Страшный ублюдок [Арон Борегар] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]


Бесплатные переводы в нашей библиотеке:

BAR "EXTREME HORROR" 18+

https://vk.com/club149945915


или на сайте:

"Экстремальное Чтиво"

http://extremereading.ru


 ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: ЭКСТРЕМАЛЬНОЕ СОДЕРЖАНИЕ. НЕ ДЛЯ ТЕХ, КТО ВПЕЧАТЛИТЕЛЬНЫЙ.

Это очень жестокая и садистская история, которую должен читать только опытный читатель экстремальных ужасов. Это не какой-то фальшивый отказ от ответственности, чтобы привлечь читателей. Если вас легко шокировать или оскорбить, пожалуйста, выберите другую книгу для чтения.


Посвящается Хосе Асеведо, который всегда поддерживал мою работу и идеи, независимо от того, насколько экстремальными или нетрадиционными они были.

Тебя всегда будет не хватать, но память о тебе жива.

Арон Борегар "СТРАШНЫЙ УБЛЮДОК"

КРЫСА В ТОРГОВОМ ЦЕНТРЕ

Близняшки были словно "два товара по цене одного". Хершел собирался похитить только одного, но, как по волшебству, их оказалось двое. Он не мог чувствовать себя более благословенным.

Почти каждый родитель по мере взросления детей позволял своим отпрыскам пробежаться по торговому центру на несколько часов. Тусоваться, попадать в неприятности и ходить по магазинам было для детишек обрядом посвящения. Мать остановилась и вручила 15-летним подросткам по двадцатке, а затем отпустила их на волю. Они были готовы перебрать все бессмысленные товары, которые предлагал торговый центр, в то время как мама с папой спустились вниз по дороге на несколько кварталов, чтобы выпить в "Mai Tai’s" и съесть по тарелочке крабовых палочек. Пока они делили остатки сыра и имитацию крабового мяса, их девочки мечтали о покупке нескольких дорогих товаров и болтали о симпатичных мальчиках в школе.

Нахождение рядом с подростками может свести с ума, Хершел слишком хорошо знал это, слишком хорошо. Пытаться изо всех сил быть родителем, воспитывать хороших, честных детей в зараженном безнравственностью мире. Это очень тяжело, поэтому, когда твои дети достаточно разумны, чтобы побыть самостоятельными в течение нескольких часов и дать тебе передышку (независимо от того, насколько жалкой будет передышка), это воодушевляет. Он видел оживление по языку их тела, они были настроены, как минимум, на час поблажек.

Слишком много причин, по которым подростки заставляют меня лысеть – слишком много, чтобы их можно было сосчитать. Посмотришь на них, и хочется снова стать молодым. Когда ты молод, ты думаешь, что уже все знаешь, но когда в волосах появляется седина, то понимаешь, что ни черта не знал. Они еще не знают этого, но, черт возьми, узнают.

Все узнают. Все, у кого есть привилегия состариться, то есть...

В конце концов, мы все снова становимся детьми, тоскующими, барахтающимися стариками. Хотя наше познание становится всеобъемлющим, а разум, хранящий энциклопедические знания – намного мудрее, они также ухудшаются. Буквально сгнивают. Пока мы не проснемся однажды и не обнаружим себя зависимыми от следующего поколения, которое мы создали. Это порочный круг, который заставляет родителей скрещивать пальцы, надеясь, что они проделали достаточно хорошую работу. Мы должны бояться. Наше выживание во многих отношениях будет зависеть от этого.

Так размышлял Хершел.

Хершел начал понимать, что полученные знания не всегда такие уж нужные, чтобы передавать их кому-то, особенно следующему поколению.

Иногда люди не хотят слышать ничего, кроме своих собственных слов. Они просто хотят несколько раз сунуть пальцы в розетку и узнать все сами. Незрелые умы фильтруют лишь тривиальный процент того, что проповедуют родители, те малые доли, которые удобно согласовываются с их собственными неокрепшими убеждениями. Для них жизнь – и те, кто познал ее – не могли послужить уроком.

В одно время это сводило Хершела с ума, но он нашел способ выстоять.

Работник психлечебницы и одинокий отец трех маленьких девочек – это была настоящая сатирическая динамика. На работе он был санитаром; дома он был ближе к пациенту. Там ему не нужно было работать. С деньгами, которые он накопил после смерти Мэдлин, ему вообще не нужно было работать. Но часть его личности, которая оставалась нераскрытой (во всяком случае, публично), наслаждалась этим.

Наблюдение за запертыми в клетке уродами, абсурдностью их дискуссий и жалкой природой их существования возвышала его личность. Это была доза забвения, опьянение, которое помогало ему понять, что его собственная болезнь может быть намного хуже. Вместо того, чтобы чувствовать себя куском дерьма, которым он был, он создавал иллюзию, что он не то чтобы психически здоров, но, по крайней мере, здоровее некоторых.

Может, у него и были проблемы, но, по крайней мере, он мог их скрывать.