соусе мирабель.

Несмотря на высокий уровень шума, ресторан считался отличным местом для романтических дневных рандеву. Кейдж напомнил себе, что их свидание будет чисто деловым, и сказал:

– Я считаю, страстные желания надо удовлетворять.

Отчет оказался чистой рутиной, как и было обещано. Вопрос о лишении ее права на оружие был немедленно отклонен, и капитан предложил Кейт несколько дней отпуска. Она согласилась. Она решила, что после свадьбы Блайт они со Слоуном могут провести уикенд в пляжном домике ее матери на острове Каталина.

Кейт признавала, что иногда очень полезно иметь богатых родителей. На свою зарплату патрульного офицера она не могла бы себе позволить дальние поездки.

Но ей недолго оставалось работать в патрульной службе. К ее изумлению, начальник рекомендовал ее на повышение в должность детектива. Вместе с обещанным переводом в Отдел сексуальных преступлений.

– Никогда еще не спал с детективом, – проворчал Слоун, выезжая на шоссе.

После отчета они заезжали на квартиру, чтобы Кейт могла переодеться. Она надела цветастую шелковую блузку-тунику и юбку в складку цвета заката.

Кейт хмурилась. Со Слоуном творилось что-то неладное; та напряженность, которую она почувствовала в нем утром, переросла в плохо скрытую тревогу. Куда он ее везет?

Между ними повисло неловкое молчание, как туча на горизонте. Но она сдерживалась, чувствуя, что Слоун наконец решился рассказать ей о себе.

Она сразу узнала эти белые ворота: ей случалось здесь бывать, навещая друзей.

Она видела, что охранник у ворот приветствует Слоуна, как давнего приятеля. И пока они шли по изумрудно-зеленым газонам, и медсестры, и пациенты приветливо с ним здоровались.

Вдруг Слоун остановился и взял ее за руку. Лицо его было непроницаемо, но холодная рука выдавала несвойственную ему нервозность.

– Сделай мне одно одолжение.

– Что угодно. – Это была правда.

– Что бы ни случилось, не упоминай, что ты офицер полиции, хорошо?

– Конечно, – с готовностью согласилась она, слегка озадаченная. – Раз ты так хочешь.

Свободной рукой он потер лицо.

– Это не то, чего я хотел бы, но не всегда имеешь то, что хочешь.

После этого необъяснимого заявления он повел ее дальше. Они направлялись к женщине, которая сидела на скамейке и смотрела на блистающее под солнцем море. Женщина обернулась, и Кейт увидела, что она очень красива. Безупречная фигура, золотистый загар, твердые очертания подбородка; волосы медового цвета аккуратно стянуты на затылке и изящно спадают на шею. Она сняла очки, и Кейт поняла, чьи у Слоуна глаза.

Слоун, склонившись, поцеловал женщину.

– Мама, я хочу познакомить тебя с Кейтлин Карриген, женщиной, которую я люблю. – Он повернулся к Кейт. – Кейт, это моя мать. Лаура Уиндхем Райли.

Имя мгновенно вспыхнуло в голове у Кейт. Странно, что Слоуну удалось сохранить такой секрет в городе, где процветают сплетни. Женщина протянула Кейт руку с достоинством и грацией, говорящими о благородном происхождении.

– Здравствуйте, Кейтлин. Рада с вами познакомиться. – Улыбка была нежной, чарующей, но она не отражалась в смутных карих глазах. – Слоун, отец был бы рад узнать, что ты нашел свое счастье. Он всегда мечтал стать дедушкой, – доверительно обратилась она к Кейт.

Кейт улыбнулась в ответ. Глаза заволокло чувство жалости к этой бедной, разрушенной женщине, но еще больше к Слоуну.

– Мой тоже, – солгала она.

Кейт взглянула на Слоуна, и он понял, что никогда еще не любил ее больше, чем сейчас. Весь следующий час Лаура весело болтала о том, как ей жилось в юности, как в Филадельфии она с успехом дебютировала в театре, как влюбилась в отца Слоуна. И как они были счастливы.

Кейт улыбалась, кивала головой, опять улыбалась и чувствовала, что сердце ее разрывается на части.

– Давно она в таком состоянии? – тихо спросила она Слоуна, когда сестра увела Лауру на обед и они возвращались к «порше».

– Сегодня у нее хороший день. Иногда она не может даже говорить. И я не понимаю, слышит ли она меня. – Он вздохнул и открыл дверь машины. – Это случилось, когда умер отец.

– Так это было…

– Пятнадцать лет назад.

Она сосчитала в уме.

– Значит, тебе было шестнадцать лет. – Годы, когда мальчик только формируется в юношу, слишком нежный возраст, чтобы потерять отца. Но потерять его так жестоко, на людях…

– Утром мы проснулись и увидели, что дом окружен федеральными агентами и полицией Портленда. – Слоун стоял над скалой, смотрел вдаль, но видел не Тихий океан, а что-то совсем другое. – Мама умоляла папу пойти сдаться, чтобы покончить со всем этим и получить некое подобие нормальной жизни, но он считал, что это ренегатство.

История о том, как Бак Райли годами жил в подполье, боролся против войны во Вьетнаме, и о его насильственной смерти стала легендой, о ней даже снималось кино. По существу, фильм рассказывал о нелегальной деятельности его отца.

Значит, человек, который грабил банки, грозился разбомбить Пентагон, был отец Слоуна. А вторая сюжетная линия – про актрису-дебютантку, которая отказалась от богатства и привилегий и сбежала с бывшим преступником, – написана про эту очаровательную, хрупкую женщину, с которой Кейт сейчас познакомилась.

– Ты писал, зная все из первых рук.

– Отца осудили еще до моего рождения. – Слоун вздохнул. – Я был зачат, когда он находился в тюрьме.

Кейт лучше других знала, что это вполне возможно.

– Стража пропустила твою мать в камеру?

– За недюжинную цену. – Он криво улыбнулся. – Иногда трудно разобрать, где хорошие парни, а где плохие. – Я родился после того, как он бежал.

Она покачала головой, додумав остальное.

– Тебе всю жизнь пришлось провести в бегах.

– Большей частью, – согласился он. – К пятому классу я перебывал в двенадцати школах под двенадцатью разными фамилиями.

Она подумала о том, как много Слоун потерял. Такое существование не давало возможности завести друзей, надо было переезжать с места на место, всегда на шаг впереди преследователей.

– О Боже, – простонала она, – я только теперь поняла твои слова насчет иронии судьбы.

Он криво улыбнулся и погладил ее по голове.

– Я был воспитан в нелестном мнении о людях твоей профессии.

– Неудивительно. – Ей живо представились кадры кинохроники, которые Слоун вставил в свой фильм, тело Бака Райли, изрешеченное пулями.

– Как только ты сам после этого не стал хладнокровным убийцей, – пробормотала она.

– Знаешь, как говорят: то, что не убило, сделает тебя сильнее. – Он оглянулся туда, откуда они пришли. – Я только хочу… – голос его дрогнул, он взъерошил волосы. – Черт!..

– Знаешь, твоей матери в чем-то очень повезло. Не у многих женщин найдутся сыновья, которые так преданно их любят.

Они сидели в машине. Слоун посмотрел, как слезы бегут у нее по щекам.

– Я боялся, что ты не останешься со мной после того, как узнаешь, кто я такой.

– Я знаю, кто ты такой. – Она ухватила его руку и прижалась губами к ладони, их глаза встретились в угасающем свете заката. – Ты человек, которого я люблю.

Он закрыл глаза и облегченно вздохнул.

– Ты непредсказуема.

– Вполовину меньше, чем ты.

– Ну хорошо. – Он еще раз глубоко вздохнул, как бы стряхивая грусть, придавившую их обоих. – У тебя, конечно, много вопросов, но я обещал тебе ужин. Говори, куда пойдем. Сегодня – никаких ограничений.

Кейт не хотелось идти в какое-нибудь шумное место Голливуда. Она ни с кем не хотела делить Слоуна. Больше всего ей хотелось показать ему, как сильно она его любит.

– Ты очень голоден? – спросила она.

– Не слишком. А что?

– Я бы лучше пошла домой. А попозже мы закажем ужин в китайском ресторане. – Она перегнулась через разделявшую их ручку и поцеловала его. – Но гораздо, гораздо позже.

Когда закончился долгий поцелуй, Слоун вставил ключ в замок зажигания.

– Я люблю китайскую еду.

Как только они вошли в ее спальню, Кейт кинулась к нему на шею. Ей отчаянно хотелось доказать Слоуну, как бесконечно она его любит. Особенно после того, как сегодня он доверился ей. И еще надо было доказать самой себе, что, несмотря на вчерашние трагические события, она жива и находится в безопасности.

Дрожащими руками она расстегнула ему рубашку, стянула ее с плеч, но забыла про пуговицы на рукавах. Слоуна не раз раздевали женщины, он знал, что они могут путаться в незнакомых застежках, но его чрезвычайно тронуло, как Кейт пытается с этим справиться. Наконец рубашка белой птицей полетела на пол. Ее ладони скользили по торсу, и Слоун закрыл глаза, ожидая, что сейчас они окажутся на джинсах, но, к его удивлению, Кейт опустилась на колени на плетеный коврик и стала расшнуровывать кроссовки.

Освободив его от обуви и носков, она медленно встала; она гладила его по груди, плечам, спине. И почему только Слоун раньше думал, что мужчины должны раздеваться сами? Что чем скорее, тем эффективнее?

Бережное раздевание наполняло его особым чувством. И хотя он твердил себе, что после того, как она настрадалась вчера, именно он должен бы доставлять ей удовольствие, он подчинялся этой сладкой пытке.

Наконец, когда сердце у него стало гулко стучать, Кейт сняла с него джинсы. А потом и белые плавки.

Обнаженный, пылающий, он потянулся к ней, но она, кажется, решила довести ритуал до пика. Отступив, она стала снимать с себя одежду медленно и соблазнительно, как стриптизерша в парижском «Фоли Бержер».

Он с восторгом смотрел, как она сняла через голову шелковую тунику, и его взгляду открылось нечто кружевное, совершенно обворожительное, непохожее на тот грубый топ, что был на ней в Мэне. Сквозь кружево просвечивали розовые соски в темном ореоле.

– Кажется, пора признать, что мне это очень, очень нравится, – выдавил он.

Она заманчиво улыбнулась.

– Я это купила, когда мы с Блайт ходили покупать ей свадебное платье. – Не спуская с него глаз, с улыбкой сирены на полных губах, она слегка прогнулась, чтобы расстегнуть застежку. На бесконечно долгое мгновенье она замерла, придерживая рукой топик, а потом дала ему упасть на пол поверх его рубашки, обнажив груди, которые Слоуну до смерти захотелось потрогать.

С улыбкой сирены она сняла туфли. Следующей была юбка. Шепот шелка, скользящего по гладкой коже, был самым влекущим звуком, который Слоуну доводилось слышать.

Она стояла перед ним в малюсеньких трусиках, и от этого ноги казались невероятно длинными. Она за руку отвела его к кровати и продолжила нежные пытки.

За несколько последних ночей Кейт хорошо изучила тело Слоуна и касалась его там, где это доставляло ему наибольшее наслаждение, так медленно и призывно, что он мучительно изгибался.

Она плавно соскользнула вниз, и когда ее руки и рот стали покрывать его ласками, Слоун не выдержал, рванулся к ней, прильнул к губам, вдыхая ее аромат.

Желание было сильным, как всегда, но без нетерпения. Слоун и не знал, что вожделение может быть так невыразимо сладко, а страсть так терпелива. Никогда еще он не осознавал свое тело так, как теперь, когда Кейт исследовала его медленно и вдумчиво.

Он принадлежит ей – настолько же, насколько он хочет, чтобы она принадлежала ему.

Прикосновение нежного рта к разгоряченному телу было как освежающий летний ветерок.

– Посмотри, – с трудом выговорил Слоун.

Кейт проследила за его взглядом: зеркало в золоченой раме в углу комнаты отражало сцену волнующую и прекрасную, которую она не забудет до конца своих дней.

Слоун больше не мог переносить интимных поцелуев влажных розовых губ. Он стянул с нее трусики, установил ее колени по обе стороны своих бедер. Глядя в зеркало, как движется ее тело, видя глаза, затуманенные страстью, и сбившиеся волосы, Слоун знал, что навсегда запомнит ее такой.

Он медленно вошел в нее, и они слились, мужчина и женщина, в древнем и прекрасном ритме.

Глава тринадцатая

За два дня до свадьбы Блайт поехала вместе с Кейт в аэропорт встречать Лили.

Они не виделись с подругой по колледжу три года. Глядя на поток пассажиров, Кейт сказала:

– Ты можешь себе представить, что последний раз мы встречались на свадьбе Лили?

– Кажется, это было вчера, – тихо сказала Блайт. Она хорошо помнила тот знаменательный день.

Лили, в колышущемся облаке шелка с ручной вышивкой бисером, что стоило больше, чем вся семейная ферма Пэджетов в Айове, казалась феей, сошедшей с золоченых страниц сказки.

– Держу пари, Лили считала, что это навеки, – сказала Кейт. В тот день Лили выглядела такой счастливой, такой влюбленной.

– Почему она нам ничего не говорила? – удивилась Блайт. – О том, что ее брак оказался неудачным.

Кейт пожала плечами.

– Убей, не знаю.

Всего несколько недель назад Кейт думала о трагической ошибке Лили как о лишнем доказательстве того, что нельзя никому отдавать свое сердце, в ответ получишь только боль. Но это было в прошлой жизни. До Слоуна.

– Грустно думать, что она все держала в секрете. Мы должны были быть рядом.

– Я должна была пристрелить его.

Дискуссию пришлось закончить, потому что появилась Лили, и все трое стали обниматься, целоваться и плакать.

Получили багаж, и Блайт повезла всех в «Венецию» – ресторанчик на берегу океана, где им подали жареных цыплят и пиццу с красным перцем. Конечно, в Лос-Анджелесе есть и более знаменитые места, где можно пообедать, но Блайт подумала об этом маленьком ресторанчике, который когда-то был местом сборищ их пестрой творческой общины.

– Чудесно, – с глубоким вздохом сказала Лили, когда они сели за столик на открытом воздухе.

– Ты, наверно, измучилась. – Блайт внимательно присмотрелась к подруге.

– Полет был очень долгим, – со слабой улыбкой согласилась Лили. Как же она не похожа на ту веселую, солнечную девушку, которую знали Кейт и Блайт! – И беби прыгал всю дорогу от Кеннеди до Лос-Анджелеса. – Она положила руки на округлившийся живот.

– Не верится, что ты беременна, – сказала Блайт. Ей ужасно хотелось потрогать живот, но она не решалась. – Наверно, удивительное чувство? – Но тут она вспомнила, что пришлось пережить Лили в последние месяцы, и виновато притушила всколыхнувшуюся зависть.

Лили улыбалась.

– Удивительное чувство. Но и утомительное.

Кейт поняла, что Блайт не ошиблась, заметив, что Лили очень угнетена.

– Слушай, ты сама расскажешь или мы весь остаток дня будем играть в вопросы? – со свойственной ей прямотой спросила Кейт.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – сказала Лили, и сразу стало ясно, что лгунья из нее никудышная. Она переключила внимание на ряд гадалок, разложивших карточные столы на обочине дороги. – Я всегда хотела, чтобы мне предсказали судьбу.

– Я предскажу, – сказала Кейт, – но после того, как ты объяснишь, что тебя так угнетает. Кроме очевидного, разумеется.

– Ничего. – Ее ненакрашенные губы задрожали. – В самом деле. Просто очень долгий полет, а я еще не оправилась после смерти Джуниора, и…

– Джуниор был бабник, – возразила Кейт. – Ради Бога, Лили, этот человек был с любовницей, когда машина свалилась с моста в реку.

Лили подняла голову, глаза повлажнели.

– Он был моим мужем.

Кажется, она сейчас заплачет! Но нет, Лили решительно не хотела портить Блайт настроение перед свадьбой разговорами о том, что она ненавидит мужа, который бросил ее с ребенком на милость его бездушных родителей. Она опять положила руки на живот, на этот раз оберегающим материнским жестом.

Блайт твердо сказала:

– Кейт, прекрати допрос с пристрастием. Она перелетела через всю страну и очень устала. – Она похлопала Лили по руке, на которой уже не было бриллиантового перстня, подаренного Джуниором при помолвке. – Давай я познакомлю тебя с программой свадьбы.

Лили бросила взгляд на листочек с печатным текстом.

– Блайт, ты любишь Алана? – неожиданно спросила она.

Кейт скорчила гримасу, но Блайт ее игнорировала.

– Конечно. Иначе не стала бы выходить замуж.

– А он тебя любит?

– Конечно.

– Он доводит тебя до безумия?

– Если ты о мелких придирках…

– Нет. – Лили подалась вперед, она была непривычно серьезной. – Я имею в виду – в постели. Ты сходишь от него с ума?

Вопрос удивил Блайт потому, что она помнила, как Лили твердо решила лечь в брачную постель девственницей, и никто из молодых людей не сумел ее переубедить.

– Это очень личный вопрос, Лили, – мягко сказала Блайт и оглянулась, не слышит ли их кто-нибудь.

– Вы с Кейт всегда рассказывали о мужчинах, с которыми спите, – почему здесь должно быть исключение? – Лили настаивала, решив докопаться до правды.

– Потому что Алан – исключение. – Блайт до сих пор не желала признавать, как она разочарована их любовными отношениями. – Лили, он тот, кого я люблю. Мужчина, с которым я собираюсь прожить всю жизнь. Мне неприятно обсуждать интимные моменты даже с вами.

Лили понимающе посмотрела на нее.

– Пожалуй, я поняла. У меня не так много опыта, но одну вещь я знаю твердо: если мужчина не вызывает у тебя чувство полета, если ты не можешь заставить его гореть, ты обрекаешь себя на страдания.

Кейт услыхала в этой фразе больше, чем Лили собиралась сказать о своем браке. А еще Кейт поняла, насколько особенными были ее любовные отношения со Слоуном. Лили права, Кейт и Блайт уже и прежде имели любовников, но никогда еще она не встречала мужчину, который заставил бы ее летать так, как Слоун Уиндхем.

За эту мысль цеплялась следующая: Слоун верит, что им суждено прожить вместе всю оставшуюся жизнь. Теперь это уже не кажется безумием.

За обедом три подруги болтали о школьных денечках, поглядывая на покупателей липкого тающего пломбира с сиропом, а потом три гадалки порознь предсказали им судьбу, и каждая узнала, что после нескольких разочарований она встретит настоящую любовь, получит богатство и славу.

– К чертям любовь и славу. Я выбираю богатство, – заявила Лили, когда они уже стояли на берегу возле машины Блайт. В голосе слышалась непривычная твердость. Кейт и Блайт переглянулись. Обе вспомнили фермерскую девчонку, не интересовавшуюся деньгами и в результате вышедшую замуж за самого богатого жениха на восточном побережье.

Блайт снова подумала, что не время копаться в переменах, произошедших с Лили.

– Я выбираю славу, – заявила она и про себя подумала, что история Александры Романовой вознесет ее к вожделенному сонму лауреатов «Оскара».

– Что ж, мне достается любовь, – решила Кейт.

Зная отношение Кейт к этой теме, Блайт и Лили рассмеялись. Кейт только усмехнулась: знали бы они, что она считает это наилучшей долей!

Они как будто вернулись к тем прекрасным временам, когда готовились к выпускным экзаменам и хохотали по любому поводу.

К сожалению, жизнь не останавливается на прекрасных мгновениях, думала Лили, глядя, как Блайт ведет машину в горы. Жизнь продолжает свои бесконечные приливы и отливы, как море, хочешь ты этого или нет.

День свадьбы выдался ясным и солнечным. Алан хотел провести венчание в большой церкви, куда можно было бы пригласить многочисленный персонал больницы, но в конечном счете неохотно согласился на тесный кружок друзей Блайт у нее в саду. Опять, как в старые времена, три женщины одевались и прихорашивались к свадьбе все вместе в спальне Блайт на втором этаже.

В саду арфистка, нанятая по такому случаю, развлекала музыкой небольшой кружок гостей и родственников, сидящих на взятых напрокат стульях, обтянутых белым атласом. В белой беседке, украшенной алыми розами, стоял Алан, высокий и прямой; рядом стоял шафер, тоже доктор. Ждали выхода невесты.

Блайт посмотрела на жениха через балконную дверь – в черном костюме он смотрелся чрезвычайно красиво, светлые волосы, тронутые сединой, блестели на солнце.

Я люблю его, твердила себе Блайт. Люблю. О, временами он бывает занудой. Но пусть лучше скучный, чем рыщущий вокруг, как распущенный мальчишка.

Алан недооценивает ее работу, и она понимает, что иногда он будет обвинять ее в том, что они редко видятся. Особенно сейчас, когда она поглощена работой над проектом. Но без Алана с его жалобами она быстро превратится в хмурую, неулыбчивую, заезженную клячу, каких любит изображать Джоан Кроуфер в своих черно-белыхкартинах о деловых женщинах.

Алан к ней хорошо относится, уверяла себя Блайт. Он будет заботливым мужем. И образцом сильного мужчины для их детей.

Мысли Блайт прервала Лили.

– Тебе везет, – сказала она, глядя с балкона в сад. – Моя бабушка Пэджет всегда говорила: «Счастлива та невеста, на которую светит солнце».

Она улыбалась, но только глухой не расслышал бы грусть в тихом голосе. Подруги вспомнили, что, когда Лили выходила замуж за все эти нью-йоркские миллионы, лило как из ведра.

– Мысль хорошая, Лили, но я не уверена, что у нас она справедлива, – сказала Кейт. – Потому что в Калифорнии каждый день солнце, а разводов не счесть.

– Наверно, ты права. – Лили разгладила свое платье будущей мамы. – Просто так говорится.

– Все равно это хорошая мысль, – сказала Блайт, желая вернуть улыбку на ее бледные губы.

Подаренные часы в спальне Блайт пробили час, возвещая, что им пора спускаться.

Блайт сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Это не удалось. Она судорожно прижала руки к груди.

– Еще есть время передумать, – Кейт сделала последнюю попытку. Захваченная любовью к Слоуну, она желала обеим подругам такого же счастья, как у нее.

– Не глупи. – Блайт распрямила обнаженные плечи, и Кейт показалось, что она готовится к длинному пути на электрический стул. – Я не могу разочаровывать всю эту толпу внизу.

Кейт захотелось, чтобы вдруг позвонил губернатор и отменил приговор. Встретившись взглядом с Лили, она поняла, что их мысли совпадают.

– Лучше разочаровать горстку друзей, чем всю жизнь корить себя за ошибку, – посоветовала Лили, и ее тон был так же серьезен, как у Кейт.

Блайт тряхнула головой и натянуто рассмеялась.

– Ей-Богу. Вы преувеличиваете обычное предсвадебное волнение.

Она подхватила с кровати букет белых орхидей и пошла к двери. К жениху.

Кейт быстро взглянула на себя в зеркало, не пострадала ли косметика, и, еще раз обменявшись тревожными, огорченными взглядами, Лили и Кейт последовали за невестой.

Лили первой вышла на белую дорожку. Фигура беременной женщины вызвала перешептывание среди гостей и нахмуренный взгляд жениха, но большинство присутствующих заулыбались.

Следующей была Кейт. Слоун сидел в первом ряду между родителями Блайт и Натали Ландис, смотрел на любимую женщину и думал о том, что из нее получится ошеломляющая невеста. Теперь, когда они преодолели препятствие в лице его матери, Слоун был уверен, что это произойдет, и скорее раньше, чем позже.

Увидев, что в дверях появилась Блайт, арфистка заиграла свадебный марш. Все гости обернулись посмотреть на невесту.

Кейдж получил устное приглашение во время их ланча в «Шардоне». Он сидел где-то на середине пути по белой дорожке. Проходя мимо, Блайт вдруг его заметила.

Их глаза встретились. Сцепились так же, как это произошло в тот короткий, волнующий миг у него на катере. На этот раз вместо ожидаемой ясности ума ее мысли смешались с его.

«Ты не можешь так поступить», – сказали его взбешенные глаза.

«Я должна», – ответил ее взгляд.

«Ты ничего не должна. – Он со страстью кинулся в атаку. – Оставайся со мной. Прямо сейчас».

«Не могу». – Блайт забеспокоилась, что задерживается возле его стула и гости уже шушукаются.

«Можешь. – Всей силой своей воли он удерживал ее. – Я тебе помогу».

Вслух они не сказали ни слова. В этом не было необходимости: говорили глаза и мысли.

Господи, помоги! У Блайт появилось сильнейшее искушение принять небывалое предложение Кейджа, как вдруг послышался низкий, все усиливающийся грохот, как будто на них надвигался поезд.

Тут оно и произошло.

Мощный толчок под ногами опрокинул Блайт на Кейджа, и оба упали на землю. Гости попадали с белых атласных стульев во все стороны, давя друг друга, крики ужаса не слышны были за оглушительным ревом содрогающейся земли.

Вода выплеснулась из фонтана и окатила Алана, его швырнуло из беседки в кусты роз, где он безнадежно запутался в колючих ветках.

Трясущаяся земля лишила Лили ориентации, ей казалось, что она тонет в море, в темноте. С Первым толчком она упала на колени и инстинктивно обхватила руками живот, чтобы защитить свое неродившееся дитя от разгула стихии. Зажмурившись, она твердила молитвы, заученные в детстве.

Время странным образом затормозилось. Слоун, выкинутый из кресла в первом ряду, старался пробраться к Кейт. Она лежала неподалеку и, кажется, была без сознания: ее стукнуло дверью, буквально вылетевшей из рушащегося дома.

Блайт не в первый раз переживала землетрясение, но это было самым сильным. Оно длилось целую вечность. Стекла дождем сыпались из окон. Не в силах бежать, она вцепилась в Кейджа – тот лежал на ней, чтобы защитить от падающих обломков, – и ждала, когда же этот кошмар закончится.

Землетрясение кончилось так же неожиданно, как и началось. Стало тихо до глухоты.

Слоун вскочил на ноги, стремясь к Кейт, но тут второй, еще более сильный толчок повалил его на колени.

Когда он добрался до нее, второй толчок землетрясения прекратился. Слоун приподнял дверь, страх впрыснул ему в кровь столько адреналина, что он отшвырнул тяжелую дверь, как перышко.

– С тобой все будет хорошо, – истово повторял он, как будто слова могли это сделать. Он приложил платок к ране на лбу у Кейт.

К его облегчению, это оказалась лишь ссадина. Кейт открыла глаза и изумленно смотрела вокруг.

– Боже мой, я боялся, что потерял тебя. – Слоун дождем обрушил поцелуи на перемазанное лицо Кейт. Сердце продолжало стучать с ненормальной скоростью, но оно уже не вырывалось из груди.

– Ни за что! – Она подняла руку к его лицу и не отдернула ее, когда запястье пронзила острая боль. В голове болезненно пульсировало.

– Черт возьми, Кейт, мы принадлежим друг другу.

– Да. – Это была самая святая правда.

Адреналин все еще бушевал в крови, и Слоуна качало. Пытаясь утихомирить чувства, он ее не сразу расслышал.

– Я все понял про твоих родителей, но я не похож ни на твоего отца, ни на какого-нибудь отчима. Я знаю, как ты относишься к деятелям кино, но я тебя люблю. И я не желаю больше слышать никаких возражений. Потому что… – тут он оборвал себя и уставился на нее. – Ты это сказала? То, что я думаю?

– Да, Слоун, я выйду за тебя замуж.

Облегчение, радость, любовь пронзили Слоуна. Он нежно обнял Кейт и поцеловал.

– Не могу же я отказать человеку, который буквально сотрясает землю. – Кейт договорила это уже на берегу. С беззвучным смехом она закинула руки Слоуну на шею и повисла на нем.

Примечания

1

В сказке Лаймена Фрэнка Баума «Страна Оз» – дорога к мечте. – Здесь и далее примечания переводчика.

(обратно)

2

Объятия холостяка (англ.).

(обратно)

3

Пригород Лос-Анджелеса.

(обратно)

4

Серферист – спортсмен, занимающийся серфингом – катанием по волнам на доске.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

*** Примечания ***