Полфунта лиха [Олег Фокич Коряков] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Глава I. ЗИМА. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ТВОРЕНЬЯ

1.

Десант ломился по тайге.

Таранно перли, взревывая, три мощнейших тягача-вездехода. Деревья, что помельче, валились под их напором. Снежная пыль и мороз кутали лес в белую игольчатую дымку, и в ней, как сказочные чудища, расплывчатые, двигались ревущие тягачи.

В кузове вездехода трясло изрядно. Однако, подо­ткнув под себя спальный мешок, Лешка Новожилов привалился к большому плоскому ящику с инструмен­том и посапывал в поднятый воротник полушубка, от которого пахло ядрено и сладко. Полушубок был но­венький, длиннополый, он уютно и тепло охватывал большое костлявое тело Лешки.

Вполне можно бы и заснуть, но спать не хотелось, и Лешка лениво, полудремотно думал о нежданном зигзаге в своей жизни.

Хотя он родился в почти такой же лесистой-сторо­не, на Урале, пятнадцать лет из всех его семнадцати прошли в целинной казахской степи, и степное раз­долье было ему родным, а тайга — чужой, глухой и неприютной. Никогда ему не то что не мечталось, а просто и в голову не приходило, что он будет работать в тайге. И уж вовсе не представлял себе Лешка, что графа о должности в его трудовой книжке начнется с записи: «Разнорабочий». Он даже фыркнул тихонеч­ко — не то смущенно, не то возмущенно,— вспомнив свой спор с другом брата инженер-генералом Вересо­вым; тогда Евгений Данилович говорил, что начинать надо с рабочего, прежде всего руками потрудиться, а Лешка высокомерно сказал, что ему важнее не руки к работе приучать, а голову, что больше всего он хочет быть сначала подкованным теоретически.

Подковался!..

После первого экзамена в Алма-Атинский универ­ситет сидели они с другом Джафаром на диванчике возле кинотеатра «Космос», уминали мороженое, и Лешка высчитывал, какие теперь, после четверки по русскому, надо ему выбить оценки, а Джафар молчал и все щурил свои узкие умные глазенки. Он за год вытянулся и подсох, держался со смешной важностью — второкурсник! — и наконец сказал, что четверка — это еще не отметка, как не птица курица, а по­тому нужно немедленно идти в общежитие за тетрадя­ми— уж он, Джафар, по математике-то обеспечит дру­гу верную пятерку.

Они пошли в общежитие, и там Лешке вручили телеграмму: «Отцу плохо. Вылетай. Мама».

...Сдал, совсем сдал, рухнул бывший летчик-истре­битель, неугомонный совхозный бухгалтер Виталий Иванович Новожилов. Давно ли, хоть и однорукий, боксировал он с парнями, не ходил, а летал по посел­ку и, как молодой, орудовал киркой на палеонтологи­ческих раскопах в поисках ненаглядных доисториче­ских костей? А вот подкосила мужика гибель старше­го сына — разбил паралич.

Мать по-своему, по-фельдшерски, какими-то меди­цинскими терминами объясняла Лешке состояние отца, но Лешка ее слушал и не слышал — ничего не понимал. Батя лежал вытянувшийся и застылый, как покойник, и только какая-то жилочка на поседелой непобритой шее билась трепетно и жалостно, да ког­да вскидывались тяжелые набрякшие веки, в Лешку упирался помутневший и все-таки живой, страдаль­ческий взор. Батя, должно быть, все понимал, только сказать ничего не мог — лишь мучительно мычал вре­менами.

Лешка, как приехал, просидел возле него всю ночь, тихо поглаживал его недвижную онемелую руку да кисленькой водой смачивал сухие, судорожно сведенные губы. Батя лежал в той самой палате совхозной боль­нички, где когда-то маялась обожженная Лена Поливи­на и куда приходил Василий совсем незадолго до своей гибели. Всего лишь год прошел... Всего лишь год, как сухо треснул над степной могилой прощальный залп, и во рту у Лешки, казалось, все еще был вкус земли, которую грыз он в горьком беспамятстве... А теперь — батя?.. У Лешки губы тоже кривило судорогой и не­мело в груди.

Через неделю отец заговорил.

— Леха,— было его первое слово, вытолкнутое че­рез сведенные губы. Он долго молчал после этого, тяжко и неровно дыша, потом нашарил взглядом жену и сказал:

— Зря парня… соврали.— И поправился: — Со­рвали.

— Успокойся, Виталя, успокойся,— встревоженно метнулась к нему мать.

Однако, что правда, то правда: университет Лешке улыбнулся.

Виталий Иванович медленно, но все же приходил в себя. Правда, о работе врачи велели и не думать. Тем паче приходилось думать о ней Лешке.

В своем длинном черном автомобиле приезжал Евгений Данилович Вересов — привозил гостинцы Виталию Ивановичу, предлагал Лешке работу на большом строительстве. Строительство, однако, под­ходило к концу. Впрочем, вовсе не поэтому Лешка от­казался: ему-то местечко бы нашлось. Отказался из-за давнего спора с Вересовым, самолюбие заело. Предлагал работу и директор совхоза — Лешка остать­ся в поселке не захотел: на что ему сочувственные уступочки да разговоры! Уже хватало их после смерти Василия.

Лена Поливина, приехавшая на выходной из ин­терната, печально поинтересовалась:

— Ну и куда же ты, Леша?

Ему эта печаль не понравилась.

— Найду куда,— ответил он неласково и чуть ли не с угрозой.— Найду.

Через