Хлебушек (СИ) [Алька Артуровна Белкова] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

  Однажды Валера проснулся и понял, что он - хлебушек. Казалось бы, совсем недавно отпраздновал своё тридцатипятилетие, как натуральный человек. А этим утром - хлебушек.



  Первой в комнату забежала его жена - некогда красивая, ныне же увядающая крашеная брюнетка. Она начала кричать:



  - Валера, ты проспал! Валера, тебе надо бежать на работу! Вставай, Валера.



  - Не могу, - прошептал Валера. - Я хлебушек. Хлебушки не встают и не работают. Но их можно укусить за бочок. Смотри, какой он у меня золотистый, ароматный, хрустящий. Мажь маслом и откусывай.



  - Валера, не издевайся надо мной, - зашипела жена. - Живо встал и пошёл!



  - Как же я встану, - Валера заплакал. - Я же хлебушек. Ни ручек, ни ножек нет. Одна сладенькая корочка и упругая мякоть. Съешь меня, пожалуйста, пока я не зачерствел.



  Жена странно посмотрела на него и ушла, хлопнув дверью. Валера посмотрел ей в след, тихо вздохнул и продолжил лежать, ожидая, когда же его съедят.



  Следующим зашёл незнакомый мужчина в белом халате, поверх которого была накинута куртка. Чёрные его волосы были аккуратно зачёсаны под белую шапочку, на носу сверкали стеклом круглые очочки, а на подбородке красовалась пушистая козлиная бородка.



  - Здравствуйте, Валерий Митрофанович, - бодро зачесал с порога он. - я - Эдикт Платонович. Психотерапевт в десятом поколении и невролог в третьем. Рассказывайте, батенька, как там ваше самочувствие?



  - Хорошее у меня самочувствие, - улыбнулся Валера. - Замечательное.



  - А как поживают ваши руки и ноги? - Не унимался врач.



  - Какие руки и ноги? - Удивился Валера. - я хлебушек, а у хлебушков не бывает рук и ног.



  - А что же это тогда? - Эдикт Платонович всплеснул руками и похлопал по одной из конечностей пациента ладошкой.



  - Это? - Валера нахмурился, скосил глаза, но так и не разглядел, чего там касался врач. - Это часть моего хлебушкового тела. Очень вкусная, кстати. Попробуйте.



  - Вот те на, - Эдикт Платонович поправил сверкнувшие очочки. - Вот так так! А шеей пошевелить можете?



  - Что такое шея? - Валера растерянно заморгал.



  - Так, так, - Врач выставил вперёд бородку. - А вы знаете, что у хлеба глаз не бывает и говорить он не может. А вы вон как моргаете и губами шевелите.



  - Такой вот я особый хлеб, - вздохнул Валера. - съешьте меня уже. Жуть как устал ждать.



  - Валерий Митрофанович, вы разве не боитесь смерти? - Эдикт Платонович склонил голову к плечу. - Ведь если вас съедят, вы умрёте.



  - Умру, - тихо ответил Валера. - Только понимаете, в том-то и смысл всех хлебушков. Так умереть. А без этого и смысла-то нету. Вот у вас, например, какой смысл?



  - Мой смысл напомнить вам, что вы человек, а не хлеб, - врач поднял указательный палец к потолку. - И человек - это звучит гордо!



  Валера на эту тираду только горько вздохнул. Похоже, сегодня его не съедят.



  После этого Эдикт Платонович начал навещать Валеру каждый день. Он увещевал пациента, ходя из угла в угол, сгибал его конечности, сладко хрустя суставами, и даже помогал кормить его с ложечки. Валера страдал. В него заливали супчик - он переживал, что размякнет. В него запихивали кашу - он терзался, что из хлебушка придётся стать булочкой (срам-то какой!) с начинкой. На все возражения мучители лишь отмахивались.



  И вот настал тот ужасающий день, когда Валеру поставили на ноги и заставили пройти несколько шагов на негнущихся ногах. Бедолага не удержал ускользающего равновесия и весь в слезах рухнул на пол. Из чрева его полились горестные звуки испуганного хлебушка. Как так - у него и ноги? Ещё и на пол упал, запачкался. Кошмар какой.



  - Ну, ну, батенька, не плачьте, - Эдикт Платонович потирал белые ручки с длинными, как лапы у паука-сенокосца пальцами. - Первые шаги - они же самые сложные. Дальше всё пойдёт лучше. И вы пойдёте тоже.



  Валера всхлипнул и тихо заскулил. Объяснять очевидное этим извергам он уже устал.



  Шаг за шагом, день за днём он учился ходить. Поддерживала его ускользающие силы только мысль, что уж снаружи-то, за стенами квартиры люди не такие жестокие. И обязательно его съедят. Даже мечтал иногда вечерами, щурясь от удовольствия - вот выйдет он на улицу, а там на него сразу со всех сторон налетят детишки, да голодные студенты и вмиг крошки на крошке от него не оставят. А может, даже есть магазины, куда привозят людей-хлебушков и они лежат там, на деревянных