Сезар (СИ) [Violetblackish] (fb2) читать онлайн

- Сезар (СИ) 600 Кб, 22с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - (Violetblackish)

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Часть 1 ==========

— Кло-Кло, драгоценнейшая моя Клотильда! — пропел молодой мужчина, балансируя подвижной пятой точкой на краешке стула, а каблуками грязных, доживающих последние дни сапог, — прямо на вышитой золотой вязью скатерти. Звали наглеца Сезар, а фамилии его никто не знал, как и то, откуда он, собственно, появился в борделе известной во всем городе всемогущей Клотильды Бонапри. Значился он охранником и зазывалой и должен был в эту пору находиться на улице, однако у Сезара имелось собственное мнение насчет того, где и как проводить время. Так что теперь он нагло восседал в святая святых — убранном в алый бархат и позолоту кабинете хозяйки. Что до самой мадам Бонапри, то она давно махнула на него рукой. С одной стороны, потому что управлять Сезаром можно было с тем же успехом, что и дрессировать ужа, а с другой — она питала слабость ко всему красивому и молодому, а Сезар был потрясающе хорош. Смуглый, гибкий, черноволосый, щедрый на улыбки и комплименты и до чертиков самоуверенный. Так что денег он приносил ей предостаточно, в те часы, когда снисходил-таки до милости вытащить на мостовую свою поджарую задницу и зазывать народ заглянуть в номера. Вот только телом торговать отказывался наотрез. Владелица дома утех особо не настаивала — сладкого «котика» из Сезара не получилось бы. — Малышка Кло, сладчайшая и добрейшая из женщин!

— Денег не дам! — не глядя на него, буркнула та раздраженно. Малышкой ее считать было невозможно ни по возрасту, ни тем более по весу. Пышная в груди и бедрах, затянутая в рюмочку в талии, одетая в сиреневые потертые шелка и загримированная ядовитыми цинковыми белилами, она пересчитывала дневную выручку, изредка кидая рассеянные взгляды на вальяжно развалившегося тут же весельчака, фамильярно склоняющего ее имя на все лады. По-хорошему, смутьяна следовало осадить, но в таком случае она бы сбилась со счета, а этого мадам Бонапри не любила. Поэтому она упрямо шевелила губами и складывала монеты в столбики, отложив проповедь о хороших манерах на потом.

Наконец Клотильда сделала замысловатую закорючку в толстой разлинованной тетради, с грохотом захлопнула ее и уставилась на Сезара.

— Тебе до́лжно быть на улице, дружок, — беззлобно пропела она низким грудным голосом.

— Там дождь и слякоть, все это плохо сочетается с моими изношенными сапогами, — весело хохотнул парень и с готовностью вытянул ногу, демонстрируя правдивость своего утверждения. Отповедь Клотильды не произвела на него ни малейшего впечатления.

— Купи себе новые, — равнодушно пожала белым круглым плечом его хозяйка. — Я вроде выплатила тебе жалование на прошлой неделе.

— Видишь ли, драгоценная Кло, — лениво закинул руки за голову Сезар, — в моей жизни неожиданно случилось небольшое недоразумение.

— Твое недоразумение называется карты, вино и шлюхи обоих полов, — неуклюже поднялась из-за стола мадам Бонапри. Несмотря на все достоинства и тот факт, что двадцать лет назад она свела с ума своей красотой полгорода, у нее имелся существенный изъян — искусственная нога — следствие приступа ревности одного залетного корсара. Пират несколько месяцев уговаривал строптивую красотку бросить обслуживать клиентов в доме терпимости и уехать с ним, а получив в итоге недвусмысленный отказ, обрушил на предмет обожания весь свой гнев, вылившийся для нее в безобразную рану, воспаление и гангрену. Впрочем, Клотильда, лишившись конечности, и не думала сдаваться — напротив, превратила увечье в свою изюминку и, даже будучи одноногой, лишила покоя самого бургомистра. Теперь глава города молчаливо покровительствовал борделю Клотильды, отошедшей от дел и занимающейся управлением своим детищем. Исключение она делала только бургомистру, который неизменно появлялся в неприметном экипаже раз в неделю даже не для секса, а для общения. Он пил в этом самом кабинете сладкое крепкое вино и жаловался на скучную, сушеную и ядовитую, как белладонна, законную половину, которая, обладая двумя, при этом весьма ровными ногами, питала к сексу отвращение, привитое ей духовником. Жена бургомистра, прекрасно осведомлённая, где именно проводит вечер каждой пятницы ее драгоценный супруг, в отместку сопернице распустила слух, что хозяйка публичного дома прячет в своей искусственной ноге месячную выручку. По этой причине протез, который Клотильда отстегивала на ночь, крали как минимум несколько раз в год…

— И вообще, я сотню раз тебе говорила, если продашь цацку, которую носишь на груди, ты не только сапоги купишь, но и все свои долги разом покроешь, — мадам Бонапри кивнула на тонкую цепочку, которая уходила в вырез белой рубашки Сезара. Там, под тонкой тканью, невидимая чужим взглядам пряталась драгоценность, которая действительно стоила немало. Золотой искусно выполненный кулон в виде обруча. Вещь могла разом поправить плачевное положение Сезара, но как бы сильно он ни нуждался, упорно отказывался расставаться с раритетом. Вот и сейчас он вытащил кулон за цепочку и нежно коснулся его губами.

— Это единственное, что осталось мне от моей матушки, графини, — печально произнес он и заботливо спрятал памятную вещь опять за пазуху.

— Ты же говорил, что твоя матушка была цыганкой, — хмыкнула Клотильда, убирая тетрадь и бархатный мешочек с монетами в верхний ящик. Про матушку Сезар каждый раз рассказывал разное, что, впрочем, не мешало ему неизменно отзываться о ней с теплом и искренней любовью человека, никогда не видевшего ее в лицо.

— Цыганкой она стала после того, как влюбилась в моего отца — цыганского барона — и сбежала с табором от своего злобного супруга графа, — ничуть не растерялся Сезар. Клотильда уже открыла было рот, чтобы уличить его в очередной лжи, как дверь с шумом распахнулась и в комнату, неся шлейф духов и истерики, впорхнул один из лучших «котиков» мадам Бонапри — Жужу. По его щекам полосами размазалась тушь и помада, что делало его похожим на пьяного паяца, попавшего под ливень. Тщательно завитые белокурые локоны были всклокочены. Он добежал до кресла, театрально кинулся в него и эффектно заломил руки.

— Что случилось, Жужу? — нахмурилась хозяйка борделя. Истерика проститута не произвела на нее никакого впечатления, тем не менее означала непредвиденную проблему, а их в своем заведении Клотильда терпеть не могла.

Вместо ответа Жужу икнул и снова залился слезами. Не в силах изъясняться членораздельно, он отчаянно замахал тонкими кистями в сторону двери, через которую совершил свой драматический прыжок в кресло. Там невозмутимой глыбой замер немолодой, спокойный и совершенно серый человек. Серыми были его волосы, отмеченные ранней сединой, облачение составлял серый добротный камзол, и даже лицо выглядело серым и неприметным. Вместе с тем держался человек с достоинством, говорившим о том, что он наделен полномочиями тех, кто стоял за его спиной. Мадам Бонапри подобралась.

— Что случилось? — обратилась она напрямую к посетителю, убедившись, что от Жужу толку не будет.

— Это не то, — спокойно объяснил Серый человек и для пущей убедительности ткнул пальцем в Жужу. «Это» отозвалось на утверждение новой порцией громких рыданий. Клотильда поморщилась, а незнакомец, не впечатленный показной истерикой, продолжил: — Я объяснял, что нужно моему господину.

— Жужу мой лучший мальчик, — спокойно пояснила владелица публичного дома. Был бы на месте Жужу Поль, Мариш или Пету, она сказала бы то же самое. Продавать свой товар мадам Бонапри умела. Недаром ее бордель был лучшим в городе. — Жужу, покажись!

Жужу с готовностью вскочил, вытер распухший нос и покрутился вокруг своей оси, демонстрируя обтянутую серебряными панталонами попку.

— Я говорил, что именно ищу, — упрямо продолжал называть товар Клотильды «что», а не «кто», Серый человек, и это знатно веселило Сезара, который и сам плохо переваривал всех этих «котиков». — Молодого, здорового, красивого, сильного мужчину, а эта разряженная кукла не похожа на мужчину совершенно. Как и те, кого я смотрел до этого.

— Боюсь, вы не там ищете, месье, — не сдержала сарказм мадам Бонапри, подумав, что она, в сущности, тоже не отказалась бы от всего озвученного набора качеств под боком. Серый визитер спокойно оглядел кабинет хозяйки и наткнулся на Сезара, наблюдавшего развернувшийся перед ним спектакль с любопытством человека, которому до всего есть дело и который готов ввязаться в любую аферу, лишь бы не работать и не, упаси господи, выполнять свои прямые обязанности.

— Да вот же, к примеру, — объявил он и кивнул на Сезара. Клотильда тоже заинтересованно глянула на зазывалу. — Мой хозяин платит двойную ставку.

Сезар открыл было рот, чтобы как следует отточить на наглеце внушительный запас бранных выражений, который буквально вчера пополнился одним ярким перлом, благодаря случайно отдавленной им на улице чужой ноге. Но Серый человек оборвал его:

— Тройную ставку!

Клотильда встала с места, оглушительно шурша юбками и, подхватив Сезара под локоть, потащила за вытертую бархатную портьеру, перегораживающую кабинет на две части. Там она приперла задыхающегося от хохота и возмущения парня к стене необъятным бюстом и открыла рот, но он опередил ее.

— Не-не-не-не! — выпалил Сезар, прекрасно понимая, что жажда наживы для владелицы заведения значит гораздо больше всего остального. — Я задницу подставлять не буду! Я предупреждал!

— Господин ищет актива, — прошипела мадам Бонапри.

— А-а-а… — открыл было рот Сезар, чтобы начать фразу с достаточно распространенного предложения ко всем присутствующим: «А не пойти ли?».

— Триста монет! — интимно шепнула прямо ему в ухо Клотильда.

— О-о-о… — Сезар считал себя человеком разумным и, если ему предлагали оприходовать кого-то за триста монет, это был как минимум повод подумать. Воцарилось молчание, во время которого жадность боролась с его ленью и отвращением, а мадам Бонапри молча ждала, какое из отрицательных качеств пройдохи победит.

— А вдруг у меня не встанет? — все же задал вопрос озадаченный Сезар.

— Это у тебя-то? — хмыкнула Клотильда и без предупреждения сжала ему пах цепкой пухлой ручонкой. — Да у тебя постоянно стоит!

Сезар не нашелся, что ответить, и она продолжала:

— У этого господина весьма специфические вкусы. Он хочет, чтобы его трахали с завязанными глазами. Так что ты его даже не увидишь. Судя по тому, как одет и как ведет себя его слуга, а также по заявленной необходимости провести сеанс в полной тайне и вознаграждению за него, клиент не просто из богатых, но еще из власть имущих. Таким нельзя открывать свою приверженность к содомии, да еще и в нижней позиции. Так что тебе не придется иметь дело с клошаром. Да к тому же покроешь наконец свои карточные долги или… — тут Клотильда как истинный оратор выдержала драматическую паузу, — тебе придется-таки продать кулон матушки.

— По рукам! — вздохнул Сезар и повторил вслух мантру, призванную смирить его с действительностью: — Триста монет.

— Ты из них получишь сто пятьдесят, — ухмыльнулась прижимистая мадам и, прежде чем Сезар смог что-то возразить, пропела из-за занавески: — Он согласен!

***

Поворот налево, еще один, и снова налево — Сезар подавил зевок, убаюканный мерным цокотом копыт и покачиванием экипажа. Его уже как минимум два раза прокатили вокруг квартала, это он знал абсолютно точно, и плевать было на то, что как только Клотильда и Серый человек ударили по рукам, ему завязали глаза плотной черной повязкой, больно прихватив в узел длинный локон. Без зрения он даже лучше ориентировался: вот ноздри щекотнул запах миндальных пирогов мадам Бюри, из лавки на углу; вот поплыл в правое ухо густой удар колокола городской ратуши, отмеряя половину десятого; вот в левое ухо влетел гадкий резкий крик — вдовая виконтесса Гарман, лишившаяся своего дражайшего мужа, выливала застоявшуюся любовь на выводок павлинов, которые свободно разгуливали по саду и орали на любой посторонний шум с улицы, словно шавки, сорвавшиеся с цепи. Так что никуда из центра, где пользуясь протекцией бургомистра и располагался бордель Клотильды, Сезара не увезли. Он усмехнулся — сам умел водить кругами, особенно по малолетству, когда приставал к хорошо одетым гражданам и, сверкая непролитой слезой в огромных карих глазах, шептал жалобно: «Месье, мы с моей старшей сестрой Жози голодаем. Она прелестная девушка, моя Жози, ей шестнадцать, и нужда толкнула ее пойти на последний шаг. Она послала меня спросить, не угодно ли месье купить за скромную плату ее девственность? Она не хотела бы делать этого с кем попало, но у вас доброе лицо, а она такая скромница, моя бедная Жози. Мы живем совсем недалеко… » — и через пятнадцать минут петляний по грязным, кривым улицам благовоспитанного гражданина, распаленного видениями о невинной чистой девушке, встречали амбал Шабинэ и его шайка. Теперь уже был черед облапошенного сластолюбца расставаться с невинностью, хоть и морально. Так что путать Сезар умел прекрасно и примерное расположение дома, куда его доставили, знал, сделав себе отметку на будущее. Потому что тому, кто готов выложить звонкие монеты за свои содомитские наклонности, позже можно нанести визит и стрясти много больше. Жизнь Сезара учила, но он был двоечником. Неоднократно битый за свои авантюры — раз даже так, что раздробленные ребра не давали дышать, и он, оставляя кровавый след на мостовой, дополз до первого попавшегося крыльца, которое впоследствии оказалось сильно вытертым башмаками грешников крыльцом борделя, — он не переставал лезть в пекло с упорством человека, готового подохнуть в любой момент. Так и сейчас. Его изношенные сапоги еще только ступили на громко-хрустный гравий, а мозги уже замышляли новую махинацию.

Сезара настойчиво потянули за локоть, отрывая от грязных помыслов, и даже придержали голову, чтобы он не треснулся о низкую притолоку. По всему было понятно, что его ведут не через парадный холл, а с черного хода. Однако гул эха от шагов явно свидетельствовал о том, что дом, в который он попал, огромен, лестница широка, и этажей как минимум три. Вежливый стук, короткое и властное: «Пусть заходит», и Сезара втолкнули в какую-то комнату. Дверь за ним тихонько прикрыли, и Сезар замер в нерешительности, весь обратившись в слух.

— Иди на мой голос, — велела темнота, и Сезар невольно вздрогнул. Не так он представлял себе голос охочего до крепкого члена содомита. Собственно, до этого момента он даже не потрудился задуматься над тем, к какого рода человеку его привезли. Или смутно представлял себе то старого пачкуна-извращенца, то, напротив, болезненного слабоумного юношу, чья порочная страсть стала для родителей проклятьем, которое нужно скрывать от окружающих. Но прозвучавший голос не мог принадлежать ни тому, ни другому. — До кровати около десяти шагов.

Десять шагов значили, что спальня, в которой он оказался, была воистину королевской. Сезар с опаской вытянул руку и сделал несколько аккуратных шагов. Его осторожную поступь глушил мягкий ковер. Наконец кончики пальцев коснулись холодного резного столбика, видимо, он достиг цели.

— Теперь иди вдоль кровати, садись и раздевайся, — велел все тот же бесстрастный голос. Сезару почудилась в нем тоска и даже скука. Опять совсем не то, что ожидалось. — Не смей разговаривать со мной или делать что-то, чего я не скажу. Кивни, если понял.

Сезар машинально кивнул, а вот от саркастического хмыкания не удержался. Правила плохо сочетались с его натурой.

— В чем дело? — в голосе «клиента» послышалось недовольство.

— Повязка, — объяснил Сезар. — Твой доберман завязал мне с ней в узел добрый клок волос. Аж башка разболелась. Если хочешь, чтобы у меня встало, помоги ослабить.

Резкий выдох за спиной Сезара ясно говорил о том, что подобного рода поведение было для его клиента сюрпризом, причем далеко не приятным.

— Ты слишком фамильярен и нагл для проститута, — отрубил голос в темноте, однако через несколько секунд заскрипела кровать и затылка парня коснулись уверенные пальцы. Сезар напрягся. Долгие годы на улице научили чувствовать опасность и здорово развили интуицию. Но тот, кто приблизился сейчас к нему со спины, опасности не внушал. Так же, как и отвращения. Сезар резко втянул воздух, принюхиваясь, как охотничий пес, но все, что почувствовал, это запах чужого, слава богу, чистого тела, с легкой ноткой пота. Ни парфюма, ни табака, ни амбре застарелой пьянки. Так мог пахнуть обычный здоровый мужчина. Узел на затылке ослаб, и Сезар облегченно застонал, заодно вспоминая о последней фразе незнакомца.

— Я не проститут, — заявил он, полностью игнорируя приказ не подавать голоса. За спиной воцарилось напряженное молчание.

— Тогда кто же ты, черт тебя дери? — пробормотал незнакомец в некотором замешательстве.

— Меня зовут Сезар, и я правая рука Клотильды Бонапри, так что тебе повезло. Обычно я таким не занимаюсь, — охотно принялся объяснять он, сильно приукрасив свое место в жизни Клотильды. — Но твой посланник сказал, что я именно то, что ты ищешь, а деньги мне нужны больше, чем когда бы то ни было. Но можешь не беспокоиться, — спохватился он, поняв, что озвученные сведения могут сослужить ему плохую службу, — ты останешься доволен. Если я что-то и умею в этой жизни, больше чем болтать, так это забористо трахаться. Просто я обычно не делаю это за деньги. Так что считай, ты вытащил счастливый билет.

— Да уж, — ядовито хмыкнул голос за его спиной, и сарказма в нем прибавилось в разы. — Болтать ты любишь. С твоей повязкой все нормально теперь? Или что-то еще?

— Я могу попросить вина? — невинно осведомился Сезар. — В горле пересохло. Как уже говорил, обычно я не делаю это за деньги, вот и нервничаю слегка.

Последнее было наглой ложью и, судя по голосу невидимого собеседника, этот факт от него не укрылся.

— Да ты, братец, нагле-е-ец, — протянул его «клиент». — Хотя…

Скрипнули пружины, и мягкие, хоть и уверенные шаги босых ног направились к двери. До уха Сезара донеслось приглушенное: «Базиль, принеси графин вина».

— Твой слуга извращенец и будет подслушивать? — не упуская возможности поёрничать, ляпнул он, отмечая про себя, что Серого зовут Базиль и, получается, тот нанят для выполнения самых интимных поручений своего господина.

— Ты когда-нибудь затыкаешься? — устало поинтересовался голос, вероятно сто раз пожалев о своем заказе, этом вечере и своих греховных желаниях заодно. — Раздевайся лучше. Надеюсь, ты не уродец, каких мало, непроститут Сезар?

— Вот уж нет! — гордо пробурчал парень и стянул с плеч сюртук. На ощупь сковырнул с ног злосчастные сапоги, косвенно имеющие отношение к его пребыванию здесь. И взялся за тесемки рубашки. Дверь скрипнула, и Сезар плотоядно облизнулся, заслышав хрустальную дрожь графина и бокалов на подносе.

— Базиль, дружище, ты догадался принести легкие закуски? — бросил он, стягивая рубашку через голову. — Клянусь девой Марией, даже если твой хозяин не голоден сейчас, они ему понадобятся позже. Про меня и говорить нечего.

Шипение, поглотившее последнюю часть фразы, ясно говорило о том, что Базиль, находящийся в комнате, сейчас лопнет от злости.

— Прошу прощения, ваша светлость, боюсь, я совершил непоправимую ошибку, привезя сюда этого обормота, — донесся до Сезара уже знакомый голос Серого человека, обретшего наконец имя. — Позвольте мне спустить его с лестницы.

Сезар на мгновение обмер на «светлость», так неосторожно сорвавшееся с губ Базиля, и поклялся себе прикусить язык, если ему дозволено будет остаться. В конце концов, дергать за усы можно только безродного кота. Неприятности были ему не нужны. Ни ему, ни его хозяйке.

— Оставь… — через паузу велел голос, из которого определенно ушла скука. — Он меня веселит.

Легкий шорох и аккуратно прикрытая дверь стали ответом на вопрос Сезара о том, остается он или нет, а через несколько секунд в его ладонь вложили тонкую ножку хрустального бокала.

— Пей свое вино и ложись на спину, Сезар, — велел голос таким тоном, что парень мгновенно засомневался, кто именно будет тут за главного. Он поспешно поднес к губам бокал, больно стукнувшись зубами и пролив добрую часть себе на грудь, и осушил его в несколько глубоких жадных глотков. Вино было хорошим. Его терпкий сладкий вкус осел на языке и шевельнул замершее было сердце, возвращая хорошее расположение духа. Бокал ловко исчез из его пальцев, и пружины скрипнули. Сезар живо избавился от бриджей, стараясь не откидывать их далеко, так как внезапно понял, что одеваться ему придется так же с завязанными глазами. Поерзал голой задницей по простыне, сдвигаясь туда, где по его представлениям должен находиться центр кровати, лег на спину и замер. Его член к ситуации проявлял весьма посредственное отношение. Собственно, непонятно было пока, на что возбуждаться.

Звякнул хрусталь, словно еще один опустошенный бокал поставили рядом с тем, что единым махом он выпил парой минут ранее. Матрас прогнулся, и уже знакомый голос ближе, чем раньше, приказал:

— Заведи руки за голову и, что бы ни случилось, не смей касаться меня, или мне придется тебя связать.

Сезар сделал, как было велено, внезапно оказавшись в весьма вальяжной позе. Это было странно. Обычно он проявлял активную деятельность во время секса, а тут получалось, что от него не зависело абсолютно ничего. Еще секунда, и тяжелые горячие бедра оседлали его сверху, пришпиливая к постели. Сезар вздрогнул и силой удержал руки за головой, потому что инстинкты велели немедленно ощупать того, кто вскоре должен был оседлать не только бедра, но и насадиться на член.

Горячая сухая пытливая ладонь легла на его живот, заставляя интуитивно подобраться, скользнула вверх к груди и замерла на шее.

— Что это? — услышал Сезар, но вопроса не понял. Только когда с груди вдруг исчезла привычная, нагретая теплом тела тяжесть кулона и цепочка туго натянулась, догадался, что незнакомца заинтересовал оберег. Трогать его Сезар не давал никому, да и показывать особо не стремился. Он сам не знал, откуда у него эта вещь, ибо с малолетства обитал на улице и ни отца, ни матери на самом деле не знал, хоть и развлекал сам себя сказками о прекрасной женщине, которая была его матушкой и с которой его разлучило трагическое стечение обстоятельств, оставив на память лишь эту побрякушку. Ему хотелось верить, что кулон оберегает его от злых духов, плохих снов и отводит неудачи. В конце концов, у каждого человека должно быть хоть что-то, что дарит ощущение тепла и спокойствия и чем он дорожит. Поэтому единственной реакцией на любопытство незнакомца у Сезара стал резкий взмах руки, призванный отвоевать свое добро. Запястье незнакомца он не перехватил, зато, промазав, чиркнул сидящего на нем верхом мужчину по ребрам.

— Я сказал, не смей меня трогать! — внезапно взъярился незнакомец, которого не смогла вывести из себя ни одна из наглых выходок Сезара, а простое прикосновение буквально заставило взорваться. Его рука дернулась, цепочка, больно врезавшаяся в шею Сезара, вдруг лопнула, и тонкий жалобный звон, с которым покатился по полу кулон, заставил Сезара потерять остатки самообладания.

— Кулон моей матушки! — взвыл он и в мгновение ока сорвал с лица повязку, одновременно опрокидывая на постель своего клиента. Скатился на пол и слепо зашарил по ковру в поисках пропажи, наплевав на то, что ему велели делать до этого. Только мгновением спустя его взор упал на застывшую фигуру, лихорадочно прикрывающуюся простыней. Луна за окном уже взошла, и Сезар смог хорошо рассмотреть незнакомца..

Его заказчик не был уродом, что оправдывало бы повязку на глазах у Сезара. Напротив, мужчина был более чем красив. Даже сейчас, когда он судорожно кутался до подбородка, в его облике было больше благородства, чем во всех уважаемых горожанах вместе взятых. А ведь почти всех их Сезар имел удовольствие наблюдать в заведении Клотильды Бонапри. Справедливости ради стоило отметить, что почти всех их Сезар лицезрел без штанов и сохранять благородный лик в такой ситуации было сложно. Однако своего клиента Сезар не видел до этого ни разу. Ни в борделе, ни на улице. Возрастом он был, пожалуй, постарше Сезара. Его светлые волосы были растрепаны, а перекошенное бледное лицо, надо полагать, и в обычное время не отличалось ярким румянцем. А еще в его глазах царил настоящий ужас, причиной которого наверняка стал своевольный поступок Сезара, сорвавшего повязку и осмелившегося взглянуть в его лицо.

— Ты не урод, — озвучил Сезар очевидное, а незнакомец обреченно махнул рукой, поняв, что скрываться больше незачем. Его лицо выглядело не просто печальным, оно было смертельно усталым. Сезар даже почувствовал неловкость, что с ним случалось крайне редко. Последний раз — когда он подкрался подглядывать за бургомистром и Клотильдой, а вместо разнузданного разврата увидел, как седой благородный муж неподвижно лежит, положив голову Клотильде на колени и подтянув под небритую щеку ее ладонь, а она рассеяно гладит его по волосам и смотрит в окно. За те тридцать минут, что Сезар пытался шпионить за ними, они не пошевелились и не проронили ни слова, а лица у обоих были такие, что Сезар выскользнул из своего укрытия на цыпочках и удалился, испытывая острое чувство стыда, словно украл у слепого нищего подаяние. Теперь его обуревали такие же чувства, а ведь незнакомец даже не успел ничего ему сказать. Сезар открыл рот и попробовал сгладить ситуацию: — Не бойся. Твое инкогнито не будет раскрыто. Поверь, я умею молчать, когда нужно, — о том, что около получаса назад собирался шантажировать бедолагу, он и думать забыл.

— Тебе лучше вернуть повязку на место, — глухо отозвался его клиент и подтянул простыню повыше.

— Какой в этом смысл? — пожал плечами Сезар и, поднявшись на четвереньки, медленно пополз к кровати, завороженный бледным перекошенным лицом. — Ты хорош собой, и я с удовольствием займусь с тобой любовью.

— Нет, — твердо осадил его мужчина. — Ты угадал. Я урод. И не думаю, что ты захочешь меня, если рассмотришь чуть ближе. Поэтому я настаиваю, чтобы повязка вернулась на свое место.

— Ты прокаженный? — осенила Сезара неожиданная догадка. Он отшатнулся и машинально отполз подальше. — С прокаженным я трахаться не буду! Даже за тысячу монет!

— Я не прокаженный! — отрубил мужчина резко и возвел глаза к потолку.

— Тогда что? — не отставал Сезар, отвязаться от которого можно было только в одном случае — если он сам терял интерес. А его интерес, напротив, разгорался ярче полярной звезды за окном.

Незнакомец дрогнул и нервно закусил губу. Он молчал целую вечность и наконец сказал обреченно:

— Я покажу тебе. Только обещай, что ты не будешь падать в обморок и даже постараешься сдержать свое отвращение. Ну или хотя бы не станешь показывать его слишком очевидно. Поверь, мне не просто.

Сезар кивнул, чувствуя, как волосы на загривке встают дыбом. Видимо, у мужчины и правда были веские причины скрывать свое тело, раз в его голосе звучало столько горечи. Клиент вздохнул и медленно потянул простыню с тела. Даже подвинулся ближе, чтобы Сезар мог как следует рассмотреть его в лунном свете. Он стоял на постели на коленях обнаженный и сломленный. Его голова склонилась, а длинные светлые волосы закрыли лицо. Потянулось молчание.

— И что? — первый не выдержал Сезар. Он ожидал увидеть три ряда сосков, жабры, шерсть, страшные язвы, иглы, как у дикобраза, или что-то еще, что вызывало бы в нем ту волну отвращения, которую пророчил странный человек, а не видел ничего.

Мужчина поднял на него глаза, а потом быстро скользнул ладонями по торсу, явно желая проверить состояние своего тела самостоятельно и убедиться, что его уродство никуда не делось.

— И вот… — ответил он в замешательстве. Сезар приблизился и с интересом уставился на широкий торс незнакомца. При свете луны стало видно то, что он не рассмотрел с расстояния нескольких метров — кожа бедняги была больше всего похожа на то, как если бы с дракона сорвали его чешую — большие бледные багрово-синие рубцы покрывали его торс сплошной сеткой. Шрамы заняли всю правую сторону тела, поднимались по шее, захватывали даже подбородок, спускались по правой руке, лишая владельца какой бы то ни было растительности на поврежденных участках кожи, и спускались по кисти, оставляя нетронутыми лишь пальцы. С левой стороны все было не так страшно. Плечо не пострадало, и рука была в порядке.

— Ожог, — задумчиво сказал Сезар, который о шрамах и рубцах знал почти все в силу своего неуемного характера. Он протянул ладонь, но в последний момент поднял глаза на мужчину и шепотом попросил разрешения: — Можно?

Клиент нерешительно кивнул. Сезар пробежался кончиками пальцев по боку, через грудь до шеи. Кожа была горячая и грубая.

— Меня зовут Феликс, — внезапно представился мужчина.

Сезар кивнул и присел на краешек кровати.

— Как это случилось? — спросил он, не отрывая руки от торса и гладя поврежденную кожу пальцами.

Феликс пожал плечами, словно не хотел говорить. Потом дернул уголком губ и глухо объяснил:

— Я был любопытным ребенком, а нянек у меня было слишком много, чтобы хоть кто-то из них в итоге смог за мной уследить. В результате я отправился смотреть, что из себя представляет огонь в камине, а упал в него сам. Меня успели спасти. Зачем-то…

Сезар машинально кивнул и только после этого нахмурился:

— Погоди, что значит зачем-то?

— Затем, что я предпочел бы умереть, чем жить с таким уродством, — мрачно изрек Феликс и спросил: — Разве это не отвратительно жить с таким телом? Моя мать больше не могла на меня смотреть и уехала за границу, а моя невеста разорвала помолвку, когда я счел необходимым открыться ей перед свадьбой.

— Ну и дура — твоя невеста, — весело хмыкнул Сезар, не прекращая беспорядочно бродить руками по торсу Феликса. — Хотя полагаю, ты преследовал именно такую цель, учитывая твои предпочтения в интимной сфере, не так ли?

Феликс с удивлением взглянул на него:

— Погоди, ты что, и правда не испытываешь отвращения, глядя на все… это? — он брезгливо кивнул на свою исчерченную шрамами грудь.

— Тю! — развеселился Сезар. Вскочил на ноги и приблизился к окну, чтобы лунный свет как следует омыл его тело. — Смотри! — с этими словами он принялся тыкать пальцем, перечисляя свои боевые заслуги: — Вот это шрам от ожога — торговец на рынке ткнул в меня горящим факелом, когда я попытался стащить у него с прилавка яблоко. Мне тогда было восемь, и я подыхал от голода, — Сезар продемонстрировал огромную бледную звезду, которая украшала его ребра. — Вот это меня отделал ножом Шабинэ со своими головорезами, когда решил, что я утаиваю от него часть выручки, — Сезар несколько раз ткнул пальцем в страшные рваные полосы, украшавшие живот вдоль и поперек. — Вот это меня протащило за лошадью, когда я запутался ногой в стремени, — Сезар повернулся спиной и продемонстрировал изувеченную спину, скромно умолчав, что лошадь была не его. — И еще я отморозил мизинец, когда ночевал на улице в двенадцать лет, его пришлось ампутировать, чтобы спасти ногу.

Феликс смотрел на него с восхищением, совершенно забыв прикрываться простыней.

— Ну?! — расплылся в гордой улыбке Сезар. — Противно?

Феликс отрицательно помотал головой и улыбнулся:

— Нисколько…

Сезар приблизился к постели, сел на край и, повинуясь какому-то непонятному порыву, подобного которому не испытывал ни разу в жизни, обнял лицо Феликса ладонями.

— Теперь займешься со мною любовью? — спросил он, пытливо вглядываясь в глаза Феликса, и торопливо прибавил: — Без повязки, без смущения, без дурацких мыслей об уродстве. И без денег?

— Ты готов заниматься со мной любовью бесплатно? — без улыбки ответил Феликс, и Сезар тут же пожалел о сказанном. Все-таки сто пятьдесят монет, черт побери! Однако глаза Феликса, зажегшиеся надеждой, стоили того, чтобы забыть о них навсегда.

— Конечно! — уверенно заявил Сезар, заталкивая мысли о карточном долге поглубже, чтобы подумать обо всем этом после. Не теперь. А сейчас… Он потянул Феликса на постель, укладывая на спину. На то самое место, где ранее лежал сам с завязанными глазами. Навис над ним, уперся локтями и принялся за дело, понимая, что никогда в жизни и ни для кого так не старался. Он исцеловал и исследовал языком обожжённую кожу, начав с линии подбородка, спустился по кадыку, заласкал разлет ключиц и стал медленно и неумолимо съезжать вниз, не забывая восполнить пальцами ласку там, где не успевал языком. Он прислушивался не к своим ощущениям, а к дыханию Феликса, который обессиленно закрыл лицо руками, когда Сезар обдал теплым дыханием напряженную истекающую смазкой головку члена, который, слава богу, не пострадал, только лобок был лишен растительности. Сезар припомнил все, что видел в борделе, подсматривая за самыми искусными шлюхами, и принялся за дело. Он старательно высовывал язык и влажно-пошло похлопывал головкой члена по нему, он ввинчивал напряженный кончик языка в дырочку на самой вершине и терся лицом о ствол. Странно, но ни вкус, ни запах не озадачивали. Хотелось, чтобы Феликс запомнил эту ночь навсегда. В результате его стараний тот отнял ладони, сам приглашающе широко развел бедра и, задыхаясь, прижал подбородок к груди, чтобы не пропустить ничего из того, что проделывал своим языком партнер. Сезар, заметив внимание к своим действиям, удвоил старания, а заодно, старательно увлажнив указательный и средний палец левой руки, стал ненавязчиво кружить вокруг аккуратного светло-коричневого ануса Феликса, распаляя еще больше, пока тот не выгнулся дугой, сжав простыни в кулак так, что те затрещали, и болезненно дернулся, пытаясь отстранить Сезара. Однако, правильно поняв его действия, тот, напротив, насадился горлом на пульсирующий член и с непривычки здорово поперхнулся. Его судорожное кудахтанье с чужим членом во рту стало последней каплей для Феликса, который вцепился в буйные кудри Сезара тонкими бледными пальцами и бурно кончил, постанывая и не выпуская его голову из рук, пока последняя сладкая судорога не прошила тело. Только после этого он откинулся на подушки и довольно вытянулся. Однако у Сезара было свое представление о том, как получать удовольствие. Он бесцеремонно перекатил напрочь забывшего про шрамы Феликса на живот. Вздернул его на колени и весьма недвусмысленно шлепнул по аристократически бледному заду, срывая громкий протестующий вопль. Придержал давшего деру Феликса одной рукой на талии, второй на плече и задал такую порку, что через несколько минут тщательно вылизанный и растянутый анус довольно захлюпал под его членом, а сам Феликс только громко и совершенно неизящно подвывал на каждом толчке, пытаясь перехватить и облизать пальцы Сезара. Тот наконец потерял терпение и сам направил руку бедолаги, чтобы переключить внимание на его собственный член, и Феликс быстро задвигал кистью, кусая губы, гася крики наслаждения. При этом изогнулся так призывно, что у Сезара в глазах потемнело, и он кончил быстро, неожиданно и остро, пока Феликс под ним, содрогаясь, пачкал простыни последними каплями спермы.

Под утро Феликс наконец уснул, уткнувшись Сезару лбом между лопатками. К тому времени Сезар опробовал на нем весь арсенал из репертуара борделя Клотильды и основательно вымотался. Однако спать не собирался — убедившись, что дыхание любовника выровнялось, быстро натянул разбросанную одежду и, взяв сапоги, вынырнул в коридор, где застал всклокоченного и донельзя возбужденного Базиля, вынужденного всю ночь выслушивать хриплые стоны, крики и животный вой, который попеременно издавали оба.

— Отвези меня обратно, — хмыкнул Сезар, испытывая злорадство при виде того, как Серый человек стал за ночь малиновым, ну по крайней мере на лицо.

— Глаза я тебе все-таки завяжу, обормот, — едко пробормотал Базиль, и Сезар только беспечно пожал плечами. Ужасно хотелось рухнуть в собственную постель и заснуть. И все же тихое, почти не различимое «спасибо», которое шепнул ему на прощание несгибаемый сухарь, он услышал.

***

Кулона матушки Сезар хватился наутро и не расстроился, а скорее задумался. Потому что это был первый раз в его жизни, когда нечто более значимое заслонило от него его собственные интересы. Себя Сезар считал пройдохой и мошенником и моральными мучениями по поводу собственных поступков обременен не был. Так что то, что случилось вчера ночью, стало для него сюрпризом. Впрочем, возвращаться в гулкий пустой особняк он не собрался. Герцоги не снисходят до мелких обормотов вроде него. Даже если под покровом ночи герцогское тело выгибало как тугой лук в его руках и искусанные губы шептали такое, что видавший виды Сезар при воспоминании об этом краснел и бегал от Клотильды, которая целый день добивалась грязных подробностей и скандалила по поводу того, что Сезар так и не взял с клиента денег. Особенно поэтому.

А вот кулон матушки вернуть следовало.

Найти огромный серый дом с колоннадой не составило труда, хоть накануне его два раза провезли в экипаже мимо. О его владельце ходило столько слухов, что ни один из них нельзя было принимать на веру. И то, что его владелец герцог Бонате богат, как Крез, и что страшен, как чудовище, и что одинок, как луна в небе. В свете он не показывался, женат не был и у себя в доме приемы не устраивал. Зато писал и публиковал под псевдонимом Марко Пабло увлекательные романы, которыми зачитывался не только их скромный городок, но даже столица.

Сезар мог пройти через главный вход, но его сущность мелкого воришки подсказывала, что чем честнее и прозрачнее его намерения, тем меньше шансов, что его поймут правильно. Ведь по сути ему первый раз в жизни ничего не было нужно. Все, что хотел, — вернуть свое.

Он легко перемахнул через зеленую изгородь, пригнувшись, миновал внутренний дворик с фонтаном и нырнул в сад, куда выходили высокие двустворчатые окна главного здания. Стараясь не шуршать гравием, направился к тому единственному окну, что было широко распахнуто по случаю прекрасной летней погоды. И даже не удивился, обнаружив застегнутого на все пуговицы Феликса за огромным столом, заваленным книгами, тетрадями и ворохом свитков. Давешний клиент что-то сосредоточенно писал, хмуря светлые брови. Белоснежный шарф плотно обхватывал его шею, испещренную шрамами, а пальцы сжимали перо, однако сама рука оставалась недвижимой.

Сезар перескочил через подоконник и замер перед столом, думая, что ничего в сущности не мешает Герцогу поднять тревогу. Мелкого воришку без рода и племени, вышибалу из борделя Клотильды Бонапри, Сезара, чью фамилию не знал никто, включая его самого, вышибли бы из герцогского особняка в два счета. Однако, завидя его, Феликс потянулся не к колокольчику, чтобы поднять тревогу, а к своему горлу. Дрогнул взглядом, засмотревшись на Сезара, и потянул из-под белоснежного шарфа, душившего шею, золотую цепочку, на которой Сезар с огромным облегчением опознал собственный кулон.

— Полагаю, ты пришел за этим, — глухо произнес Герцог и посмотрел на Сезара так, словно бросал ему вызов. Тяжелый кулон прокрутился на тонкой цепочке и вспыхнул в луче солнца. Сезар подумал, что у сердца — там, где хранил кулон все это время Феликс, тот успел пропитаться его теплом.

Сезар не имел обыкновения долго раздумывать над собственными действиями или врать там, где можно говорить правду. Поэтому он шагнул к столу, обогнул его и склонился над Феликсом так, как склонялся вчера, делясь без остатка своим безоблачным оптимизмом, уверенностью в том, что все будет хорошо, и самим собой.

— Нет, — возразил он тихо. Склонился еще ниже, к губам, к которым с одной стороны подступала легкая вязь давнишних ожогов. И шепнул ровно за миг до поцелуя: — Я пришел за этим…