Второй шанс (СИ) [Vladarg] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Часть 1 ==========

На призрачном вокзале толпились дети. Они были подавлены, кто-то кричал, кто-то плакал, кто-то был просто безучастен. На скамейке сидел грустный Гарри Поттер. Он попытался вернуться, но нить, ведущая обратно, внезапно исчезла. Через долгую минуту появилась Гермиона, держащаяся за грудь. Она судорожно вдохнула, нашла глазами Гарри, подошла и села рядом.

— Он убил всех… — проговорила девушка.

— Совсем всех? — спросил грустный Поттер, на что девушка только кивнула и заплакала.

Гарри Поттер обнимал Гермиону и чувствовал, как девушка содрогается в рыданиях. Никто никого не винил. Гарри честно попытался обменять свою жизнь на жизнь других, и не его вина, что Волдеморт обманул и в этот раз. На вокзале начали появляться другие дети. Внезапно поезд загудел, и все заторопились к вагонам. Появившиеся профессора со слезами на глазах помогали детям рассаживаться в вагоны, но сами оставались на платформе.

— Наш поезд ещё придет, — отвечали они на недоуменные вопросы.

— Пойдём? — спросил Гарри Гермиону, и они вошли в вагон, взявшись за руки.

Раздался гудок, и поезд начал движение во тьму, навстречу свету. Гермиона прижалась к обнявшему её Гарри и потянулась к нему.

— Поцелуй меня на прощанье, — прошептала она.

Гарри нашёл её губы своими, и долгий поцелуй был последним, что чувствовала девушка, не дожившая даже до двадцати лет. Поезд шёл во тьму на свет…

***

Хогвартс-экспресс прибывал на станцию Хогсмид. Он ещё не успел остановиться, когда его нагнал такой же поезд, выглядевший призрачным, и наложился поверх реального. Тоненько завизжала Лаванда Браун, падая на пол вагона. Упала в обморок Гермиона Грейнджер. Смертельно побледнел Драко Малфой. Отчаянно закричал один из близнецов Уизли. Первокурсники плакали, даже мальчики. Хагрид, стоявший в ожидании первокурсников, понял, что произошло что-то страшное и, подняв зонтик, послал в небо алые искры.

Профессора выносили и выводили потерянных детей из вагонов. Что-то случилось, и случилось страшное, потому что на станции работали бригады из Мунго, аврорат и невыразимцы Отдела Тайн. Очнувшийся Гарри в первую очередь метнулся к Гермионе. Он тормошил и целовал её, когда их нашли целители. Девочка быстро пришла в себя после простого «эннервейта» и, увидев Гарри, вцепилась в него. Сегодня всем удалось помочь. Пострадали два первых курса. Третий — только частично. Остальные не пострадали вовсе. Поэтому первокурсников привезли в замок в каретах, а не на лодочках. Не до ритуалов было. Но второй курс остался с первокурсниками, и в Большой зал они входили вместе, как и часть третьего курса.

Профессор МакГонагалл смотрела на учеников, входящих в зал, и ей было страшно. Страшно смотреть в эти глаза, в которых не было детства, а была лишь боль, кровь… И пепел. Директор Дамблдор, улыбаясь, привстал в кресле и грузно осел обратно. На него из глаз совсем юных детей смотрела война. Страшная война смотрела из глаз каждого ребёнка. Что же случилось с детьми? Почему они идут так, будто ожидают нападения в любой момент?

Ощетинившийся палочками строй. Слегка бликующие при свете факелов щиты. И впереди идёт пара… Гарри Поттер без шрама и девочка, похожая на Грейнджер, которую он закрывает собой от всех. Которую прикрывают сзади другие дети. Готовые ко всему, внимательно отслеживающие каждое движение. Даже Северус не рискнул открывать рот, что-то такое прочтя в глазах детей и даже в глазах своего крестника, идущего рядом со всеми. Не похожий на себя второй курс. Они стали старше, но глаза у них были старыми. Такими старыми, что профессор Спраут заплакала, глядя в эти глаза. Подобрался профессор Флитвик. Что же случилось с ними за лето?

Профессора и старшие курсы просто замерли, не в силах сказать и слова. А дети снова организовались, окружив табурет и Шляпу, защищая того, кто туда сядет. Профессор МакГонагалл попятилась, не в силах понять, что происходит. Вот подошёл первый и сел, Шляпа упала на глаза. Прошла минута, другая — и раздался голос Шляпы. Случилось то, что никто никогда не слышал за всю историю Хогвартса. Древний артефакт плакал на голове маленькой, почти прозрачной девочки. Ведь Шляпа оценивает суть. Дети, вынужденные воевать, тогда как взрослые в большинстве своём струсили. Куда можно отправить детей с искалеченными войной душами? Не доверяющих никому, кроме «своих» … Шляпа прокашлялась и выкрикнула:

— Ветеранский факультет!

И тут зал изменился, появились новые флаги, новый стол, сразу же сервировавшийся, новые часы, заполненные камнями цвета скорби. Цвета дыма. Цвета боли. Цвета пролитой крови. Цвета потерь. И первая девочка шагнула за стол. Потом туда попали все перво-и второкурсники, прошедшие распределение ещё раз. Дамблдор встал и, откашлявшись, сказал:

— Мы приветствуем новых учеников в нашей школе! Да начнётся пир!

На этот раз его речь была очень короткой, непривычно короткой, но все преподаватели наблюдали за столом нового факультета. Пока девочки кушали, мальчики держали щиты и очень внимательно крутили головами во все стороны, фиксируя движения каждого в зале. Внимательные глаза оглядывали зал и людей в нём, немедленно реагируя.

Почему-то среди них не было Рона и Джинни Уизли, они сидели за столом Гриффиндора, с непониманием глядя на «друзей». Да и девочки не сразу приступили к трапезе, а сначала тщательно проверили еду и вылили тыквенный сок прямо на пол, наполняя кубки водой. Насытившись, девочки начали подхватывать щиты, давая мальчикам возможность покушать.

Дамблдору было просто страшно при виде пяти десятков Аласторов. Что же с ними случилось? Попытка прочитать закончилась ничем — щиты остановили её, а на него посмотрели с такой брезгливостью… Дамблдор решил оставить это на потом. Сейчас нужно решить вопрос с деканом, старостами, хотя… старосты, похоже, самоопределились. Но гостиная ещё, спальни… Хотя эти точно найдут, где спать… надо вызвать Грюма. Никто другой с ними не справится. А утром будем выяснять, что случилось.

Гостиная нового факультета возникла прямо рядом с Большим залом. Мощные стальные двери с тремя засовами и портрет-привратник, который ничего не спросил, а только открыл двери. Большие окна и комнаты по двое без разделения на мальчиков и девочек. Гостиная с камином и столами, достаточными, чтобы разместить гораздо больше людей. И привратник, уговаривающий детей не оставлять никого дежурить.

— Пойдём спать, солнышко? — спросил Гарри обнимающую его Гермиону.

— Пойдём, любимый, — вздохнула девушка, снова ставшая девочкой.

Новый декан утром не смог войти в гостиную факультета. Его просто не пустил привратник, который принял командиром Гарри Поттера, так как того считали командиром все «ветераны». И раз командир не сказал про этого волшебника, то и нечего ему там делать. Побудка была общей, боевые двойки достаточно быстро приводили себя в порядок. Привычно, как привыкли за всё это время.

Аластор прогуливался перед дверью, когда его приподняло и пришпилило к стене. Двери гостиной открылись, и оттуда, страхуя друг друга, начали выходить дети.

— Фините, — сказал вышедший последним Поттер, и Грюм упал. — Вы что-то хотели, профессор?

— Хм… Я теперь ваш декан… — проговорил Аластор, видя в глазах как Поттера, так и других детей то, что никогда не поймёт Альбус.

Перед ним стояло боевое братство и командир этого подразделения. Понимающие друг друга с полуслова, слаженные, прошедшие ад…

— Поттер, возьмите значок старосты и второй отдайте по своему разумению.

Гарри оглядел ребят, о чём-то молчаливо поговорил и так же молча выдал второй значок девочке, которую прикрывал. Все собравшиеся кивнули. Боевое братство. Грюм не понимал, как такое возможно: дети, маленькие ещё дети и — ветераны. Не зря так назван факультет, не зря.

«Ветераны» двинулись на завтрак. Старшие страхуют младших, младшие следят за мёртвыми зонами старших. Боевая единица. Можно весь аврорат разогнать и взять вот их. Поттер понял, о чём думал Грюм, и сказал:

— После завтрака у нас в гостиной. Омут захватите. Но только вы. Сами увидите, — рубленные фразы того, кто привык отдавать приказы.

Аластор Грюм кивнул. Это подразделение, школьниками их назвать не поворачивался язык, почти ни с кем не общалось, вело себя, как самостоятельная боевая единица. Они постоянно были готовы, только непонятно, к чему? И эта тайна будоражила старого параноика. Поттер давно ушёл, а Аластор стоял и думал. Будь перед ним взрослые — он бы понял, но ведь это дети…

Внезапно раздался шум из Большого зала, и старый аврор поспешил оказаться в нём. Войдя, он сразу увидел эшелонированную оборону, связанную младшую Уизли, левитируемую на некотором расстоянии чёрную тетрадку, которая буквально фонила тьмой, и взгляд Гарри Поттера на директора Дамблдора. В этом взгляде не было злости или ненависти, хотя директор точно знал, что в школе есть тёмный артефакт — все вещи досматривались, и Аластор это знал. Во взгляде Гарри Поттера была только брезгливость.

Последовавший шум директор пытался остановить своим авторитетом, которого явно недоставало. Для этих детей авторитетом был Поттер, а не директор, как это ни странно, поэтому в школу прибыли авроры. А у Аластора возникли вопросы к Альбусу, которые только множились…

Чуть позже Поттер провёл Аластора в уютную гостиную. С тихим лязгом двери закрылись, и в Омут памяти отправились воспоминания. Много разных воспоминаний. Очень много… Предложив Грюму посмотреть, Поттер пересел в кресло, в объятия девочки с каштановыми волосами. И Грюм опустил лицо в Омут.

========== Часть 2 ==========

Аластор видел в своей жизни очень многое и ещё больше не хотел бы видеть никогда. Глаза, полные боли, не отлипающие друг от друга дети, пережившие смерть. Он это видел — они теряли друзей и многое пережили сами. И в следующее мгновение слаженно действующие. Не доверяющие никому вне их круга. Как их учить? Чему их учить?

Он опустил голову, готовясь увидеть то, что их сделало такими. Десятки судеб мелькнули перед глазами…

Вынырнув, он покачал головой и выматерился.

Они сами кого хочешь научат, как жить и как бороться с типами вроде Тёмного Лорда, который, оказывается, был обычным полукровкой. Интересно, знает ли кто-нибудь из этих чистокровных ублюдков, что их обожаемый Лорд — сын магла? Вряд ли. Но это дело будущего. Сейчас нужно понять, что делать дальше с этими… маленькими ветеранами.

Психика детей была разрушена до основания, и целителям душ предстоит много работы, иначе — беда. Его задача — разрулить всю эту дебильную ситуацию, которая поощряется Альбусом, а задача целителей — сделать детей нормальными… относительно нормальными.

Такими, какими они были в их прошлой жизни, дети вряд ли станут, помня всю эту боль. Но максимально приблизить их к обычным тринадцатилеткам необходимо как можно скорее. На Дамблдора надежды никакой, а вот Сметвик… этот товарищ, как говаривал его знакомый русский, ужом вывернется, но сделает всё, что просят.

***

— Любимая, — задумчиво сказал Гарри, поглаживая спинку девочки, — а почему это Рон и Джинни не с нами?

Дети в гостиной замерли, отводя глаза… Тяжело вздохнула Гермиона, зажмурившись. Из-под века появилась одинокая слезинка, прочертившая дорожку к губам. Девочка прижалась губами к руке Гарри, потянувшейся стереть слезинку.

— Он что? — прошептал мальчик, не веря своей догадке. — Он… предатель?

Как некстати Гарри вспомнилась судьба родителей, тоже доверившихся своему другу. Ведь Питер тоже дружил с отцом с детства, но предал их, спасая свою шкуру.

— Держись, брат, — положил Невилл руку на плечо. — Как ты думаешь, почему нас здесь столько?

— Рон ударил в спину… — одними губами произнесла девочка и прижалась к Гарри, гася рыдания.

— Предатель есть предатель, — сзади подошёл Драко, который уже не тянул гласные, а говорил коротко и лаконично.

Гарри было горько. Горько и обидно. Даже Малфой был на их стороне, решившись наконец сменить сторону в самом начале битвы, а Рон, с которым они прошли столько всего…

В это время дети сгрудились вокруг своего командира и его Грейнджер. Они были вместе, едины, и никто не мог этого изменить. А Гарри смотрел в лица своих друзей, своих боевых братьев и сестёр и чувствовал себя… По его лицу катились слёзы, потому что это он поверил Рону, это он не предусмотрел.

— Простите, ребята, — прохрипел мальчик, на что получил слаженный подзатыльник от нескольких девочек, включая свою любимую.

— Дурак ты, — сказал Невилл и улыбнулся.

Почему-то в волосах друзей то там, то тут появлялись седые пряди, Гарри этого сначала просто не заметил, а потом не до того было. Джинни он обезвредил, василиска не будет, значит, у них есть время.

— К директору по одному не ходим, все помнят? — спросил мальчик. — Снейпа не убиваем. По крайней мере, в школе.

— Понятно, помним, конечно, — откликнулись разные голоса.

— Давайте по койкам, что ли… Все помнят, что до физической близости минимум два года?

— Иди к Мерлину, Поттер! Мы даже виски глушить не будем.

Все разошлись, хотя ночь ещё не настала, но детским организмам необходимо было отдохнуть, потому — зелья и вперёд, а Гарри с Гермионой остались в гостиной, где над Омутом продолжал стоять Аластор Грюм.

А где-то в башне Альбус Дамблдор созерцал крушение всех своих надежд, потому что артефакты демонстрировали ему тот факт, что душа Тома покинула этот мир. Возможно, это было связано с детьми, однако даже объявить Гарри новым Тёмным Лордом у него не получится — ему просто не поверят, а те, кто поверит, точно не выстоят против этого нового факультета. Оставалось только ждать и надеяться на Аластора.

***

Аластор Грюм в очередной раз вывалился из Омута, когда дети поднялись после дневного сна и приводили себя в порядок, готовясь к выходу. Он вывалился и упал, закашлявшись. Смотреть этот кошмар за один присест не получалось. Приходилось смотреть, потом глушить виски и снова смотреть.

Надо сказать, что на него почти никто не обращал внимания. Снаряжались дети, как на войну, выстраиваясь по курсам, пряча девочек в глубине построения… Старшие проверяли и помогали младшим, Гарри присматривал за всеми разом.

Приподнявшийся Аластор наблюдал сцену «боевая группа готовится к выходу». У старого аврора остро защемило сердце. Да, теперь он знал. Струсившие и заигравшиеся взрослые оставили детей один на один с врагом, с оборотнями, великанами, дементорами и Волдемортом. А перед этим… Грюму было стыдно смотреть в детские глаза. Но как Альбус мог! Как он посмел такое сотворить с детьми?!

— Декан, вы с нами? — поинтересовался Поттер и, когда Аластор кивнул, показал ему место позади строя.

— Ты издеваешься?

— Спереди вы будете мешать группам, если что.

— Понял, — Аластор действительно понял — он ещё не сработался с ними и может попасть под шальную «аваду», чего ему бы не хотелось.

Двери гостиной раскрылись, и дети начали выходить компактными группами, постоянно колдуя, причём половину заклинаний Аластор ещё не видел. Ничего, не они первые, не они последние… Второй и первый курс в полном составе отправился в библиотеку, третий — на улицу.

Юная Луна Лавгуд прижалась к Невиллу, привычно осматривая заднюю полусферу, пока они шли к библиотеке. Навстречу попались слизеринцы, которых обездвижили и отпустили, только когда все прошли. Со «слизнями» никто разговаривать не хотел, а бывшие слизеринцы шли сейчас вместе со всеми.

В библиотеке расселись тоже необычно — по периметру старшие, в центре младшие и девочки. Те, кто внутри, что-то пишут, те, кто снаружи, держат щиты. Аластор поначалу даже не понял, что они делают, пока не упёрся в плёнку кинетического щита. Мадам Пинс хотела возмутиться, но Грюм жестом показал, что всё нормально. Тяжело вздохнув, он вышел из библиотеки и пошёл по направлению к директорской башенке, борясь с острым желанием вырвать Альбусу бороду.

По дороге он встретил Минерву МакГонагалл, которая куда-то торопилась, но была остановлена Аластором. Он внимательно посмотрел ей в глаза, отчего женщина поёжилась.

— Минерва, моих не трогай.

— Почему?

— Ты себе не представляешь, что они пережили. Не трогай их.

— Хорошо, Аластор… надеюсь, однажды ты мне объяснишь.

***

Где-то, когда-то…

Мальчики и девочки, смотрящие друг другу глаза и клянущиеся быть рядом… Для кого-то ритуал побратимства стал магическим браком, других связал братскими узами. Десятки молодых людей, подростков стали после этого братьями, сёстрами, жёнами и мужьями. Огромная чаша с кровью их всех, долитая вином, шла по кругу, завершая древнейший ритуал. Завтра будет бой, так сказала Луна Лонгботтом, а она не ошибается, в отличие от Трелони. Скольких из них заберёт Смерть — этого никто не предскажет.

Вот они расходятся по комнатам и классам, чтобы побыть вместе с любимыми ещё эту ночь. Для многих — последнюю. Потом будет бой, кровь, шипение заклятий и боль ран. А сейчас есть только ночь и глаза любимых. Нежность и радость прикосновений. Великая сила любви, способная перевернуть горы и достичь звёзд. Здесь и сейчас они есть друг у друга. В происходящем нет животной похоти, а только океаны нежности. Ведь, возможно, это — в последний раз.

Нежно обнимает свою Луну Невилл, тихо плачет Луна, зная, что завтра их не станет. Но она никому ничего не скажет, потому что некому больше. Взрослые сильные маги забились в щели, оставив на растерзание Волдеморту их. Детей. «Кто, если не мы?»

========== Часть 3 ==========

Аластор уже приближался к горгулье, когда его догнали Фред и Джордж Уизли. Они держались настороженно, но были вдвоём, а не всем курсом в построении типа «свинья», что уже заинтересовало старого аврора.

— Декан, не надо…

— …туда в одиночестве, — сказали близнецы в своей обычной манере.

— Почему?

— Память сотрёт, — спокойно ответил один из близнецов. — У нас многие кое-чего вспомнили, когда нас поубивали.

— Предлагаете ходить со всем факультетом?

— Можем и втроём…

— Нет уж, подождёт Альбус, — сказал Аластор, разворачиваясь в обратную сторону с колотящимся сердцем и слепой яростью, которая поднималась из глубины души. — Пойду, лучше со Снейпом побеседую, а то будут трупы.

— Один труп.

— Но будет.

— Вот и не надо нам тут трупов, — заключил Грюм, отправляясь в подземелья.

Рыжие близнецы отправились следом, не особо спрашивая своего декана. Отношение к Снейпу было у них сложным, но, в отличие от Поттера, они вполне могли пережить присутствие зельевара без того, чтоб проклясть его повеселее, в конце концов зельевар не убивал директора в их присутствии. А учитывая отношение к директору…

В этот раз первое сентября выпало на пятницу, сегодня была суббота и занятий не было. Северус Снейп по такому поводу находился в кабинете и за стаканом коньяка размышлял об изменившемся Поттере. Точнее, о том, как себя вести, потому что такого он ещё не видел. Можно сказать, что зельевар испытывал когнитивный диссонанс из-за чувства опасности, которое буквально излучали перераспределившиеся дети.

В дверь постучали, после чего она распахнулась. На пороге стоял ненавистный Грюм. Северус крайне негативно относился к аврорату, а уж к Аластору и подавно, потому зельевар скривился, готовясь сказать что-то едкое, но сразу поймал беспалочковое «силенцио» и «инкарцеро», оставаясь в той же позе за столом.

— Снейп. У меня нет ни времени, ни желания слушать твои ядовитые комментарии. Я тебе скажу один раз и навсегда — если хочешь дожить до того момента, когда тебя сожрёт Нагайна, не трогай «ветеранов» и особенно Поттера. Дети тебя и так с трудом переносят. Кивни, если понял.

Северус медленно кивнул. Он находился в состоянии, близком к ярости, но говорить не мог, хотя очень хотел проклясть Грюма. На данный момент ему гораздо интереснее было бы узнать, откуда старый аврор знает, как зовут змею Господина? В этот момент Аластор снял заклинания, готовясь уходить.

— Да как ты смеешь! Я их всех выкину из школы! — закричал не сдержавшийся Снейп.

— Северус, помолчи и подумай. Это не малыши, и, скорее, это они тебя выкинут из школы, чем ты их. Они только что из боя — и двух суток не прошло…

— Грюм, где они взяли этот бой? Кто соплякам бы позволил… — начал зельевар.

— Обет, Снейп, дай мне обет о том, что никому и никогда.

— Да пошёл ты!

— Если они тебя убьют, Снейп, я просто помогу спрятать тело, понял? — посмотрел Грюм в глаза Северусу и мысленно послал ему одно из самых жутких воспоминаний, увиденных в Омуте.

На миг зельевар уцепил в сознании аврора картинку, не само воспоминание даже, а отголосок его. Кусочек боя, страшного боя, подростки против оборотней и Пожирателей. Просто кусочек картинки, застывшее воспоминание, что ударило посильнее всех слов, сказанных ранее.

— Обдумай всё это, Снейп, и реши, что ты будешь делать дальше, — сказал на прощание Аластор, оставив декана Слизерина одного.

***

— Амелия, мне нужно с тобой поговорить, — Аластор Грюм аппарировал в Министерство, ему срочно нужны были союзники, потому что если «ветераны» начнут решать проблему Дамблдора, то школу не отстроят, да и трупов будет много, эти сдерживаться не будут.

— Аластор, что случилось? — Амелия Боунс умела различать оттенки настроения старого соратника.

— Случилось… Омут есть? — Женщина в ответ кивнула, всё ещё не понимая, что такого серьёзного случилось в волшебном мире, что этот параноик так… зол. Даже не зол, а в бешенстве. — Позови кого-то из невыразимцев, только пусть клятву даст, что не служит Тому-кто… ну ты поняла.

Амелия давно не видела Грюма в таком состоянии. Перед ней был не колченогий параноик, а боевой офицер, готовый к схватке. Собранный, внимательный и говорящий исключительно по делу. Поэтому она выполнила всё, о чём он просил, доверившись одному из лучших сотрудников Отдела Тайн, с которым она в своё время училась в Хогвартсе.

— Клянусь, что не служу ни Дамблдору, ни Волдеморту, — произнёс Грюм, подняв палочку, за ним повторили и собравшиеся вокруг Омута памяти.

— То, что вы увидите — это далеко не всё, но даже этого достаточно, чтобы понять… Эти воспоминания я разделил на три части, потому что смотреть их физически тяжело. Прошу…

И они погрузились в Омут. Вновь перед глазами замелькали истории стремительно взрослеющих детей, которые были вынуждены бороться сами. Потому что взрослые их бросили. Потому что одному хотелось манипулировать, а другому — убивать. Потому что те, которые обязаны были защитить — кто бесславно погиб, а кто забился в щель и надеялся, что его не коснётся, а в это время долгих три года дети боролись. От первых шагов до боевого слаживания, от мелких боёв до битвы. Всё было в этих воспоминаниях — потери, обретения, горечь поражений и радость побед. Боевой путь подростков, воюющих не потому, что взрослые погибли, а потому, что больше некому.

Амелия вывалилась из Омута первой, упав на кресло, не в силах видеть того, как малышка Сью падает, сражённая «авадой» предателя, и слышать полный боли крик её мальчика. Когда Аластор выскользнул из воспоминаний, Амелия Боунс рыдала, будучи почти в истерике. Воспоминания о последнем бое подростков смотреть было откровенно страшно… Даже ему.

— Откуда это, Аластор? Как это? Кто?

— Значит, слушайте… Первого сентября прибыл поезд на станцию в Хогсмиде, а дальше появился призрачный поезд, и всё изменилось в одночасье. Что там было точно — я не знаю пока, но в Большой зал Хогвартса входили совсем другие дети. Теперь в школе пять факультетов, и я не знаю, как избежать трупов. Завтра уже начнутся занятия, а они неконтактные. Они ещё там — в бою. Поэтому мне нужна помощь.

— А ты здесь каким боком?

— А я их декан, Мели, — грустно сказал старый аврор.

***

Воспоминания, воспоминания… Кошмарные сны, отточенные рефлексы, безотчётная реакция… Война остаётся в душе и сердце навсегда. Казалось бы, они живы и могут всё изменить, но почему тогда на глазах девочек слёзы? Почему хмуры мальчики? Отчаянно вцепившись друг в друга, сидят и стоят дети… Чуть не потерявшие друг друга навсегда. И девочки, ещё вчера стоявшие насмерть, мстившие за любимых, плачут. Они выплакивают страх и боль, ужас и отчаяние. Неудержимые рыдания и слёзы, текущие по щекам мальчиков. Это не стыдно, так выходит боль. Но они мальчики, и сквозь слёзы, срывающимися голосами…

— Кэти, не плачь, моя хорошая…

— Герми, всё же хорошо…

— Лави…

— Луна…

— Асти… душа моя…

— Солнышко моё ясное…

Тишина гостиной, только трещит огонь в камине, только слышны редкие всхлипывания и скороговорка тёплых, ласковых слов. Они только сейчас понимают, что можно не бежать никуда, не ждать удара каждую секунду, но это понимает голова, но не принимает сердце. Три долгих года из жизни не вычеркнешь. Завтра — первые уроки, и как они пройдут — Мерлин знает. Как выдержать это? Поможет ли умиротворяющий бальзам? Колин может просто не выдержать, значит, нужно кого-нибудь из старших, чтобы на уроке посидели, ребята привыкли к своим командирам.

Сидят, молча разговаривая друг с другом… Детство кончилось внезапно. И больше всего им хочется тишины и покоя.

— Возлюбленный муж мой, — начала Гермиона, — а может, ну её, эту школу? Сдадим СОВ или ЖАБА какие-нибудь, и гори всё огнем?

— С Дамблдором бодаться не хочешь… — заключил Гарри.

— А что, кто-то хочет? — поинтересовалась девочка.

— Любовь моя, всё зависит от того, что там у нас в контрактах на эту тему написано, — задумчиво ответил Гарри, — но идея богатая.

— Успокойте своих мозгошмыгов, — хихикнула Лаванда, — сдать-то мы всё равно можем.

— Министра удар хватит, — хихикнула Гермиона.

— Главное, чтобы его Поттер не приголубил за всё хорошее, — ответил Драко, — кстати… Можно же через… отца…

— А ты его сможешь не убить? — спросил Невилл, расчёсывающий волосы Полумне. Это было их ритуалом, и дети не собирались от него отказываться.

— Не знаю, — ответил мальчик, в далёком будущем принявший «аваду» от отца, когда тот понял, что единственный сын переметнулся на сторону оборонявшихся.

Драко и не мог поступить иначе. Там была Асти, его Асти, без которой он не представлял себе жизни, нежданно-негаданно ставшая невестой перед их седьмым курсом. Паркинсоны расторгли помолвку, когда Люциуса после их пятого курса посадили в Азкабан, но скользкий тип, каким отец был всегда, смог уломать лорда Гринграсса. Как — это большой вопрос, но факт остаётся фактом: девушка, которая ему нравилась, должна была стать его женой, а заполучить себе в супруги не только «правильную», но и любимую девушку — очень редкое явление в их среде. И сейчас девочка, в том будущем погибшая вслед за любимым, прижалась к нему, будто желая отогреть.

— Ладно, — проговорил Гарри, отрывая Драко от мучительных воспоминаний, — надо с крестражами разобраться, потом морду эту отловить и зачистить.

— А потом? — спросила млеющая под руками Невилла Луна.

— А потом будем просто жить, как мы всегда мечтали. Просто — жить.

========== Часть 4 ==========

Три десятка авроров старой ещё закалки смотрели на своего командира, не понимая, что здесь делает Амелия, да ещё в таком состоянии. В глазах женщины застыли слёзы, не могущие спрятать ярости и боли. Некоторые косились на исходящий почти невидимым паром Омут памяти, стоящий на столе.

— Ребята… — необычно для них начал Грюм. — Мы с вами побывали во многих переделках, теряли друзей, хоронили близких, но это наша работа, мы её выбрали сами. То, что вы сейчас увидите, никогда не должно повториться. Никогда! Посмотрите сначала, а потом… Потом поговорим.

— Я… — вступила Амелия Боунс. — Мне стыдно за то, что произошло с нашими детьми. Мне стыдно за то, что нас не будет рядом с ними. Я не знаю и не хочу знать, почему они гибли в одиночестве! Мы! Мы должны быть там!

Сорвавшись почти на крик, Амелия включила проекцию… Авроры замерли, смотря на то, чего не было ещё, но что уже пережили подростки… Дети. Над Омутом вставали страшные картины. Невозможные картины вставали над небольшой, в общем-то, посудиной. Дементоры над маленьким городком и известный всем Гарри Поттер, пытающийся защититься. Худосочный, нескладный подросток и телесный патронус. Пытки… Убийства… Насилие. Улыбающийся Дамблдор и хорошо известная Амбридж рядом с ним. А вот она же пытает… Перо? Перо тоже есть, но больше всего этой твари нравится пытать «круциатусом», видно, как извивается и кричит первокурсник. Отряд, тренировки, бои. Противостояние Пожирателям, а рядом — ни одного взрослого. Вполне неплохие боевые операции по спасению таких же детей. Ярость в детских глазах, первая «авада» и первое «секо». И безумно, бесконечно долго падает разорванная оборотнем девочка. Люциус Малфой, посылающий «аваду» в своего же сына, который всеми силами защищает светловолосую девочку. Даже в последний миг своей жизни мальчик пытается закрыть её собой.

Битва… Дементоры, Пожиратели, Оборотни, великаны и ещё какая-то нечисть и — меньше полусотни подростков, отчаянно защищающих Хогвартс. Здесь с ними уже профессора, домовики, доспехи… Но нет ни одного аврора, ни одного взрослого, кроме этой маленькой кучки профессоров. Поттер, поверивший этой твари, и его бессмысленная гибель. Предательство, заклятия в спину и опадающие, подобно прелой листве, погибшие… Авроры узнавали детей, кто-то даже своих. Никто не мог смотреть спокойно, у многих глаза были мокрыми.

— Это только небольшая часть… — тяжело вздохнул Аластор, жестом останавливая вопросы. — Случилось так, что души убитых из будущего вернулись сюда, и теперь у нас полсотни детей, прошедших через… Через это. И двух дней не прошло.

Сразу же поняв, что имеет в виду Аластор, коллеги схватились за головы. После отчаянного, безнадёжного боя подростки просто не смогут совладать с боевыми рефлексами. Да и пытки детей представителем Министерства… Вряд ли это забыли, значит…

— Предлагаешь нам стать надзирателями? — с некоторой брезгливостью спросил аврор Перкинсон.

— Нет, Стив, — ответил Аластор. — Нужно подумать, как сделать так, чтобы не было жертв.

— Министра в Омут воткни, а если мозгов не хватит, то… Будет другой министр.

— Хорошая мысль, кстати, — проговорила Амелия. — Пойдём?

Грамотно заблокировав отделы Министерства, авроры вместе с невыразимцами, у которых возникло очень много разных вопросов, практически осадили приёмную министра. Амбридж была задержана по подозрению в государственной измене. Подозревать-то можно кого угодно.

— Что происходит? — испугался Фадж, видя Омут памяти, Амелию, Грюма и ещё нескольких авроров.

— Посмотрите, Корнелиус, лучше добровольно, — с нескрываемой угрозой в голосе прошипела Боунс.

— Что вы себе позволяете? — вскричал министр, пытаясь выбраться из кресла. — Я повелю вас арестовать!

— Тоже мне, «повелю» тут выискался, — хмыкнул кто-то.

Крики министра затихли внутри Омута, куда его невежливо воткнули головой. Настал момент истины, хотя та же Амелия понимала, что придётся брать бразды правления в свои руки, такого ужаса, который она увидела в Омуте, нельзя было допустить.

***

— Лорд Гринграсс, взгляните в Омут, пожалуйста…

Спасённая Малфоем-младшим Астория безумно медленно падает на землю, чтобы больше не подняться, и даже после смерти их руки соприкасаются. А вокруг кровь и смерть. Не дай бог любому родителю увидеть такое. Увидеть смерть любимого ребёнка.

— Что вы хотите? — мёртвый голос тяжело переживающего увиденное мужчины.

— Уволить Дамблдора, а вас — на его место, — твёрдо ответила Амелия. — Министерство уже почти полностью взято под контроль, все, кто убивал детей, взяты… задержаны под разными поводами.

— Так, значит, это он?

— Точно сказать сложно, невыразимцы разбираются с воспоминаниями, но похоже.

— Что ж, я согласен.

Фадж повёл себя вполне ожидаемо и сейчас бушевал в соседней с Амбридж камере. Переворот и взятие власти прошло как по нотам, что выдавало приличную предварительную организацию. Решив разобраться с подобной подготовкой потом, исполняющая обязанности министра Амелия Боунс приступила к работе. Вечер и ночь были потрачены на то, чтобы арестовать, а где-то и зачистить сопротивление. Артур Уизли был задержан до выяснения, как и большинство служащих. Работали только строго необходимые отделы, остальные пока были закрыты, с утра предстояло разбираться со всем, что накопило Министерство за последние годы.

Утром внушительная делегация была камином переправлена в Хогвартс.

***

Факультет входил в Большой зал. Чёткими рядами, защищая тех, кто слабее, внимательные жёсткие взгляды, ни улыбки, ни смешка. И четыре других факультета наблюдали за тем, как входят в зал эти люди, следили, часто со слезами на глазах. Потому что такого не должно быть. Не должно быть седых волос у одиннадцатилетних, не должны быть полны войной глаза у детей… Со слезами на глазах смотрела на них мадам Спраут, комкая платочек. Даже вечно суровая МакГонагалл не могла смотреть в эти глаза. Дети расселись, проверка еды, явно проводимая автоматически, быстрые переглядывания, сок исчез, кубки наполнены водой из палочек. Кушающие девочки и первокурсники. Пронизывающие взгляды старших мальчиков.

Совы разносят письма и «Пророк», но к столу «ветеранов» даже они не могут приблизиться, сваливая корреспонденцию в кучу. Никто не приближается к письмам и газетам, пока не закончится приём пищи. А остальные факультеты шумят, разглядывая передовицу «Пророка»:

«МИНИСТР ФАДЖ НИЗЛОЖЕН!»

Открываются двери зала, и в них, под прицелом палочек мгновенно прекративших принимать пищу девочек, входит попечительский совет в полном составе. Вздрагивает Драко, с тревогой смотрит на него Астория, обнимая изо всех сил. Кажется, если бы девочка могла, она бы и ногами обняла любимого, который сейчас видит своего отца. Не только Астория, многие девочки обнимают мальчиков, не давая достать палочку.

Люциус Малфой нашёл глазами своего наследника и споткнулся от той ненависти, с которой смотрел на него сын. Девочка, обнимавшая Драко, что-то шептала тому на ухо, явно не позволяя добраться до палочки, блокируя руки, но от яркого ненавидящего взгляда это не спасало. Гринграсс сразу же узнал дочь и, посмотрев на нее, почти задохнулся от боли, что резанула сердце. Девочка повернула голову, и глаза младшей дочери встретились со взглядом лорда, будто каменной глыбой придавив того к полу. Одно дело смотреть в Омуте, совсем другое — видеть дочь… Аластор прав. Чуть поодаль шли авроры, Амелия Боунс и Аластор Грюм.

— Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, вы уволены с поста директора школы за нарушение права на убежище. Просим замок засвидетельствовать наше решение.

— Вы не можете… — начал говорить уже бывший директор, но засветившиеся стены и оборванная связь с замком заставили его замолчать.

— Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, вы уволены с поста Верховного Чародея за многочисленные преступления закона, — торжественно проговорила Амелия Боунс. — Вы будете арестованы!

Зал замер, на глазах детей творилось совершенно невозможное. Попытавшиеся выразить свое одобрение слизеринцы были мгновенно приведены к тишине своим деканом. Попытавшаяся возмутиться Минерва МакГонагалл наткнулась на взгляд Амелии Боунс и замолчала. Авроры подошли к ребятам и вгляделись в их глаза, кивнув затем друг другу. Двое подошли к Дамблдору, который воздел руки кверху и исчез во вспышке света. Что-то подобное Амелия и подозревала, хотя Аластор выглядел раздосадованным от того, что не сможет прямо сейчас допросить того, кого считал другом. У него ещё теплилась надежда на то, что в действиях Альбуса не было злого умысла, но побег очень чётко показал вину Дамблдора. Честному человеку, по мнению старого аврора, бежать незачем.

— Новым директором школы становится лорд Гринграсс по решению Министерства и Попечительского Совета. Клятву директора он принесёт сегодня же, просим деканов помочь новому директору. А сейчас все свободны, кроме ветеранского факультета.

Когда все покинули Большой зал, оставляя занятым лишь стол пятого факультета, Амелия, Аластор и авроры подошли к ним и переглянулись. Амелия чуть не плакала, глядя на пожирающую её взглядом Сьюзан, которую обнимал незнакомый мальчик, что-то шепча на ушко. И от видимой всем нежности, с которой это происходило, слёзы потекли по лицу женщины.

— Вы видели многое, — заговорил Грюм. — Пережили столько, что не каждый даже представить себе может. Вы теряли друзей, любимых и даже себя. Мы…

— Аврор Грюм, — откликнулся Гарри Поттер, — скажите, мы можем сдать СОВ или ЖАБА, что там по контракту положено?

— Молодёжь любит спешить, — немного страшновато улыбнулся Аластор. — Именно это мы и хотели вам предложить. Ну и переезд на базу аврората, где вы сможете отдохнуть. Там наши целители, тишина, лес и озеро… И абсолютно точно никаких врагов. Мы виноваты в том, что нас не было с вами там, но здесь и сейчас мы выполним свой долг.

— Нам нужно посоветоваться, но мысль хорошая, — сказал Поттер.

— Да что тут думать, — с тоской в голосе произнёс кто-то из близнецов Уизли.

— Спасибо, тётя, — серьёзно кивнула Сьюзан. — Не умирай больше, пожалуйста.

========== Часть 5 ==========

— Ты не смотри, что они выглядят детьми. Да, они дети, но прошли через такой ад… Тебе покажут ещё… Относись не как к детям, а как к нашим. Вот представь, что у аврора убили всю семью на его глазах, включая жену и детей. Сможешь понять, что он чувствует?

— Дети?! Как так? Как вы допустили такое, Гир? — И уходящий в сторону взгляд.

Такие или подобные таким разговоры проходили со всеми целителями и персоналом третьей резервной базы аврората. Она не использовалась со времён войны с Волдемортом, потому что таких массовых потерь больше не было, и персонал в большинстве своём скучал. Но назавтра ожидалось прибытие около полусотни ветеранов. Детей. Звучит, как приговор.

База приводилась в порядок, спальные помещения переразбивались так, чтобы быть комфортными для новых постояльцев, обставлялись. Суетились домовики, суетились целители, все готовились. Тщательно проверялся периметр, обновлялись заклинания, подключался тир, тренировочный зал, зал психологической разгрузки. База медленно, будто скрипя несмазанными шестернями, включалась, начиная свою работу. Дважды был проверен боевой купол, совершенно не нужный сейчас, но необходимый именно для того, чтобы ветераны чувствовали себя в безопасности. Всё-таки переливающуюся алым плёнку щита не перепутать ни с чем.

А в Министерстве в это время взмыленная Боунс вместе с невыразимцами и аврорами разбирали завалы. Масштабы открывающегося поражали. Удалось, кроме всего, выяснить, почему переворот удался — и удался быстро. По той же причине, что и в воспоминаниях детей — он был тщательно подготовлен слугами Волдеморта. Они просто ждали своего часа, а теперь ждут суда. Прямо посреди совещания сверкнула вспышка официального извещения из МКВ.

— Минутку, господа, что тут у нас… Розыскной лист… Кингсли, займись. Очень хорошо… Так, господа, Дамблдор больше не председатель МКВ, флакона воспоминаний им хватило, теперь его разыскивают, причём… ого! — Присутствующие переглянулись, не понимая, что так удивило исполняющую обязанности министра. — Ничего себе… «живым или мёртвым». Я такого ещё не видела.

— М-да, видимо, сильно впечатлились.

— Хм…

— Хорошо, давайте дальше, вопрос к мистеру Смиту — что выяснилось по крестражам?

— Обнаружены пока два тёмных предмета, крестражами тем не менее не являющихся. Расследование ведётся, поиск известных персонажей осуществляется всеми нашими силами, включая международные организации.

— К СОВ у нас всё готово?

— Комиссия проинструктирована и с утра будет на базе.

— Очень хорошо, доклады мне на стол. Что с детьми?

— Ну как думаешь, Амелия… Готовятся к бою, для них-то всё заново…

— Нет! — твёрдо сказала министр Боунс. — Ничего «заново» не будет. Бороться со злом — это наша задача, мы обязаны их защитить, а не сдохнуть без смысла и толка. Такого, как было в их прошлом, больше не будет, никогда! Я не позволю!

Двенадцать палочек поднялись над столом. Двенадцать огоньков сияло сейчас в кабинете министра. Зачем нужны взрослые, если в бой идут дети?

***

С занятий их ожидаемо сняли. Гарри понимал, почему — завтра СОВ и переезд. Надо же повторить, освежить знания, подзабытые за два года войны, поэтому факультет оккупировал гостиную и погрузился в книги.

— Братья и сёстры, — сказал мальчик. — Переезд — да?

И лишь поднятые палочки послужили ему ответом. Они давно уже понимали друг друга без слов… Не задумываясь о том, почему взрослые тогда спрятались, не понимая, почему сейчас — нет. Для Гарри, Невилла, Колина и многих других была совершенно привычной борьба меж двух огней — Министерство с одной стороны и убийцы с другой. Почему же сейчас они чувствовали поддержку и даже, кажется, защиту? Дети, искалеченные войной.

Астория тесней прижалась к Драко, который задумчиво перебирал её волосы. Ради неё он пошёл против семьи, против всего, девочка не спрашивала мальчика «почему?», она чувствовала ответ. Чувствовала всей душой. Его последние слова там: «живи, любимая». Как жить без него? Какое счастье, что они вернулись!

Джастин всё не верил, что Лаванда жива и рядом. Тогда он не успел буквально на долю секунды и даже сейчас не мог себя простить за это, а Лаванда смотрела на него с такой любовью, что просто не было слов. Они вернулись, вернулись, чтобы это больше не повторилось.

Неожиданно заплакала Кэти, которую бережно прижимал к себе Дин. Она просто смотрела на него и плакала, а перед её глазами память раскручивала страшные картины. Дин нежно целовал лицо возлюбленной, стараясь успокоить. Многие девочки плакали, погружаясь в пучины памяти. Мальчики держались, чтобы не выть от отчаяния и боли. Совсем немного времени прошло с того момента, когда они думали, что потеряли друг друга навсегда.

Прижалась к Гарри Гермиона, помогая ему сосредоточиться на танце ананаса, а перед глазами был Малфой-манор. Танцующая безумная Лестрейндж, вся покрытая чужой кровью. Кровью замученных ею. Если бы не Гарри… И Драко, который не смог смотреть на это и помог им тогда. Чего это ему стоило, они так и не узнали, но явно ничем хорошим для мальчика это закончиться не могло. Гарри… Гарри, решивший, что жизнь братьев и сестёр важнее. И предатель Рон, убивший собственную мать. Что ему пообещал Волдеморт?

Но произошедшее сегодня поразило ребят. Взрослые волшебники, те самые, что частично погибли по глупости, частично струсили, сегодня пришли к ним и показали, что готовы взять на себя то, что долгих три года лежало на плечах подростков. И… То, как лорд Гринграсс, настоящий лорд, не то, что Малфой, опустился на колени перед Асти, прося прощения за то, что его не было рядом там… Значит… Значит, всё могло быть иначе? Почему же тогда не было? Почему?!

***

Хогвартс провожал «ветеранов». Встав у столов, многие зажгли люмосы. Нет, они не знали, что произошло с «ветеранами» за лето, но чувствовали сердцем, что просто обязаны так сделать. Застывший директор, плачущая Спраут, взгляд Флитвика… Даже Снейп… Хогвартс провожал факультет, что покидал замок через организованный невыразимцами портальный переход. Стройные ряды, напряжённые лица идущих, будто на бой, детей. Прошёл третий курс, палочки наголо, готовность ко всему буквально сквозит в каждом движении, в каждом жесте. Спины мальчиков прикрывают девочек, у которых на палочках светятся огоньки почти готовых щитовых чар.

Ряд за рядом, по трое, вступают они в кольцо, закрытое белёсой, как воспоминания в Омуте, плёнкой. Ряд за рядом исчезают они из замка, ставшего в будущем прошлом для них братской могилой. Оставляя прошедшее за спиной, напряжённо вглядываясь в будущее, идут они вперёд. Что ждёт их там?

Приёмный зал базы, пустой абсолютно от всех. Авроры охраны хотели встретить, но Грюм очень просил этого не делать. Пусть дети увидят, что зал пуст, а потому безопасен. Потому что кто знает, как они отреагируют на незнакомых людей. Засветилось кольцо перехода, обустроенного невыразимцами специально для этих людей. Полузабытые технологии, не использовавшиеся больше полувека, жрущие огромное количество магической силы, но так необходимые в данном конкретном случае.

Сквозь тончайшую плёнку шагнули первые подростки, мгновенно рассыпавшись по залу, осуществляя контроль. Заалели боевые щиты, засияли готовые к любой неожиданности палочки. Мальчики вблизи стен и дверей, девочки вблизи перехода, а через кольцо ряд за рядом проходят их братья и сёстры. Наблюдающие через специальные артефакты за залом авроры понимают правоту Грюма, хотя смотреть на слаженную работу боевого подразделения, состоящего из детей, просто страшно. Волосы дыбом поднимаются, когда взрослые люди понимают всю суть происходящего. Одно дело видеть воспоминания, совсем другое — когда так. Такой слаженности можно добиться только потом и кровью, никак иначе. Три года…

Переход погас, факультет выстроился, плотно прикрыв своих девочек и первогодков, и большие двери зала открылись наружу. А там… там голубое небо, зелёная трава, журчание ручейка, шелест ветра в ветвях деревьев. И нерушимым гарантом над всем этим слегка жужжащий купол стационарного щита на полной мощности. И авроры с начальником базы в отдалении. Палочки демонстративно в чехлах, взгляды уверенные и спокойные. От ряда подростков отделился один, подошёл и по-магловски козырнул.

— Отряд прибыл, — два слова, сказанные легко узнаваемым Гарри Поттером.

— Вас проводят в общее помещение, там сможете принять пищу, а через два часа начнутся экзамены, готовы?

— Готовы, — тяжёлый взгляд, не присущий детям, дети такого даже изобразить не смогут.

За этим взглядом — дым пожарищ, кровь побратимов, взрывы и смерть. Дети? Дети так не смотрят. Дети играют в «войнушку», а не придавливают взглядом много повидавших взрослых. И взрослые, сильные волшебники понимают то, что пытался до них донести старый параноик — это воины. Вне зависимости от возраста, от пола — воины.

И вот круглый зал, уставленный креслами и столиками. Двери, расставленные по ранжиру, ведут в личные помещения. И давно позабытое чувство безопасности. Здесь не нужно прислушиваться к звукам, не нужно ожидать атаки, взрослые волшебники наконец вспомнили, что они взрослые. Здесь тихо и спокойно. И никого нет… Целители и другие ветераны будут потом, но здесь и сейчас нет никого. Можно расслабиться, пусть ненадолго, но отпустить себя. Хотя как это сделать, никто из них не знает.

Переглядываются авроры, расходясь по постам, готовятся наблюдавшие за сценой встречи целители, рыдают медиведьмы, не в силах справиться с увиденным. Сидит в маленьком помещении начальник базы, не замечая, как по его лицу катятся слёзы. Сегодня он видел глаза детей в том возрасте, в котором погибла его маленькая принцесса много лет назад. Он смотрит на колдографию, на которой веселится и играет маленькая девочка, а перед глазами встают эти седые дети…

========== Часть 6 ==========

Сегодня в просмотровом зале Министерства многолюдно. Волшебники поодиночке и парами толпятся, не понимая, зачем их вызвали, что происходит? Их всех объединяло только одно — они были родителями школьников и пока не получали писем от своих детей. Стоящие у дверей суровые авроры на вопросы не отвечали. Время от времени кого-то вызывали, вызванные уходили внутрь, чтобы не вернуться обратно. Незачем будоражить народ понапрасну.

— Артур, я бы советовал вам смотреть вдвоём.

— Что там? Что-то плохое?

— Там ответ на вопрос, что случилось. Смотри.

Две головы в министерском Омуте памяти. Напряжённый целитель, знающий, что им будет показано. И…

…яростное, перекошенное злобой лицо Рона, посылающего «аваду» в мать. Шок и неверие на лице Молли Уизли, принявшей от сына заклятье в спину. С ненавистью кричащая Джинни, и заклинания, летящие от неё во Фреда? Джорджа? Отлетает чисто срезанная голова, на которой навеки замерло удивлённое выражение. И вот Джинни, её родная, любимая девочка кричит «Авада Кедавра» и зелёный луч попадает в того, чьи воспоминания они смотрят. Картинка мигнула и теперь перед ними призрачный вокзал, десятки детей, которых с каждой секундой становится больше…

— Нет, Ронникинс… Ронни, нет, — как заведённая, шепчет вывалившаяся из Омута Молли, — нет… Нет! — кричит она. — Это не может быть правдой! Скажите мне, что это неправда! Ну скажите!

Отчаянный крик Молли, которая в следующий миг сотрясается в рыданиях. А рядом с ней потерянный Артур Уизли, который только что видел самую страшную картину в жизни и не знает, как ему с этим жить. На глазах седеющие волшебники…

***

— Прошу вас мистер Патил, миссис Патил. Это очень тяжело, готовы ли вы?

— Это касается наших… дочерей?

— Непосредственно.

И снова головы в Омуте памяти, снова целитель готов отпаивать их. И…

…шум яростной схватки, двое рыжих, яростно отбивающие заклинания, защищающие их девочек, вот один из них закрыл Падму и упал. Упал вниз, на камни, сопровождаемый диким криком их дочери. Девочка кричала, будто бы от невыразимой боли. И этот крик был прерван зелёным лучом откуда-то сзади. Падают подростки, выглядящие старше, чем были буквально вчера. Старше, но узнаваемо. Падают, чтобы не подняться, и опять перед глазами полупрозрачный вокзал с почти стёртыми красками… Их девочки, снова живые, рыдают в объятиях смотрящих на них с бесконечной любовью рыжих братьев.

Выпадают задыхающиеся в рыданиях родители двух девочек, проживших так мало, спешит к ним целитель, и через несколько минут сумевший взять себя в руки мистер Патил готов выслушать историю.

— Была война? — И кивки в ответ.

— Их вернули назад. Сейчас они дети, седые дети, помнящие всё. Поэтому мы забрали их на базу аврората, чтобы помочь справиться со всем этим.

— Мы… Мы можем их увидеть?

— Да, но через несколько дней. Им нужно привыкнуть к тому, что вокруг безопасно, так говорят целители.

— Хорошо… Известите нас, когда… Когда можно будет.

Взрослые волшебники, мир которых только что рухнул, разбился на осколки. О да, они запомнили тех, кто противостоял детям.

***

— Мистер Грейнджер, мы знаем, что вы участвовали в некоторых конфликтах, потому пригласили только вас. То, что вы сейчас увидите — этого ещё не было и не будет, но ваша дочь пережила это. Смотрите.

Горячий бой, мальчишка, закрывающий собой его дочь. Принимая на грудь летящие лучи… Ещё один бой… Ещё… и последние слова мальчишки, решившего отдать себя в обмен на других: «Я люблю тебя, Герми, и поэтому я должен. Молю тебя, живи». Идущий на смерть мальчик, крик боли его девочки, и снова бой, в котором она не жалеет себя, ведь ей совсем незачем жить. Боевой офицер видит это так же ясно, как и солнце над головой. Его принцесса стремиться умереть. И смерть приходит в спину, оттуда, где должны быть лишь друзья. Выцветший какой-то вокзал, платформа, на которой много детей и — «поцелуй меня на прощанье».

Упавший на колени сквиб кричит, схватившись за лицо. Громко кричит от боли, испепеляющей его изнутри. Огнём горит грудь. И целитель, судорожно вливающий зелья.

— Они вернулись назад, сюда. Она внешне такая, как вы её провожали недавно, но внутри…

Мистер Грейнджер понимает, о чём говорит пожилой человек, смотрящий на него понимающими глазами. Его принцессы больше нет — что-то или кто-то выжег её детство, уничтожил всё, и теперь есть только Гермиона и её мальчик.

— Мы можем её… их увидеть?

— Да, мы сообщим когда.

— Реабилитация?

— Да.

Он знает, о чём идет речь, потому что сам не раз проходил через такое. Сегодня он напьётся в баре до зелёных чертей, потому что не знает, не понимает, как сказать любимой о том, что их дочь, их маленькая принцесса заглянула в Бездну.

***

— Прошу вас, мистер Голдштейн, зрелище тяжёлое, вы уверены, что вашей супруге стоит это видеть?

— Стоит.

— Как скажете, миссис Голдштейн, прошу.

Война… страшная война, кровь и крики, шипение заклинаний. Их сын, ставший старше, и девочка, которую они не узнают. Щит, который держит девочка, заклинания… Вот зелёный луч приближается к этим двоим, каким-то чудом Энтони замечает его. В шоке миссис Голдштейн смотрит, как их мальчик бросается наперерез лучу с криком «Кэти, нет!» Он успевает, но девушка пережила его лишь на секунду. И снова призрачный вокзал, на перроне которого застыли две фигурки. Две среди многих.

Застывшая миссис Голдштейн, лишь слёзы текут по лицу женщины, а глаза широко распахнуты. Лежащий без сознания мистер Голдштейн. И снова спешит целитель, спешит, чтобы привести в норму родителей ребёнка, который прошёл через ад.

— Он… Они… живы?

— Что-то вернуло их обратно, но они помнят всё, что с ними произошло.

— Могу ли я…

— Да, но чуть позже, мы сообщим, когда целители дадут добро.

Слёзы, капающие из глаз слёзы родителей, так и не понявших — почему дети были там совсем одни. Где были их родители? Где были они? Где?!

***

— Итак, Аластор, что случилось?

— Августа… Невилл, да и другие их однокурсники вернулись из будущего. Телом они дети, а вот в голове…

— Ты шутишь! Такого не бывает!

— Бывает, Августа, вот в Омуте воспоминания, но ты уверена, что сможешь это выдержать?

— Грюм, не морочь мне голову! Где там твой Омут…

Судорожно вцепившиеся в края Омута пальцы.

Её внук, кровь, стоны, раненые, павшие. Как бы она хотела такого больше никогда не видеть. Полумна Лавгуд, кажется, и её внук — сработавшаяся боевая пара, это сразу видно пожилой женщине с огромным опытом. Большой бой, в котором взрослые — против детей. Горящая на голове шляпа и меч Гриффиндора в руках внука. И вот снова сплочённые ряды, но откуда-то сзади прилетает зелёный луч, и девочка падает, падает, улыбаясь на прощание внуку. Яростный вопль, и это уже не внук — берсерк, готовый грызть врага зубами. Он совершенно не контролирует себя! Вспышка и… Выцветший вокзал, на котором десятки детей, павших детей. Полумна встречает своего героя с такой любовью…

Сердце Августы не выдерживает всего этого.

Мечутся целители, и вот сердце вновь стучит. Августа Лонгботтом открывает глаза, чтобы увидеть склонённых к ней целителей. Сегодня она видела то, чего нельзя допустить. И раз внук был один, значит, она сама к тому моменту уже мертва.

— Грюм… Ты должен… Предотвратить!

— Я знаю, Августа. Забирайте в Мунго.

***

— Ты хотел узнать, Малфой, почему твой сын так на тебя смотрит? — Сколько холодного презрения в её голосе…

— Я не понимаю, что случилось, Амелия. Ещё пару дней назад он был нормальным, а теперь… Может, его опоили.

— Знаете, Люциус, на его месте я бы вас заавадила, вам его девочка жизнь спасла.

— Да что происходит?! — не сдержался сиятельный лорд, совершенно выйдя из образа.

Голова, погружённая в Омут…

«Асти, я люблю тебя» и «Я люблю тебя, Драко». Смена стороны, сразу, вдруг, потому что там — она. Яростная битва и глаза сына, который знает, за что он сражается. Закрывая собой, жертвуя всем. И его, Люциуса, «авада». Последняя улыбка, последнее «живи, любимая». И девочка, пережившая возлюбленного совсем ненадолго.

Закашлявшийся лорд Малфой, мир которого рухнул в одночасье. Который сам, своими руками, убил сына где-то там. Его успели остановить до того, как он сказал «секо», направив палочку на свою шею. Лорда Малфоя отправили в Мунго, потому что жить он после этого просто не хотел.

***

Взрослые волшебники, сильные и не очень, даже сквибы, входили в просторный зал, чтобы увидеть, что произошло с их детьми. Чтобы почувствовать на себе, чтобы узнать то, что навеки разделит жизнь на «до» и «после». А на базе аврората их дети, ставшие воинами, готовились сдавать никому не нужный СОВ.

Взрослые волшебники отправлялись по домам, но всех их грызла, буквально обгладывала одна и та же мысль: «Мы, где мы были? Почему наши дети одни? Почему?!»

========== Часть 7 ==========

— Герми, душа моя, ты не помнишь случаем даты выступления в поход Злотозуба Косорылого? — Гарри понял, что его зацепило в тех учебниках, которые они изучили.

— Разве такой был? — умнейшая ведьма поколения выглядела озадаченной.

— Вот и мне странно… Нев! Тебе ничего не показалось странным в Истории Магии?

— Честно, брат, не разбираюсь я в ней, — улыбнулся Невилл.

— Ладно, учим. Асти, отвлекись от возлюбленного, давайте учить уже. Завтра нам это всё сдавать.

Утро экзаменов и первые сюрпризы — большинство практических экзаменов зачтено по воспоминаниям, а из теории убрано всё боевое. Описать заклинания анимации, создание иллюзий, задачи нумерологии, зарисовать созвездия… Практические по трансфигурации, зельям и — создать Патронуса. Сотня тёплых, ярких, счастливых зверей скачут, бегут, летят по огромному залу. Внушительная комиссия, на пальцах какие-то непонятные кольца.

— Мы решили выдать вам кольца подмастерий Чар и Боевой магии, по итогам ваших боёв. Вы можете стать мастерами, если пожелаете. Хотя наша Гильдия обычно не принимает девушек, в этот раз было сделано исключение.

Переглядываются дети, и незаметный жест их командира, повторенный старшими ребятами — «всё потом». Потом. Не сейчас. Благодарности подростков, общий поклон, изящный книксен девочек и сбор в их зале.

— Гарри, что за подмастерья? Что за Гильдия? — спрашивает Джастин, разглядывая странный перстень.

— Герми, ты когда-нибудь читала о таком? — Отрицательное качание головой.

— Что всё это значит?! — срывается Захария.

— Это значит, что, возможно… хм… А давайте-ка посмотрим на ближайшую историю, у кого учебник под рукой?

Гермиона поразилась своей догадке и, взглянув на встревоженного Гарри, начала сосредоточенно листать книгу. К ней подсела Полумна и Астория, отлепившаяся от Драко. Если Гарри и Гермиона могли отойти друг от друга, то этим двоим был необходим постоянный тактильный контакт.

— Гарри, купол! — вскрикнула Гермиона.

Не рассуждая и не задумываясь, Поттер создал купол, отсёкший даже вероятность прослушивания. Встревоженные подростки приблизились к девочкам, желая расспросить, что случилось.

— Война против Гриндевальда закончилась 4 апреля 1945 года пленением и казнью Геллерта Гриндевальда специальной группой русских волшебников, — громко прочитала Гермиона.

— Как так? А Дамблдор? Что это значит? — раздались голоса со всех сторон.

— Это значит, что мы не в своём прошлом, — прошептала Полумна. — Этот мир — другой. Мы опять одни…

— Нет! Нет! Мы не одни, тут есть родители, наши родители! — быстро заговорила Астория, а Кэти опять заплакала.

Кэти очень мало говорила эти дни, только плакала, Дин боялся оставлять девочку одну, даже возле уборной караулил. Среди них были те, кто держался, были и те, кто не мог никак прийти в себя, были… Те, которые не приняли мир и всё ещё были на войне, страшась покоя. И те, для кого единственным островком, не дающим сойти с ума, был любимый или любимая.

***

— Что нам известно, Мели? — Аластор напряжённо всматривался в лицо мисс Боунс.

— Найдены все предметы, которые нам показали Гарри и Гермиона, пока не удалось обнаружить змею, но ребята работают, да ты и сам знаешь.

— И что? Что выяснили невыразимцы?

— Там два крестража, всего два, но — разных магов, сейчас выясняется, каких.

— А Волдеморт?

— Этого обнаружили в Шотландии и упокоили. Некромант дал гарантию.

— Некромант? Ты пошла даже на это?

— Аластор… Я пойду даже на призыв демонов, если это убережёт наших детей от того кошмара! Они же дети, Грюм! Дети! Я не позволю!

Железная леди, множество раз смотревшая в лицо смерти, разрыдалась. В последние дни она часто плакала, но никто не упрекал её, как не упрекали тех, чьи дети встали в своём будущем прошлом против страшного зверя. Кого они бросили одних… Не все это смогли принять, целители просто сбивались с ног, того же Люциуса Малфоя пришлось просто привязать к кровати в больнице. Молли Уизли едва не сошла с ума. Августа Лонгботтом до сих пор в тяжёлом состоянии. И многие, многие другие не смогли принять того, что их не было там рядом с детьми.

В этот момент в кабинет вошли двое — целитель и невыразимец. Целитель сразу понял, что происходит, и практически влил в Амелию умиротворяющий бальзам. А вот невыразимец положил на стол лист пергамента. Грюм, пожалуй, впервые в жизни видел шокированного невыразимца. Нет, лицо его ничего не выражало, но глаза, это зеркало души, были полны неверием и ужасом.

— Что?! — вчитался в сухие строчки отчёта старый аврор. — Вы уверены?

— Абсолютно уверены, — прошептал невыразимец. — МКВ уже известили.

— Такое чувство, что мы стоим на краю пропасти… Если бы не дети… Мели, ты как?

— Я… я уже нормально, что там? — ровным голосом сказала взявшая себя в руки Амелия.

— Кратко: Гриндевальд и Дамблдор. Это их крестражи, — напряжённым голосом произнёс Аластор Грюм.

— Ну вот, а говорила, что нормально, — вздохнул невыразимец, глядя на потерявшую сознание женщину.

— Слушай, а если Волдеморта упокоили, могли его крестражи перестать быть таковыми? — вспомнил Грюм.

— Некромантски упокоили? Тогда точно перестали, вся душа упокаивается, она всё равно едина, — усмехнулся невыразимец.

— Да, русские не обрадуются, — вздохнула пришедшая в себя исполняющая обязанности министра. — Родителей к детям пустим?

— Если целители дадут добро…

— Аластор, я могу на тебя положиться? — И кивок старого аврора.

***

— Они неконтактные, совсем. Усыпить не можем, обследовать нормально тоже, нам просто не доверяют. А без доверия, сам понимаешь.

— Что ты предлагаешь? — начальник базы авроров внимательно посмотрел на главного целителя.

— Дать им возможность встретиться с родителями.

— Не сделает ли это хуже?

— Да куда уж хуже… Они не вышли из боя, понимаешь? Они ещё там — воюют и умирают! — не сдержался всегда спокойный целитель.

— Воюют, говоришь… Хорошо, будь по-твоему, — принял решение начальник, глядя на колдографию с маленькой девочкой.

Все на базе знали историю начальника. Знали и о том, как больше десяти лет назад его жену и дочь, случайно оказавшихся на Косой Аллее, убили Пожиратели. Знали, с каким трудом он пережил это, не в состоянии более связать свою судьбу с кем-то. Целитель вздохнул и тихо вышел.

— Мистер Грейнджер…

— Лорд Гринграсс…

— Мистер Уизли…

— Миссис Белл…

— Мистер Лавгуд…

— Мистер Голдштейн…

— Мистер… Лорд… Мистер… Миссис…

Авроры приходили к людям, всего день назад увидевшим личный ад своих детей. Ещё свежи воспоминания, ещё не высохли слёзы. Даже Августа сбежала из больницы, услышав, что сможет увидеть своего внука, сможет обнять его. Сумеет ли он простить, что её не было рядом? Примет ли её? Напряжённые родители, думающие, что готовы… Маги, сквибы, маглы… Сейчас между ними нет различий.

Они идут по коридору базы, широкий коридор заполнен людьми. Они идут, кто быстрее, кто медленнее. Что их ждёт там, за поворотом, где в Большом зале — дети. Дети, изменившиеся за те пару дней, что прошли с момента прощания. Дети, вынужденные стать воинами.

Вот ещё несколько шагов и… Крик, отчаянный детский крик:

— Мама!

Летит серая молния, и за ней, не отставая, вторая, стремясь защитить, не раздумывая.

— Папа… — Неверные шаги вперёд.

В серых костюмах, сбросив ненужные мантии, отряд, моментально ставший толпой, хлынул в сторону, казалось бы, навсегда потерянных родителей. Торопливый шёпот обнимающих своих детей родителей, слёзы детей, горький плач девочек, молчаливая боль мальчиков. И Драко с Гарри, оставшиеся на месте. Здесь у них нет родных. Но вот оглянулась Асти на полпути, замерла в движении Гермиона. И в следующее мгновение они снова идут к родителям, практически таща за собой мальчиков. Потому что родители — это важно, но душа важнее. И мистер Грейнджер смотрит на прячущего слёзы мальчика, понимая, что обрёл сына. Сына, который стал для его маленькой принцессы всем.

Лорд Гринграсс, растерявший в этот миг всю аристократическую чопорность, обнимает дочь и в следующий миг обнимает Драко. И шепчет, шепчет: «Добро пожаловать в семью, сынок». Необычные, невозможные слова представителя аристократии… И слёзы на глазах. Не выдержавший, не сдержавший слёз эмоциональный Драко. Уткнувшийся в пальто взрослого Гарри. Добро пожаловать домой.

Мама Кэти, обнимающая девочку, которая косит глазом на своего любимого — как он там? Привыкшие заботиться друг о друге, ставшие самыми важными в жизни, даже рядом с родителями дети прикасаются друг к другу. Здесь нет больше сирот, они все, все обрели родителей. Каждый из этих маленьких воинов видит бесконечную родительскую любовь и желание защитить, защитить от всего мира.

Невилл обнимает бабушку, прижимая к себе, но глаза его не отрываются от глаз Луны, которая даже сейчас смотрит лишь на него. И Ксено понимает… Он уже такое чувствовал, когда обнимал Пандору. И дети, которых там лишили детства, понимают, что теперь они не одни. Навсегда.

========== Часть 8 ==========

— Мама, мамочка, знаешь, как страшно было? — девчоночий торопливый голосок, дрожащая рука, вцепившаяся в мантию. — Если бы не Джастин, меня бы давно не было, он меня спасал все эти годы, мамочка…

— Отец… — Сорвавшийся голос, глаза полные боли, и внезапно прорвавшийся крик, будто кричит сама душа. — Папа! Не умирай больше! Пожалуйста, не умирай!

— Тори, маленькая моя, хорошая, — женщина плачет вместе с младшей дочерью, обнимая и зацеловывая то её, то Драко, не делая различия между ними. — Сыночек, хороший мой…

И Драко, когда-то высокомерный, когда-то цедивший слова, просто млеет от этой ласки. Ставший гриффиндорцем на этой страшной войне, защитивший свою Асти, обнимает женщину, которая намного эмоциональней мамы. Она называет его сыном, значит… Он больше не один? Слёзы катятся из его глаз, и он прячет лицо, а Астория будто спиной чувствует, разворачивается и обнимает своего Драко.

— Фред, Джордж, — миссис Уизли обнимает каждого, видя, как её сыновья ловят взгляд сестёр Патил, и понимая, что это значит.

— Невилл, прости меня, прости, — просит за что-то прощения бабушка Невилла.

Вот подошёл Ксено с разрывающейся Полумной, давая детям вновь прикоснуться друг к другу. Он очень хорошо видит и понимает, что произошло. Дети уже одно целое. Их не разорвать и не разлучить. Августа видит взгляд внука, видит его руку, протянутую к девочке, и тоже всё понимает.

— Мама… — тихо плачет Кэти и шепчет: — Мамочка…

— Доченька, радость моя, всё хорошо, малышка, — пытается её успокоить мама, но девочка только плачет, ни на что не реагируя.

И Дин, увидевший это, отрывается от своих родителей, чтобы скользнуть к девушке и обнять её, прижать к себе, и то, как она вцепляется в него, постепенно успокаиваясь, многое говорит даже целителям, стоящим неподалеку и готовым прийти на помощь. А мама Кэти смотрит на то, как мальчик бережно обнимает её доченьку, как успокаивает и как у него это получается.

— Котёночку тяжело далось всё, — тихо произносит мальчик, осторожно усаживая обмякшую Кэти. — Она теперь часто плачет. Вы, если что, зовите меня, хорошо?

— Хорошо, Дин. Обязательно, — говорит мужчина, потому что женщина рыдает от этого нежного «котёночек».

Целители порываются подойти, но видят знак Дина Томаса и останавливаются. Ему виднее. А вокруг мамы и папы, дяди и тёти… Слёзы, слёзы, слёзы… Звучат не всегда различимые слова, но главное не в словах, главное в том, что дети больше не будут одни.

— Пары разделять нельзя…

— Да, это заметно…

— Как думаете, теперь удастся их уговорить?

— Попробуем, Вик, попробуем…

— А потом Фред упал, и я умерла, потому что без него я не могу жить, — откровения девочки заставляют сердце сжиматься и проклинать всех, кто заставил детей пройти через такое.

— Невилл меня всегда спасает, папочка…

Здесь нет места чопорности и высокомерию. Все эти люди едва не потеряли самое дорогое в их жизни. Все здесь собравшиеся — просто люди. Кого-то утешают дети, кто-то утешает детей. Но вдруг что-то происходит, и дети начинают успокаиваться, расползаясь с родителями по разным уголкам зала, а к целителям подходит командир этих подростков.

— Если вас ещё интересует диагностика, то сейчас — хороший вариант.

— Прости папа, — шепчет Гермиона, устремляясь за своим Поттером.

***

— Что у нас?

— МКВ начало поиск, и у нас в том числе. Мы известили маглов.

— Амелия, как же Статут?

— В задницу Статут, если оживят Гриндевальда, знаешь, что будет? А если ещё и этот…

— Русские бесятся?

— Русские свою группу прислали, работаем вместе, не до распрей тут.

Поисковые группы просеивали мир через чайное ситечко, ориентируясь на слепки магии крестражей. Работали рука об руку русские и американские группы — действительно, не до распрей. Эхо мировой войны ещё не отзвучало в сердцах людей, ещё были живы те, кто помнил концлагеря и поленницы из тел. Кто прерывал темномагические ритуалы существ в чёрной униформе. «Никто не забыт и ничто не забыто».

Кто-то вспомнил, что Дамблдор интересовался островами в Тихом океане, и туда вылетели волшебники, вышли корабли маглов. Спутники спешно перенацеливали объективы. Шпионаж друг за другом будет потом, сейчас намного важнее найти, обнаружить двух отщепенцев до того, как станет слишком поздно.

— Змею обнаружили в дохлом варианте, срок дохлости совпадает.

— Значит, с Волдемортом всё. Сообщи отряду Поттера.

— Сообщим, конечно, как иначе.

— Только что сообщили — засекли ритуал.

— Где?

— На одном из островов.

— Не успеем… Никак не успеть нам.

— По эманациям предполагают вызов сильного демона.

— Русские сказали, что «покажут всем маму Кузьмы». Кто-нибудь знает, что они имеют в виду?

Замершие люди, осознающие размер пропасти, в которую летит весь мир. Кто-то бежит, кто-то паникует, и только в далёкой северной стране зло оскалившийся офицер поворачивает ключ на большом пульте. Горит сигнал готовности, звучит зуммер, и палец что-то рычащего человека с силой вжимает красную кнопку. Бункер трясётся, чтобы замереть вновь. Ревёт сирена, означающая пуск, и многотонное тело устремляется в точку, подсвеченную спутником. Летят сигналы, спешно отводятся корабли, бегут всеми доступными способами волшебники. «Кузькина мать» ложится на боевой курс.

— Русские запустили какую-то мощную ракету, предупредили, чтобы все убирались подальше.

— Думаешь, у них получится?

— Вариантов всё равно нет.

Вздрогнувшее пространство, сметённые щиты, буйство энергий выжигает саму суть мира, огромный огненный шар виден за тысячу километров, ударная волна обходит весь земной шар. И вся эта мощь бьёт по маленькому островку, уничтожая его, вплавляя и алтарь, и свежепризванного демона.

— Вот вам, гады!

— Оценка мощности — в пределах пятидесяти мегатонн тротилового эквивалента.

— Никогда не буду воевать с русскими…

***

— Может, поселить родителей рядом? Вроде бы стабилизируют друг друга?

— И получить в два раза больше пациентов?

— Ладно. Что диагностика?

— Матом можно?

— Нет.

— Тогда я просто промолчу.

— Настолько плохо?

— Мы вызвали Адаберта.

— Ого…

Улыбчивый старичок сидит рядом с Кэти. А девочка обнимает своего мальчика, настороженно смотрящего на старичка. Вдруг у старичка в руках появляется конфета в яркой обёртке.

— Хочешь конфетку? — Девушка вздрагивает, между старичком и девушкой возникает щит, мальчик напряжён. Кажется, ещё мгновение — и бросится.

— М-да, это будет тяжелее, чем мне думалось, — старичок задумчиво жуёт конфетку. — Скажи, девонька, а отчего ты плачешь?

— Она часто так, с того самого момента, — тихо ответил мальчик, беря девочку на руки и прижимая к себе.

— Не говорит?

— Почти совсем… Я и не знаю, как ей помочь…

— Давай попробуем сначала зельем успокоить?

— Не берут её уже зелья… Тише-тише, котёночек, тише, любимая, всё хорошо, маленькая… — успокаивает мальчик внезапно задрожавшую девочку.

— А у меня есть специальное… Старящее. Для тебя и для неё. Вот, возьми и идите в свою комнату. Давай, парень, всё получится, ей это сейчас очень надо.

— Адаберт, ты зачем это сделал?

— Вик, там нет другого выхода, девочка в таком состоянии… Помнишь, Свенсон узнал о гибели дочери? Вот примерно то же самое.

— И что, получается…

— А вот других будем сейчас смотреть.

Подходя к молодым людям, сидящим с родителями и без, улыбается, здоровается с каждым, шутит, много улыбается, предлагает конфеты в ярких обёртках. Кто-то берёт, кто-то шарахается, кто-то пугается, а кто-то просто улыбается в ответ. И тут старичок замечает ещё одну пару, которая кружит по залу, подходя к ребятам, у которых от тепла этих двоих на лице сразу появляются улыбки, мальчики и девочки будто бы на минуту оттаивают. Адаберт подходит к наблюдающему за ним целителю.

— Сел, а эти двое кто?

— А это их командиры — Гарри Поттер и его Гермиона.

— Ты видишь, что они делают?

— Вижу, Адаберт, и просто поражаюсь, как у них хватает душевных сил обогреть других.

Спокойные доброжелательные глаза, на дне которых тщательно задавленная боль, добрая улыбка, слова… Простые слова, ничего особенного, но утихают слёзы, появляются улыбки. Действительно, как?

========== Часть 9 ==========

Родители разъехались по домам, а их дети как-то воспрянули духом, понимая, что они уже не одни. Но всё больше подростков замирали, глядя куда-то в бесконечность, и Адаберт вместе с целителями сбивался с ног, пытаясь помочь всем. Гарри и Гермиона действовали согласованно, тормоша своих братьев и сестёр, начавших понимать, что всё закончилось. Страшнее всего было ночами, когда даже барьеры не всегда могли приглушить крики кошмаров. И получившие старящее зелье уединялись, чтобы почувствовать себя целыми. И это приносило результаты. И ещё терапия, конечно. Зелья, не только старящее, терапия по принципу магловских военных психологов. Адаберт не стеснялся использовать методы маглов, и эти методы работали. И вот настал день…

Смущённо улыбающаяся, будто ожившая Кэти обнимает своего мальчика, а в её глазах снова жизнь. Не боль потери, не дым пожарищ, а жизнь. Впервые в общем зале слышен смех, впервые видны улыбки. Не вынужденные, а искренние улыбки девочек и мальчиков. Сьюзан, надевшая лёгкое платье, а не серый или камуфлированный, где взяла только, костюм. Ярко, солнечно улыбается Энтони, который держит её на руках и не хочет отпускать. Невилл что-то шепчет улыбающейся Луне на ушко. Увлечённый, живой Невилл, который буквально вчера не мог даже улыбнуться. Лаванда, расспрашивающая Парвати о каких-то нарядах, и Фред и Джордж, абсолютно счастливые от улыбок своих девочек. И Гермиона со своим Гарри в объятиях. Они ещё не отпустили всё, что было, ещё мелькает грустинка в глазах, ещё просятся слёзы, но дети уже уверились, что они в безопасности. Хотя…

Резкий звук со стороны двери — и вновь серьёзные глаза готовых ко всему мальчиков и частокол палочек в сторону звука. Оказалось, что Падма просто выронила тарелку, которая упала и разбилась. Испуганная девочка… К ней прыгает Фред, обнимая и успокаивая. Да, они ещё не готовы выйти в мир, но уже научились снова улыбаться, и в следующее мгновение Падма весело смеётся звонким голосочком над какой-то шуткой близнецов.

Целители переглядываются. Теперь решает время и Адаберт, который сказал, что останется здесь до конца. Единственный на всю Европу мастер такого уровня. Но иногда подросткам надо пошептаться о чём-то своём — и встаёт мощный купол против прослушивания, не потому, что это надо, а потому, что они так привыкли.

— Я предлагаю никому не говорить о том, что наши души попали в другой мир, тела-то местные, мы только-только обрели родных и это не будет ложью.

— Но, Гарри… Правильно ли это будет?

— Думаю, да. И я готов взять на себя эту ответственность.

— Не мели чепухи, брат. За эти годы ты не ошибался ни разу, мы верим тебе.

— Гарри прав, нашим родным будет очень больно узнать, что мы… — прошептала Луна. — Пусть будет так, как он говорит. Давайте поклянёмся, что эта тайна умрёт с нами.

— Клянёмся.

Буйство магии под куполом походит на магическую клятву. Поднятые палочки, одинаково шевелящиеся губы. О чём говорили подростки, какую клятву принесли? Об этом можно было только догадываться.

— Всё-таки я думаю, это не очень правильно, но ты прав, Гарри. Я не хочу, чтобы мама считала меня врагом, а ведь это случится, если…

— Да, Гермиона, — согласно кивнула Сьюзан. — Я не хочу больше терять. И… и… умирать тоже не хочу, — шёпотом закончила она.

— Пусть будет так.

Целители смотрят на необычайно серьёзные лица подростков, что-то решивших для себя. К добру ли? Они же дети. Да, воины, но в первую очередь — дети.

***

Облёт радиоактивного огрызка, оставшегося от острова, результатов не дал — всё, что там было до взрыва, уничтожено. Действительно ли призывали демона? Или происходило что-то другое? Ничего не осталось, ничего, что могло бы пролить свет на произошедшее. Продолжается поиск, идут доклады, осматриваются другие острова. Специалисты буквально под лупой рассматривают каждый спутниковый снимок. Катастрофы удалось избежать на этот раз, вот только надолго ли?

— Русские подняли свои армии и прочёсывают каждый клочок суши.

— Их можно понять… А мы?

— А у нас то же самое. Магловский премьер-министр отдал приказ о масштабных учениях, поэтому у нас тоже поддержка армии.

— Как вы его только убедили, Амелия?

— Просто показали воспоминания детей. Он был в бешенстве, в общем, будем сотрудничать на новом уровне.

Давно пора было привести образование в Хогвартсе к международному стандарту. В той же Салемской школе, насколько мисс Боунс знала, изучаются и предметы магловского мира, и менталистика, ритуалы, в общем, всё, что Хогвартс потерял за последние полвека. Выпускники Хогвартса и так уже могут устроиться на работу только в Британии, а что будет через десять лет? Волшебников в Британии мало и сам мирок довольно небольшой. Настала пора многое менять. Может быть, если бы ситуация с образованием не была такой ужасающей, детей удалось бы эвакуировать и не было того кошмара? Надо менять, магловский премьер-министр прав, многое надо менять.

— Статуту хана?

— Почему сразу хана? Нет, Статут остаётся, но изоляции действительно хана. Кстати, вы этих… выпущенных Дамблдором Пожирателей будете допрашивать?

— Будем. Люди, способные поднять палочку на ребёнка, вообще не должны жить. Но так радикально действовать не будем. Кстати, о Пожирателях, что там с Блэком?

— Проходит реабилитацию в Мунго. Менталисты ругаются такими словами, ты бы слышала…

— Судя по воспоминаниям Поттера, неудивительно.

— Да… Но обещают восстановить, а потом покажем ему. Если целители добро дадут.

— Хорошо, что у нас по другим проектам?

Министерство Магии работает в своём режиме. «Бывших» Пожирателей допрашивают намного более тщательно. И веритасерум, и ментальные маги. Не так важно, что было в прошлом, важно, на что они готовы, если им прикажут. Волшебники с континента сумели вылечить Лонгботтомов и ещё кучу народа, но допрос тех же Лестрейнджей принёс неприятные открытия. И теперь перед Амелией стояла этическая проблема — что с этим всем делать?

Война с Волдемортом оказалась совсем не такой, какой представлялась изначально, в ней были все хороши. И убийства, и насилие, и пытки были с обеих сторон. Поэтому по праву исполняющей обязанности Верховного Судьи Амелия решила пересмотреть все дела той поры и судить каждого уже не за то, что он сделал, а по совсем другим признакам, с чем женщине очень помогли магловские психологи. Конечно, она не сама их расспрашивала, но даже короткого резюме хватило, чтобы ужаснуться той пропасти, в которую со скоростью Хогвартс-экспресса неслась магическая Британия. Тяжело вздохнув, Амелия закрыла очередную папку, мечтая о том моменте, когда можно будет уйти на пенсию и просто отдыхать. Внезапно дверь широко раскрылась, и в её кабинет, хромая, вошёл Аластор.

— Мели, русские взяли Дамблдора.

***

Наверное, назрел кризис, хотя Адаберт был в этом не уверен. После таких заклинаний, смерти что-то должно было произойти. И у взрослых авроров мог быть «кризис», если они переживали сильное потрясение, а как дети перенесут? То, что их начало «отпускать», было хорошим и одновременнотревожным признаком. Он размышлял над этим, записывая свои наблюдения, когда тоскливо завыла сирена.

Сегодняшней ночью вся база поднялась по тревоге, главный купол, где жили подростки скрипел и раскачивался, он будто бы готовился рухнуть. Авроры и целители бежали туда, стремясь успеть. Куда успеть? Зачем? На этот вопрос не было ответа. И вбежав, они услышали…

— Кэти! Кэти, родная, нет! Живи, Кэти!

— Гарри! Не уходи! Не уходи!

— Луна!

Крики, отовсюду страшные крики. Где-то слышен хрип, где-то какой-то вой, полный безнадёжного отчаяния. Это было жутко. Звукоизолирующие барьеры лопнули — и только буйство магии, физически ощущаемое буйство, яростное и невозможное. Целители вбегали в комнаты, чтобы увидеть подростков, которые будто бы спали, но кричали, кричали…

— Сью! Живи!

— Лави… Нет, только не так!

— Драко!

Девчоночий визг будто перекрывает все звуки. Девочка бьётся в судорогах на кровати, а рядом лежащий мальчик почти не дышит. И ревёт, отчаянно ревёт сирена общей тревоги. Дети не справляются со своими снами. Сны ли это? Бегут целители, сбиваясь с ног, растаскивая по реанимационным боксам, спасая жизни, вновь запуская сердца. Пот льётся по лбу, но нет времени его утереть, надо работать. Детские сердца не выдерживают такой нагрузки*. Вот ещё одна остановка и перезапуск, сердце начинает медленно стучать, будто нехотя, но зелья стабилизируют его — и ещё один ребенок останется жить.

Целители понимают, что происходит, даже взрослые, бывает, не выдерживают. Это кризис, война выходит из пациентов, с болью, кровью, дикими, страшными снами. Война выходит, стремясь забрать с собой чью-то жизнь. Ещё одну жизнь. А сердца-то детские… Но сегодня Смерть уйдёт ни с чем. Целители не отдадут ни одного ребёнка этой злобной старухе, что стремится забрать детскую жизнь. Не отдадут любой ценой. И работают руки, летят заклинания, вот прибыла подмога из Мунго. Почти весь наличный состав реанимации. Подменить, помочь, удержать… Держать!

Раннее утро… Специальная реабилитационная база аврората. Вповалку лежат целители там, где их настигла тяжёлая, изматывающая усталость. Сегодня они победили, Смерть ушла ни с чем. Бьются детские сердца в боксах интенсивной терапии. Спят подростки, видевшие так много и едва не ускользнувшие за грань. Они проснутся, и всё будет хорошо, потому что сегодня целители победили.

Комментарий к Часть 9

* По мнению профильных специалистов, так действительно может случиться, примеры такому есть.

========== Часть 10 ==========

Маленькая девочка горько плакала, сидя в своей спальне в американской школе. Буквально несколько недель с начала года совершенно изменили её жизнь. Она ехала в школу, желая увидеть Гарри Поттера, которого обожала всю жизнь, потому что он должен стать её мужем, но в самом конце в поезде многие закричали и начали падать, только некоторые нет… А потом в Большом зале она увидела детей, которые так изменились, и Гарри Поттера, который на неё посмотрел, только чтобы связать и отнять дневник Тома. Как он мог?

А потом они ушли всем факультетом, и буквально через пару дней её с Роном перевели в другую школу. Мама сказала, что она больше никогда не увидит Гарри Поттера, и смотрела так странно. Маленькая девочка чувствовала, что мама к ней относится не так, что что-то изменилось. Как будто она сильно провинилась, очень сильно, и маме от этого больно. Что же случилось? Почему? За что?

Молли Уизли никогда в жизни не представляла, что окажется в такой ситуации. В ситуации, когда одной части семьи лучше не встречаться с другой. Смогут ли близнецы общаться с Ронни и Джинни после того, что пережили? И что же случилось такого, что младшие дети так поступили? Молли Уизли рыдала, не в силах ни на что решиться, поэтому детей в другую школу переводил Артур. Поседевший от горя Артур Уизли.

…Когда Рональд Уизли в очередной раз бросил «друзей» одних, он даже не помышлял о том, чтобы вернуться. В конце концов, он чистокровный, ему совершенно незачем прятаться и шарить по лесам. Единственное, что его беспокоило — странно смотрящая на него Джинни.

— Джинни, почему ты так на меня смотришь? — как-то спросил Рон.

— Тебе не надоело быть таким бедным? — ответила зло усмехнувшаяся девушка.

— Надоело, но что ты предлагаешь? — умом Ронни не блистал, зато на запах денег реагировал, как нюхлер.

— Я предлагаю продать информацию…

— Хм… а нас не обманут?

— Ну, нужно же подстраховаться, — улыбка сестры стала коварной. — И когда Тёмный Лорд сделает Поттера рабом, может быть, он даст и мне поиграть с Героем.

Свою ошибку они не поняли никогда. Как только на руки молодых предателей легли метки, они сами стали рабами без собственного мнения…

Дафна Гринграсс смотрела на свою младшую сестрёнку, в одночасье ставшую намного, намного старше. Это чувствовалось в каждом слове, в каждом жесте, в каждом взгляде. Тори смотрела на неё с какой-то затаённой жалостью и нежностью, и её взгляд был похож на взгляд мамы. А рядом с Тори всегда был Драко Малфой. Внезапно полностью, кардинально поменявшийся Драко. Где спесь? Высокомерие? В его глазах — оружейная сталь и бесконечная нежность, когда мальчик смотрит на сестру. Дафна даже позавидовала сестре, которую любили всей душой, всей сутью.

Ей хватило лишь нескольких слов, чтобы понять, что там, откуда пришли эти двое, её не было. На неё не смотрели с болью, как на родителей, а только с грустью. Девочка не задумывалась, что это значит, она просто внезапно поняла, что нет ничего важнее на свете, чем мама, папа, Тори и этот когда-то вызывавший лишь омерзение мальчишка. В этот миг растаяло сердце Ледяной Принцессы.

— Нет, мы нейтральны, я не пойду за этим Поттером и тебе не советую!

— Дафна, я знала, что ты не поймёшь, — девушка всхлипнула, с жалостью глядя на сестру. — Но я должна, так будет правильно, не хочу быть овцой на закланье.

— Но мы же нейтралы, нас не тронут! — И грустная улыбка сестры.

Горькие слёзы бегут по лицу рано поседевшей волшебницы, и чёрный дым над разрушенным домом…

— Мы отомстим, Асти. — Объятия самого дорогого человека дарят надежду.

***

— Любимый… — Тихий хрип слышен из бокса, и рука нащупывает тёплую руку, чтобы вцепиться и никогда не отпускать.

Он тут, он рядышком, уже проснулся после того ужаса, что был ночью, и смотрит, смотрит, смотрит на неё, ещё слабый, едва шевелящийся, но живой.

Пищит артефакт мониторинга, привлекая внимание целителей и медиведьм. Ещё одна девочка очнулась. Девочкам досталось меньше, потому что мальчики отдавали им свою душу, свою магию до последнего в том прошедшем три дня назад ночном кошмаре. Девочки просыпаются первыми… И первыми паникуют.

— Драко… нет… любимый… нет… — шепчет девочка в боксе, не чувствуя руки возлюбленного, слёзы стекают по щекам и надрывается, мигая багровым глазом артефакт.

Где же он? Где? Ведь не может быть, чтобы его не было! Такое невозможно, нереально, такого просто не может быть никогда. Перед глазами встают мёртвые, остановившиеся глаза, и надрывается криком маленькая девочка, перегружая сердечко своим отчаянием.

— Тише, малышка, тише, моя хорошая, — гладит девочку пожилая медиведьма, не замечая слёз, видевшая на своём веку очень многое, но так и не привыкшая к этому. — Вот твой любимый, он рядом, просто спит ещё, не проснулся он ещё, но он живой, малышка, вот его рука, чувствуешь, какая тёплая?

— Драко… — шепчет успокаивающаяся девочка.

Теперь понятно, зачем многие боксы поставлены рядом. Тянутся руки, шепчут губы, текут слёзы… А вот первым проснулся мальчик. Он рвётся из овивающих его трубок и лент, рвётся и зовёт свою девочку.

— Герми! Герми! Где ты, родная?

Бегут к нему целители, спешит пожилая медиведьма с огромным сердцем, которого хватает на всех. Спешит, чтобы успокоить такого маленького воина, думающего, что потерял самое важное, потерял самого себя. Но первой, ещё до того, как добегают целители, открывает глаза его девочка, и рука нащупывает руку.

— Я здесь, любимый, свет мой. Я рядышком, родной, — шепчут непослушные губы, успокаивая мальчика.

Расслабляются мальчики, закрывают глаза девочки. Они рядом, вместе, навсегда. И плачет пожилая медиведьма, видевшая войну, полчища Гриндевальда, детей, выживших в концентрационных лагерях. Она не смогла привыкнуть тогда и не сможет сейчас, потому что нельзя привыкнуть к такому. Нельзя привыкнуть к страдающим детям, к искренней любви, сметающей все преграды, побеждающей даже смерть.

Просыпаются дети, окликают друг друга, стабилизируются будто бы сами собой. Молодых медиведьм, которые уместны при реабилитации взрослых, убрали с базы, теперь здесь только пожилые, видевшие многое и успокаивающие детей, подобно добрым бабушкам. Медленно приходят в себя дети, постепенно боксы объединяют, чтобы чудом выжившие подростки могли чувствовать друг друга. И вновь на лицах появляются робкие улыбки.

— Мерлин, Кэти! Жива… — обнять, почувствовать её, поцеловать такие любимые глаза.

— Дин… жизнь моя…

— Луна… Невилл…

Им просто не нужны слова, слова лишние, хотя и они прорываются, наполненные нежностью и заботой. Лучистые, волшебные глаза… Дышит… Жива… Улыбается… Жив… Что такое было с ними в ту страшную ночь, никто не понимает, но это неважно. Они живы.

Сначала осмотры, рык целителя на пытающегося прижать к себе девочку пациента, ежедневный страх того, что что-то пойдёт не так. Уверенность, что всё будет хорошо. Ведь не может же быть иначе, правда? Ведь рядом — вторая половинка, то, что и означает для этих подростков жизнь. Весь смысл жизни в одном человеке.

А потом, конечно, начинается массаж, реабилитация, переход в сидячее положение… Медленно, шаг за шагом. Они волшебники, им не надо ждать полгода. Никто никого не стесняется, не боится показаться слабым, напротив, они искренне болеют за каждого.

— Медленно встаём… Вот молодец. Голова не кружится? Ничего не болит? Внимание, пробуем…

Первый шаг. Первое падение, но зубы сжаты, упрямый взгляд по курсу и снова — шаг. Упорный, уверенный, пусть он шатается, но идёт. Шаг вперёд и ещё шаг. Девочкам дают отдых, потому что они доверяют только своим мальчикам. Они болеют за каждый их шаг и, поднявшись сами, шагают в кольце их рук. Судорожно цепляясь, под ободряющую улыбку, оступаясь и почти падая. А рядом они… Сами ещё едва держащиеся на ногах, но поддерживающие всеми мыслимыми и немыслимыми способами.

Руки ещё слабы, но они занимаются на износ, под шипение целителей, нагружаясь, потому что нужно защитить девочек. Обязательно нужно. Потому что к боли они привыкли. Главное, чтобы девочки были. Были всегда. В физическую реабилитацию медленно вплетается и психологическая. Сейчас они очень напряжены, потому что не могут защитить себя сами, как привыкли, и это хорошая возможность реабилитировать психику. Работают целители, исцеляя тела. Работают целители, исцеляя души.

Полностью всё пережитое не забудется, как и война всегда будет жить в их сердцах, но она не будет уже хрипло дышать над ухом, не будет обдувать спину ледяным ветром, не будет стоять с палочкой у виска. Пусть война уснёт в их сердцах и больше никогда не просыпается. И будет снова слышен смех, и шалости будут, конечно, ведь они же дети. Шалости, а не боевые заклинания. Целители сделают всё возможное для этого.

А сейчас они работают, надо восстановить подвижность тела, подвижность рук, ног. Гимнастика, сначала щадящая, потом постепенно усложняющаяся. Мальчики буквально рвут жилы, приходится их останавливать. Им тяжело, иногда очень, до слёз, но за возможность поднять свою девочку на руки они сделают что угодно.

Маленькие воины. Настоящие мужчины. И их девочки. Бесценные сокровища друг друга.

========== Часть 11 ==========

— Что там с Пожирателями, да и с Азкабаном?

— Мели, там всё сложно… Получается и у авроров рыльце в пушку, и у Пожирателей.

— Аластор? Что ты имеешь в виду?

— Ну вот Лестрейнджи — кровная месть. Причём законная. Долохов вообще непонятно за что сидит. А остальные за дело, конечно, но и наших через одного за то же самое сажать надо. Эх…

И заработала машина правосудия, правда, на этот раз действительно правосудия. Каждого в Азкабане, в Министерстве и всех, кто был с меткой, допрашивали при помощи магловских психиатров, веритасерума и менталистов. С одной только целью — выявить тех, кто готов на насилие. Кто ставит своё желание власти выше закона. Кто готов направить палочку на беззащитную женщину или ребёнка. Охрана предотвратила десять покушений на Амелию Боунс и свыше двух десятков — на следователей. Заказчики и исполнители вычислялись и уничтожались без жалости. Дознание проводилось очень жёстко… Азкабан опустел на две трети.

— Что с русскими? Они решили, что сделают с Дамблдором?

— Решили… Но тут возникла неожиданность, я бы сказал.

— Что решили русские?

— Ритуал жизнь на жизнь.

— Вернуть погибшего взамен на саму суть… Демонология же, да?

— Да, Мели, но не это самое странное. Они решили обратиться к Поттеру, чтобы он решил, кого вернуть.

— Ох…

Большой зал центрального купола базы. Полсотни детей, кто сидит, кто полулежит. Лишь Поттер и его Гермиона стоят, держась друг за друга, а перед ними двое русских. Волхв в белом одеянии с огромным, выше человеческого роста, посохом. Демонолог в чёрных, цвета безлунной ночи, одеяниях, украшенных черепом. И двое русских смотрят в глаза подростку.

— Вы можете вернуть одного человека из-за грани. Неважно, когда он погиб, но только одного, а платой станет сама суть Альбуса Дамблдора. Он исчезнет из мира навечно, без права перерождения. Вам решать.

— Брат, ты можешь вернуть отца или мать, — проговорил Невилл.

— Но, может быть, маму Луны?

— Нет, братик, маме хорошо там, где она сейчас, — улыбается Полумна. — А у меня есть Невилл.

— Сью, может? — тихо спрашивает Гарри.

— Не надо, Гарри, верни свою маму, так будет правильно.

Они говорят друг с другом, но Гарри понимает, что и его маме хорошо там, где она сейчас. Но среди них здесь есть человек, которому можно вернуть потерянное. Который просто не живёт, оставаясь с очень близким человеком в прошлом. Мальчик улыбается, и всё понявшая Гермиона улыбается в ответ.

— Мы решили.

— Мы не будем оспаривать ваше решение, но вы хорошо подумали?

— Да, это будет правильно.

И целители, услышав имя, поражённо смотрят на детей. Каким же огромным сердцем надо обладать, чтобы отказаться от возможности обнять маму ради того, чтобы вернуть совершенно постороннему человеку близкого? А подростки, которых все уже зовут «отряд Поттера», облегчённо улыбаются, радуясь решению командира, которое они полностью поддерживают. Так действительно будет правильно.

***

Как же сложна реабилитация после реанимации. Мальчики уже уверенно ходят, вот с девочками сложнее — им тяжело, очень тяжело, хочется просто лечь и заплакать. Девочки, хрупкие, нежные создания… Уже не нужно идти через не могу, и на них накатывает. Накатывают слёзы, истерика, но всегда рядом их мальчики.

— Лунушка, сердце моё, давай ещё один шажочек сделаем? Ещё только один, давай, а?

— Мне тяжело, мне плохо, я устала…

— Малышка моя родная, скоро можно будет отдохнуть, осталось ещё чуть-чуть.

— Я больше не могу…

— Гарри, закопай меня тут.

— Нет, солнышко моё медовое, обопрись на меня. Дай мне свои руки и давай потанцуем, как тогда, в палатке. Давай шажочек… Умница моя.

Ласковые слова, уговоры и просто море терпения. Мальчики тоже быстро устают, остановка сердца — не шутки, не игра. И им тяжело, но они уговаривают своих девочек, поддерживают, носят на себе. Пассивная гимнастика, массаж… Отодвинув медиведьму или целителя в сторону, любящими руками скользят по нежной коже, чтобы самому дорогому существу на свете стало чуть полегче.

— Не хочу! Не хочу-у-у-у, — рыдания быстро утомившейся девочки.

— Ты моя самая смелая, самая упорная, ангел мой. — Объятия, нежности на ушко, поцелуи… И становится легче.

И кормят девочек почти с ложечки. Гарри ухаживает за Гермионой, как будто она сделана из тончайшего хрусталя. Девочка даже раздражается от этого, ворчит, но всё равно улыбается. И он не один такой. Фред и Джордж кормят близняшек, полулежащих в креслах, им очень сильно досталось, и они не могут пока ещё ходить. Проходят дни, недели, и становится проще. Утром мальчики уходят на зарядку и пробежку, стремясь восстановить физическую форму, а потом возвращаются, будят свои сокровища, кормят, ухаживают и снова — массаж, ходить, ходить, ходить… Не всё получается. Кто-то пугается, кто-то отчаивается… Лаванда до сих пор не может ходить — теряет сознание, поэтому Джастин носит её на руках. А вот Ханна уже иногда присоединяется к мальчикам на зарядке. Астория быстро слабеет, но Драко всегда рядом. Всё будет хорошо, обязательно же будет.

Проходят недели, складываясь в месяцы, всё легче девочкам ходить, опять можно колдовать, опять улыбки и весёлый смех раздаётся в зале. Это очень тяжело поначалу, но всё проще потом. Слава Мерлину, детские сердечки справились, слава Магии, все восстановились. И подростки вполне охотно разговаривают с целителями, встречаются с родными. Скоро их уже можно будет выпустить в большой мир. Говорить о победе ещё рано, но она рядом, почти за углом, всё самое страшное закончилось.

Теперь подростки могут просто жить. Сегодня они разъезжаются на «каникулы» по домам, ненадолго, на десять дней всего, у каждого аварийный порт-ключ, который может пробить любые щиты. Сегодня они увидят родных…

Стоят в зале дети, прощаясь друг с другом, они давно не расставались на длительный срок и им даже немного страшно. Но Гарри, оказывается, подумал и об этом — парные зеркала есть у каждого, а у него — целый ворох этих зеркал, потому что он всегда для них есть. Вот уже последние слова отзвучали, и срабатывают порт-ключи. Кого-то к манору, кого-то на вокзал, где его встретят. Пары не разлучаются, они сами решают, куда сначала, а куда потом. Потому что не могут и минуты друг без друга.

Драко быстро заканчивает что-то писать и передаёт пергамент целителю с просьбой отправить в Мунго, а после обнимает свою Асти, улыбнувшись ей и утонув в её ответной улыбке, шепчет ключевое слово. Хлопок.

Гермиона обнимает почему-то нервничающего Гарри, даря ему своё тепло и лучисто улыбаясь и… Хлопок. В зале становится пусто на долгих десять дней.

***

Люциус Малфой разворачивает пергамент, поданный ему целителем, и вчитывается в короткие строки, обжигающие его своим концентрированным теплом. Он читает, не в состоянии сосредоточиться на тексте, и только одна строчка занимает всё его внимание:

«Я простил тебя, папа».

Почувствовав, будто что-то отпускает его, лорд Малфой откидывается на кровать со счастливой улыбкой. Облегчённо плачет рядом с ним Нарцисса.

***

Начальник специальной базы аврората сидит, задумавшись, будто погрузившись в колдографию, на которой играет маленькая девочка, улыбаясь ему. Все эти месяцы он наблюдал за тем, как меняются дети, прошедшие через ад войны. Как появляются робкие улыбки на напряжённых лицах, как впервые звучит смех. Как мальчики заботятся о девочках… если бы она не погибла тогда, может быть, и у неё был бы такой заботливый мальчик? Кто может ответить на этот вопрос? Начальник базы не может отпустить своё прошлое, ведь у него нет ничего в настоящем. Дети разлетелись по домам, а его дом здесь. Конечно, где-то стоит пустой дом, в котором всё осталось так, как было тогда, в тот страшный день. И кажется, что доченька вышла на минутку и скоро вернётся. Пустой пропыленный дом. Никому не нужный дом никому не нужного человека.

Он настолько погружён в свои мысли, что не слышит, как открывается дверь. Тихо-тихо открывается дверь, за которой десятки улыбающихся лиц. И звучит голос. Самый дорогой, самый родной голос, так и не позабытый за эти годы.

— Папочка, я вернулась…

========== Часть 12 ==========

Волнение, даже страх, но улыбается девочка, улыбается и мальчик. Родители искренне рады обоим. Неважно, чьи, они уже поняли, что их дети неразделимы, и приняли это. У них было много месяцев, чтобы принять этот непреложный факт.

— Добро пожаловать домой, сынок… Добро пожаловать домой, доченька…

И они понимают, как им на самом деле этого не хватало. Тёплых маминых рук, доброго папиного голоса. Ночью могут прийти кошмары, но сейчас, сидя за одним столом, дети улыбаются. Улыбаются и взрослые.

— Тори, надо узаконить ваши отношения.

— Да, папа.

— Но мы же… — начинает Драко.

— Это было там, а здесь ещё нет, любимый, — радостно улыбается девочка.

— Тогда да… Всегда да, ты же знаешь.

— И ты знаешь, мой хороший.

— Знаешь, дорогой, их жизнь не позавидуешь, но, глядя на наших детей, я немножко завидую…

И звучат клятвы, нерушимые клятвы быть всегда. Опорой, поддержкой… Быть верными навсегда. Клятвы лишь формально закрепляют суть того, что давно уже данность.

— Дин, оторвись от невесты, дай девочке поесть.

— Он меня кормит, у меня иногда дрожат руки ещё.

— Давай, моя хорошая…

И родители, взрослые люди, видят эту заботу и нежность в каждом движении, в каждом слове, в каждом взгляде. Не все полностью восстановились, не все. А некоторые просто капризничают, как Ханна.

— Не хочу кушать, — надувает губки, как маленькая.

— А мы ложечку за маму… — принимающий её игру мальчик.

— Дети у них хорошие будут…

Молли Уизли, суетящаяся, настороженно посматривающая на всех детей, но Фред ободряюще улыбается Джинни, и девочка расцветает. Она уже знает, что там, откуда пришли её братья, они погибли из-за неё. Девочке это рассказал папа, когда она спрашивала, что случилось. И Джинни приняла это, поклявшись своей жизнью в том, что никогда не предаст. Всё-таки здесь они другие, а близнецам с невестами помогли это понять целители. Война осталась в прошлом, можно просто жить.

Амелия, со слезами смотрящая на Сьюзи, которая устроилась на руках Энтони, закрыв глаза. Женщина очень хорошо знает, что означает такой немножко картинный жест. Абсолютное доверие. Мальчик немного напряжён, не зная, как его примут, но в следующее мгновение расслабляется, робко улыбнувшись. А через пять дней наступает время нервничать для Сью, но она спокойна. У неё есть Энтони.

Родители радуются детям. Пусть поседевшим, но таким родным. И дети это чувствуют всем сердцем, всей душой.

Когда Невилл с Луной оказались дома, мальчик сначала даже не понял, что происходит. Его встречали живые и здоровые родители. Он прикасался к ним, улыбался, но ни на шаг не отходил от Полумны. Ему подарили родителей.

— Луна, малышка, почему ты не кушаешь? — добрый голос Алисии заставляет девочку на секунду затаить дыхание. — Хочешь, я помогу?

Лишённая мамы очень давно и почти забывшая, что это такое, когда есть мама… Девочка только кивает, а женщина садится рядышком и, отобрав ложку у сына, начинает кормить девочку, по лицу которой струятся слёзы.

— Ну что ты, доченька… — шепчет Алисия Лонгботтом, прижимая к себе ребёнка.

А с другой стороны девочку обнимает её сокровище — Невилл. От этого становится так тепло и хорошо, что Луна может только смотреть с такой благодарностью… От которой щемит сердце.

Привычный ритуал представления в Малфой-маноре сорван в самом начале. Всегда спокойная, ледяная Нарцисса падает перед этой парой на колени и зацеловывает Асти и Драко, что-то шепчет, обнимает, прижимает к себе. А за нею стоит Люциус, который улыбается. Мальчик чувствует, что ещё немного — и он упадет в обморок от потрясения. Их здесь любят и ждут. Детям очень важно знать, что их любят. Слышать это. Чувствовать.

Пролетает декада, и отряд вновь собирается в центральном зале базы. Только нет больше напряжённых воинов, готовых к битве в любой момент. Подростки улыбаются, делятся впечатлениями, весело смеются. Девочки рассказывают что-то своё, а потом они расходятся по личным помещениям, чтобы собраться утром.

Будто бы оживший начальник базы в сопровождении девочки лет одиннадцати выходит к «отряду Поттера». Улыбающийся, радостный, он пришёл, чтобы поблагодарить этих детей. Хотя нет таких слов, которыми можно выразить его благодарность за вернувшуюся доченьку. А дети просто улыбаются, потому что всё правильно.

Наутро зарядка, завтрак и общий разговор в зале.

— Вы вполне уже ожили, и мы можем предложить вам вернуться в Хогвартс или, может быть, вы хотите перевестись на континент?

— Нет, Хогвартс нам, пожалуй, ближе. Но что мы там будем делать?

— В школе введена куча новых предметов, — улыбается аврор. — Будет что учить, пойдёте курс на третий, нагоните и будете учиться в спокойной обстановке, у вас же свой факультет?

— В принципе, мы не возражаем. Только надо же догнать, может, здесь лучше?

— В любом случае вас целители пока не отпустят, — улыбнулся Адаберт.

***

Отгремели летние каникулы, полные моря, гор, солнца и радости. Подростки веселились будто бы за все годы, которые прошли в страшном напряжении. Война отпускала их души из своих когтистых лап. Безудержное веселье, много радости, мороженого и даже магловской газировки. Жаль только Сириус не смог принять Гарри таким, каким мальчик стал… Они объездили полмира за время своего отдыха, и вот пришла пора собираться в школу.

Платформа была полна ребятни и их взрослых сопровождающих. К пыхающему паром поезду прицепили дополнительный вагон специально для них. На вагоне были изображены скрещённые мечи и красивой вязью выписано «Отряд Поттера». Вагоны медленно заполнялись. О чём-то шутили парни, смеялись девушки, радовались родители. Всего полсотни человек за минувший год фактически примирили чистокровных с маглами.

Наконец дан гудок, и поезд отправляется. По вагону идёт Гарри в сопровождении Гермионы, на груди сверкают значки старост… Ребята заходят в каждое купе, расспрашивают, улыбаются, делятся впечатлениями. Поезд идёт, звенят гитары, к которым детей приохотили в далёкой северной стране, звучат песни, написанные Невиллом и Полумной. Грустные и весёлые, берущие за душу и напоминающие о цене за это счастье.

Вот поезд приближается к Хогсмиду и медленно останавливается. На платформе стоит Хагрид, собирающий первачков, и Аластор Грюм. Отряд собирается, и вперёд входит Гарри.

— Что вы задумали, декан? — интересуется он, улыбнувшись.

— Торжественное возвращение, — сообщает Грюм.

— Пафосное торжественное возвращение? — поинтересовалась Гермиона.

— О! Вы себе не представляете! — улыбается Аластор.

Вот отряд строится перед дверями в Большой зал. Уже прошло распределение и время начинать пир, но команды всё нет. За столом преподавателей сидит министр Боунс и неизвестный мужчина, в котором узнаётся магловский премьер-министр. Правда, узнают его только маглорожденные, но они делятся своим удивлением и с другими учениками.

Раскрываются двери Большого зала, и входят ученики. Впереди — Аластор Грюм, весь увешанный наградами, за ним легко узнаваемые Поттер с Грейнджер, Лонгботтом с Лавгуд, Малфой с Гринграсс… Ряд за рядом, строевым шагом, который подростки тренировали месяц, они входят в Большой зал и останавливаются лишь у стола, за которым никто не сидит. Встаёт лорд Гринграсс.

— Ветераны, вы сделали многое для нашего мира и страны, и Её Величество, ознакомившись с доказательствами ваших дел, постановила наградить вас.

Долгая церемония награждения крестом «За выдающуюся храбрость». Каждый из этих «новых» учеников получает высокую награду Великобритании. Каждый из них награждается орденом Чести магической Британии. Потому что так посчитали правильным. Это не вернёт погибших и совершенно не нужно самим подросткам, это необходимо тем четырём факультетам, которые сейчас смотрят, раскрыв глаза, а кто-то и рот, на это небывалое и невозможное зрелище — боевая награда на детской груди. Страшное зрелище. Этот день все в Хогвартсе запомнят навсегда.

Потом будет учёба, успехи и неудачи, улыбки и слёзы — это всё, конечно, будет. Но каждый год второго мая, в День памяти, к Чёрному озеру будут приходить повзрослевшие ветераны. Сначала с девушками, потом с женами, детьми и даже внуками.

========== Эпилог ==========

Осень в этом году отсутствовала, видимо, была всё ещё в отпуске. Утро первого сентября выдалось ярким, солнечным и очень жарким. Перемещавшиеся на платформу люди, ведущие детей, левитировали сундуки, чемоданы, птичьи клетки. Отовсюду слышались голоса.

— Лили! Не бей Джеймса, это не он пошутил!

— Мари, ты зачем мальчика подставляешь?

— Скорпи, ты куда побежал?

— Ну ма-а-ам, тут же Лили!

— Привет, Нев!

— Доброго утра, сестрёнка.

— Кэти! Какими судьбами?

— Приехала вот, младшую провожаю, пока муж мой по прериям бегает.

— Асти, ты ли это?

— Джон, стой! Стой, я тебе сказала!

— И тут всё как бабахнет!

— Не догнали же?

Юная девушка с ослепительно-зелёными глазами и непослушными волосами шептала ярко-рыжему мальчику со смуглой кожей:

— Вик, ты набор кнопок не забыл? А петарды?

— Ты так и не объяснила, зачем.

— Там будет один профессор… Он папу не любил и маму тоже.

— Месть?

— Да!

— Я с тобой!

— Конечно, ты со мной, все наши со мной, месть так месть.

Гарри Поттер поправлял новенькую мантию мальчику, удивительно похожему на отца.

— Джеймс, факультет не важен, важно совсем другое. Помни, мы с мамой всегда рядом, надо будет — замок разнесём.

— Пап, ты мне это уже говорил, и я тебе клянусь, что защищу наших девочек.

— Мар, стой! Стой! Что значит «ложись»?

Громкий «ба-бах» на платформе вызвал лишь улыбки. Это повторялось из года в год — наследники близнецов взяли от родителей всё самое лучшее. Директор Гринграсс только улыбался на жалобы других профессоров. Здесь он был на своём месте.

— Итак… Малфои, Уизли, Поттеры, Лонгботтомы, Голдштейны, Смиты и все остальные, внимание!

Дети замерли и начали формировать некоторое подобие строя вблизи говорившего. Молодой человек, обнимающий с любовью смотрящую на него женщину, строго нахмурил брови, хотя женщина улыбалась. Она слишком хорошо знала мужа.

— Все всё помнят? Ведём себя прилично, старших ребят за косой взгляд не проклинаем. Профессоров из рогатки не расстреливаем. Если что-то происходит, все знают, к кому обратиться. На жалость профессору Малфой не давим. Вопросы?

— Нет вопросов, профессор Лонгботом!

— По вагонам!

Паровоз загудел, и красивый поезд двинулся, набирая ход, в сторону Хогвартса, даря детям годы учёбы, радостей и печалей… У них всё будет. Будут первые экзамены, взгляды, признания… Будут драки, дуэли и пакости. Будут слёзы и любовь. Не будет в жизни этих детей лишь одного — войны. Никогда не будет.

А взрослые улыбались друг другу, обнимали любимых жён и отправлялись на ставшую традиционной прогулку в Хогсмид. Боевое братство — оно навсегда.

***

Каждый год, второго мая, в годовщину того последнего боя, они собирались здесь… От станции Хогвартс-экспресса до Чёрного озера совсем недалеко. Медленно брели сюда мальчики и девочки, постепенно становясь взрослее. Но в этот день они приходили сюда, где на их деньги стояла простая стела с надписью «Больше никогда». Звучали песни, лились напитки, спиртные и не очень. Грустили люди. Вспоминали то, чего никогда не было. Горели люмосы, взлетали фонарики, но в глазах не было больше боли и отчаяния.

Когда-то давно, будто миллион лет назад, они сражались здесь и умирали. Это было совсем в другом мире, в мире, которого больше нет, по крайней мере, для них. Но здесь они обрели родителей и тех взрослых, которые закрыли их от новой беды. Исчезли различия, ушла война из сердец и душ. Они стали специалистами, учителями, целителями, но в первую очередь, они навсегда остались братьями и сёстрами. В этом мире всё было хорошо.

Традиционно стоял пустым стол ветеранского факультета в Большом зале, как памятник факультету, которого не должно быть в школе, потому что воюющие дети — это очень страшно. Пока есть хоть один взрослый — нечего ребёнку на войне делать. Здесь не случилось того, что было реальностью в другом мире. И уже не случится. Никогда.

На призрачном вокзале было пусто.